Два мига для тебя бесплатное чтение

Кэтрин Полански
Два мига для тебя

Глава 1

Сияющий тысячами свечей Соммерсет-хаус искрился масками.

Маскарад. Вседозволенность. Будто бы никто никого не узнает... Огромная бальная зала задрапирована темно-зеленым шелком, с балконов свисают побеги плюща, пока еще свежие, но к концу вечера, вернее, к утру они завянут, ибо умирают уже сейчас, безжалостно срезанные рукой садовника по прихоти хозяев дома. Даже эта зала – жуткая маска, а под ней – смерть и фальшь.

Дарина прибыла на маскарад вместе со своей подругой Беатрис. Конечно же бал у Соммерсетов пропустить нельзя ни в коем случае. От таких приглашений не отказываются. Дарина поморщилась. Беатрис и Эван всю неделю пели ей эти песни в два голоса.

Череда гостей медленно втягивалась в залу, мажордом громко объявлял об очередной титулованной особе, почтившей своим присутствием сие сборище.

– О, это же граф Шелдвик, – воскликнула Беатрис и вытянула шею, стараясь разглядеть упомянутого графа получше. – Ты обязательно должна станцевать с ним хотя бы один танец, дорогая. Он очень влиятелен. Твой муж будет доволен.

Дарина рассмеялась:

– Но, Беа! Как я найду его в такой толпе?

Оркестр как раз заиграл очередной танец, и гости засуетились, разбиваясь на пары и выходя в центр залы.

Вот амур с крылышками и отвисшим животиком ведет под руку грустную ведьму в остроконечной шляпе, вот кривоногий Пьеро важно вышагивает рядом с пышнотелой музой со смазанной помадой... Вполне вероятно, что в этой шумной толпе присутствует множество приятных людей, красивых и молодых, но Дарина просто не хотела этого замечать. Каждый видит лишь то, что хочет видеть.

– Это неважно. Эван сам найдет тебя и представит нужным людям.

Дарина покачала головой. Да, конечно. Найдет и представит. Для чего нужна жена? Для того, чтобы представлять ее нужным людям. А она должна улыбаться, выслушивать глупости и танцевать как заведенная. Как же надоела эта маска-бабочка! Неудобная, и смотришь как через забрало. Зато к платью подходит. Одеваясь несколько часов назад для маскарада, Дарина согласилась на первое же платье, что предложила горничная Салли, решив просто дополнить его классической маской-бабочкой. Может, стоило все же вырядиться какой-нибудь монахиней? Тогда и маску можно было надеть маленькую, черную и шелковую... Или вообще не надевать никакой. Зачем это ей? Она ведь не собиралась делать ничего, идущего вразрез с правилами приличия. И наряд на ней сегодня не располагает к вольностям: тяжелый бархат насыщенного и мрачного цвета старого красного вина, расшитый цветочным узором, неглубокое декольте, скромно прикрытое полупрозрачным шелком, умеренно обнаженные плечи, длинные перчатки в тон платью. Волосы ей Марион уложила в скромную прическу, украшенную серебряной сеточкой с мелкими жемчужинами. Наверное, зря. Дарина знала, что волосы у нее хороши: густые, темно-каштановые, струящиеся крупной волной. Хотя... Для чего? Для кого? Привлечь внимание пустого ловеласа? Любовника на ночь, на час, на мгновение? Заинтересовать собственного мужа?

– Как же мне надоели эти светские игры в лояльность...

Беатрис приобняла ее. Подруга сегодня являла полную ее, Дарины, противоположность. Беа великолепно смотрелась в греческой тунике, котурнах и с маленьким золотым луком через плечо. Амурчик.

– Милая... Я понимаю.

Дарина кивнула:

– Да. Спасибо.

Хоровод масок завораживал и утомлял. Дарина прищурилась, пытаясь разглядеть в толпе своего мужа, который собирался прибыть на бал немного раньше ее и Беатрис. Зеленый камзол, зеленая маска Робин Гуда...

Робин Гуд сорока трех лет от роду. В серых облегающих лосинах. Какая гадость. Дарина улыбнулась: возможно, это и к лучшему, что она не может его найти.

Ее подхватили под руку и закружили в танце. Вальс. Дарина всегда любила этот танец, такой простой, но такой... Будто плывешь, будто бы под тобой не паркет бальной залы, а облака. Правда, удовольствие от танца сильно зависит от того, с кем танцуешь.

– Прекрасная незнакомка, будет ли мне позволено припасть к вашим стопам и облобызать их? – Вседозволенность маскарада позволяла абсолютно незнакомому мужчине обращаться к ней весьма фамильярно.

Белозубая улыбка, широкая испанская шляпа, тщательно закрученные усы... Дарина с облегчением вздохнула. Это не муж. Это не кривоногий амур. Это... просто красивый мужчина.

– Ах, что вы! Здесь грязный пол. – Клевета, конечно. Грязный пол в резиденции герцога Соммерсета – это нонсенс.

Незнакомец рассмеялся и закружил ее в очередном повороте вальса.

– Разве это остановит истинного кабальеро? – Дарине неожиданно захотелось наступить ему на ногу.

– Истинного кабальеро не остановит ничто, – согласилась она, вежливо улыбаясь. Как знать, может, это тот самый влиятельный граф. Значит, надо улыбаться. Все время улыбаться.

Странно, но где же Эван? Дарина вежливо отказалась от танца с весьма миловидным молодым джентльменом в костюме итальянского кардинала и поднялась на балкон. Да уж, пытаться разглядеть кого-либо в плотной толпе танцующих и сплетничающих титулованных особ – абсолютно бесполезное занятие. На балконе было чуть посвободней, чем внизу, но гораздо жарче. Дарина устало вздохнула, бросила еще один взгляд на танцующие пары, пытаясь все же найти мужа, и спустилась обратно в залу.

И опять улыбки и поклоны. Кто все эти люди? Кажется, скоро уголки ее губ навсегда останутся приподнятыми, как у той маски Арлекина, что промелькнула мимо. Ну что ж, она избавит себя от лишних усилий в дальнейшем. Что ни делается, все к лучшему, нельзя этого забывать, даже если хочется пойти и утопиться в ближайшем пруду. Кстати, о пруде... Как здесь невыносимо душно! Дарина взглянула вверх: свечи в люстрах оплыли, ветви плюща завяли, как она и предполагала, зеленый шелк на стенах повис беспомощными полотнищами, местами оборванными, а местами закапанными воском.

Так великолепие превращается в руины. Гости тоже уже являли собой не очень привлекательное зрелище. Маски поистрепались, костюмы помялись. Первый бал осеннего сезона в Соммерсет-хаусе подходил к концу. Дарина выскользнула из залы и медленно спустилась по лестнице в холл. За могучим фикусом, произраставшим в инкрустированном слоновой костью горшке, целовалась юная парочка. Дарина поморщилась, проходя мимо них. Не могли выйти в сад...

Сад. Неплохая мысль. Может, в саду есть пруд? У пруда веет ветерок, нет удушающего запаха горящих свечей, нет шума уже изрядно нетрезвой толпы. Соммерсеты в этот раз сэкономили на сандвичах, но вино лилось рекой. Маскарад...

Где сейчас Эван – один бог знает. Ей этого знать совсем не хотелось. Гости начнут разъезжаться часа через два, не раньше, и можно будет потом сказать мужу, что она потеряла Беатрис в суматохе, а его не смогла найти, поэтому уехала одна. Только нужно прогуляться по саду, чтобы не болела так голова, и – домой, домой, в постель, спать...

Дарина прошла по узкой тропинке к фонтану, слабо журчавшему в полутьме – луна светила довольно ярко. Из клювов двух лебедей, переплетавшихся шеями, падали хрустальные струйки, разбиваясь острыми брызгами в маленьком бассейне. Заросли вокруг фонтана были темны и тихи.

На бортике фонтана горела свеча.

Дарина бесшумно подошла ближе, огляделась. Просто свеча, без подсвечника, прикрепленная к мрамору несколькими каплями воска. И – никого, не слышно даже шороха, указывающего на чье-то присутствие. Дарина пожала плечами, села на бортик, опустила руки в воду, показавшуюся ледяной. Боже, как болит голова... Она зачерпнула воды и выпила глоток из ладоней. Заломило зубы.

Она сняла маску и ополоснула лицо, на секунду задумалась, но все же решилась и вынула шпильки из прически. Волосы рассыпались по плечам.

«Зачем я здесь? Что я здесь делаю? Домой, домой».

Свеча тихо зашипела: видимо, на нее попали брызги. «Все не так. Я не должна об этом думать, иначе я сойду с ума, а я должна улыбаться. Как я устала...»

Все было плохо и бессмысленно. Она так устала, что не способна была любоваться луной, красотой фонтана, а глядя на влюбленных каменных лебедей, испытывала тоску – по тому, чего никогда не будет.

...Вчера они говорили с Беатрис, и та обронила со смехом:

– Заведи любовника, дорогая. Это не так и сложно, поверь. Иногда, даже слишком легко. Тебе не составит труда соблазнить любого, кого только пожелаешь. Развлечешься, избавишься от тоски и скуки.

– Я верна Эвану.

– Милая, верность – давно устаревшая добродетель. Сейчас супружеская измена не карается общественной моралью, наоборот – негласно ею поощряется. Если у тебя есть любовник, двое, трое – ты интересная и привлекательная женщина.

– Двое?! Трое?!

– И четверо, и пятеро, стоит тебе только пожелать. Только тогда уже могут и косо посмотреть. Из зависти.

– Не хочу, Беа. Я предам себя и нарушу клятву, которую дала перед алтарем. Когда я выходила замуж, то знала, на что шла. Я не могу нарушать обещания, данные перед лицом Всевышнего.

– Бог никогда не скучал настолько, чтобы заводить себе любовницу, милая.

– Будь осторожней в выражениях, Беатрис. Не надо богохульствовать.

...А может, Беа все-таки права, и Дарина чего-то не понимает в жизни?

Гравий хрустнул под осторожными шагами, и, обернувшись, Дарина увидела на тропинке темный силуэт. Мужчина, высокий мужчина. Эван? Нет. Она поспешно схватила и надела маску, чтобы незнакомец не увидел темных кругов под глазами, ведь пудру она только что смыла, плеснув в лицо водой из фонтана. Никому не надо этого видеть. Даже Эвану.

Незнакомец остановился в нескольких шагах от нее.

– Добрый вечер, – она произнесла это почти спокойно и улыбнулась.

Он ничего не ответил, преодолел разделяющее их расстояние и присел на бортик, по другую сторону от свечи. Лицо закрыто черной полумаской, и костюм темный. Носит траур? Нет, в трауре на маскарады не ходят.

– Не похоже. – Голос низкий, глуховатый.

– Простите? – слегка опешила Дарина.

– На правду не похоже, – пояснил он, и Дарине показалось, что незнакомец сильно пьян. Говорил он медленно, с почти незаметными паузами, как будто собирался с силами, чтобы произнести следующее слово. На всякий случай она немного отстранилась. – Вы сказали, что вечер добрый, а ваш голос говорит о другом.

Дарина покачала головой:

– Я пытаюсь быть вежливой.

Он усмехнулся:

– Полноте, какие церемонии! Обстановка немного неофициальна.

– Разве в обстановке дело? – Голова разболелась еще больше.

– Именно в ней. – Он шумно вздохнул. – Готов спорить: вы сбежали сюда от круговерти бала не для того, чтобы вновь наткнуться на церемонии. Наоборот, их вы оставили в зале.

– Я только сказала «добрый вечер», – начиная сердиться, произнесла Дарина.

Неожиданно он соскользнул с бортика, опустился на колено и взял в ладонь ее руку. Дарина растерялась настолько, что отдернула руку лишь после того, как странный человек запечатлел на ней легкий поцелуй.

– Простите, – сказал он, не поднимаясь с колена. – Я устал, я много выпил, у меня отвратительное настроение и мне хочется довести до слез хоть одну женщину или до дуэли – хоть одного мужчину, чтобы... не важно. Вы тут совершенно ни при чем. Извините меня. Добрый вечер.

Он поднялся и сел обратно на бортик. Дарина окончательно растерялась.

– Мы знакомы? – осведомилась она. Какая чушь, ведь они в масках. Это дает право общаться со всеми как с незнакомцами.

– Вряд ли. А если бы и были – это ничего не меняет. У нас ведь сегодня бал-маскарад... Хотите выпить?

Дарина покачала головой и решительно встала. Надо ехать домой, пока Эван не ищет ее по всему Соммерсет-хаусу. Да и неизвестно, на что способен этот человек. Может быть... и предполагать не хотелось.

– Мне пора.

Он кивнул и вдруг засмеялся – Дарине показалось, что издевательски.

– И вам пора. Всем пора, у всех вдруг не находится времени, чтобы поговорить с бедной пьяной маской... Не бойтесь, леди. Я вовсе не настолько пьян, чтоб потерять контроль над собой и совершить нечто... непристойное. Если вам и вправду надо идти – идите. Не буду вам мешать.

Бутылка у него, как выяснилось, была припрятана тут же, у фонтана. Мужчина достал и два бокала, налил в оба, один не глядя поставил на бортик, а из другого сделал глоток.

– И почему вы до сих пор здесь?

– Сама не знаю. – Дарина взяла бокал. Посетившее ее желание напиться – вдруг голове поможет – растворилось после первого же глотка. Ведь совершенно очевидно, что не поможет, так зачем?..

– Хм. – Незнакомец смотрел на нее, и в темноте нельзя было понять, улыбается он или хмурится, или и то и другое – одновременно. – Значит, все-таки решили присоединиться... Я рад. – Он приподнял бокал. – Давайте выпьем.

– За что?

– За будущее. Чье бы то ни было.

Она коснулась своим бокалом его бокала.

– Пусть так.

Пока Дарина мелкими глотками пила вино, незнакомец встал с бортика и сел на землю, прислонившись к холодной стенке фонтана и крутя в руках бокал. Запрокинув голову, он посмотрел в небо.

Дарине было прохладно, но уходить почему-то расхотелось. Может быть, потому, что этот разговор совсем не вязался с ее обычным существованием. Опьянеть от слов, а не от вина – тоже неплохая мысль.

Незнакомец вдруг спросил:

– А вы когда-нибудь сомневались в Боге?

– Н-нет. Никогда.

– А я вот...

– Бог спасает, знаете ли.

– Такая ночь, такая встреча – самое время говорить о Боге! – Кажется, он улыбался. – Нет, правда. Все эти люди там, в доме, не стали бы поддерживать такую беседу, а она мне очень нужна. Вы ведь не против, леди?

– Нет, совсем нет. Но разве вам не с кем поговорить?

– Не сегодня.

Из дома доносились звуки вальса. Незнакомец некоторое время слушал музыку, отбивая пальцами такт.

– Однако, почему бы нам не выполнить некоторые условности? – Он неловко поднялся, но на ногах устоял и отвесил Дарине поклон. – Вы не откажете мне в одном танце, леди?

– Нет, не откажу. Почему бы и нет?

Дарина не знала, сколько длился вальс. Музыки она не слышала.

– Вы хорошо танцуете, – сказал он через несколько мгновений.

– Вы тоже.

Его рука коснулась ее руки, и, подняв голову, Дарина попыталась разглядеть лицо незнакомца. Бесполезно. Тень шляпы с пером мешала это сделать, а луна играла тенями, и единственное, что удалось ей увидеть, – это четкие, скульптурно вылепленные губы. Пока что хватит и этого. Маска, маска, кто ты?

– Вы уверены, что вы – не лунный свет? – Он улыбался. – Так легки... воздушны...

– Может быть.

– Может быть? Хорошо, тогда я скажу вам, кто вы. Вы родились из лунного света прямо сейчас, тут, у фонтана. Вы родились специально для того, чтобы усталый путник – я – смог поговорить с вами, дочерью луны. Это ведь правда, скажите?

– Не исключено! – Она закрыла глаза и улыбнулась.

– Но луна скоро исчезнет, – продолжил он, внезапно пошатнулся, но тут же обрел равновесие. – И вы растворитесь в сиянии утра. А я проснусь у фонтана, меня доставят домой и уложат спать, а днем у меня будет похмелье, и... Ничего приятного. Волшебство всегда к утру исчезает.

– Остается один выход – жить ночью. – Дарина и вправду чувствовала себя фантастически легкой, как в сказке.

– Неплохая идея, – задумчиво сказал он. – Неплохая... Если бы было время жить.

Он остановился так резко, что Дарина едва не упала.

– Вы умеете хранить тайны, леди в маске?

– Рискните.

Незнакомец покачал головой.

– Пожалуй, придется. Такое подходящее время, и я достаточно много выпил, чтобы набраться храбрости... Нет, я выпью еще. – Он отпустил ее и шагнул к фонтану, налил себе вина, выпил залпом.

– С вами все в порядке? – спросила Дарина, ощущая смутное беспокойство.

– Нет.

Что ответить на это, она не знала, просто молча прошла к фонтану, опустилась на бортик, сложив на коленях руки. Незнакомец протянул руку к свече, коснулся пальцем лужицы набежавшего воска, посмотрел на быстро остывающую пленку, оставшуюся на коже.

– Это вы зажгли свечу? – спросила Дарина, чтобы хоть что-нибудь сказать.

– Я. Искал чуть-чуть романтики, знаете ли.

– Нашли?

Он глянул на нее.

– Похоже, да.

Дарина зачем-то кивнула. Вдруг ей стало неловко. Сколько минут они знакомы? Очень мало. Незнакомец снова сел на землю, прислонившись спиной к бортику фонтана. Неожиданно для себя Дарина сделала то же самое.

– Вы испачкаете платье.

– Разве в платье дело, милорд?

Он пожал плечами:

– Обычно молодые дамы... Хотя вы – лунный свет. К лунному свету прах земли не липнет...

Он замолчал, взял бокал, плеснул туда еще вина.

Дарина не знала, не понимала, что происходит. Она сидит здесь и разговаривает с незнакомым мужчиной, приворожившим ее всего несколькими фразами.

Когда она впервые встретилась с Эваном, они говорили ни о чем. Он спросил, как она себя чувствует, и она ответила – хорошо. Он сделал ей комплимент по поводу ее платья. Она сообщила, что погода сегодня прекрасная, а Эван ответил, что это несомненно, однако на следующей неделе ожидаются дожди. Она сказала...

На самом деле они ничего друг другу не сказали.

А этот спросил, сомневалась ли она в Боге.

Незнакомец чего-то ждал, изредка поглядывая на Дарину. Она отогнала воспоминания.

– Вы хотели мне что-то рассказать, милорд.

– Да, – глухо откликнулся он.

– Я готова выслушать вас.

– Вы уверены?

Дарина улыбнулась:

– Я умею слушать. Это одно из моих лучших качеств.

– Не представляю, чтобы были худшие.

– Вы совсем меня не знаете...

– Да? – В его голосе сквозило удивление. – А мне кажется, знаю.

– Две минуты?

– Мне почему-то кажется, что гораздо дольше.

Она зябко повела плечами – ночь все-таки была прохладной.

– Моя ноша может оказаться тяжелой для ваших хрупких плеч, леди.

– Вы назвали меня лунным светом. Рассказывайте. Лунный свет выдержит все. Столько людей разговаривает с луной, она давно привыкла...

– Луна остается равнодушной...

– А я не останусь. Говорите, милорд, прошу вас.

Незнакомец долго молчал.

Потом усмехнулся.

– Ладно, я напросился сам, а теперь заволновался – словно юная девушка пред брачным ложем... простите.

Он глотнул еще вина. Помолчал. Дарина ждала.

– Наверное, вы не поняли, почему я так вел себя вначале, – сказал он наконец. – Придирался к словам. Я хочу, чтобы вы помнили: это не оттого, что я сильно пьян или изначально невоспитан. В последнее время я не живу – я доживаю.

Дарине стало еще холоднее. У нее появилась смутная догадка, и многое она отдала бы сейчас, чтобы плохое предчувствие не подтвердилось.

– Только не это! – выдохнула она.

– Я умираю, леди. Вот здесь, – он коснулся пальцем своего лба, – что-то сломалось. Не знаю уж, как это может быть... Но может, если это убивает меня.

– Господи!

Дарина обхватила себя руками, а незнакомец продолжал говорить:

– Я узнал это недавно. До этого не обращал внимания: головная боль – обычное явление при моем образе жизни. Но потом она стала невыносимой, и я все же решил поинтересоваться у Герберта об этой непреходящей мигрени. Результат на лицо – я сижу здесь, напиваюсь и жалею себя. Это так приятно – жалеть себя...

Ей было очень, очень холодно.

– Потому простите меня, милая леди, – он опять стал говорить с ощутимыми паузами между словами, – простите за то, что вначале обошелся с вами грубо, и за то, что рассказываю вам это. Вам нельзя прикасаться к смерти, вы молоды, вы должны жить... – Он закашлялся. – Простите, леди. Наверное, мне не следовало ни говорить этого, ни вообще приходить сюда...

– Не делайте этого, – сквозь зубы сказала она.

Он вскинул голову:

– Не делать... чего?

– Никогда не говорите мне «простите». – Дарина сама не заметила, как ее рука потянулась к руке незнакомца и стиснула ее. У него оказались длинные крепкие пальцы; они чуть вздрагивали в ее ладони. – Никогда не смейте этого делать. Вы не должны извиняться.

Он медленно выдохнул.

– Вы... вы не правы, – покачал он головой. – Я не должен был...

– Не нужно об этом! Вы рассказали.

– Лунному свету, – улыбнулся он.

– Который никогда не предаст. Который умеет слушать. И вы можете сказать мне еще. Все, что угодно.

– Еще? – Незнакомец вырвал свою руку из ее руки, вскочил. Он ходил взад-вперед по площадке, а Дарина следила за ним, не вставая с земли. – Что может быть – еще? Хотя... да. У меня останется сын.

– Сын?.. Значит, вы женаты?

– Она умерла, – просто ответил незнакомец.

– Простите... – выдохнула Дарина.

Неожиданно он засмеялся.

– Ну вот видите, вы сами нарушаете... Ничего. Все улеглось, давно. Да, она умерла, и в этом тоже был виноват я.

Ей внезапно захотелось приласкать незнакомца. Обнять его, положить его голову себе на грудь и утешить: «Ничего. Ты обязательно будешь жить. Только верь». Это ее испугало.

– Сколько лет вашему сыну? – Дарина решила сменить тему: лучше не напоминать ему о смерти.

Незнакомец и правда светло улыбнулся.

– Почти шесть... Александер – очень самостоятельный молодой человек, самостоятельнее меня, с замашками маленького деспота. Настоящий лорд. Вот и сегодня наказал: «Возвращайся домой не поздно, папа. Я хочу, чтобы ты рассказал мне сказку». Вот так вот, уважаемая леди, я должен рассказать ему сказку! Про храброго рыцаря Галахада, надо полагать. Он очень любит сказки про рыцарей. У него есть легкие доспехи и меч, такой, чтоб он мог поднять. Я учу его сражаться.

– На шпагах?

– На мечах. Я не люблю шпаги. – Он встал, поднял с земли прутик и сделал несколько резких движений. – Так, так и вот так, и туше... Узоры рисовать. Техника владения шпагой гораздо сложнее, но...

Он увлекся, говорил, показывал... Дарина кивала, внимательно слушала, но в глубине души все еще таилось озерцо холода. И останется там, поняла она. Когда она придет домой и ляжет в кровать, когда ее тело согреется, она будет ощущать внутри холод.

А если этого человека и в самом деле скоро не будет? Кто он такой? Не так и важно... Разве много значит имя? Имена и титулы – это мишура, как и сегодняшние карнавальные костюмы. «Но, надевая маску, часто мы освобождаем себя, становимся настоящими. Зная, что никто не видит лица твоего, ты можешь позволить себе все, что душе угодно, – и все твои поступки спишут на маску...»

Незнакомец бросил прутик на землю.

– Алекс – очень способный мальчик. Я горжусь им.

– Дети – это прекрасно...

– Простите! – спохватился он. Дарина шутливо погрозила ему пальцем. Он махнул рукой – дескать, вырвалось, что поделаешь, – и продолжил: – Я все время говорю о себе. Я эгоист. Это заметно, не так ли, леди? Я не спросил у вас ничего, лунный свет, только говорю сам...

– Вы? Ну что вы! Я рада, что вы делитесь со мной своими тайнами. Не отступайте. Хорошо?

Он кивнул.

– Вы замужем?

Дарина помедлила мгновение:

– Да.

– У вас есть дети? – Ей показалось, или его голос и вправду немного потускнел?

– Нет, к сожалению, нет.

– Вы хотели бы?

– Очень. – Она отвернулась. Они с Эваном пытались три года... На глаза непроизвольно навернулись слезы. Это была самая большая ее боль, загнанная так глубоко, что иногда казалось – ее нет. И вдруг от слов, сказанных с неподдельным интересом и участием...

Незнакомец быстро шагнул к Дарине и приподнял ее подбородок – как раз вовремя, чтобы увидеть, как из-под маски скатилась слеза.

– Так больно, да? – спросил он прерывистым шепотом и внезапно обнял Дарину и прижал к себе.

Она задохнулась от нахлынувших чувств и крепко зажмурилась, чтобы ни одна слеза больше не прорвалась. Руки незнакомца очень тяжело лежали на ее плечах, но Дарине почему-то не хотелось отодвигаться. Может быть, потому, что это был человек, так искренне посочувствовавший ей – нет, даже не так. Тот, кто ее понял.

А если это после двух слов может понять абсолютный незнакомец – значит, это не так уж сложно понять? Ох, Эван...

Дарина слегка отстранилась, и он сразу отпустил ее, не навязываясь. Другой попытался бы воспользоваться ситуацией, но этот...

– Успокоились, лунный свет? – Он попытался заглянуть ей в глаза.

Дарина подняла голову:

– Почти, – и добавила: – Спасибо.

– Не надо, – качнул он головой. – Вы понимаете, за это спасибо не говорят. Не словами. – Он быстро, коротко улыбнулся и шагнул к фонтану. Подобрал упавшие бокалы, прополоскал их в воде. – Идите сюда, леди в маске. Выпьем еще. Кажется, в вине содержится истина, но я ее не встречал. А еще оно помогает забыться.

Сейчас Дарине показалось, что он прав, хотя в глубине души она ощущала: это не так. Но ей и вправду хотелось забыться. Она приняла из рук незнакомца бокал.

– За исполнение желаний, – сказал мужчина.

Дарина глотнула и едва не поперхнулась: глоток отдался в ушах неожиданным грохотом. Луна упала?.. Нет, это всего лишь начинался обещанный хозяевами бала фейерверк.

Вокруг стало светло как днем. На крыше дома крутились огненные колеса, разбрасывая снопы ярких искр, в небе таяли сполохи огня. Незнакомец поднял голову и смотрел вверх. Дарина тоже сначала посмотрела туда, потом – на него. Тени лежали на его скулах, маска скрывала лицо. Сорвать, сделать вид, что пошутила? Нет... Это будет как предательство.

– Бал завершается, – громко сказал незнакомец, не глядя на Дарину. И ей опять стало холодно. – Мне пора, да и вам, наверное, тоже. – Он наконец опустил голову и взглянул на нее. – Это был странный вечер, прекрасная леди. Но я бы не отказался от него никогда. – Он шагнул к Дарине, взял ее ладонь и коснулся губами, как в начале разговора. Только теперь она не отдернула руку.

– Я бы тоже не отказалась...

– Это о чем-то говорит... – Он коснулся двумя пальцами полей шляпы. – Позвольте откланяться, леди в маске. Еще раз прошу прощения, если я сказал что-то не так и оскорбил ваши чувства, и...

Было в этом что-то фальшивое. Не чувствовалось в его голосе ни беспечности, ни веселости. И Дарина словно через рубеж шагнула:

– Не называйте меня «леди в маске», пожалуйста. У меня есть имя.

Он придвинулся:

– Что есть имя? Такая же маска, леди.

– К чему сейчас эта... философия?

– Вы правы. – Он устало отвернулся.

Она дотронулась до его руки и сказала шепотом:

– Меня зовут Дарина.

Она ожидала, что и он скажет свое имя. Но незнакомец только удивился:

– Так необычно! В первый раз встречаю женщину с таким именем.

– Это русское имя. Вернее, украинское, только там оно звучит немного по-другому – Дарына. А в мое еще Дарию добавили – и вот получилось. Оно вообще – мое.

– Вы русская?

– Наполовину. До десяти лет я жила в России. Мой отец – англичанин, он был тогда послом в Петербурге. После смерти мамы мы переехали сюда.

– Дарина... – повторил он вполголоса, будто пробуя имя на вкус. – Как красиво! Все верно. Странная ночь, необычная леди... Лунный свет не могут звать Джейн или Мэри.

Она улыбнулась.

Незнакомец снова поклонился.

– Я все же вынужден покинуть вас... – Неподалеку послышался смех. – Сюда сейчас придут. Прощайте, Дарина. Я рад, что встретил сегодня вас.

– Мы не увидимся больше? – тихо спросила она.

Горло сжималось.

Он покачал головой:

– Нет.

– Почему?

– Зачем? Будет только боль... Ваша и моя. Прощайте.

Мужчина шагнул прочь. Дарина молча смотрела ему вслед.

Он остановился. Вернулся. Опустился на колено. Взял обе ее руки в свои. Посмотрел на нее снизу вверх. И произнес только одно слово:

– Иэн.

Потом он встал, повернулся и пошел прочь, уже не оглядываясь, и растворился в наступившей темноте.

Дарина медленно опустилась на бортик. Рядом догорала рыжая свеча. На плитах лежал брошенный бокал. Дарина подняла его и поставила на бортик.

Фейерверк кончился, и ничто теперь не соперничало с лунным светом. Журчала вода в фонтане. Все, как несколько минут назад... Как тысячу лет назад.

Она прислушалась к своим ощущениям. Что-то было не так. Чего-то не хватало.

Потом поняла.

Головная боль удалилась, не попрощавшись.

Глава 2

Дарина свернулась клубочком под одеялом и обхватила себя руками за плечи. Марион, уходя, погасила, свечу, и сейчас в комнате царил полумрак. Полной темноты не было: в окно, полузакрытое портьерами, заглядывала луна.

Эван сегодня спал в своей комнате; после вчерашней размолвки Дарина не хотела его видеть здесь. Вот уже вторую ночь она спит одна. Она прислушалась к себе: это плохо? Нет. Она была рада, что можно отдохнуть от Эвана, от его ласк и слов, которые не волновали ее... в большинстве случаев. Вчера они задели тебя очень сильно, напомнила она себе. Настолько сильно, что ты полночи поливала слезами подушку, а остальные полночи тебе снились громадные светлые сны, и, проснувшись, ты опять плакала...

Эван злится на нее за то, что она не может родить ребенка. Ему и в голову, наверное, не приходит, что у них нет детей по его вине. Конечно, ему уже сорок три, возраст солидный, поэтому он так озабочен проблемой продолжения рода. Дарина никогда не думала раньше, что это может стать так важно.

Однако она напомнила себе, что все могло бы быть гораздо хуже, если бы Эван не любил ее. Ее жизнь сейчас нельзя назвать райской, но если бы не любовь Эвана, она жила бы в аду. Надо благодарить Бога, что она вышла замуж за такого мужчину.

«Благодарить? – взвилась в ней в который раз яростная мысль. – За что?! Если бы мне позволили выбирать, я вышла бы замуж по любви! И сейчас могла бы любить и быть любимой! У меня могли бы быть дети... если я могу их иметь. Как много «бы»... Прости меня, Господи. Ты не виноват...»

Она закрыла глаза. Надо попытаться уснуть, иначе завтра придется не вставать с постели.

Но под закрытыми веками не было спасительной, успокаивающей темноты: там тоже светила луна, и журчал фонтан, и жила тень...

Иэн.

Дарина рывком села на кровати. Нет, уснуть она не сможет, по крайней мере, сейчас: слишком свежа память о событиях прошедшего вечера.

Он все-таки сказал ей свое имя. Что это значит? Его доверие? Но почему он вообще доверился ей? Почему рассказал о себе, о своей боли? Что вообще нес в себе этот судорожный разговор у фонтана?

Иэн.

Она попробовала произнести имя вслух, но голос оказался хриплым и слабым. Дарина покачала головой. Лучше уж произносить про себя...

«Зачем ты это делаешь? – требовательно вопросил внутренний голос. – Ты рискуешь, не так ли? А если узнает Эван?»

«Узнает о чем?»

«Хотя бы о том, что ты провела с незнакомым мужчиной наедине весь вечер».

«Но мы не занимались ничем предосудительным».

«Попробуй объяснить это другим».

«Нас никто не видел».

«Ты уверена?»

Нет, Дарина не была уверена. И до сего момента ее абсолютно не волновало, видел ли ее кто-нибудь или нет вместе с... Иэном. Кто бы он ни был.

«А он сам? Если он...»

«Как ты можешь?!»

Ждать подлости со стороны этого человека само по себе было подло. Дарина отбросила эту мысль. Нет, такие, как Иэн, не предают.

«Откуда ты знаешь? – безжалостно возразил внутренний голос. – Он наговорил тебе столько всего... зачем?»

«Ему больше не с кем было поделиться...»

«Ха! Не смеши меня, детка! Ты не единственная на свете, кто умеет слушать. Наверняка у него множество друзей и подруг, которые могут утешить его. Он мог рассказать тебе историю насчет болезни, так как рассчитывал на что-то определенное».

«На что?»

«Догадайся».

«Тогда почему он не воспользовался моментом? Было много удобных случаев...»

«Возможно, он собирался, но не успел. Бал закончился, рядом находились люди...»

Дарина вспомнила голос Иэна. «Вам нельзя прикасаться к смерти...» А как он говорил о сыне? С такой теплотой и искренностью... Дарина вспомнила, как плакала, прижавшись к его груди, и внутренний голос умолк. Не мог такой человек быть обманщиком. Не мог. А если мог, то почему тогда он... понял?

«Это может быть расценено как измена, – оказывается» внутренний голос еще не был побежден. – Если Эван узнает, что ты делала в саду и с кем...»

«А с кем? Я не знаю, кто он такой. Только имя».

«Есть ли разница? Даже хуже: неизвестно с кем, и он обнимал тебя...»

Иногда Дарине очень помогал этот скептический внутренний голос. Но сейчас он ее раздражал.

«Иэн утешал меня».

«Он обнимал тебя, и если об этом узнают, будет скандал».

«Какое мне дело до скандалов? Сколько любовников у Беа – я не знаю, но разве она хоть раз была замешана в скандале? Нет. Неужели я глупее ее?»

«Ты уже возвела Иэна в ранг любовника?»

Эта мысль огорошила Дарину. Она встала и подошла к окну, села на подоконник, раздвинув портьеры. Луна светила спокойно и мирно.

«Лунный свет...» – будто шепнул кто-то на ухо. Дарина вздрогнула. Что с ней творится? Чем ее приворожил этот человек?

«Тем, что он похож на тебя, – грустно произнес внутренний голос. Скептицизма в нем поубавилось. – Тем, что его боль тебе близка, не так ли?»

«Так», – вздохнула Дарина.

«А еще тем, что в нем столько спокойствия и печали, что тебе хочется кричать».

Мысли ее смешались. Что же сегодня произошло на самом деле? Она не знала, а может, боялась об этом думать, додумывать мысль до конца... Как жаль, что она больше не увидит Иэна. Ей так хотелось спросить его... о многом.

А может, он еще вернется? Через два дня назначен большой бал у графа Литлби. Дарина не собиралась принимать приглашение – граф и его жена, напыщенно аристократичные, были невыносимо скучны, – но, возможно, стоит это сделать? А если Иэн не появится, значит, она забудет о нем.

Внезапно ей сильно захотелось спать. Она слезла с подоконника, добрела до кровати и залезла под одеяло.

«...Вы – не лунный свет?» – вспомнился обрывок фразы, перед тем как Дарина провалилась в сон.

Утро было пасмурным и холодным, низкое серое небо нависло над крышами Лондона. С моря налетел порывистый ветер, он рвал облака, и они плыли неопрятными клочьями. В такой день не хочется подниматься с постели, не то что ехать куда-то. Но Дарина обещала Беа, что не преминет появиться у нее сегодня и поделится впечатлениями о прошедшем бале. Это был первый крупный бал сезона, и его должны сейчас обсуждать во всех салонах, гостиных и будуарах. Не принять участия в этом обсуждении, считала Беатрис, признак дурного вкуса и неуважения к Соммерсетам. А выказывать им неуважение осмелится далеко не каждый. Дарина не осмеливалась, тем более что искренне уважала старого герцога. Поэтому к выбору наряда она подошла со всей тщательностью и, наконец, остановилась на прекрасном лазурном платье, расшитом серебром по подолу и манжетам. Дарине, с ее темными волосами и светло-голубыми глазами, очень шли яркие цвета. К тому же серебро... Лунный свет.

Дарина завтракала в величественном зале, который всегда казался ей слишком мрачным: стены обшиты дубовыми панелями, на окнах тяжелые бордовые портьеры, и предки раздраженно глядят со стен. Почему на всех портретах у предков Эвана такие мрачные лица? И зачем было вешать эти портреты здесь, а не в той гостиной, которой редко пользуются? «Конечно, мы не можем не показать всем, как древен наш род...»

К завтраку Эван не вышел; дворецкий Оливер шепотом сообщил хозяйке, что милорд приказал подать ему завтрак в кабинет. Дарина не удивилась.

«Он все еще зол на тебя. Ты могла бы преподнести ему все в несколько ином свете, а не кричать на него».

«Я пыталась три года. Я устала».

«Ну и кого это волнует?»

Дарина в раздражении положила ложку. Оливер смотрел на хозяйку, ожидая распоряжений.

– Оливер, прикажите подать экипаж, – Дарина скомкала салфетку, – и передайте моему мужу, что я отправляюсь к леди Беатрис Локфорд.

– Хорошо, миледи, – поклонился дворецкий и бесшумно исчез.

Дарина встала и подошла к камину, в котором с утра горел огонь. Здесь было уютнее: не так давно Эван позволил ей внести кое-какие изменения в официальную обстановку. Теперь тут стояла мягкая светлая мебель. Забравшись с ногами в кресло, молодая женщина обхватила колени руками и прикрыла глаза. Ей нужно всего несколько минут тишины, чтобы успокоить нервы.

Еле слышно скрипнула дубовая дверь. Кто-то вошел, потянуло сквозняком, пламя в камине заметалось. Дарина не повернула головы. Она знала эти шаги.

Эван.

Тяжелая ладонь легла ей на плечо.

– Прячешься от всех?

– Только от себя, – печально усмехнулась она.

Голос Эвана звучал немного виновато. Значит, муж пришел мириться. За три года Дарина успела хорошо изучить его... только он до сих пор не знал, какая она.

Может быть, потому, что его это не слишком интересовало? Или он видел не ее, а кого-то еще?

– И как, успешно?

– Нет.

Он усмехнулся, ладонь скользнула по ее шее, осторожно приласкав.

– Тогда, может, следует заняться чем-то более полезным?

Дарина наконец подняла голову. Эван смотрел на нее без улыбки, вопросительно, почти требовательно. «Ты простила? – спрашивал этот взгляд. – Прости, потому что мне не хочется больше спать одному...» Но раскаяния во взгляде мужа Дарина не увидела. Если Эван раскается в своих словах, которые он периодически бросает Дарине, – среди лета пойдет снег. Молодая женщина горько улыбнулась про себя. Меа culpa (моя вина). Всегда.

Она выдавила из себя улыбку. Эван сразу просветлел, присел на подлокотник, приобнял жену за плечи. Она положила голову ему на грудь.

– Оливер сказал, ты собираешься к Беатрис.

– Да.

Он бросил взгляд в окно:

– В такую погоду?

– Может, еще выглянет солнце...

– Вряд ли, дорогая. Скорее, зарядит дождь.

Дарина помолчала.

– И что ты предлагаешь?

– К черту Беатрис, – с наигранной веселостью воскликнул Эван и добавил интригующим шепотом: – Я так соскучился...

Более явственного приглашения в супружескую постель нечего было и ждать. Но Дарине не хотелось сейчас идти с Эваном наверх, улыбаться в ответ на его шутки, принимать ласки... Ей было хорошо с Эваном, но... не сейчас.

Она, полуприкрыв глаза, слегка отстранилась и посмотрела на мужа. Эван в свои сорок три выглядел на тридцать пять; многие женщины призывно улыбались ему, хотя красивым его назвать было нельзя – скорее, обаятельным. Белокурые волосы, усы, хорошая осанка и темные, как безлунная ночь, глаза. И к тому же любит жену, по-своему любит. Многие отдали бы все, чтобы заполучить такого мужа.

Многие отдали бы, но не Дарина. И ее посчитали бы дурой, что, наверное, некоторым образом справедливо.

– Прости, – она коснулась его щеки, – я не могу сегодня...

Эван скривился, но, видимо, решив, что не стоит затевать очередную ссору, кивнул:

– Хорошо. Как пожелаешь.

Делает мне одолжение, с неожиданной злостью подумала Дарина. Господи, а он ничего не замечает... Полагает, что видит ее насквозь. Она с трудом подавила раздражение.

– Ты хочешь поехать к Беа со мной?

– Увольте, леди! – Муж замотал головой в шутливом страхе. – Один я в женской компании... Разговоры о платьях и чьих-то любовниках не по мне.

Дарина заставила себя рассмеяться.

– Ты преувеличиваешь, дорогой. Мы говорим не только об этом.

– В основном об этом, – продолжал настаивать Эван. – А в остальное время – о последних приемах и о свежих сплетнях...

– Это не сплетни, дорогой. Мы всего лишь обсуждаем новости.

– Ага, как же... – Эван улыбнулся жене. Он просто излучал властное обаяние. – Может быть, ты не поедешь к Беа?

– Куда же еще?

– Я приглашаю тебя в кондитерскую. – Дарина была жуткой сладкоежкой, и муж любил потакать ее слабости.

Дарина слегка нахмурилась.

– Вот как!

– В честь нашего примирения, – поспешно объяснил Эван. – Я подумал, что это было бы...

– ...приятно, – закончила Дарина, кивнув, и благосклонно взглянула на мужа. – Я принимаю ваше предложение, сэр, – церемонно сообщила она и вскрикнула от неожиданности, когда Эван подхватил ее и закружил по комнате. – Сумасшедший! Ты меня уронишь!

– Никогда! – Эван опустил ее на пол и заглянул ей в глаза. Дарина выдержала взгляд. – Никогда тебя не уроню и не отпущу, дорогая. Ты – моя. Я не отдам тебя ни смерти, ни кому-то еще.

Его губы нашли ее губы, и время остановилось – или растянулось до бесконечности, что, в общем-то, одно и то же.

За окнами собирался дождь.

Глава 3

Два дня до бала у Литлби прошли в нетерпеливом ожидании. Даже Эван начал удивленно поглядывать на жену: он знал отношение Дарины к устроителям приема и недоумевал, отчего она вдруг с энтузиазмом ухватилась за это приглашение. Впрочем, восторг, с которым жена отзывалась о своем новом бальном платье, Эвана убедил: он пребывал в святой уверенности, что тряпки для женщин стоят если не на первом месте, то уж наверняка на втором – после мужчин. Дарина не стала разочаровывать мужа. Все, что угодно, лишь бы он не догадался...

О чем?

О том, что платье было цвета слоновой кости. Цвета луны. Что нитки жемчуга в волосах – тоже лунные. Во всем – лунный свет.

Она не отдавала себе в том отчета, но ее желание отыскать на празднике Иэна и еще раз поговорить с ним незаметно окрепло и превратилось едва ли не в навязчивую идею. Внутренний голос, пытавшийся убедить Дарину в том, что шансы на такое свидание не слишком велики, был безжалостно подавлен аргументом: попытаться не мешает никто. «А Эван?» – пискнул внутренний голос, после чего подозрительно вздохнул и больше не напоминал о себе.

О своих ощущениях Дарина старалась не думать, как и о том, почему она все это делает. Ей казалось, что это – всего лишь дань принципам, на которых построена ее жизнь: поговорить с Иэном означало помочь ему, а она никогда не отказывала в помощи тем, кто нуждался в ней. Но почему тогда, едва она вспоминала его глубокий голос, медленно произносящий слова, по спине ее пробегал холодок? Вот об этом ей и не хотелось думать.

Даже Беатрис обратила внимание на необычное состояние подруги. Когда Дарина все же навестила ее в день перед балом, Беа, пристально наблюдавшая за ней все первые пятнадцать минут разговора, неожиданно прервала свой увлекательный рассказ о любовницах барона Херефорда и, внимательно заглянув подруге в глаза, поинтересовалась:

– Дорогая, что терзает твою душу? Право, ты сама не своя. Твой напыщенный муженек снова обошелся с тобой гадко?

– Нет, что ты, – тихо возразила Дарина. Последние два дня Эван был сама предупредительность и любезность. Старался угадывать ее желания, а сегодня утром, проснувшись, она обнаружила на подушке рядом с собой только что срезанную в оранжерее бледно-розовую розу. И, коснувшись губами лепестков, Дарина отчего-то почувствовала себя виноватой... – Нет, дело совсем не в Эване.

– Тогда в чем же?

– Эта ужасная погода, – Дарина махнула рукой в сторону окна, – действует мне на нервы. Хочу солнца и тепла. Ненавижу холод.

Беатрис рассеянно кивнула. Ее ярко-рыжие волосы, уложенные в изысканную прическу, заколыхались.

– Да, лето кончилось, ничего с этим не поделаешь... – Она вновь пристально взглянула на подругу. – И все же, дорогая, думаю, не в этом причина твоего странного настроения. Кажется, ты что-то от меня скрываешь.

Возражать было бесполезно: они с Беа были знакомы столько лет, что могли общаться без слов. Поэтому Дарина не стала ничего отрицать. Она помолчала, разглядывая узор на чайной чашке, и наконец сказала неохотно:

– Прости, об этом сейчас мне не хотелось бы говорить.

Брови Беатрис взлетели; она откинулась в кресле.

– Вот как!

– Да, так, – вздохнула Дарина. Иэн не брал с нее слова, что она будет молчать о той единственной, на его взгляд, встрече, но отчего-то ей не хотелось делиться этим ни с кем. Даже с Беа. Дарина считала, что, если она выскажет все свои мысли и сомнения вслух, они окажутся смешными и глупыми. И тогда она никуда завтра не пойдет, чувствуя себя неловко – даже перед человеком, которого никогда больше не увидит. А ей хотелось увидеть его еще раз.

– Ну что ж... – Беатрис снова пронзила ее взглядом, как шпагой. «Как мечом», – неожиданно поправила себя Дарина. – Если не хочешь, заставлять тебя я не стану. Но, надеюсь, рано или поздно... – Она сделала многозначительную паузу.

– Само собой разумеется, – кивнула Дарина, испытывая облегчение от того, что не придется отнекиваться, тем самым еще больше разжигая любопытство подруги. Беа смотрела на нее заинтересованно, но молодая женщина сделала вид, что не замечает этого взгляда, и заговорила о другом.

Результатом ее душевных метаний стало то, что к моменту выезда она была на грани нервного срыва. Когда же, наконец, Дарина спустилась по лестнице и подала руку восхищенному Эвану, то едва не споткнулась, и от мужа не ускользнуло ее волнение.

– В чем дело, золото мое? – поинтересовался он нежно-насмешливым тоном. – Боишься помять платье? – Он окинул взглядом ее лунный туалет с серебряной отделкой. Сам Эван предпочел сегодня темный костюм, но – вот совпадение! – тоже с серебром. – Не огорчайся: если такая беда случится, я куплю тебе новое.

– Не в платье дело. – Дарина коснулась шеи, решив отделаться от вопросов мужа одним проверенным способом. – Я опасаюсь за драгоценности.

Он тронул пальцем самый большой сапфир в ее ожерелье.

– Не стоит, дорогая. Кому они могут понадобиться на этом балу?

– Ты прав, я сама создаю себе проблемы. – Она улыбнулась, кивнула и приказала себе успокоиться. В конце концов, то, что она сказала сейчас Эвану насчет проблем, – чистая правда.

Впрочем, когда они прибыли к графам Литлби, Дарина взяла себя в руки.

Она вышла из кареты и подняла голову: фасад дома светился множеством разноцветных огней, сияние которых не мог оскорбить даже зарядивший дождь. Да, сегодня о прогулках по саду можно не мечтать. Дарина глубоко вздохнула и вошла вслед за Эваном в таинственно полутемный холл.

Они приехали к началу бала, где пока собралось всего человек пятьдесят. Первым – Дарина могла дать голову на отсечение – наверняка явился граф Брайтон со своим многочисленным семейством: женой, пятью дочерьми и тремя сыновьями плюс вечно сопровождавшим их вздорным стариком – отцом графа. Эта семейка была самой шумной среди собравшихся в гостиной; Дарина тихо простонала, сообразив, что сейчас ей придется общаться с ними, а старик Брайтон будет целовать ей руку, пуская слюни. Она умоляюще взглянула на Эвана, и тот, подмигнув ей (отчего Дарина слегка опешила), увлек ее в сторону – здороваться с хозяевами дома, тем самым временно избежав встречи с громогласными Брайтонами.

Спасение было сомнительным: при виде графа и графини Литлби Дарина еле удержалась, чтобы не скривиться, но вместо этого нацепила традиционно любезную улыбку и подала графу руку для поцелуя. Эван уже коснулся губами запястья графини, с той же маской вежливого уважения. Иногда Дарина размышляла, не кажутся ли они графам Литлби такими же неинтересными? Сколько на самом деле фальши в этих с виду сердечных отношениях?

– Дарин, дорогая! – Розалия Литлби, высокая, сухопарая женщина лет сорока, потянулась к ней. – Как хорошо, что вы с мужем приняли наше приглашение!

– Мы бы не отказались от него, несмотря ни на что, – беззастенчиво соврала Дарина. – Даже на эту погоду.

– Ах да, – брезгливо поморщилась Розалия. – Так неприятно... У нас великолепный сад; вы бывали в нашем саду, милочка?

– К сожалению, не было возможности. – Дарина попыталась изобразить сожаление, что получилось весьма приблизительно. – Но как только она представится...

– Я надеюсь, после зимы все-таки наступит лето, – нахмурилась Розалия, как будто ее недовольство могло заставить хмурую осень отступить, а зиму поскорей закончиться. – Тогда нам всем станет жить значительно веселее, я полагаю... – Она переключила внимание на туалет Дарины. – Дорогая, вы великолепны! Кто вам шьет?

«Вот так всегда. Те же разговоры и те же лица. Может, сбежать от них на необитаемый остров? Одной, чтоб никого не видеть». Она весело рассмеялась в ответ на какую-то шутку графа Литлби, с трудом подавила смех и поняла, что потихоньку сходит с ума.

Эван отправился к камину обсуждать со знакомыми последние политические события, что Дарину вовсе не интересовало. Если честно, она была рада на время освободиться от мужа. Он мил, он добр, он... но она его не любит.

Раньше она спрашивала себя сотни раз: почему? До Эвана она не знала других мужчин, он относился к ней как к величайшему сокровищу, которое является его личной собственностью. Возможно, именно это и убило в ней ростки любви... Она уважала Эвана, но – не любила.

Гости постепенно прибывали. В конце концов они вынуждены были переместиться из просторной гостиной в бальную залу, где оркестр настраивал инструменты. В Дарине начала звучать напряженная музыка. Девушка любила танцевать, но не столько танец завораживал ее, сколько мелодия. Музыка – это величайшее изобретение человечества, думала Дарина. Она сама умела и любила петь, играла на гитаре, но когда в тишине начинала звучать скрипка – в ней натягивались все струнки, а по спине пробегал холодок. Или когда кто-то касался клавиш рояля или струн гитары... Это было как разговор с вечным.

Эван не разделял ее пристрастия к музыке. Он относился к этому снисходительно, полагая, что раз уж жена у тебя не затворница, а светская дама, то если она следует традициям света (а умение музицировать можно было отнести к таковым), в этом нет ничего предосудительного, но и ничего экстраординарного. Он мог послушать, как Дарина поет, но в конце концов прерывал ее и возвращал с небес на землю, не подумав о том, что ей гораздо приятнее было парить в облаках.

Нет, она не винила Эвана за отношение к ней. Разве можно винить человека за то, что он такой, какой есть? Но сейчас, слушая первую робкую дрожь скрипичных струн, к которым прикоснулся смычок, она вся напряглась, как лань, услышавшая подозрительный шорох. Полузакрыв глаза, Дарина подалась навстречу музыке.

Это всегда было большим, чем просто музыка. Это было откровением.

Эван подошел к жене и взял ее под руку:

– Потанцуем?

– Подожди, – шепнула она, но он услышал и не обиделся. Он знал, что Дарина всегда сначала слушает музыку, а уже потом позволяет себе отвлечься на танец. Через минуту она кивнула, и Эван вывел ее на середину зала.

«Мне хочется танцевать. Мне хочется петь. Мне хочется стать музыкой».

Эван о таких мыслях не подозревал. Он улыбался ей и что-то говорил – кажется, ехидничал по поводу мундира старика Брайтона; Дарина рассеянно отвечала. Ее веселье, которого и так было немного, улетучивалось на глазах.

Она попыталась представить себе, что руки, уверенно ведущие ее в танце, – это руки не Эвана, а того гипотетического возлюбленного, которого она, не признаваясь себе, до сих пор ждет. И безвкусное убранство залы волшебным образом превратилось в изысканное, и кругом сплошь приятные люди...

Дарина тряхнула головой и открыла глаза. Музыка звучала, зала была освещена, и вокруг кружились пары... Ей внезапно стало дурно. Она пошатнулась.

– Дарин! Что случилось? – Эван мгновенно уловил перемену в ее состоянии.

– Давай... выйдем, – придушенным шепотом попросила она.

В холле, где никого не было, ей стало лучше. Эван усадил ее в кресло в небольшой нише и принес бокал с водой – неизвестно, где он ухитрился раздобыть воду в этом царстве спиртных напитков, – и заставил жену выпить все до дна. Она благодарно кивнула и откинулась на подушки, понемногу приходя в себя.

Эван придвинул себе кресло и сел рядом с женой.

– Что с тобой такое?

Она покачала головой:

– Не знаю. Там так душно...

– А может быть... – Он с робкой надеждой коснулся ее живота. Дарине было жаль разочаровывать его, но... Ее взгляд сказал Эвану все. Он вздохнул и отвернулся.

– Прости, – одними губами вымолвила она. Ну вот, опять она извиняется за то, в чем не виновата.

– Ничего. – Он помолчал и вдруг с неожиданной яростью обернулся к ней и сжал ее руку. До боли. – Когда, Дарин? Когда мы наконец сможем стать настоящей семьей?

– Я не знаю, – это все, на что ее хватило. Кружилась голова.

– А кто знает? – Видно было, что он накручивал себя. – Я?

– Не кричи на меня, – сказала Дарина шепотом. – Это невыносимо.

– Гораздо невыносимее то, что у нас до сих пор нет детей, – сказал он тоже яростным шепотом. – Понимаешь? Нет. А я не молодею. Тебе только двадцать один, но мне-то уже гораздо больше. Пойми, я не могу терять время. Я хочу подержать на руках своего первенца, посмотреть, как растут наши дети...

– Неужели ты думаешь, что я этого не хочу? – выдохнула Дарина.

Эван долго испытующе смотрел на нее.

– Откуда мне знать? – наконец обронил он. – Говорят, у женщин есть разные способы избавляться от нежелательной беременности. Дети – это означает заботиться о них, оставаться с ними дома, а не ездить на балы... Возможно, ты боишься именно этого?

Она ничего не хотела больше ему говорить. Дарина чувствовала себя глубоко несчастной: он сейчас оскорбил ее, даже не заподозрив этого. Или наоборот – он очень хорошо понимал, что говорит? В любом случае, сегодня им больше беседовать не о чем.

– Уходи, – сказала она вполголоса.

Эван медленно поднялся, хотел что-то сказать, но, встретившись взглядом с женой, развернулся и пошел прочь – сначала медленнее, потом все быстрее. Наверное, он дьявольски сердит и обижен. Но Дарине было все равно.

Она попыталась приподняться, передумала и откинулась в кресле, закрыв глаза и отрешившись от всех проблем.

Тишина. Только тишина и покой. Все хорошо, Дарина, все в порядке, ты не виновата ни в чем. Покой.

И она разрыдалась.

Из открытого окна в дальнем конце галереи долетал умиротворяющий шум дождя.

Слезы остановились, и пришла странная пустота. Дарина завернулась в нее, как в плащ. «Вот так. Никто меня больше не обидит».

Она услышала шаги. Шли двое мужчин; они говорили вполголоса, и нельзя было разобрать о чем. Дарина боялась пошевелиться. Ей так не хотелось, чтобы на нее обратили внимание. К счастью, в холле было полутемно, и свечи горели в основном в другом конце огромного помещения. Кресло, в котором она сидела, стояло у низкого столика в небольшой нише, полузакрытой расшитой занавесью. Дарина почти перестала дышать. Если не шевелиться, ее не заметят, а когда эти двое уйдут, она выберется отсюда и найдет себе убежище поукромнее. Пока она не успокоится, нельзя появляться в зале.

Как назло, мужчины остановились у нее за спиной. Она услышала дребезжащий звук и догадалась, что они открыли окно. Шум дождя стал явственнее, повеяло прохладой. Дарина обхватила руками свои обнаженные плечи. Как хорошо, что платье не шуршит...

Она не могла видеть собеседников, только слышала. Теперь, когда они стояли совсем близко, не составляло труда разобрать слова, хотя мужчины говорили тихо. Дарина мысленно пообещала им не разглашать то, что могла узнать ненароком. Ее здесь нет, она всего лишь тень на обивке кресла...

Незнакомый баритон произнес:

– Я настаиваю: ты не прав.

Ответа не последовало. Как видно, отчаявшись его дождаться, мужчина продолжил:

– Ты отвратительно не прав. Он этого не заслуживает.

– Никто не заслуживает, разумеется, – послышался ответ.

Такое впечатление, что человек, говорящий это, безмерно устал. Дарина закрыла глаза и попыталась сдержать всхлип. Мы все устали, подумала она. Устали улыбаться. Устали жить. Да.

– В таком случае, почему ты не расскажешь ему?

Опять – длительное молчание, затем все-таки последовал ответ:

– Винсент, я отдаю себе отчет в том, что делаю. Когда придет время, я все расскажу, но... пока рано.

Время, всем нужно время. Вот и Эван сегодня... Нет, не надо об Эване. Он тоже переживает, только старается не показать этого. Он не виноват. Никто не виноват.

– У меня такое чувство, будто ты считаешь, что купил себе груженный временем корабль и на полной скорости ведешь его к водопаду. Я всегда считал тебя умным человеком, Иэн, но твои поступки превосходят всяческое разумение.

Наверное, так чувствует себя человек, получивший удар в солнечное сплетение. У Дарины перехватило дыхание.

Иэн?!

Господи! Как же она сразу не узнала этот голос? Возможно, потому, что сейчас в него не вплеталось журчание фонтана...

Она выпрямилась в кресле, напряженная, как натянутая тетива.

– Оставь, – сказал Иэн. – Оставь, Вине. Это мое время, и я трачу его как хочу.

– Ты тратишь его бездарно! – его собеседник повысил голос, но тут же взял себя в руки и продолжил с напускным равнодушием: – Впрочем, ты прав. Это не мое дело. Я всего лишь стараюсь быть тебе хорошим другом.

– Ты и есть хороший друг.

– Знаю, это трудно, – негромко сказал Винсент, и Дарине пришлось напрячь слух, чтобы услышать продолжение, – но спасения нет, Иэн, и сказать тебе об этому смогу только я. Ни Алекс, ни та женщина, о которой ты говоришь. Это моя обязанность и моя дружба. Надеюсь, рано или поздно ты это поймешь, хотя чем раньше – тем лучше.

– Ты... – Голос Иэна прервался. Он помолчал и вновь заговорил после паузы: – Спасибо тебе. Пожалуй, мне действительно пора взглянуть правде в лицо. Каким бы уродливым оно ни оказалось.

Они долго молчали, так что Дарина уже забеспокоилась, но наконец Винсент произнес спокойно, как будто не было предыдущего разговора:

– Мне нужно поговорить с Джессом... Что ты собираешься делать?

– Не знаю. – Иэн помолчал. – Наверное, отправлюсь домой. Или побуду еще здесь. Сыграю в игру «все как обычно». Последний вечер.

– Ты считаешь это разумным?

– Я считаю это необходимым. Пойми, Вине, что мне осталось? Миг. Может быть, два. А потом... – Он резко сменил тон: – Приезжай ко мне завтра. Я планирую страдать жалостью к себе, и мне просто необходим будет приятель, который выльет мне за шиворот ведро воды и тем самым поднимет на ноги. Моя прислуга уже не решается.

– Собираешься погулять?

– Вот именно. Погулять. Потанцевать с хорошенькими женщинами. Делать им комплименты и целовать руки. Словом, буду веселиться, как будто ничего не случилось.

– Думаешь, получится? – Скептицизм в голосе Винсента заранее обрекал идею на провал.

– Черт тебя побери, Вине! – взорвался Иэн. Дарина сжалась. «Молчи, девочка, молчи...» – Не убивай мне этот вечер! Я знаю, ты делаешь как лучше, но, пожалуйста, не убивай! Пусть память обо всем полежит на дальней полке до завтра. Сегодня – это сегодня. Еще несколько часов.

– Прости, – виновато сказал Винсент, – кажется, я немного перестарался со своими принципами. Извини. Конечно, вечер... Делай, что считаешь нужным.

– Твое разрешение мне на это не требуется, – проворчал Иэн, но зла в его голосе не было.

– А я, увы, должен буду оставить это увлекательное мероприятие, как только поговорю с Джессом. Сам понимаешь...

– Понимаю, – усмехнулся Иэн. – Удачи.

– Благодарю. Она мне пригодится.

Они пошли по направлению к залу. Дарина еще несколько секунд сидела как завороженная, и лишь спустя эти невыносимо долгие секунды мелькнула отчаянная мысль: «Что же ты сидишь?! Он уходит!»

Она вскочила, но не смогла удержать равновесие и едва не упала. Ноги затекли от длительного сидения; когда она сделала шаг, ей показалось, что она ступает по иглам. Но нельзя было терять время. Шаги Иэна и его друга уже затихали.

Дарина двумя резкими взмахами вытерла слезы со щек, пригладила волосы и, подобрав юбки, бросилась за мужчинами. Однако они уже вошли в зал: коридор был пуст. Проклиная свою нерасторопность, Дарина поспешила за ними.

Она почти бегом ворвалась в зал и поняла, что все-таки опоздала: вокруг нескончаемым хороводом в танце двигались пары. Музыка неприятно резанула слух. Немыслимо было найти в этом столпотворении того, кто был сейчас нужен ей... так нужен ей!

Она готова была заплакать, упасть здесь же, на холодный пол. Нельзя. Улыбайся, девочка! Она с усилием приподняла уголки губ и поняла, что сейчас действительно упадет.

Дарина ушла в холл и просидела в темном уголке больше часа.

Когда она вернулась в зал, там не было почти никого: гости отправились к столам, накрытым в оранжерее. В зале погасили свечи и распахнули окна, изгоняя духоту. Пахло опавшей листвой.

Оркестр играл тягучую, печальную мелодию. «Как раз для моего настроения», – грустно подумала Дарина, останавливаясь на пороге и не зная, что делать дальше. Ей никого не хотелось видеть.

«Поехать домой? – метались в голове рассеянные мысли. – Что мне тут делать?.. А что делать дома? Ждать, пока вернется Эван?»

Мимо нее прошествовал слуга с подносом. Остановив лакея, Дарина взяла с подноса бокал. Вино оказалось сладковатым и крепким; Дарина вспомнила, что ничего не ела с утра. Пара бокалов – и она забудет все то, что так хочется забыть...

Она залпом выпила вино, поморщилась, поставила бокал на подоконник, подошла к столику и взяла второй. Отпила немного и огляделась.

Оркестр закончил играть, и стало слышно, как ветер шумит мокрой листвой. Дарина крепко зажмурилась, вспомнив день перед своей свадьбой. Тогда тоже шел дождь, а она сидела у окна и гадала: как сложится ее дальнейшая жизнь? Сможет ли она полюбить того, за кого ее выдали? Какие глаза будут у ее детей?.. Ну вот она и получила ответ почти на все свои вопросы.

Она с трудом открыла глаза и привычным усилием воли загнала боль подальше. Нельзя, Дарина Литгоу, графиня Шеппард. Ты должна быть сильной. Всегда.

Она так стиснула бокал, что казалось, сейчас раздавит его. Вместо этого Дарина медленно поставила его на столик. Так нельзя.

Из соседнего зала доносились громкие голоса гостей. Мимо проскользнула парочка в ярких нарядах... Глаза девушки таинственно блеснули в полутьме – весельем и ожиданием. Кажется, сегодня станет еще на одну невинность меньше...

Дарина закусила губу. Сбежать на остров. Прямо в этом платье, пригодится на шалаш. И никого рядом...

В тишине пропела скрипка, и сердце Дарины сжалось. Такой красивый и отчаянный звук... Надо уходить отсюда. Ее чувства совсем расстроились.

– Вы танцуете?

Она так резко обернулась, что едва не ударила локтем говорившего. Сердце зашлось в сумасшедшем стуке.

– Добрый вечер...

Иэн.

Он был в той же самой черной полумаске, несмотря на то что сегодня у Литлби был просто бал, без масок. И костюм на сей раз не черный, а, кажется, темно-синий. Белое кружево, бриллиантовая булавка...

Дарина пристально посмотрела на него. Наверное, в глазах ее отразились все вопросы, которые она так жаждала ему задать: Иэн поймал ее взгляд и едва заметно покачал головой: «Не здесь».

– Так потанцуем?

– С удовольствием, – ответила Дарина и поняла, что танец действительно доставит ей удовольствие.

– Тогда позвольте вашу руку, миледи.

Она протянула ему ладонь, принимая предложенную игру. Он подвел Дарину к оркестру, что-то шепнул дирижеру и вывел ее на середину залы. Музыканты прервали мелодию и посовещались. Во время этой короткой паузы Иэн успел встать в позицию для вальса.

– Готовы?

– Будет что-то особенное?

– Не сомневайтесь.

Музыканты вскинули смычки, и тишина взорвалась звуком.

Иэн медленно повел ее по зале. Никого из гостей не было в тот момент, потому что позвали к обеду, и они были... одни.

Дарине была незнакома мелодия, но в тот момент она даже не задумалась об этом: музыка поглотила ее всю. Впервые она танцевала, не думая о танце и не опуская головы. Смотря в глаза партнеру.

«Никогда не думала, – метнулась отчаянная мысль, – никогда не думала, что взгляд может заполнить тебя всю, до краев...» Она чувствовала себя кувшином, в который льется кристальная струя обжигающе ледяной воды... обжигающе горячей. В его глазах была целая вселенная. Дарина засомневалась, сможет ли выдержать на себе тяжесть этого мира.

Выдержала. Даже не дрогнули плечи.

«Мы повязаны, милый, – мысли совершенно отбились от рук, – мы повязаны с тобой крепко, этой мелодией, лунным светом... Тебе не убежать от меня, как бы далеко ты ни уехал. Не отпущу больше. Не дам умирать одному».

«Нет», – выдохнули скрипки прощальным всплеском звука.

Реальность возвращалась обрывками голосов, шелестом шагов и чьим-то громким смехом. Неожиданно кто-то хлопнул в ладоши, и пространство наполнилось громом аплодисментов. Дарина и Иэн слегка отпрянули друг от друга, с трудом расцепив взгляды.

Они были одни посреди залы, а у стен толпились люди. Откуда они взялись? Кто-то махнул рукой, и оркестр грянул другую мелодию. Закружились новые пары.

Дарина затравленно оглянулась, тяжело дыша. Иэн без слов понял все. Он взял ее за руку.

«Сбежим?» – спросил его взгляд.

«Сбежим!» – кивнула она.

Они почти бегом достигли выхода из залы. Дарину внезапно разобрал смех. Она сбегает с бала с незнакомым мужчиной! Да какого черта, в самом деле! Может, под этой черной маской ее муж, кому какое дело?

Они протолкались сквозь толпу в дверях. Дарину едва не оторвали от Иэна. Но он держал ее руку крепко и нежно, и девушка поняла, что он не отпустит ее. А когда пройти стало совсем невозможно, он вдруг обернулся, шагнул к ней и – у нее захватило дух – подхватил ее на руки. Ее будто окатило горячей волной. Она обвила руками его шею и рассмеялась. Перед ними мгновенно образовался широкий проход, и снова зазвучали аплодисменты. Дарина почти не слышала их: она слушала дыхание Иэна.

На миг ей показалось, что она заметила Эвана, и сердце ухнуло в пустоту; если муж увидит ее, то... что? Не важно. Сейчас не важно. Голова кружилась от ощущения свободы.

Иэн поставил Дарину на ноги только у лестницы – с видимым неудовольствием, если она правильно поняла его короткий вздох, – и, не выпуская ее руки, посмотрел на нее долго и испытующе.

– Лунный свет, – его голос звучал хрипло, – вы уверены в том, что хотите сделать?

Она не думала ни мгновения.

– Да.

– Вы не будете жалеть?

– Нет. Никогда.

– Вы вовсе не обязаны...

– Я так хочу, – прервала она его. – Идем.

Они спустились по лестнице и вышли в дождь.

Эван стоял, прислонившись к стене и стиснув кулаки. Мимо спешили веселые гости, но графу Шегшарду больше некуда было торопиться. Только что он видел, как его жена танцует с незнакомцем в черной маске – надо же, эксцентрик какой... Только что Дарин прошла мимо него, и этот неизвестный тип подхватил ее на руки, а она счастливо засмеялась. Самым простым решением было бы броситься вслед за ними и устроить скандал, но Эван всегда считал себя слишком разумным человеком для скандалов. В нем поднималась ярость, холодная и тяжелая, как ртуть. Убить. Просто убить, невзирая на последствия. Вызвать на дуэль и всадить ему пулю в лоб.

Эван с трудом разжал кулаки, протолкался сквозь толпу и вышел на балкон – подышать свежим воздухом. Из угла балкона слышалось сдавленное хихиканье, там поблескивало чье-то жемчужное ожерелье и фамильный перстень... Эван вцепился в перила. Осенняя ночь показалась отчего-то очень холодной – наверное, потому, что самому графу было жарко. Ярость душила его.

Он ничего не скажет жене. Какой смысл в том, что он уличит ее во флирте с каким-то человеком? Какой смысл во всех реверансах, взаимных упреках, недельном ледяном молчании? Он ничего этим не добьется. Если за три года брака он не добился любви Дарины, о каких скандалах может идти речь? Но репутация – это святое. Графиня Шеппард не должна запятнать свою репутацию. Эван хмыкнул: надо же, думает о том, чтобы сбежавшая жена была достаточно дальновидной и осторожной! Сколько людей видели, как она уходит, и сколькие обратили на это внимание?

А кто этот тип в маске, Эван узнает. Причем прямо сейчас.

Глава 4

На крыльце Иэн укрыл ее своим плащом. Дарина не возражала. От его тела шло обжигающее тепло, а ее платье почти не защищало от холода. Иэн подозвал лакея и потребовал подать лошадь к крыльцу.

– Ты любишь верховую езду? – поинтересовался он у Дарины.

– Да.

– И под дождем?

– Да.

– Сидя впереди мужчины?

– Разумеется.

Он коротко усмехнулся:

– Тогда тебе понравится.

Лошадь Иэна оказалась поистине гигантских размеров, черной как смоль; Дарина с ужасом подумала, что будет, если она сверзится с этого животного. Но не успела она как следует обдумать эту мысль, как крепкие руки Иэна подхватили ее и усадили на коня. Стремительным движением Иэн сам взлетел в седло.

– Вперед!

«И ни шагу назад, – мысленно добавила Дарина. – Если я оглянусь, то рискую струсить и выбрать не ту дорогу. Пока я смотрю вперед, все в порядке».

«Прости, Эван», – добавил внутренний голос.

Иэн вновь укрыл ее плащом. Сидеть было почти удобно. Дарина осторожно прислонилась к Иэну и прикрыла глаза.

– Тебе холодно? – Он укутал ее потеплее.

– Нет. Мне не холодно... с тобой.

Он долго молчал, прежде чем ответить. Они выехали за ворота, и конь зарысил по улице. Цокот копыт разлетался во влажном воздухе разноцветными конфетти.

– Ты действительно этого хочешь? Уехать сейчас со мной? У меня есть только эта ночь, Дарина.

Он не забыл. Не забыл ее имя! В ее груди будто поселилась бабочка с голубыми крыльями. Он помнит!

– Я знаю. – Она глубоко вздохнула. – У меня тоже есть только эта ночь. Потом... я не знаю, что будет потом, но... Я хочу ее прожить. Да. Я хочу.

– Хорошо... – Он сделал паузу. – На самом деле я хочу этого не меньше тебя. Но менее всего я желаю навредить тебе. Ты уверена, что у тебя не будет проблем с мужем?

– Больших, чем сейчас, не будет, – невесело усмехнулась она. – Не надо об этом, Иэн. Сейчас есть только ты и я. Давай забудем об остальных. На время.

– Что ж... – Он, видимо, глубоко задумался. Потом проговорил глухо: – Впрочем, проблем и не должно быть. Если ты не захочешь, я не буду ни на чем настаивать.

Щеки Дарины заалели.

– Я... я не...

– Вот и хорошо, – заметил он. – И не будем об этом, ладно?

– Ладно...

Ларина огляделась: они направлялись к окраине города.

– Нам долго ехать?

– Часа два. – Иэн подался вперед, и его дыхание обожгло ей шею. – Ты можешь поспать. Боюсь, сейчас ты не увидишь прелестных пейзажей.

– Я не хочу спать, – сонно пробормотала Дарина. Глаза слипались – виновато выпитое вино и нервное потрясение, даже в дождливую ночь, верхом на лошади, в сон клонит, надо же... – Разве что совсем немного. – Она полуобернулась к нему, ее щека коснулась его подбородка, и девушка отпрянула. – Боже, Иэн, у тебя жар!

– Спи! – Он решительно уложил ее голову себе на грудь. – Все потом.

Она подчинилась. Из темноты под веками надвинулись маски, затянули ее в хоровод... Через минуту она уже спала.

Дарина проснулась оттого, что тряска, к которой она уже успела привыкнуть, прекратилась. Чьи-то руки стащили ее с лошади. Слышались тихие голоса и негромкий смех. Кажется, смеялся Иэн... Она впервые слышала, как он смеется без горечи. Ее понесли куда-то, повеяло холодом. Дарина вздрогнула и открыла глаза.

Она лежала на роскошной кровати под алым балдахином, расшитым золотыми лилиями. Кровать располагалась у стены в просторной комнате, где горел камин, бросая жаркие отблески на стены. Другого освещения в комнате не было. Пара кресел, кушетка, тонконогий столик, кровать – вот и вся обстановка. Стены были задрапированы бордовой материей, наверняка безумно дорогой, несмотря на кажущуюся простоту. Все в этой комнате говорило о богатстве владельца. «Кто же он такой, в конце концов?» – подумала Дарина, приподнявшись.

Иэна в комнате не было. Странно, ей казалось, он только что был здесь... Она встала; ноги по щиколотку утонули в лежащей у кровати медвежьей шкуре. Туфли размокли, и Дарина, не долго думая, сбросила их. Она подошла к камину и присела на корточки, протянув руки к огню.

– Ты все-таки замерзла. – Голос Иэна, подошедшего бесшумно, вызвал на лице Дарины улыбку. – Надо было взять твой плащ, а не сбегать так поспешно. Один мой друг говорит, что бегство нужно всегда хорошо организовывать заранее.

– Мы потеряли бы время, – просто ответила она. – А ты... где был ты?

– Распоряжался насчет ужина. Ты голодна?

– Как зверь, – вздохнула она и ойкнула, когда что-то мягкое и пушистое опустилось на ее обнаженные плечи. – Что это?

– Охотничий трофей. – Иэн сунул ей под нос край белой шкуры с серыми пятнами. – В прошлом это принадлежало снежному барсу, а теперь – мне. И тебе. Завернись в нее. Барс вряд ли обидится; скорее, будет польщен. Бедняга, он даже не узнает, рука какой прекрасной женщины гладит его мех.

Дарина посмотрела на шикарную шкуру почти с ужасом.

– Ты сам убил... это животное?

– Ни в коем случае, – заверил он ее и склонился, чтобы помешать кочергой головешки в камине. – Это мой друг Винсент расстарался, привез мне из Европы. Кажется, купил у какого-то обнищавшего аристократа.

Дарина спрятала лицо в пушистый мех.

– О... как мило. – На большее ее не хватило. Ею внезапно овладело смущение, и она уставилась на огонь.

Позади раздалось звяканье столовых приборов. Обернувшись, Дарина увидела слугу, ставящего на столик поднос с ужином. Иэн отпустил лакея легким взмахом руки.

Когда за ним закрылась дверь, Дарина вопросительно взглянула на хозяина этого дома.

– Прошу к столу, – сделал он широкий жест рукой и помог девушке встать. – Здесь есть все, чтобы удовлетворить зверский аппетит.

Он усадил ее в кресло, помог приспособить шкуру барса на плечах и вдруг произнес нараспев:

В полях, под снегом и дождем,

Мой милый друг,

Мой бедный друг,

Тебя укрыл бы я плащом

От зимних вьюг,

От зимних вьюг.

А если мука суждена

Тебе судьбой,

Тебе судьбой,

Готов я скорбь твою до дна

Делить с тобой,

Делить с тобой.

Иэн умолк и уселся напротив Дарины в кресло, поймал ее взгляд и ответил вопросительным взглядом.

– Дальше, – шепотом попросила она.

Иэн улыбнулся:

Пускай сойду я в мрачный дол,

Где ночь кругом,

Где тьма кругом,

Во тьме я солнце бы нашел

С тобой вдвоем,

С тобой вдвоем.

Он вдохновенно воздел руку вверх:

И если б дали мне в удел

Весь шар земной,

Весь шар земной,

С каким бы счастьем я владел

Тобой одной,

Тобой...

Он запнулся, умолк, опустил руку и с преувеличенным вниманием посмотрел на стол.

– Итак... – Кажется, он не знал, что сказать.

У Дарины застрял комок в горле. Чтобы выручить Иэна, она поспешно спросила:

– Чьи это стихи?

– Роберт Берне, – он оживился, с готовностью приняв подсказку. – Я ценю его творчество довольно высоко... – Он снял крышечку с подноса. – О! Миледи, – Иэн шутливо поклонился, – не желаете ли отведать куриное крылышко?

– С удовольствием, сэр! – Дарина приняла из его рук тарелку. На мгновение их пальцы соприкоснулись, и девушка едва не отдернула руку – ей показалось, что на коже теперь горит ожог...

– Разве тебе не кажется, что пора открыть лицо? – осторожно поинтересовалась она.

– Нет. – Иэн откинулся назад и скрестил руки на груди. – Я не хочу. Поверь, будет лучше, если ты никогда не увидишь моего лица. Я думал, что пересилю себя и не встречусь с тобой повторно.

– А хотелось? – решительно спросила Дарина.

– Хотелось. Не в этом дело. Нам нельзя видеться. Даже первая встреча была...

– Ошибкой? – Ей стало очень горько. – Ты жалеешь об этом?

– Нет.

– Тогда почему же...

– Я уже объяснял тебе. – Он подался вперед, сел, положив локти на колени и сцепив пальцы. – Я не имею права впутывать тебя в это. В мою жизнь и... в мою смерть. Я и сейчас...

– Ты не думал, что есть еще мои собственные желания? – очень спокойно поинтересовалась Дарина.

– Да... Извини. Я эгоист. – Иэн с силой провел ладонью по подбородку. – Думаю только о себе. Чего же хочешь ты?

– Тебя.

Он замер, кажется, даже дышать перестал.

– В каком смысле?

– Во всех смыслах. – Дарина положила салфетку. – Я хочу, чтобы ты перестал бояться меня.

– Я не боюсь тебя, – сказал Иэн спокойно. – Я не желаю, чтобы ты несла мою боль, вот и все.

– Ты опоздал. – Дарина с аппетитом вонзила зубы в куриное крылышко и продолжила, прожевав: – Мне кажется, я уже взяла от тебя часть боли. Ведь если ее разделить на двоих, нести будет легче, как считаешь?

– Тебе будет тяжело: до этого у тебя не было этой боли.

Дарина оставила крылышко в покое; глаза ее потемнели, будто впитали эту самую боль.

– Да, тут ты прав, – медленно сказала она. – Твоей боли у меня не было. Была своя. И, поверь, для меня она нелегка. Так что не говори мне, что я могу и чего – нет. Ты меня не знаешь.

Он долго молча смотрел на нее.

– Ты права. Я не знаю тебя. Именно поэтому я не имею права...

– Ты хочешь сказать, что после сегодняшнего дня мы с тобой не увидимся больше? – прервала она его.

– Да.

– Извини, но, по-моему, ты бежишь сам от себя. И от меня заодно.

– Вовсе нет.

Дарина еле удержалась, чтобы не швырнуть в него чем-нибудь. Господи, неужели все мужчины такие твердолобые?

– Ты мне не веришь?

Иэн встал, шагнул к ней и опустился на колени перед ее креслом.

– Я верю тебе, – прошептал он, протянул руку и коснулся ее волос. – Но я не хочу, чтобы ты смотрела, как это происходит. – Он опустил руку и отвернулся.

– А если я сама выбираю это?

– Я не могу позволить тебе.

– Какое право ты имеешь указывать мне, что делать? – взвилась Дарина. – Какое...

Он не рассердился, вопреки ее ожиданиям.

– Ты сама согласилась: всего одна ночь. У тебя и у меня. Всего одна. Давай не будем тратить ее на споры, которые ни к чему не приведут.

Воспоминание об Эване было подобно ведру ледяной воды, обрушившейся на нее. Что она недавно говорила Беатрис? «Брак священен, и я не предам клятвы, которые давала перед алтарем». Где теперь все эти принципы?

Конечно, можно оправдаться тем, что она не изменит Эвану физически. Но Дарину это не успокаивало. Самым отвратительным ее поступком было то, что она изменила ему в душе...

Дарина впервые подумала о том, какой грех она совершает. Но – она заглянула в глаза Иэну – придется понадеяться, что прегрешение простится, если она поможет этому человеку. Если сейчас, в эту ночь, она поможет ему, то будет считать себя оправданной в собственных глазах. «У меня много грехов, и рая мне не видать. Возможно, я сумею кому-то подарить рай?»

– Хорошо, – сказала она, глубоко вздохнув. Все становилось на свои места. По крайней мере сейчас. А потом... Какая разница, что будет потом? – У нас есть эта ночь, Иэн. Не хочу терять ни мига. Давай вести себя так, как захотим. Только, прежде чем... – она запнулась. – Я хочу сделать вот это.

Шпильки, удерживавшие волосы, полетели в разные стороны. Дарина тряхнула головой, позволяя каскаду темных волос заструиться по плечам. Иэн смотрел на нее снизу вверх.

– Ты прекрасна. – Он взял ее руку и коснулся губами ладони. Долго смотрел на нее. – Извини, но я... – Он с неловкой улыбкой провел пальцами по бархату своей маски. – Я не могу.

– Я понимаю, – терпеливо сказала Дарина. – Это не важно.

Иэн кивнул, поднялся и сел обратно в кресло.

– Ты можешь задавать любые вопросы, – неожиданно сообщил он, – и простить мне то, что я буду задавать вопросы тебе. Кроме, разумеется...

– Имени, расположения родового поместья, титулов, – кивнула Дарина. – Да. Хорошо. Тогда... первый вопрос: где мы? Не территория, но место.

– Это мой загородный дом, – объяснил Иэн. – Тихое и, к сожалению, необжитое местечко. Я редко бываю здесь.

– А выглядит так, будто ты тут живешь...

– Мои слуги, – усмехнулся он, – почитают за величайшую радость держать все помещения в порядке, чтобы доставить мне удовольствие.

– Где ты набрал такую прислугу? – изумилась Дарина. – Наши только и думают, как бы избежать очередной уборки...

– Весь штат достался мне по наследству.

– Значит, твои родители...

– Они давно умерли, – сказал Иэн. – Уехали жить в Америку и оставили мне все это, а потом подхватили какую-то лихорадку... Они были странными людьми.

– Не более странными, чем ты.

– Я странный? Вот как?

– Несомненно. Какой джентльмен, пригласив даму на ужин, сам не станет притрагиваться к еде? Почему ты не ешь, Иэн?

– Не хочется. – Он потянулся к бутылке вина, разлил алую жидкость по бокалам, взял свой и принялся перекатывать его между ладонями. – Мне это не настолько необходимо, чтобы...

– Ты собираешься всю ночь только пить вино? Поверь, ты переоцениваешь себя...

– Ничуть. Тем более у меня есть другие средства.

– Вот как?

– Да. Кстати, я вовремя об этом вспомнил...

Он полез в карман и вытащил оттуда крошечную коробочку из резной слоновой кости. Открыв ее, он высыпал в свой бокал порошок темно-зеленого цвета и начал прихлебывать вино, морщась.

– Горькое, – пояснил он Дарине в промежутке между двумя глотками, – но это держит во мне жизнь. Какое-то индийское снадобье, уж не знаю, где мой эскулап ухитрился его достать...

Дарина, нахмурившись, пыталась понять. Что-то было не так. Наконец она сообразила: Иэн говорил по-другому! Сегодня он был не похож на того Иэна, с которым она встретилась у фонтана. Дарина не могла понять, в чем дело, но зеленый порошок все прояснил. Индийское снадобье? Ну-ну.

– И как давно тебя держат на наркотиках? – поинтересовалась она.

Иэн едва не поперхнулся, но все же допил вино, выигрывая себе время на размышление.

– С чего ты взяла, что это наркотики? Травы...

– Сомневаюсь, – покачала головой Дарина. – Как давно тебе их дают?

– Давно, – буркнул Иэн, аккуратно ставя бокал на стол. – Пойми, Дара...

– Как ты меня назвал?

– Дара. В чем дело? Я не должен был так называть тебя?

Она замотала головой.

– Нет, все в порядке. Так зовут меня... самые близкие люди.

Иэн посмотрел на нее долгим взглядом – кажется, прочитал подтекст; но, кивнув, вернулся к предыдущей теме:

– Пойми, я не могу без этого. Ты знаешь, что такое ад? Я – знаю. Ад – это когда ты не принял порцию снадобья и... – Он помолчал. – И вообще, оставим это.

– Ну да... – Она встала, сбросив с плеч шкуру барса: в комнате становилось жарко. – Ты так и будешь жить дальше?

– Нет, не буду, – отрезал он. – Во всяком случае, недолго.

Она молчала, опершись о спинку кресла. О чем они говорят? Этот разговор можно вести, мирно сидя на могильной плите и болтая ногами, настолько от него попахивает черным юмором. Иэн тоже поднялся, сбросил камзол, оставшись в белой рубашке и брюках. Дарина заметила, что он не снял заляпанные грязью сапоги, которые теперь оставляли следы на ковре, но, в конце концов, это не ее дело. Она чувствовала, как стремительно убегает время.

Неожиданно он шагнул ближе, нависнув над ней, как скала, и заговорил горячим шепотом:

– Прости меня... Я почти утонул в жалости к себе. Отвратительное зрелище, верно? Аристократический сплин в действии. – Он скрипнул зубами. – Сейчас я устрою истерику, как юная дебютантка...

Иэн сильно смахивал на сумасшедшего; что на самом деле творится в его голове? Дарина поняла, что устроит истерику раньше, если не предпримет хоть что-то.

– Никогда не говори мне «прости», – напомнила она.

– Да, – согласился он и потянулся к ее волосам; подцепил на палец пушистый локон и сказал вполголоса: – «Был мягок шелк ее волос и завивался, точно хмель. Она была душистей роз...»

– Берне? – почти утвердительно сказала она.

– Он самый.

Дарина подняла глаза и посмотрела на Иэна. Потом ее рука сама потянулась к его лицу и тронула губы...

В первый момент она не поняла, что произошло. Просто Иэн начал вдруг падать – молча, бесшумно и медленно, как последний лист с замерзшего дерева в декабре. Она испуганно схватила его за руки, но не удержала, и он растянулся на полу, повалив столик и ударившись головой о кресло. Дарина упала рядом с ним на колени.

– Иэн?!

Он не ответил. Она положила его голову к себе на колени и ощутила, что его сотрясает крупная дрожь, почти судороги. Дарина совершенно растерялась. Она попробовала позвать на помощь, но никто не пришел, и это почему-то придало ей сил. Глаза Иэна были закрыты, но сквозь полуопущенные ресницы виднелись белки, а когда она положила руку ему на лоб, то ей показалось, будто она коснулась раскаленного камня. Лоб наполовину скрывал бархат маски, и у Дарины мелькнула мысль, что вот она – возможность увидеть его лицо. Но разве можно заслужить доверие человека, так предав его? Пусть даже тайно?

Она осторожно опустила голову Иэна на ковер, вскочила и схватила один из бокалов, которые не разбились при падении. А вот вино, к сожалению, разлилось, и с этим ничего не поделаешь. В углу комнаты, на подставке, Дарина увидела керамический кувшин с причудливым орнаментом и метнулась к нему. Слава богу, там оказалась вода.

С большим трудом ей удалось напоить Иэна: он так крепко стиснул зубы, что, казалось, еще немного – и они расколются, как орехи. Дарина поискала носовой платок, салфетку или еще какой-нибудь кусок материи, но, не найдя оного, не долго думая, с трудом оторвала кусок от своей нижней юбки. Смочив этот лоскут водой, она отерла Иэну лоб и щеки, не трогая маску. Это вряд ли принесло много пользы, но Дарина не могла сидеть, ничего не делая. Она попробовала снова позвать на помощь, но, как и в первый раз, никто не откликнулся.

«Либо этот загородный домик величиной с Вестминстер, – раздраженно подумала она, – либо прислуга здесь сплошь глухая. Разве непонятно, что нужно всегда быть поблизости, если хозяин болен?»

Иэн, кажется, начинал понемногу приходить в себя. Его уже не трясло, как в лихорадке, и судорожно стиснутые кулаки разжались. Он открыл рот и дышал тяжело, прерывисто, как рыба, выброшенная на песок. Дарина даже отпрянула, когда он застонал, потянулся к лицу и стиснул руками голову, будто стремясь ее раздавить.

– Тихо... тихо, – попыталась она успокоить его. – Все хорошо, все уже кончилось. Тихо.

Иэн открыл глаза, дико сверкнувшие в прорезях маски.

– Кто вы? – прерывистым шепотом спросил он. Дарина опешила.

– Я... разве ты не помнишь меня? – Нужно было срочно заставить его успокоиться. – Я Дарина. Дара. Лежи спокойно.

– Я не знаю вас. – Он дернулся, словно стремясь отодвинуться от нее подальше. – Кто вы? Кто я? – Он выглядел совершенно ошарашенным.

– Ты – это ты, Иэн. – Дарина силой уложила его обратно, так как он пытался приподняться. – Лежи!

– Я... Господи... – Он со стоном упал обратно. – Господи... – Он закрыл лицо руками.

Дарина поспешно налила еще воды в бокал и приподняла Иэну голову:

– Пей.

На сей раз он не сопротивлялся: покорно выпил воду и снова положил голову на колени девушке.

– Господи... – простонал он, дотянулся до щеки Дарины и погладил ее. – Прости меня, прости... Когда такое бывает, я не соображаю, что говорю... Я в последнее время вообще слабо соображаю...

– Не извиняйся, – отрезала она. – И помолчи немного, тебе наверняка вредно разговаривать.

Он махнул рукой, как бы отбрасывая все запреты.

– Извини, я не хотел бы, чтобы ты это видела.

– Но я это видела. И что теперь? Он попытался пожать плечами:

– Лучше забудь. Это зрелище, я полагаю, не из приятных.

– Даже наркотики не спасают, да?

– Если бы не они, было бы гораздо хуже.

Ага, теперь он уже не утверждает, что пил безобидную настойку из трав. Что ж, уже прогресс. Возможно, ей удастся...

Ничего тебе не удастся, одернула она себя. У тебя есть всего ночь. Разве можно спасти его за ночь?

Но почему бы не попытаться?

Она помогла Иэну подняться и добраться до кровати, на которую он рухнул как подкошенный. Она стащила с него сапоги и, не долго думая, прилегла рядом, положив руку ему под голову. Он сказал, что знает, что такое ад... Сейчас его слова не казались Дарине преувеличением.

– Спасибо, – пробормотал Иэн и добавил спустя некоторое время: – Мелли тоже ухаживала за мной, когда я болел...

– Мелли? – нужно было говорить с ним. Кажется, это его отвлекало. – Кто это?

– Моя жена. – Он облизнул сухие губы. – Я говорил тебе, она умерла. Два с половиной года назад.

– Какая она была?

– О, Мелли... – Иэн слегка покачал головой. – Это была женщина, которая любила меня настолько сильно, что почти сливалась со мной... а я – с ней. Мы были одним целым, мне кажется. Во всяком случае, я не уверен, был ли в моей жизни хоть один день без нее. Даже сейчас она со мной...

Дарина вполне понимала его. У нее тоже были свои личные призраки: мама и Феликс – друг детства, погибший на идиотской дуэли... Но как это – быть одним целым, – она не знала. Может, это и есть Любовь?

– До сих пор помню ее шаги. Иногда кажется – дверь откроется, и она войдет... – Он закашлялся, и Дарина поспешно дала ему напиться.

– Что же случилось? – спросила она, когда Иэн снова откинулся на подушки.

– Мы ехали в коляске вчетвером – я, Мелли, Винсент и его подружка. Лошадьми правил я. Недалеко от нашего родового поместья есть такое место – дорога идет по склону холма. И навстречу нам выехал экипаж. Лошади испугались и шарахнулись в сторону, я не смог справиться с ними. Мы свалились в овраг. Я сломал руку, Винсент и его подруга отделались ушибами и легким испугом. А Мелли... ее придавило колесом... и она так неудачно упала... – Он замолчал и отвернулся, закусив губу.

– Не вини себя, – попыталась оправдать его Дарина. – Ты ведь пытался сдержать лошадей?

– Да, но не смог. И я сломался, – признался он подавленно. – Запил. И даже забыл об Алексе... И вспомнил только через полгода, когда он спросил у меня: «Папа, ты тоже уйдешь, как и мама?» Я сначала сказал ему, что мама уехала далеко, но, мне кажется, он все понял. Он всегда все понимает, – в голосе Иэна слышалась нежность. – Господи... Я обещал, что никогда его не брошу...

– А что с ним будет, когда... – Она не смогла договорить «когда тебя не станет».

– Его заберет к себе Винсент. Я уже распорядился... Дарина осторожно погладила его руку.

– Ну вот. Кажется, я немного пришел в себя.

Иэн попытался сесть, но Дарина решительно уложила его обратно.

– Лежи. У нас еще много времени.

– Ты не права: его очень мало.

– Тогда слушайся меня. Женщины умеют лучше распоряжаться временем. В конце концов, именно они ведут хозяйство.

– Приказа прекрасной дамы я ослушаться не могу...

Он окинул Дарину заблестевшими глазами.

– Да и, в конце концов, не так уж плохо мы устроились... Ну, теперь твоя очередь рассказывать. Чем живешь ты, Дара?

– Я? – Вопрос застал ее врасплох. Она задумалась. – Пожалуй, мечтами.

– И какими же?

– О, как у всех, – засмеялась она. – Мечтами о рыцаре на белом коне. О безбрежном счастье и любви... О детях. О том, чтобы в глазах тех, к кому я прикасаюсь, зажигались огоньки счастья, если я этого захочу.

Последняя фраза определенно заинтересовала Иэна.

– Это не как у всех, – заметил он. – Почему?

– Я не знаю, – пожала она плечами. – Это дает мне силы жить – знание, что я избавила кого-то от тоски, что кто-то, взяв от меня кусочек счастья, сможет жить дальше.

Он смотрел на нее все внимательнее.

– Мне показалось, – сказал он, осторожно подбирая слова, – что ты несчастна в браке. Так?

– Можно сказать и так, – невесело улыбнулась Дарина. – Эван любит меня, но я не люблю его. Меня продали за деньги, как породистую лошадь.

Вот она и сказала это вслух. Так легко, оказывается, говорить об этом. Нет, поправила она себя. Вовсе не легко. Все зависит от того, кто тебя слушает.

Иэну она могла сказать все.

– Тогда откуда в тебе столько счастья, что ты можешь им поделиться?

– О-о! – Она растерянно заморгала. – Никогда не задумывалась над этим.

– Все верно, – засмеялся Иэн, и Дарина невольно улыбнулась. – Лунный свет... – Он взял ее руку и поцеловал ей пальцы. – Ты прекрасна, Дара. Я не встречал никого светлее тебя.

– Ты знаешь меня так мало...

– Я знаю тебя так много, – шепнул он. – Гораздо больше, чем ты сама думаешь. И в ознаменование этого...

Он поднялся так резко, что она испугалась. Но, соскользнув с кровати, Иэн подал руку Дарине, и она встала тоже. Тогда он поймал ее вторую руку и, сжав ее ладони в своих, медленно опустился перед ней на одно колено.

– Прекрасная дама! – Его голос звучал хрипло. – Позвольте стать вашим рыцарем на эту ночь. Позвольте мне отплатить вам за то, чем вы одарили меня.

Она молча кивнула.

– Ты дала счастье и мне, сама того не заметив. Спасибо тебе.

Дарина улыбнулась. Не зря. Это было не зря. И предложенная игра – игра ли? – была тому наглядным свидетельством.

– Встань, рыцарь.

Он поднялся медленно, с трудом, но улыбка не сходила с его губ.

– Дама тоже хочет поблагодарить тебя, – прошептала Дарина, встав на цыпочки. – За то, что ты есть. Здесь и сейчас.

Он провел пальцем по ее губам и запечатлел поцелуй на раскрытой, как цветок, ладони девушки.

– Я думаю, наша благодарность искупит все, – сказал Иэн. Дарина не поняла смысла этой фразы, но ей было не до того. Она закрыла глаза и ждала.

И дождалась.

Его губы осторожно прикоснулись к ее щеке, и Дарина подалась вперед, к нему. Ее руки стремительно обвили его шею, соединяя ее с Иэном. И она не удивилась, когда кольцо его рук сомкнулось за ее спиной.

Ей стало тепло и больно – она знала, что дальше поцелуя дело не зайдет, и все же... все же... Она всхлипнула и крепко прижалась к груди Иэна.

– Ничего не хочу терять сейчас, – прошептал он ей на ухо, – ни мига, ни твоего взгляда, ни улыбки... ничего. Не хочу закрывать глаза. Время – наше.

И знание о том, где стоит последняя преграда, куда-то делось.

Глава 5

Она лежала рядом с Иэном и думала о том, как она счастлива. Голова ее покоилась на его груди, и„она водила пальцами по его коже, рисуя непонятные, но очень сложные узоры. Иэн лежал с закрытыми глазами, но Дарина знала, что он не спит.

Раньше она не понимала, как это – почти промолчать с человеком весь вечер, заниматься с ним любовью и чувствовать себя так, как чувствуешь после долгого разговора... Они говорили, да, но совсем немного.

Дарина вдруг тихонько засмеялась. Иэн мгновенно подобрался, как пойнтер, делающий стойку.

– Я подумала, – объяснила ему Дарина, – как легко, оказывается, сокрушить все принципы. Ты лелеешь их годами, полагаешь, что они несокрушимы, как скала, а оказывается, все это пыль.

Дарина подняла голову и попыталась заглянуть ему в глаза. На нем по-прежнему была маска, даже в самые нежные моменты он и не подумал ее снять: на его принципы ничто не могло повлиять.

– Спасибо, – шепнула она.

– Ты не должна благодарить меня. Скорее, наоборот. Он, быстро склонившись, поцеловал ее в лоб. Дарине показалось, что она готова умереть за то, чтобы еще получить от него такие вот короткие ласки. Она никогда не умирала за ласки Эвана, но за прикосновение Иэна готова была, кажется, отдать все.

Она, пытаясь скрыть вдруг навернувшиеся на глаза слезы, отвернулась и посмотрела на высокое стрельчатое окно. Комната, видимо, располагалась на верхнем этаже: в стекло стучали ветви растущего рядом дерева. Дождь закончился, и сквозь ажурый узор листвы смотрела старая знакомая – луна. Иэн тоже заметил ее.

Так хорошо идти-брести

По скошенному лугу

И встретить месяц на пути,

Тесней прильнув друг к другу, – продекламировал он.

Дарина молча слушала, как стучит его сердце, – быстро и беспорядочно.

– Который час? – внезапно спросила она.

– Недавно пробило двенадцать, – сообщил Иэн. – В соседней комнате есть часы.

– Сколько у нас еще времени?

– Сколько угодно. – Он притянул ее к себе.

– Да?

– Нет, – спохватился он, – несколько часов. Потом нужно будет возвращаться. Ехать далеко.

– Вот так... – Ей стало грустно и одиноко, как будто уезжать надо было уже сейчас. – Ну что ж... Попробуем растянуть оставшееся нам время.

– Где-то я уже слышал эту фразу, – сказал Иэн.

Рассвет застал их врасплох. Казалось, луна только-только ушла, а в небе уже рассеялось серебристое сияние, и облака на востоке порозовели. Дарина, задремавшая в объятиях Иэна, первой заметила это. Она осторожно приподнялась, и сердце ее сжалось: так и есть. Рассвет.

Бесконечности не получилось.

Иэн спал и дышал глубоко и ровно. Она залюбовалась им в неверном свете наступающего утра; когда еще ей выпадет этот шанс? И выпадет ли вообще?

Она водила взглядом по четким линиям его подбородка, скользила по скульптурной красоте губ и высокого лба. Как странно... Почему этот человек из всех выбрал именно ее? Она красивее? Лучше? Потом она вспомнила: до сегодняшнего вечера Иэн не видел ее без маски. Не в лице дело.

Его волосы, длиной почти до плеч, разметались по подушке. Дарина осторожно тронула пальцем блестящую прядь, пытаясь запомнить Иэна всего, до мельчайших черточек – руки, обнявшие ее, тяжелый перстень на безымянном пальце левой руки...

Кто бы ты ни был, человек, я буду помнить тебя.

Неизвестно, что его разбудило: то ли ее взгляд, то ли громкое пение проснувшихся птиц за окном, но Иэн сонно вздохнул и открыл глаза. Дарина убедилась в том, что догадка ее оказалась верной: они были черными. Волосы были темными, как звездное небо. Не зря ей пришло на ум это сравнение: в густых прядях блестели серебряные струйки.

– Только что пробило пять, – сказала Дарина, не дожидаясь его вопроса. – Нам пора ехать, да?

– Да... – Ему определенно не хотелось вставать. Но, бросив странный взгляд на Дарину, Иэн сел. – Пора. Тебе найти плащ?

– Буду благодарна. – Она соскользнула с постели, подняла и начала расправлять платье. Чего-то не хватало. И только когда он взял ее сзади за плечи и притянул к себе, Дарина поняла: не сделай он сейчас этого – и все показалось бы фальшивым.

– Прости, моя маленькая девочка, – прошептал он. – Я не могу изменить себе и не желаю губить тебя. Ты – самое лучшее из того, что произошло со мной за последнее время. И никого лучше тебя уже не будет. Да и не может быть. – Иэн поцеловал ямочку на ее плече. – Я думаю, мы когда-нибудь обязательно встретимся в том раю, который будет дарован. А если не там, то где-нибудь еще. Обещаю.

Она повернулась к нему и крепко поцеловала. Потом вспомнила.

– Знаешь, – сказала она тихо, – я не поехала бы на остров одна. Я взяла бы тебя с собой.

– Остров? – Он, видимо, нахмурился, пытаясь припомнить.

– Это моя маленькая тайна, – улыбнулась Дарина. – Главное – чтобы ты знал, что я поехала бы туда с тобой. Вот и все.

Он кивнул:

– Я буду знать.

Утро оказалось свежим и солнечным; Дарина с Иэном окунулись в него, словно в приливную волну. Выйдя на крыльцо, она огляделась. Дом стоял на небольшом холме, а вокруг, насколько хватало взгляда, простирались леса. Он был довольно большим, этот дом с колоннами в греческом стиле. И очень тихим. Яркие зеленые лужайки были ухоженными, дорожки – аккуратно вымощенными камнем. Типичное поместье. На траве лежали золотые листья: осень вступала в свои права.

По небу плыли высокие кучевые облака, обещающие теплый день – наконец-то.

Заспанный конюх подвел к крыльцу коня Иэна. Великолепное животное нетерпеливо било копытом землю: застоялось. Дарина осторожно погладила атласную шкуру коня.

– Как его зовут?

– Феб. Так звали моего первого пони, а этому бедняге просто не повезло: когда я его приобрел, меня осаждали воспоминания.

Голос Иэна звучал бодро, но Дарине послышались в этом фальшивые нотки. Кажется, он пытался шутить, но у него это плохо получалось. Поэтому она промолчала и не произнесла ни слова, пока Иэн не усадил ее на лошадь.

И лишь когда он сам сел в седло, Дарина не выдержала: она едва не задохнулась от острой боли и отчаяния.

– Неужели ты и вправду сможешь? – прошептала она, не оборачиваясь. – Перечеркнешь все?

Иэн долго молчал, прежде чем ответить:

– Так нужно, Дара.

– Ты жесток.

– У меня нет выбора. Если я не сделаю это, то в конечном итоге поступлю еще более жестоко.

Она горько кивнула:

– Конечно. Ты всегда прав.

– Ночь кончилась, Дарина, – сказал Иэн. Ей показалось или в его голосе тоже была боль? – Прости, что не смог подарить тебе вечность.

С этими словами он тронул поводья, и Феб неспешным шагом двинулся к лесу, постепенно перейдя на рысь.

– Спасибо и за это, – сказала она так тихо, что он вряд ли услышал.

Она закрыла глаза, чтобы не видеть ни солнца, ни утра. Иэн был рядом, но уже безмерно далеко. Так и должно быть, сказала она себе. Если ты решила, что ночь будет длиться вечно, то ты просто маленькая глупая девочка. Всегда наступает утро. Всегда.

Дарина чувствовала себя потерянной и несчастной. Кто она теперь? Кто? Все то, чем она жила и во что верила, было в одночасье разрушено мужчиной с черными глазами. Он оказался лишь мгновением в ее жизни – но изменил ее всю.

Она вспомнила, как плакала вчера, сидя в холле, и только собралась было пожалеть себя, как... у нее не получилось. Дарина изумленно посмотрела на это со стороны – нет, ей не было жалко себя, и обида, которая вчера надрывала сердце, стала маленькой и тусклой. Девушка вспомнила, как шептала вчера себе: «Никто меня больше не обидит». Значит, это не пустые слова?

Она вдруг с ужасом поняла, насколько вчера была близка к тому, чтобы сдаться и отступить. Чтобы в следующий раз, когда Эван начнет обвинять ее во всех смертных грехах, просто молча опустить голову или даже послушно кивать. Он едва не сломал ее!

Но сегодняшняя ночь изменила все. Дарина почувствовала, как в нее вливаются новые силы. Нет, она будет жить победительницей. Потому что есть на свете такой человек – Иэн, с которым она сбежала бы на остров и который, прикоснувшись к ней, сумел спасти ее.

А она его – не сумела.

Слезы выкатились из-под опущенных век.

...А когда она открыла глаза, лес уже заканчивался.

Иэн надвинул шляпу поглубже, когда они въезжали в город. Лондон начался трущобами предместий и встретил их своим обычным шумом. От реки тянуло гнилью. На улицах люди спешили по своим делам: грузчики, торговцы, посыльные – в этой части города редко встречались аристократы, да еще в такое время. Мимо пробежал мальчишка-газетчик, выкрикивая заголовки газетных статей. Румяная торговка несла корзину, полную яблок.

– Куда тебя отвезти? – спросил Иэн, приостановив коня на перекрестке.

Дарина задумалась. Нет, домой ей сейчас ехать нельзя; да и что будет, если кто-нибудь заметит, как незнакомый всадник привез ее к воротам особняка? И если Эван полночи искал ее... Скандала с мужем не миновать. Дарина не опасалась этого разговора, но боялась, что он сможет каким-то образом повредить Иэну. Эван вспыльчив и ревнив. Не дай бог, разыщет Иэна и вызовет на дуэль.

– К подруге, – решительно сказала Дарина. – К леди Беатрис Локфорд. Я покажу, где она живет...

– Не нужно, – усмехнулся Иэн. – Кто в свете не знает, где живет леди Беатрис?

– Что ты теперь собираешься делать?

– Ну... – Он замялся. – Поеду домой. Алекс волнуется.

– Ты не понял, – настойчиво сказала она, – что ты собираешься делать дальше?

На сей раз он молчал довольно долго.

– Растягивать мгновения в бесконечность, наверное.

Феб пошел шагом, и Дарине удалось дотронуться до щеки Иэна. Он вздрогнул, как будто его коснулись каленым железом.

– Ты заслужил право жить, милый, – сказала она. – Больше, чем многие. Пожалуйста, не забывай этого. Молчи! – Она приложила ладонь к его губам. – Не хочу слышать возражений. Ты говорил, что веришь в Бога... Если так, то для тебя есть спасение.

– Да, – он поцеловал ее пальцы, – я знаю. Это ты. Она почувствовала, что задыхается; из глаз брызнули слезы.

– И ты все-таки уходишь?

– И я все-таки ухожу, – подтвердил он. Дарина медленно кивнула:

– Кажется, я начинаю понимать почему.

Дорога до дома Беатрис оказалась на удивление короткой. Дарина отдала бы не меньше половины жизни, чтобы у них с Иэном оказалось еще несколько минут (она все пыталась собраться с мыслями – кажется, она не сказала ему что-то очень важное, но никак не могла понять что), но время не покупается временем. Иэн остановил Феба у ажурной решетки ворот. Дарине стало холодно, она дрожала. Еще минута – и она никогда больше не увидит Иэна.

Она послала к черту все и поцеловала его. Иэн, в первый момент опешивший, ответил на поцелуй, но тут же с трудом оторвался от ее губ.

– Иди, – шепнул он.

– Сейчас. – Дарина еще раз, очень быстро, поцеловала его, зажмурившись и пытаясь успокоить словно сорвавшееся с цепи сердце.

– Иди, – снова выдохнул он. – Иначе я... не смогу. А я должен.

– Да, – твердо сказала Дарина. – Да.

Он, не слезая с коня, помог ей спуститься на землю. Один краткий миг – и его руки уже не касаются ее, уже все...

В отчаянном порыве Дарина схватила его ладонь, пытаясь хоть ненамного продлить эту минуту.

– Иэн...

– Прощай, Дара... – Он коротко сжал ее пальцы и отпустил руку. Дарина смотрела на него снизу вверх и плакала, уже не стесняясь.

– Прощай, Иэн, – вздохнула она и отступила назад. – Я буду помнить.

– Пока живы, – кивнул он и ударил коня каблуками в бока. Феб стронулся с места и пошел сначала шагом, потом рысью и, наконец, перешел на галоп.

«Оглянись. Пожалуйста!» – безмолвно попросила Иэна Дарина. Но он не оглянулся.

И вдруг она вспомнила, что должна была сказать ему.

– Иэн, я...

Было поздно.

Дарина постояла еще минуту, глядя туда, где он скрылся. Потом огляделась. Мимо шли люди; многие удивленно оглядывались на заплаканную женщину. Наверное, судачили, кто это такая. Дарина при всем своем желании не могла бы им помочь. Она пока и сама не знала, кем стала.

«...люблю тебя».

Глубоко вздохнув и вскинув голову, она повернулась и тронула створку ворот.

Глава 6

«Только не оглядывайся», – сказал он себе.

Феб ровной рысью шел по улице; Иэн почти не трогал поводья, положившись на коня и предоставив ему возможность самому избегать столкновений с повозками и людьми. Впрочем, ему было бы все равно. Решительно все равно. Лишь бы больше не было этой боли.

Голова раскалывалась. Как обычно. Если бы не Алекс, Иэн, наверное, давно бы смешал несколько порций этого отвратительного зеленого порошка и принял дозу, которая раз и навсегда успокоила бы предавшее его тело. Нельзя, останавливал он себя каждый раз, когда рука тянулась к запасам наркотика. Тебе еще есть для кого жить. Так и живи.

А еще есть Бог. Который на небесах и везде. И Бог не простит ему трюк с порошком. Что Иэн скажет Богу, когда предстанет перед ним? «Прости, Господи, я не мог больше страдать»?

Дарина... Выбросить из памяти это лицо! Нельзя, нельзя даже вспоминать то, как она вчера... Нельзя. «Что ты делаешь, дурак, остановись!»

Винсент абсолютно прав. Вчера был последний вечер, когда Иэн позволил себе делать то, что ему заблагорассудится. Сейчас нужно думать об Алексе. Сын любит его до безумия, и Иэн будет последней сволочью, если предаст доверие ребенка своими необдуманными поступками. Он всю жизнь не ценил время; теперь нужно срочно научиться делать это. Нужно прожить столько, сколько осталось, достойно.

Только нужно забыть глаза Дары – и можно будет это сделать.

Иэн повернул Феба и чуть придержал его. До резиденции совсем недалеко, а он так и не подумал о том, как рассказать все Алексу.

Мысли путались, сплетаясь в клубок, как змеи: Дарина, сын, Винсент... Иэн тряхнул головой и сорвал наконец ненужную уже маску.

Вчера он испугался. Так точно, струсил. Джентльмен, рыцарь... Он усмехнулся. Рыцарь, который, вместо того чтобы пробивать себе путь мечом, прячется в кусты, оттого что боится, как бы женщина не угадала, что за лицо прячется под забралом и...

И что дальше?

А дальше – смерть.

Он все сделал правильно.

Только почему так паршиво на душе?..

Уолтер встретил его поклоном и традиционной улыбкой.

– Доброе утро, милорд!

Иэн скривился, бросил дворецкому шляпу и перчатки, тот ловко поймал их – сказывались годы практики. Уолтер был одним из самых старых слуг дома Иэна и носил ливрею дворецкого, как иные носят ордена. Он очень гордился тем, что служит этой семье.

– Если это шутка, Уолтер, то поистине глупая.

– Если милорд полагает, что утро плохое, то я с удовольствием буду считать так. – Слуга в очередной раз поклонился. – Итак, с плохим утром, милорд!

Иэн невольно рассмеялся и тут же поморщился: такие упражнения не для его бедной головы. Он с трудом справился с застежкой плаща. Уолтер, внимательно наблюдавший за хозяином, деликатно сообщил:

– Травяная настойка в вашем кабинете. Ваш сын недавно проснулся и играет в саду. В малой гостиной вас ждет леди Маргарет Уолридж.

Последнее сообщение заставило Иэна удивленно вскинуть брови, а потом нахмуриться.

– Что ей нужно?

– С вашего позволения, милорд, она мне этого не сообщила.

– Как давно она ждет?

– Около четверти часа. Прикажете подать чай в малую гостиную?

– Никакого чая, – отрезал Иэн. – Леди не станет задерживаться.

Уолтер понимающе кивнул.

– И приготовь ванну для меня, – бросил Иэн, направляясь к дверям гостиной.

Значит, Марго пронюхала, что он в городе. Дьявол, дьявол, дьявол! Он не появлялся здесь так давно, что его лицо, пожалуй, забыли не только женщины, но и члены палаты лордов. Хотя насчет последних он сомневался, судя по возмущенным письмам, которые пересылал ему один старый друг семьи. И сейчас вовсе не обязательно было афишировать свое присутствие в Лондоне. Он посетил всего два светских раута, встретился с нужными людьми и с... Отставить. Он и так слишком долго пробыл здесь. Пора возвращаться в Риверфорт.

Иэн открыл двери гостиной и аккуратно прикрыл их за собой, после чего повернулся к женщине, поднявшейся ему навстречу.

Графине Маргарет Уолридж было столько же лет, сколько Иэну, – двадцать восемь. Разница состояла в том, что она в этом возрасте выглядела на двадцать, а он – на тридцать пять, не меньше.

У нее была фигура лесной нимфы и зеленые глаза, яркие, как у черной кошки. При виде Иэна Марго одарила его самой восхитительной из своих улыбок, которая, по словам столичных донжуанов, могла заставить даже импотента упасть к ее ногам. Иэн в свое время испробовал чары Марго на себе; впрочем, ей так и не удалось уложить его в постель, чем она была страшно раздосадована. Наверное, именно поэтому она до сих пор не могла успокоиться. Однако она оставалась одной из тех женщин, которые ему нравились, и он даже мог позволить себе считать ее своей подругой. Только вот сейчас Марго появилась совсем некстати.

Леди Уолридж была ослепительна в ярко-алом туалете, расшитом крохотными белыми розами. Возможно, на другой женщине такой наряд выглядел бы вульгарно, но только не на Марго.

– О, Иэн, дорогой! – Она протянула ему руку для поцелуя; он едва коснулся губами бархатной кожи. – Право слово, ты гадкий! Приехать в Лондон и даже не навестить меня! Так неуважительно с твоей стороны! – Она погрозила ему точеным пальчиком. Манеры ее не изменились с тех пор, когда он видел ее в последний раз. Все та же игра в кокетку. С первого взгляда и не скажешь, что она намного умнее, чем кажется.

Иэн опустился в кресло и указал Марго на второе.

– У меня много дел. Пожалуйста, постарайся быть краткой. Что тебя привело ко мне в столь ранний час?

Марго нахмурилась:

– Ты очень неучтив, Иэн.

– Нет, просто я только что приехал и безумно устал. Извини. – Он потер ладонями лицо. – Как ты узнала, что я в городе?

– О, Джесс Винтер сказал мне, что Винсент здесь. А всем известно, что он в последнее время не отходит от тебя ни на шаг. Интересно, почему?

Проклятие. Джесс так и не научился держать язык за зубами. Кому он еще растрепал о Винсе, интересно? И сколько человек уже успели сделать соответствующие выводы?

Только этого ему сейчас и не хватало.

– Ну, мы же друзья, ты знаешь, – усмехнулся он. Надо немедленно отделаться от Марго, позвать Алекса и поговорить с ним. Иначе, судя по последним новостям, у Иэна может не оказаться времени.

– Это ничего не объясняет, – отрезала Марго. – Но я приехала к тебе не затем, чтобы пересказывать досужие сплетни. – Она улыбнулась, перебралась на подлокотник кресла Иэна и мурлыкнула: – Я соскучилась по тебе.

От нее одуряюще пахло духами. Лаванда, кажется. Или сирень.

– Марго, я смертельно устал. – Иэн с трудом подавил зевок. – Я горю желанием упасть в кровать и выспаться. И у меня столько дел сегодня... Может быть, перенесем встречу на другое время?

Из всего этого она уловила только слово «спать».

– Может, мне составить тебе компанию? – Ее рука скользнула ему под рубашку. – Ох, какой ты горячий! Ты не болен, Иэн? – Она провела рукой по его волосам. – Бог мой, ты совсем седой...

– Болен, – кивнул он. – Но тебе не на что рассчитывать не только поэтому, а еще и потому, что я не хочу тебя.

С Марго всегда нужно было говорить именно так, дабы побыстрее заставить ее перейти к делу. Впрочем, и подобная тактика иногда не помогала. Все, что ей было не нужно, Маргарет попросту не слышала.

– Может, мне поухаживать за тобой? Я буду подносить тебе лекарство... Возможно, вылечу другим способом... – Она облизнула восхитительные губки острым язычком. Иэн схватил ее руку и извлек из-под своей рубашки. – Ну, милый, не будь таким противным. Я полагаю, в своем захолустье ты соскучился по женскому обществу.

– Марго, когда ты наконец поймешь, что я не собираюсь пополнять твою коллекцию? – Он попытался встать, но она удержала его.

– Так просто ты от меня не сбежишь. – Она сменила тон, временно отказавшись от попыток соблазнить его. – Мне не нравится то, что происходит, Иэн. Сначала ты сидишь в своем проклятом Риверфорте и пьешь до потери сознания. Потом возникаешь на светском небосклоне Лондона, как яркая звезда. А затем ты внезапно покидаешь столицу и вместе с ненаглядным Винсентом пропадаешь где-то больше года. И вот ты вернулся.

– И вот я вернулся.

– И даже не появился ни на одном приеме. Зачем же ты здесь?

«Попрощаться. Уладить дела. Дождаться кое-кого. Поставить сотню свечей в соборе...»

– Я же говорю – дела... И ты не права: я появлялся на приемах. Был у Соммерсетов на днях и вчера у Литлби.

Марго сморщила хорошенький носик.

– Литлби? Фи! Эти зануды! Что заставило тебя поехать туда?

– Предчувствие, что там я смогу повеселиться, не рискуя быть окруженным целым выводком красавиц дебютанток.

– Тебе надоели женщины? Боже, Иэн, с кем же ты спал все последнее время, что тебе никто не нужен?

Только одну ночь, подумал он. И – нужна. Одна. И это не Марго.

– Вот что, дорогая, – ему все же удалось подняться, – у меня и вправду мало времени. Я, конечно, рад тебя видеть...

– По тебе незаметно. – Марго поскучнела. – Ладно, если ты так желаешь, золотце... – Она встала и подставила губы для прощального поцелуя. Иэн легонько чмокнул ее в щеку. Марго скривилась, он развел руками – дескать, прости, большего я для тебя сделать не могу.

– Было приятно тебя повидать, Маргарет.

– Ну да, как же... – Она вздохнула. – Не забывай меня, ладно? Нанеси ответный визит.

– Нет, – отрезал Иэн. – Я вряд ли появлюсь у тебя, Марго. Прости. Я ненадолго в столице, а мне так много надо сделать.

Она пристально посмотрела на него и медленно покачала головой:

– Иэн, Иэн... Ты опять изменился. Не узнаю. Кто тебя снова сломал?

– Ошибаешься. Мне лишь не терпится скинуть с себя этот костюм и...

– Кого ты пытаешься обмануть? – фыркнула Марго. – Да у тебя взгляд проигравшего. Я знаю тебя не первый год. Где мой Иэн, способный выживать в любой ситуации?

– Я не твой. – Он взял ее за плечи и развернул лицом к выходу. – И я очень-очень занят, леди. Зайди в другой раз. А лучше всего я сам к тебе зайду.

Она бросила на него быстрый взгляд:

– Передумал?

– Ты же не оставишь меня в покое, – усмехнулся он. – К тому же я тебе кое-что должен. – «Прощание, например». – Я заеду на следующей неделе.

Марго смотрела на него круглыми глазами:

– Ого! Ты заговорил по-другому. Хотелось бы мне знать, почему...

Иэн скорчил угрожающую гримасу.

– Ухожу, ухожу! – Женщина направилась к дверям. – Значит, я жду тебя на той неделе.

–Да.

У дверей она остановилась и обернулась.

– Неужели призрак мертвой жены всегда будет маячить за твоей спиной, Иэн? – тихо сказала она. – Как ты думаешь, может, пора начать жить?

И, не дожидаясь ответа, вышла. Он подошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу. Марго била наугад, но попала в цель с убийственной меткостью. О, эта женская интуиция: они всегда чувствуют, куда стрелять...

– Поздно, Марго, – прошептал он. – Поздно.

Глава 7

В первую минуту Беатрис просто молча разглядывала подругу и лишь потом обронила:

– Садись. Рассказывай.

Дарина прошла к кушетке и опустилась на нее, сложив руки на коленях. Говорить не хотелось.

– Эван искал меня? – равнодушно спросила она. Беатрис фыркнула.

– Я видела, как он под утро уезжал от Литлби. Кажется, он был сильно пьян, а сейчас, надо полагать, либо еще спит, любо мучается похмельем. В любом случае, ему не до тебя.

Дарина устало кивнула. Ночью она успела лишь немного подремать, и теперь у нее слипались глаза. Она готова была заснуть прямо тут, на кушетке. Беатрис это наверняка видела, но, сгорая от любопытства, игнорировала.

– Где ты была всю ночь, дорогая? Я искала тебя, но в такой толпе это оказалось бесполезным. И все же, думаю, нашла бы, если б ты была на празднике. Твой наряд сложно не заметить, – она кивнула на помятое и испачканное платье Дарин. – Могу я полюбопытствовать, что с ним случилось?

Дарина глянула на Беатрис, на ее свежее утреннее платье из кремового шелка, и неожиданно ее разобрал нервный смех.

– Оно прожило свою жизнь, – сообщила она и задумчиво отщипнула волан с рукава. Материя затрещала. Беатрис смотрела на подругу, вытаращив глаза. – Вместе со мной оно прожило целую жизнь. Неудивительно, что оно выглядит так, будто ему пора быть изведенным на тряпки.

– Дарин, дорогая, тебе определенно надо отдохнуть, – озабоченно сказала Беа. – Хочешь, пойдем в мою спальню, или отвести тебе одну из комнат для гостей?

– Мне все равно. – Спать. Да. Может, во сне она сможет забыть, что он не оглянулся...

– Что сказать Эвану, если он все же пришлет кого-нибудь за тобой?

– Скажи ему, что я всю ночь была с тобой. Соври что-нибудь. Не знаю.

Беатрис ошеломленно покачала головой:

– Бог мой, если ты лжешь Эвану, значит, случилось нечто из ряда вон выходящее...

– Потом, Беа. Все потом.

...Когда она осталась одна в спальне, сон ушел. Слуги задернули занавеси, но между тяжелыми портьерами светилась узкая щель. Дарина долго сидела на постели, глядя на этот осколок утра.

Вот так вот и бывает на свете, девочка. «Прости», – сказала равнодушная судьба голосом Иэна и отвернулась. И ей только и остается теперь, что смотреть на останки своей жизни и думать, что делать дальше.

«Жалеешь себя?» – насмешливо спросил внутренний голос.

– Нет! – стиснув зубы, шепотом крикнула Дарина. И повторила, сжав кулаки: – Нет!

Она заметалась по комнате, как вольный зверь, запертый в клетке. Ей отчаянно не хватало воздуха. Бросившись к окну, она раздвинула портьеры и распахнула створки. Солнечные лучи ввалились в комнату.

Дарина глотнула свежего воздуха и немного успокоилась. Так. Надо разобраться: что дальше?

«Растягивать мгновения в бесконечность», – шепнул призрак. Как ты сможешь сделать это, Иэн, как? У одного тебя не хватит сил. Ты сдался. Ты действительно решил умирать. Ты спокоен внешне, но я-то знаю: тебе хочется кричать от боли, и это не только боль в голове. Ты показал мне лишь малую ее часть. Но я – я знаю, что такое айсберги. Твоя боль – это айсберг: лишь острая вершина над водой, а ледяная глыба – там, в мутной глубине...

«Дурачок», – сказала Дарина невидимому Иэну.

С отчаянной четкостью она поняла, что он не пройдет один. Он умрет, и умрет гораздо раньше, чем мог бы. Потому что он сдался. А когда человек сдался, он попадает в плен. «Ты в плену у собственной боли, милый».

Все умирают. Но они не доживают свою жизнь – они живут. «Я должна была сказать это тебе. Почему, почему я молчала?!» Теперь – поздно...

Она крепко зажмурилась и вспомнила его руку на своем плече... Его глаза, его начавшие седеть волосы. Его печальное спокойствие и голос, медленно произносящий слова.

Я буду жить снова, милый мой. Но и ты будешь жить вместе со мной.

Мотыльки всегда летят на пламя. И... всегда сгорают.

Она спала всего несколько часов. Разбудили ее тяжелые шаги, и кто-то грубо потряс ее за плечо. Дарина с трудом разлепила веки. Сон не только не освежил ее, но, казалось, утомил еще более. Она приложила ладонь ко лбу, как будто это могло спасти от головной боли.

– Что ты здесь делаешь? – громкий голос Эвана неприятно резанул слух. Дарина поморщилась. – Где ты была всю ночь?

– Я...

– Отвечай! Я искал тебя, я...

На пороге очень вовремя возникла Беатрис.

– Дарин была со мной, – безапелляционно заявила она. – Вы не имеете никакого права врываться в мой дом, граф, и устраивать скандал. Пожалуйста, ведите себя прилично, а еще лучше – пойдите и пообедайте. Возможно, это излечит вас от... В общем, привьет немного хороших манер. – Она обратилась к Дарине: – Прости, дорогая, но он вошел сюда, хотя слуги и пытались его остановить. Сейчас мы выставим твоего излишне шумного мужа, и ты сможешь спокойно отдыхать дальше.

Эван переводил подозрительный взгляд с Дарины на Беатрис.

– Не морочьте мне голову, леди, – прорычал он. – Я видел вас далеко за полночь. Моей жены с вами не было.

– Прекратите, – сказала Дарина сдавленно. – Прекратите, пожалуйста!

Они умолкли и посмотрели на нее.

– Все в порядке, Беа. – Она села на постели. Интересно, муж видел ее с Иэном или ей все-таки показалось?.. – У Эвана есть причины быть недовольным. Я ушла с бала, не предупредив его. Я сама во всем виновата.

– Ах, какие мы нежные! – раздраженно проворчала Беатрис.

Однако слова Дарины оказали на Эвана свое обычное действие: вину с него сняли. Граф глубоко вздохнул и повернулся к жене:

– Извини, дорогая. Ты вправду была с Беатрис?

– Да, она всю ночь была со мной, – лгала Беа, не моргнув глазом. Она знала, как тяжело Дарине дается ложь. – И я не понимаю, отчего вы так разволновались. Это не первый раз, когда Дарин ночует у меня.

Эван помолчал, теребя усы.

– Всю ночь, леди Беатрис? – Он коснулся пальцем платья Дарины. – А это что такое? Грязь... Где ты испачкала платье, дорогая?

– Вы невыносимы, – простонала Беа. – Мы гуляли по саду. Был дождь. Я не понимаю, почему несколько пятен вас так волнуют?

Эван пристально смотрел на Дарину. Это был первый раз, когда она не знала, что сейчас скажет муж, – очень уж странным был его взгляд...

– Дорогая, так и было?

Она с трудом выдавила из себя ложь:

– Да... да.

Эван склонился и поцеловал Дарину в лоб. Память мгновенно откликнулась: другие губы... Замолчи, боль. Пожалуйста.

– Прости меня, золотая моя. Поедем домой?

– Да. – Он помог ей подняться. – Да, домой, Эван. Я хочу принять ванну.

Только не показывай ему ничего...

– Дарин, я бы хотела поговорить с тобой минутку, прежде чем ты уедешь, – прощебетала Беа беззаботным тоном. – Пожалуйста.

– Конечно. – Она выпустила руку мужа. – Где?

– Здесь. – Беатрис выразительно посмотрела на Эвана. – Граф, я думаю, вы можете подождать свою супругу в карете.

– Тайны от мужей?

– Обычные женские секреты. До свидания, граф, было приятно вас повидать.

Эван пожал плечами и вышел, бросив перед этим еще один внимательный взгляд на Дарину.

Когда за графом закрылась дверь, Беатрис одарила подругу не менее внимательным взглядом. Затем сказала негромко:

– Не знаю, где ты была этой ночью, однако сейчас ты едва не разрушила собственный брак. Ты это понимаешь?

– Более чем. – Дарина прижала руку к груди.

– В чем дело, Дарин? Можешь мне не рассказывать в подробностях, но в общих чертах?

Она молчала. Одно слово – Иэн... Нет, не надо его произносить. Если делишь боль, всегда легче. Но если делишь воспоминания, они становятся только ярче из-за этого. Острее. Ведь кто-то начинает помнить вместе с тобой.

Хватит ходить по обнаженным клинкам – и так уже из этой истории сделана греческая трагедия. Действие и еще раз действие, а какое – разберемся чуть позже.

– Прости, Беа. Не могу.

Беатрис вздохнула.

– Хорошо, тогда я сделаю выводы сама. Тут замешан мужчина, дорогая, и не пытайся меня переубедить: я о таком состоянии знаю не понаслышке. Кто бы он ни был и что бы он ни сделал, это перевернуло твою душу. Так?

У Дарины достало сил только молча кивнуть.

– Так я и думала. Позволь дать тебе совет, милая: будь осторожна с Эваном. Кажется, он не избавился от своих подозрений. Учти, что в ближайшие дни он будет пристально следить за тобой.

– Вчера он... – Голос Дарины сорвался. – Он так обидел меня... Просто убил...

– И ты решила ему отомстить?

– Нет! – вскрикнула она. – Нет, что ты... Я... просто так получилось...

Беатрис покачала головой:

– Надеюсь, он того стоил.

Дарина подняла голову и ответила твердо:

–Да.

Беа вздохнула.

– Ну что ж... – Она легонько подтолкнула Дарину к двери. – Иди. Твой муж ждет тебя. И не забывай, что я тебе сказала. Будь осторожнее, ладно?

–Да...

...Эван терпеливо ждал ее в карете. Когда жена села напротив него и устало откинулась на подушки, граф поинтересовался:

– Как чувствуешь себя?

– Отвратительно. – Она закрыла глаза и попыталась расслабиться. Просто минуту ни о чем не думать...

– Дарин...

–Да?

Он молчал, и ей пришлось приоткрыть глаза.

– Ты простила меня за вчерашнее?

– Вчерашнее? – Она вдруг обнаружила: ей стало все равно, что он ей говорил вчера. – Ах да. Конечно. Конечно, Эван, все забыто.

Он улыбнулся:

– Я люблю тебя.

Ох, как давно он этого не говорил! Дарина даже растерялась, не зная, что на это ответить. Наконец она выдавила из себя улыбку.

– Я знаю.

Глава 8

Он спустился в домашнюю часовню.

Перед алтарем застыли оплавленные свечи. Иэн зажег их все. Света получилось немного. Он сел на скамью в углу, потом лег. В тишине было слышно, как едва потрескивает огонь, съедая фитили.

За окнами быстро темнело. Длинный день заканчивался.

Иэн смог прилечь в первый раз за все это время. Сначала Марго, потом – управляющий, который принес огромную кучу бумаг, требующих немедленного внимания. А еще пришлось поработать над завещанием и другими распоряжениями на случай – хотя... какой тут может быть случай – смерти, ибо времени на их оформление оставалось все меньше.

С Неерсом они просидели до обеда; Иэн хотел закончить побыстрее и наконец поговорить с Алексом, которого до сих пор не видел: по утрам с мальчиком занимался учитель. Но, когда он наконец выпроводил управляющего, оказалось, что у сына легкий жар и его уложили в постель. Иэн заглянул к Алексу: мальчик спал.

И, только просидев у его постели часа три, Иэн нашел в себе силы встать и спуститься сюда.

Он любил смотреть, как горят свечи: это успокаивало. В их свете была какая-то мистическая связь с тем, что он не всегда понимал, но во что верил. Когда Иэн зажигал свечу, ему казалось, что он может теперь говорить с Богом – и Бог его услышит.

Иэн смотрел на потолок, покрытый росписью. Неизвестный мастер, прошлый век. Ангелы распахивали крылья. Упитанные херувимы тянули к губам золотые трубы. Всюду курчавились облака, а из-за них лился свет. Но внимание Иэна приковывало не сияние рая. В самом углу, под тугим облаком, виднелась фигура человека – темный набросок на ярком великолепии небес. Человек сидел, слегка сгорбившись; на ногах у него были легкие плетеные сандалии, в руке – ветка оливы. Серая ткань, в которую он был задрапирован, ложилась неаккуратными складками. С ладони на нее капала кровь.

А лицо... Иэн не видел, чтобы еще кто-нибудь так изображал Христа. В темных глубоких глазах Христа светилось понимание. И плясали в них легкие, очень легкие искорки света.

«Расскажи. Я буду слушать», – говорил взгляд.

Иэн и рассказывал. Уже который год.

– Здравствуй, – сказал он Христу.

Тот молчал, но Иэну не нужен был ответ.

– Я хочу рассказать сегодня Тебе... о женщине. – Он печально улыбнулся. – Я встретил ее несколько дней назад. Знаю только ее имя – Дарина... Дара. Я... – Неловкая усмешка. – Кажется, я слегка влюблен.

Темные глаза взглянули на него с немым вопросом.

– Да. Еще недавно не подозревал, что она есть на свете – и вот... Ведь давал себе Слово! Надо было уметь его держать... Я нарушал Слово несколько раз в жизни. Первый – когда пообещал Мелли, что с ней ничего никогда не случится, она под моей защитой, и потому... Я его нарушил. Я не простил себе этого до сих пор. И теперь опять нарушил. Я ей сказал. Зачем я это сделал? Бедная девочка. На нее сразу свалились все мои проблемы. Я всегда был эгоистом, хотя не признавался себе в этом ни разу. Не хотелось.

Только один раз в жизни Иэн усомнился в Боге: когда погибла Мелли. Тогда он стоял в этой комнате, смотрел на алтарь и думал: «Ты, который можешь все, Ты, всевидящий и всепрощающий, – за что Ты взял с меня эту дань? Разве Тебе мало душ в райских кущах? Зачем Тебе моя Мелли, Господь?»

Но отец Майкл, старый духовник семьи, смог убедить Иэна: Бог не предал его. Наоборот. Он послал ему испытание, пройдя которое с честью Иэн сможет приблизиться к Богу. Испытания, говорил отец Майкл, – это острые рифы на бурной реке нашей жизни. И если ты сумеешь доплыть до конца, невзирая на них, с верой в то, что доплывешь, – тогда-то ты и увидишь сияние рая.

Иэну не нужен был рай на небе. Ему хватало того, что на земле.

Но в тот день, когда он смог посмотреть в глаза Христу без обиды, он обрел покой.

– ...Я отказался от нее, – горько сказал Иэн. – Понимаешь? Я оставил ее стоять на этой улице, хотя... Скажи, верно ли я поступил?

Бог не ответил.

...Иэн так и заснул на неудобной скамье, при мерцающем свете свечей. Впервые за последнее время ему удалось погрузиться в глубокий сон. Обычно он спал чутко, часто просыпаясь.

Нет, не впервые, подумал он, открывая глаза. Сегодня ты уже спал так. Обнимая Дарину.

Теперь, после прошедшего дня, Иэн чувствовал себя... по-другому. И только сейчас понимал: он вернулся к тому, с чего начинал – к человеку, который хочет жить и у которого впереди вся эта жизнь.

– Что ты сделала со мной? – простонал Иэн.

А потом он поднялся в кабинет, сел за стол и начал писать.

Винсент появился к завтраку. Вид у него был несколько потрепанный, пепельные волосы взлохмачены. От него резко пахло потом и лошадьми; похоже, последние несколько часов он не слезал с коня. Однако походка его осталась прежней – легкий, уверенный шаг хищника. Очень опасная походка – для тех, кто умеет видеть.

– Мне кажется, или ты и вправду опоздал на целые сутки? – Иэн смотрел на друга довольно мрачно.

Вине развел руками.

– Прости. Меня вызывали за город. Неприятности, беспорядки на фермах арендаторов. Я забыл предупредить тебя.

– Ну конечно. – Иэн жестом отпустил слугу, желая говорить с другом наедине, и потянулся за булочкой. Стол ломился от вкусной еды – похоже, повара пытаются раскормить хозяина до неузнаваемости. – Ладно, не в этом дело. Садись. Есть разговор.

Винсент нахмурился:

– Что-то случилось?

– Да, – Иэн печально улыбнулся своим воспоминаниям, – но я не могу говорить с тобой сейчас и это обсуждать. Хотя... Помнишь, я говорил тебе о женщине?

– О той, с которой встретился у Соммерсетов? Да. Она произвела на тебя впечатление.

– Более чем.

Винсент очень аккуратно засунул за ворот рубашки край салфетки, не глядя на друга.

– Я надеюсь, ты осознаешь, насколько опасно ты подошел к краю?

– Осознаю. Подошел.

– И?

– Кажется, падаю.

Винсент наконец посмотрел на него.

– Вот как? Но разочарования на твоем лице не видно. Итак?..

– Тебе это определенно не понравится, – предупредил Иэн.

– Я не святой отец, покаяние мне не нужно, а вот правда не помешает.

Иэн откинулся назад.

– Мы встретились позавчера у Литлби.

– Так... – Винсент побарабанил пальцами по столу. – И что?

– Всё, – вздохнул Иэн. – Всё и немедленно. Я изменился, Вине. Только не знаю пока, в нужную ли сторону. Думаю, в нужную.

– Хм.

– Хм? И больше ничего?

– А чего ты ждешь от меня? Совета?

– Нет, пожалуй, нет. Разве что моральной поддержки.

Винсент потянулся к графину и налил себе вина.

Неторопливо сделал несколько глотков и лишь потом поинтересовался:

– А о ней ты подумал? Представил, каково ей будет, после того как тебя не станет?

Иэн пожал плечами:

– В том, что ты так хорошо знаешь меня, есть и свои преимущества.

– Продолжим. В прошлый раз ты сказал, она замужем? – Винсент, кажется, ухватил суть.

– Да. Но с мужем, похоже, у нее и без меня большие проблемы.

– Ты даже не знаешь, кто она? – возопил Вине. – Господи Боже мой, Иэн, ты соображаешь, что делаешь? Получится так, что ты потеряешь покой, запаникуешь, ты...

– Это моя жизнь, Вине, – ледяным тоном прервал его Иэн. – И я намерен провести ее так, как мне хочется. Сколько бы ее ни осталось.

– Разумеется. Только не наделай глупостей, а?

– Жалеть поздно. Но попробовать стоит, как считаешь?

– Я считаю, что ты сошел с ума, – буркнул Винсент. – Но разве может нормальный человек помешать сумасшествию другого?

– Разумеется. Если поддержит его в его начинаниях.

– А! – Вине потер подбородок. – Вот она, суть дела, во всей красе. Тебе нужна от меня услуга, так?

– Именно.

– Не могу сказать, что я это все одобряю. Ты должен мне целый воз подробностей и объяснений. И я желаю знать, какого хрена все мои уговоры летят к чертям на рога. Но также ты знаешь, что я сейчас сделаю для тебя все, что угодно, даже пойду на поводу у явно свихнувшегося друга. Итак, в чем заключается «что угодно»? Что я должен сделать?

– Для начала – доешь завтрак. – Иэн с удовольствием отправил в рот кусок ветчины и закончил, жуя: – А потом ты отвезешь записку леди Беатрис Локфорд.

Глава 9

Дарина знала, что делать дальше.

Со вчерашнего дня она перебрала в уме все способы. Начиная с самых отчаянных – пойти и расспрашивать каждого встречного, не знают ли они высокого мужчину с полуседыми волосами, рискуя быть уличенной в измене, – и заканчивая наиболее разумным – ждать. Разумного в этом, впрочем, было для нее маловато: Дарина физически чувствовала, как убегают минуты. Если у нее времени сколько угодно, то у Иэна его почти нет. Как он сказал тогда – миг, два?

Она не могла ждать еще и потому, что не сомневалась: Иэн не будет искать ее сам. Не вернется по собственной воле. Этот глупец решил умирать в одиночестве. Ну что ж... Его ждет небольшое разочарование.

Он сдался, но она сдаваться не собиралась.

Дарина точно знала, что Иэн принадлежит к высшей аристократии, причем богатой, судя по убранству его загородного дома. Найти его не составит труда. Проблемы начнутся, после того как она его найдет. Хотя самая серьезная ее проблема очевидна уже сейчас – Эван.

Дарина отдавала себе отчет в том, что делает. Она сознательно изменяет мужу, идет на преступление с точки зрения общества и согласно своим собственным взглядам. Только вот никакие угрызения совести не выдерживали аргумента, что человеческая жизнь и душа гораздо важнее правил поведения.

Весь остаток сумасшедшего дня, который начался ее расставанием с Иэном, она провела, размышляя. В конце концов, она вспомнила ключевую фразу, которая подсознательно не давала ей покоя: «Кто в свете не знает, где живет леди Беатрис?» Либо Иэн наслышан о ее подруге (что неудивительно – Беа является одной из дам, приглашения на приемы которых принимаются в первую очередь), либо он знает ее лично. В последнем случае найти его не составит никакого труда. У Беа отличная память на лица и имена; вряд ли она забудет такого человека, как Иэн. Пусть Дарина не видела его лица, но описать его она сумеет.

Утром она решила ехать к Беатрис.

Добраться до Беа ей удалось лишь после обеда: с утра Эван заявил на жену свои права, и они вместе отправились в Гайд-парк. Осень превратила любимое место прогулок в шкатулку с драгоценностями: багрянец и золото. Но, бродя по дорожкам, Дарина чувствовала себя перемычкой в песочных часах, через которую сыплется песок. Ей была так дорога каждая минута... Она отвечала улыбкой на шутки Эвана, здоровалась со знакомыми, но мысли ее были далеко.

«Только бы он не пустил себе пулю в лоб...»

Она пыталась успокоить себя тем, что Иэн на такое не способен, однако слишком отчетливо помнила, что вчера в какой-то момент ей тоже захотелось умереть. А он... ему нечего терять. Ее грела надежда, что Иэн будет помнить о сыне.

К обеду она была вся на нервах, и лишь когда Эван отправился вкушать послеобеденный сон, Дарина быстро переоделась в темно-зеленую амазонку и приказала оседлать ее кобылу Фиалку. Незачем привлекать внимание слуг к тому, куда она поедет, то есть экипаж с кучером исключается. Дарина рассчитывала вернуться домой менее чем через два часа, прежде чем Эван проснется. Конечно, ему доложат, что она куда-то ездила. Хотя что предосудительного в прогулке верхом? А вот если Эван узнает, что она ездила к Беатрис, то непременно что-то заподозрит. Кажется, ему не давала покоя история с балом у Литлби.

Дарина добралась до дома Беа за десять минут. Отстранив лакея, собиравшегося по всем правилам доложить о ее приезде, она вошла в большую гостиную без предупреждения.

Во всем доме чувствовалась странная суматоха; не обошла она и этой комнаты. Беа в темно-красном платье, стоя посреди гостиной, руководила двумя слугами, снимавшими занавеси с окон. Мимо Дарины протащили свернутый в трубу ковер. Две горничные с усердием, достойным лучшего применения, вытирали пыль с картин и каминной полки.

Рядом с Беа стоял мужчина – невысокий, с пепельными волосами, в мятом дорожном плаще. Лица его Дарина разглядеть не успела: едва заметив ее, человек поклонился Беатрис и покинул гостиную через второй выход. Дарина нахмурилась: похоже, этот субъект, кто бы он ни был, избегал ее. Отчего бы это?

Завидев подругу, Беа махнула ей рукой:

– Иди сюда! Ты очень вовремя. Я уже хотела посылать за тобой... Только постарайся не поскользнуться. Полы только что натерли.

Дарина осторожно направилась к подруге, обходя нагроможденные на полу вещи.

– Что это? Конец света?

– Всего лишь уборка, – усмехнулась Беа, целуя подругу в щеку. – В воскресенье возвращается Джеффри, а мне не хотелось бы его разочаровывать, встречая в доме, где даже моя канарейка чихает от пыли. Хороший муж – большая ценность в наши дни.

– И большая редкость, – улыбнулась Дарина. Беа рассеянно кивнула, следя за слугами и заложив руки за спину.

– Сегодня вторник. У меня не так уж много времени, чтобы привести это обиталище пауков и мух в более-менее приличный вид. Но я постараюсь. Чего не сделаешь ради любимого мужа!

– Вот это новость! – натянуто улыбнулась Дарина. Вопрос супружеской неверности был для нее в последнее время слишком актуален, поэтому она поспешила перевести разговор на другую тему: – Кто этот человек, который так быстро скрылся при моем появлении? Неужто я настолько плохо выгляжу, что пугаю мужчин?

– Ты выглядишь очаровательно, – рассмеялась Беатрис. – Полагаю, мой посетитель не желал встречаться здесь ни с кем, кроме меня. Учитывая характер его просьбы, я его понимаю.

– И о чем он просил тебя?

Беа одарила подругу непонятным взглядом.

– Его просьба касалась тебя, – ответила она, выдержав многозначительную паузу.

– Меня? Кажется, я его даже не знаю...

– И вряд ли узнаешь в ближайшее время, я полагаю. Этот господин и тот, кто его послал сюда, предпочитают скрытничать, как я поняла. Впрочем, это не помешало им действовать.

– Перестань говорить загадками, Беа!

– Ну хорошо, – вздохнула Беатрис. – Мой посетитель взял с меня слово, что я не буду разглашать его имя и имя его друга. В обмен на некоторые блага, которых я уже давно добиваюсь. Признаюсь, это очень выгодная сделка. Самое малое, что мне нужно делать, – это передать тебе кое-что. Может быть, раз или два. Может, десять. А получу я за это в сто раз больше.

– Что же ты должна мне передать?

– Вот это. – Беа наконец вытащила из-за спины руки, держа в правой запечатанный конверт. – Это тебе.

Дарин приняла в ладони послание. Почерк незнакомый, буквы большие, с легким наклоном влево. «Дарине» – только ее имя. Она перевернула конверт, но оттиска на восковой печати не обнаружила.

Сердце внезапно ухнуло и провалилось куда-то в левую пятку.

– Я не могу ничего тебе рассказать о доставившем письмо человеке и о том, кто его написал. – Беа хитро улыбнулась. – Признаться, все это ужасно романтично.

Дарина почти не слушала ее, водя кончиками пальцев по конверту. Она поняла: это его почерк.

– Можешь прочитать его где-нибудь в тихом уголке, – посоветовала Беа, с интересом наблюдая за подругой. – Здесь слишком шумно, а тебе понадобится сосредоточиться, я думаю... Эй, осторожнее с той картиной! Это фамильная реликвия. Прапрадед милорда очень обидится, если вы его уроните.

Мимо просеменили двое слуг, таща огромный портрет; лица у них были красными от напряжения. Прапрадедушка Джеффри Локфорда, наоборот, был бледен; казалось, его взгляд готов пригвоздить незадачливых лакеев к полу свеженатертому.

Дарина порывисто обняла подругу.

– Спасибо! Спасибо, Беа!

– Для тебя – все, что угодно. – Беатрис была растрогана. – Ну, ступай, ступай. Можешь пройти в сад или еще куда-нибудь. Подальше от этой суеты. Я ведь знаю, такие письма нельзя читать на ходу.

Дарина взглянула на нее с благодарностью и поспешно кинулась прочь из гостиной.

Она последовала совету подруги и вышла в сад. Найдя скамеечку рядом с раскинувшим крылья каменным ангелом, Дарина устроилась на ней и еще раз осмотрела послание. Потом осторожно, чтобы не порвать письмо, вскрыла конверт.

Несколько сложенных пополам тонких листков бумаги выпали ей на колени. Дарина взяла их в руки, как величайшее сокровище, и осмотрела не читая. Тот же почерк, крупный и решительный, без завитков и прочих украшений. Деловое письмо, а не любовное послание. На первый взгляд.

Насмотревшись, Дарина глубоко вздохнула и прочла первую строку:

«Здравствуй, лунный свет!»

В горле у нее появился комок; она судорожно сглотнула, но не смогла удержать слез – капли повисли на ресницах, одна упала на лист, и Дарина поспешно стерла ее, опасаясь, как бы не расплылись чернила.

«Я пишу тебе прежде, чем рискую остановиться и, оглянувшись назад, решить, что все произошедшее – сумасшествие. Это и есть сумасшествие, самое большое в моей жизни, но я рад ему. Мне требовалось сойти с ума, чтобы стать нормальным».

Дарина всхлипнула и провела пальцами по строкам, написанным рукой Иэна. В груди было столько горькой нежности... «Ты сделал это, милый. Ты смог. И я смогла».

«Я хочу заверить тебя, что меньше всего желаю навредить тебе, твоей жизни и репутации. Я знаю, что ты замужем, Дара. Потому прошу простить меня за то, что прибегаю к такой секретности: это нужно, чтобы защитить тебя.

Сразу, чтобы ответить на все невысказанные вопросы и на вопросы, что возникнут после моих ответов: я не буду говорить тебе, кто я. Ты знаешь мое имя; прочее ни к чему. И я не открою свое лицо; считай это моей прихотью, капризом, чем угодно – я твердо намерен поступить так. Пусть будут просто Иэн и Дара. Я повторю, что говорил раньше: не желаю, чтоб ты видела меня мертвым. И не увидишь».

«Ты все пытаешься заботиться обо мне... И не поймешь, что от этой заботы нам только хуже. Хорошо, я приму твои правила. Только мне хотелось бы знать, ради чего я отказываюсь от твоего лица».

«Ты хотела помочь мне. Кажется, ты уже это сделала. Я сошел с ума: я хочу жить».

Дарина задохнулась, отирая слезы с лица. Не реви, глупая! «Живи, рыцарь, живи. Дыши».

«И я хочу тебя. Во всех смыслах. Хочешь стать моим дыханием, Дара? Ты – как воздух, я не могу надышаться тобой. Я не знаю, что со мной происходит. Мне кажется, что я знал тебя всегда. Это гораздо больше, чем одна вместе проведенная ночь. Я не хочу произносить слов, которых опасаюсь; поэтому просто – ты нужна мне. У меня есть неделя, может, две. Потом я... Впрочем, разве так важно, что я потом буду делать?»

«Очень важно, милый. И если ты считаешь, что сможешь расстаться со мной после этих недель, как расстался вчера утром, ты жестоко ошибаешься. Или... ты знаешь, что не сможешь? Господи, как же мне тебя понять?»

«А это время я хочу провести с тобой, только с тобой. Затем я буду с сыном: я нужен ему. Но это время я могу подарить тебе. И если ты сможешь принять его от меня в подарок, если ты сумеешь сделать так, чтобы это не повредило тебе, мы уедем.

Пойми, Дара, я не желаю разрушать твой брак. Брак – это гораздо больше, чем просто клятва быть вместе, пока смерть не разлучит вас. Яне знаю, что происходит между тобой и мужем; возможно, сейчас я причиняю тебе боль и неприятности одним этим письмом. Если ты любишь мужа, если тебе кажется возмутительным, оскорбительным мое предложение – ты имеешь полное право отвергнуть его, и никаких обид не будет – тогда я отойду в тень и не стану более тревожить тебя.

А если нет – тогда передай свой ответ леди Беатрис. Надеюсь, я уговорю ее помочь мне; у меня есть кое-что, от чего она не сможет отказаться. Или сделает это просто из любви к тебе, хотя я никогда не был неблагодарным. Передай ей сегодня свой ответ, ибо время слишком ценно для меня, чтобы я мог позволить себе его терять. Как жаль, что я не понимал этого раньше!»

Дарина на мгновение оторвалась от письма и зажмурилась. Тогда, в холле дома Литлби, Винсент, кажется, тоже говорил Иэну о времени? Кстати, не Винсент ли привез Беатрис письмо? Вполне возможно. Но она не станет выяснять. Если таковы условия Иэна, она не станет нарушать договоренности.

«Я могу дать тебе всего две недели – два мига, Дара. Так мало... Но они – твои.

Прости меня за сумбурность в письме. Прости за то, что опять говорю «прости»... Я ставлю точку, но Бог видит, как мне трудно это сделать и ждать. Я жду твоего ответа. Каким бы он ни был.

Иэн».

Дарина дочитала последние строки и выпрямилась. Слезы высохли. «Ты сумел, милый. Ты дал мне шанс. И подарил мне время. Могу ли я подарить время тебе?» Этого она не знала. Пока – не знала.

Она подняла взгляд на каменного ангела. Тот стоял, воздев мраморный меч к небу, поражавшему ослепительной синевой. Дарина помолчала, рассматривая распростертые крылья, тень которых задевала ее.

Потом она шепотом сказала:

– Спасибо.

Глава 10

– Тебе нужно прикрытие, не так ли? – Беа, кажется, поняла все с первого взгляда. – Ты собираешься сбежать от Эвана, и тебе нужно чем-то оправдать свое отсутствие. Да?

– Да. Мне так неловко... – Дарина покраснела. – Я никогда не думала, что все сложится так.

– Ты сама говорила, – улыбнулась Беа, – пути Господа неисповедимы. Вот он и привел тебя в ситуацию, когда ты должна сделать выбор. Твое испытание. Или ты считала, что жизнь обходится без них?

– Я думала, самым большим моим испытанием был брак с Эваном. Отношение отца. Смерть мамы...

– Теперь ты знаешь, что это не так. И у тебя всего два пути: либо ты остаешься сейчас с Эваном, либо подчиняешься своим чувствам и...

– Я не могу бросить Иэна! – твердо сказала Дарина. – Он нуждается во мне, я не могу пренебречь им. Я...

– Тебе он нужен, – резюмировала Беа. – Очень. Ну что ж... Можешь рассчитывать на меня. Пиши ему ответ – его посыльный появится к вечеру. А мы пока подумаем, как тебе уехать из Лондона, не возбуждая подозрений:

Дарина взяла лист бумаги и перо, предложенные ей Беатрис. Что писать? О том, как он нужен ей? О том, как она рада, что он позвал ее? Она подумала минуту и начертала на листе:

«Яберу твои два мига. Дара».

– Так мало? – удивилась Беатрис. – Я думала, ты напишешь ему не меньше, чем он – тебе.

– Остальное я намереваюсь ему сказать лично, – пояснила Дарина, запечатывая письмо. – А теперь давай обдумаем, что сказать Эвану. И ты передашь это на словах... Винсенту? Кажется, так зовут таинственного посыльного?

– Откуда ты знаешь?

– Я немного ясновидящая. – Дарина сделала страшные глаза и засмеялась. Она чувствовала себя как перед прыжком в холодную воду: ей было и страшно, и прекрасно одновременно. В крови будто вскипели пузырьки, как в шампанском. Ей казалось, что она может летать. «Как ты делаешь это со мной, милый?»

Беа покачала головой:

– Тогда смотри вперед очень внимательно. Тебе понадобится умение ясно видеть...

– Эван, – сказала Дарина за ужином, – я уезжаю. Он едва не поперхнулся.

– Уезжаешь? Зачем? Куда?

– Мне нужно отдохнуть от лондонской суеты. – Она нервно провела вилкой по краю тарелки и приказала себе успокоиться. Все как обычно. – Беатрис предоставляет мне возможность отдохнуть в ее загородном доме. Это не так далеко от Лондона, но место уединенное и тихое. Я не могу больше выносить этой круговерти.

– О чем ты говоришь? – Эван прищурился. – И месяца не прошло, как мы приехали в столицу! Сезон только начался!

– Да. Все верно. Однако последний прием настолько утомил меня, что я хочу побыть немного в тишине. Разве я не могу себе этого позволить?

– Хорошо. – Муж накрыл ее ладонь своей. – Если ты хочешь отдохнуть, мы уедем в имение. Завтра же.

Она высвободила руку.

– Нет, Эван. Я поеду одна, и не в Шеппард, а в дом Беатрис. Если я говорю, что хочу побыть одна, это значит – действительно одна.

Эван потемнел лицом.

– Что случилось, Дарин? – резко спросил он. Она посмотрела ему в глаза.

– Не столько в суете дело, сколько в тебе, Эван. Я хочу некоторое время побыть отдельно от тебя, подумать. За эти три года мы практически не расставались; у меня в душе накопилось столько всего... Я не разберусь, если ты будешь рядом.

– Все еще не полюбила меня, да? – спросил он.

В его голосе была неподдельная боль. Дарина вздрогнула.

– Почему... почему ты так думаешь?

– Ты никогда не любила меня. – Эван встал, скомкал салфетку и уронил ее в тарелку. – Если ты считала, что я этого не вижу, значит, я – полнейший идиот, по-твоему. Разве можно не заметить любовь в глазах женщины? В твоих глазах ее нет. Во всяком случае, ко мне.

– Я люблю тебя, Эван, – негромко сказала Дарина, – однако...

– Я знаю, – устало произнес он. – Можешь не рассказывать мне. И не лгать. Когда люди любят, они не добавляют «однако».

Он отодвинул кресло и направился к двери. Потом остановился и обернулся:

– Можешь ехать куда угодно. На две недели. Тебе и вправду нужен отдых. Но когда вернешься, мы серьезно поговорим. Кажется, давно пора.

Дверь тихо закрылась за ним. Вот так. Очень короткий разговор.

...Дарина собрала вещи в тот же вечер. Их оказалось немного, вряд ли ей понадобятся пышные наряды там, куда они с Иэном уедут. А куда они едут? Ей было почти все равно. Главное, они едут вместе.

Отправив багаж вниз, Дарина осмотрела комнату. У нее было странное ощущение, что она уже не вернется сюда. Потом она поняла: даже если вернется, то абсолютно другим человеком. Эти две недели изменят ее.

Она не могла спать и, чтобы не терять времени, решила ехать к Беатрис уже сегодня вечером. Мысли метались, как испуганные птицы; бабочка в груди шелестела крыльями. Дарину трясло. Она уже сделала шаг к тому, что одновременно и манило, и пугало ее. Но пути назад не было.

Эван не вышел провожать жену.

Трясясь в карете по запруженным людьми улицам центра Лондона, Дарина вдруг испытала острое чувство вины перед мужем. «Господи! Что я делаю?! – взвилась яростная мысль. – Я предаю его! Ради чего?» И ярко, словно на картине, вспомнилось, как Иэн проводил рукой по ее животу.

Главное, не расплакаться. Дарина яростно смахнула непрошеную слезу.

Беа встретила подругу многообещающей улыбкой:

– Дорогая, ты вовремя. Посыльный только что был здесь. Я обрисовала ему ситуацию, и он сделал соответствующие выводы. Все решится в ближайшее время.

– Сегодня? – Этого Дарина не ожидала. Она думала провести эту ночь с Беа, которая могла дать ей несколько ценных советов, как вести себя с Эваном дальше. Но, похоже, этот вопрос придется прояснить потом.

– Да. Позволь еще раз напомнить тебе, что ты должна делать. Приехав в имение, передай записку от меня нашему дворецкому; с этого момента можешь считать, что ты в безопасности, – наши слуги тебя прикроют. Ты просто отдыхаешь там, одна. Имение в полном твоем... вашем распоряжении. – Беа хитро подмигнула.

– Спасибо, – шепотом сказала Дарина, крепко обнимая подругу.

– Я надеюсь, – неожиданно хмуро заметила Беа, – ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь. Если я не ошибаюсь, это продлится недолго? Хотелось бы мне знать, почему... Но меня не сочли нужным посвящать в подробности. – Обиды в ее голосе не было слышно, только констатация факта. – Признаться, эта история очень меня заинтриговала. – Она бросила непонятный взгляд на подругу. – Кто бы мог подумать, что...

– Беа, – спокойно сказала Дарина, – у тебя есть те ответы, которых нет у меня, и наоборот. Мы не можем обменяться информацией. Может, нам вообще об этом лучше не говорить?

– Наверное, ты права. Извини. – В синих глазах Беатрис запрыгали искорки смеха. – Но если это выплывет наружу, то станет самым большим скандалом сезона, поверь мне.

Они ждали не более часа. Винсент появился около десяти.

Он вошел – невысокий, неприметно одетый, – сжимая в руках конверт. Лицо, как и следовало, ожидать, скрыто маской. Дарина и Беатрис поднялись ему навстречу.

– Добрый вечер, дорогие дамы, – несомненно, это тот самый голос, что звучал тогда в коридоре у Литлби. Винсент поочередно склонился к руке каждой женщины. – Леди Локфорд, мой друг благодарит вас и уверяет, что все условия остаются в силе. – Беатрис кивнула. – Леди Литгоу, карета ждет вас у ворот. – А, значит, Беа сказала ему, кто такая Дарина... – Я буду сопровождать вас.

Подруги переглянулись.

– Ваша карета? – Беатрис нахмурилась. – Я полагала, графиня Шеппард поедет в своем экипаже. Вы же понимаете...

– Обстоятельства изменились, – сообщил Винсент. Его глаза с любопытством, оценивающе оглядывали Дарину. «Черт побери, я не породистая легавая!» – Не далее как час назад к моему другу явился один человек, принесший не слишком приятные новости. Иэн вынужден был срочно покинуть Лондон. Встреча назначена в определенном месте. Если вы сможете, леди Литгоу...

– Как быть? – Дарина бросила быстрый взгляд на Беа. – Если Эван узнает, что я не поехала в твое поместье...

– Пожалуй, мы отправим туда твою карету, – после секундного размышления сказала Беатрис. – А на обратном пути ты заберешь ее и прибудешь в Лондон в ней.

– Тогда перегрузите вещи в мой экипаж, – посоветовал Винсент, махнул рукой, обнаружил, что держит в ней конверт, и поспешно передал его Дарине. – Это вам.

Пока Беа распоряжалась насчет багажа, Дарина быстро прочла записку. Та содержала лишь то, что уже сообщил Винсент, – план изменился. Они с Иэном должны были встретиться через два часа на дороге на Харидж. Куда они поедут потом, не говорилось. Дарину не очень волновал этот вопрос.

Винсент сделал приглашающий жест:

– Прошу вас, леди Литгоу. Нам нужно торопиться. Беа обняла подругу.

– Удачи, дорогая. Береги себя.

– О ней позаботятся, – тихо сказал Винсент. – Пора.

Дарина прижалась щекой к щеке Беатрис, потом отстранилась и вышла вслед за Винсентом из гостиной.

У крыльца стоял экипаж, запряженный четверкой гнедых. Гербы на дверцах отсутствовали, карета поражала элегантной простотой. Дарина на мгновение задержалась возле лошадей: судя по всему, великолепные животные были из той же конюшни, что и Феб.

– Это экипаж Иэна? – поинтересовалась Дарина.

– Да. – Винсент помог ей зайти внутрь. Она села так, чтобы видеть из окна, куда они едут, но он задернул занавеси.

– К чему такая таинственность?

– У Иэна неприятности, – коротко сообщил Винсент, захлопывая дверцу. Кучер свистнул, щелкнул кнутом, и карета тронулась.

– Серьезные?

– Он сам вам расскажет.

Установилось продолжительное молчание. Винсент, сидя напротив Дарины, скрестил руки на груди. Дарина видела его в темноте весьма смутно.

– В чем дело? – спросила она наконец. – Я вам не нравлюсь?

– Нравитесь, – вздохнул Винсент.

– Значит, вы не одобряете поступок Иэна, – уверенно сказала Дарина.

Он усмехнулся:

– Мне кажется, он совершает ошибку. Но я его поддерживаю, хотя это феерическое нагромождение несуразиц кажется мне очень сомнительным. Настолько, что мне даже не любопытно, кто будет все это расхлебывать.

– Наверное, мы справимся сами.

– Я не имею ничего против вас, леди. Но я знаю Иэна не первый год. Мне неизвестно, как вам удалось растормошить его в самый неподходящий момент, когда он уже... вышел на финишную прямую. Я этого не одобряю. Он это знает. Теперь знаете и вы.

– Вы неверно понимаете ситуацию, Винсент. Он вздрогнул.

– Откуда вам известно мое имя?

– Неважно, – уклончиво сказала Дарина. – Хотя и не могу понять до сих пор, к чему эти тайны.

– Для вашей безопасности.

– Для моих мучений, вы хотите сказать. Оставим это. – Дарина улыбнулась в темноте. – Может быть, вам стоит довериться выбору друга?

– Я всегда ему доверяюсь, – фыркнул Винсент.

– Мне кажется, мы поладим.

После короткой паузы Винсент кивнул.