Её (мой) ребенок бесплатное чтение

Пролог

— Лёв мой… — игривый горячий шёпот. — Мяу…

От её голоса прошивает до самого основания.

Кошка моя любимая!..

Но вместо упругих бёдер мои руки сжимаю одеяло, втрамбовывая его туда, где всё требовательно ноет.

— Доброе утро, что ли?… — сокращаюсь я с мучительным стоном.

Распахиваю глаза. В груди спазм от понимания того, что это недостижимая реальность — «мяу», все те сладкие шалости и наш кипяток, которые следовали когда-то после. Для меня — недостижимая, а какой-нибудь козёл наслаждается моей Кошкиной. Возможно, прямо сейчас. Потому что давно она не моя, да.

Большим пальцем на автомате ищу свою обручалку на безымянном. Откуда ж ей там быть? Наотмашь вколачиваю кулак в постель. Дайте кого-нибудь убить, а?

Дрянь…

Мучает меня до сих пор. Сколько лет уже прошло.

Отвали от меня! Пропади пропадом! Снится, зараза такая…

Иду в ванную. По дороге заглядываю в зеркало, проводя пятерней по взлохмаченной шевелюре. Натянуто улыбаюсь, прикасаясь к ямочке на щеке. Она тащилась от них…

В зажим зеркала вставлена визитка. Это одной интересной дамочки. И вообще, я планировал сегодня загул. Но после сна настроения нет, и от этой еще вчера будоражащей мысли словно отморозило.

Сминаю визитку в кулаке.

Нахрен баб… Всех! Отосплюсь лучше.

Морщусь от слишком громкого и настойчивого звонка в дверь. Надо сделать звук потише.

Еще не вырвавшись полностью из эмоций сна, плетусь к двери. И, недовольно хмурясь, открываю. У меня вообще-то выходной. Кого принесло в такую рань?

За дверью — жена моего соседа снизу и сослуживца Кролькова — Галина, с рыдающей дочкой Милой. По лицу Милы — красные пятна…

— Что случилось? — с недоумением и тревогой смотрю на них.

— Лёва… — жалобно сводит она брови косясь на Милу. — Спасай.

— Мм?…

Галина протягивает мне коробку, которую держит в руках. Машинально забираю.

— Понимаешь, купили Миле вчера суриката. А у нее такая тяжёлая аллергия, что даже супрастином снять не могу.

Заглядываю в коробку. Оттуда выныривает плоская голова с двумя внимательными черными глазами. Утыкаясь своим любопытным носом в мой.

— Оу! — от неожиданности дергаюсь назад.

— Не на улицу же его. Он теплолюбивый…

Мила начинает рыдать громче и убедительнее.

— Мы ему хозяев ищем. Пусть денек у тебя побудет, а? — умоляюще просит Галина.

— Он вещи мне не погрызет?

— Нет… он домашний, ручной. И совсем непакостный.

— Ладно, не плачь, — треплю по голове рыженькую девчонку, перехватив коробку под мышку. — Пусть денек потусуется твоя животинка.

— Это Гаврюша… — заикается она, горько подвывая.

— Гавр, значит. Ну пойдём завтракать, Гавр.

— Лёва! Спасибо! Я так благодарна!

— Да ладно…

Галине отказывать грех, быть женой Кролькова — это само по себе уже наказание.

Закрываю дверь. Заношу коробку на кухню. Гавр подозрительно нюхает воздух… Забираю кусок яблока с тарелки.

— Держи.

Берет своими короткими лапками.

Нажимаю кнопку на кофеварке.

Сурикат грустно смотрит на яблоко, не спеша пробовать.

— Вот так бывает, братан. Когда любишь до истерики, но, мля, аллергия или несварение на какую-то важную деталь. И вместе быть — не вариант. Ешь, давай…

Мы синхронно без аппетита откусываем каждый от своего куска яблока.

— И хоть прав ты, хоть Лев ты, хоть сурикат. Такие дела…

Глава 1. Призрак из прошлого

Сегодня тепло… но мокро. Огромные редкие снежинки медленно кружатся. Разглядываю, как очередная превращается в каплю на пальцах.

Стираю с лица мокрый снег.

Смотрю на экран вибрирующего телефона. Младшая сестренка…

А разговаривать ни с кем не хочется. Даже с Леной.

— Внимаю! Что-то срочное? Занят…

— Да!

— В двух словах.

— Меня сегодня перевели на старшую группу…

Она уже несколько месяцев работает в детском саду.

— Поздравляю.

— Да я не про это!.. И у нас тут есть одна новенькая девочка…

— Что-то криминальное?

— Да нет! Просто интересное.

— Лен… — с досадой закатываю глаза.

Лена готова часами говорить о своих подопечных. Ну а мне то за что?

От идеи с детьми я еще дальше, чем от идеи брака. Последний мой плотный опыт общения — это младший брат Женька. Который еще в детстве мне напрочь отшиб желание размножаться.

— В общем, я тебе отправила кое-что интересное в сообщении, как будет время, посмотри.

— Обязательно.

Скидывает вызов.

Ну и славно.

Кофе, что ли, попить?

Оглядываюсь. В округе — только «Венеция». Слишком приличный ресторан для моего «джинсово-кроссовочного» прикида.

Здесь Марьяна, бывшая жена, меня со своим крёстным знакомила. Районным судьёй. Но он уже давно на пенсии. Не видно, не слышно его… Марьяна обожала этот ресторан.

Тоскливо сегодня что-то. Чтобы окончательно не расклеиться решаю забить на внезапный наплыв ностальгии и пообедать именно в «Венеции».

Надо бы Медведева вытащить, с ним не так уныло. Скидываю ему смску.

И через полчаса мы уже внутри. Потому что он в ментовской форме, в отличие от меня, и ему не решаются предъявить требования по дресс-коду.

— Ты наследство, что ли получил, Лёва? — ведёт он бровью, листая меню.

— Вам, сударь, какая печаль? Я ж угощаю… Могу я пошиковать раз в пятилетку?

— С барышней шиковать надо, бестолковый. Я тобой и так очарован без меры.

— Ну их… — морщусь я.

— Чой-то? — с сарказмом начинает стебать меня.

Расскажу, опять заладит, чтобы я её нашел. Поэтому я молчу.

— Опять по бывшей страдаешь?

Игнорирую.

— Ясно… Тогда давай бифштекс с овощами.

Сделав заказ, разглядываем в панорамное окно центральную площадь. Новогодняя ёлка все еще стоит. Но днем на горках уже пусто.

— Может, вечером на шашлыки всем отделом?

— Четырнадцатое февраля, дружище, — съезжает Медведь. — У нас сегодня с Машей планы на вечер. Романтичные…

Завидую молча. С романтикой у меня острый дефицит. Ну не рождается она во мне больше. Вот вместе с Кошкиной и исчезла.

— Хорошая тачка… — смотрю на подъехавший к ресторану мерс последней модели.

Мужик в костюме открывает дверь со стороны пассажирского сиденья.

— Мхм… — кивает Медведев. — Номера московские.

Опускаю взгляд на номер, боковым зрением улавливая, как из машины выходит блондинка в короткой норковой шубке. Лица заметить не успеваю. Отворачивается…

Образ бьёт под дых.

— Братан, ты дыши, давай. Нельзя так на тачки то возбуждаться!

Судорожно вдохнув, наблюдаю, как девушка идет под руку с мужчиной на крыльцо этого ресторана. Мля… похожа-то как сзади — походка… рост… комплекция…

— Да причем тут тачка?..

Рывком перевожу взгляд вход. Могучие плечи Медведя перекрыли весь обзор, и я наклоняюсь в сторону, чтобы увидеть лицо, понять, что не она и… выдохнуть! Но двери остаются закрытыми. Никто не заходит.

— Ты чего, Айдаров? — подозрительно смотрит на меня Медведь.

— А здесь с крыльца есть еще вход куда-нибудь?

Взгляд Медведева задумчиво поднимается вверх.

— Была какая-то. Но без вывески. А что?

— Так… показалось, — оттягиваю душащий ворот водолазки.

Всё этот сон дурацкий.

— Что-то давно Женька твой в нашей конторе не светится?

Дал же бог брата… Нет, я его люблю, конечно…

— Угомонился?

— Женька?! Да я тебя умоляю…

— Ты б позвонил, поинтересовался как дела. С ним же как с ребенком — долго не слышно, значит, в процессе сотворения очередного звездеца.

— Ты прав… Сегодня позвоню.

— А Лена как?

— Нормально! А кстати…

Вспоминаю, что Лена что-то там прислала…

Поглядывая в окно на припаркованный мерс, с колотящимся сердцем жду возвращения той блондинки. Бросаю взгляд на экран. Там две Лениных детских фотки лет шести, с чуть разных ракурсов.

Не уловив месседжа закрываю.

— Может, что-нибудь горящее возьмём? — следит за моим взглядом Медведь. — Глядишь, и интерес к женщинам вернётся. А то ты уже пятнами пошёл от этого мерса… Я угощаю!

— Угощай… — сдаюсь я. — Что-то я и правда… поплыл.

Отворачиваюсь от окна обещая себе, что больше и взгляда не брошу в ту сторону. Не она это… Нахрена ей сюда возвращаться?

Глава 2. Неуловленный месседж

В соседнем кабинете ремонт. Нас временно уплотнили двумя стажерами в наших и так небольших апартаментах. Один из стажеров с досадой зачитывает особенно нелепые куски из взятых сегодня показаний у свидетелей.

— Как я это к делу пришью?!

— Бесит, да? — с сарказмом ухмыляется Медведев, намекая на то, что стажеры и сами пишут дичь в документах. — Знаешь такой анекдот, Мацкевич?

— Нет…

«— Дорогой, наш пылесос уже совсем не сосёт!

— Бесит, да, дорогая?»

Опера ржут, один Крольков с недоумением смотрит на Медведева.

— И в чем прикол?

Все со стоном изображая фейспалм возвращаются к своим делам.

Стажеры снуют без дела.

— Пацаны, идите уже по домам… — смотрит на часы Медведев.

— Восемь часов, — поглядываю тоже на время. — А не пора ли и нам?

— Я остаюсь, — вздыхает Медведь, — у меня в девять свидетель явится. Надо показания взять.

— А чего так поздно?

— Хирург-кардиолог. Операция у него.

— М…

— Айдаров, подхватишь меня? — оживает Крольков. — У меня тачка в ремонте.

— Ты когда хомяка своего пристроишь? Договаривались на сутки, четвёртый день бедняга чалится. Скучает…

— Ищем, Лёва. В субботу сто процентов заберут.

— Что за хомяк? — не отрываясь от телефона интересуется Медведев.

Улыбается… С Машей своей переписывается — это по-любому.

— Смотри… Гаврюха… — листаю фотки на экране.

Гавр льнет ко мне как к родному, словно котенок толкаясь своей приплюснутой головешкой снизу в челюсть.

— Улыбаться умеет… — показываю фотку, где копирую его морду со специфической улыбкой, прижатую к моему лицу.

— Оо… Тимон и Пумба, — ржёт Медведев.

Заглядывая в экран, Крольков, неловким движением сносит мою кружку с остатками кофе.

— Твою мать!! — подхватываю я документы, стряхивая с них тёмную жидкость. — Вот что ты за человек, Гена?! Вредитель! Ведь каждый день…

— Ну что ты её на край поставил?

— Да! — поднимаю трубку трезвонящего стационарного телефона, гневно косясь на Кролькова. — Капитан Айдаров.

Машу бумагами, с досадой понимая, что придется заново распечатывать и бегать за подписями. Швыряю их обратно на мокрый стол.

— Лёва, почему не перезваниваешь? И трубку не берёшь?

Черт, я же не перезвонил!

— Леночка, зашиваюсь!

— Ты посмотрел сообщение с фотографиями? — требовательно.

— Посмотрел…

Что там было-то?… Аа…

— И?

— Что — и? Фотки и фотки… Лен, я занят! Давай, потом?

— Ясно, — недовольно. — Ладно…

Бросает трубку. Тут же звонит телефон у Медведева. Он разворачивает его ко мне экраном.

— Лена…

Мне немного стыдно. Зря я так. Надо извиниться и выслушать. Крольков просто выбесил.

— Не соображу, что ей надо от меня с этими фотками.

Пока Медведев говорит с Леной, убираюсь на своём столе.

— Как это не пришла?… — краем уха слушаю их разговор. — А телефон?… Не доступен? Адрес есть? Связь с отцом? Родственниками? А фамилия? Я сейчас в сеть по дежурным ментам кину, может у наших она. Напрягу, пусть поищут как следует. Давай, скинь мне данные…

— Что там?

— Мать у ребенка пропала.

Смотрю на часы.

— Да появится еще. Мало ли…

— Со вчерашнего дня, говорит, нет её. Девчонка в садике ночевала. А дамочка ответственная, забирает всегда пять.

Медведев набирает дежурного в участке. Запираю в стол документы.

— Кошкина, — читает Медведев с телефона.

Ключи падают из моей руки.

— Марьяна Александровна Кошкина, да. И стажеров отправь ко мне обратно, посажу на обзвон. Возвращай. У нас ненормированный день. Пусть привыкают.

Медленно осаживаюсь в кресло. Сглатываю распирающий горло ком.

— Айдаров, так мы едем? — стоит в дверях Крольков.

— Нет, извини… Я к сестре. Случилось кое-что…

Медведев кладёт трубку.

— Мих…

— М?

— Это жена моя бывшая, — ломается мой голос.

Встречаемся взглядами.

— Марьяна… — застывает он. — А почему ты еще здесь, братан?

Глава 3. Почему?

Сложив руки в замок, упираюсь в них губами, пытаясь скрыть бурю чувств. Дезориентировано смотрю перед собой.

— Лев. Не тупи! — злится Медведев.

— Я поеду сейчас… погоди.

Отдышаться мне дайте!..

Бестолково перебираю на столе какие-то бумаги.

— Судьба шанс тебе даёт переиграть. Ты же хотел!

— Ничего я не хотел.

— Да ладно!

— Ой, пьяный ляпнул…

— Почему расстались-то?

— Потому что… да много всего, Мих! Мы же поженились через два месяца после знакомства. Молодые, резкие, принципиальные. Мне двадцать два, ей двадцать. Толком друг друга и не знали. Ну и как-то всё… остро слишком было. Я — ревнив. Она — кошка свободная.

— Конкретней, Лев. Что ты мне беллетристику разводишь? Изменила?

— Не знаю я! Свечку не держал.

— Ты ж говорил, она сама ушла от тебя. К другому ушла?

— Нет… К маме ушла она, Медведев. Но я же не знал.

— Ты что — не искал ее даже?

— Нет. Я ждал, что вернется, объяснится, извинится там, не знаю я…

— Уу… В ноги бросится? — с сарказмом.

— Да!! — рявкаю зло. — И у меня будет хотя бы хоть какое-то оправдание, чтобы простить.

— Чего простить-то?

— Уехала она. С ним. На конференци свою сраную. На неделю. Я чуть крышей не потёк… Перепсиховал. Переболел. Был жутко зол на неё. Замок сменил. Думал, выкину её к черту!

— Выкинул?

— Нет, но мы сильно поссорились. И она уехала.

Медведь осудительно качает головой.

— А сам почему не поехал к ней, когда остыл?

— Потому что ёжик птица гордая, Медведев! Двадцать два мне было! Ну что за вопросы? Так потом… от людей узнал, что у мамы жила. Потом уехала. В Москву к руководителю своему… научному… козлу!

Вздохнув вспоминаю с чего все началось.

Флешбек

«— Ну что пацаны — кто куда? — обсуждаем мы дальнейшие планы после получения дипломов.

— В УВД.

— А я в академию ФСБ поступаю.

— Айдаров, чего молчишь?

— А он у нас блатной. Жена крестница судьи. В прокуратуру уже пригласили, да?

— Не завидуй, Лойко! — толкаю кулаком в плечо.

— Признавайся — по расчёту женился?

— Конечно, по расчету! Два месяца они знакомы! — начинают бурно перетирать одногруппники. Уже, считай, бывшие.

— Идиоты… — улыбаюсь я.

Я и не знал кто она… Это уже после…

— Ладно, давайте, пацаны. Увидимся!

— Лёва, пиджак!

— А, черт… — возвращаюсь, сдергивая со стула свой пиджак.

Абсолютно не могу сосредоточиться ни на чем, кроме того, что дома меня ждёт моя Кошка. Жена. Машинально трогаю большим пальцем кольцо на безымянном. Внутри всё вибрирует и парит от предвкушения встречи. Растерзаю сейчас! Губы тянутся в улыбке.

По дороге забегаю в цветочный и спускаю последние бабки. С букетом перебегаю дорогу, не доходя до перехода. Потому что это долго. А я больше не могу!

Ааа!! Как же круто!

Выхожу в наш двор, параллельно набирая ее на телефоне. Просто хочется услышать голос… Прямо сейчас! Не отвечает.

Перехватываю в другую руку цветы. И… торможу, как вкопанный. Потому что у нашего подъезда стоит тачка. И на пассажирском сиденье — Марьяна. А рядом какой-то мужик. И я растерянно смотрю на нее через лобовое. Она, жестикулируя и улыбаясь, о чем-то говорит с ним, не замечая меня.

Улыбка с моего лица стекает. Лёгкость от парения мгновенно трансформируется в камень в груди. Растираю горло. Не отводя от нее глаз, еще раз набираю на телефоне. Достаёт, бросает взгляд на экран. И… убирает в сумочку так и не ответив.

Класс…

Внутри меня нарастает снежный ком возмущения. Ревность ошпаривает, отключая мозги.

Медленно иду к машине. Пинаю по переднему колесу с её стороны. Марьяна вздрагивает. И, поправляя волосы неуверенным движением, переводит на меня взгляд. Глаза распахиваются.

Со злым вызовом дергаю бровью, разводя руками. Что за хрень, родная?

Закрывая глаза, недовольно качает головой. Что-то бросает своему собеседнику. Открывает дверь…

— Эй, — смотрю ему в глаза. — Иди сюда!

— Лев! — шипя, дергает за локоть меня Марьяна, оттаскивая от тачки. — Прекрати!

Многозначительно пытается что-то изобразить мимикой.

В неадеквате отталкиваю её в сторону. И снова разворачиваюсь к нему.

Мужик лет тридцати пяти… и тачка крутая, да. Не глядя на меня, снисходительно смотрит в лобовое.

— Лева… ну, пожалуйста… — тянет за локоть Марьяна. — Я все объясню.

Губы этого кента дергаются в презрительной, высокомерной ухмылке. Покачав головой, давит на газ. Едва успеваю сделать шаг назад, чтобы по моим туфлям не проехало колесо.

— Сука!.. — взрывает меня.

Смотрю в след его тачке с узкими хищными алыми фарами. Медленно разворачиваюсь к Марьяне.

— Объясняй, — цежу я.

— Это мой новый научный руководитель.

— Аа! Круто! — зло и показательно весело рычу я. — Так это все объясняет, детка! Нет проблем!

Зашвыриваю букет в урну.

— Это ты хотела услышать?! — рявкаю я.

Вздрогнув отстраняется, с недоумением глядя на меня.

— Айдаров… — неуверенная улыбка. — Ты чего, дурак?…

С трясущимися руками иду домой, не дожидаясь её.

Зашибись!..»

— Ладно, Миха, поеду я. Куда ехать-то?! — растерянно кручу в руках часы.

— В детский сад дуй.

— Зачем?

— Айдаров!

А, ну да…

Глава 4. Алёнка

Сижу в тачке возле детского сада.

У Марьяны ребенок…

От этого мне душно и больно. Словно она до сих пор чем-то обязана мне. Точнее — обязана быть такой же одинокой и сожалеть, что у нас не вышло. А она изменила, забеременела, посмела родить и быть счастливой. С другим мужчиной и его ребенком.

И я понимаю, что это инфантильно и эгоистично. Глупо!

Но сижу, мля, агонизирую и рвусь… Мне больно от того, что у неё семья. Даже думать больно. А столкнуться лицом к лицу с её счастьем, в котором мне нет места, вообще невыносимо!

И надо бы не лезть в это. И может быть, я бы и не полез. Если бы не чувствовал, что происходит какой-то трешак. Потому что, я могу смешивать её с любой грязью, чтобы хоть немного оправдать то, что она ушла от меня и то, что я не стал это никак исправлять. Но заподозрить её в том, что она могла забить на ребенка на сутки не могу. Это невозможно. А значит, с ней что-то случилось. Очень плохое.

И холодное скользкое чувство ужаса в животе перекрывает ревность и обиду.

Я стягиваю с соседнего сиденья мягкую игрушку. Это ее дочке. Я хочу ей сказать, что найду маму. Страшно представить, как такое может пережить ребенок. Помню, меня как-то забрали из садика ближе к полуночи, вместо положенных семи. И это до сих пор одно из самых стрёмных моих переживаний за всю жизнь.

Перед тем, как зайти в садик звоню Медведю.

— Есть новости?

— Работаем. В моргах точно нет.

— Слава богу… — выдыхаю я.

— У наших нет тоже. По адресу наряд заехал. В квартире никого.

— Будут новости — звони сразу, — прошу я, хотя и так понимаю, что позвонит.

— Конечно.

— А! Еще… помнишь ту тачку, у ресторана.

— Ну.

— Пробей кто хозяин, и где он сейчас. Это была она там… с ним. Сейчас я уверен. Номер скину.

Я запомнил его, да.

Засовывая под мышку большую мягкую куклу прохожу внутрь. Показываю охраннику корочки. Но он и так знает меня. Недавно мы здесь работали с попыткой похищения ребенка.

Захожу в группу к сестре. Уже поздно и детей почти нет. Она сегодня в ночную смену. Прохожу мимо детских кабинок с разными рисунками и фотками детей в вырезанных цветочках.

Заглядываю в игровой зал. За столиком два пацана играют в конструктор. И у окна спиной ко мне сидит девочка. Светловолосая… Волосы растрёпаны.

Это, наверное, она.

На меня опять накатывает. Ребенок у неё… Она обнимает его, целует и говорит, что любит. Это естественно и это правильно. Тогда отчего мне так плохо от этого?

— Лен… — тихо зову я.

— Лёва!

— Я пройду?

— Разуйся и куртку сними.

Делаю несколько шагов по ковру, не сводя глаз с девчонки.

— Как её зовут?

— Алёнка, — заговорщицки.

— Сильно переживает?

— Сильно… молчит. От еды отказывается. Волосы не дает заплетать. Она вообще всегда девочка непростая. С характером. А тут…

— А отец её где?

— Директриса наша сказала: в документах написано, что забирать может только мать. Мы Алёнку второй раз оставляем, но у неё путёвка без ночного пребывания, оно не оплачено. То есть, завтра директор передаст её соц службе, если вечером не заберут. И… там уже детский приёмник или куда там, — грустно вздыхает она.

Протягиваю ей купюру.

— Оплати ей ночное пребывание. Пусть лучше с тобой будет здесь. Попробуем отца найти. Копию свидетельства о рождении мне раздобудь. Я поговорю с девочкой?

— Ты только сильнее её не расстраивай, ладно? Она думает, что мама задерживается на работе.

Киваю.

Внутренне собравшись, подхожу к ней ближе. Руки трясутся и хочется курить. Но не здесь же…

— Алёнка…

Вздрогнув, на мгновение оборачивается, поднимая на меня глаза. Светло-голубые, с темной серой каемкой, придающей особую глубину взгляду. Как у Кошки.

Девочка отворачивается. Из-за этих глаз не разглядел лица, но мне кажется оно очень знакомым. Словно я видел его сотню раз. Но кроме глаз и цвета волос никакого сходства с Марьяной.

И всё же…

Растерянно присаживаюсь рядом с ней.

— Это тебе… — с трудом совладаю с голосом от волнения.

Искоса бросает настороженный взгляд на куклу.

— Меня зовут Лев. Поможешь мне немного? Держи…

Всовываю ей в руки игрушку.

— Алёнка… Расскажи мне про папу. Как его зовут? Где он работает? Ты что-нибудь знаешь?

— Папа — в Африке. Он львов… дре-сси-рует, — старательно выговаривает она.

— Ого… Ясно, — поджимаю я губы. Да уж. Тогда вряд ли я его отыщу.

Львов дрессирует?… Это ты мне назло, Кошкина?! Совсем без башни?..

— А вы с мамой живёте вдвоем, пока папа в Африке?

Отрицательно качает головой. Потом мгновение подумав — положительно.

Неожиданно разворачивается ко мне. И я опять плыву от этих знакомых глаз. Только, в отличие от Кошкиной к этим глазам у меня ни одной претензии нет. Мне просто жаль, что малышка переживает.

— Ты «полиция»? — притрагивается к моему кителю.

— Да.

— Я хотела позвонить в полицию.

— Зачем?

— Чтобы маму искали!

— Мама задерживается на работе, — повторяю я официальную версию.

— Врёте вы все… Мама потерялась.

Молчу, не зная, что сказать.

— Найди мою маму.

— Найду, — просаживается мой голос.

Достаёт из кармана сложенную в несколько раз бумажку. Там что-то нарисовано карандашами.

— Это маме…

— Передать?

Кивает.

— Хорошо. Обязательно.

— А когда найдешь?

— Ох… Ты главное ешь, давай. Представляешь, как мама расстроится, если узнает, что ты не ешь?

— Не буду… — отворачивается. Кукла падает из рук на пол.

Упрямая… в Марьяну.

Потрепав её по голове с тяжёлым сердцем отхожу.

— Ну? — пытливо смотрит на меня Лена.

Она не знакома с Марьяной. Жила тогда с родителями в другом городе, и я не успел познакомить. Не знает и сейчас, что она моя бывшая.

— Что — «ну»?

— Ты что — ничего не заметил? — цокает она языком, закатывая глаза.

— А что я должен был заметить?

— Окей… — подозрительно.

Глава 5. Снова влип

Заезжаю домой покормить Гавра.

На часах одиннадцатый. Медведев еще работает по Марьяне, и я планирую сменить его на ночь. Гаврюха лезет на руки и прячет холодный нос на моей шее. Обнимается…

— Тоскливо тебе, да? Мне тоже…

Отстраняясь, внимательно смотрит мне в глаза.

— Ну потерпи, будет у тебя новый хозяин завтра, — чешу ему макушку. — Обещали тебя забра… Эй!

Замечаю, что мусорное ведро под стойкой перевернуто. Благо чистое и пустое.

Ссаживаю Гавра с рук. Ставлю ведро как было. Надо бы купить ему «нору», а то в диване, то в шкафу хозяйничает. Только, если завтра отдавать, то смысл?

Но Гавр тут же встает в стойку, хватается передними лапами за край ведра и роняет его обратно. Отскакивает. Настороженно подходит, пытаясь залезть внутрь.

— Нет! Мусорное ведро — это не домик.

Немного поспорив с упрямо роняющим ведро сурикатом, машу на это безобразие рукой. Не до этого мне…

— Но учти, придется принять душ, перед тем как идти в комнату.

Закрываю двери в комнату.

И только собираюсь дозвониться до Михи, как звонит он сам. И мне становится нехорошо. Потому что это значит — есть новости. А они априори не могут быть добрыми.

Ложась на стену спиной, я, не справляясь с голосом, хриплю в трубку:

— Слушаю…

— Лёва, тачку эту нашли. Мерс принадлежит Юрию Лившецу. Житель Москвы. Главный методист одного из московских банков. Сорок лет.

— Медведь! — нетерпеливо обрываю я. — Еще длину причиндалов мне его скажи! Я и так понял, что он классный! — психую я. — По существу, давай.

Сердце гулко бьётся в груди.

— Вчера эта тачка попала в аварию. Лобовое… Капот смят со стороны пассажира и…

— А пассажир?! — не выдерживаю я.

— Дуй в травматологию краевую.

— Понял.

— Стой.

— Ну что?! — дрожащими пальцами закрываю квартиру, на ходу засовывая руку в рукав куртки.

— Ты такси взял бы, дружище.

— Нахрена? Я на машине.

— Нервный ты… Как бы потом тебя в соседней палате не искать.

— Да?… Ладно, я осторожно.

— Хочешь, я подъеду.

— Нет! — отрезаю сначала я. Но когда понимаю, что пальцы на брелоке и с третьей попытки жмут на всё что угодно, кроме разблокировки…

— Хотя, да. Давай. К травматологии. Что-то я и правда не в себе.

Еду, стараясь не переваривать «травматологию», а смотреть на дорогу. Благо, она пустая…

Но ощущение такое, будто всех этих лет не было и моя Кошка всё еще моя. И вот она там, в больнице. А я даже не знаю в каком состоянии. Мне страшно до чертей. И даже все мои обиды и пережитый по её вине треш отходят на задний план.

Торможу у тачки Медведя. Мы молча идём рядом, плечом к плечу. Мне самую малость легче. Я словно опять совсем молодой пацан, который не факт, что сможет справиться со сложной ситуацией сам. Мне страшно… нет мне СТРАШНО!

Её образ… До сих пор глубоко сидящий во мне ее образ, вдруг оживает.

Я слышу ее мелодичный задорный смех. И голос с дразнящими мурлыкающими нотками. И практически чувствую кожей ощущение, как она любила ласкать меня — перебирая коготками по затылку. Тактильные якоря оживают тоже. От накатывающего ощущения, как она обычно вжималась губами мне в ухо и горячо шептала: «я люблю тебя…» меня передергивает и по загривку бегут мурашки.

Выживи, Кошка! Я тебя, умоляю!..

Мы заходим с отделения неотложки, где всегда открыт вход с улицы. Медведь лаконично отшивает всех, кто пытается нас остановить, тыкая корочками в нос.

Дверь на лестницу закрыта. И обычный лифт уже отключили на ночь. Но мы вызываем большой, грузовой для каталок. Мы здесь не первый раз ночью. Такая работа…

туплю, глядя на круглые и потёртые кнопки лифта.

— Четвёртый этаж… — подсказывает мне Медведь.

Нажимаю.

— Ты к дочке ездил?

— Ездил…

— Лена фотки мне скинула. Похожа…

— Да нет, не очень. Разве что глаза и цвет волос…

— Хм… Да ты что, Лёва, одно же лицо.

— А ты что видел лицо Кошкиной?

— В смысле — Кошкиной?

Двери лифта открываются. У ресепшена пусто, в длинном коридоре потрескивают лампы дневного света.

— Есть кто-нибудь? — повышает голос Медведев.

Открываю дверь в ординаторскую, нос к носу встречаясь с медсестрой. Раскрываю корочки.

— Капитан Айдаров. Вчера после аварии к Вам доставили молодую женщину. Где она?

— А… туда пока нельзя. Подождите, я дежурного врача позову.

Сворачивая в коридор быстро идет вперед.

Не собираюсь я ждать!

Иду следом, слыша за спиной шаги Медведя.

— Мих… — сглатываю ком в горле. — А если ее покалечило? Мне как в глаза ей смотреть?

Медведь поддерживающе сжимает моё плечо. Медсестра заходит в палату, закрывая за собой дверь. Я слышу оттуда голоса. Миха тормозит меня, не позволяя ворваться.

— Стой. Жди врача.

Слепо смотрю в стену. Сердце колотится, живот до боли сводит, в груди горячий распирающий ком, мешающий ровно дышать. Прислушиваюсь к голосам.

— Здравствуйте, — выходит врач. — Вы кто?

Встряхиваюсь, пытаясь прийти в себя.

— Полиция. Нам нужно с Марьяной Кошкиной поговорить.

— Пока что вы с ней не поговорите. Она под успокоительными. Смутно воспринимает происходящее. Приезжайте завтра вечером.

— А что с ней… ну…

— Закрытая черепно-мозговая… ушибы… травма голеностопа.

— Черепно-мозговая? — хриплю я.

— Состояние средней тяжести. Жизни не угрожает. Но сосуды повреждены… необходима профилактика кровоизлияний.

— Я хочу зайти.

— Завтра приходите.

— Мне нужно сейчас!

— Да не сможет она никаких показаний дать. Зачем её тревожить?

— А Вас как зовут? — подхватывает её под локоть Медведев отводя в сторону. — Ольга Васильевна? Тут понимаете какое дело, Ольга Васильевна. У неё ребенок остался без присмотра. Отец бы хотел его забрать на время, — несет он что-то ей. — Пока Марьяне не станет лучше. Можно, он очень быстренько поговорит с ней? Нужно решить вопрос насчет пребывания ребенка.

Медведев кивает мне на палату. Берусь за ручку двери.

— Ну попробуйте. Только сильно не тревожьте ее. Лучше, конечно, завтра… — неуверенно добавляет врач. — Когда она немного отойдет от лекарств.

Открывая дверь, вхожу в палату. Поднимаю глаза на кушетку.

На ее лице дыхательная маска. Но я узнаю ее красивые брови вразлет, и светлые пряди. Над бровью наклеен пластырь. Ресницы, подрагивая, лежат темным веером. С той же стороны разбита скула.

Сажусь на стул рядом. Она медленно открывает свои голубые замутненные глаза. Взгляд расфокусирован. Ресницы также медленно смыкаются обратно.

В моей груди болезненно взрывается сверхновая, оглушая пробудившимися снова чувствами.

Это финиш… Я снова влип. Словно и не было всех этих лет. Вот она — такая же ценная и родная. Больно…

Пристрелите меня, я хочу лечь рядом и получить свою порцию обезболивающего.

— Ненавижу тебя, Кошкина… — ложусь я лицом ей на живот, умирая от накативших болезненных чувств. Сжимаю ее ледяные пальцы.

— Нахрена ты опять появилась в моей жизни?..

Глава 6. Очевидное

За приоткрытой дверью я слышу, как Медведь тихо басит с кем-то из персонала. А может, по телефону. Его голос становится тише и удаляется.

Сжав кисть в руке, исследую большим пальцем её тоненькие. Увесистое кольцо на указательном. Двойной ободок на большом… На безымянном кольца нет.

Веду носом по хрупкому запястью. Чувствую едва уловимый запах духов и чуть более сильный — пенициллина и каких-то еще лекарств.

Я еще хочу кое-что увидеть… Пока она в отключке. Потому что потом вряд ли мне удастся.

Это теперь не имеет, наверное, никакого значения, но я хочу видеть — свела или не свела. Потому что я не свёл.

Расстегиваю пуговицу у себя на рубашке. Слева на груди — татушка. Маленькое стилизованные под букву «м» сердце.

Это мы после того, как расписались. На эмоциях…

Тысячу раз свести собирался не меньше. Но так и не смог. Это словно ампутация: тебе кажется что ты готов избавиться от мучающего тебя заражённого органа, но в последний момент, ты все равно вырываешь руку из под хирургической пилы.

Медленно тяну простыню вниз.

На Марьяне какая-то белая больничная сорочка. Глубокий вырез сбился. Плечо видно… А с другой стороны ткань врезается ей в шею. И я это как будто на себе ощущаю.

Поправляю ее больничную рубаху на шее. И медленно скользя пальцами вниз, отворачиваю край ткани, немного оголяя грудь. С волнением ловлю взглядом бордовое сердечко, стилизованное под букву «Л». Нет… не так… наклоняюсь, рассматривая внимательнее. «Л» чуть переделана. Внутри забита черточка. И теперь это не «Л», а «А».

Из груди в живот перетекает неприятное ощущение, словно меня разъедает. Еще одно предательство?

Дрянь…

«Или, это — «Аленка»?!» — цепляюсь я за единственную безболезненную версию.

Ну конечно же — Алёнка! Выдыхаю с облегчением.

Глажу пальцем бордовую татушку. Аленке я готов уступить это место…

— Эй! Убери руки свои!

В палату залетает какой-то мужик.

Поднимаю взгляд.

— Отошел от неё! — тыкает в мою сторону телефоном с горящим экраном. — Ты кто вообще?

Подносит телефон к уху.

— Перезвоню.

Оглядываем друг друга с ног до головы. Вторая его рука в пластиковом фиксаторе, под пиджаком. На переносице — пластырь. На бойца не похож, скорее на… методиста банка, да.

Сверлим друг друга взглядами.

Корочками в морду ему тыкать мне не фен-шуй. Я здесь не по работе.

— А ты кто? — хмурюсь я.

— Муж!

— А если ты муж, то где ваш ребенок сейчас? — оскаливаюсь я. — Муж он! Кольцо на «жену» надень сначала!..

В дверях встает подоспевший Медведев. Поправляю ткань на груди у Марьяны.

— Немедленно покиньте палату! — отстраняет Медведева врач.

— Я за эту палату заплатил! — холодно бросает этот «муж». — И за Ваши услуги, в частности.

— Вы заплатили за комфорт для пациента, я его обеспечиваю. А медицина у нас бесплатная. Немедленно! — безапелляционно указывает на выход нам врач.

— Айдаров, — кивает головой мне Медведев.

Присаживаюсь в коридоре на лавочку, напротив палаты. Лившец — вспоминаю я его фамилию — метрах в пяти снова говорит по телефону, с претензией поглядывая на меня.

— Что будешь делать, Лев? — толкает плечом в плечо Медведь.

— Ждать, пока придет в себя. Ты поезжай, Мих… — устало протираю ладонями лицо.

— А дочка?

— С дочкой непонятно. Я оплатил ночное пребывание в детском саду. Там Лена рядом…

— Чего тебе непонятно, Айдаров? — с досадой в голосе.

— Спросил её про отца, очевидно, она его не знает. Точно не вот этот вот, — киваю я с отвращением на банкира. — В ее версии, отец в Африке дрессирует Львов.

Медведев тихо угорает.

— С юмором у тебя Кошкина, да?

— Не без этого, — вздыхаю я.

— Я, Лёва, не догоняю, ты банально тупишь сейчас или у тебя на фоне произошедшего когнитивное расстройство какое-то?

— В смысле?

— Хм… Давай посчитаем. Тебе — двадцать девять. Алене — шесть. Отнимаем год беременности. Получаем твои двадцать два…

Тупо смотрю в стену. В груди вдруг судорожно сжимается от страха.

Открываю рот, чтобы опровергнуть эту невозможную версию. Отрицательно качаю головой.

— И прибавляем ничем больше неоправданное сходство Лены и Алены.

Открывая фотки на телефоне, сует мне в лицо.

Мля… точно… это же не Лена!.. Вот на второй фотке — Алёнка!

Оо…

— Прибавляем эту дичь про отца — дрессировщика «Львов». Явный троллинг со стороны бывшей. Ну нет другого варианта, Лева. Не тупи.

— Этого быть не может! — подлетаю я на ноги. — Не может! Категорически! Понял? Не моя она!

— Категорически, Лёва, это когда ты своими причиндалами в женщину не тыкал. И то есть варианты! А в твоем случае… А вообще — тупи, дружище, дальше. Дочка подрастёт — оценит, — ядовито.

— Аленка — не моя дочь.

— Не понимаю, почему тебя так пенит эта версия? — хмурится Медведев.

— Потому что!

Падаю обратно на лавочку.

Поставив локти на колени прячу лицо в ладонях.

Ты же не сделала бы так, правда, Кошкина? Ты, конечно, жестокая принципиальная сучка. Временами.

Но это совсем зашквар!

Ты бы так не сделала с нами, правда?

Или — сделала бы?…

Поворачиваюсь к терпеливо сидящему рядом Медведю.

— Но… если бы она была моя… Разве не должна была мне Марьяна дать шанс на отцовство? Ну хоть мизерный… Просто сообщить!

— Откуда я знаю, что ты там выкинул, Лёва? Просто так беременные жены от мужей не уходят. Тем более — к маме. Может, нажестил, напугал…

— Напугал?! Кошку?? — с недоумением смотрю на него. — Ты чего, Медведев? Ты семь лет меня знаешь.

— Обидел, может.

— А она меня не обидела?! Ребенок при чем здесь?!

— Я, Лёва, не психолог. Я не знаю. Но вернулась она же к тебе после той конференции.

— Я принять её должен был?! После гулек с другим мужиком?!

— После гулек — нет. После конференции — да. И здесь большой вопрос правомерности твоих интерпретаций.

— Ой, всё! — раздраженно взмахиваю я руками. — Все со стороны охрененно мудрые и адекватные, пока сами в такую ситуацию не влипают! Вспомни себя, Марью свою и Зайца. Что-то не припомню я адеквата!

— Это — да… Но ты же спрашиваешь мнение со стороны? Вот, я его тебе и озвучиваю. Кошкину твою не оправдываю. Но и тебя не спешу тоже. Вы два взрослых идиота, а ребенок не виноват. И он твой. Тест ДНК сделай, если не видишь очевидного.

— Тест ДНК?! — с нервной улыбкой качаю отрицательно головой. — Думаю, если я посмею, Кошкина перегрызет мне глотку.

— Почему?

— Потому что именно из-за этого она и ушла. Моего выпада про гребаный тест днк…

Глава 7. Нокаут (Флешбэк)

В моей двери другой замок. В телефоне — новая симка.

Я не хочу говорить с ней. И видеть ее не хочу! Никогда больше.

Уехала — счастливого пути! Я предупреждал, что обратно дороги не будет.

Я повторяю себе это с завидной регулярностью.

Но спать не могу совсем. Жгущее чувство в груди изводит. Дотягиваюсь до телефона и, воя внутри, решительно убиваю все фотки с ней.

Вот это — день нашего знакомства. Гордячка и бровью тогда не повела…

Лучше бы мы не встретились. Падаю лицом в подушку. Прооравшись, несколько раз вколачиваю в диван кулак. Перевернувшись на спину, дышу, пытаясь преодолеть не отпускающее удушье.

Надо было просто пристегнуть её к батарее и все!

Все? Реально, Айдаров?

Это же не вопрос места ее нахождения. Если она хочет ехать с ним, то зачем она мне здесь? Пристегнутая к батарее. Нет…

Нахрен она мне здесь тогда не нужна.

Пропади пропадом, Кошка. Ты свой выбор сделала!!

В наше свидетельство о браке, висящем на двери, воткнуто три дротика.

Не могу спать… совсем не могу… в груди полыхает пробитая дыра.

А иногда меня срывает, и внутри себя я, как мальчишка погружаюсь в спасательные фантазии о том, что она обязательно вернётся, и найдет способ убедить меня, что ничего не было, что любит она только меня, а поехала, потому что упрямая дура! И я поору на нее и… приму обратно. И смогу нормально дышать, черт возьми!

Я презираю себя за эти моменты слабости. Заливаюсь чем-нибудь покрепче и отрубаюсь. Уже который день. А потом у меня наступает очередное очень хреновое утро…

И в ее долбанную прокуратуру по протекции её крестного я, естественно, на собеседование не поехал.

К черту всё!

Каждое, абсолютно каждое мгновение я живу ожиданием услышать звук ключа в замке. Хотя я прекрасно осознаю, что она может и в принципе не вернуться. В принципиальности она не уступает мне. Но жду…

Зачем?!

А попробуй объяснить мечущемуся с ее отъезда в груди сердцу, что она нахрен нам теперь не нужна! Оно не понимает…

И я со страхом жду этого звука. Потому что у меня нет однозначного решения, что делать, если вернётся.

Я, мля, не Лев, а олень! Понятно же всё! Но, как телёнок жду развязки ситуации, надеясь еще на что-то.

И вот в какой-то момент этот звук выстреливает мне в живот разрывным.

Подлетаю с дивана, откидывая в сторону свой кастрированный телефон, на котором уже ни фоток, ни переписок… ничего. Я всё удалил.

Слушаю этот звук. В груди наливается свинцовой тяжестью.

Сжимая челюсти, иду открывать дверь…

Бросаю на себя взгляд в зеркало. Бледный и вздрюченный.

Открываю. Марьяна распрямляется, с недоумением глядя на ключи в своей руке.

— Что — не подходит?

— Ты сменил замки?

— Да. Я сменил замки.

— Я зайду? — вздрагивают её ноздри.

Молча отхожу в сторону, пропуская ее в квартиру.

Все мои розовые сопли насчет её раскаяния мгновенно высыхают.

Выглядит отлично! Укладка, макияж… Пахнет тоже божественно!

Нет, от неё не дождёшься страданий!

Она всегда «права», «сама» и «кому не нравится — выход там». Не то, чтобы я сам другой. Но я мужчина, всё-таки. Должна же в ней быть эта хваленая женская гибкость? Ну хоть немного?!

Мы молча сверлим друг друга взглядами.

Её лицо вздрагивает. Прикусив губу, тянет руку, чтобы привычным движением поправить копну моих непослушных волос. Отшатнувшись, делаю шаг назад.

— Ты чего-то хотела?

— Вообще — да, — поджимает губы. — Я приехала домой. И хотела бы, чтобы за это время мой муж остыл, переосмыслил и встретил меня уже в адеквате.

— Какой из мужей? — дергаю я бровью.

— Лёва, ну прекрати! — фыркает она. — Я тебе по этому поводу всё уже сказала. Мне очень важна была эта конференция! Меня пригласили в научный институт.

— Поздравляю. Счастливого пути.

— Да заочно!

— Мне всё равно.

— Зачем бы мне возвращаться к тебе, если у меня роман с Германом? Ну?! В чем логика??

— Ну, не знаю… Может, ты вдруг залетела, а он не готов стать отцом, — цинично ухмыляюсь я. — И ты решила повешать это счастье на меня.

Яд, что копился во мне всё это время, прорывается. И квартира сейчас будет затоплена.

Поберегите свои роскошные шпильки, госпожа Кошкина! Я хочу врезать тебе в ответ почувствительнее, чтобы ты понимала, что сделала со мной своим отъездом.

— За языком следи, — опасно прищуривается она.

— А смысл? Чего мне теперь бояться?

— А что — нечего? — претенциозно упирает руки в бока. — Я же уйду, Айдаров.

— Ты УЖЕ ушла, Кошкина.

— Я — Айдарова. И, по-моему, это ты еще не готов стать отцом, Айдаров. А если ты не готов, то… — открыв сумочку, зло копается внутри. Швыряет в меня знакомым квадратиком фольги.

— То вот тебе в помощь. Придурок неадекватный! Можешь на голову его натянуть теперь.

Поднимаю его с пола.

А ведь мы ими уже месяц не пользуемся. Зачем ей с собой резинки?

Меня взрывает! Я с остервенением пинаю по двери в комнату, в которую она только что зашла.

Марьяна держит в руках сорванное с двери наше свидетельство. Помятое и потыканное.

Садится на диван, закрывая руками лицо.

«Ну! Говори, давай, что-нибудь! — агонизирую я. — Что-нибудь человеческое! Чтоб я поверил тебе… дрянь!»

Но она как скала. Опускает руки. Непоколебимо и уверенно, смотрит слепо вперед.

Извинений и покаяния не будет, нет!

— Зачем приехала? — хриплю я.

— Я приехала домой, — упрямо, — к любимому мужу. Он у меня немного ревнивый идиот, но я верю, что шансы есть.

«Стебать меня еще будешь?!» — переворачивается всё у меня внутри.

Интуитивно, я возвращаюсь к теме, что пробила эту её броню, и я увидел выплеск живых эмоций.

— Реально что ли, залетела от своего Германа? — качаю я головой. — Ну, тут не прокатит. Если ты беременна, моя дорогая, теперь только через тест ДНК…

— Что? — дергает бровью.

Швыряю обратно в неё резинкой.

— Надо было воспользоваться!

Медленно поднимается.

Смяв в ладони свидетельство о браке засовывает его в карман. Морщась, сдирает с пальца обручалку. Швыряет мне в ноги.

— Продашь, купишь абонемент к психоаналитику. Своё тоже продай — боюсь, моего на хорошего психоаналитика не хватит.

Сдираю с пальца свою, швыряю молча ей в ноги ей.

Внутри кипит!

— Так… — уверенно оглядывает комнату. Но я вижу, что побелевшие губы трясутся.

Открывая стеклянную дверцу шкафа сгребает несколько своих драгоценностей и документы. Не глядя бросает себе за спину фоторамку с нашей счастливой свадебной фоткой. Едва успеваю отклониться, чтобы не выхватить острым углом в лоб.

Дура!

Шаг к столу…

Сгребает в руку флешку, проезжаясь своим идеальным маникюром по лаку столешницы. Ноготь ломается.

Еще раз обводит взглядом комнату.

Уходишь?

Все обрушивается у меня внутри. Потому что это всё! Конец! Останавливать я не буду!

Ну!!! Быстрей тогда! Чего тянешь?!

— Вали к своему Герману! — трясёт меня.

— Как скажешь…

Стуча каблуками выбегает из квартиры.

— Ааа!!!

Сжимаю челюсти.

Стекая по стене вниз, закрываю глаза. В ушах звенит.

Нокаут…

Глава 8. Доверенность

Перед моими глазами открытая дверь в палату. А в голове — в прошлое.

Я никогда не позволял себе возвращаться туда, жестко купируя все попытки памяти скользнуть в эту сторону. А теперь… теперь что уже… амнезия теперь не спасет.

Напротив, рядом с входом в палату сидит Лившиц с планшетом. Периодически с кем-то созванивается по делам…

Мой взгляд иногда скользит по нему.

— Медведев, поезжай домой. Поздно. Маша волнуется.

Он следит за моим недоброжелательным взглядом на Лившица.

— Я ей позвонил. Маша за тебя волнуется.

Несколько раз к нам подходит врач, пытаясь объяснить, что Марьяна будет спать до утра. Но я все равно остаюсь. И Лившиц, раздражаясь на моё присутствие, тоже.

— Лови… — скидывает что-то мне Медведев.

— Что это?

— Отчет с места аварии.

Пролистываю фотки. И экспертное заключение. Нет, Лившиц в аварии не виноват — трезв и правил не нарушал. Но… только одна маленькая деталь… Встречная летела со стороны водителя. И, судя по схеме, ему пришлось как следует вывернуть руль, чтобы тачка влетела не в него, а со стороны Кошкиной. Рефлекс самосохранения? Другие обстоятельства и тачки на дороге? Не было времени на оценку ситуации? Винить за это нельзя. Всё понимаю. Но виню!!

Поднимаю на него снова глаза. Встречаемся взглядами.

— Кто Вы? Что Вам нужно от Марьяны?

— Кто спрашивает?

— Я же сказал, — недовольно.

— Вы соврали.

— Окей. Муж будущий.

— В этом Вы, господин Лившиц, тоже заблуждаетесь.

— Почему это.

— Это Вам Кошкина сама объяснит, как придет в себя.

Да тебе конец, Лившиц, за то, что Алёнка осталась в детском саду в неведении — где мама.

«Завтра суббота, — вспоминаю я. — садик не работает и… Куда ж её денут?! «Опеке» отдадут?»

— Медведь.

— М?

— Алёнку надо забрать. Завтра суббота.

— Кто ж тебе её отдаст? Мать должна написать доверенность.

— Она на меня никогда ее не напишет. Скорее на этого Лившица, — понижаю я голос. — Родители у нее в Норильске. Пока найдём их, пока доберутся… Да там и самолёты не всегда летают зимой. А забрать надо утром!

— На Лену пиши, на сестру. Она ее воспитатель и уже по факту знакомый, близкий человек. Есть у тебя ее паспортные данные?

— Есть…

За ресепшеном опять никого. Я вытаскиваю лист из принтера и отыскав в интернете форму для доверенности пишу.

А что, если Кошкина всё-таки совсем отмороженная и Алёнка моя?

— А, черт… — строчка уезжает вниз.

Скомкав бросаю в ведро и пишу заново.

— Что Вы делаете? — притормаживает проходящая мимо медсестра.

Показываю ей удостоверение.

— Я у вас лист бумаги одолжил и ручку. Скажите, пожалуйста, а вещи Кошкиной из одиннадцатой палаты где?

— Старшая сестра сдала в гардероб.

— Паспорт, телефон?…

— Это у нас, здесь.

Толкает одну из дверей. Открывает ключом шкафчик. Показывает мне пакет.

— Только я вам это не могу отдать. Не положено.

— Отдавать не надо. Я только прописку в паспорте уточню и всё.

Пролистываю паспорт, фотографирую страницы. Фотка новая. Паспорт сменила. Нашего штампа о браке нет. Страница девственно чиста! Тоже меня стёрла?

С трепетом открываю следующую страницу. «Дети» — Алёна Александровна Кошкина.

Не Львовна.

И не Германовна.

Марьяна тоже Александровна. По отцу записала?

Нда… Вот теперь у меня точно есть несколько вопросов!

Дата рождения… Закрывая глаза, представляю себе календарь, начиная отсчитывать назад месяцы.

Плюс-минус… Где-то там на границе нашего расставания.

Тихо матерюсь, качая головой.

— Зараза!.. Чтоб тебя!..

— Что?

— Это я не Вам.

Возвращаю все обратно, наскоро оформляю доверенность. Стаскиваю ручку.

Теперь любыми неправдами мне нужно получить её подпись.

Хочется влететь в палату и потрясти ее как следует, чтобы вытрясти из неё правду.

Но что там трясти-то?..

Замираю перед открытой дверью. Фоном тихий голос Лившица.

— Я не могу сейчас… с утра отправлю… моему заму скинь. Отчёты мне отправь. Я посмотрю. Рука? Вывих плечевого. Нет, ничего критичного. Все живы, тачка застрахована.

— Ничего критичного… — цокаю языком, осуждающе качая головой.

Вздрагиваю от грохота в палате. Всунув в руки Михе доверенность, решительно залетаю туда.

Присев на кушетке Марьяна, словно пьяная дезориентировано смотрит вокруг и под ноги, на осколки от стакана с водой, что стоял на тумбочке в изголовье. Поднимает на меня взгляд.

Неверяще заторможенно хмурится…

Подносит к глазам кисть. На запястье синие пятна то ли от капельницы, то ли от удара.

Снова смотрит мне в глаза, тяжёлые веки пытаются закрыться.

— Ян… — шепчу я, сам немного теряя ориентацию в пространстве от того, как неуверенно она взмахивает руками, словно ища равновесие.

Дергаюсь к ней ближе и растерянно замираю.

Встряхивает головой, как будто я глюк.

— Марьяна! — залетает следом Лившиц, видимо закончив разговор.

Она переводит взгляд с меня на него и обратно.

— Айдаров?… — беззвучно двигаются её губы.

— Врача позовите! — выскакивает Лившиц в коридор.

Марьяна слепо кладёт руку на капельницу, стойка откатывается. Пытается встать… босые ступни касаются пола, одна щиколотка перемотана. Под ногами всё в осколках.

— Стой! — выдыхаю я, срываясь к ней.

— Где… моя… дочь?

Успевает подняться, нога подламывается, глаза закатываются и…

Теряя равновесие, летит на пол.

Подхватываю её уже у самого пола.

Кровь бьёт мне в лицо, кружа голову. Держу ее на руках, прижимая к себе. Она снова в отключке. Касаюсь губами бледного лица, задыхаясь от бури чувств.

Ох, Кошкина…

Бережно укладываю обратно.

— Марьяна… — пошлепываю по щеке.

Мне кажется, что она не дышит и слишком бледная. Белая! В панике возвращаю ей на лицо кислородную маску. Растираю ледяные пальцы.

— Ты же Кошка… — бормочу я. — У тебя девять жизней, помнишь?

Нервно пытаюсь улыбнуться.

— А еще — такую заразу даже дустом не убить… — вспоминаю одну из наших шуток.

— А ну-ка, дыши! — рявкаю я испуганно, припечатывая ей по щеке.

Слепо отталкивает мою руку.

Выдохнув падаю на стул, закрывая руками лицо.

— Мать твою…

Напугала!

Стискиваю ее кисть, в эмоциях вжимая в губы. Мне хочется поласкаться об эти ладони, забыв о том, что между нами пропасть. Хочется ровно до тех пор, пока я не вспоминаю, что…

— Кошкина… — с горечью отстраняюсь я. — Аленка — моя дочь?

Непослушной рукой срывает маску.

— Исчезни… Айдаров… — хрипло. — Она только… моя.

— Да?.. — начинаю свирепеть я.

Если у тебя есть силы кусать, Кошкина, значит, ты уже в порядке. И мне есть, что сказать!

— Тогда, где твоя дочь, а?! Может этот твой Лившиц знает? Ты спроси!

Слышу в коридоре шаги, голоса…

— Где? — едва шепчет она, голос испуганно дрожит.

— Выходите, — недовольно смотрит на меня врач. За ней медсестра с подносом, там шприц.

— Марьяна… — подходит с другой стороны к ней её мужик.

— Где дочь?

— Я еще не успел решить этот вопрос.

— Что?! — шокированно смотрит на него.

Медсестра подходит со шприцом.

Марьяна, всхлипывая отталкивает её руку.

— Это успокоительное, — комментирует врач, оттесняя меня от кушетки, — у Вас травма головы, Вам нельзя волноваться и вставать.

— Где моя дочь?!

— Мы обязательно выясним.

Марьяна опять отталкивает шприц.

— Юра?.. — жалобно смотрит на него.

— Так надо, Яночка, пусть поставят. Это профилактика кровоизлияния. Мы же не хотим кровотечений и инсультов?

— Нет! — уворачивается от иглы, панически оглядываясь наши лица.

Медсестра уверенным движением фиксирует ее ослабшую руку за локоть и…

Кошкина растерянна и беспомощна, по лицу слезы. Ни разу не видел ее плачущей. Вообще никогда! И моё сердце сжимается. Перехватываю руку медсестры.

— Дайте мне минуту! Я знаю, где её дочь. Дайте нам вдвоем всего минуту поговорить.

— Да вызовите санитаров! — шипит Лившиц. — Пусть уберут этого…

— Я сейчас тебе карету вызову, — басит Медведев. — И санитаров в погонах.

Раскрывает корочки.

— Все на выход, со свидетелем работают опера! — рявкает он.

Врач, возмущаясь, что мы не имеем права, все же ретируется за дверь.

Медведев выводит препирающегося с ним Лившица.

— Кошкина… — набираю я воздуха в лёгкие. — Алёнка три дня в садике… ждёт тебя… — мой голос подрагивает. — Не ест… очень переживает! Подпиши доверенность… я ее заберу пока.

Отрицательно качает головой.

— Пожалуйста… — умоляю я.

Она словно не видит ничего. Меня начинает колотить от её разгорающегося взгляда, в котором расцветает презрение и ненависть. И это запускает во мне тоже злость и истерику.

Не подпишет!

— Если ты мне сейчас не подпишешь это… — качаю я головой. — Я не знаю!.. Я тебя через все суды протащу, клянусь! Ты меня знаешь!.. Так вот. Я стал гораздо хуже теперь! Подписывай!

Медведев вырывает у меня лист с доверенностью.

— Айдаров… — с досадой. — Иди, отдышись.

Вылетаю, сползая за дверью по стене на корточки.

Зачем она так со мной?! Да, я накосячил, может тогда, всплылил. Может, сказал гадости. Но мне было гадко!! Что я должен был говорить?! Но неужели за слова лишают права быть отцом. А моего ребенка — отца?! Причем здесь ребенок?…

Мои челюсти и кулаки сжимаются.

Слышу, как Медведев успокаивающе говорит с ней. Объясняет про Лену… Про то, что завтра суббота… И Аленка хорошо ладят с Леной, а если ее заберут службы, то это будет еще более сильный стресс для ребенка.

— А завтра, я обещаю, что Аленку привезут сюда. Снимать Вас с препаратов пока нельзя — это риск. А Вам нужно беречь себя ради дочери. Или, может, Вы хотите, чтобы Ваш… жених, — слышу по голосу, как Медведь морщится. — Забрал девочку? Мне показалось, он не особенно этим озабочен. Да и девочка с посторонним мужчиной… Нехорошо это.

— Не хочу… — всхлипывает она.

— А Лена — очень хорошая девушка. Внимательная, добрая. А на Айдарова не обижайтесь. Он просто очень переживает. И за Вас и за… — если сейчас скажет за «дочь» выхватит от неё. — Алёнку! — чуть притормозив выбирает Медведев правильную версию.

Медведев молодец. Так и нужно было, да. Но это ведь не его лишили права отцовства, и он может спокойно. А я не могу. Эта мысль выжигает из меня любую дипломатичность.

А мне нельзя…

Я должен держать равновесие.

Потому что Марьяна — жестокая принципиальная дрянь. Но она моя дрянь… Любимая. Другой мне не светит, я это уже понял и принял.

И я хочу дать нам еще один шанс. А помощи в этом от неё не будет. Мне придется плыть против течения и грести за двоих. Троих.

И я дышу глубже… Дышу, пытаясь отыскать в себе какие-то резервы для этого. Они есть… Нужно просто немного прийти в себя.

Медведь выходит из палаты, взмахивая бумажкой.

— Вуа-ля…

Глава 9. Яж бать

Подъехав с утра к детскому саду, отправляю Лене фотку с доверенностью. Кратко поясняю в сообщении, что я хочу от нее.

На улице еще темно. Присев на капот, пью кофе из прихваченной с собой термокружки. Глаза слипаются…

Перезванивает.

— Лёва, а я не могу, — категорично.

— В смысле — ты не можешь?!.. — обтекаю я.

— Лёва, у меня с утра какая-то сыпь. Я не могу взять Алёнку на выходные. А вдруг это заразно?! Мне надо к врачу.

— Это всего лишь аллергия!

У Лены изредка бывает на бытовую химию.

— А если нет? Я выпила супрастин, не особенно помогло.

— Черт… Черт!!

Зависнув смотрю на двери детского сада. Потом на часы. Семь утра… Переиграть я не успею. Сейчас мне на работу. А когда я освобожусь Алёнку уже заберёт соц служба. Попробуй, потом, выцарапай оттуда.

— Короче. Ты просто выведите мне ее из садика по доверенности, словно забираешь. Дальше, я сам разберусь.

— Сам… — с сомнением. — Ты не очень то с детьми…

— Лен! Я очень хорошо знаю её маму. Мы с Алёнкой съездим к ней и обо всем договоримся. Проблем не будет.

Пауза…

— Лёва… Она что — твоя?! — вскрикивает в шоке Лена. — Конечно — твоя! Боже мой!.. Аааа!!!

Меня снова бросает в жар. Зависаю… Я уже все пересчитал за ночь на десять раз, вспоминая практически по дням. Мы сильно ругались тогда, мало нормально общались. И… ну может быть был один подходящий для зачатия раз. Когда мне снесло башню, и я просто мечтал, чтобы она залетела и успокоилась со своими движениями вне семьи. И всю ночь напролет, как одержимый решал эту задачку. Судя по всему — успешно. И всё же — не факт.

— Я не знаю точно, — тяжело сглатываю я.

— Я знаю! Я! Она наша!.. Я сразу это заподозрила! — тараторит вдохновенно Лена. — Она такая же бедосечка, как был наш Женька в детстве, а внешне — копия я! Только ямочки твои. Как же так, Лёва?.. — с упрёком. — Почему ты не говорил, что она есть?! Почему она тебя не знает??

Мне так горько и тоскливо от её вопросов. Потому что родители у неё идиоты!

— Лева? — требовательно.

— Потом всё объясню, ладно?

— Лен… ну сделай, пожалуйста. Так надо.

— Жди, — вздыхает она. — Пока разбужу, пока позавтракает, пока оденется…

И я жду, обмирая внутренне от предстоящей встречи. Закрываю глаза, пытаясь настроиться на общении с Алёнкой. Надо как-то ей объяснить почему она уезжает со мной и не напугать, не шокировать… В голове не укладывается! Я — отец?! Всю ночь подкидывало от этого факта. Так и не поспал.

Сгребая с капота немного снега, прикладываю к горящему лбу.

Я должен сказать Аленке? Вообще-то, Айдаров, ты не имеешь права, пока не выяснишь это достоверно. Обмануться легко… Особенно, когда очень хочется обмануться. А мне хочется!

А если не твоя? Что будешь делать?

Что-что… всё то же самое! Потому что Алёнка как минимум дочь Кошкиной. И всё равно будет и моей.

Марьяна… Второй раз завоевать Кошкину — это утопия. Да. Однозначно. Но я попробую. Мне, вообще-то и первый раз не грозило. Но получилось же!

Я все еще «очаровательный подонок»? Смотрю на свое отражение в стекле. Или уже не очень? Очарования Кошке недостаточно было даже в юности. Ей нужны подвиги!

Через минут сорок, вижу идущую Лену. Рядом плетётся Алёнка. В жёлтом пуховике и смешной шапке с балаболками. В руках подаренная мной кукла. Длинные вязаные ноги куклы получатся по снегу.

И только увидев девочку «во плоти» до меня вдруг доходит… А что я буду делать с ребенком? Еще и с девочкой?! Еще и с маленькой!

Я вообще-то на оперативку опаздываю. Как я собираюсь с этим всем справиться? Хорошо, хоть суббота, и я сегодня в относительно свободном полёте — отчеты, в основном. Придется выкручиваться. Справляются же как-то женщины по субботам? У них и по два, и по три… Что я — беспомощнее женщины, что ли?

— Это Лев, — подводит Лена ко мне Алёнку. — Помнишь его.

Поднимает на меня светлые огромные «кошкины» глаза.

— Помню. Здравствуйте, — старательно выговаривает она.

— Привет… — дергаются мои губы в вынужденной улыбке.

— Ты нашел маму?

— Нашел… — теряю голос. — Мы чуть позже к ней съездим.

Кивает.

— Как договоравались, котёнок, — присаживается перед ней Лена. — Я съезжу к врачу. А ты пока побудешь с моим братом — Львом. Он добрый. И друг твоей мамы. И свозит тебя к ней. А если врач скажет, что со мной всё хорошо, то я заберу тебя на ночь, ладно?

— А маму?…

— А маму пока немного полечат врачи. Несколько дней. Ты пока побудешь с нами. Но мы будем каждый день её проведовать. Договорились?

Кивает, с опаской поглядывая на меня.

— Если ты захочешь со мной поговорить, скажи Льву. Он наберёт меня. Хорошо?

Опять неуверенный кивок.

— Ты отпросился с работы? — поднимается Лена.

— Практически… — уклончиво отвечаю я.

— В двенадцать обязательно покорми. Купи водичку, чтобы всегда с собой была. И печенье! Только порционное… в отдельных упаковках.

Что такое порционное?!

— Смотри, чтобы варежки не промокли… — наспех закидывает меня Лена ценными указаниями.

Растерянно слушаю вполуха.

— Всё понял! Опаздываю… Если что, буду звонить.

Открываю Алёнке дверь на переднее сиденье.

— Ты что не купил детское кресло?

— Где я его ночью куплю-то, Лен?

— Ой, Лёва… Это же опасно!

— Всё! Куплю! Не волнуйся. Подвезти?

— Да нет, здесь близко мне.

Помахав рукой Аленке, уходит, оглядываясь еще пару раз.

— Ну что, подружка, поехали?

Усаживаю девочку на сиденье. Тяну за ремень безопасности. Но он проходит как раз на уровне ее лица, закрывая рот. С недоумением хлопает на меня своими глазищами как кукла.

— Мда… так не пойдет.

Вытаскиваю из машины. Достаю сзади подушку. Но подушка надувная и раздутая как шар. Алёнка съезжает с нее в бок, заваливаясь на моё сиденье. Зашвыриваю подушку обратно.

Снимаю свою куртку, сворачиваю ее, кладу, чтобы ей было повыше. Наконец-то мне удаётся устроить Алёнку поудобнее.

Телефон в кармане куртки звонит и вибрирует. Твою мать!! Не вытащил!

Быстро потрошу конструкцию. Одной рукой пытаюсь вернуть всё, как было и пристегнуть ремень безопасности, второй держу у уха телефон.

— Айдаров!

Аленка с писком съезжает в сторону. Ловлю за пояс пуховика, возвращая обратно на импровизированный «насест».

— Ты где, братан? Майор не в духе…

— Лечу!

Захлопнув дверь, обхожу машину.

— Медведев… тут такое дело, я с дочкой… — на автомате называю Алёнку так и сам охреневаю, замирая на середине фразы.

— Лена заболела…

— Оо, — замолкает Медведь. — Ну. Что теперь, — философски. — Придумаем что-нибудь.

— Ну да…

— Быстрей давай. Брагин лютует.

Падаю на сиденье, поворачиваю ключ. Перевожу взгляд на Алёнку. Нет её! Опускаю глаза. Сползла из-под ремня вниз, под бардачок. И, присев, копошится там. Моя куртка, раскручиваясь, съезжает следом.

Шокированно смотрю на разрушенную конструкцию.

Девочка распрямляется.

— Бусинка упала… — демонстрирует мне в пальцах испачканную в грязном талом снеге перламутровую горошинку.

Изображаю отчаянный молчаливый фейспалм, понимая, что вовремя мне не успеть.

Вылетаю из тачки, повторяя всю процедуру с благоустройством.

— Не двигаться! — командую я.

Сажусь на сиденье. Жму на газ. Алёнка испуганно вскрикивает.

— Что?! — торможу от неожиданности.

Замечаю боковым зрением, как от торможения с капота слетает ее кукла, которую я положил туда, пока возился с сиденьем.

— Манюня! — тянет руки к лобовому стеклу Аленка.

— Ыы… мля… — сдавленно матерюсь я. — Кукла… Оо!..

Снова выскакиваю из машины. Отряхиваю от снега игрушку, отдаю. Сажусь в машину. Понимая, что… что-то не так. Сосредоточенно смотрю в лобовое. Что?.. Дворники работают. А я не включал. Перевожу вопросительный взгляд на Алёнку. Ее щёки становятся ярко алыми.

— Это не я… — заговорщицки шепчет мне, вжимая голову в плечи. — Они сами…

Ну да! Вздохнув, выруливаю наконец-то на дорогу.

— Кушать хочешь?

— Нет.

— Пить?

— Нет.

— Не замёрзла?

— Нет.

— Славно!

— Мне жарко.

— Сними шапку.

Телефон опять трезвонит. Бросаю взгляд на экран. Ничего важного. Скидываю вызов.

На парковке перед отделением ни одного свободного места. Потому что опоздал! Уже минимум на двадцать минут. Оперативка редко длится больше сорока. И если я не явлюсь хотя бы к концу, мне крышка. Брагин меня распнет. Может и прогул закатить или выговор.

Сделав петлю, припарковываюсь через дорогу. Надеваю на ухо гарнитуру. Засовываю телефон в задний карман. Поднимаю Алёнку на руки.

Переходим дорогу.

— Мы шапочку забыли.

— О, боги…

Возвращаемся за шапкой.

— «Красный свет — движения нет»… — декларирует задорно Алёнка, глядя на светофор.

И я как идиот замираю на обочине, хоть и дорога абсолютно пустая. Но не могу же я показывать ей, что нарушаю правила. Она же потом повторит.

Стою, жду чертовый светофор, нервно покусывая губы.

Забрав потерю, опять ждем зелёного света. Торопясь, иду внутрь здания.

— Доброе утро!

Сержант на проходной удивлённо провожает меня взглядом. Пара проходящих мимо коллег, поздоровавшись, с недоумением идут мимо. Спиной чувствую, как оглядываются.

Прижимаю Аленку сильнее, с удивлением ловя себя на чувстве гордости, что — да, моя. Глажу ее рефлекторно по спине.

Бегом поднимаюсь на второй этаж. Ну вот… хотя бы к концу планерки посвечу фейсом! Успею доложить о своих наработках. Выхвачу, но не выговор.

— Лев… — обняв за шею шепчет мне доверчиво в ухо Алёнка. — Я хочу писать…

— А?! — врастаю я в пол.

— Прямо сейчас!.. — мучительно сводит брови и жалобно смотрит мне в глаза. — Сийчасжи!! — требовательно.

Оо… Всё-таки — выговор, да?..

Сводить пописать девочку, это вообще не одно и то же, что сводить мальчика! И тупя, я беспомощно оглядываюсь.

— Татьяна! — экстренно ловлю пробегающую в конце коридора секретаршу. Коряво объясняю ей, что мне от неё нужно.

— Твоя что ли, Айдаров?! — открывает она удивленно рот.

Незаметно положительно киваю. А что я должен говорить??

— Ко мне заведёшь, ладно, Тань? Спасибо!

Вложив мне в руки ее куртку и шапку, забирает Алёнку и уводит ее.

Расправив китель, залетаю в кабинет, сталкиваясь лицом к лицу с майором Брагиным.

— Товарищ майор…

— Аа… да, — разворачивается он. — И опоздуну этому — выговор запиши.

— Товарищ майор, у меня уважительная! — машинально взмахиваю я детской шапкой.

— Детским мир ограбили, а ты предотвратил? — скептически смотрит он на пеструю шапку с балаболками.

— Нет… — опускаю глаза. — А можно мне сегодня отгул? В счет отпуска.

— А у тебя что — отпуск не отгулян?

— В счет будущего.

— Зарплату не выдать за следующий месяц? — язвительно.

Лицо гневно начинает краснеть.

Не помешало бы, конечно.

Чувствую, как маленькая теплая ладошка появляется в моей. Рефлекторно сжимаю. Трындец… Просил же в наш кабинет завести! Майор опускает взгляд вниз. Глаза увеличиваются.

— Я пописала, — сообщает мне Алёнка, глядя ему в глаза.

Класс…

Глава 10. Шедевральная

Сосредоточенно перепечатываю протокол опроса свидетелей с диктофона.

Зажав куклу под мышкой, Алёнка слоняется от одного окна к другому и между столами.

— Когда к маме? — трогает меня аккуратно, словно котёнок лапкой.

— В обед, детка.

— Маму больно лечат?

— Нет, ну что ты, — не хочу расстраивать я ее. — Мама спит. Ее лечат, пока спит.

— Ты её заберёшь?

— Через несколько дней — обязательно.

— Чесна-чесна?

— Причестно-причестно! — улыбаюсь я.

Как я буду забирать Кошкину — это огромный открытый вопрос. Не силой же…

Но Аленка немного оживает, начиная активнее исследовать пространство.

Подходит к кулеру. Шкодно оглянувшись, нажимает рычажок с холодной водой. Струя бьётся вниз, брызги летят ей на одежду. Отскакивает.

— Само? — ухмыляюсь я.

Поджав губы, смущенно морщин носик.

— Кружку возьми…

Протягиваю ей свою. По-хозяйски положив куклу на стол к Медведеву увлечённо зависает у кулера.

Медведев, не поднимая глаз, предплечьем сдвигает куклу в сторону, освобождая страницы блокнота, куда что-то переписывается.

— Я цветочки полью? — стоит с полной кружкой воды Алёнка.

— Полей.

Из цветов у нас только три неизвестно откуда появившихся кактуса. Раньше были и другие, но их эвакуировала Татьяна. Так как мы забываем поливать, и они засыхают.

Алёнка протискивается за креслом Медведева к окну. Он машинально подкатывается к столу, не отвлекаясь от работы. Выливает воду в цветок.

Включаю диктофон, снова углубляюсь в работу. Но взгляд все время ищет девочку, пытаясь разглядеть сходства. Их очень много…

На столе у Колькова — две конфеты. Любопытный нос Алёнки притормаживает возле них. Она ловит взгляд Гены. Разговаривая по телефону, он улыбается и двигает конфеты к ней.

— Бери… — шёпотом.

— Спасибо! — прячет обе по карманам.

Поставив локти на невысокий подоконник, скучая, смотрит в окно. Причмокивая жует конфету.

На какое-то время отключаюсь от нее, погружаясь в работу.

— Ой!.. — испуганно.

Мы с Медведевым синхронно разворачиваемся.

На ее малиновых штанах, на левой брючине большое мокрое пятно, а на правой — маленькое, коричневое. Судя по всему от растаявшей в кармане конфеты.

На пол тонкой струйкой с подоконника часто капает вода из чашки, в которой стоит горшок с кактусом. Беспомощно хлопает ресничками.

Ох, поливальщица! Увлеклась…

— Алёнка!.. — озабочен тру виски.

Морщась лезет рукой в карман, брезгливо доставая растаявшую шоколадную кашу вперемешку с оберткой.

Стояла она, прижавшись к батарее… видимо конфета растаяла.

— Что с тобой делать?

Покаянно вздыхает синхронно со мной.

— Не ругайся… — преданно смотрит мне в глаза. — Оно само.

Мужики сочувствующе переглядываются.

— Крольков, ты у нас самый опытный. Чего делать теперь?

Не так давно Гена женился. И теперь у него есть дочка Мила, на пару лет постарше Алёнки. Дочь его жены Галины от первого брака и несостоявшаяся хозяйка Гаврюхи.

— Хм… Застирывай пятно… развешивай сушиться на батарее…

— Может, новые купить? — с сомнением смотрю на шоколадное пятно.

— Может, Машу попросить забрать её? — предлагает Медведь, смотрит на часы. — Через два часа освободится.

— Не надо меня, забрать! — жалобно. — Мы к маме поедем!

Переводит на меня тревожный вопросительный взгляд.

— Обязательно! Снимай штаны…

Аленка остаётся в колготках.

Ставлю ее с ногами на своё кресло.

Стоя в «предбаннике» мужского туалета стираю жидким мылом пятно. Вода едва теплая и отстирать нереально, конечно. Выжимаю. И разворачиваясь на звук открывающейся двери машинально встряхиваю. Брызги летят прямо в ошалевшее от моей наглости лицо Брагина!

Мля.

— Извините, товарищ майор.

Обтекает, стирая с лица тыльной стороной кисти капли, не моргая смотрит мне в глаза.

По нашему майору очень легко понять, когда он в гневе. Его лицо наливается красным. И сейчас оно в цвет Алёнкиным штанам. А я, судя по всему, бледнею, так как моё лицо немеет.

— Айдаров… — вижу, как его губы беззвучно двигаются, но каждое ругательство легко считать.

Вдох… Выдох…

— Исчезни, Айдаров.

— Есть! Совсем?

— Работай, иди!

Сжимая в руках мокрые штаны, вылетаю в коридор.

— Лёвушка… — тихо, сзади.

Резко оборачиваюсь. Марина… капитан из соседнего отдела по несовершеннолетним. Пару раз было у нас…

А сейчас мне вообще не в кассу эта связь!

— Какие планы на вечер? — флиртуя, крутит на палец локон. — Я могу приехать.

— Нет!

Удивлённо дергает бровью.

— Я… мм… с дочкой… живу теперь. Ко мне нельзя.

— Чьей дочкой? — подозрительно.

— Моей.

— Ты ж не женат!..

— Но не бесплоден же, — пожимаю плечами. — Дочка у меня…

Показательно поднимаю детские штанишки.

— Неожиданно. Окей… — недоверчиво.

Сбегаю.

Еще не открыв дверь кабинета, слышу голос Аленки. Звонко поёт. Приоткрываю дверь.

— От чего на голове не растут цветочки? А растут они в траве и на каждой ко-о-очке, — старательно тянет она, с энтузиазмом внимающему Медведю.

Отталкивается от стола и запуская кресло по кругу, продолжая:

— Если волосы растут, значит их сажа-а-а-ют. Отчего же мне сажать их не разрешают? Хорошо бы сделать так — вж-ж-жик! — взмахивает рукой. — Срезал все кудряшки. На макушке красный мак, а вокруг ромашки!..

Стоя на останавливающемся стуле выразительно заканчивает она.

— Молодец! — кивает он ей.

— А конфетку?

— Конфетку?… — отодвигает ящики в столе. —

конфетки. Шоколадка сойдёт?

— Сойдёт! — радостно хлопает в ладоши.

— Что происходит? — обвожу взглядом представление.

— Ставишь ребенка на стул — он поёт, такая опция! Ты не знал?

— Да что-то подзабыл уже… — оттягиваю галстук.

Развешиваю штаны на батарее.

Пододвигаю Аленке маркеры и несколько листов бумаги.

— Порисуй пока.

— Что тебе нарисовать?

— Папу… — вздыхаю я. — Нарисуй папу.

Пристроившись рядышком, рисует непропорционального чудика с пышной рыжей шевелюрой.

— Это папа такой?!

— Да!.. — уверенно.

— Мм…

Периодически откусывает прямо от цельной плитки шоколада.

— Тебе можно шоколад? — на всякий случай уточняю я.

— Конечно же!.. — прикусывает язык от старания и скрипит маркером по бумаге.

Дверь в кабинет открыта. Из коридора — претенциозные интонации Брагина. Отчитывает кого-то.

— Куда делись вещь доки по делу Маменко? Это вам что — личные вещи — унёс-принёс?!

— Так… у нас следственный эксперимент был, товарищ Майор!

— Где запрос? Где моя подпись? Где протокол?

В ответ едва различимый бубнеж.

— Поскольку времени у меня мало, — решительно заходит он в наш кабинет. — Я вам тоже быстро объясню матом!..

Алёнка как суслик вытягивает шею, выглядывая из-за моего монитора.

Брагин спотыкается на полуслове.

— Нет, так невозможно работать! Ты мне рабочий процесс саботируешь, Айдаров, — обличающе тычет в меня пальцем. — Свободен! До понедельника найди ребенку няню, усёк?

— Усёк, товарищ Майор.

Бросаю все, начиная собирать Аленку.

— Медведев, прикроешь? Через час придёт свидетель, нужно чтобы подписал свои показания, — перекладываю к нему на стол бумаги.

— Разрулим, — кивает.

Засовываю Аленке в охапку куклу, шапку, пуховик и поднимаю её на руки.

Надо валить, пока начальство не передумало.

— Нет, ну был же нормальный отдел… — причитает Брагин с унынием глядя на меня. — Я ж сюда специально ни одной бабы не пустил. Нет! Наженились, расплодились…

— До свидания! — смотрит ему в глаза Алёнка.

— Держи конфетку… — достает ей из кармана.

Алёнка утягивает очередную, зажимая в кулак.

Выскальзываю за дверь.

— Дяденька ругался? — боязливо шепчет мне на ухо Аленка.

— Нет, — ухмыляюсь я. — Наоборот. Ты его очаровала.

Довольно морща нос затягивает шапку.

— Потому что я вся в маму — ше-де-враль-ная!

— Да уж… тут не поспоришь.

Глава 11. Кошка

Покупаю фрукты, сливки, сыр и йогурты. Кошка умирает без молочки.

Сижу в машине на парковке больницы. Алёнка уже извелась от нетерпения, но я торможу.

Что ей говорить?

Как убеждать?

В чем убеждать?!

Мы и в лучшие то времена все проблемы решали не разговорами, а сексом. А сейчас вообще как два инопланетянина с разных планет. Но только космос у нас теперь один на двоих, глажу по голове Алёнку. И нужно договариваться.

Кошкина — единственная женщина, которая меня может с разбегу добесить до неадеквата. И единственная — которую я хочу так, что теряю все тормоза и здравый смысл.

И на этой тонкой тропе, между двумя обрывами, я и балансировал. Но эквилибрист из меня хреновый. Я рухнул… убился… Кошка же, как обычно, реанимацией не озаботилась. Ей по душе только победители!

Принимаю ли я это? Нет… Не принимаю. Но с чего-то нужно начинать движение навстречу.

— Пойдём… — теребит меня Аленка.

— Пойдем! — пытаюсь взбодриться я и привести себя в доброжелательное состояние духа.

Внизу притормаживаем в аптечном киоске. По рекомендации фармацевта покупаю витамины и аскорбинки для Алёнки. В лифт очередь, и мы сворачиваем на лестницу.

— А ты мамин друг?

— Мм… — как бы тебе сказать. — Мы дружили раньше. Когда тебя еще не было.

— А как вы дружили?

— Близко…

— Расскажи!

— Мы познакомились, когда были студентами. Друзья уговорили меня поехать на сплав. И в компании оказалась Кошка… мм… твоя мама.

— Сплав — это как?

— На плотах плыть по реке.

— Здорово!! — хлопает в ладоши. — И я поеду!

— Обязательно! Вот подрастешь и поедем.

— И что было дальше?

Дальше…

Флешбэк.

«Развалившись на втором этаже огромного плота, ловлю ласковые лучи утреннего солнца.

Если бы сплав был экстремальный — я бы отказался. Я не любитель экстремального отдыха. А так… просто тусовка на комфортном двухэтажном плоту.

И мой друг Димыч, уверял, что девочки требовали меня. А девочкам отказывать нельзя…

Зажмуриваю глаза, солнце бьёт даже сквозь темные стёкла очков.

Рядом загорают две цыпочки в пёстрых купальниках. Эти — поинтересней. Парочка тех, которые попроще — готовят на всех обед внизу.

Там стол с лавками на двенадцать человек и «каюта» в виде большой палатки. В ней спит какая-то парочка. Я немного опоздал, поэтому не успел познакомиться со всеми. Запрыгнул на борт, когда плот уже отчаливал от берега.

— Сгоришь, Айдаров… — хихикают девчонки, тихо перешептываясь между собой. — Спинку намазать?

— Не откажусь…

Девчонки присаживаются с разных сторон.

— Оо… — сокращаюсь от приятного ощущения скользящих пальцев. — Еще…

Минут через пять лёгкого массажа переворачиваюсь на спину.

— И грудь.

Послушно растирают по мне крем.

Это я удачно попал! Брюнеточка — Даша и русая — Зоя. Хорошенькие. Раскованные, но не слишком развязные. Супер!

— Спасибо, девочки! — ловлю их руки и по очереди прижимаюсь губами к пальцам.

Правильные инициативы нужно поощрять!

— Ой, какой… — закатывает мечтательно брюнетка глаза.

— Оставайтесь на нашей волне! — подмигиваю ей. — Обещаем много интересного…

И еще раз целую пальцы русоволосой Зои, чтобы не заскучала.

Поправив сбившиеся от прикосновений девчонок шорты, решаю спуститься вниз и что-нибудь перекусить.

Стальная лесенка из сваренных труб глухо звучит под босыми ступнями.

Губы растягиваются от улыбки. Настроение отличное! Спрыгиваю на нижний борт. Мышцы играют, желая нагрузки, тело тянет… Подпрыгиваю, хватаясь за стальную трубу каркаса. Несколько раз подтягиваюсь.

Девушка, мешающая что-то в кастрюле на газовой плите, застывает, смущенно ведя взглядом по моему торсу.

— Привет… — ухмыляюсь ей.

Кивает, отводя глаза.

Проходя вдоль длинного узкого стола по краю плота, стаскиваю из чашки яблоко. Парни режутся в покер.

Поднимаю взгляд и…

Вау-вау-вау!..

Она стоит спиной ко мне на самом носу плота. Ноги просто от ушей! Гладенькие и фигурные. Идеальная осанка, как у королевы. И роскошная задница! На пояснице — ямочки, тончайшая талия… Моя пальцы автономно приходят в движение, желая общупать и обрисовать эти влекущие формы.

Но дело не только в формах! Красиво стоит — уверенно и раскованно. Уперев руку в бок. Ей не нужен пёстрый купальник, чтобы ловить мужские взгляды, и, видимо поэтому, она в однотонном, с серебристой цепочкой по бедрам.

Облизываю пересохшие губы.

Светлые волосы небрежно вьются по плечам, вздрагивая от легкого бриза. Лица не видно, но я уже чувствую, что просто «хорошенькая» для её случая — оскорбление. Потому что так шедеврально стоять умеют только истинные красавицы!

Вот эту хочу! И даже готов променять на тот дабл сверху!

Сердце колотится в грудной клетке. Покачнувшись от волны эндорфинов, решительно иду к ней.

— Привет, киска… — низко шепчу ей на ушко, обнимая за талию, и нахально притягивая к себе. Девочки любят это — когда парень не тушуется и…

— Я не киска. Я — Кошка, — её кисть неожиданно летит вниз, словно случайно хлестко заряжая мне в пах.

— Мля… — хриплю я, сгибаюсь пополам.

Сучка… Зараза!

Так и не взглянув на меня, отворачивается в другую сторону, чтобы уйти. На развороте случайно толкает бедром, и я оступившись лечу воду.

Плеск! Ожог ледяной волной!

Отталкиваюсь от кормы плота в сторону, подтягиваясь, возвращаюсь на борт и обтекаю…

Класс!..»

— Дальше… дальше мы друг другу сразу понравились! — прячу улыбку. — И уже не отходили друг от друга ни на шаг.

— Здорово!

— Здорово… — сглатываю я, останавливаясь перед ее палатой. — Пришли.

Глава 12. Второе свидание

Открываю дверь, заглядывая в палату.

Лившиц у окна, спиной ко мне. И весь мой мирный настрой снимает как рукой.

Их разговор резко обрывается на полуслове. Вернее, подвисает фраза Марьяны:

— Ты не обязан… — вяло и тихо.

Застываю в дверях, переводя взгляд на Кошкину.

— Мамочка! — вырывая руку из моей, Алёнка залетает в палату.

Вскрикнув, Марьяна морщится от боли и пытается подтянуться чуть выше на кушетке.

Прямо в куртке Аленка карабкается к ней, залезая сначала на стул, а потом, как я в прошлый раз, шлепается лицом на живот Кошки и начинает реветь.

Лившиц разворачивается… Недовольно обводит нас взглядом.

Обняв дочь, Кошкина поджимает дрожащие губы.

— Мой котёночек! — гладит по голове Аленку. Снимает с нее шапочку и гладит опять.

Мы смотрим с Лившицом друг другу в глаза.

Молча прохожу в палату, стягиваю с Алёнкиных ног сапожки. Ставлю в тумбочку пакет с продуктами.

Оттолкнувшись от стула Аленка перебирается на кушетку, звездой ложится на маму. И затихает…

— Привет… — сажусь на освободившийся стул.

Марьяна поднимает глаза на меня. Взгляд расфокусировано скользит по моему лицу.

— Как ты?.. Чувствуешь себя как?…

Ее губы размыкаются, она растерянно пытается ответить. Но они опять вздрагивают, и она поджимает их.

— Плохо! — вмешивается в наш разговор Лившиц. — Разве незаметно?

Заметно… Очень бледная. Взгляд фокусируется с трудом. Волосы на лбу мокрые, как при лихорадке. Под глазами синяки. Мне хочется положить на её лоб руку. Или мокрое полотенце, на крайний случай.

— Тебе больно, мамочка? — приподнимается Аленка, опираясь на грудь Марьяны. Вскрикнув от боли, та сжимается.

— Оу… — подхватывая Аленку, снимаю, усаживаю к себе на колено.

— Всё? — недовольно интересуется Лившиц. — Увиделись? Теперь можно ставить капельницу?

— Позже, — упрямо.

Присев у окна на стул, Лившиц погружается в планшет и тихо пишет какие-то голосовые по работе.

А мы втроём молчим. Алёнка с Марьяной держаться за руки.

— Ян… извини, что я орал здесь… угрожал… что-то порвало меня тогда, — хмурюсь я.

— Ты сказал ей? — произносит одними губами, с горечью глядя на меня.

Что я — самоубийца? Так мы никогда не помиримся.

Отрицательно качаю головой. Закрывая глаза, с облегчением выдыхает.

— Где твои штаны, котёнок?.. — гладит Марьяна её по коленке, обтянутой колготками.

Алёнка чешет щеку.

— Я облила и запачкала… А Лев мне постирал!

— Мм… Понятно. Ты что — по улице так?..

— Мы на машине, Ян. К тебе торопились. Сейчас заедем — купим другие штаны ей.

— А где… Елена?

— Недалеко… — уклончиво съезжаю я с прямого ответа.

— Это что?.. — дотягивается пальцами лица Аленки.

Та снова чешет щеку. А потом предплечье. Пальцы скрипят по куртке

— Детка?! — тревожно и расстроенно. — Айдаров, что за пятна и… сыпь?!

Какие еще к чертям пятна?!

Подрываюсь, ставлю Аленку на стул.

О, твою мать!! Неужели Лена и правда подхватила какую-то заразную хрень?! И заразила Аленку!

— Эм… — растерянно качаю головой. — Полчаса назад ничего не было, клянусь! В больницу ехать?

Алёнка, морщась, чешется.

— Ты давал ей шоколад! — с возмущением и скорее констатирую, чем спрашивая. — Да?!

— Мля… да, — признаюсь я.

— Маленько! — оправдывается Аленка. — Лев не давал. Дяденьки давали.

— Какие еще дяденьки?!..

— Добрые! Я их… как там? — оглядывается на меня. — Очаровала, вот!

— Да на работе у меня… — поясняю я. — В отделе… Аленка, ты же сказала — тебе можно!

— Айдаров… — с досадой закатывает глаза Кошкина. — Сколько она съела?!

— Две… — показывает покаянно Аленка два пальца.

— И плитку шоколада, — тоже покаянно зажмуриваюсь.

— Ты что — оставил ее без присмотра?!

— Я присматривал, как она ела! — психую я. — Откуда я мог знать?

— Детям нельзя шоколад! — переходит Кошка на раздраженные тона. — Как это можно не знать?!

— Я все детство ел шоколад! Откуда мне было знать, если у меня не было шанса!.. — затыкаюсь на полуслове. — Так! Просто скажи — что теперь делать, окей? И что еще ей нельзя.

— Где твоя сестра? Почему Аленка была с тобой?!

Обессилев закрывает глаза, морщится.

— Я не хочу, чтобы она с тобой… Мы так не договаривались.

— Яна, я могу забрать Алёну. Нет проблем. Найму круглосуточную няню с медицинским образованием и вопрос решен, — снова вмешивается Лившиц.

Марьяна с сомнением и недовольством переводит взгляд с него на меня и обратно.

— Не надо лезть в наш семейный разговор! — с рычанием разворачиваюсь я. — Надо было её раньше забирать, когда у тебя была возможность! Ребенок там с ума сходил. Хоть бы приехал, сказал, что мама в порядке и не бросила её!

Сжимаю руку в кулак. Твоё присутствие здесь сейчас неуместно, Лившиц! Выйди! Открываю рот, чтобы озвучить.

— Айдаров… прекрати, — одергивает меня Кошкина.

Разворачиваюсь к ней.

— Ты хочешь отдать дочь чужому мужику, который забил на нее?! Он даже не поздоровался с ней, когда мы вошли! Она что — пустое место?!

— Не ори, Айдаров…

— Я не ору. Я возмущаюсь! Где же твоя гребанная принципиальность, Кошка?!

— Я могу поговорить с Леной? — сквозь зубы.

— Со мной поговори! Со мной!! Хреновый я, да? Но я хотя бы стараюсь… Мне не всё равно!

— Мамочка… не ругай нас! Лев хороший! — прижимается к ее предплечью Аленка. — Я тут буду. С тобой.

— Кошкину на МРТ! — раздаётся громкий голос у палаты. — Носилки…

— Котёнок… здесь нельзя… — расстроенно гладит её Марьяна. — Ты не хочешь к Елене?…

— … Михалне… — добавляет Алёнка.

— Ах, да! — вздыхает Кошкина. — Михайловне…

— Я с тобой хочу, — начинает всхлипывать Алёнка. — Пожа-а-алуйста!

Марьяна расстроенно гладит её.

— Алёнка, в больнице нельзя, — подставляю ей сапожки. — Но мы завтра утром приедем опять. А сегодня… сегодня… Вот! — вдруг озаряет меня. — У меня друг есть, Гаврюха, смотри… — включаю ей видео. — Он очень тоскует, и отказывается есть. Он мне подсказал, что его должна покормить обязательно девочка. Давай, покормим…

Хихикая Аленка смотрит видео с сурикатом.

— Ну, я прошу тебя!! — беззвучно шепчу я Кошкиной.

Её глаза блестят от слёз.

— Тавегил ей дай… — едва заметно шмыгает она носом. — И грибы не давай.

Киваю.

В палату заходят два санитара с носилками.

— Её надо искупать… — дрожит голос Кошкиной.

— Искупаем.

— Надо купить бельё.

— Купим.

— И не смей говорить ей!

— Ладно. Спасибо, Ян!!

— За что?

— За доверие…

Отворачивается. Санитары замирают возле кушетки.

— Вам нужно перелечь. Помочь?

— Котеночек! — обнимает Аленку Марьяна. — Слушайся Елену Михайловну! Не шали!

Все еще раздражаясь от присутствия Лившица, не раздумывая подхватываю Марьяну на руки.

— Лев! — шипит она шокированно.

— Что?

Прижимаю к себе крепче. Меня так подкидывает от близости наших тел, что не чувствую веса. Сердцебиение шкалит. Распахнутые глаза Кошкиной не моргают. Её губы очень близко… Чуть наклониться и можно поцеловать. Но я не целую. Аккуратно перекладываю её на носилки.

— Телефон! — вскрикивает она. — Твой номер…

— Диктуй свой… — иду рядом с носилками. — Я наберу.

Она, хмурясь, вспоминает цифры. Диктует.

— Восемьдесят пять… — произносит последние, — или, стой!.. Пятьдесят восемь… я не помню! — беспомощно.

— На оба позвоню! Ты, главное, выздоравливай… — сжимаю ее кисть и отпускаю.

Возвращаюсь в палату. Алёнка, горестно вздыхая, поднимает на меня глаза.

— Завтра приедем сюда, обещаю!

Аленка натягивается сапоги и шапку.

— Чешется… — трет щеку.

— Сейчас полечим. И конфету сюда давай!

— Какую?

— Такую! Которую тебе майор дал, когда мы уходили.

— Съела… — вздыхает.

Цокаю языком, осуждающе качаю головой.

— Айдаров, кажется? — с холодным пренебрежением смотрит на меня Лившиц.

— Не кажется.

— Я вижу, что ты делаешь. Это банально. Но, как оказалось, эффективно.

— Короче. Чего хотел?

— Завтра вечером я заберу Марьяну и ее дочь. Так что особенно в роль не вживайся. Нет смысла.

— У её дочери есть имя. Ты его забыл?

— Это сути не меняет. Умерь свои инициативы. Они никому не нужны.

— Свой совет себе посоветуй.

— А маму заберём мы! — выстреливает дерзко Алёнка.

— Усек? — хмыкаю я, протягиваю ей «пять».

Довольная шлепает мне по руке. Подхватываю ее на руки.

— Поехали домой, детка.

Второе свидание… Покусались, но не подрались. Всё в традиции Кошкиной!

Глава 13. Тяжелые отцовские будни

Отстегнув Алёнку от детского кресла, которое мы выбрали вместе с ней, поднимаю ее на руки. Забираю пакет с вещами и продуктами. Предусмотрительно напоминаю по шапку, куклу, варежки…

— Ты здесь живёшь? — оглядывает малышка дом.

— Да.

В окошке первого этажа — конопатая Мила. Скучая, смотрит во двор.

— Девочка! — вскрикивает Алёнка.

— Это хорошая девочка. Будете дружить… Помаши ей.

Алёнка смущённо взмахивает рукой. Мила в ответ кладёт ладонь на стекло.

— Как ее зовут?

— Милана.

Алёнка машет Миле своей большой вязанной куклой.

— У меня кукла!! — кричит она.

Поднимаемся по лестнице.

— Кто здесь живет?

— На первом этаже живет Мила с родителями. А квартира напротив пока пустая.

Идём выше.

— А здесь?

— Вот здесь — большой Медведь со своей Машенькой, помнишь его?

— Да!! — радостно.

— А это наша квартира, — спуская на ноги, открываю дверь. — Прошу, царица моя!

Замерев, Аленка прислушивается к цоканью коготков по ламинату. Гаврюха вылетает к нам в прихожую, но, заметив нового персонажа, опасливо застывает. Хлопая в ладоши Алёнка начинает пищать от восторга. Испугавшись сурикат сигает обратно за угол и смывается в сторону кухни.

— Куда?! — бежит она следом за ним.

Бросаю сумки и ускоряюсь следом. Загнав животное в угол, тянется к нему.

— Иди сюда!.. Ну! Мы червяков тебе принесли! Какой хороший… — умиляясь.

Быстро подхватываю ее, отрывая от пола.

— Алёнка, так нельзя! Ты его напугала, он укусит. Давай, разденемся и подождём, пока Гавр к тебе привыкнет.

Закинув все Алёнкины вещи в стиральную машинку, включаю воду, чтобы набрать ванну. В новой футболке и шортах, Аленка, забравшись с ногами на стул, следит за тем, как Гавр, с опаской оглядываясь на неё, поедает протеиновые палочки в виде червяков. Наклоняется, поднимая попку вверх и снова тянет к нему пальцы..

— Алёнка! Упадешь! — возвращаю ее в исходное состояние.

Взглянув на часы, присвистываю.

— Оо… подружка! Это мы с тобой обед пропустили. Что будем готовить — пельмени или омлет.

Недовольно морщит нос.

— Я не хочу есть! Я ела…

— Что ты ела?

— Шоколадку ела.

— Это не еда! — на автомате повторяю я мамину фразу из своего детства.

— А я наелась! Не буду! — упрямо.

— Пару ложек омлета… — взбивают яйца.

— Не хочу…

— Ты любишь с томатами и луком?

— Беее… — куксится.

— Может с зелёным горошком?

— Фууу…

— А с чем? — растерянно разворачиваюсь к ней.

Задумчиво обводит потолок взглядом.

— С сыром?

— Неа…

— Зеленью?

Уныло вздыхает, отрицательно крутя головой.

— Окей, просто омлет.

Через пять минут ставлю две чашки на стол. К моменту, как я доедаю свой, Аленка делает вид, что дует на каждую ложку, но вместо рта отправляет опять в чашку.

— Окей, чего ты хочешь?

— Вискас!

— Что?!

— Такие шарики с молоком! Мама говорит на них «Вискас».

— Какие еще шарики? — недопонимаю я.

Кошкина кормит моего ребенка Вискасом?! Совсем уже?…

— Какие-какие… Шоколадные! Несквик.

— О, нет. Ешь омлет.

Ковыряется в чашке…

— Вода остывает. Поторопись, пожалуйста.

— Не хочу…

— Мм… может быть, мы как-нибудь договоримся? Я исполняю твоё желание, а ты съедаешь омлет?

— Да!! Хочу купаться с Гаврюшей.

— Ну нет!..

— Так нечестно! Ты сам сказал…

— Нет-нет! Ты что?? Давай другое!

— Дашь пистолет? — с любопытством прищуриваясь смотрит на мою кобуру.

— Пистолет?… Ладно. Ешь, давай.

Вытаскиваю его из кобуры. Быстро разряжаю, доставая все патроны.

— Раз… два… — считаю их быстро. — Шесть.

Отодвигаю рукой подальше. И двигаю по столу к ней пистолет. Послушно засовывает в рот две ложки омлета и жуя, крутит в руках тяжёлый ствол. Поднимает, направляя в стену.

— Тыщ… тыщ… — пистолет щёлкает в холостую.

Телефон, лежащий на столе вспыхивает экраном. «Кошка»!

— Привет! — присаживаюсь на подоконник.

— Привет… Как Алёнка?

— Кушает. Хорошо. Вещи купили. Сейчас будем купаться… Все отлично! Не переживай.

Не удержав в руках, Аленка роняет ствол. Пытается испуганно поймать его на лету. Но он, ударившись, с грохотом раскалывает чашку с омлетом и летит на пол. И, наклоняясь, в попытке схватить, она сваливается со стула, смахивая рукой кружку с чаем.

Звон, грохот, рёв! Зажмуриваюсь. Мля…

Быстро закрываю ладонью динамик, но уже поздно.

— Лев?!.. — тревожно выдыхает Кошкина.

— Все прекрасно! Перезвоню!!

Поднимаю Алёнку с пола.

— Оо… малыш. Ну что ж ты?..

— Оно само-о-о… — рыдая тянет Аленка.

Стягиваю с неё мокрые от чая вещи. Локоть содран…

— Давай-ка в ванну!

Усаживаю в тёплую воду с пеной.

— А игрушки? — всхлипывает она, успокаиваясь.

— Купим. Но завтра.

— Чашечку хотя бы дай! — смотрит на меня жалобно. — Водичку лить.

Чашку дать не рискую, может разбить. Отдаю ей поварешку и стальную турку для кофе. С энтузиазмом начинает черпать.

— Вам ко-о-офэ с пэнкой? — смешно искажает слова и сама над собой хихикает.

Слышу, как надрывается мой телефон. Отвечаю, параллельно сгребая патроны в карман. На автомате пересчитываю их снова.

— Да!

— Айдаров!

— Всё нормально. Просто разбила чашку, — поспешно вру я. — Она уже купается… лови фотки!

Скидываю вызов.

— Улыбочку для мамы! — захожу в ванную.

Алёнка кладёт себе на голову очередную охапку пены. И позируя кривляется, пока я фотаю. Через минут сорок с боем уговариваю её помыться и, закутав в полотенце, несу в комнату.

— А там что? — показывает на вторую закрытую дверь.

— Там вторая комната и ремонт. Туда нельзя.

— Почему?

— Там гвозди на полу, доски и вообще… небезопасно. Ясно, принцесса?

— Ясно!

Укладываю на диван, закрывая одеялом. Рубит. Ночью не спал…

— Дай Гаврюшу…

— Он грязный. В мусорном ведре шарился. Вымою — дам.

— Иди, вымой.

— Алёнушка… — закрываю глаза. — Давай поспим часик?

— Не хочу…

— Пожалуйста. Я сейчас умру если не посплю!

— Совсем умрешь?

— Совсем… — бормочу я отъезжая.

— А как умрешь?

— Совсем…

— Дышать не будешь? — зажимает мне пальцами нос.

Дергаю головой в сторону.

— Спи…

— Почитай мне сказку.

— У меня книжек нет. Завтра… — натягиваю на нее одеяло не открывая глаз.

— По телефону почитай.

— Оо!! Ладно! Какую?

— Мм… про Тараканище.

Отыскиваю аудиоверсию. Включаю.

— Так неинтересно. Сам читай.

— А это я… давным-давно читал… — придумываю я засыпая. — записал… как знал, что ты попросишь…

— Вруша! — хихикает Аленка.

Только меня отрубает, чувствую сквозь сон, как она начинает перелазить через меня.

— Куда?..

— Писать.

Отпускаю пойманную руку. Слышу, как спускает в туалете воду.

— Лев! — кричит меня.

— Мм?

— Влажные салфеточки!

Черт!!!

Делаю над собой усилие. Поднимаюсь. Приношу ей салфетки. Снова укладываю, включая ей «Бармалея». Начинаю уплывать в сон.

— Ты спишь? — шепчет в ухо.

Молчу.

— Ты спишь?… — трогает пальцем мою щеку. — Я кушать хочу… желудочек урчит…

— Оо!

Подрываюсь на ноги. Вдох-выдох…

— Кушать?

— Кушать…

— Бутерброд пойдёт?

Отрицательно качает головой.

— Я хочу супчик…

— Супчик? — закатываю глаза. — Какой?

— С галушками.

— Что такое галушки?

— Облачка.

Облачка… В глаза хоть спички вставляй. Ну какие к чертям облачка. В супе.

— Ну, пойдём готовить супчик… — вздыхаю я тяжко, встряхивая головой.

Набираю сестру.

— Леныч… ты как?

— Жду анализы. Но вроде бы получше. А вы как? Поладили?

— Да, все отлично.

— Покормил?

— Практически. А как готовить суп с галушками, а?..

Глава 14. Царицы мои

Дома полный бедлам…

Двери шкафа открыты, оттуда на стул натянуто покрывало — это «домик». На столе завал из «шедевральных» картин. На кухне мы готовили галушки, и всё в муке. Заодно сварили клейстер, чтобы клеить шедевры для мамы…

И шторы теперь в клейстере.

Но царица моя наконец-то вырубилась лицом вниз, поперёк дивана, крепко держа в руке мой телефон с мультиками.

Со стоном сползаю по стене на корточки. Вымотался…

Гаврюха, высовывая нос из-под дивана, настороженно нюхает воздух и крадется ко мне.

— Иди-иди… уснула твоя хозяйка.

Сворачивается на руках.

Телефон тихо вибрирует. Быстро подлетаю, вытягиваю из ладошки, чтобы не дай бог не проснулась! Не уложишь же…

Двенадцатый…

Марьяна…

— Да? — закрываю глаза.

— Добрый вечер, Айдаров…

— Привет, Кошкина. У нас все хорошо. Алёнка спит.

— Не плакала?

— Немножко, когда за сурикатом приехали. Пришлось оставить ей.

— Оу…

— А так у нас весело… Включаю видео, обводя камерой квартиру.

Кошкина злорадно хихикает.

— Наигрался в отца?

— Я знал, что тебе понравится. Как МРТ?

— Терпимо. Ничего критичного.

— Когда выписывают?

— В понедельник. Но я смоюсь завтра.

— Куда?.. К Лившицу своему стрёмному? — фыркаю я.

— Почему это он стрёмный?

— А ты считаешь иначе в связи с последними событиями? Ладно… неинтересно мне. Ты мне лучше расскажи — зачем вернулась?

— Крестный мой… ушёл. Квартиру оставил мне. Но его сын оспаривает в суде, поэтому дело не быстрое… И вот… Решили временно переехать сюда. Заодно и ремонт сделать, чтобы продать.

— Вы там живёте?

— Да.

— С Лившицом? — морщусь я.

— Тебе же неинтересно, Айдаров, — фыркает она.

— Но я же должен понимать, с кем моя дочь живет.

— Слушай!.. — начинает злиться Марьяна.

— Слушаю!.. Как будем решать этот вопрос? Папа внезапно вернулся из Африки? Про дрессировку львов оценил!..

— У меня нет сил с тобой ругаться. Мне больно.

— Больно? — вздрагиваю я. — Нога?

— Да…

— Перелом?

— Разрыв связки, вывих, крупный сосуд порвался…

— Уу… Плохо, Кошкина. По выживаемости три с минусом. Не садись в тачки непроверенных водил.

— Юрий хорошо водит.

— Юрий хорошо отводит свою сторону от удара.

— Что?

— Чем помочь, говорю?

— Ничем… Алёнку мне завтра к пяти привези, будь любезен.

— Можно один вопрос? Бомбит меня что-то…

— Рискни.

— Как я должен доверить дочь мужику, который даже не удосужился забрать ее, когда ты попала в больницу?

— Знаешь, что, Айдаров. Как-то я справлялась без тебя всё это время и твоего доверия! И Аленка, она не с каким-то мужиком, а со мной. Усвоил?

— Ну ты же замуж собралась!.. — выходит ехидно. Ну не умею я притворяться…

— Чего?.. Аа… Это Юрий сказал?

— Нет?

— Тебя это не касается. Не думай, что ты сможешь теперь что-то решать в нашей жизни!

— Мм…

Ну хоть не отрицает, что я отец. И это уже победа. Но чувствую, что сейчас поругаемся.

— Кошкина…

— Что?

— Ты скучала?

— Нет! — ни секунды не задумываясь.

— «Нет! — согласилась она», — дразню её я. — Столько лет прошло… А ты все такая же надменная нахалка без тормозов.

— Ты тоже не особенно изменился.

— Откуда тебе знать? — сглатываю я ком в горле.

Мы оба молчим.

— Ты не спросишь, конечно. Тебе похрен… Но я сам скажу. А я очень скучал! — мой голос срывается.

И мы опять молчим.

— Я же не спрашивала, Айдаров, — замученно.

— Разве это сложно — спросить? Необязательно быть сфинксом. Я знаю, что ты не такая…

— Всё! Я не хочу разговаривать!

— Придется, Кошка, придется. Но это позже. А пока — выздоравливай. Если бы я мог поменяться с тобой местами, я бы поменялся. Ты же знаешь это?

Молчит…

— Спокойной ночи…

Скидываю вызов, до боли вжимая в губы телефон. Сползаю ниже, ложась спиной на пол.

Гавр суетливо носится по полу, изучая все, с чем успела поиграть Алёнка.

А я уплываю в прошлое. Она и тогда не хотела разговаривать со мной… Пока пробъешь её эту броню — чокнуться можно! Квест, сука… Но прикольный…

Флешбек

Присев на носу плота, обсыхаю под палящими лучами солнца.

В нескольких метрах позади — ее голос. Не расслышав — что и кому говорит, разворачиваюсь вполоборота.

Встав коленкой на лавку, тянет через стол руку Димычу.

— Красивое имя! — улыбается он, аккуратно пожимая её пальчики и смущённо поправляя очки.

Вот так, да?.. С Димкой, значит, любезничаем, а меня за борт?

Вытаскиваю из стоящего рядом ящика бутылку минералки.

И поднимаюсь на ноги.

Димыч, уводит ее на задний борт за палатку. Иду за ними.

— Вот лодка… весла… Умеешь пользоваться?

— Спасибо, разберусь.

Димыч, развернувшись, лезет по лестнице на второй этаж.

Кошка швыряет на дно маленькой надувной лодки книжку и спортивную сумку. Поправляет белую шляпку в ковбойском стиле и, свесив с плота ноги, тихо вскрикнув, изящно перемещается в лодку. Разворачивается, чтобы отвязать лодку от плота.

— Привет еще раз… — перехватываю ее кисть. — Я сам, окей.

Растерянно делает шаг назад. Лодка качается. Взмахивает руками, пытаясь отыскать равновесие.

Спрыгиваю к ней в лодку. Дно пружинит и… с воплем Кошка летит в воду.

Смеясь, снимаю петлю верёвки с крючка, бросая на дно лодки.

Она выныривает, возмущенно прожигая меня взглядом.

— Карма, Кошка! — пожимаю я плечами.

Ловлю ее шляпу. Закидываю на борт. Протягиваю ей руку.

Бросает взгляд на плот. Нас отнесло течением уже метров на пять.

С сомнением, оглядывается на лодку.

— Эй! — кричит нам сверху Димка, перекрикивая нарастающий шум воды. — Пороги впереди! Камни! Вылезайте из воды.

— Давай руку! — требую я.

Морщась, отпихивает мою руку. Ставя кисти на круглый борт лодки, пытается подтянуться. Но резина мокрая и она соскальзывает.

— Дурочка упрямая… ну, дай руку! — начинаю волноваться я. — Быстро!

Насильно ловлю ее за локоть и помогаю залезть в лодку.

Нас тут же начинает прилично раскачивать на гребнях маленьких порожков.

С облегчением падаю на мягкую резину за спиной.

Усевшись напротив друг друга, мы практически касаемся коленями.

— Лев… — прищуриваясь тяну ей руку.

Фыркнув, берет книжку со дна, и откинув назад влажные волосы, открывает, делая вид, что меня нет.

Сползает чуть пониже и вытягивает свои длинные ноги на борт.

Ох… гордячка надменная!

Откровенно разглядываю ее шикарные изгибы, не понимая с чего начать очередной подкат.

Мне азартно! Это начинает превращаться в игру.

Красивые глаза, чуть раскосые… Она ведет языком по мокрой губе… сдувает мокрую прядь волос, падающую на лицо.

Не хочешь со мной разговаривать? Почему?..

Из приоткрытой сумки торчит масло для загара.

Дотягиваюсь до спрея с маслом, пшикаю несколько раз себе на ладони, размазываю скользящую массу.

Перевожу взгляд на обложку.

Борхес…

Мм… Как интересно! Блондиночка интригует.

— «Там где была она, был рай»… — цитирую я с придыханием, ухмыляясь ей.

Высокая бровь изгибается. Я наконец-то удосуживаюсь взгляда ее ясных глаз и внимания в принципе. Она опускает книгу, вдруг, словно заметив меня. С интересом скользит по лицу и торсу…

— Вашу ножку, моя царица? — показываю я ей намазанные маслом руки. — Я не только не тупой, я еще и умею делать массаж.

С лёгким сомнением во взгляде закусывает губку, тронутую едва уловимой улыбкой.

Плот перед нами садится на мель. Ребята толкаются шестами от дна. Мы нагоняем их. И пока я флиртую с ней, плывём рядом, метрах в трёх.

На борту с нашей стороны, какой-то незнакомый качок.

Замечая нас, он почему-то бросает шест и требовательно уставившись на мою кошку, оскаливается.

— Смелее… — улыбаюсь открыто я. — Я хороший.

Обрисовываю большим пальцем её мягкую пяточку.

— Марьяна! — рявкает этот кент. — Быстро сюда!

Улыбка тут же испаряется с ее лица, ноздри сердито вздрагивают. И… неожиданно, она провокационно припечатывает пальчиками ноги мне в грудь.

Я прикусываю язык от неожиданности. Тело вспыхивает от откровенной позы и жеста. Теряюсь, медленно моргаю, не смея отвести взгляд от её смелого и вызывающего.

— Давай… — моргает она мне поощрительно.

Сглатывая, веду пальцами по своду стопы.

— Кошкина!! — рявкает парень с плота. Оборачиваюсь. Кошкина, значит…

— Тебя что-то смущает? — дергает она бровью.

— О, да… — оттаиваю я, целуя ее большой пальчик. И нахально тяну за щиколотку к себе, заставляя съехать ее ниже. — Дистанция между нами.

Сдавливаю пальцами под подушечкой стопы, ведя медленно пальцы к пятке.

Её глаза чуть закатываются, она кусает губу, гася стон.

— Вот теперь ничего не смущает.

Пальчиками второй ступни давит мне в живот. Я едва дышу от вожделения. И желания сдвинуть эту ножку чуть ниже. Её щеки горят…

— Приятно? — стреляю в неё взглядом.

С прищуром пытливо смотрит на меня.

Подмигивая, давлю на ее ступню, вдавливая ее себе в пах.

— Мне так очень!

Лёгкий толчок.

— Фак! — сокращаюсь я, не дыша.

Сколько ж можно?!

Что я сделал?!!

Дикарка!

Поднимается во весь рост. И не оглядываясь гибко ныряет. Уверенно рассекая воду, плывёт к плоту.

Ну конец тебе, Кошкина!

Глава 15. Злющая…

Обессиленно валяясь на полу, я уплываю в сон. И это и сон и не сон. Какое-то пограничье. Меня продолжает утягивать в наше прошлое. Я словно вижу перед глазами те события. И чувствами весь вибрирую на них, как на камертоне.

Развалившись в гамаке, дикая кошка моя покачивает босой ногой, читая книжку и периодически откусывая от зелёного сочного яблока. И каждый раз мои челюсти сводит, словно кислый сок брызгает мне в рот. И я уже раз десять за последний час впился в ее аккуратные нежно-розовые губки! Естественно, только в фантазиях.

Вокруг нее нарезает нервные круги ее, как оказалось, парень. И что-то ей выговаривает. Бросаю палатку и подбираюсь чуть поближе. Прислоняюсь спиной к стволу дерева. Слышно лучше. Но не видно теперь совсем.

— Неужели сложно включиться в процесс, Ян? — с возмущением.

— В какой?

— В общий!

— Кошки — животные не коллективные… — рассеянно. — Я читаю, ты мне мешаешь…

— Как минимум, собери постельное в палатке, чтобы оно не отсырело на вечерней росе.

Их палатка стоит на плоту. И очень поднимает мне давление. Я не знаю как… но сегодня я ее туда не пущу!

— Не хочу… — капризно. — Сам собирай. Я лично буду спать здесь, на гамаке.

— А если дождь? Прекрати так эгоистично себя вести! Девчонки готовят ужин. Присоединись.

— Я не хочу есть этот ужин. Я просила тебя, купить мне творог и йогурт.

— Ты знаешь, что с утра у меня тренировка, я, черт возьми, не успел. Поэтому ты будешь, — давяще настаивает он, — есть этот ужин!

— Нет.

— А что ты будешь есть? — раздраженно.

— У меня есть яблоки. Об остальном мой мужчина не позаботился. У него была тренировка… — ядовито.

— Марьяна, я обещал твоему крёстному…

— Слушай! — перебивает его. — Ну, почему ты такой нудный, Феликс? Разве может быть такой красивый парень таким занудой? Я цветов хочу! — со страданием в голосе. — Сейчас!

— Где я возьму тебе здесь цветы?!

Кошка цокает языком, утомленно вздыхая.

— Тогда… спи один в своей чёртовой палатке! И вообще, я думала этот ваш вожделенный процесс нечто увлекательное. А это так скучно и однообразно, что меня укачивает и потом тошнит!

Давлюсь смехом, пытаясь быть тихим и не выдать своего присутствия.

— Знаешь что?!.. — возмущенно вскрикивает он.

— Догадываюсь.

— Твой крёстный не оценит твоего поведения, — меняет он тон.

— Ты хочешь обсудить моё поведение с моим крестным? — удивлённо.

— Ну, он же с меня спросит за тебя? Я тебя у него отпросил. И обещал вернуть в целости.

— Скажешь, я тебя «уволила».

— Марьяна, ну хватит…

— Дай! Мне! Почитать! — шипит она яростно.

«Сучка…» — улыбаюсь, осуждающее качая головой. Это ж надо так одарённо втаптывать. Укачивает тебя от скуки, значит, да? Закатываю со смехом глаза, пытаясь представить этот процесс. Мда… Надо исправлять девочке впечатление! А я то думаю, чего моя кошечка такая злющая… Феликс — ты идиот. Как можно ТАКУЮ кошечку заставлять скучать в процессе?!

Вытаскиваю колья из земли, перемещаю палатку ближе к ее гамаку.

— Лёвушка… — заигрывают девчонки, наблюдая за тем, как расставляю её. — Мы к тебе ночью греться придем.

— Извините, девочки, но у меня уже занято!

— Кем?

— Одной голодной кошкой… — стреляю в Марьяну взглядом.

Даже бровью не ведет. Ла-а-адно…

Подхожу к девочкам, что готовят еду.

— Привет…

Переглядываются, сбивчиво здороваясь.

— Девочки, спасайте. Есть йогурт?

— Сливки только… — поднимает одна коробку. — Я к кофе покупала.

— Готов выкупить! За что угодно.

— Да ладно… — опускает глаза девочка, протягивая мне.

— Нет. Не ладно. Могу поставить палатку, с готовкой помочь… мясо могу вот порезать, — забираю у девчонки нож. — Что нужно?

— Палатку — было бы здорово.

Честно отработав свои сливки, вспоминаю, что капризная кошка требовала еще и цветы. И это правильно! К такой девочке без цветов — не серьёзно! Но где их взять?

Ухожу от берега глубже в лес. Тропинок здесь нет. Трава невысокая, но ни одного цветка. Через какое-то время добредаю до опушки. И мне наконец-то везёт! Колокольчики и ароматная душица… Улыбаясь, собираю ей небольшой сине-сиреневый букет полевых…

Возвращаюсь уже по сумеречному лесу. В груди порхает от предвкушения. Я подбираю слова. Но всё мимо. Потому что — дёшево. А на дешевые подкаты Кошка моя не покупается.

Выхожу на берег. Солнце садится, прячась в кронах деревьев на противоположном берегу. Кошки на гамаке нет. Только книжка и ее белый вязаный кардиган. Ревниво ищу взглядом. Нет её… А Феликс — здесь. Сидит у костра с телефоном. Меня отпускает. Вернется… Никуда не денется с подводной лодки!

Кладу на гамак букет и коробочку сливок. Довольный как слон ухожу к парням.

Димыч и еще несколько приятелей с потока строят жаровню из камней для бани по-чёрному. Помогаю отыскивать в воде булыжники покрупнее. Ребята разводят под грудой костёр. Солнца уже почти не видно.

— Ужин готов! — кричат девчонки с берега.

Всплеск… Поднимаю взгляд. За наклоненным над водой деревом вижу мельком светлую знакомую копну волос… Снова всплеск. Как магнитом меня тянет туда.

Захожу в воду глубже и тихо ныряю. Проплывая под деревом, выныриваю с другой стороны. В трех метрах от лежащей на воде звездой Кошки. Макушкой ко мне. Её разворачивает медленным течением… глаза закрыты… Приближаюсь… руки чешутся что-нибудь нашалить. Но боюсь опять выхватить по причинному месту. Мадмуазель скора на расправу!

— Кыс-кыс-кыс… — зову я ее, приблизившись.

Вздрогнув, уходит под воду. Быстро подхватываю под шею, не позволяя погрузиться с головой.

— Осторожно!..

Вода между нами вскипает, она выкручивается, мы оказываемся лицом к лицу. И глубина такая, что мне по шею, а ее скроет минимум по ее вредный носик.

Инстинктивно подхватываю за талию, поднимая выше. Чувствую, как ее бедра сжимают мой торс.

От касания наших тел кружится голова! Мы горячо дышим друг другу в губы.

И я теряюсь…

Забываю все запланированные подкаты, уже вживленный в мозг пикап, и вообще… Мы только вдвоем. Очень близко. Завороженно поправляю пальцем прядь мокрых волос, заправляя за ушко.

В близи она еще идеальнее. Кожа — персик, фарфор! Никакой вычурности… Очень естественная и невозможно красивая!

Тяжело сглатывая, облизываю ноющие от желания целовать губы. Это так сильно, что я теряю тормоза… И… закрываю глаза, ловя губами ее раскаленное громкое дыхание. Аааа! Как мне хочется прижаться к этим губам! Съесть ее! Позволить себе этот отрыв башки, что уже запущен!

Ощущаю, как она ведет пальцем по моим ресницам, стирая капли. Вау… И… не позволяю себе ничего!

— Замерзнешь, — шепчу я задыхаясь и не открывая глаз. — Давай на берег…

Мягко оттолкнувшись ступнями от моей груди уплывает. И теперь я ложусь на воду звездой, пытаясь немного остыть и прийти в себя. От ее касания горит половина лица. И я кайфую, представляя, как она пьет мои сливки и прикасается к цветам. Кайфую так, что до сих пор не могу дышать ровно. И щеки сводит от улыбки.

Отдышавшись, выбираюсь из воды. Иду в палатку за полотенцем. Кошка на гамаке… читает… пьет сливки из коробочки. На коленях букет… Не смотрит на меня. Улыбается…

Влюбляйся скорее, Кошка. Потому что я уже… по уши! Вдрызг! В хлам!

Глава 16. Доброе утро!

Просыпаюсь от того, что онемела спина. Черт… Я же на полу уснул! На Кошку во сне засмотрелся.

Разлепляю веки. На настенных часах — восемь. Воскресенье… Закрываю опять.

Шевельнувшись понимаю, что накрыт покрывалом. Удивлённо провожу по нему ладонями, натыкаясь сначала на недовольно фыркнувшего Гаврюху, а потом на свернувшуюся в калачик поверх покрывала дочку.

Дочка… Эта мысль вдруг пробивает насквозь до боли.

— Алёнка… — глажу ее по спине.

Поднимается, отталкиваясь от пола руками.

— Ты чего здесь?

— Сон плохой снился… — медленно моргает. — Я испугалась!..

Поднявшись, уношу ее на диван.

— Чего напугалась?

— Что ты уйдешь. А я одна.

— Ну что ты… Я тебя никогда не брошу.

— И за шторкой кто-то был! — распахивает глаза и доверчиво смотрит, убеждающе мне кивая.

— Это Гавр на батарею греться бегает. Шуршит там… Не бойся!

Поднимаю покрывало с пола.

Малышка моя… закрыла меня… От этого очень тепло на сердце. Но больше — больно. И мне очень тяжело говорить сейчас.

— Давай еще поспим немного? — падаю рядом с ней.

— Я кушать хочу.

— Часик… — прячусь с головой под покрывало.

Дайте отдышаться мне…

— Животик урчит…

— Ууу… Ох уж этот животик! Могу разогреть твой «галушковый» суп.

— Никто не ест с утра суп! — стягивает покрывало. — Ты что?? — округляет свои голубые глазки, заглядывая мне в лицо. — С утра едят вискас или кашку. Если выходной, тогда вискас с молоком… — хитренько прищуривается.

— Никаких вискасов. Иначе, мама потом мне что-нибудь открутит.

— Ухо?

— Если повезёт — ухо! — смеюсь я.

— Не бойся! Она только грозится. Но никогда не откручивает.

Гавр, клацая коготками, вперед нас бежит на кухню.

— Фак! — останавливаюсь перед стиральной машинкой.

Я же вещи вчера не развесил и вырубился. Ставлю на полоскание… Открываю шкаф с крупами.

— Гречка пойдет? Я молочную варить не умею.

— Пойдёт. А можно в нее налить молока?

— Попробую.

Пока я варю нехитрую гречневую кашу, Аленка втихаря подкармливает Гаврюху печеньем.

— К маме когда?…

— К маме… — вздыхаю я. — Принцесса… а ты хотела бы остаться здесь, со мной?

— А мама? — испуганно обмирая.

— Ну и с мамой, естественно! — поспешно добавляю я. — Может, мы её уговорим приехать после больницы сюда? Хотя бы на пару дней.

— Да-да-да!! — хлопает в ладоши Аленка.

Гавр, на всякий случай, сигает на пару метров в сторону.

— Я пойду поиграю?

— Мхм… — задумавшись, киваю я.

Идея прекрасна и утопична. Кошка не поедет. Я даже представить не могу, что должно случиться, чтобы она согласилась. Но это должно случиться и случиться должно до вечера.

Наливаю в почти готовую гречку стакан молока. Не уверен, что ее так варят, конечно. Но царица моя повелела…

Задумавшись слышу скрип двери. В моём доме скрипит только одна дверь. Надо бы ее тоже смазать. Петли на всех дверях давно приведены в порядок, а вот в спальню, где еще ремонт, я поставил ее совсем недавно… Стоп!

Оставляя на газу кашу, выглядываю в коридор. Дверь в спальню приоткрыта.

Алёнка! Хулиганка маленькая… Сказал же — не заходить.

Останавливаюсь в дверях, скрещивая руки на груди и готовясь немножко отругать ее за непослушание. И… сердце моё дает сбой! Воздух замирает в легких. Потому что, положив на бетонный пол патрон, Алёнка, медленно замахивается над ним молотком.

Вспоминаю, что вытаскивал эти чёртовы патроны из ствола. Где я мог их рассыпать?! Я же постоянно следил… Я же убрал в сейф… я же пересчитал…

Это все проносится в голове за долю секунды. Адреналин бьёт в голову, срываюсь с места.

— Стой!! — рявкаю я.

Чувствую, как что-то впивается в ногу, оглушая вспышкой боли. Но успеваю перехватить молоток и выдернуть из ее замершей на замахе руки.

— Мля… — сокращаясь от боли, падаю на колено, разбивая его. В бешенстве откидываю молоток в сторону, он с грохотом сносит что-то. Ложусь на спину и со стоном выдергиваю из ступни врезавшийся туда… острый шуруп!

Алёнка испуганно прижав пальцы ко рту, не моргая смотрит на меня.

Кусая губы, разглядываю окровавленный шуруп. Поворачиваю голову, переводя взгляд на патрон. Дотягиваюсь… Гильза… пустая… не от моего… Сука… Напугался!

Рвано втягиваю кислород, закрывая глаза.

— Я больше не буду… — тихо рыдает Алёнка.

— Где ты взяла это?.. — отдышавшись спрашиваю я.

— Мальчики в садике дали…

Зашибись!

— А молотком зачем?

— Не зна-а-аю… — всхлипывает она.

— Не трогай никогда, если найдёшь такие штуки. Они взрываются. Могут пальцы оторвать, глаза выжечь… никогда не трогай. Поняла?

Часто и активно кивает, преданно заглядывая в глаза.

— Вот видишь, даже пустой как меня ранил… — показываю окровавленные пальцы.

Ложится мне на грудь и обняв продолжает плакать. Глажу, морщась от боли. Нога пульсирует. Чувствую запах гари…

— Принцесса… — хриплю я равнодушно. — Мы сожгли кашу…

Провоняет сейчас вся квартира. Этот факт вообще не трогает меня. Чувство облегчения от того, что ничего страшного не случилось, делает меня практически счастливым, несмотря на жуткую дергающую боль в ступне.

— Я буду су-у-уп… — продолжает рыдать Алёнка.

Запах гари становится насыщенней. Поднимаясь, ковыляю на кухню, рядом с семенящей вокруг меня Аленкой.

— В комнату иди, на кухне дым. И приберись немного. Я же теперь раненый. Мне нужно помогать…

Кивнув, послушно убегает в комнату.

Молоко выкипело и сгорело, убив и кастрюлю и плиту. Выключаю газ и рассеянно поднимаю кастрюлю в виде ковша за пластиковую ручку.

— А, черт! — обжигаясь об расплавленный пластик и с чувством бросаю ее в раковину, морщась от грохота.

Открываю воду. И дверь на балкон. Достаю из кармана звонящий телефон.

— Айдаров… — смотрю как дым, клубясь выходит на улицу.

— Доброе утро, — настороженный голос Кошкиной.

— Доброе… — сглатываю я.

Поднимаю с подоконника сигареты, вставляю одну в губы.

— Как вы?

— Отлично!.. — практически ровно получается у меня.

— У меня к тебе большая просьба.

Алёнка настороженно заглядывает в кухню. Прибежала обратно услышав телефон…

— Всё что угодно, моя царица, — вздыхаю я, щелкая зажигалкой.

— Я серьезно, Лев! Не кури, будь добр, при Аленке.

Закрывая глаза, бросаю зажигалку обратно, так и не донеся пламя до сигареты.

Делаю вдох поглубже… С тоской вытаскиваю последний оплот уравновешенности изо рта.

— Легко. Вообще не проблема!

— Дай ей трубку, пожалуйста. Я хочу поговорить.

— Не говори мамочке, — молитвенно складывает руки Алёнка, жалобно глядя на меня.

— И ты! — шепчу ей многозначительно, заговорщицки протягивая руку.

С энтузиазмом пожимает. Отдаю телефон…

Глава 17. Ни Сы

Возвращаемся с Аленкой из магазина. Я медленно хромаю, она скачет вокруг меня кругами.

Переписываюсь с лечащим врачом Кошкиной, узнавая про лечение амбулаторно.

— Когда мы поедем к маме?

— Скоро. Приберёмся и поедем.

— Хочу сейчас!

— Сейчас у мамы важные проце… — зависаю в телефоне, сбиваясь с фразы. — …дуры.

— Дуры… — хихикает Алёнка. — Какие еще дуры?

— Так! Принцессы не сквернословят! — хмуро свожу брови.

— Я — принцесса?

— Обязательно!

Тротуар покрыт тонкой корочкой льда. Ночью была оттепель, а сейчас все подморозило. И принцесса моя поскальзывается. Ловлю за капюшон.

— Давай руку.

— Ох… какой большой дворец!.. — вырывает руку и бежит в сторону большого здания санатория. С колоннами на крыльце. Обходит ребристую колонну, ведя по ней пальцами.

— Купи мне дворец! Я же принцесса!

— Ого!.. — ухмыляюсь я, дергая бровью. — Ну и запросы у вас, барышня. Кто же в нем будет убираться?

— А мы позовём слуг. Или рабов! Можно мне раба?

— Не думаю. Зачем тебе раб? — смеюсь ее непосредственности.

— Не знаю… У принцесс в сказках бывают рабы. Он будет со мной играть.

Проходя мимо фонтана, забирается на его широкий борт.

— Алёнка! Немедленно слезь.

Расставив руки в стороны дефилирует, игнорируя мою просьбу.

— Я не упаду!

— Алёнка! — рычу я и, морщась от боли, ускоряю шаг.

Заглядываю в бассейн фонтана. Там плотный наст снега. Этот фонтан не очень глубокий. И слой снега полметра, не больше.

— Можно прыгнуть? — умоляюще складывает руки.

— Не стоит, детка.

— Мама мне разрешает прыгать в снег! Ну, пожалуйста!

— Конфеты она тебе тоже «разрешает», ага. А вдруг под снегом что-то есть? — хромаю к ней ближе.

— Что? — вытягивает ногу вперед, трогая носочком сапога наст.

— Эй-эй! — вскрикиваю я, пытаясь ухватить ее за руку.

Но покачнувшись, она теряет равновесие и летит в снег. Вскрикивая, втыкается в него пизанской башней, застревая по пояс. Смотрит на меня большими испуганными глазами.

— Само?!

Поджав губы, вжимает голову в плечи. Окей. Не орать! Просто она… немного шкода.

— Не поранилась?

Отрицательно крутит головой.

— Вылезай.

На щеках расцветает румянец.

Подозрительно прищуриваюсь.

— Что не так?

— Не будешь ругаться?

— Буду…

Горько вздыхает.

— Что случилось?

— Тут водичка. Под снегом.

— Твою мать! Сапоги промочила?

— Угу…

Ставлю пакет на борт и тяну к ней руки.

Достаю ее. Держу на вытянутых руках, оценивая масштаб трагедии. Один сапог потерян в бою с сугробом. Штаны выше колен насквозь…

— Охренеть! — шокированно смотрю на все это. — Водичка…

Маленькая авария хлопает своими огромными ресницами, жалобно на меня глядя.

— Быстро домой!

До дома метров триста.

Несу ее на руках.

Обняв за шею, замерла и почти не дышит.

Я очень зол, да! Потому что на улице минус, а эта бандитка…

Дома так же не произнося ни звука раздеваю ее и засовываю в горячую ванну. Сложив руки на груди, хмуро смотрю, как Алёнка растерянно сидит в пене.

Неожиданно начинает рыдать навзрыд.

— Что случилось?! — взлетает моё давление до небес.

— Ты руга-а-аешься-я-я! — всхлипывая тянет она.

— Я молчу!

— Мне вот тут плохо, — шлепает ладошкой по груди. — Ты про себя на меня руга-а-аешься!

— Конечно ругаюсь, принцесса! Ты непослушная бандитка! Лезешь туда, где опасно! И мне тоже и тут… — показываю на грудь, — …плохо! И не только тут!..

— Пра-а-асти… — покаянно рыдает она. — Я больше не бу-у-уду…

— Сапог твой потеряли. Мама теперь расстроится.

Опускает виновато взгляд.

— Ладно. Сиди, грей ноги, хулиганка.

— Чашечку… — всхлипывает расстроенно.

Ах, да! «Водичку черпать». Возвращаю ей поварешку.

Потрепав по распущенным волосам, иду прибираться на кухне.

Со временем какая-то беда. Оно словно стало течь в два раза быстрее. Ничего не успеваю! Пока высушил мою бандитку, пока покормил…

— Когда к маме?

— Мля…

Вдруг до меня доходит, что вчерашняя одежда еще не высохла. Сегодняшняя свалена мокрой кучей в углу. Сапог у нас теперь нет вообще! А волосы малой еще мокрые! И времени осталось…

— Сорок минут! — озадаченно смотрю на часы. — Трындец…

От Кошкиной сообщение, что она ждёт дочь.

— Ай… ай… — уворачивается Аленка от очередной моей попытки пройтись расчёской по волосам. — Щёточкой надо! Это плохая… Дай, я сама! Косу плети…

Как их плетут-то? Пряди рассыпаются под пальцами. Путаются.

— Так, принцесса… — бросаю я это бесперспективное занятие. — Нам нужна мама. И у меня, кажется, план.

— Какой план?

— Как уговорить маму приехать.

— Как?

Отдаю ей расчёску.

— Тебе нужно подождать её здесь.

— Одной?… — испуганно распахивает глаза.

— Нет, с тобой Медведь и Маша посидят, пока я за мамой метнусь. М? Ты их с Гавром познакомишь…

— А ты долго?

— Я очень быстро!

— А Маша это кто? Как из мультика?

— Очень похожа! Такая же авария как ты. Только постарше.

— Добрая?

— Пока что шла без нареканий… — набираю Медведя. Договариваюсь с ним на пару часов. Открываю дверь.

— Мда… — смотрит на меня Маша, поджимая губы.

— Хреново выгляжу, да?

— Ты не спал?

— Ну так… — неопределённо кручу пальцами.

За последние трое суток от силы часов восемь.

Маша заглядывает в комнату.

— Привет!

И разворачивается обратно.

— Лёва!! Как на тебя похожа!!! — восторженно.

— Да? — дергаются в смущенной улыбке мои губы. — Тсс… она не знает.

Маша заговорщицки кивает. Уходит в комнату.

И Медведю и Маше я доверяю, конечно. Но понимаю, что мне страшно, капец просто! А вдруг не углядят за моей катастрофой?

— Медведев, глаз, короче, не спускать ни на минуту. Дэнжер на ровном месте! Одиннадцать по десятибальной! В кружке может захлебнуться!

— Понял. А ты чего хромаешь?

— В спасательной операции пострадал, — стреляю глазами в Аленку. — Шуруп словил… Тороплюсь, Мих!

— Лети…

Пожимаем руки.

— Медведь, ну ты понял, да?

— Давай, батя, не волнуйся. У меня ж Маша! Опыт…

— Ну да…

— Древняя китайская мудрость гласит — Ни Сы.

— А?

— Что означает — будь безмятежен, словно цветок у подножия храма! Не ссы, говорю, справимся.

— Ладно! — усмехаюсь я. — На тебя вся надежда.

— Лёва, у тебя здесь банка с клейстером перевернулась на ковер, — кричит мне Маша.

Зажмуриваюсь.

— Машенька, да забей!

Глава 18

Пока еду, придумываю с десяток доводов и отмазок. Все глупые, ни одной рабочей.

На самом деле, зная Кошкину, сработает только в лоб — «люблю, не могу, сдаюсь, пожалуйста!» Но… не сработает! Слишком мы друг от друга сейчас далеко. Еще и Лившиц этот между нами. Да и не могу я в лоб. Не хватает мне мощностей на колени перед ней упасть. Потому что нагрешил я на рубль, а наказала она меня на сотню. За слова, за эмоции… На деле же я перед ней не косячил. А она передо мной — да! И меня бомбит! Но этот разбор полётов нам нужно отложить на потом. Когда Кошка сдастся.

Кстати, вот и он, Лившиц. Заходит передо мной в палату Кошкиной.

Останавливаюсь перед приоткрытой дверью.

— Добрый вечер, Яночка.

— Добрый вечер, Юра… — слышу ее голос с мучительной ноткой.

— Я всё-таки настаиваю на том, чтобы ты с дочерью поехала ко мне в гостиницу.

— А я не уверена, что вы поладите. Поэтому, мы всё-таки домой.

— Марьяна… Это всего лишь ребенок. Не усложняй.

— Что ты имеешь в виду?

— Ребенок принимает правила взрослых. Как настроишь, так и будет. Зачем ты оттягиваешь?

— Юр… Я благодарна тебе за помощь и поддержку. Но…

— Но?

— Ты торопишь меня. Одно дело — встречаться, совсем другое — брак!

— Ты же сама отказываешься жить вместе без брака.

— Да. Мне это неинтересно, — голос Кошкиной становится прохладнее. — Мой ребенок не будет жить…

— Я понял! — перебивает он. — Не вопрос. Я готов. Мы взрослые люди. Мы свободны. Чего мы ждём? — нервно. — С моим графиком работы я просто физически не могу как мальчишка бегать на свидания. Понимаешь?

— Понимаю. Но…

— Извини, важный звонок.

Он говорит по телефону, я перевариваю их разговор.

Ну, погорячился ты, мужик. Тебе еще до звания мужа Кошкиной — широкая монгольская степь!

— Когда этот твой… — пренебрежительно. — Бывший муж привезет дочь?

— Скоро.

— Набери меня сразу. Мне нужно отойти по работе пообщаться.

Разговаривая по телефону выходит из палаты, не замечая меня.

Захожу.

— Привет… — отыскивая в себе все моральные силы, чтобы не скатываться в обиды и с лёгкой горечью добавляю, — царица моя.

Улыбка тоже выходит болезненной.

Прихрамывая подхожу ближе. Отодвигаю кресло-каталку, стоящую рядом с кроватью. На ней шубка, рядом ботинки на шпильке. Ну да… Тебе сейчас только шпильку и носить.

Марьяна с тревогой осматривает меня.

— Что с ногой?

Отмахиваюсь.

— Решил составить тебе компанию. Будем хромать вместе.

— Где Алёнка?

Вздохнув развожу руками.

— Дома. У нас авария небольшая. Она замочила все вещи…

— Айдаров! — сердито сводит брови.

— Она под присмотром. Что мне было делать? Не мокрой же вести?

Присаживаюсь на стул, рядом с ней.

— Нужно взять дома сухие вещи и… Господи… — закрывает лицо руками. — Чертов город… ненавижу.

— Ян… — прошивает меня насквозь накатившими чувствами. Больно…

— Ненавидишь? — всматриваюсь в ее голубые светлые глаза. Ну, пожалуйста, Кошкина… почувствуй вместе со мной!

— А мне наш сплав снился…

Её лицо болезненно вздрагивает. Категорически взмахивает ладонями.

— Нет! Не надо мне… — голос срывается на рассерженный шёпот, — это всё!

Опускаю взгляд, горько и растерянно улыбаясь.

Делаю еще одну попытку, прикасаясь к её пальцам. Одергивает руку. Вижу, как часто ходит ее грудная клетка. Нервничает моя Кошка…

— Адрес скажи, где Алёнку забрать. Я приеду, вещи привезу и…

— Бредишь, что ли? Ну куда ты поедешь?

— Просто… отдай мне её! — устало.

— И что? Моя дочь так и не узнает, что она моя?

— Я не готова это обсуждать сейчас.

— Как твоя лапка, Кошка? — стараюсь улыбаться ей через силу.

— Болит… — отводит глаза.

В коридоре какой-то шухер. Негромкие крики врачей, скрип каталки…

— А голова?

— Плохо, Лев! — с раздражением. — Все болит.

Со стоном падает на подушку и закрывает глаза.

Дверь в палату открывается. Толкнув ее задом, зевая заходит медсестра с подносом.

— Крошкина?

— Кошкина… — синхронно поправляет мы, закатывая глаза.

— Отойдите, — недовольно зыркает на меня.

Уступаю ей место.

Медсестра протирает локтевой сгиб Кошки. Мучительно мыча Марьяна сжимает второй рукой виски.

— Наконец-то… не дождешься Вас!

Подняв шприц, медсестра выпускает струйку жидкости из шприца и тыкает в вену.

Марьяна шипит и, морщась, смотрит на то, как медленно вводят препарат.

— Вера Пална! — кричат в коридоре. — Ты где?! Судороги!

— Да здесь я уже! — кричит наша медсестра.

— Где — здесь? — заглядывает врач. — Ты с ума сошла? Ты кому колешь?! Девятая палата! Крошкина! Это же Кошкина!

— Ээ! — поднимаю я взгляд. — Вы что воткнули ей?

Они переругиваются с медсестрой. Последняя смывается. Врач подходит к Марьяне. Оттягивает её веко. Слушает фонендоскопом грудную клетку.

— Что мне поставили?

— Все будет хорошо… отдохнёте… Тем более — Вы обезболивающее просили. Это лёгкий транквилизатор. Поспите и будете в порядке.

— Аа…

— Как себя чувствуете?

— Хорошо… — медленно расплываются в улыбке губы Кошкиной.

Врач разворачивается ко мне.

— Проследите, чтобы на ноги не вставала. Она сейчас боли не почувствует. И может повредить еще сильнее свои связки. В остальном — никакой опасности.

— Ладно, — хмурюсь я недовольно. Но что теперь? Хотя бы отдохнёт от боли.

— Как ты? — наклоняюсь над ней, заглядывая в поплывшие глаза, кладу ладонь на лоб.

Медленно поднимая руку, ведет по моей щеке пальцами. От неожиданности краешек моих губ дергается в растерянной улыбке.

Обводит пальцем ямочку на моей щеке.

— Какой ты хорошенький… — мямлит она, едва шевелятся губами. — Айдаров…

— Оу… да ты в дрова, детка, да? — шепчу я.

Улыбаясь, закрывает глаза.

Покачав головой, прижимаюсь губами к ее брови.

— Кошка моя… поехали домой?

— Мхм…

Глава 19. Сыворотка правды

— Иди ко мне… — обнимая, помогаю присесть.

Кладет голову мне на плечо. Растерявшись, прижимаю к себе и зависаю. Мои губы касаются ее точеного ушка. Заправляю за него шелковые волосы. Глаза закрываются от манящего запаха. Духи другие, но ее запах я узнаю под любым оформлением. Он у меня на подкорке. Вспоминаю, как уничтожал все, что носило ее запах, после того, как она бросила меня. Дурак! Думал, забуду. Как же…

— Лёва… — сонно. — Давай поспим…

Это звучит так по-домашнему. Как будто я разбудил ее с утра в воскресенье. А всю ночь до утра мы отчаянно любили друг друга, позабыв обо всем на свете.

Сжимаю крепче, сглатывая ком в горле.

— Кошечка моя… — шепчу ей. — Я очень скучал. Мы поспим обязательно… только дома, ладно?

— Мхм… — послушно.

Моё тело неожиданно просыпается, реагируя на ее близость. Неровно дыша, целую в ушко. В губы не решаюсь, хотя очень хочется, и она сейчас наверняка позволит. Но потом же я не удалю ей это с жёсткого диска! А мне дополнительные статьи ни к чему. У меня, считай, и так «условка» плюс сейчас будет «похищение». И Кошка сожрёт меня и так.

— Давай… поехали домой, к Алёнке.

— Алёнке?…

Пересадив ее на кресло-каталку, накидываю на плечи шубку. Забираю из тумбочки телефон, пакет с сумочкой, закидываю туда ее шпильки.

Присаживаюсь перед ней на колено, чтобы надеть носки. На щиколотке эластичный бинт и пластиковый фиксатор. Глажу ноготки на пальцах. Как лепестки миндаля… Глянцевые и нежные.

Кошкина всегда выглядит на сто баллов. Будь то пир, сплав, авария или еще какой треш. Это от природы… Порода такая! И это всегда кружит вокруг нее всех альфа самцов в периметре. Те, кто послабее даже не пытаются дергаться. По взгляду видно, что съест и не подавится.

Прихрамывая выкатываю её в коридор. Метрах в десяти от нас — Лившиц. Стоит боком, говорит по телефону. Переведёт взгляд и увидит нас. А нам идти мимо него. А мне бы не хотелось конфликтовать сейчас. Это может очень сильно осложнить похищение моей убитой валерьянкой Кошки.

Медленно качу кресло по направлению к лифту.

— Юра… — замечает она его.

Дезориентированно поднимает голову, заглядывая мне в глаза.

Наклоняюсь, целую её в бровь.

— Чч… тихо. Не шуми.

Разговаривая, он расфокусированно смотрит в пол. Мы проезжаем мимо. Его взгляд скользит по ее и моим ногам.

— Я сказал — нет! Нет, все документы оформить заново. А мне плевать, сколько это займёт вашего времени! Я не приму документы в свободной форме. Что за бред?! — раздраженно отворачивается.

Какой ты невнимательный, Лившиц!

Завожу кресло в лифт, спускаемся. Кошкина трясет головой, пытаясь сконцентрироваться.

— Юра… — растерянно. — Он меня потеряет.

— Да хрен с ним! — злюсь я. — Ты же не выносишь зануд. Как ты вообще в него влипла?! Неужели таки бабки?

— Он… — облизывает пересохшие губы. — Куратор…

— Куратор? Он же банкир или как там его — методист банка?

— Аха… — глаза закрываются.

— Что он курирует?

Отвечает невнятно.

— Что? — переспрашиваю я.

— Проект…

Вывожу её из лифта. Вытягивая руку в сторону, ведет пальцами по стене, пока я качу её.

— Какой проект?

— Мой.

— Ты же эколог. При чем здесь банк?

— Банк спонтирует…

— Ааа… А он, значит, твой куратор от спонсоров. Зашибись! У тебя просто тяга к служебным романам, да, Кошка?! Герман твой хотя бы стоил того, чтобы всё разрушить между нами?

— Герман?..

— Твой научный руководитель. Забыла уже? А я до сих пор помню.

Отрицательно качает головой и закрывает глаза.

— А мне тоже кажется, что не стоил! Если бы стоил, ты бы тогда не вернулась. Вот пока ты у меня невменяшка, ответь, будь добра: ты спала с ним?

Наверное, я уже знаю ответ. И всё же хочу услышать от неё. Разворачиваю кресло и наклоняюсь, ставя кисти на поручни, заглядывая в ее глаза.

— Спала? — требовательно.

С ленивой кошачьей ухмылкой нажимает мне пальцем на нос.

— Конечно! — пытается с вызовом, но язык заплетается. — Всегда делаю так…

— Идиотка… — закатываю я глаза.

— Кре-тин… — с трудом выговаривает она, безмятежно улыбаясь. И это так, словно она не ругает меня, а мурлычет что-то сладенькое…

— Кретины умнее идиотов, — фыркаю я, с улыбкой. — Запахнись, холодно.

— Кретин сказочный! — вяло смеется она, качнув отрицательно головой.

Может быть…

Аккуратно скатываю ее вниз по пандусу. Убираю детское кресло назад. Опустив немного в машине спинку сиденья, усаживаю поудобнее. Пристегиваю.

— Ну ладно, допустим, ты с ним не спала, — срываю я тачку с места. — Но ответь мне честно, Кошкина. Ты же принципиально не врёшь и не симулируешь, да? Этот урод же пытался? Там… на вашей конференции завернуть к тебе под юбку?

Не открывая глаз отворачивается к окну.

— А… можешь молчать! — морщусь я. — Я знаю и без твоего ответа. Да. Пытался. Мне просто, вот, интересно. Не стрёмно тебе было топить за него передо мной, что он «не такой», а потом выхватить от него, что всё-таки такой, м? И не твои мозги для него ценность, а все-таки твоя юбка?

— Стрёмно… — едва слышно.

— Воу! — осаживаюсь я в своих тирадах. — Спасибо за честность. Было неожиданно…

Раскалённый камень, что поселился у меня в груди много лет назад с момента её отъезда вдруг неожиданно растворяется. И я паркуюсь на обочине. Потому что все это время, он мешал мне оказывается дышать! А теперь я дышу, едва контролируя это! Уже напрочь забыл, как может быть свободно в груди. И кислород пьянит! Я тоже в дрова…

Ложусь лицом на руки, на руль.

— Мне очень… очень жаль… — шепчу я. — Что так всё…

Не реагирует.

— Ян?…

Подхватывая за подбородок поворачиваю ее безвольное лицо к себе. Глаза закрыты. Глажу большим пальцем ее бледные губы.

— Спасибо… за сливки… — шепчет она, практически беззвучно.

— Я не привозил тебе сливки, Ян.

— И цветы… — одними губами.

— Цветы?..

Спит! Ну или почти спит… Что тебе снится, Кошка? Я знаю…

Глава 20. Столкновение (Флешбэк)

Возле костра гитара, смех… В целом — весело. Уже в который раз обвожу взглядом лица в темноте. Ее нет. Ни здесь, ни на гамаке, ни на берегу.

Отставляю кружку с чаем и, не выдержав, иду ее искать. Запрыгиваю на плот, сталкиваясь в темноте нос к носу с ее Феликсом.

Между нами — короткое замыкание. И мы оба замираем, с неприязнью глядя друг на друга.

— Лев, кажется?

— Лев, — киваю я.

— Короче, Лев. Не отсвечивай. Ты не в тему. Отдупляешь о чем я? — борзо.

— Неа! — ухмыляюсь.

Я тоже борзый.

Неожиданный толчок в плечо. В темноте не успеваю толком сориентироваться. Меня окатывает адреналином.

— По-другому объяснить? — нарушая моё пространство делает шаг, вставая впритык.

— Давай! — толкаю его двумя руками в грудь и вынуждая отшатнуться назад. — Попробуй!

Мы сцепляемся, хватая друг друга за одежду.

— Не надо со мной болтами мериться — проиграешь! — шипит он.

— Да ладно! Что-то Кошку не впечатлило… — с вызовом хмыкаю я.

Размахивается головой, пытаясь сломать мне нос. Интуитивно успеваю уклониться. Но всё равно прилетает, правда — вскользь по скуле. Заряжаю ему в живот, пробивая пресс. Драка в темноте полна сюрпризов!

Со стороны редкие аплодисменты, тормозя, оборачиваемся на звук.

— Класс! — язвительно.

Голос Кошки.

Отталкивая друг друга расходимся на пару метров. Хватаюсь за трубу каркаса, чтобы не свалиться в воду.

— Ну а что так вяло, в самом деле? Где прожектор, публика, фарш?.. М?

— Зараза… — тихо смеюсь, прижимаясь горящей скулой к ледяной трубе.

Это вообще не для твоих глаз было!

— Ну нет, так не, — вальяжно вздыхает Кошкина, продолжая нас троллить. — Возьмите по веслу для эффективности и можете бесславно месить друг друга дальше.

В темноте вижу, как встает из-за стола.

— Ты что здесь делаешь? — разворачивается Феликс.

— Пришла сказать спасибо за сливки… и цветы.

— Какие сливки? — с недоумением.

— Пожалуйста!.. — улыбаюсь я. Это моё «спасибо».

Повисает пауза. Луна выходит из-за туч, освещая поле боя. Кошкина обескураженно смотрит мне в глаза.

— Ты?…

Развожу руками.

— Иди сюда! — в ярости срывается Феликс. И темнота снова накрывает нас.

Стоя на самом краю плота, понимаю, что он сейчас снесёт меня своей тушкой.

Драться при девчонке как-то не айс…

И держась за трубу, как за пилон, отталкиваюсь от борта. Перепрыгиваю на другую сторону от шеста. Феликс, оступившись, на краю в темноте, летит в воду.

Плеск.

— Скотина!.. — отфыркивается он. — Телефон утопил!

Оборачиваюсь, Кошки уже нет.

— Марьяна?..

Тишина.

Сошла с другой стороны на берег?

Сбегаю за ней. В темноте видно только костёр и слабую лунную дорожку, которая периодически пропадает. Облачно…

— Ты не видела Яну? — перехватываю одну из девочек.

— Нет…

— Димыч, ты Яну не видел?

— Нет, не было ее, — с тревогой. — Потерялась? Может поискать?

— Да нет… Я сам пока.

Обхожу по берегу окрестности.

— Яну не видел? — слышу разговор Феликса с кем-то.

— Видел. Чай взяла, ушла…

— Куда?

— Не знаю.

Возвращаюсь к гамаку.

Чувствую, что специально исчезла. Не хочет, чтобы нашли. На самом деле, она где-то здесь, очень близко. Потому что как подхожу ближе к костру, сердце начинает колотиться…

Ложусь на её гамак. Полотенце в изголовье пахнет парфюмом. Сгребая край в кулак, принимаю к лицу.

— Мм… — гашу стон от того как меня насквозь пробивает от этого запаха. Оглушает так, что я даже перестаю чувствовать ноющую скулу.

Не открывая глаз плыву в тревожащей неге.

Ну где ты, Кошка? Иди, пошипи, что я тут хозяйничаю. Покусаемся…

Не идет.

Через некоторое время слышу их недалеко.

— Ян, пойдём спать, — сдержанно. — Дождь начинается. Завтра вставать рано.

Дождь?…

Я под густой кроной и капель не чувствую.

— Если захочу прийти — приду, Фил. Прекрати меня дёргать.

— Короче! — взрывается. — Я спать. Бегать за тобой в темноте не собираюсь, ясно? Замерзнешь — придёшь.

Ну, давай, иди ко мне, Кошка… Лежу, не открывая глаз. Но Кошка не идет. Опять пропала. Через полчаса ее нет. И через час тоже.

На меня накатывает внезапно острой ревностью. Неужели ушла к нему?!

И первый порыв — разнести к черту этот плот, их палатку, да и вообще все, что подвернётся под руку!

Агонизируя подлетаю с гамака. Возле костра целуется парочка. Мне становится еще гаже и тяжелее.

Ну ты чего, Кошка?… Нахрена?! Не подходит он тебе! Я подхожу!

Ну, мля, руки вырву к черту, кенту твоему!

Дохожу до реки, с ненавистью глядя на плот.

Стоп…

Если она хочет в его постель, то… Убивать его что ли?! Глупо. От этого она в мою постель точно не захочет. Это выбор. Протираю лицо руками, шипят от боли на скуле.

Глупая Кошка! Как можно было променять искры между нами на эту унылую палатку?!

Что нужно было сделать, чтобы этого не случилось?..

Пинаю в ярости камни на берегу реки.

Загибаясь от болевого спазма в груди, заставляю себя сделать шаг назад… и еще один. И еще.

Давай, Лев, уходи отсюда.

Срываю с себя по дороге одежду, сворачивая к палатке, что разбили на берегу над каменной жаровней — к бане по-черному.

Оставаясь в одних боксерах захожу туда, падая на настил из пенки. Закрываю глаза. Сухой воздух накалён так, что мне кажется — трещат волосы. Тело и лёгкие обжигает. Но я лежу, не позволяя себе выскочить оттуда. Дышу раскаленным воздухом, пытаясь выжечь кипящую ревность реальным жаром. Когда уже почти отключает, вылетаю, забегая в воду.

Ныряю, ложась лицом вниз, вода поднимает. Остываю…

Завтра у меня будет еще один день. Всё. Теперь спать.

Медленно выхожу на берег. Редкие капли дождя бьют по плечам.

Прихватив вещи, возвращаюсь в палатку. Отыскиваю в темноте собачку замка, тяну ее вниз. И ныряю внутрь. Тихо вскрикиваю, натыкаясь на кого-то, перехватывю гостя за плечи. Чужая ладонь давит мне на голую грудь.

Вдыхаю глубже знакомый запах. «Гостью»…

Пульс так лупит в уши, что я не слышу половину звуков. Голова кружится. От эйфории я в полубессознательном состоянии. И… голову мою отключает.

Громко, сорвано дыша, я тяну ее ближе, слепо прижимаясь губами к лицу. Теряя равновесие, мы, вскрикивая, падаем. Она на спину, я сверху.

— Это моя палатка… — задыхаясь шепчу ей, ощущая губами нежную кожу.

Меня сейчас взорвёт и я растворюсь в этом неописуемом горячем восторге.

— Ты занял мой гамак! — шепчет в ответ. Чувствую в ее голосе улыбку.

— Кошка… — со стоном веду своими губами по ее улыбке. — Попалась…

Глава 21. Спящая красавица

Сидя на плечах у Медведева, Алёнка настороженно смотрит на спящую на моих руках Марьяну. Перекладываю на диван. Встряхиваю руки. Мда… Что-то я расслабился. Руки уже отваливаются, а мне еще мою раненную Кошку не один день на руках носить. Мне бы вообще хотелось и в перспективе…

— Мамочка… — тревожно всхлипывает Аленка.

— Мамочка в порядке! Видишь, улыбается. Еще немного поспит и придет в себя. Ей сделали укольчик, чтобы не болела лапка.

Маша с вопросом во взгляде, кивает на Марьяну. Медведев тоже озадаченно ждёт комментариев.

— Ей по ошибке вкатили транквилизатор, — развожу руками. — Вырубилась.

— Аа… Ты… похитил спящую красавицу? — поджимает губы Маша, пряча улыбку.

— Как-то так. Ну, а по-другому, она бы не поехала!

— Ну это высший пилотаж, дружище, — угорает Миха. — Когда женщину домой только под транками можно затащить.

Алёнка тянется к одному из плафонов на люстре.

— Эй! — взмахиваю руками.

Медведев тут же делает шаг назад. Выдыхаю… Грожу ей пальцем.

— Ну вот, — снимает Алёнку Маша. — Теперь можешь всем рассказывать, что каталась на настоящем Медведе.

— Спасибо, братан, — пожимаю Михе лапу, — Машенька… спасибо.

Аленка ложится рядышком с мамой.

— Пойдём, — тянет Медведева Маша. — Не будем мешать. Пусть поспят.

— Ой, не знаю… Выцарапает твоя Кошкина тебе глаза без свидетелей — это к бабке не ходи. Маникюр впечатляющий…

— Это обязательно.

— Ты с собой еще пару доз не прихватил? Надо бы ее медленно в себя приводить.

— Очень смешно.

— А этот ее… банкир?

— Мне вообще побоку на банкира, — морщусь я. — Вопрос — как завтра на работу ехать?

— Алёнку — в садик, к Лене, — пожимает плечами Медведев.

— Я завтра дома буду! Могу присмотреть за твоей спящей красавицей, — предлагает Маша.

— Это всё хорошо, — хмурюсь я. — Но Кошкину не удержит.

Надо Брагину звонить…

— У нас наручники есть, — играет бровями Медведь.

Незаметно выхватывает по спине от внешне невозмутимой, но зардевшейся Машеньки. А может и пониже. Слышен только тихий шлепок.

Пряча улыбку, провожаю друзей.

— Лев, — оборачивается Маша. — Цветы закажи ей…

— Точно! — щелкаю пальцами. — Кошкина любит цветы.

— Главное — не розы, — ухмыляется медведь. — Шипами по фейсу — чувствительно.

— И это тоже — да! — вынужденно признаюсь я. — Мих, утром Алёнку в садик сможешь отвезти, если что?

— Не вопрос. Передам Лене с рук на руки.

Запираю за ними дверь.

От усталости валит с ног. Закрываю уснувших цариц моих одеялом. Синхронно сопят…

«Ох, милота! — вздыхаю я. — Когда спят зубами к стенке.»

— Гаврюха!.. Пойдем.

Выключаю свет.

Клацая когтями, сурикат семенит за мной в кухню. Запрыгивает на соседний стул.

На столе чашка с сырниками. Маша постаралась. Откусываю.

— Мм! Вкусно. Научилась, слава Богу! А Кошкина моя практически не готовит, — рассказываю внимающему Гавру. — Терпеть не может… Кормил ее в основном я. Единственно блюдо, которое она делала с удовольствием и на Нобелевскую… мм… омлет, если ты меня как мужик, понимаешь, — вздыхаю, — так что я в обиде не был!

Закрываю глаза, стараясь особенно не фантазировать в сторону Кошкиных нежностей.

— В общем, Гавр, завтра особенно не отсвечивай. Вероятно, будут бои.

Протягиваю ему кусок сырника.

— Она, вообще, прикольная, когда все хорошо… Пошалить любит…

Отыскиваю в шкафу свой старый спальник и бросаю на пол. Ложусь, накрываясь покрывалом. Ну да… В ногах у царицы — это наше всё.

Перевернувшись на живот, Марьяна свешивает с дивана кисть. Рисую круги на ее ладошке.

А спальник пахнет костром…

Это вообще тот самый спальник, где у нас все случилось в первый раз.

— О… — мучительно зажмуриваюсь я, прижимая её пальцы к губам. Голову снесло мне тогда напрочь! Круто было…

Закрываю глаза, вспоминая…

Флешбэк

— Попалась, Кошка…

В темноте остаются только инстинкты и животный магнетизм. Мой азарт зашкаливает. Мне хочется рвануть с места в карьер. Распять, закрыть ее рот поцелуем и… Я практически отпускаю себя.

— Эй… эй!.. — возмущённо шепчет Кошка, выкручиваясь. Но я даже не сразу осознаю, что девочка вырывается и надо убрать лапы.

Мне прилетает пару раз. Небольно, но демонстративно.

Палатку словно заполнило эндорфинами.

Мы громко дышим в темноте. Мои губы растягиваются в улыбке. Ладно…

С огромным усилием переключаю рычаг на другую скорость.

— Замёрзла тут без меня?

— Не особенно… — с вызовом.

— Замёрзла… — прижимаюсь губами к холодному носу.

— Встань с меня.

Послушно поднимаюсь.

— Ничего не вижу… — шепчу я.

— Ты мокрый!.. — недовольно.

— Здесь где-то было полотенце…

Слепо вытягиваю руку, соприкасаясь в темноте с её горячей ладонью. Сплетаю наши кисти в замок.

Протягивает мне через несколько секунд полотенце. Стягиваю с себя мокрые трусы, обматываю бедра полотенцем.

На улице усиливается дождь, стуча по нашей палатке.

Это самый романтичный саундтрек, что я слышал!

— Черт… — дергается к выходу. — Мой кардиган!

— Поздно! — ловлю ее за талию. — Я теперь твой кардиган.

— Книга!

— Я убрал ее под гамак, на сумку.

Разворачиваю её лицо к себе.

— Поцелуй меня.

— Вот еще… — растеряно. — С чего вдруг?

Поднимая ее ладонь к лицу, прижимаюсь к ней губами.

— Ты — моя, — улыбаюсь я. — Кого тебе еще целовать?

С тихим стоном медленно рисую по ладони языком круг. Наши глаза сверкают в темноте.

— Лев! — отдергивает кисть, падая назад. — И я не твоя! Просто… заглянула в гости.

Мда… Задачка непростая. Но я буду решать!

Мои руки нащупывают ее ступни.

— Ледяные! Ты с ума сошла? Простынешь…

Поднимаю ступни, располагаю их на своём горячем животе.

— Здесь полная сумка тёплых вещей. Могла бы и сориентироваться.

— Я уснула…

Ощупываю ее маленькие пальчики, с гладкими ноготками.

— Ты такой наглец! Кошмар! — начинает хихикать Кошка.

— Неправда. Я всего лишь беру своё. Марьяна Айдарова… Ну, классно же?

Толкает пяткой мне в плечо.

— Не выношу пикап! Не разочаровывай меня…

— А это не он. Гарантирую.

— Как интересно… ммм… продолжай.

Ножка съезжает чуть ниже, ощупывая мою грудную мышцу.

— У пикапа есть цель, — ухмыляюсь я. — А я вынужден категорически отказаться от сладкого.

— До свадьбы? — тихо хохочет Кошка.

— Черт… А за какое время надо подать заявление, чтобы расписали?

— За месяц.

— Уу… Ты столько не вытерпишь! Боюсь, изнасилуешь.

Хохочет еще громче.

— И к чему такие жертвы, Айдаров? Может, они мне не нужны.

— Они нужны мне. Если я выдам тебе сладкое легко и без напряга, то ты не оценишь. А я заинтересован в продолжении этой истории. В моих интересах тебя выдрессировать… — продолжаю смешить ее.

Мои руки теперь безнаказанно скользят по ее ногам.

— Вау! Значит, по твоему сценарию, буду я тебя добиваться?!

— Нет! Я у тебя уже есть, — разминаю её ступню. — Но на «сладкое» придется поработать.

— Нагле-е-ец! С чего ты взял, что мне вообще интересно твоё «сладкое».

— Потому что ты ни разу не получала «сладкого». А Кошки любопытны…

— Может, у тебя его и нет.

— Ты знаешь, что есть… Чувствуешь, где твои «сливки». Иначе, в гости ты сегодня пришла бы не в эту палатку.

— Борзота уровня «Бог»! — просмеявшись выдыхает она.

Ложась сверху, распинаю её на мгновение и не дожидаясь активного возмущения, тут же переворачиваю на себя.

— Кошкам положено спать на хозяине и мурлыкать…

Отталкиваясь ладонями от моей груди, садится верхом.

— Мне не нужен хозяин, Айдаров, — в меня втыкаются острые коготки. — Мне и так хорошо.

И я сейчас умру от того, что сидит она на сантиметров двадцать выше, чем мне надо. Моё тело дергается навстречу. В целом, я понимаю, что сейчас можно очень быстро получить желаемое. Но я не стану. Потому что в один ряд с ее Феликсом я вставать не готов!

Поэтому, Кошка, тебе не обломится!

Игра началась! Я хочу кайфануть от процесса. И самое важное, чтобы кайфанула она!..

Глава 22. Зомби-апокалипсис

— Манюня! — вскрикивает Алёнка, вспомнив, что забыла куклу.

— Тссс… — закрываю ей рот ладонью. Отрицательно качаю головой. — Тихо… Маму не разбуди, — шепчу ей.

От того, что скоро у меня тет-а-тет с моей пленницей, мне нехорошо с самого пробуждения. В груди скользким холодным ужом крутится тревога. Я залипаю в бесконечных внутренних диалогах. Пытаюсь выстроить убедительный месседж, но все время скатываются в обиды и предьявы. И хочется дать самому себе по лицу! Это бесперспективный поворот…

И ей тоже хочется ремнём по пятой точке. Потому что… Зараза она! Неправа она! Так нельзя!

Помогаю надеть Аленке новые сапоги. Подаю куклу.

— Мама меня заберёт? — тревожно.

— Я тебя заберу и привезу сюда, к маме.

— Правда? — большие наивные глаза пытливо всматриваются в мои.

— Конечно.

— Не хочу в саду оставаться! — обиженно.

— Я же не знал, что ты есть, поэтому не сразу тогда приехал. А теперь знаю.

Обнимает за шею.

— А если что-то случится? Как с мамочкой.

Мне горячо и больно в груди. Моя маленькая… переживала там…

— Там же Лена. Она моя сестра. Лена тебя ко мне привезёт тогда. Или Медведь. Или Маша. На крайний случай еще Женька есть.

— Это кто?

— Брат мой. В общем, мы теперь знаем, что ты есть, что ты ждёшь и обязательно тебя заберём. Даже если мамочка не сможет.

— Ладно…

Поднимаю её на руки, передаю Медведю.

— Пораньше меня забери… — грозит строго пальчиком.

— Как скажешь, царица моя! Если что — попроси Лену, она меня наберёт, мы поговорим, чтобы ты не переживала.

Машет рукой, торча из-за широкой спины спускающегося с лестницы медведя. Отправляет мне воздушный поцелуй.

Делаю вид, что ловлю, улыбаясь ей.

С момента, как я забрал ее внутри поселился какой-то новый вид напряжения и концентрации. Переключиться с него не получается. Потому что царевна что-нибудь набедокурит. И сейчас, когда я отдал ее… Прислушиваюсь к себе.

Нет. Ни хрена! Нифига эта штука не ослабилась.

А вдруг она там учудит?

Медведь же не в курсе, какая она «бедосечка».

Ложась спиной на стену, ищу его контакт, чтобы дать пару напутствий. Как женщины справляются со всем этим? Это же никакой работы… Как будто у тебя дома включен газ — может и пронесет, а может и бахнет! Попробуй тут отключиться.

Дергаюсь от громкого вопля Марьяны, переходящего в визг.

— Мама… мама… мамочка!!! — рыдающе всхлипывает она в истерике.

В шоке залетаю в комнату, не в состоянии даже предположить, что, черт возьми, могло случиться, чтобы так встряхнуть невозмутимую Кошку. Зомби-апокалипсис в ее постели, не меньше!

Забившись в угол дивана поднимает на меня глаза. Там паника.

— Лева… — одними губами.

— Детка… — испугавшись за неё, срываюсь, сгребая ее в объятия. — Ты что?..

— Убери… убери…. там крыса!! — трясёт ее. — Она на мне была!.. Ааа!!!

Её всю передергивает.

— Она мне в лицо мордой!.. Фу… — всхлипывая рыдает.

— Кошкина! — отстраняюсь я. — Ты чего? Боишься крыс?! — падает моя челюсть.

В истерике мне несколько раз прилетает ладонями по груди.

Мое сердце еще рвётся от адреналина и дышу я неровно. Но губы уже улыбаются от облегчения. Никакого неконтролируемого мной зомби-апокалипсиса. Только плановый. Начнется минут через десять, судя по всему.

— Ну всё… — прижимаю к себе, кайфуя от порхающих ощущений в груди.

Вжимается лицом мне в шею.

— Убери ее… Лева… пожалуйста… — теряя голос, всхлипывает она.

— Всё… всё! Нет никакой крысы. Это не крыса.

— Крыса… — всхлип.

Мои руки скользят по тонкой талии, неконтролируемо поднимаясь выше, глажу губами ее лицо, размазывая слезы.

О черт…

Я отъезжаю куда-то из этой реальности далеко в прошлое. Когда это все было мне доступно и желанно ей!

И в секунде от того, чтобы впиться в её губы, с огромным усилием торможу. Моя ладонь под ее грудью чувствует, как надрываясь колотится сердце.

— Ян, я же тебе рассказывал. Это сурикат. Алёнка его выпросила. Никакая не крыса. Просто он любопытный и решил немного исследовать тебя, пока ты спишь.

— Гад! — летит ее ладонь в меня. — Я чуть не умерла!

Отпихивая меня, падает на спину. Закрывая ладонями лицо.

— Кошкина — трусишка… — дергаю ее за мочку уха.

Отпихивает мою руку. Отворачивается к стене. Судорожный вздох.

— Дурочка… — глажу ее по волосам. — Напугала меня.

— Где мы?..

— У меня.

— Алёнка?

— В садике. После обеда заберу.

— Зачем ты ее туда отправил?!

— Ну ты же вопишь, как сумасшедшая, перепугала бы ее к черту!

— Капец… Почему я здесь?

— Ты… — нагло вру я: — Захотела поехать со мной.

— Как это?!..

— Ты сказала, что я хорошенький… — тяну ее за прядь.

— Это в меня явно какую-то лютую дурь вкачали!

— Обниматься лезла… в любви признавалась…

— Иди к черту! Это неправда.

— Уверена?

Молчит.

— Ты вообще мне много интересного сказала.

— Знаешь что, Айдаров, — присаживается. — Мне кажется это подло, воспользоваться ситуацией и вытягивать что-то из человека, пока он не в себе. А потом бравировать этим.

— Нет… Я не бравирую. Хочешь, я мгновенно сравняю счет?

— Попробуй! — зло.

Игровое настроение откладываю на полку. Это так… скорее психологическая защита. Внутри у меня гораздо мощнее бьётся совсем другое. Бьётся так, словно лупит по боксёрской груше. Больно…

Набираю в разламывающую грудь воздуха.

— Я до сих пор тебя очень сильно люблю. И мне не стрёмно признаваться в том, что я чувствую.

Всё…

Меня скручивает от ощущения пустоты и безответности. Лицо неконтролируемо подрагивает.

— Чай будешь?…

Глава 23. Льдышка

Завариваю на кухне чай, оглядывая ее словно в первый раз. Потому что Марьяна увидит в первый…

Честно сказать, я немного забил на квартиру. Сложно мотивировать себя довести ее до ума, когда это никому не надо, а ты возвращаешься домой только ночевать.

Лена периодически пытается навести здесь уют. Другим эпизодически здесь появляющимся женщинам я не позволяю хозяйничать.

Но сестрёнка потихонечку феячит, когда заходит в гости.

Шторки… Цветок на подоконнике… Красивые полотенца в цвет штор, оригинальная вазочка с конфетами на столе… скатерть…

Дверь в ванную открывается. Поджав травмированную ногу, Марьяна хмуро оглядывается.

— Давай помогу.

— Я сама… — держась руками за косяк, морщась и шипя, потихонечку перебирается в коридор.

— Прекрати, Кошкина. Не момент для демонстрации независимости.

Подхватываю на руки, заношу на кухню. Усаживаю на кресло у балкона.

— С молоком, без сахара? — вспоминаю я.

— Мхм…

— Сырники будешь?

— Ты сделал сырники?! — скептически дергает бровью, разглядывая кухню.

— Не я.

Закатывает глаза.

— Ты притащил меня в квартиру, где живёшь с женщиной?!

Ухмыляясь, делаю ей чай.

— Я один живу.

— Да ладно? — демонстративно поднимает полотенце с синими цветами. — Ты бы выбрал «клетку».

Это — да. Я бы выбрал клетку. Помнит…

Кладу ей на блюдце сырник. Пододвигаю кресло к столу. Ставлю перед ней свою большую чёрную кружку. Мог бы налить в другую, конечно. Но мне хочется прикосновений. Даже таких.

— Почему не женился? — смотрит на мою кисть.

«Иди к черту!» — взрывает меня внутри.

Я в любви признаюсь, она словно издеваясь, задает мне идиотские вопросы! Ты глухая, Кошка? Не слышала, что я сказал?

— Я ж только «по любви», Кошкина, женюсь, — ядовито колю её. — Так как ты я не умею.

— Это не твоё дело, — тяжелеет голос.

— Реально, замуж собралась?

— Айдаров.

— Нормальный вопрос. У нас общий ребенок. Ответь.

— Это все сложно. Долго объяснять.

— Мы не торопимся никуда. У нас целая жизнь впереди.

— Я — тороплюсь.

Делает глоток чая, отодвигая от себя чашку с сырником.

— Я не буду.

— Почему? Ты же любишь.

Фыркает.

— Уволь меня от дегустации кулинарных достижений своих женщин.

Улыбаясь, беру с чашки еще один сырник.

— Это для Алёнки Маша готовила, невеста Медведя. Ты с ним говорила в палате. Они мои друзья. И соседи.

— Мм… — откусывает от сырника. — Тогда — ладно. Принимается.

— Какая ты капризная…

— Ты знал на что шел, — пожимает плечами.

— Да уж…

Встречаемся взглядами.

Я опять вылетаю в прострацию. Наверное, мне не хватает сейчас сил, чтобы все время упруго сражаться с ней за каждый сантиметр дистанции между нами. Не хочу сражаться. И надо падать к ногам, но я все еще не могу… Она как льдышка! С ней бывают такие заскоки. Но достаточно рассмешить, и она сразу теплая и игривая. У меня всегда получалось. А сейчас не хватает внутренних сил. Слишком много энергии я потерял на всей этой истории.

— Ян… — сглатываю я тяжело.

На какое-то мгновение мне кажется, что я пробился. Ее взгляд становится очень грустным и расстроенным. Но только на мгновение.

— Объясни мне про себя и этого твоего… Я хочу понимать, в какую ситуацию я влип.

— Айдаров, ни в какую ситуацию ты не влип. Успокойся и живи счастливо дальше. На твою поддержку я не претендую. Аленка про тебя не знает… Так что умерь свое чувство вины. За помощь — огромное человеческое спасибо. Будем считать, плохую карму отработал. А твои иллюзии насчет того, что ты можешь со мной посудиться на счёт Аленки… Возможности такой я тебе не дам.

— Ты в себе, вообще?

— Стоп! Спасибо за завтрак. Я поехала.

Встает, придерживаясь за стену.

— Где мой телефон?

Гавр всовывает свою любопытную морду в кухню. С воплем Марьяна падает в кресло, поднимая ноги обратно.

Со злорадной усмешкой смотрю ей в глаза.

— Кто бы мог подумать…

— Это нечестно! — возмущенно хмурится Кошкина.

— Нечестно — лишить меня ребенка.

— Ты сам от неё отказался!

— Но это же неправда!

— Не будем спорить!

— Нет, мы будем спорить!

Нервничая грохаю посуду в раковину. На щеках у Марьяны румянец.

— Итак, напомни мне, где я от нее отказался.

— Ты плюнул в меня своей экспертизой.

— Юридически, я имею на нее право. Моё недоверие тебе, это никаким образом не является отказом воспитывать ребенка, если он мой! — рявкаю я.

— А мне плевать, Айдаров, на юридическую сторону вопроса!

— Это я уже понял! И тем не менее… Давай на чистоту. Ты серьезно считаешь, что если бы я знал, о твоей беременности и что ты родила… то я бы… я бы…

Растерянно развожу руками.

— Да, финиш просто! — отворачиваюсь на мгновение, пытаясь совладать с собой, но не получается. — За что?!.. За что, Кошкина?… За истерику мою?.. Грубостей наговорил, да?! Тебе самой то не стыдно? Молодец! Наказала пацана, который и сорвался то, потому что по уши в тебя!.. — голос срывается я затыкаюсь.

И глядя ей в глаза, не в силах сохранять лицо, я продолжаю про себя выговаривать все, что камнем лежит внутри.

Как я мучился и болел. Сходил с ума. Чувствовал себя преданным.

Опускает взгляд.

— Ладно, Лёва… Всё. Это прошлое. Его не исправить. Я хочу домой. Прямо сейчас, — срывает голос.

— Останься…

— Я не могу. Не могу и не хочу. Дай мне телефон, пожалуйста.

Приношу ей телефон. Протягиваю. Двигаю свой стул и сажусь напротив.

Давай… попробуй поговорить с ним при мне!

Несколько раз набирает, он не берет трубку.

Зло и скептически дергаю бровями.

— Он занятой человек! — срывается она на оправдания.

— Ну да… а остальные розами торгуют. Я например, вообще хренью бесполезной занимаюсь. Поэтому могу прилететь по каждому твоему выстрелу. А он, конечно, отдельная каста занятых.

— Прекрати!

Лившиц наконец-то берет трубку.

— Юра, это я…. Да, извини, что так вышло… Я ничего не помню почти. Какая полиция?! Да ты что… Ну что ты… нет. Нет, он бы никогда так со мной не сделал, — со злостью смотрит на меня. — Он идиот, но не конченый.

— Спасибо… — демонстративно кланяюсь я. — За «не конченого».

— Он не трогал меня! Ну что ты говоришь такое… — вздыхает.

— Нет, я трогал, — сжимаю ее кисть. Вырвав шлепает меня по руке.

— Юра, стоп. Ты можешь просто приехать и отвезти меня домой? Я не настроена спорить, мне нехорошо. Где?… А… — растерянно. — Я понимаю… Все нормально. Конечно! Это важно. Я сама справлюсь. Нет проблем.

— Есть проблемы, Кошкина, — забираю её телефон, скидываю вызов. — Ты выбрала не того мужика. И я не понимаю, почему ты его еще не выдрессировала!

— Потому что!

— Ну?

— Не твое дело.

— Ты слишком хороша, чтобы на отказ своего мужчины отвечать — «я понимаю», забыла??

— Да не мой он! Отцепись, бога ради! — вырывает свой телефон.

— Так…

Закрывает лицо руками.

— Мне больно. Я хочу домой, — жалобно.

— Хорошо. Поехали. Иди ко мне…

Несу ее на руках, в коридор. Присаживаю на пуфик.

Собираю высохшие вещи Аленки, рассказывая Кошке, что мы потеряли сапог и еще парочку злоключений.

— А в чем же она пошла?

— Ну что я сапоги дочери не в состоянии купить, а?

— Спасибо…

— Молчи лучше…

Выходим.

— Здравствуйте! — поднимается с пакетами из супермаркета по лестнице румяная Маша.

— Привет! — коротко улыбаюсь я, и представляю их. — Заочно уже знакомы. Марьяна… Мария…

— Спасибо за сырники, Маша, — держится за меня Кошкина.

— На здоровье! А вы уже уходите? Но вы же вернетесь? Мы с Мишей хотели вас на ужин пригласить.

— Спасибо, но… — синхронно отвечаем мы и стушевавшись замолкаем.

Маша переводит тревожный взгляд с меня на Марьяну.

— Вы обязательно приходите. Я Алёнке пончики обещала… А Миша гриль сделает из лосося… Алёнка расстроится, если не придёте. Мы ей уже пообещали. До вечера… — выразительно смотрит на меня и сбегает.

— Может, останетесь? На пару дней?

Отрицательно качает головой, не глядя мне в глаза.

Прихрамывая несу ее вниз.

— Айдаров, поставь меня на ноги. Ты так хромаешь, что мне еще больнее.

— Терпи.

Помогаю сесть в Машину.

С каждой минутой мы все ближе к моменту расставания. А мы еще совсем ни о чем не поговорили.

— Над чем работаешь, Ян?

— Фильтры нового поколения.

— Круто. А тогда были тоже фильтры, я помню…

— Да. Если их внедрят это решит часть проблем по загрязнению атмосферы.

— Жаль, что не наших с тобой проблем, — вздыхаю я. — Не придумала ты случайно такого фильтра?

— Увы…

— Расскажи мне про Аленку.

— Лёва… ты извини, но не сегодня. Что-то это всё меня вымотало. Хочется ненадолго умереть.

— Ясно…

— Дай мне телефон Елены Михайловны, пожалуйста. Я ее попрошу Аленку завести.

— Я сам… я ей обещал что приеду. А телефон скину.

Поднимаемся в лифте.

Яна стоит на одной ноге, я держу ее за талию прижимая к себе.

— Ну как ты будешь одна, а? Еще и с ребенком!

— А как раньше была? Что-то ты не особенно парился.

— То есть, я виноват?! — взрываюсь снова.

Переругиваясь выходим из лифта.

Кошкина возится с замком.

— Дай сюда!

Отбирают ключ, втыкаю… он заходит с нарядом и не до конца.

— Этот ключ не от этого замка.

— В смысле?..

— Ты перепутала ключ.

— Нет. Ничего я не перепутала…

Пробую еще раз.

— Значит, кто-то сменил замок.

— Не может быть!

— Вызовем слесаря?

— Не получится, Лев. У меня нет документов на квартиру. Сын моего крестного затеял тяжбы с оспариванием моих прав. И окончательный вердикт еще не вынесен. То есть, формально, я не хозяйка. И не прописана даже здесь. Думаю, что он сменил замки. Черт…

— Разберемся.

— Там все наши вещи! — устало.

— Предлагаю рыдать на эту тему под винишко и лосось гриль. Лившицу не до тебя. А Алёнка будет счастлива. Ты как?…

Глава 24. Ужин

Погода — супер! Чуть ниже нуля, и медленно кружатся снежинки.

Алёнка с Милой лепят снежную бабу, Крольков копается под капотом своей тачки, Марьяна с Машей на качелях о чем-то болтают. Льдышечка моя немножко оттаяла и даже иногда улыбается, но чаще морщится от боли.

Мы с Медведем — в паре метрах у мангала.

В целом — милота, уют, красота… Момент бесценен!

— Нормальная девочка, — косится Медведь на Марьяну. — Наговаривал больше.

— Это с тобой она нормальная, а со мной ненормальная.

— Да ладно!.. — скептически.

— Стервозина, — вздыхаю я. — Ну и вот, — продолжаю рассказывать я, — сын её крестного, судя по всему сменил замок.

— А крёстный, ты говорил, бывший судья?

— Да, но уже несколько лет на пенсии.

— Не Липатов? — поднимает голову Крольков.

Марьяна, вздрогнув, прерывается на полуслове, обводя нас растерянным взглядом.

— Липатов, — киваю я.

— Два года назад у меня по делу чёрных риелторов шел Липатов, сын судьи. После этого Липатова срочно «ушли» на пенсию. Сами понимаете… Да и возраст…

— Не припомню что-то.

— Да висяк… Недоказуемое дело.

— Ой, Крольков, — закатывает глаза Медведь. — У тебя каждое первое дело — висяк.

— Как обвиняемый проходил? — уточняю я.

— Соучастник. Но до суда не дотянул прокурор.

— Судья, наверное, надавил? — хмыкает Медведь.

— На удивление — нет. В процесс не вмешивался. Комментариев не давал.

— Ладно, завтра в архиве посмотрю.

— Лев… — переводит на меня взгляд Марьяна. — Вы о чем?

— Знакомы мы, оказывается, с сыном твоего крестного. Как его там?

— Слава Липатов.

— Да-да, точно он, — кивает Крольков. — Скользкий засранец.

— А почему Липатов старший тебе квартиру оставил, а не ему?

— Не общались они, — пожимает плечами Марьяна. — Слава много глупостей сделал. Разочаровал отца. Дядя Митя разорвал отношения с ним. Других детей у него нет. Внуков тоже. Поэтому — я.

— Каких глупостей?

— Жена дяди Мити, Ольга Викторовна, мать Славы. Лежала в больнице в очереди на трансплантацию. Чтобы оплатить пересадку, дядя Митя продал вторую квартиру. Вернее поручил это Славе. Он продал, а деньги не довёз…

— Как так?

— Слава сказал, что у него их отобрали люди, которым он был должен. Он тогда играл… В общем, деньги экстренно достали мои родители. Мы тогда дачу деда в Подмосковье продали. Но очередь по пересадке была пропущена, оперировали позже и неудачно, — вздыхает Марьяна. — Дядя Митя не простил. А эту элитную квартиру на меня переписал.

Многозначительно переглядываемся с Медведевым.

— Риелтор, значит… ну-ну… — задумчиво прикидываю я расклад.

— Девочки, может, вина? — поднимает Миха бутылку.

— Кошкиной нельзя, — отрицательно качаю головой.

Марьяна поджимает губы, пряча улыбку.

— Почему нельзя?

— У нее непереносимость алкоголя. От бокала в дрова и ни в чем себе не отказываем, да? — дергаю мстительно бровями.

Гордо фыркнув, отворачивается.

— Айдаров… осел… — шепчет мне Медведев, — расслабил бы девочку. Может и поговорили бы на других тонах.

— Не, Мих. Там реально забрало падает. Да и нельзя ей. В ней тьма химии всякой после больницы.

— Тогда — прав, да. Беру свои слова обратно, о благородный Лев, — стебётся он.

— Отвали… — со смехом толкают его в плечо.

Девочки, все извалянные в снегу бегут к нам.

— Нам морковка нужна! — пищат воодушевленно наперебой.

— Морковка… — задумчиво соображаю я.

— Моей в окно стукни, — подсказывает Крольков.

Стучу Галине, она отдаёт морковку, и поломанное детское ведёрко.

Девчонки радостно бегут обратно к своей бабе.

Кошкина, улыбаясь, смотрит на них.

Раскладываем по чашкам рыбу.

— Боже мой, как вкусно! — закатывает глаза от удовольствия Марьяна.

Скармливает из пальцев несколько кусочков Алёнке.

— Не хочу! Хочу пончик!

— Ешь!! — продолжает кормить. — Миша расстроится… Он готовил, а ты кусочек не можешь съесть?

— Ладно, я могу, — Алёнка послушно жуёт рыбу.

Облизываю губы. Тоже хочу их её рук. Когда мы жили вместе, она часто подкармливала меня так…

Бегая вокруг нас, изредка хватают по кусочку еды. Убегают.

— И горку! Горку!! — вереща несутся обратно.

— Горку? Горку мы завтра вам накидаем и зальем, — обещает Медведь.

— Сийчасжи! Сейчас!! — виснут на Медведе.

— Сегодня уже поздно и темно. Завтра…

Обхожу качели, становясь за спиной у Марьяны.

— Знаешь, Маш… — тихо шепчутся они, не замечая меня. — Любовь это прекрасно. Медведь твой классный. Но я решила этим путём больше не ходить. Не получилось у меня… Ненадежно это — любовь. Эмоции одни… Сегодня любит, завтра не любит, послезавтра опять вспыхнул! Не хочу я так. У меня ребенок. Я не хочу, чтобы в ее жизни были временные папы. Будет только один. И решение я буду принимать мозгами, а не сердцем.

— Это как?

— Брак… основанный на взаимном уважении и общих интересах. Взрослый брак, осознанный! Партнёрство в первую очередь, а потом уже симпатия.

— Ян… — с сомнением смотрит на нее Маша.

— М?

— Но ведь когда сердце пустое, то всегда есть риск встретить кого-то и влюбиться до потери пульса. И как тогда?

— Как… Заполнить сердце ребёнком, наверное. А мужики — пошли к черту.

Вот так, значит, да?…

— Папочка! — обнимает Мила за ногу Гену.

Алёнка растерянно мнётся рядом. Переводит на нас взгляд.

— А мой папа в Африке… — словно оправдываясь.

Все замолкают. Меня всего переворачивает.

— Класс, Кошкина… Да? — наклоняюсь я к ее уху.

Забирая у Маши бокал, нервно делает глоток. Отбирают, возвращая хозяйке.

— Иди ко мне!.. — распахивает руки.

Алёнка бежит, прячась лицом у нее на груди.

— Ей пора спать… — нервно.

— Значит, пойдемте спать.

Глава 25. Разборки

Пока я несу по лестнице Марьяну, Аленка убегает вперед.

Прикусив губу, хромаю. Нога горит огнём. Надо бы антибиотик бахнуть…

— Айдаров… отпусти, ради Бога. Я Михаила лучше попрошу. Сам же еле идешь.

— Ты, лучше, Лившица попроси. Михе есть кого на руках носить.

Надув губы молча хмурится.

Заходим домой, опускаю ее на пуфик.

Аленка, прибежав вперед, присела у стены и уснула в тепле прямо одетой.

— Унеси ее в комнату, я раздену, — просит Марьяна. — Не буди…

Нервно поглядывая друг на друга, мы раздеваем уснувшую Аленку, стараясь не разбудить.

Перекладываю ее к стенке.

Мне много есть что сказать, внутри подкипает. И сейчас я Кошкину ненавижу. За ее упрямую принципиальность. Вопреки всякой логике. Вопреки любви! Ее и моей любви к Аленке. Потому что — это же очевидно, что я буду любить ее по факту! Потому что она мой ребенок… Мой!

— Так что там было-то? Ищем, значит, папу? — негромко бросаю я.

— Подслушивать, Айдаров, моветон. Особенно с середины.

— Ну а что мне уже терять? Я и так — дно, да, Кошкина. Я даже не заслуживаю, чтобы мой ребенок знал кто я.

Закатывает глаза.

— Что за любовь к разборкам?

— Я прямой человек. Всегда говорю в лицо все, что думаю. И жду такого же прямого ответа. Раньше тебе это нравилось, помнишь?

— Я вообще не помню, чем ты мне понравился!

— Да ладно! Напомнить?

— Уволь.

— Довольна сегодняшней сценой? Отомстила мне? Хотела чтобы стрёмно и больно мне было? Было. Можешь ликовать!

— А причем здесь я? — фыркает она рассержено. — Это твой выбор.

— Чо?! Ты мне не соизволила сообщить! Какой, мать твою, выбор?

— Сообщить? — опасно прищуривается. — Ну извини. После моего отказа делать тест, какой смысл было тебе сообщать? Ты же мне внятно донёс свою позицию. Что в отцовстве своем неуверен. И если я хочу «повесить», — ехидно выделяя тоном, — на тебя ребенка, то должна сделать тест, так? А я ни на кого «вешать» свою дочь не хотела!

— Да меня просто, мля, понесло! Разве это не ясно?!

— Мне было неясно! Мне было ясно то, что если я не делаю тест, то ребенка ты не признаешь. И сообщать тебе об этом нет смысла. Логично же!

— Ты обязана была сообщить!

— Нихрена я тебе не обязана, понял?! Если мужик думает про меня, что я нагуляла ребенка и планирую, соврав, повесить его на кого-то… Это для меня оскорбление! А оскорбляющему меня мужику я не обязана ничего!

Сдавленно матерюсь. Удобная логика! И главное, ничего не попишешь! Потому что, по сути, так и было.

— А кто тебе мешал поинтересоваться, Айдаров? — в ее гневном шепоте я слышу едва уловимую нотку обиды. — Ты спал со мной не предохраняясь! Мы планировали ребенка. И если уж тебя «понесло» в тот момент, то кто тебе мешал поинтересоваться о том — не беременна ли я, когда тебя отпустило, а?! — подскакивает в гневе на ноги. — Ну если уж тот факт, что бывшая жена может родить от тебя, был тебе не безразличен. И ты был так озабочен судьбой своего потенциального ребенка, мог бы позвонить, узнать!

Морщится от боли, но стоит, требовательно глядя мне в глаза.

Раздраженно развожу руками.

— Ты ни разу не позвонил! Не поинтересовался как я и как она! Не нужно ли нам что-то! Ты забухал! Потом загулял! А я тебе что-то там обязана?!

— Я думал, ты ушла к грёбанному Герману! И я не… не предполагал даже, что наш разговор имеет почву, Ян! Я же просто нёс пургу какую-то… Не соображая… Если я бы хоть мысль допустил, что ты беременна… я бы никогда такого…

— Ну да!

— Да, а что я должен был подумать, когда в твоей сумке лежали резинки! Резинки которыми мы уже не пользуемся!!

— Сколько не пользуемся? Месяц от силы?! Этой сумке было несколько больше, Айдаров. И они там лежали чуть дольше, представляешь? Или я должна была экстренно вспомнить, что они там есть и поспешно выкинуть, чтобы мой идиот, не дай бог, не подумал на меня плохо?

— Да!! Я же выкинул!

— Это потому что ты идиот, Айдаров. И думаешь об этом. А я думала тогда совсем о другом. И последнее, о чем я вспоминала — это резинка завалявшаяся на дне моей сумочки!! — рявкает она гневно.

— Может быть!.. Хорошо. Я неправ. Но неужели я такой хреновый, что Алёнка не может даже познакомиться с отцом?!

— Мамочка… — сонно приподнимается Алёнка. — Вы ссоритесь?

— Нет! — синхронно выдыхаем мы.

— Всё вы врёте! Ссоритесь! — всхлипывает.

— Мы… немножко поспорили… спи, детка, — присаживается рядом, обнимая Аленку. — Но мы не ссоримся.

Закрывая лицо руками отворачиваюсь от них. Считаю до десяти. Говорят, помогает.

— Про что вы спорили?

— Это… взрослые споры. Сложно объяснить, — страдальчески вздыхает Кошкина.

— Про резинки! Я слышала!

— О, Боже мой…

— И про папу! Что вы говорили про папу?

— Мы не говорили… — просаживается голос Кошкиной. — Хочешь, я тебе сказку расскажу?

— Хочу про папу!

Воздух в комнате становится густым от накала. И я не могу его вдохнуть.

Кошкина молчит…

— Ну… рассказывай, давай, про папу! Чего ты? Я бы тоже послушал.

«Мля, я идиот!» — прикусываю свой язык. Точно не при Алёнке должен был состояться этот разговор.

— Тебе приснилось, маленькая… — игнорирует меня Кошка, укачивая Алёнку.

— Уходи! — толкает ее Аленка, начиная плакать.

Трындец…

Вылетаю из комнаты. В эмоциях вколачиваю кулак в косяк и сваливаю в ванную. Умываюсь ледяной водой. Достаю аптечку. Снимаю на ноге повязку. Воспалилось. Обрабатываю и накладывают новую.

Хромая, Марьяна встает в косяке, сложив на груди руки и наблюдает за процессом.

— Завтра ты ей скажешь, что папа — я, — не понимая глаз, продолжаю бинтовать ногу. — И ей не нужно будет ни перед кем оправдываться, что его нет. Ясно?

— Не могу я завтра…

— Когда?

— Надо подобрать такой момент, чтобы ее это не шокировало, — на ее лице столько переживаний, что я даже и близко не могу вспомнить такой бури на лице Кошки. — Придумать правильное объяснение! Подготовить! Она же маленькая, впечатлительная…

— Хорошо. Давай подберем. Конечно… — выдыхаю я. — Спасибо, Ян. И я бы хотел… чтобы официально… свидетельство там… усыновление… или как?

— Это — нет!

— Почему?!

— У меня есть причины! — психует она.

— У тебя нет права!

— Есть! Я одна ее вырастила! А ты хочешь получить готового ребенка на блюдечке?! Без бессонных ночей, когда ты либо работаешь по второй работе, чтобы вывезти, либо качаешь ее! Без подгузников! Без уколов годовалому ребенку! Без аллергий на грудном вскармливании! Без… Да иди ты к черту! — выдыхает она дрожащим голосом. — Я все это прожила без тебя! Пока ты имел всех телок этого города! А теперь к этому всему, я еще и двойную проблему должна в твоём лице получить?! Она моя! И если я скажу ей, я сделаю это для нее! И ей официальные документы ни к чему!

— Да почему проблему-то?! Наоборот! Я помогать хочу. Участвовать!

— Нет. Не наоборот. Ты хочешь распоряжаться ей, решать за нас. Иначе на какой черт тебе документы? А я тебе этого не позволю — хозяйничать в моей жизни через ребенка. Затеешь любую возню с документами — мы исчезнем.

— Ах, так?!

Встаю на ноги.

И нутро моё требует разнести к хренам здесь все и вытрясти из нее другое решение. Но так не работает. Из нее ничего не вытрясешь…

А еще мне хочется цитировать ей пару статей закона, чтобы она встала на место! Но это тоже не прокатит. Потому что… не воевать я хочу.

Закрываю глаза. Делаю вдох поглубже. Подхожу к ней.

От неожиданности вжимается спиной в стену.

— Ты передумаешь, Кошкина… — шепчу ей в губы.

Отпускаю себя, на секунду нахально впиваясь. Её губы на момент встречи с моими расслабленны от неожиданности, и я чувствую ее вкус… Голова кружится, я даже не чувствую этой навязчивой боли в ноге. Просто улетаю в это ощущение и мгновение!

Вскрикнув, слегка прижигает мне по щеке.

Игнорирую.

— Пойдем спать, Кошка… Я расскажу тебе сказку…

Глава 26. Денжер

Девочки спят.

Я маюсь…

На телефон Кошки приходит несколько смс. Почти полночь. Немного цепляет…

Потом, по горящему экрану вижу, что кто-то звонит. С трудом подавляю порыв — посмотреть кто это.

— Ян… — шепчу я.

— Мм… — сквозь сон.

— Телефон.

— Мхм…

Спит? Как она спит, а? Я глаз не могу сомкнуть от ее близости!

Присаживаюсь на диван у нее в ногах. Зависаю кистью над коленкой. Сейчас мне отгрызут руку…

Но я кладу свою раскалённую ладонь, ощущая её прохладную кожу.

Нет реакции… Реально — спит?? За своим неровным дыханием в темноте, я слышу, как сбивается ее. Поджимаю губы, пряча улыбку.

Аха… спишь ты, как же!..

Отыскиваю пальцами венку под коленкой. Частый пульс колотит по моим пальцам.

— Не спится, Кошкина? И мне не спится…

— Лев, не буди меня.

— Ты не спишь, не притворяйся.

— Конечно! Как я должна уснуть, когда здесь крыса? — сдавленным шопотом.

— Сурикат, — поправляю я. — Завтра тебе придется с ним ужиться, пока я буду на работе. — Иначе, Алёнка ужасно расстроится.

— Кошмар…

— Предлагаю оставить её дома, как парламентёра между вами с Гавром.

— Я согласна!

— Вот умная же женщина иногда.

— Что значит иногда?!.. — возмущенно.

Резко присаживается, широко распахивая испуганные глаза. Прямо, как Панночка из гроба!

Давлюсь вдохом, резво подаваясь назад. С нее станется и по лицу припечатать, а я и так перевыполнил сегодня план по пощечинам.

— Лёва… — смотрит сквозь меня.

— Что случилось?

Растерянно ведет рукой по волосам.

— Сегодня понедельник?

— Еще минут пятнадцать — да.

— Мне мой адвокат не позвонил до сих пор.

— Должен был?

— В пятницу было последнее слушание. Его же должны были перенести из-за аварии, так?

— Если ты сообщила причину… Но ты не сообщила.

Она была в отключке в пятницу.

— Ну или если адвокат тебя представляет на суде, то могли и без тебя провести.

— Вот… А почему он мне не позвонил? Может, он Юре звонил?.. Дай телефон!

— Будь любезен, Лев! — негромко поправляю я.

— Мм… да. Сложно быть вежливой с человеком, который… — фыркает она, разводя руками. — У меня для тебя собралась цистерна яда. Ты уж извини, что плескается!

«Ну я же вежлив с человеком, который… скрывал от меня моего ребенка!» — проглатываю я, протягивая телефон.

— Пора зафиналить эту тему с прошлыми косяками, не находишь? Это можно бесконечно припоминать друг другу. Поверь моя цистерна яда для тебя не меньше.

— Вот и живи с ней…

Пока она скользит пальцами по экрану, я расспрашиваю:

— Сколько стоит квартира?

— Около шести, если быстро продавать.

Для нашего города это немало.

— Ты общалась с этим Славой?

— Ну так… — машет неопределённо пальцами.

— Что сказал?

— Что завещание не имеет силы. Но это бред, конечно.

— Как зовут адвоката?

— Тельцов Борис Сергеевич…

— Тельцов… Тельцов… Я его не знаю. А всех путёвых я знаю. Их у нас немного, Ян. Разве крёстный тебе не сосватал юридическую поддержку.

— Увы, его адвокат был не молод и ушел сразу после дяди Мити. Мне пришлось искать нового. Вернее его нашел Юра.

— Юра! — фыркаю я передразнивая ее интонацию.

Мне прилетает подушкой в бок.

— Юра, — шёпотом в телефон, — добрый вечер.

— Добрый вечер, Яночка, — темнота словно усиливает звуки, и я слышу каждое слово.

— Извини, что так поздно… А тебе мой адвокат не звонил?

Кошка морщится, пытаясь подтянуть забинтованную ногу. Воспользовавшись случаем, кладу себе на бедро.

— Тельцов в четверг скинул сообщение. Сделал возврат гонорара и…

— Слился, — хмыкаю я, сжимая ее замерзшие пальчики на ноге.

— Нормально… — ведет по волосам пятерней Кошка. — Как это может быть?!

— Тебя пытаются кинуть, Кошкина. И авария не случайная. На Тельцова твоего надавили авторитетные люди. Тебя выбили с доски. И что-то замутили… Думаю, что решение по твоему делу уже вынесено. Не в твою пользу.

— И что делать? — поднимает на меня глаза.

— Яночка… — отвечает ей Лившиц. — Мутная какая-то история. Я боюсь, она нарушит наши планы с поездкой. И мы потеряем гораздо больше, чем стоит эта квартира. И финансово и концептуально. Не забывай, что двадцать восьмого…

— Это моя квартира, — упрямо перебивает его. — Я не собираюсь ее отдавать. Это последняя воля моего Крестного, чтобы квартира досталась Алёнке.

— Ян… Ну зачем она нам?

— Алёнке! — поправляет она.

— Ты же не собираешься жить… — скидывает вызов не позволяя мне дослушать.

Отшвыривает телефон на мой спальник, закрывая ладонями лицо.

— У меня ее отберут? — расстроенно.

— У тебя муж опер…

— Бывший!

— Будущий.

— Айдаров, я сказала — нет. Закрыли эту тему.

— А я сказал — ты передумаешь.

— Нет!

— Ты всегда так говоришь, Кошкина! — тихо смеюсь я. — Помнишь, ты также сказала ровно за пару часов до того, как я оказался в тебе.

— Зараза!

Алёнка сонно приподнимается на руках, оглядывая нас.

Мы застываем.

— Спи, — синхронно шепчем мы и, встречаясь кистями, гладим ее по спине.

Падает лицом в подушку, начиная равномерно сопеть.

Откидываюсь на спину поперёк дивана, пятки Алёнки упираются мне в плечо, а ступни Марьяны — поверх моих бёдер. Это так потрясающе хорошо… Уютно, надёжно, расслабляюще. Я тону в этой эйфории. Куда ты там собралась, Кошкина? Не-е-ет… Второй раз я так не облажаюсь — не отпущу.

Слушаю их дыхание в темноте. Дотягиваюсь до кисти Марьяны. Чуть ощутимо глажу ее пальцы. И меня отключает.

Утром просыпаюсь от того, что тело затекло.

— Уу… — смотрю на часы. — Пять утра!..

Закрываю глаза. Но не спится больше. Я бодр и возбуждён, словно в меня вкачали пару инъекций кофеина и тестостерона.

Потому что… утро и её запах!

Рука сама двигается по гладкому бедру вверх, с мучительным стоном сжимаю её, ощущая, какая она горячая под футболкой.

Переставляет пятку мне в пах.

— Денжер, Айдаров…

— Спасибо, что в этот раз предупредила.

— Ну… он, — лёгкий толчок в пах, — всё-таки участвовал косвенно в рождении моей дочери. Не чужой мне орган…

— Нашей.

— Я еще не привыкла к этой мысли. Не стрессуй меня с утра.

— Ладно, спи, вредина. Маша сегодня дома, если что — отправь к ней Алёнку.

— Мхм…

— «Спасибо за заботу, Лев!»

Улыбается, пряча лицо в подушку, чтобы я не заметил.

Ухожу на кухню.

Насыпаю в чашку сухой корм.

— Веди себя прилично, парень, — глажу, суриката. — Ну пугай мою девочку, понял?..

Пока грею машину, набираю знакомого в суде. Объясняю ему в двух словах, что мне надо.

— Мне нужно посмотреть материалы этого дела. Думаю, там что-то намутили.

— Сложно…

— Фоткать не буду, только глазами посмотрю.

— Окей, подъезжай.

Глава 27. Ультиматум

Держу в руках завещание на имя Марьяны. Озадаченно чешу телефоном висок.

Набираю ее.

— Да?

— Как там мои девочки?

— Без понятия, Айдаров, как там твои девочки.

Цокая, закатываю глаза. Вредная…

— Обед вам заказать?

— Мне Маша помогла приготовить.

— Ну, хорошо. У меня две новости. Первая — решение вынесено в пользу твоего «Славика». Второе — еще не поздно опротестовать.

— Как это было возможно?… Есть же завещание!

— Скажи мне, Кошкина, что это за хрень, вместо нормального завещания?

— В каком смысле?

— Почему твой крёстный его не заверил?

— Лев, все заверено у нотариуса. Дядя Митя был очень дотошен в этих вопросах. Я не знаю на что ты смотришь!

— Минуту…

Пролистываю еще раз документы.

— Ян… тут распечатанный текст, в три строки — «все имущество завещаю». Сомнительная роспись и паспортные данные. Всё.

— Нет. Это не то. Завещание оформлено по всем правилам. На три листа с ксерокопиями свидетельства о собственности.

— Его нет в деле.

— У меня есть расписка! Что у меня его забрал судебный… как его?

— Значит, кто-то его подменил.

— Я хочу подать апелляцию!

— Возьми срочно копию завещания у нотариуса.

— Как я возьму?! Я же сказала, что он погиб.

— Это всё немного осложняет. Делай запрос в архив. Ксерокопия завещания есть? Фотки?

— Да, я сделала.

— Умница. Скинь. А ты в курсе, что твоего крестного кололи опиатами? И вопрос о его недееспособности подтвердил на суде лечащий врач.

— Это неправда! У него была онкология. Но вялотекущая, и его не беспокоила. Ему прописали гормоны, замедляющие ее течение. Он отказался от операции, в связи с тем, что у него было слабое сердце. Собственно, и умер он от инфаркта. Ему просто не могли колоть опиаты, понимаешь? Болевого синдрома не было.

— Понимаю…

— Я сейчас позвоню Славе и все скажу, что о нем думаю! Ай… ай… — жалобно.

Прямо вижу, как она возмущено подскакивает на ноги готовясь к тираде!

— Прижми свою пятую точку и побереги ногу, я к ней не равнодушен.

— Лёва!! — сердито. — Что мне делать теперь?

— Тебе — ждать мужа домой. Кормить, любить… А я поеду, со Славиком твоим сам пообщаюсь.

Скидываю вызов не позволяя ей парировать.

Набираю Брагина.

— Товарищ майор, у меня всплыл еще один эпизод банды мошенников по висяку Кролькова. Четыре дня назад отжали квартиру у женщины. Подвязки в суде и купленный врач. Возможно, что и судья не чист на руку. Там нарушение на нарушении.

— Хм…

— Благословите? На пенсию подполковником уйдете…

— Работай, Айдаров. А там видно будет.

— А Медведева мне дайте?

— Кролькова бери. Его дело.

— И Медведева еще. Там же целая сеть. А действовать надо быстро. Иначе все подчистят и опять «повиснем».

— Хорошо, работайте.

Листаю на телефоне скинутые Крольковым материалы по делу.

Место жительства… прописка… места тусовок… подельники…

Телефон!

Набираю.

— Слушаю.

— Владислав Дмитриевич?

— Да.

— Мне вас порекомендовали… у меня квартира с проблемными документами. Хотелось бы продать быстро. Не проконсультируйте?

— А кто порекомендовал?

Кто?..

— Сергей Иванович, — наугад называю я. — Вы его года два назад… консультировали.

— Мм… подъезжайте. Адрес скину смс.

Пересылаю Медведю, и не дожидаясь его, еду сам. Здесь совсем рядом.

Поднимаю глаза, оглядываясь бесконечные окна офисного здания. Восьмой этаж.

Агентство недвижимости «Партнёр». Но вывески нет. Только безликий офис.

Мда… Очередная фирма однодневка. Исчезнет в течение пяти минут.

Поднимаюсь на лифте, пару раз стучу в фанерную дверь с цифрой восемьсот одиннадцать.

— Добрый день. Я вам только что звонил…

«Славик»…

Крестного Мартяны я помню. Сын не в отца. Тот коренастый, с крупными чертами лица. Этот высокий, худощавый, глаза-пули. Темные, маленькие, цепкие. Длинные подвижные пальцы.

— Присаживайтесь… А как Вас зовут?

— Меня зовут Лев.

— Чем могу?

— Мой родственник… не так давно умер от инфаркта. Я единственный наследник. Но так, как у нас был непримиримый конфликт, он написал завещание на левую девчонку. Мне нужно задним числом признать его недееспособным, подменить в деле завещание и через суд отжать обратно квартиру.

Смотрю в его застывшие глаза.

— Не совсем понял… — тяжело сглатывая, оттягивает воротник.

— Ты всё понял. На самом деле, мне еще надо ускорить кончину родственника, а наследнице аварию подстроить, чтобы она на суд не попала. Врача подкупить, судью… Ну, чтобы сесть веселее, не просто за мошенничество, а за организацию ОПГ, лет так на двенадцать строгача.

— А Вы кто?

Перехватываю за шею, нагибаю над столом, заламывая руку.

— Догадайся. Короче, так, Славик. Два дня тебе на оформление дарственной на настоящую наследницу, и я тебе позволю слинять. Поднимешь волну говна, сам в ней и захлебнешься. Усёк?

Шарю по его карманам.

Вытаскиваю паспорт и права.

— Это я пока заберу.

— Это незаконно!

— Ой, какие ты слова знаешь! Удивляешься меня…

— То, что Вы вешаете на меня — недоказуемо!

— Уже теплее по лексике. Но я докажу. У меня есть то, что ты не учёл? — блефую я.

— Вы что-то напутали, уважаемый, — сквозь зубы. — Я не понимаю…

— Это следствие обязательно проверит — напутали или нет. Попробуешь смыться без моего разрешения, я тебе прикручу все висяки по черному риэлторству за последние пять лет. И с полной конфискацией пойдёшь по этапу.

Отпускаю.

— У меня здесь работает камера, понял, мент?

— А я с частным визитом. Ты женщину мою обидел, я тебя извиниться попросил.

— Документы…

— А это я ее документы забрал. Которые она в квартире оставила. Я тебя про волну предупредил — переваривай. Послезавтра встретимся. Так или иначе. Телефон у тебя мой есть.

Адреналин заставляет тело двигаться как на шарнирах. Вылетаю за дверь, практически врезаясь в Медведева.

— Ээ… ты уже, я смотрю, визит нанес?

Киваю на лифт.

— Есть немного. Припугнул. Теперь надо ждать «крышу».

— Подождём…

— Поехали, дома пообедаем? Девочек проведаем…

Медведя уговаривать не надо. Он всегда рад зарулить к Машеньке.

По дороге покупаю Марьяне букет.

У ворот такси… Моё давление подлетает. Но, может, Галина вызвала, пока Гена на работе.

Переглянувшись, паркуем тачки и идём вверх.

— Как Тихонов? — тесть у Медведева «неподарок», а нам скоро к нему на поклон, чтобы он развязал нам руки по проверке судебного делопроизводства по делу Мартяны. — Не остыл еще к любимому зятю?

— В режиме холодной войны. Пока без боевых действий, — усмехается Медведь.

Дверь в мою квартиру приоткрыта. Слышу мужской голос.

— Лившиц… Так! Что за?!..

Все внутри меня вспыхивает, я застываю. Рука с букетом опускается.

— Айдаров… спокойно, — кладёт мне руку на плечо Медведев. — Дыши ровно.

— Ровно?!..

В глазах темнеет.

— Лёва. Стоять.

— Да ты чо, Медведь?! — в горле пульсирует непоглатываемый ком.

Медведев сгребает меня сзади, силой затаскивая к себе, в квартиру напротив. Дурмашина, твою мать! Перекаченный бычара!

— Ты охренел?! — в бешенстве выкручиваюсь, сжимая кулаки.

Ложится спиной на дверь, скрещивания руки на груди.

— Ты чо, мля! — вколачиваю кулак в стену.

— Стоишь. Дышишь. Приходишь в адекват. Спокойно заходишь. И делаешь так, чтобы она не захотела уехать с ним.

Закрываю глаза. Дыхание вырывается шумно и рвано.

— Она должна захотеть остаться. Иначе все, что ты делал — в молоко.

— Миш… — слышу за спиной испуганный голос Машеньки. — Вы чего?

— Все хорошо, детка. Покушать разогрей…

— Ну… — шлепает по плечу. — Отдышался? Теперь вспоминаешь, что там дочка и ведёшь себя не как ревнивый пацан, а как умный мужик, да?

— Да… — облизываю пересохшие губы, с трудом сдерживая себя.

— Аленку не напугай, Марьяну не разочаруй.

— Спасибо, братан.

— Иди… — открывает мне дверь.

До хруста сжимая в руке букет, иду в свою квартиру…

Как там? «Женщинам цветы, детям мороженное», а сопернику в морду?

Глава 28. Цивилизованно

Сердце мощно лупит в рёбра, чувствую, как пульсирует всё.

Берусь за ручку приоткрытой двери, прислушиваясь к тому, что за ней.

— Яночка, присядь, ну что ты скачешь?

— Спасибо. Где еще расписаться?

— Здесь… Здесь…

— Юра, ты такой молодец! — восторженно. — Как ты это протащил в совете?!

— Ну, я же тебе обещал. Яночка… это всё, конечно, чудесно. И я очень рад за твою дочь. Но я настаиваю, чтобы ты поехала сейчас со мной. «Вы», — исправляется он. — «Вы», конечно же. Я понял твои опасения и снял Вам квартиру. Вы загостились… Мне это неприятно.

— У меня не было выбора. Я же объясняла.

— Ты должна была написать мне в чем суть проблемы. Если бы я не смог решить ее сам, я бы нанял людей, вот и всё. Собирайтесь…

— Мне нужно, как минимум, дождаться Льва.

— А что — дверь не захлопывается?

— Не поэтому, Юр… — вздыхает Кошка. — Он не обязан был мне помогать. Некрасиво теперь уйти по-английски.

— Я могу отблагодарить его… финансово.

— Ты шутишь, я надеюсь?

— Почему?

— В очень неприличные места Айдаров может тебе засунуть эту благодарность! — хмыкает она. — Даже не рискуй.

— Дикарь…

— О, да! — мне кажется с толикой гордости. Но, может быть, мне только кажется.

Повисает пауза, я открываю дверь.

В нос бьёт запах чужого парфюма в стиле унисекс. Запах слишком навязчивый и напоминает лайм, который я, к слову, терпеть не могу. Нехрен левым мужикам в моей квартире делать. Тут ты Кошкина не права. И сопернику надо дать в морду. Это факт. Но кулаками не вариант. Как минимум, у него сломана рука.

Да и вообще…

Так его не устранить, Марьяну так не впечатлить, а Алёнку можно напугать. Прав Медведь. Такого рода разборки здесь не прокатят. Надо дать в морду цивилизовано.

Но очень сложно усмирить «дикаря», что бьётся внутри меня, требуя полного карт-бланша.

Захожу.

Яна сидя на пуфике подписывает на коленях какие-то документы. Он, наклонившись над ней, показывает ручкой — где ставить роспись.

— Добрый день…

Кошка, замерев, настороженно отдаёт ему документы, не сводя с меня взгляда.

— Привет, родная… — выдыхаю я хрипло.

Игнорируя его, прохожу дальше.

Наклоняюсь над ней, целуя в макушку. Кладу букет цветов на колени.

— Это тебе.

Пространство звенит от напряжения.

Челюсть Кошки падает. Растерянно придерживает букет.

— Лев!! — подбегает ко мне Алёнка, обнимая за бедро.

— Привет, принцесса! Соскучилась? Поднимаю на руки, прижимаю к себе. Дочка кладёт голову мне на плечо.

Я держу, чувствуя её практически щитом. Щитом для моих чувств. Пока она на моих руках мне ничего не страшно. Марьяна будет рядом.

Смотрю в глаза Лившицу, стараясь запихать внутренний вызов поглубже. Просто посмотри на нас, мужик, мы — семья. Тебе здесь нет места. И то, что я с женой в ссоре не меняет ничего.

— Мда… — отмирает он. — Лев… Большое спасибо за участие, но…

— Ты мне вкусненькое принес? — звонко перебивает его Алёнка.

— Обязательно! Ян, Алёнке можно мороженое?

— Можно…

— А мы с Машей варили тебе борщ!

— Обожаю борщ!

— Я делала галушки!

— Ммм! Я сейчас слюной истеку, корми меня скорее, — отпускаю на ноги.

— Лев… Лев! Там газ еще включен, не пускай её! — отмирает Кошкина.

— Стоять, — ловлю дочку.

— Я сама хочу наливать… — расстроенно. — Как повар в саду.

— Я по тарелкам разолью, а ты сметану всем положишь и зелень.

— Ладно…

— Ян, — смотрю в охреневающие глаза Кошкиной. — Вы заканчивайте быстрее. У меня час всего… Хочу пообедать вместе.

Ухожу на кухню.

— Яночка… я что-то не понял… — слышу голос Лившица.

Закрываю дверь.

Съезжаю по стене вниз, закрывая ладонями лицо. Моя выдержка лопается как мыльный пузырь. И дыхание рвёт лёгкие.

Если она посмеет уехать с ним…

— Ты заболел? — настороженно оттягивает от моего лица ладони Алёнка.

Киваю, пытаясь ей улыбнуться. Губы подрагивают и немеют.

— Как тебя полечить?

— Обними меня, пожалуйста.

Алёнка обнимает за шею.

— Ты — хороший. Не болей.

Глажу ее по спине, пытаясь расслабить играющие от тестостерона мышцы.

— Можно, мы у тебя будем жить?

Сорванно смеюсь её непосредственности.

— К сожалению, царица моя, это не нам с тобой решать, а маме. Но я был бы рад!

Прижимается своим лицом к моему. Чувствую жар своей онемевшей с мороза кожей.

Отстраняюсь. Щечки румяные…

— Ты будешь со мной кушать, детка?

— Не хочу. Только сметанку положу.

Залезает с ногами в кресло.

Как робот разливают борщ по чашкам, режу хлеб, овощи, еще что-то, что попадает под руку.

Горсть овощей отдаю в чашку Гавру, стоящему в ожидающей стойке у моей ноги. Боковым зрением вижу, как Алёнка кладёт голову на подлокотник и закрывает глаза. Понюхав огурцы, Гаврюха запрыгивает к ней на кресло, сворачиваясь на коленях.

В коридоре тихие голоса. Я не слышу слов. Да и не хочу, если честно, слышать их. Просто останься, Кошка… Это же правильно! Это будет тепло, близко, растворяюще. Это будет на вкус как счастье. Это оно и будет! Я чувствую, что ты не остыла! Иначе, вчера бы ты мне отгрызла мои наглые руки. Но ты просто сделала вид, что спишь, позволив мне прикасаться.

Ну засунь ты свою гордость чертову, я же засунул!

Нахрена тебе этот… «унисекс»! Тебя же опять с ним в койке укачает до тошноты.

Швыряю в чувствах нож на разделочную доску.

Чего так долго то, а?!

Приоткрываю дверь.

— Лев, — негромко зовёт меня Кошка. — Подойди, пожалуйста.

Окей…

Всё плывет… Вижу происходящее, как сквозь пелену огня. Не моргая смотрю в её глаза.

Лившица уже нет.

— Помоги собрать Алёнку… — вздрагивает неровно ее голос. — Нас ждут внизу.

Всё-таки — «в молоко»?

— Ты хочешь уехать от меня с ним?

— Лев, ты прости, — опускает взгляд. — Но у меня давно своя жизнь. Я не хочу ее терять только потому, что ты опять вспыхнул. Мы не в первый раз знакомы, — болезненная улыбка. — Это у тебя быстро лечится. Слишком быстро.

— Неправда!! — рявкаю, сжимая кулаки.

Категорически качая головой, тормозя меня раскрывает ладони.

— Помоги собрать Алёнку. Пожалуйста.

И что вот сейчас я должен делать? Что?!

Не надо, Кошкина…

Но я опять как робот иду на кухню и беру спящую дочь на руки. Выхожу с ней в прихожую. Машинально сжимаю её сильнее.

Марьяна встает, придерживаясь за стену. Хмурясь кладёт руку на лоб Алёнки. Поднимает на меня взволнованный взгляд.

— Горит!

Прижимаюсь щекой ко лбу.

— Горячая… очень.

— Ибупрофен… Панадол… есть что-то? Хотя, откуда у тебя… — нервно.

— Сейчас будет!

Уношу дочь на диван.

— Может скорую, Ян?

— Градусник есть?

— Будет.

Помогаю дойти до дивана Яне. Она прикладывает телефон к уху:

— Юра… — виновато. — У Алёнки высокая температура… Извини. Не сегодня… Да. Да, только что бегала. А теперь свалилась. У детей так бывает. Юр… Ну, пойми меня. Я не могу тащить ее больную.

Ты, Кошкина, можешь! Из своих дурацких принципов. Ты просто не хочешь! Так ему и скажи, ну?

Но она продолжает ему что-то спокойно объяснять.

Да похрен! У меня как минимум есть еще одна ночь, чтобы переиграть.

Вылетаю из квартиры, спускаясь к Галине. Она как раз открывает дверь, перехватывая пакеты из одной руки в другую.

Забираю.

— Галь… градусник есть? Температура у Аленки… И что там — ибупрофен?

— Это они вчера набегались. Моя тоже с горлом… Сейчас!

Через минуту выносит пакетик. Поднимаюсь, отдаю Марьяне.

— Может, все-таки скорую, Ян? Мне на работу пора. Я боюсь вас бросать.

— Нормально всё. Скорая пока не нужна.

— Как ты будешь одна?

— Как всегда, Лев, — раздраженно. — Маше, если что позвоню, — смотрит она хмуро на градусник. — Иди, пообедай.

— Да, не успею уже. Черт с ним.

— И цветы в вазу поставь, пожалуйста, — не поднимая на меня глаз.

В порыве обнимаю ее на секунду сзади за плечи.

— Руки! — строго. — Я не для этого здесь!

Посмотрим…

— До вечера, Кошка. Лечи моего котёнка.

Глава 29. Угроза

Опера курят на крыльце. У меня сжимается горло от желания присоединиться. Хлопаю ладонью по карману в поиске пачки. Но в кармане вместо пачки Алёнкина варежка.

Черт…

Да…

Я же бросил. Марьяна просила не курить при Алёнке. А я планирую что «при Алёнке» это будет теперь всегда.

Подходим с Медведевым к операм.

Здороваемся за руку. Они продолжают начатый разговор.

— Ну и короче, открываю труповозку, а труп на носилках садится… — рассказывает один из оперов. — И не моргая на меня смотрит, прикиньте? Я чуть не посидел!

— Пульс проверять надо, — басит Медведь.

— Да он так вонял, что я думал дней пять уже как представился!

— А у нас бытовуха с утра. Отелло, мля, очередной. Зарезал любовника жены, а ее задушил. Сам ментов и вызвал, как в себя пришёл. Нормальный мужик вроде, пожарник…

Медведь толкает меня в плечо.

— Ревность — зло, Айдаров.

— Ты попутал?.. Я пальцем жену не трогал никогда, — говорю тихо, но именно в этот момент все затыкаются.

— А ты что женат был?! — разворачиваются опера. — А чего развёлся? Изменила?

— Ревности на пустом месте не бывает…

— Ну всё! — закатываю я глаза.

— Так с дочкой он же тут недавно засветился.

— Ого, ну ты конспиратор.

— Так! Угомонились, сказочники. Насочиняете сейчас.

— Колись, давай, Айдаров.

— Как бабы, честное слово, — фыркаю я.

— Лёва, тебя Кретова искала, — щёлкает пальцами Гена, спасая меня от этого базара.

— Кретова? — у нас вялотекущая, давно изжившая себя интрижка. Можно сказать, что ее уже и нет, месяц как. Надо бы официально зафиналить.

Достаю телефон, батарейка села…

— Да, тебя сегодня все ищут, — добавляет Крольков.

— Кто еще?

— Пацаны из дежурки, — кивает он через дорогу. — И еще мужик… не представился.

— Кто ищет, тот найдёт.

— О! Теперь мне из дежурки звонят, — демонстрирует экран Медведев. — Может кого из наших «клиентов» задержали? Капитан Медведев.

Да… Кого?.. Оо, только недавно вспоминали. Не оформляйте пацаны, мы заберём. Скидывает.

— Айдаров, — кивает мне. — Пойдём.

Спускаемся с крыльца.

— Кого там нелёгкая занесла?

— Ну кого… Айдарова младшего. В перспективе — на пятнадцать суток за дебош.

Врастаю в асфальт.

— Так. Пошел он в пень. Пусть сидит.

— Лёва… не горячись.

— Нет, я сказал. Влетел, пусть, скотина такая, отхватывает свои пятнадцать суток! Как еще его воспитать?

— Да я ж непротив, Лев. Пусть бы сидел. Но ведь из академии отчислят, если привод официально оформят. Они же обязаны сообщить.

— Пусть валит в армию! Задрал…

— Давай я ему лучше челюсть выбью?

— А давай! — хмыкаю я. — Прессанем поросёнка этого.

Здороваемся с летёхой на проходной.

— Ну, наконец-то! Забирайте своего малахольного! — с облегчением выдыхает он.

— Кр-р-ругом тайга, а бурые медведи, осатанели, стало быть весна-а-а! — слышу нахальный тенор брата, распевающего шансон.

Естественно, чтобы побесить ментов.

Он отлично поёт, но обычно совсем другой репертуар.

— Э, Айдаров! Заткнись уже, а! — одергивают его менты. — Не в душе.

— Ну позвоните брату, мужики.

— Да, позвонили уже. Припухни там!

Останавливаемся перед обезьянником.

Замолкает, скалясь своей белоснежной улыбкой. Мы похожи. Только он потемнее и чуть резче черты лица. Губы разбиты, на скуле ссадина. Крассава…

Ну, главное, зубы целые.

— Привет, братишка! — поднимает он руки, закованные в наручники.

— За что его, мужики?

— За драку.

— Никого не покалечил?

— Да их двое было, брат.

— Я не тебя спросил, — цежу я зло.

— Сцепился с вышибалами. Заявление не писали. Забираете?

— Наручники не снимай. Потом верну.

— Чой то? — подозрительно прищуривается Женька.

— Так топить проще оборзевших первокурсников.

— Да ладно, Лёва. Рука выбита, ноет, ужас просто.

Снимаю с него наручники.

— А гитару?

Ему отдают.

— Ну, я пошел?

— Не. Никуда ты не пошел, — перехватывает его Медведь за шкирку.

Выводим его на улицу.

— Дайте сигарету, а?

— Не курим, — рычу я.

— Брат, не злись… — обезоруживающе улыбается Женька. — Я был прав, а они нет.

— Жень, ты зае… — сжимая кулаки замахиваюсь. Толкаю кулаком в грудь.

Сдаваясь, раскрывает капитулирующе ладони.

— Знаю! Клянусь — последний раз.

— Айдаров Лев Михайлович?

Незнакомый мужской голос за спиной.

Оборачиваемся все втроем…

— Да.

Оглядываю двух «братков».

— Отойдём?

Не нравятся мне они…

— Здесь говори.

Тот, что обратился ко мне недовольно морщится.

— Тебе просили передать, чтобы ты не вмешивался в дела серьёзных людей.

— Точнее давай, у меня работа такая — в дела серьёзных людей вмешиваться.

— Это по поводу квартиры на Ростовской.

Переглядываемся с Медведем.

— А кто передал?

— Серьёзный человек.

— Любой серьёзный человек этого города не парясь назовёт своё имя. Кто?

— Послушай, опер… у тебя же есть дочь…

В моих глазах темнеет.

— В смысле — дочь?! — с вопросом смотрит на меня брат. — Ээ…

Коротко киваю ему.

— Охренеть… я — дядя?…

— Ты веди себя скромно, опер, чтобы она и дальше… была.

— Ах ты тварь… — срывает меня.

Медведев притормаживает, дергая за локоть.

— Камеры!

Камеры этот участок видят криво. Я как-то отсматривал материалы. Видно только ноги…

Сжимаю в кулак ключи как кастет. В асфальт вобью обоих как гвозди! Но впороть не успеваю.

Женька, замахиваясь гитарой обрушивает ее на голову одному из них, раскалывая барабан. Грифом лупит наотмашь по лицу второму.

Мы с Медведевым флегматично делаем шаг назад, позволяя ему уработать их обоих грифом.

— Ничо пацан не боится… — разглядывает Медведев валяющихся в наших ногах отморозков.

— А у него братан — опер, отмажет, — цинично пинаю одного из них.

Вылетают менты из дежурки. Медведев идет к ним навстречу, объяснять расклад.

— Мих! — окрикиваю его я. — Пусть звонить им не дают, пока показания не дадут. И в изолятор! Никаких контактов.

— А что случилось-то?? — подбегают менты.

— Нападение на полицейских при исполнении. Для начала. Забирайте. Будем шить их по-крупному…

Остаёмся с Женькой вдвоём.

— А как ее зовут?

— Алёнка…

— Почему не сказал?

— Так вышло. Дай телефон…

Протягивает.

На память набираю номер Марьяны.

— Да?

— Ян, это я, Лев. Как Алёнка?

— Лучше.

— Хорошо. Номер моего брата. Сохрани. Он приедет сейчас.

— Зачем это?..

— Привезет лекарства, будет развлекать Аленку… короче, отдаю в рабство.

— Аа… — растерянно. — А я не готова к знакомству, Лев!

— Пятнадцать минут тебе подготовиться. Да!.. Важное. Не отвечай на звонки с незнакомых номеров. И на звонки «Славика». Никому не открывай с домофона.

— Почему?

— Потому, Ян, — меня подколачивает и на вежливость не хватает выдержки. — Мы работаем. Так надо.

Но, словно уловив моё состояние, Кошка на удивление, больше не спорит.

Скидываю вызов.

— Давай, брат, — протягиваю ему ключи.

Забирает…

Глава 30. Поцелуй

Забрав у Медведева свои запасные ключи, открываю сам дверь. Из комнаты — детских смех…

Алёнка поёт вместе с Женькой свою смешную песню.

— Не так! Не так! — верещит она, перебивая его. — «Хорошо бы сделать так — вж-ж-жик! — задорно вскрикивает. — Срезать все кудряшки. На макушке красный мак, а вокруг…

— Букашки! — дразнит её Женька.

— Ромашки! — хохочет она. — На телефоне включи.

Он послушно включает нужную песню и они снова поют.

Выздоровела? Вот и славно.

Улыбаясь, раздеваюсь. В груди порхает все и тревожно сжимается. Потому что это все — иллюзия, которая может растаять в любое мгновение. Но какая реальная, черт возьми! Что я почти верю в то, что она данность, котору никто не посмеет теперь разрушить.

Иду в ванную, чтобы помыть руки. Дверь на кухню приоткрыта. Оттуда голос Кошкиной.

— Мамочка, да всё хорошо. Не нужно прилетать. Не волнуйся. Я уже в порядке. О нас заботятся.

Притормаживаю.

— Кто-кто… вздыхает Кошка. — Так вышло, что Айдаров.

Пауза.

— Да! — с досадой. — Я знаю… Я помню… Нет, не простила, конечно! Но так уж вышло.

Да, так уж вышло, что ты, Кошка, родила нашу Айдаровскую копию!

— Юра… а что — Юра? — расстроенно продолжает она разговор. — Нет, предложение в силе. Но, мам… что-то я не могу… Мне кажется, зря я его обнадежила. Пока мы только работали, я была очарована его профессионализмом. Его увлеченностью нашей общей темой. И это затмевало другую сторону. Но при любой попытке сблизиться с ним как с мужчиной у меня полный ступор. Да и не вижу я его отцом для Алёнки.

Еще не хватало! У Алёнки есть отец, Кошкина. За это я буду биться насмерть.

— Что не так? Да всё, мам! — жалобно. — Он как будто с другой планеты. Я не могу поймать с ним одну волну, как только мы снимаем статусы. Он такой упоротый, что даже не идентифицирует флирт! У него как в аптеке всё взвешенно, посчитано, распланировано на три года вперед. Я ни разу не слышала как он смеётся, мам! Он меня даже ни разу не поцеловал! А ты помнишь, как давно я вообще с мужчиной целовалась? Нет? Вот и я не помню! Как я должна принять его предложение?.. А если мы совершено несовместимы в… Ну ты понимаешь!

Не совместимы! Тут даже пробовать нет смысла. Яна в постели — хулиганка, провокатор и игривая кошка. А этот поди только по расписанию. Не целовал? Охренеть не встать! Я уже почти искренне люблю этого идиота.

— Нет, я не собираюсь пускать в свою жизнь Льва. Нет. Но он догадался конечно же про Алёнку… Не знаю я что делать, мам! Ну почему?.. — вздыхает. — Он, вообще, молодец. Заботился о ней, пока я была в больнице. Она в нем души не чает… Мамочка, да я понимаю! Юра достойный, надёжный… Но он такой… Нет, не нравится мне одиночкой! — сердито. — Но что я могу поделать?! Да, вот такая я избирательная! Нет, Айдаров не лучше, — хныкает она. — Ты всё правильно говоришь: Юра — это Европа, карьера и — да: надёжный тыл. Айдаров — снова короткий роман. Хорошо. Хорошо, я попробую присмотреться. Самой поцеловать?.. Ну, я не зна-а-аю… — с сомнением. — Но представить с ним Алёнку на одной территории невозможно. В его мире дети не предусмотрены. Он не понимает что с ними делать. Что? В смысле оставить её тебе?! Ты что, мам?? Карьера мне, конечно дорога, но не до такой же степени! Сейчас? Сейчас у Льва… Ой, не кричи, ради бога. Да знаю я! Юра в курсе…

Достаточно, по-моему, пиара от мамы этому Лившицу! Вы, уважаемая теща, не правы.

Пару раз стучу в дверь, открываю. Складываю руки на груди, подпирая плечом косяк.

— Добрый вечер…

— Перезвоню, — скидывает. — Добрый вечер.

— Как Женька? Не слишком утомил?

— Часа два, как порываюсь вызвать экзорцистов. Ты бы покрестил его, что ли? — ухмыляется.

Поднимаю со стола яблоко.

— Выставить? — откусываю от него.

— Да ты что? У мальчишки сотрясение. А если ему плохо станет, а рядом не будет никого? Я его валерьянкой напоила.

— Обожаю тебя! От всех болезней валерьянка. Настоящая кошка.

— Все болезни от нервов, — пожимает она плечами.

— Брат поел?

— Поел. И даже умудрился накормить Алёнку.

— Отлично.

— Правда, они разбили тебе чашку.

— Всего-то? Окна целы и на том спасибо.

— Ужинать будешь?

В комнате грохот. Мы округляем испуганно глаза. Но Аленка смеётся. Открываю дверь. В кухню залетает перепуганный Гавр.

— Ээ! Айдаров, все нормально? — кричу Женьке.

— Все отлично! — в ответ.

Поверим наслово. Закрываю.

Гаврюха, видимо, не найдя более надёжного укрытия, запрыгивает на руки к Марьяне.

— Оо!! — зажмуривается она, сжимаясь. — Крыс…

— Просто погладь его.

Брезгливо водит пальцем по макушке настороженного суриката.

— Ладно, сиди уж, крысёныш…

Непреодолимо тянет к ней. Подхожу ближе, и, вставая рядом у окна, слепо смотрю в темноту…

— Ян…

— Что?

— А можно я тебя поцелую?

— А?!..

— Клянусь: мы об этом сразу же забудем и никогда не будем обсуждать этот момент. Это ничего не будет значить с твоей стороны. Пожалуйста, — срывается мой голос.

Растерянно замирает.

Мой пульс учащается… шкалит… глушит!

Чтобы она сейчас не сказала, я не в состоянии услышать. Но я сдохну сейчас, если не сделаю этого.

Уверенно подхватывая под подбородок, я впиваюсь в губы любимой женщины. Губы, которыми грезил, болел, желал… Которые все время пытался почувствовать, целуя чужие. Не зря! Потому что это оно! ОНО!!! То самое ощущение бьется сейчас в моей груди, ради которого я на всё…

Жадно сминаю их, врываюсь в тёплый рот, тону в чувствах от родного вкуса.

Надо остановиться…

Надо…

Вот сейчас…

Еще мгновение!

Притормаживаю, ласково поглаживая ее губы своими.

— Спасибо… — задыхаясь хрипло шепчу я.

Не моргая, шокированно смотрит мне в глаза.

На мягких коленях вылетаю из кухни.

Как-то так…

Глава 31. Гад

Втроем, с Женькой и Михой, разбираем завалы во второй комнате. Давно надо было это сделать, конечно.

— Женат?! — не отстает от меня младший. — Ну ты дал!.. Мама тебя закопает, когда узнает что ты дочь бросил. Она же бредит внучкой. Всё ждёт, когда ты женишься.

— За базаром следи! Я не бросал дочь.

— Ну, беременную жену, ладно.

— Не ладно! Слышишь, Младший, я тебе сейчас вторую скулу снесу за такие формулировки.

— Но по факту-то… — разводит он руками.

— По факту!.. — зло швыряю на пол всё, что держу в руках. — Я не на пустом месте вспылил, ясно?!

— А чего было-то? — достаёт сигареты Женька.

— Убрал! — рявкаю я. — При Алёнке никто не курит.

Со вздохом прячет в карман.

— Дай оближу тебя… — шепчу я.

Мы встречаемся взглядами. Фраза двузначная… И я вижу в ее поплывших глазах, что метко попал в наши постельные ассоциации. Все вокруг нас исчезает. Эйфоричная нега ослепляет. Мы медленно моргаем, плавая в моменте. Меня насквозь и в самое сердце этими яркими всепоглощающими чувствами!..

Я женат по любви! Я чувствую это каждое чертовое мгновение рядом с ней! Наши горячие губы встречаются на самом краешке мороженого. Мля… я съем ее сейчас!

— Марьяна! — мужской голос сзади как дезориентирующая оплеуха.

Вздрагивая, отстраняемся. Оборачиваюсь. О!.. Научный руководитель Марьяны. Тот самый хлыщ, что довозил её.

Я все еще чувствами нараспашку, и меня пробивает его вмешательство в нашу интимочку.

— Здравствуйте, Герман, — отмирает первой Марьяна.

— Здравствуйте, Яночка.

Чо?! «Яночка»?… Бросаю на нее взгляд. Ну, давай, поправь его! Но она растерянно стирает с губ мороженое тыльной стороной руки. Окей! Тогда поправлю я.

— Мою жену зовут Марьяна. Не «Яночка»!

— Лёва… — шепотом и сжимая мою руку. — Тормози…

— Иди, — киваю ей на двери.

— Но…

— Поспорить хочешь со мной сейчас здесь?! — тихо срывает меня.

Её ноздри сердито вздрагивают, и вечером я отхвачу очередные бои за эту демонстрацию. Но мне плевать. Мне важно, что сейчас она делает то, что я сказал ей: уходит.

Перевожу взгляд на взирающего на меня с легким пренебрежением Германа. При Марьяне его взгляды более интеллигентны. Лицемерный говнюк. Выкидываю в урну мороженое, облизывая свои сладкие губы.

— Короче, Герман…

Тело тянет от желания ввязаться в драку. В ушах пульсирует кровь. Разминаю плечи.

— Держи дистанцию и контролируй лексикон, когда с чужой женой разговариваешь.

— Или что? — смотрит он на часы. — Ты меня забодаешь?

Сука!.. В моих глазах вспышка, я делаю шаг в его сторону, втрамбовывая кулак ему в живот. С тихим скрипом складывается пополам.

— Ты чего творишь отморозок?… — выдавливает он из себя еле слышно.

Перехватываю за пиджак, наклоняясь к его перекошенному от боли лицу.

— А ты чего — терпилу нашел? Мою жену зовут Марьяна. Марьяна Айдарова. Мою! Ты же умный. Доктор наук, вроде как. Усвой с первого раза. Я ж не препод, доходчиво на словах объяснять не умею. Мы поняли друг друга?

— Кретин… — стонет он распрямляясь. — Я ж на тебя заявление напишу.

— Вперед!

Нашел чем мента пугать. Ухожу, не видя ничего. От адреналина качает. Набираю Кошку.

— Да?..

— Ты меняешь научного руководителя, ясно?

— Ты совсем там уже крышей поехал?!

— Я всё сказал.

— Никогда больше не разговаривай со мной в приказном тоне, понял!

— Дома поговорим! Чтобы вернулась сразу же после лент. Никакой нахрен научной лаборатории.

— Что ты не понял в месседже «не приказывай мне»?! — шипит Кошкина.

— Я жду тебя дома в шесть! — рычу я.

— Иди к черту!

— Любой бы втащил! — хмыкает брат. — А дальше что?

А дальше…

— А дальше, она психанула за мой «приказной тон» и демонстративно не приехала домой ночевать.

— Оо… — морщится Медведь.

— С ним была? — распахивает глаза Женька.

— Да нет, конечно. Но… в той ситуации я был так накручен, что внутри усомнился. Это меня начало разрушать. И всё посыпалось. Я стал груб, категоричен… Она отвечала замкнутостью, принципиальностью и холодностью.

— А поговорить? — вздыхает Медведь.

— Поговорить… научил бы кто в двадцать лет правильно с кошками разговаривать!

— А про вашу стычку, ты ей, естественно, не рассказал?

— После того, как она не пришла ночевать, мы переругались вхлам. Было не до этого. А потом… Потом она поставила меня перед фактом, что едет с ним на конференцию. Я в ответ психанул и поставил ей ультиматум — либо я, либо поездка. Но Кошкина глохнет на ультиматумах. Видать, не расслышала. Молча укатила…

— Мда… — вразнобой тянут мужики.

— Ладно, давайте вынесем это все, — показываю на упакованный строительный мусор. — И рулон линолеума раскатаем, пусть распрямляется.

Алёнка носится — от Кошки к нам и обратно.

— Мама на днях приезжает, — бросает Женька.

— Не вздумай ляпнуть!

— Ты что не собираешься сказать ей?

— Не так быстро. Алёнка пока не знает, кто я. А мама примчится закапывать меня с Кошкой. И… дальше — не предсказуемо. Но сомневаюсь, что это облегчит мне задачу. Яна параноит насчёт Алёнки. И не выносит давления. А мама… Ну ты сам понимаешь. Нам надо сначала между собой разобраться.

— А когда вы ей скажете, что батя — ты?

— Я не знаю…

Мы дружно затыкаемся, когда она заскакивает в очередной раз к нам.

— Секретики? — хитренько жмурится она. — Больше двух — говори вслух!

Подхватываю, поднимая на вытянутых руках так, чтобы наши лица оказались на одном уровне. Морща нос, смущаясь смотрит мне в глаза, пытаясь уловить — шучу я или серьёзный.

Моя маленькая… В порыве чувств молча прижимаю к себе, отворачиваясь с ней к окну. Внутри все взрывается нежностью и пронзительностью. Обнимает меня руками за шею, кладя голову на плечо.

— Ооу… — умильно стонет Женька. — Милахи!

Медведев вздыхает.

— Знаешь, Лёва, как быстро решается ваша ситуация?

— Догадываюсь.

— А ну-ка?..

— «Волшебство» на порыве ностальгических чувств, качественно накосячить, чтобы организовать залёт и… красивое предложение.

— Вот умный же иногда!

— Если б всё было так просто. Она не идиотка…

— Нельзя ругаться! — закрывает мне рот ладошкой Аленка. Целую в тёплую, пахнущую клубникой ладошку и уворачиваюсь.

— Все девчонки немного идиотки, если втянуть их на свою волну, — многозначительно поднимает палец вверх Женька. — Как специалист по придури утверждаю.

Задумчиво смотрю в окно.

— Срежиссируй ситуацию… — хмыкает Медведь.

Отпускаю дочку.

Срежиссировать? Как?… С этой мыслью иду в ванную, умыться от пыли. Открываю тумбочку над раковиной. Там, среди прочего, лежит фольги. Беру его, крутя в пальцах. Даже если… Даже если я организую нам крышесносное ностальжи и сломаю ее сопротивление. Она потребует контрацепцию. И ничего не выйдет. Залёта не будет.

Перебирая пальцами, кручу между ними упакованную резинку.

— Ян? — открывая дверь, заглядываю на кухню.

Сидит в своем телефоне.

— М?

— Можно абстрактный вопрос?

— В смысле? — подозрительно.

— Абсолютно абстрактный.

— Ну попробуй.

— Если бы у тебя был любимый идеальный муж, сколько бы детей ты хотела?

Недоверчиво прищуривается.

— Ну абстрактный же вопрос! Ответь.

— Не знаю… Двоих… Троих…

— А ты меня любишь? — провокационно улыбаюсь ей.

Рассерженно швыряет скомканным полотенцем.

— Изыди, гад!

Ловлю его на лету. Возвращаюсь в ванную. Забираю с полочки булавку. И протыкаю квадратик фольги ровно посредине. Этого наверное недостаточно? Делаю еще несколько проколов. Кладу его в карман.

— Ну, вот такой я гад. Вот такая будет режиссура!

Ты же в курсе, Кошка, что резинки это не стопроцентная концепция? Всегда есть риск, слава Богу!

Дело за малым — «сногсшибательное настальжи»…

Глава 32. Лёд и кипяток

Приняв душ, оборачиваю бедра полотенцем и иду на кухню. Потому что там мой магнит. И я не могу пройти мимо.

Устроившись на коленях перед холодильником, Кошкина разбирает морозилку.

Бросает на меня взгляд.

— Я в курсе, что ты красавчик. Можешь особенно не светить телом. Это не поможет.

Улыбаясь, подпираю плечом стену. Я в курсе, что ты тащилась от моего тела.

Поправляет задравшуюся по бедрам футболку, пряча от моего взгляда краешек трусиков.

— У тебя один лёд для напитков…

— Еще пельмени.

— Пьём и закусываем?

— Изредка… С Медведем.

— Медведев не похож на алкоголика…

— А я?

— А ты… как оказалось, любишь погулять!

— Это от отчаяния было, Ян… Хотел тебя выжечь. Может… первый год было так. Потом завязал.

— Надеюсь, тошнило тебя от этого не меньше, чем меня при токсикозе.

— Уверен, что больше.

— Это вряд ли… У меня был тяжёлый гестоз. Я три месяца вообще не ела. Как-то раз ты прошёл мимо меня, возле дома моей мамы и не узнал. Я ужасно выглядела… — горько усмехается.

— Мля… — обтекаю я, волоски на коже становятся дыбом от волны сокрушительных эмоций. — Ян… Прости. Что не рядом был, прости.

— Иди к черту со своими извинениями. Мне с них никакого профита.

— Не могу не спросить… Если бы я тогда пришёл?.. Попросил тебя вернуться?

— Тогда?.. Тогда — да. Тогда ты был мне очень нужен. Мне было страшно, плохо, одиноко, тяжело. Я бы схавала твою выходку. Сейчас — нет.

— Почему ты не позвонила, Ян?! Я бы в ту же секунду…

— Нет… — качает головой. — Нет! Я решила, что если ребенок только мой, то и проблемы мои. Если бы мы были тебе нужны, ты бы нас нашел.

— Да, Господи! Я же не знал!

Оседаю рядом с ней, пытаясь взять за руку.

Стряхивает.

— Ну, а почему пельмени-то? — как ни в чем не бывало, — Ты же прекрасно готовишь.

В этом вся Кошкина. Никогда не покажет своих слабостей и как ей хреново. Гордячка…

— Так… некому, Ян. Я разучился. Хочешь тебе приготовлю сейчас что-нибудь?

— Обойдусь творогом.

Вытаскивает пару пакетов с кубиками льда.

— Зачем они тебе?

— Отёк… хочу холод приложить. Болит.

— Давай помогу.

Забираю из ее рук. В прострации разрывают на автомате пакет, кубики льда стучат об железное ведёрко для бутылки шампанского.

— Айдаров, — с досадой, — ну что ты делаешь? Зачем ты его порвал-то?!

— Ай!.. — швыряю пустой пакет в мусорку.

Отодвигаю ведро со льдом, чтобы не мешало. Второй пакет со льдом обматываю полотенцем.

Усадив Кошку на стул опускаюсь к ее ногам. Снимаю пластиковый фиксатор и привязываю вафельное полотенце со льдом.

Шипит и морщится.

— Больно?

— Холодно. Терпеть не могу холод.

— Я помню…

В порыве обнимаю ее колени, кладу голову на бедра. Наши пульсы ускоряются. Чувствую пальцами, как бьются под ее красивыми коленями венки. Застыв, она не двигается. И я не двигаюсь, боясь спугнуть эмоцию и момент.

— Лёва, ну всё… — неуверенно отталкивает меня в плечо.

Отстраняюсь.

— Дай нам второй шанс, Кошкина. Я знаю, что ты не остыла. Я очень тебя люблю. Дай нам шанс…

— Смысл? — равнодушно пожимает плечами. — Мы снова расстанемся по той же причине. Только теперь у меня есть человек, которого я должна защитить от этих эмоций. Развода родителей в жизни моей дочери не будет. Я так решила.

— Какой причине?

— Доверие и уважение. Вернее отсутствие этого.

— То есть, я должен был доверить тебя долбанному Герману?! Герману, который мне в лицо сказал про мои рога?! — вспыхиваю я, отстраняясь от нее.

— Герман так сказал?.. — недоверчиво.

— Да!! А ты не пришла ночевать после этого!

— Черт… — проводит рукой по волосам. — Я у крестного была тогда. Окей. Мой косяк тоже был. Но… какого черта ты веришь кому-то, кроме меня?! Я что по-твоему мужика не в состоянии отшить?

В эмоциях переходим на повышенные тона и начинает жестикулировать.

— Так ты не отшивала его, Ян! Ты с ним умотала на конференцию свою дебильную после этого!

— Ну я же не знала!

— Что-то это оправдание в твою сторону не работает! Я же просто попросил тебя сразу прийти домой!

— Попросил?! — возмущенно открывает рот. — Ты приказал!! Приказал мне! А я не твоя собственность, не смей решать за меня! — глаза горят, щеки полыхают.

Я в мгновении от того, чтобы впиться в ее губы. Самый наш крутой секс всегда случался после маленьких эмоциональных скандалов. Мы всегда мирились именно так. Мне даже кажется, Кошкина всегда специально меня провоцировала, чтобы получить это.

— Я, мля, просто был взведен, после того, как втащил ему! — развожу руками. — Это адреналин!

— Ты должен бы мне просто… сказать! Сказать, что он перешел границы!

— У мужчин это решается не так! А между собой! Я что — пожаловаться тебе должен был на дяденьку?! Да с хрена ли?! Спровоцировал — выхватил в морду.

— Ты просто мог бы сказать об этом конфликте, нет?

— Ты просто могла бы сказать, что беременна, нет?!

— Всё! — вскидывает она категорично руки.

С писком Алёнка летит из коридора в нашу сторону, догоняя газующего по половому покрытию Гавра.

Сурикат залетает под стол, Аленка по инерции врезается, хватась руками за столешницу. Стол съезжает с места. Качнувшись, ведро с подтаявшим льдом переворачивается прямо на грудь Кошкиной! Лед и вода попадая за низкий вырез свободно висящей футболки, скатываются внутри и снаружи прямо в пах Кошкиной.

— Аааа!.. — хрипло взвизгивает она. И истерично часто дышит, поднимая шокированный взгляд.

Аленка, распахнув глаза испуганно несётся обратно в зал. Гавр, испугавшись вопля Кошкиной и грохота ведра — за ней.

Трындец, зоопарк!

— Иди… иди сюда скорее!

Дергаю ее футболку вверх, стягивая с нее и оставляя в одних трусиках.

Стараюсь не отводить своих глаз от ее, и не жрать взглядом обнаженное тело.

— Все нормально? — слышу сзади голос Женьки.

Рывком прижимаю к себе Кошкину, стягивая со стула к себе верхом на колени, и закрывая ее обнаженку собой.

— Ой! — сваливает быстро брат, судя по звуку, плотно закрывая за собой дверь. — Алёнка-а-а! Пойдем мультики смотреть!

Наши лица скользят друг по другу. Мне кажется, вода между нами превращается в пар, от того, как это горячо. И надо бы её отпустить. Но у меня уже перещёлкнул тумблер от этой близости. И я ничего не соображая впиваюсь в приоткрытые губы.

— Лев… — судорожно.

— Я только погрею… — не соображая шепчу я, целуя требовательней.

Чувствую, как ее губы вздрагивает в ответ.

Да!!!

Всё, как в первый раз… Просто кипяток!

Глава 33. Доказательства

Нам мокро и горячо…

Барьер сломан! Всё. Обратного пути не будет. И мы жадно целуемся, не в силах оторваться друг от друга. Боясь это сделать! Потому что теперь придется вернуться в нашу сломанную реальность и попробовать отреставрировать эти развалины.

Но… у нас в головах разная архитектура и это пугает! Возможно, ее еще больше чем меня.

Поэтому, мы снова и снова впиваемся друг в друга — нежничаем и кусаемся, оттягивая момент возврата.

Как же я скучал по этим её контрастам!

На мгновение отрываюсь, чтобы набрать воздуха.

— Я люблю тебя! — выдыхаю ей в губы, втягивая снова в поцелуй. — Ты так нужна мне!..

Контроль над руками давно потерян. Они нахально изучают ее прекрасное, самую малость округлившееся в манящих местах тело.

Моё полотенце давно слетело, и мы в паре ловких движений от того, чтобы…

— Лёва… Лёва… — шепчет она, ловя мои руки.

— Ох, заткнись, Кошка, ради бога! — исступленно бормочу я. — Пусть это случится…

— Лёва, Аленка!

— Не зайдёт, — кусаю ее за шею. — Женька не идиот…

— Нет!.. Я так не могу! — задыхаясь шепчет она.

Рычу от нетерпения!

Обхватывая крепче, поднимаю ее. И держа под бедра, несу в ванную.

— Айдаров, тормози! — начинает приходить она в себя.

Но её глаза так блестят, что я не могу притормозить. И не позволяя ей съехать, замыкаю дверь.

Разгоряченные и обнажённые, мы смотрим друг другу в глаза.

— Каждую ночь я фантазировал это… — признаюсь я, ведя пальцем по ее губам. Прижимаюсь к ее лбу своим.

Про себя умоляю, чтобы «не вспомнила» о контрацепции. Потому что резинка у меня здесь только одна. И она покоцанна. А после ее признания о тяжёлой беременности, я в такие игры играть не готов… Она должна решиться на это только сама.

А если она потребует это от меня, то, увы, ничего сейчас не будет. Да и потом — не факт.

И я делаю все от чего она раньше отключалась и кайфовала. Так как она любит! Я помню всё-всё…

Но в последнее мгновение, Кошка снова меня тормозит.

— Стой-стой…

На эмоциях, с рычанием заряжаю ладонью по стене.

— Ян!..

— Я боюсь, что у нас ничего не получится, — шепчет она.

— Ооо, поверь мне, я справлюсь с задачкой!

— Я не про это, дурак!

Обиженно отталкивает.

— Кошечка моя… Ну почему?.. — целую ее в ладошку.

— Я уже сказала…

— Доверие и уважение?

— Да.

— Я буду над этим работать… — ловлю её губы.

— Ты сейчас что угодно пообещаешь, Айдаров! — упирается в мои плечи, уворачиваясь от поцелуя.

— Ну что тебе нужно? Какие еще доказательства?! — вжимаю в стену, не позволяя выкрутиться.

— Да не знаю я!

— Окей!..

Вся моя кровь сейчас отлила «к югу», поэтому башка не соображает. И я не нахожу ничего лучше очень опасного и идиотского хода.

Дотягиваюсь до своих джинсов, лежащих на стиральной машине, вытаскиваю из кармана потыканную резинку.

Зажимая между указательным и большим подношу пакетик к её лицу.

— Вот.

Марьяна подозрительно ведет бровью. Присматривается к пакетику фольги.

— Не поняла…

— Я хотел лишить тебя выбора. Но… не буду этого делать. Никогда.

Ее глаза шокированно распахиваются. Дошло… Разглядела.

Она выдергивает квадратик из моей руки.

— Ты!!.. — с угрозой в голосе.

Швыряет мне в грудь.

— Эй… эй… — сдаваясь раскрываю ладони. — Я одумался!

— Наглый… — прищуривается она опасно. — Неадекватный… Самонадеянный… гад! С чего ты взял, что я вообще тебя захочу?!

Ухмыляюсь, делая шаг назад. Оглядывая ее с ног до головы.

— Ну не ошибся же! — пожимаю плечами.

Я провоцирую, да!

Потому что мы сейчас подерёмся и будем горячо любить друг друга у этой стены. Все, как она обожает! И я готов играть в эту игру бесконечно.

Срывая с радиатора мокрое полотенце, Кошка с яростью, наотмашь лупит мне по плечу.

— Больно! — с шипением выдергиваю полотенце, перехватываю летящие в меня ладошки. Распинаю ее у стены. Вскрикиваю от укуса в плечо.

От эмоций едет крыша!.. Да-а-а!! Это моя бешеная кошечка!

Мне кажется, я до макушки залит тестостероном и сейчас взорвусь.

Позволяя ей беситься, крепко сжимаю, ласково целуя в шею, шепчу ей признания… нежности… и горячие пошлости. И через несколько минут она сдается, позволяя мне наконец-то добраться до нее по-взрослому.

— Ничего не получится… — вредно мурлычет мне Кошкина в ухо, задыхаясь вместе со мной. — Не тот день…

— Да и черт с ним… — затыкаю ее рот.

Разве это сейчас важно?

Мы вместе… Вот что важно! Она снова моя!

Глава 34. Покорять Эверест

Передо мной скованный отморозок, что угрожал моей дочери.

А я не могу перезагрузиться и мечтательно улыбаюсь, застревая взглядом где-то в пространстве.

— Айдаров, ты в себе? — толкает меня в плечо Медведев.

— Неа, — расплываюсь в улыбке.

— Ты чувака в заблуждение вводишь, Лева. Он думает, ты одуван и ему будет не больно. Смотри как бодро приосанился? На вопросы перестал отвечать.

— Сейчас поправим, — обматываю кисть эластичным бинтом.

— Если ты меня изобьешь, мой адвокат тебя раскатает.

Мы смеёмся, переглядываясь с Медведевым.

— Ты первый раз залетел, что ли? Я руководитель оперативной группы по вашей ОПГ. Ты хотя бы понимаешь мои полномочия? Да ты своего адвоката увидишь только когда закончится следствие. А до этого, в интересах следствия, я запрещаю любые контакты. Усвоил?

Исподлобья с ненавистью смотрит на меня.

— А бить я тебя не буду. Я же не идиот, и умею больно делать более изощренными способами.

Бинт съезжает.

Встряхивая кистью, обматываю заново.

— Что с рукой-то? — хмурится Медведь.

— Вывихнул походу. Завяжи… — протягиваю ему.

Открываю документы.

— Итак, — набираю на буке протокол допроса. — Для начала… Со своей ли инициативы, Вы, Сергей Иванович, угрожали семье капитана Айдарова или действовали в интересах третьей стороны?

— А я не угрожал… — ухмыляется отморозок. — Послышалось Вам, капитан.

— Окей, — закрываю бук. — Тогда, сначала «больно». Слушай сюда… У нас три изолятора временного содержания. В одном — твой подельник. Во втором — ты. В третьем сидит рецидивист с тремя ходками, которому светит вышка. Пока его вина не доказана, но сядет он по-любому. И он это знает. Этот ходок большой любитель крепких мужских орешков, если ты понимаешь — о чем я. На зоне за ним числится много износов, которые не дошли до суда. Но славу он себе сделал. Здоровенный бычара! Чтобы он не выдал, его срок уже не увеличится. Вышка она и есть вышка. И я думаю, сегодня ночью в твоей камере разорвёт трубу с горячей водой. А ты временно посидишь с ним. Не могу же я тебя к подельнику посадить. Это нарушит процедуру следствия.

— Ээ… — выпрямляется он.

— Ну а послезавтра, мы заведем дело об изнасиловании. Независимо от того было оно или нет, ты пройдёшь все позорные процедуры освидетельствования. И, конечно же, вся твоя братва будет в курсе. Утечку я обеспечу.

— Ты чо, опер?.. — задохнувшись, шокированно теряет дар речи. — По беспределу!

— Или ты думал я тебе ответочку после угроз моему ребенку не устрою? Такое вот «больно», — развожу руками.

— Не моя инициатива была, капитан! — идёт он пятнами. — Я же просто исполнитель.

— Чья?

— Не могу сказать!

— Тогда посиди полчасика, подумай как тебе дальше жить.

Мы пьём с Медведем чай. Я зависаю в телефоне.

Лев: Как мои любимые царицы?

Марьяна: Лев…

Лев: Только посмей, Кошкина. Вот это «Лев…» ты вчера имела право сказать. А теперь после того, как всю ночь была моей — не имеешь.

Марьяна: Айдаров, я вчера была не в себе.

Лев: Тогда останься там, где была вчера. Тебе там было хорошо, я знаю.

Марьяна: Это всё очень некрасиво по отношению к Юре.

Лев: А ты у меня прям такая приличная, да?

Марьяна: Медведев с тобой?

Лев: Да, а что?

Марьяна: Скажи, что я прошу дать тебе по морде.

Лев: Черт, я не имел в виду ничего такого.

Марьяна: Иди к черту.

Лев: Просто вы же не любовники, Кошкина! Ты не обязана отчитываться.

Марьяна: То что мы не любовники, не отменяет того, что между нами все-таки начались отношения.

Лев: Я сам с ним поговорю.

Марьян: Только посмей, Лев!

Лев: Родная, да я спокойно поговорю. Объясню, что семья… Что мы помирились.

Марьяна: Стоп! Стоп! Мы просто… переспали. Речь о семье не шла!

Лев: Люблю тебя очень.

Марьяна: Лев!

Лев: А теперь вспомни, что ты приличная. И вот это — «просто переспали» никогда мне больше не говори. Окей?

Молчит.

Лев: А то мне уже начинает казаться, что все мужики в твоём окружении достойны уважения, кроме меня!

Марьяна: Нет, это не так.

Лев: А как?

Марьяна: Это встроенный «кислотный тест». Все, что не золото, мою кислотность не пройдет. А некоторым «металлам» просто нет смысла его устраивать.

Лев: Лившицу, например? А почему?

Марьяна: Я перестала верить в то, что золото существует в природе.

Лев: А как же я?!

Марьяна: Ты хорошо держишься в этот раз.

Лев: Комплименты мужчине от Кошки — это эксклюзив. Даже намёк на них! Я польщен.

Марьяна: Впрочем, и в прошлый раз ты был на высоте. А разрушила нас не эта «кислота».

Лев: Да. Но ничего. Мы все переиграем.

Марьяна: Я ничего еще не решила! Не дави на меня.

Лев: А в чем вопрос?

Марьяна: Я тебя не знаю, Айдаров.

Лев: Перестань, пожалуйста…

Марьяна: Но я ведь действительно тебя не знаю. Мы были знакомы месяца три, семь лет назад. Семь!!! И это закончилось крахом! И мне не двадцать давно, чтобы идти на такие авантюры.

Лев: Мы познакомимся заново. Не переживай. Обними Аленку, скажи что папа передал — очень скучает. И скоро приедет.

Марьяна: Ты с ума сошёл?!

Лев: Ладно, родная, мне пора. Очень тебя люблю! Спасибо за капитуляцию.

Откладываю телефон в сторону.

Медведь демонстративно кладёт мне в чай толстую дольку лимона.

— Чего прям такая уж довольная? — веду пальцами по щетине на челюсти.

Не успел побриться. Едва встал с утра.

— Сколько раз покорил свой Эверест? — дергает намекающе бровями Медведев.

— Счет в пользу Эвереста, — подмигиваю я.

— Это самое главное. Ну что — красавчик, Лева!.. Можешь же! «А то — мама… мама…», — дразнит меня цитатой из старого мультфильма.

Смеясь, отставляю кружку в сторону, разворачиваясь к отморозку.

— Ну чего? Нет?… Не надумал? Мих, уводи эту жертву любви. Давай подельника его. Может, тот разумнее.

— Эээ! Я буду сотрудничать!

Открываю снова ноутбук.

— Имена, фамилии, явки, пароли… И учти, что твой подельник тоже будет давать показания. И если что-то не сойдется… Оба станете главными по курятнику. Понял?

— Да понял…

Глава 35. Вернуть на место

— Славик на стрёме, нигде нет, — констатирую я, подходя к тачке Медведева.

— Свалит?

— Свалит, проиграет суды. А подельники ждут свою долю. Они же вписались в эту квартиру. И просто так его не отпустят.

— Марьяна апелляцию подала?

— Везу! — взмахиваю документами. — Давай-ка еще к продажному нотариусу заскочим, которого наш уважаемый Сергей Иванович на допросе слил. Познакомимся.

— Не спугнём? Надо кого-то левого.

— Женьку, давай. Пусть отрабатывает. Зарядим его, пусть ей бабла даст за оформление левого завещания без присутствия обеих сторон. И возьмём ее горячей.

— Она?

— Молодая. Лет тридцать. Четыре из шести квартир, что шли по делу чёрных риэлторов оформляла она.

Стекло на тачке Медведева едет вниз.

— Миша… — покаянно. — Я мороженое уронила.

— Привет, Машенька! — улыбаюсь я, сразу же вспоминая про дочь. Надо Алёнке подарочек купить.

— Че-го?! — разворачивается грозно Медведь.

— Нечаянно!

Пока Медведев разоряется, открываю дверь своей тачки. Но нос к носу с ней тормозит роскошный Лексус. Ух, какой!

Из тачки выходит… прокурор. Как-то мы с ним пересекались по одному делу. Он его развалил. Но тачка для юриста второго класса, конечно… глаз режет!

— Привет, капитан!

— Добрый вечер.

— Разговор есть. Пройдёмся?

— Ну, давай…

Мы идём по аллее вдоль УВД. Он не спешит переходить к делу расспрашивая какие-то формальности. А я чувствую, ему что-то надо от меня.

— Хорошая тачка у тебя… — хмурюсь я. — Недавно сменил?

— Да! — щёлкает он пальцами. — Капитан, тут такое дело. У тебя там подследственные. Антонов и Дуюн.

Это мои отморозки.

— Хорошие люди просят порешать по ним. Не за бесплатно, естественно.

Достаёт конверт.

— Сделаешь?

— Импосибл, товарищ прокурор, — холодно улыбаюсь я. — Ты не с той ступени зашёл. Придется отдать всё…

— В смысле?

— Ну, тебе же наверняка сказали через верхи порешать. Но почему — не уточнили. А ты подумал, что через низы дешевле будет. Если напрямую операм дать. Тут же порядок сумм разный. А разницу можно себе оставить. Так? Так… А тебя ведь не просто так через верхи попросили…

— Чего-то я тебя не пойму, капитан! — оттягивает галстук.

Разворачиваемся, идём обратно.

— Через низы эта задачка не решается. Подследственные мои угрожали моей семье лично. Именно за это и попали под следствие. И раскатывать я их буду по всем эпизодам, где эти отморы засветились.

— Ааа… — с досадой.

— Поэтому, придется отдать всё! Но всё равно не получится. Брагин взяток не берет. С Тихоновым, думаю, тоже не прокатит. Он из-за такой шушеры погонами рисковать не станет.

— Айдаров. Давай так — тебе отдам все бабки. С угрозами я улажу. Они принесут свои извинения. А ты развалишь следствие.

— Извинения? — смеюсь я. — Неа. Не буду я ничего разваливать. Буду топить до конца.

— Ну я же все равно это дело заберу! Я обвинение развалю. Выйдут они.

— Разваливай. Они уже мне столько наговорили, что их свои грохнут. Не лез бы ты прокурор.

— Не учил бы ты меня жизни, опер. Возьми бабки. Тачку тоже обновишь…

Вздыхаю, глядя на свою. Не Лексус, конечно. Но ничего… рабочий конь. Переживу.

— Всех благ, товарищ прокурор.

— Дурак ты, опер…

Медведев выкидывает в урну кипу салфеток, ругая Машу.

— Никакой еды в машине больше, ясно?! — грозно. — Вредитель…

Раз пятый это слышу уже. Маша поджимая губы терпеливо вздыхает.

— Ну ладно тебе! — смеюсь я. — Не рычи на девочку.

— Да я только из химчистки! Чего Тунцов хотел?

Объясняю в двух словах. Маша внимательно слушает нас.

— Развалит же, мразь, — вздыхает Медведев. — Еще и какую-нибудь Вашу Нечисть в судьи купят. Чего делать будем?

— Ну а что тут сделаешь? Надо их по другим эпизодам прикрепить.

— Я знаю — что делать, — вмешивается Маша.

Мы переводим на нее скептические взгляды.

— Я крёстному позвоню, — набирает она на телефоне номер.

Крестный у Маши серьёзный. Главный прокурор…

— Маш, да ты что! У нас ни доказательств… ничего нет! Смысл?

— Дядя Лёша, здравствуйте. Это Маша!

Дальше следует короткий разговор «как дела» и прочее.

— Дядя Леша, а я с вопросом к Вам. Подскажите что делать, если прокурор предлагает взятку должностному лицу, а также угрожает забрать и развалить дело?

Переглядываемся с Медведевым. Маша — наивняк! Но главная любимица крестного. Поэтому, может и сработать.

— На громкую, Маш… — шепчу я.

— Что за прокурор? — доносится из динамика.

— Тунцов.

— Тунцов?… Разгазовался что-то этот Тунцов, — недовольно. — Не первый раз всплывает. Ладно, Машенька, проверю я этого Тунцова. Мне всё равно показательная порка в прокуратуре нужна. Назначу жертвой. А что за дело-то?

— Не знаю, — пожимает плечами Маша. — Миша занимается, а я просто услышала и решила спросить.

— Ну-ну… — смеётся прокурор. — Ты в гости-то забегай.

— Обязательно! Спасибо.

Скидывает вызов.

— Вуаля! — довольно задирает нос.

— Маша, да ты крута! — развожу руками. — Можешь есть мороженое в моей тачке, разрешаю.

— Ээ! — толкает Медведев кулаком в плечо. — Это мой вредитель! У тебя своих теперь полно.

— Ладно, ребята, давайте. Мне в магазин еще надо.

Разъезжаемся.

В супермаркете игрушек покупаю Аленке рюкзак в виде львёнка и набиваю его игрушками.

Дома встречает Женька.

— Как дела?

— Да отлично. Пост сдал!

— Пост принял… До завтра свободен.

— Есть! — шутливо отдаёт честь.

— К пустой голове не прикладывают. Хотя… тебе и фуражка не поможет.

— Эй, я умный! — смеётся Женька.

— Придёшь в отдел, там увидим.

Прощаемся.

Уношу пакеты на кухню.

— Лев! — бежит радостная Аленка.

Подкидываю вверх и на руках несу в комнату.

— Ну, чего сегодня нашалила? Рассказывай.

Марьяна спит, обнимая свернувшегося под ее рукой Гаврюху.

— Тсс… — ссаживаю дочку. — Я тебе подарочки принес, ты иди в спальню поиграй, хорошо?

Отдаю ей рюкзак и сонного Гавра.

Переодевшись и умывшись иду в комнату. Достаю своё старое портмоне. К которому не прикасался очень давно. Там лежит кое-что. Не смог выбросить. Несколько раз пытался избавиться, но… рука не поднялась. Спрятал и забыл. Сделал вид, что забыл.

Зажимаю в кулак наши обручальные кольца.

Обнимаю спящую Кошку.

— Привет, родная…

— Лев… — мурлыкает еще не проснувшись, вжимаясь лицом в мою шею. Чувствую, как глубоко дышит, втягивая мой запах.

— Тепленькая… вкусная моя… — тоже дышу ей.

И мы лежим так, не спеша выныривать из этой близости.

Целую ее разбитую после аварии бровь и скулу. Сонная она всегда ласковая и без своих кислотных тестов. Настоящая… уязвимая…

Это очень ценные для меня моменты. И сделать это надо сейчас, пока она такая.

— Как ты, моя кисонька?

— Лучше…

— Я тебя сегодня опять буду лечить…

Переворачиваю ее на спину, распиная под собой.

— Алёнка…

— Она игрушки разбирает, ей не до нас.

— Мало ли… не стоит ее шокировать. Она не привыкла к тому, что ее маму кто-то тискает. Она очень «ревнива» по отношению к папиному месту. Может напугаться или расстроиться.

Присаживаемся.

Я подтягиваю Марьяну ближе, в объятья. Она поправляет растрепавшиеся волосы.

— Ян… — раскрываю ладонь. — Их нужно вернуть на место.

Кусая губу, хмуро смотрит на мою ладонь.

Я протягиваю ей руку, как в загсе.

— Ну?

— Лев… Не все так просто. У меня контракт. Скоро я уеду по работе. Ты снова будешь сходить с ума! И…

Взмахиваю рукой, останавливая её поток сознания.

— Просто. Все очень просто. Смотри.

Беру её колечко.

— Я люблю тебя, Кошкина. Мне больше никто не нужен. А ты нужна очень! Я не хочу без тебя… Остальное мы решим.

Надеваю на ее безымянный колечко.

— Скажи что-нибудь, Ян.

Молча поднимает моё кольцо. Задумчиво крутит в пальцах. Медленно возвращает кольцо на мой палец, не сводя с него глаз. Лицо тревожно подрагивает.

Сминаю ее в объятиях. В груди лавина чувств. Я тону в них.

Да!!

Сжимая в ладонях ее лицо, зацеловываю.

Прижимаюсь к ее лбу своим.

— Ян, Алёнке нужно сказать, что я ее папа. Прямо сегодня надо!

— Да ты что… нет! — вскрикивает Кошка. — Так внезапно нельзя!

— Я хочу, чтобы она знала! Что он — это я. Что папа рядом! А не в какой-то там грёбанной Африке!

— Да как я ей объясню, Лев?!

— А как ты собиралась объяснить?!

— Да никак!! — отчаянно заламывает руки.

— Ян… — ловлю ее губы, целуя и уговаривая. — Ну, пожалуйста!

Глухой стук.

Мы, вздрагивая поворачиваясь к двери.

Там Алёнка испуганно смотрит на нас, уронив из рук рюкзачок…

Глава 36. Экзамен на звание любимого папы

— Алёнка… — выдыхает Марьяна. — Иди сюда!..

Протягивает к ней руки.

Алёнка, насупившись, отрицательно качает головой.

— Подожди, Ян, я сам.

— Лев… — настороженно, хватает меня за руку Марьяна. Но я не позволяю остановить себя.

Присаживаюсь перед дочкой на колени.

— Привет… — ищу я слова. Это неожиданно сложно. Гораздо сложнее, чем наше первое знакомство.

Застывшие глазищи смотрят недоброжелательно.

— Давай знакомиться заново, малыш?

— Ты не мой папа, — сердито. — Мой папа приедет ко мне!..

— Я приехал. Мы просто не знали как тебе сказать.

— Вы всё врёте!

Развернувшись уходит в спальню. Я вижу, что отвернувшись к стене садится на разложенный там спальник.

Нерешительно стою в дверях комнаты.

— Алёнка…

— Уходи.

— Айдаров! — встает Марьяна.

Возвращаюсь, разводя руками.

— А я тебя предупреждала! — психует она.

— Я же не хотел так внезапно. Что будем делать??

— Не знаю! — пряча переживания, отворачивается от меня.

— Давай придумаем какую-нибудь байку?

— Какую?!

Идет мимо меня в комнату. Тихо воркует что-то Алёнке. Я нетерпеливо жду.

— Уходи! — вскрикивает обиженно Аленка. — Уходи!!

Марьяна вся взорванная и расстроенная возвращается ко мне. Прикрывает дверь.

— Ну что?..

— Ничего!

Обнимаю за плечи.

— Нам наверное стоит уехать пока, Лев. Меньше всего я хотела ей таких стрессов! Нам надо с ней вдвоем побыть.

— Нет! Ты что?!.. Нет! Не надо без меня решать эту проблему!

— А что я должна сейчас сделать?!

— Мы!! Давай дадим ей немного времени осмыслить? И я попробую еще раз с ней поговорить. Не понимаю почему такая реакция… Мы дружили, мне казалось…

— Мы посягнули на образ папы и разрушили его. А она любила этот образ! Мы часто говорили о папе…

— И это был не мой образ, да? — горько усмехаюсь я.

— Ну давай, пообижайся еще! — зло.

— Мне обидно, да. Хотя нет. Не обидно! Мне, сука, больно! Тебе бы не было, Ян?!

Сжимаю виски, стараясь вернуть себе уравновешенность.

— У нее мог бы быть другой отец, ясно?! Не эфемерный, а вполне реальный. И что бы ты делал тогда?!

— Всё! — взмахиваю руками. — Мы не воюем, детка. Я не нападаю. Не виню. Просто сейчас всем больно, слышишь? И мне тоже.

Застываю, пялясь в стену. Это всё сейчас не важно. Это наши косяки. Алёнка тут не при чем. Надо с ней говорить.

Неожиданно Марьяна обнимает меня за руку, утыкаясь лбом в плечо.

Мокро…

— Ты плачешь, что ли?!

Волосы становятся дыбом по коже. Меня омывается панической волной. Вот только не надо… Кошкина и слёзы — невыносимое сочетание. Она не из тех, кто плачет.

— Эй… не надо. Я сейчас всё исправлю, клянусь!

Поднимаю её лицо ладонями, впиваясь в солёные губы.

— Я справлюсь.

— Надо мне, Лёва, — шмыгнув носом, вытирает слёзы.

— Нет! Вместе. Пойдём. Просто обнимем ее. Пусть ругает нас, мы будем просто ее обнимать. Она добрая девочка… Оттает!

— Сейчас… — вытирает у зеркала слёзы Марьяна.

Пытается отдышаться. Не тороплю ее, подбирая слова. В голове пусто…

Мы выходим в коридор, беремся за руки.

— Нет! — шепчет Яна, выдергивая руку. — Давай пока без этого.

— Ну да…

Громко синхронно выдыхаем и заходим к Аленке.

А ее нет…

С тревогой переглядываемся. С нарастающей паникой залетаю в кухню, ванную, туалет…

— Она ушла! — вскрикивает Марьяна. — Дверь открыта!!

Быстро обуваемся.

— Кошкина, сядь! Нельзя тебе бегать!..

Повредит еще сильнее свои связки.

Но разве ее остановишь?

Не одеваясь, вылетаю вперед, бегом спускаясь с лестницы. Внутри все сжимается от ужаса. А если выйдет на дорогу?! Если потеряется?! Или еще хуже, вдруг там ее неожиданно перехватят люди Славика?! Надеюсь, Крольков закрыл за собой ворота как следует, всё время косячит… Не могла она далеко уйти!

Вылетаю из подъезда. И застываю.

У открытой двери в воротах — Машенька. Присела перед стоящей перед ней Аленкой.

На плечах рюкзачок, что я подарил. Оттуда выглядывает шокированная морда Гавра.

Медленно иду к ним, внутри все пульсирует от адреналина.

— И куда же ты собралась? — бросая на меня незаметный взгляд расспрашивает ее Маша.

— К цыганам, — горестно вздыхает Алёнка.

— К цыганам… — понимающей кивает головой Маша. — А зачем тебе к цыганам?

— Они ездят по всему свету. И забирают детей!

— Оу…

— Пусть меня забирают! Я поеду с ними в Африку!

— А как же мамочка? Лев? Они же будут переживать.

— Они плохие… — начинает всхлипывать Алёнка.

— Почему?

— Я хочу к папе… — горько рыдает.

Маша гладит ее по плечам.

— Они тебя любят…

— Уходи, — отталкивает её руки Алёнка.

Не выдерживая, разворачиваю ее к себе лицом и подхватываю на руки.

Заглядываю ей в глаза.

— Я — плохой?

Плачет.

— Я не знал, как сказать, маленькая. Ты хотела другого папу?.. Не такого как я? Какого?

— Что будет с тем папой? — всхлипывает она.

— Тем?..

— Который в Африке.

— Ааа… понимаешь, малыш. Мама думала, что я в Африке. А я был здесь. Тот папа и есть я. Мы не могли найти друг друга с мамой… Люди иногда теряются…

— А в Африке нет папы?

— Получается нет. Я здесь…

— Ты писал мне письма?

— Ооо… — Кошкина! — Да. Я писал. Я очень скучал.

— Точно? — подозрительно смотрит на меня.

— Да!

— Точно-точно?

Киваю.

— Как ты меня звал? — пытливо и шмыгая носом.

О, мля! Вот это допрос!..

Внимательно всматриваюсь в ее глаза.

— Котёнок! — сглатываю я.

— А как же твои львы?

— Львы… — прижимаю ее к себе, разворачиваясь к Марьяне. — Были львы… Я их всех отправил в Африку!

Марьяна обняв себя за плечи стоит у подъезда.

Гавр крутится в рюкзаке, периодически высовывая испуганную морду.

— Пойдём к маме, ладно? А то Гаврюша нос отморозит. Не надо тебе к цыганам… И в Африку не надо. Я же здесь.

— Ладно, — судорожно вздыхает.

Ну слава тебе Господи…

Несу ее на подкашивающихся коленях. Никогда меня еще так не вздрючивали!

— А как звали твоего главного Льва? — строго отстраняется от меня.

Да что ж такое?!

Нервно вспоминаю все из нашей с Кошкиной реала, что могло бы натолкнуть на правильный ответ.

— Бонифаций! — вспоминаю, как иногда дразнила она меня.

Алёнка удовлетворено успокаивается, обнимая меня за шею.

Мы идём домой… Впереди еще куча экзаменов на звание любимого папы. Но парочку я уже сдал.

Глава 37. Гости

Протяжно вздыхая во сне, Алёнка спит между нами, стиснув прикорнувшего Гавра.

Развернувшись, смотрим друг другу в глаза.

— Жена… — веду пальцем по её брови. — Боже ты мой… Жена! Словно мой перевёрнутый мир наконец-то встал как положено.

Сжимая пальцы, глажу обручалкой ее по лицу.

В ответ она ведет пальцем по моей щеке, отводя ямочку.

— Ну, давай, скажи то, о чем думаешь!

— О чем?

— Что я хорошенький, например, — тихо смеюсь я.

— Ты и так в курсе! — закатывает, улыбаясь, глаза. — Думаю, женщины и так тебя избаловали комплиментами.

— Ты балуй… разве чужие комплименты чего-то стоят?

— Хорошенький… был когда-то… — закусывает губу. — Сейчас — возмужал. Красавец!..

Целую ее пальчик, смещающийся ко мне на губы.

— А еще ты мне ни разу не призналась в любви, Кошкина. И я начинаю нервничать. Не то, чтобы ты частила и раньше, но всё же…

— Не хочу говорить этих слов, — закрывая глаза, падает на спину.

— Почему? — сжимая ее кисть, прижимаю к губам. — Хотя я знаю почему, не отвечай. Я тоже говорю тебе это, ломая себя. Не потому что не чувствую. Еще как чувствую. А потому что больно говорить. Не хочу, что бы тебе было больно. Поэтому больше не попрошу.

— Ты стал другим.

— Я долго болел по тебе… Болезнь меняет…

Тоже ложусь на спину, кладу ее ладонь себе на глаза.

— Прикасайся ко мне. Хочу ощущать, что ты рядом.

— Мы были такими идиотами… как мы терпели друг друга?

Тихо смеюсь.

— Любили… но ты была хуже, чем я.

— Айдаров, я тебе глаза выцарапаю, — шутливо ведет коготками по моему лицу.

— Ну это же правда! Ты куражилась, а я все тебе прощал. Только измену не смог.

— Не было измены, Лев. Но мне жаль, что я дала повод тебе подумать так. Самоуверенная, наивная…

— Ооо… извинения от Кошки! Можешь выцарапать мне глаза по такому эксклюзивному случаю.

— Всё, перестань… думаешь, я не болела? Я до сих пор болею…

— Этого не может быть. Ты вся такая роскошная… востребованная, уверенная в себе! Мне казалось, ты в тот же миг забыла о моём существовании, как вышла за дверь.

— Пф… Как же забыть, когда ты был внутри меня! А потом… существование в режиме черновика. В ожидании, когда можно начать жить набело. То момент не подходящий, то мужчина не подходящий, то сил нет писать начисто, то Алёнка заболела…. И ты решаешь, что может быть, в следующем году… А потом опять в следующем…

— Вот сейчас точно пора. Мы перепишем все на чистовик. Иди ко мне.

Сдергиваю с себя футболку. Хочу чувствовать ее ближе. Усаживаю на себя верхом.

И… она делает то, от чего всегда ехала моя крыша. Коготки равномерно и ритмично скользят по моей груди. Как кошка…

Мы долго целуемся. Медленно, уплывая в прошлое, наслаждаясь моментом. А потом она ложится ухом мне на сердце. И сердце стучит для нее, признаваясь во всем, что я чувствую.

Мне хочется утащить ее в другую комнату и заниматься там любовью до утра. Но я не решаюсь оторвать ее от своего сердца. И мы засыпаем так…

На диване тесно втроём. Аленка как обычно разложилась звездой, забив нас к самой стенке. Но я не жалуюсь, я сжимаю крепче любимую женщину и кайфую.

С утра варю на кухне кофе.

— Алёнку увезешь в сад? — заглядывает Марьяна.

— Мм… кстати об этом. Пусть побудет с тобой еще пару дней, ладно?

— Почему? — настороженно.

— Женька через часок подъедет… Будет ее развлекать.

Смотрю в окно. Там Медведев открывает ворота, чтобы выгнать тачку.

— Что ты его гоняешь? У него учёба.

— Да прогуливает он учёбу, Ян! А мне спокойнее, что вы не одни. Ты документы все подписала?

Наливаю нам по кружке кофе, разбавляю молоком.

— Все… А что-то происходит, Лев?

— Не волнуйся. Все под контролем. Да и у Медведева сегодня с обеда выходной. Он если что — дома.

— А что происходит?

— Я домофон отключу. Никуда не ходите. На незнакомые номера не отвечай. Мне пора.

Глотком выпиваю свой кофе.

— Айдаров! — рассерженно.

Целую в нос.

— Я работаю, детка. Пока что мне нужно, чтобы было так.

Рассказывать все детали и пугать её не хочу. Со дня на день возьмём и «Славика», и их нотариуса. Дело примет такие обороты, что всем будет уже плевать на квартиру Кошкиной. Ставки пойдут другого порядка.

Мы стоим в прихожей, у чуть приоткрытой двери.

— Я опаздываю… — шепчу я. Но не могу отпустить её из рук. Мы ласкаемся лицами и ловим лёгкие короткие поцелуи друг от друга.

— Черт… меня Брагин натянет, детка… нужно ехать…

— Поезжай…

Но вместо того, чтобы выйти за эту чертову дверь, я просто держусь за ручку и целую Марьяну.

— Поезжай… — сжимает меня крепче.

— Мхм… — целую глубже.

— Иди… иди! — ведет носом по моей шее, с мурлыканием вдыхая поглубже.

— Иду… иду… — впиваюсь в ее губы на прощание еще раз.

Слышу на лестнице шаги.

Настороженно отстраняюсь. В голове за долю секунды проносится короткий анализ ситуации. Медведь уже должен был уехать. А Машу в такую рань из пушки не поднимешь. Гена со своими вчера в деревню умотал. Женьку минут десять как разбудил, ему еще ехать и ехать…

— В комнату быстро! — шикаю на Марьяну.

— Лёва?..

Выдергиваю ствол, взвожу курок.

Яна пятится, испуганно глядя на меня.

За дверью шорох… Адреналин долбит в голову. Рывком открываю дверь, наставляя ствол на лоб нашему гостю.

Но лоб немного ниже, чем я ожидал. Рефлекторно смещаю дуло точнее.

Из подо лба на меня смотрят два скептических недоброжелательных глаза. Глаза знакомых… женских и очень похожих на глаза моей жены.

Наманикюренным пальцем, аккуратно сдвигает ствол в сторону.

— Мля!.. — выдыхаю я, быстро пряча пистолет.

Вот это встретил тёщу!

— Нет, я конечно, в курсе, что ты меня недолюбливаешь, Лев…

— Ольга Павловна!.. — выдыхаю я.

— Но такой встречи точно не ожидала!

Вот это выдержка, даже бровью под стволом не повела.

— Проходите. Что ж Вы без предупреждения?!

Недовольно оглядываясь заходит внутрь.

— Мама?! — удивлённо распахивает глаза Марьяна. — Ты как здесь оказалась?

— Как я могу сидеть дома, когда мой ребенок после аварии не пойми где и не пойми с кем? Я взяла отпуск…

Ну отлично!

— Бабушка!! — несётся из комнаты только что проснувшаяся Аленка. — Бабушка приехала!

— А как Вы зашли, Ольга Павловна? — хмурюсь я.

— Мне один вежливый мужчина дверь внизу открыл. И даже пистолетом в меня не тыкал. Бывают и такие мужчины, знаешь ли… — недовольно оглядывает меня.

Медведев! Даже не предупредил! Наверное, не счел эту гостью опасной. Ох, как же ты братан ошибаешься.

— Бабушка, а у нас папа нашёлся! — крутится вокруг нас Аленка.

— В самом деле? — обводит Ольга Павловна нас прохладным взглядом.

Тёща, ёмоё!.. Она и раньше-то меня не особенно. Мы расписались тогда не поставив её в известность. И она была уверенна, что это я убедил Марьяну сделать так. Хотя мы просто сделали это на взаимном порыве. Но…

А после всех этих лет, реабилитация мне не грозит и подавно! Но что теперь?.. Семья дело такое, большую часть ее членов не выбирают. Ты же хотел, Айдаров? Теперь не жалуйся.

Я не жалуюсь…

Между мной и Марьяной — Алёнка и Ольга Павловна.

— Ян!.. — шепчу я ей поверх их голов.

Она растерянно разводит руками.

— Документы!

Передает мне папку.

Показываю пальцем сначала на себя, потом на нее и прикладываю ладонь к груди.

— Люблю… — шепчу одними губами. — Ушёл!

Я дезертир, да! Пусть Женька отхватит сегодня этих щедрот от Ольги Павловны. Ему полезно. А я вернусь, когда большая их часть будет уже слита.

Захлопываю за собой дверь. Надо быстрее финалить эту историю. Мои девочки не в безопасности…

Глава 38. Засада!

Ни Медведева, ни Кролькова сегодня нет. И я один кручусь со стажерами.

Мой телефон завален сообщениями и не принятыми звонками. Мне кажется, не позвонил только ленивый! Но отвечать успеваю только по работе.

— Товарищ капитан, Истомину задержали в аэропорту.

Вот и крыска-нотариус побежала. Где же наш Славик?

— Пусть сюда привезут.

— А мы разве имеем право ее арестовать?

— Арестовать — нет. Но мило побеседовать — да. Петров, пока она будет здесь, вот это к её тачке прилепи под крыло. Протягиваю ему маячок.

Одной рукой собираю документы, второй просматриваю без конца оживающий телефон.

Сообщение от мамы: «Перезвони мне».

Надо перезвонить, да. С утра не смог ответить на вызов.

Кошкина: Лев, мне нужно уехать часа на три. По работе. Решила тебя предупредить.

Это что еще за новости?

Айдаров: Исключено.

Кошкина: Это очень срочно и безотлагательно.

Айдаров: Еще с утра — не было.

Кошкина: Всё быстро меняется!

Лившиц твой появился? Как же еще тебя вытащить, если не дёрнуть по работе, да?!

Айдаров: Нет, детка, прости. Перенеси это.

Звонит!

— Да, я слушаю.

— Как я перенесу?! Это европейский вебинар. У меня там важный доклад, Лев! Его и так перенесли с прошлого вебинара на сегодняшний.

— У тебя уважительная причина.

— Плевать всем на причины! Проект может быть отложен на год, понимаешь? Конкуренция слишком высока.

— И черт с ним.

— Ты хоть понимаешь сколько в него вложено моих сил и времени?! — возмущённо.

Черт… За это Кошкину дергать нельзя. Поссоримся.

— Вебинар? Это же по сети. Зачем тебе выходить?

— Потому что мне с Юрой нужно многое обсудить перед докладом, — недовольно.

— Аа… с Юрой. Это всё объясняет!

— Айдаров!

— Кошкина! — в тон ей рычу я. — Обсуди по телефону.

— И мой ноутбук остался у него. Там документы все.

— Окей, сделаем так. Ты дашь мне его номер…

— Нет! Ты двинутый ревнивец. Я не хочу, чтобы вы общались. Он все еще мой начальник.

И этот факт печалит меня не передать как.

— Окей. Открой мой стол. Там мой ноутбук. Поговори с Лившицом по скайпу, обсуди все. Пусть вышлет документы. И участвуй на здоровье в своем европейском вебинаре. Принимается?

И только попробуй придумать еще какой-нибудь повод для встречи! Потому что я все еще двинутый ревнивец, да!

— Принимается… — вздыхает.

— Обожаю тебя, Кошка! И… Ян, ничего там не запускай, очень тебя прошу!

— А что там? — хищно. — Я тоже могу поиграть в двинутую ревнивицу.

— Там… много фильмов для взрослых. Очень-очень хулиганских пошлячих фильмов. Не смотри!

— Мм. Поверь мне, если не ты в главной роли, то я это переживу.

— Ты — да. А вот Ольга Павловна — не факт. Побереги мою тёщу! У меня с ней еще семейный ужин вечером. Не добавляй в мою чашку яда, его будет и так предостаточно.

— Так и быть, — смеётся Кошкина.

Шёпотом обмениваемся парочкой нежностей.

— Не слушай маму, пожалуйста, ладно? Я знаю, что она настраивает тебя против меня.

— Я не позволяю ей при Аленке.

— Спасибо! Я уже признавался в любви?

— Лёва… у меня вопрос. То, что мы не выходим из дома — это…

— Ян, вечером, ладно? Я уже скоро!

— Дай! Дай! — слышу писк Алёнки. — Я буду говорить!

— Дай ей телефон.

— Привет, Лев.

— Привет, принцесса.

Неуверенно молчит, несколько раз порываясь что-то сказать.

— Как там бабушка, малыш?

— Сердится… — вздыхает Алёнка.

— Почему?

— Мы шумим и балуемся! У нее от нас голова раз-бо-ле-лась!

— А мама?

— Мама работу работает.

— А Женька?

— А у Женьки… ммм… прекрасная со-пра-на!

— Сопрано? — смеюсь я.

— Да! А ты угробил какого-то брата.

Явно повторяет перлы Ольги Павловны.

— Ааа… ну понятно!

— Я тебе буду печь пирог. Для папы… — неловко.

— О… спасибо, моя маленькая. Я очень хочу твой пирог. Скоро приеду.

— Товарищ капитан, Истомину привезли.

Скидываю вызов. Потом отправляю Марьяне свой пароль от ноута. Очень надеюсь, что не залезет в видео!

Поднимаю глаза на дверь. Два сержанта заводят нашего черного нотариуса.

Красивая девка… Дорогая. Чуть грубоваты черты лица, но грамотный макияж это хорошо маскирует. Бриллики, меха…

— Руки уберите, я же не арестована?

— Садитесь, Лариса Артуровна.

— Присаживайтесь, — поправляет она. — Кажется у вас принято так.

— А это уже зависит только от вас, Лариса.

Помогаю ей снять шубку. Незаметно подкалываю под воротник крошечный микрофон. Это незаконно. Но и не доказуемо. Поэтому мне плевать.

— Меня в чем-то обвиняют?

— Капитан Айдаров, — представляюсь я. — Следователь. Должен предупредить, что наш разговор записывается.

— Я могу отказаться от этого разговора? Я без своего адвоката говорить не буду.

Кладу перед ней документы, оформленные ей по всем квартирам, фигурирующим в деле.

— Говорить буду я. Мы Вам ничего не инкриминируем. Пока.

Лицо нотариуса идет пятнами, листает документы.

— Вы оформляли?

— Я… — хрипит, сжимая кистью горло. — Это же очевидно.

— Подпишите вот это.

— Что это?

— Подписка о том, что Вы идёте свидетелем по делу. И с этого момента не выездная.

— Что?… У меня путёвка в Испанию!

— Увы. Но Вам сейчас лучше думать не о путёвке, Лариса.

— Какому делу? Свидетелем?

— Пока свидетелем. Возможно, жертвой. Уверен, Вас ввели в заблуждение… А теперь хотят подставить.

Лучший метод спровоцировать контакты между группировкой — настроить их друг против друга. Они будут выяснять отношения…

— Кто?

— Некто Вячеслав Липатов. Знаете такого риелтора?

— Не припомню… — сбивается ее дыхание.

— В самом деле? Шесть сделок с ним и… не припомните?

— Я не готова общаться без адвоката.

— А он готов, Лариса. И именно поэтому пока не задержан. Но нет, так нет. Можете идти.

«Фас, Лариса Артуровна! Найди его мне!»

Кладу перед ней свою визитку.

— Если хотите фигурировать и дальше, как свидетель, свяжитесь со мной.

— Я свободна?

— Конечно. Пока — да.

Помогаю надеть ей шубу.

Выходит за дверь. Активирую маячок, микрофон. Ну вот… Веди нас к Славику!

Усадив стажеров за пеленгатор еду домой.

Сердце ускоряется. Сейчас будет жестко!

Потому что Ольга Павловна копит яд. И мне абсолютно нечем парировать. Как не крути, я неправ! И сейчас меня утопят в токсе.

Заезжаю во двор, выхожу, чтобы закрыть ворота. В последний момент, их кто-то придерживает с обратной стороны.

Как параноик, хватаюсь за ствол в кобуре. Взвожу курок.

— Лев!

О, фак!

— Мама?!

— Не дозвониться! Домофон отключен! Безобразие…

Нет, это еще не безобразие. Безобразие начнется сейчас. В панике оглядываюсь на свои горящие окна.

— Ну, пойдём? Я замерзла, вообще-то.

Обреченно вздыхаю.

— Ну… пойдем. По всем фронтам засада!

Глава 39. «Наша»

— Мам… — торможу её возле квартиры. — Минуту.

Стучусь к Медведеву. Ставлю мамину сумку на пол.

— Во-первых, я обязан предупредить, что у меня гости, мам.

— Мм! Кто?

Прокашливаюсь.

— А это уже — во-вторых.

— Женщина?.. — с энтузиазмом. — Это же замечательно. Наконец-то познакомишь меня с избранницей. Давно пора…

Три! Три самых непростых женщины на свете. И сейчас я приведу к ним непростую четвёртую.

— Здравствуйте, Мария Ильинична, — открыв дверь, здоровается с ней Медведев.

Протягивает мне руку, вопросительно дергая бровью.

— Не спрашивай! — пожимаю ему руку. — Мне нужно вот то убойное успокоительное, которое прошлый раз купила Маша.

— Для меня успокоительное? — удивлённо спрашивает мама. — Кто же там у тебя в гостях?.. Афроамериканка?

— Хуже…

Медведев выносит сироп в бутылочке.

— Может, чего горящего?

— Боюсь, это только усугубит.

Скручиваю крышку, делаю три больших глотка. Морщусь от приторного вкуса.

— Тьфу, гадость какая… Я возьму? — взмахиваю бутылочкой.

— Не вопрос…

— В общем, мам… — открываю ей дверь, пропуская внутрь. — Только спокойно, ладно? Я все объясню.

Услышав стук входной двери в прихожую несётся Алёнка.

Врезается в меня, обнимая за бедро.

Хреновое успокоительное… сердце выпрыгивает из груди!

Поднимает на меня глаза.

— Папа… — неуверенно.

Ооо! Как вовремя!

Но что ж теперь? Это моё первое «папа». И я хочу его прожить.

Зажмуриваюсь, поднимая ее на руки. Прижимаюсь губами к волосам.

— Привет, принцесса.

Смотрю в глаза застывшей маме.

— Это кто? — смущаясь, тыкается мне носом в щеку Аленка.

— Это бабушка… — хриплю я.

Надо было всю бутылочку выпивать. Но это было бы так эгоистично!

Мама молча выдергивает её из моей руки. И тоже делает пару глотков. Там еще остается порция. Может в Кошку влить? Тёщу-то все равно не успокоит.

— Я запихала тебе в пирог сюрприз. Тайком от бабушки Оли, — шепчет мне в ухо Аленка.

— Здорово… — не свожу взгляда с мамы.

Она никогда не лупила меня в детстве. Но сейчас я думаю, вполне может прилететь.

— И что же там? В тесте?

— Уточка из киндера.

— Здорово… пирог с уткой… — пытаюсь изобразить энтузиазм.

Мама оседает на кресло.

— Копия Леночки… Как это могло произойти, Лев? — шепчет она шокированно.

Пожимаю плечами.

— Это очень сложная история, мам.

— Я слушаю.

Ссаживаю с рук Алёнку.

Она настороженно подходит к маме.

— А ты какая бабушка?

Мама неожиданно закрывает лицо руками и начинает тихо плакать.

Твою ж…

— Мам!..

— Почему она плачет? — испуганно прячется Аленка за мои ноги. — Я довела?!

— Конечно же нет, детка… Это я «довёл»! Беги…

Присаживаюсь перед мамой.

— Мам, ну прости, пожалуйста! Я объясню всё!..

Не выношу женские слезы! Лучше бы реально по щекам выхватил!

— Что ты объяснишь? Что тут можно объяснить?! Как такое можно объяснить?!

Алёнка за руку тащит Ольгу Павловну.

— Папа бабушку довёл!

— Этот «папа» кого хочешь доведёт, — смотрит на меня сверху вниз Ольга Павловна.

Протягиваю маме салфетки.

Стреляю сердитым взглядом в тёщу. Только ваших перлов сейчас, Ольга Павловна, тут и не хватает!

— Пойдём поставим чай, Алёнушка, — поджимает она губы. — У тебя, судя по всему, гости.

— Мам… ну всё… Алёнку напугаем. Так вышло. Я и сам не знал, мам!

— Как ты не знал?! — прилетает мне по плечу нашейным платком. — Ты же не кот не помнить с какой кошкой тёрся!

Прилетает еще раз.

— Мамочка, все сложнее… Давай сначала чай, умоляю!

— А эта женщина?.. — хватается за сердце мама. — Мать?!

— Да боже упаси!! Это… тёща. Ольга Павловна.

— Тёща?! Ты что — женат?? — опускает взгляд на мою руку, а там обручалка, мля…

Прячу как пацан за спину.

— А мать где? — хватается за сердце. — Что-то случилось с это женщиной? С матерью… этой девочки?! Ты так узнал о ней?

— Да. То есть нет! Нет! — успокаивающе раскрываю ладони. — Сейчас все хорошо. Марьяна! — рявкаю я. Спаси меня, Кошка, а? Я готов общаться сколько угодно с Ольгой Павловной и посыпать голову пеплом, только избавь меня от материнской расправы!

— У мамули ве-би-наррр! — выглядывает из-за угла Аленка. — Она от нас заперлась.

Показывает на закрытую дверь в комнату.

— Где Женька, в конце концов?

— Бабушка Оля отправила его за молоком.

— Иди сюда… — всхлипывая подзывает Аленку мама. — Я хоть посмотрю на тебя.

Аленка настороженно выплывает из-за угла.

— Господи… наша!.. — опять начинает плакать мама. — Красавица моя!

— Ну, мам… — осторожно шепчу я.

— Тебе больно? — тревожно смотрит на неё Алёнка.

Мама отрицательно крутит головой.

— В сумке там… — кивает мне. — Дай…

Пододвигаю увесистую сумку.

Достает оттуда пакет с пирожками. Всовывает в руки Аленке.

— С чем? — пытливо разглядывает пакет та.

Мама гладит ее по волосам.

— С клубникой…

— Мм… любименькие! — принюхивается Алёнка.

Из кухни в комнату мимо нас пробегает Гавр, проскальзывая на повороте по половому покрытию. Вслед ему несутся тихие ругательства Ольги Павловны.

— Боже мой, крыса еще какая-то.

— Это сурикат!.. — синхронно вздыхаем мы с Аленкой.

Алёнка берет маму за руку. Поднимает. Помогаю ей раздеться.

— А тебя как зовут? У меня уже есть одна бабушка. Бабушка Оля.

— Бабушка Мария, видимо… — тяжёлый вздох.

— Мама… Ну, хватит.

Мне опять незаметно прилетает платком.

— Пойдём чай пить… не надо плакать. Папа хороший… — тянет ее на кухню Алёнка. — Он больше не будет! Он львов в Африке дрессировал… я тоже на него сначала рассердилась. А потом перестала.

— Мало этим «Львам» доставалось!.. — тихо причитает мама.

Падаю в кресло.

Я на эту кухню не пойду!

Кручу в руках поставленную бутылочку с успокоительным.

Дверь в комнату открывается. Марьяна, в наушниках с микрофоном.

— Можно так не шуметь! — зажимая микрофон рычит он в сторону кухни.

Вздрагивает, заметив меня.

Стягивает наушники. С подозрением смотрит на раскрытую сумку.

— Уже сбегаешь?

— Предлагаю совместный побег к Медведевым. На сутки, пока всё утрясётся. А связь держать через Женьку.

— Да ладно… — закатывает глаза. — Перестань. Ничего нового и неожиданного ты, думаю, не услышишь.

— Я — нет.

— В смысле? — настороженно.

— Моя мама приехала, — стреляю взглядом на прикрытую дверь кухни.

— Ты издеваешься, Айдаров? — открывает она шокированно рот.

— Нам конец…

Глаза Кошкиной распахиваются в ужасе.

— Я согласна на побег! Уходим! — решительно сдергивает с вешалки свою шубку.

— «Чует кошка, чьё мясо съела», да? — прищуриваюсь я мстительно.

— Обсудим это у Медведевых! — прихрамывая идет к двери.

— Стой… Дезертировать не выйдет, — вздыхаю я.

— Почему это?

— Алёнка запекла в пироге утку.

— Пусть едят утку!

— Игрушечную, пластмассовую… Кто-то может подавиться. Надо идти сдаваться, детка…

Протягиваю ей бутылочку с успокоительным. Читает этикетку. Молча делает глоток.

— Утка, чтоб её, да?…

Беру её за руку, пропуская пальцы через свои. Идём…

Глава 40. Косяки

Алёнка без умолку болтает с Женькой, создавая весёлый беспечный фон. Они потрошат пирог в поисках утки.

Но… над их неприкаянными головами летают грозовые тучи. Мы с Марьяной сидим с самого края, я в кресле, она на подлокотнике, поставив ступни мне между бёдер. Крутит в руках пустую бутылочку их под успокоительного. Атмосферка нервная, да…

Поддерживающе поглаживаю её по щиколотке. Моя мама осуждающе поглядывает на Марьяну. Её — на меня. Искрит…

— И что же? Значит, ты не знал? — сердито смотрит на меня мама.

— Он не знал, — сжимает мою руку Марьяна.

— Или не хотел знать, — негромко добавляет тёща.

— Это правда? — разочаровано смотрит на меня мама.

— Это неправда, — опускает глаза Марьяна. — Я не хотела, чтобы он знал.

— Почему?..

— Но захотел бы узнать, узнал… — опять подливает Ольга Павловна. — Живот же не скроешь. Особенно на Марьяне, она тогда и пятидесяти не весила… При ее то росте! Тростинка. Тяжёлая была беременность…

— Мам… — недовольно хмурится Марьяна. — Перестань, пожалуйста.

— Но у ребенка же не только отец… — расстроенно смотрит на Алёнку моя мама. — У него же целая семья. Бабушка, дедушка, дядя, тетя… Разве можно скрывать? Разве можно лишать всех общения из-за недопонимания с отцом? Мы бы, в конце концов, повлияли бы как-то!

— Я была с вами не знакома, Мария Ильинична. Да и не хотелось мне, чтобы кто-то влиял… Давайте, спишем на гормоны и токсикоз? — дипломатично пытается съехать Кошка.

— Семь лет токсикоз и гормоны?!

— Мам, тормози! Я же сказал — это мой косяк был.

— Как же ты согласилась замуж пойти, если он тебя с семьей не познакомил?!

— Любила… — пожимает плечами Кошкина. — Не думали мы об этом. Думали — позже познакомимся…

— Любила и так легко разлюбила, что даже про дитё не сказала?

— Мам! Не так всё было.

— Так, не так! Эгоисты! — машет на нас рукой мама, не желая слушать. — Я чем виновата, ребенок чем вам виноват! Сошлись, расстались, как коты мартовские. Бессовестные!

Прижимаю крепче Марьяну, пытаясь закрыть ее от маминых обвинений, но она уже разошлась.

— А сейчас что?! Опять март на носу — обнимаетесь? А потом еще одного сделаете и снова поминай, как звали? А я потом внуков по всеми миру искать должна?!

— Мам, хватит. Мы молодые были, глупые, принципиальные. Неправильно себя повели.

— А теперь что — постарели, поумнели, короны сняли? — критически смотрит на нас тёща. — Или опять вожжа под хвост попадет, пузатую ее из дома выставишь?

— Что?! — хватается за сердце мама.

За всем этим давно примолкли Женька и Алёнка. Она тревожно и сердито оглядывает всех за столом. Неожиданно бьёт ладонями об стол. Все вздрагивают. Ловко проползая под столом, залезает к нам третьей.

— Уходите! — обнимая Марьяну за шею смотрит гневно на бабушек. — Вы нас не любите! Уходите!

Улавливаю в ее тоне категорическое интонации Кошки. А она тоже такая была… Это ее слова, просто чуть прямее и наивнее. Без дипломатии.

— Алёна, — прижимает ее к себе Марьяна. — Так нельзя… Это бабушки твои.

— Они нас не любят, — дует губешки. — Они не рады, что мы все нашлись!

— Господи, да мы рады! — прижимает руки к груди мама.

— Ты маму ругаешь. А ты — папу! Молчите!

Бабушки послушно вздыхают.

Так их, царица моя!

Мне приходит смска с магазина мебели. Ура!! Наконец-то. Доставка. Повод слинять из-под обстрела.

— Мебель привезли! — поднимаюсь я. — Родная, поможешь мне там… — многозначительно дергаю бровями.

— Конечно, — тут же подскакивает Кошка. Ну еще бы!

Оставляем мам на расправу Алёнке.

— Аленка, — подмигиваю я. — Не все еще слышали, как ты шедеврально поешь!

Ставлю ее на наше кресло.

— Давай, царевна моя, жги! И еще все стихи, что помнишь. Бабушка Мария обожает стихи!

Смываемся. В прихожей выдыхаем, глядя друг другу в глаза.

— Иди сюда… — обнимаемся. — Ты хорошая мама… А она просто хорошая бабушка.

— Я понимаю…

А потом мы не торопясь, вдвоем весь вечер собираем для Аленки мебель, дожидаясь, пока бабушки натусуются с Алёнкой. И Ольга Павловна ляжет спать, а моя мама поедет к Лене.

Алёнка уже не сердится и активно анимирует обеих бабушек. Между собой вроде бы не ссорятся. И на том — спасибо!

Марьяна периодически поглядывает на меня с недобрым прищуром. И раз на пятый, я зависаю — в чем проблема. Она есть…

Стоя на коленях, надеваем чехол на матрас.

— Кошка моя…

— М?

— Скажи прямо — где я тебе на хвост наступил? В чем претензия?

— Нет претензий.

— Прекрати врать!

— Не вру никогда! — фыркает она.

— Говори, зараза! — заваливаю ее на Аленкин матрасик. — Или звездец тебе!

Трусь небритой челюстью об ее шею и резко, но не больно покусываю. Взвизгивая, хихикает, пытаясь выкрутиться. Кошка боится щекотки!

— Хватит! Хватит!

— Слушаю, — пристраиваюсь сверху, распиная ее.

— Реально нет претензий… просто… немного яда! — оскаливается она, клацая на меня зубами.

— Что я сделал?

— Соврал?… — рассуждает она. — Да вроде бы нет, не соврал… — задумчиво смотрит в потолок.

— Ну?!

— Короче. Я посмотрела видео на твоем рабочем столе.

— Твою мать! — психую я, падая рядом с ней на спину.

— Задорно… Но в главной роли и правда не ты. Хранишь?

Там откровенные игры с Кретовой… по вебке. Я записывал. И какого-то хрена не удалил сразу же.

— Мы расстались, Ян. Я просто не успел удалить.

— Окей.

— Клянусь. Сегодня же всё удалю.

— Ладно… Я знаю, что ты не евнух. Проехали.

— Извини. Ты не должна была это видеть.

И тут, сука, как назло!..

Марьяна протягивает мне мой звонящий телефон. Бросает взгляд на экран.

Там Кретова, мать ее! И фотка с той самой грёбанной вебки!.. Из какой логики я ее поставил на дозвон?!

— Мм… Некто — Кретова, — отдает мне Марьяна трубку. — Расстались, значит?

Смотрит на часы. Десять!

— Ты что не веришь мне, Ян?

— Ответь… Может, что-то случилось у человека. Зачем же еще ей звонить тебе так поздно?

— По работе…

— Ах, это коллега, — демонстративно понимающе.

— Хватит! — сжимая ее руку, отвечаю на вызов.

— Айдаров…

— Ле-е-ев!..

Пьяная! Фак!

— Влада, что-то срочное? Я очень занят.

— Очень… очень… очень… срочное! Я хочу тебя! Прямо сейчас!

Да ну что за засада-то?

— Не могу говорить, извини.

Скидываю вызов.

И оправдываться как-то стрёмно. С другой стороны — а что я сделал?

— Я люблю тебя, — шепчу я. — Мне не нужен никто.

— Окей… — прохладно.

Короткий стук в дверь. Мы синхронно садимся.

— Лев… — заглядывает мама. — Можно тебя?

Выхожу.

— Лена трубку не берет.

— Как это не берет? — смотрю я на часы. — Лена всегда берёт трубку.

Сердце моё ускоряется от волны адреналина.

Какой же я кретин! Кретин!!!

Почему, когда все мои здесь, под контролем, здесь нет сестры?!

Марьяна и Алёнка не единственные мои слабые места.

— Мам… А ты поезжай сегодня к Женьке, ладно?

— А Лена?

— А я вспомнил… смена у нее… уснула, наверное с малышней своей… она же выключает звук, чтобы их не разбудить… — придумываю на ходу.

Маме даже страшно озвучить!

Голос мой подрагивает. Я обуваю быстро кроссовки.

— А ты куда?

— На работу вызвали!

Сдергиваю с верхней полки кобуру.

— Я заеду в сад, проверю, что все в порядке. На обратном пути.

Марьяна выглядывает из комнаты.

— Ты куда, Айдаров?

— На работу вызвали… очень срочно! — повторяю под тревожным взглядом мамы.

— Мм… Ну ты телефон не забудь, — выносит мне оставленный в комнате телефон. — По которому тебя вызвали.

— Спасибо! — ничего не соображаю я.

Впиваюсь в ее застывшие губы на мгновение. Вылетаю за дверь…

Глава 41. Неправильные менты

— Медведь! — долблюсь в дверь. Параллельно жму на брелок, чтобы завести тачку и набираю сестру на телефоне.

— Ты чего, братан? — выползает он. — Тебя там бьют что ли?

— Лена походу у них! — выдыхаю я.

— Маш! Дай кобуру! — одевается.

Бегом спускаюсь по лестнице. Вылетаю под валящий снег.

— Да… — неожиданно берет она трубку.

Я врастаю в землю.

— Лена, твою мать!.. — рявкаю я дрожащим голосом.

Пытаюсь отдышаться. Вот сейчас она должна привычно защебетать что-то…

— Лев… — встревоженно.

Опять замираю.

— Лена?! Леночка, ты где?

— С тобой хотят поговорить.

Убью. Убью! Убью!!!

— Слушаю.

Открываю тачку, падаю на сиденье. Слепо смотрю в лобовое.

— Лев Михайлович?

— Да.

— Леночка пока побудет у нас. А Вы пока посоветуйте Марьяне Александровне апелляцию из суда отозвать.

— Конечно. Завтра же. Вы только девочку не трогайте.

— С девочкой все хорошо. Мы за ней присматриваем.

— Я понял.

— И резких движений не делайте. Мало ли…

— Нет… нет. Никаких движений. Я всё понял.

— А — да. И еще, пацанов моих отпусти.

— Я не могу. Они не в моей компетенции.

— Лев Михайлович, — осуждающе. — Ну что ж Вы, ради сестры не постараетесь?

— Постараюсь. Но это не быстро. И не гарантированно.

— Но Вы все-таки постарайтесь.

— Со своей стороны сделаю всё, что смогу.

— Приятно поговорить с умным человеком.

— Ага… взаимно.

Медведев вылетает, на ходу застёгивая куртку.

— Ну что там, Лев?

— У них. Шантажируют.

Нервничая отыскиваю в бардачке старую пачку сигарет.

Подрагивающими руками прикуриваю.

— Лёва, эта хрень не помогает. Думай!

— Давай девку эту прессанем? Нотариуса их. Пусть на главного выведет. Приставим ему стволы к башке…

— Крутой план, — закатывает Медведев глаза.

— Другие идеи есть?

— Да. Надо понять кто это.

— Это не блатные. Те бы открыто попросили за тех кентов, которых мы уже взяли. И это не оборотни. Потому что сверху нам еще по башне не дали, что мы задержали не тех людей. Это самодеятельность. Мелкая ОПГ. Их никто из города не крышует. Он сказал «моих людей». Значит, главный участвует в грязной части процесса. В похищении. Он сейчас рядом с Леной. Это значит их мало. Они просто слили дохрена бабла на взятки, чтобы отмазаться. Ты видел фамилию судьи, прокурора? Оба известные взяточники. Но большого влияния не имеют. Я думаю, можно разносить.

— Может фейсам позвонить?

— А если будет утечка? Я попрощаюсь с сестрой?

— Ну поехали тогда.

— Куда?

— Разносить.

— Поехали. Садись.

Набираю наших стажеров, выясняю локацию Ларисы этой.

— Лев, ровнее веди!

Ухожу от столкновения, выкручивая руль. Торможу на обочине.

— Ты чо! — бьёт кулаком мне в плечо. — Ровно, давай, дыши. Без эмоций!

— Напугали её, суки! — вколачиваю кулак вверх.

— Поехали, некогда это всё.

— Да.

У дома Ларисы ее тачка. Внутри нее горит свет. Лобовое припорошило снегом. Давно стоит. На переднем сиденье она и какой-то мужик за рулём.

Взвожу курок, перекладываю ствол в карман.

— Не стрелять, Лев.

Киваю. Мы выходим, я стучу ей в боковое стекло. Оно ползёт вниз.

— Ну что еще вам надо от меня? — чуть пьяненько.

— Лариса, нужно поговорить. У меня выгодное предложение.

— Мм… опера тоже любят денежку? Ну пойдём, как там тебя, капитан?

— Лев.

— Лев, точно! — ведет игриво когтями по рукаву моей куртки. — Ррр… Красивый ты мужик, Лев. Жалко — мент… Димочка, пойдем. Будем пить кофе. С коньяком и операми! — хихикает она.

Открываю ее дверь, подаю руку, помогая выйти из машины. Она открывает с брелока гараж.

Мужик ее… не мужик, скорее парень лет двадцати. Где-то я его видел.

Ширма медленно ползёт вверх.

— Вы бы, Лариса, «Димочку» отпустили. Разговор все-таки конфиденциальный, — оглядывается Медведь.

— А я не могу отпустить Димочку! Он сегодня меня развлекает! Я его купила…

Ясно. Вспоминаю, где видел. Проститут, точно! По одному моему делу давно проходил как свидетель. Пацан еще был совсем.

Виляя бедрами Лариса заходит в гараж. Ковыряется ключами в замке, чтобы открыть дверь из гаража во двор. Полы шубы метут бетонный пол.

Вижу, как Медведь притормаживает парня.

— Исчез!

Тот понятливо линяет.

— Лариса, а давайте помогу? — протягиваю руку, забирая ключ.

— А давайте, Лев!

Но вместо того, чтобы открыть дверь во двор, я закрываю с брелока ширму гаража за спиной Медведева.

— Это работает не так… — облизывает она свои яркие размазанные губы, пафосно рисуя в воздухе пальцами.

Утыкаю молча ей в челюсть ствол.

— Замри.

Смотрю ей в глаза. Ее пальцы так и зависли в воздухе не дорисовав пьяные вензеля.

— Что происходит?..

— Я выстрелю тебе в нижнюю челюсть и изуродую так, что ни один хирург не соберёт в первоначальную версию.

— Не надо… — тяжело сглатывает она, мгновенно трезвая. — За что?.. Вам деньги нужны? Сколько?!

Медведев забирает у нее сумочку, вытаскивает оттуда айфон.

— Палец приложи.

Лариса медленно прикладывает палец.

Пока Медведь изучает её телефон, я просто смотрю ей в глаза. Бывают же суки… Как их земля носит?

— Скольких вы убили?

— Я никого не убивала! Откуда я знаю?! — шёпотом.

— Сколько квартир ты оформила им?

— Одиннадцать… но есть и другой нотариус…

— Значит, одиннадцать человек убила. Спокойно спишь?

— Не убивала я…

— Ну и я буду спокойно… — вжимаю ствол в щеку глубже.

— Пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… — зажмуривается она. — Я дам показания… я все расскажу… Я явлюсь с повинной!

— Сейчас ты хорошо подумаешь минуту. А потом расскажешь мне все, чтобы я мог найти свою сестру, которую похитили твои подельники. Найти быстро. Сразу. Если у меня не получится сделать это в ближайшие пару часов, то мой товарищ, который будет присматривать за тобой, отстрелит тебе челюсть и оставит подыхать здесь.

Бросает испуганный взгляд на сурового небритого Медведя.

— Будет очень больно и очень долго. Возможно, пару суток.

— Они что — забрали Вашу сестру?

— Мою младшую любимую сестрёнку, за которую я на вертел в день по пятьдесят таких тварей как ты насаживать буду. И спокойно спать. Без суда и следствия. Веришь?

Часто-часто кивает.

— У тебя минута. Думай, чем мне помочь.

Закрывает глаза. Бледнеет.

— Я знаю! — выдыхает.

Ну еще бы…

— Всем руководит Саид, Слава его правая рука. Есть несколько силовиков. Остальные… просто работают с бумагами, как я. Юрист там… из БТИ кто-то… в прокуратуре свой человек… Врач, который инъекции делает…Но… двоих силовиков вы арестовали. Я думаю Ваша сестра у Саида. Он обещал мне, что наше дело быстро закроют, и оно не дойдёт до прокуратуры.

— А чего он такой бесстрашный-то?

— А он не из России. Редко бывает здесь. Руководит, в основном, по телеграмму. Он гражданин Эмиратов. Работает во многих городах. Его очень сложно прижать.

— Саид? — дергает бровями Медведев.

Саид в деле не фигурировал.

— Слава находит объекты. Одиноких там стариков или еще кого-то… Все придумывает Саид. Дает всем инструкции, в случае чего сам договаривается с ментами, чтобы замяли. А я просто подписываю! Всё!

— Мм… Где искать?

— Я не знаю!

— Нет, не помогла.

— Стой… стой… стой! — всхлипывает она.

— Ну?

— Я могу ему позвонить. Вернее — написать. Мы общаемся в приватном чате.

— И?

— Я должна ему передать документы. Сегодня или завтра… Я хотела завтра.

Медведев протягивает ей телефон. Слежу за тем, как она переписывается с Саидом, договариваясь на встречу.

Саид: «Подъехать можешь?»

Забираю у нее телефон.

Пишу вместо неё: «Могу. Куда?»

Саид: «Дом на Маркса»

— Что за дом?

— Это один из тех домов, что… ну…

— …вы отжали?

— Да!!

Перенастраиваю ее телефон на свою биометрию. Засовываю ей в рот кляп, приковываю наручниками к трубе.

— Сиди тихо. Жди нас, — внушает ей Медведев. — Будешь вести себя неправильно. Мы будем вести себя тоже неправильно. Не как менты. Усекла?

Кивает. Закрываем ее в гараже.

— Почему нам нельзя всегда так работать, напомни? — убирает Медведь ствол в кобуру.

— Потому что мы обычные менты…

— Мда. А фейсам можно. Может в фейсы подадимся?

— Вот уволят нас за превышение полномочий, сразу и подадимся.

— Думаешь, уволят?

— Брагин наш точно не уволит. Прикроет. Тихонов — тоже навряд ли. Только, если дальше наших пенатов выйдет. Но там уже и Зайцев замнёт. Ты же у нас удачно женат, Мих, на дочери начальника УВД и крестнице главного прокурора. Не позволят они, чтобы их склоняли в таких падежах.

— Это да! — ухмляется. — Поехали разносить дальше.

Я сажусь в тачку Ларисы. Медведев в мою…

Неправильные мы сегодня менты. Но иногда надо.

Глава 42. Сестра

— Камера, Лёва. Прямо на воротах! — звонит мне припарковавшийся у соседнего дома Медведев.

Плохо… Даже через камеру, за Ларису я через лобовое не сойду.

На него липнут крупные снежинки.

— Мих, ты же у нас снайпер на стрельбах. Захреначь-ка в нее сбоку снежком. Снегопад дело такое… залепило.

Выключаю дворники, чтобы стекло припорошило и меня не было видно. Издали наблюдаю, как раза с пятого, Медведю удаётся влепить снежок прямо в глаз камеры.

— Есть!

Медленно подгоняю тачку к воротам.

Писать, что подъехал?

Страшно, трындец… За сестру. Главное, нам не ошибиться.

Прокручиваю в голове всё, что удалось вытащить у тех отморозков, которых мы взяли. Потом всё, что сказала эта Лариса. Не может у них быть много людей. Они не боевики. Бабки, инъекции, документы — вот их стезя. Всё шито-крыто, никаких связей с уголовниками. Поэтому и не подкопали под них. В деле ни разу не фигурировала насильственная смерть. Никаких заявлений на угрозы.

А дурканули они с этой квартирой зачем? Дешевле же было отдать, чем с ментами закуситься.

Личное у тебя, Славик к Кошке моей, да отцу своему? А Саид? Как он подписался на это?

Медведь: Ну чего ты там?

Лев: Пять минут еще дай подумать…

Больше пяти у нас нет. Наше преимущество во времени. Чуть больше часа прошло с их звонка, они не ждут такой быстрой реакции.

Как менты мы должны действовать совсем в другой логике. Там такие процедуры, мама дорогая… На пару суток до разрешения штурма. Пятьдесят раз успеют свалить. И именно поэтому они уверены, что своим я их не сдам. Я и не сдам…

Снимаю ствол с предохранителя, наблюдая за тем, как Медведев тоже достает свой, ложась спиной на забор так, чтобы оказаться за дверью, когда её откроют.

И неожиданно она открывается!

Славик! В капюшоне, с длинной щёткой для чистки снега в руках. Поворачивается сначала к камере.

Очистить вышел? Значит, ждёте гостей?

Заметив знакомую машину, медленно разворачивается.

Делает в моем направлении пару нерешительных шагов, потом снова разворачивается к камере.

Медведев ловит его на развороте прямым ударом в челюсть. А адреналин выделяется таким фонтаном, словно я впорол ему сам! Славик падает тряпкой.

Выхожу.

— В тачку его давай!

Стаскиваю его куртку.

Засовываем это тело в тачку Ларисы. Защелкнув на нем браслет, Медведев приковывает его к рулю, пока я переодеваюсь.

Слушаю его пульс. Медведь своей кувалдой и убить может. Есть пульс. Кровища хлещет из его пасти на сиденье. Морщусь… не люблю когда гробят хорошие тачки!

Забираю у Славика из заднего кармана телефон. И ствол из-за пояса. Свой убираю в кобуру. Если стрелять, то лучше уж не из табельного.

Натянув капюшон его куртки поглубже на лицо, решительно захожу во двор.

Метрах в десяти от меня на крыльце курит какой-то мужик. Задрав голову разглядывает выпускаемые клубы дыма.

Иду к нему. С каждым шагом давление подскакивает. Адреналин пьянит.

Зажимаю в кармане ствол рукояткой вперед как кастет.

— Ну что там?.. — лениво опускает он взгляд.

— «Там» я.

Несколько раз с яростью бью ему по лицу, пока он не падает мешком. Придерживаю, чтобы сильно не гремел. Хочется добить эту тварь. Но надо остановиться.

Встряхиваю рукой. Выбил…

— Мих… — негромко зову я.

Медведев забирает ствол у лежащего.

Ну все… теперь можно смело стрелять. Но, надеюсь, не придется.

Переглянувшись, заходим в дом.

Широкий прямой коридор, впереди арка, за ней гостиная.

Вижу плазму и диван. Спиной к проходу сидит мужик. Я вижу его голову, в волосах проседь.

Наши шаги слышно, мы держим его на прицеле.

— Лариса не подъехала? — не поворачиваясь.

— Подъехала… — толкаю его дулом в затылок.

Медведев осматривается в звенящей тишине.

— Где?

Мужик медленно ведет костяшками по щетине.

— Быстро ты… Неожиданно.

— Где она?

— Давай договариваться.

— Нет. Не будем мы договариваться.

— Ну не будешь же ты меня с табельного убивать, опер.

— А у меня не табельное. Да и не опер я сегодня. Зачем ты так подставился, Саид? Не глупый же человек…

— Как у Вас говорят? «И на старуху бывает проруха?». Славик подставил… Сначала девчонку притащил. Потом презентовал тебя как лоха от погон.

— Мм…

— Сестру я тебе отдам, когда выйду отсюда и уеду, — уверенно.

— То есть, она не здесь?

— Нет, конечно.

Вена на его шее быстро бьётся. Это единственное, что выдает его панику.

Врёт… Пару часов назад он был рядом с ней. Меня точно в гости не ждал.

— Нагнулся! — стукаю стволом в затылок. Наклоняется. Вытаскиваю из задних карманов его джинсов два телефона.

Один Ленин. На задней панельке наклеена ромашка из стразиков. Сердце сжимается, сбиваясь с ритма.

Бросаю оба рядом с ним. Вытаскиваю связку ключей.

— А чего тебя так долго поймать не могли, Саид?

— Я быстро двигаюсь, — усмешка.

Выпрямляется.

— Это в прошлом… — прицеливаюсь в его колено. Спускаю курок.

Щелчок! Но выстрела нет.

Вскрикнув, Саид, вздрагивает.

— Следить надо за оружием, Саид. Чистить…

На лице у него выступают крупные капли пота.

Передергиваю затвор, снова прицеливаюсь в колено.

— Везучий ты? Еще раз пронесёт?

— В цоколе… — выдыхает, кивая влево.

— Мих, подержи его. Я проверю.

Медведев переводит на него прицел.

За гостиной лестница вниз. Дверь заперта. Быстро подбираю ключ. Рука едва слушается.

— Лен?.. — распахиваю дверь.

— Лёва! — подскакивает она со старого кресла.

— Леночка! — обнимаю. — Ты как?

— Кто эти люди?!

— Они тебя трогали?

— Что с твоей рукой?!

Мы с тревогой ощупываем друг друга.

— Не трогали?

Отрицательно качает головой. Обнимаю ее покрепче.

— Прости меня… Прости, пожалуйста. Это я виноват. Напугалась?

Мне хочется порыдать от облегчения, что с ней все в порядке.

— Пойдем отсюда.

Клянусь себе, что буду отвечать на каждый её вызов и каждую даже самую дурацкую и не своевременную смску.

Прижимая к себе, вывожу наверх.

А потом мы вызываем своих. Оформляем тех, кто в доме.

— В тачке еще одного заберите, — распоряжается Медведев.

А я не участвую в происходящем. Просто держу в руках сестру, боясь отпустить. Она бинтует мою отёкшую руку своим тонким шарфиком.

— Лёва, мне на работу надо, — шепчет Лена. Я же сегодня в ночную смену… я и так на 4 часа опоздала.

— Какая работа, Лен? Ты что? Сегодня ты едешь ко мне.

— Поезжайте. Увози её. Я тут сам дальше… — кивает мне на выход Медведев. — Ствол отдай только.

Обнимая за плечи, веду сестру на выход.

— Мужики, — заходит с улицы сержант. — А в тачке никого! Только крови с литр.

Поднимает Михины наручники.

— Ушел Славик… — переглядываемся с Медведем. — Брак, Медведев! Как он уполз?

— Живучая скотина, — вздыхает.

— Это плохо. Но это уже завтра…

Глава 43. Сцена ревности

— Лёва, неудобно как-то. У тебя и так здесь яблоку негде упасть теперь! — тихо говорит Лена, когда мы заходим домой.

— Давай, давай… — стягиваю с нее пальто. — Я тебе на кухне кресло разложу.

— Я с утра пораньше уйду, чтобы никого не смущать.

— Вместе поедем. А вечером меня дождись, ладно? Я тебя заберу и сам отвезу.

Еще раз обнимаю ее покрепче, целуя в скулу.

— Прости меня, что оставил тебя одну.

Мы перешептываемся, я закрываю дверь в спальню, чтобы не разбудить Аленку с Марьяной.

Пою Лену чаем с мамиными пирожками, рассказываю как сегодня выхватывал от нее и от Ольги Павловны.

— Ты молодец… — обнимает меня, — Никого не слушай.

Гладит мою руку с кольцом.

— Ты всё правильно сделал. Я тобой горжусь! Алёнка — чудышко! А Марьяна очень красивая. Я вот всегда смотрю на красивых женщин и примеряю то к тебе, то к Женьке. И все недостаточно хороши. А она такая… Она достаточно!

— Да… Я знаю… — довольно улыбаюсь я. — Ложись, три часа уже.

Обнимаю ее еще раз и сваливаю на пять минут в душ.

Очень хочется нырнуть под тёплое одеяло к Кошке и отлюбить её сонную. Расслабиться и уснуть, обнимая ее, и дыша ей. Дома! Наконец-то вернулось это волшебное ощущение возвращения домой. Не просто в свою квартиру, а именно домой.

Тихо приоткрываю дверь спальни. Ночник горит, экран ноутбука светится. Сидя по-турецки на моем спальнике, Кошкина даже не поворачивается, продолжая работать на ноуте.

— Ян… ты чего не спишь? — шепчу я.

Тишина…

Моё сердце начинает тревожно и надсадно лупить.

Мы хреново расстались. Присаживаюсь к ней сзади, заглядывая в экран.

В строке:

«Снять квартиру посуточно».

— Это для Ольги Павловны? — целую её в плечо. — Не ищи. У меня ключ есть от первой квартиры, которая под Медведевыми. Поживёт пока там.

Ведёт плечом, отстраняясь от моих губ.

— Яночка…

— Не трогай. Квартира не для мамы, Лев. Квартира для нас с Алёнкой.

— Не понял.

Перевариваю. Вспыхиваю от тяжёлого болезненного ощущения в груди.

— Это из-за этого долбанного видео?! Дай сюда, — выдергиваю ноутбук, затаскивая к себе на колени.

Промахиваясь мимо кнопок, в эмоциях, выделяю через горячие клавиши не глядя все, что лежит на рабочем столе и отправляю в корзину.

Открываю панельку… «Очистить корзину».

— Нет! — дергает ноут на себя.

— Дай сюда, сказал! — дёрнув обратно, поднимаю его повыше.

Выбитое запястье неожиданно простреливает болью и пальцы отказывают. В потасовке ноут грохается углом об пол, выскальзывая из наших рук. Экран гаснет.

— Отлично! — взрывается она. — Там моя статья!

— Извини, — сглатываю я, падая рядом с ней на спину.

В груди горит… в ушах шумит…

Веду пальцами вдоль ее позвоночника. Дергается от моих прикосновений.

— Кошка… зачем ты так? Я прошу прощения за это видео. Этого ничего больше нет. Просто ничего не значащий эпизод!

— Да ладно?! — фыркает она зло. — Она звонит тебе посреди ночи, ты срываешься как ошпаренный, забив на всё! — в ярости припечатывает мне по лицу подушкой, едва успеваю выставить предплечья. — А потом еще имеешь наглость притащить ее домой? Серьезно?! У тебя с башкой совсем беда?!

Оооо… Мои глаза распахиваются от удивления. Картина маслом!

— Ян… — губы неконтролируемо растягиваются в шокированной улыбке.

— Тебе весело? — с отвращением смотрит на меня.

— Ты такая дура, иногда… — изображаю я фейспалм.

За шею притягиваю к себе, впиваясь в губы.

Отталкивая, припечатывает по щеке.

— Мля… — с шипением прижимаю ладонь к щеке. — Кошка… Лена там на кухне!

— Мне неинтересно как ее зовут.

— Моя Лена!

Оскаливается…

— Айдарова Лена! — уворачиваюсь, перехватывая летящую в лицо ладонь.

— Ты еще и женат на ней был?! — в ужасе. — Лжец!

— Я тебе сейчас сам влеплю по лицу, клянусь! Отрезвляющую.

— Аа… — внезапно осаживается. — Елена Михайловна?!..

— Бинго, твою мать! За ней я ездил…

Падаю опять на спину.

— Оу… — падает рядом. — Все никак не привыкну к наличию твоих родственников.

Смотрим в потолок.

— За сцену ревности спасибо. Я впечатлился. Но… незаслуженно.

— Ты — сволочь, Айдаров. Несколько часов позволил мне накручивать себя!

— Не намеренно. Но вообще, тебе полезно.

— Иди к черту! — рассерженно. — Кретин…

— Нет, полезно. Для того, чтобы понять, в каком состоянии находился я, когда мы… расстались. И сколько дней ты позволила мне накручивать себя! Понять и простить мне все, что я там наговорил. И понять, что вот эта хрень с «ты должен слепо доверять мне» в такие моменты нифига не работает.

Наотмашь лупит мне ладонью по животу. Едва успеваю напрячь пресс.

— Да, Кошкина! — шиплю на нее. — Заканчивай побои. По заднице дам сейчас!

Пальцы едва ощутимо прикасаются к моей перебинтованной руке.

— Что с рукой?

— Выбил…

— Об кого?

— Сразу — «об кого»… Просто выбил.

— Не ври! Что случилось, вообще? Почему сестру среди ночи привез?

— Кошка… я так устал, жесть. Сядь на меня сверху.

Ну… давай…

Сжимаю ее пальцы. Выдержав минутную паузу, усаживается верхом.

Аа… кайф!..

— Целуй куда-нибудь.

— Не хочу… — морщит капризно нос.

Сгребая ее волосы на затылке в кулак, аккуратно укладываю на себя, втыкая губами в

шею.

— Быстро!..

Облизывает шею, впиваясь в кожу.

— Ау! Кошкина… — смеюсь я тихо. — Идиотка… Засос же будет! Рубашка не закроет…

— Два! — впивает еще раз.

По телу мурашки. Бедра рефлекторно дергаются вверх, вколачиваясь в неё.

— Пониже еще несколько поставь… — утекая от горячих атак шепчу я, направляя ее ниже по телу.

Копна ее ароматных волос скользит по моему телу.

Сдергиваю с бёдер полотенце. Впивается в меня ниже… и еще чуть ниже… и еще…

— Да… Да… Да! — вбиваюсь затылком в подушку.

Закрываю глаза, растворяясь в ощущениях.

Наощупь дотягиваюсь до шнура, выдергивая из розетки ночник. Свет гаснет… и я получаю свой долгожданный «омлет» по-взрослому! Кошка отлично «готовит» в постели — с чувством, с кайфом, с шалостями. И наконец-то я опять единственный обладатель этого эксклюзива.

Дурочка, Кошкина, кто ж её на другую женщину променяет? Это невозможно…

Глава 44. Свидание

Просыпаюсь от кайфого ощущения лёгкости в теле и полностью выспавшись. Слышу едва различимый щебет Алёнки.

— О, Фак! — подрываюсь я. — Проспал!

Марьяны нет. Пытаюсь нащупать телефон. Аа… выходной же, наконец-то!

Натягиваю шорты, выхожу из комнаты.

— Ян?..

— Мы здесь.

Заглядываю на кухню.

Кошка, Машенька, Алёнка… Судя по запаху пьют кофе.

Растеряно смотрю на них.

Кошка сидя в кресле наглаживает довольно развалившегося у неё на коленях к верху пузом Гаврюху.

— Крысёныш ты ласковый… — сжимает его крупный нос. Фыркнув, Гавр уворачивается, устраиваясь поудобнее.

Идиллия!

— Доброе утро… А Медведь где?

— В спортзале, — завернувшись в плед сидит Машенька. — А мы вот… кофе пьём.

— Аа… Медведь крутой. А я сегодня не очень, — сонно потягиваюсь, хрустнув позвонками.

— Ты тоже крутой! — карабкается по мне Аленка, встав на стул с ногами. Отталкиваясь, подпрыгивает повыше, стул переворачивается! Подхватываю ее, чтобы не упала. Стул торцом бьёт по кости на ноге и потом окончательно падает на ступню.

Сдавленно матерюсь, терпеливо закрывая глаза.

— Папа, тебе больно? — оттягивает вверх моё веко Алёнка, заглядывая тревожно в глаза.

— Ты мне глаз сейчас выткнешь… — выдавливаю из себя я, зажмуриваясь покрепче.

Марьяна забирает ее с моих рук. Ставлю табуретку на место.

— Живой?

— Взбодрился… — морщась тру ноющую ногу.

Стаскиваю у Марьяны кофе. Делаю несколько глотков. Стянув с подоконника мой эластичный бинт, которым еще вчера было перемотано запястье, Алёнка, усевшись у меня в ногах, перематывает мне щиколотку.

Кручу запястье. Нормально. Боль больше не ощущается.

Славик — крыса — потерялся так, что несколько дней тишина. Уже все их квартиры и слитые адреса перекопали.

— Яна, ты бледная такая, — замечает Маша. — Съешь что-нибудь.

И правда — бледновата.

— Аппетита нет… Наверное, вчера что-то не то съела.

Допив кофе, Машенька сбегает к себе.

Забрав со стола парочку фломастеров Аленка разрисовывает бинт цветами. Терплю ее по волосам.

Кошка хмурится…

Заигрывая засовываю ей в декольте дольку яблока. Гавр тут же подскакивает, ныряя в ложбинку мордой. Кошка взвизгивает.

— Э, братан… — оттаскиваю его за шкирку оттуда. — Не борзей! Это моё!

— Брысь! — прогоняет его с коленей Кошка.

Вытаскивает дольку, отдаёт ему в лапки. И снова хмурится.

— Кис-кис-кис… — подмигиваю я, — Чего грустим?

Нервно вздыхает. И я тоже начинаю нервничать.

— Ян…

— Ты абьюзер, Айдаров!

— Почему это? — удивлённо взлетают мои брови.

— Потому что, когда ты боишься сообщить о своем решении своему мужчине, опасаясь его реакции на него, это первая стадия абьюза.

— Пф! Тогда тут надо еще разобраться, кто из нас больший абьюзер, Кошка. Давай уже… вещай про своего Лившица. Обещаю не ломать ему нос.

Встряхиваю только зажившей рукой, сжимая и разжимая пальцы.

— Аха! — прищуривается Кошка, замечая мой жест. — Значит, просто так выбил? Не хочешь мне рассказать?

— Кошкина, ну работа у меня такая. Иногда — силовая. Не могу же я ежедневно исповедоваться?

Не хочу я ей рассказывать. Испугается… И Лену попросил пока не говорить. Саида мы хорошо тряхнули. Он всех сдал. Всех взяли. Только Славик бегает. Доказательств реальных против него нет, кроме свидетельств подельников. Но все равно же прижмем… Квартиру вскрыли. Вещи Марьяны и еще некоторые памятные оттуда вынесли. Опечатали.

— Ты давай, не отвлекайся… чего там с Лившицом?

— Мне нужно уехать сегодня. Проект перешёл в активную стадию. Нужно подключаться.

— М. К Лившицу, да?

— У нас рабочая встреча. Больше нет возможности отсиживаться дома.

— Где встреча?

— Мы договорились в кофе-хаус.

— Когда?

— Через час… Аленка у мамы побудет, если ты занят.

— Я занят, да. Принцесса моя, собирайся!

Пока Алёнка с пакетом игрушек ждёт нас на кресле в прихожей. Мы молча сталкиваясь друг с другом, торопясь, собираемся. Между нами напряжённо.

Красит губы перед зеркалом прихожей.

Быстро смываю пену для бритья. Протираю лицо лосьоном. Ментол привычно жжёт… Надеваю водолазку, часы… Кобуру!

— Ты на работу? — бросает взгляд на нее.

Прячу кобуру под пиджаком.

— Да.

— У тебя же выходной.

— Не от всех обязанностей.

Обуваемся.

— Я уже забыла, какой ты роскошный в костюме.

Когда расписывались, я был в костюме…

Застываю, глядя ей в глаза. Руки почему-то опускаются. И так пронзительно больно внутри.

Кошка дотягивается до моего колотящегося сердца. И медля… задумчиво… рисует на нём сердечко, следя взглядом за своим пальчиком. Это ее признание, да!

Закрывая глаза, падаю спиной на стену, уплывая от волны эйфории.

— И я тебя… — шепчу я.

— Мам! — дергает ее Аленка. — Я вся уже устала тут ждать!

Мы тут же выплываем оба в реал и снова ускоряемся.

— Ты меня подвезешь? Или мне такси вызвать?

— Не нужно такси. У тебя свой водитель.

На выходе сталкиваемся. С ее плеча падает сумка с ноутом. Ловлю… Возвращаю на место.

— Спасибо… — утыкается носом мне в ухо, глубоко вздыхает. — Да… — мурлыкает. — Нужно немножко унести с собой. Для вдохновения.

— Нет, проблем! Организуем… — чмокаю её в губы.

— Помада, Лев!

Вытираю свои испачканные губы. Облизываю их. Во рту привкус моей Кошечки…

— Ну, папа… я же устала! Целуетесь и целуетесь… Капуши!

Поднимаю ее на руки. Мы с двух сторон целуемся ее в щеки, чтобы не ворчала. Ведём Аленку за руки на этаж ниже. За домом пока присматривает патруль. Сдаю Алёнку на руки Ольге Павловне.

Разглядывает нас. Приобнимаю Марьяну за талию.

— Ой… — цокает она, пытливо прищуриваясь. — Красивые-то какие! — с язвительной ноткой. — На свидание что ли?

— Работать, мам, — коротко улыбается Марьяна.

— Мммм…

Открывая дверь машины, помогаю Марьяне сесть, не сводя глаз с ее роскошных ног, мелькающих в разрезе.

Везу её в кофе-хаус, готовясь морально к конфликту.

Ставлю тачку на стоянке. Подаю ей руку.

— До вечера, — ведет носом по моей щеке.

Ух… Вдыхаю поглубже.

— Ты абьюзер, Кошка.

— Я?! Почему это? — улыбается.

— Потому что, когда ты боишься сообщить о своем решении… своей женщине, — немного перефразирую я, — опасаясь её реакции на него, это стадия абьюза. А я капец боюсь! — честно признаюсь я.

— Ладно… До вечера, загадочный мужчина, — закатывает она глаза. — Я и так опоздала.

— Мы не прощаемся. Пойдем.

— Тебе тоже сюда? — подозрительно.

— Я сегодня тебя сопровождаю — смотрю на часы.

— В смысле?! Нет!

— Да.

— Нет!!

— Да.

Подхватывая за талию, силой веду внутрь.

— Не скандаль прилюдно, Кошка. Это моветон!

Глава 45. Сложное решение

— Айдаров… — с досадой. — Это край! Ты опять за своё?

— Успокойся. Я давно уже умею держать себя в руках. Буду максимально вежлив. Даже если он — нет. Обещаю.

— Это меня дискредитирует, как сотрудника!

— Чем?

— А ты сам не понимаешь?

— Воспринимай меня, как телохранителя, а не как мужа с фрик-контролем.

Веду ее к столику, где сидит Лившиц.

— Зачем мне телохранитель? — шипит на меня. — Что ты сочиняешь?!

Этот разговор у нас впереди. С наскока решить задачку не получилось. А значит, надо аккуратно и не пугая объяснить обстановку. И увезти их куда-нибудь от греха…

— Добрый день! — отодвигаю Марьяне стул.

— Добрый день… — недовольно поджимает Лившиц губы.

— Дорогая, я за соседним столиком, — сжимаю её плечо. — Не буду мешать. Работайте.

Лившиц толкает пустой стул носком туфли, отодвигая его от стола.

— Лев… останьтесь, — переходит он на «Вы». — Разговор будет не совсем о работе.

— Вот как?

Прислушиваюсь к себе. Хреново. Не люблю когда перехватывают инициативу.

Отвлекает вибрирующий в кармане телефон.

— Минуту… — отхожу от стола подальше, не спуская с них глаз.

Ревную? Ну конечно ревную! Очень! Нет, не потому что не доверяю ей, я не поэтому здесь. Кошка сделала свой выбор. Но… чувств не убавить. Мне тяжело переносить других мужчин в её периметре.

Номер незнакомый.

— Айдаров.

— Привет, опер. Узнал?

Соображаю несколько секунд, где я слышал этот голос.

— Липатов. Привет тебе от Саида.

— И ему передай.

— Зачем? Сам скоро передашь…

— Это вряд ли.

— Ну, а куда тебе деваться? Документы твои у меня. Далеко не уедешь. Да и нельзя тебе далеко. Не явишься на суд, потеряешь квартиру.

— Не факт, опер. Суд может и не состояться.

— Каким это образом?

— Иск перестанет быть актуальным. В связи со смертью истца.

— Чего ты сказал?

— А как ты думал? Жизнь она такая. Заканчивается внезапно. А потом я напишу доверенность из какого-нибудь пригорода Мухосранска. По этой доверенности мой человек эту квартиру продаст. А деньги переведет мне на левый счет. И сделаю я себе свеженькие документы. Как тебе такой план?

Есть в твоём плане слабые места. Но это не значит, что он не может сработать. К несчастью.

В глазах темнеет.

— Чего ты хочешь, Липатов?

— Паспорт, права, и пусть эта сука отзовёт свой иск.

— Как с тобой связаться?

— Никак. Завтра тебе придет смс с местом, где оставишь мои документы. Усёк?

— Усёк…

Наливаясь свинцом, иду к столику.

Присаживаюсь. Перевожу взгляд с Марьяны на Лившица и обратно. Разговор между ними замирает. Лицо Яны горит….

— Я слушаю, — не контролируя силу сжимаю в руке телефон. С него соскальзывает чехол. Поправляю.

— Лев, что-то случилось?

— Да нет… Я слушаю.

Лившиц рисует на экране своего телефона пальцем круги.

— Вы, Лев, неравнодушны к Марьяне, я — тоже. Я хочу разрешить эту дихотомию. Сейчас.

Делает глоток кофе.

— Уверен, Вы уже озвучили всё, что предлагаете ей как женщине. Хочу озвучить и я. Сейчас. При Вас.

— При мне? — дергаю я бровями с удивлением.

— Да. Вы же желаете ей только самого лучшего, правда? Ну… как любящий мужчина. Ей и вашей дочери. И не осудите, если она сделает правильный выбор? Отпустите без истерик… Так?

Сжимаю пальцами переносицу, пытаясь сосредоточиться на том, что он говорит. И подавить безудержный порыв впечатать его лицом в стол. И еще раз. И еще раз. Сломать к хренам этот стол его лицом!

Вдыхаю поглубже и взмахиваю рукой, прося его продолжать.

— Лев! — возмущенно смотрит на меня Марьяна, переводит взгляд на Лившица. — Юра… это же не торги, о чем разговор?!

— А ты послушай, Яночка. Сегодня вечером, я еду в Москву. Оттуда утром у меня самолёт до Дрездена, потом до Стокгольма… Ты и сама знаешь наш маршрут. Няню для… Алёны, которая едет с нами я уже нашел. Мы сможем спокойно работать. Твой проект будет реализован. Ты получишь степень в Европейском университете. Но, да, ты потеряешь эту чертову проблемную квартиру. Однако, я уже купил, и в Москве юридически подарю твоей дочери другую, как только мы вернёмся из поездки. Ты можешь мне возразить, что твоя дочь нуждается в отце, — смотрит он мне в глаза. — Но в отце она будет нуждаться всего лишь лет еще десять. А вот в перспективном будущем — всю свою жизнь. Я его обеспечу. После нашей поездки, я сделаю тебе еще раз предложение. И тогда ты решишь… кто из нас двоих достоин быть твоим мужем. И как, где и с кем ты планируешь провести свою жизнь.

Закрывая глаза, Кошкина расчесывает пятерней свою рассыпающуюся копну светлых волос.

С грустной улыбкой смотрю на нее. Красивая… И степень в Европейском университете ей будет к лицу. Я буду ей очень гордиться.

От тоски кровь сворачивается в венах. В ушах шумит.

— Я правильно понимаю, Юра, что мой проект живет дальше, только если я принимаю твоё предложение? — расстроенно опускает взгляд.

— Твой проект живет дальше, если ты принимаешь адекватное деловое решение, и мы сегодня уезжаем: Москва — Дрезден — Стокгольм… Если мы с тобой серьезно и плотно работаем над ним. А личное… личное — после. Когда мы вернёмся.

Кошка закрывает глаза. Молчит.

— Марьяна… Билеты на самолёт мне надо купить сейчас. И решение надо принять сейчас.

— Мне нужно это обсудить, — шепчет она.

— Сколько месяцев вы будете в Европе, ты говоришь? — набрав в грудь побольше воздуха уточняю я.

— Месяц… — пожимает плечами. — Может, два.

— Марьяна едет.

Нелегко мне даётся эта фраза. Но я должен вывести ее из-под удара, пока решу проблему с Липатовым. За пределами России ему до неё не добраться. Семь лет назад я бы из кожи вот вылез, чтобы решить эту задачку самостоятельно. А сейчас — не хочу. Если из уравнения про их с Алёнкой безопасность удалить мою ревность, оно прекрасно решается. Значит, нужно удалить.

Кошка шокированно распахивает глаза, с недоумением глядя на меня.

— А когда приедет, пусть решит, да. Всё правильно.

Подаю ей руку.

— Сейчас нам пора.

Мы молча идём обратно в машину. Помогаю ей сесть. Не удержавшись прижимаюсь губами к ее пальцам. Я тысячу лет не целовал её рук. Я хочу… Скоро такой возможности у меня не будет.

Сажусь за руль.

— Лев… Да чёрт с ним… — закрывает лицо руками.

— Нет, вы едете с ним, — улыбаюсь я, насилуя свои губы, которые не желают подчиняться. — Я, Ян, не смогу купить тебе квартиру в Москве, не смогу продвинуть тебя в Европейском научном сообществе и, возможно, не обеспечу такое блистательное будущее Алёнке, как Лившиц. Но… я верю, что ты вернёшься ко мне. У меня просто нет других вариантов. А сейчас мне надо, чтобы Вы уехали и были в безопасности. И мне плевать, кто и как её обеспечит. Мне это не важно.

— Я ничего не понимаю, Лев.

Рисую пальцами у неё на груди сердечко.

— Поезжай и добей эти чёртовы фильтры, детка.

— А ты?..

— А я тоже кое-кого добью.

Глава 46. Отъезд

Мы молча сидим на кухне, глядя друг другу в глаза. Синхронно переводим взгляд на часы.

— Послушай… — одновременно начинаем мы.

Улыбнувшись, нервно опускаем взгляды.

— Я сначала… времени мало.

Зажмуриваюсь.

— Я очень ревную, Кошка. Очень! Дико! Но всё же, я хочу, чтобы вы поехали.

— А я не хочу ехать… — невесело усмехается она. — И больше всего на свете, хочу сказать тебе, что не поеду. Но я не могу… — покаянно вздыхает. — Я подведу столько людей поддержавших мой проект! Его необходимо довести до определённой точки, после которой он начнет жить своей жизнью.

— Ты говорила, что этот момент настанет. Я тебя тогда услышал. Не думал, что это будет так тяжело для меня опять, — признаюсь я.

Пряча чувства ухожу к окну.

Ощущаю, как через минуту ее руки обвивают меня по талии. Ложится лицом мне между лопаток.

— У тебя нет поводов для ревности, Айдаров.

— Есть, Ян!

— Лившиц?.. — цокает она. — Лев, ну… прекрати.

— Ты сказала, что выбирать мужа будешь головой. А значит, есть из чего выбрать. Я давно не наивный самоуверенный пацан.

— Я и выбрала головой. Кто же виноват, что она опять кружится!

— Ты же вернёшься, правда? — разворачиваюсь, заглядывая в её глаза.

Вместо ответа, Кошка впивается в мои губы, нетерпеливо дергает рубашку на мне, пытаясь расстегнуть.

У нас едва ли час на сборы, но плевать, я тоже хочу!.. Присвоить её еще раз. Впечаться! Заклеймить! Потому что — моя!

Мы даже не раздеваемся… Целуясь, мы кусаемся, делая друг другу больно. Оставляем следы! Потому что это больно расставаться сейчас, в такой момент, когда все только-только начало входить в апогей. Когда мы допустили мысль о доверии и совместном счастье.

Но что же делать?..

И мы отчаянно любим друг друга, сметая всё со стола.

Это очень сладко, глубоко, болезненно и пронзительно.

«Она вернётся ко мне!» — убеждаю я себя. Всего лишь — месяц! Я так долго ждал её, что этот месяц — ерунда!

Кошка не вспоминает о контрацепции, и я благодарен ей за это. А я помню… Я помню, но я не хочу! Может быть, это эгоистично. Но свой максимум по альтруизму я уже сегодня выдал! Я хочу, чтобы она была беременна! И в этот раз косяков не будет.

Задыхаясь в конце от удовольствия и близости, мы прижимаемся губами и замираем так.

Время утекает, я чувствую это кожей, сердцем, камнем в солнечном сплетении — он становится тяжелее с каждым мгновением.

— Яночка… полчаса…

Отрицательно качает головой.

— Я с ним сейчас не поеду.

— Ян! Я не всё тебе рассказал, детка.

Ласкаюсь своим лицом об её.

— Надо ехать.

Сумбурно и быстро объясняю про Липатова. И Лену.

— Господи боже мой! — подскакивает она, отталкивая меня. — Черт с ней этой квартирой! Страшно как…

— Всё нормально, Кошка. Я разберусь с этой проблемой. Уезжайте в свою Европу. Я бы всё равно отправил тебя куда-нибудь. Но здесь еще и твой профессиональный интерес. Поэтому…

— А как же Лена?!

— Её я тоже отправлю… Шенген у неё оформлен. Мне нужен пустой тыл, чтобы эффективно охотиться за этим ублюдком.

— Так, стоп. Дай мне минуту.

Смотрю на часы.

— Минута, пожалуй и осталась. Надо идти за дочкой.

— В общем, Лев. Лена поедет со мной. Няней для Аленки. Это будет бесплатно для нее, и даже больше — она получит хороший гонорар. Он входит в мой райдер. И… мы полетим не на вечернем, а на утреннем рейсе. Сами. И билеты купим сами. Я попрошу Юру, чтобы он перевёл мне на счет мой бюджет на поездку.

— Это его деньги, Ян?

Потому что если его, то…

— Какая сумма нужна на поездку?

— Нет, не его. Эта сумма заложена в грант. Билеты, пансионат, няня. Просто карта у него и… Финансово я не завишу, если ты об этом. Юрий не спонсор. Спонсирует банк, в котором он работает. Юрий, скорее, менеджер. Он работает с продвижением проекта и расходами по нему.

— Спасибо, Кошка. Так гораздо проще принять происходящее.

Выдыхаю. Отчасти, конечно. Но всё же.

— Ты отвезешь нас в Москву?

Киваю. Конечно! С удовольствием!

Её телефон на столе звонит. Это Лившиц.

— Иди за Аленкой… Мне нужно объясниться.

Да, мне бы хотелось, чтобы она это сделала при мне. Но я убеждаю себя, что это лишнее, примеряя этот колпак на себя. Хотел бы я объясняться с ордой своих бывших при Кошке? Боже упаси!

И я, скрипят зубами, сваливаю.

У меня сейчас более важная задача.

— Почему мы должны уезжать? — обливается горькими слезами Алёнка.

Я несу её на руках по лестнице вверх.

— Малыш, из нашего зоопарка сбежали очень опасные хищники. И пока я их поймаю, ты, мамочка и Лена побудете в безопасном месте. Отправитесь в маленькое путешествие.

— А какие хищники? Львы?

— Да ну какие Львы? — припоминаю я Липатова. — Так… шакалы, гиены… Надо всех переловить. У тебя же папа дрессировщик, ты не забыла?

— Да… — вздыхает. — А бабушки?

— Бабушки тоже уедут на всякий случай.

— А ты быстро их поймаешь?

— Постараюсь быстро.

Заходим в квартиру.

— И мы сразу вернёмся к тебе?

— Конечно!

Марьяна, разговаривая по телефону, скидывает вещи в чемодан.

— Если о личном: мне было очень неприятно, Юра. Да, я всё понимаю. Это твоё право — позиционировать. Нет, я не буду оспаривать твои решения. Они твои. У меня есть свои решения. Я всё также тебе благодарна за твой вклад. Ты безупречен. Но… давай на чистоту? Твой гонорар по проекту, если он будет запущен, стимулирует тебя не меньше, чем моя благодарность, правильно?

Да, я тоже заинтересована в завершении проекта и также надеюсь, что наша личная ситуация на нём не скажется. Хорошо. Да. До встречи в Дрездене.

Скидывает вызов.

Внутри меня горит. И каждое мгновение хочется переиграть и не отпустить. Но я помогаю Аленке собирать ее рюкзачок.

Дел много… Яна занимается билетами и документами.

Алёнка засовывает Гавра в рюкзак. Тот послушно ныряет туда с головой.

— Нет, царица моя! Гаврюха остается.

Пытаюсь вытряхнуть из рюкзака упирающегося суриката.

— Нет! Его съедят гиены! Он маленький.

Ёмоё… Что придумать?

— Гавр, на самом деле, самый главный охотник на гиен! Без него мне не справиться.

— Правда? — доверчиво распахивая свои огромные глазищи.

— Правда! Он найдёт их по запаху. Смотри, какой у него огромный чуткий нос. Мы будем охотиться вместе. Без него я не справлюсь. Он боевой сурикат! Как черепашки-ниндзя.

Алёнка любит этот мультик.

— Не съедят? — недоверчиво.

— Ни в коем случае.

— Пора… — прижимается Кошкина губами к моей шее. — Самолет в четыре утра.

Заезжаем за Леной. И разговор при ней и Аленке в машине совсем не клеится. Потому что говорить хочется об очень интимном. Столько не сказано! И я не могу понять — на что мы потратили всё то время, что было у нас?

Кладу Кошкину лапку, себе на бедро, пока мы едем. Хочется урвать последние мгновения близости.

— Поспи немножко, Ян.

Сжимает моё бедро в ответ.

— Возьми завтра отгул. Как ты после бессонной ночи?

— Да смысл? Все равно не уснуть…

— Я напишу, как прилетим.

Киваю.

Очень многое между нами теперь иначе. Словно, что-то рухнуло. И нет никаких преград. А может мы просто повзрослели и стали бояться боли, которой было предостаточно. Глажу её колечко.

— В конце апреля, ладно?

— Ладно… — улыбается.

В аэропорту много суеты. И перед посадкой остается всего одно мгновение. Рейс уже объявлен…

Перебивая друг друга, мы, поглядывая на часы, пытаемся поговорить.

Целую в макушку сонную Аленку.

— Ладно, всё, — прижимаю Кошку к себе.

И перед тем как уйти, она на секунду впечатывается в моё ухо губами:

— Люблю…

Глава 47. Охота

Весь наш отдел, включая стажёров методично просматривает камеры наружного наблюдения в наиболее вероятных местах, где мог отсветить Липатов. Он должен хоть где-то мелькнуть.

На скинутый Липатовым адрес я отреагировал дежурным нарядом. И он затих…

Медведь заходит с кружкой кофе.

— Айдаров, давай, вали на лекцию.

Бросаю взгляд на часы. Девятый час.

— А что у нас лекция какая-то?

— Ага… научно-популярная по морализации отдела. Майор Брагин читает. Для оборзевших оперов.

— Аа…

— Ты зачем Саида-то бил?

— Да не бил я. Так… достучаться хотел… — вздыхаю я. — Брагин же сам, кстати, говорил — «надо бить добрее!».

— А что так можно было, товарищ капитан? — ехидно переглядываются стажеры.

— Вам — нет.

— А Вам?

— А Нам — Льву Михайловичу — иногда нужно. Потому что Мы процедуры знаем, и понимаем где, на что списать можно и как. Да и лишний раз руками не машем. Только при крайней нужде.

— А правда, что Липатов Вашей жене угрожает.

— Правда, пацаны. Работайте…

— И что ему за это будет? — не снимаются они.

— За это, к сожалению, ничего. Но я и без этого его укатаю.

— Саид жалобу через адвоката написал, — садится за свой стол Медведев.

— Да пусть пишет. Это же его при «задержании» группа ОМОНА прессанула, пока оружие отбирали. А на меня наговаривает по личной вражде, — цинично улыбаюсь я. — Смотри-ка ты какой нежный оказался. Как стариков мочил, да квартиры у сирот отжимал, так брутальный парень был, а тут жалоба… Думал, его, гражданина Эмиратов, тут в попку целовать будут? Здесь наши законы!

Вот успел бы свалить к себе, даже если бы доказали мы его вину, нам бы хрен его выдали. Оттого и наглел здесь. Но попался. Реально Славик его подставил. Так бы мы его не взяли.

После ленивой лекции у Брагина возвращаюсь в кабинет. Все понимают мою ситуацию и тоже бы рвали на моем месте. Поэтому серьёзной выволочки не будет. Больше переживают за погоны…

— Сильно ты Саида? — тихо расспрашивает Медведь.

— Да ну… Сегодня его в другую инстанцию передают. Хорошему следаку. Не продажному. Карьеристу. Вот где ему не поздоровится.

Медведев мне тихо и давяще промывает мозги. Чтобы я держал себя в руках. И не сорвался, если мы возьмём Липатова. Потому что здесь личный интерес и на суде меня порвут, лишив в лучшем случае работы. А в худшем раскатают на срок.

— И вообще, я бы попросил Брагина, чтобы он тебя отстранил. Мы сами его возьмём.

— Только посмей, Медведь! — взрываюсь я до тёмных звезд в глазах.

— Вот! Видишь! Значит, будешь лихачить!

— Я в адеквате!

— А у меня хреновое предчувствие!

— Я тебя услышал, Мих, — успокаиваясь выдыхаю я. — Я буду максимально… профессионален.

— Ради Аленки, Лёва. Она хочет вернуться к бате, а не в пустую квартиру. Папа-мент это более вдохновляюще, чем папа-зэк.

— Да! Конечно. Обещаю.

Выпиваю залпом минералку.

— Сказал Саид что-нибудь?

— Всё сказал, Мих. Славик, крысёныш, теперь без крыши. Денег у него больших нет. Много игральных долгов было. Все что заработал, раздал. Общая их касса на счетах Саида. Ничем, кроме квартир он не занимался. Аа… ну играл же он еще раньше… Да и сейчас тоже.

Переглядываемся.

— А где игроман будет искать бабки на новые документы?

— Поехали, тряхнем подпольные казино.

Совсем закрыть мы их не можем. У этих преступников погоны покруче наших. Это не наша компетенция. Даже полковник Тихонов тут мимо.

Закрыть не можем, но вежливо попросить персонал посодействовать — да.

В городе три точки. Одна очень крутая, туда Славика никто не пустит. Там такие первоначальные взносы, что входит только элита. Второе — чисто автоматы. Третье — ни рыба ни мясо…

С автоматами проще всего. Там адекватный админ. И мы прокручиваем в ускоренном режиме камеру в зале с автоматами.

— Был такой? — выкладываю перед ним ориентировку с фотками.

— Не припомню…

Все вы так говорите.

— Товарищ капитан, у нас же мелочёвка. Крупную сумму не поднять. Здесь, в массе игроманы… Ради процесса.

— Гена, ну что там? — поворачиваюсь к сидящему за пультом охраны Кролькову.

— Не было вроде бы. Но тут запись только за три последних дня.

Во вторую точку мы не суёмся. Припарковавшись недалеко следим за входом. Второе казино расположено в частной стоматологической клинике. В подвале. Вход один.

Следим ежедневно, в надежде, что появится.

Сегодня у пацанов выходной. Я единственный в отделе на дежурстве. Раскидываю по ментам ориентировки. Объясняю, что угрожают мне лично. Это их взбодрит и заставит внимательнее изучить ориентировку.

Стою у казино, через дорогу. Через объектив фотокамеры приближаю лица входящих и выходящих. Зум тут внушительный. Для путешествия в горы покупал.

Десятый час…

Отвечаю на звонящий телефон. Кретова…

— Айдаров.

— Лев Михайлович… — провокационно. — Как твои дела?

— Женюсь, Влада, — поджимаю губы, кайфуя от этой мысли. — Ты же понимаешь…

Кретова замужем. И никуда оттуда не собирается. Должна же понять! И перестать названивать когда ей заблагорассудится.

— Наслышала! Ревную, жуть!.. — хихикает. — Но так и быть по старой… дружбе-службе я тебе один подгончик принесла. Считай — подарок на свадьбу.

— Мм… какой?

— Мы блат-хату сейчас взяли с поддельными паспортами. Все проведены через паспортный стол. И мастера- паспортиста тоже взяли. При нем десять паспортов. Один… с фоткой того, кого ты ищешь.

— Липатов! — подпрыгиваю я на месте, словив макушкой крышу тачки. — Ау…

— Фамилию не помню. Но память на лица у меня отличная. Здесь он с бородой. Но я практически уверенна, что это один человек.

— Адрес блат-хаты?!

— Сейчас скину.

— Шумно брали?

— Тише воды…

— Влада, спасибо! Очень помогла! Лечу!

Скидывая вызов, срываю тачку с места. Если паспорт готов, то сегодня завтра он придет за ним.

Кретова скидывает мне адрес и фотки паспорта. Он!

Все-таки хватки и профессионализма у Влады не отнять. Умница!

Оставляю тачку с другой стороны улицы, так, чтобы не бросалась в глаза. Пряча нос за скамейкой, чтобы номера не были видны с дороги.

— Влада, дай мне его телефон, а? Завтра, клянусь, сдам. Вдруг Липатов ему позвонит.

— Не могу, Лев. Ты же знаешь процедуры… Вещь док. Он отключён уже, запечатан.

Окей…

— Не опечатывай хотя бы внешнюю дверь! До завтра.

— Айдаров… — с досадой. — А вдруг зайдет кто-то?

— Мой отдел будет здесь неотлучно. До завтра до вечера! Влада…

— Ладно! Особо не распространяйся.

Киваю.

Жду в подъезде старого двухэтажного барака часов пять. Всю ночь переписываюсь с моей Кошкой, сидя на деревянных ступеньках.

— Включи камеру, Лев…

— Не могу, малыш, я на работе. Львы в засаде!

— Ох! Ты хотя бы не один? Я была бы спокойнее, если бы твой Медведев был рядом.

— Я и без него ничего, веришь? — пытаюсь шутить я.

— Это несмешно, Лев!

— Завтра отосплюсь, позвоню, — перевожу я тему.

— Алёнка скучает…

— И я. Очень-очень! Шалит?

— Бедная Лена… Но она молодец такая у тебя!

— Мы, Айдаровы, все молодцы! И ты тоже скоро будешь молодец. В конце апреля, да?

Нежничаем… Тоскливо, капец.

Отключаю вызов.

Патруль периодически проезжает мимо, интересуясь по телефону — как дела. Никого нет.

А под утро я «окольцовываю» какого-то подозрительного типа, который пытается достучаться в квартиру. Сдаю его патрулю. Завтра будем выяснять кто… что… может по делу какому проходит

Случайный человек сюда не зайдёт.

Дозваниваюсь до сонного Медведева и прошу сменить меня на точке с кем-то из молодых. Потому что уже смертельно рубит. А оставлять в ближайшие пару дней эту горячую точку нельзя.

Сдав пост, иду к машине. Нажимаю на брелок, открывая ее издали.

Не срабатывает… батарейка что ли села?… Кручу в руках. Открываю ключом. Он глючит. То ли открыта была, то ли… Что за хрень?

Заторможенно и сонно жму на нём кнопки, садясь внутрь.

«Открыта была…» — вдруг доходит до меня.

Адреналин подскакивает, я мгновенно просыпаюсь, ныряю рукой в кобуру. Отщелкиваю кнопку. Сталь скользит в руку.

Даже не додумывая мысль «зачем» — включаю аварийники и словно случайно ложусь предплечьями на клаксон. Гудок орёт.

— Руки! — рявкает с заднего сиденья Липатов. — Убрал руки с клаксона. Или — через сиденье прострелю.

Убираю.

— Привет, опер. Говорят, ты, Лев, на меня охотился… а поймал тебя я, — самодовольно. — Как ты там мне говорил — «бойся»?

Глава 48. План максимум

— Липатов, твои статьи становятся гораздо серьёзнее. Мог бы съехать лет на восемь, после того, что ты творишь сейчас, сядешь минимум на двенадцать, в строгач без права амнистии, — тяну я время. — Какой смысл? За что ты бьешься? За квартиру, так мо смерть уже ничего не решает, тебе ее не получить. Саид дал показания. Со дня на день ты будешь объявлен в федеральный…

— Завтра я буду очень далеко и крутил я ваш федеральный! Документы мои где?

— Новые или старые? В вещдоках все, — вру я.

— Неправильный ответ. Думай лучше опер. Если ты окажешься сейчас для меня бесполезным, я выстрелю. Ты мне сильно мешаешь со своей охотой.

Никак мне на переднем сиденье не извернуться, чтобы достать его. Медленно веду плечами, прикидывая варианты. Но на разворот и выстрел уйдет не меньше двух секунд, а это три его выстрела в спину. Как не уклоняйся…

— Окей. У меня твои документы, — смотрю ему в глаза через зеркало заднего вида.

Но отдавать нельзя. Отдам документы, он меня все равно пристрелит.

Обидно…

Марьяна говорила, что у неё для меня какой-то сюрприз. Очень важный. О котором она не хочет говорить по телефону. Так и не узнаю, что это. И с Аленкой не поговорил! Не-е-е… не пойдет так! Я должен выстрелить первым. Хотя бы попытаться.

— Ну не знаю, — на адреналине мой голос подрагивает. — Может, у тебя ствол незаряженный. А ты так много просишь…

Оглушающий хлопок! И пассажирское сиденье взрывается сбоку потрохами. Меня омывает волной животного страха.

Заряженный…

Сжимая в кисти разогретую сталь, соображаю, как уйти с линии огня. Наклониться надо.

— В бардачке твои документы.

— Бабки давай, для начала, мент. Ксиву свою. Паспорт. Ствол.

— Ну какие у ментов бабки, Славик?

— Нормальные у ментов бабки!

— Я ж честный мент. У меня карта зарплатная и та у жены.

И это правда. Отдал им с собой. Им там нужнее. Мало ли чего…

— Динозавр, да? Пора вымирать, динозавр.

Поднимаю вверх портмоне. Перехватывает, дергая его назад.

— Теперь оружие.

— Тоже — в бардачке.

Стараюсь выдержать ровную равнодушную интонацию.

— Тогда, очень медленно… наклонился… и так, чтобы я видел…

Не дослушивая, втыкаю дуло в сиденье у себя под рукой. Два раза спускаю курок, стреляя назад. И падая спиной на передние сиденья, стреляю еще раз вслепую в его сторону. Но звучит четыре выстрела, а не три.

Бедная моя машина! В решето…

Ручник бьёт меня в спину и почему-то в бок. Так сильно, что всё немеет.

Вижу периферийным зрением, как обмякает Липатов. Удовлетворённо закрываю глаза.

Ну вот… Мои выстрели — самооборона в чистом виде.

Теперь мои могут вернуться. И я получу свой ценный сюрприз!

Онемевший бок начинает больно пульсировать, наливаясь тяжестью. Глаза не хотят открываться. От слабости из руки вываливается пистолет. И все липко под одеждой. Горячо и мокро, там на боку…

В ушах шумит.

А может это и не ручник… Выстрела же было четыре…

Мозги едва работают.

Хреново. Медведев, ты где, братишка? Спасай… Ты же совсем рядом.

Отключает, я пытаюсь нащупать в кармане вибрирующий телефон. Но онемевшие пальцы не слушаются. Мне нужно обязательно… что-то нужно… очень важное… что?

С усилием открываю на мгновение глаза, замечая мельтешащее лицо Медведя. Успокаиваюсь.

— Скорую! — рявкает он громко.

Всё…

Шлепки по щекам.

Открыв дверь со стороны пассажирского. Медведев лупит меня своими увесистыми лапами по лицу.

— Лёва… Лёва… не отключаться! Открывай глаза. Ждём скорую.

— Ты мне челюсть выбьешь… — мямлю я.

— Вот, молодец! Говори, давай!

— Яне… не сообщай… понял?

— Почему?

— Нельзя…

Нельзя волноваться ей.

— Почему? Говори!

Не помню… Но я так чувствую. Отрубает. Периодически выплываю из небытия.

Больно…

Через коматоз чувствую, как меня постоянно куда-то дёргают.

— Раз-два… взяли! — рывок вверх.

Опять отключает.

Голоса…

Скрип колёс…

Вонь какая-то… спиртом?

Давят на лицо. Я снова отключаюсь.

"Солнце светит в глаза, прорываясь между штор. Мы являемся голыми на кровати, выставляя на свет свои кисти и блестящими золотыми колечками. Любуемся…

— Кошка… люблю… — закрываю глаза, плавая в переизбытке чувств.

Горячие губы прижимаются к моей груди, там где стучит. Пальчик рисует, отводя сердечком поцелуй.

— Роди мне котёночка…

— Сына или дочку?

— Ааа… это нечестно. Давай двоих?

— Давай! — мурлычет она, сжимая ритмично меня коготками. — А кого первого?

— Сама решай… Ты сверху, значит, девчонка, я — пацан.

— Ты такой дурак, Айдаров! — хихикает Кошка.

— Так кто сверху, Кошкина?..

— Кто сильнее, то и сверху! — провокационно ухмыляется.

Усаживается сверху и сжимает меня бедрами. Рывком подминаю под себя. Выкручивается, с хихиканием отползая на коленках по дивану Ловлю за щиколотку. Отбивается… Укус в шею и укладывает меня на лопатки. Я поддаюсь… Пусть будет дочка!.."

Звенящий грохот стали по стали как будто переключает канал. Света так много…

— Всё! Зашивай его.

— Просыпается.

— Рано.

Мой канал снова переключают.

" На видео связи Лена и на заднем плане Алёнка.

— Лен, второй час ночи у вас, ты чего?.. — шепчу я. — Вы чего не спите?

— Проснулась, плачет… Кошмар приснился. Что тебя гиены покусали. Требует позвонить!

— А Марьяна где? — дёргается у меня внутри.

— На балконе… пишет что-то… — шёпотом.

— Мм, — успокаиваюсь я. — Ну дай мне ее.

Дочка шмыгает носом, вытирая опухшие глаза.

— Эй… царевна моя, ну ты чего расклеилась?

— Со-о-он… — судорожно вздыхает.

— Это просто сон. Переверни подушку. Неудачная попалась сторона!

— А Гаврюша?

— С ним все в порядке. Спит. Но очень по тебе скучает. Постоянно смотрит в окно.

— Покажи!

Перевожу телефон на спящего в ногах Гавра.

— Живой? — подозрительно.

— Живой-живой…

— Толкни! Пусть пошевелится! Сичасжи!

Тихо смеюсь.

— Позови его сама, давай.

Подношу телефон к уху Гавра.

— Гаврюша! — требовательно.

Подскакивает, крутит сонной мордой. Алёнка шмыгая носом хихикает.

— Ну вот, видишь, мы оба в порядке.

— А скоро вы всех гиен уже переловите?

— Скоро, малыш, — вздыхаю я. — Ложись спать. Поздно уже.

Отправляет мне воздушный поцелуй. Ловлю, принимаю к щеке, как она требует. Отправляю ответный. Сжимает ладошку в кулачок и тоже прижимает к лицу.

— Поймай их скорее… — зевает.

— А где Лена?..

— Спит… — шёпотом.

Переводит камеру на уснувшую рядом сестру.

— Разбудить?

— Нет! Утром мамочку за меня поцелуй.

— Ладно… — падает на подушку. — Расскажи мне сказку.

— Сказку?

— Про льва…

Ёмое…

Сонно протираю глаза. Ищу что-нибудь подходящее в гугле. И, засыпая, читаю что-то про Бонифация…"

Каналы всё переключаются и переключаются. Мне снится что-то еще… Яркие моменты проходят как в кинозале на экране.

Снится больница. Как Кошка лежит в отключке. Такая бледная… и мне так страшно!

И я, шевеля губами, говорю ей, что ненавижу её… на самом деле — люблю безумно!

— Айдаров… как же я ненавижу тебя… — мерещится мне ее голос. — Ненавижу за твою самонадеянность!

Ощущаю, как ложится мне на живот, как когда-то я к ней. И сжимает горячей рукой мою кисть. Чувствую, теплые мокрые слезы через простыню.

— Не ругай папочку! — сердится Алёнка. — Уходи! Я буду обнимать!

Со скрипом пододвигает стул и ложится мне на грудь.

Сбоку капец как больно! Но со стоном я улыбаюсь.

Приехали…

Яна снимает ее с меня, объясняя, что нельзя. Через какое-то время врач просит их уйти и возвращаться завтра.

— Немедленно приходи в себя! — шепчет Кошка мне на ухо.

"Сичасжи!" — хочется мне передразнить ее Аленкиным смешным словечком.

— Ты нам очень нужен.

Что-то невесомое кладёт в мою ладонь. Крепко сжимает и исчезает.

Тихо… Я понимаю, что в этот раз был не сон. С усилием разлепляю веки. Поднимаю непослушную руку к глазам.

Что это?

Тест! Две полоски…

Ну вот, можно и спокойно поспать. План максимум выполнен.

Отключаюсь снова. Завтра мне нужно быть бодряком. Моим кошечкам нервничать нельзя.

Эпилог

На каждой классической свадьбе жених выкупает невесту, проходя "полосу препятствий", любовно подготовленную родичами будущей жены. Мы с Кошкой решили отказаться от этой части церемонии, потому что полоса и так была не детской.

Но… увы! Наши родственники таковы, что полоса существует перманентно.

Мы вообще опять хотели по-тихому. Но второй раз нам бы этого не простили. Поэтому через час у нас церемония в загсе и наш маленький подъезд на четыре квартиры кипит!

— Алёнка! — кричит из ванной Кошка. — Сейчас же верни мои серьги. Немедленно!

— Лёва, воротничок! — ловит меня на ходу Лена.

Поправляет, застегивая верхнюю пуговицу.

— Где твой галстук?

Только что был на столе, где Лена его гладила. С недоумением смотрю на пустое место возле утюга.

— Алёнка!

— Это не я! — высовывается из-под стола.

— Оно само?

— Не само! Бабушка Мария!

— Вылезь из-под стола немедленно! — вытаскивает ее тёща. — Ты порвешь платье. Где мамины серьги?

— Гаврюша в диван утащил… — покаянно.

— Женечка! Открой нам диван, — ловит тёща брата, пытающегося присесть за столик к крутящему в руках шампанское отцу.

— Пап, это же с собой! — забираю из его рук бутылку.

— Мне нужен антистресс, Лев, — страдальчески.

— Мне и самому нужен, но я же терплю.

— Дедушка, а где твой телефон? — выныривает сзади кресла лукавая Алёнка.

— А где мой телефон? — шарит по карманам.

— Упал за стиральную ма-а-ашинку!

— Твою ж мать…

— Нельзя ругаться!

— Деду можно ругаться. Женька! — кричит отец брата. — Там телефон мой… за машинку упал.

— Я не догоняю, я что в рабстве? — закатывает тот глаза.

— Терпи, братан, — хлопаю ему по плечу.

— Брысь! — спотыкается Ольга Павловна о сигающего между ее ног Гавра. — Это ж надо — крысу дома завести!

— Не крысу! Не крысу! Не крысу! — несётся мимо Алёнка.

Поскальзывается и летит плашмя на пол.

— Царевна! Ну что ж ты… — поднимаю ревущую дочку.

— Платишко порвала-а-а… — показывает оторванный волан.

— Лена! Пришей ей волан, пожалуйста, — отдаю на руки сестре.

Сбегаю на кухню. Ставлю шампанское в корзинку.

— Айдаров, ну мы едем? — стаскивает со стола очередную плюшку Медведь.

Через плечо красивая лента свидетеля. Если честно, я был уверен, что примерю ее первый, в июне на их с Машенькой свадьбе. Но жизнь такая штука…

— Через десять минут все должны выйти и поехать! — кричит из коридора Маша. Она у нас подружка невесты и по совместительству тайм-менеджер сегодня.

— Это какой-то бедлам! — прижимаюсь я разгорячённым лбом к стеклу.

— Лев! — заглядывает на кухню Марьяна, держа за каблук жемчужную туфлю.

Вижу ее в отражение.

— У меня подбойка на туфельке отлетела. Не могу найти…

Стучусь пару раз лбом в стекло. Разворачиваюсь.

— Крепись, братан! — шлепает меня по плечу Медведев, как я пять минут назад Женьку.

Вижу мелькающую макушку брата.

— Женька, поищи подбойку в спальне, а? — отправляю его на очередной подвиг.

— Да, капец! — закатывает он глаза, но послушно уходит.

Решив, что пять минут и потеря галстука уже ничего не решает, я наливаю нам с Медведем по кружке остывшего чая. Пьем, глядя в окно на наши оформленные цветами тачки.

— Как ваш утренний токсикоз?

— Ты знаешь, терпимо. Утренний секс практически полностью решает проблему. Главное начать, пока она еще вертикальное положение не приняла и спит. Может, в гормонах каких дело… Лайфхак! Бери на заметку.

— Ой, мне уже нравится это лекарство!

— Мда-а-а… — довольно тяну я. — Когда женщина в тебе нуждается, это прекрасно!

— Какой еще токсикоз?! — сзади.

Мы как два школьника, застигнутые за чем-то крамольным, давится чаем и резко оборачиваемся.

Ольга Павловна!

— Какой токсикоз, я спрашиваю? — сердито втыкает руки в бока.

Мы решили с Марьяной повременить сообщать тёще, потому что…

— Ты что, мерзавец такой, снова её?… — с ужасом взирает на меня

Ну вот, собственно, поэтому.

Медведев, спасай! Пинаю его незаметно по туфле.

— Ольга Павловна! — берет он ее под локоть выводя из кухни. — Ну, радоваться же надо…

— Радоваться?!..

Вижу сзади маму.

— Мам! Где мой галстук? — отмираю я.

Зачем она его взяла — загадка! Наверное в целях усиления хаоса. Мне кажется, абсолютно все работают на усиление этого эффекта, стараясь добесить меня. Но ничего не выйдет! Эндорфины шикарно пьянят, снижая степень раздражения.

— Я его на шкаф повесила, чтобы Аленка не утащила.

— Ах да…

— Как твоя рана?

— Да, нормально, мам. Сегодня не вспоминал!

Ноет еще временами. Но зачем это им знать? Волноваться будут…

— Выходим! — командует Маша.

Завязывая на ходу галстук, жду, пока вся процессия выйдет.

— Моя девочка… — причитает Ольга Павловна, трогая лоб Марьяны. — Бледненькая…

— Мамочка, всё хорошо, — держась за стену обувает Кошка туфельку.

Придерживаю её за талию, получая гневный взгляд от тёщи. Все наконец-то выходят.

— Ты как, детка? — заглядываю ей в глаза.

— Ну так… — обмахивается руками. — Терпимо.

Достаю из кармана мятную конфетку, разворачиваю и засовываю ей в рот. Несколько раз целую в ароматные губы.

— Помада…

— Похрен… ты и без нее прекрасна!

Вжимая в стену целую глубже. Вместе с ней, смеясь, облизываем конфету. Обнявшись, замираем.

— Опоздаем, Лёва…

— Минутная пауза перед продолжением экшена! — со стоном сжимаю ее. — Можно мне отпуск от родни после свадьбы?

— Ооо, да!

Подаю ей руку, помогая спуститься с лестницы. Открываю дверь, выводя на уже практически майское солнце.

Крольков фотографирует все наше большое семейство у украшенных машин.

— Предлагаю: бежать! — заговорщицки шепчет Кошкина. — Пока никто не видит.

— Я согласен!

Жмурясь от слепящего солнца, делаем шаг вперед. Её каблук попадает в решетку. Кошка моя вылетает из туфельки. Ловлю, подхватывая на руки.

Крольков разворачивается с камерой.

Вспышки… вспышки…

— Лева! Отпусти сейчас же! Тебе же нельзя! — шепчет Кошкина.

— Сичасжи? — смеюсь я, ставя ее на ноги.

Мы улыбаемся друг другу.

Побег не удался! Ну и черт с ним… От себя не убежать. А они все — часть меня. Нас.

— Горько, в конце концов! — кричит Женька.

Но больше уже не горько. Губы Кошки самые сладкие на свете! И мы целуемся, чувствуя, как нас обнимает за ноги подбежавшая Алёнка.

Вот такой вот хэппи, но не энд!‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍