Береги Алку бесплатное чтение

Жизнь прекрасна, когда молодой

Так думал Славик, с улыбкой глядя на весенне солнце, и ощущая в сердце тепло от портфеля с главной оценкой года – пятёркой по электротехнике.

Жизнь прекрасна, пока молодой, пока пятёрочка твоя отразится доброй и ободряющей улыбкой бабушки, и когда к остановке, к которой ты только подходишь, словно специально для тебя подкатывает новый чистенький и абсолютно пустой автобус. Садись на любое место!

Жизнь прекрасна, улыбался Славик, удобно устраиваясь на своём любимом заднем, правом, угловом, а главное мягком сиденье.

На остановке "Центральный рынок" в автобус завалился Сарыч, бывший Славкин одноклассник. В пятом классе сидели за одной партой.

Сарыч бухнулся рядом, навалился на Славика и, привычно и громко гогоча, протянул руку:

– Здорово, пацан.

Для Сарыча все, кто проживал на его улице, были пацаны, а кто на заречной части города – бзделки. Сарыч своих уважал. Даже защищал иногда. А его защита с его-то бойцами – это ого-го.

Славик нехотя очнулся от приятной автобусной дрёмы, лениво пожал руку Сарыча. А рука у Сарыча крепкой и жёсткой.

Сарыч, как и вся его уличная компания, качался в подвале пятиэтажки, что у завода. Там у них целых два зала, штанги, гири, даже ринг боксёрский.

Там был главный штаб «Центральных». Так они себя называли. Все они ходили в синих трениках и ярких кроссовках.

Многие парни мечтали позаниматься там. Да не многих брали.

К Славику Сарыч относился хорошо.

Может помнил, что они когда-то в детстве они росли в одном доме на берегу реки и были неразлучными друзьями. Класса до пятого, наверное.

И всегда приглашал «покачаться» в свой зал.

Может, потому что не мог никак забыть Сарыч, что Славик единственный из их класса и взрослых, кто присутствовал при этом происшествии, единственный, кто бросился его спасать. Когда Сарыч, кривляясь перед девчонками подпрыгнул так, что лёд ним, лёд уже весенний треснул и парень сразу ушёл под воду.

Он кричал, брыкался, захлёбывался. Его все сильнее утаскивало течением. Но никто, то ли от страха, то ли неожиданности случившегося, не пошевелился.

Все замерли.

И только Славик, не раздумывая бросился спасать друга.

Он схватил длинную ветку подбежал к полынье и несмотря на то, что лёд под ним тоже трещал, протянул ветку и закричал:

– Сарыч, ветку хватай. Держись за ветку. Сарыч уже был подо льдом, когда его рука схватилась за спасительный прут.

Крепко схватилась.

И так постепенно, взрослые держали Славика, Славик прут. Так , сообща и вытащили парня.

– Как дела, Славик, – хлопнул его по плечу Сарыч, – все учишься? Ну. Ну.

Помолчали.

Сарыч, как всегда, был одет супермодно. Черные клёш, из толстой матросской ткани, яркая цветная рубаха приталенная, высокий воротничок, полуботинки на каблуке со шпорами.

Уже подъезжали к его остановке, когда, вставая, Сарыч напомнил недружелюбно (похоже, кислый вид Славика ему не понравился):

– Ты, пацан, не забывай, в субботу на мосту с зареченскими.

Славик в шайку Сарыча не входил. Но, если район на район встречались «поговорить», то участвовал всегда. Как все пацаны его возраста.

За своих постоять – это святое.

Уже выходя, спускаясь по ступенькам автобуса, Сарыч, то ли для себя, то ли специально для Славика проворчал:

– Учится он. Поговорку не знает. "Век живи, век учись, дураком помрёшь".

И заржал сам себе.

Ехать ещё было долго, и Славик достал письмо своего друга и соседа по двору, Женьки.

Тот уже год как отпахал в Армии.

«Привет из Челябинска!

Здравствуй, Славка!

Извини, конечно, что не писал тебе, но ничего не поделаешь – служба; вот сейчас пишу тебе письмо на занятиях по политподготовке, зарылся в угол, спрятался за спину и черкаю.

Служба моя течёт потихоньку, уже восемь месяцев за плечами. Скажу тебе, Славик, что это тебе не пальцем щёлкнуть или по парку прогуляться, не лясы философские вам с Чешиком точить. (Кстати, привет ему и Витьку передай).

Это служба, Славик!

Может для тебя, живущего на гражданке и в городе, это и ерунда мои восемь месяцев службы, но ничего, попадёшь во солдаты, тогда узнаешь, что такое и чем тут заедают.

Литературой, как ты наивно рекомендуешь мне, тут заниматься нет времени. Его, вообще, у солдата чуть-чуть поменьше чем у зайца хвостик.

Помню, давно это было, получил я от тебя письмо, да ни какое-нибудь, обычное, в простых словах, а в лихих стихах.

Хотел, Славик, забияка ты этакий" (ты не подумай, что я обиделся, что ты хихикнул малость) тебе тоже ответить в стихах, да времени на то с фигушки.

Ты знаешь, трудно в Армии, даже в трудармии, как я называю свой стройбат.

Вот я вчера всю ночь не спал и день весь, а сегодня удалось поспать часа 4. Потому что всю ночь писал комсомольскую документацию. Перебирал все. У меня в сейфе целый архив. Комсомольцев больше сотни. Так что посчитай, сколько нужно бумаги.

Черт, ты помнишь, как я в отличие от тебя не любил канцелярщину и как смеялся над тобой за это. А сейчас самому приходится зарываться в бумаги порой до кончика носа. Вот как вчера.

Ну о себе, пожалуй, все. А как там твои дела? Литературный кружок твой, контора твоя, развалилась или пишет? Сдал свой роман в печать или нет ещё? Давай же отвечай, не тяни резину, а то мне здесь уже читать нечего. Пиши о себе, да побольше. Ну пока. Привет всем передавай.

Привет предкам. Жму твой кардан. Твой друг «Петрович».

Будешь встречать 23 февраля не забудь за меня звякнуть бокалом!

Да и подальше держись от этого Сарыча и его своры. Я только тут, в Армии понял, что подленькие они, не настоящие, не друзья нам с тобой.

Пока.

Учись, студент.»

– Вот, он молодец, твой друг-то! – похвалила Женьку бабушка, когда Славик рассказал ей про это письмо.

Чай был горячий, и поэтому рассказ получился подробный.

– Вот, правильно он тебя уму-разуму учит. Слушайся друга-то.

Славик даже не рассердился. На бабушку разве можно? Что она, старая, понимает в жизни современной.

– Спасибо. – Славик поставил стакан в большом серебряном подстаканнике на поднос, – спасибо, бабуся, вкусные пирожки. Ничего и никого я слушать не буду и не собираюсь. У меня свой ум!

Поставил на место стул, на котором сидел:

– Мы пойдём, своим путём! – подмигнул он.

Бабушка юмор про Ленина, конечно, не поняла.

И от этого Славик почувствовал себя ещё большим суперменом.

– Эй, – крикнула вдогонку бабушка, – зонт не забудь, Сам с усам.

Дождя на улице, собственно говоря, и не было. Так, моросня, типа тумана.

Витька уже ждал. Славик запрыгнул на спинку скамейки. Вздохнул.

– Эх, Витек. Ещё один день канул в Лету.

– Собственно, о чем ты, Славик, жалеешь. – Витек никогда со Славиком не соглашался. – Ну прошёл день и прошёл. Так жизнь устроена: завтра становится сегодня, сегодня превращается во вчера. Нормальный ход вещей. Не парься.

Славик с Витьком и Чешиком друзья с первого класса. Живут рядом. Чешик сегодня не смог с ними идти на футбол. Лабораторная по электротехнике. А свою команду поддержать – святое дело. Вдвоём сходят.

А вдвоём Славке с Витьком оставаться опасно. Витек никогда не соглашается с ним, и они постоянно о чем-то спорят. Иногда до того, что Чешик не выдерживает, разводит их и ворчит:

– Ну, когда вы прекратите пикировать, бомбардировщики?

Вот и сегодня Славик снова посмотрел на Витька свысока и произнёс:

– Ты знаешь, Витек, я думаю, что человек рождается для того, чтобы творить и любить. Чтобы быть свободным и счастливым. Чтобы воплощать свои мечты и идеалы в реальность. Чтобы быть героем своей жизни. Так учил Руссо, так говорили романтики.

Витек покачал головой и вздохнул.

– Славик, ты живёшь в иллюзиях. Человек – это всего лишь продукт природы и общества. Он не свободен, он подчиняется законам и судьбе. Он несчастлив, он страдает от желаний и страхов. Он не творит, он повторяет и копирует. Он не герой, он раб. Так учил Шопенгауэр, так говорят экзистенциалисты.

Славик фыркнул и скрестил руки на груди.

– Ты ошибаешься, Витек. Ты просто не веришь в себя и в свои возможности. Ты боишься жить по-настоящему. Ты предпочитаешь смириться с тем, что есть, а не бороться за то, чего хочешь. Ты отрицаешь свою индивидуальность и своё предназначение. Ты забываешь о том, что человек – это не только часть природы и общества, но и часть Бога.

Витек усмехнулся и пожал плечами.

– Славик, ты фантазёр и мечтатель. Ты не видишь реальности такой, какая она есть. Ты создаёшь себе иллюзорный мир, в котором все хорошо и прекрасно. Ты игнорируешь свои ограничения и проблемы. Ты преувеличиваешь своё значение и свою роль в истории. Ты забываешь о том, что человек – это не только часть Бога, но и часть зверя.

Славик и Витек посмотрели друг на друга с недоумением и раздражением. Они понимали, что не могут убедить друг друга в своей правоте. Они понимали, что они слишком разные, чтобы думать одинаково. Они понимали. А ещё понимали, что что они, хоть и думают по – разному, но, все-таки, друзья. Друзья детства.

Славик улыбнулся и спрыгнул со скамейки.

– Ладно, Витек, давай не будем спорить больше. Чешика нет. Разругаемся ещё, так кто нас разводить и успокаивать будет? Каждый имеет право понимать мир как он хочет и жить в нем по своим правилам не мешая другим. И ты и я тоже. Согласен? Главное – чтобы мы были друг с другом.

Витек улыбнулся в ответ, поднялся со скамейки и похлопал снисходительно по плечу своего товарища:

– Пошли уж, философ, на футбол опаздываем.

Морось вроде прекратилась. Даже посветлело. И где-то далеко за ещё раздражённой тучей мелькнули солнечные лучи. Но, похоже они тучку не испугали.

Идти недалеко. Кварталов пять. Спорить уже было не о чем. Да и не хотелось.

Однокурсница

Славик снова вспомнил свою первую встречу в Алкой.

Сидели в классе. Пары почему – то было, то ли заболел препод, то ли опаздывал. Как всегда, в таких случаях сидели, травили анекдоты.

Славик просто не мог дальше сидеть с пацанами, он не мог больше слушать их пустую болтовню, резали слух эти дурацкие анекдоты.

Рассказал им очередной, его очередь подошла, и пока все ржали, он, вздохнув и нахмурив брови просто поднялся и вышел из класса. За спиной раздавался гогот. Здорово он их завёл. Хороший анекдот вспомнил.

Хорошо, что ее, Алки, их новой однокурсницы рядом не было. Не для девичьих ушей анекдот.

В коридоре уже было наполовину темно. Тихо. И он подумал о ней. Об Алке. Новая студентка, которая всего месяц назад появилась в их группе. Своей тайной любви. С которой просто мечтал встретиться, признаться. Так хотелось быть с ней рядом. Поболтать о том, о сем. Главное быть рядом и в глаза ее большие зелёные жемчужные смотреть, смотреть и смотреть.

Он уже представил слова какие скажет, как возьмёт ее за тёплую пухлую маленькую ладошку, как…

О фантазии.

Он снова вздохнул и быстрее зашагал по коридору громко стуча модными самодельно подкованными полуботинками. Почти, как у Сарыча.

И, о чудо! В конце коридора он увидел ее.

Она была одна. Стояла у окна. Листала тетрадь. Черные как звёздная ночь волосы лежали на воротнике белого свитера, рассыпались по плечам. Удивительно оранжевый шарфик ласково висел на шее, обнимая кругленькие плечики.

– Ого. – прошептал Славик и в нерешительности остановился. Зачем-то потёр лоб. Как бы оценивая ситуацию: подойти – не подойти. Поболтать – не поболтать.

Зачем-то поправил воротник, от которого ему вдруг почему-то стало жарко. И от жары этой ещё больше смутился.

Так и не решился идти дальше. Потому что пройти просто мимо не мог, а если остановиться, не знал о чем и говорить.

И пятясь и не спуская с неё очарованных глаз, бочком – бочком протиснулся в пустой тёмный класс и чуть дыша сел за первый же попавшийся стул, откинулся на спинку и печально вздохнул.

Опять не решился. – почему-то печально подумалось. Закрыл глаза. Тишина. Гулко бьётся сердце. Так громко, что точно в соседнем классе слышно. А уж в коридоре точно.

А там шаги. Все ближе, ближе. Ближе! Славки закусил губу. Да что-то перестарался. Но боли не почувствовал.

Она идёт. Она Идёт. Она Ближе. Она уже рядом. Она проходит. Она проходит. Дальше. Дальше.

И тишина.

Он низко опустил голову. Бьётся сердце. Волнительно, как-то. Любовь, что ли?

– Что задумался? В лужу не ступи. – прервал его томные воспоминания Витек.

То ли погода, то ли луч солнца, блеснувший сквозь тучи, но Славик сдуру и рассказал ему о своей девчонке. Как осмелился, как подошёл. Как в парк с ней сходили.

Не знаю, как футбол, а настроение дождик парням все-таки подпортил. То он, дождь-не-дождь. То ли спор об Алке.

Когда он закончил свой напиленный романтикой новых не испытанных ранее ожиданий свой монолог о своей новой однокласснице, которая у них появилась в колледже, и о том, что он с ней пытается что-то замутить, Витек, услышав ее имя, даже ошарашенно остановился:

– Ты что? С ума сошёл? Ведь это девчонка Сарыча! Весь город об этом знает. Лишь ты, лопух…

Славик ещё раз посмотрел на светофор, поднял воротник и, догоняя Витьку, продолжал:

– Ну и что из того? Мне без разницы, слышишь ты, мне без разницы, кто с ней ходил раньше. Мало ли, что было до меня. А сейчас она моя подружка. Она со мной даже в кино ходила!

– В кино? – Витька обернулся и недобро усмехнувшись пробурчал, – в кино? Да ты ей мороженое покажи, она с любым в кино пой,,,

Договорить он не успел.

Его нераскрытый зонтик полетел на землю.

Славик сам не ожидал, но толчок в Витькино плечо больше походил на удар правой. Он хотел извиниться. Но язык не поворачивался. Зло смотрел в стриженый Витькин затылок.

Витек вздохнул. Молча поднял зонтик. И ушёл вниз по направлению к "Алым парусам". К тому кинотеатру, в котором Славик вчера с Алкой смотрели последний сеанс.

Славик остановился. В голове все ещё звучали слова Витька, брошенные напоследок:

– Зря не слушаешь друга. Я тебе от всего сердца совет даю.

– Нужны мне твои советы. Сам разберусь. Не тупее тебя. – пробурчал Славик, раскрывая купленный недавно, но уже сломавшийся наполовину черный зонт.

Дождь уже не моросил. Поливал.

Вот и с Витьком рассорились, и на футбол не сходили, и день пропал.

Что за жизнь такая!

А Алка? Да, это просто ослепительная девчонка! Настоящая мечта. Мечта любого пацана.

Славик даже не заметил, что использовал сленг Сарыча.

Привык что ли?

– Ну и черт с ним, с футболом. – подумал Славик, заворачивая домой. Футбол – это зрелище не для одного. Туда надо ходить с друзьями. Зато завтра вечерком гуляем с Алкой в парке. А с Витьком завтра же помиримся. За бутылочкой Фанты.

Славик уже был таком в радостном предвкушении предстоящей завтра вечерней прогулкой с Алкой, что даже и не очень расстроился из-за ссоры с другом.

Славик и Алка встретились в городском парке, где цвели сирени и акации. Воздух был наполнен ароматом цветов и свежестью весны. Небо было ясное и звёздное, а луна светила ярко и мягко.

Не совсем чистая с какими-то расплывчатыми пятнами по бокам, но совершенно круглая луна снисходительно склонилась над краем парка, почти задевая верхушки редких сосен.

Она была ещё очень бледная, лишь розоватые лучики уставшего от дневной вахты солнца румянили ее. Казалось, она смотрела на мир и, увидев что-то, стеснялась, розовела. Было ли это стыдливое смущение юной мечтательницы или гневное возмущение сдержанной девушки. Вернее все вместе. Об этом говорил и ее нежный свет, которым она озаряла изредка поэтов и влюблённых, постоянных ее ночных собеседников. А сегодня ещё и аллеи парка.

Славик у Алка шли по аллее, держась за руки и обмениваясь улыбками. Они чувствовали себя счастливыми.

– Ты знаешь, я очень рада, что мы с тобой познакомились, – сказала Алка. – Ты такой интересный и необычный. Ты мне очень нравишься.

– И ты мне нравишься, – ответил Славик. – Ты такая красивая и добрая.

И, немного подумав, вдруг выпалил:

– Ты моя первая любовь.

Ух! Даже от сердца отлегло. Произнеслось это как легко и просто, будто знакомы они были много лет.

– Да? А я думала, что ты уже много раз влюблялся, – удивилась Алка. – Ты же такой умный и образованный. Ты читаешь такие книги и слушаешь такую музыку.

– Нет, я не влюблялся никогда. Я только читал о любви в книгах и слушал о ней в песнях. Но теперь я знаю, что это такое на самом деле. Это то, что я чувствую к тебе.

– А какие книги ты читаешь? «И какую музыку ты слушаешь?» —спросила Алка.

– Я читаю философские книги Жан-Жака Руссо, он говорит о свободе и равенстве людей. Я читаю стихи Вознесенского и других шестидесятников, они говорят о жизни и любви. Я слушаю песни Высоцкого, он поёт о смелости и правде. Хочешь, я тебе прочитаю или спою?

– Да, хочу! – воскликнула Алка. – Я никогда не слышала таких речей. Ты меня просто удивляешь и восхищаешь.

«Не слышала, – ехидно подумалось Славику, – это тебе не с Сарычем ходить!» – и он гордый за себя, такого интеллигентного и умного, похлопал себя по карманам. Где – то в них должна быть книжка стихов.

Они сели на скамейку под деревом и Славик достал из кармана маленькую красную книжку с коротким названием: Осип Мандельштам. Стихи.» Открыл на случайной странице и прочитал:

В тот вечер не гудел стрельчатый лес органа.

Нам пели Шуберта- родная колыбель.

Шумела мельница, и в песнях урагана

Смеялся музыки голубоглазый хмель.

Алка слушала его с восхищением и трепетом. Она прижалась к нему и даже неожиданно поцеловала его нежно в шаечку.

На следующий день после уроков Славик проходил мимо кафе с банальным названием "Волна", которое принадлежало Сарычу.

Вот и сейчас, увидев, как Сарыч и Жига машут ему рукой, приглашая подойти, понял, разговор у них к нему есть.

Хоть и было ему всего семнадцать лет, но он уже убедился, что случайностей в жизни не бывает. Напрягся.

И не ошибся.

Сарыч отправил Жигу куда-то по делам, пригласил Славика зайти.

Славик сначала думал было отказаться, причину назвать какую-нибудь, что некогда, что спешит. Но счёл такое увиливание бесполезным и позорным для себя.

Ситуация складывается такая, что от разговора с Сарычем н уйти.

Вздохнул и уселся за предложенный столик с красивым видом на реку.

Сарыч махнул рукой, и официантка принесла одну пива и чашечку кофе. Сарыч знал, что дома у Славика все заваривают кофе, молотый, настоящий. А пиво пацану ещё рано.

– Ну что, студент, все учишься? – повторил он свою вчерашнюю автобусную фразу, но поговорку автобусную не вспомнил.

– Смотри, Славик, у меня учись!

Он обвёл рукой пространство вокруг, как бы подтверждая, что это все его.

– А не у своих тёток в колледже. Ты посмотри, как я живу свободно, весело, богато. Я не хожу в школу, я не работаю, но у меня все есть. У меня есть деньги, машина, девушки. Я могу делать все, что захочу. Я не зависим от никого. Я сам себе хозяин.

Славик знал, слышал, что над Сарычем есть дядька, который за всем в городе присматривает. Над дядькой есть ещё дядька. И никакой Сарыч не хозяин. Отдали ему задрипанную кафешку как в поговорке "На тебе, боже, что нам не гоже". Бросили как кость собачке. А он и доволен. Хозяин тоже мне.

Но он не стал душу Сарыча бередить. А просто спросил:

– А ты не боишься, что тебя поймают? Что тебе дадут срок? Что ты потеряешь все, что у тебя есть?