Твоя жизнь в моих руках бесплатное чтение

Пролог

Отрывки прошедшей ночи кружили в голове. Странные. Будоражащие. Куда больше похожие на сцены фильмов для взрослых. Которые, конечно, я никогда не смотрела.

Единственное, что я чётко помнила, это то, как приехала в ночной клуб. В город. Мне требовались деньги, и срочно, а сестра сказала, что в этом месте есть отличный шанс подзаработать. Весьма расплывчато объясняя, как именно.

Нужно просто красиво одеться и обслуживать столики. Вроде несложно, только я никогда не работала официанткой.

И не бывала в таких заведениях. Не возникало интереса, да и возможности отсутствовали. Мой гардероб вряд ли мог соответствовать любому приличному месту не только в городе, но и в моём посёлке. Одни джинсы да свитера.

Платье, которое здесь выдали, плотно облегало тело. Врезаясь в кожу. Явно мне не по размеру. Жало в груди, отчего она едва не вываливалась из глубокого декольте. Поправила его, задирая выше, пытаясь придать себе более пристойный вид. Но всё без толку.

– Выпей, – передаёт мне сестра стакан с мутной жидкостью. – Ты должна это сделать ради нас.

– Мне нельзя пить, ты же знаешь, – убираю врученное пойло.

– Вера, – произносит моё имя жёстко. С нажимом. – Мы должны вернуть деньги. Помнишь?

Отвожу взгляд, желая исчезнуть из этого мира.

Сестра права. Долги нужно возвращать. И я готова была бы работать без устали, только вот в нашей глуши выбора немного.

Моё скудное расписание начиналось не с утреннего душа и кофе, а с грязной тряпки, которой я драила полы в подъездах. Затем бежала на учёбу. А после разделывала рыбу на местном заводе. Казалось, я пропиталась специфическим запахом моря до самых костей. И уже не уверена, что его как-то из меня можно вытравить.

Руки от такой работы огрубели. Не знала, куда деть пальцы без маникюра. Они совсем не сочетались с моим нарядом.

Но всё равно мои попытки заработать выглядели жалко. Когда-нибудь, может, я и смогу взбить молоко лапками до состояния сметаны, но пока сумма, которую я заняла у местного авторитета, оставалась для меня почти недосягаемой. И я тонула, захлёбываясь. Но всё же расплачиваться с ним своим телом, как он того хотел, не планировала.

Уж лучше сдохнуть.

От страха подкатывала дурнота. Желудок был пуст, но тошнота всё равно подступала к горлу.

И я совершила ошибку. Первую за этот вечер. Сделала глоток. Потом другой.

Голова гудит. Открывать веки и возвращаться в реальность не хочется. Моя жизнь куда больше похожа на ад. И пока никто не будит, а будильник не звенит, я забралась глубже под одеяло.

Постельное белье мягкое. Матрас. Настоящий матрас. А не та кушетка, на которой я сплю. Жёсткая. Неудобная. Обняла крепче подушку, вдыхая аромат кондиционера и тонкий, незнакомый запах.

Вдохнула его поглубже, прислушиваясь к себе. Нахмурилась. Мужской одеколон.

Отрезвление пришло почти мгновенно.

Резко поднялась на постели, оглядываясь и не понимая, где нахожусь. Голова загудела, но даже так мне стало ясно. Это не та лачуга, в которой я живу.

Потянулась к прикроватной тумбочке, обнаружив буклет самого дорогого отеля в городе.

О боже мой. Что я тут делаю? Меня привели сюда как проститутку? Как девочку по вызову?

Заглянула под одеяло. На мне даже трусиков нет. Белых, простых, хлопковых. С узором в ромашку. Совсем не эротичных.

Ледяной страх окатил тело.

В комнате никого. Моё платье валяется на полу. Как я теперь его верну? Стразы, которыми ещё вечером оно было усыпано, отклеились и мерцали в утренних лучах.

Кровь. Если у меня был секс, которого я совсем не помнила, то на постельном белье должны остаться следы полового акта. Но обнаружила лишь абсолютно чистую простыню.

Но ведь секс бывает не только в постели…

Сердце так громко стучало, что уши закладывало.

Замоталась в тяжёлое одеяло, намереваясь понять, что я здесь делала ночью. Голая.

Между бёдрами влажно. Запустила руку к промежности, натыкаясь на явные признаки недавнего возбуждения. Стало лишь хуже. Улика номер один в пользу секса. И против меня.

Боже, неужели Лида подложила меня под Крестовского? Того, кому я должна.

Надо уходить отсюда. Как я буду дальше жить с таким позором в нашем маленьком посёлке, где все всё друг о друге знают? Меня же будут все считать шлюхой. А он не из тех, кто скрывает связи. Раструбит о том, что спал со мной, на каждом углу. Не отмоюсь никогда в жизни.

Натянув платье, которое наутро оказалось ещё теснее, чем вчера, принялась метаться по комнате. Трусов так и не нашла. Заглянула в окно. Высоко. Этаж шестой.

На миг посетила мысль, что выйти из окна не самое страшное, что приключалось в моей жизни. Жизни детдомовской девчонки, которую отдали за ненадобностью. С клеймом позора от рождения. Нагулянный ребёнок. Чужой.

Но всё же… нет. Искра надежды во мне ещё не погасла. Странно, но вопреки всему я хотела жить.

Надо только выйти отсюда. Если там Крестовский, что мне ему сказать?

Вечер в хату, часик в радость, чифир в сладость?

Или о чём ещё можно говорить с бандитами?

Повернула дверную ручку, входя в гостиную. Наверное, это самый дорогой номер в отеле. Самый просторный.

– Наконец-то, я уже планировал тебя будить, – доносится до меня незнакомый мужской голос.

Бархатный, густой. Немного хриплый от курения. Явно принадлежащий не Крестовскому.

Здесь нельзя курить. Но, видимо, для таких людей, как этот господин, из любого правила найдутся исключения.

Его лицо казалось смутно знакомым.

Вряд ли кто-то прошёл бы мимо него, не обратив внимания. Он слишком экзотично выглядит для моей провинции. Как питон в берёзовой роще.

Высокий, мощный. Опасный. Одно его движение – и от меня останется лишь мокрое место.

Никогда не видела такой причёски у мужчин. Здесь так не ходят. Волосы, длиннее обычного, убраны назад в хвост. И странным образом это придаёт чертам его лица бо́льшую резкость. Грубость. И пугающую привлекательность.

Какое-то время я просто пялилась на него. Не знаю, как реагировала на него вчера. Но сегодня от вида этого человека мои коленки слабели. И я задавалась единственным вопросом, оставшимся в моей голове: это из-за него мои бёдра такие скользкие?

Румянец покрыл щёки, удушая. Пыталась сделать вдох, но лишь задыхалась.

А он продолжал смотреть на меня. Изучал, но ни один мускул на его теле не дёрнулся в мою сторону. Он не встал, чтобы похлопать по спине или помочь как-то иначе. Мне кажется, он запросто мог бы наблюдать, как я умираю под его ногами.

Глотала ртом воздух. В горле что-то будто сжалось. Как если бы меня душили. И ни один глоток не попал в лёгкие. Схватилась за спинку кресла, смотря на Питона покрасневшими от лопнувших капилляров глазами.

Ощущала жгучий позор и стыд. Мужчина даже не протянул стакан воды, что стоял на небольшом столике. Рядом с бутылкой виски и сигарами, которые он раскуривал.

Без спросу схватила стакан, жадно глотая воду. По щекам текли слёзы. Но давление потихоньку спадало, и мне удалось задышать.

Что это? У меня что, вдруг обнаружилась астма? Этого ещё не хватало.

– Кто вы и что я здесь делаю? – спрашиваю, вытирая дрожащими пальцами слёзы со щек.

Мужчина впивается в меня взглядом. Орлиным. Острым. Презрительным. Хоть и сидит, но всё равно смотрит сверху вниз. Так смотрят на добычу, за которой гонятся. Так же он смотрел на меня и этой ночью. Если только это был не сон.

И я вдруг поняла, что он меня уже поймал. Я в его цепких лапах. И с ним меня ничего хорошего не ждёт.

– Меня зовут Лев. Для тебя Лев Григорьевич. Или дядя Лев. Я брат твоего отца. И приехал забрать тебя с собой.

Внутри всё переворачивается.

Дядя?

У меня был секс с дядей?

Глава 1

Отец?

Смешно. Как много в этом слове, и как мало оно значит для меня.

У меня никогда не было отца. Да и матери тоже.

Когда мне исполнилось три годика, муж моей матери узнал, что я не его родная дочь.

Знаете, как бывает в мыльных операх, когда мужчине сообщает медсестра, что с моей группой крови и резус-фактором я никак не могу являться его дочерью. Ну или наверняка случилось что-то похожее. Подробностей мне никто не сообщал.

И вот незадача. Жена принесла в подоле чужого ребёнка, продолжать растить которого он не намеревался.

Но, как выяснилось, возникшую проблему с гулящей, но красивой женой можно легко решить. Достаточно просто избавиться от её ребёнка, отдав его в детский дом. Отказавшись от него. С глаз долой – из сердца вон.

Впрочем, если от меня так просто избавились, должно быть, и в сердце мне места тоже не нашлось. Не то что в доме матери.

Созданная матерью бюрократическая проволочка не позволяла бездетным родителям удочерить сироту. Ведь раз в год она забирала меня в день моего рождения. Мы обедали в кафе. И оставался шанс, что она захочет подарить мне полноценную семью.

Я, мама и её дочь Лидочка, старше меня на четыре года.

Это был самый долгожданный день в году. И самый страшный. Весь год я проводила в мечтах, что меня наконец заберут. Навсегда.

Домой.

До четырнадцати лет меня никогда не приглашали в гости. Но до этого я постоянно пребывала в фантазиях о том, как выглядит их квартира.

Лида меня не очень жаловала, хотя я точно не являлась конкуренткой за любовь её родителей. Но, наверное, меня бы поселили в одной комнате с ней. И, возможно, она бы разрешила играть с её куклами. Познакомила бы с подружками. Брала с собой гулять.

Стыдила бы меня за веснушки, на которые всегда смотрела с отвращением. А я с восхищением – на её вздёрнутый белый носик без следа этой противной ржавчины, что покрывала моё лицо каждую весну.

Может быть, мне бы даже дали поносить что-то из её старых вещей. Её всегда так красиво и ярко наряжали, что каждую нашу встречу я, разинув рот, рассматривала её наряд до самой последней детали.

А вот на маму смотреть было сложно.

Даже будучи совсем мелкой, понимала, что происходящее в моей жизни неправильно. Не естественное течение событий.

Я не могла расстаться с подаренным кем-то в детстве плюшевым мишкой. Он до сих пор спит со мной в постели. А она избавилась от меня… так просто и легко, будто я неживая. Не имею чувств, эмоций. Не испытываю боли. И не плачу беззвучно по ночам в подушку от обиды размером с чёрную дыру.

И с каждым годом моего взросления она казалась мне всё красивее и всё реальнее. Вот она – мама. Как в кино показывают. Протяни только руку. Можно даже дотронуться. И тут же получить строгий, жалящий взгляд. Чтобы отдёрнуть руку, как после ожога о накалённую сковородку.

Бо́льшую часть моей жизни наивная, слепая, преданная любовь перекрывала ненависть, что росла с каждым годом, увеличиваясь и накрывая меня с головой. Горькая и отравляющая.

Отец Лиды порой привозил жену с дочкой. Никогда не выходил из машины. Будто чурался меня. Нет девчонки – нет измен? Так я думала.

Зажмурилась, пытаясь выплыть из воспоминаний. Возвращаясь обратно в суровую реальность.

– Отца? – переспрашиваю сипло, ощущая резь в горле.

Слово новое. Незнакомое. Смешное какое-то. Поэтому на моём лице возникает улыбка. Кривая, болезненная.

Не оттого, что я переживала шок, узнав о существовании человека, с помощью которого яйцеклетка была оплодотворена сперматозоидом с Х-хромосомой. О том, что он должен существовать, мне поведали ещё уроки биологии в школе.

Вот уж не думала, что он когда-нибудь захочет появиться в моей жизни. Ибо мама Инга говорила, что ему отлично известно о том, что у его рода есть продолжение в моём лице. Только, как и ей, ненужное.

Отец отказался от меня, так же как и она.

Склоняю голову, внимательнее разглядывая мужчину. Он богат. Это очевидно, учитывая то, как он одет. Я не очень разбиралась в брендах, да и не было на нём известных логотипов. Но он буквально источал запах денег. Больших денег.

От него разило богатством.

И выходит, мой так называемый папаша тоже небеден?

Тогда почему я прожила пятнадцать лет в тюрьме под названием детский дом?

– Да. Отца.

Коленки дрожат, и, чтобы скрыть страх, я присаживаюсь на подлокотник кресла, ощущая себя очень дерзкой. Потому что никогда не имела привычки перечить тем, кто старше. Поздно спохватившись, что на мне нет трусов, неловко свела бёдра.

Движение не укрылось от дяди Питона.

– У меня нет отца. А значит, и других родственников. Следовательно, я с вами никуда не поеду.

Смотрит на меня безразлично. Будто я зря сотрясаю воздух и мои слова ровным счётом ничего не значат.

– Я даю тебе два дня на сборы, – подтверждает мои предположения, даже не пробуя спорить.

Нет, Верочка, что ты! Папа хотел тебя забрать сразу, как только узнал о твоём существовании, но…

А дальше на ум не пришло ни одной веской причины, с помощью которой могла бы оправдать, что меня бросили.

Злость вырывается из меня вместе с дыханием. Судорожно сжимаю и разжимаю дрожащие пальцы. Ощущая жгучую потребность ударить этого человека. Незнакомого, чужого, который вдруг решил, что вправе распоряжаться моей жизнью!

Что за бред?!

Нельзя вот так появляться из ниоткуда после пятнадцати лет забвения и ожидать послушания.

Обычно я веду себя тихо. Не люблю привлекать внимания. Потому что это всегда оборачивалось для меня проблемами. Но, похоже, уже поздно. Одна огромная проблема сидит напротив.

– Нет, – поднимаюсь с подлокотника, упрямо глядя на мужчину, точно зная, что нет никакой силы, способной заставить меня поехать с ним.

– Да, – и в качестве аргумента вынимает из наплечной кобуры пистолет. Тяжёлый, чёрный. Такой начищенный и блестящий, словно его постоянно пускают в ход. И кладёт его на стеклянную столешницу журнального столика.

Он не направляет дуло в мою сторону. Но даёт понять, что я не в том положении, чтобы спорить с ним. Очевидно, с такими людьми не пререкаются. Им подчиняются. Их слушаются. А я просто по неопытности не смогла разобрать, с кем имею дело.

И как я сразу не заметила, что он при оружии? Эта наплечная кобура выглядит как какой-то модный элемент гардероба. Такой же современный, как и его татуированные предплечья. Что там у него, купола?

Кем бы он мне ни приходился, дядей или нет, но он опасен. Возможно, он бандит, как Крестовский, или бизнесмен? Или, может быть, даже хуже – депутат или сенатор? Тот, для кого закон не писан.

В очередной раз я ощутила себя пылью, которой вскоре суждено превратиться в грязь, как только пойдёт дождь.

Моё мнение ничего не значит. Но из этого не следует, что я стану потворствовать чужим прихотям. В особенности – моего отца.

Кстати, где он? Если всё это не театральное представление, то почему не приехал лично, раз я ему понадобилась? Наверное, не очень-то и нужна.

Шатаясь, совершаю шаг назад. Переводя взгляд с оружия на дядю, слыша биение своего испуганного сердца. От страха становится жарко. Синтетическая ткань платья противно липнет к коже.

– Зачем я вам понадобилась? – задаю вопрос, который давно вертится на языке.

– Узнаешь по пути в Москву.

Смотрю на него, пытаясь мыслить логически. Если я ему нужна, наверное, он не станет меня убивать. По крайней мере не сейчас.

Но для каких целей я ему понадобилась?

Впрочем, это не важно.

Я всегда подчинялась кому-то. Годы в детском доме вовсе не стали для меня радужным и светлым воспоминанием. Правила. Расписания. Порядок. Всё опостылело.

Не так давно меня выпустили из стен казённого учреждения. И я не готова так скоро оказаться в чьей-то власти.

Главное – выбраться отсюда, а там уж я придумаю, как не попасть в пасть Питону.

Надо быть хитрее, Вера! Иначе он тебя проглотит и не подавится!

– Хорошо, – соглашаюсь, опуская при этом глаза в пол. – Два дня, я поняла.

– Бери с собой только паспорт, другие вещи тебе не понадобятся, – ставит в известность, словно ни на миг не усомнившись в том, что я готова уехать с ним.

Впрочем, а почему нет? С чего бы богатому дяде думать, что провинциальная племянница, ничего слаще морковки не пробовавшая, должна ему отказать? Он ведь предлагает уехать мне из моей глухомани, расположенной в богом забытом месте, аж в столицу.

Детдомовка вроде меня может лишь мечтать о таком резком повороте судьбы.

У меня ведь не может быть гордости и чести. Ничего кроме голода.

Хмыкаю, не планируя его больше видеть. Пусть считает, что справился. Уж я найду, как затеряться в своей деревне.

Только вот один вопрос меня заботил.

– Как я здесь оказалась?

Его взгляд меняется. Знаете, как бывает у рептилий в кино. Щёлк – обычные зрачки. Щёлк – чёрные вертикальные. И тут же обратно.

Скользит взглядом по моим босым, замёрзшим ступням, забираясь выше к коленкам. Бёдрам, цепляясь за платье и дальше наверх.

Я бы возмутилась. Сказала бы, что никакие дяди так не смотрят на племянниц. Но вместе с тем я не понимала значения этого выражения в его глазах. Он словно вспоминал что-то из произошедшего вчера.

Но что?

– А ты не помнишь? – на его лице появляется тень улыбки. Колючей, циничной.

Хочется возразить. Но мне нечего сказать.

Сколько бы ни рылась в памяти, но не могла вычерпать ни одного мало-мальски внятного воспоминания. Лишь разрозненные куски, не имеющие никакой связи друг с другом.

– Нет, не помню, – тихо выдыхаю, с надеждой глядя на него. Может, он прольёт свет на минувшие события?

Он подаётся корпусом немного вперёд. Сводит брови, будто не до конца доверяя моим словам. И впивается в меня взглядом, не желая пропустить момент, когда я могла бы ему соврать.

– Ничего из того, как вела себя вечером?

От его уточняющего вопроса становится ещё дурнее.

Я не пила с четырнадцати лет. С того дня, как меня первый раз накрыло от алкоголя.

Впрочем, учитывая этот самый первый раз, наверное, и вчера я могла сотворить всё что угодно.

Качаю сокрушённо головой. Надо будет расспросить Лиду. Ох, зачем она дала мне выпить? Ей лучше всех известно, что мне нельзя.

Дядя отчего-то выглядит крайне довольным. Я даже замечаю, как он расслабляется, откидываясь на спинку кресла. Его лицо почти преображается. Становясь менее жёстким. Более привлекательным и молодым.

Интересно, сколько ему лет?

– Ты вела себя ровно так, как я и ожидал от тебя, – поднимается во весь исполинский рост, занимая своими габаритами всё пространство гостиной.

Мне тут же начинает казаться, что в комнате стало слишком тесно для нас двоих. Захотелось ещё попятиться, пока не смогу ощутить спиной входную дверь. И бежать куда глаза глядят.

Но продолжаю стоять на месте, переваривая его ответ. Ощущая себя беззащитной без воспоминаний.

– И, кажется, это твоё, – он совершает какое-то движение носком грубых ботинок. И я с ужасом наблюдаю, как мои трусики в ромашку летят с пола в мою сторону.

Как мои трусы оказались под журнальным столиком? Что, чёрт возьми, здесь творилось ночью и чего он от меня ожидал?

Белые ромашки разлетаются, хоть гадай по ним. В моём возбуждённом воображении лепестки летят по комнате и приземляются к моим ногам.

Стыд окатывает горячей волной всё лицо, делая меня пылающе красной. Так что мои веснушки ярко выделяются. Я как факел. Если задержусь здесь ещё на минуту, то от меня кроме пепла больше ничего не останется.

Платье узкое. Не по размеру. Стеснённая им, да ещё и без белья, я, раскорячившись, поднимаю с пола трусы, чтобы не засветить их отсутствия. Зажимаю в кулаке и тут же выпрямляюсь.

Оказалось, Питон стоит в шаге от меня. Он и двигается беззвучно, как змея. Из-за его габаритов ощущаю себя некомфортно. Проще, когда понимаешь, что можешь дать отпор человеку, если придётся. А ему достаточно сделать одно движение ногой, и я окажусь под его ботинком.

Мы смотрим какое-то мгновение друг другу в глаза. Мой горячий, взбудораженный, огорчённый взгляд встречается с его холодным и циничным. Между нами возникает странное напряжение. Но я не в состоянии разобрать: его ощущаю лишь я или дядя Питон тоже?

Напряжение падает, как только мужчина приподнимает вопросительно бровь. Словно давая понять, что я слишком долго на него пялюсь.

Пятясь, будто опасаясь, что он сейчас схватит мои нечёсаные волосы и вернёт меня обратно, я отошла к выходу, обнаружив там свои туфли на высоком каблуке.

Всё ждала, когда он что-то скажет. Пригрозит. Но дядя, или кто он там мне, лишь молча наблюдал за моими дёргаными движениями.

Выбежала в длинный коридор. Ничто в памяти не подсказывало мне, что я шла по нему вчера вечером. Найдя лифт, нажала дрожащими пальцами на кнопку вызова. И когда двери разъехались, я с ужасом уставилась на своё лицо. Боже.

Весь вечерний макияж остался на моих щеках тёмными, грязными разводами. Яркая помада была размазана по всему лицу, будто кто-то ладонью пытался стереть её с меня. Чёрт. Надо найти Лиду и спросить, что я вчера творила.

Умирая от стыда, под взглядами прохожих я дошла до туалета, поздно сообразив, что все ванные процедуры следовало сделать в номере Питона. Всё равно ничего хуже со мной бы уже не произошло. С трудом приведя себя в чуть более пристойный вид, чем у работниц трассы, я выбралась в лобби.

С собой ведь ни кошелька, ни сотового. Как я доберусь до дома?

Шлёпала в туфлях к выходу, подсчитывая в голове, сколько километров придётся идти пешком. Только туфли сниму.

– Девушка! Девушка, постойте, – раздался за спиной звонкий голос администратора отеля.

Я не сразу поняла, что она обращается ко мне. Поэтому продолжала идти до тех пор, пока она не добежала до меня.

Остановилась, испуганно глядя на неё. Может, она хочет полицию вызвать и меня заберут за проституцию? Но администратор отчего-то не менее испуганно взирала на меня в ответ.

– Извините, Вера! Ваш дядя заказал для вас такси, а я не заметила, как вы прошли мимо. Простите, пожалуйста, – задыхаясь объяснялась она.

А я в состоянии шока продолжала на неё пялиться. Ничего себе. Такси.

Возникла мысль отказаться. Но сдержалась, понимая, что неприятности липнут ко мне как репей. Какие-нибудь приключения обязательно найдут меня в таком наряде.

– Ничего, – сдавленно кряхчу, продолжая ощущать резь в горле.

Девушка облегчённо выдыхает, словно от моего ответа зависела её жизнь.

– Пойдёмте, я провожу вас до такси, – улыбается дежурной улыбкой, а я вспоминаю сцену из «Красотки». Она действительно считает, что Лев Григорьевич – мой дядя? Сомневаюсь. Что, однако, не делает её улыбку более фальшивой.

Выйдя из отеля, оглядываюсь, пытаясь найти автомобиль с шашечками или иными опознавательными знаками. Но сотрудница отеля вела меня прямо в сторону блестящего мерседеса. Водитель которого при виде нас метнулся открывать передо мной дверь.

Зашибись.

Дорога до дома заняла всего лишь полчаса. Я старалась ничего не трогать, хотя водитель сказал, что я могу даже шампанское выпить. И несмотря на то, что мне очень хотелось воды, всё же постеснялась к чему-то притрагиваться, ощущая себя не в своей тарелке.

Ёжась под взглядами соседок, клеймящих меня шлюхой, я наконец добралась до квартиры. Ключей, конечно, у меня с собой не было. Стучала, звонила, ломилась. Но мне никто не отвечал.

Обессиленно сползла по двери на корточки. Да что ж такое. Где Лида?

Просидела на холодной лестнице битый час. Благо мы жили на пятом этаже старой пятиэтажки. И никто мимо меня не ходил. Услышала цокот каблучков и сразу поняла, кто это.

Сестра ступала как королева. Свежая, красивая. В шёлковой блузке и узкой юбочке.

Брезгливо осмотрела меня. От такого взгляда сразу захотелось спрятаться.

– Явилась – не запылилась, – усмехается, начиная рыться в сумочке в поисках ключей. – Как ночь провела?

– Лида, что вчера произошло? Я ничего не помню, – следую за сестрой в квартиру.

Хочется рассказать ей, как я растеряна. Напугана тем, что моя память меня подвела. Но я знаю, что это бесполезно. Мою сестру всегда интересовала одна персона. Она сама. А все остальные существуют для исполнения её прихотей.

– Что, опять? – поднимает свои тонко выщипанные брови, изображая удивление. Актриса из неё никудышная.

– Скажи мне, что вчера было, – с нажимом повторяю. Едва сдерживаю себя, чтобы не схватить её за плечи и потрясти. Но это не поможет.

– Ой, прекрати, Верка. Вечно ты разводишь драму на пустом месте. Ну да, ты напилась вусмерть и вела себя как шалава. Лезла к мужикам. Тебе даже повезло, – окидывает взглядом с головы до ног, будто вчера не сама нарядила меня в это платье и размалевала лицо, – какой-то московский кент вдруг обратил на тебя внимание. Как тебе ночь с ним?

Я закрываю лицо ладонями, в очередной раз ощущая стыд. Хоть бы провалиться сквозь землю и никогда больше не появляться на свет.

– Ах да, ты же ничего не помнишь, – её дико веселит этот факт, от смеха она аж сгибается в три погибели, хватаясь за живот.

– Ну я надеюсь, ты хоть денег у него за ночь взяла? – отсмеявшись, спрашивает. – Долг сам себя не закроет, Вер. А он висит на тебе.

– Я не шлюха, – слова срываются с губ. Но тихо. Почти обречённо. Они не интересуют сестру. Ей просто нравится слышать свой голос. И больше ничего.

Опираюсь плечом о холодную стену, ощущая безграничную усталость.

– Ой, рассказывай. Небось в детдоме такое творила.

Каждое её слово остро жалит, попадая в незажившие раны. Удары выверенные, точные. Она знает цену сказанному.

Сжимаю зубы, закипая. Иногда я её просто ненавижу. Стыжусь этого чувства. Но бороться с ним не в силах. Но порой… Порой мне казалось, что кроме неё у меня никого нет. И я никому не нужна.

– Впрочем, знаешь. Он такой красавчик, что я сама бы с ним отожгла. И видно, что при деньгах, – продолжает как ни в чем не бывало лопотать, вытаскивая свой чемодан из-под кровати и бросая в него вещи.

– Что ж не отожгла? – внимательно смотрю на неё.

Вопрос явно её раздражает.

– Он выбрал тебя только потому, что я была с Лёхой. Не думай о себе слишком много. Ты же в курсе, что я гораздо красивее тебя, – поднимает высоко подбородок, вызывая у меня улыбку. – И кстати, я съезжаю из этой халупы. Буду жить с ним.

Свожу брови.

– Лид, так, может, Лёша даст тебе денег?

– Каких ещё денег? – строит удивлённое выражение.

Точно не понимает, что я взяла в долг у Крестовского, чтобы покрыть её должок. Потому что она пришла ко мне в слезах, говоря, что её убьют, если она не вернет всё до копейки. Прямо сейчас. Что она осталась ни с чем и ей даже жить негде. А что мне стоит взять денег у Креста, ведь я так давно нравлюсь ему? И я взяла.

– Тех, что я должна Крестовскому, – напряжённо напоминаю, теряя терпение.

– Ой, Вер, ну ты же взрослая девочка. Придумай что-нибудь. При чём тут Лёшик вообще? У тебя был этой ночью шанс, Крестовский знаешь как по тебе слюни пускал? Только твой новый ухажёр всё испортил. А так мы бы уже расплатились.

В этот момент мне показалось, что, если бы не страх наказания, я бы могла её убить.

Сестра ещё что-то продолжала щебетать. Рассказывала сплетни, совершенно меня не интересовавшие. Перескакивая с тему на тему, пока собирала свои вещи. А затем, попрощавшись, ушла. Я так и стояла у стены, слыша, как автомобиль её парня с рёвом отъезжает от подъезда.

Доползла до ванной комнаты, смывая с себя следы прошедшей ночи. Осматривая тело в попытках понять, что с ним делали. И очень надеялась, что ничего. Только уверенности в этом никакой не имела.

Закутавшись в полотенце, набрала на домашнем телефоне номер своей товарки на заводе.

– Маш, привет. Можно я приеду к баб Нюре в деревню на недельки две? – Не думаю, что московский дядя настолько тут задержится. – По дому помогу и прочее.

Чёртов дядюшка. Все карты мне попутал. И так тяжело жилось, а он лишь ухудшил моё существование.

Перед отъездом в деревню уладила все свои дела как могла. На работах взяла отпуска за свой счёт. Очень накладно, но как-нибудь выкарабкаюсь. Только с учёбой оказалось сложнее.

Первый семестр. Конечно, не бог весть какое учебное заведение – всего лишь местный университет. Вся надежда на то, что девочки будут присылать мне лекции и я смогу сдать экзамены. Иначе отчислят, и в трубу улетит целый год и бесплатное обучение.

Ехала в автобусе прислонившись к стеклу. В салоне было жарко. Кондиционер не работал. Блестела от пота, как диско-шар. И меня немного укачивало.

Я смотрела на пейзаж за окном, пытаясь понять, что делаю. Правильно ли поступаю, уезжая. Нарушая данное Питону обещание. И какое последует наказание, если вдруг он решит искать меня?

Но я надеялась, что нужна ему не до такой степени, чтобы он марал свои красивые ботинки в грязи той местности, куда я направлялась.

Дядя он мне или нет, не хотела никуда ехать с ним.

Чем больше размышляла, тем сильнее злилась. На него. И ещё пуще – на его брата, который приходился мне отцом. Выть хотелось, когда я лишь думала о том, что всё это время где-то комфортно жил мой отец. В достатке и сытости. Пока я росла в детском доме. Воспоминания о жизни в котором не вытравить и серной кислотой.

А теперь его братец явился, поманил меня пальчиком, а я должна смиренно приползти? Так получается?

Ненавижу их всех.

Сжала виски руками, будто это способно помочь прекратить видеть перед глазами самодовольную физиономию новоиспечённого родственничка. Но выражение его лица не стиралось с сетчатки, что бы я ни делала. Оставалось только начать биться лбом об окно.

И что же произошло между нами?

Задавать подобный вопрос после того, как он сообщил, что приходится мне дядей, показалось совсем непристойным. Но… Почему тогда я была возбуждённой?

Если собрать пазл той ночи, получается, в клубе появлялся ещё и Крестовский. Но ни в какой параллельной реальности он не мог бы понравиться мне как мужчина.

А вот дядя…

Эта мысль тут же выжгла одну нейронную связь в моём мозгу. Даже думать о таком – ужасно! Фу!

Только… Какой резон себя обманывать. Дядя у меня на редкость привлекательный. Слово красивый не в полной мере способно охарактеризовать его внешность. Потому что совсем не в ней дело. А в том, что от него исходит сила и власть. Спокойствие и опасность.

И меня тянуло к нему вопреки всем доводам разума. С той секунды, как увидела его.

Но он-то знал, кто я. Или нет?

Не стал бы он лезть в трусы к собственной племяннице? Так ведь? Хотя чёрт знает этих москвичей.

Но почему-то под закрытыми веками вновь всплыл его тяжёлый взгляд, который я никак не могла разгадать. Такой тёмный и поглощающий, что у меня, даже когда сижу, коленки подкашиваются.

Уфф…

Вновь сжала руками голову, желая выдавить из неё все мысли о Питоне. Неправильные мысли. Грешные.

Баб Нюре нужна была помощница по дому. Плата невесть какая – проживание да стол. Но зато здесь неподалёку речка и красивая природа. А отпуск на море я себе никак позволить не могла. Да и лететь долго.

Драила старенький кирпичный дом, полола грядки, ухаживала за домашним скотом. Вечером баня, горячий чай. И сон на выкрахмаленной постели.

В этот вечер почему-то никак не могла заснуть. Потёрлась щекой о шероховатую поверхность наволочки.

Прошла неделя с того момента, как мы с Питоном расстались в отеле. Значит ли это, что он меня не ищет и я свободна?

Мне представлялось, я всё просчитала. Не стала брать с собой сотовый. При покупке билета в деревню расплачивалась наличными. Здесь нет на каждом углу камер и других современных средств, благодаря которым меня могли бы выследить или распознать личность. Даже в магазин ни разу не ходила.

Как он сумеет меня найти? Или, может, я зря так волнуюсь и моя персона не настолько важна для него, чтобы искать меня с собаками?

Но тревога не отпускала, доходя до паранойи.

Ближе к вечеру пошла на речку. Осень не успела вступить в права, и вода ещё сохраняла тепло, а солнце грело. В тихой заводи никого не оказалось. И я осмелилась раздеться до белья, так как купальник не взяла с собой, чтобы поплавать.

Только затылок всё время жгло. Будто за мной следят.

Обернулась, вглядываясь в рощу, но никого не обнаружила.

Похоже, я начинаю сходить с ума.

Полежала недолго, ожидая, пока бельё просохнет, и собралась обратно в дом.

И даже он выглядел как-то иначе. Но с каждым шагом начинало доходить почему. В нём разгорался пожар.

Бросилась со всех ног, опасаясь, как бы баб Нюры там не оказалось. Она ведь старенькая, вдруг с ней что-то случится.

Тапки слетели с влажных ног. Но я бежала, не обращая внимания на дискомфорт. Добравшись до дома, обнаружила, что дверь заперта. Языки пламени охватили крышу. Ещё чуть-чуть – и она обвалится.

Нашла полено и кинула в окно, рассчитывая, что так смогу забраться внутрь. Но огонь, приманенный свежим воздухом, полыхнул с новой силой. Я отшатнулась. Упала, ощущая жар, от которого, кажется, начала плавиться моя кожа. С ужасом представляя, какой страх испытывает старенькая бабушка.

Совершенно не соображая, что делаю, вновь бросилась к дому. И буквально за пару шагов до того, как я бы оказалась внутри, какая-то сила меня подхватила, отрывая от земли.

Трепыхалась, не понимая, что происходит. В голове билась лишь одна мысль: там человек, его нужно спасти.

– Куда так торопишься, племянница? – раздался у самого уха голос Питона. Он удерживал меня одной рукой, перехватив за талию и прижимая к груди. Ноги болтались в воздухе.

Замерев, заторможенно повернула к нему голову, встречаясь с таким холодным взглядом, что в паре метров от пылающего дома у меня спину пробил озноб.

Глава 2

Впилась пальцами в его руку, намереваясь вырваться из железной хватки. И даже то, что он больше и сильнее, не стало аргументом в моём помутившемся от страха сознании.

Твёрдый как камень. Глыба, которую не сдвинуть. Во мне слишком много мягкости, а он сплошная жёсткость.

Но дядя в ответ лишь крепче сжал меня.

– Отпусти! Там внутри старая бабушка, она сама не выберется, – едва не задыхаясь, молю.

Он должен понять. Помочь. Он же человек.

Мне кажется, я говорю совершенно очевидные вещи. Бабушка в беде. Ей нужно помочь. Но он смотрит на меня так, точно я в бреду. У меня горячка и я несу несвязную пургу.

Пламя совсем близко. Оно будто играется с нами, приближаясь и отступая. Мы стоим в метре от смертоносного огня. И я ощущаю жар, способный превратить меня в пепел.

Чуть ослабляет хватку, давая мне возможность сползти по его телу вниз, и разворачивает к себе лицом.

– Нет, – отвечает, продолжая смотреть на меня с высоты своего роста.

– Что? – не верю собственным ушам. – Она же погибнет!

Стою, лепечу что-то в то время, пока внутри человек сгорает заживо. Эта мысль стрелой попала в голову, и в этот момент я очнулась.

Силы в теле активизировались, пришли в боевую готовность. Адреналин в крови бьёт ключом. Я пытаюсь вырваться из его рук. Броситься на помощь. Но по его лицу вижу, что попытки тщетны.

Губы Питона сжимаются в тонкую, выражающую презрение линию. Ко мне.

Хватка рук становится грубее. Он вдавливает меня в своё тело так, что я ощущаю каждую нитку на его рубашке. А воздуха в лёгких всё меньше. Да и тот, что попадает в них, полон гари.

– Это первый урок послушания для тебя, дорогая племянница, – вкрадчиво вещает, а у меня от ужаса уши горят. Я в шоке, не веря своему слуху, смотрю на него широко распахнутыми глазами. – Никогда не ври мне. Никогда не иди против меня.

У меня появляется догадка. Маленькое зернышко истины, не успевшее до конца прорасти внутри моего сознания. Простая, непонятная мне, но очевидная для него, – люди – пешки. И моему дяде не важно, живые они или мёртвые. И те и другие могут играть ему на руку.

Разве такие, как он, бывают? Совершенно лишённые человечности.

Полная ярости, с каким-то животным криком набрасываюсь на него. Тяну руки к его лицу. Шее. Намереваясь исполосовать ногтями его физиономию. Выцарапать серые бездушные глаза.

Не сообразила, в какой момент оказалась на земле, пригвождённая его телом. Но продолжала под ним извиваться ужом. И с каждым своим движением всё сильнее ощущала тяжесть его тела.

– Успокойся уже, – рыча приподнял мои сжатые руки и хлопнул меня обратно о землю, выбивая из меня дух, а из груди – воздух.

Полностью обездвиженная, глотала воздух, но лёгкие словно сжались и никак не хотели расправляться. Потребовалось время, чтобы начать дышать.

Продолжая удерживать мои руки за головой, дядя оседлал меня, и я только сейчас заметила, насколько глубоко исцарапала его щёку. Он наклонился надо мной так, что капля из его раны упала на моё лицо. Горячая. Вязкая.

Мир словно расщепился. Рядом полыхал огонь. Возможно, угасала жизнь.

А я оказалась в другой реальности. Где эта самая жизнь струилась, лилась, изливалась. И била прямо в меня. Её было так много, что я ощутила передоз эмоций. Непонятных мне, чужеродных. Незнакомых.

Моё сопротивление полностью подавлено. Его силой и властью. Ощущаю лишь, как его жёсткие пальцы сдавливают мои запястья. Пульсирующий ток крови в местах соединения наших тел.

Наверное, будь я чуть старше и опытнее, с нашей первой встречи и не подумала бы ему перечить.

– Ты чудовище, – прошипела, жалея, что не могу вонзиться зубами ему в кадык.

Дядя смотрел на меня, выглядя при этом совершенно дико с окровавленной щекой. Прошёлся тяжёлым взглядом по моей мокрой одежде.

Замерла, напрягшись, опасаясь, что он задержит внимание на моём влажном бюстгальтере, мокрым пятном проступающем под кофточкой. Но, должно быть, мои формы его не интересовали…

– Не забывай об этом никогда, – выдохнул, приблизившись ко мне нос к носу. Куда больше похожий на дикое животное, нежели на человека. Произнося каждое слово медленно, будто не доверяя моему интеллекту. – Если я захочу, Вера, я могу убить. А могу и пощадить. Выбор за тобой.

Сглотнула слюну, догадываясь, что на кону не только моя жизнь. Но и любого, если так захочет мой дядя. Он устранит всех пешек на своём пути. И выйдет в дамки.

Не представляю, как справлюсь с ним. Потому что сейчас угроза стала явной. Не прикрытая налётом цивилизованности.

– Там… – начала было, беззащитно поворачивая голову в сторону дома.

Но Питон перебил, не желая тратить времени:

– Нет там уже давно никого живого.

Отлепился от меня, поднимаясь на ноги и утягивая за собой. Я с трудом встала, и тут же бы упала, если бы он не держал.

Драгоценное время утекло. Внутри образовалась пустота.

Но рациональная часть меня понимала, что если бабушка и находилась в доме, то уже слишком поздно. Поздно было ещё в тот момент, когда я прибежала.

– Ты поджёг дом? – сдавленно спрашиваю, пытаясь понять, не психопат ли мой дядюшка.

Не психопатка ли я. Потому что любой нормальный человек сейчас должен упасть на колени и обливаться слезами. Но… я не умела плакать. С детства знаю, что это совершенно бесполезная трата влаги.

Чем я помогу баб Нюре, если зареву?

– Ты? Я твой дядя, ты моя племянница. Научись проявлять уважение, – вновь смотрит на меня как на букашку, осмелившуюся открыть рот. Его губы изгибаются, но он не улыбается. Скорее, измывается надо мной.

Никаких сил терпеть его рядом не осталось. Играть в его извращённые игры – тем более.

У меня больше нет ровным счётом ничего. Паспорт, деньги, вещи – всё в огне.

Он меня уже не держал. Должно быть, понял, что я успокоилась. И не планирую совершать акт самосожжения. А я молилась, чтобы баб Нюры дома не оказалось.

Впереди раздавался пугающий визг полицейской сирены. Вышла на крыльцо, встречая сотрудников полиции. И догадываясь, что пожарные не приедут тушить дом.

Полицейские торопливо задавали вопросы Льву, разглядывая его с почтением. А на меня внимания не обращали. Будто сразу поняв, кто здесь главный. И это явно не я. Смотря на него с подобострастием. И так усердно старались угодить ему, что я ощутила неловкость.

Хотелось послушать его ответы. Узнать крупицу истины, хотя не сомневалась, что он будет врать. И я не смогу вычленить из его слов и долю правды.

– Иди в машину, – отдал приказ, кивая на джип, припаркованный с другой стороны дома. Чёрный, тонированный. Большой.

Не обращая на дядю внимания, я сконцентрировалась на полицейском.

– Там в доме была старенькая бабушка, – начала было, сама не понимая, каких действий желая от спасателей, и жалко продолжила: – Вы, может, ещё успеете её спасти.

Мужчины обменялись понимающими взглядами. Дескать, у девчонки крыша поехала.

– Вера, если баб Нюра жива, то ей помогут, – Питон смотрит на меня холодно. А в глазах угроза убийства. Моего. – Иди в машину.

Мне ничего не оставалось, как выполнить приказ. Села в машину. Пустую. Пахнущую его туалетной водой и кожаным салоном. Поглядывая в сторону дяди и полицейских, облазала весь салон в поисках улик. Хотя бы какого-то намёка на то, зачем я ему нужна.

Судя по всему, это арендованная тачка. Дядя привык к удобствам. Открыла бардачок, обнаруживая внутри пистолет. Наверное, это один из самых тупых поступков в моей жизни. Но я протянула к нему пальцы.

Он показался мне тёплым, словно им недавно пользовались.

С ним в руках меня и застал дядя.

Ты можешь быть маленьким, слабым, беззащитным. Но всего лишь один предмет способен перевесить чашу весов в твою пользу. Огнестрельное оружие.

Раньше в моём арсенале имелись только ногти да зубы. И я научилась пускать их в ход. Даже если мне и не хотелось причинять боль. Потому что порой выбор оказывался слишком простым. Или я. Или меня.

И вот я вновь стою перед выбором.

С той лишь разницей, что в моей голове картинка последующих пяти минут несколько отличалась от случившегося.

Лев вальяжно облокотился на машину, нависая надо мной и закрывая солнечный свет. Словно поглощая его своей сущностью. Тёмная материя во всей своей красе.

Видела лишь его насмешливые глаза, когда навела на него дуло. Пальцы предательски дрожали. Так сильно, что, даже несмотря на минимальное расстояние, я могла бы промахнуться.

– Оружие детям не игрушка, Ромашка, – приподнимает в деланом удивлении брови.

От напоминания о проведённой вместе ночи и моём белье на щеках выступает румянец. А я ненавижу Питона за испытываемый стыд.

Ожидала, что он будет злиться. Из носа повалят клубы дыма, белки нальются кровью и я услышу стук его копыт.

Но ничего подобного я не наблюдаю. Словно он иного от меня и не ожидал. Сиротка способна и в вещах покопаться, а может и что-то ценное с собой прихватить.

– Где бабушка? – не узнаю собственный голос. Дрожащий и сдавленный. Жалкий.

– Что, действительно пустишь пулю в меня? – В его глазах появляется всё больше и больше веселья. Нервируя меня.

Несмотря на угрозу, вся ситуация его словно забавляет.

– Хочешь проверить? – задираю подбородок выше.

И осознаю, что я и правда могла бы пустить пулю ему в сердце. Готова биться об заклад, что его у него нет.

Кивает.

Догадываюсь, что веселю его. Как какая-нибудь забавная зверушка, которую он из жалости приобрёл на птичьем рынке. Безродный котёнок, не приученный к лотку.

И он не верит, что эта нелепая зверушка способна ему навредить. Такому большому и смелому. Имевшему куда более опасных врагов, нежели я. Которых он наверняка стирал в порошок.

И оттого ещё сильнее жажду исполнить угрозу.

В каком-то совершенно безумном порыве я пробую сделать то, что не раз видела в кино. Тяну вниз спусковой курок. И только в эту секунду взгляд Питона принимает знакомое змеиное выражение. Словно он готов проглотить меня не разжёвывая.

Его движение настолько быстрое, чёткое, что моё зрение его даже не фиксирует.

Пистолет оказывается в его руках. Но он тут же прячет его обратно в бардачок.

Сжимает мою челюсть и грубо вытаскивает меня из машины. Пригвождая к раскалённой на солнце задней двери.

В его взгляде нет ярости. Там штиль, какой бывает на море перед штормом.

Серые глаза смотрят на меня внимательно.

Мне не нравится находиться под его прицелом. Возникает желание убежать, спрятаться от его глаз. Потому что я странным образом слишком остро ощущаю его близость. Жар его тела. Запах согретой солнцем кожи. И не могу понять, почему так реагирую.

Стыд накрывает с головой. Хочется исчезнуть. Не думать о нём. Только он этого не позволит.

И не замечает моей реакции. Потому что смотрит на меня как на букашку.

Маленькая, надоедливая угроза его тихому, мирному бандитскому существованию. А в том, что он криминальный элемент, сомнений не осталось.

Наверняка дал на лапу местным служителям правопорядка. Что им до одинокой бабушки, живущей на отшибе? Нет её и нет.

– Вера, Вера, – произносит моё имя, растягивая гласные, – ты меня удивила. Не только повадки матери-шлюхи унаследовала, но и отца.

Слова обожгли. Вызвали цепную реакцию в моей голове.

Он пробуждал самые тёмные, самые грязные мои инстинкты. Намеренно или случайно, не знаю. Должно быть, для него это естественное поведение. Относиться к другим как к мусору.

Уловила момент, когда во мне поднялся росток ненависти к нему. Острой, чёрной. И с каждой нашей встречей он питал его, удобряя злыми словами и жестокими поступками. Чтобы он рос и процветал.

Не оттого, что меня задевали его мысли о моей матери. Учитывая обстоятельства моего рождения, наверное, он прав. Но ведь я… Мне таких трудов стоило остаться невинной. И вовсе не оттого, что я сгорала в огне страсти с одноклассником. А оттого, сколько раз подвергалась домогательствам и приставаниям, граничащим с насилием. Просто потому, что у меня не было отца или брата, который бы вступился за меня. А с сиротой можно делать всё, что захочешь.

Попробовала ударить коленом ему в пах, но не достала. Вместо того чтобы отпустить, он решил, что лучший способ меня обезвредить – прижать к машине. А мне показалось, что я слишком часто ощущаю все выступающие части его тела. И настолько хорошо знаю запах его кожи, смешанный с туалетной водой, что могу составить парфюмерную композицию по памяти.

– Ненавижу тебя! Слышишь, дядя? – прошипела сквозь зубы, ощущая, как из меня вырывается темнота. Злость, ярость. Внутри всё кипит. Пузырится, переливаясь через край.

Я снова рыпаюсь. А он вновь забавляется.

– Ненависть – это хорошо, Ромашка, – вдруг странно улыбается. Во взгляде нет тепла. Только холод.

Его пальцы касаются моей щеки, убирая щекотавшую прядь за ухо. Заставляя меня загипнотизированно смотреть на него.

Потому что странная нежность совсем не вяжется с его словами и поведением.

– Но мне совершенно безразлично, что ты ко мне испытываешь. Потому что, хочешь ли ты того или нет, будешь исполнять мои приказы. Иначе умрёшь.

Моргаю.

– Ты убьёшь меня?

Может быть, не зря я боялась очнуться в ванне, наполненной льдом, и недосчитаться одной почки. У дядюшки такие глаза, словно убийство для него обыденность. А моя жизнь ничего не стоит. Пустит пулю в лоб, выкинет на обочину и даже не обернётся.

– Не будешь меня слушаться, смерть найдёт тебя без моей помощи, – вопреки моей разыгравшейся фантазии, он теряет ко мне интерес, освобождая. Отходя буквально на пару шагов в сторону.

Судорожно глотаю воздух, потому что забываю дышать рядом с ним. Мозг коротит, должно быть, из-за кислородного голодания.

Питон приводит одежду в порядок, стряхивая невидимые пылинки. И только сейчас я обращаю внимание на то, как он одет. Чёрные брюки. Грубые ботинки, даже не запылившиеся в местной грязи. Белую рубашку, ладно сидящую на накачанном теле. Наверняка из тренажёрного зала не вылезает. Не могут же у него от природы быть такие грудные мышцы и бицепсы.

В моём городе мужчины его возраста так не выглядят. Впрочем, кого я обманываю – ровесники тоже. Я вообще никогда не встречала таких, как он.

Когда приток крови к мозгу наладился, замечаю капли. Красные. И вряд ли он ел гранат.

Сглатываю слюну, думая, что я слишком самонадеянно порой себя веду с ним. Зря рассчитывая, что он меня не тронет. А ведь он способен при первой возможности пустить меня в расход.

Не хотелось думать о том, чья это кровь. Остановила эти мысли, иначе просто свихнусь. Ну или сбегу и получу пулю в затылок.

– До встречи с тобой у меня не было проблем с выживанием. Что изменилось? – касаюсь незаметно от него своей щеки. Того места, что он трогал. Стирая его следы. Потому что кажется, что его пальцы оставили ожог.

– Теперь всё изменилось. Садись в машину.

Питон даже не сомневается, что я сделаю, как он сказал. Сам обходит автомобиль, забираясь на водительское кресло. Не смотрит на меня. Заводит джип. Машина мягко урчит.

Я оглядываюсь в сторону дома. От него почти ничего не осталось. Ощущаю глубокую вину перед бабушкой. Я могу быть либо виновна в её смерти в огне. Либо в том, что у нее больше нет дома. Как ни крути, а лучше бы я здесь не появлялась. Не приносила бед.

Нехотя залезаю в машину. Ещё влажная одежда, которую я планировала поменять, придя домой, противно липнет к коже. Поролон бюстгальтера так и не высох, раздражая. Причиняя неудобство. Обхватила себя руками. Знобило. Заболею. Вот потеха будет.

Дядя Лев скосил в мою сторону взгляд, нажал на кнопку, и я ощутила поток тёплого воздуха. И глупую благодарность. Боже, нельзя же быть таким ничтожеством и радоваться тому, что ко мне проявили минимальную заботу.

Просто… Обычно до меня никому нет дела.

Парням я неинтересна. Для них я проблема. Местами симпатичная, но странная девчонка. Отсутствие семьи словно клеймо на лбу. Будто я какая-то прокажённая. Неправильная. Словно виновата, что меня бросили.

Со мной знакомятся разве что алкаши на рынке.

И отбитые элементы. Вроде Крестовского.

Он, наверное, возраста Льва. Лысый, невысокий. Его отец – важная шишка в органах. И я слышала, он с его помощью крышует местные заведения. Отсюда и деньги.

Может быть, девяностые где-то и закончились. Но только не в моей провинции.

Мерзкий тип. Строит из себя брутала. Не знаю, что он во мне нашёл и почему никак не отцепится.

С такими ухажёрами самооценку не поднять.

– Можешь хотя бы рассказать, что ждёт меня дальше? – спрашиваю, не отводя взгляда от дороги.

– Сейчас мы возвращаемся в твой город. Завершу там кое-какие дела. Оттуда на самолёте в Москву, – дозированно выдаёт информацию. Намеренно не показывая мне всей картинки.

Но почему? Чего я не должна знать?

– Паспорт сгорел, – напоминаю со злорадством.

– Это не проблема, – спокойно отвечает.

Куксюсь.

– Мне нужно будет попрощаться с сестрой, – вспоминаю о Лиде, хотя она, вероятно, даже не заметит моего отсутствия. Да и сама не знаю, хочу ли с ней прощаться. Но всё же она единственная моя родственница.

– Сестру? – с удивлением смотрит на меня.

В его глазах издёвка. А я его совсем не понимаю. Какое ему дело до того, кого я хочу увидеть?

– Да, – хмурюсь.

Замечаю, что он чуть сильнее сжимает руль. Раздражённо. Вены на кисти проступают, надуваясь. Уходя в сторону широкого запястья. Рукава рубашки закатаны, открывая вид на загорелые руки. На фоне тёмной кожи короткие волоски кажутся золотистыми.

Не пойму, почему мне так приятно на него смотреть, хотя он ведёт себя не как мой дядя. А как самый последний гад на земле. Змий.

– Твоя недоделанная мамаша оставила тебя в детском доме. Я видел документы, – он кривит губы, но это не улыбка. Скорее, оскал зверя, жалеющего, что упустил добычу. – Не думал, что она окажется настолько отбитой. Навещала тебя, когда вспоминала. А в это время твоя сестричка ходила в школу, сладко спала в кроватке и ела конфетки, которые тебе не доставались. А потом во второсортном клубе продала ночь с тобой за небольшую плату.

Поворачивает в мою сторону голову, впиваясь в меня глазами. Такими холодными, что льдинки в них впиваются мне в сердце.

– У вас уговор такой с ней? Ты напиваешься, она находит тебе клиента. Сестричка играет роль мамки, забирая себе комиссию за твоё использование? Какой процент она тебе дала из тех денег, что я ей заплатил?

Глава 3

Становится горячо. От ярости. Она красным цветом заполняет мои внутренности. Обжигая. Раня. И тут же образуя уродливые шрамы на моей душе. Ещё одни. Свежие. Там, где уже не осталось живого места.

Ненависть во мне так сильна, что я готова убить. И Лиду, и Льва.

Очевидно, наивно было поверить, когда старшая сестра обратилась за помощью. Впервые вообще вспомнив о моём существовании. Плача. Говоря, что кроме меня у неё никого не осталось. И я должна ей помочь. Должна.

Ведь из-за меня её родители погибли.

И эта ноша давила на плечи с четырнадцати лет. И вот появилась возможность хоть немного её облегчить.

Но всё же не ожидала, что Лида способна так грязно меня подставить. Даже не предать. Ведь я и не ждала от неё преданности.

Напоить. Подложить под первого, кто предложит за меня деньги.

Кажется, вовек не смогу отмыться от этой подлости.

Ей и в детстве ведь не было жалко меня. Она не сопереживала моей участи. Жизни с посторонними людьми. Должно быть, наоборот, радовалась отсутствию соперницы за любовь мамы. Считая, что она её заслужила. А я для этого недостаточно хороша.

Но и мой папаша не лучше. Кем бы он ни был.

– А тебе-то что? – оскаливаю зубы, выцеживая из себя каждое слово, точно яд. – Жалко было заплаченных денег? Не понравилась проведённая со мной ночь? Давай найдём её и вернёшь уплаченное. Скажешь, качество услуг не устроило. Я работала продавщицей, слышала, что это основание.

Питон явно ожидал чего-то другого. Может быть, слёз? Или какая там нормальная реакция у человека на оскорбление и предательство?

Думал, что стану всё отрицать! Или ещё хуже – оправдываться. Заверять, что выбора не осталось. Жизнь завела в тупик.

Смотрит на меня, сузив свои глаза рептилии. Холодные. Пробирающие насквозь, как зимний ветер.

– Да, ночь могла быть и получше, навыков тебе ещё не хватает. Но ты явно способная, – отвечает, заставляя замереть.

Машина несётся на полной скорости. Трасса пустая. Лишь редкие колымаги проплывают за окном. Да деревья с пожухшей листвой.

Мне всегда приходилось сдерживаться. Сохранять контроль. Быть внешне спокойной, несмотря на творящийся вокруг хаос.

Но у человека напротив, оказывается, имеется суперспособность вытягивать из меня темноту, выворачивая её наружу. Белой стороной внутрь. С рыжими вкраплениями.

Не отдавая отчёт поступку, я бросилась на Льва, выпрыгивая из ремня безопасности. У него на лице уже имелся кровавый след. И я хотела нанести симметричную рану.

Но на этот раз он сумел перехватить мои руки.

Шины завизжали. По инерции качнуло в сторону Питона. Он сдавил меня одной рукой с такой силой, что уже хотела прощаться с жизнью. Ещё немного, и рёбра вонзятся в органы.

– Блядь, Вера, ты можешь решать проблему словами, а не кулаками? Тебя таким манерам в детском доме обучили? – хрипит мне куда-то в макушку.

Пробую отстраниться. Тяжело дыша от напряжения. Неожиданно стало слишком жарко. Он горячий как печка.

Ударяю локтем ему под рёбра. По ощущениям, будто в бетонную стену врезалась. Больно. Морщусь.

– А где же ещё, дяденька? – ёрничаю, пробуя добраться до его руки, чтобы укусить.

– Думал, придётся делать прививку от столбняка, но, похоже, от бешенства подходит больше, – его губы оказываются у самого уха. Резко вздыхаю. Мурашки бегут по коже.

Только сейчас соображаю, что наша близость слишком тесная. Я практически сидела на его коленях, вжимаясь спиной в его грудь.

Хлопала ресницами, не представляя, как выйти из этого положения достойно.

Он не лапал меня, просто удерживал, перехватив за талию и сжимая мои запястья. А у меня возникло ощущение, что я уже лишилась невинности.

– Отпусти, – рычу как раненый зверёк. Со сквозной раной в гордости.

– Обещаешь больше не покушаться на мою жизнь? – ещё один вопрос. Зажмуриваюсь. Это происходит на самом деле или его губы проехались по мочке уха? А может быть, я просто в бреду и выдаю нежелаемое за действительное?

Сглатываю слюну. Во рту сухо, губы вот-вот потрескаются.

– Нет, – огрызаюсь, шипя.

– Правда – это не плохо.

Хватка ослабевает. Я переползаю обратно на своё кресло. Забираясь как можно дальше от Питона.

На языке вертятся грубые слова. Требование, чтобы он больше никогда не притрагивался ко мне.

Но у меня возникает плохое предчувствие.

Вдруг мне просто хотелось ещё раз его коснуться? Ощутить его близость. Жар тела. Запах. Силу, которая струилась из него неиссякаемым потоком. Я будто черпала её из него ложками. Становясь смелее и отважнее.

Только у меня возникло ощущение, что он читает меня как открытую книгу. Видя причину каждого моего поступка. И понимая, что меня просто к нему тянет.

А он в ответ играет со мной. Потешаясь над моим поведением.

Может быть даже считая, что моя маленькая слабость сыграет ему на руку. Послужит его целям.

Стыд обжигал не слабее ненависти.

Присмирев от этих мыслей, я отвернулась. Уставившись в окно.

Весь оставшийся путь мы провели в тишине.

Не заметила, как въехали к вечеру в город. Огни фонарей подсвечивали его. И он уже не казался таким недружелюбным и жестоким.

– Мне нужно собрать вещи, документы, – тихо сообщаю другую причину. Раз карта с сестрой не проканала.

– Хорошо, – коротко отвечает, удивляя меня.

Бросаю на него мельком взгляд. «Дядя» явно в своих мыслях. И ему не до меня.

Вскоре мы подъехали к моему старенькому подъезду. Я ещё не вышла из автомобиля, но уже ощущала его затхлый запах.

– Ключи есть? Как ты зайдёшь в квартиру? – интересуется, не глядя в мою сторону.

– Да, у соседки. – Радуюсь, что постоянно забываю или теряю ключи.

– У тебя пятнадцать минут. Не выйдешь, буду выкуривать тебя из квартиры.

Как бабушку?

Но спорить не стала. Вывалилась из автомобиля, забыв, какой он высокий.

Дверь подъезда, как обычно, не заперта. Кто-то сломал домофон.

Солнце уже заходит рано. Лампочки разбиты. Поднимаюсь вслепую. На ощупь.

Один пролёт, второй.

И меня почти сбивает с ног вдруг из ниоткуда появившийся человек. Удерживает за плечи от падения.

– Верочка, – доносится до меня прокуренный, скрипучий голос Крестовского, – куда же ты пропала? Неужели забыла про долг? Ай-яй-яй.

Тяжёлый запах одеколона бахает по мне, как пыльная подушка. Щиплет нос так, что на глаза слёзы наворачиваются.

Резкий толчок. Удар, выбивающий воздух из лёгких. И я оказываюсь прижата спиной к чьей-то двери. Молюсь, чтобы кто-то из соседей заинтересовался шумом и вызвал полицию. Но никто не проявляет смелости. Только тусклая лампочка над нами вдруг загорается.

Крест впивается в мои руки чуть выше локтя. Вжимая пальцы с такой силой, будто намерен раздробить мои кости. Это наказание и пытка одновременно.

– Лида вернёт, – пищу, ощущая, как боль проникает в самый мозг. Морщусь, стискивая зубы. Если ещё чуть-чуть усилит напор, я свалюсь в обморок. – Отпусти.

Пробую разгадать его настроение. Понять уровень злости. И различаю её в чертах его лица.

– Нахер мне твоя потаскуха-сестра? Думаешь, не имел её? Она сама под меня легла, – обдаёт несвежим дыханием, вглядываясь в глаза, будто ожидая моей реакции.

А я смотрю на него с недоумением. Не понимая, к чему он сообщает мне интимную информацию. Она удивляет. И не предполагала, что высокомерная Лидия могла бы посмотреть в его сторону. Думала, её уровень – это правильные мальчики с большими перспективами.

Единственное, что я понимаю, – перевести стрелки на неё уже не выйдет. И тут она умудрилась подгадить.

Пытаюсь оттолкнуть Креста. Выбраться из его захвата. Он невысокий. Но крепкий, коренастый мужчина. Ему бы сваи забивать. А он предпочитает людей.

Накатывает обречённость. Что произойдёт, если мне никто не поможет? Как далеко он готов зайти?

Ощущаю собственную слабость. Ненавижу это чувство. Беззащитности. Думала, вырасту и больше никогда его не испытаю.

Но оно возвращается ко мне в той или иной форме.

Когда по уши погрязаю в долговых счетах, не понимая, как свести концы с концами.

Или когда вот так. В борьбе с кем-то более сильным.

В голову приходит мысль. Можно ведь попросить помощи у дяди. Она претит мне до изжоги.

Но есть ли у меня выбор?

Я могла бы соврать Кресту, что найду деньги. Но что-то мне подсказывает, что Крест не поверит. Сроки давно вышли. И сейчас он пришёл за платой.

– От тебя хоть и разит рыбой, но зато классные сиськи.

Смотрю на мастера комплиментов ошарашенно.

– Я тебя отмою. Денег дам. Ни в чём нуждаться не будешь, если научишься мне сосать, – говорит какие-то совершенно омерзительные вещи обыденным тоном, словно так и следует общаться с девушками. – Брала когда-нибудь в рот?

Вопрос вводит в ступор. Боже, я даже не целовалась. Какой в рот?

Но подлое воображение подкидывает грязную картинку с совсем другим персонажем. Я жмурюсь, удивляясь коварству собственного подсознания, пытаясь вырезать этот кадр.

Крест усиливает хватку. Словно проталкивая свой вопрос дальше в меня. Ожидая ответа.

Нужно выбраться отсюда. Проявить смекалку. Хитрость.

Преодолевая внутреннее сопротивление, расслабляюсь под руками Креста. Пробую призывно улыбнуться.

– Крест, отпусти, мне больно. Сделаю то, что ты хочешь, но только не здесь, – мягко произношу его кличку и тут же удивляюсь, как он меняется на глазах. Будто не верит собственному счастью. Тому, что так легко всё получилось.

Вздрагиваю, когда раздаётся щелчок зажигалки.

Тонкое пламя поднимается вверх. Мужчина опускает ресницы, втягивая дым. Медленно. Не спеша. Пока тени причудливо ложатся на его лицо. Красивое, с резкими чертами. Хищными.

Давно он тут?

– Ромашка, это твой ёбарь? – дядя Лев выпускает дым, прислонившись спиной к стене на пролёт ниже.

Мы с Крестом, замерев оба, концентрируем внимание на Питоне. Не знаю, что происходит в голове Креста. А я не могу сообразить, что вообще из себя представляет мой дядя. Почему он так спокоен?

– Если вы планировали потрахаться, то я могу вернуться через минуту. Вам же хватит? – заботливо интересуется.

Наблюдаю за красным огоньком, сжигающим табак. Дядя, никуда не торопясь, выдыхает дым. Спокойный, как лев.

Крест запоздало приходит в себя. Всё же много раз его били по голове.

– Это чё за хрен, Вера? – кричит на меня, хотя я полагала, что они уже пересекались.

Удивленно хлопаю ресницами. И не понимаю, почему вдруг должна объясняться перед Крестом.

Не дожидаясь ответа, он наконец меня отпускает, надвигаясь на Питона. Расправив по-бычьи плечи и сжав кулаки.

Смотрю на дядю. Он – на меня. С каким-то совершенно нечитаемым выражением в глазах. Одно я знаю точно – недобрым.

Глава 4

Заторможенно наблюдала за тонким ножичком, что неожиданно оказался в руках Креста. Он держал его так, что Льву не было видно оружия. Наверняка планируя незаметно нанести удар.

Дядя не взял с собой пистолет. Явно не рассчитывая, что в старой хрущёвке его могут поджидать иные неприятности, кроме меня.

В голове тут же вспыхнули предположения. Варианты событий. Пути, по которым может повести жизнь.

И я не знала, какой из них для меня лучше.

Вдруг Лев получит смертельную рану, и все принесённые с его появлением проблемы исчезнут. А ко мне вернётся моя прежняя жизнь. Серая, унылая, полная страха.

Слабо верила в то, что мы родня. И очень вероятно, что завтра я могу оказаться в каком-нибудь борделе, в качестве рабыни. Или меня разберут на органы. Или… Да кто его знает.

И пока я размышляла, какую жизнь хочу выбрать, тело всё решило само. Кинулась в сторону Креста, пытаясь сбить его с ног. Ловя в полёте полный неприкрытого бешенства взгляд дяди.

Крест по инерции, выработанной в драках, ударил по мне так, что я отлетела к противоположной стене. Боль волной пронзила всё тело, каждую косточку. Каждый орган. И на миг я позабыла, как дышать. Кровь разлилась во рту. Прикусила щёку.