Беспечность волхвов. Часть 2 бесплатное чтение

Поражение

Морис Ревиаль сидел за столиком летнего кафе с чашкой кофе в руке. На столике перед ним лежала развернутая «Фигаро», забытая предыдущим посетителем. Сосредоточенный на своих мыслях, он рассеянно созерцал происходящее вокруг. Кафе было расположено на тротуаре маленькой улочки, почти такое же, как рядом с его домом. Но оказаться рядом с домом ему совсем не хотелось. Возможность встречи с Жаклин в настоящий момент его не прельщала. Его настроение совсем не располагало к романтическим отношениям.

По проезжей части, мило переговариваясь между собой, неторопливо шествовали люди, большинство из них было в желтых жилетах. Активность движения «желтых жилетов» пошла уже на убыль. В людях уже не просматривалась ожесточенная энергичность и безудержная решительность, присущая начальной фазе протестного движения. Движение могло бы превратиться в милую привычку и добрую традицию, как празднование взятия Бастилии 14 июля, если бы не двусмысленная изворотливость ответных мер властей на протест. Конечно, Макрон пошел на уступки протестующим. Но большинство французов сомневалось в искренности и долговременности его социальных новшеств. Особенно их тревожили упрямые намерения власти относительно пенсионной реформы. Именно эти сомнения и не давали стихнуть протесту, поднимали накал и вселяли жизненные силы в движение. Но Ревиаля в настоящий момент тревожила в большей степени шаткость его собственного положения, собственная судьба, собственное будущее, нежели всенародный протест.

Морис мысленно переваривал разговор, состоявшийся час назад с его непосредственным начальником Франсуа Блине. Разговор был крайне неприятный. Неприятным он был по многим причинам. Во-первых, это был когнитивный диссонанс в отношении оценки руководством проделанной Ревиалем работы. Нет, конечно, и раньше ему указывали на ошибки в работе. Это было непреложным правилом взаимоотношений начальства с подчиненными. Так сказать, расстановкой приоритетов в служебной иерархии. То, что начальник должен быть умнее и прозорливее подчиненного – являлось непреложным правилом. Эту истину Морис усвоил давно и твердо. Он неуклонно следовал негласному правилу дать начальнику возможность почувствовать себя умнее подчиненных. Вот и сегодня, на первый взгляд, начало разговора было вполне дежурным.

Блине сухо сообщил, что в действиях Мориса выявлена коррупционная составляющая.

Морис воспринял эти слова как неуклюжую попытку Блине подшутить на ним и продемонстрировать свое заскорузлое чувство юмора. Блине замолчал и потупил глаза, продолжая оставаться серьезным. Морис мысленно выругался, шутка затягивалась. Блине продолжил свою речь:

– К таким выводам пришла комиссия TRACFIN. Коммандант, вы отстранены от дел, в отношении вас начато служебное расследование.

Ревиаль все еще надеялся, что вот сейчас начальник по-дурацки раскатисто расхохочется, а Морису останется только услужливо улыбнуться.

Следующая фраза Блине добила Ревиаля окончательно и поставила жирную точку на розовой надежде о неуклюжем розыгрыше.

– Ваша деятельность бросает тень на все мое подразделение, даже на весь департамент. Она не может остаться без последствий.

Выражение лица Блине не оставляло сомнений, что дело приняло серьезный оборот.

У Мориса от удивления отвисла челюсть, вылезли из орбит глаза. Вид у него был, наверное, очень дурацкий. Блине, взглянув на Ревиаля, попытался даже его подбодрить:

– Ну, ну… не стоит так отчаиваться. Возможно, допущена ошибка. Все могут ошибаться. Особенно легко допустить ошибки в нашей работе. Но, сразу предупреждаю, не стройте иллюзий. В случае вашей вины не ждите от меня заступничества и поблажек.

Блине все-таки решил не ронять лицо корпоративной этики:

– Но одно могу обещать твердо. Я постараюсь сохранить объективность в ходе расследования.

Ревиаль хмуро поблагодарил:

– Спасибо, патрон. Правда, я не совсем понимаю. Подозрения в отношении меня связаны с моим последним заданием?

Блине отреагировал холодно:

– Похоже, эти подозрения в отношении вас не лишены основания, если вы сами указываете на их источник. Проверке будет подвергнута вся ваша деятельность.

Морис недоуменно скривил рот. Он уже начал постепенно выходить из шока. Но растерянность, которая еще толклась в его душе, неудачно продиктовала следующий вопрос:

– Но могу я все-таки поинтересоваться, что мне конкретно вменяется в вину?

Блине холодно посмотрел на Ревиаля:

– Расследование будет вестись в установленном порядке. Я не уполномочен сообщить вам большего, чем уже сказал.

Морис попытался ухватиться за соломинку:

– Но вы не будете отрицать, что результаты моей последней работы были успешны?

– В сложившейся ситуации это не имеет значения. Я вас больше не задерживаю.

Блине стал перекладывать на своем столе бумаги, показывая, что аудиенция завершена. Морис нетвердым шагом вышел из кабинета. Сейчас, сидя в кафе, он продолжал мысленный диалог с начальником. Здесь ему так удачно приходили в голову возражения и аргументы, которые так легко ускользали в кабинете начальника. Но как только в его воображении вставал холодный взгляд Блине, кто-то в голове Мориса обреченно вздыхал и безнадежно опускал руки, чтобы через несколько мгновений разразиться новой отчаянной тирадой. Ревиаль предпринимал попытки мысленных диалогов с более высоким начальством. И опять перед ним вставала стена. Он совершенно не мог предугадать ответы комиссара Дюфо на свои аргументы. Логика настаивала, чтобы Морис посетил того, кто ему дал карт-бланш на его последнюю миссию. А интуиция крепко удерживала Ревиаля от совершения подобного шага.

Все, что оставалось сейчас Морису – это прибегнуть к диалогу с самим собой, со своим вторым «я».

– Но они же идиоты. Они что, не видят или не понимают, что происходит? Я им принес ключ от ситуации, сложившейся в стране. А они отмахиваются от меня, как от назойливой мухи. Надеются в очередной раз разрешить ситуацию негодными полумерами и средствами. Как всегда, будут банально вышибать дверь в закрытую комнату, в которой никого не окажется. Это же тупик. Цугцванг. Опять наступят на старые грабли.

Второе «я» было настроено скептически:

– А с чего ты решил, что ты тут самый умный? Ключ он, видите ли, принес. А кто тебе сказал, что это ключ от той двери, которую они собираются открыть? Сидишь здесь, пыхтишь от недовольства, как ежик. Строишь из себя непризнанного гения. Созерцаешь обиженно пространство. А в результате не видишь ничего дальше своего носа. И из этого делаешь глубокомысленный вывод, что познал суть и истину происходящего.

Морис огрызнулся:

– А это что, не так? Вот чего я не вижу такого, что видят они там, наверху?

– Тебе ли не знать? Ты и они вращаетесь в разных информационных потоках. Одно дело – мыть руки под краном, другое дело – купаться в океане.

– Подумаешь… Вода – она и есть вода.

Второе «я» сердито прищурило глаз:

– Вода-то вода, да соленость у нее разная. Попробуй напиться морской водой, тогда поймешь разницу между ними и собой.

– Неудачная аналогия.

– Как знать, как знать.

Морис вскипел:

– Да если хочешь знать, этот русский нам подарок преподнес на тарелочке с голубой каемочкой, как говорил мой дед. Триггерная социальность. Он ухватил самую суть. Хотя… – Морис сузил глаза и слегка прикусил нижнюю губу. – А вот понял ли он сам то, до чего сумел докопаться и додумался? Похоже, нет. Не поймешь их, этих русских. Хотя…

Ревиаль стиснул зубы, и на его щеках заходили желваки. Как же выразительно молчал этот русский на их встрече в черногорском кафе. Упорно отказался от его, Мориса, предложений. Но зацепочку-то оставил.

«А мы за эту зацепочку-то потянули. И все получилось. Вот только после разговора с Блине возникают сомнения, то ли получилось, на что я рассчитывал. Взгляд… Взгляд этого русского там, в черногорском кафе… Ожесточенность или испуг были тогда в его глазах?»

Морис стряхнул с себя оцепенение, вызванное видением глаз русского биолога, и вернулся к окружающей его действительности. Люди неспешно, но вполне целеустремленно двигались нескончаемым потоком. Морис скептически смотрел на демонстрантов.

– Русские, русские… Все-таки взяли они на вооружение эту триггерную социальность? Или она осталась только на бумаге в работе Богданова? Сейчас у русских те же проблемы, что и во Франции. Но, они не бунтуют. Тот протест, который был в Москве, какого-то иного порядка. Пойди и пойми, кто избрал более эффективный путь решения проблем – русские или французы. Но этот русский точно знал больше, чем сказал на конференции. Он докопался до истинных причин надвигающегося кризиса. Или нет? Он ясно конкретизировал ситуацию как триггерную социализацию. Он даже намекнул на ее механизм. И… повесил большой занавес на сцене. Нет, я не понимаю этих русских.

Второе «я» ехидно хохотнуло:

– А сам-то ты кто? Потомок первой волны русской эмиграции. Из солидарности с французами перестал понимать русских.

Морис исподлобья посмотрел невидящим взглядом напротив себя.

– Да, я потомок русских эмигрантов. Да, внук эмигранта. Говорю по-русски. Говорят, что даже очень неплохо говорю, без акцента. Волжский выговор. А вот русский я или нет, не понимаю. Наверное, русский, если даже это подвергаю сомнению. Дед говорил, что для русских присуще всегда и во всем сомневаться, при этом безгранично верить в свои идеалы и бороться за свои убеждения. Сомневаться – это не трудно. Это я умею. А они у меня есть, эти идеалы и убеждения? Вроде есть. Или мне это только кажется? Сомнений, по крайней мере, у меня хоть пруд пруди. А это основной признак русскости.

Второе «я» печально вздохнуло:

– Маловато будет для русскости. Вот сейчас ты шпионишь за русским в пользу Франции.

Морис нерешительно возразил:

– Ну почему сразу шпионю? Налаживаю деловые взаимовыгодные контакты. – Он печально вздохнул. – Хотя, если по сути, то шпионю. А что делать? Франция – это теперь моя родина. Дед часто рассказывал об обрусевших немцах и французах. Говорил о них с теплотой. Но ни разу не говорил об офранцузившихся русских. Может, я первый такой? Или действительно можно только обрусеть? Да и эта новая родина ко мне относится с подозрением. Дед после эмиграции в Иностранном легионе служил. Отец тоже служил Франции верой и правдой, а я все равно на подозрении. Хотя тоже служу честно.

В мыслях Мориса зашуршал скепсис: «Слушай, а не много ли ты тут о себе возомнил? Подозревают его, видите ли, представителя третьего поколения русских эмигрантов. А может, все проще? Обвинение, которое тебе предъявили, могли предъявить гражданину любой национальности Пятой республики. Ты собери мозги в кучу. Умерь свою мировую скорбь о собственной персоне. И…»

От размышлений Мориса отвлек возникший перед его столиком мужчина в желтом светоотражающем жилете.

Казалось, демонстрантам на улице было совсем не до посетителей кафе. Но, как выяснилось, не всем. В любом социальном мероприятии находились самозванцы, возложившие на себя особую миссию организаторов. Это их подвижничество было вызвано не наличием у них исключительных организаторских способностей, а безотчетным желанием подавить собственные страхи, доведенные до абсурдных форм. Страхи перед ближайшим будущим блуждали в их головах толпами ничуть не меньшими, чем те, в которых им самим приходилось участвовать, страхи перед ответными мерами властей и результатами собственного бездействия. Этим людям поддержка окружающих была необходима как воздух. Без этой поддержки страх бы их просто раздавил. Один из таких организаторов и оказался перед столиком Мориса Ревиаля. С подозрительной миной на лице он направился к Морису, остановился в двух шагах от его столика. Ревиаль услышал недовольный скрипучий голос:

– Что, месье, не нравится?

Морис, захваченный собственными мыслями, поднял на него недоуменный взгляд:

– Простите, что вы сказали, месье?

– Я говорю, что мне кажется, что вас раздражают наши желтые жилеты? Или я ошибаюсь?

Ощущение безмятежного созерцания людского потока, похожего на плавное течение реки, дало сбой. Поток оказался не таким безобидным.

Морис обескураженно уставился на лицо незнакомца, перевел взгляд на демонстрантов и опять вернул его на лицо своего собеседника.

– С чего вы взяли?

– Это видно по вашей кислой физиономии, месье.

Конец фразы прозвучал фальцетом, и выдал страх, тщательно скрываемый незнакомцем. Профессиональное чутье Ревиаля мгновенно вычленило диссонанс между позой и голосом его собеседника. Страх. Животный стайный страх. Страх рваными клочьями витал над толпой. Морис в этот момент почти кожей ощутил эти завихрения тревоги над толпой.

Одни участники без труда могли совладать с чувством потенциальной опасности. Менее смелые безотчетно и инстинктивно жались к тем, кто вел себя более уверенно. У кого-то страх просто зашкаливал. Его не могло нивелировать уверенное спокойствие соседей. Эти люди могли подавить свой страх, только приступив к активным действиям. И чем выше был уровень страха, тем на более безрассудные поступки он толкал тех, в ком гнездился. У того, кто подошел к Ревиалю, страх стучался, как отбойный молоток.

Страх диктовал простую истину: «чем нас больше, тем труднее с нами справиться».

Смелость была зеркальным отражением страха, и хватало ее ровно настолько, чтобы предпринять попытку рекрутировать еще одного одиночку в стаю.

Ревиаль недовольно хмыкнул:

– Считаете, что только у вас могут быть жизненные неприятности и проблемы, а другие люди их лишены?

Незнакомец указал пальцем на улицу:

– Как раз наоборот, месье. У нас у всех проблемы. И вызваны они одними и теми же причинами. Мы объединились, чтобы их преодолеть. А вы сидите здесь, корчите недовольную физиономию, кофе попиваете. Ждете, когда за вас все решат другие? А сами тех, кто идет решать ваши проблемы, презираете!

Морис устало выдохнул воздух, в его голове мелькнуло: «Только этого идиота мне недоставало».

Незнакомец воспринял реакцию Ревиаля по-своему, он зловеще рассмеялся:

– Похоже, месье, проблемы у нас с вами разные. – Он ткнул пальцем в лежащую перед Ревиалем «Фигаро». – Тут даже не может быть сомнений. Как нетрудно догадаться, мы с вами читаем разные газеты. Вы читаете «Фигаро», а мы читаем «Либерасьон».

Ревиаль неприязненно посмотрел на своего собеседника из-под бровей.

– Это не моя газета. Я вообще не читаю газет.

Его собеседник иронично усмехнулся:

– Конечно, конечно. Как я только мог подумать? У месье совсем иные взгляды и жизненная позиция. Только проявить открыто свои взгляды месье опасается. Или я неправ?

Морис услышал откровенную издевку в голосе непрошеного гостя, и это его начало бесить. Этот конфликт на ровном месте из пустяка грозил перерасти в скандал. Требовалось прекратить этот неуместный и бестолковый разговор побыстрее и без дополнительных эксцессов. Ревиаль встал со своего места, сунул под чашку купюру и посмотрел в упор на своего собеседника:

– Отчего же. Мне совершенно нечего опасаться. Пойдемте, я присоединяюсь к вам.

У незнакомца отвисла челюсть. Все говорило о том, что он готовился к продолжительной осаде совести несознательного гражданина. А тут весь его эмоциональный запал пошел коту под хвост. Но он быстро нашелся и весело затрещал:

– Это другое дело, месье. Это другое дело. Мы, французы, должны вместе бороться за свои права. Если мы настоящие французы, а не эмигрантское отребье.

Морис остановился и изучающе посмотрел в лицо своему новому товарищу. Тот тоже остановился и недоуменно воззрился на Ревиаля:

– Что, месье? Что-то не так? Вы сочувствуете этим арабским крысам, которые заполонили Францию?

Несколько секунд Ревиаль пристально всматривался в лицо своего спутника, а затем пробурчал:

– Нет, не сочувствую. Просто хотел понять, совпадают ли наши представления о настоящих французах.

Его собеседник дерзко задрал подбородок вверх.

– Ну и как? Совпадают?

Морис неопределенно поморщился.

– Вроде да.

Ревиаль шел, пытаясь придерживаться темпа шествия, в которое он влился. Его новый товарищ без умолку молол какую-то чепуху. Морис время от времени согласно кивал ему головой. Эта трескотня действовала на нервы. Но в ней был и положительный момент. Ревиаль переключился с собственных тревог на тревоги общенациональные: «Настоящие французы. Интересно, каково было здесь отношение к русским эмигрантам после российского мятежа семнадцатого года? Такое же, как к мигрантам, которые сейчас бежали от ужасов войны из своих стран? Лишние рты. Правда, из России бежали тогда люди образованные, с хорошими специальностями. Ну, какие, к черту, хорошие специальности? Инженеров бежало мало, в основном бежали военные. Тогда, после Первой мировой войны, Франции нужно было прокормить своих военных, а тут еще и чужие рты понаехали. Как это говорил дед? Сытый голодного не разумеет. Интересно, а этот мой новый знакомый, он точно настоящий француз или тоже эмигрант в каком-то поколении? Спросить его? Нет, не стоит. Опять погрязнем в этой бестолковщине, увязнем в болоте пустой говорильни. Достаточно той ахинеи, которую он несет. Буду делать вид, что слушаю. Мне сейчас главное надо понять – что мне самому дальше делать».

Шествие

Взгляд Ревиаля блуждал по спинам идущих впереди него людей. Рефреном в голове назойливо звучал голос его спутника:

– Наша сила в единстве…

Под это незатейливое сопровождение Ревиаль погрузился в собственные мысли: «А что, собственно говоря, делать? Мой начальник просто транслировал мнение высшего руководства. Значит, апеллировать наверх бессмысленно. А если попробовать?.. Попробовать? Как?.. Ерунда! Замкнутый круг. Хорошо, посмотрим на все это с другого бока. Если назначили официальное расследование, то мне ведь наверняка дадут высказаться, в конце концов. Дадут высказаться и потом вышибут с треском! Но почему сразу вышибут? Я ничего не нарушил. Служебные инструкции и распоряжения соблюдал. Себе в карман лишнего евро цента не положил. Разберутся! Похоже, уже разобрались, если объявили мне об этом открыто и без стеснения».

В сознание Мориса ворвались два уверенных женских голоса у него из-за спины:

– Биткоин и только биткоин.

– А как быть с поправками к директиве ЕС 2015/849, принятыми в конце мая прошлого года?

– Я тебя умоляю. Они нас опять хотят загнать в общее стойло. Сначала говорят, покажите, что у вас в карманах, и тут же нам заявляют, что мы можем и должны платить больше за энергоносители.

Морис непроизвольно оглянулся и посмотрел на говоривших. Ничего особенного в обеих женщинах не было. Две обычные парижанки средних лет. Ревиаль с удивлением отметил: «А они обе неплохо подкованы в отношении криптовалют. А говорят, что занятие финансами противопоказано женщинам. Но ведь именно эту задачу нам ставили как главную для поиска. Может, в этом мое главное упущение по службе, а финансовые нарушения просто предлог? Если так, то мое дело плохо. Вышибут как не справившегося с задачей. Формулировка о финансовых нарушениях лишь отличный повод для создания комплекса вины. Не отмоешься… Может, еще не поздно развернуть лыжи? Надо познакомиться с дамочками. Хоть какая-то будет польза от этого безумного шествия».

Ревиаль обернулся и подождал, когда с ним поравняются женщины.

– Прошу прощения, меня заинтересовал ваш разговор о биткоинах.

Женщины неприязненно и брезгливо воззрились на Мориса и молча продолжили свое неспешное движение, обдав его презрением. Они были примерно одного роста и возраста. Худощавые, со спортивными фигурами, довольно привлекательными лицами. Ближняя к Морису была в полосатой футболке навыпуск и белых укороченных брюках. На ее подруге была легкая блузка лимонного цвета и цветастая юбка ниже колен. Надо отметить, что при всей простоте их наряды отлично гармонировали с их лицами. Футболка – с точеным профилем и слегка вздернутым носиком ближайшей к Морису шатенки, желтая блузка – с чувственными губами слегка открытого ротика блондинки. Болтливый спутник Мориса оглянулся на него, досадливо поморщился и ускоренно двинулся вперед в поисках новой жертвы для своих нравоучений. Морис вздохнул и виновато продолжил, обращаясь к женщинам:

– Вы не подумайте ничего плохого, мой интерес лежит сугубо в плоскости криптовалют.

Шатенка взяла свою собеседницу под руку и, глядя мимо Мориса, с долей презрения и досады произнесла:

– Именно это и вызывает подозрение.

Морис смутился и промычал:

– Я не очень понимаю, что… в чем я виноват.

Блондинка, не глядя на Мориса, пояснила:

– А что тут непонятного? О криптовалютах мы можем и между собой, без вас поговорить. А вот наши консультации по финансовым вопросам платные. В вашем возрасте, месье, пора бы знать, что мужчины должны находить более приятные темы для общения с дамами, а не заявлять с порога… – она скорчила недовольную гримасу, – «привет, синий чулок».

Ревиаль потрясенно захлопал глазами:

– Я ни в коей мере… Извините. Я даже не думал!

Шатенка холодно отреагировала:

– А иногда не вредно думать.

Морис окончательно растерялся. Он чувствовал себя униженным и втоптанным в грязь. Женщины с независимым видом дефилировали рядом. Профессиональное чутье разведчика подсказывало Ревиалю, что, прежде чем ретироваться, стоит предпринять последнюю попытку сделать что-то, чтобы не потерять лицо хотя бы в собственных глазах.

– Я не хотел вас обидеть. Вы обе довольно привлекательные дамы. Просто мне показалось, что общение с вами будет более интересным, чем с моим занудливым спутником. Прошу меня извинить за мою неуклюжесть.

Стоящая рядом с Морисом шатенка поморщилась:

– Ну у вас и комплименты, месье. На грани хамства в общественном транспорте. Где вы таких набрались-то?

Морис оторопело напряг мозг, чтобы, по крайней мере, выйти с достоинством из сложившейся ситуации.

– Прошу прощения. Я опять что-то не то ляпнул? Я готов загладить свои оплошности. Вы только прикажите.

Женщины с интересом воззрились на Ревиаля. Морис, ободренный их взглядами, попытался использовать выпавший шанс, чтобы переломить ситуацию в свою пользу:

– Позвольте представиться. Морис Ревиаль. Мне бы хотелось искупить свою вину, если вы не против.

Из-за плеча шатенки выглянуло лицо блондинки, на котором читалось любопытство:

– Мы не против. Меня зовут Софи, а мою подругу Элиза.

Элиза недовольно поежилась, заявив:

– Я и сама могу представиться. – Она повернула к Морису голову с холодным выражением на лице и насмешливыми искрами в глазах: – Элиза.

Ревиаль бросил быстрый взгляд в сторону своего недавнего спутника. Тот уже читал наставления долговязому мужчине, уверенно жестикулируя обеими руками. Его собеседник, видимо, оказался более податливым, чем Морис. Во всяком случае, он не был безучастен к словам зануды, а энергично реагировал на них словами и жестами. Этого наблюдения было вполне достаточно Морису, чтобы озвучить следующие фразы:

– Элиза, Софи, а вы не устали от демонстрации? Может, вам стоит передохнуть?

На лицах женщин отразилась неуверенность, перетекающая в неосознанное желание. Первой откликнулась Софи:

– Что вы предлагаете? Посетить такое же уличное кафе, из которого вас вытянул этот неприятный тип?

Морис мгновенно отреагировал на нотки презрения прозвучавшие в голосе Софи:

– Ну почему обязательно уличное кафе? Это было мое вынужденное пристанище.

К Ревиалю повернула насмешливо-злое лицо Элиза:

– Там вы высматривали себе очередную жертву для сексуальных утех? Еще скажите, что вы согласились идти с этим типом, потому что нас увидели.

Морис печально вздохнул:

– Врать не буду, вас я тогда еще не увидел.

Встряла Софи и утвердительным категоричным тоном сформулировала свой вопрос, дышавший любопытством:

– Но вы там точно кого-то поджидали женского пола?!

Морис посмотрел на нее грустными глазами:

– Если бы. Просто промывал кофе нанесенные мне душевные раны.

Элиза хохотнула:

– И раны эти, конечно же, вам нанесла женщина.

– Вы опять не угадали. Чтобы окончательно удовлетворить ваше любопытство, сообщаю: я холост и даже не помолвлен.

Софи пренебрежительно хмыкнула:

– Вот еще. С чего вы решили, что нас это интересует?

– Хорошо. Простите мне мою самонадеянность. Как вы отнесетесь к предложению пригласить вас в ресторан?

Подруги быстро переглянулись и окинули друг друга оценивающим взором. Софи виновато промурлыкала:

– Вообще-то мы не при параде. Сегодня в наши планы не входило посещение ресторана.

Ее фразу подхватила с легким смешком Элиза:

– Но если вы настаиваете, то мы позволим вам ненадолго увлечь нас в ваши паучьи сети. Но не рассчитывайте на легкую добычу, господин ловелас. Это не тот случай.

Образовавшаяся из трех человек компания, непринужденно пересмеиваясь, свернула в переулок и быстро удалилась с места шествия. Похоже, теперь судьба решила компенсировать Морису утренние неприятности, потребовав от него взамен только одно – не демонстрировать его хмурую физиономию. Ресторан, подходящий для такого случая, нашелся довольно быстро. У входа Ревиаль приобрел два миленьких букета цветов и элегантно вручил их своим новым знакомым. При этом он удовлетворенно отметил, что знания, полученные им на спецкурсе по обхождению с противоположным полом, ему наконец пригодились. Троица дружно и радостно окунулась в атмосферу флирта, гурманства, музыки и алкоголя. О криптовалютах за весь вечер не было сказано ни слова.

Пробуждение

Проснулся Морис от того, что что-то настойчиво и нудно звенело. Он открыл глаза, пытаясь сообразить, где он находится и который сейчас час. Сумел он сообразить только одно: он точно не у себя дома. С фотографии, висевшей на стене напротив него, ему показывал язык Альберт Эйнштейн. У него в квартире такого портрета точно не было. Еще он чувствовал себя не совсем свободно. Рядом с его лицом находились чьи-то длинные волосы. И волосы эти были точно не его. Потом он ощутил, что на его плече покоится чья-то голова, и плечо от этого немного затекло. А поперек его груди покоилась тонкая женская рука. Морис решил пошевелиться, затекшая рука отозвалась покалыванием иголочек в пальцах. Следующая неожиданность не заставила себя ждать. Нудные звонки прекратились, но раздался женский голос, немного хрипловатый спросонья:

– Але, слушаю… А сколько времени?.. Нет. Я потом перезвоню.

Раздался легкий стук мобильника о твердую поверхность. Морис попробовал приподнять осторожно голову, чтобы оглядеться. Голова отозвалась свинцовой болью похмелья. В глазах потемнело, и стала подступать тошнота. Что-то предпринять было просто необходимо. Ревиаль покрутил головой, пытаясь понять, что с ним происходит. Теперь он узрел, что на его левом плече покоилась голова шатенки. Морис скривил губы, округлил по-рачьи глаза и стал ими вращать, пытаясь найти какое-нибудь объяснение происходящему. Но еще больше его потряс взгляд направо. На уровне его подмышки покоилась голова блондинки. Морис сообразил, что это именно она отвечала по мобильнику.

В настоящий момент она продолжала спокойно спать. Морис снова приподнял голову и попытался оглядеть себя. Голова повторно отозвалась неприятными ощущениями, в глазах закрутились разноцветные круги. Но кое-что разглядеть удалось. Морис лежал поверх одеяла в расстегнутой рубашке, со сбившимся набок галстуком, без штанов и без трусов. Темные цветные круги, предвестники глубокого похмелья, еще плыли перед глазами, а в вате мозга вспыхнула, как огонек зажигалки во мраке, мысль: «Ничего себе! Однако…»

Он устало выдохнул сквозь зубы:

– Ф-у-у. И что делать?

Морис попытался осторожно убрать руку шатенки со своей груди. Она недовольно что-то промычала во сне и перевернулась на другой бок, освободив Мориса. Он, неуклюже скрипя всеми суставами, привстал, перевернулся на живот и встал на колени. Попробовал незаметно выбраться с двуспальной кровати. Голова висела на плечах пудовой чугунной гирей. Через зашторенное окно пробивался свет. Приподняла сонное лицо блондинка:

– Ты куда?

– В туалет.

Она бухнулась головой на одеяло.

– Налево, в прихожей.

Брюки Мориса лежали комом на стуле, а трусы валялись на полу у задней спинки кровати. Носки, как ни странно, были на ногах Мориса. Он с трудом собрал предметы своего туалета и, устало шаркая, побрел в ванную. Как только он переступил порог ванной и увидел унитаз, организм ему сообщил, что унитаз – это единственное здесь существо, в чьих дружеских объятиях он срочно нуждается. На бурные рвотные приветствия Ревиаля унитаз отозвался сдержанным молчанием. Стоя на коленях, Морис нажал кнопку на крышке унитаза, и тот благодарно заурчал. Очередным потрясением для Ревиаля стало его отражение в зеркале над умывальником. Таким он себя не видел давно. Он оттянул нижние веки и потер щетину на щеках. В очередной раз осознал, что ничего не помнит из своего ближайшего прошлого. Он поплескал воду на лицо и вытер его висевшим на крючке полотенцем. Обреченно фыркнув, Морис стал поспешно облачаться в одежду. После этого он оперся о раковину умывальника, еще раз посмотрел на себя мутным взором, натужно выдохнул воздух и направился к двери. За скрипом двери последовал громкий женский возглас:

– Сюда иди!

Морис покорно двинулся на голос. Навстречу ему семенила шатенка с низко опущенной головой. Она молча отодвинула его рукой и направилась в освободившуюся ванную. Морис проводил ее недоуменным взглядом и направился туда, откуда она вышла. Дорога привела его на кухню. На стуле позади большого стола сидела блондинка в развязной позе. Ее голая округлая коленка торчала над краем стола, так как пяткой этой ноги она опиралась о стул, на котором сидела. На ней был легкий пеньюар. В руке она держала высокий стакан с апельсиновым соком. В другой руке, которой она обхватывала ногу с задранной коленкой, был круассан. В ее взгляде, направленном на Мориса, под безмятежным безразличием сверкали искорки любопытства, ехидства и иронии. Морис хмуро поздоровался:

– Доброе утро.

Софи беззаботно отозвалась:

– Доброе утро.

Она указала круассаном на бокал, стоящий на столе:

– Выпей, тебе полегчает. А то на тебя смотреть больно.

Морис поднял бокал и поднес к носу, в нос ударил запах коньяка. Ревиаль закашлялся. Софи, с любопытством наблюдавшая за ним, посоветовала:

– Ты залпом пей.

Морис, борясь с рвотным позывом, влил в себя содержимое бокала и несколько секунд стоял с вытаращенными от ужаса глазами, ожидая, что его вырвет.

Блондинка отпила из стакана сок и облизнула верхнюю губу.

– Вчера это у тебя это получалось лучше. Что будешь на завтрак? Есть сыр, паштет, багет.

Морис неопределенно пожал плечами. Софи, в свою очередь, явно не собиралась вставать с места. Во всяком случае, она не предприняла для этого ни малейшей попытки. Она откусила круассан и продолжила:

– Холодильник у тебя за спиной, кофемашина рядом с ним.

Морис оглянулся и в нерешительности замялся на месте. Он вдруг почувствовал облегчение. Тяжесть в голове таяла, как весенний снег на солнце, и ее остатки струйками скатывались куда-то по телу вниз. Облегчение вытащило из исчезающей апатии пробуждающееся желание, точь-в-точь как как фокусник из шляпы вынимает кролика. Желание из смутного и неоформленного перерастало в более ясное и настойчивое. Морису хотелось как можно быстрее покинуть этот дом. Единственное, что его удерживало – это соблюдение общепринятых приличий.

Из-за спины Ревиаля появилась Элиза:

– Я освободила ванную.

Она двумя руками перехватывала резинкой хвост из своих волос на затылке. Софи со вздохом положила круассан на стол, поставила рядом стакан с соком и опустила на пол торчавшую над столом ногу. Направляясь в ванную, она посмотрела на подругу:

– Ты его покорми, а то он стесняется. Опохмелиться ему я уже дала.

Морис все отчетливее ощущал себя не в своей тарелке. Складывалось ощущение, что его здесь воспринимают на уровне приблудного пса, о котором необходимо заботиться, коль скоро его удосужились приютить. Элиза тихо сказала:

– Садись за стол, не стой на пути как столб. Сейчас все будет готово.

Морис потерянно плюхнулся на стул. Действовала Элиза, в отличие от флегматичной Софи, быстро, если не сказать молниеносно. Сначала раздалось шипение горячей сковородки и одновременно с ним урчание кофемашины. Потом на столе появились три тарелки. Из них вкусно пахло яичницей с беконом. Рядом с тарелками возникли ножи и вилки. А перед Морисом была водружена еще и кружка с кофе. Элиза тем временем продолжала чем-то шуршать и звенеть. Она поставила на стол тарелку с багетом, сыром и банкой паштета и только после этого села за стол напротив Мориса. Усаживаясь на стуле, она вопросительно посмотрела на Мориса:

– Ты чего не ешь?

И тут на Мориса накатили ощущения его давнего детства. Он вдруг явственно представил себя ребенком, таращащим глаза из-за края обеденного стола, а мама его подгоняет: «Ты чего не ешь? Ешь быстрей, а то в школу опоздаешь».

Морис виновато двинул бровями и услышал свой смущенный голос:

– Вас жду.

Элиза деловито окинула взглядом стол и посмотрела в лицо Морису:

– Еще выпьешь?

В этом ее взгляде были одновременно и сострадание, и забота.

Морис в раздумье свел брови к переносице, потом махнул рукой:

– А давай.

Пока Элиза наполняла его бокал, Ревиаль вдруг реально ощутил, что его отношения с этими женщинами перешли в какую-то новую, совершенно непонятную и неизвестную ему фазу. Такого с ним еще не случалось. Морис с удивлением отметил, что его новые знакомые, в отличие от него, в сложившейся ситуации ведут себя непринужденно и обыденно. Или это только ему кажется? Может, они тоже чувствуют себя неловко, просто не выпячивают это?

Во всяком случае, они не драматизировали ситуацию и не выглядели женщинами на грани истерики. Ревиаль тут же нашел для себя оправдание: «Им проще – их двое, а я один. Между ними солидарность, они чувствуют плечо друг друга».

Во всяком случае, совершенно ясно было то, что все вчерашнее осталось для Ревиаля где-то позади, во мраке. А вот день сегодняшний, похоже, готовит для Ревиаля сюрпризы. Начиная с того, что сейчас ему предстоит заново познакомиться с этими женщинами. Нет, имена друг друга они, конечно, знают и помнят. Но почему-то и он и они воздерживаются их произносить вслух. Это странное утро провело черту между вчера и сегодня. Между ними пролегла пропасть этой непонятной ночи. Сейчас, утром, встретились знакомые люди, которые толком друг о друге ничего не знают. Или это только один Ревиаль попал в двусмысленность зазеркалья? Может, остальные в этом зазеркалье живут давно и счастливо? Мориса подмывало немедленно спросить, что же было этой ночью. Но его также безотчетно страшил ответ на этот вопрос. Ревиаль включил внутреннее сосредоточение: «То, что ведут они себя непринужденно, с одной стороны, понятно. Они на своей территории, а дома, как известно, и стены помогают. А вот я – непрошеный гость. Или все-таки прошеный? Ну не без приглашения же я сюда ввалился. И ведут они себя со мной как с ребенком, над которым взяли шефство. Как же, как же, ребенок, шефство. Эти сказки вы оставьте для умственно убогих и неполноценных. И все же, что было этой ночью? Ничего не помню. Провал».

Элиза отхлебнула из своей чашки кофе.

– Тебе вчера вечером звонили, а ты мобильник не брал.

Она подняла на Мориса ясный взор, как будто ожидая его объяснений. Морис протянул руку к брюкам и вдруг вспомнил, что его мобильник должен быть в грудном кармане пиджака. Он посмотрел на Элизу:

– А пиджак мой где?

– В прихожей висит.

Ревиаль вскочил со стула.

– Извини, я сейчас.

В дверях кухни Морис столкнулся с Софи, возвращавшейся из ванной. Она отступила в сторону и с ехидной улыбкой поинтересовалась:

– Что, уже все? Надоело? Уходишь?

Морис покраснел и отрицательно мотнул головой:

– Нет. Сейчас вернусь.

Он достал из пиджака свой мобильник и ужаснулся. Шесть неотвеченных вызовов от его начальника, еще несколько звонков с неизвестных номеров. Одна эсэмэска: «В понедельник вам надлежит быть в 11:00 по адресу 3143».

Ревиаль обреченно вздохнул. «Ну, вот и все. Ненадолго мне дали свободу. Час расплаты подоспел. Будьте любезны заплатить по счетам. Хорошо. Посмотрим, что это за счета. Черт! Черт!! Черт!!! Просто день сурка какой-то. Не совсем, конечно, день сурка, вчера-то я был по адресу 2545. С другой стороны, какая разница, по какому адресу тебя ждет Торквемада? Просто тебе благосклонно дали перед кончиной насладиться запахом костра, на котором тебя поджарят».

Он вернулся на кухню и наткнулся на настороженные взгляды Софи и Элизы. Сел и отхлебнул кофе. Первой не выдержала Элиза:

– Ну, не молчи, рассказывай!

Морис поднял на нее глаза:

– Что рассказывать?

Софи поджала свои чувственные губы:

– Да ты весь перевернутый какой-то. Скажи уже, что случилось.

Морис скривил рот:

– Да это еще вчера случилось, а может быть, и раньше. Да наплевать. Как говорил мой дед, прорвемся.

Элиза встревоженно нахмурила брови:

– Прорвемся? Это ты о чем?

Морис отхлебнул кофе и печально улыбнулся:

– А… не важно. Это метафора. Прорвемся – это значит не пропадем.

Тревога в глазах женщин не исчезала. Морис посмотрел на них и усмехнулся:

– Чего приуныли? Как говорил мой дед, гулять так гулять. Он у меня русский был. Песню одну очень любил.

Морис по-русски запел:

– Из-за острова на стрежень, на простор речной волны выплывают расписные Стеньки Разина челны. На передней Стенька Разин…

Он посмотрел на озадаченные лица женщин с полуоткрытыми ртами и широко улыбнулся:

– Топи в вине всемирную печаль. Ну что, продолжим вчерашнее веселье?

Женщины напряженно переглянулись. Софи поинтересовалась:

– В смысле, «продолжим»?

Морис безмятежно улыбнулся:

– Идем в ресторан.

Элиза продолжила жевать свой круассан и сдавленно произнесла:

– Рестораны еще закрыты. Утро.

Морис не сдавался:

– Ну, тогда сами пикник организуем.

Элиза с подозрением поинтересовалась:

– А куда тебя, собственно, несет? Тебе здесь что, плохо? Не нравится? Неуютно?

Морис виновато вздохнул, уставился в окно позади женщин и стал соскребать мысли со стенок извилин мозга в кучу. Мысли, как гусеницы, старались в панике расползтись в разные стороны: «Уютно, неуютно… А вот неуютно мне здесь. Не люблю себя дураком ощущать. А мне ничего другого и не остается, кроме как ощущать себя дураком. Не успел из одной беды выкарабкаться, как вляпался вообще неизвестно во что. Будь они неладны, эти биткоины. Хоть бы знать, что было этой ночью. Надо взять и спросить. Выдохнуть и спросить. И будь что будет. Будет хотя бы ясность».

Морис упер ладони в колени, резко выдохнул через рот и спросил:

– А что было этой ночью?

Глаза женщин потеплели, и они загадочно переглянулись. Софи игриво приподняла подбородок и медленно провела тыльной стороной ладони себя по щекам.

– А ты не помнишь?

От этого ее жеста у Мориса кошки заскребли на душе, он отрицательно помотал головой:

– Нет, не помню.

Элиза с мягкой улыбкой поинтересовалась:

– Ну и что ты конкретно хочешь знать?

– Для начала – как я здесь очутился.

Софи ответила:

– А ты никак не мог определиться, кого из нас ты собираешься завербовать в агенты.

Женщины зашлись смехом. Элиза продолжила сквозь смех:

– Поэтому мы поехали не к тебе, а к нам. Мы снимаем эту квартиру на двоих.

У Ревиаля засосало под ложечкой, он смотрел на женское веселье и с досадой размышлял: «А неслабо я вчера, похоже, надрался. Выходит, я выложил им все про свою работу. Может, они не поверили? Посчитали, что я дурака валяю, выпендриваюсь? Да какая теперь разница… Вышибут меня в понедельник со службы, и все. И никому не будет дела до того, о чем я трепался и хвастался по пьяни».

На самом деле Мориса больше тревожило то, почему он проснулся без трусов в одной постели с двумя женщинами. Но ответ на этот вопрос пока оставался за кадром. Ревиаль посмотрел по очереди на женщин:

– А дальше? Что было дальше?

Софи зашлась хохотом:

– Ах, вон ты о чем!

Элиза сквозь смех продолжила:

– Дальше тебя хватило только на то, чтобы снять ботинки и пиджак. На этом твоя миссия по нашей вербовке закончилась.

Женщины снова зашлись смехом. Элиза, давясь, продолжила:

– Мы тебя сейчас смущать не хотим интимными подробностями, ты и так слишком потерянно выглядишь.

Морис поддался общему веселью и тоже хохотнул. Хохотнул еще раз и зашелся вместе со своими новыми подругами в истеричном смехе.

Когда смешливые всхлипы стали стихать, Элиза поинтересовалась:

– Что, не пропало желание продолжить праздник?

Морис отрицательно помотал головой:

– Нет, наоборот, еще сильней хочется.

Некоторое время они сидели молча втроем и выжидающе озорно переглядывались, как бы провоцируя друг друга. Наконец Софи вздохнула и встала.

– Ну, если решили продолжить развлекаться, тогда я в магазин смотаюсь. Холодильник надо пополнить. – Она игриво посмотрела на Мориса: – Если ты так же, как вчера, будешь бренди глушить, то требуется пополнить его запасы.

Морис встрепенулся и потянулся за телефоном.

– Подожди, я сейчас со своей кредитки на твою деньги переведу.

Софи, выходя из-за стола, отмахнулась:

– Не надо. Мы вчера на твои деньги и так неслабо оторвались. Сегодня наша с Элизой очередь. Тем более ты у нас в гостях.

Третий лишний. Вдвоем проще

Хлопнула входная дверь. Элиза посмотрела на Мориса:

– Еще кофе?

Морис неопределенно пожал плечами:

– Можно.

Элиза выбила пальцами нервную барабанную дробь по столу и встала со своего стула. Она стала дежурно собирать тарелки со стола. За спиной Мориса надрывно взвыла кофемашина. В раковине зажурчала вода и зазвенела перемываемая посуда. Кофемашина успокоилась, и перед Морисом водрузилась чашка с белой пенкой. Элиза села напротив Мориса, сложила руки на груди и откинулась на спинку стула. Она сосредоточенно его разглядывала, как будто ожидая от него чего-то. Морис под ее пристальным взглядом суетливо брал время от времени в руку в чашку, подносил ко рту, делал маленький глоток и снова ставил чашку на стол. Он все больше погружался в растерянность, не понимая, что ему следует предпринять. Элиза напряженно вздохнула и поинтересовалась:

– Что, так и будем сидеть на кухне? Может, это мне лучше было пойти в магазин вместо Софи?

Морис недоуменно захлопал глазами. Намек был предельно прозрачен. Смятенное сознание заметалось яркими всполохами: «Что, все вот так просто? Подойти к ней и овладеть? Прямо здесь?»

Морис посмотрел на серьезное лицо Элизы. Мысли в голове отстраненно отозвались: «Да нет! Ерунда. Все не так. Как только я к ней прикоснусь, сразу получу по морде».

Спасительной соломинкой мелькнула мысль: «Что-то тут не так. Наверное, я что-то не так понял, что-то упустил».

Ревиаль невнятно и растерянно промямлил:

– Я не знаю. Как у вас здесь принято? Может, это мне нужно было сходить в магазин? Я, правда, не знаю, где у вас магазин и что в нем брать.

Элиза недовольно скривила рот, с каменным лицом подошла сзади к Морису и положила руку ему на плечо:

– Пошли в комнату, потанцуем. Я танцевать люблю. Вчера ты мне не дал в ресторане потанцевать, значит, за тобой долг. Обязан компенсировать.

Морис плелся за ней, недоуменно бурча:

– Я не дал тебе танцевать?

Элиза взяла его за руку и заглянула снизу вверх в его глаза:

– А ты не помнишь, как отшил вчера у меня ухажера, который меня пригласил на танец?

Морис отрицательно замотал головой. Щелкнула клавиша, и комнату наполнила простенькая мелодия. Инициативу взяла на себя Элиза. Она положила руки на плечи Мориса. Морис в ответ тоже обнял ее за талию и стал неуклюже топтаться на месте. Она положила голову на его грудь и чуть хрипловатым голосом продолжила свой рассказ:

– А ты знатно ему бока намял. Весь ресторан на ушах стоял.

Элиза напряженно хихикнула:

– Вовремя мы оттуда смотались. Иначе ты бы мог проснуться сегодня в полицейском участке.

Голова Элизы покоилась на груди Ревиаля, и она не увидела, какую изумленную физиономию скорчил Морис. Она неторопливо продолжила:

– Я тогда подумала о тебе: вот настоящий мужчина. Беру себе, а остальные… остальные перебьются. И тут облом.

Она подняла к Морису лицо и медленно потянулась к нему губами. Утренняя абстиненция Мориса уже спала, свернувшись на дверном коврике калачиком. А тестостерон разливался живительной влагой по его телу, булькал в артериях и заполнял мышцы. Запоздалая предусмотрительность заставила Ревиаля задать осторожный вопрос:

– А Софи скоро должна вернуться?

Элиза хищно сузила глаза:

– С ней хочешь потанцевать? Ей ты ничего не должен, в отличие от меня.

Морис смущенно буркнул:

– Да нет. Я просто так поинтересовался.

Элиза с легким придыханием ответила:

– Она же не дура и не гимназистка. Знает, когда надо возвращаться.

Она подтянула его голову к своим губам. Кто из них кого завалил в кровать, они и сами не поняли. Но усилие к этому они приложили оба. Сдирали одежду они с себя и друг с друга довольно безрассудно, без малейшей жалости к ней. Жалобно треснул пеньюар Элизы. С треском отлетела пара пуговиц с рубашки Мориса. Элиза попыталась опять перехватить инициативу. Она опрокинула Мориса на спину и рухнула на него сверху. Но тестостерон уже отшвырнул сдержанность Мориса в сторону. Сдержанность со слезами отчаяния побрела в угол к абстиненции. Элизе же ничего не оставалось, как безропотно подчиниться Морису, не ограничивая его свободу действий. О чем в ближайшие несколько минут она не пожалела.

Потом они лежали на спине и, тяжело дыша, рассматривали белый потолок. Большая ладонь Мориса легонько сжимала маленькую ладошку Элизы. Со все нарастающим усилием ногти Элизы стали впиваться в ладонь Ревиаля. И новый гормональный всплеск одновременно прошил их обоих, как электрический разряд, и сотряс. Это было именно то состояние, когда тело перестает подчиняться разуму, им овладевает божественный инстинкт, отключающий сознание щелчком пальцев. И Морис с Элизой снова сплелись в объятиях. И вдруг все оборвалось. Щелкнул ключ в замке входной двери. Хлопнула дверь, и в прихожей раздалась возня. Сознание возвращалось к ним, как тишина осечки после щелчка курка в затворе. Их взгляды еще успели зафиксировать остатки страсти на лице партнера, а мозг уже зиял опустошающим небытием. Это были те мгновения, когда слова все еще были лишними, и все вокруг уже разделилось на здесь и там. Ревиаль протяжно выдохнул воздух и откинулся на подушку.

Втроем тоже неплохо

У него за спиной раздался голос Элизы:

– О чем речь? Что обсуждаем? Ну вы гады! Без меня пьете! Что, подождать не могли?

Софи наигранно хохотнула:

– Извини, не удержались. Успокойся, на брудершафт мы еще не пили. Тебе, как положившей начало совместным сексуальным утехам нашего общего друга, предоставляется право первого брудершафта.

Элиза укоризненно посмотрела на Софи. Она подняла со стола третий бокал и молча потянулась им к Морису. Ее глаза светились, как два нежных фонарика. У Мориса по телу прокатилась гремучая смесь эндорфинов, адреналина и других продуктов гипофиза. Он сглотнул комок в горле, и его кадык дернулся. Софи в это время громко поясняла таинство брудершафта:

– Сначала каждому надо сделать глоток из-под сцепленной руки, потом один поцелуй. Это поцелуй товарищеский. Второй поцелуй дружеский. Так. Третий – поцелуй свободы и любви.

Третий поцелуй Мориса и Элизы затянулся. Морис все энергичней и сильней прижимал к ее себе. Она этому не противилась. Ее тело было податливо, как пластилин в руках скульптора. Пальцы Элизы нежно и ласково коснулись головы Мориса, погрузились в его шевелюру. Неожиданно, но как нельзя к месту ее ногти царапнули кожу головы. Их губы стали следовать тому ритму, который задавала рука Элизы в шевелюре Ревиаля. Ее пальцы то увеличивали нажим на голову, и ногти сильней впивались в кожу, то ослабевали. Ревиаль ощутил присутствие чего-то эластично-пружинного во всем теле, и его естество уперлось в бедро Элизы. Закончив поцелуй, они еще несколько секунд стояли обнявшись. У Мориса снова застучало в висках, а глаза застлала пелена розового тумана.

Софи с жалостным выражением наблюдала за происходящим с бокалом в руках. Чуть выждав, она рванулась к подруге, обняла ее и уткнулась лицом в ее плечо. Элиза тоже приобняла подругу и прижала к себе, при этом неотрывно глядя в лицо Морису. Оторвавшись от Элизы, Софи смахнула слезинку со щеки и заполошно забормотала:

– Я смотрела на вас, и мне было так тепло… так тепло. Просто слов нет. Нет, ну я не знаю, как это выразить. Хорошо мне было, счастливо.

Элиза ее легонько похлопала ладонью по спине:

– Ну, будет, будет. Давай! Теперь твоя очередь.

Софи отстранилась от Элизы и нерешительно стала топтаться на месте. Переступая с ноги на ногу, она испуганно посматривала на Мориса. Всю ее решительность как ветром сдуло. Она судорожно перекладывала бокал из одной руки в другую. Ее лицо выражало смесь отчаянной робости с проблесками надежды. Морис неожиданно для самого себя ощутил себя главным среди этих женщин. Их опорой. Он протянул руку к голове Софи, погладил ее светлые волосы. В глазах Софи мелькнула благодарность, она как ребенок рванулась к Морису и прижалась головой к его груди. Элиза, сложив руки на груди, смотрела в спину Софи, потом перевела быстрый спокойный взгляд в глаза Мориса, отвернулась и стала что-то поправлять на столе. Для Мориса этот взгляд оказался одновременно и болезненным уколом, и знаком моральной поддержки, как ни странно, подтверждавшим правильность его поведения. Он прижал голову Софи к своей груди, и новое чувство накатило на него. Оно отличалось от того, утреннего, за завтраком, когда каждую из женщин он воспринимал как свою мать или свою родную тетю. Теперь они для него казались сестрами. Младшими сестрами, нуждавшимися в защите от этого жестокого мира. Он прижал к себе Софи и нежно поцеловал в макушку. Поцеловал еще и еще. Она подняла к нему глаза, и беспомощное выражение на ее лице точно соответствовало нахлынувшим на Ревиаля чувствам. Да, ей требовалась защита, ей требовалось плечо близкого сильного человека. А то, что она вытворяла с ним полчаса назад, был просто детский необузданный порыв девочки-подростка, встретившей первого мужчину и желающей познать, что такое взрослая жизнь. Софи доверчиво тянулась к его губам, привстав на цыпочки. И опять все было не так, как с Элизой. Нет, Морис не позволил себе сократить время третьего поцелуя. Но на этот раз член его не напрягся и не уперся в бедро Софи. После того как поцелуй закончился, он повторно прижал Софи к своей груди, она расслабленно прильнула к нему и обхватила ослабшими руками его тело. Элиза продолжала что-то перебирать и поправлять на столе. Софи мягко отстранилась от Мориса и виновато опустила голову. Элиза, заметив это, дежурно поправила прядь волос у своего уха, искоса холодно посмотрела на них и уверенно направилась к Софи. Они снова обнялись, как бы соблюдая необходимую часть ритуала. Вот только страсти, на которую способна была Софи в отношении подруги, Элиза не смогла продемонстрировать. Дежурным голосом Элиза холодно объявила:

– А теперь к столу. Пора заправиться.

Она сдержанно натянула на лицо улыбку.

На выпивку и еду все трое накинулись с жадностью. Морис еще ковырял вилкой в тарелке, а Элиза свою тарелку уже давно отодвинула от себя. Софи с неизменным стаканом апельсинового сока в руке опять задрала над столом свою коленку. Они обе с интересом наблюдали за тем, как Морис ест. Софи с приоткрытым от любопытства ртом, а Элиза смотрела изучающе и, казалось, с безразличием. Софи икнула и тут же запила соком из стакана. Морис почувствовал себя неловко от того, что он один продолжал есть за столом. Он отодвинул от себя тарелку, сделал глоток коньяка из бокала и довольно поморщил губы, демонстрируя пресыщение едой и готовность продолжить общение. Софи резко вскинулась на стуле:

– Совсем забыла. Утром звонили «желтые жилеты».

Элиза настороженно посмотрела на подругу:

– Чего хотели?

– Чего-чего. На митинг звали. Сегодня же суббота.

– Ну а ты чего?

– Я обещала перезвонить. Утро было, я после вчерашнего соображала еще плохо. Так что будем делать?

Элиза тряхнула кудряшками на голове и усмехнулась:

– А ты как думаешь?

Смысл ее смешка не вызывал сомнения в ее намерениях. Софи неуверенно посмотрела на подругу:

– Остаемся дома?

Элиза скосила на нее пребрежительный взгляд:

– Нет, все бросим и натянем на себя по паре желтых жилетов, чтобы ни у кого не было сомнений в наших намерениях.

Софи растерянно посмотрела на подругу. Та решительно рассеяла ее сомнения, сопроводив свои слова уверенными кивками головы:

– Думаю, сегодня они и без нас обойдутся.

Софи заерзала на стуле.

– Тогда я первая делаю Морису массаж.

Элиза холодно посмотрела на нее:

– Почему ты первая? Я тоже умею делать массаж. Мне кажется, сейчас моя очередь.

Морис болезненно ощутил смену своего статуса в этой маленькой компании. Этот день просто изобиловал трансформациями мироощущений. Пробуждение Мориса не оставляло сомнений, что он превратился в разнузданного типа, которому Казанова в подметки не годится, а Дон Жуан на его фоне выглядит застенчивым скромником. Дружеские объятия с унитазом и переглядывания с зеркалом в ванной наводили также на далеко не лестные сравнения. Роли опекаемого, окруженного материнской заботой и любовью ребенка и старшего брата для него тоже были в диковинку. Не мог Морис припомнить, когда с ним обходились как с приблудным псом. Свежие постельные приключения также были полны противоречивых ощущений относительно его статуса. Теперь все это рухнуло под осознанием того, что он всего лишь игрушка в чужих руках, кукла, которую не могут поделить между собой подружки. Это вызывало негодование и отторжение. В его голове прошелестела печальное соображение: «Ну, вот и началось. Прав был этот автор, даже у султана в гареме кипят немыслимые страсти».

Он положил руку на стол и постучал ей, привлекая к себе внимание:

– А у меня никто не хочет поинтересоваться, чего я хочу?

Обе женщины воззрились на него взглядами, в которых стояло: «Моя игрушка».

Наступившую паузу прервала Элиза:

– Ну, и чего ты замолчал? Говори, кого из нас ты хочешь!

Морис поправил одной рукой на груди халат, а ладонью другой провел по столу.

– А у меня другое предложение. Предлагаю наше общение до некоторой степени разнообразить.

Две пары глаз впились в него, и он продолжил:

– Есть два варианта на выбор.

Морис выдержал паузу, и за него продолжила Софи:

– Ну?.. Один – это поехать к тебе. А другой?

Морис отрицательно покрутил головой:

– Нет. Ко мне – это тоже камерная обстановка. Если менять авансцену, так менять ее кардинально. На выбор: мы все трое едем в казино и играем за одним столом, или мы едем на рыбалку, куда-нибудь подальше от людей.

Эти два выхода из создавшейся ситуации возникли в голове Ревиаля совершенно спонтанно и требовали осмысления и развития. Женщины воззрились на Мориса. Элиза сузила глаза:

– А ты сам-то чего хочешь?

Морис протяжно вздохнул и сознался:

– И то и другое. Скажем так. Сначала крупно проиграться в казино, а потом удачно порыбачить. Где-нибудь под Орли. Что скажете?

Софи рассеянно поинтересовалась:

– А почему проиграться? Мне кажется, лучше выиграть.

Морис задумчиво потер подбородок.

– Если проиграю, то это для меня будет знак, что меня в понедельник с работы не вышибут.

Софи обескураженно расширила глаза:

– Почему? Какая связь между проигрышем в казино и твоей работой?

– Ну, мне так видится путь Господень. Мой дед любил повторять: «Бог не выдаст, а свинья не съест. Бог не фраер. Если одно возьмет, то другое непременно даст». Я лично предпочитаю проигрыш в казино, чем потерять работу.

Софи наморщила лоб:

– Фраер? Это что-то немецкое? – Она тут же безразлично махнула рукой: – Не важно. Так куда мы едем?

Элиза соображала быстрее и прагматичнее:

– Как одеваться? В казино дресс-код. А в смокинге и вечернем платье особенно не порыбачишь.

Морис холодно посмотрел на Элизу:

– У вас что, саквояжа нет?

Элиза дернула щекой.

– А вообще, я не понимаю, зачем такие сложности? У тебя апатия? Это можно понять. Это нормально. И нечего этого стесняться. Это лечится.

Софи сочувственно посмотрела на Мориса:

– Нет, ну правда. Действительно. Ну, если устал трахаться, так и скажи. Передохнем. Зачем огород городить?

Морис закатил глаза к потолку и с сожалением перевел взгляд в окно.

– Мы же не кролики. Что, кроме банального траха, больше никакого интереса в жизни не существует?

Женщины ошарашенно уставились на него, потом быстро переглянулись. Софи прщурилась и резюмировала:

– А ведь он где-то прав. Мы скучно живем. Работа, дом. Дом, работа. Дорвались, как две дуры, до секса. Если мы еще из секса скучищу устроим, тогда вообще только вешаться.

Элиза изогнула бровь, на ее лице отобразилось раздумье.

– Ну, это ты, положим, загнула про секс. Хорошо. Разнообразить так разнообразить. – Она со значением посмотрела на Софи: – Будем собираться в казино по очереди. Сначала я, потом ты. Ты пока наведи здесь порядок, а я займу ванную.

Софи согласно кивнула головой. Морис встал из-за стола.

– Я тогда к себе на квартиру съезжу.

Элиза грациозно поднялась со своего места и перегородила ему дорогу:

– Э, нет, мон шер. Тебе придется побыть здесь, с нами, пока мы собираемся. Ты проконтролируешь и оценишь наши наряды, ну а потом уже мы оценим твой прикид у тебя дома. Садись в комнате, а я буду выходить из ванной и с тобой советоваться.

Морис обреченно плюхнулся на один из стульев в комнате, осознавая, что основа компромисса зиждется на обоюдных уступках. Он расставил колени, сложил на них сцепленные руки и опустил голову. Стеснительность от того, что на нем только женский банный халат, отступила в сторону. Софи громыхала посудой на кухне. Элиза, порывшись в платяном шкафу-купе, скрылась в ванной. Морис поднял голову, когда снова хлопнула дверь ванной. Элиза предстала перед ним в нижнем белье. Расстояние от места, где он сидел, до места, где позировала Элиза, было достаточным, чтобы оценить не только фасон и расцветку белья, но и фигуру Элизы. Морис плотно сжал губы, переваривая увиденное. Первая мысль, которая крутанулась у него в голове, была точно не для всеобщего озвучивания: «Из танцевального опыта все-таки трудно сделать точное представление о фигуре партнера. Ноги у Элизы слегка худоваты, если не сказать костлявы. Теперь понятно, почему она брюки предпочитает юбке. Острые коленки аппетитно смотрятся в широких брюках».

Элиза, наблюдавшая за реакцией Мориса, не дождавшись его вердикта, коротко бросила:

– Понятно, – и снова скрылась в ванной.

Морис продолжил мысленное обсуждение и оценивание достоинств Элизы: «Но зато талия и бюст у нее идеальны. Руки? Руки не стыдно показать через футболку, да и на пляже они вызовут восторг. Господи, а я ведь купился на эти ее прелести сегодня два раза».

Морис слегка прищурился, пытаясь поймать нить того очарования, которое его до этого накрывало. Один раз в танце, второй во время поцелуя брудершафта. Перед его мысленным взором проплыло лицо Элизы, и он отчетливо осознал: «Глаза, конечно же, глаза, взгляд. Это трудно объяснить, но легко почувствовать. У Софи взгляд совсем другой».

В этот момент Элиза снова предстала перед ним в черном кружевном комбидрессе. Комбидресс хорошо подчеркивал достоинства ее фигуры, но и не маскировал недостатков. Морис опять не успел дать оценку, прежде чем Элиза скрылась в ванной. Он потер рукой лоб, пытаясь поймать ускользающую в сознании мысль, и она озарила мозг как вспышка: «Какого черта она мне демонстрирует нижнее белье? Кто его увидит в казино? Хотя… именно в казино это может сработать. Пусть мужики пялятся на ее белье, а я займусь исключительно игрой. Стоп-стоп-стоп. Я хочу выиграть или проиграть? Не знаю, но, как говорится, я хочу переломить ситуацию. И прекрасно. Ломать ситуацию лучше всего в компании очаровательных спутниц. Ломать легко и непринужденно».

Элиза вышла из ванной и устремила испытующий взгляд на Мориса. На ней было белье из блестящей черной кожи, с какими-то немыслимыми черными блестящими пуговицами, металлической пряжкой на поясе и красной шнуровкой на корсете-бюстгальтере. Она крутанулась, позируя.

Элиза в очередной раз собралась покинуть импровизированный подиум, когда Морис повелительно рявкнул:

– Стой-стой-стой.

Он встал со стула, сделал шаг к Элизе. Подпер бок одной рукой, а другой стал теребить пальцем свою нижнюю губу, оценивающе разглядывая Элизу. Через несколько секунд он вынес свой приговор:

– То что надо.

Элиза застыла на месте с каким-то выжидающим выражением на лице, как будто ждала еще чего-то от Мориса. Потом медленно направилась снова в ванную, придерживаясь рукой за косяк и не отрывая взгляда от лица Мориса. Морис вернулся на свой наблюдательный пост на стуле, отметив, что на кухне стало тихо, но Софи оттуда не появляется.

Элиза на сей раз отсутствовала сравнительно долго и вышла из ванной в элегантном белом брючном костюме в крупную синюю клетку. Встала в дверном проеме в соблазнительную позу, опираясь высоко поднятой рукой о дверной косяк. Морис обескураженно молчал с открытым ртом. В его голове пронеслось: «Черт побери. Понятно. Весь этот цирк с нижним бельем был рассчитан только на меня. Это просто ловкая попытка, соблазнив меня, отмазаться от казино. Ну уж нет. Хотели моего мнения? Получите».

И он негодующе прошипел:

– Это что такое?

Улыбка сползла с торжествующего лица Элизы. Она нахмурилась и, казалось, собиралась расплакаться, в голосе слышалась растерянность:

– Что не так?

Морис был тверд:

– Снимай все это.

Он подошел к Элизе и стал расстегивать пуговицы на ее пиджаке. Оглянулся и увидел притаившуюся на кухне Софи.

– Иди сюда, будем вместе одевать нашу подругу.

Софи быстро подскочила к ним и молча застыла, ожидая указаний.

Морис был решителен:

– Ажурные чулки, пояс, туфли.

Софи метнулась к шкафу, а Элиза растерянно смотрела, как Морис снимает с нее брюки, и бормотала:

– Мне не пойдет юбка, у меня ноги тощие.

Софи протянула Морису несколько пакетов с чулками. Выбирал Морис из предложенного тщательно, но быстро. Наконец он протянул Элизе пакет:

– Эти примерь.

Она с пакетом удалилась в ванную. Вернувшись, она неуклюже повернулась вокруг себя. Казалось, она растеряла всю свою уверенность. Морис взял ее за руку и повел к окну. Он сосредоточенно стал разглядывать ее ноги в чулках, потом опустился сзади нее на одно колено и стал поправлять стрелки на чулках. Элиза закусила нижнюю губу и сжала руками грудь. Изредка она вздрагивала, когда руки Мориса скользили вверх по ее ногам. Софи застыла с разинутым ртом в нескольких шагах от них. При очередном движении рука Мориса соскользнула по чулку вверх и коснулась тонких кожаных трусиков Элизы. Она вздрогнула. Но Морис оставался спокоен, его рука продолжила движение по трусикам. Элиза, сотрясаясь всем телом, растерянно посмотрела в сторону Софи, и та стремглав рванула на кухню. Морис стал плавно подниматься с колена, держа руку на влагалище Элизы. Встав, он приобнял ее за плечи и прошептал на ухо:

– Ты, главное, не комплексуй. Никто не идеален, просто нужно, чтобы в глаза бросались только твои достоинства, тогда недостатки потеряют свою силу. И мы сегодня этого добьемся. Ты мне веришь?

Элиза судорожно кивнула, повернула к нему голову через плечо:

– Верю.

Закончилось все на подоконнике. Элиза в экстазе раскачивалась в такт движениям Мориса, закусив от вожделения губу. Когда Элиза успокоила дыхание и поправила волосы, Морис крикнул:

– Софи, тащи свои юбки, будем мерить.

Через некоторое время они остановились на черной юбке с узором из белых звездочек по полю и леопардовым узором по краю. Юбка надежно прикрывала колени, но имела довольно глубокий разрез на одном бедре. Выглядело это сексуально и привлекательно.

Придирчиво осмотрев Элизу, Морис задумчиво потер висок и поинтересовался:

– Отсюда парикмахерская далеко?

Софи, оценивающе рассматривавшая Элизу, не задумываясь ответила:

– За углом нашего дома.

Морис безапелляционно скомандовал:

– Элиза, к парикмахеру, и жди нас там. А мы теперь займемся туалетом Софи.

Как только хлопнула входная дверь, Софи привстала на цыпочки, хлопнула себя ладонями по бедрам и весело затараторила:

– Ну, со мной у тебя проблем не будет. Мы… это… Ну, сначала… а потом я буду одеваться? Или тебя возбуждает раздевание?

Морис наморщил лоб и дернул уголками губ.

– Меня возбуждает возбуждение моего потенциального партнера.

Софи потянула его за рукав халата:

– Нет проблем, пошли в ванную.

В скором времени в ванной раздался шум льющейся воды. Когда шум воды стих, Софи с Морисом, довольные, покинули ванную. Он обнимал ее за плечи, она доверчиво прижималась к нему. Морис направился к своей одежде, Софи к шкафу с одеждой. Одевалась Софи действительно быстро. Изредка она привлекала внимание Мориса короткими возгласами и демонстрировала ему очередную деталь своего туалета. Морис, раздосадованный неполадками собственного туалета, коротко согласно кивал ей в ответ и сосредоточенно пытался разгладить руками на себе свою помятую одежду и замаскировать галстуком оторванные пуговицы на рубашке. Поняв тщетность своих усилий, он вздохнул и посмотрел в сторону Софи. Она стояла элегантно одетая, со счастливым лицом. Рядом с ней стояла большая сумка.

У парикмахерской они взяли такси. Остановилось такси у подъезда дома, в котором Морис снимал квартиру. Покидал Ревиаль такси с осторожностью и учащенно бьющимся сердцем. Он опасливо озирался на балкон Жаклин, предпринимая все усилия, чтобы остаться незамеченным. Несмотря на то что его спутницы остались в машине, в его душе взбивался коктейль из чувства вины, беспечности и жажды новых ощущений. Через несколько минут он вышел из подъезда и снова сел в ожидавшее его такси.

Часа в два пополудни веселая компания достигла казино в Анген-ле-Бен.

Смена партнера

Элиза запустила обе ладони себе в волосы и сквозь зубы пробормотала:

– Могла бы и еще в магазине поболтаться.

Через несколько секунд она приподнялась на локтях, села на постель и шепнула Морису:

– Ты лежи. Не суетись. Отдохни. Потом придешь на кухню.

Морис в это время истерично пытался натянуть наспех спущенные брюки, болтавшиеся у него на ступне одной ноги. Это давалось ему довольно плохо. В панике он накрылся одеялом и перенес под него борьбу с одеждой.

Софи быстрым шагом, не глядя по сторонам, с пакетами в руках направилась на кухню, бросив на ходу:

– В коридоре еще два пакета, я это все еле дотащила.

Элиза метнулась в коридор, подхватила пакеты, и вскоре на кухне раздались смешки и сдержанное шушуканье. Морис корчился под одеялом, он выгибался мостиком, пытаясь справиться со своими брюками. В конце концов эти потуги его окончательно достали. Он опасливо вылез из постели. Впопыхах привел свою одежду в порядок и облегченно вздохнул. Безотчетно его руки потянулись поправлять одеяло. В это время в комнату и вошла Софи. Она остановилась в паре шагов от растерявшегося Мориса. Демонстративно развязно отставила одну ногу в сторону и уперла руки в бока. Она насмешливо смотрела на Мориса, слегка склонив голову набок.

– А Элиза мне сказала, что ты утомился и тебе еще надо отдохнуть.

Морис, замявшись, смущенно улыбнулся:

– Да я не очень и устал.

Софи подошла к нему и толкнула его руками в грудь, так что Морис плюхнулся задом на кровать. Софи наставительно продолжила:

– Тем более – в постель. Видели мы вчера, как ты не очень устаешь.

Она снова толкнула Мориса в грудь, и он завалился на спину поперек кровати. А Софи не торопясь стала передвигаться по нему, перебирая коленками по кровати. Делала это она неторопливо и эротично. Наконец она оседлала Мориса. Округлила глаза, имитируя строгость:

– Ты чего перепугался-то? Так надо.

Морис окончательно перестал понимать, что происходит. Сердце его ухнуло куда-то вниз. Мозг озабоченно прокомментировал происходящее: «И что это должно означать? Софи ведь не могла не заметить и не понять, что я только что здесь кувыркался с Элизой».

Морис повернул голову в сторону кухни и бросил туда испуганный взгляд, инстинктивно ожидая появления Элизы. Софи, опершись ладонями о постель, нависла над лицом Мориса. С улыбкой она смотрела на его обескураженное лицо и расширенные от испуга глаза. Слащаво-ехидным голосом она поинтересовалась, деспотично покачивая головой:

– По Элизе соскучился, малыш? Извини, Элиза сейчас занята. Мы с ней снимаем квартиру на двоих, и обязанности по дому тоже делим пополам. Ну, ты уже понял, что она прекрасно готовит. А я хорошо и легко делаю покупки. Поэтому сейчас она занята на кухне и поручила шефство над тобой мне.

Морис выглядел растерянным. Это вызвало веселый смешок Софи:

– Дурашка, расслабься. Не бойся. Элиза попросила меня сделать тебе массаж. А ты что подумал?

Мысли Мориса действительно путались. В его мозгу проносились картины одна другой хлеще. Ему мерещились сцены ревности, перерастающие в кровавое побоище. В другие моменты ему представлялось то, что, по его мнению, предшествовало его утреннему пробуждению. Правда, мозг услужливо его успокаивал тем, что это не более чем досужие домыслы. Что его нелепое пробуждение вызвано вынужденным обстоятельством. Просто в этой квартире только одна кровать. Но после этого его мозг тут же наталкивался на мысль о нетрадиционных сексуальных отношениях его новых подруг. А это осознание тут же услужливо строило мостик к картинам разнузданного группового секса.

Между тем Софи попыталась его подбодрить и успокоить:

– Ну… снимай одежду. Как я буду делать массаж? Или тебе помочь?

Она начала развязывать галстук Мориса, приоткрыв рот и высунув розовый язычок. Морис то ли услужливо помогал ей, то ли изворотливо сопротивлялся своему раздеванию. Рубашка и брюки под сюсюканье Софи покинули тело Мориса. Они глухо шлепнулись на пол вслед за галстуком, который Софи отправила на пол чуть раньше, разнузданно помахав им у лица Мориса. В свои трусы Ревиаль вцепился как утопающий за соломинку. Но Софи и не делала попыток их снять. Она повелительно приказала ему лечь на живот, а сама, скинув с себя блузку, уселась ему на поясницу. На ней осталась лишь широченная юбка, накрывшая нижние части тел обоих. Через некоторое время Морис отметил, что делала Софи массаж если не профессионально, то с большим чувством. А тем временем между Софи и незаметно подошедшей к ней Элизой состоялся разговор на языке жестов и мимики. Смысл его был примерно следующий. Элиза вопросительно кивнула подбородком на Мориса: «Ну что?» Софи выразительными гримасами ей ответила: «Да черт его знает. Напуганный он какой-то. Ты чего тут с ним сделала?» Элиза округлила глаза и тоже беззвучно ответила мимикой: «Я? Да ничего особенного». Софи подняла вверх брови и зашевелила беззвучно губами: «Что, совсем ничего? Или ничего особенного?» Элиза недоуменно развела руками: «В пределах нормы. Но у него еще, похоже, остался потенциал». Софи моргнула глазами: «Ладно, иди. Иди! Разберусь».

Софи старательно перебирала позвонки на спине Мориса, тихо приговаривая:

– Как же у тебя все запущено. Все позвонки зажаты. Надо за собой следить. Вы, мужчины, мало уделяете внимания своему здоровью. Надо будет брать тебя с нами на занятия фитнесом. Там из мужчин у нас либо качки с тупыми мордами, либо дряблые старикашки. Так что ты будешь в фаворе. Ничего, мы тебя приведем в форму. Только ты смотри там на других женщин особо не заглядывайся и хвост не распускай.

Глаза Морис смыкались от удовольствия, как у кота на солнышке. Софи стала мять его в области поясницы, перемещая область массажа уже под трусы. Морис проявил легкое беспокойство, и Софи перешла к массажу его бедер и икр. Наконец она скомандовала:

– Теперь переворачивайся на спину.

Бдительность Мориса мирно дремала после расслабляющего массажа спины, и он беззаботно перевернулся. И тут массаж перестал быть успокаивающим. Руки Софи уже не мяли тело Ревиаля, а легко скользили по нему, едва его касаясь. Каждое новое перемещение руки Софи по телу Мориса было как инъекция тестостерона пополам с адреналином. Его тело мелко подрагивало при любом касании рук Софи. А ее движения становились все более изощренными и непредсказуемыми. Когда же манипуляции переместились в нижнюю часть живота Мориса, его ладони судорожно сжали покрывало, на котором он лежал. Морис закинул голову назад, закрыл глаза и плотно сжал губы. Его дыхание стало глубоким и прерывистым. Он ощущал, что его мужское достоинство отвердело и уперлось куда-то между ног Софи. А она как будто это не замечала и продолжала свои манипуляции. Ревиаль был в полуобморочном состоянии, когда язык Софи коснулся его живота. Он вздрогнул, чуть приоткрыл глаза и непроизвольно выгнулся. Все дальнейшее происходило для Мориса как во сне. Влажные губы и рука Софи вводили его в прострацию и эйфорию. Единственное, на что у него теперь хватило силы, это погрузить одну руку в волосы Софи на затылке и задавать нужный темп движениям ее головы. Как Софи переместилась и оседлала его, Морис так до конца и не понял. Просто он ощутил ее ладони на своих плечах и стал подстраиваться к ритму ее тела. Она протяжно выдохнула воздух, и Ревиаль губами потянулся к ее груди.

Потом он приходил в себя, раскинувшись на кровати. Кровь натужно пульсировала в висках, а перед глазами шли цветные круги. Где-то рядом с его рукой покоилась голова Софи. Стук отбойного молотка в голове Мориса стихал. Он становился все тише и размереннее и наконец превратился в монотонные редкие толчки в висках. Морис открыл глаза, над ним опять был белый потолок. Он приподнял ненадолго голову и оглядел поле сексуальной битвы. Вся постель под ним была мятая и влажная от пота. Да и сам он был весь в испарине. Софи, как и утром, лежала рядом, в некотором отдалении, касаясь только его руки головой. Морис ощутил какое-то неудобство и взглянул на свой член. С члена понуро свисал презерватив. В голове Мориса мелькнуло: "Когда же она успела меня в него обуть? Я даже не заметил".

Он сдернул с себя презерватив, зажал его в руке. Его голова бухнулась на подушку, а взгляд бессмысленно уперся в потолок. Глаза стали закрываться, и мысли медленно, вязко и вяло зашевелились в голове: «Теперь Софи. Ничего себе, сделала массаж. Черт побери! Элиза?! Она же не могла ничего не слышать. Может, увидела и обиделась? А теперь на кухне переживает. Просто мешать не стала. Такт? Женская солидарность? Не может быть. Я где-то читал, в таких случаях ни о какой женской солидарности не может быть даже речи. Даже запаха этой солидарности быть не должно. Но это же все не сон. Это надо же… Ну я и влип. Это будет похлеще, чем в самой опасной командировке. Хотя… переделки у меня разные бывали. Правда, не такие приятные. Приятно, говоришь? Сейчас разразится скандал, и будешь натягивать свои брюки на лестничной площадке. Кстати, а где мои трусы? Их на мне точно нет. И наплевать. А Элиза? Элиза… С ней все было как-то естественней, натуральней. Но как-то немного пресновато, без этих выкрутасов Софи. Софи. Черт бы ее побрал. Я был сейчас в ее лапах как зверек, который попался в западню. Шел себе по солнечной тропинке, наслаждался жизнью. И вдруг – раз! – щелчок, и он уже в клетке. Да, все здорово, еда в клетке вкусная, никаких проблем. Но… клетка. Нет, вру. Случись такое еще раз, я бы сам с радостью заскочил в эту западню. Но вот как женщину я Софи до конца ощутить не успел. Не смог. Она для меня так и осталась мутным миражом. Не было этого „глаза в глаза“, как с Элизой. А глаза все-таки мощно заводят. Аж до исступления какого-то».

Вязкие размышления Мориса прервало касание прохладных пальцев на его плече. Он посмотрел в сторону. Перед ним стояла Элиза и смотрела на него сверху вниз холодным взглядом. Панический страх хлопнул, как взрыв гранаты, в голове и метнулся осколками адреналина по всему телу. "Все. Сейчас начнется. Одежду бы успеть собрать".

Тихий и ласковый голос Элиза накрыл его испуг, как сачок бабочку:

– Иди на кухню, я перестелю постель. Тебе мой пеньюар не мал будет?

Она протянула Морису что-то розовое в руке. На постели зашевелилась Софи. Она села на постель и тряхнула головой:

– Б-р-р. Давно такого не было.

Элиза положила прохладную ладонь на грудь Мориса:

– Что, устал? Ничего. Сейчас перекусим, посидим отдохнем. Надевай пеньюар.

Морис заторможенно с пеньюаром в руках слез с постели. Элиза начала поправлять одеяло и подушки. Морис в это время ощущал себя как после операционного наркоза. Большинство мыслей вылетели из головы, как испуганная стая птиц после выстрела. От них остались только суматошные хлопки крыльев. Оставшиеся мысли напоминали любопытных маленьких детей, жадными глазенками выглядывавших и подсматривавших из укрытий. Пеньюар, протянутый Элизой, оказался ему, конечно же, мал. Софи встала с кровати, поправила волосы и оценивающе осмотрела Мориса. Молча юркнула в ванную и вернулась с большим белым халатом. Протянула его растерянно застывшему Морису:

– Этот должен тебе подойти. Догоняй.

Софи исчезла на кухне, а Элиза продолжила заправлять постель. С жалким видом Морис промямлил извинения и положил пеньюар на кровать. Халат ему действительно пришелся впору. Виновато улыбнувшись, он поплелся следом за Софи.

На кухонном столе стояли накрытая крышкой большая супница, тарелки и блюда с закусками. Софи разливала по бокалам бренди. Она стояла, непринужденно опираясь пяткой задранной ноги на стул. Похоже, это было у нее привычным занятием – принимать такие позы. А может, это был банальный эпатаж, вызванный присутствием мужчины. Пеньюар был нахально распахнут, демонстрируя ее голую ногу. Что ее нисколько не смущало. Она подняла бокал и протянула его Морису:

– Ну, за знакомство. За настоящее знакомство. Все, что было вчера, не в счет.

Морис инстинктивно перехватил бокал из ее руки. Тем временем взгляд Мориса, как Прометей к скале, был прикован к обнаженной ноге Софи. С открытым ртом он рассматривал изящные формы ее ноги. Зрелище это было далеко не ординарным. Она поймала его взгляд и, усмехнувшись, легонько сдвинула пеньюар так, что все стало еще более обозримо. Она потянулась своим бокалом к Морису. Раздался легкий звон стекла. Софи с загадочной улыбкой пригубила свой бокал. Поверх верхней кромки бокала она внимательно наблюдала за Ревиалем. Морис тоже глотнул из своего бокала, его кадык судорожно заходил. Мозг медленно оценивал происходящее: "А я ведь Софи так толком и не разглядел. Утром не до этого было. Как, впрочем, и пять минут назад. Интересно, однако, выбриты у нее волосы на лобке. В форме стрелки, указывающей на цель. А не слишком ли откровенно я глазею?"

Софи, как будто прочитав его мысль, жеманно и эротично покачала бедрами, демонстрируя Морису то, что он мог еще не успеть разглядеть. Она оторвала бокал ото рта и промурлыкала:

– Если женщине есть что показать, будет преступлением скрывать это от благодарных зрителей. Главное… – она сделала паузу и еще отпила из бокала, – чтобы зрители были благодарными. Но ты ведь благодарный зритель?

Морис перевел заполошный взгляд на лицо Софи и суматошно захлопал глазами.

Казино

Как и намечалось, в казино Ревиаль со своими подругами расположились за одним столом. Все трое предвкушали, что рулетка с лихвой компенсирует им повышенной дозой адреналина потерю эндорфинов от недостатка постельного общения. Так азарт будоражит кровь охотников, еще не сделавших ни одного выстрела, но уже дославших патрон в патронник ружья при звуках глухариного тока. Движение шарика в рулетке гипнотически действует на всех за столом. И только голос крупье, предлагавшего делать ставки, выводил игроков из ступора.

Спутницы Ревиаля, особенно Софи, с игривой откровенностью поглядывали на мужчин, жеманно делая ставки. Это порождало презрительные взгляды дам, самостоятельно не принимавших участие в игре и лишь наблюдавших за игрой своих кавалеров. Инстинктивно распознавая в спутницах Мориса соперниц, они ревновали их ко всем без исключения мужчинам за столом. Вскоре, перекипев ненавистью к соперницам, они заставили своих кавалеров покинуть игру. Не подозревавшие о кипевших страстях мужчины следовали за своими дамами, недовольно ворча и препираясь. Освободившиеся места заняли мужчины. Игроки мужского пола, подчиняясь охотничьему инстинкту, с азартом сосредотачивались исключительно на игре. Их взгляды блуждали по игровому полю в поисках счастливых чисел, а руки нервно перебирали и теребили фишки. Все это продолжалось, пока их глаза случайно не натыкались на игривый взгляд Софи или испытующий взгляд Элизы. После этого на мужчин нападали ступор, прострация и рассеянность. У них появлялась немотивированная потребность в изучающих взглядах на Мориса и в смущенных улыбках, предназначенных его спутницам.

Сам Морис, казалось, не замечал флиртующего поведения Софи и Элизы. Он перебирал в руках фишки и рыскал взглядом по столу. Со стороны их компания выглядела довольно странно, если учесть то обстоятельство, что Морис выглядел старше своих спутниц. В какой-то момент Софи переключила свое обаяние на крупье. Она медленно ставила фишки на поле, наигранно прикусив нижнюю чувственную губу, и переводила затуманенный взгляд на крупье. Крупье старательно пытался скрыть свое волнение, вызванное проделками Софи, но его выдавали глаза и голос. Нет, лицо крупье оставалось безразличным к происходящему. Его выдавала внезапно появившаяся суетливость рук и глаз. Пару раз после очередного взгляда Софи он закашлялся, объявляя, что ставок больше нет. Его даже можно было бы заподозрить в тайном сговоре с Софи. Его оправдывало исключительно то, что Софи отчаянно проигрывала.

Обиженно надутые губы и вздохи свидетельствовали о перманентном сокращении количества ее фишек. В какой-то момент ее фишки закончились совсем. Она приобняла руку Мориса и печально положила голову ему на плечо. Морис, не взглянув на нее, молча подвинул к ней несколько своих фишек. Казалось, эта по-отечески бескорыстная щедрость вдохнула радость жизни в Софи. Именно радость жизни, но не благоразумие. Вскоре и эти фишки закончились. Это послужило поводом для неуклюжих попыток других мужчин по примеру Мориса предложить ей фишки для игры. Она с печальной улыбкой отвергала их предложения отрицательным покачиванием головы. Тем не менее это не мешало ей свои отказы сопровождать обворожительными и соблазнительными взглядами. Наконец она удалилась, громко сообщив, что будет в баре. Следом за ней, подхватив свои фишки, покинули рулетку еще двое игроков-мужчин. Один из них, прежде чем уйти, довольно откровенно смотрел вслед удаляющейся Софи. Другой, перед тем как покинуть игровой стол, настороженно исподлобья изучал реакцию Мориса на действия Софи. Морис, в свою очередь, оставался невозмутим.

Крупье тоже облегченно вздохнул после ухода Софи. Он слегка поморщил лоб, освобождаясь от посетившего его морока. Освободившиеся места тут же заняли новые игроки. А вот Элиза, пребывавшая в тени обаяния Софи, теперь расправила перышки и стала фокусом мужского внимания. Осознала, что настал ее звездный час, Элиза мгновенно. Она сменила показное безучастие и плохо маскируемое неудовольствие на откровенный и томный взгляд. Она распрямила спину и села на своем стуле так, что невозможно было не обратить внимания на ее безупречную фигуру. Плавным движением руки она непринужденно поправила прическу. И этот ее жест не ускользнул от внимания мужчин, уже разогретых взглядами Софи. Элиза слегка приоткрыла ярко накрашенный рот и легонько стала постукивать пальцами ладони, лежащей на игорном столе, выбивая такт, привлекающий к ней внимание. Теперь в нее гармонично переселился дух роковой женщины. Как мотыльки на пламя, на нее устремились взгляды мужчин. Ее тактика обольщения была безукоризненна. Она со значением смотрела на игрока, выигравшего предыдущую ставку, и придвигала свои фишки ближе к тем, которые ставил он. Если они становились участниками выигрыша, она одаривала его многообещающим взглядом. Но обливала откровенным презрением в том случае, если их постигала совместная неудача. Впрочем, она и самостоятельно делала ставки. При этом внимательно наблюдала за поведением других игроков, сопровождая их действия одобрительными или безразличными взглядами. Морис на всю эту эротическую возню, начиненную взрывоопасным флиртом, не обращал ни малейшего внимания. Он был поглощен собственными мыслями. Сначала Морису везло. Выражаясь точнее, он выигрывал, что не доставляло ему ни малейшего удовлетворения, скорее его это огорчало. Он морщил лоб, когда крупье пододвигал к нему лопаткой выигранные фишки. Его поведение и тактика игры могли бы вызвать к нему персональный интерес, если бы не женщины рядом с ним. Мориса занимал вопрос, как правильно интерпретировать направленные ему сигналы свыше. Над этим он пытался размышлять логически: «Хорошо. Пусть этот выигрыш случаен. Просто поставил не на ту цифру. Инстинктивно поставил на семерку. Чему тут удивляться? Семерка, как известно, счастливая цифра. Надо подходить к игре непредвзято, только в этом случае и можно рассчитывать на достоверность интерпретации знаков свыше. Ну и как это делать? Как подходить непредвзято? Делать ставку на равные шансы? А на фига? Для этого я могу просто бросить монетку. Вряд ли она упадет на ребро. А если поставить на тринадцать? Интересно, какой знак даст мне Господь?»

Эти размышления вынудили Мориса пропустить ставку на очередном сеансе игры, и только в следующем туре он поставил на тринадцать. Про себя он радостно отметил, что вдобавок это тринадцать черное. Все приметы грядущего проигрыша. Шарик весело тренькал в рулетке, наконец его треньканье стало редким и прекратилось. Крупье ровным голосом объявил: «Тринадцать черное, нечет» и повторно подвинул к Морису лопаткой выигрыш. Морис свел брови к переносице, скривил рот и наморщил лоб. Недовольство выплескивалось из него. Его в очередной раз посетили вопросы с весьма сомнительными ответами: «Ну и как все это понимать? Намек на то, что я смогу заработать деньги не только на моей службе? С другой стороны, это же смешной выигрыш. Его что, надо расценивать, как размер моего грядущего заработка? На это точно не проживешь. Если это мне уготовано судьбой, то это точно не повод для веселья, а скорее наоборот».

Со стороны могло показаться, что Морис решает сложную математическую задачу, как обыграть казино. Он внимательно смотрел на зеленое сукно стола, на цифровые поля, перебирая в руках игровые фишки. Если вдуматься, его можно было даже принять за мошенника или экстрасенса. Две ставки, два выигрыша, а игрок не радуется, а сосредоточенно о чем-то размышляет. Наконец Морис объявил:

– Все на двадцать.

Внимание игроков за столом разом переключилось с Элизы на заветное поле стола. Кто-то напряженно сжал губы, кто-то шепотом что-то бормотал. И снова Морис оказался в выигрыше. Все, кроме Элизы, с интересом рассматривали Мориса в ожидании его следующих ставок. Но Морис опять погрузился в размышления. Прозвучали слова крупье:

– Делайте ваши ставки, господа.

Все продолжали завороженно смотреть на Мориса.

Голос крупье печально прозвучал над столом с единственной ставкой Элизабет:

– Ставки сделаны, ставок больше нет.

Только на следующем сеансе еще один игрок решился сделать ставку. На сей раз Элизабет к нему не присоединилась. Но его ждала неудача. Над столом повисло тягостное напряжение. Оно было прервано бодрым восклицанием вновь подошедшего толстяка:

– Что-то кислые у вас лица, господа. Игра не идет?

Крупье улыбнулся и обрадованно возвестил:

– Делайте ваши ставки, господа.

Толстяк выложил на стол несколько фишек. Крупье объявил о его выигрыше, и толстяк радостно булькнул:

– Во! А мне везет.

Он победно оглядел присутствующих и снова сделал ставку. Остальные, очнувшись, тоже бросились делать ставки. Все, кроме Мориса. Он сидел понуро и мысленно молился: «Господи, но я не хочу лишаться моей работы. Не хочу! Я без нее никто».

Воображение с готовностью нарисовало ему его будущее. Он клошар, прозябающий под мостом через Сену. В его голове кто-то удивленно проворчал:

– А, собственно, почему под мостом через Сену? Другие места не подойдут? Например, тюрьма. Это вполне соответствует предъявленным вам обвинениям, месье.

В сознании появилось размытое видение камеры и зарешеченным окном под потолком и застывшими неясными фигурами арестантов.

Морис возмущенно воспротивился:

– Ну уж нет! Тюрьма – это если только временно, до суда. А любой суд меня оправдает.

Кто-то в его голове злорадно отозвался:

– Как же, как же. Помнится, Дрейфуса оправдали. Правда, только после того, как он отбыл большую часть срока своего заключения. Но так ведь за него вступился сам Эмиль Золя и другие знаменитости. А кто вступится за тебя, бедный Морис Ревиаль? Софи? Элиза? Навряд ли.

– Господи, да чем я хуже любого из здесь присутствующих?

Ехидный голос в голове ему ответил:

– Тем, что они простые налогоплательщики, не отягощенные государственными тайнами, а ты был допущен к секретным делам республики.

Морис оторвал взгляд от сукна стола и стал всматриваться в окружавших его игроков. И тут же ощутил себя изгоем среди них. Голос в голове отозвался:

– А раньше тебя одиночество как-то не тяготило и не пугало. Правда, раньше оно имело иной статус, иное значение. Раньше ты был где-то над этими людьми, а теперь запросто можешь оказаться вне их.

– Господи, но ведь я никогда не позволял себе их презирать, не позволял себе обращаться с ним как с неравными себе. Я служил их интересам, их безопасности. Тогда почему? Почему Дрейфус?

Насмешник язвительно хохотнул:

– А ты бы хотел судьбы Маты Хари? Агент Н-21?

Возмущение опротестовало предложенный вариант, удивленно вскрикнув:

– При чем здесь Мата Хари? Она была двойным агентом. А что мне в этом смысле можно инкриминировать?

Насмешник устало выдохнул:

– Двойной агент, шпионаж. Да не за это ее поставили к стенке. Политика – вот основная причина ее беды. У верхов свои расчеты, и они не задумываясь жертвуют пешками в своей игре, вроде Дрейфуса, Маты Хари и уж тем более тебя. И тебе эти правила хорошо известны.

– Стоп! Где я и где политика?

– Не так уж далеко, как тебе кажется. Думай! Упорно думай! Что же ты такое нарыл, что тебе так настойчиво хотят заткнуть рот?

Неожиданно веселый толстяк, присоединившийся к игре, обратился к Морису:

– Месье, что вы на меня так смотрите, как будто я у вас карманы вывернул?

Морис неожиданно обнаружил, что слишком далеко убежал в своих мыслях от игрового стола. Он закашлялся и буркнул:

– Извините, месье, я просто задумался.

Толстяк сопроводил движение своей руки, сжимающей фишки для новой ставки, насмешливым возгласом:

– Здесь стоит думать только об игре, месье.

Шарик отстучал свой ритм в рулетке, и крупье объявил о проигрыше толстяка. Тот приподнялся на своем стуле и печально улыбнулся Морису:

– Хотя, месье, размышления об игре тоже не дают утешительных шансов на выигрыш.

Толстяк поднатужился, вставая со своего места, к его лицу прилила кровь. Он сгреб в руку остаток фишек и покинул стол. Морис проводил его спину задумчивым взглядом. Ревиаль скользнул взглядом по лицам других игроков, и его размышления перешли в более спокойную плоскость, основывающуюся на банальном прагматизме: «Все, хватит выдумывать! Числа для ставок буду брать из эсэмэски, которая пришла из департамента. Вот они-то точно должны сказать, что меня ожидает».

Морис наморщил лоб, прикидывая сценарий своей игры: «Как буду ставить? В каком порядке? Надо как-то укоротить схему эксперимента. Или, наоборот, полный факторный эксперимент? А сколько факторов присутствует в моем эксперименте? Приехали. Пытаюсь что-то выяснить, а действую наобум, как последний дилетант. Итак. Фактор первый – уволят меня или нет? Ну, это просто. Ставлю на черное и красное. Так остается только понять: черное – это увольнение? Или как я сам загадаю? Пусть будет черное – увольнение».

Морис сделал равные ставки на красное и поле один – восемнадцать. Крупье объявил:

– Двадцать семь красное, нечет.

Результат обескуражил Мориса, он остался при своих. Он растерянно уставился на свои фишки. «Красное – значит, не уволят. Но это, по сути дела, проигрыш. И как это понимать? Оставят с условием? Уволят, но не сейчас? Если Господь решил растопырить мне мозги, то проделал он это очень изящно. – В голове Мориса продолжился мыслительный процесс: – Ну, меня так просто не возьмешь. Проверяем еще раз, но на этот раз ставим только на красное».

Крупье не заставил ждать с результатом:

– Одиннадцать черное, нечет.

Морис мысленно рассудил: «А вот это уже интересно. Черное. Оригинально. Тогда действительно я задержался на своей работе. Ладно, эксперимент есть эксперимент. Ставлю на тридцать один и тридцать два».

Морис поставил стопку фишек на линию раздела между тридцатью одним и тридцатью двумя. И крупье ошарашил Мориса новой неожиданностью:

– Тридцать три черное, нечет.

Морис поджал губы, мысленно посмеиваясь: «А выходит, это правильно – плохой из меня разведчик. Не по зубам мне эти загадки. Но эксперимент все же до конца доведу. Там еще время в эсэмэске было. 11:00. Вот и прекрасно».

Морис поставил стопку фишек на одиннадцать и две стопки на зеро.

Рулетка снова поставила сознание Мориса в тупик. Выпало зеро. Количество его фишек резко увеличилось, что не произвело на него никого впечатления, но родило множество сомнений в голове. Морис передвинул все свои фишки Элизе и хрипло пробурчал:

– Ну, ты с Софи фишками поделись. Получайте удовольствие. А я уже наигрался.

Морис встал и отрешенно двинулся к барной стойке. Элиза в спину ему поинтересовалась:

– Может, тебе в покер сыграть?

Морис, не оборачиваясь, безнадежно махнул рукой. Потом он сидел за стойкой бара с чашкой кофе. Употреблять алкоголь не было ни малейшего желания. Из зазеркалья барной стойки за ним подглядывали испытующие глаза. Его собственные глаза. Они смотрели на Мориса изучающе и задумчиво: «Ну что? Устроил сам себе спиритический сеанс? Идиотское занятие. Ничего не понятно. Хотя почему не понятно? Похоже, тебя кто-то ловко выбил из седла».

Морис хмыкнул. «Обычная работа разведчика. Ожидаешь подвоха от потенциальных противников и получаешь подножку от своих. Таковы правила игры. Ничего, разберемся. Однако, похоже, я веду себя опрометчиво. Ведь не могли меня так просто отпустить после предъявления обвинения. Наверняка за мной следят. Но я ничего не чувствую».

Морис потер большим пальцем висок и огляделся. Софи флиртовала с двумя мужчинами на другом конце стойки бара. Морис посмотрел на нее и принял решение: «Так, все. Пора сворачиваться».

Грубо вторгаться в личное пространство Софи Морису не хотелось, все-таки она ему не чужой человек. Мало ли о чем она с этими парнями беседует. И тут возникнет он зловещим укором каменного гостя. Нет. Это, в конце концов, будет унизительно и для нее, и для него. Надо как-то поизящней действовать. Может, просто звонок на мобильник? Черт! У него нет ее номера.

Взгляд Софи остановился на Ревиале. Морис поймал ее взгляд и ответил на него призывным жестом руки. Софи продолжила как ни в чем не бывало болтать со своими кавалерами. Ревиаль вдруг совершенно ясно осознал, что не понимает, что на уме у его новых подруг и что они готовы выкинуть в следующий момент. Вот сейчас Софи продолжает флиртовать с двумя парнями, хотя прекрасно его видит. Кроме имен этих женщин и того, где они проживают, Морис о них не знает больше ничего. Правда, это еще не повод бросать Софи здесь на произвол судьбы.

Морис скрипнул зубами в предчувствии неприятного объяснения с кавалерами Софи. Он встал со своего места и уже решился направиться к Софи, когда краем глаза заметил приближающуюся к нему Элизу. Он облегченно вздохнул. По крайней мере, то, что они теперь вместе, было ему на руку. Элиза шла к нему, сексуально покачивая бедрами. Подойдя ближе, она продемонстрировала Ревиалю пластиковый пакет с фишками и беззаботно поинтересовалась:

– Как делить будем?

Морис снисходительно поморщился:

– Это все ваше с Софи, мне ничего не надо. Ну что? Закончили? Уходим?

Элиза беззаботно чирикнула:

– Как скажешь.

Она с готовностью направилась к Софи и ее кавалерам. То, что вызывало у Мориса целый комплекс моральных переживаний, Элиза решила быстро и непринужденно. Она подошла к Софи и командным голосом сообщила:

– Софи, мы уходим.

Мужчины рядом с Софи напряглись и с раздражением посмотрели на Мориса, следовавшего за Элизой.

Элиза перехватила их взгляды и положила на стойку игральную фишку.

– Мне кажется, этого будет достаточно, чтобы расплатиться за угощение моей подруги и компенсировать ее исчезновение.

Она уверенно двинулась к выходу из казино, без признаков сомнения, что Софи последует за ней. Покинуть казино удалось без неприятных приключений. Они не отказали себе в удовольствии прогуляться по набережной, наслаждаясь вечерней прохладой и ясным звездным небом. Посетовали о том, что рыбалка после казино уже будет перебором.

Морис один

Проснулся Морис в своей квартире. Он вспомнил предыдущий вечер. После казино им было уже было не до рыбалки, они просто вернулись на такси в Париж. Зашли к нему на квартиру. Софи и Элиза не смогли остаться у него на ночь из-за очевидных неудобств: в квартире Мориса был только один диван, на котором мог разместиться только один человек. Аскетизм Ревиаля диктовал свои требования к обстановке его квартиры. Наличие кровати в ассортименте его мебели не было предусмотрено. Морис, в свою очередь, сумел достаточно деликатно отнекаться от повторного посещения квартиры своих подруг. Этому обстоятельству, проснувшись, он порадовался. Необходимо было морально подготовиться к предстоявшему в понедельник визиту на службу. Женщины в преддверии предстоящей разлуки погрустнели и начали слегка капризничать. Но Морис сумел смягчил горечь расставания. Как гостеприимный хозяин, Ревиаль настоял на прощальном ужине у него дома. Ужин он заказал в ближайшем ресторанчике, услугами которого пользовался регулярно. Ужин оказался к месту. Адреналин, вызванный игрой в казино, вызвал и повышенный аппетит. Все трое весело по-дружески болтали, работая ножами и вилками. Алкоголь, предложенный Морисом, также способствовал непринужденности обстановки и общению. Софи бросила игривый взгляд на Мориса и с присущей ей непосредственностью заметила:

– Морис, а ты, оказывается, везунчик.

Морис проглотил то, что жевал, и сдержанно поинтересовался:

– С чего ты это взяла?

Софи, помахивая в воздухе вилкой, подбирала доводы к своему утверждению:

– Это же очевидно. Ты столько раз выигрывал. Почти на каждой ставке.

Морис поморщился:

– А, ты об этом. Но, если ты помнишь, я собирался проиграть.

Софи не унималась:

– Хотела бы я так проигрывать, как ты. Я бы из казино не вылезала. Ты представляешь, у меня только одна ставка выиграла.

Морис добродушно улыбнулся:

– Зато к тебе мужчины липли как мухи на мед.

Софи снова взмахнула вилкой:

– Ой, да ладно. По мне, так лучше бы ко мне так липли выигрыши. Мне такое везение больше по душе.

Элиза хмуро заметила:

– А тут, как говорится, или-или. Либо поклонники, либо деньги. Я, когда без вас за столом осталась, сразу в этом убедилась. Пока ты была рядом, я выигрывала. Не сильно, но была в плюсе. А как почувствовала на себе мужское внимание, так все. Как будто отрубило. Почти физически ощущала их липкие взгляды. И я тут же начала проигрывать. Хорошо, что я вовремя остановилась, а то бы все продула.

Софи ехидно заметила:

– Только не говори, что тебе было неприятно.

Элиза пропустила ее замечание мимо ушей. Она подцепила вилкой кусок из своей тарелки и посмотрела на Ревиаля:

– Знаешь, Морис, а я соглашусь с Софи. Ты действительно везунчик. К тебе, кроме выигрышей, еще и мы с Софи прилипли.

Морис положил вилку на стол и вздохнул:

– Господь ничего не дает даром. Чувствую, он подведет в понедельник баланс моему везению, и, думаю, результат будет далеко не в мою пользу.

Софи с легким раздражением передернула плечами.

– Ты можешь толком объяснить, что у тебя за сложности с работой? Ну, ты нам друг, и нам хочется знать. Может, мы сможем тебе помочь.

Морис сложил руки на груди.

– Чем вы можете мне помочь?

Софи пожала плечами:

– Не знаю. Ты расскажи, мы подумаем.

Морис обреченно поморщился. Элиза исподлобья смотрела на Мориса, поглаживая пальцем поверхность стола.

– Ну, время от времени люди теряют работу. Не такая уж это и трагедия. Найдешь себе новую работу. Возможно, и мы сможем тебе чем-то помочь.

Морис сокрушенно покачал головой, печально улыбаясь:

– Это навряд ли. Похоже, придется всю жизнь начинать сначала.

Элиза тихо поинтересовалась:

– У тебя какая специальность?

Морис с прищуром посмотрел на нее:

– Я уже проболтался вам по пьяному делу. Так вот. Тут я вас не обманул. Я разведчик. Шпион! Такая вот редкая профессия. Если она не востребована государством, то, значит, и никому не нужна.

Наступила пауза, которую прервал звонкий голос Софи:

– Почему не нужна? Мне кажется, очень даже нужна. Спрос на чужие секреты всегда был, есть и будет.

Морис хмуро посмотрел на свой бокал.

– Наверное, ты права. Но для этого надо открывать свое дело, искать клиентов и тому подобное. Это не для меня. Мне это не очень подходит. Не чувствую в себе коммерческой жилки. Это бы еще ничего. Вопрос в другом. Позволят ли мне такие закидоны мои теперешние работодатели? У них может быть свое видение продолжения моей судьбы. Например, могут засадить в тюрьму. От съеденных яиц остается только никому не нужная скорлупа.

Элиза холодно посмотрела на Мориса:

– Это что же ты такое натворил, что тебе грозит тюрьма? Одно дело – увольнение с работы, другое дело – тюрьма.

Морис печально усмехнулся:

– Мне инкриминируют применение коррупционных схем.

Взгляд Элизы посерьезнел:

– А ты их действительно использовал?

Морис обреченно махнул рукой:

– Скажу нет, ты ведь все равно не поверишь. Тяжелее всего доказывать, что ты не верблюд. Поэтому я и уверен, что меня выпрут. Хотя я думаю, что это обвинение не причина, а просто повод. Наказать меня хотят совсем за другое.

Снова встряла Софи:

– И за что, если не секрет?

Морис прищурил один глаз:

– Скажем, за невыполнение приказа. Вернее, за излишнюю инициативу при его выполнении. Всем приказали ловить рыбу сетями, а я пошел в лес искать трюфели.

Элиза округлила глаза:

– Ты что, серьезно? Вам приказали ловить рыбу сетями?

Морис недовольно поморщился.

– Нет, конечно, это я в переносном смысле. Аллегория. Ну зачем вам знать мои служебные коллизии? Это может оказаться вредно и для вас.

Софи живо поинтересовалась:

– Ну и как? Ты нашел эти трюфели?

Морис почесал голову.

– Как тебе сказать? Следуя моей аллегории, я нашел человека, который знает способ, как их добывать в неограниченном количестве. И готов раскрыть этот способ за приемлемую цену.

Элиза подхватила:

– И тут тебе вменили в вину, что ты в коррупционном сговоре с этим человеком?

Морис ее поправил:

– Не совсем так. Но что-то в этом роде. Этот человек не захотел продавать свой секрет напрямую. Но я нашел способ, как получить этот секрет через третьих лиц. И, заметьте, – он поднял вверх указательный палец, – получить этот секрет за деньги этих же третьих лиц.

Элиза недоверчиво наклонила голову к плечу:

– Ну и где здесь коррупционная схема?

Морис отрешенно пожал плечами.

– Мне это пока еще не объяснили. Думаю, и не скажут, а просто дадут пинок под зад, чтобы другим было неповадно идти в лес за трюфелями, когда посылают ловить рыбу сетями.

Через некоторое время Софи и Элиза с ним попрощались, и он вызвал им такси.

Сон Богданова.

Этот сон снился Леониду Михайловичу с завидным постоянством. Скорее всего психика его бы пришла в упадок, но организм нашел простое и действенное средство защиты от нахлынувших неприятности. Каждое утро лишь только Богданов открывал глаза, чья-то невидимая рука стирала в памяти все, что ему снилось. Так стирают мокрой тряпкой мел со школьной доски. На доске после этого остаются только разводы, напоминающие о том, что на доске что-то писали. То же самое было с памятью Богданова, Единственное, что он мог констатировать, это то, что ему что-то снилось. Возможно, причина этого явления была банальна. Сюжеты сна представляли из себя сумбурное варево, плохо укладывающееся в сознании здорового человека. В них фигурировали картины здания с изощренной архитектурой, перемежающиеся плакатами с хитроумными таблицами, и картинами цветных линий графиков на экране компьютера. Но обо всем по порядку. С архитектурой здания, присутствовавшей во сне, Леониду Михайловичу в жизни точно не приходилось сталкиваться. Это были то ли зрительные залы, то ли институтские аудитории, по периметру снаружи охваченные замысловатой сетью лестничных пролетов. Подъемы и спуски этих лестниц вне всякой логики обрывались площадками, после которых спуски переходили в подъемы и наоборот. В здании было несколько этажей, передвигаться между которыми, в связи с замысловатым устройством лестниц, была целая проблема. Возможно, конструкция здания в разных снах трансформировалась, но по своей архитектурной сути, так и оставалась головоломкой для передвижения в нем.

Сюжет этой фантасмагории обычно проявлялся в снах Богданов после того, как он подготавливал очередной прогноз по фондовому рынку для Олега. Происходило это обычно вечером после его возвращения с работы. Начинал свой анализ Леонид с ленты новостей в мире. Его многопроцессорный компьютер по специальной методике оценивал значимость в мире выделенных им событий и формировал первую группу начальных значений для аналоговой вычислительной машины (АВМ). Далее Богданов запускал программу анализа фондовых индексов. По результатам анализа автоматически формировалась вторая группа начальных данных для АВМ. Леонид тщательно контролировал эти процессы и вносил коррективы вручную. Попутно он пытался контролировать и собственные предыдущие коррективы по их результативности и эффективности. Одержимость идеей автоматизировать все рутинные процессы вынуждала Богданова автоматизировать и формирование собственных гипотез. Пока это удавались ему с трудом. За основу он взял оценку влияния на точность прогноза информационной избыточности. Результат работы вылился в алгоритм вычисления синдрома эффективности избыточности исходных данных. Алгоритм каждый раз оказывался недостаточно несовершенен. Размышляя над этой проблемой, Богданов и погружался незаметно в сон. Но сны имели видимо и положительную сторону. Решения по усовершенствованию, как аппаратной части, так и ее программной составляющей прогнозирующего вычислительного комплекса Богданова рождались в его голове неожиданно и без видимых причин. Также неожиданно к нему пришла идея по моделированию триггерной социализации на своем вычислительном комплексе. Процессы в его террариуме нашли довольно быстрое подтверждение полученной им модели. Попытка же моделирования триггерной социализации людского социума повергла Богданова в глубокое раздумье. Он остро почувствовал раздвоенность своих оценок в зависимости от уровня гомеостаза. Если он представлял себя просто человеком, как вполне самодостаточным организмом, то основным фактором влияющим на его оценки происходящего были морально-нравственные нормы, привитые ему с детства. Стоило Леониду Михайловичу представить социум, как самостоятельный организм, где отдельный человек был всего лишь одной из многих составляющих этого организма, все становилось иначе. Первое что приходило на ум, это то, что, смерть людей никакая ни трагедия, а закономерная необходимость. Она вела к обновлению и совершенствованию социума, и служила основным фактором поддержания его гомеостаза. Это было неожиданно, непривычно, и плохо укладывалось в сознании. Мозг сразу приступал к поиску ошибок и ложных допущений в модели. А вот проверка логических построений подтверждала правильность модели. Эта дилемма вышибали почву из-под ног Богданова. Отсутствие уверенности в полученных результатах служило веской причиной, не делиться этими результатами с окружающими. С другой стороны потребность разобраться в сути вопроса требовала обратиться за помощью к другим людям. Разобраться с этой собственной психологической проблемой Богданов особого выбора не было. Оставался один традиционный способ. Оценивать правильность полученные им результатов по реакции на них своих друзей.

Допрос Мориса

.

Морис остановился в дверях приемной. Его встретил холодный взгляд референта комиссара Дюфо. От Мориса не ускользнула его еле заметная, хорошо маскируемая усмешка. Референт привстал со своего места:

– Вас ждут, месье коммандант (майор).

Морис направился к кабинету комиссара. Любопытство нахально взбрыкнуло:

– Интересно, сколько их там меня ждет. Судя по усмешке секретаря, судилище должно быть репрезентативным и солидным.

Ревиаль открыл дверь и опешил от разочарования. Комиссар в кабинете был один. Он сидел за столом, сложив на нем руки, и выжидающе смотрел на Мориса, застывшего у двери. Сейчас дородность комиссара, легкая чиновничья обрюзглость одутловатого лица, бесстрастное выражение голубых глаз вполне гармонировали с отведенной ему ролью. Ролью судьи и вершителя судьбы Мориса. Дуэль. взглядами продолжалась несколько секунд. Комиссар дернул челюстью и открыл рот:

– Мартини, коньяк, виски, месье.

Морис неопределенно дернул правой бровью:

– Спасибо, месье комиссар.

Комиссар не отрывал от лица Ревиаля испытующего взгляда:

– Спасибо, нет? Или, спасибо да? Если да, то, что из предложенного вы предпочитаете?

Морис напряженно вздохнул, и окинул взглядом стол и журнальный столик у кресла, в надежде выяснить, какой напиток предпочитает сам шеф. Каких либо напитков в его поле зрения не обнаружилось:

– Спасибо, месье комиссар, я обойдусь без этого.

Комиссар выпрямил согнутую спину, и в его голосе послышалась насмешка:

– Ах да, я совсем забыл. Вам за последние два дня коньяк порядочно надоел. А я с вашего позволения, позволю себе выпить.

Он встал, сделал несколько шагов по кабинету. Что-то музыкально звякнуло и зеркало на стене отъехало в сторону, в замаскированном тайнике открылся вмонтированный в стену бар. Комиссар деловито распорядился:

– Садитесь Ревиаль. Садитесь! У меня накопилась к вам достаточное количество вопросов.

Морис покорно занял один из стульев рядом со столом комиссара. Тот с бокалом в руке кошачьей походкой прокрался за спину Мориса:

– А ваши подруги правы. Вы действительно везунчик.

Комиссар выплыл из-за спины Мориса и уперся испытующим и одновременно насмешливым взглядом в лицо Ревиаля:

– А может, мне далеко не все ваши таланты известны? А вы этим моим незнанием умело пользуясь и всем нам морочите головы. А?

Морис недоуменно скривил рот:

– Вы знаете, месье комиссар, мне затруднительно кому-то морочить голову, у меня у самого голова идет кругом. За последние дни на меня обрушилось столько загадок, сколько не выпадало ни на одном задании.

Дюфо саркастически хмыкнул:

– Не прибедняйтесь Ревиаль. Не пытайтесь выдавить из меня слезу. Голова у него видите ли идет кругом. Сами виноваты.

Морис искоса посмотрел на патрона:

– Сам виноват? И что мне вменяется в вину?

Комиссар довольный произведенным на Мориса эффектом покрутил в руке бокал:

– У вас очень оригинальный способ разделываться с загадками Ревиаль.

Морис печально посмотрел на Дюфо:

– Вообще-то это моя профессия шеф. Будьте любезны поясните, что вы имеете в виду, месье комиссар?

Комиссар отхлебнул из своего бокала, сделал пару шагов к своему креслу и резко обернулся к Морису:

– Ну, хотя бы то, как быстро вы склонились к антиправительственным настроениям и примкнули к желтым жилетам.

Комиссар стал осторожно пятиться задом к своему креслу, внимательно наблюдая за реакцией Мориса на его слова. Морис с отсутствующим видом поинтересовался:

– А вы бы предпочли, чтобы я начал демонстрантов агитировать за пенсионную реформу? Извините, месье, я был для этого, мягко говоря, не совсем в форме. Не расположен был к подобного рода агитации. Меня в тот момент довольно сильно впечатлили предъявленные мне обвинения.

Комиссар резко поставил свой бокал на стол:

– Вот именно. Оказывается, достаточно пустякового повода, чтобы вывести вас из равновесия, чтобы вы потеряли чувство реальности и переметнулись в стан неприятеля.

Морис закинул одну ногу на другую:

– Не перегибайте палку месье. Думаю, вам прекрасно известно и понятно, что ни к какому неприятелю я не переметнулся и даже в мыслях этого не имел.

Ревиаль скорбно усмехнулся:

– Желтые жилеты. Тоже мне нашли неприятеля. Не обоснованные обвинения в коррупции и финансовых аферах кого угодно вгонят в прострацию.

Комиссар навис над столом опираясь о него кулаками выпрямленных рук:

– Не преуменьшайте своих преступлений. Одно ваше участие в антиправительственных выступлениях достаточный повод, чтобы вас уволить со службы. Вам понятна сложность вашего положения, Ревиаль?

Морис сцепил ладони рук на колене:

– Сложность моего положения меня тревожит еще с прошлой пятницы, месье комиссар. Не понятно только одно. Чем такое положение действительно вызвано. Хотелось бы знать истинные причины моей опалы, а не формальные поводы для отставки и реализации чьих-то скрытых намерений. Те обвинения, которые мне озвучил месье Блине, абсурдны. Следовательно, истинные причины лежат в другом.

Комиссар уселся в свое кресло, флегматично потер пальцем бровь и иронично хмыкнул:

– Вы так считаете, Ревиаль?

Морис недоуменно пожал плечами:

– А как еще я должен считать?

– Похоже, мы вас, действительно, недооценили, Ревиаль. Вы так ловко ушли из расставленных вам ловушек.

Морис печально усмехнулся:

– Каких ловушек, месье?

– А вы не понимаете?

– Ни в малейшей мере, месье.

– Вы так реалистично сделали вид, что сильно напились в пятницу. Да и в субботу, в казино, достаточно ловко решили свои финансовые проблемы.

Морис растерянно скривил рот:

– Я не понимаю вас, месье. Какие финансовые проблемы?

Ревиаль сдвинул брови к переносице:

– Вы называете выигрыш в казино продуманной финансовой операцией? Вы это серьезно?

Комиссар насмешливо улыбнулся:

– Ревиаль, вы слишком понадеялись на анонимность вашего блокчейна. Зря. У нас есть копия вашего е-токена, и пароль к нему. Поэтому перевод средств на ваш блокчейн кошелек мы легко смогли отследить. Удивлены?

Морис растерянно расширил глаза:

– Удивлен? Это мягко сказано. Когда узнаешь о себе что-то новое, это всегда интересно и неожиданно. Это примерно, как узнаешь свой истинный диагноз у врача. Думал, просто болит голова, а оказывается, что ее просто ампутировали гильотиной.

Комиссар с довольным видом приложился к своему бокалу:

– Это хорошо Ревиаль, что вас не покидает чувство юмора. На сколько я понимаю, сознаваться вы не намерены?

Морис удивленно вскинул брови:

– В чем сознаваться, месье комиссар? Вы только намекните, и я весь в вашем распоряжении.

Комиссар Дюфо ехидно посмотрел на Мориса:

– Ревиаль, не сомневайтесь, у меня еще достаточно карт в рукаве. Думаете устроили этот цирк с рапортом о реквизитах вашего токена, и дело в шляпе? Думаете провели меня? Ничего подобного.

Морис заерзал на стуле, усаживаясь удобней:

– Патрон, но ведь не трудно установить, что с момента подачи рапорта я не совершал никаких крупных операций с криптовалютой. Пустяковые траты были совершены исключительно с познавательной целью о возможностях криптовалюты

Дюфо хищно усмехнулся:

– А вот это мы сейчас и проверим и попробуем убедимся в вашей невиновности. Давайте заглянем в ваш токен. Ваш смартфон при вас?

Морис вынул свой смартфон и привстав со стула придвинул его по столу комиссару. Комиссар ему мило улыбнулся:

– Будьте добры, активируйте его. Приложите свой палец к считывателю отпечатка пальца.

Ревиаль послушно повиновался. Комиссар поманипулировал со смартфоном Мориса, и улыбка стала сползать с его лица. Наконец он ехидно фыркнул:

– Вы не плохо подготовились к нашей встрече. Только эти ваши ухищрения здесь не пройдут.

Комиссар нажал кнопку селектора:

– Шифровальщиков и Ай-Ти специалистов быстро ко мне.

Комиссар уперся взглядом в Ревиаля. И в этом его взгляде не было ни капли теплоты, ни капли доброжелательности. Морис напротив выглядел успокоенным и умиротворенным. Через некоторое время появился молодой человек в роговых очках, и но подслеповато щурясь взял в руки смартфон Ревиаля. Спустя некоторое время вынес свой вердикт:

– С этого аппарата операции с криптовалютой в ближайшие два месяца не совершались.

Он подслеповато поморщился и обратился к Морису, у вас другие смартфоны имеется в наличии.

Морис собрал морщины на лбу:

– Возможно, дома валяются какие-то устаревшие модели. Сейчас техника так быстро морально стареет, что ее приходится часто менять.

Морис полез в карман и достал ключи и посмотрел на комиссара:

– Можно я не поеду с ними? Я думаю, они и без меня разберутся, что к чему. Только прошу аккуратней, постарайтесь обойтись без погрома.

Ай-Ти-ишник звякнул ключами и удалился. Мориса последнее привело в успокоение Казалось, с него слетели последние остатки оцепенения, с которым он появился в кабинете Дюфо. Теперь он выглядел успокоенным, умиротворенным и даже немного развязанным. Морис сменил напряженную позу на расслабленную и обратился комиссару:

– Месье Дюфо, могу я попросить у вас коньяка.

Казалось, комиссар потерял дар речи от такой наглости, но двинулся за бокалом для Ревиаля. Морис между тем насмешливо продолжил:

– Я когда к вам шел, думал все закончится быстро. Наручники, одиночная камера в худшем случае, а в лучшем случае, просто пинок под зад без объяснения причин. Оказывается, все самое интересное только начинается.

В голосе комиссара прозвучали нотки подозрения и непонимания:

– Что вы имеете в виду Ревиаль?

Я имею в виду, месье комиссар, что судя по происходящему, я начал догадываться откуда растут ноги моих бед.

Морис печально прищурился:

– Я сам себе построил ловушку. Русский биолог на столько оккупировал мои мысли, что биткоин для меня потерял всякую важность и интерес. А вот мои конкуренты не поверили в смену моих приоритетов, и решили меня спровоцировать на необдуманные шаги. Не удивлюсь если они начнут серьезную охоту на Богданова. Это проделки Транкара?

Дюфо, глядя через плечо на Мориса, усмехнулся:

– Не угадали месье Ревиаль.

Комиссар с бокалом коньяка для Моиса повернулся к Ревиалю и с ехидством уставился на него:

– Вы меня все больше разочаровываете коммандант. Похоже вы растеряли все свои навыки. Вцепились мертвой хваткой в эту русскую пустышку. Профукали порученное вам дело. А теперь пытаетесь найти причины своих неудач, совсем не там, где они есть. Вам на хвост наступил не Транкар, а наши коллеги из Трэкфина. Вы действительно умудрись заморочить головы всем. Большего сказать пока не могу.

Морис скривил рот:

– Вы и так сказали предостаточно патрон. Один намек на казино на многое раскрывает мне глаза.

Дюфо усмехнулся:

– Радует то, что хватку вы Ревиаль не потеряли до конца.

Морис поморщился:

– Тоже мне тайны полишинеля. Подозрения в симпатии к русским? Рьяно не выполнил команду фас на русского программиста Винника? Заинтересовался исследованиями русского биолога?

Дюфо разочарованно поджал губы:

– Коммандант вы каждый раз ставите меня в тупик ходом ваших мыслей. Должен признать, что зачастую вы оказываетесь правы. Но сейчас это уже ни какие ворота не лезет. Это уже что-то маниакальное.

Комиссар возмущенно хмыкнул:

– Русские! Перестаньте бравировать своей больной мозолью.

Комиссар поднял вверх свой указательный палец:

– Не буду скрывать. Одна из причин, по которой на вас, Ревиаль, спустили собак, как раз и заключается в неровности наших межгосударственных взаимоотношений с русскими. То мы с ними лучшие друзья, продаем им мистрали. И тут же незамедлительно следует указание, чтобы в области разведки мы не давали поводов для политических разногласий. Мы идем с русскими на активное сотрудничество в плане противодействия международному терроризму. И тут крутой разворот в отношениях. Введение санкций против России. И как результат требование немедленного разрыва разведывательного сотрудничества. И все это происходит с периодичностью смены ключевых фигур в кабинете министров. То есть достаточно часто. Так, что не льстите себе, ваши беды никоим образом не связаны с вашими русскими корнями.

Комиссар поставил перед Ревиалем бокал с коньяком, тяжело вздохнул, обреченно махнул рукой и направился в свое кресло:

– Кстати, Ревиаль, я запамятовал какое у вас образование?

– Магистратура Политехнической школы.

Комиссар воздел глаза у потолку:

– Ой ля-ля. Я не могу похвастаться таким высоким уровнем. Мне кажется, в случае чего, вы без труда сможете найти себе работу с таким отличным образованием.

Морис поморщился и горько усмехнулся:

– Спасибо месье. Вы умеете утешить. Все СМИ прямо кишит объявлениями – требуются магистры Политехнической школы. Предпочтение делается, уволенным из гос-структур за коррупцию.

Настала очередь недовольно поморщится комиссару:

– Ну зачем, так печально. Я же сказал, что вас формально уволят за антиправительственные выступления. А это при сложившейся в обществе ситуации скорее плюс, чем минус.

Морис печально улыбнулся:

– Мне уже намекали, что можно открыть частную контору по промышленному шпионажу.

Комиссар навострился и заинтерсованно скосил глаза на Ревиаля:

– Кто намекал?

Он тут же с ехидством усмехнулся:

– Ах да, ваши новые подружки. Как я мог это упустить из вида. А что? Неплохая мысль. Возможно, негласное сотрудничество с бывшими коллегами. Прекрасная легенда для работы под прикрытием. Стоит подумать.

Дюфо посерьезнел:

– Но собственно я хотел сказать о другом. Так вот первый звоночек о ваших коррупционных проделках поступил от двух выскочек из Национальной школы администрирования. Они недавно поступили на стажировку в Трэкфин. Два. практиканта-стажера из не менее престижной школы, чем ваша.

По лицу Мориса скользнула тень подозрительности и он задумчиво прищурился:– Месье Дюфо, если вас не затруднит, приостановите визит вашего специалиста на моей квартире. Пусть для начала там снимут отпечатки пальцев. Что-то мне подсказывает, что там обнаружатся не только мои отпечатки.

Комиссар восхищенно хмыкнул и сделал соответствующие распоряжения по селектору своему адъютанту, затем доброжелательно поинтересовался:

– И чьи следы ты ожидаешь там обнаружить Морис?

Ответил Ревиаль уклончиво:

– Посмотрим. Но что-то мне подсказывает, что кто-то должен был воспользоваться моей домашней электроникой без моего ведома. Только Ай-Пи и Мак адреса, задействованные в транзакциях, могут служить убедительными обвинительными аргументами для суда. И с этим должны были поработать с моего элек роники. Свой доклад вам я подготовил достаточно давно, и с тех пор своим компьютером не пользовался.

Комиссар округлил глаза:

– Ревиаль, вы использовали свой домашний компьютер для служебных целей? Ваш отчет могли прочитать посторонние люди.

– Ну, на чем-то я должен был работать вне служебного кабинета. Но никакой служебной информации на моем компьютере не оставалось. Я ее тщательно удалил все следы информации.

Комиссар недовольно фыркнул, но промолчал. Морис продолжил ровным голосом:

– Кстати о моем докладе. Месье комиссар, вы с ним все-таки ознакомились?

Комиссар поморщился:

– Это про муравьев? Ревиаль, поверьте, у меня хватает важных и неотложных дел, чтобы не отвлекаться еще и на муравьиные проблемы.

Морис попытался поправить комиссара:

– Собственно муравьи там с боку-припеку. Речь идет о триггерной социализации. Это как раз те особенности, что характерны для движении желтых жилетов.

Комиссар насторожился:

– Желтые жилеты? А что такое триггерная социализация? И, при чем она здесь?– Понимаете, месье комиссар, русский биолог доказал и наглядно продемонстрировал, что массовым поведением можно управлять, наподобие того как, мы включаем и выключаем свет в комнате.

Хаотическое движение глазных яблок в глазницах Дюфо выдавало напряженную работу его мозга. Из затруднительного положения комиссара спас гудок селектора. Педантичный голос секретаря сообщил:

– Месье комиссар, через сорок минут у вас встреча с министром.

Комиссар с облегчением выдохнул воздух:

– Извините Ревиаль, наш разговор придется продолжить в другой раз.

Морис поспешно заговорил:

– Одна просьба, месье комиссар.

Комиссар отрешенно воззрился на Ревиаля, а тот продолжил:

– Не могли бы вы приказать, чтобы меня от вас вывели в наручниках и отправили в тюрьму?

Брови комиссара поползли вверх и он весело хохотнул:

– Просите о том, чего так опасались и в начале нашей встречи?

Морис вздохнул:

– Обстоятельства изменились, месье комиссар.

Комиссар часто закивал головой:

– Понимаю, понимаю, не стоит объяснять. Мне тоже кажется, что это в сложившейся ситуации это будет правильным ходом.

Чебуречная втроем.

Олег Понамарев поднял пластиковый стаканчик:

– Ну, со свиданьицем. За нас, мужики.

Леонид и Виталий стукнулись с Олегом кулаками, в которых зажимали пластиковые стаканы с самогонкой. Выпили и принялись за чебуреки, лежавшие в разовых пластиковых тарелках.

Виталий, пережевывая чебурек, посетовал:

– Чего-то нас совсем мало стало собираться. Раньше мы тут еле у стола помещались, стояли плотно, как штакетник деревенского забора.

Олег поморщил лоб:

– Да, вас чертей не соберешь. Один работает допоздна, Другой в командировке. А…

– Он обреченно махнул рукой, и с сожалением добавил:

– А, то ты сам будто не знаешь? Время-то идет, люди меняются. Стареем. Хорошо хоть каким-то составом собираемся. Лето еще не кончилось. Не все еще из отпусков вернулись, с дач. Хотя…

Леонид, держа чебурек двумя руками, ввернул:

– Теперь, наверное, долго вместе не соберемся. Введут чрезвычайное положение с комендантским часом. И привет.

Олег укоризненно огрызнулся:

– Да ну тебя! Кончай каркать. А то и в самом деле накаркаешь Все. Отбушевала Москва, выборы прошли. Какой еще к черту комендантский час?

Леонид вытер губы бумажной салфеткой:

– Да, я и не имел в виду эти массовые народные протесты.

Виталий удивленно поднял брови, и скосил глаза на стоявшего рядом Леонида:

– А, что ты тогда имел в виду?

Олег взял в руки бутылку и приготовился заново наполнить пластиковые стаканчики:

– Э, народ, хорош клювом щелкать, придерживайте стаканчики руками. У кого опрокинется, доливать не буду. Будете со стола лакать, как собаки.

Приятели сосредоточенно взирали на процесс наполнения стаканчиков, придерживая их пальцами. Самогон был отличного качества, настоян на калгане. Аромат, поднимающийся от стаканов, заставлял невольно трепетать ноздри. Чебуречная, где собрались друзья, была традиционным местом встречи их компании, и отправной точкой их совместных прогулок по городу.

Олег поставил бутылку:

– Ну что вздрогнули? Здравы будем, бояре!

После выпитого снова принялись за чебуреки. Виталий покосился на Леонида:

– Так чего ты там про комендантский час буровил?

Леонид покрутил головой, и подслеповато прищуриваясь, оглядел помещение зала чебуречной:

– Чего-то сегодня совсем пусто, обычных знакомых никого не видать. Раньше в это время здесь было не протолкнуться.

Виталий ворчливо его одернул:

– Ты давай не увиливай. Выкладывай, чего знаешь.

Леонид кисло поморщился:

– А чего тут особенно знать. Все говорит о том, что интернет изменил сознание большинства людей. Люди опосредованно объединились в виртуальные сообщества. Социум стал иной, обрел новые качества. Народ стал плохо управляемый. Пропаганда как инструмент воздействия на сознание теряет силу. Власть это чувствует, и ей это очень не нравится. Она видит, что теряет рычаги управления. Чувствует, что у нее появился серьезный конкурент на информационном поле . Значит, будет предпринимать меры. И как обычно, разнообразием этих мер баловать не будет. Действовать будут кондово и бестолково. Ничего по настоящему конструктивного они просто придумать не в состоянии. Остается только одно – запреты. А запреты только усугубят ситуацию. Апофиоз, вернее, апофигей запретов – чрезвычайное положение. Ой, да чего я тебе рассказываю? Ты что сам ничего не видишь?

Виталий саркастически ухмыльнулся:

– Да, все я вижу. Всегда так было. И что? Никакого комендантского часа не было. С чего ты взял, что его сейчас введут? Откуда такие сведения? Колись!

Леонид вытер салфеткой рот и оперся локтем о стол:

– Да нет никаких сведений. Смоделировал я эту ситуацию на ЭВ,М. Что увидел о том и пою.

Виталий саркастически хмыкнул:

– Опять на своих муравьях смоделировал? Тогда все ясно, можешь дальше не продолжать.

Олег жалобно взмолился:

– Мужики, ну чего вы о ерунде какой-то? А? Итак собираемся редко. Думал, узнаю, кто, чем живет, чем дышит. А вы опять про политику. Тфу! Ну, с Ленькой все ясно. Он человек увлеченный, его хлебом не корми, дай что-нибудь смоделировать. А, ты-то Виталик чего взъерепенился?

Лицо Виталия стало пунцовым:

– Да надоело уже всякую хрень слушать. Наслушаются всяких Соросов и Навальных и несут за ними всякий бред. Да еще и сами вдобавок всякой фигни насочиняют. Прямо, как бабки у подъезда. Просто зло берет.

Олег укоризненно посмотрел на Виталия:

– А ты сам-то чего разошелся? Тоже мне эксперт по политической обстановке. Попридержи пыл. Вечером с Соловьевым но телевизору соревноваться будешь, кто из вас все лучше жизнь понимает, и крепче Родину любит. В него при желании и плюнуть можно.

Виталий обиженно фыркнул:

– Да иди ты. Тебе вообще на все наплевать. Пусть горит все ясным пламенем.

Олег безразлично воспринял выпад Виталия и с интересом посмотрел на Леонида:

– Кстати, какой там прогноз по фондовому рынку?

Леонид обреченно вздохнул и печально сообщил:

– Медвежий тренд намечается.

Олег, приготовившись наполнить пластиковые стаканчики, застыл с бутылкой в руке:

– Да ты что? И когда?

Леонид сморщил губы и озадаченно прищурил один глаз:

– Ну, точно сказать пока не могу. Недельки через две.

Олег начал наливать самогон в стаканы, которые придерживали руками Леонид с Виталием:

– Так! Значит, начинаем скидывать бумаги. Очень не хочется попасть под падающий нож. А ты случаем не ошибаешься? Рынок вроде растет.

Леонид неуверенно буркнул:

– Да, вроде, не ошибся. Проверил. Будет падать рынок. Но пока временной лаг есть. А рынок растет, потому что лохи, как бараны ринулись за легкой наживой.

Виталий поднял свой стакан и сомнением посмотрел на Олега:

– И ты ему веришь? Он же биолог. Из него финансист, как из моей бабушки балерина.

В ответ Олег добродушно улыбнулся:

– Верю. Еще как верю. Он пока со своими прогнозами ни разу не ошибался. Я поначалу, как ты сомневался. Потом гляжу, все сходится тютелька в тютельку.

На лице Виталия проступил сарказм, он закачал головой из стороны в строну:

– Ну, мне с тебя смешно, Олег. Ты же умный мужик. Ладно, предположим на политическую ситуацию тебе наплевать. Такое у нас сейчас через одного случается, у каждого второго. Но тут-то ты же реально бабками рискуешь, слушая этого балабола. Тоже мне нашел Нострадамуса.

Олег недовольно поморщился:

– Виталик! Заканчива1 бодаться. Мы здесь не для того собрались. Осточертела эта тягомотина про политику. Скучно ей богу. Все не как не разберетесь, кто из вас круче. Давайте лучше споем. Но, тихонечко.

Олег вполголоса запел:

– Лошади умеют плавать, но не хорошо не далеко.

Леонид немного не в такт стал ему подтягивать:

– …Глория по-русски значит Слава. Это вам запомнится легко. Шел по океану корабль с названьем гордым…

Виталий удрученно махнул рукой и опрокинул стакан в рот:

– Ну, все как обычно. Напьются и песни горланят. Закругляйтесь давайте, я вас на улице подожду.

Он направился к выходу. Олег с Леонидом печально переглянусь, дружно вздохнули и допили остатки самогона в своих стаканах. Олег опасливо огляделся, и вытянул из кармана бумажный конверт:

– Кстати о деньгах. Не хотел Виталика посвящать в наши с тобой дела. Я тут прибыль фиксировал. Это твоя доля.

Он протянул деньги Леониду. Тот смущенно покраснел:

– Спасибо.

Олег развязно буркнул:

– Чего спасибо? Заслужил – держи. И ни в чем себе не отказывай.

Адвокат.

Морис вошел в допросную камеру и осмотрелся. С потолка и со стен на него пистолетными стволами целились камеры видеонаблюдения. За столом сидел человек с любопытством разглядывающий Мориса. Он приветственно взмахнул рукой:

– Присаживайтесь месье. Я ваш адвокат, Жан-Клод Пифо. Нам необходимо уточнить некоторые детали обвинения выдвинутого против вас.

Пифо открыл свой портфель и выложил из него на стол папку для бумаг. Один из листов из папки он придвинул по столу к Морису:

– И так. Ознакомьтесь с этим протоколом, и, скажите, вы со всем в нем согласны?

Морис стал читать придвинутый к нему документ. Документ был напечатан двумя шрифтами. Крупный шрифт содержал общую фабулу обвинения и перечень проведенных следственных мероприятий. А вот мелкий шрифт нес довольно интересную для Мориса информацию. Первый блок информации касался стажеров Трэкфина и их контактов. Второй блок касался Жаклин и Софи. Именно они приняли непосредственное участие в дискредитации Ревиаля, совершив в казино перевод средств на биткоин-кошелек Мориса.

Более того они оказались штатными сотрудниками другого разведывательного департамента. Морис, упершись взглядом в мелкий шрифт, инстинктивно согласно кивал головой на вопросы адвоката. Наконец подписав какую-то очередную бумагу он отправился в свою камеру. Улегся на койку, сложив руки под головой. Сейчас был очень подходящий случай пораскинуть мозгами о произошедшем. Предаться размышлениям о превратностях судьбы, о своем легкомыслии и беспечности. О том, как легко его взяли в оборот. А главное необходимо было попытаться выяснить в какой переплет, какую мясорубку он умудрился попасть. Ситуация выходила за рамки всякой логики.

Морис лег поудобней, пошевелил сложенными под головой руками и предался размышлениям:

– Для начала стажеры из Трэкфина. Заинтересовались моим участием в гранте. Ну что же, это их работа. Захотели продемонстрировать свое усердие? Похвально. Но мое участие в этом деле было на столько прозрачно, что не должно было вызвать у них ни малейших подозрений. К самой финансовой проводке я не имел ни малейшего отношения. С исполнителями проекта не встречался и не имел с ними ни каких контактов после выделения гранта Богданову. Может хотят приплести предварительную финансовую договоренность между мной и Богдановым? Но это ведь должно быть чем-то подтверждено. Банковскими проводками например. Их отследить не сложно. Стоп! Какие к черту банковские проводки? Мне же ясно намекнули, что операции совершались в Бикоинах. Или я это сейчас сам только что выдумал?

И несомненно эту несуществующую связь кто-то намеренно спровоцировал подлогом. Иначе в этом деле не были бы задействованы Софи и Элиза. С девчонками все понятно. Ничего личного, просто служебный долг. Зачем тогда они устроили эту махинацию с его токеном в казино? По глупости? Не похоже. Чтобы скомпрометировать? Так меня уже замазали стажеры. Ну конечно, можно было сразу догадаться. Чтобы добраться до моего блокчейна и вытащить хэши транзакций. Значит все это лопнет как мыльный пузырь. А вот не скажи. А если все-таки был хорошо организованный провокация? Значит в моем криптокошельке болтается сумма, о которой мне совсем ничего неизвестно. Выходит, это я сам растяпа прокололся. Кому-то что-то продал за Биткоины? Но когда это могло произойти? Только тогда, когда ко меня в кафе привязался Транкар. Ерунда. Такое Транкару не по зубам. А может Транкар со своим дурацким наездом на меня ненароком помог кому-то другому сыграть со мной злую шутку? А вот это вероятно. Ведь кто-то тогда за мной активно следил. И это у невидимки здорово получилось. Не то! Не то! Главное понять, что было целью тех, кто меня подставил. Богданов? Или все-таки Биткоин? Все хватит. Сейчас спать. Пусть в голове все уляжется.

Зачем о коронавирусе темнил?

Леонид Михайлович взглянул на экран своего мобильника и поднес его к уху:

– Привет Олег. Рад тебя слышать.

Из трубки донеслось:

– Привет Леня. Ты чего темнил про коронавирус?

Богданов озадаченно наморщил лоб:

– Я темнил? В смысле?

– Ну, ты тогда в чебуречной сказал, что карантин объявят.

– Я про карантин даже не заикался. Я про коронавирус тогда даже слыхом не слыхивал. Я сказал, что введут чрезвычайное положение.

– Ладно, не оправдывайся, я понял. Ты как был темнилой, так темнилой и остался. Мог бы и предупредить, что запасы надо пополнить. А теперь в магазине и аптеке не протолкнутся. Народ все метет с прилавков подчистую. Представляешь гречку всю раскупили. Даже, после того, как на нее подняли цену.

– Да не знал я ничего. Честно.

– Ладно, надо бы собраться, пока еще можно. А то, скоро весь общепит закроют в связи с карантином. Это ясно как божий день.

– Когда предлагаешь собраться?

– Давай сегодня.

– Идет. Ты наших уже всех обзвонил?

– Нет пока. С тебя решил начать. Ну, если ты даешь добро, то сейчас по вацапу всех наших оповещу. Ну, давай.

– Подожди, подожди. Ты еще фотошаблоны плат, которые я тебе недавно заказывал не выбросил?

– Думаю, что нет. Валяются где-нибудь в архиве. А что?

– Сделай мне с них партейку плат. Штук по десять, каждого образца. Идет? Я заплачу.

– Хорош, выпендриваться. Тоже мне богатей нашелся. Заплатит он.

Олег ехидно передразнил Леонида:

– Я заплачу. Я заплачу. А вот не надо. Обойдусь уж как-нибудь.

Ладно, если найду фотошаблоны в архиве, сделаю. Пока.