© Н. Богородский, текст, 2023
© Издательство «Четыре», 2023
Пролог
Начало двадцатых годов двадцать первого века Скорый поезд Москва – Екатеринбург
В тот светлый апрельский день Георгию Николаевичу Лесникову надо было выехать в Екатеринбург по срочному заданию руководства. В этом городе в филиале фирмы, где работал Лесников, возникли сложности с запуском станков итальянского производства. Директор фирмы уговорил, а вернее, умолил Лесникова туда поехать, потому что «план», «эти дебилы», «несчастные макаронники», «а ты же много лет занимался лазерными станками, ты же знаешь всё лучше этих кретинов, короче, езжай со всем комфортом». Аргумент Георгия Николаевича, что ему уже шестой десяток и на старости лет он боится летать самолётом, не произвёл на директора никакого впечатления. «Всё просто, – заявил он. – Билет в спальный вагон, и в добрый путь».
Так Георгий Николаевич оказался на Казанском вокзале, где обнаружил скорый Москва – Екатеринбург, стоявший у первой платформы, и, предъявив паспорт и билет молоденькой проводнице, обосновался в мягком купе на два места. Сколько раз за свою жизнь Георгий Лесников ездил поездом в различные города нашей огромной страны, и каждый раз его занимал вопрос, кто будет попутчиком. Попутчиков может быть много, если едешь в плацкартном вагоне, может быть только трое, если едешь в купе, и один-единственный, если получается путешествовать в мягком вагоне. Всегда было интересно, как тасует карты встреч судьба, кто придёт в ближайшие пять минут, с кем ты будешь вынужден соседствовать иногда ночь, иногда день и ночь, а иногда и двое, и трое суток. За множество поездок по стране кто только не был в попутчиках, каких только типажей не насмотрелся! Были молчаливые, неразговорчивые, сердитые на всех и вся, были жизнерадостные, словоохотливые, великолепные рассказчики, а были и те, кто просто умел слушать и поддерживать любую беседу вне зависимости от темы. Какой-то мудрец однажды сказал, что случайных встреч не бывает, хотя может показаться, что всё вышло случайно. Значит, все встречи не случайны. Если они происходят, значит, они кому-то нужны.
На этот раз в купе вошла одетая по последней моде дама, на первый взгляд уже давно перешагнувшая бальзаковский возраст, но сохранившая красоту и элегантность молодой женщины. Бросалось в глаза, что одевается она отнюдь не на рынке, а скорее всего либо в бутиках, либо в престижных ателье, знает меру в применении косметики, а в её больших карих глазах совершенно явно светились молодость и недюжинный интеллект. К её блузке была приколота невиданной красоты брошь, переливающаяся всеми цветами радуги в неярком и скучном освещении купе. При даме находился лишь небольшой чемоданчик, из чего можно было сделать вывод, что она едет в другой город ненадолго.
– Здравствуйте, – произнесла она, войдя в купе. – Вот это, кажется, моё место.
– Здравствуйте, – ответил Георгий и с улыбкой посмотрел на даму. – Да, это ваше место. Если вам необходимо, я оставлю вас, чтобы вы могли переодеться.
– Нет-нет, не беспокойтесь, этим я буду заниматься немного позже и постараюсь не стеснять вас, – звонким голосом, чётко выговаривая слова, произнесла она.
– А вы едете до конца, до Екатеринбурга, или сойдёте раньше? – спросил Лесников.
– Да, я до Екатеринбурга, а вы?
– И я тоже до Екатеринбурга. Предлагаю познакомиться, нам ведь ехать вместе почти двое суток. Меня зовут Георгий Николаевич.
– А я Светлана Александровна.
Поезд тем временем вырвался из тесноты города, за окном замелькало предместье с его многоквартирными спальными районами, особняками, дачами, а также какими-то неведомыми нам, простым смертным, сооружениями, похожими не то на склады, не то на авиационные ангары.
– Могу ли я пригласить вас, Светлана Александровна, в ресторан на ужин? – как можно учтивее спросил Георгий.
– Да, можете. А не проще ли будет всё заказать сюда, в купе, и не бегать по вагонам?
Но проводник вернул их с небес на землю, сообщив, что заказное меню весьма скромное, а в ресторане выбор гораздо больше и находится этот храм чревоугодия в соседнем вагоне.
Разговор за ужином протекал, как всегда в таких случаях, вполне обычно. Сначала немного о погоде, чуть-чуть о недавнем нашумевшем фильме, а потом как-то незаметно перешёл к цели посещения столицы Урала.
Качество блюд в вагоне-ресторане оставляло желать лучшего, вина и водки просто не было (если очень захотеть, так нашлись бы, но сейчас был абсолютно другой случай), зато можно было употреблять чай в неограниченном количестве, чем Георгий и его попутчица и занимались.
– Я еду на Урал разбираться с итальянскими станками. – Прихлёбывая чай, Георгий неторопливо рассказывал Светлане Александровне о той проблеме, что предстояло решить в течение командировки. – Представляете, прибыл этот дорогущий импорт, а лазерный блок работать не хочет. Были и итальянские инженеры, но только руками развели и уехали, как они сказали, «консультироваться». Попросту сбежали. А у меня большой опыт по лазерному оборудованию, разберёмся.
– Как интересно! – Светлана Александровна таинственно улыбнулась. – Как интересны случайные встречи. Я тоже еду в Екатеринбург, и, можно сказать, тоже по лазерным делам.
– Неужели? Забавно! Но вы не похожи на инженера, – отреагировал Лесников.
– С чего это вы взяли? – Светлана Александровна в упор посмотрела на Георгия большими карими глазами, и ему показалось, что в них заиграл насмешливый огонёк. – Впрочем, вы правы! Я действительно не инженер, я журналист. А вы очень быстро меня раскусили.
– Да что вы, Светлана Александровна, тут же всё очевидно! – рассмеялся Георгий. – Таких инженерш, как вы, просто не бывает. А вы, скорее всего, будете делать какой-нибудь репортаж об успехах в деле освоения лазерной техники. Но для этого вам не надо было тащиться за тридевять земель на Урал, вам надо было всего-навсего посетить подмосковный город Монино. Там действительно есть богатейший материал о лазерной технике.
– Нет, Георгий Николаевич, на этот раз вы не угадали. – Светлана Александровна слегка улыбнулась. – Мимо, товарищ инженер. Я веду журналистское расследование, которое начала в связи со смертью моего отца, и в этом городе мне надо встретиться с одним человеком.
– Светлана Александровна, это страшно интересно! Всегда интересовался журналистскими расследованиями. А не могли бы вы рассказать мне подробней об этом, – взмолился Лесников, – и объяснить, при чём здесь лазер.
– Ну что же, – сказала Светлана Александровна, – спать не хочется, ехать долго, а я всё равно искала человека, которому хотела, что называется, излить душу. А вы мне подходите. Вы знаете лазерную технику и не будете задавать мне глупых вопросов из разряда «что такое полупроводниковый лазер». Честно признаюсь, я просто запомнила некоторые названия, но объяснить, как устроен и как работает, например, СО-лазер, я не смогу.
– Скажите, а как связаны смерть вашего отца, ваше расследование и лазеры?
– Всё очень просто, Георгий! Вы разрешите мне называть вас так? А я просто Светлана в таком случае.
– Да, Светлана, конечно.
– Так вот, мой отец Александр Маркович Еремеев, доктор наук, профессор, почти всю жизнь проработал в институте Академии наук. Он начинал с учёными, которые изобрели лазер, разработали лазерную технику и квантовую электронику.
– Как, разве эта техника была изобретена здесь, в России? А почему тогда американцы приписывают это открытие себе?
– И вы тоже поверили в эти сказки! Американцы – мастера на ложь и передёргивание фактов. Лазер был сконструирован именно нашими учёными, за что они получили всемирное признание, а американцы повторили это изобретение немного позже. Странно, что вы, Георгий, занимаясь этой техникой, ничего не знаете об истории её создания.
– Извините, я, конечно, читал эту историю, когда учился, но потом появились статьи, что это, мол, советская пропаганда.
– Да нет, такие статьи пишутся за деньги по заказу из-за океана, и цель этих статей – опорочить наших учёных и историю нашей страны. Но вернёмся к моему рассказу. В конце восьмидесятых годов моему отцу удалось разработать лазер довольно широкого применения на принципиально новой технологической платформе. По словам отца, он решил проблему эффективной генерации. Вам, Георгий, виднее, что это за проблема и почему она так важна.
– Выражаясь простым языком, Светлана, он получил устройство, которое потребляет относительно немного энергии, неважно какой, а даёт мощное когерентное излучение, пригодное, в частности, для обработки и формообразования металлических изделий, а также применимое в иных областях, например в оптоволоконной связи, медицине. Ну и в военных целях, куда же без этого.
– Ух, здорово! Вот бы мне научиться так говорить! Так вот, результаты своих изысканий отец записывал на бумаге, в тетради, и хранил в сейфе. А когда наступили девяностые, с ним произошёл несчастный случай и его не стало. Но материалы из сейфа пропали. Я сначала поверила выводам милиции о несчастном случае и только потом, встретив случайно папиного сотрудника из лаборатории, узнала о пропаже документов. И задумалась. А спустя некоторое время я совершенно точно утвердилась во мнении, что отца убили, чтобы завладеть результатами его труда и продать их за границу.
– Светлана! Я предлагаю вернуться в купе, и вы подробно расскажете мне эту историю. Вы не будете возражать?
– Да, вы правы, пойдёмте, там я продолжу свой рассказ.
Глава 1
Победитель
Омар Хайям
- К сиянию луны, красавицы ночной,
- Добавлю я тепло, даримое свечой,
- Сверканье сахара, осанку кипариса,
- Журчание ручья… И выйдет облик твой.
Вторая половина сороковых годов двадцатого века
Осенью 1945 года, когда порывами сентябрьского ветра Москву засыпало жёлто-багровыми листьями и не переставая моросил холодный нудный дождик, вернулся с фронта Александр Маркович Еремеев. На видавшей виды гимнастёрке красовались орден Красной Звезды, медали «За отвагу», «За победу над Германией», на груди – три нашивки: две красные, одна жёлтая, что означало два тяжёлых ранения и одну контузию; на плечах капитанские погоны, да вещмешок за спиной. От вокзала до Басманной улицы, где у него была комната в сером пятиэтажном доме, бывший разведчик решил идти пешком, чтобы надышаться родным московским воздухом, поздороваться с любимым городом, посмотреть, как он жил без него и как живёт сейчас, какими стали улицы и переулки, на которых он родился, рос, по которым бегал в школу и где, чего греха таить, хулиганил. Очень хотелось молодому парню, выжившему на страшной войне, полюбоваться столицей, узнать, что изменилось за то время, пока он воевал против фашистской погани, защищая свою страну и, конечно, Москву.
Через час пешей прогулки добрался бывший разведчик до своего жилья. В жилищной конторе проверили документы, содрали печать с двери комнаты, пожелали всего хорошего и исчезли.
Так началась мирная жизнь Саши Еремеева, героя войны, собранного буквально по кусочкам в госпитале, двадцать два раза ходившего за линию фронта, коему от роду было всего двадцать четыре года. За то время, что Саша воевал, соседи сменились, лица все были незнакомые, кроме деда из дальней комнаты. Да и тот не сразу узнал в появившемся на пороге квартиры прихрамывающем капитане Красной армии сорванца Сашку, которому когда-то грозился оборвать уши за его выходки. А как узнал, прослезился, кинулся обниматься:
– Сашка, живой, стервец! Живой, вернулся!
– Вернулся, дед Матвей, видишь, сшили меня из кусочков да и списали вчистую.
– Ну хорошо! Главное, жив, а остальное приложится.
– Слушай, дед, а где мои отец с матерью?
– Так уехали они ещё в сорок первом куда-то на восток. С той поры ни слуху ни духу. А я им говорил, даже стучал по столу, говорил, что его здесь не будет! И видишь, так и получилось!
– Так откуда же ты, дед Матвей, знал, что его здесь не будет, а? Кто это тебе сказал?
– Знал, Сашка, знал, что-то мне подсказывало, что не может того быть, чтоб мы столицу ему отдали. И потом, товарищ Сталин же никуда не уехал, – значит, и гадины этой фашистской здесь быть не могло.
– Да, дед Матвей, ты прям провидец! Уехали мои, значит, а куда – неизвестно.
– Сашка, ты потом поисками займёшься, а сейчас пойдём, ко мне пойдём, у меня на такой торжественный случай припасы имеются. Вот и дождался я такого случая. Пошли, Сашка!
Примерно с месяц отдыхал Еремеев, наслаждался мирной жизнью, радовался, что нет вокруг войны, бродил по московским улицам да прикладывался вместе с дедом Матвеем по вечерам к бутылке. Но однажды сказал себе: «Стоп! Хватит, скоро зима, надо бы приобрести себе что-нибудь более интересное, чем надоевшая за годы службы шинель, да и за ум взяться пора, а то ведь можно и отъявленным алкашом стать». Потому устроился Александр Маркович на ближайший завод станочником-сверловщиком. Больших знаний от него эта должность не требовала, аккуратность лишь нужна, да вот только иногда ломило раненую ногу от восьмичасового стояния за станком. А так жить можно! Как представитель рабочего класса, получил он увеличенные нормы продовольствия по карточкам, ещё и зарплата, да и мечта сбылась: купил он наконец себе пальто, шляпу и красивые ботинки. Пьянки с дедом Матвеем завязал, несмотря на то что настырный старик приставал к нему чуть не каждый вечер.
Но однажды дед Матвей пришёл к Еремееву совершенно трезвый и, как он сообщил с порога, с серьёзным разговором. Серьёзность свою он подчёркивал строевым шагом, коим промаршировал от двери до табуретки у окна.
– Вот смотрю я на тебя, Сашка, и понимаю, что ты ведёшь бессмысленное существование, – торжественно начал дед, водрузившись на видавший виды, весь в кляксах от древней краски табурет.
– Ты опять, что ли, дед Матвей, за своё, а? – Сашка лежал на кровати и читал очень интересную книгу. – А сказал, что серьёзный разговор. Я тебе уже говорил, что не буду пить. Хватит, за войну напился, теперь уже не хочу.
– Не, ты не понял, у меня же серьёзный разговор, совсем не про водку, – обиженно пробормотал дед Матвей.
– Так говори, а то развёл манную кашу с киселём и тянешь кота за подробности.
– Вот и говорю, Сашок. Говорю, что парень ты молодой, хоть и офицерский чин носишь, а надобно тебе учиться. Специалистом становиться, потому как в мирной жизни твои капитанские погоны приложить будет некуда.
– Спасибо, дед, просветил тёмного, неучёного. И как я без тебя не догадался, а? Вот смотри, видишь, что читаю, а? – Сашка показал деду обложку книги, на которой было написано крупными буквами: «Математика». – Вот грызу. А поступать я буду в Московский механический институт. Этим летом.
– А-а-а, ну, грызи, грызи. – Дед засуетился. – Я пошёл, мешать тебе не буду. А ты, оказывается, правильным парнем вырос, молодец!
– Вырос вот, – вздохнул Сашка. – И что придумали с этими дифференциальными функциями, ничего не понимаю!
Капитан Еремеев снова вздохнул, подумал, что и не с такими трудностями справлялся, сжал зубы и продолжил «грызть» дифференциальное исчисление.
Время летело быстро. Миновал ноябрь, наступил декабрь. Снега как такового до сих пор не было, светало поздно, вечерело рано. Освещение на улицах было слабое, с наступлением темноты улицы и дворы фактически погружались в чернильную тьму. Однажды, возвращаясь домой после второй смены, Еремеев решил сократить путь и пройти через соседний двор. Неожиданно из глухой подворотни раздался сдавленный женский крик, резко оборвавшийся. Сашка заглянул туда и в полумраке разглядел две мужские фигуры, одна из которых прижимала к стене девушку и срывала с неё пальто, а другая копалась в её сумочке.
– Отпустил её, быстро! – гаркнул бывший разведчик и двинулся вперёд.
– А-а-а, сука! – Неизвестный отбросил сумочку и кинулся навстречу Александру. Тот не увидел, а скорее угадал, что в правой руке у нападавшего финский нож. Так, теперь быстро! Ударить ногой по руке. Забыл капитан, что нога ранена, острая боль пронзила всё тело, но руку с ножом удалось всё-таки направить в сторону и поймать в зажим. Хрясь! Нож отлетел, рука у противника стала мягкой, бессильной, повисла плетью, теперь осталось завернуть её за спину. Дикий вой раненого зверя разорвал ночную тишину. Человек, лежа на асфальте в луже, кричал от боли, сучил ногами, потом затих. Сашка ногой отбросил нож подальше, а рукой наотмашь нанёс удар второму грабителю в ухо. Из другого уха цевкой брызнула кровь. Несостоявшийся налётчик каким-то боковым скоком стал удаляться от них и исчез в глубине двора.
Еремеев подошёл к плачущей девушке:
– Вы как? В порядке?
Случайно провёл правой рукой по пальто, почувствовал что-то мокрое. «Зацепил всё-таки, – дошло до Сашки. – Как некстати! Сволочь уголовная, пальто порезал». Это было последнее, о чём он мог в этот вечер подумать, дальше наступила чёрная пустота и забвение.
Сашка открыл глаза. «Где это я?» – была первая мысль. Высокий белый потолок, трёхрожковая люстра; если немного повернуть голову, можно увидеть сервант с посудой и фигурками слоников, а сам он лежит на диване, укрытый одеялом. «Это госпиталь? Нет, не госпиталь, обстановка не та. А где же я?» В это время скрипнула дверь и кто-то вошёл. Саша закрыл глаза и замер.
– Он, наверное, ещё спит, – раздался молодой мелодичный женский голосок.
– А тебе не кажется, что он без сознания? – возражал другой, грубоватый и прокуренный.
– Тихо, не кричи, пусть спит. Он скоро поправится, нож вскользь прошёл, всё заживёт. Пойдём отсюда, не будем беспокоить, – опять мелодичным колокольчиком зазвенел приятный голосок.
Саша решил расшифроваться. Открыл глаза и попытался встать, но не смог. Оказалось, что его туловище туго перебинтовано и сесть на кровати у него не получилось.
– Тихо, тихо, вам надо лежать! – склонилась над ним обладательница мелодичного голоса.
Сашка увидел красивую молодую женщину: каштановые волосы собраны сзади в аккуратный пучок, глаза голубые, чуть пухлые губы, приятный овал лица.
– Мама, я же сказала, что надо тихо, а ты его разбудила!
– Ничего, дочка, пора уже твоему спасителю и проснуться, сутки ведь спит, – улыбнулась невысокая сухопарая женщина лет сорока, может постарше. – Его надо покормить.
Александр всё же исхитрился и сел на диване.
– А как вас зовут? Как я здесь очутился?
– Меня зовут Надя, а это моя мама Антонина Фёдоровна. – Женщина подошла к столу, взяла тарелку с ложкой и присела рядом.
– Надя, вы меня собрались кормить, как ребёнка? Я сам, я не ребёнок!
– Вам нельзя напрягаться, вы же, после того как отбили меня у этих негодяев, упали в обморок. Я вас сюда доставила, это моя комната, мы здесь с мамой живём. А сейчас ваша задача – открывать рот и не возражать. Вам ясно? – Надя строго посмотрела на Сашу.
– Молодой человек, вам надо подчиниться. Дочь у меня врач, она всё равно добьётся своего, так что открывайте рот и не разговаривайте!
– Я спал сутки? А как же на работу? Не дай бог, прогул запишут!
– У вас будет справка. Как вас зовут?
– Александр Маркович Еремеев меня зовут.
– Не беспокойтесь, Александр Маркович, сегодня воскресенье, а в понедельник я всё сделаю. А сейчас ешьте кашу, вам надо поправляться!
Не ожидал Александр Маркович, что в этой мирной жизни, которой он наслаждался уже четыре месяца, ему придётся снова воевать. Не ожидал, что его ночное приключение закончится именно так, знакомством с этой красивой женщиной по имени Надя. Он ел кашу и думал о том, какое удивительно красивое у неё имя – Надя, Надежда.
– Сейчас ложитесь, вам надо восстанавливаться. – Надежда в упор посмотрела на Сашу большими голубыми глазами.
Он счёл за лучшее подчиниться.
Снова появилась Надя, принесла какой-то порошок и воду в стакане:
– Это надо выпить!
Надо так надо. Сашка запил порошок стаканом воды, коснулся головой подушки и как провалился в какую-то чёрную яму.
Проснулся, когда за окном было темно, от какого-то шороха в комнате. «Надо же, – подумал Сашка, – уж почти год как не на войне, а всё от шорохов просыпаюсь. Показалось, наверное». Но звук повторился. К дивану тихо-тихо, на цыпочках, вся в лунном свете, падающем из окна, приблизилась Надя. Сашка во все глаза смотрел на неё. Серебристые лучи высвечивали под ночной рубашкой её точёное тело, тонкую талию, красивую грудь, немного прикрытую распущенными волосами.
Надя села на краешек дивана:
– Пустишь?
Саша не мог ничего вымолвить, лишь молча подвинулся к спинке дивана. Надя легла рядом. Они долго смотрели друг на друга.
– Что молчишь? Не нравлюсь?
– Нравишься, очень даже нравишься. Ты удивительная и красивая.
– Так что? Поцелуешь?
– Надя, послушай, если ты решила так поблагодарить меня, то не надо. Не надо так благодарить! Это должно быть по взаимному влечению, и так за то, что я просто обязан был сделать, не благодарят. Потом оба будем раскаиваться.
– Ох, ну надо же! А ты, оказывается, философ, да какой правильный, аж противно. – Надя приподнялась на локте и посмотрела Сашке в глаза. – Хочешь, я тебе открою одну страшную тайну?
– Хочу, только чтобы она оказалась не страшной, а красивой, как ты. Я страшного навидался за войну, больше не хочу.
– Нет, тайна эта страшная, очень страшная, до жути, до дрожи, до мбрози в пятках.
– Так что за тайна такая? – Саша начал терять терпение.
Надя обняла его, поцеловала:
– Я тебя люблю, глупенький, я тебя очень люблю и хочу быть с тобой.
Они поцеловались, а потом на них в окно долго и задумчиво смотрела луна. Ближе к утру ночное светило исчезло из окна, а они всё никак не могли оторваться друг от друга.
– Скажи, мы всегда будем вместе? – спрашивал Сашка, крепко обнимая Надю.
– Да, всегда, и в радости, и в горе. Понимаешь, нас уже не разделить.
– Да, нас уже не разделить никому и никогда, – соглашался он и снова целовал её лицо, изящный изгиб шеи, небольшую грудь.
Весной они расписались. Просто сходили в загс, расписались и собрались в комнате у Еремеева отметить это событие. Гостей тоже было немного. Дед Матвей да Антонина Фёдоровна. И всё. И на всю жизнь.
Глава 2
МЕЧТЫ О ГИПЕРБОЛОИДЕ
Омар Хайям
- Я для знаний воздвиг сокровенный чертог,
- Мало тайн, что мой разум постигнуть не смог.
- Только знаю одно: ничего я не знаю!
- Вот моих размышлений последний итог.
Летом Александр Маркович осуществил свою мечту и поступил в Московский механический институт. Поступил на вновь созданный инженерно-физический факультет, а вскоре и весь ММИ был переименован в Московский инженерно-физический институт. Уже будучи студентом, прочитал он роман Алексея Толстого «Гиперболоид инженера Гарина» о тепловых истребительных лучах для диктатуры пролетариата. Роман оказался увлекательным настолько, что Саша решил попробовать собрать аналогичную установку. Дома по ночам чертил эскизы, пытаясь воплотить свою мечту на бумаге, но понимал, что у него ничего не выходит. В конце концов показал рисунки своему приятелю Игорю Ситникову, с которым вместе учился. Тот поднял его на смех:
– Толстого начитался, фантазёр! Инженером Гариным хочешь быть, золото добывать? Это всё работать не будет!
– Да почему не будет-то? Мы же тут сфокусируем излучение!
– Всё это ерунда! Неужели ты ни разу не фокусировал солнечные лучи при помощи лупы? – Игорь насмешливо посмотрел на друга. – И ничего, кроме солнца и лупы, не надо! Но ты же это нигде не применишь!
– Ну и ладно, – обиделся Саша, – ну и не надо! А я всё равно попробую!
– Сань, не обижайся! Ты же знаешь, что любой свет рассеивается в пространстве, и собрать его так просто ни у кого не получилось. Ты же берёшься за идеи начала века, уже опробованные, уже отработанные. Нужен другой подход, другие идеи. Знаешь, если бы удалось получить строго параллельное излучение, тогда да, тогда бы получилось!
– Но как, как это возможно?
– Знаешь, изучи этот вопрос. Скорее всего, уже кто-то что-то делал. Почитай литературу.
И действительно, в библиотеке Еремеев наткнулся на тоненькую книжицу советского физика В. А. Фабриканта под названием «Генерация вынужденного излучения при разряде в газовой среде». Это был доклад на какой-то ещё довоенной конференции. Саша почувствовал, что это то, что надо. Набрав в библиотеке стопку книг, как ему показалось, аналогичной тематики, приволок её домой и решил читать по вечерам. Правда, вечера тихо и незаметно перетекали в ночь.
Надежда сначала терпела ночные бдения мужа, а спустя неделю решила прояснить ситуацию:
– Саша, а почему ты меня в последнее время не замечаешь? Я здесь, я живая и хочу, чтобы ты был со мной, а не с книжкой хотя бы ночью.
– Надюша, извини. Понимаешь, у меня появилась мечта!
– Ах так! Значит, её зовут Мечта! – с иронией произнесла Надя. – И что, она красивее меня? Или моложе? Или горячее?
– Надюша, нет такого женского имени – Мечта. Это не имя, это просто название.
– Ой, да что ты, студент! Имена разные бывают. Даздра-перма, например. У нас медсестра работает с таким именем. А Мечта – это даже романтично. Покажи-ка свою Мечту!
Саша показал обложку, на которой было написано крупными буквами: «Теория относительности».
– Так. Ну ты даёшь! Оказывается, это ещё и теория!
– Надя, ну что ты говоришь! Мечта эта у меня в голове, и больше никакой Мечты не существует!
– Ага, значит, не существует! А ты продолжаешь обниматься с книжкой, с теорией этой своей. Тогда получается, что ты мне врёшь! Вот уж не думала, что ты, Еремеев, такой врушка.
Надя отвернулась к стенке. Сашка отложил книжку, переместился поближе к жене, попытался её поцеловать. С первого раза ничего не вышло, но после нескольких попыток это удалось.
– Слушай, Саш, мне же обидно, что ты все ночи обнимаешься с какой-то, прости господи, теорией. А я не кукла и не деревянная, мне тоже нужно твоё внимание.
– Я исправлюсь, Наденька, любимая! Надюша, ты же для меня всё – всё, ради чего стоит жить, учиться. Когда я думаю о тебе, то остальное в этом мире становится несущественным, маленьким, ненужным. А сейчас… сейчас мне просто пришла в голову одна идея и я ей немного увлёкся.
– Ещё и идея? – Надя улыбнулась. – Значит, у тебя мечта, идея и теория? Да сколько же их у тебя, а? Да ты бабник, Александр Маркович! И мне клянёшься в любви. Как это понимать?
– Так и понимать, что ты у меня одна и я тебя люблю больше жизни. А то, что ты перечислила, так это всё не то! Ты читала Толстого про гиперболоид инженера Гарина?
– Читала! Откровенная фантастика. Я, конечно, не инженер, но даже мне понятно, что построить такую хреновину на каких-то угольных пирамидках не получится. Этот уголь ещё разжечь надо, а чтобы его разжечь, нужны дрова. Получается дровяной гиперболоид? Чушь какая-то.
Сашка засмеялся:
– Умница ты моя! Это и впрямь примитивная фантастика. Но гиперболоид построить можно, если заставить лучи света идти параллельно, а не разбегаться в разные стороны. И тогда они будут переносить очень большую энергию.
– Саша, давай спать. – Надя зевнула. – Первый час ночи, в шесть вставать, а ты мне рассказываешь какие-то сказки.
– Ты только послушай! Вот едет танк, а у нас световая пушка. Она бесшумно выпускает пучок света – и танк горит! Прицеливаться можно прямой наводкой. А потом поймал лучом другой танк – и он загорелся. Представляешь, можно всыпать супостату по первое число!
– Ты всё воюешь! А я думала, что уже забываться стала война. Не дай бог, снова! Нам сейчас мир нужен, только мир! Сколько народу полегло, сколько городов с лица земли стёрто! Заканчивай воевать, Еремеев! Я тебе сейчас одну величайшую тайну открою, и у тебя пропадёт желание воевать!
– Да, Надя, это я так, к слову! И что же это за тайна? И почему она так велика?
– Ладно уж оправдываться! Ребёнок у тебя будет, Александр Маркович! Твой ребёнок! Ты всё понял?
Сашка ошарашенно молчал несколько мгновений. Потом принялся целовать жену.
– Как хорошо! Ребёнок! У нас будет семья. Да, настоящая семья, мальчик и девочка! И у нас будет замечательная жизнь, а я забуду войну и никогда не стану о ней вспоминать.
Надя с улыбкой наблюдала за фантазиями мужа.
– Ишь губищи-то раскатал! Мальчик и девочка! Ты сначала хотя бы одного прокорми и на ноги поставь, – низким грудным голосом тихонько говорила Надя. – Еремеев, как мы жить-то будем, а? Я же не смогу некоторое время работать, а ты вон ещё только студент, а дитёнка кормить-одевать надо.
– Надюша, всё будет хорошо! Вырастим! Я найду подработку.
– Если ты говоришь, что всё будет хорошо, значит, поверим и будем растить детей.
Зимой следующего года на свет появился сын, назвали Серёжкой, Сергеем. Сначала действительно было тяжело. Сашка нашёл ночную подработку в ближайшем магазине, потом Серёжку устроили в ясли, Надя вышла на работу. Жизнь покатилась дальше.
Курс, на котором учился Еремеев, практически весь состоял из бывших фронтовиков. Им было очень тяжело постигать учебную программу, ведь у каждого из них был перерыв в учёбе: у кого два года, а у кого и все четыре. Александр учился упорно, настойчиво, старался досконально постигнуть всё, что преподавали известные чуть ли не во всём мире профессора. Его заметили. И уже в конце третьего курса Александра Еремеева рекомендовали на работу в лабораторию вибраций Института физики колебаний под начало Николая Евгеньевича Фёдорова.
Глава 3
Создание гиперболоида
Омар Хайям
- Всё мирозданье – плоть; душа вселенной – мы;
- Связуем суть её и лик явленный – мы.
- Познать их только нам доступно; это значит,
- Миров обоих центр – один, нетленный – мы.
Пятидесятые годы двадцатого века
Доктор наук Николай Евгеньевич Фёдоров лично принял в своём кабинете новоиспечённого лаборанта. После того как Сашка представился, сразу задал вопрос:
– Здравствуй! Воевал?
– Да, полковая разведка Первого Белорусского.
– Знаешь, – с улыбкой сказал Николай Евгеньевич, – я тоже полковая разведка. Правда, в составе Первого Украинского. В сорок третьем списали вчистую, вот с тех пор и работаю здесь. А перед войной окончил Ленинградский университет. Ты не тушуйся, разведка. Мы же фронтовики, мы знаем, как достигать цели, как отстаивать своё мнение. Я правильно говорю?
– Так точно! – рубанул Александр.
– А вот с этим заканчивай. Ты не в армии, ты в научном институте. Я сам год отвыкал от этого. А знаешь почему? А потому, что здесь руководство может ошибаться, а лаборант может оказаться тысячу раз правым. Знаешь, какое здесь самое главное богатство? Это отнюдь не занимаемая должность, это твои знания и умение применять их на практике, а это сложнейший многогранный процесс, требующий огромного труда и смелых, нестандартных мыслей. Вот так. И если ты готов к такому труду, если ты готов мыслить не так, как все, и не так, как положено, а так, как ты думаешь, тогда мы с тобой сработаемся. Если нет, тогда тебе ещё не поздно поискать другое место.
– Я готов, искренне говорю, что готов к труду, Николай Евгеньевич. – Саша посмотрел Фёдорову в глаза. – А насчёт мышления сами увидите.
– Ладно, Александр Маркович, действительно скоро всё увидим. В лаборатории найдёшь моего зама, Григория Александровича Васина, он тебе поставит задачу. Да, Васин здесь тоже не очень давно, вы же почти ровесники, думаю, что подружитесь.
В большом зале лаборатории, заставленном какими-то неведомыми установками, Саша отыскал Васина и сообщил ему, что его прислал Фёдоров, а сам он пока учится в МИФИ, а здесь будет работать лаборантом.
– Отлично, – резюмировал Васин и протянул ему руку, – будем знакомы. Гриша.
– Саша, – ответил Александр, пожимая широкую и крепкую ладонь Григория.
– Так, что касается работы, занимаемся мы радиоспектроскопией, изучаем синхротронные излучения на небольшом синхротроне, ну и мечтаем о новых открытиях. А ты подключайся к созданию стенда, вон там, возле синхротрона.
– Хорошо, когда приступать?
– А прямо сейчас и приступай. Саша, а скажи, у тебя есть какая-нибудь мечта, какая-нибудь мысль, что не даёт тебе покоя ни днём ни ночью?
– Есть, – ответил Сашка. – А ты смеяться не будешь?
– Нет, не буду. У нас же у всех здесь есть какие-то мечты. О науке, конечно, о явлениях. Мы же все здесь немного того. – Григорий, смеясь, покрутил пальцем у виска.
– Если все «того», то и я того. – Сашка сделал круглые и, как он считал, страшные глаза. – Я хочу сделать гиперболоид, только не на угольных пирамидках, а на организации параллельных лучей света.
– Да ну! Вот это да! Вот нам повезло-то! – Григорий радостно засмеялся и даже похлопал в ладоши. – Значит, прибыл единомышленник. Знаешь, и я, и Фёдоров, и ещё кое-кто тоже мечтаем об этом. Ну надо же! Значит, сработаемся.
Так начал свой путь в науке Александр Маркович Еремеев. Спустя два года он был зачислен инженером в группу Фёдорова и посвящал всё своё время исследованию поведения сверхвысокочастотных колебаний в различных средах.
А тем временем Григорий попытался теоретически обосновать новый принцип генерации и усиления электромагнитных волн, основанный на испускании электромагнитных квантов возбуждёнными квантовыми системами. Тогда никто не догадывался, что изложенные Васиным результаты являются доказательством одного из самых значительных открытий двадцатого века – лазера. Более того, эти результаты были встречены маститыми учёными более чем прохладно или вообще враждебно. Так, один из этих великих, неоднократный лауреат всевозможных премий, включая Нобелевскую, всемирно признанный физик-теоретик, красавец мужчина, успешно сочетающий занятия наукой с интенсивным хождением по бабам, коим он давно потерял счёт, произнёс: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда». Поскольку слово великого считалось аксиомой, остальные менее великие только пожали плечами: «Световые фокусы молодых физиков, пусть балуются, – может, будет что-то полезное».
Николай Евгеньевич успокаивал донельзя расстроенного Григория:
– Гриша, ты же знаешь, что сейчас главная задача, стоящая перед страной, – это создание атомного оружия и способы его доставки. На это брошены все силы. Сам посуди, нельзя нам сейчас по-другому, иначе сожгут нас, как цыплят. Но придёт час, на это обратят внимание. Не расстраивайся, а продолжай работать.
И час действительно пришёл. Сначала была статья в научном журнале о том, что построить квантовый генератор когерентного излучения возможно, а потом появился и сам квантовый генератор когерентных электромагнитных волн. А с Американского континента стали доходить сведения, что и там тоже создали аналогичное устройство. Более того, были прогнозы, что полученные высокоэнергетические пучки света могут быть использованы в военных целях. И вот тут чиновники зашевелились. Исследования когерентного светового излучения были признаны приоритетным направлением в сфере науки и техники, им был присвоен гриф «Совершенно секретно». Появились средства, были подключены производственные предприятия, поскольку необходимо было делать то, что никто никогда не делал, а именно: кристаллы высокой чистоты, электронику и электронные компоненты, мощные газоразрядные лампы, а также огромное количество иных узлов и деталей, без которых построить лазер просто невозможно.
В начале шестидесятых годов в некоторые ответственные головы пришла мысль о возможности сжигать боеголовки баллистических ракет лазерным излучением. Григорий Васин по заданию руководства написал докладную записку в ЦК КПСС о том, что построить такую противоракетную установку вполне реально. Идею одобрили на самом верху, и закипела работа. Сашка Еремеев, к тому времени уже Александр Маркович Еремеев, кандидат технических наук, возглавлял работы по созданию мощного генератора, без которого сделать лазерную пушку для уничтожения боеголовок было невозможно. Однако к середине семидесятых годов всем постепенно стало ясно, что на данном этапе технического развития реализовать этот проект не удастся.
Эту проблему, сидя поздно вечером в кабинете, обсуждали между собой доктор технических наук Еремеев и академик Григорий Александрович Васин, занявший к тому времени пост директора института.
– Ты знаешь, а мы ведь военным ничего не обещали. Откуда идёт, что мы не сумели это сделать? Просто, чтобы достичь необходимой мощности излучения, нужен не просто взрыв для накачки фотодиссоционных лазеров, а очень мощный взрыв, сравнимый с ядерным зарядом.
– Ну ты, Гриша, загнул. Нам только ядерного взрыва не хватает. Мы же накачивали излучатель взрывом. Сколько взорвали фотодиссоционных лазеров, не счесть! Хорошо, что все в безлюдной местности, в этом Тюра-Таме, в казахской степи. Ты знаешь, я думаю, что всё-таки можно сделать такой генератор, который бы закачивал процентов восемьдесят своей мощности в излучатель. И тогда не придётся ничего взрывать, мощность когерентного излучения будет высокой.
– Наверное, можно, Саш, сделать. Меня не оставляет мысль, что мы ещё почти ничего не знаем о природе формирования излучения. Да, Фёдоров объяснил, да, квантованные уровни, но есть что-то ещё, что предстоит найти. А пока что придётся, наверное, сворачивать работы по уничтожению боеголовок. Ты же всё объяснил комиссии: при взаимодействии излучения с обшивкой возникает плазма, которая немедленно экранирует боеголовку от этого излучения. И чем больше мощность, тем больше плазма, тем больше экранирование. Замкнутый круг получается.
– Ты хочешь свернуть работы?! А ты с глузду не съехал случайно, а? Белены объелся? Мы по этой программе продвинули лазеры, как никто в мире. У нас теперь и полупроводниковые, и неодимовые, и газовые, и… только чёрта с лазерными рогами не хватает. А ещё интерферометры, дальномеры, системы наведения. А сколько предприятий на эту тему работает, забыл? И ещё ты забыл, наверное, самое главное: нас теперь во всём мире называют основателями квантовой электроники. Мы первые, Гриша, первые во всём мире, даже в хвалёных Штатах нет того, что есть у нас. А ты хочешь перекрыть финансирование? Программу эту возглавляет сынок сам знаешь кого, ну и пусть возглавляет. Министр обороны поздравлял нас, когда мы в этом Тюра-Таме попали в пятикопеечную монету? Поздравлял. Если надо, покажем ещё какие-нибудь фокусы. А всем надо говорить, что ещё немного, ещё чуть-чуть – и всё будет хорошо. Электронику лазер выжигает? Выжигает. Выводить из строя технику неприятеля может? Может. Что ещё надо? А мы дальше продолжим исследования.
– Саша, а ты не боишься, что нас назовут очковтирателями, а? Да я первый отправлюсь рубить лес в солнечный Магадан.
– Не трусь, этого сейчас не будет. Времена не те, руководство другое, да и результаты у нас есть, есть что показать. А кроме того, Гриша, я хочу тебя убедить в том, что самое перспективное для страны применение лазера ожидается в народном хозяйстве: в станкостроении, связи, медицине. Именно в своей созидательной ипостаси, а не в военных целях лазер войдёт в каждый дом советского человека. Так что у гиперболоида обнаруживается самое что ни на есть мирное предназначение. И огромное непаханое поле по использованию в различных отраслях. Там, где лазер будет создавать, а не сжигать или уничтожать. А на программу ты не покушайся: на мирные цели денег не дадут, а на военные – пожалуйста! Так что дальше будем работать, товарищ академик Васин.
А потом они долго смотрели друг на друга, и неожиданно оба рассмеялись.
– А не принять ли нам по пятьдесят за лазерную программу? – спросил Еремеев.
– Нужно принять, только давай сначала за женщин, ладно? И по сто пятьдесят, – ответил Григорий.
– За баб так за баб, доставай!
Григорий отпер небольшой сейф, извлёк на свет божий бутылку туркменского коньяку, налил по стопочке и провозгласил тост за женщин.
– А теперь давай за нас, за мужиков!
Звякнули стопочки, оба крякнули, посмотрели друг на друга и улыбнулись.
– Гриша, а ведь сегодня пятница, конец рабочей недели, правда?
– Да, пятница! Наливай!
Начало двадцатых годов двадцать первого века
Скорый поезд Москва – Екатеринбург
– Вот так, Георгий, в нашей стране появилась целая отрасль, которая занималась квантовой электроникой, и на тот момент нам не было равных во всём мире. – Светлана отдёрнула шторку на окне, посмотрела на заходящее солнце, на бесконечный лес, мимо которого летел скорый Москва – Екатеринбург. – А за всеми этими достижениями стоял труд многих людей, бесчисленные опыты, радости открытий, пуски новых производств. А началось всё с небольшого стенда, на котором был получен эффект когерентного излучения. Вернее, Фёдорову и Васину позволили получить этот эффект, так как знали, что это изобретение будет приносить пользу людям.
– Я сейчас не понял, Светлана, кто это им позволил получить когерентное излучение? Что значит «позволил»? Они же его открыли – впервые в мире! Как это им кто-то мог позволить получить то, что ещё никому не было известно?
– Вот и вы, Георгий, заблуждаетесь, а вернее, жестоко ошибаетесь. Сделать это открытие им позволил ОН, тот, кто создал этот мир. Это ОН в награду за труд и одержимость позволяет человеку овладеть некоторыми секретами мироздания. А в запасе у НЕГО этих секретов ещё очень много, и, конечно, ОН их знает досконально, ведь ОН их сам и создал.
Георгий с недоверием посмотрел на Светлану, помолчал, потом ещё раз взглянул на неё. Ему показалось – нет, не показалось, было именно так, – что в глазах Светланы играли весёлые огонёчки.
– Я не сумасшедшая, Георгий, у вас будет и время, и возможность убедиться в этом. Вы готовы слушать меня, не устали?
– Я не устал, ведь наша беседа становится всё более и более интересной. Я готов вас слушать хоть всю ночь. А вы можете немного рассказать о себе?
– Конечно, расскажу. – Она улыбнулась какой-то загадочной улыбкой. – Только моя судьба прочно связана с судьбой моих родителей.
У Александра Марковича и Надежды Сергеевны, моей мамы, сначала родился сын, Серёжка. Я уже говорила об этом. А я появилась на свет позже, у нас с братом разница в возрасте почти десять лет. Однажды наступил момент, когда моя семья распрощалась с коммуналкой на Басманной улице и переехала в трёхкомнатную квартиру в недавно построенном доме на Ленинском проспекте. Эту квартиру отец получил от Академии наук как перспективный учёный и фронтовик, имеющий государственные награды. Мне потом мама рассказывала, что для неё переезд из коммуналки в отдельные, как она говорила, «хоромы» был подлинным потрясением. С одной стороны, привыкли и прикипели и к тесноте комнаты, и к общей кухне, и к соседям, с которыми были хорошие отношения. А на новом месте всё было в диковинку. Огромная, как казалось маме, квартира, которую она не знала, как убирать, потому что пол был паркетный, его же нельзя мыть мокрой тряпкой, как это делали на Басманной. Дом сдавали второпях, кирпичные стены ещё не успели просохнуть, на них были наклеены обои, которые по мере высыхания стен отваливались со страшным треском, причём почему-то исключительно по ночам. Маленький Серёжка, войдя первый раз в новую квартиру, обошёл все комнаты, заглянул на кухню, в ванную комнату и туалет, скорчил недовольную рожицу и спросил маму: «Зачем мы приехали сюда? Здесь холодно и неуютно, давайте поедем назад, домой».
Но потом всё наладилось. Для ухода за полами были куплены полотёр и пылесос, обои переклеили, потолки побелили, приобрели кое-какую мебель и в полной мере поняли и почувствовали, что такое отдельное просторное жильё.
А потом на свет появилась я. Несмотря на занятость, родители старались уделять нам, детям, внимание. По выходным отец рассказывал Сергею о физике и математике, купил книжку Перельмана «Занимательная физика», решал вместе с ним задачки. Однако по мере взросления Сергей всё меньше и меньше интересовался наукой, а после окончания десятого класса заявил на семейном совете, что собирается стать военным. Отец сказал, что, если Сергей так хочет, пусть так и будет, а мама поплакала и поцеловала его, что обозначало её согласие. Сергей Александрович Еремеев уехал из родительского дома и поступил в Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище.
Я тоже не проявляла интереса к точным наукам, зато увлекалась музыкой, литературой, а в пятом классе даже пыталась сочинять стихи. А потом выдержала бешеный конкурс в тридцать два человека на место и поступила на факультет журналистики в МГУ И не смотрите на меня так, Георгий, не просил за меня отец, к тому времени уже доктор и лауреат. Он жёстко сказал, что если я так решила, то и добиваться всего должна сама.
– Мне и в голову не приходило, что за вас мог просить отец, – сказал Георгий. – Я же вижу, что вы добились в этой жизни всего сами. А что было потом?
– А потом всё как обычно. Работа в газете, творческие командировки, побывала два раза замужем, родила троих детей, они сейчас уже взрослые, уже и внуки появились. Всё шло нормально, пока не наступили девяностые. Но чтобы вам, Георгий, были понятны дальнейшие события, придётся вернуться в середину шестидесятых, в тот самый дом на Ленинском проспекте, где получили квартиру мои родители.
Глава 4
Дом НА ЛЕНИНСКОМ ПРОСПЕКТЕ
Омар Хайям
- Вперёд! Там солнца яркие снопы!
- «А где дорога?» – слышно из толпы.
- «Нашёл… найду…» Но прозвучит тревогой
- Последний крик: «Темно, и ни тропы!»
Шестидесятые – восьмидесятые годы двадцатого века
В один из ярких весенних солнечных дней, когда окрепшие после прошедшей зимы лучи нашего небесного светила по имени Солнце, пронизывая удивительно чистый и прозрачный в этот день московский воздух, отыскивали в тёмных уголках двора последние кучки снега, чтобы превратить их в лужицы, отражающие ярко-голубое, почти бирюзовое небо без единого облачка, из разных подъездов большого нового дома на Ленинском проспекте вышли на прогулку во двор две пожилые женщины с детьми.
Одна крепко держала за руку четырёхлетнего внука, торжественно несущего в другой руке игрушечную лопатку. Бабушка тихонько наставляла его:
– Вовочка, во дворе ещё не подсохло, ходить надо по дорожкам, а то запачкаешь своё новое пальто и мама будет ругаться.
– Холосо, бабушка, я буду бегать по долошкам. – Вовочка вырвался от бабушки и побежал, не разбирая дороги, прямо по лужам к большой куче песка, оставленной во дворе то ли ремонтниками, то ли строителями.
Другая женщина даже не старалась удержать идущего рядом с ней мальчишку, только крикнула ему:
– Юрочка, осторожней, не поскользнись!
Юрочка бегом направился к той же песчаной куче, прокричав на бегу:
– Дай мне фолмочки! Я буду иглать!
Обнаружив у песка своего ровесника с лопаткой, Юрочка решил с ним познакомиться:
– Меня зовут Юла! А тебя как?
– А меня Вова, – проворчал себе под нос мальчишка, недовольный появлением ещё одного претендента на песчаное изобилие, которое Вова считал уже своим.
– Вова, а давай ты будешь глузить фолмочки песком, а я буду делать куличики.
– Нет, сам делай, – ответил Вова, даже не посмотрев в Юрину сторону. – Я буду стлоить башню, понял?
Обе женщины подошли к своим подопечным.
– Здравствуйте! – первой заговорила бабушка Вовы. – Меня зовут Виктория Александровна, а это мой внук Вова.
– Здравствуйте! – ответила вторая. – А меня зовут Анна Николаевна, я у Матюшиных веду хозяйство.
– То есть вы домработница, я правильно поняла?
– Пусть будет так, если вам так больше нравится, – обиженным голосом ответила Анна Николаевна.
– Не обижайтесь, прошу вас. – Виктория Александровна примирительно улыбнулась. – Ничего обидного в этом слове нет, наоборот, это очень почётная профессия. Я, если бы была в правительстве, даже учредила бы почётное звание для людей этой профессии.
– Видите, как вы правильно думаете, – немного ожила Анна Николаевна, но сразу же помрачнела. – Вот если бы так считала моя хозяйка! А то и обеды, завтраки, ужины приготовь, и квартиру всю убери (а в ней четыре комнаты, да кухня, да ванная, да туалет), пыль везде протри, да проветри, да три раза надо гулять с этим сорванцом, а даже спасибо не дождёшься. Вечные придирки: то посуду неправильно вымыла, то сервант якобы в пыли. И каждый день мне напоминает, что вытащила меня в столицу, что она теперь в элитном обществе вращается, а я как была неумёха, так ничему и не научилась. Обидно.
– Да, очень обидно, когда твой труд не ценят да ещё и унижают на каждом шагу, – посочувствовала Виктория Александровна. – А вы давно здесь?
– Да нет, меньше года. Отца Юркиного, Кирилла Сергеевича, перевели в Москву из Иркутска. Здесь он стал начальником управления в министерстве, а жёнушка его, Клавка, совсем нос задрала: видите ли, в высшее общество попала. А сама ни дня не работала, а до замужества коровам хвосты крутила в колхозе, а теперь, вишь, из грязи в князи. И меня тоже оттуда сорвали: в столице, мол, будешь жить. А что толку от этой столицы? Я здесь света белого не вижу, там лучше было.
– Не расстраивайтесь, Анна Николаевна, всё наладится. – Виктория Александровна посмотрела на собеседницу. – А мы вот здесь два года уже. Сын мой, Павел, получил здесь двухкомнатную квартиру, а жена его, Татьяна, уговорила вызвать меня, чтобы, значит, пожила я с ними да за ребёнком посмотрела. Они же целый день на работе, а мальчишку в детский сад Таня не хочет отдавать, говорит, что нет ничего лучше домашнего воспитания.
– А кем работает ваш Павел?
– Да инженер он, на заводе работает, а Таня акушеркой в роддоме.
– А как же он смог получить квартиру в этом доме, когда здесь сплошь одни начальники да академики?
– Не знаю, Анна Николаевна, я не спрашивала. Дали и дали, они наконец выбрались из подвала на Самотёке, хоть теперь в нормальных условиях живут.
– Ой, заболтались мы, ты смотри, смотри, что делается! – закричала Анна Николаевна, увидев, что Вовочка лопаткой кидал песок в Юрочку, а тот, вместо того чтобы отойти, бросал в него формочки.
Оба бутуза были извлечены из песчаной кучи, наскоро очищены от песка и отведены домой.
Вот так познакомились двое мальчиков, живущих в большом доме на Ленинском проспекте. После этой встречи Виктория Александровна и Анна Николаевна часто выводили погулять во двор Вову Герасимова и Юру Матюшина, и, пока мальчишки гоняли по двору, женщины обсуждали текущее состояние дел.
Выяснилось, что Павел Герасимов действительно работает на заводе инженером, только завод этот не совсем простой, а секретный и Павел Фёдорович там не просто инженер, а заместитель главного конструктора. Ну а Кирилл Сергеевич Матюшин трудится на своём посту добросовестно, буквально пашет с утра до вечера, и прошёл слушок, что якобы недалёк тот день, когда назначат Кирилла Сергеевича заместителем министра. А жена его Клавдия, вместо того чтобы радоваться за мужа, всё пилит своего благоверного: мол, женат он на работе, а не на ней, Клавдии, поздно приходит, усталый ложится в кровать и дрыхнет как убитый до утра, а утром быстренько собирается, и нет его снова до позднего вечера.
– Я как-то намекнула Клавке, что с мужем нельзя так разговаривать, – делая большие глаза, тихонечко говорила Анна Николаевна, – да куда там! Она только цыкнула на меня. Не лезь, говорит, куда не просят, за собой смотри, опять пыли на серванте с палец толщиной. И ничего не с палец, совсем немного было там пыли. А тут ещё моду взяла: как только муж за дверь, так она причепурится, глазки подведёт, губки красной помадой намажет – и шасть из дома! Говорит, ходит на какую-то лечебную физкультуру. Врёт всё! Чего там лечить, здоровая как лошадь, на ней пахать и пахать! Сдаётся мне, что завела она любовничка. Вот ведь какие дела у нас, Виктория Александровна!
Не только Анна Николаевна, но и подрастающий Юрка иногда из своей комнаты слышал громкий бас отца, требующего от мамы объяснений, где она «ошивается» и что это за лечебная физкультура, сколько она стоит и «на хрена ей, здоровой бабе, это лечение». «Ты без толку тратишь мои деньги, слышишь, мои, на какую-то хрень. Ты забыла, кто тебя из твоего говна вытащил, кто тебя в люди вывел?! Это ты сейчас строишь из себя министершу, а вспомни, кем ты была в этой дыре», – гремел возмущённый голос. Мама отвечала ему что-то (через стенку не слышно), а отец снова громыхал на всю квартиру: «Ах, тренеры там хорошие! Сама подумай, что ты несёшь. Ты там любовника завела, вот что! Тратишь мои деньги на него!» Потом всё успокаивалось. Иногда после подобных разговоров спустя некоторое время из комнаты родителей раздавались слабые женские стоны. Что там в это время происходило, Юрка понял позже, когда был в шестом классе.
С наступлением летних дней семейство Матюшиных переехало на министерскую дачу в подмосковное Бекасово, а Герасимовы на семейном совете решили, что отправят сына на два месяца на море, в Анапу. Один месяц с ним будет Виктория Александровна, а потом приедет Татьяна. Конечно, Татьяна поинтересовалась, когда у мужа будет отпуск, но, получив ответ, что он не знает, потому что надо сначала сдать госзаказ, спорить не стала, махнула рукой и все надежды по части присмотра за сыном возложила на бабушку.
Мальчики Вовка и Юрка сдружились, часто встречались, а иногда, особенно в дождливые или морозные дни, ходили друг к другу в гости. Предпочтение отдавалось Юркиной квартире, несмотря на ворчание Анны Николаевны, поскольку там был простор, там были заграничные игрушки, там в одной из комнат можно было поиграть в импровизированный футбол, а также включить фильмоскоп, посмотреть диафильмы. Больше того, можно было запустить кинопроектор и посмотреть настоящее кино, например «Пёс Барбос и необычный кросс». Про телевизор и говорить нечего. Такой роскошной аппаратуры у Герасимовых не было. Зато у них была весьма обширная библиотека, которую собирал ещё отец Павла, Фёдор Витальевич, а сын продолжил эту семейную традицию. В высоких, до потолка, книжных шкафах можно было найти детскую литературу, классиков, современных авторов и, конечно, сочинения Ленина – Сталина.
Когда пришло время идти в школу, Юрка с Вовкой оказались в одной школе, специальной, с углублённым изучением английского языка. Больше того, они попали в один класс. Примерно к пятому классу мальчики стали проявлять разные наклонности к изучению предметов. Так, Вовку больше всего интересовали физика и математика, а Юрка увлекался историей Древнего мира и английским языком. Ребята по-прежнему дружили, вместе делали уроки, вместе гоняли по двору в свободное время.
Но в седьмом классе этой безоблачной дружбе пришёл конец. Мальчишки подрались из-за того, что им обоим понравилась одна и та же девочка, Катя Калинина. Сказать правду, Катя даже не догадывалась, что у неё появились такие поклонники, а Юркины попытки проводить Катю после школы домой неожиданно были пресечены Вовкой, который не мудрствуя лукаво просто оттащил друга от Кати да ещё и порвал ему красивую импортную куртку. Драка вышла серьёзной, с расквашенными носами и фингалами под глазами. Приятели месяца три не разговаривали, но потом был заключён мир и возобновлена дружба. Тем более что семья Кати тем временем переехала в другой район Москвы.
Несмотря на то что мальчишки, как им казалось, забыли про драку, прежних отношений между ними уже не было. Видимо, разрушилось что-то, что восстановлению уже не подлежало. Вовка предпочитал сидеть дома и изучать математику сверх школьной программы, ну а Юрка стал учиться на троечки, для проформы, чтобы не расстраивать отца, а в свободное время бегал в кино или на дискотеку. А ближе к десятому классу Вовка начал замечать, что Юрка становился каким-то двуличным. В глаза он говорил ребятам одно, а за глаза, когда никто из предыдущих собеседников его не слышал, говорил о них гадости. Постепенно в классе стали его сторониться, какие-либо разговоры при нём утихали и возобновлялись только в Юркино отсутствие. Вовка пытался поговорить с ним на эту тему, но Юрка только рукой махнул и сообщил ему, куда должны пойти «эти недоумки».
Во втором полугодии десятого класса у Юрика появился личный автомобиль. Кто-то ахнул, кто-то отвёл глаза, сделав вид, что ничего не произошло, когда Юра лихо затормозил у входа в школу и вошёл в класс, покручивая на указательном пальце ключи от авто. Весь его торжествующий вид говорил: «Ну что, съели? Утёрлись, кретины? Теперь вам понятно, кто такой Юра Матюшин?» Хотя от дома до школы было недалеко, Юра упорно ездил туда на своей машине. Однажды, пока Юрка парковался, рядом собралась небольшая стайка одноклассников и одна из девчонок звонко, на весь школьный двор, произнесла:
– Слышь, Юрок, а в булочную ты тоже на машине ездишь?
Дружный смех окружающих был ответом на эту реплику. Юрка же не сказал ничего, только гордо задрал нос и торжественно прошествовал мимо толпы насмешников.
В тот же год в семье Герасимовых произошло печальное событие: умерла бабушка Виктория Александровна. Володя ходил сам не свой, тяжело перенёс похороны, пришёл в себя только спустя неделю. Получалось так, что со смертью бабушки ушли и его детство, и его юность, ушли в те края, откуда возврата не бывает.
Примерно в это же время Кирилл Сергеевич объявил Анне Николаевне, что его семейство в её услугах больше не нуждается и она может вернуться домой, в Иркутск.
Опешившая от такой новости старушка плюхнулась на стул и схватилась за сердце:
– Как это больше не нужна? А как же я жить буду? На что? Мне же пенсию за пятнадцатилетнюю работу на вас никто платить не будет! Я же сына вашего вырастила, за вами ходила, а вы вот так выгоняете на улицу, пошла вон, старая кляча!
По щекам Анны Николаевны потекли слёзы, она всё никак не могла поверить, что с ней на старости лет обойдутся столь жестоко.
В разговор вмешалась Клавдия:
– Ты чего тут мокроту развела, а? Мы тебе деньги платили? Платили! Платили ровно столько, сколько договаривались. Задержек не было. А сейчас всё, Юрочка вырос, а ты состарилась, тебе на отдых пора, – визгливым голосом рыночной торговки выговаривала она плачущей Анне Николаевне. – Вот тебе подъёмные, вот билет. И завтра же чтобы тебя тут не было!
Разговор этот происходил в присутствии Юры. Он по молодости лет не до конца понял весь трагизм этой безобразной сцены, но след в его сердце остался. Остался на всю жизнь. А со временем Юра сделал для себя вывод: он самый любимый, самый главный в жизни, если ему что-то нужно, это надо достать, купить, отобрать, невзирая на то что другие заплатят за это деньгами, здоровьем или даже жизнью.
Наступил светлый и тёплый июнь, прошли выпускные экзамены в школе, отгремел выпускной вечер. Юра и Володя превратились в высоких, стройных и красивых молодых людей. Пора было выбирать свою дорогу в жизни. У Володи никаких сомнений по этому поводу не было: он идёт в технический вуз. Учитывая своё увлечение математикой и физикой, решил поступать в МИФИ. Сообщил об этом родителям и получил их согласие. Правда, мама робко спросила, не хочет ли он пойти в медицинский, но Володя ответил, что его душа к этой профессии не лежит. Вступительные экзамены в МИФИ проводились в июле, времени было мало, поэтому Володя Герасимов сразу после выпускного засел за учебники.
Юра Матюшин не имел никакого желания готовиться к экзаменам, более того, он решил, что ему пора как следует отдохнуть. Всё-таки школу окончил, надо расслабиться. Для расслабухи предполагалось посещение ресторанов, баров и прочих заведений аналогичного типа, благо в деньгах у него недостатка не было: папа в связи с окончанием школы щедро вознаградил сына. Правда, судьба распорядилась так, что веселуха закончилась, толком не успев начаться.
В один из летних вечеров Юра появился в ресторане «Будапешт», где познакомился с очень симпатичной девушкой. Они сидели за столиком и болтали, когда к ним подошёл шкафообразный парень и заявил, что эта девушка – его невеста. В следующий момент Юра был извлечён из-за стола и уже на улице получил удар по темечку. Дальше была пустота и чернота.
Когда Юра очнулся, он увидел склонившихся над ним двух мужчин. Один из них был его отец, другой представился майором милиции. Само собой, деньги у Юры пропали все до копеечки.
На следующий день был серьёзный разговор с отцом, ради этого Кирилл Сергеевич даже не поехал на работу.
– Что ты думаешь делать дальше? – сурово спросил Кирилл Сергеевич своего отпрыска.
– Не знаю – таков был ответ.
– Зато я знаю! – Кирилл Сергеевич повысил голос. – Ты пойдёшь учиться.
– Да кто меня возьмёт, я же троечник!
– Возьмут, уверяю тебя, возьмут! – Матюшин-старший сурово посмотрел на Юрку. – Я об этом позабочусь! А ты будешь учиться. И не дай бог, покинешь стены института без диплома!
Тогда я тебя выгоню на улицу, а дорога в эту квартиру тебе будет заказана! Ясно? Я не шучу!
Юрик вздохнул. Да, отец не шутит. Он сделает это, даже бровью не поведёт. В Юриной памяти неожиданно возникла плачущая Анна Николаевна, а рядом с ней каменное лицо отца. Да, он не шутит.
– Ну, если ты всё можешь, тогда я хочу учиться в Институте международных отношений. Это же так здорово – быть членом дипломатического корпуса!
– Пойдёшь туда, куда я скажу. Тоже мне член! Корпуса! Прыщ на ровном месте! Размечтался! Пойдёшь в технический вуз, приличный, закончишь его. Потом я устрою тебя в какой-нибудь Внешторг. Куда, кстати, поступает Володя?
– Он говорит, что хочет в МИФИ.
– Вот и отлично, и ты туда же пойдёшь. Я хорошо знаю ректора этого института.
– Папа! – закричал Юра. – Не надо, я не хочу, я не буду, это скучно!
– Я всё сказал. Ты сделаешь, как я сказал! Иначе… – Кирилл Сергеевич показал на дверь.
– Хорошо, папа, сделаю, – обречённо ответил Юра.
Так оба приятеля стали студентами МИФИ. Самое смешное, что они снова, как и в школе, оказались в одной группе. Хоть они и оставались друзьями и знали друг друга давно, с нежного возраста, с четырёх лет, с той кучи песка, где они впервые встретились, они уже были совершенно разными людьми, с разными взглядами на жизнь, с разным отношением к окружающим, каждый имел своё особое мировоззрение.
Глава 5
Визит
Омар Хайям
- Бог есть, и всё есть Бог! Вот средоточье знанья,
- Почерпнутого мной из Книги мирозданья.
- Сиянье Истины увидел сердцем я,
- И мрак безбожия сгорел до основанья.
Начало двадцатых годов двадцать первого века Скорый поезд Москва – Екатеринбург
– Я вас не утомила столь длинным рассказом о двух наших героях? – Светлана Александровна с улыбкой посмотрела на Георгия.
– Нет-нет, что вы, Светлана, это очень интересно, хотя следует признать, что в нашем городе миллионы таких Владимиров и тем более таких Юр. Достаточно типичный путь для подавляющего большинства школьников семидесятых, студентов восьмидесятых.
– Вы правы, Георгий, жизненный путь действительно типичный для многих молодых людей того времени, но я вам рассказала это совсем не для того, чтобы сделать такой банальный вывод.
– А тогда зачем? – удивился Георгий.
– Вы знаете, меня чрезвычайно занимает тема предательства. Предательство интересно своей коварностью и последующей расплатой. Родился человек, воспитывался в интеллигентной семье, в детстве ему читали Пушкина и Лермонтова, в школе рассказывали славную историю нашей великой родины. Казалось, что он вырастет правильным парнем, будет готов делать что-то полезное для общества, а если придётся, то и встать на защиту страны, города, семьи, своих родителей. Ан нет! Он, получивший блестящее образование за счёт государства и занимающий очень ответственную должность, начинает продавать и предавать всё и всех. Почему? Почему он так поступил? Где мотивы его преступления, о чём он думал, когда шёл на такое?
– Да, это действительно интересный вопрос. – Георгий отодвинул оконную шторку.
Уже наступил вечер, было темно, поезд быстро поглощал километры дороги, проложенной среди густых лесов. Прошло немного времени, и вдруг в окно вагона из-за неровной кромки леса заглянула полная луна, осветила своим мертвенным голубоватым сиянием купе и зависла в окне, как ночник над кроватью в спальне. Лунный свет изменил все окружающие предметы до неузнаваемости, а облик Светланы Александровны неожиданно стал совершенно другим. Георгий с изумлением, близким к помешательству, во все глаза смотрел на свою попутчицу и ничего не понимал.
Напротив Георгия сидела молодая красивая женщина с нежным овалом лица, правильными чертами, великолепной причёской и прелестными маленькими ямочками на щеках. Лунные блики путались в волосах красавицы, озаряли её очаровательную головку, отчего казалось, что вокруг неё светится голубоватый нимб. Брошь на блузке Светланы стала переливаться всеми цветами радуги, иногда вспыхивая красивыми золотыми огоньками, как искры костра, а женщина смотрела на Георгия уже не карими, а огромными синими глазами.
Георгий с ужасом смотрел на перемены, произошедшие с попутчицей, найти им какое-то разумное объяснение не смог и подумал, что он сошёл с ума. У него в голове роились нехорошие мысли, он испугался, испугался по-настоящему. Так бывает, когда человек сталкивается с чем-то необъяснимым, непонятным, неподвластным его разуму. Инстинктивно Георгий стал потихоньку перемещаться к выходу из купе.
– Георгий Николаевич, а вы куда? Разве мы с вами не продолжим нашу беседу?
Голос Светланы немного привёл его в чувство, поскольку остался прежним – чётким и мелодичным.
– Мне показалось, что вы испугались меня, – продолжала Светлана. – Да нет, не показалось, вы и сейчас бледны и с опаской смотрите на меня.
– Светлана, всё в порядке, просто меня немного укачало, а сейчас уже всё прошло. И прошу вас, давайте продолжим нашу беседу.
Луна по-прежнему висела в окне как прибитая гвоздями, освещая новый великолепный облик Светланы.
– Да, так вот, я о предательстве. Этот отвратительный порок сопровождал всю историю человечества и приводил иногда к войнам с тысячами жертв, иногда к крушению государств и империй. Самое страшное предательство совершил Иуда Искариот, который, будучи одним из ближайших учеников Христа, продал своего Божественного Учителя за тридцать сребреников, обрёк на распятие. Что руководило Иудой, когда он поцеловал Христа и тем самым указал на НЕГО стражникам первосвященников, чтобы они схватили ЕГО?
– Конечно, мне хорошо известна эта евангельская история, но какое отношение она имеет к тем событиям, о которых вы рассказываете? – спросил Георгий.
– Самое непосредственное. – Светлана посмотрела Георгию прямо в глаза, ему же показалось, что она обожгла его каким-то невидимым огнём. – Когда человек рождается на свет, его душа чиста и непорочна. А потом эти непорочные души коверкают, им внушают гадости, подталкивают их к греховным поступкам. Не всегда получается испоганить душу человека. Но уж если получилось, то в человека немедленно вселяется тот, кто руководит его дальнейшей жизнью. Так и вышло у одного из этих мальчиков из интеллигентных семей.
– Светлана, а кто же этот негодяй, что коверкает чистые души детей?
– А разве вы не поняли? Это те, кто окружает невинных детей, в первую очередь родители, вставшие на путь греха.
– А кто же в них вселяется?
– Вселяется тот, кто коварно соблазняет души людей якобы богатством, удовольствиями, развлечениями, а потом забирает их и превращает в своих слуг, слуг дьявола. Перечитайте внимательно историю предательства Иуды Искариота. Там даны исчерпывающие ответы. Все истории предательств на протяжении существования человечества похожи как две капли воды на историю предательства Иуды. Это люди с больной душой, забывшие Христовы заповеди, вставшие на путь стяжательства, сребролюбия и продажности. Но конец у них всегда один. Бесславный.
В это время луна снова ушла за кромку леса, лунный свет погас – и всё вокруг стало обычным, приобрело прежние краски. А перед Георгием Николаевичем снова сидела эффектная дама, на первый взгляд далеко позади оставившая бальзаковский возраст, с уже знакомыми чертами лица и большими карими глазами.
– Светлана Николаевна, это вы? – вырвалось у Георгия.
Она рассмеялась:
– Что с вами, Георгий, я это, я! Вы на меня смотрите так удивлённо и восхищённо, как будто я только что прилетела с Луны.
– Вы правы, именно оттуда! Светлана, – Георгий перешёл на шёпот, – скажи мне правду, что сейчас было? Я же в своём уме, и мне не могло это привидеться. Кроме того, клянусь, я не спал!
– Какой вы любопытный, однако. – Она насмешливо и, как показалось Георгию, с некоторым превосходством смотрела на него. – Но вам скажу. ОН захотел посмотреть на вас.
– ОН – это Создатель мира?
– Да, это так.
– И-и-и… что? Каков результат?
– Это никому не известно. Просто дальше вы всё поймёте сами. Так мне рассказывать или мы будем спать?
– Спать? Ни в коем случае! Я со всей внимательностью слушаю вас, это же всё просто невероятно интересно.
– Не торопитесь, уважаемый! Ну что же, продолжим наш рассказ.
Глава 6
Юркина любовь
Омар Хайям
- Я пришел к мудрецу и спросил у него:
- «Что такое любовь?» Он сказал: «Ничего» —
- «Но, я знаю, написано множество книг.
- Вечность – пишут одни, а другие – что миг.
- То опалит огнём, то расплавит, как снег.
- Что такое любовь?» – «Это всё человек!»
- И тогда я взглянул ему прямо в лицо:
- «Как тебя мне понять? Ничего или всё?»
- Он сказал улыбнувшись: «Ты сам дал ответ!
- Ничего или всё! Середины здесь нет!»
Для Володи и Юры наступили студенческие времена. Оба изучали математику, физику, химию и множество других наук, что преподавались в серьёзном вузе с названием МИФИ. Правда, отношение к учёбе у друзей было разное. Если Володя учился упорно, старался узнать больше, чем рассказывали на лекциях, практически всё свободное время посвящал дополнительному образованию, просиживая часами в институтской библиотеке, то Юра с грехом пополам тащился от семестра к семестру, экзамены сдавал в лучшем случае на тройки, а часы досуга предпочитал проводить в различных заведениях от дискотек до ресторанов, благо в деньгах отец ему не отказывал.
Юрик обзавёлся весьма подозрительными новыми знакомцами, с которыми он иногда встречался днём у проходной института. Они всегда отходили в сторонку, передавали друг другу какие-то свёртки, сначала шептались между собой, а потом гоготали на всю улицу. Как-то вечером во дворе Вовка увидел приятеля под ручку с какой-то размалёванной девицей в мини-юбке. Юра сделал вид, что он незнаком с ним, обнял спутницу немного ниже талии, отвернулся и вошёл с ней в свой подъезд.
Тем не менее, несмотря на такую весёлую жизнь, Юрик продолжал учиться. У Володи было подозрение, что положительные результаты экзаменов обеспечивались протекцией ректора института по просьбе влиятельного заместителя министра Кирилла Сергеевича Матюшина, но значения этому Володя не придавал, считая, что не стоит ему влезать в чужие дела. Да и зачем это делать, если тот же Юрка никогда не скажет ему ничего по поводу отношений его отца и ректора института.
Время шло, друзья перешли на четвёртый курс, и тут случилось нечто из ряда вон выходящее. Юра влюбился. Влюбился, как он сказал Володе, по-настоящему, по его же собственному признанию, жизни без неё он не представлял, она занимала теперь все его помыслы и всё свободное время.
– Юра, а ты здоров? – грубовато спросил приятеля Володя после его неожиданной исповеди.
– Иди ты знаешь куда! – Юра обиженно помолчал. – Вот и доверь свою тайну другу, а он тебя смешает с пищей для воробьёв.
– Юра, прости меня, пожалуйста, я даже предположить не мог, что с тобой это случится. У тебя же были какие-то романы до этого.
– Слушай, брось! Какие ещё романы! Так, познакомились, перепихнулись, разбежались. А это совсем другое! Я сам не ожидал, что так может быть! Вова, ты же не представляешь, что такое любовь!
– А что это такое? – наивно спросил Володя, у которого пока что ни с кем серьёзных отношений не было.
– Это когда ты всё время думаешь о ней, когда ты и часа не можешь провести отдельно от неё, когда она для тебя всё: и твоя жизнь, и твоя судьба.
Вовка был потрясён: он никак не ожидал услышать от друга, которого считал циником, таких слов о любви, жизни, судьбе. «Здорово же он вляпался, ещё, чего доброго, стихи начнёт писать», – подумал Вова, правда, потом решил, что никаких стихов от Юрки он не дождётся, потому что ещё в школе на уроках литературы при чтении стихов тот попросту засыпал. А вслух спросил:
– Так кто же она, открой тайну, скажи хоть, как зовут.
– У неё удивительное и нежное имя – Наташа, – ответил Юра, посмотрел на часы и сказал: – Мне пора, заболтался я тут с тобой.
И тут Володя вспомнил, кто такая эта Наташа.
Недели две назад, в воскресенье, они с Юркой сидели на лавочке во дворе. Было солнечное утро, свежий воздух, ещё не испорченный интенсивным движением автомобилей по проспекту, приятно обдувал лицо, навевал хорошие мысли. Например, пойти в кино в этот воскресный день. Почему нет?
Вовка толкнул друга в бок локтем:
– Слышь, пойдём в кинишко, там сейчас идёт «Маленькая Вера». Говорят, обалденный фильм.
Юрка зевнул и потянулся.
– Давай. Делать всё равно нечего. Только хрен мы туда попадём! Там билеты за месяц продаются.
– Давай ты отца попросишь, а? Ну не часто мы его о чём-то таком просим.
– Ладно, попросим. Тогда надо идти домой, а то его сейчас могут вызвать куда-нибудь.
Друзья не успели подняться со скамейки, как у соседнего подъезда затормозил грузовичок, из кузова которого выпрыгнули двое парней в комбинезонах и начали разгружать автомобиль.
– Во, кто-то приехал, – равнодушно произнёс Юра. – Интересно куда? Пойду узнаю.
– Юр, а как же кино?
– Только спрошу, и пойдём к отцу.
В это время из кабины грузовичка вышла девушка. Володя остался на лавочке и смотрел на происходящее издалека. Вот Юрка подошёл к машине, потом к девушке, они о чём-то довольно долго разговаривали, и, к полному Вовкиному недоумению, его друг вдруг стал помогать выгружать вещи! Володя не верил своим глазам. Юрка, которого нельзя было заставить вынести ведро с мусором, который устраивал либо скандал по этому поводу, либо притворялся тяжелобольным, вдруг вцепился в огромный тяжёлый диван и, пыхтя, пытался затащить его в подъезд. От удивления Володя не усидел на месте и подошёл ближе, чтобы разглядеть девушку. Так, ничего особенного. Среднего росточка, блузочка, брючки, личико кругленькое с пухлыми щёчками, курносый носик, большие серые глаза, смешной хвостик сзади, видимо символизирующий причёску. Но вот глаза! Её глаза почему-то завораживали с первого взгляда. «Со стрелками», – почему-то подумал про себя Володя, не находя объяснения столь вольной характеристике женского «зеркала души».
Володя окликнул приятеля:
– Юра, так мы идём или не идём?
Пыхтя под тяжеленным диваном, Юра пробормотал:
– Не сегодня, видишь, я занят.
– А, давай таскай. Я пошёл физику атомного ядра почитаю, а то скоро экзамен.
– Да-да, проваливай, не мешай, – сдавленным от напряжения голосом ответил Юра.
А спустя некоторое время Юра в разговоре с Володей признался во внезапно вспыхнувшей любви.
– Ты бы познакомил друга со своей пассией, рассказал бы, кто она, чем занимается, – укоризненно выговаривал Володя Юрке.
– Обязательно познакомлю. Её зовут Наташа. А знаешь, кто у неё отец? – Юра перешёл на шёпот и сделал большие глаза. – Секретарь райкома КПСС нашего района!
Володя воспринял эту новость совершенно спокойно:
– И что из этого следует? В стране перестройка идёт, открыто говорят об отмене руководящей и направляющей роли партии, а если вдруг отменят, так он из большого партийного бонзы превратится просто в функционера.
– Много ты понимаешь! – Юрка назидательно посмотрел на приятеля. – Связи и реальная власть у него останутся, так что это очень нужное для меня знакомство.
– Давай развивай своё знакомство! А ты, никак, жениться на Наташке собрался, а? Ну-ка, колись, не отлынивай, когда свадьба, а?
– Да нет, какая там женитьба! Там в семье всё строго, мы даже толком ещё и не целовались. – Тут Юрка погасил улыбку на лице и очень серьёзно посмотрел на Вову. – А вот в гости я тебя приглашаю, мы собираемся у них на майские праздники. Будут мои родители, её родители, тебя жду. Посидим, познакомимся поближе, а ты мне там очень нужен.
– Это у тебя получается что-то типа смотрин, так? – Вовка усмехнулся. – А я-то там тебе зачем? Штаны поддерживать?
– Опять издеваешься. – Юрик сделал обиженное лицо. – Говорю, нужен, значит, нужен! Ты на всё это посмотришь своими глазами, подумаешь своими правильными мозгами, а потом расскажешь о своих впечатлениях. Я не хочу попасть как кур в ощип.
– Так ты её любишь, как ты говорил, без памяти или рассчитываешь, как взять побольше приданого? Одно с другим, по-моему, не вяжется.
– Вот затем ты мне и нужен, понял? – Юрка сделал большие глаза. – Я, может, хочу поймать двух зайцев сразу!
– Смотри, как бы ты не остался с пустыми руками, ловец зайцев. – Тут Володя увидел, что Юрик опять надулся и, похоже, хочет сказать ему какую-то гадость. – Да не обижайся ты, приду, обязательно буду, всё тебе потом расскажу.
– Спасибо, хоть здесь пошёл мне навстречу, – проворчал Юрка.
Володя только рукой махнул.
Собирались второго мая, во второй половине дня. Гостей встречал Наташин отец Виктор Константинович – высокий, стройный, широкоплечий мужчина с красивым мужественным лицом, которое немного портил шрам от уха до подбородка. Наташина мама, симпатичная худенькая улыбчивая женщина, представившаяся как Валентина, приглашала гостей пройти в комнату и спрашивала, какой аперитив они предпочитают. Стол был накрыт роскошный. Это не важно, что в магазинах ничего, кроме консервов, не было, а водку продавали по талонам и за ней стояли дикие очереди, зато у обоих глав семейств был доступ в спецраспределитель, что в ГУМе на третьем этаже. Там наличествовало всё, и даже больше, чем всё.
У Володи было достаточно времени, чтобы присмотреться к Наташе. Чем дольше он за ней наблюдал, тем больше эта девушка ему нравилась. Она легко подхватывала любую тему разговора, умела обаять собеседника своим интеллектом, иногда звонко, как колокольчик, смеялась, иногда становилась серьёзной, когда доказывала свою правоту. «Какая она солнечная, лёгкая, – подумал про себя Вовка. – Наверное, повезло Юрке».
Через некоторое время все перезнакомились друг с другом и расположились за столом. Прозвучали поздравления с праздником, подняли первые тосты. Алкоголь снял первоначальную скованность, стали общаться свободней, всё чаще и чаще слышался колокольчик звонкого смеха Наташи. Виктор Константинович предложил тост за Юру и Наташу, кто-то из гостей пожелал им счастья. Но на замечание, что водка, мол, горчит, Виктор Константинович резко ответил, что про это ещё рано думать.
– Пусть они пока в девках походят, чувства свои проверят. Да и Юре надо институт окончить, диплом получить. Верно говорю? – спросил он, обращаясь к Кириллу Сергеевичу.
– Да, правильно! – Кирилл Сергеевич опрокинул в себя рюмку водки. – Молодёжь надо учить, воспитывать и держать в руках. А то по нынешним временам так разболтаются, что ничем хорошим это не кончится. А где учится Наташа?