Вы не авторизовались

Буря и пламя бесплатное чтение

Элейн Хо
Буря и пламя

Published by permission of the Author and her literary agents, Triada US Literary Agency (USA) via Alexander Korzhenevski Agency (Russia).

* * *

Мимесис

Глава первая

Человек в сверкающих доспехах спрыгнул с лошади и развернул свиток. Его губы зашевелились, но издалека Эрис не было слышно слов. Она рассеянно била об пол пшеничный сноп, чтобы отделить зерна от стеблей, не сводя глаз с поникшего отца. Сестра не успела его подхватить – он упал на землю, закрыв лицо руками.

Эрис уронила сноп пшеницы. Неужто опять? Девочка побежала меж рядов иссохших колосьев, залитых утренним светом. Земля скрипела у нее под ногами. Заслышав шаги, Констанция, вторая ее сестра, обернулась и нахмурилась, но Эрис это не остановило. На сей раз сестрам ни за что ее не переубедить.

– Уходи, – сказала Констанция. – Тебе тут не место!

Эрис пропустила приказ мимо ушей.

– Он что, опять за налогом приехал?

Виктория закрыла Эрис дорогу.

– Мы отдадим вам, что есть, когда закончим веять^[1] остальное, – пообещала она сборщику. – Дайте нам время.

Сборщик постучал по своему позолоченному шлему.

– Если каждому крестьянину давать отсрочку, я ничего не получу. Сегодня или никогда. – Он бросил свиток к ногам рыдающего отца.

– Джарус, сбор урожая только-только закончился, – сказала Виктория. – Все, что у нас есть, здесь…

– Да что вы? – Джарус хохотнул и кивнул на поникшие листья и растрескавшуюся зелень. – Что-то я не вижу золота. Ваш отец – вор, и вот ему наказание.

Эрис поднырнула под руку Виктории и бросилась вперед, а потом стукнула кулаком по броне сборщика. С таким же успехом можно было бы ударить цветком по скале. Плечо тут же пронзила боль. Не успела Эрис занести кулак для нового удара, как старшая сестра оттащила ее назад. Силуэты Виктории и Констанции заслонили осеннее солнце.

– Прошу прощения, – сцепив руки, произнесла Констанция. – Она у нас еще маленькая – ей всего восемь – и мало что понимает.

Джарус взглянул на Эрис поверх ее сестер.

– Ты что, в тюрьму захотела, девчушка? Я надзирателя лично знаю.

Веснушчатое лицо Констанции омрачилось тревогой. «Скажи ему то, что он хочет услышать», – молил ее взгляд.

– Нет, – пробормотала девочка.

– Тогда думай в следующий раз, прежде чем замахиваться на того, кто наделен полномочиями! – Джарус потер то место, куда ударила Эрис. – Вмятина осталась. Прибавлю к вашему долгу еще пятьдесят керинов.

Эрис встала на цыпочки. Позолоченные доспехи сборщика налогов блеснули. Для битвы они вряд ли годились.

– Вы что, не слышали, что сказала Виви? Сколько раз повторять: у нас нет денег! – крикнула она из-за сестринских спин.

Виктория зажала девочке рот.

– Прошу, замолчи.

Сборщик сощурился.

– Нет, сотню.

Отец заплакал еще горше. Эрис, поняв, что это ее вина, перестала вырываться из рук Виктории.

Констанция опустилась на колени и обняла отца за спину.

– Я очень сожалею, – сказала она Джарусу и склонилась так низко, что лоб коснулся земли. – Умоляю, пересмотрите свое решение.

– Ваш отец взял ссуду на фермерские расходы, а теперь не может платить. У каждого действия есть последствия, и нужно уметь их принимать. Я следую по пути королей стародавних времен. – Джарус грациозно закинул тяжелую ногу на седло, и его щеголеватые доспехи звякнули. – Через три дня эта земля перейдет в мое владение, – объявил он напоследок, прежде чем ускакать. – Будьте готовы.

Эрис открыла было рот, но Виктория сжала ей щеки.

– Мы же просили тебя уйти! – воскликнула Констанция, когда Джарус исчез вдали. – Погляди, что ты натворила!

– Он назвал папу вором! – напомнила девочка, отпрянув от сестры.

– Какая же ты глупая! – осадила Виктория. – Какое нам дело до слов, если вся наша жизнь в его руках? Через три дня мы станем его рабами!

Констанция помогла отцу встать, и все семейство направилось к их домику из саманного кирпича^[2], спотыкаясь о пожухлые колосья.

– Мы и так отдаем ему весь свой заработок, и так будет до тех пор, пока мы не закроем долг полностью, – продолжала сестра. – А ты теперь его учетверила!

– Вот сама все и выплачу! – фыркнув, заявила девочка.

Виктория не обратила на ее слова никакого внимания – как, впрочем, и всегда – и побежала вперед.

– Надо уходить, – сказала она, нагнав Констанцию. – В Кешгиуме полно работы. Можем пойти в каменщики или грузчики…

– И жить на улице, как побирушки. Папа этого не вынесет, – возразила сестра.

– Там есть богадельня. Я разговаривала с доктором оттуда. Он нам поможет. – Виктория подняла сноп, который оставила Эрис, и ударила им об пол. Зерна взвились в воздух. – Давайте поработаем как следует в ближайшие два дня. Сколько зерна сможем повеять, все продадим на рынке и будем молить небеса о том, чтобы работа нашлась, пока не закончились деньги.

Эрис ее не слушала. Она смотрела за покосившуюся дверь отцовской хижины, на редкие пни, отделявшие лес у кромки полей от длинного горного хребта, протянувшегося за ним.

* * *

– Это моя последняя ночь здесь, – шепнула Эрис горному подножию.

Здесь, у горного хребта, никогда не стихал ветер. Девочка часто сидела у подножия после долгого трудового дня в поле, наслаждаясь его прохладой.

Ей нравился запах тополей, который так отчетливо чувствовался ночами, нравились густые ароматы леса, от которых совсем не сохло горло. Лесные жители пели мелодично, но невпопад: какая-то птичка, тоже страдавшая от бессонницы, чирикала среди деревьев, перебивая сверчков, которые и сами стрекотали вовсе не в унисон с шелестом ветвей. Здесь царила суматоха, но Эрис это нравилось. Соседи-фермеры как-то рассказали ей, что в чаще орудует дух Твари, который охотится за всеми непрошеными гостями и нашептывает им в уши ложь, как и много столетий назад. Соседи твердили ей, что не стоит одной тут разгуливать, но отец ей этого не запрещал, даруя дочери полную свободу.

Когда-то они вдвоем играли в прятки в этом лесу. Отец, рослый, загорелый, в длинной пожелтелой рубашке, округлял глаза в деланом изумлении, когда Эрис хватала его, спрятавшегося за чересчур тонким стволом, за ногу, обутую в сандалию. Чем старше становилась дочка, тем лучше он прятался, но со временем перестал показывать зубы, когда улыбался. А однажды и вовсе перестал с ней играть. Эрис легко это пережила: все-таки прятки – забава для малышей, а ей уже целых восемь, но, всякий раз гуляя по лесу, она нет-нет да и заглядывала за деревья в надежде, что он по-прежнему ведет с ней затейливую игру.

Эрис ориентировалась по небу – по Полярной звезде и ближайшим к ней созвездиям. Отыскать солнце днем было нетрудно, но жара изматывала, особенно в посевную, да и Виктория устроила бы ей взбучку за то, что та отлынивает от работы. Так что она любила гулять ночами, особенно при полной луне. И дело не в том, что лунное сияние указывало дорогу – ее Эрис могла найти и тогда, когда на небе видны только звезды, – просто ей нравилось, как призрачный, голубоватый свет пробивается сквозь листву и окутывает лес.

Больше всего она любила одно местечко у ручья, который бежал вдоль горного хребта. И сегодня, сбросив сандалии, она ступила на влажную землю. Следы тут же заполнила прохладная вода. Боль в ногах сразу стихла. Эрис пошевелила пальцами. От каждого движения холмики грязи то поднимались, то рассыпались. Именно здесь всего несколько месяцев назад она услышала свист и смутную, незнакомую песню.

Уняв тяжесть в ногах, девочка направилась к скалистому подножию горы. Когда-то она верила, что слышит, как поет волшебница, владычица леса, но, к своему разочарованию, обнаружила, что это завывает ветер, проносящийся мимо камней. Эрис представляла, что звук исходит от существа, заточенного в них, – это оно поет и может общаться с миром лишь так.

В отличие от остальных певцов леса, ветер своей песни никогда не менял, он либо глухо гудел, либо выл – в зависимости от того, холодной ли выдалась ночь. Сегодня же было так тихо, что Эрис слышала собственный шепот.

Девочка взяла камень и кинула его на землю.

– Не понимаю, почему мы ничего оставить себе не можем, это же наш урожай! – Эрис швырнула камень еще раз, а потом еще, и чем яростнее кидала, тем стремительнее затихали лесные голоса. – Ерунда какая-то. Если нам самим нечего есть, разве мы сможем растить пшеницу, чтобы выручить для него деньги?

Теперь лесную тишь тревожил лишь монотонный ветер. Эрис пришла сюда по одной-единственной причине и никак не отваживалась про нее рассказать. Она вцепилась в каменистый склон, сдавив пальцами мох.

– Я спросила у Стаци, далеко ли город, и она сказала, что да.

Зрение у девочки помутилось, по лицу заструились слезы. Только здесь и можно было покричать, повопить и поплакать вдоволь. Лес не возражал, в отличие от Виктории, которую так легко было вывести из себя.

Говорить сквозь слезы было нелегко. Дыхание то и дело сбивалось.

– Я… не хочу уходить.

Признание наконец слетело с ее губ, уступив место протяжному плачу. Он вырвался из горла, заглушая вой ветра и песнь леса. Девочка впилась пальцами в землю и корни и сжала кулак.

Сегодня ветер ответил ей. Когда она притихла на мгновение, чтобы перевести дух, раздался громкий и отчетливый треск.

* * *

Деревья закачались, а земля задрожала. По горе, от подножия вверх, побежала трещина, и с каждым мигом она становилась все шире, казалось, еще минута – и гора рассыплется на куски. Эрис с трудом поднялась, но тут же упала. Затрещали ветви, посыпались щепки и камни. Увесистый булыжник едва не задел руку. Девочка отскочила, на четвереньках поползла к ближайшему дереву и вцепилась в ствол. Листва шелестела, а голые ветки исступленно трещали в такт стихии.

Неведомая сила потянула ее за спину и руки и оттащила от дерева. А потом сверху навалилась какая-то тяжесть.

Мне конец.

Землетрясение вдруг прекратилось – так же внезапно, как началось. В ушах у Эрис громко и оглушительно зазвенело.

Хватит, хватит, хватит…

– Тсс… Это я, – сквозь шум прорвался хриплый голос человека, привыкшего к сухому воздуху бесплодных полей, и, хотя слух у Эрис притупился, она узнала его.

Эрис сделала вдох. Сжала губы. Шум в ушах пропал – оказалось, ее глушили собственные крики.

Тяжесть, пригвоздившая ее, пошла на убыль, и кто-то начал стряхивать камешки и грязь с ее рубашки. Девочка прищурилась, рассматривая мужской силуэт, проступивший в темноте. Следом ее обняли шершавые, мозолистые руки. Над землей взвилась пыль, и сквозь эту дымку девочка отчаянно пыталась разглядеть на небе звезды.

– Папа! – изумленно прошептала Эрис.

– Слава королям, ты жива, – прижимая ее к груди, сказал он. – Не поранилась?

– Нет, я цела. – Девочка уткнулась лицом в его грубую пеньковую^[3] рубашку. Руки ее дрожали под действием незнакомой сладостной силы, дыхание сбилось, мышцы сковало. Чувства вспыхнули в ней, точно огонь, эйфория рекой разлилась по телу. Девочка с удивлением заметила, что улыбается.

– Я видел, как ты выходишь из дома, – сказал отец. – Подумал, что ты решила сбежать.

– Я хотела попрощаться с лесом, – ответила девочка. – Прости, что ударила сборщика.

– Пятьдесят керинов, сто – какая разница? Нам все равно платить нечем, – покачав головой, сказал отец. Его голос дрогнул, и он крепче прижал дочурку к себе. – Мне так жаль. Не стоило взваливать это на вас со Стаци и Виви… Мои долги – мое и только мое бремя.

Эрис прильнула к отцу.

– Нет! – воскликнула она. – Я помогу тебе. Ты не один. Я с тобой.

Отец вытер лицо рукавом.

– Твоя правда, – проговорил он, скрыв за улыбкой слезы. – Пойдем домой. Только подождем, пока снова выглянут звезды.

Они уселись на землю и, взявшись за руки, стали ждать, пока облако пыли и грязи осядет. Тишину то и дело нарушал отцовский кашель. И вот черная дымка рассеялась. В расселине, разделившей горный склон надвое, сгущалась непроглядная тьма. Ветер уже не насвистывал еле слышно, а порывисто выл в узкой пещере. Теплый воздух просочился Эрис в рот. На самом деле трещина была не такой уж и широкой – туда бы протиснулся только один человек, – но довольно глубокой.

Отец с дочкой приблизились к пещере. Эрис прижалась к подножию, выскользнув из-под защиты отцовской руки, и вытянула шею. В лунном свете поблескивала вода, а поодаль темнели какие-то смутные и неровные очертания. Что это, флотилия? Или, может, деревня? Отголоски землетрясения еще пульсировали у Эрис в венах. Она нырнула под отцовскую ладонь и подобралась еще ближе к трещине.

– Что там? – полюбопытствовала она.

Отец обхватил ее за пояс и поднял.

– Ну уж нет, нам пора, – прижав к груди дочурку, напомнил он. – Твои сестры не на шутку разволнуются. Пришло время отправиться в Кешгиум. – Он отвернулся от горы и стал искать взглядом Полярную звезду.

Они двинулись в сторону дома, и вскоре трещина уже слилась с ночной теменью. Эрис все щурилась, всматриваясь в даль, пока листья тополя не заслонили гору.

На миг ей показалось, что и отец разок обернулся.

Глава вторая

Вместо того чтобы, повинуясь приказу командира, маршировать дальше, «смотреть только вперед и не отвлекаться!», Эрис уселась на лавочку.

Весь день она собирала налоги в Верхнем квартале Кешгиума, а теперь должна была отправиться в Нижний, но от мысли о сборе денег у беженцев, лишенных крова над головой, во рту разлилась горечь. Да и снаряжение усложняло задачу. От длинных перчаток чесались руки, кожаная броня так стиснула грудь, что было трудно дышать, а тяжелые мешочки, набитые монетами и висевшие у нее на поясе, тянули к земле. Мало того, приходилось таскать с собой громоздкую и ненужную алебарду, да и после преодоления семисот из девятисот двадцати трех ступенек, ведущих от Верхнего квартала к Храму, дыхание у Эрис сбилось.

Вдоль ступенек стояли известняковые лавочки для тех, кто захочет передохнуть по пути. Как правило, на них усаживались старики в тяжелых и пышных одеяниях из шелка и золота либо те, у кого было вдоволь времени. Эрис ни под одно из этих описаний не подходила. Прислонив алебарду к стене, она упала на лавочку, жадно вдыхая пыльный, сухой воздух.

В этом городе, который куда больше походил на пустыню, не было ни деревца, ни зелени, ни цветочка. Кешгиум и окружавшие его поля пришли в упадок за десять лет, пролетевших с тех пор, как Эрис с семьей сбежали с фермы. Смотреть на иссушенные, опустевшие земли не было нужды – толпы разоренных фермеров, томящихся у городских ворот, говорили сами за себя.

Здесь же не происходило ничего. Беженцам запрещалось покидать Нижний квартал. За этим зорко следили два отряда стражников, приставленных ко входу.

Раздался вечерний звон колокола, и обитатели Верхнего квартала заспешили вниз по лестнице – ужинать. У Эрис оставался всего час на доставку собранного налога, чтобы Виктория не прознала об опоздании. Но девушка наслаждалась мгновениями тишины. Она закрыла глаза, воскрешая в памяти зеленый лесной мох, трещину в горе, тень, возвышавшуюся вдали.

– Вор! – крикнул кто-то.

Тощая фигура – не человек, а сущий скелет! – спешила вверх по ступенькам. Алые руки сжимали ношу, еще сильнее перепачканную кровью. Эрис с трудом поднялась на ноги и ухитрилась толкнуть вора плечом, несмотря на свое скованное положение.

Человек оказался даже легче, чем она думала. От удара его отбросило назад. Эрис попыталась было схватить его за руку, но та была скользкой от крови, и незнакомец упал на белые известняковые ступеньки Храма, оставив на них алые полосы.

Гадая, чья это кровь – вора или, может, еще кого-нибудь, – Эрис неуклюже поспешила следом. Мешочки с золотом позвякивали на каждом шагу.

– Вы ранены? – спросила она, приближаясь к незнакомцу. Теперь стало проще рассмотреть, что же он держит в руках. Желтый жир, кусочки розовато-серой плоти, позвонки, сухожилия. Шмат сырого мяса – вероятнее всего, баранины, – причем далеко не лучший.

К ужасу Эрис, человек жадно откусил кусок.

– Стойте… – потрясенно сказала она, но тут на лестнице показался еще один человек с длинной палкой. Он проворно подбежал к упавшему и принялся его бить.

– Вор, вор, вор! – приговаривал человек с палкой между ударами. Упавший же, казалось, не замечал боли. Все его внимание было занято поеданием мяса, которое он держал в руках.

Эрис ловко перехватила палку.

– Перестаньте.

Напавший обернулся, метя свободной ладонью в щеку Эрис. Девушка вовремя пригнулась и ловким движением выхватила из ботинка кинжал, а потом резко приставила его к шее мужчины с палкой.

– Держите себя в руках, – велела она, стараясь говорить тем самым бесцветным голосом, который еще несколько лет назад отточила Виктория.

Человек задержал взгляд на эмблеме Вечного древа, выбитой на броне Эрис, и тут же отпрянул и выпустил палку.

– Прошу прощения, стражница! Я Тассус, мясник из Нижнего квартала. Вы, должно быть, слышали обо мне. Я поставляю в Храм немало…

С губ Эрис едва не сорвался громкий вздох. Стражницей она не была – просто служила в гвардейской пехоте, – но исправлять мясника не было нужды. Девушка присела, спрятала кинжал в ботинок и обратилась к незнакомцу с окровавленными руками.

– Сэр, как ваше имя?

Тот моргнул и проглотил еще один кусок сырого мяса.

– М… Мэтью.

– Плевать, как его зовут! – воскликнул Тассус. Зеваки, идущие мимо, стали сбавлять шаг и вытягивать шеи, чтобы получше разглядеть, что же происходит. Они жадно ловили каждое слово. Тассус заговорил еще громче ради пущего эффекта: – Он украл у меня баранину! Порцию, которую я выделил для своей семьи…

– Пощадите, – взмолился Мэтью. – Я не ел двенадцать дней.

– А мое какое дело? – спросил Тассус и еще сильнее разъярился. – Я же и сам беженец с погибших полей. Моим овцам нечего есть – и мне тоже. Но я же до воровства не опустился! – Он повернулся к Эрис: – Стражница, арестуйте его!

Плечи Мэтью поникли. Он встал на колени перед Эрис, схватившись за седеющие волосы.

– У меня не было выбора, – прошептал он. Под тонкой, как бумага, кожей на спине дыбились позвонки.

Выглядит точь-в-точь как отец когда-то.

Эрис сжала руку Мэтью и подняла его на ноги.

– Пойдемте со мной, – велела она и потянула его за собой, вниз по ступенькам.

– Стражница, – глупо улыбнувшись, подал голос Тассус, – при всем уважении: Храм наверху, а не у подножия лестницы!

– Поглядите на него. Подъема по лестнице он не переживет, а тащить на себе труп я не собираюсь. Мы отведем его в Храм вместе с другими стражниками. Довольны?

– А что насчет компенсации?

Эрис кивнула на обглоданный скелет в руках Мэтью.

– Хотите забрать?

Тассус поморщился.

– Нет.

– Что ж, тогда считайте за убыток, – подытожила девушка, таща за собой Мэтью мимо толпы зевак. – Вероятно, в будущем стоит повнимательнее приглядывать за товаром.

Она повела Мэтью по посыпанным гравием улочкам Среднего квартала, мимо домов из камня и дерева. На нижних этажах располагались магазинчики – торговцы шумно зазывали покупателей, нахваливая свои изделия из шелка и посуду из обожженной глины. Зажиточных торговцев легко можно было определить по белой известняковой краске, которой были покрыты сделанные на заказ двери. На этом блестящем фоне выделялись профили двух королей, выведенные красным. И пускай владельцы этих магазинчиков жили богаче других, нанять постоянную прислугу им было не на что, поэтому двери потемнели от грязи и пыли, но все же не перестали быть статусным символом.

Чем ближе они подбирались к Нижнему кварталу, тем непригляднее становились улицы. Магазинчики тут были ветхими и держались только благодаря бечевке и строительным лесам. Между ними едва можно было протиснуться. Исхудавшие овцы плелись на бойню, подгоняемые мясниками, – из-за этой процессии прохожим приходилось плестись чуть ли не с черепашьей скоростью. Эрис лавировала меж пустых корзин, которые впору бы было наполнить специями и сушеной рыбой. В воздухе висел удушливый запах масла и дыма. Девушка зажала нос ладонью.

По дороге Мэтью не упирался – точно заранее смирился со своей судьбой узника. Эрис мысленно возблагодарила двух королей. Начни он противиться, она бы, чего доброго, случайно сломала ему кости.

Она завела его в укромный уголок по соседству с западными воротами в город. Здесь было просторно – уместились бы трое, – и она прекрасно его знала: тут Эрис порой дремала, если во время дежурства толком ничего не происходило, иногда – с любовником или даже с двумя.

– Кем вы были до того, как это все началось? – спросила девушка, обернувшись, чтобы удостовериться, что никто их не подслушивает.

Мэтью рассеянно уставился на нее. Эрис разглядела его увечья: гнойные раны на шее, длинные алые рубцы на руках. Следы побоев уже начали проступать.

– Хозяином конюшни, – ответил он, устало кивнув куда-то за городские стены. – Мы сеяли, сеяли, а урожая не было. Вот лошади и умерли. Мы их съели. А потом явились сборщики. Я пришел сюда год назад, но куда там. Сейчас нас здесь пруд пруди.

Если ему не помочь, он умрет. Внезапная мысль заставила Эрис схватиться за мешочек, висящий у нее на поясе.

– Держите, пригодится, – сказала она и достала из мешочка кожаный кошелек размером с кулак. Один из аристократов Верхнего квартала швырнул ей этот кошелек, когда Эрис пришла за деньгами, и она непременно лишилась бы зубов, если бы не проворные рефлексы. Теперь же деньги лежали на ладони Мэтью. Пересчитывать монеты не хотелось. Они все ему понадобятся.

– Ступайте поешьте как следует. В богадельне вам обработают раны, но там сейчас все под завязку, так что придется немного потерпеть. Если вас начнет рвать, поищите Констанцию. Она поможет.

Мэтью взвесил кошелек на ладони. Монеты в нем звякнули.

– Да здесь не только на обед хватит, стражница.

– Я не стражница. Зовите меня Эрис. И тратьте деньги с умом.

На его удивленные глаза навернулись слезы, а губы тронула улыбка. Он с такой силой сжал кожаный мешочек, что костяшки побелели. Потом схватил руку Эрис и поцеловал ее.

– Спасибо, – прошептал он.

Эрис покачала головой и отстранилась.

– Надеюсь, это поможет вам продержаться какое-то время, – проговорила она. – Если будет на то воля двух королей, наградят они нас щедрым урожаем в грядущий год.

– Да хранят вас два короля, – сказал Мэтью. – Клянусь их именем, что никогда не забуду вашу доброту.

– Лучше поклянитесь больше не есть сырого мяса, – со слабой улыбкой попросила Эрис.

Едва Мэтью скрылся в узких улочках квартала, сверху вдруг посыпались камешки, забарабанив по броне Эрис. Она вскинула голову и увидела за стайкой жаворонков ребенка, который тут же кинулся бежать со всех ног.

Внутри все сжалось. Да, Виктория не раз говорила, что у нее «глаза повсюду», но Эрис и не подозревала, что среди доносчиков есть дети.

Она выбралась из своего укрытия, прячась за тележкой, груженной корзинами с сушеной рыбой. У западных ворот столпилось несчетное множество фермеров, ищущих убежища. Огромные двойные двери охранял отряд стражников, а рядом стоял деревянный стол, за которым восседал чиновник. Фермеры теснили стражей безуспешно, но упрямо, а те отгоняли беженцев копьями, оплетенными кожей, и мечами, спрятанными в ножны. Такие вот толпы стояли у ворот, сколько Эрис себя помнила, – ее семья тоже была в числе беженцев десять лет назад, и с тех пор правители города палец о палец не ударили, чтобы исправить их бедственное положение. Виктория и сама уже напрочь позабыла страх остаться без крова над головой в пучине города, который ее никогда и не манил.

Виктория… Может, лучше рассказать, что она отдала Мэтью деньги, пока сестра сама не прознала об этом, но стоило Эрис даже допустить такое в мыслях, она невольно сбавила шаг.

Эрис пробежалась пальцами по фреске, написанной на воротах, украшенных кованым железом. Рассматривать ее во всех деталях было куда интереснее, чем думать о сестре. Получеловек-полукозел, или, как его называли, Тварь, стоял на коленях посреди кровавого моря и смотрел на двух королей стародавних времен, Саулоса и Ананоса. Из пасти Твари торчали откушенные конечности, глаза с мольбой смотрели на правителей из-под нависших век. Короли же выставили ладони вперед, точно намеревались сказать «нет». За чудовищем и трупами раскинулись поля, объятые огнем. На правой створке были изображены высокие дома и Храм, источавший свет.

Девушка поморщилась. Кажется, сегодня я в роли Твари. Все пути ведут к моей погибели.

Алебарда ждала на том месте, где Эрис ее оставила. Жаль, что никто ее не украл – не пришлось бы тащить эту тяжесть вверх по ступенькам. Мешочек на поясе позвякивал уже тише. Девушка поднималась по ступенькам, а мимо проносились прихрамовые конторы – горы, возвышавшиеся по бокам от лестницы, пестрели рядами окон и колоннами, выбитыми прямо в камне.

От приступа страха по рукам побежали мурашки. Нет, все-таки идея дурацкая. Рассказав Виктории о случившемся, можно только приблизить наказание. Девушка развернулась и пошла к баракам. Еще денек. Кара подождет до завтра.

Пехотинцы собрались посреди тренировочного поля – они снимали броню, обнажая длинные рубашки. Эрис бегло кивнула им и направилась в сторону порядочно отесанного каменного обрубка в самом конце поля. Когда-то это была высокая колонна, поддерживавшая храм, но за долгие годы ударов тупыми мечами она превратилась в тонкий столбик для отработки приемов.

Они с Констанцией часто устраивали тут поединки. Сестра предпочитала рапиру – тонкий, изящный меч, как нельзя лучше подходивший для ее любимых дальних атак. Эрис же орудовала кинжалом – проворным, очень «личным» оружием. Констанция постоянно побеждала, но проигрыш ни на что не влиял. Куда важнее то, что поединки со старшей сестрой были столь изнурительными, что Эрис, пускай и на краткий миг, ощущала в теле тот же трепет, как и во время землетрясения десять лет назад.

Вот только теперь Констанция жила иной жизнью. Жизнью «чертовски хорошего врача», как говорил про нее супруг. И все же сестра была почти так же ловка в бою, как местные мужчины, когда для этого находилось время. Правда, нехватка регулярных тренировок не дала Констанции развить проворство и меткость, но она довольствовалась тем, что есть.

А я вот стала злодеем, которого так страшилась в детстве, с горечью подумала Эрис.

Статуи короля Саулоса и короля Ананоса возвышались над тренировочным полем, приветствуя солнце, клонящееся к закату. Солдаты рычали в унисон, отрабатывая атаки. Они двигались слаженно, как один. Эрис выхватила из ботинка свой кинжал – стилет вдвое длиннее ладони с латунной гардой, эфесом и рукоятью из ясеня, отделанной змеиной кожей. Девушка ударила лезвием по столбу – мгновением позже, чем рыкнули другие пехотинцы. Ей хотелось выбиться из докучливого ритма, звучавшего у нее в ушах.

Но тут в окне одной из контор, выбитом в известняке над полем, появилось красно-белое платье Виктории. Даже издали Эрис разглядела поджатые губы и вздернутый нос сестры.

Та обо всем уже знала.

* * *

Эрис поплелась по тропе к Храму. Она пересекла прихрамовую площадь и нырнула в маленькую арку. Подобно Вечному древу с его стройным стволом и бесчисленными корнями, дороги, расходящиеся в разные стороны от главных ворот, ветвились, и чем дальше они длились, тем сильнее сужались. Если верить священникам, короли желали, чтобы тропы в Административном квартале были как можно уже, дабы чиновники не слонялись по ним без дела, а сосредоточились на работе. Но город рос, а вместе с ним и количество служащих, и главная особенность квартала стала доставлять чересчур много неудобств. Особенно тропы были загружены вечерами: священники с чиновниками толпились на них, надеясь подписать указы до окончания дня. Эрис с трудом протиснулась у самого краешка арки.

Мимо прошла группка священников в золотисто-белом облачении, подчеркнуто не замечая толпу. В руках одного из служителей была миска с маслом, а у другого – древесная кора. Третий нес раскрытую книгу и произносил текст, но при этом смотрел прямо перед собой. Глаза у Эрис заслезились от терпкого запаха благовоний.

– «…И два короля молниеносно победили Тварь, не прибегая к магии. Да будет благословен меч, который рассек его тело, и посох, что вернул заблудших слуг к свету. Мудрые короли узрели, что магия Твари порочна и разрушительна, и уничтожили это знание во веки веков…»

Эрис проникла в коридор вместе с толпой. Сердце забилось чаще. Стены потихоньку сужались, и на ее ладонях выступил липкий пот. Ты не задохнешься, ты не умрешь, твердила она себе шепотом. Быстро приподняв ногу, Эрис провела пальцами по кожаной подошве и нащупала кинжал. Дыхание стало ровнее.

Возле искусно украшенных дверей приемной Виктории столпились чиновники. Двери были забраны кованой узорчатой решеткой, увешанной множеством фальшивых замков, но эта хитроумная конструкция редко использовалась: Виктория никогда не покидала этого места. Страж, поставленный у входа, записывал на длинном свитке имена, которые ему выкрикивали посетители. Эрис не успела рта раскрыть, чтобы сообщить о своем появлении, как он поманил ее к себе.

– Вас ждут, – объявил он.

Эрис нервно сцепила руки. Она надеялась, что ее имя окажется в самом конце списка и что короли смилостивятся над ней и вовсе избавят сегодня от встречи с Викторией. Страж отступил, пропуская девушку в приемную, а потом к нему снова хлынула толпа.

В нос тут же ударили благовония, и девушка поморщилась. Сосуды с ними были расставлены по всей комнате. На столах из орехового дерева высились кипы пергаментных листов, свитков, потертых красных печатей, а вот мраморный стол Виктории был идеально убран. За спиной у сестры стояли три пустых трона – на случай, если явятся советники, управлявшие городом, вот только Эрис ни разу их тут не видела. Человек повеликодушнее сказал бы, что советники заняты другими делами где-то на территории Храма, но девушка их оправдывать не собиралась.

К ее радости, рядом с Викторией стояла Констанция. Она прижимала к столу развернутый свиток. Взгляды сестер встретились, и Констанция улыбнулась Эрис. В уголках ее глаз проступили тонкие морщинки – напоминание о долгих трудах в поле.

Виктория не глядя обмакнула перо в чернильницу – расстояние между той и рукой, которой она писала, было тщательно выверено. Потом сестра достала печать, окунула в сосуд с алой краской, оставила оттиск на бумаге и вернула печать в коробочку.

– Доверюсь твоему мнению, – сказала Виктория Констанции, – но только если ты в нем тверда.

– Я сама его обучу. Он не опасен.

– Иначе – смерть. Соглашусь, что это будет ощутимая потеря. Все-таки мы не короли стародавних времен.

На Виктории был треугольный головной убор, отороченный пышным муслином, скрывавшим черные волосы. Шелковое платье было отделано мехом, плечи прикрывали рукава с прорезями, в которые проглядывал слой красной ткани. Поверх платья был надет кожаный табард^[4] с золотисто-белым изображением королевского символа – Вечного древа. Эрис направилась к сестрам, перебирая перепачканными ботинками по каменному полу.

– Смотри, кто пришел, – шепнула Констанция. – Давайте поговорим с глазу на глаз. Надо ей рассказать…

Виктория вскинула взгляд.

– Я дала тебе шанс, – отчеканила она, глядя на Эрис и пропустив мимо ушей предложение сестры. – Велела собрать налог с жителей Нижнего квартала. Что может быть проще?

Эрис стиснула зубы, чтобы только не сказать лишнего. Будь все так просто, Виктория и сама бы управилась. А между тем речь шла о людях, а не о бездушных источниках удобств, и Виктория, по сути, забирала у них пищу, пряча это за красивыми речами. Эрис сделала глубокий вдох. Если верить Констанции, дыхательные упражнения часто могут выручить, но что-то они ни разу не затыкали Викторию.

– Ну будет тебе, Виктория, – вмешалась Констанция. – Ты ведь поручила ей ровно то, что нас разорило десять лет назад. Это мучительная работа.

– И необходимая. Я бы еще простила ее за неспособность собрать…

– «Неспособность» – грубовато сказано.

– Ладно. Не собрать налоги – это еще полбеды. Но раздавать городские деньги…

Констанция повернулась к Эрис:

– Я знаю, почему ты так поступила, но теперь надо спокойно донести это до Виктории.

– Причины меня не интересуют, – отрезала Виктория. – Город на грани восстания. Убытки нужно возместить…

– Виви, – с нотками раздражения в голосе перебила ее Констанция. – Логика – это не панацея. Выслушай ее.

Но не успела Эрис и рта раскрыть, как кто-то окликнул Констанцию, заглушив на миг гам в коридоре. На пороге появился человек в окровавленном фартуке и с красными руками.

– Меня ваш муж послал, – запыхавшись, сообщил он. – Вы нам нужны!

Констанция быстро поджала губы, но все же закончила свою мысль:

– Виктория, нельзя взимать налоги с тех, у кого ничего нет. Но и раздавать чужие деньги неправильно, Эрис.

– Подумаешь, несколько керинов. Город от этого не обеднеет! – возразила Эрис. – Не могла же я…

– Стаци! – нетерпеливо позвал человек с окровавленными руками.

Констанция сдвинула брови. На ее лице проступила тень вины.

– Мне придется…

– Ничего страшного. Иди. – Эрис сглотнула. Увы, разочарование, пригвоздившее ее тяжелым камнем, от этого не улетучилось. – Я справлюсь сама.

Не успела Констанция выйти из приемной, как Виктория продолжила свою тираду.

– Ты как-то сказала, что служба в пехоте тебе не по нраву. А я тогда ответила, что новичкам всегда нелегко и надо сперва потрудиться ради будущих наград. И все равно возложила на тебя серьезную ответственность. Теперь понимаю, что сильно поспешила…

– Да с него взять было нечего! – вспылила Эрис, забыв о совете Констанции сохранять спокойствие. – Ты сама-то давно была в полях? Там живется все хуже и хуже. Людям есть нечего. А мне теперь приходится из них налоги выбивать. А ведь и с нами так было! Что, не помнишь уже? А он так похож на…

– На кону сейчас заботы гораздо важнее одного-единственного бедняка, умирающего от голода, – отмахнулась Виктория. – Нам нужны деньги, чтобы платить стражам за их работу. Кешгиум в смертельной опасности. Вообрази, что на нас снова напала Тварь, как некогда на королей стародавних времен!

– Беженцы не угроза, – возразила Эрис. – Ты платишь горожанам за то, чтобы они их прогоняли. Обрекаешь их на гибель под палящим солнцем, а ведь мы сами чудом ее избежали почти десять лет назад.

– Мы не можем допустить, чтобы город наводнили новые толпы. У нас нет на это ресурсов. Богадельня Стаци и Сиваса уже по швам трещит…

– Тогда давайте построим новые богадельни вместо того, чтобы платить охране.

– Ты еще совсем ребенок, – сказала на это Виктория. – И ничего не смыслишь в управлении. Богадельни на пустом месте не строятся.

Ее снисходительный тон лишь распалил Эрис.

– Сидишь тут взаперти со своими абстрактными идеями, а сама ведь и знать не знаешь, что вижу я…

– Тебе нужно кое-что понять об устройстве мира. – Ледяной голос Виктории рассек смутный шум, доносившийся из коридора. – Вот уже третий десяток лет нет урожая. С каждым днем сюда прибывает больше людей, а пищи, которую мы сюда ввозим, на всех не хватит. Если впустить слишком много беженцев, весь город начнет голодать. Народ гневается, и этот гнев надо сдерживать, пока не найдем решение. Поэтому нам и нужны налоги, которые ты не смогла собрать. Вместо этого ты спасла одного-единственного человека, отдав ему жалованье двадцати других. Разве это справедливый обмен?

– Будь он нашим отцом, ты все равно бросила бы его умирать, – горько произнесла Эрис, с усмешкой взглянув на платье сестры. – Конечно, ты же теперь Вторая. Совсем позабыла, как и почему мы тут оказались, – отчеканила она, и ее голос эхом отразился от каменных стен. – Восседаешь в своем мраморном дворце, где тебя все обхаживают. Тебе ведь и дела нет до королей.

– Я прощу тебе эти слова, – непривычно ровным тоном проговорила Виктория. – Остановись, пока еще не поздно.

– Выслушиваешь всякие слезливые истории, чтобы только выслужиться, – продолжала Эрис, – а это ничем не лучше лжи.

Стул Виктории скрипнул по полу. В приемной воцарилась тишина. Эрис сжала кулаки и заставила себя посмотреть в холодные глаза сестры. Комната угрожающе нависла над девушкой. Плечи сковало напряжение, а ум отчаянно пытался высвободиться из-под гнета стен и толпы, теснившей ее сзади. Она чувствовала, как пощипывает от пота трещинки на ладонях, и чем сильнее сжималось пространство вокруг, тем быстрее иссякала ее бунтарская решимость.

Эрис опустила голову.

Виктория села. Стражи заметно расслабились, их броня скрипнула. Чиновники по-прежнему толпились у дверей, размахивая пергаментными листами.

– Завтра вернешься в Нижний квартал и соберешь все, что нам причитается, включая сумму, которую сегодня отдала, – отчеканила Виктория. – Уж что-нибудь у них да найдется. Как и у нас когда-то. Свободна.

Глава третья

Эрис шла через широкую улицу, ведущую к богадельне. Ботинки тонули в рвоте и экскрементах. Несколько смельчаков построили домики из саманного кирпича на топкой грязи, но большинство сторонилось богадельни.

Девушка нырнула в скрипучие двери. В нос тут же ударил тяжелый запах спиртного и имбиря. Больные лежали на койках по трое. Недомогания у пациентов были самые разные: к примеру, один был весь в муслиновых повязках, а другой свернулся на краешке кровати и сплевывал рвоту в ночной горшок. В воздухе не стихали стоны и кашель.

Из-за перегородки доносились глухие крики и звон инструментов, но поверх этого шума слышался мягкий голос Констанции.

– Потерпите еще немного, – просила она. – Скоро все это закончится.

«Вечно они забирают у меня Стаци», – с горечью подумала Эрис. Но тут же опомнилась и вонзила ноготь в висок. Жаль, что нельзя выдрать эти эгоистичные мысли из головы и позабыть их. Она взяла пузырек с папиным лекарством, громко поблагодарила пустую комнату и направилась домой.

Стоило Эрис увидеть исполинскую стену из известняка, которой была обнесена вилла Виктории, и сожаления снова затуманили ей голову. Ну почему она не привела Мэтью домой и не отдала ему свое жалованье вместо денег из городской казны? Он же никуда не спешил – и она тоже. Великие короли, ну почему она не дождалась, пока Виктория дочитает свои нотации, а решила препираться с одной из самых влиятельных жительниц города, да еще на глазах у всех?

Эрис закричала и закрыла лицо руками. В этот миг она ненавидела себя за то, что так и осталась тем же вспыльчивым, нетерпеливым ребенком, каким была десять лет назад. Она ни капельки не изменилась. Сестры вот достигли огромных успехов в новой жизни, а Эрис так и застряла в утомительной роли служительницы гвардии, которую ей навязали Виктория с Констанцией. Собирать налоги с людей, оказавшихся в том же положении, что и их семья когда-то, слоняться с алебардой, которой она толком и не владела, – таков был ее удел. Констанция говорила, что однажды Эрис найдет свою дорогу, но ей самой казалось, что до этого так же далеко, как до коронации. Она была никем и ничем.

Горло стиснул спазм, а известняковая стена расплылась перед глазами. Девушка бросилась бежать – быстро, быстро, лишь бы поскорее скрыться за этими белыми пятнами. Рядом уже не было леса, который прежде выслушивал ее плач, оставалось лишь прятаться у дома Виктории, пока сестра отсутствовала, – вдали от чужих вздохов и неискренних постукиваний по спине. Эрис уселась на мозаику, которой был украшен двор перед домом, и уткнулась в кожаные поножи^[5], пряча слезы.

Неподалеку послышались отцовские шаги. Они приближались. Девушка утерла нос и глаза кончиком рубашки, но было уже слишком поздно. Отец стоял у порога, опираясь на трость, и встревоженно хмурился. В уголках его глаз залегли морщинки.

– Все хорошо, – заверила его Эрис. Голос прозвучал куда гнусавее, чем ей самой бы хотелось.

Отец натянул улыбку.

– Хочу тебе кое-что показать. Это точно поднимет тебе настроение.

Отец повел Эрис на задворки, и она так и ахнула. У дома пышным цветом цвели розы. Их стебли нарушали симметричную мозаику, украшавшую двор. Они пробивались сквозь землю, оставляя в ней тонкие трещинки, и ползли вверх по известняковой стене, разбавляя коричневато-белое море изумрудными и алыми мазками.

– Только раскрылись, – сообщил отец. – А я уже и забыл, что сажал их.

– Где ты их взял? – спросила девушка, вытирая слезы. Она подошла к одной и погладила бархатистый лепесток, зажав его меж указательным и большим пальцами. – Годы ведь неурожайные, и вырастить что-то в наших краях почти невозможно.

– Это из старых запасов.

Эрис нахмурилась.

– Ты же не сбегал из дома за черенками? Виктория и Стаци будут вне себя, если узнают, что ты выходил один.

Уголки отцовских губ дрогнули в улыбке.

– Тогда ты им скажешь, что в городе меня не видела, правда же? – Он обнял дочку и прижал к себе, а потом поцеловал в лоб. – Я думал, они тебе понравятся.

– Еще как! Такие красивые! – воскликнула Эрис, прильнув к отцу в ответ.

– Я приберег семена, – сказал отец. – Когда мы только прибыли в город и тут еще не было никаких мозаик, я успел разбить небольшой садик. Выращивать розы – непростое дело, и я уже думал, что они вовсе не появятся, но… – Отец закашлялся и достал платок. На белом хлопке проступили алые капли. Между приступами отец сделал несколько судорожных вздохов.

– Стаци сказала, что для тебя сделали лекарство получше. – Эрис обняла отца за пояс и повела обратно в дом. – Тебе надо отдохнуть.

– Только не надо укладывать меня в постель, – заворчал он. – Дай мне на улице побыть, насладиться видом!

– Шея будет болеть, если уснешь в кресле, – напомнила девушка. – Лучше окошко тебе открою.

– Помнишь, как… как мы ходили в деревню? – Отец снова закашлялся и тяжело опустился на кровать.

Эрис кивнула и откупорила бутылочку с сиропом от кашля, которую принесла с собой.

– Открой рот, – попросила она и влила лекарство.

От противного вкуса отца передернуло.

– Виви вечно ходила за мной хвостиком, спрашивала, что ей дальше делать. Стаци шла прямиком в святилище читать книгу о королях. А ты… ты была настоящей исследовательницей. Так и норовила улизнуть, но мы… мы вовремя тебя ловили, а иначе ты бы бог весть как далеко убежала! – Он усмехнулся и устроился поудобнее. – Когда тебе было… лет пять или шесть, ты все-таки потерялась. Я тебя, наверное, целый час искал, а ты все это время сидела одна-одинешенька у старого пня, плакала и звала меня. Помнишь?

Рассказ всколыхнул смутные воспоминания.

– В детстве я была такой плаксой, – проговорила Эрис. – Да ей и остаюсь.

– Я понял, что твои побеги не прекратятся. И научил тебя ориентироваться по солнцу и звездам. – Отец крепче сжал руку Эрис. Взгляд Виктории был холодным и пронзительным, у отца же за десятилетия тяжелых трудов в поле он успел помутиться. – Ты же можешь отсюда сбежать, так почему все еще здесь?

Эрис вздрогнула.

– Ну… я… – Девушка скользнула по комнате рассеянным взглядом, подыскивая ответ. – Я ведь вас всех люблю! Да и ты болеешь. Я не могу сейчас уйти.

– В тебе течет моя кровь. Я умею ориентироваться, этому меня научил отец, – произнес он. – Мы, видать, из семьи рыбаков, которым пришлось навсегда сойти на берег, когда шторма стали мешать промыслу. Может, мы чересчур часто теряли курс в море. – Отец рассмеялся, а после закашлялся. – Моя кровиночка, моя радость. Я ведь, как и ты, любил исследовать лес, топтать грязь у ручейков. Постоянно сбегал, а отец ловил меня и давал подзатыльники. Только меня это не останавливало…

– Но потом ведь перестал?

Отец кивнул.

– Когда отец постарел – подай, пожалуйста, вон ту подушку, – я перестал убегать. Мне пришлось работать, чтобы кормить его. А потом и вас, моих дочурок.

– Можно вернуться вместе, – предложила Эрис, – когда ты поправишься. Переберемся домой ради воспоминаний.

– О, это было бы чудесно. Дом, леса, в которых мы играли… – Отец погладил младшую дочь по голове. – Я уже и забыл, каково это – быть свободным.

Эрис сосредоточенно катала в пальцах пустой пузырек. А ведь совсем недавно отец мог подхватить ее, даже не охнув. И ему нисколько не помешало бы то, что дочка тут же начала бы молотить его по груди маленькими ножками и плакать, отказываясь идти домой. В ответ на все ее крики он сказал бы только: «Да, знаю». А теперь этот самый несгибаемый человек лежал перед ней, тощий как скелет, и каждый вздох давался ему с трудом, будто на грудь кто-то взвалил огромный камень.

До чего тяжело ей было смотреть, как старость потихоньку превращает ее отца в младенца.

Она быстро-быстро заморгала, чтобы на глаза не навернулись слезы. Все заволокла темнота – свет просто не успевал просочиться под веки. Пузырек выпал из рук.

– Я же вижу, что ты тут несчастна, – сонным голосом пробормотал отец.

– Никуда я отсюда не денусь, пока ты в таком состоянии, – возразила девушка. – Кто о тебе позаботится? У Стаци – Сивас и богадельня. Виктории не дождешься дома. – Эрис поджала губы, чтобы не сказать лишнего.

Но не получилось.

– В ту ночь, когда ты пропал, мы страшно испугались – думали, ты уже не вернешься, – выпалила она.

Отец слабо коснулся ее руки.

– Простите меня.

– Ты же побывал по ту сторону трещины в горе, правда? – шепотом спросила она, снова не сдержавшись. Черный силуэт, глядящий на нее из разлома, не покидал ее снов. – Что ты там видел?

Ответа Эрис так и не дождалась. Отец закрыл глаза, а кожа на его шее, между ключицами, стала приподниматься и опускаться в такт поверхностному дыханию. Эрис встала – осторожно, чтобы только не скрипнула кровать, – вышла из комнаты, закрыла за собой дверь и поднялась по лестнице, выложенной кафелем, на верхний этаж виллы.

Здесь было что-то вроде чулана, где хранились ведра, тряпки, инструменты, но Эрис решила поселиться именно тут. Разрыв ногой хлам и сдвинув его к стене, девушка добралась до кровати. Виктории не нравилось, что все эти инструменты хранятся в доме – она говорила, что с ними комната похожа на бедняцкую хибару, а вот Эрис хотелось окружить себя ими. Все эти «уродливые предметы» помогали держать дом в чистоте, пусть даже Виктория и предпочитала делать вид, что их не существует. Комната полностью устраивала Эрис – главное, что там можно было открывать окно и смотреть на крошечный кусочек неба.

Девушка устроилась на соломенном тюфяке так, чтобы небо и сейчас было видно. Если сощуриться посильнее, получалось даже различить на нем Полярную звезду. Эрис достала из ботинка кинжал, отделанный змеиной кожей, и принялась вертеть его в пальцах, вперив взгляд в потолок, пока ум не затуманился сном.

В ту ночь ей приснился тополевник – только шире и выше, чем тот, где она играла в детстве. И Эрис снова побывала у трещины в горе, где высилась остроконечная черная тень. Сегодня та принадлежала старинному кораблю, который потерпел крушение и прибился к берегу. Эрис взошла на его борт. Деревянная палуба скрипела у нее под ногами, пока она искала по ящикам дневник судового экипажа и грезила о сундуках, в разверстых пастях которых мерцает золото и серебро. Влажный морской туман холодил лицо. Свесившись с поломанной кормы, она выкрикивала мудреные моряцкие термины.

Десять лет она ждала того дня, когда сможет разгадать тайну тени. И твердо решила, что получит ответ завтра.

Глава четвертая

Эрис присела на своем тюфяке, объятая смятением и тревогой.

– Нам здесь не рады, – произнес мальчишеский голос.

– Только и слышу, что твое нытье, и в кого у тебя только такой голос визгливый?.. – сердито парировал другой, девичий. – Уж лучше бы ты у него помощи так же громко попросил.

– Он нас не слышит. Придется тебе напрячь все силы.

Девочка что-то недовольно проворчала, а потом ее заглушил грохот ломающегося камня.

В комнате было еще темно: Эрис проснулась слишком рано. Голоса затихли. Наверное, это отголоски сна, подумала девушка, пожав плечами. Бледные лучи пробивались сквозь закрытые окна ее чердака.

Эрис нахмурилась. Прежде она окон никогда не закрывала.

Священники делали ежедневный утренний обход. Их приглушенные голоса просачивались в комнату.

– Тварь лжива, будьте осторожны, не слушайте то, что она нашептывает…

Девушка скользнула взглядом по своим доспехам и простонала. Приказ Виктории еще предстояло выполнить. Она судорожно думала, как выкрутиться, чтобы не пришлось забирать деньги у Мэтью. Украсть у кого-то? Она маленькая, так что сможет незаметно шмыгнуть в толпу. Правда, ее могут узнать – за время службы в пехоте она не раз общалась с горожанами, но ведь город такой большой! Впрочем, искусству карманников ее никто не обучал, и, где найти учителя, она не представляла. Если Виктория узнает, что сестра занялась воровством… Эрис содрогнулась от одной мысли об этом, натягивая броню.

Оконное стекло было завешено толстой черной паутиной. Эрис осторожно толкнула его, но тщетно – тогда она еще несколько раз повторила попытку с крепнущей настойчивостью. Наконец паутина с треском порвалась, а окно открылось. Перед глазами девушки раскинулось темно-зеленое море.

Розовый сад захватил весь дом, устлал заднюю стену ковром из пышных фиолетовых, красных, розовых и белых бутонов. Некоторые цветы раскрылись так широко, что было видно пестики, а некоторые – размером с небольшой кочан капусты – плотно сомкнули десятки лепестков. Взгляд Эрис привлек ярко-желтый островок треугольных цветов с алыми сердцевинками. Она полной грудью вдохнула свежий, сладкий аромат, сменивший запах масла и сандаловых благовоний, успевший порядком ей надоесть за последние годы.

Эрис свесила ноги в окно и принялась ими болтать, жадно разглядывая сад. Наверняка это добрый знак. Может, если отцу и впрямь станет лучше, они снова побывают у той горы, заглянут в расщелину, и все ее вопросы отпадут сами собой.

Она бросилась вниз по лестнице и выскочила во двор. Розовые стебли, пробившиеся сквозь мозаику, сместили некоторые камни, и теперь они вздымались и теснили друг дружку. У стены сновала стайка шмелей – они искали те розы, что были поплоще и раскрылись шире всего, чтобы напиться нектара. Эрис присела на корточки, чтобы лучше их рассмотреть, и улыбнулась, наблюдая за тем, как они перебирают пестики маленькими лапками.

Уступив более плоские цветки шмелям, Эрис отправилась искать тот, который понравился бы отцу. Ее выбор пал на крупную алую розу без шипов, проросшую сквозь мозаику. Стоило к ней прикоснуться, и лепестки раскрылись еще сильнее, обнажив зеленоватую сердцевину.

Вертя короткий стебелек в пальцах и напевая себе под нос, девушка поспешила к отцу в спальню.

– Розы сегодня просто загляденье! – воскликнула она, распахнув дверь, и переступила порог. – Если и дальше будут так быстро расти, придется самой за ними ухаживать!

Отец лежал с закрытыми глазами. Его смуглая кожа приобрела синеватый оттенок.

– Пап? – Эрис положила цветок в изножье кровати. Рука отца лежала на том же месте, что и накануне вечером.

Ужас пронзил ее.

Впадинка между ключицами уже не содрогалась от дыхания.

* * *

Эрис вместе с толпой вошла в мавзолей, и у нее снова екнуло сердце. Она прошла мимо покрывшихся пылью гробов, простоявших тут долгие годы. Платить за похороны не пришлось, а все благодаря высокому положению Виктории. Каменный гроб был накрыт белым и золотым шелком с вышитым Вечным древом. Шестеро силачей взвалили его на плечи и медленно понесли вниз по лестничному лабиринту в покои, где было приготовлено место для их отца.

Виктория сменила белое платье на темно-серое – в городе именно этот цвет был символом траура. Констанция последовала ее примеру, правда, ее наряд не был столь же пышным. Она попыталась спрятать густые золотисто-каштановые волосы под вуалью, но тонкие прядки торчали из-под нее, точно гусиные перья из-под наволочки. Эрис же остановила выбор на тунике, прикрепив на грудь брошь с изображением Вечного древа. Короли считали, что облик человека должен отражать его скорбь, да и момент для щегольства был самый что ни на есть неподходящий.

Однако священникам это не помешало принарядиться. Их одеяния тоже были серыми, но при этом шелковыми и отороченными мехом. На них висели гроздья золотых и серебряных украшений с камнями – одно дороже другого. Виктория взмахнула сосудом с горящими благовониями. Под разрезами на ее рукавах проступила бордовая ткань.

– Мы предаем земле еще одного из нас, – начал священник. – Нашего собрата пятидесяти лет по имени Аврелиус. Да прославится его имя в новом мире, где правят два великих короля. Молим о том, чтобы они показали ему свои бескрайние владения и пролили на его спящие очи новый свет. Молим, чтобы его судили милосердно, ведь жизнь его была благопристойна и праведна. И пусть его душа вернется к Вечному древу и поможет нашему городу расти и процветать.

Эрис трудно было говорить. Горло саднило от рыданий.

– Благодарим королей, – пробормотала она хором с толпой. Хотя возносить благодарности ей совсем не хотелось. Хотелось кричать что есть мочи и проклинать их за то, что забрали отца. Эрис обхватила себя, жалея, что рядом нет сестер: Виктория стояла в дальнем конце залы за рядом священников, а Констанция искала утешения в объятиях своего мужа Сиваса. Здесь, среди огромной толпы, Эрис оплакивала отца в одиночестве.

Священники спрятали руки в широкие рукава и сцепили ладони вместе. Их последняя молитва наполнила мавзолей. Силачи подняли гроб и занесли в свободную комнатку. Один из служителей прибил деревянную табличку с именем отца сбоку. Виктория стояла спиной к процессии и разговаривала с Верховным священником Бахадусом, до того морщинистым, что казалось, будто с его лица не сходит печальное выражение, и с советницей Руфиной, которую легко можно было узнать по густой шапке рыжих волос. Молитва зазвучала громче, и Руфина поближе склонилась к Виктории, чтобы та лучше ее слышала. Со своего места Эрис не улавливала, о чем те говорят, но обе сдвинули брови, а во взглядах читалась сосредоточенность. Обсуждают какие-то дела, несомненно. Болтают о такой ерунде, когда совсем рядом лежит тело их отца. Эрис торопливо отвела глаза, пряча ярость.

Когда ритуал закончился, люди стали потихоньку выходить из усыпальницы. Эрис подошла к отцовскому гробу и возложила розу, сорванную утром несколько дней назад. Ее лепестки были по-прежнему нежными и яркими. Эрис хотелось верить, что это означает одно: дух их отца по-прежнему живет в саду. Ему бы понравился этот цветок, дивный островок цвета в этом тусклом месте.

Низкий потолок в выбоинах закрывал здесь звезды. Больше отцу их не увидеть. Зато ты теперь обрел свободу. И пусть твоя душа найдет путь домой – к Вечному древу, молилась Эрис.

Последний раз коснувшись гроба, Эрис отвернулась и пошла на выход следом за толпой. Виктория уже поджидала ее, поджав губы и сцепив руки. Людское море расступилось вокруг нее, чтобы не теснить.

– Сбор нужен мне сегодня, как и договаривались, – отчеканила Виктория.

Эрис резко остановилась.

– Что-что?

– Забыла про Нижний квартал? Ты так ничего и не собрала и не вернула отданных денег. А ведь тебе был дан приказ…

– Не успели закончиться похороны, а ты уже про работу? – Эрис поискала взглядом Констанцию. Та стояла на верхней ступеньке лестницы. Отблеск факела падал на ее лицо, на котором застыла гримаса боли. Она услышала начало их стычки.

– Стаци, молю тебя, – сказала Эрис, – приведи ты Викторию в чувства…

Но Констанция, взяв Сиваса за руку, ушла. Верхняя ступенька у выхода опустела. Горло у Эрис так сдавило, что сердце зашлось. Ты мне нужна.

– Жизнь продолжается, – сказала Виктория. – Напомню, что ты совершила преступление против города и уже попала бы под суд за госизмену, если бы я не вмешалась и не дала тебе второй шанс. Так что вернись к своим обязанностям.

– Все мои обязанности – это стоять у лестницы на площади и день за днем смотреть, как люди снуют туда-сюда, выполнять одни и те же приказы, слышать одни и те же разговоры. Я каждую ступеньку храмовой лестницы пересчитала, от первой до последней. Знаешь, сколько их?

– Эрис…

– Девятьсот двадцать три. Каждый божий день я прохожу девятьсот двадцать три ступеньки и слушаю жалобы на то, что баранину недосолили или что колокол слишком громко звонит. Думаешь, это важнее отца?

– Свет не сходится клином на одном-единственном человеке. – Виктория поднялась на несколько ступенек. – Смерть каждый день кого-нибудь забирает. Нужно двигаться дальше.

– Порой мне кажется, что ты напрочь разучилась чувствовать, – крикнула ей Эрис.

Виктория гневно обернулась. На ее лице, освещенном бледным светом факела, полыхнула ярость.

Эрис отшатнулась. Кажется, перегнула палку.

– Ах ты маленькая эгоистка! – Процедила Виктория. – Не вздумай сомневаться в моей скорби и любви к отцу! Я все силы положила на то, чтобы ему не пришлось горбатиться до потери пульса, когда мы сюда приехали. Именно благодаря мне мы перебрались из барака в дом, где ты сейчас живешь, смогли построить богадельню, где заботятся о больных, попали в Храм, где бедняки находят утешение. Все это я сделала из любви к Кешгиуму. – Виктория ткнула в сестру пальцем. – И только попробуй возразить.

Эрис застыла у подножия лестницы, потеряв дар речи. По щекам ее заструились слезы.

Глава пятая

В ту ночь ей приснилась покосившаяся дверь.

– А это что такое? – шепнул отец маленькой Эрис, указав на россыпь звезд на небе.

– Кристалл Саулоса, украшение с его посоха!

– Прекрасно. – Отец кивнул на другое созвездие, что мерцало напротив Полярной звезды, – прямоугольник, соединенный с крупной звездой, сиявшей, как бриллиант.

– Это рукоять меча Ананоса! – без запинки ответила девочка.

– Чем знаменит этот меч? – уточнил отец.

– Он рассек Тварь! – нараспев произнесла дочурка.

– Чудесно. – Отец оперся локтем о подоконник, взял Эрис за руку и обвел едва заметный узор в небе – прямую линию из трех звездочек, которую венчал острый треугольник. – А это что, знаешь?

Эрис покачала головой.

– Копье Архайи.

– Ак-ха-йи, – повторила она, стараясь подражать отцовскому произношению.

– Знаешь, кто это такой?

Эрис снова помотала головой.

– Что ж, вот тебе будет и сказка перед сном.

Девочка нетерпеливо устроилась на соломенном тюфяке и прижалась спиной к глиняной стене. Отец сел рядышком.

– До короля Саулоса и короля Ананоса люди верили в других богов, – поведал он. – Одного из них звали Архайя. Он был охотником и славился меткостью и отвагой, а еще никогда не расставался со своим верным копьем. Он носил волшебные доспехи, которые делали его невидимым для животных. Он показывался им, только если сам хотел. В волосы он вплетал разноцветные перья, а когда бежал, те шелестели.

– Прям как павлин! – воскликнула Эрис, припомнив цветные рукописи из книги о королях.

– Точно, – с улыбкой подтвердил отец. – И вот однажды, когда Архайя отправился на охоту, его жену похитил угорь и утащил на самое дно океана. Жена звала на помощь. Из ее рта вырывались пузырьки, поднимались на поверхность и превращались в пену. Архайя видел все это с вершины скалы. Он выхватил из волос перо и бросил его в океан. Волны замерцали, сквозь них воин увидел угря и вскинул копье.

«Ха! – возгласил угорь. – Ты живешь на суше, а я – на дне глубокого океана. Пускай ты и правишь землей, зато я знаю море вдоль и поперек. Твоему копью до меня не добраться!»

Вот только угорь не догадывался, что копье волшебное. Стоило Архайе его метнуть, и воды расступились и закружили водоворотом. Течение подхватило копье и воткнуло его в самое сердце угря. Чудовище погибло, Архайя спас свою жену, и жили они долго и счастливо.

Отец опять указал на созвездие:

– Вот почему на звездном небе есть копье. Архайя спас свою возлюбленную, человека, который больше всех в нем нуждался, и этим прославился в веках. – Он задумчиво примолк.

Девочка обвела созвездие взглядом. Оно находилось чересчур далеко от Полярной звезды и было слишком бледным, чтобы ориентироваться по нему в пути, но историю об Архайе Эрис запомнила на всю жизнь, ведь, когда она проснулась наутро, отец пропал.

Эрис тихо заговорила во сне. Нет, он ведь мертв. Ей так хотелось представить его живым и невредимым, но перед глазами застыли только пугала на асимметричных распятиях, торчащие среди поникших белых стеблей. Потом среди пугал она разглядела отца, обезвоженного, исхудавшего, безжизненно опустившего руки в ожидании смерти.

Потом ей снилось, что она убежала с поля и снова нырнула в ночной лес своего детства. Прохладный воздух смахнул ее слезы, взгляд уловил слабое мерцание светлячков. На поляне лежало упавшее дерево. По его стволу карабкались маленькие ягуарята, наступая друг дружке на хвостики. Под бревном бежал ручеек. Эрис опустила ноги в воду и стала сосредоточенно считать побежавшие круги, внимательно прислушиваясь к урчанию ягуарят, потому что знала – если прекратить это все представлять, перед глазами снова возникнет измученный папа.

Каждое путешествие завершалось у расщелины в горе. Эрис заглядывала в глубокую пещеру и даже заходила в нее, но та никогда не заканчивалась, а черный силуэт в конце туннеля, залитый лунным светом, не приближался.

* * *

Эрис сунула руку в карман в поисках пузырька с лекарством, чтобы поставить его рядышком с отцовским стулом, но тут же вспомнила, что он теперь пуст.

Она присела на папину кровать и уставилась в окно. Где же она была, когда он сажал эти розы? Почему не проводила время с ним вместо того, чтобы играть с другими детьми? Ему, наверное, было очень одиноко, и каждый раз, зарывая в песок новое зернышко, он жалел о том, что дочек нет рядом. Прости меня, мысленно повторяла Эрис, сокрушаясь, что даром потратила драгоценное время.

Из дома она ушла такой уставшей, что даже плакать не было больше сил. У нее еще остались невыполненные поручения, и несмотря на то, что сейчас это все казалось бессмысленным, рутина могла хоть немного ее отвлечь.

Она и сама не заметила, как оказалась у западных ворот. Каждый год после неурожайных месяцев в город валом валили разорившиеся фермеры. Сегодняшний день выдался особенно напряженным – и неудивительно, ведь совсем недавно в полях грянул очередной недород. Беженцы, жаждущие убежища, столпились у ворот и стояли там дни напролет под палящим солнцем, дожидаясь, пока чиновники впустят их в город. Кожа слезала с их красных язв, а вдоль обочин валялись трупы тех, кто погиб от солнечного удара, и кости животных.

Сегодня беженцы оплевывали и освистывали Эрис куда сильнее, чем обычно, но она не сопротивлялась – ей попросту было не до них. Ноги болели, оттого что она долго стояла без движения. Но из всех поручений это было самым сносным. В зимнюю пору, когда рано темнело и не сильно морозило, Эрис целовалась с кем-нибудь в укромном закутке у ворот. Был у нее кое-кто (Как же звали? Всех ведь и не упомнить…), чьи темные губы были на вкус точь-в-точь как морская соль. Эрис льнула к своей пассии долгими вечерами, показывала созвездия и пересказывала отцовские истории, но в ответ получала лишь безучастный, скучающий взгляд.

До заката солнца и церемонии закрытия ворот оставалось несколько часов. Это был недолгий и священный ритуал, но Эрис сильно сомневалась, что беженцы видели в нем что-то, кроме ярой жестокости.

За спиной застучали подошвы стражника. Голова у Эрис болела от долгих рыданий, даже повернуться к нему – и то получилось лишь через силу.

– Вас вызывает Вторая, – сообщил запыхавшийся стражник.

Новость Эрис ничуть не удивила. Как-никак она дерзко ослушалась приказа Виктории, а за это полагалось наказание. Само собой, ее отправят в тюрьму. Виктория начнет допрашивать ее про сборы налогов в Нижнем квартале и поиск Мэтью, Эрис снова признается, что ничего не сделала, и тогда ее закуют в цепи и запрут в камере без окон с таким низким потолком, что и встать во весь рост нельзя.

Последние силы оставили Эрис. Закрыв глаза, она оперлась на алебарду. Новых стычек с сестрой ей совсем не хотелось.

– Эрис?

– Я скоро приду, – пообещала она. Посыльный нырнул в толпу, спеша передать начальству ее ответ.

Где-то вдалеке заржали лошади, которых фермеры отпустили на выпас после трудового дня. Перекусив жалкими остатками сена, они вернутся в стойла, где их запрут до утра.

Нет, это просто невыносимо.

– У нас все битком, – крикнул чиновник из-за стола под льняным навесом, натянутым на четыре столбика. – Больше никого впустить не можем. Приходите завтра.

Беженцы вскипели от ярости, цедя под нос проклятия в адрес горожан. Прибежали стражники. Выставив вперед копья, они двинулись на толпу, оттесняя ее за ворота. Приказ прийти им на подмогу касался и Эрис, но каждое, даже мельчайшее, движение давалось с таким трудом, что она прислонила свою алебарду к стене и уперла ладони в колени. Все кругом были до того заняты, что ее отсутствия никто не заметил.

Если раньше беженцы, пускай и с неохотой, повиновались бы этой силе, сегодня верх взяло негодование.

Какой-то мужчина схватил один из факелов, висевший на городской стене, обогнул заслон из гвардейцев и поджег льняной навес. Ярко-оранжевое пламя с громким шипением растеклось по всей стене.

Кто-то выкрикнул, и один из стражников бросился в погоню, а другой – за водой. Отряд гвардейцев понемногу ослаб.

Вдохновленная проделкой смельчака толпа воспрянула духом и стала пробиваться в ворота под беззвучный клич – люди слишком устали, чтобы злиться, но слишком отчаялись, чтобы уйти. Теперь уже все факелы с городских стен оказались в руках у протестующих, и те принялись поджигать все горючее, что только было в окрестностях западных ворот.

Кто-то врезался Эрис в плечо, а следующий удар пришелся на бедро. Поморщившись, девушка подняла руки, чтобы защитить голову – а то, чего доброго, закружится еще сильнее. Толпа теснила ее, руки снова объяла дрожь, а сердце колотилось быстрее. Она отчаянно хватала губами воздух, все сильнее утопая в знойном, удушливом океане.

Казалось, она вот-вот упадет и ее затопчут. Никто и не заметит. Огонь разгорался ярче, жарче, он уже охватил деревянную крышу над воротами.

Слабый голос священника разливался над восстанием, точно он и не замечал, что происходит.

– Тварь, которая в самолюбивой ярости наплевала на великодушие наших дорогих королей, обратила взор на магию. Она подчинила своей воле преступников, которые уже и сами успели сбиться с истинного пути, и тех, кто внял обещаниям богатств и власти…

Двое горожан усердно трудились у коленчатого вала, управлявшего решеткой, закрывавшей вход в город. Их командир что-то грозно рявкнул. Решетка стала опускаться чуть быстрее. В закатных лучах было видно, что лица горожан блестят от пота. Склонив спины, они вращали колесо что было силы. Мышцы у них на руках вздулись.

– …Но тех, кто поверил лживым посулам, ждало предательство. Тварь отреклась от них в бою, хотя они сражались на ее стороне…

Острые зубцы решетки приближались к земле. Гвардейцы подошли к железным дверям и потянули за ручки, чтобы их закрыть. Стражники обнажили копья и снова выставили их вперед – все как один, – держа оружие на уровне шеи.

Кто-то попытался прорвать это оцепление. Брызги крови оросили щеку Эрис. Толпа вскричала, люди бросились врассыпную. Кто-то отчаянно пытался попасть в город, кто-то остервенело отбивался от копий головнями, кто-то все же решил сбежать. Многим не удавалось устоять на ногах. Рядом с Эрис мигом выросла гора тел. В узкий просвет между ними проглядывал огромный мир.

Над толпой сгустился темно-серый дым, окутав яркое пламя костров. Девушка закашлялась, натянула рубашку на нос. Глаза заслезились. Она понимала: пора уходить, а не то задохнется или окончит свои дни на острие копья кого-нибудь из стражников.

Первая попытка нырнуть в людское море не принесла плодов. В сутолоке Эрис отбросило назад к стене. Чей-то кулак ударил ее по лицу. Голова закружилась, перед глазами вспыхнули алые звезды. По языку разлился металлический привкус, но боли она не ощутила.

Эрис заставила себя дышать глубже, встала поудобнее, напрягла мышцы, точно готовясь к дуэли. С каждой секундой ее решимость крепла, а боль понемногу утихала. Ее подстегивал воодушевляющий замысел, разогнав ненадолго туман повседневности. Так было и в тот раз, когда случилось землетрясение.

Она опустилась на корточки и стала пробираться вперед, огибая горы задыхающихся, умирающих тел.

И за считаные секунды до того, как решетка у ворот ударилась о землю, Эрис юркнула меж железных прутьев на свободу.

Решетка отрезала путь тем, кто хотел сбежать из города. Они заколотили мозолистыми кулаками по воротам, срывая голоса в отчаянном вопле. Копья, алые от крови, полетели вперед, но толпа воинственно взвыла. На каждого стражника набросилось с десяток беженцев, пытающихся обезоружить врага. Эрис отвернулась и поспешила прочь вместе с теми, кто тоже сумел сбежать. Пути назад нет. Нельзя останавливаться. Ни в коем случае.

Наконец-то спустилась вечерняя прохлада. Эрис жадно вдохнула ее. А потом нашла на фиолетово-синем небе Полярную звезду – та мерцала едва-едва заметно. Беженцы подняли восстание, стражники устроили резню, половину города охватил пожар, но это уже не имело значения. Эрис сделала шаг, потом еще один и медленно побежала. Все тело болело.

«Свобода, свобода, свобода!» – ликовал голос у нее в голове. Теперь она свободна и от зловонного Кешгиума, и от Виктории, она свободна и может вернуться домой «Домой! – мысленно повторила она, едва сдерживая слезы, – на маленькую ферму с покосившейся дверью неподалеку от огромного зеленого леса».

Глава шестая

Эрис вывела свое имя на земле, там, где когда-то стояла отцовская хибарка.

Желудок сводило. Губы растрескались от жажды, синяки, которыми ее наградила толпа мятежников, горели на коже пурпурными пятнами. Спустя шесть дней пути она вернулась домой, вот только от дома ничего не осталось: ни домика, ни кирпичика, ни пшеничного зернышка. Фермы, которые она помнила с детских лет, исчезли. Вместо них теперь был лишь песок. И только вдалеке высились знакомые очертания гор – черный силуэт на фоне темно-синего ночного неба.

Милостивые короли, что же я делаю? Девушка содрогнулась от леденящего ветра. Накануне она заночевала тут впервые. Лето клонилось к закату, и ночи становились всё холоднее.

Кешгиума не было видно, но в той стороне, откуда пришла Эрис, сгущался дым, а на горизонте не меркли оранжевые отсветы. Девушка опустилась на корточки и обхватила себя руками, чтобы хоть немного согреться. Когда они с сестрами выбирались в город много лет назад, Виктория разжигала костер при помощи кремня и веточек. Констанция тогда рвала на лоскуты свою юбку и укутывала дрожащую Эрис. А сама устраивалась спать в одной сорочке и рубашке и сносила холод без единой жалобы. На вилле Виктории был теплый очаг. Отец часто засыпал в кресле-качалке у огня, а Эрис – у его ног, свернувшись калачиком на коврике. В те редкие дни, когда Виктория возвращалась домой, она целовала его в лоб, брала малышку Эрис на руки и переносила в кроватку.

Эрис отогнала эти воспоминания. Вернуться она не может. И если уж умрет, то хотя бы свободной, под звездным пологом. Девушка поднялась, не сдержав болезненного стона, и направилась к лесу. Если ручей не пересох, получится утолить жажду. Птицы часто гнездятся у воды, их яйцами можно будет подкрепиться. Может, попадутся съедобные насекомые. Эрис пробежала языком по зубам, представляя, как с хрустом их жует.

На иссохших деревьях почти не было листвы. Эрис попыталась уловить сладковатый тополиный запах – аромат ее детства, – вот только песок давно похоронил под собой лесное изобилие, превратив его в пустыню. Кругом царила тишина. Здесь уже не было ни птиц, ни насекомых. Ночное безмолвие не нарушали щебет и стрекот. Для нужд города вырубили большие участки леса, и, если уж ей хотелось найти жизнь, стоило углубиться в чащу. Эрис отыскала тот самый ручей из детства, но и от него ничего не осталось. Девушка со стоном опустилась на шершавый песок.

На плечо упала какая-то капля. Эрис недоуменно нахмурилась и притронулась к ней губами.

Вода!

Нет, ей, наверное, показалось. Дождей в окрестностях Кешгиума не бывает.

Но тут по телу забарабанили новые капли, а лес наполнился шумом дождя – звуком, который ни с чем нельзя было спутать. Эрис вскинула голову и стала жадно ловить ртом влагу. Загустевшая в опухших руках кровь вновь заструилась по жилам.

Эрис пила, пока челюсть не заболела, а шея не затекла оттого, что она слишком долго простояла с запрокинутой головой. Сложив ладони чашечкой, она набрала еще воды и проглотила ее. Живот скрутило от неожиданно обильного питья, но Эрис не обращала на боль внимания. Она пила до тех пор, пока тело не напряглось и не исторгло из себя всю жидкость. Во рту разлился горький привкус.

Эрис со стоном опустилась на четвереньки. Силы стремительно иссякали. Дробь дождя усилилась, превратилась в самый настоящий рев, а сухая земля под ногами стала топкой грязью. Каждая капля колола кожу, точно игла, позабытая в песке, тревожила раны.

Мелкая морось обернулась самым настоящим муссонным дождем. Вода просочилась под доспехи Эрис, пропитала льняную тунику так, что та прилипла к телу. Легкая дрожь, донимавшая ее прежде, усилилась, зубы застучали от холода.

То ли благословение, то ли проклятие – почти погибнуть от жажды, а потом умереть от холода под шквалом ливня.

Девушка поползла к подножию горы с расщелиной. Там по-прежнему выл ветер, вот только Эрис добралась сюда вовсе не спрятаться от жары. От расщелины на подножии осталась только тонкая трещина, в которую едва можно было протиснуться. Неужели воспоминания обманули ее? Она готова была поклясться, что прореха в скале была до того широкой, что делила ее пополам. Впрочем, не важно: она твердо помнила, что внутри есть просторная пещера. В детстве она едва в нее не пробралась, но отец успел помешать.

Эрис сжалась в комочек и протолкнулась в узкий лаз. Пришлось приподнять плечо и наклонить голову, зато она укрылась от непогоды. Устроившись в расщелине, пускай и неудобно, девушка закрыла глаза. Пришла пора немного передохнуть.

Облегчение было недолгим. Невозможно было опустить голову, а дрожь мешала спать. Кругом был один лишь камень, а пещера из детства оказалась на деле узким туннелем. Наверное, воспоминания и впрямь ее подвели. С тех пор минуло уже десять лет, возможно, время все перекроило.

В такой тесноте нельзя было даже костер разжечь, да он и не помог бы: ветер, ревущий в туннеле, только усугублял холод и в один миг загасил бы огонь. Отсюда нужно было уходить.

По ту сторону туннеля высились деревья, не тронутые дождем. Их кору можно было использовать для розжига, а может, даже употребить в пищу. Вытянутая тень вдалеке манила Эрис к себе, повисла, точно мышь, которую невозможно поймать. Ноги дрожали от усталости, и все же она сделала шаг, а потом еще один. Когда девушка наконец выбралась из пещеры, кожа у нее уже успела обсохнуть, но холод по-прежнему пробирал до костей.

Лес казался безжизненным: ветви деревьев поникли словно от усталости, стволы истончились и гнулись от прикосновения. Землю устилал ковер из пепла. Здесь словно прошел ураган, сдул все листья и зелень, но больше ничего не тронул.

Эрис достала кинжал из ботинка и срезала верхний, твердый слой коры. Потом откусила кусочек. Жевать его было тяжело, а на вкус он напоминал уголь, но это ее не остановило. Она продолжила сдирать кору слой за слоем, надеясь добраться до нежной сердцевины.

Слева кто-то жалобно пискнул. Эрис повернула голову. У дерева сидел маленький, почти новорожденный детеныш черной пантеры. Эрис и не заметила бы его, если бы не золотистые пятнышки, мерцавшие на темной шкурке. Лапки у зверька были вывернуты и смотрели в разные стороны. Под пятнистой шубкой угадывались ребра.

Девушка крепче сжала кинжал и обошла детеныша. Руки так тряслись, что не оставалось сомнений: уже совсем скоро она сдастся на милость холоду. Эрис до того отчаялась, что готова была съесть котенка живьем.

Она сглотнула и пошла по пеплу, стараясь не обращать внимания на красные пятна, застилающие зрение. Мокрые подошвы то и дело хлюпали, но детеныш и ухом не повел. Приблизившись, она прыгнула, схватила зверька за голову и вспорола ему горло. На руки и голые корни дерева хлынули ручьи алой крови. На поверхности появились черные пятна и побежали вверх по ботинкам Эрис. Она заморгала, отгоняя эту иллюзию, и отошла от дерева.

– Благодарим двух королей за щедрые дары, поданные нам на стол, – пробормотала она, прижимая труп к груди. – И пусть эта душа доберется до Вечного древа и сподобится пробуждения. – Горло сдавило от нетерпения. Эрис стала растирать шею, перепачкав себе губы кровью.

На пепел пролилось еще несколько капель, и они тоже обернулись черными юркими пятнами. Эти пятна росли с каждой секундой и вдруг превратились в миллион костлявых рук, что жадно тянулись к Эрис.

А следом ее оглушил рык. Она отдернула руку от шеи. Земля содрогнулась, ветви деревьев с треском схлестнулись. Голод Эрис оказался куда сильнее тревоги. Крепче прижав к себе добычу, которая все сильнее пачкала кровью доспехи, девушка бросилась было к проему в горе. Но ее хватило на несколько шагов. Тело обессилело, а выпускать котенка из рук совсем не хотелось. Еда, еда, еда – вот что сейчас было нужнее всего.

Ноги заплелись, и она упала. Голова соприкоснулась с чем-то похожим на мягкую подушку, а потом на грудь навалилась страшная тяжесть. Добыча выпала из ее хватки. Эрис попыталась поднять руку, чтобы ее перехватить, но силы едва хватило даже на вдох.

Ну вот он, конец всему. Ее взгляд метнулся от фигуры великана, пригвоздившего ее к земле, на когтистую лапу, готовую разодрать ее в клочья. За перекрестьями ветвей проглядывал звездный покров, на который она всегда так любила смотреть.

Эрис закрыла глаза, нисколько не сопротивляясь.

Глава седьмая

Невнятное бормотание, треск. Земля под Эрис была теплой и мягкой.

Она проснулась и обнаружила, что лежит на кровати с пологом из ярко-красного шелка, под тяжелым одеялом, на котором вышиты узоры с цветами и животными. Изголовье было украшено золотом и разноцветными драгоценными камнями. Они мерцали в отсветах огня, горящего где-то за завесой.

Неужели путь к Вечному древу устлан такой роскошью? Девушка потерла лицо. От этого нехитрого движения рука задрожала, а по пальцам разлилась слабость. Надо же, я жива, подумала Эрис. Но ее радость что-то омрачало – какое-то чувство, которое она не в силах была описать. Казалось, у нее что-то отняли.

Не без труда она выбралась из-под одеяла. По обнаженным рукам скользнула ночная прохлада. Щурясь в темноте, она ощупала себя – доспехи и обувь никто не тронул. Оставалось еще выглянуть за полог, хотя ей страшно хотелось накрыться с головой одеялом, снова спрятаться во мраке. В этой бархатной тюрьме ей ничего не грозило.

Девушка сделала глубокий вдох. Меж алых занавесей проглядывала комната, отделанная камнем. На полу лежали разноцветные ковры. В просторном кресле, обитом тканью, сидела, согнувшись, фигура, заслоняя красновато-желтое пламя в камине у дальней стены зала. Из головы незнакомца торчали длинные черные рога. Он не сводил глаз с окна, украшенного тремя остроконечными арками. Должно быть, Эрис нарушила тишину движением или вдохом, потому что он тотчас же обернулся к ней. Рогатый великан поднялся, и его тень застлала всю комнату – до того высок он был. Его лицо скрывал мрак.

– Ты отняла у меня святыню, – произнес он таким низким голосом, что его эхо отдалось у Эрис в висках. – Отвечай мне, а не то в огонь тебя брошу.

– Простите, мне… очень жаль, – сказала девушка. – Я не знала… – Она попыталась набрать воздуха в легкие, но доспехи стиснули грудь. – Если хотите меня убить, убейте поскорее.

Незнакомец едва заметно отпрянул.

– Почему ты не сопротивляешься? Что в лесу, когда я на тебя напал, что сейчас. – Интонации рогатого существа напомнили Эрис молитвы на древнем языке – песни, которые пели на церемониях священники и никто больше.

– Я не боюсь смерти. Наоборот, буду ей рада.

– Объяснись.

Эрис принялась рассматривать свои ногти, покрытые засохшей кровью.

– Моя жизнь ничего не стоила. Я сбежала от всего, что знала, в мир, который тоже оказался мне не рад.

– Лучше жить несчастно, чем не существовать вовсе.

Ей вспомнились синевато-зеленые вены на отцовской шее, похожие на цепкие корни.

– Если ты одинок, едва ли.

– Кажется, понял. Ты потеряла кого-то.

– Да, – коротко ответила Эрис. Пускаться в подробные объяснения не хотелось.

Оно подняло обмотанную тканью руку и указало на броню.

– Второй вопрос. Доспехи. Что на них за знак?

Эрис опустила взгляд. Древо, выгравированное на коже, сверкнуло в отблесках огня.

– Это Вечное древо. Символ города, откуда я сбежала.

– А ты, значит, городской солдат, – понизив голос, заключил великан.

Эрис покачала головой.

– Я служила в пехоте, но в битвах не участвовала. Ходила в патруле, стояла на страже.

Он хотел что-то возразить, но осекся на полуслове и попросил вместо этого:

– Опиши свой город.

Ливень, голод, скорбь и усталость вытеснили из Эрис всякое любопытство. Ее мало интересовала личность великана, устроившего ей допрос, да и причина тоже. Все ее мысли были о еде.

– Сверкающий бриллиант. Путешественники зовут его Кешгиум, а мы, местные, – просто город. Там есть все: ткани, посуда, рынки, магазинчики. Ягнятина, лепешки, вино, сушеная рыба, которую вывешивают у магазинных вывесок. Все дома, все стены там беленые, а статуи сплошь золотые. А еще там можно отведать жаркое из баранины с овощами, плов с морковью и…

– А кто сейчас правит городом? – перебил ее великан.

Мысленно Эрис так глубоко нырнула в море еды и напитков, что с трудом вспомнила лица тех, о ком ее спросили.

– Совет трех и… Верховный священник.

Незнакомец стоял неподвижно. Эрис чувствовала его пристальный взгляд.

– И последний вопрос, – произнес он наконец. – Как тебе удалось сделать так, что в полях расцвели розы?

– Что?

Великан поставил на пол между ними широкую чашу. Эрис нагнулась вперед, чтобы лучше ее рассмотреть. Ее кости скрипнули, а голова закружилась так, что пришлось схватиться за края кровати. Чаша была полна кровавого пепла, над которым темнело несколько черных бутонов роз.

Так это просто розы. Миллионы тонких рук, которые тянулись к ней из ручьев крови убитого детеныша пантеры, ей просто привиделись. Наверное, в тот миг у нее помутился рассудок.

– Простите, если провинилась, – сказала она. – Я ведь и не знала, что так вышло.

– Ты же видела, какая тут земля. Сплошь песок и пепел. Ничего здесь не растет. Я очень… очень давно пытаюсь возродить тут жизнь. Пантера была единственной моей удачей, единственным товарищем, да и того ты отняла. – Он опустил взгляд в пол, устланный коврами. – Детеныш много болел, – продолжил он. Голос стал чуть тише. – Я пытался его выходить. Думал, прогулки на воле пойдут ему на пользу.

А она поймала его и перерезала ему горло.

– Мне очень жаль, – повторила Эрис. Каждый раз, когда она произносила эти слова, они словно потихоньку теряли смысл, но, что еще делать, она не знала.

Незнакомец распрямился и отмахнулся от ее извинений.

– Не случайно ведь это произошло при тебе. Ты совершила убийство, но от пролитой крови расцвели розы – и это в краю, где сама земля изничтожает все живое. Неужели ты не понимала, что делаешь?

– Нет.

– Выходит, у тебя есть природная склонность к магии, о которой ты ничего не знаешь.

Девушка тихо рассмеялась, и нутро тут же пронзила боль.

– У меня? К магии? Ее ведь давным-давно уничтожили.

– Кто это тебе такое сказал? – изумленно спросил незнакомец.

– Так в книге написано.

– В какой еще книге?

– Про двух королей, Саулоса и Ананоса, – пояснила Эрис. Теперь ей хотелось одного: чтобы этот допрос поскорее закончился. – Вы что, не читали?

Незнакомец выдержал паузу. Он еще сильнее распрямился. Теперь уже вся комната оказалась в его тени. Эрис испугалась, что ляпнула что-то не то, но руки и так дрожали от того, что она приподнялась на кровати. Если броситься бежать, далеко она не уйдет.

Великан слегка опустил голову, наставив на нее рога.

– Магия здравствует и процветает. Даже когда время изничтожит землю, а наши тела сгниют, бездонный источник, из которого мы ее черпаем, не иссякнет. Магия живет в каждом из нас, и положить этому конец сможет лишь тот, кому под силу осушить океан.

– Нет у меня никаких магических способностей, – отрезала Эрис. – Магия убивает, и только. А я не хочу быть убийцей.

– Магию можно использовать и для других целей. – Великан указал на прикроватный столик. На нем стоял деревянный поднос с лепешками и жареной бараниной, а рядом – фарфоровый кувшин и чашечка.

Эрис тут же схватила лепешку, откусила большой кусок и проглотила, не жуя. Потом потянулась к кувшину, сбив чашечку, сняла с него крышку и жадно глотнула содержимое. По горлу заструилось теплое пшеничное вино. Желудок снова воспротивился – кажется, история с дождевой водой ничему Эрис не научила, – но она лишь прокусила губу до крови, чтобы подавить волну тошноты, мысленно приказывая телу подчиниться. И все же хлеб стала делить на кусочки поменьше.

– Надеюсь, ты не придешь в ужас от новости о том, что вся эта пища – порождение магии, – заметил великан.

Эрис упивалась сладостью хлеба, ни на миг не прекращая жевать. Завтра, подумала она. Пусть боги накажут ее завтра.

– Если не хочешь помогать, то уходи с первыми лучами солнца, – сказал великан и направился к двери.

Эрис едва не выпустила из рук еду – мышцы мгновенно ослабели.

– Как, вы меня отпускаете?

Незнакомец ничего не ответил. Дверь за ним затворилась.

Эрис продолжила трапезу в тишине – ела мясо, отрывая кусочки руками, пила вино. Если раньше каждое движение отдавалось приступом нестерпимой боли, теперь она казалась вполне выносимой. С каждым проглоченным кусочком, с каждым глотком голодный туман, сгустившийся в голове, потихоньку развеивался. Дрожь в руках ослабела настолько, что Эрис наконец смогла растереть мышцы в шее, которые словно тугими узлами завязались.

Подкрепившись, Эрис тяжело слезла с постели, не зная, что делать с тарелками. Отнести на кухню? Слуг в доме, кажется, не было, да и оставлять грязную посуду как-то невежливо. Может, самой помыть? Эрис стряхнула остатки обеда на рубашку, а тарелки положила в умывальник. А с костями что делать? Нельзя же их вот так оставлять. Их она спрятала в пустой ящик шкафчика.

Спустя мгновение Эрис опомнилась. Нет, так не годится. Она выдвинула ящик, забрала кости и положила на стол. Теперь вся рубашка и руки были в жире. Девушка инстинктивно опустила ладони в маслянистую воду.

Ох, короли. Живот она себе набила, а вот в голове по-прежнему царила пустота. Нахмурившись, она стала вытирать руки подолом рубашки, снова и снова прокручивая в голове слова великана. В собственное везение сложно было поверить. Несколько вопросов в наказание за убийство? Как-то несправедливо. Наверняка и разрешение уйти – просто уловка.

Эрис придвинула к железным дверям кресло великана. Едва ли оно остановит его, если тот захочет войти в комнату, но хотя бы даст ей знать о скорой смерти. Потом девушка вернулась в постель и задернула полог. Оградившись от внешнего мира, куда проще было себя убедить, что гибель ей не грозит. Рукоять кинжала, спрятанного в ботинке, поблескивала в тлеющих углях камина.

Эрис достала свое оружие, балансируя на грани сна. Пальцы подрагивали от страха.

Глава восьмая

Эрис одним глазом выглянула из-за завесы, силясь подавить зевоту, и увидела синевато-алое небо. Чувствовала она себя не лучше, чем накануне: после ночных судорог тело было вялым и тяжелым. Девушка тронула царапины на лице и поморщилась от боли. Впрочем, новых не прибавилось – и то хорошо.

Баррикада у двери за ночь не пострадала. Эрис до того устала, что больше не могла гадать, какие планы строит на нее великан. За ночь камин превратился в чан с черным пеплом. От дыма, сочившегося из очага, девушка закашлялась. Она отодвинула кресло, протиснулась меж тяжелых железных дверей и пошла по пустынной галерее. Ее плечи скоро потемнели от сажи. За окнами галереи она различила просторный погибший сад.

Его размах не оставлял сомнений, что здесь на славу потрудился садовник. Но, как и стены замка, сад сильно пострадал от огня. Пепел тут лежал аккуратными кучками, тонкие иссохшие стебли ползучих растений оплетали ряд железных треног, а по центру стояло большое обугленное дерево. Его ствол так ослабел, что оно согнулось под собственным весом, вонзив раскидистые ветви в пепел. Пышные колючие кусты, из которых можно было бы составить густую изгородь, валялись на земле, напоминая охапки сена. Сад окружали столбики, тоже увитые растениями. Их высохшие листья служили последним напоминанием о жизни в этой холодной пустыне. Те самые черные розы, которые девушка видела накануне, были высажены вдоль канавки. Белый пепел под ними пропитался кровью.

Девушка обошла край сада, наслаждаясь светом и утренней прохладой. Над ней раскинулось голубое небо, а солнечные лучи отражались от черных стен оранжевыми бликами. Часть ограды, которой был обнесен сад, обрушилась. За замком проглядывало огромное море, мрачное и неподвижное.

Черная громада, занимавшая все зримое пространство, дыбилась острыми углами и напоминала огромную гору руин. Вот откуда взялась темная неровная тень из ее детства – гигантский барьер у горизонта, разделявший горы и стену замка. Облака за этим барьером были мрачными и зловещими – не сравнить с ясным утренним небом, встретившим ее на этой стороне.

Эрис поникла. Так, значит, то были вовсе не джунгли и не корабль, полный сокровищ и потерпевший крушение. А просто стена.

Где-то скрипнула дверь. Великан остановился в галерее и стал ждать. К Эрис, в залитый солнцем сад, он не вышел. Теперь, при свете утра, она смогла получше его разглядеть. Он кутался в бархатный плащ винного цвета, пряча лицо под капюшоном. В капюшоне были две прорези, из которых торчали рога, напоминавшие бычьи. Один из них сломался чуть выше основания и теперь топорщился неровным обрубком.

Великан жестом позвал ее в комнату со сводчатым высоким потолком. На каменных колоннах здесь еще виднелись остатки краски. Каждый ее шаг отдавался от стен эхом. На потолке угадывались чьи-то силуэты, но слишком высоко, с пола не разглядишь. Незажженные канделябры, покрытые пылью и паутиной, встречались чуть ли не на каждом шагу. Еще здесь стоял вытянутый дубовый стол, за которым могло уместиться человек двадцать. Больше в зале не было мебели, если не считать одинокого стула неподалеку.

Великан указал огромной рукой на стол. На нем стояли дымящиеся миски с кашей и вареными яйцами в коричневом соусе. Судя по размерам, порция предназначалась для одного человека.

– Спасибо, – сказала Эрис и села за стол.

Великан положил на дальний конец стола круглый льняной сверток.

– Тут еще припасы. Чтобы тебе было чем подкрепиться по дороге домой.

Он направился к главным дверям замка – так быстро, что его фигура мелькнула перед глазами Эрис огромным алым пятном. На этих дверях были изображены бесчисленные силуэты, изогнувшиеся в причудливых позах. Некоторые из фигур словно падали с огромной высоты. Венчала композицию статуя женщины со змеиной головой, приподнявшей одну ногу точно в танце. Пасть змеи была широко раскрыта, а из нее тянулся раздвоенный язык. Одна рука, объятая языками пламени, застыла в воздухе, казалось, еще мгновение, и она обрушится на фигуры ниже. Над женщиной была надпись, которую Эрис не смогла разобрать. А еще у нее было четыре спутника: девушка с телом скорпиона, мужчина с кабаньей головой и сотней рук, андрогин, спящий на облаке, и старик с израненными запястьями и шеей. Глаза у всех были закрыты. Наверное, это боги, заключила Эрис.

Двери снова отворились, а к горлу Эрис подкатил ком. Она едва не погибла от голода из-за своего взбалмошного нрава, и ей очень повезло, что рогатый великан ее пощадил. Вернись она домой, Констанция опять ее бросит, а Виктория, слишком занятая работой, едва ли вообще заметит ее отсутствие. В Кешгиуме ей теперь было нечего делать.

Можно, правда, сбежать в Тингар или Йоннер, вот только нынешняя вылазка едва ее не погубила, так стоило ли еще раз испытывать судьбу? Может, и впрямь стоило вернуться домой, под сестринское крылышко, туда, где городские стены будут хранить ее от опасностей? И жизнь продолжится. Потянется череда одинаковых дней и однообразных воспоминаний, да и саму Эрис никто не запомнит. Она умрет, и ее похоронят в тесной гробнице – так и закончится ее жалкое существование.

Эрис прервала трапезу и опустила ложку.

– Что-то ты не спешишь домой, – подметил великан.

– Вы мне угрожали кое-чем пострашнее смерти, – тихо напомнила девушка.

– Мне бы очень хотелось оживить этот край. Моим приказам эта земля не повинуется, а вот твоим – да. Предлагаю то же, что и накануне: останься, и я научу тебя управлять той силой, которой ты наделена, – и ты возродишь здесь жизнь. А если не хочешь, возвращайся в свой город с осознанием, что убила существо, которое было для меня священным, ела с моего стола и ничем не отплатила мне за гостеприимство.

Она не осмелилась взглянуть ему в глаза.

– Почему вы так печетесь об этом месте?

– Это мой дом. Неужели ты не поступила бы так же, если бы все кругом погибло?

Девушке вспомнились сухие пшеничные стебли, увядающие под полуденным солнцем. Вспомнилось, как болела спина, если долго собирать урожай, как колосья кололи ей руки. Вспомнилось, как сестры качали головами, ощупывая каждый стебель в поисках хоть одного зернышка, а потом бросали сухие ростки в кучу, на растопку, чтобы ночью согреться, если уж насытиться не получится.

– Что бы там ни болтали о магии в твоем городе, сама посуди: что плохого в том, чтобы вырастить розу своими руками? – продолжал великан. – Магия бывает во вред, а бывает во благо, все зависит от того, кто ею обладает. Если бы не пища, которую я для тебя наколдовал, ты бы уже погибла. Разве же вернуть жизнь краю, где царствует смерть, недостойное дело в твоих глазах?

Здесь было сложно поспорить. Магия магией, но ведь она забрала у этого великана то, что было ему дорого. Долг Виктории она не вернула, выбрав побег. Нельзя повторить этой ошибки.

Пусть боги накажут меня завтра.

Эрис поднялась со своего стула, придерживаясь за край стола, чтобы не упасть.

– Я уничтожила вашу святыню, – сказала она, – и хочу загладить вину. Обещаю, что верну сюда жизнь, чтобы искупить то, что я сделала.

– Значит, договорились. – Великан едва заметно кивнул и протянул лапу, обмотанную тканью. – Я заберу твой кинжал, если не возражаешь.

Эрис отшатнулась.

– Не понимаю, о чем вы.

– У тебя в ботинке спрятано оружие. Я счел, что невежливо забирать его сразу, и оставил на ночь, но теперь мы с тобой пришли к соглашению. Отныне ты моя гостья, я даю тебе пищу и кров, а взамен хотел бы исключить угрозу для себя. – Он выдержал паузу и смерил Эрис взглядом. – И для тебя самой.

Девушка нахмурилась.

– Я владею кинжалом. И точно не порежусь случайно.

– А я и не про случайные порезы.

Между ними повисло молчание. Раны Эрис запульсировали. Прикусив губу, она достала оружие и пробежала большим пальцем по буграм на рукояти, обмотанной змеиной кожей. Потом, прокрутив кинжал в руке, хотела было отдать его великану, но замерла на полпути.

– А когда вы его вернете?

– Когда будет выполнен наш договор. Справедливо, разве не так?

– Точно не потеряете?

– Я верю, что ты исполнишь свое обещание, так и ты поверь моему слову.

Великан не внушал Эрис доверия, но расстаться с кинжалом было куда лучше, чем вернуться в город. Она повернула нож, взялась за край лезвия и положила рукоять на ладонь хозяина замка.

Он взял кинжал – слишком уж буднично, как показалось Эрис, – и направился к дверям, сделав ей знак следовать за собой.

– Приступим к урокам сразу же, как будешь готова.

– Как твое имя? – спросила Эрис, решив перейти на «ты».

Великан остановился, явно удивленный этим вопросом.

– Мне столько их понадавали – нет желания повторять.

– Так как же мне тогда тебя звать?

– Человек… нет, пожалуй, довольно будет чудовища. Справедливое наказание за то, что я сотворил.

Расспрашивать подробнее она не стала. Сейчас было не до того.

– А я Эрис. И раз уж я тут задержусь у тебя, Чудовище, хочу сказать вот о чем: на прикроватном столике у меня в комнате лежат бараньи кости, а посуда стоит в умывальнике.

Интерлюдия. Пламя, что слепит глаза

Последний раз я охотился весной. До чего же прекрасная пора. Солнце бликами ложится на землю, листва в лесу сияет, как изумруды. Весна – время перерождения. Снега в горах тают и питают ручьи.

А вот для охоты сезон неподходящий. Звери выводят потомство, а детенышей мы не трогаем. Это легкая, медлительная добыча, но, если не дать молодняку подрасти, можно уничтожить весь вид.

И все же я присоединяюсь к отряду охотников – горстке людей, одетых в латные доспехи, однако предпочитающих стрелять издалека. Они вечно соревнуются за мое внимание – даже когда стрела пролетает мимо оленьей головы, они меня окликают, точно думают, что, если я засвидетельствую их промах, окажу им большую услугу.

Как только выдается возможность, я от них сбегаю. Мох, которым выстелена земля в лесу, заглушает мои шаги. Молодой олень лакомится молодыми побегами чертополоха, не слыша тонкого звона тетивы, натянутой мной.

Прицеливаюсь, стреляю – и треклятое острие вонзается в оленье сердце.

А я ведь не хотел, чтобы стрела его убила. Только чтобы царапнула хвост или ухо – совсем легонько, будто это он сам случайно поранился. Главная радость вовсе не в убийстве, а в том, чтобы проверить свою меткость, почувствовать, как замирает дыхание в предвкушении выстрела. Но мой магический дар распорядился иначе. В те времена я еще не умел им владеть и не понимал, на что он способен.

Спустя несколько минут олень, пошатываясь, приваливается к дереву и падает. Язык вываливается из раскрытого рта. Возношу тихую молитву Аэру: избави меня от участи умереть с языком наружу.

Белки его выпученных глаз тревожат меня своим видом. Слишком уж похожи на человеческие, хотя так быть не должно. Олени – грациозные, пугливые создания, мы же шатаемся по лесу в броне из кожи и железа и угрожающе рявкаем на зверей, которым под силу разорвать нас пополам. Оборачиваю тканью оленью голову, кладу его тело на спину своей лошади и возвращаюсь в замок.

Меньше всего я ожидал встретить в Мемориальном зале его. Кто-то из моих спутников обогнал меня и сообщил о моих планах. Шпион. Ну что за напрасная трата времени. Теперь вместо боев и охоты придется остаться здесь, чтобы избавиться от предателя.

– Ты убил оленя, – рявкает он. – За что?

Я жму плечами.

– Он сбил меня с лошади. Я решил немного позабавиться. Порисоваться. – Это неправда, но он не расспрашивает, с какой стати я решил поохотиться весной. Он давным-давно перестал о таком беспокоиться. Я в его глазах уже успел стать взбалмошным, жестоким отродьем, и едва ли можно было изменить это мнение, как бы я ни старался.

Сощурившись, он обводит взглядом тушу оленя.

– Ему и года нет, – замечает он. – Совсем еще детеныш. Сколько охотников ты привел с собой в лес?

Честно говоря, у меня нет ответа на этот вопрос, но уж очень хочется его позлить.

– Десять тысяч.

Он в отчаянии сжимает переносицу. Чудесно.

– Ты ведь нарочно упрямишься. Мы это всё обсуждали. Твои действия ставят под угрозу равновесие на наших землях.

– Вот только не надо делать вид, что беспокоишься о природе, – говорю я, закатывая глаза. – Избавь меня от своей праведности. Сам-то уже долгие годы травишь ее своей магией.

– Ты бы лучше у меня поучился, – подмечает он. – Вот уж кому праведность не помешает.

Мой смех эхом прокатывается по залу. Он нарочно встретил меня здесь, у шести статуй королей стародавних времен, чтобы запугать и подчинить своей воле. Мечтает пополнить их ряды.

– Тебе ли меня учить, что хорошо, а что плохо?

– Ты уже и так перессорился с половиной королевства, болван, – говорит он. – Со мной спорить не нужно. Приходится о твоих проделках из третьих уст узнавать, да еще тратить средства из королевской казны, чтобы уладить то, что ты наворотил…

Стыдно признаться, но первым ударил я. Саму драку толком не помню – лишь то, что она была. Наверное, я применил какую-то боевую технику, попытался его одолеть, но в итоге он вцепился мне в руку и вышвырнул из зала.

Помню, как скрипела грязь, попавшая мне на зубы, и какое унижение я испытал – оно было точно крошечная песчинка, обрушившая целый замок.

– Это ты виноват! – кричу я после драки. – Ты виноват в смерти матери.

– Если бы я знал, как ее спасти, спас бы, – шипит он сквозь зубы.

– А вот и нет. Наших рыбаков ты не спас, не ударил палец о палец, когда горели города, никак не помешал буре. Только и знаешь, что все под себя грести, крысеныш жадный.

– А ты проматывать все подчистую. – Он вновь меня бьет. – Надоело.

Плюю кровью ему в лицо. Хочу, чтобы последнее слово осталось за мной.

Ну что за мелочность?! Разумеется, мамина смерть – не его вина. Что с того, что он изучал магию чуть прилежнее меня? С какой стати я ждал, что он поймет мое горе, если не мог отплатить ему тем же? Ярость слепила меня, заставляла искать одни недостатки, всеми путями оправдывать свою ненависть.

Эта ссора казалась сперва незначительным эпизодом в истории моей жизни, пылинкой, пролетевшей перед ураганом. Тогда я еще не догадывался, что именно она стала началом конца.

Немесис

Глава девятая

Во сне Эрис парила над стеклянной пустыней. Вдалеке мерцал белый Кешгиум, точно призма в лучах солнца. Даже на расстоянии чувствовался запах благовоний, витавший над городом. Никогда ей уже от него не избавиться.

В воздух тянулась целая стена из роз, пробиваясь сквозь прозрачное стекло, заменившее земную твердь. На толстых стеблях цвели бутоны тех же оттенков, что и в саду возле виллы Виктории в то злополучное утро, – пурпурных, бордовых и розовых.

Их корни уходили глубоко в бездонную черноту и извивались в поисках влаги. Эрис покачала головой. Бесполезно. Кешгиум выпил из этой земли все соки, он беспощадно впитал их до последней капли.

Если здесь ничего нет, может, подняться? Девушка расправила плечи, стряхнула песок, припорошивший ямку меж ее ключиц, и полезла по стене, хватаясь за узловатые ветви. Инстинкт подсказывал ей, куда тянется каждая из них, где переплетаются стебли, даже сколько всего шипов на стене и сколько лепестков в каждом бутоне.

Стебли гнулись под ее весом. Оказалось, что они оплетают городские известняковые стены. Эрис поползла по ним, раздвигая ветви. Она двигалась на ощупь, нащупывала под стеблями стены и остов здания: два этажа, чердак, кровать, в которой сегодня никто не спал, кресло-качалка, пузырек из-под лекарства – это что, дом Виктории? – чего бы она ни коснулась, к пальцам липла сажа. На языке появился угольный привкус.

– Вот ты где! – воскликнул высокий, отрывистый голос.

Стеклянная пустыня блеснула в лучах света, и перед ней на согнутых ветках появились мальчик и девочка лет семи-восьми. Лица у них были загорелые и красивые, как у херувимов. Они махали Эрис, спеша привлечь ее внимание. На девочке была темно-красная туника, на мальчике – коричневато-черная.

– Сперва с гостями надо поздороваться, – с укором сказал мальчик своей маленькой спутнице.

Девочка закатила глаза и откинула назад прядь темных волос.

– Чудо, что она вообще появилась. Привет, Эрис.

– Вы знаете, как меня зовут? – изумилась Эрис. – Кто вы такие?

– А ты уже нас забыла? – спросила девочка и надула губки. – Мы розы! Те самые, что росли у тебя в саду. Непросто расти в омертвелой земле, но нам так хотелось поглядеть на сияющий город, который мы должны были…

– Изучить, – вставил мальчик.

– Да, изучить, – подтвердила девочка.

– А что случилось с домом Виктории? И с городом? – спросила Эрис.

– Город спалили люди, – махнув рукой, ответила девочка. – Недовольный народ.

– Не волнуйся, твои сестры не пострадали, – добавил мальчик. – Старшая сильно-сильно злится. У меня ветки дрожат, когда она рядом, – уж очень громко кричит.

– Ты нам скажи, что это такое? – спросила девочка. По стеклу побежала какая-то бурлящая липкая жидкость, заливая розовую стену. Мгновение – и Эрис оказалась в ней почти по пояс.

– Они целыми днями ее на нас льют, – пожаловалась девочка. Она запрыгала в топкой жиже, точно ребенок в ванне, полной воды, а мальчик уселся на сплетении ветвей и опустил в нее ноги.

– Всяко приятнее, чем мертвая земля, в которую уходят наши корни, – заметил он. – Мы любим с ней играть!

Эрис обмакнула палец в жижу. На ощупь та оказалась густой и маслянистой. Девушка подняла руку. С нее, точно лава, закапали вязкие капли. Палец отяжелел, точно на него надели тяжелое дорогое кольцо. Легкие наполнились едким горьким воздухом. Эрис закашлялась.

Деготь.

Она кинулась к детям.

– Бегите отсю…

В мгновение ока рядом занялось оранжевое пламя – незваный феникс посреди черной бурлящей бездны – и распалилось ровным кругом, источая клубы черного дыма. Одежды детей, перепачканные дегтем, тоже вспыхнули. Мальчик с девочкой исчезли за стеной алого огня. Эрис упала на спину, закрываясь руками.

Она стала торопливо искать прореху в огненной пелене. Жар иссушил ей кожу, густой дым забивал горло. Огонь взревел со страшной силой и вскоре заглушил детские крики.

В приступе паники Эрис прыгнула в пламя – другого выхода не было – и оказалась в пучине горящего дегтя. Руки тотчас заалели, опаленные жаром. В воздухе летал пепел и кусочки золы.

– Где же вы? – выкрикнула девушка, пытаясь раздвинуть руками дымную завесу. Огненный круг, сужаясь, подбирался к ней все ближе.

Огонь обжег глаза. Она закричала и закрыла лицо руками.

– Нет, нет, нет, нет, Эрис, пожалуйста, не бросай нас, только не сейч… – долетели до нее детские крики.

Эрис проснулась, тяжело дыша. В окно лился солнечный свет. Щеки у нее увлажнились от слез, а кругом была вода. Снова уснула в ванне. Перед тем как в нее лечь, ей пришлось снять доспехи, и несколько минут она просто лежала, наслаждаясь каждым вдохом – даже измученный тоской любовник меньше радуется долгожданному поцелую. Так, значит, она задремала. Эрис поджала губы. Не стоило в очередной раз спать без брони.

Вода была до того соленой, что удерживала ее на поверхности. Кристаллики соли украшали всю комнату и мерцали в лучах солнца. Сама ванна – вытянутая и неровная – была обязана своей формой солевым перегородкам, затвердевшим внутри нее. Чудовище предупредило, что пить воду отсюда не стоит – жажда только усилится, – так что Эрис просто побрызгала ее на лицо, чтобы смыть слезы. Несколько капель упало на губы, и их сильно защипало.

Последняя мольба детей эхом отдавалась у Эрис в ушах. Память сохранила лишь отдельные эпизоды сна, он рассыпался, точно опаленные крылышки мотылька. Пылающие розы, горящий город, залитый дегтем, обнаруженным ею на стене. Должно быть, восстание у ворот, от которого она убежала, уничтожило городскую ограду, и разъяренный народ поджег не только дома, но и цветы.

Но ведь сны – это не реальность. Наверное, ей только почудилось, что это все взаправду, как было, когда она увидела руки, появившиеся из крови маленькой пантеры. И все же Эрис принялась разглядывать свои пальцы, выискивать на них следы дегтя. Но нет, на них были разве что мозоли, а кожа сохранила здоровый розоватый оттенок. Девушка ощупала лицо. Никаких ожогов.

Просто ночной кошмар, заключила она. Болезненный сон, порождение ума, который еще не привык к новому месту. Надо выбросить его из головы.

Судя по яркому свету, был уже самый разгар утра. Коря себя, Эрис выбралась из воды. Опоздать на самый первый урок – не лучший способ произвести хорошее впечатление.

Чудовище поинтересовалось, нужна ли ей новая одежда, и она попросила длинную рубашку, чтобы доспехи не натирали кожу. И теперь каждое утро в уголке у двери в спальню ее ждал аккуратный белый сверток. Сегодня она забрала рубашку с собой в ванную, надела ее, а потом попыталась одновременно обуться и натянуть доспехи, попрыгав на полу. На небольшом соляном столбике стояла бутылочка с маслом, а рядом лежала тряпочка – их хозяин замка оставил тут по собственной воле, чтобы Эрис могла обработать броню и та не растрескалась.

До Главного зала Эрис добиралась бегом. Чудовище стояло, вперив взгляд в пол и наклонившись вперед. Могучие руки хозяин замка сцепил за спиной. Его одинокая фигура тронула Эрис. Сколько же он тут живет в полном безмолвии?

– Простите за опоздание, – запыхавшись, сказала она.

Он распрямился и поглядел на нее.

– Нестрашно. Привыкать к новой обстановке всегда утомительно. А теперь пойдем.

* * *

Замок возвышался на островке земли, окруженном бездонной пропастью. С лесом, засыпанным пеплом, его соединял лишь длинный мост. Чудовище миновало обрушившуюся стену и двинулось в обход замка. Потом стало спускаться к подножию скалы. Стопы у Эрис ныли – еще не успели зажить после долгого путешествия. Она придерживалась за стену, чтобы не упасть, и шипела от боли.

Они спустились в неглубокую впадину. Черная тень каменного замка заслонила их. Кругом валялись обломки мраморных колонн, на которых когда-то были фрески, а теперь почти не осталось краски. Чудовище остановилось у края пропасти.

– Когда-то здесь был ручей, – рассказало оно, кивнув на гладкие камни, нагретые солнцем. – Мне подумалось, что это место как нельзя лучше подходит для обучения магии.

Нежное утреннее солнце согревало кожу, а вот на севере полыхнула молния, осветив черную стену и неподвижное море, которое она ограждала. Тяжелые серые тучи так и не рассеялись с тех пор, как она видела их в прошлый раз. Эрис начала подозревать, что эта гроза никогда не закончится. А на юге за пропастью тянулась скалистая цепь – природная граница, отделяющая эту землю от остального мира.

– Представь, что магия – это единый источник, который питает всё и всех. Это древо, из которого произрастает сама жизнь; оно пьет влагу, чтобы приносить плоды. И каждому доступен этот источник силы, от муравья, что копошится под землей, до облаков в небе. Большинство пользуется магией, не осознавая того. Некоторые делают это втайне и меняют ход истории – как, например, волшебники, колдуны, короли.

– Доступен каждому? – сдвинув брови, переспросила Эрис. – Почему же тогда магия так редко встречается? Я знаю только одного человека, который ее применял, но он был злодеем.

– Тем, кто не знает, как управляться с магической силой, она является в обличье шанса. Взять, к примеру, блага, которые дарит нам жизнь. У тебя ведь бывало так, что ты возносила молитвы о чем-то конкретном – к примеру, о нежданном доходе или об исцелении возлюбленного, а потом желание точно по волшебству исполнялось?

«Может, поэтому у Стаци все так хорошо получается», – подумала Эрис. Ее сестра неустанно молилась в святилище, воздвигнутом в богадельне. Когда Эрис была еще маленькой и хотела играть, она вечно мешала сестре, но Стаци всякий раз усаживала ее на коврик рядом с собой.

– Они плещутся у самого краешка безбрежного моря, – продолжил великан, – но не замечают его. А потом, нагнувшись пониже, случайно ныряют в океан чудес. Но стоит им только увидеть предмет своих желаний, они взмывают на седьмое небо от счастья и ни капли не думают о том, каким образом сбылась их мечта. Магия – это навык, который можно усвоить и отточить, главное – нрав ее обладателя. Прежде чем мы начнем, нужно усвоить единственное правило. Из моих слов важнее всего запомнить вот что: мы берем у земли, а потом возвращаем ей долг. Такова суть природы, так она восполняет свои силы. Олень погибает, чтобы насытился волк, а тот после смерти питает дерево…

– А оно умирает зимой, когда олень сдирает с него кору, – подхватила Эрис.

– Магия тоже повинуется круговороту жизни и смерти.

– Откуда ты все это знаешь? – спросила девушка. – Тоже был волшебником?

– Был. Я упал в этот океан по случайности, и у меня ушел не один десяток лет на то, чтобы постичь мерный ритм его сердцебиения. Ты же, напротив, и сама не замечаешь, как обращаешься к магии, невольно порождая жизнь. Она льется из тебя сама собой и, словно огонь, зажигает все, чего только касается. – Чудовище жестом позвало ее к самому краю пересохшего водопада. Огонь делает важный вклад в круговорот жизни и смерти, обращая все в пепел, но внутри него прячется зерно блага. Я стремлюсь укротить его, взять под контроль, превратить в силу, столь могущественную, сколь пожелаешь.

Может, ей достаточно только приказать траве расти и та повинуется? Эрис закрыла глаза, представила пышную, сочную зелень и попыталась воплотить эту грезу в жизнь. А когда открыла глаза, перед ней раскинулся тот же выжженный ландшафт. Впрочем, больших надежд она и не питала.

– А насколько сильна эта самая магия? – спросила она. – Если мне под силу выращивать цветы, могу ли я подчинять людей своей воле?

Чудовище покачало головой.

– Ты неверно представляешь ее границы. Магия – это сила, проистекающая из самой природы, и воздействует она лишь на то, что видит. Если тебе хватит воли и средств, можно победить законы земного притяжения, или, заручившись помощью земли, создать океан, или, повелевая ветром, призвать бурю. Но природе почти недоступны абстрактные понятия – к примеру, любовь и счастье, – и, если ты хочешь влюбить кого-то в себя или сделать его убийцей, тебя ждет разочарование.

Эрис уставилась на горизонт, обдумывая его слова.

– То есть магия воздействует на мир физически. Почему же тогда нельзя с ее помощью сделать так, чтобы человек поперхнулся вином из собственного бокала? Или чтобы у меня появилась незримая рука, которая будет управляться с копьем и убьет моих врагов?

Чудовище подняло палец.

– Погляди, как быстро на ум приходят разрушительные мысли, стоит только заручиться такой силой.

– Я просто подумала о том, как можно использовать ее во вред! – торопливо пояснила Эрис, вспоминая о Твари, описанной в книгах. – Тот, кто наделен властью, наверняка найдет способ ей злоупотребить.

– Совершенно верно. Если бы каждый черпал знания из этого источника, мы бы все искали свой способ их прирастить и руководствовались разными представлениями о том, как стоит применить этот дар. Я лишь единожды обмолвился, что постигаю магию, и больше не намерен так делать – из страха, что это используют против меня. Другие волшебники по той же причине умалчивают о своих способностях.

– И все же вы решили обучить меня.

– Теперь ты понимаешь, сколь велико мое доверие к тебе.

Эрис замерла, осознав всю серьезность его признания.

– Эта земля задыхается. Корни, что тянутся к океану магии, обрублены. Поэтому здесь ничего не растет и обычные семена не приносят урожая. Ты же доказала, что тебе под силу это изменить. – Оно направилось к ней, и Эрис шагнула ближе к обрыву от испуга. Чудовище понизило голос. – Возрождение этой земли для меня чрезвычайно важно, и ради него я готов рискнуть. Однако помни, что я всю свою жизнь посвятил изучению магии. Уверяю тебя, если ты меня предашь и используешь полученные знания мне во вред, месть моя будет стократной.

Эрис нахмурилась. Угроза Чудовища испугала и разозлила ее.

– Я никогда не лгу и лгать не стану. Не знаю, правда ли мне под силу возродить эту землю, как вы говорите, или попытки убьют меня, но обещания я не нарушу. Не такой я человек.

– Посмотрим, – прорычало Чудовище. Хозяин замка подошел к одной из упавших колонн и опустился на колени, уперев в них огромные руки. – Сперва надо успокоить разум, – сказал он. – Если стереть чувства, которые тебя терзают, будет проще отыскать то самое древо, что источает чары.

Эрис медленно опустилась на колено, стараясь шипеть от боли как можно тише. От соприкосновения с землей, усыпанной пеплом, колени обожгло болью.

– Лишь отыскав источник магии внутри себя, можно сознательно использовать ее в будущем, – пояснило Чудовище. – Закрой глаза, обрати все свои мысли внутрь и дыши. – Широкие плечи великана стали ритмично опускаться на каждом выдохе.

Эрис последовала его примеру. И ничего. Она повторила попытку, стараясь дышать в ритм с Чудовищем. Заерзала, ища позу поудобнее. Царапина на лице заныла, но она подавила желание ее почесать. Интересно, сестры вообще знают, что она пропала? Может, кто-то узнал ее в толпе и видел, как она убегает. Хоть бы Виктория навещала отца в этой его мрачной гробнице. Алая роза, которую Эрис возложила на гроб, уже наверняка завяла. Может, и Стаци к нему ходит, если только у нее есть свободное время. Где же он сейчас? Отыскал ли пусть к Вечному древу? Какой вердикт вынесли ему короли? Обрел ли он покой?

Она очень по нему тосковала. Милостивые короли, как сильна была эта тоска! Как бы ей хотелось, чтобы отец вновь подхватил ее на руки, показал на звезды, поделился новой историей, заверил, что все хорошо. Она обрела свободу, как и обещала. Все вышло совсем не так, как я думала, но я свое слово сдержала.

– Эрис?

Девушка открыла глаза. Ресницы на миг прилипли к коже.

– Извините. – Она смахнула слезы. – У меня остался один вопрос.

– Задавай.

– Может ли магия оживлять мертвых?

– Стало быть, ты потеряла кого-то.

– Может или нет? – упрямо переспросила она.

– Настоятельно не рекомендую этого делать.

– Получается, это возможно! – заключила она, стараясь скрыть радость.

Плечи Чудовища напряженно застыли. Оно встало.

– Чтобы нарушить столь фундаментальный закон природы, нужны мощные чары и огромная сила воли. Я как-то попытался – и ничего не вышло. Я обрек на муки тех, кого хотел вернуть к жизни.

– Они стали призраками? Можно на них поглядеть? Они прячутся где-то неподалеку?

– Нет. – Чудовище постучало себя по груди. – Они внутри меня.

– Покажите!

– Нет. – Великан отступил в сторону. – Это мои дорогие друзья, которых я любил до конца их дней. Они посвятили мне жизнь, и я бесконечно это ценю. Никто – и уж тем более девчонка, которая попросту хочет оправдать оживление мертвецов, – не вправе на них глазеть.

Эрис бросилась к нему, сокращая дистанцию, которую он выдержал.

– Я вовсе не хочу оскорбить их память. И не стану просить вас его оживить. Я лишь подумала: может, если мне хватит сил, если вы научите меня, я смогу…

– Эрис…

– Я никуда не убегу, – продолжила она, не слушая Чудовище. – Я не хочу нарушать обещание, но, может, однажды… вы отпустите меня в город, чтобы я забрала его тело из мавзолея, и я вернусь сюда вместе с ним, а как это сделать, уж придумаю, если придется, понесу на себе через лес, а потом, применив знания, которые вы мне дадите, верну его к жиз…

– Это осквернение мертвых.

– А если не получится, мне довольно будет частички его памяти, – продолжила Эрис. – Надолго я его тут не задержу, просто хочу с ним немного поговорить. Сказать, что люблю его, что он – единственная радость, что была у меня в жизни.

На это Чудовище ничего не ответило.

– Ну почему! – со слезами воскликнула Эрис. – Почему вы отказываетесь?

– Твое отчаяние столь велико, что ты цепляешься за любую соломинку. Я обрек тех, кого так люблю, на муки куда страшнее смерти. Это было страшной ошибкой, о которой я и по сей день жалею. Не стоит возвращать то, что уже отняла Смерть.

Оно хотело успокоить ее, но вместо этого лишь упрочило уверенность. Эрис поняла: Чудовище – ключ к тому, чтобы вернуть отца к жизни. Она будет учиться магии до тех пор, пока не сможет сама его воскресить. Разумеется, взамен придется помочь хозяину замка – такова природа взаимной выгоды, и она не станет увиливать, учитывая, что на кону вовсе не пустяковая услуга, а воскрешение. Правда, нужно время, чтобы переубедить Чудовище, донести, как для нее важен отец. Оно не сможет отказать такой просьбе.

Я отыщу Смерть, поклялась Эрис, я одолею ее, чтобы только вернуть отца.

Глава десятая

Чем дольше Эрис просиживала у пропасти, тем сильнее делалось ее беспокойство. Царапины зажили, рана на лице затянулась – теперь на коже остался лишь розовый шрам. Движения больше не отдавались болью, и потому она теперь еще больше ерзала по утрам. Чудовище сидело рядом неподвижно, пока Эрис считала секунды, завидев солнце, встающее над горизонтом. Она часто сбивалась со счета, вспоминая о покосившейся двери или даже – короли упасите! – об отце, и едва сдерживала слезы. Тогда Чудовище делало ей знак, и урок заканчивался. Они расставались до следующего утра. После завтрака в Большом зале великан всякий раз приветствовал ее.

Днем Эрис обыкновенно бродила по пепельному лесу, пристально рассматривая иссохшую растительность. Как-то раз она набрела на большое ущелье. Скалы высились над заливом, окружавшим замок. Спуститься оказалось несложно. Гладкие камни у подножия намекали на то, что когда-то меж ними текла вода. Скалы тянулись вдоль обрыва, и на них, точно шрамы, еще виднелись безжизненные корни ползучих растений.

К ночи девушка возвращалась, ориентируясь по звездам. В первый раз при виде очертаний замка она невольно остановилась. Никто никогда не упоминал об уединенном королевстве за горами. В Храме она назубок выучила историю Тингара и местного бога в обличье морского конька, которого здесь очень почитали, а еще описание Йоннерских гор, окутанных дымом и пылью. Но о таком она точно не слышала. Словно вовсе и не существовало на свете замка, лежащего в руинах и занесенного песком, и его хозяина, который ничем не правил.

А впрочем, какая разница? Что ей даст очередная глава из учебника истории, краткий эпизод в летописи бесконечного времени? Никакие россказни не вернут отца. А вот магия, которой ее учит Чудовище…

После переезда в город она почти не обращалась к созвездиям, но Полярная звезда – этот сияющий бриллиант посреди космоса – никуда не делась. Здесь она светила даже ярче, чем в городе с его факелами. Даже если Эрис оказывалась под деревьями с такими толстыми ветвями, что те закрывали небо, она всегда находила дорогу к темному силуэту замка по отблескам молний, вспыхивавших к северу. Намечая путь, она радовалась свободе, пускай и небезграничной, и вместе с тем с благодарностью думала о том, что в замке ее ждут постель и ужин.

Первое время она боялась, что прогулки по лесу внушат Чудовищу опасения, что она собралась бежать. Однажды вечером она застала великана у входа в замок, но не успела и слова промолвить, как он нырнул в темноту. С тех пор он ни разу ее не ждал.

Хозяин замка многое для нее делал, а она никак не могла выполнить его единственную просьбу. Похожее чувство Эрис испытывала, когда разочаровывала Викторию. Ей предстояло поучаствовать в ритуале, к которому у нее не было никакой склонности, и не по своей воле.

– Кажется, все это без толку, – сказала она как-то утром, набравшись смелости. В ответ она ожидала услышать что-нибудь вроде «Так и должно быть» или «Привыкай» – эти слова ей часто твердила Виктория, точно Эрис была расплавленным свинцом, который заливают в форму.

– Почему ты так думаешь? – отозвалось Чудовище.

– Я ведь просто сижу и смотрю – или впадаю в дрему. И толком не понимаю, что мы делаем. Я пыталась заглянуть внутрь себя, вообразить древо, но чем дольше сижу, тем глупее себя чувствую.

– Что же ты предлагаешь? – дружелюбно и легко спросило оно.

– Сама не знаю, – призналась девушка, изумленная тем, что ему интересно ее мнение. – Я ведь даже не понимаю, что нужно найти. Просто думаю о… – Она осеклась, решив не делиться своими грезами.

– Давай тогда пойдем другим путем, – сказало Чудовище и сделало ей знак последовать за ним в замок. – Что толку медитировать, если чувства, от которых надо избавиться, только усугубляются?

Великан начал подниматься по лестнице, а вот Эрис не двинулась с места.

– В чем дело? – спросил он, обернувшись.

– Меня… меня прежде никто не слушал.

– Магия податлива. Каждый чародей применяет ее по-своему. Настаивая на каком-то конкретном способе, я бы только излишне усложнил тебе задачу. – Он нетерпеливо постучал когтями по каменной ограде. – Не стоит так удивляться тому, что я подстраиваю под тебя наши уроки, это не мешает делу. А теперь пойдем. – Он снова привел ее в замок. Они пошли по коридорам, и шагал великан непривычно медленно. Эрис поспевала за ним, радуясь, что помогает искать место для занятия.

– Почему ты сбежала из города? – спросило Чудовище.

– Соскучилась по деревьям и звездам. По тишине. По дому.

– Разве твой дом не в городе?

– Нет. Мы раньше жили на ферме. Мне хотелось туда вернуться.

– И семья тебя не остановила? – оно задавало вопросы быстро, один за другим, точно выискивало что-то в ее истории.

Лукавить не стоило.

– Они ни о чем не знали. Я сглупила: отдала голодному беженцу деньги из городской казны. Он бы умер без моей помощи. Тогда Виктория пригрозила, что посадит меня в тюрьму за предательство. Этого я бы не вынесла. Тем более после смерти моего… нашего отца.

– Так вот кого ты потеряла. – Голос Чудовища смягчился. – Что же было дальше?

– Я сбежала. А когда добралась до фермы, оказалось, что ее больше нет.

– К такому ты оказалась не готова. Вскоре тебя замучил голод, и ты решила пробраться в мои владения.

– Я тогда особо не думала.

Великан склонил голову набок.

– Ты это часто повторяешь. Скажи, а ты всегда повинуешься порыву?

Эрис пожала плечами, стараясь сохранять самообладание.

– Я тогда ничего не чувствовала. После смерти отца жизнь стала невыносимой.

Шаги Чудовища стали шире. Эрис пришлось перейти на бег, чтобы не отстать.

– Расскажи подробнее, – попросил великан.

– Ну… Это все равно что открыть глаза и ничего не увидеть. А потом зажмуриться и понять, что ничего не изменилось. – Девушка тряхнула головой. – Нет, конечно, я различала цвета, ароматы, людей, но все казалось каким-то ненастоящим. Я была точно грифельная доска, с которой стерли надписи. Вся моя жизнь сводилась к тому, чтобы расхаживать туда-сюда по храмовой лестнице из девяти сотен ступенек. По утрам я просыпалась и жалела об этом, потому что должна была жить жизнью, которой совсем не хотела.

– Какая несчастная жизнь, – проговорило Чудовище.

– Я страшная эгоистка, сама понимаю. Сестры трудились не покладая рук, чтобы только вытащить нас из бедности. Стоило бы радоваться, но не получалось.

– Что ж, тогда сегодня посвятим урок вот чему. Пройдемся.

Эрис нахмурилась.

– Уж ходить-то я прекрасно умею… – Тут она обо что-то споткнулась и едва не упала. Перед ней простерлась равнина, покрытая песком, гладким, как лед. Хозяин замка провел ее широкой тропой под островерхой аркой, которая теперь осталась позади. Похожая была в городе, только она не стояла отдельно посреди пустыни.

– Когда вытягиваешь ногу, мышцы расслабляются и сокращаются, – заметило Чудовище. – Возможно, сперва ты встаешь на пятку, а потом переносишь вес на пальцы. А может, сразу на всю стопу. Обрати внимание, как один-единственный шаг влияет на все тело. Как смещается его тяжесть, как движутся руки. Отследи каждую мысль, что проносится в голове.

– Чем же мне это поможет?

– Я хочу, чтобы ты приучилась мыслить. Ты так долго пробыла в краю скорби, что твоя жизнь стала бездумной. Тебя заботило лишь одно – как выжить, повинуясь порыву и инстинкту. Теперь же можешь свободно гулять по замку или лесу, держа в памяти этот урок. Подумай о собственном существовании. Есть ли внешний мир, нет его, не столь важно.

– А как вы открыли для себя магию? – спросила девушка. – Неужели пережили что-то похожее?

Чудовище опустило голову, выставив рога вперед. Казалось, оно пытается что-то припомнить.

– Я нырнул в ее пучину еще в детстве. Это было суматошное время, и часто приходилось перебираться с места на место. Однажды я сбежал к ручью, чтобы отвлечься от всей этой суеты, пускай и ненадолго. Вдохнул поглубже и взглянул на эту землю по-новому, и тогда во мне разлилось тепло. Я увидел бескрайний черный океан, увидел, что нахожусь в самом его центре. Кругом было невероятно тихо. Я парил над самой водой, боясь ее потревожить. Она простиралась до горизонта – сколько ни беги, края не увидишь. И я подумал: а какой этот океан? Холодный или теплый? Отхлынет ли вода от меня или прильнет, если к ней прикоснуться? И, как всякий любопытный ребенок, решил это проверить – вытянул ногу и опустил в воду палец. От него тотчас же побежали круги – я насчитал их семь. Пока они разбегались, небо надо мной заложило тучами. А потом мне на щеку упали капли, и я невольно зажмурился. А когда открыл глаза, обнаружил, что из-за меня начался шторм.

Пока он рассказывал, Эрис склонилась к нему поближе, пытаясь представить его мир.

– Как красиво, – тихо проговорила она. – Вот бы и мне так уметь.

– Слово «пробуждение» кажется мне самым подходящим, чтобы описать то, что случилось. Я перестал управлять магией – я сам стал ею. Такие мгновения редки и мимолетны. Даже после пробуждения я еще долго приручал магию. Старательно изучал, как она воздействует на мир, как подарила нам жизнь. И только благодаря скрупулезным экспериментам смог наконец с ней совладать. Пробуждение у каждого свое, и я не могу предсказать, что почувствуешь ты. Не исключено, что это слово вообще покажется тебе крайне неточным. Большее, что я могу сделать, – это объяснить, как идти к цели, и надеяться, что ты до нее доберешься.

– Доберусь ли?

– Если хочешь оживить эти земли, придется. Тут понадобится очень мощная магия.

Больше откладывать разговор об облике Чудовища было нельзя. Если оно обязано им магии, лучше ей узнать об этом заранее.

– Скажите… а уж не из-за ваших экспериментов с магией приходится… прятаться под плащом?

Чудовище переступило с ноги на ногу, вперив взгляд в землю.

– Нет. Просто я считаю, что мне лучше себя скрывать. Это зрелище не для каждого.

– Я не боюсь, – выпалила Эрис, хотя по спине пробежал холодок.

Чудовище опустило голову еще ниже, опять наставив рога на пустыню.

– А я – да.

Эрис скользнула взглядом по плащу великана. Чего он боится? Или кого? Уж точно не ее. Ему под силу в любой момент оборвать ее жизнь. Да, она тут точно ни при чем. Ему причинили боль в прошлом, но кто и какую?

Эрис отвернулась. Ей стало так жалко великана, что екнуло сердце. Наверное, лучшее что сейчас можно сделать, – это научиться магии. Тогда она сможет загладить свою вину и не усугублять его несчастье.

Девушка вытянула ногу и уперла стопу в песок. Сперва он казался твердым и прочным, но стоило ей сделать второй шаг, и нога провалилась куда глубже, чем она ожидала. Она по самые локти потонула в рыхлом песке, и только потом ладони нащупали камень. В рот набились песчинки. Эрис дернулась назад, отплевываясь, и упала на спину, взметнув в воздух песчаное облако.

Она с трудом поднялась на ноги. Откашляться все никак не получалось. Чудовище приблизилось к ней. Его ноги не оставили на песке ни следа.

– Попробуем еще раз, – предложил великан. – Вспомни, о чем я говорил.

Стряхнув с себя всю пыль, Эрис снова встала на камень. Прежде чем сделать новый шаг, она замешкалась и стала осторожно ощупывать землю стопой, дожидаясь одобрения Чудовища. Оно кивнуло, и девушка продолжила начатое, надеясь, что ощупью сможет отыскать то, что не видно глазу.

Глава одиннадцатая

Дальше потянулась череда болезненных дней. В один из них Эрис, постучав по песку стопой, нащупала небольшой каменный островок, который обнаружила еще вчера. Она осторожно надавила на него, проверяя, не осыплется ли он под ее весом. Глубокая царапина на бедре служила напоминанием о недавней неудаче.

Левая нога нащупала вытянутый, заостренный камень – наверное, сталагмит – не шире ладони. На роль прочной ступени он не подходил, так что Эрис стала ощупывать пространство вокруг, пока правое бедро не заболело под весом всего тела. Встать было больше не на что. Эрис вытянула ногу вперед, надеясь найти еще какую-нибудь опору. Но тщетно.

Досадливо прорычав, она взвесила варианты. Можно вернуться к арке и поискать новую тропу или рискнуть и встать на сталагмит. Возможно, балансировать на нем придется всего секунду, а потом она быстро найдет следующую ступень. Девушка напрягла ноги на случай, если упадет, – чтобы случайно не подвернуть лодыжку.

Потом, выдохнув, она осторожно оперлась одной ногой на самую верхушку остроконечного камня. Все мышцы натянулись, точно струны, по спине заструился пот, но тут же впитался в ткань рубашки. В тот миг она думала лишь о себе, напрочь позабыв и о городе, и о сестрах, и о Чудовище. Ее заботило лишь одно: как бы найти следующую опору?

Движение оказалось слишком быстрым. Мир вокруг нее пошатнулся.

Эрис запомнила траекторию своего падения – ее отбросило влево, а рука задела камень. Тело обмякло. Ослепленная песком, она нащупала сталагмит, уцепилась за него и выбралась из ямы.

Пустыня только усиливала беспощадно яркий свет солнца – Эрис такого еще никогда не видела. Сощурившись, она принялась снова щупать ногой песок, предательски осыпавшийся под ней, раскидывая его в стороны. Она вновь искала опору.

Тщетно.

* * *

Пощипывая царапину на руке, она нырнула под арку, где ее уже ждало Чудовище. Эрис наслаждалась болью – избавиться от этого рефлекса никак не получалось. Констанция часто ругала ее за это, велела не тревожить раны, но так и не смогла отучить.

– Меня болтало как кошку, которая упала в воду, а плавать совсем не умеет, – проворчала девушка, стряхивая песок с доспехов.

Чудовище фыркнуло, и кожу Эрис обдало холодным дыханием. Кажется, она его насмешила. Но эта веселость мгновенно улетучилась, стоило великану увидеть из-под капюшона рану на руке девушки. Царапина ярко алела на коже.

– Нужно ее перебинтовать, – сказало Чудовище. – Пойдем.

Они не стали возвращаться в Большой зал, вместо этого Чудовище свернуло с каменной тропки. Если Эрис могла ориентироваться лишь по руинам и песчаным дюнам, оно ни разу не сбавило шаг. Великан превосходно знал замок и его окрестности.

– Сколько же вы тут живете? – полюбопытствовала Эрис.

– Многие века, – серьезно ответил он. – Я бессмертен.

Эрис резко остановилась.

– Бессмертны?

– Я забрал у тебя оружие по одной простой причине: бессмертие не избавляет от боли, – пояснил он. – Да, я никогда не умру, но перерезанная артерия – штука не из приятных.

Стилет, тонкая кожаная броня, деревянное кресло – и этим она хотела защититься от бессмертного существа! Эрис расхохоталась бы, если бы не пот, выступивший на ладонях.

– Я думала, бессмертия не бывает. В книге…

– Всё так. Насколько мне известно, я единственный, кто смог его достичь. Наверняка в этой твоей книге оно названо порочной формой магии.

Эрис робко улыбнулась.

– Так называют всё противоестественное. Наверняка и бессмертие тоже.

Чудовище одолело смерть, но не хочет учить ее тому, как вернуть отца. Впрочем, неудивительно: любой здравомыслящий чародей оставил бы такие знания при себе. Будь она, Эрис, способна на такое, оно бы ее убило. Надо убедить его в том, что вечная жизнь ее саму ни капли не интересует, вот только на это нужно время. А когда отец вернется, она попросит прощения. У Чудовища и у богов. Завтра.

Они добрались до незнакомого Эрис крыла замка – нескольких строений из черного кирпича, которым уступали в высоте даже городские ворота. Каждая колонна здесь была украшена горельефами. Один изображал воина в доспехах, который гнался по лесу за оленем, другой – сражение двух королей (голова у одного из них была бычьей). Часто встречалась фигура дамы с телом скорпиона – той самой, которую Эрис уже видела в Большом зале. Ее длинное тело обвивалось вокруг трупов и языков пламени, что тянулись позади коронованных воинов. Это Смерть, догадалась Эрис.

Чудовище задержалось у порога.

– А что еще сказано в твоей книге про магию и бессмертие?

– Что магию использовала Тварь. Это неотесанное, дикое существо, обитавшее в лесах и пожиравшее горожан, – пояснила Эрис, судорожно думая о том, как бы вернуться к теме воскрешения. – Оно было до того ненасытным, что как-то раз попросило у двух королей еще еды, а когда получило отказ, разрушило город своей магией.

Чудовище распахнуло железные двери и стало спускаться по каменной лестнице.

– Чтобы собрать армию, Тварь посулила людям власть и богатства, – продолжала Эрис, стряхивая с обуви песок. – Вот только это была ложь – Тварь никогда не говорила правды. Магия была использована во вред, и двум королям пришлось положить конец распространению столь опасного знания. – Эрис нервно рассмеялась. – Честно говоря, меня бы уже казнили, если б узнали, что я учусь у вас магии. Даже Виктория меня бы не спасла.

– Тем больше причин не возвращаться, – подметил великан. – Ведь в твоем городе сеют ложь, чтобы внушить страх.

Эрис кивнула. Она понимала: все это временно. От Чудовища ей нужно только одно – знание, которое поможет вернуть отца. А потом они с отцом смогут отправиться куда угодно, подальше от города. Тогда и только тогда она обретет свободу.

– Странно, что Тварь, про которую ты рассказываешь, решила поселиться в лесу и питаться человечиной, – заметило оно. – Зачем терроризировать местных жителей, если можно построить свой дом и кормиться тем, что выращиваешь сам? В те времена это было осуществимо.

Эрис подавила смешок, на краткий миг позабыв о своих планах. Чудовище производило впечатление образованного аристократа.

– Вы когда-то были королем или принцем, – предположила она и пытливо взглянула на великана.

За ржавеющими дверями их ждала маленькая комнатка, заваленная узорчатым бархатом и синим шелком. Удивительно, но на ткани совсем не было пыли. В углу высилась башня из переполненных сундуков. Из их приоткрытых челюстей вываливались платья и шелковые рубашки. Должно быть, отсюда же бралась и одежда, которую Эрис находила у себя на кровати каждое утро.

Чудовище подошло к глубокой полке, набитой льняными рулонами, и оторвало когтями несколько узких кусков.

– Королем, – промолвило оно и вышло из комнаты.

Дальше они вошли в огромный старинный зал. Вдоль стен высились шесть гигантских статуй. Лица у них были человечьи и удивительно натуралистичные – разве что мелкие выбоины на камне напоминали о том, что это лишь скульптуры. Каждую фигуру венчала корона – либо высокая и островерхая, либо квадратная и приземистая. Солнце пробивалось в зал, но глаза истуканов оставались в тени и словно мрачно следили за Эрис. Девушка невольно содрогнулась.

– Расскажи мне подробнее о городе, ненавидящем магию, – попросило Чудовище. – Ты упоминала, что там есть золотые статуи. Кого они изображают? Саулоса и Ананоса, тех самых королей, которым вы поклоняетесь?

Подошвы ботинок Эрис стучали по мраморному полу, поднимая в воздух облачка пыли.

– Почти все фрески и статуи посвящены историям из книги. На площади есть монумент в память о том дне, когда короли зарубили Тварь. Он самый большой в городе.

– А эти самые короли еще живы?

Эрис расхохоталась.

– Конечно нет. Они умерли триста лет назад.

Чудовище резко остановилось и задержало взгляд на узких окнах.

– А в книге рассказывается об их смерти? – спросило оно. Голос стал чуть тише.

– Вы их знали? Вы же бессмертный, значит, застали их правление.

– Я знаю лишь то, что происходит на моих землях, – ответило Чудовище, перебирая льняные ленты.

Должно быть, это означало «нет».

– В книге сказано, что они дожили до глубокой старости и были мудрыми правителями. Они ладили друг с другом и разделяли обязанности так, чтобы обладать равной властью. У Ананоса было много партнеров, но первой женой стала Селена. У пары родилось трое детей. Саулос же был близок с одним из своих подданных, Теосом.

Плечи Чудовища задрожали. Эрис показалось, что оно смеется.

– Что такое?

– Да так, эта история напомнила мне мою собственную, – ответило оно. – А что стало с городским управлением после смерти братьев?

– До появления совета происхождение определяло, кто займет королевский трон, – пояснила Эрис, припоминая, о чем говорилось в книге. Статуи в зале казались ей куда интереснее, чем истории, о которых ее расспрашивало Чудовище. Она сощурилась, пытаясь рассмотреть, что же изображено на одном из постаментов, и разглядела процессию из мужчин одинакового роста и в коронах. Под статуями каждого короля тянулось еще по веренице изображений. Чаще всего среди них встречались лошади и пшеничные колосья. Под одним из правителей виднелись окровавленные копья, под другим – три замка, под третьим – ничего.

– Ананос настоял на том, чтобы оставить такой порядок в прошлом, – продолжала Эрис, – так появился совет. Ананос умер первым. Рассказывают, что он роздал свою последнюю милостыню, вернулся домой и мирно скончался у себя в постели. Еще несколько лет Саулос правил один, а Теос поддерживал и утешал его, но с годами королю стало сложно справляться с повседневными обязанностями, и он стал передавать их совету. Еще про братьев говорили, что они были словно одно целое. Когда Ананос умер, Саулос будто утратил половину собственной жизни, но однажды ночью его страданиям пришел конец. С тех пор королевский трон пустует. Городом управляет совет вместе с Верховным священником – с ним обсуждаются все вопросы.

Чудовище продолжило путь.

– Ты упоминала Верховного священника еще в самом начале. Чем он вообще занимается?

– Бахадус выступает от лица совета и возглавляет Храм, – пояснила Эрис, прибавив шаг, чтобы нагнать великана. – Сколько я себя помню, он всегда занимал эту должность. Он уже глубокий старик, а еще типичный представитель Верхнего квартала, но он мне нравится. Когда он взял Стаци себе в помощницы, он помог нам выбраться из бедности, но, думаю, даже она понимала, что ей не хватит жесткости, чтобы стать Второй. А вот Виктория уговорила его выбрать себя.

– Ваши короли – боги, – со смешком проговорило Чудовище, когда они проходили под аркой, ведущей в знакомый сад, к огромному черному дереву, склонившемуся под собственным весом. – Как иронично. Умереть, чтобы стать бессмертными.

«Иронично – не то слово, – подумала Эрис. – Вы вот живете вечно, но никто вас не помнит».

Чудовище уселось под крючковатой ветвью согнутого дерева, достало из рукава маленькую деревянную миску и положило на землю.

– Я провожу тут почти все свое время, – сказал великан. – Как-то утром мне подумалось, что сад, выращенный своими руками, может стать мостиком, который снова соединит мои земли с природой. Несколько десятилетий я пытался его оживить. Может, все дело в том, что я не человек. – Он тихонько засмеялся.

Ужас пронзил сердце Эрис. Ее задача – исправить собственную ошибку, а не использовать великана в своих целях. Он был учтив и вежлив, и с людской точки зрения обладал безупречными манерами, хоть и настаивал на том, чтобы его звали Чудовищем. Сестры за всю жизнь не окружили ее таким пониманием, как он за те несколько недель, что Эрис успела прогостить в замке. Девушка прикусила губу. Долой чувство вины. Оно лишь навредит планам. Нужно научиться искусству воскрешения, возродить жизнь на местных землях и вернуть отца.

Чудовище склонило голову. Из-под рукава его бархатного плаща показалось изумрудное сияние. Рука задрожала, дыхание стало тяжелее – точно это великан поранился, а вовсе не Эрис. Девушка притихла, рассудив, что не стоит сейчас его отвлекать, но при виде яркого света удивленно округлила глаза. Чудовище задержало руку над деревянной миской. Из-под бархата вниз по руке заструился зеленоватый дым. Он собрался каплей на самом кончике когтистой лапы и упал в сосуд. Следом упала еще одна капля, а потом еще. В воздух взвился запах алкоголя.

– А нельзя исцелить меня напрямую? – спросила она.

– Если бы я мог, я бы так уже сделал, – ответил великан, едва заметно кивнув на свою когтистую лапу. – Увы, придется довольствоваться тем, что есть. – Он макнул в миску льняной лоскут.

– Выходит, этот зеленый свет и есть ваша магия?

– Совсем наоборот. Он мешает мне использовать магию в полную мощь.

– То есть ограничивает вашу силу?

– В некотором роде, – подтвердило Чудовище, отжимая лоскут.

– «В некотором роде», – посмеиваясь, повторила Эрис и потянулась к миске. – Неудивительно, что вы разговариваете так официально, раз живете целую вечность…

Когтистая лапа взметнулась с молниеносной скоростью.

Эрис вскрикнула. Она торопливо потянулась к ботинку, хотя оружия в нем уже не было.

Но нападения не последовало. Чудовище отшатнулось. Еще несколько мгновений они сидели на расстоянии друг от друга, позабыв в суматохе про сосуд с алкоголем.

– Прошу прощения, – наконец нарушив тишину, проговорил хозяин замка. – Не люблю, когда ко мне прикасаются. Когда такое в прошлый раз случилось… – Он скользнул пальцами себе по горлу. – Впрочем, не важно.

Эрис крепче вцепилась в ботинок. От страха к горлу подкатил ком.

– Изви… ните, – выдавила она из себя.

– Ты цела?

Девушка кивнула и села чуть дальше от миски. В этот раз она уже не стала к ней тянуться, а просто подняла руку ладонью кверху.

– Можно? – начала она, ожидая, что он сам проявит инициативу.

Великан положил кусок льна ей на руку, тщательно проследив за тем, чтобы бархат его плаща не коснулся Эрис. Она протерла тканью глубокие царапины, смыла гной и засохшую кровь. От алкоголя кожу тут же защипало. Девушка задышала глубже. Он не любит, когда к нему прикасаются, повторила она про себя. Не стоит больше к нему приближаться, не нужно делать резких движений.

– Ты умеешь обрабатывать раны, – подметило Чудовище – великан явно хотел перевести разговор в более мирное русло. – Значит, ты врач?

Эрис покачала головой.

– Стаци – врач, она вместе с Сивасом лечит пациентов в богадельне. – Голос у девушки по-прежнему дрожал. – В детстве я очень хотела ей помогать, но в основном обрабатывала раны и мозоли путешественников. Когда богадельня только открылась, у нас толком ничего не было, так что вместо спирта мы использовали колодезную воду. У нас не хватало денег даже на то, чтобы ее вскипятить. Большинство пациентов, которым я помогала, поправились, но, думаю, дело еще и в том, что Стаци пыталась оградить меня от тех, кто был серьезно болен. Ими они с Сивасом занимались вдвоем. – Девушка еще раз провела тканью по рукам и коленям.

– А что случилось, когда ты повзрослела?

– Я стала служить в гвардии.

– Странное занятие для человека, который любит тишину.

– Так получилось, – пожав плечами, сказала Эрис. – Стаци и Сивас собрались играть свадьбу, богадельня переполнилась из-за неурожайных лет. Больше я там оставаться не могла. Виктория в то время уже поднималась по служебной лестнице, и мы с папой перебрались к ней жить. Она-то и предложила мне вступить в гвардию, чтобы принести городу пользу. – Девушка вздохнула. – Они обе твердо знали, чему хотят посвятить свою жизнь. А я думала лишь об одном – как бы вернуться домой.

– В городе, наверное, есть деревья, – задумчиво и удивленно произнес великан. – И утреннее небо с ночным не спутаешь.

– Когда я была маленькой, я очень любила гулять в нашем лесу, но сейчас от него почти ничего не осталось. В городе вечно идет стройка, и там постоянно нужна древесина – как топливо и стройматериал, а еще для изготовления инструментов и строительных лесов. По ночам там горят факелы, так что из окна моей спальни и горстки звезд не увидеть.

Чудовище неодобрительно прорычало:

– Природа – источник всякой жизни. Разлучиться с ней поневоле – незавидная участь.

Эрис улыбнулась, радуясь, что удается сохранить серьезность.

Увядшие стебли безжизненно повисли на железных треногах. Сад немного изменился с тех пор, как она тут оказалась. Эрис не узнавала эти новые растения с голыми черными стеблями. Она отчетливо помнила только дерево в самом сердце сада, поникшее под собственным весом, и бутоны роз, случайно пробужденные ею к жизни.

Если Чудовище настоит на том, чтобы она использовала магию во благо, возможно, со временем она проберется в город и поможет ему втайне от всех. А когда сад опять зацветет, она возродит лес, и тот вновь раскинется до самой их старой семейной фермы. Потом Эрис отстроит их домик, и пшеничные поля начнут приносить обильный урожай. А вот покосившуюся дверь она чинить не станет.

И воскресит отца.

Глава двенадцатая

Эрис снова приснилась стеклянная пустыня, только если в прошлый раз с неба лился ослепительный солнечный свет, теперь оно скрывалось за густым облаком серого дыма. Над горизонтом подрагивало оранжевое марево.

Розы уже не горели. Но стоило Эрис подойти к раскидистым кустам в поисках детей, она вдруг поняла, что прежде видела совсем другие цветы. Стебли разрослись до чудовищных размеров и оплели весь Кешгиум. Бутоны же стали крошечными, зато шипы так удлинились, что легко могли проткнуть насквозь неосторожного наблюдателя.

Стекло замерцало, и перед Эрис появились человечьи фигуры: призраки в белых рубашках, прозрачные, будто мушиные крылья, воспарили над землей. Стражники и гвардейцы – их Эрис узнала по гербу с Вечным древом – выплеснули из ведер что-то черное в трещину, из которой росли розы. Вязкая жидкость тут же окутала корни.

Снова деготь.

– Остановитесь, – взмолилась Эрис, но призраки ее не услышали. Они лили деготь, опустошая ведро за ведром, и он, точно черный муссонный дождь, в конце концов переполнил трещину. Обойти толпу было невозможно, так что Эрис протиснулась сквозь нее. Пускай люди и казались призраками, плоти они не лишились – в нос девушке ударил запах их кожаных доспехов, а кончики пальцев коснулись грубых льняных рубашек.

Эрис приблизилась к толстым ветвям, и они задрожали.

– Ты нас бросила.

– Я не сумела остаться, – ответила она. – Вы целы? Как мне остановить этих людей?

– Мы ослабели, так ослабели, что ничего не можем сделать. – Юные голоса с каждой секундой становились глубже, стремительно старели. – А ведь наш король создал нас из ничего.

– О чем вы говорите? – спросила Эрис. – Кто он, ваш король?

– Старшая… – начал мальчик (вернее, уже мужчина?), казалось, он повторяет какое-то пророчество, – так старательно ищет повсюду злой умысел, что и не замечает, до чего покорна.

– Вторая, – продолжила другая роза, – сильнее и слабее всех. Она не слушает мир вокруг и вполне довольна жизнью в невежестве.

– А ты, – хором заключили они, – самая неудержимая, ты говоришь громче всех, но не ударишь и палец о палец, чтобы нам помочь.

– Я не знаю как! – воскликнула Эрис натянутым от отчаяния голосом. – Мне очень, очень жаль!

– Не нужны нам твои извинения. Что от них толку!

Розы затрепетали. С их веточек посыпались листья. Стоило им приземлиться, и их охватывала дрожь, а потом из сердцевины каждого вырывались черные петлистые стебельки и уходили корнями в стеклянную твердь, разбивая ее.

– Прав был наш король, – рявкнул мальчик. – В сияющем городе нет и капли добра.

– Да, сияние – это лишь маска, – подтвердила девочка, а под ней таятся все та же грязь, жестокость, себялюбие.

Стебли ринулись вперед и слились в густую черную массу. Некоторые призраки не успели вовремя отлететь, и черные шипы пробили их прозрачные легкие тела, словно камни – паутинку. Их очертания стали расплываться, а вскоре и вовсе исчезли.

В толпе стали раздаваться крики. Дети вцепились в призрака, парившего перед Эрис, и подкинули его в воздух. Ветви впились в его бледную кожу, а черный стебель сдавил горло. Призрак всхлипнул – пискляво и жалобно, – но эта ничтожная попытка сделать вдох не увенчалась успехом. На доспехи Эрис капнула кровавая пена.

– Прошу, перестаньте! – взмолилась она.

Толпа поддалась панике и ударилась в бегство. Люди спотыкались, налетали друг на друга, и вскоре неподалеку уже выросла целая стена извивающихся тел. Некоторые пытались ее перелезть. Колючие стебли не отличали солдат от гражданских и давили всех на своем пути. Вокруг с каждым мигом все выше росли горы трупов. Бежать было некуда.

Ветви нацелились на Эрис, и она потянулась в ботинок, ища свой кинжал. «Треклятое королевство!» – ругнулась она, готовясь к удару. И как ей вообще ума хватило отдать свое единственное оружие?

Но тут деготь под розами загорелся. Стеклянная твердь разлетелась на осколки, и между Эрис и цветами разверзлась пламенеющая пропасть. Те из призраков, которых еще не успела задавить колючая ветвистая масса, взмыли вверх. Их кожаные доспехи задымились, а льняные рубашки вспыхнули.

Розы вздрогнули, налетев на преграду. Огонь под ними мучительно медленно поднимался, сжирая тела. Стебли и лепестки съежились от жара. Розы и люди, отрезанные стеной огня, истошно кричали, но густой черный дым приглушал их голоса. У Эрис перехватило дыхание.

– Мы столько сделали для твоего отца, – прошипели близнецы, – и вот чем ты нам отплатила!

Она проснулась, судорожно и хрипло вздохнув, и закашлялась на своей кровати с пологом под вышитым одеялом. Камин у дальней стены слабо потрескивал. От остывающих угольков исходил сероватый дым и растекался по комнате.

Эрис нашла кочергу и стала тушить ею остатки огня. Во сне розы убивали горожан. Неужели город в опасности? Что грозит ее сестрам? Как розы помогли отцу? Или это все – какая-то метафора, пророчество, которое она не может понять?

Эрис принялась щипать себя за царапины. Боль п�

Скачать книгу

Мимесис

Глава первая

– Уходи, – сказала Констанция. – Тебе тут не место!

Эрис пропустила приказ мимо ушей.

– Он что, опять за налогом приехал?

Виктория закрыла Эрис дорогу.

– Мы отдадим вам, что есть, когда закончим веять[1] остальное, – пообещала она сборщику. – Дайте нам время.

Сборщик постучал по своему позолоченному шлему.

– Джарус, сбор урожая только-только закончился, – сказала Виктория. – Все, что у нас есть, здесь…

Джарус взглянул на Эрис поверх ее сестер.

– Ты что, в тюрьму захотела, девчушка? Я надзирателя лично знаю.

Веснушчатое лицо Констанции омрачилось тревогой. «Скажи ему то, что он хочет услышать», – молил ее взгляд.

– Нет, – пробормотала девочка.

Эрис встала на цыпочки. Позолоченные доспехи сборщика налогов блеснули. Для битвы они вряд ли годились.

Виктория зажала девочке рот.

– Прошу, замолчи.

Сборщик сощурился.

– Нет, сотню.

Отец заплакал еще горше. Эрис, поняв, что это ее вина, перестала вырываться из рук Виктории.

Констанция опустилась на колени и обняла отца за спину.

Эрис открыла было рот, но Виктория сжала ей щеки.

– Мы же просили тебя уйти! – воскликнула Констанция, когда Джарус исчез вдали. – Погляди, что ты натворила!

– Он назвал папу вором! – напомнила девочка, отпрянув от сестры.

Констанция помогла отцу встать, и все семейство направилось к их домику из саманного кирпича[2], спотыкаясь о пожухлые колосья.

– Вот сама все и выплачу! – фыркнув, заявила девочка.

Виктория не обратила на ее слова никакого внимания – как, впрочем, и всегда – и побежала вперед.

– И жить на улице, как побирушки. Папа этого не вынесет, – возразила сестра.

* * *

– Это моя последняя ночь здесь, – шепнула Эрис горному подножию.

Девочка взяла камень и кинула его на землю.

– Я спросила у Стаци, далеко ли город, и она сказала, что да.

Говорить сквозь слезы было нелегко. Дыхание то и дело сбивалось.

– Я… не хочу уходить.

* * *

Неведомая сила потянула ее за спину и руки и оттащила от дерева. А потом сверху навалилась какая-то тяжесть.

Мне конец.

Хватит, хватит, хватит…

Эрис сделала вдох. Сжала губы. Шум в ушах пропал – оказалось, ее глушили собственные крики.

– Папа! – изумленно прошептала Эрис.

– Слава королям, ты жива, – прижимая ее к груди, сказал он. – Не поранилась?

– Нет, я цела. – Девочка уткнулась лицом в его грубую пеньковую[3] рубашку. Руки ее дрожали под действием незнакомой сладостной силы, дыхание сбилось, мышцы сковало. Чувства вспыхнули в ней, точно огонь, эйфория рекой разлилась по телу. Девочка с удивлением заметила, что улыбается.

– Я видел, как ты выходишь из дома, – сказал отец. – Подумал, что ты решила сбежать.

– Я хотела попрощаться с лесом, – ответила девочка. – Прости, что ударила сборщика.

Эрис прильнула к отцу.

– Нет! – воскликнула она. – Я помогу тебе. Ты не один. Я с тобой.

Отец вытер лицо рукавом.

– Что там? – полюбопытствовала она.

Отец обхватил ее за пояс и поднял.

На миг ей показалось, что и отец разок обернулся.

Глава вторая

– Вор! – крикнул кто-то.

К ужасу Эрис, человек жадно откусил кусок.

Эрис ловко перехватила палку.

– Перестаньте.

Человек задержал взгляд на эмблеме Вечного древа, выбитой на броне Эрис, и тут же отпрянул и выпустил палку.

– Сэр, как ваше имя?

Тот моргнул и проглотил еще один кусок сырого мяса.

– М… Мэтью.

– Пощадите, – взмолился Мэтью. – Я не ел двенадцать дней.

Плечи Мэтью поникли. Он встал на колени перед Эрис, схватившись за седеющие волосы.

– У меня не было выбора, – прошептал он. Под тонкой, как бумага, кожей на спине дыбились позвонки.

Выглядит точь-в-точь как отец когда-то.

Эрис сжала руку Мэтью и подняла его на ноги.

– Пойдемте со мной, – велела она и потянула его за собой, вниз по ступенькам.

– А что насчет компенсации?

Эрис кивнула на обглоданный скелет в руках Мэтью.

– Хотите забрать?

Тассус поморщился.

– Нет.

Если ему не помочь, он умрет. Внезапная мысль заставила Эрис схватиться за мешочек, висящий у нее на поясе.

Мэтью взвесил кошелек на ладони. Монеты в нем звякнули.

– Да здесь не только на обед хватит, стражница.

– Я не стражница. Зовите меня Эрис. И тратьте деньги с умом.

– Спасибо, – прошептал он.

Эрис покачала головой и отстранилась.

– Да хранят вас два короля, – сказал Мэтью. – Клянусь их именем, что никогда не забуду вашу доброту.

– Лучше поклянитесь больше не есть сырого мяса, – со слабой улыбкой попросила Эрис.

Девушка поморщилась. Кажется, сегодня я в роли Твари. Все пути ведут к моей погибели.

А я вот стала злодеем, которого так страшилась в детстве, с горечью подумала Эрис.

Та обо всем уже знала.

* * *

– Вас ждут, – объявил он.

– Доверюсь твоему мнению, – сказала Виктория Констанции, – но только если ты в нем тверда.

– Я сама его обучу. Он не опасен.

– Иначе – смерть. Соглашусь, что это будет ощутимая потеря. Все-таки мы не короли стародавних времен.

На Виктории был треугольный головной убор, отороченный пышным муслином, скрывавшим черные волосы. Шелковое платье было отделано мехом, плечи прикрывали рукава с прорезями, в которые проглядывал слой красной ткани. Поверх платья был надет кожаный табард[4] с золотисто-белым изображением королевского символа – Вечного древа. Эрис направилась к сестрам, перебирая перепачканными ботинками по каменному полу.