Эхо неугасшей любви бесплатное чтение

Мишель Смарт
Эхо неугасшей любви

Поцелуй — Harlequin -191

Глава 1

Спокойные воды Эгейского моря, которые Керен Барридж рассекала на своей тридцатичетырехфутовой яхте «София», служили полнейшим контрастом с ее внутренним состоянием. Буря внутри ее нарастала с тех пор, как на горизонте показался остров Агон.

Повинуясь привычке, она выпустила штурвал и быстро намазала кремом от загара лицо и видимые части тела. После того как сильно обгорела на Бермудах и страдала от боли, она всегда держала на яхте месячный запас крема от загара. Керен была не из тех, кто регулярно наступает на одни и те же грабли. Хватило всего одного ожога; она следила за тем, чтобы во второй раз с ней такого не случилось.

И все же сегодня ей было больно. Боль была неизбежной.

Легкий бриз наполнил паруса. «София» быстрее помчалась вперед. И сердце у Керен тоже забилось быстрее.

Показались знакомые места. Вон дворец короля Агона… Неподалеку развалины когда-то величественного храма третьего тысячелетия до нашей эры… Везде она побывала, все казалось знакомым. Тогда она думала, что остров навсегда станет ее домом.

Вот и небольшая бухта, а на холме над ней — внушительная белоснежная вилла. Красивая вилла заманчиво сверкала в лучах восходящего солнца. Заманчиво? Обманчиво!

Керен совсем не тянуло туда. Ее бы воля, она бы больше никогда не видела эту виллу. Однако ей предстоит всю жизнь расплачиваться за свои ошибки…

С левой стороны бухточки в почти отвесной скале был вырублен небольшой причал. Издали могло показаться, что он естественного происхождения. Она сразу узнала пришвартованный там катер, размерами чуть больше ее «Софии». Катер предназначался исключительно для доставки владельца виллы на его суперъяхту, стоящую в главном порту Агона.

Пришвартовавшись, Керен пристегнула к поясу сумку со всем необходимым, а затем осторожно подрезала стебли розовых лилий, которые бережно и с любовью вырастила в горшке.

С лилиями в руке она босиком шагнула на причал.

Пора!

Она спрыгнула на белоснежный пляж, красивый, как многие пляжи, на которых она побывала за полтора года странствий по морям. Мелкий теплый песок щекотал ступни, пока она брела к вырубленным в скале пологим каменным ступенькам, которые вели к вилле. Чем ближе подходила к лестнице, тем труднее было переставлять ноги и тем тяжелее становилось на душе.

Наверху в высокой стене, служившей преградой от незваных гостей, имелась широкая металлическая калитка.

Перед ней калитка распахнулась автоматически, как она и ожидала. После того как ее яхта вошла в бухточку, за каждым ее шагом следила целая армия камер видеонаблюдения. Безликие охранники, управлявшие камерами, знали, что ее нужно впускать без лишних вопросов. В этом отношении Яннис, надо отдать ему должное, держал слово.

Виллу окружал обширный ухоженный парк. Керен шла по тропинке мимо плавательного бассейна и площадки для отдыха. Она не останавливалась. Нельзя, чтобы воспоминания причиняли боль или мешали двигаться вперед.

В уединенном углу парка росло персиковое дерево — единственное, к которому не подключили камеру. Прошло почти два года с тех пор, как они его посадили; оно уже выросло настолько, чтобы приносить плоды. Ветки были усыпаны созревающими персиками. Под деревом стояло гранитное надгробие в виде ангела. На нем по-английски и по-гречески были вырезаны слова «София Филипидис». Керен опустилась на колени.

Кто-то совсем недавно поставил в вазу у надгробия свежесрезанные цветы. Керен присоединила к ним свои лилии, склонила голову и помолилась за упокой души дочери. А потом стала разговаривать с ней. Рассказала о том, где побывала. О людях, с которыми познакомилась. О цветах, которыми любовалась. О новых блюдах, которые попробовала. Разговор с дочкой казался естественным, как будто София могла участвовать во всем, чем жила ее мать. София занимала огромное место в сердце Керен.

Закончив рассказ, Керен снова посмотрела на персиковое дерево. Они выбирали его вместе. По китайской традиции персиковое дерево символизирует жизнь, а его плоды — бессмертие. Их дочь так и не задышала самостоятельно, но благодаря этому дереву память о ней будет жить.

— Я знал, что сегодня ты придешь.

Ее раненое сердце екнуло, и она закрыла глаза.

Керен полтора года не видела мужа, с которым они проживали раздельно. Все общение шло только через адвокатов.

Если бы он подошел к ней в один из ее предыдущих приездов, она бы напомнила об их уговоре. Он обещал пускать ее сюда всякий раз, когда ей захочется поплакать на могиле дочери.

Сделав глубокий вдох, она встала на ноги и развернулась к нему лицом:

— Здравствуй, Яннис!

На нее смотрели его поразительно ясные голубые глаза. Сердце у нее снова екнуло, а потом словно расширилось, и ей стало трудно дышать.

Он глубоко вздохнул, расправил широкие плечи, и Керен стало больно. Потом он шагнул вперед и остановился с ней рядом.

Они молча постояли у надгробия, а потом он коснулся ее руки. Их пальцы сплелись. На короткий миг горе объединило их.

Впервые они прикасались друг к другу с тех пор, как стояли на том же месте и прощались со своим новорожденным ребенком. Если бы София осталась жива, сегодня ей исполнилось бы два года…

Ненадолго сжав Яннису пальцы, Керен осторожно высвободилась и обхватила себя руками.

— Как у тебя дела?

— Нормально… — Он склонил голову. — А у тебя?

— Нормально.

— Хорошо.

Снова молчание.

Когда-то они без труда находили темы для разговоров. Правда, это было очень давно. Керен сделала шаг назад:

— Мне пора возвращаться на яхту.

— Не хочешь чего-нибудь выпить?

Она крепче обхватила себя за плечи.

— По-моему, это не слишком хорошая идея.

— Я кое о чем хочу с тобой поговорить.

— Действуй через адвокатов. — Как было после того, как она ушла от него.

— Не все можно сделать через адвокатов. — Яннис сунул руки в карманы и ссутулился. — Останься ненадолго. Пообедай со мной. Давай поговорим… а после я подпишу все бумаги.

Керен резко развернулась к нему. Вот уже три месяца она ждала, что Яннис подпишет бракоразводные документы и финансовое соглашение.

— Они у тебя здесь? — спросила она.

— Заперты в сейфе.

Неужели все действительно так просто? Один разговор, и все официально будет кончено? Либо его смягчила торжественность сегодняшнего дня, либо просто надоело играть с ней в кошки-мышки.

За полтора года с тех пор, как она его оставила, от великодушной щедрости, которой Яннис, по его же давнишним словам, хотел ее окружить, ничего не осталось.

Она без борьбы согласилась на все его предложения. Потом он вдруг передумал и урезал обещанные ей выплаты наполовину. А потом еще наполовину. И еще…

Замок в Провансе и особняк в Милане, «астон-мартин», «мазерати»… всем этим помахали у нее перед носом и отобрали.

Теперь осталась лишь капля от его первоначального предложения, но Керен было уже все равно. Пусть забирает все!

Она ни за что не боролась. Даже когда адвокат умолял ее одуматься, уверяя, что по закону ей причитается во много раз больше того, на что она согласилась.

Керен не хотела бороться. Ей было все равно. Пусть Яннис радуется, думая, что одержал над ней верх. И не важно, что говорит закон. Они были женаты всего год и два месяца. Ей не хотелось от Янниса ничего, кроме права время от времени навещать могилу их дочери.

— Ладно. Можно поговорить. — Она смотрела на надгробие дочери. — Но не сегодня, — тихо добавила она. Она не станет ссориться в день траура. Сегодня день Софии.

Яннис либо чувствовал то же самое, либо понял ее, потому что склонил голову и тихо предложил:

— Оставайся в бухте на ночь, а утром позавтракаем на террасе у бассейна.

— Хорошо.

— У тебя на яхте есть еда? Может быть, распорядиться, чтобы тебе принесли обед и ужин?

— Спасибо, у меня есть все, что нужно. — Может быть, он и правда смягчился по отношению к ней. Может быть, разговор, который он стремится затеять, — предложение мира. Может быть, он хочет извиниться…

Ее губы изогнулись в грустной улыбке. Яннис никогда в жизни ни за что не извинялся.

Он снова склонил голову:

— Увидимся утром.

Керен подождала, пока он скроется из виду, а потом вернулась в бухту.

Стоя на транце, Керен выливала воду из импровизированной стиральной машины. Вдруг ее внимание привлекла фигура на пляже.

Зачем он пришел? Точно не ради того, чтобы ее увидеть. Они ведь договорились встретиться завтра утром!

Но ведь это Яннис, напомнила себе она. Человек, на чье слово нельзя положиться… в основном.

Он вошел в воду. Керен делала вид, что не замечает его.

Привинтив шланг, она достала из бака мокрую одежду и переложила в пластиковое ведерко.

Хотя Яннис находился довольно далеко, ей вдруг показалось, что она беззащитна. Вернувшись на яхту, она переоделась из простого летнего платья в желтое бикини, а вокруг талии обвязала крошечный синий саронг, который почти не скрывал ягодиц.

Керен прикусила губу. Пока она была замужем за Яннисом, ей часто приходилось переодеваться по его просьбе. Он говорил, что выбранные ею самой наряды «не слишком подходят для того, куда мы идем, glyko mou»^[1].

— Что ты делаешь?

Почему она вздрагивает от его голоса? Ведь она старательно делала вид, будто не замечает, как он плывет к яхте… Она и сама не знала.

— Вешаю выстиранное белье.

— У тебя есть стиральная машина?!

Керен постучала по переделанному баку.

— Это и есть твоя стиральная машина?

— Да. На дне бака камни. Положи грязную одежду, добавь стиральный порошок, налей воду и поставь парус. На волнах все отлично отстирывается. Одежда выходит чистая и свежая. — С чего она вдруг разболталась? Наверное, сильно нервничает. И потом, ей хочется доказать, что его второе неожиданное появление за день ее нисколько не беспокоит.

Как можно сохранять озадаченный вид, находясь в воде? Керен была слишком хорошо знакома с таким выражением лица; обычно оно появлялось, когда она делала что-то, недоступное его пониманию.

— Разве не проще подключить обычную стиральную машину?

— Не проще. Она занимает слишком много места и потребляет слишком много электричества. Кроме того, если она сломается, в открытом море не слишком много мастерских по ремонту.

Судя по всему, ее слова его не убедили.

— Можно к тебе? — спросил Яннис.

Керен сделала глубокий вдох. Спокойствие, только спокойствие!

— Мы ведь условились, что поговорим завтра.

— Знаю, но мне интересно взглянуть, как ты живешь. Я ненадолго.

Она решила: если визит затянется, столкнет Янниса за борт.

Вымученно улыбаясь, она сбросила ему веревочную лестницу.

Яннис без труда взобрался наверх и перелез на палубу. С него стекала соленая вода; ручейки текли по завиткам черных волос на его мускулистой, бронзовой груди и змеились по мускулистому животу к резинке черных плавок.

Керен отвернулась, достала из ведерка мокрую футболку и принялась выжимать, заставляя себя не глазеть на Янниса. То, что у него фантастическое тело, для нее не новость. Она ведь была за ним замужем, и они спали в одной постели почти каждый день после первой встречи…

Ей не удалось достаточно быстро прогнать воспоминания; внизу живота запульсировала сладкая боль. Она инстинктивно ухватилась за поручень.

— Тебе помочь? — Его низкий голос раздался совсем рядом с ее ухом, и она вздрогнула от неожиданности.

— Нет. Спасибо. — Керен сделала шаг в сторону и указала на открытый люк. — Спускайся, осмотрись, — предложила она.

Осмотрись и уходи.

— Разве ты не хочешь, чтобы я сперва обсох?

— Мы на яхте. Она часто намокает. Главное, ни на что там не садись.

— Здесь твой дом. — Он пожал плечами и спустился в кокпит.

Когда Яннис скрылся из виду, она вздохнула свободнее. Постаралась взять себя в руки и продолжила вешать выжатую одежду на натянутую веревку.

Из люка показалась голова Янниса.

— У тебя на камбузе есть духовка.

— Да.

Он состроил гримасу, словно говорившую: «Я впечатлен», и снова скрылся внизу.

Отсутствовал он недолго.

— У тебя и холодильник есть!

— Ух ты! А я и не знала.

Он сверкнул белозубой улыбкой и снова скрылся внизу.

Среди одежды, которую нужно было развесить, имелось и нижнее белье. Она представила, как Яннис увидит ее трусики на веревке. Почему по спине побежали мурашки, а внутри все сжалось? Нижнее белье, только и всего. Трусики носят все — точнее, почти все. Стыдиться тут нечего.

Внутри у нее снова запульсировало, напомнив, сколько раз он срывал с нее трусики. Иногда зубами…

Потом она подумала: ее практичное нижнее белье наверняка покажется Яннису уродливым и несексуальным. Поэтому из чувства противоречия она решила не прятать его, а повесить на самом видном месте.

Кому какое дело, что он думает? Во всяком случае, ей все равно. Особенно сейчас.

К тому времени, когда она закончила развешивать белье, Яннис еще бродил по кокпиту и камбузу, хотя у него не было никаких причин там задерживаться.

— Ты еще не все осмотрел?! — крикнула она, склонившись над люком. Она не собиралась спускаться и оставаться в ограниченном пространстве наедине с Яннисом.

— Я всего лишь завариваю нам кофе! — крикнул он в ответ.

Керен стиснула зубы и глубоко вздохнула. Сегодня не стоит позволять себе злиться.

— Ты ведь сказал, что ненадолго.

Если он ее и слышал, то притворился, будто не слышит. Скоро до нее донесся его голос:

— Растворимый кофе подслащивают?

— Нет.

— Нигде не могу найти сахар.

— Я разрешила тебе осмотреться, а не рыться у меня на камбузе.

— Как мне найти сахар, если я не буду смотреть? — От его рассудительности ей захотелось разрядить в него огнетушитель.

— Сахар в шкафчике рядом с холодильником, в сине-белом пакете. На нем написано «Сахар». Кстати, тебе уже приходилось заваривать кофе? — Предки Янниса принадлежали к числу основателей Агона. Его родные считались местной знатью, они близко дружили с королевской семьей Каллиакис. Яннис учился в той же английской школе-интернате, что и сам король и два его младших брата, хотя и несколькими годами позже. Выросший в невообразимом богатстве, он дожил до тридцати четырех лет без необходимости заниматься домашним хозяйством.

— Неужели готовить кофе так трудно?

Керен с трудом удержалась от того, чтобы не заскрипеть зубами. Чтобы отвлечься, она опустила тент, создававший тень над маленьким столиком, и села на одну из скамей.

Она пришла в ужас, сообразив, что ноги у нее дрожат, хлопнула себя ладонями по бедрам и приказала себе успокоиться.

Горе, завладевшее ею у могилы дочери, и сознание того, что и Яннис, должно быть, в такой день тоже страдает, заставили ее немного смягчиться по отношению к нему. Керен снова разозлилась, когда он неожиданно заявился к ней на яхту. Она думала, что у нее будет целый день на то, чтобы подготовиться к завтрашней встрече с ним, но он застал ее врасплох, и сейчас ей хотелось свернуться клубком и отключиться от всего мира. Ни к чему испытывать такие сильные чувства. Ей не следует вообще ничего чувствовать по отношению к нему.

Керен уверяла себя, что все дело во внезапности. Прожив полтора года врозь, она увидела его вблизи, что стало ударом для ее нервной системы.

Все внутри ее сжалось, когда он наконец показался из люка, пригнулся, проходя под бельевой веревкой, и сел за столик. Придвинув к ней кружку с кофе, он изумленно покачал головой:

— Как ты ухитряешься жить в такой тесноте?

— Для моих потребностей вполне достаточно. — Боясь смотреть ему в глаза, боясь собственной чрезмерно бурной реакции, она отвернулась и посмотрела на спокойное, прозрачное море.

— Мой катер и то больше. — Яннис имел в виду катер, пришвартованный рядом с «Софией». Для Керен «катером» служил каяк. Она часто вставала на якорь в море, не заходя в марину, пересаживалась в каяк и гребла до самого берега.

Правая нога у нее снова задрожала. Она скрестила лодыжки, надеясь, что он ничего не заметит.

— Предпочитаю содержание форме.

— Это намек?

— К сожалению, да. По-моему, тебе лучше всего выпить кофе и уходить. Сегодня я не хочу с тобой ссориться. — По крайней мере, ей удалось сдержать голос. Хоть какое-то утешение.

— Я сегодня тоже не хочу ссориться, glyko mou.

— В таком случае будь любезен, пей кофе молча.

Яннис удобнее устроился на скамье и отпил маленький глоток. И сразу же поморщился:

— Боже, ну и гадость!

Керен сжала кружку обеими руками, чтобы он не заметил, как они дрожат. Тоже отпила кофе. Он оказался чуть крепче того, к чему она привыкла, но вполне сносным.

— Нормальный.

— Просто кощунство называть это кофе. — Яннис выпил еще немного, чтобы убедиться в ужасном вкусе напитка. — Теперь я понимаю, почему его называют «растворимым». Растворимая гадость!

— Тогда почему бы тебе не вернуться домой и не попросить кого-то из слуг сварить тебе нормального кофе?

— Скоро уйду. У тебя в холодильнике и в шкафчиках почти ничего нет. Что ты будешь есть на ужин?

— Возьму что-нибудь из запасов.

— Где они?

— Хочешь сказать, что ты не раскрыл всех тайн моей тесной яхты?

— Можно еще посмотреть?

— Нет. Запасы я храню в рундуке на носу. А теперь, если ты не собираешься допивать кофе, можешь идти. Если хочешь допить, допивай и уходи.

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

— Да. И если еще хоть раз вернешься до завтрашнего утра, уйду я.

— И не поговоришь со мной?

— Говорить хочешь ты, не я.

— Пока не поговоришь со мной, я ничего не подпишу.

— Думаешь, мне не все равно?

В его голосе проступила досада.

— Я думал, ты ждешь не дождешься, когда нас разведут окончательно!

Ей каким-то образом снова удалось сдержаться.

— Предпочитаю, чтобы нас развели как можно скорее, но, если придется еще немного подождать, ничего не поделаешь.

— Я могу и вообще отказаться что-либо подписывать.

— Можешь, — согласилась она с холодностью, которая не сочеталась с пылающим внутри ее пламенем. — Но даже если ты ничего не подпишешь, я все равно получу развод по законам Агона.

— Через десять лет.

— Через восемь с половиной, — возразила она. — Мы живем раздельно уже полтора года.

Они поженились на острове Агон и провели там всю недолгую совместную жизнь, поэтому расторжение брака должно было происходить по местным законам. В соответствии с ними, если один из супругов не дает согласия на развод, брак можно расторгнуть через десять лет после разъезда.

Мысль о том, что придется так долго ждать, чтобы избавиться от него, была невыносимой. Неужели он собирается так долго тянуть ей назло? Ну да, ведь после развода у него не останется больше средств ее мучить.

— И как ты жила эти полтора года?

— Завтра отвечу. — Керен встала и положила ладонь на столешницу, чтобы не пошатнуться. — Прошу тебя, Яннис, уходи. Твое присутствие меня злит, а сегодня я не хочу злиться. Нам обоим нужно погоревать, но вместе ничего не получится.

Это им никогда не удавалось.

Лицо у него напряглось. Чувственные губы поджались. Он не сводил с нее своих поразительных голубых глаз.

Керен заранее сгруппировалась, но ожидаемой колкости не последовало. Яннис резко кивнул, бросив: «Увидимся утром!» — встал и сошел с яхты на причал.

Только когда он скрылся из виду, она снова опустилась на скамью и плотно обхватила себя руками.

Глава 2

Керен проснулась вместе с птицами. Их щебет не утешал бурлящих в ней эмоций, которые не давали ей покоя даже во сне, до того, как она открыла глаза.

Яннис больше не возвращался, но достиг своей цели. Он нарушил покой, который она обрела в своем маленьком плавучем доме.

Спустя полтора года, в течение которых она решительно выталкивала его из своих мыслей всякий раз, как он пытался туда вломиться, Яннис без всяких усилий преодолел разделявший их барьер. Теперь она не могла думать ни о чем и ни о ком, кроме него.

Когда они венчались, Керен нисколько не сомневалась в том, что они вместе навсегда. Когда она собралась уходить, ненавидела его с той же силой, с какой когда-то любила. И он тоже ее ненавидел.

«Ну и уходи, эгоистка несчастная!»

Этот прощальный выстрел прозвучал после того, как он зашвырнул ее чемоданы в багажник вызванного ею такси. Его голос по-прежнему звучал у нее в ушах. Он преследовал ее, потому что она не ожидала такой вспышки ярости из-за ее ухода. Она заранее предупредила его, что уходит; записка несколько месяцев висела на стене, а Яннис свободно читал на четырех языках.

Он тогда даже ударил в стену кулаком, да с такой силой, что, когда схватил ее чемоданы, костяшки кровоточили.

Керен считала: он пришел в ярость оттого, что она первая его бросила.

Потому что Яннис и сам собирался с ней развестись.

Подозревая, что муж сблизился со своей личной помощницей, красоткой Марлой, Керен влезла в его ноутбук — это было просто, ведь в качестве всех паролей он использовал ее второе имя, Джейн, и ее дату рождения. Она просмотрела его историю поиска. Яннис последнее время заходил на сайты юристов по бракоразводным делам.

Через три дня он взял с собой Марлу на официальный прием в королевском дворце.

Его поступок стал последней соломинкой, переломившей хребет их браку.

Местные журналисты сфотографировали Янниса и Марлу на приеме. Керен верила его словам — тогда еще по-прежнему верила. Яннис отрицал, что между ним и Марлой что-то было. И все же Керен не собиралась прощать ему тогдашнего унижения.

Подумать только, он перевернул все с ног на голову и пытался ее же сделать виноватой в том, что она не пошла с ним.

Возможно, между Яннисом и Марлой тогда ничего не было, но он очень хотел, чтобы было. Он давно перестал желать Керен.

За полгода, прошедшие после того, как София родилась мертвой, он ни разу не приблизился к Керен. И хотя он больше не желал ее как женщину, постоянно требовал от нее отчета, где она была. Он пренебрежительно отзывался о ее работе. Пренебрежительно относился ко всему, в чем сам не принимал участия.

Керен освободила их обоих. Она бежала из золотой клетки, в которой ей стало душно, и освободила мужа от обета верности. После ее ухода он мог сколько угодно гоняться за Марлой и всеми, кто вызовет его интерес.

Сколько женщин у него было с тех пор, как она ушла? Керен понятия не имела. Она никогда не проверяла. Она не станет одной из тех, кто следит за мужьями и преследует их в Сети. Она выходила онлайн дважды в неделю, чтобы обновить блог и ответить на вопросы подписчиков. Среди них находились интересные люди. Несколько подписчиков неизменно откликались на все опубликованные ею посты и задавали продуманные вопросы о жизни на море и о местах, в которых она побывала.

Кроме того, выходя онлайн, Керен читала письма от родителей и сестры. Вот и весь спектр ее присутствия в Интернете.

Она старалась расцветить письма родственникам и всегда прикладывала фотографии достопримечательностей и мест, которые посетила. Она всегда надеялась, что какое-нибудь место пробудит в них искру любопытства. В ответных письмах родители и сестра подробно писали о своей жизни, которая почти не менялась с тех пор, как Керен покинула Англию и отправилась исследовать мир. Это произошло через четыре месяца после того, как ей исполнилось восемнадцать. С тех пор прошло восемь лет. Сестру трижды повысили по службе, она вышла замуж. Они с мужем купили дом в том же городке, где жили родители.

Родственники напоминали Керен зебровых амадин, которых они разводили всю жизнь, сколько она себя помнила. Они довольствовались своим крошечным мирком и боялись всего, что находилось за его пределами. В детстве Керен жалела крошечных птичек; она считала, что они ненавидят свою, пусть и большую, клетку. Однажды, когда ей было восемь или девять лет, она открыла клетку и окно гостиной, когда никто не видел, и призывала птичек улететь. Одна села на подоконник, но дальше никто так и не улетел.

Керен всегда чувствовала себя подкидышем, кукушонком в гнезде Барриджей. Все ее близкие были довольны и счастливы в своем заточении, она же всматривалась сквозь прутья клетки и мечтала исследовать мир. В родительском доме на нее накатывала тоска.

К концу семейной жизни с Яннисом ей казалось, будто она попала в плен. Оба они угодили в ловушку.

На ее яхте имелось только одно маленькое зеркало над раковиной в крошечной ванной без окон. Только в него она могла кое-как посмотреться и понять, как выглядит. Керен редко смотрелась в зеркало, но в то утро, приняв душ и надев джинсовые шорты и ярко-красный шифоновый топ, она вдруг поняла, что с интересом рассматривает свое лицо. Яннис раньше называл ее красавицей, но Керен всегда казалось, что у нее слишком тяжелая нижняя челюсть, а нос маловат. Пожалуй, ее можно назвать хорошенькой, но не более того. Правда, ей нравились собственные глаза, темно-карие, почти одного цвета с волосами, которые она любила собирать в свободный пучок на затылке. Губы самые заурядные — не широкие, не узкие, не полные, не тонкие.

У Янниса роскошные губы, полные, чувственные, яркие от природы. В нем все красиво: голубые глаза, высокие скулы, лихо изогнутые черные брови. Густые темно-каштановые волосы, челка, которую он утром причесывал и которая неизменно падала ему на лоб к обеду или вставала дыбом, потому что он вечно поправлял ее пальцами. Крепкая шея. Благодаря высокому росту он одновременно выглядел стройным и сильным. Яннис был редкостью, мужчиной, чья красота подчеркивала, а не умаляла его мужественность. Именно его красота зачаровала ее.

Но чары всегда рассеиваются.

Пора в последний раз взглянуть ему в лицо.

Керен сделала несколько вдохов-выдохов и вышла на причал.

Яннис уже был на террасе, защищенной от восходящего солнца большой перголой, увитой и покрытой яркими цветами. Керен с наслаждением вдохнула их нежный аромат. Он ей нравился.

Яннис, одетый в мешковатые шорты песочного цвета и черную рубашку поло, встал, заметив ее приближение.

Сердце бешено забилось у нее в груди.

Он жестом пригласил ее садиться.

Она постаралась сесть как можно дальше от него. Когда она была влюблена, всегда садилась как можно ближе к нему. С каждой новой трещиной, какую давал их брак, она отодвигалась все дальше и дальше.

— Что бы ты хотела съесть? — вежливо спросил Яннис. На столе стояли кувшины с соком, водой и джезва с кофе.

— То же, что и ты. — Только в еде у них были общие вкусы. Они сходились во всем… за исключением растворимого кофе, подумала она, подавляя неожиданное желание улыбнуться, когда вспомнила его вчерашнюю гримасу.

Он подозвал к себе слугу, которого она не узнала, и быстро заговорил с ним по-гречески. Слуга скрылся за углом виллы — там находилась кухня.

Яннис налил в чашку крепкого черного кофе из джезвы и протянул ей. Она дождалась, пока он поставит чашку на стол, и только потом взяла ее и отпила глоток.

В первый раз она попробовала у Янниса кофе таким же ясным, погожим утром после их первой совместной ночи. Какой застенчивой и счастливой она была тогда! Застенчивой — потому что тогда впервые переспала с мужчиной и лишилась дара речи. Счастливой — потому что та ночь оказалась волшебной. Керен так стеснялась, что не попросила сахара и молока, которые обычно добавляла в кофе. Правда, оказалось, что сахар в кофе уже есть. Она сразу же впала от него в зависимость.

— О чем ты хотел поговорить? — спросила Керен, испугавшись того, как легко к ней возвращались воспоминания. Ей не хотелось вспоминать хорошее. Сердце еще болело.

— Давай сначала поедим. Расскажи, как ты жила последние полтора года.

— Я жила хорошо.

Он насмешливо посмотрел на нее:

— Ты заставила меня дожидаться утра, чтобы задать этот вопрос, и теперь отвечаешь просто: «Хорошо»?

— Мне подходит жизнь на море. Так лучше?

— Ты много повидала?

— Кое-что.

— Не скучала по суше?

— Нет.

— Ты немногословна.

— Я согласилась поговорить с тобой о том, что ты не хочешь обсуждать через адвокатов. На светскую беседу я согласия не давала.

— По-моему, наш разговор похож на то, как учатся ходить. Начинают с маленьких шажков и постепенно двигаются все дальше.

— Ходить я давно научилась, так что давай поскорее со всем покончим. После завтрака я возвращаюсь к себе на яхту и уплываю.

— Тебе так не терпится оказаться от меня подальше! Неужели моя близость лишает тебя присутствия духа?

— Да.

— Почему?

— Просто так.

— Отлично. Значит, я все еще оказываю на тебя какое-то воздействие.

Если бы он знал, какое мощное действие он по-прежнему оказывает на нее, его самомнение раздулось бы до размеров Луны.

Она ни за что не даст ему такого удовлетворения.

Меньше чем через час она отсюда уйдет. Ей нужно лишь продержаться какое-то время.

— Вижу, ты нисколько не изменился, — заметила она.

— Я все тот же мужчина, в которого ты влюбилась, если ты об этом.

Сердце у нее болезненно сжалось, но она выпятила подбородок и многозначительно произнесла:

— И тот же, которого я разлюбила.

Его губы на миг сжались — почти незаметно. Потом он повернул голову, услышав шаги. Им принесли завтрак.

У Керен забурчало в животе, когда перед ней поставили свернутый в трубку омлет. Еще не попробовав, она поняла, что омлет пожарен с сыром и оливками. Ее любимый!

И Янниса тоже.

Скольким женщинам подавали завтрак в этой перголе с тех пор, как она ушла?

При последней мысли ее замутило.

Она отломила кусочек вилкой. Если нужно, она впихнет омлет себе в глотку. Ни при каких обстоятельствах она не позволит Яннису думать, будто из-за него у нее пропал аппетит.

— Как поживают твои родители? — вежливо спросила она. Ей казалось, что после ее ухода Нина и Аристидис Филипидис спляшут от радости. Они обращались с ней по-своему мягко, но их брак явно не одобряли. Обычная англичанка, выросшая в пригороде; предки ее тоже были самыми обычными, заурядными людьми. К тому же она своенравна. Не такие женщины обычно входили в семью Филипидис.

— Хорошо. Сегодня они улетели в Афины — они устраивают завтра благотворительный вечер, а сборы пойдут в пользу детской онкологической больницы.

— Когда ты к ним присоединишься? — Родители Янниса занялись филантропией после того, как десять лет назад передали фамильный бизнес двум сыновьям. Надо отдать им должное, они собирали огромные деньги; Керен знала, что они помогают многим благотворительным фондам. И все же от их филантропии ей делалось не по себе. Культурные различия между ней и Филипидисами были такими же огромными, как различия в богатстве и воспитании.

Она и в гнезде Филипидисов оказалась чужеродным элементом, таким же кукушонком, как в гнезде Барриджей.

— Я к ним не присоединюсь.

Она удивленно посмотрела на него и увидела, что он не сводит с нее глаз. Яннис и его брат всегда посещали благотворительные вечера родителей. Всегда! Кроме них, на подобных мероприятиях присутствовали дедушки, бабушки и прочие представители большой семьи Филипидис. Они так поступали.

Верно истолковав выражение ее лица, Яннис небрежно пожал плечами:

— Один раз обойдутся без меня. У меня другие планы.

Сердце у нее екнуло. Она положила в рот кусочек омлета и попыталась прогнать неожиданную боль.

Должно быть, вечером у Янниса свидание с любовницей. И не просто с любовницей, а с женщиной, по отношению к которой у него серьезные намерения. Настолько серьезные, что ради нее он готов подвести родителей.

Единственный раз он поступил так ради Керен через месяц после того, как они потеряли Софию.

В сердце у нее образовалась еще одна трещинка. Интересно, о чем же он хочет с ней поговорить? Объявить, что он собирается снова жениться? Этого следовало ожидать. Ему нужен наследник. Через пять месяцев после смерти Софии Яннис сел на край их супружеской постели, повернувшись к ней спиной, и спросил, когда она будет готова попробовать зачать еще одного ребенка. Тогда, чтобы не швырнуть какую-нибудь вазу ему в голову, она просто выбежала из комнаты. Она пришла в ярость, и сердце у нее разбилось. Как муж смеет задавать ей такие вопросы, если сам по ночам поворачивается к ней спиной?!

Он хочет испытать удовлетворение, увидев ее лицо, когда скажет, что нашел ей замену? А может, в нем проснулась человечность и он предпочитает, чтобы она узнала обо всем от него, а не от других? Судя по тому, как Яннис вел себя после ее ухода, скорее первое.

Яннису хотелось потешить свое самолюбие. Прежде чем подписать необходимые для развода бумаги, он ее помучает.

Она не позволит ему увидеть ее боль. Никакой боли вообще не должно быть. Она сама ушла от него и живет своей жизнью. Она три месяца училась ходить под парусом, а потом в одиночку отправилась в путешествие всей жизни — и ей все удалось.

Яннис не радовался ее успехам. Керен все прекрасно понимала. Он ожидал, что она приползет назад. Так он и крикнул, когда она села в такси и водитель тронулся с места:

— Ты еще вернешься!

Великий Яннис Филипидис, считавшийся одним из самых желанных холостяков на Средиземноморье до того, как на сцену вышла Керен, мужчина, который ведет такую роскошную жизнь, что его следует заключить в золотую рамку, пережил страшное оскорбление. Его бросила жена, которой стоило быть благодарной за то, что ее подняли на недосягаемую высоту и приняли в семью Филипидис. Наверное, его самолюбие сильно пострадало. Керен давно подозревала, что именно пострадавшее самолюбие играет главную роль в его отношении к ней во время бракоразводного процесса.

— А твои родственники как? — спросил он так же вежливо, как она спрашивала о его семье, хотя с ними он встречался лишь однажды, на свадьбе.

Тогда в первый и единственный раз ее родители и сестра выехали за пределы Великобритании. Керен надеялась, что поездка разожжет в них страсть к путешествиям, но этого не произошло. Ее родным нравился привычный комфорт. В ее детстве Барриджи регулярно проводили ежегодный отпуск в том же домике в Дорсете год за годом, и занимались тем же, что и год, и два, и три года назад.

— У них все хорошо, — ответила она. Так оно и было. Ее родные счастливы и все так же влачат свои дни.

— Вот и отлично.

Она с трудом проглотила еще кусочек омлета, понимая, что атмосфера сгущается. Их как будто окутывало невидимое облако, насыщенное кипящим гневом и презрением. И болью. Горько было думать о любви, которая перешла в ненависть, и о мечтах, которые обратились в прах.

— Почему ты сменила фамилию? — вдруг спросил он сдавленным голосом, не похожим на беззаботную речь врастяжку, и Керен невольно посмотрела ему в глаза, не успев опомниться.

— Ты о чем?

— О твоем блоге.

Омлет застрял у нее в горле.

Блог Керен о путешествиях — можно сказать, благодаря ему они и познакомились. Уехав из дома, Керен не взяла с собой ничего, кроме рюкзака с одеждой, телефона, наличных, сэкономленных с двенадцати лет, и ноутбука — прощального подарка от испуганных родителей. Она создала блог в первом хостеле первой страны, куда прилетела — Таиланда, — и дважды в неделю начала публиковать новые материалы о своих приключениях, постила короткие видео и беззаботные обзоры тех мест, которые она посещала, и того, чем там занималась. К ее удивлению, вскоре у нее появились подписчики. Она получала столько откликов, что начала зарабатывать на своем блоге. Со временем посыпались приглашения от представителей крупных компаний со всего мира.

Яннису очень не нравилось, что она продолжила вести блог и после их свадьбы. Ему не нравилось, что иногда она не могла сопровождать его на приемы и прочие мероприятия, потому что у нее были другие дела.

— Керен, по закону мы с тобой все еще муж и жена.

— Это ненадолго, — прошептала она.

— Пока я не подпишу тот документ и судья не поставит на нем печать, ты по-прежнему Филипидис.

— Вообще-то я могу быть кем угодно, и, если я живу обычной жизнью, я могла бы по закону снова сменить фамилию на Барридж в тот же день, когда ушла от тебя. Я не вернула себе девичью фамилию только потому, что у меня нашлись занятия поважнее.

— Что не помешало тебе сменить фамилию в профессиональной сфере.

— А я думала, ты обрадуешься — вряд ли ты и твои родные счастливы, что великую фамилию Филипидис пятнает какая-то морская путешественница.

— Не вали все на меня. Будь честной в виде исключения и признай, что таким образом ты сама хотела меня запятнать.

Не в силах проглотить больше ни кусочка и не думая о том, что скажет Яннис, если она откажется от еды, Керен отодвинула тарелку и налила себе еще кофе. Оказывается, у нее дрожали руки. Внутри у нее тоже все дрожало.

Зубы она сжала так крепко, что слова вырывались с трудом:

— Когда мы поженились, я хотела сохранить свою фамилию, но ты буквально шантажировал меня и заставил выбросить четыре года, в течение которых я создавала себе имя и блог… Ты заставил меня взять твою фамилию. Поэтому… да, я вернула свою фамилию, но к тебе это не имеет никакого отношения. Я просто возвращала себе себя.

У Янниса перекосилось лицо. Будь он зверем, он бы, наверное, зарычал.

— Ты так говоришь, как будто я украл у тебя твою фамилию!

— Ты украл у меня все. С того мига, как надел мне на палец кольцо, ты начал меня менять.

— Ничего подобного я не делал.

— Нет, делал! Ты не одобрял… — Она осеклась, поправила волосы и машинально вскочила с места, уронив стул. — Ладно, забудь. Больше такого не повторится. Скажи, о чем хочешь поговорить, или я ухожу.

Яннис закрыл глаза и глубоко вздохнул. Потом посмотрел на нее. Лишь стальной проблеск в голубых глазах указывал на то, что он отнюдь не беззаботен:

— Я хочу, чтобы мы попробовали начать все сначала.

Глава 3

Керен непроизвольно раскрыла рот. Внутри ее боролись противоположные эмоции. Они вскипали, пенились, бурлили, поднимаясь все выше. Наконец, высвободилась ярость.

— Ты жестокий, мстительный подонок! Неужели ты пошел на такой шаг, только чтобы помучить меня и заставить участвовать в одной из твоих извращенных игр?

А ведь она клюнула на его наживку! Решила, что он усомнился в своей правоте, и согласилась позавтракать с ним. Надо было догадаться, что он просто хочет еще немного ее помучить. Она была как мышка в когтях у кота; кот сжимает и сжимает, но не наносит смертельного удара, который навсегда покончит со страданиями жертвы.

— Glyko mou, я ни во что не играю, — с серьезным видом ответил Яннис. — Я хочу, чтобы ты вернулась.

— Ах… да прекрати! Ты в самом деле считаешь меня такой дурой? Думаешь, что я клюну? И ты действительно настолько надменен, что думаешь, будто я хочу вернуться к тебе?

Не сводя с нее пристального взгляда, Яннис медленно встал на ноги:

— Во мне говорит не надменность, а надежда.

— Ах, брось! Я знаю, как работают твои жалкие мозги — ты воображаешь, будто все это время я в глубине души жалела о том, что ушла от тебя! По-твоему, достаточно тебе произнести волшебные слова, и я с благодарностью брошусь тебе в ноги, а когда я это сделаю, ты дашь мне пинка и наконец удовлетворишь свое жалкое самолюбие. Ты хочешь прекратить наш брак на своих условиях. Скажи, ты подпишешь проклятые бумаги или нет?!

Яннис стиснул зубы и подался вперед. Кулаки он сжал так крепко, что побелели костяшки пальцев:

— Нет, пока ты не спустишься со своего пьедестала и не поговоришь со мной.

— Ну и ладно! Не подписывай. Оставайся мужем женщины, которую ты ненавидишь и которая ненавидит тебя! Тебе же хуже. Тем дольше не сможешь жениться снова и произвести на свет наследника, на которого ты так надеешься! Поступай так мне назло.

Глаза защипало, все перед ней расплывалось. Керен круто развернулась и бросилась бежать, пока он не увидел, что она плачет. По лицу катились злые слезы, ослепляя ее. Она не остановилась, даже споткнувшись. Поспешила восстановить равновесие и как можно быстрее зашагала к пляжу, к своей яхте. К свободе.

Крепко держась за перила, она сбежала по каменным ступенькам. Как только ноги коснулись песка, она побежала. Она находилась на полпути к причалу, когда вдруг сообразила: что-то не так. Смахнув слезы, она несколько раз моргнула, чтобы понять, что она видит.

А когда действительно все разглядела, сердце у нее едва не остановилось.

«Софии» на месте не было.

Когда Керен ворвалась на террасу, Яннис в темных очках сидел за столом. Он склонил голову, как человек, который наслаждается размышлениями в недолгие минуты покоя.

— Что ты сделал с моей яхтой?! — крикнула Керен.

— Я ее позаимствовал.

Она ожидала, что он будет все отрицать, скажет, что понятия не имеет, где ее яхта. Его же признание ненадолго лишило ее дара речи.

— Зачем? — с трудом спросила она наконец.

Он снял темные очки и устремил на нее пронзительный взгляд:

— Потому что по твоему вчерашнему поведению я понял, что ты не хочешь разговаривать со мной, как подобает взрослым людям.

— Значит, ты все спланировал на тот случай, если я не клюну на твою наживку.

— Никакой наживки, но ты права, я учел и… некоторые непредвиденные обстоятельства. Я действительно надеялся поговорить с тобой еще вчера, но, учитывая, какой вчера был день, с уважением отнесся к твоему нежеланию разговаривать.

— Настолько с уважением, что явился ко мне на яхту и украл ключи! — Море было таким спокойным, что невозможно было поднять парус, не запустив двигатель. — Наверное, ты поэтому так долго бродил там внизу?

— Я пришел на яхту, чтобы повидаться с тобой, посмотреть, как ты живешь, и убедиться, что на твоей яхте безопасно…

— Убедиться, что на ней безопасно?! — Керен снова пришла в ярость. — Ты по-прежнему такой же сексист и так же любишь все контролировать! Ты вбил себе в голову, что я…

— Ничего сексистского в моих поступках не было. — Яннис тоже слегка возвысил голос. — Последние полтора года я волновался за тебя, потому что ты скиталась по свету в плавучем гробу.

— Может, ты думаешь, я тебе поверю?!

— Ты моя жена! — Яннис стукнул кулаком по столу, отчего кофейные чашки звякнули о блюдца.

Сердце Керен сжалось.

— Я больше не буду твоей женой, как только ты прекратишь превращать мою жизнь в хаос и подпишешь проклятые бумаги!

— Не хочу я развода, будь он проклят! Я хочу, чтобы мы попробовали начать все сначала. Я хочу, чтобы мы поговорили и выяснили, нельзя ли как-то восстановить наши отношения…

— Но ведь ты меня ненавидишь!

У него на скулах заходили желваки. Тяжело дыша, он посмотрел ей прямо в глаза:

— Только иногда, glyko mou. Только иногда!

— Ну, а я ненавижу тебя все время.

— Когда-то ты меня любила.

От хрипотцы в его голосе ее глаза снова наполнились слезами. Керен отвернулась, надеясь, что он ничего не заметит. Она отчаянно старалась унять разрушавшие ее эмоции.

— Да, я украл ключи от твоей яхты, но ничего заранее не планировал, — более ровным тоном продолжал Яннис. — Я пришел к тебе вовсе не потому, что собирался украсть ключи, но когда я их увидел, то понял: вот шанс заставить тебя поговорить, пусть даже не совсем мирными методами… и я не упустил свой шанс.

— Я не хочу с тобой разговаривать, — прошептала Керен.

— Знаю. После того как ты ушла, связаться с тобой стало невозможно.

— Не для тех, с кем я хотела по-прежнему сохранить связь.

— Это я тоже знаю. Вот почему я упорствую. Утром в понедельник ты получишь свою яхту назад.

— Через три дня?! Ты с ума сошел? Я не проведу здесь ни одной ночи.

— Нет, glyko mou, проведешь. Три дня на то, чтобы поговорить и решить, стоит ли нам попробовать начать все сначала.

— Я уже все решила! И ты тоже, так что прекрати притворяться и верни мою яхту!

— Нет.

— Отлично, в таком случае я иду… — Слова замерли у нее на губах; она похлопала себя по животу, и ее охватил ужас. Она сообразила, что сумки со всем необходимым у нее нет.

Впервые с тех пор, как она в одиночку вышла в открытое море, Керен покинула яхту без модной сумки, в которой она держала самое необходимое: паспорт, телефон и запас наличных на всякий случай.

— Куда ты пойдешь? — вкрадчиво спросил Яннис. — В полицию? На Агоне дела о краже между супругами не рассматриваются. Сейчас у тебя ничего нет, кроме того, что на тебе сейчас надето. — Он скрестил руки на груди. Под ухом у него запульсировала жилка; затем он заметно расслабился. — Давай договоримся. Я подпишу бракоразводные документы сейчас же, но датирую их понедельником. Можешь взять их себе. Если к понедельнику ты по-прежнему будешь считать, что я с тобой играю, и не изменишь своего мнения о разводе, подписанные бумаги будут у тебя в руках, и ты сделаешь все, что захочешь.

Керен следом за Яннисом прошла в двойные двери, которые вели в главную гостиную. Так плохо ей не было с того дня, как она влезла в его ноутбук и узнала, что он изучает возможности развода.

Мышке дали передышку, но она догадывалась, что окончательный удар уже близок.

Яннис хотел с ней развестись. Яннис перестал заниматься с ней любовью. Яннис взял с собой на великосветский прием свою личную помощницу, прекрасно понимая, что событие будут освещать представители прессы.

Яннис так жестоко затягивал бракоразводный процесс, что, по словам ее адвоката, даже его адвокат возмутился, когда он в очередной раз передумал и снова урезал сумму финансового содержания.

Яннис хотел довести ее до нищеты. Наверное, думал, что она приползет к нему на коленях. Когда у него ничего не вышло и она не попалась в его ловушку, он разозлился еще больше. Она возобновила свой блог под названием «Дневник морской путешественницы», и он пользовался еще большим успехом, чем ее первый блог. Керен зарабатывала достаточно, чтобы оплачивать свои скудные потребности и построить для себя скромное гнездышко. Она нанесла сильный удар по его самолюбию. Должно быть, он ужасно разозлился, что она зарабатывает достаточно и независима в финансовом отношении и ни разу не попросила у него ни за что платить.

Она ничего от него не хотела.

На самом деле Яннис вовсе не хочет ее вернуть. Его цель — сделать ей как можно больнее. Сейчас его последний ход; он бросает кости, желая отомстить за то, что ей хватило смелости бросить его первой.

Керен остановилась на пороге его кабинета, где он и двое слуг, приглашенных в качестве свидетелей, подписывали бумаги, которые он предварительно извлек из сейфа.

Когда с этим было покончено, Яннис отпустил слуг и передал ей два одинаковых документа.

Перед глазами у нее все расплывалось; впрочем, свою подпись она разглядела. Она сама подписала все документы три месяца назад, когда в последний раз навещала могилу Софии. Тогда она отвела яхту на другой конец острова, а утром доплыла до нужного места на каяке и посетила контору своего адвоката.

Керен ненадолго зажмурилась. Открыв глаза, она рассмотрела подпись Янниса. Такая же, как раньше. Рядом с подписью стояла дата: понедельник.

Через три дня она передаст бумаги своему адвокату и уплывет отсюда! Адвокат известит ее, когда судья скрепит документы своей печатью и оформит их развод официально.

Она будет свободна.

Почему у нее снова щиплет глаза? И почему так болезненно сжимается сердце?

— Сохранить их для тебя в сейфе?

— Нет. — Она тяжело вздохнула и покачала головой, стараясь не показывать слез.

— Код не изменился. Ты сможешь забрать документы в любое время.

— А ты сможешь в любое время изменить код.

— Ты мне не доверяешь?

— Я бы больше доверяла змею из райского сада.

Его тяжелый взгляд как будто проникал ей под кожу, и по спине у нее побежали мурашки.

— В таком случае я постараюсь за ближайшие несколько дней вернуть твое доверие, — медленно проговорил он.

Не сводя взгляда с документов, Керен аккуратно сложила их и сунула в задний карман своих шортов, снова мысленно выругав себя за то, что не взяла сумку. Как только сбежит от Янниса, она найдет где-нибудь поблизости сейф и спрячет их. Если повезет, она и для себя найдет подходящее укрытие на ближайшие три дня.

Она понятия не имела, как проживет три дня рядом с ним, не убив его и не сойдя с ума. А может, произойдет и то и другое.

— Пообедаем? — предложил Яннис, нарушая молчание.

— Я не хочу есть.

— За завтраком ты почти ничего не съела.

— Интересно, почему?

Он вздохнул и дернул себя за волосы:

— Неужели так тяжело разговаривать со мной вежливо?

— Вообще-то да.

— Будет легче, если я перед тобой извинюсь?

Она невольно посмотрела на него в упор:

— Яннис, я остаюсь на три дня, а не на три недели.

К ее удивлению, он расплылся в улыбке. Улыбка у него была по-прежнему обаятельная… и била наповал.

Она поспешила отвернуться.

Керен не хотела видеть его улыбку и вспоминать, как когда-то Яннис Филипидис с ее помощью очаровал ее.

Они встретились на открытии новой галереи современного искусства во дворце Агона, Яннис и его брат по просьбе короля курировали выставку. Во дворце имелись произведения искусства и артефакты прошлого тысячелетия, но нынешний король желал упрочить связь с двадцать первым веком.

Зная, что король стремится привлечь на остров более молодых и увлеченных клиентов, сотрудники отдела по связям с общественностью, отвечавшие за открытие галереи, связались с Керен и пригласили ее посетить вернисаж и написать обзор. Им было не важно, что она не была искусствоведом и за время своих странствий посетила всего две художественные галереи, ей привычнее было писать о каких-нибудь необычных барах, ресторанах и приключениях, вроде похода на слонах. Галеристы же стремились через нее достучаться до ее подписчиков. Ей оплатили перелеты, проживание в отеле и обещали полную свободу. Они не собирались как-то влиять на то, что она напишет в своем блоге. Так как Агон находился в списке мест, где Керен мечтала побывать, она с удовольствием приняла приглашение.

Она помнила, какой потрясающей ей показалась галерея. Помнила изысканные коктейли и канапе, которыми ее угощали сотрудники PR-отдела. Постоянный гул в ушах.

Но больше всего она запомнила невероятно высокого и невероятно красивого мужчину в щеголеватом костюме. Он стоял, прислонившись к стене, с бутылкой пива в руке, не обращая внимания на похотливые взгляды, которыми его окидывали присутствовавшие на вернисаже женщины. Все его внимание было сосредоточено на ней.

Керен приехала на Агон, собираясь провести там длинные выходные. Все кончилось тем, что остров на два года стал ее домом.

Человек, чье внимание она привлекла в тот вечер и за кого полгода спустя вышла замуж, и сейчас широко улыбался.

— Но ты ведь остаешься, — самодовольно заметил он.

— Вынуждена… Под давлением. И всего на три дня.

— Три дня — достаточно долгий срок, чтобы убедить тебя остаться. — Улыбка угасла. Яннис склонил голову. — Ты поверишь, если я извинюсь?

— Нет.

— Значит, сэкономлю силы и дыхание и дождусь того момента, когда ты мне поверишь.

— Не слишком экономь на дыхании, — посоветовала она. — А то задохнешься.

Улыбка вернулась.

— Но ты сделаешь мне искусственное дыхание?

Прежде чем она успела ответить, он прошел мимо, задев ее плечом, и она уловила аромат его одеколона. Она даже не сознавала, что прежде инстинктивно старалась не вдыхать этот аромат. Но было уже поздно.

Поджав пальцы ног в сандалиях, Керен закрыла глаза и постаралась прогнать из организма острую тоску.

Аромат всего лишь будит отголоски прошлого. Воспоминания.

Воспоминания, которые она убрала подальше, когда летела прочь из Агона.

— Где ты пряталась?

Керен, поднеся к губам бутылку с водой, закатила глаза, стараясь унять учащенное сердцебиение.

Выйдя из кабинета Янниса, она нарочно не последовала за ним на террасу, а отправилась на кухню.

К счастью, кухарка осталась прежняя. Она узнала Керен. После первого удивленного взгляда и крепких объятий она замялась и застеснялась, когда Керен спросила, можно ли взять что-нибудь пожевать. Порывшись в холодильнике, Керен обнаружила приготовленный к вечеру десерт — огромную миску с шоколадным муссом. Яннис был шоколадоголиком. Каждый день он проплывал по сто дорожек в бассейне и уверял, что за пятьдесят дорожек «отрабатывает» съеденный шоколад.

«Ну, держись! Ты угнал мою яхту, а я съем твой шоколад…»

— Поскольку мы с Яннисом еще муж и жена, я по-прежнему хозяйка на вилле, — сказала она смущенной кухарке, радостно улыбнувшись. — Не забудьте напомнить ему об этом, если я не успею сказать до вас.

Прихватив ложку, она отправилась в оливковую рощу и съела весь мусс в один присест.

Шоколад немного успокоил нервы. Такой спокойной она не была с утра. Керен побродила вокруг, ища подходящие камни, и наконец соорудила нечто вроде пирамидки. Под ней она спрятала документы, которые предварительно убрала в прихваченный на кухне полиэтиленовый пакет.

Если бы ей так не хотелось пить, она бы так и сидела в оливковой роще и по-прежнему избегала его. Она вышла к бару у бассейна меньше минуты назад, а он уже отыскал ее. Доля секунды — и ее сердце снова начало работать с перегрузкой.

Он скинул рубашку и ходил голым по пояс. Так как Керен была на голову ниже, она могла видеть его великолепный торс во всей красе.

Прислонившись к барной стойке, она решила выбрать меньшее из двух зол и подняла взгляд на его лицо.

— Если я скажу, в следующий раз ты бы знал, где меня искать.

Он подошел ближе; глаза у него сверкнули.

— Ах вот как! Ты, значит, собиралась прятаться все то время, которое мы согласились посвятить разговорам!

Правая нога у нее снова задрожала, и она постаралась встать как можно плотнее и опустила взгляд на его крепкую шею, думая, что смотреть туда безопасно. Но и такой вид пробудил в ней воспоминания, а во рту возник памятный мускусный аромат его кожи.

— Я на разговоры не соглашалась, а в остальном — в яблочко! — сказала она и выпила всю бутылку воды одним глотком, надеясь, что холодная вода прогонит воспоминания о его вкусе и заглушит острое осознание его близости.

Яннис удивленно поднял брови и прищурился, заметив пустую миску. Лишь остатки шоколада указывали на то, что находилось в миске раньше. Керен поставила пустую миску на барную стойку. Он взял миску и почти коснулся ее рукой:

— Неужели ты все съела?

Керен лишь вытерла губы и кивнула. Все чувства обострились от его близости и его аромата.

— Мне ничего не оставила?

Она покачала головой, мысленно приказывая себе встряхнуться.

Он посмотрел на нее с насмешливой укоризной. Но глаза у него сверкали сильнее, наполняя ее воспоминаниями о том, как она видела этот блеск раньше.

— Ты в самом деле меня ненавидишь.

— Я же тебе говорила, — хрипло ответила она.

— Это предназначалось для нашего вечернего десерта.

На сей раз она сначала сглотнула, прежде чем ответить, и голос у нее прозвучал яснее. Сильнее.

— Можешь поверить мне на слово, было вкусно.

Глаза у него сверкнули еще ярче.

— А тебе придется чем-то возместить мне потерю шоколада.

— Лучше прикажи тому, кто увел мою яхту, привести ее назад. Тогда все твои десерты будут в безопасности.

На сей раз он снова удивленно поднял брови:

— Ты намерена портить еду?!

Она прикусила губу, чтобы не хихикнуть.

Яннис обладал чувством юмора. Подобно его сексуальной улыбке, великолепному лицу и сказочному телу, чувство юмора дополняло обаяние, которое окутывало ее.

Он умел ее насмешить и довести до оргазма одновременно; вдруг на нее нахлынули воспоминания о том времени, когда она расхаживала по вилле и парку в одном саронге, под которым ничего не было, а когда он пытался ее схватить, она убегала, смеясь над ним и призывая поймать ее. Она вспомнила, как он поймал ее на этой террасе. Усадил на барную стойку и вошел в нее, а она по-прежнему смеялась…

Она попыталась оттолкнуть воспоминание, но было уже поздно. Внизу живота разгорался огонь. Она с трудом сдерживалась. Еще немного, и она начнет извиваться и выдаст себя.

— Если не пригонишь мою яхту назад, тебе, наверное, стоит повесить замок на дверь кухни. Кто знает, что еще мне захочется попробовать? — сказала она, радуясь, что ее голос звучит уверенно и беззаботно.

— Кто-нибудь тебе понравился во время твоих путешествий? — спросил он.

Облегчение тут же прошло. Она замкнулась:

— Не твое дело!

Он приблизил к ней свое лицо и без намека на юмор сказал:

— Мое, glyko mou. Ты моя жена.

Он был так близко, что его теплое дыхание щекотало ей кожу.

Ей захотелось отступить, но сзади уже не было места. Прислонившись к барной стойке, она завела себя в ловушку.

Глядя ему в глаза, она призвала на помощь остатки силы и здравого смысла:

— Только на бумаге. И то, что я твоя жена, не делает меня твоей собственностью.

— Нет, не собственностью, но ты всегда будешь моей.

— Марла в курсе, что ты так думаешь? — Имя личной помощницы слетело с ее губ, прежде чем она поняла, что собирается заговорить о ней.

Он попятился.

— Ты еще с ней? — продолжала Керен, пользуясь случаем перейти в наступление…

Керен забыла, как это имя ее ранило. Ей в сердце как будто вонзили раскаленный клинок.

— Между мной и Марлой ничего не было, — парировал Яннис. — Я тебе уже говорил.

— Я имею в виду — после того, как я ушла, — пояснила она, погрозив ему пальцем. Лучше продолжать говорить и наступать на него. Да, так лучше!

Эмоции, не имевшие ничего общего с желанием, снова вскипали в ней, и она боялась: как только она замолчит, из глаз брызнут слезы. — Очень надеюсь, что ты уже не с ней — и, кстати, не с кем-то другим. Конечно, я понимаю, что, угнав мою яхту и вынудив меня остаться здесь, ты просто так злобно шутишь. С другой стороны, твоей любовнице, наверное, неприятно, что ты играешь в игры со своей женой, хотя уже не живешь с ней, или…

От ярости его красивое лицо перекосилось. В тот же миг его сильная рука обвила ее талию, оторвала ее от земли, прижала к его крепкой груди, и все слова растворились от прикосновения губ Янниса.

Глава 4

Поцелуй оказался страстным. Зверским. И таким же диким был ответ Керен. Она схватила его за плечо, и ее губы разомкнулись, когда их рты слились в жаркой схватке, исполненной безудержной страсти. Наконец, их руки сплелись, а тела так тесно прижались друг к другу, что ничто не могло их разделить.

Может быть, если бы у нее в памяти не было таким свежим недавнее болезненное воспоминание об их совокуплении, полном радости и страсти, Керен на какое-то время забылась бы в безоглядном желании, которое мгновенно выросло словно из ничего. Но когда ее оторвали от земли и усадили на барную стойку, на смену желанию пришел страх. Она отвернулась и уперлась ладонями ему в грудь:

— Отойди от меня!

Яннис сразу же выпустил ее и сделал шаг назад. Тяжело дыша, не мигая и сжав зубы, он смотрел на нее в упор.

Боясь, что ее слова не сочетаются с бушующей в ней страстью, она соскользнула с барной стойки и, поскольку ноги подгибались, пошатываясь, подошла к бассейну и нырнула в воду.

Прохладная вода оказала нужное действие. Она загасила пламя поцелуев Янниса и вернула способность соображать.

Она снова попалась в его ловушку. Поцеловала его в ответ. Она выдала себя и дала ему в руки оружие, которым, она не сомневалась, он непременно воспользуется снова.

Прошло так много времени с тех пор, как они были близки, что ее бедное тело реагировало на него, как бабочка на пламя.

Сколько ночей она лежала без сна, мечтая, чтобы он повернулся к ней и занялся с ней любовью?

Сколько раз она прижималась к его спине и обнимала его за талию, но его рука ложилась сверху, не давая ей блуждать? Иногда он подносил ее руку к своим губам и целовал ее, но чаще просто крепко брал ее за руку и засыпал, не произнося ни слова.

В конце концов она оставила всякие попытки. Женщина, которую столько раз отвергали, научилась защищаться.

Клей, который связывал их, растворился.

А потом растворились и они сами.

И теперь ему хватает наглости целовать ее, как будто его желание никогда не умирало!

Или прошло столько времени, что она снова стала для него чем-то новеньким?

Обострившийся здравый смысл притупился в тот миг, как она вынырнула на поверхность и увидела, что он сидит на краю бассейна и смотрит на нее. Желание снова проснулось в ней.

Отвернувшись от его взгляда, она заработала ногами и доплыла до конца дорожки — бассейн у него был большим, спортивным. Доплыв до противоположного конца, она поднялась по лесенке, вышла на траву и без сил повалилась на спину. Закрыв глаза, Керен слушала удары сердца. Дышала она с трудом и сосредоточилась на вдохах и выдохах. Вдох — выдох, вдох — выдох…

Она понятия не имела, сколько времени понадобилось на то, чтобы сердце немного успокоилось.

На нее упала тень.

Сердце снова пустилось в галоп.

Не открывая глаз, она прошептала:

— Уходи!

Судя по движению воздуха, Яннис не обратил внимания на ее приказ и сел с ней рядом.

— Я в самом деле по-прежнему оказываю на тебя влияние, — заметил он.

Злясь на то, что ей нечего возразить, не выставив себя лгуньей, Керен плотно сжала губы. Она не могла решить, что слышит в его голосе — самодовольство, ликование или облегчение.

— Ты не отрицаешь! — Яннис рокочуще расхохотался.

— Ты навязал мне свое общество, — произнесла она, стараясь вложить в голос побольше холодности.

— Посмотри на мое плечо и скажи, кто из нас кому навязался!

Она открыла глаза и увидела, что Яннис по-прежнему нависает над ней. Многозначительно улыбнувшись, он ткнул себя пальцем в бронзовое плечо с ярко-красными линиями. Вот как она его исцарапала!

Униженная, Керен снова закрыла глаза.

— Прости, — буркнула она.

— Не прощу. Я скучал по твоим боевым ранам.

Она с трудом поднялась и, подтянув колени к груди, обняла их. Услышав такую ложь, она наполнилась горечью, а лицо у нее запылало. Стало ясно: его неожиданный прилив страсти — тоже ложь.

— Если ты еще раз меня поцелуешь, я откушу тебе язык.

— Извращенка!

— Яннис, я не шучу. Мы с тобой больше не вместе, и ты…

— Нет, мы вместе.

— Нет, мы…

— По закону мы муж и жена.

— Ненадолго.

— Но у меня еще есть время. Я готов сделать все, лишь бы убедить тебя уничтожить эти бумаги и вернуться домой навсегда.

Она сбросила промокшие сандалии.

— Сколько раз тебе говорить, что я не вернусь?

— А сколько раз говорить тебе, что я собираюсь тебя переубедить? Когда-то ты меня любила, glyko mou. Мы были счастливы.

— Счастье было недолгим.

— Но ты признаешь, что когда-то мы были счастливы, — возразил он, ухватываясь за ее признание. — Ничто не помешает нам быть счастливыми вновь, а я уже доказал, что по-прежнему тебе небезразличен… — Глаза у него сверкнули, а потом он склонил голову и поцеловал ее голое колено.

Прежде чем она успела как-то отреагировать, Яннис вскочил на ноги и ухмыльнулся:

— В моем распоряжении все необходимые средства и три дня, когда ты моя пленница. Ты поймешь, что наш брак заслуживает второй попытки.

— Значит, ты признаешь, что я — твоя пленница?

Улыбка стала шире.

— Поверь мне, я очень благожелательный тюремщик.

— Куда ты?! — крикнула она, видя, что он уходит прочь.

Он обернулся и, пятясь, поинтересовался:

— Уже соскучилась?

Керен нахмурилась.

Он рассмеялся:

— Погоди. Я вернусь через пять минут. И не пытайся снова спрятаться от меня, glyko mou. Разве что ты хочешь, чтобы тебя поймали…

Яннис вернулся с кувшином фруктового коктейля, двумя стаканами и одеялом, которое он перебросил через плечо.

Поставив напитки на бортик бассейна, он расстелил на траве одеяло и достал из заднего кармашка плавок синий флакон.

— Лови! — весело крикнул он, бросая ей флакон.

Керен поймала одной рукой флакон, в котором находился крем от загара.

Стало трудно дышать; она повертела флакон в руке, узнала марку, которой она всегда пользовалась, пока жила здесь. Странно, что Яннис запомнил.

Должно быть, ему пришлось изрядно постараться, чтобы достать нужный крем… Точнее, он приказал достать его кому-то из слуг. Но сама идея принадлежала ему.

Ей следовало злиться на то, что он так самоуверен. Не сомневается, что ему удастся задержать ее здесь. Неожиданно она растрогалась, потому что он подумал о такой мелочи.

— Спасибо, — прошептала она.

Глаза у него сверкнули.

— Помочь тебе намазаться?

— Нет.

— Уверена? Я с радостью помогу.

Она смерила его убийственным взглядом, выдавила на ладонь немного крема и нанесла на лицо.

— Помню, раньше тебе нравилось, когда я мазал тебя этой штукой.

— Не надо, — предупредила она.

— Почему? Боишься перевозбудиться?

— Нет. Боюсь, что меня вырвет.

— Ты такая лгунья! — Яннис рассмеялся и похлопал по одеялу: — Здесь гораздо удобнее, чем на траве.

— У меня промокли шорты, а переодеться не во что, — обвиняюще сказала она. До нее только что дошло, что у нее в самом деле нет одежды. — Придется все время ходить в одном и том же.

— Мой гардероб в твоем распоряжении… как всегда.

Она отвернулась и пожалела, что у нее нет солнечных очков. Яннис слишком хорошо читал ее мысли. Он все делал хорошо. Но в чтении ее мыслей он стал настоящим профессионалом. Керен нахмурилась. Ей это не нравилось. По крайней мере, очки стали бы щитом, за которым можно спрятаться. Тогда он не увидел бы, как ей делается больно всякий раз, как он вскользь упоминает о прошлом счастье. Им было так хорошо, что Керен брала его шорты и футболки и расхаживала в них по вилле и парку.

— Если не хочешь носить мою одежду, придется носить свою. — Яннис разочарованно вздохнул.

— Моя одежда у меня на яхте. На той, которую ты угнал.

— Зато одежда, которую ты оставила, по-прежнему здесь.

— Серьезно? — Она резко развернулась к нему.

Его лицо оставалось непроницаемым.

— В твоей гардеробной — там, где ты все бросила.

— Почему мои вещи еще там?

— Ждут, когда ты вернешься.

— Я тебе не верю.

Он пожал плечами и налил им обоим фруктового коктейля.

— Сама увидишь. А теперь… пересядь на одеяло, пока тебя не искусали.

Будь он проклят! Точно знает, что нужно сказать. И вот как на нее повлияли приход сюда и общество Янниса! Керен легла на траву и сидела на ней по-прежнему, забыв о досадливых насекомых, которых она ненавидела. Но сейчас ей про них напомнили, и она пересела на одеяло, впрочем стараясь держаться как можно дальше от Янниса.

Оказалось, что она недостаточно далеко.

Он протянул ей стакан.

Стараясь не допустить, чтобы их пальцы соприкоснулись, она взяла стакан и отпила большой глоток.

— Ничего себе, крепко! — выдохнула она. Яннис щедро добавил к соку алкоголя.

Он улыбнулся:

— Я подумал, тебе нужно как-то расслабиться.

— Как только ты вернешь мне яхту, я сразу расслаблюсь.

От его взгляда у нее внутри все плавилось.

— Еще раз заговоришь о яхте, и я тебя поцелую.

— Я уже предупредила: поцелуешь, и я откушу тебе язык.

Он растянулся на одеяле и приподнялся на локте.

— Обязательно. Обязательно поцелую… — Не сводя с нее взгляда, он провел пальцем по своим губам, а затем приложил палец к ее рту: — Вот так.

Его прикосновение было легким как перышко, но его оказалось достаточно, чтобы у нее начало покалывать все тело, а расплавленные внутренности превратились в лаву.

— Яннис… — У нее пресеклось дыхание.

Глаза у него снова засверкали, он убрал палец от ее губ и поцеловал его.

Керен не могла унять дрожь, которая прошла по всему ее телу; когда его взгляд переместился на ее грудь, она вдруг поняла, что не только задыхающийся голос выдает, как сильно он на нее действует.

Его глаза снова устремились на ее лицо.

— Ты когда-нибудь думала о том, как хорошо мы подходим друг другу? — негромко спросил он.

— Нет, — солгала она.

— А я думал. Много раз. И в следующий раз, когда нам захочется оказаться вместе, ты начнешь первая.

— Мечтать не вредно.

— Я никогда не переставал мечтать о тебе, glyko mou, и вот ты здесь — значит, мечта сбылась. — Его лицо придвинулось чуть ближе. — Ты здесь, со мной, так что перестань ссориться и расслабься.

Невозможно!

— Я не могу расслабиться рядом с тобой.

— Тебе поможет, если я сделаю тебе массаж?

От его предложения ее рот наполнился слюной, и она поспешила сглотнуть.

Если Яннис снова прикоснется к ней, она боялась: расплавятся не только ее кости.

Как возможно, что ее желание к нему еще существует? И не просто существует, а пожирает ее изнутри?

Оно давно должно было умереть. Ей казалось, что желание умерло. Думала, что умерли все ее чувства к нему.

— Перестань, понял? — буркнула она.

Он ухмыльнулся.

Неожиданно Керен поняла, что ее губы тоже изгибаются в улыбке, и отвернулась. Видеть его улыбку, понимать, что ее укрепления рушатся, а внутри еще живут воспоминания о его поцелуе и легких прикосновениях… Ее кожу даже покалывало.

Нужно бежать от него. Но бежать некуда. Он воспримет ее бегство как вызов.

«Разве что ты хочешь, чтобы тебя поймали…»

Он помнил, как она заставляла его гоняться за ней вокруг бассейна. В последнем она не сомневалась. Перед ее мысленным взором проплывали и другие разы, когда она бросала ему вызов и заводила его. Как она дрожала от возбуждения и желания, когда он бросался на нее, как пантера, готовая сожрать добычу.

Правда, иногда в роли охотницы выступала она.

Охотник или добыча, конечный результат всегда бывал одним и тем же. Экстаз.

— Вряд ли у тебя есть запасные солнечные очки, — заметила она вдруг, подтягивая колени плотнее к груди, словно, свернувшись клубком, могла унять жгучую пульсацию внутри. Если уж нельзя убежать и остаться одной, нужно сделать так, чтобы ушел он. Кроме того, солнечные очки ей действительно нужны, так что она убьет одним камнем двух зайцев. — Только мои очки на яхте. Помнишь? На той, которую ты украл.

— Помнишь, что я говорил про твою яхту?

— Ничего такого, чтобы я не могла упоминать о том, что ты ее украл.

Он приблизил лицо к ней и снова посмотрел на нее так, что у нее все внутри начало плавиться.

— «Еще раз заговоришь про яхту…» — Он чувственно поднял брови.

Внизу живота у нее запульсировало так сильно, что она едва нашла в себе силы проговорить:

— Так есть у тебя запасные очки или нет?

Он выдерживал ее взгляд на один мучительный миг дольше необходимого, а потом вскочил:

— Дай мне две минуты.

Керен не могла не смотреть ему вслед, когда он быстро зашагал к вилле. Яннис всегда был таким же привлекательным сзади, как и спереди, и ей больно стало ощутить прежний ком в груди при виде его яркой мужественности.

И больно было видеть его таким… прежним Яннисом, в которого она влюбилась. Мужчиной с бьющей через край энергией и блеском в глазах, мужчиной, который всегда, всегда считался с ее потребностями. И с ее удовольствиями.

Она отпила еще большой глоток и закрыла глаза.

Когда она потеряла этого мужчину?

Трещины в их семейной жизни углублялись постепенно. Вскоре после медового месяца Керен поняла, что ждет ребенка. Радость сгладила недовольство от растущего собственнического чувства Янниса. Эта его черта обострилась после того, как они потеряли Софию. Он отстранился от нее эмоционально, зато его собственническое чувство выросло непропорционально. Он хотел ее контролировать.

Она бы ни за что не поверила, что остроумный, обаятельный мужчина, который завоевал ее сердце и клялся любить вечно, превратится в безжалостного, мстительного подонка. А теперь он притворяется, будто хочет ее вернуть.

К тому времени, как он вернулся, она допила первый стакан коктейля, но расслабленность, какую давал алкоголь, прошла, когда он сел рядом и протянул ей очки.

Ее старые солнечные очки.

Сердце снова забилось чаще. Она взяла их.

Неужели он действительно хранит ее вещи? Она думала, что он хочет подшутить над ней, и, когда заглянет в свою прежнюю гардеробную, она увидит там саОваны или что-то в таком роде.

Ей нужно было взглянуть.

С трудом поднявшись, она спросила:

— Мои вещи по-прежнему в моей гардеробной?

— Да.

— Хочу посмотреть.

— Здесь твой дом, glyko mou. Тебе не нужно мое разрешение на то, чтобы войти.

Очутившись словно в ловушке под его взглядом, поняв, что сердце расширяется, она с трудом оторвала от него глаза и зашагала к красивой вилле, которая вначале действительно стала ей домом, но после превратилась в клетку.

Поднявшись на второй этаж, Керен крепче схватилась за перила.

Глубоко вздохнув, она укорила себя в том, что ведет себя как ребенок и позволяет воспоминаниям одержать над собой верх.

Хорошим воспоминаниям. Плохим воспоминаниям. Воспоминаниям, разрывающим сердце…

Их спальня находилась в конце широкого коридора слева от лестницы. Чтобы добраться туда, пришлось пройти мимо комнаты, которую они оформили в неярких, но живых желтых тонах. Керен целых три дня вручную рисовала тропические цветы из тех стран, в которых она побывала. Она с радостью представляла, как когда-нибудь будет рассказывать о них своему ребенку. Яннис уехал в Париж на оценку очередной картины; он удивил ее, потому что привез оттуда чудесный костюмчик для новорожденного и повесил его в детской. Керен не хотела заранее узнавать пол будущего ребенка, ей хотелось, чтобы пол был сюрпризом. А Яннис все знал, ему даже спрашивать не требовалось. Он с самого начала не сомневался, что у них родится девочка.

Положив руку на закрытую дверь детской, она медленно задышала, пока острая боль в груди не притупилась, пока не стих крик ведьмы-банши в голове.

— Ты думаешь о ней, когда ты в море? — тихо спросил Яннис, который следом за ней поднялся по лестнице.

— Все время. — Она снова медленно вздохнула, дошла до их спальни и толкнула дверь, не желая колебаться.

Ничего не изменилось.

Широченная кровать с резными ножками и таким же изголовьем была застелена прежними простынями — кремово-мятного цвета; мятные же занавески свисали с трех окон с раздвижными переплетами. И прежние кремовые полы. И картины остались теми же самыми. Все было таким же, как прежде. Она как будто только сегодня встала с этой постели.

То же самое она увидела и в ванной. Две раковины: его и ее. Огромное двойное зеркало в полный рост. Огромная ванна с круглым бортиком… Даже туалетные принадлежности остались прежними, и сердце у нее невольно забилось чаще, когда она увидела большой флакон с пеной для ванны.

Медовый месяц они провели на частной вилле на Мальдивах. Керен полюбила принимать пенную ванну; ей нравился и запах тамошнего геля для душа. От него пахло свежим жасмином. Когда они вернулись на Агон, Яннис, к ее изумлению и радости, заказал такой набор. Он разыскал производителя и купил целую партию геля — и все ради нее. Всякий раз, как запасы подходили к концу, он делал новый заказ. Ей даже просить не приходилось.

Загрустив, она закрыла глаза, чтобы все поскорее прошло. Вздохнув, направилась в гардеробную.

В комнате имелся широкий центральный проход, который разделял две стены со встроенными шкафами от пола до потолка. Она отодвинула первую дверь.

Перед тем как уйти от Янниса, Керен уложила в два чемодана одежду и личные вещи. Остальное она оставила.

Чем больше она отодвигала двери шкафов и выдвигала ящики, тем больше понимала: все лежало на своих местах. В точности. Ничего не трогали.

Она обернулась к Яннису, который стоял, прислонившись к шкафу, и с удивлением спросила:

— Зачем ты все это хранишь?

Он скрестил руки на груди:

— Я же тебе говорил: вещи ждут твоего возвращения.

— Я думала, ты сразу сжег их на костре.

Его губы разошлись в улыбке.

— Время от времени такая мысль приходила мне в голову.

— Что тебя остановило? Не помню, чтобы тебе нравилась моя одежда.

— О чем ты?

— Яннис, ты терпеть не мог, как я одевалась.

У него на лбу появилась глубокая складка. Запульсировала жилка под ухом.

— Мне нравилось, как ты одеваешься. Ты всегда выглядела красиво.

— Всякий раз, как мы куда-то отправлялись, ты придирчиво осматривал меня, как будто я скаковая лошадка, которой предстоит участвовать в первых состязаниях по выездке. И ты всегда критиковал мой стиль.

— Я никогда тебя не критиковал.

— Glyko mou, тебе не кажется, что такой цвет будет выглядеть в королевском дворце немного кричаще?» — передразнила она. — Если это не критика, что тогда критика?

Он долго смотрел на нее, глубоко дыша.

— Я старался тебе помочь.

Керен невесело усмехнулась:

— Помочь мне? По-твоему, это была помощь?

Жилка запульсировала чаще.

— Разве ты не помнишь, как расстроилась, когда я представил тебя родителям и моя мать назвала твое платье… интересным?

Как будто такое забудешь!

Керен невероятно боялась знакомства с родителями Янниса. Она уже познакомилась с его братом Андреасом и его женой Пенелопой через несколько дней после того, как они с Яннисом начали встречаться; оба держались дружелюбно и приветливо. Старшие Филипидисы находились в кругосветном круизе. Знакомства с ними пришлось ждать несколько месяцев. К тому времени они с Яннисом заключили помолвку и приготовления к свадьбе шли полным ходом.

Керен тщательно подобрала наряд для знакомства с родителями. Ярко-красное платье макси с вышитыми на нем китайскими цветами очень шло к ее миниатюрной фигурке.

Нина Филипидис, одетая роскошно и безупречно с ног до головы в творения лучших дизайнеров, тепло обняла ее, затем отступила на шаг и, держа Керен за руки, оглядела с ног до головы.

— Какое… интересное платье! — произнесла она тоном человека, которому только что показали жуткую мазню, нарисованную малышом. Позже, подлив масла в огонь, Нина протянула ей визитку своей помощницы по подбору одежды, чтобы Керен «легче было обновить гардероб».

— Ты тогда совершенно верно истолковала ее слова; она действительно сочла твое платье ужасным, — продолжал Яннис. — Она так не сказала, чтобы не обидеть тебя. Просто она так устроена, и так принято в высшем обществе Агона. Ты обиделась, а я не хотел, чтобы ты обижалась. Вот почему я время от времени делал замечания по поводу выбранной тобой одежды, если мы посещали великосветские приемы и мне казалось, что твои наряды вызовут неодобрение. Я хотел, чтобы в моем мире ты чувствовала себя в своей тарелке.

— Значит, ты хотел, чтобы моя одежда соответствовала? Так же, как ты ожидал, что я буду соответствовать всему остальному в твоем мире, — возразила Керен, стараясь унять гнев и обиду.

— Я никогда не требовал от тебя «соответствовать». — Его лицо сделалось таким напряженным, что проступили вены на висках. — Я знал, на ком женюсь, но, как твой, муж обязан был тебя защитить и помочь тебе ориентироваться в моем мире.

— Ничего подобного! Твое дело было любить и поддерживать меня, а ты… — Что-то внутри ее щелкнуло, и она открыла следующий шкаф. — Ладно, забудь. Не собираюсь тратить силы на старые споры, которые так и не были окончены.

Это уж слишком! Эмоции, которые, как ей казалось, давно умерли, возникли снова так быстро, что ее замутило. Ей нужно очутиться подальше от Янниса. Ей нужен воздух!

Она поспешила к двери и с трудом остановилась, не врезавшись в него, потому что он преградил ей путь.

Поспешно отступив, она стиснула зубы:

— Будь любезен, дай мне пройти.

— Нет. Из-за того, что споры возникают снова и снова, на сей раз мы доведем дело до конца. — В доказательство Яннис повернул ключ в замке и убрал ключ в карман, физически заблокировав ей выход.

Глава 5

Керен с трудом справлялась с растущим страхом.

— Яннис, отойди от двери.

— Нет. — Он скрестил руки на груди. — Я не позволю тебе снова убежать.

— Выпусти меня!

— Мы никуда отсюда не выйдем, пока не разберемся.

— Ты не имеешь права не выпускать меня!

— Если хочешь выйти, ключ у меня в кармане. Можешь сама его взять.

— Я больше к тебе не притронусь! — гневно воскликнула она.

— Тогда сядь и поговори со мной.

— Это нелепо!

— Согласен. Но мы же сейчас разговариваем. Мы обсудим все наши разногласия, что нужно было сделать уже давно.

— Если ты чем-то недоволен, зачем хочешь меня вернуть? Тебе куда лучше без меня. Попугая не превратить в воробья. Твоя мать все поняла с первой минуты, когда меня увидела. Найди себе невесту из местной аристократии, и все будут довольны.

— Если бы я хотел жениться на местной аристократке, я бы на ней и женился.

— Тогда зачем ты на протяжении всей нашей совместной жизни пытался превратить меня в такую девицу?

— Я хотел помочь тебе приспособиться к здешней жизни, к моему миру. Вот в чем разница.

Керен с горечью усмехнулась:

— Яннис, мне все равно, что все остальные считали меня чужой. Я всегда была чужой, посторонней, что тебе прекрасно известно. Я ставила в тупик собственных родителей и сестру с тех пор, как научилась говорить. И все же они любили меня и старались меня понять. Ты же только притворялся, что понимаешь. Ты женился на мне, зная, что я не буду образцовой женой по меркам твоей семьи и местного высшего общества. Ты говорил, что любишь меня такой, какая я есть, но, едва надев мне кольцо на палец, ты попытался сделать из меня типичную великосветскую жену. Первые восемнадцать лет жизни я провела, мечтая, как освобожусь от смирительной рубашки моего мира, и все кончилось тем, что ты постарался втиснуть меня в другие рамки.

У него под ухом снова запульсировала жилка.

— Значит, вот под каким предлогом ты от меня сбежала?

— Это не предлог.

— Предлог, — решительно возразил Яннис. — Ты сама все прекрасно понимаешь.

— Ты такой высокомерный! Тебе кажется, будто ты понимаешь меня лучше, чем я сама.

— Если я такой высокомерный, почему ты плачешь?

Керен и не замечала, что по лицу у нее текут слезы. Она пришла в ужас и поспешно отвернулась:

— Я плачу от злости!

По крайней мере, ей казалось, что в ней вскипает именно злость. Гнев. Но ее терзали и боль, и страх. И чем больше она старалась их спрятать, тем сильнее они прорывались на поверхность, не желая гаснуть.

— Отлично! — Он выпятил подбородок.

— Боже мой, ты что, нарочно злишь меня?

— Я хочу, чтобы ты раскрылась и показала хоть какие-то эмоции. Ты все держишь в себе.

— Последние несколько месяцев нашего брака мы только и делали, что ссорились. Тогда мы не сдерживались.

— Мы ссорились из-за всего, кроме того, что было важным по-настоящему… Наши ссоры маскировали наши истинные чувства. Я тоже во многом виноват, но ведь не я сбежал до того, как нам удалось до чего-то договориться!

В груди у нее зародился новый страх.

— Ты злобно швырнул мои чемоданы в багажник такси! Назвал меня «несчастной эгоисткой»!

— Потому что, черт побери, я злился!

— Хочешь сказать, ты злился, потому что я ушла первой. Ты не меньше моего хотел, чтобы между нами все было кончено!

— Вот уж нет. Когда я произносил брачные обеты, я думал, что это на всю жизнь, а не на год и два месяца. Перед свадьбой я говорил тебе: ни у одного Филипидиса брак не оканчивался разводом. Ни разу.

Ее снова замутило. Она вспомнила историю поиска у него на ноутбуке и недоверчиво покачала головой.

Яннис провел ладонью по лицу:

— Керен, после замужества ты вошла в семью Филипидис. Я не позволил тебе выйти замуж вслепую. Я любил тебя такой, какая ты есть, и я не хотел тебя менять, но ты ведь и сама понимала, что на тебя как на мою жену возлагаются определенные ожидания.

Когда она услышала, что он говорит о любви к ней в прошедшем времени, у нее не разбилось сердце.

— Да, — дрожащим голосом ответила она, — все ждали, что я буду посещать приемы, устраивать званые ужины, мило улыбаться и не противоречить.

— Имидж играет важную роль для бизнеса и для имени семьи, — ответил Яннис, хотя решительному тону противоречила бешено пульсирующая жилка. — Ты все знала. Ты знала, что участие в светской жизни — составляющая нашего брака. Ты понимала, что семейный бизнес всегда останется на первом месте. Наша семья занимается им с…

— С начала времен, — перебила Керен. Вдруг она почувствовала усталость, с трудом отошла к противоположной стене и села на стул у туалетного столика.

Филипидисы торговали антиквариатом и произведениями искусства так долго, что год основания их семейного предприятия терялся в туманной дымке. По самым точным оценкам, фирму основали в середине XVI века. К концу XVI века появились последовательные записи. Филипидисы торговали произведениями, украшавшими дворцы и посольства по всему миру. Их ежемесячные аукционы регулярно освещались в новостях.

— Ну да, а у меня был всего лишь дурацкий маленький блог.

— Я никогда так его не называл.

— Ты считал его пустяком.

— По сравнению с… да, ты и сама это признавала, но я всегда тебя поддерживал.

— Не ври. Тебе не нравилось, что я веду блог!

— Нет, glyko mou, в начале я поддерживал тебя, как мог, потому что понимал, как много он для тебя значит. С того самого времени, как мы с тобой начали встречаться, ты вместе со мной ездила в командировки. Все началось еще до того, как мы поженились. Ты летала со мной за океан и, пока я сидел на совещаниях, исследовала окрестности… — Он остановился, не договорив, и глубоко вздохнул. — Но ты потеряла интерес к своему блогу задолго до того, как перестала меня сопровождать.

— Все потому, что мы летали только в скучные большие города. Ты обещал, что мы увидим много нового. Мне нравится ездить в новые места, сходить с исхоженных троп, видеть то, чего я не видела прежде, получать новые впечатления…

— У нас не было возможности побывать в тех новых местах, которые я обещал, но ты не поэтому утратила интерес к совместным поездкам, — спокойно, но решительно возразил Яннис. — Ты утратила интерес, потому что у нас появилось нечто чудесное и изумительное… Мы оба ждали чуда с нетерпением, но у нас его отняли…

Ей захотелось зажать уши и завизжать, чтобы заглушить его голос.

— …а когда ты снова начала вести блог, ты даже не посоветовалась со мной. Ты объявила об этом за ужином; упомянула как бы между прочим, что летишь в Марокко на все выходные, а когда я возразил, страшно разозлилась.

Керен глубоко вздохнула и прошептала:

— Ты не имел права меня не пускать. Ты не мой господин и повелитель. Мне не требовалось твое разрешение.

— Я никогда не говорил, что тебе требуется мое разрешение, но, как твой муж, я имел полное право возражать. — Яннис стиснул зубы и тоже глубоко вздохнул. — Я никогда ничего не делал, не посоветовавшись предварительно с тобой…

— «Сказать» не то же самое, что «посоветоваться».

— И ты когда-то тоже советовалась со мной обо всем, — продолжал он, как будто она его и не перебивала. — Мы с тобой все обсуждали. Как взрослые люди.

— Ты перестал обращаться со мной как со взрослым человеком и начал относиться как к вещи, как… к своей собственности. Ты критиковал меня за каждую мелочь. Ты не хотел, чтобы я что-то делала. Я разозлилась, когда ты не пустил меня в Марокко, потому что понимала: ты что-то запрещаешь не просто так. Ты не хотел, чтобы я работала.

— Ты права. Я не хотел.

— Так я и знала! Ты хотел, чтобы я стала твоей содержанкой.

— Нет. Я хотел, чтобы ты жила дома и находилась в безопасности.

— Дома, в безопасности и у тебя под каблуком, под твоим контролем. Так легче мною управлять!

— Да.

Не готовая к его признанию, она посмотрела на него в упор:

— Ты признаешься?

— Да. — Он не дрогнул.

Пораженная, она поняла, что в голове вдруг стало пусто. Керен смотрела на мужчину, которого когда-то так сильно любила, что не могла представить без него свою жизнь. Она искала хоть одну связную мысль. Вдруг в гардеробной послышался звонок. Он доносился из спальни.

Яннис поморщился, закрыл глаза и произнес нечто похожее на ругательство.

— Я должен ответить.

По-прежнему не в состоянии говорить, Керен кивнула.

На вилле звонки были проведены почти во все помещения. Системой звонков пользовались лишь в чрезвычайных обстоятельствах, если с Яннисом нельзя было связаться другими способами. Средство связи на крайний случай.

Он достал ключ из кармана и отпер дверь.

— Наш разговор не окончен, — предупредил он.

И ушел.

Оставшись одна, Керен закрыла лицо руками и постаралась справиться со слезами. Она плакала сегодня уже дважды. Слезы лились из глаз как будто сами, и она не знала, почему плачет и откуда в ней такие неисчерпаемые запасы слез. Больше всего ее пугало, что она плакала при Яннисе. Она плакала при нем в тот день, когда они потеряли Софию, но тогда слезы высохли — их поглотила бездна боли у нее в сердце. Столько раз она ловила его на том, что он за ней наблюдает. Может, ждал, чтобы она сломалась и разрыдалась. А она не могла.

Она много раз обвиняла Янниса в желании контролировать каждый ее шаг, и он всегда все отрицал. И вот теперь, когда он наконец признался…

Как ни странно, хотя все время, проведенное в запертой гардеробной, ей хотелось бежать от Янниса, теперь, когда он ушел, ей больше всего хотелось вернуть его и потребовать ответы на вопросы, которые не в силах был сформулировать ее потрясенный мозг.

Она не настаивала ни на каких выяснениях отношений. Она была бы рада, если бы прожила остаток жизни без сегодняшнего разговора, ни разу не видя Янниса. Зачем ворошить угли прошлого и бередить старые раны просто удовольствия ради?

Подняв голову, Керен увидела красивую деревянную шкатулку, украшавшую ее туалетный столик. Яннис купил ей эту шкатулку на первую годовщину свадьбы, чтобы она держала в ней все украшения, которыми он ее осыпал. Крышка была инкрустирована резьбой в виде их переплетенных обручальных колец. В середине резьбы имелись углубления для ее обручального и помолвочного колец. В последний раз она видела их в тот день, когда ушла от Янниса — как ей казалось, навсегда.

Она целую вечность смотрела на кольца, а потом осторожно положила их на дрожащую ладонь.

Обручальное кольцо представляло собой простое золотое кольцо с их инициалами и датой свадьбы, вырезанными с внутренней стороны. У Янниса было такое же, и сердце у нее екнуло, когда она вдруг сообразила: он по-прежнему носит свое кольцо. До последнего Керен отказывалась думать об этом.

Неужели он носил кольцо все то время, пока они жили врозь? Или надел его снова только сегодня, специально для усиления эффекта?

Ее помолвочное кольцо было совсем другим. Фамильная реликвия, изначально заказанная в XVIII веке Алексиосом Филипидисом для своей невесты, агонской принцессы Теодоры. Кольцо перешло к Яннису после смерти бабушки по отцовской линии. Когда он надел кольцо Керен на палец, она преисполнилась восхищения. Подумать только, когда-то это кольцо носила принцесса королевской крови! Она испытывала благоговение перед значимостью истории у себя на пальце.

И лишь однажды перед свадьбой у нее закралось сомнение, правильно ли она поступает.

В этом отношении Яннис был прав. Она заранее знала, за кого выходит замуж. Ей предстояло стать частью древней и знатной семьи. И она вспомнила, как он говорил ей, что Филипидисы никогда не разводились.

Кстати, и о разводах в семье Барридж Керен не слышала. Впрочем, она всегда считала: это потому, что другие представители ее клана очень похожи на ее ближайших родственников. Они боятся перемен. Ты женишься и живешь со своей второй половинкой в горе и в радости. Тебя все устраивает. В жизни Барриджей горе или радость случались редко, потому что они радовались обыденным, земным мелочам. Одни и те же блюда на столе каждую неделю. По понедельникам — свиные отбивные. По воскресеньям — спагетти болоньезе, буквально самое экзотическое блюдо у них на столе. По субботам готовили жаркое. Тогда к ним приглашали гостей, более дальнюю родню. Одну неделю к ним приезжали родственники по материнской линии, другую — родня отца. К ним нередко присоединялись тети, дяди и кузены. Так же чинно встречали Рождество. Канун Нового года всегда проводили за обеденным столом, где играли в карты со ставкой в пенни. На Новый год выпивали по маленькому бокалу шампанского, целовали друг друга в щеку и ложились спать.

Свой первый Новый год вдали от семьи Керен встретила в Австралии, на Бондай-Бич, с группой девушек, с которыми подружилась. Тогда она по-настоящему наслаждалась жизнью. После полуночи она позвонила родным по видеосвязи. Насколько она помнила, у них сделались удивленные, слегка озадаченные лица, когда она повернула телефон, чтобы они хоть чуть-чуть разделили ее впечатления. Она послала им воздушный поцелуй, прекрасно понимая, что, когда в Великобритании наступит Новый год, часов на десять позже, чем у нее, они проведут время так же, как проводили всегда. Возможно, они в очередной раз задумаются, не подменили ли их младшую дочь в роддоме. Не будь у нее отцовского подбородка, материнского носа и ее же роста, возможно, родители провели бы тест ДНК.

Если она не чувствовала себя своей с людьми, которые любили ее и растили, которые ее создали, как она могла подумать, что ей удастся почувствовать себя своей с Яннисом и его родными?

Она решила, что любви будет достаточно. Ей казалось: если она будет оказывать Яннису всю поддержку, которая ему нужна, он тоже будет поддерживать ее. Ей и в страшном сне не могло присниться, что он попробует подрезать ей крылья.

Тем не менее, он попытался. Попытался. Он хотел, чтобы она отказалась от свободы и уступила его воле, стала всего лишь типичной великосветской агонской женой. Сам же он планировал жить в свое удовольствие.

Так почему внутренний голос подсказывал Керен, что все сложнее, чем кажется?

Голос впервые зазвучал именно здесь, в доме ее мужа. Она попала сюда и утонула в воспоминаниях о браке, который начался с такими большими ожиданиями и превратился в ничто.

Яннис ее разлюбил. Керен поняла это еще до того, как он подтвердил ее подозрения, заговорив о своей любви к ней в прошедшем времени.

Но теперь она была уверена, что он в самом деле хочет ее вернуть. Он не просто изощренно шутит и не хочет отомстить. Он хочет вернуть ее во имя своей гордыни. Яннис не хотел войти в анналы как первый разведенный Филипидис. Первый Филипидис-неудачник.

Она не понимала другого: почему от сделанного открытия у нее так разболелось сердце.

Керен легко постучала, приоткрыла дверь кабинета и просунула голову внутрь. Яннис находился там и разговаривал по телефону.

Их взгляды встретились. Ненадолго у него на лице появилось странное выражение, но потом оно снова стало непроницаемым. Жестом он пригласил ее войти.

Свернувшись калачиком на кожаном угловом диване, она ждала, пока он закончит разговаривать. Сама она так и не овладела греческим настолько, чтобы понимать беглую речь, но по его жестикуляции поняла: произошло что-то плохое.

Что бы ни случилось, во время разговора Яннис не сводил с нее пристального взгляда. И Керен неотрывно смотрела на него. Каждый удар сердца отдавался болью: оказалось, что ее переполняют воспоминания о том, как они занимались любовью в этой комнате. Яннис, когда мог, работал дома, но всегда радовался, если она прерывала его, — он бросал все, чем занимался, сажал ее к себе на колени и покрывал поцелуями, как будто не видел ее целый месяц, а не несколько часов.

Но так было до того, как он стал скрытным и при ее появлении закрывал крышку ноутбука, чтобы не показывать, чем он занимался. Так было до того, как он утратил к ней интерес как к женщине и любовнице. Так было до того, как он начал видеть в ней только свою жену и собственность.

И все же она так ярко помнила, как чувствовала себя в те чудесные, опьяняющие первые дни. Жар, который постоянно бурлил у нее в крови. Чувствительность ее кожи. Постоянную сладкую боль внутри. Непрекращающееся желание.

И все то же самое она ощутила сейчас. Чем дольше она на него смотрела, тем сильнее ей хотелось, чтобы он усадил ее к себе на колени, крепко обнял и прижал к своему сильному, теплому телу.

Думал ли Яннис тоже о тех первых днях? Вспоминал ли он, как они пьянели друг от друга? Переживал ли и он сейчас ту же боль и тоску?

Керен плотнее обхватила себя руками и попыталась прогнать воспоминания. Попыталась отвести взгляд.

Предполагалось, что ее чувства умерли.

Закончив разговаривать, он положил телефон на стол экраном вниз и провел ладонью по лбу.

Ей невыносимо хотелось обнять его, но она лишь крепче обхватила себя руками.

Их взгляды снова встретились. Он медленно вздохнул.

— Что случилось? — спросила она.

Его губы изогнулись в едва заметной улыбке. Он снова вздохнул.

— Проблема на работе.

— Не хочешь мне рассказать?

Он нахмурился:

— А ты хочешь послушать?

Если бы он говорил вызывающе, этого, возможно, и хватило бы, чтобы Керен справилась с болью и тоской по прошлому. Но в его голосе слышалось лишь недоверие; она вовсе не восприняла его ответ как вызов.

— Да, — кивнула она. — Рассказывай.

Он удобнее устроился в кресле и соединил пальцы рук:

— Ты слышала о Филиппе Легаре?

— Нет.

— О французском миллиардере, основателе модного дома Легар?

— Ах да, о Легаре я слышала. Твоя мама носит его вещи, верно?

— Да. Так вот, несколько лет назад Филипп Легар умер. Его семья выставляет на аукцион почти всю его коллекцию произведений искусства, чтобы оплатить налог на наследство. — Он сдвинул брови.

— Его смерть стала для них выгодной? — предположила Керен.

— То, что они собираются выставить на продажу, в десять раз, а то и больше, превосходит любой налог на наследство. В их коллекции есть картина Рембрандта и два Родена, а также еще девятнадцать предметов. Речь идет о сотнях миллионов, а может, и большей сумме.

Когда-то от таких цифр у нее кружилась голова.

— Дай угадаю. Они пытаются натравить на тебя Хультов? — Хульты считались крупнейшими конкурентами Филипидисов в сфере торговли произведениями искусства.

— В чем-то да, — кивнул Яннис. — Я уже несколько месяцев работаю над подготовкой аукциона. Мы завершили проверку аукционной истории, подтвердили подлинность всех лотов, провели оценку… ты знаешь, как все происходит.

Керен кивнула не сразу. Обычно Яннис настаивал на подписании контракта до начала вышеупомянутых процессов.

Явно прочитав ее мысли, он поморщился:

— Подписание контракта все время откладывалось. Признаю, я немного отвлекся.

— На тебя не похоже.

Он пожал плечами, но лицо его оставалось напряженным.

— Джини Легар, сестра и наследница Филиппа, известила нас, что, если мы не снизим комиссионные, она уйдет к Хультам.

— Вот корова!

Его полные губы разомкнулись, и он усмехнулся:

— Я думал почти то же самое.

— Но ведь ты не согласишься? — Яннис и его брат, насколько она помнила, никогда не шли на компромисс в вопросе комиссионных. Многовековой опыт, обширные познания и репутация более, чем оправдывала Филипидисов.

— Нет. Но Джини Легар — проблема, которую мне нужно обсудить с Андреасом и обдумать. Сейчас меня куда больше интересует, пришла ли ты ко мне сюда, потому что соскучилась.

Он так внезапно переменил тему, что застал Керен врасплох, и она не сразу сообразила, как ему ответить.

— Представляю, как ты обрадовался! — Она готова была влепить себе пощечину за такой беззубый и детский ответ.

Его голубые глаза сверкнули.

— Я и правда обрадовался.

Она удобнее устроилась на диване, жалея, что нельзя спрятаться в его пухлых глубинах.

— Я искала тебя только потому, что хотела закончить наш разговор.

— Изменила точку зрения, glyko mou?

— Только в том отношении, что мне любопытно, как ты мог подумать, что я вернусь к тебе, если откровенно признаешь, что хочешь держать меня под каблуком и под контролем.

Глаза засверкали еще ярче.

— Значит, ты думаешь о том, чтобы вернуться ко мне?

— Будь реалистом! — Она закатила глаза.

Яннис подался вперед и облокотился о столешницу.

— А что, если я скажу, что никогда не хотел тебя контролировать? Присматривать за тобой — да, ведь и ты держала меня под каблуком, точнее… на себе… что мне очень нравилось. Да, я действительно стремился всегда присматривать за тобой, и вовсе не потому, что я стремлюсь все контролировать!

Он как будто вонзил ножи ей в сердце. Лишившись голоса, она прошептала:

— Тогда я назову тебя лжецом.

Глаза у него потускнели.

— Значит, тебе неинтересно, что это за причины?

— Единственный отдаленно разумный предлог, какой приходит мне в голову, — угроза похищения.

— Если бы дело было только в угрозе похищения, я бы усилил охрану и нанял тебе телохранителя.

— Вот почему я назвала твой предлог «отдаленно разумным».

— Мои доводы тебе известны. Ты всегда их знала. Поэтому и убежала от меня.

— Я убежала, потому что стремилась вырваться из клетки, в которую ты меня посадил. Никакой предлог, никакая причина на свете недостаточна для того, чтобы обращаться со взрослой женщиной как с капризным ребенком!

У него на скулах снова заходили желваки, а выражение его глаз резало ее, как его слова.

Прошла, как ей показалось, целая вечность, проведенная в тяжелом, неловком молчании. Яннис наконец резко кивнул:

— Ты права.

— Что?! — удивилась она.

— Ты права. Предлога нет. Но мои доводы… — Он пожал плечами. На горле заходил кадык. Керен затаила дыхание.

— Я не хочу сажать тебя в клетку. И никогда не хотел. Я просто хочу, чтобы ты вернулась домой. Туда, где тебе место.

— Здесь я никогда не чувствовала себя дома, — шепотом возразила она.

Он наклонил голову и тяжело вздохнул.

— Со мной ты всегда чувствовала себя дома. — Он улыбнулся и плавно встал. Более беззаботно он сказал: — И гарантирую, утром в понедельник ты тоже в это поверишь.

Она закрыла глаза.

— Яннис… Прошу тебя… Не надо. Это невозможно.

— Нет ничего невозможного, glyko mou. Этому научила меня ты.

Глава 6

Керен сидела, опустив ноги в бассейн и болтая ступнями, и смотрела на рябь на воде. Яннису нужно было позвонить брату и рассказать о Джини Легар, поэтому она воспользовалась возможностью ненадолго оставить его.

Однако во время короткой передышки она могла думать только о Яннисе.

Солнце постепенно теряло свой ослепительный блеск. День переходил в вечер, а ее эмоции расплывались. За один короткий день ее уверенность поколебалась и перешла в замешательство.

На террасе послышались шаги. Ей не нужно было оборачиваться; она и так знала, что там Яннис. Ей подсказало учащенное сердцебиение. Вот что не менялось и никак не путалось: всепоглощающее, острое осознание его близости.

На нее упала его тень.

— Я налил тебе ванну.

— Правда? — Она подняла голову и посмотрела на него.

Вот еще одна из тех мелочей, которые ему нравилось для нее делать до того, как их любовь угасла. Он наливал ей вечернюю ванну.

Его губы приподнялись в уголках, и он протянул ей руку:

— Хочу заслужить лишнюю золотую звездочку.

Вынув ноги из бассейна, она развернулась, но ей не хотелось подавать ему руку. Сердце билось так сильно, что отголоски ощущались во всем теле.

Когда их пальцы сплелись, жар охватил ее уже загорелую кожу, и потом ей мягко помогли подняться.

Когда она встала, то поняла, что попала в прицел его пристального взгляда, в котором смешалось столько эмоций, что на короткий миг ее охватила боль. Она столько всего увидела в его глазах!

Потом он моргнул, и все пропало.

Скривив губы, Яннис наклонил голову и поцеловал тыльную сторону ее ладони. Прикосновение его губ к коже было беглым, но вызванный ими жар оказался таким же сильным и немедленным, как когда он целовал ее в губы.

А потом он ее выпустил.

Керен шагала с ним в ногу и машинально гладила себя по горящей отметине, оставленной его губами. У нее в животе хлопали крыльями огромные бабочки, и все силы уходили только на то, чтобы переставлять ноги.

— Как прошел разговор с Андреасом? — спросила она.

— Лучше, чем если бы он напортачил.

Она улыбнулась. Андреас по характеру был гораздо спокойнее Янниса. Яннис буквально горел на работе, Андреас часто выступал в роли смягчающего бальзама. Несмотря на различия, а может быть, как раз благодаря им, братья были близки, насколько это возможно, и оба были чрезвычайно преданы фамильному бизнесу.

— Вы уже выработали план действий?

— Завтра вечером Джини будет на благотворительном вечере, который устраивают мои родители. Там Андреас собирается с ней поговорить.

— А если ничего не получится? — Андреас занимался произведениями искусства; он устанавливал подлинность картин, имел дело с оценщиками и составлял каталоги. Яннис развивал клиентскую сеть и отвечал за контракты, логистику и финансы. Работой с отдельными клиентами в сложных ситуациях — хотя раньше Керен не знала о специфике подобных ситуаций — братья занимались вместе, сочетая обаяние, наступательную тактику и высокомерную уверенность в том, что их фирма бесспорно лучшая.

Яннис остановился у подножия лестницы.

Его улыбка была едва заметной, но глаза сверкнули, когда он провел пальцем по краю ее уха.

— Мы непременно решим проблему, но я не хочу, чтобы сейчас из-за нее у меня болела голова. Ты здесь, и в эти выходные моя единственная забота — сделать все, что можно, чтобы убедить тебя, что ты захочешь здесь остаться. Ну, пойдем! Твоя ванна остывает.

Керен следом за Яннисом поднималась по лестнице. Ухо покалывало в том месте, к которому он прикоснулся. Ей казалось, будто в груди надувается воздушный шар. Еще больше эмоций возникло внутри, когда она вошла в их спальню и ноздри уловили сладкий аромат жасмина.

Не в силах отвести от него взгляд, она напрягла все мышцы, чтобы не дать внутреннему шару сдуться и эмоциям выйти наружу.

Ей хотелось, чтобы он снова дотронулся до нее. Ей самой хотелось дотронуться до него.

А потом она вспомнила долгие-долгие месяцы, когда он спал, повернувшись к ней спиной. Вспомнила, как по-прежнему желала его, несмотря на боль оттого, что он ее отверг. Ничто не могло помешать ей желать его.

Тоска по нему — вот единственное, что никак не желало угасать. Даже ненавидя Янниса, Керен не переставала его желать. Это желание, эта потребность была для нее необходимой, как вода. Отсутствие взаимности с его стороны, когда он ускользал от нее, было сродни яду. Потому что потребность в нем в течение долгого времени была всем, что Керен чувствовала, а Яннис не в состоянии был ответить ей тем же, потому что у него желание умерло. Она перестала быть его возлюбленной и другом. Прекратились их доверительные разговоры перед сном.

Но сейчас она видела в нем проблески прежнего желания. Когда он смотрел на нее, ей казалось, будто он раздевает ее взглядом. Было бы так просто сделать три шага, подойти к нему, закинуть руки ему на шею, привстать на цыпочки, поцеловать его — и забыться в вихре страсти…

Ее пугала цена, которую придется за это заплатить.

— Я собираюсь выпить. Тебе что-нибудь принести? — спросил он.

Она вздохнула и, подняв голову, улыбнулась:

— Нет, спасибо.

Он махнул рукой в сторону ванной:

— Наслаждайся!

Когда он закрыл дверь спальни, рот у нее открылся, и ей стоило большого труда не окликнуть его, не позвать… Она даже не знала, что ему сказать.

Глубоко вздохнув в попытке взять себя в руки, Керен зашла в ванную. Впервые она заметила, что ее халат висит с той стороны двери. Она сняла его, уткнулась носом в шелк. Судя по всему, халат провисел на двери все полтора года и ждал, когда она вернется домой.

Керен велела себе прекратить. Очевидно, слова Янниса разбередили ей душу. Но его слова вовсе не означают, что он говорит правду.

Она разделась и бросила одежду в корзину для грязного белья. Перед тем как войти в ванну, она посмотрелась на себя в зеркало.

Впервые за полтора года она видела себя голой.

Она подошла ближе к зеркалу, как завороженная. За прошедшее время она изменилась. Она всегда была миниатюрной, но женственной. Сейчас она заметно похудела и подтянулась, особенно в области живота и бедер — о таком она и не мечтала. Полтора года под парусом, причем пятнадцать месяцев в одиночку, закалили ее. Она покрылась золотистым загаром. Лицо как будто осунулось — в маленьком зеркале на яхте она этого не замечала. Глаза у нее наполнились слезами.

Керен зажмурилась и велела себе дышать. Потом все прошло. Еще раз посмотревшись в зеркало, она улыбнулась. Хорошо, что хотя бы грудь у нее не обвисла.

Войдя в глубокую ванну, она медленно опустилась в пенную душистую воду и зажмурилась от удовольствия. Яннис превосходно подобрал температуру воды.

Возможность принять ванну — вот одна из мелочей, по которым она скучала на яхте. В душевой кабинке «Софии» напор воды был слабеньким. Нет, она была не против, но иногда тосковала.

Дверь открылась, и вошел Яннис с бокалом белого вина в руке.

— Эй! — крикнула Керен. Точнее, она думала, что кричит, но из ее горла вырвался лишь слабый писк. — Нельзя так сюда врываться! — Она машинально прикрыла одной рукой грудь, а второй — низ живота, хотя ванна была глубокой, а пенная шапка полностью закрывала ее.

Он поставил бокал на подставку рядом с ней и наклонился над ванной. Его пронзительные голубые глаза очутились совсем рядом.

— Нет, можно. — И он наградил ее озорной улыбкой, настолько озорной, что внутри у нее сразу все растаяло. Затем он выпрямился. — Вино для моей красавицы-жены.

— Я не… Что ты собираешься делать?

Яннис уже стаскивал с себя футболку. Сняв ее через голову, он подмигнул ей:

— Пойти в душ.

— Но… — Ей стало нечем дышать. — Так нельзя!

— Почему?

— Я принимаю ванну!

Он изобразил удивление:

— Хочешь, чтобы я к тебе присоединился?

— Нет.

— Уверена?

— Убеждена! — Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы голос звучал решительно, потому что на нее нахлынули воспоминания о временах, когда они принимали ванну вместе. Радостные, счастливые воспоминания. — Ты о таком понятии, как уединение, не слышал?

Он положил руки на пояс шортов:

— Если бы ты хотела уединиться, ты бы заперла дверь.

Прежде чем она успела придумать достойный ответ, Яннис спустил с себя шорты с небрежностью, от которой у нее остановилось сердце. Она впервые почти за два года видела его голым.

Так же небрежно он подошел к большой душевой кабине.

Струи воды омывали его великолепную фигуру; Керен снова охватили воспоминания о тех временах, когда они принимали душ вместе. В душе они вели себя более раскованно, чем в ванне. Ванна всегда была больше для удовольствия, для чувственного наслаждения; они распивали бутылку вина, дразнили друг друга, кидались друг в друга душистыми пузырьками, лукаво ощупывали друг друга. В душе они неистовствовали… Даже сейчас, под влиянием воспоминаний, рядом с мужчиной, который старательно не обращал на нее внимания, намыливаясь, она ощутила растущую сладкую боль внутри. Все ее тело покалывало от желания. Ей так хотелось, чтобы вес воды сменился весом Янниса.

Он развернулся к ней и увидел, что она не сводит с него взгляда.

У нее перехватило дыхание; она покраснела от унижения. Совсем другой жар наполнил ее, когда она оторвалась от его лица и увидела его мощную эрекцию.

В приступе лихорадочной досады она зажала нос пальцами и с головой ушла под воду. Лишь когда легкие потребовали воздуха, она вынырнула и вздохнула.

Яннис сидел на корточках возле ванны. На его губах играла понимающая улыбка.

— Мне ненадолго показалось, что придется делать тебе искусственное дыхание «рот в рот».

Не думая, Керен набрала горсть пузырьков и кинула в него.

Длинные пальцы обхватили ее запястье. Голубые глаза засверкали; он посмотрел на нее в упор:

— Хочешь поиграть, glyko mou?

Попав в плен его лучистых голубых глаз, она забыла о времени; сердце у нее билось часто и неровно, она дышала неглубоко. Весь мир перестал существовать, рядом остался только он.

Его грудь стремительно поднималась и опускалась, его глаза как будто упивались ею, его дыхание участилось. Наконец их губы встретились.

Керен закрыла глаза и разомкнула горящие губы, предвкушая, как сейчас насладится поцелуем Янниса, но он вдруг выпустил ее руку; словно прохладный ветерок коснулся ее лица. Открыв глаза, она увидела, что он встает.

Обернув талию полотенцем, он поспешил к двери и обернулся к ней с полуулыбкой.

— Когда мы захотим поиграть, первый шаг сделаешь ты. — Уже скрывшись за дверью, он прокричал: — Не забудь выпить свое вино!

У Керен ушло еще двадцать минут, прежде чем ноги окрепли настолько, что смогли выдержать ее вес. Она вылезла из остывшей ванны. Комнаты на вилле были так хорошо звукоизолированы, что она понятия не имела, ждет ли Яннис ее в спальне. Она вытерлась, надела свой старый халат и, набравшись храбрости, вышла.

Он полулежал на постели, одетый в черные брюки чинос и темно-синюю рубашку поло; спиной он прислонился к изголовью, вытянув длинные ноги, скрестив лодыжки, и что-то читал на телефоне.

Одного взгляда хватило, чтобы ее ноги снова подогнулись. Когда он наградил ее своей лукавой улыбкой, ей показалось, что ослабели и все остальные органы.

— Ты как раз вовремя, — сказал он. — Я уже собирался посмотреть, жива ты или нет. Ужин подадут через полчаса на нашей террасе.

При упоминании о террасе сердце у нее сжалось. Керен с трудом кивнула и направилась в гардеробную. На этот раз она не забыла запереть за собой дверь.

Отмокая в ванне, — ей казалось, что она превращается в огромную черносливину, — Керен думала только об одном: почему не заперла дверь ванной?

Неужели она подсознательно хотела, чтобы он к ней присоединился?

Подсознательно или нет, кожа ее словно ожила. В крови как будто пустили ток. Чувства и желания, которые она долго не испытывала, прятала, как семена глубоко в землю, дождались весны. Горячее солнце согрело и оживило их.

Яннис был для нее и весной, и летом, и осенью. Он пробудил в ней женщину, согрел ее и расцветил ее жизнь яркими красками. А потом наступила зима, и все цветы пожухли и завяли. Остались одни шипы.

Она вздохнула и отодвинула дверцу одного шкафа. Не важно, насколько глубоко в ней укоренилась тоска по Яннису. Она проживет без еще одной холодной зимы.

В прошлый раз она испытала такое потрясение, узнав, что ее одежда по-прежнему висит там, где ее оставила. Присутствие Янниса настолько раздражало ее, что она не рассмотрела все как следует. Многие предметы одежды она ни разу не надевала, а кое-что носила, и сердце у нее сжалось, когда она вспомнила все хорошее и плохое, что связывало ее с теми или иными вещами. Некоторые костюмы она собиралась отдать в благотворительный фонд, но мешкала, боясь вместе с одеждой передать проклятие. Зато некоторые — многие — наряды ей очень нравились.

Наконец она остановилась на темно-красной юбке бохо и белой блузке с вырезом в стиле Брижит Бардо. В таком наряде оставалась голой полоска кожи на животе. Подойдя к туалетному столику, она причесала влажные волосы и выдвинула ящик с косметикой. Здесь тоже как будто ничего не трогали. Так как она не пользовалась косметикой после того, как ушла от Янниса, ей странно было накладывать тушь на ресницы. Красный блеск для губ, который ей всегда нравился, казался каким-то липким.

Она решила сменить крошечные серьги-»гвоздики» с бриллиантами на что-нибудь более вычурное, главным образом потому, что сердце у нее сжалось, когда она запустила руки в шкатулку с украшениями. Керен всегда любила серьги, и самыми ее любимыми были крупные серьги в виде колец. Браслеты она любила тоже. Яннис часто дарил ей и серьги, и браслеты. За то время, что они были вместе, она собрала большую коллекцию того и другого. Она ушла только с «гвоздиками», которые были на ней сейчас, их подарили ей родители на восемнадцатилетие.

Она вспомнила, как открывала этот подарок, сразу сообразив по форме, что это украшение, и уже готовясь притвориться, будто это именно то, что она хотела. Родители так старались ей угодить! Но как бы прозрачно она ни намекала, они всегда дарили ей то, что нравилось им самим. Ей бы непременно нравились их подарки, не будь она кукушонком в чужом гнезде. Такие подарки всегда нравились ее сестре Диане.

Яннису не нужно было ни на что намекать. С самой их первой встречи он всегда точно знал, что понравится именно ей. И, посмотревшись в зеркало перед тем, как выйти из гардеробной, она решила: несмотря на то, что он критиковал ее одежду, когда они посещали великосветские мероприятия, он ни разу не предложил ей переодеться во что-то более подходящее.

Может быть, он по-своему неуклюже всего лишь пытался оградить ее от неодобрения своей матери и многозначительных взглядов представительниц местного высшего общества?

Первая встреча с его матерью задела ее до глубины души. На протяжении четырех месяцев они с Яннисом жили словно в отдельном воздушном пузыре, а потом ее представили его родителям — не как очередную подружку, но как невесту. Он был честен с Керен и рассказал, что его родители мечтали не о такой, как она, жене для него. Она уже и так об этом догадалась. А ей так хотелось заслужить их одобрение, что критика Нины задела ее сильнее, чем ей казалось.

В тот вечер она сдерживалась, пока они не поехали обратно. Тогда, отвечая на вопрос Янниса о том, как ей понравился прием, она расплакалась. Он пришел в ярость, хотел вернуться назад, к родителям, и устроить скандал. И хотя она тогда успокоила его и отговорила возвращаться, теперь, оглядываясь назад, она подумала, что он наверняка все высказал им в другой раз, ничего не говоря ей. Если не считать косых взглядов, Нина больше никогда ничего не говорила о нарядах Керен.

Яннису очень не нравилось, когда ее обижали.

Керен стиснула зубы и глубоко вздохнула.

Она не только смягчилась по отношению к нему. Сейчас она пытается его оправдать. Но… Даже если он критиковал ее одежду лишь из неуклюжего желания ее защитить, остального это не умаляет. Он по-прежнему рассматривал ее как свою личную собственность, а не как женщину из плоти и крови, на которой женился. Он по-прежнему находил эмоциональное утешение с другой.

В последний раз поправив волосы пальцами, Керен набралась храбрости и вышла из гардеробной.

В спальне никого не было. Единственным напоминанием о Яннисе служило углубление на том месте кровати, где лежало его тело.

Она очень долго смотрела на это углубление, с трудом преодолевая порыв коснуться его рукой и почувствовать его тепло.

Глава 7

Когда Керен и Яннис сели ужинать на уединенной боковой террасе, в воздухе чувствовался аромат плюмерии, который Керен любила почти так же, как жасмин. В отличие от террасы у бассейна, рядом с которой находилась площадка для развлечений, боковая терраса, огороженная густыми душистыми кустами, откуда открывался потрясающий вид на Эгейское море, была спланирована так, чтобы по максимуму использовать солнечный свет. Здесь создавалась более интимная, романтическая обстановка. Ее специально так создали. Керен и Яннис спроектировали ее сами в те месяцы, когда только начали жить вместе, еще до свадьбы. Территория только для них. Больше никого сюда не приглашали.

Она понимала, почему Яннис предложил ей поужинать здесь. Он хотел, чтобы обстановка напомнила ей о счастливых временах, когда они жадно и эгоистично стремились друг к другу.

Она понимала, что не имеет права возмущаться, но от всей души надеялась, что он не ужинал здесь ни с какой другой женщиной и не сидел с другой в двойном висячем кресле-коконе слева от стола. От одних предположений ее мутило.

Стараясь не обращать внимания на романтическую музыку, которая лилась из динамиков, повешенных в укромных уголках, она с трудом отгоняла воспоминания, которые навевало это место, и выпила залпом стопку узо, которую налил ей Яннис.

Начинать вечернюю трапезу с аперитива в виде узо было у Янниса традицией, которую Керен охотно подхватила.

Им подали мезе — набор холодных и горячих закусок. Сыр фета и дольки помидоров. Огуречный салат с треугольниками питы. Фаршированные перцы. Оливки. Кефтедакия — греческие тефтельки — и жареный картофель, сбрызнутый лимонным соком. Пикантные треугольники из теста фило. Фаршированные виноградные листья…

Все блюда, которые им подали, принадлежали к числу ее любимых. И Яннис тоже их любил. Раньше они, бывало, кормили друг друга лакомыми кусочками. Ели наперегонки. Иногда воровали кусочки друг у друга с тарелок.

Как и место для ужина, меню было тщательно продумано Яннисом. Он хотел напомнить ей о хороших временах. И соблазнить ее.

Он окутывал ее своим обаянием. Не сводил с нее голубых глаз, говорил низким голосом, который отзывался в самых потаенных ее уголках. Он соблазнял ее даже своей одеждой. Однажды она заметила, как ему идет черное, и сегодня он выбрал черную рубашку, расстегнутую на шее, и черные брюки в обтяжку, которые подчеркивали его бедра и крепкие ягодицы, которые ей когда-то так нравилось сжимать.

Она жалела, что нельзя сказать, что его план не работает. Стоило ей посмотреть на него, как она начинала плавиться изнутри. Температура угрожала дойти до точки кипения.

Единственное, чем Яннис ее не соблазнял, — прикосновениями. Хотя они сидели довольно близко за кованым металлическим столиком на двоих, он не пытался дотронуться до нее, не касался даже пальцем. Вместо того чтобы испытывать за это благодарность, Керен с трудом удерживалась оттого, чтобы не подтолкнуть его ногой, как в старые добрые времена.

— Расскажи, как ты училась ходить под парусом, — попросил он, подлив им обоим вина.

Впервые за весь вечер разговор коснулся чего-то личного. Первый реальный вопрос о ее жизни отдельно от него.

— Одна милая супружеская пара… американцы, с которыми я познакомилась на Барбадосе… по доброте душевной пустили меня пожить на их клипере. Они же научили меня управляться с парусами.

— Значит, когда ты ушла, ты отправилась на Барбадос?

Намек на боль в его голосе придал ей каплю уверенности. Она кивнула:

— Мне очень повезло. В первую же неделю там я познакомилась с Лолой и Эдди. Они уже десять лет живут на море. Они научили меня всему, что требовалось знать. Потом, когда я решила выйти в самостоятельное плавание, они помогли мне выбрать яхту — проследили, чтобы яхта могла ходить по морю, посоветовали, где ее застраховать и найти запчасти для не совсем новых деталей.

— Почему ты не купила новую яхту?

— Я не могла ее себе позволить, и потом… — Лицо у нее непроизвольно помрачнело. Керен понимала, о чем он думает. За те полтора года, что они жили врозь, Яннис не дал ей ни цента. И теперь чувствует себя виноватым.

Керен вздохнула. Легко злорадствовать, находясь на расстоянии в несколько тысяч миль, когда ты ни с кем не общаешься. Все гораздо труднее, когда человек, на которого направлено твое злорадство, сидит напротив.

Ей надо было догадаться. Она чувствовала то же самое. Когда она вернулась к Яннису, ее затопили воспоминания о хороших днях. И она увидела перед собой человека из плоти и крови, а не чудовище, в которое она превратила его у себя в голове…

Она и забыла о многих вещах, которые ей в нем нравились. Обо всех мелких жестах, которые доказывали его любовь лучше любых слов.

Она все больше смягчалась по отношению к нему, и ее отношение не имело ничего общего с желанием, бушевавшим у нее в крови.

Смягчалось ее сердце.

Испугавшись того, как быстро все поворачивается, боясь собственного нежного сердца, она быстро отпила вина и поспешно добавила:

— Как бы там ни было, я не купила бы новую яхту, даже если бы у меня были на нее деньги — более старые яхты лучше годятся для долгих морских путешествий. Если что-то сломается, пока я в открытом море, лучше все уметь чинить самой. Раньше яхты строили на совесть…

Он долго смотрел на нее, как будто определял, правду ли она говорит. Яннис принадлежал к типу людей, которые считают: чем выше цена, тем выше качество, и, хотя во многих отношениях такой подход был оправдан, он неприменим ко всему на свете. Во всяком случае, к яхтам.

Он глубоко вздохнул, отпил вина, и его губы снова расслабились и стали чувственными.

— Хочешь сказать, что теперь моя жена стала специалистом по ремонту яхт?

— Уточняю: я специалист по ремонту своей яхты.

Его пламенный взгляд устремился на ее грудь. Затем он снова посмотрел ей в лицо:

— Мне бы хотелось посмотреть на тебя в синем комбинезоне с ящиком с инструментами в руках.

— Оказывается, ты знаешь, что такое ящик с инструментами! — ответила она и тут же укорила себя за то, что дразнила его. Даже голос у нее смягчился.

Он состроил вопросительную мину:

— Каждый мужчина гордится своим инструментом, glyko mou. Можешь брать мой, когда захочешь.

От его намеков у Керен пересохло во рту. Она плотно скрестила ноги. Не желая отвечать в том же духе, она поспешно сунула в рот жареный красный перчик.

Яннис, ухмыльнувшись, положил себе тефтельку; глаза у него увлажнились, когда он набросился на еду.

Ее обдало жаром. Она отпила большой глоток белого вина, чтобы охладить внутренности.

— Ты хорошо себя чувствуешь, glyko mou? — спросил он, притворяясь озабоченным.

Керен допила вино и кивнула.

— Уверена? Мне кажется, тебе жарко.

— Вечер сегодня теплый, — с трудом ответила она.

Яннис наклонился вперед:

— Да, похоже, жар усиливается. — Он лукаво улыбнулся, повертев в руке пустой бокал. — Ты всегда плаваешь одна? — спросил он, доставая из ведерка со льдом винную бутылку.

— Да. — Надо отдать ему должное, он умеет мгновенно менять тему разговора.

— Разве это не опасно? Сейчас я имею в виду мужчин-хищников.

— В море есть целое сообщество странников, и мы все заботимся друг о друге. Во всяком случае, на суше мне чаще приходилось сталкиваться с хищниками-мужчинами, чем на море, — многозначительно ответила она.

С улыбкой он придвинул к ней бокал, однако не выпустил его из руки.

— Значит, на море тебе не бывает страшно?

— Я этого не говорила. — Его рука была так близко, что пришлось напрячь голову, чтобы придумать достойный ответ. — Иногда в океане страшно, я несколько раз попадала в шторм. Но, если сохранять спокойствие и делать все, что положено, я нахожусь в полнейшей безопасности. Меня куда больше пугают другие вещи.

— Какие, например?

Например, мои чувства к тебе…

— Например, пауки.

Рот Янниса скривился; ей показалось, что он понял: она ответила неискренне.

— Должно быть, там тебе бывает очень одиноко?

— Там приходится много всего делать, не до одиночества, — ответила она. — А ты? Тебе удалось походить под парусом?

Керен нужно было сменить тему. Ей не хотелось рассказывать о ночах, когда она стояла где-то на якоре, когда море было спокойным и ничто ее не отвлекало; тогда она невольно думала о Яннисе, а потом мучилась от одиночества, потому что скучала по нему. Такие моменты случались редко, но, когда случались, ее всякий раз с новой силой ударяла боль по тому, что она потеряла.

— Немного. — Его лицо сделалось непроницаемым.

— Куда ты ходил?

Он пожал плечами:

— Ты там везде побывала, не сомневаюсь. — Он прожевал жареную картошку, проглотил и добавил: — Помнишь, как мы мечтали обойти под парусом весь мир, когда выйдем на пенсию?

Ее накрыло волной грусти.

— Тогда мы часто строили воздушные замки.

— Нет, мы никогда не строили воздушные замки, — возразил он. Она заставила себя улыбнуться:

— Яннис, ты — Филипидис.

— И что?

— Ты идешь по стопам своих родителей, а они шли по стопам своих родителей.

— Мои родители плавали вокруг света, — заметил он.

— Они совершили кругосветное путешествие на огромном океанском лайнере, где персонала больше, чем гостей; для них составляли маршрут, они всегда знали, когда вернутся домой. Чудесный способ посмотреть мир, но не для тех, кто любит приключения и хочет встречать каждый новый день, сойдя с проторенной тропы.

— Все это возможно на «Амфитрите».

Она почти рассмеялась и сжала в пальцах фаршированный виноградный лист, вспоминая, с каким благоговением она в первый раз ходила с Яннисом на его яхте. Она догадывалась, что все будет великолепно, но все ее догадки оказались преуменьшением. Его яхту спокойно можно было назвать плавучим дворцом.

— Поверь, любовь моя, твоя яхта слишком большая для того, чтобы заходить в самые красивые уголки. Она ненамного меньше, чем лайнер, на котором путешествовали твои родители. Кроме того, на твоей яхте экипаж из нескольких десятков матросов. За тебя все делают. Это не одно и то же.

Сунув в рот долму, она заметила, что Яннис затих.

— Что? — спросила она, проглотив кусок. — Я тебя обидела?

Он меланхолично улыбнулся в ответ:

— Нет, glyko mou, ты меня не обидела.

Благодаря уменьшительно-ласкательному обращению она поняла, что только что бессознательно оговорилась и случайно обратилась к нему, как раньше.

«Любовь моя».

Оказывается, она смягчилась к нему не только в сердце и в мыслях, но и на словах… Ей стало страшно.

Прекрасно понимая, что густо покраснела, она быстро прожевала долму и отвела взгляд от Янниса.

— Я понимаю, о чем ты, — сказал он.

Вздохнув с облегчением — кажется, он не заметил ее оговорки, — она подняла на него глаза. То, что она увидела в его глазах, заполнило ее до предела.

— Насчет того, что я — Филипидис. — Он сокрушенно вздохнул. — Я всегда шел по стопам родителей. Мы с Андреасом учились в той же английской школе-интернате, что и наш отец, потом в том же университете, потом прослушали тот же бизнес-курс, что и наш отец, а до него — его отец. Мы выросли, понимая: когда мы накопим все познания, нужные для дела, родители выйдут на пенсию и передадут нам мантию власти. Я даже не думал о том, что могу заниматься чем-то другим…

— Но мне казалось, ты никогда не хотел заниматься чем-то другим? — Она вспомнила один старый разговор в начале знакомства. Тогда им не терпелось узнать друг о друге все до мельчайших подробностей.

— Да, но мне интересно, не потому ли это, что в мои мысли всегда вмешивалась пятисотлетняя история.

— Ладно, тогда подумай обо всем с другой точки зрения. Если ты завтра проснешься и узнаешь, что твоя компания улетучилась, что ты станешь делать?

— А деньги у меня останутся?

— Допустим, нет. У тебя ничего нет, и приходится начинать все сначала.

Он насмешливо-встревоженно поднял брови:

— Не останется даже кухарки?

— Нет.

— Наверное, первым делом мне придется научиться готовить!

Керен невольно хихикнула:

— Значит, чем ты займешься после того, как тебе не будет грозить голод? Представь, что ты можешь делать все, что хочешь и где хочешь.

Он медленно пил вино, задумчиво сдвинув брови. Потом он покачал головой:

— Ничего не могу придумать!

— Ничего?

— Ничего. Я занимаюсь тем, чем должен заниматься, и тем, чем хочу заниматься, и в жизни мне недостает только одного — жены рядом со мной.

Впервые расслабившись с тех пор, как она села за стол, Керен вздохнула:

— Не надо все портить.

— Я не порчу. Просто указываю, что женитьба на тебе — единственное, в чем я отклонился от заранее намеченного курса.

— И даже тогда ты последовал по стопам Андреаса. — Она легонько поддразнила его. Андреас и Пенелопа сочетались браком за год до знакомства Керен и Янниса.

— Он, по крайней мере, женился на уроженке Агона.

— Они два сапога пара. Оба такие положительные!

Улыбка Янниса была заразительной — Керен вдруг поняла, что тоже улыбается во весь рот.

Она поняла, что скучала и по этому тоже. По-настоящему скучала. По дням, когда они могли говорить обо всем, в мгновение ока переходя от серьезного разговора к нелепостям. Когда-то она считала, что Яннис — единственный человек на свете, который настроен на одну с ней волну. И сердце у нее заболело при мысли, что так обстоят дела по-прежнему.

— Я знаю, что Андреас женился первым, но тебе, наверное, трудно было признаться родителям, что ты собираешься жениться на девушке из другого круга. — Гораздо труднее, подумала она, чем он давал ей понять.

— Я сразу понял, что нам суждено быть вместе. — Не сводя с нее голубых глаз, он откинулся на спинку стула. — Жаль, что не удается убедить в том же тебя. Ты не представляешь, что для меня значила встреча с тобой. — Он улыбнулся, но как-то принужденно. — Моя жизнь была великолепна. Я рос в окружении всех богатств мира. Я получил лучшее образование, какое можно купить за деньги; у меня были любящие родители. Мое дело процветало, я вращался в лучших кругах. Я ничего не хотел. Я никогда ничего не хотел. А потом я встретил тебя, но меня привлекла не только твоя красота. Я наблюдал за тем, как ты общаешься, и… — Он закрыл глаза. — Ты не была похожа ни на кого из моих знакомых. Люди в моем окружении… все делали сознательно. Понимаешь?

Хотя Керен смутно понимала, о чем он, она покачала головой.

Яннис снова посмотрел на нее в упор и потер затылок:

— Вспомни, сколько официальных приемов мы посетили вместе, вспомни людей, с которыми мы там общались. Вспомни, как они вели себя на публике: от их нарядов до слов, которые они подбирали в разговоре, до людей, с которыми предпочитали вести беседы. Все делается с мыслью об успехе, продвижении вперед. Им хочется забраться на вершину пирамиды. Все хотят быть первыми в списке гостей. Никому не хочется, чтобы его исключили из круга избранных, а в результате все ведут себя одинаково здраво и осознанно. Я никогда не замечал этого, пока не познакомился с тобой.

Он подался вперед и снова приблизил руку к ее руке. Соблазнительные интонации его голоса ее гипнотизировали.

— Ты была другая, glyko mou, и не только потому, что одевалась ярче и свободнее всех остальных. Когда ты бродила по дворцовой галерее, казалось, что ты осматриваешься не так… целеустремленно, как другие. Ты просто бродила, разглядывала картины, которые привлекали твое внимание, а не те картины, которые тебе, по твоему мнению, следовало осмотреть, и тебе нисколько не было неловко оттого, что ты находилась в галерее одна. Ты была так свободна, тебе было так удобно и радостно с самой собой! Ничего подобного я раньше не видел. Я понял, что поймать такую яркую и свободную девушку будет тяжело, а удержать ее почти невозможно. Я понял все это еще до того, как мы с тобой обменялись хоть словом или взглядом. А потом ты посмотрела на меня, и я понял, что мне конец — ты меня поймала.

Керен вспомнила, как ее кожу тогда покалывало от осознания того, что кто-то на нее смотрит. Вспомнила, как повернула голову и увидела, что Яннис, прислонившись к стене, смотрит на нее в упор. Вспомнила, как их взгляды встретились и как ее словно ударило током.

Один взгляд — и ей тоже настал конец.

Разница в том, что она никогда не переставала его желать.

Вот и теперь ее покалывало; ей все больше хотелось, чтобы он к ней прикоснулся.

Если она подвинет мизинец совсем чуть-чуть, она коснется его руки.

Яннис хотел, чтобы она сделала первый шаг. Он ждал этого. Она больше не могла с уверенностью утверждать, что сначала замерзнет ад — ведь ад так яростно пылал.

— Помнишь, что ты сказала раньше — что я втискивал тебя в смирительную рубашку? — спросил он, не сводя с нее пристального взгляда.

Лишившись дара речи, она молча кивнула.

— После встречи с тобой я понял, что прежде жил в смирительной рубашке, надетой на меня еще до моего рождения. Просто раньше я не чувствовал, как она меня сковывает. Ты сняла ее с меня.

Искушение коснуться его пальцем стало таким острым, а действие его слов таким всепоглощающим, что Керен приходилось бороться с собой, чтобы не упасть в яму, которую он для нее выкопал.

Именно этого хотел Яннис. Снова соблазнить ее, заманить к себе в постель, вернуть в свою жизнь, окутать сладкими словами, заворожить природным магнетизмом, на который она всегда так остро реагировала. Чтобы она почувствовала себя особенной. Как будто она — единственная женщина на свете.

Когда-то давно именно так все и было. А потом… он перестал относиться к ней как к своей любимой и начал относиться как к своей собственности. Он вел себя как ее господин и повелитель. Все было до того, как он повернулся к ней спиной и искал эмоционального, если и не физического, утешения с другой.

Но как же больно ей стало при мысли, что его слова могут оказаться правдой и он по-прежнему испытывает к ней сильные чувства и хочет вернуть ее ради нее самой, а не потому, что его гордыня решила, что он все же не хочет разводиться.

Она была права, когда бежала на Барбадос после того, как ушла от него. Она была права, отказываясь общаться с ним напрямую, они общались только через адвокатов. Яннис оказывал на нее такое же сильное действие, как в тот день, когда они обменялись брачными обетами. Это чувство крепло и нарастало в ней весь день, как будто пробуждался спящий вулкан.

Она боялась, что вулкан уже на грани извержения.

Глава 8

В ней нарастал страх, а внутри бушевала буря. Дрожащим пальцем Керен нажала кнопку, связывающую их личное святилище с кухней.

Яннис с понимающим видом посмотрел на нее:

— Тебе нужна компаньонка, glyko mou?

В очередной раз поразившись его способности читать ее мысли, она принужденно улыбнулась:

— Мне нужен чай.

— Чай? — Он вопросительно изогнул брови.

— Такой горячий напиток. В Англии его пьют ведрами.

— Горячий напиток, который ты пьешь с каплей молока и без сахара.

Керен изумленно покачала головой:

— Ну, у тебя и память! Как у слона.

— И хобот такой же, — подмигнул он.

От прилива жара щеки у нее снова раскраснелись, но придумать достойный ответ ей не удалось, потому что пришел слуга, и снова незнакомый.

Яннис заговорил с ним на родном языке. Глаза у слуги встревоженно сверкнули. Керен догадалась, что раньше его ни разу не просили заварить чай.

— Ты поела? — спросил у нее Яннис.

— Да, спасибо.

Их тарелки унесли, и они снова остались одни.

Почему-то краткая передышка, вызванная приходом слуги, лишь усилила неловкость. Керен с трудом удерживалась от искушения схватить бутылку узо и налить себе солидную порцию для успокоения нервов.

Она выпила достаточно спиртного для одного вечера. Еще чуть-чуть — и тормоза совсем сорвет, и она сделает что-то, о чем потом пожалеет. Она и без того близка к краю. И Яннис все прекрасно понимал.

Один день с ним — и она погибла.

Как ей противостоять ему еще целых два дня?

Ей нужно продержаться совсем немного, только и всего. Она выпьет чай и пойдет…

В постель.

Мозг превратился в расплавленную массу.

Неужели он думает, что они будут спать в одной постели?

В их постели.

— Что случилось со старыми слугами? — спросила она, от всей души надеясь, что остаток вечера они поговорят на нейтральную тему. — Похоже, почти никого не осталось.

Его лицо снова стало непроницаемым; она невольно заподозрила, что на такую тему он не хочет говорить.

Почему он сменил слуг? Яннис всегда был хорошим хозяином. Слуги его обожали.

Через несколько секунд, показавшихся ей вечностью, он ответил:

— Им пришлось уйти.

— Почему?

— Вернись ко мне, тогда расскажу.

Она попыталась нахмуриться, но губы и лицо отказывались ей повиноваться.

— Попробуй еще раз.

— Я буду пробовать вечно.

— Значит, вечно будешь разочаровываться.

Он поставил локоть на столешницу и положил подбородок на ладонь. Внутри у нее все сжалось от игривого, соблазнительного блеска у него в глазах.

— Кого ты пытаешься убедить — себя или меня?

Появились два слуги; один нес поднос с чаем для нее и кофе для Янниса, второй — их десерт. Еще одна порция такого же шоколадного мусса, какой Керен съела раньше.

Сколько с тех пор прошло времени?

Ей казалось, что каждый час в его обществе равен целому дню.

Как только перед ними поставили чашки и тарелки и они снова остались одни, Яннис придвинул к себе огромную хрустальную миску с шоколадным муссом и обнял ее рукой, словно защищая.

— А ты что будешь?

Она протянула свое блюдце и кивнула в сторону шоколада.

— Я что, должен с тобой поделиться? — спросил он.

— Да.

— Ты же не поделилась.

— Поделилась бы, если бы ты попросил.

— Нет, не поделилась бы.

— Ты меня не нашел, так что мы уже не узнаем.

Он покачал головой, изображая разочарование, и взял ее блюдце:

— Жаль. Если бы я нашел тебя, я бы сражался с тобой за десерт, как раньше.

Они много раз устраивали шуточные сражения из-за шоколадного мусса. Все всегда заканчивалось тем, что им приходилось смывать душем остатки того, что они не слизнули друг с друга раньше.

Счастливые воспоминания. Чистые. Незапятнанные. И, господи спаси, жар в ней нарастал…

— Наполни-ка мое блюдце, — велела она.

До встречи с Яннисом Керен не особенно любила шоколад. Его зависимость от шоколада оказалась заразной. Мусс, который они ели сейчас, он полюбил еще в школе. Перед выпуском Яннис ухитрился раздобыть рецепт. С тех пор он устраивал экзамен всем своим будущим поварам. Чтобы получить место, они должны были приготовить такой мусс. Испортят его — и тут же получают отказ.

— А можно вместо того наполнить кое-чем тебя?

— А можно ты перестанешь делать грязные намеки?

— Почему? Они слишком тебя заводят?

Если бы он только знал, насколько…

— Мечтать не вредно.

— О том, чтобы тебя завести? — Он протянул ей наполненную миску. — Всегда, glyko mou.

— Ах… заткнись.

Он ухмыльнулся и зачерпнул ложкой мусс прямо из хрустальной миски.

— Ты собираешься съесть все? — изумленно спросила она.

Себе он оставил раз в пять больше мусса, чем положил ей.

Не сводя с нее взгляда, он сунул себе в рот полную ложку.

— Серьезно?

Он медленно вынул ложку. Глаза у него блеснули.

— Если хочешь побороться со мной — милости прошу.

Ее попытка нахмуриться на сей раз удалась чуть больше, чем в прошлый раз, но слишком быстро превратилась в улыбку, которую она скрыла, тоже сунув ложку в рот.

Он неугомонен. И неотразим!

И опасен.

Керен быстро доела свою порцию, выпила чай и встала:

— Я иду спать.

Блеск в его глазах проник ей в самую душу.

— Прекрасная идея!

— Одна, — многозначительно добавила она.

Он состроил удивленную мину. Голос стал вкрадчивым:

— Ты собираешься снова от меня спрятаться?

Они смотрели друг на друга в упор. Сердце у нее снова забилось чаще, оно отбивало громкий ритм, который отдавался в ушах.

Керен прекрасно понимала, о чем думает Яннис, потому что сама думала о том же. Судя по его глазам, он снова прочитал ее мысли.

Они вспоминали, как она пряталась от него во время одной из многих эротических игр, которые оба так любили. Он искал ее по всей вилле, а она ждала его в гардеробной. Голая. Раскинувшись в его кресле.

То, что за этим следовало, было настолько эротичным и необузданным, что при одних воспоминаниях она снова испытала остатки тогдашнего удовольствия.

К тому времени, как они заканчивали игру, она делалась такой слабой и удовлетворенной, что Яннису приходилось нести ее в постель на руках.

Напряженное молчание между ними затянулось; наконец, он глубоко вздохнул, раздувая ноздри:

— Что ж, первый шаг за тобой, glyko mou.

Он окунул палец в миску и медленно, провокационно слизнул с него шоколадный мусс. Керен побежала в дом.

Яннис вошел в их супружескую спальню. Закрыв дверь, он облокотился о косяк и посмотрел на Керен, которая свернулась под одеялом.

Его красивое лицо расплылось в улыбке.

— Значит, ты все-таки решила провести ночь со мной. Любопытно!

— Нет. Я решила разделить с тобой постель. Я не собираюсь играть в твои игры, Яннис.

— Что еще за игры? — Он изобразил удивление.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, и я говорю серьезно — я ни во что не играю.

— Как скажешь.

— Ты спи на своей стороне постели, а я буду спать на своей.

— Конечно. — Он через голову снял рубашку.

— Разве нельзя раздеться в гардеробной или в ванной?

— Почему?

— Потому что.

Яннис расстегнул брюки.

— Здесь нет ничего, чего ты не видела прежде. — Он снял брюки вместе с трусами. Оставшись обнаженным, он подмигнул: — Более того, припоминаю, недавно ты уже все видела, когда я принимал душ.

Снова подмигнув, он скрылся в ванной.

Придя в ярость, досадуя и испытывая массу других чувств, Керен схватила его подушку, уткнулась в нее и разрыдалась.

Всякий раз, как ей казалось, что она одерживает верх, Яннис доставал из рукава очередной козырь.

Хуже того, она не могла отрицать, что всегда испытывала волнение, когда он одерживал над ней верх.

Она мазохистка. Наверное, так. По-другому не может быть.

Какие у нее еще варианты кроме того, чтобы провести ночь в супружеской постели? Спрятаться в одной из гостевых комнат и лежать там как на иголках, ожидая, когда он ее найдет? Она будет ждать его и предвкушать то, что должно случиться, потому что невысказанное напряжение, которое нарастало между ними, ясно давало понять: если Керен снова от него спрячется, Яннис расценит это как приглашение.

Приглашение соблазнить ее.

Она достала ночную рубашку до лодыжек с длинным рукавом — подарок родителей на день рождения, который она ни разу не надевала. В такой рубашке она казалась себе чопорной викторианкой.

Открылась дверь ванной.

Хотя она лежала неподвижно и смотрела в потолок, прекрасно сознавала, что Яннис, голый и прекрасный, приближается к постели плавно, как пантера.

Она не станет ему подыгрывать.

Незадолго до его прихода, перед тем как лечь, Керен выключила верхний свет в спальне и включила ночник с его стороны на максимальную яркость. Он не выключил его, а лег с ней рядом и прикрутил до минимума.

Она стиснула зубы. Ей всегда нравилось романтическое освещение в их спальне.

Лежа на боку к ней лицом, он приподнялся на локте и поднял одеяло, не дав ей плотнее закутаться в свою половину.

— Сексуально, — насмешливо заметил он.

Она сжала зубы еще сильнее.

— Неужели ты думаешь, что такая уродливая вещь помешает мне тебя желать, glyko mou?

Она не ответила. Не хотела ему подыгрывать.

— Я буду желать тебя, даже если ты наденешь старый мешок из-под картошки, но я дал тебе слово. Можешь лежать здесь голая, как я, и я тебя пальцем не трону.

— Разве нельзя надеть хотя бы трусы? — выпалила она, не успев прикусить язык.

— Можно, — задумчиво ответил он. — Но я не хочу.

Она снова стиснула зубы и попробовала закрыть глаза. Попробовала… Глаза отказывались повиноваться; им хотелось смотреть на Янниса. Она чувствовала, как он сверлит ее взглядом.

— Пожалуйста, перестань на меня глазеть!

— Но мне нравится на тебя смотреть.

— Может, хотя бы свет выключишь?

— Мне приятно, что свет включен, но, если хочешь, пожалуйста, выключи.

Чтобы выключить свет, ей пришлось бы перегнуться через него. Ну уж нет!

— Сколько женщин побывало в этой постели с тех пор, как я ушла? — Вопрос вырвался словно ниоткуда. Керен ни о чем таком даже не думала. Во всяком случае, в ту минуту.

И все же вопрос в том или ином виде тяжким бременем давил на нее весь день. Из-за него у нее сжималось сердце, и она чувствовала себя беззащитной.

— Посмотри на меня, и я тебе отвечу.

Она по-прежнему смотрела в потолок.

— Керен!

Она расслабилась и закрыла глаза.

— Посмотри на меня.

Она открыла глаза и с бешено бьющимся сердцем медленно развернулась к нему лицом.

От того, что она увидела в его глазах, у нее стиснуло горло.

Яннис поднял руку, как будто хотел дотронуться до нее, но потом сокрушенно улыбнулся и положил ладонь на подушку. Негромко сказал:

— Единственная женщина, которая делила со мной нашу супружескую постель, — ты.

От неожиданных слез у нее защипало глаза. Она зажмурилась и снова повернулась к потолку.

— А как насчет мужчин? — Голос у нее так дрожал, что колкость не удалась.

— Мне удалось избежать искушения и не приводить сюда также и мужчин, — сухо ответил он.

Ей удалось быстро вдохнуть воздух в сведенные легкие.

Она ему поверила. Да, Яннис бывал манипулятором, бывал безжалостным и время от времени утаивал важные подробности, но он никогда не лгал. Если он сказал, что в их супружеской постели не было других женщин, значит, в их супружеской постели не было других женщин.

Это, конечно, не означало, что у него вообще не было других женщин. На вилле имеются и другие спальни. Да и они сами в половине случаев занимались любовью не в постели.

— А у тебя кто-нибудь был? — спросил он, нарушая тишину.

— Нет, — ответила она.

У нее всегда был только Яннис.

Как-то, лет в двенадцать, Керен посмотрела фильм, действие которого происходило в Таиланде. Теперь, оглядываясь назад, она понимала, что была слишком мала для таких фильмов. Тогда ее заворожила обстановка. Красивый пляж. Яркие краски.

Для девочки, живущей в пригороде и редко покидавшей родной городок, не говоря уже о стране, фильм стал воротами в мир, о существовании которого она даже не подозревала. Тот фильм изменил ее жизнь.

С того мига она смотрела все фильмы и телесериалы, действие которых проходило за рубежом. Часто ходила в библиотеку и брала книги о дальних странах — художественные или документальные, ей было все равно, лишь бы действие происходило где угодно, кроме Великобритании. Ей ужасно хотелось туда попасть, исследовать мир, ходить босиком по экзотическим пляжам, вдыхать незнакомые ароматы, погружаться в другие культуры. Такой образ жизни требовал денег. Поэтому Керен много работала: в тринадцать разносила газеты, в четырнадцать по субботам подметала полы в местной парикмахерской, в шестнадцать по субботам и воскресеньям служила помощницей продавщицы в обувном магазине. Кроме того, она пользовалась любой возможностью посидеть с детьми за вознаграждение; в среднем выходило три вечера в неделю. Все заработанные деньги откладывала. У нее была цель: скопить достаточно денег и купить билет в Таиланд в тот день, когда она окончит школу. В результате не слишком интересовалась мальчиками, и, когда забронировала первый рейс на самолет, она была восемнадцатилетней девственницей.

Очутившись за границей, она завела многочисленных знакомых в разных странах; с некоторыми из них подружилась. Но в целом ее устраивало, что она живет своей жизнью. Ей нравилась свобода, когда она просыпалась в одной стране и вдруг решала переехать в другую. Как можно быть спонтанной, если ты в паре, когда приходится считаться с чувствами и мнениями спутника? Гораздо безопаснее избегать романов в любой форме. Вот почему она так и оставалась девственницей. Пока не познакомилась с Яннисом.

Таких, как он, она никогда прежде не встречала, и не только потому, что он был богат, — чтобы растянуть деньги, она всегда останавливалась в самых дешевых хостелах и мотелях. Там богачей не встретишь. До Янниса она никогда не общалась с богатыми. Яннис же был не только богатым, но и очень обаятельным и красивым. Ей нравилось его чувство юмора. Она восхищалась его умом. Он столько повидал! Он был светским человеком, человеком, умудренным жизненным опытом. Настоящим мужчиной. И она влюбилась в него по уши.

То, что их объединяло, было уникальным. Чтобы понять такое, опыт не требовался. Произошло настоящее чудо. Обоих охватила божественная страсть.

А потом все рассыпалось.

Ее умудренный жизненным опытом муж пожелал запереть ее в клетке…

Яннис придвинулся к ней так близко, что она почувствовала его дыхание, и прошептал:

— Ты так сильно скучала по мне, что никто больше не был тебе нужен?

Вцепившись в одеяло, она презрительно фыркнула в ответ. Из ее горла не могло вырваться ни звука.

Если даже в какие-то моменты ей казалось, что она созрела для новых отношений, в глубине души понимала: все бесполезно. То, что прежде объединяло их с Яннисом, было слишком волшебным и не могло повториться ни с кем другим. Никто на свете не мог с ним сравниться.

Тепло его дыхания ушло; он повернулся на другой бок, выключил свет, и комната погрузилась во тьму.

Керен все острее сознавала, что он лежит рядом совсем голый. Сердце никак не желало успокаиваться. Потом ей показалось, что ночная рубашка душит ее. Чтобы не сорвать с себя ненавистный предмет одежды, она крепче вцепилась в одеяло.

— Тебе трудно дышать, glyko mou?

Она с трудом вздохнула. В горле у нее пересохло.

— Я в порядке, — солгала она. Казалось, легкие не желают раскрываться. — Давай спать.

— Как я могу уснуть, если не слышу твоего дыхания? Может, уже пора тебя реанимировать?

— Только тронь меня, и получишь пинка в самое больное место.

— Обожаю, когда ты ругаешься.

Она плотно сжала губы. Не стоит ему потакать. Ведь именно этого он добивается. Хочет спровоцировать ее.

Он сбросил свою половину одеяла и потянулся:

— Это мне так жарко или в комнате действительно душно?

— Тебе. — Сброшенная половина одеяла лежала между ними, но дополнительная преграда не имела для нее никакого значения, особенно когда по другую ее сторону лежал Яннис во всей своей наготе и красоте.

— Включу кондиционер, — решил он, потянувшись за пультом управления рядом с ночником.

— Делай что хочешь, только давай спать.

Злясь и на него, и на себя, Керен повернулась к нему спиной.

Мгновение спустя струя прохладного воздуха коснулась ее лба и кончика носа — единственных частей тела, не укрытых одеялом.

Яннис снова потянулся, только на этот раз он перекатился на бок и чуть придвинулся к ней. Теперь он лежал так близко, что его дыхание щекотало и согревало ей макушку.

Ей снова стало трудно дышать; стараясь впустить в легкие хоть немного воздуха, она отодвинулась от него. Он тут же придвинулся следом.

— Вернись, пожалуйста, на свою половину! — Ей хотелось быть резкой, но слова больше напоминали мольбу.

— На твоей половине теплее, чем на моей.

— Ты только что жаловался, что тебе жарко!

— А теперь мне холодно.

— Так выключи кондиционер или укройся одеялом.

Он вздохнул, как будто она просила его о каком-то жульничестве:

— Хорошо, я вернусь на свою половину и замерзну, если ты настаиваешь.

— Настаиваю.

Он снова вздохнул и отодвинулся от нее.

Тело тут же приказало позвать его назад.

Ког�

Stranded with Her Greek Husband

Copyright © 2021 by Michelle Smart

«Эхо неугасшей любви»

© «Центрполиграф», 2023

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2023

Глава 1

Спокойные воды Эгейского моря, которые Керен Барридж рассекала на своей тридцатичетырехфутовой яхте «София», служили полнейшим контрастом с ее внутренним состоянием. Буря внутри ее нарастала с тех пор, как на горизонте показался остров Агон.

Повинуясь привычке, она выпустила штурвал и быстро намазала кремом от загара лицо и видимые части тела. После того как сильно обгорела на Бермудах и страдала от боли, она всегда держала на яхте месячный запас крема от загара. Керен была не из тех, кто регулярно наступает на одни и те же грабли. Хватило всего одного ожога; она следила за тем, чтобы во второй раз с ней такого не случилось.

И все же сегодня ей было больно. Боль была неизбежной.

Легкий бриз наполнил паруса. «София» быстрее помчалась вперед. И сердце у Керен тоже забилось быстрее.

Показались знакомые места. Вон дворец короля Агона… Неподалеку развалины когда-то величественного храма третьего тысячелетия до нашей эры… Везде она побывала, все казалось знакомым. Тогда она думала, что остров навсегда станет ее домом.

Вот и небольшая бухта, а на холме над ней – внушительная белоснежная вилла. Красивая вилла заманчиво сверкала в лучах восходящего солнца. Заманчиво? Обманчиво!

Керен совсем не тянуло туда. Ее бы воля, она бы больше никогда не видела эту виллу. Однако ей предстоит всю жизнь расплачиваться за свои ошибки…

С левой стороны бухточки в почти отвесной скале был вырублен небольшой причал. Издали могло показаться, что он естественного происхождения. Она сразу узнала пришвартованный там катер, размерами чуть больше ее «Софии». Катер предназначался исключительно для доставки владельца виллы на его суперъяхту, стоящую в главном порту Агона.

Пришвартовавшись, Керен пристегнула к поясу сумку со всем необходимым, а затем осторожно подрезала стебли розовых лилий, которые бережно и с любовью вырастила в горшке.

С лилиями в руке она босиком шагнула на причал.

Пора!

Она спрыгнула на белоснежный пляж, красивый, как многие пляжи, на которых она побывала за полтора года странствий по морям. Мелкий теплый песок щекотал ступни, пока она брела к вырубленным в скале пологим каменным ступенькам, которые вели к вилле. Чем ближе подходила к лестнице, тем труднее было переставлять ноги и тем тяжелее становилось на душе.

Наверху в высокой стене, служившей преградой от незваных гостей, имелась широкая металлическая калитка.

Перед ней калитка распахнулась автоматически, как она и ожидала. После того как ее яхта вошла в бухточку, за каждым ее шагом следила целая армия камер видеонаблюдения. Безликие охранники, управлявшие камерами, знали, что ее нужно впускать без лишних вопросов. В этом отношении Яннис, надо отдать ему должное, держал слово.

Виллу окружал обширный ухоженный парк. Керен шла по тропинке мимо плавательного бассейна и площадки для отдыха. Она не останавливалась. Нельзя, чтобы воспоминания причиняли боль или мешали двигаться вперед.

В уединенном углу парка росло персиковое дерево – единственное, к которому не подключили камеру. Прошло почти два года с тех пор, как они его посадили; оно уже выросло настолько, чтобы приносить плоды. Ветки были усыпаны созревающими персиками. Под деревом стояло гранитное надгробие в виде ангела. На нем по-английски и по-гречески были вырезаны слова «София Филипидис». Керен опустилась на колени.

Кто-то совсем недавно поставил в вазу у надгробия свежесрезанные цветы. Керен присоединила к ним свои лилии, склонила голову и помолилась за упокой души дочери. А потом стала разговаривать с ней. Рассказала о том, где побывала. О людях, с которыми познакомилась. О цветах, которыми любовалась. О новых блюдах, которые попробовала. Разговор с дочкой казался естественным, как будто София могла участвовать во всем, чем жила ее мать. София занимала огромное место в сердце Керен.

Закончив рассказ, Керен снова посмотрела на персиковое дерево. Они выбирали его вместе. По китайской традиции персиковое дерево символизирует жизнь, а его плоды – бессмертие. Их дочь так и не задышала самостоятельно, но благодаря этому дереву память о ней будет жить.

– Я знал, что сегодня ты придешь.

Ее раненое сердце екнуло, и она закрыла глаза.

Керен полтора года не видела мужа, с которым они проживали раздельно. Все общение шло только через адвокатов.

Если бы он подошел к ней в один из ее предыдущих приездов, она бы напомнила об их уговоре. Он обещал пускать ее сюда всякий раз, когда ей захочется поплакать на могиле дочери.

Сделав глубокий вдох, она встала на ноги и развернулась к нему лицом:

– Здравствуй, Яннис!

На нее смотрели его поразительно ясные голубые глаза. Сердце у нее снова екнуло, а потом словно расширилось, и ей стало трудно дышать.

Он глубоко вздохнул, расправил широкие плечи, и Керен стало больно. Потом он шагнул вперед и остановился с ней рядом.

Они молча постояли у надгробия, а потом он коснулся ее руки. Их пальцы сплелись. На короткий миг горе объединило их.

Впервые они прикасались друг к другу с тех пор, как стояли на том же месте и прощались со своим новорожденным ребенком. Если бы София осталась жива, сегодня ей исполнилось бы два года…

Ненадолго сжав Яннису пальцы, Керен осторожно высвободилась и обхватила себя руками.

– Как у тебя дела?

– Нормально… – Он склонил голову. – А у тебя?

– Нормально.

– Хорошо.

Снова молчание.

Когда-то они без труда находили темы для разговоров. Правда, это было очень давно.

Керен сделала шаг назад:

– Мне пора возвращаться на яхту.

– Не хочешь чего-нибудь выпить?

Она крепче обхватила себя за плечи.

– По-моему, это не слишком хорошая идея.

– Я кое о чем хочу с тобой поговорить.

– Действуй через адвокатов. – Как было после того, как она ушла от него.

– Не все можно сделать через адвокатов. – Яннис сунул руки в карманы и ссутулился. – Останься ненадолго. Пообедай со мной. Давай поговорим… а после я подпишу все бумаги.

Керен резко развернулась к нему. Вот уже три месяца она ждала, что Яннис подпишет бракоразводные документы и финансовое соглашение.

– Они у тебя здесь? – спросила она.

– Заперты в сейфе.

Неужели все действительно так просто? Один разговор, и все официально будет кончено?

Либо его смягчила торжественность сегодняшнего дня, либо просто надоело играть с ней в кошки-мышки.

За полтора года с тех пор, как она его оставила, от великодушной щедрости, которой Яннис, по его же давнишним словам, хотел ее окружить, ничего не осталось.

Она без борьбы согласилась на все его предложения. Потом он вдруг передумал и урезал обещанные ей выплаты наполовину. А потом еще наполовину. И еще…

Замок в Провансе и особняк в Милане, «астон-мартин», «мазерати»… всем этим помахали у нее перед носом и отобрали.

Теперь осталась лишь капля от его первоначального предложения, но Керен было уже все равно. Пусть забирает все!

Она ни за что не боролась. Даже когда адвокат умолял ее одуматься, уверяя, что по закону ей причитается во много раз больше того, на что она согласилась.

Керен не хотела бороться. Ей было все равно. Пусть Яннис радуется, думая, что одержал над ней верх. И не важно, что говорит закон. Они были женаты всего год и два месяца. Ей не хотелось от Янниса ничего, кроме права время от времени навещать могилу их дочери.

– Ладно. Можно поговорить. – Она смотрела на надгробие дочери. – Но не сегодня, – тихо добавила она. Она не станет ссориться в день траура. Сегодня день Софии.

Яннис либо чувствовал то же самое, либо понял ее, потому что склонил голову и тихо предложил:

– Оставайся в бухте на ночь, а утром позавтракаем на террасе у бассейна.

– Хорошо.

– У тебя на яхте есть еда? Может быть, распорядиться, чтобы тебе принесли обед и ужин?

– Спасибо, у меня есть все, что нужно. – Может быть, он и правда смягчился по отношению к ней. Может быть, разговор, который он стремится затеять, – предложение мира. Может быть, он хочет извиниться…

Ее губы изогнулись в грустной улыбке. Яннис никогда в жизни ни за что не извинялся.

Он снова склонил голову:

– Увидимся утром.

Керен подождала, пока он скроется из виду, а потом вернулась в бухту.

Стоя на транце, Керен выливала воду из импровизированной стиральной машины. Вдруг ее внимание привлекла фигура на пляже.

Зачем он пришел? Точно не ради того, чтобы ее увидеть. Они ведь договорились встретиться завтра утром!

Но ведь это Яннис, напомнила себе она. Человек, на чье слово нельзя положиться… в основном.

Он вошел в воду. Керен делала вид, что не замечает его.

Привинтив шланг, она достала из бака мокрую одежду и переложила в пластиковое ведерко.

Хотя Яннис находился довольно далеко, ей вдруг показалось, что она беззащитна. Вернувшись на яхту, она переоделась из простого летнего платья в желтое бикини, а вокруг талии обвязала крошечный синий саронг, который почти не скрывал ягодиц.

Керен прикусила губу. Пока она была замужем за Яннисом, ей часто приходилось переодеваться по его просьбе. Он говорил, что выбранные ею самой наряды «не слишком подходят для того, куда мы идем, glyko mou»[1].

– Что ты делаешь?

Почему она вздрагивает от его голоса? Ведь она старательно делала вид, будто не замечает, как он плывет к яхте… Она и сама не знала.

– Вешаю выстиранное белье.

– У тебя есть стиральная машина?!

Керен постучала по переделанному баку.

– Это и есть твоя стиральная машина?

– Да. На дне бака камни. Положи грязную одежду, добавь стиральный порошок, налей воду и поставь парус. На волнах все отлично отстирывается. Одежда выходит чистая и свежая. – С чего она вдруг разболталась? Наверное, сильно нервничает. И потом, ей хочется доказать, что его второе неожиданное появление за день ее нисколько не беспокоит.

Как можно сохранять озадаченный вид, находясь в воде? Керен была слишком хорошо знакома с таким выражением лица; обычно оно появлялось, когда она делала что-то, недоступное его пониманию.

– Разве не проще подключить обычную стиральную машину?

– Не проще. Она занимает слишком много места и потребляет слишком много электричества. Кроме того, если она сломается, в открытом море не слишком много мастерских по ремонту.

Судя по всему, ее слова его не убедили.

– Можно к тебе? – спросил Яннис.

Керен сделала глубокий вдох. Спокойствие, только спокойствие!

– Мы ведь условились, что поговорим завтра.

– Знаю, но мне интересно взглянуть, как ты живешь. Я ненадолго.

Она решила: если визит затянется, столкнет Янниса за борт.

Вымученно улыбаясь, она сбросила ему веревочную лестницу.

Яннис без труда взобрался наверх и перелез на палубу. С него стекала соленая вода; ручейки текли по завиткам черных волос на его мускулистой, бронзовой груди и змеились по мускулистому животу к резинке черных плавок.

Керен отвернулась, достала из ведерка мокрую футболку и принялась выжимать, заставляя себя не глазеть на Янниса. То, что у него фантастическое тело, для нее не новость. Она ведь была за ним замужем, и они спали в одной постели почти каждый день после первой встречи…

Ей не удалось достаточно быстро прогнать воспоминания; внизу живота запульсировала сладкая боль. Она инстинктивно ухватилась за поручень.

– Тебе помочь? – Его низкий голос раздался совсем рядом с ее ухом, и она вздрогнула от неожиданности.

– Нет. Спасибо. – Керен сделала шаг в сторону и указала на открытый люк. – Спускайся, осмотрись, – предложила она.

Осмотрись и уходи.

– Разве ты не хочешь, чтобы я сперва обсох?

– Мы на яхте. Она часто намокает. Главное, ни на что там не садись.

– Здесь твой дом. – Он пожал плечами и спустился в кокпит.

Когда Яннис скрылся из виду, она вздохнула свободнее. Постаралась взять себя в руки и продолжила вешать выжатую одежду на натянутую веревку.

Из люка показалась голова Янниса.

– У тебя на камбузе есть духовка.

– Да.

Он состроил гримасу, словно говорившую: «Я впечатлен», и снова скрылся внизу.

Отсутствовал он недолго.

– У тебя и холодильник есть!

– Ух ты! А я и не знала.

Он сверкнул белозубой улыбкой и снова скрылся внизу.

Среди одежды, которую нужно было развесить, имелось и нижнее белье. Она представила, как Яннис увидит ее трусики на веревке. Почему по спине побежали мурашки, а внутри все сжалось? Нижнее белье, только и всего. Трусики носят все – точнее, почти все. Стыдиться тут нечего.

Внутри у нее снова запульсировало, напомнив, сколько раз он срывал с нее трусики. Иногда зубами…

Потом она подумала: ее практичное нижнее белье наверняка покажется Яннису уродливым и несексуальным. Поэтому из чувства противоречия она решила не прятать его, а повесить на самом видном месте.

Кому какое дело, что он думает? Во всяком случае, ей все равно. Особенно сейчас.

К тому времени, когда она закончила развешивать белье, Яннис еще бродил по кокпиту и камбузу, хотя у него не было никаких причин там задерживаться.

– Ты еще не все осмотрел?! – крикнула она, склонившись над люком. Она не собиралась спускаться и оставаться в ограниченном пространстве наедине с Яннисом.

– Я всего лишь завариваю нам кофе! – крикнул он в ответ.

Керен стиснула зубы и глубоко вздохнула. Сегодня не стоит позволять себе злиться.

– Ты ведь сказал, что ненадолго.

Если он ее и слышал, то притворился, будто не слышит. Скоро до нее донесся его голос:

– Растворимый кофе подслащивают?

– Нет.

– Нигде не могу найти сахар.

– Я разрешила тебе осмотреться, а не рыться у меня на камбузе.

– Как мне найти сахар, если я не буду смотреть? – От его рассудительности ей захотелось разрядить в него огнетушитель.

– Сахар в шкафчике рядом с холодильником, в сине-белом пакете. На нем написано «Сахар». Кстати, тебе уже приходилось заваривать кофе? – Предки Янниса принадлежали к числу основателей Агона. Его родные считались местной знатью, они близко дружили с королевской семьей Каллиакис. Яннис учился в той же английской школе-интернате, что и сам король и два его младших брата, хотя и несколькими годами позже. Выросший в невообразимом богатстве, он дожил до тридцати четырех лет без необходимости заниматься домашним хозяйством.

– Неужели готовить кофе так трудно?

Керен с трудом удержалась от того, чтобы не заскрипеть зубами. Чтобы отвлечься, она опустила тент, создававший тень над маленьким столиком, и села на одну из скамей.

Она пришла в ужас, сообразив, что ноги у нее дрожат, хлопнула себя ладонями по бедрам и приказала себе успокоиться.

Горе, завладевшее ею у могилы дочери, и сознание того, что и Яннис, должно быть, в такой день тоже страдает, заставили ее немного смягчиться по отношению к нему. Керен снова разозлилась, когда он неожиданно заявился к ней на яхту. Она думала, что у нее будет целый день на то, чтобы подготовиться к завтрашней встрече с ним, но он застал ее врасплох, и сейчас ей хотелось свернуться клубком и отключиться от всего мира. Ни к чему испытывать такие сильные чувства. Ей не следует вообще ничего чувствовать по отношению к нему.

Керен уверяла себя, что все дело во внезапности. Прожив полтора года врозь, она увидела его вблизи, что стало ударом для ее нервной системы.

Все внутри ее сжалось, когда он наконец показался из люка, пригнулся, проходя под бельевой веревкой, и сел за столик. Придвинув к ней кружку с кофе, он изумленно покачал головой:

– Как ты ухитряешься жить в такой тесноте?

– Для моих потребностей вполне достаточно. – Боясь смотреть ему в глаза, боясь собственной чрезмерно бурной реакции, она отвернулась и посмотрела на спокойное, прозрачное море.

– Мой катер и то больше. – Яннис имел в виду катер, пришвартованный рядом с «Софией». Для Керен «катером» служил каяк. Она часто вставала на якорь в море, не заходя в марину, пересаживалась в каяк и гребла до самого берега.

Правая нога у нее снова задрожала. Она скрестила лодыжки, надеясь, что он ничего не заметит.

– Предпочитаю содержание форме.

– Это намек?

– К сожалению, да. По-моему, тебе лучше всего выпить кофе и уходить. Сегодня я не хочу с тобой ссориться. – По крайней мере, ей удалось сдержать голос. Хоть какое-то утешение.

– Я сегодня тоже не хочу ссориться, glyko mou.

– В таком случае будь любезен, пей кофе молча.

Яннис удобнее устроился на скамье и отпил маленький глоток. И сразу же поморщился:

– Боже, ну и гадость!

Керен сжала кружку обеими руками, чтобы он не заметил, как они дрожат. Тоже отпила кофе. Он оказался чуть крепче того, к чему она привыкла, но вполне сносным.

– Нормальный.

– Просто кощунство называть это кофе. – Яннис выпил еще немного, чтобы убедиться в ужасном вкусе напитка. – Теперь я понимаю, почему его называют «растворимым». Растворимая гадость!

– Тогда почему бы тебе не вернуться домой и не попросить кого-то из слуг сварить тебе нормального кофе?

– Скоро уйду. У тебя в холодильнике и в шкафчиках почти ничего нет. Что ты будешь есть на ужин?

– Возьму что-нибудь из запасов.

– Где они?

– Хочешь сказать, что ты не раскрыл всех тайн моей тесной яхты?

– Можно еще посмотреть?

– Нет. Запасы я храню в рундуке на носу. А теперь, если ты не собираешься допивать кофе, можешь идти. Если хочешь допить, допивай и уходи.

– Ты хочешь, чтобы я ушел?

– Да. И если еще хоть раз вернешься до завтрашнего утра, уйду я.

– И не поговоришь со мной?

– Говорить хочешь ты, не я.

– Пока не поговоришь со мной, я ничего не подпишу.

– Думаешь, мне не все равно?

В его голосе проступила досада.

– Я думал, ты ждешь не дождешься, когда нас разведут окончательно!

Ей каким-то образом снова удалось сдержаться.

– Предпочитаю, чтобы нас развели как можно скорее, но, если придется еще немного подождать, ничего не поделаешь.

– Я могу и вообще отказаться что-либо подписывать.

– Можешь, – согласилась она с холодностью, которая не сочеталась с пылающим внутри ее пламенем. – Но даже если ты ничего не подпишешь, я все равно получу развод по законам Агона.

– Через десять лет.

– Через восемь с половиной, – возразила она. – Мы живем раздельно уже полтора года.

Они поженились на острове Агон и провели там всю недолгую совместную жизнь, поэтому расторжение брака должно было происходить по местным законам. В соответствии с ними, если один из супругов не дает согласия на развод, брак можно расторгнуть через десять лет после разъезда.

Мысль о том, что придется так долго ждать, чтобы избавиться от него, была невыносимой. Неужели он собирается так долго тянуть ей назло? Ну да, ведь после развода у него не останется больше средств ее мучить.

– И как ты жила эти полтора года?

– Завтра отвечу. – Керен встала и положила ладонь на столешницу, чтобы не пошатнуться. – Прошу тебя, Яннис, уходи. Твое присутствие меня злит, а сегодня я не хочу злиться. Нам обоим нужно погоревать, но вместе ничего не получится.

Это им никогда не удавалось.

Лицо у него напряглось. Чувственные губы поджались. Он не сводил с нее своих поразительных голубых глаз.

Керен заранее сгруппировалась, но ожидаемой колкости не последовало. Яннис резко кивнул, бросив: «Увидимся утром!» – встал и сошел с яхты на причал.

Только когда он скрылся из виду, она снова опустилась на скамью и плотно обхватила себя руками.

Глава 2

Керен проснулась вместе с птицами. Их щебет не утешал бурлящих в ней эмоций, которые не давали ей покоя даже во сне, до того, как она открыла глаза.

Яннис больше не возвращался, но достиг своей цели. Он нарушил покой, который она обрела в своем маленьком плавучем доме.

Спустя полтора года, в течение которых она решительно выталкивала его из своих мыслей всякий раз, как он пытался туда вломиться, Яннис без всяких усилий преодолел разделявший их барьер. Теперь она не могла думать ни о чем и ни о ком, кроме него.

Когда они венчались, Керен нисколько не сомневалась в том, что они вместе навсегда. Когда она собралась уходить, ненавидела его с той же силой, с какой когда-то любила. И он тоже ее ненавидел.

«Ну и уходи, эгоистка несчастная!»

Этот прощальный выстрел прозвучал после того, как он зашвырнул ее чемоданы в багажник вызванного ею такси. Его голос по-прежнему звучал у нее в ушах. Он преследовал ее, потому что она не ожидала такой вспышки ярости из-за ее ухода. Она заранее предупредила его, что уходит; записка несколько месяцев висела на стене, а Яннис свободно читал на четырех языках.

Он тогда даже ударил в стену кулаком, да с такой силой, что, когда схватил ее чемоданы, костяшки кровоточили.

Керен считала: он пришел в ярость оттого, что она первая его бросила.

Потому что Яннис и сам собирался с ней развестись.

Подозревая, что муж сблизился со своей личной помощницей, красоткой Марлой, Керен влезла в его ноутбук – это было просто, ведь в качестве всех паролей он использовал ее второе имя, Джейн, и ее дату рождения. Она просмотрела его историю поиска. Яннис последнее время заходил на сайты юристов по бракоразводным делам.

Через три дня он взял с собой Марлу на официальный прием в королевском дворце.

Его поступок стал последней соломинкой, переломившей хребет их браку.

Местные журналисты сфотографировали Янниса и Марлу на приеме. Керен верила его словам – тогда еще по-прежнему верила. Яннис отрицал, что между ним и Марлой что-то было. И все же Керен не собиралась прощать ему тогдашнего унижения.

Подумать только, он перевернул все с ног на голову и пытался ее же сделать виноватой в том, что она не пошла с ним.

Возможно, между Яннисом и Марлой тогда ничего не было, но он очень хотел, чтобы было.

Он давно перестал желать Керен.

За полгода, прошедшие после того, как София родилась мертвой, он ни разу не приблизился к Керен. И хотя он больше не желал ее как женщину, постоянно требовал от нее отчета, где она была. Он пренебрежительно отзывался о ее работе. Пренебрежительно относился ко всему, в чем сам не принимал участия.

Керен освободила их обоих. Она бежала из золотой клетки, в которой ей стало душно, и освободила мужа от обета верности. После ее ухода он мог сколько угодно гоняться за Марлой и всеми, кто вызовет его интерес.

Сколько женщин у него было с тех пор, как она ушла? Керен понятия не имела. Она никогда не проверяла. Она не станет одной из тех, кто следит за мужьями и преследует их в Сети. Она выходила онлайн дважды в неделю, чтобы обновить блог и ответить на вопросы подписчиков. Среди них находились интересные люди. Несколько подписчиков неизменно откликались на все опубликованные ею посты и задавали продуманные вопросы о жизни на море и о местах, в которых она побывала.

Кроме того, выходя онлайн, Керен читала письма от родителей и сестры. Вот и весь спектр ее присутствия в Интернете.

Она старалась расцветить письма родственникам и всегда прикладывала фотографии достопримечательностей и мест, которые посетила. Она всегда надеялась, что какое-нибудь место пробудит в них искру любопытства. В ответных письмах родители и сестра подробно писали о своей жизни, которая почти не менялась с тех пор, как Керен покинула Англию и отправилась исследовать мир. Это произошло через четыре месяца после того, как ей исполнилось восемнадцать. С тех пор прошло восемь лет. Сестру трижды повысили по службе, она вышла замуж. Они с мужем купили дом в том же городке, где жили родители.

Родственники напоминали Керен зебровых амадин, которых они разводили всю жизнь, сколько она себя помнила. Они довольствовались своим крошечным мирком и боялись всего, что находилось за его пределами. В детстве Керен жалела крошечных птичек; она считала, что они ненавидят свою, пусть и большую, клетку. Однажды, когда ей было восемь или девять лет, она открыла клетку и окно гостиной, когда никто не видел, и призывала птичек улететь. Одна села на подоконник, но дальше никто так и не улетел.

Керен всегда чувствовала себя подкидышем, кукушонком в гнезде Барриджей. Все ее близкие были довольны и счастливы в своем заточении, она же всматривалась сквозь прутья клетки и мечтала исследовать мир. В родительском доме на нее накатывала тоска.

К концу семейной жизни с Яннисом ей казалось, будто она попала в плен. Оба они угодили в ловушку.

На ее яхте имелось только одно маленькое зеркало над раковиной в крошечной ванной без окон. Только в него она могла кое-как посмотреться и понять, как выглядит. Керен редко смотрелась в зеркало, но в то утро, приняв душ и надев джинсовые шорты и ярко-красный шифоновый топ, она вдруг поняла, что с интересом рассматривает свое лицо. Яннис раньше называл ее красавицей, но Керен всегда казалось, что у нее слишком тяжелая нижняя челюсть, а нос маловат. Пожалуй, ее можно назвать хорошенькой, но не более того. Правда, ей нравились собственные глаза, темно-карие, почти одного цвета с волосами, которые она любила собирать в свободный пучок на затылке. Губы самые заурядные – не широкие, не узкие, не полные, не тонкие.

У Янниса роскошные губы, полные, чувственные, яркие от природы. В нем все красиво: голубые глаза, высокие скулы, лихо изогнутые черные брови. Густые темно-каштановые волосы, челка, которую он утром причесывал и которая неизменно падала ему на лоб к обеду или вставала дыбом, потому что он вечно поправлял ее пальцами. Крепкая шея. Благодаря высокому росту он одновременно выглядел стройным и сильным. Яннис был редкостью, мужчиной, чья красота подчеркивала, а не умаляла его мужественность. Именно его красота зачаровала ее.

Но чары всегда рассеиваются.

Пора в последний раз взглянуть ему в лицо.

Керен сделала несколько вдохов-выдохов и вышла на причал.

Яннис уже был на террасе, защищенной от восходящего солнца большой перголой, увитой и покрытой яркими цветами. Керен с наслаждением вдохнула их нежный аромат. Он ей нравился.

Яннис, одетый в мешковатые шорты песочного цвета и черную рубашку поло, встал, заметив ее приближение.

Сердце бешено забилось у нее в груди.

Он жестом пригласил ее садиться.

Она постаралась сесть как можно дальше от него. Когда она была влюблена, всегда садилась как можно ближе к нему. С каждой новой трещиной, какую давал их брак, она отодвигалась все дальше и дальше.

– Что бы ты хотела съесть? – вежливо спросил Яннис. На столе стояли кувшины с соком, водой и джезва с кофе.

– То же, что и ты. – Только в еде у них были общие вкусы. Они сходились во всем… за исключением растворимого кофе, подумала она, подавляя неожиданное желание улыбнуться, когда вспомнила его вчерашнюю гримасу.

Он подозвал к себе слугу, которого она не узнала, и быстро заговорил с ним по-гречески. Слуга скрылся за углом виллы – там находилась кухня.

Яннис налил в чашку крепкого черного кофе из джезвы и протянул ей. Она дождалась, пока он поставит чашку на стол, и только потом взяла ее и отпила глоток.

В первый раз она попробовала у Янниса кофе таким же ясным, погожим утром после их первой совместной ночи. Какой застенчивой и счастливой она была тогда! Застенчивой – потому что тогда впервые переспала с мужчиной и лишилась дара речи. Счастливой – потому что та ночь оказалась волшебной. Керен так стеснялась, что не попросила сахара и молока, которые обычно добавляла в кофе. Правда, оказалось, что сахар в кофе уже есть. Она сразу же впала от него в зависимость.

– О чем ты хотел поговорить? – спросила Керен, испугавшись того, как легко к ней возвращались воспоминания. Ей не хотелось вспоминать хорошее. Сердце еще болело.

– Давай сначала поедим. Расскажи, как ты жила последние полтора года.

– Я жила хорошо.

Он насмешливо посмотрел на нее:

– Ты заставила меня дожидаться утра, чтобы задать этот вопрос, и теперь отвечаешь просто: «Хорошо»?

– Мне подходит жизнь на море. Так лучше?

– Ты много повидала?

– Кое-что.

– Не скучала по суше?

– Нет.

– Ты немногословна.

– Я согласилась поговорить с тобой о том, что ты не хочешь обсуждать через адвокатов. На светскую беседу я согласия не давала.

– По-моему, наш разговор похож на то, как учатся ходить. Начинают с маленьких шажков и постепенно двигаются все дальше.

– Ходить я давно научилась, так что давай поскорее со всем покончим. После завтрака я возвращаюсь к себе на яхту и уплываю.

– Тебе так не терпится оказаться от меня подальше! Неужели моя близость лишает тебя присутствия духа?

– Да.

– Почему?

– Просто так.

– Отлично. Значит, я все еще оказываю на тебя какое-то воздействие.

Если бы он знал, какое мощное действие он по-прежнему оказывает на нее, его самомнение раздулось бы до размеров Луны.

Она ни за что не даст ему такого удовлетворения.

Меньше чем через час она отсюда уйдет. Ей нужно лишь продержаться какое-то время.

– Вижу, ты нисколько не изменился, – заметила она.

– Я все тот же мужчина, в которого ты влюбилась, если ты об этом.

Сердце у нее болезненно сжалось, но она выпятила подбородок и многозначительно произнесла:

– И тот же, которого я разлюбила.

Его губы на миг сжались – почти незаметно. Потом он повернул голову, услышав шаги. Им принесли завтрак.

У Керен забурчало в животе, когда перед ней поставили свернутый в трубку омлет. Еще не попробовав, она поняла, что омлет пожарен с сыром и оливками. Ее любимый!

И Янниса тоже.

Скольким женщинам подавали завтрак в этой перголе с тех пор, как она ушла?

При последней мысли ее замутило.

Она отломила кусочек вилкой. Если нужно, она впихнет омлет себе в глотку. Ни при каких обстоятельствах она не позволит Яннису думать, будто из-за него у нее пропал аппетит.

– Как поживают твои родители? – вежливо спросила она. Ей казалось, что после ее ухода Нина и Аристидис Филипидис спляшут от радости. Они обращались с ней по-своему мягко, но их брак явно не одобряли. Обычная англичанка, выросшая в пригороде; предки ее тоже были самыми обычными, заурядными людьми. К тому же она своенравна. Не такие женщины обычно входили в семью Филипидис.

– Хорошо. Сегодня они улетели в Афины – они устраивают завтра благотворительный вечер, а сборы пойдут в пользу детской онкологической больницы.

– Когда ты к ним присоединишься? – Родители Янниса занялись филантропией после того, как десять лет назад передали фамильный бизнес двум сыновьям. Надо отдать им должное, они собирали огромные деньги; Керен знала, что они помогают многим благотворительным фондам. И все же от их филантропии ей делалось не по себе. Культурные различия между ней и Филипидисами были такими же огромными, как различия в богатстве и воспитании.

Она и в гнезде Филипидисов оказалась чужеродным элементом, таким же кукушонком, как в гнезде Барриджей.

– Я к ним не присоединюсь.

Она удивленно посмотрела на него и увидела, что он не сводит с нее глаз. Яннис и его брат всегда посещали благотворительные вечера родителей. Всегда! Кроме них, на подобных мероприятиях присутствовали дедушки, бабушки и прочие представители большой семьи Филипидис. Они так поступали.

Верно истолковав выражение ее лица, Яннис небрежно пожал плечами:

– Один раз обойдутся без меня. У меня другие планы.

Сердце у нее екнуло. Она положила в рот кусочек омлета и попыталась прогнать неожиданную боль.

Должно быть, вечером у Янниса свидание с любовницей. И не просто с любовницей, а с женщиной, по отношению к которой у него серьезные намерения. Настолько серьезные, что ради нее он готов подвести родителей.

Единственный раз он поступил так ради Керен через месяц после того, как они потеряли Софию.

В сердце у нее образовалась еще одна трещинка. Интересно, о чем же он хочет с ней поговорить? Объявить, что он собирается снова жениться? Этого следовало ожидать. Ему нужен наследник. Через пять месяцев после смерти Софии Яннис сел на край их супружеской постели, повернувшись к ней спиной, и спросил, когда она будет готова попробовать зачать еще одного ребенка. Тогда, чтобы не швырнуть какую-нибудь вазу ему в голову, она просто выбежала из комнаты. Она пришла в ярость, и сердце у нее разбилось. Как муж смеет задавать ей такие вопросы, если сам по ночам поворачивается к ней спиной?!

Он хочет испытать удовлетворение, увидев ее лицо, когда скажет, что нашел ей замену? А может, в нем проснулась человечность и он предпочитает, чтобы она узнала обо всем от него, а не от других? Судя по тому, как Яннис вел себя после ее ухода, скорее первое.

Яннису хотелось потешить свое самолюбие. Прежде чем подписать необходимые для развода бумаги, он ее помучает.

Она не позволит ему увидеть ее боль. Никакой боли вообще не должно быть. Она сама ушла от него и живет своей жизнью. Она три месяца училась ходить под парусом, а потом в одиночку отправилась в путешествие всей жизни – и ей все удалось.

Яннис не радовался ее успехам. Керен все прекрасно понимала. Он ожидал, что она приползет назад. Так он и крикнул, когда она села в такси и водитель тронулся с места:

– Ты еще вернешься!

Великий Яннис Филипидис, считавшийся одним из самых желанных холостяков на Средиземноморье до того, как на сцену вышла Керен, мужчина, который ведет такую роскошную жизнь, что его следует заключить в золотую рамку, пережил страшное оскорбление. Его бросила жена, которой стоило быть благодарной за то, что ее подняли на недосягаемую высоту и приняли в семью Филипидис. Наверное, его самолюбие сильно пострадало. Керен давно подозревала, что именно пострадавшее самолюбие играет главную роль в его отношении к ней во время бракоразводного процесса.

– А твои родственники как? – спросил он так же вежливо, как она спрашивала о его семье, хотя с ними он встречался лишь однажды, на свадьбе.

Тогда в первый и единственный раз ее родители и сестра выехали за пределы Великобритании. Керен надеялась, что поездка разожжет в них страсть к путешествиям, но этого не произошло. Ее родным нравился привычный комфорт. В ее детстве Барриджи регулярно проводили ежегодный отпуск в том же домике в Дорсете год за годом, и занимались тем же, что и год, и два, и три года назад.

– У них все хорошо, – ответила она. Так оно и было. Ее родные счастливы и все так же влачат свои дни.

– Вот и отлично.

Она с трудом проглотила еще кусочек омлета, понимая, что атмосфера сгущается. Их как будто окутывало невидимое облако, насыщенное кипящим гневом и презрением. И болью. Горько было думать о любви, которая перешла в ненависть, и о мечтах, которые обратились в прах.

– Почему ты сменила фамилию? – вдруг спросил он сдавленным голосом, не похожим на беззаботную речь врастяжку, и Керен невольно посмотрела ему в глаза, не успев опомниться.

– Ты о чем?

– О твоем блоге.

Омлет застрял у нее в горле.

Блог Керен о путешествиях – можно сказать, благодаря ему они и познакомились. Уехав из дома, Керен не взяла с собой ничего, кроме рюкзака с одеждой, телефона, наличных, сэкономленных с двенадцати лет, и ноутбука – прощального подарка от испуганных родителей. Она создала блог в первом хостеле первой страны, куда прилетела – Таиланда, – и дважды в неделю начала публиковать новые материалы о своих приключениях, постила короткие видео и беззаботные обзоры тех мест, которые она посещала, и того, чем там занималась. К ее удивлению, вскоре у нее появились подписчики. Она получала столько откликов, что начала зарабатывать на своем блоге. Со временем посыпались приглашения от представителей крупных компаний со всего мира.

Яннису очень не нравилось, что она продолжила вести блог и после их свадьбы. Ему не нравилось, что иногда она не могла сопровождать его на приемы и прочие мероприятия, потому что у нее были другие дела.

– Керен, по закону мы с тобой все еще муж и жена.

– Это ненадолго, – прошептала она.

– Пока я не подпишу тот документ и судья не поставит на нем печать, ты по-прежнему Филипидис.

– Вообще-то я могу быть кем угодно, и, если я живу обычной жизнью, я могла бы по закону снова сменить фамилию на Барридж в тот же день, когда ушла от тебя. Я не вернула себе девичью фамилию только потому, что у меня нашлись занятия поважнее.

– Что не помешало тебе сменить фамилию в профессиональной сфере.

– А я думала, ты обрадуешься – вряд ли ты и твои родные счастливы, что великую фамилию Филипидис пятнает какая-то морская путешественница.

– Не вали все на меня. Будь честной в виде исключения и признай, что таким образом ты сама хотела меня запятнать.

Не в силах проглотить больше ни кусочка и не думая о том, что скажет Яннис, если она откажется от еды, Керен отодвинула тарелку и налила себе еще кофе. Оказывается, у нее дрожали руки. Внутри у нее тоже все дрожало.

Зубы она сжала так крепко, что слова вырывались с трудом:

– Когда мы поженились, я хотела сохранить свою фамилию, но ты буквально шантажировал меня и заставил выбросить четыре года, в течение которых я создавала себе имя и блог… Ты заставил меня взять твою фамилию. Поэтому… да, я вернула свою фамилию, но к тебе это не имеет никакого отношения. Я просто возвращала себе себя.

У Янниса перекосилось лицо. Будь он зверем, он бы, наверное, зарычал.

– Ты так говоришь, как будто я украл у тебя твою фамилию!

– Ты украл у меня все. С того мига, как надел мне на палец кольцо, ты начал меня менять.

– Ничего подобного я не делал.

– Нет, делал! Ты не одобрял… – Она осеклась, поправила волосы и машинально вскочила с места, уронив стул. – Ладно, забудь. Больше такого не повторится. Скажи, о чем хочешь поговорить, или я ухожу.

Яннис закрыл глаза и глубоко вздохнул. Потом посмотрел на нее. Лишь стальной проблеск в голубых глазах указывал на то, что он отнюдь не беззаботен:

– Я хочу, чтобы мы попробовали начать все сначала.

Глава 3

Керен непроизвольно раскрыла рот. Внутри ее боролись противоположные эмоции. Они вскипали, пенились, бурлили, поднимаясь все выше. Наконец, высвободилась ярость.

– Ты жестокий, мстительный подонок! Неужели ты пошел на такой шаг, только чтобы помучить меня и заставить участвовать в одной из твоих извращенных игр?

А ведь она клюнула на его наживку! Решила, что он усомнился в своей правоте, и согласилась позавтракать с ним. Надо было догадаться, что он просто хочет еще немного ее помучить. Она была как мышка в когтях у кота; кот сжимает и сжимает, но не наносит смертельного удара, который навсегда покончит со страданиями жертвы.

– Glyko mou, я ни во что не играю, – с серьезным видом ответил Яннис. – Я хочу, чтобы ты вернулась.

– Ах… да прекрати! Ты в самом деле считаешь меня такой дурой? Думаешь, что я клюну? И ты действительно настолько надменен, что думаешь, будто я хочу вернуться к тебе?

Не сводя с нее пристального взгляда, Яннис медленно встал на ноги:

– Во мне говорит не надменность, а надежда.

– Ах, брось! Я знаю, как работают твои жалкие мозги – ты воображаешь, будто все это время я в глубине души жалела о том, что ушла от тебя! По-твоему, достаточно тебе произнести волшебные слова, и я с благодарностью брошусь тебе в ноги, а когда я это сделаю, ты дашь мне пинка и наконец удовлетворишь свое жалкое самолюбие. Ты хочешь прекратить наш брак на своих условиях. Скажи, ты подпишешь проклятые бумаги или нет?!

Яннис стиснул зубы и подался вперед. Кулаки он сжал так крепко, что побелели костяшки пальцев:

– Нет, пока ты не спустишься со своего пьедестала и не поговоришь со мной.

– Ну и ладно! Не подписывай. Оставайся мужем женщины, которую ты ненавидишь и которая ненавидит тебя! Тебе же хуже. Тем дольше не сможешь жениться снова и произвести на свет наследника, на которого ты так надеешься! Поступай так мне назло.

Глаза защипало, все перед ней расплывалось. Керен круто развернулась и бросилась бежать, пока он не увидел, что она плачет. По лицу катились злые слезы, ослепляя ее. Она не остановилась, даже споткнувшись. Поспешила восстановить равновесие и как можно быстрее зашагала к пляжу, к своей яхте. К свободе.

Крепко держась за перила, она сбежала по каменным ступенькам. Как только ноги коснулись песка, она побежала. Она находилась на полпути к причалу, когда вдруг сообразила: что-то не так. Смахнув слезы, она несколько раз моргнула, чтобы понять, что она видит.

А когда действительно все разглядела, сердце у нее едва не остановилось.

«Софии» на месте не было.

Когда Керен ворвалась на террасу, Яннис в темных очках сидел за столом. Он склонил голову, как человек, который наслаждается размышлениями в недолгие минуты покоя.

– Что ты сделал с моей яхтой?! – крикнула Керен.

– Я ее позаимствовал.

Она ожидала, что он будет все отрицать, скажет, что понятия не имеет, где ее яхта. Его же признание ненадолго лишило ее дара речи.

– Зачем? – с трудом спросила она наконец.

Он снял темные очки и устремил на нее пронзительный взгляд:

– Потому что по твоему вчерашнему поведению я понял, что ты не хочешь разговаривать со мной, как подобает взрослым людям.

– Значит, ты все спланировал на тот случай, если я не клюну на твою наживку.

– Никакой наживки, но ты права, я учел и… некоторые непредвиденные обстоятельства. Я действительно надеялся поговорить с тобой еще вчера, но, учитывая, какой вчера был день, с уважением отнесся к твоему нежеланию разговаривать.

– Настолько с уважением, что явился ко мне на яхту и украл ключи! – Море было таким спокойным, что невозможно было поднять парус, не запустив двигатель. – Наверное, ты поэтому так долго бродил там внизу?

– Я пришел на яхту, чтобы повидаться с тобой, посмотреть, как ты живешь, и убедиться, что на твоей яхте безопасно…

– Убедиться, что на ней безопасно?! – Керен снова пришла в ярость. – Ты по-прежнему такой же сексист и так же любишь все контролировать! Ты вбил себе в голову, что я…

– Ничего сексистского в моих поступках не было. – Яннис тоже слегка возвысил голос. – Последние полтора года я волновался за тебя, потому что ты скиталась по свету в плавучем гробу.

– Может, ты думаешь, я тебе поверю?!

– Ты моя жена! – Яннис стукнул кулаком по столу, отчего кофейные чашки звякнули о блюдца.

Сердце Керен сжалось.

– Я больше не буду твоей женой, как только ты прекратишь превращать мою жизнь в хаос и подпишешь проклятые бумаги!

– Не хочу я развода, будь он проклят! Я хочу, чтобы мы попробовали начать все сначала. Я хочу, чтобы мы поговорили и выяснили, нельзя ли как-то восстановить наши отношения…

– Но ведь ты меня ненавидишь!

У него на скулах заходили желваки. Тяжело дыша, он посмотрел ей прямо в глаза:

– Только иногда, glyko mou. Только иногда!

– Ну, а я ненавижу тебя все время.

– Когда-то ты меня любила.

От хрипотцы в его голосе ее глаза снова наполнились слезами. Керен отвернулась, надеясь, что он ничего не заметит. Она отчаянно старалась унять разрушавшие ее эмоции.

– Да, я украл ключи от твоей яхты, но ничего заранее не планировал, – более ровным тоном продолжал Яннис. – Я пришел к тебе вовсе не потому, что собирался украсть ключи, но когда я их увидел, то понял: вот шанс заставить тебя поговорить, пусть даже не совсем мирными методами… и я не упустил свой шанс.

– Я не хочу с тобой разговаривать, – прошептала Керен.

– Знаю. После того как ты ушла, связаться с тобой стало невозможно.

– Не для тех, с кем я хотела по-прежнему сохранить связь.

– Это я тоже знаю. Вот почему я упорствую. Утром в понедельник ты получишь свою яхту назад.

– Через три дня?! Ты с ума сошел? Я не проведу здесь ни одной ночи.

– Нет, glyko mou, проведешь. Три дня на то, чтобы поговорить и решить, стоит ли нам попробовать начать все сначала.

– Я уже все решила! И ты тоже, так что прекрати притворяться и верни мою яхту!

– Нет.

– Отлично, в таком случае я иду… – Слова замерли у нее на губах; она похлопала себя по животу, и ее охватил ужас. Она сообразила, что сумки со всем необходимым у нее нет.

Впервые с тех пор, как она в одиночку вышла в открытое море, Керен покинула яхту без модной сумки, в которой она держала самое необходимое: паспорт, телефон и запас наличных на всякий случай.

– Куда ты пойдешь? – вкрадчиво спросил Яннис. – В полицию? На Агоне дела о краже между супругами не рассматриваются. Сейчас у тебя ничего нет, кроме того, что на тебе сейчас надето. – Он скрестил руки на груди. Под ухом у него запульсировала жилка; затем он заметно расслабился. – Давай договоримся. Я подпишу бракоразводные документы сейчас же, но датирую их понедельником. Можешь взять их себе. Если к понедельнику ты по-прежнему будешь считать, что я с тобой играю, и не изменишь своего мнения о разводе, подписанные бумаги будут у тебя в руках, и ты сделаешь все, что захочешь.

Керен следом за Яннисом прошла в двойные двери, которые вели в главную гостиную. Так плохо ей не было с того дня, как она влезла в его ноутбук и узнала, что он изучает возможности развода.

Мышке дали передышку, но она догадывалась, что окончательный удар уже близок.

Яннис хотел с ней развестись. Яннис перестал заниматься с ней любовью. Яннис взял с собой на великосветский прием свою личную помощницу, прекрасно понимая, что событие будут освещать представители прессы.

Яннис так жестоко затягивал бракоразводный процесс, что, по словам ее адвоката, даже его адвокат возмутился, когда он в очередной раз передумал и снова урезал сумму финансового содержания.

Яннис хотел довести ее до нищеты. Наверное, думал, что она приползет к нему на коленях. Когда у него ничего не вышло и она не попалась в его ловушку, он разозлился еще больше. Она возобновила свой блог под названием «Дневник морской путешественницы», и он пользовался еще большим успехом, чем ее первый блог. Керен зарабатывала достаточно, чтобы оплачивать свои скудные потребности и построить для себя скромное гнездышко. Она нанесла сильный удар по его самолюбию. Должно быть, он ужасно разозлился, что она зарабатывает достаточно и независима в финансовом отношении и ни разу не попросила у него ни за что платить.

Она ничего от него не хотела.

На самом деле Яннис вовсе не хочет ее вернуть. Его цель – сделать ей как можно больнее. Сейчас его последний ход; он бросает кости, желая отомстить за то, что ей хватило смелости бросить его первой.

Керен остановилась на пороге его кабинета, где он и двое слуг, приглашенных в качестве свидетелей, подписывали бумаги, которые он предварительно извлек из сейфа.

Когда с этим было покончено, Яннис отпустил слуг и передал ей два одинаковых документа.

Перед глазами у нее все расплывалось; впрочем, свою подпись она разглядела. Она сама подписала все документы три месяца назад, когда в последний раз навещала могилу Софии. Тогда она отвела яхту на другой конец острова, а утром доплыла до нужного места на каяке и посетила контору своего адвоката.

Керен ненадолго зажмурилась. Открыв глаза, она рассмотрела подпись Янниса. Такая же, как раньше. Рядом с подписью стояла дата: понедельник.

Через три дня она передаст бумаги своему адвокату и уплывет отсюда! Адвокат известит ее, когда судья скрепит документы своей печатью и оформит их развод официально.

Она будет свободна.

Почему у нее снова щиплет глаза? И почему так болезненно сжимается сердце?

– Сохранить их для тебя в сейфе?

– Нет. – Она тяжело вздохнула и покачала головой, стараясь не показывать слез.

– Код не изменился. Ты сможешь забрать документы в любое время.

– А ты сможешь в любое время изменить код.

– Ты мне не доверяешь?

– Я бы больше доверяла змею из райского сада.

Его тяжелый взгляд как будто проникал ей под кожу, и по спине у нее побежали мурашки.

– В таком случае я постараюсь за ближайшие несколько дней вернуть твое доверие, – медленно проговорил он.

Не сводя взгляда с документов, Керен аккуратно сложила их и сунула в задний карман своих шортов, снова мысленно выругав себя за то, что не взяла сумку. Как только сбежит от Янниса, она найдет где-нибудь поблизости сейф и спрячет их. Если повезет, она и для себя найдет подходящее укрытие на ближайшие три дня.

Она понятия не имела, как проживет три дня рядом с ним, не убив его и не сойдя с ума. А может, произойдет и то и другое.

– Пообедаем? – предложил Яннис, нарушая молчание.

– Я не хочу есть.

– За завтраком ты почти ничего не съела.

– Интересно, почему?

Он вздохнул и дернул себя за волосы:

– Неужели так тяжело разговаривать со мной вежливо?

– Вообще-то да.

– Будет легче, если я перед тобой извинюсь?

Она невольно посмотрела на него в упор:

– Яннис, я остаюсь на три дня, а не на три недели.

К ее удивлению, он расплылся в улыбке. Улыбка у него была по-прежнему обаятельная… и била наповал.

Она поспешила отвернуться.

Керен не хотела видеть его улыбку и вспоминать, как когда-то Яннис Филипидис с ее помощью очаровал ее.

Они встретились на открытии новой галереи современного искусства во дворце Агона, Яннис и его брат по просьбе короля курировали выставку. Во дворце имелись произведения искусства и артефакты прошлого тысячелетия, но нынешний король желал упрочить связь с двадцать первым веком.

Зная, что король стремится привлечь на остров более молодых и увлеченных клиентов, сотрудники отдела по связям с общественностью, отвечавшие за открытие галереи, связались с Керен и пригласили ее посетить вернисаж и написать обзор. Им было не важно, что она не была искусствоведом и за время своих странствий посетила всего две художественные галереи, ей привычнее было писать о каких-нибудь необычных барах, ресторанах и приключениях, вроде похода на слонах. Галеристы же стремились через нее достучаться до ее подписчиков. Ей оплатили перелеты, проживание в отеле и обещали полную свободу. Они не собирались как-то влиять на то, что она напишет в своем блоге. Так как Агон находился в списке мест, где Керен мечтала побывать, она с удовольствием приняла приглашение.

Она помнила, какой потрясающей ей показалась галерея. Помнила изысканные коктейли и канапе, которыми ее угощали сотрудники PR-отдела. Постоянный гул в ушах.

Но больше всего она запомнила невероятно высокого и невероятно красивого мужчину в щеголеватом костюме. Он стоял, прислонившись к стене, с бутылкой пива в руке, не обращая внимания на похотливые взгляды, которыми его окидывали присутствовавшие на вернисаже женщины. Все его внимание было сосредоточено на ней.

Керен приехала на Агон, собираясь провести там длинные выходные. Все кончилось тем, что остров на два года стал ее домом.

Человек, чье внимание она привлекла в тот вечер и за кого полгода спустя вышла замуж, и сейчас широко улыбался.

– Но ты ведь остаешься, – самодовольно заметил он.

– Вынуждена… Под давлением. И всего на три дня.

– Три дня – достаточно долгий срок, чтобы убедить тебя остаться. – Улыбка угасла. Яннис склонил голову. – Ты поверишь, если я извинюсь?

– Нет.

– Значит, сэкономлю силы и дыхание и дождусь того момента, когда ты мне поверишь.

– Не слишком экономь на дыхании, – посоветовала она. – А то задохнешься.

Улыбка вернулась.

– Но ты сделаешь мне искусственное дыхание?

Прежде чем она успела ответить, он прошел мимо, задев ее плечом, и она уловила аромат его одеколона. Она даже не сознавала, что прежде инстинктивно старалась не вдыхать этот аромат. Но было уже поздно.

Поджав пальцы ног в сандалиях, Керен закрыла глаза и постаралась прогнать из организма острую тоску.

Аромат всего лишь будит отголоски прошлого. Воспоминания.

Воспоминания, которые она убрала подальше, когда летела прочь из Агона.

– Где ты пряталась?

Керен, поднеся к губам бутылку с водой, закатила глаза, стараясь унять учащенное сердцебиение.

Выйдя из кабинета Янниса, она нарочно не последовала за ним на террасу, а отправилась на кухню.

К счастью, кухарка осталась прежняя. Она узнала Керен. После первого удивленного взгляда и крепких объятий она замялась и застеснялась, когда Керен спросила, можно ли взять что-нибудь пожевать. Порывшись в холодильнике, Керен обнаружила приготовленный к вечеру десерт – огромную миску с шоколадным муссом. Яннис был шоколадоголиком. Каждый день он проплывал по сто дорожек в бассейне и уверял, что за пятьдесят дорожек «отрабатывает» съеденный шоколад.

«Ну, держись! Ты угнал мою яхту, а я съем твой шоколад…»

– Поскольку мы с Яннисом еще муж и жена, я по-прежнему хозяйка на вилле, – сказала она смущенной кухарке, радостно улыбнувшись. – Не забудьте напомнить ему об этом, если я не успею сказать до вас.

Прихватив ложку, она отправилась в оливковую рощу и съела весь мусс в один присест.

Шоколад немного успокоил нервы. Такой спокойной она не была с утра. Керен побродила вокруг, ища подходящие камни, и наконец соорудила нечто вроде пирамидки. Под ней она спрятала документы, которые предварительно убрала в прихваченный на кухне полиэтиленовый пакет.

Если бы ей так не хотелось пить, она бы так и сидела в оливковой роще и по-прежнему избегала его. Она вышла к бару у бассейна меньше минуты назад, а он уже отыскал ее. Доля секунды – и ее сердце снова начало работать с перегрузкой.

Он скинул рубашку и ходил голым по пояс. Так как Керен была на голову ниже, она могла видеть его великолепный торс во всей красе.

Прислонившись к барной стойке, она решила выбрать меньшее из двух зол и подняла взгляд на его лицо.

– Если я скажу, в следующий раз ты бы знал, где меня искать.

Он подошел ближе; глаза у него сверкнули.

– Ах вот как! Ты, значит, собиралась прятаться все то время, которое мы согласились посвятить разговорам!

Правая нога у нее снова задрожала, и она постаралась встать как можно плотнее и опустила взгляд на его крепкую шею, думая, что смотреть туда безопасно. Но и такой вид пробудил в ней воспоминания, а во рту возник памятный мускусный аромат его кожи.

– Я на разговоры не соглашалась, а в остальном – в яблочко! – сказала она и выпила всю бутылку воды одним глотком, надеясь, что холодная вода прогонит воспоминания о его вкусе и заглушит острое осознание его близости.

Яннис удивленно поднял брови и прищурился, заметив пустую миску. Лишь остатки шоколада указывали на то, что находилось в миске раньше. Керен поставила пустую миску на барную стойку. Он взял миску и почти коснулся ее рукой:

– Неужели ты все съела?

Керен лишь вытерла губы и кивнула. Все чувства обострились от его близости и его аромата.

– Мне ничего не оставила?

Она покачала головой, мысленно приказывая себе встряхнуться.

Он посмотрел на нее с насмешливой укоризной. Но глаза у него сверкали сильнее, наполняя ее воспоминаниями о том, как она видела этот блеск раньше.

– Ты в самом деле меня ненавидишь.

– Я же тебе говорила, – хрипло ответила она.

– Это предназначалось для нашего вечернего десерта.

На сей раз она сначала сглотнула, прежде чем ответить, и голос у нее прозвучал яснее. Сильнее.

– Можешь поверить мне на слово, было вкусно.

Глаза у него сверкнули еще ярче.

– А тебе придется чем-то возместить мне потерю шоколада.

– Лучше прикажи тому, кто увел мою яхту, привести ее назад. Тогда все твои десерты будут в безопасности.

На сей раз он снова удивленно поднял брови:

– Ты намерена портить еду?!

Она прикусила губу, чтобы не хихикнуть.

Яннис обладал чувством юмора. Подобно его сексуальной улыбке, великолепному лицу и сказочному телу, чувство юмора дополняло обаяние, которое окутывало ее.

Он умел ее насмешить и довести до оргазма одновременно; вдруг на нее нахлынули воспоминания о том времени, когда она расхаживала по вилле и парку в одном саронге, под которым ничего не было, а когда он пытался ее схватить, она убегала, смеясь над ним и призывая поймать ее. Она вспомнила, как он поймал ее на этой террасе. Усадил на барную стойку и вошел в нее, а она по-прежнему смеялась…

Она попыталась оттолкнуть воспоминание, но было уже поздно. Внизу живота разгорался огонь. Она с трудом сдерживалась. Еще немного, и она начнет извиваться и выдаст себя.

– Если не пригонишь мою яхту назад, тебе, наверное, стоит повесить замок на дверь кухни. Кто знает, что еще мне захочется попробовать? – сказала она, радуясь, что ее голос звучит уверенно и беззаботно.

– Кто-нибудь тебе понравился во время твоих путешествий? – спросил он.

Облегчение тут же прошло. Она замкнулась:

– Не твое дело!

Он приблизил к ней свое лицо и без намека на юмор сказал:

– Мое, glyko mou. Ты моя жена.

Он был так близко, что его теплое дыхание щекотало ей кожу.

Ей захотелось отступить, но сзади уже не было места. Прислонившись к барной стойке, она завела себя в ловушку.

Глядя ему в глаза, она призвала на помощь остатки силы и здравого смысла:

– Только на бумаге. И то, что я твоя жена, не делает меня твоей собственностью.

– Нет, не собственностью, но ты всегда будешь моей.

– Марла в курсе, что ты так думаешь? – Имя личной помощницы слетело с ее губ, прежде чем она поняла, что собирается заговорить о ней.

Он попятился.

– Ты еще с ней? – продолжала Керен, пользуясь случаем перейти в наступление…

Керен забыла, как это имя ее ранило. Ей в сердце как будто вонзили раскаленный клинок.

– Между мной и Марлой ничего не было, – парировал Яннис. – Я тебе уже говорил.

– Я имею в виду – после того, как я ушла, – пояснила она, погрозив ему пальцем. Лучше продолжать говорить и наступать на него. Да, так лучше!

Эмоции, не имевшие ничего общего с желанием, снова вскипали в ней, и она боялась: как только она замолчит, из глаз брызнут слезы. – Очень надеюсь, что ты уже не с ней – и, кстати, не с кем-то другим. Конечно, я понимаю, что, угнав мою яхту и вынудив меня остаться здесь, ты просто так злобно шутишь. С другой стороны, твоей любовнице, наверное, неприятно, что ты играешь в игры со своей женой, хотя уже не живешь с ней, или…

От ярости его красивое лицо перекосилось. В тот же миг его сильная рука обвила ее талию, оторвала ее от земли, прижала к его крепкой груди, и все слова растворились от прикосновения губ Янниса.

Глава 4

Поцелуй оказался страстным. Зверским. И таким же диким был ответ Керен. Она схватила его за плечо, и ее губы разомкнулись, когда их рты слились в жаркой схватке, исполненной безудержной страсти. Наконец, их руки сплелись, а тела так тесно прижались друг к другу, что ничто не могло их разделить.

Может быть, если бы у нее в памяти не было таким свежим недавнее болезненное воспоминание об их совокуплении, полном радости и страсти, Керен на какое-то время забылась бы в безоглядном желании, которое мгновенно выросло словно из ничего. Но когда ее оторвали от земли и усадили на барную стойку, на смену желанию пришел страх. Она отвернулась и уперлась ладонями ему в грудь:

– Отойди от меня!

Яннис сразу же выпустил ее и сделал шаг назад. Тяжело дыша, не мигая и сжав зубы, он смотрел на нее в упор.

Боясь, что ее слова не сочетаются с бушующей в ней страстью, она соскользнула с барной стойки и, поскольку ноги подгибались, пошатываясь, подошла к бассейну и нырнула в воду.

Прохладная вода оказала нужное действие. Она загасила пламя поцелуев Янниса и вернула способность соображать.

Она снова попалась в его ловушку. Поцеловала его в ответ. Она выдала себя и дала ему в руки оружие, которым, она не сомневалась, он непременно воспользуется снова.

Прошло так много времени с тех пор, как они были близки, что ее бедное тело реагировало на него, как бабочка на пламя.

Сколько ночей она лежала без сна, мечтая, чтобы он повернулся к ней и занялся с ней любовью?

Сколько раз она прижималась к его спине и обнимала его за талию, но его рука ложилась сверху, не давая ей блуждать? Иногда он подносил ее руку к своим губам и целовал ее, но чаще просто крепко брал ее за руку и засыпал, не произнося ни слова.

В конце концов она оставила всякие попытки. Женщина, которую столько раз отвергали, научилась защищаться.

Клей, который связывал их, растворился.

А потом растворились и они сами.

И теперь ему хватает наглости целовать ее, как будто его желание никогда не умирало!

Или прошло столько времени, что она снова стала для него чем-то новеньким?

Обострившийся здравый смысл притупился в тот миг, как она вынырнула на поверхность и увидела, что он сидит на краю бассейна и смотрит на нее. Желание снова проснулось в ней.

Отвернувшись от его взгляда, она заработала ногами и доплыла до конца дорожки – бассейн у него был большим, спортивным. Доплыв до противоположного конца, она поднялась по лесенке, вышла на траву и без сил повалилась на спину. Закрыв глаза, Керен слушала удары сердца. Дышала она с трудом и сосредоточилась на вдохах и выдохах. Вдох – выдох, вдох – выдох…

Она понятия не имела, сколько времени понадобилось на то, чтобы сердце немного успокоилось.

На нее упала тень.

Сердце снова пустилось в галоп.

Не открывая глаз, она прошептала:

– Уходи!

Судя по движению воздуха, Яннис не обратил внимания на ее приказ и сел с ней рядом.

– Я в самом деле по-прежнему оказываю на тебя влияние, – заметил он.

Злясь на то, что ей нечего возразить, не выставив себя лгуньей, Керен плотно сжала губы. Она не могла решить, что слышит в его голосе – самодовольство, ликование или облегчение.

– Ты не отрицаешь! – Яннис рокочуще расхохотался.

– Ты навязал мне свое общество, – произнесла она, стараясь вложить в голос побольше холодности.

– Посмотри на мое плечо и скажи, кто из нас кому навязался!

Она открыла глаза и увидела, что Яннис по-прежнему нависает над ней. Многозначительно улыбнувшись, он ткнул себя пальцем в бронзовое плечо с ярко-красными линиями. Вот как она его исцарапала!

Униженная, Керен снова закрыла глаза.

– Прости, – буркнула она.

– Не прощу. Я скучал по твоим боевым ранам.

Она с трудом поднялась и, подтянув колени к груди, обняла их. Услышав такую ложь, она наполнилась горечью, а лицо у нее запылало. Стало ясно: его неожиданный прилив страсти – тоже ложь.

– Если ты еще раз меня поцелуешь, я откушу тебе язык.

– Извращенка!

– Яннис, я не шучу. Мы с тобой больше не вместе, и ты…