Посвящается Николаю Липовому, другу и музыканту.
Городской романс в двух действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ИВАН – сержант, играет на гитаре и поёт.
ПЕТРОВ – рядовой.
МАША – студентка выпускного курса.
ДАША – сестра Маши, студентка первого курса.
МАРЬЯ КИРИЛЛОВНА – комендант общежития.
ЛИЗА – медсестра.
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА – почтальон.
АНГЕЛ А, АНГЕЛ Б – двое с крыльями.
1 САНИТАР, 2 САНИТАР.
1 ХИРУРГ – Шалом Сигизмундович.
2 ХИРУРГ.
1 РАНЕНЫЙ, 2 РАНЕНЫЙ – Федя и Вася, военнослужащие.
ЧТЕЦ – Шамиль, военнослужащий, говорит с акцентом.
ВАЛЕРА – сторож в клубе "Топка".
РЕГИСТРАТОР – регистратор браков.
ИНСПЕКТОР – дорожный инспектор.
МАЙОР, ВОЕННОСЛУЖАЩИЕ, SAINT-БРАТ, ТАМАДА, ПОСЕТИТЕЛИ КАФЕ – голоса за сценой.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Сцена первая
Раннее утро. Комната с окном в студенческом общежитии. К платяному шкафу от стены тянется простыня, прикрывающая одну из кроватей. Вторая кровать заправлена, на кровати лежит гитара. На улице, напротив окна, столб с рупором. За окном, откуда-то сверху спускается армейский ботинок. Тук, тук, тук – носок кирзача стучит в форточку. Из-за простыни выныривает заспанная Маша.
ПЕТРОВ (из-за окна). Маша, открой.
Маша лихорадочно рассовывает по углам разбросанные повсюду вещи. Прячет гитару под кровать. Ботинок настойчиво барабанит в стекло.
ПЕТРОВ. Открой, это я!
Маша набрасывает на себя что-то из одежды и открывает окно. В комнату врывается шум вокзала. На подоконник спрыгивает испачканный известью Петров с букетом цветов.
МАША. Петров, ты совсем того? Дурак?
ПЕТРОВ. Это вам. (Протягивает букет.) А Дашки нет? Тогда тебе. Морозцем, правда, чуть побило.
МАША. Не надо. Сто раз тебе говорила – отстань ты от нас. Отстань! И вообще, как ты сюда забрался?
ПЕТРОВ. Я с третьего этажа спустился. Верёвку у дворника спёр… и вниз… нас в
двери-то не пускают.
МАША. И правильно, нам приблудные не нужны. Вот я Марье расскажу, кто цветы на нашей клумбе повыдрал. Она тебя на эту верёвочку за самое беспокойное место и подвесит.
ПЕТРОВ. Не успеет, нас сегодня в командировку отправляют.
МАША. Вот и иди ты… в командировку! Трёшься об стены как кот. Надоел хуже редьки. (Толкает Петрова.)
Петров срывается с подоконника. Ухватившись за верёвку, раскачивается за окном.
ПЕТРОВ. Маш, я уезжаю сегодня.
МАША. Так и поезжай, чего в общагу припёрся?
ПЕТРОВ. Ну, я думал…
МАША. Быстрее думай.
ПЕТРОВ. Вдруг ты перед отъездом того…
МАША. Я? Чего?
ПЕТРОВ. Ну, это, того…
МАША. Чего, того?
ПЕТРОВ. Ну… поцалуешь меня, может?
МАША. Давай ка ты лучше вот что.
ПЕТРОВ. Что?
МАША. Вали отсюда! Вот, что! (Толкает Петрова.)
Петров срывается с верёвки вниз. Вскарабкавшись на столб, снова появляется за окном.
ПЕТРОВ. Маш, да ты пойми, я же в армии служу. Я, может, сейчас уйду и не вернусь больше, погибну, может… в жестоком бою. Вот радость-то тебе будет, наверное.
МАША. Что ты мелешь, дебил? Не вернётся он. Мамке своей такое скажи! Чтобы она язык твой дурацкий выдернула.
ПЕТРОВ. Маш, а можно я вам писать буду?
МАША. Мне-то что? Пиши кому хочешь.
ПЕТРОВ. Я вам буду.
МАША. Ты ж без ошибок не сможешь. Засмеём мы тебя с Дашкою, грамотей.
ПЕТРОВ. Хоть повеселю вас. Смейтесь, не жалко. Я вот чего приходил-то…
МАША. Чего?
ПЕТРОВ. Ну, я, это…
МАША. Быстрее рожай.
ПЕТРОВ. В общем, такое дело, я как оттуда вернусь, я того… жениться буду.
МАША. Так и женись, я причём?
ПЕТРОВ. Так я на тебе хочу!
МАША (смеётся). Совсем того?
ПЕТРОВ. Да ты дослушай сначала, а веселиться потом вместе будем.
МАША. Ну?
ПЕТРОВ. У меня батя, сама знаешь, шибко богатый. Он мне на свадьбу машину новую подарить обещал… и квартиру в Энске… и денег в придачу.
МАША. Так и женись. Да вон хоть, на Дашке женись, тебе ж, я понимаю, без разницы.
ПЕТРОВ. Она молодая шибко. И ненадёжная. А ты в самый раз. Я как приду, мы с тобой типа поженимся, подарки соберём, квартиру, машину… поживём для виду чуть-чуть, да и разбежимся. А я тебя за это отблагодарю, ну денег дам… то, сё. Ты знаешь я не жадный, не обижу.
МАША. Ты точно Петров того. Отблагодарит он. Давай, чеши лучше на построение, богач записной, от эшелона отстанешь. Ты главное сначала вернись, а жениться успеешь.
ПЕТРОВ. А я вернусь! Долг Родине отдам, и вернусь! (Исчезает из поля зрения.) А ты пока подумай над моим коммерческим предложением.
Маша отдёргивает простыню. На кровати сидит и бреется Иван.
ИВАН. Ушёл?
МАША. Улетел, Вань.
ИВАН. Что за клоун?
МАША. Он в прошлом году шарагу закончил и в армию на контракт поступил. Их отправляют куда-то нынче.
ИВАН. Понятно. А мне сон снился. На самом интересном месте разбудил твой скалолаз.
МАША. Никакой он не мой. А про что сон?
ИВАН. Ну, слушай. Снится мне, будто я в Афгане служу в разведроте.
МАША. В Афгане? Разведчиком?
ИВАН. Слушай дальше. Ночь. Будит нас командир, говорит: " Духи активизировались, затевают что-то, язык нужен". Язык так язык, дело привычное для нас разведчиков.
МАША. Ох, и фантазёр ты Ванечка. Афганская-то, когда уж закончилась!
ИВАН. Да, не перебивай, ты. Это ж сон, забуду.
МАША. Ладно, не буду больше.
ИВАН. Короче, к утру мы языка на окраине кыштыка1 скрутили. Колян его на горбушку закинул, обратно идём. Саня впереди, Колян посередине, я сзади. Смотрим, спереди мужик в полосатом халате, за ним баба. Лицо чашманом2 прикрыто. Мужик вроде без оружия. Идут навстречу, не боятся, не прячутся. Мы остановились, ждём. Они идут в глаза не смотрят. Поравнялись. Вижу, краем глаза, бородатый у себя под халатом спереди что-то нащупывает. Я думаю, ну если отлить захотел, так остановился бы, на ходу халат попортит, да и баба сзади, что-то тут не то. Я слежу, автомат на изготовке. Отошли они метров на десять. Тут у “полосатого” нервы видать сдали, он повернулся, проорал что-то на своём и калаш из-под халата выхватил. Затвор дёрнул, а стрелять не может, баба его, между нами, на линии огня стоит. Ну и мне стрелять никак, женщина всё-таки. Тут до неё видать дошло, она на меня и кинулась…
МАША. И, что дальше было?
ИВАН. Да ничё. Врезал я ей прикладом слёту.
МАША. А она?
ИВАН. Она, за камень свалилась.
МАША. А ты?
ИВАН. Я за ней. Полосатый стреляет, пацаны ему в ответку. Я за камнем спрятался, думаю, глянуть надо, живая, нет, а то мало ли. Я рукой чачван с неё (чиркает бритвой по воздуху) хать! А там мужик с бородой… (Рассматривает выбритый начисто подбородок). Ну как, ничё?
МАША (недоуменно). Дальше-то, Вань, что было?
ИВАН. Альпинист твой дальше не дал досмотреть. Вот не знаю теперь, то ли мы с языком вернулись, то ли не вернулись вообще.
МАША. Вот заладили оба. Вернулись, не вернулись. Как миленькие вернётесь. А ты, Ванечка, теперь от меня вообще никуда не денешься. Мой ты теперь! Мой! (Задёргивает занавеску.)
МАЙОР (из репродуктора). Товарищи мамы и провожающие, просьба не плакать и отойти от товарищей военнослужащих.
Иван отдёргивает простыню.
МАША Мой ты, Ванечка. Мой! (Встаёт, собирает тормозок с пирожками.)
ИВАН. Чего соскочила?
МАША. И ты вставай, а то опоздаем. (Протягивает Ивану тормозок.) Вот. Твои любимые. Эти с толчёнкой, ну и с ливером, конечно.
ИВАН. Опоздаем? Ты-то куда наладилась с пирожками?
МАША. Ну, как, на вокзал, с тобой.
ИВАН. А может, и в часть со мной рванёшь, а потом… в разведку?
МАША. Я бы поехала.
ИВАН. Ну–ну. А Дашку куда? В детдом?
МАША. Что говоришь-то?
ИВАН. Вот ты придёшь на вокзал, плакать станешь. Целоваться полезешь, нюни бабьи разведёшь. А я, между прочим, сержант, у меня в отделении авторитет. Хочешь, чтобы молодые надо мной ржали за твои пирожки?
МАША. Зачем ты так? Я как лучше хотела.
ИВАН. Да пойми, ты, мы ж армии. Какие уж тут ливера.
МАША. Я же издалека, я подходить не буду, и плакать не буду. Рукой помашу и всё.
ИВАН. Платочком ещё скажи. Синеньким таким, скромным. Не смеши, Маша.
МАЙОР (из репродуктора). Отделение, в одну шеренгу – становись. Равняйсь! Смирно! На первый – второй рассчитайся.
ВОЕННОСЛУЖАЩИЕ (из репродуктора). Первый, второй, первый, второй, первый, второй…
Иван, наспех одевшись, хватает вещмешок.
ИВАН. Маш, тетрадь моя со стихами где?
МАША (вынимает из-под подушки тетрадь). Может пока у меня полежит? Я твои стихи читать буду. А то вдруг потеряешь.
ИВАН. Не, не потеряю. (Забирает тетрадь и выбирается через окно на улицу. Через мгновенье Иван вскарабкивается на столб.)
ИВАН. Маш. Маша!
МАША. Ой, Ванечка.
ИВАН. Подарок отдать забыл.
МАША. Вань, не надо бросать, вдруг промахнёшься.
ИВАН. Ладно, сюда тянись.
Маша и Иван тянут друг к другу руки. Коробка с духами в руках Маши.
ИВАН. И пироги давай!
МАША. Бери, бери. С мальчишками съедите. (Протягивает тормозок и не дотягивается.)
ИВАН. Так бросай.
Маша с размаху бросает тормозок. Иван пытается поймать узелок и падает со столба.
МАША. Ой, промахнулась. Не убился?
ИВАН. Живой я, не ойкай.
МАША. Вань, а гитара?
ИВАН. Пусть лежит. Вернусь спою.
Маша садится на кровать, нюхает духи. Снаружи открывают дверь ключами. Маша прячет флакончик с духами под подушку. Входит Даша, ставит сумку на пол.
МАША. Привет. Чё опять припёрла?
ДАША. Папка ведро картохи передал. А ты чё на ключ закрылась?
МАША. Спала. Рано ещё.
ДАША. Ага, в одежде.
МАША. Тебе-то что? Как хочу, так и сплю.
Даша плюхается на кровать и обнаруживает под ней задребезжавшую от удара гитару.
ДАША. Ну, ну понятно. А запах-то какой, с окна, что ли надуло? Да вроде нет. (Ищет, откуда идёт запах.) Ну-ка, ну-ка, ну-ка. У меня всё под контролем. (Достаёт флакончик из-под подушки.) Откуда?
МАША. Сама догадайся.
ДАША. Ну, тогда, может, на вокзал поторопишься, а то опоздаем.
МАША. Я не пойду.
ДАША. Поругались что ли опять?
МАША. Тебе-то что?
ДАША. Ты ж его вроде любишь, духи вот взяла. Берёшь, а провожать не хочешь.
МАША. Тебя не спросила.
ДАША. Не пойдёшь?
МАША. Нет.
ДАША. Ну, смотри, сеструха. Как бы завтра локотки кусать не пришлось.
МАША. Ты за чужим не тянись, малолетка, всё равно не достанется. Мой он.
ДАША. Взрослая нашлась. Твой? А вот возьму и достану. Помнишь, как в Ванькиной песне: "Очень жаль тебя, милая, но любви прежней нет, я с другою встречаюсь, не сердись ты, мой свет". (Хлопнув дверью, убегает.)
МАЙОР (из репродуктора). Товарищи военнослужащие, слова песни все выучили?
ВОЕННОСЛУЖАЩИЕ (из репродуктора). Да.
МАЙОР (из репродуктора). Не да, а так точно. Отделение, в колонну по два, шагом – марш. Песню запевай!
ВОЕННОСЛУЖАЩИЕ.
Ранним солнечным утречком провожала бойца,
Горячо обняла его на ступеньках крыльца:
"Чтоб с тобой не случилося, я навеки – твоя,
Поезжай без сомнения, я навеки – твоя".3
Сцена вторая
Зона боевых действий. Крыша полуразрушенной пятиэтажки. Ночь. На крыше кирпичная вентиляционная труба, искорёженные телевизионные антенны. Рядом лежат тела двух военнослужащих. Третий — раненый в голову Иван, стреляет из автомата. Патроны заканчиваются. Иван бросает свой автомат. Нащупывает автомат убитого товарища. Стреляет. Автомат, выстрелив несколько раз, замолкает. Рожок с патронами снова пуст.
ИВАН. Зараза!
Из-под карниза высовывается автомат. Иван оборачивается на шум, прячется за обломки трубы. На ощупь находит третий калаш.
ИВАН. Кто здесь? Стоять!
Следом за автоматом на крыше появляются руки.
ИВАН. Стоять, я сказал.
Из-под уреза крыши выныривает голова в каске – это Петров.
ПЕТРОВ. Товарищ, сержант.
ИВАН. Стоять я сказал, стрелять буду!
Голова Петрова исчезает за краем крыши. Иван нажимает на курок, автомат не стреляет. Петров выглядывает из-под уреза.
ПЕТРОВ. Товарищ сержант, не надо стрелять я свой. Рядовой Петров, отдельная мотострелковая.
ИВАН. Ты, как, на хрен, сюда поднялся? Там все перекрытия обрушены, пустота до земли.
ПЕТРОВ. Товарищ сержант, я в школе в кружок ходил, альпинистский, мне на любую крышу залезть – раз плюнуть. Меня командир отправил вас отсюда забрать.
ИВАН. Сюда ползи Петров.
ИВАН. Откуда знал, что я сержант.
ПЕТРОВ. Про сержанта я так сказал. Угадал, выходит. Мы вас снизу в бинокль ещё днём засекли. Только вас тогда трое было.
ИВАН. Ну да, трое. Было. Ладно, я понял, смотри. (Протягивает Петрову бинокль.) Внизу что видишь?
ПЕТРОВ. А вы?
ИВАН. Гляди, тебе говорю!
ПЕТРОВ. За гаражами, боевики прячутся, думаю, к атаке готовятся. Вы с крыши стрелять перестали они и осмелели, так думаю.
ИВАН. У тебя патронов много?
ПЕТРОВ. Рожок, полтора.
ИВАН. И чё ты пустой на крышу попёрся?
ПЕТРОВ. А мне, где их взять-то? Все, скока дали забрал.
ИВАН. Ладно. Чё лежишь, стреляй, давай.
ПЕТРОВ. Товарищ сержант, уходить надо.
ИВАН. А куда я ребят дену? Стреляй, говорю.
Петров стреляет. Вдруг вспышка-выстрел из темноты на крыше соседней девятиэтажки. Петров падает лицом вниз.
ИВАН. Э, скалолаз, ты живой? А? Живой спрашиваю?
Петров поднимается, лицо в крови. Вытирает ладонью кровь, пробует кровь на вкус.
ИВАН. Чё, солёная?
ПЕТРОВ. И правда солёная. Да я и сам чуть со страху не обоссался. Отходить надо.
ИВАН. Не ссы, Петров, матюкаешься, значит живой ещё. Шомпол дай.
Петров вынимает шомпол. Иван, нащупав что-то на стене, ковыряет шомполом. Вытащив, подаёт Петрову.
ПЕТРОВ. Что это?
ИВАН. Привет, тебе от снайпера. С той девятки прилетел.
ПЕТРОВ. Это как?
ИВАН. Каком кверху! Вежливый снайпер попался, с первого раза убивать не стал. Пуля это, теперь он нам точно из-за трубы высунуться не даст. Второй раз не промахнётся. На, тебе на память.
ПЕТРОВ. Горячая.
ИВАН. Со спины стрелял. Пока за трубой сидели, он нас не видел, а тут ты башку свою высунул.
ПЕТРОВ. Извините, товарищ сержант, я не нарочно.
ИВАН. Да ладно, ты не первый.
ПЕТРОВ. Я её на верёвочку повешу. Талисман будет.
ИВАН. Ты больше не дёргайся, делай всё, как я скажу.
ПЕТРОВ. Хорошо.
ИВАН. Так точно! Ёпть. Мы щас с тобой тихонечко полежим, а там может снайпер отлить захочет, или забудет про нас… мы и попробуем с крыши на балкон сигануть. Потом и пацанов снимем.
ПЕТРОВ. Жалко их.
ИВАН. Не ной, без тебя тошно.
ПЕТРОВ. Есть, товарищ сержант. Спросить можно, пока не началось?
ИВАН. Чё не началось?
ПЕТРОВ. Это присказка, так крутые в кино говорят.
ИВАН. Не в кино мы, давай, спрашивай свой вопрос, Рембо, пока не закончилось. Поговорку слышал: "Снайпер бьёт издалека, но всегда наверняка!"
ПЕТРОВ. Товарищ сержант, да понял я всё. Я это, спросить хотел, девушка у вас есть или может жена?
ИВАН. Есть.
ПЕТРОВ. А расскажите про неё, ну, в смысле, почему она именно вас выбрала, как, за что?
ИВАН. Ну, это Петров я не знаю. Любовь штука такая, словами не объяснить, тут… песня нужна.
ПЕТРОВ. Жаль.
ИВАН. Что жаль?
ПЕТРОВ. Ну, что песни нет.
ИВАН. Почему же нет, есть песни, полно.
ПЕТРОВ. Ну, я имел в виду… про вашу любовь.
ИВАН. И про мою есть.
ПЕТРОВ. Откуда?
ИВАН (тычет в грудь). Оттуда.
ПЕТРОВ. Что, сами сочинили?
ИВАН. Сам.
ПЕТРОВ. Вы сами?
ИВАН. А, что, не похоже.
ПЕТРОВ. Ну не знаю я. А щас спеть можете?
ИВАН. Могу. (Вынимает тетрадь.) Вот, на днях сочинил. Жаль будет, если никто не услышит. (Читает реп, не глядя в тетрадь.) Глаза круглые, губы пухлые, в заднице мотор заведённый. Сквозь пули за любовью к тебе иду босиком, по насту бедой раскалённому. А если погаснет в окне огонь, глазами дорогу прожгу тёмной ночью за мечтой следуя. Согрею любовь в глубоком снегу, имя твоё сухими губами исследуя. По запаху тебя найду, по следу шалому. За любовью иду. Не плачу, не жалуюсь.
ПЕТРОВ. Круто! Ох, и клёвая, наверное, у вас девчонка, раз вы для неё такие песни сочиняете. Может, подарите мне листочек, их у вас в тетрадке вон сколько.
ИВАН. Тебе зачем?
ПЕТРОВ. Мне для одного дела нужно.
ИВАН. Для дела?
ПЕТРОВ. Да. Я как вернусь, жениться буду.
ИВАН. По залёту что ли?
ПЕТРОВ. Не, у меня другая тема.
ИВАН. По любви?
ПЕТРОВ. Нет. Говорю же, другая тема.
ИВАН. Ну, так и не женись тогда вовсе.
ПЕТРОВ. Надо, а она не идёт.
ИВАН. Тогда, на другой женись, в чём проблема?
ПЕТРОВ. На другой? Нет. Мне надёжная нужна, чтобы не обманула. А эту я с детства знаю, она не подведёт.
ИВАН. Мутный ты, боец, или простой как три копейки, не пойму?
ПЕТРОВ. Чего тут понимать? Она за меня замуж не хочет. А тут паренёк молодой солнечным утречком с армии вернулся, в погонах, с сигаретой в зубах, да стих ей красивый прочитал. А?
ИВАН. Ну?
ПЕТРОВ. Ну, и всё у меня в шоколаде.
ИВАН. Дурак ты Петров. А не понравится ей мой стих, тогда, что?
ПЕТРОВ. Понравится, я её знаю. Мы ж с ней с детства, как брат и сестра.
ИВАН. Ладно, бери, другой раз бы не дал, а теперь, (отрывает обложку) на, держи. Химическим карандашом писал, может кое-где и смазалось… ничего, сам подправишь. (Поднимает с крыши каску, надевает её на ствол калаша.) Говорок мне твой знакомый. Ты сам, с каких краёв будешь? Часом не зёма? (Поднимает над трубой каску.)
ПЕТРОВ. Да я с далёко. Вы не знаете.
Выстрел со стороны девятиэтажки. Каска падает.
ПЕТРОВ. Похоже, не спит снайпер.
ИВАН. Ага, не спит, а медленно моргает. Понравились мы ему видать. Ладно, поговорили и хорош. Ща мы с тобой на раз-два-три поднимаемся и поодиночке… Поодиночке! Понял?
ПЕТРОВ. Понял, поодиночке.
ИВАН. К урезу крыши бежим. Пока снайпер выбирать будет – кого из нас валить, мы уж на балкон спустимся. Всё понял?
ПЕТРОВ. Вроде да.
ИВАН. Ну а если ты всё понял, тогда, рожок мне давай, и валим отсюда.
ПЕТРОВ. А я как?
ИВАН. Тебе не понадобится.
ПЕТРОВ. Почему?
ИВАН. Потому! Если добежишь, вали в расположение и больше сюда не суйся. А как снайпера с девятки уберёте, санитаров на крышу пришлёшь. Всё понял?
ИВАН. Не совсем. Почему самому не соваться?
ИВАН. Ладно, харе резину тянуть, давай на раз-два в разные стороны. Рожок мне отдал.
ПЕТРОВ (отдаёт рожок). Нате.
Иван вставляет рожок в свой автомат.
ИВАН. Готов?
ПЕТРОВ. Да!
ИВАН. Три-пятнадцать, поехали!
Иван и Петров встают, Петров бежит к краю крыши. Иван, сделав нетвёрдый шаг, останавливается и открывает огонь. Со стороны девятиэтажки раздаётся два выстрела. Иван падает на одно колена, на второе, потом навзничь. Раздаётся третий выстрел. Петров падает с крыши. Не обращая внимания на пролетающие пули, на крышу спускаются два ангела. Обнаружив убитого солдата Николая, ангелы осторожно отделяют его душу от тела и поднимают светлый силуэт души на вытянутых руках.
АНГЕЛ А. Николай.
АНГЕЛ Б. Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшему рабу Твоему Николаю, приснопамятным вождем и воином за веру и Отечество на поли брани жизнь свою положившим.
АНГЕЛ Б. От ран и глада скончавшимся, в пленении и горьких работах невинно умученным и убиенным и всем Победы ради потрудившимся, и сотвори им вечную память.
Светлый силуэт солдатской души скрывается в небе. Ангелы поднимают душу солдата Александра.
АНГЕЛ А. Александр.
АНГЕЛ Б. Еще молимся о упокоении душ приснопамятных вождей и воинов за веру и Отечество на поли брани жизнь свою положивших, от ран и глада скончавшихся, в пленении и горьких работах невинно умученных и убиенных и всех Победы ради потрудившихся, и о еже проститися им всякому прегрешению вольному и невольному.
Светлый силуэт солдатской души поднимается и улетает на небо.
Ангелы поднимают следующую душу.
АНГЕЛ А. Иван.
АНГЕЛ Б. Во блаженном успении вечный покой подаждь…
Силуэт поднимается и недолго повисев в воздухе, возвращается на землю.
А и Б, не удивившись происходящему, снова поднимают силуэт.
АНГЕЛ А. Иван.
АНГЕЛ Б. Во блаженном успении…
Силуэт опять возвращается на Землю. Ангелы присаживаются отдохнуть на край крыши.