Вы не авторизовались

Величие и гибель аль-Андалус. Свободные рассуждения дилетанта, украшенные иллюстрациями, выполненными ИИ бесплатное чтение

Николай Берченко
Величие и гибель аль-Андалус. Свободные рассуждения дилетанта, украшенные иллюстрациями, выполненными ИИ

01 Вступление

Каждый туристский сезон миллионы восхищенных туристов посещают дворцы и сады Альгамбры в Гранаде. Однако мало кто из посетителей догадывается, что это все лишь подражание величественным резиденциям Кордовы — Мадины аз-Захра и Мадины аз-Захира, созданных на несколько столетий раньше по воле самых знаменитых правителей аль Андалус, Абд ар-Рахмана III (912–961), и аль-Мансура (978—10020. Конечно, можно предположить, что дворцы Гранады изящнее и изысканнее чем дворцовые комплексы Кордовы, ведь, как писал Шота Руставели «Аромат увядающей розы слаще всех благоуханий». Увы, провести такое сравнение невозможно, так как развалины Мадины аз-Захра были обнаружены лишь в начале ХХ столетия, и то, что видят теперь посетители, лишь попытки реставрации раскопанных археологами обломков, а что касается Мадины аз-Захира, то даже её месторасположение до сих пор точно не установлено.

Эту книгу я начал с упоминания Альгамбры лишь в надежде, что читатель, увидевший знакомые слова, может быть заглянет и чуть дальше. Сама книга посвящена прежде всего краху Кордовского халифата (929–1031), государства, создавшего величественную и даже уникальную культуру, тлеющие угли которой, потом, когда это государство почти мгновенно рухнуло, ещё несколько столетий освещали не только Пиренейский полуостров, но и всю средневековую Европу.

Основное внимание я уделяю именно тому короткому периоду, когда это государство с вершины могущества и благополучия необратимо низверглось в бездну «Фитны». Этим словом, которое происходит от арабского корня, означающего «соблазн», «искушение», описывают хаос или раздор в мусульманском обществе.

В истории России такой период называется Смутным временем, а в Украине и в Польше, тоже переживших подобные передряги истории, Руиной. Борис Акунин в одной из бесед по поводу своей монументальной серии отметил, что именно процесс разрушения государства является наиболее интересным и поучительным, ибо процессы возникновения самих государств более или менее одинаковы. Однако, так как для многих читателей история аль-Андалус это Terra incognita, я вынужден хотя бы коротко описать, как на территории современной Испании возникло это единственное в Европе государство ислама и его непростой путь восхождения к той вершине его достижений, после которой наступил крах.

Чтобы показать уникальность этого краха, я в первой главе книги, в нарушение всяческой хронологии, привожу один пример, который для меня лично лучше всего характеризует масштаб, как достижений, так и краха того, что великий востоковед Э. Леви-Провансаль назвал «Испано-арабской цивилизацией»

Я, как по образованию, так и по своей профессиональной деятельности физик, и в силу этого наиболее убедительными для себя считаю прежде всего количественные оценки. Поэтому вместо красочных описаний хаоса того времени, на которые не скупились поэты того времени и цитировать которые не стесняются даже профессиональные историки, я попробую дать лишь один, но строго количественный пример, рассказав о судьбе библиотеки халифа аль-Хакама II, правившего в Кордове в 961–976 гг.

02 Библиотеки халифа и других

В 1934 году в журнале „Hesperis”, издаваемом Институтом марокканских исследований в Рабате, появилась короткая (16 строк) заметка¹ уже упоминавшегося востоковеда Э. Леви-Провансаля о том, что в библиотеке Великой мечети Кайруана была обнаружена копия богословского трактата «Мухтасара», толкующего основные предписания шариата, обязательные для всех верующих мусульман. Эту рукопись, выполненную на прочной бумаге из Шатибы, где и началось производство бумаги в Европе, передала туда тетка покойного короля Марокко Мухаммеда V.

Трактат сам по себе достаточно банальный, но к заметке прилагалась фотография полуистлевший последней страницы этой рукописи с надписью, что эта копия была выполнена Хасаном ибн Юсуфом в шабане 359 года хиджры (в июне 970 года) для повелителя правоверных аль-Хакама, да продлит Аллах дни его правления.

Так был обнаружена единственная подлинная рукопись из легендарного книжного собрания, называемого библиотекой халифа аль-Хакама II, и которое, по оценкам современников, составляло около 400 000 «муджаладат», то есть больших томов, поскольку это слово означает «кожаный переплет». Вот еще одно доказательство этого изобилия: опись кордовских книг, представлявшая собой простой список заглавий, занимала сорок четыре тетради по двадцать листов в каждой. Знаменитый философ ибн Хазм, уверял, что он лично знал евнуха Талида, который занимался исключительно составлением этого каталога. Правда, уже современные нам ученые, учитывая «склонность арабов к преувеличениям», не без ехидства пишут, что книг в библиотеке халифа аль-Хакама могло быть в несколько раз меньше². Но даже в этом случае, грандиозность этого книжного собрания легко оценить, если вспомнить, что происходило в это же время в христианском мире. Анализ историков показывает, что, если у королей, крупных феодалов, богатых дворян или епископов могло быть по несколько книг, то основные коллекции находились в монастырях и соборах, где после нашествий варваров веками была сосредоточена книжная культура, при этом самые богатые из них достигали 100 томов. Франсуа Жеаль³ приводит несколько примеров из французской истории. В соответствии с первой описью библиотек соборов Нотр-Дам-де-Клермон (980–1010) и Нотр-Дам-де-Руан (1111–1128) в них было 58 и 55 томов соответственно. Бенедиктинское аббатство Клюни было одним из самых влиятельных религиозных центров средневековья, и в XII веке его монастырская библиотека насчитывала 570 манускриптов и была одной из самых больших в Европе. В библиотеке Сорбонны согласно описи 1297 г. насчитывалось лишь 1017 томов. А монастырские коллекции в самой Испании были еще более ограниченными, чем в странах северных соседей, и вряд ли заслуживают названия библиотек.

Но библиотека в Кордове возникла не на пустом месте. К тому времени во многих городах мусульманского мира существовали библиотеки. Самой знаменитой среди них был Дом мудрости или Байт аль-хи́кма, академия с библиотекой в Багдаде, основанная в 820-е годы халифом аль-Мамуном, которому по красивому преданию посоветовал это сделать явившийся ему во сне Аристотель. Однако скорее всего Дом мудрости был основан еще во времена правления халифа аль-Мансура (правил в 754–774 годах), деда всем нам известного Харун ар-Рашида, сыном которого и был аль-Мамун. Тогда его целью было всего лишь обеспечить богословов фактическим материалом, полезным при ведении теологических споров, в первую очередь, трудами по философии. И лишь позднее по инициативе аль-Мамуна здесь был начат перевод на арабский язык древнегреческих и индийских и трудов по астрономии, математике, медицине, алхимии и философии.

Уже первый из испанских Омейядов Абд аль-Рахман I (756–788) сам был поэтом и покровителем людей пера, а во времена эмира Мухаммеда I (852–886) дворцовая библиотека считалась одной из лучших в Кордове. Большим любителем книг был уже отец аль-Хакама II, халиф Абд ар-Рахман III. Не случайно среди подарков, отправленных византийским императором Константином VII халифу в 949 году, была великолепно иллюстрированная греческая версия трактата «О лекарственных веществах»⁴ Так как в те дни греческий язык не был широко известен в Кордове, то в 951 году по просьбе халифа император отправил в Кордову священника Николая. Николай не только перевел De Materia Medica с греческого на арабский, но и под его руководством медики халифа определили и идентифицировали все упоминавшиеся в этой книге растения, что было далеко не простой задачей.

Халиф аль-Хакам II просматривает книги, только что привезенные ему из Багдада

Еще, когда аль-Хакам II был лишь наследным принцем, целая сеть его специальных агентов не только прочесывала книжные лавки Каира, Дамаска или Багдада, этих интеллектуальных столиц исламского мира, но и силой золота убеждала всех почитаемых авторов отправлять первый экземпляр любого нового произведения в Кордову еще даже до того, как в их собственной стране об этом узнают. Это касалось и переводчиков, так как там продолжали переводить творения греческих и еврейских мудрецов. Кроме того, как иностранные послы, так и все подданные, направлявшиеся во дворец на прием, знали, что лучшим способом завоевать благосклонность халифа, это было подарить ему редкую книгу.

Однажды он отправил 1000 динаров чистого золота Абу-ль-Фараджу аль-Исфахани за экземпляр его книги «Китаб аль-Агани» («Книга песен»), включающей сведения о самых ранних засвидетельствованных периодах арабской музыки и о жизни поэтов и музыкантов от доисламского периода до времени аль-Исфахани.

Так что с уверенностью можно утверждать, что халиф собрал у себя почти все доступные для того времени "образцы книжной продукции". Но не будем обманывать себя магией больших цифр и попробуем разобраться, что же мы действительно знаем сегодня о библиотеке аль-Хакама II.

Всё что мы знаем в действительности, это в основном предположения учёных, по крупицам собиравших разбросанные по произведениям средневековых арабских авторов сведения о библиотеке аль-Хакама II. К тому же среди них почти нет современников короткой жизни этого уникального собрания.

Прежде всего очень мало известно какие именно конкретные книги были в этой библиотеке. Само собой разумеется, что значительную часть её составляли экземпляры Корана, комментарии к нему и различные богословские трактаты, которые с таким упоением писали улемы, т. е. авторитетные знатоки теоретических и практических сторон ислама. Впрочем, вплоть до наших дней богословы разных мастей с не меньшим наслаждением продолжает это делать. Но нас интересует, что же там могло быть кроме "книг о правильных науках", как скромно называли свои творения сами улемы. Как пишет с поразительной откровенностью Давид Вассерштайн⁵, детально исследовавший эту проблему, дело идет «о произведениях, которые мы можем с некоторой степенью уверенности идентифицировать, как находившиеся в библиотеке аль-Хакама».

По его мнению здесь можно было ознакомиться с тысячами самых разнообразных по тематике книг: истории Египта и Магриба, сокращенное изложение Талмуда, упоминавшийся выше медицинский трактат Диоскорида по-гречески и по-арабски, речь Орозия против язычников на латыни и в переводе, отрывки из Ветхого и Нового Заветов, описание путешествия в Европу, предпринятого аль-Туртуши.

Франсуа Жеаль предполагает, что библиотеке «эти заботливо собранные книги были рационально организованы: на первой странице каждой стояло полное имя автора вместе с его происхождением, датой и местом рождения, а также названиями других его произведений; в каталоге при каждой книге приводилось ее описание и расположение. Вдоль стен длинного сводчатого зала и примыкающих к нему залов-хранилищ халиф повелел соорудить шкафы из тщательно отделанного дерева высотой в человеческий рост и длиной в три метра, со стеллажами сверху донизу, на которых расставлялись книги. На каждую ветвь знания приходилось по одному такому сооружению».

Большая часть библиотеки находилось не в резиденции Мадина аль-Захра, а во дворце в центре Кордовы, Алькасаре, у западного крыла большой мечети. И это было настоящее предприятие, в мастерских которого можно было освоить каллиграфию, грамматику, и переплетное дело. Штат библиотеки насчитывал около 500 человек, хотя эта цифра скорее всего учитывает не только сотрудников, находящихся на месте, но и всех агентов, торговцев и переписчиков. Особо следует отметить ученых, сравнивавших копии с оригиналами, чтобы не допустить в ново изготовленных рукописях пропусков или ошибок.

Нам ничего не известно в какой степени сама библиотека была библиотекой в нашем понимании этого слова, а в какой лишь личным собранием книг правителя. Сохранилась лишь упоминание о том, что некто, начитавшийся книг в этой библиотеке и пришедший в результате этого к еретическим взглядам, был по приказу халифа казнен. То есть, видимо, посторонние читатели всё-таки были, ну, а то, что халиф аль-Хакам был образцовым правоверным мусульманином, то об этом пишут все исторические хроники.

К счастью, значительно больше сохранилось информации о личности самого владельца библиотеки, который как никак был сам повелителем правоверных, хотя и на довольно ограниченной территории.

Халиф аль-Хакам II делает заметки в заинтересовавшей его книге

И начну я с хроники арабского историка XVII века Ахмеда аль-Маккари⁶ «Дыхание благоухания зеленой ветви Андалусии». Я еще не один раз буду обращаться к этому монументальному труду, переводимого современными европейскими исследователями под сухим названием «История мусульманских династий в Испании».

Все привыкли к неумеренным восхваленьем своих правителей придворными летописцами, но в пользу его объективности говорит то, что хотя он и восхищается библиотекой собранной аль-Хакамом, но признаёт, что она по количеству книг уступает библиотеке в Доме Мудрости в Багдаде. Поэтому я все же процитирую приведенные в его книге мнение двух историков, живших в более близкое к аль-Хакаму время. Даже, если сделать поправку на уже упомянутую склонность арабов к преувеличениям, то всё же мне кажется, что в том, что он написал, есть зерно истины.

«Кроме того, повелитель правоверных так любил читать, что предпочитал удовольствие от просмотра своих книг всем удовольствиям, которые может доставить королевская власть. В знании истории, биографий и генеалогии его не превосходил ни один из ныне живущих авторов. Он написал обширную историю аль-Андалуса, наполненную драгоценной информацией; она была написана настолько критически, что что бы он ни рассказывал или заимствовал из более древних источников, можно было с уверенностью считать подлинным фактом».

«Чтобы дать представление о безмерной эрудиции аль-Хакама, — говорит историк Ибн аль-Аббар (1199–1260), — достаточно отметить здесь хорошо установленный факт, а именно: что в библиотеке аль-Хакама невозможно было найти ни одной книги, каково бы ни было ее содержание, которую халиф не просмотрел, написав на форзаце имя, фамилию и отчество автора; племя или семью, к которой он принадлежал; год его рождения и смерти; после чего следовали такие интересные анекдоты об авторе или его творчестве, таковы были его знания благодаря безмерному чтению других писателей».

В этом, конечно, есть явное преувеличение, но так как не об одном другом правителе ни один автор не пишет ничего даже похожее на это, то я все же повторю, что к этим сведениям можно относиться с доверием.

Тем не менее не следует представлять халифа, как это кое-кто делает, неким книжным червём, безвылазно сидящим за книгами в тиши своей библиотеки. Тот же аль-Маккари приводит примеры личного участия аль-Хакама в военных операциях. Так, например, когда викинги в одной из последних попыток грабежа аль-Андалус высадились около Лиссабона, халиф немедленно выехал туда и, организовав взаимодействие сухопутных войск и военного флота, успешно отразил нападение морских разбойников. Он также лично возглавил победоносную экспедицию против союза христианских войск в 963 г., которая обеспечила мир аль-Андалус на весь остаток его правления. Халиф был и расчетливым политиком, ведя активную внешнюю политику в Магрибе.

Возможно, что Вассерштейн частично прав, полагая, что библиотека была частью обширной культурной политики и что пристрастие монарха к книгам было в большей степени вопросом политического расчета, чем личного интереса, тем более что это хорошо вписывается в другие известные мероприятия халифа, такие как расширение и украшение Великой мечети Кордовы.

Во все времена увлечения, плохие или хорошие, начальства любого ранга тут же подхватываются подчиненными. Так что неудивительно, что чуть ли не каждый аристократ, богатый купец, а иногда даже и простой житель Кордовы стремился завести свою библиотеку, стремясь при этом перещеголять своих соседей. Некий эрудит Мухаммед аль-Гафики хвастался, что у него самая значительная библиотека, после халифской, включающая полный экземпляр книги «История пророков и царей» энциклопедиста аль-Табари, называемого «отцом мусульманской историографии». Эта всеобщая история от сотворения мира до IX века, состояла из 30 000 листов. Кади Ибн Футайс, служивший визирем при аль-Хакаме II, был известен прежде всего тем, что собирал шедевры каллиграфии в здании, вся внутренность которого, потолок, стены, занавески и ковры, была выкрашена в зеленый цвет, что, как он говорил, способствовало чтению. Когда его лучшие друзья пытались одолжить у него книгу, он заказывал специально для них еще одну ее копию. Он мог себе это позволить, так как содержал шестерых переписчиков. А вообще в то время в Кордове было не меньше ста семидесяти женщин, которые кормились своим пером, переписывая тексты. Неудивительно, что город был переполнен книжными лавками и мастерскими, в которых можно было освоить каллиграфию и переплетное дело.

Большинство переписчиков в Кордове составляли женщины

Конечно, и тогда находились снобы, просто следовавшие моде и которые лишь хотели похвастаться наличием уникальных экземпляров или копий, написанных почерком знаменитого каллиграфа. Ибн Саид рассказывает печальную историю о бедном ученом, наконец, наткнувшегося после долгих поисков на нужную ему книгу только для того, чтобы увидеть, как богато одетый мужчина перебил его цену. Ученый, почтительно обращаясь к своему сопернику «О мудрый», возможно, в надежде убедить его расстаться с книгой, услышал от него: "Я не ученый, но мое положение требует, чтобы я создал свою библиотеку, а у меня на полках как раз есть место для такой прекрасно переплетенной и написанной книги». Ученый, мог лишь ответить: «Да, деньги есть у таких людей, как вы. Пословица достаточно верна: «Бог дает орехи людям без зубов».

Не надо забывать, что эти частные коллекции имели выполняли еще одну важную роль, поскольку позволяли продолжать тайно заниматься философией и «древними науками». Поскольку произведения этого типа не могли попасть в мечети, в аль-Андалус, отличавшемся, за немногими исключениями, скрупулезным уважением к ортодоксии, частные коллекции, часто щедро открытые для ученых, иногда служили им убежищем. Увы, частные библиотеки в аль-Андалус постигла судьба библиотеки халифа, о которой я поговорю позже.

В книжной мастерской Кордовы

Черные тучи над головами всяко рода книгочеев стали собираться уже давно. Но прежде, чем об этом рассказать, я не удержусь от того, чтобы не вспомнить поучительную историю, приведенную в монографии⁷ хотя и без указания источника. В этой истории утверждается что, когда аль-Мамун дорогими подарками стал выманивать у императоров Византии и других суверенов того времени сочинения Аристотеля, Гиппократа и Евклида, и кое-кто из этих правителей колебался, старый, мудрый советник одного из них сказал: «Наоборот, быстрей отдадим эти книги, ибо рациональные науки не проникают в религиозную страну без того, чтобы ее не развратить и не посеять разлад среди ее ученых». Мусульманские богословы, для которых единственной необходимой наукой была сунна и предписания, как аккуратно и строго следовать предполагаемой жизни Пророка, поняли это очень быстро. И тут можно вспомнить Халида ибн Язида (668–704), принца династии Омейядов в Дамаске, питавшего слабость к алхимии и которого называют также первым, кто заказал перевод греческих философских и научных трудов на арабский язык, и которые впоследствии запретили и прокляли, как он, похоже, и предвидел. На склоне своих дней он предусмотрительно написал такое извиняющееся замечание: «Я не ученый и не невежда; я только коллекционировал книги».

Уже в конце правления отца аль-Хакама, халифе Абд ар-Рахмане III бдительный кордовский юрист Мухаммед ибн Йабка ибн Зарб, известный также как тонкий гурман, следивший за правильным сочетанием различных блюд во время трапез, добился разрешения арестовать учеников первого андалусского философа Ибн Масарры⁸, и «вынудил их публично отречься от своих взглядов и велел сжечь в их присутствии под стеной великой мечети Кордовы бывшие в их владении экземпляры сочинений этого философа».

Прежде чем бросить в костер, ученики философа Ибн Масарры бросают последний взгляд на книги своего учителя

Уже после смерти халифа ибн Зарб, ставший к тому времени главным кади Кордовы, при попустительстве нового правителя аль-Мансура положил начало уничтожению его библиотеки, о чем я подробнее расскажу ниже. Возможно, что последние разбросанные потом по аль-Андалус экземпляры из этого собрания были уничтожены на аутодафе в Гранаде, когда там в 1508 году по распоряжению кардинала Хименеса де Сиснероса были сожжены около 100 тысяч древних арабских рукописей.

Инквизитор следит за сожжением неугодных книг

Но, чтобы не заканчивать эту главу на совсем пессимистической ноте, сообщу, что в 2009 году были обнаружены⁹ еще три рукописи из библиотеки халифа аль-Хакама II. В каком состоянии находятся эти три странички, вы можете увидеть в интернете!

03. Завоевание аль-Андалус

Китайская мудрость гласит, что могучее дерево вырастает из маленького семени, а путешествие, длящееся годы, начинается с первого шага. Первый шаг, который привел к возникновению Кордовского халифата, был сделан в месте, название которого по сей день напоминает об этом событии. Хотя из миллионов туристов, посещающих Гибралтар, мало кто знает о происхождении названия этой заморской территории Великобритании на юге Пиренейского полуострова,

С V века Пиренейским полуостровом, бывшем ранее частью Римской империи, кроме небольшой гористой территории на берегу Бискайского залива, где жили баски, правили вестготы, германские готы. Вестготское королевство вряд ли отличалось чем-то принципиальным от других так называемых варварских королевств, сложившихся на территории Западной Римской империи в условиях её распада. Можно было ожидать, что оно пройдет тот же путь, что и другие политические объединения Западной Европы раннего средневековья, как, например, его сосед на севере — франкское государство.

Но в это время в далекой Аравии возникла новая религия, вскоре ставшая мировой. Ко времени смерти её основателя, пророка Мухаммеда в 632 году ничто не предвещало, что её последователи сумеют выйти за пределы Аравийского полуострова. Однако два первых его наследника, так называемые праведные халифы, Абу Бекр и прежде всего Омар ибн аль-Хаттаб, обладавшие достаточным духовным авторитетом и блестящими организационными способностями, сумели сплотить начавшую рассыпаться мусульманскую общину, исламизировать все оставшиеся арабские племена и направить их энергию на священную войну, обещавшую погибшим в ней прямую дорогу в рай, а оставшимся в живых справедливую долю награбленного у неверных. Уже вскоре приверженцы новой религии нанесли поражение двум основным государством Ближнего Востока, Византии и Сасанидскому Ирану. Арабы вышли к Средиземному морю и начали движение на запад. К 642 году был завоёван Египет. В 647 году арабские войска дошли до Туниса, а где-то к концу семидесятых годов вышли к Атлантическому океану. Но удерживать завоеванные земли им долго не удавалось. Это было связано с восстанием коренных жителей этих мест, берберов, не желавших подчиняться новым завоевателям. Кроме того, берберов поддерживали византийцы, всё ещё надеявшиеся вернуть себе эти земли. Ну, а самое главное, что в самой метрополии началась междоусобица. Дела в том, что в сравнении с ранним христианством догматические споры, типа, кто является наиболее достойным кандидатом в халифы, начались очень рано и быстро переросли в вооруженные столкновения, так как усугублялись еще и межплеменными и даже внутри племенными конфликтами, корни которых тянулись ещё к доисламским временам. Поэтому некоторые территории по несколько раз занимались, а потом оставлялись, и только прекращение гражданских войн в метрополии позволило халифату возобновить завоевание Магриба, т. е. страны на закате, на Западе. Такое название со времени мусульманских завоеваний получили территории Северной Африки, где сегодня расположены Тунис, Алжир и Марокко. Лишь с конца первого десятилетия следующего столетия Магриб можно считать окончательно включенным в состав арабского халифата. Во многом это связано с именем Мусы ибн Нусайра, назначенного где-то около 705 года по протекции родственников халифа на должность наместника этих далеких земель после финансового скандала, связанного со сбором им налогов в Басре. Одержав несколько важных военных побед, он приступил к переговорам с местными вождями. Вызывают доверие сообщения некоторых хроник о том, что он не насаждал ислам силой, а скорее, уважал берберские традиции. Это оказалось очень успешным, поскольку многие берберы приняли ислам и даже вошли в его армию в качестве солдат и офицеров, включая, возможно, самого Тарика бин Зияда, который возглавит позднее экспедицию в Иберию. Но наиболее важные последствия этого мы увидим через несколько столетий, когда берберы, ставшие к тому времени фанатичными мусульманами, сыграют важную роль в трагической судьбе аль-Андалус.

Укрепив свои позиции в Магрибе, Муса ибн Нусайр сразу же начал попытки вторжения на Пиренейский полуостров. Напомним, что это было время апогея арабской экспансии. В начале VIII в. на востоке были захвачены Хорезм и Согдиана. Казалось, что зеленое знамя омейядских халифов скоро будет развиваться по всему цивилизованному миру.

В этой главе позволю себе развлечь читателя обильным цитированием арабских летописцев, чтобы он составил себе представление о том, как как описывали тогда военные действия. Честно признаюсь, что делаю это только потому, что пишу эти строки в самый разгар СВО в Украине, и из интернета до меня все время доходят победные реляции комментаторов разного уровня. Конечно, изысканности и цветистости у них нет, но дальше я воздержусь от своих сугубо субъективных комментариев, предоставляя провести такое сравнение любознательному читателю. И начну я с уже знакомого ему Ахмеда аль-Маккари¹⁰.

Кратко описав происхождение названия страны, ее географию и историю «от первых людей, которые осели в Андалусии после потопа до господства Готов, длившегося около 400 лет, пока Бог Всемогущий не соблаговолил распространить Ислам и завоевать их страну» автор так начинает излагать интересующую нас тему: «Эта книга содержит описание завоевания Андалусии мусульманами под командой Мусы ибн Нусайра и его вольноотпущенника Тарика ибн Зийада, и того как эта страна стала местом, где взросли их благородные табуны и где их верблюды сложили поклажу, вместе с полезными и тщательно отобранными сведениями, почерпнутыми из различных источников, и повествований историков, подвергнутых сравнению». Впрочем, приводя описания событий из самых разных источников, зачастую противоречащие друг другу, автор обычно добавляет, «что как обстояли дела на самом деле, знает лишь всеведущий Аллах». Так вот, у аль-Маккари мы читаем, что Муса «незамедлительно написал халифу аль-Валиду, прося позволить ему начать завоевание, ответ халифа содержал следующие выражения: «Пусть страна сначала будет разведана легкими войсками, надо исследовать её и добыть для тебя сведения о том, что в ней есть; будь благоразумен и не позволяй мусульманам потеряться в океане опасностей и кошмаров.» На это Муса ответил: «Это не океан, а всего лишь узкий канал, берега которого видны простым глазом». «Тем не менее» — ответил аль-Валид. — «Даже если так, пусть страна сначала будет разведана». Как мы понимаем сегодня разведка разведкой, а все же главное — это благоразумие, чтобы «не потеряться в океане опасностей и кошмаров», как это произошло в 2022 году.

Летом 710 небольшой арабский отряд в качестве разведки совершил удачный набег на вестготские земли. Весной 711 года Муса направил в Испанию уже значительно большие силы под командованием берберского военачальника Тарика ибн Зияда. Он высадился у подножия скалы, названой Джебалу-ль-фатах (гора вторжения), но которая позже приняла его имя и стала называться Джебаль Тарик (гора Тарика). Он сразу же начал наступление вглубь страны. Король вестготов Родерик, в то время подавлявший очередное восстание басков, незамедлительно направился на юг, по пути собирая все возможные войска.

Банкнота номиналом 5 фунтов стерлингов, выпущенная правительством Гибралтара в 1995 году

Решающее сражение произошло у реки Гуадалете близ города Херес-де-ла-Фронтера в июле 711 года. Как всегда, у летописцев того времени, численность воинов у каждой из противоборствующих сторон приводится самая различная, но все они согласны в том, что армия, собранная Родериком была значительно больше. Тем не менее Тарику удалось нанести вестготам сокрушительное поражение, король погиб или бесследно исчез, остатки армии в панике отступили, открыв арабам дорогу вглубь страны. «Когда люди на противоположной стороне пролива услышали об успехе Тарика, и об обильной добыче, захваченной им, они стали стекаться к нему отовсюду, пересекая море на каждом корабле или лодке, каких только могли. Так армия Тарика была серьезно усилена, христиане были вынуждены запереться в своих замках и крепостях, и, покинув равнинную страну, ушли в горы.» Тарик двинулся через долину Гвадалквивира в сторону Кордовы, которая была занята почти с ходу. Затем Тарик направился к Толедо, столице королевства. Услышав о его продвижении, все сановники, в том числе архиепископ Толедо, самая важная фигура в вестготской церкви, бежали, и Толедо был взят, скорее всего, без боя.

В июне 712 года Муса сам выступил в поход на Испанию, опасаясь чрезмерного усиления и самостоятельности добившегося больших успехов Тарика ибн Зияда.

Он следует по маршруту Медина Сидония — Севилья — Мерида. Однако не надо думать, что весь процесс завоевания прошел без сопротивления захватчикам. Так Севилья в течение трех месяцев отбивала атаки мусульман, Мериду захватили с помощью хитрости после пяти месяцев осады, а в некоторых захваченных городах, вспыхивали восстания, которые приходилось подавлять. И пока Муса продолжал покорять города на севере страны, часть войск во главе со своим сыном Абд аль-Азизом ему пришлось отправить для умиротворения южной Испании, где сопротивление мусульманам возглавил герцог Мурсии Теодемир, которому даже удалось получить полунезависимый статус своих владений, утвержденный позднее самим халифом.

После взятия ряда городов Муса направился в Толедо, где встретился с Тариком ибн Зиядом. Как всегда такая встреча между начальником и слишком удачливым подчиненным заканчивается раздором из-за выяснения роли каждого из них в новой ситуации, а то и просто из-за разногласий в дележе военной добычи. Но все же дальнейшие походы были успешно продолжены.

К этому времени халиф аль-Валид I уже неоднократно требовал, чтобы Муса ибн Нусайр лично прибыл к нему в Дамаск и доложил о ходе завоевания Испании. Но Муса ослушался приказов халифа, зная, что, если он не продолжит свое наступление, сопротивление вестготов может усилиться и военная ситуация изменится. Поэтому он и продолжил поход с Тариком на север, остановившись, лишь дойдя до Бискайского залива. Исламское завоевание Иберии было завершено. В сентябре 714 года Муса ибн Нусайр и Тарик ибн Зияд, захватив казну вестготских королей, наконец, отплыли в Ифрикию, а затем в Дамаск. Наместником в Испании Муса оставил своего сына Абд аль-Азиза. Когда Муса уже приближался к Дамаску, халиф аль-Валид опасно занемог. Брат аль-Валида Сулайман, который должен был наследовать его престол, послал гонца к Мусе, повелев ему задержаться до того времени, пока халиф аль-Валид умрет, чтобы торжественное шествие с трофеями вступило в Дамаск уже тогда, когда править будет Сулайман. Но Муса ослушался и прибыл в Дамаск за два дня до смерти аль-Валида. Новый халиф затаил обиду и приказал Мусе оставаться в Дамаске, конфисковал всё привезённое имущество, а затем заточил его, подвергнув опале. В целом история взаимоотношений между Мусой и халифом является наглядным примером того, что важно не просто добиться каких-либо успехов, но достигнуть их в чётком соответствии с распоряжениями начальства. Впрочем, знающие люди найдут подобные примеры в нашей совсем недавней истории. Неясно только, почему эта опала распространилась и на Тарика ибн Зияда. Этот талантливый полководец уже не вернулся в аль-Андалус, и дальнейшая судьба его неизвестна. Приходится предположить, что все это связано с волшебным столом Сулеймана, сына Дауда (да будет мир с ними обоими!), на обнаружение которого в Толедо претендовали оба полководца. Общеизвестно, что этот предмет был подарен царю Соломону джиннами, и, наверное, даже его копия приносит только несчастье новым владельцам.

И тут замечу, что история завоевания аль-Андалус, как никакая другая, обросла множеством легенд, которые приводят все арабские историки, далее дающие вполне реалистические описания последующих событий. Что ж такие легенды лучше всего передают не только настроения той эпохи, но и отношение к ней последующих поколений.

Египетский историк IX века Ибн Абд аль-Хакам в своем труде «Завоевание Египта, Северной Африки и Испании», который считается одним из самых ранних арабских исторических трактатов, сохранившихся до наших дней, рассказывает три таких легенды.

По первой, самой романтической и самой распространенной, мусульман в Испанию пригласил граф Юлиан, вероятно, византийский граф Сеуты, юная дочь которого, отправленная в Толедо, была совращена королем Родериком.

Согласно следующей легенде, полной типичного для арабского менталитета фатализма, во дворце Толедо была комната, в которую было запрещено входить и на дверь которой каждый новый правитель вешал новый замок. Но король Родерик, перед тем как сделать это, открыл дверь и увидел изображение скачущих всадников, на голове у которых была чалма, а под изображением была подпись: «Когда эта дверь откроется, этот народ войдет в вашу страну».

Третья, и самая сказочная, повествует о том, что мусульмане до смерти перепугали своих пленников, имитируя перед ними каннибализм, готовя одного пленника в одном котле и поедая баранину из другого. «Отпущенные потом пленные разбежались, не веря в свое спасение, и рассказывали всем встречным о том, что сделал Тарик со своими врагами, так что сердца жителей Андалусии наполнились ужасом».

Интересно, что Ибн аль-Кутийя, живший несколько позже, в X веке, но был уроженцем аль-Андалус и потомком готской принцессы, внучки предпоследнего вестготского короля Витизы, приводя варианты всех этих легенд, все же основное внимание уделяет той роли, которую сыграли в победе над Родериком, перешедшие на сторону Тарика ибн Зияда сыновья Витизы, свергнутого ранее своим вассалом Родериком.

Чуть более подробно остановимся еще на одной легенде, согласно которой, высадившись на сушу, Тарик приказал сжечь все корабли, а затем обратился к своим солдатам: «О мои воины, умереть или бежать? За вами море, а перед вами враг. Остается лишь вера в ваше мужество!»¹¹

Страсть к «псевдоцитированию» длинных речей великих полководцев была свойственна еще античным авторам. Отмечу лишь, что выше я привел самый короткий вариант обращения Тарика (19 слов). У аль-Маккари это 520 слов!

Конечно, количество легенд, пытающихся объяснить гибель Regnum Gothorum, поражает, но оно видимо отражает шок современников и последующих поколений неожиданностью этого события. Однако, вспомним совершенно недавние времена. Какое количество научных теорий было придумано для объяснения гибели СССР! Рассматриваемые «на полном серьёзе» концепции лежат в диапазоне от взгляда на это событие, как на следствие приближающегося коллапса всей экономической системы социализма до точки зрения, что все это было прямым предательством процветающего государства пятнистой гиеной на Мальте. Наверное, через тысячу лет ученым все эти объяснения развала СССР покажутся такими же наивными легендами, какими нам сейчас представляются повествования о завоевании аль-Андалус

Но вернемся во времена халифов. Сейчас современные исследователи находят много научно обоснованных причин того, почему государство вестготов стало такой легкой добычей для захватчиков. Они считают, что секрет кроется в общем цивилизационном и экономическом состоянии христианской Испании. И все же главные причины краха были чисто политические — слабость института королевской власти, отсутствие ее преемственности, перманентная борьба верхушки правящего слоя за трон, мятежи внутри страны, которые пытались предотвратить драконовским законодательством. Примером последних являются, в частности, постановления о евреях, вероятно, в связи с их антихристианской деятельностью во время арабского завоевания Северной Африки. В соответствии с ними евреи должны были быть порабощены, а их имущество конфисковано. Хотя эти правила были не очень эффективными, антиеврейские настроения достигли беспрецедентных масштабов по сравнению с другими регионами Европы, и создали еще одну прослойку населения, явно недовольную государством.

Перед отъездом Муса назначил своего сына Абд аль-Азиза временным губернатором недавно завоеванной территории, которую арабы назвали аль-Андалус. Абд аль-Азиз ибн Муса не только продолжал завоевание новых территорий, но и заключал договоры с местной знатью. Мало того, он женился на Эгилоне, вдове короля Родерика, но это оказалось для него фатальным. Она уговорила его ввести в своей резиденции этикет вестготских королей. Эгилона кланялась мужу при входе, как королю, и, будто бы, приказала так оборудовать дверной проем в дворцовый зал, что всякий входящий должен был гнуться в поклоне. Его подчиненные восприняли все это, как отход от ислама. Возможно, это было только предлогом, но только с таким объяснением его забальзамированная голова была отправлена халифу в Дамаск, хотя по другим источникам заговорщики убили Абд аль-Азиза именно по приказу самого халифа. Впрочем, как сказал бы аль-Маккари, Аллах знает лучше!

В современных сочинениях в основном ведутся жаркие споры, произошла ли свадьба Эгилоны с новым мужем до или после того, как Абд аль-Азиз стал наместником всей аль-Андалус, и на каком языке влюбленная пара могла объясняться, на вульгарной латыни, родном языке Эгилоны, или на арабском. По наиболее оригинальной версии¹² незадолго до этих событий штормом к испанским берегам прибило судно, на котором находилась мавританская принцесса, дочь одного из тамошних вождей, которая направлялась, чтобы выйти замуж за другого вождя. Мавританку, ставшую королевской пленницей, отправили в Толедо, где король Родерик был настолько поражен ее красотой, что женился на ней. Принцессу крестили и нарекли именем Эгилона. Она попала в плен, когда Муса ибн Нусайр захватил Мериду, и сумела очаровать очередного властителя страны. Некоторые арабские историки пишут, что, выйдя замуж, Эгилона приняла ислам и сменила имя на Умм-Асим, однако христианские источники утверждают, что Эгилона, вступив в новый брак, не покинула католическую веру. Прелесть этой фантастической легенды состоит в том, что тем самым снимается вопрос, на каком языке говорили влюбленные.

Во всяком случае, по моему мнению, сама любовь сына арабского завоевателя и вестготской принцессы может рассматриваться как первый шаг к синтезу того, что великий востоковед Э. Леви-Провансаль назвал «испано-арабской цивилизацией»!

04 Ковадонга — начало долгого пути Реконкисты

С гибелью Абд аль-Азиза и назначением нового наместника аль-Андалус в сочинениях арабских историков как бы сразу исчезают сказочные и романтические мотивы. Непрерывным потоком идут сухие сообщения о новых назначениях или наоборот смещениях наместников, неподчинения им, переходящих в откровенные мятежи, о том как собираются налоги, в общем описывается обычная бюрократическая тягомотина, характерная для всех новых приобретений арабского халифата.

Однако в хрониках христианских авторов мы находим значительно более увлекательные сведения, особенно когда через восемь лет после начала завоевания, которое эти авторы объясняют прежде всего тем, что вестготские властители «презрели заповеди Божии и законы священного предписания», наконец появилась надежда, что Господь наконец сжалился над христианами.

И тут вспомним, что в истории многих стран имеются события, закладывающие краеугольные камни в фундамент их государственности. В Российском государстве это Ледовое побоище и битва на Куликовом поле, представляющие образцы величайшего национального мужества и стойкости. А для Испании это битва при Ковадонге.

Что предшествовало этому событию. Как предполагает большинство ученых, что хотя значительная часть вестготской аристократии предпочла остаться на завоёванных территориях и как-то договориться с захватчиками, многие беженцы с юга полуострова двигались на север, чтобы избежать власти ислама. Некоторые нашли убежище в отдаленных горах Астурии в северо-западной части Пиренейского полуострова. Они приняли решение не подчиняться «исмаилитам» и готовиться для борьбы с общим врагом. Летом 718 года на поле Хура, между деревней Кангас де Онис и долиной Ковадонга, проходит собрание готских феодалов, бежавших от арабов, и местной христианской знати, на котором был поднят на щите (так традиционно провозглашали вождей у готов) Пелайо, знатность которого сочеталась с личной храбростью и мужеством. Первыми действиями Пелайо были отказ платить мусульманам джизью (налог на немусульман) и нападения на небольшие гарнизоны Омейядов, расположенные здесь.

В течение первых нескольких лет это восстание не представляло угрозы для новых хозяев Испании. Исламские силы были сосредоточены на набегах на Нарбонну и Галлию, и для подавления несущественного восстания в горах не хватало живой силы. Но именно поражение Омейядов в другом месте, вероятно, подготовило почву для битвы при Ковадонге. 9 июля 721 года мусульманские войска, переправившиеся через Пиренеи и вторгшиеся во владения герцога Аквитании Эда, потерпели поражение в битве при Тулузе. Это была первая серьезная неудача мусульман в Юго-Западной Европе, и даже папа Григорий II направил Эду поздравительное послание и подарки в честь этой победы. Не желая возвращаться в Кордову с такими откровенно плохими новостями, вали Омейядов Анбаса решил, что подавление восстания в Астурии обеспечит его войскам легкую победу и поднимет их боевой дух. С этой целью он направил сюда крупный отряд мавританских воинов под руководством Алькамы и в сопровождении Оппы — епископа Севильи (или Толедо, здесь в источниках расхождение). Пелайо и его войска отступили глубоко в горы Астурии, в конце концов отойдя в узкую долину, окруженную горами, которую было легко защитить из-за невозможности начать атаку с широкого фронта. Здесь в небольшом горном ущелье самой природой была образована пещера, где была небольшая часовня. Ее называли Святой Пещерой (La Santa Cueva). Когда-то, давным-давно, девочка-пастушка нашла на одной из вершин гор деревянное изваяние Богородицы, и жители, взволнованные этим, решили построить часовню там, где и был найден образ. Хотя есть предположение, что здесь когда-то могло находиться святилище языческих кельтских племен. Отряд Пелайо, всего около триста человек укрылся в этой пещере, и по легенде они питались медом пчел, собираемым в расщелинах скал.

Руководитель отряда Алькама отправил посланника, чтобы убедить Пелайо сдаться. Тот отказался, и мусульмане начали штурм, обстреливая пещеру из луков и пращей. Пелайо же отдал приказ скидывать с горы большие камни и стволы заранее срубленных и очищенных от ветвей дубов. Катящиеся камни и деревья разметали отряд мусульман, а люди Пелайо в решающий момент перешли в наступление. Как раз в это же время разыгралась страшная буря, которая так испугала мусульман, что они пустились в бегство. Узнав о победе Пелайо, жители окрестных деревень Астурии теперь взялись за оружие и завершили разгром отступающих войск Алькамы.

Астурийцы уничтожают отряд мусульман в ущелье Ковадонги, забрасывая их камнями

Существует еще одна версия возвышения Пелайо, и она ближе мне, как гражданину Украины, напоминая о том, что поводом для восстания Богдана Хмельницкого, украинского шляхтича, состоявшего на службе у польского короля, тоже стало событие, касающееся личной жизни Хмельницкого. Однажды, когда Богдан Хмельницкий отсутствовал, его усадьба подверглась нападению польского подстаросты Чаплинского. Погиб малолетний сын, а жена стала добычей шляхтича. Хмельницкий безуспешно добивался справедливости в польских трибуналах и даже у короля. Когда это не помогло, он решил вершить правосудие своими руками.

В случае с Пелайо, бывшего согласно легендам или родственником последнего вестготского короля или его телохранителем, то он проживал в это время в Хихоне, на берегу Бискайского залива, откуда наместник, бербер Мунуза, управлял севером Астурии. Пелайо признал власть мавров и пытался жить с ними в мире, однако Мунуза вдруг захотел жениться на его сестре. Возможно, наместник просто хотел взять себе в жены сестру знатного вестгота, чтобы укрепить таким образом свое господство в Астурии, но Пелайо отказал. Мунуза под ложным предлогом отослал его в Кордову, где его держали в заточении. Когда же Пелайо, наконец, удалось вырваться домой, он обнаружил, что его сестра уже стала одной из жен Мунуза. Разгневанный Пелайо скрылся и стал собирать вокруг себя в горах всех недовольных и стал тревожить нападениями захватчиков. После нескольких лет такой партизанской войны он заставил противника видеть в себе серьёзную угрозу.

Таким образом, сравнивая судьбу Богдана Хмельницкого и Пелайо, мы видим, что, начавшись как простой бунт на почве личной мести, одно событие переросло в национально-освободительную войну против польского господства, а второе привело к созданию первого оплота христианского сопротивления власти мавров.

Но посмотрим, как описывали битву при Ковадонге испано-христианские источники. Наиболее подробное свидетельство раннесредневековых представлений об этом событии дается в «Хронике Альфонсо III»¹³, время создания которой относится, вероятно, к концу IX столетия.

«Когда сарацины узнали об этом, то отправили против него в Астурию эмира Алькаму и Оппу, епископа и митрополита Севильского престола, сына короля Витицы, из-за коварства которого погибли готы, с неисчислимым войском.

Когда Пелайо узнал об их вторжении, то укрылся на горе Аусева в пещере, что зовётся Пещерой Пресвятой Марии, и его тут же окружило войско сарацинов. Приблизившись, епископ Оппа обратился к нему с такой речью: «Я знаю, брат, что от тебя не укрылось, что вся Испания, когда она совсем недавно находилась под единым правлением готов и когда всё испанское войско было собрано воедино, не смогла сдержать натиск исмаилитов; насколько же больше сможешь ты защитить себя в этой дыре? Выслушай мой совет: откажись от этого намерения, чтобы наслаждаться многими благами и в мире с арабами пользоваться всем имуществом, которое было твоим». На это Пелайо ответил: «Я не вступлю в дружбу с арабами и не подчинюсь их власти. Разве ты не знаешь, что церковь Господня подобна луне, которая претерпевает затмение и через время вновь возвращается к прежней полноте. Мы полагаемся на милосердие Господа, на то, что от этой небольшой горы, которую ты видишь, начнётся спасение Испании и восстановится войско народа готов».

Тогда нечестивый епископ обратился к сарацинскому войску: «Идите и сражайтесь, ибо вы не добьётесь с ним мирного договора иначе, как только через карающий меч». Те тут же взялись за оружие и вступили в битву; были подняты пращи, приготовлены метательные снаряды, засверкали мечи; воины потрясали копьями и непрерывно выпускали стрелы; но не было в этом деле недостатка в чудесах Господних. Так, когда камни вылетали из пращей и достигали дома Пресвятой Приснодевы Марии, они тут же отскакивали и, возвращаясь на тех, кто их бросил, жестоко убивали халдеев. Поскольку Господь не считает копья, но даёт победу кому хочет, вышло, что когда верные вышли из пещеры на битву, халдеи тут же обратились в бегство; епископ Оппа сразу же был там схвачен, а Алькама убит. В том месте было убито 124 000 халдеев; а 63 000, которые остались, поднялись на вершину горы Аусевы и стали стремительно спускаться по тому горному обрыву, который зовётся в народе Амоса. Но и они не избежали кары Господней. Ведь когда они шли по вершине горы, которая расположена над берегом реки Девы, явно по суду Божьему вышло так, что часть этой горы сорвалась с основания и, поразительным образом сбросив в реку этих 63 000 халдеев, раздавила их всех; эта река, когда русло её наполняется в зимнее время, и она выходит из берегов, до сих пор очевиднейшим образом являет там остатки оружия и их кости. Не считайте это чудо пустым или невероятным, но примите во внимание то, что этих арабов, преследовавших церковь Господню, задавил огромной массой горы тот, кто утопил в Красном море египтян, преследовавших Израиль».

Другие источники добавляют, что в ночь перед битвой Пелайо во сне явилась Богоматерь, которая обещала ему свою защиту, а также вручила большой крест, точную копию которого полководец приказал сделать из дуба и установить на вершине горы, как знак Божьей защиты. Позднее этот деревянный крест был объявлен Крестом Победы, окован золотом и стал святыней королевства Астурия. Его изображение на лазоревом поле стало знаменем Астурии, а Богоматерь Ковадонгская стала считаться покровителем королевства.

Под знамя Пелайо стали стекаться все недовольные правлением завоевателей. Когда наместник Мунуза лично направился против непокорного мятежника, то был разгромлен и убит.

Однако Пелайо не остановился на достигнутом. Он не только удерживал всю освобождённую таким образом Астурию от ряда попыток восстановить мусульманский контроль, но и повёл войну за изгнание мавров из соседних земель и вскоре основал королевство Астурия, ставшее христианским оплотом против дальнейшей мусульманской экспансии. Пелайо правил 17 лет, и ему наследовал сын, а потом муж его дочери Альфонсо I Астурийский.

Пелайо, победитель при Ковадонге и первый король Астурии

Споры о значении битвы при Ковадонге ведутся до сих пор. Дата самого события неясна, и историками называются то 718, то 720, то 722 годы. Наиболее критически настроенные историки считают, что битва, произошедшая в горах на севере Испании могла быть не более, чем мелкой стычкой между небольшой группой астурийских воинов и мусульманским экспедиционным корпусом, посланном подавить их сопротивление. Но впоследствии королевские и монастырские летописцы превратили эту незначительную встречу в чудесную победу, положившую начало астурийской монархии и ее семивековой борьбе по изгнанию «мавров» и восстановлению утраченного территориального и религиозного единства Иберийского полуострова. Все же достаточно напомнить, что аль-Маккари, хотя и описывает все происходившее, как бунт кучки упрямцев, с которыми мусульмане просто не хотели связываться, тем не менее далее констатирует, что «было бы хорошо, если бы мусульмане сразу же погасили искры пламени, которому суждено было поглотить все владения ислама в этой части». С этим согласен и другой арабский историк Ибн Саид

Для самих же испанцев пещера Ковадонги (Santa Cueva de Covadonga) стала незыблемым местом в ландшафте национальной памяти. Как позже признал один пропагандист XX века: «Если бы Ковадонга не существовала как осязаемая реальность, ее необходимо было бы изобрести как нечто, что бы ярко символизировало принцип нашей национальности». И очень поучительно проанализировать то, как самые различные силы в испанском обществе на протяжение тысячи трехсот лет после нее вели жестокую борьбу за использование ее в своих, зачастую эгоистических интересах. Известный американский историк, специалист по современной испанской истории Каролина Бойд¹⁴, проделавшая такой анализ, остроумно назвала эту борьбу «Второй битвой при Ковадонге».

Первое сооружение в ознаменование победы Пелайо над мусульманами восходит к периоду правления Альфонсо I Астурийского, который построил часовню, посвященную Деве Марии, и с этого времени Священная пещера, в гроте которой находится статуя Святой Девы Ковадонгской (Santa Cueva de Nuestra Señora de Covadonga, ласково именуемая жителями Астурии La Santina) становится для всех последующих королей (особенно Альфонсо III Астурийского) символом, подчеркивающим характер нового королевства, как наследника королевства Толедо.

Однако по мере расширения территории, освобожденной реконкистой, центр политической власти смещался на юг. Королевство Астурия с 924 года стало называться Королевством Леон, а в 1230 году произошла его династическая уния с Королевством Кастилия, когда Фердинанд III Кастильский стал королём обоих королевств. Теперь испанские народные предания, поэмы, романсы, а позже и драмы прославляли кастильских героев, таких как Эль Сид Кампеадор, забыв о Пелайо и его воинах, а святым покровителем средневековой Реконкисты стала не Святая Дева Мария из пещеры Ковадонги, а святой Иаков Мавроубийца¹⁵ (Santiago Matamoros). По преданиям именно Святой Иаков являлся на белом коне в самый ответственный момент битвы и помогал испанцам в битвах с сарацинами¹⁶. В летописях описывается около 40 таких чудесных явлений.

Постепенно горная святыня превратилась в место лишь местного паломничества, и она не получала финансовой поддержки до тех пор, пока не перешла под королевскую юрисдикцию в правление Филиппа II. В семнадцатом веке королевское покровительство было достаточно щедрым, чтобы ремонтировать небольшую коллегиальную церковь возле Святой пещеры, и добавить другие постройки, преимущественно для проживания паломников в этом месте.

И только в восемнадцатом веке испанская монархия стала активно продвигать святыню Ковадонги как священное место в ландшафте национальной памяти. Новая династия Бурбонов использовала память о Ковадонге как пример национального возрождения: точно так же, как Пелайо спас Испанию от мавров, так и Бурбоны спасли Испанию от ее краха при последнем из австрийских Габсбургов. Отождествление со святыней способствовало к тому же приданию национального характера переселенной в Испанию французской династии. Именно при них за наследником трона был окончательно закреплен титул принца Астурии, и с размахом началось восстановление святыни, пострадавшей от пожара в 1777 году. Но в течение почти столетия после этого святыня находилась в запустении, поскольку энергия испанцев была поглощена сначала войной за независимость против французов, а затем гражданскими войнами.

Вопрос снова стал актуальным после принятия Конституции 1876 г., стабилизировавшей конституционную монархию, и подтвердившей католическую идентичность государства, сделав при этом скромные уступки религиозной терпимости и академической свободе — компромисс, который не удовлетворил ни церковь, ни ее антиклерикальных врагов.

Для либералов Ковадонга и дон Пелайо были символами национальной свободы, независимости и идентичности, но авторами победы при Ковадонге были король и «народ», а не Дева Мария. В ответ церковь начала кампанию, чтобы возродить память о Ковадонге как о родине нации, которой особо благоволило Провидение. Ее глашатаем стал в 1872 году новый епископ в Овьедо, Бенито Санс-и-Форес, провозгласивший, что «Ковадонга является колыбелью религиозного и монархического возрождения Испании и первой страницей славной семивековой эпохи, которая, завершившись в Гранаде, сделала нашу нацию более великой, чем все другие нации в мире. Именно в награду за героические жертвы веры и патриотизма Небеса удостоили Испанию открытием и господством над Новым Светом».

Грандиозный план Санс-и-Фореса перестройки всего комплекса Ковадонги, от самой пещеры до окружающих ее окрестностей увековечил единство церкви и государства в Испании, при этом недвусмысленно подчинив последнее первому.

Но это было только начало борьбы клерикалов с использованием святыни, и все дальнейшие мероприятия, связанные с ней, тесно переплетены с политическими событиями Испании той эпохи. Желающих ознакомиться с этим я отсылаю к фундаментальному обзору профессора Каролины Бойд. Я лишь приведу два примера, которые мне показались наиболее «оригинальными».

Выступая в Сенате, маркиз де Вильявисиоса де Астуриас предложил создать первый национальный парк в Испании. Он утверждал, что сохранение природной красоты Ковадонги означает экономическое восстановление земель, ставших бесполезными из-за вырубки лесов и засухи, но самое главное, превратив Ковадонгу в национальный парк, нация признала бы свой долг перед Богом и природой. А в 1927 году военный министр присвоил Богородице звание генерал-капитана армии.

Ковадонга неизбежно оказалась втянутой в политику 1930-х годов. Правые католические партии проводили массовые митинги в Ковадонге в знак протеста против антиклерикальной и светской политики Второй республики. В годы Гражданской войны республиканские ополченцы превратили комплекс религиозных и туристических построек в больницы, казармы и конюшни. В хаосе исчез образ Богородицы. С падением Астурии правыми сразу же были разработаны планы восстановления святыни как символа национальной католической идентичности, что узаконило бы авторитарный проект режима генерала Франсиско Франко. В дискурсе националистов Гражданская война была «крестовым походом» против «тех, у кого нет Бога и отечества», а Франко был новым Пелайо, лидером «Второй Реконкисты Испании». Обнаружение утерянного образа Богородицы Ковадонги в испанском посольстве в Париже дало повод отпраздновать восстановление «истинной» Испании от иностранцев и «плохих испанцев», предавших ее основные ценности.

11 июня 1939 года образ Богородицы прибыл в пограничный город Ирун, где был встречен с воинскими почестями и толпами народа под председательством епископа Овьедо и доньи Кармен Поло де Франко, жены диктатора, астурийки. От границы образ был пронесен через всю Астурию, а затем снова вознесен на ее алтарь в Святой пещере, где все было сделано, чтобы воссоздать первобытную строгость обстановки. Надпись на воротах в преддверии пещеры возвещала: «Здесь, во имя Божией Матери, среди скал, на вершинах Испания подымается».

Я думаю, что некоторым читателям эти кое-что напоминают, но я не буду проводить здесь параллели. Печально то, что, иногда воскрешая «славное военное прошлое», иконография готовит общество и к «славному военному будущему»¹⁷.

05 Битва при Пуатье Сражение, которое могло решить судьбу Европы?

Если бы в битве при Пуатье¹⁸ франкские рыцари не разгромили бы арабов, то сейчас Франция была бы такой же захудалой страной, как Алжир. Если бы в битве при Пуатье победили арабы, то в Париже на 200 лет раньше был бы университет, а туалеты у французских королей не были бы такими грязными и вонючими, какими они оставались даже через 1000 лет после битвы¹⁹. Это, конечно не утверждения учёных²⁰, а цитаты из псевдонаучно-популярных статей, выходящих в наши дни на противоположных берегах Средиземного моря. Не будем вспоминать русскую поговорку «Если бы да кабы…», а попробуем попросту разобраться в том, что произошло 10 октября 732 между Туром и Пуатье.

Великий мыслитель Ибн Халдун предполагал, что ещё у Мусы ибн Нусайра могло быть намерение вернуться в Дамаск к халифу через Константинополь. Не знаю, представляли ли арабы того времени истинные масштабы Европы, но, перейдя Пиренеи, они уже скоро убедились, что закрепиться в Ифрандже, как называли они земли франков, не будет просто. Но это не остановило попытки арабов нести зеленое знамя ислама дальше на север.

Естественно, что арабские историки пишут о поражении правоверных достаточно скупо. Аль-Маккари, цитируя Ибн Халдуна, сообщает, «что Абд ар-Рахман ибн Абдаллах²¹ был назначен вали восточной Африки Обейдаллахом наместником аль-Андалус и прибыл туда в 113 году хиджры. Он начал войну с франками, с которыми у него было несколько стычек; но в рамадане 114 г. хиджры (октябрь 732) его армия была разбита в месте под названием Дорога мучеников. Он сам оказался в числе убитых. Это гибельное сражение хорошо известно народу аль-Андалус как битва при Балат эш-Шуада. Абд ар-Рахман правил страной год и восемь месяцев». И далее аль-Маккари переходит к правлению следующего наместника аль-Андалус.

Ибн Абд аль-Хакам лишь констатирует «Абд ар-Рахман был благочестивым человеком. Он отправился в поход на франков. Они живут дальше всех из врагов в аль-Андалус. Он захватил там большую добычу и победил их. Потом он снова пошел в поход на них. Но и он, и его люди приняли мученическую смерть»

Значительно подробнее битва описана в «Мосарабский хронике 754 г.²²». Это анонимная латиноязычная летопись, название которой происходит из предположения, что она была написана неизвестным христианским прелатом, жившим в аль Андалус, а число 754 соответствует последнему году, о котором имеется запись в Хронике.

«Затем Абд ар-Рахман, видя многочисленность своих войск, заполонивших всю землю, двинул их через горы басков по извилистым тропам²³, чтобы, перейдя равнины и орудуя мечом, вторгнуться в земли франков. Он прорвался далеко на территорию франков и, перейдя реку Гаронну, вступил в битву с поджидавшим его там Одоном²⁴, и войско последнего было разбито. Только Богу известно, сколько народу погибло или спасалось бегством.

Преследуя спасавшегося бегством Одона, Абд ар-Рахман решил разорить Тур, разрушив его дворцы и спалив церкви. Здесь он столкнулся с консулом Австразии, внутренней Франции, Карлом²⁵, мужем, воинственно настроенным с юного возраста и искусным в военном деле, пришедшим по зову Одона. После того, как каждая из сторон в течение почти семи дней изнуряла противника стычками, они наконец выстроили боевые порядки и завязалось жестокое сражение. Северяне встали недвижимой стеной, так что их плотные ряды, казалось, обледенели, и в мгновение ока они разметали арабов мечами.

Воины Австразии, многочисленные и облаченные в железо, найдя царя Абд ар-Рахмана, убили его ударом в грудь. Ночью они вложили мечи в ножны, отложив схватку на следующий день, а на заре увидели лагерь бесчисленной арабской армии и стали готовиться к битве. Вынув мечи из ножен, европейцы²⁶ видели ровные ряды палаток и навесов арабов такими же, как днем ранее. Не ведая, что палатки пусты, и думая, что там находятся готовые к бою фаланги сарацин, они послали разведчиков и только тут обнаружили, что все отряды Исмаилитов ушли: они тесными рядами тихо бежали посреди ночи в свою страну.

Воины Австразии действовали медленно и тщательно обыскивали всё вокруг, но ничего не нашли. Решив не преследовать сарацин, они честно поделили трофеи между собой и, похоронив своих убитых, отправились на родину».

Сразу после утренней молитвы конница Абд ар-Рахмана устремилась в атаку на войска Карла Мартелла

Само сражение при Пуатье военные теоретики пытались проанализировать и даже промоделировать до малейших деталей. Как насмешливо пишут Девиосс и Руа в своей монографии, один генерал заставлял войска Абд ар-Рахман и Карла Мартелла перестраиваться как на больших тактических учениях, хотя это и напоминало забавы с оловянными солдатиками.

Все же до сих пор ученые не могут прийти к единому мнению, какой фактор оказался решающим в обеспечении победы. По одной версии, Карл, выбрав правильный момент, когда лёгкая арабская конница была уже измучена неудачными попытками прорвать франкскую пехоту, двинул в атаку тяжеловооруженную рыцарскую конницу, разметавшую боевой порядок арабов.

По другой же версии Карл или даже хитроумный Эд направили легкую конницу, находившуюся в резерве, в обход сражающихся противников по направлению к лагерю арабов. Как только об этом стало известно, часть мусульманских воинов бросилась спасать свои трофеи, которых к тому времени было награблено немало. Заметив беспорядок в рядах противника, франкская пехота сама перешла в наступление и нанесла контрудар. Арабский полководец пытался остановить своих воинов, но был убит, и, как это уже не раз бывало в подобных ситуациях, непобедимое войско правоверных сразу же обратилось в бегство.

Карл Мартелл умело расположил свои войска на скалистом холме, и его пехота успешно отбивала все атаки арабской конницы

Пуатье обозначило ту крайнюю северо-западную точку, до которой смогло продвинуться мусульманское государство, образованное всего лишь сто лет назад обитателями пустынь Аравии. Теперь же оно было более могущественным, нежели Римская империя в 100 г., когда она достигла наибольшего размаха при императоре Траяне. Но после этой кульминационной точки государство Омейядов начало приходить в упадок, раздираемое внутренними противоречиями, социальными и экономическими проблемами.

Однако после этого серьезного поражения мусульмане не свернули полностью свои экспедиции во Францию, а продолжали их еще в течение двух десятилетий (напр., Авиньон — в 734, Лион — в 743). Они утратили Нарбонн, последнюю удерживаемую ими стратегическую базу, в 759 г.

Неизвестно какое влияние на ход битвы оказало то, что непосредственно перед ее началом в лагерь христиан, как описывает «Житие Григория I», были доставлены три корзины евлогий²⁷, посланных папой Григорием в знак благословения воинов. Все же, в отличие от битвы при Ковадонге для этого сражения летописцы не упоминают о влиянии потусторонних сил!

06 Создание государства

После поражения при Пуатье мусульмане совершили еще несколько экспедиций за Пиренеи, но постепенно становилось ясным, что им там удержаться. И дело было не в том, что им не хватало воинских сил, как раз наоборот, в аль-Андалус все время прибывали новые и новые контингенты правоверных воинов, но это лишь приводило к нарастанию вооруженных столкновений в самой аль-Андалус.

Так как эта междоусобная борьба продолжалась буквально до самого конца присутствия мусульман в Испании, и, в конце концов, даже стала одной из причин краха их владычества, то я попрошу читателя набраться терпения и попытаюсь как можно короче, но все же проанализировать эту тему.

Учение, которое проповедовал пророк Мухаммад, было строго эгалитарным и надэтническим, что во многом и обеспечило ему успех. Однако очень скоро оказалось, как писал Оруэлл, что «все животные равны, но некоторые животные равны более, чем другие». В аль-Андалус «аль-умма» т. е. исламское сообщество оказалось особенно раздробленным²⁸. Напряженность возникла с самого начала, и трения между арабом Мусой и бербером Тариком лишь предвещали более поздние крупные конфликты²⁹. Первым источником разногласий стало то, что берберы, составлявшие основную силу завоевания и на деле доказавшие свою верность исламу, получили от этого меньшую прибыль, чем арабы. В частности при распределении земель арабы занимали лучшие земли; берберы были ограничены горными районами Галисии, Леона, Астурии и засушливыми районами Эстремадуры и Ла-Манчи. Позднее это четко проявлялось и в неравноправном налогообложении тех и других. В результате напряженность переросла в открытое восстание, начавшееся в Танжере в 740 году и вскоре распространившемуся по остальной части Магриба и через пролив в аль-Андалус.

К этническому конфликту между берберами и арабами добавилась сложность внутреннего разделения каждой стороны. Как у арабов так и у берберов их племенные, клановые и семейные споры и соперничество также были перенесены в аль-Андалус. Особенно жестким оказалось древнее, еще доисламское соперничество между северными арабскими племенами (обычно называемыми сирийцами) и южными арабскими племенами (йеменцами)).

Более привилегированное занимали и семьи тех, кто участвовал в покорении королевства вестготов. Первая группа, поселившаяся сразу после завоевания состояла в основном из йеменцев, которых называли аль-баладийун. Вторая волна миграции формировалась в основном из сирийцев. Она появилась на полуострове, когда вали аль-Андалуса Катан для подавления берберского восстания вынужден был пригласить посланную ранее халифом в Магриб армию из джундов³⁰ (полков) из Дамаска, Иордании и Палестины. Переправившись через Гибралтарский пролив в начале 742 года, сирийцы помогли разгромить берберских повстанцев, но затем подняли оружие против пригласившего их губернатора, убили его и захватили власть. Интересно, что в это время, вестготы и прочие христиане, составлявшие в то время еще большинство населения, в этих распрях не участвовали. Наоборот. внук Витизы помогал расселять джунды. Но пройдет чуть больше столетия и муваллады, так будут называться коренное население аль-Андалус, принявшее ислам, примут самое активное участие в политической борьбе мусульманского государства. Но вернемся к событиям середины VIII века.

В конце концов между различными арабскими фракциями в условиях общей нестабильности после берберского восстания в аль-Андалусе была заключена договоренность о периодической смене власти. В 747 году вали стал Юсуф ибн Абд аль-Рахман аль-Фихри, ставленник старых арабских поселенцев, т. е. в основном йеменитов. Однако, подобно многим современным президентам, приходивших к власти вполне демократическим путем, аль-Фихри, завершив свой срок, отказался передать бразды правления и беспрепятственно правил в течение следующих девяти лет. Возможно, что уже ему даже удалось бы создать стабильную ситуацию в аль-Андалус, но ему помешали события на другом конце арабского халифата. Там уже десятилетия до того происходили восстания то хариджитов, то шиитов, которые по разным поводам ненавидели халифов в Дамаске. Когда бывший раб по имени Абу Муслим поднял армию в Хорасане и спровоцировал восстание в 747 году, он нашел общий язык с семьей, происходившей от дяди Пророка, Аббаса ибн аль-Мутталиба и стремившейся свергнуть Омейядов. Семья Аббассидов справедливо утверждала, что имеет более тесные связи с Мухаммедом, чем Омейяды. Восстание набирало силу, и в октябре 749 года Абдаллах ибн Мухаммад ас-Саффах, самая важная фигура семьи, был провозглашен халифом.

В январе 750 года армия Омейядов потерпела решающее поражение в битве у Великого Заба, реки в северной Месопотамии, а после этого начались планомерные преследования и убийства всех членов правящей семьи и ее клиентов. Самым жутким эпизодом этой кампании стало расправа над восьмьюдесятью видными деятелями этой семьи, приглашенных дядей нового халифа, наместником Сирии Абдуллой на пиршество в крепость Абу Футрус. По условленному сигналу группа убийц ворвалась в зал и расправилась со всеми гостями. Другой дядя халифа, Давуд получил место губернатора Мекки и Медины с заданием поголовного истребления Омейядов в святых городах. Последнего омейядского халифа Марвана II, бежавшего в Египет, выследили там и тоже убили. Одним из немногих уцелевших знатных членов семейства был внук халифа Хишама II, Абд ар-Рахман ибн Муавия, которому в это время было двадцать лет. Как пишет современный исследователь, приключения молодого принца во время пятилетних скитаний дали бы хороший сценарий для голливудского блокбастера. Наконец он нашел приют среди жившего на западе, в Кабилии, берберского племени Нафза, из которого происходила его мать, пленница, присланная в подарок отцу. Но даже там ему не удалось долго оставаться, так как и здесь его обнаружили шпионы губернатора Магриба, и Абд аль-Рахману немедленно пришлось отправиться дальше на запад.

В 755 году Абд аль-Рахман и единственный кто с ним оставался, вольноотпущенник Бадр достигли территории современного Марокко недалеко от Сеуты. Они намеревались пересечь море и достигнуть аль-Андалус, но Абд аль-Рахман не мог быть уверен, примут ли его там или нет. Среди солдат сирийских джундов были очень много старых клиентов Омейядов, и Абд аль-Рахман надеялся, что в соответствии с арабскими традициями ему удастся возобновить старые привязанности и они его поддержат. Бадр отправился через пролив, чтобы связаться с клиентами семьи Омейядов и подготовить почву для прибытия принца.

Как вспоминал потом сам Абд ар-Рахман: «Вид убийства моего брата поразил меня ужасом: меня охватил сильный страх за мою жизнь, и я бросился бежать со всей быстротой; мои ноги едва касались земли; я летел, а не бежал»

В сентябре 755 г. Абд аль-Рахман высадился в Альмунекаре, к востоку от Малаги. За короткое время в Малаге он смог быстро заручиться поддержкой местного населения, и толпы людей стекались в Малагу, чтобы отдать дань уважения принцу, которого все считали мертвым, в том числе многие сирийцы. Тем не менее именно вожди сирийцев, опасаясь потерять свое самостоятельное положение, которое они к тому времени здесь достигли, не поддержали Абд ар-Рахмана, и собранная им армия состояла из непосредственно клиентов семьи Омейядов и йеменских джундов. Воспользовавшись, тем, что губернатор аль-Фихри находился на севере, чтобы усмирить очередное восстание, Абд ар-Рахман беспрепятственно занял Севилью.

Аль-Фихри устремился на юг, собирая все верные ему войска, и обе стороны сошлись в битве на равнине недалеко от Кордовы 14 мая 756 г. Армия Абд ар-Рахмана одержала победу³¹, и он торжественно вступил в Кордову. Это была пятница, день совместного полуденного богослужения в главной мечети, и Абд ар-Рахман совершил там хутбу³², утвердив тем самым себя в качестве нового правителя аль-Андалуса. Как подчеркивает аль-Маккари, Абд ар-Рахман ограничился титулом Амир аль-муслимин, т. е. «Повелитель мусульман Андалуса», и никогда не пользовался титулом Ами́р аль-мумини́н, т. е. «Повелитель правоверных» из уважения к самому титулу халифа, краеугольному камню ислама. Он даже исключил упоминание имени халифа Аббасидов из пятничной проповеди несколько позже по настоянию своих советников. Принятый Абд ар-Рахманом титул эмира в какой-то степени узаконивал его власть, но на самом деле за пределами столицы он полностью зависел от того, насколько он был способен убедить, запугать или заставить местную мусульманскую знать и общины на этих территориях признать его и отказаться от части власти в его пользу. Абд ар-Рахман доказал, что способен на это. Он был наделен политическим гением, и в то же время судьба благоволила ему, что позволило ему упрочить власть. Он был осторожен и гибок одновременно, обладал врожденным талантом натравливать на себя различные группировки и не гнушался с большой жестокостью бороться с любым сопротивлением, будь то со стороны союзников или клиентов и даже членов собственной семьи. Ему пришлось казнить двух племянников, которых он великодушно пригласил вместе с другими остатками семьи Омейядов, но которые потом не замедлили плести против него заговоры. Эмир также оставил свободу и имущество побежденному вали аль-Фихри, но через два года тот поднял восстание, был разбит, и его отрубленная голова украсила центральную арку моста через Гвадалквивир. Племянник бывшего вали Хишам ибн Урва еще в течение нескольких лет удерживал власть в Толедо. В 761 Абд ар-Рахман не смог захватить Толедо силой и вместо этого подписал договор, позволяющий Хишаму сохранить контроль над Толедо, но отдав при этом одного из своих сыновей в заложники Абд ар-Рахману. Так как вскоре Хишам снова поднял бунт, то Абд ар-Рахман казнил сына Хишама, а голову катапультировал через городские стены в Толедо. Абд ар-Рахман напал на Толедо в 764 году, победив только тогда, когда некоторые из людей Хишама предали его и передали Абд ар-Рахману.

После этого было еще много мятежей³³, но в 763 году ситуация для Абд ар-Рахмана была особенно критической. Далеко в Багдаде аббасидский халиф аль-Мансур, наконец, поручил новому губернатором Магриба провести СВО и навести порядок в аль-Андалус. Скорее всего халифа волновала не эта самая удаленная провинция, а то, что не попробует ли оттуда удачливый беглец реставрировать халифат Омейядов. Новый вали возглавил армию Аббасидов, высадившуюся в аль-Андалус на территории современной Португалии. Контингент Аббасидов значительно превосходил по численности силы эмира Кордовы. К тому же все недовольные сразу же сплотились под знаменами Аббасидов против Абд ар-Рахмана. Абд ар-Рахману пришлось действовать быстро. Эмир со своей армией направился к Кармоне, где его и настигли войска Аббасидов. Они два месяца осаждали Кармону. Абд аль-Рахман почувствовал, что время работает против него, поскольку еды и воды стало не хватать, и тогда Абд ар-Рахман отобрал лучших бойцов и решился на дерзкую вылазку. Неожиданно, главные ворота Кармоны открылись, и люди Абд аль-Рахмана напали на ничего не подозревающие отряды Аббасидов, полностью разгромив их. Головы основных аббасидских лидеров были отрезаны, сохранены в соли, к ушам были приколоты бирки с именами, они были сложены все вместе в мешок, который стража халифа Мансура, обнаружила утром у входа в его шатер во время его паломничества в Мекку.

Стражник показывает халифу Аль Мансуру мешок, обнаруженный утром у входа в его шатер. Когда аль-Мансур открыл его, то увидел засоленные головы своих полководцев

Однако европейским читателям значительно более известна другая военная экспедиция против Абд ар-Рахмана, которую тоже можно причислить к СВО. В 777 году Карл Великий принял представителей мусульманского губернатора Барселоны Сулеймана аль-Араби, который от своего имени и имени Хусейна ибн Яхьи из Сарагосы предлагал свое подчинение в обмен на военную помощь. Увидев возможность расширить христианский мир и свою власть, Карл Великий согласился отправиться в Испанию во главе огромной армии, но Хусейн отказался открыть ему ворота Сарагосы. Карл Великий столкнулся с одним из самых тяжёлых походов в своей карьере. После месяца осады он был вынужден отступить и вернуться домой, захватив Сулеймана с собой в качестве заложника. Но, когда его армия возвращалась через перевал Ронсеваль, произошло одно из самых известных событий его правления: баски напали и уничтожили его арьергард и обоз. Сыновья Сулеймана сотрудничали с басками в нападении, в результате которого им удалось освободить своего отца.

Эти события можно было бы считать достаточно банальными для истории аль-Андалус, если бы в них не участвовал сам будущий император священной римской империи, а стычка в Ронсевальском ущелье не подарила бы Франции «Песнь о Роланде». (La Chanson de Roland), считающуюся первым крупным произведением на французском языке.

Но самому Абд аль-Рахману пришлось потратить немало усилий, чтобы после ухода Карла Великого вернуть под свой контроль пограничные провинции. Прежде всего ему удалось стравить Сулеймана аль-Араби с Хусейном ибн Яхьей, и последний убил своего бывшего союзника по мятежу. А в 783 году армия Абд ар-Рахмана двинулась на Сарагосу и поток камней из тридцати шести осадных машин, обрушившихся на знаменитые оборонительные стены Сарагосы из белого гранита, обеспечил на некоторое время лояльность города и его вали.

Чтобы успешно править в ситуациях, описанных выше, Абд ар-Рахману необходимо было создать надежную государственную службу и организовать постоянную армию. Он чувствовал, что не всегда может полагаться на джунды в обеспечении лояльной армии; и поэтому стал набирать постоянную армию, состоящую в основном из берберов из Северной Африки, а также покупать рабов для этой же цели. Просьба обратить внимание, на этот, казалось бы, незначительный факт, так как последующие правители это продолжат, и мы увидим к чему это приведет в будущем.

Важно, что Абд ар-Рахман стремился всячески улучшать инфраструктуру Аль-Андалуса. Он обеспечил по всей стране строительство дорог, мостов, крепостей и возведение или реставрацию существующих акведуков. Но, кроме того, как пишет аль-Маккари, Абд ар-Рахман «совершил дело, гораздо более похвальное в глазах Всевышнего, которое обеспечит ему место в Раю, это было возведение великолепного места поклонения Аллаху, которое до этого находилось в полуразрушенном состоянии и, кроме того, было недостаточно большим для того, чтобы вместить всех людей, приходивших на молитвы». Нам, конечно неизвестно, каким образом Всевышний подвел баланс всей деятельности эмира, но строительство того, что со временем станет всемирно известной Великой мечетью Кордовы, было действительно начато при нем, и одно это уже обеспечивает его имени бессмертие!

Абд ар-Рахман I начал строительство Мескиты, Великой мечети в Кордове

Я добавлю еще, что будучи страстным любителем цветов, он поручил специалисту ботанику заняться для него поиском на Востоке фруктов и растений, которые могли бы произрастать в аль-Андалус, таким образом сюда были завезены персики и некоторые сорта граната. И, наконец он был здесь первым известным поэтом-мусульманином, и большинство антологий аль-Андалус открывается его стихотворением.

Абд ар-Рахман обращается со стихами к пальме:

В Кордове, в царских садах, увидал я зеленую

Пальму-изгнанницу, с родиной пальм разлученную.

"Жребии наши, — сказал я изгнаннице, — схожи.

С милыми сердцу расстаться судилось мне тоже.

Оба, утратив отчизну, уехали вдаль мы.

Ты чужестранкой росла: здесь чужбина для пальмы.

"Плачь!" — говорю. Но не плачешь ты, пальма немая,

Пышной главою склоняясь, равнодушно внимая.

Ты очерствела, лишенная почвы родимой.

Близких забыл я, Аббасовым родом гонимый.

Перевод В. Потаповой

И в заключении приведу характеристику Абд ар-Рахману, которую ему дал его заклятый враг, аббасидский халиф аль Мансур. Арабский историк Ибн аль-Асир (1160–1233) приводит беседу халифа со своими приближенными. Когда халиф спросил их, кого они считают «Соколом Курайшитов»³⁴, придворные подхалимы, конечно в первую очередь назвали его самого, а потом несколько других его великих предшественников, но халиф покачал головой и сказал:

«Муавия поднялся до своего уровня благодаря поддержке халифов Умара и Усмана, что позволило ему преодолеть все трудности; Абд аль-Малик по предыдущему назначению; а я, Повелитель правоверных, благодаря борьбе своих родственников и солидарности своих сторонников. Но Абд ар-Рахман сделал это в одиночку, при поддержке не кого иного, как своего собственного суждения, не завися ни от кого, кроме своей собственной решимости».

Одним словом, как говорят американцы, Абд ар-Рахман I был «Self made man»!

07 Перипетии молодого государства

Великий арабский мыслитель Ибн Халдун (1332–1406), проанализировав историю известных ему мусульманских династий, пришел к выводу, что длительность жизни династий равна длительности жизни отдельного человека, и так же как человек, она растет, пребывает в состоянии застоя и приходит в упадок³⁵. Средний возраст одного поколения равен среднему возрасту взрослого человека. При среднем возрасте взрослого человека, равном сорока годам, получается, что продолжительность жизни династии не выходит за пределы трех поколений и составляет около120 лет.

И, как мы увидим дальше эмират, созданный Абд ар-Рахманом I, просуществовал до своего кризиса при правнуке правнука Абд ар-Рахмана I эмире Абдаллахе 170 лет, а для сравнения халифат его предков Омейядов в Дамаске просуществовал лишь 90 лет. Т. е. Абд ар-Рахману ад-Дахилю (с араб. Пришелец), как называют его арабские историки, удалось создать достаточно стабильную структуру, и аль-Андалус уже больше не была лоскутным одеялом местных соглашений о разделении власти и имела характеристики организованного государства. Большая часть ее территории была разделена на провинции, которые чаще всего концентрировались вокруг крупных городов. Каждой провинцией управлял назначаемый эмиром вали, который не имел права передавать эту должность своим потомкам, но часто пользовался значительной самостоятельностью. Военным командованием в каждой провинции руководил префект, или каид. Кроме того в приграничных районах были созданы марки³⁶ в качестве буфера от христианских государств. Чаще всего эти марки называют просто — Границы. Их было три, Верхняя с центром в Сарагосе, Средняя, сосредоточенная в Толедо, а затем в Мединасели, и, наконец, Нижняя с центром в Мериде, а затем в Бадахосе. В марках военная власть не была отделена от гражданской власти, что создавало местные военные династии, бравшие под свой контроль эти области. Эмиры терпели такое положение дел до тех пор, пока эти наместники оставались им верными. Еще одну опасность для центральной власти представляли крупные города, население которых часто выказывало открытое неповиновение. Наиболее ярким примером было Толедо, население которого состояло в основном из коренных жителей, принявших ислам и не питавших особой симпатии к чужакам. Оно было вечно недовольно и постоянно жаловалось на падение своего города, бывшей столицы Вестготского королевства, и где несколько раз доходило до грозных для эмира конфликтов. В 797 году решив раз и навсегда разобраться с населением Толедо, аль-Хакам I, внук первого эмира, обратился к верному полководцу, мувалладу Амрусу ибн Юсуфу. Амрус, прибыв в Толедо, занял острожную позицию, выжидая соответствующего момента. И когда четырнадцатилетний наследник престола Абд ар-Рахман проездом в Сарагосу должен был прибыть в город, он объявил, что устроит пир в его честь.

Гости, приглашенные на прием в честь наследного принца, толпятся у входа во дворец в Толедо

Пир был устроен, и знатных людей, собравшихся у дворца губернатора, пропускали туда небольшими группами. Это была ловушка. После входа во дворец каждую группу вели узким коридором к месту, где ждали палачи, которые обезглавливали их в присутствии наследника престола, а затем бесцеремонно бросали их тела в глубокий ров. Крики убитых заглушали звуки музыки, исполняемой оркестром, и чуть ли не семьсот³⁷ видных горожан погибло, не подозревая о происходящем. Утверждают, что будущий эмир, Абд аль-Рахман II остался на всю жизнь с нервным тиком глаз из-за постоянного моргания при каждом обезглавливании, а в испанском языке появилось выражение «толедская ночь», когда хотят сказать о неожиданной неприятности³⁸. Как выразился один современный историк: «Аль-Хакам выполнил свою задачу в Толедо, город был умиротворен хотя бы на время». Добавлю, что на очень короткое время!

В случае других городов это происходило не так драматично. Вот всего лишь один «обыденный» отрывок из хроники аль-Маккари: «В 254 году хиджры (декабрь 867 г.) город Мерида был разрушен и оставлен его жителями; никаких следов не осталось от этого когда-то богатого города. Причиной его разрушения были неоднократные мятежи, в которых его жители были виновны как во время правления эмира Мухаммада, а так и во времена его отца и предшественника».

Что хуже, так это то, что волнения происходили и самой столице. В 800 году группа высших чиновников и юристов Кордовы тайно отправилась к Мухаммаду ибн Касиму, двоюродному брату аль-Хакама, и предложила назначить его эмиром. Но Мухаммад был верен аль-Хакаму и предал заговорщиков. Хотя многие из них занимали высокие посты и пользовались авторитетом, все они были схвачены и распяты. Их кресты стояли на берегу Гвадалквивира как молчаливое предупреждение потенциальным заговорщикам. Аль-Хакам не проявил милосердия, среди жертв его возмездия, был почитаемый богослов³⁹, изучавший право у самого Малика ибн Анаса, основателя самой консервативной из суннитских религиозно-правовых школ.

Этот акт мести не успокоил настроения населения, поэтому аль-Хакам, опасаясь нового заговора, укрепил городские укрепления и изменил состав своей охраны, набрав франкских воинов.

Но обстановка в столице накалялась. И здесь ведущую роль играли два факиха, обличавших эмира в распутстве и расточительстве и призывавших к его свержению. Произошло еще и очередное повышение налогов, но искрой вызвавшей взрыв стало безнаказанное убийство горожанина членом дворцовой стражи весной 818 г. Вспыхнуло восстание. Его эпицентр находился в районе Шакунда (от латинского «второй»), расположенном на южном берегу Гвадалквивира. Населенный в основном новообращенными, рабочими и ремесленниками, этот квартал (рабад) был благодатной почвой для религиозной агитации. Именно его жители взялись за оружие и двинулись через римский мост на штурм Алькасара.

Мятежники пытаются прорваться ко дворцу эмира

Катастрофу удалось предотвратить только благодаря быстрым действиям двоюродного брата аль-Хакама, который провел войска через боковые ворота и, перейдя реку, начал поджигать дома в этом квартале. Большинство повстанцев бросилось назад спасать свои семьи, и эмир перешел в контрнаступление. Аль-Хакам отдал Шакунду своим войскам, и резня продолжалась три дня. Дома грабили, женщин брали в плен, мальчиков кастрировали. На четвертый день эмир приказал прекратить дальнейшее возмездие и огласил приговор: все в квартале было снесено, даже мечети, триста зачинщиков мятежа были публично распяты, а всему оставшемуся населению Шакунды было дано четыре дня, чтобы покинуть аль-Андалус⁴⁰. Судьба их была самой различной⁴¹. Эмир, поклявшись, что вспашет всю землю в предместье и посеет там пшеницу, в своей мести зашел так далеко, что навсегда запретил любое строительство в этой части города, и, когда в X веке Кордова неимоверно разрослась, и полоса пригородов простиралась далеко за пределы города, халиф аль-Хакам II продолжал следить за соблюдением этого запрета, хотя это уменьшило бы проблемы перенаселения в городе. К концу правления его наследника, халифа Хишама II некоторые граждане Кордовы начали строить в этой запрещенной зоне дома, но Хишам приказал, чтобы все там было разрушено и сровнено с землей, как это было раньше⁴². Как видим, правители очень боялись повторения вспышек народного гнева. Отметим, что в средневековой Европе серьезные городские волнения начались значительно позже — восстание чомпи 1378 г. во Флоренции и Парижское восстание 1356–1358 гг.

Аль-Хакам I, очень встревоженный мятежами, формирует дворцовую гвардию из двух отрядов: ближнего (150 выходцев из Нарбонна, абсолютно преданных и испытанных в верности эмиру) и дальнего (3000 всадников и 2000 пехотинцев различного происхождения, среди них галисийцы, астурийцы, франки и славяне). Эти иностранцы будут названы аль-Хурс, или «безмолвные», потому что они не говорили по-арабски. Отряды этих всадников непрерывно дежурили по обоим берегам Гвадалквивира, неподалеку от дворца. Кроме того у эмира были специальные агенты, доносившие ему о настроениях горожан. Добавлю, что, по крайней мере позже, у летописцев есть упоминания об агентах, чаще всего это были купцы, много путешествовавшие как по мусульманским странам так и по христианским королевствам и представлявшие правителям то, что мы бы сегодня назвали обзорами о политическом и экономическом положении, как у ближних так и дальних соседей аль-Андалус.

Не следует забывать, что все эти события происходили на фоне непрерывных войн Кордовского эмирата с христианскими королевствами. При первой возможности эмиры посылали своих полководцев, а иногда для повышения своей популярности и лично отправлялись на север, где сжигали города, разрушали все что можно было уничтожить и угоняли население в рабство. Христианские короли отвечали тем же, но более успешно, так как за время существования эмирата «фронтир», значительно продвинулся на юг, что говорит об успехах реконкисты. Вот строчка из Хроники Альфонсо III: «Король Ордоньо взял с боями множество городов: в частности, город Сорию и город Таламанку. Он убил всех воинов. Остальных людей, вместе с их женами и детьми, он продал в рабство». Успехи реконкисты были бы еще значительнее, если бы сами королевства не погрязли в спорах о престолонаследии и пограничных войнах друг с другом.

Штурм мусульманского города

В середине IX века в аль-Андалус появилась еще одна новая опасная сила — правители-мувалады, самым ярким примером которых была семья Бану Каси (сыновья Кассия) — семья (династия) правителей-муваладов, во время своего наибольшего влияния владевших почти всеми территориями, занятыми мусульманами в северо-восточной части Пиренейского полуострова. Родоначальником семьи Бану Каси был вестготский граф Кассий, который лично принёс присягу верности халифу в Дамаске. Будучи мусульманами, но не принадлежа ни к арабской, ни к берберской партиям, Бану Каси долгое время оказывали помощь правителям аль-Андалус в борьбе как против христиан так и против многочисленных мятежников. Но самый знаменитый представитель семьи Муса II ибн Муса (801–862) хотя и прославился многими победами над христианами, в то же время участвовал и в многочисленных мятежах против правителей Кордовского эмирата. Это был настоящий рыцарь, лично участвовавший в боях. В двухдневной битве около Альбельды, Муса II ибн Муса получил 35 ударов мечом, но его доспехи выдержали все удары. На вершине славы он называл себя "tertius regem in Spania" — «третьим королем Испании» т. е. равным эмиру Кордовы и королю Астурии. Увы судьба привередлива, и в 859 г. во второй битве около Альбельды, как пишет Хроника Альфонсо III «Муса и его войско были обращены в бегство. Сам Муса, получив три удара мечом, спасся полуживой, потеряв весь обоз и подарки Карла Толстого, короля Франков. С тех пор он никогда не одерживал побед». Воспользовавшись поражением в битве как предлогом, опасавшийся влияния главы Бану Каси, эмир Мухаммад I лишил Мусу II ибн Мусу титула вали Сарагосы, а также отобрал у него должность губернатора Верхней Границы. А вскоре Муса умер в 862 году от ран, полученных в поединке с собственным зятем. Но звездным в его карьере был 844 год. Ситуация была самая обычная, Муса в этом году вновь собрал войско, предполагая в удобный момент выступить против эмира. Абд ар-Рахман II также готовился к новому походу против Мусы и собирал войско в Сарагосе, когда ему сообщили, что неожиданно появилась новая опасность — морские разбойники⁴³. Неожиданным их появление было впрочем лишь для жителей Иберийского полуострова. Первые посещения викингами побережья Иберийского полуострова происходили и раньше, но они занимались торговлей, в основном рабами, приглядывались и собирали информацию. И вот, как пишет Хроника Альфонсо III «Северяне, язычники и чрезвычайно дикие люди, прежде неизвестные нам, прибыли в наши земли с морским флотом».

Драккары викингов поднимаются по Гвадалквивиру к Севилье

Осенью 844 года 54 драккара викингов, вышедшие из устья Гаронны достигли побережья Галисии и попытались захватить Ла-Корунью, но с большими потерями были отбиты. Тактика викингов всегда заключалась в том, что, если сопротивление в одном месте оказывалось слишком сильным, то двигаться дальше, зная, что они в конечном итоге где-нибудь и кого-нибудь застанут врасплох. Это и произошло с Лиссабоном, который они грабили в течение 13 дней.

Далее, 25 сентября 844 г. драккары вошли в Гвадалквивир⁴⁴. Викинги обустроили свою базу на острове в болотах реки, после чего поднялись по Гвадалквивиру, разоряя на своем пути все встречавшиеся города. Но основной их целью была Севилья. Захватив штурмом 1 или 3 октября город, не обнесенный крепостной стеной, они стали методически грабить его и окрестности. Абд ар-Рахман II мобилизовал для борьбы с викингами все силы, которые он имел, и даже обратился с личным письмом к Мусе II ибн Муса аль-Каси, в котором, напомнив заслуги его семьи, призвал Мусу выступить против общих врагов. Муса согласился и во главе собственного войска двинулся к Севилье, в то время как Абд ар-Рахман II продолжил сбор нового войска для борьбы с викингами. Прибыв в окрестности Севильи, Муса II неожиданным нападением уничтожил большой отряд викингов, выступивших из города для очередного набега, а позднее 11 ноября войско, собранное эмиром, и ополчение местных жителей нанесло викингам ещё одно крупное поражение. Если верить арабским историкам, захватчики понесли большие потери: около1000 убитых, и ещё 400 были взяты в плен, казнены и «их головы свисали с пальм Севильи». Около 30 кораблей было уничтожено, и удерживаемые ими заложники освобождены. Все же часть разбойников успела сесть на корабли и даже потом пробовать договориться об освобождении остальных пленных и возврате добычи в обмен на продукты и одежду и беспрепятственное отступление к побережью.

Из этого эпизода, как эмир так и граждане Севильи сделали правильные выводы, и большую часть следующего десятилетия они потратили на укрепление своей защиты от любого возможного нападения в будущем. А следующее нападение морских разбойников произошло через 15 лет.

Эту экспедицию викингов на юг возглавляли одни из наиболее знаменитых лидеров викингов, Бьорн Айронсайдс и Хастейн⁴⁵.

Бьорн и Хастейн покинули свою базу на Луаре в 859 году с флотом из шестидесяти двух кораблей, чтобы для начала совершить набеги на побережье Галисии и Астурии. Найдя местное сопротивление слишком сильным, викинги двинулись грабить западное побережье эмирата. Затем флот вошел в устье Гвадалквивира, возможно, с намерением разграбить Севилью во второй раз, но теперь ему противостоял новый мавританский флот, применивший «греческий огонь», и викинги бежали после того, как было сожжено несколько ладей. Разграбив Альхесирас, в нескольких милях от Гибралтара, Бьорн и Хастейн повели свой флот через Гибралтарский пролив в Средиземное море. Для начала они какое-то время свободно грабили побережье Магриба, захватив даже гарем местного правителя, который впоследствии был выкуплен эмиром Кордовы. Потом викинги продолжили путь на север вдоль побережья Средиземного моря, разграбили Нарбонну и затем разбили зимний лагерь на острове в Камарге, болотистой дельте реки Роны.

Далее приключений было еще больше. Так, согласно красочному, но, несомненно, легендарному рассказу норманнского монаха Дудо из Сен-Квентина, Бьорн и Хастейн разграбили лигурийский порт Луни, приняв его за Рим, который находился значительно южнее.

У берегов Андалусии их флот снова появляется в 861 году, когда он подошел к Гибралтарскому проливу, на этот раз направляясь домой. Бьорн и Хастейн, возможно, не знали, что через проливы постоянно течет сильное поверхностное течение из Атлантики в Средиземное море, и медленное продвижение викингов против него давало достаточно времени, чтобы перехватить их, а мавританский флот был готов и ждал их. Из оставшихся шестидесяти кораблей Бьорна и Хастейна только двадцать избежали засады. И тут викинги проявили поразительную изобретательность, повернув назад, направившись прямо к материковой части Испании и вошли в реку Эбро, к югу от Барселоны. Они продолжили движение вверх по реке Эбро, оставив позади большие морские корабли андалузского флота. Уже упоминавшийся Муса II ибн Муса аль-Каси в обмен на неприкосновенность своих владений пропустил через свои земли драккары, и они беспрепятственно проплыли под старинным римским мостом в Сарагосе — крупнейшем андалузском городе на севере Испании.

А теперь горят драккары викингов, подожженные греческим огнем

Далее, плывя по Арге, викинги высадились возле города Памплона, разграбили город и захватили в плен короля Наварры Гарсию I, кстати племянника и недавнего военного союзника Мусы, освободив его только после получения крупного выкупа. Вместе со своими сокровищами они протащили свои корабли по баскским холмам к Бискайскому заливу. Здесь они снова вышли на воду и направили домой свои драккары, наполненные добычей и пленниками для продажи в рабство⁴⁶.

Аль-Андалус пришлось выдержать еще несколько набегов викингов, но все они получили достойный отпор.

Современные историки, подчеркивают, что и достаточно быстрый мусульманский ответ во время набега 844 г. и организация долгосрочной обороны оказались значительно эффективнее отпора викингам современных каролингских и англосаксонских королей. В итоге викинги не оказали большого влияния на Пиренейский полуостров. Их набеги были кровавыми и разрушительными, но и аль-Андалус, как впрочем и христианским королевствам севера удавалось сдерживать их. В результате викинги не стали здесь катализатором перемен, как это произошло во многих других местах Европы, на которые они совершали набеги, и где они создали свои собственные государства.

Кроме того сформированный военно-морской⁴⁷ флот позволил Кордове контролировать проливы между Европой и Африкой, а также западную часть Средиземного моря. Этот контроль над морями позволил доминировать в торговле в регионе, как за счет перевозки собственных товаров, так и за счет захвата товаров соперников, что немало способствовало росту экономики аль-Андалус. Но самое главное он позволил предотвратить попытки нового опасного врага, появившегося в Магрибе — Фатимидов, пересечь море, а также помог блокировать поставки вооружения и припасов другому мувалладскому вождю, поднявшему восстание на самом юге Иберийского полуострова.

Если генеалогия семьи Бану Каси надежно установлена, то происхождение другого муваллада Умара ибн Хафсуна, лидера восстания против Омейядов, вспыхнувшего на юге аль-Андалуса, в горах над Малагой, и длившегося почти сорок лет, не совсем ясно, хотя он сам и утверждал, что является потомком вестготского аристократа времен до завоевания.

Начало восстания Ибн Хафсуна восходит к концу семидесятых годов IX века, последних в долгом правления Мухаммеда I, когда эмир, борющийся с постоянными мятежами северных окраинных провинций и нашествиями все более усиливавшегося астурийского короля Альфонсо III, пришлось дополнительно столкнуться с восстанием в бастионах своей власти на юге страны.

Восстание Ибн Хафсуна имело неясное, но скорее всего прозаическое начало. По-видимому, он бежал из аль-Андалус после убийства конкурента семьи и нашел убежище в Северной Африке. Когда дело утихло, он вернулся домой, видимо даже служил у Омейадов, но, быстро поняв, что при всех своих талантах он со своим происхождением большой карьеры здесь не сделает, начал свою собственную игру. Воодушевленный борьбой при дворе Омейядов и смертью Мухаммеда I в 886 году, Ибн Хафсун начал вступать в союз с местными недовольными, как берберами, так и мувалладами, и постепенно увеличивал контроль над растущей территорией. Эпицентром мятежа и столицей будущего королевства стало Бобастро, его родовое гнездо, лежащеей на вершине холма к северу от Малаги.

Вступив на престол, новый эмир, аль-Мунзир поставил перед собой цель подавить мятеж, сочетая военные экспедиции с предложением о примирении, если Ибн Хафсун подчинится ему в обмен на назначение его губернатором региона. Но Ибн Хафсун, почувствовав ослабление эмира, нарушил только что данную им клятву верности и напал на территорию, прилегающую к Кордове. В ярости Аль-Мунзир вернулся в 888 г. во главе армии к Бобастро и приступил к его осаде, но умер в лагере, якобы от болезни, но, возможно, отравленный собственным братом Абдаллахом, который скрывал его смерть в течение трех дней, чтобы закрепить за собой титул эмира. Армия эмира сразу же в панике отступила.

Ибн Хафсун воспользовался этим. Он провозгласил полную независимость, претендуя на роль повелителя народов юга, представлял себя в роли человека, который освободит их от гнета арабов, которые унижали их, облагали налогами и обращались с ними как с рабами. Это должно было расшевелить местную, как христианскую, так и мусульманскую элиту, а также и берберские семьи, в общем всех, кто был вытеснены на обочину клиентами Омейядов⁴⁸.

При этом в поисках союзников и утверждения своей легитимности Ибн Хафсун отличался полной беспринципностью. В 891 г. он сообщил Аглабидам, правившим в то время в Тунисе и формально признававшим сюзеренитет аббасидских халифов, что он тоже признал багдадский халифат. В то же время он поставил христианского епископа в Бобастро, построил церковь и обратился в христианство в 899 году, выбрав имя Самуил. Под этим предлогом он также пытался добиться признания своего государства королем Астурии Альфонсо III Великим (866–910). Но, ведя такую сложную политику, он зачастую, ища новых союзников, терял старых. До этого в 898 году он заключил союз с другим знаменитым мятежником Лопе ибн Муса из семейства Бану Каси, как раз перед этим захватившим Толедо. Но отступничество Умара ибн Хафсуна от ислама оттолкнуло от него и Лопе ибн Мусу и мусульманскую часть его собственного войска. А в 910 г. после провозглашения в Магрибе халифата Фатимидов, Ибн Хафсун-Самуил решил признать этих врагов, как Аббассидов так и Омейядов, забыв информировать население о том, что они шииты. Фактически, из мечетей, контролируемых Омаром, раздавались шиитские проповеди, несмотря на то, что здесь все мусульмане было суннитами.

В целом власть Омейядов над аль-Андалус ослабла, в то время как арабы, берберы и муваллады утвердили свое лидерство в городах и крепостях по всей стране, иногда сражаясь друг с другом, иногда заключая союзы, иногда признавая суверенитет Омейядов, прежде чем снова восстать. Поэтому вторую половину девятого века и первое десятилетие следующего иногда называют первой фитной. Как я писал еще во вступлении, фитна это арабский термин, обозначающий междоусобицы, политические и религиозные разногласия. Как показала дальнейшая история аль-Андалус это была лишь маленькая буря по сравнению с теми событиями, которые и называют настоящей фитной. Но именно между этими двумя фитнами и располагается тот золотой век, который прославил и аль-Андалус и ее правителей.

Аль-Маккари в своей хронике дает обычно исчерпывающую характеристику каждого правителя, но про Абдаллаха он смог лишь написать, «что эмир был очень набожным человеком, он регулярно посещал мечеть и никогда не делал ни глотка вина или других опьяняющих напитков. Его правление было беспокойным, так как ему приходилось бороться с врагами в каждом уголке его государства». Современные историки пишут проще, что государство, которым он управлял, сократилось до Кордовы и ее окрестностей. Даже на территории вокруг Кордовы свирепствовали такие восстания, что южные ворота города были постоянно закрыты и забаррикадированы. Казалось, что еще одно какое-нибудь подобное событие и Кордовский эмират прекратит свое существование.

08 О необязательности обязательного или несколько слов о конвивенсии

Один из сборников стихотворений великого арабского поэта Абу-ль-Аля аль-Маарри называется «Обязательность необязательного». Я в своем эссе пытался следовать этому принципу, то есть обращал внимание читателя на те события и их интерпретации, которыми историки обычно пренебрегают, как не представляющими интереса и которые даже наоборот только затуманивают стройную картину прошлого, создаваемого настоящими учеными. И вот теперь мне, описав основные передряги молодого государства, надо было бы рассказать об одной его немаловажной проблеме, а именно о взаимоотношениях мусульманского меньшинства, т. е. завоевателей арабов и берберов с покоренным большинством — христианами и еврейской общиной. Правда уже к концу халифата, о котором я еще не говорил, это уже были взаимоотношения христианского меньшинства, мозарабов, с мусульманским большинством, в котором правда были свои противоречия между «старыми» и «новыми» мусульманами, снисходительно называемыми мавали или муваллады ⁴⁹

Именно эта проблема и является на сегодня самой актуальной, я бы даже сказал, животрепещущей, во всех современных публикациях, посвященных аль-Андалус, от академических монографий до газетных статей. Увы, если честно признаться, эта проблема в том виде, как она дискутируется, меня просто не интересует. Когда историю беспардонно используют в политических целях это, конечно, неприятно, но как показал А. Невзоров, такова судьба музы Клио, и от этого никуда не денешься. Но когда к этому еще и присоединяют религию! А это почему-то в начале XXI века становится особенно увлекательным.

Постараюсь поговорить написать об этой проблеме максимально коротко и нейтрально. Все начиналось очень мирно и культурно.

La Convivencia т. е. «Сосуществование» — академическая гипотеза, впервые предложенная испанским филологом-эмигрантом Америко Кастро в 1948 году относительно периода испанской истории от мусульманского завоевания Испании о изгнания евреев в 1492 г. Он утверждал, что в этот период времени мусульмане, христиане и евреи жили в относительном мире. Развитием этих идей стала вышедшая в 2002 году книга «Орнамент мира: как мусульмане, евреи и христиане создали культуру толерантности в средневековой Испании» Марии Розы Менокал кубинской исследовательницы средневековой культуры и истории и профессора в Йельском университете. И тут дискуссия стала выходить за рамки как академической так и популяризаторской науки. Наиболее жестким и известным ответом идее Convivencia стала научно-популярная книга Дарио Фернандес-Мореро «Миф об андалузском рае», опубликованная в 2016 году. Но нее в 2020 последовал не менее жесткий ответ С. Пирс «Миф о мифе об андалузском рае» ⁵⁰. О тональности, в которой велась эта дискуссия лучше всего говорит лишь одна маленькая цитата: «Этой книге удается продвигать свою крайне правую политическую идеологию, искажая ее источники, запутывая ее методы и постоянно рассчитывая на то, что читатели будут обмануты, оставляя их убежденными в том, что они получают настоящую правду».

Говоря о книге Дарио Фернандес-Мореро, другой современный историк Марибель Фиерро, труды которой я широко использую в главе об Абд ар-Рахмане III, написала, что книга «полезна лишь для понимания того, как аль-Андалус используется для ведения сражений в настоящем». Мне кажется, что это в полной мере касается всей дискуссии о Convivencia в последние годы.

Тем, кто желает погрузиться в эту тему, рекомендую перед этим ознакомиться с двумя фактами. Первый о том, как выглядит сегодня Convivencia между мусульманами и христианами в Пакистане⁵¹, и второй о том как закончилась Convivencia между двумя христианскими направлениями в одном из наиболее цивилизованных европейских народов через пятьсот лет после тех событий, о которых я рассказываю. Вы, наверное, уже догадались, что дело пойдет о католиках и гугенотах. Здесь Convivencia продолжалась в течение чуть больше ста лет. От Сен-Жерменского эдикта французского короля Карла IX, опубликованного 17 января 1562 года и заложившего в стране основы веротерпимости до эдикта Фонтенбло Людовика XIV от 18 октября 1685 года об отмене принятого в 1598 году Генрихом IV Нантского эдикта, гарантировавшего гугенотам свободу вероисповедания. Что было между этими двумя датами слишком широко известно, чтобы об этом напоминать, по крайней мере Нантский эдикт какую-то Convivencia обеспечивал. Но после 1685 года были разрушены последние храмы гугенотов и их школы, а Король-солнце вынудил гугенотов и всех сторонников протестантов выбирать между обращением в католичество и эмиграцией, что привело к их массовому бегству из страны. То, что духовенство и придворные лизоблюды осыпали короля похвалами, называя его новым Константином Великим, это само собой разумеется. Но, как пишет в своей книге «Марш глупости: от Трои до Вьетнама» американская писательница и историк Барбара Такман, широкие массы тоже одобряли своего короля. А причина, как утверждает писательница, была одна — зависть! Гугеноты более трудолюбивые и меньше праздновавшие религиозные и прочие праздники, жили богаче и обеспеченнее своих соседей!

Тем же, кто хотел бы познакомиться с обыденной жизнью христиан в условиях, постоянной дискриминации иноверцами, я рекомендую почитать Главу 6 «Евлогий и Флора» Книги второй «Христиане и Ренегаты» классического труда Рейнхарта Дози «Мавританская Испания», вышедшую недавно на русском языке и доступную on line.

Особо следует рассказать о наиболее драматичном моменте взаимоотношений христиан и мусульман в аль-Андалус, вошедшем в историю как «время кордовских мучеников», которое пришлось на один из самых спокойных периодов в истории Аль-Андалуса. Стабилизация положения в стране при правлении Абд аль-Рахмана II (822–852) в сочетании с заметным ростом благосостояния за сто лет правления династии способствовали разрядке внутренних трений как среди победителей, так и той части покоренного населения, которая приняла ислам. Мозарабы (христиане под властью арабов), хотя и составляли большинство населения аль-Андалуса в этот период, были довольны своим положением, прежде всего экономическим. И тем не менее именно тогда произошел первый крупный мусульманско-христианский конфликт на Пиренейском полуострове после завоевания, когда между 850 и 859 годами погибло 48 мучеников, причем большинство из них совершенно добровольно. Чаще всего это был один из двух сценариев⁵².

В соответствии с первым христиане, обычно это были монахи, публично совершали акты богохульства против ислама или пророка Мухаммада. Так, престарелый монах Рогелий и юный странник Сервиодео, притворившись мусульманами, вошли в Великую мечеть Кордовы и во всеуслышание заявили, что истинная вера заключается в Евангелии, а последователи лжепророков обречены на вечные муки. Оскорбленные мусульмане попытались совершить самосуд, но кади, присутствовавший в мечети, остановил их и велел взять под стражу и отвести в тюрьму.

Брат-мусульманин привел свою сестру-христианку к кади для перевоспитания

Во втором варианте, обращенные в ислам публично отказывались от него. Чаще всего это были девушки, рожденные в смешанных семьях и которые тем самым по законам шариата признавались мусульманками. Так у одной из наиболее известных кордовских мучениц Флоры отец, мусульманин рано умер, и мать воспитала Флору и ее сестру в христианской вере. Флора считалась мусульманкой, поэтому ей приходилось скрывать свою веру от старшего брата, ревностного мусульманина. Когда обстановка в семье обострилась, Флора и ее сестра бежали из дома и скрылись у знакомых. Их брат потребовал обыскать дома христиан. Опасаясь за единоверцев, Флора вернулась домой и заявила брату, что она не намерена отрекаться от Христа. Брат поняв, что от его уговоров она наоборот укрепляется в вере, отвел ее к кади, чтобы тот ее переубедил. Но кади это тоже не удалось, и он велел подвергнуть Флору бичеванию и передал опять брату для перевоспитания. Однако та, оправившись от ран, снова сбежала из дома. Долгое время она скрывалась за городом. В это время с ней познакомился священник Евлогий, идеолог добровольного мученичества, и под его влиянием Флора решила вернуться в Кордову, чтобы вновь предстать перед кади и принять мученическую смерть. Вместе с монахиней Марией, также желавшей умереть за Христа, они отправились к судье, заявили о своей вере и были заключены в тюрьму, где провели долгое время. Как раз в это время туда же заключили и Евлогия, и ему удалось побеседовать с девушками, которые из-за тягот заключения утратили твердость духа. Евлогий убеждал их в правильности избранного пути, напоминал о вечной награде и о том, что все христиане ждут от них мужественного исповедания веры. После повторной встречи с судьей девушек, не отказавшихся от своей веры, обезглавили 24 ноября 851 г. на площади перед дворцом эмира.

О смысле явления спорили и в его время и спорят до сих пор. Сам Евлогий уподоблял кордовских мучеников страстотерпцам времен Нерона и Диоклетиана. Большинству историков выступления мучеников представляются результатом пропаганды фанатично настроенного кордовского клира. Но вот как, описываются в современной польской католической литературе события того времени в Кордове:

«Снова и снова вспыхивали беспорядки, вызванные мусульманскими провокациями, которые приносили чудесные плоды мученичества, спонтанно предпринимаемого верующими⁵³».

К чести святого Евлогия, который был главным организатором всей этой трагедии, после того, как он все это старательно задокументировал в «Памятной книге святых» (Memoriale sanctorum), он тоже 11 марта 859 г принял мученическую смерть, которую описал уже его ученик, закончивший эти Святки. Увы, из истории мы знаем много таких вождей, которые всячески толкают своих последователей, особенно молодёжь, на подвиги, а сами в это же время сидят в безопасном месте!

09 Зирьяб — арбитр всего и во всем

Потомки Абд ар-Рахмана I не могли сравниться с его лидерскими талантами. В период их правления были и беспорядки в столице страны и непрерывные восстания локальных предводителей. Но это была только политическая сторона истории, которую любили описывать летописцы. В действительности же, уже за первые сто лет правления династии экономическая ситуация в стране стабилизировалась вкупе с заметным ростом благосостояния. И это продолжалось, несмотря на все политические конфликты.

Большинство современных исследователей признают, что период арабского владычества на Пиренейском полуострове был периодом наибольшего процветания Испании с начала ее истории. За относительно короткое время эта часть полуострова, ставшая аль-Андалус, не только вышла из страшного цивилизационного кризиса, но и пережила развитие, превосходящее достижения, достигнутые при римлянах.

Сельское хозяйство было основой этого великого развития. Можно сказать, что в Аль-Андалус произошла настоящая зеленая революция. Рис и сахарный тростник давали более высокие урожаи с гектара, чем местные культуры. Новые виды пшеницы, хлопка и сорго, лучше переносили периоды засухи, и поэтому их можно было выращивать на ранее необрабатываемых землях. Арабы принесли с собой лучшие методы использования подземных вод, включая использование труб, цистерн и подземных каналов. Эмиры привозили в свои сады деревья из дальних стран. Так в Испанию попали финиковые пальмы, гранат и лимон, новые виды инжира и апельсина. Земля не могла лежать под паром (ее конфисковывали через три года), орошаемые земли облагались меньшим налогом. По мнению исследователей, реформа, заключавшаяся в ликвидации крупных земельных, церковных и магнатских владений, привела к лучшему перераспределению благ, а исламское право налагало меньше ограничений на продажу земли, чем законы вестготов, благодаря чему ее было легче продавать и лучше использовать.

Особенно следует отметить развитие овцеводства. Арабы явились создателями особой породы тонкорунных мериносов, дававших высокого качества шерсть. Расцвет земледелия привел к развитию ремесел. В крупнейших городах ремесленники объединялись в группы, контролируемые специальным чиновником, заботившимся о качестве продукции. В Кордове работали десятки тысяч мастеров. Развитию ремесел способствовала эксплуатация богатых рудников, где добывались золото, платина, серебро, железо и ляпис-лазурь.

Заслуженной известностью пользовались керамические изделия, стекло, бумага, кожа, суконные и шелковые изделия, различные предметы роскоши. Высоко стояло ювелирное дело: ожерелья, браслеты, запястья, серьги ценились за их художественные достоинства. Особое место занимало производство оружия всех видов и замечательной художественной отделки. Вспомним клинки из стали Толедо.

Разумеется, большая часть поделок шла на местный рынок. Однако многие продукты аль-Андалус пользовались спросом и у иностранных покупателей

При таком многообразии сельскохозяйственной и промышленной деятельности Кордовский эмират, а позднее халифат становится крупнейшим центром торговли. Самым значительным по размаху центром торговых операций была Севилья. Торговые суда и караваны Кордовского халифата достигали отдаленнейших стран, играя первенствующую роль в мировой торговле того времени.

Но все это были те успехи, которые, как мы бы сейчас сказали, происходили в экономике. Они возникают и медленно развиваются на протяжении столетий. Однако, если говорить о более возвышенных предметах: обычаях и культуре андалузского общества, то здесь в IX веке произошли революционные изменения, которых внес один человек — Зирьяб. Этот музыкант и певец оказал неоценимое влияние на образ жизни не только аль-Андалус, но и средневековой Испании и даже Европы. Хотя для большинства европейских туристов имя Зирьяба ассоциируется лишь с названиями ресторанов, разбросанных по всему побережью Средиземного моря и носящими его имя.

Настоящее имя этой уникальной личности — Абу-л-Хасан Али ибн Нафи (789–857). Однако в истории он известен под своим артистическим псевдонимом — Зирьяб, что означает «Чёрный дрозд». По словам Ибн Хайяна, Али ибн Нафи называли Черным дроздом из-за его чрезвычайно смуглого цвета лица, ясности голоса и «сладости его характера».

Согласно наиболее распространённой легенде Зирьяб⁵⁴ был учеником самого знаменитого при дворе Харун ар-Рашида музыканта Исхака Маусили. Рассказы о талантах Зирьяба дошли до халифа, и он приказал Исхака представить ему молодого музыканта. Юноша пел так прекрасно, что сразу же понравился халифу. Естественно, что это вызвало ревность учителя, который стал откровенно угрожать Зирьябу. Тот, поняв опасность, покинул Багдад и спасся бегством в Северную Африку. Здесь он скитается какое-то время на службе у разных правителей, пока не решился предложить свои услуги эмиру Кордовы аль-Хакаму I, и тот пригласил его в столицу аль-Андалус. Увы, когда музыкант смог приехать, оказалось, что аль-Хакам только что умер (822 г.). Но новый эмир Абд ар-Рахман II, который так же, как его отец, прославился как покровитель искусств, с распростёртыми объятьями принимает певца из самого Багдада. По словам современников, когда правитель услышал песни Зирьяба, он был так очарован, что никогда больше не слушал другого певца. Но таланты Зирьяба не ограничивались музыкой. Как и все, кто хотел сделать карьеру в Багдаде, он обладал поистине энциклопедическими знаниями. Ибн Хайян и аль-Маккари утверждают: «И послушав некоторое время его песни, Абд ар-Рахман II завел с ним беседу, и Зирьяб, который был начитан и хорошо во всем осведомлен, а кроме того, обладал удивительной памятью, стал развлекать его анекдотами о царях и халифах и замечательными высказываниями мудрецов, запас которых у него были неисчерпаемым и по размерам сравнимым лишь с бескрайним морем. С этого дня Зирьяб стал близким доверенным лицом эмира, и они часто встречались, чтобы обсудить поэзию, историю и все искусства и науки. С каждым днем эмир все больше привязывался к нему…». Эти же авторы оставили детальные сведения, подтверждающие необычайную щедрость монарха к музыканту. Так как я вряд ли смогу конвертировать золотые динары того времени в евро или доллары, то ограничусь лишь тем, что кроме всего прочего Зирьябу с семьей полагалось триста пудов хлеба в год. Во всяком случае щедрость эмира становилась темой обсуждения в столице, и даже казначейство возражало против тех огромных сумм, которые были предназначены Зирьябу, поэтому иногда правитель платил ему тайно из своей личной казны. Неудивительно, что это вызвало зависть и негодование других придворных в Кордове. Два знаменитых поэта того времени, Ибн Хабиб и аль-Газзаль, писали язвительные сатиры, нападающие на него. Тон сатир Аль-Газзаля был настолько злобен, что эмир лично запретил ему их написание. А напомню, что Аль-Газзаль, был любимцем всех предыдущих эмиров и действительно имел значительные заслуги, вспомним только, что он успешно возглавлял посольство к северным варварам — викингам. Придворные интриги продолжались и позднее, однако Зирьяб сумел сохранить дружбу и поддержку эмира до самой смерти правителя(ум. 852).

Сейчас же мы с уверенностью можем сказать, что в отличие от множества других фаворитов, хорошо нам знакомых из мировой истории, заслуги Зирьяба для страны, которая его приютила, сторицей окупили щедрость эмира!

Не будем забывать, что целью Абд аль-Рахмана при найме молодого музыканта было привнести культуру и утонченность в аль-Андалус, «Дикий запад» арабского мира, далекий от Дамаска и Багдада, ставших магнитом для музыкантов, поэтов и ученых всех мастей, от астрологов до философов. И как пишет один современный исследователь, Зирьяб стал своего рода первым «министром культуры» аль-Андалус. И тут я не могу не заметить, что в современных статьях о нем, постоянно мелькают термины, возникшие уже в недавнее время и никак не совместимые со средневековьем: консерватория, вместо школа музыки, композитор, а не сочинитель мелодий и т. п.

Прежде всего следует отметить, что Зирьяб сыграл исключительную роль в истории андалузской музыки.

Как сочинитель музыки, певец и поэт, Зирьяб был гениален, оставив не потерявшее актуальности и после его смерти обширное музыкальное наследие. Число его сочинений доходило до 10 тысяч. И по свидетельству Ибн Халдуна, музыкальное наследие Зирьяба составило тот фонд, которым пользовались многие последующие поколения арабских музыкантов вплоть до XIV века.

Он внёс существенные изменения в область традиционных музыкальных форм, именно в его творчестве нуба (циклическая вокально-инструментальная композиция) оформилась как музыкальный жанр, являющийся и по сегодняшний день основой классической музыки в странах Магриба. Зирьяб создал 24 нубы, по одной на каждый час дня, как классические раги Индии. Форма нуба стала очень популярной в испанской христианской общине и оказала заметное влияние на развитие средневековой европейской музыки.

Arbiter elegantiae Зирьяб прославился прежде всего как певец и игрок на лютне

Он был и талантливым преподавателем, значительно усовершенствовав методы обучения искусству пения от упражнений по постановке голоса певца и развития мощности его голоса до работы над фразировкой, декламацией, и, наконец освоения искусства импровизации, считавшейся высшей ступенью таланта исполнителя. Благодаря наследию Зирьяба Кордова стала центром обучения невольниц, которых готовили стать музыкантами и поэтами.

В отличие от более жестких музыкальных школ Багдада у Зирьяба, хотя и преподавались все известные стили и песни багдадского двора, в то же время поощрялись эксперименты с музыкальными стилями и инструментами

Он заложил основы и традиционной испанской музыки, познакомив испанцев с персидской лютней, которая впоследствии стала испанской гитарой. Добавление пятой пары струн к лютне, сделанное им, придало инструменту большую деликатность выражения и больший диапазон. Как писал историк музыки Джулиан Рибера, считалось, что четыре ряда струн средневековой лютни соответствуют четырем сокам тела. Первая пара была желтой, символизирующей желчь, вторая — красной для крови, третья — белой для слизи, а четвертая, басовая пара — черной для меланхолии, и Зирьяб вдохнул в лютню душу, добавив еще одну пару красных струн между вторым и третьим курсами.

Зирьяб повысил чувствительность лютни, играя на инструменте гибким орлиным когтем или пером, а не традиционным деревянным медиатором. Это новшество быстро распространилось, и вскоре ни один опытный музыкант в Кордове не подумал бы прикоснуться деревянным плектром к струнам своей лютни.

Кроме того Зирьяб ввел в аль-Андалус «все инструменты, которые употребляются на мусульманском Востоке: их число превышает сорок».

Популярность музыканта вышла далеко за стены дворца эмира, и подобно современным музыкантам-суперзвездам, Зирьяб превратился также в икону моды и культуры. Люди перенимали у него новейшие стили одежды, прически и кулинарные тенденции, и все, что он предлагал, становилось неотъемлемой частью повседневной жизни.

До его прибытия аль-Андалус был довольно суровой страной, где даже знать ценила лишь роскошь одежды, но не ее красоту. Зирьяб все изменил. Он установил, что определенные цвета одежды должны быть зарезервированы для определенного времени года. Зимняя одежда должна быть более темного цвета и из более плотного материала, а меха должны быть важной частью наряда. Осенняя и весенняя одежда должна была отражать доминирующие цвета сезонов. Осенью следует носить красные, желтые и оранжевые цвета, отражающие изменение цвета листьев. Весной, по его мнению, следует носить более яркие цвета, напоминающие цветущие цветы. Летом следует носить белые и другие светлые тона. Наиболее фанатичные исследователи творчества Зирьяба хотят видеть здесь прямую связь с негласной американской традицией — «никакой белой одежды после Дня труда (начало сентября)».

Он также изменил способ питания в аль-Андалус. До него в аль-Андалус, как и повсюду в мусульманском мире и даже в эпоху античности, все приготовленные блюда, от сладостей до мяса и салатов, подавались сразу вместе. Зирьяб же установил, что должен быть строгий порядок в том, как едят пищу. Сначала как закуску подавали суп. Затем следовало основное блюдо, которое включало мясо, рыбу и другие более тяжелые яства. Наконец, трапеза завершалась фруктами и другими сладостями, после чего в качестве закуски подавались орехи. Это произвело революцию в том, как повара готовили еду и как люди ели. Современные обеды из нескольких блюд следуют этому же принципу и сегодня. Поэтому те исследователи, о которых я упоминал выше, англо-американскую идиому "From soup to nuts", т. е. «от начала до конца» тоже ведут к великому андалусцу.

Он улучшал блюда, добавляя в них такие ингредиенты, как спаржа, считавшаяся в то время сорняком. Тяжелые золотые или серебряные кубки для питья были заменены тонкой стеклянной посудой, которая блестела и обнажала цвет своего содержимого. Чтобы обеспечить это, Зирьяб позаботился о том, чтобы в Кордове был построен стекольный завод, слава о котором вскоре распространилась повсюду. Скатерти знали еще в древнем Египте, но в античные времена их не использовали, и Зирьяб сделал тонкие кожаные скатерти обязательным предметом интерьера.

Зирьяб изменил взгляд андалузцев и на гигиену. Он был первым, кто представил на полуострове зубную пасту и дезодорант, чтобы приятно пахнуть даже жарким андалузским летом продвигал идею ежедневного принятия ванн. Он также принес новые прически. До него у жителей аль-Андалуса (как у мужчин, так и у женщин) обычно были длинные и растрепанные волосы. Зирьяб женщинам предложил челку, а мужские волосы сделал немного короче и чище, что легко было осуществить с помощью шампуня, созданного Зирьябом на основе розовой воды и соли. Он также сделал модным для мужчин вообще брить бороды. Для знатных женщин недалеко от Алькасара, дворца эмира, Зирьяб открыл то, что мы сейчас назвали бы «салоном красоты».

Зирьяба с полным основанием можно называть Arbiter elegantiae — т. е. арбитром изящества. Так Тацит назвал римского аристократа Петрония, являвшегося законодателем изящного вкуса и общепризнанным авторитетом в вопросах моды и вкуса, хороших манер и поведения в обществе при дворе императора Нерона. Но, если Петроний всего лишь выбирал наиболее изысканное и утонченное из существующего, то Зирьяб это готовое не только совершенствовал, но и зачастую создавал вообще нечто новое!

Конечно, вполне понятно, что многочисленные новшества (вплоть до шахмат и поло), приписываемые Зирьябу, в изложении как средневековых так и современных арабских авторов, несут на себе явную печать преувеличения и фантастичности⁵⁵. К счастью, в наше время даже самый бесспорный авторитет находит и своего ниспровергателя. Так Татьяна Павловна Сергеева, известный российский музыкант и композитор, в своем фундаментальном обзоре «Зирьяб — создатель западно-арабской музыкальной классики»⁵⁶ упоминает, что, например, современный английский исследователь О. Райт считает, что при более близком, критическом анализе роль, приписываемая Зирьябу, как исполнителю, учителю и учредителю культурных стандартов, не имеет исторических оснований. Он даже опровергает практическое значение добавления пятой струны у лютни. Сергеева примиряюще замечает, что средневековый материал мусульманского Востока является одновременно продуктом историографии и исторической мифологии, где миф основывается на факте, который ещё не канул в Лету, таким образом, в корне отличаясь от мифов Древнего мира. Увы, я опасаюсь, что ее мудрое замечание, наверное, относится ко многим эпизодам, о которых рассказываю в своем повествовании. И все же, мне кажется, что мнение о Зирьябе известного американского блогера и правозащитницы Сары Тоул⁵⁷ не является преувеличением: «Вы когда-нибудь задумывались над тем, насколько ваша повседневная жизнь была сформирована людьми из прошлого? Что ж, если вы играете на гитаре, чистите зубы или едите десерт после еды, вы в долгу перед мусульманским музыкантом, который жил тысячу двести лет назад»

Благодаря наследию Зирьяба Кордова стала центром обучения невольниц, которых готовили стать музыкантами и певицами. Их концерты были непременным украшением любых вечеринок, которые так любили в аль-Андалус и которых, как вы увидите ниже, не чуждался сам аль-Мансур

Завершая статью «Музыкальная вселенная аль-Андалус» Махмуд Гетта⁵⁸ приводит строки из старинной народной песни:

Три девушки из Андалусии

Три мавританки заставляют меня влюбиться в Хаэне:

Акса, Фатима и Марием

Христианин, я становился мавром в Хаэне:

Акса, Фатима и Марием

10 Халифат, построенный из обломков эмирата

Самое удивительное это то, что, когда эмир Абдаллах умер 16 октября 912 года, не последовало никакого кризиса престолонаследия, хотя он предпочел своего внука Абд ар-Рахмана своим выжившим детям и братьям, причем двое из его сыновей, аль-Аси и Абан, проявили себя как активные и способные военачальники. Как писали позднее историки, Абд Аллах уделял особое внимание воспитанию внука, рано увидев в юноше недюжинный ум, дальновидность и настойчивость. Однако есть подозрение⁵⁹, что Абдаллах с большим недоверием относился к собственным сыновьям, тогда как внука, учитывая его молодость, было легче держать под контролем.

Как бы то ни было, Абд ар-Рахман в тот же день занял почетное место в зале под названием аль-Камиль (Совершенный) в Алькасаре Кордовы и в присутствии своего доверенного клиента Бадра ибн Ахмада и префекта города (сахиба аль-мадина, т. е. «господина города») принял присягу на верность от своих дядей по отцовской линии, других родственников Омейядов, арабов, принадлежавших к курайшитам, т. е. к племени Пророка), и членов наиболее известных семей Кордовы. Присяга на верность простого народа приносилась в Великой мечети и принималась от имени эмира префектом города, судьей и другими высшими должностными лицами.

Абд ар-Рахман III принял титул эмира в возрасте двадцати одного года. Недостаток опыта новый эмир компенсировал силой воли и политическим чутьем. Некоторое время он оставил большинство высших чиновников на должностях, на которые их назначил его дед, и только потом постепенно, одного за другим заменял, не позволив им объединиться, чтобы совершить дворцовый переворот. Используя характерное для его предшественников сочетание жестокого насилия и примирительной дипломатии, Абд ар-Рахман медленно, но неуклонно укреплял центральную власть и восстанавливал единство страны, погруженной в мятежи и раздробленную сепаратистски настроенными подданными.

Приоритетом Абд ар-Рахмана III было восстановление контроля Омейядов над близлежащими территориями его столицы, и, до 920 года он лично не руководил какой-либо военной кампанией в приграничных районах, хотя осмелевшие христи�

Скачать книгу

01 Вступление

Каждый туристский сезон миллионы восхищенных туристов посещают дворцы и сады Альгамбры в Гранаде. Однако мало кто из посетителей догадывается, что это все лишь подражание величественным резиденциям Кордовы – Мадины аз-Захра и Мадины аз-Захира, созданных на несколько столетий раньше по воле самых знаменитых правителей аль Андалус, Абд ар-Рахмана III (912—961), и аль-Мансура (978—10020. Конечно, можно предположить, что дворцы Гранады изящнее и изысканнее чем дворцовые комплексы Кордовы, ведь, как писал Шота Руставели «Аромат увядающей розы слаще всех благоуханий». Увы, провести такое сравнение невозможно, так как развалины Мадины аз-Захра были обнаружены лишь в начале ХХ столетия, и то, что видят теперь посетители, лишь попытки реставрации раскопанных археологами обломков, а что касается Мадины аз-Захира, то даже её месторасположение до сих пор точно не установлено.

02 Библиотеки халифа и других

В 1934 году в журнале „Hesperis”, издаваемом Институтом марокканских исследований в Рабате, появилась короткая (16 строк) заметка1 уже упоминавшегося востоковеда Э. Леви-Провансаля о том, что в библиотеке Великой мечети Кайруана была обнаружена копия богословского трактата «Мухтасара», толкующего основные предписания шариата, обязательные для всех верующих мусульман. Эту рукопись, выполненную на прочной бумаге из Шатибы, где и началось производство бумаги в Европе, передала туда тетка покойного короля Марокко Мухаммеда V.

Так был обнаружена единственная подлинная рукопись из легендарного книжного собрания, называемого библиотекой халифа аль-Хакама II, и которое, по оценкам современников, составляло около 400 000 «муджаладат», то есть больших томов, поскольку это слово означает «кожаный переплет». Вот еще одно доказательство этого изобилия: опись кордовских книг, представлявшая собой простой список заглавий, занимала сорок четыре тетради по двадцать листов в каждой. Знаменитый философ ибн Хазм, уверял, что он лично знал евнуха Талида, который занимался исключительно составлением этого каталога. Правда, уже современные нам ученые, учитывая «склонность арабов к преувеличениям», не без ехидства пишут, что книг в библиотеке халифа аль-Хакама могло быть в несколько раз меньше2. Но даже в этом случае, грандиозность этого книжного собрания легко оценить, если вспомнить, что происходило в это же время в христианском мире. Анализ историков показывает, что, если у королей, крупных феодалов, богатых дворян или епископов могло быть по несколько книг, то основные коллекции находились в монастырях и соборах, где после нашествий варваров веками была сосредоточена книжная культура, при этом самые богатые из них достигали 100 томов. Франсуа Жеаль3 приводит несколько примеров из французской истории. В соответствии с первой описью библиотек соборов Нотр-Дам-де-Клермон (980–1010) и Нотр-Дам-де-Руан (1111–1128) в них было 58 и 55 томов соответственно. Бенедиктинское аббатство Клюни было одним из самых влиятельных религиозных центров средневековья, и в XII веке его монастырская библиотека насчитывала 570 манускриптов и была одной из самых больших в Европе. В библиотеке Сорбонны согласно описи 1297 г. насчитывалось лишь 1017 томов. А монастырские коллекции в самой Испании были еще более ограниченными, чем в странах северных соседей, и вряд ли заслуживают названия библиотек.

Уже первый из испанских Омейядов Абд аль-Рахман I (756—788) сам был поэтом и покровителем людей пера, а во времена эмира Мухаммеда I (852—886) дворцовая библиотека считалась одной из лучших в Кордове. Большим любителем книг был уже отец аль-Хакама II, халиф Абд ар-Рахман III. Не случайно среди подарков, отправленных византийским императором Константином VII халифу в 949 году, была великолепно иллюстрированная греческая версия трактата «О лекарственных веществах»4 Так как в те дни греческий язык не был широко известен в Кордове, то в 951 году по просьбе халифа император отправил в Кордову священника Николая. Николай не только перевел De Materia Medica с греческого на арабский, но и под его руководством медики халифа определили и идентифицировали все упоминавшиеся в этой книге растения, что было далеко не простой задачей.

Халиф аль-Хакам II просматривает книги, только что привезенные ему из Багдада

Прежде всего очень мало известно какие именно конкретные книги были в этой библиотеке. Само собой разумеется, что значительную часть её составляли экземпляры Корана, комментарии к нему и различные богословские трактаты, которые с таким упоением писали улемы, т. е. авторитетные знатоки теоретических и практических сторон ислама. Впрочем, вплоть до наших дней богословы разных мастей с не меньшим наслаждением продолжает это делать. Но нас интересует, что же там могло быть кроме "книг о правильных науках", как скромно называли свои творения сами улемы. Как пишет с поразительной откровенностью Давид Вассерштайн5, детально исследовавший эту проблему, дело идет «о произведениях, которые мы можем с некоторой степенью уверенности идентифицировать, как находившиеся в библиотеке аль-Хакама».

Халиф аль-Хакам II делает заметки в заинтересовавшей его книге

И начну я с хроники арабского историка XVII века Ахмеда аль-Маккари6 «Дыхание благоухания зеленой ветви Андалусии». Я еще не один раз буду обращаться к этому монументальному труду, переводимого современными европейскими исследователями под сухим названием «История мусульманских династий в Испании».

«Чтобы дать представление о безмерной эрудиции аль-Хакама, – говорит историк Ибн аль-Аббар (1199–1260), – достаточно отметить здесь хорошо установленный факт, а именно: что в библиотеке аль-Хакама невозможно было найти ни одной книги, каково бы ни было ее содержание, которую халиф не просмотрел, написав на форзаце имя, фамилию и отчество автора; племя или семью, к которой он принадлежал; год его рождения и смерти; после чего следовали такие интересные анекдоты об авторе или его творчестве, таковы были его знания благодаря безмерному чтению других писателей».

Большинство переписчиков в Кордове составляли женщины

В книжной мастерской Кордовы

Черные тучи над головами всяко рода книгочеев стали собираться уже давно. Но прежде, чем об этом рассказать, я не удержусь от того, чтобы не вспомнить поучительную историю, приведенную в монографии7 хотя и без указания источника. В этой истории утверждается что, когда аль-Мамун дорогими подарками стал выманивать у императоров Византии и других суверенов того времени сочинения Аристотеля, Гиппократа и Евклида, и кое-кто из этих правителей колебался, старый, мудрый советник одного из них сказал: «Наоборот, быстрей отдадим эти книги, ибо рациональные науки не проникают в религиозную страну без того, чтобы ее не развратить и не посеять разлад среди ее ученых». Мусульманские богословы, для которых единственной необходимой наукой была сунна и предписания, как аккуратно и строго следовать предполагаемой жизни Пророка, поняли это очень быстро. И тут можно вспомнить Халида ибн Язида (668–704), принца династии Омейядов в Дамаске, питавшего слабость к алхимии и которого называют также первым, кто заказал перевод греческих философских и научных трудов на арабский язык, и которые впоследствии запретили и прокляли, как он, похоже, и предвидел. На склоне своих дней он предусмотрительно написал такое извиняющееся замечание: «Я не ученый и не невежда; я только коллекционировал книги».

Уже в конце правления отца аль-Хакама, халифе Абд ар-Рахмане III бдительный кордовский юрист Мухаммед ибн Йабка ибн Зарб, известный также как тонкий гурман, следивший за правильным сочетанием различных блюд во время трапез, добился разрешения арестовать учеников первого андалусского философа Ибн Масарры8, и «вынудил их публично отречься от своих взглядов и велел сжечь в их присутствии под стеной великой мечети Кордовы бывшие в их владении экземпляры сочинений этого философа».

Прежде чем бросить в костер, ученики философа Ибн Масарры бросают последний взгляд на книги своего учителя

Инквизитор следит за сожжением неугодных книг

Но, чтобы не заканчивать эту главу на совсем пессимистической ноте, сообщу, что в 2009 году были обнаружены9 еще три рукописи из библиотеки халифа аль-Хакама II. В каком состоянии находятся эти три странички, вы можете увидеть в интернете!

03. Завоевание аль-Андалус

Кратко описав происхождение названия страны, ее географию и историю «от первых людей, которые осели в Андалусии после потопа до господства Готов, длившегося около 400 лет, пока Бог Всемогущий не соблаговолил распространить Ислам и завоевать их страну» автор так начинает излагать интересующую нас тему: «Эта книга содержит описание завоевания Андалусии мусульманами под командой Мусы ибн Нусайра и его вольноотпущенника Тарика ибн Зийада, и того как эта страна стала местом, где взросли их благородные табуны и где их верблюды сложили поклажу, вместе с полезными и тщательно отобранными сведениями, почерпнутыми из различных источников, и повествований историков, подвергнутых сравнению». Впрочем, приводя описания событий из самых разных источников, зачастую противоречащие друг другу, автор обычно добавляет, «что как обстояли дела на самом деле, знает лишь всеведущий Аллах». Так вот, у аль-Маккари мы читаем, что Муса «незамедлительно написал халифу аль-Валиду, прося позволить ему начать завоевание, ответ халифа содержал следующие выражения: «Пусть страна сначала будет разведана легкими войсками, надо исследовать её и добыть для тебя сведения о том, что в ней есть; будь благоразумен и не позволяй мусульманам потеряться в океане опасностей и кошмаров.» На это Муса ответил: «Это не океан, а всего лишь узкий канал, берега которого видны простым глазом». «Тем не менее» – ответил аль-Валид. – «Даже если так, пусть страна сначала будет разведана». Как мы понимаем сегодня разведка разведкой, а все же главное – это благоразумие, чтобы «не потеряться в океане опасностей и кошмаров», как это произошло в 2022 году.

Банкнота номиналом 5 фунтов стерлингов, выпущенная правительством Гибралтара в 1995 году

Он следует по маршруту Медина Сидония – Севилья – Мерида. Однако не надо думать, что весь процесс завоевания прошел без сопротивления захватчикам. Так Севилья в течение трех месяцев отбивала атаки мусульман, Мериду захватили с помощью хитрости после пяти месяцев осады, а в некоторых захваченных городах, вспыхивали восстания, которые приходилось подавлять. И пока Муса продолжал покорять города на севере страны, часть войск во главе со своим сыном Абд аль-Азизом ему пришлось отправить для умиротворения южной Испании, где сопротивление мусульманам возглавил герцог Мурсии Теодемир, которому даже удалось получить полунезависимый статус своих владений, утвержденный позднее самим халифом.

Но вернемся во времена халифов. Сейчас современные исследователи находят много научно обоснованных причин того, почему государство вестготов стало такой легкой добычей для захватчиков. Они считают, что секрет кроется в общем цивилизационном и экономическом состоянии христианской Испании. И все же главные причины краха были чисто политические – слабость института королевской власти, отсутствие ее преемственности, перманентная борьба верхушки правящего слоя за трон, мятежи внутри страны, которые пытались предотвратить драконовским законодательством. Примером последних являются, в частности, постановления о евреях, вероятно, в связи с их антихристианской деятельностью во время арабского завоевания Северной Африки. В соответствии с ними евреи должны были быть порабощены, а их имущество конфисковано. Хотя эти правила были не очень эффективными, антиеврейские настроения достигли беспрецедентных масштабов по сравнению с другими регионами Европы, и создали еще одну прослойку населения, явно недовольную государством.

В современных сочинениях в основном ведутся жаркие споры, произошла ли свадьба Эгилоны с новым мужем до или после того, как Абд аль-Азиз стал наместником всей аль-Андалус, и на каком языке влюбленная пара могла объясняться, на вульгарной латыни, родном языке Эгилоны, или на арабском. По наиболее оригинальной версии12 незадолго до этих событий штормом к испанским берегам прибило судно, на котором находилась мавританская принцесса, дочь одного из тамошних вождей, которая направлялась, чтобы выйти замуж за другого вождя. Мавританку, ставшую королевской пленницей, отправили в Толедо, где король Родерик был настолько поражен ее красотой, что женился на ней. Принцессу крестили и нарекли именем Эгилона. Она попала в плен, когда Муса ибн Нусайр захватил Мериду, и сумела очаровать очередного властителя страны. Некоторые арабские историки пишут, что, выйдя замуж, Эгилона приняла ислам и сменила имя на Умм-Асим, однако христианские источники утверждают, что Эгилона, вступив в новый брак, не покинула католическую веру. Прелесть этой фантастической легенды состоит в том, что тем самым снимается вопрос, на каком языке говорили влюбленные.

04 Ковадонга – начало долгого пути Реконкисты

В течение первых нескольких лет это восстание не представляло угрозы для новых хозяев Испании. Исламские силы были сосредоточены на набегах на Нарбонну и Галлию, и для подавления несущественного восстания в горах не хватало живой силы. Но именно поражение Омейядов в другом месте, вероятно, подготовило почву для битвы при Ковадонге. 9 июля 721 года мусульманские войска, переправившиеся через Пиренеи и вторгшиеся во владения герцога Аквитании Эда, потерпели поражение в битве при Тулузе. Это была первая серьезная неудача мусульман в Юго-Западной Европе, и даже папа Григорий II направил Эду поздравительное послание и подарки в честь этой победы. Не желая возвращаться в Кордову с такими откровенно плохими новостями, вали Омейядов Анбаса решил, что подавление восстания в Астурии обеспечит его войскам легкую победу и поднимет их боевой дух. С этой целью он направил сюда крупный отряд мавританских воинов под руководством Алькамы и в сопровождении Оппы – епископа Севильи (или Толедо, здесь в источниках расхождение). Пелайо и его войска отступили глубоко в горы Астурии, в конце концов отойдя в узкую долину, окруженную горами, которую было легко защитить из-за невозможности начать атаку с широкого фронта. Здесь в небольшом горном ущелье самой природой была образована пещера, где была небольшая часовня. Ее называли Святой Пещерой (La Santa Cueva). Когда-то, давным-давно, девочка-пастушка нашла на одной из вершин гор деревянное изваяние Богородицы, и жители, взволнованные этим, решили построить часовню там, где и был найден образ. Хотя есть предположение, что здесь когда-то могло находиться святилище языческих кельтских племен. Отряд Пелайо, всего около триста человек укрылся в этой пещере, и по легенде они питались медом пчел, собираемым в расщелинах скал.

Астурийцы уничтожают отряд мусульман в ущелье Ковадонги, забрасывая их камнями

Но посмотрим, как описывали битву при Ковадонге испано-христианские источники. Наиболее подробное свидетельство раннесредневековых представлений об этом событии дается в «Хронике Альфонсо III»13, время создания которой относится, вероятно, к концу IX столетия.

Пелайо, победитель при Ковадонге и первый король Астурии

Для самих же испанцев пещера Ковадонги (Santa Cueva de Covadonga) стала незыблемым местом в ландшафте национальной памяти. Как позже признал один пропагандист XX века : «Если бы Ковадонга не существовала как осязаемая реальность, ее необходимо было бы изобрести как нечто, что бы ярко символизировало принцип нашей национальности». И очень поучительно проанализировать то, как самые различные силы в испанском обществе на протяжение тысячи трехсот лет после нее вели жестокую борьбу за использование ее в своих, зачастую эгоистических интересах. Известный американский историк, специалист по современной испанской истории Каролина Бойд14, проделавшая такой анализ, остроумно назвала эту борьбу «Второй битвой при Ковадонге».

Однако по мере расширения территории, освобожденной реконкистой, центр политической власти смещался на юг. Королевство Астурия с 924 года стало называться Королевством Леон, а в 1230 году произошла его династическая уния с Королевством Кастилия, когда Фердинанд III Кастильский стал королём обоих королевств. Теперь испанские народные предания, поэмы, романсы, а позже и драмы прославляли кастильских героев, таких как Эль Сид Кампеадор, забыв о Пелайо и его воинах, а святым покровителем средневековой Реконкисты стала не Святая Дева Мария из пещеры Ковадонги, а святой Иаков Мавроубийца15 (Santiago Matamoros). По преданиям именно Святой Иаков являлся на белом коне в самый ответственный момент битвы и помогал испанцам в битвах с сарацинами16. В летописях описывается около 40 таких чудесных явлений.

Вопрос снова стал актуальным после принятия Конституции 1876 г., стабилизировавшей конституционную монархию, и подтвердившей католическую идентичность государства, сделав при этом скромные уступки религиозной терпимости и академической свободе – компромисс, который не удовлетворил ни церковь, ни ее антиклерикальных врагов.

05 Битва при Пуатье Сражение, которое могло решить судьбу Европы?

Если бы в битве при Пуатье18 франкские рыцари не разгромили бы арабов, то сейчас Франция была бы такой же захудалой страной, как Алжир. Если бы в битве при Пуатье победили арабы, то в Париже на 200 лет раньше был бы университет, а туалеты у французских королей не были бы такими грязными и вонючими, какими они оставались даже через 1000 лет после битвы19. Это, конечно не утверждения учёных20, а цитаты из псевдонаучно-популярных статей, выходящих в наши дни на противоположных берегах Средиземного моря. Не будем вспоминать русскую поговорку «Если бы да кабы…», а попробуем попросту разобраться в том, что произошло 10 октября 732 между Туром и Пуатье.

Естественно, что арабские историки пишут о поражении правоверных достаточно скупо. Аль-Маккари, цитируя Ибн Халдуна, сообщает, «что Абд ар-Рахман ибн Абдаллах21 был назначен вали восточной Африки Обейдаллахом наместником аль-Андалус и прибыл туда в 113 году хиджры. Он начал войну с франками, с которыми у него было несколько стычек; но в рамадане 114 г. хиджры (октябрь 732) его армия была разбита в месте под названием Дорога мучеников. Он сам оказался в числе убитых. Это гибельное сражение хорошо известно народу аль-Андалус как битва при Балат эш-Шуада. Абд ар-Рахман правил страной год и восемь месяцев». И далее аль-Маккари переходит к правлению следующего наместника аль-Андалус.

Значительно подробнее битва описана в «Мосарабский хронике 754 г.22». Это анонимная латиноязычная летопись, название которой происходит из предположения, что она была написана неизвестным христианским прелатом, жившим в аль Андалус, а число 754 соответствует последнему году, о котором имеется запись в Хронике.

«Затем Абд ар-Рахман, видя многочисленность своих войск, заполонивших всю землю, двинул их через горы басков по извилистым тропам23, чтобы, перейдя равнины и орудуя мечом, вторгнуться в земли франков. Он прорвался далеко на территорию франков и, перейдя реку Гаронну, вступил в битву с поджидавшим его там Одоном24, и войско последнего было разбито. Только Богу известно, сколько народу погибло или спасалось бегством.

Преследуя спасавшегося бегством Одона, Абд ар-Рахман решил разорить Тур, разрушив его дворцы и спалив церкви. Здесь он столкнулся с консулом Австразии, внутренней Франции, Карлом25, мужем, воинственно настроенным с юного возраста и искусным в военном деле, пришедшим по зову Одона. После того, как каждая из сторон в течение почти семи дней изнуряла противника стычками, они наконец выстроили боевые порядки и завязалось жестокое сражение. Северяне встали недвижимой стеной, так что их плотные ряды, казалось, обледенели, и в мгновение ока они разметали арабов мечами.

Воины Австразии, многочисленные и облаченные в железо, найдя царя Абд ар-Рахмана, убили его ударом в грудь. Ночью они вложили мечи в ножны, отложив схватку на следующий день, а на заре увидели лагерь бесчисленной арабской армии и стали готовиться к битве. Вынув мечи из ножен, европейцы26 видели ровные ряды палаток и навесов арабов такими же, как днем ранее. Не ведая, что палатки пусты, и думая, что там находятся готовые к бою фаланги сарацин, они послали разведчиков и только тут обнаружили, что все отряды Исмаилитов ушли: они тесными рядами тихо бежали посреди ночи в свою страну.

Сразу после утренней молитвы конница Абд ар-Рахмана устремилась в атаку на войска Карла Мартелла

Однако после этого серьезного поражения мусульмане не свернули полностью свои экспедиции во Францию, а продолжали их еще в течение двух десятилетий (напр., Авиньон – в 734, Лион – в 743). Они утратили Нарбонн, последнюю удерживаемую ими стратегическую базу, в 759 г.

Неизвестно какое влияние на ход битвы оказало то, что непосредственно перед ее началом в лагерь христиан, как описывает «Житие Григория I», были доставлены три корзины евлогий27, посланных папой Григорием в знак благословения воинов. Все же, в отличие от битвы при Ковадонге для этого сражения летописцы не упоминают о влиянии потусторонних сил!

06 Создание государства

Учение, которое проповедовал пророк Мухаммад, было строго эгалитарным и надэтническим, что во многом и обеспечило ему успех. Однако очень скоро оказалось, как писал Оруэлл, что «все животные равны, но некоторые животные равны более, чем другие». В аль-Андалус «аль-умма» т. е. исламское сообщество оказалось особенно раздробленным28. Напряженность возникла с самого начала, и трения между арабом Мусой и бербером Тариком лишь предвещали более поздние крупные конфликты29. Первым источником разногласий стало то, что берберы, составлявшие основную силу завоевания и на деле доказавшие свою верность исламу, получили от этого меньшую прибыль, чем арабы. В частности при распределении земель арабы занимали лучшие земли; берберы были ограничены горными районами Галисии, Леона, Астурии и засушливыми районами Эстремадуры и Ла-Манчи. Позднее это четко проявлялось и в неравноправном налогообложении тех и других. В результате напряженность переросла в открытое восстание, начавшееся в Танжере в 740 году и вскоре распространившемуся по остальной части Магриба и через пролив в аль-Андалус.

Более привилегированное занимали и семьи тех, кто участвовал в покорении королевства вестготов. Первая группа, поселившаяся сразу после завоевания состояла в основном из йеменцев, которых называли аль-баладийун. Вторая волна миграции формировалась в основном из сирийцев. Она появилась на полуострове, когда вали аль-Андалуса Катан для подавления берберского восстания вынужден был пригласить посланную ранее халифом в Магриб армию из джундов30 (полков) из Дамаска, Иордании и Палестины. Переправившись через Гибралтарский пролив в начале 742 года, сирийцы помогли разгромить берберских повстанцев, но затем подняли оружие против пригласившего их губернатора, убили его и захватили власть. Интересно, что в это время, вестготы и прочие христиане, составлявшие в то время еще большинство населения, в этих распрях не участвовали. Наоборот. внук Витизы помогал расселять джунды. Но пройдет чуть больше столетия и муваллады, так будут называться коренное население аль-Андалус, принявшее ислам, примут самое активное участие в политической борьбе мусульманского государства. Но вернемся к событиям середины VIII века.

Аль-Фихри устремился на юг, собирая все верные ему войска, и обе стороны сошлись в битве на равнине недалеко от Кордовы 14 мая 756 г. Армия Абд ар-Рахмана одержала победу31, и он торжественно вступил в Кордову. Это была пятница, день совместного полуденного богослужения в главной мечети, и Абд ар-Рахман совершил там хутбу32, утвердив тем самым себя в качестве нового правителя аль-Андалуса. Как подчеркивает аль-Маккари, Абд ар-Рахман ограничился титулом Амир аль-муслимин, т. е. «Повелитель мусульман Андалуса», и никогда не пользовался титулом Ами́р аль-мумини́н, т. е. «Повелитель правоверных» из уважения к самому титулу халифа, краеугольному камню ислама. Он даже исключил упоминание имени халифа Аббасидов из пятничной проповеди несколько позже по настоянию своих советников. Принятый Абд ар-Рахманом титул эмира в какой-то степени узаконивал его власть, но на самом деле за пределами столицы он полностью зависел от того, насколько он был способен убедить, запугать или заставить местную мусульманскую знать и общины на этих территориях признать его и отказаться от части власти в его пользу. Абд ар-Рахман доказал, что способен на это. Он был наделен политическим гением, и в то же время судьба благоволила ему, что позволило ему упрочить власть. Он был осторожен и гибок одновременно, обладал врожденным талантом натравливать на себя различные группировки и не гнушался с большой жестокостью бороться с любым сопротивлением, будь то со стороны союзников или клиентов и даже членов собственной семьи. Ему пришлось казнить двух племянников, которых он великодушно пригласил вместе с другими остатками семьи Омейядов, но которые потом не замедлили плести против него заговоры. Эмир также оставил свободу и имущество побежденному вали аль-Фихри, но через два года тот поднял восстание, был разбит, и его отрубленная голова украсила центральную арку моста через Гвадалквивир. Племянник бывшего вали Хишам ибн Урва еще в течение нескольких лет удерживал власть в Толедо. В 761 Абд ар-Рахман не смог захватить Толедо силой и вместо этого подписал договор, позволяющий Хишаму сохранить контроль над Толедо, но отдав при этом одного из своих сыновей в заложники Абд ар-Рахману. Так как вскоре Хишам снова поднял бунт, то Абд ар-Рахман казнил сына Хишама, а голову катапультировал через городские стены в Толедо. Абд ар-Рахман напал на Толедо в 764 году, победив только тогда, когда некоторые из людей Хишама предали его и передали Абд ар-Рахману.

После этого было еще много мятежей33, но в 763 году ситуация для Абд ар-Рахмана была особенно критической. Далеко в Багдаде аббасидский халиф аль-Мансур, наконец, поручил новому губернатором Магриба провести СВО и навести порядок в аль-Андалус. Скорее всего халифа волновала не эта самая удаленная провинция, а то, что не попробует ли оттуда удачливый беглец реставрировать халифат Омейядов. Новый вали возглавил армию Аббасидов, высадившуюся в аль-Андалус на территории современной Португалии. Контингент Аббасидов значительно превосходил по численности силы эмира Кордовы. К тому же все недовольные сразу же сплотились под знаменами Аббасидов против Абд ар-Рахмана. Абд ар-Рахману пришлось действовать быстро. Эмир со своей армией направился к Кармоне, где его и настигли войска Аббасидов. Они два месяца осаждали Кармону. Абд аль-Рахман почувствовал, что время работает против него, поскольку еды и воды стало не хватать, и тогда Абд ар-Рахман отобрал лучших бойцов и решился на дерзкую вылазку. Неожиданно, главные ворота Кармоны открылись, и люди Абд аль-Рахмана напали на ничего не подозревающие отряды Аббасидов, полностью разгромив их. Головы основных аббасидских лидеров были отрезаны, сохранены в соли, к ушам были приколоты бирки с именами, они были сложены все вместе в мешок, который стража халифа Мансура, обнаружила утром у входа в его шатер во время его паломничества в Мекку.

1 E. Levi-Provengal, Un manuscritde la bibliotheque du calife al-Hakam II', Hespëris,18, 1934,198-200.https://archive.org/details/Hesperis/Hesperis18-19-1934/page/n219/mode/2up?view=theater

2 Так Ричард Хичкок утверждает, что любое число книг, превышающее 600, «немыслимо». Цитируется по статье в английской Википедии https://en.wikipedia.org/wiki/Al-Hakam_II. Но это уже перегиб в другую сторону. И чтобы его компенсировать, приведу воспоминания еще одного евнуха, который жаловался, что так как «фонды» библиотеки все время возрастают, то приходится много трудиться, чтобы их разместить, и перенос одних сборников поэзии занял как-то пять дней.

3 François Géal Les bibliothèques d’al-Andalus в сборнике Regards sur al-Andalus (viiie- xve siècle) p. 11-46 https://books.openedition.org/cvz/1482

4 «О лекарственных веществах» более известная под латинским названием «De materia medica», работа древнегреческого военного врача и фармаколога Диоскорида, считающегося одним из отцов ботаники и фармакогнозии.

5 Наиболее фундаментальная работа о библиотеке аль-Хакама: David Vasserstein The library of al-Hakam II al-Mustansir and the culture of Islamic Spain http://www.islamicmanuscripts.info/reference/articles/Wasserstein-1990-Library-MME5.pdf

6 Ahmad al-Maqqari «The History Of The Mohammedan Dynasties In Spain» Удобнее всего читать и скачивать с сайта Библиотеки университета Индиана, США https://ia800709.us.archive.org/3/items/bub_gb_Ie7TAAAAMAAJ/bub_gb_Ie7TAAAAMAAJ.pdf

7 Люсьен Поластрон «Книги в огне. История бесконечного уничтожения библиотек» Эта книга посвящена уничтожению книг и библиотек на протяжении мировой истории от Античности до наших дней.

8 Первым андалусским философом был Ибн Масарра (883–931), аскет, тайно живший в сьерре около Кордовы, и который один благодаря своему болезненному пристрастию к уединению ускользнул от богословов-инквизиторов. Его концепция, восходящая к неоплатонизму, базировалась на эзотерическом и символическом учении; она заходила так далеко, как только могла позволить та эпоха: спасение каждого могло быть обусловлено не только пророчеством, но и размышлением, и Коран не был необходим.

9 Trois manuscrits de la Bibliothèque de Al-Hakam II, http://museoimaginadodecordoba.es/2009/tres-manuscritos-de-la-biblioteca-de-al-hakam-ii-conservados-en-fez?lang=en

10 Ахмед Ибн Мохаммед аль-Маккари, История Мусульманских Династий в Испании Книга IV https://www.vostlit.info/Texts/rus7/Makkari/frametext41.htm

11 Учитывая, что вряд ли арабские авторы знали античные повествования о сожжении кораблей, можно с уверенностью предположить, что эта версия представляет собой римейк легенды о событиях в Йемене в начале 570-х гг. и являющихся одним из эпизодов религиозных войн, раздиравших Аравийский полуостров незадолго до появления ислама. Их анализ позволяет понять, почему именно здесь возникла последняя новая мировая религия. Но я остановлюсь только на военном конфликте между Аксумским царством в Эфиопии и Сасанидской империей во второй половине VI века за контроль над Химьяритским царством в Южной Аравии. Все началось с того, что правитель Аксума по просьбе византийского императора Юстина I вторгся в Химьяр, который располагался на территории современного Йемена, чтобы положить конец геноциду христианского населения, устроенного йеменским царем Зу Нувасом, принявшего иудаизм после воцарения на троне. Йемен был захвачен, но один из его правителей вскоре обратился за помощью к сасанидскому шаху Хосрову I. Шах долго колебался, стоит ли ему ввязываться в авантюру так далеко от своих владений, но его мудрый визирь посоветовал ему набрать экспедиционный корпус из преступников, содержащихся в тюрьмах. «Если они победят, то ты получишь важный плацдарм, если нет, то избавишься от их содержания!». Как видим идея набирать по тюрьмам уголовников для участия в СВО не нова, хотя как-то не ожидалось, что она будет применяться в XXI веке! Хосров отправил своего заслуженного полководца Вахреза в Йемен во главе небольшой экспедиционной группы из восьмисот людей, сидевших в тюрьмах, но которым теперь была предоставлена возможность освободить себя достижением победы. Отплыло восемь суден, и хотя два из них потерпели крушение, остальные высадились в Хадрамауте. Опытный военачальник, не имея возможности угрожать этим добровольцам кувалдой, как это делается сегодня в начале XXI века, предпочел сразу же после высадки потопить свои корабли, обратившись перед этим к своим солдатам с речью, почти дословно потом повторенной Тариком ибн Зиядом. Впрочем в некоторых биографиях Эрнана Кортеса мы находим все те же слова после сожжения (или потопления) им своих кораблей в бухте Веракруса перед походом на Теночтитлан.

12 Эгилона – последняя королева вестготов (710–716 гг.) http://www.covadonga.narod.ru/Exilona.html

13 Chronicon Sebastiani (Хроника Себастьяна), https://www.vostlit.info/Texts/rus17/Chr_Sebastiani/frametext.htm

14 Boyd, Carolyn P. “The Second Battle of Covadonga: The Politics of Commemoration in Modern Spain.” History and Memory 14, no. 1–2 (2002): 37–64. https://doi.org/10.2979/his.2002.14.1-2.37

15 Св. Иаков (исп. Santiago) стал первым из двенадцати апостолов-учеников Христа, принявшим мученическую смерть. Перед Иаковом была поставлена задача обратить в христианство народы, населяющие Пиренейский полуостров. Закончив свою миссионерскую деятельность, Иаков возвращается в Иерусалим, где был схвачен и обезглавлен по приказу царя Ирода Агрипы. Согласно легенде, ученики Иисуса под покровом ночи выкрали тело апостола, погрузили его на корабль, взявший курс к берегам испанской Галисии. Ученики поместили тело Иакова в одну из пещер в галисийских горах, где оно пролежало восемь столетий в каменном саркофаге. Обнаружил же нетленные останки Св. Иакова в 813 году праведный отшельник, которому на место упокоения апостола указала путеводная звезда. Узнав о находке, король Астурии Альфонсо II распорядился построить часовню и провозгласил Св. Иакова покровителем своего королевства. На этом месте впоследствии возник город Сантьяго-де-Компостела, в названии которого соединились имя Св. Иакова (Сантьяго) и роль путеводной звезды в обнаружении его останков («компостела» с испанского можно перевести как «место, обозначенное звездой»).

16 Первый раз это произошло под Клавихо в 844 году, где в решающий момент битвы явление святого так воодушевило христиан, что они выиграли битву, несмотря на превосходящие силы противника. Именно тогда и родился знаменитый боевой клич Испании ¡Santiago, у cierra España! «Святой Иаков с нами, рази, Испания!». Увы, очень обидно, но большинство историков отказываются признавать реальность даже самой битвы, произошедшей из-за того, что Рамиро I Астурийский отказался платить дань эмиру Абд ар-Рахману II, в частности, отправить ему 100 девственниц. Легенда в том виде, в каком она сохранилась, была впервые записана примерно через 300 лет после предполагаемого события, и летопись, видимо, поддельная.

17 Роман Шляхтин обратил внимание, что на мозаике Главного храма Вооруженных Сил Российской Федерации в Кубинке слева от главного входа под изображением креста и двух коленопреклоненных ангелов изображены солдаты в униформе второй половины XX века. На мозаике перечислены конфликты и операции, в которых принимали участие советские солдаты вне мировых войн. В списке упомянуты операции в Югославии, Нагорном Карабахе, а также конфликты в Чечне. Заканчивается список Крымом, после которого оставлена пустая строка. И здесь автор статьи делает трагический вывод: «Именно это – ожидание будущей войны – представляет конкретную программу для России, которую создатели и строители, осознанно или нет, вкладывают в собор. Россия принимала участие в войнах в прошлом и будет принимать участие в войнах в будущем». Увы, предсказание автора, ожидаемо или неожиданно, оправдалось очень быстро. Мы уже знаем, как будет заполнена эта пустая строка!

18 Я предельно коротко описываю это событие, так как во-первых, при всей возможной значимости его для Европы, на судьбу аль Андалус оно почти не оказало влияния, во-вторых в интернете имеются прекрасные описания этой битвы на русском языке, от самых коротких, таких как Битва при Пуатье: Карл Мартелл против Халифата. https://diletant.media/articles/34719450/ до целых монографий: Девиосс Ж., Руа Ж.-А. Битва при Пуатье (октябрь 733 г.).— СПб.: Евразия, 2003. http://militera.lib.ru/h/deviosse_roy01/index.html

19 Какие были туалеты у арабов, любознательный читатель должен знать из сказок «Тысяча и одна ночь». А что касается туалетов наследников доблестных франков, то могу порекомендовать статью «Правда ли, что в Версале не было туалетов, разбирались СМИ.» https://pronedra.ru/pravda-li-chto-v-versale-ne-bylo-tualetov-razbiralis-smi-376790.html

20 Подробно вопрос о том была ли эта битва «мироизменяющим» событием или всего лишь отражением грабительского набега рассмотрена в статье о битве при Пуатье русской Википедии

21 Арабские историки единодушно восхваляют Абд ар-Рахмана ибн Абдаллаха как талантливого и справедливого администратора и полководца. И некоторые исследователи задают вопрос, не была ли именно гибель вали причиной того, что на следующий день арабы не продолжили сражение, а ночью стремительно отступили.

22 «Мозарабская хроника 754 г. ». https://www.vostlit.info/Texts/rus5/Mosarab/frametext.htm

23 Это было то самое Ронсевальское ущелье, где в 778 году погиб Роланд, когда Карл Великий возвращался из похода в Испанию

24 Эд Великий (Одо, Одон), (650/660–735) герцог Аквитании и Васконии. Мне он кажется колоритнейшей фигурой, одним из первых использовавшим «real politics», примерами которой пестрит дальнейшая история аль-Андалус. Воспользовавшись междоусобицами во Франкском королевстве Эд объявил себя независимым правителем, приняв титул «принцепс Аквитании». Хотя он со своими союзниками и потерпел поражение в борьбе против майордома Австразии Карла Мартела, ему удалось спастись, прихватив с собой законного короля Хильперика и его казну. Майордому для легитимизации своей власти необходим был законный король из рода Меровингов, т. е. пленённый Хильперик. Карл был вынужден вести переговоры, в результате которых Эд вернул Карлу короля вместе с захваченными королевскими богатствами, а Карл признал герцога Эда независимым правителем Аквитании. Однако у Эда возникла новая угроза – арабы, которые вторглись в его владения и даже осадили Тулузу. 9 июня 721 года он разбил противника, кроме того он еще несколько раз нанес поражение арабов, эти победы укрепили независимость Эда и на время остановила движение арабов на север. Теперь главную опасность для него представлял Карлом Мартел, который хотел вернуть отпавшие от королевства франков владения, и Эд сумел договориться с Мунузой, наместником вали Кордовы в этих землях, называемых арабами «восточным пограничьем». Для укрепления союза он даже выдал за этого бербера свою дочь Лампагию. Боясь наскучить читателю, я не буду пересказывать очередную любовную легенду, но желающие могут прочитать историческую поэму Владимира Резцова «Лампагия и Мунуза» https://журнальныймир.рф/content/lampagiya-i-munuza или послушать песню Эдмундо Кассиса «Свадьба Лампагии и Мунузы» https://open.spotify.com/track/6ffmG67bpLscxGcxqC0Byv. И вот тут Эд сильно просчитался. Карл обвинил Эда в измене, заявив, что тот является «союзником неверных», и под этим предлогом совершил два грабительских похода в Аквитанию. А тем временем Мунуза, недовольный тем, что на место вали Аль-Андалуса в 730 году был назначен Абд ар-Рахман ибн Абдаллах, а не он сам, открыто не подчинился новому вали. Абд ар-Рахман не стал медлить, Мунуза был застигнут врасплох и оказался не готов к отражению нападения, а Эд, занятый борьбой с Карлом Мартелом, не смог прийти на помощь союзнику. В итоге Мунуза был убит, а Лампагия была захвачена в плен и отправлена Абд ар-Рахманом в качестве подарка в Дамаск халифу, взявшему Лампагию в свой гарем. Абд ар-Рахман продолжил поход, разгромил армию Эда, и тому не оставалось ничего другого, как просить помощь у майордома Австразии. Ну а дальше все как в Мозарабской хронике.

25 Карл Марте́лл (686 или 688–741) – майордом Франкского государства в 717–741 годах из рода Пипинидов. Свое прозвище "Мартелл" военный вождь франков Карл Пипин получил после одержанной им победы при Пуатье. Мартелл – это молот, который беспощадно разит врага.

26 Это не ошибка переводчика, но одно из первых известных употреблений такого привычного нам теперь слова

27 Евлогия, в христианской традиции наименование хлеба, воды и елея, получивших благословение.

28 Подробно это рассмотрено в Cultural symbiosis in Al-Andalus: a metaphor for peace. UNESCO Regional Office for Education in the Arab States Beirut – Lebanon 2004 https://unesdoc.unesco.org/ark:/48223/pf0000136708

29 О нестабильности положения в провинции лучше всего говорит то, что, как утверждает аль-Маккари в течение сорока шести лет, двух месяцев и шести дней считая от дня, когда Родерик, король готов, был побежден и убит, до того, когда правитель Юсуф аль-Фихри потерпел поражение от Абд-р-Рахмана, провинцией правили 22 губернатора (вали), т.е. их время пребывания на этом посту в среднем не превышало двух лет.

30 При ранних халифатах джундом называлась военная единица, которая стала применяться к арабским военным колониям на завоеванных землях. В аль-Андалус эти военно-племенные группы были расселены в различных районах страны. Они не получали содержания от правителя, но собирали с христиан налог, одну треть которого оставляли себе.

31 Наверное нельзя отрицать, что одной из причин успехов Абд ар-Рахмана было умение делать в самые критические моменты своей жизни красивые жесты. Перед боем, узнав, что его многие солдаты опасаются, что их молодой, не имеющий боевого опыта, предводитель при малейшей опасности сбежит с поля боя, Абд ар-Рахман тут же пересел со своего коня на мула, объяснив, что его норовистый скакун не позволит ему метко стрелять из лука. А в почти безнадёжной ситуации, осажденный армией Аббасидов в Кармоне, он собрав своих лучших воинов у главных ворот города, развел там большой костер, бросил в огонь ножны своего меча и повел их на вылазку.

32 Ху́тба – молитва, а также выступление или проповедь во время пятничного полуденного богослужения в мечети, совершаемые уважаемым мусульманином. В случае Кордовы это должен был быть вали аль-Андалус. Кроме того обязательным было упоминание имени халифа в проповеди. Это означало признание суверенитета и сюзеренитета правителя, и исключение его имени из проповеди было равносильно публичному провозглашению независимости.

33 Желающие самим убедиться в непреодолимой страсти к мятежам тогдашних обитателей аль-Андалус могут обратиться к сайту «Хронология Реконкисты» http://covadonga.narod.ru/VIII.htm, где скрупулезно перечислены события такого рода. Ну а подробности, как всегда можно найти у всезнающего аль-Маккари.

Скачать книгу

Величие и гибель аль-Андалус. Свободные рассуждения дилетанта, украшенные иллюстрациями, выполненными ИИ бесплатное чтение

Николай Берченко Величие и гибель аль-Андалус. Свободные рассуждения дилетанта, украшенные иллюстрациями, выполненными ИИ

01 Вступление

02 Библиотеки халифа и других

03. Завоевание аль-Андалус

04 Ковадонга — начало долгого пути Реконкисты

05 Битва при Пуатье Сражение, которое могло решить судьбу Европы?

06 Создание государства

07 Перипетии молодого государства

08 О необязательности обязательного или несколько слов о конвивенсии

09 Зирьяб — арбитр всего и во всем

10 Халифат, построенный из обломков эмирата

01 Вступление

02 Библиотеки халифа и других

03. Завоевание аль-Андалус

04 Ковадонга – начало долгого пути Реконкисты

05 Битва при Пуатье Сражение, которое могло решить судьбу Европы?

06 Создание государства

Николай Берченко
Величие и гибель аль-Андалус. Свободные рассуждения дилетанта, украшенные иллюстрациями, выполненными ИИ