Другие. Возрождение бесплатное чтение

Буфер. Будапешт. Ада

Первые две недели в Будапеште я не выходила из квартиры, которую сняла. Все мои занятия ограничивались сном, приëмом пищи, душем. Я ничего не читала, не смотрела, не выходила в интернет, не убиралась и даже не мыла посуду. Монотонно курсировала между комнатой, кухней и ванной. Не помню даже, чтобы смотрела в окна. Видела сообщения от Денеба и Льё, пару раз ко мне заходили Фениксы по поводу дела Сёртуна, но я не открывала им дверь.

После того, как Ден позвонил – это было как раз ровно через две недели после моего отъезда из Москвы, и сказал, что Сёртуну наконец-то выдвинули конкретные обвинения, я решила выйти на улицу.

Будапешт всегда мне казался городом-конгломератом, беспорядочной смесью: тут я находила характерные черты и европейских и постсоветских городов, странное, иногда тревожащее сочетание готических башенок и узоров с совершенно гладкими, почти округлыми стенами. А ещё он – плоский. Как будто выложен на тарелку. Такое вот городское ассорти. По детским сказкам и старым песням, которые нам часто давала слушать воспитательница в старшей группе детского сада (до сих пор не понимаю, зачем это помню), я представляла себе Дунай величественным, широким и мощным. А на деле он каждый раз, когда я бывала в Будапеште, разочаровывал. В этот же раз река показалась мне прекрасной, спокойной и мирной. Да.

Я стояла на мосту, смотрела на прогулочные катера, на жизнь, кипящую вдоль берегов, и не хотела ничего вспоминать. За эти дни мне столько всего пришло в голову, что она готова была взорваться. Одно я поняла точно: присутствовать на суде, прилюдно свидетельствовать против учителя, обвиняя его в домогательствах и насилии, – выше моих сил. Но сделать это придётся. Мне бы очень хотелось, чтобы вместе со мной в зале суда присутствовали Ден и Льё, но вряд ли их выпустят из Московского буфера.

Тем временем весна уже полностью захватила город, и моё беспокойное сознание требовало перемен. Тогда, на мосту, я и решила найти себе какую-нибудь “человеческую” работу. В Будапеште. Без знания языка. Без опыта. Амбициозно.

После недельных поисков, меня всё же взяли – скорее из жалости – в булочную. В мои обязанности входило вовремя вытаскивать выпечку из печи, относить её в торговый зал, выкладывать или упаковывать. Монотонная, скучная работа. Но если бы я не нашла себе занятие, то сошла бы с ума. Теперь мысль об отступничестве казалась совершенно абсурдной. Как я не понимала, что не смогу жить как обычный человек? Даже у Денеба и Льётольва было какое-то дело. Они в целом вели довольно неприметный образ жизни – дом, работа и экзистенциальные “хобби”. А я? Ладно, в Будапеште я временно, но куда перебираться на постоянной основе и чем заниматься дальше, – уже не понимала.

В те дни мы начали довольно активно переписываться с Деном по большей части из-за того, что я перестала отмалчиваться. Про работу в булочной ничего ему не говорила, то ли стыдилась, то ли просто не знала, как объяснить свой порыв. Ден, конечно, постоянно звал обратно в Москву, мол вместе нам будет проще, да и они со Льё не будут переживать обо мне. Но я медлила с решением.

Разговоры с Денебом приносили странное успокоение, я не чувствовала себя одинокой, как это бывало раньше, когда вынужденно уходила в отпуск. Поначалу я боялась, что из-за привычки жить свободно, встречаться с кем угодно, мне будет трудно существовать с меткой. Да, бывало такое, что я смотрела на какого-нибудь парня, проходящего мимо, и уже представляла, как мы с ним могли бы отправиться в уютное местечко, поболтать, а потом уединиться в крошечном гостиничном номере. Но все эти фантазии были совершенно одинаковыми и пресными, не вызывали даже самого крохотного отклика ни в теле, ни в душе. Кажется после Денеба все остальные мужчины потеряли для меня вкус.

Месяц спустя.

Я неожиданно приболела, поэтому отпросилась с работы и лежала в постели, отпиваясь чаем. Солнце радостно заглядывало в окна, жизнь где-то там, за стеклом, кипела и бежала. Никогда раньше мне не приходилось проводить столько времени без работы, без тренировок. Странно, но на руках ещё остались шрамы, и я вытащила ладони из-под одеяла, чтобы рассмотреть их, хотя и так делала это постоянно. Зазвонил телефон, я сняла трубку, даже не посмотрев на номер.

– Птичка? – раздался тихий голос Дена.

– Доброе утро, – нехотя ответила я.

– Ты дома?

– Ага.

– Случилось что-то?

– Приболела немного, ничего серьёзного, – я продолжала рассматривать свою руку. Шиповник на ней сразу стал ярче, чувствовал сущность, чувствовал мой настрой. – Ден…

– Да, лапушка, – по голосу слышно было, как он тревожился.

– Я соскучилась.

– Это из-за метки страдания или серьёзно?

– Знаешь… Метка меткой. Но я смотрю на мужчин… И ничего, Ден. Ровным счётом ничего. Я не привыкла так. Это странно. И я, кажется, больна тобой… Essentia.

– Ада, – с незнакомой хрипотцой шепнул Ден в трубку, – ты вынуждаешь меня нарушить правила и добраться до тебя.

– Да ладно, это же у меня проблема. Ты совершенно свободен.

– Птичка, не строй из себя ревнивую глупышку. Парные метки на то и парные, что обоюдны. И да, я – не ты, конечно. Мне достаточно кого-нибудь одного, но особенного. Феникса, например, – кажется, Денеб улыбнулся.

– Мне думается, что мы с тобой зашли слишком далеко, – я спрятала руку под одеяло, потому что сил смотреть на этот невероятный шиповник больше не было. Я действительно поняла, что не просто соскучилась по Дену, а что вообще тосковала по нему.

– Не вижу в этом ничего плохого.

– Скоро суд, Ден. Мне без тебя, без вас со Льё… Страшно.

– Этот чёртов педант скоро будет в Будапеште, ему дали разрешение.

– Льё? Здесь? Почему раньше не предупредили?

– Ему только сегодня ночью принесли документы. Мы сами ничего не знали до последнего.

– А ты?

– Пока останусь в Москве, буду следить за делами Льё. Поговаривают, что основное разбирательство перенесут сюда, тут проще ставить следственные эксперименты, – Ден, видимо, встал. Я слышала небольшой шум, похожий на шаги. – Так что не волнуйся, ты будешь не одна. Льё позвонит, как приземлится.

– А…

Я хотела было сказать, что Льё многое понимает и может мне помочь на заседании, но после всего, что было, оставаться с ним один на один не хотелось бы. Но Денеб, словно прочитав мои мысли, мягко произнёс:

– Всё будет нормально. Мы много говорили с ним, в том числе и о тебе. Я не знаю, что он чувствует, но без твоего согласия ничего не сделает. Ему можно доверять.

– Ты же не знаешь всего!

– Я знаю достаточно. И даже если что-то произойдет или изменится, то своим чувствам останусь верен. Остальное не имеет никакого значения. Сосредоточься на Сёртуне, птичка, – я услышала, как хлопнула дверь, и кто-то поздоровался с Деном. Женщина. – Ладно, лапушка. Меня ждёт работа. На связи.

Он повесил трубку, а я всё ещё держала телефон около уха и слушала тишину. Значит, Льё. Похоже, дело принимало серьёзный оборот, раз уж ему разрешили выехать за пределы буфера. Не думаю, что этот экзистенциалист стал бы спрашивать разрешения, если бы собрался куда-то, но сам факт меня не на шутку встревожил.

Я потянулась за градусником и спустя пару минут с печалью обнаружила, что температура только поднималась. Да ещё и спину ломило. Однозначно, восстановление крыла шло полным ходом, так что мучениям моим не будет конца в ближайшие дней пять-шесть точно. Сквозь накрывающую меня лихорадочную пелену, я дозвонилась до владельца булочной, и сказала, что разболелась окончательно. Он спокойно отпустил меня на больничный, заботливо уточнив, не требуется ли какая-то помощь, но я вежливо отказалась, отложила телефон в сторону, допила чай и, укутавшись в одеяло, уснула.

Телефон уныло жужжал где-то рядом с ухом, я нашарила его под подушкой и не без удивления обнаружила, что звонит Льё.

– Да, – прохрипела я в трубку спросонья.

– Ада, открой дверь, – от голоса Льётольва мне стало ещё жарче. Кажется, температура так и не спала.

– В смысле?

– В том смысле, что я стою у тебя под дверью и не собираюсь врываться без разрешения, хоть и могу.

– О Боже…

Я села в кровати и меня тут же зазнобило, начало трясти так, что я с трудом собрала на себя одеяло, завернувшись в него как в саван. Пока шла до двери даже зубы стучали. Дверь распахнулась, и, как в старых фильмах, на пороге обнаружился изысканный мужчина, в идеально подогнанном по фигуре костюме. Льё.

– Ада! – воскликнул он вместо приветствия, зашёл и спешно закрыл за собой дверь. – Ты больна?

– Ден не говорил тебе?

– Нет! В том то и дело. Если бы сказал, я бы приехал к тебе раньше.

– Ерунда… – я махнула на него рукой, завёрнутой в одеяло, и поплелась обратно в комнату.

– Ты где так умудрилась простыть, весна же, тепло? – Льё следовал за мной.

– Нигде. Это крыло.

– В таком состоянии ты не сможешь присутствовать на суде. Надо что-то сделать.

– Просто оставь меня в покое. Я ужасно себя чувствую и не хочу ни о чëм думать, – с превеликим удовольствием я улеглась в постель, но она оказалась слишком холодной для моего разгорячëнного тела, и озноб только усилился.

– Ну нет, раз уж пришёл, то буду тебя лечить. Ден меня убьёт, если я не сделаю ничего.

– Ден мог бы и сам прилететь, – трясущимся голосом пробормотала я.

– Не мог он! Выпустили только меня, дураков среди экзистенциалистов и Фениксов не так уж и много. Понимают, что без Дена я много чего делать не в состоянии.

Льё замолчал, затем коснулся моего лба и спешно вышел из комнаты. Я слышала, как он ставил чайник на кухне и хлопал дверцами шкафчиков. Нет, заботиться так же, как Ден, он не умеет, хоть и очень пытается. В нём гораздо больше льда, чем в его сущности. Но мне неожиданно нравилось это небезразличие. Он вернулся с ледяным чаем, помог мне сесть и заставил выпить половину кружки.

– Так. Сегодня я тебя одну не оставлю, будем воскрешать нашего Феникса.

– Каким образом?

– Секретным, – многозначительно улыбнулся Льё и неожиданно забрался на кровать.

Он помог мне устроиться, перевернул подушки холодной стороной, а сам сел рядом, облокотившись на изголовье. Из внутреннего кармана пиджака Льё достал блокнот и ручку, после чего небрежно отбросил его на пол.

– Смотри, – он расстегнул верхнюю пуговицу своей идеально выглаженной рубашки, и принялся рисовать в блокноте. – Это вариант искажения. Вот ты, – он изобразил девушку сидящую на краю кровати, – у неё есть одно большое и красивое крыло, а второе совсем крошечное, – Льё пририсовал невероятное изящное крылышко.

– И что дальше? – я заглядывала в блокнот через его руку, и чтобы шея не уставала, подтянулась чуть выше, привалившись к плечу.

– А вот я, – он нарисовал мужчину рядом, который положил руку на спину девушке. – Буду тебя лечить. Смотри, из-под его руки вырастает крыло. А весь жар, – Льё обвел фигуры огненными языками пламени, – выходит наружу.

– Они не сгорят? – слабо спросила я, ощущая, как со спины мне становится слишком жарко.

– Нет, милая Адочка… Не сгорят. Фениксы не горят, а экзистенциалисты… Мы умеем защищаться.

– Ты странный, – прошептала я, не в силах вернуться на своё место.

– Не страннее тебя, – Льё продолжал что-то рисовать, правда уже на другой странице. Я пыталась рассмотреть, но он загораживал ладонью листок.

– Кто бы сказал мне пару месяцев назад, что я буду лежать в одной постели с истинным экзистенциалистом… Вот уж правда, внутреннее определяет внешнее.

– Ага, пока ты не верила в такую возможность, то она и не осуществлялась. А как только наша чудесная Адочка стала готова к чему-то новому, то всё сразу и сложилось. Спасибо Денебу, конечно, что не упустил тебя, – Льё показал мне рисунок. На берегу реки – я готова поклясться, что это был берег Дуная – стояла девушка, раскинув огромные, пылающие крылья. – Ты у нас красавица, правда?

– У меня таких крыльев никогда не было, – я не могла оторвать взгляд от рисунка, он завораживал, хоть выполнен был простым карандашом.

– Ты себя не видела в тот вечер… Прекрасная! Невероятная! – Льё забрал у меня блокнот и лёгким жестом отправил его за пределы постели.

– Это из-за запрещённого приема, – я чуть приподняла голову, чтобы лучше видеть лицо Льётольва.

– Нет ничего запрещённого, Адочка… Ни-че-го. Igne natura renovatur integra1, – добавил он, чуть подумав, и погладил меня по голове.

Я вдруг чётко представила, как Льё прикасается к моим губам, и мы сливаемся в поцелуе. Наверное, этот поцелуй был бы совсем не таким, как с Деном. Возможно, с привкусом сигарет и ароматом дорогих духов. Может быть страстный, или сдержанный. Какой он, Ужас, на самом деле?

Видимо, мой взгляд был слишком красноречивым, или смотрела я на него слишком долго, но вдруг Льётольв наклонился ко мне, перед этим схватив за руку так, что перекрыл большую часть татуировки своей ладонью, приблизился и шепнул:

– Ничего запрещённого, милая… Немного огня. И только.

Нет, мне не привиделось это. Льё осторожно прикоснулся к моим губам сначала нерешительно и медленно, а когда понял, что я не сопротивляюсь, дал волю чувствам и желаниям. Да, этот поцелуй был страстным, действительно огненным. И как бы я не хотела, чтобы это продолжалось, не могла заставить себя остановиться. Наоборот, меня затягивало в омут сдержанной чувственности на грани безумия. Эту грань я ощущала физически, почти как ту самую невидимую стену, что разбила, когда встретилась с влиянием. Казалось, ещё одно мгновение, и случится что-то непоправимое или невероятное, или такое, о чем невозможно забыть. Рука стала ледяной, хватка Льё – невыносимой, и я с силой оттолкнула его, отскочив на край кровати с поразительной ловкостью.

Мы смотрели друг на друга будто впервые. Я – так точно. В глазах Льё мне виделось удовлетворение. Он добился своего, использовал случай. Мне очень хотелось обвинить его, но совестливая часть меня говорила, что я сама не отказалась, подчинилась желаниям экзистенцталиста, потому что хотела этого. Что же я сделала? Подобрав ноги и схватившись за голову, тихо выдохнула, скорее обращаясь к себе:

– А как же Денеб…

– Не думай. Вспомни, что он говорил – только твоя воля. И даже метка ничего не значит. Подумай и честно ответь себе, ты оставила её из-за Дена, или, чтобы прекратить перебирать мужчин? Прекратить распутство? – Льё улёгся, подложив под спину подушки.

– Замолчи! – меня снова трясло, внутренний жар становился невыносимым, а воздух снаружи казался всё более ледяным.

– Ада… Давай поговорим об этом потом? После предварительных слушаний? Завтра после обеда нас ждут, и тебе нужно быть в форме. Хотя бы немного, – он поманил меня своей до неприличия изящной ладонью. – Иди сюда, я помогу.

Я помотала головой. Льё пожал плечами и сделал вид, что рассматривает комнату. Мне становилось хуже, огонь будто бы оказался заперт внутри. Воздух, который я выдыхала, обжигал, ещё немного, и он превратится в настоящее пламя. Льётольв метнул на меня острый взгляд, резко кивнул, и я медленно подползла к нему, упав рядом. Он подтащил меня к себе и уложил на грудь, нежно обняв.

– Всё ведь так просто, Адочка. Есть ты – Феникс, нуждающийся в помощи. И есть я – экзистенциалист, который может тебе помочь, – он поглаживал меня по голове и щекам, будто бы делал это всегда, всю мою жизнь.

– Но как же Денеб?

– А что Денеб?

– Ты не такой, как он.

– Ну так я – не он. Это же логично. Ты с нами тоже разная. Но вся прелесть в том, что ты – одна. А нас двое.

– Я не знаю, что делать. Вот сейчас здесь с тобой мне тоже хорошо, – я даже несмело приобняла его. – Но с Деном… С ним и хорошо, и спокойно… И…

– Обмен энергией, да? Я видел… Это другой уровень, у нас с тобой так никогда не получится, – он прижал меня сильнее. – Зато я могу помогать тебе в восстановлении и наращивании силы.

– Поэтому я и думаю, что важнее. Что из этого мне действительно нужно. И понимаю – что никакой обмен, никакое восстановление не заменят мне настоящих человеческих чувств. Ты любил когда-нибудь, Льё?

– Возможно.

– Если бы любил, то понял бы, о чём я говорю.

– А ты любила? Почему так уверена в том, что тебе нужнее, например, Ден? – Льё чуть приподнялся, чтобы заглянуть мне в лицо.

– Ты думаешь, что один из лучших Фениксов, постоянно унижаемый и выжигаемый собственным учителем знает что такое любовь? – у меня вырвался смешок. – Мне доступны только чувственные удовольствия, вот в них я знаю толк. Остальное – лишь невоплощенные мечты и догадки. Поэтому я не знаю кто – Ден или ты. Вы говорили обо мне, что конкретно?

– Не имеет значения, это наше дело. Дружеское, если хочешь. Мы не будем тебя делить или к чему-то принуждать. Но ты имеешь право выбирать, – Льё лёг обратно, накинув на нас сверху покрывало.

– Если честно, я думала, что тебе нравится Майя и ты ухаживаешь за ней. Тебя поведение выдавало: взгляды, позы, напряжение и даже манера говорить.

– Не хочу об этом.

– Боишься, что выбор будет не в твою пользу?

– Отдыхай, Ада… Потом поговорим.

Льётольв закрыл глаза и замолчал. Я думала, слушая его спокойное дыхание. В какой момент это случилось? Раздвоение моих чувств. Тогда, в Москве, я была уверена, что Денеб это именно тот мужчина, которого я хочу видеть рядом с собой, а Льё вызывал скорее неприязнь. Но теперь мне нравилось лежать рядом с ним, чувствовать его силу. Сила Льё против заботы и умиротворения Денеба. Что бы я выбрала, если бы надо было выбирать?

Свободу. Я выбрала бы свободу.

Просыпаться после суток погружения в жар и лихорадку не очень-то приятно. Тело отчаянно ломило, но радовало то, что температура уже не была высокой, как накануне. Шиповник на руке зудел, крылья – тоже. Выходить из тени в таком состоянии страшно, но я чувствовала его – новое крыло, ещё совсем тонкое и не такое сильное, большое и красивое, как второе, но оно было. Не знаю, что и как сделал Льётольв, но мне точно полегчало, да и рост крыла неожиданно ускорился. Я никак не могла найти телефон, чтобы узнать который час, поэтому просто встала с постели, отыскала тёплую кофту, накинула сверху на пижаму и побрела на кухню.

Льё сидел за столом, задумчиво рисуя в блокноте, перед ним стояла чашка с чаем, видимо, так и не тронутая.

– Доброе утро, – поздоровалась я от двери.

– День, – ответил он, не поднимая взгляда. – Уже день. И мы почти опаздываем. Я, конечно, не Денеб, но завтрак организовать могу, – Льё указал на большую тарелку посреди стола, заполненную выпечкой, – забежал в булочную по соседству, взял всякого на свой вкус. Не знаю, что ты предпочитаешь с утра.

– Фрукты, – буркнула я и полезла в холодильник. Яблоко. Ладно. – И давно ты проснулся?

– Как обычно. Часов в семь, наверное. Тебе Ден звонил, – Льё вытащил из кармана мой телефон и положил на стол.

– Почему ты меня не разбудил?! – я отложила яблоко и просмотрела сообщения. Ден справлялся о моём здоровье и просил перезвонить.

– Да зачем? Тебе нужно было выспаться, а с ним я и сам поговорил.

– Ден в курсе, что ты провёл здесь всю ночь? – я уже было набрала номер, но отложила телефон.

– Ну да, что такого? – Льё наконец-то взглянул на меня. Под его глазами залегли серые тени. Такое ощущение, что он вообще не спал. – Он – моя сущность, мы неразделимы и многое, очень многое чувствуем, так сказать, на двоих. Думаю, он не удивился ни капли.

– Как это… На двоих?

– Да не важно, – раздражённо бросил Льё.

– Нет уж! Я хочу знать.

– Я сказал не важно, значит не важно! Заканчивай завтракать и собирайся, через час заседание.

– Не надо так со мной разговаривать! – я встала и злобно швырнула недоеденное яблоко в мойку.

– Не то что? – он тоже поднялся, захлопнув блокнот.

Я хотела ему ответить довольно резко, но не успела – зазвонил телефон. Ден.

– Ну, ответь же. Любимый Денеб звонит, – криво улыбнулся Льё и, обогнув меня, вышел.

Пару секунд я тупо смотрела на экран мобильного, а потом всё же сняла трубку.

– Ада?

– Да, я.

– Как ты?

– Ден. Ден! Хватит. Я не могу каждый день отвечать на одни и те же вопросы! Я – нормально! Мне легче. Всё.

– Ясно. Привет Льё.

Денеб повесил трубку, а я так и осталась стоять, не понимая, что это было. Зачем накричала на него, почему чувствовала невероятное раздражение из-за его заботы, да и из-за присутствия Льё? Может, дело в том, что сегодня мне придётся лицом к лицу столкнуться с Сёртуном? Не в силах размышлять на эту тему, я вернулась в комнату и вытащила из шкафа все вещи, которые там были, пытаясь отыскать то, что можно надеть в суд.

Льё тихо вошёл в комнату и наблюдал за мной, прислонившись к стене. Я нервничала всё больше и откидывала одну вещь за другой, мне ничего не нравилось, да и вообще не хотелось никуда идти.

– Надень что-нибудь простое. Фениксы любят вычурность, а ты не будь такой, – прокомментировал мои метания Льё. – Вон та юбка синяя плиссированная хороша, а к ней блузка. В шкафу висит одинокая. По цвету как раз подойдет к моему костюму, будет выглядеть эффектно.

– Тебе бы только выделиться, да?

– А почему нет? Уж лучше выделяться элегантностью, чем вычурностью. Эти ваши мантии с огнём или кричаще-модные шмотки. Отвратительно. Сёртун наверняка будет пытаться показать себя гордецом и приверженцем традиций, поверь мне.

– Плевать.

Я надела то, что сказал Льё, собрала волосы в небрежный хвост, даже не расчесывая, и направилась к выходу.

– Едем?

– Едем, – ухмыльнулся Льётольв, прихватывая меня под руку.

Зал заседаний находился в архиве, при входе в который рамка оповестила всех о том, что в здании находится меченый Феникс. Меня чуть передернуло от неприятных воспоминаний, но Льё выглядел полностью удовлетворенным, даже гордым, ведя меня под руку к широкой лестнице. Видя его, служба безопасности не решилась подойти к нам. Под пристальными, осуждающими взглядами присутствующих, мы поднялись по лестнице на второй этаж. Здесь, в Будапеште, архив был несравнимо меньше, чем в Москве, но только внешне. Основные этажи уходили вниз, под землю, административным же хватало небольшого двухэтажного особняка века восемнадцатого, наверное.

Комнату, в которой проходило заседание, сложно было назвать залом суда. Обычный рабочий кабинет с большим столом перед окном, двумя узкими диванами по бокам, среди стен, заставленных книжными стеллажами, а посередине – небольшой журнальный столик и несколько стульев, хаотично расставленных на тёмно-зелёном ковре.

Нас ждали. За столом сидел Судья, и при взгляде на строгое лицо, я вдруг вспомнила, что звали его Марсель. Такой он весь был холёный, выглаженный и надушенный, что вызывал чувство тошноты. Модный красавчик Мот устроился на подоконнике, кокетливо покачивая ногой, на краю стола расположился с сигаретой Саша – этого экзистенциалиста, любителя классических костюмов по фигуре, кажется, знали все. По силе мог сравниться с Льё, но слыл добряком. О его искажениях ходили легенды, настолько они были изящны и красивы. Я же считала его несколько инфантильным, увидев пару раз в работе. Создавалось впечатление, что ему неинтересно то, что он делает, поэтому всяких бесов-пакостников и сильные влияния он устранял лениво. А все думали, что это изящество.

Когда мы вошли в комнату, я сразу же почувствовала присутствие Сёртуна. Он сидел по правую руку от двери на диване в привычной бордовой мантии с собранными в идеальный хвост золотистыми волосами. Рядом с ним восседал Истиль, нервно теребя свою седую бороду, а около книжных полок тосковала Арма.

Мы молча прошли ко второму дивану и по жесту Марселя сели. Экзистенциалист и Феникс против Феникса. У меня засосало под ложечкой, и желудок жалостливо сжался. Не надо было есть даже яблоко. Перед глазами запрыгали мошки, а когда Сёртун поднял на меня взгляд, душа точно ушла в пятки, и я сжала колено Льё со всей силы. Он даже не дернулся, только накрыл мою руку ладонью. Марсель многозначительно хмыкнул и произнёс:

– Начнём?

– Давайте, хочу посмотреть на этот цирк, – буркнул Мот от окна, поправляя завернувшуюся штанину.

– Мы изучили все факты, которые оказались у нас на руках, выслушали обе стороны и даже заглянули в память. В принципе, разбирательство можно было бы на этом и закончить, как всегда, впрочем, и делалось, – с лёгким американским акцентом монотонно, будто заученный текст, говорил Марсель. – Но у нас остались вопросы. Начнём, пожалуй, с учителя Сёртуна. Объясните, уважаемый, зачем вы делали это со своей ученицей? Это первый вопрос. И второй, какова была ваша цель, когда вы придумали для неё задание на сближение с сущностью и истинным экзистенциалистом?

Меня обдало жаром, я оказалась не готова к публичному обсуждению того, о чём даже старалась не вспоминать. Что скажет Сёртун, и как я смогу оправдаться? Руку сковала боль, и я едва заметно дёрнулась. Льё тут же отреагировал, и склонился ко мне.

– Адочка, – шепнул он на ухо, – спокойно. Пусть говорит, что хочет. Правда на нашей стороне.

– Как вы знаете, Льётольв довольно неоднозначный персонаж, поведение которого предсказать невозможно. Вы загнали его в буфер, в надежде, что он перестанет приносить неприятности и успокоится. Но такие, как он, никогда не перестают заниматься ерундой. Нарушать правила, идти против сообществ, самовольничать – у него это в крови. До меня дошли сведения о том, что он готовил небольшой эксперимент и подыскивал для него Феникса. Новый способ уничтожения влияния, вы, кстати, имели честь видеть его последствия. Недурно, верно? – Сёртун с особой ненавистью в своих болотно-золотых глазах глянул на Льё. – Но это ещё не всё. Я так же узнал, что он планирует добраться до сверх-влияния и попробовать этот метод на нём. И при успехе мероприятия – забрать себе его силу. Вы же знаете, что этот экзистенциалист способен и на такое. Да, мероприятие с огромным риском. Но ему попалась моя дорогая любимая ученица, по глупости и из-за некоторых слабостей. Я прикинул, что это совпадение – идеально. Но кто знал, что Ада решит тоже стать отступницей, продастся за телесные удовольствия? Я думал с её помощью узнать подробности и пресечь деятельность Льётольва. Всё просто.

– Замечательно, – постучал пальцами по столу Марсель. – А по поводу первого пункта?

– Первого? – Сёртун вскинул бровь, противно, хищно улыбнулся, чуть прикусил губу и продолжил. – Тут всё просто. У вас же есть глаза, да? И вы тоже видите это? Почти идеальное тело, а лицо? Пропорции, баланс, мимика… Она же прекрасна! Той соблазнительной красотой, которую ещё надо поискать. Смотришь на неё и понимаешь, что эта девочка способна на что угодно. Огонь внутри! И сила. Один из сильнейших Фениксов!

Меня замутило от его слов и я перестала дышать. Как отвратительно эти в общем-то приятные фразы, звучали из уст Сёртуна. Льё незаметно погладил мои пальцы и осторожно сжал их.

– Ты хотел её силу, – тихо сказал он.

– Не только. Изначально просто её.

– Она была подростком и не могла тебе отказать, – продолжал Льё.

– Может, не хотела? – рассмеялся Сёртун.

– Мы видели воспоминания, – вступил в разговор Саша, спрыгивая со стола. – Она не могла. У неё не было и шанса отказать без вреда для самой себя. И, кстати, Сёртун, вы методично выжигали кусочки памяти. Это бесчеловечно! Фениксы никогда не используют свою силу против друг друга.

– Иначе она бы сломалась, не стала бы такой сильной! Я раскрывал её потенциал! Без ненависти и боли невозможно развить такую силу как у неё! Без самопожертвования! Я ломал инстинкт самосохранения! – защищался Сёртун, поблескивая глазами.

– Это не было необходимостью, – тихо проговорила я, борясь с дрожью и отвращением. – Я и так хотела стать сильнейшим Фениксом, родилась с этой силой. И обошлась бы без твоей помощи! Ты сломал меня! Именно из-за этого я вела слишком разгульный образ жизни. Если бы не это, то никогда бы не попала в руки сущности! Кстати, именно Денеб остановил безобразие своей меткой. Одним этим перечеркнул все твои притворные цели!

– Не надо лжи! – нервно дёрнувшись крикнул Сёртун. – В твоих загулах я не виноват! Ты просто не можешь себя контролировать!

– Ты почти уничтожил мою личность! Стёр из памяти уйму всего.

– Я убрал только травмирующие моменты, – вдруг успокоился учитель и откинулся на спинку дивана.

У меня перехватило дыхание: что же такого происходило ещё более ужасного и унизительного, если даже те обрывки, которые сохранились в моей голове, вызывали приступы тошноты?

– Это преступление. Какими бы мотивами оно не было обусловлено, – заключил Марсель. – За это вы, учитель Сёртун, понесёте наказание. Неоспоримые доказательства вашей вины у нас есть. В отдел назначим нового Феникса. Думаю, Арма пока с этим справится.

– Справлюсь, что поделать, – старуха пожала плечами и как-то брезгливо посмотрела на Сёртуна.

– Ну а вы, Ада, что нам скажете по поводу выполнения псевдо-задания учителя и той информации, которую удалось собрать? – теперь Марсель сверлил взглядом меня.

– Я не могла отказаться от задания. Мне было страшно, не хотелось терять руку. Я же не знала, когда… Когда встретила Дена, что он – сущность. А потом уже было поздно. Поэтому согласилась на всё, – я бросила беглый взгляд на каменное лицо Льётольва и продолжила, – но ситуация изменилась. Льё и Ден… То есть, Льётольв и Денеб оказались не такими, как я думала. Нам удалось подружиться. И помогала я им по дружбе, а не по принуждению. И… – я набралась смелости, даже дерзости, выпрямила спину и гордо посмотрела в глаза Марселю, заставив его чуточку покраснеть, – хочу оставить работу и быть свободной. Пусть даже и отступницей.

– Ах-ха-ха, она забавная. Денеба можно понять, – звонко рассмеялся Мот, продолжая наблюдать за нами от окна. – Чудесная птичка.

– Давайте без фамильярности, – буркнул с дивана Истиль.

– Как скажете, милостивый Феникс, – отвесил поклон Мот и замолчал.

– Отступница – это прекрасно, – Марсель неожиданно встал и вышел в центр комнаты, опустился на самый близкий ко мне стул и зашептал проникновенно, – но что делать с вашим участием в искажении влияния, которое вы трое совершили незаконно?

– Это был эксперимент. И довольно удачный, – без тени сомнения ответила я. Мне порядком надоело “разбирательство” и я просто хотела поскорее уйти.

– Ада. Мы можем рассматривать этот эксперимент, как преступление. Ты понимаешь? – Марсель пристально смотрел мне в глаза, иногда пробегая взглядом по лицу. – Или другой вариант… Место Сёртуна теперь свободно, и ты отличный кандидат…

– Нет. Я не желаю этого.

– Не забудь про связь с сущностью. Её надо изучить, – крикнул от окна Мот.

– Позже. Пусть развлекаются, если хотят. Пока есть время.

– Угрожаете? – вдруг ожил Льё.

– Предупреждаем. Ладно, – Марсель встал. – На самом деле, мы давно уже всё решили. Сёртун отправляется в тюрьму, как только уладим формальности, приступим к принудительному искажению. Есть подозрение, что он подвергся влиянию.

– Не справитесь, – буркнул Сёртун, запахивая свою мантию.

– А вы, Ада и Льётольв, обязаны вернуться в Московский буфер в ближайшие сутки. Без права его покидать до особого разрешения. Займёмся вами чуть позже, – проигнорировав Сёртуна и злобный взгляд Ужаса, резюмировал Марсель. – Счастливо!

Льё встал, подавая мне руку. Я уцепилась за его ладонь, как за спасательный крюк, ноги во время сидения затекли и теперь дрожали. Сёртун тут же метнулся к нам и схватил меня, зашипев на ухо:

– Я тебя ещё достану! Ада!

Льё отпихнул его, загородив меня собой.

– Оставь её. Ты мерзкий преступник. Жаль, что столько лет тебе удавалось это скрывать. Но теперь ты до неё не доберешься. Никогда. И пальцем больше не тронешь, ясно?!

– Смелый какой… Кто же будет её защищать, потаскуху?! – в гневе заорал учитель.

– У неё есть я, истинный экзистенциалист Льётольв, Ужас, как вы любите меня называть. И моя сущность – Денеб. Она – наша.

– Льё, пойдём, – шепнула я ему со спины и, взяв за руку, потянула к двери.

Мы выходили под насмешливые, презрительные и недовольные взгляды собравшихся и под ругань Сёртуна. Никогда ещё я не чувствовала себя такой раздавленной.

Мы шли через холл в полнейшей тишине, держась за руки. Не помню, смотрел ли на нас кто-нибудь или нет, но этот адский звон в ушах, сопутствующий отсутствию звука, меня выводил из себя. Я слышала только уверенные шаги Льё и свои мелкие шажочки. Улица оглушила сотней звуков и шумом города. Голова закружилась, как тогда, в первые дни взаимодействия с Деном и Льё.

– Мне надо прилечь, – пробормотала я ледяными губами.

– Сейчас, – тут же среагировал Льётольв, подводя меня к лавке.

Он сел и уложил меня на жесткую деревянную поверхность, головой к себе на колени, и, осторожно поглаживая по волосам, не шевелился больше. Я закрыла глаза, пытаясь прийти в себя. Этот разговор разбередил старые раны, заставил вспомнить картины издевательств Сёртуна, которые завалились на дальние полки памяти. Перебирая их, я ловила себя на мысли, что во всех своих мимолетных и не очень, отношениях, невольно воспроизводила то, что он делал со мной. Наверное, тем самым пыталась доказать, что это может быть не больно и противно, что где-то в глубине происходящего таится удовольствие и его только нужно отыскать. Клин клином?

– Лучше? – тихо спросил Льё, наклонившись ко мне и ласково проведя рукой вдоль бровей, по щеке и шее. – Ада?

– Не знаю. Давай уйдём отсюда, пожалуйста. Хочу пройтись вдоль Дуная.

– Ты точно в состоянии?

– Да. Пожалуйста, Льё, – я села, ухватив его ладонь и, повинуясь непонятному для меня же порыву быть защищенной, спрятанной и понятой, уткнулась в грудь Льётольва.

– Адочка, – он обнял меня крепко, обдавая жаром своего тела и дыхания. – Ты же Феникс, ты сильная. Забудь. Всё это забудь, слышишь?

Мне не хотелось выпутываться из его объятий, но всё же я встала и решительно направилась к набережной, пытаясь верно угадать направление. Льё следовал за мной, сначала чуть позади, а потом взяв за руку, – рядом. В какой-то момент мне показалось, что я не делаю различия между ним и Денебом. Сейчас не имело никакого значения, кто из них держит меня за руку, – важнее было то, что я не одна.

Мы петляли старыми улочками Будапешта, лавируя между прохожими, рассматривая дома и небольшие парки. Тёплый весенний ветер раздувал юбку, и мне нравилось представлять, что я на море. На Льё поглядывали женщины заинтересованными взглядами, наверняка считали его красавчиком и завидовали мне. Раньше я не обращала внимания на такие мелочи, потому что считала себя победительницей априори – могла моментально получить любого мужчину, которого захотела. Теперь же эти взгляды напоминали меня, когда я выходила на “охоту”.

День близился к вечеру, когда мы вышли на набережную и двинулись вдоль реки. Мне нравилось наблюдать, как неспешным течением воды несут себя куда-то далеко. Куда? Зачем? Они совсем как я – просто движутся, ничего толком не понимая. Я приняла решение, совсем не представляя себе последствий. Мне не так уж и много лет, впереди ещё долгие и долгие годы, которые нужно чем-то заполнить.

А Льё, кажется, наслаждался моментом: он с нескрываемым удовольствием и лёгкой мечтательной улыбкой смотрел на реку. И от этого его странной формы глаза становились невероятно красивыми, даже мне, не любителю рисовать, захотелось изобразить их красками на холсте. Нет, Льё вовсе не Ужас. В жизни он совсем другой.

– Чего смотришь? – улыбнулся он мне.

– Нарисовать бы тебя.

– А ты умеешь?

– Не-а.

– Забавная, Ада… – он снова улыбнулся и остановился, облокотившись на ограждение. – Красивая река, да? Величественный Дунай. Altissima quaeque flumina minimo sono labuntur2.

– Насколько мы глубоки, Льё?

– Судя по количеству шума – не очень, – он рассмеялся. – Не стоит всё понимать так буквально.

– Но ведь в этом есть смысл? Ты кичишься своей свободой и своенравностью. Разве это не тот самый шум?

– Кто знает, Ада, кто знает… Я не Ден, и даже не Марсель, мне нравятся и внимание и тишина в равной степени. Так что себя ассоциировать с Дунаем я бы не взялся.

Мы снова пошли вперёд, только теперь гораздо медленнее, сливаясь с гуляющими парами и семьями. Я рассчитывала прогулять до самой темноты, чтобы вернуться домой и лечь спать, а утром уже быть в аэропорту.

– Напомни мне завтра позвонить в булочную.

– Зачем? – удивился Льё.

– Сказать, что я не выйду на работу.

– Ты что, работала? – он недоверчиво всмотрелся в моё лицо.

– Ну да. Хотела попробовать жить обычной жизнью, это же мне и предстоит теперь.

– Но почему булочная?

– Больше не брали никуда, – я развела руками и для убедительности ещё и плечами пожала.

– В Москве найдём тебе дело поинтереснее. Булочная, – хохотнул Льё, напомнив мне неожиданно Дена.

Как-то незаметно мы прошли всю набережную и продолжали неспешно брести дальше. Солнце садилось, и я залюбовалась видами позолоченных его лучами домов. Этот неожиданно показавшийся уютным город успокаивал меня своим противоречивым видом, своим странным, ни на что не похожим духом. Он одновременно казался родным, но и далёким, чужим. В нём соединялось всё – мрачность готики, как мрачность моей работы; лёгкость небольших жилых домов, иногда затянутых зеленью, как мои фантазии о другой жизни; тени неоднозначного прошлого…

Мне вдруг захотелось подойти ближе к воде. Я бросила Льё одного и побежала навстречу тихому и спокойному в этом месте Дунаю. Тёплый весенний ветер играл подолом юбки, я распустила волосы, чтобы и они почувствовали свободу и силу реки. Жить в тени хорошо, привычно, но вне тени я – настоящая. Закрыв глаза, приготовилась к выходу. Пусть это будет минутка – нужно ощутить своё новое крыло.

Удивительно, но никакого головокружения, ничего привычного, только едва ощутимое покалывание в кончиках пальцев, и я – вышла из тени. Оглянулась и от восторга у меня перехватило дыхание! Крылья! Такие невероятные крылья Феникса, искрящиеся, огненные. От прилива сил показалось, что я могу взлететь: никогда не ощущала в себе такого внутреннего размаха и желания объять необъятное. Эйфория. Настолько сильная, настолько глубокая и яркая, что даже ладони начали светиться. Ещё мгновение, и я вспыхнула бы вся.

– Адочка, – мягко произнёс Льё, встав рядом. – Спокойно…

– Льё! Ты видишь это?! Невероятно!

– Красавица… – в его глазах отражался огонь, как и в водах Дуная. – Самый прекрасный Феникс на свете.

– А сила? Ты же можешь её чувствовать, да?

– Да… Хорошо, что мы тебя случайно вытащили из лап Сёртуна.

– И забрали себе…

Я вернулась в тень, и, оглушенная бесцветным миром вокруг, поплелась прочь от берега. Льё догнал меня, и в полном безмолвии мы вернулись домой, когда уже почти стемнело.

Никто не стал включать свет или говорить. Молча, следуя негласному плану, мы разошлись по квартире. Я отправилась на кухню, чтобы выпить воды, а Льётольв – в комнату, наверное, спать. Ранним утром нам нужно оказаться в аэропорту имени Ференца Листа – красиво и даже немного романтично, учитывая любовь Льё ко всему эстетичному. Мне неожиданно вспомнились мотивы самого известного этюда Листа соль-диез-минор. Обычно я не запоминала названий того, что слушала, но эта мелодия ассоциировалась с периодом полной свободы, когда я потеряла друзей после очередного задания, и прилетела в Вену, чтобы на пару дней отключиться от мира. Вечером забрела в концертный зал, взяла за несколько минут до начала выступления последний билет на самый дальний ряд и слушала музыку. Минор – грустная тема, а диез всегда в моей голове значил что-то бодрое и веселое, ведь он призван повышать ноты. Вот и в моей жизни случилось странное – грустное и обнадеживающее одновременно, такое же противоречивое и простое, как этот этюд.

Я оставила стакан на подоконнике, рядом с которым стояла, и тихо направилась в комнату, всеми силами стараясь оставить своё присутствие в тайне как можно дольше. Мне хотелось издалека понаблюдать за Льё. Он стоял, освещённый тусклым светом из окна, и медленно расстёгивал пуговицы на рубашке, будто бы сомневался в том, что это нужно делать. Движения его изящных рук были задумчивыми, туманными, и в каждом из них чувствовалась особая элегантность и манерность. Льётольв будто бы продолжал рисовать, водить кистью по холсту. Наконец, он закончил с пуговицами и скинул рубашку. Сердце моё замерло на мгновение.

– Ада… – позвал он.

И я, повинуясь неведомому внутреннему зову, неспешно подошла к нему, легко ступая по ковру босыми ногами. Льё повернулся ко мне и приобнял за плечи, медленно придвигая к себе. Меня сковало волнением, я могла только дышать и смотреть в его глаза. Больше ничего, даже руки безвольно висели вдоль тела. Льётольв провел тыльной стороной ладони вдоль моего лица, убирая волосы, и прислонился лбом к моему. Руки его скользнули ниже и так же, как минутой ранее поступали с пуговицами на рубашке, принялись расстегивать мою блузку.

– Это как-то неправильно, Льё, – шепнула я.

– Никто не знает, что правильно, а что нет…

– У меня Ден есть… А ты… У тебя же было что-то с Майей?

– Почему она тебя так волнует? – Льё уже добрался до последних пуговиц, и моя тревога только усилилась.

– Вдруг у вас чувства?

– Как у тебя и Дена? – улыбнулся Льётольв. – Ада… Пойми, сущности ничего не чувствуют.

– Если бы было так, мы бы с Деном никогда не оказались в одной постели.

– Как раз наоборот. Инстинкты, Адочка… И только.

– А у тебя?

– У нас? – он осторожно спустил блузку с моих плеч, она тихо упала под ноги, так легко и невесомо, как перышко. – Если бы у нас всё было так, как у тебя с Денебом, то мы давно бы оказались в этой постели. Но мы пока ещё говорим… Я не Ден, не обещаю тебе изощренных игрищ, но… У меня есть кое-что другое…

– Льё…

– Тише… Ты не хочешь выводить метку, но я могу заблокировать её ненадолго, – он осторожно коснулся моей руки, ловко добрался до молнии на юбке, и она оказалась на полу в тот же момент.

Я только судорожно выдохнула и сама, не знаю, против воли или нет, потянулась к губам Льётольва. Что я буду чувствовать? То же, что и с Денебом или нет? Руки Льё чуть дрожали, когда он осторожно провел вдоль моей спины. Поцелуй казался робким, слишком трепетным для таких людей, как мы, но оттого – волнующим. Кажется, у меня даже чуть подкосились ноги, но Льё вовремя поддержал обмякшее тело.

– Это же другое, да? – шепнул он на ухо, увлекая меня за собой на кровать.

– Не знаю, Льё…

– Ты же хочешь попробовать? Мне можно не врать, Адочка… – он, не дожидаясь ответа, принялся целовать шею, спускаясь к груди и возвращаясь к губам. А я просто закрыла глаза и боялась пошевелиться. Мне хотелось отвечать ему, но вдруг проснулась совесть, которая твердила, что по сути это – измена. С другой стороны, я ничего ведь не обещала Денебу, кроме как не теряться.

– Я не знаю… Слышишь? – с придыханием ответила я, тем не менее, чуть подаваясь вперёд, повинуясь лёгким движениям Льё.

– Меня больше волнует то, что я вижу, – он остановился и вернулся к моему лицу, чтобы заглянуть в глаза. – Передо мной невероятный Феникс. Не просто девушка, которую я хочу. Не просто тело. А нечто большее. Рядом с тобой во мне просыпается не только дурацкое и бессмысленное мужское желание, но сила. Нутро экзистенциалиста трепещет перед тобой, перед желанием близости. Ада! Я не смогу остановиться, понимаешь? Даже рискуя дружбой с Денебом. Да чем угодно!

– Ужас… – я зажмурила глаза и рискнула крепко обнять Льё, позволяя прижаться так сильно, что каждым сантиметром тела чувствовала его.

Не помню как, но мы оказались поперёк постели раздетые и немного безумные. Мне нравилось чуть дразнить его, то подпуская к себе, то отстраняя, тем самым маскируя свою неожиданную нерешительность. Но устоять против нежных прикосновений и ласк Льё я была не в силах. Наверное, мне бы и этого хватило, чтобы испытать весь спектр неземных удовольствий. Он был изящен и красив в любом своём порыве, вместе с тем деликатен, и у меня захватывало дух от того, как хорошо Льётольв понимал моё тело, знал его, будто бы мы не первый год вместе.

– Льё, – я остановила его и поманила к себе, зашептав так горячо, как никогда в жизни. – Мне очень страшно, но так хочется… Что будет? Потом…

– Только твой выбор, Адочка… – протянул Льё, сливаясь со мной в едином желании продолжения ласк. Я только и смогла, что на тихом стоне вдохнуть, ощущая всю его горячность и слишком сильное желание. Это – страсть, но настолько красивая…

Я собирала руками простынь и одеяло в грубые комки, лишь бы не держаться за Льётольва, стискивала зубы, чтобы не сказать лишнего, чтобы не так громко оповещать его о своих ощущениях. Но это было невозможно. Даже сейчас, в совершенно обыденных и простых движениях, он умудрялся быть не таким, как все остальные. С нас двоих будто бы сняли кожу, оголив нервы, и теперь Льё играл на наших ощущениях и чувствах, как на струнах, задевая то одну, то другую, то составляя из них аккорды. Нет. Он художник. Экзистенциальный художник, рисующий те чувства, которые хочет, изображающий ту композицию, которую желает. И в этот миг в центре его картины оказались мы – противоположности, которые никогда не должны были даже взяться за руки.

Чувствуя невероятный внутренний накал и рвущийся наружу огонь, я крепко вцепилась в Льётольва, ощущая под ладонями его крепкое влажное тело. И тут же получила порцию горячих поцелуев в шею, чересчур страстных, почти переполнивших сосуд ощущений, и я ещё крепче прижалась к экзистенциалисту.

– Спокойно, Адочка, доверься мне, – прошептал Льё, когда моё тело дёрнулось от напряжения. Сам же он дышал тяжело и отрывисто, лишь изредка позволяя себе едва слышные звуки удовольствия.

– Я не могу, Льё… Это слишком…

– М?…

– Слишком, – мой голос сорвался на протяжный стон. – Пожалуйста…

– Можешь стонать и кричать, если хочешь… Хочешь? – он перевернул меня, заставив опереться на кровать.

– Хочу…

А дальше – туман страсти, обволакивающий, погружающий в себя целиком, душащий и заставляющий хрипеть и выплескивать эмоции голосом, прикрывая рот на всхлипах. Мне казалось, что ещё немного – и я просто не выдержу, вспыхну как факел и сгорю дотла, рассыпаясь пеплом. Хватка Льё стала сильнее, жёстче, а движения более властными и сильными. Он снова перевернул меня, резким движением уложив на постель, и продолжал настойчиво доводить до исступления, пока мы оба не сдались той самой феерии чувств, о которой иногда мечтается. Единый и слишком сложный для терпения порыв, не поддающийся контролю сознания, выталкивающий из реальности. Моё тело резонировало с телом Льё, забывая о том, что оно не принадлежит ему.

Внезапно порывом ветра распахнуло окно, и Льётольв накрыл меня собой, увлекая чуть дальше на кровать, продолжая ласково целовать. Мне не хотелось открывать глаза, не хотелось ничего говорить, только продолжать чувствовать его рядом, ощущать поцелуи. Сверху на нас опустилось что-то лёгкое и прохладное, наверное, простынь или одеяло. Но мне было всё равно. Дрожь всё ещё пробегала по телу, я крепко держалась за Льё, не желая его отпускать, и он позволял мне такую маленькую слабость.

Спустя несколько минут руку сковала дикая боль, я сжалась, отчего Льё вздрогнул. Но быстро сообразив, что случилось, осторожно погладил татуировку, и неприятные ощущения постепенно растворились. Мне не хотелось думать, что я сделала, и что сейчас мог почувствовать Денеб. Это слишком горько осознавать – я причинила боль. Всем нам. Всем троим.

– Границы стёрты, – шепнула я, не в силах бороться со слезами.

– Не принимай так близко к сердцу. Ничего страшного не случилось, – без какого бы то ни было сожаления проговорил Льё.

– Как же? Ты и я, – слёзы лились из глаз бесконтрольно, а я всё больше пыталась спрятаться от них в объятьях экзистенциалиста.

– Было и было, Ада… Хорошо ведь, разве нет?

– Хорошо. Но как я так могла? Ведь…

– Если ты опять начнешь о нём говорить, то я сойду с ума, – чуть обиженно ответил Льё, и от меня не укрылось, как он тяжело вздохнул, хоть и пытался не показывать этого. – Пожалуйста, не думай сейчас ни о чём. Пусть эта ночь будет только наша с тобой?

– Не могу я так…

– Ада! Ну как не можешь, если вот она ты, рядом со мной?

– Разве можно испытывать схожие чувства сразу к двум людям?

– К экзистенциалисту и сущности, милая…

Льё продолжал утешать меня, нежно целовать, стирать слёзы, но мне этого было мало. Я чувствовала себя предательницей, довольной и счастливой, но предательницей. Мне хорошо было с Денебом, невероятно, легко и уютно, спокойно, но рядом со Льё я казалась себе и сильной, и слабой одновременно. Вдруг вспомнила, что я не только Феникс, но и женщина, не просто объект вожделения, а по-настоящему желанная. Сердце будто бы разрывалось на части, путая мысли и ощущения, и я никак не могла перестать плакать.

– Адочка, ты тревожишь меня. Разве может быть внутри горячего Феникса столько воды? – улыбнулся Льё, и усадил меня в постели, внимательно заглядывая в лицо, как родитель к ребенку.

– Может, ещё как может!

– Смотри! – он вдруг указал рукой на окно, и я, следуя его жесту, повернулась. – Гроза будет! И дождь. Это из-за тебя, наверное.

В тот же момент сверкнула молния, и раздался оглушительный раскат грома. Первая в этом году гроза. Я вздрогнула от неожиданности и испуганно метнулась ко Льё, совершенно позабыв о том, что только что плакала.

– Ужас какой. Закрой окно, пожалуйста…

– Ты боишься грозы? – Льётольв отпустил меня и, вальяжно перебравшись через постель, подошёл к окну. – Стихия прекрасна, если не попадаться ей на пути.

– По-моему из прекрасного здесь только ты… – вырвалось у меня, и тут же из-за новой вспышки молнии, я уткнулась в подушку. С самого детства гроза вызывала у меня панические чувства, ни капельки не угасающие с возрастом.

Льё закрыл окно и задвинул шторы, метнулся ко мне и крепко-крепко обнял. Так мы пролежали пока гроза не закончилась. Когда в очередной раз за окном вспыхивало, он ещё сильнее обнимал меня, будто бы пытался спрятать. Я старательно отгоняла любые тревожные мысли подальше, сосредотачиваясь на мимолетных ощущениях: вот бьётся сердце Льё, теперь его рука переместилась чуть ниже, дыхание стало чаще, губы коснулись моей макушки, нога поправила одеяло. Так просто, беззаботно и вместе с тем – важно. Мне бы разобраться в своих чувствах. Но точно не сейчас, он прав.

Проснулась я раньше, чем Льётольв. Он мирно спал рядом, подложив под голову скомканное одеяло. Не помню, как так вышло, что мы оказались укрыты простыней, а подушки я подобрала под себя. В тусклом утреннем свете Льё казался мне нарисованным: непривычно взлохмаченные волосы, красивые глаза, почти как у мужчин на старинных восточных гравюрах, подтянутое тело, с едва заметными мышцами на руках и ногах. Чистое тело. Без единой отметинки и шрама. Не то, что у нас с Денебом. Льё идеален. Даже когда спит.

Я накинула первое, что попалось под руки – свою вчерашнюю блузку, и вышла на кухню. За окном было пасмурно, кажется, дождь закончился не так давно. На подоконнике всё ещё стоял стакан с недопитой водой, который я оставила вечером. На столе – неожиданно – скромно лежал блокнот Льё. Любопытство – не порок, так ведь? Обложка была откинута, значит, я не совершала ничего предосудительного, когда бегло пролистала страницы.

Но то, что я увидела на них, заставило меня содрогнуться, опустившись на стул: после рисунка, где я стояла на берегу Дуная с крыльями, следовали другие, где мы со Льё стояли обнявшись посреди спальни, после лежали в постели, и даже нашёлся рисунок, на котором в окне сверкала молния. Как? Не мог же он так исказить всё вокруг, что я не заметила и поддалась? Да и зачем ему это? Денеб – друг, сущность. Неужели как и Сёртун, из-за силы, из-за того, чтобы привязать меня к себе? Тогда почему блокнот здесь? Такая глупая оплошность.

– Идите все к чёрту, – сквозь зубы прошептала я и с размаху запустила стакан в стену. Он с грохотом ударился, рассыпаясь на крупные осколки. Схватив блокнот, я с остервенением принялась вырывать страницы, комкать их, раздирать на мелкие кусочки и бросать на пол.

В дверях появился Льё, потирая глаза. Благо он додумался надеть хотя бы штаны, и выглядел более импозантно, чем мог бы. Но я тут же швырнула в него комок бумаги.

– Что происходит? – удивленно буркнул он, и откинул волосы с лица назад.

– Ты подстроил это всё?

– Ада, объясни нормально, – теперь Ужас увидел и осколки, и свой блокнот.

– Рисунки! Ты нарисовал всё то, что потом случилось! Ты исказил меня? Да? Скажи! Ради силы, ради того, чтобы я тебе помогла с достижением цели?! Да?! – я встала и бросила в него то, что осталось от блокнота. Льё ловко уклонился и сделал шаг вперёд.

– Не кричи, милая. Всё совсем не так.

– А как?! – меня снова била дрожь, близость экзистенциалиста, новое крыло. Всё это выжигало меня изнутри. – Льё прекрати! Мне плохо от того, что ты здесь.

– Я исправлю, сейчас. Просто немного забылся. А рисунки, – он подошёл ближе, протягивая ко мне руку, – я не искажал. Просто очень хотел изобразить то, о чём мечтал.

– Не могу. Больше не могу. Кому верить? С кем быть рядом без страха и опасений? Скажи… – я бессильно опустилась на пол и легла. Прохлада кафеля освежала, внутри уже не так сильно горело, но дышать снова было тяжело и больно, как после сражения с влиянием.

– Нам. Мне и Дену. Пока что мы тебя не подводили, в отличие от всех остальных, – Льё сел рядом со мной.

– Вы разрываете меня на части… Это ещё хуже.

Буфер. Москва. Денеб.

Ден стоял посреди аэропорта в ожидании. Вокруг суетились люди, обычная возня – кто-то куда-то едет, бежит, опаздывает, встречает или провожает. А он просто ждал. Друга и девушку, к которой испытывал странные чувства, доселе неведомые. Ему вспомнилась вчерашняя встреча.

Он работал у себя в кабинете, готовя эскизы для клиентов и периодически отвлекаясь на отчетность, как в дверь постучали. На пороге, не дожидаясь разрешения, появился Герша.

– День добрый, essentia, – поздоровался он издалека.

– И тебе не хворать, Феникс. Чем обязан? – Ден отложил документы и облокотился на стол, внимательно разглядывая гостя. Странно, что Ада могла встречаться с таким неприятным мужчиной. У него на лице было написано презрение ко всему окружающему.

– У вас с Адой, как я уже понял, вернее убедился собственными глазами, серьёзные отношения?

– Ты по личному вопросу пришёл или как?

– По рабочему.

– Тогда при чем тут мои отношения с Адой?

– Этот момент довольно сильно влияет на обстоятельства того дела, которое сейчас рассматривается в суде в Будапеште. Если ты ещё не понял, то скажу – учитель Сёртун так поступал с ней не из-за того, что старый извращенец. Он сдерживал её силу. Ада частенько не контролирует себя и способна нанести вред окружающим.

– Откуда у тебя такие подробности, дорогуша? Верный пёсик старого озабоченного Феникса? А?

– Давай без оскорблений.

– Чего ты хочешь от меня?

– Хочу, чтобы ты рассказал, зачем на самом деле вам нужен настолько сильный Феникс. Сказки о супер-влиянии и всё такое – ерунда полнейшая. И эксперименты Льё – тоже.

– Кто тебе сливает инфу? – Ден отвёл взгляд и принялся засучивать рукава рубашки.

– Это и так все знают, – напрягся Герша, заметив татуированное тело сущности и крепкие мышцы.

– Все да не все.

– Я только помочь хочу! Нам всем. Ты думаешь Сёртун и его преданные ученики смирятся с тем, что вы отобрали у них Аду?

– Ты тут при чем? С Сёртуном мы сами как-нибудь разберемся. И Аду в обиду не дадим.

– Чего вы к ней так присосались? А? Тоже силу хотите? Будете как запал её использовать, да? Я прекрасно видел, как ловко вы кинули её на амбразуру! Нельзя так распоряжаться ценными кадрами! – почти перешёл на крик Герша.

– Мы Аду не используем. Ясно? Для вас она может и ценный кадр, а для нас – друг.

– Невеста же? – вдруг шепнул Феникс.

– Это не твоё дело, ещё раз говорю, – Ден чувствовал, как еле сдерживается, чтобы не вышвырнуть этого наглого Гершу за шкирку из салона. Даже в буфере докопались! Чёртовы Фениксы и Сёртун.

– Теперь это наше общее дело, Денеб. Пока Ада в Будапеште развлекается с Льётольвом, ты здесь для них готовишь уютное логово. В итоге вы окажетесь там же, где и Сёртун. А могли бы договориться с нами, Фениксами. Ты же заглядывал ей в голову? Нужно лишь парочку небольших искажений, и с Адой можно будет делать что душе угодно. Если, конечно, у сущностей есть душа, – злобно прошипел Герша последние слова.

– Валил бы ты отсюда, пока я тебя искажать не начал, умник, – Ден поднялся из-за стола и подошёл к двери, широким жестом открыв её. – И запомни, Ада – моя пара.

– Не такая уж и твоя. Nemo sine vitiis est3, – с этими словами Герша удалился, оставив Денеба в задумчивости.

Да, Ден прекрасно понимал, чем может закончиться поездка Льё в Будапешт, и знал, что он не остановится ни перед чем, ради достижения своей цели. Но Ада… Она явно интересовала Льётольва не только как Феникс, а ещё и как женщина. И что будет руководить им в каждый момент времени – понять невозможно, даже после десятков лет рядом.

Позже, ночью, Денеб перестал чувствовать Аду через метку, и встревожился не на шутку. Вряд ли рядом с Льё ей грозит опасность, если только… Льётольв в состоянии блокировать метку, так же как и снять её полностью.

– У неё должен быть выбор, – с тоской прошептал сам себе Ден, уныло проведя рукой по пустой простыне рядом. – Только честный выбор, Льё.

Ден посмотрел на часы: самолёт давно уже сел, но Льё и Ада не показывались. Может, ошибся рейсом? Пройдя ещё немного вперёд, он увидел их: Льётольв как всегда, одетый с иголочки, но несколько помятый на лицо, вёл под руку, бережно придерживая, бледную измученную Аду. Она старалась не подавать виду, как ей тяжело, но это было слишком заметно.

Денеб бросился к ним и поймал Аду в руки. Она дрожа прижалась к нему и, казалось, была готова расплакаться.

– Еле долетели, – выдохнул Льё. – Адочке было плохо, укачивало.

– С чего бы это? – Ден тревожно глянул на друга, продолжая удерживать Аду в руках, поглаживая по спине.

– Откуда мне знать. Есть ощущение, что она сутки ничего не ела и слишком перенервничала вчера, – Льётольв двинулся вперёд. – Давайте уже доберемся до дома, я устал как собака.

– Лапушка? – шепнул Ден.

– Денеб… Прости, – тихо выговорила Ада, на что он недоуменно поднял брови.

– Всё нормально. С кем не бывает, ты не виновата, что организм устал. Сейчас доедем до дома, а там я о тебе позабочусь.

– Я так скучала…

– Ну-ну, птичка… Об этом потом.

Дома Ден устроил Аду на диване в гостиной, Льё вальяжно расположился в своём любимом кресле, открыл окно и курил через мундштук, будто бы не обращая внимания на суету вокруг. Денеб же приготовил бульон, заварил крепкий чай и всячески заботился о Фениксе. Она же тихо улыбалась ему и изредка посматривала на Льё украдкой, а он отвечал ей тем же.

Ден замечал эти взгляды, но пока молчал. Для серьёзного разговора ещё найдётся время, сейчас он хотел помочь Аде и узнать, как прошло заседание. О чем собственно и спросил, спустя час, остановившись у приоткрытого окна. Серые тучи обещали пролиться тёплым весенним дождем и рассеяться ближе к ночи.

– Как слушание?

– Сёртуна взяли под стражу, будут выжигать. Ожидаемо, – откликнулся Льё. – Нас отпустили, Ада теперь официально отступница. Будет с нами в буфере жить. А всё остальное… По поводу нашего эксперимента и вас… Чуть позже решится.

– Как-то уж слишком просто, тебе не кажется? – с небольшой тревогой добавил Ден.

– Как же! – вступила в разговор Ада, кутаясь в плед. – Знаешь, сколько всего он наговорил? Сёртун? Боюсь, что им придётся его убить, чтобы всё это вытащить. Подозревают, что он сам под влиянием. Жутко…

– Аду нельзя было туда пускать вообще, услышать от учителя такие отвратительные, грязные слова – это слишком, – зло процедил Льё. – Я бы сам его убил на месте, если бы это не подвергало нас всех опасности.

– Льё? – Ден отошёл от окна и сел во второе кресло, присматриваясь к другу внимательнее.

– Что?! Не смотри так. Никто не давал ему право распоряжаться чужой жизнью. Тем более выжигать. Феникс Феникса! Как его на месте не казнили, – Льё неловко дернулся и выронил сигарету. Она упала на ковер и тлела, рассеивая дым. Все взгляды оказались прикованы к крошечному огоньку на полу.

– Решения суда никогда не оспариваются. Даже в личных разговорах, Льё, – безэмоционально парировал Денеб, не сводя глаз с сигареты.

– Он просто устал, – попыталась оправдать его Ада.

– Льё? Самый стойкий истинный экзистенциалист? Не надо морочить мне голову, птичка. Причина поведения Льётольва совсем иная, правда?

– Нет, – Льё поднялся за сигаретой, затаптывая прожженное место на ковре.

– Не надо врать. Вчера ко мне приходил Герша, – строго начал Денеб, и лицо его стало суровым. Внутри клокотала ревность и злость, в большей степени на тех, кто сделал больно Аде, но и на Льё – тоже. Он всё никак не мог понять, чего хочет экзистенциалист, и не мог отличить его истинные чувства и намерения от игры ради цели. – Он знает так много, что я уже сомневаюсь в том, что нас будут держать в буфере.

– Что? – Льё остановил зажигалку на полпути к новой сигарете. Ада завернулась в плед и отвернулась к стене, поджав колени к груди.

– Что слышал. Сёртун имеет довольно большую группу поддержки, это всем известно. И они будут оправдывать его до самого конца, а поскольку объект, из-за которого всё и произошло, теперь наш, то их ненависть с Ады распространилась на нас с тобой, Льё. А ты, вместо того, чтобы заняться этим вопросом и обеспечить безопасность всем нам… Ты… – Ден сжал кулаки и замолчал, пытаясь справиться с собой. Он видел удивленный взгляд друга, видел, как с каждым словом всё сильнее сжималась Ада, и не хотел продолжать, но не мог.

– Я? – эхом отозвался Льё.

– Да-да, ты! Что делал ты? Если некоторые довольно интимные подробности твоей жизни известны даже какому-то дурню из архива, то что думать про всё сообщество? Где твоя голова, Льётольв?! – повысил голос Ден, ожидая адекватного ответа. Льё отложил незакуренную сигарету на стол, поправил пиджак. Чуть подумал и снял его, бросив на пол.

– Не могу больше! – крикнула Ада, и убежала в комнату, оставив после себя колыхаться воздух.

– И что ты скажешь теперь? – всё также громко продолжал вопрошать Ден, чтобы и Ада могла его слышать.

– Ничего не скажу.

– Ты должен быть честен и с ней, и со мной! – Денеб указал пальцем в сторону спальни. – Если ты исказил Аду ради собственной прихоти, ради этой твоей высокой цели, то она имеет право знать! Слышишь? Чтобы не страдать.

– С чего ты вообще взял, будто мы совершили что-то предосудительное, только потому что какой-то дурак сказал об этом? – пытался защититься Льё.

– Метка! Метка, дорогой мой друг. И если ты вдруг забыл, мы с Адой резонируем очень сильно. Мне не нужно ничего делать, чтобы чувствовать, что с ней происходит.

– И со мной, да? Essentia…

– Так зачем, Льё?

– Ubi nihil vales, ibi nihil velis4, – многозначительно изрёк Льётольв.

– Не надо! Ты знаешь, что это не так. У меня почти получилось!

– Хватит Ден, ты хватаешься за соломинку.

– А что делаешь ты? Насколько ты искренен? Может к тебе в голову заглянуть, я же могу! – Ден встал и нерешительно двинулся к спальне, пытаясь придать себе как можно более спокойный вид. – У Ады, Льё, должен быть выбор! Слышишь?! И если бы ты нагло не влез между нами, ей не пришлось бы сейчас страдать!

– Ты уверен, что она страдает?

– Да. Я чувствую это.

– Ну-ну…

– Если бы ты не был моим другом, я бы давно прибил тебя.

Денеб заглянул в комнату. Привычные чёрные шершавые стены, бордовый тяжелый балдахин и тусклые светильники по углам. Посреди кровати лежала Ада, кое-как накрывшись одеялом, смотрела в потолок, а в глазах её стояли слёзы. Сердце, вернее в том месте, где оно должно быть у людей, у Дена что-то сжалось, застонало и отозвалось горечью во рту.

– Птичка, – шепнул он. – Ты не виновата.

Ада помотала головой и поджала губы. Ден без колебаний, подобрался через кровать к ней и лёг рядом, чуть приобняв. Она тут же уткнулась ему в грудь, заливая рубашку горячими слезами.

– Успокойся. Ты всё равно моя, понимаешь? Помнишь, ты обещала, что не потеряешься? Да?

– Обещала… Но Льё…

– А Льё творит ерунду, да, – откликнулся экзистенциалист, тихо опускаясь на край кровати. – Потому что ты, Ада, сводишь его с ума. И я знаю, что это взаимно. Я не искажал её, Ден. Даже не пытался. Так я не хочу её. Мне нужна реальность, настоящая.

– И ты серьёзно думал, что постель решит? – Ден укрыл Аду, будто бы пытаясь сделать так, чтобы взгляд Льё не достал до неё.

– Как ещё показать свои чувства? У вас же всё началось именно так.

– Дело же не в этом! Льё! Дело совершенно в другом.

– Прекратите, – прошептала Ада. – Мне больно слышать, как вы ругаетесь. Экзистенциалист и сущность. Вы больше, чем друзья или братья.

– Мы одно, – чуть виновато ответил Льё. – И я боюсь, что чувства Дена это просто трансляция моих эмоций.

– Нет. Это не так, – тихо возразила Ада. – Ваши чувства разные. И, кажется, настоящие. Такие же, как и мои. И я не знаю, что делать. Не хочу выбирать. Всего чуть больше месяца назад мне страшно было подойти к экзистенциалисту и говорить с сущностью. А теперь? Я почти живу с Деном, и… И спала с вами, с каждым. Мне стыдно. Страшно. И я не понимаю, что чувствую.

– Ада, послушай. Мы с Деном почти слились за столько лет, это действительно так. Во мне больше его сущности, чем настоящего тела. А в нём гораздо больше моей личности, чем того, что мы называем сознанием. Понимаешь? – Льё осторожно подобрался к Аде и Денебу, чтобы лечь рядом.

– Не понимаю. Нет! Вы – разные! И мне кажется, что я никогда не смогу сделать выбор.

– Тише, лапушка… Не надо так. Мы ничего не требуем от тебя. И поймем любое решение. Не знаю, как Льё, а мне так нравится видеть тебя счастливой, красивой, не с заплаканными глазами. А если и со слезами, то только в совсем другой обстановке… Помнишь? Ты так красиво плачешь… – Ден помог Аде выпутаться из одеяла и укрыл заново.