Лето вёльвы бесплатное чтение

Пролог

Лето только-только началось. Первые дни июня, словно желая уравновесить прохладный май, выдались на редкость тёплыми. Игривый ветерок шелестел листьями яблони, то и дело обрывая опадающие лепестки. Дерево было старым, но крепким и раскидистым. Ветви почти касались бревенчатой стены. Иногда даже могло показаться, что яблоня стремиться погладить стоящий рядом дом. А может, так оно и было. Кто знает мысли старого дерева? Разве что хозяин этого дома – странный беловолосый старик с необычным именем Волимир, о котором все говорили, что он колдун.

Бойкая ребятня, припоминая недавно вышедшую на экраны вторую часть «Властелина колец»1, иногда спрашивала загадочного деда, не Гэндальф ли он. Тот добродушно отрицал свою принадлежность к фэнтезийным Истари, но наиболее назойливым сообщал по секрету, что может познакомить их с Сауроном или же пригласить в гости назгула. Обычно этого хватало, чтобы впечатлительных мальчишек и девчонок, словно ветром сдувало.

Взрослые были куда осторожнее. Вежливо раскланивались при встрече, но старались лишний раз не попадаться на глаза загадочному старику. Многие его даже побаивались. Особенно те, кто успел сделать какую-то гадость лично ему, лесу за околицей или кому-то беззащитному. Впрочем, находились и такие, кто шёл к беловолосому с просьбами. Все отлично знали, что делать это следует действительно по серьёзным вопросам, со всем уважением и подарками, чтобы дед не свёл недовольно брови и не спустил незваного гостя с крыльца. А в свои непонятные годы он был достаточно крепок, чтобы легко справиться даже с молодыми парнями.

Но сейчас во дворе дома Волимира было тихо. Внимательный наблюдатель заметил бы, что и большое село как-то странно замерло. Хотя ещё вчера оно гудело от потянувшихся из Москвы дачников, спешивших к своим загородным фазендам. Удивительная тишина и спокойствие накрыло всю округу. В ближайшее время беловолосый дед не хотел видеть никого постороннего. А его желания обычно исполнялись словно бы сами собой.

Всё внимание Волимира было занято приездом внучки, которую он видел лишь пару раз за все её одиннадцать с половиной лет жизни. Да и можно ли считать те разы? Внучка тогда была совсем крохой, и вряд ли его запомнила. По-сути, им обоим предстояло сейчас первое настоящее знакомство.

Глава 1. Маленькая вёльва

Очередной нежно-розовый лепесток невесомо спланировал на макушку девочки. Он запутался в распущенных льняных прядках, да так и повис цветным украшением на очень светлых, почти белых волосах. Но девочка не обратила на это внимание. Её тонкие пальчики цепко держались за край бочки, словно пытаясь удержать ту на месте.

Резервуар для сбора дождевой воды был большим и широким. При желании в нём можно было легко искупаться. Стенки возвышались над землёй больше чем на метр, доходя довольно высокой девочке до середины груди. Обильные майские дожди наполнили бочку почти на две трети. В гладком зеркале воды отражалось летнее синее небо с редкими пушистыми облаками, краешек стены и плавно колышущаяся ветвь яблони.

Светловолосая девчонка смотрела в глубину этой картины, словно зачарованная. Её тонкая фигурка застыла в напряжении. Большие фиалковые глаза вглядывались в каждую деталь, в каждый оттенок, в каждое движение. Для Снежаны эта картина обладала объёмом. Даже не так. Она имела эффект 7D погружения. В 2003 году большинство её сверстников о подобном могли разве что читать. А у Снежаны с рождения было своё 7D в голове. И эти картины буквально гипнотизировали девочку.

Цвета в глубине стоячей воды странным образом медленно перемешивались и двигались. Это напоминало вязкую, терпкую смолу, которая слегка пощипывала язык и ласкала кожу невидимыми прохладными прикосновениями травяных стебельков. Нос то и дело ловил запах неподвижной воды. Но он мгновенно расплывался тёмно-синими туманными волнами. Пробегала незаметная минута, и налетевший голубовато-серебристый ветерок врывался в сонное спокойствие вязкой воды. Он буквально взбивал во всём теле яркую молочно-белую пенку, которая вдобавок имела нежный розовато-яблочный привкус.

Снежана с рождения воспринимала окружающий мир не так, как остальные люди. Все её чувства перемешивались. Цвета обретали вкус и ощущались кожей. Прикосновения взрывали мозг фантастическими светопредставлениями, которые иногда дополнялись мелодиями и запахами. Звуки вспыхивали сложными картинами, часто оседая привкусом на губах. Преломляющийся свет воспринимался на ощупь кончиками пальцев, а порой и всем телом. Даже воспоминания обретали уникальную форму, объём и оттенок.

В детском саду девочке поставили диагноз «синестезия»2, и предложили терапевтическое лечение. Но родители отказались, а вскоре и вовсе забрали ребёнка из дошкольного учреждения. В школе повезло больше. Учителя с пониманием отнеслись к особенностям Снежаны. Тем более, что училась она лучше остальных детей в классе.

С одной стороны, высокая чувствительность к звукам и прикосновениям делали её молчаливой и замкнутой. Это постоянно приводило к сложностям в общении с окружающими. Но с другой стороны, природное любопытство влекло девочку к любой мелочи, кроме людей и некоторых шумных животных, которые её раздражали. Снежане было хорошо среди растений, старинных предметов и камней. Она могла часами зависать, глядя, как горит огонь и течёт вода, как в небе плывут облака, или стелятся по земле колышущиеся тени. Иногда её даже завораживали такие странные вещи, как самая обыкновенная помойка во дворе дома.

К великой радости Снежаны, родители ничего не пытались с этим сделать. Просто принимали дочь такой, какая она есть. Но порой им было очень сложно её понять, и это каждый раз огорчало девочку, а иногда даже приводило к тяжёлым мыслям о какой-то собственной неправильности.

Снежана иногда ловила на себе непонятные взгляды окружающих. Это не так ранило её, как непонимание собственных родителей, но тоже добавляло «монетку» в копилку замкнутости. Одни её сторонились, другие – удивлялись необычной, для ребёнка, рассудительности, а сверстники… Сверстники относились по-разному. Кто-то пытался издеваться. Некоторые пробовали подлизываться. Задиры порой получали в нос и отваливали, а то и перебегали во второй клан. Вот только с подлизами, как не крути, всё равно толком не складывалось. Так что в одиночестве девочка проводила намного больше времени, чем в коллективе. И как к этому относиться, она ещё и сама не понимала.

Минута шла за минутой. Эти условные песчинки воображаемых песочных часов замирали, и в голове Снежаны наступало блаженное состояние безвременья. Мыслей не было, и это тоже нравилось девочке, потому что приносило покой и умиротворение. Она продолжала смотреть в бочку с дождевой водой. В гладком зеркале отражалось её собственное миловидное личико с высокими скулами, маленьким носиком и тонкими чертами.

Очередной порыв ветра оказался достаточно сильным, чтобы по отражению пробежала рябь. В воду упал нежно-розовый лепесток. К зыбкой ряби добавились ещё и разбегающиеся во все стороны волны. Мир вокруг Снежаны внезапно ожил и пришёл в движение. Всё её тело словно бы потеряло твёрдость и превратилось в колышущуюся воду. Это приятно защекотало нервные окончания где-то глубоко под кожей. Но самое главное – мир вокруг тоже потерял жёсткую стабильность, превращаясь в изменчивое, текучее марево. Девочке казалось, что ещё немного, и она сможет лепить пространство, как пластилин. Но к её огорчению, пока что всё опять ограничилось только захватывающими ощущениями. Впрочем, эти ощущения она тоже любила и ценила.

Снежана не заметила, как к бочке приблизился пожилой мужчина. В её нынешнем состоянии она вообще мало на что обращала внимание. Движения его были мягкими и плавными, а шаги – бесшумными. Крепкие, отнюдь не старческие руки подчёркнуто медленным и осторожным жестом легли на край бочки. Короткая аккуратная бородка и густые волосы деда, собранные сзади в довольно длинный хвост, белели чистым снегом, но было заметно, что когда-то они имели точно такой же светло-льняной оттенок, как и у девочки. Его голова наклонилась. Он точно также заглянул в водяное зеркало. Поймал в отражении стоячий взгляд фиалковых глаз внучки, улыбнулся и ласково пропел мягким звучным баритоном:

– И что видит вёльва в зыбком мареве грядущего?

Снежана с трудом преодолела гипнотическое притяжение воды, перевела всё ещё мутный взгляд на деда, несколько раз моргнула. «Прямо как сова, которую вытащили на свет», – с умилением подумал Волимир.

– Я не вёльва, – с лёгкой обидой протянула девочка. – Они были старыми и мрачными.

Дед поднял руку и бережно убрал с юного, но уже очень серьёзного лица своей внучки льняную, или как сейчас модно говорить, платиновую прядку. Её глаза наконец-то окончательно прояснились и сфокусировались на дедушке.

– Ну, это лишь современные домыслы, – улыбнулся он. – Вёльвы были ведуньями.

– А разве не прорицательницами? – удивилась Снежана.

– Верно, – согласился Волимир.

– Тогда причём тут ведьмы? – продолжала недоумевать девочка. Вёльвы вроде только предсказывали, а не варили зелья.

– Я не сказал, что вёльвы были ведьмами, – мягко поправил её дед. – Я сказал, что они были ведуньями. Это разные вещи.

Снежана снова моргнула и склонила головку набок. Ей стало интересно.

– И в чём разница? – спросила она.

– Ведьма – ведает тайное, хранит секреты и знания, – чуть нараспев принялся пояснять дедушка своим сильным и красивым голосом. – Она хранительница всего заповедного: от лесов и природы, до знахарских искусств. А ведунья – водит и проводит. Она ходит между мирами, видит сокрытое, знает тайные тропы. Ведунья становится проводником особых сил. Может увести кого-то в неведомые дали или, наоборот, вывести назад даже с того света. Она способна видеть вне времени, прозревать прошлое и будущее, читать людские души, подмечать суть вещей, раскрывать их природу.

Снежана в очередной раз моргнула. Бархатистый и мягкий голос деда заворожил её, погружая в мир грёз, в котором разворачивались живые картины того, о чём он говорил. Девочка всерьёз задумалась над сказанным. Волимир не мешал внучке осмысливать новую информацию. Он никуда не спешил, терпеливо дожидаясь ответной реакции. Наконец Снежана благосклонно кивнула:

– Хорошо, ведуньи мне нравятся. Но причём тут я и вёльвы?

Дед тоже склонил голову набок, зеркально отражая позу внучки, улыбнулся и ответил:

– У них часто были светлые волосы, а глаза отливали льдистой голубизной. Но встречались и такие, чей взгляд наполняло сияние сирени или фиалок, как у тебя. Это самый редкий цвет глаз, таинственный и загадочный, как ведовство самих вёльв.

Девочка продолжала смотреть на дедушку. Про глаза – это, конечно, интересно. Но она и сама знала, что обладает крайне редким оттенком, который иногда встречается у людей с признаками альбиносов. Будь в её радужках хоть чуть-чуть меньше голубого пигмента, и ходить ей с жутковатыми розовыми или, кошмар, красными глазами. А так даже ничего – симпатично. По-крайней мере, ей самой нравилось.

– А ещё, их восприятие окружающего мира никогда не бывало обычным, – загадочно понизил голос Волимир. – Вёльвы видели всё вокруг более целым, подвижным, ярким, с множеством неочевидных связей.

Снежана наклонила голову на другой бок и уточнила:

– Это как едкая музыка с белёсыми вспышками или звонкий голубой ветер?

– Именно так, – подтвердил дед.

– Интересно…, – задумчиво прошептала девочка.

Её глаза опять затуманились, чёрные точки зрачков расширились, а фиалковые радужки потемнели, напомнив Волимиру аметисты. Дед ожидал именно такую реакцию. Это было хорошо знакомо старому ведуну. Выждав немного, чтобы внимание внучки погрузилось в воображаемые дали, он продолжил всё тем же завораживающим тоном:

– Древние легенды утверждают, что так видят мир Бог. А когда смертный человек получает такую способность, то он открывает внутри себя его частичку, и сам в какой-то мере становится Богом. Ну, или его проводником и служителем на Земле. Это уже кому как больше нравится.

– Я не хочу никому служить, – поморщилась Снежана, нехотя возвращаясь в реальность. – И пророчить не хочу. И водить кого-то куда-то – тоже. У всех ноги есть. Пусть сами ходят.

– Хорошо, – не стал спорить дедушка. – Пусть ходят сами. Это ты верно подметила про ноги. Хотя, одних ног не всегда хватает. Встречаются и такие дороги, на которых даже самые крепкие атлеты могут оказаться безногими калеками. Ну да бог с ними. Лучше расскажи, что же тогда ты хочешь? Что тебя интересует и захватывает сильнее всего?

– Я хочу изучать, – решительно ответила она. – Мне интересно наблюдать, делать открытия, разгадывать загадки.

Волимир вновь улыбнулся:

– Отлично! И это тоже служение. Познавать природу, открывать её законы, изобретать что-то новое, создавать технологии, которые будут менять мир – это и ещё множество другого. Служение имеет разные формы. Просто выбирай ту, что тебе больше всего нравится. А дальше следует запустить движение и начать изменение.

– А обязательно что-то менять? – насупилась девочка.

– А тебя всё устраивает? – вопросом на вопрос ответил дед.

– Нет, – помотала головой Снежана. – Но мне не очень хочется делать что-то для других.

– Тогда делай для себя.

Дедушка хитро подмигнул внучке и наклонил голову в другую сторону, от чего его белые волосы свесились через плечо пушистым лисьим хвостом.

– Даже если ты будешь открывать тайны этого мира для себя, у тебя наверняка появится что-то интересное, что можно передать другим в обмен на те же деньги. Или возьмём науку. Чтобы вести исследования, нужна лаборатория со сложным оборудованием и разными специалистами. Быть универсалом тяжело и порой скучно. Значит, ты входишь в коллектив учёных, которые делают какие-то открытия, разрабатывают новые теории, модели или технологии. И уже это движет мир, меняя в нём жизнь. Знаешь одну шутку про науку?

Девочка медленно покачала головой:

– Что такое наука? – мягко и вкрадчиво спросил Волимир, и тут же сам ответил: – Наука – это способ за государственный или корпоративный счёт удовлетворить своё любопытство.

Снежана осторожно улыбнулась. Шутка показалась ей забавной, но она не до конца понимала, к чему ведёт дедушка.

– А зачем вообще менять мир? – спросила она. – Нельзя как-то без этого?

– Без изменений тебе быстро станет скучно, – пожал плечами дед. – Жизнь – это движение. Движение – это изменение. Поэтому изменение – это смысл жизни. Единственный смысл. Всё остальное – наносное или второстепенное.

Он вгляделся в воду, подумал и добавил:

– Знаешь, полтора века назад жили два учёных. Они оба занимались физикой и математикой. Одного звали Уильям Томсон, а второго – Рудольф Клаузиус. Независимо друг от друга, в одно и то же время они сформулировали то, что в итоге назвали вторым законом термодинамики. Суть его очень проста: тепло всегда стремиться перейти от более горячего тела к более холодному, а наоборот произойти само по себе не может. Для этого нужно какое-то внешнее воздействие. Вот так и получается, что любое разогретое тело без посторонней помощи остывает, а вот опять нагреться может, только если что-то вновь начнёт на него влиять. Теперь давай посмотрим, что такое температура? Это движение молекул. Чем быстрее движутся молекулы, тем горячее вещество. То есть, если ничего не делать, то рано или поздно движение всех молекул остановится, и вселенная застынет в холодной неподвижности. Это называют эффектом тепловой смерти. Но если во вселенную постоянно добавлять какое-то новое движение, то жизнь будет продолжаться потенциально вечно.

– Я чего-то не видела, чтобы суп в комнате смерзался в ледышку и умирал, – скептически заметила Снежана.

– Это потому что на него постоянно воздействует окружающий воздух, – дед загадочно пошевелил пальцами. – А ещё в нём бегает и занимается своими делами целая куча бактерий, для которых суп – дом родной. Прокипяти его, помести в абсолютно изолированные от всего условия, и он застынет. В ледышку, конечно, не превратиться. Но однажды просто распадётся на составляющие.

Девочка сморщила тонкий носик, представляя себе, сначала кучу деловитых бактерий в рабочих спецовках, а затем распадающийся бесцветным порошком суп.

– Ну а так он стухнет и тоже однажды исчезнет, – не сдавалась она.

– Верно, – улыбнулся дедушка. – Но его молекулы никогда не остановятся. Они будут находиться в постоянном движении и в постоянном взаимодействии. Форма супа всё время будет меняться, вещества распадаться и пересобираться в новые соединения. В итоге суп исчезнет, а на его месте образуется нечто совершенно другое. Кстати, в абсолютно чистых условиях он не стухнет. А в глубокой заморозке просуществует очень долго. Правда, если ты его разморозишь лет через тысячу, вот тут и выясниться, что суп прямо на твоих глазах расползётся в киселеобразную однородную массу.

– А что, кто-то замораживал суп на тысячу лет? – с любопытством и толикой ехидства уточнила Снежана.

– Про суп не знаю, – лукаво улыбнулся Волимир. – А мамонтятину размораживали. Пока туша была замёрзшей, то с виду вроде и ничего. Один мужик даже пробовал. Но стоило мясу полностью оттаять, как оно расползлось киселём. Все клетки в мягких тканях вымерзли, и их оболочки разрушились. В замороженном виде их форму держал лёд. А затем растаявшая вода размыла всё в кашу.

– Круто, – оценила внучка.

Дедушка выждал несколько секунд и подытожил:

– На научном языке подобные процессы называются энтропией. Существует она во всём, не только внутри вещества. Человеческое общество или психика тоже может подвергнуться этим разрушительным процессам. Будет сначала угасание, затем застой и в итоге распад. И единственная сила во вселенной, которая способна сопротивляться энтропии – это сила разума. Подвижного, живого разума, который познаёт, ищет новое и меняет окружающий мир.

– А как это может быть в психике? – не поняла девочка.

– Очень просто, – охотно пояснил дед. – Сядь на попу, сложи руки и ничего не делай долго-долго. Сначала тебе станет скучно, затем твоё тело ослабеет, мышцы уменьшатся, за телом ослабеет и разум, мозг начнёт разрушаться и упрощаться, выключая целые участки за ненадобностью. В итоге ты умрёшь.

Снежана задумалась. Жутковатая картина её впечатлила.

– Но ведь все и так рано или поздно умрут, – тихим голосом заметила она.

– Вероятнее всего, – безразлично пожал плечами Волимир. – Но вот насколько длинной, насыщенной и интересной будет твоя жизнь?

Он хитро подмигнул внучке.

– И у вселенной, получается, всё то же самое? – недоверчиво уточнила девочка.

– У вселенной всё, конечно, не так быстро, как у человека, – усмехнулся дед. – Но и она может умереть, если в ней прекратятся изменения. Они жизненно необходимы для всего вокруг: и для вселенной, и для нас.

Волимир протянул руку и быстрым движением взбаламутил воду в бочке. Глаза Снежаны широко распахнулись, а спина выпрямилась в струнку. Ей показалось, что всё тело взорвалось и закипело тысячами пузырьков. Но удивительно – это было даже приятно. В ушах всё ещё стоял отзвук мелодичного плеска воды, словно рядом зажурчал стремительный прозрачный ручей, звонко и мягко бегущий по гладким сероватым камушкам. Девочка обожала этот звук. Но она не поняла, как дедушке удалось столь точно его воспроизвести рукой в бочке. У неё так красиво никогда не получалось.

– Я только что внёс изменение в эту воду, – услышала она мягкий голос деда. – Мне захотелось добавить в неё бурный поток горной речки, и я это сделал. Теперь вода здесь немножко изменилась. У неё появился другой заряд. Слабый. Ещё несколько минут, и он сойдёт на нет. Но я и не стремился полностью трансформировать тут воду. Лишь на время, чтобы показать тебе, какие интересности может нести в себе изменение.

Он подался вперёд и наклонился к самому лицу внучки. Их взгляды встретились, и Волимир со вкусом произнёс:

– Движение запускает изменение. Изменение поддерживают внутри живой огонь. Благодаря этому, ты всегда сможешь ощущать вкус жизни, и тебе никогда не будет скучно. Главное – используй эту силу разумно. Бестолковое перекрашивание всего подряд по десять раз на дню – это не изменение, это суета. В любом изменении всегда важно знать, чего ты хочешь получить, и важно видеть, как оно движется от малого к большому. Тогда ты будешь в центре яркого потока, и сможешь им рулить так, как сама пожелаешь.

Снежана медленно кивнула, не в силах отвести взгляд от гипнотических глаз деда. Те сияли яркой голубизной прозрачного неба.

Глава 2. Чердачное волшебство

Ближе к вечеру Снежана решила обследовать второй этаж. Здесь было несколько комнат, двери которых выходили в небольшой и практически пустой коридор. Только шкаф одиноко стоял в углу, и его створки создавали впечатление входа в ещё одно помещение. Девочка даже осторожно приоткрыла их и заглянула внутрь. Но потайной комнаты в шкафу не оказалось, только подушки, одеяла и пастельное бельё. Она ещё медленнее закрыла створки самого обыкновенного шкафа. В ощущениях старая мебель казалась Снежане тускло-коричневой и какой-то полупрозрачной. И тут юная исследовательница неожиданно для себя обнаружила деревянную приставную лестницу. Та притаилась в узком пространстве между шкафом и стеной.

Чуткие пальцы девочки осторожно коснулись одной из перекладин. Дерево оказалось шершавым и ничем с виду не обработанным. Оно рождало внутри тёплое и бархатистое чувство. В голове словно бы проявились замершие в ожидании пушистые солнечные зайчики. Как зачарованная, Снежана медленными движениями вытащила лестницу из-за шкафа и прислонила её к стене. Ладони уже увереннее погладили дерево. Оно пахло мутной серо-белой пылью, под которой притаилась янтарная смола, подрагивающая полужидкими капельками. Рука скользнула выше, на следующую перекладину, и ещё выше, и ещё. Ступеньки казались отшлифованными валунами или причудливыми плотинами, лежавшими поперёк речного русла. Ладони обхватили самую верхнюю перекладину, до которой девочка смогла дотянуться с пола. Но её взгляд продолжил движение дальше, дошёл до потолка, и наткнулся на едва заметный люк.

«А что там?» – мелькнуло в голове у Снежаны. Она осторожно переставила лестницу чуть в сторону, совмещая верхние концы стоек с квадратом люка. Поднявшись по ступенькам, девочка очень медленно, чтобы не шуметь, отодвинула запертые шпингалеты, упёрлась ладонями в крышку и толкнула её наверх. Та оказалась тяжёлой, но Снежана справилась. Из проёма пахнуло пылью и душноватым теплом. Воздух наполнился кружащимся движением потревоженного роя серых липких пылевых «мошек». Вместе с ними, совершенно негаданно, вниз воздушным водопадом обрушилось яркое ощущение облегчения и освобождения. Последнее так ошеломило Снежану, что она чуть не загремела вниз с шаткой лестницы. Голова мотнулась туда-сюда, хвост светлых волос ударил по плечам. Девочка беззвучно чихнула, снова поймала это искристо-белое чувство лёгкости и свободы. Оно уже почти исчезло вместе с дуновением спёртого воздуха, и маленькая исследовательница поспешила за ускользающим ощущением.

На чердаке оказалось не так пыльно и грязно, как показалось в начале. Хотя, девочка всё равно ступала осторожно. Сухие деревянные половицы чуть слышно поскрипывали под ногами, щекоча нервы сладковатой тревожностью и ожиданием какого-то чуда. На полу лежал только одинокий старый ковёр. Он был скатан в широкий приплюснутый рулон, и, казалось, служил магнитом для пыли. Большая её часть оседала именно на нём. За день обшивка крыши накалилась на солнце, но откуда-то тянуло сквозняком, принося немного свежести и движения в местную духоту. По углам жались тени, причудливо дрожали на изгибах балок и в узких просветах между перекладинами. Они казались объёмными и живыми, но Снежана не обратила на них почти никакого внимания. Её взгляд замер на солнечном пятне посреди чердака. Вечерний мягкий свет лился из небольшого слухового окошка, и девочка шагнула к нему, словно мотылёк к пламени свечи.

Тонкие ладони осторожно коснулись прохладного запылённого стекла. В голове Снежаны вспыхнул мягкий перекат жёлто-серых бликов. Но она мысленно смахнула их в сторону. Фиалковые глаза широко распахнулись, заворожённо глядя на открывающийся с чердака вид.

Соседские домики казались отсюда игрушечными. Участки напоминали расчерченную объёмную модель из пластика или картона. Взгляд не спотыкался о высокие стены и другие преграды. Он птицей летел вдаль, прямо поверх крыш и деревьев. Снежане чудилось, словно она держит мир на своих ладонях. Ну, или хотя бы маленькую его часть. Это рождало внутри чувство нереальности и собственной огромной величины. А ещё здесь было укромно и спокойно. Она видела всё, а её – никто. И это тоже захватывало дух, вызывая желание смотреть и смотреть, целиком отдаться во власть странного то ли полёта, то ли расширения, то ли ещё чего-то такого, для чего у девочки не хватало слов.

Казалось бы: что тут высоты-то? Маленькое слуховое окошко на чердаке двухэтажного дедова дома возвышалось над землёй метров на семь-восемь, не больше. Высота третьего этажа в обыкновенной многоэтажке. А Снежана в городе жила аж на седьмом. То есть гораздо выше. Но там такого захватывающего вида не открывалось. Только жутковатое чувство пропасти вниз и обидный барьер стены дома напротив, который загораживал даже часть неба. В кирпично-бетонном лабиринте городских многоэтажек взгляд всё время чем-то обрывался и переполнялся однообразием. А здесь был простор. Он казался волнительно-ярким и до остроты живым.

Вид с чердака вызывал у Снежаны ощущение огромного объёма. Он буквально распирал её голову и грудь, вязко стекал ниже, расширяясь в животе. Казалось, что ещё немного, и вся улица окажется внутри тела девочки. Или она растянется, как надувной шарик, вместив в себя все окрестные дома с их участками, сараями, банями, деревьями, грядками и теплицами. Это пугало и манило одновременно, и Снежана не могла оторваться от гипнотического зрелища. Сердце часто стучало в груди, словно пойманная птица. Дыхание сбивалось от волнения. Ещё бы секунда, и она, возможно, провалилась бы в это ощущение целиком. Нечто внутри уже готовилось вывернуться наизнанку. Жутковато, но вместе с тем и приятно…

И тут голос дедушки прервал это падение в неизвестность.

Снежана с досадой прикусило губу. Волшебство момента исчезло, разбилось тысячами невесомых осколков, растворилось прозрачными плёночками. Несколько секунд она раздумывала, не затаиться ли на чердаке. Но быстро отказалась от этой идеи. Открытый люк и приставленная лестница выдавали её укрытие с головой. Ещё подумав, девочка всё же решила не игнорировать голос деда. С ним тоже было интересно. Да и на чердак всегда можно вернуться чуть позже.

Ладони медленно оторвались от потеплевшего стекла. На нём остались два чётких узких отпечатка, между которыми виднелся третий – маленький и смазанный. Снежана смущённо потёрла кончик носа, которым она, оказывается, тоже успела прижаться к окну. Дед окликнул её повторно, и девочка резко отвернулась от заветного прохода в волшебный мир.

Глава 3. Филимоша

На следующий день, после завтрака дедушка предложил Снежане прогуляться по селу и его окрестностям. Девочка согласилась. В доме и на участке оставалось ещё много неизученного. Но оно никуда от неё не денется. А вокруг тоже стоит осмотреться.

Снежана шла рядом с дедом, поглядывая по сторонам. За разномастными заборами виднелись такие же разномастные дома из кирпича, дощатые домики и покосившиеся бревенчатые избушки. Село было большим и довольно людным. Особенно сейчас, когда на летние каникулы приехала детвора и всякие дачники. Здесь имелся даже небольшой магазинчик и самая настоящая церковь.

Они свернули на соседнюю улицу. Впереди как раз показался тот самый храм – старый, с явными следами реставрации. Он был сложен из кирпича, побелён и увенчан потемневшим куполом с крестом на шпиле. А вот деревянные двери, светлые и лакированные, казались совсем новыми.

– Старый храм, ещё дореволюционный, – сказал Волимир, глядя на церковь. – Со сложной и неоднозначной судьбой. Но не самый интересный. Из примечательного в нём – только остатки старой плитки на полу, да великолепная акустика.

– А что, есть интересные церкви? – скептически спросила девочка.

– Есть, – уверенно кивнул дедушка. – Если храм строили знающие люди, то силы в нём много. И красота в таких строениях тоже всегда особая, не мрачная и не пустая. А то в современные новоделы порой зайдёшь, так пустышка пустышкой. Сколько не святи, а святости там ни на грош. Торчат себе, как верстовые столбы. Но среди старых храмов попадаются очень интересные.

Снежана молча кивнула. Церкви её не интересовали. В её семье никто туда не ходил.

– Хотя, знаешь, – задумчиво продолжил дед, – куда больше всё зависит от настоятеля. Если во главе стоит мудрый человек, то у него и в бывшем коровнике всё прекрасно будет. А если человек глуп и корыстен, то его не спасёт даже самое святое место и самый лучший храм.

Двери церкви открылись, и наружу вышла какая-то женщина в платке. Следом появился и священник. Был он ещё не стар, лет около сорока на вид. Крепкая фигура скрывалась под чёрной рясой с белым подрясником. Лицо обрамляли пышные тёмные усы с традиционной густой бородой-лопатой, опускавшейся почти до груди. Женщина что-то сказала священнику, поклонилась и быстрым шагом устремилась в ближайший проулок. Батюшка степенно оправил одеяние, не спеша закрыл двери храма и, сделав пару шагов назад, критически изучил открывшийся вид.

Снежана с дедом как раз дошли до церкви, когда священник закончил осмотр и повернулся к ним лицом. Девочка успела заметить в его круглых глазах вихрь эмоций: от интереса до разочарования, быстро сменившегося каким-то подобострастием. Мужчина торопливо спустился по ступенькам на дорогу. Поклонившись, он поприветствовал беловолосого старика елейным голосом:

– Бог в помощь, Волимир Станиславович. Долгих тебе лет и крепкого здоровья.

– И тебе не хворать, Филимоша, – глядя на невысокого священника сверху вниз, спокойно ответил на приветствие Волимир.

Снежана украдкой покосилась на дедушку, затем снова уставилась на попа. Дед всем своим видом и гордой осанкой излучал полную уверенность и властность. А вот Филимон разве что хвостом не махал, заискивающе заглядывая в глаза беловолосому старцу.

– Что застыл, аки кумир? – первым прервал затянувшуюся паузу Волимир. – Хочешь что-то сказать – говори. Хочешь что-то спросить – спрашивай. А не хочешь – так ступай. Или дел у тебя маловато стало?

На последних словах голос старика посуровел, а широкие изогнутые дугой брови сошлись на переносице. Филимон вытаращил глаза и поспешил заверить:

– Нет-нет! Что вы такое говорите, Волимир Станиславович?! Паствы у меня много, дел хватает и при храме, и по дому. Матушка вот просила крыльцо подновить.

– Ну?! – ещё суровее процедил дед. – Тогда тем более чего в землю врос? Ноги в руки, и айда!

Священник часто-часто закивал, несколько раз открыл и закрыл рот, и всё же осмелился задать мучавший его вопрос:

– Хотел спросить, Волимир Станиславович. Эта очаровательная девочка – ваша внучка, да?

– Моя, – тем же тоном ответил дед. – А тебе-то что?

– Любопытство, Волимир Станиславович, – заблеял Филимон. – Всего лишь вежливое любопытство, – он взглянул на девочку. – Прелестное дитя. На вас похожа.

– На кого ж ей ещё быть похожей? – с намёком спросил Волимир.

– Конечно-конечно, вы правы, – торопливо закивал священник. – А не сочтите за дерзость… К вам и дочь погостить приехала или только одна внучка?

– Только внучка, – коротко ответил он.

Филимон снова кивнул, но на лице его мелькнуло какое-то разочарование, не укрывшееся, ни от Снежаны, ни от Волимира. Девочка причины не поняла. А вот дед снова нахмурился и властно сказал:

– Тебя пойди матушка заждалась уже.

Священник сглотнул, торопливо поклонился и поспешил в противоположную сторону. Снежана проводила его непонимающим взглядом, затем посмотрела на дедушку и спросила:

– Деда, а почему он тебе кланяется и явно тебя боится?

– А потому что Филимоша не дурак, – хитро улыбнулся Волимир. – Знает, собака, на кого кадилом махать, а кому поклоны бить. Я же его и со свету сжить могу, если этот хряк бородатый за старое примется или ещё чего учудит.

Девочка мигом вычленила из слов дедушки главное и уточнила:

– А что он такого страшного раньше делал?

– Да коня своего в узде не держал, – хмыкнул дед.

– Коня? – не поняла Снежана.

Волимир задумчиво посмотрел на внучку, подумал и пояснил:

– Филимоша, петух ощипанный, прежде был очень охоч до женщин. Я его раз предупредил, чтобы не тянул лапы, куда не следует. Мол, есть у тебя законная жена, с ней и милуйся, а саном не злоупотребляй. Не послушал, хрен мохнатый. Я второй раз предупредил. Ну а на третий предупреждать уже не стал. Так что, посидел, цыплёнок болезный, полгодика без мужской силы, и вынужденно остепенился.

Девочка задумчиво кивнула.

– Но это что! – дед неожиданно расплылся в хищной ухмылке. – Куда веселее было, когда он стал постоянно путать ящик для пожертвований со своим карманом. Я даже предупреждать не захотел. Так что потерял наш Иуда и новенькую иномарку, и гараж. Причём по собственной дури. Сам же всё своими руками и подпалил, когда светил. Свечечка из рук прыг, да прям в канистру с бензином. Знатно заполыхало. Народ вокруг аж залюбовался. Зарево до небес. Тушить нет смысла. Но горит ровно, не искорки в сторону. Так по фундаменту гаража прямоугольник и выгорел, а вокруг трава не тронута, и даже поленница целёхонькая стоит. По толпе ропот: – «знамение, не иначе». Я мигом и растолковал: – «То за грех воровства, жадности и сребролюбия, лицу духовному противное». Некоторые запротестовали. Но большинство призадумались, мол: – «а ведь дорогущая машина-то, и впрямь, непонятно на какие деньги куплена». Пришлось Филимоше бородёнкой подпалённой утереться.

Снежана невольно захихикала, глядя на дедушку, который рассказывал эту историю с выражением и в лицах. Тот тоже тепло улыбнулся в ответ.

– Пошли дальше, – мягко сказал он. – Чего стоять посреди улицы?

Его крепкая ладонь легла на хрупкое плечико внучки, и они дальше пошли по улице.

– И что, Филимон всё после этого понял? – спросила она.

– Да какой там понял! – фыркнул Волимир. – Принялся про меня людям в уши нашёптывать всякое, тайком пакостить. В ответ он раз в луже растянулся, другой – палец себе молотком отшиб. А на третий раз и вовсе слёг в инфекционное отделение с неведомой заразой. Месяц в себя приходил. Едва оклемался, и к архиереям своим с жалобой побежал, мол: – «спасите, помогите, злой колдун жизни лишить хочет, паству с пути истинного уводит, службы портит».

– И что эти…, – девочка запнулась на сложном слове, – археи?

– Архиереи, – мягко поправил её дед. – Это высшие чины в церковной иерархии. А что они? Там не дураки сидят. У них, знаешь ли, разные кадры есть. Кто языком треплет. А кто и, как это сейчас модно говорить, колдует почище архимага, выдавая чудеса за божье благословение, – глаза Волимира насмешливо блеснули. – Так вот, приехал ко мне старец благообразный. Посидели мы с ним за самоварчиком, чайку с медком попили, побеседовали к взаимному удовольствию. После чего тот и откланялся, а по пути пригрозил Филимоше отлучением, если ещё будет занятых людей по пустякам отвлекать. Вот с тех пор он и угомонился, при встрече поклоны бьёт и лебезит.

Снежана снова тихо рассмеялась, живо представляя себе эту историю в картинках.

– Деда, – заговорила она через пару минут тишины, – а как ты с Филимоном всё это проделал?

– Да как и со всем прочим, – пожал плечами Волимир. – Если знать, как устроено наше сознание, как работает мозг и по каким причудливым законам живёт окружающий мир, то можно сотворить почти что угодно.

Девочка задрала голову, чтобы посмотреть дедушке в глаза, и прямо спросила:

– Это магия?

– Да как это только не называют, – усмехнулся в бороду дед. – Когда-то называли волховством, ведовством или ведьмовством. Потом родные слова забыли, и принялись называть магией и прочими красиво звучащими словами. А сейчас и наука о таких феноменах вспомнила. Психологи, нейрофизиологи и даже физики начали объединяться в попытке объяснить необъяснимое. За последнюю сотню лет было открыто столько любопытного, что диву даёшься3. Словно эхо памяти из давно забытых времён…

Снежана продолжала внимательно смотреть на замолчавшего дедушку. Тот, казалось, погрузился в какие-то раздумья или воспоминания. Хотя, последнее она мысленно отогнала от себя. Её дед не настолько стар. Ему ведь всего семьдесят с небольшим. Не выдержав, девочка задала зудевший на языке вопрос:

– Деда, а ты научишь меня?

Волимир хитро посмотрел на внучку и уточнил:

– А для чего?

– Ну-у-у, – замялась Снежана, отводя взгляд. – Я тоже хочу, чтобы…

Она заполошно заметалась между словами, ища достойное и правильное, но в голове всплывало только какое-то детское и стыдное: «чтобы боялись и уважали». Дед заметил эти внутренние метания и повторил вопрос:

– Для чего? Ты хочешь, чтобы что?

Снежана тяжело вздохнула, опустила голову и мрачно ответила правду:

– Чтобы меня тоже боялись и уважали. Чтобы быть сильной.

– Быть сильной – это похвальное желание, – улыбнулся ей Волимир. – Но ты уверена, что точно хочешь, чтобы тебя боялись? Уважение из страха – оно коварное и подлое. Чуть отвернёшься, и рискуешь получить удар в спину.

– А как тогда по-другому? – тем же мрачным тоном спросила девочка.

– Отличный вопрос! – в голосе деда проскользнули ноты одобрения и восторга. – Очень правильный.

Он остановился, опустился перед внучкой на одно колено, чтобы их лица оказались на общей высоте, и мягко сказал:

– Запомни, маленькая вёльва, всегда, когда ты не будешь знать, что и как делать, или будешь искать решение, задавай себе подобные вопросы: «А как возможно по-другому?», «Как это возможно ещё?», или «А как именно это для меня возможно?» При этом представь, что ты огромна, как океан или бескрайнее небо, а твой вопрос – это живая и подвижная рыбка или птица. Отпусти их свободно плыть или лететь. И пусть они принесут тебе ответ. Он уже точно есть в этом океане, который есть ты сама. Просто тебе по каким-то причинам нужен помощник, чтобы отыскать ответ в своём бесконечном пространстве. Вот ты и выпускаешь его с этой задачей. Точно также можно искать ответы на любой вопрос. Задай его и выпусти помощника в океан или небо. Он принесёт тебе ответ. Может не сразу, может через какого-то другого человека, но ответ к тебе придёт. Просто твёрдо знай это.

Снежана моргнула, переваривая услышанное. Это было необычно, непривычно, но интересно. А ещё ей почему-то до щемящих слёз стало приятно от того, что дед – такой высокий, сильный и загадочный, опустился перед ней на одно колено и разговаривает, как с равной. Девочка даже пропустила мимо ушей это раздражающее «маленькая вёльва». Да она согласилась бы всегда так называться. Лишь бы и дальше всё было вот как-то так…

– И от чего же ты плачешь, Снежа? – участливо поинтересовался дедушка, бережными движениями утирая слезинки, выступившие в уголках глаз внучки.

Снежана попыталась что-то сказать, но тяжёлый ком в горле не дал ей этого сделать. Она крепко зажмурилась. В ушах эхом гуляло это незнакомое – «Снежа». Новое чувство пленяло, завораживало, растекалось по всему телу пушистой волной. Её имя ещё никто и никогда так не произносил. Холодноватое и строгое – в таком звучании оно становилось нежным и мягким, словно сладковатые взбитые сливки, в которые добавили душистую лесную малину. Впервые за долгое время девочке захотелось к кому-то прижаться, и она отдалась этому порыву. Тонкие руки крепко обхватили шею деда. Тот обнял внучку в ответ, принимая её растрёпанные чувства такими, какие они есть, делясь теплом и поддержкой.

Через пару минут Снежана уже почти пришла в норму. Ей не хотелось отпускать дедушку, но она всё же разжала руки. На губах девочки играла лёгкая улыбка, зеркально отражавшая такую же улыбку деда. Волимир встал, взял внучку за руку, и они снова пошли по дороге.

Глава 4. Драгоценность

Село вскоре закончилось. Дорога изогнулась и упёрлась одним своим краем в узкую полоску заливного луга. Волимир сошёл с неё на хорошо утоптанную тропинку. Она вилась среди высокой травы. Снежана протянула в сторону руку, касаясь кончиками пальцев стебельков, некоторые из которых уже доставали ей до груди. Одуряюще пахло свежестью и травяным соком. Пушистые ресницы девочки опустились, и окружающий мир подёрнула сине-голубоватая дымка. Вид и запах растений добавил в это марево зеленоватые разводы. Пространство снова слегка поплыло, не так, как на чердаке или возле бочки, но тоже волшебно.

Она не заметила, как губы деда на миг сложились в понимающую и хитроватую улыбку. Старый ведун отлично видел, что за чувства владеют сейчас его внучкой, и это радовало его. Волимир поймал себя на желании поделиться с ней чем-то ценным и красивым. Он пока ещё не знал, чем именно. Но желание обязательно найдёт подходящий сосуд, чтобы проявиться. Уж он постарается, чтобы это было именно так.

Тропинка, попетляв меж трав, выбежала на прибрежный песок. Впереди раскинулось озеро. Вернее сказать – длинная заводь на небольшой речушке. Руки человека расширили и очистили её. Но природа брала своё. То тут, то там из воды поднимались густые заросли высокого рогоза. Желтоватые плотные стебли смыкали ряды и местами выходили на сушу. На спокойной глади виднелись целые плавучие островки из перепутавшихся водорослей.

Озеро было неглубоким. Дно уходило из-под ног только ближе к основному руслу. Берег устилал мелкий речной песок, под водой становившийся более вязким и илистым. Озёрная гладь застыла неподвижным зеркалом, отражая ясное сапфировое небо.

Неожиданно Снежана остановилась. Она моргнула, сделала несколько осторожных шагов в сторону воды и посмотрела себе под ноги. Глаза девочки удивлённо распахнулись. Волимир проследил за взглядом внучки. На прибрежном песке лежало несколько больших двустворчатых раковин, каждая размером с крупную мужскую ладонь. Тёмно-коричневые с перламутровой прозеленью, слегка поблёскивающие в лучах солнца, они притягивали к себе внимание, словно загадочные старинные шкатулки с сокровищами внутри. Дед кивнул каким-то своим мыслям, приблизился, опустился на корточки, взял одну из раковин и тихо заговорил:

– Это беззубка – пресноводный родственник морских устриц и мидий. Очень полезное существо. Они фильтруют воду, очищая её от грязи.

Снежана присела рядом и подняла с песка другую ракушку. Она оказалась увесистой и совершенно сухой. Кончики тонких пальцев проскользили по причудливо изгибавшейся поверхности. Девочка погрузилась в ощущение мелкой и извилистой шероховатости. На несколько долгих секунд юной исследовательнице показалось, словно она стала маленькой и очутилась посреди целого острова. Он пологим холмом выступал из неведомого океана. Широкие серпантины кольцами вились по склонам, уводя к далёкой вершине. Там было сокрыто нечто загадочное. Оно переливалось жемчужным светом и манило. Всё ещё захваченная видением, Снежана заторможено спросила:

– Деда, а в них бывают жемчужины?

– Бывают, – кивнул он, с размаха кидая моллюска в воду.

Девочка проводила взглядом громко булькнувшую ракушку.

– Эта ещё живая, – пояснил дедушка свои действия.

Он покопался в груде, выбрал ещё парочку и тоже закинул подальше в воду. Посмотрев вслед последней, Волимир вернулся к ответу:

– Справедливости ради стоит сказать, что драгоценности в беззубках, перловицах, жемчужницах и прочих их родственниках встречаются редко. Говорят, что раньше речной жемчуг попадался гораздо чаще, да и умельцы могли по виду раковины сказать, есть ли в ней камни, и какого качества.

Дед поднял с песка очередную ракушку, покрутил её в руках, положил обратно.

– В давние времена речной жемчуг на Руси собирали в огромных количествах. Им украшали одежду, головные уборы, покрывала, кошели, сёдла и многое другое. Если поднять записи 15-17 века, то легко заметить, что в царских и церковных закромах жемчуга было фантастически много. Да и у простого люда его встречалось не меряно. Один барон, посетивший Троице-Сергиеву лавру в те времена, был так впечатлён его количеством, что высказался в духе, мол: – «Да там его, вероятно, больше, чем во всей Европе разом!» Преувеличил, конечно же, – насмешливо хмыкнул дедушка. – Но из любопытного можно припомнить праздничное одеяние патриарха Никона. На него ушло около шестнадцати килограмм речного жемчуга. И таких примеров превеликое множество.

– Круто, – восхищённо протянула Снежана.

Волимир хмыкнул, глядя на медленно хлопавшую глазами внучку. Он покопался в памяти, нашёл там ещё кое-что занятное и продолжил рассказ:

– Выше всего ценился скатный жемчуг. Он идеально круглый, белый или бело-серебристый. А вот голубоватый и бесформенный не ценился. Его часто отдавали даром.

Девочка моргнула и слегка дёрнула головой, словно споткнувшись о непонятное слово.

– А почему жемчуг называли «скатным»? – спросила она.

– Скатным его называли за способность долго-долго катиться по блюду без остановки, – пояснил дедушка. – Брали самые круглые и чистые жемчужины, клали на большую тарелку и слегка встряхивали. Те из камней, что катились дальше и дольше, и называли скатным жемчугом. Его продавали за большие деньги. Поэтому им украшали одеяния только богатых или знатных людей. Зато жемчуг попроще был в изобилии у всех. Наловить его мог кто угодно. Так что даже у самых бедных крестьян была хотя бы одна ниточка жемчуга.

– А сейчас его меньше? – с любопытством уточнила Снежана.

– Почти нет, – подтвердил дед. – Теперь его выращивают исключительно на специальных фермах. А в природе речной жемчуг сейчас днём с огнём не сыщешь, – он печально вздохнул. – Первые тревожные звоночки пошли ещё в 18 веке. Именно тогда количество выловленного жемчуга начало уменьшаться. Виной тому стала людская глупость и жадность.

Миловидное личико девочки погрустнело. Она опустила голову. Вспомнила про колдовской серпантин, и на всякий случай закрыла глаза, чтобы не провалиться в таинственный остров. Кончики чутких пальцев погладили ракушку. Та оставалась всё такой же извилисто-шершавой, и манила своим жемчужным волшебством даже на ощупь.

– И что же такого случилось? – тихо спросила она, не открывая глаз.

– Жадность и глупость, – повторил уже сказанное дедушка. – Люди забыли одни традиции и ухватились за другие. На Руси такое случалось несколько раз только за последнее тысячелетие. И один из таких поворотов случился как раз в 17-ом веке. Вернее будет сказать, что тогда он закончился. А начался ещё за сотню лет до того.

В голосе старого ведуна послышалась плохо скрытая горечь и сожаление. Снежана даже поёжилась, настолько неуютно ей стало от этого тяжёлого полынного привкуса на губах. Пальцы дрогнули, плотнее сжимаясь на заветной ракушке, но голос прозвучал почти ровно:

– Расскажи, деда.

– Хорошо, – кивнул Волимир, и вздохнул. – В прежние времена жемчужный промысел был овеян множеством традиций, правил и обрядов. За ним ходили всегда только с чистыми помыслами и открытым сердцем. С моллюсками обращались бережно. Всех подряд никогда не гребли, а тщательно выбирали только нужных, не трогая всех прочих. Существовали даже специальные устройства – что-то вроде подзорных труб с линзами на концах. Их закрепляли на плотах, чтобы просматривать дно и прямо сквозь воду изучать раковины под увеличением. Но в 17 веке на Русь пришла «цивилизация», – дед с явным омерзением произнёс последнее слово. – Вместе с прочим, из Европы пришёл и варварский подход к ловле жемчугоносных ракушек – греби всё подряд и побольше, на берегу разберёмся. За несчастными моллюсками открыли настоящую безжалостную охоту. К примеру, Пётр Первый повелел выловить из Невы и всех окрестных рек и озёр столько раковин с жемчугом, сколько будет возможно. О будущем великий император, по-видимому, в этот момент не думал. В 1721 году он повелел установить государственную монополию на ловлю жемчуга и взять промысел под контроль. И в следующие полтора века реки буквально просеивали частой гребёнкой. До тех пор, пока к семидесятым годам 19 века объёмы добычи жемчуга не начали катастрофически падать. Так в итоге к началу 20 века всё сошло на нет. Природа окончательно изменилась не лучшим образом. Сейчас драгоценности в раковинах встречаются очень редко, а жемчужница – самый богатый на них вид моллюсков – оказалась практически полностью истреблена.

– Жалко, – ёмко выразила свои чувства девочка.

Она открыла глаза и посмотрела на дедушку. Лицо его было непроницаемым. Но заметив взгляд внучки, Волимир тепло улыбнулся. Он пригладил бороду, подумал немного и медленно добавил:

– А знаешь, с жемчугом связана ещё одна любопытнейшая легенда.

– Какая? – оживилась Снежана.

– Согласно ей, – голос деда понизился и стал таинственным, – жемчуг в реки и озёра Руси приносила Царица-рыба. Где её водилось больше, там и жемчуг встречался в изобилии.

– Царица-рыба? – не поняла девочка.

– Да, – кивнул он, и глаза его хитро блеснули. – Царица-рыба – сёмга на современный лад. Рыбка не только вкусная и полезная для здоровья, но и любящая чистую, холодную, богатую кислородом воду. Любая грязь или заболачивание приводит к её гибели. Беззубки, жемчужницы и прочие их родственницы, кстати, тоже чувствительны к количеству растворённого в воде кислорода и к грязи. В этом они с сёмгой очень похожи.

– Но разве сёмга не морская рыба? – удивилась Снежана.

– И морская тоже, – согласился дедушка. – Но, во-первых, икру она откладывает всегда только в пресных реках и озёрах, а во-вторых, бывает и речная. Сейчас пресноводная сёмга живёт только на севере и северо-западе России. Там же нерестятся и морские породы. Но количество сёмги за последние полтора века изрядно сократилось. А из некоторых рек она и вовсе пропала. Что до Подмосковья и окрестных областей, то здесь её нет. Водилась ли она тут в былые времена? Кто знает, – Волимир пожал плечами. – Стерлядь сейчас тоже редкая рыба. Но раньше её хватало.

Снежана задумалась, а дед сощурил глаза и заговорщическим тоном добавил:

– А знаешь, в чём тут ещё хитрость?

Девочка отрицательно покачала головой.

– В том, что сейчас никто доподлинно не знает, кто ж такая Царица-рыба, – выдал он, и расхохотался.

Снежана открыла рот от удивления, но мысли в голове перепутались, и вопрос никак не мог оформиться в слова. Видя её растерянность, Волимир пришёл внучке на помощь.

– На севере так действительно называли сёмгу. И больше всего жемчуга всегда собирали именно там. Да и сама легенда тоже оттуда. Но кроме сёмги Царицей-рыбой называли и осетра. Вернее – стерлядь. Осётр был Царём. А вот царицей была стерлядка. В 20 веке эта древняя рыба, ровесница динозавров, кстати, почти исчезла из рек центральной России. В то же самое время исчез и жемчуг. Вот и думай, как говорится, чего хочешь.

Дедушка подмигнул всё ещё ошеломлённой внучке. Та закрыла рот и вновь погрузилась в раздумья.

– Люди, – вновь заговорил дед, – не смотря на всю их науку и приборы, до сих пор почти ничего не знают о тончайших взаимосвязях в природе.

А их столько, и все они порой такие невероятные, что голова идёт кругом, когда пытаешься их осознать. Но об этом как-нибудь в другой раз, маленькая вёльва. А то твоя коробочка в голове и так уже полна до краёв.

Снежана смущённо улыбнулась. Она действительно чувствовала себя слегка заторможенной. Но, на её собственный взгляд, могла ещё долго слушать про разные интересности. Впрочем, кое-что ярким огоньком зажглось внутри, опаляя нетерпением. Девочка с затаённой надеждой посмотрела на деда. Она протянула ему раковину и попросила:

– А ты можешь проверить, есть ли жемчужина вот в этой?

Волимир принял из рук внучки весьма крупную и на вид целую раковину беззубки. Повертел её, взвесил на ладони, словно к чему-то прислушиваясь, и улыбнулся:

– Старая была особь. Прожила долгую жизнь. Но путь её уже закончился на радуге. Так что давай посмотрим.

Он достал из кармана складной нож, отщёлкнул лезвие и аккуратно поддел уже и без того приоткрытую створку. Раковина неохотно раскрылась сильнее. Ещё рывок, и она распалась на две половинки, удерживаемые вместе только останками уже почти высохшего продолговатого тела моллюска. Покопавшись внутри, дедушка спокойно покачал головой.

– Увы, – показал он чистую раковину, кончиком ножа вытряхивая на песок её бывшего хозяина.

Снежана грустно кивнула. Она решила, что дед сейчас кинет раскрытую ракушку к прочим товаркам, но ошиблась. Вместо этого он сходил к воде, где тщательно промыл обе створки от останков, и вернулся обратно.

– Держи, – мягко сказал Волимир, протягивая раковину. – Жемчужины в ней нет, но она и сама по себе обладает ценностью.

– Какой? – с любопытством спросила Снежана, беря распавшиеся створки.

– Она красивая, – улыбнулся он, и хитро подмигнул внучке: – А об остальном, Снежа, ты узнаешь чуть позже. Обещаю, тебе понравится.

Девочка смущённо опустила взгляд, принимаясь рассматривать неожиданное и пока ещё не совсем понятное богатство. Отмытые и аккуратно, чтобы не повредить тонкие скорлупки, отчищенные створки горели внутри радужным перламутром. Бело-серебристая дымка шла голубоватыми, розоватыми и зеленоватыми волнами, красиво блестя на солнце. Это жемчужное сияние имело объёмный и очень сложный узор. Снежана заворожённо уставилась в его живую глубину. Внутри появилось ощущение скольжения по бугристому, но в тоже время удивительно гладкому полю. Ей казалось, что она катится по нему, кружась и переворачиваясь. Пересиливая жемчужное очарование, девочка медленно перевернула створки раковины тёмной стороной вверх. Скольжение сменилось чувством закручивающегося по холму серпантина, и она поспешила отвлечься, задав первый всплывший попавшийся вопрос:

– Деда, а как ты понял, что беззубка прожила много лет?

– По виткам, – охотно пояснил дедушка, и ткнул пальцем в ракушку. – Как у любой улитки, здесь тоже есть свои кольца. И они, подобно кольцам на спиле древесного ствола, показывают количество лет. Посчитай их, прибавь два, и получишь возраст беззубки.

Снежана незамедлительно принялась водить пальцем по виткам, беззвучно шевеля губами.

– Четырнадцать витков, – вскоре отрапортовала она о результате исследований. – Плюс два, равно – шестнадцать лет.

Дед спокойно кивнул.

– Я и говорю, беззубка прожила очень долгую жизнь. Кольца неравномерные по росту, с разными оттенками, но без серьёзных изъянов. Значит, было всякое, однако в целом жизнь её протекала хорошо. Ну, по моллюсковым меркам, разумеется.

Его глаза насмешливо сощурились, а губы сложились в весёлую улыбку.

Глава 5. Жемчужный чай

К ужину Волимир вынес на заднюю открытую террасу настоящий самовар. Он был небольшим, всего литра на три. Пузатый, золотисто-медный, с гнутыми ручками и блестящей трубой, на четырёх растопыренных звериных лапах вместо ножек. Маленький краник венчала фигурка хищной птицы. Сокол стрелой сложил крылья и наклонился вперёд, словно он заметил добычу и пикировал вниз.

Завидев эдакое чудо, Снежана почти целую минуту стояла возле стола и зачарованно разглядывала самовар. Из созерцания её выдернул ироничный голос деда:

– Самовар красив, конечно. Но ещё лучше он станет, когда превратиться в маленькую печку. Давай-ка поможем ему в этом деле.

С этими словами дедушка поставил рядом со столом корзинку с древесной щепой и большими кусками угля.

– А как? – растерялась Снежана.

Она никогда ещё не видела настоящий самовар и не знала, каким образом его разжигают. С виду было совершенно непонятно, куда в него закладывать топливо. Волимир с готовностью пришёл на помощь. Он указал на специальную трубу, проходившую по центру всей конструкции. Положив туда несколько крупных кусков угля, кивнул внучке:

– Вот теперь пора и для щепы. Закладывай.

Та с готовностью принялась за дело.

Остановив увлёкшуюся девочку, дед достал длинные охотничьи спички. У них оказалась огромная продолговатая серная головка, словно палочку плотно обмотали ваткой и облили глазурью. Цвет её был не коричневым, как у простых спичек, а желтовато-белёсым, кончик же и вовсе оказался красным. Волимир уверенным движением чиркнул, и в руке его ярко вспыхнул маленький факел. Он кинул горящую спичку в трубу, прямо на топливо.

Вскоре из жаровни поднялся первый дымок. Выждав немного, дедушка подкинул ещё древесного угля для более равномерного и сильного горения.

– На одних щепках самовар плохо прогревается, – пояснил он внимательно наблюдавшей Снежане. – Большая часть жара поднимается к верху. На дне же вода часто остаётся чуть тёплой. А вот с угольком жара становится больше, и, что самое главное, весь он сосредотачивается внизу, – Волимир хитро посмотрел на внучку и подмигнул ей. – Маленькая тайна природы – тёплое стремиться наверх, а холодное опускается вниз. Именно поэтому нагревают всегда снизу. Так вода сама будет двигаться и прогреваться. В науке такое движение называют конвекционными потоками. Эту хитрость используют повсюду: от кастрюль и самоваров, до котлов в паровых машинах и автоклавов, в которых выращивают некоторые виды кристаллов.

Снежана медленно кивнула, не сводя зачарованного взгляда с самовара.

Подождав ещё немного, дед досыпал новую порцию угля и пошёл на кухню за тарелками и ужином. Он хотел было позвать внучку помогать, но посмотрел на её отрешённый вид и не стал выдёргивать девочку из очередного транса.

Ближе к концу, когда вода уже почти закипела, Волимир закинул в жаровню сосновых шишек и пару можжевеловых веточек для аромата. Вскоре из краника в заварочный чайник полилась горячая вода. К вкусному дымку добавился запах свежезаваренного чая. Ну а когда тарелки опустели, настало время для ещё одного волшебства.

– Снежа, помнишь, я сказал, что ракушка обладает особой ценностью? – с улыбкой спросил дедушка.

Девочка согласно кивнула. Глаза её зажглись интересом и ожиданием нового чуда. Старый ведун с удовлетворением отметил этот азарт.

– Принеси свою ракушку, – попросил он.

Снежана с готовностью сбегала за ней. Вскоре на стол легли две створки, похожие на продолговатые блюдца. Их внутренняя поверхность мягко заиграла в лучах заходящего солнца. Волимир взял одну, подставил под кран и ошпарил кипятком.

– Я их хорошенько помыл, но сполоснуть горячей водой всё равно не помешает, – пояснил он свои действия. – А то, мало ли какие паразиты были внутри беззубки. Они часто заводятся в моллюсках.

Дед встал и выплеснул кипяток через перила. Затем повторил процедуру ещё раз. После этого в ракушку полилась заварка из чайничка и дополнительная вода из самовара. Он с улыбкой протянул эту необычную пиалу внучке.

– Сегодня к ужину у нас жемчужный чай, маленькая вёльва. Бери и наслаждайся. Этот волшебный напиток для тебя.

Снежана приоткрыла рот от удивления. Её пальцы бережно приняли из рук деда ракушку с душистым чаем.

– А ты? – спросила она.

– И я тоже выпью жемчужного чайку, – охотно присоединился к ней Волимир.

Он промыл кипятком вторую створку и налил в неё чай. Откинувшись на спинку плетёного кресла, дед заметил на своём плече лучи заходящего солнца и подставил под них перламутровую пиалу. Выждав немного, сделал медленный глоток, смакуя всю палитру ощущений, от вкуса и запаха до тепла и радужного блеска отражённого света.

Снежана внимательно наблюдала за дедушкой. Она и не заметила, как допила чай. Девочке захотелось ещё, и она протянула створку раковины за новой порцией. Дед охотно наполнил необычную пиалу.

А почему он жемчужный? – спросила Снежана, поднося к губам ракушку. – Тут ведь нету жемчужины.

– Потому что внутреннюю сторону раковины выстилает перламутр, – ответил дедушка. – А жемчужина – это тот же перламутр. Моллюск обычно вырабатывает его для того, чтобы формировать удобный домик изнутри. Но когда внутрь ракушки попадает какая-то частичка, и хозяин никак не может от неё избавиться, он начинает обволакивать перламутром и её. Таким образом и рождается жемчуг. Так что, будь уверена, ты пьёшь сейчас самый настоящий драгоценный жемчужный чай.

– А в чём его польза? – задала она новый вопрос.

– А это смотря с какой стороны зайти, – хитро подмигнул внучке Волимир. – Можно с исторической. А можно с ведовской. Тебе какую версию?

– Обе, – решительно заявила любопытная девчонка.

– Будь по-твоему, маленькая вёльва, – улыбнулся дедушка.

Он сделал глоток, немного подумал, таинственно понизил голос и повёл рассказ:

– Жемчужный порошок в былые времена смешивали с молоком, и пили для поддержания сил и продления жизни. В других рецептах брали жемчужину, кипятили её в воде на медленном огне несколько часов, после чего получившийся настой использовали для лечения малокровия и снятия воспалений. Чистой перламутровой пудрой останавливали кровотечение, ускоряли заживление ран и ожогов, лечили кожные заболевания. А в косметические крема порошок из жемчуга добавляют даже сейчас.

Дед поболтал остатки чая в ракушке, выждал короткую паузу и добавил:

– Я бы не стал рассчитывать на жемчуг, как на основное лекарство при лечении заболеваний. Но в его составе присутствует много полезных минералов. Так что в качестве пищевой добавки, этот минералоид вполне можно использовать. Он благотворно влияет на организм.

– Минералоид? – не поняла Снежана, и даже улыбнулась.

Это слово показалось ей смешным. Оно было похожим на дроида.

– Да, – кивнул Волимир. – Так в науке называют вещества вроде жемчуга. Минералоиды внешне очень похожи на минералы, но не имеют внутри кристаллическую, то есть строго упорядоченную структуру. Их атомы расположены как попало. Из-за этого часто трудно сказать, чем является минералоид – единым веществом со сложным соединением простых элементов или смесью веществ попроще. Хотя, это не про жемчуг. Он точно является объединением так называемого арагонита и конхиолина – двух довольно сложных соединений. Ну, и между ними ещё куча разных примесей, везде свои.

– А какие ещё бывают минералоиды? – спросила девочка, медленно проговаривая сложное слово.

– Самые известные – это янтарь и опал, – ответил дед. – На вид все они ничем не отличаются от минералов. Чтобы понять разницу, надо опуститься на уровень молекул и проследить там связи атомов. Этим в науке занимается кристаллография.

Снежана допила чай и снова протянула ракушку за третьей порцией. Жемчужный напиток ей неожиданно понравился. В нём было нечто неуловимое, но завораживающее, словно радужные и совершенно невесомые переливы. Дедушка наполнил перламутровую пиалу и подмигнул внучке:

– Про ведовскую-то версию рассказывать?

Она энергично кивнула.

– Ну, тут всё предельно просто, – вновь откинулся на спинку кресла Волимир. – Ты сама выбираешь, что получить через тот же чай. Сама назначаешь смысл своему действию. Сама прописываешь правила игры. Например, я хочу получить через этот жемчужный чай удовольствие, радость, здоровье и энергию, которая наполнит моё тело всем тем, что поможет жить долго и насыщенно. Что мне для этого надо сделать? Для начала просто решить у себя в голове, что будет именно так. А затем приготовить чай с любовью и удовольствием. Не потому что так надо. А потому что мне это нравится, и я радуюсь, когда его делаю. Всему: от розжига самовара, его вида и запаха дымка, до вкуса, цвета и запаха самого чая в моей чашке. Ракушка помогает мне добавить ещё один волшебный элемент – красоту и необычность. Я ловлю в неё солнечный свет, – дедушка протянул в сторону руку и подставил ракушку с напитком под лучи солнца. – Попробуй это сделать. Полюбуйся, как красиво играет свет на перламутровом дне. Это радужное сияние буквально зажигает чай, заставляя его светиться изнутри. Разве это не волшебное зрелище?

Снежана встала и подошла к перилам, куда падал свет солнца. Она подставила под его лучи свою ракушку с чаем и замерла в восхищении. Золотисто-коричневый напиток вспыхнул целой радугой. Сияние было подвижным, словно живым, откликаясь на малейшее движение рук. Оно пламенело, и было осязаемым, имело какой-то плотный объём. Этот объём откликался в теле ощущением упругой подушки. Неведомое поле словно бы не давало провалиться в глубину перламутрового огня, горевшего в океане из расплавленного янтаря.

Дед внимательно наблюдал за внучкой. Он отлично знал, что она сейчас чувствует. Его расчёт был безупречен. Оставалось добавить ещё один маленький штрих…

– Твоё тело сейчас переполнено разными хорошими ощущениями, – раздался его тихий, мягкий голос, плавной волной влившийся в сознание девочки. – Пей чай вместе с ними, Снежа. Пусть напиток разнесёт их по крови к каждой клеточке. Пусть эта сила станет для тебя реальной, осязаемой. Позволь ей быть частью тебя через твоё же тело.

Снежана так и сделала. Руки сами собой поднесли к губам перламутровую пиалу. Уже чуть тёплый напиток коснулся кожи, вспыхивая новой порцией жемчужного огня. Ей показалось, словно тело погружается в воду. И в этот момент упругая плёнка разошлась, пропуская девочку внутрь завораживающего сияния, туда, где перламутр смешался с янтарём в головокружительном хороводе неописуемого восторга.

Она не знала, не могла точно сказать, что было дальше. Следующим осознанным воспоминанием Снежаны оказались руки деда. Они уверенным жестом сжимали её плечи, и это рождало ощущение расслабленного покоя. Внутри всё ещё бушевали отголоски огненного танца. В голове было ясно и как-то непривычно свободно. Казалось, словно мозг больше не сдерживали стенки черепа, и он простирался во все стороны далеко-далеко.

– Ты молодец, Снежа, – снова послышался голос дедушки над самым ухом. – У тебя всё отлично получилось.

– Но что это было? Я не поняла, – пробормотала всё ещё ошеломлённая Снежана.

– Ты увидела то, что стоит за материей, – улыбнулся Волимир. – Энергию или Силу. Всё вокруг лишь кажется твёрдым. Но на самом деле всё в своей основе есть энергия. Об этом известно ещё с глубокой древности. И об этом же говорят современные физики, которые занимаются квантовой механикой.

Девочка задрала голову. Её взгляд встретился с глубоким и спокойным взглядом дедушки. Она ещё не знала, как относиться к только что пережитому и услышанному. Однако ей было хорошо и уютно.

– Но в чае ведь ничего такого не было, верно? – с лёгкой опаской уточнила Снежана.

– Если ты о дурмане, то нет, не было, – заверил её дед. – Алкоголь, табак, наркотики, любой дурман слишком разрушительно воздействуют на мозг и весь остальной организм. Нужно совсем не любить себя и не ценить жизнь, чтобы употреблять подобные вещества. Люди, которые это делают, занимаются медленным самоубийством.

– А что же тогда было в чае? – не унималась любопытная девчонка.

– Только то, что ты сама в него вложила, и не каплей больше, маленькая вёльва, – покачал головой Волимир. – Все ощущения и качества выбрала ты сама. Будь на твоём месте кто-то другой, и чай имел бы иное наполнение. И в следующий раз он тоже соберётся с каким-то новым содержанием. Каким именно? Это ты решишь сама.

Снежана улыбнулась. Она сделала маленький шажок назад, упираясь спиной в деда. Тот крепко обнял внучку, и они вместе стали молча смотреть на сад: на уже коснувшееся макушек деревьев золотисто-рыжее солнце, на колышущиеся от лёгкого ветерка листочки, на невесть откуда налетевших разноцветных бабочек, на деловито жужжащих пчёл, спешивших закончить свои дела до наступления темноты, и на ещё многое другое, что открывал им обоим окружающий мир.

Глава 6. Внучка колдуна

Первая летняя неделя постепенно подходила к концу. Наступила суббота 7 июня. Из-за забора начинало доноситься ещё больше шума и гомона. В село съезжались припозднившиеся отдыхающие и дачники. Снежане не очень хотелось выходить на улицу одной. Ей было пока что неуютно за забором без деда. Но он ещё утром уехал куда-то по делам, сказав, что вернётся часам к четырём после обеда. Сейчас же время едва перевалило за полдень. Впереди была целая пропасть ничегонеделания.

Девочка тяжело вздохнула, перебирая в голове, чем бы ещё заняться. В доме и на участке она уже всё облазила, и не раз. Хотелось чего-то нового. Нет, ничего не придумывается. Новое только там… Её взгляд вновь устремился в сторону забора из плотно пригнанных, покрашенных белой краской досок. Решительно кивнув сама себе, юная исследовательница направилась в сторону калитки.

Сельские улочки Снежану не интересовали. С чердака или крыши на них смотреть было намного интереснее, чем с высоты собственного роста. Из достопримечательностей имелась разве что церковь, к которой девочка также была равнодушна. Быстро обдумав всё это, Снежана направилась прямиком к заводи на местной речке.

Там тоже оказалось людно. Вода была всё ещё прохладной, ведь лето только-только началось. Но желающих искупаться это не останавливало. Менее смелые с комфортом обустраивались на песчаном берегу. Впрочем, места хватало всем. Так что девочка прошла чуть вверх по руслу и устроилась возле небольшого взгорка. Несколько ивовых кустов создавали здесь уютный, закрытый от посторонних глаз уголок. В паре метров от воды возвышалась почти отвесная ступенька из слежавшейся земли и камней. Снежана спрыгнула с неё и оценила высоту. Верхушка берегового обрыва была ей почти по плечи. Девочка приметила несколько выступавших из стены камней, которые можно будет использовать в качестве опоры при подъёме, затем повернулась к воде и медленно опустилась на песок.

В этом месте течение было слабым. Если бы не проплывавшие изредка веточки и листочки, можно было и вовсе его не заметить. Но Снежане всё равно нравилось смотреть в это едва колышущееся зеркало, в котором отражалось лазоревое небо с белыми барашками кружевных облаков.

Если лечь на песок, то отражение становилось более чётким, и даже приходилось щуриться от яркого солнца. А вот если привстать, тогда сквозь него проступало близкое дно, и два мира накладывались друг на друга. Этот фантастический объём захватывал всё внимание девочки. Воображение мигом дорисовывало несуществующие детали типа кораблей или огромных животных. Пространство переставало быть привычно плоским и двумерным. Неведомые дороги распахивались во все стороны. Двигайся хоть по прямой, хоть по диагонали, хоть по спирали, хоть вверх, хоть вниз. Вода открывала порталы в небесную глубину, а облака превращались в загадочные подводные города или плывущие острова. Даже песок, вопреки всем законам физики, иногда причудливо струился вверх по солнечным лучам, чтобы вскоре вновь просыпаться золотистой пыльцой сквозь все слои завораживающего мира.

Из глубины поднялось нечто непонятное. Послышался глухой плеск, показавшейся Снежане лопнувшим зеленовато-синим пузырём с удивлённо выпученными глазами. Выпрыгнувшая из воды рыба быстро ушла обратно. Только стремительные круги расходились по поверхности, изламывая картину. Но в фантастическом мире это событие выглядело целым стихийным бедствием, в котором, впрочем, никто не пострадал. Все успели вовремя отреагировать и принять нужные меры. А неведомые технологии легко справились с буйством таинственного природного явления. Юной создательнице воображаемого пространства хотелось, чтобы всё было именно так. Жертв и насилия ей хватало и в обычном мире, поэтому сюда им хода не было.

Так пролетело какое-то время. Час или может около того. Но такое наблюдение всё же наскучило Снежане. Она нашла палку и принялась расчерчивать песок. Каналы неведомого города росли и перепутывались, то проходя по суше, то ныряя под воду, то сходясь в глубоких искусственных заводях. Рисовать под водой, правда, было трудно. Линии всё время расползались под действием слабого течения. Поэтому приходилось городить защитные насыпи и прочерчивать дорожки глубже и шире. Иногда по картине стремительно проносились водомерки или юркие мальки, и тогда художница замирала, во все глаза наблюдая за ними. Наконец узор стал достаточно большим, чтобы внести в него новые детали. Снежана принялась украшать рисунок найденными поблизости камушками, шишками и веточками.

За этим занятием пролетело ещё время. Ухо девочки уловило далёкий звук радио. Кто-то на пляже слушал музыку. Но бессмысленные мелодии её не интересовали. В этот звук Снежана вслушивалась только тогда, когда писк возвещал о времени. Диктор уведомил всех слушателей о том, что в Москве сейчас 14:30 часов и… На этом девочка снова отвернулась от далёкого голоса. Она услышала всё, чего хотела. С любопытством окинув взглядом своё творение, Снежана улыбнулась, положила на песок верную палочку, отвернулась и принялась карабкаться вверх по крутому берегу. Дед должен был вот-вот вернуться домой.

По-пути к дому она прошла мимо небольшой детской площадки. Кинув в её сторону быстрый взгляд, девочка заметила пустующие качели. «Время ещё есть. Да и куда спешить-то?» – подумала Снежана, и свернула к качелям. Несколько минут вся площадка оставалась в её безраздельном пользовании. Однако вскоре сюда начали сходиться дети с окрестных дворов. Поначалу это заставило девочку напрячься. Но затем она снова расслабилась. Новенькие были младше, к ней не лезли, а прямиком направились в песочницу. Некоторые косились на светловолосую девчонку, даже о чём-то шушукались. Но Снежана привычно от них отгородилась шторками пушистых ресниц. Качающийся мир окрасился в сумеречные, вязко-текучие сине-голубоватые тона. Через пару минут из этой колышущийся тишины её безжалостно выдернул насмешливый голос какого-то мальчишки:

– Гляньте-ка, пацаны, нас почтила своим присутствием внучка колдуна.

Голос был ломающийся, то и дело срывающийся на высокие ноты, и неприятный. Насмешка в нём кипела едко-алой жгучей крапивой. Снежана даже невольно почесала руку, настолько обжигающим ей показался этот звук. Она открыла глаза и презрительно посмотрела на говорившего. Мальчишка в притворном ужасе отшатнулся и закрыл лицо руками, но не выдержал и обидно заржал. Этот смех подхватило несколько его приятелей, по виду ровесников Снежаны, ну может на год-два постарше.

Девочка закрыла глаза, борясь со вспыхнувшей обидой и злостью. Это было воспринято ребятами, как слабость, и насмешки возобновились с удвоенной силой. Она пыталась пропускать чужие слова мимо ушей, но это не получалось. Каждый едкий комментарий по поводу необычного цвета её глаз, очень светлых волос и сомнительного происхождения заставлял кожу гореть всё сильнее и сильнее.

Вскоре Снежана чувствовала себя искупавшейся в крапиве с ног до головы. Грудь сжимало душащей обидой и бессилием. Шевелиться было сложно. Даже дышать стало трудно. Она не видела себя со стороны, но была уверена, что ещё больше побледневшая кожа раскрасилась алым. Девочка вовсе не отличалась робостью. Зарвавшемуся нахалу могла и в нос дать. Но против таких едких типов она почему-то чувствовала себя совершенно беззащитной.

Кое-как разжав стиснутые на цепочках пальцы, Снежана слезла с качелей. Она совсем уже было собралась развернуться и уйти, но её нагнал хлёсткий, как колючий зимний ветер, и обидный выкрик мальчишки:

– Да ладно, пацаны, что с дурочки взять-то? У неё ж дед колдовством промышляет. Вот недоразвитая внучка и получилась.

Девочка зажмурилась до боли в глазах. Кулаки сами собой сжались от горькой обиды. И за себя, и за деда. Ком внутри больно натянулся до предела. Жар из огненного стал липко-ледяным, вымораживая кожу до снежной белизны. Глаза превратились в почти прозрачные голубоватые хрусталики. Натяжение в груди лопнуло, а голову наоборот, стиснул металлический обруч. Внутри взорвалось оранжево-алое пламя едкого, обжигающего сухого льда. По комариному противно зазвенело в ушах. На губах отчётливо проступил противный вкус ржавчины.

В следующую секунду Снежана осознала себя уже сидящей на обидчике. Она что было силы мутузила парня, не произнося ни звука. Тот пытался отбиваться от бешеной девчонки, но застывшая маска отчуждённости на лице беловолосой настолько поразила мальчишку, что он больше защищался, чем пытался бить в ответ. Половина задиристой ватаги с воплями разбежалась в разные стороны. Но двое всё же нашли в себе силы преодолеть первоначальный испуг. Они с матом навалились сверху, окончательно превратив драку в свалку, где сложно было понять, в какой момент от кого и кому прилетит.

Разнимали воинственных драчунов уже взрослые. Верно оценив диспозицию, дед Клим, живший ближе всего к детской площадке, схватил пару вёдер, выбежал за ограду и шваркнул их содержимое на дерущихся. Вода оказалась ледяной. Словно хитрый старикашка специально держал на такой случай водичку в погребе, а то и вовсе в морозилке. Так это было или нет, но метод оказался действенным.

Мальчишек как ветром сдуло. На траве осталась сидеть только Снежана. Сильно помятая, растрёпанная, мокрая с ног до головы, но отнюдь не покорившаяся. Она холодно посмотрела на непрошеного миротворца. В широко распахнутых глазах всё ещё завывала арктическая вьюга, а радужки продолжали отливать льдистой, почти прозрачной голубизной. От эдакого зрелища Клим Саныч даже проглотил заготовленное ругательство.

Вид опасливо пятящегося старика помог девочке собраться и успокоиться. Чувства постепенно начали возвращаться к ней вместе с опустошённой усталостью и безразличием. Снежана убрала с лица прилипшие волосы, несколько раз медленно моргнула. Голубые льдинки в глазах начали теплеть, возвращаясь к фиалковому оттенку. Девочка тяжело вздохнула, тряхнула слипшимися сосульками волос. В них набился мокрый песок пополам с землёй и вырванными клочками травы. Платье тоже было местами испачкано, а местами и вовсе порвано. Чиститься руками было совершенно бесполезно. Поэтому она кое-как поднялась на ноги и поплелась в сторону дома.

Глава 7. Каждому по делам его

Волимир окинул внучку внимательным взглядом с головы до ног. Кивнув каким-то своим мыслям, он уже знакомым движением опустился перед Снежаной на одно колено и посмотрел ей в глаза. Спокойно, без осуждения или хотя бы тени недовольства. Во взгляде было открытое сочувствие и понимание.

– Поделишься фронтовыми сводками, Снежа? Мне же жутко интересно, с каким счётом прошёл дружеский матч на местном Куликовом поле.

Снежана молча кивнула и хрипловато пробормотала:

– Они обозвали меня дурочкой, а тебя – колдуном. И сказали, что от твоего колдовства я дурочкой и родилась.

– Хм, что ж, это многое объясняет, – задумчиво протянул дед. – Я о твоём расписном виде, разумеется.

Его губы тронула тёплая улыбка.

– Давай-ка продолжим этот увлекательный разговор в ванной. Всё-таки маленькой и красивой вёльве не стоит долго бродить в образе замарашки. Не к лицу.

Он поднялся на ноги, бережно сжал хрупкие плечи внучки и повёл её мыться.

Поставив возле раковины табурет, Волимир усадил девочку себе на колени, сдёрнул с крючка полотенце, намочил его и принялся осторожно смывать грязь с чумазого личика. Снежана стоически терпела помывочные процедуры. Внутри по-прежнему было тоскливо, пусто и глухо. Так что она молча смотрела в стену, позволяя дедушке приводить себя в порядок.

– Поделись, что же именно тебя разозлило в словах шушиков? – мягко спросил дед.

– Шушиков? – вяло и хрипловато уточнила девочка.

Волимир кивнул:

– Так в старину называли глупышей. Но до наших дней дошли лишь производные слова вроде «шушукаться» – то есть вести тихий несерьёзный разговор. Ещё кое-где в народном фольклоре сохранились байки о мелких бесенятах и пакостниках – шушах.

Снежана невольно улыбнулась. Улыбка получилась слабой и бледной, но забавное слово пробудило в ней живой интерес. В ответ на эту реакцию глаза деда удовлетворённо блеснули. Снежная принцесса начала оттаивать.

– Если верить сказаниям, шуши заводились в тех домах, где не было домовых, зато часто ссорились. По ночам они устраивали настоящий бедлам: портили продукты, перепутывали пряжу и даже заплетали волосы спящих в миллионы тонюсеньких косичек по три волоска в каждой.

– Прямо как дреды, – прокомментировала последнюю деталь девочка.

Настало дедушкино время вопросительно смотреть на внучку:

– Дреды – это что?

– Это вот куча маленьких косичек на голове, – охотно просветила его Снежана. – Растаманская причёска для ленивых. Кому в лом голову мыть.

Волимир тихонько рассмеялся такому ёмкому и содержательному описанию. Он подцепил особо качественно склеившуюся прядку внучки и слегка дёрнул. Снежана ойкнула, косясь на почти самый натуральный дред.

– Ну, теперь ты и сама видишь, что повстречалась с настоящими шушами, которые только притворялись человеческими детёнышами.

– Да уж, – недовольно протянула она.

– Но я горжусь твоей смелостью, отвагой и силой, Снежа, – продолжил дедушка. – Ты с успехом отбилась от их коварной стаи. Так что бесенята, даже со всей своей нечеловеческой скоростью и ловкостью, не смогли заплести твои волосы в миллион косичек. А эти несколько штучек мы легко отмоем и распутаем.

Снежана впервые за последний час по-настоящему радостно улыбнулась. Волимир крепко прижал к себе довольно пискнувшую внучку и таинственно прошептал ей на ухо:

– Все они могут сколько угодно скалиться и обзываться так, как их чёрной душонке заблагорассудиться. Да, в их глазах я колдун. Хоть и не люблю это слово. Но пусть так. Стесняться и прятать свои силы я не намерен. А кому завидно, тот пусть подойдёт ко мне и сам об этом скажет. И в тебе никакого изъяна от моего ведовства нет. Вот тебе в том моё слово. Наоборот – ты обладаешь редким даром чувствовать окружающий мир целостным и ярким. Помни это и цени свой дар, Снежа. Ну а если ещё кто полезет, то разрешаю треснуть наглеца повторно, да так, чтобы шары повылазили. Или мне скажи. Тогда у него не только сверху, но и ещё откуда-нибудь что-нибудь повылазит.

Девочка захихикала, красочно представляя себе эту картину. Она внимательно посмотрела на деда и с надеждой спросила:

– Ты не сердишься?

– Да на что же мне сердиться прикажешь, маленькая вёльва? – наигранно возмутился он. – На то, что моя внучка дала сдачи дуракам? Так молодец. Хвалю. Понадобиться ещё – смело давай добавки. Или на то, что защищалась? Коли нападают – защищайся всеми доступными способами. Или на то, что не позволила себя обижать и унижать? И здорово, что не позволила, а смогла отстоять себя. Ну а что до чумазого вида, порванного платья и синяков, то это ерунда. Со временем научишься работать чище. До опустошения себя довела – вот это скверно. Но тоже поправимо. Научишься и контролю.

Снежана улыбнулась ещё шире. Волимир мазнул кончиком указательного пальца по маленькому тонкому носику и мягко скомандовал:

– А теперь в душ. Отмойся до конца и приведи себя в порядок. А я принесу новую одежду. Маленькая вёльва может поиграть в замарашку, если хочет, но ей больше к лицу блеск и красота.

Девочка согласно кивнула и соскочила с колен деда.

***

Снежана тряхнула головой, и по плечам густой волной рассыпались мокрые льняные пряди. Свежая футболка быстро намокла, впитывая влагу с волос. Неприятный холодок пробежался по коже. Девочка поморщилась. Прикосновение влажной ткани вызывало у неё чувство бесцветной тяжёлой липкости. Но фен она не любила ещё больше.

На кухне деда не оказалось. Снежана налила себе стакан простой воды, привычно полуприкрыв глаза, чтобы струящаяся прозрачная жидкость и блики света не заворожили её. Напившись, она различила тихие звуки, доносившиеся с крыльца. Ей стало любопытно.

– Вы понимаете, что ваша сумасшедшая чуть не покалечила нескольких детей?! – сдавленным, но от того не менее громким голосом возмущалась полная женщина.

Видимо для особой убедительности, она вертела руками, больше смахивавшими на свиные окорока, и пучила глаза на зависть всем окрестным жабам. Снежана, притаившаяся за приоткрытой входной дверью, мысленно пририсовала бабе пяточёк, копытца и перекрасила кожу в жабью. Пришлось зажать себе рот руками, чтобы не рассмеяться в голос. Дед смотрел на нежданную гостью сверху вниз. Лица его девочка не видела, но раздавшийся голос мог служить прессом на заводе по переработке старых машин:

– Вы медик?

– Нет, но…, – отрицательно колыхнулась всем телом женщина.

Она собралась сказать что-то ещё, но всё тот же железный и властный тон перебил её:

– Тогда прекратите ставить медицинские диагнозы моей внучке. Она совершенно здорова. И ни один человек не вправе заявлять обратное без официального заключения медицинской комиссии. Иначе это будет уже оскорблением и клеветой. Я такое не потерплю.

– Да вы видели, что она сотворила с моим мальчиком?! – вновь завопила мамаша.

Могучая длань толстухи выдвинула перед собой мальчишку. Снежана мигом признала в нём того самого задиру, который начал её оскорблять и задевать.

– Великолепный образчик мужественности, смелости и честности, – выдал дед через пару секунд.

В голосе его было столько ехидства и насмешки, что мальчишка невольно попятился, но широченная материнская фигура не позволила ему продемонстрировать всю полноту отваги.

– Вы посмотрите! – не унималась женщина. – Посмотрите на эти синяки! А рубашка! Она ведь теперь лишь на тряпки годится! А ведь я её только-только купила!

– В секонд-хенде? – насмешливо уточнил Волимир. – Ей не меньше года. Ребёнок из неё уже почти вырос. Так что врите, да не завирайтесь. А что до синяков… Снежан, будь добра, выйди к нам, пожалуйста. Не бойся этих невежд.

Девочка тяжело вздохнула и осторожно вышла из-за двери. Встав чуть позади деда, она сначала посмотрела на него, затем на пышущую праведным гневом тётку, а напоследок окинула презрительным взглядом съёжившегося пацана.

– Думаю, мериться количеством и размером повреждений не станем, – продолжил Волимир, опережая открывшую было рот женщину. – Перейдём лучше к сути. Ответь-ка нам, юный отрок, – тяжёлый взгляд деда упал на мальчишку, – кто первым начал драку?

Тот торопливо ткнул пальцем в девочку и коротко вякнул:

– Она.

– Что скажет на это юная дама? – уже куда мягче обратился дед к внучке.

– Я, – не стала отпираться Снежана.

На лице тётки мелькнуло торжество. Внушительных размеров грудь раздулась, закачивая в лёгкие пару вёдер воздуха для обличительной речи. Но Волимир бесстрастно уточнил:

– Что же стало причиной этому? Пожалуйста, расскажи мне всё так, как оно было. И остальные пусть тоже послушают.