Монахиня секс-культа. Моя жизнь в секте «Дети Бога» и побег из нее бесплатное чтение

Фейт джонс
Монахиня секс-культа. Моя жизнь в секте «Дети Бога» и побег из нее

Всем, кто боролся за то, чтобы освободиться от угнетения, обрести право выбора, свободу распоряжаться собственным телом и преуспевать, а не просто выживать.

Faith Jones

INSUBORDINATE

Copyright © 2021 by Faith K. Jones. Published by arrangement

with William Morrow, an imprint of HarperCollins Publishers.

© Богданов С., перевод на русский язык, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

От автора

Свободная любовь и секс, коммуны, уход от мира, жизнь за счет пожертвований вместо работы, бдительное ожидание прихода Антихриста и Второго пришествия Иисуса, духовные революционеры против Системы — вот лишь некоторые из убеждений, с которыми я выросла.

Я родилась в Семье — религиозном движении, которое в 1968 году основал мой дед — Дэвид Брандт Берг — в Хантингтон-Бич, штат Калифорния. Ему помогали четверо его детей: Дебора, Аарон, Фейти и мой отец — Осия. В первые годы своего существования движение называлось «Дети Бога». Но посторонние часто называли его сектой.

Благодаря агрессивной тактике прозелитизма^[1] и требованию, чтобы все члены секты служили миссионерами, количество ее адептов быстро выросло до десяти тысяч. За следующие сорок лет этот культ распространился еще в 170 странах мира. «Дети Бога» просуществовали полвека. Люди приходили и уходили, и за все это время в качестве постоянных членов в нем состояло более шестидесяти тысяч человек. Но миссионерская деятельность секты охватила миллионы так называемых сочувствующих.

Во многих странах мира членов организации преследовала полиция, проводила облавы, пресса обвиняла руководителей «Детей Бога» в похищении людей, принуждении к занятиям проституцией, жестоком обращении с людьми. Моего дедушку десятилетиями разыскивал Интерпол.

В 2010 году секта распустила свои коммуны, выплеснув в общество тысячи людей, которые никогда не работали и не учились в школе. Согласно ее официальному веб-сайту на момент написания этой статьи, она продолжает существовать как «онлайн-христианское сообщество, состоящее из 1450 членов, стремящихся делиться посланием о Божьей любви с людьми по всему миру». Я покинула Семью в 2000 году и с тех пор не владею информацией из первых рук о ее официальной практике или верованиях.

В основу этой книги положены мои воспоминания, интервью с членами семьи и документы. Я приложила все усилия, чтобы обеспечить точность деталей и эмоций при изложении всех событий. Я изменила имена и личные данные некоторых людей, о которых идет речь в этой книге, чтобы обеспечить им безопасность. Поскольку память иногда подводит, в тексте есть места, где некоторые диалоги приводятся приблизительно, объединены или сдвинуты во времени. Я не называла конкретных людей и события, но только в том случае, если эти пропуски не влияли на суть истории. Семья состояла из многих тысяч членов, и я не могу говорить за всех. В зависимости от того, когда и где родились эти люди, наш с ними опыт различается. Я могу всего лишь рассказать свою историю.

Несмотря ни на что, я никогда не сомневалась, что мои родители меня любят. Они действовали, основываясь на своих искренних убеждениях того времени, которые с тех пор резко изменились. Сегодня у нас хорошие отношения, и они понимают, с какой целью я это написала.

Эту книгу можно воспринимать по-разному: как рассказ о культе или как личную историю молодой женщины. Если вас интересует последнее, начинайте с Главы 1. Так вы пропустите раздел Этапы становления движения и сразу перейдете к моей истории. Впрочем, вы всегда сможете вернуться к историческому разделу, если у вас вдруг возникнут вопросы о культе как таковом.

Я пишу о своем опыте, чтобы было понятно, как через призму культовых верований с годами менялись мои представления о мире и моей семье. Я благодарю вас, что решились отправиться со мной в это сумасбродное и безумное путешествие с его конечным пунктом — свободой. Теперь я точно знаю, что истинное освобождение находится у нас в голове.

Фейт Джонс

март 2021 года

(Не такая уж) краткая история моей семьи и секты «Дети Бога»

Четыре поколения евангелистов ^[2]

Мой отец — проповедник в четвертом поколении. Его прадед — Джон Линкольн Брандт из Маскоги, штат Оклахома, был баптистским священником, который перемещался между церквями в Денвере, Толедо, Вальпараисо и Сент-Луисе. Позже он стал лидером кэмпбеллитского движения  (теперь известного как «Ученики Христа»^[3]). Кроме того, он строил и возглавлял церкви в Соединенных Штатах и по всему миру. Его странствия проходили по Канаде, Мексике, Европе, Азии, Африке, Австралии и островам Тихого океана. Джон Линкольн Брандт также был автором более двадцати книг и выступал с лекциями.

Его дочь Вирджиния — бабушка моего отца — тоже была известной проповедницей. Она стала первой в стране женщиной-евангелистом, выступавшей на радио со своей программой «Моменты медитации», которая стартовала в Майами, Флорида, в 1930‑х годах. Она была выдающимся евангелистом и ривайвелистом^[4] и на свои молитвенные собрания собирала тысячи людей по всей Америке.

Но ее посвящение Иисусу произошло далеко не сразу. Хотя она и была воспитана в христианской семье, в двадцать лет она вдруг объявила себя агностиком^[5]. Ее вера поколебалась после того, как она потеряла свою мать. И прошло несколько лет, прежде чем она вернулась к вере. Это случилось после того, как она родила первого ребенка — Ялмара-младшего. Вирджиния упала и в двух местах сломала спину. Она страдала от ужасных болей и долго оставалась прикованной к постели. Не помогли и несколько операций. В конечном итоге врачи признали, что ничем не могут ей помочь. Но ее муж, Ялмар Берг, служитель протестантской церкви, продолжал за нее молиться.

Чудесное исцеление моей прабабушки

Однажды днем, изнемогая от боли, Вирджиния воззвала к Богу с просьбой о помощи. Ей на ум пришли строки из Писания: «Потому говорю вам: все, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, — и будет вам (От Марка 11:24)». Она воскликнула: «Верю». В этот момент, как гласит история, она чудесным образом исцелилась и встала с постели.

Ялмар служил в небольшой религиозной общине в Северной Калифорнии, и на следующее утро Вирджиния рассказала свою историю прихожанам.

Вскоре ей начали поступать приглашения выступить еще раз, и еще, и слава Вирджинии вместе с числом ее последователей начали расти. Но проповедь о чудесном исцелении противоречила учению ее церкви.

Несмотря на это, Вирджиния и Ялмар отказались хранить молчание и, в конечном итоге, были исключены из движения «Ученики Христа».

Впоследствии супруги присоединились к Христианскому и миссионерскому альянсу, протестантской деноминации, уделяющей большое внимание миссионерской работе. К тому времени у Вирджинии и Ялмара появилось еще двое детей: дочь, названная в честь матери Вирджинией, и мой дедушка Дэвид.

Следующие несколько лет семья из пяти человек провела в разъездах. Супруги выступали с проповедями в церквях по всей территории Соединенных Штатов.

История о чудесном исцелении Вирджинии всегда собирала толпы от четырех до десяти тысяч человек. Собрания были столь многолюдны, а ее слова так трогательны, что ее пригласили остаться проповедником в церкви в Майами, штат Флорида.

Прожив там пятнадцать лет, Вирджиния соскучилась по путешествиям и к концу 1930‑х вернулась к своей роли странствующего евангелиста. Дэвид, мой дедушка, был единственным из троих ее детей, который разделял убеждения матери, поэтому она взяла его с собой в дорогу в качестве водителя и помощника.

Бунт дедушки и повторное воцерковление

Дэвиду было двадцать два года, когда в 1941 году он пошел служить в армию. Хотя у него и была возможность этого избежать: протестантские священники и студенты богословия были освобождены от военной службы. Но ему надоело быть под каблуком у матери и захотелось приключений. Служба началась не очень удачно: еще в учебном лагере он заболел двусторонним воспалением легких. По словам дедушки, врачи почти не надеялись, что он выживет, поэтому Дэвид пообещал, что если выздоровеет, то посвятит свою жизнь служению Богу. Дедушка говорил, что, как и его мать, он сразу же чудесным образом исцелился. Чем невероятно удивил всех врачей и медсестер.

По-настоящему не прослужив и дня в армии, Дэвид уволился в связи с болезнью сердца и вернулся к матери. Ему нравилась жизнь на колесах, но раздражала скромная роль помощника. Он тоже хотел проповедовать. Тем не менее Бог внушал ему быть терпеливым, обещая, что его время рано или поздно придет.

Они находились в Калифорнии, когда дедушка встретил мою бабушку Джейн Миллер в церкви в Шерман Окс ^[6], где она работала секретарем. Миниатюрная брюнетка и набожная христианка, Джейн выросла в баптистской семье. В июле 1944 года Дэвид и Джейн тайно поженились, два года спустя у них родилась первая дочь, Дебора, а в 1948 году — сын Аарон. В том же году Дэвид был рукоположен в качестве служителя Христианского и миссионерского альянса и направлен в Вэлли-Фармс, штат Аризона. Это был небольшой городок в песчаной пустыне, примерно в шестидесяти милях к югу от Феникса.

Его прихожане представляли собой смесь белых южан, коренных американцев и мексиканцев. И они едва уживались друг с другом. В своих проповедях Дэвид призывал к интеграции и выступал за то, чтобы состоятельные люди делились большей частью своего материального богатства с менее удачливыми членами общины. И этим еще больше обострял напряженность между членами общины. Склонности Дэвида станут более очевидными позднее, а тогда он только начинал формулировать свои идеи христианского коммунизма. Они были основаны на Деяниях 2:44 ^[7]. Его взгляды приводили в ярость белых членов прихода, тесно связанных с руководством церкви, и, в конце концов, его изгнали. Этот опыт навсегда отвратил деда от организованной религии. Разочарованный, но непреклонный, Дэвид покинул Вэлли-Фармс вместе со своей семьей, которая состояла уже из шести человек. К тому времени Джейн родила ему сына Джонатана «Осию» Эммануэля — моего отца, и его младшую сестру Фейти, в честь которой меня позднее назовут.

Чтобы прокормить семью, Дэвид перебивался случайными заработками. Он был глубоко несчастен и в 1951 году обратился за руководством к Господу и получил откровение, которое направило его на совершенно новый путь. Дэвид пришел к убеждению, что Бог хочет, чтобы он вышел из Системы — по сути, официальной церкви — и встал на путь спасения душ для Христа. Поэтому дедушка внезапно уволился с работы и записался на курсы в Клинику души в Лос-Анджелесе. Это была школа подготовки миссионеров, которую основал преподобный Фред Джордан.

Дедушка сотрудничает с миссионерской школой Фреда Джордана

Джордан был одним из первых проповедников, который начал выступать по телевидению. В 1949 году он открыл миссию Фреда Джордана, где служил бедным и бездомным, а также руководил своей школой подготовки миссионеров. Идеи Джордана нашли отклик в душе моего деда, особенно вера в то, что Бог повсюду и прихожанам не обязательно собираться в церковном здании, чтобы общаться с Господом.

Преподобный Джордан оказал огромное влияние на Дэвида, и в течение последующих пятнадцати лет они так или иначе сотрудничали. Во время миссионерской подготовки Дэвид работал в Техасской Клинике души Джордана или на ранчо, расположенном в Тербере, штат Техас. Там, в палаточном лагере с почти военной дисциплиной, его новообращенные проходили обучение, чтобы быть готовыми к трудностям, с которыми им предстоит столкнуться в качестве миссионеров.

Моему отцу было три года, когда дедушка впервые перевез семью на ранчо. Они пробыли там два года, прежде чем отправиться во Флориду, где Дэвид и Джейн открыли филиал школы подготовки миссионеров Фреда Джордана.

Там, в Майами, они жили коммуной, деля большой дом с другими будущими миссионерами, и проводили лето, путешествуя по США и проповедуя Евангелие.

Евангелизация на колесах была семейным делом на протяжении всего детства моего отца. Хотя моя бабушка Джейн поначалу беспокоилась о том, что забота о четверых малышах лишит ее возможности помогать в служении, вскоре она поняла, что даже в качестве мамы она может сыграть важную роль. Она заметила, что люди более восприимчивы к идеям ее мужа, если его сопровождали их милые дети, поэтому она создала из детей певческую группу, чтобы те выступали во время его проповедей. Они пели в церквях, на улице, в радио и телепрограммах Фреда Джордана.

Некоторое время все шло хорошо, но пламенные проповеди Дэвида, призывы к ученикам «оставить все», чтобы стать христианскими миссионерами, и агрессивная «маркетинговая» тактика подорвали его отношения с местными церковными лидерами. Каждое воскресенье он отправлял своих детей и нескольких учеников-миссионеров в местные церкви для распространения религиозной литературы, веля им обходить все дома и машины на парковках. Эти выходки привели церковных деятелей в ярость, и они пожаловались на него в местные правоохранительные органы. Чтобы избежать серьезных проблем с полицией, Дэвид увез семью из Майами. К тому моменту мой отец только закончил восьмой класс. Больше в школу он не вернулся.

Предупреждение о Конце света

И вот семья загрузилась в свой девятиметровый дом на колесах, который Дэвид любовно называл «Ковчегом», и вернулась на ранчо.

Вирджиния дважды посещала их, чтобы доставить безотлагательные пророчества своему младшему ребенку. В первом — «Предупреждающем послании» — говорилось, что Пришествие Антихриста и Конец света неизбежны. Во втором — «Пророчестве о Последнем времени» — утверждалось, что Дэвид будет иметь «понимание Даниила» ^[8] и сможет предсказать Пришествие Христа.

Семья моего деда жила на ранчо до осени 1967 года, когда Вирджиния предложила ему переехать с детьми в Калифорнию, чтобы проповедовать хиппи. Лишь старшая дочь Дебора отказалась последовать за отцом. С его благословения она в шестнадцать лет вышла замуж и вместе с мужем — Джетро — осталась в Техасе.

Несмотря на свой преклонный возраст (в то время ей было уже за восемьдесят), Вирджиния целыми днями раздавала бутерброды с арахисовым маслом и рассказывала об Иисусе хиппи, серферам и бездомным, собиравшимся в то время на пирсе Хантингтон-Бич, Хейт-Эшбери в Южной Калифорнии. Страстно веря в то, что этих молодых людей нужно спасать, она убеждала моего отца, а также его брата и сестру, Аарона и Фейти, попытаться подобрать ключ к их сердцам.

Хиппи и фанатичные проповедники христианства

В Light Club, кофейне возле пирса, мой отец, его брат и сестра начали привлекать толпы молодых хиппи своими музыкальными выступлениями и бесплатными бутербродами. Именно здесь Дэвид, наконец, обрел свою паству. Эти идеалистично настроенные молодые люди уже отвернулись от Системы. Их не нужно было убеждать оставить прежнюю жизнь. Им требовалось лишь руководство, миссия и чувство принадлежности к сообществу единомышленников. Дэвид начал появляться в Light Club по вечерам, чтобы проповедовать свои все более радикальные взгляды. Он отрастил длинные волосы и бороду, носил берет и приобрел облик радикального стильного евангелиста; все называли его «папа».

Слова Дэвида находили отклик у этой молодежи, и они охотно принимали его неортодоксальное послание о «выходе из порочной системы». Речь шла об отказе ото всего, включая деньги, образование, работу и семью. В ответ нужно было посвящать все свое время служению Богу в качестве миссионеров, видя в этом высочайшее Божественное призвание. Дэвид также делал упор на необходимость общинной жизни, как во времена первых последователей Христа (христиан первого века); христианский коммунизм; и акцентировал внимание на «Последнем Времени» и «Предупреждающих пророчествах» о грядущем наказании Америки, которые были популярны в эпоху войны во Вьетнаме. Новообращенные верили ему на слово, готовые посвятить свою жизнь Богу в качестве Его учеников. Они опустошали свои карманы, потрошили свои банковские счета и трастовые фонды, отказывались от наркотиков и алкоголя и обращались к Иисусу как к своему Спасителю.

Дедушка находит своих людей

Смерть Вирджинии Берг весной 1968 года, а четырьмя годами ранее — уход из жизни ее мужа Ялмара стали для Дэвида поворотным моментом. Он как будто освободился от последней потребности соблюдать традиционные нормы и доктрины. Он открыто начал осуждать церковную систему, организованную религию, официальное образование, федеральное правительство, капитализм и даже родительскую власть — все эти настроения были очень популярны среди его молодой аудитории. Он собирался устроить религиозную революцию, и его новые ученики были готовы следовать за ним куда угодно. Конец Времен был неизбежен, и ему нужно было спасти как можно больше душ перед Великой Скорбью, Вторым пришествием Иисуса и гневом Божьим.

Когда в Light Club стали собираться сотни хиппи, группа проповедников начала привлекать внимание местных СМИ, которые поначалу были настроены положительно — ведь эти христианские миссионеры призывают хиппи исправиться и отказаться от наркотиков! Вскоре семья начала получать приглашения от проповедников, желающих начать молодежное служение, в том числе от старого друга-миссионера из Тусона, штат Аризона. Дэвид с радостью направил туда моего отца и Эстер, одну из первых рекрутов группы. Ей было девятнадцать лет, она только что закончила первый курс в Канзасском Уэслианском университете и искала движение, которое позволило бы ей служить Богу в качестве миссионера.

Другая женщина

Среди новобранцев тусонской церкви была и Карен Зерби, застенчивая, с торчащими вперед «кроличьими» зубами, дочь священника Церкви Назорея. Она недавно окончила колледж и была довольно опытной стенографисткой. Зерби была настолько преисполнена энтузиазма, что мой отец порекомендовал ей поехать в Хантингтон-Бич, чтобы пройти подготовку в Light Club. Она так и сделала и довольно скоро стала секретарем Дэвида. И не только секретарем. Через несколько месяцев у них завязался тайный роман, и они начали вместе жить в Ковчеге, который Дэвид продолжал делить со своей женой. Хотя Джейн, казалось, приняла нового интимного партнера своего мужа, тетя Дебора вспоминает, что ее мать часто плакала и изо всех сил старалась не оказаться в трейлере наедине с Карен.

Тем временем Дэвид активизировал свои усилия по вербовке в Калифорнии, посылая учеников в местные университеты, чтобы проповедовать студентам и распространять религиозную литературу. Но администрация учебных заведений была недовольна присутствием группы в своих кампусах и вызывала полицию, чтобы выдворить их вон. Теперь, когда к делу подключились правоохранительные органы, журналисты обратили внимание на радикальное учение группы и начали писать о конфликте с университетской администрацией. Чтобы избежать дальнейшей негативной огласки, Дэвид, Джейн и некоторые из их учеников бежали в Тусон, где присоединились к моему отцу и Эстер.

Движение «Люди Иисуса» растет

Оказавшись в Аризоне, Дэвид продолжил отправлять группы учеников выступать с проповедями по всей стране, но он хотел, чтобы руководителями каждой группы были супружеские пары. Поэтому он спросил моего отца, не хочет ли он жениться на Эстер. Работая с ней в прошлом году, мой отец был впечатлен ее преданностью Господу и почувствовал Божий призыв жениться на Эстер. 16 мая 1969 года их брак был освящен моим дедом. И вот мой двадцатилетний отец и девятнадцатилетняя Эстер возглавили группу учеников в Нью-Мексико, чтобы проповедовать в одном из университетов.

Моисей Дэвид и «Дети Бога»

Оттуда они рассеялись по Соединенным Штатам и Канаде. В какой‑то момент в пути находилось 120 человек, передвигавшихся более чем на десяти автомобилях. Местный журналист, встретившийся с ними в Сент-Луисе, назвал их «Детьми Бога» — имя, которое они сохранили. Репортер сравнил Дэвида, ведущего свою разношерстную группу через пустыню, с Моисеем, что побудило Дэвида принять имя пророка Моисея (позже сокращенное до Мо), поскольку, подобно библейскому Моисею, который вывел израильтян из Египта, он выводил своих учеников из Системы.

Моисей Дэвид приказал своим последователям брать новые библейские имена, чтобы продемонстрировать, что они перерождаются в детей Божьих и оставляют свою старую жизнь позади. Джейн взяла имя Ева и стала известна как Мать Ева, а Карен Зерби взяла имя Мария. С тех пор все новые ученики, или «младенцы», как их называли, опираясь на библейскую фразу о «младенцах во Христе»^[9], должны были менять свои имена.

Во время остановки группы в Луизиане в кемпинге неожиданно нагрянувшая полиция провела обыск. Они нашли несколько человек, на которых в разных местах были выданы ордера на арест, в основном по обвинению в употреблении наркотиков. Правда, это было еще до того, как они присоединились к «Детям Бога». Некоторые из учеников были арестованы, а остальную часть группы предупредили, чтобы они убирались из города. Те не стали испытывать судьбу, перебрались в Хьюстон и разбили лагерь в парке на окраине города.

Нуждаясь в безопасном месте для своего растущего каравана, Моисей Дэвид попросил разрешения у Фреда Джордана привести своих учеников на ранчо в Тербере. Джордан согласился при условии, что он и его ученики будут заботиться об имуществе и ремонтировать здания, которые пришли в упадок. Так, в январе 1970 года все команды собрались на ранчо, включая моего отца и Эстер. Та была на восьмом месяце беременности моим сводным братом Нехи.

Ранчо

Группа обосновалась на ранчо и с энтузиазмом принялась за то, чтобы сделать ветхие здания пригодными для жизни. Хиппи — дети цветов, — бросившие школу и колледжи, бывшие наркоманы и бездомные рассматривали это как возможность жить сообща и создавать свои семьи, чтобы служить Богу и спасать мир. Моисей Дэвид поддерживал в этом месте такую же железную дисциплину, которая царила у Фреда Джордана в его школе подготовки миссионеров. Дни были заполнены строительством, приготовлением пищи, уборкой и молитвой, а также чтением и заучиванием Слова Божия. Ожидалось, что в течение первых трех месяцев ученики выучат наизусть до трехсот библейских стихов.

Вскоре после переезда Моисей Дэвид начал рассылать команды по всей Америке, чтобы собрать больше учеников. Таким образом, за год число жителей ранчо увеличилось со 160 до 250. Новые адепты разрывали все личные, семейные и социальные связи, чтобы полностью посвятить себя своей новой семье во Христе, следуя наставлениям из Евангелия от Луки (Глава 14, стих 26): «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником». Тем не менее Дэвид призывал своих последователей писать домой и разрешил благожелательно настроенным родителям посещать ранчо, чтобы не превратить их во врагов.

Моя мама — бывшая хиппи

Отец и Эстер были вместе уже два года, когда впервые встретились с моей матерью — Рути. Она присоединилась к «Детям Бога» летом 1971 года. В то время как Эстер росла тихой воцерковленной девочкой, моя мать была богемной, бойкой на язык, раскованной бывшей хиппи. Ее отец был первоклассным пилотом ВВС и постоянно перевозил свою семью с одной военной базы на другую. Больше всего Рути полюбились Гавайи. В течение трех лет, пока они там жили, Рути с ее темными вьющимися волосами и глубоким загаром девушки-серфингистки часто принимали за гавайку.

После Гавайев семья переехала в Атланту, штат Джорджия. Произошло это в 1964 году — в самый разгар движения за гражданские права. Подростком моя мать сидела в конце автобуса, где должны были находиться только чернокожие, и ее часто выгоняли за подобные протестные выходки. Поскольку идеализм и непокорность могли навлечь на нее неприятности, она переключила энергию на хореографию. В семнадцать лет ее приняли в балетную труппу Atlanta Ballet. Но спокойная жизнь ее не устраивала. Рути манили приключения и Бродвей, и через несколько месяцев она сбежала из дома.

Ее отец нанял детектива, который обнаружил Рути в Нью-Йорке спящей на диване в квартире одного актера, который, по крайней мере, уважал тот факт, что девушка была несовершеннолетней. Отец позволил ей остаться в городе при условии, что она не будет позволять себе подобных выходок. В конце концов, моя мать обосновалась в собственной квартире, нашла работу официанткой и приняла участие во внебродвейском мюзикле «Кисмет», а затем в летнем сезоне мюзиклов в горах Поконо. Примерно в то же самое время, когда Рути, наконец, нашла настоящую работу, она впервые попробовала марихуану и психоделики ^[10].

Она бросила сцену и сошлась с хиппи. Некоторое время она путешествовала, посетила фестиваль в Вудстоке, а затем проехала автостопом через всю страну и оказалась в Сан-Франциско. Там она пережила ужасное наркотическое «путешествие» после того, как приняла ЛСД, отравленный стрихнином. Это был последний раз, когда Рути принимала психоделики. Она позвонила своему отцу, и тот прислал ей билет, чтобы она пожила с ним и его новой женой в Атланте. Через какое‑то время подруга пригласила ее встретиться с группой «Дом Иуды», к которой примкнула в Атланте. Рути согласилась и, находясь там, поняла, что нашла способ осуществить свою детскую мечту о служении Богу.

Моя мама присоединяется к движению «Люди Иисуса»

Через шесть месяцев после того, как мать вступила в ряды «Дома Иуды», тетя Фейти, отец и Эстер приехали, чтобы встретиться с группой в Атланте. Мать была очарована их энтузиазмом и радостью. Она и еще тридцать человек запрыгнули в миссионерский автобус, направлявшийся на ранчо, чтобы присоединиться к «Детям Бога». Мать искала то, что могло бы придать смысл ее жизни. Она также жаждала тесных семейных связей, привязанности и похвалы, которых у нее не было. Ее родители были добрыми, но эмоционально сдержанными, что характерно для людей, переживших ужасы Второй мировой войны. Но все это и многое другое она нашла в радикальном движении «Дети Бога».

Летом 1971 года мать проходила «младенческую» подготовку на ранчо. С самого зарождения культа Моисей Дэвид проповедовал Божью Весть «Отрекись от Системы», но теперь его требования отказаться от всего и милитаристский образ жизни начали привлекать нежелательное внимание. Родители некоторых новых последователей обвинили его в создании секты и промывании мозгов их детям. Очень обеспокоенный отец моей матери — Джин — посетил ранчо, чтобы попытаться уговорить дочь уйти, но она уже была совершеннолетней и убедила отца, что остаться в группе — ее выбор. Между тем некоторые неравнодушные семьи дошли до того, что наняли профессиональных депрограммистов^[11], чтобы попытаться вернуть своих детей. Освещение в СМИ стало негативным: родители и бывшие участники группы заявляли о промывании мозгов, цензуре почты и телефонных звонков и культовом подчинении семье Моисея Дэвида. А также выдвигали (необоснованные) обвинения в употреблении наркотиков, применении гипноза и похищении людей.

В то же время Моисей Дэвид получил призыв от Бога послать миссионеров за границу. «У Америки был шанс», сказал он своим последователям. Поскольку Моисей Дэвид готовился отправить команды из четырех и шести человек за границу, подальше от надзора, ему нужно было решить вопрос о сексе, который у «Детей Бога» был разрешен только тем, кто состоит в браке. Он созвал на выездную встречу своих четырех детей, их супругов и несколько других пар, относящихся к высшему руководству движения.

«Закон любви» означает сексуальную свободу

Там Моисей Дэвид изложил доктрину «Закон любви». Он объяснил, что правила Ветхого Завета были вытеснены и замещены всего лишь двумя заповедями из Евангелия от Матфея, Глава 22, стихи: 36‑40. «Учитель! какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим»: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя». На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки».

Согласно Моисею Дэвиду, если есть любовь, то все дозволено, включая секс вне брака. Он объявил это новым откровением Библии для нового поколения, готового к большей свободе. Как всегда, он подкрепил это своей интерпретацией Священного Писания.

Это учение, на разработку которого потребовалось некоторое время, помогло оправдать и узаконить его отношения с Марией, «избранной Богом», чтобы поддерживать его в новом служении и в дальнейшей проверке его теоретических положений. А также оно дало одиноким и молодым парам, которые в связи с работой были разделены большими расстояниями, возможность заниматься сексом вне брака. Включение сексуальной свободы поколения хиппи ознаменовало собой серьезный отход от традиционной доктрины невинности до брака, с которой семья моего отца воспитывалась в церкви. Это откровение предназначалось только высшим лидерам и не дойдет до учеников еще несколько лет.

В конце лета 1971 года тетя Фейти, мой отец и Эстер возглавили группу первопроходцев в Европе.

Маме назначили мужа

Осенью мою будущую мать выбрали для поездки в Европу со следующей волной учеников. Сначала ее отправили с ранчо в «Дом» — филиал движения в Нью-Йорке, где к ней подошел темноволосый молодой человек, внешне напоминавший итальянца. Он представился Гидделем, а затем сказал, что воля Божья состоит в том, чтобы они поженились. Рути была совершенно ошеломлена. Она никогда раньше даже не разговаривала с этим человеком. Он сообщил ей, что лидер «Дома», где они остановились, предложил им немедленно пожениться, чтобы они могли возглавить команду в Европе. Ведь только супружеские пары могут открывать новые «Дома».

Мать хотела быть покорной воле Бога, поэтому, помолясь, неохотно согласилась. Две недели спустя она, Гиддель и еще пять обескураженных и взволнованных пар поженились на общей церемонии. На следующей неделе Рути и ее новый муж направились в Англию, чтобы присоединиться к евангелизационной миссии за границей. Но после трех месяцев совместной жизни стало ясно, что брак не сложился, поэтому Рути с облегчением узнала о том, что Гиддель отправляется с командой в Италию, а моя тетя Фейти приняла Рути в качестве личного секретаря.

Осваивая Европу и проклиная Америку

Мать путешествовала с Фейти в Лондон и Париж, где теперь располагались их штаб-квартиры. Отец, которому было поручено наблюдать за миссионерской деятельностью во Франции, тоже делил свое время между Парижем и Лондоном. В Париже они с моей матерью встретились снова, хотя их отношения оставались строго платоническими. К тому времени Эстер родила еще четверых детей. У них с отцом, таким образом, было уже шестеро малышей.

Весной 1972 года Моисей Дэвид, к тому времени тоже проживавший в Лондоне, написал своим ученикам письмо под названием «Мне пора», в котором предупреждал, что все пути отхода из Америки будут закрыты, как только «Буря Божьего суда начнет обрушиваться на беззаконие Америки!» Моисей Дэвид сообщил своим последователям, что из-за непрекращающихся преследований он, как и Иисус, должен покинуть их в своем физическом теле, чтобы остаться с ними в духе. Вместо того чтобы учить свою паству лично, как он это делал на ранчо, теперь он будет общаться с ними исключительно посредством письменного слова — сообщений. Позже они стали называться Письма Мо. Никто из его последователей не знал, что Моисей Дэвид уже покинул страну. Власти страны расследовали деятельность нескольких коммун и руководство движения обвиняли в финансовых махинациях, препятствовании правосудию, физическом и моральном принуждении последователей секты. Дедушка понимал, что, поскольку в США закон уже висит у него на хвосте, у него больше шансов направлять свою паству с помощью посланий, оставаясь при этом мобильным.

Моисей Дэвид подкрепил первое письменное заявление вторым ужасным предупреждением, изложенным им в экстренном Письме Мо «Лети как птица к своей горе». В нем он призвал своих последователей спасаться бегством от грядущей гибели Америки, которая будет наказана за свои грехи. Его предупреждение вызвало массовый исход, и к 1973 году в пятидесяти странах Европы, Азии, Латинской Америки, а также в Австралии и Новой Зеландии насчитывалось уже более 130 колоний с примерно 2400 учениками. В Америке остались лишь немногие из первоначальных трехсот его учеников, но ряды последователей постоянно пополнялись, и небольшие общины в каждом штате продолжали процветать.

Дедушка берет вторую жену

Теперь Моисей Дэвид и Мария, члены его семьи и их супруги, которых дедушка называл «царской семьей», жили «в подполье». Но они не сидели сложа руки. Началась подготовка к печати и распространению его сочинений в виде сотен тысяч листовок. Они раздавались с целью получения пожертвований по всему миру.

В одном из первых Писем Мо, «Одна жена», Моисей Дэвид познакомил своих учеников с идеей обмена партнерами, провозгласив жену одного человека также женой Бога и всех других мужчин. Он указал на библейские примеры полигамии как на оправдание этой практики, считая традиционный брак «эгоистичным» и противоречащим воле Бога. Затем в Письме Мо «Старая Церковь, Новая Церковь» он сравнил Мать Еву (Джейн) со Старой Церковью, традиционной церковью, критичной, непокорной, закосневшей и не желающей следовать новым откровениям. Моисей Дэвид написал, что однажды вечером в Ковчеге, когда Ева критиковала его за то, что он всегда требует секса, говоря, что он слишком чувственный, чтобы быть истинным человеком Божьим, дух Божий поднялся в нем, и он дал Еве пощечину за ее непокорность. Он молился, чтобы Бог послал ему женщину, которая бы верила в него. Он объяснил, что Мария, «подобная сексуальной Новой Церкви или Семье, жаждущая семени Иисуса и царя Давида и готовая делать все, что бы он ни попросил», была ответом на его молитвы.

Подготовив почву для многоженства, он публично взял свою юную ученицу Марию (Карен Зерби) в качестве второй жены. Но вскоре она стала его единственной женой, так как Ева познакомилась и вступила в отношения с одним из молодых учеников. Теперь, когда рядом с Дэвидом была Мария, побуждающая его к дальнейшим шагам, «Дети Бога» проложат путь далеко за пределы социальных норм и даже законов.

Тем временем тетя Фейти, стремясь поставить себе на службу притягательность музыки, основала Les Enfants de Dieu — музыкально-исполнительскую группу с танцевальной труппой, в которую входила и моя мать. Рути не до конца осуществила свою мечту танцевать на Бродвее, но признание, которое она получала как участница этой передвижной труппы, приводило ее в восторг. Группа мгновенно стала популярной, а их хит «My Love Is Love» в 1974 году возглавил французские чарты. Вскоре последовали контракты на звукозапись, регулярные выступления на телевидении, концерты и месячный тур по Франции.

«Флирти-фишинг» начинается втайне

В Лондоне Моисей Дэвид и Мария начали тайно экспериментировать с новой формой свидетельства Слова Божия в местных ночных клубах. Под его руководством Мария соблазняла мужчин на танцполе, приводила их домой для секса, а позже представляла мужчин Моисею Дэвиду для евангелизации.

Сначала он рассказал только высшему руководству об этом захватывающем новом служении — «флирти-фишинг» («кокетливая рыбалка»), при котором ученицы женского пола — «наживка» — флиртуют и часто занимаются сексом с предпочтительно состоятельными мужчинами — «рыбами». Это представлялось как оригинальный метод вербовки последователей и получения денежных пожертвований. Рыбы были людьми Системы, нуждавшимися в Божьей любви и спасении. Моисей Дэвид писал, что «секс — это такая же физиологическая потребность, как пища и кров. Иисус накормил множество людей хлебом и рыбой, чтобы они не испытывали чувство голода и могли слышать его учение. Точно так же женщины должны удовлетворить сексуальное желание мужчины, прежде чем те будут готовы услышать об Иисусе».

Чтобы сделать свой эксперимент масштабнее, Моисей Дэвид стремился привлекать в свой ближайший круг как можно больше женщин. Правда, его беспокоило то, как подобная техника будет воспринята английским обществом, которое, как правило, проявляло настороженность, когда речь заходила о сексе. Поэтому Моисей Дэвид, Мария и группа тщательно отобранных учениц переезжают на остров Тенерифе (один из островов Канарского архипелага), где, по их мнению, общество более спокойно относится к этому деликатному вопросу. Женщины должны были «ходить на рыбалку» от двух до пяти ночей в неделю. «Как Иисус отдал Свою жизнь, так и вы должны отдать свою жизнь (или жену) за этих людей», проповедовал Моисей Дэвид.

Рождение нового принца

В начале следующего года, двадцать пятого января, Мария родила мальчика по имени Давидито. Моисей Дэвид был счастлив, и «Маленький Дэвид» был немедленно провозглашен молодым принцем, новым наследником престола. В новой роли матери Моисей Дэвид начал называть Марию «Мамой Марией» и, в конце концов, царицей Марией при царе Давиде. Позднее он заявит, что Давидито и Мама Мария станут двумя свидетелями, упомянутыми в одиннадцатой главе Книги Апокалипсиса, которые проведут истинную Церковь через Последнее Время ^[12].

Дружба с Каддафи

Через несколько месяцев после рождения Давидито дедушка приостановил свою деятельность на Канарах, чтобы нанести визит Муаммару Каддафи, главе ливийского государства. Мой отец и Фейти познакомились с ним на пресс-конференции в Париже, и Каддафи официально пригласил Моисея Дэвида и «Детей Бога» посетить его в Триполи. Моисей Дэвид исподволь добивался отношений с загадочным молодым полковником-революционером. Он увидел в этом возможность для своего служения «флирти-фишинг». Дедушка привез в Ливию «царскую семью» и лучших девочек с Тенерифе, чтобы расположить к себе лидеров этой страны. Моя мать очень радовалась, что ее взяли, но еще больше она была взволнована тем, что сам Пророк Последнего Времени направил ей приглашение и что она наконец‑то встретится с ним лично. Какая невероятная честь! За исключением нескольких месяцев замужества, мать не занималась сексом почти все пять лет миссионерской деятельности в Европе, поскольку сексуальная свобода руководства «царской семьи» все еще была под запретом для учеников.

Мои родители становятся полигамистами

В Ливии Моисей Дэвид проникся симпатией к моей матери; он восхищался ее самоотверженностью и готовностью на все ради дела. Он посоветовал моему отцу взять ее в качестве второй жены и секретаря. Мать была польщена, но ответила Моисею Дэвиду, что предпочла бы остаться секретарем тети Фейти. Однако он приказал ей быть рядом с моим отцом и любить его сына, как она любит его, Моисея Дэвида. Вера Рути была такова, что она подчинилась его воле, как Божьей. Тетя Фейти была недовольна потерей секретаря и верной служанки, но никто не осмелился противиться указанию Пророка.

После двух месяцев в Ливии стало ясно, что Каддафи не собирается выходить из ислама; его больше интересовало использование тысяч последователей «Детей Бога» для распространения положительного мнения о себе по всему миру. Разочарованный, но понявший, что это тупик, дедушка вернулся на Тенерифе, чтобы продолжить «флирти-фишинг» со своей командой женщин.

Но у него появилась новая миссия. До этого Письма Мо распространялись среди учеников в виде трактатов, а теперь их набралось несколько сотен. Он и мой отец решили, что их следует напечатать в виде книг. Дедушка передал эту работу моему отцу, а в помощь предоставил Рути, которая быстро печатала.

По возвращении из Ливии мои родители провели пару недель с Эстер, чтобы заключить брак втроем. А затем началась работа над составлением первого тома «Писем Мо».

Мое рождение в Гонконге

Несколько месяцев спустя моих родителей отправили в Гонконг, чтобы договориться о печати, переплете и доставке книг. Именно там, во время поездки на безлюдный пляж, по словам матери, меня и зачали. Узнав о своей беременности, она была в восторге и одновременно ошеломлена. В двадцать семь лет, после многих лет незащищенного секса в стиле хиппи в подростковом возрасте, она уже и не думала, что сможет забеременеть.

Рути была на шестом месяце беременности, когда книги были, наконец, готовы. Мой отец оставил жену в Гонконге, а сам отправился на Тенерифе, чтобы доставить печатные экземпляры своему отцу.

Примерно в это же время Моисей Дэвид решил представить «флирти-фишинг» рядовым ученикам, после того как в течение нескольких лет тестировал модель в небольшом масштабе. Чтобы подготовить своих учеников к этому новому откровению, весь предыдущий год дедушка включал в свои письма все более и более откровенный сексуальный материал. В 1976 году дедушка опубликовал серию из двадцати трех писем под названием «Рыцари короля Артура» о похождениях Мамы Марии в Лондоне. Письма Mo на тему «флирти-фишинга» шли одно за другим, описывая и оправдывая это новое служение и рекламируя его успех.

Не всем это сразу пришлось по душе; некоторые руководители и ученики, особенно те, кто уже был счастлив в браке, не хотели в этом участвовать. Но в своем подавляющем большинстве последователи стремились следовать указу своего Пророка, убежденные, что он проповедует Божье послание для нового дня.

Власти производят аресты за проституцию

Однако вскоре после того, как Моисей Дэвид сообщил пастве о своем откровении, западногерманский журнал Stern опубликовал обложку, на которой был запечатлен Пророк Последнего Времени, который позировал со своими «рыбачками». Журнал Time последовал примеру коллег, разместив эту фотографию вместе со статьей под названием «По следам “Детей Бога”».

Власти Тенерифе отреагировали быстро, арестовав нескольких женщин в доме Моисея Дэвида и обвинив их в проституции. Все, кого не задержали во время облавы, включая моего отца и Эстер, в срочном порядке бежали из страны. Полиция разыскивала Моисея Дэвида, чтобы арестовать его как сутенера, но он и Мария сбежали с острова вместе с Давидито и, в конце концов, основали свой новый Дом в Барселоне.

Проведя почти полгода в Европе, мой отец наконец вернулся в Гонконг к своей второй жене и мне — трехмесячной дочери. Он настоял, чтобы Эстер и дети жили с ним и моей матерью в Гонконге. Опасаясь, что в случае непослушания она может потерять своих детей и место в иерархии, Эстер и мои пять сводных братьев присоединились к нам. Так впервые мой отец, две его жены и все его дети поселились вместе под одной крышей.

Бомба РНР — дедушка разгоняет всех лидеров

18 февраля 1978 года — в день рождения Моисея Дэвида — грянула революция! Все началось с его шокирующего приказа о «Реорганизации, Национализации и Революции», или РНР. В Письме Мо, «ДЕНЬ ВОЗРОЖДЕНИЯ!», он сообщил об увольнении трехсот высших руководителей, включая «царскую семью», своих детей и Мать Еву. Лидер движения заявил, что руководство «Детей Бога», или «правительство», как он его назвал, «стало настолько запутанным из-за обширной паутины чиновников и настолько перегруженным бюрократией, что едва способно действовать и выполнять свою работу».

Он устал от того, что лидеры медлят с выполнением его указов.

«МНОГИЕ ДЕМОКРАТИИ ПОТЕРПЕЛИ НЕУДАЧУ и закончились неразберихой, коррупцией и экономическим крахом, что потребовало военного или политического переворота со стороны сильного человека, которому все это надоело!» — писал он.

«Дети Бога» начинались с очень строгого, даже жестокого военизированного периода «обучения» на ранчо в 1970 году. Это делалось для того, чтобы остались только самые стойкие ученики. Такие же диктаторские лидерство и культура сохранялись и во время освоения Европы и других стран. Но потом организация была на грани развала, и это побудило Пророка на время ослабить узды строгого контроля и беспрекословного подчинения и не спешить со своим декретом о реорганизации. Теперь же Моисей Дэвид дал указание Домам провести выборы новых местных лидеров.

Он использовал эту возможность, чтобы официально распустить «Детей Бога» и дистанцироваться от продолжающихся обвинений в сексуальных и финансовых нарушениях. Пророк настоял на том, чтобы все называли себя «Семьей Любви», что в конечном итоге будет сокращено до «Семьи».

Хотя мой отец больше не считался высшим руководителем, он продолжал работать над публикацией Писем Мо в Гонконге. И это относилось к важной, хотя и более узкой сфере влияния. Но многие из старых лидеров, утратившие свое привилегированное положение, в том числе и Мать Ева, покинули Семью. В последующие несколько лет именно она занялась своей собственной командой учеников, потом переехала в Хьюстон, штат Техас, и начала более традиционное церковное служение. Долгие годы она продолжала получать деньги от Моисея Дэвида и никогда публично его не осуждала.

Изоляция и унижение моих родителей

На Рождество 1980 года без всякого предупреждения Эстер получила выговор в публичном Письме Мо. Члены приюта, который она посещала на Филиппинах, обвинили ее в том, будто она заявила, что дедушка и мой отец одобряют порнографические фильмы. И по сей день она утверждает, что и сама никогда не смотрела подобных фильмов и ничего не знает и не говорила об отношении мужа и свекра к порнографии.

Эта история послужила началом серии из дюжины Писем Мо под названием «Блудные дарования», в которых моего отца упрекали в том, что он не держит Эстер в узде, а также в собственной независимости. У него был типографский бизнес в Гонконге, где, вопреки указаниям Пророка, он, кроме «Писем Мо», печатал книги и для своих клиентов из «Системы». Эстер и моему отцу пришлось написать публичное покаяние в своих проступках и принести извинения, которые вышли в печать с комментариями Моисея Дэвида и Марии.

Этот публичный позор отца, несмотря на его неизменную лояльность, по-видимому, имел своей целью оправдать решение Моисея Дэвида о выводе его из высшего руководства и создании новой царствующей семьи с Давидито и Марией.

В течение месяца после выхода в свет серии Писем «Блудные дарования» в прессе появилась целая серия негативных материалов о Семье и моих родителях. В отличие от положительных отзывов, которые мы получали ранее, эти статьи, написанные репортерами из Англии и США, обвиняли Семью в пропаганде проституции и подстрекали правительство Гонконга к выдворению членов «Семьи» из страны. Растерзанные в клочья как изнутри, так и снаружи Письмами Мо и публикациями в СМИ, мои родители спрятались в самом дальнем уголке Макао — крохотной деревушке Хак Са. Они надеялись, что вдали от большого мира смогут прийти в себя, «отдышаться». Отец с матерью и не подозревали, что наша жизнь там будет какой угодно, только не спокойной.

Глава 1
Большой побег!

«Фейти, — рявкает мне в самое ухо отец, по-техасски растягивая слова, — вставай. Не говори ни слова. Ни слова, понимаешь?»

За окном кромешная тьма. Я, еще не до конца проснувшись, киваю. Длинные темно-каштановые волосы мамочки Рути образуют вокруг ее головы кудрявое облако, пока она бегает по крошечной комнате, запихивая вещи в яркие холщовые сумки, которыми пользуются китайские рыночные торговцы для перевозки своих товаров. Отец берет меня на руки и перекидывает через плечо — и мой мир переворачивается с ног на голову. Сквозь полузакрытые глаза я вижу оранжевый линолеум на полу, потертый ковер в гостиной. Я вытягиваю шею, чтобы увидеть мамочку Эстер, другую жену отца, стоящую у двери со своими шестью белокурыми детьми, моими сводными братьями и сестрой. У всех в руках маленькие сумки.

«Сейчас мы все спустимся по лестнице и сядем в фургон, — говорит отец. — Не шуметь».

Пытаясь сопротивляться гравитации, я наблюдаю, как восемнадцать ног и четыре лапы мчатся вниз по пяти пролетам грязных, выложенных белой плиткой ступеней. Слышу как громко хлопают шлепанцы моих старших братьев в темноте лестничной площадки. Мы ждем, пока отец отопрет тяжелую стальную дверь нашего небольшого многоквартирного дома.

Мы загружаемся в наш старый фургон «Додж Рэм». Мама усаживает меня на колени, пока он борется с раздвижной дверью, которая отказывается закрываться. Наконец мы отъезжаем. Множество вопросов вертятся у меня на языке, но, как только я открываю рот, тотчас чувствую давление маминого пальца.

«Просто молчи», — шепчет она.

Узкие улочки в колониальном стиле пусты в то время, как все мы — трое моих родителей, пятеро братьев, сестра и любимый доберман — несемся в темноту. В июле 1981 года, через пару месяцев после моего четвертого дня рождения, мои родители решают покинуть наш дом в Макао.

Вскоре мы въезжаем на мост, который соединяет полуостров, на котором расположен Макао, с островом Тайпа. А потом начинается путь по виадуку к следующему острову — Колоану. Наконец отец нарушает молчание. «Мы переезжаем в новый дом», — объявляет он.

«Разве это не здорово?» — добавляет мамочка Рути, успокаивающе сжимая меня в объятиях.

Я не знаю, что сказать, поэтому не отвечаю ничего.

Утомленная ранним подъемом и долгой дорогой, я засыпаю и через дрему слышу, как чавкает под колесами грязь после того, как мы съезжаем с асфальтированной дороги. Наконец останавливаемся, мама хватает меня за руку, и мы идем в темноту, сопровождаемые пением сверчков. Я на ощупь пробираюсь сквозь дверной проем, но спотыкаюсь о порог и лечу в пустоту, пока меня не подхватывают на руки и не укладывают на жесткий матрас.

Когда я открываю глаза, утреннее солнце просачивается сквозь заляпанное грязью потолочное окно. Я в большой комнате со свежеоштукатуренными белыми стенами и холодным бетонным полом.

Оглядевшись, я вижу спящих на трех и четырехярусных кроватях моих братьев и сестру. Мэри, на три года старше меня, лежит на другой нижней койке. Наши старшие братья подобны ступеням лестницы, с разницей в один год. Аарон (или Скелет, потому что он ужасно худой) спит надо мной — нелепый клоун в кои‑то веки затих. Поднимаясь на цыпочки, я пытаюсь разглядеть Джоша и Калеба, однояйцевых близнецов, свернувшихся калачиком на двух койках над Мэри. У Мэри, Калеба и Джоша светлые ангельские волосы, что идет вразрез с их озорством. Я не вижу Хобо, пока его нечесаная голова не свешивается через перила койки. На самой верхней койке крепко спит Нехи. Ему одиннадцать лет, он самый старший из нас. Нехи мне очень нравится, но он скорее будет возиться со своим фотоаппаратом или играть на гитаре, чем обращать внимание на всех нас. «Витает в облаках», — говорят про него родители. «Задирает нос», — возражает Джош.

Хобо — второй по старшинству и мой любимчик, он присматривает за мной и не дает близнецам меня задирать. Джош — зачинщик, а Калеб — его верная тень. Близнецы сражаются со всеми нами, как будто они одни против всего мира.

Мэри — мой заклятый враг, и мы ссоримся как дышим. Она просто ревнует, что больше не самая младшая и единственная девочка. Мама Эстер сказала нам, что выбрала для дочери имя Мэри Благословение, потому что после пяти мальчиков иметь девочку было для нее настоящим благословением. Мы с этим не согласны. Мэри — сплетница и заноза в заднице, поэтому мы зовем ее Бременем. Это, конечно, заставляет ее тут же бежать к взрослым, и нам отвешивают тумаков, так что теперь мы просто говорим «Мэри Б» и многозначительно на нее смотрим.

Мама моих братьев и сестры — Эстер, а моя мама — Рути, но они всегда говорят, что они обе — наши мамы.

Сколько я себя помню, у меня всегда было две мамы. Они совсем разные: у мамы Эстер угловатое лицо с орлиным носом, голубыми глазами и прямыми волосами, а у мамы Рути округлое лицо, слегка оливковая кожа, темно-карие глаза и вьющиеся волосы. По тону кожи я ближе к маме Эстер, чем к своей кровной матери, потому что я также похожа на отца с его белой кожей скандинава и светло-каштановыми волосами, которых с каждым днем становится все меньше. Он утверждает, что его быстрорастущая лысина вызвана избытком мужской силы.

У пары моих друзей в Макао тоже по две мамы, но у большинства только одна. Я рада, что мои мамочки не ссорятся, как это происходит в других семьях. Мама Эстер говорит, что они с Рути — друзья и она благодарна ей за помощь со всеми своими детьми.

Я знаю, что мужчинам Системы нельзя иметь более одной жены, но мы живем по Божьим правилам, а не по мирским. У многих библейских патриархов было более одной жены — у Авраама, Исаака, царя Давида и царя Соломона, — хотя я думаю, что у царя Соломона их было слишком много: триста жен и семьсот наложниц. Он не смог бы переспать со всеми и за год! У моего отца их всего две, и он может спать с ними поочередно, чтобы все было справедливо. Мне жаль жен Соломона.

Я нахожу маму и говорю, что мне нужно в туалет. Она ведет меня во двор. Мы идем по грязной тропинке к небольшой хижине из грубых деревянных досок примерно в трех метрах от дома. Дверь скрипит на ржавых петлях, гудение мух становится громче, и вот уже мне в лицо ударяет страшная вонь. Внутри едва хватает места для дыры в земле с двумя бетонными блоками по бокам для ног — передо мной традиционный китайский туалет для сидения на корточках. Ни унитаза, ни сливного бачка. Просто глубокая темная яма. «Всегда проверяй, нет ли там пауков или змей, — говорит мне мама — И обязательно посмотри вверх. Они могут упасть с потолка». Меня передергивает от одной лишь мысли о том, что змеи или пауки могут свалиться на меня сверху.

Я заканчиваю как можно быстрее и выбегаю обратно на яркий солнечный свет. Я жадно глотаю свежий воздух, и слезы обжигают мне глаза. Неужели мне придется рисковать своей жизнью каждый раз, когда я хожу в туалет? Я хочу домой — в нашу квартиру с балконом, кафельным полом и ванной и чистым туалетом.

Хотя остров Колоан является частью крошечной страны Макао и находится в двадцати минутах езды от города, он кажется другим миром. Наше новое жилище — это традиционный китайский фермерский дом, столетнее сооружение из гранитных блоков и самана^[13], с балками на крыше из стволов сосен и черепичной крышей из белой и черной глины. В доме две большие комнаты. Но только одна из них пригодна для жилья — наша спальня с небольшим чердаком в дальней ее части. Остальная часть дома — в аварийном состоянии: стены осыпаются, крыша вся в прорехах — это обнаруживается во время первого же ливня.

Маленький навес снаружи дома — это «кухня» со встроенной бетонной столешницей и переносной походной плитой. Стирать приходится в пластиковом чане, наполняя его водой из колодца.

Отец говорит, что это место пустовало семь лет, с тех пор как владелец его покинул, чтобы переехать в двухэтажный дом, который построил неподалеку. Неудивительно, что он сдает его нам по дешевке — 500 патак в месяц, то есть примерно 80 долларов.

Приведя меня внутрь, мама Рути указывает на чердак в задней части спальни. «Я сплю там, наверху, но я не хочу, чтобы ты карабкалась по лестнице, это небезопасно», — говорит она мне. Шаткая бамбуковая лестница прислонена к краю открытой чердачной платформы. Перил нет. За цветастой простыней, которая разделяет чердак, стоит кровать мамы Эстер.

К этому моменту уже готов завтрак. Эстер приносит из уличной кухни большую дымящуюся кастрюлю с овсяными хлопьями. Дети толкаются вокруг складного стола в поисках табуреток, когда входит отец. Его брови нахмурены.

«Ребята, — говорит он, — пора серьезно поговорить». Его серьезный голос — это глубокий рык, на три октавы ниже его радостного, славящего Господа голоса.

«Мы прячемся от плохих людей, — начинает он. — Они хотят помешать нам трудиться во благо Господа. Мы не можем позволить им нас найти, поэтому очень важно, чтобы никто, включая ваших друзей в городе, не знал, где мы находимся».

Мне хочется спросить: кто эти плохие люди? Что они с нами сделают, если найдут? Но я не разжимаю губ. Я знаю, что происходит, когда христиан берут в плен. Обычно в библейских историях, которые нам каждый вечер читают перед сном, это пытки, смерть или львы.

После того, как речь отца окончена, мы молимся и молча едим, едва глядя друг на друга. Когда он сидит за столом, мы боимся шумно разговаривать, как обычно делаем, когда просто едим с мамой Рути или мамой Эстер.

В Макао мы часто завтракали одни или за нами присматривали другие члены Семьи, потому что у наших родителей есть очень важное дело — они редактируют и печатают Письма Мо, которые дедушка рассылает своим ученикам по всему миру. Все, что говорит дедушка, записывается на пленку его секретарем, который следует за ним с диктофоном и фиксирует все его мысли для Писем Мо и других публикаций Семьи. И потом расшифровки пересылают нашему отцу и матерям.

Я чувствую очень тесную связь с дедушкой, хотя никогда его не видела. Он начал скрываться еще до моего рождения, и все его фотографии были сожжены, чтобы сохранить его инкогнито. Черно-белые картинки, разбросанные по Письмам Мо, — это либо рисунки, либо, если это настоящая фотография, на то место, где должна быть голова дедушки, наклеено изображение головы льва. Он начал называть себя Папой Львом после того, как ему приснилось, что он — могущественный царь зверей. Или там лицо седобородого мужчины, похожего на Моисея из фильма «Десять заповедей».

После завтрака мама Эстер выдает нам бамбуковые шляпы с заостренным верхом.

«Вы должны надевать их всегда, когда выходите из дома, — говорит она. — В этой деревне никогда не жили белые люди. Если кто‑нибудь увидит ваши светлые волосы, это вызовет подозрение. Мы не хотим, чтобы плохие люди, пытающиеся нас преследовать, нас обнаружили».

«Как это нам поможет? — думаю я. — Конечно, каждый сможет определить, что мы не китайцы, в шляпе мы будем или без».

Мы напяливаем шляпы и не можем удержаться от смеха: они норовят съехать вперед или назад, а широкими полями мы то и дело задеваем друг друга.

«Дети! — Голос у отца резкий, как удар хлыста, и мы вытягиваемся по стойке «смирно». — Это очень серьезно. Силы Сатаны хотят навредить Семье и дедушке», — рявкает он, после чего с силой сжимает сухожилия на шее Калеба сзади и поднимает его на ноги.

Я морщусь от сочувствия. Все мы не раз переживали подобные болезненные щипки.

«Почему мы должны сейчас скрываться?» — храбро спрашивает Хобо отца.

Голос отца перерастает в глубокое рычание. «Нас предали. Линн Уотсон».

По комнате проносится ропот. Я вспоминаю Линн Уотсон — британку со светлыми волнистыми волосами, примерно одного возраста с моей мамой. Родители приводили ее к нам, чтобы изучать Письма Мо. И она совсем не кажется мне воплощением зла.

«Она только притворялась нашим другом, чтобы подобраться ближе и все узнать обо мне, — продолжает папа. — Она написала о нас ужасные вещи и обнародовала наши настоящие имена в газетах».

«Хо?» — шепчу я. Моего отца все зовут Хо, это сокращение от Осия^[14], но также это и распространенная китайская фамилия.

«Нет, не Хо, — объясняет мама Рути. — Речь идет о другом имени, его официальном имени, которое мы никогда не должны произносить».

Я и понятия не имела, что у отца есть еще какое‑то имя.

«Мы никогда не используем нашу фамилию, — с нажимом говорит отец, глядя на старших мальчиков, видевших эту фамилию в своих паспортах, которые обычно хранятся в его сейфе. — Мы даже не сообщаем ее другим членам Семьи. Если кто‑то проговорится, враги Бога могут найти дедушку. А дедушку необходимо защищать любой ценой».

«Не могу поверить, что она нас так обманула! — бледно-голубые глаза мамочки Эстер сверкают. Обычно она кроткая и тихая, держится на заднем плане, но сегодня утром она кипит от ярости. — Она солгала, что хочет познакомиться с Иисусом и изучить Его Слово, просто чтобы завоевать наше доверие и выведать наши секреты!»

Я проникаюсь чувствами взрослых — ощущением того, что нас предали, и пониманием того, что никому нельзя доверять.

«Мы будем молиться против нее!» — заявляет мама Эстер, глядя на нас, детей, с необычайной свирепостью. Как кто‑то смеет угрожать ее детям?

Отец ее успокаивает: «Дьявол всегда посылает гонения. Это дает нам понять, что мы делаем то, что велит Господь. Мы — Семья Бога. Его воины Последнего Времени — истинные ученики, выпавшие из злой Системы. Слава Богу!» — заканчивает он нараспев.

Воздух становится неподвижным и тяжелым, никто из нас не осмеливается произнести ни слова. Вся наша Семья в опасности. Пострадать может каждый.

Дедушка скрывается, а теперь и мы тоже.

«Мы все поживем в этой одной комнате, где спали прошлой ночью, пока остальная часть дома не будет отремонтирована, — говорит отец. — Но не волнуйтесь, с нашим новым китайским работником это не займет много времени. Может, месяц или два, слава Господу, — с оптимизмом сообщает он. — Я искал способ перевезти нашу семью в сельскую местность, чтобы вы, ребята, росли так же, как я на ранчо в Техасе. Я хочу, чтобы вы все познали ценность тяжелого труда и ответственности! Это убережет вас от неприятностей».

Мы с тревогой смотрим на окружающий нас беспорядок в доме и понимаем, что предстоит серьезно потрудиться, чтобы привести его в надлежащий вид. А потом, надев широкие шляпы, мы отправляемся на экскурсию в деревню.

Она приютилась среди темно-зеленых холмов и представляет собой хаотичное нагромождение примерно двадцати пяти строений. Пара из них выглядят получше: в них живут местные богатеи, а остальные — старые рыбацкие хижины, как и наш дом, да несколько крошечных глинобитных лачуг. В деревне нет магазина, водопровода, канализации и электричества. Большинство сельских жителей воруют его, прокладывая провода через джунгли к линиям электропередачи на главной дороге в Колоан Виллидж — единственный городок на острове Колоан.

Мама Эстер указывает на дорогу, вьющуюся между холмами над нами. «Эта дорога ведет к пляжу, — объясняет она. — Здесь мы в безопасности. Почти никто в городе даже не знает, что здесь спряталась эта крошечная деревушка. Но если какой‑нибудь едущий на пляж любопытный репортер заметит с дороги наши белокурые головы, враги нас найдут».

Теперь я понимаю, почему мы носим эти неудобные шляпы. Но что с нами сделают эти враги, если найдут нас здесь? Но я не задаю вслух вопросы, которые крутятся у меня в голове. Знаю, что отец резко оборвет меня. «Потому что я так сказал!» или «Революционеры не задают вопросов!» — вот пара его любимых ответов.

Мы тянемся вслед за отцом, как утята, осматривая наше новое место обитания. Я вижу несколько скрюченных пожилых селян, с подозрением косящихся в нашу сторону, и слышу, как и мужчины, и женщины кричат друг на друга со своих участков в истинных традициях базарных торговок рыбой. В кантонском диалекте нет плавной мелодичности мандаринского, который считается языком императоров. Это язык Южного Китая — резкий, гортанный, писклявый. Каждое второе слово — это ругательство, которое мои братья с ликованием смакуют.

Детей не видно, как потом выяснилось, днем они, в отличие от нас, находятся в школе. Молодежи в деревне мало. Любой молодой человек, у которого есть хоть капля амбиций или любовь к земным благам, переезжает в Макао.

Куда ни кинешь взгляд — везде мусор. На огородах, вдоль тропинки, по которой мы идем, перед домами валяются банки из-под кока-колы, фантики от конфет, обрывки пластиковых пакетов, коробки для завтрака из пенопласта, разлагающиеся картонные коробки, ржавые гвозди, скрученные провода… «Люди просто выбрасывают свой мусор из окон или вывозят на большую свалку в поле — говорит отец. — Мы очистим эту деревню и станем для жителей образцом чистоты». Дедушка учит, что мы всегда должны служить хорошим примером библейских добродетелей, особенно когда их проповедуем. Отец, кажется, взволнован тем, что ему предстоит проявить себя в таком непростом месте.

Я слышу, как мама Эстер нервно ему шепчет: «Ты уверен, что нас тут не найдут?»

«Конечно. Меня уверили, что полицейские предпочитают обходить эти места стороной, опасаясь, что их машины разобьют жители деревни. Они не хотят, чтобы в их жизнь вмешивались посторонние. Несколько лет назад произошла кровавая драка между полицией и жителями деревни, в результате которой несколько человек было убито. Хак Са — самая изолированная деревня на Колоане, — ликует отец, очень довольный тем, что ее открыл. — Здесь никогда не появляются посторонние, даже китайцы. Это идеальное место для нас, чтобы на время затаиться. Слава Богу!»

Навстречу нам шаркающей походкой движется мужчина. Отец заставляет нас поприветствовать местного жителя. Мужчина останавливается, чтобы посмотреть на нас. Тонкие ноги и руки торчат из выцветших шорт и майки. После долгого взгляда он едва заметно кивает и идет дальше.

Всегда позитивные, мои родители воодушевлены даже этим незначительным знаком внимания.

Глава 2
Остерегайтесь змей

В наш дом, так же как и в соседские, электричество поступает незаконно — по оголенным проводам, которые несколько миль тянутся через джунгли к электрическим столбам вдоль большой дороги. По вечерам, когда все в деревне питаются от этой тонкой струйки электричества, наша единственная 20‑ваттная лампочка лишь тускло мерцает. Родители едва разбирают буквы, читая нам Библию или Письма Мо. Время от времени происходит скачок напряжения, и лампочка взрывается. При таком режиме холодильник бесполезен, как и все, что требует много электричества. О кондиционере тоже не может быть и речи. Духота в доме так угнетает, что мы делаем почти все, что можем, на улице, где можно подышать свежим воздухом, в том числе готовим, учимся и моемся. Тропическим летом каждый день жарче предыдущего, поэтому мы охлаждаемся, как только можем. Родители разрешают нам носить купальные костюмы весь день, чтобы они могли поливать нас прохладной водой из уличного шланга.

Нам предстоит большая работа, и теперь, соориентировавшись на местности, мы готовы приступить. Отец раздает нам высокие резиновые сапоги. «Против змей», — говорит он нам. — Здесь много змей, черных змей, питонов, но больше всего вам следует остерегаться королевских кобр, потому что их укус смертелен. Если вы потревожите змею в траве или в куче мусора, она свернется в тугое кольцо и нападет. Обычно они кусают не выше лодыжки или колена. Сапоги должны остановить их зубы».

Каждому из нас вручают большой черный пластиковый мешок для мусора и острую металлическую палку с деревянной ручкой.

Отец подводит нас к большой куче мусора на окраине деревни и объясняет: «Мы должны служить примером хороших христиан. Помните, что чистота — это благочестие. Мы будем разгребать эту мусорную свалку».

Не менее двух часов в день мы собираем мусор по всей деревне. Я помогаю отцу и братьям загружать мусором грузовик за грузовиком; затем я подметаю, выдергиваю сорняки, разравниваю землю граблями, пока мои руки не покрываются волдырями. Жители деревни смотрят на детей, топчущихся вокруг их домов и по пустырю на краю села, с подозрением и любопытством, не зная, как относиться к сумасшедшей семье gweilos, что по-кантонски означает «иностранец» или «белый дьявол». Они по нескольку раз медленно проходят мимо места, где мы собираем мусор. «Помашите им, дети! — инструктирует отец. — Улыбнитесь и поздоровайтесь». Мы послушно кричим: «Jo san!» Одна супружеская пара улыбается и машет в ответ. Но пока это — единственное проявление доброжелательности к нам со стороны местных.

С самого пробуждения и до момента, когда мы засыпаем, мы погружены в молитву, песни об Иисусе и религиозное чтение. Молитва предшествует всему: приему пищи, вождению автомобиля, подъему с постели, отходу ко сну, занятиям спортом, проповедованию, сексу и работе по дому. Нет вида деятельности слишком мелкого, чтобы о нем не стоило помолиться. Часто это всего лишь несколько предложений с просьбами о защите, благословении и исполнении воли Бога. Дедушка говорит, что следует воспринимать библейский стих «Непрестанно молитесь» буквально, молясь до и во время любого занятия.

Разговоры о спорте, автомобилях, фильмах, одежде, косметике или других мирских вещах осуждаются. Если мы — дети — начинаем слишком громко смеяться, нас останавливают шлепком или резким словом: «Хватит дурачиться! Если у вас есть на это время, значит, у вас есть время и на заучивание Священного Писания. Праздность — мастерская Дьявола!» Мы ежедневно запоминаем библейские стихи и цитаты Мо, чтобы наполнить свой разум Словом Божьим и не оставлять места для дьявольских сомнений.

Наша основная работа — свидетельствовать о Боге. Мы всегда носим в карманах евангельские брошюры, чтобы раздавать их прохожим во время прогулки в парке. Мы называем это занятие «Просвещением», поскольку распространяем Слово Божие. Если человек выглядит заинтересованным — овцеподобным, — мы спрашиваем его, хочет ли он принять Иисуса как своего Спасителя и сделать пожертвование. Мы заводим друзей среди Системитов, чтобы показать им Божью любовь. Мы приглашаем их к себе на обед и ходим к ним в гости, если нас приглашают, но мы всегда помним про свою цель — нести Благую Весть. Мы должны бдительно следить за тем, чтобы не поддаваться Системному мышлению или суетности, проводя с ними слишком много времени или разговаривая о вещах, далеких от Библии.

В наших домах нет напоминаний о внешнем мире — ничего, что могло бы нас осквернить. Никакой светской музыки или романов, только один разрешенный фильм в неделю. Семья выпускает собственные книги, музыку и учебники с тем, чтобы они соответствовали нашим верованиям, и мы добавляем все это к религиозной музыке и книгам, одобренным дедушкой.

Мы отказались от всех пороков — курения, наркотиков, чрезмерного употребления алкоголя, порнографии. Взрослые могут употреблять один бокал алкогольного напитка на еженедельном вечере кино. Наши молодые женщины должны выглядеть естественно; они могут наносить макияж, но не должны слишком заботиться о своей внешности или модной одежде. По словам дедушки, «волосы женщины — ее венец», поэтому мы должны отращивать их, чтобы быть привлекательными для мужчин.

Но в отличие от большинства христианских конфессий нашу жизнь пронизывает секс. Он окружен ореолом и обожествляется. Наша религиозная литература заполнена изображениями обнаженных женщин. Святой Дух Троицы — пышногрудая, сексуальная, возбужденная богиня, одетая только в бикини в форме сердца, стянутое жемчужными нитями. Фотографии женщин с обнаженной грудью украшают наши ежемесячные информационные бюллетени. Вместо того чтобы прикрываться, женщины могут показывать столько кожи, сколько разрешено в тех странах, где мы живем, и они часто носят дома только саронг^[15]. Наш секс — это наше служение Богу. Отказываться от секса — значит быть бездуховной и эгоистичной, не подчиняться воле Бога. От нас ожидается абсолютное послушание.

Однажды мне приснился кошмар, и я проснулась. Мне уже четыре года, и мама говорит, что я — уже большая девочка, но я все еще хочу побыть рядом с ней, когда мне страшно. Я вижу слабый мерцающий свет и слышу какой‑то шум, доносящийся с маминого чердака. Мне не разрешается подниматься сюда, но я надеюсь, что мама простит меня за неповиновение и обнимет, вместо того чтобы шлепнуть.

Взобравшись, я вижу на матрасе голых родителей. Я боюсь отца еще сильнее, чем свой страшный сон, и поэтому замираю, не зная, как поступить. Мать замечает меня, и, прежде чем отец успевает рявкнуть, чтобы я ушла, она говорит: «Что случилось, милая? Ты в порядке?»

«Мне приснился плохой сон», — говорю я, вся дрожа.

«О, малышка, иди сюда». Она снимает меня с неустойчивой лестницы и переносит на свой матрас.

Отец выглядит очень раздраженным из-за того, что его прервали.

«Хочешь, я покажу тебе один фокус?» — спрашивает она, как будто ее только что осенила идея отличной игры.

Я киваю, испытывая облегчение оттого, что мне позволили остаться.

Мать сажает меня рядом с собой и становится на колени рядом с отцом, который лежит на спине, непривычно тихий. Она начинает гладить его пенис вверх и вниз.

Я с удивлением наблюдаю, как он начинает расти и вставать!

«Если продолжать это делать, рано или поздно мужчина кончит», — говорит она.

Я смотрю как зачарованная, но совсем не понимаю, что значит «кончить».

Отец стискивает зубы, издает утробный звук, и из головки пениса на его живот брызжет белая жидкость.

«Ты это видела?! — восклицает мать. — Прямо как по волшебству».

Я молча смотрю. Это отвратительно, думаю я, пока она вытирает эту жидкость салфетками. Но вслух я ничего не говорю.

«Сперма выделяется только у больших мальчиков, таких, как твой отец. У маленьких мальчиков, вроде твоих братьев, спермы еще нет».

Я киваю, впитывая эту информацию.

«Папа хочет спать, — говорит она, глядя на него. — Ты готова вернуться в постель?»

«Да», — говорю я, мне не терпится поскорее уйти. Мама помогает мне спуститься по лестнице, укладывает в постель, и мы вместе молимся: «Защити и сохрани нас, дай мне хороший сон и хорошие сны. Пошли своих ангелов меня охранять». Я забыла о своем кошмаре. Но после того, что я увидела, чувствую себя очень странно. И старше.

Я никогда раньше не видела секса так близко, но я уже знала о нем все.

В Письмах Мо, которые взрослые читают во время Молитвенного Собрания, часто появляются изображения почти обнаженных людей с такими названиями, как «Дитя-невеста», «Дьявол ненавидит секс», «Божьи шлюхи» и «Осторожно: Божьи ведьмы!». «Мы хотим, чтобы у наших детей было здоровое, естественное отношение к сексу и они не думали, что этого нужно стыдиться, или, занимаясь сексом, испытывали чувство вины, — говорит дедушка. — Секс — это благочестиво и естественно. Если мы с раннего возраста будем знакомить детей с сексом, у них не будет связанных с ним комплексов, как это было у нас».

Одна из моих первых книжек-раскрасок была о сексе. Это были рисунки обнаженного возбужденного мужчины, занимающегося сексом с длинноволосой женщиной в венке из цветов. Также там было подробное изображение открытого влагалища со стрелками, указывающими на клитор и уретру, и столь же детальный рисунок пениса и мошонки. Мне было три года, и мама сказала: «Тебе нужно знать, откуда берутся дети» и вложила книжку в мои маленькие руки.

На одной из раскрасок был изображен ребенок, растущий в животе обнаженной женщины, а на другой — ее роды. Я лишь хмыкала от жалости, слыша о том, что некоторые дети Системы думают, что детей приносят аисты или они растут в капусте. Как они могут быть такими глупыми? Дети появляются от секса.

В своих Письмах Мо дедушка критикует нездоровое и ограничительное отношение американцев к сексу. Он с любовью описывает свои ранние сексуальные контакты с няней как пример хорошего воспитания. Рассказывает о том, как, когда ему было всего несколько лет от роду, его няня посасывала его пенис с тем, чтобы он быстрее заснул. Он говорит, что ему это очень нравилось. Но однажды мать застала няню за этим занятием и уволила ее. А сына мать предупредила, что если когда‑нибудь поймает его за игрой со своим пенисом, то отрежет его. Ее угрозы страшно его напугали, но это не помешало ему заняться сексом с двоюродной сестрой в семилетнем возрасте, как только он понял, как это делать.

Начиная с прошлого года, мы получаем предварительные главы из «Рассказов о Давидито» — новой книги по обучению детей, которую пишет няня Давидито — тетя Сара. В ней описываются идеи дедушки и мамы Марии о том, как вырастить здоровых, благочестивых детей, с историями из дома дедушки о том, как они воспитывают своего маленького сына.

В этом справочнике содержится подробное описание полового развития Давидито. Например, глава «Учимся развлекаться в 20 месяцев, секс» объясняет, как тетушка Сара укладывает спать маленького Давидито, играя с его пенисом. Это происходит точно так же, как поступала няня с дедушкой, когда он был малышом.

«Он очень возбуждается, когда я мою ему попку, и его пенис становится очень большим и твердым, — пишет она. — Я целую его везде, пока он не становится настолько возбужденным, что разражается смехом и раздвигает ноги, требуя еще и еще…Попадая в компанию, где все ему рады, он тянул людей за руку на пол и раздвигал ноги для «процедуры».

Мне нравится рассматривать фотографии Давидито в этой книге и любопытно узнать, какой он. Он же — мой дядя, хотя и всего на пару лет старше меня.

На одном снимке он лежит обнаженный в постели с тетей Сарой, ее рука покоится у него на бедре рядом с пенисом. Есть также совместные фотографии с еще одной его няней — Сью, на них она с обнаженной грудью.

Дедушка учит, что секс чист и благочестив, но Дьявол извратил его, представив чем‑то грязным и постыдным. Дедушка говорит, что если секс чист и благочестив, то почему же им не должны заниматься дети, играя друг с другом или со взрослыми? «В конце концов, все это совершенно невинно, если делается с любовью», — говорит он. Хотя ласки — это нормально, взрослым мужчинам все же следует воздержаться от занятий сексом с девочками, не достигшими половой зрелости, по крайней мере, до двенадцати лет. Пенис мужчины может причинить вред здоровью девочки, если она еще слишком мала. Действия, способные нанести продолжительный или серьезный физический ущерб, — это не любовь. Но мальчик, если захочет, может начать заниматься сексом и раньше.

По выходным отец везет женщин Семьи, включая моих матерей, в бар отеля «Мандарин» в Макао, где предпочитают отдыхать португальские правительственные чиновники и богатые мужчины. И начинается «флирти-фишинг» — кокетливая рыбалка, которой женщины Семьи занимаются уже почти десять лет. Они разговаривают с мужчинами Системы, чтобы определить, есть ли среди них Овцы, желающие слушать Слово Божье и танцевать с сексуальными женщинами. Если женщина находит такого мужчину, она может пригласить его заняться сексом. При этом она говорит ему, что проводит с ним время, чтобы спасти его душу. И мужчины совсем не против, чтобы их спасли.

Хотя женщины не могут отказаться от «флирти-фишинга», они обычно имеют право выбирать, с кем хотят этим заниматься, если только руководство не подводит женщину к конкретной Рыбе, которую они считают важной для дела. Если лидер просит, вы не смеете отказаться, иначе вас могут публично упрекнуть в Письме Мо.

До того, как мы переехали в Хак Са, мне не нравилось, что по вечерам мама уходит гулять, а меня оставляет дома. Если я протестовала, она читала мне «Настоящие детские комиксы» на тему ФФ, чтобы объяснить, почему ей требуется уйти, а мне не быть плаксой. Но теперь я достаточно взрослая, поэтому иногда она берет меня с собой. Мы едем в шикарном автомобиле и ужинаем в хорошем ресторане, где все чисто и вкусно. Потом мы едем в квартиру мужчины, где я развлекаюсь в гостиной, а они идут в спальню.

Многие мужчины приходят и уходят, но дядя Ашок — давняя Рыба матери. Он — мой любимчик, всегда угощает меня разными сладостями и никогда не шлепает. Это приятный человек небольшого роста, но сильный и коренастый. Среди его далеких предков индийцы из Кении, но он — до мозга костей британец, начиная от любви к чаю и заканчивая акцентом. В его крепких волосатых руках я чувствую себя защищенной и любимой. И не боюсь, что он выйдет из себя, как мой отец.

У него всего одна кровать, так что ночью мы забираемся в нее все вместе. Я притворяюсь, что сразу засыпаю, чтобы они могли заняться сексом. Матери все равно, сплю я или нет, но дяде Ашоку это небезразлично. Он — Овца, а Системитам бывает неловко заниматься сексом на глазах у ребенка.

Маме нравится ФФ: наряжаться в красивое платье, краситься, флиртовать, как наставляет дедушка. Она не против переспать с некоторыми из своих Рыб, но ей не нравится секс с дядей Ашоком. Я подслушала, как она говорила отцу, что дядя Ашок ее совершенно не привлекает; что ложиться с ним в постель для нее тяжелое испытание. Тем не менее это ее обязанность.

Моя мама говорит, что все это ради любви к Богу. Просто иногда женщины должны жертвовать своими личными симпатиями или желаниями, чтобы показать Божью любовь мужчине, который в ней нуждается, даже если она находит его непривлекательным. Я поеживаюсь. Несколько раз я видела, как она плачет перед тем, как заняться сексом с мужчиной, и я вижу, что это ее расстраивает, но она знает, что Бог ею доволен, если она это делает.

Глава 3
Признание деревни

Нас с Мэри перевели в маленькую комнату за гостиной. Мы спим на одной кровати, и она зажата между трех стен. Кроме нее, в комнате есть только комод с четырьмя ящиками. Но он стоит полупустой — вещей у меня и Мэри совсем немного.

Ремонт в доме продвигается довольно быстро благодаря помощи дяди Даниэля и двух китайцев, которых нанял мой отец. Мы дали им библейские имена Иоанн и Петр.

Несмотря на то, что эти китайцы не члены Семьи, они принимают новые имена, так нам легче их запомнить. Они уже починили крышу и оштукатурили вторую длинную комнату нашего дома, ставшую спальней моих братьев.

Тем временем перед домом отец и дядя Даниэль размечают границы нового внутреннего дворика. Здесь должны разместиться столовая и большая кухня. Грузовик выгружает перед входом кучу маленьких красных кирпичей, и все дружно приступают к работе.

Шварк — слой цемента, кирпич; шварк — слой цемента, кирпич. Так продолжается снова и снова в течение всего жаркого, липкого дня. Постепенно перед нашим домом вырастает стена.

Очень довольные проделанной работой, мы ложимся спать. На следующее утро я вижу, что в первых лучах солнца отец стоит снаружи и чешет голову. Стена рухнула, и вокруг разбросаны кирпичи. Может быть, это ветер? Он и дядя Даниэль снова берутся за работу и восстанавливают стену. Но на следующее утро картина повторяется. На сырой земле видны следы, ведущие в сторону джунглей. Выходит, что наш труд сгубил человек, а не ветер. Но кто? Непонятно. Ведь сельские жители относились к нам довольно дружелюбно.

Отец обращается к Капе Сану — старейшине деревни. Но тот только пожимает плечами. Никто не признается.

После того, как стена рухнула в третий раз, отец задумывается всерьез. Мы платим за ту землю, на которой пытаемся строить, и у нас есть разрешение от нашего арендодателя. Но местным до этого нет никакого дела. Им не нравятся перемены в деревне, в которой лет сто не было чужаков, тем более таких, которые пытаются тут что‑то изменить. Жители деревни привыкли ходить по этому двору и не хотят менять свой обычный маршрут.

Отец пробует новую тактику. Он кладет один ряд кирпича по периметру будущего дворика. На следующее утро тот не потревожен. Затем они с Даниэлем выкладывают второй ряд кирпича. Снова ничего не происходит — цемент затвердевает.

Несколько дней спустя он кладет третий ряд кирпича будущей стены, высота которой теперь едва достигает тридцати сантиметров. Она все еще довольно низкая, и жители деревни могут легко через нее перешагнуть. Отец в конце концов завершает возведение высоких кирпичных стен, окружающих наш передний двор, и они стоят крепко. После добавления металлической гофрированной крыши и пластиковых москитных сеток это большое пространство становится нашей столовой и комнатой для занятий.

«Просто нашим соседям потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к идее перемен и научиться ходить вокруг стены, а не сквозь нее», — с широкой улыбкой объясняет отец.

Большинство жителей деревни ценят работу, которую мы проделали, чтобы очистить окрестности от мусора, и между нами постепенно завязываются дружеские отношения. Мы приглашаем соседских детей к нам домой, чтобы учить английский язык и играть.

Каждый раз при встрече наши соседи приветствуют нас словами «Sik fan», что означает «Ешь рис» или «Вы уже поели?». Но я предпочитаю говорить: «Jo san!» вместо того, чтобы отвечать правдиво (обычно «нет»), потому что тогда они сразу же пригласят меня к себе во двор перекусить. Это может быть опасно, так как никогда не знаешь, что они подадут на стол.

Я научилась этому на собственном горьком опыте. У Лока Кина появился новый черный щенок, которого мы за мягкую шкурку прозвали Пушистиком и не упускали случая, поиграть с ним. Однажды жена Лока Кина увидела, что я прохожу мимо, и крикнула: «Sik fan le mei ou?» (Ты поела?) Я отрицательно покачала головой, поэтому она накормила меня кусками мяса с рисом из своей миски. Мясо было немного жестковатым, но вполне вкусным. Покончив с едой, я огляделась в поисках своего товарища по играм и спросила: «А где Пушистик?»

Она рассмеялась и указала на свою миску.

«Нет!!!»

Несколько недель после этого я не могла спокойно проходить мимо дома Лока Кина — слезы наворачивались мне на глаза.

Летняя жара постепенно сменяется осенней прохладой, и вот однажды днем мой брат Калеб замечает, что по дорожке у нашего дома ходит высокий крепкий мужчина. Он замечает нас и машет руками над головой.

«Эй, — кричит Хобо, — смотрите, это же дядя Майкл!»

Мы бежим к нему, радуясь встрече с одним из воспитателей нашей Семьи из Макао. Отец ждет нас у двери, его рот сжат в прямую линию.

«Я тут решил немного осмотреться вокруг и, к своему огромному удивлению, натолкнулся на группу белокурых детишек посреди китайской деревни». Дядя Майкл подмигивает нам, выдавая это за случайное открытие. Но моего отца не проведешь. Мы тут переживаем тайное приключение, и Майкл хочет в нем участвовать. Хотя мои родители больше не занимают высшие руководящие должности, люди Семьи все еще стремятся быть рядом с дедушкиной плотью и кровью.

С момента прибытия в Хак Са мы пытались помешать тем, кто остался в Макао, разузнать о нашем местонахождении и сообщить журналистам. «Не ножа бойся, а языка» — одно из любимых высказываний отца, а члены Семьи могут быть самыми опасными источниками утечки информации. Отец обеспокоен тем, что, если другие члены Семьи узнают, где мы находимся, он не сможет удержать их от посещения, и, возможно, за ними последуют репортеры, охотящиеся за хорошей историей.

Но его раздражение по поводу непрошеного визита Майкла отметается видимым облегчением мамы Эстер. Она совершенно истощена ролью основного опекуна. Мои братья — вечные двигатели, они бегают, дерутся и спорят, возвращаются домой перепачканные и расцарапанные, так что ее терпение уже на исходе. В первый раз у нее нет постоянных помощников, чтобы заботиться о сыновьях.

«Майкл спокойный и терпеливый», — настаивает она, убеждая отца позволить ему остаться. В результате опекун присоединяется к нашей банде. «Вы можете называть меня гувернером, — говорит он с веселой улыбкой. — В Англии, откуда я родом, именно так называют нянь-мужчин».

В городе мои старшие братья и сестра посещали католическую начальную школу Санта-Роза — единственную в Макао, где преподавание ведется на английском языке. Родители решили отправить их туда после того, как дедушка выпустил Письмо Мо «Сливаемся воедино», в котором миссионерам предлагалось сближаться с местными жителями, отдавая детей в местные христианские школы. Но по прошествии двух лет родители стали выражать недовольство уровнем местного образования. «Мы думали, что это шанс для вас, дети, выучить местный язык у своих китайских одноклассников, но вместо этого создается впечатление, что единственное, чему вы научились, — это лгать и ругаться на кантонском диалекте», — часто сокрушается мама Эстер.

Я никогда не ходила в школу, но насколько я могу судить, китайские дети очень смирные по сравнению с моими братьями. Их школьные истории в Макао уже стали семейной легендой — например, когда Джош вернулся домой с одной бровью. «Я занимался своими делами, как вдруг один из мальчиков промчался мимо меня по коридору с бритвой и сбрил мне бровь!» — рассказал он отцу, не желая признаваться в том, что сам сбрил ее на спор.

«Вам все равно вредит школьное образование Системы, — говорит отец. — Они учат только куче лжи, такой как эволюция. Научитесь читать, чтобы вы могли читать Письма Мо, и основам математики, чтобы складывать, вычитать, делить и умножать, если вам когда‑нибудь понадобится заниматься домашними финансами. Наукой вы можете овладеть, наблюдая, как все происходит в реальной жизни на ферме и в саду. Все остальное, что вам необходимо знать, имеет практическое значение: свидетельство, уборка, приготовление пищи и уход за младенцами. Ваш дедушка забрал меня из школы в двенадцать лет, чтобы я полностью посвятил себя миссионерству и начал Революцию! И мне это ничуть не повредило».

Несмотря на пренебрежительный отзыв отца, наши мамы считают, что нам нужно окончить хотя бы шесть классов. Вопрос в том, как получить это образование. В Хак Са нет магазина, где можно было бы купить книги по английской грамматике. Поэтому мама Эстер заказала по почте учебники, которыми пользуются американские школьники на домашнем обучении, а дяде Майклу предстоит обучить нас чтению, письму и арифметике.

Будучи первыми рожденными в Семье детьми, мы — морские свинки во всем. Взрослые пытаются понять, как дать нам базовое образование в соответствии с меняющимися убеждениями Семьи. Эстер не забывает отправлять актуальную информацию в «Семейные новости» о том, что мы делаем в сфере образования, чтобы другие новые родители могли последовать за нами. Мы читаем Библию и Письма Мо, и это — основное направление нашего образования.

В небольшой деревянной лачуге отец обустроил нам импровизированный класс с фанерными столами и скамейками. Но мои неугомонные братья ненавидят время, когда их заставляют сидеть за партами. Так что, если отец приходит за добровольцами, чтобы, например, покрасить сарай или перенести какую‑то тяжесть, мальчики исчезают со скоростью звука, и дядя Майкл вынужден переносить уроки на следующий день. Отец говорит, что самые важные знания — практические.

Я хватаюсь за любую возможность, чтобы как можно меньше времени проводить дома, точнее, подальше от отца. Так я стараюсь избежать наказания, повод для которого он находит с легкостью.

У отца всего лишь два режима, «счастливый» и «взбешенный», и переключатель может щелкнуть без предупреждения. Еще минуту назад он смеялся и балагурил, сопровождая нас в веселой прогулке на пляж, а уже через мгновение один из братьев сучит ногами в воздухе, пока отец болезненно поднимает его за шкирку. Все, что не дотягивает до мгновенного послушания, даже если вы просто забыли сказать «Да, сэр», способно вывести его из себя.

Специально для порки он вырезал из деревянного бруска палку и выжег на ее ручке слова «Жезл Божий». Эта палка очень похожа на ту, которой пользовался директор его начальной школы в Техасе. Он лупит нас так, как научил его дедушка — по ягодицам. Мы получаем рубцы, но не постоянную травму. То же самое и со щипками рук, хватанием за шкирку, пощечинами и подзатыльниками. Все продумано с тем, чтобы причинить максимальную боль, не оставляя необратимой травмы. У отца это называется «благочестивым воспитанием детей».

Иногда кто‑нибудь из маминых друзей-Рыб или правительственных чиновников приглашает всю нашу семью на ужин. Если мы все вместе сидим в ресторане, что случается один или два раза в месяц, и если кто‑то из парней слишком расшалится, отец не может себе позволить размахнуться и ударить его на публике, как делает это дома. Вместо этого он густо намазывает кусок хлеба соусом табаско и передает его виновнику, говоря сквозь стиснутые зубы: «Съешь весь».

Мы с состраданием наблюдаем, как лицо нашего брата становится краснее и краснее, а молчаливые слезы и сопли текут по лицу, пока он с трудом глотает карающие куски. Нам его немного жаль, но мы восхищаемся крепостью его духа. Мы знаем, что это тяжелее, чем получить шлепок, потому что рот будет гореть еще очень долго.

Нашему наказанию родители — и в первую очередь отец — уделяют гораздо больше внимания, чем нашему здоровью. Они черпают рецепты народной медицины из Писем Мо и «Семейных новостей».

Однажды мы все заболели корью и лежали с высокой температурой в постели, покрытые красными зудящими пятнами. Но родители не повезли нас в больницу. «Врачи ничего сделать не смогут. Просто выпей свой луково-чесночный бульон, и я снова за тебя помолюсь, — сказала мама Эстер, макая палец в масло канолы^[16] и рисуя у меня на лбу жирный крест. — Вот, не вытирай». По словам дедушки, доктора и медицина скорее вас убьют, чем помогут. Он даже не обращается в больницу по поводу своего больного сердца. Тем не менее Моисей Дэвид признает, что иногда врачи все же способны оказать реальную помощь, например наложить шину на сломанную кость и зашить большую рану. В остальном нам нужно просто довериться Иисусу. Итак, если кто‑то заболевает, мы следуем библейскому предписанию собрать старейшин церкви (в нашем случае родителей) и возложить руки на больного человека, помазав его маслом и помолившись над ним: «Дорогой Господь, Ты величайший врач во вселенной. Пожалуйста, прикоснись к Фейти и избавь ее от кори. Мы призываем исцеление во имя Твое. Аминь. Слава Богу!» Через неделю больному становится лучше.

Во время весенних муссонов и летних тайфунов вся деревня борется с наводнениями. Вода льется с неба с такой силой, что кажется, будто дома стоят под водопадом.

Наши друзья в португальском правительстве соглашаются снабдить нас водоводами, трубами и всеми необходимыми материалами при условии, что мы сами выполним установку. Так что отец намерен заодно решить нашу проблему с водой. Мы копаем канавы вдоль грунтовой дороги и прокладываем водопроводные трубы от поселка до главной дороги, чтобы городские власти наконец смогли подключить наш поселок к централизованному водоснабжению.

Старейшина деревни — Кап Сан — долго относился к нам довольно прохладно, но после нескольких месяцев совместного тяжелого труда по установке новых труб он неохотно оттаивает и теперь каждый раз, проходя мимо, здоровается с нами. Наши родители хвалят Иисуса за то, что Он смягчил сердце Кап Сана. Мы поняли, что добились больших успехов в отношениях с нашими соседями, когда на мой пятый день рождения жители деревни приглашают нас на свой ежегодный деревенский обед в честь Дня коммунистического труда. Несмотря на то, что Макао — португальская колония, жители деревни упрямо отмечают этот праздник. На площади посреди деревни расставлены огромные столы, за которыми собрались все местные жители. Мы общаемся с деревенскими жителями и наслаждаемся восхитительной едой из четырнадцати перемен блюд до тех пор, пока даже в бездонные желудки моих братьев не помещается больше ни единого кусочка.

Смех отца становится громче. Разглаживается лицо мамы Эстер. Наша цель достигнута. Теперь больше не нужно беспокоиться о любопытных репортерах, следующих за нами по пятам; мы можем отказаться от остроконечных шляп и секретности. Как только замкнутые сельские жители вас приняли, они становятся яростными защитниками своих людей. Деревня — наш дом, их дети — наши товарищи по играм.

Глава 4
Не работай за деньги, детка

До преследований, заставивших нас скрываться, мы регулярно выступали в Гонконге и Макао — в ресторанах, на праздничных фестивалях, в тюрьмах, в лагерях вьетнамских беженцев, спасающихся от коммунистического режима, в школах, детских домах — везде, где мы могли говорить о Господе и собирать пожертвования.

С тех пор прошло достаточно времени, и отец решил, что дурная слава, которая сопровождала Семью, достаточно утихла, и мы можем снова начать выступать на улице, чтобы заработать так необходимые нам деньги.

Однажды за завтраком он сообщил, что мы едем в Макао петь. «Но нам нужно быть очень осторожными, чтобы никто не последовал за нами домой», — заявил он. Остаться незамеченными у нас, конечно, не получается. В Макао нас узнают все. Мы — семеро белокурых поющих детей, как семья фон Трапп^[17] из «Звуков музыки», только для Китая.

Я очень рада вернуться в Макао, чтобы петь. Мне не было и двух лет, когда я впервые вышла на сцену с братьями и сестрой. Они пели, а я принялась танцевать в проходе, да так зажигательно, что мой толстый подгузник только и делал, что подпрыгивал. Я затмила всех, поэтому мама подняла меня на сцену. Так все и началось. В то время мы часто выступали на главном телеканале Гонконга и Макао — TVB Pearl, а также принимали участие в радиошоу и масштабных телевизионных проектах.

Мы пели на церемонии зажжения рождественской елки у губернатора Гонконга и на всех мероприятиях, посвященных китайскому Новому году. Но все это было до первых больших гонений, и нам запретили въезд в Гонконг. До родителей дошел слух, что американские власти призвали правительство Гонконга внести в черный список всех членов Семьи, включая младенцев. Местные баптистские и католические церкви приветствовали этот шаг.

Утром наш белый фургон подъезжает к роскошному отелю, который принадлежит самому влиятельному человеку в Макао и по совместительству мафиози — Стэнли Хо. Он также известен тем, что у него несколько жен и более дюжины детей.

Пока мы идем по вестибюлю отеля в одинаковых певческих нарядах, китаец выкрикивает нашу фамилию на кантонском диалекте. Я оборачиваюсь и, как меня учили, улыбаюсь и машу рукой. Подбегает молодая китаянка с камерой и поднимает меня с пола, сунув камеру в руки подруги. Я вежливо улыбаюсь, позируя для фото, пока мои родители снисходительно ждут рядом.

Я давно научилась не выказывать неудовольствия, когда нас на улице хватают для фотографий, в каком бы настроении я ни была. «Ты должна быть образцом Божьей любви!» — сердито отругал меня отец после того, как однажды я раздраженно отказалась улыбаться на фото для пограничников в Китае.

Потом мы лавируем между заставленными едой столами, направляясь к центру зала ресторана, где нам предстоит выступать.

Мама Эстер берет на гитаре один аккорд, служащий нам предупреждением, и тихо считает: «Раз, два, раз, два, три…».

«Sai zhong shu shan ga liang tai!» — тянем мы в унисон, пританцовываем и улыбаемся, не жалея сил и энергии. Эта песня — одна из моих самых любимых. Она о парне, который надевает новую рубашку и галстук и выходит на улицу, и все девушки сходят по нему с ума. Затем он идет и переодевается в новый наряд, и все повторяется сначала.

Сотни глаз сначала удивленно смотрят на нас, но вскоре публика начинает аплодировать и улыбаться вместе с нами. Один из моих братьев изображает того самого парня, на которого засматриваются все окрестные девушки.

Потом мы поем популярные песни, такие как «Twist» и «Yellow Submarine» на английском языке и «It’s a Small World» на кантонском диалекте, а также некоторые религиозные. Но каждое выступление мы всегда заканчиваем тем, что призываем зрителей уверовать в Иисуса и петь вместе с нами: «Войди в мое сердце, войди в мое сердце, войди в мое сердце, Господь Иисус. Войди сегодня, войди, чтобы остаться, войди в мое сердце, Господь Иисус». Мы повторяем эти слова снова и снова на кантонском, английском и португальском, пока толпа не подхватывает песню и не поет вместе с нами.

Я смотрю в глаза людям в зале, чтобы они чувствовали, что я пою для каждого из них и что Иисус хочет войти в их сердца. Со сцены мы пытаемся подсчитать, сколько людей поют эту песню вместе с нами, чтобы взрослые могли указать в своем отчете о свидетельстве количество душ, спасенных нами для Иисуса. После последней песни мы беремся за руки, кланяемся и уходим со сцены, очень гордые собой.

После завершения концерта мы подходим к столам, пожимаем руки посетителям, собираем пожертвования и продаем кассеты с нашими песнями.

Я — самая младшая и самая милая, поэтому люди всегда стремятся пожать мне руку и дать денег. Я никогда не забываю сказать «Doh geh» («Спасибо») и «Yesu oi lei» («Иисус любит вас»).

В моем бархатном платье большие карманы, так что обычно я способна обойти весь ресторан без необходимости доставать наличные из карманов и передавать их папе. Я никогда не оставляю себе ни единой монеты. Это смертельный грех. Все деньги принадлежат Богу… но только взрослые могут ими распоряжаться.

Десять процентов от всех денег, которые мы получаем, мы должны посылать дедушке, чтобы оказать поддержку его Дому и всем людям, которые работают над Письмами Мо.

Сегодняшний вечер был хорошим, и после четырехчасового выступления отец в качестве награды купил каждому из нас по эскимо.

«Ребята, вы отлично поработали сегодня вечером. Слава Богу», — произносит отец, петляя по темным городским переулкам, чтобы убедиться, что никто за нами не следует. Наконец он понимает, что «хвоста» за нами нет и можно спокойно отправляться домой.

«Да, и я насчитала по крайней мере сто человек, которые, подпевая вам, приняли Иисуса! — подбадривает нас мама Эстер. — Я знаю, что это был долгий вечер. Вы, ребята, были настоящими солдатами. Даже маленькая Фейти. Хорошо, что мы решили сегодня вечером отправиться выступать».

Глава 5
Обучение ребенка

Ни для кого не секрет, что у отца грандиозные планы по воссозданию опыта жизни на ферме, подобного тому, что он пережил в своем детстве на ранчо. И теперь, когда деревенский быт налажен, он готов претворить свои планы в жизнь.

«Дети, у меня для вас сюрприз», — кричит отец. Когда мы собираемся вокруг, он открывает картонную коробку. Он вытаскивает маленький грязно-белый пушистый комочек и кладет его мне на ладони. В мои руки вонзаются крошечные острые коготки, но я стою как зачарованная. «Папа, что это?»

«Это гусята, — отвечает он и раздает остальных птенцов моим братьям и сестре. — Сейчас они просто милашки, но вырастут и станут серьезными сторожевыми птицами. Вы, дети, обязаны кормить и заботиться об этих гусятах. Готовы этим заниматься?»

«Да, папа», — хором отвечаем мы.

Теперь наша с Мэри ежедневная обязанность кормить птенцов и не забывать закрывать клетку, чтобы их не съели бродящие по округе дикие собаки. У мальчиков работа погрязнее: они каждый день шлангом смывают со двора помет подросших гусей.

Отец отмечает наши успехи: «Вы, девочки, очень хорошо ухаживаете за своими гусями. Но теперь вам не нужно беспокоиться о том, что их растерзают собаки». Он смеется, глядя, как огромные серо-белые птицы хлопают крыльями и угрожающе гогочут в сторону одной из соседских собак, которая забрела на наш двор.

Несколько недель спустя, когда мы все собрались за обеденным столом, Джош и Калеб толкают друг друга локтями. Я замечаю, что Аарон с несчастным видом смотрит в свою миску.

«Чем так приятно пахнет?» — спрашиваю я.

«Это гусь!» — злорадствует Джош.

«Мой гусь? Ты убил моего гуся?!» — восклицаю я.

«Тихо! — кричит отец. Затем говорит уже более мягко: — Пришло время, девочки. Вы живете на ферме, здесь животные предназначены для еды. Это не домашние любимцы. Не привязывайтесь к ним».

Наши три гуся стали досаждать деревенским жителям, поэтому пришло время от них избавиться, и наш отец увидел в этом возможность преподать нам хороший урок о жизни на ферме.

Мэри и я в ужасе переглядываемся друг с другом, пока подают наших гусей. Нам предлагают кусок мяса, но мы отрицательно качаем головой, благодарные за то, что взрослые не заставляют нас есть, как это делают обычно. Мы смотрим на свои пустые тарелки, слезы текут из наших глаз, ни одна из нас не может себе представить, что ест своего питомца.

В следующий раз, когда отец выгружает грузовик с козами, к которым позднее присоединяются теленок, несколько десятков цыплят, стайка голубей, пара майн^[18] и попугаев, я стараюсь подавить свой восторг. Теперь я знаю, что могу любоваться ими, но не любить. Смерть всегда рядом.

А тем временем в старом сарае дядя Ашок из двигателя такси собрал генератор. Стоит ли удивляться, что у него это получилось: Ашок — один из лучших инженеров Макао. Он конструирует автомобили, участвующие в гонках Гран-при «Формулы‑1». Поэтому превратить автомобильный двигатель в генератор для него — дело нескольких дней.

И хотя новый генератор шумит так, что вблизи него приходится кричать, зато у нас появился стабильный источник электричества. А значит, будет и холодильник, и постоянный свет, и вентиляторы. А спустя время генератор дяди Ашока снабжает электроэнергией уже полдеревни.

Одно из главных пищевых табу в нашей семье — сахар. Родители постоянно говорят нам о его вреде и о том, что, если нас угощают сладостями, мы должны вежливо принять, а позже конфету выбросить. Правда, если мамочка Эстер не видит, как жена Лока Кина подсовывает мне леденец, я прячу его в карман, а затем поедаю в туалете.

Но однажды в доме разразилась буря. Отец в бешенстве, и даже мама Эстер сердита, что бывает крайне редко.

«Марш в гостиную, — кричит отец. — Нам нужно поговорить с вами об очень серьезном деле. Вы здесь, чтобы стать свидетелями наказания. Эстер, расскажи, что произошло».

«Я обнаружила, что из моего кошелька пропали деньги. Я не знала, кто их взял, пока владелец ларька со сладостями возле школы не сказал, что Мэри купила у него конфеты. Я спросила Мэри об этом, но она все отрицает. Я осмотрела ее комнату и обнаружила под ее матрасом фантики от конфет».

«Итак, — рычит отец, — Мэри не только украла деньги, она купила запрещенный белый сахар, к которому нам нельзя прикасаться. А потом, что еще хуже, она об этом солгала! Причем неоднократно».

Я потрясена до глубины души. Такой длинный список преступлений. Как только Мэри могла на такое решиться? Неужели она думала, что все это сойдет ей с рук? Конечно, она должна быть наказана.

Отец много раз читал нам дедушкины инструкции в отношении телесных наказаний и следует им буквально:

Приучить ребенка к дисциплине — это тяжелая работа. Устраивать взбучки, читать нотации, наказывать, замечать все проступки ребенка — это тяжелая работа. В Библии говорится: не жалейте плачущего ребенка. Обучая ребенка, не забывайте о Наказании. Ребенок должен не только вас любить, но им также необходимо управлять с помощью страха, ему следует вас бояться и знать, что ему ничего не сойдет с рук совершенно безнаказанно.

«Мэри, иди сюда», — рявкает отец.

Мэри входит в комнату, дрожа всем телом.

«Иди сюда», — мрачно повторяет отец. Я вижу, как она хотела бы сбежать, но ей приходится идти к центру комнаты, где стоит отец и рядом с ним табурет. В его правой руке устрашающий Жезл Божий.

«Спусти штаны и наклонись над табуреткой».

Мэри начинает плакать. «Прости меня, прости, — умоляет она. — Я больше никогда этого не сделаю, обещаю, обещаю, обещаю».

Лица взрослых бесстрастны. Она нарушила закон, а значит, она будет наказана. «Да, не сделаешь, потому что ты никогда не забудешь эту порку. Нагнись».

Дрожащими руками она сбрасывает шорты и трусики, а потом наклоняется над табуреткой и обхватывает колени руками.

«Я нанесу тебе сто ударов, а ты будешь считать».

Мы задыхаемся от ужаса. Никто и никогда не получал от отца сто палок. Самое большее — двадцать, за такие ужасные преступления, как вранье или порча какой‑нибудь вещи. Но Мэри совершила сразу несколько преступлений: непослушание, кража денег, покупка конфет, ложь и ложь о лжи. За каждое из них отец назначает по двадцать ударов.

Хрясть! Я вздрагиваю от первого удара.

Мэри пронзительно кричит.

«Считай!» — приказывает отец.

«Один», — ее полный слез голос едва слышен.

Хрясть.

«Два».

Хрясть.

Мэри кричит, и ее руки автоматически тянутся назад, чтобы прикрыть попу.

«Убери руки, — рычит отец. — Если они окажутся на пути жезла, я могу их сломать».

Мэри хнычет, снова хватаясь за табуретку.

«Три».

Хрясть.

Крики Мэри становятся все громче и громче.

«Замолчи! — рокочет он. — Твои крики просто показывают, что твой бунт еще не изгнан из тебя! Если ты будешь продолжать кричать, ты получишь больше».

Мэри сглатывает, пытаясь сдержать крики. Как она может не кричать? Я смотрю, широко раскрыв глаза от ужаса, как палка снова и снова опускается, и мы методично считаем. Еще больше меня пугает собственная неспособность контролировать свои эмоции. Я с ужасом понимаю, что хочу истерически смеяться и едва сдерживаюсь.

После пятидесяти ударов мамочка Рути пытается призвать отца прекратить порку. «Может, хватит? Я уверена, что она усвоила урок».

«Нет. Я сказал сто, значит, она получит сто», — говорит отец, раздвинув губы в пародии на ухмылку, и безжалостно продолжает.

Я смотрю на ножки табурета, трясущиеся от каждого удара. Один неверный взгляд или звук, даже шарканье ногой, и я могу оказаться следующей. Воздух вибрирует от гнева. «Все это для того, чтобы вы учились на ошибках Мэри».

После сотого удара отец выдыхается. Мэри обмякла, хнычет, сопли и слюни капают с ее лица, растекаясь по красному кафельному полу.

Он ее обнимает. «Это для твоего же блага. “Ибо Господь, кого любит, того наказывает”. Послание к евреям 12:6».

Мама Эстер хватает Мэри и спешно ведет ее в спальню, чтобы позаботиться о ней и уложить в постель. Мы продолжаем стоять на месте как вкопанные.

«Я хочу, чтобы вы, дети, это запомнили. А теперь идите спать».

В течение следующих нескольких недель мы все относимся к Мэри немного лучше и испытываем благоговейный восторг от того, что она пережила эту порку. Даже после десяти ударов несколько дней бывает больно сидеть, а Мэри испытала на себе десять раз по десять. Наш отец хоть и маленький, но очень сильный человек.

До поры до времени мы усвоили этот урок. Деньги не для нас. Они принадлежат Богу, и горе тому ребенку, кто осмелится их присвоить.

Глава 6
Небесные гурии

Члены Семьи со всего Азиатско-Тихоокеанского региона — Макао, Гонконга, даже несколько человек с Филиппин и из Японии — собираются в Хак Са для участия в Региональном Общении. Такие собрания проходят раз в месяц.

На Ферме не хватает места для всех приглашенных членов Семьи, поэтому отец решает разбить лагерь на пляже. Он любит отдых на природе, а я приплясываю от предвкушения игр с маленькими девочками Семьи. Все смеются и обнимаются. Я очень соскучилась по своим подружкам, Чинг-Чинг и Софии, чьи семьи остались в Макао, когда нам пришлось скрыться. Я хватаю их за руки, и мы отходим на несколько метров, чтобы шепотом обменяться новостями.

Нашим гостям нравится уединенный продуваемый ветром пляж, где мы разбиваем палатки под соснами возле площадок для барбекю. Мы все сидим на одеялах под деревьями, читаем Письма Мо и поем песни. Затем у взрослых проходят совещания, а мы — дети — можем свободно бегать по пляжу и играть.

Семья выросла до десяти тысяч членов в более чем ста странах мира. Многие из новых учеников присоединились к нам в Латинской Америке и Азии, но большая часть прироста происходит за счет семей с большим количеством детей. Дедушка категорически против противозачаточных средств: «Дети — это благословение от Бога, и мы должны иметь их как можно больше». Он говорит, что если бы у подростков появились дети, добродетельные родители подростков, став бабушками и дедушками в достаточно молодом возрасте, помогли бы вырастить своих внуков, а их дети были бы слишком заняты, чтобы ввязываться в неприятности. В то время как семья моих родителей была создана в раннем возрасте и воспитывает уже семерых детей, некоторые другие семьи надеются вскоре нас догнать.

Дедушка всегда говорит о своей любви к женщинам: «Я убежден, что Бог сотворил самое прекрасное из Своих творений напоследок — Свой венец Творения, женщину! Я всегда восхищаюсь и удивляюсь красоте линий, изгибов, форм, сделанных Его Руками…» В недавнем Письме Мо он рассказал о явившихся ему во сне восхитительных сексуальных обнаженных женщинах, Небесных Гуриях, танцующих для него в прозрачных покрывалах. Эти богини также являются ему, когда он занимается сексом, и они говорят с ним на разных языках, умоляя послать миссионеров в их страны, чтобы спасти их народ.

Моисей Дэвид высказал идею о том, что ему бы очень понравилось смотреть видео с участием женщин и девушек Семьи, кружащихся в эротическом танце, как богини из его снов. «Прославление Бога в танце, — говорит он, — должно быть сделано с большим вкусом и красиво, так, как изображается обнаженное человеческое тело в искусстве старых мастеров и художников, а не как порнография». Конечно, мать и другие женщины с энтузиазмом соглашаются, желая доказать, насколько они послушны Богу. Мужчинам очень нравится эта идея: они ведь тоже смогут смотреть эту видеозапись.

Мама знает, что умеет отлично танцевать, и любит это демонстрировать. Она начинает выбирать разноцветные палантины, чтобы продумать костюмы для видеосборника живущих в Азии женщин Семьи, исполняющих эротические танцы.

Большинство же женщин Семьи выглядят взволнованными, и я слышу, как некоторые жалуются, что не умеют танцевать и будут чувствовать себя глупо. Им говорят: «Сделайте это для Господа и для нашего пророка Моисея Дэвида. Любое смущение — это всего лишь проявление вашей гордости. Молитесь, чтобы это преодолеть».

Мы с Мэри и еще несколькими маленькими девочками, дочерьми других семей, приехавших на Региональное Общение, тоже будем танцевать, и нам нужно выбрать шарфы. Отец хочет записать наши танцы под соснами на пляже на видео.

«Мы будем изображать лесных фей, — объясняет мама. — Я буду королевой фей, а вы, девочки, танцуйте вокруг меня».

Отец застыл с камерой в руках, готовый нас снимать.

Нам предлагают снять всю одежду. На мне только прозрачный шарф, повязанный вокруг талии. «Возьмитесь за руки и танцуйте вокруг меня по кругу, сначала в одну сторону, а затем в обратном направлении, — учит нас моя мама. — А теперь поднимите руки к небу, как будто вы восхваляете Иисуса».

Наконец начинают звучать первые аккорды популярной песни Семьи «Дети гор», и мой отец начинает снимать. Мы, пятеро маленьких девочек, голых под нашими прозрачными шарфами, держимся за руки и кружимся вокруг моей матери, пока она танцует посредине, лаская шарфом свое обнаженное тело.

Еще несколько дублей, и с нами, маленькими девочками, покончено; взрослые женщины будут по очереди снимать видео, сменяя друг друга в танце.

Танцевальный вечер продолжается и превращается в вечер обмена партнерами. Нас с Мэри и других маленьких детей укладывают спать — эти взрослые развлечения не для нас. А вот мои братья присоединяются к гостям.

Дедушка говорит, что на протяжении сотен лет по достижении мальчиком половой зрелости отец отводил его к проститутке, чтобы тот получил определенный опыт, и это справедливо даже для викторианской Англии. Я не слышу ни единой жалобы от моих братьев, совсем наоборот.

В десять лет Хобо на несколько месяцев отправился в Австралию с высшими лидерами Семьи всего Тихоокеанского региона. По возвращении он рассказывал младшим о том, как занимался там сексом со взрослыми женщинами. На следующую вечеринку обмена партнерами взрослые пригласили моих братьев. Мальчиков спросили, с какой тетей они хотели бы заняться сексом, а затем они разошлись по разным комнатам и занимались тем, чего захочет мальчик — полноценным сексом или просто обнимашками.

Следующим вечером мы собираемся на наш обычный «Час Вдохновения», распевая под гитару воодушевляющие, эмоциональные гимны Семьи, чтобы приблизиться к Духу. Я сижу на коленях у дяди Джеффа; здесь я чувствую себя комфортно и уверенно. Не то что на коленях у отца, когда за любое лишнее движение можно получить шлепок или щипок.

После «Часа Вдохновения» я вижу, как дядя Джефф разговаривает с моей матерью. Она улыбается и спрашивает, не хочу ли я провести немного времени с дядей Джеффом. Я счастливо киваю. Мне тепло и комфортно в его объятиях.

Он ведет меня в свою комнату и кладет на кровать рядом с собой. Потом дядя Джефф берет мою руку и кладет ее на свою промежность, показывая мне, как гладить ее вверх и вниз. После того, как там что‑то напрягается, он расстегивает молнию на штанах, и наружу высовывается пенис. Я вспоминаю, как поднялся пенис отца в тот раз, когда мама пригласила меня на чердак. Я сажусь на кровати в полном изумлении.

«Не бойся. Хочешь его потрогать?» Он берет мою руку, кладет ее на свой обнаженный пенис и просит его сжать. Но моя рука слишком мала, чтобы охватить его целиком.

Я совершенно шокирована. Это совсем не похоже на пенисы маленьких мальчиков, которые я привыкла видеть у Патрика и братьев.

Дядя Джефф показывает мне, как сжимать его крепче и гладить вверх и вниз в ровном ритме, затем кладет свою руку на мою и начинает совершать все более быстрые движения, пока все его тело не напрягается. Он издает странный хрюкающий звук, и белая жидкость разбрызгивается по моей руке и его животу.

Отвратительно, думаю я, глядя на свои руки, покрытые этим белым липким веществом, но вслух ничего не говорю.

Дядя Джефф ведет меня в крошечную ванную и поднимает к раковине, чтобы я могла вымыть руки. Я ополаскиваю их трижды, но они все еще кажутся мне грязными.

«Я хочу вернуться в свою комнату», — шепчу я.

Мне нужно разобраться в том, что я чувствую. Мои родители и воспитатели постоянно твердят о том, что наши тела хороши и естественны и о том, как рождаются дети. Так почему же я чувствую себя так гадко? Мне так неловко и стыдно, что я не готова ни с кем об этом говорить. Когда на следующее утро мама с улыбкой спрашивает меня: «Ты хорошо провела время с дядей Джеффом?» — я просто опускаю голову и убегаю. Я сама во всем виновата. Согласилась пойти с ним в его комнату. Они просто позволили мне делать то, на что, по их мнению, я согласилась. Теперь я избегаю дядю Джеффа, вместо того чтобы, как обычно, подбежать и крепко его обнять. И он больше не приглашает меня в свою комнату. Как будто этого никогда и не было. И тогда я тоже делаю вид, что ничего не произошло.

Но с этого момента мне больше не нравится находиться рядом со взрослыми мужчинами. Я прячусь в группе детей, чтобы ни с одним из них не оставаться наедине.

Прошло уже несколько лет с тех пор, как Линн Уотсон опубликовала свою статью, из-за которой мы переехали на Ферму. Хотя внешне все было спокойно, ощущение, что мы в постоянной опасности, сохранялось.

Однажды мама Эстер собрала нас и очень серьезно сказала: «Дети, вы не должны разгуливать по Ферме без сопровождения взрослых. Мы получили очень серьезные угрозы».

Она объясняет, что получила письмо от родственников из Канзаса. Ее родители расстроены обвинениями в жестоком обращении с детьми, которые публикуются в СМИ, и предложили награду любому, кто похитит нас, их внуков, и привезет в Америку.

От изумления мы не можем сказать ни слова.

«Семейные новости», каждый месяц пестрящие рассказами о похищениях и тюремном заключении членов Семьи, лишь подтверждают наши опасения. Тед Патрик, американский специалист по депрограммированию, также известный как Черная Молния, руководил многочисленными похищениями в интересах родителей, нанимавших его, чтобы «спасти» своих сыновей или дочерей. Но все это происходило в США и Европе — далеко от нашей маленькой деревни.

«Не волнуйтесь, — говорит отец, — Бог нас защитит, но пока мы не скажем вам обратного, никто никуда не ходит в одиночку и без большой палки». Он показывает тяжелую деревянную дубину, которая выше меня и почти шесть сантиметров толщиной. «Я положу их возле дверей. Каждый раз, когда вы выходите на улицу, вы должны брать одну из них с собой. Если вы видите незнакомого человека — бегите. Если кто‑то вас схватит, кричите, кусайтесь, пинайтесь и делайте все возможное, чтобы сбежать. Вы меня поняли?»

Теперь я точно напугана. Раньше я никогда не слышала, чтобы они так разговаривали.

Следующие два месяца мы находимся в состоянии повышенной готовности. На Ферме и во время передвижений между деревенскими домами нас, детей, сопровождают взрослые, вооруженные огромной палкой. Если нет взрослых, мы сначала выглядываем из двери, тщательно осматриваемся и проверяем, не скрываются ли незнакомцы за невысокой каменной стеной, окружающей двор Коттеджа. И уже потом, сжав тяжелую палку в одной руке и потную руку брата или сестры в другой, несемся через двор.

Наш тихий район — это зона боевых действий, порожденная нашим страхом. Лежа в постели, я прокручиваю в голове, как я буду кричать, лягаться и кусать любого депрограммиста, который выскочит и попытается меня похитить. Я знаю, что взрослый может легко со мной справиться, но я не сдамся без боя.

В конце концов, после того, как похитители так и не появляются, истерия стихает. Приятно снова ходить медленно, останавливаясь, чтобы понюхать мой любимый розовый куст. Если честно, я немного разочарована тем, что настоящие похитители не появились, чтобы проверить нашу оборону. Наверно, бабушка и дедушка решили, что это будет слишком хлопотно, и просто выкинули нас из головы. Страх подкрепляет тот факт, что Системитам, даже (или особенно) родственникам, доверять нельзя. Они нас не понимают. Они аутсайдеры.

Несмотря на то, что Моисей Дэвид призывает членов Семьи писать домой и поддерживать хорошие отношения с родственниками, чтобы не превратить их во врагов, нашей настоящей семьей может быть только Семья.

Глава 7
Изменение настроя

За три года мы отремонтировали четыре дома и создали свою маленькую деревню в деревне. По мере того как все больше домов становятся пригодными для жилья, в них заселяются вновь прибывшие члены Семьи. Их много, поэтому всех новоселов мы заселяем в комнаты так плотно, как только можем. Иногда семье из двух взрослых и двух детей достается комната площадью в один квадратный метр.

Впрочем, качество нашей жизни значительно улучшилось. Мы выкопали канализационную яму и построили в Главном доме выложенную плиткой ванную комнату с туалетом и душем. Знакомые португальские чиновники помогли нам с прокладкой дороги в деревню, установкой электрических столбов и подключением к законному источнику электроэнергии.

Мы зацементировали дорожки, соединяющие все деревенские дома, посадили по обочинам цветы и даже настояли, чтобы городские власти стали еженедельно вывозить мусор из нашей деревни. Теперь это совсем другое место, чем когда мы переехали сюда несколько лет назад. И местные жители признательны, что мы подняли уровень их жизни. В качестве благодарности они оставляют на нашем крыльце небольшие подарки в виде вкусной еды.

С появлением новых семей и детей в нашей деревне становится больше. Сейчас у нас три класса: дети постарше, дети помладше и детский сад.

Несколько взрослых по очереди учат нас по несколько часов каждое утро после наших двухчасовых Молитвенных Собраний. Им не требуется образование учителя; они просто зачитывают тексты из учебной программы «Руководство по уходу за детьми». В нем изложено все, что, по мнению дедушки, необходимо знать ребенку для получения благочестивого образования с тем, чтобы впоследствии служить на миссионерском поприще. В одной главе описана история мира, начиная с Сотворения. В другой изложена математика вплоть до таблицы умножения и деления, плюс немного геометрии для мальчиков, которым она понадобится для плотницких работ. Естественные науки и биология — это еще одна глава, также начинающаяся с Сотворения мира и включающая длинный раздел, посвященный развенчанию дьявольской лжи эволюции.

На первой странице кратко изложено то, что, по мнению наших лидеров, нам важнее всего знать. Дедушка пишет:

«Я считаю, что прямо сейчас самым лучшим образованием, которое вы только можете предоставить нашим детям, является Слово Божие — Библия и Письма Мо. При условии, что они умеют читать, писать и считать».

Потом он объясняет свою точку зрения:

«Мы не против образования, по крайней мере нашего!.. Немного мирского образования иногда может помочь в отдельных случаях, когда вы имеете дело с миром и встречаетесь с Системой на ее собственной территории. Но нашим детям нужно только то, что известно как базовое образование до 6‑го класса».

Важнее всякой схоластики наше духовное образование.

«Разверни носки наружу еще больше. Нет, руки выше. Бедра тоже должны вращаться. Выпрями колени. Выпрями локти, но слегка их согни». Мать пытается научить меня балету, но у меня ничего не получается сделать правильно.

«Я не могу!» — вскидывая руки, плачу я.

«Нет, можешь! ― Голос у нее высокий и расстроенный. ― Отныне тебе запрещается произносить фразу "я не могу". Что говорит Библия? "Все могу. " — подсказывает она. ― Твое отношение “я не могу” противоречит Библии. Это — грязные слова. Каждый раз, когда ты произнесешь “не могу”, я буду мыть твой рот с мылом».

Мне остается только кивнуть. Сначала все идет тяжело. Очень тяжело. Я не осознавала, сколько раз в день я говорю «не могу». Теперь всякий раз, когда я это делаю, мне приходится цитировать стих из Библии или известную цитату.

Я запоминаю два десятка. Мне нравится повторять часть речи Уинстона Черчилля «Никогда не сдавайтесь». Я делаю голос низким и хриплым и цитирую: «Никогда не сдавайтесь! Никогда-никогда-никогда… если только честь и здравый смысл не велят вам поступить иначе».

Но мое любимое стихотворение — о крошечной пробке, которая, сколько бы разъяренный кит ни хлестал ее своим большим хвостом, тут же выныривает и насмехается: «Ты никогда, никогда не сможешь удержать меня под водой, потому что я сделана из материала достаточно плавучего для того, чтобы держаться на поверхности, а не тонуть».

Со временем даже я замечаю разницу. Знакомое разочарование от неудач сменяется отношением «я могу». Я начинаю верить, что при достаточном упорстве способна преодолеть любые трудности. Мама хвалит мою новую решимость.

«Фейти, проснись». Я резко пробуждаюсь от глубокого сна, потому что отец трясет меня за плечо.

«Фейти. Давай, вставай сейчас же!» Я открываю глаза, и яркий свет фонарика ослепляет меня. «Нам нужна твоя помощь. Тебе придется быть очень храброй. Ты умеешь быть храброй?»

Я киваю, с каждой минутой нервничая все больше.

«Нам нужно, чтобы ты помогла Шебе родить щенков. Думаешь, ты сможешь это сделать?»

На протяжении многих лет у нас всегда было много собак, но Шеба — наша любимица. Гладкошерстная черно-коричневая собака с умными глазами, она присматривала за нами, детьми, с тех пор, как я себя помню. За эти годы у Шебы было шесть пометов щенков, которых мы продали или раздарили.

И вот сейчас она рожала уже в седьмой раз. Но что‑то пошло не так, и за сутки на свет появился только один щенок. «До утра нет возможности вызвать ветеринара», — шепчет отец.

«Да. Я помогу», — говорю я, гордая от того, что меня позвали на помощь в такое важное время. Я выползаю из постели и в темноте следую за отцом к хлеву, где на окровавленных газетах, тяжело дыша, лежит Шеба. Металлический запах крови, мокрой бумаги, собачьей шерсти и грязи бьет мне в нос. В глазах Шебы, обращенных ко мне, — бесконечная мольба. Отец осторожно помогает собаке подняться на ноги и поддерживает ее, потому что бедняжка едва способна стоять.

Он указывает на красное пластиковое ведро с водой и кусок мыла на полу рядом с ним. «Хорошенько вымой руки до локтей. Один из щенков застрял в родовых путях. Я пытался, и твои братья пытались, но наши руки слишком велики, чтобы дотянуться и вытащить его. У тебя руки маленькие, поэтому только ты сможешь помочь малышу и его маме».

Я смотрю на опухшую вульву Шебы, с которой свисает кровавая слизь, и автоматически пячусь к двери. Но отец и мальчики выжидающе смотрят на меня. Ей больно. Я глубоко вдыхаю, преодолевая стеснение в груди. Я смогу. Я их не подведу.

Мои пальцы проникают в ее липкую, горячую вульву, пытаясь нащупать щенка внутри. Шеба не двигается, просто опускает голову ниже. Она знает, что я пытаюсь помочь. «Папа, я не могу просунуть руку дальше». Я боюсь надавить слишком сильно; я не хочу причинять ей боль.

«Просто продолжай, у тебя отлично получается».

Я чувствую, как мышцы собаки напрягаются и болезненно сжимают мою руку. «Папочка?» — хнычу я.

«Это просто сокращение матки. Как только оно утихнет, протолкни руку дальше».

Я жду минуту, стиснув зубы от боли в руке, и про себя повторяю: я могу. Я могу. Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе.

Затем я выдвигаю пальцы вперед.

«Вот и хорошо. Ты чувствуешь щенка?»

Кончики моих пальцев касаются крохотного тельца. Я чувствую крошечный нос, головку. Киваю.

«Отлично! Теперь попробуй взяться за голову и медленно вытащить его». Но это легче сказать, чем сделать. Очередная схватка сжимает мою руку настолько сильно, что мне кажется, она вот-вот онемеет. После того, как она проходит, я провожу пальцами по голове щенка и осторожно подтягиваю его вперед. На это уходит целая вечность. Наконец, я его вытаскиваю.

Он мягкий и скользкий. Его черное тело не больше моей руки. И он мертв.

Отец забирает у меня трупик. «Он слишком долго находился в ловушке в родовых путях. Остальные должны быть живы», — рассуждает он.

Я смотрю на свою руку: она покрыта кровью и слизью. Фу, омерзительно.

«Можешь повторить?»

Я дрожу всем телом. Но я, конечно, киваю, стараясь абстрагироваться от того, что делаю.

Сейчас все мое внимание сосредоточено на поиске следующего щенка. Я мучительно и медленно вытаскиваю на тусклый свет еще трех щенков. Они живы.

«Пока достаточно, Фейти. Будем надеяться, что Шеба сможет родить остальных сама — препятствий больше нет».

Дрожа, я подхожу к ведру, долго тру руки и вычищаю грязь из-под ногтей, но запах крови не уходит.

Я хочу остаться и подежурить рядом с Шебой, но мои ноги подкашиваются. Отец едва успел меня подхватить.

«Возвращайся в кровать, Фейти. Ты отлично справилась. Мы сделали для нее все, что могли; давай просто помолимся, чтобы у нее все получилось».

«Дорогой Иисус, пожалуйста, помоги Шебе выздороветь, пожалуйста, пожалуйста, Иисус, помоги ей выжить», — повторяю я снова и снова, лежа в своей постели.

На следующее утро меня никто не будит, поэтому я сплю допоздна. В столовой все заканчивают завтракать, когда туда входит отец.

По серьезному выражению его лица я заранее понимаю, что он скажет. «Шеба ушла, чтобы быть с Иисусом. Она попала в собачий рай».

Я смотрю на свои руки. Я потерпела неудачу. Я так старалась, а она все равно умерла! Почему Иисус не ответил на наши молитвы? В груди так тесно, что я едва способна дышать.

«Мы сделали для нее все, что могли. Ветеринар сказал, что у нее было четырнадцать щенков.

У нас отвисают челюсти. Я никогда не слышала о таком большом помете!

«У Шебы просто не хватило сил на то, чтобы стольких родить». Если бы ветеринар появился вчера, это могло бы ее спасти, обиженно думаю я. «Вчера вечером Фейти помогла нам спасти пятерых щенков. Только один из них родился мертвым, с остальными все в порядке. Слава Богу!»

В этот же день отец грузит в фургон мешок с телом Шебы и мы выезжаем из дома. Он копает собаке настоящую могилу на обочине дороги. Это — мои первые похороны. Мы возводим над ее могилой небольшой деревянный крест, и каждый из нас, детей, выходит вперед, чтобы попрощаться и вручить ей подарок — ленточку, мячик, потрепанную коллекцию дешевых сокровищ от детей, которым больше нечего дать. Я осторожно кладу на ее могилу свое подношение — пустой стеклянный флакон из-под духов, который выбросила мама Эстер; я сохранила его, чтобы наслаждаться устойчивым ароматом. Это самый печальный день моего раннего детства.

Через несколько дней щенок, который родился первым, остается единственным живым. У нее была возможность сосать грудь своей матери целый день, так что она оказалась сильнее других. Мы называем ее Шебина.

Она — худшая сторожевая собака на свете. Шебина искренне любит всех: друзей, незнакомцев, соседей. Она подбегает к каждому прохожему, виляя хвостом и ожидая, что ее погладят. Мы любим ее с оттенком тихой грусти. Она никогда не сможет занять место нашей первой любви — Шебы, но делает все возможное, чтобы восполнить для нас эту потерю.

Глава 8
Моя сестра — дитя Иисуса

В связи с охватившей мир эпидемией СПИДа дедушка начинает обуздывать «флирти-фишинг». «Мы не можем допустить, чтобы эта болезнь содомитов распространилась в Семье», — говорит он.

Хотя всего несколькими годами ранее в Письме Мо говорилось, что женщины должны быть готовы страдать заболеваниями, передающимися половым путем. Так они смогут спасти человеческие души так же, как и Иисус отдал за людей Свою жизнь. (К письму прилагалась фотография, которая заставила меня вздрогнуть — распятая женщина с пригвожденным к кресту влагалищем. Ужас!)

Но ограничение на занятия и «флирти-фишинг» распространяется не на всех женщин Семьи. Тем из них, которые имеют давние отношения с Рыбами, у которых есть деньги и власть, было позволено их продолжать. Впрочем, через несколько лет запрет на ФФ стал окончательным — теперь никому не разрешается спать с Системитами под страхом отлучения от общины. Призыв дедушки к ограничению ФФ дает матери предлог, которого она так жаждала. Она проводит последнюю прощальную ночь с дядей Ашоком. И хотя она не выглядит сильно расстроенной из-за этого, я переживаю их расставание. Я люблю приезжать в гости к дяде Ашоку. Он кормит меня всякими вкусностями и позволяет вырезать фигурки из чапати^[19]. Но больше всего мне нравится, что с ним я чувствую себя в тепле и безопасности. И мне не хочется, чтобы это все заканчивалось.

Но нас ждет еще больший сюрприз.

Через три недели после последней встречи с дядей Ашоком мать обнаруживает, что беременна. Я буду старшей сестрой!

Нам всем интересно, кто же, кто же отец ребенка? Мать говорит, что это может быть как мой отец, так и дядя Ашок. Но они — не единственные претенденты на отцовство. Папой моего брата или сестры может быть живущий с нами на Ферме рыжеволосый мужчина. Это не редкость в Семье; при существующем «обмене женами» дети нередко не знают, кто их отцы. Нам говорят, что в этом нет ничего постыдного. Ведь все дети в первую очередь принадлежат Семье и Иисусу.

Я с нетерпением жду появления на свет младенца. А чтобы узнать как можно больше о беременности и родах и быть полезной, я изучила первый том «Руководства по уходу за детьми» и много раз пересмотрела документальный фильм «Чудо жизни». Там показано все: маленькие головастики-сперматозоиды, вылетающие из полового члена во влагалище женщины и на большой скорости устремляющиеся вверх по течению через фаллопиевые трубы, оплодотворение яйцеклетки и превращение ее в плод, и в конечном итоге — роды, которые, по моему мнению, выглядят отвратительно. Так что к этому моменту я просто останавливаю просмотр.

Мама решает рожать дома, что для Семьи — дело обычное. Хотя я появилась на свет в больнице. Но мама решила, что этот процесс послужит для нас, детей, наглядным уроком.

В тот день, когда у мамы начались схватки, нас всех собрали в одной комнате. Пока в соседней спальне акушерка и мама Эстер помогают моей маме дышать, все мы, дети, стараемся сидеть спокойно и читать «Настоящие детские комиксы», но роды занимают больше времени, чем кто‑либо предполагал, и нам страшно надоело торчать взаперти, прислушиваясь к ритму тяжелого дыхания и крикам во время схваток.

Время от времени я пытаюсь заглянуть внутрь, но каждый раз меня прогоняют. Наконец, после двадцати семи часов родов, мама Эстер вызывает нас: «Детки, пора».

Мы заходим в маленькую комнату и в шоке тихо стоим в ногах кровати, наблюдая, как акушерка приказывает моей матери «продолжать тужиться», хотя она делает это уже почти два часа. Как и я, все мои братья и сестра видели «Чудо жизни», но никто из нас до конца не готов к тому, чтобы видеть это так близко. Влагалище моей матери растянуто ужасно широко, и из него уже выходит большой волосатый шарик. Я видела, как рожают животные, но то, что я вижу сейчас, совершенно непохоже на все, что я видела прежде. На кровати кровь, а мама Эстер заглядывает маме между ног и говорит: «Хорошо, ты почти у цели. Потужимся еще один разок». Акушерка подбадривает ее по-португальски. Мать издает протяжный хрюкающий звук и страшно морщит лицо, а затем бац! Выстреливает ребенок. Он летит через всю кровать! Слава богу, что там стоит отец и ловит его, прежде чем он упадет на пол! Его лицо забрызгано слизью, и мы все неловко смеемся. Я отворачиваюсь. Ничего не могу с собой поделать: это отвратительно.

Потом я поворачиваюсь и вижу, как мама Эстер держит на руках ребенка с черными волосами на голове, пушком темных волос по всему ее крошечному белому телу и маленькой синей отметиной на пояснице. Это девочка.

Мать устала, но отец не обращает на это внимания. «Слава Богу! Давайте же все соберемся для фотографии!»

Мать в знак протеста слабо машет рукой, и я спешу ей на помощь. Я откидываю назад ее потные вьющиеся волосы и открываю ее маленькую косметичку, пытаясь слегка ее припудрить. Я знаю, что она ненавидит плохо получаться на фотографиях, а сейчас она выглядит не очень.

После того как мама немного оправилась от тяжелых родов, она говорит себе и всем, кто готов слушать, что малышка Нина от моего отца: ведь у нее такая белая кожа! Но нас не проведешь. Даже я знаю, что означает эта синяя метка. Они бывают у большинства азиатских младенцев, но через год проходят ^[20].

Правда выходит наружу, когда к нам в дом приезжает Акрисио — давняя Рыба мамочки Эстер. Он заходит в спальню матери, бросает взгляд на Нину и восклицает: «Она просто вылитый Ашок!»

Мама Рути разражается безутешными слезами и кричит: «Нет! Она похожа на Хо!»

Я в шоке от ее эмоционального всплеска. Я знаю, что мама Рути хочет, чтобы ребенок был от моего отца, потому что она любит его, а не дядю Ашока, но я считаю, что она ведет себя глупо. Никого из нас не волнует, чья сперма произвела на свет Нину, в том числе и отца, который скачет по селу, хвастаясь перед соседями дочерью.

Каждый из моих старших братьев, начиная с Нехи, которому сейчас четырнадцать, проводит один месяц в качестве штатной няни Нины. «Это — отличная тренировка для вас, мальчики, ведь все вы станете отцами», — заявляет моя мать. Они не против позаниматься с Ниной, но ненавидят стирать грязные пеленки (а это, между прочим, тоже обязанность няни). Я еще слишком мала, чтобы стать няней малышки, но я прихожу каждый день, чтобы поиграть с ней. В глубине души я немного беспокоюсь, что дядя Ашок будет любить Нину больше, чем меня, ведь она — его дочь. Но приезжая на Ферму, он все равно подсовывает мне угощения или немного денег на мороженое.

Вскоре мать уже гордится тем, что у нее есть младенец Иисуса, ребенок, рожденный благодаря ФФ. Во многих семьях есть один или два ребенка, не похожие на остальных членов семьи, и все сразу понимают, что они — младенцы Иисуса. Эти дети считаются особым благословением от Бога. Мама говорит, что малышка Нина — ее награда за долгие годы дружбы с дядей Ашоком, хотя он так и не присоединился к Семье.

«Нина — младенец Иисуса, так же как и Давидито!» — хвастается она.

И тут мне неожиданно открывается истина. Получается, что Давидито на самом деле не ребенок дедушки?

Мама объясняет, что биологический отец Давидито — служащий отеля, с которым Мама Мария занималась ФФ, пока они с дедушкой жили на Тенерифе. «Давидито все равно является сыном дедушки. Иисус просто использовал сперму другого мужчины, чтобы произвести его на свет».

Я знаю, что не должна сомневаться в привилегированном положении Давидито. Он — избранный сын и наследник дедушки. Но все же, не в первый раз задумываюсь я, а как же мой отец? Почему же дедушка никогда не зовет нас, детей своего сына, к себе в гости? Почему Давидито — наследник престола? Ведь он даже не дедушкин ребенок?!

Но я не настолько глупа, чтобы так рассуждать вслух. Поэтому держу свои вопросы при себе и пытаюсь разобраться в действиях взрослых. Давидито был послан Иисусом. Неважно, кто его отец. Но я по-прежнему считаю несправедливым, что мой отец и тетя Фейти больше не принц и принцесса.

Тем не менее нам каждый день напоминают о том, что мы должны служить образцом для подражания. И все потому, что мы — внуки Моисея Дэвида. Но потом сразу же опускают нас на землю: «То, что вы — его внуки, не делает вас особенными. Вы — такие же, как все».

Глава 9
Сельская жизнь

Каждое утро нас будят в 4.30. За окном еще темно, и даже птицы только‑только просыпаются. После завтрака и молитвы все дети отправляются на Ферму.

Мы методично заводим все больше и больше животных, следуя плану отца по воссозданию его прошлой жизни на техасском ранчо. Большинство Домов Семьи и не помышляют о том, чтобы в качестве хобби заниматься разведением животных, но если у нашего отца появляется мечта, то он рвется к цели как бульдозер, и большинство людей, которые рядом с ним, даже мысли не допускают, чтобы возразить ему.

Но надо сказать, что стратегия отца себя оправдывает: наш неформальный контактный зоопарк ежемесячно посещают сотни людей, и все они уходят с плакатами Семьи и Иисусом в сердце. «Теперь нам не нужно выходить с Фермы для того, чтобы свидетельствовать об Иисусе; Овцы сами приходят к нам!» — хвастается он.

Слева от ворот Фермы находится огород — гордость и радость дяди Майкла. Он разбил его вскоре после своего прибытия в Хак Са и обеспечивает нас овощами и зеленью. Грядки огорожены со всех сторон и даже накрыты крышей, чтобы пронырливые козы и птицы не уничтожали урожай.

Наша первая остановка — загон для наших коричневых, черных и белых коз. Он привез их из материкового Китая после печальной истории с гусями. Вооружившись пастушьими посохами, мы пасем стадо на поле неподалеку. Это — наша любимая часть дня. В течение двух часов все, что нам нужно делать, так это следить за тем, чтобы ни одна из коз не забрела на соседский огород. В остальном у нас полная свобода, никакого контроля и никаких взрослых.

Я сочиняю причудливые пиратские истории, а мой друг Патрик охотно разыгрывает в них свою роль. Наши посохи — отличный реквизит; они могут быть чем угодно: от пиратских мечей до жезла Моисея и царского скипетра. Но больше всего мы любим играть в «Девочку с небес» из серии комиксов, которые дедушка специально написал для детей.

Девочка с небес — пророчица со сверхъестественными способностями. Это — наша супергероиня и образец для подражания. На иллюстрациях пятнадцатилетняя Мари Клэр, она же Девочка с небес, одета в прозрачную тогу, едва прикрывающую попу. Она красива и всегда носит с собой пастуший посох. Мы с нетерпением ждем каждого следующего выпуска, который приходит раз в месяц вместе с Письмами Мо для взрослых. Солдаты Антихриста схватили Девочку с небес и бросили ее в логово льва.

«Не слишком ли расточительно скармливать такую красивую девушку львам!» — сказал один из солдат своим товарищам.

«Я как раз подумал о том же», — добавил другой.

«Да, в самом деле, почему львы должны насладиться ею вместо нас? — начали вторить им и другие. — Что скажете, командир, может быть, мы сначала немного с ней поразвлечемся?»

Девочка с небес не сопротивляется изнасилованию и шепчет на ухо солдатам об Иисусе, из-за чего двое солдат начинают испытывать чувство вины. Они возвращаются, чтобы вызволить ее из логова льва, но, добравшись до места, находят ее живой и невредимой. Иисус дал ей силы поднять тяжелый камень, закрывавший выход и путь к спасению. Солдаты уверовали во Христа и присоединяются к ней в качестве учеников, помогая сбежать в пустыню.

Снова и снова Девочка с небес ускользает из лап Антихриста, используя секс, чтобы выжить и обрести влиятельных покровителей. Она вызывает и усмиряет бури, посылает с неба огонь, ослепляет врагов, и все это с помощью своего пастушьего посоха.

Восхитительно! Мы с Патриком перечитывали каждую историю снова и снова, пока не выучили все их практически наизусть. Они намного интереснее, чем Библия в картинках, которую мы читали миллион раз.

После того, как мы разыгрываем последний выпуск комикса, приходит время возвращать коз с пастбища. Затем начинается настоящая работа.

Мы с Патриком берем по тяжелой лопате и бамбуковой метле и тащим грязную плетеную корзину к стойлу. У нас самая незавидная обязанность — чистить загоны и вывозить навоз.

Одни из наших богатых друзей-Системитов купили своему ребенку ослика и пони, но потом решили, что слишком хлопотно ухаживать за животными, и в результате отдали их нам.

Кроме пони и ослика у нас есть еще три австралийских скакуна, которых жокейский клуб Макао отдал отцу, когда они вышли на пенсию.

Мы стараемся побыстрее сделать эту грязную и неприятную работу. Выгребаем навоз из конюшен и выстилаем пол свежей соломой. С коровами сложнее. Чтобы убрать грязь за ними, приходится открывать воду в шланге на полную мощность.

Мы уже закончили работу на скотном дворе и уже направляемся к воротам, как вдруг мне в спину что‑то ударяет. Через мгновение раздается возглас Патрика, и я вижу, что у него по волосам стекает какая‑то мякоть. А из-за сарая слышится глупое хихиканье Нехи, Джоша и Калеба. «Гуава! Ах вот оно в чем дело!»

На ферме растут пять взрослых деревьев гуавы. Летом мы объедаемся мягкими, сладкими фруктами — просто гуавой, коктейлями из гуавы, мороженым из гуавы — часто до диареи. Как только перезревшие гуавы начинают падать с деревьев, приходит наше время.

Я бросилась собирать валяющиеся на земле фрукты и засовывать их себе за ворот. Схватка начинается, тотальная война, все против всех. Каждый сам за себя, убей, или убьют тебя.

Бой достигает бешеного апогея, мы выскакиваем из-за баррикад и выпускаем снаряды, уже не глядя. В этот момент по двору Фермы решает прогуляться тетя Кристал. Шлеп. Отклонившаяся от цели гуава бьет ее по голове.

«В чем дело?!»

Тетя Кристал — худенькая, невысокая американка. Она приехала на Ферму год назад, и через несколько месяцев они с дядей Майклом поженились и переехали в трейлер рядом с домом.

Она очень отличается от других женщин Семьи: носит не струящиеся юбки в стиле хиппи, а скачет по ферме, одетая как девочка-подросток. Обычно на ней топы без бретелек, короткие юбки с оборками, похожие на балетную пачку, и короткие носки. Ее светло-каштановые вьющиеся волосы собраны в две косички. А еще с ее худого морщинистого лица почти никогда не сходит улыбка — широкая фальшивая улыбка. Тетя Кристал всегда очень деловита и энергична. Но если ее разозлить, она наносит удар молниеносно, как змея, — звонкая оплеуха провинившемуся обеспечена.

Но дяде Майклу она нравится, поэтому мы стараемся по возможности ее не злить и держимся от нее подальше. Но, несмотря на то, что она такая жесткая и нас не жалует, мне ее немного жаль. Она рассказала, что ее лишили материнских прав из-за того, что она была наркоманкой. Но Иисус ее спас: она попала в Семью. Кстати, у большинства взрослых в Семье есть история о том, как Бог спас их от наркотиков или самоубийства. И о том, как они отчаянно искали Истину, любовь, свое место за пределами испорченного мира. И каждый из них говорил нам, детям, что мы должны быть очень благодарны за то, что нам не придется выносить всего того, что выпало на их долю, когда они были в Системе.

Ну а сейчас мне очень страшно.

Возможно, если я опущу голову пониже и останусь в тени, меня не заметят. «Подойдите сюда! Подойдите сюда немедленно! Вы все!» — пронзительно визжит тетя Кристал. «Мальчик, у тебя будут проблемы, когда я расскажу об этом дяде Хо. А теперь марш домой», — кричит она, хватая Джоша за ухо.

Нас всех этапируют домой и вызывают нашего отца. Он выстраивает нас, и мы смотрим в пол, ожидая вынесения приговора. При других обстоятельствах он, возможно, и не обратил бы внимания на фруктовую драку. Что говорить: он сам неоднократно выступал их инициатором, но на этот раз тетя Кристал кричит о хулиганах, бросающих в нее гуаву. Правила предельно ясны. Никогда нельзя поднимать руку на взрослого.

Лицо моего отца растягивается в гримасе, свидетельствующей о том, что он злится. «Кто кинул гуаву в тетю Кристал?» — рычит он. Я всегда понимаю по его голосу, когда нам светят большие неприятности: он становится низким, напряженным и сердитым. Наши глаза бегают, но мы молчим. Мы же и в самом деле не знаем, чья отклонившаяся от курса ракета в нее попала.

«Ну, — фыркает тетя Кристал. — Я думаю, они все виноваты».

Отец рявкает: «Нехи, принеси мне Жезл Божий».

У меня по спине пробегает сильная дрожь. Меня били разными предметами: расческами, вешалками, длинными рожками для обуви, ремнями, мухобойками, но этим никогда. Я видела, как им наказывали Мэри и Джоша, но я сама никогда не делала ничего настолько плохого, чтобы подвергнуться подобной экзекуции.

После возвращения Нехи отец взвешивает орудие в руках. Затем он идет вдоль строя, заставляя каждого мальчика повернуться, спустить штаны и упереться руками в стену. Я слышу, как палка рассекает воздух, методично настигая свою жертву — три удара каждому. Хрясть-хрясть-хрясть. Мальчики едва сдерживают слезы, потирая красные горячие попы и осторожно натягивая штаны.

Наконец, настает моя очередь. Я смотрю на отца, надеясь, что он смягчится. По моей щеке стекает одинокая слеза. Плач унизителен, но обычно взрослые воспринимают его как раскаяние и отступают. Но не в этот раз. Он приказывает мне задрать юбку и повернуться лицом к стене. Когда мои пальцы касаются прохладной неподвижной стены, я думаю о братьях, стоящих рядом со мной. Они не плакали, и я не буду рыдать, ведь плачут одни лишь неженки.

Хрясть. Удар такой силы, что я ничего не чувствую, мне только кажется, что меня отрывают от пола и швыряют об стену. Чтобы восстановить равновесие, я крепче упираюсь руками и жду следующих двух ударов.

После того, как экзекуция закончилась, я спешу за мальчиками, вытирая глаза и нос. Я вся дрожу, сердце учащенно бьется, не хватает воздуха. Но вместе с пульсирующей болью я испытываю тихую радость триумфа. Я пережила Жезл Божий. И хотя я страшно его боялась, то, что меня им никогда прежде не наказывали, отделяло меня от братьев. Теперь они не смогут надо мной издеваться, утверждая, что я всегда легко отделываюсь, потому что я маленькая или девчонка. Теперь я такая же крутая, как и они!

Глава 10
После прочтения сжечь

Мы уже шесть лет жили в Хак Са, и за это время жалкие лачуги, которые мы увидели тут, благодаря нашим усилиям превратились во вполне сносные жилища. Кроме наших родственников, здесь живет от пятидесяти до двухсот членов Семьи.

Родители по-прежнему являются Пастырями Дома, но теперь у нас также есть руководители отделов — взрослые, которые отвечают за определенную сферу: уход за детьми, приготовление еды, уборку, а также сбор средств. Жизнь в комбо более регламентирована, она напоминает кибуц^[21].

Дети больше не живут в семьях: все дни они находятся в группах, как в школе-интернате. С родителями мы общаемся только один час во время ужина и семейного отдыха. Впрочем, мой отец никогда не проводит время с семьей, и я встречаю его только на Молитвенных Собраниях или на Ферме.

Многочисленность нашего населения означает, что приходится кормить больше ртов — мы уже давно вышли из бюджета маленького денежного довольствия моего отца. Каждую неделю дядя Майкл и один из мальчиков, обычно Джош или Калеб, отправляются на фургоне в Макао на поиски продуктов. Целыми днями они обходят разные магазины и супермаркеты, владельцы которых с симпатией относятся к нашим убеждениям и приберегают для нас почти просроченные продукты.

Ферма обеспечивает себя сама за счет посетителей, готовых платить за уроки верховой езды на наших трех австралийских скакунах и пони. А вот в остальном бюджете нам приходится экономить каждый цент.

Каждые выходные мы продолжаем собирать пожертвования, давая представления и продавая компакт-диски с музыкой Семьи. Некоторые из новообращенных вносят в общий котел деньги, которые присылают им из США родственники и друзья.

Никто из взрослых в Семье не задумывается о таких вещах, как выход на пенсию, сбережения или приобретение какой‑нибудь собственности. Тем более что у Семьи есть задачи поважнее: каждый месяц приходят новые Письма Мо с напоминаниями о надвигающемся восстании единого мирового правительства Антихриста и указаниями на знамения этого, которые происходят в мире. Так, октябрьские обвалы мировых фондовых бирж, по мнению дедушки, свидетельствуют о том, что мир балансирует на грани краха и Антихрист вмешается, чтобы его спасти. Мы готовимся изо дня в день. У нас много консервов, и наши спасательные сумки упакованы. В них хранятся предметы первой необходимости на случай внезапного бегства: сменная одежда, фонарик. Отец отвечает за то, чтобы бросить в свою сумку паспорта членов семьи и немного денег из сейфа. Иногда у нас проводятся учения, и тогда все хватают свои спасательные сумки и бегут к назначенному месту встречи.

Чем многолюднее становится наш дом, тем больше времени для подготовки нам необходимо. Все в Семье следуют Божьему повелению «плодитесь и размножайтесь», и детей теперь в два раза больше, чем взрослых. Дети подрастают, и всплывает одна общая проблема, которая объединяет практически всех девочек Семьи подросткового и предподросткового возраста. Многие из них чувствуют себя травмированными сексуальными контактами со взрослыми мужчинами.

Бывшая няня Давидито — тетя Сара, которая теперь стала ведущим лидером Всемирной службы, рассылает новое письмо только для взрослых под грифом «После прочтения сжечь». Оно называется «Свобода или Камни преткновения» и содержит тезисы изменений сексуальной политики Семьи.

В письме говорится о том, что сексуальные отношения между взрослыми и детьми младшего школьного возраста, по-видимому, оказывают разрушительное воздействие на психику последних, особенно девочек, которые боятся забеременеть. В связи с этим фактом и с учетом преследований, с которыми Семья сталкивается во всем мире из-за заявлений о жестоком обращении с детьми, теперь взрослые не должны заниматься сексом с детьми, не достигшими пятнадцати-шестнадцатилетнего возраста. При желании дети и подростки по-прежнему могут заниматься сексом друг с другом, но обязаны соблюдать осторожность, чтобы не привлекать внимание правоохранительных органов.

Взрослые читают это письмо за закрытыми дверями. Нам о нем сообщают только несколько месяцев спустя, когда отец собрал подростков, живущих в нашем Доме, чтобы объяснить новые правила.

Я испытываю облегчение, хотя никому в этом не признаюсь. Несмотря на то, что мне всего десять лет, я ужасно нервничала из-за того, что через два года мне придется стать женщиной и заниматься сексом со взрослыми мужчинами. Ни одна из старших девочек не говорила со мной об инициации^[22], так что я предполагаю, что это что‑то плохое. Одна только мысль о том, что взрослый мужчина будет ко мне прикасаться таким образом, вызывала у меня тошноту. Пятнадцать лет еще совсем не скоро.

Моя тревога постепенно рассеивается — правда, далеко не так быстро, как хотелось бы. Однажды на Ферме появляется Дядя Т, как его здесь называют все. Это высокий, темноволосый, красивый мужчина. Дядя Т — музыкант и маленькая знаменитость в Семье, особенно в латиноамериканском регионе. Каждый раз после своих проповедей мы продаем кассеты с записями его песен, а дома уже много лет смотрим детское шоу «Время дяди Т», которое он ведет.

Я не могу оторвать от него глаз, когда он вдохновенно поет во время Молитвенных Собраний. Но ни разу не замечала, чтобы он обращал на меня внимание. Поэтому когда дядя Т на кухне подозвал меня, я судорожно пыталась понять, что я могла сделать не так. Не слишком ли я ерзала во время его выступления?

Когда я подошла, он взял меня за плечи и наклонился так, что наши глаза оказались на одном уровне. Я готовлюсь к наказанию, но он вдруг чмокает меня в губы. В Семье поощряются любые проявления симпатии, и нас всех призывают обниматься и целоваться, но поцелуй в губы — это же совсем другое. Я отшатываюсь назад.

«Ты когда‑нибудь целовалась по-французски?» — с заговорщицкой улыбкой спрашивает он. Я отвожу взгляд и ничего не отвечаю. Да, я знаю, что такое французский поцелуй, но никогда так не целовалась.

«Посмотри на меня», — настаивает он.

Я поднимаю голову, а он наклоняется ко мне и снова прижимает свой рот к моему. Я чувствую, как его влажный язык давит на мои губы, и еще сильнее их сжимаю.

Он отстраняется и смотрит мне в глаза. «Поцелуи и нежность — вот как мы показываем Божью любовь. Ты что, отказываешься это делать?» На последнем вопросе ег�

Faith Jones

INSUBORDINATE

Copyright © 2021 by Faith K. Jones. Published by arrangement

with William Morrow, an imprint of HarperCollins Publishers.

© Богданов С., перевод на русский язык, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

От автора

Свободная любовь и секс, коммуны, уход от мира, жизнь за счет пожертвований вместо работы, бдительное ожидание прихода Антихриста и Второго пришествия Иисуса, духовные революционеры против Системы – вот лишь некоторые из убеждений, с которыми я выросла.

Я родилась в Семье – религиозном движении, которое в 1968 году основал мой дед – Дэвид Брандт Берг – в Хантингтон-Бич, штат Калифорния. Ему помогали четверо его детей: Дебора, Аарон, Фейти и мой отец – Осия. В первые годы своего существования движение называлось «Дети Бога». Но посторонние часто называли его сектой.

Благодаря агрессивной тактике прозелитизма[1] и требованию, чтобы все члены секты служили миссионерами, количество ее адептов быстро выросло до десяти тысяч. За следующие сорок лет этот культ распространился еще в 170 странах мира. «Дети Бога» просуществовали полвека. Люди приходили и уходили, и за все это время в качестве постоянных членов в нем состояло более шестидесяти тысяч человек. Но миссионерская деятельность секты охватила миллионы так называемых сочувствующих.

Во многих странах мира членов организации преследовала полиция, проводила облавы, пресса обвиняла руководителей «Детей Бога» в похищении людей, принуждении к занятиям проституцией, жестоком обращении с людьми. Моего дедушку десятилетиями разыскивал Интерпол.

В 2010 году секта распустила свои коммуны, выплеснув в общество тысячи людей, которые никогда не работали и не учились в школе. Согласно ее официальному веб-сайту на момент написания этой статьи, она продолжает существовать как «онлайн-христианское сообщество, состоящее из 1450 членов, стремящихся делиться посланием о Божьей любви с людьми по всему миру». Я покинула Семью в 2000 году и с тех пор не владею информацией из первых рук о ее официальной практике или верованиях.

В основу этой книги положены мои воспоминания, интервью с членами семьи и документы. Я приложила все усилия, чтобы обеспечить точность деталей и эмоций при изложении всех событий. Я изменила имена и личные данные некоторых людей, о которых идет речь в этой книге, чтобы обеспечить им безопасность. Поскольку память иногда подводит, в тексте есть места, где некоторые диалоги приводятся приблизительно, объединены или сдвинуты во времени. Я не называла конкретных людей и события, но только в том случае, если эти пропуски не влияли на суть истории. Семья состояла из многих тысяч членов, и я не могу говорить за всех. В зависимости от того, когда и где родились эти люди, наш с ними опыт различается. Я могу всего лишь рассказать свою историю.

Несмотря ни на что, я никогда не сомневалась, что мои родители меня любят. Они действовали, основываясь на своих искренних убеждениях того времени, которые с тех пор резко изменились. Сегодня у нас хорошие отношения, и они понимают, с какой целью я это написала.

Эту книгу можно воспринимать по-разному: как рассказ о культе или как личную историю молодой женщины. Если вас интересует последнее, начинайте с Главы 1. Так вы пропустите раздел Этапы становления движения и сразу перейдете к моей истории. Впрочем, вы всегда сможете вернуться к историческому разделу, если у вас вдруг возникнут вопросы о культе как таковом.

Я пишу о своем опыте, чтобы было понятно, как через призму культовых верований с годами менялись мои представления о мире и моей семье. Я благодарю вас, что решились отправиться со мной в это сумасбродное и безумное путешествие с его конечным пунктом – свободой. Теперь я точно знаю, что истинное освобождение находится у нас в голове.

Фейт Джонс

март 2021 года

(Не такая уж) краткая история моей семьи и секты «Дети Бога»

Четыре поколения евангелистов [2]

Мой отец – проповедник в четвертом поколении. Его прадед – Джон Линкольн Брандт из Маскоги, штат Оклахома, был баптистским священником, который перемещался между церквями в Денвере, Толедо, Вальпараисо и Сент-Луисе. Позже он стал лидером кэмпбеллитского движения  (теперь известного как «Ученики Христа»[3]). Кроме того, он строил и возглавлял церкви в Соединенных Штатах и по всему миру. Его странствия проходили по Канаде, Мексике, Европе, Азии, Африке, Австралии и островам Тихого океана. Джон Линкольн Брандт также был автором более двадцати книг и выступал с лекциями.

Его дочь Вирджиния – бабушка моего отца – тоже была известной проповедницей. Она стала первой в стране женщиной-евангелистом, выступавшей на радио со своей программой «Моменты медитации», которая стартовала в Майами, Флорида, в 1930‑х годах. Она была выдающимся евангелистом и ривайвелистом[4] и на свои молитвенные собрания собирала тысячи людей по всей Америке.

Но ее посвящение Иисусу произошло далеко не сразу. Хотя она и была воспитана в христианской семье, в двадцать лет она вдруг объявила себя агностиком[5]. Ее вера поколебалась после того, как она потеряла свою мать. И прошло несколько лет, прежде чем она вернулась к вере. Это случилось после того, как она родила первого ребенка – Ялмара-младшего. Вирджиния упала и в двух местах сломала спину. Она страдала от ужасных болей и долго оставалась прикованной к постели. Не помогли и несколько операций. В конечном итоге врачи признали, что ничем не могут ей помочь. Но ее муж, Ялмар Берг, служитель протестантской церкви, продолжал за нее молиться.

Чудесное исцеление моей прабабушки

Однажды днем, изнемогая от боли, Вирджиния воззвала к Богу с просьбой о помощи. Ей на ум пришли строки из Писания: «Потому говорю вам: все, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, – и будет вам (От Марка 11:24)». Она воскликнула: «Верю». В этот момент, как гласит история, она чудесным образом исцелилась и встала с постели.

Ялмар служил в небольшой религиозной общине в Северной Калифорнии, и на следующее утро Вирджиния рассказала свою историю прихожанам.

Вскоре ей начали поступать приглашения выступить еще раз, и еще, и слава Вирджинии вместе с числом ее последователей начали расти. Но проповедь о чудесном исцелении противоречила учению ее церкви.

Несмотря на это, Вирджиния и Ялмар отказались хранить молчание и, в конечном итоге, были исключены из движения «Ученики Христа».

Впоследствии супруги присоединились к Христианскому и миссионерскому альянсу, протестантской деноминации, уделяющей большое внимание миссионерской работе. К тому времени у Вирджинии и Ялмара появилось еще двое детей: дочь, названная в честь матери Вирджинией, и мой дедушка Дэвид.

Следующие несколько лет семья из пяти человек провела в разъездах. Супруги выступали с проповедями в церквях по всей территории Соединенных Штатов.

История о чудесном исцелении Вирджинии всегда собирала толпы от четырех до десяти тысяч человек. Собрания были столь многолюдны, а ее слова так трогательны, что ее пригласили остаться проповедником в церкви в Майами, штат Флорида.

Прожив там пятнадцать лет, Вирджиния соскучилась по путешествиям и к концу 1930‑х вернулась к своей роли странствующего евангелиста. Дэвид, мой дедушка, был единственным из троих ее детей, который разделял убеждения матери, поэтому она взяла его с собой в дорогу в качестве водителя и помощника.

Бунт дедушки и повторное воцерковление

Дэвиду было двадцать два года, когда в 1941 году он пошел служить в армию. Хотя у него и была возможность этого избежать: протестантские священники и студенты богословия были освобождены от военной службы. Но ему надоело быть под каблуком у матери и захотелось приключений. Служба началась не очень удачно: еще в учебном лагере он заболел двусторонним воспалением легких. По словам дедушки, врачи почти не надеялись, что он выживет, поэтому Дэвид пообещал, что если выздоровеет, то посвятит свою жизнь служению Богу. Дедушка говорил, что, как и его мать, он сразу же чудесным образом исцелился. Чем невероятно удивил всех врачей и медсестер.

По-настоящему не прослужив и дня в армии, Дэвид уволился в связи с болезнью сердца и вернулся к матери. Ему нравилась жизнь на колесах, но раздражала скромная роль помощника. Он тоже хотел проповедовать. Тем не менее Бог внушал ему быть терпеливым, обещая, что его время рано или поздно придет.

Они находились в Калифорнии, когда дедушка встретил мою бабушку Джейн Миллер в церкви в Шерман Окс [6], где она работала секретарем. Миниатюрная брюнетка и набожная христианка, Джейн выросла в баптистской семье. В июле 1944 года Дэвид и Джейн тайно поженились, два года спустя у них родилась первая дочь, Дебора, а в 1948 году – сын Аарон. В том же году Дэвид был рукоположен в качестве служителя Христианского и миссионерского альянса и направлен в Вэлли-Фармс, штат Аризона. Это был небольшой городок в песчаной пустыне, примерно в шестидесяти милях к югу от Феникса.

Его прихожане представляли собой смесь белых южан, коренных американцев и мексиканцев. И они едва уживались друг с другом. В своих проповедях Дэвид призывал к интеграции и выступал за то, чтобы состоятельные люди делились большей частью своего материального богатства с менее удачливыми членами общины. И этим еще больше обострял напряженность между членами общины. Склонности Дэвида станут более очевидными позднее, а тогда он только начинал формулировать свои идеи христианского коммунизма. Они были основаны на Деяниях 2:44 [7]. Его взгляды приводили в ярость белых членов прихода, тесно связанных с руководством церкви, и, в конце концов, его изгнали. Этот опыт навсегда отвратил деда от организованной религии. Разочарованный, но непреклонный, Дэвид покинул Вэлли-Фармс вместе со своей семьей, которая состояла уже из шести человек. К тому времени Джейн родила ему сына Джонатана «Осию» Эммануэля – моего отца, и его младшую сестру Фейти, в честь которой меня позднее назовут.

Чтобы прокормить семью, Дэвид перебивался случайными заработками. Он был глубоко несчастен и в 1951 году обратился за руководством к Господу и получил откровение, которое направило его на совершенно новый путь. Дэвид пришел к убеждению, что Бог хочет, чтобы он вышел из Системы – по сути, официальной церкви – и встал на путь спасения душ для Христа. Поэтому дедушка внезапно уволился с работы и записался на курсы в Клинику души в Лос-Анджелесе. Это была школа подготовки миссионеров, которую основал преподобный Фред Джордан.

Дедушка сотрудничает с миссионерской школой Фреда Джордана

Джордан был одним из первых проповедников, который начал выступать по телевидению. В 1949 году он открыл миссию Фреда Джордана, где служил бедным и бездомным, а также руководил своей школой подготовки миссионеров. Идеи Джордана нашли отклик в душе моего деда, особенно вера в то, что Бог повсюду и прихожанам не обязательно собираться в церковном здании, чтобы общаться с Господом.

Преподобный Джордан оказал огромное влияние на Дэвида, и в течение последующих пятнадцати лет они так или иначе сотрудничали. Во время миссионерской подготовки Дэвид работал в Техасской Клинике души Джордана или на ранчо, расположенном в Тербере, штат Техас. Там, в палаточном лагере с почти военной дисциплиной, его новообращенные проходили обучение, чтобы быть готовыми к трудностям, с которыми им предстоит столкнуться в качестве миссионеров.

Моему отцу было три года, когда дедушка впервые перевез семью на ранчо. Они пробыли там два года, прежде чем отправиться во Флориду, где Дэвид и Джейн открыли филиал школы подготовки миссионеров Фреда Джордана.

Там, в Майами, они жили коммуной, деля большой дом с другими будущими миссионерами, и проводили лето, путешествуя по США и проповедуя Евангелие.

Евангелизация на колесах была семейным делом на протяжении всего детства моего отца. Хотя моя бабушка Джейн поначалу беспокоилась о том, что забота о четверых малышах лишит ее возможности помогать в служении, вскоре она поняла, что даже в качестве мамы она может сыграть важную роль. Она заметила, что люди более восприимчивы к идеям ее мужа, если его сопровождали их милые дети, поэтому она создала из детей певческую группу, чтобы те выступали во время его проповедей. Они пели в церквях, на улице, в радио и телепрограммах Фреда Джордана.

Некоторое время все шло хорошо, но пламенные проповеди Дэвида, призывы к ученикам «оставить все», чтобы стать христианскими миссионерами, и агрессивная «маркетинговая» тактика подорвали его отношения с местными церковными лидерами. Каждое воскресенье он отправлял своих детей и нескольких учеников-миссионеров в местные церкви для распространения религиозной литературы, веля им обходить все дома и машины на парковках. Эти выходки привели церковных деятелей в ярость, и они пожаловались на него в местные правоохранительные органы. Чтобы избежать серьезных проблем с полицией, Дэвид увез семью из Майами. К тому моменту мой отец только закончил восьмой класс. Больше в школу он не вернулся.

Предупреждение о Конце света

И вот семья загрузилась в свой девятиметровый дом на колесах, который Дэвид любовно называл «Ковчегом», и вернулась на ранчо.

Вирджиния дважды посещала их, чтобы доставить безотлагательные пророчества своему младшему ребенку. В первом – «Предупреждающем послании» – говорилось, что Пришествие Антихриста и Конец света неизбежны. Во втором – «Пророчестве о Последнем времени» – утверждалось, что Дэвид будет иметь «понимание Даниила» [8] и сможет предсказать Пришествие Христа.

Семья моего деда жила на ранчо до осени 1967 года, когда Вирджиния предложила ему переехать с детьми в Калифорнию, чтобы проповедовать хиппи. Лишь старшая дочь Дебора отказалась последовать за отцом. С его благословения она в шестнадцать лет вышла замуж и вместе с мужем – Джетро – осталась в Техасе.

Несмотря на свой преклонный возраст (в то время ей было уже за восемьдесят), Вирджиния целыми днями раздавала бутерброды с арахисовым маслом и рассказывала об Иисусе хиппи, серферам и бездомным, собиравшимся в то время на пирсе Хантингтон-Бич, Хейт-Эшбери в Южной Калифорнии. Страстно веря в то, что этих молодых людей нужно спасать, она убеждала моего отца, а также его брата и сестру, Аарона и Фейти, попытаться подобрать ключ к их сердцам.

Хиппи и фанатичные проповедники христианства

В Light Club, кофейне возле пирса, мой отец, его брат и сестра начали привлекать толпы молодых хиппи своими музыкальными выступлениями и бесплатными бутербродами. Именно здесь Дэвид, наконец, обрел свою паству. Эти идеалистично настроенные молодые люди уже отвернулись от Системы. Их не нужно было убеждать оставить прежнюю жизнь. Им требовалось лишь руководство, миссия и чувство принадлежности к сообществу единомышленников. Дэвид начал появляться в Light Club по вечерам, чтобы проповедовать свои все более радикальные взгляды. Он отрастил длинные волосы и бороду, носил берет и приобрел облик радикального стильного евангелиста; все называли его «папа».

Слова Дэвида находили отклик у этой молодежи, и они охотно принимали его неортодоксальное послание о «выходе из порочной системы». Речь шла об отказе ото всего, включая деньги, образование, работу и семью. В ответ нужно было посвящать все свое время служению Богу в качестве миссионеров, видя в этом высочайшее Божественное призвание. Дэвид также делал упор на необходимость общинной жизни, как во времена первых последователей Христа (христиан первого века); христианский коммунизм; и акцентировал внимание на «Последнем Времени» и «Предупреждающих пророчествах» о грядущем наказании Америки, которые были популярны в эпоху войны во Вьетнаме. Новообращенные верили ему на слово, готовые посвятить свою жизнь Богу в качестве Его учеников. Они опустошали свои карманы, потрошили свои банковские счета и трастовые фонды, отказывались от наркотиков и алкоголя и обращались к Иисусу как к своему Спасителю.

Дедушка находит своих людей

Смерть Вирджинии Берг весной 1968 года, а четырьмя годами ранее – уход из жизни ее мужа Ялмара стали для Дэвида поворотным моментом. Он как будто освободился от последней потребности соблюдать традиционные нормы и доктрины. Он открыто начал осуждать церковную систему, организованную религию, официальное образование, федеральное правительство, капитализм и даже родительскую власть – все эти настроения были очень популярны среди его молодой аудитории. Он собирался устроить религиозную революцию, и его новые ученики были готовы следовать за ним куда угодно. Конец Времен был неизбежен, и ему нужно было спасти как можно больше душ перед Великой Скорбью, Вторым пришествием Иисуса и гневом Божьим.

Когда в Light Club стали собираться сотни хиппи, группа проповедников начала привлекать внимание местных СМИ, которые поначалу были настроены положительно – ведь эти христианские миссионеры призывают хиппи исправиться и отказаться от наркотиков! Вскоре семья начала получать приглашения от проповедников, желающих начать молодежное служение, в том числе от старого друга-миссионера из Тусона, штат Аризона. Дэвид с радостью направил туда моего отца и Эстер, одну из первых рекрутов группы. Ей было девятнадцать лет, она только что закончила первый курс в Канзасском Уэслианском университете и искала движение, которое позволило бы ей служить Богу в качестве миссионера.

Другая женщина

Среди новобранцев тусонской церкви была и Карен Зерби, застенчивая, с торчащими вперед «кроличьими» зубами, дочь священника Церкви Назорея. Она недавно окончила колледж и была довольно опытной стенографисткой. Зерби была настолько преисполнена энтузиазма, что мой отец порекомендовал ей поехать в Хантингтон-Бич, чтобы пройти подготовку в Light Club. Она так и сделала и довольно скоро стала секретарем Дэвида. И не только секретарем. Через несколько месяцев у них завязался тайный роман, и они начали вместе жить в Ковчеге, который Дэвид продолжал делить со своей женой. Хотя Джейн, казалось, приняла нового интимного партнера своего мужа, тетя Дебора вспоминает, что ее мать часто плакала и изо всех сил старалась не оказаться в трейлере наедине с Карен.

Тем временем Дэвид активизировал свои усилия по вербовке в Калифорнии, посылая учеников в местные университеты, чтобы проповедовать студентам и распространять религиозную литературу. Но администрация учебных заведений была недовольна присутствием группы в своих кампусах и вызывала полицию, чтобы выдворить их вон. Теперь, когда к делу подключились правоохранительные органы, журналисты обратили внимание на радикальное учение группы и начали писать о конфликте с университетской администрацией. Чтобы избежать дальнейшей негативной огласки, Дэвид, Джейн и некоторые из их учеников бежали в Тусон, где присоединились к моему отцу и Эстер.

Движение «Люди Иисуса» растет

Оказавшись в Аризоне, Дэвид продолжил отправлять группы учеников выступать с проповедями по всей стране, но он хотел, чтобы руководителями каждой группы были супружеские пары. Поэтому он спросил моего отца, не хочет ли он жениться на Эстер. Работая с ней в прошлом году, мой отец был впечатлен ее преданностью Господу и почувствовал Божий призыв жениться на Эстер. 16 мая 1969 года их брак был освящен моим дедом. И вот мой двадцатилетний отец и девятнадцатилетняя Эстер возглавили группу учеников в Нью-Мексико, чтобы проповедовать в одном из университетов.

Моисей Дэвид и «Дети Бога»

Оттуда они рассеялись по Соединенным Штатам и Канаде. В какой‑то момент в пути находилось 120 человек, передвигавшихся более чем на десяти автомобилях. Местный журналист, встретившийся с ними в Сент-Луисе, назвал их «Детьми Бога» – имя, которое они сохранили. Репортер сравнил Дэвида, ведущего свою разношерстную группу через пустыню, с Моисеем, что побудило Дэвида принять имя пророка Моисея (позже сокращенное до Мо), поскольку, подобно библейскому Моисею, который вывел израильтян из Египта, он выводил своих учеников из Системы.

Моисей Дэвид приказал своим последователям брать новые библейские имена, чтобы продемонстрировать, что они перерождаются в детей Божьих и оставляют свою старую жизнь позади. Джейн взяла имя Ева и стала известна как Мать Ева, а Карен Зерби взяла имя Мария. С тех пор все новые ученики, или «младенцы», как их называли, опираясь на библейскую фразу о «младенцах во Христе»[9], должны были менять свои имена.

Во время остановки группы в Луизиане в кемпинге неожиданно нагрянувшая полиция провела обыск. Они нашли несколько человек, на которых в разных местах были выданы ордера на арест, в основном по обвинению в употреблении наркотиков. Правда, это было еще до того, как они присоединились к «Детям Бога». Некоторые из учеников были арестованы, а остальную часть группы предупредили, чтобы они убирались из города. Те не стали испытывать судьбу, перебрались в Хьюстон и разбили лагерь в парке на окраине города.

Нуждаясь в безопасном месте для своего растущего каравана, Моисей Дэвид попросил разрешения у Фреда Джордана привести своих учеников на ранчо в Тербере. Джордан согласился при условии, что он и его ученики будут заботиться об имуществе и ремонтировать здания, которые пришли в упадок. Так, в январе 1970 года все команды собрались на ранчо, включая моего отца и Эстер. Та была на восьмом месяце беременности моим сводным братом Нехи.

Ранчо

Группа обосновалась на ранчо и с энтузиазмом принялась за то, чтобы сделать ветхие здания пригодными для жизни. Хиппи – дети цветов, – бросившие школу и колледжи, бывшие наркоманы и бездомные рассматривали это как возможность жить сообща и создавать свои семьи, чтобы служить Богу и спасать мир. Моисей Дэвид поддерживал в этом месте такую же железную дисциплину, которая царила у Фреда Джордана в его школе подготовки миссионеров. Дни были заполнены строительством, приготовлением пищи, уборкой и молитвой, а также чтением и заучиванием Слова Божия. Ожидалось, что в течение первых трех месяцев ученики выучат наизусть до трехсот библейских стихов.

Вскоре после переезда Моисей Дэвид начал рассылать команды по всей Америке, чтобы собрать больше учеников. Таким образом, за год число жителей ранчо увеличилось со 160 до 250. Новые адепты разрывали все личные, семейные и социальные связи, чтобы полностью посвятить себя своей новой семье во Христе, следуя наставлениям из Евангелия от Луки (Глава 14, стих 26): «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником». Тем не менее Дэвид призывал своих последователей писать домой и разрешил благожелательно настроенным родителям посещать ранчо, чтобы не превратить их во врагов.

Моя мама – бывшая хиппи

Отец и Эстер были вместе уже два года, когда впервые встретились с моей матерью – Рути. Она присоединилась к «Детям Бога» летом 1971 года. В то время как Эстер росла тихой воцерковленной девочкой, моя мать была богемной, бойкой на язык, раскованной бывшей хиппи. Ее отец был первоклассным пилотом ВВС и постоянно перевозил свою семью с одной военной базы на другую. Больше всего Рути полюбились Гавайи. В течение трех лет, пока они там жили, Рути с ее темными вьющимися волосами и глубоким загаром девушки-серфингистки часто принимали за гавайку.

После Гавайев семья переехала в Атланту, штат Джорджия. Произошло это в 1964 году – в самый разгар движения за гражданские права. Подростком моя мать сидела в конце автобуса, где должны были находиться только чернокожие, и ее часто выгоняли за подобные протестные выходки. Поскольку идеализм и непокорность могли навлечь на нее неприятности, она переключила энергию на хореографию. В семнадцать лет ее приняли в балетную труппу Atlanta Ballet. Но спокойная жизнь ее не устраивала. Рути манили приключения и Бродвей, и через несколько месяцев она сбежала из дома.

Ее отец нанял детектива, который обнаружил Рути в Нью-Йорке спящей на диване в квартире одного актера, который, по крайней мере, уважал тот факт, что девушка была несовершеннолетней. Отец позволил ей остаться в городе при условии, что она не будет позволять себе подобных выходок. В конце концов, моя мать обосновалась в собственной квартире, нашла работу официанткой и приняла участие во внебродвейском мюзикле «Кисмет», а затем в летнем сезоне мюзиклов в горах Поконо. Примерно в то же самое время, когда Рути, наконец, нашла настоящую работу, она впервые попробовала марихуану и психоделики [10].

Она бросила сцену и сошлась с хиппи. Некоторое время она путешествовала, посетила фестиваль в Вудстоке, а затем проехала автостопом через всю страну и оказалась в Сан-Франциско. Там она пережила ужасное наркотическое «путешествие» после того, как приняла ЛСД, отравленный стрихнином. Это был последний раз, когда Рути принимала психоделики. Она позвонила своему отцу, и тот прислал ей билет, чтобы она пожила с ним и его новой женой в Атланте. Через какое‑то время подруга пригласила ее встретиться с группой «Дом Иуды», к которой примкнула в Атланте. Рути согласилась и, находясь там, поняла, что нашла способ осуществить свою детскую мечту о служении Богу.

Моя мама присоединяется к движению «Люди Иисуса»

Через шесть месяцев после того, как мать вступила в ряды «Дома Иуды», тетя Фейти, отец и Эстер приехали, чтобы встретиться с группой в Атланте. Мать была очарована их энтузиазмом и радостью. Она и еще тридцать человек запрыгнули в миссионерский автобус, направлявшийся на ранчо, чтобы присоединиться к «Детям Бога». Мать искала то, что могло бы придать смысл ее жизни. Она также жаждала тесных семейных связей, привязанности и похвалы, которых у нее не было. Ее родители были добрыми, но эмоционально сдержанными, что характерно для людей, переживших ужасы Второй мировой войны. Но все это и многое другое она нашла в радикальном движении «Дети Бога».

Летом 1971 года мать проходила «младенческую» подготовку на ранчо. С самого зарождения культа Моисей Дэвид проповедовал Божью Весть «Отрекись от Системы», но теперь его требования отказаться от всего и милитаристский образ жизни начали привлекать нежелательное внимание. Родители некоторых новых последователей обвинили его в создании секты и промывании мозгов их детям. Очень обеспокоенный отец моей матери – Джин – посетил ранчо, чтобы попытаться уговорить дочь уйти, но она уже была совершеннолетней и убедила отца, что остаться в группе – ее выбор. Между тем некоторые неравнодушные семьи дошли до того, что наняли профессиональных депрограммистов[11], чтобы попытаться вернуть своих детей. Освещение в СМИ стало негативным: родители и бывшие участники группы заявляли о промывании мозгов, цензуре почты и телефонных звонков и культовом подчинении семье Моисея Дэвида. А также выдвигали (необоснованные) обвинения в употреблении наркотиков, применении гипноза и похищении людей.

В то же время Моисей Дэвид получил призыв от Бога послать миссионеров за границу. «У Америки был шанс», сказал он своим последователям. Поскольку Моисей Дэвид готовился отправить команды из четырех и шести человек за границу, подальше от надзора, ему нужно было решить вопрос о сексе, который у «Детей Бога» был разрешен только тем, кто состоит в браке. Он созвал на выездную встречу своих четырех детей, их супругов и несколько других пар, относящихся к высшему руководству движения.

«Закон любви» означает сексуальную свободу

Там Моисей Дэвид изложил доктрину «Закон любви». Он объяснил, что правила Ветхого Завета были вытеснены и замещены всего лишь двумя заповедями из Евангелия от Матфея, Глава 22, стихи: 36‑40. «Учитель! какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим»: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя». На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки».

Согласно Моисею Дэвиду, если есть любовь, то все дозволено, включая секс вне брака. Он объявил это новым откровением Библии для нового поколения, готового к большей свободе. Как всегда, он подкрепил это своей интерпретацией Священного Писания.

Это учение, на разработку которого потребовалось некоторое время, помогло оправдать и узаконить его отношения с Марией, «избранной Богом», чтобы поддерживать его в новом служении и в дальнейшей проверке его теоретических положений. А также оно дало одиноким и молодым парам, которые в связи с работой были разделены большими расстояниями, возможность заниматься сексом вне брака. Включение сексуальной свободы поколения хиппи ознаменовало собой серьезный отход от традиционной доктрины невинности до брака, с которой семья моего отца воспитывалась в церкви. Это откровение предназначалось только высшим лидерам и не дойдет до учеников еще несколько лет.

В конце лета 1971 года тетя Фейти, мой отец и Эстер возглавили группу первопроходцев в Европе.

Маме назначили мужа

Осенью мою будущую мать выбрали для поездки в Европу со следующей волной учеников. Сначала ее отправили с ранчо в «Дом» – филиал движения в Нью-Йорке, где к ней подошел темноволосый молодой человек, внешне напоминавший итальянца. Он представился Гидделем, а затем сказал, что воля Божья состоит в том, чтобы они поженились. Рути была совершенно ошеломлена. Она никогда раньше даже не разговаривала с этим человеком. Он сообщил ей, что лидер «Дома», где они остановились, предложил им немедленно пожениться, чтобы они могли возглавить команду в Европе. Ведь только супружеские пары могут открывать новые «Дома».

Мать хотела быть покорной воле Бога, поэтому, помолясь, неохотно согласилась. Две недели спустя она, Гиддель и еще пять обескураженных и взволнованных пар поженились на общей церемонии. На следующей неделе Рути и ее новый муж направились в Англию, чтобы присоединиться к евангелизационной миссии за границей. Но после трех месяцев совместной жизни стало ясно, что брак не сложился, поэтому Рути с облегчением узнала о том, что Гиддель отправляется с командой в Италию, а моя тетя Фейти приняла Рути в качестве личного секретаря.

Осваивая Европу и проклиная Америку

Мать путешествовала с Фейти в Лондон и Париж, где теперь располагались их штаб-квартиры. Отец, которому было поручено наблюдать за миссионерской деятельностью во Франции, тоже делил свое время между Парижем и Лондоном. В Париже они с моей матерью встретились снова, хотя их отношения оставались строго платоническими. К тому времени Эстер родила еще четверых детей. У них с отцом, таким образом, было уже шестеро малышей.

Весной 1972 года Моисей Дэвид, к тому времени тоже проживавший в Лондоне, написал своим ученикам письмо под названием «Мне пора», в котором предупреждал, что все пути отхода из Америки будут закрыты, как только «Буря Божьего суда начнет обрушиваться на беззаконие Америки!» Моисей Дэвид сообщил своим последователям, что из-за непрекращающихся преследований он, как и Иисус, должен покинуть их в своем физическом теле, чтобы остаться с ними в духе. Вместо того чтобы учить свою паству лично, как он это делал на ранчо, теперь он будет общаться с ними исключительно посредством письменного слова – сообщений. Позже они стали называться Письма Мо. Никто из его последователей не знал, что Моисей Дэвид уже покинул страну. Власти страны расследовали деятельность нескольких коммун и руководство движения обвиняли в финансовых махинациях, препятствовании правосудию, физическом и моральном принуждении последователей секты. Дедушка понимал, что, поскольку в США закон уже висит у него на хвосте, у него больше шансов направлять свою паству с помощью посланий, оставаясь при этом мобильным.

Моисей Дэвид подкрепил первое письменное заявление вторым ужасным предупреждением, изложенным им в экстренном Письме Мо «Лети как птица к своей горе». В нем он призвал своих последователей спасаться бегством от грядущей гибели Америки, которая будет наказана за свои грехи. Его предупреждение вызвало массовый исход, и к 1973 году в пятидесяти странах Европы, Азии, Латинской Америки, а также в Австралии и Новой Зеландии насчитывалось уже более 130 колоний с примерно 2400 учениками. В Америке остались лишь немногие из первоначальных трехсот его учеников, но ряды последователей постоянно пополнялись, и небольшие общины в каждом штате продолжали процветать.

Дедушка берет вторую жену

Теперь Моисей Дэвид и Мария, члены его семьи и их супруги, которых дедушка называл «царской семьей», жили «в подполье». Но они не сидели сложа руки. Началась подготовка к печати и распространению его сочинений в виде сотен тысяч листовок. Они раздавались с целью получения пожертвований по всему миру.

В одном из первых Писем Мо, «Одна жена», Моисей Дэвид познакомил своих учеников с идеей обмена партнерами, провозгласив жену одного человека также женой Бога и всех других мужчин. Он указал на библейские примеры полигамии как на оправдание этой практики, считая традиционный брак «эгоистичным» и противоречащим воле Бога. Затем в Письме Мо «Старая Церковь, Новая Церковь» он сравнил Мать Еву (Джейн) со Старой Церковью, традиционной церковью, критичной, непокорной, закосневшей и не желающей следовать новым откровениям. Моисей Дэвид написал, что однажды вечером в Ковчеге, когда Ева критиковала его за то, что он всегда требует секса, говоря, что он слишком чувственный, чтобы быть истинным человеком Божьим, дух Божий поднялся в нем, и он дал Еве пощечину за ее непокорность. Он молился, чтобы Бог послал ему женщину, которая бы верила в него. Он объяснил, что Мария, «подобная сексуальной Новой Церкви или Семье, жаждущая семени Иисуса и царя Давида и готовая делать все, что бы он ни попросил», была ответом на его молитвы.

Подготовив почву для многоженства, он публично взял свою юную ученицу Марию (Карен Зерби) в качестве второй жены. Но вскоре она стала его единственной женой, так как Ева познакомилась и вступила в отношения с одним из молодых учеников. Теперь, когда рядом с Дэвидом была Мария, побуждающая его к дальнейшим шагам, «Дети Бога» проложат путь далеко за пределы социальных норм и даже законов.

Тем временем тетя Фейти, стремясь поставить себе на службу притягательность музыки, основала Les Enfants de Dieu – музыкально-исполнительскую группу с танцевальной труппой, в которую входила и моя мать. Рути не до конца осуществила свою мечту танцевать на Бродвее, но признание, которое она получала как участница этой передвижной труппы, приводило ее в восторг. Группа мгновенно стала популярной, а их хит «My Love Is Love» в 1974 году возглавил французские чарты. Вскоре последовали контракты на звукозапись, регулярные выступления на телевидении, концерты и месячный тур по Франции.

«Флирти-фишинг» начинается втайне

В Лондоне Моисей Дэвид и Мария начали тайно экспериментировать с новой формой свидетельства Слова Божия в местных ночных клубах. Под его руководством Мария соблазняла мужчин на танцполе, приводила их домой для секса, а позже представляла мужчин Моисею Дэвиду для евангелизации.

Сначала он рассказал только высшему руководству об этом захватывающем новом служении – «флирти-фишинг» («кокетливая рыбалка»), при котором ученицы женского пола – «наживка» – флиртуют и часто занимаются сексом с предпочтительно состоятельными мужчинами – «рыбами». Это представлялось как оригинальный метод вербовки последователей и получения денежных пожертвований. Рыбы были людьми Системы, нуждавшимися в Божьей любви и спасении. Моисей Дэвид писал, что «секс – это такая же физиологическая потребность, как пища и кров. Иисус накормил множество людей хлебом и рыбой, чтобы они не испытывали чувство голода и могли слышать его учение. Точно так же женщины должны удовлетворить сексуальное желание мужчины, прежде чем те будут готовы услышать об Иисусе».

Чтобы сделать свой эксперимент масштабнее, Моисей Дэвид стремился привлекать в свой ближайший круг как можно больше женщин. Правда, его беспокоило то, как подобная техника будет воспринята английским обществом, которое, как правило, проявляло настороженность, когда речь заходила о сексе. Поэтому Моисей Дэвид, Мария и группа тщательно отобранных учениц переезжают на остров Тенерифе (один из островов Канарского архипелага), где, по их мнению, общество более спокойно относится к этому деликатному вопросу. Женщины должны были «ходить на рыбалку» от двух до пяти ночей в неделю. «Как Иисус отдал Свою жизнь, так и вы должны отдать свою жизнь (или жену) за этих людей», проповедовал Моисей Дэвид.

Рождение нового принца

В начале следующего года, двадцать пятого января, Мария родила мальчика по имени Давидито. Моисей Дэвид был счастлив, и «Маленький Дэвид» был немедленно провозглашен молодым принцем, новым наследником престола. В новой роли матери Моисей Дэвид начал называть Марию «Мамой Марией» и, в конце концов, царицей Марией при царе Давиде. Позднее он заявит, что Давидито и Мама Мария станут двумя свидетелями, упомянутыми в одиннадцатой главе Книги Апокалипсиса, которые проведут истинную Церковь через Последнее Время [12].

Дружба с Каддафи

Через несколько месяцев после рождения Давидито дедушка приостановил свою деятельность на Канарах, чтобы нанести визит Муаммару Каддафи, главе ливийского государства. Мой отец и Фейти познакомились с ним на пресс-конференции в Париже, и Каддафи официально пригласил Моисея Дэвида и «Детей Бога» посетить его в Триполи. Моисей Дэвид исподволь добивался отношений с загадочным молодым полковником-революционером. Он увидел в этом возможность для своего служения «флирти-фишинг». Дедушка привез в Ливию «царскую семью» и лучших девочек с Тенерифе, чтобы расположить к себе лидеров этой страны. Моя мать очень радовалась, что ее взяли, но еще больше она была взволнована тем, что сам Пророк Последнего Времени направил ей приглашение и что она наконец‑то встретится с ним лично. Какая невероятная честь! За исключением нескольких месяцев замужества, мать не занималась сексом почти все пять лет миссионерской деятельности в Европе, поскольку сексуальная свобода руководства «царской семьи» все еще была под запретом для учеников.

Мои родители становятся полигамистами

В Ливии Моисей Дэвид проникся симпатией к моей матери; он восхищался ее самоотверженностью и готовностью на все ради дела. Он посоветовал моему отцу взять ее в качестве второй жены и секретаря. Мать была польщена, но ответила Моисею Дэвиду, что предпочла бы остаться секретарем тети Фейти. Однако он приказал ей быть рядом с моим отцом и любить его сына, как она любит его, Моисея Дэвида. Вера Рути была такова, что она подчинилась его воле, как Божьей. Тетя Фейти была недовольна потерей секретаря и верной служанки, но никто не осмелился противиться указанию Пророка.

После двух месяцев в Ливии стало ясно, что Каддафи не собирается выходить из ислама; его больше интересовало использование тысяч последователей «Детей Бога» для распространения положительного мнения о себе по всему миру. Разочарованный, но понявший, что это тупик, дедушка вернулся на Тенерифе, чтобы продолжить «флирти-фишинг» со своей командой женщин.

Но у него появилась новая миссия. До этого Письма Мо распространялись среди учеников в виде трактатов, а теперь их набралось несколько сотен. Он и мой отец решили, что их следует напечатать в виде книг. Дедушка передал эту работу моему отцу, а в помощь предоставил Рути, которая быстро печатала.

По возвращении из Ливии мои родители провели пару недель с Эстер, чтобы заключить брак втроем. А затем началась работа над составлением первого тома «Писем Мо».

Мое рождение в Гонконге

Несколько месяцев спустя моих родителей отправили в Гонконг, чтобы договориться о печати, переплете и доставке книг. Именно там, во время поездки на безлюдный пляж, по словам матери, меня и зачали. Узнав о своей беременности, она была в восторге и одновременно ошеломлена. В двадцать семь лет, после многих лет незащищенного секса в стиле хиппи в подростковом возрасте, она уже и не думала, что сможет забеременеть.

Рути была на шестом месяце беременности, когда книги были, наконец, готовы. Мой отец оставил жену в Гонконге, а сам отправился на Тенерифе, чтобы доставить печатные экземпляры своему отцу.

Примерно в это же время Моисей Дэвид решил представить «флирти-фишинг» рядовым ученикам, после того как в течение нескольких лет тестировал модель в небольшом масштабе. Чтобы подготовить своих учеников к этому новому откровению, весь предыдущий год дедушка включал в свои письма все более и более откровенный сексуальный материал. В 1976 году дедушка опубликовал серию из двадцати трех писем под названием «Рыцари короля Артура» о похождениях Мамы Марии в Лондоне. Письма Mo на тему «флирти-фишинга» шли одно за другим, описывая и оправдывая это новое служение и рекламируя его успех.

Не всем это сразу пришлось по душе; некоторые руководители и ученики, особенно те, кто уже был счастлив в браке, не хотели в этом участвовать. Но в своем подавляющем большинстве последователи стремились следовать указу своего Пророка, убежденные, что он проповедует Божье послание для нового дня.

Власти производят аресты за проституцию

Однако вскоре после того, как Моисей Дэвид сообщил пастве о своем откровении, западногерманский журнал Stern опубликовал обложку, на которой был запечатлен Пророк Последнего Времени, который позировал со своими «рыбачками». Журнал Time последовал примеру коллег, разместив эту фотографию вместе со статьей под названием «По следам “Детей Бога”».

Власти Тенерифе отреагировали быстро, арестовав нескольких женщин в доме Моисея Дэвида и обвинив их в проституции. Все, кого не задержали во время облавы, включая моего отца и Эстер, в срочном порядке бежали из страны. Полиция разыскивала Моисея Дэвида, чтобы арестовать его как сутенера, но он и Мария сбежали с острова вместе с Давидито и, в конце концов, основали свой новый Дом в Барселоне.

Проведя почти полгода в Европе, мой отец наконец вернулся в Гонконг к своей второй жене и мне – трехмесячной дочери. Он настоял, чтобы Эстер и дети жили с ним и моей матерью в Гонконге. Опасаясь, что в случае непослушания она может потерять своих детей и место в иерархии, Эстер и мои пять сводных братьев присоединились к нам. Так впервые мой отец, две его жены и все его дети поселились вместе под одной крышей.

Бомба РНР – дедушка разгоняет всех лидеров

18 февраля 1978 года – в день рождения Моисея Дэвида – грянула революция! Все началось с его шокирующего приказа о «Реорганизации, Национализации и Революции», или РНР. В Письме Мо, «ДЕНЬ ВОЗРОЖДЕНИЯ!», он сообщил об увольнении трехсот высших руководителей, включая «царскую семью», своих детей и Мать Еву. Лидер движения заявил, что руководство «Детей Бога», или «правительство», как он его назвал, «стало настолько запутанным из-за обширной паутины чиновников и настолько перегруженным бюрократией, что едва способно действовать и выполнять свою работу».

Он устал от того, что лидеры медлят с выполнением его указов.

«МНОГИЕ ДЕМОКРАТИИ ПОТЕРПЕЛИ НЕУДАЧУ и закончились неразберихой, коррупцией и экономическим крахом, что потребовало военного или политического переворота со стороны сильного человека, которому все это надоело!» — писал он.

«Дети Бога» начинались с очень строгого, даже жестокого военизированного периода «обучения» на ранчо в 1970 году. Это делалось для того, чтобы остались только самые стойкие ученики. Такие же диктаторские лидерство и культура сохранялись и во время освоения Европы и других стран. Но потом организация была на грани развала, и это побудило Пророка на время ослабить узды строгого контроля и беспрекословного подчинения и не спешить со своим декретом о реорганизации. Теперь же Моисей Дэвид дал указание Домам провести выборы новых местных лидеров.

Он использовал эту возможность, чтобы официально распустить «Детей Бога» и дистанцироваться от продолжающихся обвинений в сексуальных и финансовых нарушениях. Пророк настоял на том, чтобы все называли себя «Семьей Любви», что в конечном итоге будет сокращено до «Семьи».

Хотя мой отец больше не считался высшим руководителем, он продолжал работать над публикацией Писем Мо в Гонконге. И это относилось к важной, хотя и более узкой сфере влияния. Но многие из старых лидеров, утратившие свое привилегированное положение, в том числе и Мать Ева, покинули Семью. В последующие несколько лет именно она занялась своей собственной командой учеников, потом переехала в Хьюстон, штат Техас, и начала более традиционное церковное служение. Долгие годы она продолжала получать деньги от Моисея Дэвида и никогда публично его не осуждала.

Изоляция и унижение моих родителей

На Рождество 1980 года без всякого предупреждения Эстер получила выговор в публичном Письме Мо. Члены приюта, который она посещала на Филиппинах, обвинили ее в том, будто она заявила, что дедушка и мой отец одобряют порнографические фильмы. И по сей день она утверждает, что и сама никогда не смотрела подобных фильмов и ничего не знает и не говорила об отношении мужа и свекра к порнографии.

Эта история послужила началом серии из дюжины Писем Мо под названием «Блудные дарования», в которых моего отца упрекали в том, что он не держит Эстер в узде, а также в собственной независимости. У него был типографский бизнес в Гонконге, где, вопреки указаниям Пророка, он, кроме «Писем Мо», печатал книги и для своих клиентов из «Системы». Эстер и моему отцу пришлось написать публичное покаяние в своих проступках и принести извинения, которые вышли в печать с комментариями Моисея Дэвида и Марии.

Этот публичный позор отца, несмотря на его неизменную лояльность, по-видимому, имел своей целью оправдать решение Моисея Дэвида о выводе его из высшего руководства и создании новой царствующей семьи с Давидито и Марией.

В течение месяца после выхода в свет серии Писем «Блудные дарования» в прессе появилась целая серия негативных материалов о Семье и моих родителях. В отличие от положительных отзывов, которые мы получали ранее, эти статьи, написанные репортерами из Англии и США, обвиняли Семью в пропаганде проституции и подстрекали правительство Гонконга к выдворению членов «Семьи» из страны. Растерзанные в клочья как изнутри, так и снаружи Письмами Мо и публикациями в СМИ, мои родители спрятались в самом дальнем уголке Макао – крохотной деревушке Хак Са. Они надеялись, что вдали от большого мира смогут прийти в себя, «отдышаться». Отец с матерью и не подозревали, что наша жизнь там будет какой угодно, только не спокойной.

Глава 1

Большой побег!

«Фейти, – рявкает мне в самое ухо отец, по-техасски растягивая слова, – вставай. Не говори ни слова. Ни слова, понимаешь?»

За окном кромешная тьма. Я, еще не до конца проснувшись, киваю. Длинные темно-каштановые волосы мамочки Рути образуют вокруг ее головы кудрявое облако, пока она бегает по крошечной комнате, запихивая вещи в яркие холщовые сумки, которыми пользуются китайские рыночные торговцы для перевозки своих товаров. Отец берет меня на руки и перекидывает через плечо – и мой мир переворачивается с ног на голову. Сквозь полузакрытые глаза я вижу оранжевый линолеум на полу, потертый ковер в гостиной. Я вытягиваю шею, чтобы увидеть мамочку Эстер, другую жену отца, стоящую у двери со своими шестью белокурыми детьми, моими сводными братьями и сестрой. У всех в руках маленькие сумки.

«Сейчас мы все спустимся по лестнице и сядем в фургон, – говорит отец. – Не шуметь».

Пытаясь сопротивляться гравитации, я наблюдаю, как восемнадцать ног и четыре лапы мчатся вниз по пяти пролетам грязных, выложенных белой плиткой ступеней. Слышу как громко хлопают шлепанцы моих старших братьев в темноте лестничной площадки. Мы ждем, пока отец отопрет тяжелую стальную дверь нашего небольшого многоквартирного дома.

Мы загружаемся в наш старый фургон «Додж Рэм». Мама усаживает меня на колени, пока он борется с раздвижной дверью, которая отказывается закрываться. Наконец мы отъезжаем. Множество вопросов вертятся у меня на языке, но, как только я открываю рот, тотчас чувствую давление маминого пальца.

«Просто молчи», – шепчет она.

Узкие улочки в колониальном стиле пусты в то время, как все мы – трое моих родителей, пятеро братьев, сестра и любимый доберман – несемся в темноту. В июле 1981 года, через пару месяцев после моего четвертого дня рождения, мои родители решают покинуть наш дом в Макао.

Вскоре мы въезжаем на мост, который соединяет полуостров, на котором расположен Макао, с островом Тайпа. А потом начинается путь по виадуку к следующему острову – Колоану. Наконец отец нарушает молчание. «Мы переезжаем в новый дом», – объявляет он.

«Разве это не здорово?» – добавляет мамочка Рути, успокаивающе сжимая меня в объятиях.

Я не знаю, что сказать, поэтому не отвечаю ничего.

Утомленная ранним подъемом и долгой дорогой, я засыпаю и через дрему слышу, как чавкает под колесами грязь после того, как мы съезжаем с асфальтированной дороги. Наконец останавливаемся, мама хватает меня за руку, и мы идем в темноту, сопровождаемые пением сверчков. Я на ощупь пробираюсь сквозь дверной проем, но спотыкаюсь о порог и лечу в пустоту, пока меня не подхватывают на руки и не укладывают на жесткий матрас.

Когда я открываю глаза, утреннее солнце просачивается сквозь заляпанное грязью потолочное окно. Я в большой комнате со свежеоштукатуренными белыми стенами и холодным бетонным полом.

Оглядевшись, я вижу спящих на трех и четырехярусных кроватях моих братьев и сестру. Мэри, на три года старше меня, лежит на другой нижней койке. Наши старшие братья подобны ступеням лестницы, с разницей в один год. Аарон (или Скелет, потому что он ужасно худой) спит надо мной – нелепый клоун в кои‑то веки затих. Поднимаясь на цыпочки, я пытаюсь разглядеть Джоша и Калеба, однояйцевых близнецов, свернувшихся калачиком на двух койках над Мэри. У Мэри, Калеба и Джоша светлые ангельские волосы, что идет вразрез с их озорством. Я не вижу Хобо, пока его нечесаная голова не свешивается через перила койки. На самой верхней койке крепко спит Нехи. Ему одиннадцать лет, он самый старший из нас. Нехи мне очень нравится, но он скорее будет возиться со своим фотоаппаратом или играть на гитаре, чем обращать внимание на всех нас. «Витает в облаках», – говорят про него родители. «Задирает нос», – возражает Джош.

Хобо – второй по старшинству и мой любимчик, он присматривает за мной и не дает близнецам меня задирать. Джош – зачинщик, а Калеб – его верная тень. Близнецы сражаются со всеми нами, как будто они одни против всего мира.

Мэри – мой заклятый враг, и мы ссоримся как дышим. Она просто ревнует, что больше не самая младшая и единственная девочка. Мама Эстер сказала нам, что выбрала для дочери имя Мэри Благословение, потому что после пяти мальчиков иметь девочку было для нее настоящим благословением. Мы с этим не согласны. Мэри – сплетница и заноза в заднице, поэтому мы зовем ее Бременем. Это, конечно, заставляет ее тут же бежать к взрослым, и нам отвешивают тумаков, так что теперь мы просто говорим «Мэри Б» и многозначительно на нее смотрим.

Мама моих братьев и сестры – Эстер, а моя мама – Рути, но они всегда говорят, что они обе – наши мамы.

Сколько я себя помню, у меня всегда было две мамы. Они совсем разные: у мамы Эстер угловатое лицо с орлиным носом, голубыми глазами и прямыми волосами, а у мамы Рути округлое лицо, слегка оливковая кожа, темно-карие глаза и вьющиеся волосы. По тону кожи я ближе к маме Эстер, чем к своей кровной матери, потому что я также похожа на отца с его белой кожей скандинава и светло-каштановыми волосами, которых с каждым днем становится все меньше. Он утверждает, что его быстрорастущая лысина вызвана избытком мужской силы.

У пары моих друзей в Макао тоже по две мамы, но у большинства только одна. Я рада, что мои мамочки не ссорятся, как это происходит в других семьях. Мама Эстер говорит, что они с Рути – друзья и она благодарна ей за помощь со всеми своими детьми.

Я знаю, что мужчинам Системы нельзя иметь более одной жены, но мы живем по Божьим правилам, а не по мирским. У многих библейских патриархов было более одной жены – у Авраама, Исаака, царя Давида и царя Соломона, – хотя я думаю, что у царя Соломона их было слишком много: триста жен и семьсот наложниц. Он не смог бы переспать со всеми и за год! У моего отца их всего две, и он может спать с ними поочередно, чтобы все было справедливо. Мне жаль жен Соломона.