Трудно быть Купидоном бесплатное чтение

Пролог

Меч-гладиус, брошенный сильной рукой, летел вращаясь, медленно-медленно, как в замедленной съёмке… На, залитом кровью, лице брата выделялись безумные глаза, полные смертельного страха, и раззявленный в отчаянном крике рот…

…Пронзительный писк будильника ввинчивался через барабанные перепонки прямо в мозг и Любомир открыл, наконец, глаза. Автоматически похлопал рукой по полу, нащупал кнопку, нажал. Отвратительный звук прекратился. Мужчина откинул одеяло, медленно сел на постели, опустив босые ноги на прохладные доски паркета. С силой потёр лицо руками, стирая остатки видений. Призраки из прошлого медленно отпускали его. Сон!.. Это просто сон!.. В месте удара мечом еще затухала фантомная боль и парень невольно потёр грудь. Посмотрел туда, хотя и так знал, что грудь и живот гладкие и никаких шрамов там нет. Да и вообще на всём остальном теле нет никаких следов травм, – везде только гладкая и чистая кожа, хотя раньше, – в той жизни, – шрамов было предостаточно. Встав, он голым побрёл в душ, и включив воду долго стоял, подставляя плечи и лицо упругим струям. Потом на кухне пожарил себе яичницу, налил кофе в чашку. Он любил пить неспрессо, – ему нравилась возникающая на поверхности душистая пенка, не спеша позавтракал, – привычный утренний ритуал. Завтракая, он размышлял – снова он видит тот же сон… После стольких лет… и почему именно сейчас? Это что-то означает? Окончив завтрак, стал собираться. Облачил своё крепкое спортивное тело в черные джинсы и простую черную футболку, поверх неё надел кожаную мотоциклетную куртку, обул крепкие удобные ботинки, и, взяв приготовленный с вечера рюкзак, вышел.

Несколько минут спустя он, резко газанув, выехал из подземного гаража на улицу на мощном японском мотоцикле “Судзуки” и легко влился в плотный утренний поток. Маневрируя и объезжая заторы из раздраженно сигналящих машин, Любомир вскоре подъехал к девятиэтажному зданию жилого комплекса, возле большого парка. Там он оставил мотоцикл на стоянке и вошёл через дверь для жильцов. При его приближении кодовый замок клацнул и открылся сам собой, а консьерж за стойкой даже не поднял головы. Любомир вознёсся на лифте на самый верхний этаж, потом пешком поднялся еще на один пролёт, открыл железную дверь и вышел на плоскую крышу. Рабочее место встретило его запахом рубероида и разогретой на солнце мастики. Любомир неторопливо огляделся, снял с плеча рюкзак и открыв его, начал доставать и готовить к работе свой инструмент – современный арбалет с оптическим прицелом. Привычными движениями он ловко собрал его, со щелчком расправил металлические плечи лука, выдвинул приклад и под конец взвёл рычаг. Взял обычный арбалетный болт и прикоснулся указательным пальцем к наконечнику, который тут же вспыхнул белым ярким Светом. Он наложил стрелу на направляющие – теперь арбалет был готов к стрельбе. За спиной у парня с хлопком распахнулись снежно-белые полупрозрачные крылья, похожие на лебединые. Вот только у лебедей они никогда так ослепительно не сияют, казалось, что они состоят из одного Света… Любомир занял свою привычную позицию на краю крыши, – теперь парк и прилегающая улица лежали перед ним как на ладони. Он достал из нагрудного кармана мятую пачку сигарет и щелкнул обычной зажигалкой. Зажав зажженную сигарету во рту, он, прищурясь, понаблюдал сосредоточенным взглядом за идущими внизу людьми через оптику, перевёл прицел с одной цели на другую, потом на третью… Вздохнул и нажал на спусковой крючок…

Глава 1

День у Веры не задался уже с утра! Начать с того, что она опоздала на троллейбус и пришлось ждать следующего. Тот хоть и приехал минут через десять, но едва тащился и девушка стояла нахохлившись и хмуро глядя через мутное окно. Её сосед, – нетрезвый тощий мужичок в свитере и трениках, от которого ощутимо несло ядрёным амбре из лука и свежего перегара, постоянно заваливался на неё и Вере приходилось его периодически отпихивать. Отойти от него не было никакой возможности, – вокруг сидели и стояли притиснутые друг к другу, такие же мрачные и не глядящие друг на друга пассажиры. Да и на что глядеть? В общественном транспорте не встретишь радостных и улыбающихся лиц, а вечно наблюдать те же унылые физиономии что и вчера, никому не доставляет удовольствия.

Но настроение у обычно жизнерадостной и весёлой Веры было подавленное не только сегодня, а все последние месяцы. Ночью мама опять надрывно кашляла, а в мокроте появились кровавые разводы, – грозные симптомы последней стадии смертельного недуга. Третья стадия рака лёгких плавно и неотвратимо перетекла в четвертую. Болезнь обнаружили слишком поздно, и за полгода химиотерапии мама Веры, Евгения Николаевна, сильно похудела, быстро уставала и кашляла. А вчера врач онкодиспансера в приватной беседе с Верой профессионально-деловито сообщил, что продолжать химиотерапию не имеет особого смысла и посоветовал перейти к паллиативному симптоматическому лечению. Что означало, – колоть наркотикосодержащие обезболивающие препараты, когда усилятся боли, ставить капельницы, нанять профессиональную сиделку… то есть приступить ко всему тому комплексу мер, призванному максимально облегчить раковому больному уход на ту сторону… за кромку. В груди у Веры возник мерзкий холодный ком, захотелось завыть, но она заявила врачу, что они будут продолжать лечение. Тот лишь равнодушно пожал плечами, – мол, дело ваше, и выйдя от врача, девушка бодро заявила маме, что скоро они приступят к следующему курсу:

– Не раскисай мамуля!… Прорвёмся!…

Но та по недомолвкам эскулапа, по покрасневшим глазам и стиснутым в насильной улыбке губам дочери и сама уже всё прекрасно поняла. На слова Веры она лишь слабо улыбнулась в ответ и кивнула, чтобы еще больше не расстраивать дочку.

По пути домой Евгения Николаевна была молчалива и задумчива. Она понимала, что спасти её теперь может лишь чудо! Но чудеса обычно происходят только в кино, а в настоящей жизни её ждёт долгая, бессмысленная агония и попытки продлить на месяц-другой полуживотное существование полное боли и страданий. И главное, – ведь и её Веруне придётся всё это перенести! Ведь и доченьке будет больно от страданий матери и от собственного бессилия что-либо изменить!… Нет уж! Мучить дочь и становиться для неё обузой она не собирается!… Уж сил на то, чтобы взойти на крышу и сделать последний шаг у неё еще хватит! И так уже девочка по горло в долги залезла, не дай Бог удумает еще и квартиру продавать, – их единственную реальную ценность, оставшуюся от отца. А с неё станется!… Поэтому нужно это сделать быстро и без мучений,… а перед смертью написать письмо дочке, чтобы она себя потом не винила… попросить прощения,… и объяснить, что другого выхода не было… Потом ещё написать и заверить у нотариуса завещание!… Дел предстоит еще много, надо всё успеть пока есть силы!…

На пожилую женщину вдруг снизошло полное спокойствие и отрешённость, какая бывает, наверно у смертника в камере, держащего в руках отказ в помиловании на свою последнюю апелляцию… Последняя надежда растаяла, да и была она так себе, – лишь её тенью… В груди вновь кольнуло и женщина затаила дыхание, пережидая приступ. А ведь дальше будет только хуже! Решено! В любом случае в мычащее от боли существо она превращаться не станет! Зачем терпеть все это и цепляться за жизнь? Только для того, чтобы продлить мучительный конец? Нет уж, спасибо!… Адских мук за грех самоубийства Евгения Николаевна не страшилась, так как была убежденной атеисткой, в загробную жизнь не верила и церковь не посещала.

Утром Вера, как всегда, металась по квартире, разыскивая то свой мобильник, который “вот только-что в руке держала”, то ключи. Вчера она наварила супа, и половина его находилась сейчас в кастрюле в холодильнике. – Обязательно днём разогрей и пообедай мамуля!… слышишь? – и мама лишь смотрела ясным взором на хлопочущую дочь и светло улыбалась. Девушка ничего не подозревала о мыслях и решении матери, но отметила про себя, что та выглядит сегодня какой-то расслабленной… и спокойной, что ли? Порадовавшись про себя этому обстоятельству и собрав наконец всё необходимое, Вера чмокнула мамулю в щеку и выскочила за дверь. А Евгения Николаевна, оставшись одна, наконец-то заплакала… Немного посидела, вытирая слёзы и прижав руку к груди, где неумолимо разрасталась смерть, потом вырвала двойной листок из ученической тетради и, сидя на кухне, вывела своим чётким учительским почерком первую, самую верхнюю, строчку: “Дорогая моя ненаглядная доченька!”…

На работу Вера, конечно, опоздала. Но о таких мелочах она давно перестала беспокоиться, – всю дорогу она думала лишь о том, что до следующей получки осталась целая неделя и у кого бы ещё перехватить денег. Едва стоило появиться новым поступлениям, как они тут же оборачивались лекарствами и едой, а еще раньше со свистом улетели на дорогую химию и сопутствующие расходы все их скромные сбережения со сберкнижки. Мама раньше всегда, как бы в шутку говорила, что это, мол, тебе на свадьбу и при этом смотрела испытующе и с неким намёком. Вера тогда или отшучивалась или переводила разговор на другую тему, – её эти разговоры о замужестве напрягали, ну а теперь уж и вовсе не до того стало… Потом пришёл черёд книг, занимавших ранее все книжные шкафы, полки и столы, громоздившихся на подоконнике и на полу. Все они тоже постепенно распродавались, в том числе и довольно редкие букинистические издания, за некоторые Вере удалось даже выручить вполне неплохую сумму. Но всё это было лишь каплей воды на раскаленном камне, – страшная болезнь высасывала не только здоровье Евгении Николаевны и их прежнюю спокойную жизнь, но и всё их финансовое благополучие. Никогда раньше Вера не брала столько займов в банке и не одалживала столько денег у друзей и знакомых. Коллеги по работе, знающие о её непростой ситуации, собрали некоторую сумму и вручили в конверте, кроме этого она одолжила деньги в кассе взаимопомощи, да и фирма расщедрилась на одноразовую выплату её полугодовой зарплаты в виде беспроцентного кредита в рассрочку. Теперь же её возможности получения денег полностью иссякли. “Может и правда квартиру продать? – думала она, – а что потом?… на улицу идти?… комнату снимать?… да о чём же я дура думаю? какое это имеет значение? главное сейчас – спасти маму!” Вера в ярости на свои предательские мысли так стиснула кулачки, что её коротко подстриженные ногти впились в ладони. Потом решительно открыла сайт объявлений и стала изучать цены на квартиры в их районе и предложения о продаже.

В обеденный перерыв к её столу подрулила подруга Ритка, – очень экспрессивная особа и наипервейшая разносчица всевозможных новостей и сплетен. Раньше она всегда зазывала Веру с собой на пати и вечеринки, до которых была большой охотницей. Скромная и невзрачная на вид Вера носила лишь минимальный макияж, не имела супер-модных шмоток и была нужна подруге лишь для того, чтобы выгодно оттенять на своём блеклом фоне саму Маргариту, – королеву Марго, Великолепную и Неповторимую! Вера была достаточно умна и на свой счёт не обольщалась. А Ритка и в самом деле выглядела сногсшибательно, – длинноногая яркая брюнетка с умело наложенным макияжем, чувственными красными губами а-ля “подружка Дракулы” и томным взглядом из-под длинных ресниц. Вот уж у кого ногти, или скорее когти, были всегда в полном порядке, – умело накрашенные или наложенные, длиннющие, иногда даже с маленькими стразиками по последней моде.

Маникюру, да и вообще, собственной внешности в целом, Ритка придавала огромное значение и пыталась и свою серую “подружку-норушку” приобщить в этому увлекательнейшему занятию, – красить и перекрашивать, ухаживать за ними и подпиливать. Верка, как могла отбрыкивалась и отшучивалась. Свою роль при Её Величестве она воспринимала совершенно спокойно и при случае могла сходить под настроение с подругой в клуб. Её всегда забавляло, когда окружающие самцы, независимо от возраста и социального статуса, начинали распушать перья и истово токовать. Клинья, конечно, подбивали всегда к Ритке. Та поощрительно улыбалась, многообещающе вздыхала и принимала выгодные позы, позволяющие продемонстрировать достоинства фигуры. Милостиво позволяла угостить себя и подружку коктейльчиком или бокалом вина. Вскоре Вере это надоедало, – она не любила шумных пьяных компаний и уходила пораньше, сославшись на дела. Никто не упрашивал её остаться, выпить ещё, потанцевать. Вообще-то сама Вера была достаточно миловидная, хоть и невысокая, её точёная фигурка в сочетании с зелёными глазами и каштановыми волосами смотрелась привлекательно. Но всё дело было именно в выражении этих самых глаз, которые могли становиться холодными, как лёд, или метать молнии и убивать морально на месте! Потенциальным ухажерам сразу становилось ясно, что эта девушка признаёт лишь серьёзные отношения и кавалеру надо будет приступить к планомерной, терпеливой осаде по всем правилам и на лёгкую победу рассчитывать не стоит! Поэтому большинство кандидатов отсеивалось само собой.

Саму Веру это её чересчур строгое отношение иногда тоже раздражало, но себя переделать она не могла, да и не хотела, честно говоря. Её никогда не привлекали мимолётные связи и случайные знакомства. Нет уж, спасибо! Одного опыта ей хватило за глаза, когда в 10 классе мальчик, по которому вздыхала половина девчонок, положил глаз на Веру. Несколько раз проводил домой, позже даже поцеловал в подъезде, слегка потискал. Тогда она впервые ощутила странное томление и влюблённость к лицу противоположного пола. Позывы эти однако мгновенно исчезли, сменившись горьким разочарованием, когда она случайно подслушала в туалете разговор двух девчонок, обсуждавших похождения её красавчика. Оказывается данный индивид крутил одновременно с несколькими дурочками, – наверное, таким образом свою самооценку повышал! Вера тогда резко прекратила с ним встречаться и с тех пор относилась к подобным ловеласам настороженно. После был другой парень, с которым Вера и потеряла свою невинность. Ну как, потеряла, – просто решила, что вроде как бы… уже пора. Её решение было продиктованно не безумной страстью, – на безумную страсть Вадим был не способен в принципе, да и она сама осторожничала. Но их роман кончился, едва начавшись. Вначале девушка даже было решила, что сможет обрести с ним семейное счастье. Сокурсник уже давно оказывал ей знаки внимания, а его робкие ухаживания заставляли её надеяться, что и мужем и отцом он будет таким же – деликатным, ответственным и терпеливым. Он был действительно хорошим человеком, может даже слишком хорошим, – старательным и усердным, всегда готовым помочь ближнему. Иногда даже в ущерб собственным интересам. Но когда Вадим привёл её домой и торжественно познакомил со своей Мамой (именно так, – с большой буквы!), то Вера сразу поняла, – эта не отдаст! Не для того Мама кровиночку растила, чтобы отдать всяким прощелыгам, – во время всей встречи это ясно читалось в её презрительно-холодном взгляде и в её безжалостных словах, которыми она принялась планомерно втаптывать девушку в грязь.

Ошарашенная Вера смотрела на Вадима, но тот как-то сразу потерялся, смотрел виновато, и никаких попыток заступиться за будущую жену не делал. Глаза Мамы сверкнули торжеством и Вера с тоской поняла, что жизни ей с такой свекровью не будет, а муженёк так и останется навсегда образцовым маменьким сынком, каким и был всегда. Поэтому она просто встала, холодно попрощалась и вышла, сохраняя остатки достоинства. Вадим что-то растерянно кричал ей вслед, кажется просил вернуться, но девушка уже бежала вниз по лестнице, не слушая его и не дожидаясь лифта. Дома она слегка всплакнула, но потом, представив себе их будущую семейную жизнь, содрогнулась и даже повеселела. Не такое уж и сокровище потеряла, – было-бы из-за чего печалиться!

На следущий день Вадим сделал робкую попытку объясниться, говорил, что Мама сложный человек и ей пришлось нелегко, и что без него Маме будет трудно, она должна это понять. Она охотно вошла в его положение, попросила её больше не беспокоить и с облегчением закрыла эту страницу своей жизни. Конечно, она предполагала, что теоретически где-то водятся и нормальные мужики, – смелые, любящие, верные и работящие (и на белом коне, ага!), но покуда такие ей не встречались. Поэтому, в свои 25 лет, Вера всё еще была одна, что уже не на шутку начинало беспокоить её маму.

Зато Рита чувствовала себя в мужской компании и под их масляными взглядами как рыба в воде, заигрывала, кокетничала напропалую за двоих и, случалось, вонзив свои идеальные коготки в какую-нибудь бедную рыбёшку утаскивала её прочь, на ужин. Причём утаскиваемый искренне считал, что рыбак тут он. Через 2-3 недели (крайний срок месяц!) у поклонника иссякали финансовые ресурсы, или вдруг “неожиданно” выяснялось, что он женат и Ритка со скандалом и эмоциями с ним расходилась, а то и сам кандидат в спутники жизни пропадал с горизонта, поняв что данная фемина ему не по карману.

По этому поводу подруга совершенно не горевала, и облегченно вздыхала: “Мужик с возу, – кобылке легче”. А когда же достойной добычи не наблюдалось или не было настроения, то она просто “крутила динаму” – заставляла угощать себя с подругой, а потом исчезала в неизвестном направлении, оставив жестоко разочарованного кавалера. Иногда, если кавалер не желал обламываться и был настойчив, то можно было применить запасной вариант, – спровоцировать парней на драку, и под шумок исчезнуть, пока разгоряченные алкоголем жеребцы выясняют кто тут “дэвушку танцует”!

Вера, сильно не одобрявшая таких штучек, из-за этого однажды даже крупно поссорилась с подругой и временно перестала посещать с ней подобные заведения. Впрочем её легкомысленная подруга и характер имела лёгкий, была отходчива, и через пару дней, уже великодушно простив свою скучную и правильную подругу, вскоре рассказывала ей о своей очередной победе, не забывая расписывать все, даже интимные, подробности. Вера лишь головой качала в изумлении! Положительно, на Ритку было решительно невозможно долго сердиться и обижаться.

Сейчас же Рита, округлив глаза, с придыханием произнесла:

– Верунчик! Слышала последнюю новость? Васильеву-то увольняют!…

Новость огорчила Веру и еще больше выбила из колеи.

– Как же так?– растерянно произнесла она, – вроде всегда нормально работала и нареканий особых не было, ну может медлительная слегка…

– Ох, Веруня!.. Да когда ж это нашего Чапая останавливало? захотелось уволить,– и уволил! Нашёл небось к чему докопаться… Решил показать кто в доме хозяин, вот и машет шашкой! Сама того не ведая, Ритка случайно озвучила настоящую причину увольнения их подруги. Генеральный директор производственного объединения “Поток” Василий Иванович Замятин (среди сотрудников более известный под кличкой “Чапай”) считал, что время от времени надо перетряхивать кадры, чтоб тем жизнь мёдом не казалась. А оставшиеся будут жилы рвать, чтобы и их не вышибли. И такая стратегия действительно работала! Сотрудники, получив животворящий пинок, и вправду на некоторое время оживали и работали усерднее.

Огорчённая известием Вера постаралась сконцентрироваться на своей работе, честно попыталась доделать маркетинговый план на следующее полугодие, но мысли всё равно упрямо возвращались к способам добычи денег. Девушка даже пожалела, что она не Остап Бендер и не знает четырехсот сравнительно честных способов отъёма денег. Ей самой хватило бы и одного, но чего нет – того нет! Потом ей пришлось обсуждать с рекламным агентством макет дизайна для журнала, предыдущий её не устроил и она хотела внести некоторые изменения, рекламисты же упёрлись, не желая отказываться от удачной, по их мнению, концепции.

Разногласия вылились в небольшую перепалку, но, в конце концов, кто платит, тот и заказывает музыку. Поэтому рекламщики нехотя согласились на изменения, но сама Вера чувствовала, что переборщила и была резковата. Скорее всего, таким образом выплеснулась тревога и напряжение от болезни мамы, – обычно девушка была сдержанна и корректна. Но, увы, человек устроен так, что не может всё постоянно носить в себе и иногда вынужденно освобождается от накопленного груза стрессов и страхов в самый неподходящий момент…

Короче, весь рабочий день получился какой-то нервотрёпный и в конце его девушка чувствовала себя совершенно выжатой и опустошённой. Да и припозднилась сегодня, изучая сайты по недвижимости, – девушка твёрдо решила всё-таки продать квартиру. Поэтому следовало всё как следует изучить, чтобы не кинули, – не хотелось бы на чёрных риэлторов каких-нибудь нарваться. Да и мамуле надо будет эту новость как-нибудь помягче преподнести, – Вера справедливо подозревала, что мать будет от её идеи не в восторге!

Поэтому сегодня девушка вышла из офиса самой последней, когда уже все давно разошлись. Предварительно позвонила домой, сообщила мамуле, что скоро будет и чтобы та не волновалась, и решив, что сегодня поедет на метро, зашагала к ближайшей станции. Там всего-то надо пару остановок проехать, потом пересесть на другую линию и еще три станции. Правда придётся немного пешком пройтись, но это ничего, – как раз и голову проветрит, а то она какая-то сама не своя сегодня. Вера шла на автомате, не замечая ничего вокруг себя, и больше всего желала поскорее очутиться дома, налить в ванну горячей воды и отмокнуть этак с полчасика.

В себя её привёл рык мощного мотора, – рядом резко притормозил черный “Гелендваген” – от неожиданности она аж в сторону шарахнулась. За рулём сидел молодой черноволовый парень, – его симпатичное, в общем-то, лицо портила презрительная усмешка, застывшая как приклееная. Стёкла машины были опущены и в салоне были видны силуэты еще двух крепких парней в чёрных кожаных пиджаках. Тот, что за рулём, как-то оценивающе смотрел на Веру и продолжал разговор с парнем сзади: “Не, я тебе точно говорю, – вот такие на вид скромняги в постели самые горячие штучки!… отвечаю, слушай!” Вера с ужасом поняла, что они обсуждают её, причём делают это бесцеремонно, – так, как будто её самой тут нет! Двое остальных тоже высунулись в окна и теперь совершенно без стеснения её разглядывали. Остановившаяся было на секунду Вера, тут же быстро зашагала дальше. Станция метро была уже недалеко, метрах в ста, и Вера ускорила шаг, стремясь поскорее отдалиться от этих опасных людей. Она буквально кожей чувствовала, как от парней исходят прямо-таки физически ощущаемые волны животной угрозы.

Между тем гелик, в котором шло бурное обсуждение её достоинств, продолжал неспешно катиться рядом с ней. Машины, едущие сзади, робко бибикнув, тут же замолкали, водители включали поворотник и вынужденно объезжали борзых “хозяев жизни”, не желая связываться с явными бандюками. Те же воспринимали это как должное, – ну захотелось остановиться прямо на дороге, вот и остановились, чо такого-то?… До Веры долетали обрывки их разговора – “сиськи вроде зачётные…”, “и жопка тоже ничего…”, “да говорю тебе!… забьёмся, что она в жопу даёт?… А давай!… на 100 бакинских, бля!…” Сердце у Веры так отчаянно колотилось, что отдавало в ушах барабанным боем, нервы были напряжены как струны и хотя она пыталась убедить себя не обращать на грубых парней внимания и идти, как ни в чём ни бывало, но безошибочные древние инстинкты вопили в голос, – беги! Она шла всё быстрее, не отрывая глаз от слишком медленно приближающегося строения с неоновой красной буквой “М”,– там люди! там спасение!

– Эй, мочалка… Стой, говорю!.. Иди сюда! – теперь слова парня за рулём были слышны совершенно отчётливо, так как были обращены именно к ней! И Вера побежала, не отвечая и не оглядываясь на говорящего… К метро! К людям!… Всё-таки в минуты опасности человеки неосознанно тянутся друг к другу, несмотря на весь присущий нам индивидуализм, и мы вновь превращаемся в стайных животных, – чтобы сообща выжить.

Мерно рокотавший мощный мотор машины вдруг взревел, – гелик резко рванул вперёд и, одним махом преодолев поребрик, выехал на тротуар, преградив девушке путь. Вера вскрикнула в испуге и остановилась, упершись руками в блестящий чёрный бок, отскочила назад. Теперь парень за рулём уже не ухмылялся, а смотрел угрожающе:

– Дура! Садись сама, блядь еб…я! А то хуже будет! А так выпьешь, коксу нюхнешь, бля,… может и бабок подкинем, если стараться будешь… ста баксов хватит? Один из его спутников хохотнул:

– Да ты на неё посмотри!… ей и полтинника много будет! Все трое весело загоготали…

Вера стояла, как парализованная, превратившись в соляной столб! Вся предыдущая спокойная жизнь никоим образом не подготовила её к такой стрессовой ситуации, – её никогда не били, не насиловали, не обзывали грубо блядью и мочалкой, и мозг девушки словно застыл в ступоре, столкнувшись с непривычной и угрожающей ситуацией. Но когда один из бандитов нетерпеливо рявкнул:

– Да чо ты этой лялькой возишься, Азамат! Щас посадим, бля, и поедет как миленькая! – и принялся выбираться из машины, – только тогда Вера отмерла и испуганной антилопой бросилась назад. Молнией мелькнула мысль, что прямо бежать нельзя, – догонят! И когда по левую руку мелькнул проход между высоким бетонным забором и стеной старого жилого дома, она сразу инстинктивно свернула туда. Пробежала по инерции метров десять и остановилась как вкопанная, – увы, но на этот раз инстинкты её обманули, – проход заканчивался тупиком!

Глава 2

Любомир сидел за стойкой бара ночного клуба “Dancing Pingu” и потягивал виски из квадратного стакана. Веселье в зале только только разгоралось. Почти все столики были уже заняты, – по большей частью молодёжью и людьми среднего возраста. Посетители выпивали и закусывали, некоторые даже пытались о чём-то разговаривать, стараясь перекричать громкую ритмичную музыку. О чём и, главное, как можно разговаривать при таком уровне шума купидон не представлял. Шум обеспечивала небольшая банда, состоящая из двух гитар, клавишника и ударника, которая едва помещалась на возвышенном пятачке сцены. Ребята вовсю наяривали популярные хиты, честно отрабатывая гонорар. Для вокалистки на сцене места уже не оставалось, поэтому певичка находилась перед сценой, рядом с танцующими. Ярко накрашенная и одетая в облегающее платье с блёстками, с неплохим, слегка хрипловатым, голосом, – самое то для блюза и шансона, – она пела на английском что-то зажигательное, ритмично двигая бёдрами в такт. Так же в меру своего чувства ритма на танцплощадке колыхалась и разношёрстная толпа.

Любомир небольшими глотками потягивал тёплое виски, лёд он не клал принципиально, не желая разбавлять вкус и аромат напитка. Алкоголь на него не действовал, мгновенно сгорая в организме. Он мог бы опьянеть, если бы сам этого захотел, но такой потребности он давно не ощущал, – с тех пор как много столетий назад возродился. Теперь у него было новое имя и новое здоровое тело, и ещё он сохранил свой привычный облик. Купидон не старел, никакие яды на него не действовали, а раны заживали мгновенно. Да и ранить его или вовсе убить мог не каждый, а лишь демон, равный или превосходящий его по силе. Вероятно, это мог бы сделать и другой ангел, но Любомир не представлял зачем бы другому Небесному Воину – его Брату, пытаться нанести ему вред.

Теперь он сидел на высоком барном табурете и изучающе поглядывал на танцующих, изредка отхлёбывая из своего стакана. Бармен Костя по его знаку немедленно доливал из пузатой бутылки с цифрой 25 в стакан постоянного клиента, предвкушая хорошие чаевые. Этот неразговорчивый смурной посетитель мог выпить за вечер довольно много, но никогда не пьянел! Проблем и скандалов с ним никогда не бывало. При этом парень заказывал лучшие и самые дорогие сорта элитного алкоголя и всегда оставлял щедрые чаевые! Косте иногда казалось, что деньги для него не имеют значения, – так легко и равнодушно он с ними расставался. Изредка бывали другие посетители, желавшие казаться крутыми и богатыми, но всегда было понятно, что они хотят произвести впечатление на спутницу или сопровождающих. Понты – наше всё! – таких бармен повидал в своей короткой жизни уже немало. Но этот посетитель был не из таких. Среднего роста, короткая стрижка, спокойный взгляд тёмных глаз, – иногда Косте казалось, что эти глаза видят каждого человека насквозь. Но главным было исходящее от него ощущение спокойствия и внутренней силы, которая ощущалась в каждом его взгляде и движении. Другие посетители мужского пола, даже под градусом никогда не задирали парня и не заговаривали с ним, – что-то их от этого удерживало. Чего нельзя было сказать о женщинах, – у них он пользовался неизменным успехом и популярностью. Независимо от возраста и внешности, они слетались к нему как мотыльки на свет, – пытались познакомиться, присесть рядом, прикоснуться. Причём этот непонятный тип оставался неизменно равнодушным к таким знакам внимания. Мельком глянув на очередную кандидатку на вечер, он вежливо ей кивал, что-то произносил и та внезапно теряла к нему интерес и странным образом переставала его замечать. Бармену иногда хотелось спросить Любомира, как это у него получаеться, но как только клиент усаживался на свой стул, он тут же забывал про свой вопрос.

А Любомир, как всегда, сканировал людей. Он вообще сканировал их везде, – на улице, в магазинах, в транспорте! И сейчас, – он читал их души, видел всполохи их ауры и все их скрытые мысли и тайные желания. Скачущие разноцветные блики от светомузыки и вспышки стробоскопа ему в этом совершенно не мешали! Он постоянно искал… и изредка даже находил, – эти светлые души, неискалеченные жизнью и горечью разочарований, незатемнённые страхами и гневом! Умеющие не только принимать с благодарностью, но и отдавать, делиться радостью и счастьем, – души, способные любить! Почему-то ему казалось, что таких остаётся всё меньше и меньше. Он не мог объяснить себе, отчего так происходит.

Возможно, какой-нибудь умный психолог и смог бы рассказать купидону о мире победившего потребления и индивидуализма, о тотальном поветрии “любить себя” и “жить для себя”, о власти денег и кредитов, ожесточающих сердца и заставляющих людей бороться за существование в бездушном мире. Ещё он рассказал бы об нежелании молодых заводить семью и о всё больше распространяющемся явлении “childfree”, являющимся, по сути, обычным страхом перед неопределённым будущим и эгоизмом, замаскированным под красивые заявления, – типа “не хочу рожать ребёнка для страданий”. Всего этого Любомир не знал, – просто видел, что люди изменились… и чувствовал какое-то странное опустошение, что было ему совершенно непонятно! Конечно, это не было физическим ощущением, – ведь ангелы в принципе не могут уставать! Но тогда чем?… Может разочарованием? Тот же психолог, наверно назвал бы это профессиональным выгоранием или даже депрессией! Просто, когда долго и упорно работаешь, но не видишь удовлетворительных результатов, – руки могут опуститься даже и у богов!

Купидон разглядывал дрыгающихся на танцполе и сидящих за столиками людей и видел одни преобладающие тёмные, фиолетовые и чёрно-серые оттенки в их аурах. Только изредка, как лучик, мог промелькнуть светлый цвет, который однако легко подавлялся тёмными тонами. Любомир уже знал из своего опыта, что эти души неспособны принять и взрастить любовь. Слишком часто его стрелы, находящие цель и возгорающие пламя в сердцах, под воздействием этих тёмных тонов гасли, желание же превращалось в обычную похоть, а чувства – в эмоциональную зависимость. Зачастую сами же люди выдирали и растаптывали светлые ростки из-за боязни ошибиться, быть обманутыми, от страха разочароваться! Ведь любить – это значит открыть своё сердце, стать ранимым и уязвимым! Иногда купидону даже приходила на ум кощунственная мысль, что Тьма побеждает и орды тварей с Изнанки уже захватили этот пласт реальности… что, конечно же, было не так. В случае большого прорыва он уже давно сражался бы в рядах своих Братьев. Во время последней большой земной войны им пришлось немало потрудиться, сдерживая Тьму , готовую захватить Землю… К счастью, тогда они победили, а ряды Небесного Воинства пополнились новыми сильными душами, – героями, пожертвовавшими своей жизнью ради других…

На площадке между тем вспыхнула драка, раздался злой мужской мат и многоголосый женский визг. Песня прервалась на половине. Ко всему привычная певица, поджав губы, быстро отошла от дерущихся. К тем уже спешили охранники и вскоре порядок был восстановлен, – пьяных драчунов быстро разняли. У одного была порвана рубашка, другой размазывал по лицу кровь. Охрана, заставила их выложить из карманов все наличные, за нанесённый ущерб, и выпроводила наружу. Исполнительница, сменив недовольную гримаску на профессиональную ослепительную улыбку, продолжила петь. Любомир невозмутимо наблюдал за всем этим действом, – оно его совершенно не трогало и не волновало. Он спокойно допил виски, положил на стойку купюру и поднялся. Костя довольно осклабился, – сегодня он в наваре, – и проводил уважаемого и, главное, щедрого посетителя подобострастным поклоном для вип-клиентов, пожелав ему заглядывать ещё. Любомир видел, что слова бармена идут от чистого сердца и про себя усмехнулся, – ну хоть кого-то сегодня он всё-же сумел осчастливить.

Выйдя на крыльцо купидон вдохнул полной грудью. После спёртой и душной атмосферы в клубе воздух ночного города показался ему свежим и приятным. У входа стояли пошатывающиеся гуляки, решающие извечные русские вопросы: кто виноват, что кончились бабки, и что теперь делать? – направить свои неверные стопы к Толяну догоняться, или всё же по хатам? Любомир обогнул искателей истины, дошёл до угла, свернул в тёмный переулок и взлетел, переходя в скрытый режим! Ночной полёт всегда успокаивал его и приводил в умиротворённое состояние. Вот и сейчас, чувствуя всем телом поток воздуха, купидон поднимался ввысь, раскинув белоснежные крылья. Впрочем, он мог бы так же летать безо всяких усилий и в любую бурю, – полёт ангела основан не на земных физических законах! Он мог бы спокойно пребывать в постоянном состоянии парения, невидимый и неосязаемый для людей, но ему просто нравилось это чувство освобождения от оков земного притяжения… Нравилось переходить из одного состояния в другое, сравнивать и ощущать жизнь как своей физической земной оболочкой, так и небесной духовной. Нравилось есть, пить, спать, водить мотоцикл и машину… и летать, наслаждаясь полной и абсолютной свободой! Мало что может сравниться с таким полётом, – лишь сумасшедшие скайдайверы и дельтапланеристы способны приблизительно понять и представить эти ощущения!

Внизу остался вход в ночной клуб со светящейся рекламой на стене, изображающей прыгающего с ноги на ногу, забавного пингвина, – зажигающиеся попеременно неоновые трубки создавали впечатление, что пингвин танцует, – остались страхи, злоба и мелкие заботы смертных. Купидон поднимался всё выше и выше! Вначале он летел, взмахивая крыльями и паря на воздушных струях. А потом сложил крылья и стал падать, но не вниз, как следовало бы ожидать, а вверх, – в небо! Любомир летел головой вперёд, всё быстрее и быстрее,… влетел в облако, на мгновение ощутил как лицо покрывается мельчайшими каплями влаги, и, пронзив туман, вылетел наверх… и звёзды распахнулись ему навстречу, – холодные и прекрасные! Он остановился и завис в пространстве, любуясь открывшейся ему величественной картиной. Если бы только люди могли выпрямиться, поднять взоры к небу, может они тоже внезапно увидели бы вселенную и поразились бы её красоте? А возможно некоторые, – особо одарённые, – даже заметили бы, летящий на фоне звёзд, стремительный силуэт… но увы, дела земные и их маленькие радости людям всегда будут ближе, и кто посмеет их за это осудить?

Любомир любил вот так подолгу парить в вышине, нарезая большие круги, – в темноте и одиночестве… На весь большой город и окрестности их всего двое, – он и его Брат Всеслав. Это их зона ответственности. Сверху ему было видно, как текут железные потоки по ярко освещённым проспектам, как они разбегаются, утончаясь, по более маленьким улочкам и переулкам, и как по улицам спешат малюсенькие человечки, похожие отсюда на муравьёв. Мураши заходили в магазины и рестораны, тусовались у клубов и баров, – ночная жизнь людей била ключом, не останавливаясь! Также и охота купидона никогда не останавливалась, – Любомир привычно отслеживал их ауры, приблизив магическим зрением.

Но, кроме людей, он также видел расползающиеся по улицам и домам чёрные тени, и прячущихся в них обитателей Тьмы, – вышедших на ночную охоту сущностей, питающихся энергией человеческого страха, их эмоциями тревоги и гнева. Присасываясь и паразитируя на человеке, они могут перехватывать на себя управление. И тогда люди совершают самые дикие и неразумные поступки, вредя себе и окружающим. Потом утром эти люди встанут по звонку будильника, будут привычно чувствовать себя усталыми и разбитыми, и оттого будут ещё больше злиться и раздражаться, срываясь на окружающих и тем самым увеличивая питательную среду Тьмы… Единственное, что их может спасти – это любовь, создающая и питающая Свет! Но её-то они и отторгают от себя, как отторгает масло каплю воды…

Какая-то особенно светлая аура, отличная от других, привлекла его внимание. Девушка! Светлая душа, явно чем-то озабочена, у неё большое горе, – видны оттенки страха и беспокойства, что ей обычно не свойственно… Ага! Тревожится за мать, все мысли только о ней… рак… Явно торопится, сильно озабочена! Купидон стал постепенно снижаться по большой спирали, в центре которой находилась заинтересовавшая его маленькая яркая точка. Сгусток тьмы, более чёрный, чем остальные, приблизился к светлячку, – Любомир увидел машину с тремя прислужниками Тьмы. В светлой ауре девушки появились, разъедающие её, тёмные пятна, – очень сильная тревога! Вот она переросла в панику, – ярко полыхнуло тёмным, когда железная коробка автомобиля внезапно преградила ей путь! Отслеживая обстановку, но всё более ускоряясь, ангел продолжал снижение…

* * *

– Чёрт! Чёрт!… Ну как же так! – Вера затравленно огляделась. Слева – высокий забор из бетонных панелей, справа – глухая стена жилого дома с редкими окнами, а впереди едва освещённый тупик, – в конце смутно видны какие-то железные гаражи или контейнеры! Обернулась, но путь назад был отрезан, бандиты уже забежали за ней в проулок и их тёмные силуэты чётко выделялись на фоне освещённой улицы. Быстрые шаги ублюдков замедлились, – они тоже увидели тупик, кто-то присвистнул, кто-то хохотнул: “Птичка в клетке!”… Вера в страхе бросилась в тупик, к гаражам, – может там есть проход? Пробежала пару шагов и вновь остановилась, – нет!.. Прохода действительно не было!..

Железные коробки стояли друг к другу вплотную и между ними протиснулась бы разве только мышь! Сильно пахло мочой и экскрементами, одинокий фонарь на столбе у забора едва освещал крохотный пятачок земли перед гаражами. Девушка, пятясь от преследователей, дошла до него и осталась стоять в освещённом пространстве, дающем обманчивую иллюзию безопасности. Отступать дальше в темноту было страшно, да и бесполезно! Взгляд Веры отчаяно шарил по редким освещённым окнам, – может какое открыто или кто выглянет? Бандиты подходили теперь не спеша, с ухмылками на лицах, понимая что жертва в ловушке.

– Ну куда ж ты так торопишься, птичка? – глумливо сказал Азамат. Вера вдруг пожалела, что она и взаправду не птичка и не может отсюда улететь. Вся эта сцена была настолько сюрреалистична, что девушке на миг показалось, будто она очутилась внутри какого-то страшного фильма ужасов. Мозг упорно отказывался воспринимать реальность. Она даже сжала виски пальцами и на мгновение зажмурилась, в детской надежде, что нарисованные чудовища исчезнут, но увы… Один из громил грубо схватил её за локоть, второй подхватил с другой стороны. И тут Веру наконец прорвало, – набрав воздуха в грудь, она отчаяно закричала или вернее попыталась:

– Помогите!.. Помо… – сильный удар кулаком в живот оборвал её крик и Вера обвисла на руках у быков, беспомощно открывая рот и не в силах вдохнуть.

– Говорили же тебе, – садись в машину!.. Голова девушки мотнулась от сильной пощёчины, в ушах зазвенело. Вера уже не понимала, где она и что с ней, находясь в полуоглушённом состоянии. Вверху, наконец, открылось окно и визгливый мужской голос заорал:

– А ну пошли вон отсюда, пьянь подзаборная! Повадились тут ссать! Вот щас спущусь, – яйца поотрываю!

– Щас мы сами к тебе придём, мудила! – угрожающе зарычал в ответ один из быков, – захлопнул пасть, пидор, и быстро окно закрыл!

Обладатель визгливого голоса, поняв свою ошибку и не желая усугублять, немедленно заткнулся. Стукнула, закрываясь, рама, а через пару секунд погас и свет. Один за другим в окнах появлялись тёмные тени голов и тут же исчезали обратно. Закрывались окна, поспешно задёргивались шторы, отгораживаясь от непрошенных гостей и возможных неприятностей. Дом испуганно затаился, наблюдая из темноты через щёлки занавесок.

Азамат же продолжал, не отвлекаясь на мелочи:

– Ну что, сучка, допрыгалась? – его ноздри возбуждённо трепетали, в глазах стоял нездоровый блеск. “Да он же ненормальный!” – со страхом подумала Вера. Её единственным желанием было, чтобы этот кошмар наяву прекратился. Её голова вновь дёрнулась от удара. В носу у девушки хрустнуло, – в этот раз Азамат ткнул кулаком в лицо. Удар был не очень сильным, – скорее с целью унизить, но ей хватило и этого. Сейчас Вера не была способна даже бояться, в голове мутилось, она не могла больше кричать и была на грани потери сознания. Её голова свесилась вниз, из разбитого носа шла кровь, капая на землю и на подол бежевого плаща. “Не отстираю!” – мелькнула неуместная мысль, – мозг упорно продолжал цепляться за обыденные бытовые мелочи, чтобы не провалиться в бесконтрольную истерику. Вера уже полностью обвисла на руках у бандитов и практически стояла на коленях. Чужая рука ухватила её за волосы и вздёрнула голову, девушка глухо застонала. Отморозок смотрел ей прямо в глаза, наслаждаясь беспомощностью жертвы и упиваясь своей властью! Он был настоящим садистом, тащился от происходящего и не собирался сдерживаться.

– Мне не отказывают! Поняла? – прошипел Азамат и замахнулся вновь. Вера зажмурилась в ожидании удара…

– Я вам не помешал? – спокойный голос раздался словно из темноты. Отморозок дёрнулся от неожиданности и резко обернулся. В темноте прохода стоял какой-то человек. “Он что, за нами следом зашёл?” – Азамат мог бы поклясться, что секунду назад там никого не было. Человек сделал пару шагов и очутился в освещённом фонарём пространстве. Напрягшиеся было быки расслабились, – подходивший парень не казался особенно опасным, – среднего роста, на вид лет 25-30, в чёрной кожаной короткой куртке, короткие тёмные волосы и такие же глаза. Азамат быстро оглянулся вокруг, но незнакомец был один, стоял в расслабленной позе, и мажор слегка успокоился. Его подручные тут же отпустили Веру и та в полубессознательном состоянии мягко повалилась на бок.

– А ты ещё кто такой? Вали отсюда, придурок! – Азамат уже вновь овладел собой и ему было стыдно за первоначальный испуг.

– Оставьте девушку и уходите, – ровно произнёс Любомир, хотя при виде избитой Веры в нём всколыхнулось давно забытое чувство боевой злости. Он видел тёмные сгустки их душ и понимал, что эти хищники просто так свою добычу не отдадут… Тем лучше! Давненько он не разминался! Можно было просто приказать им и они пошли бы с остекленевшими глазами, как зомби. Но отчего-то ему не хотелось, чтобы они просто так ушли… Холодная ярость клокотала в нём и требовала выхода!

Бандиты переглянулись. Что-то было не так с этим фраером, – уж больно наглый. Обычно, столкнувшись с Азаматом и его громилами, люди бледнели, заикались и спешили поскорее убраться с их пути, – все в городе знали, чей Азамат сын и старались не задевать отморозка, чтобы не ссориться с его отцом. Ну а тому, кто не “в курсах” быки быстро объясняли все расклады предельно доходчивым способом, – кулаками, ногами и даже подручными средствами, а если надо, то могли и волыны достать. У обоих были действующие лицензии частных охранников, поэтому оружие они носили на вполне себе официальных основаниях, – не придерёшься. Вот и сейчас, чуя что пацан-то крученый и без драки не обойдётся, один достал и надел на пальцы стальной кастет, другой, взмахнув рукой, с лязгом разложил телескопическую дубинку. Обычно этого бывало достаточно, чтобы оппонент осознал всю глубину своего заблуждения и с извинениями поспешно исчез, – но не сегодня. Незнакомец даже не переменил свою позу, – стоял, спокойно опустив руки вдоль тела и слегка наклонив голову, – даже выражение лица не поменялось! Только глазами сверкнул исподлобья и этак нехорошо усмехнулся.

Впервые за весь вечер Азамат ощутил некое смутное беспокойство, – так с ним обычно никто не обращался. Избалованный мажор всегда брал что хотел и поступал как хотел. Ему уступали дорогу, перед ним заискивали и лебезили. Рядом находились упакованные телохранители, готовые к любой ситуации, а главное, – он чувствовал за своей спиной силу и авторитет всей группировки. Но каким-то особым спинным чувством он вдруг понял, что здесь и сейчас всё это ему мало поможет! От парня исходили ощутимые флюиды спокойствия и непоколебимой уверенности в себе, такие же, как от его отца – всесильного Рашида Исмаилова. От взгляда незнакомца Азамат невольно подался на полшага назад, а у бодигардов на загривках волосы встали дыбом, как у волков при встрече с более сильным самцом.

– Оставьте девчонку и валите отсюда, – нарочито небрежным тоном повторил Любомир, и добавил презрительно, – шакалы! Такого явного оскорбления Азамат вынести не мог! Никто и никогда не смел обзывать его шакалом, – нечистым животным, – да ещё в таком уничижительном тоне! В ярости, забыв про свой только что испытанный безотчётный страх, он заорал:

– Да кто ты, сука, такой?…

Быки выдвинулись вперёд. Для них ситуация была ясна, – надо устранить угрозу шефу и разобраться с каким-то придурком. На их стороне был успешный опыт множества уличных драк, когда требуется не задумываясь бешенно молотить руками и ногами, месить противника всеми способами, не обращая внимание на чужую и свою кровь! Только так можно выжить на улице и на зоне, завоевать уважение, прослыть безбашенным и крутым. Хоть этот фраер и мутный какой-то и вызывает опаску, но и не таких ломали. Дело, в общем-то, привычное и чего-то особенного они от безоружного незнакомца не ожидали. Приободрившийся Азамат процедил сквозь зубы:

– Ну ты и мудила!.. Зря ты сюда влез. Шёл бы своей дорогой – остался бы цел!.. Гасите его, пацаны! – Он кивнул громилам и те бросились на Любомира, как бросаются бойцовые псы на противника по команде хозяина. Далеко заглядывать и просчитывать последствия своих действий они не привыкли, сказано гасить, – значит будем гасить, – собъём с ног и замесим, как положено! Скажет босс остановиться, – тогда и прекратим, а не скажет, – так и забъём нахрен!

Никто не успел ничего понять и разглядеть. Мгновенно уйдя в сторону от удара дубинкой в голову, Любомир перехватил бьющую руку и продолжив движение, потянул противника на себя, подставляя того под удар второго нападающего так, что удар руки с кастетом пришёлся первому прямо в челюсть, сломал её и выбил несколько зубов. Одновременно купидон слитным движением руки выхватил дубинку из руки оглушённого бойца и опустил на голову того, что с кастетом. Раздался звонкий звук, – будто по тыкве ударили, – и нападавший рухнул, как подкошенный, лицом вперёд. Сразу вслед за ним упал на колени и другой, мотая головой и выплёвывая обломки зубов вместе с кровью. Прошла лишь пара секунд, а вся сцена разительно изменилась, – добыча оказалась зубастой! Один из громил лежал в полной отключке, а второй стоял на карачках, покачиваясь и мыча, не в состоянии предпринять никаких активных действий.

Азамат не верил своим глазам, – движений незнакомца практически не было видно, он словно размазывался в воздухе! Ни о каком сопротивлении не могло быть и речи! Его бодигарды сейчас были не в состоянии даже достать свои пистолеты, а их дубинка и кастет неизвестным образом уже перекочевали к фраеру. Любомир посмотрел на кастет в своей руке, потом сжал и разжал кулак и вместо смертоносного оружия на землю упал смятый бесформенный кусок металла. Дубинку, которой можно крошить кирпич, он играючи согнул, как будто та была сделана из мягкого алюминия, а не из высококачественной стали, и небрежно отбросил в сторону. Потом шагнул в сторону ошарашенного Азамата, причём на его лице была написана брезгливость, – будто он увидел мерзкую вошь или таракана. Его пристальный взгляд не обещал отморозку ничего хорошего. Азамат, наконец, вышел из потрясённого оцепенения и, взвизгнув, попытался проскочить рядом с Любомиром к выходу из переулка, – тут же налетел на столб и также оказался на земле. В панике вскочил, вновь кинулся к выходу и снова необъяснимым образом, налетел на столб носом. Как будто тот вдруг стал для него невидимым! После третьей безуспешной попытки он остался сидеть, держась одной рукой за разбитый нос, другую вытянув в сторону Любомира и повторяя как заведённый:

– Эй,.. ты чо… ты чо…

Купидон равнодушно прошёл мимо Азамата, – тот шарахнулся к стене, – приблизился к лежащей Вере и легко поднял девушку на руки. И, не обращая больше внимания на бандитов, быстро пошёл к выходу из переулка. Мажор настороженно смотрел ему вслед, – вот парень со своей ношей вошёл в тень, – на миг их чёрный силуэт промелькнул на фоне освещённой фонарями улицы, – отморозок сморгнул, а когда открыл глаза, их уже не было… Рядом застонал, заворочался, приходя в себя, его охранник, приподнялся на локте и его тут же вырвало. Азамат злобно стукнул кулаком о землю, отшиб себе руку и в ярости завыл… Дом злорадно молчал, глядя на них тёмными окнами…

Глава 3

Вере казалось, что она плавно плывёт по небу. Никакой тряски и колыхания не ощущалось. Лишь приятный ветерок обвевал разбитое лицо. Девушка находилась в каком-то оцепенении. Она чувствовала огромное облегчение оттого, что страшный сон закончился! Вся быстротечная схватка прошла мимо её затуманенного внимания. Вроде бы раздавались звуки ударов… кто-то что-то говорил или кричал… Потом её осторожно подняли на руки и девушка приоткрыла глаза. Свет фонаря бил девушке в глаза и на его фоне вокруг головы её спасителя сиял ореол света, как нимб!.. Горел ярче, чем сотня фонарей, но этот свет не ослеплял, а грел… и глаза её спасителя, казалось горели тем же тёплым, внутренним светом. Эти глаза… они завораживали и притягивали и Вера мгновенно откликнулась… потянулась к этому Свету всей своей измученной душой, почувствовав, что это то место, где ей следует быть!.. На руках у парня она чувствовала необычную лёгкость во всём теле и абсолютную защищённость, какой не чувствовала никогда до этого. Ну может только на руках у папы в детстве? Даже лицо перестало болеть и измученный мозг позволил себе небольшую передышку… в беспамятство…

“Мама беспокоится!.. Надо позвонить!” – мысль, безуспешно бившаяся в подсознании, наконец просочилась на поверхность и Вера внезапно проснулась. Она по-прежнему лежала на руках незнакомого спасителя, обняв за шею и доверчиво прильнув к его груди… Знакомое место, дерево, оградка клумбы… они уже стояли перед подъездом её дома! “Когда же я успела ему свой адрес сказать?… ничегошеньки не помню! – удивилась Вера, – … и сколько же я проспала?” Она отчётливо вспомнила всё, что с ней произошло… вспомнила отвратную улыбочку Азамата, его безумные глаза и пену на его губах и её передёрнуло от отвращения… Но страха она почему-то совсем не чувствовала, – необычайное ощущение полной защищённости и безопасности никуда не делось, и вдобавок появилось совершенно новое для неё ощущение уюта и тепла… Ей хотелось так и оставаться на этих руках хоть целую вечность, – таких заботливых, надёжных… и сильных. Казалось, что её вес парня вовсе не тяготит, и слезать с рук спасителя ей совсем не хотелось. “Но совесть-то поимей в конце-то концов” – укоризненно сказал её внутренний голос. Она вздохнула и неохотно пошевелилась, и мужчина, поняв её без слов, молча опустил на землю.

Фонарь у подъезда светил не в пример ярче, чем тот в переулке, и теперь, наконец, она смогла разглядеть своего спасителя более подробно… “Обычный, вроде бы, парень, но с необычно внимательным взглядом, и крепкий… сколько же он её до дому тащил и как только сумел, а по виду не скажешь, что такой сильный… Ну а насчёт света и прочих оптических эффектов – переволновалась, вот и чудилось всякое”, – подумала Вера, но при этом ощутила внутри себя лёгкое разочарование. Словно узнала в детстве, что борода у Деда Мороза на резинке, и что на самом деле это дядя Миша, – папин друг. Потом вдруг не к месту подумала, что сейчас она вероятно похожа на пугало и от досады прикусила губу.

– Простите, вы мне так помогли, а я даже имени вашего не знаю, – смущённо промолвила Вера. – Может зайдёте, на минутку, чаю попьёте, и мамуля захочет вас поблагодарить… и я себя в порядок приведу… я сейчас наверно ужасно выгляжу… “Боже! Что я несу?” Ей очень не хотелось, чтобы этот парень просто развернулся и исчез из её жизни! Кажется, это он и есть – тот самый мужчина! И наплевать, что белого коня в обозримом пространстве не наблюдалось. Ей просто хотелось вцепиться в парня и не отпускать, а ещё хотелось прижаться к нему всем телом, почувствовать его всего… от этих нескромных мыслей её бросило в краску. Да что с ней такое происходит? И не скажешь совсем, что всего каких-то полчаса назад над ней чуть не надругался и не убил в каком-то вонючем переулке маньяк-садист! Сейчас это происшествие, которое в обычных условиях нанесло бы ей коллосальную и, возможно, непоправимую психотравму, представлялось ей сущей мелочью, по сравнению с перспективой потерять этого незнакомого мужчину. “Спасибо тебе, Азамат! С твоей невольной помощью я познакомилась с …?” А собственно, с кем…?

Словно прочитав её мысли парень белозубо улыбнулся и от этого и у самой Веры уголки рта разъехался в стороны и она невольно скривилась от боли в разбитом лице.

– Простите, мою неучтивость… Любомир! Меня зовут Любомир! – несколько старомодно представился купидон.

– Мне очень приятно… Любомир, – она произнесла его имя, как бы пробуя языком на вкус. – А я…

– Я знаю… вы Вера! Давайте поднимемся к вам домой и займёмся, наконец, вашим лицом, – предложил парень.

“Вот же ж я растеряха… – поразилась девушка. – И когда я всё это выболтать успела?” Но как ни старалась, она не могла этого припомнить…

Войдя в подъезд, они поднялись на второй этаж. Вера порывшись в сумочке, которая всё это время провисела у неё на боку, достала связку ключей, вставила в щель замка, тот сыто щёлкнул и дверь открылась. Навстречу пахнуло привычным запахом лекарств и безнадёги, – запахом болезни. Вера зашла первой.

– Мама! – позвала девушка, – у нас гость!

Купидон зашёл следом, аккуратно закрыл за собой дверь и с интересом огляделся. Раньше это была большая престижная квартира, с высокими потолками, украшенными карнизами и тяжёлыми бронзовыми люстрами, – всё это должно было напоминать о благородной старине. Но сейчас напоминало лишь о старости и нужде, – дорогие когда-то обои местами облезли, потолки потемнели, а дубовый паркет требовалось перестелить.

В прихожую, шаркая, вышла сухощавая старушка в старом байковом халате, тёплых ботах вместо тапочек, лысая голова повязана платком на манер банданы, а на лице застыла страдальческая гримаса. Купидон сразу почувствовал нотки безысходности и страха, исходящие от пожилой женщины. Увидев Любомира, старушка заулыбалась, произнесла оживлённо:

– Что ж ты доченька не предупредила заранее, что с молодым человеком придёшь? Я бы приготовила… – что бы она сделала женщина договорить не успела, поскольку Вера, сняв, наконец, с ноги второй сапожок, выпрямилась и мама увидела лицо дочери… Глаза у Евгении Николаевны расширились, она ахнула, прижав одну руку ко рту, а другую к груди. Потом охнула и схватилась за грудь обеими руками, согнулась… Вера подскочила к маме, помогла присесть на пуфик.

– Мамуля, ты только не волнуйся, – всё уже хорошо, – быстро тараторила девушка – Представляешь, шла к метро, не заметила ямку в темноте и упала… Но теперь уже совсем не болит, просто выглядит страшновато… Любомир мне помог, проводил… Мама!.. Мамочка! – она метнулась на кухню, схватила со стола пузырёк с нитроглицерином, ингалятор, и вернулась в прихожую. И обнаружила, что Любомир уже стоит на одном колене рядом с задыхающейся Евгенией Николаевной и делает пассы руками, будто гладил на расстоянии. На глазах мертвенная бледность сходила с лица мамы, – её кожа розовела, дыхание выравнивалось. Не веря своим глазам, Вера наблюдала, как уже привычная болезненная гримаса на лице у матери сменяется на неверящую робкую улыбку!

– Четвёртая стадия, лёгкие, метастазы,.. – утвердительно произнёс Любомир. Евгения Николаевна в ответ лишь растеряно кивнула, но их необычный гость ответа и не ждал. Купидон сосредоточенно работал. Он видел их, – эти маленькие жадные клеточки, которые раньше бесконтрольно размножались, захватывая всё новые и новые плацдармы. Теперь они скукоживались, чернели и отваливались. Кровь уносила их трупики по кроветоку к органам выделения. Любомир наполнял тело женщины светом и раковые метастазы постепенно уменьшались в размерах. Кровеносные сосудики, ранее снабжавшие новообразования кровью и кислородом, сами собой отмирали и запаивались!

– Жарко!… Печёт!… – мама застонала,… тяжело дыша, стянула с головы и скомкала в руке платок. Вера успокаивающе коснулась рукой её плеча.

– Терпите, – сквозь зубы приказал Любомир. Он застыл в напряжении, вливая Свет в больное, изношенное тело… И болезнь постепенно отступала, – Евгения Николаевна оживала на глазах! Прочищались и укреплялись сосуды, избавлялись от повреждений органы и ткани. Клетки тела омоложались, живительный кислород мощным потоком шёл ко всем органам и системам тела, восстанавливая их и питая. Растворялись камушки в почках и желчном пузыре, проходили воспаления. Печень и почки очищались от ядов и тело постепенно приходило в то здоровое состояние, в котором и должно было находиться.

На глазах у Веры мама молодела, – исчезали мелкие морщинки и разглаживалась кожа, возвращался блеск в глазах, а на коже головы, вместо выпавших от химии, начал проклёвываться ёжик тёмных волос!

– Всё на сегодня! Слишком быстро нельзя… – Любомир поднялся на ноги, он выглядел лишь слегка утомлённым. Зато Евгения Николаевна тяжело дышала, бессильно откинувшись на стену, но дыхание её теперь было лёгким и свободным!

– Есть хочу! – заявила она вдруг и легко вскочив, бросилась на кухню. Привыкшая к тому, что мама с трудом передвигается и ест без аппетита, Вера открыв рот наблюдала, как та выгружает из холодильника все имеющиеся припасы, открывает банку с тунцом и, в буквальном смысле, урча как кошка начинает поглощать кусочки рыбы, вылавливая её прямо пальцами.

– Ну чего стоишь? – прикрикнула она на дочку. – Поставь воду, доставай хлеб, режь колбасу, вон яйца пожарь! И Вера бросилась доставать, ставить и резать. А Евгения Николаевна метала всё, как не в себя! Через четверть часа она откинулась от стола и неверяще уставилась на разгром, который учинила. Потом прислушалась к себе и ойкнув бросилась в туалет. Любомир лишь усмехнулся и сказал:

– Сейчас ей надо будет очень хорошо и много питаться, – телу нужны материалы для восстановления.

– Что это было? – потрясённо выдавила из себя Вера. – Вы кто?.. Вы целитель?.. Вы же настоящий волшебник!.. Она восторженно во все глаза смотрела на Любомира. Парень на это только вздохнул и ничего не ответил. Вместо этого он велел Вере сесть на стул и занялся её лицом. После того, что Любомир сотворил с её матерью, побои, нанесённые Азаматом, были ему на один зуб. Вера лишь коротко простонала, когда с хрустом сама встала на место носовая перегородка, терпела когда жгло лицо и рассасывались синяки и ссадины. Потом она с восторгом рассматривала своё восстановленное лицо в зеркале, поворачивала голову, смотрела и так и этак, – лицо было таким же, как до побоев и даже краше, – кожа явно посвежела, будто она посетила дорогой косметический салон, да и озабоченная хмурая складка на переносице между бровями исчезла!

Закончив с девушкой, купидон направился к двери со словами:

– Лечение не закончено. Я приду завтра еще раз, – и собрался выйти. Вера уже было запаниковала… Но тут Евгения Николаевна вышла в прихожую и решительно запротестовала:

– Ну уж нет! Так просто мы вас не отпустим! Хоть чаю-то вы с нами обязаны выпить! А я бутербродов наделаю! Вы ведь, наверное, голодны! Вера тоже подбежала и загородила собой дверь, не давая Любомиру выйти. Они стояли почти вплотную друг к другу. Их глаза оказались очень близко и девушка тихо сказала:

– Прошу вас! Не уходите… так сразу…

Любомир пил чай и ел бутерброды, которые женщины наделали из остатков припасов, переживших мамин безудержный жор. Вера наблюдала за ним с умильным выражением лица, прихлёбывая из своей чашки. Мужчина на их кухне! – после смерти отца она видела у себя дома такую картину впервые! И была счастлива! Купидон обвёл взглядом обшарпанную кухню и сказал:

– Хорошо тут у вас…

Вера смущённо отозвалась:

– Давно пора ремонт сделать,.. обои поменять и потолки побелить… Да всё руки не доходят. О том, что им элементарно не хватает денег она стыдливо умолчала. Парень улыбнулся:

– Обои?.. Да нет… душевно у вас!

Девушка вдруг поняла, что Любомиру действительно наплевать и на внешний вид, и на устаревшую обстановку. И он на самом деле имел в виду совершенно другое. Но тут на кухню вошла Евгения Николаевна уже переодевшаяся в своё лучшее платье и с лёгким макияжем на лице. И Вера ахнула!…

Пройдя через чудесную процедуру лечения и сняв старивший её халат и уродливые боты, мама словно сбросила десяток лет! Глаза у неё сияли, – сейчас в свои 52 она выглядела самое большее на 40, тогда как всего час назад смотрелась на все 70! Глядя на молодую и здоровую маму, Вера всхлипнула и… заревела, как девчонка, не в силах сдержать свои эмоции. Мама протянула к ней руки и тоже залилась слезами, – начались рыдания и объятия, невнятные возгласы, оглядывания и ощупывания, – все те действия, которые делают люди при сильной радости! Купидон смотрел на них, невольно улыбаясь. Он видел какие прекрасные светлые ауры у обеих женщин и какая сильная нить связывает эти два сердца.

Наконец они обе угомонились и вытерли слёзы.

– Дочь! – церемонно произнесла Евгения Николаевна. – Ты не представишь меня своему кавалеру?

– Эээ…, – промямлила Вера, – это моя мама – Евгения Николаевна,.. а это – Любомир.

– Какая я Николаевна? Называйте меня просто Евгения! – кокетливо улыбнулась женщина купидону, и действительно на Николаевну помолодевшая мама уже никак не тянула. “Ну, мать, даёт! – Вера ощутила лёгкий укол ревности и поразилась. – Я что, парня к родной матери ревную?”

– Очень приятно, мадам! – сказал Любомир и, встав, “приложился к ручке”, по-офицерски прищёлкнув каблуками ботинок. Получилось смешно и все трое рассмеялись.

– Вот это я называю – воспитание! – мама одобрительно кивнула и приступила к осторожным распросам, которые скорее смахивали на допрос. Попыталась выведать, откуда юноша родом. Удивилась, узнав, что его родители были итальянцы. Любомир чаще давал уклончивые ответы, о роде своей деятельности сказал, что не может об этом говорить, и женщины многозначительно переглянувшись, закивали, мол всё понимаем! Рассказал, что проживал и работал некоторое время в Европе, и когда Евгения сказала фразу на французском, то Любомир совершенно спокойно продолжил беседу на этом языке. Как оказалось, и итальянский, и латынь не представляют для него затруднений. Удивление женщин всё нарастало. Наконец Любомир распрощался и ушёл, пообещав заглянуть завтра.

Евгения Николаевна осталась сидеть в глубокой задумчивости.

– Знаешь доча, я ему конечно верю!… Но есть в нём что-то такое,.. не русское что-то… Такое чувство, будто иностранец какой-то к нам приехал, язык хорошо изучил, но… не наш он… Вера немедленно вскинулась:

– Да что ты такое говоришь мама! Он очень хороший человек!

– Да я не говорю, что плохой, доченька! Что ты!… Просто не знаю, как объяснить…

Но девушка очень хорошо поняла, что мать имеет в виду! Она и сама чувствовала в Любомире какую-то чуждость и странность, не от мира сего, – ну не считая его целительских и остальных способностей, – просто у неё не было времени над всем этим хорошенько поразмышлять… Но про себя она уже твёрдо решила, – никому не отдам!.. Да будь он хоть шпион!.. Хоть инопланетянин! Вера твёрдо знала, – её Любомир на плохие поступки не способен! Чуяла сердцем! А все эти странности когда-нибудь обязательно найдут своё объяснение! “А он сам-то знает, что он мой?” – кольнула на миг ироничная мысля, но девушка поспешно её отогнала. Потом подумала, что надо бы поговорить с парнем об оплате лечения, и отчего-то у неё была странная уверенность, что денег он не возьмёт… Но предложить-то всё равно надо! – Вера про себя вздохнула.

– И что ещё странно, – продолжала тем временем мама, – предположим, он хороший целитель и экстрасенс. Но откуда он знает древнефранцузский и латынь? Причём говорит так, будто знает эти языки с детства. Я, как филолог, всю жизнь изучаю европейские языки, переводила Вольтера и Вийона, а латынь – это вообще ключ ко всем европейским языкам романской группы! Но по сравнению с этим юношей я говорю, как 10-летний ребёнок… Очень необычный молодой человек! – И вот что, доча! Не вздумай его отшивать, не отпускай, слышишь?… Не будь дурой короче… Ну ты поняла! Это же чистый алмаз! Какой мужчина! – и задорно засмеялась, – Эх… была бы я помоложе!..

– Мама! Ну что ты такое говоришь! – для вида возмутилась дочь. – Посмотри на себя в зеркало, – ты и сейчас ого-го-го! И обе вновь засмеялись… слегка истерично, – эмоции требовали выхода! Смеялись и не могли остановиться, потом вновь обнялись и, снова по-бабьи зарыдали, запричитали, чувствуя как через эти эмоции и слёзы уходят, наконец, все страхи, сомнения и тревоги, мучавшие их последние несколько месяцев… На задний план отодвинулись для Веры происшествие с бандитами, проблемы с деньгами и на работе… ведь главное, – мама жива! И будет жить ещё долго-долго! И ещё у неё теперь есть Любомир, – самый необычный и надёжный мужчина в мире! Каким-то своим женским шестым чувством Вера знала, что это – он! И что теперь она его никуда и никогда не отпустит!

Глава 4

Выйдя из подъезда, Любомир взлетел, сделал несколько кругов над домом Веры и, наконец, усевшись на гребне крыши, стал ждать. Ещё находясь в квартире у женщин, он почувствовал Зов, поэтому так торопился уйти. Ждать пришлось недолго, – почти сразу сбоку внезапно повеяло стужей и ангел медленно повернул голову. ОНА уже сидела рядом… Красивые черты лица, тонкие ноздри, полные чувственные губы, опущенные веки глаз… Глаза открылись и на Любомира уставились чёрные бездонные провалы глазниц с мерцающими в глубине синими могильными огоньками…

– Здравствуй Многоликая, – поздоровался Любомир.

– И тебе покуда здравствовать, Страж,.. – прошелестела Смерть, – в её тихом голосе Любомиру почудилась скрытая угроза… Её лицо потекло и стало изменяться, – превратилось в старуху с плотно сжатым морщинистым ртом,.. потом в мальчика-подростка… Купидон отвёл глаза, – мало кто может, не дрогнув, смотреть в лицо Смерти! Хотя в прежней жизни это ему и случалось делать. Но смотреть на постоянно меняющиеся лица, умирающих в этот момент людей, было невыносимо трудно.

– Эта женщина была моя, – продолжила Многоликая. Теперь в её голосе Любомиру послышался упрёк. – Её час настал бы через две недели, – прыжок с этой крыши в 15:06 и через 3 часа 43 минуты после этого она скончалась бы в больнице, не приходя в сознание… Но ты вмешался, Страж, и нарушил Закон! Ты знаешь, что отвечаешь только за возникновение новых Сосудов Жизни, но их конец – не в твоей власти…

– Эта женщина сама собиралась нарушить Закон, – хотела прекратить свою жизнь преждевременно! – оправдание Любомира прозвучало как-то неубедительно даже для него самого, – я же уберёг её от полного небытия.

– Даже если она покончит с собой и не получит нового перерождения, а её душа попадёт в Изнанку, – всё равно это решать не тебе, Страж!.. Просто делай свою работу и не вмешивайся в их судьбу!.. Да и конец девицы ты лишь отсрочил, – сегодня она бы выжила, но умерла бы через 3 года 2 месяца 18 дней и 46 минут, бросившись с моста под товарный поезд… Теперь же поживёт подольше…

– А когда умрёт? – быстро спросил купидон, в наивной надежде, что Многоликая вдруг проговорится.

– Всё-то тебе скажи! – синие огоньки в чёрных глазницах, казалось, весело заплясали, и ангелу послышалась издёвка.

– Я её не отдам! – упрямо сказал Любомир, глядя прямо в бездонные колодцы. Смерть усмехнулась лицом худого, морщинистого старика, показав редкие жёлтые зубы, но чёрные провалы вместо глаз остались прежними – они не менялись никогда.

– Что ж… ты знаешь правила… Теперь ты должен мне две жизни… Одну уже через 2 недели…

– Я помню, – глухо ответил ангел и отвёл взгляд от новой маски, – искажённой смертной мукой лица маленькой девочки, которое однако тут же разгладилось и обрело покой, – какие бы страдания не претерпевал человек при жизни, но после смерти все обретают своё избавление…

– Не забывай этого, Страж,… первая душа в течении двух недель, начиная с сегодняшего дня… – тихий голос отдалялся. – А женщину и девицу я всё равно заберу, позже… в конце они все становятся моими… И ты тоже будешь моим… – теперь купидону в нём послышалось злорадство. Хотя, возможно, он и ошибался, – у Многоликой нет эмоций и чувств, одна лишь холодная и неумолимая логика. Когда Любомир повернул голову рядом уже никого не было.

“Две жизни взамен…” – купидон вздохнул. Он знал, что вмешиваясь в судьбу этих женщин, он нарушает Закон, и может быть берёт ношу не по себе, но поступить иначе просто не смог! Любомир слишком устал от Тьмы в сердцах у людей! И когда по-настоящему светлую душу, действительно способную на большое чувство, походя собирались растоптать слуги Тьмы, – он не сдержался! Уж слишком мало их осталось, – таких светлячков! Потому вмешался и спас жизнь её мамы, иначе и душа Веры погрузилась бы во мрак!… Нет, он всё сделал правильно! Но… – “две жизни!”…

Любомир с хлопком расправил крылья и резко спикировал вниз. Над самой землёй перешёл на бреющий, пролетел вдоль улицы, над людьми и машинами. При приближении Стража Света обитатели Тьмы сжимались, поспешно прятались в свои норы и щели, чтобы вновь выбраться, когда он улетит. Энергетические упыри порскнули в стороны от спящего на скамейке пьяного, серая полупрозрачная тварь, похожая на гигантскую мокрицу притаилась под коробкой из-под холодильника, накрыв собой лежащего бомжа, а внутри мусорного бака притих мусорный гоблин, – некоторые из существ Тьмы относительно безобидны, питаются остаточными эманациями от негативных людских эмоций. А есть и такие, более опасные, которые даже активно эти самые эмоции создают, – провоцируют ссоры и бессмысленные склоки, истерики и скандалы на ровном месте. Ведь это так просто – подтолкнуть того, кто и так готов упасть! Заставить говорить не разум и чувства, а обиду и гнев! А всё остальное люди и сами сделают!

Все эти твари живут среди людей, паразитируя на них. Но есть и другие существа, – гораздо более опасные, – те, что приходят с Изнанки! Они питаются чистой человеческой ненавистью и требуют горячей крови,… и чем больше, – тем лучше! А когда же ненависти у большой массы людей становиться слишком много и льётся много-много вкусной красной жидкости, – тогда и случаются спонтанные большие Прорывы! И их приходится сдерживать объединёнными усилиями Светлых и с большим трудом и потерями загонять обратно за грань! В остальное же время наибольшую опасность представляет вызов тёмных сил с Изнанки, произведённый Перерожденцем, создающим для тварей портал на эту сторону!

У своего дома Любомир приземлился и заглянул в расположенный рядом магазинчик, в который периодически заглядывал и закупался необходимым. На удивление, здесь был неплохой винный отдел, где попадались хорошие вина из Франции и Италии, Австралии и Чили, Калифорнии и Грузии. Любомир выбрал бутылку коньяка и взял немного немудрёной еды. Прошёл к кассе, где сегодня работала Надя, хотя на беджике значилось “Стелла”. Это была симпатичная, в общем-то, деваха 20 лет, но по какой-то причине она одевалась во всё чёрное, разрисовывала себя татуировками и носила пирсинг в брови и ноздре, а волосы красила в немыслимые цвета. Сегодня это был фиолетовый. Наверное таким образом она хотела казаться сильной и уверенной в себе. Ещё она подумывала всадить в уши “тоннели”, – отчего-то ей казалось, что это очень круто. Лежащие на поверхности мысли людей купидон считывал легко, но дальше углубляться в их мозги и их прошлую жизнь не хотел. Иногда оттуда вылезало такое… тёмное, запретное, стыдное, болезненное… Все причины их страданий, – как телесных, так и душевных, – скрывались в этих мрачных глубинах. И ангел не мог им помочь… Он лишь пытался добавить чуточку Света в их Тьму.

Надя-Стелла безуспешно засматривалась на постоянного клиента Любомира. Ей нравился этот немногословный сильный парень. Она, как всегда, призывно улыбнулась ему и прозрачно намекнула на своё одиночество и скуку – типа “бедной девушке и сходить не с кем развеяться”, чего Любомир привычно “не заметил”, вежливо кивнул и, расплатившись, вышёл. В её ауре отчётливо читались тёмные нотки страха и неуверенности в себе, которую Надя старательно маскировала за напускной развязностью.

Перейдя улицу Любомир зашёл в свой подъезд и стал подниматься по лестнице. Дом был пятиэтажный,поэтому без лифта. Впрочем в нём ангел и не нуждался. На своём, самом верхнем, этаже он встретил соседа по лестничной площадке – Петра свет Игоревича, но его собственная мама и все остальные соседи звали его просто, – Петюня. Внешне это был типичный ботан – тощий и нескладный 23-летний программист. Он носил круглые очки, которые постоянно поправлял характерным жестом. Петюне нравилась “Стелла” из магазина, но та упорно “не замечала” его робких попыток сближения. А сам Пётр в силу своей застенчивости, не смел перейти к более решительным активным действиям. Поэтому он втайне восхищался своим нелюдимым соседом и считал его эталоном мужественности, – этаким брутальным мачо, – Брэдом Питтом и Антонио Бандерасом в одном флаконе, завидуя и мечтая когда-нибудь стать на него похожим. Но так как сам Петюня в качалку не ходил и спортом не занимался, считая это уделом тупоголовых дебилов, то оставалось неясным, – как же он всё-таки собирается перевоплощаться в настоящего мужика. Вероятность этого стремилась к нулю и вопрос оставался, увы, открытым!

Они поздоровались и обменялись парой ничего не значащих слов. С людьми Любомир всегда общался ровно и дружелюбно, но ни с кем никогда особо не сближался. Для него они были просто работой, которую нужно было хорошо выполнять.

Войдя в свою квартиру, Любомир оставил покупки на кухне и прошёл в свою оружейную комнату – святая святых – где на полках, стенах и подставках располагалась его коллекция всевозможных луков, арбалетов и дротиков разных эпох и народов. Эта комната была самой любовно обставленной и ухоженной из всех. В остальном же жилище Любомира представляло собой типичную холостяцкую берлогу – чистое пространство с минимумом самой необходимой мебели и без особых изысков. В центре же стены на специальных креплениях висел обычный с виду, прямой меч. Любомир бережно снял его со стены двумя руками.

В руках купидона меч вспыхнул белым Светом, приветствуя хозяина. По нему пробежали яркие всполохи. Любомир взмахнул им и закружился в боевом танце-разминке. Ловко вращал мечом, делал выпады, рубя или парируя удары. На спине у ангела распахнулись крылья, которые купидон умело задействовал в воображаемой схватке: он то прикрывался ими как щитом, то бил ими с разворота по невидимому противнику. Наконец, Любомир застыл на месте, держа меч перед собой обеими руками и прикрыв веки. Его крылья сложились и вновь стали невидимыми, сияние меча погасло…

Позже, лёжа в постели и смотря в потолок, Любомир размышлял. Купидон долго прожил среди людей, но они всегда были для него загадкой. Храбрецы и трусы, глупцы и книжники, мужчины и женщины, старые и молодые… все такие разные, но одинаково подверженные неконтролируемым бурлениям эмоций – изредка возвышенным, но в основном, низменным и эгоистичным – то, что они называли своей жизнью. Лишь немногие из них – самые чистые душой, были способны ощутить и принять Высший Свет, называемый Любовью.

Купидон всегда считал, что как бог, хоть и невеликого ранга, он отличается от людей и свободен от их страстей. По его мнению, это являлось необходимым условием, чтобы хорошо делать свою работу. Но сегодня произошло нечто странное – вначале он спас от насильников совершенно незнакомую девушку, потом подлечил её мать. Похоже, что его принцип невмешательства в людские дела дал сегодня изрядную трещину. И, надо признать, ему было очень приятно помогать им и ощущать их горячую признательность. Вероятно, всё дело в её ауре, подумал он – такую чистую и незамутнённую душу встретишь не часто. Что сказать, повезло! Теперь надо найти ей подходящую пару, чтобы они были счастливы…

Почему-то вздохнув, Любомир мановением руки создал на потолке картину звёздного неба. Он любил так лежать, вглядываясь в перемигивание миллиардов звёзд, рассыпанных на тёмно-синем полотне ночи, следить за обманчиво-неспешным полётом комет и астероидов. В такие мгновения он чувствовал, как его сознание освобождается от мелочной суеты и накипи людских страстей, которые неизбежно приставали к нему в этом мире. Но сегодня обычное успокоение от созерцания Вечности никак не желало на него снисходить. На ум вновь и вновь приходил её взгляд, полный надежды, веры и благодарности. Любомир и сам не заметил, как начал улыбаться. Его душу наполнило то особое, радостное предчувствие, которого он уже очень давно не испытывал…

Вера тоже улыбалась… во сне. Перед этим, лёжа в постели, она долго думала о странном парне. Сколько загадок и тайн хранит он в себе. И руки такие сильные…, и глаза добрые… С мыслями о нём она и заснула. Она не видела, как мать, сидя за столом, вновь перечитывает своё неоконченное письмо дочери,… как яростно рвёт его потом дрожащими руками на мелкие-мелкие кусочки и выбрасывает в распахнутое окно, чтобы ветер окончательно развеял весь этот кошмар, который им пришлось пережить… И вдыхает всей грудью, всеми своими уже почти здоровыми лёгкими, без боли и опаски, – этот свежий ночной запах весны и нового рождения…

Перед сном Евгения Николаевна заглянула в комнату Веры, поправила ей одеяло и долго смотрела на лицо своей любимой девочки… Вот Веруня что-то неразборчиво сказала, вздохнула и… легонько улыбнулась, и мама своим любящим сердцем уже знала, кому она улыбается и тихо радовалась. Потом в своей комнате она опустилась на колени и, опёршись локтями на кровать, – впервые в жизни долго молилась Всевышнему,… Творцу,… неведомым Высшим Силам,… или может всем сразу? – ведь неважно какое название им дают люди! И по её щекам текли слёзы радости и благодарности, которых она не замечала! Видно не все слёзы-то успела выплакать… Никаких молитв она не знала, – искренние слова исходили из её благодарного сердца, воочию узревшем настоящее Чудо…

Ничего этого Вера не знала, – ничего не знала о страшном решении матери, о её прощальном письме, – она крепко спала, уставшая от всех треволнений, и видела чудесные сны!

Глава 5

Рашид Исмаилов, – уважаемый в городе бизнесмен и меценат, а по совместительству пахан группировки Центровых и вор в законе Рашпиль, – решал непростую задачу: что делать с человечком, посмевшим наехать на его сына? Азамат, конечно, облажался, – как всегда вляпался в какое-то дерьмо! Исмаилов уже устал отмазывать своё непутёвое чадо. Постоянные отсидки за решёткой никак не способствует воспитательному процессу, а когда всё более менее устаканилось и Рашид смог наконец уделить внимание сыну, – было уже поздно. Парень сформировался развращённым, не знающим берегов, жестоким придурком, постоянно влипающим в разные истории.

Ему донесли, как на прошлой неделе Азамат по пьяни потащил в машину какую-то девку, а та начала орать и вырываться. Какой-то мужик подбежал к ним и телохранителям сына пришлось его “успокаивать”. Перестарались, – от полученных побоев тот скончался в больнице на следущий день. А Азамат с быками, бросив девку, быстро скрылись с места драки. Оказалось, что мужик был следователем в ментовке и дело удалось замять лишь с огромным трудом и большими бабками! Рашиду пришлось задействовать все свои деловые связи и знакомства. Мусора очень не любят, когда кого-то из них мочат и землю роют, чтобы найти и покарать виновного! Помогло лишь то, что и сам легавый был в то время нетрезв и не при исполнении, – говорят, что шёл с дня рождения друга. Списали на пьяную драку со случайным смертельным исходом. И вот, – снова похожая ситуация!

– Ты что, Азамат, совсем берега потерял? – тихим голосом, полным едва сдерживаемой злости, спросил Исмаилов. Он смотрел на избитого, мнущегося сына, – на выправленном, распухшем носу наклеен пластырь, глаза заплыли. От зловещего голоса отца Азамат совсем сник. – Ведь всего неделя с того случая прошла!.. Неделя!.. Сейчас надо затихариться, ровно на жопе сидеть и не дышать лишний раз! А ты вконец оборзел, – в такой блудняк встрял!.. Тебе что, – блядей и шлюх мало? Думаешь деньгами всё можно решить? Не-е-ет сынок!.. Не всё!.. Знаешь, что с насильниками на зоне делают? – сын сжался ещё больше. Если бы Вера его увидела теперь, то может даже не узнала бы, – от вчерашнего наглого и жестокого беспредельщика сейчас ничего не осталось, – перед разъярённым отцом стоял серьёзно накосячивший, жалкий и испуганный пацан.

– Мы ей деньги предлагали, – робко прогундосил Азамат, – всё по чесноку! У него жутко болела голова и нос. Хотелось засадить грамм 100 коньяку и отрубиться. Но сейчас об этом не стоило и заикаться.

– А она что, эти деньги взяла? Потому ты её и бил?.. – холодно процедил Рашид. – Заткни хлебало и слушай! Если ты на зону с такой статьёй попадёшь, то там даже я тебе помочь не смогу! Попрошу, конечно, кого надо,.. грев зашлю,.. маляву черкану… тогда может и не опустят, но опомоить могут конкретно… Там многие на меня зуб точат, вот-то им радость будет – сына самого Рашпиля опарафинили! Обработают тебя и будешь на цырлах бегать, чечётку бацать и пол в хате мыть! – Рашид скрипнул зубами и вперил в сына гневный взгляд.

– И главное, этот позор вечный и на мою голову падёт! Скажут, сынок-то у Рашида, насильник оказывается! Что ж ты, скажут, Рашпиль своей родной крови ума в голову не вложил? А потом и мне самому по ушам дадут, – раскоронуют и многие сразу посчитаться со мной захотят! А может даже предъяв никаких кидать не станут и сходки объявлять не будут, – замочат и всё! Теперь такие дела быстро делаются!.. И тебя, дурака, следом отправят… а может и окончательно опустят, – меня-то уже не станет! Станешь кукарекать, да очко подставлять! Но чем такая жизнь, – уж лучше смерть!.. – от таких слов Азамат было вскинулся, но наткнувшись на бешеный взгляд отца, вновь уткнулся глазами в пол, хотя внутри у него всё клокотало!

А Рашид продолжил уже подчёркнуто спокойным голосом, словно раздумывая вслух:

– А может тебя, беспредельщика, пораньше на кичу отправить?.. Пока не накосячил по крупному, а? Подломишь ларёк по-быстрому… и вперёд, на общак… годика на два… Посмотришь своими глазами как люди в хате живут, баланды тюремной на вкус попробуешь, поглядишь на петухов… вот мысли-то дурные враз из башки и выбьет! Ну что, хочешь этого? Отправить тебя? – от холодного тона, каким отец расписывал перспективы, Азамата охватил озноб. Он вдруг понял, что тот и вправду рассматривает такой вариант, как возможный, и ему поплохело.

– Не надо отправлять, – просипел он, – я… я всё понял. – От его ярости не осталось и следа. Он очень не хотел на зону! Это для папашки тюрьма – дом родной! А он сам хочет на воле пожить, гонять на машинах, иметь тёлок сколько душе угодно, гулять с друзьями в клубах и на вечеринках… Только впредь надо быть осторожнее!.. Гораздо осторожнее… и хитрее! – Прости меня, папа,.. я больше не буду… – с трудом выдавил Азамат, пересиливая себя. Сейчас он ненавидел отца ещё больше!

“Ничего-то ты не понял…” – подумал Рашид с горечью. Отец с жалостливым презрением смотрел на родного сына и видел совершенно чужого человека! Неразумного, жестокого и наглого, – настоящего отморозка! Постоянные пьяные оргии в клубах, вождение в нетрезвом виде, драки и прочие прелести разгульной жизни повторялись на регулярной основе! Лишь наркотиков наследник не касался – знал, что отец за это убьёт! За этим внимательно следили приставленные отцом телохранители. В их же обязанности входило башлять гаишникам, запугивать пострадавших и доставлять бесчувственную драгоценную тушку домой… Но всё-таки, – это его мальчик, – его кровь и плоть! Его и Нины… Отец по своему любил единственного ребёнка и прощал до поры все его “шалости”, надеясь, что со временем наследник перебесится и остепенится. В том, во что его сын превратился, Рашид винил прежде всего самого себя! Эх, если бы только мать Азамата была жива…

Но сейчас надо было срочно разруливать очень странную и непростую ситуацию. На его сына с охраной наехал какой-то борзый фраер! Говорят, что он был один – наехал и отмудохал всех троих! Хотя обычные люди, видя Азамата и его быков, старательно обходят их по большой дуге. Даже люди из их круга сто раз подумают, стоит ли пересекаться с Азаматом, учитывая репутацию его отца!

“Случайность ли это?.. А может подготовленная акция?.. Ментовская подстава?.. Может ответка с их стороны за того следака?.. Но если и правда хотели сына по позорной статье замести, тогда почему сразу там на месте не повязали?.. Да и сын сказал, что вначале не хотел по той дороге ехать и тёлку эту лишь случайно увидел…” – вопросов было очень много! И хотя один из быков лежал с тяжёлым сотрясением мозга, а другой со сломанной челюстью едва шепелявил через выбитые зубы, не глядя боссу в глаза, – Рашид перед тем, как отправить их в больничку, к доверенному лепиле, тщательно опросил обоих, мать их растак, телохранителей…

В сказки, что этот парень дубинку согнул и кастет из закалённой стали как пластилин, в руке смял, Исмаилов конечно не поверил. Излишняя доверчивость вообще уголовникам как-то не свойственна, а Рашпиль находился на самой вершине преступной иерархии города. То есть недоверчивость и подозрительность у него были возведены в куб! Потому он и выжил в окружении таких же хищников, на зонах и пересылках, что обладал развитым нюхом и интуицией. И не только выжил, но и поднялся, благодаря тому, что постоянно был настороже! Его холодные глаза всегда смотрели в упор из-под развитых надбровных дуг, словно просвечивая рентгеном и заставляя людей потеть и ёжиться. Плотно сжатые тонкие губы кривились в презрительной усмешке. Своим, почти сверхестественным, звериным чутьём, по едва уловимым приметам он мгновенно распознавал ложь, после чего обычно следовали жёсткие меры наказания. Так что охотников лгать пахану, как правило, не находилось.

Сын и его люди были искренни – он это видел совершенно точно! По словам деморализованного чада, это был какой-то супермен, – сверхчеловек хренов, мать его! Но мало ли что Азамату с перепугу померещиться могло, да и гипнотизёры говорят бывают разные, – слышал раз Рашид, человеку что угодно внушить можно и тот будет рубаху на себе рвать и божиться, что всё это точно так было, своими глазами мол видел, зуб даю! Но из своего богатого жизненного опыта пахан Центровых получше иного психолога знал, что люди не всегда видят то, что было в действительности, и не всегда могут произошедшее точно интерпретировать, а чаще всего, просто-напросто сознательно толкают фуфло!

А вот что его действительно озадачило и насторожило, – это то, как быстро и легко этот неизвестный разделался с его не самыми худшими бойцами. А ведь те прошли через горячие точки, имели опыт множества разборок, ничего не боялись, – умели и стволами поработать и ножом. И главное, в любой обстановке никогда не теряли головы и всегда действовали решительно и хладнокровно! Иных бы Рашид охранять единственного наследника и не поставил. Они-то уж точно порожняк гнать не будут, – не фуфломёты дешёвые. Чтобы напугать таких волков, надо ну очень сильно постараться. А тут они действительно были напуганы, хотя и пытаются этого не показывать! Значит, не всё так просто с тем человечком,.. ох не всё!

Вор в законе Рашпиль не был бы паханом, если бы не умел чувствовать ситуацию и просчитывать свои ходы наперёд. И не был бы до сих пор жив, если бы принимал необдуманные и поспешные решения. Рашид Исмаилов всегда ожидал от людей худшего и был готов мгновенно ответить ударом на удар. Но ещё надёжнее, – бить первым самому, не дожидаясь удара в спину! В любом случае оставлять такое без ответки нельзя. Слабости в их кругах не прощают. Позор Азамата – это удар и по нему! А позор следует смывать кровью своих врагов! Всегда! Не то не заметишь, как об тебя ноги вытирать начнут. И однажды проснёшься у параши, – а то и не проснёшься вовсе. Исмаилов жестом подозвал своего безопасника Игната, с красноречивым погонялом Змей, и вполголоса приказал:

– Разузнай, что это за фраер такой? Уж больно резкий!… Кто за ним стоит?… Где живёт? Чем дышит?.. Всё разнюхай и доложи, а потом уже и решать будем, как с ним поступить.

Игнат коротко кивнул:

– Сделаем… Найдём девку, а через неё и на чёрта этого выйдем, обломаем ему рога, – не впервой!..

* * *

Капитан Корнев Николай Фомич стоял на кладбище и наблюдал за тем, как хоронят его лучшего друга Дмитрия Строкова… Димку! Его партнёр погиб “в результате пьяной драки” от множественных травм в больнице, – реанимационные мероприятия результата не дали. Друг умер от многочисленных повреждений внутренних органов и большой внутренней кровопотери, не приходя в сознание и оставив после себя вдову с тремя детьми. Какие-то ублюдки просто забили его до смерти! Но Николай твёрдо знал, что никакой пьяной драки не было! Не такой человек был Димка, – если он и пил, то всегда очень умеренно, и никогда не терял над собой контроль, – качества, которых самому порывистому и горячему Николаю не всегда хватало. В тот вечер они оба были на дне рождения у сослуживца и выпили совсем немного, так как особо близких и доверительных отношений с “новорожденным” не имели, а завтра снова предстояло идти на работу. Выйдя из ресторана в тот злополучный вечер, они распрощались и разошлись каждый в свою сторону, а через несколько часов Дмитрия Строкова не стало…

Желторотыми птенцами, едва окончившими школу милиции они вместе явились в управление и с тех пор не расставались почти 30 лет! Потом дружили семьями. А когда у Дмитрия родился первенец, то само собой крёстным отцом стал Николай. Другие варианты даже не обсуждались! У самого Николая семья распалась, не выдержав проверки временем и безденежьем, – после полутора лет совместной жизни Светлана забрала свои вещички и упорхнула к перспективному и пробивному майору, которого переводили в главк. Совместных детей они, к счастью, не нажили. Истерик, битья посуды и делёжки совместно нажитого имущества тоже не случилось,– единственно по причине отсутствия такового. На тот момент своей квартиры у них не было, а комната в милицейской общаге не в счёт. Разошлись мирно, – просто в один прекрасный день Светка совершенно деловито и спокойно разъяснила Николаю, что не о такой жизни она мечтала, когда выходила за него замуж.

Расставшись с ней Николай испытал даже некоторое облегчение, так как и сам уже не видел смысла в их дальнейшем проживании под одной крышей. Слишком уж разными людьми они оказались, ну а жизнь, как водится, расставила всё по своим местам. С тех пор долгосрочных отношений он не заводил, хотя мимолётных, ни к чему не обязывающих романов не избегал. Димке же в этом смысле повезло гораздо больше. Его Маша (“просто Мария” как она всегда представлялась) оказалась настоящей спутницей жизни и боевой подругой. С самого начала их семейной жизни она взяла семейные финансы и тыл в свои маленькие крепкие ручки. Трудолюбивая и с отменным чувством юмора, она наравне со своим мужем терпеливо переносила все тяготы и первоначальную неустроенность их быта. Когда Димке приходилось задерживаться на работе или подрываться на срочный вызов, по возвращении домой его всегда ждал горячий ужин и сияющая улыбка его любимой жены. Димка души не чаял в своей ненаглядной Машеньке и всё свободное время проводил с семьёй, а она была так счастлива, как только может быть счастлива любящая и любимая женщина.

На похоронах же Николай увидел сломленную старуху с потухшим взглядом. От былой Машиной жизнерадостности не осталось и следа! Она словно застыла в своём горе и, казалось, с трудом понимала где она, и что тут делают все эти люди. Опера – обычно люди малоэмоциональные, ибо постоянно наблюдая людское горе, невольно наращивают толстую защитную шкуру. Ничего не попишешь, – профдеформация… Но тут был другой случай! Смерть внезапно забрала не незнакомого человека, а лучшего и единственного друга, поэтому Корнев и сам едва сдерживал слёзы. Его крёстник, 16-летний Владимир, кусая губы, поддерживал мать под правую руку. Сам Николай поддерживал Машу под левую. Средний сын 12-летний Егор, шмыгая носом, крепко держал за руку самого младшего – 6-летнего Андрейку.

Тот в силу своего малолетства хоть и не мог ещё постичь всей глубины их утраты, но видя серьёзные лица окружающих и непохожую на себя мать, был непривычно тих и только переводил взгляд больших карих глаз с одного лица на другое. Когда же, после положенных обрядов и слов, гроб опустили в яму и начали забрасывать землёй, он вдруг вырвал свою ручонку из руки брата, подбежал к мужикам с лопатами и отчаянно закричал:

– Дяденьки! Не надо!.. Там папа!.. Не надо, миленькие!.. Там мой па-а-па-а-а!..

Над толпой людей в чёрном пронёсся слитный вздох! Все застыли, потрясённые страшной сценой. Даже, привычные ко всему, могильщики замерли в растерянности, а Андрейка плача, толкал и отпихивал их от могилы. Его ноги чуть ли не срывались с края, сбрасывая комья земли в разверстую яму.

Первым пришёл в себя Николай, бросился к мальчику! Оттолкнул мужика с лопатой и, упав на колени в рыхлую землю, подхватил, прижал к себе тщедушное тельце. Ребёнок кричал и бился в его объятьях, пытаясь вырваться. А позади него также рыдала и билась Мария, выйдя наконец из своего смертельного ступора. Николай ничего не видел из-за застилающих его глаза слёз, задыхался, но крепко прижимал к себе Андрейку. Плакали и голосили женщины, растерянно суетились мужчины. И перекрывая весь этот гвалт, над всем этим раздавался душераздирающий бабий вой Маши…

Позже Николай всё ещё стоял, глядя на фотографию на скромном обелиске, когда к нему подошёл Владимир. На щеках у парня были высохшие дорожки от слёз, нос покраснел и припух, но взгляд его, взгляд взрослого мужчины был твёрд и требователен.

– Дядя Коля! – произнёс он своим срывающимся юношеским баском. – Найди их, крёстный! Слышишь? Николай ответил ему таким же прямым взглядом и ответил:

– Найду! – крепко обнял парня и, стиснув зубы, повторил, как клятву дал. – Обязательно найду!

Глава 6

Николай Корнев проработал в органах всю сознательную жизнь. Когда он только начинал, в кабинетах сотрудников ещё висели плакаты с призывом “Будь всегда на посту!”, изображающие сурового усатого дядьку в милицейской форме, и “Милиция – слуга народа!” с дюжим сотрудником, принимающим заявление у старушки. Причём и мильтон и старушенция умильно улыбаются, будто данная процедура доставляет им несказанное удовольствие.

Милиционер – это была уважаемая профессия, благодаря фильмам, сериалам и песням романтизировавшим “опасную и трудную службу”. Беззаветно преданные советскому закону и радеющие за правду благородные герои в погонах, с доброй, но усталой улыбкой, помогали заблудшим людям встать на путь исправления, а врагов ждало суровое, но справедливое наказание… Иначе и быть не могло! Поэтому путь Николая был предопределён с юности – вначале добровольная народная дружина, где Николай и познакомился с Димкой Строковым, а потом и Школа милиции. Они оба ходили на бокс и сильно сдружились, вместе ходили на танцульки, гоняли хулиганов и ухаживали за девушками.

Увы, вскоре СССР рухнул, а милиция перевоплотилась в полицию и стала служить не народу, а тому у кого больше денег и влияния, – что, практически, одно и то же! Не сказать, что раньше было как-то иначе, – советская милиция всегда верно защищала и охраняла Систему и интересы рулевого – правящей Коммунистической Партии, но и интересы обычных граждан блюли. Но чем больше Россия “перестраивалась”, тем извращённее и нелогичнее становилась его служба. Да и гораздо опаснее! Внезапно патрульные стали носить бронежилеты и автоматы, – прошли те старые добрые времена, когда всё районное хулиганьё боялось одного невооружённого участкового, а судебная система жестоко карала воров, тунеядцев, расхитителей и спекулянтов.

Теперь же вчерашние спекулянты и цеховики превратились в уважаемых бизнесменов, спортсмены переквалифицировались в бандитов, а воры обзавелись хорошими знакомствами среди чиновников и в силовых структурах. Принцип незабвенного Жеглова – “Вор должен сидеть в тюрьме!” – внезапно устарел и был заменён на девиз “Живи и давай жить другим!”… Иногда Корневу казалось, что у Фемиды не только глаза завязаны, а ей ещё вдобавок и руки связали! А впридачу заткнули уши и рот, – чисто на всякий случай! Часто стало происходить так, что на прокурорском или судейском этапе дела разваливались, возвращались “на дорасследование”, прекращались “за недостаточной доказательной базой” или “недостатком улик”, а то и “процессуальных ошибок”. А там и свидетели отказывались от первоначальных показаний, а то и вовсе исчезали в неизвестном направлении. Увы, Система была уже давно не той, в которой он начинал свою службу.

Коллеги уважали Николая за профессионализм, за способность раскрывать любые, даже самые запутанные дела. Среднего роста, сухощавый и подвижный, с ёжиком седеющих волос и цепким “ментовским” взглядом, он, казалось, знал всё, что происходит в криминальном мире. Его “крёстники” – босяки, бандиты и сидельцы, которых он отправил за решётку, даже дали ему идеально подходившее прозвище, – Доберман. И внешне, и внутренне Николай так напоминал эту сторожевую породу собак, что даже сотрудники стали его так неофициально между собой называть. Преступники же его боялись и ненавидели, но и по своему уважали. Доберман представлял из себя уходящий в прошлое тип “правильного мента”, – настоящего Рыцаря Закона, хотя такие высокопарные сравнения ему самому в голову никогда не приходили. Да и несвойственно ему было забивать себе голову абстрактными и философскими рассуждениями. Наоборот, его мышление было всегда предельно конкретным, прагматичным и нацеленным на результат!

Его завербованные стукачи исправно несли в клювиках информацию, слухи и намёки, которые он анализировал и сопоставлял. В результате чего по его наводке производились засады, задержания подозреваемых, обыски и прочие следственные мероприятия. А за ним в работу вступал и следователь Дмитрий Строков. Они вместе выезжали на осмотр места происшествия, вместе анализировали добытую Николаем информацию. Внешне неторопливый, но очень въедливый и обстоятельный, в очках, с ранним животиком и залысинами на лбу, Дмитрий обладал потрясающей усидчивостью и развитым аналитическим мышлением, а ещё умением находить ключик к людям, – свидетелям и подозреваемым. Вместе с Корневым они составляли идеальный тандем оперуполномоченного и следователя! Большинство их дел успешно передавались в суды и редко какое возвращалось на доработку и дорасследование. И вот теперь друга не стало…

Сам Николай никоим образом не являлся святым и безгрешным. Бывало, помогал разруливать вопросы, закрывал глаза на небольшие грешки, утаивал или наоборот подбрасывал улики, когда требовалось упечь за решётку какого-нибудь отморозка. Но на сделки со своей совестью он никогда не шёл и всю жизнь посвятил борьбе с преступностью, – с той многоловой гидрой, не дающей спокойно жить и работать нормальным людям! И если бы пример для подражания назначали по раскрываемости и результативности, то капитан Корнев был бы образцом полицейского!

Жаль только, что начальство и некоторые коллеги за образец почитали не его, а майора Жукова. Вот он то и был для начальства, что называется, идеалом подчинённого, – мог и стол отличный для начальства организовать и в баньке проверяющих попарить, да и другие делишки, о которых не распространяются, выполнить… Иначе говоря, умел “работать в команде” и “выстраивать хорошие отношения” с вышестоящими лицами и коллегами! Всегда с иголочки и, даже щеголевато, одетый, майор предпочитал вести расследования из своего кабинета.

Ну а из строптивого Корнева какой образец? То водкой от него пахнет, то коленки в пыли. И на собраниях иной раз такое выдаст – хоть стой, хоть падай! – начальство невольно напрягалось, когда он просил слова. “Тоньше надо быть товарищ Корнев, тоньше!… И смотреть на некоторые вещи ширше!…” – но вслух такого, конечно, никто не говорил. Наоборот, сдержанно хвалили за принципиальность, за вскрытие отдельных недостатков. А в личном деле указывали на конфликтность и неумение находить общий язык с коллегами. Хотя многие в управлении были обязаны своим наградам и продвижению по службе именно Николаю Корневу.

Опер ни на секунду не поверил, что друг погиб в обычной пьяной драке и закусил удила. Стал рыть, расспрашивать и устанавливать свидетелей. Нашёл молодую пару, которые видели как в тот вечер несколько парней на гелике задирали мужчин у клуба. Установил, что позднее они приставали к девушкам. И наконец нашёл девушку, которую эти парни схватили и хотели насильно посадить в машину. Свидетельница, плача, рассказала, как в тот вечер несколько парней начали до неё домогаться, потом грубо потащили в машину, как она кричала и звала на помощь. Но помог лишь один мужчина, средних лет, который подбежал, показал удостоверение, стал кричать… но что он кричал девушка не рсслышала. Не услышали его и разгорячённые парни, – сразу ударили, сбили с ног и стали бить руками, ногами и, кажется, железной дубинкой… Потом один из них поднял красную книжечку, выругался и они быстро уехали, бросив избитое тело…

Трое парней на гелендвагене, – ему всё стало сразу ясно, – Азамат! Только он гоняет на гелике, не соблюдая никаких правил движения, – и как только никого до сих пор не сбил! Только он докапывается до парней и лезет в драки, словно пытаясь кому-то что-то доказать. И часто пристаёт к девушкам и женщинам! Но на всякий случай он показал ей фотографии и девушка уверенно опознала Азамата, – сына вора в законе, Рашида Исмаилова!…

Но потом всё разительно изменилось! Если вначале свидетели заявляли, что видели, как несколько человек тащили молодую девушку к машине и за неё заступался погибший мужчина, то потом внезапно вдруг все свидетели принялись разом отказываться от данных накануне показаний, юлить и мямлить. Мол, света было мало и никак невозможно никого точно опознать. Путались в марке машины – вначале говорили что точно был Гелендваген, – “что я гелик не узнаю что-ли?”, а потом “вроде был какой-то внедорожник, но марку указать затрудняюсь”… Корнев скрипел зубами, матерился, но сделать ничего не мог. Кто-то могущественный и влиятельный целенаправленно мешал расследованию.

Но опер продолжал упорно копать. Ему было ясно, что концы ведут в организацию Рашида Исмаилова, а точнее к его сыну, – и тут руководство вызвало его на ковёр и начальник отдела, подполковник Иванцов, достав из сейфа бутылку Абсолюта, приказал, точнее – попросил, прекратить самодеятельность…

– Дело закрыто, капитан, – не глядя Корневу в глаза, подполковник сосредоточенно разливал водку по рюмкам, – вдове и детям выплатили компенсацию, как потерявшим кормильцам, да и от отдела иногда подбрасываем, не забываем их. Да ты и сам знаешь… Поэтому очень тебя прошу – не вороши,… не лезь в этот гадюшник! Меня вызвали наверх и просто намекнули!… Там такие люди замешаны, что нас с тобой как катком переедут и не заметят! Ну что, помянем?…

– А как же справедливость? – глухо спросил Корнев. В висках у него застучало, грудь словно стянуло стальным обручем и стало трудно дышать, как тогда, на кладбище. – А что я его жене скажу… и детям…? Значит, можно наших просто так мочить?.. – Слова с трудом проходили через его гортань, их буквально приходилось выталкивать. Он почувствовал, как ему в руку тычется стопка, и услышал словно сквозь вату:

– На, выпей!… Да пей же, кому говорят!

Николай взял и выпил, как воду проглотил, не почувствовав вкуса. Но обруч, стягивавший грудь, слегка разжался и он смог вдохнуть посвободнее. Подполковник тоже быстро опрокинул свою рюмку, осторожно отобрал пустую у Корнева и слегка суетливо наполнил обе по новой.

– Блин, завели моду из напёрстков пить,… щас скажу, пусть стаканы нормальные принесут…

– Спасибо, товарищ подполковник, но мне больше не надо, – теперь опер смотрел остро и испытующе прямо в глаза Иванцову. Тот отвёл взгляд:

– Да всё я понимаю, Фомич!… Но и ты меня пойми – у меня тоже семья, дети… и до пенсии полтора года осталось, – его голос приобрёл доверительно-просящие нотки. – Дмитрий Иванович был прекрасным следователем! От Бога, так сказать!… Но ведь его уже не вернёшь, а нам надо дальше жить… – на подполковника было жалко смотреть.

“А ведь ты, сука, вместе со мной на похоронах был, слова правильные говорил, мол, товарища боевого потеряли… обязательно найдём… не уйдут от возмездия!..” – подумал отстранённо Корнев и резко встал. Перед его внутренним взором стояли искажённое горем, постаревшее лицо Марии, и глаза его крёстного сына, которые казалось прожигали его насквозь. Иванцов испуганно отшатнулся.

– Тогда прошу принять моё прошение об отставке, начиная с сегодняшнего числа! – официальным тоном отрубил Николай. Лучший опер убойного отдела по прозвищу Доберман стоял перед Иванцовым, вытянувшись в строевой стойке и глядя прямо перед собой. Взгляд его теперь был твёрдым и холодным, лицо ничего не выражало. Никогда до этого подполковник не мог добиться от своего независимого подчинённого такой идеально ровной спины. Он смотрел на капитана и понимал, что говорить с этим человеком о чём-либо бесполезно, и тот для себя всё уже решил!

– Гхм…– Иванцов тоже поднялся и откашлялся. – Ну что ж, выслуга у вас уже имеется, выйдете на пенсию… попутешествуете, отдохнёте наконец по-человечески… Благодарю за службу! Передайте заявление секретарше, я подпишу… И это, – он протянул капитану руку, – войдите в моё положение и не держите зла…

– Спасибо, тащ подполковник! – уголки рта Корнева слегка дёрнулись вниз. – Честь имею!.. Чётко развернулся и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Протянутую ему руку он как бы не заметил и та потеряно осталась висеть в воздухе. Иванцов медленно опустил её, потом взял со столика стопку и махнул её одним глотком. “Это и к лучшему… – билось у него в голове, – теперь пусть сами разбираются, а ко мне никаких претензий, буду слать всех нах!.. Я сделал всё что мог!..” Взял вторую стопку и тоже выпил, скривился, – на душе было мерзко.

* * *

Заявление об уходе Корнев написал тут же в приёмной, взяв у секретарши Людочки лист бумаги. Потом пошёл собираться в свою комнату, которую делил раньше с Димкой. Весть об его уходе быстро разнеслась по управлению и к нему началось паломничество сослуживцев, желающих поздравить его с выходом на заслуженный отдых. С некоторыми у него были натянутые отношения, особенно с чересчур шустрыми и гибкими личностями, всегда глядящими в рот начальству и владеющими бесценным талантом составления правильных бумажек. При расследованиях они, правда, не шибко блистали, зато отписки и отказы в возбуждении дела на заявления потерпевших граждан и гладкие отчёты строчили виртуозно.

Теперь они выражали неискреннее сожаление, что такой опытный сотрудник уходит, долго трясли руку и клялись в том, что всегда ценили его как отличного профессионала. Николай лишь ухмылялся на эти заверения и благодарил. Он всегда поддерживал со всеми или, по крайней мере, пытался поддерживать ровные рабочие отношения. Были и такие, с которыми он по настоящему сработался и которые действительно сожалели об его отставке. Многие спрашивали о дальнейших планах на жизнь. Тем Корнев неизменно отвечал, что, мол, отдохну наконец, попутешествую… Правда, некоторые, знавшие его получше остальных, на это не велись, – это же Доберман! Он никогда добычу не выпускает!

Нашлась даже пара человек, которые глядя со значением в глаза, вполголоса предлагали ему обращаться если что, поможем! Их Николай даже приобнял, показывая, что он это оценил… Наконец, он закончил передавать все дела унылому от привалившей дополнительной работы капитану Коневу, сдал табельный ПММ и, подписав все требуемые бумажки, вышел из дверей управления. Больше его здесь ничего не держало. Весь его немудрённый скарб уместился в одной наплечной сумке и в картонной коробке. Туда он сложил некоторые сувениры, да медали и кубки за меткую стрельбу на межведомственных соревнованиях. В них он регулярно принимал участие и никогда не опускался ниже третьего места. Открыв свой старенький, но верный внедорожник Ниссан, он погрузил всё на заднее сидение. Ухоженный мотор завёлся с первого толчка и, резко дав по газам, Корнев выехал за ворота.

Обычно, долго проработавший на одном месте человек, выходя на пенсию, ощущает внутри себя вначале некоторую растерянность и пустоту. Ему нужно время, чтобы привыкнуть в своему новому статусу и к началу нового этапа своей жизни. В глазах же Корнева подобной растерянности не было и в помине. Может быть оттого, что он и не ощущал себя отставником, которого выперли на почётную пенсию, а оставался тем же Доберманом – легендой управления и грозой всей блатной и приблатнённой шушеры!… Но только перешедшим на нелегальное положение! Его работа не была окончена, – теперь у него была цель! И он двигался к ней словно самонаводящаяся торпеда!

Глава 7

Утром Вера, торопясь, одевала в прихожей сапожки и лёгкое пальто. Плащ, к сожалению, был так изгваздан и порван в нескольких местах, что спасти его представлялось крайне затруднительным. Потом чмокнула маму в щеку и, махнув напоследок рукой, вышла из квартиры. Её каблучки быстро застучали по ступенькам вниз. Евгения Николаевна улыбнулась и тоже пошла одеваться. Она решила сегодня выйти подышать свежим весенним воздухом и прогуляться. Чувствовала в этом настоятельную потребность. Да и прибраться дома не помешает! Раньше сил у неё на уборку не было, а теперь энергия бурлила и требовала выхода… Как хорошо, всё-таки, быть живой и здоровой! И как жаль, что люди начинают это ценить, лишь потеряв…

На улице Веру ожидал сюрприз, – Любомир встретил её, сидя на мотоцикле. При виде парня девушка просияла, её глаза вспыхнули радостью и купидон сам невольно улыбнулся в ответ.

– Привет! – смущённо произнесла Вера, она никак не ожидала встретить Любомира прямо с утра, думала он заглянет вечером, чтобы долечить маму. Парень застал её врасплох и смутил.

– Привет! – ответил купидон. – Думаю, что тебе лучше несколько дней поездить со мной!

Вера просияла! Любомир подал ей запасной шлем, помог сесть сзади и вот они уже мчатся по улице. Вера впервые ехала на мотоцикле, но думать об этом и наслаждаться поездкой она не могла, – она наслаждалась совсем от другого! Обняв сзади сильное мужское тело и прижавшись к его кожанной спине она просто млела, закрыв глаза. Поездка закончилась слишком быстро и вот Вера уже неохотно слезает с мотоцикла у дверей их офиса. Ей захотелось поцеловать Любомира, – этак целомудренно… в щёчку… но этот чурбан сидел в своём шлеме и не думал его снимать.

– Встречу тебя вечером, – прогудел он из-под шлема и Вера едва успела кивнуть, как мощная машина сорвалась с места. Миг – и она уже исчезла за поворотом!

Только сейчас девушка запоздало сообразила, что даже не поблагодарила парня за поездку.

– Вот же дура! – пробормотала она, – совсем голову потеряла от счастья!

– Это кто тут дура, а?… Уж не я ли?… – Вера вздрогнув от неожиданности обернулась. Позади неё, изогнув бровь и подбоченясь, стояла Ритка и, хохотнув, зараторила в своей привычной манере: – Да ладно! Шучу, шучу!… Давай подруга, колись! Кто это был? – её глаза оживлённо блестели, лицо выражало неуемное любопытство. Вера лишь вздохнула, – иногда Ритки бывало слишком много! Смешавшись с толпой таких же работников клавиатуры и мышки, они вошли в здание и прошли через турникет – начинался обычный рабочий день…

* * *

Любомир сидел в уличном кафе, – становилось всё теплее и владельцы уже стали выставлять столики на улицу. Ангел неторопливо смаковал каппучино, откусывал от свежего круассана и ждал… Вскоре его ожидание было вознаграждено. К кафе подъехала двухместная новенькая спортивная бээмвешка с открытым верхом. За рулём сидел Всеслав, его Брат-купидон, – парень лет 20-ти, с длинными вьющимися волосами, одетый в стильный костюм от Армани. Приветственно бибикнув, машина остановилась прямо напротив Любомира, несмотря на запрещающий парковаться знак. Белозубо улыбаясь Всеслав выбросил тренированное тело прямо через борт машины, точнее – воспарил и приземлился на соседний стул. Утруждать себя открыванием и закрыванием дверей Всеслав не стал, так же как не утруждал себя соблюдением человеческих правил дорожного движения. Утвердившись на стуле, брат, жизнерадостно скалясь, хлопнул по подставленной руке Любомира:

– Ну как дела, братан? Много сегодня настрелял?

Любомир поморщился, – сравнение людей с дичью коробило его, но таким уж был Всеслав, – бесшабашный, легкомысленный, любящий развлечься и погонять на дорогих машинах. Так, словно бы он компенсировал прежнюю, полную лишений, нищенскую жизнь в армянском квартале Стамбула. Впрочем ответа Всеслав и не ждал, – поднял руку, щёлкнул пальцами. Небрежно бросил подскочившей к нему официантке:

– Мне эспрессо и сливок! – Посмотрел вслед девушке, как она отходит, покачивая бёдрами, и ухмыльнулся! – Жизнь прекрасна!

Любомир невольно улыбнулся в ответ:

– Действительно, прекрасна! Тут ты прав!

Всеслав тут же отреагировал:

– Ну наконец-то братуха взялся за ум! А то словно в воду опущенный ходил. Весь из себя хмурый был и необщительный! Давай рассказывай! С чего ты так воспрял?

– Да ничего особенного, – Любомир отчего-то смутился. Почему-то ему показалось неправильным рассказывать о Вере и обо всём, что произошло. – Так, просто… рабочие моменты!

– Моменты, говоришь? – Всеслав продолжал смотреть на брата. – Раньше ты от рабочих моментов так не сиял… Влюбился что-ли?…

Любомир неожиданно смутился, вопрос застал его врасплох:

– Ты что? Как я могу влюбиться?

– Как-как… каком кверху, как люди говорят… – невозмутимо ответствовал Всеслав, ухмыляясь, но взгляд его продолжал оставаться серьёзным. Тут принесли его эспрессо в малюсенькой чашке и купидон отвлёкся на минуту, доливая себе сливок. – Вот за что я люблю эту реальность, – продолжил он через секунду, – так это за такие радости жизни!… Кофе… клубы… выпивка… бабы… и бабки!… – он хохотнул от удачного каламбура, сделал глоточек и блаженно зажмурился. – М-м-м!… А любовь оставь самим людям, не стоит она того! Пускай сами в неё играются! Хочешь большой и чистой любви, – я тебе таких цыпочек подгоню!

Всеслав знал, о чём говорил! Он уже давно имел престижное и преуспевающее брачное агентство, которое без затей назвал “Купидон”. Лишь немногие знали, что, по совместительству, агентство оказывает и эскорт-услуги для вип-клиентов. Кроме того Всеслав находил богатым папикам девушек-моделей, или красивых мальчиков денежным бизнесвуменшам. При этом он посмеивался над братом, утверждая, что свёл больше людей, чем Любомир. В определённых кругах Всеслав пользовался также и славой колдуна-экстрасенса, – мог “приворожить” или “отворожить”, причём делал это с гарантией! Его услуги стоили недёшево и деньги текли к нему рекой!

– Это просто бизнес, брат! – продолжил он. – Здесь всё продаётся и покупается, – таков уж этот мир, и если мы хотим добиться успеха, то должны жить по его правилам!…

Любомир слушал молча, уставя взгляд на свой остывший кофе. Хоть он и признавал определённую логику в словах брата, но что-то внутри протестовало, чтобы её принять. А Всеслав продолжал снисходительным тоном, знающего жизнь человека:

– Не будь таким наивным, брателло! Где она теперь – эта любовь? Да и существует ли она вообще? Ты только посмотри как они живут! Это же просто говорящие животные! Есть, пить, да трахаться, – вот и всё, чего они хотят!… Если даже сам ШЕФ, – он на мгновение возвёл глаза вверх, – не смог достучаться до них, – то куда уж нам-то?… Поэтому просто наслаждайся! “Бери от жизни всё!…” – слыхал небось? Хехе… А любовь? – да никому она здесь нахрен не нужна! Неходовый, нынче, товар!

Потом вдруг перестал улыбаться и наклонился к Любомиру:

– Они же пена, брат!.. Отстой!.. Не стоит тратить на них свои силы. Давай им то, чего они хотят!… Хотят получить товар? Тогда пусть платят! Всё просто!… Я даже имён своих девок не помню, которые у меня в постели побывали! Да и не спрашиваю, честно говоря! Я получаю от них то, что хочу, и они получают от меня, что хотят, – всё честно! Ты мне – я тебе! Нормальный принцип жизни, я считаю! И все довольны!

– Неужели всё так просто? – недоверчиво спросил Любомир. Вера ему отстоем не показалась и слова Всеслава задели его за живое. – А как же Творец?… Любовь, самопожертвование… и всё прочее?

– А ты его самого видел?.. Творца? – спросил Всеслав и невольно покосился вверх. – Вот и я не видел! А любовь, самопожертвование и прочая лабуда… Да ты посмотри на этот мир! Где всё это? Никому это здесь не нужно! – усмехнулся обаятельно. – Так что не парься бро!… А теперь уж, извини, – мне пора! – он одним глотком допил свой эспрессо и встал. – Не то на встречу опоздаю!… Рад был увидеться, бродяга!

Они приобняли друг друга. И вот уже блестящая машинка-игрушка, бибикнув на прощание, отъехала от кафе и свернула на главную улицу. Любомир посмотрел ей вслед, а когда опустил взгляд, то обнаружил на соседнем стуле, где сидел Всеслав, белое полупрозрачное лебединное перо. “Странно,” – купидон взял его в руки и принялся задумчиво разглядывать, а оно медленно истаивало и растворялось в воздухе пока, наконец, не исчезло бесследно. Непонятно отчего, но сердце Любомира внезапно сжалось в предчувствии чего-то нехорошего…

* * *

К обеду Маргарита уже успела всем растрезвонить, что у Верки есть таинственный поклонник, – известный фокусник-иллюзионист! Профессию Любомиру Вера выдумала на ходу, – взяла и ляпнула, чтобы Ритка отвязалась, и теперь не знала, куда деваться от взглядов окружающих. “У неё мать при смерти, а она шуры-муры крутит!” – читала она в глазах коллег. Точнее, ей казалось, что они так думают. Но в обеденный перерыв к её столику подсела Татьяна Михайловна, из бухгалтерии, и одобрительно сказала:

– Хорошо, Верочка, что ты о жизни задумалась, а то прям вся не своя была.

– О чём вы, тётя Таня? – вначале не поняла девушка.

– Ну как же, – о парне твоём говорю! – усмехнулась та.

Вера смутилась:

– Да это Ритка слухи распускает! Никакой он не мой, пока…

На что умудрённая жизнью женщина лишь рассмеялась:

– Ой, не могу! Пока, говоришь? ха-ха-ха… Маргарита хоть и вертихвостка, прости Господи, но взгляд у неё на такие вещи намётанный… Да и меня не проведёшь! Ты на себя-то в зеркало смотрела? Аж вся светишься! – Потом она посерьёзнела. – Коли чуешь, что это твой мужик, – тогда хватай и держи! И не хорони себя раньше времени, девонька! Знаю, что мать больна и ты маешься, но жизнь-то продолжается…

После разговора с Татьяной Михайловной, Вера почувствовала огромное облегчение! Оказывается какие прекрасные люди у них работают! И совсем они её не осуждают, а наоборот даже за неё радуются… О вчерашнем нападении и о том, что мама уже почти здорова Вера пока что сообщать не стала, так как совершенно не представляла, как о таких необъяснимых вещах рассказывать. Ей самой порой не верилось, что вчера с ней произошли такие чудеса! Да и сглазить боялась, честно говоря, – сегодня маме хорошо, а вдруг завтра снова хуже станет? Поэтому девушка решила об этом пока помалкивать!

Вера работала директором отдела маркетинга. Работа ей вообще-то нравилась, – не однообразное перекладывание бумажек с места на место, и не сверка разных накладных и счетов (хотя и от этого некоторые балдеют), а творческая и разноообразная деятельность. Да и коллектив в отделе подобрался весёлый и дружный, ценящий шутку и неожиданные интересные решения для привлечения клиентов. Компания занималась производством и продажей стройматериалов и импортной сантехники, а также гражданским строительством. Так что работы в отделе было хоть отбавляй. Но сегодня работа у Веры не шла, хоть убей! Девушка никак не могла сосредоточиться на плане по маркетинговым мероприятиям на следущее полугодие. В памяти то и дело всплывали подробности вчерашнего вечера и сегодняшняя утренняя поездка. Вспоминалось тепло сильных мужских рук и то особое чувство защищённости, которое каждая женщина мечтает когда-нибудь в своей жизни ощутить!

После обеда перед её рабочим столом остановилась Ира Васильева. Глаза у неё были покрасневшие, видимо, долго плакала.

– Вот… подпиши пожалуйста, – тихо попросила она и, вздохнув, подала Вере какой-то документ. Девушка взяла его в руки, – это оказался увольнительный обходной лист, который должен подписать каждый начальник отдела, удостоверяя, что данный работник им ничего не должен. Вера быстро расписалась и с сочувствием посмотрела на Ирину.

– За что хоть тебя? Причину объяснили?

Та помотала головой.

– Сказали, что сокращение…, – в глаза Вере она избегала смотреть, будто стыдилась. Ирочка была доброй и мягкой девушкой, слегка полноватой и медлительной. Вера относилась к ней, как к подруге, и ей было жалко, что та уходит. Она поделилась своим возмущением с Ритой, но та восприняла это гораздо спокойнее:

– Ну и что с того? Людей иногда увольняют, новых набирают… Жизнь такая, борьба за выживание, короче… Хочешь жить, – умей вертеться, вот! А ты, Верка, слишком добрая, – всегда всех жалеешь! А кто бы тебя пожалел!… О себе думать надо и себя любить, поняла? Во всех журналах так пишут. А другие пусть сами о себе заботятся!…

Подруга упорхнула, а Вера осталась размышлять. Ей всегда казался нелогичным этот тезис о любви к себе. Ведь если все будут только “себя” любить, то кто будет любить “меня”? или “его” или “её”? Может оттого-то и так много в мире одиноких несчастных людей, что каждый старается любить себя требует любви к себе, но часто не готов любить сам? И что это вообще за вещь такая, – любовь?… Инстинкт размножения?… Химия тела?… И любит ли она сама Любомира, или это лишь чувство благодарности за спасение их с мамой жизней? Вера вздохнула и решила, как небезызвестная героиня, что подумает об этом позже. А пока ей пришла в голову мысль о том, как попытаться помочь бедной Васильевой…

Под конец рабочего дня Вера занесла к секретарю письменное предложение об организации на предприятии детского сада для детей сотрудников, расписала все преимущества и предложила назначить на должность заведующей уволенную Васильеву, – та аккуратная и ответственная! И детей любит! Многолетняя секретарша босса Марьванна обещала передать предложение на рассмотрение директору, когда у того будет время и добавила строго:

– Но лучше бы ты, Соловьёва, план по маркетингу побыстрее сдала…

После работы Любомир уже ожидал девушку у выхода из офиса, прислонившись к своему мотоциклу. Выходящие люди окидывали его любопытными взглядами. А Ритка даже попыталась, как всегда, пококетничать и привлечь к себе внимание парня, и Веру впервые кольнуло неприятное чувство ревности. Но, к счастью, Любомир не обратил на потуги подруги никакого внимания и спокойно помог Вере сесть позади него. Вскоре они уже мчались по улице и девушка, прижавшись к крепкой, надёжной как скала спине, вновь забыла про всё на свете… Поймала себя на мысли, что ехала бы и ехала вот так хоть всю жизнь! И улыбнулась, закрыв глаза. Её раздражение к подруге бесследно растаяло… Ритка же проводила их прищуренным взглядом, прикусив губу. Впервые в жизни мужчина остался к ней совершенно равнодушным, и она ощущала досаду! “Ладно! Мы ещё поглядим!…” – ревниво подумала она…

Глава 8

Уже в подъезде Вера и Любомир почуяли аппетитные запахи и, открыв дверь квартиры, девушка ахнула, – их жилище неузнаваемо преобразилось! Пол был чисто вымыт и даже натёрт, отмытые хрустальные подвески на люстре сверкали, задорно блестели бронзовые ручки дверей, а из кухни шли умопомрачительные запахи и раздавалось… пение! Как давно Вера не слышала маминого пения, с тех самых пор как умер папа… и вот теперь мамуля запела вновь! Она словно окунулась в атмосферу предвкушения праздника!

– Доча, это ты? – из кухни выглянула улыбающаяся Евгения Николаевна! На ней был передник поверх платья, она раскраснелась и выглядела просто потрясающе! Здоровой, счастливой и молодой! Да она и была молода, – её любимая мама! Разве 52 – это сегодня возраст? Да ведь жизнь только начинается! Лишения, несчастье и горе, – вот что старит человека, а не годы!

– Мамочка! – пролепетала потрясённая Вера. – Ты в порядке?… Как же можно вот так сразу?.. ты не устала? Раньше у мамы уже не было сил, чтобы заниматься уборкой и девушка испугалась, что мать перенапряжётся. Но Евгения Николаевна только радостно засмеялась:

– Устала? Да я весь день просто летаю! Посмотрела сияющими глазами на Любомира и сказала: – Ты просто кудесник, Любомир! Ты вернул меня к жизни!

– И меня! – тут же добавила Вера. Её глаза наполнились слезами и она уже готовилась заплакать, но купидон поспешно сказал:

– А что там так вкусно пахнет?

И Евгения Николаевна заохала, захлопотала, упорхнула обратно на кухню, спеша накормить дорогого гостя и спасителя!

Через час Любомир сыто отвалился от стола и осоловело огляделся. Женщины сидели и, одинаково подперев подбородки, глядели на него со странным выражением.

– Спасибо, – сказал купидон и, не покривив душой, похвалил, – всё было очень, очень вкусно! Просто замечательно!

И действительно, Евгения Николаевна расстаралась и стол буквально ломился от еды: закуски и пирожки, котлетки с пюре и божественный борщ с косточкой! От яблочного пирога Любомиру уже пришлось отказаться!

Потом он снова лечил тётю Женю, как она попросила себя называть. И снова у Евгении Николаевны тут и там жгло, болело и дёргало, но на этот раз она всё сносила гораздо спокойнее. А после вновь набросилась на еду, и бежала в туалет. Затем они снова пили чай и ели яблочный пирог… В общем, Любомир вышел от них, когда уже стемнело. На этот раз никакого зова он не чувствовал, зато чувствовал благодушную расслабленность, – ощущение, уже давно и основательно подзабытое! Взлетев, Страж Света принялся кружить над ночным городом, совершая свой обычный облёт. Нарезая круги, он автоматически рассматривал ауры людей-мурашей, и одновременно думал о Вере и её матери… Отчего эти женщины так влияют на него?…

Что-то необычное привлекло его внимание… Он снизился… Вампир из новых подбирается к жертве! Пока неопытный, раз дал себя так легко обнаружить! Старые-то уже знают как от Стража прятаться… Будущая жертва, – полный поддатый мужик, – шёл, выписывая зигзаги и пытаясь распевать что-то на ходу. Повезёт дураку, если в вытрезвитель или кутузку заметут. А не случится рядом полиции или Стража Света, – найдут завтра остывший труп. Не оттого, что его высосали досуха, как любят изображать в земных фильмах, а потому что лишившийся всей жизненной энергии человек умирает! Следов насилия не обнаружат, поэтому поставят какой-нибудь диагноз – инфаркт или острая почечная недостаточность, что будет недалеко от истины. Ведь при резком истощении жизненных сил человека все его органы начинают ощущать острую нехватку вообще всего, – и тут уж любой диагноз ставь, – не ошибёшься! Жизненная сила человека – вот чем питаются все энергетические паразиты этой реальности! Только некоторые цедят понемногу и незаметно, а некоторые, – особенно новые и неопытные, – сосут давясь и захлёбываясь и оставляют после себя безжизненное тело! Ну а кровь,… кровушку любят те, что с Изнанки!

Пора!.. Любомир беззвучно рухнул с высоты… Вампир был готов к нападению, – уже выпустил клыки, когти, и собирался прыгнуть на жертву, как перед ним с неба упал сгусток Света и обернулся крылатым человеком. В руке у Небесного Стража белым огнём полыхал меч! Вампир отшатнулся, заскулил, прикрыл глаза руками… Перед купидоном стоял обычный с виду парень, – в ветровке, старых тренировочных штанах и стоптанных кроссовках. Ни дать, ни взять – бегун на вечернюю тренировку вышел! Всё впечатление портил голодный взгляд красных глаз и клыки на оскаленной морде! Нечисть зарычала, – в данный момент её мозг работал лишь на четверть от мощности человеческого, – сейчас это был просто безмозглый хищник, ведомый инстинктом и голодом! И кто-то посмел встать между ним и добычей!

Тварь зашипела, упала на четвереньки, став похожей на напружиненную кошку… и прыгнула вперёд! Нечисть двигалась гораздо быстрее, чем вчерашние бандиты! Но до скорости купидона ей было далеко. Низший вампир, – не самое опасное тёмное существо, с кем ангелу приходится иметь дело. Любомир мгновенно отпрянул в сторону и махнул мечом! На землю упали уже две половинки, – верхняя и нижняя части туловища вампира. Они всё ещё были живы, ноги скребли по земле, а верхняя часть пыталась ползти вперёд, подтягиваясь на руках и рыча. Любомир пинком послал туловище к лежащим ногам и направил на него свой меч. С его острия сорвался сгусток Света и ударил в зловонно-красную кучу, и та вспыхнула белым пламенем! Вой сгорающего вампира на ультразвуковой частоте был слышен на несколько километров в окружности. Заволновались в округе кошки, залаяли и заскулили собаки, а все ночные твари на время притихли и забились в щели… Страж Света вышел на охоту!.. Жаль только, что его полномочия ограничивались лишь нечистью.