Спаси мою дочь, бывшая! бесплатное чтение

Настя Ильина
Спаси мою дочь, бывшая!

Пролог

Я выскакиваю из кабинета начальника злая, потому что меньше всего на свете хочу ехать в командировку в город разочарований.

«Кроме тебя с работой там никто не справится, Танечка!» — заявил босс, глядя на меня глазами кота из Шрека.

Ну а я что, козел отпущения, что ли?

Я не хочу туда возвращаться, пусть это ненадолго.

Не хочу снова сталкиваться с людьми, которые предали меня, вонзили нож в спину и хорошенько провернули его.

Несколько раз поскальзываюсь на плитке, противно скрипя по той шпилькой. Наверное, в эту секунду я в центре внимания, но мне плевать на всех. Мне просто нужно немного успокоиться и все хорошенько обдумать.

Буквально вылетаю на улицу и шумно втягиваю свежий воздух. Обхватываю себя руками и кошусь на сотрудников, стоящих около курилки. Наверняка думают, что такого интересного мне сказал босс, чтобы пустить свежие сплетни по офису. Понятно, что никто лучше меня с работой не справится, ведь я пашу как вол, а они только и знают, что чаи гонять или покурить выскакивать.

— Здравствуй, Дымка! — слышу голос, от которого меня начинает трясти.

Так меня называл только один человек… Человек, которого я никогда больше не желала видеть. Я боюсь даже обернуться, надеюсь, что это просто мираж, привидевшийся мне в порыве эмоций, но когда сильные пальцы сжимаю мои плечи, разворачивая в сторону своего обладателя, я готова рухнуть и потерять сознание.

Что Багрянский забыл здесь?

Как он тут оказался?

И не он ли приложил руку к этой командировке?

Теряю дар речи и смотрю в манящие глаза цвета морской волны с нескрываемым страхом. Осознав, что это не приведение, я скидываю руки бывшего с себя и делаю шаг назад. Мне становится противно от того, что он посмел прикоснуться ко мне.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю ледяным тоном, старательно давая понять, что разговаривать с ним не хочу.

— Тебя искал… А ты сама мне в руки попалась! — отвечает он с какой-то издевкой в голосе.

— Я не шучу, Багрянский! Какого дьявола ты забыл здесь?

Мурашки покалывают кожу, и я злюсь на человека, который решил, что может вторгнуться в мою жизнь без последствий.

— Искал тебя! Спрячь колючки, Дымка! Они тебе совсем не подходят! Давай пообедаем вместе и поговорим? Я не отниму у тебя много времени… — он щурится и хищно улыбается: — сегодня.

— Я не собираюсь обедать с тобой. Говори, зачем пришел, потому что у меня рабочее время.

— Давай хотя бы отойдем в сторонку? Ты ведь не хочешь, чтобы я выложил все при свидетелях?

Я смотрю на коллег, которые навострили уши и косятся в нашу сторону. Закатываю глаза и киваю в сторону своей машины. Багрянский следует за мной молча, а когда мы оказываемся рядом с моей ласточкой, он буквально прижимает меня к водительской дверце и прикасается к моей руке подушечками пальцев.

— Отойди, если хочешь, чтобы я говорила с тобой, а не достоинство отбила! — строго отчеканиваю я, и бывший усмехается.

— А ты изменилась!

Решаю пропустить его слова мимо ушей, потому что меньше всего на свете хочу выслушивать, какая сильная и недоступная я стала. Это его касаться не должно. Теперь уже нет. И комплименты мне от него тем более не нужны.

— Переходи к делу! Чего ты хочешь от меня?

— Моя дочь серьезно больна. Нужна пересадка костного мозга, но подобрать стволовые клетки слишком тяжело из-за ее особенностей. Врач посоветовал использовать пуповинную кровь второго ребенка. Ты единственная, кто может родить мне малыша с максимально близкими Асе параметрами.

Я теряю дар речи. Багрянский хочет, чтобы я родила ему второго ребенка? Он совсем уже с ума сошел? На секунду сердце сжимается. У меня есть племянница… Я знала, что сестра беременна, но кто у нее родился — нет. Мне не было дела до этого. Какая разница? А теперь вот бывший вывалил на меня даже то, что девочка больна. Вот только при чем тут я? Разве меня должно волновать, что стало с их ребенком? Это их проблемы… Наверное…

— Почему не обратишься к моей сестричке? — спрашиваю, стараясь подавить внутри ярость. — У вас ведь любовь была!

— Она сбежала. Ей плевать на дочь, — сухо отвечает Багрянский и на мгновение отводит взгляд в сторону, словно мои слова задели его за живое.

— А мне нет? Девочка мне никто, можно сказать…

Как ему хватило наглости прийти сюда и просить помочь? Не просто дать денег на лечение или приглядеть за ребенком… Родить ему второго…

— А ты не такая, как она! Спаси мою дочь!

Во взгляде Багрянского плещется надежда. Он смотрит на меня, как на единственную спасительную соломинку, а я ничего не могу ответить ему, потому что не ожидала такого разговора. Я представляла, что он появится в моей жизни и попытается снова начать просить прощения, и я готовила речь, которую непременно скажу ему, но теперь все те слова, которые я часами репетировала перед зеркалом, не подходили. Я не могла сказать ему то, что так сильно хотела, потому что он не просил простить его и вернуться. Он молил спасти жизнь его дочери…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— А если я замужем? Ты не думал об этом?

— Ты не замужем, Дымка! Я узнал о тебе все, что требовалось… У тебя даже молодого человека нет. Молю тебя, спаси мою дочь. Второго ребенка я заберу, тебе не придется оставлять его себе и воспитывать одной! Я хорошо заплачу тебе…

Последние слова почему-то задевают за живое, и я не могу проконтролировать себя, отвешивая Багрянскому звонкую пощечину.

— Я тебе не подстилка продажная, чтобы платить мне за рождение ребенка! — шиплю на него, с ненавистью глядя ему в глаза.

Желваки на лице мужчины начинают ходить. Мне кажется, что он хочет бросить какую-то гадость в мою сторону, но не делает этого, потому что от моего решения зависит жизнь его дочери.

— Что с ней? Не все заболевания можно вылечить перес…

Договорить мне Багрянский не дает.

— Апластическая анемия! И шансы полностью излечить этот недуг слишком высоки. Так ты согласна, Дымка?

Мы с бывшим смотрим друг другу в глаза, и между нами нарастает напряжение.

Что я должна ответить?

Глава 1. Дымка

Между мной и Багрянским нарастает напряжение, которое может взорвать воздух вокруг. Я хочу вырваться и снова сбежать от него, но в душе что-то нервно екает. Сердце будто бы сжимает кто-то. Как такое возможно? Почему моя сестра бросила свою больную дочь в столь бедственном положении? Вопросов много, но я не стану задавать их бывшему, потому что не хочу продолжать этот бессмысленный разговор.

— Ладно! Давай ты подумаешь немного, а завтра вечером дашь мне ответ. Хорошо? Прости, но у меня нет больше времени… Каждый день на счету. Дочка живет на препаратах, которые поддерживают ее здоровье!.. И я боюсь, что однажды они перестанут действовать…

Багрянский пытается надавить на жалость?

Думаю о том, что угрожай опасность жизни моего ребенка, то я сама бы сходила с ума и просила о помощи хоть самого черта. Эмоции переполняют, и я понимаю, что ненависть к бывшему не должна перевесить в принятии непростого решения.

Ничего не отвечаю ему и просто прохожу мимо. Багрянский не пытается остановить меня, хотя бы на этом спасибо. Наверное, он понял, что просить меня о прощении не имеет смысла — до ледяного сердца не достучаться, поэтому даже не пытается затронуть тему нашего прошлого.

Перед глазами снова проносится тот злополучный день, когда я приехала к жениху, чтобы сделать сюрприз, а он кувыркался с моей сестрой.

— Т-таня? — недоумение плескалось во взгляде Багрянского, пока я внутренне умирала.

Все хорошее, что было во мне, умерло в одно мгновение. Целую ночь я бродила по парку и рыдала, хотела в лепешку разбиться, только бы забыть увиденное, стереть из памяти проклятую измену, так сильно отпечатавшуюся в памяти.

Смахнув слезу со щеки, чтобы никто не увидел меня слабой, я возвращаюсь на свое рабочее место и пытаюсь переключиться на работу. Хочется спросить у начальника, сколько Багрянский заплатил ему за то, чтобы он отправил меня в командировку в родной город, но сил ругаться нет. Я просто хочу поскорее поехать домой, выпить крепкий кофе, отдающий терпкой горечью на кончике языка, укутаться в плед и уснуть. Странно, но на меня кофе действует, как самое лучшее снотворное. Возможно, хотя бы в этот раз кошмары не будут мучить меня, и я смогу поспать спокойно? Достаточно ведь того, что они ожили наяву!

День тянется слишком долго, а я ничего толкового сделать не успеваю. Голова раскалывается от боли и мыслей, что делать дальше. Я могла бы помочь Багрянскому спасти дочь и расстаться с ним раз и навсегда, но я не смогу оставить своего ребенка. Ребенка, о котором я и мечтать не могла раньше… Вот только получится ли у меня полюбить его, если я буду знать, что его отец — ненавистный мной человек? Да и гуманно ли это? Рожать одного малыша во имя спасения другого? Я знаю, что многие семьи, попавшие в бедственное положение, именно так и делают… Но они подходят осознанно к своему решению и рожают малыша, который будет жить в любви… А вот рожденный, как панацея… Может ли он стать любимым и желанным? Все эти мысли не дают мне покоя, но мне жаль девочку, которая мучается… Ей сейчас шесть, наверное… Она должна пойти в школу, но недуг не позволит ей учиться наравне с остальными.

Вбиваю в поиске название заболевания, о котором мне сказал Багрянский, и открываю первый сайт из результатов поиска. Кожа покрывается мурашками от того, что там написано. Больно становится, что ни в чем неповинные дети страдают… Ведь малышка еще не успела повидать жизнь…

На мгновение я ловлю себя на мысли, что почти готова ответить бывшему согласием и снова думаю… Почему я? Почему он нашел меня, но не смог отыскать Анну? Шансы получить идентичное ДНК у ребенка будут существенно выше, если его родит родная мать больной девочки… Пусть мы и близняшки, но я уверена, что хоть в чем-то да отличаемся на генном уровне… Или нет?

Я начинаю сходить с ума, поэтому за пять минут до окончания рабочего дня выключаю компьютер и покидаю офис. Я слишком сильно устала, и мне нужно отдохнуть. Надеюсь, что удастся сделать это, а утром я еще раз подумаю на свежую голову.

Наверное…

Сажусь в машину и понимаю, что не могу сконцентрироваться на дороге. Не хочу стать причиной аварии, поэтому вызываю такси и с горечью оставляю свою ласточку на парковке, надеясь, что все будет нормально, и ей не проткнул колеса, как в прошлый раз. Сейчас вроде бы камеры починили, и виновника в случае чего можно будет найти быстро. Да и тогда я оставила ее после новогоднего корпоратива, на котором позволила себе выпить чуточку шампанского. Перед Новым годом частенько «хулиганят», поэтому я надеюсь, что на этот раз меня пронесет, ведь замена колес снова влетит в копеечку.

Радуюсь тому, что таксист мне попался не болтливый и расслабляюсь. В салоне приятно пахнет цитрусовыми маслами, и я подумываю о том, что неплохо было бы принять ванну с солью: она всегда помогала мне прийти в себя. Вот только от этого желания не остается и следа, когда я расплачиваюсь с таксистом и выхожу из машины. Бывший стоит неподалеку от моего подъезда и смотрит на меня. Он теперь тенью за мной ходить будет? Увидев меня, он быстрым шагом направляется в мою сторону, а я ежусь, потому что подавлена морально и не готова к перепалке с ним.

— Ты сказал, что у меня есть время до завтрашнего вечера! — пытаюсь отвязаться от ненужного разговора я.

— Уже нет. Мне позвонил врач и сказал, что счет идет на дни. Последние анализы Аси пришли плохие. Нужно действовать быстро, Дымка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Последние слова бывшего уничтожают во мне остатки самообладания.

— Вот ты и действуй! Ты же ее отец! А я никто! Никто твоей дочери! И тебе тоже! Просто убирайся из моей жизни и никогда больше не возвращайся в нее!

У меня возникает ощущение проклятого дежавю. Сколько раз я просила Багрянского исчезнуть из моей жизни и перестать напоминать о себе?.. А он снова появился! Спустя семь лет, когда я думала, что уже никогда не встречусь с ним.

— Это твое окончательное решение? — спрашивает он и стискивает зубы.

— Да! — отвечаю, чуть вздернув подбородок. — Я не стану помогать тебе!

— Я прошу помочь не мне, а маленькому умирающему ребенку, Таня, но видимо ты до сих пор лелеешь придуманную обиду и жалеешь себя, не желая слышать других. Прости, что отнял у тебя время.

Багрянский разворачивается и спешным шагом идет к своей машине, а я чувствую себя опустошенной.

Неужели я только что подписала приговор ребенку? Маленькой девочке? Своей племяннице?

Подсознание подкидывает мысль о том, что больных детей в мире много и всех не спасти, но тут же приходит новая, бьющая под дых, чересчур искрометная фраза: «но этому ребенку еще можно помочь». Я задыхаюсь от собственной беспомощности и снова слышу в голове слова Багрянского: «Видимо ты до сих пор лелеешь придуманную обиду и жалеешь себя!».

Смею ли я позволить ребенку умереть из-за грехов ее родителей?

Смогу ли я жить дальше с мыслью, что могла спасти, но не сделала этого?

Я борюсь с желанием остановить Багрянского, нырнуть в его машину и прямо сейчас поехать туда, где врач проведет обследование и снова повторит слова, которые я уже услышала однажды…

«Вам будет слишком сложно забеременеть. Это не лечится. Скорее всего, у вас не будет детей в будущем».

Сердце бешено колотится в груди, а бывший разворачивается и быстрым шагом приближается ко мне. Он берет меня за плечи, заставляя посмотреть ему в глаза, но делает это нежно, без капли грубости.

— Таня, ты единственный шанс спасти Асю… — глаза мужчины блестят от слез, но мне не жаль его. Он заслужил эти страдания. Он — да, а его дочь — нет. В том-то и вся проблема. — Я не знаю, где искать Анну, если бы смог, то давно бы нашел ее и заставил помочь дочери. Мне известно только то, что она перебралась за границу с каким-то арабским шейхом… Таня, прошу тебя! Не отказывай! Тебе даже не придется спать со мной. Я все сделаю для тебя! Буду обеспечивать тебя с малышом, защищать! Если ты хочешь оставить его себе, я соглашусь на твои условия, но прошу тебя, спаси Асю. Ты даже не представляешь, каково это — жить, зная, что ты не можешь помочь собственному ребенку. Я отдал бы все свои деньги, все, что у меня есть, но найти подходящий костный мозг врачи не могут.

Я никогда раньше не видела Багрянского настолько подавленным. Мужчина смотрел на меня, словно я на самом деле была единственным человеком, который мог помочь ему. Негромко всхлипнув, стряхиваю с себя его руки и с вызовом смотрю в глаза.

— Я не могу иметь детей! — кажется, что оголяю свою душу перед врагом, но я должна сделать это. — После того, как я…

Обрываюсь на полуслове. Не хочу снова поднимать эту тему, не желаю ворошить прошлое. Багрянский считает меня стервой, которая в отместку за измену лишила его большей части бизнеса, но он не знает самого главного: я мстила не за измену… За жизнь, которая оборвалась внутри меня, толком не успев развиться после тех злополучных событий.

— После чего? Почему, Таня?

Бывший смотрит на меня, словно раненый зверь, ожидающий последний удар, который добьет его. Он теряет надежду на то, что я помогу ему спасти дочь и внутреннее умирает от этой мысли, как я когда-то.

— Неважно… Врачи сказали, что если мне и удастся забеременеть, то это будет чудо.

— Мне только на чудо и остается надеяться, Дымка! Только оно может спасти мою дочь… Костный мозг второго ребенка тоже может не подойти, но шанс есть. И этот шанс — чудо.

Багрянский немного обмякает. Он понимает, что его планы катятся под откос, и он ничего не может поделать с этим. Никак не повлияет.

— Ты согласишься пройти обследование в хорошей клинике? — осторожно, теперь уже без напускного тона задает вопрос мужчина.

— Пока я соглашусь только на обследование…

Выдыхаю, потому что все еще не могу приложить ума, как быть дальше. Я думала, что разорву Багрянского на кусочки, если мы встретимся, но я не могу из-за обиды на него позволить родному человеку умереть. Девочка не виновата. И она родная мне. Пусть Аня бросила свою дочь, я не смею позволить племяннице, которую даже не знаю, умереть. Говорила мне бабушка, что слишком доброе сердце погубит меня, и она была права в своих суждениях.

— Тогда собирайся, Дымка. Мы должны вылететь сейчас.

— Сейчас? Ты в своем уме? Рейсы не ходят так часто… Это тебе не столица…

— Мы полетим частным рейсом, Дымка. Я же сказал тебе, что готов отдать все деньги, которые у меня есть, чтобы спасти мою дочь… А ты не думала ведь, что я загнусь, после того, как ты слила конкурентами все мои наработки и секреты?

Щеки вспыхивают на мгновение от стыда, но я напоминаю себе, почему так поступила. Мне не за что стыдиться. На моем месте любая попыталась бы отомстить…

— Мне нужно взять отпуск на работе…

Кажется, что я все еще пытаюсь ухватиться за любую ниточку, только бы не ехать вместе с ним. Но я сама согласилась, а счет пошел слишком быстрый. Успеем ли мы спасти девочку сейчас?

— Я все улажу, Дымка! Тебе не придется работать! Ты ни в чем не будешь нуждаться! — настойчиво напоминает мне о своем обещании Багрянский, но мне не нужны его деньги… Я пока еще ничего не обещала ему, лишь согласилась пройти обследование.

— Подожди немного, я соберу вещи!

Мужчина кивает, и я оставляю его, спешным шагом ныряя в душный пропахший болотной тиной подъезд. Слезы, которые я все это время держала внутри, все-таки текут по щекам. Трясущейся рукой открываю дверь в квартиру и утопаю в щемящей пустоте одиночества, которым пропитан каждый квадратный метр.

Обхватываю себя руками и начинаю рыдать, позволив себе ненадолго побыть слабой. Я неуверенна, что поступаю правильно. Если решилась на один шаг, значит, пойду дальше, а если пойду дальше, то к чему все это приведет? Тяжело вздыхаю, беру спортивную сумку и складываю в нее самые необходимые вещи на несколько дней. Наверное, я просто уверена, что врач подтвердит невозможность забеременеть, и я вернусь домой с чистой совестью, понимая, что физически не могу спасти девочку, однако внутри все равно шевелится червячок сомнения.

Что, если анализы будут хорошими?

Как тогда я должна буду повести себя?

И отпустит ли Багрянский меня из своей жизни, если я рожу ему второго ребенка?

Сейчас он беспокоится за жизнь своей дочери, но что, если потом будет так же яростно оставить себе второго малыша?

Мне становится дурно от всех этих мыслей. Я поднимаю сумку за ручки, и смотрю в одну точку перед собой. А ведь когда-то я любила этого человека… Любила и желала провести с ним всю свою жизнь…

Глава 2. Демьян

Дымка изменилась до неузнаваемости. Смотрю на нее и понимаю, что рядом совершенно другой человек. Это больше не та жизнерадостная девушка, которую я когда-то полюбил. Я до сих пор храню в сердце самые теплые воспоминания о нашем прошлом. Моя Дымка всегда была нежная, добрая и красивая. Красота и доброта в ней остались — я вижу, как ей тяжело бороться с обидой и внутренним голосом, который хочет помочь моей дочери. Что насчет нежности? Ее вытравил ядовитый корень обиды…

Знаю, что меня она никогда меня не простит, впрочем, я и не планировал давить на больные мозоли и молить о прощении. В свое время мы причинили немало боли друг другу, поэтому лучше не бередить раны прошлого и оставить все как есть.

Вот только я понимаю, что ребенок, если у нас все получится, и Дымка родит его, станет проблемой. Вряд ли я смогу исчезнуть из его жизни, потому что он будет мне таким же родным, как Ася. Сказал бы, что роднее, ведь его родит женщина, которую я любил… Вот только неважно, кто именно родил его. Узнав о беременности Ани, я долгое время не мог прийти в себя, не знал, смогу ли принять этого малыша, но когда Ася появилась на свет…

Я тяжело вздыхаю, открываю на телефоне фото дочери и смотрю на него какое-то время. Жизненный свет слишком блеклый во взгляде моей девочки. Необходимость поскорее прижать ее к себе и сказать, что все будет хорошо, становится практически невыносимой. Я очень рассчитываю на то, что чудо в нашей жизни все-таки случится, пусть я и недостоин получить его.

Я плохой отец, раз не смог уберечь дочь.

Никогда не думал, что окажусь в подобной ситуации. Я активно жертвовал на благотворительность и помогал детям с серьезными заболеваниями, но, когда моя дочь оказалась в бедственном положении, я оказался бесполезным. Никакие деньги мира не спасут ее, потому что десятки, сотни доноров в день не подходят ей.

Ну почему ситуация настолько тупиковая?

Кто придумал это проклятое испытание для меня?

Набираю номер СБ-шника, который занимается поиском Анны. Он уже несколько месяцев ищет эту стерву, но все безуспешно. Она словно сквозь землю провалилась. Поменяла имя и фамилию, чтобы я не нашел ее? Живет по поддельным документам?

— Демьян Константинович! — отвечает СБ-шник, но по его тону понимаю, что он скажет снова — ничего.

— Совсем ничего? — решаю уточнить, еще не получив его ответ.

— Совсем. Мы перерыли все, но она на самом деле будто бы сквозь землю… Мы делаем все возможное!

— Тогда попытайтесь сделать невозможное! — почти кричу я и отключаю телефон.

Если Дымка действительно не сможет забеременеть, то у меня не останется шанса спасти дочь. Как я смогу посмотреть ей в глаза и сказать, что не справился? Я не могу предать маленькую крошку, жизнь которой зависит от меня.

Она страдает за мои грехи…

Лучше бы Бог забрал мою жизнь, чем теперь пытается отнять мою девочку.

Какое-то время я думаю — ну почему мои стволовые клетки не подходят ей? Но я ничего не соображаю в медицине… Врач объяснял, а я так и не понял. Я бы без раздумий сердце из груди вырвал и отдал ей… Она больше достойна жизни, чем я.

Смотрю на небеса и беззвучно молю их поменять меня с Асей местами.

Я хочу, чтобы моя дочь снова радовалась жизни, чтобы она жила!

Жду Дымку, нервно поглядывая на наручные часы.

Ее нет почти час.

Ладно.

Сорок минут.

Почему так долго?

Что, если она передумала?

Вторая мысль бьет по вискам молотом Тора: а что, если на нее напали в подъезде?

Мне следовало пойти с ней, чтобы оберегать ее. Я ведь всегда тенью маячил за ее спиной и оберегал, а когда оказался так близко, потерял бдительность!

Идиот!

Подхожу к подъезду и уже хочу набрать номер ее квартиры в домофоне, но дверь открывается, и Дымка выскакивает наружу. Мы с ней сталкиваемся, и она ударяется лбом о мое плечо.

— Не стой у меня на пути, Багрянский! — цедит сквозь зубы, как маленький ежик, а меня забавляет это.

Вынужденно для самого себя признаю, что скучал по ней, но потом напоминаю себе, какой нож она вогнала мне в спину.

— Прости, но иногда следует смотреть по сторонам! — отвечаю и прикусываю язык.

Мы с Дымкой частенько препирались раньше. Ссорились, мирились, но сейчас я не мог вести себя точно так же и заигрывать с ней: она ненавидит меня. От решения Дымки может зависеть жизнь моей дочери, и я должен делать все, чтобы создать для бывшей комфортные условия… А главное для нее — чтобы я держался в стороне.

Тяжело вздыхаю, беру сумку из ее рук, на мгновение позволив прикоснуться к запястью девушки пальцами. Меня прошибает ознобом, а Дымка пыхтит и ругается себе под нос, что вообще согласилась поехать со мной.

— Багрянский, еще раз посмеешь прикоснуться ко мне, и я вернусь! Держись от меня подальше! — строгим тоном заявляет Дымка. — Я предупредила!

Она говорит, совсем как тогда, когда я на коленях перед ней ползал и молил о прощении, а она с гордым видом смотрела на меня и готовила ужаснейшую подлость по отношению ко мне. В тот день рухнула империя, которую я клялся отцу, что смогу удержать на плаву.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Дымка знала, как бизнес отца был важен для меня, и ударила по самому больному, но я восстановился, как Феникс… И мои чувства к ней, судя по всему, тоже.

Аромат ее кожи проникает в носовые пазухи, ненадолго превращая меня в одержимого. Как же я любил этот запах черешни и свежих сливок, которым обладала только одна девушка. Она всегда говорила мне, что эти продукты не сочетаются и посмеивалась, говоря, что кожу сметаной не мажет, с чего вдруг ей пахнуть сливками?.. Но как же отчетливо этот запах напомнил о себе, ударив по всем воспоминаниям разом.

Моя Дымка…

Моя девочка…

Стоп!

Мотаю головой и возвращаю себя в суровую реальность, где стоит смотреть в глаза правде — не моя, и больше никогда не станет моей. Между мной и Дымкой огромная пропасть. Огромная. Единственный мостик, который объединяет нас сейчас — моя дочь… Даже не объединяет. Таня может в любой момент отказаться помогать мне, и я должен буду принять ее решение.

Становится страшно от мысли, что прочнейшим мостом может стать наш совместный ребенок, но пока я стараюсь не думать об этом. Мы разберемся. Во всем. Надеюсь, что Дымка позволит мне видеться с ним, если малыш появится на свет… Вряд ли я смогу отпустить их, ведь это будет мой ребенок! От женщины, которая…

— Багрянский, ты говорил о срочности! Чего стоишь истуканом и пялишься на меня? — спрашивает Таня, вырывая меня из мыслей о будущем, которого может и не быть.

И все же…

Почему она сказала, что у нее не может быть детей?

Мне ничего такого не докладывали. Я не знал даже о том, что она ходила по больницам и обследовалась… Или это было до того, как я установил охрану за Дымкой?

— Да, нам действительно нужно ехать! — соглашаюсь я и иду к машине.

— Стой! — вдруг широко распахивает глаза девушка, словно забыла что-то.

Я оборачиваюсь и смотрю на нее в ожидании очередной колкости.

— Моя машина осталась на служебной парковке. Ей же не только колеса проткнуть могут, но и без стекол оставить!

Хочу сказать, что куплю ей новую, но уже понял, что Дымка такие «подарки» воспринимает в штыки. Нужно быть осторожнее в своих словах, не в том я сейчас положении.

— Я договорюсь с человеком, он отвезет ее на платную стоянку на эвакуаторе…

— А если сигнализация сработает?

— Поверь, он сможет снять не только твою машину с сигнализации, но и обвалить системы безопасности Пентагона, если потребуется, — заверяю я, а Дымка чуть морщится.

Мы садимся в салон автомобиля, и я набираю номер доверенного лица, того самого, который не сводил глаз с моей бывшей длительное время. Говорю, что ему нужно будет сделать и даю добро взять недельку отпуска: уверен, что обследование займет не меньше времени.

— Почему ты не нашел Аню, если у тебя есть человек с такими способностями?

Удар Дымки бьет под дых.

Вот это, конечно, хороший вопрос…

Ее сестра провалилась.

Испарилась, и никакая система безопасности не может пробить ее, потому что, судя по всему, она уехала со своим шейхом в пустыню на верблюдах. Вот только мне не хочется нагружать этими проблемами саму Дымку.

— Не хочешь говорить? Прекрасно! Тогда я посплю!

Таня закрывает глаза, скрещивает руки на груди и откидывается на спинку сиденья, а я смотрю на это завораживающее зрелище, но не позволяю взгляду задержаться надолго, напомнив себе, что «мы» в прошлом. У наших отношений нет будущего, пусть раньше я рассчитывал, что это не так. За эти годы мы оба изменились, и никто из нас не готов прощаться с тараканами, поселившимися в голове и устроившими там самый настоящий хаос.

Выезжаю на трассу, по которой мы довольно быстро домчимся до аэропорта, и вспоминаю наше знакомство.

— З-здравствуйте! — девушка стала спешно собирать документы, которые вывалились у нее из рук при столкновении, а я присел, чтобы помочь ей. — П-простите! Я такая неловкая! Я так переживаю перед предстоящей встречей с вашим директором, ведь от заключения сделки зависит мое будущее…

— Вот как? — я удивился и изогнул правую бровь.

Девчонка подняла голову, и наши взгляды пересеклись.

— Я только п-прохожу стажировку. Никому не удалось растопить сердце Багрянского и подписать с ним контракт… Если я подпишу, то меня оставят на полную ставку, а если нет…

Я многозначительно улыбнулся и с изумлением уставился на нее. Неужели она не знала, с кем говорит?

Задумавшись, вылетаю на встречку и только крик Дымки заставляет меня среагировать быстро, увернувшись от лобового столкновения.

— Ты совсем с ума сошел? Решил уйти на тот свет и меня с собой утащить? — кричит Таня, а я мельком смотрю на нее и заставляю прошлое заглохнуть навсегда, перестать напоминать о себе. Сейчас у меня есть одна цель — спасти дочь от смерти. А дальше… Дальше мы будем решать проблемы по мере их поступления.

Мы доезжаем до аэропорта, и я оставляю машину, которую взял в каршеринг. Таня держится в сторонке от меня, и я не ошибаюсь, когда в самолете она садится подальше от меня и отворачивается к иллюминатору. Я не рассчитывал на разговоры по душам, но мне отчего-то хочется познакомить женщину с моей дочерью.

— Она очень похожа на тебя! — сам не знаю, зачем говорю это.

Капитан пока еще заканчивает подготовку, а мы сидим в тишине пустого самолета и утопаем в собственных мыслях.

— Она похожа на свою мать, Багрянский! Не забывай о том, что мы с Аней близнецы! — фыркает Дымка, не оборачиваясь в мою сторону.

— Я-то не забывал никогда, а вот ты, кажется, забыла! — вздыхаю я и решаю умолкнуть.

Скоро стюардесса принесет напитки и ужин, но я уверен, что мне крошка хлеба даже в горло не полезет. Откидываюсь на спинку кресла, раскладываю его и закрываю глаза — нужно просто пережить весь этот кошмар. Дальше будет проще… Наверное…

Глава 3. Дымка

Я ничего не говорю Багрянскому в ответ на его выпад. Пусть хоть сотню раз говорит, что перепутал меня с сестрой-близняшкой и не желал изменять на самом деле — я все равно не поверю ему. Как можно перепутать? Пусть у нас с Аней и было много общего, но имелись и различия. Впрочем, он особо и не пытался объяснить мне по каким таким показателям спутал нас… Да я и не желала слушать. Поздно объясняться, когда обмакнул свою кисточку в чужую чернильницу.

Я жмурюсь, когда самолет начинает набирать скорость для взлета. Стискиваю пальцами поручни кресла, потому что до сих пор жутко боюсь.

— Если хочешь, я могу сесть рядом с тобой! — слышу мягкий голос Багрянского и бросаю на него взгляд.

«Катись к дьяволу!» — хочется сказать, но я взрослый человек.

Если буду настолько эмоциональной в общении с ним, он может подумать, что все еще не безразличен мне. Вздернет еще нос и начнет снова увиваться вокруг меня.

— Нет, спасибо! Я изменилась! Помнишь? — отвечаю я, стараясь максимально расслабиться.

Мысленно вспоминаю наш первый полет на самолете.

Багрянский подписал договор с нашей компанией, чтобы бедную практикантку оставили на полную ставку, но его обязательным условием была совместная работа. Именно по этой причине мужчина потребовал, чтобы мы вместе полетели представлять план совместного бренда в другом городе. Я тогда жутко боялась. Никогда раньше не летала на самолетах, и это был мой первый полет. Меня всю трясло, хотелось наплевать на все, выскочить из самолета и забыть об этой сделке. Мысленно я даже представляла, как ищу новую работу, но теплая ладонь легла поверх моей, а пальцы нежно сжались. Багрянский поглаживал мою руку круговыми движениями большого пальца. Открыв глаза, я поймала на себе его пристальный взгляд.

— Не знал, что ты так сильно боишься самолетов… Нужно было сказать, тогда мы бы поехали поездом! — произнес мужчина бархатистым голосом.

— Я п-первый раз л-лечу… Не думал-ла, что это будет так стр-рашно… — ответила я мужчине и отвела взгляд в сторону, потому что мне становилось не по себе от того, как он смотрел на меня.

— Я рядом. Ничего не бойся! Я защищу тебя! — прошептал он, чуть склонившись ко мне и практически задев ухо своими губами.

Помотав головой, я отмахиваюсь от этих мыслей, взбудораживших сознание, и мельком смотрю на Багрянского. Мне кажется, что и он вспомнил тот день, но это уже не имеет совершенно никакого значения.

Заснув, я сильно злюсь на стюардессу, которая подходит и предлагает нам угощения. Вот только желудок вдруг начинает урчать, и я соглашаюсь поужинать. Дома-то не успела ведь, да и весь день была на нервах, поэтому единственное, что я успела скушать сегодня — ванильный чизкейк.

Девушка приносит рыбу с овощным салатом. Она даже не спрашивала, что именно я предпочту. Скорее всего, Багрянский уведомил ее о моих предпочтениях и заранее заказал меню. Я голодна, поэтому не хочу спорить и говорить, что могли бы у меня уточнить, ем ли я, вообще, рыбу.

— Как бы странно это ни звучало, Дымка, но сегодня мы с тобой впервые ужинаем вместе с момента расставания! — вдруг произносит мужчина.

Бросаю на него уничтожающий взгляд и возвращаю внимание к еде. Кажется, что от аппетита в мгновение не осталось и следа. Умеет же Багрянский испортить настроение…

— Не дождешься! — отвечаю я и приступаю к еде, не обращая на бывшего совершенно никакого внимания.

Если бы в помощи нуждалась не маленькая девочка, если бы это был не вопрос жизни и смерти, то я ни за что бы не полетела вместе с ним. Напоминаю себе цель нахождения в этом самолете и с удовольствием уплетаю еду, приготовленную, наверняка, лучшими поварами. Багрянский с детства привык к тому, что ему достается все самое лучшее. Наверное, ему было слишком сложно, когда его империя рухнула, и пришлось довольствоваться тем, что осталось. Хотя… Какая мне, вообще, разница?

Закончив с ужином, я благодарю стюардессу, откидываю кресло и засыпаю. Сон оказывается крепким, и хоть я вижу какие-то кошмары, но не могу проснуться. Открываю глаза лишь во время посадки, когда Багрянский мягко прикасается к моему плечу и просит поднять кресло. Первая мысль, возникшая в голове, стоит мне увидеть его — все это мне приснилось, не было никакой измены, мы вместе… Вот только следом оглушает вторая: было. И этого не изменишь.

— Больше не смей трогать меня! — цежу я, поднимаю кресло и пристегиваюсь.

Посадка проходит мягко, и уже скоро мы оказываемся в тонированном внедорожнике Багрянского. Запах вишневого сиропа и сливок бьет в нос, и я открываю окно. Раньше он нравился мне, а теперь ненавижу все, что связано с воспоминаниями о прошлом.

— Поедем сразу в медицинский центр, где врач скажет, что будем делать дальше. Потом заедем в больницу и заберем Асю, у нее закончились процедуры, теперь она сможет пожить какое-то время дома.

Я слушаю, но ничего не отвечаю. У Багрянского все расписано. Он все решил. Скорее всего, он был уверен в том, что я соглашусь поехать с ним. И мне хочется подавить внутри него эту уверенность, но я держусь из последних сил, напоминая себе, что поехала ради ребенка.

Перед глазами проносятся до боли знакомые улицы. Как же давно я не была в родном городе… Как же сильно я скучала по нему.

Еще слишком рано, но, несмотря на это, люди с мечтательными улыбками на лицах, уже спешат по своим делам. Как завороженная наблюдаю за ними, вспоминая, что и сама когда-то жила так же, верила в жизнь и не задумывалась, что та может подставить подножку.

— Спасибо! — вдруг произносит Багрянский, заставляя посмотреть на него. Не понимаю, за что он благодарит меня, какое-то время гляжу на мужчину, а он внимательно следит за дорогой. Взгляд скользит на его руки. Раньше я безумно любила смотреть на его руки, так искусно лежащие на руле и пальцы, невесомо сжимающие кожаную оплетку. — За то, что согласилась хотя бы попытаться помочь.

***

Время в медицинском центре пролетает слишком быстро. Медсестра — довольно милая дружелюбная девушка — водит меня от одного кабинета к другому и поддерживает, говоря, чтобы я ничего не боялась. Наверное, мой страх слишком явный, а может, у нее просто наточенный взгляд? Возможно, не первая такая… Конечно, Багрянский никого больше не мог проводить, но ведь помимо нас через этот медицинский центр проходят тысячи людей…

Сдав все необходимые анализы и пройдя проверку у всех возможных врачей, у меня остается последняя ступень. Гинеколог, который будет вести мою беременность, если, конечно, та возможна, начинает задавать вопросы, от которых я впадаю в ступор. Он спрашивает, как давно у меня была половая связь, были ли раньше сбои цикла из-за возможного «залета» и не пила ли я средства для быстрой защиты.

— Вы сохраните врачебную тайну, если я буду откровенной до конца? Я понимаю, что Багрянский платит вам хорошие деньги, но и о врачебной тайне забывать не следует! — осторожно говорю я, поглядывая на врача.

— Конечно! Все, что мне удастся узнать, останется между нами. Господин Багрянский хочет лишь получить ответ о возможности или не возможности забеременеть. Ему важен результат, а все остальное мы с вами обсудим в стенах этого кабинета.

Я киваю, поджимаю губы и опускаю голову, мысленно возвращаясь в тот самый страшный день в моей жизни, когда врач сообщил мне, что я потеряла ребенка: «Скажи спасибо, что сама жива осталась! Не всем дано в этой жизни продолжить род, а вот прожить подольше хочется каждому!». Его слова до сих пор бились в отголосках сознания, причиняя сильную боль. Я тогда думала о том, что лучше бы сама умерла, чем потеряла ребенка, но, успокоившись, спустя годы поняла, что малыш еще не успел даже сформироваться, срок был слишком маленьким, его все равно не смогли бы спасти. Да и какого жить ребенку без матери? Каково жить сейчас моей маленькой племяннице? И не признает ли она во мне мать? Мы ведь похожи с Анной… Слишком похожи. Даже бабушка путала нас в детстве. Если только сестра не сменила имидж… Но и в таком случае ребенок может уловить наше родство с ее матерью и схожесть. Решаю позднее поговорить об этом с Багрянским и возвращаю внимание к врачу?

— У меня был выкидыш семь лет назад… После него врач сообщил мне, что возникла какая-то проблем с ооц-итами… Шансы забеременеть крайне низки.

Врач потирает виски и немного хмурится. Наверное, мне следовало сразу поделиться этой информацией.

— Мы взяли все необходимые анализы и поставили их в экстренную очередь… — произносит мужчина. — В любом случае, мы будем судить по результатам, ведь организм человека — потемки. Сегодня у вас одно состояние, завтра другое. Однако теперь я сомневаюсь, что ЭКО окажется щадящим способом оплодотворения, если оно будет возможным.

Мелкий пот проступает на лбу. Липкая дрожь бежит по всему телу. Он сомневается, что в нашем случае может подойти ЭКО? Но что тогда? Мне бы не хотелось ложиться в одну постель с Багрянским после всего, что между нами было… Я не готова сделать это даже ради спасения ребенка. Смотрю перепуганным взглядом на врача, а он, словно считывает мое настроение. Мужчина улыбается и чуть качает головой.

— Вы не переживайте так… Если вы не желаете использовать естественный способ оплодотворения, то есть множество других. Например, инсеминация. В любом случае, сначала нам следует дождаться результатов анализов. По внешнему осмотру я могу сказать, что ничего страшного у вас нет. Все УЗИ хорошие, ЭКГ тоже. В целом вы идеально подходите на роль матери, но вы уверены, что хотите пойти на это?

Врач тяжело вздыхает и косится на закрытую дверь.

— Как вы уже сказали — господин Багрянский платит нам хорошие деньги, но я в первую очередь врач. Я должен предупредить, что беременность может принести с собой немалые осложнения. Не каждая женщина сумеет родить дважды. Сейчас вы родите малыша во спасение чужой жизни, а потом, когда создадите семью, то может получится так, что…

— Я поняла! — сухо отрезаю я и отвожу взгляд в сторону.

Мне не хочется говорить о будущем, которое и без того слишком призрачное и шаткое. Что бы ни было дальше, пусть движется своим чередом. До этого момента я была уверена, что не смогу забеременеть, но если такая вероятность существует, то откуда врачам знать, что будет после родов? Это будет потом… А сейчас, в настоящем, я могу спасти жизнь человека, маленькой девочки…

Кажется, я уже убедила себя, что сделаю это.

— Я могу идти? Как долго следует ждать все анализы?

— Три-пять дней! — пожимает плечами гинеколог. — Как я уже сказал, мы делаем все возможное, чтобы ускорить этот процесс, но иногда сделать быстрее просто невозможно.

Я киваю, встаю на ноги и уже хочу уйти. Результаты сообщат Багрянскому. А дальше будет видно.

— Я еще раз настоятельно попрошу вас не рассказывать Демьяну о том, что было со мной в прошлом.

— Да! Конечно! — я чуть приоткрываю дверь, готовая выйти. — О выкидыше, случившемся семь лет назад, господин Багрянский ничего не узнает, а я буду думать, как лучше провести оплодотворение в виду открывшихся фактов, если, конечно, анализы придут нормальные.

— Спасибо! — бормочу себе под нос и выхожу в коридор.

В одно мгновение я оказываюсь прижатой к прохладной стене. Багрянский прижимается ко мне всем своим телом, опирается ладонями о стену по обе стороны от меня и рвано дышит. Что с ним случилось? Меня потрясывает от головокружительного запаха, исходящего от мужчины, совсем как раньше, но я в очередной раз напоминаю себе, кто стоит напротив.

— Какого дьявола? — спрашиваю я, стараясь оттолкнуть Багрянского, но ничего не получается.

Каждый мускул на теле мужчины напряжен до предела. Он смотрит на меня взглядом, наполненным яростью и тяжело дышит. С чего вдруг он превратился в такого зверя?

— Почему? Почему ты ничего не сказала мне о ребенке, Дымка? — цедит сквозь зубы Багрянский, и меня охватывает жар.

Идиотка!

Я ведь приоткрыла дверь и, скорее всего, он услышал наш разговор с врачом.

Глава 4. Демьян

Внутри все закипает, стоит мне услышать слова врача. Дымка попросила его ничего не сообщать мне о выкидыше, который случился у нее семь лет назад…

Но почему?

Почему она молчала и держала все в себе?

Она сама избавилась от ребенка? Или это случилось на нервной почве?

Прижимаю ее к стене и зло цежу сквозь стиснутые зубы:

— Почему?

Дымка часто дышит. Она волнуется. Наверное, злится на себя, что приоткрыла дверь и выдала свою маленькую тайну, секрет, который хранила так долго, а выдала мне на блюдечке из-за опрометчивости.

— Пусти меня, Багрянский! Пусти и больше не смей хватать! Тебя не должно касаться то, что случилось со мной в прошлом! Ты сделал свой выбор. Если хочешь, чтобы помогла в настоящем, будь добр вести себя уважительно.

— Сделал выбор? Ты ни черта так и не поняла! Будь по-твоему…

Я отпускаю Дымку и отхожу от нее. Если бы я не зависел от нее, то постарался бы довести дело до конца. Я бы пытался вывести Дымку на эмоции, заставить все высказать мне. Выплакать всю боль. Но я не могу этого сделать. Не смею. Мне бы хотелось во всем разобраться, уладить наш конфликт, хотя бы попытаться сделать это… Но от Дымки зависит жизнь моей дочери, и мне проще упасть на колени, став послушным псом, чем ссориться и доказывать свою правоту. Да и правоты ведь там не так много на самом деле. Я накосячил… Накосячил, но не я один был виновен в этом.

Тяжело вздыхаю и отворачиваюсь, а Дымка скрещивает руки на груди и принимается пыхтеть, озлобленно глядя на меня. Я понимаю ее чувства и не прошу у нее как-то иначе относиться ко мне.

— Это был мой ребенок? — выдавливаю единственный вопрос, на который сейчас способен.

Внутри до сих пор неприятно покалывает. Сердечную мышцу сводит жутким спазмом. Пожалуй, я испытал в это мгновение схожие эмоции с тем, что захватило меня, стоило врачу сообщить страшный диагноз Аси. Я уже потерял одного ребенка. От кого же он еще мог быть? Конечно же, от меня… Я неудачник… Ребенок от любимой женщины мог называть меня папой, а вместо этого он умер, еще не успев родиться.

— Какая теперь уже разница? Ты говорил, что хочешь заехать за дочерью… — вздыхает Дымка.

Я понимаю, что эта тема болезненна для нее и решаю, что больше не хочу обсуждать ее. Мне не стоит давить на больное, ведь Дымке и без того тяжело было хранить в себе эту тайну… Тайну, которая и сподвигла ее уничтожить меня. Руки сжимаются в кулаки, а желваки нервно передергиваются.

Давно мне не было так тошно.

— Да, мы заедем за Асей, а потом домой…

— Я не поеду к тебе домой… — отрицательно мотает головой Дымка, и я устремляю на нее вопросительный взгляд.

— Я не собираюсь жить там, где ты… где вы… Нет, Багрянский…

— Я купил новый дом! — отвечаю сухо, понимая, к чему она клонит.

Она не хочет вспоминать измену, я и сам не хотел…

— Это не имеет значения… Совершенно никакого. Я не могу поехать с тобой. Да и твоей дочери лучше не пересекаться со мной. Она будет принимать меня за маму, а я не собираюсь привязываться к ней.

Вижу, как дрожит Дымка, и борюсь с сильнейшим желанием прижать ее к себе и прошептать ей на ушко, что все будет хорошо, что я постараюсь все исправить… Нет, исправить не получится. Я постараюсь сделать так, чтобы она снова могла доверять мне, пусть это сравнима с борьбой со смертью и имеет слишком мало шансов.

— Ася не знает свою мать, Дымка! — выдыхаю я, когда мы выходим из медицинского центра. Я подставляю лицо солнцу, закрываю глаза и ненадолго расслабляюсь. Кажется, настал момент откровений?

— Что значит Ася не знает свою мать? — удивляется Таня и не может скрыть свои эмоции, плещущиеся внутри нее настоящим гейзером.

— Это слишком непростая история… Когда родилась Ася, твоя сестра отказалась от нее, бросила ребенка и сбежала… Ася никогда не знала вкуса грудного молока, она даже ни разу не была на руках матери. Она не узнает ее в тебе, ты можешь не переживать об этом.

Вижу, что Дымка готова расплакаться от моих слов, но это не то, чего я хотел добиться. Я надеялся, что хотя бы какое-то время она побудет рядом, что так будет проще, что у меня появится еще один шанс…

Возможно…

Но нет…

Она не оставляет мне шанса…

Снова.

— В любом случае пока я не готова знакомиться с твоей дочерью… Дальше наши пути разойдутся. Я вызову такси, хочу поехать в наш деревенский домик…

— Дымка!..

Наши взгляды пересекаются, а губы девушки немного приоткрываются, как в первый раз, когда я поцеловал ее. Это был незабываемый поцелуй, который отпечатался в памяти, и мне хотелось повторить его. Прямо сейчас. Но нельзя. Нельзя даже думать об этом.

— Нет, Багрянский… Я приехала сюда, чтобы попробовать помочь твоей дочери, но я не обещала становиться ее матерью или нянькой… Я не хочу знакомиться с девочкой. Прости.

Если бы Таня увидела Асю, она все поняла и без слов. Ради этой малышки я жил последнее время, только она поддерживала меня, была смыслом моей жизни… Стоит только заглянуть в эти искренние глаза человечка, который верит тебе, надеется, что ты защитишь его…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Позволь, я хотя бы отвезу тебя туда? — смотрю на Дымку с надеждой.

— Нет. Дай мне свободу… Ладно? Я не хочу, чтобы ты ходил за мной по пятам, Багрянский! Позвони мне, когда станут известны результаты анализов, а пока просто отдай сумку с моими вещами, и поезжай за своей дочерью.

Я смотрю на наручные часы. Мне действительно пора забрать Асю. Все процедуры закончились, и она наверняка ждет меня. А Дымка слишком явно дает мне понять, что я лишний в ее жизни.

Молча достаю ее сумку и отдаю девушке. Я хочу силой засунуть ее в машину и отвезти самостоятельно, желательно в свой особняк, но не могу этого сделать… Хотя бы во имя прошлого, которое у нас было. Силой ничего нельзя добиться. Совсем ничего.

Дымка вызывает такси. Я дожидаюсь, когда она ныряет в машину, и переписываю номерные знаки той, а затем долгое время смотрю в одну точку на руле и с силой ударяю по нему кулаками, крича от душевной боли.

Она. Потеряла. Моего. Ребенка.

Еще какое-то время я сижу в машине, привожу мысли в порядок, а затем еду в больницу, чтобы забрать дочь. Мы не виделись с ней несколько дней, и я ужасно соскучился по своей малышке. Хочется прижать ее к себе и убедиться, что пока она со мной, что у нас есть шанс.

Я на взводе после встречи с Дымкой, после правды, открывшейся мне настолько неожиданно. Непривычно чувствовать себя ничтожеством, убившим собственного ребенка, пусть и неосознанно. Вот только это ощущение не покидает меня.

Быть может, судьба наказала меня за это?

Хочет, чтобы я прочувствовал ту боль, которую тогда испытала Дымка?

Первым делом я захожу к ее лечащему врачу. Андрей Семенович поднимает на меня взгляд и выдавливает печальную улыбку, от которой все внутри сжимается.

— Все так плохо? Вы сказали, что у нас слишком мало времени… Мне хочется понимать, сколько его. Имеет ли смысл пытаться родить второго ребенка, если можем не успеть?

— Второго ребенка нужно рожать в первую очередь для себя! — словно корит меня врач. — Он станет вашей отрадой. Это будет ваш ребенок!

— Да, я понимаю это, но пока я не в состоянии думать о себе. Я постоянно думаю о дочери. Уверен, что вам знакомы мои чувства, ведь наверняка у вас есть близкие…

— Понимаю! Именно по этой причине я и хотел поговорить с вами. Если вам удалось договориться с близняшкой вашей жены, то, возможно, мы могли бы попробовать провернуть все немного иначе… Возможно, было бы достаточно пересадки стволовых клеток женщины, если они подойдут Асе.

Сердце заходится в груди.

Я об этом даже не подумал. Мои клетки не подошли, хоть и тест ДНК подтвердил, что мы с дочкой родные друг другу люди. Хотя порой у меня и возникали сомнения, я думал, что Аня обманула меня, но нет… Дочь была моей.

— Не буду ходить вокруг да около. Анемия подтипа, обнаруженного у вашей дочери, слишком коварна. Вы сами знаете, что один раз терапии хватает надолго, а второй… В этот раз все прошло не так благополучно, как хотелось бы. Возможно, эмоциональный фон девочки сказался на лечении негативно… Она скучает без вас.

— Я должен был лично поговорить с Татьяной! — говорю я, чувствуя вину за то, что оставил дочь одну. Вот только это была вынужденная мера. Я не мог поступить иначе. Я должен был полететь в другой город и встретиться со своей бывшей.

— Я понимаю вас, но она еще маленькая, чтобы это воспринимать правильно. Вам не следует цепляться до моих слов, Демьян Аристархович. То, что счет пошел на дни значит, что время ограничено… Это может быть месяц… год… полгода… Пять дней…

Пять дней…

Меня разрывает изнутри от мысли, что это может быть всего пять дней. Трясет как безумца. Я потерял в этой жизни все и не мог лишиться еще и дочери… Своего второго ребенка.

Вспоминаю тот день, когда Аня заявила, что беременна от меня. Это случилось через месяц после того, как я потерял любимую женщину. Мне хотелось дать ей деньги, чтобы избавилась от ребенка, потому что я не представлял себя в роли отца.

— Делать аборт я не стану, Багрянский. Мне противопоказано это… А тебе придется согласиться на мои условия и жениться на мне, если ты не хочешь лишиться всего, что у тебя есть и сесть в тюрьму…

Анна хищно сощурилась, а меня вдруг затошнило от ее слов, которые сейчас снова прозвучали в голове.

Дрянь все продумала с самого начала.

Теперь мне страшно вспоминать то, что я хотел лишить себя возможности стать отцом. Я ругал себя и мысленно молил Бога дать моей дочери еще один шанс, чтобы она выжила. Дать этот шанс мне. Я многое успел пересмотреть в своей жизни, многое желал исправить.

— Демьян Аристархович, вы меня слышите? — настойчиво произносит Андрей Степанович.

— Да. Разумеется.

— Вы можете забирать Асю домой. Я прописал необходимый рацион для девочки и витамины, которые помогут восполнить недостаток кровяных телец. На вашем месте я бы рассмотрел вариант с пересадкой костного мозга от тети племяннице, если клетки подойдут. Это самый быстрый способ поставить вашу дочь на ноги. Способ абсолютно безопасен для донора…

Я киваю и встаю на ноги. Мне нужно поговорить с Дымкой. Если все получится, то она обрадуется, ведь ей не придется рожать от меня ребенка. Наверняка Дымка ухватится за этот вариант, чтобы поскорее сбежать домой… Мне становится грустно от мысли, что скоро женщина покинет меня, но страшно загадывать что-то наперед.

Выхожу из кабинета врача и иду в палату, где сейчас Ася дожидается меня вместе с нянькой. Сердце щемит, стоит приоткрыть дверь и увидеть маленькую исхудалую девочку с бледными покровами кожи. Огромные синяки под глазами и местами на теле пугают меня. Состояние у дочери на самом деле ужасное. Такое же было до первой терапии, но почему оно вернулось? Мы ведь все делали правильно!

— Ася? — негромко зову я.

Дочь поднимает голову, отрываясь от игрушек, которыми была увлечена, отрешенным взглядом смотрит на меня и выдавливает улыбку. Она не бросается ко мне на шею, как делала это раньше, и я понимаю, что у нее слишком мало сил: их едва хватает, чтобы просто сидеть и перебирать своих любимых куколок.

— Милая, пора ехать домой… — говорю я и подхожу к ней.

Нянька принимается собирать вещи моей дочери, ничего не говоря мне, а я приближаюсь к кроватке и целую дочь в макушку. Больно, но я не показываю свои эмоции, ведь дети так сильно чувствуют их.

— Папочка, я умру? — вдруг задает вопрос Ася, от которого меня выворачивает.

Водоворот боли разрывает сердце на части.

Что я могу ответить девочке?

Как обещать ей, что все будет нормально?

Глава 5. Дымка

Расплатившись с таксистом, я иду к покосившемуся забору, и на глаза тут же наворачиваются слезы. Все здесь поросло травой, а ведь раньше двор был таким ухоженным, всюду цвели сестры, и соседи с завистью поглядывали сюда, шепча, что «ведьма заколдовала растительность, не иначе»… Сердце замирает, когда я вспоминаю бабушку. Все детство я провела с ней. Мне было так хорошо здесь и спокойно. Я верила в добро, видела в людях только хорошее и надеялась, что однажды в моей жизни случится настоящая сказка. И я жила в этой сказке какое-то время, пока не получила острый удар, направленный в самое сердце.

— Т-таня? — слышу голос со стороны и медленно оборачиваюсь. — Танечка! Бог ты мой! Вот уж не ожидала тебя когда-то увидеть!

Баба Нюра, соседка, с которой дружила моя бабушка, ковыляет в мою сторону, а я ставлю сумку, иду к ней навстречу и утопаю в ее объятиях.

— Девочка моя! Как много времени прошло! Так жаль, что связь оборвалась! — всхлипывает женщина и едва слышно шмыгает носом.

— Да, немало… Семь лет! — отвечаю я. — Вы простите, что я тогда пропала с горизонта. Мне хотелось отрешиться от моего прошлого…

— Я тебя не виню! Конечно, я волновалась, ведь ты не чужой мне человек! Деточка, пойдем к нам? Чай попьешь? У тебя ведь там уборки столько… Пыли накопилось за эти годы, да крысы, поди вовсю хозяйничают.

— Ну… Крысы не такие страшные, как люди, — отвечаю с грустной улыбкой и опускаю голову.

Баба Нюра выпускает меня из объятий и делает пару шагов назад. Она пока не задает вопросы, но я знаю, что спросить она хочет многое. А я понятия не имею — готова ли делиться правдой. О том, что случилось со мной и Багрянским, она знает вкратце, и мне не хочется говорить, что вернулась я в город ради его дочери.

— Я только сумку в дом заброшу и сразу к вам! Ладно?

Баба Нюра кивает, говорит, что тогда она чай поставит и на стол накроет, а я возвращаюсь, беру сумку и толкаю поржавевшую калитку. Открывается она с мелодичным скрипом. Работы над домом много. Его нужно было продать кому-то, чтобы ухаживали за двором, да вот только нам с сестрой так и не удалось поделить наследство после того, как бабушки не стало.

А ведь столько воды утекло…

Нахожу под булыжником, поросшим самым настоящим мхом, ключ. Он заржавел — откроет ли замок? Тяжело вздыхаю и пытаюсь, но получается не сразу. Надо бы поехать в город и купить новый замок. Хорошо, что деревенька у нас спокойная, и никто еще не сорвал его и не забрался в дом.

Улыбаюсь, когда вхожу на веранду, но на сердце появляется грусть от воспоминаний, которые мгновенно затягивают в свой водоворот. Мы приезжали сюда с Багрянским. Здесь у нас с ним была первая ночь, после которой он сказал, что больше никогда меня не отпустит. Гоню мысли о бывшем прочь и стараюсь хотя бы сейчас не думать о нем. Телефон начинает звонить, и когда я смотрю на экран, то готова выругаться отборным матом.

Багрянский!

Ну что ему нужно?

Результаты обследования не могли прийти так быстро…

Просто хочет лишний раз напомнить о себе?

Нажимаю на кнопку ответа и подношу телефон к уху, но ничего не говорю. Не хочу общаться с ним.

— Дымка, я говорил с врачом Аси… Он предложил опробовать еще один вариант… Мы могли бы попытаться провести пересадку твоих стволовых клеток, если они подойдут моей дочери. Шанс, конечно, низкий, но он есть… Если ты не против сдать анализ…

— Когда?

Цепляюсь за эту мысль.

Не знаю, насколько болезненной будет процедура, но точно не хуже родов.

На секунду мне становится грустно, ведь я уже успела представить себя в роли матери…

Вот только что ни делается, делается к лучшему. Бабушка всегда так говорила.

— Можно завтра. Сегодня уже врача, который берет этот анализ, нет, а тебе нужно отдохнуть.

— Ладно. Тогда завтра. Я приеду, скажи мне адрес клиники…

— Я заберу тебя! — произносит Багрянский вкрадчивый голосом, словно боится услышать мой отказ.

Мне кажется, что лучше ему не показываться здесь, чтобы соседи не стали тыкать в мою сторону пальцем, но потом я говорю себе, что до них мне не должно быть совершенно никакого дела. Какая разница, кто станет смотреть на меня и тыкать пальцем? Пусть каждый следит за своей жизнью.

— Ладно! — отвечаю я.

— Тогда в восемь утра встретимся?

Голос мужчины звучит сдавленно, и я понимаю, что он стал таким после встречи с дочерью. Неужели все настолько плохо?

— Да…

Отключаю телефон, потому что не хочу проникаться к бывшему чувствами из-за жалости. Багрянский сам сделал свой выбор. Сделал его давно.

Вспоминаю про бабу Нюру, ставлю сумку на пыльный пол и решаю, что займусь уборкой после того, как попью чай и немного пообщаюсь с женщиной.

Спешу к ней, поднимаюсь по крыльцу и на входе сталкиваюсь с мужчиной, которого не узнаю сразу.

— Таня! Бабушка сказала, что ты приехала!

Я медленно поднимаю взгляд и смотрю на него. Виктор сильно возмужал. Стал красивым, сильным. Я помнила его еще худеньким подростком в очках, которого родители забрали в город. Мы были когда-то лучшими друзьями.

— Витя, здравствуй! — лепечу я и улыбаюсь. — Не думала, что мы когда-то встретимся.

— А я надеялся на это! — отвечает мужчина. — Во всех прохожих частенько искал тебя…

От бархатистого голоса Виктора, наполненного нескрываемым восторгом, мне становится немного не по себе, и я смущенно отвожу взгляд в сторону.

— Погуляем завтра вечером? Сегодня я в город уеду, по работе, а вот завтра вернусь…

Я смотрю на Витю и думаю, что ответить ему…

Когда-то нас в шутку называли женихом и невестой, но слишком много воды утекло.

Должна ли я бояться общения с ним теперь?

— Вить, я не знаю, — мотаю головой я.

— У тебя есть кто-то? Ты не подумай ничего лишнего, Тань! Мы просто прогуляемся, как в былые времена, как друзья…

— Ладно! — отвечаю с улыбкой и пытаюсь сбежать от неудобных вопросов. Я не знаю, что ответить мужчине, потому что у меня нет молодого человека, и я не планировала обзаводиться им.

Мне хватило одного предательства, поэтому я даже не думала о серьезных отношениях. Все свидания, которые были у меня после Багрянского, заканчивались на моей просьбе больше не писать и не звонить мне. Я сбегала от отношений, потому что боялась, что снова получу сильнейший удар в спину.

— Вот и договорились! Пойдем чай пить? Бабушка уже на стол накрыла! — улыбается Витя и аккуратно берет меня под руку, увлекая в дом.

Внутри очень уютно и по-домашнему тепло, совсем как в детстве. Аромат жареных блинчиков с медом тут же проникает в носовые пазухи, и во рту начинает активно образовываться слюна. Я облизываю губы и мягко вытаскиваю свою руку из руки Виктора. Вроде бы мы уже не дети, чтобы ходить за ручку, и я совсем не помню, когда наши пальцы успели переплестись.

— Как здорово, что вы с Витюшей снова вместе, Танечка! Так приятно видеть вас! Мы с твоей бабушкой так часто мечтали о вашей свадьбе! — произносит баб Нюра, а я начинаю краснеть и отводить взгляд в сторону.

— Ну, баб, прекрати! То было в детстве, а теперь уже многое изменилось! — словно поймав мое смущение, перебивает бабушку Виктор. — Танюш, мой руки и давай за стол! Блины стынут ведь.

Я киваю, подхожу к умывальнику и мою руки. Когда-то я едва доставала до него. Я часто прибегала к бабе Нюре, чтобы увидеться с Витькой и очень злилась, если узнавала, что он играл с другими девочками. И вот теперь мы встретились снова. Зачем? Судьба пыталась свести меня с ним? Но нам обоим это не было нужно… Наверное.

Присаживаюсь за стол, а Виктор наливает нам всем чай. Он больше не тот мальчишка, которого я видела рядом с собой, которому подарила свой первый невинный поцелуй… Сколько мне тогда было? Двенадцать? Так много лет прошло… Пока думаю, Витя начинает задавать вопросы.

— Я знаю, что после предательства жениха, ты уехала в другой город… Ты пропала с горизонтов и ничего не давала о себе знать… Как тебе там жилось?

— Да хорошо вроде бы… Поднялась до руководителя отдела в одной крупной компании, — улыбаюсь я, обхватывая кружку руками.

— А почему тогда ты вернулась? Решила провести здесь отпуск? — на мгновение в голосе Виктора слышится горечь.

Неужели он думал, что я вернулась сюда навсегда?

— Не то, чтобы отпуск… Скорее командировка. Здесь открывают филиал для работы с крупными партнерами, а отправить кроме меня начальнику было некого… Все-таки я уже проверенный человек.

Конечно, я привираю и чувствую себя неловко. Я никогда не врала родным людям, а теперь ощущаю себя предательницей какой-то… Чем я отличаюсь от Ани, которая постоянно врала близким? Хотя… Признаться честно, до Ани мне далеко.

Мы говорим какое-то время об изменениях, произошедших в деревне, баба Нюра рассказывает мне о том, кто и как живет, кого больше нет с нами, а потом начинает хвастаться достижениями внука и говорит, как много Виктор сумел достичь.

— Ба, ну не надо меня смущать. Я остался прежним Витькой и ничуть не изменился! — улыбается мужчина.

Я понимаю, что еще немного, и баб Нюра начнет сватать меня своему внуку, поэтому решаю, что пора бы и честь знать, ведь мне еще предстоит убраться в доме, а это займет немало времени.

— Погоди, Танечка! Я тебе хоть чистого белья комплект дам, а то ведь там у тебя все сырое… Если моль не прогрызла дырья на ткани.

— Спасибо! — отвечаю я, и бабушка уходит.

— Значит, ты скоро уедешь? — задает вопрос Виктор, от которого мне снова становится неловко.

Пока я не уверена, что скоро…

Если все получится, то я пробуду здесь, как минимум, девять месяцев… А потом я не решила, что будет. Возможно, нам с малышом лучше будет остаться здесь, на свежем воздухе… Продам квартиру, положу деньги на банковский счет и буду жить с ребенком на проценты… В деревне нам этих денег хватит с лихвой. Хотя… Мне нельзя будет оставаться, ведь тогда Багрянский не даст мне прохода… Он будет пытаться заботиться о ребенке — в этом я уверена.

— Да, наверное… Пока я еще ничего не знаю, все зависит от многих факторов, — пожимаю плечами и стараюсь выглядеть дружелюбной я.

— А что твоя сестра? Так и живет с твоим бывшим?

Вопрос бьет ниже пояса. Зачем Виктору было наступать на больную мозоль?

— Нет… Но подробностей их расставания я не знаю… Ты уж прости…

Я встаю на ноги и переминаюсь, готовая в любую секунду сбежать отсюда. Мелкий озноб пронизывает все тело. Мысли снова возвращаются в тот день, когда я застукала Багрянского со своей сестрой. Баб Нюра выходит, дает мне постельное белье и с недоумением смотрит на меня, а я благодарю ее и сбегаю. Хочу побыть одна, отключиться от всех мыслей, которые начинают водить хороводы и пробуждать внутри слезы.

— Тань, подожди! Прости, что я напомнил тебе об этом! Я ведь не имел ввиду ничего такого… Не хотел причинять тебе боль… — выскакивает следом за мной Виктор.

— Все хорошо, Вить, правда! Я устала просто, хочется немного прийти в себя с дороги. Я пойду, ладно? Встретимся завтра…

Я ухожу и мысленно благодарю Виктора за то, что он не идет следом.

Оказавшись в доме, даю волю слезам. Захлебываюсь рыданиями, задыхаюсь от переизбытка эмоций, а потом успокаиваюсь и отвлекаюсь на уборку.

Утром я просыпаюсь от звонка телефона и не сразу понимаю, что это не сон. Я ненадолго забываю, что оказалась в родном городе, и вздрагиваю, когда суровая реальность ударяет обухом по голове.

Звонит ОН…

Багрянский…

Замечаю, сколько уже время и подпрыгиваю, понимая, что проспала. Сердце клокочет в венах, и я начинаю быстро одеваться. Не успеваю накраситься, лишь делаю несколько мазков туши на ресницы и собираю волосы в хвост. Настойчивый стук в дверь приводит меня в чувства, и яоткрываю.

— Прости, я проспала! — извиняюсь, а потом думаю, что не должна просить прощения у него.

— Тань, я не мог дозвониться до тебя с утра, — обеспокоенным голосом заявляет мужчина. — Прости меня, что не предупредил, но мне не с кем было оставить дочь, поэтому Ася приехала со мной!

Мужчина выглядит подавленным, а меня обдает волной жара, и я несмело бросаю взгляд за плечо мужчины. Около машины стоит худенькая, бледная, как мелованная бумага, девочка и переминается с ноги на ногу. Она выглядит уставшей и обеспокоенной, и мое сердце сжимается, а на глаза наворачиваются слезы. Она так похожа на меня маленькую…

Багрянский, проследив за моим взглядом, делает шаг назад, открывая меня и позволяя дочери увидеть, за кем они приехали.

— Ася, поздоровайся с тетей Таней, сейчас мы отвезем ее в больничку, а потом поедем в парк, как я и обещал!

— Привет! — устало лепечет девочка и улыбается с каким-то сочувствием. — Ты тоже болеешь? Не волнуйся! Папа говорит, что все поправимо, и болезнь не останется надолго.

Я перевожу затуманенный от слез взгляд на Багрянского и думаю, что он непременно пожалеет о содеянном… Наверняка, он специально притащил с собой дочь, чтобы не оставить мне выбора.

Глава 6. Демьян

Таня смотрит на меня с ненавистью, и я понимаю ее чувства. Они прожигают в груди еще большую дыру. Хотя… Куда еще больше? Точно так же она смотрела на меня в тот день, когда я приехал и на коленях ползал перед ней, пытаясь объяснить, что ничего не понимал, когда был вместе с ее сестрой.

— Пожалуйста, услышь меня, Таня! Молю тебя! Я был уверен в том, что это ты… Я бы никогда даже не посмотрел на твою сестру! Ты ведь знаешь это! Наш пароль, Таня… Помнишь наш пароль?

— Убирайся прочь, Багрянский! Ты жалок… Мне не нужны твои слезы. Они ничего не исправят. Ты ничтожество, и я не хочу больше видеть тебя. Просто исчезни.

Небо разразилось громом, дождь полил как из ведра. Молнии сверкали так сильно, что мне становилось страшно, а Таня захлопнула передо мной дверь. Стоя на коленях под ледяным дождем, я рыдал вместе с ним, понимая, что потерял любимую женщину окончательно. Именно в то мгновение внутри появилась огромная черная дыра, бездна, в которую я окунулся с головой и пребываю в ней по сей день.

— Тань, это не спланировано… Клянусь тебе! — говорю я, а она мотает головой и проходит мимо меня.

— Привет, малышка! — с болью выдавливает Таня. — Спасибо, папа прав: болезни — временное явление. Все обязательно будет хорошо, ведь за нами наблюдает ангел-хранитель.

Я помогаю Асе сесть в детское кресло и пристегиваю ее. Думаю над абсурдностью сложившейся ситуации. Конечно, Дымка считает виновным во всем меня, ведь это я притащил с собой дочь, с которой она не желала знакомиться… Но я сделал это не намерено. Буквально за пару минут до выхода из дома, Асиной няне позвонили из сада и сообщили, что ее внук подрался с кем-то и сильно разбил бровь. Так как до матери ребенка дозвониться не удалось, потому что на работе у нее плохо ловила телефонная связь, Юлия Сергеевна отпросилась у меня, и я был вынужден отпустить ее. Я отлично понимал ее чувства, как и понимал то, что Таня возненавидит меня еще сильнее. До второй няньки дозвониться не получилось. Я, конечно, хотел перенести все, но врач настоял на том, что Таня должна приехать сегодня, потому что вечно идти мне на уступки и принимать вне очереди может оказаться чреватым для него. У меня не было выбора, но я не смогу объяснить это ей. Что бы я ни сделал, я буду плохим человеком в глазах женщины, которую так сильно любил.

— Ты предатель, Багрянский! — звонкий голос Дымки из прошлого снова врезается в уши, и я хочу прочистить их, чтобы не слышать ее слова.

— Дымка-а! Ты отняла у меня все! Так хотя бы выслушай теперь… Я просто хочу поговорить с тобой… Я не прошу тебя простить и вернуться… Прошу тебя, просто услышь меня!

— Уходи!

— Тогда скажи мне, что ты не любишь меня, Дымка… Скажи мне это, глядя в глаза.

— Я ненавижу тебя, Багрянский! Не-на-ви-жу!

Тогда она воткнула мне нож в спину, провернула его и ушла, оставляя кровоточащую рану в черной обгоревшей душе.

Я мотаю головой и отрешаюсь от всех воспоминаний. Теперь-то я знаю, почему Дымка так поступила со мной… Она потеряла нашего ребенка… Нашего малыша. Боль трепещется в груди, а я сажусь в машину и завожу мотор.

Если бы не болезнь дочери, я не появился бы больше в жизни Дымки, как она и просила… Я не стал бы вскрывать и без того не успевшие зажить раны в душах обоих из нас.

— А ты сильно болеешь? — спрашивает Ася.

— Ась, мы договаривались, что поболтаем с тобой в парке! Не стоит мучить тетю Таню вопросами! — пытаюсь успокоить дочь, хоть и радуюсь, что она хотя бы немного разговорилась.

Вчера она проспала весь день после того, как мы приехали из больницы, отказывалась от еды и совсем ничего не хотела.

— Нет… Не скажу, что сильно. Все в порядке! — отвечает Дымка и отводит взгляд в сторону окна.

— А я умираю… Папа говорит, что я не умру, но я знаю, что скоро улечу ангелочком на небеса.

Сердце сжимается, и я резко выворачиваю руль, чуть было не вылетел на встречку. Внутри все разрывается от противоречивых эмоций. Нужно было все отменить и заплатить врачу больше, чтобы он нашел еще одно окошко для нас.

Дурак!

Не следовало тащить с собой дочь.

Замечаю в зеркале заднего вида, что Дымка вытирает слезы со щек и выдавливает из себя улыбку.

— Нет, милая, ты не должна так думать… Знаешь, у тебя есть маленький ангел-хранитель… Он не позволит тебе погибнуть! Он ушел слишком рано, так и не успев повидать жизнь, но он не позволит уйти и тебе.

— Твой ребеночек? — спрашивает Ася, и меня разрывает.

Откуда ребенку знать о таких вещах?

Конечно же, Дымка посчитает, что это я научил Асю, но я никогда не посмел бы манипулировать собственной дочерью.

Щеки становятся влажными, и я едва могу следить за дорогой. Меня трясет как безумца. Нет. Совсем не время для таких разговоров.

Совсем не время.

— Да, солнышко! Мой ребеночек, — всхлипывает Таня, а Ася берет ее за руку.

— Не плачь только! Если я улечу на небеса, то обязательно пригляжу за ним! — шепчет Ася, а я понимаю, что еще немного, и я просто потеряю контроль над собой.

— Ась, давай лучше поговорим о предстоящей прогулке? Доктор разрешил тебе немного покататься на аттракционах. Уже решила, на какой пойдешь? — спрашиваю дрожащим голосом.

Дымка ловит мой взгляд в зеркале заднего вида и смотрит с благодарностью, но меня не за что благодарить.

Я снова накосячил…

И мне не найти оправдание…

Потому что меня никто не захочет слышать.

Снова.

***

Мы подъезжаем к знакомому медицинскому центру, и я замечаю, как искажается лицо дочери от ужаса. Она знает, что здесь ничего хорошего ее не ждет, и мне больно от мысли, что ей придется снова оказаться в стенах здания, пропитанного разочарованиями. Надеюсь, что скоро наши мучения закончатся.

— Ася, давай проводим тетю Таню? Сегодня тебя доктор не станет осматривать, тебе нечего бояться… — пытаюсь успокоить малышку, повернувшись в ее сторону.

— Не надо меня провожать, просто скажи, к какому врачу идти и все! — мотает головой Таня.

Она хочет сбежать от нас — это видно по ее поведению, и я не могу осуждать ее. Спасибо хотя бы на том, что не отказала и приехала сюда, чтобы попытаться помочь Асе.

Я даже не спросил, как будет осуществляться забор стволовых клеток, и не должна ли Дымка остаться в больнице после этого. Переживаю и хочу лично поговорить с врачом, но вовремя вспоминаю, что у меня есть его личный номер телефона.

— Скажи администратору мою фамилию, и она проводит тебя. Она все знает.

Таня кивает и выходит из автомобиля, а я едва сдерживаюсь, чтобы не рвануть следом за ней. Набираю номер врача, решив уточнить, как и что будет делаться, и не нужна ли Дымке поддержка.

— Андрей Семенович, это Багрянский… Я отправил Дым… ой, Таню, к вам. Скажите, насколько серьезна процедура забора стволовых клеток? Есть ли вероятность того, что Тане станет после нее плохо и придется остаться?

— Доброе утро! Ну что вы! Процедура безобидная, если только девушка не теряет сознание при виде крови. Мы возьмем ее кровь из вены и проверим все, что потребуется. Вам не о чем беспокоиться… Вы ведь сами уже проходили через это.

Проходил…

Но уже толком и не помню, через что именно и когда я проходил.

— Я понял. Спасибо.

— Вы, я так понимаю, приехали не с ней?

— Я приехал с дочерью, не хотелось бы тащить ее в больницу…

— Да, конечно, я понимаю вас… Ну тогда мы все сделаем быстро, вам не придется ждать.

Я благодарю врача и отключаю телефон. Какое-то время в машине стоит напряженная тишина, которую нарушает голос моей дочери.

— Папа, ты обидел тетю Таню?

— С чего ты взяла?

Я оборачиваюсь и с недоумением смотрю на Асю.

— Все улыбаются, когда разговаривают с тобой, а она грустит… — отвечает девочка и покачивает головкой, как фарфоровая балерина. Бледная и практически безжизненная.

Да… Я обидел Таню… Но я не хочу рассказывать это дочери. Ей ни к чему знать такие подробности.

— Скажем так, в прошлом у нас с ней было кое-что, из-за чего тетя Таня может обижаться на меня сейчас.

— Она красивая, папа! Тебе нужно извиниться и подарить ей цветочки! Все тетеньки любят цветочки.

— Правда? — я улыбаюсь, думая о том, что моя дочь чересчур смекалиста. Ее ждет большое будущее, после того, как мы справимся с заболеванием. А мы справимся с ним. Обязательно.

— Какой ты глупенький, папа! Конечно же! — посмеивается Ася.

Душу согревает улыбка, озарившая детское личико, и мне становится приятно от мысли, что Ася радуется хотя бы чему-то. Это Таня заставляет ее улыбаться. Как бы здорово было, если бы она согласилась поехать вместе с нами в парк… Вот только я не посмею даже попросить ее об этом.

Довольно скоро девушка появляется на пороге больницы и смотрит по сторонам. Она ждет кого-то другого? Дымка направляется к моей машине и садится в салон.

— Почему вы не уехали? Собирались ведь в парк… — хмурится она.

— А ты хочешь поехать с нами? — озвучивает мои мысли Ася, и я даже не знаю, благодарен я ей за это или нет… Не хотелось напрашиваться.

— С вами? — Дымка зло смотрит на меня.

Ну конечно! Снова считает, что злой Багрянский внушил дочери, как и что надо говорить… Я мотаю головой, пытаясь дать понять, что совсем не причастен и даже не намекал Асе, что мы можем прогуляться все вместе.

— Там аттракционы и большой медведь, который угощает всех сахарной ватой. Мне нельзя сладкое, но в парке папа позволяет немного сахарной ваты. Поедем с нами? Папа и тебе разрешит поесть вату! Или у тебя нет папы?

Дымка теряется, и я решаю взять ситуацию под свой контроль. Важно показать, что я не пытаюсь манипулировать дочерью, чтобы Дымка не собрала вещи и не сбежала домой первым же рейсом.

— Ась, тетя Таня уже взрослая, и ей совсем не интересны парки аттракционов… Давай, мы отвезем ее домой, а потом поедем гулять? Нам не стоит терять время, ведь тебе еще нужно успеть покушать перед приемом препаратов.

— Тетя Таня не против поехать в парк аттракционов! — вдруг заявляет Дымка, чем вводит меня в ступор, ведь я думал, что она хочет как можно быстрее сбежать из нашей компании. — Вот только мне еще нужно успеть заехать в магазин, чтобы купить продукты и постельное белье…

Она напряженно думает о чем-то.

— Я организую все. Тебе привезут все самое лучшее! — произношу с надеждой в голосе, не веря, что проведу немного времени с Дымкой после нашего расставания. И я надеюсь, что эта прогулка не будет похожа на войну, кипящую между нами.

— Спасибо, но мне ничего не нужно, Багрянский… Ладно, мы можем прокатиться и поесть сахарную вату. А потом отвезете меня домой и поедите отдыхать.

— Ура! Втроем будет веселее, — радуется Ася.

Моя дочь привыкла к нянькам, и я надеюсь, что ничего такого не случится, если она проведет немного времени вместе с Таней… Вряд ли она привяжется к той и будет тянуться к ней, как к матери, ведь она и мать никогда не видела.

Мысленно возвращаюсь в прошлое, когда Ася появилась на свет.

— Что это такое, Багрянский? — противный визг разрезал барабанные перепонки, прорываясь сквозь темноту.

Я включил свет и сделал шаг вперед.

Аня сидела на стуле посреди комнаты, связанная по рукам и ногам. Ребята не позаботились о том, чтобы заклеить ей рот…

А зря.

— Вместо того чтобы встречать меня из роддома с цветами и воздушными шариками, ты приказываешь своим головорезам притащить меня сюда? — заверещала истеричка, глядя на меня так, словно я ей что-то должен.

— Ты пыталась убить собственного ребенка… — я достал пистолет и навел его на Аню. Медленно снял с предохранителя, устремляя взгляд на Гадюку, испортившую мою жизнь.

— Ты в своем уме? Она мешала мне спать своим ором… Я не просила приносить ее в палату… Я положила на нее подушку, чтобы не слышать вопли… Я не пыталась ее убить.

Палец дрожал, и я почти готов был нажать на спусковой крючок. Вот только пристально глядя на тварь, я видел в ней до боли знакомые черты любимой женщины, и рука не поднималась сделать это… В отголосках сознания бился голос Тани, молящей не трогать ее сестру. Я знал, что она никогда не простит меня, если узнает, что жизнь ее сестры оборвалась пулей, выпущенной из моего пистолета. Знал и то, что однажды дочь может узнать об этом и возненавидит меня… Я струсил.

— Тебе нет оправдания, знаешь ведь…

— Багрянский, отпусти меня…

— Отпущу… После того, как ты напишешь нотариально заверенный отказ от дочери…

— Да ты и нотариус умудрился сюда притащить? А ты предусмотрительный … — мерзко хихикнула Аня.

— Теперь уже да… — ответил я и пригласил своего нотариуса, в руках которого находились заранее подготовленные документы.

Глава 7. Дымка

Сама не знаю, зачем согласилась на эту прогулку. Хотела просто сказать слово против Багрянского? Голова идет кругом, когда я думаю о том, что проведу с ним, пусть и не целый день, но несколько часов. Мне это совершенно не нужно. Вот только я уже ответила «да» и дороги назад нет. Не знаю, сам он намекнул ребенку пригласить меня на эту прогулку, или девочка почувствовала во мне родного человека? Мне жаль ее… Конечно, мне жаль всех больных детей, но, глядя на эту малышку, я будто бы возвращаюсь в прошлое, в то время, когда мама сделала выбор. Новый муж заставил ее оставить только одного ребенка, и им стала не я… Тогда я была такой же худенькой, бледной и потерянной. Вот только я не болела, и рядом оказалась любящая бабушка, которая приняла меня и подняла на ноги. Я тяжело вздыхаю и наблюдаю в окно за дорогой, медленно проплывающей перед глазами, как и прошлое, в котором все было вроде бы безоблачным и светлым.

— А ты любишь смотреть на небеса? — вдруг спрашивает Ася.

Я поворачиваюсь и несколько секунд смотрю на девочку.

— Люблю… Там, где я живу, открывается прекрасный вид на них, потому что солнце быстро уходит на другую сторону и не слепит глаза. Я частенько смотрю на небеса.

— Я бы тоже хотела смотреть на них долго-долго… Мне кажется, что там моя мама! Может, если смотреть туда долго, то можно увидеть ее?

Сердце обрывается и начинает хаотично ударяться о ребра. Я выдавливаю улыбку. Бедная! Она совсем ничего не знает о своей матери и считает, что та умерла…

Замечаю в зеркале заднего вида взгляд Багрянского, наполненный сильнейшей болью. Интересно, что помешало ему развестись с Аней и найти себе женщину, которая стала бы матерью для его дочери? За ним всегда увивалось немало представительниц прекрасного пола… Почему не выбрал ту самую, которая смогла бы позаботиться о его дочери? Тосковал по нашему прошлому? Конечно, нет! Ерунда какая-то… У него ведь была Аня… Если бы он любил меня на самом деле и по ошибке переспал с моей сестрой, в чем пытался уверить меня первое время, то он бы не женился на ней. Наверное… Отгоняю эти мысли прочь, думая о том, что все осталось в прошлом и воротить уже ничего нельзя.

— Там моя бабушка! Она была мне как мама… — негромко произношу я. — Когда я смотрю на небеса, мне кажется, что она глядит на меня с них и говорит, что все будет хорошо… Ты веришь в чудеса?

— Не знаю… Я не видела чудеса. В сказках все совсем не так, как на самом деле…

Пессимизм девочки удручает меня. Даже во взрослом возрасте я не утратила веру в чудо, а она и не пыталась верить в него, даже слушать ничего не хотела, судя по всему. Я решаю, что стоит прекратить эту тему. В конце концов, я ей не мать и привязываться к девочке не планирую. Если мои стволовые клетки подойдут для пересадки костного мозга, то я уже скоро сделаю это и вернусь домой, где все снова сольется с серой обыденностью без всех этих ярко выраженных эмоциональных всплесков, которые посещают меня сейчас.

— А можно мне посмотреть на небеса там, где ты живешь?

Ася режет по живому.

Мне не хотелось бы проводить с ними еще больше времени, но и отказать ребенку я не могу. Язык просто не повернется.

— Конечно… Посмотришь, когда отвезете меня домой! — улыбаюсь я.

Мы подъезжаем к парку, и Багрянский начинает искать место для парковки. Мужчина внимательно вглядывается в заставленные места и негромко бормочет под нос ругательства. Попасть сюда в такое время суток не так-то просто… Помнится однажды, когда мы с ним приехали сюда в прошлом, нам пришлось оставлять машину за остановку до парка и идти сюда пешком. Мы тогда до позднего вечера катались на аттракционах, ели сахарную вату, пили газировку и наслаждались жизнью.

— Ты сладкая, как сахарная вата, — сказал мне Багрянский, задевая меня за кончик носа пальцем. — Вот только люблю я тебя гораздо сильнее, чем ее.

— Ты меня любишь?

Тогда он впервые признался в своих чувствах. Я растерялась и широко распахнула глаза.

— А разве это незаметно? — засмеялся мужчина, притянул меня к себе и поцеловал в губы. — Разве в ином случае взрослый состоятельный мужчина стал бегать с тобой по парку и кататься на аттракционах?

Мы звонко засмеялись вместе, я встала на носочки и шепнула ему на ухо: — Я тоже тебя люблю.

Становится горько от того, что эти воспоминания вернулись так не вовремя, а небо тут же разражается громом. Я вздрагиваю и инстинктивно вжимаюсь в спинку сиденья.

— По прогнозам обещали хорошую погоду! — хмурится Багрянский, сумевший наконец отыскать свободное местечко, но выйти из машины мы не успеваем, потому что начинается сильнейший ливень. — Малыш, прости, я снова не оправдал твоих надежд и не сдержал обещание! — извиняется мужчина, глядя на дочь.

— Тогда мы уже скоро сможем посмотреть на небо, если отвезем Таню домой! — улыбается Ася.

Я смотрю на нее и не могу понять: вроде бы девочка показалась мне пессимистичной, но ее настроение быстро изменилось, теперь она сияла и радовалась жизни.

— Да, конечно… Если Таня не будет против…

Багрянский с надеждой смотрит на меня, а я тяжело вздыхаю.

— Скорее всего, там тоже идет дождь, но если его нет, то мы сможем посидеть на крыльце и полюбоваться небесами…

— Ура! Тогда нужно купить вкусную еду для пикника!

Меня бьет эта идея наотмашь, и я рассчитываю, что все-таки дождь будет и в нашей деревне, а Багрянский придумает, как увлечь дочь и отвезти ее домой.

Выдавливаю улыбку и думаю, как сильно я вляпалась.

По пути мы все-таки заезжаем в ресторан, где Багрянский берет еду на вынос. Аппетитные запахи быстро заполняют салон, и у меня во рту начинает активно образовываться слюна. Последний раз я кушала у бабы Нюры, и теперь голод начинает настойчиво напоминать о себе. Ася с улыбкой смотрит на меня каждый раз, когда живот начинает урчать, а я смущаюсь и отвожу взгляд в сторону. Мне непривычно общаться с ребенком, я не знаю, как вести себя с ней, чтобы не привыкнуть и не приручить.

Добравшись до деревни, мы выходим из машины. Я ловлю на себе заинтересованные взгляды соседей, примерно представляя, о чем именно они будут судачить в ближайшее время. Начнут перемывать мне косточки и говорить, что я простила изменщика…

Тяжело вздыхаю, но сплетни — последнее, что волнует меня, поэтому стараюсь не обращать на них совершенно никакого внимания. Куда хуже, что творится у меня самой на душе, и что будет, если я продолжу так тесно общаться с дочерью своей сестры-предательницы.

Мы входим во двор, и я с грустью обвожу его взглядом. Ася немного морщится, поглядывая на траву, которая чуть ли не с нее ростом.

— Я давно тут не жила… Здесь бы все привести в порядок… Вон там… — показываю в сторону заднего двора, — даже кусты с ягодками есть, но мы до них сейчас не доберемся.

— Мне тут нравится! — улыбается Ася. — Можно заблудиться как в лесу! Вот только где же мы будем устраивать пикник?

— А это станет проблемой… Можно сесть на крыльце. Я принесу плед, который мы сможем расстелить здесь.

Ася кивает, и я скрываюсь в доме. Все внутри пропахло сыростью, и я надеюсь, что на солнце от этого запаха быстро не останется следа. Беру свой любимый плотный плед, выхожу на крыльцо и удивленно застываю взглядом на бывшем: Багрянский снял пиджак, закатал рукава своей белоснежной рубашки и взял в руки косу, которая уже успела заржаветь за эти семь лет. Он скосил некоторую часть травы и теперь смотрит на меня с виноватой улыбкой на губах.

— Извини, что решил похозяйничать, но мне кажется, что здесь просто идеальное место для того, чтобы организовать пикник! — кивает бывший.

Сердце сжимается, и мне тяжело сделать вздох. Стальные тиски сдавливают горло, когда я смотрю на Багрянского и вспоминаю, как он впервые взял косу в руки.

Прошлое настойчиво врывается в мою жизнь, напоминая о том, как в нем было хорошо. До измены, разделившей все на «было» и «стало».

— Как тут красиво! — восхищается Ася, и я смотрю на нее, пытаясь понять, чем руководствовалась Аня, бросив своего ребенка.

Или это Багрянский вынудил ее так поступить?

Мужчина ставит косу и оттряхивает руки. Он смотрит на меня несколько мгновений, а я сбегаю от его взгляда и спешу расстелить плед на выкошенной полянке.

— Если хочешь, я могу все здесь убрать, раз уж ты решила жить пока тут…

— Спасибо, но не стоит… Как-нибудь справлюсь сама.

— Я понял! — соглашается бывший.

— Почему она бросила дочь? — вдруг спрашиваю я, оборачиваясь в сторону мужчины, и наши взгляды с ним пересекаются.

— Потому что та нужна была ей, чтобы привязать к себе мои деньги? — задает мужчина встречный вопрос.

— Но ты сам женился на ней…

— Действительно хочешь поговорить об этом?

Взгляд мужчины прожигает меня насквозь, и я понимаю, что чем больше мы с ним общаемся, тем больнее становится снова. Отрицательно мотаю головой и вместе с Асей начинаю расставлять еду из пакетов на плед.

После плотного обеда Багрянский достает из машины пакет и дает дочери одну таблетку за другой, а она смиренно пьет каждую. На глаза наворачиваются слезы, и я надеюсь, что в ближайшее время эта девочка вылечится.

Багрянский держится рядом со своей дочерью, и когда мы с ней начинаем разглядывать густые облака, он отходит в сторонку, сохраняя между мной и ним дистанцию. Мы ложимся на согретый солнцем и уже успевший просохнуть плед, и смотрим на сгустившиеся облака. Я показываю Асе одно из них и спрашиваю, с чем оно ассоциируется у нее.

— С постелькой! У меня в больнице была такая же постелька…

Смотрю на девочку. Больница еще долго не выйдет у нее из головы. Я тяжело вздыхаю, но стараюсь не подавать вида, что жалею ее, потому что Ася явно не нуждается в сострадании. Она сильная и умная девочка.

— Таня? — слышу негромкий зовущий меня голос и вздрагиваю.

Виктор.

Наши взгляды с Багрянским пересекаются, а я поднимаюсь на ноги и спешу к воротам.

— Привет! У меня получилось вырваться с работы пораньше… Думал, что прогуляемся и пообедаем вместе, а теперь понимаю, что пришел не вовремя. Ты снова со своим бывшим?

— Нет! Вить, это не то, что ты подумал… Мы с Багрянским не вместе и никогда не будем вместе… Я все расскажу тебе позднее. Ладно? Давай ты вернешься через часик? Я надеялась, что ты согласишься свозить меня в город за продуктами, и мы с тобой сможем обо всем поговорить.

Виктор зло смотрит на Демьяна, а тот не сводит взгляд с него. Они ведут себя как два идиота, но если злость Виктора я еще могу понять, то вот ревность бывшего — нет.

— Ладно. Надеюсь, что твои объяснения имеют хоть что-то общее со здравым смыслом! — кивает Виктор, улыбается и уходит.

— Это твой жених? — спрашивает Ася, когда я возвращаюсь.

Жених?

Сердце колотится в груди, и я снова кошусь на Багрянского, того, кто был моим единственным женихом и почти успел стать мужем.

У меня действительно был жених…

Но теперь его нет.

— Не знаю, пока… Все возможно, — пожимаю плечами я и слышу, как бывший скрипит зубами.

Глава 8. Демьян

Руки сжимаются в кулаки, а я все не могу отвести взгляд от места, на котором стоял этот «жених». Откуда он свалился? Неужели приехал следом за Таней? Мне ничего не передавали о том, чтобы она ходила на свидания и вообще встречалась с кем-то в последнее время. Так откуда появиться этому жениху? Или Таня хочет просто насолить мне?

Перевожу на девушку взгляд, и мы несколько секунд безотрывно смотрим друг на друга. Дымка выдерживает презрение в своем взоре, а я пытаюсь понять — она хотя бы догадывается, что сама подложила сестру под меня? Внутри кипит ярость, но я успешно давлю ее, потому что рядом дочь. Дочь, которая зависит от Тани, от ее решения помогать нам дальше. Если девушка откажется, то моя малышка может умереть. Сердце сжимается, и я отвожу взгляд в сторону.

Нет.

Не умрет.

Я буду из кожи вон лезть, чтобы она осталась со мной и повидала жизнь, насладилась всеми яркими красками той.

Какое-то время Таня с Асей разглядывают облака, плывущие по нежному небесному полотну, а я стою на месте и все думаю об этом женихе…

Мужик смотрел на меня так, словно знал все об измене и о том, что Дымка не должна была прощать меня. А еще в его взгляде горело что-то собственническое, словно девушка уже пообещала ему хранить верность до гробовой доски.

Могла ли Таня дать такое обещание?

Вряд ли…

Посмотрев на часы, я понимаю, что мы уж слишком загулялись. Асе пора домой. Ей нужно больше отдыхать по назначению врача, хотя я не могу не отметить, что на ее щечках появился едва заметный румянец, который буквально бросается в глаза. Асе нравится здесь, но я не смею задерживать ее рядом с Таней. Если дочь привыкнет к своей тете, она будет скучать по ней и страдать еще сильнее…

Они обе будут страдать.

— Ася, нам пора ехать домой… — говорю негромко, стараясь не испугать чересчур увлеченных девочек.

— Можно побыть тут еще немного? — начинает дуть губки малышка.

— Милая, ты можешь приехать потом снова. Если папа говорит, что пора, значит пора… Да и мне нужно собираться, потому что сейчас мы с Витей поедем в магазин.

— С твоим женихом?

Мне снова становится приторно-тошно от вопроса дочери. Хочется прочистить уши и не слышать это слово — «жених».

Когда-то ведь я был ее женихом…

И рассчитывал стать мужем.

— Да, с ним! — кивает Таня и поджимает губы, словно ей неприятно оправдываться перед ребенком и говорить о таких взрослых вещах.

Дочь нехотя поднимается на ноги, и я помогаю ей сесть в машину. Дымка просит подождать немного и говорит, что хочет сделать моей дочери подарок. Она скрывается в доме, а я, под предлогом, что хочу сходить в туалет, чтобы Ася не беспокоилась, спешу за девушкой.

Мы сталкиваемся на веранде. Дымка испуганно смотрит на меня, сжимая в руках маленького зайчика, связанного из серых ниток. Она сама связала его, когда ей было двенадцать — это я хорошо запомнил из ее рассказов.

— Что т-тебе нужно? — спрашивает Дымка, продолжая смотреть на меня, как на врага, который в любую секунду может навредить ей.

Не могу держать себя в руках, потому что воспоминания, в мгновение нахлынувшие на меня при виде девушки, вызывают внутри сильнейшее желание прикоснуться к ней. Я понимаю, что буду жалеть об этом впоследствии, но хватаю Дымку за запястья и тяну на себя. На мгновение она теряется и ударяется о мою грудь. Аромат вишни проникает в носовые пазухи и сводит меня с ума.

Моя дымчатая вишенка…

Голова идет кругом.

Я уже не помню толком, зачем зашел сюда, хочу вот так стоять с ней и наслаждаться ее близостью, дрожью девичьего тела…

— Ты в своем уме, Багрянский? — огрызается Дымка и вырывает руки.

Она делает шаг назад и смотрит на меня взглядом разъяренной хищницы. Она злится. Сильно злится на меня, но я вижу в этих эмоциях что-то еще…

Она тоже вспомнила нашу первую ночь здесь, и страсть, которая свела нас обоих с ума в свое время.

— Нет… Наверное, нет… — мотаю головой я и наступаю. Дымка движется назад, но оказывается прижатой к двери, ведущей в дом. Она дрожит под моим напором. Боится меня… — Что за жених? У вас с ним есть что-то?

— Это не должно тебя касаться! — шипит девушка и старательно пытается оттолкнуть от себя, но не отступаю.

— Не должно, а касается!

— Лучше бы позаботился о том, где и с кем пропадает твоя жена! — с обидой выдает Дымка, и я понимаю, что внутри нее остались чувства ко мне, пусть она и пытается доказать обратное.

— У меня нет жены… — заявляю я и облизываю нижнюю губу.

— Если ты не отпустишь меня, то я…

Не даю Дымке договорить и маниакально прикасаюсь к ее щеке. Провожу подушечками пальцев по нежной коже и понимаю, что заведен до предела, и если не остановлюсь сейчас, то превращусь в насильника.

— Позовешь своего жениха? — спрашиваю с придыханием, склонившись к ее ушку, которое она так любила, когда я целовал и обдавал своим горячим дыханием.

Сильная боль в районе коленной чашечки отрезвляет меня, и хватка слабеет. Дымка изворачивается и отскакивает в сторону. Я пока не могу даже слово выдавить от боли, а она грозно смотрит на меня.

— Я сама могу за себя постоять! У меня был хороший учитель в свое время!

Девчонка улепетывает на улицу, а я с силой ударяю кулаками о дверь. Я потерял разум рядом с ней, позволил ревности одержать верх и поставил под угрозу безопасность своей дочери… Впредь следует лучше контролировать себя.

Боль в колене потихонечку умолкает, и я нормально могу начать шевелить ногой. Этому приему я обучил Дымку, чтобы в случае необходимости она знала, как отбиться от противника. И она сделала это отменно. Превзошла своего учителя — ничего не скажешь.

Жаль, что ее противником стал я.

Ненадолго меня уносит в прошлое, и я вспоминаю наш разговор с Дымкой, после того, как мы провели жаркую ночь в этом доме.

— А ты напивался когда-нибудь до такого состояния, чтобы провести ночь с девушкой, а наутро ничего не помнить?

— Ты задаешь мне такой вопрос после того, как мы провели незабываемую ночь вместе? Ну… Пьян я не был ни капли и ничего не забуду — это уж точно.

— Не об этом я, глупый… Просто спросила… Не бери в голову.

— Не знаю, зачем ты спросила это, но был один случай, когда я мог натворить что угодно, но при этом ничего не помнить…

Стараюсь забыть все, что связано с Дымкой, осознавая, что это часть прошлого, которую мы добровольно закопали под руинами обид. Сегодня я позволил ревности одержать верх, но не должен был этого делать.

На мгновение я забыл, что именно стоит на кону.

Жизнь моей дочери.

Нельзя больше идти на поводу у своих чувств.

Нель-зя.

Выхожу на улицу и несколько секунд смотрю на Дымку. Она стоит у машины и с улыбкой на губах что-то рассказывает Асе. Сердце заходится в груди, но я унимаю его. Семь лет я не позволял себе думать об этой женщине, как о своей, так какой дьявол заставил меня сделать это теперь?

Виновато смотрю на Дымку, приблизившись к ней, а она начинает зажиматься, скрещивает руки на груди и готовится защищаться.

— Спасибо за сегодняшний день. Уверен, что он стал незабываемым не только для меня, — киваю я и иду к водительскому сиденью, опасаясь, что снова сорвусь.

Нель-зя…

Сажусь в машину, и Ася начинает хвастаться, показывая подарок, который ей подарила Дымка. Я понимаю, что дочь прониклась к когда-то моей невесте симпатией и корю себя за то, что согласился на этот пикник. Все перевернулось вверх дном. Если бы я уехал раньше, то не узнал бы ничего об этом «женихе»… Не сходил бы с ума так сильно сейчас. Хмурюсь, поглядывая в сторону Тани, которая уже успела отойти к калитке. Она смотрит на Асю и улыбается, машет моей дочери, но полностью игнорирует мое присутствие… И я делаю то, что должен: завожу мотор и медленно выезжаю.

— А мы еще приедем к Тане? Она хорошая! — говорит Ася, мечтательно улыбаясь.

Как часто она улыбалась за последние несколько месяцев? Ее улыбки можно было пересчитать по пальцам, пожалуй… Сегодня их было явно больше, если не считать то, что дочь улыбалась, выдавливая из себя радость сквозь боль, чтобы поддержать меня.

И вот теперь моя дочь светится от счастья, а я не знаю, как долго оно продлится… Захочет ли Дымка встречаться с нами и следует ли мне позволять себе это?

— Ты не подарил ей цветочки, потому что у нее есть жених? — спрашивает дочь.

Не хочу говорить с ней о Дымке…

О цветочках…

О женихе.

О нем тем более!

— Нет, милая… Я не подарил ей цветочки, потому что так будет правильно… Я не могу дарить цветочки каждой женщине.

— Тетя Таня не каждая… — спорит Ася. — Она особенная! Как самая настоящая фея.

— Да. Как фея, — улыбаюсь я.

Фея, которая спасет твою жизнь, а потом исчезнет и забудет о нас.

Вспоминаю, как Таня дрожала под напором моего взгляда, как таяла в моих руках и борюсь с желанием развернуть машину.

Пусть кричит, колотит меня, ненавидит, выплеснет все эмоции, а потом выплачется мне в плечо… И быть может хотя бы тогда мы сможем поговорить нормально?

Боль в колене напоминает о себе, и я понимаю, что там будет синяк. Нет. Такого разговора между нами никогда не будет. Если я буду использовать силу, Дымка никогда не простит меня и не станет слушать.

Скорее всего, шанса объясниться у меня уже нет и никогда не будет…

Мы доезжаем до дома, и Ася успевает заснуть в машине. Она крепко держит зайчика, прижимает к себе и время от времени улыбается во сне. Осторожно достаю дочь из салона и несу ее в комнату. Укладываю на кроватку и укрываю одеялом. Открываю окна, чтобы проветрить комнату, пропитанную медикаментами. Меня бесит этот идеальный порядок, царящий там, ведь у детей должно быть все разбросано, должны всюду стоять любимые игрушки, домики… яркие рисунки. А у нее нет ничего. Ничего кроме этого пикника, на котором она впервые за долгие месяцы улыбалась искренне, словно не замечала своего заболевания, словно не было этой привычной слабости и желания спать…

Выхожу из комнаты и сталкиваюсь с нянькой Аси.

— Как ваш внук? — с улыбкой спрашиваю я.

— Да все хорошо. Спасибо. Дочери дозвонилась, она приехала домой. Будет брать больничный на работе и сидеть с ним дома. Непоседа тот еще. Я часто ставлю ему в пример Асеньку! — женщина осекается, поймав мой злой взгляд.

— Не стоит ставить в пример мою дочь. Уж лучше пусть ваш внук будет непоседой и набивает шишки, чем медленно гаснет! — выдаю я и ухожу в кабинет.

Сажусь за компьютерный стол и смотрю на фото, где мы с Дымкой счастливые и беззаботные. Все семь лет я хранил воспоминания о ней, пусть и пытался убедить себя, что «мы» уже в прошлом.

— Тань, давай не сегодня? Я устал, ничего не соображаю… Голова идет кругом…

— Ты не хочешь провести со мной время? — настойчивость невесты поразила меня. — Я могу ведь и обидеться… Тебе хватило внимания на мальчишнике, да? — обиженно спросила она.

— Нет! Что ты? О каком ты внимании вообще? Я на самом деле неважно себя чувствую…

— Ты меня больше не любишь?

— Та-а-ань!

Она впилась в мои губы поцелуем, и я не смог оттолкнуть ее от себя, пусть ничего толком не видел, все плыло перед глазами, а голоса отзывались в голове каким-то противным эхо, словно их что-то искажало.

— Ладно… Постой… Глупо будет спрашивать, но назови наш пароль…

Я ни в чем не мог быть уверен в эту секунду и решил убедиться, что рядом со мной действительно находится моя невеста, вот только сильно ошибся…

И я понял это только рано утром, когда окончательно пришел в себя.

Глава 9. Дымка

Тело все еще потрясывает после того, как Багрянский нагло прижал меня к стене. На что он рассчитывал? Думал, что наивная глупая Таня пожалеет его, забудет все обиды и простит? Слишком глупо и опрометчиво с его стороны…

Проводив взглядом его удаляющийся автомобиль, я вспоминаю тот самый день…

Демьян поехал на мальчишник, где по его словам находились по большей части партнеры, которых он не мог оставить без «веселья». Девичник для меня устроила сестра, но из знакомых мне девушек там находилась только она и школьная подруга… Я уехала первой и решила сделать своему жениху сюрприз.

— Тань, ты же не думаешь, что он уедет с мальчишника так рано? Там же стриптизерши будут красивые… Твоему сегодня нужно вдоволь насладиться чужими обнаженными телами.

— Брось… Демьяну все это не нужно. Он уже позвонил мне и сообщил, что через час поедет домой… Он себя дурно чувствует, и я хочу быть рядом.

— И ты сообщила, что приедешь?

— Нет пока, это будет сюрприз… — загадочно улыбнулась я.

Вот только позвонила баба Нюра и сообщила, что у нас в доме снова прорвало водопровод, и мне пришлось сорваться туда. Сокрушаясь, что приеду к Демьяну на пару часов позже, я вызвала такси и помчалась в деревню.

Тогда я даже не подозревала, что сестра тоже бросит своих подруг и поедет к моему жениху, чтобы он увидел на одно голое тело больше…

— Ты уже освободилась? — доносится до меня вкрадчивый голос Виктора, и я понимаю, что за воспоминаниями о прошлом не заметила, как начала убирать все, что осталось после пикника.

— Да, Вить… Ты проходи! — выдавливаю улыбку, пусть улыбаться совсем не хочется. — Слушай, то, что ты видел…

— Меня это не должно касаться. Извини, что вспылил. Бабушка рассказывала, как сильно ты страдала, когда он тебя бросил. Я просто подумал, что должен предостеречь тебя от повтора… Ну сама ведь знаешь, каково это — наступать на грабли второй раз… А потом понял, что это не мое дело. Не смею я лезть в твою личную жизнь. Не хочу просто, чтобы тебе снова было больно.

— Нет, Вить… Ты не понимаешь! — мотаю головой я. — Мы с Багрянским не вместе. Все слишком сложно… Его дочь серьезно больна. Я могу помочь ей, поэтому я и вернулась сюда. Все на самом деле невероятно сложно. И ты не прав — он меня не бросал, это я бросила его.

— Почему помочь его дочери можешь только ты?

Я понимаю, что мне придется рассказать все с самого начала, но не знаю, готова ли делиться мельчайшими подробностями. Мне неприятно говорить об этом, неприятно снова думать о бывшем.

— Потому что у нас с сестрой схожее ДНК. Найти Аню он не может… Единственный человек, который может помочь его ребенку — я. Она моя племянница, Вить! Я не могу просто взять и оставить ее в беде. Она умирает, и если я не помогу, то всю жизнь буду винить себя.

— Не может или не хочет? В наше время можно черта на куличиках найти, если захочешь… — ворчит Виктор. — Как ему только хватило наглости просить тебя о помощи? И в чем она заключается?

— Вить, давай не будем говорить о нем? — мягко останавливаю парня я.

— Да, конечно, прости… Ты хотела, чтобы я отвез тебя в магазин?

Я киваю. Между мной и Виктором появляется напряженное молчание, а затем мужчина уходит, чтобы подготовить машину и дает мне время собраться. Не знаю, стоит ли мне пользоваться его добротой и давать какие-то надежды… Что он испытывает по отношению ко мне? Между нами ведь огромная пропасть… Мы не виделись много лет, не общались, а теперь он возвращается в мою жизнь как-то слишком не вовремя и начинает беспокоиться за меня, словно мы остались лучшими друзьями… На сердце появляется тяжесть, но я начинаю думать о том, что возможно это мой шанс начать все с чистого листа… Если мои стволовые клетки подойдут Асе, ведь с чужим ребенком вряд ли я буду нужна Виктору или кому-то еще.

Я думаю обо всем, что стало твориться в моей жизни, пока не слышу сигнал автомобиля и не спешу сесть в салон. Виктор действительно смог многого добиться… Такой внедорожник стоит даже не сотни тысяч… Радуюсь за него и думаю о собственной никчемности. Я сумела купить только квартирку и подержанную ласточку… С грустью думаю, как там моя машинка, и не повредил ли ее эвакуатор.

— Ты в порядке? Бледная такая! — вдруг говорит мужчина, словно хочет вернуться к разговору, который мы с ним так и не закончили.

— Да. Все хорошо. Спасибо. А ты? Что мы все обо мне и обо мне? Расскажи, как у тебя дела, Вить? Чем живешь? Может, у тебя семья есть? Невеста?

— Я женат, Тань! — улыбается Виктор, поглядывая на меня, а поймав смятение на моем лице, негромко хихикает: — на работе… Не было пока времени думать о семье, да и не удалось повстречать девушку, с которой я готов был бы пойти по жизни… Пока…

Мужчина многозначительно смотрит на меня несколько секунд, и в его взгляде теплится нежность, но он возвращает все внимание на дорогу.

— А ты за годы после расставания с Багрянским не успела выйти замуж?

А вот этот вопрос почему-то отдается неприятным болезненным спазмом внутри. Не успела… Потому что боялась переступить через прошлое и впустить кого-то в свою жизнь.

— Нет, и не планировала, — отвечаю я. — Что у тебя за бизнес? Чем занимаешься?

Я увожу тему разговора, а сама снова и снова вспоминаю взгляд Багрянского, наполненный болью, отчаянием и ревностью.

— Как ты думаешь, твой Демьян не перепутает нас? — однажды спросила Аня.

— С чего вдруг? Мужчина никогда не спутает свою женщину даже с близнецом…

— Ой… Я тебя умоляю! Мужчины слишком примитивные существа… Напьется и забудет обо всем на свете.

— Он никогда не напивается до такого состояния, если только не повторится один случай… А вообще мы с ним в шутку придумали пароль даже: «Два Д — Дымка и Дема». Тебе не о чем переживать! Он не станет приставать к тебе вместо меня…

— Ты сказала про какой-то случай… Что за случай такой?

Думаю о словах Багрянского, что я виновна в измене куда больше него… Неужели из-за того, что я рассказала сестре пароль? Неужели он не почувствовал на самом деле, что с ним рядом находилась не я? Нет… Это бред чистой воды! Я не должна искать оправдание этой измене. Тогда зачем ищу спустя столько лет?

— Тань, мы приехали! — говорит Виктор, мягко касаясь моего плеча, и я поднимаю взгляд на большой торговый центр.

Мы с Виктором бродим по торговому центру, и я успеваю положить в тележку пуховое одеяло и подушку, пусть и не знаю, как долго пробуду дома. Баба Нюра была права, когда сказала, что все вещи испортились от сырости. На них просто невозможно спать. Думаю о том, что следовало вытащить матрас, чтобы просушить его, пока мы ездим, и немного морщу губы. Сама не замечаю, как сворачиваю в детский отдел.

Ася обмолвилась, что любит сов, и взгляд прилипает к мягкой игрушке, белоснежной сове с большими голубыми глазами, совсем как небесный простор в ясный день. Я тянусь к ней и беру в руки.

— Только не говори, что хочешь сделать подарок той девочке! — хмурится Виктор.

— Я… — понимаю, что мне нечего сказать в свое оправдание и замолкаю. Да и должна ли я оправдываться вообще?

— Именно для нее ты и хотела купить игрушку… У тебя слишком большое сердце, Таня! — покачивает головой приятель. — Но тебе следует понимать, что ты не пробудешь с девочкой долго… Ты ведь приехала не для того, чтобы помочь ей своим присутствием? Ты хочешь стать донором для нее? Для чего? Переливание крови? Пересадка костного мозга? Только не говори, что отдашь ей какой-то жизненно важный орган…

— Все куда сложнее, Вить… Асе не подходят донорские стволовые клетки, и если мои не подойдут, то я должна буду… мне придется… — Понимаю, что следует высказаться, чтобы не сойти с ума. Прижимаю сову к себе и поднимаю взгляд на Виктора. — Родить ребенка от Багрянского, чтобы стволовые клетки взяли из пуповинной крови.

— Чего? — на лице мужчины застывает выражение ужаса. — Постой! Должна? Родить ребенка от человека, который воткнул тебе нож в спину для того, чтобы спасти жизнь ребенку, рожденному в измене? Я все верно понимаю?

Знаю, что это звучит нелепо, потому что сама не понимаю, как согласилась пойти на такое, поэтому киваю и опускаю голову.

— Я, конечно, понимаю, как Багрянскому хватило ума попросить тебя о таком, но почему согласилась ты? Если девочке не подходят стволовые клетки других доноров, не может ли это означать того, что ей не подойдут и клетки рожденного малыша?

Я думаю.

Наверное, такой вариант существует, но если есть шанс, мы должны воспользоваться им…

Или нет?

— Вить, знаю, что это все очень глупо, но я не могу не помочь малышке… Она не виновата, что была рождена в измене… Мы все совершаем ошибки, но дети не должны нести наказание за нас. Понимаешь? Эта девочка ничего дурного не сделала никому. И я хочу помочь ей, если смогу…

— Не понимаю тебя, Тань… Честно, не понимаю… Знаю, что ты добрая и готова отдать все, чтобы помочь другим, но ты уже думала, что будешь делать с ребенком, который родится? Сможешь ли ты беззаветно полюбить его, если будешь знать, что его отец сотворил с тобой? Что он воспользовался тобой в очередной раз, чтобы спасти свою дочь?

Слова Виктора режут по живому. Его вопросы вскрывают то, что я пыталась захоронить в себе, потому что пока не думала о будущем. Я просто дала себе установку, что это будет мой малыш. Ребенок, о котором я уже и не мечтала даже.

— Вить, я не хочу пока об этом говорить… Я рассказала тебе уже слишком много, и мне нужно время, чтобы свыкнуться с мыслями, терзающими душу. Я пока сама не знаю, как и что будет… Понимаешь?

Виктор шумно вздыхает и кивает.

— Прости… У меня в голове не укладывается то, что ты топишь себя добровольно, но ты права… Если тебе тяжело говорить на эту тему, то я больше не подниму ее. Только пообещай мне, Тань, что если тебе потребуется помощь, ты обратишься ко мне! Я поддержу тебя всегда и выслушаю. Договорились?

Я улыбаюсь, кладу сову в тележку и обещаю другу, что непременно обращусь к нему, если мне потребуется высказаться кому-то или попросить о совете.

Набрав необходимые на первое время продукты и средства гигиены, мы идем к выходу. Я купила столько всего, что приходится брать тележку. Хоть Виктор и предлагает оплатить мои покупки, я отказываюсь, потому что у меня есть накопления, а принимать такую помощь я не готова. Мне не хочется чувствовать себя обязанной впоследствии.

Приехав домой, Виктор помогает мне разобрать пакеты, и мы решаем прогуляться к лесу, как я и обещала, пусть ноги гудят, и я чувствую себя немного ослабшей после взятия крови… Или после пережитого стресса?

— А ты помнишь, как мы сбегали к пруду, чтобы поймать золотую рыбку, которая исполнит хотя бы по одному желанию каждого из нас? — вдруг спрашивает Витя.

— Да… Это были лучшие времена в моей жизни… Бабушка тогда сердилась и говорила, что в следующий раз непременно поставит меня в угол на горох, но никогда не делала ничего подобного…

— Какое желание ты хотела загадать рыбке?

Виктор останавливается и несколько секунд смотрит прямо в глаза, а у меня начинает бешено биться сердце, словно в предвкушении чего-то недоброго.

— Я хотела загадать, чтобы бабушка жила вечно! — честно признаюсь, потому что понимаю, что это желание точно не сбудется уже никогда. — А ты?

— А я хотел попросить ее, чтобы мы с тобой поженились! — отвечает Виктор, заправляет выбившийся локон мне за ухо и убирает руку.

Я начинаю бояться, что он попытается поцеловать меня, но мужчина негромко посмеивается и пожимает плечами.

— Какие только мечты не посетят голову подростка, правда?

— Н-наверное, — отвечаю я, и мы продолжаем путь.

Отчего-то меня начинает беспокоить это общение, но пока Виктор не говорил напрямую, что хотел бы чего-то большего, поэтому будет неловко, если я первой скажу ему, что между нами ничего не может быть…

Или может?..

Смотрю на мужчину и думаю, почему я отвергаю всех из-за ошибки одного? Того, чья близость до сих пор заставляет меня дрожать от страха, что могу не сдержаться и натворить ошибок?

Глава 10. Демьян

Никогда не любил в бизнесе фальшь. Важно всегда держать на губах дежурную улыбку и пожимать руку врагу, делая вид, что вы с ним давние приятели. Я был вынужден пригласить на мальчишник своего «партнера». Скорее даже, отщепенца… Когда-то он подставил отца, а потом заключил с тем соглашение, согласно которому они не должны были мешать друг другу работать. Отец свою часть сделки выполнял, а эта падаль нет…

— Демьян, как ты возмужал! Поверить не могу, что ты когда-то и в подметки своему отцу не годился, а теперь возглавляешь его корпорацию! Поздравляю тебя с помолвкой! Выпьем за семейное счастье?

— Я не пью, — сухо процедил я, пожимая руку Полесова.

— Так я ведь тоже не пью… Это всего лишь минералка! В знак нашей дружбы.

Он кивнул на поднос, и я взял один из пяти бокалов с минеральной водой. Сделав глоток и отсалютовав Полесову, я уже хотел покинуть эту клоаку, но он задержал меня.

— Ну это совсем по-детски, Дема! Давай уж до дна! Не опьянеешь ведь!

И я купился, даже не подозревая, что самый близкий человек мог подставить меня и выдать мой самый главный секрет…

Смотрю на заголовок новостей, в котором пишут о том, как рушится империя Полесова, и мне ни капли не жаль его. Он отнял то, что принадлежало моему отцу, то, что я обещал защитить любой ценой, и у меня не осталось выбора, кроме как уничтожить это дело, подняв новую империю.

Запускаю видео, где успевший поседеть за эти годы Полесов оправдывается и говорит, что непременно восстановит производство. Он утирает пот со своей сальной головы, а я понимаю, что мысленно он клянет меня, понимая, откуда прилетело отмщение.

Выключаю ноутбук и откидываюсь на спинку кресла. Принимаюсь раскачиваться в нем. Не хочу думать ни о чем. Уже не вернуть того, что случилось в прошлом, но мне кажется, что в настоящем у меня есть шанс сделать что-то хорошее… Возможно, у нас с Дымкой он есть.

Вспоминаю, как впервые назвал ее Дымкой.

— Дымка, погоди! Я за тобой не успеваю!

Она так ловко бежала босиком по камням, что мне пришлось признать свое поражение — у меня ступни оказались нежнее и отдавались болезненными спазмами, стоило мне наступить даже на самый маленький камень.

— Дымка? Почему? — обернулась девушка и улыбнулась, посмотрев мне прямо в глаза.

Уже тогда мы начали сближаться, но я боялся разрушить нежность, появившуюся между нами. Наши отношения казались такими чистыми и невинными, что мне не хотелось как-то навредить им.

— Потому что ты такая же нежная, как кольца дыма… Даже нежнее, — произнес я, приблизился к ней и осторожно прикоснулся к ней, убирая выбившуюся прядку волос за ухо девушки.

Все начиналось медленно и красиво. С первого взгляда на нее я решил, что она непременно станет моей женой, но ошибся. Отчего-то судьба задумала повернуться ко мне другим местом и показала средний палец, подставив под свой сильнейший удар, который я не смог выстоять.

Долгих семь лет я переосмысливал произошедшее, думал, почему она выдала все своей сестре, почему доверила ей мои секреты… винил за то, что даже не выслушала, ведь тогда могла бы понять, наверное… А потом просто пообещал себе, что отпущу ее. Но не смог… А она, судя по всему, отпустила…

Продолжаю качаться в кресле и сам не замечаю, как засыпаю. Просыпаюсь от того, что чуть не падаю на пол. Смотрю испуганно по сторонам и выхожу из кабинета. За окном уже темно. Я иду на кухню, чтобы выпить воды, потому что во рту пересохло. Кажется, мне снились кошмары.

— Ася заглядывала к вам в кабинет, но не стала будить! — говорит нянька.

Женщина пьет ромашковый чай на кухне. Она каждый раз перед сном сидит за столом с книгой в руках и пьет ромашковый чай. Понимаю, что где-то глубоко в душе она успела стать для меня родным человеком, как мать, которой у меня никогда не было. Улыбаюсь и киваю, сам не зная зачем.

— Сам не понимаю, как заснул… Вся эта ситуация сильно изматывает меня! — честно признаюсь я.

— Понимаю, что это не мое дело, но Ася весь вечер рассказывала мне про Татьяну. Она произвела на девочку сильные впечатления. Вы бы пригласили ее к вам в дом?.. Мне кажется, что Татьяна очень хорошо влияет на вашу дочь. Возможно, ее близость помогла бы Асеньке восстанавливаться…

Я наливаю воду и стараюсь не подавать вида, что меня трогают слова Юлии Сергеевны. Но они бьют по самому больному, потому что я не могу этого сделать. Пытался, но Дымка ответила отказом… Да и неправильно все это — сталкивать их и заставлять привыкать друг к другу, потому что потом будет больно всем.

— Спасибо за совет, Юлия Сергеевна! Я подумаю над вашими словами, а сейчас пойду спать! Спокойной ночи!

— Спокойной ночи! — глухо отвечает женщина и возвращает взгляд в книгу.

Она не знает о прошлом, которое связывает нас с Дымкой, а иначе не стала бы предлагать привозить женщину сюда. И я не могу никому рассказать об этом, потому что у меня нет привычки делиться с посторонними тем, что принадлежит не только мне. Вряд ли Тане будет приятно, если она вдруг появится в нашем доме, а нянька будет смотреть на нее с жалостью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Иду в комнату, падаю на кровать, не в силах даже переодеться и зачем-то набираю номер телефона Дымки. Возможно, она уже спит… Скорее всего, не станет отвечать мне… А если и ответит, то о чем мне с ней говорить? Зачем я снова мучаю себя и хочу услышать ее голос?

— Багрянский? Что-то случилось? — спрашивает Дымка, отрезвляя меня и возвращая в суровую реальность.

— Я просто хотел узнать, не нужно ли тебе что-то…

— Тань, я занес матрас, можешь стелить постель! — слышу отдаленный голос того самого «жениха», и меня снова пробирают неприятные эмоции.

Занес матрас…

Можешь стелить постель…

В горле в мгновение становится чересчур сухо, и кашель, непонятно с чего вдруг появившийся, больно царапает его.

— Наше соглашение еще в силе? — сухим тоном спрашиваю я.

— Соглашение? О чем ты говоришь?

— О рождении ребенка, если твои стволовые клетки не подойдут Асе…

Понимаю, что никакого соглашения у нас не было, и Дымка ничего не обещала мне, но она приехала сюда, и я был уверен, что она не откажется помогать.

— Я ничего тебе не обещала, но я помогу девочке… — лепечет Таня.

— Тогда я вынужден напомнить, что ты не должна спать с другими мужчинами, пока не забеременеешь и не родишь малыша, чтобы исключить вероятность беременности от кого-то другого!

Слышу, с каким возмущением выдыхает Дымка. Она злится на меня, но я не смог промолчать. Для кого еще она собралась стелить постель? В жилах закипает кровь от мысли, что она будет спать с этим мужиком… Меня даже начинает потрясывать от негодования. Я не могу представить ее с кем-то другим, пусть у нее и были мужчины после нашего расставания, а мне приходилось стискивать зубы и закрывать на это глаза, понимая, что ничего не могу сделать. Не мог или не хотел? Может, я просто струсил? Просто боялся упустить хотя бы малейшую возможность и оттолкнуть ее от себя? Да и ее слова все расставили по местам… Она сказала, что ненавидит меня.

— Пообещай мне, что никогда не скажешь мне слов ненависти, во имя всего хорошего, что уже было у нас. Как бы сильно ты не обиделась, не говори, что ненавидишь, если на самом деле не будешь ощущать внутри жгучую ненависть!

— Обещаю!

Но она сказала эти слова… И только теперь я понял, чем именно заслужил ее ненависть. Сердце сжимается от мысли, что у меня могли быть дочь или сын от любимой женщины…

— Дурак ты, Багрянский! — отвечает Таня и сбрасывает вызов, а я откидываюсь на подушку и злюсь.

Так сильно злюсь на нее, что хочу поехать туда и снова попытаться вывести ее на разговор.

А может, все правильно?

Семь лет слишком большой срок для того, чтобы двигаться дальше, чтобы отпустить и найти для себя новый смысл жизни, что Дымка и пытается сделать. Зачем я ей нужен? Она не позволит мне даже видеться с ребенком, которого родит… А смогу ли я жить в неведении и не иметь возможность даже просто оказаться рядом с малышом?

Сердце замирает, когда я представляю Дымку в роли матери. Она была бы самой лучшей мамой на свете, а наши дети…

Не будет наших детей!

Ударяю кулаками о матрас и стискиваю зубы до противного скрежета.

— Ты меня изнасиловал, Багрянский… У меня на руках есть доказательства. И ты можешь ознакомиться с ними… А еще внутри меня живет ребенок — твой ребенок, и это самое сильное доказательство насилия. У меня есть свидетель, который подтвердит, что ты принудил меня к близости… Тебя посадят, и ты будешь гнить за решеткой…

— Плевать, — прохрипел я, делая глоток виски, обжигающего слизистую.

Мне хотелось свернуть лживой дряни шею, и я мог бы сделать это, но меня тормозило ее заявление о том, что она ждет моего ребенка.

— А на то, что моя сестренка окажется в очень щепетильной ситуации? — Анна чуть сузила глаза и хищно улыбнулась.

Заткнуть бы ее поганый рот и отправить кормить рыб на дне столичной реки, но сначала я должен был дождаться рождения ребенка и понять, что там за щепетильная ситуация, в которой может оказаться Дымка, ведь оставшись без средств к существованию я никак бы не смог помочь ей…

Снова и снова прокручиваю в голове события прошлого, а потом вдруг засыпаю и вижу кошмар. Ася умерла, мы не смогли спасти ее, а Таня снова бросила меня один на один с этой болью и забрала нашего совместного ребенка, заставив меня захлебываться собственной кровью, взявшейся ниоткуда.

В ужасе открываю глаза и смотрю по сторонам.

Я все-таки уснул в одежде.

Солнце уже успело занять свой престол и бьет яркими лучами в окно, потому что я не занавесил шторы.

Телефон пиликает, и я не сразу соображаю, что кто-то звонит. Какое-то время думаю, что будильник, но на нем стоит совсем другая мелодия. Когда смотрю на экран, до меня доходит, что звонит лечащий врач Аси.

— Андрей Семенович? — отвечаю я, надеясь, что он не скажет ничего дурного.

— Доброе утро! Демьян, пришли результаты анализа стволовых клеток Татьяны… Хотел бы порадовать, но не могу… Тут такое дело… В общем, есть совсем незначительные различия. Можно провести пересадку, но в самом крайне случае. Боюсь, что организм девочки не примет их и начнет вырабатывать антитела, и тогда уже никакая пересадка не поможет.

Я тяжело вздыхаю.

— Значит, нам нужно пробовать последний вариант?

— Желательно… Если все анализы придут нормальными, и Татьяне можно будет рожать…

— Понял… Ладно, я позвоню Тане.

Меня бесит вся эта ситуация. Я рассчитывал, что не стану обузой для Дымки… Когда врач сказал про пересадку ее стволовых клеток, в душе появилась надежда на то, что если у нас и родится совместный ребенок, то только после того, как Дымка найдет в себе силы, чтобы простить меня. Малыш, рожденный в ненависти и неприязни, заранее ущемлен. Мне становится горько, и я уже подумываю отменить все. Могу ли ради одного ребенка жертвовать чувствами другого? Кем он будет считать отца, который вынужденно отказался от него, потому что просил родить малыша для спасения старшей дочери? А Дымка вынудит меня отказаться от своих прав, я больше чем уверен в этом.

Утопаю в собственных мыслях, поднимаюсь на ноги, чувствуя сильнейшую головную боль, которая буквально рвет меня на части. Прохожу мимо комнаты дочери, дверь в которую приоткрыта. Ненадолго застываю в проеме, потому что Ася уже проснулась, сидит на кроватке и разговаривает со своей новой игрушкой.

— Пообещай, что ты позаботишься о моем папе, зайка! Когда я умру, ему будет очень одиноко! — лепечет Ася, и мое сердце в мгновение обливается кровью.

Глава 11. Дымка

Сидя на крыльце, я пью горячий чай и наслаждаюсь теплым солнышком, которое только-только стало вставать и нежно согревать своими лучами. Конечно, скоро поднимется жара, но пока есть немного времени, чтобы успеть насладиться летним утром. Я немного жмурюсь, глядя на красивые перьевые облака, медленно плывущие по небу, а на губах появляется улыбка, но надолго она не задерживается.

Телефон звонит, и, увидев, что это Багрянский, я хочу отклонить вызов, но не делаю этого, ведь он может сказать что-то важное. Надеюсь, что он все понял и прекратит устраивать никому ненужные сцены ревности… Сейчас мы просто партнеры, не более того…

— Что-то случилось? — сходу спрашиваю я.

— Да. Привет, Дымка…

Багрянский ненадолго затихает и тяжело дышит, а я понимаю, что следует оставить обиды прошлого там, где они случились. Я была обижена на своего жениха, а сейчас он выступает в роли отца моей племянницы, не более того…

— Привет! — отвечаю тихо.

Раньше мы могли часами разговаривать по телефону и спорить, кто первым будет отключаться, а теперь мне хочется сбросить звонок прямо сейчас.

— Пришли результаты твоих анализов… Доктор сообщил, что совместимость не стопроцентная, он опасается, что во время пересадки костного мозга у Аси начнут вырабатываться антитела, и тогда уже ничего не сможет помочь…

— Я правильно понимаю, что единственный выход из этой ситуации — рождение ребенка?..

— Это не дает стопроцентной гарантии… — отвечает мужчина приглушенным голосом.

— Но мы не можем не попытаться, верно?

— Дымка, я бы хотел встретиться и обсудить с тобой этот момент. Конечно, изначально я просил тебя стать матерью ребенка-донора, но… — Багрянский обрывается.

— Ты не можешь передумать сейчас, когда твоя дочь так сильно нуждается в этом… Я уже сказала, что помогу, если это будет возможно… Но учти, что напрашиваться и уговаривать тебя не стану.

— Понимаю, и я благодарен тебе, но есть немало нюансов, и я не знаю, как поступить в этой ситуации лучше… Я не смогу оставить своего ребенка, Дымка! Знаю, ты будешь просить об этом, но уже сейчас я понимаю, что это будет такой же мой сын или дочь, как и Ася. Я не смогу оставить его и не участвовать в его воспитании…

Сердце замирает, а на глаза тут же наворачиваются слезы. Я вспоминаю о малыше, который уже в зародыше умер, а ведь я тоже могла быть мамой… Думаю над словами Багрянского, а перед глазами то и дело появляется его дочь.

Маленькое белокурое солнышко.

— Ты не можешь бросить свою дочь умирать… — констатирую факт я, и смотрю на кружку с чаем, куда успевает попасть мошка. Ставлю кружку на крыльцо, поддеваю мошку ногтем и достаю, позволяя улететь. Вот только маленькие крылышки уже успели намокнуть, и она не может пошевелить ими. Так же и Ася — борется из последних сил за свою жизнь. Но она не справится одна.

Мы должны ей помочь.

— Потому я и хотел встретиться с тобой. Сегодня Ася говорила с зайчиком, которого ты ей подарила… Она просила его позаботиться обо мне, когда ее не станет… Дымка, второй раз в своей жизни я не знаю, как поступить… Мне больно… — честно признается Багрянский.

По щекам текут слезы. Они обжигаю кожу и пробираются до глубины души. Сердце тяжело ударяется о ребра.

Говорила с зайчиком…

Просила позаботиться о ее единственном родном человеке…

Больно, когда ребенок осознает, что смерть близко. Еще больнее, если ты ничем не можешь помочь ему. Тяжесть в груди медленно поднимается вверх и сдавливает горло. Голова идет кругом. Мне настолько тяжело, что просто не передать словами, а каково отцу девочки?

— Прости, что переваливаю все это на тебя, просто… Ты по-прежнему остаешься единственным человеком, с которым я могу поговорить откровенно. Прости. Я не должен был!

Понимаю, что Багрянский пытается взять себя в руки. Ему тяжело. Очень тяжело. Но мне тоже было тяжело и сложно в свое время, и я одна справлялась с этой болью.

— Мы должны попытаться… Как только врач сообщит о возможности забеременеть, мы поговорим об этом, а пока не имеет смысла, потому что мы даже не знаем, смогу ли я выносить и родить здорового ребенка! Извини, но мне нужно идти… Передавай Асе привет и скажи, что ей ангел-хранитель рядышком!

Я отключаю телефон, кладу его на крыльцо рядом с кружкой и роняю лицо в ладони. Слезы текут по щекам сильнейшим потоком, и я ничего не могу поделать с собой. Меня потрясывает от сильнейших эмоций, а голова начинает кружиться, словно мне не хватает кислорода. Я не желала становиться участником такого испытания. Не нужно было сразу соглашаться с Багрянским и ехать сюда, а теперь уже дороги назад нет и не будет…

— Тань? Таня, что случилось?

Виктор входит в калитку и спешит ко мне. Поднимаю на него затуманенный от слез взгляд и смотрю какое-то время, а затем снова прикрываю лицо ладонями и негромко всхлипываю.

Мужчина ничего не говорит больше, не спрашивает, просто присаживается рядом и обнимает меня.

— Таня, все будет хорошо, слышишь?

— Ну почему все так несправедливо, Вить? Почему маленькие дети страдают? За что им такое испытание?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я не знаю, Танюш… Я не знаю! С девочкой что-то случилось?

Понимаю, что хоть вчера Виктор и пытался отговорить меня помогать Багрянского, у него вся та же добрая и чистая душа, которая была раньше… Он беспокоится за малышку.

— Пока нет, но как все сложится дальше?..

Я плачу и кладу голову на плечо Виктора, а он прижимает меня к себе.

— Я так понимаю, твои стволовые клетки не подходят для пересадки?

Я отрицательно мотаю головой, а Витя негромко скрипит зубами и утопает в собственных мыслях.

— Давай мы перестанем грустить и займемся уборкой? Дел на участке немало… — пытается отвлечь меня Виктор, и я улыбаюсь.

Если другого выхода нет, и мне остается лишь беременность от Багрянского, то на ближайший год мне придется обосноваться здесь. Что делать с работой? Вопрос хороший, но пока я даже не пытаюсь искать ответ. Скорее всего, Багрянский на самом деле уладил этот вопрос, потому что начальник так и не перезвонил мне.

— Да, ты прав… Работы непочатый край! — улыбаюсь я, а Витя встает на ноги, подкатывает рукава рубашки и протягивает мне руку.

— Будешь работать в рубашке? — спрашиваю я, принимая помощь мужчины.

— Предлагаешь мне работать без нее? — подмигивает Витя, и меня смущают его слова.

— Н-нет… Конечно, нет… Впрочем, как тебе будет удобнее.

Щеки начинают краснеть.

Конечно, мужчины в деревне часто работают с обнаженным торсом в солнечный день, но я понимаю, что буду неловко чувствовать себя, если мужчина разденется. Виктор берет в руки косу и точильный камень и готовится к покосу травы…

День сегодня будет очень непростой.

Меня ненадолго отпускают мысли о том, что будет дальше, и как теперь поступить с Асей. Я вспоминаю времена, когда бабушка еще была жива, и мы с Витей помогали по огороду сначала ей, а потом бабе Нюре…

До самого вечера мы возимся во дворе, и я уже готова рухнуть без сил. Сидя за компьютером в офисе я отвыкла от работы на огороде и немного ослабла. Неплохо было бы заняться собой, вот только начинать заниматься в зале было бы глупо, ведь во время беременности я вряд ли смогу продолжить, если только это не будет легкий фитнес. Я уже почти свыклась с мыслью, что буду беременна, пусть пока не пришли результаты анализов, и врачи не сказали, что я на самом деле смогу стать мамой.

— Ну что? Пойдем ужинать? Бабуля уже должна была нажарить котлеты и натушить твою любимую картошку! — говорит Витя, обтряхивая свои шорты.

— Да, я голодная до ужаса… — улыбаюсь я и направляюсь к мужчине, но неловко подворачиваю ногу и буквально падаю у нему в объятия.

Ненадолго между мной и Витей повисает молчание, а затем он приподнимает меня, обхватив руками и начинает кружить, совсем как раньше. Хватаюсь за его шею и прошу отпустить, потому что до сих пор боюсь, что он меня уронит, хоть он превратился в очень сильного мужчину. Смеюсь, и когда Виктор ставит меня на ноги, хватаюсь за его плечи, потому что голова кружится, и я боюсь рухнуть.

— Ну что? Дойдешь сама, или тебя на руках отнести? — с улыбкой спрашивает Виктор, а я ненадолго застываю взглядом на его губах.

Почему я никогда не рассматривала его на роль своего ухажера, и всегда считала лучшим другом, братом, но не более того? Таких мужчин нужно бы заносить в красную книгу, а я не могу почувствовать к нему ничего… Мне становится немного горько, и я подумываю отказаться от предложения, а когда слышу негромкое покашливание, то резко оборачиваюсь к забору и замираю.

Багрянский…

Не знаю, что он тут делает, но его мысли в эту секунду несложно угадать.

Зачем обниматься взрослой женщине со взрослым мужчиной?

Наверняка посчитал нас любовниками…

Вспоминаю его вчерашний приказной тон, и мне становится неприятно.

— Ты не говорила, что ждешь гостей! — с раздражением в голосе произносит Виктор.

— Да я и не ждала вроде бы… — пожимаю плечами и выбираюсь из его объятий.

Голова все еще кружится, но стоять на ногах я могу.

— Вить, ты иди тогда, а я подойду сейчас… Только узнаю у «гостя», что случилось, и почему он приехал без предупреждения…

— Уверена, что хочешь оставаться с ним наедине? — почти шепчет мне в макушку Виктор и берет за плечи.

Я вижу, как искажается лицо Багрянского, и легонько смахиваю с себя руки друга.

— Да, Вить! Спасибо!

Виктор больше ничего не говорит и не спрашивает. Он проходит мимо Багрянского, не сводя с того взгляд. Мне кажется, что между ними происходит безмолвная война. Виктор специально задевает своим плечом плечо Багрянского, и я пугаюсь того, что между ними произойдет конфликт, но Демьян удивляет меня: он никак не реагирует на провокацию.

Я медленно бреду к воротам, стараясь не качаться по пути, чтобы бывший не подумал, что ко всему прочему я еще и пьяна. Приближаюсь и останавливаюсь напротив. Стойкий запах древесных ноток, исходящий от мужчины, дурманит меня, но это всего лишь секундное воспоминание, которое быстро улетучивается, и я начинаю воспринимать его, как аромат обычного одеколона.

— Зачем ты приехал? — спрашиваю я, поглядывая на Багрянского.

— Хотел обсудить с тобой вопрос рождения ребенка… Если это еще актуально…

Я ничего не отвечаю на последние слова бывшего, пусть они и царапают душу. Мне становится до слез обидно, что меня до сих пор тянет к нему, а не к кому-либо другому.

— Мы ведь договорились, что обо всем будем говорить, когда придут анализы…

— Ты можешь выносить и родить здорового ребенка. Сегодня мне звонил врач. Так как пока готовы не все анализы, придется немного подождать с зачатием, но он уже дал ответ… И я думал, что мы сможем все обсудить сейчас, но… Прости, что отвлек от приятного времяпровождения.

— Извинения принимаются! — киваю я. — Что ты хочешь сказать? Ты привез меня сюда с определенной целью… Теперь ситуация изменилась? У твоей дочери все в порядке? Или ты рассчитываешь, что я соглашусь создать с тобой семейную ячейку общества, чтобы мой ребенок рос в полноценной семье? Нет, Багрянский… Я не хочу наступать на те же грабли, да и не смогу… Прошло семь лет, и ты должен понимать, что это слишком большой срок. Ребенок, который родится не будет расти с тобой… Это мое условие.

— А с кем будет? С ним?

Вопрос бьет под дых, и я не могу найтись со словами. Слишком сложно все и неправильно… Я не могу лишать ребенка отца еще до его рождения… Багрянский хороший отец, это видно по тому, как он заботится об Асе… Вот только будет ли он точно так же заботиться о нашем малыше? Будет ли любить его? Вопросов много, но ответа ни одного…

— Со мной… А тебе следует найти жену или развестись с ней и завести новую… Асе нужна мать.

Сама не понимаю, зачем лезу в чужую жизнь. Багрянский и без меня все это знает.

— Мы с Аней разведены… Свадьба с ней была финальным штрихом кукловода, который пытался потопить меня, и которому ты слила все мои наработки… После свадьбы на сестре-близняшке моей невесты, я потерял все окончательно, но смог возродиться из пепла… Мы развелись на следующий день после свадьбы, во время которой ей стало известно, что я банкрот… Тебя волнует что-то еще? Можешь напрямую задавать вопросы, а не намекать… Я готов говорить откровенно о прошлом, а ты?

Глава 12. Демьян

«Тебе было хорошо с ней?» — единственный вопрос, который задала мне Дымка и, получив ответ на него, заявила, что это ничего не меняет. Она не желала говорить о прошлом, но пообещала, что пока проходит подготовку к оплодотворению, подумает, как лучше быть с нашим совместным ребенком.

Подумает…

Словно у нас родится не личность, которая имеет право знать обоих родителей и проводить с ними равное количество времени, а питомец.

Подумает…

Уже несколько дней мы встречаемся только в больнице, куда ее привозит этот «жених». У нас почти нет времени на простой разговор, и с каждым разом мне все тяжелее осознавать, что я упускаю свой шанс. Возможно, единственный из оставшихся… А может, у меня и не было никогда этого шанса? Может, я упустил все еще раньше?

— Сегодня ты без сопровождения? — спрашиваю, когда Дымка входит в медицинский центр.

Она вздрагивает, смотрит на меня и начинает нервно поеживаться.

— Я хотела поговорить с тобой о своем решении…

— Приняла его?

Между нами больше не искрит, как в первые дни. Кажется, что все эмоции выпотрошили, вывернули душу наизнанку и оставили только пустоту. Я понимаю, что ее можно легко воспламенить, но не хочу делать этого.

— Да… У нас нет будущего, Демьян… — тяжело вздыхает Таня и отходит в сторонку. — Следует смотреть правде в глаза: семь лет большой срок, а измена — непростительная ошибка.

Я начинаю закипать. Меня снова трясет как одержимого. Я хватаю Дымку за запястье и тащу в процедурную, потому что знаю, что сейчас там пусто. Эмоции кипят, пусть мне казалось, что от них ничего не осталось.

«У нас нет будущего»…

Мог бы согласиться с этим, хоть и не хочу.

«Измена — непростительная ошибка»…

Эта мысль бьет по всему хорошему, что было внутри.

«Измена — непростительная ошибка»…

— Ты не умеешь говорить спокойно? — кричит на меня Дымка, когда я запираю за нами дверь и отпускаю ее руку. — Тебе обязательно каждый раз применять силу, чтобы поговорить? Неужели ты не можешь общаться нормально?

— А ты можешь слушать? — цежу сквозь зубы я.

Дымка немного краснеет и отводит взгляд в сторону. Что и требовалось доказать! Она не хочет слушать меня!

— Ты права, измена — непростительная ошибка, но то, что было между мной и твоей сестрой невозможно назвать изменой! — Дымка пытается раскрыть рот, но я отрицательно мотаю головой, не позволяю ей вставить и слово, потому что хотя бы сейчас мы должны поговорить откровенно. — Я не осознавал своих действий. Единственное, в чем ты можешь обвинить меня, что я мужчина, у которого просто сработал организм, как часы… Знаешь, даже перед смертью оно сработает, потому что так заложено природой! Хочешь считать меня изменщиком, потому что тебе так удобнее? Давай, Дымка! Скажи мне? Чего ты хочешь? Хочешь, чтобы снова валялся у тебя в ногах и просил о прощении, говоря, что я виноват? Я не сделаю этого! Я не признаю своей вины, потому что ее не было. Ты можешь сколько угодно лелеять свои мысли о том, что я предатель, но это все твоя вина! По большей части…

Я замолкаю.

Конечно, часть моей вины тоже имеется. Наверное, мне следовало задуматься о том, что Дымка не стала бы домогаться до меня, зная, в каком состоянии я нахожусь, но тогда я не мог даже думать толком. Сейчас я понимал, что она уложила бы меня в кровать и позаботилась, может, вызвала скорую и непременно померила температуру, а не полезла ко мне в трусы, но я понимаю это только сейчас. Тогда я не мог анализировать происходящее, а Анна знала слишком многое…

— Прекрати винить меня! — вспыхивает Дымка. — Этот пароль был придуман в шутку! Я никогда бы не подумала, что ты решишь воспользоваться им на самом деле! А если ты решил употребить какие-то запрещенные препараты на этом проклятом мальчишнике, от которых у тебя голова пошла кругом, то это не моя вина! Сейчас мы говорим о жизни твоей дочери, Багрянский! Если ты хочешь, чтобы Ася выжила, мы должны попытаться! Ты привез меня сюда ради этого, а не для того, чтобы воскрешать в голове прошлые события и винить друг друга в том, чего уже не изменишь! Хватит! Давай оставим прошлое там, где ему самое место? Я не хочу воскрешать те события в памяти, как и не хочу быть вместе с тобой! Но я готова пойти на уступки… Ты сможешь видеться со своим ребенком, если он родится… Сможешь общаться с ним, и он будет знать своего отца. Это все, что я могу предложить тебе, Багрянский! При условии, что ты поклянешься оставить прошлое и прекратишь пытаться воззвать ко мне или вымолить прощения! Мы спасем твою дочь, и у тебя будет возможность участвовать в жизни второго ребенка. Ты согласен на мои условия?

В глазах начинает печь. Дышать сложно, но я дышу. Вспоминаю, как задыхался после той ночи, когда стоял на коленях под проливным дождем, а Дымка закрыла дверь перед моим носом. Целый месяц я лежал в больнице после этого с двусторонним воспалением легких, плевался кровью и думал, что сдохну, а она в то время лишала меня бизнеса… Имущества отца, которое я клялся уберечь. Конечно, теперь я понимал, что она сделала это, потеряв ребенка, решила отомстить мне… И я готов был смириться, готов переступить через все и двигаться к новой жизни, искать компромиссы, но она не желала слышать… Дымка предложила лучший вариант — я забываю о прошлом, а она позволяет мне общаться с ребенком и участвовать в его жизни. И я должен был согласиться ради Аси.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я соглашусь с твоими условиями, но после того, как сделаю это…

Не оставляю Дымке возможности отступить и резко приближаюсь к ней, хватаю за талию и прижимаю к стене. Она шокировано приоткрывает рот, а я впиваюсь в ее губы поцелуем. Убиваю нас обоих в этот момент, понимая, что она никогда не простит мне этого, но, возможно, это последний раз, когда я могу поцеловать ее, единственная возможность почувствовать — остались ли у нее хоть какие-то чувства ко мне. Дымка негромко всхлипывает и пытается оттолкнуть меня, но несмотря на это несколько мгновений отвечает на поцелуй, а когда я отстраняюсь, сыплет на меня кучу ругательств.

Вот только она может кричать сколько угодно, но я уже сделал определенные выводы для себя, и теперь знаю, в каком направлении буду двигаться.

— Я согласен на твои условия, — говорю я, проводя большим пальцем правой руки по своей нижней губе.

Таня не бьет меня по лицу, не пытается как-то огрызнуться или больно укусить меня. Она просто стискивает зубы и часто пыхтит, как самый настоящий ежик, а я уже знаю, что ждет нас дальше, но не хочу забегать вперед.

На губах появляется улыбка, но я подавляю ее, чтобы не показаться в ее глазах маниакальным психом.

Выскочив из процедурной, Дымка сбегает к доктору на финальный осмотр, если все хорошо, то сегодня проведут оплодотворение. Врач предупредил, что с первого раза может не получиться и предложил нам провести эту процедуру два, а то и три раза подряд, для закрепления результата, чтобы уж наверняка быть уверенными, что все получилось и не дожидаться нового цикла, который очень успешно сыграл нам на руку.

Встретиться с Дымкой до начала процедуры у меня не получается. Время летит быстро, и когда я сдаю свое семя, начинаю наматывать круги по коридору, потому что волнуюсь. Тошнотворный ком сдавливает горло, и мне сейчас по-настоящему страшно. В любимой женщине зарождается новая жизнь, но совсем не таким путем как мне хотелось бы… По осознанию наотмашь бьют то одна, то другая мысль. Я вдруг думаю, что уже один раз Дымка потеряла ребенка. Что будет, если она лишится и этого малыша? Меня начинает трясти, и я готов ворваться в кабинет, чтобы остановить все, но врач выходит, потирая руки, и сообщает, что все готово, и осталось подождать немного времени, чтобы Тане можно было встать на ноги. Голова начинает кружиться, и я буквально падаю на скамью. Обхватываю голову руками и начинаю покачиваться. Не могу поверить, что пошел на это, но тут же вспоминаю цель: моя дочь! Я не мог не попытаться. На телефон вдруг приходит сообщение, в котором сообщают, что мальчика, на лечение которого не так давно я перевел крупную сумму, удалось спасти. Это ли не хороший знак? Я пытаюсь успокоить себя и говорю, что все будет хорошо, но дурное предчувствие оказывается сильнее.

Когда Таня выходит из кабинета, я вижу, насколько она разбитая. Наверное, жалеет, что согласилась пойти на это… Душа обрывается, но я не успеваю ничего сказать, потому что звонит няня Аси, и мне приходится ответить.

— Юлия Сергеевна, что-то случилось? — спрашиваю я хрипловатым голосом, а Дымка начинает взволнованно смотреть на меня.

— Случилось! Асе стало плохо… Я дала ей препараты, но она отказывается от еды и совсем не встает с кровати! Я не знаю, что делать! Вызывать скорую?

— Я сейчас приеду!

Отключаю телефон и поднимаю взгляд на Дымку. Сердце бешено колотится в груди. Мне страшно, но я надеюсь, что все будет хорошо, не может иначе.

— Что стряслось? — спрашивает Дымка, поглаживая свой живот.

— Асе стало плохо… Мне нужно поехать домой. Если ты хочешь, я вызову такси для тебя…

— Нет! Я поеду с тобой!

Я решаю не спорить и лишь киваю. На ходу хватаю рекомендации врача для Тани и решаю, что если не пойму что-то, то перезвоню ему. Сейчас важно узнать, пора ли бить в колокола и вызывать скорую для Аси.

— Демьян, может, я сяду за руль? Ты не в себе! В таком состоянии лучше не вести машину! — волнуется Дымка, и я отрицательно мотаю головой, но, приблизившись к автомобилю, понимаю, что она права.

Я буду гнать на высокой скорости, и могу подставить Таню и нашего малыша, который начинает зарождаться внутри нее.

— Ты как? — спрашиваю я.

— Нормально… Лучше тебя уж точно!

Я киваю и протягиваю ей ключи от машины.

Уверен, что она справится с этим лучше меня сейчас.

Ныряю на пассажирское сиденье, пристегиваюсь и закрываю глаза.

Дымка заводит машину, и мы едем в молчании. В голове столько мыслей, что я просто не могу развивать их дальше, ведь если начну, то ни к чему хорошему это не приведет: я только сильнее накручу себя, а нельзя этого делать.

Нель-зя!

Все будет хорошо!

Мы слишком многое прошли.

Мы уже далеко зашли!

Нельзя начать бояться и отказываться от всего сейчас.

Не время.

Дымка едет быстро, но при этом не нарушает правила. Она отлично научилась водить машину, и только сейчас меня оглушает мысль, что я сразу мог бы предоставить ей автомобиль, чтобы она не зависела от меня или «жениха». Противно, что не подумал об этом раньше, не позаботился о ней, и я не пытаюсь оправдать себя тем, что голова была забита больным ребенком и былыми чувствами к Дымке, которые проснулись так неожиданно спустя семь лет. Хотя нет… Они никогда не засыпали, глупо было бы обманывать себя.

Навигатор уведомляет о каждом новом повороте, каждой камере, а меня все раздражает. Еще вчера я заметил, что дочь чувствует себя неважно, и я злюсь, что не позвонил врачу сразу. Нужно было повезти ее на осмотр, увеличить дозу препаратов…

Как только Дымка паркует машину во дворе, я выскакиваю и бегу в дом. Лишь на крыльце останавливаюсь и оборачиваюсь.

— Войдешь со мной? Или хочешь домой? Если хочешь, можешь взять мою машину…

— Я зайду! — решительно кивает Дымка.

Еще какой-то час назад я радовался, что у нее ко мне остались чувства, а теперь не могу… Если с дочерью что-то случится, я не смогу простить себя, что не спас ее, что стал причиной этого заболевания. Хотя… Я ли стал причиной? Я сотню раз обдумывал это, даже умудрился обвинить Дымку, ведь именно она назвала сестре название того препарата…

Мы входим в дом и спешим в комнату Аси, и я очень рассчитываю, что это просто очередная слабость, как реакция на изменение погоды…

Глава 13. Дымка

В коридоре мы сталкиваемся с пожилой женщиной, и некоторое время она внимательно смотрит на меня, чуть приоткрыв рот. Мы обмениваемся приветствиями. Она начинает тут же докладывать Багрянскому о состоянии его дочери, а я обвожу взглядом его дом. Неплохо он устроился. Кажется, банкротство пошло ему даже на пользу… Жалела ли я когда-нибудь, что отдала его наработки конкуренту? Да… Сгоряча чего только не натворишь, вот только я не хотела опускаться до его уровня и уровня моей сестры, не желала становиться такой же, как они, но под воздействием ярости стала.

Демьян спешит в спальню Аси, а я не решаюсь, потому что боюсь встречаться с ней так часто. Юлия Сергеевна, именно так представилась няня девочки, предлагает выпить чай с ромашкой, чтобы немного успокоить нервы. Вроде бы в противопоказаниях от врача, проводившего оплодотворение, ромашки не было, и я соглашаюсь. Иду следом за женщиной на кухню, думая, что в этом доме мог бы расти наш ребенок, но отгоняю от себя эти мысли. Готова ли я становиться мамой еще и для Аси?.. Это сложный вопрос, сильно бьющий по сознанию. Я не воспринимаю девочку, как плод измены, но в ту же секунду не уверена, что смогла бы полюбить ее, как свою… Или все-таки?..

— А вы очень похожи на маму Аси, не думала, что сходство будет таким сильным. Обычно у близнецов есть какие-то различия…

— Правда? Вы знакомы с Анной? — спрашиваю я, вспомнив, что Багрянский говорил, словно его дочь не знает мать, а он развелся с ней на следующий день после регистрации брака.

— Нет. Лично мне познакомиться с ней не удалось, да и не сошлись бы мы характерами, вы уж простите… Со змеями нужно по ихнему общаться, а я так не умею.

Я киваю, решив, что ничего не буду говорить о произошедшей ситуации, ведь Багрянский мог и не говорить няне, что я когда-то была его невестой.

— Я фотографию только видела. На столе Демьяна. Они там такие счастливые с Анной. Она в свадебном платье, а он с такой нежностью и любовью на нее смотрит… Даже не представляю, что с ней случилось, что сбежала и бросила свою семью!

Слова женщины бьют под дых, и меня начинает тошнить. Голова кружится, а я уже ничего не могу сказать, лишь киваю и думаю. Он говорил, что они развелись на второй день, но можно ли обмануть фото? На нем всегда самые искренние эмоции, как не старайся подделать их. Если Демьян смотрел на Аню с нежностью и любовью, то, может, любил? Испытывал к ней хоть какие-то чувства? Вот только она не оправдала его ожидания?.. Мне становится плохо, и я хочу сбежать из дома, но женщина ставит передо мной ромашковый чай и присаживается напротив.

— Проблемы у Асеньки начались практически сразу после рождения, вот только врачи длительное время не могли установить диагноз. Девочка росла слабенькой, но никогда не была такой, как сейчас. Даже не представляю, что испытывает ее отец каждый раз, когда у нее начинаются приступы и заболевание обостряется.

Я молча пожевываю губами и делаю глоток чая.

Багрянскому тяжело сейчас.

Возможно, судьба наказала его слишком сурово за эту измену. Это очень больно — смотреть, как умирает твой ребенок и не иметь возможности как-то повлиять на ситуацию…

— Да, это сложно… Но мы сделаем все возможное, чтобы спасти девочку.

— У вас слишком большое сердце, Татьяна, раз вы согласились родить ребенка ради спасения племянницы! А у вас есть дети?

Я начинаю задыхаться и кошусь на закрытое окно. Разговор с женщиной сильно смущает меня, травмирует и без того слишком ослабленные нервные клетки. Я радуюсь, когда на кухню входит Демьян. Он несколько секунд выжидающе смотрит на меня, словно готовится сказать что-то очень плохое.

— Как Ася? — спрашиваю, переступив через собственные чувства и то, что узнала новые факты о нем — на его рабочем столе стоит фотография со свадьбы с Аней…

— Хотелось бы сказать, что все хорошо, но нет… У нее началось обострение. Пока не понимаю толком, то самое… Или дочь просто простудилась. Доктор приедет завтра, сейчас нет показаний для госпитализации Аси. Она сказала, что очень хотела увидеться с тобой…

Какое-то время я думаю — нужно ли мне это, но я хочу поддержать девочку, хочу, чтобы она знала, что не одинока. Не просто так ведь я приехала сюда. Поднимаюсь на ноги, благодарю Юлию Сергеевну за чай и иду следом за Багрянским, чувствуя, что внутри так и кипит спросить, зачем держит на столе свадебное фото с Анной, если ему не понравилось с ней, и она подставила его. Вот только приходится кусать язык и не позволять себе говорить на эту тему. Не то сейчас время.

— Она не знает, что ты здесь, поэтому это станет для Аси сюрпризом! — зачем-то говорит Багрянский, а я киваю. Не знаю, что тут можно добавить: похвалить его за то, что не попытался манипулировать больной дочерью и говорить, что она зовет меня, потому что он проболтался, что я в их доме?

Мысли путаются, а когда я захожу в комнату девочки, пропахшую медикаментами, сердце тут же замирает.

— Ася? — негромко зову я, и она испуганно оборачивается в мою сторону, вздрагивает, а затем улыбается.

Она лежит в кроватке, прижимая к себе зайчика, подаренного мной.

— Ты приехала ко мне в гости! — лепечет девочка.

— Приехала! Как ты?

— Я забочусь о твоем зайке! Мы с ним подружились! Это теперь мой лучший друг.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я поджимаю губы, подавляю внутри себя эмоции и стараюсь не пускать наружу слезы, которые так и рвутся при виде больной бледной девочки, рядом с которой уже точит свою косу мифическая старуха. Тяжело вздохнув, обрабатываю руки антисептиком, стоящим на тумбочке, прохожу к кровати и присаживаюсь рядом.

— А это у нас что? Книга сказок? Давай почитаем вместе? — улыбаюсь я сквозь боль.

— Ты мне, правда, почитаешь? — оживляется Ася.

— Конечно! А ты еще не умеешь читать?

— Умею, но мне больше нравится, когда мне кто-то читает или рассказывает! Когда я слышу чей-то голос, я точно знаю, что еще не умерла.

Девочка говорит как взрослая, а ее слова бередят в сердце сильнейшую рану. Я захлебываюсь накатывающей болью, киваю, выдавливаю улыбку и открываю книгу на первой попавшейся сказке.

— О! Это одна из самых любимых сказок моего детства… «Золушка», — говорю я. — В ней принц полюбил самую искреннюю и добрую сестричку… Впрочем, наверняка, ты уже знаешь ее… Хочешь, я расскажу тебе, как я придумывала развитие этой истории в детстве?

Ася кивает.

«А у нас ведь все было как в сказке… Жаль, что в жизни принц все-таки перепутал сестер», — думаю и мельком гляжу на стоящего в дверном проеме Багрянского.

— Мне нравится твой вариант сказки! — улыбается Ася, когда я заканчиваю с рассказом.

Я отмечаю, что девочка стала гораздо активнее. Она будто бы цветок, который полили водой и поставили на солнышко, тянется ко мне, а мне сложно признать, что пока я не готова сблизиться с ней. Не я должна была стать ее солнцем.

— Тебе нужно отдыхать! Пообещай мне, что ты скоро поправишься и снова приедешь в гости? — спра�

Пролог

Я выскакиваю из кабинета начальника злая, потому что меньше всего на свете хочу ехать в командировку в город разочарований.

«Кроме тебя с работой там никто не справится, Танечка!» – заявил босс, глядя на меня глазами кота из Шрека.

Ну а я что, козёл отпущения, что ли?

Я не хочу туда возвращаться, пусть это ненадолго.

Не хочу снова сталкиваться с людьми, которые предали меня, вонзили нож в спину и хорошенько провернули его.

Несколько раз поскальзываюсь на плитке, противно скрипя по той шпилькой. Наверное, в эту секунду я в центре внимания, но мне плевать на всех. Мне просто нужно немного успокоиться и всё хорошенько обдумать.

Буквально вылетаю на улицу и шумно втягиваю свежий воздух. Обхватываю себя руками и кошусь на сотрудников, стоящих около курилки. Наверняка думают, что такого интересного мне сказал босс, чтобы пустить свежие сплетни по офису. Понятно, что никто лучше меня с работой не справится, ведь я пашу как вол, а они только и знают, что чаи гонять или покурить выскакивать.

– Здравствуй, Дымка! – слышу голос, от которого меня начинает трясти.

Так меня называл только один человек… Человек, которого я никогда больше не желала видеть. Я боюсь даже обернуться, надеюсь, что это просто мираж, привидевшийся мне в порыве эмоций, но когда сильные пальцы сжимаю мои плечи, разворачивая в сторону своего обладателя, я готова рухнуть и потерять сознание.

Что Багрянский забыл здесь?

Как он тут оказался?

И не он ли приложил руку к этой командировке?

Теряю дар речи и смотрю в манящие глаза цвета морской волны с нескрываемым страхом. Осознав, что это не приведение, я скидываю руки бывшего с себя и делаю шаг назад. Мне становится противно от того, что он посмел прикоснуться ко мне.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю ледяным тоном, старательно давая понять, что разговаривать с ним не хочу.

– Тебя искал… А ты сама мне в руки попалась! – отвечает он с какой-то издёвкой в голосе.

– Я не шучу, Багрянский! Какого дьявола ты забыл здесь?

Мурашки покалывают кожу, и я злюсь на человека, который решил, что может вторгнуться в мою жизнь без последствий.

– Искал тебя! Спрячь колючки, Дымка! Они тебе совсем не подходят! Давай пообедаем вместе и поговорим? Я не отниму у тебя много времени… – он щурится и хищно улыбается: – сегодня.

– Я не собираюсь обедать с тобой. Говори, зачем пришёл, потому что у меня рабочее время.

– Давай хотя бы отойдём в сторонку? Ты ведь не хочешь, чтобы я выложил всё при свидетелях?

Я смотрю на коллег, которые навострили уши и косятся в нашу сторону. Закатываю глаза и киваю в сторону своей машины. Багрянский следует за мной молча, а когда мы оказываемся рядом с моей ласточкой, он буквально прижимает меня к водительской дверце и прикасается к моей руке подушечками пальцев.

– Отойди, если хочешь, чтобы я говорила с тобой, а не достоинство отбила! – строго отчеканиваю я, и бывший усмехается.

– А ты изменилась!

Решаю пропустить его слова мимо ушей, потому что меньше всего на свете хочу выслушивать, какая сильная и недоступная я стала. Это его касаться не должно. Теперь уже нет. И комплименты мне от него тем более не нужны.

– Переходи к делу! Чего ты хочешь от меня?

– Моя дочь серьёзно больна. Нужна пересадка костного мозга, но подобрать стволовые клетки слишком тяжело из-за её особенностей. Врач посоветовал использовать пуповинную кровь второго ребёнка. Ты единственная, кто может родить мне малыша с максимально близкими Асе параметрами.

Я теряю дар речи. Багрянский хочет, чтобы я родила ему второго ребёнка? Он совсем уже с ума сошёл? На секунду сердце сжимается. У меня есть племянница… Я знала, что сестра беременна, но кто у неё родился – нет. Мне не было дела до этого. Какая разница? А теперь вот бывший вывалил на меня даже то, что девочка больна. Вот только при чём тут я? Разве меня должно волновать, что стало с их ребёнком? Это их проблемы… Наверное…

– Почему не обратишься к моей сестричке? – спрашиваю, стараясь подавить внутри ярость. – У вас ведь любовь была!

– Она сбежала. Ей плевать на дочь, – сухо отвечает Багрянский и на мгновение отводит взгляд в сторону, словно мои слова задели его за живое.

– А мне нет? Девочка мне никто, можно сказать…

Как ему хватило наглости прийти сюда и просить помочь? Не просто дать денег на лечение или приглядеть за ребёнком… Родить ему второго…

– А ты не такая, как она! Спаси мою дочь!

Во взгляде Багрянского плещется надежда. Он смотрит на меня, как на единственную спасительную соломинку, а я ничего не могу ответить ему, потому что не ожидала такого разговора. Я представляла, что он появится в моей жизни и попытается снова начать просить прощения, и я готовила речь, которую непременно скажу ему, но теперь все те слова, которые я часами репетировала перед зеркалом, не подходили. Я не могла сказать ему то, что так сильно хотела, потому что он не просил простить его и вернуться. Он молил спасти жизнь его дочери…

– А если я замужем? Ты не думал об этом?

– Ты не замужем, Дымка! Я узнал о тебе всё, что требовалось… У тебя даже молодого человека нет. Молю тебя, спаси мою дочь. Второго ребёнка я заберу, тебе не придётся оставлять его себе и воспитывать одной! Я хорошо заплачу тебе…

Последние слова почему-то задевают за живое, и я не могу проконтролировать себя, отвешивая Багрянскому звонкую пощёчину.

– Я тебе не подстилка продажная, чтобы платить мне за рождение ребёнка! – шиплю на него, с ненавистью глядя ему в глаза.

Желваки на лице мужчины начинают ходить. Мне кажется, что он хочет бросить какую-то гадость в мою сторону, но не делает этого, потому что от моего решения зависит жизнь его дочери.

– Что с ней? Не все заболевания можно вылечить перес…

Договорить мне Багрянский не даёт.

– Апластическая анемия! И шансы полностью излечить этот недуг слишком высоки. Так ты согласна, Дымка?

Мы с бывшим смотрим друг другу в глаза, и между нами нарастает напряжение.

Что я должна ответить?

Глава 1. Дымка

Между мной и Багрянским нарастает напряжение, которое может взорвать воздух вокруг. Я хочу вырваться и снова сбежать от него, но в душе что-то нервно ёкает. Сердце будто бы сжимает кто-то. Как такое возможно? Почему моя сестра бросила свою больную дочь в столь бедственном положении? Вопросов много, но я не стану задавать их бывшему, потому что не хочу продолжать этот бессмысленный разговор.

– Ладно! Давай ты подумаешь немного, а завтра вечером дашь мне ответ. Хорошо? Прости, но у меня нет больше времени… Каждый день на счету. Дочка живёт на препаратах, которые поддерживают её здоровье!.. И я боюсь, что однажды они перестанут действовать…

Багрянский пытается надавить на жалость?

Думаю о том, что угрожай опасность жизни моего ребёнка, то я сама бы сходила с ума и просила о помощи хоть самого чёрта. Эмоции переполняют, и я понимаю, что ненависть к бывшему не должна перевесить в принятии непростого решения.

Ничего не отвечаю ему и просто прохожу мимо. Багрянский не пытается остановить меня, хотя бы на этом спасибо. Наверное, он понял, что просить меня о прощении не имеет смысла – до ледяного сердца не достучаться, поэтому даже не пытается затронуть тему нашего прошлого.

Перед глазами снова проносится тот злополучный день, когда я приехала к жениху, чтобы сделать сюрприз, а он кувыркался с моей сестрой.

– Т-таня? – недоумение плескалось во взгляде Багрянского, пока я внутренне умирала.

Всё хорошее, что было во мне, умерло в одно мгновение. Целую ночь я бродила по парку и рыдала, хотела в лепёшку разбиться, только бы забыть увиденное, стереть из памяти проклятую измену, так сильно отпечатавшуюся в памяти.

Смахнув слезу со щеки, чтобы никто не увидел меня слабой, я возвращаюсь на своё рабочее место и пытаюсь переключиться на работу. Хочется спросить у начальника, сколько Багрянский заплатил ему за то, чтобы он отправил меня в командировку в родной город, но сил ругаться нет. Я просто хочу поскорее поехать домой, выпить крепкий кофе, отдающий терпкой горечью на кончике языка, укутаться в плед и уснуть. Странно, но на меня кофе действует, как самое лучшее снотворное. Возможно, хотя бы в этот раз кошмары не будут мучить меня, и я смогу поспать спокойно? Достаточно ведь того, что они ожили наяву!

День тянется слишком долго, а я ничего толкового сделать не успеваю. Голова раскалывается от боли и мыслей, что делать дальше. Я могла бы помочь Багрянскому спасти дочь и расстаться с ним раз и навсегда, но я не смогу оставить своего ребёнка. Ребёнка, о котором я и мечтать не могла раньше… Вот только получится ли у меня полюбить его, если я буду знать, что его отец – ненавистный мной человек? Да и гуманно ли это? Рожать одного малыша во имя спасения другого? Я знаю, что многие семьи, попавшие в бедственное положение, именно так и делают… Но они подходят осознанно к своему решению и рожают малыша, который будет жить в любви… А вот рождённый, как панацея… Может ли он стать любимым и желанным? Все эти мысли не дают мне покоя, но мне жаль девочку, которая мучается… Ей сейчас шесть, наверное… Она должна пойти в школу, но недуг не позволит ей учиться наравне с остальными.

Вбиваю в поиске название заболевания, о котором мне сказал Багрянский, и открываю первый сайт из результатов поиска. Кожа покрывается мурашками от того, что там написано. Больно становится, что ни в чём неповинные дети страдают… Ведь малышка ещё не успела повидать жизнь…

На мгновение я ловлю себя на мысли, что почти готова ответить бывшему согласием и снова думаю… Почему я? Почему он нашёл меня, но не смог отыскать Анну? Шансы получить идентичное ДНК у ребёнка будут существенно выше, если его родит родная мать больной девочки… Пусть мы и близняшки, но я уверена, что хоть в чём-то да отличаемся на генном уровне… Или нет?

Я начинаю сходить с ума, поэтому за пять минут до окончания рабочего дня выключаю компьютер и покидаю офис. Я слишком сильно устала, и мне нужно отдохнуть. Надеюсь, что удастся сделать это, а утром я ещё раз подумаю на свежую голову.

Наверное…

Сажусь в машину и понимаю, что не могу сконцентрироваться на дороге. Не хочу стать причиной аварии, поэтому вызываю такси и с горечью оставляю свою ласточку на парковке, надеясь, что всё будет нормально, и ей не проткнул колёса, как в прошлый раз. Сейчас вроде бы камеры починили, и виновника в случае чего можно будет найти быстро. Да и тогда я оставила её после новогоднего корпоратива, на котором позволила себе выпить чуточку шампанского. Перед Новым годом частенько «хулиганят», поэтому я надеюсь, что на этот раз меня пронесёт, ведь замена колёс снова влетит в копеечку.

Радуюсь тому, что таксист мне попался не болтливый и расслабляюсь. В салоне приятно пахнет цитрусовыми маслами, и я подумываю о том, что неплохо было бы принять ванну с солью: она всегда помогала мне прийти в себя. Вот только от этого желания не остаётся и следа, когда я расплачиваюсь с таксистом и выхожу из машины. Бывший стоит неподалёку от моего подъезда и смотрит на меня. Он теперь тенью за мной ходить будет? Увидев меня, он быстрым шагом направляется в мою сторону, а я ёжусь, потому что подавлена морально и не готова к перепалке с ним.

– Ты сказал, что у меня есть время до завтрашнего вечера! – пытаюсь отвязаться от ненужного разговора я.

– Уже нет. Мне позвонил врач и сказал, что счёт идёт на дни. Последние анализы Аси пришли плохие. Нужно действовать быстро, Дымка.

Последние слова бывшего уничтожают во мне остатки самообладания.

– Вот ты и действуй! Ты же её отец! А я никто! Никто твоей дочери! И тебе тоже! Просто убирайся из моей жизни и никогда больше не возвращайся в неё!

У меня возникает ощущение проклятого дежавю. Сколько раз я просила Багрянского исчезнуть из моей жизни и перестать напоминать о себе?.. А он снова появился! Спустя семь лет, когда я думала, что уже никогда не встречусь с ним.

– Это твоё окончательное решение? – спрашивает он и стискивает зубы.

– Да! – отвечаю, чуть вздёрнув подбородок. – Я не стану помогать тебе!

– Я прошу помочь не мне, а маленькому умирающему ребёнку, Таня, но видимо ты до сих пор лелеешь придуманную обиду и жалеешь себя, не желая слышать других. Прости, что отнял у тебя время.

Багрянский разворачивается и спешным шагом идёт к своей машине, а я чувствую себя опустошённой.

Неужели я только что подписала приговор ребёнку? Маленькой девочке? Своей племяннице?

Подсознание подкидывает мысль о том, что больных детей в мире много и всех не спасти, но тут же приходит новая, бьющая под дых, чересчур искромётная фраза: «но этому ребёнку ещё можно помочь». Я задыхаюсь от собственной беспомощности и снова слышу в голове слова Багрянского: «Видимо ты до сих пор лелеешь придуманную обиду и жалеешь себя!».

Смею ли я позволить ребёнку умереть из-за грехов её родителей?

Смогу ли я жить дальше с мыслью, что могла спасти, но не сделала этого?

Я борюсь с желанием остановить Багрянского, нырнуть в его машину и прямо сейчас поехать туда, где врач проведёт обследование и снова повторит слова, которые я уже услышала однажды…

«Вам будет слишком сложно забеременеть. Это не лечится. Скорее всего, у вас не будет детей в будущем».

Сердце бешено колотится в груди, а бывший разворачивается и быстрым шагом приближается ко мне. Он берёт меня за плечи, заставляя посмотреть ему в глаза, но делает это нежно, без капли грубости.

– Таня, ты единственный шанс спасти Асю… – глаза мужчины блестят от слёз, но мне не жаль его. Он заслужил эти страдания. Он – да, а его дочь – нет. В том-то и вся проблема. – Я не знаю, где искать Анну, если бы смог, то давно бы нашёл её и заставил помочь дочери. Мне известно только то, что она перебралась за границу с каким-то арабским шейхом… Таня, прошу тебя! Не отказывай! Тебе даже не придётся спать со мной. Я всё сделаю для тебя! Буду обеспечивать тебя с малышом, защищать! Если ты хочешь оставить его себе, я соглашусь на твои условия, но прошу тебя, спаси Асю. Ты даже не представляешь, каково это – жить, зная, что ты не можешь помочь собственному ребёнку. Я отдал бы все свои деньги, всё, что у меня есть, но найти подходящий костный мозг врачи не могут.

Я никогда раньше не видела Багрянского настолько подавленным. Мужчина смотрел на меня, словно я на самом деле была единственным человеком, который мог помочь ему. Негромко всхлипнув, стряхиваю с себя его руки и с вызовом смотрю в глаза.

– Я не могу иметь детей! – кажется, что оголяю свою душу перед врагом, но я должна сделать это. – После того, как я…

Обрываюсь на полуслове. Не хочу снова поднимать эту тему, не желаю ворошить прошлое. Багрянский считает меня стервой, которая в отместку за измену лишила его большей части бизнеса, но он не знает самого главного: я мстила не за измену… За жизнь, которая оборвалась внутри меня, толком не успев развиться после тех злополучных событий.

– После чего? Почему, Таня?

Бывший смотрит на меня, словно раненый зверь, ожидающий последний удар, который добьёт его. Он теряет надежду на то, что я помогу ему спасти дочь и внутреннее умирает от этой мысли, как я когда-то.

– Неважно… Врачи сказали, что если мне и удастся забеременеть, то это будет чудо.

– Мне только на чудо и остаётся надеяться, Дымка! Только оно может спасти мою дочь… Костный мозг второго ребёнка тоже может не подойти, но шанс есть. И этот шанс – чудо.

Багрянский немного обмякает. Он понимает, что его планы катятся под откос, и он ничего не может поделать с этим. Никак не повлияет.

– Ты согласишься пройти обследование в хорошей клинике? – осторожно, теперь уже без напускного тона задаёт вопрос мужчина.

– Пока я соглашусь только на обследование…

Выдыхаю, потому что всё ещё не могу приложить ума, как быть дальше. Я думала, что разорву Багрянского на кусочки, если мы встретимся, но я не могу из-за обиды на него позволить родному человеку умереть. Девочка не виновата. И она родная мне. Пусть Аня бросила свою дочь, я не смею позволить племяннице, которую даже не знаю, умереть. Говорила мне бабушка, что слишком доброе сердце погубит меня, и она была права в своих суждениях.

– Тогда собирайся, Дымка. Мы должны вылететь сейчас.

– Сейчас? Ты в своём уме? Рейсы не ходят так часто… Это тебе не столица…

– Мы полетим частным рейсом, Дымка. Я же сказал тебе, что готов отдать все деньги, которые у меня есть, чтобы спасти мою дочь… А ты не думала ведь, что я загнусь, после того, как ты слила конкурентами все мои наработки и секреты?

Щёки вспыхивают на мгновение от стыда, но я напоминаю себе, почему так поступила. Мне не за что стыдиться. На моём месте любая попыталась бы отомстить…

– Мне нужно взять отпуск на работе…

Кажется, что я всё ещё пытаюсь ухватиться за любую ниточку, только бы не ехать вместе с ним. Но я сама согласилась, а счёт пошёл слишком быстрый. Успеем ли мы спасти девочку сейчас?

– Я всё улажу, Дымка! Тебе не придётся работать! Ты ни в чём не будешь нуждаться! – настойчиво напоминает мне о своём обещании Багрянский, но мне не нужны его деньги… Я пока ещё ничего не обещала ему, лишь согласилась пройти обследование.

– Подожди немного, я соберу вещи!

Мужчина кивает, и я оставляю его, спешным шагом ныряя в душный пропахший болотной тиной подъезд. Слёзы, которые я всё это время держала внутри, всё-таки текут по щекам. Трясущейся рукой открываю дверь в квартиру и утопаю в щемящей пустоте одиночества, которым пропитан каждый квадратный метр.

Обхватываю себя руками и начинаю рыдать, позволив себе ненадолго побыть слабой. Я неуверенна, что поступаю правильно. Если решилась на один шаг, значит, пойду дальше, а если пойду дальше, то к чему всё это приведёт? Тяжело вздыхаю, беру спортивную сумку и складываю в неё самые необходимые вещи на несколько дней. Наверное, я просто уверена, что врач подтвердит невозможность забеременеть, и я вернусь домой с чистой совестью, понимая, что физически не могу спасти девочку, однако внутри всё равно шевелится червячок сомнения.

Что, если анализы будут хорошими?

Как тогда я должна буду повести себя?

И отпустит ли Багрянский меня из своей жизни, если я рожу ему второго ребёнка?

Сейчас он беспокоится за жизнь своей дочери, но что, если потом будет так же яростно оставить себе второго малыша?

Мне становится дурно от всех этих мыслей. Я поднимаю сумку за ручки, и смотрю в одну точку перед собой. А ведь когда-то я любила этого человека… Любила и желала провести с ним всю свою жизнь…

Глава 2. Демьян

Дымка изменилась до неузнаваемости. Смотрю на неё и понимаю, что рядом совершенно другой человек. Это больше не та жизнерадостная девушка, которую я когда-то полюбил. Я до сих пор храню в сердце самые тёплые воспоминания о нашем прошлом. Моя Дымка всегда была нежная, добрая и красивая. Красота и доброта в ней остались – я вижу, как ей тяжело бороться с обидой и внутренним голосом, который хочет помочь моей дочери. Что насчёт нежности? Её вытравил ядовитый корень обиды…

Знаю, что меня она никогда меня не простит, впрочем, я и не планировал давить на больные мозоли и молить о прощении. В своё время мы причинили немало боли друг другу, поэтому лучше не бередить раны прошлого и оставить всё как есть.

Вот только я понимаю, что ребёнок, если у нас всё получится, и Дымка родит его, станет проблемой. Вряд ли я смогу исчезнуть из его жизни, потому что он будет мне таким же родным, как Ася. Сказал бы, что роднее, ведь его родит женщина, которую я любил… Вот только неважно, кто именно родил его. Узнав о беременности Ани, я долгое время не мог прийти в себя, не знал, смогу ли принять этого малыша, но когда Ася появилась на свет…

Я тяжело вздыхаю, открываю на телефоне фото дочери и смотрю на него какое-то время. Жизненный свет слишком блёклый во взгляде моей девочки. Необходимость поскорее прижать её к себе и сказать, что всё будет хорошо, становится практически невыносимой. Я очень рассчитываю на то, что чудо в нашей жизни всё-таки случится, пусть я и недостоин получить его.

Я плохой отец, раз не смог уберечь дочь.

Никогда не думал, что окажусь в подобной ситуации. Я активно жертвовал на благотворительность и помогал детям с серьёзными заболеваниями, но, когда моя дочь оказалась в бедственном положении, я оказался бесполезным. Никакие деньги мира не спасут её, потому что десятки, сотни доноров в день не подходят ей.

Ну почему ситуация настолько тупиковая?

Кто придумал это проклятое испытание для меня?

Набираю номер СБ-шника, который занимается поиском Анны. Он уже несколько месяцев ищёт эту стерву, но всё безуспешно. Она словно сквозь землю провалилась. Поменяла имя и фамилию, чтобы я не нашёл её? Живёт по поддельным документам?

– Демьян Константинович! – отвечает СБ-шник, но по его тону понимаю, что он скажет снова – ничего.

– Совсем ничего? – решаю уточнить, еще не получив его ответ.

– Совсем. Мы перерыли всё, но она на самом деле будто бы сквозь землю… Мы делаем всё возможное!

– Тогда попытайтесь сделать невозможное! – почти кричу я и отключаю телефон.

Если Дымка действительно не сможет забеременеть, то у меня не останется шанса спасти дочь. Как я смогу посмотреть ей в глаза и сказать, что не справился? Я не могу предать маленькую крошку, жизнь которой зависит от меня.

Она страдает за мои грехи…

Лучше бы Бог забрал мою жизнь, чем теперь пытается отнять мою девочку.

Какое-то время я думаю – ну почему мои стволовые клетки не подходят ей? Но я ничего не соображаю в медицине… Врач объяснял, а я так и не понял. Я бы без раздумий сердце из груди вырвал и отдал ей… Она больше достойна жизни, чем я.

Смотрю на небеса и беззвучно молю их поменять меня с Асей местами.

Я хочу, чтобы моя дочь снова радовалась жизни, чтобы она жила!

Жду Дымку, нервно поглядывая на наручные часы.

Её нет почти час.

Ладно.

Сорок минут.

Почему так долго?

Что, если она передумала?

Вторая мысль бьёт по вискам молотом Тора: а что, если на неё напали в подъезде?

Мне следовало пойти с ней, чтобы оберегать её. Я ведь всегда тенью маячил за её спиной и оберегал, а когда оказался так близко, потерял бдительность!

Идиот!

Подхожу к подъезду и уже хочу набрать номер её квартиры в домофоне, но дверь открывается, и Дымка выскакивает наружу. Мы с ней сталкиваемся, и она ударяется лбом о моё плечо.

– Не стой у меня на пути, Багрянский! – цедит сквозь зубы, как маленький ёжик, а меня забавляет это.

Вынужденно для самого себя признаю, что скучал по ней, но потом напоминаю себе, какой нож она вогнала мне в спину.

– Прости, но иногда следует смотреть по сторонам! – отвечаю и прикусываю язык.

Мы с Дымкой частенько препирались раньше. Ссорились, мирились, но сейчас я не мог вести себя точно так же и заигрывать с ней: она ненавидит меня. От решения Дымки может зависеть жизнь моей дочери, и я должен делать всё, чтобы создать для бывшей комфортные условия… А главное для неё – чтобы я держался в стороне.

Тяжело вздыхаю, беру сумку из её рук, на мгновение позволив прикоснуться к запястью девушки пальцами. Меня прошибает ознобом, а Дымка пыхтит и ругается себе под нос, что вообще согласилась поехать со мной.

– Багрянский, ещё раз посмеешь прикоснуться ко мне, и я вернусь! Держись от меня подальше! – строгим тоном заявляет Дымка. – Я предупредила!

Она говорит, совсем как тогда, когда я на коленях перед ней ползал и молил о прощении, а она с гордым видом смотрела на меня и готовила ужаснейшую подлость по отношению ко мне. В тот день рухнула империя, которую я клялся отцу, что смогу удержать на плаву.

Дымка знала, как бизнес отца был важен для меня, и ударила по самому больному, но я восстановился, как Феникс… И мои чувства к ней, судя по всему, тоже.

Аромат её кожи проникает в носовые пазухи, ненадолго превращая меня в одержимого. Как же я любил этот запах черешни и свежих сливок, которым обладала только одна девушка. Она всегда говорила мне, что эти продукты не сочетаются и посмеивалась, говоря, что кожу сметаной не мажет, с чего вдруг ей пахнуть сливками?.. Но как же отчётливо этот запах напомнил о себе, ударив по всем воспоминаниям разом.

Моя Дымка…

Моя девочка…

Стоп!

Мотаю головой и возвращаю себя в суровую реальность, где стоит смотреть в глаза правде – не моя, и больше никогда не станет моей. Между мной и Дымкой огромная пропасть. Огромная. Единственный мостик, который объединяет нас сейчас – моя дочь… Даже не объединяет. Таня может в любой момент отказаться помогать мне, и я должен буду принять её решение.

Становится страшно от мысли, что прочнейшим мостом может стать наш совместный ребёнок, но пока я стараюсь не думать об этом. Мы разберёмся. Во всём. Надеюсь, что Дымка позволит мне видеться с ним, если малыш появится на свет… Вряд ли я смогу отпустить их, ведь это будет мой ребёнок! От женщины, которая…

– Багрянский, ты говорил о срочности! Чего стоишь истуканом и пялишься на меня? – спрашивает Таня, вырывая меня из мыслей о будущем, которого может и не быть.

И всё же…

Почему она сказала, что у неё не может быть детей?

Мне ничего такого не докладывали. Я не знал даже о том, что она ходила по больницам и обследовалась… Или это было до того, как я установил охрану за Дымкой?

– Да, нам действительно нужно ехать! – соглашаюсь я и иду к машине.

– Стой! – вдруг широко распахивает глаза девушка, словно забыла что-то.

Я оборачиваюсь и смотрю на неё в ожидании очередной колкости.

– Моя машина осталась на служебной парковке. Ей же не только колёса проткнуть могут, но и без стёкол оставить!

Хочу сказать, что куплю ей новую, но уже понял, что Дымка такие «подарки» воспринимает в штыки. Нужно быть осторожнее в своих словах, не в том я сейчас положении.

– Я договорюсь с человеком, он отвезёт её на платную стоянку на эвакуаторе…

– А если сигнализация сработает?

– Поверь, он сможет снять не только твою машину с сигнализации, но и обвалить системы безопасности Пентагона, если потребуется, – заверяю я, а Дымка чуть морщится.

Мы садимся в салон автомобиля, и я набираю номер доверенного лица, того самого, который не сводил глаз с моей бывшей длительное время. Говорю, что ему нужно будет сделать и даю добро взять недельку отпуска: уверен, что обследование займёт не меньше времени.

– Почему ты не нашёл Аню, если у тебя есть человек с такими способностями?

Удар Дымки бьёт под дых.

Вот это, конечно, хороший вопрос…

Её сестра провалилась.

Испарилась, и никакая система безопасности не может пробить её, потому что, судя по всему, она уехала со своим шейхом в пустыню на верблюдах. Вот только мне не хочется нагружать этими проблемами саму Дымку.

– Не хочешь говорить? Прекрасно! Тогда я посплю!

Таня закрывает глаза, скрещивает руки на груди и откидывается на спинку сиденья, а я смотрю на это завораживающее зрелище, но не позволяю взгляду задержаться надолго, напомнив себе, что «мы» в прошлом. У наших отношений нет будущего, пусть раньше я рассчитывал, что это не так. За эти годы мы оба изменились, и никто из нас не готов прощаться с тараканами, поселившимися в голове и устроившими там самый настоящий хаос.

Выезжаю на трассу, по которой мы довольно быстро домчимся до аэропорта, и вспоминаю наше знакомство.

– З-здравствуйте! – девушка стала спешно собирать документы, которые вывалились у неё из рук при столкновении, а я присел, чтобы помочь ей. – П-простите! Я такая неловкая! Я так переживаю перед предстоящей встречей с вашим директором, ведь от заключения сделки зависит моё будущее…

– Вот как? – я удивился и изогнул правую бровь.

Девчонка подняла голову, и наши взгляды пересеклись.

– Я только п-прохожу стажировку. Никому не удалось растопить сердце Багрянского и подписать с ним контракт… Если я подпишу, то меня оставят на полную ставку, а если нет…

Я многозначительно улыбнулся и с изумлением уставился на неё. Неужели она не знала, с кем говорит?

Задумавшись, вылетаю на встречку и только крик Дымки заставляет меня среагировать быстро, увернувшись от лобового столкновения.

– Ты совсем с ума сошёл? Решил уйти на тот свет и меня с собой утащить? – кричит Таня, а я мельком смотрю на неё и заставляю прошлое заглохнуть навсегда, перестать напоминать о себе. Сейчас у меня есть одна цель – спасти дочь от смерти. А дальше… Дальше мы будем решать проблемы по мере их поступления.

Мы доезжаем до аэропорта, и я оставляю машину, которую взял в каршеринг. Таня держится в сторонке от меня, и я не ошибаюсь, когда в самолёте она садится подальше от меня и отворачивается к иллюминатору. Я не рассчитывал на разговоры по душам, но мне отчего-то хочется познакомить женщину с моей дочерью.

– Она очень похожа на тебя! – сам не знаю, зачем говорю это.

Капитан пока ещё заканчивает подготовку, а мы сидим в тишине пустого самолёта и утопаем в собственных мыслях.

– Она похожа на свою мать, Багрянский! Не забывай о том, что мы с Аней близнецы! – фыркает Дымка, не оборачиваясь в мою сторону.

– Я-то не забывал никогда, а вот ты, кажется, забыла! – вздыхаю я и решаю умолкнуть.

Скоро стюардесса принесёт напитки и ужин, но я уверен, что мне крошка хлеба даже в горло не полезет. Откидываюсь на спинку кресла, раскладываю его и закрываю глаза – нужно просто пережить весь этот кошмар. Дальше будет проще… Наверное…

Глава 3. Дымка

Я ничего не говорю Багрянскому в ответ на его выпад. Пусть хоть сотню раз говорит, что перепутал меня с сестрой-близняшкой и не желал изменять на самом деле – я всё равно не поверю ему. Как можно перепутать? Пусть у нас с Аней и было много общего, но имелись и различия. Впрочем, он особо и не пытался объяснить мне по каким таким показателям спутал нас… Да я и не желала слушать. Поздно объясняться, когда обмакнул свою кисточку в чужую чернильницу.

Я жмурюсь, когда самолёт начинает набирать скорость для взлёта. Стискиваю пальцами поручни кресла, потому что до сих пор жутко боюсь.

– Если хочешь, я могу сесть рядом с тобой! – слышу мягкий голос Багрянского и бросаю на него взгляд.

«Катись к дьяволу!» – хочется сказать, но я взрослый человек.

Если буду настолько эмоциональной в общении с ним, он может подумать, что всё ещё не безразличен мне. Вздёрнет ещё нос и начнёт снова увиваться вокруг меня.

– Нет, спасибо! Я изменилась! Помнишь? – отвечаю я, стараясь максимально расслабиться.

Мысленно вспоминаю наш первый полёт на самолёте.

Багрянский подписал договор с нашей компанией, чтобы бедную практикантку оставили на полную ставку, но его обязательным условием была совместная работа. Именно по этой причине мужчина потребовал, чтобы мы вместе полетели представлять план совместного бренда в другом городе. Я тогда жутко боялась. Никогда раньше не летала на самолётах, и это был мой первый полёт. Меня всю трясло, хотелось наплевать на всё, выскочить из самолёта и забыть об этой сделке. Мысленно я даже представляла, как ищу новую работу, но тёплая ладонь легла поверх моей, а пальцы нежно сжались. Багрянский поглаживал мою руку круговыми движениями большого пальца. Открыв глаза, я поймала на себе его пристальный взгляд.

– Не знал, что ты так сильно боишься самолётов… Нужно было сказать, тогда мы бы поехали поездом! – произнёс мужчина бархатистым голосом.

– Я п-первый раз л-лечу… Не думал-ла, что это будет так стр-рашно… – ответила я мужчине и отвела взгляд в сторону, потому что мне становилось не по себе от того, как он смотрел на меня.

– Я рядом. Ничего не бойся! Я защищу тебя! – прошептал он, чуть склонившись ко мне и практически задев ухо своими губами.

Помотав головой, я отмахиваюсь от этих мыслей, взбудораживших сознание, и мельком смотрю на Багрянского. Мне кажется, что и он вспомнил тот день, но это уже не имеет совершенно никакого значения.

Заснув, я сильно злюсь на стюардессу, которая подходит и предлагает нам угощения. Вот только желудок вдруг начинает урчать, и я соглашаюсь поужинать. Дома-то не успела ведь, да и весь день была на нервах, поэтому единственное, что я успела скушать сегодня – ванильный чизкейк.

Девушка приносит рыбу с овощным салатом. Она даже не спрашивала, что именно я предпочту. Скорее всего, Багрянский уведомил её о моих предпочтениях и заранее заказал меню. Я голодна, поэтому не хочу спорить и говорить, что могли бы у меня уточнить, ем ли я, вообще, рыбу.

– Как бы странно это ни звучало, Дымка, но сегодня мы с тобой впервые ужинаем вместе с момента расставания! – вдруг произносит мужчина.

Бросаю на него уничтожающий взгляд и возвращаю внимание к еде. Кажется, что от аппетита в мгновение не осталось и следа. Умеет же Багрянский испортить настроение…

– Не дождёшься! – отвечаю я и приступаю к еде, не обращая на бывшего совершенно никакого внимания.

Если бы в помощи нуждалась не маленькая девочка, если бы это был не вопрос жизни и смерти, то я ни за что бы не полетела вместе с ним. Напоминаю себе цель нахождения в этом самолёте и с удовольствием уплетаю еду, приготовленную, наверняка, лучшими поварами. Багрянский с детства привык к тому, что ему достаётся всё самое лучшее. Наверное, ему было слишком сложно, когда его империя рухнула, и пришлось довольствоваться тем, что осталось. Хотя… Какая мне, вообще, разница?

Закончив с ужином, я благодарю стюардессу, откидываю кресло и засыпаю. Сон оказывается крепким, и хоть я вижу какие-то кошмары, но не могу проснуться. Открываю глаза лишь во время посадки, когда Багрянский мягко прикасается к моему плечу и просит поднять кресло. Первая мысль, возникшая в голове, стоит мне увидеть его – всё это мне приснилось, не было никакой измены, мы вместе… Вот только следом оглушает вторая: было. И этого не изменишь.

– Больше не смей трогать меня! – цежу я, поднимаю кресло и пристёгиваюсь.

Посадка проходит мягко, и уже скоро мы оказываемся в тонированном внедорожнике Багрянского. Запах вишнёвого сиропа и сливок бьёт в нос, и я открываю окно. Раньше он нравился мне, а теперь ненавижу всё, что связано с воспоминаниями о прошлом.

– Поедем сразу в медицинский центр, где врач скажет, что будем делать дальше. Потом заедем в больницу и заберём Асю, у неё закончились процедуры, теперь она сможет пожить какое-то время дома.

Я слушаю, но ничего не отвечаю. У Багрянского всё расписано. Он всё решил. Скорее всего, он был уверен в том, что я соглашусь поехать с ним. И мне хочется подавить внутри него эту уверенность, но я держусь из последних сил, напоминая себе, что поехала ради ребёнка.

Перед глазами проносятся до боли знакомые улицы. Как же давно я не была в родном городе… Как же сильно я скучала по нему.

Ещё слишком рано, но, несмотря на это, люди с мечтательными улыбками на лицах, уже спешат по своим делам. Как завороженная наблюдаю за ними, вспоминая, что и сама когда-то жила так же, верила в жизнь и не задумывалась, что та может подставить подножку.

– Спасибо! – вдруг произносит Багрянский, заставляя посмотреть на него. Не понимаю, за что он благодарит меня, какое-то время гляжу на мужчину, а он внимательно следит за дорогой. Взгляд скользит на его руки. Раньше я безумно любила смотреть на его руки, так искусно лежащие на руле и пальцы, невесомо сжимающие кожаную оплётку. – За то, что согласилась хотя бы попытаться помочь.

***

Время в медицинском центре пролетает слишком быстро. Медсестра – довольно милая дружелюбная девушка – водит меня от одного кабинета к другому и поддерживает, говоря, чтобы я ничего не боялась. Наверное, мой страх слишком явный, а может, у неё просто наточенный взгляд? Возможно,  не первая такая… Конечно, Багрянский никого больше не мог проводить, но ведь помимо нас через этот медицинский центр проходят тысячи людей…

Сдав все необходимые анализы и пройдя проверку у всех возможных врачей, у меня остаётся последняя ступень. Гинеколог, который будет вести мою беременность, если, конечно, та возможна, начинает задавать вопросы, от которых я впадаю в ступор. Он спрашивает, как давно у меня была половая связь, были ли раньше сбои цикла из-за возможного «залёта» и не пила ли я средства для быстрой защиты.

– Вы сохраните врачебную тайну, если я буду откровенной до конца? Я понимаю, что Багрянский платит вам хорошие деньги, но и о врачебной тайне забывать не следует! – осторожно говорю я, поглядывая на врача.

– Конечно! Всё, что мне удастся узнать, останется между нами. Господин Багрянский хочет лишь получить ответ о возможности или не возможности забеременеть. Ему важен результат, а всё остальное мы с вами обсудим в стенах этого кабинета.

Я киваю, поджимаю губы и опускаю голову, мысленно возвращаясь в тот самый страшный день в моей жизни, когда врач сообщил мне, что я потеряла ребёнка: «Скажи спасибо, что сама жива осталась! Не всем дано в этой жизни продолжить род, а вот прожить подольше хочется каждому!». Его слова до сих пор бились в отголосках сознания, причиняя сильную боль. Я тогда думала о том, что лучше бы сама умерла, чем потеряла ребёнка, но, успокоившись, спустя годы поняла, что малыш ещё не успел даже сформироваться, срок был слишком маленьким, его всё равно не смогли бы спасти. Да и какого жить ребёнку без матери? Каково жить сейчас моей маленькой племяннице? И не признает ли она во мне мать? Мы ведь похожи с Анной… Слишком похожи. Даже бабушка путала нас в детстве. Если только сестра не сменила имидж… Но и в таком случае ребёнок может уловить наше родство с её матерью и схожесть. Решаю позднее поговорить об этом с Багрянским и возвращаю внимание к врачу?

– У меня был выкидыш семь лет назад… После него врач сообщил мне, что возникла какая-то проблем с ооц-итами… Шансы забеременеть крайне низки.

Врач потирает виски и немного хмурится. Наверное, мне следовало сразу поделиться этой информацией.

– Мы взяли все необходимые анализы и поставили их в экстренную очередь… – произносит мужчина. – В любом случае, мы будем судить по результатам, ведь организм человека – потёмки. Сегодня у вас одно состояние, завтра другое. Однако теперь я сомневаюсь, что ЭКО окажется щадящим способом оплодотворения, если оно будет возможным.

Мелкий пот проступает на лбу. Липкая дрожь бежит по всему телу. Он сомневается, что в нашем случае может подойти ЭКО? Но что тогда? Мне бы не хотелось ложиться в одну постель с Багрянским после всего, что между нами было… Я не готова сделать это даже ради спасения ребёнка. Смотрю перепуганным взглядом на врача, а он, словно считывает моё настроение. Мужчина улыбается и чуть качает головой.

– Вы не переживайте так… Если вы не желаете использовать естественный способ оплодотворения, то есть множество других. Например, инсеминация. В любом случае, сначала нам следует дождаться результатов анализов. По внешнему осмотру я могу сказать, что ничего страшного у вас нет. Все УЗИ хорошие, ЭКГ тоже. В целом вы идеально подходите на роль матери, но вы уверены, что хотите пойти на это?

Врач тяжело вздыхает и косится на закрытую дверь.

– Как вы уже сказали – господин Багрянский платит нам хорошие деньги, но я в первую очередь врач. Я должен предупредить, что беременность может принести с собой немалые осложнения. Не каждая женщина сумеет родить дважды. Сейчас вы родите малыша во спасение чужой жизни, а потом, когда создадите семью, то может получится так, что…

– Я поняла! – сухо отрезаю я и отвожу взгляд в сторону.

Мне не хочется говорить о будущем, которое и без того слишком призрачное и шаткое. Что бы ни было дальше, пусть движется своим чередом. До этого момента я была уверена, что не смогу забеременеть, но если такая вероятность существует, то откуда врачам знать, что будет после родов? Это будет потом… А сейчас, в настоящем, я могу спасти жизнь человека, маленькой девочки…

Кажется, я уже убедила себя, что сделаю это.

– Я могу идти? Как долго следует ждать все анализы?

– Три-пять дней! – пожимает плечами гинеколог. – Как я уже сказал, мы делаем всё возможное, чтобы ускорить этот процесс, но иногда сделать быстрее просто невозможно.

Я киваю, встаю на ноги и уже хочу уйти. Результаты сообщат Багрянскому. А дальше будет видно.

– Я ещё раз настоятельно попрошу вас не рассказывать Демьяну о том, что было со мной в прошлом.

– Да! Конечно! – я чуть приоткрываю дверь, готовая выйти. – О выкидыше, случившемся семь лет назад, господин Багрянский ничего не узнает, а я буду думать, как лучше провести оплодотворение в виду открывшихся фактов, если, конечно, анализы придут нормальные.

– Спасибо! – бормочу себе под нос и выхожу в коридор.

В одно мгновение я оказываюсь прижатой к прохладной стене. Багрянский прижимается ко мне всем своим телом, опирается ладонями о стену по обе стороны от меня и рвано дышит. Что с ним случилось? Меня потрясывает  от головокружительного запаха, исходящего от мужчины, совсем как раньше, но я в очередной раз напоминаю себе, кто стоит напротив.

– Какого дьявола? – спрашиваю я, стараясь оттолкнуть Багрянского, но ничего не получается.

Каждый мускул на теле мужчины напряжён до предела. Он смотрит на меня взглядом, наполненным яростью и тяжело дышит. С чего вдруг он превратился в такого зверя?

– Почему? Почему ты ничего не сказала мне о ребёнке, Дымка? – цедит сквозь зубы Багрянский, и меня охватывает жар.

Идиотка!

Я ведь приоткрыла дверь и, скорее всего, он услышал наш разговор с врачом.

Глава 4. Демьян

Внутри всё закипает, стоит мне услышать слова врача. Дымка попросила его ничего не сообщать мне о выкидыше, который случился у неё семь лет назад…

Но почему?

Почему она молчала и держала всё в себе?

Она сама избавилась от ребёнка? Или это случилось на нервной почве?

Прижимаю её к стене и зло цежу сквозь стиснутые зубы:

– Почему?

Дымка часто дышит. Она волнуется. Наверное, злится на себя, что приоткрыла дверь и выдала свою маленькую тайну, секрет, который хранила так долго, а выдала мне на блюдечке из-за опрометчивости.

– Пусти меня, Багрянский! Пусти и больше не смей хватать! Тебя не должно касаться то, что случилось со мной в прошлом! Ты сделал свой выбор. Если хочешь, чтобы помогла в настоящем, будь добр вести себя уважительно.

– Сделал выбор? Ты ни черта так и не поняла! Будь по-твоему…

Я отпускаю Дымку и отхожу от неё. Если бы я не зависел от неё, то постарался бы довести дело до конца. Я бы пытался вывести Дымку на эмоции, заставить всё высказать мне. Выплакать всю боль. Но я не могу этого сделать. Не смею. Мне бы хотелось во всём разобраться, уладить наш конфликт, хотя бы попытаться сделать это… Но от Дымки зависит жизнь моей дочери, и мне проще упасть на колени, став послушным псом, чем ссориться и доказывать свою правоту. Да и правоты ведь там не так много на самом деле. Я накосячил… Накосячил, но не я один был виновен в этом.

Тяжело вздыхаю и отворачиваюсь, а Дымка скрещивает руки на груди и принимается пыхтеть, озлобленно глядя на меня. Я понимаю её чувства и не прошу у неё как-то иначе относиться ко мне.

– Это был мой ребёнок? – выдавливаю единственный вопрос, на который сейчас способен.

Внутри до сих пор неприятно покалывает. Сердечную мышцу сводит жутким спазмом. Пожалуй, я испытал в это мгновение схожие эмоции с тем, что захватило меня, стоило врачу сообщить страшный диагноз Аси. Я уже потерял одного ребёнка. От кого же он ещё мог быть? Конечно же, от меня… Я неудачник… Ребёнок от любимой женщины мог называть меня папой, а вместо этого он умер, ещё не успев родиться.

– Какая теперь уже разница? Ты говорил, что хочешь заехать за дочерью… – вздыхает Дымка.

Я понимаю, что эта тема болезненна для неё и решаю, что больше не хочу обсуждать её. Мне не стоит давить на больное, ведь Дымке и без того тяжело было хранить в себе эту тайну… Тайну, которая и сподвигла её уничтожить меня. Руки сжимаются в кулаки, а желваки нервно передёргиваются.

Давно мне не было так тошно.

– Да, мы заедем за Асей, а потом домой…

– Я не поеду к тебе домой… – отрицательно мотает головой Дымка, и я устремляю на неё вопросительный взгляд.

– Я не собираюсь жить там, где ты… где вы… Нет, Багрянский…

– Я купил новый дом! – отвечаю сухо, понимая, к чему она клонит.

Она не хочет вспоминать измену, я и сам не хотел…

– Это не имеет значения… Совершенно никакого. Я не могу поехать с тобой. Да и твоей дочери лучше не пересекаться со мной. Она будет принимать меня за маму, а я не собираюсь привязываться к ней.

Вижу, как дрожит Дымка, и борюсь с сильнейшим желанием прижать её к себе и прошептать ей на ушко, что всё будет хорошо, что я постараюсь всё исправить… Нет, исправить не получится. Я постараюсь сделать так, чтобы она снова могла доверять мне, пусть это сравнима с борьбой со смертью и имеет слишком мало шансов.

– Ася не знает свою мать, Дымка! – выдыхаю я, когда мы выходим из медицинского центра. Я подставляю лицо солнцу, закрываю глаза и ненадолго расслабляюсь. Кажется, настал момент откровений?

– Что значит Ася не знает свою мать? – удивляется Таня и не может скрыть свои эмоции, плещущиеся внутри неё настоящим гейзером.

– Это слишком непростая история… Когда родилась Ася, твоя сестра отказалась от неё, бросила ребёнка и сбежала… Ася никогда не знала вкуса грудного молока, она даже ни разу не была на руках матери. Она не узнает её в тебе, ты можешь не переживать об этом.

Вижу, что Дымка готова расплакаться от моих слов, но это не то, чего я хотел добиться. Я надеялся, что хотя бы какое-то время она побудет рядом, что так будет проще, что у меня появится ещё один шанс…

Возможно…

Но нет…

Она не оставляет мне шанса…

Снова.

– В любом случае пока я не готова знакомиться с твоей дочерью… Дальше наши пути разойдутся. Я вызову такси, хочу поехать в наш деревенский домик…

– Дымка!..

Наши взгляды пересекаются, а губы девушки немного приоткрываются, как в первый раз, когда я поцеловал её. Это был незабываемый поцелуй, который отпечатался в памяти, и мне хотелось повторить его. Прямо сейчас. Но нельзя. Нельзя даже думать об этом.

– Нет, Багрянский… Я приехала сюда, чтобы попробовать помочь твоей дочери, но я не обещала становиться её матерью или нянькой… Я не хочу знакомиться с девочкой. Прости.

Если бы Таня увидела Асю, она всё поняла и без слов. Ради этой малышки я жил последнее время, только она поддерживала меня, была смыслом моей жизни… Стоит только заглянуть в эти искренние глаза человечка, который верит тебе, надеется, что ты защитишь его…

– Позволь, я хотя бы отвезу тебя туда? – смотрю на Дымку с надеждой.

– Нет. Дай мне свободу… Ладно? Я не хочу, чтобы ты ходил за мной по пятам, Багрянский! Позвони мне, когда станут известны результаты анализов, а пока просто отдай сумку с моими вещами, и поезжай за своей дочерью.

Я смотрю на наручные часы. Мне действительно пора забрать Асю. Все процедуры закончились, и она наверняка ждёт меня. А Дымка слишком явно даёт мне понять, что я лишний в её жизни.

Молча достаю её сумку и отдаю девушке. Я хочу силой засунуть её в машину и отвезти самостоятельно, желательно в свой особняк, но не могу этого сделать… Хотя бы во имя прошлого, которое у нас было. Силой ничего нельзя добиться. Совсем ничего.

Дымка вызывает такси. Я дожидаюсь, когда она ныряет в машину, и переписываю номерные знаки той, а затем долгое время смотрю в одну точку на руле и с силой ударяю по нему кулаками, крича от душевной боли.

Она. Потеряла. Моего. Ребёнка.

Ещё какое-то время я сижу в машине, привожу мысли в порядок, а затем еду в больницу, чтобы забрать дочь. Мы не виделись с ней несколько дней, и я ужасно соскучился по своей малышке. Хочется прижать её к себе и убедиться, что пока она со мной, что у нас есть шанс.

Я на взводе после встречи с Дымкой, после правды, открывшейся мне настолько неожиданно. Непривычно чувствовать себя ничтожеством, убившим собственного ребёнка, пусть и неосознанно. Вот только это ощущение не покидает меня.

Быть может, судьба наказала меня за это?

Хочет, чтобы я прочувствовал ту боль, которую тогда испытала Дымка?

Первым делом я захожу к её лечащему врачу. Андрей Семёнович поднимает на меня взгляд и выдавливает печальную улыбку, от которой всё внутри сжимается.

– Всё так плохо? Вы сказали, что у нас слишком мало времени… Мне хочется понимать, сколько его. Имеет ли смысл пытаться родить второго ребёнка, если можем не успеть?

– Второго ребёнка нужно рожать в первую очередь для себя! – словно корит меня врач. – Он станет вашей отрадой. Это будет ваш ребёнок!

– Да, я понимаю это, но пока я не в состоянии думать о себе. Я постоянно думаю о дочери. Уверен, что вам знакомы мои чувства, ведь наверняка у вас есть близкие…

– Понимаю! Именно по этой причине я и хотел поговорить с вами. Если вам удалось договориться с близняшкой вашей жены, то, возможно, мы могли бы попробовать провернуть всё немного иначе… Возможно, было бы достаточно пересадки стволовых клеток женщины, если они подойдут Асе.

Сердце заходится в груди.

Я об этом даже не подумал. Мои клетки не подошли, хоть и тест ДНК подтвердил, что мы с дочкой родные друг другу люди. Хотя порой у меня и возникали сомнения, я думал, что Аня обманула меня, но нет… Дочь была моей.

– Не буду ходить вокруг да около. Анемия подтипа, обнаруженного у вашей дочери, слишком коварна. Вы сами знаете, что один раз терапии хватает надолго, а второй… В этот раз всё прошло не так благополучно, как хотелось бы. Возможно, эмоциональный фон девочки сказался на лечении негативно… Она скучает без вас.

– Я должен был лично поговорить с Татьяной! – говорю я, чувствуя вину за то, что оставил дочь одну. Вот только это была вынужденная мера. Я не мог поступить иначе. Я должен был полететь в другой город и встретиться со своей бывшей.

– Я понимаю вас, но она ещё маленькая, чтобы это воспринимать правильно. Вам не следует цепляться до моих слов, Демьян Аристархович. То, что счёт пошёл на дни значит, что время ограничено… Это может быть месяц… год… полгода… Пять дней…

Пять дней…

Меня разрывает изнутри от мысли, что это может быть всего пять дней. Трясёт как безумца. Я потерял в этой жизни всё и не мог лишиться ещё и дочери… Своего второго ребёнка.

Вспоминаю тот день, когда Аня заявила, что беременна от меня. Это случилось через месяц после того, как я потерял любимую женщину. Мне хотелось дать ей деньги, чтобы избавилась от ребёнка, потому что я не представлял себя в роли отца.

– Делать аборт я не стану, Багрянский. Мне противопоказано это… А тебе придётся согласиться на мои условия и жениться на мне, если ты не хочешь лишиться всего, что у тебя есть и сесть в тюрьму…

Анна хищно сощурилась, а меня вдруг затошнило от её слов, которые сейчас снова прозвучали в голове.

Дрянь всё продумала с самого начала.

Теперь мне страшно вспоминать то, что я хотел лишить себя возможности стать отцом. Я ругал себя и мысленно молил Бога дать моей дочери ещё один шанс, чтобы она выжила. Дать этот шанс мне. Я многое успел пересмотреть в своей жизни, многое желал исправить.

– Демьян Аристархович, вы меня слышите? – настойчиво произносит Андрей Степанович.

– Да. Разумеется.

– Вы можете забирать Асю домой. Я прописал необходимый рацион для девочки и витамины, которые помогут восполнить недостаток кровяных телец. На вашем месте я бы рассмотрел вариант с пересадкой костного мозга от тёти племяннице, если клетки подойдут. Это самый быстрый способ поставить вашу дочь на ноги. Способ абсолютно безопасен  для донора…

Я киваю и встаю на ноги. Мне нужно поговорить с Дымкой. Если всё получится, то она обрадуется, ведь ей не придётся рожать от меня ребёнка. Наверняка Дымка ухватится за этот вариант, чтобы поскорее сбежать домой… Мне становится грустно от мысли, что скоро женщина покинет меня, но страшно загадывать что-то наперёд.

Выхожу из кабинета врача и иду в палату, где сейчас Ася дожидается меня вместе с нянькой. Сердце щемит, стоит приоткрыть дверь и увидеть маленькую исхудалую девочку с бледными покровами кожи. Огромные синяки под глазами и местами на теле пугают меня. Состояние у дочери на самом деле ужасное. Такое же было до первой терапии, но почему оно вернулось? Мы ведь всё делали правильно!

– Ася? – негромко зову я.

Дочь поднимает голову, отрываясь от игрушек, которыми была увлечена, отрешённым взглядом смотрит на меня и выдавливает улыбку. Она не бросается ко мне на шею, как делала это раньше, и я понимаю, что у неё слишком мало сил: их едва хватает, чтобы просто сидеть и перебирать своих любимых куколок.

– Милая, пора ехать домой… – говорю я и подхожу к ней.

Нянька принимается собирать вещи моей дочери, ничего не говоря мне, а я приближаюсь к кроватке и целую дочь в макушку. Больно, но я не показываю свои эмоции, ведь дети так сильно чувствуют их.

– Папочка, я умру? – вдруг задаёт вопрос Ася, от которого меня выворачивает.

Водоворот боли разрывает сердце на части.

Что я могу ответить девочке?

Как обещать ей, что всё будет нормально?

Глава 5. Дымка

Расплатившись с таксистом, я иду к покосившемуся забору, и на глаза тут же наворачиваются слёзы. Всё здесь поросло травой, а ведь раньше двор был таким ухоженным, всюду цвели сестры, и соседи с завистью поглядывали сюда, шепча, что «ведьма заколдовала растительность, не иначе»… Сердце замирает, когда я вспоминаю бабушку. Всё детство я провела с ней. Мне было так хорошо здесь и спокойно. Я верила в добро, видела в людях только хорошее и надеялась, что однажды в моей жизни случится настоящая сказка. И я жила в этой сказке какое-то время, пока не получила острый удар, направленный в самое сердце.

– Т-таня? – слышу голос со стороны и медленно оборачиваюсь. – Танечка! Бог ты мой! Вот уж не ожидала тебя когда-то увидеть!

Баба Нюра, соседка, с которой дружила моя бабушка, ковыляет в мою сторону, а я ставлю сумку, иду к ней навстречу и утопаю в её объятиях.

– Девочка моя! Как много времени прошло! Так жаль, что связь оборвалась! – всхлипывает женщина и едва слышно шмыгает носом.

– Да, немало… Семь лет! – отвечаю я. – Вы простите, что я тогда пропала с горизонта. Мне хотелось отрешиться от моего прошлого…

– Я тебя не виню! Конечно, я волновалась, ведь ты не чужой мне человек! Деточка, пойдём к нам? Чай попьёшь? У тебя ведь там уборки столько… Пыли накопилось за эти годы, да крысы, поди вовсю хозяйничают.

– Ну… Крысы не такие страшные, как люди, – отвечаю с грустной улыбкой и опускаю голову.

Баба Нюра выпускает меня из объятий и делает пару шагов назад. Она пока не задаёт вопросы, но я знаю, что спросить она хочет многое. А я понятия не имею – готова ли делиться правдой. О том, что случилось со мной и Багрянским, она знает вкратце, и мне не хочется говорить, что вернулась я в город ради его дочери.

– Я только сумку в дом заброшу и сразу к вам! Ладно?

Баба Нюра кивает, говорит, что тогда она чай поставит и на стол накроет, а я возвращаюсь, беру сумку и толкаю поржавевшую калитку. Открывается она с мелодичным скрипом. Работы над домом много. Его нужно было продать кому-то, чтобы ухаживали за двором, да вот только нам с сестрой так и не удалось поделить наследство после того, как бабушки не стало.

А ведь столько воды утекло…

Нахожу под булыжником, поросшим самым настоящим мхом, ключ. Он заржавел – откроет ли замок? Тяжело вздыхаю и пытаюсь, но получается не сразу. Надо бы поехать в город и купить новый замок. Хорошо, что деревенька у нас спокойная, и никто ещё не сорвал его и не забрался в дом.

Улыбаюсь, когда вхожу на веранду, но на сердце появляется грусть от воспоминаний, которые мгновенно затягивают в свой водоворот. Мы приезжали сюда с Багрянским. Здесь у нас с ним была первая ночь, после которой он сказал, что больше никогда меня не отпустит. Гоню мысли о бывшем прочь и стараюсь хотя бы сейчас не думать о нём. Телефон начинает звонить, и когда я смотрю на экран, то готова выругаться отборным матом.

Багрянский!

Ну что ему нужно?

Результаты обследования не могли прийти так быстро…

Просто хочет лишний раз напомнить о себе?

Нажимаю на кнопку ответа и подношу телефон к уху, но ничего не говорю. Не хочу общаться с ним.

– Дымка, я говорил с врачом Аси… Он предложил опробовать ещё один вариант… Мы могли бы попытаться провести пересадку твоих стволовых клеток, если они подойдут моей дочери. Шанс, конечно, низкий, но он есть… Если ты не против сдать анализ…

– Когда?

Цепляюсь за эту мысль.

Не знаю, насколько болезненной будет процедура, но точно не хуже родов.

На секунду мне становится грустно, ведь я уже успела представить себя в роли матери…

Вот только что ни делается, делается к лучшему. Бабушка всегда так говорила.

– Можно завтра. Сегодня уже врача, который берёт этот анализ, нет, а тебе нужно отдохнуть.

– Ладно. Тогда завтра. Я приеду, скажи мне адрес клиники…

– Я заберу тебя! – произносит Багрянский вкрадчивый голосом, словно боится услышать мой отказ.

Мне кажется, что лучше ему не показываться здесь, чтобы соседи не стали тыкать в мою сторону пальцем, но потом я говорю себе, что до них мне не должно быть совершенно никакого дела. Какая разница, кто станет смотреть на меня и тыкать пальцем? Пусть каждый следит за своей жизнью.

– Ладно! – отвечаю я.

– Тогда в восемь утра встретимся?

Голос мужчины звучит сдавленно, и я понимаю, что он стал таким после встречи с дочерью. Неужели всё настолько плохо?

– Да…

Отключаю телефон, потому что не хочу проникаться к бывшему чувствами из-за жалости. Багрянский сам сделал свой выбор. Сделал его давно.

Вспоминаю про бабу Нюру, ставлю сумку на пыльный пол и решаю, что займусь уборкой после того, как попью чай и немного пообщаюсь с женщиной.

Спешу к ней, поднимаюсь по крыльцу и на входе сталкиваюсь с мужчиной, которого не узнаю сразу.

– Таня! Бабушка сказала, что ты приехала!

Я медленно поднимаю взгляд и смотрю на него. Виктор сильно возмужал. Стал красивым, сильным. Я помнила его ещё худеньким подростком в очках, которого родители забрали в город. Мы были когда-то лучшими друзьями.

– Витя, здравствуй! – лепечу я и улыбаюсь. – Не думала, что мы когда-то встретимся.

– А я надеялся на это! – отвечает мужчина. – Во всех прохожих частенько искал тебя…

От бархатистого голоса Виктора, наполненного нескрываемым восторгом, мне становится немного не по себе, и я смущённо отвожу взгляд в сторону.

– Погуляем завтра вечером? Сегодня я в город уеду, по работе, а вот завтра вернусь…

Я смотрю на Витю и думаю, что ответить ему…

Когда-то нас в шутку называли женихом и невестой, но слишком много воды утекло.

Должна ли я бояться общения с ним теперь?

– Вить, я не знаю, – мотаю головой я.

– У тебя есть кто-то? Ты не подумай ничего лишнего, Тань! Мы просто прогуляемся, как в былые времена, как друзья…

– Ладно! – отвечаю с улыбкой и пытаюсь сбежать от неудобных вопросов. Я не знаю, что ответить мужчине, потому что у меня нет молодого человека, и я не планировала обзаводиться им.

Мне хватило одного предательства, поэтому я даже не думала о серьёзных отношениях. Все свидания, которые были у меня после Багрянского, заканчивались на моей просьбе больше не писать и не звонить мне. Я сбегала от отношений, потому что боялась, что снова получу сильнейший удар в спину.

– Вот и договорились! Пойдём чай пить? Бабушка уже на стол накрыла! – улыбается Витя и аккуратно берёт меня под руку, увлекая в дом.

Внутри очень уютно и по-домашнему тепло, совсем как в детстве. Аромат жареных блинчиков с мёдом тут же проникает в носовые пазухи, и во рту начинает активно образовываться слюна. Я облизываю губы и мягко вытаскиваю свою руку из руки Виктора. Вроде бы мы уже не дети, чтобы ходить за ручку, и я совсем не помню, когда наши пальцы успели переплестись.

– Как здорово, что вы с Витюшей снова вместе, Танечка! Так приятно видеть вас! Мы с твоей бабушкой так часто мечтали о вашей свадьбе! – произносит баб Нюра, а я начинаю краснеть и отводить взгляд в сторону.

– Ну, баб, прекрати! То было в детстве, а теперь уже многое изменилось! – словно поймав моё смущение, перебивает бабушку Виктор. – Танюш, мой руки и давай за стол! Блины стынут ведь.

Я киваю, подхожу к умывальнику и мою руки. Когда-то я едва доставала до него. Я часто прибегала к бабе Нюре, чтобы увидеться с Витькой и очень злилась, если узнавала, что он играл с другими девочками. И вот теперь мы встретились снова. Зачем? Судьба пыталась свести меня с ним? Но нам обоим это не было нужно… Наверное.

Присаживаюсь за стол, а Виктор наливает нам всем чай. Он больше не тот мальчишка, которого я видела рядом с собой, которому подарила свой первый невинный поцелуй… Сколько мне тогда было? Двенадцать? Так много лет прошло… Пока думаю, Витя начинает задавать вопросы.

– Я знаю, что после предательства жениха, ты уехала в другой город… Ты пропала с горизонтов и ничего не давала о себе знать… Как тебе там жилось?

– Да хорошо вроде бы… Поднялась до руководителя отдела в одной крупной компании, – улыбаюсь я, обхватывая кружку руками.

– А почему тогда ты вернулась? Решила провести здесь отпуск? – на мгновение в голосе Виктора слышится горечь.

Неужели он думал, что я вернулась сюда навсегда?

– Не то, чтобы отпуск… Скорее командировка. Здесь открывают филиал для работы с крупными партнёрами, а отправить кроме меня начальнику было некого… Всё-таки я уже проверенный человек.

Конечно, я привираю и чувствую себя неловко. Я никогда не врала родным людям, а теперь ощущаю себя предательницей какой-то… Чем я отличаюсь от Ани, которая постоянно врала близким? Хотя… Признаться честно, до Ани мне далеко.

Мы говорим какое-то время об изменениях, произошедших в деревне, баба Нюра рассказывает мне о том, кто и как живёт, кого больше нет с нами, а потом начинает хвастаться достижениями внука и говорит, как много Виктор сумел достичь.

– Ба, ну не надо меня смущать. Я остался прежним Витькой и ничуть не изменился! – улыбается мужчина.

Я понимаю, что ещё немного, и баб Нюра начнёт сватать меня своему внуку, поэтому решаю, что пора бы и честь знать, ведь мне ещё предстоит убраться в доме, а это займёт немало времени.

– Погоди, Танечка! Я тебе хоть чистого белья комплект дам, а то ведь там у тебя всё сырое… Если моль не прогрызла дырья на ткани.

– Спасибо! – отвечаю я, и бабушка уходит.

– Значит, ты скоро уедешь? – задаёт вопрос Виктор, от которого мне снова становится неловко.

Пока я не уверена, что скоро…

Если всё получится, то я пробуду здесь, как минимум, девять месяцев… А потом я не решила, что будет. Возможно, нам с малышом лучше будет остаться здесь, на свежем воздухе… Продам квартиру, положу деньги на банковский счёт и буду жить с ребёнком на проценты… В деревне нам этих денег хватит с лихвой. Хотя… Мне нельзя будет оставаться, ведь тогда Багрянский не даст мне прохода… Он будет пытаться заботиться о ребёнке – в этом я уверена.

– Да, наверное… Пока я ещё ничего не знаю, всё зависит от многих факторов, – пожимаю плечами и стараюсь выглядеть дружелюбной я.

– А что твоя сестра? Так и живёт с твоим бывшим?

Вопрос бьёт ниже пояса. Зачем Виктору было наступать на больную мозоль?

– Нет… Но подробностей их расставания я не знаю… Ты уж прости…

Я встаю на ноги и переминаюсь, готовая в любую секунду сбежать отсюда. Мелкий озноб пронизывает всё тело. Мысли снова возвращаются в тот день, когда я застукала Багрянского со своей сестрой. Баб Нюра выходит, даёт мне постельное бельё и с недоумением смотрит на меня, а я благодарю её и сбегаю. Хочу побыть одна, отключиться от всех мыслей, которые начинают водить хороводы и пробуждать внутри слёзы.

– Тань, подожди! Прости, что я напомнил тебе об этом! Я ведь не имел ввиду ничего такого… Не хотел причинять тебе боль… – выскакивает следом за мной Виктор.

– Всё хорошо, Вить, правда! Я устала просто, хочется немного прийти в себя с дороги. Я пойду, ладно? Встретимся завтра…

Я ухожу и мысленно благодарю Виктора за то, что он не идёт следом.

Оказавшись в доме, даю волю слезам. Захлёбываюсь рыданиями, задыхаюсь от переизбытка эмоций, а потом успокаиваюсь и отвлекаюсь на уборку.

Утром я просыпаюсь от звонка телефона и не сразу понимаю, что это не сон. Я ненадолго забываю, что оказалась в родном городе, и вздрагиваю, когда суровая реальность ударяет обухом по голове.

Звонит ОН…

Багрянский…

Замечаю, сколько уже время и подпрыгиваю, понимая, что проспала. Сердце клокочет в венах, и я начинаю быстро одеваться. Не успеваю накраситься, лишь делаю несколько мазков туши на ресницы и собираю волосы в хвост. Настойчивый стук в дверь приводит меня в чувства, и яоткрываю.

– Прости, я проспала! – извиняюсь, а потом думаю, что не должна просить прощения у него.

– Тань, я не мог дозвониться до тебя с утра, – обеспокоенным голосом заявляет мужчина. – Прости меня, что не предупредил, но мне не с кем было оставить дочь, поэтому Ася приехала со мной!

Мужчина выглядит подавленным, а меня обдаёт волной жара, и я несмело бросаю взгляд за плечо мужчины. Около машины стоит худенькая, бледная, как мелованная бумага, девочка и переминается с ноги на ногу. Она выглядит уставшей и обеспокоенной, и моё сердце сжимается, а на глаза наворачиваются слёзы. Она так похожа на меня маленькую…

Багрянский, проследив за моим взглядом, делает шаг назад, открывая меня и позволяя дочери увидеть, за кем они приехали.

– Ася, поздоровайся с тётей Таней, сейчас мы отвезём её в больничку, а потом поедем в парк, как я и обещал!

– Привет! – устало лепечет девочка и улыбается с каким-то сочувствием. – Ты тоже болеешь? Не волнуйся! Папа говорит, что всё поправимо, и болезнь не останется надолго.

Я перевожу затуманенный от слёз взгляд на Багрянского и думаю, что он непременно пожалеет о содеянном… Наверняка, он специально притащил с собой дочь, чтобы не оставить мне выбора.

Глава 6. Демьян

Таня смотрит на меня с ненавистью, и я понимаю её чувства. Они прожигают в груди ещё большую дыру. Хотя… Куда ещё больше? Точно так же она смотрела на меня в тот день, когда я приехал и на коленях ползал перед ней, пытаясь объяснить, что ничего не понимал, когда был вместе с её сестрой.

– Пожалуйста, услышь меня, Таня! Молю тебя! Я был уверен в том, что это ты… Я бы никогда даже не посмотрел на твою сестру! Ты ведь знаешь это! Наш пароль, Таня… Помнишь наш пароль?

– Убирайся прочь, Багрянский! Ты жалок… Мне не нужны твои слёзы. Они ничего не исправят. Ты ничтожество, и я не хочу больше видеть тебя. Просто исчезни.

Небо разразилось громом, дождь полил как из ведра. Молнии сверкали так сильно, что мне становилось страшно, а Таня захлопнула передо мной дверь. Стоя на коленях под ледяным дождём, я рыдал вместе с ним, понимая, что потерял любимую женщину окончательно. Именно в то мгновение внутри появилась огромная чёрная дыра, бездна, в которую я окунулся с головой и пребываю в ней по сей день.

– Тань, это не спланировано… Клянусь тебе! – говорю я, а она мотает головой и проходит мимо меня.

– Привет, малышка! – с болью выдавливает Таня. – Спасибо, папа прав: болезни – временное явление. Всё обязательно будет хорошо, ведь за нами наблюдает ангел-хранитель.

Я помогаю Асе сесть в детское кресло и пристёгиваю её. Думаю над абсурдностью сложившейся ситуации. Конечно, Дымка считает виновным во всём меня, ведь это я притащил с собой дочь, с которой она не желала знакомиться… Но я сделал это не намерено. Буквально за пару минут до выхода из дома, Асиной няне позвонили из сада и сообщили, что её внук подрался с кем-то и сильно разбил бровь. Так как до матери ребёнка дозвониться не удалось, потому что на работе у неё плохо ловила телефонная связь, Юлия Сергеевна отпросилась у меня, и я был вынужден отпустить её. Я отлично понимал её чувства, как и понимал то, что Таня возненавидит меня ещё сильнее. До второй няньки дозвониться не получилось. Я, конечно, хотел перенести всё, но врач настоял на том, что Таня должна приехать сегодня, потому что вечно идти мне на уступки и принимать вне очереди может оказаться чреватым для него. У меня не было выбора, но я не смогу объяснить это ей. Что бы я ни сделал, я буду плохим человеком в глазах женщины, которую так сильно любил.

– Ты предатель, Багрянский! – звонкий голос Дымки из прошлого снова врезается в уши, и я хочу прочистить их, чтобы не слышать её слова.

– Дымка-а! Ты отняла у меня всё! Так хотя бы выслушай теперь… Я просто хочу поговорить с тобой… Я не прошу тебя простить и вернуться… Прошу тебя, просто услышь меня!

– Уходи!

– Тогда скажи мне, что ты не любишь меня, Дымка… Скажи мне это, глядя в глаза.

– Я ненавижу тебя, Багрянский! Не-на-ви-жу!

Тогда она воткнула мне нож в спину, провернула его и ушла, оставляя кровоточащую рану в чёрной обгоревшей душе.

Я мотаю головой и отрешаюсь от всех воспоминаний. Теперь-то я знаю, почему Дымка так поступила со мной… Она потеряла нашего ребёнка… Нашего малыша. Боль трепещется в груди, а я сажусь в машину и завожу мотор.

Если бы не болезнь дочери, я не появился бы больше в жизни Дымки, как она и просила… Я не стал бы вскрывать и без того не успевшие зажить раны в душах обоих из нас.

– А ты сильно болеешь? – спрашивает Ася.

– Ась, мы договаривались, что поболтаем с тобой в парке! Не стоит мучить тётю Таню вопросами! – пытаюсь успокоить дочь, хоть и радуюсь, что она хотя бы немного разговорилась.

Вчера она проспала весь день после того, как мы приехали из больницы, отказывалась от еды и совсем ничего не хотела.

– Нет… Не скажу, что сильно. Всё в порядке! – отвечает Дымка и отводит взгляд в сторону окна.

– А я умираю… Папа говорит, что я не умру, но я знаю, что скоро улечу ангелочком на небеса.

Сердце сжимается, и я резко выворачиваю руль, чуть было не вылетел на встречку. Внутри всё разрывается от противоречивых эмоций. Нужно было всё отменить и заплатить врачу больше, чтобы он нашёл ещё одно окошко для нас.

Дурак!

Не следовало тащить с собой дочь.

Замечаю в зеркале заднего вида, что Дымка вытирает слёзы со щёк и выдавливает из себя улыбку.

– Нет, милая, ты не должна так думать… Знаешь, у тебя есть маленький ангел-хранитель… Он не позволит тебе погибнуть! Он ушёл слишком рано, так и не успев повидать жизнь, но он не позволит уйти и тебе.

– Твой ребёночек? – спрашивает Ася, и меня разрывает.

Откуда ребёнку знать о таких вещах?

Конечно же, Дымка посчитает, что это я научил Асю, но я никогда не посмел бы манипулировать собственной дочерью.

Щёки становятся влажными, и я едва могу следить за дорогой. Меня трясёт как безумца. Нет. Совсем не время для таких разговоров.

Совсем не время.

– Да, солнышко! Мой ребёночек, – всхлипывает Таня, а Ася берёт её за руку.

– Не плачь только! Если я улечу на небеса, то обязательно пригляжу за ним! – шепчет Ася, а я понимаю, что ещё немного, и я просто потеряю контроль над собой.

– Ась, давай лучше поговорим о предстоящей прогулке? Доктор разрешил тебе немного покататься на аттракционах. Уже решила, на какой пойдёшь? – спрашиваю дрожащим голосом.

Дымка ловит мой взгляд в зеркале заднего вида и смотрит с благодарностью, но меня не за что благодарить.

Я снова накосячил…

И мне не найти оправдание…

Потому что меня никто не захочет слышать.

Снова.

***

Мы подъезжаем к знакомому медицинскому центру, и я замечаю, как искажается лицо дочери от ужаса. Она знает, что здесь ничего хорошего её не ждёт, и мне больно от мысли, что ей придётся снова оказаться в стенах здания, пропитанного разочарованиями. Надеюсь, что скоро наши мучения закончатся.

– Ася, давай проводим тётю Таню? Сегодня тебя доктор не станет осматривать, тебе нечего бояться… – пытаюсь успокоить малышку, повернувшись в её сторону.

– Не надо меня провожать, просто скажи, к какому врачу идти и всё! – мотает головой Таня.

Она хочет сбежать от нас – это видно по её поведению, и я не могу осуждать её. Спасибо хотя бы на том, что не отказала и приехала сюда, чтобы попытаться помочь Асе.

Я даже не спросил, как будет осуществляться забор стволовых клеток, и не должна ли Дымка остаться в больнице после этого. Переживаю и хочу лично поговорить с врачом, но вовремя вспоминаю, что у меня есть его личный номер телефона.

– Скажи администратору мою фамилию, и она проводит тебя. Она всё знает.

Таня кивает и выходит из автомобиля, а я едва сдерживаюсь, чтобы не рвануть следом за ней. Набираю номер врача, решив уточнить, как и что будет делаться, и не нужна ли Дымке поддержка.

– Андрей Семёнович, это Багрянский… Я отправил Дым… ой, Таню, к вам. Скажите, насколько серьёзна процедура забора стволовых клеток? Есть ли вероятность того, что Тане станет после неё плохо и придётся остаться?

– Доброе утро! Ну что вы! Процедура безобидная, если только девушка не теряет сознание при виде крови. Мы возьмём её кровь из вены и проверим всё, что потребуется. Вам не о чем беспокоиться… Вы ведь сами уже проходили через это.

Проходил…

Но уже толком и не помню, через что именно и когда я проходил.

– Я понял. Спасибо.

– Вы, я так понимаю, приехали не с ней?

– Я приехал с дочерью, не хотелось бы тащить её в больницу…

– Да, конечно, я понимаю вас… Ну тогда мы всё сделаем быстро, вам не придётся ждать.

Я благодарю врача и отключаю телефон. Какое-то время в машине стоит напряжённая тишина, которую нарушает голос моей дочери.

– Папа, ты обидел тётю Таню?

– С чего ты взяла?

Я оборачиваюсь и с недоумением смотрю на Асю.

– Все улыбаются, когда разговаривают с тобой, а она грустит… – отвечает девочка и покачивает головкой, как фарфоровая балерина. Бледная и практически безжизненная.

Да… Я обидел Таню… Но я не хочу рассказывать это дочери. Ей ни к чему знать такие подробности.

– Скажем так, в прошлом у нас с ней было кое-что, из-за чего тётя Таня может обижаться на меня сейчас.

– Она красивая, папа! Тебе нужно извиниться и подарить ей цветочки! Все тётеньки любят цветочки.

– Правда? – я улыбаюсь, думая о том, что моя дочь чересчур смекалиста. Её ждёт большое будущее, после того, как мы справимся с заболеванием. А мы справимся с ним. Обязательно.

– Какой ты глупенький, папа! Конечно же! – посмеивается Ася.

Душу согревает улыбка, озарившая детское личико, и мне становится приятно от мысли, что Ася радуется хотя бы чему-то. Это Таня заставляет её улыбаться. Как бы здорово было, если бы она согласилась поехать вместе с нами в парк… Вот только я не посмею даже попросить её об этом.

Довольно скоро девушка появляется на пороге больницы и смотрит по сторонам. Она ждёт кого-то другого? Дымка направляется к моей машине и садится в салон.

– Почему вы не уехали? Собирались ведь в парк… – хмурится она.

– А ты хочешь поехать с нами? – озвучивает мои мысли Ася, и я даже не знаю, благодарен я ей за это или нет… Не хотелось напрашиваться.

– С вами? – Дымка зло смотрит на меня.

Ну конечно! Снова считает, что злой Багрянский внушил дочери, как и что надо говорить… Я мотаю головой, пытаясь дать понять, что совсем не причастен и даже не намекал Асе, что мы можем прогуляться все вместе.

– Там аттракционы и большой медведь, который угощает всех сахарной ватой. Мне нельзя сладкое, но в парке папа позволяет немного сахарной ваты. Поедем с нами? Папа и тебе разрешит поесть вату! Или у тебя нет папы?

Дымка теряется, и я решаю взять ситуацию под свой контроль. Важно показать, что я не пытаюсь манипулировать дочерью, чтобы Дымка не собрала вещи и не сбежала домой первым же рейсом.

– Ась, тётя Таня уже взрослая, и ей совсем не интересны парки аттракционов… Давай, мы отвезём её домой, а потом поедем гулять? Нам не стоит терять время, ведь тебе ещё нужно успеть покушать перед приёмом препаратов.

– Тётя Таня не против поехать в парк аттракционов! – вдруг заявляет Дымка, чем вводит меня в ступор, ведь я думал, что она хочет как можно быстрее сбежать из нашей компании. – Вот только мне ещё нужно успеть заехать в магазин, чтобы купить продукты и постельное бельё…

Она напряжённо думает о чём-то.

– Я организую всё. Тебе привезут всё самое лучшее! – произношу с надеждой в голосе, не веря, что проведу немного времени с Дымкой после нашего расставания. И я надеюсь, что эта прогулка не будет похожа на войну, кипящую между нами.

– Спасибо, но мне ничего не нужно, Багрянский… Ладно, мы можем прокатиться и поесть сахарную вату. А потом отвезёте меня домой и поедите отдыхать.

– Ура! Втроём будет веселее, –  радуется Ася.

Моя дочь привыкла к нянькам, и я надеюсь, что ничего такого не случится, если она проведёт немного времени вместе с Таней… Вряд ли она привяжется к той и будет тянуться к ней, как к матери, ведь она и мать никогда не видела.

Мысленно возвращаюсь в прошлое, когда Ася появилась на свет.

– Что это такое, Багрянский? – противный визг разрезал барабанные перепонки, прорываясь сквозь темноту.

Я включил свет и сделал шаг вперёд.

Аня сидела на стуле посреди комнаты, связанная по рукам и ногам. Ребята не позаботились о том, чтобы заклеить ей рот…

А зря.

– Вместо того чтобы встречать меня из роддома с цветами и воздушными шариками, ты приказываешь своим головорезам притащить меня сюда? – заверещала истеричка, глядя на меня так, словно я ей что-то должен.

– Ты пыталась убить собственного ребёнка… – я достал пистолет и навёл его на Аню. Медленно снял с предохранителя, устремляя взгляд на Гадюку, испортившую мою жизнь.

– Ты в своём уме? Она мешала мне спать своим ором… Я не просила приносить её в палату… Я положила на неё подушку, чтобы не слышать вопли… Я не пыталась её убить.

Палец дрожал, и я почти готов был нажать на спусковой крючок. Вот только пристально глядя на тварь, я видел в ней до боли знакомые черты любимой женщины, и рука не поднималась сделать это… В отголосках сознания бился голос Тани, молящей не трогать её сестру. Я знал, что она никогда не простит меня, если узнает, что жизнь её сестры оборвалась пулей, выпущенной из моего пистолета. Знал и то, что однажды дочь может узнать об этом и возненавидит меня… Я струсил.

– Тебе нет оправдания, знаешь ведь…

– Багрянский, отпусти меня…

– Отпущу… После того, как ты напишешь нотариально заверенный отказ от дочери…

—Да ты и нотариус умудрился сюда притащить? А ты предусмотрительный … – мерзко хихикнула Аня.

– Теперь уже да… – ответил я и пригласил своего нотариуса, в руках которого находились заранее подготовленные документы.

Глава 7. Дымка

Сама не знаю, зачем согласилась на эту прогулку. Хотела просто сказать слово против Багрянского? Голова идёт кругом, когда я думаю о том, что проведу с ним, пусть и не целый день, но несколько часов. Мне это совершенно не нужно. Вот только я уже ответила «да» и дороги назад нет. Не знаю, сам он намекнул ребёнку пригласить меня на эту прогулку, или девочка почувствовала во мне родного человека? Мне жаль её… Конечно, мне жаль всех больных детей, но, глядя на эту малышку, я будто бы возвращаюсь в прошлое, в то время, когда мама сделала выбор. Новый муж заставил её оставить только одного ребёнка, и им стала не я… Тогда я была такой же худенькой, бледной и потерянной. Вот только я не болела, и рядом оказалась любящая бабушка, которая приняла меня и подняла на ноги. Я тяжело вздыхаю и наблюдаю в окно за дорогой, медленно проплывающей перед глазами, как и прошлое, в котором всё было вроде бы безоблачным и светлым.

– А ты любишь смотреть на небеса? – вдруг спрашивает Ася.

Я поворачиваюсь и несколько секунд смотрю на девочку.

– Люблю… Там, где я живу, открывается прекрасный вид на них, потому что солнце быстро уходит на другую сторону и не слепит глаза. Я частенько смотрю на небеса.

– Я бы тоже хотела смотреть на них долго-долго… Мне кажется, что там моя мама! Может, если смотреть туда долго, то можно увидеть её?

Сердце обрывается и начинает хаотично ударяться о рёбра. Я выдавливаю улыбку. Бедная! Она совсем ничего не знает о своей матери и считает, что та умерла…

Замечаю в зеркале заднего вида взгляд Багрянского, наполненный сильнейшей болью. Интересно, что помешало ему развестись с Аней и найти себе женщину, которая стала бы матерью для его дочери? За ним всегда увивалось немало представительниц прекрасного пола… Почему не выбрал ту самую, которая смогла бы позаботиться о его дочери? Тосковал по нашему прошлому? Конечно, нет! Ерунда какая-то… У него ведь была Аня… Если бы он любил меня на самом деле и по ошибке переспал с моей сестрой, в чём пытался уверить меня первое время, то он бы не женился на ней. Наверное… Отгоняю эти мысли прочь, думая о том, что всё осталось в прошлом и воротить уже ничего нельзя.

– Там моя бабушка! Она была мне как мама… – негромко произношу я. – Когда я смотрю на небеса, мне кажется, что она глядит на меня с них и говорит, что всё будет хорошо… Ты веришь в чудеса?

– Не знаю… Я не видела чудеса. В сказках всё совсем не так, как на самом деле…

Пессимизм девочки удручает меня. Даже во взрослом возрасте я не утратила веру в чудо, а она и не пыталась верить в него, даже слушать ничего не хотела, судя по всему. Я решаю, что стоит прекратить эту тему. В конце концов, я ей не мать и привязываться к девочке не планирую. Если мои стволовые клетки подойдут для пересадки костного мозга, то я уже скоро сделаю это и вернусь домой, где всё снова сольётся с серой обыденностью без всех этих ярко выраженных эмоциональных всплесков, которые посещают меня сейчас.

– А можно мне посмотреть на небеса там, где ты живёшь?

Ася режет по живому.

Мне не хотелось бы проводить с ними ещё больше времени, но и отказать ребёнку я не могу. Язык просто не повернётся.

– Конечно… Посмотришь, когда отвезёте меня домой! – улыбаюсь я.

Мы подъезжаем к парку, и Багрянский начинает искать место для парковки. Мужчина внимательно вглядывается в заставленные места и негромко бормочет под нос ругательства. Попасть сюда в такое время суток не так-то просто… Помнится однажды, когда мы с ним приехали сюда в прошлом, нам пришлось оставлять машину за остановку до парка и идти сюда пешком. Мы тогда до позднего вечера катались на аттракционах, ели сахарную вату, пили газировку и наслаждались жизнью.

– Ты сладкая, как сахарная вата, – сказал мне Багрянский, задевая меня за кончик носа пальцем. – Вот только люблю я тебя гораздо сильнее, чем её.

– Ты меня любишь?

Тогда он впервые признался в своих чувствах. Я растерялась и широко распахнула глаза.

– А разве это незаметно? – засмеялся мужчина, притянул меня к себе и поцеловал в губы. – Разве в ином случае взрослый состоятельный мужчина стал бегать с тобой по парку и кататься на аттракционах?

Мы звонко засмеялись вместе, я встала на носочки и шепнула ему на ухо: – Я тоже тебя люблю.

Становится горько от того, что эти воспоминания вернулись так не вовремя, а небо тут же разражается громом. Я вздрагиваю и инстинктивно вжимаюсь в спинку сиденья.

– По прогнозам обещали хорошую погоду! – хмурится Багрянский, сумевший наконец отыскать свободное местечко, но выйти из машины мы не успеваем, потому что начинается сильнейший ливень. – Малыш, прости, я снова не оправдал твоих надежд и не сдержал обещание! – извиняется мужчина, глядя на дочь.

– Тогда мы уже скоро сможем посмотреть на небо, если отвезём Таню домой! – улыбается Ася.

Я смотрю на неё и не могу понять: вроде бы девочка показалась мне пессимистичной, но её настроение быстро изменилось, теперь она сияла и радовалась жизни.

– Да, конечно… Если Таня не будет против…

Багрянский с надеждой смотрит на меня, а я тяжело вздыхаю.

– Скорее всего, там тоже идёт дождь, но если его нет, то мы сможем посидеть на крыльце и полюбоваться небесами…

– Ура! Тогда нужно купить вкусную еду для пикника!

Меня бьёт эта идея наотмашь, и я рассчитываю, что всё-таки дождь будет и в нашей деревне, а Багрянский придумает, как увлечь дочь и отвезти её домой.

Выдавливаю улыбку и думаю, как сильно я вляпалась.

По пути мы всё-таки заезжаем в ресторан, где Багрянский берёт еду на вынос. Аппетитные запахи быстро заполняют салон, и у меня во рту начинает активно образовываться слюна. Последний раз я кушала у бабы Нюры, и теперь голод начинает настойчиво напоминать о себе. Ася с улыбкой смотрит на меня каждый раз, когда живот начинает урчать, а я смущаюсь и отвожу взгляд в сторону. Мне непривычно общаться с ребёнком, я не знаю, как вести себя с ней, чтобы не привыкнуть и не приручить.

Добравшись до деревни, мы выходим из машины. Я ловлю на себе заинтересованные взгляды соседей, примерно представляя, о чём именно они будут судачить в ближайшее время. Начнут перемывать мне косточки и говорить, что я простила изменщика…

Тяжело вздыхаю, но сплетни – последнее, что волнует меня, поэтому стараюсь не обращать на них совершенно никакого внимания. Куда хуже, что творится у меня самой на душе, и что будет, если я продолжу так тесно общаться с дочерью своей сестры-предательницы.

Мы входим во двор, и я с грустью обвожу его взглядом. Ася немного морщится, поглядывая на траву, которая чуть ли не с неё ростом.

– Я давно тут не жила… Здесь бы всё привести в порядок… Вон там… – показываю в сторону заднего двора, – даже кусты с ягодками есть, но мы до них сейчас не доберёмся.

– Мне тут нравится! – улыбается Ася. – Можно заблудиться как в лесу! Вот только где же мы будем устраивать пикник?

– А это станет проблемой… Можно сесть на крыльце. Я принесу плед, который мы сможем расстелить здесь.

Ася кивает, и я скрываюсь в доме. Всё внутри пропахло сыростью, и я надеюсь, что на солнце от этого запаха быстро не останется следа. Беру свой любимый плотный плед, выхожу на крыльцо и удивлённо застываю взглядом на бывшем: Багрянский снял пиджак, закатал рукава своей белоснежной рубашки и взял в руки косу, которая уже успела заржаветь за эти семь лет. Он скосил некоторую часть травы и теперь смотрит на меня с виноватой улыбкой на губах.

– Извини, что решил похозяйничать, но мне кажется, что здесь просто идеальное место для того, чтобы организовать пикник! – кивает бывший.

Сердце сжимается, и мне тяжело сделать вздох. Стальные тиски сдавливают горло, когда я смотрю на Багрянского и вспоминаю, как он впервые взял косу в руки.

Прошлое настойчиво врывается в мою жизнь, напоминая о том, как в нём было хорошо. До измены, разделившей всё на «было» и «стало».

– Как тут красиво! – восхищается Ася, и я смотрю на неё, пытаясь понять, чем руководствовалась Аня, бросив своего ребёнка.

Или это Багрянский вынудил её так поступить?

Мужчина ставит косу и оттряхивает руки. Он смотрит на меня несколько мгновений, а я сбегаю от его взгляда и спешу расстелить плед на выкошенной полянке.

– Если хочешь, я могу всё здесь убрать, раз уж ты решила жить пока тут…

– Спасибо, но не стоит… Как-нибудь справлюсь сама.

– Я понял! – соглашается бывший.

– Почему она бросила дочь? – вдруг спрашиваю я, оборачиваясь в сторону мужчины, и наши взгляды с ним пересекаются.

– Потому что та нужна была ей, чтобы привязать к себе мои деньги? – задаёт мужчина встречный вопрос.

– Но ты сам женился на ней…

– Действительно хочешь поговорить об этом?

Взгляд мужчины прожигает меня насквозь, и я понимаю, что чем больше мы с ним общаемся, тем больнее становится снова. Отрицательно мотаю головой и вместе с Асей начинаю расставлять еду из пакетов на плед.

После плотного обеда Багрянский достает из машины пакет и даёт дочери одну таблетку за другой, а она смиренно пьёт каждую. На глаза наворачиваются слёзы, и я надеюсь, что в ближайшее время эта девочка вылечится.

Багрянский держится рядом со своей дочерью, и когда мы с ней начинаем разглядывать густые облака, он отходит в сторонку, сохраняя между мной и ним дистанцию. Мы ложимся на согретый солнцем и уже успевший просохнуть плед, и смотрим на сгустившиеся облака. Я показываю Асе одно из них и спрашиваю, с чем оно ассоциируется у неё.

– С постелькой! У меня в больнице была такая же постелька…

Смотрю на девочку. Больница ещё долго не выйдет у неё из головы. Я тяжело вздыхаю, но стараюсь не подавать вида, что жалею её, потому что Ася явно не нуждается в сострадании. Она сильная и умная девочка.

– Таня? – слышу негромкий зовущий меня голос и вздрагиваю.

Виктор.

Наши взгляды с Багрянским пересекаются, а я поднимаюсь на ноги и спешу к воротам.

– Привет! У меня получилось вырваться с работы пораньше… Думал, что прогуляемся и пообедаем вместе, а теперь понимаю, что пришёл не вовремя. Ты снова со своим бывшим?

– Нет! Вить, это не то, что ты подумал… Мы с Багрянским не вместе и никогда не будем вместе… Я всё расскажу тебе позднее. Ладно? Давай ты вернёшься через часик? Я надеялась, что ты согласишься свозить меня в город за продуктами, и мы с тобой сможем обо всём поговорить.

Виктор зло смотрит на Демьяна, а тот не сводит взгляд с него. Они ведут себя как два идиота, но если злость Виктора я ещё могу понять, то вот ревность бывшего – нет.

– Ладно. Надеюсь, что твои объяснения имеют хоть что-то общее со здравым смыслом! – кивает Виктор, улыбается и уходит.

– Это твой жених? – спрашивает Ася, когда я возвращаюсь.

Жених?

Сердце колотится в груди, и я снова кошусь на Багрянского, того, кто был моим единственным женихом и почти успел стать мужем.

У меня действительно был жених…

Но теперь его нет.

– Не знаю, пока… Всё возможно, – пожимаю плечами я и слышу, как бывший скрипит зубами.

Глава 8. Демьян

Руки сжимаются в кулаки, а я всё не могу отвести взгляд от места, на котором стоял этот «жених». Откуда он свалился? Неужели приехал следом за Таней? Мне ничего не передавали о том, чтобы она ходила на свидания и вообще встречалась с кем-то в последнее время. Так откуда появиться этому жениху? Или Таня хочет просто насолить мне?

Перевожу на девушку взгляд, и мы несколько секунд безотрывно смотрим друг на друга. Дымка выдерживает презрение в своём взоре, а я пытаюсь понять – она хотя бы догадывается, что сама подложила сестру под меня? Внутри кипит ярость, но я успешно давлю её, потому что рядом дочь. Дочь, которая зависит от Тани, от её решения помогать нам дальше. Если девушка откажется, то моя малышка может умереть. Сердце сжимается, и я отвожу взгляд в сторону.

Нет.

Не умрёт.

Я буду из кожи вон лезть, чтобы она осталась со мной и повидала жизнь, насладилась всеми яркими красками той.

Какое-то время Таня с Асей разглядывают облака, плывущие по нежному небесному полотну, а я стою на месте и всё думаю об этом женихе…

Мужик смотрел на меня так, словно знал всё об измене и о том, что Дымка не должна была прощать меня. А ещё в его взгляде горело что-то собственническое, словно девушка уже пообещала ему хранить верность до гробовой доски.

Могла ли Таня дать такое обещание?

Вряд ли…

Посмотрев на часы, я понимаю, что мы уж слишком загулялись. Асе пора домой. Ей нужно больше отдыхать по назначению врача, хотя я не могу не отметить, что на её щёчках появился едва заметный румянец, который буквально бросается в глаза. Асе нравится здесь, но я не смею задерживать её рядом с Таней. Если дочь привыкнет к своей тёте, она будет скучать по ней и страдать ещё сильнее…

Они обе будут страдать.

– Ася, нам пора ехать домой… – говорю негромко, стараясь не испугать чересчур увлечённых девочек.

– Можно побыть тут ещё немного? – начинает дуть губки малышка.

– Милая, ты можешь приехать потом снова. Если папа говорит, что пора, значит пора… Да и мне нужно собираться, потому что сейчас мы с Витей поедем в магазин.

– С твоим женихом?

Мне снова становится приторно-тошно от вопроса дочери. Хочется прочистить уши и не слышать это слово – «жених».

Когда-то ведь я был её женихом…

И рассчитывал стать мужем.

– Да, с ним! – кивает Таня и поджимает губы, словно ей неприятно оправдываться перед ребёнком и говорить о таких взрослых вещах.

Дочь нехотя поднимается на ноги, и я помогаю ей сесть в машину. Дымка просит подождать немного и говорит, что хочет сделать моей дочери подарок. Она скрывается в доме, а я, под предлогом, что хочу сходить в туалет, чтобы Ася не беспокоилась, спешу за девушкой.

Мы сталкиваемся на веранде. Дымка испуганно смотрит на меня, сжимая в руках маленького зайчика, связанного из серых ниток. Она сама связала его, когда ей было двенадцать – это я хорошо запомнил из её рассказов.

– Что т-тебе нужно? – спрашивает Дымка, продолжая смотреть на меня, как на врага, который в любую секунду может навредить ей.

Не могу держать себя в руках, потому что воспоминания, в мгновение нахлынувшие на меня при виде девушки, вызывают внутри сильнейшее желание прикоснуться к ней. Я понимаю, что буду жалеть об этом впоследствии, но хватаю Дымку за запястья и тяну на себя. На мгновение она теряется и ударяется о мою грудь. Аромат вишни проникает в носовые пазухи и сводит меня с ума.

Моя дымчатая вишенка…

Голова идёт кругом.

Я уже не помню толком, зачем зашёл сюда, хочу вот так стоять с ней и наслаждаться её близостью, дрожью девичьего тела…

– Ты в своём уме, Багрянский? – огрызается Дымка и вырывает руки.

Она делает шаг назад и смотрит на меня взглядом разъярённой хищницы. Она злится. Сильно злится на меня, но я вижу в этих эмоциях что-то ещё…

Она тоже вспомнила нашу первую ночь здесь, и страсть, которая свела нас обоих с ума в своё время.

– Нет… Наверное, нет… – мотаю головой я и наступаю. Дымка движется назад, но оказывается прижатой к двери, ведущей в дом. Она дрожит под моим напором. Боится меня… – Что за жених? У вас с ним есть что-то?

– Это не должно тебя касаться! – шипит девушка и старательно пытается оттолкнуть от себя, но не отступаю.

– Не должно, а касается!

– Лучше бы позаботился о том, где и с кем пропадает твоя жена! – с обидой выдаёт Дымка, и я понимаю, что внутри неё остались чувства ко мне, пусть она и пытается доказать обратное.

– У меня нет жены… – заявляю я и облизываю нижнюю губу.

– Если ты не отпустишь меня, то я…

Не даю Дымке договорить и маниакально прикасаюсь к её щеке. Провожу подушечками пальцев по нежной коже и понимаю, что заведён до предела, и если не остановлюсь сейчас, то превращусь в насильника.

– Позовёшь своего жениха? – спрашиваю с придыханием, склонившись к её ушку, которое она так любила, когда я целовал и обдавал своим горячим дыханием.

Сильная боль в районе коленной чашечки отрезвляет меня, и хватка слабеет. Дымка изворачивается и отскакивает в сторону. Я пока не могу даже слово выдавить от боли, а она грозно смотрит на меня.

– Я сама могу за себя постоять! У меня был хороший учитель в своё время!

Девчонка улепётывает на улицу, а я с силой ударяю кулаками о дверь. Я потерял разум рядом с ней, позволил ревности одержать верх и поставил под угрозу безопасность своей дочери… Впредь следует лучше контролировать себя.

Боль в колене потихонечку умолкает, и я нормально могу начать шевелить ногой. Этому приёму я обучил Дымку, чтобы в случае необходимости она знала, как отбиться от противника. И она сделала это отменно. Превзошла своего учителя – ничего не скажешь.

Жаль, что её противником стал я.

Ненадолго меня уносит в прошлое, и я вспоминаю наш разговор с Дымкой, после того, как мы провели жаркую ночь в этом доме.

– А ты напивался когда-нибудь до такого состояния, чтобы провести ночь с девушкой, а наутро ничего не помнить?

– Ты задаёшь мне такой вопрос после того, как мы провели незабываемую ночь вместе? Ну… Пьян я не был ни капли и ничего не забуду – это уж точно.

– Не об этом я, глупый… Просто спросила… Не бери в голову.

– Не знаю, зачем ты спросила это, но был один случай, когда я мог натворить что угодно, но при этом ничего не помнить…

Стараюсь забыть всё, что связано с Дымкой, осознавая, что это часть прошлого, которую мы добровольно закопали под руинами обид. Сегодня я позволил ревности одержать верх, но не должен был этого делать.

На мгновение я забыл, что именно стоит на кону.

Жизнь моей дочери.

Нельзя больше идти на поводу у своих чувств.

Нель-зя.

Выхожу на улицу и несколько секунд смотрю на Дымку. Она стоит у машины и с улыбкой на губах что-то рассказывает Асе. Сердце заходится в груди, но я унимаю его. Семь лет я не позволял себе думать об этой женщине, как о своей, так какой дьявол заставил меня сделать это теперь?

Виновато смотрю на Дымку, приблизившись к ней, а она начинает зажиматься, скрещивает руки на груди и готовится защищаться.

– Спасибо за сегодняшний день. Уверен, что он стал незабываемым не только для меня, – киваю я и иду к водительскому сиденью, опасаясь, что снова сорвусь.

Нель-зя…

Сажусь в машину, и Ася начинает хвастаться, показывая подарок, который ей подарила Дымка. Я понимаю, что дочь прониклась к когда-то моей невесте симпатией и корю себя за то, что согласился на этот пикник. Всё перевернулось вверх дном. Если бы я уехал раньше, то не узнал бы ничего об этом «женихе»… Не сходил бы с ума так сильно сейчас. Хмурюсь, поглядывая в сторону Тани, которая уже успела отойти к калитке. Она смотрит на Асю и улыбается, машет моей дочери, но полностью игнорирует моё присутствие… И я делаю то, что должен: завожу мотор и медленно выезжаю.

– А мы ещё приедем к Тане? Она хорошая! – говорит Ася, мечтательно улыбаясь.

Как часто она улыбалась за последние несколько месяцев? Её улыбки можно было пересчитать по пальцам, пожалуй… Сегодня их было явно больше, если не считать то, что дочь улыбалась, выдавливая из себя радость сквозь боль, чтобы поддержать меня.

И вот теперь моя дочь светится от счастья, а я не знаю, как долго оно продлится… Захочет ли Дымка встречаться с нами и следует ли мне позволять себе это?

– Ты не подарил ей цветочки, потому что у неё есть жених? – спрашивает дочь.

Не хочу говорить с ней о Дымке…

О цветочках…

О женихе.

О нём тем более!

– Нет, милая… Я не подарил ей цветочки, потому что так будет правильно… Я не могу дарить цветочки каждой женщине.

– Тётя Таня не каждая… – спорит Ася. – Она особенная! Как самая настоящая фея.

– Да. Как фея, – улыбаюсь я.

Фея, которая спасёт твою жизнь, а потом исчезнет и забудет о нас.

Вспоминаю, как Таня дрожала под напором моего взгляда, как таяла в моих руках и борюсь с желанием развернуть машину.

Пусть кричит, колотит меня, ненавидит, выплеснет все эмоции, а потом выплачется мне в плечо… И быть может хотя бы тогда мы сможем поговорить нормально?

Боль в колене напоминает о себе, и я понимаю, что там будет синяк. Нет. Такого разговора между нами никогда не будет. Если я буду использовать силу, Дымка никогда не простит меня и не станет слушать.

Скорее всего, шанса объясниться у меня уже нет и никогда не будет…

Мы доезжаем до дома, и Ася успевает заснуть в машине. Она крепко держит зайчика, прижимает к себе и время от времени улыбается во сне. Осторожно достаю дочь из салона и несу её в комнату. Укладываю на кроватку и укрываю одеялом. Открываю окна, чтобы проветрить комнату, пропитанную медикаментами. Меня бесит этот идеальный порядок, царящий там, ведь у детей должно быть всё разбросано, должны всюду стоять любимые игрушки, домики… яркие рисунки. А у неё нет ничего. Ничего кроме этого пикника, на котором она впервые за долгие месяцы улыбалась искренне, словно не замечала своего заболевания, словно не было этой привычной слабости и желания спать…

Выхожу из комнаты  и сталкиваюсь с нянькой Аси.

– Как ваш внук? – с улыбкой спрашиваю я.

– Да всё хорошо. Спасибо. Дочери дозвонилась, она приехала домой. Будет брать больничный на работе и сидеть с ним дома. Непоседа тот ещё. Я часто ставлю ему в пример Асеньку! – женщина осекается, поймав мой злой взгляд.

– Не стоит ставить в пример мою дочь. Уж лучше пусть ваш внук будет непоседой и набивает шишки, чем медленно гаснет! – выдаю я и ухожу в кабинет.

Сажусь за компьютерный стол и смотрю на фото, где мы с Дымкой счастливые и беззаботные. Все семь лет я хранил воспоминания о ней, пусть и пытался убедить себя, что «мы» уже в прошлом.

– Тань, давай не сегодня? Я устал, ничего не соображаю… Голова идёт кругом…

– Ты не хочешь провести со мной время? – настойчивость невесты поразила меня. – Я могу ведь и обидеться… Тебе хватило внимания на мальчишнике, да? – обиженно спросила она.

– Нет! Что ты? О каком ты внимании вообще? Я на самом деле неважно себя чувствую…

– Ты меня больше не любишь?

– Та-а-ань!

Она впилась в мои губы поцелуем, и я не смог оттолкнуть её от себя, пусть ничего толком не видел, всё плыло перед глазами, а голоса отзывались в голове каким-то противным эхо, словно их что-то искажало.

– Ладно… Постой… Глупо будет спрашивать, но назови наш пароль…

Я ни в чём не мог быть уверен в эту секунду и решил убедиться, что рядом со мной действительно находится моя невеста, вот только сильно ошибся…

И я понял это только рано утром, когда окончательно пришёл в себя.

Глава 9. Дымка

Тело всё ещё потрясывает после того, как Багрянский нагло прижал меня к стене. На что он рассчитывал? Думал, что наивная глупая Таня пожалеет его, забудет все обиды и простит? Слишком глупо и опрометчиво с его стороны…

Проводив взглядом его удаляющийся автомобиль, я вспоминаю тот самый день…

Демьян поехал на мальчишник, где по его словам находились по большей части партнёры, которых он не мог оставить без «веселья». Девичник для меня устроила сестра, но из знакомых мне девушек там находилась только она и школьная подруга… Я уехала первой и решила сделать своему жениху сюрприз.

– Тань, ты же не думаешь, что он уедет с мальчишника так рано? Там же стриптизёрши будут красивые… Твоему сегодня нужно вдоволь насладиться чужими обнажёнными телами.

– Брось… Демьяну всё это не нужно. Он уже позвонил мне и сообщил, что через час поедет домой… Он себя дурно чувствует, и я хочу быть рядом.

 – И ты сообщила, что приедешь?

– Нет пока, это будет сюрприз…– загадочно улыбнулась я.

Вот только позвонила баба Нюра и сообщила, что у нас в доме снова прорвало водопровод, и мне пришлось сорваться туда. Сокрушаясь, что приеду к Демьяну на пару часов позже, я вызвала такси и помчалась в деревню.

Тогда я даже не подозревала, что сестра тоже бросит своих подруг и поедет к моему жениху, чтобы он увидел на одно голое тело больше…

– Ты уже освободилась? – доносится до меня вкрадчивый голос Виктора, и я понимаю, что за воспоминаниями о прошлом не заметила, как начала убирать всё, что осталось после пикника.

– Да, Вить… Ты проходи! – выдавливаю улыбку, пусть улыбаться совсем не хочется. – Слушай, то, что ты видел…

– Меня это не должно касаться. Извини, что вспылил. Бабушка рассказывала, как сильно ты страдала, когда он тебя бросил. Я просто подумал, что должен предостеречь тебя от повтора… Ну сама ведь знаешь, каково это – наступать на грабли второй раз… А потом понял, что это не моё дело. Не смею я лезть в твою личную жизнь. Не хочу просто, чтобы тебе снова было больно.

– Нет, Вить… Ты не понимаешь! – мотаю головой я. – Мы с Багрянским не вместе. Всё слишком сложно… Его дочь серьёзно больна. Я могу помочь ей, поэтому я и вернулась сюда. Всё на самом деле невероятно сложно. И ты не прав – он меня не бросал, это я бросила его.