Первая встреча
Санкт-Петербург, Ноябрь 1916г.
Бежала она сквозь промозглую осень
Туда, под мостом где темнела вода.
Потеряна шляпка, и плащ ловко сброшен.
Стоит у перил. Вот и все. Навсегда
Готова проститься с людьми и всем миром,
Но слезы упорно текут по щекам.
Все то, что хранила в душе и любила,
Растерзано в клочья жестокой Маман.
Был жив бы отец, не случилось б такого.
По сердцу он выбрал бы ей жениха.
Но он их покинул, и маменьке слова
Не скажет никто. Ночь тревожна, тиха.
За поручень держится. Прыгнуть готова.
И лучше потонет, чем замуж пойдет
За старого графа. Холодным покровом
Обнимет вода, знает, в ночь заберет.
Расправлены плечи. Нагнулась чуть ниже.
Секунды полета и слышный чуть всплеск.
Кружит мелкий снег, оседая на крышах,
Теряя в ноябрьском сумраке блеск.
Объятья воды ей ни сколь не приятны!
Иголками колют, и тянет на дно.
Она хочет жить! Только выплыть обратно
Не может никак…
Ей уже все равно,
Последние силы покинули. Руки
Немеют от холода, нечем дышать
Подумала: «Глупо, от бреда, от скуки,
Из чувства протеста вот так умирать.
Ведь жизнь-то ценнее. Пускай с нелюбимым
В провинции дальней с тоски погибать.
Все лучше, чем в реку бросаться пугливо.
И счастье какое ведь – просто дышать!»
Она все на свете отдаст. Ей вернуться
Хотелось всего ненадолго назад.
А может быть сон это? Ей бы проснуться.
Открыть замутненные илом глаза.
Тогда поступила бы точно иначе,
И выход она непременно б нашла.
Но время упущено. И не заплачешь.
Раскинула руки и в воду ушла.
***
Он шел в одиночестве. Снег под ногами,
Коснувшись земли, моментально чернел.
Вдали ресторан освещен был огнями.
Пустынная улица. Все, что хотел,
Он сделал в столице. Пора возвращаться
Обратно на фронт. Там его уже ждут.
Посланье доставлено. Время прощаться
С богемной средой, и его не влекут
Шампанское, танцы и сплетни пустые,
Волненье девичье, стеснительный взгляд.
В душе он солдат, и желанья простые.
Считает, что форма – прекрасный наряд.
Он с ней породнился, казалось, с пеленок.
Отец был военный, и он не отстал.
Когда-то он был капитанский ребенок,
А нынче он только лишь контр-адмирал.
Он с сыростью, с влагой и солью был дружен.
Они были рядом с ним, верно, всегда.
Он шел через лужи, в себя лишь погружен.
На улице тихо. И только вода,
Как медленно плещется в узком канале,
Не слышал, коль к звуку тому он привык.
И даже не принял значенья в начале
Тому, что был всплеск, после девичий вскрик.
Он замер. Вгляделся назад в темноту,
Увидел притоптанный снег и следы.
Пальто сбросил наземь, тот час на лету,
И прыгнул за нею. Сквозь толщу воды
Виднелось лицо, белокурые пряди,
Большие глаза, тонкий девичий нос.
Поглубже нырнул, обхватил ее сзади,
Три мощных гребка. Вот и мелко. От слез
Глаза застилавших, слепою казалась,
Закашлялась громко, одета едва.
Скрывать дрожь, озябшая, и не пыталась,
Но главное то, что девица жива.
Поднялись на мост. На дрожащие плечи
Девичьи набросил скорее пальто
– Кто будете? – задал вопрос он чуть резче,
Хотел чем девице.
– Для Вас, я – никто! -
Ответила тоном с его очень схожим.
Затем резко дернулась. Скинула прочь
Сырое пальто. И не скрыв в пальцах дрожи,
Походкой несмелой отправилась в ночь.
***
Смотрел он ей в след будто громом сраженный,
Такого никак он не мог ожидать,
Взамен благодарности слов окрыленных,
Девица решила тихонько сбежать.
Поднял он пальто и накинул на плечи,
Неважно, что льется с одежды вода,
Побрел, улыбаясь, к гостинице. Встреча
Ждала его нынче. Как впрочем, всегда.
Вся жизнь его встречи, баталии, море,
Мундир офицерский, тревожные дни.
Привык он с судьбою отчаянно спорить,
С фортуной под руку шагали они.
***
Себя обнимает, пытаясь согреться.
Но пальцы озябли – ни капли тепла.
Шагает вперед – больше некуда деться -
В усадьбу к Маман. Та исполнена зла.
Ее уже ищут, наверно. Не важно.
О, как не хотелось обратно идти!
Она все решила. Ей больше не страшно.
Она против воли не сможет пойти.
Обида в глазах, на ресницах смятенье,
Соленые капли скользят по щекам.
На миг сжалось сердце. Тревога. Сомненье.
Отбросила прочь. Как в надежных руках
Стояла спасителя – вспомнила. Вспышка.
Глаза его темной полны синевы,
И плечи широкие, кажется слишком…
О, право, какая усмешка судьбы!
Жестоко играет. В сравнении с графом
Их добрый дворецкий безусый юнец,
А ведь ему семьдесят. Как же не прав был,
Когда ее сватал он. Может слепец?
Она ему в внучки скорее годится,
А может, и в правнучки. Только жена,
Решил молодой быть должна, милолицей,
Фигура точеная тоже важна.
Он ей заявил, что хотел бы трех деток -
Два сына и дочку. Не стал то скрывать.
Поместье свое описал ей как клетку,
Где жизнь свою будет он с ней доживать.
Ее передернуло. Как так случилось,
Что выбор «счастливый» вдруг пал на нее?
Маман ей твердила, что то Божья милость…
Она все решила, и слово свое
Держать нужно. Только пред взором
Спасителя образ стоит, на мосту,
Когда удивленный он смотрит с укором.
Вот так разбивают в осколки мечту.
Зачем нагрубила? Сама и не знает.
Обидеть хотела? Себя оправдать?
А холод и ветер до слез пробирают,
Но к дому она продолжает шагать.
Сама же мечтала она быть спасенной,
Зачем же тогда негодует сейчас.
А слезы струятся из глаз воспаленных,
И мир она видит теперь без прикрас.
Снег слякотью черной темнеет у дома,
И пусть на порог нет желанья ступать,
Хоть там ее вещи и люди знакомы.
Но впредь нужно дальше ей жить продолжать.
Стучать в дверь не стала – она приоткрыта
Была этой ночью. Ее ли ждала?
Ей хлопнула громко. К чему же быть скрытной?
Она вошла внутрь и замок заперла.
Чуть слышный щелчок, ключ холодный в ладошке,
И сердце сжимают стальные тиски.
Душа заперта. Точно так же по крошке
Себя собрала. Нужно дальше идти.
Маман дожидается. Там, у камина,
В гостиной от люстры в две сотни свечей
По стенам ползет ее тень исполином.
Сегодня не будет любезных речей.
Маман была зла. Ее брови дугою
Сошлись к переносице – ждите беды.
Прищуренный взгляд – чуть владеет собою.
Она, оставляя от юбки следы,
Измазанной грязью, водой мутной, стылой,
Подходит к ней ближе и шепчет: «Прошу,
Давайте оставим. Нет сил мне быть милой.
Я выйду за графа. Сейчас я спешу».
Она прошла к выходу. Грустно. Неспешно.
Услышала как тихо скрипнул диван.
Она изменилась. Не будет впредь прежней.
Она так решила. Поймет ли Маман?
Бал
26 февраля 1917г
Прошло Рождество, а за ним и Крещенье.
Февральские дуют в столице ветра,
И ряд стройных пар повторяет движенья.
Готовились к балу девицы с утра.
Начищен паркет до зеркального блеска,
Стучат каблучки., тихий смех у окна.
Но рвется их мир, словно тонкая леска.
Распутин убит. Чья же это вина?
Отбыл император, война на границе,
Озлоблен усталый голодный народ.
Его не утешит впредь императрица.
Она о Распутине слезы лишь льет.
Спокойствия нет ни в шикарных салонах,
Ни в цехе, ни в поле. Тревожно в груди.
И больше людей появилось в погонах,
Грядут перемены. Что ждет впереди?
Но пары танцуют, шампанское льется
В фужеры хрустальные, ропот и смех.
Она в этот вечер одна не смеется.
Одно в ней желанье – сбежать ото всех.
Нарядное платье, прическа по моде,
Перчатки атласные – истинный шелк.
По меркам других она счастлива вроде,
Вот только в душе все не так хорошо.
Она у балкона стоит. Ей бы волю!
Взметнуться в высь птицей и в даль улететь.
– С невестой своей могу танец позволить?-
Склонился к ней граф. Не желала смотреть
Она на него, а не то, чтоб касаться.
Но общество требует – нужно идти
Ей с ним танцевать и болтать, улыбаться.
То право, с ума ее может свести!
Когда очерствела, душой стала резкой,
Ведь раньше весь вечер могла танцевать,
Купаться в кокетстве, улыбках и блеске
Старинных зеркал, лишь к утру засыпать?
Сейчас же на вечер пришла лишь для вида.
Маман ей командует – что тут скрывать.
Пусть сердце терзает нещадно обида,
Придется ей с графом идти танцевать.
Он был сухопар, с сединой и усами,
Расправлены плечи и сверху чуть взгляд,
Спесивость, гордыня росли в нем годами,
По капле ему отдавая свой яд.
Его была кожа пергаментно белой,
Покрытая старческим желтым пятном,
Походка, напротив, порывистой, смелой.
Ему жизнь казалась прекраснейшим сном.
Она же себя ощущала иначе.
Ее сон был страшен. Проснуться бы. Но
Увы, не получится. Боль свою спрячет
Поглубже, туда, где души ее дно.
– София Петровна! Позвольте представить, -
Она обернулась на голос: «Сharmant!
Фортуна смеется. Ей б темп слегка сбавить».
За ней наблюдают и граф, и Маман.
Она улыбается нежно хозяйке -
Татьяне Ивановне (дважды вдова),
Старушке прелестной, одной из той стайки,
Что свет излучают, теплы их слова.
Грубить и быть резкой Софи не хотелось,
К такой собеседнице – только светло.
Представить кого? Она вмиг осмотрелась.
Мгновение. Вздох. Она видит Его.
Мундир белоснежный, погоны златые,
Перчатки атласные, пристальный взгляд.
Шатен, но виски совершенно седые.
Они так о многом о нем говорят.
Ее он узнал? То сказать невозможно.
Он сдержан излишне, лишь губы поджал.
Но в памяти всплыл эпизод осторожно,
Как он на руках ее в ночь ту держал.
Три месяца минуло. Много ли? Мало?
Но столько случилось в стране с этих пор.
И смута сильней и сильней нарастала.
«Распутин», «Война» – лишь о том разговор
В салонах столичных, а так же в лавчонках.
За лентами выйти Маман не дает.
Недавно заметила, слуги-девчонки
О том же болтают. Каков же исход?
Она безразличной старалась казаться.
Болтушкой она никогда не слыла.
В ответ на приветствие лишь улыбаться
Спасителю Софья в тот миг предпочла.
Заправила локон за ушко. Кокетство.
Глаза опустила и вновь подняла.
Отвадить поклонника лучшее средство -
Быть глупой и милой. Болит голова.
К виску прикоснулась. Уехать желает,
Забраться в постель и лежать в темноте.
Волненье с трудом она нынче скрывает.
Боится поддаться Ему и мечте.
А он стоит прямо и взор не отводит.
Наверно, узнал. Он бы так не смотрел.
А взгляд ее этот, ах, право, изводит…
Зачем на мосту он той ночью успел?
Не билось бы сердце сейчас в предвкушении,
Душа не стонала б на графа смотря.
Ее не терзали б мечты и сомненья.
Себя так держала. Но было все зря…
Манили глаза его. Как быть холодной,
С собой совладать? Как улыбку сдержать,
Что рвется на волю синицей свободной?
А после как с графом идти танцевать?
Себя как сломить? Как к нему прикасаться
И слышать как дышит он ей на плечо?
И как от отчаянья не содрогаться?
Под взглядом Его так в груди горячо…
Секунды прошли. Ей казалось – весь вечер.
И время застыло в тот миг для нее.
Все так же мерцают златистые свечи.
Они в этот вечер, увы, не вдвоем.
Вокруг кружат пары. Почтенные гости
Негромко беседу ведут у окна.
Ее же душа переполнена злости.
Она в этом мире, как прежде, одна.
Вот Он перед ней. Но уже слишком поздно.
Другому в супруги просватала мать,
Ее защищает так рьяно, так грозно
Она от всего и от всех. Не сбежать.
Мечты о несбыточном – горькие слезы
И всхлипы в подушку, бессонная ночь.
Себе не позволит она больше грезы,
Отринет и чувства и боль она прочь.
Утихли все звуки, а чувства, ей против,
Наполняли, душат. Померк мир и зал.
Приветствовать нужно того, что напротив.
В глаза посмотрела. Он этого ждал.
В поклоне присела. И тонет. Все глубже.
Как книгу по взгляду читает ее,
Как там – на мосту- видит сердце и душу.
Но ей не раскрыл отношенье свое.
Татьяна Ивановна что-то сказала.
Она улыбнулась., дежурный поклон.
Кивнул ей чуть сухо. С вдовой в конец зала
С улыбкой усталой направился он.
Софи замерла. Вот и все. Все случилось.
Страшилась чего? Он ее не узнал.
Она с собой справилась. Все получилось.
В след смотрит ему -покидает он зал.
И кажется ей, что шаги его слышит.
Хоть то невозможно, ведь он далеко.
И давит в груди, что едва она дышит.
Не думала, будет что так нелегко
Вернуться в реальность, где все ей так чуждо.
Маман вместе с графом стоят за спиной.
Но вечер идет. Брать себя в руки нужно.
Побыть как ей хочется нынче одной!
– Он кажется странным, – услышала Софья,
Как граф обратился негромко к Маман.
– Чтоб контр-адмирал и на бал? Тут без слов я