Глава I
В детстве лето всегда было жаркое, солнечное и длинное, настолько, что в конце августа уже скучалось по школе. Подростком меня стало тянуть в пионерские и туристические лагеря, захотелось больших компаний сверстников и не только, новых впечатлений, знакомств, а, если повезет, то и влюбленностей, а лет до двенадцати я проводила лето у дедушки на даче в Малаховке. Это большой поселок, примерно в тридцати километрах от Москвы по Рязанскому направлению, разделенный, как водится, на две половины железнодорожными путями и станцией, вокруг которой скучились магазины, рынок, парикмахерская и всякие мастерские. Неподалеку располагалось здание администрации, кинотеатр, школа и поликлиника, а чуть дальше – парк с летним кинотеатром. Здесь кипела общественная жизнь поселка.
В большом промтоварном магазине, стоящем не на нашей стороне, был отдел детских игрушек, в котором я теряла сознание. Ходила я туда только с мамой, когда сопровождала ее на рынок: одну меня на станцию не отпускали. Однажды я увидела на прилавке игрушечный металлический чайник, довольно большой (потом выяснилось, что на две чашки воды), очень похожий на настоящий, по нашей терминологии – «всамделишный». Но мать в покупке отказала из педагогических соображений: на прошлой неделе я выпросила керогаз, ярко-зеленый с черным винтиком, при повороте которого поднималось красное зубчатое пламя из жести. «Опять новая игрушка – это баловство! Тебе восемь лет, у тебя летнее задание: книги, которые надо прочитать, гербарий, который надо собрать, дневник погоды, в конце концов… Есть чем заняться». Я поканючила, конечно, но безрезультатно. Вожделенный чайник сразу превратился в заветную мечту, о нем думалось, он снился.
Школа, семья и детская литература учили, что за свою мечту надо бороться. Мама всегда повторяла: «Не занимайся пустопорожним мечтательством! Делай что-нибудь». План созрел быстро. Он был скорее пугающим, чем хитроумным или опасным, потому что противоречил всему тому, что вкладывалось в мою голову строгим родительским воспитанием. Но я уже закусила удила и отступать не собиралась.
На первом этапе следовало раздобыть денег, что я успешно осуществила: когда мама ушла на колодец за водой, оставив сумочку без присмотра, я вытянула из ее кошелька трешку. Жгучий стыд, разгорающийся в груди, я пыталась погасить рассуждениями о том, что она не заметит пропажи, так как трешка была не одна, а соседствовала с другими бумажками, большими по номиналу. Тогда я еще не знала, что мама всегда помнила, сколько и какого достоинства купюр лежало у нее в кошельке. Кроме того, я успокаивала свою совесть тем, что сдачу (чайник стоил 1 рубль 20 копеек) аккуратно положу на место.
На втором этапе осуществления плана надо было оправдать свое длительное отсутствие, что было несложно: я отпросилась поиграть к лучшей подружке, жившей через дорогу, напротив. Вот с ней-то мы и отправились пешком в запретное для нас обеих путешествие на станцию, а это – без малого три километра. Но когда идешь к своей мечте, то сто верст не крюк.
Всю дорогу мы держались за руки, было страшновато, ведь в самоволку уходили впервые. На ту сторону перешли по подземному переходу, хотя был соблазн перебежать пути по деревянным мосткам, как делали местные, а нам категорически запрещалось. Решили не экономить время на спуск и подъем по лестницам, поскольку, в отличие от пассажиров, мы на электричку не опаздывали. Затем ринулись в прохладу магазина, к кассе, выбили чек, потом метнулись к прилавку, и вот он, долгожданный чайник, упакованный в коричневую оберточную бумагу, у меня в руках! А еще нам дали сдачу, для нас немалую. Головокружение от успеха вытеснило страх, и мы пустились во все тяжкие по принципу «лучше сожалеть о содеянном».
Для начала купили каждой по эскимо, которое буквально глотали потому, что оно на жаре предательски текло, изрядно перемазав нас шоколадом. Стали искать воду, нашли продавщицу газировки, взяли по стакану воды без газа и, поливая друг другу, вымыли липкие руки и лица. Потом взяли по стакану с вишневым сиропом и залакировали мороженное. Праздник непослушания был в самом разгаре.
Дальше мы отправились на рынок, в заваленные клубникой ягодные ряды. Дачники брали ягоду на варенье, а мы клянчили попробовать, и сердобольные старушки нам не отказывали: девочки выглядели благовоспитанными, брали по ягодке, хвалили товар, благодарили и отчаливали к следующей торговке. Клубника утренняя, только что собранная, сладкая, ароматная. Мама бы сказала: «Что вы как побирушки? Можно подумать, у вас на своих грядках ягод нет!» Да навалом, но разве же дело в ягодах? Под конец рыночного турне мы хотели купить семечек, которые дома были под запретом, считалось, что девочка с семечками – это дурной тон, признак плохого воспитания. К сожалению, товар закончился прямо перед нашим носом. Тогда мы взяли у бабульки стакан лесной земляники, которую она насыпала в маленький кулечек из газеты.
Уходить не хотелось, но мы чувствовали, что пора (часов у нас тогда не было). Напоследок зашли в продуктовый магазин и в винном отделе купили бутылку лимонада. Но здесь нас ждала засада! Металлическая крышечка делала напиток недоступным. Мы понятия не имели, как открыть бутылку, а потому обратились за помощью к дяденькам, что кучковались под табличкой «Распитие спиртных напитков строго запрещено». Дяденьки мутным взглядом посмотрели на двух пигалиц с косичками и бантами, в перепачканных шоколадом платьицах, умилились и не отказали. С помощью края кирпичного крыльца и удара ладони по крышке один из мужичков вскрыл бутылку, лимонад зашипел, пошел верхом и залил пеной умелые ручки. Мастер своего дела смачно выругался и вручил нам желаемое с напутственными словами: «Учитесь, малявки! В жизни пригодится». Лимонад скрасил нам обратный путь домой.
Маму я увидела издалека, как только мы повернули на нашу улицу: гневное лицо, руки в боки, держит какую-то тряпку, понятно, что в воспитательных целях. Нас сдала соседская девчонка, которую мы из вредности не взяли с собой, и которая по той же причине наябедничала матери. Подружка шмыгнула за свою калитку, а я осталась один на один с возмездием за содеянное, и даже сдача, правда, весьма скромная, перекочевавшая из моей сладкой от лимонада руки в мамин карман, не смягчила ее сердце. Тряпка должна была быть мокрой для усиления педагогического эффекта, но небеса сжалились надо мной: пока мать ждала, орудие назидания высохло на жаре, и ужасная расправа так и не состоялось. Я не жаловалась, не оправдывалась, справедливость наказания признавала, зато спать легла со счастливым лицом, с ликованием в душе и с чайником в обнимку.
Тем летом это была моя самая любимая игрушка. Мы с девчонками клали на землю два кирпича, благо найти таковые было несложно, разводили между ними огонь и ставили на этот импровизированный очаг чайник, до краев полный воды. Я приносила заварку и варенье, только что сваренное бабушкой, и мы чаевничали под сиренью из кукольного сервиза немецкого производства, купленного еще в начале лета все в том же достославном магазине. Такого вкусного чаепития у меня в жизни больше никогда не было. Чайник, естественно, покрывался черной сажей, я с удовольствием чистила его песочком, подражая матери, которая так оттирала закопчённые на керосинке кастрюльки.