Цугцванг бесплатное чтение

10 февраля, вторник

Я опять убил человека.

Пишу далеко за полночь, глаза слипаются. Тут, в машине, просто невозможно нормально спать. Шея затекает, ноги ломит. И сиденья не разложишь – заказ сзади лежит, ждет своего часа. В общем, немного приустал я. Мечтаю о кружке горячего чая с лимоном и о кровати с чистым постельным бельем, пахнущим цветочным кондиционером. А перед этим в душ! Но успокаиваю себя каждый раз, что еще немного и вернусь домой, в тепло и уют. Еще хочу есть. Эти крекеры, магазинные сэндвичи уже поперек горла вместе с газировкой. Столько сахара во мне не было давно, организм явно в шоке. Все, скоро домой.

На самом деле эмоционально вымотан. Серьезно. За этот год уже второй заказ. Так-то я не против, ибо заплатили двести пятьдесят тысяч рублей, теперь могу рассчитывать на переезд, который планировался еще месяца два назад. Что ж, желаемое в свое время реализуется. Это приятно.

Так вот, я только успел закрыть семестр, как звонят по работе. Новый заказ. На этот раз мне несказанно повезло – дело связано с любовным треугольником, куда включен мой заказчик, его (не буду скрывать) очаровательная жена и ее любовник, который является бухгалтером в фирме моего заказчика. Ну прям сцена из тупой мелодрамы, что крутят по телику для домохозяек. Хотя, по-моему, даже домохозяйки уже не смотрят эту ерунду, они переключились на более эрудированные телепередачи. Но это не факт.

Не люблю я все эти семейные разборки. Жена – муж, муж – жена, любовники. Фу! Странно, что заказчик заказал только бухгалтера, я бы на его месте пристрелил обоих. При том сам. Без помощи киллера. А что? Сэкономил бы тем самым двести пятьдесят тысяч. Эти деньги на самом деле даже не стоят того бухгалтера. Серьезно! Две минуты работы. Оглушил его у подъезда, потратил на него пузырек стрихнина (пришлось на этот раз вводить подкожно), теперь выжидаю, пока яд дойдет до мозга. Собственно, это я и называю – легкие деньги. За такого простачка две с половиной сотки… очень даже ничего.

Но, повторюсь, выматывает и такая работка, когда не успел отойти от экзаменов. Еще и эта вечеринка, будь она неладна. Но! Мне кажется, что я уже пришел в себя и те непонятные «чувства» к Тасе меня больше не мучают. Дышу спокойно и легко, никаких сопливых мыслей. Все-таки, чтобы я тут не говорил, а работа мне пошла на пользу.

12 февраля, четверг

После работы тогда приехал поздно, несмотря на то, что сил едва хватило, чтобы просто заползти в коридор; я взял себя в руки и пошел в ванну. Хотя и на коврике я бы лег спать. Нет. Нужно обязательно нормализовать свое состояние. Закинул все вещи в стирку, простирал их на два раза, сам залез в горячую ванну. Расслабиться, привести мысли в порядок и отдохнуть – это второе, а самое главное, это избавиться от ужасного ощущения смерти.

После каждого заказа ты чувствуешь себя настолько мерзко, насколько человек может себя раздражать, ненавидеть и презирать одновременно. И то, мне кажется, что в нашем языке (каким бы он богатым не был) нет таких слов, которые описывали мое состояние после работы. Ощущение причастности к смерти тебя обволакивает липкой паутиной, тебе мерещится тошнотворный запах гнили, крови и медикаментов. Гремучая смесь, от которой избавляешься несколько дней. Хорошее средство – это горячая ванна, ром, сон. Все по очереди, не исключая друг друга.

И да. Пополнил Список.

14 февраля, суббота

Я переехал. Да, это случилось.

Не думал, что подобное событие заставит меня так долго ждать и переживать, выжидать какого-то удачного момента, как будто такой вообще существует.

Перебрался поближе к центру, новый дом, очень уютная трехкомнатная квартира, с чудесным видом из окна. Особенно ночью. Прекрасный вид на город открывается из спальни и зала, увы, окна кабинета выходят на другую сторону, где я могу наблюдать за своими соседями, что тоже неплохо, но не входит в круг моих интересов. Да, на этот раз у меня есть кабинет. Это идеальное место для всего моего рабочего инвентаря и учебных бумаг. Все книги наконец‐то перекочевали на полки, где могут вдохнуть свежего воздуха; все тетради, конспекты и учебники обрели свое место – ящики шкафа, что стоит напротив двери, рядом с диваном. Сейф тоже переехал в кабинет, встал за рабочим столом, туда я уже определил все оружие, в планах осталось только его начистить и разобраться с патронами, ибо есть какое-то странное предчувствие. Все медикаменты и яды я также прибрал – три нижние полки шкафа, дверца которого закрывается на ключ. Чудесная идея. Документы, связанные с заказчиками и целями, флэшки, аудио и видеозаписи компромата сложил аккуратно в ящики стола, так будет сподручнее работать с информацией. Ну и самое ценное и важное – Список и дневники. Их тоже достал из коробок и разложил в хронологическом порядке во второй шкаф над сейфом. По мне, я идеально устроился в кабинете, и все вещи имеют свое законное место. Хотелось бы в этой чудесной квартирке остаться подольше, уж очень она мне нравится.

Спальня также пришлась по душе. Мой любимый минималистический стиль, который я люблю в комнатах, где положено отдыхать – большая кровать, невысокий комод для вещей (большой шкаф еще есть в коридоре), прикроватная тумба.

На самом деле, планировал иначе переезд: думал, что закажу газель, все оплачу, а мне в лучшем виде спустят, перевезут, поднимут. Тем более вещей у меня чересчур много, успел даже кое-какой мебелью обзавестись. Вечером позвонил Егор, спросил про мои дела, я рассказал о переезде, и он вызвался помочь. Подумать не мог, что друг захочет поучаствовать.

Хотя мне кажется, я просто его недооцениваю. Или наоборот – себя. Ведь дружеские отношения завязаны на взаимопомощи, однако я иногда думаю, мол, кто я такой, чтобы ради меня бросали все свои дела и бежали, сломя голову, на подмогу. Но ведь так и должно происходить. Нет. Не так. Да-да, никто никому ничего не должен. Так обычно происходит у обычных, среднестатических людей. Друзей.

Конечно, я не буду скрывать, что предложение Егора меня приятно удивило. Я был безумно рад, что не проведу вечер в одиночестве, таская мебель туда-сюда, обливаясь потом. В компании веселее все, тем более какой-то переезд. Ну действительно. Критическое восприятие переезда сменяется моментально чем-то приятным и уютным, когда знаешь, что тебе на помощь идут друзья. Они развеют твое состояние, создадут настроение, хоть и не готовились заранее к таким глобальным переменам. Все происходит само собой, что тоже невероятно круто. Ты вроде просто посидел с человеком, послушал его историю, что произошла с ним дня три назад, выпил чай, посмеялся над шуткой и – вуаля! – твой собеседник сияет, искренне улыбается, благодарит тебя за приятный вечер. Ты киваешь, в знак вежливости тоже его благодаришь, соглашаешься, что и у тебя поднялось настроение, ушли негативные мысли. А потом, когда уже едешь домой, думаешь: «А что собственно такого произошло? Ведь человек заметно поменялся, а ты для этого сильно не напрягался. Просто попил чай и поговорил. А он счастлив».  Это и есть чудесное свойство дружбы.

Егор приехал к обеду.

– Собрался? – спросил он. – Газель вызвал? Много перевозить?

Да, я всю ночь потратил на сбор вещей, не спал. Еще и усталость после прошлой работы не сошла полностью. Мешки под глазами, какой-то бледно-серый цвет лица меня до сих пор смущают. Вроде окружающие не обращают на это внимание, а мне боязно смотреться в отражение.

– Смотри, здесь чемоданы, коробки с книгами и остальными вещами, тут плазма и посудомоечная машина. Это сейф. Надеюсь, парни из бригады перевозки нам с ним помогут, его нужно будет аккуратно вынести.

Мы вместе дождались газель, что перевезла все на новую квартиру. Теперь я живу на восемнадцатом этаже.

Спасибо Егору! Помимо физической помощи (из квартиры в лифт – из лифта в машину – из машины в лифт – из лифта в квартиру), он разобрал со мной коробки, установил технику и скромно отметил новоселье. За последние дни я изрядно вымотался и конечно больше морально. Была бы сейчас осень, списал бы свое состояние на осеннюю депрессию, на перемену погоды, на вечные дожди. Никакой романтики в этом времени года не вижу. В принципе, как и в весне. Это лишь серое, грязное продолжение зимы, что потом резко сменится первомайскими демонстрациями, чередой салютов и ленточками выпускников. Короче, я посчитал, что проведение время с Егором, пиццей и боксом по телевизору пойдет мне на пользу.

– Какие планы на оставшиеся выходные? – друг откусил кусок пиццы и продолжил: – Не хочешь развеяться?

– Есть предложения?

– Вроде ребята хотели затусить в ближайшие дни. Шашлык, кальян, музыка, алкоголь. Ты как? – будто невзначай сказал Егор, внимательно следя за действом на ринге.

Я не люблю бокс. Терплю только из-за того, что от него без ума Егор, он может целыми сутками сидеть, уставившись в экран, наблюдая, как один в синих труселях, избивает того, что в красных. Сломанное ухо, рассеченная бровь, капа, что с дичайшей агрессией выплюнули на ринг, забрызганный потом.

Поэтому, из-за разницы компетенции в данном вопросе, я мог заметить некую перемену в лице Егора. Он действительно был заинтересован происходящим здесь и сейчас на «Спорт.TV», но какая-то его часть пребывала тут, со мной, в реальности. Мне даже показалось, что у него шевельнулись уши, приготовились к моему ответу, чтобы не пропустить ни одного звука. Ни одного важного звука. Что несомненно должно было касаться моего ответа на его предложение поехать куда-то на шашлыки. О, я знаю, к чему он ведет. Нет. Нет-нет-нет.

– А вообще хата потрясная, – заметил Егор, когда мой ответ так и не нашел подходящего звукового кода. Он даже уменьшил громкость на телевизоре, что, конечно, было связано с рекламой, а не с заинтересованностью диалога, но все-таки это был некий знак, что мое молчание мне уже не поможет. Нужно что-то говорить.

Да-да, тут последовал его многозначительный, ехидный взгляд. Из серии «ты знаешь, о чем я, так что давай, не томи». А чего томить?

– Я не хочу.

– Эй, почему? Что тебя опять смущает? Ты вечно отказываешься куда-то выбраться, посидеть, пообщаться, вечно строишь дебильные отмазки. Может уже пора с этим кончать?!

– Неправда…

– Что не так? Да, ты отпраздновал недавно вместе с нами конец сессии, не спорю, но на этом все. Это второй раз за два года обучения, когда ты провел время с нами. С группой. А мы ведь не чужие люди.

– Ну ты же знаешь, Егор, я не любитель всех этих ваших тусовок, сборищ людей, громкой музыки и беспроглядного пьянства.

– Не преувеличивай! Много пьет у нас только Руслан. И все. Все остальные знают свою меру. Можешь не пить. Ты и так не пьешь. Ты же вечно за рулем, – и Егор вполне правдоподобно меня передразнил. Хотя, признаюсь, приятно от его реплики мне не стало. Наоборот. Будто бы больно ущипнули.

Я попытался найти себе срочное дело, например, отнести пустую коробку из-под пиццы на кухню, поставить там чайник, в общем, занять себя чем угодно, только не спором с Егором. А поспорить хотелось.

– Нет, ты мне просто скажи, что опять тебе мешает составить нам компанию. Составить компанию мне. – Егор увязался за мной. Попутно заглянул в холодильник, разочарованно хлопнул им, так как не нашел там ничего съестного. Удивительно! Облокотился на стену, перегородив дверной проем. – Там будет Тася. Еще Маша.

– Причем тут Маша?

– Ну так это же была ее затея…

Егор рассказывал про всю идею намечающейся вечеринки. Я не слушал. Ведь он сказал – Тася. Ну как я туда пойду, если там будет она? А ведь я почти согласился, прокрутив в голове все дни, что мне пришлось пережить, не сойдя с ума от работы, и понял, что охота поехать куда-нибудь, выйти, так сказать в люди, пообщаться хоть с кем-то, а не с эхом в квартире. А тут она.

– …да Маша сама будет рада тебя видеть, – и друг не менее ехидно подмигнул.

Это все ерунда.

Сам не знаю, как слухи набрали свою силу и расползлись по университету, но на каждом углу шепчутся, что между мной и Машей что-то намечается. Отношения, не отношения… Людям будто бы больше некого обсудить, как меня и Машу. При том это далеко не первый раз. Вот в чем минус учиться на факультете, где большое преобладание девушек. Большое. Слишком большое.

– Ты проведешь неплохо время с одной из красоток, – не унимался друг, – и параллельно поможешь мне с Тасей. – И снова это идиотское подмигивание.

Меня начало колотить от абсурда нашей незамысловатой беседы.

Почему меня нужно сводить с кем-то, когда в моих глазах не читается этого желания. Не читается же? Я в это свято верю. И ладно бы это делали неизвестные мне девчонки за спиной, так это же делает мой друг прямо в лоб. Смотря мне в глаза. Не стесняясь.

Да и как я ему помогу с Тасей? Что сделаю? Ну нравится она ему уже полгода, если не больше, ну пытается он ей оказывать знаки внимания, все без толку, так а кто в этом виноват?! Она? Я?

Так. Пойдем сначала. Хоть и сложно, но это один из верных путей. Возможно, я что-то упустил.

Егору нравится Тася. Я как друг, давал ему советы, подкидывал идеи, как можно заполучить внимание девушки. Что-то работало, что-то нет. Все индивидуально. Честно и искренне я отдавался просьбам друга, ведь понимал, как ему это важно. По нему видно – девушка ему не безразлична, так что только слепой этого не заметит. И то не факт. Но кто знал тогда, что в какой-то момент невинный разговор с Тасей перевернет мое представление о ней, что я буду думать о ней, не только в период, когда она находится передо мной, а когда я сплю, моюсь, пью чай, читаю книгу, еду на заказ, заполняю Список, сижу в баре, еду домой, засыпаю, смотрю на ее фото?! Кто знал, что со мной произойдет такая штука? А как еще назвать это, если не «штука»? Не влюбленность же…

И что мне сейчас прикажут делать? Помогать другу ухаживать за той девушкой, которая самому нравится? Нравится.

Я впервые в этом признался? Если написал, значит признал это. Смирился? Пока это вопрос.

Так и что делать? Нет. Я не могу поехать. Не могу. Я не имею ни малейшего понятия как себя вести, что говорить и советовать Егору… Да черт возьми! Я не могу даже в теории представить, что смогу сказать ей. Мне неловко от всего.

Нет.

Просто нет.

Пора научиться говорить это простое слово. Всего три буквы. Ничего сложного. Нет. Нет! Н-е-т.

15 февраля, воскресенье

Приятно просыпаться.

Я бы написал, что «приятно просыпаться дома», но пока не могу употреблять это слово в прямом значении. И не совсем уверен, что смогу когда-нибудь это сказать. Я дома. Нет. Как-то инородно звучит. Попахивает ложью. По крайней мере, за последние… года я так и не сумел найти пристанище, что смог бы назвать домом.

Но зато безопасно, спокойно на душе. И это главное. Спокойствие.

Рядом лежала Янта и громко мурлыкала. Так она просит, чтобы ее погладили. Я перевернулся на бок, смотрел в окно, чесал Янте пузико. Она разомлела.

Помню нашу первую встречу. Тогда стукнуло третья января, и я наконец‐то выполз на улицу, ибо есть было нечего, а пельмени доставать из морозилки не хотел. Не настал еще тот голодный день, когда бы решился вскрыть пакет замороженных пельменей, купленных мною еще при заселении на старую квартиру.

Я отмечал этот новый год в одиночестве. Отказался от предложения Маши присоединиться к ее компании, посидел сам с собой, закусил оливье, выпил несколько бокалов рома и завалился спать, еле дожив до курантов. На тот момент я жил без работы практически полгода и грешным делом задумывался о глобальном переезде, в какой-нибудь другой город, поближе к столице, там-то наверняка мой спрос должен был возрасти. Но сил не было, чтобы полностью уверовать в это. Какой переезд? Не могло быть и речи. Не сейчас это точно, и тогда, в новогодние дни, я это тоже понимал. Слава богу, что касаемо этого вопроса я трезвость разума не потерял.

Третьего числа я заглянул в пустой холодильник. Там конечно было скисшее молоко, четырехдневный – а то и пятидневный – салат с кальмарами, который не пошел мне даже в новогоднюю ночь, и какая-то еще несъедобная субстанция. Я вышел на улицу поздно вечером, восхитился погодой, купил себе пропитания на ближайшие дни, которые планировал провести в лежачем состоянии, смотря новогодние фильмы, надеясь, что тем самым я хоть как-то подниму себе настроение. По пути домой встретил соседку со своего этажа, с которой чаще всего встречался утром на парковке – мы вместе выезжали в город по будням, – она рассказала мне про кошку, что поселилась у нас в подъезде. Оказалось, по теории соседки, что ночью первого января, когда все бухие жители дома гуляли, бегали во двор запускать салют и ходили друг к другу в гости, из какой-то квартиры сбежала кошка и уже третий день живет этажом выше на лестничной клетке. Соседка призналась, что подкармливает кошку и даже постелила ей пеленку. Жалко животинку, а взять ее домой к себе не может, так как у нее самой живут два взрослых кота и собака, боится, что новую гостью не примут. Собственно, в этот же вечер мне и показали Янту.

Я поднялся вместе с соседкой, чтобы сфотографировать кошку, планировал разместить объявления в Интернете, распечатать и развесить их по ближайшим домам, ибо мое чутье подсказывало, что кошка забралась к нам погреться, а сама из какого-то другого дома. Почему же тогда жильцы этого подъезда еще не прошли все лестничные клетки, не опросили соседей и не забрали любимицу домой?

Зайдя в квартиру, я все думал о кошке. Она была очень ухоженная, спокойная, ласковая. Разрешила себя погладить, и глухо урчала, когда я чесал ее спинку. Узнал, что это британская короткошерстная порода кошек, и явный признак породистости животного – ярко оранжевые глаза, похожие на два янтаря. Это было точное описание.

Не помню, какие именно мысли привели меня к этому решению, но я забрал ее себе.

Зашел в тот же вечер к соседке и предупредил, что забираю кошку на время, что если объявится хозяин, то пускай звонит мне. Так и договорились.

Прошел месяц, за Янтой никто не пришел, так мы и стали жить вместе.

А она почти сразу же освоилась, обошла все комнаты, обнюхала каждый сантиметр квартиры, спала в моей кровати. Это мне не совсем нравилось, но ничего не мог с этим поделать. Ее янтаря покорили мое сердце.

Примерно в начале февраля я снял объявления с домов, где они еще весели, удалил все из Интернета. Янту уже никому бы не смог отдать.

Переезд она тоже пережила вполне спокойно, ей пришлась по душе и новая квартиры, и особенно кресло в зале, которое она заняла первым же делом.

Какого было мое удивление, когда через несколько часов после того, как я принял это чудное создание к себе, у меня начали слезиться глаза и появился насморк. Изначально я не принял все это всерьез, пока через два дня не проснулся посреди ночи с заложенным носом и сухостью во рту. За раз осушил литровый кувшин воды, но легче не стало. Тогда-то и задумался о том, что мой организм явно протестует появлению в моей жизни нового живого существа, которого я впустил и не собираюсь изгонять. Я принял животинку, чтобы вся моя серая жизнь, с резкими и яркими кровавыми пятнами стала хоть чуточку приятнее.

Что может быть хуже того, чем осознать, что у тебя на самое любимое в жизни аллергия? Какого жить дальше, приглушая недуг таблетками, создавая мнимую реальность, где ты себя чувствуешь прекрасно, где тебя ничего не беспокоит?

Первое время жил абстрагировано, не веря собственным ощущениям, которые доказывали мне обратное – жить с Янтой я не могу. Это превращается в садизм. Я покорился ее янтарным глазам и ласке, что готов глотать таблетки три раза в день, капать какую-то кисло-горькую жидкость в нос, которая отравляет еще и мою гортань.

И каждый раз, когда я об этом задумываюсь, я понимаю, что именно такая жизнь меня устраивает, что именно это и носит для меня признак чего-то настоящего. Я чувствую себя живым, когда страдаю, чувствую боль и усталость. Мне чужда гармония, мне не известен покой, я не приучен к миру.

Вчера я пропустил поход в бар «Койот». Обычно посещаю его каждую среду и субботу. Там играет живая музыка и именно в эти дни выступает очень интересная группа, мне нравится ее репертуар.

18 февраля, среда

Один из последних дней моих каникул, которые пролетели слишком быстро и незаметно, – как это происходит всегда с выходными, которые сначала так сильно ждешь, – я решил провести достойно. Обычно проходят долгожданные выходные, а осадок остается. И вроде бы ты отдохнул, занялся собой, не думал об учебе, которая какой бы интересной не была, но достаточно угнетает, но и выдохся. Как минимум потому, что и отдых иногда выматывает похлеще какой-нибудь физической работы. Ну и действительно, чего уж себя обманывать, я отдыхал достаточно мало. В конце января закрыл сессию и сразу же после того, как всей группой отметили конец семестра, я сразу же взялся на работу, самую нудную ее часть. Это слежка, изо дня в день по двадцать часов, подгадывание удачного момента, когда я лишу жизни очередного безликого персонажа, и согласование этого с заказчиком, который тоже имеет свое мнение по данному поводу. Хотя если подумать, то какое ему дело, когда я ликвидирую цель, если такова задача. Почему он имеет какое-то право говорить мне что-то о датах и времени суток, не мое ли это дело?! Все же я имею куда больше опыта в данной сфере, чем он, поэтому мой предложенный вариант будет объективно лучше его банального и ни в какие ворота не входящего «хочу». Но я стараюсь об этом не думать и не нагнетать, а просто работать. Все же мне за это платят. Да, возможно меркантильный подход, но по-другому здесь никак. Где могу, я посоветую, ну а если меня не слушают, то я сделаю так, как скажут, но в лучшем виде, последствия пускай разгребают мои заказчики, ибо нужно было слушать профессионала, а не перечить мне. Я делаю всегда все чисто, поэтому свою шкуру сберегу всегда, а насчет чужой еще несколько раз подумаю. Выгодно ли мне кого-то спасать.

Так вот, сегодня один из последних дней моих выходных, когда я могу отвлечься и от работы, и от переезда, что немало сил отнял. Как минимум и обжить квартиру за считанные дни нужно уметь.  А еще я не понимаю, в чем смысл делать первый учебный день в пятницу, ну и зачем все это? Чтобы прийти на вводную лекцию к какому-нибудь сонному преподавателю, прозевать вместе с ним полтора часа, попить чай в буфете, потом, если повезет, отсидеть еще такую же скучную лекцию и поехать домой. Отдыхать. Еще два дня. К чему тогда эта прелюдия? Уж либо с понедельника, либо никак.

Приехал я вечером в бар «Койот», занял свой любимый угловой столик у стены, где куда меньше снуют официанты и посетители, что не мешает мне уединиться. Заказал салат и безалкогольный коктейль, хотя признаюсь, выпить хотелось, но я ведь как всегда за рулем. Да и имею некую установку, что если и пить, то лучше дома, как-то вся эта романтика выпивания где-то меня не привлекала никогда. Отчасти еще и потому, что люди часто не знают меры, а потом за них краснеют все. Даже совершенно незнакомые люди. Мне, например, очень стыдно за таких, хотя видел их в первый и, надеюсь, в последний раз. Официант, узнав во мне завсегдатая, посоветовал мне лучшее вино, которого ранее в меню не было. Соблазнился ли я? Нет. Хотя очень уж хотелось.

Я отвлекся на прекрасную солистку, что, обхватив руками микрофон, напевала знакомые мне слова. Музыкальная группа, что здесь выступает, пишет свои песни, которые не менее хороши, чем та попса, что популярна на данный момент. Хотя бывало, что они играли и просто акустическую музыку, создавая приятную атмосферу вечера. Но сейчас по залу плавно растекался мелодичный голос солистки, окутывал прохладным шелком и завораживал. Да, пела она прекрасно.

Когда я слушаю ее, то ненароком думаю о Тасе. Накрывают воспоминания, о том вечере, когда мы с ней разговаривали, и я буквально открыл другую вселенную и провалился в пропасть. Как Алиса в Стране Чудес. Только я шел медленно и степенно, и даже не за каким-нибудь белым кроликом, нет, просто шел. Увидел нору и, думая, что там ничего нет, ступил… а там сказочный мир, который не подвластен моим описаниям. Насколько же человек многогранен, загадочен и нереален одновременно. И каким же фантастическим образом влияет на нас ночь, как она пробуждает в нас истинное «Я», которое прорывается наружу, не стесняясь. Почему все-таки мы такие открытые и честные по ночам?

Я думаю, что все же влияние оказывает запах ночи. Да, банальные фразочки из лексикона какой-нибудь девочки-подростка, но ведь это правда. Холодный запах ночи невозможно спутать ни с чем другим. Это что-то особенное и уникальное. И как волшебно они на нас влияют. Мы начинаем говорить так, как не говорили никогда. С той тонкой и нежной интонацией, которую не знали ранее в себе. И даже не стыдно после. Ты не думаешь о том: «Зачем я это сказал», «черт возьми, да кто ж меня тянул за язык», нет такого, нет. Мы почему-то сразу уверены, что под покровом ночи мы рассказали человеку именно то, что нужно, и он обязательно об этом будет думать потом, наедине с собой, и ваш диалог останется лишь вашей тайной. Никто другой и не догадается о вашем невинном и волшебном тет-а-тет. Не знаю…

Не знаю, как это все работает, но работает весьма исправно.

Группа закончила свое выступление, когда я еще сидел, потягивал третий коктейль и предавался неадекватным воспоминаниям. Ну ведь это неправильно жить в прошлом и раз за разом прокручивать то, что было больше двух недель назад. Тася уже наверняка не помнит того, что говорила тогда со мной на балконе, она выкинула эту нелепость из своей головы и живет спокойно, не напрягаясь по пустякам. Ведь действительно, что такого? А ничего. Просто поговорили, я послушал ее, она меня, да, она приобняла меня, я тоже. Мы так простояли. Я восхитился нашим диалогом, который был слегка интимным, чем могли позволить приличия. Хотя… Ничего не было, а я сейчас сижу на диванчике, меня развезло от визуализации прошедшего, я будто бы чувствую ее прикосновения сейчас на своей спине и руке, ее голос и теплый-теплый взгляд. Разве такое бывает? Не знаю. Но я ощутил. На улице прохладно. Ночь. Мы стоим, говорим, по телу бегают мурашки, каждые полминуты я содрогаюсь от январского мороза, но как только она поднимает на меня свои глаза, так сразу же в груди вспыхивает пожар, что охота скинуть куртку и упасть в сугроб, чтобы хоть на чуть-чуть охладить свое тело.

Уже было около полуночи, когда я покинул бар. Прошел на стоянку. Мою «хонду» умело подперли, что я и при всем желании не смог бы выехать. И ни кто-то там, кому бы я мог дать по колесам, хлопнуть по багажнику и так далее, а кто-то на «Астон Мартин вантаж». Темно-синий матовый британец, под капотом у которого все шестьсот лошадиных сил. Я решил прогреть свою «хонду», в надежде, что богатенький сынок в скором времени придет и освободит мне проезд. Пришлось около двадцати минут гулять вокруг стоянки, ожидать чуда, ибо не было ни записки, ни номера, ничего, что могло бы мне помочь связаться с хозяином того спортивного автомобиля. Да, одним из вопросов, что мучил меня, это кто у нас в городе может разъезжать на таких тачках, ведь не все дороги приспособлены… нет, такая тачка не приспособлена ко всем дорогам. В общем-то мое терпение тоже не приспособлено к такому длительному времяисчислению, поэтому я набрался сил и решил вернуться к машинам, чтобы пнуть хорошенько этот синий автомобиль. Уже выбирая колесо, которое можно было бы попинать, я услышал у черного входа «Койота» чьи-то голоса. Мгновенно пролетела надежда, что те люди могут знать, чья тачка подперла мою бедную «хонду», ведь таких клиентов обычно знают в лицо и им не обязательно быть постоянным клиентом, стоит один раз припарковаться и тебя запомнили все в радиусе четырех кварталов.

Нет, я не побоялся пинать этот чертов автомобиль, из соображений, что выйдет владелец и настучит мне по макушке, нет. Я с этим бы тоже легко справился – достал бы «глок» и вышиб мозги этого человека на лобовое стекло его любимой машины. Однако связываться я все равно не хочу. Коммуницировать с людьми – далеко не мое хобби.

Я еще оглянулся на всякий случай – никого. Пошел в сторону черного входа, где раздавались голоса и все громче и агрессивнее. Вмешиваться в разборки я тоже не собирался, ибо и пьяные наскоки, обвинения и махания кулаками меня выводят из себя. Тут тоже просыпается желание уладить проблему двумя выстрелами. Но и на стоянке не хотел сидеть всю ночь, поэтому что-то сделать было необходимо. Пошел. И чем ближе подходил, тем четче различал грубоватый мужской голос, который срывался на нецензурную брань, и тихий женский писк, который в свою очередь намеревался вразумить первого, что весьма было смелым решением, на мой взгляд, стоя у задней стены здания, ночью, под светом одного тусклого фонаря, который периодически мигал как в тупых фильмах ужасов.

Подойдя к ним на достаточно близкое расстояние, я заметил хорошо одетого парня примерно моего роста, который зажал девушку к стене и что-то неразборчиво кричал. Из его быстрой и сбивчивой речь я вычленял лишь ругательства, когда он отходил от стены на несколько шагов, прохаживался быстро, возвращался, ударял стену, кричал в лицо девушки, снова отходил топтаться чуть подальше, снова возвращался и орал, что та жалась и пыталась спрятаться от него за собственной ладонью. Он вернулся, замахнулся на нее, снова выругался.

– Молодые люди.

– Ты кто такой? – мгновенно отозвался парень, развернувшись ко мне и будто бы потеряв интерес к запуганной девушке.  – Тебе чего здесь нужно?

Я приблизился еще на пару метров и смог разглядеть его получше при свете переставшего мигать фонаря. Честно, весьма привлекательная наружность, несмотря на дикий взгляд. На нем был костюм от Хайдера Акерманна, сидящей по фигуре и подчеркивающий каждое его достоинство, даже если оно принадлежала не ему. Брюки с лампасами, рубашка, пиджак, начищенные до блеска ботинки.

– Можете машину убрать, она мешает проезду.

– Без проблем. Через пару минут.

– Если без проблем, то сейчас же переставьте машину.

– Я занят.

Он даже не повернулся ко мне, когда бросал последние слова, он просто вернулся к девушке, что, по мне, еще чуть-чуть и потеряет сознание. Я закрыл глаза и глубоко вздохнул, всячески подавляя желание пристрелить ублюдка в этом тихом месте.

– Отойдите от девушки и займитесь делом.

– Что ты сказал? – переспросил он, намереваясь орать мне в лицо и замахиваться кулаками.

– Машину уберите.

– Я закончу разговор и уберу. Стой и жди.

Что за панибратство? Я к нему на «вы» со всем уважением, которое можно наскрести, а он кидает фразу куда-то за спину, не смотря мне в глаза, и не стесняясь возвращается к запуганной девушке.

Я снова выдохнул, потряс правую руку, пытаясь избавиться от рефлекторного заведения ее за спину, где обычно был пистолет, и пошел к парню с лампасами, чтобы преподать ему урок. Но не успел.

Только я приблизился к ним в плотную, положить руку на плечо, чтобы развернуть его к себе, разглядеть смазливую морду и вогнать нос внутрь черепа, как слышу мерзкое: «Потом договорим». Он смахивает брезгливым жестом мою кисть с его плеча с комментариями: «Руки убери свои», – и вальяжно шагает в сторону «Астон Мартин вантаж».

Меня передергивает от его поведения и едкого одеколона.

– Все в порядке? – осведомился у девушки, что тоже смотрела в след уезжавшей машины.

– Да. Все хорошо. Спасибо.

Я узнал этот голос. Это та солистка, что пела для меня весь вечер. Ну… не только для меня.

– Вы уверены? – я разглядел ее рассеченную губу. – Может быть вас подвезти, все‐таки ночь уже…

– Не нужно. Не беспокойтесь.

Она закончила фразу и шмыгнула в дверь бара, что служила черным ходом.

Надеюсь, она не меня так испугалась. Я и не думал пугать, просто хотел помочь. Ибо ее кавалер поступил весьма гнусно. Мне действительно интересно, что может повелевать мужчиной, который поднимает руку на женщину, пытаясь что-то доказать. Правоту… неправоту… Неважно. Ведь это ничем не поможет. Когда страх помогал отношениям? Да и вообще, что демонстрирует мужчина в данный момент? Свою суперсилу, которая сможет одним хлопком прибить хрупкую женщину к полу, или свою деградацию, раз ты считаешь, что только силой решаются все вопросы. Отвратительная картина, конечно, стояла у меня перед глазами. Да и я не мог ничего толком сделать. Что я сделал? Ничего. Я просто спугнул этого мажора сейчас, но возможно завтра он снова придет к ней добиваться своего, доказывать что-то демонстрировать свою физическую силу и силу голоса. К чему это? Да и она весьма туманно отреагировала на мое вмешательство. Еще бы я остался виноватым, если бы дело дошло до драки. Мне все равно, кончено, но не хочу, чтобы меня ненавидели в тот момент, когда я всячески хочу помочь.

22 февраля, воскресенье

Разбирал сегодня все в кабинете. Складывал отдельно учебники, что в этом семестре мне не пригодятся, отсортировывал тетради, какими конспектами мне еще удастся воспользоваться, а какие можно спокойно убрать куда подальше, чтобы не занимали свободное место и не мозолили глаза. Более-менее разобравшись с этой нетрудной работенкой, взглянул на полку с дневниками. Уж не знаю, чем, но она меня привлекла. Заварил чай, достал все дневники и стал их листать.

Не вчитывался в текст. Где-то не разбирал собственный почерк, где-то уже по одному-двум вычлененным словам из всей массы понимал, о чем речь. Прошлое яркими пятнами всплывало перед глазами, голоса звучали четко, чувства брали верх.

Еще была папка с исписанными листами, которые обгорели, и от них остались обугленные фрагменты. Это один из дневников, который я сжег, решив, что так смогу что-то изменить. Отчетливо помню тот момент в старом дачном доме моего отца, когда смотрел, как тетрадь тлеет в объятьях пламени, меня осенило: сжечь тетрадь с записями – не значит вырезать это из жизни. Мои тетради – это рычаг, от которого завишу, это память, которая заставляет меня содрогаться и никогда не совершать подобных ошибок, это мое путешествие по кругам ада, запечатленное на тетрадных страницах.

Из одного дневника выпал сложенный вдвое листок. Выглядел он совсем непрезентабельно. Я отчетливо помню, как пытался смять его и выбросить, как снова отыскивал его, разглаживал руками, утюгом, складывал его, как снова намеревался от него избавиться, как бережно прятал в файл и убирал подальше, чтобы в следующий раз до него сам же не смог добраться.

Сейчас этот злополучный лист лежал передо мной. Из какого именно дневника он вылетел, я не заметил, да и не зачем это. Я хорошо помню, когда получил это письмо, и к какому периоду жизни оно относится.

Мне было всего… ох, это случилось около четырех лет назад. Я лежал в больничной палате в сознании три дня, постепенно вспоминал, что именно мой мозг запечатлел в последние мгновения. И с каждой четкой картинкой, понимал, что врачам не стоит об этом знать. В особенности психотерапевту, который стал ко мне наведываться. Это лишь моя тайна. Моя боль.

Ох, какая же была это боль. Вставать. Идти. Делать шаг. Второй. Поднимать руку. Сгибать пальцы. Поворачивать голову. Ну конечно, а как же иначе. Множество ушибов, растяжений, ранений, переломов, сотрясение головного мозга, внутреннее кровотечение. Потом две операции. Кома. Совершенно нормально, что мое тело категорически сопротивлялось движениям. А я знал, что нужно уходить. Желательно бежать.

Мне принесли письмо. Якобы от друга. Нет. Медсестра сказала: «Вам передали. Вот, держите, это от друзей. Они навещали вас, пока вы были без сознания. Попросили это вам передать, как только вы придете в себя, если их не будет рядом в этот момент». Но я-то знал, что никакие друзья мне ничего передать не могут. Сложно получать письмо от тех, кого не существует.

Я распечатал.

Прочитал небольшой текст по диагонали и ужаснулся, что все было написано весьма дружелюбно. Глаза сильно заболели, они еще не привыкли к свету, а тем более концентрироваться на чем-то мелком. Через силу я внимательно углубился в текст. Письмо не было подписано. Оно обрывалось на дате. Неправильной дате. Этот день еще не наступил. Будто бы письмо пришло из будущего. Но человек, что его написал, знал досконально мое прошлое.

У медсестры я уточнил, появлялись ли мои друзья после того, как принесли письмо – она не помнит. Я сделал вывод, что это письмо было связано с последними визитом друзей, а неверная дата могла указывать на то, что они не знают и не имеют сейчас возможности узнать о моем состоянии. Из самого текста я понял, что они беспокоятся, что они переживают и желают скорее поправиться, и… изменить жизнь.

Отправитель – или отправители – знал меня хорошо. Он советовал, как очень близкий человек, буквально слезно просил закончить ту жизнь, которая меня привела в эту палату. Чтобы я навсегда забыл, что такое пистолет, убийство и деньги за него. Чтобы я перестал быть дрессированной собакой, которая выполняет команды, уже даже не задумываясь о вознаграждении. Чтобы я нашел другой смысл в жизни, чтобы начал жить своей мечтой и целью, которые свойственны обычным людям. Банальности, в виде работы, учебы, дома, семьи должны меня привлекать, а не отталкивать. Я должен отпустить прошлое, забыть обиды, отпустить желание мести, если оно появится. К слову, оно не появилось. Я был охвачен страхом. Только поэтому я хотел сбежать. Сбежать немедленно, и наплевать на трясущиеся и хромые ноги, мутную пелену перед глазами и колотящееся сердце. Он уверял меня, что я не трус, что я сильный и вольнолюбивый человек, который не должен губить свою жизнь, которая случайно, не по моей вине, пошла не по той колее. Я должен был найти правильный путь, спалив за собой все мосты.

Если отрефлексировать сейчас все, то можно сказать лишь одно – я пытался. Я старался сжечь мосты. Старался забыть прошлое. Старался начать новую жизнь. Старался вернуться на истинный путь, что был мне намечен изначально судьбой. Что из этого вышло?

Я никогда в жизни не уподоблюсь тому «Я», что властвовало надо мной в последние года до получения данного письма. Я никогда не смогу забыть прошлое, его просто так нельзя вычеркнуть, но я постарался не возвращаться туда, мне там не место. Я не думаю о том, как безвольно подчинялся вышестоящим, сгребая их грехи себе на плечи. Я не вспоминаю звук судейского молотка, провозглашающий окончательное решение судьи. Я простил отца. Я поступил в университет, стараюсь окунуться в бытовую банальную жизнь среднестатистического человека. Но я так и не стал другим человеком. Я все тот же, борющийся сам с собой. И это доставляет не слишком много удовольствия. Если вообще хоть что-то доставляет.

25 февраля, среда

Какая же это была ошибка…

Чертова сентиментальность!

Я даже не могу адекватно объяснить, что именно мной повелевало, когда я делал паспорт. Черт! Почему нельзя было выбрать случайное число для обозначения своего дня рождения? Почему я не сказал, что это девятое августа или пятнадцатое октября, или тридцатое марта? К чему все эти, никому ненужные, переживания ушедших дней?! Ведь я сам себя загоняю в клетку, из которой невозможно выбраться невредимым, главное – не повредиться умом.

Мне снова исполнилось двадцать один. Как тогда, шесть лет назад, я смотрю на календарь, пытаюсь нащупать в себе признаки двадцатиоднолетия, вижу это проклятое число и чувствую боль, которую не чувствовал тогда, когда шестнадцатилетним мальчишкой задувал свечи. Что же я пожелал тогда? Не знаю. Не помню. Наверняка какую-то ерунду. А мог же пожелать другого. Но… Разве желание именинника способно изменить судьбу?

И сейчас снова грудь сжимает боль, отчаяние и страх. Завтра я буду ненавидеть себя еще больше, что открыл дверь и позволил Смерти войти в наш дом и убить ее. Я виновен в ее смерти, и никто другой. И никто меня не переубедит. Я впустил Смерть на порог.

Как же мне тебя не хватает, мама. Я сотню раз прокручивал в голове киноленту того злополучного дня и понимал, что иначе бы не поступил. Я очень любил тебя. Тогда и сейчас. И в тысячный раз прошу прощение за то, что сотворил. Я не знал. Я не думал. Я просто любил. И мне очень жаль, что завтра не смогу быть рядом. Да-да, я говорю это уже десятый год подряд, но в какое-нибудь двадцать шестое февраля я буду с тобой. Я приеду. Обещаю.

А сегодня мне двадцать один. Похож ли я на того парня, что шесть лет назад отмечал эту дату? Не знаю. Наверное, нет. Многое изменилось. Но надеюсь, что не мое лицо. Я все еще молодой и амбициозный. Если это повторять чаще, то обязательно в это поверю.

Хотя кого я обманываю? Сегодня стукнуло двадцать семь, и я запиваю эти проклятые цифры ромом. И мне не стыдно. Завтра не хочу просыпаться. Завтра будет тот самый день, что изменил мою жизнь. Разделил ее на «до» и «после». И нет, ни в коем случае это не дата двухнедельной давности. Нет! Тогда ничего не произошло. Ничего. НИЧЕГО. Я просто… защищался.

Я ничего не сделал…

Это не сравнится с моим шестнадцатилетнем и днем после него. Мама. Папа. Я люблю вас. Я изменился ради себя, чтобы вы мной гордились. Или хотя бы не осуждали и не стыдились. Я хочу верить, что вас не подвел. Вы же не осуждали меня за то, что случилось двумя неделями ранее. Нет. Вы ничего не сказали. Потому что я ничего такого не сделал. Ничего…

Если повторять все это чаще, то я это уверую.

Хотя зачем снова кого-то обманывать? Здесь? Здесь я могу обмануть только самого себя, чем собственно и занимаюсь. Какая это глупость. Но… Это и слабость. Ненавижу! Не могу написать правду, которую знаю, ибо боюсь увидеть ее на листе бумаги. Я не хочу визуализировать то, что причинило боль всем. Что изменило мою жизнь. Что перевернуло ее вверх тормашками. Что заставило полюбить звук выстрела. Запах железа. Ощущение холодной рукоятки, что согревается под теплом моего тела. Отправной точкой является тот холодный день февраля.

И все же именно чертова сентиментальность не дает мне полноценно ощутить мой день рождения. Почему я не изменил дату? Почему? Разве мне так хотелось страдать в этот день? Хотя… Если бы я указал в документе любое другое число, это не отформатировало бы мне память, что именно двадцать пятого февраля ничего не произошло. Все нормально. Обычный день. Нет! Я так бы и сидел, пил ром, упивался воспоминаниями.

Я просто не хочу врать. Устал. Но и моя жизнь не может подразумевать чистой правды и искренности. Поэтому, если есть шанс, хоть где-то быть честным самим с собой, то пускай это будет день моего рождения. Я родился двадцать пятого февраля двадцать семь лет назад. Одиннадцать лет назад праздновал последний свой день рождения в кругу семьи. А потом все рухнуло. Вспыхнуло. И превратилось в пепел.

27 февраля, пятница

Мне кажется, что город даже не подозревает, что календарь готов сорвать потрепанный месяц зимы и облачится в весеннее кружево; некоторые магазины до сих пор не могут снять с витрин снежинки, искусственные веточки ели и гирлянды, вся эта новогодняя мишура недавно была замаскирована под двадцать третье февраля, а сейчас, наверно, подстроится под восьмое марта. А мне охота полноценно ощутить начало весны.

Утро наступило в пять часов, когда во дворе заорала моя машина – не очень аккуратный сосед упал на нее. Ужасно. Во всем виноват гололед (или дворники, что не собираются чистить парковку), скрытый под свежевыпавшим снегом, на нем и не удержался сосед, всем своим весом упал на мою «хонду». Выключив сигнализацию, я так и не смог заснуть, опасаясь, как бы кто другой не упал или не врезался в машину. Но все обошлось. Я взглядом проводил выезжающий со двора автомобиль соседа, заварил крепкий чай и на протяжении полутора часов сидел перед телевизором, листал каналы и изредка обновлял содержимое кружки.

Ближе к семи утра оторвался от телевизора и заставил себя принять душ. Как назло, в самый неподходящий момент понял, что дико хочу спать. Поэтому приятную горячую струю воды пришлось сменить холодной и терпеть мурашки, что мгновенно разбежались по всему телу, и вылез только тогда, когда начали стучать зубы.

На завтрак как обычно не хватило времени – забыл, что ночью выпал снег, и мне придется потратить это время на то, чтобы откопать машину из сугроба.

Уже в коридоре, когда зашнуровывал ботинки, мне позвонили. Мелодия играла в гостиной (снова забыл про телефон, что перед душем поставил зарядиться), поэтому прям в обуви прошел в комнату, взял смартфон с тумбы и ответил:

– Слушаю.

– Доброе утро. Мы можем сегодня встретиться?

– Деньги у вас?

– Естественно. Однако мне нужно обсудить одну…

– Не по телефону.

– Где и когда вам будет удобно?

Я взглянул на часы – половина десятого. Если есть возможность решить что-то сейчас, то это только к лучшему.

– Давайте через три часа в «Неаполе».

– Договорились. До встречи, – и он положил трубку.

Мгновенная слабость с трепещущим волнением обхватили меня; как стоял в гостиной, так и лег на ковер. Раскинул руки, ноги и смотрел в потолок.

Следующий звонок разбудил меня. Звонил Егор, но я не мог заставить себя ответить. Скажу больше, я не мог себя заставить отключить звонок, эта мелодия продолжала убивать тишину. И потом снова. Смартфон лежал в миллиметрах от руки, я чувствовал его, но не мог пошевелиться.

Наконец достал силы из резервного запаса, поднялся, когда на часах было почти одиннадцать, и до моей встречи оставалось меньше часа. Приведя себя в порядок, я спустился чистить машину.

Добрался до «Неаполя», занял столик у стены с полками, на которых стояли декоративные цветы. Данное заведение мне нравится, познакомился с ним давно. Самое любимое блюдо здесь – это суп-пюре из шпината с беконом. И когда-нибудь оно мне надоест.

Сделав заказ официанту, я расслабленно расселся на стуле и осматривал посетителей, коих тут было не много.

Через полчаса, когда я приступил к супу, напротив меня сел мужчина, встречу с которым я ждал.

– Приятного аппетита.

Я кивнул, однако вежливости такой не ожидал. Мы явно тут собрались не для дружеской посиделки. Он заказал только кофе и сразу же перешел к делу, я чуть не подавился.

– Вы все уничтожили? Я должен знать, что против нас ничего не осталось, – продолжал он, склонившись над чашкой кофе.

– Вы все видели своими глазами.

Собеседник поморщился.

– Вы сами попросили предоставить вам фотографии. Этого разве недостаточно?

– Я не видел уничтожение.

– Вы желаете убедиться? – Ишь какой предвзятый клиент попался, требует максимальных доказательств. Ну я достал смартфон и пододвинул его мужчине.

Я расправился с любовником его жены десятого числа, сегодня уже конец месяца, он задержал плату на целых три недели, неужели у него нет совести, чтобы хотя бы сейчас не воротить нос, а заплатить мне и распрощаться. Я же и его могу так же, как и бухгалтера-любовника, нашпиговать стрихнином, а потом сжечь, чтобы от него осталось лишь то, что умещается в небольшой мешочек, спокойно привязать к камню и сбросить в реку. Но я покорно мирюсь с тем, что он сначала просит отослать ему фотографии готового трупа, а теперь ему еще и подавай фото как бухгалтера сжигают подобно чучелу Гая Фокса.

Отрегулированная яркость позволяла лицезреть видео лишь тому, кто находился напротив экрана, стоящие рядом довольствовались черным прямоугольником. Звук отключен. На лице мужчины читалось отвращение, грубая морщина, прорезывающая лоб, показывала что-то наподобие страха. Мне казалось, что его мутило, и он уже успел пожалеть, что влил в себя кофе.

– Здесь же записаны ваши данные, – дополнил я, забирая смартфон.

– Видео будет удалено?

– Как только я получу всю сумму.

Тот полез в свой портмоне и дрожащими пальцами вынул оттуда пластиковую карту и небольшой стикер с последовательностью цифр.

– Это пароль. Здесь все.

– Мне стоит убедиться в том, что вы не забыли пару нулей?

– Нет‐нет. Я прекрасно осознаю, что мы в одной лодке. Мне нет смысла вас обманывать.

– Я тоже так думаю.

Попросив счет, я оплатил его карточкой, которую только что получил.

Удалил видео, продемонстрировав это клиенту.

– Я так понимаю, мы сейчас с вами прощаемся? – он произнес как-то неуверенно. Меня в принципе напрягали его фразы. Вот что-что, а еще ни один мужчина меня не заставлял чувствовать неловкость. Я с ним проработал месяц, и уже точно хватит. Я явно на пределе.

– Да.

– Надеюсь, мы больше не пересечемся, – он тоже засобирался. И снова непонятная фраза. На этот раз мое напряжение породило смешок:

– Надеюсь. Не хотелось бы видеть вас на похожем видео.

Лицо клиента побледнело.

Я вышел на улицу, залез в «хонду», на соседнее сиденье бросил телефон, только что полученную карточку, и руки мертвой хваткой вцепились в руль. Все. С этим покончено. Сейчас-то мне точно требуется небольшой перерыв. Нужно освободить мозг. Нужно потягать железо.

Из ресторана вышел тот самый мужчина, прошел к своему автомобилю и через пару минут уехал. Я же продолжал сидеть в холодном салоне. Снова потерялся во времени.

2 марта, понедельник

Я склонен к ревности?

Задал бы себе этот вопрос полгода назад, в ответ бы громко рассмеялся в лицо своему отражению. Какая к черту ревность? Прошлый Я, ну-ка скажи тоже самое Нынешнему Я. Скажи-скажи. Попробуй привести в чувства.

Бред. Могу это повторять хоть сотню раз, но вряд ли на секунду усомнюсь в том, что мои руки слегка дрожат, а сердце истерически бьется о ребра. Дыхание не способно самостоятельно выровняться, а сам я не способен контролировать хоть какой-то процесс в своем организме.

Я стоял на парковке. Закончились пары, думал о том, что было бы неплохо заехать в магазин и купить сливки для пасты с курицей, которую планирую приготовить уже неделю. Но все отмахиваюсь и крупно рублю в салатницу овощи, и разогреваю запеченное мясо. Наконец-то оно кончилось, а это значит, что пора сменить устоявшееся меню.

Уже машина была готова к движению, как я заметил, что из главных дверей университета вышла Тася. В последнее время я все чаще ее стал замечать. В аудиториях, в коридорах, везде. Где бы не появлялась она, даже если заглянула на минуту, мое внутреннее чутье моментально давало мне сигнал, что она здесь, а значит стоит отбросить в сторону дела и поднять на нее глаза. И смотреть. Интересно же куда она идет? Да? Нет, конечно. Я тем самым забиваю свой мозг совершенно ненужной информацией. Но почему-то все равно подчиняюсь инстинктам.

И вот сейчас она снова попалась мне на глаза. Обычно она сворачивала направо к воротам, а сейчас она шла на парковку. Шла торопливо, неровными шагами, оборачивалась назад. Я зачем-то заблокировал двери. Потом рывком открыл свою дверцу. И сразу же закрыл. Она даже не заметила мою машину, направилась вглубь ряда автомобилей. Когда Тася исчезла из виду, снова неведомая сила заставила меня выехать и медленно подкатить на то пространство, с которого было бы неплохо видно ее. Меня одолевал лишь один вопрос – что она тут забыла? Ведь у нее нет машины и нет знакомых на тачках. Но это решило мое наивное сознание, совершенно не беря во внимание, что я о ней знаю… толком ничего и не знаю. Тогда к чему все эти вопросы?

Она стояла около «минивэна» и говорила с тем, кто сидел в салоне. Через минуты три она направилась обратно в сторону университета, и тут же из машины выпрыгнул коренастый мужчина в свитере и схватил ее руку, развернул к себе. Я снова попытался открыть дверь и выйти на улицу, но тут здравый смысл расставил все по своим местам. Мне нужно ехать. Это не мое дело. Меня дома ждет несделанная, но желанная паста. И скучающая Янта. Нужно не забыть заехать за сливками.

Сейчас ночь, я не сплю и все думаю о той ситуации. Может ей грозила опасность, а я просто уехал. Кто этот человек из «минивэна»? Кто она ему? Что он от нее хотел? Почему она так бежала к нему, оглядываясь? Это абсолютная чушь, что не должна забивать мои мысли, но уже поздно – я мучаюсь бессонницей.

Она-то сейчас спит? Думаю, да. Только ненормальные сидят в три часа ночи в кабинете и строчат корявые строчки в дневник. Надеются, что если передам мысли бумаге, то мозг освободится, они перестанут мучить, легко отпустят. Усну ли я? Сейчас посмотрим. Но перед тем, как предаться Морфею, я буду ворочаться в кровати и представлять ее рядом, на соседней подушке, под моим одеялом. Буду думать, как она мне шепчет что-то нежное, я целую ее, и нам хорошо вместе. Все это похоже на мысли обреченного маньяка, что еще больше меня пугает в редкие минуты, но это куда приятнее тухлой реальности, где я один, а она где-то там с владельцем «минивэна».

8 марта, воскресенье

В этот день я не мог не поздравить всю женскую половину своего окружения. Правда, почему-то у нас принято рассылать всем штампованные пожелания оставаться красивой, радовать улыбкой и найти любовь. Всегда интересовало, а почему нельзя каждому человеку (в данном случае – девушке) написать индивидуальное поздравление, пожелать именно то, что важно, застуживает именно этот человек. То же самое меня одолевало и на двадцать третье февраля. Почему я получаю те же самые «добрые» и «искренние» слова, которые секундой ранее получил Егор, к примеру?

Поэтому я подходил к каждому поздравлению осторожно. Особенно к Тасе. Потому что хотел пожелать только то, что она не получила бы ни от кого. Какова вероятность моего успеха? Правильно – ноль. Да и если бы я смог бы добиться идеального поздравления, то со стороны это было бы странно. Ни с того, ни с сего я бы прислал ей такое вот сообщение. Нет, клишировано, немного суховато и без души. Нажать на «отправить» и дело в шляпе. Поздравление Маше переросло в телефонный звонок. В итоге, поступило крайне заманчивое предложение: присоединиться к ней и ее подругам отпраздновать Международный женский день. Зная, что обычно на такое я отвечаю отказом, она выбрала мой любимый бар, который я посещаю каждую среду и субботу. Я в любом случае туда планировал идти – по праздникам музыкальная группа тоже выступает. Мне ничего не оставалось, как согласиться. Она чересчур радостно возликовала.

Мне оставалось купить чисто символические подарки всем дамам и быть готовым к восьми вечера. Для компании позвонил Егору, который тоже был приглашен и уже в час дня был озабочен вопросом что такого надеть, что такого купить и что такого сказать при встрече Тасе.

Мы встретились в торговом центре. Там-то я и решил, что подарить я могу просто букеты, что несомненно будет приятно и виновницам праздника и не потребует от меня глубокого размышления над подарками. Егор же радостно носился по всем магазинам, решая, что такого необычного Тасе купить. Меня параллельно выворачивало. Пытался думать о чем-то другом, совершенно не связанным с ней, с ним, но ничего не выходило, что раздражало меня еще больше. И зачем я только потащил с собой Егора? Неужели наша крепкая дружба рухнет прямо сейчас, в парфюмерном магазине, из-за девушки, которая никому из нас не отвечает взаимностью. Верх глупости.  Егора же не волновало мое состояние – возможно это все из-за моей весьма неплохой актерской игры, которая помогает мне спрятать истинные чувства, в чем я собственно сомневаюсь, – его замкнуло: он улыбался и твердил, что сможет пообщаться с ней в неофициальной обстановке в такой день, чего он так долго ждал.

Егор заскочил в ювелирный, уже там начал декларировать нечто новое: что ювелирное украшение будет отличным подарком, букет и украшение, отлично.

Отлично? Почему я не в таком восторге?

Правда, он долго мялся, смотря на цены, мол, давай в другой магазин, тут дороговато. Егор, золото так и стоит в любом другом месте! Он взял в оборот девушку-консультанта и вместе с ней бросился на поиски нечто особенного. Пожалуй, таких горящих глаз у друга я не видел давненько (если вообще когда-то такое было). По мне, было странно проторчать в ювелирном салоне с другом полтора часа. Но я время зря не терял, обошел все витрины, изучил ассортимент, тоже обзавелся на время продавцом-консультантом и выбрал подарок для души. Часы. Пока покупать не стал, но глаз положил на эту модель. Тем более обещали, что скоро будут скидки. Могу и подождать какое-то время. Мои «Ролексы» идут исправно, но когда это еще одни часы были лишними? Да и на время избавиться от надоедливого Егора требовала моя психика.

На кассе моя нервная система дала первую трещину. По-моему, у меня дернулся глаз. Егор попросил заплатить за его покупку. У него якобы не хватает. Повезло, что этот влюбленный Пьеро не схватился за подвеску с бриллиантом; голову могу дать на отсечение, что в порыве чувств он мог и так начудить. Денег мне не жаль, дело не в этом. Дело во всей этой чудовищной ситуации. В итоге Егор, то есть я, должен был отдать за подарок почти десять тысяч.

Егор остальную дорогу благодарил и клялся, что вернет деньги при первой же возможности, что если бы оплатил сам, то следующий месяц-два, а то и все три, сидел бы на диете, состоящей из воды из-под крана. Я кивнул. Меня меньше всего тогда (да и сейчас) заботили его деньги.

Но, а вообще, консультант в ювелирном неплохо постарался: выбрала красивую золотую цепочку, что собственно и составила большую часть чека, и кулон из розового золота со вставкой – фианит. Уверен, любая была бы рада такому подарку. Особенно, когда это еще и красиво упаковали в красную коробочку, перевязали белой ленточкой. Букет роз в тон и точно, уже любая дама падет к ногам Егора.

По-моему, в магазине был похожей модели кулон, но с бриллиантом, возможно, от него Егора отпугнула цена на бирке. Ну и отлично. Мало кто на глаз сможет отличить фианит от бриллианта.

К восьми вечера мы были уже в баре.

«Зачем тебе лишний букет цветов?» – этот вопрос меня преследовал всю дорогу. Я пробубнил что-то мало внятное и логичное, друг решил атаковать неуместными шутками. Иногда у него неплохо получается шутить, аж слезы из глаз, а иногда и такое бывает. Прям грустно на него смотреть.

Любимый бар встретил меня как нельзя лучше. Там уже было много народу, и наша компания в том числе.

Егор сразу ломанулся поздравлять Тасю, и я пошел поздравлять остальных девушек, дарил букет из ирисов и хризантем. Слушал в пол-уха, что говорил там Егор; как я понял, Тасе приглянулся кулон, оценила золото и позволила Егору застегнуть на шее цепочку. В тот момент я сконцентрировался на Маше, которая уже с головой нырнула в бело-сиреневый букет в фетровой бумаге, восхищалась запахом, рассыпалась в благодарностях. Она все-таки милая. Жаль, что не рассмотрел ее чуть раньше Таси. Да и не нужно об этом думать. Я и Маша были и останемся друзьями, чем горжусь и я, и она в том числе.

– Я рада, что ты согласился приехать.

В ответ лишь натянул улыбку. И по ее лицу заметил, что попытка не увенчалась успехом. Она искоса посмотрела на меня, будто бы раскусила и покачала головой. Да, она видимо поняла в чем дело. Тут ей таланта не занимать.

Пришло время вручить букет Тасе, попутно зачем-то, видимо, внутри включился режим защитной реакции, обратил внимание на украшение на ее груди, намереваясь указать на то, насколько она дорога Егору.

– Да, мило.

– Должно быть он долго выбирал, тебе очень идет.

– Спасибо за цветы. Мне очень приятно.

Я был готов сдаться уже сейчас. Тася даже не стала обсуждать Егора, который по-хорошему отдал десять тысяч за цепочку, просто сменила тему.

– Может выпьешь со мной.

– Я не пью, – ответил я.

– Знаю, но повод есть.

– Вообще‐то я за рулем.

Мы прошли к бару, и я заказал безалкогольный коктейль. От бармена-то и узнал, что музыкальная группа здесь появится только в девять вечера, потому что праздник. Начнет позже – закончат позже. Для меня же это значило одно: сидеть в ожидании и поднимать тосты «за красивых женщин» и «присутствующих здесь дам».

За столом, помимо меня, Егора, Маши, Таси, сидело еще пять человек. В самом углу ютилась Юля со своим женихом. Это одногруппница, которая мне откровенно не нравилась. Ничего личного. Бывают такие люди, которые раздражают лишь своим существованием, а ведь они еще ничего не сделали. Тем более она мне. Мы живем параллельными жизнями, а ее присутствие меня коробит. Взгляд колючий. Посмотрит, и охота либо извиниться, хотя не ясно за что, либо врезать, чтобы больше так не смотрела. Странно, что ее еще кто-то позвал замуж. Я бы не рискнул. Да и парень ничего. Мы с ним общались однажды, отмечали тогда конец сессии, и он Юлю приехал забирать. Постояли, поболтали пока его невеста собиралась, я понял, что он умный, разносторонний, общительный, но почему-то очень зациклен на своей девушке. Как я предположил, их отношения длятся уже достаточно долго, но они все время проводят вместе, не отлипая друг от друга. Не знаю, как остальных, а меня почему-то мутило от этой парочки, будто задыхался от ванильных духов. Да к тому же еще и сидел возле них. Впрочем, через полчаса я смог поменяться местами с Машей, мол, мне нужно часто выходить на улицу и следить за машиной, потому что неудачно припарковался. И поддерживал легенду. Справа от меня Егор, слева наша староста – Вика – и ее молодой человек.

За столом, пока беседовали, жених Юли умело поддерживал сложившийся образ нормального, адекватного парня. Меня пристрастно расспрашивал о машинах, советовался насчет моделей и отчаянно защищал немецкий автопром. В теме даже я чуть в лужу не сел, ибо разбираюсь в автомобилях посредственно – не долго они у меня живут. А он поддерживал и девчачьи разговоры, а после схлестнулся с Егором. Обсуждали политику. Я думал, дойдет до драки. Они еще и напротив друг друга сидели. Каждый изрядно брызгал слюной. В итоге, перепалку прекратил жених Юли, а Егора успокаивала Тася. В дальнейшем я не вникал в происходящее: во-первых, принесли салаты и горячее, а во-вторых, на сцене расставляли аппаратуру. Я ожидал выступления, забыв о том, что за повод меня сюда привел. Стол вновь взорвался смехом и звоном бокалов.

Я сходил еще за одним коктейлем.

Музыкальная группа исполняла песни на заказ и иногда включала композиции знаменитых артистов.

Заведение наполнилось гостями, были заняты все столики и все стулья у барной стойки.

Весь оставшийся вечер я провел в одиночестве, сидя за столом, слушая нелепые анекдоты Руслана, изрядно выпившего:

– Послушайте, – кричал он, дожевывая горячее и смеясь одновременно, – еще один! – Руслан залпом осушил бокал, прокашлялся. – Автобус. Зима. Час-пик. Женщина говорит: «Мужчина, снимите куртку, места станет больше». А он ей: «Я могу и штаны снять. Будет за что подержаться».

И Руслан закатился от смеха, стуча кулаком по столу. Вика что-то шептала ему, пытаясь образумить. Но, по-моему, это уже дохлый номер.

Так я выпил еще полдесятка коктейлей. Пару-тройку раз меня вытаскивала танцевать Маша, я не мог отказать; не в моих правилах расстраивать девушку в такой день. Да и к тому же во всей этой смутной затеи отпраздновать восьмое марта я видел все больше плюсов, чем минусов. Однако все не так безоблачно. Ложка дегтя в бочке меда. Без этого никак. До сих пор надеюсь, что завтра-послезавтра я забуду об этом, как о страшном сне, и не буду мучить себя воспоминаниями.

В двенадцатом часу Егор захотел выйти на свежий воздух, немного проветриться и передохнуть от громкой музыки, я пошел с ним на улицу. Стояли на парковке, я как раз прогревал машину, а друг восхищался вечером. И тут передо мной возникло приведение. Представляю, какое тупое выражение лица у меня было на тот момент. Но я просто не ожидал встретить человека, которого я похоронил в прошлом.

– Джерри.

Все еще помню, как он произносит имя, хлопает по плечу, будто приводил меня в чувства.

– Разве не помнишь меня? Ха-ха! Много времени прошло с тех пор, но я надеялся, что не так сильно изменился. – Он протянул руку для знакомства Егору, а потом пожал мою. – Как давно не виделись? Лет пять?

– Восемь.

Еще тогда я осознал, что ляпнул лишнее, и теперь моя задача избежать нежелательных моментов для меня. Стоило увезти подальше Егора, ему рано погружаться в омут моей жизни (если вообще стоит). Поэтому я быстро сказал, что это мой старый знакомый, с которым давно не виделись, а тут такая неожиданная встреча, счастливый случай наверстать упущенное. Часть из этого правда. Напомнил Егору, что Тася без него скучает, что больно полоснуло по мой груди, но зато тот моментально испарился.

– Так восемь лет прошло, – восторженно повторил Джерри. Я же не намерен разделять его радость. – Да, точно. И как ты тут?

– Это ты здесь откуда? Меня искал? – я не смотрел ему в глаза, было страшно. Сел на капот машины.

– Нет. Зачем? Я и не надеялся тебя встретить живым.

– Аналогично.

Джерри снова рассмеялся и хлопнул меня по плечу:

– Рассказывай, как дела?

Меня перекосило. «Как дела?» Не уверен, но этот вопрос вряд ли подходит для старых знакомых, что не виделись восемь лет. Он весело заваливал меня вопросами, рассказывал про себя, а я замерзал. Сидел на капоте, слушал и чувствовал холод, только не снаружи, не от мартовской ночи, а изнутри, все внутренности покрывались инеем. Даже выпить захотелось.

– Про себя хоть расскажи.

– Максим. Учусь на филологическом факультете. Как все студенты подрабатываю. С друзьями хожу в бар.

– Смена имени и смена имиджа? Тебе идет. Лучше, чем тогда. А вообще, я не сразу признал тебя, думал, что показалось.

– И что меня выдало?

– Я слишком хорошо тебя знаю.

Снова дернуло.

Джерри разговорился. Пнул колесо «хонды»:

– Твоя?

– Моя. – Заметив смешок, я бросил: – Заработанная честным трудом.

Ожидал удивление и вот оно:

– Серьезно?

Моих сил хватило лишь на нервный кивок головой.

Тут ему позвонили, и я выдохнул, надеясь на свободу. Как и прежде была охота выпить. Детали потонули в тумане. Джерри сунул мне бумажку с номером телефон и попрощался.

Время близилось к окончанию праздника, я взял из машины еще один букет, прошел в зал, ди-джей объявил, что исполняется последняя песня. Подарил цветы солистке и сделал комплимент. Она улыбнулась. Возможно, вспомнила нашу встречу тогда ночью у черного входа. Или ей просто было приятно.

Егор, опьяненный то ли виски, то ли любовью, к концу вечера деградировал: нес всякую несуразную дичь, громко хохоча над не менее тупыми анекдотами Руслана. Его всячески хотела обуздать Вика, естественно, из этой затеи получалось крупное ничего. Руслан продолжал стоять во главе стола и орать следующий анекдот:

– Парень говорит девушке… Да, Вик, отстань от меня. Нет, никуда я не пойду. Так! Господа! Парень говорит… Не поеду я домой, Вика. Виктория! Не портите мне праздник! Так, о чем я? Ах, да! Анекдот! Говорит парень девушке: «Дорогая, я подумал, нам нужно расстаться». Она его спрашивает: «Как так? Мы же всего два дня встречаемся». А он ей: «Дорогая, дело не в тебе, а во мне. Я протрезвел».

Далее последовал оглушительный дуэт дикого ржача Руслана и Егора.

Я вызвал такси Егору и отправил домой.

Сам тоже в скором времени вернулся домой, по пути довез Машу. Дома меня ждала Янта, она сразу же забралась ко мне на колени, убаюкивающее мурлыкание погружало мое сознание в сон, заставляло забыть все и наконец-то просто отдохнуть.

14 марта, суббота

Утром меня разбудил звонок. Неизвестный номер. Звонили на рабочий телефон. Что ж, это наверняка новый заказ, хотя я не ожидал так рано. Бывает, что звонки поступают даже раз в неделю, но обычно это связано с выборами, экономическим кризисом – который, по мне вообще никогда не заканчивается – и другой подобной ерундой. Стараюсь не встревать в эти разборки. Слишком рискованно. Поэтому занимаюсь более бытовыми заказами, а они появляются не так часто, между одним и другим может пройти два, три, а то и четыре месяца. Вот почему этого звонка не ожидал. Но работа есть работа, даже в свой выходной, когда все честные люди могут выспаться, поваляться в постели, потянуться и поглазеть в потолок, мне приходится вставать.

Заказчиком оказалась женщина, представилась Вероникой. Назначила мне встречу в ресторане, название которого я не знал, поэтому решил перестраховаться и предложил ей другое место – Центральный парк. Она покорно согласилась и пообещала быть там через два часа. Вероятно, хочет привести себя в порядок. Сам же я принял контрастный душ и позавтракал яичницей.

С двадцать минут просидел в парке на третьей лавочке после сцены. Тут все хорошо видно. Правда рассматривать особо было некого, везде родители с детьми, смеющиеся подростки и пожилые пары. Погода радовала, кажется, что еще чуть-чуть и наступит весна; однако дул северный ветер. Или северо-западный. Неважно.

Вероника пришла минута в минуту, отыскала назначенную лавочку. На ее лице блуждало волнение. Я смог ее хорошо разглядеть, пока она сидела рядом, ломала руки и подбирала нужные слова. Не имею привычки начинать диалог первым, все же не я рано кому-то звонил в выходной и предлагал (я бы даже сказал – требовал) встречи. Кивнуть в знак приветствия – пожалуйста; а вот первым завязать разговор – никогда. Вероника на десять лет меня старше, не меньше точно, ухоженное лицо, которое способно привлекать мужчин, сделанные губы, но они ничуть не портят ее общий вид. Норковая шуба, фирменная сумка, мельком заметил телефон последней модели.

На мой взгляд, прошло минуты три, если не пять, как мы сидели в тишине. Странно. То есть храбрости позвонить ей хватило, а поговорить тет-а-тет уже боится. Я не выдержал:

– Муж?

– Что? Ах, нет. Нет, муж. Пасынок.

Ее голос дрожал. Мне даже самому стало неловко. Неужели я произвожу впечатление кровожадного маньяка или сумасшедшего психопата?

– Сколько? – снова я задал вопрос.

– Мне нужен несчастный случай.

– О, нет. Я не работаю с несчастными случаями.

– Сколько вы хотите?

– Вероника, я, по-моему, четко сказал, что не работаю.

Она нахмурилась, будто придумывала новое предложение.

– Откуда у вас мой номер?

– Мне вас посоветовали, – прокашлявшись, ответила та.

– Я понимаю. В Интернете объявления не размещал. Кто конкретно рассказал обо мне?

И она назвала имя того самого человека. Его я знал и прекрасно, так как около года работал на него вместе с его людьми. Довольно серьезный мужчина, бизнесмен, проворачивающий немыслимые махинации, а прикрывается тем, что держит сеть ресторанов. Платил мне прилично. Отчасти я даже догадывался, почему так себя ведет Вероника; она женщина – это раз, а два – боится либо сделать что-то не то, либо сказать, ибо тем самым может подвести и того человека, а он-то привык снимать головы с плеч; или подвести меня. Все прекрасно знают, что если я пойду ко дну, то прихвачу с собой всех остальных. Поэтому мне желательно оставаться на плаву.

– Зачем вам нужен несчастный случай? – снова спросил я, чтобы избавить хотя бы себя от этой напряженной паузы.

Она мне попыталась привести какие-то аргументы, что в один миг проиграли здравому смыслу. Она считает, что это не вызовет подозрений. Я сомневаюсь. Вероника предложила подстроить естественную смерть. Ну это совсем бред. Разве это будет менее подозрительнее? Что молодой, здоровый парень, который ни на что не жаловался, вдруг откинет копыта. Будет вскрытие, разбирательство… Это не нужно ни мне, ни ей, ни тем более ее пасынку. Я предложил его просто устранить. Спишут на исчезновение, даже на таинственное исчезновение. По мне, эта идея более, чем просто хорошая.

Но Вероника еще долго думала.

И мы условились на «громком убийстве». Я без понятия как ей пришло это в голову, но и не важно. Это даже интересно. Стоит выбрать подходящее место, свидетелей; может даже людное место. Давно я не играл в снайпера. Так и быть, согласен.

Она мне дала фотографию пасынка, которого звали Михаил Трельбицкий, рассказала о его увлечениях, друзьях, часто посещаемых местах. Получив необходимую информацию, обсудили цену. Изначально я подумал о трехстах пятидесяти тысячах, за обычного паренька это приличная сумма. Оценив заказчицу, убедился, что эта сумма ей доступна, но из-за решения сделать все публично накинул еще сотку. Та согласилась.

– Вероника, половину вы переведете вот на этот счет в течении ближайших шести часов, вторую половину наличными передадите мне после выполненного заказа.

– Я согласна.

За время нашего общения она осмелела, стала раскованно себя вести, даже ухмыляться. Мне стало не по себе из-за того, что она пыталась меня изначально провести, разыгрывая из себя даму, которой все кажется жутким и страшным. Она словно проверяла меня, насколько я хорош как профессионал.

Раньше говорил себе, что ненавижу работать с женщинами, так и сейчас повторю это. С женщинами просто невозможно работать, тем более киллеру.

15 марта, воскресенье

Для врачей я являюсь пациентом, для продавцов – покупателем, для адвокатов – клиентом. А у меня есть заказчики. Собственно, все вышеперечисленные люди могут у меня заказать человека. Заказать.

Обычно заказывают пиццу или такси, заказывают в кафе чай или заказывают вещи в Интернет-магазинах. Одежду, обувь, технику, аксессуары или что-то подобное. Но у меня ведь тоже заказывают. Чужие жизни. То есть человек, которого по каким-то причинам планируют устранить, – я предпочитаю называть его «целью», – становится ничем иным как вещью. Просто субстанцией, которая в какой-то момент исчезнет.

И я выполняю роль доставщика, ведь заказ нужно еще и доставить. Честно говоря, не все требуют, чтобы я им принес тело в доказательство того, что выполнил свою работу. Ну как, ни то что не требуют, они не хотят и не желают видеть свой заказ. Хотя это неправильно. И странно. При заказе пиццы, все ждут ее, горяченькую, с расплавленным сыром, с ароматом итальянских трав, чтобы наконец-то приступить к трапезе. Так же и с новыми кроссовками из Интернет-магазина. Их ждут, чтобы увидеть, примерить, оплатить заказ и дальше ходить в обновке в спортзал. Вы же позвонили, заказали, заплатили, извольте и принять. Все должно быть по канону. Нет, отказываются. Эти самые псевдозаказчики – не все, конечно, но большинство, – даже с трудом смотрят на фото в знак доказательства. Тоже странно. Они что, разве не представляли исход, когда делали заказ?

Некоторые просят видео – пожалуйста. В основном это происходит в те моменты, когда заказчик просит устранить тело. Не доверяют эти люди мне. Хотя я и не обижаюсь, это ведь способ проследить, чтобы киллер сработал чисто. И это понятное дело.

Были заказчики, что приезжали лично проверять, но на моей памяти их было всего трое. А нет, четверо. Было время, работал на одного серьезного типа, так целой бригадой выезжали за целью. А так называемый босс все контролировал.

Мне же привычно работать одному. Себе доверяешь больше всего, и вряд ли кого-то подпустишь к своей работе. Тут нужна уверенность и в себе, и в напарнике, а напарники обычно идиоты.

Да и напарник хуже друга. Ваши отношения основываются на тотальном доверии, он знает о тебе все. Это же ужасно.

Остался лишь один человек, который знает обо мне куда больше, чем требуют приличия – это Джерри. Мы расстались очень много лет назад, я даже не думал, что когда-нибудь увижу его снова. Живым.

Он, можно сказать, воспитал меня. Все, что есть сейчас во мне – это его знания и опыт, которые с потом и кровью перешли мне.

Мы встретились с ним, когда мне было семнадцать лет.

В шестнадцать я попал в плохую компанию, которая завладела сразу моим неокрепшим и слегка сломанным разумом. Я повелся на их «дружелюбность», тогда они льстили мне и восхищались моим весьма неблагородным поступком, который я совершил февральским днем. Они громко скандировали мое имя, возводя в некий объект поклонения, мол, все они хотят быть такими же сильными, смелыми и бесстрашными, как я. Они чхали на мою сломанную жизнь, они видели во мне то, чему поклонялись всю свою жизнь – жестокость и хладнокровие. Я был опьянен этой «славой». Подпитывал ее тем, что вместе со старшими ребятами «воспитывал» подрастающее поколение, обводили вокруг пальца дежурных полицейских, удачно воровали, курили, пили, вели образ жизни, который тогда мы называли «свободой». Но в нем не было ничего, кроме грубого запаха дешевых сигарет, кислого и приторного пива, вечной головной боли, приступов ярости и нехватки чего-то большего.