Змей и Цветок бесплатное чтение

 Серия «История в романах»

Иллюстрация на обложке Винсента Фельдмана

© Харламова Н., 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство АЗБУКА», 2025 АЗБУКА^®

Глава 1

Вести из столицы

Шел год Первого Тростника[1]. В великом городе Теночтитлане правил благословенный тлатоани[2] Монтесума Шокойоцин, а империя ацтеков была крупнейшей и сильнейшей во всем Анауаке[3].

Над озером Тескоко небо еще рдело багряными полосами, когда юная Майоаксочитль, дочь касика[4] Сочимилько, сидела возле матери и, теребя подол платья, послушно внимала родительским наставлениям. Майя очень любила коротать семейные вечера за рукоделием и беседой. В детстве мать рассказывала ей сказки и легенды, в отрочестве – истории из собственной жизни или жизни предков, а теперь делилась секретами женской мудрости.

– Любовь – это цветок, – говорила она, нанизывая на тонкий шнур бусины из жадеита. – Поначалу он может быть колючим, как кактус, но, если поливать его заботой и терпением, он расцветет пышным букетом, подобно долине опунции в сезон дождей.

В комнату, где беседовали женщины, вошла служанка. Она коснулась правой рукой пола в знак почтения и объявила:

– Госпожа Тональнан, госпожа Майоаксочитль, владыка Эхекатль вернулся и готов отужинать.

– Благодарю, Ксоко, – склонила голову мать. – Пойдем, Майя, мы не должны заставлять отца ждать.

Дом касика, вождя Сочимилько, представлял собой просторное жилище, разделенное на несколько помещений: спальни для членов семьи, комнаты для слуг, столовую, кухню, бани и место для святынь. Снаружи к главному входу вела широкая лестница, возле которой стояли воины, охранявшие семью вождя. С другой стороны дома раскинулся небольшой сад, где великолепная белая акация щедро источала сладковатый дурманящий аромат.

В просторном зале вождь Эхекатль уже сидел на циновке в ожидании семейства. Погруженный в раздумья, он смотрел на боевой щит, богато украшенный перьями, и, хмурясь, потирал подбородок. Вошедших женщин заметил не сразу.

– Целую землю перед тобой, отец, – поприветствовала Майя.

Эхекатль рассеянно кивнул, жестом пригласил присесть рядом и разломил маисовую лепешку, тем самым позволяя всем остальным членам семьи присоединиться к ужину.

– Ты угрюм и задумчив, муж мой. Дурные вести из столицы? – заметив тревогу на лице супруга, спросила Тональнан.

– Теули, будь они неладны! – хрипло процедил вождь.

Весть о необычных чужеземцах, что высадились у берегов Табаско, очень быстро разнеслась по всему Анауаку. Пришельцы управляли огромными животными, носили железные одеяния, и ни один ацтекский воин, будь то простой пехотинец или богатый вельможа, не мог защититься от чужеземного оружия.

– Вы уже, конечно, слыхали о бледнолицых теулях, что прибыли из-за моря на огромных деревянных лодках. – Покачав головой, касик сделал глоток пьянящего октли[5]. – Наш тлатоани считает, что они сыны Кетцалькоатля[6] и посланы нам богами за грехи. Я же уверен, что они просто разбойники и не имеют отношения ни к нашим богам, ни к нашим грехам. Их интересует только золото – мягкий, блестящий и абсолютно бесполезный в бою металл.

– Отец, я слышала, их армия совсем невелика. Нас гораздо больше! – по-детски наивно возразила Майя.

– Это так, дочь моя, – снисходительно кивнул вождь, – однако они иначе вооружены, управляют диковинными существами, а их главнокомандующий очень хитер. Он взял под контроль все побережье Табаско и, полагаю, пойдет вглубь Анауака. Возможно, кто-то из наших недругов захочет заключить с ним союз.

Эхекатль славился безупречной репутацией и преданно служил императору, но зачастую имел собственное мнение относительно некоторых политических вопросов, отличное от мнения тлатоани.

– Вы должны отправиться в Теночтитлан, – после небольшой паузы продолжил Эхекатль, – сейчас, в это неспокойное время, вам лучше находиться под защитой императора и его армии.

Пораженные словами касика женщины замерли, не веря своим ушам. Невероятна сама мысль о великой угрозе, нависшей над столь могущественным государством. Вражеские племена не раз нападали на ацтеков, но успехом их предприятия, по счастью, не увенчались. Соседние тлашкальтеки, злейшие враги империи, не возводили величественных храмов-пирамид, не строили городов, не имели такой же мощной армии – на протяжении всей своей истории они пользовались достижениями других народов. И хотя ацтекам так и не удалось заставить их покориться, серьезной угрозы тлашкальцы не представляли.

В то же время подконтрольные Теночтитлану племена исправно платили дань, поставляли рабов для жертвоприношений и отправляли войска по требованию тлатоани во время военных кампаний. И вряд ли кто-то из них осмелился бы взбунтоваться, зная, как страшен гнев ацтекского императора.

– Таково мое решение, – вздохнув, наконец произнес касик. – Теночтитлан хорошо защищен, а наш сын Тепилцин – прекрасный воин. Сам принц Куаутемок отмечал его успехи на поле боя.

– Знаю, ты, как благородный вождь, не оставишь управление городом в эти трудные времена, – Тональнан мягко положила руку на плечо мужа, – однако я твоя жена и вверена тебе богами, а значит, должна быть подле тебя даже в такое тревожное время. Но ты, Майя, – обратилась она к дочери, – отправишься к семье нашего старшего сына Тепилцина в столицу. Волею богов он защитит тебя, наш драгоценный Цветок.

Касик посмотрел на жену с недовольством, но возражать не стал. Быть рядом и поддерживать мужа – святая обязанность женщины. Эхекатль не мог позволить своей дорогой Тональнан отказаться от обещаний, данных богам.

– Матушка, мне будет горестно расставаться с вами, – взволнованно запротестовала Майя. – Неужели теули настолько опасны, что укрыться возможно лишь за стенами столицы?

– Я искренне надеюсь, что проклятую скверну удастся побороть еще в зачатке, – угрюмо изрек вождь, – однако грядет война, и лучше, если я позабочусь о своей семье сейчас. Пока ты погостишь в доме брата до Второго Кремня[7]. Полагаю, к этому моменту станет ясно, что теули представляют из себя на самом деле.

– До Второго Кремня? – возмутилась дочь. – Целый год?

– Может быть, и дольше. Но я обещаю, как только угроза войны минует нас, ты сможешь вернуться обратно в родной Сочимилько. Не тревожься, у тебя будет время подготовиться и попрощаться. Я отправлю в качестве сопровождения своих лучших воинов и обязательно принесу щедрую жертву богине Шочикецаль[8], чтобы она оберегала тебя.

Майя растерянно слушала отца. Конечно, рано или поздно ей все равно бы пришлось покинуть отчий дом, но она совсем не ожидала, что это произойдет так внезапно.

– В Теночтитлане у тебя будет шанс найти хорошего жениха, – подбодрила мать. – Возможно, даже из семьи самого тлатоани!

– Да-а-а, наш император богат на сыновей и племянников, – ядовито усмехнулся вождь.

– Но, если я выйду замуж, вернуться в Сочимилько уже едва ли получится, – сказала Майя вслух, а про себя недовольно фыркнула: «Нет уж! У отпрысков тлатоани уже имеется по супруге, а то и не по одной. Оказаться младшей женой во дворце императора – мало чести».

Сердце Майоаксочитль снедала обида: так внезапно отец отправляет ее, не объяснив толком, к чему эта спешка. Теули находились далеко на побережье, легенды о них сомнительны. Быть может, до Сочимилько они никогда и не доберутся, но отец был тверд в своих намерениях. Переубедить его не получится.

Завершив трапезу, девушка поднялась и, пожелав доброй ночи, с тяжелым сердцем удалилась в свои покои.

– Майя, позволишь? – Тональнан бесшумно вошла в комнату дочери. Она села рядом, обняла дочь за плечи и, тепло улыбнувшись, сказала: – Грустишь, мой Цветочек?

Майя понуро кивнула.

– Когда-то давно мне предстояла дальняя дорога, – заговорила Тональнан. – Меня везли сюда, в Сочимилько, к твоему отцу. Ох, и страшно же мне тогда было!

– И что же потом? Смирилась?

– Потом я вышла замуж, – вспоминая, мать нежно поглаживала дочь по руке. – Эхекатль всегда был мне добрым и понимающим супругом. Его любовь согревала меня в минуты нескончаемой тоски по дому.

– Ты скучаешь до сих пор?

– Нет, – мотнула головой она, – не скучаю. Великую радость мне принесли вы. Сначала Тепилцин, а затем ты, Майя. Вы истинные дети Сочимилько. Вместе с вами я словно заново познавала мир, благодаря вам увидела яркие краски своей новой родины. Помнишь, как вы доплывали до огорода господина Чимальи и приносили мне оттуда цветы? Ох, и ворчал он потом!

– Он ворчал, потому что Тепилцин воровал для меня молодые початки маиса, – смахнув слезу, припомнила Майя. – Они были очень тонкие и сладкие. Мы набирали их столько, сколько могли унести, а потом, развалившись под деревом и прячась от солнца, с наслаждением поедали.

– Я хочу, чтобы ты сохранила теплые воспоминания в своем сердце, – поучительным тоном заключила Тональнан. – И постаралась понять: для нас с отцом ты самая большая драгоценность. Твоя жизнь важнее всех сокровищ Анауака, и наш долг – сберечь тебя.

– Знаю, мама. Иного и не подумаю. – С этими словами дочь крепко прижалась к матери.

Ранним утром, пока еще сонный морок окутывал город, Майоаксочитль вышла в сад. Она прошла по дорожке, что вела к небольшому причалу, села в маленькое каноэ и отправилась к плавучему острову, где крестьянские дети соорудили себе шалаш в зарослях маиса. Город Сочимилько расположился на одноименном озере и был буквально соткан из множества островков, соединенных каналами и плавучими садами.

Лодка девушки бесшумно скользила по водной глади, сопровождаемая умиротворенным пением птиц и окруженная пестрыми огородами, умело сооруженными на специальных деревянных сваях прямо на воде. Вдалеке меж островков легкой дымкой тянулся сизый туман, скрывая от взора маленькие крестьянские лачуги, а позади оставалось поместье касика, молчаливо смотрящее вслед.

Юной Майе недозволительно было уходить из отчего дома без сопровождения, но в мире, где знаком каждый уголок, невозможно удержаться от соблазна насладиться временем наедине с собой. Добравшись до островка, дочь вождя сошла на берег плавучего сада, в утренней прохладе прошла по тропинке и села под раскидистым деревом возле маленького детского убежища.

«Едва ли у меня получится вот так свободно разгуливать по великому Теночтитлану, – горько усмехнулась Майя про себя. – Боюсь, там мне и шагу не дадут ступить без сопровождения чичиуакатль[9]».

Дочь вождя не раз бывала в Теночтитлане и знала этот великий и по-настоящему суровый город. Она пребывала в смешанных чувствах: с одной стороны, мысль о жизни в столице захватывала, казалось, открывались новые горизонты, с другой – уже сейчас Майя чувствовала щемящую боль от тоски по родному краю, словно отрывали частичку ее самой. То же самое она испытывала, когда брат отправился в столицу на службу к тлакатеккатлю[10] Куаутемоку. Ей казалось, брат всегда будет рядом, их праздные беседы будут длиться бесконечно, а когда придет время, Тепилцина изберут новым касиком Сочимилько. Но его военные заслуги отметил сам принц Куаутемок и призвал на службу в Теночтитлан.

А еще эти теули! Майя не любила разговоры о теулях, что всецело занимали отца последнее время. Она помнила, как однажды в детстве мать рассказывала, будто великий бог Кетцалькоатль, Пернатый Змей, покинул Анауак и пообещал вернуться вместе со своими детьми на огромном корабле со стороны утренней зари. Он должен был принести мир, покой и процветание их великой стране. Ацтеки всегда помнили его обещание, и сейчас шла молва, что пророчество сбывается: бледнолицые сыны Кетцалькоатля действительно прибыли в Анауак. Но не все слепо верили древней легенде. Поговаривали, будто алчные чужеземцы оказались невежественны и уж очень охочи до золота. Вероломство теулей было так велико, что едва ли они могли принести кому-либо благо. Как бы то ни было, юной дочери вождя совсем не хотелось менять свой привычный уклад жизни.

Еще некоторое время Майоаксочитль пребывала в меланхолии и вела диалог сама с собой, наблюдая, как медленно на горизонте встает оранжевое солнце, как облачает в золото урожай маиса. Рассвет неминуемо приближался, и, не желая заставлять родителей волноваться, Майя поднялась, снова села в свое маленькое каноэ и отправилась домой.

Глава 2

Тепилцин

Солнце стояло высоко, когда отряд Тепилцина приблизился к дому Эхекатля. Едва узнав о решении отца отправить сестру в столицу, воин прежде всяких дел поспешил к тлакатеккатлю Куаутемоку, чтобы просить разрешения лично сопроводить Майоаксочитль в Теночтитлан.

Куаутемок возражений не имел и лишь шутливо сказал:

– Что ж, если это необходимо, отправляйся за своим прекрасным Цветком, что растет во славу Сочимилько.

Внешне дети Эхекатля разделили черты родителей поровну: старший Тепилцин походил на отца, унаследовав высокий рост, силу и стать, а младшая Майоаксочитль была такой же миниатюрной, как мать, с длинными смоляными косами, миловидными чертами лица и игривыми ямочками на щеках. Сдержанный, но жизнерадостный Тепилцин и любопытная, строптивая, но склонная к меланхолии Майоаксочитль очень друг друга дополняли и в детстве были не разлей вода. Юная Майя даже намеревалась отправиться вместе с братом в кальмекак[11] изучать военное искусство, а узнав, что девочек туда не берут, страшно расстроилась, отказывалась есть и нарочито громко протестовала.

Тепилцин имел звание воина-орла и служил в особом подразделении ацтекской армии. Воины-орлы и воины-ягуары представляли собой ведущий военный класс, который состоял из самых храбрых бойцов благородного происхождения, захвативших наибольшее количество пленных в бою. Из всех воинов Анауака они были самыми опасными: куда сложнее пленить врага, нежели просто убить его на поле боя.

Теперь же храбрый Тепилцин возвращался в знакомые места. Путь к Сочимилько вел через множество каналов озера Тескоко, и путешественникам приходилось обходить плавучие сады – чинампы. Каноэ скользило по узким каналам среди огородов, где росли желтые початки маиса, гроздья красного жгучего перца, неуклюжие рыжие тыквы, алые томаты или сочные авокадо. Обилие плавучих островов, созданных руками человека, являлось гордостью местных жителей и одним из самых значимых изобретений ацтеков. Чинампы были щедры к своим создателям и давали несколько урожаев в год.

Сам Сочимилько располагался на одноименном озере, связанном с Тескоко, южнее столицы, а по водной границе соседствовал с городами Кулуакан, Тлалпан и Куитлауак. Приближаясь к родному краю, Тепилцин мечтательно вздохнул. Мысленно он возвращался к местам своего детства. Воин-орел никогда не считал Теночтитлан своим домом, несмотря на то что в столице уже успел обзавестись жилищем и семьей, а его кроткая и нежная супруга Козамалотль и вовсе готовилась подарить ему первенца.

Когда вдали показались белые стены родного дома, сердце Тепилцина забилось чаще. Он почти отвык от тягучей тишины, царившей здесь, от запаха цветущей воды и тины, от улыбок соседей, знавших его с самого детства, от вкуса свежего початка, украденного с огорода господина Чимальи.

Отец и мать ждали у причала. Вождь Эхекатль спустился по ступеням навстречу и, не позволив сыну совершить ритуал целования земли, крепко по-отечески обнял его.

– Какие новости, сын мой? В добром ли здравии твоя супруга Козамалотль? Признаюсь, твой визит – неожиданность для нас.

– Все хорошо, хвала богам, – улыбнулся Тепилцин. – Моя драгоценная жена готовится подарить мне сына, будущего славного воина Теночтитлана. А я отправился сюда, как только узнал о твоем решении, отец, и с позволения тлакатеккатля решил лично сопроводить Майю в столицу.

– Это мудрое решение, Тепилцин. – Эхекатль по-отечески потрепал сына по плечу. – Никто лучше тебя не защитит нашу славную Майоаксочитль.

В это мгновение дочь вождя, запыхавшись и в чрезвычайном волнении, вбежала в дом, радостная от вести о прибытии воина-орла.

– Тепилцин, братец! Как я рада тебя видеть! – выпалила девушка и без стеснения крепко обняла брата.

– Не торопись, юная киуапилтцинтли[12], позволь брату отдохнуть, – с напускной строгостью пожурил ее отец. – Обещаю, завтра мы устроим небольшой праздник. А тебе, Майя, необходимо подготовиться к скорому отплытию в Теночтитлан.

– Да, сестра, – подтвердил Тепилцин, – времени мало. Я вынужден вернуться в столицу как можно скорее. Отправимся через два дня.

Следующим вечером был разожжен большой костер, городские жители демонстрировали свое куикатламатистли – искусство пения – в честь прибытия Тепилцина. Музыка и танцы занимали особое место в жизни ацтеков – каждый правитель в каждом городе содержал ансамбль певцов и танцовщиц и даже выплачивал им установленное жалованье. Считалось, что настоящий музыкант «пел» своим инструментом, но на первый план выступала совсем не красота звучания, а громкость и мощь производимого звука.

Майя очень любила ритмичные звуки уэуэтлей, вертикальных цилиндрических барабанов, в сочетании со звуками духовых инструментов и музыкальных раковин атекольи.

А еще она очень любила танцы!

В тот день Майя едва могла усидеть на месте, дожидаясь выступления танцовщиц, а когда с ритуалами было покончено, сама пустилась в пляс. Юная и гибкая, всю свою тоску от неизвестности, что ждала ее впереди, она воплотила в танце. На ноги она надела браслеты из ракушек, на голову – венец из перьев квезаля и топала в такт ритуальным трещоткам, сливаясь с общим ансамблем звуков.

Жар костра опалял ее лицо, румянец играл на щеках. Огонь плясал вместе с ней, переливаясь оранжевым светом, и каждая искра его казалась звездой. В языках пламени она видела отражение собственной души, такой же пылкой и страстной, такой же стремящейся к свету. Майя кружилась, звенела, летела. Звуки уэуэтлей отдавались эхом, смешиваясь с гулом раковин атекольи, движения плавные, словно река, мирно текущая по равнине, сменялись четкими и резкими, похожими на водопад, обрушивающийся с высоты. Танец Майоаксочитль стал исповедью перед богами, мольбой о милости и благословении.

Поздней ночью, когда звуки празднества стихли, а звезды уже ярко освещали величественный теокалли[13], Майя осторожно пробралась в покои Тепилцина. Она помнила, как в детстве они с братом тайком от родителей и слуг болтали и играли всю ночь до утра, а потом и вовсе могли уснуть, свернувшись калачиком рядом друг с другом. Когда девушка вошла, Тепилцин еще не спал. Он вопросительно выгнул бровь и, едва улыбнувшись, спросил:

– Не спится?

– Разрываюсь от нетерпения поболтать с тобой, – лукаво подмигнув, Майя плюхнулась на циновку рядом с братом. – Сначала вы отправились с отцом к жрецам, затем тебя пытала вопросами мать. Ну, что ж, настал и мой черед.

– Я почти забыл, что в отчем доме мне от тебя не спрятаться, – едва слышно рассмеялся воин-орел. – В Теночтитлане, увы, наши праздные беседы станут невозможны.

– Из-за Козамалотль, твоей супруги?

– Не только. В столице мне приходится часто отсутствовать по долгу службы. Когда я вернусь в Теночтитлан, принц Куаутемок отправит меня с отрядом Текуантокатля в Точтепек.

– А зачем Текуантокатлю в Точтепек? – шутливо уточнила сестра.

– Патруль приграничных территорий. Тласкаланцы совсем лишились страха в последнее время. Кроме того, возможно, нам придется отправиться дальше к побережью…

– Там же теули? – округлила глаза Майя. – Вы хотите отправиться на разведку к теулям! – добавила она, понимая, что ее догадка верна.

– Это будет ясно, когда прибудем в Точтепек, – пожал плечами Тепилцин. – Дальнейшие планы командующего мне не известны.

– Я слышала, Текуантокатль, кхм… сложный человек. – Сестра посмотрела на брата с некоторым сочувствием.

– Мне не доводилось служить у него, – уклончиво ответил он, – однако я тоже слышал, что он строг и нетерпим к ошибкам. С другой стороны, он всегда приводил наибольшее количество пленных. Это ли не показатель мастерства командира и его воинов?

– Ага, а еще замучил с десяток рабынь…

– Это все сплетни, моя дорогая сестра, – нахмурился Тепилцин. – Почему-то никому нет дела до великих побед Текуантокатля, но то, что творится в его покоях, смакуют с особой охотой. Не странно ли это?

– Таковы люди. – Майоаксочитль отвела взгляд. – Глупо сомневаться в его военных заслугах, они столь очевидны. А вот узнать таинственные секреты одного из самых влиятельных людей Теночтитлана, будоражащие сознание… или даже додумать самому, чтобы потом обсуждать с соседями – это, пожалуй, самое большое наслаждение.

– Неужели моя славная мудрая сестренка верит всем этим россказням?

– Ну откуда-то они берутся, стало быть, в них имеется толика правды.

Улыбаясь, брат покачал головой, а Майя, задорно хохотнув, сменила тему:

– А тлатоани ты видел? Какой он?

– Царственный! – отшутился юноша. – А если серьезно, то мне еще не выпадало чести предстать перед императором, но я видел его на важных ритуальных праздниках, статного и величественного. Один вид его вызывает благоговение. Нам повезло с великим и мудрым правителем, видят боги!

– Тепилцин, – таинственно понизив голос, не унималась сестра, – а что ты думаешь о теулях? Действительно они так страшны, как говорит о них отец?

– Не знаю, сестра моя, – шутливый тон резко сменился непроницаемой серьезностью. – Нет причин не верить рассказам о них, но пока я не увижу теулей собственными глазами, я не смогу ответить наверняка. Как бы то ни было, их появление сейчас для нас совершенно не кстати.

– Это точно. Видят боги, они уже внесли смуту в нашу жизнь.

Брат с сестрой еще долго беседовали, пока бесконечные вопросы Майоаксочитль не стали сменяться сонными паузами. Наконец, уже глубокой ночью, вдоволь наговорившись, девушка отправилась в свою комнату, не забыв пожелать Тепилцину добрых снов.

Ранним утром, когда сборы были завершены, Майя снова прошла по тропе, что вела к причалу. На пристани ее уже ожидали воины, слуги и сопровождение. Она низко поклонилась отцу, а Эхекатль, в свою очередь, поцеловал дочь в лоб и напутственно произнес:

– Вверяю тебя под защиту нашего доблестного сына Тепилцина и великой богини-матери Коатликуэ[14]. С позволения богов, ты еще вернешься в Сочимилько.

– Помни, Майоаксочитль, Сочимилько был и всегда будет твоим домом, – добавила Тональнан и горячо обняла дочь, нарушив тем самым принятый церемониал.

Брат подал сестре руку, помог устроиться в лодке и, не теряя времени, приказал отчаливать. Благородная дочь касика Сочимилько в сопровождении воина-орла Тепилцина и служанки Ксоко отправилась в столицу.

Глава 3

Золотой браслет

Теночтитлан воспевали все поэты империи ацтеков и за ее пределами. Город сиял. Сверкал на солнце желтоватым отблеском, и странствующие почтека[15], ослепленные красотой столицы, именовали ее Золотым Городом.

Каждый жилой дом, не говоря уже о религиозных зданиях или дворцах, строился в строгой геометрической последовательности и обязательно имел цветной прямоугольный вход. Здания обрабатывались известняком, завезенным с острова Шалтокан, и даже самые дальние кварталы поражали соломистой белизной стен.

В самом сердце столицы, окруженный защитной стеной Коатепантли, располагался церемониальный центр с его величественными храмами, пирамидами, поместьями и дворцами. Правители ацтеков жили, как и подобает их высочайшему положению, в роскошных дворцовых комплексах, окруженных большими богатыми садами, а знатные вельможи – в поместьях, хоть и уступающих размерами, но не менее пышных. Дома благородных господ располагались ближе к храмам, некоторые даже в самом церемониальном центре, тогда как жилища простых людей, наоборот, были построены на почтительном расстоянии.

Теночтитлан целиком занимал площадь небольшого острова посреди огромного соленого озера Тескоко и был связан с материком мостами и дамбами. В случае опасности мосты снимались, и город, окруженный плавучими огородами, мог длительное время продержаться на провианте, собранном с близлежащих чинамп. Главная городская водная артерия грамотно переплеталась с серией каналов так, что все районы можно было пересечь на каноэ. Кроме того, в столице была сооружена сеть акведуков, берущая начало в далеких источниках горы Чапультепек, и таким образом каждый ее житель был обеспечен чистейшей питьевой водой в достатке.

Теночтитлан, построенный гениальными архитекторами, с его системой каналов, акведуков и канализацией, считался поистине самым прогрессивным городом Анауака.

После путешествия по воде Майе предоставили специальные носилки, и дальнейший путь девушка продолжила в закрытом паланкине. Видеть множество жилых кварталов, мимо которых проходил отряд, она не могла, но отчетливо слышала разговоры горожан, крики детей, шум и гам повсюду. Служанка Ксоко, что шла рядом с паланкином госпожи, нервно подернула плечами и тихонько спросила через небольшое окошко:

– Госпожа, нужно ли тебе что-нибудь?

– Нет, Ксоко, благодарю, – шепнула в ответ дочь вождя. – Скажи, виден ли дворец тлатоани?

– Да, совсем рядом. Госпожа будет жить во дворце?

– Нет, но недалеко расположен квартал вельмож, а там и находится дом моего брата.

Едва паланкин коснулся земли, Тепилцин подал Майе руку, помогая выбраться из носилок, и пригласил в дом. У входа их встречала красивая молодая женщина в широкой тунике, едва скрывающей ее положение. Она коснулась правой рукой земли и поприветствовала со всем почтением:

– Целую землю перед тобой, мой благословенный супруг, и добро пожаловать в наш дом, госпожа Майоаксочитль.

Майя поклонилась, как того требовали приличия, и ответила:

– Благодарю, госпожа Козамалотль, это честь для меня.

Тепилцин нежно приобнял супругу, одарив ее лучезарной улыбкой, велел слугам отнести вещи сестры в ее покои и распорядился незамедлительно сообщить о прибытии дочери касика Эхекатля в Теночтитлан.

К молодым людям вышла пожилая женщина. Она поклонилась сначала мужчине, затем другим женщинам, и воин представил ее сестре:

– Майя, это мать моей драгоценной Козамалотль и отныне твоя наставница. Ты можешь звать ее бабушка Кокото.

Женщины снова обменялись поклонами.

«Ну вот, уже и чичиуакатль ко мне приставили», – разочарованно вздохнув, подумала Майя.

– Я распорядилась подать обед… – начала Козамалотль.

– О нет, спасибо, сперва я должен отчитаться тлакатеккатлю о прибытии в город, – помотал головой Тепилцин. – Я присоединюсь к вам вечером. – Кивнув на прощание, воин вышел и бодро зашагал в церемониальный центр.

– Ну, что ж, отобедаем вместе? – улыбнулась золовке Козамалотль.

Девушки расположились на циновках в уютном, старательно обустроенном помещении. Супруга Тепилцина, как истинная хозяйка дома, развлекала Майю беседой, а бабушка Кокото, со свойственным ей любопытством, задавала вопросы и живо интересовалась положением дел в Сочимилько.

– Верно поступил касик, что отправил тебя сюда, – несколько занудно констатировала пожилая женщина. – Теночтитлан самый прекрасный и самый безопасный город во всем Анауаке. И почему вождь Эхекатль до сих пор не озаботился твоим замужеством? Ай-ай-ай, вероятно, в силу бесконечной занятости господин позабыл о столь важном деликатном деле. Но не тревожься, в Теночтитлане самые знатные и богатые женихи. Я уверена, такая красавица обязательно привлечет внимание благородного вельможи. Иначе и быть не может!

Майя снисходительно слушала, стараясь не возражать. Возможности такой не исключала, но и не стремилась как можно скорее связать себя узами брака, попав под покровительство малознакомого мужчины.

– Ну что ты все заладила? – доброжелательно прервала нравоучения Козамалотль. – Госпожа с дороги, едва сошла с паланкина, а ты ей уже женихов сватаешь. Майоаксочитль наверняка давно не была в столице и захочет прогуляться, насладиться богатством и красотой нашего великого города!

– Ты прибыла как раз к празднику золотых дел мастеров, – вспомнила пожилая Кокото. – Жаль, что торжество Тлакашипеуалицтли[16] вы пропустили и не видели танца великого Шипе-Тотека, но вам с Козамалотль обязательно нужно посмотреть на изделия искусных ювелиров Теночтитлана. Возможно, вам что-нибудь приглянется?

Супруга Тепилцина тут же воодушевленно закивала и от себя добавила:

– Будет очень интересно! Однако, госпожа Майоаксочитль, если ты устала с дороги, я не смею настаивать.

– Благодарю вас. Я совсем не устала, – ответила Майя, облегченно радуясь перемене темы. – Это большая честь для меня увидеть главную площадь в разгар праздника.

– Значит, решено. Поедем! – улыбнулась Козамалотль. – Только ехать придется в паланкине. Из-за своего положения я несколько медлительна.

После полудня, когда безжалостно палящее солнце чуть смирило свой нрав, три благородные женщины отправились в церемониальный центр на ярмарку золотых украшений. Это едва ли не единственное время, когда главная площадь превращалась в подобие купеческого квартала в Тлателолько. Торговцы умудрялись выставлять на продажу не только замечательные золотые ожерелья, браслеты, кольца и серьги, но и шкуры животных, перья редких птиц и ткани чудесных расцветок. Горожанки примеряли украшения, смеялись, торговались, а их мужья, снисходительно кивая, оплачивали столь желанную покупку.

Майю мало занимали золотые побрякушки. Она оглядывалась по сторонам, рассматривая величественные пирамиды. Больше всего ей нравилась причудливая форма храма Кетцалькоатля с башней, напоминавшей глиняный сосуд. Девушке казалось, Пернатый Змей, что олицетворял собой воздух и силы природы, был самым добрым и великодушным из всех богов. Кетцалькоатль не принимал человеческие жертвы, поэтому в Сочимилько ему преподносили бабочек и колибри. Однако здесь, в Теночтитлане, жрецы считали оскорблением лишить такое важное божество столь ценного дара, как человеческая жизнь, поэтому в столице на празднике Кетцалькоатля все равно убивали пленных.

– Майоаксочитль, нравится ли тебе что-нибудь? – Козамалотль выдернула девушку из раздумий.

– Да, мне нравится этот браслет, – наугад указала Майя на широкое золотое украшение с изображением цветочного поля. Даже бессознательно дочь вождя выбрала изделие с символом ее родного города, так велика была ее тоска по родному краю.

Расплатившись с торговцем, женщины намеревались вернуться к паланкинам, однако внимание дочери вождя привлекло шествие группы воинов. Во главе отряда шел знатный вельможа в плаще ультрамаринового цвета, богато украшенном перьями. Казалось, этот человек был рожден, чтобы командовать и повелевать. Его брови были сдвинуты, морщины на лбу изогнуты, глаза прищурены, а на плотно сжатых губах застыла недобрая ухмылка и, похоже, его лицо всегда выражало недовольство. Страшно представить, каким он мог быть в гневе.

Когда группа воинов поравнялась с женщинами, Козамалотль и бабушка Кокото почтительно поклонились вельможе. Майя поспешила сделать то же самое, но, помедлив, встретилась глазами с командиром. Несколько мгновений он оценивающе смотрел на дочь вождя. Неприятно и странно. Надменно. Губы его искривила усмешка, в глазах плескалось высокомерие, но миг спустя мужчина отвернулся и продолжил путь.

От этого взгляда Майе вдруг стало не по себе. Этот человек внушал страх одним своим присутствием, и сталкиваться с ним где-либо еще больше не хотелось.

«Вот какие они – благородные мужи Теночтитлана, – заключила она про себя. – Такому человеку страшно слово сказать, а идти против его воли еще страшнее. Этот господин не иначе как военачальник. Но, наверное, только такой командир способен держать в страхе врагов нашего государства».

Когда отряд покинул церемониальный центр, оживленный торг возобновился, а женщины наконец отправились домой.

Вечером за ужином они рассказали Тепилцину о поездке на ярмарку, и юноша, улыбаясь, воскликнул:

– Надо же! Майя уже успела увидеть нашего командира Текуантокатля.

– Едва ли я могла что-то разглядеть, – уклончиво ответила сестра, вспомнив неприятную встречу.

– Как раз от него сегодня я и получил распоряжения. Мы отправляемся в путь в день Седьмого Кремня. Боюсь, в этот раз мне придется надолго оставить вас одних.

– Когда вы планируете вернуться? – озабоченно спросила супруга.

– Должны успеть до сезона дождей, но я не могу сказать точнее, на все воля богов.

Козамалотль грустно вздохнула, но возразить не могла. Приказ есть приказ. Ей оставалось лишь молиться всем возможным богам, чтобы супруг вернулся из похода и увидел своего новорожденного малыша.

Глава 4

Третье Кролика

Как и было оговорено, ранним утром в день Седьмого Кремня Тепилцин отправился в путь с отрядом воинов под предводительством командира Текуантокатля. Для Майи с этого момента дни потекли за днями, постепенно сменяя друг друга без особого изобилия событий. Козамалотль готовилась к рождению малыша, что должен был вот-вот появиться на свет. Кокото, волнуясь гораздо больше, чем сама будущая роженица, с особым усердием хлопотала для дочери, возносила молитвы и при малейшем недомогании регулярно посылала слугу за лекарем.

Майя иногда задумывалась о том, что Кокото немногим старше ее собственной матери, но все вокруг звали наставницу «бабушка», и от того она воспринималась как умудренная опытом пожилая женщина. Так же и выглядела.

Однажды в благоприятный для гаданий вечер женщины отправились к предсказательнице и предложили Майе присоединиться к ним. Считалось, что все жрецы обладали даром ясновидения и могли говорить с богами, а верховный жрец и вовсе видел будущее отчетливее других.

Жрица Папанцин служила в храме богини-матери, предсказывала судьбу преимущественно женщинам и гадала на супруга, детей, дом и женское здоровье. В прохладном полумраке храма, рассеянном слабым светом факела, их встретила ясновидящая в ритуальной одежде, со шрамами на лице и с головным убором в виде черепа, украшенного тремя зелеными перьями. Она сразу же указала на Майоаксочитль и, жестом приглашая ее в отдельное помещение, приказала:

– Сначала ты.

Майя проследовала за ней в маленькую темную комнату, в самом центре которой располагался алтарь с золотой чашей. Папанцин, не говоря ни слова, зажгла курительные смеси, и помещение быстро наполнил едкий дым. Затем коротко скомандовала:

– Дай руку.

Дочь вождя протянула руку, и в то же мгновение жрица схватила ее за запястье и резким движением сделала разрез на ладони обсидиановым ножом. Майя вскрикнула от неожиданности, попыталась что-то возразить, но предсказательница, скалясь, стала наполнять кровью золотую чашу. Какое-то время Папанцин нараспев читала молитвы, снова зажигала курительные смеси, хмурилась, жевала губы, страшно закатывала глаза, отчего Майе становилось не по себе, и, наконец, вылила содержимое чаши на алтарь.

Сердце Майоаксочитль застучало быстрее. Она взглянула на алтарь, затем на жрицу, потом снова на алтарь и, нетерпеливо покусывая губу, спросила:

– Что ты видишь?

Папанцин не торопилась с ответом. Нахмурив брови, она рассматривала кровавый рисунок и бубнила себе под нос что-то невнятное, странно покачиваясь из стороны в сторону.

– Твоя жизнь изменится, когда придут змей и паук, – закончив, наконец проскрипела ясновидящая.

– Кто? – недоуменно выгнув бровь, протянула дочь вождя.

– Скоро ты поймешь сама, – отмахнулась Папанцин раздраженно. – Ступай.

Майя вышла из помещения с удивлением и тревогой. В предсказания дочь вождя верила, но, как трактовать слова Папанцин, не знала.

Настала очередь Козамалотль идти к жрице. Ясновидящая так же безмолвно увела за собой женщину в маленькую темную комнатушку с удушающими благовониями и кровавым алтарем. Спустя некоторое время супруга Тепилцина вышла с таким же растерянным выражением лица, и Майя про себя криво усмехнулась: «Похоже, Папанцин всегда столь загадочна и немногословна. Какой прок от ее гаданий?»

Спать Козамалотль отправилась рано, сославшись на недомогание. Майоаксочитль тоже пошла в свои покои, чтобы побыть в тишине. Она долго лежала на спине, глядя в потолок, и размышляла о недавних событиях, пока сон не сморил ее.

Проснулась дочь вождя глубокой ночью от топота и суеты в соседних помещениях.

«Козамалотль!» – молниеносно пронеслось в голове. Девушка выскочила из комнаты босая и растрепанная, едва успев накинуть тунику. Ступни обдало ночной прохладой, от охватившего волнения по телу пробежала дрожь.

В покоях Козамалотль уже командовала повитуха. Она велела слугам принести воду и чистые простыни, а самой роженице – побольше ходить и внимательно подмечать движения ребенка в утробе. Знахарка успокаивала:

– Терпи, госпожа, время еще не пришло. Будем ждать. Дитя пока готовится к появлению на свет.

Супруга Тепилцина стоически терпела муки. Держалась гордо и спокойно.

Боль накатывала волнами, то усиливаясь, то отступая, и с каждым часом становилась все сильнее. Бледная встревоженная бабушка Кокото неустанно молилась богам, служанка Ксоко с боевой готовностью выполняла приказы повитухи, приносила все необходимое или передавала распоряжения другим слугам. Часы ожидания лениво ползли, и, казалось, время тянулось бесконечно.

Майя не знала, чем можно помочь родственнице, а потому пыталась отвлечь Козамалотль беседой, рассказывая сказки и легенды.

– Знаешь ли ты историю про Койота и Опоссума? – спросила дочь вождя. – Это была моя самая любимая сказка в детстве. Иногда я просила маму рассказать ее несколько раз подряд, а потом долго жалела доверчивого Опоссума.

– Не слышала. Расскажи мне, пожалуйста! – с вымученной улыбкой ответила супруга Тепилцина, едва не издав протяжный жалобный стон.

– Однажды проказник Койот встал у холма так, будто бы он подпирал его, – нежно погладив Козамалотль по руке, Майя начала повествование. – Мимо пробегал Опоссум, и Койот стал молить его о помощи. Негодяй едва ли не плакал, рассказывая, как тяжко ему держать этот холм в одиночку и что если он вдруг отойдет, то холм непременно рухнет и зашибет всех зверей. Наивный Опоссум согласился помочь, а Койота тотчас и след простыл. Доверчивый зверек стоял долго, – продолжила дочь вождя. – Он так и не решился отойти от опасного холма, пока наконец над небосклоном не засияли звезды. Не выдержав, Опоссум все же отпрыгнул в сторону и… ничего не произошло. Холм стоял на месте неподвижно, как гора Чапультепек. Тогда понял Опоссум, что Койот обманул его, и возымел намерение проучить негодяя.

Майя сделала паузу, дожидаясь, когда Козамалотль, дыша протяжно и глубоко, перетерпит очередную мучительную волну.

– Опоссум нашел Койота быстро. Хитрюга сидел на дереве и как ни в чем не бывало ел спелую чиримойю[17]. Одураченный зверь начал ругаться и грозиться, обещал воздать негодяю по заслугам. Хитрый Койот голосом, полным раскаяния, пообещал загладить свою вину и в качестве извинений угостить вкусной чиримойей. Он сбросил Опоссуму спелый плод, и тот его съел. Уж так понравилась зверьку чиримойя, что он попросил еще одну. Тогда Койот, усмехнувшись, взял и бросил Опоссуму другой, незрелый плод.

– Что случилось потом? – спросила Козамалотль встревоженно.

– Плод застрял у Опоссума в горле, а Койот тем временем снова сбежал, – Майоаксочитль развела руками. – Бедняга Опоссум лежал под деревом и стонал от боли. К счастью, его спасли муравьи, которые вытащили неспелый фрукт прямо из его горла. На этот раз Опоссум собрался всерьез поквитаться с Койотом за все его пакости и снова бросился его искать.

– Наверное, в этот раз Опоссум намеревался убить Койота? – поинтересовалась Козамалотль хриплым голосом.

– Кто знает? – пожала плечами дочь вождя. – И ведь Опоссуму снова удалось настигнуть своего врага. В этот раз проказник ел плоды кактуса опунции – туну. Снова Койот раскаивался за свои злодеяния, пытаясь выменять вкусные плоды на прощение. Негодяй тайком очистил туну от колючек и бросил ее в качестве извинений. Опоссум с удовольствием съел ее. Тогда Койот сорвал другую туну с шипами и бросил ее наивному зверьку прямо в рот. Шипастая туна застряла в горле. Саднила, царапала, причиняла невиданную боль. Койот снова улизнул, а бедняга Опоссум так страдал, что не мог издать ни звука. Но и на этот раз приползли к нему муравьи и снова выручили его. Не смог Опоссум простить обиды. В который раз он побежал искать Койота, поскольку внутри клокотал и буйствовал гнев, но до сих пор он не сумел отомстить врагу за его козни.

– Какая несправедливая сказка! – негодующе воскликнула Козамалотль.

– Она учит тому, что месть может быть разрушительна для нас самих. Опоссуму стоило бы махнуть рукой на этого Койота и отпустить его с миром, раз уж перехитрить никак не удалось.

Нежными тоненькими ручками Майя заботливо смачивала страдалице лоб, поила водой и, держа за руку, ласково успокаивала. Вскоре супругу Тепилцина уже ничем было не отвлечь от испытываемых ею мук. Сила, с которой малыш стремился появиться на свет, непрерывно нарастала. Козамалотль протяжно хрипела, все еще стараясь держаться стоически, но промежутки между приступами становились чаще, явственнее, агрессивнее. Момент разрешения от бремени стремительно приближался, и наконец повитуха скомандовала:

– Пора!

Протестующую Майю выпроводили из покоев и входить к роженице строго-настрого запретили. В комнате осталась лишь повитуха, наставница и одна из служанок.

Нервно шагая из угла в угол, Майя не находила себе места. Все время прислушивалась к разговорам, потирая влажные от волнения ладони. Из комнаты доносились громкие команды, стоны Козамалотль, ее частое дыхание и причитания бабушки Кокото. Распоряжения повитухи звучали четко.

– Рот закрой, зубы стисни, но губы разомкни! Воздух не задерживай – выдыхай! – На ругань она не скупилась, щедро сдабривала речь бранью: – Что ты творишь, разорви тебя Шиутекутли?![18] Не терпи! Дыши нормально! – противно гаркала она.

Похоже, Козамалотль не сразу удавалось следовать всем инструкциям и в точности выполнять приказы. Порою были слышны такие отборные ругательства, которых Майя отродясь не припоминала.

«И как еще этой гадкой повитухе прощается вся эта дерзость в адрес благородной госпожи? – сетовала дочь вождя. – Ух, я бы ей ответила!»

Разумеется, Майя понимала: Козамалотль сейчас было очень нелегко. Обращать внимание на грубость не было никакого смысла. Главная цель – ребенок. Пусть знахарка бранится и ругается, лишь бы малыш появился на свет живым и здоровым. Остальное не имело значения.

Ранним утром, едва первые лучи восходящего солнца спросонья коснулись горизонта, послышался крик новорожденного младенца. Из покоев новоиспеченной матери вышла повитуха и с усталой улыбкой громко объявила:

– Возрадуйтесь! Сегодня, в день Третьего Кролика, у благородного воина Тепилцина родился сын!

Глава 5

Теуль

Для ацтекского ребенка день его рождения становился и его именем вплоть до выхода из опасной поры младенчества. Так, например, в детстве Майоаксочитль именовалась Первый Цветок, а ее брата Тепилцина звали Пятый Крокодил.

В день своего семилетия ацтекские дети вместе с родителями отправлялись к местному знатоку книги имен, чтобы получить настоящее взрослое имя на всю оставшуюся жизнь. Отпрыски благородных господ имели особую привилегию и могли пройти церемонию имянаречения в самом Теночтитлане, как это случилось когда-то и с Майей. Много лет назад пожилой жрец развернул перед маленькой девочкой слоистые страницы древнего, как он сам, фолианта и стал внимательно изучать каждое упоминание богов и их деяний в день Первого Цветка месяца Засухи года Седьмого Тростника[19] – в день рождения Майи. Затем, внимательно все сверив, пожевал губами и торжественно произнес:

– Отныне тебя будут звать Майоаксочитль, Бледно-Желтая Кисточка Цветка, и быть тебе под покровительством богини любви Шочикецаль.

Новорожденного сына Тепилцина, согласно традиции, назвали Третий Кролик, коротко – Точтли. Супруги знатных господ, товарищей Тепилцина, посещали дом Козамалотль, чтобы выразить свое почтение и пожелать малышу вырасти храбрым воином, достойным отца, во славу великого Теночтитлана.

Неизбежным был и визит жреца. К каждому ребенку, только появившемуся на свет, обязательно приходил жрец Тлалока, чтобы осмотреть малыша и выявить метку богов, будь то заячья губа, родимое пятно, необычный цвет глаз или любые другие отличия. Ребенка, помеченного богами, жрец забирал для принесения в жертву. Бог дождя и плодородия, великий Тлалок, ежегодно требовал огромную плату, давая взамен богатый урожай маиса.

Если бабушка Кокото была сама не своя от тревоги за маленького Точтли, то Козамалотль намеренно страха не показывала. Глядя жрецу прямо в глаза, она передала сына и молча отошла в ожидании вердикта. Жрец положил ребенка на циновку, стал крутить, вертеть и внимательно осматривать со всех сторон. Оторванный от родных материнских рук, Точтли закричал так истошно и пронзительно, что, казалось, дрогнуло сердце каждого обитателя дома. Плач усиливался и все больше походил на истошный крик чайки, как будто даже маленький Точтли понимал, как может быть жесток и алчен до крови слуга Тлалока.

Жрец, наслаждаясь тревожным напряжением, повисшем в воздухе, отдавать младенца не спешил. Смотрел на мальчика задумчиво, нарочно тянул время, скалился, что-то бормотал про себя, продолжал водить своими мерзкими ручищами по нежной коже младенца, тщательно прощупывая и, скорее всего, нарочно делая больно маленькому Точтли.

«Из всех богов больше всего я ненавижу Тлалока, – тяжело размышляла Майя. – Бог плодородия, изобилия и дождя требует самое родное, сокровенное, беззащитное, что может быть у матери – ее ребенка. А если воспротивиться, накажет отсутствием дождей, неурожаем и голодом. Поистине жестоко».

Наконец жрец завершил осмотр и, передав ребенка обратно матери, разочарованно проскрипел:

– Тлалок не оказал чести сыну воина Тепилцина. Отметин нет.

С уходом жреца все выдохнули с облегчением. Точтли уютно устроился на руках матери, угощаясь сладким молоком, а Козамалотль гладила сына по голове и тихонько убаюкивала.

Майя очень полюбила маленького племянника. Малыш был окружен вниманием матери, бабушки и множества слуг, потому в те редкие часы, когда Майе доверяли Точтли, она с наслаждением нянчила мальчика. Тогда впервые она отчетливо поняла, что хочет когда-нибудь точно так же баюкать и целовать в сладкую макушку своего малыша.

Точтли рос и развивался быстро. Вскоре он стал уверенно держать голову, а затем и переворачиваться со спины на живот. Так и наступил сезон дождей месяца Эцалькуалистли[20], когда по городу пронеслось известие, что отряд Текуантокатля возвращается в город.

– Майя, ты уже слышала? – радостно защебетала Козамалотль. – Тепилцин возвращается! Они приведут много пленников, и мне сказали, среди них есть теуль!

– Теуль? – Майя раскрыла рот от изумления. – Вот это да! Хотелось бы увидеть настоящего теуля! Как думаешь, неужели они действительно дети Кетцалькоатля?

– А вот мы и поглядим, – проворчала бабушка Кокото. – Верховный жрец покажет нам, из чего сделаны эти сыны Пернатого Змея.

Народ встречал воинов Текуантокатля как героев. Процессия двигалась к самому сердцу столицы – дворцу императора. Босые рабы, преимущественно тотонаки, были связаны между собой и двигались медленно, тогда как самый главный трофей ацтеков шел отдельно в окружении плотного кольца охраны.

Во время долгого пешего перехода его одежда и обувь пришли в негодность, льняная камиза, бывшая некогда снежно-белого цвета, приобрела грязно-серый оттенок и порвалась в нескольких местах. В отличие от других рабов, пленник не был связан, но охранялся более тщательно.

Городские жители вышли посмотреть на необычного пришельца и кричали, показывая пальцем:

– Теуль! Смотрите, теуль!

– А он и правда бледнолицый!

– Вы только взгляните, какая у него борода!

Чужестранец никак не реагировал на крики горожан. Он безразлично смотрел сквозь толпу, изнывая от зноя и жажды, сильно щурился на солнце, смахивая пот со лба грязным рукавом нижней рубахи. Жара стояла невыносимая. Дьявольское пекло.

Несмотря на свое безнадежное положение, пленник обратил внимание на то, как развита, богата и ослепительна столица ацтеков. Настоящее инженерное чудо. Однако, заметив главную ритуальную пирамиду вблизи, резко вздрогнул: ему уже доводилось воочию лицезреть, как индейцы приносили в жертву военнопленных. И он прекрасно понимал: его позорное распятие во славу ацтекских идолов оставалось лишь вопросом времени.

В тот же день император Монтесума, обеспокоенный зыбким политическим миром с чужеземцами, принял воинов в общем зале дворца.

– Целую землю перед тобой, великий тлатоани. – Текуантокатль почтительно поклонился императору, касаясь правой рукой пола.

– Докладывай, – громогласным голосом приказал Монтесума, царственно восседая на своем троне.

– Теули основали укрепленное поселение на побережье, – начал командир. – На своем языке они называют его Веракрус. Вожди соседних племен склонили голову перед иноземным главнокомандующим и преподнесли ему щедрые дары.

– Передал ли ты мое послание?

– Да. Их военачальник общался через рабыню-переводчицу. Он принял подарки и вел себя с нами дружелюбно.

– И тем не менее он не убрался восвояси, – потирая подбородок, заключил Монтесума. – Но зачем вы пленили его человека? Как я могу вести мирные переговоры, когда у меня в плену находится теуль?!

Император смотрел на командира испытующе. Любой другой человек почувствовал бы себя неуютно и попытался отвести взгляд. Но не Текуантокатль. Он держался уверенно, говорил спокойно и, казалось, знал, что делает. Гнев Монтесумы не страшил его.

– Мы встретили небольшой отряд близко к нашим границам, – с невозмутимым видом отрапортовал командир. – Их проводниками были тотонаки. Мы напали на них, думая, что встретили воинов из вражеского племени, но, когда увидели теулей, поняли, что ошиблись. Завязался бой, их проводники погибли, а некоторых мы взяли в плен. Но сами теули, воспользовавшись удобной для них заминкой, сбежали. Наш пленник намеревался убить воина из моего отряда и уже почти завершил задуманное, но мой макуауитль[21] оказался быстрее.

– Я услышал тебя, – властно произнес тлатоани. – Распорядись выделить пленнику покои в моем дворце. Разумеется, под охраной. Проследи, чтобы он ни в чем не нуждался, подготовь дары и рабов. Если мы хотим решить вопрос миром, мы должны оказать радушный прием сыну Кетцалькоатля.

– Прошу простить меня, господин, но народ ждет принесения чужеземца в жертву на великом празднике бога войны Уицилопочтли, – возразил Текуантокатль. – Кроме того, не лучше ли дать бой теулям, пока они не подошли вплотную к нашей столице?

– Они сыны Кетцалькоатля. Если боги потребуют жертву, они дадут нам знамение.

– Тебе виднее, великий владыка. – На суровом лице Текуантокатля заиграли желваки, но командир заставил себя смиренно поклониться.

Монтесума молча оглядел бойцов, что стояли перед ним, покорно опустив головы. Более никто не смел возразить императору. Коротким жестом левой руки, как будто небрежно отталкивал от себя что-то, император велел воинам удалиться. В миг беседа тлатоани и главного военачальника столицы приобрела приватный характер.

– Кому из воинов ты спас жизнь, лишив привилегии попасть в чертоги великого Тонатиу[22]? – спросил Монтесума заинтересованно.

– Тепилцина, сына благородного правителя Сочимилько.

– Ты волен требовать от него любую плату. И, если пожелаешь, можешь приказать принести его в жертву.

– Рано отправлять в загробный мир искусного воина в столь сложные времена, – хмыкнул главнокомандующий. – Он еще успеет встретить благородную смерть на поле боя. К тому же его сын еще слишком мал, а жена едва оправилась от рождения первенца.

– Тогда какую плату ты потребуешь от него?

– С твоего позволения, я возьму в жены его сестру Майоаксочитль, дочь касика Эхекатля, – бесстрастно ответил Текуантокатль.

– Что ж, твое право. Я не имею возражений, – кивнул император. – Но последнее слово остается за жрецами. Тебе необходимо получить согласие главного астролога. Сейчас мне меньше всего хочется гневить богов неугодным браком.

– Безусловно, я отдам приказ жрецам сделать все необходимые расчеты. – Командир церемониально поклонился императору. – Благодарю тебя, благословенный тлатоани.

– Если тебе больше нечего сказать мне, можешь идти.

С позволения императора командир Текуантокатль молча развернулся и, гневно скрежетнув зубами, удалился из зала приемов.

Глава 6

Двор тлатоани

– Кого бы мне сегодня съесть? Может быть, тебя? – Тепилцин подхватил сына и уткнулся носом в сладкую щечку. – Ах, это же малыш Точтли! Пожалуй, его я есть не буду.

Козамалотль, светясь от счастья, подшучивала над мужем:

– А господин Третий Кролик тебе и не позволит! Голосок у него громкий. Если недоволен чем, кричит на весь Теночтитлан.

– Это он, подобно ягуару, издает свой устрашающий рык, – смеялся Тепилцин.

Майя наблюдала за воссоединением семейства и улыбалась, видя, как дурачится брат. Всеобщее веселье внезапно прервала служанка:

– Господин, прибыл слуга тлатоани. Он ожидает тебя.

– Пусть войдет. – Брат махнул рукой в пригласительном жесте.

Худощавый мужчина со скучающим видом рутинно поклонился господам и гнусавым голосом поприветствовал:

– Целую землю перед тобой, великий воин-орел. Я должен передать послание от нашего благословенного тлатоани Монтесумы.

– Говори, – кивнул Тепилцин.

– Ты и твоя сестра, госпожа Майоаксочитль, удостоились великой чести и были приглашены во дворец нашего императора на Малый Праздник Владык.

– Я услышал тебя. Благодарю тлатоани за высочайшую честь. Мы с сестрой непременно прибудем.

Почтенно поклонившись, слуга удалился, а Тепилцин мгновенно помрачнел.