Впереди бездна, позади волки бесплатное чтение

С благодарностью: посвящается М.

Глава 1

– Лисицкая!

– Ась?

– Твою ж..! А ну, иди сюда!

– Чё там?

– Иди сюда, кому говорю!

Из-за пыльного фикуса появилась Эмма Лисицкая и пошкрябала балетками со стоптанными задниками в сторону источника недовольного голоса. Она шла к шкафу, медленно огибая углы рабочих столов, виртуозно воткнутых в маленькое пространство комнаты так, что неподготовленному человеку пройти между ними было бы крайне проблематично.

За шкафом Эмму Лисицкую поджидала Сабрина Иосифовна, главный бухгалтер, которой за неимением отдельного кабинета было организовано зашкафное рабочее пространство. Сабрина Иосифовна выкатила на Эмму большие черные выразительные глаза с щедрым слоем туши.

– Ты откуда эти цифры взяла?

Вместо ответа Эмма долго и шумно вздохнула.

– Сижу тут, голову ломаю… ничего не пойму!

Эмма закусила губу и пожала плечами, разглядывая обшарпанный плинтус.

– Некогда мне твои ребусы разгадывать, иди и переделывай! – строго сказала Сабрина Иосифовна, возвращая отчёт.

Эмма пошкрябала обратно за фикус.

С очередным вздохом она протиснулась между своим рабочим столом и стулом и погрузилась в лицезрение весны за окном.

Какое-то время в кабинете был слышен только стук пальцев по клавиатурам и калькуляторам.

Кроме Сабрины Иосифовны и Эммы в кабинете было ещё трое. Слева через фикус от Эммы сидела готическая красавица Маринка, молодая и уже обремененная семейным опытом замороченная Веруся, а так же древняя, как римский акведук Елизавета Христофоровна. Маринка была племянницей главного бухгалтера, но фактом этим не пользовалась, чем вызывала уважение окружающих.

Эмма все-таки оторвала взгляд от окна и посмотрела на отчёт.

Некоторые цифры в нем и правда были странные.

Откуда она их взяла? Да фиг его знает… Проверяла же всё… Или не проверяла?

Веруся тихо окликнула Эмму, делая большие глаза со знаком вопроса:

– Что там? Ругалась?

Эмма молча кивнула.

– А что не так? – лицо Веруси выражало полнейшее сострадание и участие.

Эмма пожала плечами:

– Не знаю!

Потом махнула рукой, успокаивая впечатлительную Верусю.

– Разберусь! Я вчера с ним весь день ковырялась, может формулу не туда вбила.

Эмма начала искать в компьютере файлы с отчетами. Вскоре поймала себя на том, что просто бессмысленно щелкает мышкой.

Работа не клеилась…

Так…

Эмма сделала голос погромче, взывая к шкафу:

– Сабрина Иосифовна!

– Ай?

– А у нас в архиве опять мыши… Я видела вчера. Две!

– …от же заразы!

Вдруг вскрикнула Веруся:

– Ай, шоколадку погрызла!

Она брезгливо держала двумя пальцами плитку шоколада, один угол которой отсутствовал. Все говорило о том, что он был съеден мышью – маленькой, серой, и, возможно, имеющей букет острых и хронических заболеваний.

Веруся выбросила шоколадку в мусорное ведро.

– Я в архив не пойду! – заявила Маринка.

Ещё утром Сабрина Иосифовна дала поручение найти кое-какие документы в архиве, но Маринка как могла оттягивала этот момент.

– Мари-и-и-н-а-а-а! – из-за шкафа донёсся елейный голос.

– Нет! – отрезала Марина. – У нас, оказывается, ещё и в кабинете мыши! Я вообще сейчас уволюсь!

– Вот-вот, – ворчала Елизавета Христофоровна. – Антисанитария одна! Травить их надо! Травить!

Она медленно, как в слоу-мо, опускала печать на пропитанную чернилами подушечку, а потом, тщательно целясь, шлепала печатью на документы.

– Хочешь, я схожу? – предложила Эмма Маринке. – Напиши, что надо найти.

Получив от Маринки записку, Эмма крикнула за шкаф:

– Я в архив!

И не дожидаясь реакции Сабрины Иосифовны, быстро закрыла за собой дверь кабинета.

***

В архиве словно шло какое-то свое архивное время – минуты ползли медленнее, чем обычно, приглушённые голоса в кабинетах за стенами навевали сон, чему так же способствовал неяркий свет одинокой расписанной мухами лампочки без плафона, висящей на проводе под высоким потолком.

Контора, в которой работала Эмма, занимала вековое здание, небольшой особняк начала двадцатого века. Былое его великолепие за многие годы ремонтов, реконструкций и прочих улучшений, уже почти сошло на нет, но вот архив ремонтами не баловали, сохранив кроме запаха пыли, мышей и лежалой бумаги ещё и неповторимый дух старины. Эта комната с огромными арочными окнами, невесть когда заколоченными, зашитыми фанерой, дверной проем такой высоты, что в него, вероятно, полагалось входить верхом на коне… Эмма любила приходить сюда, даже когда в этом не было рабочей надобности.

На полках стояли коробки с документами и делами – она осторожно двигала их, высматривая нужную. Вот промелькнуло что-то серое.

– Ой!

Эмма отдернула руку. То ли ей показалось, то ли действительно это было мышь?..

Отойдя от секундного испуга, она резко двинула коробку, и к её ногам что-то шмякнулось.

– Фу, да что ж такое!

На полу лежала тетрадь в коричневой, под змеиную кожу, обложке.

Почему природный интерес к старым вещам в этот момент не сыграл, и тетрадь осталась закрытой, не показав ей ни одной своей странички – так и осталось загадкой. Эмма тетрадь не открыла и просто, не глядя, подняла и воткнула её в ближайшую коробку, между каких-то папок. Загрубевшая от времени змеиная кожа на прощание больно царапнула ладонь.

– С-с-с..!

Эмма машинально лизнула царапину, продолжая искать глазами нужные документы.

– А, вот они! Кто ж их туда засунул-то?

Она, балансируя на шатком стуле, пыталась добраться до самой высокой полки.

А после, с найденными документами в руках, без особого рвения она вернулась в кабинет.

Рабочий день подошёл к концу.

Мда… работа так и склеилась…

Эмма отчего-то не спешила уходить, будучи в некой приторможенной задумчивости.

Позвонила тётя Люся и сообщила, что Эмме просто необходимо сейчас к ней заехать и забрать восхитительные блинчики, которые она только что мастерски сварганила. Эмма вяло попыталась отказаться:

– Тёть Люсь, ну давайте завтра, а? Завтра суббота, я приеду, помогу Мишке с рефератом и блины заберу… Да будут они съедобные завтра, ну что вы придумываете…

Тётя Люся была непреклонна.

– Ой, ну хорошо, хорошо, заеду!

Глава 2

– Эммочка, золото, проходи, проходи!

– Тёть Люсь, да что проходить, я быстро! Завтра приеду, нормально посидим…

– Нет! Нет! И завтра посидим и сегодня посидим! Хоть немножечко! Эммочка, меня прямо прёт сегодня с утра! Прям вот поток идёт такой из космоса, прям Ниагарский водопад какой-то! Ха-ха! Ну, пойдем на кухню!

Тётя Люся, шустрая брюнетка в розовом адидасе в обтяг и татухами, которые очень плохо вязались с её пенсионным удостоверением, закружила Эмму, увлекая от серой реальности. Тётя Люся искренне считала себя медиумом, экстрасенсом, ясновидящей и прочими существительными из этой серии. Впрочем, не родился ещё тот человек, который мог бы это опровергнуть. Эмма знала по опыту, что если тетю Люсю прёт, то лучше не сопротивляться.

И вот уже тётя Люся наливает из турки дымящийся кофе в старую, подернутую перламутром чашечку и протягивает её Эмме.

А чашечка эта особая, для гадания.

– От себя!

–Я помню, тёть Люсь.

Выпив кофе, Эмма переворачивает от себя чашку на блюдце.

Тётя Люся берет чашечку и затаив дыхание очень внимательно смотрит на то, что осталось на дне. Наконец тётя Люся вспыхивает озарением и быстрым шепотом рассказывает:

– О! Вот он! Точно. Я его видела сегодня! Карты мне показали!

– Яндекс карты? – Эмма хихикает, макая блин в сметану. От горячего кофе она чувствовала добродушное расслабление, что не мешало ей подколоть свою тётушку.

– Таро! – тётя Люся хмурит брови, постукивая по бочкам чашки кучей перстней и колец.

– Вот смотри! Мужчина. Молодой. Незнакомый. У него к тебе дорога. Тайны какие-то…

– Ой, тёть Люсь, а куда смотреть-то? Пятна просто и всё…

– Говорю, значит, так и будет! Не со злом идёт… Но странный такой! Тут мозгами понимать бесполезно, тут сердце слушать надо!

***

Майское солнце уже ушло за неровный городской горизонт. Эмма с пачкой блинов и поэтичным настроем спешила домой, тихонько напевая и особо не смотря под ноги.

– Ай!

Она споткнулась обо что-то в темноте, едва не упав плашмя. Одной рукой придержавшись за чей-то забор, другой-таки чиркнула по корявому асфальту:

– Уфф! Ёп..! Что тут?!

Ободранной рукой коснулась того, что лежало у её ног.

Гитара.

– Гитара?

Гриф, плоский корпус… Эмма включила фонарик на телефоне и посветила вокруг, проверяя, не лежит ли тут ещё и владелец. Но никого больше не было. Проезжающая мимо машина осветила на несколько секунд совершенно пустую улицу.

Сначала ей пришла в голову мысль просто оттащить гитару в сторону, на клумбу. Но после пришла другая мысль и Эмма, сама себе удивляясь, решила забрать находку домой.

– Завтра объявление дам… Чего её здесь оставлять?

Ремень гитары оказался оборван, да и часть его вообще отсутствовала, оставшаяся же часть казалась обгоревшей и липкой.

Эмма разжала руку, убрав её от ремня, и на ладони осталось темное пятно. Что-то как смола…

Закинув остаток ремня на плечо, Эмма двинулась к дому. Ещё два квартала. Лишние пять кило скорости не прибавляли и неприятно бахали в спину. Эмма не отличалась ни силой, ни выносливостью, так что последние метры преодолевала откровенно ругаясь, когда открывала калитку в общий двор. Во дворе – двухэтажный дом на шесть квартир, белье на верёвках, коты и важный атрибут – дядя Вася, спящий на улице, на старой кровати. Каждый год, с приходом весны, он, как перелётная птица, возвращающаяся в родные края, вытягивал свою раскладушку во двор и спал там, отпугивая всё живое своим храпом.

Даже через закрытую дверь было слышно, как орет телевизор в квартире, где все свои двадцать пять лет жила Эмма.

– Ба-а-а! Оглохнуть же можно!

Эмма оставила гитару в коридоре и поспешила выключить звук. В кресле напротив телевизора преспокойно спала бабуля.

– Ба-а! Иди ложись! Поздно уже. Что ж ты сидя спать будешь?

Бабуля проснулась.

– Танюша, где Эммочка? Эммочки нет!

– Ба, я – Эммочка. Я – дома. Я у тети Люси была. Танюши здесь нет.

– А где Танюша? – испуганные, с сумасшедшинкой глаза смотрели на Эмму.

– Далеко Танюша… Скоро вернётся! Ба, иди ложись, пожалуйста!

Эмма помогла бабуле принять горизонтальное положение и тут, только сейчас, в тишине услышала, как где-то шурует вода.

– На кухне!

Эмма понеслась выключать воду.

– Бабуля, бабуля… Сколько же она тут текла?! Ты нас разоришь… И воду надо перекрывать вместе с газом!.. А срач-то какой на столе! Похозяйничала бабушка…

Уже после полуночи Эмма вспомнила про гитару, которая скромно стояла в коридоре, как нерешительный гость. Она занесла её в свою комнату.

Черная… Солидная… Из понятного на гитаре были только струны в количестве шести. Ещё какие-то уже непонятные штуки на корпусе…

Эмма аккуратно потрогала загадочную железячку:

– Это, наверное, сюда провод идёт… А это зачем?

Потом провела пальцем по струнам. Гитара без усилителя звучала глухо и как бы вопросительно:

– Мр-р-р?

– Как же ты там оказалась?..

В дверь постучали. Потом позвонили. Кто это в такое время? Эмма с тревогой подошла к окну, из которого было видно и слышно крыльцо у входной двери.

– Кто?

У двери стоял некто, подпирая её плечом: руки в карманах, джинсы, разодранные на одном колене, черная толстовка с капюшоном. Незнакомец скинул капюшон с головы и обратился к Эмме, заметив ее в окне:

– Открой, пожалуйста. Я за гитарой.

Эмма даже забыла подумать о том, с какой стати она должна вот так сразу открывать неизвестно кому среди ночи, – она открыла дверь и впустила таинственного незнакомца.

Тот, не проявляя ни малейшего смущения, внаглую пошел прямиком в комнату Эммы. Эмма, потеряв дар речи, зашла за ним следом. Он присел у гитары, бормотал, трогал её, как что-то проверяя.

Эмма, наконец, пришла в себя.

– Да ты кто такой?! Забирай свою гитару! Если она твоя вообще… Я об нее чуть не убилась! Тащила сюда… А ты врываешься, прешь, как бульдозер!..

Незнакомец с ответами не спешил. Он стал напротив Эммы и, сложив руки на груди, смотрел на нее сверху вниз: правильность и изящность черт, с отсутствием отталкивающей смазливости, приправленные высокомерием. Руки его были весьма покоцанные – местами даже блестела ещё не высохшая кровь. Эта жутковатая картинка вкупе со странным поведением взъерошенного, взбудораженного незнакомца, тем не менее, страха у Эммы на тот момент не вызвала. Позже она не раз хвасталась за сердце и голову, всё это вспоминая.

– Гитара эта – моя. Можешь не сомневаться. И я её заберу. На твои вопросы и претензии отвечать – я не считаю нужным. Зато у меня есть вопросы к тебе, – он говорил достаточно громко, с расстановкой и с придыханием, было видно, что он очень старается говорить спокойно, но получалось так себе…

– Ко мне?

– К тебе! Где тетрадь?!

– Какая тетрадь? – удивлённо спросила Эмма.

– Где. Тетрадь. Со стихами. Ты держала её в руках, – он подошёл вплотную к Эмме. Говорил он уже гораздо тише, но с холодными и неприятными, на грани угрозы, нотками в голосе.

– Я не понимаю! Что за бред вообще?!

– Тетрадь!

На порог комнаты вдруг выплыла бабуля:

– Эммочка, что случилось? Кто это?

– Да… всё в порядке, ба… это… это счётчик проверить пришли… Иди спать!

– А-а-а!

Незнакомец покосился на уплывающую обратно бабулю и сделал шаг назад. Подумал, взял гитару и вышел из квартиры.

Эмма выдохнула.

– Вот и вали!

Глава 3

Суббота прошла как обычно – скупая на эмоции и щедрая на домашние рутинные дела. Вечером позвонила Маринка и попросила сходить с ней завтра в клуб, потому что «одной – стрёмно». Эмма, не будучи любителем клубов, как-то не особо вдохновилась.

– Марин, да не люблю я это всё… Шум там такой, публика эта…

– Нормальная там публика будет! И музыка будет нормальная!

– Ага, ну да. Прямо Чайковского будут играть…

– Да может и Чайковского! Эмма, пойдем, развеешься. Я же знаю, что ты и рок слушаешь…

– Ну, слушаю. Если красиво. Так бывает и рок – блевотный…

– Да будет тебе красиво! Пойдем!

Эмма-таки сдалась.

Вот Маринка… Чего ей больше пойти не с кем? А может и не с кем… Мало ли как бывает. Однако поход в клуб – не бесплатный. Эмма недовольно поругала сама себя за непредвиденные траты. Понятное дело, что выступать будут не звёзды мирового масштаба, откуда им тут взяться, но даже три-четыре сотни рублей – это всё ж таки деньги.

– Эмма, я заплачу за двоих, не парься.

– Н-нет… Марин, не надо. Я сама за себя… Ладно, если понравится – пусть будет мне подарок на день рождения.

– Как скажешь!

…Воскресное утро и день Эмма пребывала в волнении. Было ли оно предвкушением чего-то хорошего или плохого, это даже ей самой было не очень понятно. То накатывала уверенность, что она будет жалеть о впустую потраченном времени, то ёкало сердце в едва уловимом предчувствии чего-то если не чудесного, то, несомненно, важного. С этими душевными метаниями Эмма и встретила Маринку у входа в клуб. Немного формальной суеты и вот она, с браслетом, в фан-зоне у сцены.

А там уже начиналась какая-то движуха – настраивали свет, проверяли аппаратуру и микрофоны. Под радостный свист появлялись на сцене музыканты. Центральный микрофон пока оставался в одиночестве.

Для пущей таинственности всё погрузилось во тьму, объятую подсвеченным туманом.

Взвизгнула одна из гитар. Взвизгнула толпа.

Драмовержец, покрутив свои палочки, предупреждающе забарабанил. Эмма прикрыла уши, жмурясь от громкости. Наконец, аки лебедь, не спеша, вынес себя к микрофону солист, мигом забрав всё внимание зала.

– Красавчик какой! – Маринка с блестящими глазами подпрыгивала от радости и смотрела на него, как лиса на виноград.

И полилась музыка, как малиновый звон… И была эта музыка хороша!

А солист тем временем изливал мёд и строил глазки толпе. Пел он и правда душевно – что-то про несправедливость, женское коварство и жизненные перипетии.

Первая песня прошла на ура. Романтическая полутьма сменилась на время обычным освещением, пока певец отдыхал и пил водичку перед следующей песней.

Эмма слушала восторги Маринки, рассматривала сцену и ей показалось…

Да нет же… Ей не показалось!

Справа.

На сцене.

Тот самый тип, который приходил за гитарой.

Оп-п-па…

Грохнули аккорды, и снова погас свет. Разноцветный лазер резал воздух, видимо, олицетворяя динамику следующего музыкального произведения. В этих световых эпилептических припадках сложно было что-то рассмотреть, но, тем не менее, Эмма уже не сомневалась, что это именно ОН. Ну и гитара при нём. На которой он лихо выдавал что-то феерическое.

– Нормально лабает! – Эмма уже не слушала сладкого солиста.

В её душе поднималась волна злобы, скепсиса, удовольствия, тревоги и радости. Вся эта странная смесь вдруг застыла и оборвалась куда-то в пропасть. Оглушенная, в прямом и переносном смысле она так и простояла до… до того момента, когда с женским криком под одобрительное «вау» на сцену полетел чей-то бюстгальтер. Прожектор плюхнул большое белое пятно на сцену и часть зала, где стояла Эмма.

ОН перехватил летящий лифчик и повесил его на свою микрофонную стойку. Барабаны сменили темп. Под минорный гитарный перебор пошла лирика… Солист отступил в тень, уступая минуты славы своему товарищу с чёрной гитарой.

И тут произошло то, что и должно было произойти – ОН увидел Эмму. И узнал – судя по тому, как ОН, не спуская с неё глаз, снял лифчик со стойки и перевесил его, зацепив за колки на своей гитаре.

И вот Эмма уже слышит его голос, немного искаженный аппаратурой. Она даже не могла понять нравится ей или нет – её накрыло следующей непонятной волной непонятных чувств.

…Отпустило её, только когда Маринка вытянула её на улицу. Попрощавшись с довольной Маринкой, Эмма осталась одна. Клубная толпа уже рассосалась.

Неожиданный звук открывающейся алюминиевой банки отвлек Эмму от дум.

– Ф-у-у-х… Ну, чё? Как тебе?

Эмма обернулась на голос.

– Ничего так… Сойдёт. Лифчик подошёл?

– Не мерил ещё.

Эмма бросила беглый взгляд на его руки.

– Ты бы хоть перекисью промыл что-ли… Вот тут где содрано… Я даже отсюда вижу, что воспаление пошло. А тебе играть ещё…

– Да ничего, ерунда.

– Ничего не ерунда. Помрёшь ещё от сепсиса…

– Эмма!..

– Даже имя моё узнал… Может тогда скажешь, как тебя зовут?

– Скажу. Климент Иммануэль Эрхард Юстиниан.

– Чего?! Юстиниан?

– Да. «Справедливый». Можно просто – Ким. Наследный принц Иерхейма.

– Ты под чем сейчас?!

– Ни под чем. Я стёкл как трезвышко!

– О Господи… Наследный принц… Хоть в дурку звони…

Климент Иммануэль Эрхард Юстиниан рассмеялся, сминая пустую уже банку.

– Это нулёвка. Да, пиво вы варить не умеете,… Я не бухой и не что-то другое, о чем ты могла подумать. Ну вот, наследный принц. Бывает и такое.

– Что-то я не слышала о таком королевстве.

– То, что ты о нём не слышала не значит, что его не существует.

– Ладно, пока! – Эмма рассеянно махнула рукой принцу и пошла к подъехавшему такси.

– Буэнас ночес.

Глава 4

Полная желто-масляная луна в окружении ярких звёзд вылила свою дорожку на морскую гладь.

На песчаном берегу, у старой ивы, сидело чудище – огромное, мохнатое, чёрное; в темноте – широко расставленные ярко-красные огни его глаз, и ещё один огонек поменьше, который периодически перемещался туда-сюда.

К чудищу приближался, оглядываясь, кто-то ещё.

– Ты бы бросал курить, а?

– Захочу – брошу.

Маленький огонек замер на какое-то время, чудище вдохнуло и выпустило сизый дым через свои большие уши.

Подошедший присел рядом с чудищем на темное корявое бревно:

– Что случилось?

– Батя твой ругается, – ответило чудище. Оно говорило медленно, как бы устало, но с чувством собственного достоинства.

– Он тебя прислал меня вернуть?

– Ты уже не ребенок, чтобы я тебя возвращал. Когда-то ты помещался на моей ладони… А сейчас… Сейчас я просто хочу, чтобы ты меня услышал. Ты свалил…

– Я не свалил, я отправился.

– Ты отправился очень опасным путем и чуть не погиб.

– Всё обошлось. Почти… Я спешил.

– Спешил! Урих до сих пор всем рассказывает, как он чуть не сожрал наследного принца!

– Ой… Эти драконы и не такое расскажут.

– Ваше высочество, ты оставил семью в сложное время. Вот-вот будет война с Гаттерсваррой, они уже мутят что-то у Западных Гор. Видели их лагерь на берегу.

– Я не люблю насилие. Ты же знаешь.

– Когда-то тебе придется принимать непростые для тебя решения. В том числе о жизни и смерти.

– Когда-то… Но не сейчас. Я не хочу слушать это всё. Ещё сто лет назад можно было прийти к миру и не принимать непростых для себя решений!

– Мир… Ты слишком молод для таких суждений.

– Да, я молод. И я пока не в маразме, если ты об этом…

Чудище захрипело, растирая в лапах окурок:

– Давай пройдемся.

Они поднялись по крутому склону к спящему уже городу и пошли к центру, стараясь избегать освещенных улиц. Чудище бесшумно ступало всеми четырьмя широкими лапами, вдыхая сирень и слушая шелест ещё свежей, не погребенной под летней пылью, листвы. Где-то пели соловьи… Неудачливые собаки, выбегающие им на встречу, поджав хвост, шарахались в сторону.

– Я понимаю, почему ты сбегаешь сюда… Здесь ты чувствуешь себя свободным.

Принц молчал.

– Она красивая, – вдруг сказало чудище. – Я видел ее в Зеркале. Но какая-то чужая. Потерявшаяся во времени… Я очень давно не видел таких лиц… Очень давно. Будь осторожен, мой мальчик. Если ты разобьешь ей сердце, она будет всю жизнь разбирать эти осколки, так ничего и не собрав.

– Я не собираюсь разбивать ей сердце, – сердито ответил принц.

– Знаешь, ваше высочество, давным-давно мне очень хотелось дать тебе хорошего пенделя за все твои капризы. Ты вырос и можешь даже дать мне сдачи, но эта мечта не покидает меня…