Рассказ счастливого Риото Кимару, или Туда, откуда пришел бесплатное чтение

Глава 1

История моей жизни

В мире, где секс до 18 уже стал, приемлем, никого не удивишь, более сказав о том, что где то на стройке вчера видел двух школьников, которые так безудержно занимались сексом. Никого не удивишь тем, что девушка приводит в дом своего друга и они, закрыв дверь перед носом родителей, пробуют новую позу на ее кровати. Мир деградировал. Теперь, получить сообщение, с просьбой переспать стало обычным делом, как сходить по нужде. В то время как я пишу эти строки, наверняка какой, то парнишка лет 17 вставляет своей молоденькой подружке, где-нибудь в гостинице, с банальным названием Ночь, Голубая ночь или Белые ночи. Такое название обычно присуще недорогим гостиницам, в которых сломана крышка унитаза, не работает не один канал телевизора, старые потертые хоть и чистые простыни, стены рядом с кроватью, явно забрызганные не соусом, тонкие картонные стенки и, конечно же, вид из окон. Часть окон обычно выходит на оживленную дорогу, по которой взад и вперед ходят озабоченные своими житейскими проблемами люди. На дорогу, по которой проезжают на своих дорогих и не очень машинах, такие же озабоченные водители и их пассажиры. С улицы всегда веет холодом и обреченностью бытия. Спешка, спешка, жизнь дымится и горит и надо успеть все, хоть ты не супергерой, но пытаешься выпрыгнуть из штанов и стать им. Когда я смотрю на них, меня принизывает жалость. Я вижу, куда мы катимся, я знаю, что это неизбежно, и как бы я не хотел это остановить, но я не могу. Все, что я могу – наблюдать за ними и мечтать о том, чтобы все стало как прежде. Больше всего, я не хотел быть таким как они. Я всегда жил по принципу: «Деньги, не самое ценное богатство. Ценнее то, что купить нельзя».

Дело в том, что я, человек из прошлого. Мне не хотелось бы, чтобы вы подумали, что я какой-то старикан критикующий всеми одобренное мнение. Мне всего лишь 23 и я худой и высокий. Все говорят мне, что мои черные глаза и черные волосы, достались мне от моей покойной матери Рики. Моя мать была замечательной женщиной с длинными, черными и густыми блестящими волосами, ее глаза всегда излучали тепло, а ее улыбка заставляла жить и улыбаться в ответ, а мое имя, Риота, но все зовут меня просто Рио. Это имя дал мне мой покойный дедушка. С рассказов моей матери можно было понять, что погода в день моего рождения была великолепной. Падали белые пушинки снега, за окном бушевала белая вьюга, но самое главное нам было тепло. Тогда, когда я родился, никто кроме дедушки Кена не пришел взглянуть на меня. Моего отца тоже не было. Там, в теплой, но плохо освещенной палате, когда дедушка взял меня в свои холодные руки и поднес ближе к свету, прозвучали великие слова, которые были чем-то вроде пророчества: «Этот великолепный мальчик изменит все»!

– Когда я ходил к провидице Момо, мне сказали, что рождение малыша в нашей семье будет символизировать устранение всех прошлых проблем и семья Кимару, благодаря ему, снова будет процветать. Назови этого малыша, отец которого сбежал, узнав о твоей беременности Риото. Риото – означает сила, крепость духа.

Пять месяцев спустя дедушка Кен умер. У него случился сердечный приступ, после которого он не смог оправиться. Он передал маме послание, как будто выполнив миссию, и покинул этот мир. Тяжко было моей маме. Она родила меня, дав жизнь новому человеку, но при этом потеряла своего отца. В этой жизни всегда так, что-то приходит, что-то уходит. С тех пор мы с мамой были только вдвоем. У нас были родственники, но они пришли лишь на похороны дедушки, просто из вежливости. Столько дурных разговоров передавали они друг, другу считая нас истинными убийцами дедушки. Мы сказать честно были не в восторге от такой помощи, которую они якобы предоставляли нам, из человеческой солидарности. Вместо этого за спиной они поливали нашу семью грязью, обвиняя нас во всех грехах, хотя то, каким образом они нажили себе столько имущества, оставалось загадкой.

В те тяжелые годы, нам приходилось выживать всеми возможными способами. После моего рождения, мы жили на мамины сбережения. До этого ей удалось кое-что накопить, но это продолжалось не долго. Вскоре ей пришлось устроиться на работу и оставить меня соседке.

Долгими днями я сидел со своей соседкой Тетушкой Якубой и играл с ее внучкой, которой было столько же сколько и мне. Тетушка заменяла мне мать, порою бывала очень строга, но, тем не менее, справедлива. Мама отдавала часть денег ей, так как 6 дней в неделю я был у нее. Тетушка готовила на всех и смотрела за нашим домом. Мы были соседями и жили очень дружно. Ну а мама работала продавщицей в лавке одного гончара, после работы шла мыть пол в шляпном магазине за углом и возвращалась поздно ночью уставшая и обессиленная. Мы жили так почти 7 долгих и ужасных лет. А я все рос и жил своей беззаботной жизнью, играя в доме у тетушки Якубы.

Однажды вечером, когда мне было особо больно находиться там, где я не свой, где я не нужен, иногда я ощущал это, пришла мама. Оказалось, что какой-то богатый бизнесмен предлагает маме потрясающую работу, за которую как нам тогда казалось, нужно было всеми силами цепляться. За ужином она улыбалась через силу, чтобы не огорчить меня еще больше и говорила, как будет здорово, когда деньги все-таки найдут место в нашем доме, когда они все-таки появятся.

Если честно, в те годы я и предположить не мог, что наше положение настолько серьезно, а тем более положение моей матери, которой приходилось тянуть эту тяжелую лямку на себе. Но со временем, я начал замечать глобальные изменения, которые не могли уйти от моих проницательных глаз. В первую очередь, изменилось наше положение, во вторых внешний вид матери и в третьих изменилась и она сама. Теперь на нашем столе были рыба и мясо, а изредка мама приносила сладости из кондитерской дяди Широ, иногда приносила книги и журналы с красивыми картинками.

С тех пор как мама устроилась на эту загадочную и неизвестную мне работу, прошло 3 года. Мне уже было 10 и финансовое положение стало стабилизироваться. У нас даже хватило денег оплачивать школьное обучение. На тот момент я был полностью поглощен учебой и получением знаний. Когда я был ребенком, мама не награждала меня щедрым времяпровождением с ней, но я лелеял каждую отведенную ею для меня минутку. Я старался не доставать ее, так как знал, что она сильно устает на работе. Вместо этого я читал. Книг в доме было достаточно. После смерти дедушка оставил нам дом, в котором была небольшая библиотека. Тогда, в свои 10, я стонал от удовольствия, листая каждую старенькую книжку. Я впивался глазами в каждую ее мистическую страницу, на которых было, столько неизведанного, и читал с упоением. Так я начал опережать в развитии своих сверстников, узнал много нового и выучил множество слов, значение которых раньше не знал. Иногда за ужином, мама говорила мне: «Риото, ты единственный мужчина в этой семье. Я живу только ради тебя, я мечтаю увидеть своего сына одетым, обутым и не нуждающимся ни в чем. Я зарабатываю деньги, пусть и не очень хорошим способом, но все, же Риото знай, это только для тебя. Я прошу у тебя прощения, за то, что я как следует, не могу заниматься с тобой, быть с тобой. Видимся мы редко, но все, же Риото, я очень сильно люблю тебя. И если вдруг я слягу, кто позаботится о тебе? Из самых близких людей у нас только соседка Якуба, но и она уже давно не молода».

Я всегда слушал ее внимательно, а после того как она переставала говорить, подходил и обнимал. Я не знал, зачем она говорит это мне, но, в конце концов, уловил смысл каждого сказанного ею слова.

Однажды ночью, когда я не мог оставить столь интересную книгу и лечь спать, а я делал это довольно часто, хотя мама и ругала меня. Я услышал какой-то шум в соседней комнате. Я навострил ушки, пусть шум был не сильный, но так как я не спал, я мог его уловить. Я оставил книжку на подушке и медленно слез с кровати, еще с минуту я провел в поисках своих тапочек, которые случайно пнул под кровать. Голова немного кружилась. Я стоял посреди комнаты и потирал глаза. Они болели из-за чтения при тусклом свете, но я все – же решился пойти и проверить, что, же там происходит. Я взял свечку на подоконнике и стал пробираться по темному коридору. Тогда мне казалось, что я, в каком-то страшном романе писателя ужастиков. Я представлял, что сейчас кто-нибудь выскочит из-за угла и убьет меня. Но потом я увидел небольшой огонек в маминой комнате, и какие, то фигуры. Я начал подкрадываться на цыпочках, чтобы меня не заметили, ведь время было позднее, и я мог получить пару хороших шлепков от мамы. Я все-таки подошел к маминой комнате, дверь в которую была закрыта только на половину, так как в маминой комнате не было окна и по ночам там было очень душно.

Мама задирала свое красное платье перед двумя мужчинами которые сидели на стульях и почесывали бороды. С каждым маминым движением их положение менялось с состояния покоя, на состояние явной возбужденности. Она сняла и бросила свое красное платье в сторону двери, и я с грустью посмотрел на него. Это было то самое платье, которое мы с мамой сшили из материала, купленного в одном магазинчике тканей. Я помню на нем каждую деталь, каждую пуговку, которую мама пришивала с улыбкой, поглядывая на меня. Я помню этот белый поясок, лежащий на полу. Помню, как мама дала мне целую охапку разноцветных поясков и спросила, какой я хочу на ней видеть. Я, недолго думая вытянул белый и сказал: «Этот мамочка». А сейчас она уже не кажется моей мамой. Она больше похожа на грязную, развратную женщину с улицы, про которых мне рассказывал Эндрю, мой сосед по парте. Он говорил, что такие продажные женщины продают свое тело богатым дяденькам. Мне было просто противно видеть, как Мама ласкала себя, трогала свою грудь и стонала, не громко, но я улавливал эти звуки своими чуткими ушками. Она выгибала спину, трепала свои волосы, прыгала на кровать, совала подушку между ног, делала все, чтобы получить столько сколько она просила за свой ужасный труд. Минуту спустя, один из сидящих мужчин встал и подошёл к ней. Моя мама соскочила с кровати и подбежала к нему. Она стянула с него галстук, ловкими руками расстегнула все пуговицы рубашки и медленно, смотря в глаза этому мужчине, ласкала его через ткань брюк. Не менее ловко она расстегнула ширинку, и вот оказавшись голым, этот мужик набросился на мою маму. Я хотел было войти, но вдруг услышал, что мама засмеялась, смехом милым и довольно нежным. Именно по нему в тот день я и определил, что это профессия стала излюбленным занятием мамы, доставлявшим ей не только деньги, но и удовольствие. Было ощущение, что ей это нравится, и я решил подождать подходящего момента, чтобы зайти в комнату и разоблачить их. На самом деле я не хотел заходить, я был просто в ужасе от этой картины. Тело меня не слушало, я не мог говорить. Мои ноги замерли на одном месте, и почему-то это чувство внизу живота еще более ослабило мое тело. Я стоял и смотрел, как этот мужчина пыхтел над телом моей матери, смотрел на то, как она извивалась под ним. Я не мог поверить, что эта развратная, ужасная женщина моя мать. Мама целовала его, брала накрашенными красными губами его пенис себе в рот, что-то ласково говорила ему на ухо, а я смотрел. Далее, непонятно зачем, но второй мужчина вдруг тоже начал раздеваться. Он подошёл к маме, и пока тот мужчина совал ей пенис в промежность, другой сунул его ей в рот. Я был шокирован происходящим, вдруг я заплакал. Мама всегда говорила, что работает только ради меня, она говорила, что работа у нее не очень хорошая, но прибыльная, но я и не знал, что работа эта уж настолько отвратительна. В глубине себя я слышал, как кричал:

– Мама, мамочка, прошу, хватит, остановись…

От увиденного у меня по ногам потекла моча. Я даже не заметил, как описался. Вдруг все резко переменилось. Один дяденька толкнул другого, завязалась драка. Не понимаю что произошло, но я решил, что они не поделили маму. Мама пыталась их остановить, но вдруг удар…

Я слышал, как маму ударил один из мужчин. Она с грохотом упала и ударилась об угол кровати. На минуту все стихло. Я не мог больше сдерживаться, я взял себя в руки и крича сквозь слезы Мама, ворвался в комнату, уронив на пол подсвечник. Я подбежал к ней и положил ее голову себе на колени, продолжая повторять ее имя. Она не просыпалась, лишь через пару минут я увидел кровь. Она была на моих руках и на мамином виске. Тем временем эти двое сделали ноги, и я остался с мамой наедине. Я был очень напуган. Кровь, слабо освещенная комната, обнаженное тело мамы и полная тишина вокруг. Мое сердце сжалось еще больше. Положив на пол голову мамы, я с криком выбежал из комнаты. Я решил позвать тетушку Якубу. Пробегая босиком по двору, силы меня в конец покинули. Я рухнул на землю, и воткнулся лицом в душистую июльскую траву. Я не оставлял попыток встать, но это было бесполезно. Ноги словно парализовало. Тогда я решил позвать соседку, крича во все горло:

– Тетушка Якуба!

Через какое-то время это дало результат. Я видел, как тетушка взволнованно выбежала из дома, наспех надевая халат, и увидела меня на земле. Между нашими домами уже давно отсутствовал деревянный забор, мы сожгли его в дни холодных зим, поэтому Якубе не пришлось хлопать своей и нашей калиткой. Она просто перепрыгнула клумбу, посаженную мамой прямо на том месте, где раньше был забор. Теперь только она отгораживала наши дома. Якуба подбежала ко мне, но я смог сказать только мама, показать пальцем на дом и отключиться.

Я проснулся рано утром в доме тетушки Якубы, но понял это только потом. Она жила со своей внучкой Юки, которой на тот момент было столько же сколько и мне. Я огляделся вокруг, и подумал что сон, который мне приснился, был очень страшным. Еще лежа в кровати, я потер лицо руками и вдруг ощутил на них странный запах. Я взглянул на них и понял, что это запах высохшей на руках маминой крови. Я заплакал, огляделся, понял что комната, в которой я спал не моя и то, что, я посчитал сном, было горькой правдой. Я вскочил, выбежал из комнаты, но никого не увидел. В моей маленькой голове творилось что-то страшное и незнакомое мне раньше. Там была злость и страх и боль, и любовь и весь этот хаос вокруг. Я выбежал во двор и аккуратно пересек линию клумбы, что бы снова попасть домой. Тетушка Якуба протирала тело матери, которая лежала в середине гостиной на белом одеяле, а Юки выбирала чистую одежду для мамы. Я забежал в гостиную с криками мама, но тетушка Якуба остановила меня и присев на колени напротив меня посмотрела в мои глаза, полные слез. Тетя Якуба, спросил тогда я, а когда мама проснется, она ведь не сильно ушиблась? На что Якуба ответила:

–Рио, все люди, когда-то переживают этот период в жизни. Период сложный и порою кажется, что судьба несправедлива, но Рио, прошу, пойми, если это вдруг произошло, значит так надо. Значит, настал его день, когда человек переходит в другой мир.

–Тетушка, что вы хотите сказать этим, к чему столько загадок, что случилось? Я просто спросил, когда мама проснется.

– Бабушка хотела сказать, что твоя мама умерла, – пробормотала Юки, вытирая слезы.

–Рио, продолжала Якуба – мы не знаем, что произошло вчера ночью, и почему Рика была раздета, да и, наверное, знать нам не обязательно. Когда я забежала в дом, она лежала вся в крови на полу рядом с кроватью. Я подошла к ней и осмотрела ее рану. Она открыла глаза и ничего не объяснив, сказала: «Прошу, позаботься о моем сыне, я была плохой матерью. Прошу попроси у него прощенье за меня, раз я уже не смогу этого сделать». Она произнесла твое имя и покинула нас. Я пересказала тебе все дословно, все, как и было сказано.

Я не мог поверить в сказанное, тетушка Якуба не смогла меня удержать, я вырвался и побежал по пыльной улице, босиком, в ночной рубашке, которая была в крови мамы. Я бежал, не оглядываясь, спотыкался о камни, которые мешали бежать, слезы струились из моих опухших глаз. Я говорил себе, не может быть, такого просто не бывает, я все время произносил губами, мама, мама, мамочка…

– Риото, – окликали меня знакомые, но я не оборачивался, я просто бежал.

В этот день я нашел покой на холме, в центре которого росло огромное дерево. Я сидел там, под деревом и вспоминал слова Тетушки Якубы. С каждым разом мысленно повторяя ее слова, как в перемотке я все больше и больше осознавал смысл ее слов, весь ужас того, что теперь будет со мной, от чего грудь наливалась свинцом. Огромный подкативший ком к горлу стало уже больше невозможно сдерживать, и я снова заплакал. Порой жизнь бывает, несправедлива, лишая жизни тех, кого мы так любим, кто нам так дорог.

Я вернулся домой вечером и еще долго стоял на пороге, боясь войти в дом. Прошло около часа, прежде я все-таки решился это сделать. Я медленно прошел в гостиную. Мама по-прежнему лежала в середине, а тетя Якуба сидя рядом с мамой, читала какие-то молитвы. Слез у меня больше не было, и поэтому я тихо подошел к телу матери и лег рядом. Незаметно для себя я уснул.

Проснувшись утром, я понял, что меня не разбудили, и я проспал тут всю ночь. Мама выглядела так, будто спала, а меня не покидала мысль о том, что она скоро проснется. Но этого не случилось. Маму кремировали на следующий день, а прах в урне мы похоронили у себя в огороде. С тех пор я стал сильнее, у меня не осталось никого, кроме тетушки Якубы и Юки и я старался всеми силами помогать им, ведь все проблемы с похоронами разгребали они, так как мама и тетушка Якуба были очень хорошими подругами. Якуба стала мне матерью и, в конце концов, я стал частью их семьи.

Юки поддерживала меня и часто звала поиграть в ее комнате. Тетушке Якубе приходилось тяжко, у нее была внучка, а теперь еще и я. Чтобы оплатить мое обучение нам пришлось продать почти все мамины украшения. Из всех украшений мамы, мне больше всего нравилась ее золотое кольцо с розочкой. Я так не хотел, чтобы его продали, и поэтому спрятал его в свою коричневую деревянную шкатулку, которую мне когда-то подарил дедушка. Также я спрятал в шкаф со своими вещами мамино платье, то самое которое было на ней в тот роковой день. Я просто не мог смириться с тем, что платье, которое сшили мы с мамой, которое так ей нравилось, будет продано. Возможно, его будет носить, какая-то женщина, которая будет, есть так, что заляпает платье жиром, и не будет беречь его так, как берегла его моя мать.

После смерти мамы, все резко поменялось. Мне пришлось повзрослеть. Я еще более отдалился от сверстников, но, тем не менее, я начал понимать как, же это хорошо, жить. Каждое утро я просыпался с мыслью о том, почему же я не замечал всей этой красоты раньше. Я любовался восходом солнца с крыши своего дома, каждое утро забирался туда и молча, смотрел вдаль. Иногда, когда было пасмурно, я просто стоял на пороге дома и ветер играл в моих волосах, я смотрел на птиц, иногда напевал песни, которые когда-то пела мама во время уборки. Время заглушило мою боль и незаметно пролетело.

Когда мне стукнуло 14 лет, дядя Широ, которому на тот момент было уже 54 года, взял меня на работу в свою кондитерскую. Он очень хорошо знал мою мать и частенько помогал нам после ее смерти, да и при жизни мамы он часто передавал мне гостинцы в виде шоколадных конфет и булочек. Эта кондитерская располагалась в центре нашего небольшого города Кио, где проживало население богаче. Как объяснял дядя Широ, люди этого района больше предпочитают пирожные и кексы, не часто, но все, же покупают конфеты и леденцы. А я был закупщиком на кондитерской дяди Широ. Женщины, пекарши давали мне списки, того что необходимо закупить и я бегал в поисках ингредиентов для выпечки. Иногда это занимало довольно много времени. Выпечку дяди разбирали в два счета. Так как дядя Широ был очень честным человеком, он не поднимал цен на свои товары. Он знал, что пока цена такая товар будет идти хорошо, а какое либо малейшее изменение и его торговля накроется медным тазом. Он не спешил обогатиться, просто жил для того чтобы работать и работал для того, чтобы жить. Денег ему и его семье хватало, и платил он не плохо. Пусть и не поднимал плату за труд и вряд ли когда-нибудь поднял бы, но люди дорожили этой работой, да и коллектив у них был чудесный. Когда я приходил брать списки покупок, девушки всегда встречали меня радостными возгласами, я улыбался им в ответ и приветливо махал руками. Иногда мне в рот засовывали кусочек шоколада или просили попробовать нынешнюю партию кексов. В те не сладкие времена, тетушка Якуба и Юки стали для меня домом, моим спасением и самой крепкой моей поддержкой. Все заработанные деньги я тратил на учебу и продукты, когда было нужно, покупал себе одежду, иногда книги.

В 15 лет, я столкнулся с тем, что мне стало тяжелее находиться с Юки в одной комнате. Мы были вместе много лет, и ее отношение ко мне было таким светлым, что иногда мне было очень стыдно, за свои пошлые мысли, которых со временем становилось все больше. Я понимал, что во всем виновато взросление и старался подавлять в себе навязчивые мысли, которые то и дело навещали меня. Юки была очень красива и с каждым годом становилась все прекрасней, она цвела, как цветок. Ее смех был так приятен моему сердцу, что я готов был слушать его вместо колыбельной, а ее волосы, длинные, солнечного цвета, всегда пахли чем-то сладким и так напрашивались погладить их, что я иногда не мог сдержать себя и когда она рассказывала мне какую-нибудь историю, мы обычно сидели на полу, я садился сзади и взяв в руки расческу, играл с ее волосами. Когда она плакала, она приходила ко мне домой и залезала ко мне в постель. Мне приходилось лежать с ней и успокаивать ее, но если бы она знала как это трудно, поступать разумно, когда все внутри кипит. Я держался, но мужчина внутри меня, как неспокойный вулкан, который, то готовится к извержению, то снова спит, не давал мне покоя.

Юки всегда была веселым ребенком, улыбка с ее лица не сползала даже ночью, когда она ложилась спать. Я всегда удивлялся, как в одном человеке может умещаться столько энергии, как человек может излучать тепло, надежду, сострадание, заботу, нежность только одной улыбкой, извод которой блестели беленькие зубки. Вы, наверное, спросите, откуда я знаю это, так это потому, что я был с ней всегда. Она не могла уснуть, пока я не садился на стул рядом с ее кроватью. Я всегда пел ей нашу любимую песню, а она, сжав мою ладонь своей, засыпала с улыбкой на устах. Я был счастлив находиться рядом с ней, пусть и порочные мысли изредка посещали меня, но я держался, так как не хотел ее терять, так как она была светочем в моей пасмурной жизни. После того как она засыпала, я долго смотрел на нее. Ее красивые волосы сползали прямо на ее румяное лицо, а ее длинные ресницы в тот момент казались еще более красивыми. Я смотрел на ее белые ладони, которые лежали поверх одеяла, на ее слегка приоткрытые плечи. Пусть мне было всего 15, но на тот момент я чувствовал себя взрослым мужчиной, который должен заботиться о его прекрасной госпоже, охранять ее сон. Иногда я засыпал. Тетушка Якуба всегда говорила нам, что мальчик и девочка не могут спать в одной комнате, и я всегда помнил это, но все равно ничего не мог поделать с собой. Однажды ночью, когда я заснул в комнате Юки, держа ее за руку, она проснулась и разбудила меня. Я отпрянул ото сна и увидел, как Юки тянется через кровать, чтобы одарить меня поцелуем. Если честно, я не ожидал такого поворота событий и как бы в знак отрицания желания Юки, попятился назад. Оказалось, что Юки тоже была удивлена, не тем, что я не захочу, а тем, что я все- таки отодвинусь. Она надеялась ловко чмокнуть меня в губы и снова вернуться в постель, но в результате моего передвижения, Юки начала падать. Я попытался схватить ее за ночную рубашку, но она вдруг порвалась по швам, и Юки с грохотом упала на пол, потянув меня за собой. Я лежал на ней сверху и смотрел ей в глаза. Я видел, как они наполнялись слезами, видимо она довольно сильно ушиблась. Ее оголенное тело, прислонялось к моему, от чего, у меня по телу пошли мурашки. Я не в силах совладать с собой подался лицом вниз и поцеловал ее. Юки сначала хотела оттолкнуть меня, но с моей настойчивостью справиться не смогла. Это был наш первый в жизни поцелуй. Он не был робким или неуверенным, этот поцелуй был наполнен страстью, кипевшей во мне и страстью разожжённою мною в Юки. Мне на тот момент казалось, что я уже делал это раньше. Мои руки тянулись к ее груди, губы к ее шее, а мой пенис, обретя твердость, упирался ей в ногу.

Юки ласкала ладонями мои плечи, подгибала коленку, которая терлась о мой пенис и страстно вздыхая, закрывала глаза. Я не мог остановиться и продолжал играть с ее телом. Это так заводило меня, так нравилось моему телу, что мышцы живота и ног подрагивали сами по себе. Юки вела себя так, словно это и ей доставляло удовольствие и в какой-то момент, когда мои губы снова слились с ее, я почувствовал как ее ладонь, ласкает уже оголенную мою грудь. Она расстёгивала пуговицы моей рубашки и уже переходила к ремню, как вдруг что-то переклинило во мне. Я вспомнил детские годы, вспомнил Маму, раздевающую мужчину, каждый момент из того дня, когда она покинула меня. Слезы выступили у меня из глаз. Я придавил Юки всем своим телом, силы меня покинули. Я лежал на ней, окаменелый, в полной задумчивости и в состоянии глубокой грусти. Я все еще чувствовал, как Юки ласкает мою грудь, слышал как она мне, что-то шептала, но это все уже не имело смысла. Я резко встал, поднял Юки с пола на руках и положил ее на кровать. Я поклонился ей, в знак моего сожаления и выбежал из комнаты. Последнее что я слышал, когда убегал это то, как Юки звала меня по имени.

Я выбежал во двор, с распахнутой рубашкой, весь в слезах упал ниц у могилы мамы. Я плакал, долго. В этот момент все забытое мною за долгие годы снова всплыло перед глазами. История прожитых лет, давно забытая и казалось навсегда исчезнувшая из моей памяти, напомнила о себе, лишив меня чувств и всякого дара речи.

После этого случая, ничего не изменилось. Никаких разговоров, ни допросов, ни упреков, мы понимали и осознавали свою вину, которая через пару недель спокойно, ушла в небытие.

Глава 2

Юки и Камори. В руках несправедливости

Мы с Юки, выросли вместе, наблюдая великолепные изменения нашего взросления. Столько печалей, мы преодолели бок обок, столько радостных дней пережили, и это все сделало нас ближе. Порою мне казалось, что Юки мне роднее и ближе всех людей на планете, и оно было именно так.

Через 3 долгих года наших мечтаний о школьном лагере, тетушка Якуба всё-таки раскололась и отпустила нас со всеми. Нашей радости не было предела.

Наш лагерь назывался «Маячок» и был расположен на берегу моря, недалеко от нашего городка. Это место было очень тихое и спокойное, где можно было подумать и хорошенько отдохнуть. Мы с Юки всегда занимались огородом, заготовкой дров на зиму, уборкой дома, когда тетушка Якуба сильно уставала, нам приходилось заниматься и готовкой. Сказать честно, ничего не объединяет людей так сильно, как совместная готовка. В минуты, когда мы с Юки готовили что-нибудь на ужин, мы были похожи на родных брата и сестру. Я всегда брал на себя чистку овощей и добавлял специи. Я был мастер в специях и поэтому, Юки всегда доверяла это мне. Иногда я перебарщивал, за что, тетушка Якуба называла меня недоделанным поваренком, но, тем не менее, это ценные воспоминания, от которых становится тепло.

В лагерь мы поехали с нашими одноклассниками на школьном автобусе. Я сидел в компании мальчиков, которые всегда занимали задние сидения, а Юки в компании девочек сидела впереди. Я часто смотрел на нее, да и она изредка оборачивалась, чтобы одарить меня своей прекрасной улыбкой, от которой теплота в моей груди как на ртутном столбе поднималась выше.

Это было то место, где веселые, жаркие летние дни, мы разбавляли дружеским общением и купанием в море, то место, где все делалось с огромным счастьем. С нами был наш учитель Камори, с которого, наверное, и стоит начать эту историю. Камори было 25, и он был прекрасным учителем истории в нашей школе. Камори был очень красив и выглядел всегда прекрасно. Его светлые волосы, которые едва не доходили до плеч, блестели и переливались на солнце, а его проницательный, строгий и испепеляющий взгляд, порою сверлящий тебя, придавал ему мистических оттенков. Его карие глаза порой были слишком туманными, загадочными, да и он сам был очень загадочен и на редкость малословен. Не одному человеку кроме него самого не известно было, о чем он думает. Он был строг с нами, и угодить ему было труднее, чем самой избалованной кошке.

Я помню, как просиживал долгие часы, читая конспекты по его предмету, в неугомонной надежде получит высший балл, но каждая попытка оказывалась тщетной. Юки, была единственной отличницей по его предмету. Я помню, как он часто хвалил ее на уроках, помню, как он клал руку ей на спину и провозглашал возле доски: «Вот вам достойная ученица олухи, неужели так трудно учить то, что я задаю». И после этого весь класс заливался хохотом, потому, что Юки в эти моменты улыбалась еще смачней, чем обычно. А ее заразительную улыбку просто невозможно было проигнорировать. Так вот, Камори, в качестве нашего вожатого поехал с нами в лагерь «Маячок». После ужина мы с Камори ходили на пляж, где он выпивал. Пьяный Камори никого не оставлял равнодушным. Каждый на пляже смотря на него, весело улыбался. Он всегда говорил с перекошенным лицом: «Ну чего расхохотались оболтусы, сейчас как поймаю и надеру вам зад». От этих слов все начинали еще больше хохотать. Тогда Камора глубоко вздыхал, понимая, что не зря назвал нас оболтусами и снова делал глоток какой-то дряни из маленькой серебристой фляги, которую всегда носил с собой.

Здание лагеря состояло из трех женских комнат, трех мужских, одной большой столовой, куда мы ходили кушать 3 раза в день, нескольких раздельных санузлов и спортивного зала. Это было небольшое двухэтажное здание, довольно старой постройки, но изнутри все было гораздо лучше, чем снаружи. В каждой комнате помещалось по пятнадцать человек. Всего в этом лагере отдыхали 5 классов. За каждым классом был закреплен учитель, который следил за безопасностью и дисциплиной учеников. Также на территории лагеря была площадка, где мы играли в разные неизвестные нам ранее игры и еще одно небольшое здание, в котором каждый вечер проходили танцы, для желающих. Мы с Юки почти не ходили туда, мы предпочитали проводить это время вдвоем, сидя на пристани и любуясь закатом. Нам не нужна была огромная компания, что бы стать счастливее, для этого нам просто нужно было сидеть рядом друг с другом. Однажды вечером мы как обычно разошлись по своим комнатам. День выдался тяжелый, и я быстро заснул в своей кровати. Именно этой ночью случилось нечто странное. Я проснулся от того, что Юки, забралась ко мне под одеяло и начала плакать. Я не мог понять, что произошло, ее порванная одежда заставила меня полностью проснуться. Я тоже залез под одеяло и спросил:

– Юки, что случилось? Почему ты здесь? – но Юки не отвечала.

Я прижал ее к себе, пытаясь всеми силами утешить человека, который был для меня дороже всех на свете. Чуть позже Юки стало легче, и я пошел вниз, чтобы набрать ей воды. Когда я вышел из комнаты, и меня обдало ветерком, я понял, что моя футболка пропитана горькими слезами Юки. Футболка была мокрая и жутким холодом касалась моего теплого тела, от чего мне пришлось ее снять, чтобы не простудиться. Я набрал воды и пошел наверх. В комнате было немного освещено, и я был рад, что не споткнулся о тапочки Эндрю, которые он обычно оставлял посередине. Юки уже не плакала, но и счастливой она не была.

Юки знала, что заходить девочкам в комнату мальчиков и мальчиков в комнату девочек строго запрещено, поэтому мне не пришлось говорить ей ничего, она вышла сама, а я взял одеяло со своей кровати и покорно вышел за ней. Эту ночь мы просидели на берегу моря. Она мне многое поведала о Камори. По правде говоря, я и думать не думал, что такой человек как он сможет совершить подобный нелепый поступок. Оказалось, что Камори, уже год как писал Юки письма. Первое письмо от Камори, Юки нашла на подоконнике в своей комнате. Письмо было написано красивым подчерком, каким обычно писал Камори и поэтому никаких сомнений, в том, что это был он, не было. Как я и говорил ранее, Юки была очень красива и поэтому, поверить в ее рассказ мне не составило труда. Камори писал в основном стихами и называл Юки разными ласкательными именами, от которых меня, по правде сказать, воротило. Писем от него было около пятидесяти, что означало, что он писал их 4 раза в месяц. В каждом письме были все новые красивые стихотворения, посвященные Юки, а в последних трех, полученных ею за месяц, проведенный в лагере, были строки посвященные любви. Когда мы сидели на берегу моря, Юки вытащила из кармана смятое письмо. Ничего не спросив, я выхватил его у нее. Это было красиво оформленное и перевязанное золотой ленточкой письмо-приглашение в домик на берегу моря, в котором и жил все эти летние дни наш непутевый учитель.

В этот день Юки просто уснула у меня на коленях, на берегу моря. Я укрыл ее одеялом, а сам остался ждать утра. Я прочел письмо раз 15, но так ничего и не понял. Я смотрел на заплаканное лицо Юки, на ее растрепанные волосы и ужас окутывал мое сердце. Всю ночь, шум моря и неугомонный ветер играли с моими чувствами. Я не находил покоя и с таким трепетом ждал, когда же взойдёт солнце. Уже под утро я разбудил Юки. Утром, когда Юки уже полностью успокоилась, сама рассказала, что все-таки произошло.

Оказалось, что она приняла приглашение и ровно в 23.00 поднялась в домик на дереве. Юки рассказала, что так, как в комнатах не было места, Камори приходилось жить там. Когда Юки зашла в логово этого Камори она увидела множество свечей, небольшой столик в центре комнатки, на котором стояла фляжка Камори, из которой он обычно пил и множество разных вкусностей. По-видимому, они были приготовлены в нашей столовой по заказу Камори. Юки говорила, что Камори был очень весел и дружелюбен, накормил ее пирожными и даже спел песню, которую сочинил сам. Но когда Юки собиралась уйти, Камори явно это не одобрил. Я слово в слово помню, что говорила тогда Юки, как текли слезы с ее глаз. В тот день я впервые испытал жгучую ревность, которая испепеляла меня изнутри, я испытал боль, я страдал слушая как Юки рассказывает это. И поэтому, чтобы вы лучше поняли, я расскажу этот рассказ ее словами.

«В тот вечер, мы хорошо проводили время в его милой комнатке, которая напоминала палубу. Мы ели пирожные и пели песни. Представляешь, Камори украсил свою комнату красными свечами, которые при горении пахли сладким имбирем и лимоном. Он сказал, что сделал это ради меня, что его маленький домик, весь месяц жил в глубоком ожидании. Когда мы поели, он пригласил меня на танец. Я не хотела танцевать, но учитель сказал, что отпустит, только если я подарю ему один танец. Музыки не было, но Камори напевал, что-то сам и этого хватало. Мы танцевали. Он спрашивал, куда я собираюсь поступить и как собираюсь жить дальше. Все шло очень мило. Это необыкновенное состояние спокойствия и наивности пленило меня, пока Камори вдруг не запустил руки мне под кофту. Все случилось так неожиданно. Мы танцевали, Камори трогал рукой мои волосы, и вдруг затолкав прядь волос за ухо и открыв тем самым шею начал меня целовать. Его рука прошла под низом кофты и схватила меня за грудь. Я оттолкнула его, сделала поклон в знак благодарности, и хотела было уйти, как Камори вдруг схватил мою руку и притянул меня в свои объятия. Я ощущала его каждой клеточкой своего тела, от чего ужас, который и так поселился во мне, вдруг стал еще сильнее. Я чувствовала, как эти чужие и противные мне губы впивались лезвиями в мою шею. Эти тиски были настолько сильными, из них невозможно вырваться, от них нельзя было убежать. В те минуты, я думала, что потеряла всякую способность говорить, стоя как завороженная. Под этими жестокими пытками мое тело пульсировало и изнывало, оно взывало о помощи до боли глубокими вздохами, в попытках вернуть утраченную речь. Я чувствовала его пальцы, горячие и казалось было неугомонные, ищущие что-то, что было потеряно на моем теле. Он водил ими взад и вперед, пока вдруг не проник в меня. Мне показалось, что он сошел с ума, бросив меня на кровать и начав разрывать на мне одежду. Горько было осознавать, то, что я пришла в это место сама, как муха, которая, не видя сетей паука, влетает в них. Я лежала на кровати, под пронзительным взглядом учителя, размахивала руками и отталкивала его, пока у него не кончилось терпение. Когда мои безнадежные попытки сбежать приелись ему, он перевернул меня на живот и ударил со всей силы по ягодицам, что отняло все мои силы к дальнейшему сопротивлению. Именно тогда, я всем своим телом почувствовала себя беззащитной и обреченной жертвой, лежа снова перевернутой на спину. Знаешь Рио, как бы ужасно это ни было, но я хочу, чтобы ты знал о том, что случилось иначе эта боль, которая сидит во мне разорвет меня на части. Озлобленный Камори, к тому же пьяный выглядел настолько ужасно, что мое тело стало ватным. Именно моим безнадежным, полностью беспомощным и обессиленным состоянием он и воспользовался. Я лежала совсем голой, на ложе этого злобного монстра и корчилась от каждого его прикосновения, от каждого поцелуя. Учитель, полностью раздевшись и обняв меня, мял меня своими горячими ладонями. Он попросил меня облизать его пальцы, на что я согласилась только после повторного шлепка. Я облизала его пальцы, но только потом поняла, зачем это было нужно. Камори резко раздвинул своими ногами мои ноги и, закрыв одной рукой мне рот, засунул в меня свои пальцы. Я помню, как неистовая боль пронзила мое тело, как исказилось мое лицо, помню, как Камори вращал их внутри меня, посапывая носом. С его лба тек пот, а с моих глаз текли слезы. Мир, казавшийся мне ранее таким добрым и хорошим, вмиг рухнул. Я лежала под тяжестью его тела, вдыхала его мерзкий запах, плакала, а потом почувствовала, как внутри меня все непроизвольно сжимается и пульсирует. Когда мою ногу залила вязкая жидкость, Камори довольно застонал и только после этого, остановился. Он облизал свои пальцы, укрыл меня одеялом и зажав в своих объятиях, захрапел. Сначала я лежала неподвижно, боясь того, что он проснется и снова начнет вытворять подобное. Я боялась даже дышать, так как мое дыхание могло разбудить его. С большим трудом откинув его руку, я покинула его дьявольские объятия и убежала».