Безымянный бесплатное чтение

Глава 1: Пробуждение

Он распахнул глаза.

На секунду ему показалось, что ничего не изменилось, и он либо ослеп, либо ему зашили веки. Однако, почти сразу он понял, что вокруг него просто сгустилась тьма – стояла ночь, и он почему-то решил провести её под открытым небом. Хотя нет, это была никакая не ночь: он повертел головой и осознал, что находится в замкнутой пещере, куда практически не проникал никакой свет – только лишь в самом дальнем её конце можно было рассмотреть серебряные лучи света, что отражались от мокрого камня и рассеивались подобно выгоревшим фейерверкам. Что же, можно сразу сделать вывод, что никто его не замуровал – если он и правда решил уснуть в непонятной пещере, то сделал это по своей воле.

Откуда-то сбоку послышался резкий всплеск, и он, абсолютно инстинктивно, вскочил на ноги и занял оборонительную позицию – или ему так казалось. Руки вытянуты вперёд, ноги полусогнуты и покачиваются подобно пружинам, а тело выгнуто полумесяцем, как у дикой кошки, готовящейся к нападению на свою ничего не подозревающую жертву. Только вот тревога оказалась ложной: в противоположном конце пещеры мерцало подземное озеро, а вокруг него копошились вытянутые полосатые ящерки, которые попеременно прыгали в рябую воду, а потом так же энергично выныривали из неё. Опасности от них ждать не приходилось – они же не сожрали его во время его крепкого сна.

Он постарался расслабиться, но сделать это было не так и просто – натренированное и украшенное мускульным узором тело будто противилось этому. Он постарался понять, в чём дело, но тут же поймал себя на мысли, что что-то действительно не так, и опасность исходит не из внешнего мира, а из него самого. Удивительно, как порой наше тело, не наделённое талантами самосознания, гораздо быстрее мозга понимает очевидные истины. Ему стоило ещё минуту осознание того, что и так лежало на поверхности – он абсолютно пуст внутри: у него нет ни воспоминаний, ни понимания того, кто он, и даже как его зовут. Разум наполнен понятиями и образами, но они ни к чему не привязаны – будто некто перерубил все те ниточки и канаты, что держат воедино самую человеческую сущность. Родители, друзья, возлюбленные, враги, опасности, дом, опыт, – он знал, что это такое, но при этом пришёл к выводу, что у него нет ни одной из перечисленных вещей.

Он запаниковал и с остервенением ощупал своё тело, каждую свою конечность и каждый волосок на теле, будто где-то там, среди человеческой плоти был сокрыт ключ к пониманию, кто он, и что он. Однако он ничего не нашёл – ничего, кроме понимания, что абсолютно наг. Благо, что пещера была на удивление тёплой, иначе он вполне рисковал обморожением и медленной смертью. Хотя на данный момент он готов был признаться, что смерть была бы вполне приемлемым выходом из этого ночного кошмара. Он будто родился заново, но только с покорёженным и извращённым мозгом, где есть всё, но при этом нет ничего. Он знал, что умеет драться и убивать, но не помнил лица жертв и противников. Он знал, что такое любовь, и как вздыхает мужчина пред ликом своей избранницы, но не видел перед собой образ той, которой готов был посвятить жизнь. Он знал, что у каждого человека есть родители, те, что дают ему жизнь и вкладывают в него дыхание и биение сердца, но не чувствовал в себе ничьей крови, будто его род пуст, а сам он родился из этого холодного камня. У него в голове вертелось много разрозненных и бессмысленных фактов, но не было главного – его самого.

Он вздрогнул и исступлённо закрыл лицо руками – как же такое могло произойти? Неужели на него наложил заклятие жестокий ведун? Или же он стал жертвой дьявольского эксперимента алхимиков? Он также знал легенду о кикиморах, которые обладают способностью проникать в голову незадачливого путешественника, путая его мысли и крадя воспоминания, но может ли это быть правдой? Хотя как он вообще может судить, где есть правда, а где её нет?

Только сейчас он понял, что на самом деле его разум не так пуст, как ему показалось на первый взгляд – и дело было даже не во всех его знаниях и навыках, открывать которые ему ещё только предстояло, а в том, что оглушительным колокольным звоном разбудило его ото сна и до сих пор сводило с ума. Сокрушительный и непрекращающийся громовой раскат, осатанелая мантра безумца, всепоглощающая лавина снега – всего четыре слова, позыв к действию, приказ, которому он не мог сопротивляться.

«Я должен убить Сына Бога».

«Я должен убить Сына Бога!!»

«Я ДОЛЖЕН УБИТЬ СЫНА БОГА!!!»

Недолгий обыск пещеры привёл к удовлетворительным результатам – недалеко от лежбища нашёлся холщовый походный мешок с грубо сделанной кожаной лямкой, где отыскалась неприглядная крестьянская одежда и на удивление острый нож с уродливыми ножнами, будто бы сделанными из застывшего воска. Он знал, что клинки надо уважать, и тогда они принесут своим владельцам удачу, но его «благодетели», а то есть те, кто оставил ему всё это добро, как видимо, не особо задумывались о таких сакральных вопросах военного быта. К этому моменту он уже окончательно пришёл к выводу, что если у него и была в прошлом какая-то профессия, то, скорее всего, она была связана с ратными подвигами. Его тренированное тело было заточено под убийство, а его навыки драки и ведения боя лежали на самой поверхности сознания. Мечи, топоры, копья, луки, арбалеты, а может даже и пищали – все эти понятия звенели в его голове так, будто он всю жизнь провёл в их компании. Что же – пока придётся обойтись этим ножом, пусть и выглядит он как кухонный.

«Я должен убить Сына Бога».

Самое интересное нашлось на дне мешка, замотанное в серый платок и завязанное небрежным узлом, оно издавало странные чавкающие звуки, которые пробирали до самых мурашек. Он аккуратно развернул находку и обнаружил тускло-прозрачную банку, закупоренную с обеих сторон и содержащую в себе то, что не поддавалось никаким объяснениям. В сосуде пульсировал и, время от времени, подпрыгивал отрезанный человеческий язык, разбухший и разросшийся до непотребных размеров – он вполне мог расположиться на крупной мужской ладони. Ему мигом захотелось забросить банку с жутким органом внутри в пещерный пруд, но он подавил это внезапное желание: логично предположить, что если кто-то действительно стёр ему память, вложил в голову одно-единственное важное задание, при этом оставив ему все навыки и таланты, то, скорее всего, он оставил ему этот язык не просто так. Осталось только понять, что с ним делать – не есть же его, в конце концов. Нужно найти ведуна или ведунью, а может быть даже волхва – они точно подскажут, что это за язык такой, и как им пользоваться.

«Я должен убить Сына Бога».

Должен, конечно. Но вот только кто этот Сын Бога? Его пленители вполне могли оставить в его разуме хотя бы эту информацию – как можно убить того, о котором ты ничего не знаешь? Он шумно выдохнул, надел на себя всю предоставленную одежду, мигом почувствовав себя самым нищим бездомным на всём свете, на всякий случай вооружился обнажённым ножом, перекинул через плечо мешок с чавкающей банкой и принялся искать выход из пещеры.

Таковой, как и предполагалось, нашёлся за пучком света, что не давал пещере потонуть в ослепляющей тьме. Пещера сделала резкий изгиб вправо, и уже через несколько метров перешла в живописный грот, в центре которого серебрился ещё один пруд, гораздо более объёмный и глубокий, по крайней мере, на первый взгляд. В центре него плавали крупные белые цветы, пульсирующие так, будто дышали воздухом подобно человеку; обрамляли же их многочисленные бурые листья, придающие растению на удивление пугающий вид. Он невольно подумал, что если такое растение чем-то и питается, то лишь плотью живых существ. Его догадки подтвердились почти сразу же – одна из ящерок, абсолютно идентичных тем, что жили в пещере, подплыла слишком близко к «дышащему» цветку, и тот не простил земноводному ошибки. Один из пухлых лепестков вытянулся, изогнулся и резким движением скрутил ничего не подозревающую ящерицу. Ещё мгновение, и хвост обречённого существа торчал из самого центра плотоядного цветка. Он поморщился, но сразу же пришёл к выводу, что не стоит осуждать растение за утоление голода – в этом смысле оно мало чем отличалось от него самого. Он был настолько голоден, что готов был и сам полакомиться одной из этих ящерок.

«Я должен убить Сына Бога!»

На первый взгляд идея была не такой и плохой – было очевидно, что ящерицам то ли недоставало реакции, то ли здесь на них никто кроме плотоядных цветов не охотился. Он аккуратно подошёл к краю озера, и его оголённые ступни (его «благодетели» не снабдили его обувью) буквально утонули в мечущихся туда и обратно земноводных. Он уже хотел было поймать одну из них за хвост и прямо так, без жарки, отправить в рот, как резко остановился – ступни внезапно загорелись так сильно, будто кто-то поджаривал их на раскалённых углях. Он мгновенно среагировал на угрозу и отпрыгнул от толпы ящериц – и лишь присмотревшись, он понял, что каждое из земноводных выделяло из пор своего скользкого тела густую слизь: она покрывала всё их тело. Яд – без всяких сомнений. Придётся искать пропитание в другом месте. Правда одна идея всё же пришла ему в голову: он повертел в руках лезвие, опустился на корточки и аккуратно провёл ребром кинжала по одной из замерших ящерок. Та, казалось, была не особенно против – она лишь вылупила свои чёрные глаза на непонятно откуда взявшегося человека и лениво переползла на новое место. Он удовлетворённо кивнул, убрал кинжал в ножны, дабы не поранить и не отравить самого себя и принялся выбираться из грота навстречу тусклому белому солнцу, еле-еле пробивавшемуся из-за плотного облачного покрова.

«Я должен убить Сына Бога!!»

Подъём дался ему чрезвычайно просто – одна из стен грота была пологая, и он фактически шагал по камням как по лестнице. С мрачного неба накрапывала противная пыльца дождя, которая даже не мочила, но зато нервировала изрядно – особенно когда ветер дул ему в лицо, и мелкие капельки залетали прямо в глаза.

Наконец он оказался на самом верху, а посему смог окинуть взглядом место, где он ненароком оказался. Однако и здесь его не ждало ничего знакомого или того, что могло заставить его вспомнить. Со всех сторон, буквально до горизонта, его окружало мрачное и подёрнутое дымкой болото – где-то виднелись заросшие кустарниками островки, на которых копошились внушительных размеров жабы, наполнявшие своим пением воздух и создающие настоящую какофонию звуков, а где-то проступали очертания скупых рощиц из трёх-четырёх ветвистых деревьев, листва на которых либо облетела, либо давно уже отмерла. Парадокс, но он даже не мог точно сказать, какой сейчас был годовой отрезок – судя по погоде можно было предположить, что в самом разгаре был Закат Матери, но, опять же, по болоту судить было сложно: это одно из тех мест, где погода практически никогда не меняется. Более того, он ведь даже не знал, где именно находится – он знал о местах, где солнце никогда не заходило и изматывало людей бесконечной жарой, а также о городах, расположенных прямо на дне бесконечного моря, где живут невероятные люди с жабрами и плавниками. Он вздохнул. Как много он знал того, что не имело в данный момент ровным счётом никакого значения. Разве может человек оставаться человеком, если не знает, кто он?

«Я должен убить Сына Бога!!!»

– Работаю над этим, – непроизвольно ответил он своему внутреннему голосу, и сам вздрогнул от его звучания, хриплого и будто принадлежащего чужому человеку.

Неужели он не помнил даже того, как звучит его голос? Неужели безжалостные ведуны не оставили ему даже этой блажи? Интересно, что он почувствует, когда увидит себя в отражении: кто посмотрит на него в ответ? Он ли или его злобный двойник, который лишь прикидывается им? Ему нужны были ответы, и было очевидно ясно, что они ждут его лишь там, где он найдёт свою цель – Сына Бога.

Он приметил рядом с кромкой грота длинную палку, будто заботливо оставленную кем-то специально для него – что же, по крайней мере, за это он мог поблагодарить пленителей его разума. Мастером прогулок по болотам он вряд ли был – в голове таких навыков не нашлось, хотя вполне возможно, что они дремали где-то в самой глубине сознания, ожидая своего времени. Он машинально оглядел руки и вдруг заметил что-то настолько непонятное и даже несуразное, что замер на месте, ни в силах пошевелить ни одним мускулом. Даже интересно, как он не заметил этого раньше, ибо такая деталь просто не могла не броситься в глаза…

Обе руки были опоясаны золотыми, буквально ослепительными, змеями, чьи зубатые пасти раскрылись в вечном крике, а глаза вращались от неподдельного гнева. По крайней мере, так могло показаться с самого начала: на самом деле это были татуировки, но настолько искусно и мастерски выполненные, что змеи будто двигались и извивались, готовые в удобный момент броситься на свою жертву и впрыснуть ей под кожу смертельную дозу яда.

Татуировки, конечно, были красивыми и таким вполне могли позавидовать даже высокогорные шаманы, но только как он сам догадался сделать их? Хотя как он мог вообще судить, если он был потерян как личность для самого же себя…? Ведь если он и правда был воином, а он почти в этом уверен, то он вполне мог состоять в каком-то воинском клане или братстве, а у каждого из таковых свои правила. Может, татуировки были его опознавательным знаком? Однако в этом не было никакого смысла: если кто-то потрудился над тем, чтобы стереть его память, то он, скорее всего, устранил бы и опознавательные татуировки. Нет – змеи были ключом к пониманию того, что с ним произошло.

Он проследил всю длину татуировок и осознал, что змеи простираются до предплечья, а дальше уходят прямо на грудь – их хвосты переплетены в закрученный узел, а вокруг начертаны буквы. Было сложно точно распознать их в постоянно движущейся и пузырящейся болотной воде. Ему нужно было зеркало, пусть даже выполненное из слюды – такое можно найти даже в крестьянском доме.

Теперь же надо двигаться, но вот куда? В какую сторону? Где найти его цель? Он мог лишь пожать плечами. С одной стороны болото казалось гораздо менее топким, а кое-где даже виднелись клочки земли, по которым вполне можно прыгать – без особенного риска смерти. Более того, в одной из рощиц он разглядел несколько наземных гнёзд – а если есть гнёзда, то там вполне могут быть и яйца. Ящерицы может и покрыты ядом, но вот птичьи яйца точно пригодны в качестве провианта.

Палка действительно пригодилась – кое-где болото доходило до пояса, и его ноги быстро покрылись бурым налётом из мелких водорослей и снующих туда и обратно насекомых, но зато он мог быть точно уверен в своей безопасности. Каждая из кочек служила местом краткого отдыха – он наблюдал за крупными змееобразными рыбами, что сновали на самой поверхности воды и высовывали на поверхность блестящие фонарики, на которые быстро слетались мелкие мошки. Что дальше – очевидно: рыбы выстреливали в наивных насекомых струёй воды, те валились прямо в болото и отправлялись в рот своим хитроумным убийцам.

– Я тоже как одна из этих мух, – Проворчал он и перепрыгнул на следующую кочку, на этот раз даже не замаравшись.

Только вот что случилось дальше, он даже толком и не понял, но только в следующую секунду он уже куда-то летел, мимо глаз промелькнула пупырчатая и бородавочная кожа, и в следующую секунду он уже барахтался на чём-то мягком, движущемся и будто покрытым смердящей слизью.

Громкий хлопок, и его снова понесло, да только вот не особо удачно – он упёрся в тянущуюся стенку, а поверхность под ним завибрировала. Только в этот момент ему в голову пришла просто безумная идея – его пытаются проглотить. Какое-то массивное существо молниеносно выпрыгнуло из болота, заглотнуло его и теперь старается протолкнуть языком в глотку. Его подозрения подтвердились, когда одна из стенок раздвинулась, и его взгляду предстала полоска бледного болота. Наверное, само существо уже жалело, что попыталось заглотнуть такую большую добычу, но вот сдаваться не хотело. Снова послышался хлопок, и потоки вонючего воздуха потащили его назад – он рухнул и внезапно ощутил, что голову затянуло в какую-то дыру. Глотка. Иного и быть не может.

Надо что-то придумывать и срочно – его широкие плечи, как видимо, не могли пройти сквозь узкий пищевод существа, и теперь он находился в абсолютно дурацком положении. Его бросало из стороны в сторону, а ноги тонули в копошащемся языке животного. Глотка существа постоянно сокращалась, сдавливая его шею, и он не мог вздохнуть – ещё немного, и ему настанет скоропостижный конец. Не улучшало ситуацию и то, что руки начали в буквальном смысле гореть – существо, решившее полакомиться незадачливым путешественником, как видимо, тоже ядовито, как и те самые ящерицы. Боль была настолько нестерпимой, что он попытался закричать и в итоге выпустил из лёгких последние запасы живительного воздуха.

Он замотал конечностями и, странное дело, руки будто увеличились в размерах, их рвало, кромсало и жгло, и он уже не мог понять, что с ним происходит, и почему эта агония никак не проходит. Не так он мечтал умереть, это уж точно. Если, конечно, он вообще когда-то мечтал умереть…

Только вот существо больше не двигалось. Глотка тоже расслабилась настолько, что он смог вздохнуть, пусть воздух и пах так, будто его сбросили в яму с разлагающимися мертвецами. Да и жжение магическим образом пропало – как раз наоборот, ему было холодно, будто он совсем недавно выбежал из распаренной бани и бросился в подёрнутое инеем озеро. Он высвободил голову резким движением, упал на четвереньки, поднял взгляд и… оцепенел. Кем бы это существо ни было, оно было мертво – вся его голова была исполосована, изрезана и измельчена на мелкие мясистые кусочки. Кровь дымилась в болотной прохладе, а когда-то длинный и подвижный язык превратился в фарш.

– Что произошло…? – только и смог проговорить он, сразу же вспомнив про сумасшедшее жжение рук.

Один лишь взгляд подтвердил его догадки – две змеи двигались, по настоящему двигались, извиваясь, шипя и вращая бешеными глазами, при этом освещая всё пространство золотистым сиянием. Их продолговатые тела увенчаны тысячами тысяч шипов, которые раскручивались и перемещались между ослепительными чешуйками. Это оружие. Магическое, потусторонее, проклятое оружие! Такого просто не могло быть, но глаза не обманывали: его руки осквернили тёмным оружием, которое даже ему не подчинялось. Конечно, если ведун обладал достаточными навыками, чтобы стереть память, то он вполне мог снабдить его и этими… змеями. Живое оружие. Теперь он был ходячим уродом. Однако, по крайней мере, теперь ясно, как именно он должен убить этого Сына Бога.

Змеи успокоились и вернулись в своё первоначальное положение – обвившись вокруг рук и раскрыв голодные рты. Шипы тоже растворились или ушли под кожу – он даже не мог понять, в какой момент это произошло. В одну минуту он был живым оружием, а теперь просто человеком со странными татуировками на руках. Его пленители знали своё дело – действительно, если этот Сын Бога соответствовал своему возвышенному титулу, то вряд ли к нему так просто подобраться с оголённым мечом в одной руке и круглым щитом в другой. Этих же змей можно скрыть под одеждой, спрятать за слоями кожаной брони – никто ничего не заподозрит. Может быть, если он выполнит своё задание, то его избавят от этих чудовищных чар. Попытаться стоило.

Он аккуратно поднялся на ноги, ощутив, как с него стекает липкая и тянущаяся кровь мёртвого существа, и огляделся. Из огня да в полымя: он находился на небольшом островке посреди бесконечного болота, а вокруг него стояли воины. Точнее… не стояли, а плавали. Зелёные и покрытые рыбьей чешуёй торсы торчали из бурлящей воды, а длинные руки, венчавшиеся кистями с перепончатыми пальцами, держали самодельные и грубо исполненные копья, трезубцы и даже дубины. Он знал, кто это – водный народ. Или, как их ещё называли в людских поселениях, водяные. Разумные существа, достаточно миролюбивые, но очень ревностно относящиеся к своим территориям – особенно подозрительны они к людям. Но вот почему, он не знал: на этом его информация исчерпывалась.

Он решил, что если его окружили, то лучше попробовать первым начать диалог – показать, что он не хочет причинить им вреда и вообще оказался здесь исключительно по воле случая. Он выбрал одного из водяных – его стеклянный взгляд чёрных глаз с вытянутым поперечным зрачком жёлтого цвета показался ему наиболее дружелюбным. Более того, его безгубый рот будто улыбался – а, может быть, так казалось из-за торчащих по бокам клыков. Как бы там ни было, но надо обратиться хоть к кому-то: эта немая сцена не могла продолжаться ещё дольше.

– Я не несу зла. Я не заинтересован в битве с вами. Я сам чуть было не стал жертвой этого гигантского существа. Дайте мне еды и место отдыха, и я уйду уже завтра.

Существа переглянулись, а тот, к которому он обратился, резко передёрнул чешуйчатыми плечами и раздул жабры, будто в негодовании. Оружие они не опускали, а посему он сделал вывод, что его слова не возымели никакого действия. Однако молчать водяные тоже не стали – голос раздался откуда-то сзади, и он резко развернулся, дабы не проявлять неуважения к говорившему – этот закон был универсальным и не стоило им пренебрегать. Было бы, конечно, ещё лучше, если бы он что-то понимал: особо крупный представитель водного народа, чья голова была украшена корягой с нанизанными на неё ракушками и скорлупками от мёртвых улиток, обращался к нему на тянущемся, свистящем и абсолютно непонятном языке. Интонации, конечно, не предвещали ничего хорошего – лидер водяных (а это, скорее всего, как раз их лидер, а коряга была импровизированной короной) говорил зло и агрессивно, будто обвинительно. Коронованный водяной тыкал древком своего копья в мёртвое существо и говорил ещё очень долго – а когда замолчал, то уставился на него вопрошающим взглядом, будто ожидая какого-то ответа. Он шумно, слишком шумно, сглотнул и проговорил:

– Я не понимаю вашего языка. Есть ли в вашем племени толмач?

Молчание. Только где-то наверху истерично закричали птицы, как видимо в надежде на большой пир из туши огромного мёртвого животного.

– Отведите меня в ваше поселение. Поймите, – он помедлил, – Я ничего не помню. Я не помню, как я здесь оказался, кто я и даже как меня зовут…

– Киииши… – просвистел один из водяных, стоящий по правую руку от коронованного: в отличие от остальных он был вооружён не одним большим копьём, а имел за спиной колчан с десятью мелкими; метатель, не иначе. Лидер водяных лишь кивнул в ответ и снова воззрился на незнакомца, но только с каким-то новым выражением, то ли скептицизма, то ли заинтересованности.

– Я проснулся в пещере недалеко отсюда, я могу показать… Со мной лишь мешок с непонятными мне вещами и… Я помню лишь одно.

Он снова помедлил, но почему-то понял, что должен быть откровенен с этими подозрительными существами.

– Я помню одну фразу. Я помню, что… должен убить Сына Бога.

Глава водяных тут же распахнул глаза с новой силой и гневно выкрикнул какую-то фразу, от которой заведомо нельзя было ожидать ничего хорошего.

– Постойте, я…

Однако он не успел договорить. За сильной болью в затылке последовал настоящий звездопад, а его сознание улетучилось в тёмную даль…

Глава 2: Дом ведуньи

Он распахнул глаза.

Дикая мысль пришла ему в голову: он снова оказался в пещере, той самой, мерно освещаемой отражённым светом тусклого дня. В небольшом озерце плещутся сотни ядовитых ящерок, а валяющийся в углу мешок подрагивает от ритмичного хлюпанья живого языка в банке. Он снова вернулся на исходную позицию, будто и не делал ни одного шага в сторону своей цели…

«Я должен убить Сына Бога!»

Но нет, это была не пещера. Он находился в деревянной избушке, собранной из цельных брёвен, между стыками которых виднелись плохо уложенные пласты соломы. Как видимо, обитатель этого дома не мог похвастаться богатством: из утвари было лишь несколько лавок, покосившийся обеденный стол, треснувший посередине сундук с давно облупившейся краской и удивительно объёмный шкап, который очевидно выделялся на общем фоне. Он тоже был старый и готовый к быстрой и неминуемой кончине, но рисунок на его дверцах, выполненный яркими и плотными красками, оказался на удивление свежим и… красивым. Огромная жар-птица будто вырывалась из шкапа, разевая огнедышащий клюв и гордо распахивая воспламенённые крылья, перья которых напоминали смертоносные пики. Птицу окружали фантастические узоры, настолько сложные и утончённые по своему исполнению, что он невольно пришёл к выводу, что попал в дом к бродячему художнику, которого нелёгкая судьба занесла на болота к водяным.

Водяным… Он почесал затылок и понял, что шишку на нём можно сопоставить с размером его кулака. Существа они хоть и примитивные, а вот ударить могут так, что мало не покажется – одним ударом убить могут. Что, кстати, интересно: а почему они вообще оставили его в живых? Более того, зачем приволокли сюда, в очевидно человеческое жильё? Может его хотят судить? Понять бы только за что? Осталось лишь надеяться, что хозяин этого дома говорит на его языке, и перед ним не встанет очередной барьер непонимания.

Он спустил ноги с твёрдой лавки, ощутив оголёнными пятками весь холод земляного пола, размял затёкшую спину и повёл глазами по комнате в поисках чего-нибудь съестного или хотя бы воды. Есть хотелось неописуемо – он не ел с момента своего пробуждения в пещере. Благо, на хромом столе стоял ржавый самовар, из хлипкого крана которого мерно покапывала вода, а в глубокой тарелке покоились несколько калачей, на вид очень даже свежих. Или достаточно свежих. Он немного помедлил, посчитав, что будет непочтительно по отношению к хозяину дома начинать трапезу без него, но, с другой стороны, голод просто съедал его изнутри. К тому же – если бы щедрый владелец избы заботился о манерах, то он бы не стал оставлять еду на открытом месте: это очевидно приглашение к завтраку. Или обеду. Кто ж знал, какое сейчас время дня? – в избе нет ни одного окошка, что, конечно, странно, но сейчас об этой детали задумываться не хотелось.

Он пододвинул стул и принялся уплетать калачи, которые оказались будто только что вынутыми из печи – тёплые, мягкие и безумно вкусные, они были посыпаны маком и пропитаны каким-то ароматным маслом. Вода из самовара была холодная, но он и не думал жаловаться – сейчас даже такая трапеза казалась ему настоящим пиром. Только сейчас он обратил внимание, что из угла на него сверкают два глаза – два птичьих глаза. Большая и откормленная сорока беспокойно переминалась с ноги на ногу на своей жёрдочке и время от времени издавала тихие поскрипывающие звуки – будто чем-то очень возмущена, но при этом боялась выказать своё недовольство вслух. Он с интересом осмотрел птицу и пришёл к выводу, что она не только красива, но и достаточно опасна: таким клювом можно не только глаза выколоть, но даже переломить какую-нибудь мелкую кость. Где-то в своём подсознании он даже знал, что некоторые военные подразделения используют целые рои таких сорок для похищения планов и ценностей у вражеской армии, а также для нанесения травм противоборствующим воинам. При этом оперение птицы радовало глаз: чёрно-белое, похожее на доску для игры в таврели, тельце плавно переходило в длинный перламутровый хвост, который сорока постоянно распушала, будто в возмущении.

– Ты уж прости, что не угостил, – c чавканьем проговорил воин. – Я, честно говоря, не знаю, разрешает ли тебе твой хозяин есть такую еду.

– Не разрешает, – голос сзади заставил его не только вздрогнуть: в одно мгновение он оказался на ногах в своей боевой позе, с готовностью и целеустремлённостью разглядывая говорившего.

Вернее, говорившую. Перед ним стояла средних лет женщина с длинными русыми волосами, заплетёнными в неаккуратный и разметавшийся пучок, большими серыми глазами, пропитанными одновременно усталостью и жизнелюбием, достаточно крупным носом с благородной горбинкой и поджатыми тонкими губами, которые при этом алели поднебесным пламенем, ярче всего выделяясь на её бледном лице. Она оделась в некое подобие плащаницы, как видимо непромокаемой, так как на пол уже успела натечь изрядная лужа дождевой воды. Однако самым удивительным её атрибутом оказался посох, на который она небрежно опиралась, тем самым давая понять, что он нужен ей не для поддержки ходьбы, а совсем для иных целей. Он был выполнен из дорогого серебряного металла, а хрустальный наконечник самой утончённой работы изображал морду жабы, чьи выпуклые глаза поблёскивали как живые. Он даже и представить не мог, что у избушки будет именно такой хозяин.

Женщина выдохнула, аккуратно приставила посох к стене, скинула плащаницу, обнажив типично крестьянскую рубаху, на первый взгляд даже мужскую, небрежно заправленную в штаны земледельца, и прошла к столу, критически оглядывая пустую тарелку.

– Это и мой завтрак тоже, – недовольно сказала она и бросила на него изучающий взгляд. – Аппетит у тебя будь здоров. Давно не ел?

– Давно, – кивнул он и тут же понял, что ему надо проявить хотя бы толику учтивости. – Я благодарю вас за кров и трапезу. Я бы хотел знать имя моей спасительницы.

– Брось! – она потёрла пальцами переносицу и с ещё одним глубоким вздохом опустилась за стол. – Давай в моём доме без этого церемониала. Ты что? В царском дворце воспитывался?

– Нет, – он тут же спохватился. – То есть… я не знаю.

– Не знаешь? – она лениво раскинулась на стуле и подпёрла подбородок одной из рук, на пальцах которой красовалось несколько толстых колец. – Тогда, может, ты знаешь, зачем ты убил Болотного Духа?

– Духа?

– Ну, конечно, никакой это не дух, а просто гигантский жаб, который достаточно часто встречается на Серых Торфах, но водный народ считает его священным существом, на которое можно охотиться только раз в году… – она выдохнула. – Не буду утомлять тебя местным фольклором, но позволь заметить, что если бы не моё вмешательство, то ты бы уже покоился на дне болота со вспоротым животом.

– Я не знал. Тем более, что этот жаб пытался меня проглотить.

– Ага, – она закатила глаза, – частая причина смерти многих торговцев. Поэтому здесь и нет ни магазинов, ни ярмарок, ни даже миниатюрного рынка. Ужасная дыра, в которую поедет работать лишь безумец.

Повисла неудобная тишина, которую перемежало лишь ворчливое покрякивание сороки. Воин хотел было спросить, имеет ли она в виду себя, но решил воздержаться, ибо тема вполне могла быть неприятной для женщины – а она, всё-таки, его спасла.

– Ладно, – снова глубокий вздох, – давай попробую объяснить. Фактически, они должны были убить тебя ещё там, на болоте, но, если верить Ку-шлу, то ты им наговорил такой околесицы, что они приняли тебя за порождение Мёртвых Вод, а посему решили провести над тобой ритуал очищения в поселении. И после этого убить.

– Ку-шлу – это который их правитель? В короне?

– У водного народа нет правителей, – говорила женщина скучающим тоном, так, будто не надеялась на понимание или интерес своего собеседника. – Та коряга, что красовалась на голове у Ку-шла, означала лишь, что он избран ведущим охотником. Все пойманные им раки, моллюски и рыбы идут не на пропитание поселения, а на жертву Болотнику и супруге его Болотнице. За каждое пойманное существо он навешивает на «корону» по одной ракушке или шишке – смотря, что подвернётся. Так что он не правитель и не король.

– Очень интересно.

– Ничего тебе не интересно, – она поморщила нос. – А вот мне очень интересно: что ты имел в виду под тем, что должен убить Сына Бога?

Тишина снова наполнила избу, и он искренне пожалел, что тогда, на болоте, вообще заговорил об этом. Однако, смотря на эту женщину, он почему-то верил ей – да, водному народу он рассказал свою историю из безысходности, но его спасительница и собеседница вполне могла ему помочь. Тем более, что если его подозрения были правдивы, то она могла оказаться ведуньей. Все карты сходились: живёт на болоте одна, обладает чрезвычайно дорогим посохом с уникальным набалдашником, умеет общаться с водяными, а ещё этот шкап. Если она хотела ему зла, то она могла бы убить его во сне или вообще отдать на растерзание водяному народу. Так что если тогда, на болоте, он поступил глупо и опрометчиво, то сейчас мудро, наоборот, заручиться её поддержкой.

Тогда он рассказал ей всё – и о своём пробуждении в пещере, и о потере памяти, и о непрекращающемся голосе в голове, и о странном походном мешке, и о непродолжительном путешествии по болотам, и даже о сокрытом оружии в виде татуировок. Причём именно последний момент вызвал у женщины больше всего интереса: она снова нахмурилась, поднялась из-за стола и бесцеремонно осмотрела и его руки, и его грудь, и даже спину, где, как выяснилось, нашлась ещё одна татуировка – в виде двух перекрещенных ключей.

– Знаешь, – говорила она, пока изучала его как какую-то неприкаянную тушу, – ты в следующий раз будь осторожнее со своими словами.

– Да я знаю…

– А особенно в вопросе Сына Бога, – женщина остановилась и пристально посмотрела на него. – Я, может быть, и не являюсь его почитателем, но почти весь мир находится под его влиянием и большинство постарается убить тебя на месте за такие слова. Даже суда не будет. Уж не знаю, кто тебе стёр память и как, но очевидно у них были на это все основания. А если учесть, что это очень и очень мощная магия, что помогает ведуну проникать в голову и душу другого человека, то в этой игре задействованы действительно великие силы. Я уж не говорю про твои татуировки…

– Так что же этот Сын Бога? – испуганно спросил он, внезапно осознав, в какую именно ситуацию он попал.

– Хм, – женщина удовлетворилась осмотром татуировок и снова расположилась на своём неудобном стуле, – Василиса.

– Василиса?

– Да, меня зовут Василиса, – как ни в чём не бывало ответила она. – Ты же сам спрашивал.

– Ты знаешь, у тебя есть странная привычка отвечать на вопросы невпопад, – недовольно ответил он.

– Просто я ещё не придумала, как именно тебе ответить. Если проще, то Сын Бога – верховный правитель всего Третьего Мира. Если сложнее, то он – самое могущественное существо, которое только приходило на наш свет. Легенды говорят о том, что тысячи лет назад Лик Ярила, а то есть Солнце, раскололся надвое, и в Бесконечный Океан упала звезда. В этот же день воды выкипели, над небом сгустились плотные чёрные облака, а свет Солнца пропал и в Третьем Мире настал великий голод: урожаи погибли, скот вымер, а вся лесная дичь ушла далеко в леса, где человеческому роду запрещено появляться под угрозой проклятья. На месте Бесконечного Океана образовалась пустыня – единственное место, где солнце светило беспрепятственно, но где нет никакой возможности для проживания. Великие умы того времени организовали поход в её центр, в надежде найти упавший осколок Солнца, который, по уразумению веча, и стал первопричиной всех бед, постигших Третий Мир. Для участия в походе были отобраны самые сильные и мудрые представители человечества, лесного и водного народа – двенадцать воинов, ведунов, охотников и мудрецов, которые должны были вернуть миру свет и надежду на будущее. Однако поход занял больше времени, чем предполагалось – прошло тридцать лет и, наконец, из пустыни вышел единственный оставшийся в живых воин по имени Лачплесис, представитель одного из человеческих королевств. Он был измождён и измучен и не дожил даже до утра, не смотря на то, что его накормили и напоили, но самым важным было другое. С собой он принёс спящего младенца, которого он, по его словам, нашёл в центре титанической воронки, куда и упал осколок Солнца. Ребёнок ни разу не открывал глаз, не нуждался ни в еде, ни в воде и, что самое главное, не взрослел ни на день. Однако так продолжалось лишь до того момента, пока на его лицо падали лучи жаркого, буквально обжигающего солнца – стоило же только Лачплесису вынести его из пустыни под охлаждающую благодать вечной тени, как ребёнок распахнул глаза, обнажив свои огненно-золотые очи и, впервые за много лет, заплакал. Это и был Сын Бога – он вырос и не только развеял проклятие над Третьим Миром, но и взял бразды его правления в свои руки, по праву рождения и силы.

Воцарилось молчание: он пытался осознать только что услышанный рассказ и хотя бы примерно понять, что он может противопоставить тому, кто является дитём самого Ярилы, а Василиса переглядывалась с сорокой, которой она даже улыбнулась, обнажив свои желтоватые, но очень ровные ряды зубов.

– Но… – наконец проговорил он. – Но как я… могу убить его? Имею ли я даже право на это?

– Хочешь честно? – очевидно, Василисе гораздо больше нравилось рассказывать истории, чем заниматься своими повседневными обязанностями, в чём бы они ни заключались. – Я не верю во всю эту бурду. Поверь, я достаточно много времени провела как в библиотеках, так и в архивах и начиталась такого количества повествований и легенд, что с лёгкостью могу отличить выдуманную историю от реальности. Знаешь, что я думаю? Что Сын Бога – это всего лишь титул, а присвоил его себе пусть и сильный, но чрезвычайно зазнавшийся волшебник, маг или ведун, который потратил всю жизнь на порабощению умов Третьего Мира и на войны с несогласными. Так что убить его вполне возможно. Вопрос в другом: стоит ли?

Он нахмурился – что-то в интонации её последнего, пусть и риторического, вопроса показалось ему настораживающим. Действительно, он вёл себя воистину глупо: рассказывать всем и каждому о своей миссии… до добра это не доведёт.

– Ты так говоришь, – осторожно и как можно более спокойно произнёс он, – потому что не хочешь, чтобы я этого делал?

– Хочу, не хочу – это второстепенные вопросы, – Василиса пожала плечами, и её коричневый пучок качнулся. – Я спросила другое: стоит ли? Опять же, очевидно, что тебе стёрли память для твоей же собственной безопасности и безопасности самого дела, но есть и другая причина: если ты ничего не знаешь, ты не будешь задавать вопросов. Чем больше у убийцы информации, тем сложнее становится его работа. Ты же воин, так что должен знать, почему так просто убивать на войне.

– Потому что… – он на секунду задумался. – Потому что я убиваю незнакомых мне людей?

– Вот именно. Гораздо проще раздавить жука, не задумываясь о том, что это за жук. Тут то же самое – ты идёшь убивать самого могущественного человека в Третьем Мире, который правит им уже несколько десятилетий. Вот я тебя и спрашиваю, стоит ли? Ты хочешь знать ответ на этот вопрос или предпочитаешь оставаться в неведении, Безымянный?

Он удивлённо поднял бровь, и Василиса снова повторила своё пожатие плечами.

– Мне же надо тебя как-то называть. А то это безличностное общение уже успело порядком надоесть. Чаю?

Безымянный медленно кивнул головой, принимая не только предложение Василисы, но и соглашаясь со своим новым именем – он знал, что имя человека должно отвечать его внутреннему миру, а посему многие люди с возрастом берут себе новое имя – взамен тому, что было дано им при рождении родителями. Что же, вчера он, можно сказать, переродился, и это новое имя вполне ему подходило. До поры, до времени.

– Ваня, сделай чай, – Василиса посмотрела в сторону сороки, которая повиновалась не сразу, предпочтя сначала недовольно покряхтеть. – Прошу прощения, он не любит других мужчин в доме, ревнует меня.

Безымянный не ответил, а лишь с удивлением наблюдал, как сорока сорвалась со своей жёрдочки, описала два круга по периметру избушки, подхватила массивным клювом пустое ведро из-под стола и вылетела в открытую дверь. Действительно, в этом мире его ждало ещё великое множество секретов. Он понял, что улыбается, причём от уха до уха, а взгляд Василисы ни на секунду от него не отрывается: она определённо его изучала, внимательно и методично. С ней нужно быть как открытым и дружелюбным, так и осторожным.

– Я хотел бы знать твоё мнение, – проговорил он. – Раз мне повезло встретить тебя на своём пути, то я просто обязан прислушаться к твоему совету.

– Прислушаться ты сможешь, – немедленно ответила Василиса, – но вот послушаться его ты вряд ли сможешь. Кем бы ни были стёршие твою память люди, они не стали посылать бы тебя на убийство Сына Бога без определённых гарантий. Железная цепь событий уже куётся, и что бы ты ни делал – ты достигнешь того конца, который был ими предрешён. По-другому просто и быть не может: теперь твой разум работает так, что ты не сможешь принять никакого иного решения, кроме того, что приведёт тебя к нему. Ты можешь уже сегодня удалиться в скит и жить вместе с юродивыми в собственноручно вырытых ямах во славу Мокоши, но ты всё равно встретишь Сына Бога. Этого не избежать. По крайней мере, я так думаю.

– Но всё же? – он улыбнулся и понял, что она хочет ответить ему, но намерено держит серьёзное выражение лица. – Что ты думаешь?

– Мне сложно ответить на этот вопрос, пусть я сама его и задала, – она опустила голову и задумалась. – Сын Бога правит давно и привнёс много света в этот мир: древние верования варваров может ещё и живы, но он дал нам веру в единство небесных светил и искоренил такие рудименты прошлого как жертвоприношения, инициации и культы. Более того, он привнёс в наш мир механику, физику и алхимию. Если ты не понял, то я ведунья, которая повелевает стихиями и окружающими нас аурами бытия, но даже я готова признать, что моя сила слишком хаотична и, скажем так, эгоистична. Механика же доступна всем – даже простым крестьянам без каких-либо талантов: она искоренила голод, а их рабский труд облегчился в разы. И это лишь один пример.

– Но? – Безымянный снова поймал на себе озадаченный взгляд Василисы. – Всегда есть но.

– Но… – эхом отозвалась она, – есть причина, почему я обитаю среди водного народа, который живёт в разы хуже даже самой бедной деревни Большой Земли. Водяные не интересуют Сына Бога, а вот люди… да.

– Что ты имеешь в виду?

– Каждый год в каждое людское поселение приходят воины Сына и забирают Живую Дань – по одному младенцу за каждый десяток из родившихся за прошлый год.

Воцарилось молчание, которое прервалось шумным появлением сороки Вани – тот тащил в клюве уже наполненное водой ведро, которое постоянно расплёскивалось и оставляло на полу лужи блестящей жидкости.

– Спасибо, Ваня, дальше я сама, – Василиса улыбнулась сороке, которая оставила ведро на полу около стола и определённо ждала какой-то похвалы. Однако ведунья сразу забыла про свою птицу и та, с типичным для неё ворчанием, вернулась на жёрдочку, как видимо, питая ещё больше неприязни к незваному визитёру.

Сама же Василиса занялась самоваром, сначала залив в него кристально чистую и пахнущую свежестью воду, а потом закинув в камеру сгорания несколько лучин, которые обнаружились в ящике под столом. Огонь появился прямо из её пальца, и Безымянный снова понял, что его задание будет очень и очень непростым: да, его неведение может и делало его идеальным убийцей, но сохранённые ему знания настолько неполны, что он совершенно не готов к опасностям Третьего Мира. Если Василиса может сотворить огонь прямо из воздуха, то на что могут быть способны другие ведуны, маги и чародеи? А ведь Сына Бога должен охранять целый легион таких.

– Что он делает с младенцами? – хрипло спросил Безымянный.

– Не знаю, – услышал он ответ. – Никто не знает. Убивает, пьёт кровь, купается в потрохах… а может экспериментирует на них или растит и наполняет свою армию? Неизвестно. Зато мне точно известно, что происходит с теми поселениями, которые отказываются от Живой Дани и жалеют своих детей. Последний раз такое случилось десять лет назад, когда жители Лады убили двух пришедших к ним солдат Сына и спрятали их тела в подполе одного из амбаров. Освежёванные тела каждого из жителей Лады украшали весь путь до столицы Третьего Мира, Радограда – каждый километр путника встречало дёргающееся в конвульсиях тело бунтовщика, будь то женщина, мужчина или даже ребёнок. Магия Сына Бога не давала им умереть и заставляла переживать каждую секунду боли и страдания: их оголённые мышцы изнывали под дождём, корчились в муках во время беспощадного града и служили хорошей пищей для насекомых и членистоногих.

– И ты всё ещё считаешь, что он недостоин смерти? – Безымянный был в тотальным ужасе, настолько ясно он представил себе описанную Василисой картину.

– Любое государство держится на страхе, – ответила ведунья. – До Сына Бога князья и цари древних государств постоянно воевали друг с другом, собирали дружины и рати и методично выжигали одну деревню за другой. Просто так, без повода – просто потому что не знали иного способа заставить людей уважать их. Сын Бога же лишь наказывает – он никогда не причиняет никому зла без повода.

– Ты ведь сама говорила о младенцах! – возмущённо рыкнул Безымянный, чем вызвал новый виток интереса у Василисы. – Разве это не зло?! Разве ты бы отдала своё новорожденное дитя?!

– Не отдала, – отозвалась ведунья. – Не отдала. А поэтому перебралась сюда, вопреки тому, что его отец является одними самых могущественных князей Третьего Мира, а мои свершения известны каждой живой душе. Мстислав рос здоровым и крепким мальчиком, такой доброты я не видела ни разу за всю свою жизнь. Я любила его всем своим сердцем и каждую ночь проводила в молитве за его благополучие. Но… – она осеклась. – Но он… он… его больше нет. И я ничего не могла поделать. Я… я отпустила его на охоту с… с водяными. Впервые я оторвала его от себя… И я… я почувствовала, что с ним что-то не в порядке, я даже из этой самой хижины чувствовала, как он захлёбывается и задыхается. Ты бы знал, Безымянный, как быстро я бежала, как порхала я по кочкам болота… но когда я нырнула за ним в злачную воду и обняла его тело там, чуть ли не на самом дне болота… тогда я поняла, что опоздала. Я увезла его от Сына Бога, но… убила сама.

Безымянный даже примерно не представлял, как нужно вести себя в подобных ситуациях – поведение Василисы и без того казалось ему странным и противоречивым, а теперь он и вовсе растерялся сверх всякой меры. Вода в самоваре уже достаточно разогрелась, но сама идея чаепития теперь казалась ему просто абсурдной. Притих даже Ваня, который прекратил ворчать и теперь притворялся то ли скорбящим, то ли просто спящим.

– Я… – Безымянный осёкся. – Я соболезную.

– Не стоит, – глухо ответила Василиса. – Я уже пережила это. Я справилась со своими эмоциями и приняла решение жить дальше. Жалею я лишь об одном: если бы однажды я не отдала свои силы, то… хотя, прости, это не важно. Важно, была ли я права, когда бежала от Живой Дани? Ведь солдаты ещё не указали на моего сына, и они вполне могли выбрать кого-то иного – в моём городе за тот год родилось много детей. Однако я поверила в худшее и решила обезопасить своего ребёнка. Результат известен тебе самому. Теперь подумай, как я могу относиться к смерти Сына Бога? Всё противоречиво.

Снова молчание. Безымянный понял, что сидеть дальше не имеет никакого смысла – он лишь выслушает очередную лекцию, а новой информации так и не получит. Он встал на ноги и неуверенно кивнул ведунье, которая не спускала с него глаз.

– Путь до Сына Бога долог, – проговорила Василиса. – Ты должен пройти его не спеша. Ты должен пообщаться с людьми, с жителями леса, вод и холмов; ты должен услышать их мнение и понять их; ты должен решить для себя, что тебе делать, когда ты станешь перед Сыном Бога, и до свершения твоей судьбы останется лишь шаг. Пойми одно: любая власть порочна, и никто не может гарантировать, что вслед за смертью этого тирана на смену ему не придёт другой, ещё более кровожадный.

– Ты сама говорила, что у меня нет выбора, – Безымянный не терял времени даром, и уже перекинул за плечо свой мешок, где ото сна очнулся живой язык и тут же захлюпал, будто ещё исступлённее, чем раньше.

– Сейчас нет, – как ни в чём не бывало, ответила Василиса, – но будет, когда твой путь закончится. По крайней мере, я так думаю, а, поверь мне, я редко ошибаюсь, – она помолчала, наблюдая, как Безымянный отходит к двери. – Ты должен его съесть.

– Кого? – он встал как вкопанный и подозрительно посмотрел на Василису: у неё точно были не все дома.

– Уж не Сына Бога, это точно, – она улыбнулась. – Немой Язык. Ты должен его съесть.

Безымянный распахнул глаза так, что невольно почувствовал, как они вылезают из орбит, развернулся и снова сел за стол.

– В смысле, съесть? Это какая-то шутка?

– Безымянный, – серьёзно проговорила Василиса, – ты должен научиться принимать помощь, когда её тебе дают. Давай я сделаю чай, чтобы тебе было чем запить.

Ведунья встала, прошла к исписанному красками шкапу, распахнула его дверцы и достала оттуда потёртую железную банку – как видимо, с чаем. Странное дело, но стоило Безымянному посмотреть на шкап, а его очень уж интересовало, что прятала в нём Василиса, как его взгляд будто замылился, а из уголков глаз буквально полились слёзы.

– Не думай даже, – спокойно сказала ведунья. – Содержимое этого шкафа не для непосвящённых. И уж тем более для твоего пустого разума.

Он лишь хмыкнул и посетовал про себя, что его спасителем стала женщина, которая обладает такими непонятными магическими силами. Уж лучше бы она была простым воином или крестьянкой. Василиса же тем временем «колдовала» над глиняным заварочным чайником, как видимо, соблюдая все правила заваривания настоящего чая. Через несколько минут перед Безымянным дымилась чашка с пряным и согревающим ароматом, а Василиса ставила на стол ещё одну тарелку с баранками и сушками. «И откуда она всё это берёт? – подумалось ему.

– Как я говорила, – как ни в чём не бывало продолжила Василиса, аппетитно потягивая чай из своей кружки и шумно выдыхая, – это – Немой Язык. Он знает все языки Третьего Мира и позволит тебе получить свои знания: стоит лишь его съесть.

– Ты лазила в мой мешок?

– Конечно. А что мне оставалось делать? Ко мне в избу вламываются воины водного народа, тащат твоё обмякшее тело, называя тебя порождением Мёртвых Вод, и что-то несут про убийство Сына Бога. Ты должен понять мою осторожность.

Безымянный лишь хмыкнул и сделал большой и обжигающий глоток чая, который тут же согрел всё тело и влил силы в каждый его мускул – небось, и здесь без магии не обошлось. Затем он достал из мешка злополучную банку и поставил её на стол – язык продолжал подпрыгивать на месте, будто привлекая к себе внимание.

– Могу сказать одно, – прокомментировала Василиса, – тот, кто стёр тебе память, является очень влиятельной персоной. Такие артефакты в каждой деревне не валяются. Я бы и сама мечтала обладать таким. Так что либо ешь его, либо отдавай мне – как дар за твоё спасение.

Безымянный серьёзно посмотрел на неё, потянулся за банкой и взял её в свои большие и грубоватые руки. Крышка снялась легко, и ему в нос тут же ударил противный запах гниения и застоялого воздуха. Двумя пальцами он выловил дёргающийся язык, достал его на свет и внимательно оглядел: он был почти целиком покрыт крупными пупырышками, а вены проступали так отчётливо, что казалось, что они вот-вот лопнут и расплескают по столу тягучую полумёртвую кровь. Он бросил ещё один взгляд на Василису, шумно выдохнул и сунул чужеродный и чересчур подвижный орган речи себе в рот.

Ещё через несколько секунд он валялся на полу, держась за горло и пытаясь остановить кошмарную тошноту, которая накрыла его с ног до головы. Но это ещё было не самое страшное – по всему телу растекался нестерпимый жар, будто по каждой вене пробегали потоки раскалённой магмы; его же голова готова была взорваться от титанического напряжения. Слова, фразы, словосочетания, понятия, акценты, жаргоны, расхожие выражения, метафоры, синонимы, антонимы – они наводняли разум, бегали перед глазами, пронзали мозг остро наточенными кинжалами и не оставляли камня на камне от сознания. Он снова проваливался в небытие и ничего не мог с этим поделать…

Глава 3: Лесной морок

Пора уже было с этим завязывать – если каждый новый день он будет заканчивать в забытьи, то рано или поздно кто-нибудь с ним расправится, и он не только не выполнит свою задачу, но, что самое главное, не узнает правду о себе. Безымянный осмотрелся: он был уже не дома у Василисы, а лежал на кровати из мягкого лесного мха, в тени массивной и пышной ёлки, чьи внушительных размеров колючки чуть не доставали до его носа. Он встал и огляделся – позади виднелась блестящая полоска болота, а сам он каким-то образом оказался на опушке густого хвойного леса, из которого веяло свежей прохладой и ароматами свежевыросших грибов. В животе сразу заурчало, и Безымянный понял, что откладывать завтрак на потом будет не самой лучшей идеей. И стоило ему лишь об этом подумать, как рядом с ним приземлился кусочек оранжевого сыра – домашнего приготовления и достаточно ароматного, чтобы перебить все остальные запахи. Безымянный взглянул наверх и увидел, что на одной из верхних веток ёлки восседает сорока, смотрящая на него пусть и стеклянным, но каким-то слишком уж недовольным взглядом. Людям свойственно наделять животных неведомыми им эмоциями.

Безымянный отвёл глаза, нагнулся за сыром, обнюхал его и осторожно надкусил – в мире, где волшебство и магия встречаются буквально на каждом шагу, нужно быть осторожным с такими подарками судьбы. Сыр оказался пусть и не совсем свежим, но вполне пригодным для пропитания – солоноватый вкус сочетался с приятной горчинкой, а молочное послевкусие наполняло рот слюной: жаль, что кусочек лишь один.

– Мог бы и поблагодарить! – хриплый, будто надломленный голос, заставил Безымянного напрячься: он вздрогнул и начал озираться по сторонам.

– Кто здесь?! – громко и требовательно спросил он, так как никак не мог найти говорившего.

– Боги, вот тугодум! Наверх посмотри!

Безымянный удивился, но всё же выполнил посыл своего невидимого собеседника, однако увидел там лишь ту же самую сороку, которая неотступно смотрела прямо на него.

– Где ты скрываешься? – продолжил допрос Безымянный. – Ты за ветвями? За сорокой?

– Дурак, я и есть сорока!

Удивительно, он отчётливо слышал, как птица скрипела и щёлкала клювом, что нельзя интерпретировать как речь или даже наполнить хоть каким-то смыслом, но в голове слова сами сложились в предложения, и он прекрасно понимал не только, что выкрикнула ему птица, но и осознавал её интонации и эмоции.

– Я тебя понимаю… – произнёс озадаченно Безымянный и замолчал, даже примерно не осознавая, что он может сказать птице, и понимает ли она его.

– Боги, наконец он понял! – брякнула сорока. – Надо было мне самому лететь к русалке, а Василисе сидеть с тобой… Чтоб мне с ветки упасть!!

– Погоди! – голова усердно работала, и решение загадки пришло к Безымянному само собой. – Тот самый язык… он дал мне силу понимать птиц.

– Ну да, только птиц, – передразнила сорока. – Ты теперь понимаешь любое существо, наделённое каким-никаким, но разумом. От обычной сороки ты услышишь лишь вульгарный писк, но вот я, – она подбоченилась, – наделён сложными мыслями и воистину человеческим сознанием. Так что моя речь открыта тебе.

– Ты – Ваня?

– Тебе приз, – саркастично ответила сорока, – за особо усердную работу головой. Надеюсь, своими мускулами ты владеешь хотя бы раза в два лучше, ибо путь через Русалий Лес может быть более чем опасен. Василиса заверила меня, что ты не дашь в обиду ни себя, ни меня, но она вообще всегда была чересчур доверчивой и наивной.

– Погоди, давай сначала, – Безымянный поглядел под ёлку и увидел там не только свой злополучный мешок, но и кулёк с какой-то одеждой, а также аккуратно сложенную кольчугу, чуть заржавелую и потасканную, но всё же вполне сносную. – Как я здесь оказался?

– Вот и конец его измышлениям, уважаемые господа! С этого момента мне придётся всё ему объяснять!

– Эй, – повысил голос Безымянный, – а можно чуть повежливее? Что я тебе сделал?

– Что он мне сделал! – передразнил его Ваня. – Что он мне сделал… Вот видишь я на ветке сижу? Колючей, качающейся, кишащей мерзкими муравьями? Так вот совсем недавно я сидел на уютной жёрдочке в красном углу тёплой избы и распивал ароматные чаи с Василисой. Но тут появился ты и… и… и испортил всё!

– Не то чтобы я это специально сделал.

– Да всё равно! – Ваня аж подпрыгнул на месте, неуклюже расправив крылья и забавно нахохлившись, – Василиса теперь только о тебе и говорит.

– Опять же, я не просил ничьего внимания и уж тем более ничьей помощи. Ты же там был – ты видел, что я собирался уходить! Почему она вообще перенесла меня сюда и отправила тебя со мной?

– Да потому что! – Ваня немного успокоился и даже спустился на ветку пониже. – Ладно, чем быстрее я тебя спроважу к русалке, тем быстрее я снова окажусь дома.

– Вот именно, – поддакнул Безымянный, – Но опять же? Какой русалке?

– Не перебивай! – гаркнула сорока, – Когда ты съел эту мерзость и твой разум погрузил тебя в сон, Василиса предложила подождать твоего пробуждения. Но тогда в избу ворвался один из этих лягушатников и заявил, что пришло время твоего жертвоприношения. Вроде бы – хорошая идея, одной проблемой меньше, но нет: Василису это не устроило. Она уже надумала себе чёрт знает что и заявила, что должна отвести тебя на суд Сына Бога, что удовлетворило водяного и озадачило меня. Василиса уговорила водный народ перетащить тебя сюда, чтобы ты не осквернял их деревню, а сама занялась сборами. Так что теперь будь добр одеться, а то твоё крестьянское рваньё и так особой прочностью не отличалось, а теперь я вижу сквозь дыры на нём то, что не хочу видеть.

– Она и правда хочет отвести меня к Сыну Бога? На его суд?

– Не дури! – возмутился Ваня. – Она так сказала для того, чтобы избавиться от водяных. Правда, они ей не особенно то и поверили: пока ты дрых, я полетал по навершиям леса и заметил, что пара воинов водного народа затаились в рощице неподалёку. Так что будь добр надеть кольчугу.

Безымянный понял, что спорить с наглой сорокой просто-напросто бессмысленно, а посему направился к подножию дерева, где его и ждало новое одеяние: просторная коричневатая рубаха с кожаным и исцарапанным поясом, красные, но потускневшие от времени, штаны-порты и на удивление свежие сапоги из настоящей коровьей кожи с мощным каблуком и красивой серебряной застёжкой сверху – работа настоящего мастера, не иначе. Вместе с этим прилагались плохо наточенный меч с парой-тройкой серьёзных выбоин и кольчуга. Что же, учитывая то место, где его бросили стёршие его память ведуны, это был не такой и плохой комплект. Безымянный даже воодушевился, так как думал, что до ближайшего города ему придётся шагать в успевших надоесть обмотках. Удивительно, но вся одежда оказалась будто ему впору – кроме сапог, которые немного жали и вполне могли усложнить его путешествие: однако жаловаться не приходилось. Кольчуга со скрипом расправилась на его теле, а меч пусть и не особо пригоден для пользования, но на удивление хорошо сбалансирован – когда-то это было грозное оружие, над которым кузнец провёл настоящую работу. Оставалось, правда, лишь надеяться, что его змеиные татуировки сработают под всем этим одеянием и не испортят подарок Василисы.

Безымянный вздохнул, вернулся в поле зрения сороки и коротко отрапортовал:

– Я готов.

– Умница! – поддакнул Ваня. – Теперь нам нужно поторапливаться к русалке. Василиса пошла вперёд, дабы переговорить с тамошними жителями, и нам надо её догнать. Следуй за мной.

– Погоди, – остановил его Безымянный, – зачем нам туда? Что нас там ждёт?

– А я почём знаю?! Василиса что-то говорила про помощь и совет, но мне такие вещи неведомы. Меня вся эта ведовская бурда пугает до облысения. Серьёзно, она однажды какой-то отвар для водяных варила, так в избе стоял такой шум да гам, что я половины перьев лишился.

– Совет? То есть, как мне добраться до Сына Бога?

– Говорю же, не знаю ничего. И знать не хочу. Я вообще не понимаю, зачем Василиса во всю эту авантюру с Сыном ввязывается.

– Понятно, от тебя больше помощи никакой, – хитро проговорил Безымянный и приготовился к потоку оскорблений, которые тут же и последовали:

– Вот же неблагодарный! Я тут торчу битый час, от муравьёв отбиваюсь, а он ещё позволяет себе такие высказывания! Недалёкий верзила, погань человеческая! Да я, если хочешь знать, очень полезная сорока!

– И чем же?

– Чем?! Не отставай!

И с этими словами Ваня снялся с места и устремился прямо в гущу леса, по пути ворча что-то нечленораздельное и, скорее всего, чрезвычайно оскорбительное. Безымянный только успел прихватить свои нехитрые пожитки и вовсю понёсся за клокочущей птицей.

Лес сгущался. Если с самого начала Безымянный бежал вольно, с лёгкостью петляя между стройными стволами елей и огибая тянущиеся к нему ветви ёлок, то сейчас ему приходилось время от времени замедляться, то находя безопасный путь сквозь размашистые папоротники, то продираясь через густые кусты, которые пытались зацепиться за его кольчугу и расцарапать ему лицо. Даже Ване приходилось нелегко – он бы с радостью улетел вперёд и вынудил Безымянного звать его на помощь, но птице постоянно приходилось приседать на первую подвернувшуюся ветвь и очищать перья то от липкого савана паутины, то от узора налипших мокрых листьев. Усугублялось положение тем, что солнце так и не пробилось сквозь плотное одеяло облаков, и теперь пара блуждала в настоящих сумерках – даже если по ощущениям Безымянного на улице всё ещё стояло позднее утро. Почва под ногами тоже не радовала – одна кочка сменяла другую, а ноги постоянно проваливались то сквозь густой слой перегноя, то вглубь пышного мха, который покрывал даже стволы усталых деревьев.

Вместе с этим воздух становился более тяжёлым и входил в лёгкие нехотя, заставляя Безымянного напрягать мышцы и, тем самым, ещё больше его утомляя. Аромат был сладким и застоявшимся, что вводило разум в сонное состояние – несколько раз он ловил себя на мысли, что хочет просто лечь на землю и утонуть в перегное… стать частью его. Однако он отметал эти мысли прочь – просто этот лес был настолько старым и лишённым человеческого внимания, что здесь действовали другие законы мироздания. Лес проверял Безымянного на прочность, и он и не думал сдаваться.

Так прошло ещё несколько часов, если не считать небольшого привала, во время которого Безымянный пообедал остатками сыра, которые обнаружились в его мешке, а также крупной клюквой, которую он собрал вокруг небольшого лесного озера, в самой сердцевине обросших травой кочек. Клюква вязала рот и очевидно была ещё не до конца спелой, как видимо, из-за недостатка солнца, но даже такие ягоды казались невероятно вкусными и насыщающими. Правда, вкупе с домашним сыром Василисы, они оставляли ещё более горькое послевкусие, и Безымянный постоянно морщился на потеху Вани, который тоже отлетал за своей птичьей провизией, но уверенно отказывался сообщать своему невольному компаньону, чем он питается.

Дальнейший путь уводил пару всё дальше в лес, и если раньше они бежали или передвигались быстрым шагом, то сейчас каждый метр стоил им самых настоящих усилий. Ветки над ними сомкнулись тёмной крышей, и Безымянному невольно казалось, что он находится не в лесу, а в неком древнем святилище, посвящённому древним и давно позабытым богам хаоса и ужаса. Если раньше солнце пусть и было спрятано за облаками, но всё же ощущалось, то сейчас оно будто полностью исчезло из этого мира. Свет от него был настолько тусклым, что Безымянный всё чаще стукался головой о толстые ветки, а пару раз даже врезался в возникающие из сумрака столбы деревьев. Благо, что хвойная часть леса осталась позади, иначе он бы давно выл от сотен колючек в коже. Хуже же всего была духота – ещё час назад воздух обвевал его тело пронзительным бризом, который пробирал до самых пальцев ног, а сейчас его взяла в свои объятия удушающая духота. Влажная, вездесущая, давящая – будто кто-то обхватывал его гигантскими ладонями. Безымянный буквально обливался потом и несколько раз задумывался о том, чтобы снять кольчугу и перебросить её через плечо, но в душе понимал, что так будет ещё хуже.

«Мы слишком долго идём, – пронеслась мысль в голове у Безымянного, – Василиса не могла уйти так далеко. Сорока сама не знает, куда меня ведёт…»

Очередной куст схватил его десятками кривых лап с цепкими когтями, и ему пришлось сделать мощное усилие, чтобы прорваться вперёд – при этом несколько веток мёртвой хваткой вцепились в кольчугу и безвольно повисли на её звеньях. Однако в этот же момент Безымянный понял, что падает: он каким-то образом не заметил канаву под самыми своими ногами и теперь летел в неё как подкошенное дерево. Лицо врезалось в рыхлую почву, в ноздри мигом набилась приторно пахнущая земля, а правую руку пронзила тупая боль. Он перевернулся на спину и увидел над собой узор из корней, который чуть ли не перекрывал весь небосклон. Как видимо, он повалился в прореху, которая осталась после падения действительно могучего дуба – вот же незадача. С недовольным и исступлённым рычанием Безымянный поднялся на ноги и понял, что если он снова не даст себе хотя бы немного отдыха, то ни до какого Сына Бога он вовек не доберётся.

– Ну что ты разлёгся?! – заворчал прямо у него над ухом Ваня. – Мы уже почти на месте!

– Уверен?! – рявкнул на него Безымянный, но тут же заставил себя успокоиться: сорока была его единственным проводником, и было бы сущей глупостью спугнуть её. – Ты не мог бы подняться над вершинами и оценить обстановку? Может, мы идём в неправильную сторону?

– Что за чушь?! – неодобрительно ответил Ваня. – Такие как я никогда не теряют направления! Более того… я не рискну подняться так высоко. На вершинах древ живут злобные существа, которые… которые не преминут полакомиться мной.

– Существа?

– Мары. Призраки тех, кто отправился в лес и так и не вернулся. Я видел их своими глазами.

Безымянный шумно выдохнул и покосился на сорока.

– Тогда мне нужен отдых.

– И этот человек должен убить Сына Бога… – саркастично подметил Ваня. – Что же. Отдыхай. Если ты не против, то я немного отлечу вперёд, посмотрю кое-что.

– Ага, – Пожал плечами Безымянный, – только по пути обратно не заблудись.

– Если только нарочно, неблагодарный! – птица снялась с места и с недовольным ворчанием улетела за пределы зрения Безымянного.

Он же присел на разрыхлённую вырванными корнями землю и осознал, что лучшего места для отдыха и не придумать: здесь, пусть и на небольшой, но всё же глубине, царствовала относительная прохлада, а земля оказалась приятной на ощупь. Безымянный даже прикрыл глаза и пронаблюдал за тем, как перед взором заплясали звёзды и белые пятна.

«Какая-то глупость, – подумал он. – Как я вообще здесь оказался? Что это за злая шутка судьбы? Меня будто бросили в этот мир ради каких-то неизвестных мне целей, а я могу лишь выполнять чужую волю. Но что там говорила Василиса? – у меня нет выбора? Я, скорее всего, сам дал согласие на всё это? Да кто в здравом рассудке даст согласие на уничтожение всей своей жизни во имя какой-то, пусть даже и великой, цели? Разве может быть больший ночной кошмар? Быть никем, быть пустым разумом, быть… Безымянным…»

«Выход есть…»

«Что?… Выход… да, он всегда есть. Но почему я согласился пойти с сорокой? Почему я доверился этой Василисе? Разве не может она и правда предать меня и передать в руки Сына Бога, который уничтожит меня с такой же лёгкостью, как и сотни других своих жертв? Надо было сразу развернуться и найти дорогу, тропу, путь – что угодно. Ведь если есть поселение водяных, то к нему должна быть хоть какая-то, но дорога. Вот. Это было бы самым разумным решением. Теперь же я здесь… посреди этого проклятого леса, и мне до конца моей жизни будет сниться этот душный аромат… липкого перегноя»

«Тебе нужно лишь встать…»

«Да, верно. Надо идти. Не стоит даже ждать Ваню. Он ведь, скорее всего, намерено завёл меня в такую глушь. Сам же говорил, что я испортил ему всю его удобную жизнь. Точно. А сейчас он улетел прочь, найдёт Василису и скажет, что я не захотел идти с ним или умер. Поганая птица!»

«Даже не думай о нём. Иди. Иди»

«Иду. Я так устал, но я иду»

«Усталость пройдёт. Тебя ждёт настоящий отдых»

«Я бы этого хотел. Как меня утомила эта духота…»

Шаг за шагом, будто в неком трансе, Безымянный выходил из канавы, даже не замечая, как его покрывшиеся грязью сапоги утопают в рыхлой земле, а по щиколоткам скользят и извиваются мерзкие лоснящиеся сороконожки, которые будто родились из перегноя. Вокруг головы и прямо перед глазами летала и вертелась мошкара, издающая противные пищащие звуки и так и норовившая залететь ему в ноздри, в рот, в уши. По коже, прямо под кольчугой и скатавшейся рубахой ползали рои муравьёв, щекотя его своими ножками и кусая челюстями, при этом не причиняя никакой боли. Он попытался отмахнуться от всего этого гнуса, постараться освободиться от пожирающих его насекомых, но руки висели безвольными плетьми, и он мог лишь терпеть.

«Скоро всё пройдёт. Ещё немного»

«У меня больше нет сил…»

«Они больше и не понадобятся…»

«Хорошо…»

«Иди. Иди. Иди»

Шаг, ещё один шаг, ещё, и ещё, и ещё, и ещё.

Глаза заволокло туманом, и Безымянному казалось, что он не идёт, но плывёт сквозь море сливок, густых и нежных. Мышцы расслаблены до предела, и ему казалось, что ещё немного, и он растворится в этом мороке, станет его частью, оставит свою немощную физическую оболочку. Может быть, именно тогда он вспомнит? А может всё это был лишь сон? Действительно… ночной кошмар.

«Ляг. Ляг на землю. Ляг и жди»

«Я никогда ничего не желал с такой страстью…»

«Ложись. Ложись»

«Конечно…»

Безымянный куда-то поплыл. Течение подхватило его и медленно понесло вперёд, вдоль и поперёк. Он попытался пошевелить пальцами, но понял, что пальцев у него давно уже нет, а те, что он видел и ощущал раньше, были лишь глупой иллюзией, фантомом. Да и он сам… разве он когда-то существовал? Какое же это было расслабление, будто он разваливался на маленькие частички, смешивался с землёй, сливался с дёрном, воссоединялся с перегноем. Разве что…

Кто-то давил Безымянному на грудь, и он понял, что не может дышать. Но разве он вообще может дышать, если у него нет ни тела, ни мышц, ни костей? Боль усиливалась, и он предпринял попытку бороться, и на этот раз даже прочувствовал свою напрягающуюся плоть, но его будто пригвоздили миллионами кольев к земле.

«Сейчас всё закончится. Расслабься. Сейчас…»

«Я…»

«Это не важно. Всё это не важно…»

«Я…»

Какой-то звук пронзил его слух, будто шумный, хриплый, мучительный выдох, будто порыв чумного ветра, будто визг самой смерти. Он пытался двигаться, пытался убрать эту боль, спихнуть навалившуюся на него массу, но тщетно: Безымянный задыхался и понимал, что умирает…

Его голову пронзила жуткая боль, будто кто-то вонзил ему прямо в лоб тупое древко копья, по волосам потекла тёплая кровь, и он, наконец, раскрыл глаза.

Прямо перед ним было лицо. Огромный, широко раскрытый беззубый рот издавал ужасающий и пронизывающий до самых костей вой, будто десятки волков запели в унисон; крючковатый нос, украшенный поросшей мелкими седыми волосками бородавкой, уродливо нависал над верней губой; острый подбородок испещрён ужасающими ранами, каждая из которых покрыта смердящим гноем и облетающими струпьями; единственный оставшийся глаз безумно вращался, производя воистину угнетающее впечатление, а соседствующая с ним и заросшая смятой кожей пустая глазница и вовсе ввергала в состояние безумной паники. Безымянный исступлённо зарычал и почувствовал, как его пальцы возгораются от адского пламени: две скалящихся змеи вырвались из его ладоней и мигом обвились вокруг насевшего на него существа, сжигая его плоть и разламывая кости.

Монстр тут же дико завопил, ослабил хватку и попытался спастись бегством, но было поздно: его ноги оторвались от торса и безвольно откатились в сторону. Существо повалилось на заросшую огромным папоротником землю и забилось в истерических конвульсиях. Безымянный не стал терять время даром и с новыми силами вскочил на ноги, пытаясь взять под контроль огненных змей, но те лишь хаотично развевались по воздуху, цепляясь за стволы деревьев, будто ища себе новую жертву.

Травмированное чудище не думало продолжать схватку – дико крича и зовя на помощь, оно уползало восвояси, даже не оглядываясь на свою неудавшуюся жертву. Безымянный плохо его видел из-за разросшегося папоротника, но то тут, то там проглядывала костлявая и покрытая распухшими шрамами спина, которая постоянно дёргалась и дрожала в жутких мучениях.

– Хватит, хватит… – Безымянный постарался взять себя в руки и справиться с обезумевшими огненными змеями, и, рано или поздно, они его послушались. Правда перед этим они успели опалить несколько десятков деревьев и сжечь ещё столько же жёлтых кустов.

С явным недовольством и сожалением они спрятались обратно в руки Безымянного и снова обратились татуировками, горевшим подобно свежим ожогам.

– Я жду благодарности.

Безымянный вздрогнул и начал озираться подобно загнанному зверю.

– Здесь, на ветке.

Он поднял взгляд и, к своему величайшему удивлению и безмерной радости, увидел там взъерошенного Ваню, чьи перья дымились, а пара-тройка и вовсе были вырваны с корнем.

– За что? – глупым голосом спросил Безымянный, не особо понимая, что только что произошло, и с каким монстром он только что столкнулся.

– Говорю же, неблагодарный! – сухо отозвалась птица. – Если бы я тебя в лоб не клюнул, то лихо бы пожрало тебя с потрохами. Она так вполне может сделать.

– Лихо?

– Ага. Лихо одноглазое. Горькая доля. Женщина, ушедшая в лес, дабы покончить с собой, но так и не обретшая покоя. Их мало, но иногда можно встретить. Так что можно сказать, что тебе повезло.

– То ещё везение, – осклабился Безымянный. – Но как так? Я же будто впал в морок…

– Именно что в морок, – безучастно проговорил Ваня. – Задремал, а она – тут как тут. Так что благодари.

Безымянный ощупал лоб и нашёл там пусть и неглубокую, но изрядно кровоточащую рану, которая уже начала запекаться.

– Ну а как ты хотел? – спросила птица. – Чтобы я на тебя крылышками помахал?

– Спасибо, правда… – поражённо отозвался Безымянный и поглядел на Ваню. – Правда. Если бы не ты…

– Ага, одного «спасибо» хватит. Полетели. Надо твои пожитки забрать и двигать – до русальего поселения не так и далеко, я всё разведал.

Они вернулись к поваленному дубу и забрали и брошенный мешок, и приставленный к одному из корней меч, а после снова углубились в лесную чащу. Правда, на этот раз Безымянный шёл с гораздо большей лёгкостью, будто в него вселились новые силы, а мышцы налились сталью. Он решил, что лихо навела на него чары ещё давно, даже когда они путешествовали сквозь чащобы вместе с Ваней – именно поэтому он так быстро уставал и задыхался от душного и приторного воздуха. Сама же она, скорее всего, следовала за ними и ждала, пока Безымянный свалится от немощи, а сорока не сможет его защитить. Что же, и правда: если бы не подоспевший на помощь Ваня, то…

Безымянный с интересом посмотрел на перелетающую с ветки на ветку птицу и невольно подумал о том, что Ваня лишь хорохорится перед ним, но на самом деле не испытывает к нему никакой неприязни. А может сорока просто слишком верна Василисе, чтобы бросать Безымянного на верную смерть. Кто там разберёт – главное, отплатить Ване таким же добром.

До русальего поселения они добрались уже к ночи, и, к великому удивлению Безымянного, ни одной русалки там не оказалось – по крайней мере, на первый взгляд. Да и поселением этот сбор землянок и нор тоже назвать язык не поворачивался.

Вместо русалок к Безымянному и Ване вышли низенькие и худые люди с бледной кожей и поношенной одеждой, сотканной из листьев папоротника и лопуха. Их неаккуратно выбритые головы украшали разномастные венки, в которые вплели как увядшие цветы и пожухлые ягоды, так и высушенных насекомых. Особо выделялись их глаза – округлые и широко распахнутые, они были невероятно тёмными, будто даже чёрными как беззвёздная ночь; хотя, возможно, так лишь казалось в надвигающемся мраке. В руках они держали заострённые палки и самодельные луки, а на Безымянного смотрели со смесью страха и интереса.

– Они нас не тронут, – пояснил Ваня, – Василиса объяснила им, что мы – друзья. Её друзья, конечно же. Лесной народ не считает пришельцев своими друзьями, но Василису они уважают.

– Ясно, – коротко ответил Безымянный. – Здравствуйте, и благодарю вас…

– Не общайся с ними, – предупредила птица, – а то наговоришь всяких глупостей и пиши-пропало. Даже не здоровайся, лучше просто кивай и принимай, что дают.

– Понятно, – сказал Безымянный и поймал на себе недовольный взгляд Вани. – Нет, правда! Мне всё ясно, буду молчать и слушать тебя.

– Вот и славно. Сегодня отдыхаем в пустующей землянке, а завтра пойдём к Василисе и русалке.

Лесной народ расступился перед ними, и Безымянный неторопливо последовал за сорокой, которая с полной уверенностью полетела вперёд, вглубь скупо освещённого чадящими факелами поселения.

– Одной русалке? – уточнил он у Вани, когда они подошли к удручающе выглядящей землянке с покосившейся зелёной крышей и давно засыпанным окном, которое когда-то выложили неаккуратно обработанными деревянными блоками.

– Один лес, одно заповедное озеро, одна русалка, – ответила птица, – и хватит на сегодня вопросов. Устал я уже от тебя. Я тебе не ходячий словарь.

И с этими словами Ваня кивнул клювом и упорхнул куда-то вверх, в неизвестном направлении, оставив Безымянного одного посреди этого странного и чем-то даже пугающего места. Он подумал о том, что можно прожить десятки лет в большом человеческом городе, наполненном кабаками, тавернами, всевозможными лавками и магазинами с заморскими товарами, спать в тёплой постели в окружении личной библиотеки и бесконечных сундуков с одеждами, наслаждаться обществом красивой жены и тройни резвых ребятишек, но так ни разу не услышать о том, что где-то на краю света, в самой глубокой чаще леса, за заповедными рощами и внушающими страх прогалинами, вот в таких вот ужасающих условиях живут всеми забытые существа, маленькие и лишённые всех благ культуры. И это если не вспоминать про лихо, которая, скорее всего, до сих пор пребывала в агонии и мучениях от своих ран.

– Надо было убить её. Нельзя было оставлять её такой… – вслух проговорил Безымянный и услышал, как от него отшатнулся один из лесных карликов, который прятался за стволом дерева и, как видимо, подглядывал за прибывшим в их деревню гигантом.

Безымянный лишь пожал плечами и с недовольным стоном забрался в узкий лаз землянки. Ему нужно отдохнуть перед завтрашним днём – особенно если выход из леса дастся ему с таким же трудом.

Глава 4: В объятиях русалки

Просыпаться не хотелось, ибо на улице очевидно стояло чрезвычайно раннее утро, о чём говорили пусть и яркие, но холодные лучи солнца, пробивающиеся сквозь неплотно закрытую и растрескавшуюся дверь землянки. Безымянный вполне мог позволить себе поспать ещё, тем более, что после встречи с лихом у него до сих пор не развеялся туман в голове – морок пусть и отступил, но ещё не до конца отпустил его разум. Однако лесной народ устроил на улице форменный шабаш – слышались их весёлые игровые крики, а пара-тройка особо громкоголосых представителей русальего поселения затеяли песню на своём протяжном и практически лишённом согласных букв языке. Они пели песню радости солнцу, которое вышло из-за облаков спустя долгих три месяца, восхваляя его живящий свет и согревающее тепло. Вместе с этим лесной народ пел о зелёных рощах, сокрытых в глуши озёрах с кристально чистой водой, юрких кроликах, которые живут под холмом и общаются с тамошними жителями, и вечно голодном медведе, что обитает в самом центре леса и раз в год выходит на охоту за всем, что движется. Песня лесного народа проста в плане мелодии, но слова произвели на Безымянного сильное впечатление – в них будто скрывался весь смысл их бытия, все горести и надежды, что витают в воздухе, все их мысли, переживания, чаяния. Они любят свою родину, свой лес и всегда бережно и с уважением относились к каждому дубу, берёзе, липе, клёну, буку; конечно, они не знали другой жизни, и им не с чем было сравнивать, но, судя по словам их песни, им это и не нужно.

Если верить песням лесного народа, то раньше леса дорастали до самых небес, а их листья были настолько большими, что в них можно было завернуть взрослого человека. Однажды один из волхвов Верхограда, древнего мифического города, отправился в лес за лекарством для великого князя и его княгини. Однако он никак не мог найти нужные ему цветы, а потому углублялся всё дальше и дальше, пока не достиг места, где утренняя роса заживляла любые раны, а ягоды вырастали до размеров увесистой репы. Именно там волхв увидел дерево, все листья которого свернулись подобно коконам насекомых, в то время как вокруг витал странный сладковатый аромат. Волхв испугался за дерево, решив что его пожирают невиданные ему насекомые, подобно тле или луковой мухе, а посему начал разворачивать один из листьев, намереваясь сжечь вредителей своим волшебным пламенем. Однако каково было его удивление, когда внутри он увидел не орды насекомых, а младенца с бледной кожей и абсолютно чёрными глазами. С той поры считалось, что именно так рождаются жители лесного народа, однако Безымянный почему-то в этом сомневался – они не производили на него впечатление порождений растений.

Он обмыл лицо из таза с мутноватой водой, прополоскал рот, подкрепился нехитрым завтраком из ягод и орехов, которые некто заботливо оставил при входе в землянку, надел на себя своё скромное обмундирование и вышел на улицу. Безымянный поморщился от яркого солнца, но и сам испытал настоящую радость от его света – проснувшись на болоте, он ещё ни разу не видел его лучей, и сейчас они казались ему чем-то сродни магии. Только вот странно, он почему-то помнил, что свет солнца должен быть жёлтым, как колосья только что народившейся пшеницы, но сейчас весь лес вокруг него был залит насыщенно оранжевым цветом, на удивление неестественным и каким-то… неправильным. Однако, что он мог знать? Его память представляла собой решето, в котором вполне могли остаться ложные представления об окружающем его мире.

Увидевшие его лесные жители сразу прекратили петь и побежали в разные стороны – чужеземец пугал их и сулил неудачи. Таковы поверья большинства малых народов, которые, в своё время, очень сильно пострадали как от захватнических армий людей, так и от религиозных фанатиков. Их использовали в качестве рабской силы, выставляли на потеху богатым князьям и царям, устраивали на них большую охоту, а иногда просто вырезали целые поселения под корень. Безымянный не знал, было ли это при правлении Сына Бога или до него, но факт оставался фактом – у малых народов не было причин доверять роду человеческому.

Около жилища его уже дожидался Ваня – сорока сидела на косяке распахнутой двери соседней землянки и деловито ковыряла клювом в своих перьях.

– Наконец-то, – недовольно проворчала птица. – Тебя ждать – летать разучишься.

– Самое утро же, – пожав плечами, отозвался Безымянный и огляделся.

При свете солнца поселение лесного народа производило ещё более удручающее впечатление: когда-то оно может и было богатым и развитым (по крайней мере, по меркам малых народов), но сейчас вымирало. Большинство землянок выглядело заброшенными – у них провалилась крыша, выломали двери, а лазы завалили уже утрамбованной землёй. В центре поселения расчистили круглую поляну, предназначавшуюся, скорее всего, для ярмарок и одиноких торговцев, но сейчас она поросла бурьяном, а в самом центре её возвышался исполинский муравейник. Жизнь уходила отсюда – Безымянному даже стало интересно, уходят лесные жители сами или вымирают от бедности. Сорока же будто услышала его мысли.

– Когда-то тут бурлила жизнь, – проговорил Ваня, – но потом… Потом что-то произошло. С приходом Сына Бога магия стала уходить из этого мира. Это почувствовали на себе даже такие ведуньи как Василиса – раньше она могла с лёгкостью перемещать целые горы, а сейчас ей нужны просто титанические усилия даже для того, чтобы летать в ступе.

– Я ничего не знаю об этом, – отозвался Безымянный. – Твои слова кажутся мне сказочными. Но если это так, то это лишь ещё одна причина, почему я должен выполнить свою миссию.

– Конечно! – согласилась птица. – Теперь ты будешь цепляться за любую соломинку, чтобы оправдать свою цель – ведь тебе её не избежать. Но ты ведь не знаешь: лесной народ намерено травил реки, которые используют люди для стирки своих вещей и даже для питья. Они стирали в них пелёнки, заворачивали в них своих младенцев, а потом… потом находили их мёртвыми, с ожогами вместо кожи и вытекшими глазами.

– И именно поэтому князья пошли на них войной?

– Кто знает. Никто не ведает, кто первым нанёс кому обиду. Но вместе с приходом Сына Бога все эти войны закончились. А магия… – Ваня помолчал, – как по мне, она может гореть синим пламенем.

Безымянный не нашёл, что ответить. Он знал лишь, что Сын Бога виновен, что он достоин смерти как никто другой, но вот почему… этого он никак объяснить не мог. Может и права была Василиса, когда давала ему свои советы. Может навязанной ему судьбы он избежать и не сможет, но вот понять, заслуживает ли Сын Бога смерти или нет – он просто обязан. Если это, конечно, вообще можно понять.

– Пойдём! – гаркнула сорока. – Чем раньше мы к ней придём, тем раньше сможем покинуть это проклятое место.

Безымянный не стал возражать: он последовал за сорокой, которая перебиралась с землянки на землянку и с ветки на ветку, при этом постоянно оглядываясь и озираясь, будто боясь, что кто-то совершит на неё нападение. Может лесной народ не брезговал охотой на сорок, кто знает? – как и всегда, у Безымянного в голове покоился целый объём базовой информации о жителях леса, но вот детали ускользали от него, расплывались в разные стороны, растворялись на самой периферии его сознания.

Они добрались до середины поселения, где лесные жители были уже не так малочисленны – они сбивались в группки и общались на своём лишённом согласных языке, как видимо, не зная, что Безымянный может их понимать. Кто-то считал его посланником Сына Бога, кто-то заверял, что его привели, дабы отдать в жёны Русалке, а другие, наоборот, утверждали, что он пришёл убить её, а после этого увезти их всех в рабство в Радоград и на Княжий Холм. Однако никто не испытывал к нему симпатий – Безымянному невольно казалось, что дай им волю, они бы с удовольствием разорвали его на части.

– А Сын Бога присылает сюда людей? – спросил с интересом Безымянный у сороки. – За младенцами, то есть…

– Нет, – ответил Ваня, – у них не рождаются дети. Легенда говорит, что они рождаются из листьев древних деревьев…

– Да, я знаю легенду, – поддакнул Безымянный.

– Тогда что спрашиваешь?

– Это легенда. Они же должны как-то приумножать свой род…

– Должны, – согласилась птица, – но, как видишь, у них это не очень хорошо получается. Хотя к водяным Сын тоже не наведывается. Создаётся ощущение, что ему интересны лишь люди, да более-менее развитые малые народцы – домовые, полудницы, полевики, стухачи… Так что нет. Напрямую они от него не страдают.

Безымянный снова огляделся: к его удивлению он увидел некое подобие кузницы – почти полностью разрушенное бревенчатое строение, полностью выгоревшее позади и обвалившееся спереди. На назначение дома указывала сохранившаяся и почти полностью утопшая в разросшейся траве наковальня – примитивная и грубо отлитая, но всё же наковальня. Раньше лесной народ владел мастерством придания формы металлу – это говорило о многом.

Остаток пути они провели в молчании и размышлениях. Третий Мир казался Безымянному одновременно чуждым и знакомым – некоторые вещи казались ему сами собой разумеющимися, в то время как другие воспринимались как настоящий абсурд – фантасмагория, в которую он попал против своей воли и теперь барахтается как брошенный в воду котёнок. Кажется, что даже новорожденным приходится проще – их разум ещё достаточно мал, чтобы задаваться большим количеством вопросов, а потому они усваивают новое медленно и размеренно, в то время как Безымянный буквально прогибался под весом всех тех знаний, что сваливались на него каждый час. И он понимал, что для успешного исполнения его миссии этого мало, катастрофически мало.

Наконец они добрались до границы поселения, где снова начиналась чаща – ещё более тёмная и отталкивающая, чем та, через которую они продирались вместе с Ваней. Только на этот раз посреди неё пролегла тропа – чётко выраженная и вытоптанная, она производила воистину зловещее впечатление. Над узким ходом нависали кривые пальцы облысевших ветвей, а по бокам рассыпали что-то белое… будто… кости. Десятки, сотни рыбьих костей, они походили на лезвия ножей и остро наточенные наконечники стрел – один неверный шаг, и в ногу тут же вопьются тысячи зазубренных игл. Безымянный дажё поёжился от такого зрелища.

При входе в чащу стояла закрытая корзина, где определённо кто-то возился и настойчиво пытался вырваться. До слуха Безымянного донеслись странные щелчки, будто кто-то пытался играть на ложках, но только без какого-либо ритма или последовательности.

Ваня подлетел к корзине, уселся рядом с ней, деловито клюнул какую-то крупную чёрную букашку, которая тут же вырвалась из клюва и пустилась наутёк, и обратил свой взор на Безымянного.

– Возьми корзину, вручишь ей.

Безымянный поднял бровь и опасливо приблизился к корзине. Он просто не мог не заглянуть внутрь, ибо его любопытство приняло воистину детские размеры – он аккуратно приподнял крышку и тут же отдёрнул руку, ибо в него попыталась вцепиться внушительных размеров зелёная клешня.

– Раки?! – прикрикнул он и уставился на сороку, которая, он готов был поклясться, улыбалась.

– Русалки их просто обожают! – довольно проговорил Ваня. – Эта вообще лопает почём зря. Так что преподнесёшь ей раков и будешь у неё в милости.

– Ты уверен?

– Нет, – быстро ответила птица, – но так сказала Василиса, а ни у меня, ни у тебя нет причин ей не доверять.

– У меня нет причин хоть кому-нибудь доверять…

– Но всё же ты здесь.

– Это меня и удивляет больше всего, – процедил сквозь зубы Безымянный и решил, что раз уж он здесь оказался, посреди русальего леса, то надо идти до конца.

Он аккуратно проверил, надёжно ли прикрыта крышка корзины и ухватил её обеими руками, искренне при этом надеясь, что путь до русалки не будет слишком уж длинным. Ваня же, ничего не говоря, безропотно вспорхнул и исчез во тьме рощи, куда даже не пробивались лучи яркого утреннего солнца. Делать было нечего – Безымянный шагнул за ним, навстречу своей судьбе.

Первое, что открылось взору Безымянного после долгой прогулки сквозь мрачный лесной коридор, был золотой огонь – по крайней мере, так могло показаться на первый взгляд. На самом деле это было лесное озеро, покрытое сотнями ярко-белых цветов с крупными лепестками и подрагивающими стебельками и освещённое полуденным солнцем, которое и создавало эффект пламени – настолько оно было яркое и живое. С каждой стороны озера в него впадали бодрые и игривые ручьи, чьи крупные брызги походили на россыпи бриллиантов. Безымянному даже захотелось зажмуриться, но вместо этого он лишь распахнул глаза и не мог отвести взгляда от фантастической и завораживающей картины. После отталкивающих и тёмных панорам леса, огненное озеро показалось ему настоящим чудом, которое захватывало его целиком и полностью и вводило в некое подобие транса.

Через самый центр огненного озера пролегала тропа из стёртых валунов, по которой можно было пройти лишь при помощи недалёких прыжков. Каждый булыжник увит зелёными лианами с лихорадочно-жёлтыми цветами, а округлые берега укутаны в красно-ягодный плащ – и надо сказать, что таких крупных и налитых ягод Безымянный не видел никогда в своей жизни. Точнее, он точно знал, что в обычной жизни встретить такие крупные ягоды фактически нельзя – помнить он в принципе ничего не мог. Огненное озеро определённо обладало какой-то живительной силой, и было ли это связано с магией русалки, или же наоборот – магия русалки происходила из этого источника, было ещё неясно.

Магия же у неё точно была – по крайней мере, так можно было судить по её голосу. Он распространялся по воздуху хрустальным кружевом, лился в такт прохладному ветерку, что бегал над гладью озера, создавая изощрённые узоры на блестящей глади, играл в догонялки с огненными лучами солнца и воспевал хвалу всему волшебству природы, которое создало здесь такое маленькое, но одновременно великое чудо. Её голос, полный жемчуга и сравнимый с перезвоном горного источника, проникал в самую душу, проходил сквозь всё тело, наэлектризовывая его и будто наполнял силами и одухотворённостью. Она пела про любовь, что витает вокруг каждого живого существа, про дальние края, недоступные обычному человеку, про перелётных птиц, которые видят мир с невероятной высоты, – немудрено, что песни русалок всегда привлекали не только охочих до женской красоты мужчин, но и любого человека, насколько черства не была его душа и насколько корыстны не были его намерения. Воистину, этот голос не знает границ и располагается далеко за понятиями добра и зла.

В самом же центре огненного озера, в окружении высоких бутонов осоки, расположился сотканный из корней циклопического дерева, что доминировало над водной гладью, остров, на котором и расположилась та, к которой они с Ваней так долго стремились. Надо сказать, что русалка никак не соответствовала своему окружению и казалась лишним и враждебным элементом во всей этой чуть даже не божественной картине. Когда-то она может была красивой и привлекательной, соблазняя незадачливых путешественников и затаскивая их в свою паутину обмана, но сейчас… сейчас русалка производила впечатление ожившего трупа, какой-то ошибки природы, которой не место во всём этом великолепии.

Её распухшее тело, иссушенное вытянутое лицо, длинные гипертрофированные руки и ноги, – буквально вся её кожа покрылась тёмно-зелёными пятнами, влажными и бугристыми, на локтях и коленках проступали кровавые трещины, а глаза выглядели потухшими и умирающими. Волосы, ранее напоминавшие изумрудного цвета водоросли, иссохли и выпали и сейчас на голове виднелись неприглядные залысины, покрытые коркой и коростой. Ногти доросли до таких размеров, что вросли в кору, и русалка могла шевелиться лишь при помощи резких движений, что сотрясали дерево и вспугивали сидящих на ветвях птиц – зябликов, крапивников, овсянок, свиристелей и поползней. Сама же русалка расположилась на дереве, посреди широких ветвей, которые формировали будто специально для неё сотканное ложе – от того же места, где она сидела, распространялись чёрные трещины, из которых сочилась странная и мерзкая на вид бурая жижа. Если когда-то русалка олицетворяла собой жизнь и беззаботность, то сейчас она превратилась в буквальное олицетворение разложения. Безымянный знал про то, как русалки выживают и чем именно они занимаются, прячась в глубоких лесных чащах: их пение очаровывает незадачливых и неподготовленных путников, завладевает их сознанием и заводит в своё обманно красивое логово. Там русалки окончательно порабощают их разум и тело, и пока путники наслаждаются умопомрачительным и внеземным голосом, они становятся трапезой для этих вечно голодных существ. Действительно, стоило Безымянному вглядеться в огненно-золотую гладь озера, как он понял, что всё его дно усеяно дочиста обглоданными костями – как человеческими, так и принадлежащими представителям других народов. Кто знает? – может нынешний внешний вид русалки стал её расплатой за тысячи невинных жертв?

– Что ты встал?! – услышал он недовольный шёпот Вани прямо у себя над ухом. – Невежливо же! Иди к ней!

Безымянный снова обратил свой взор на дерево русалки и обратил внимание, что прямо рядом с его стволом стоит Василиса – она распустила медно-русые волосы и теперь они покрывали всё её тело до самого пояса, а сама она облачилась в аккуратно и искусно скроенный кафтан. Если раньше она производила впечатление замученной работой крестьянки, то сейчас в ней появилась благородная осанка, а само её лицо светилось силой и уверенностью.

– Да, конечно, – отозвался Безымянный и сделал первый шаг на близлежащий валун, который оказался совсем не скользким, как могло показаться на первый взгляд. – А что говорить?

– Ничего, – подсказала сорокаю – Просто предложи ей раков и… и молчи. И уж тем более не говори ничего про её внешность: если хочешь знать, то она до сих пор считает себя писаной красавицей.

– А что случилось? – всё так же шёпотом спросил Безымянный.

– Голод, – коротко отозвалась птица. – Просто голод.

Дальше говорить было небезопасно, ибо русалка обратила на них внимание и теперь дотошно изучала Безымянного с головы до пят, будто пытаясь найти в нём что-то, что могло заинтересовать её. Он был на самой середине озера, когда она прекратила песню и улыбнулась ему, обнажив ряд чёрных и наполовину раскрошившихся зубов – если раньше на её лицо можно было хоть как-то смотреть без содрогания, то сейчас Безымянный невольно отвёл взгляд. В ответ на это русалка рассмеялась своим хрустальным смехом, подобным тысячам дождевых капель, и проговорила:

– О, да, я знаю, перед моей красотой невозможно устоять, – просто удивительно, как у этого вживую гниющего существа мог быть такой восхитительный и околдовывающий голос, от которого душа пела и хотела вырваться из тесных оков тела на волю, – однако не волнуйся, Безымянный, я не стану тебя соблазнять, как я это сделала с сотнями благородных мужей, что приходили ко мне на поклон.

– Я благодарю тебя, – собрав волю в кулак, ответил Безымянный. – Я принёс тебе дар, – он перепрыгнул на остров и аккуратно поставил корзину у корней дерева. – Это раки. Самые отборные, которых мы только смогли найти.

– Раки… – в голосе русалки одновременно послышались удовлетворение и разочарование, если это вообще было возможно. – Раки действительно чрезвычайно вкусны, и я обожаю высасывать сладкое мясо из их дёргающихся клешней. Но… но глядя на тебя… глядя на тебя я не могу не вспомнить те времена, когда мой голос распространялся по всему лесу, опоясывал каждое дерево, струился через плотный воздух и…

– Мы не за этим пришли к тебе, – оборвала её тираду Василиса, причём таким тоном, который не терпел никаких возражений. – Мы с тобой говорили об этом, или ты уже забыла о данной мне клятве?

– Я не забыла, – отозвалась русалка. – Я не нарушу своё слово, пусть я и голодна.

– Прошу прощения, что прерываю вас, дамы, – решил проявить инициативу Безымянный, – однако у меня в планах не было посещать это место и лицезреть твою красоту, о, госпожа леса. Я оказался здесь по воле случая, но не своему собственному выбору, и у меня нет желания затягивать этот разговор на слишком долгое время, – он посмотрел на Василису, которая ответила ему осуждающим, но при этом очень заинтересованным взглядом, – поэтому я задам лишь один вопрос: что я здесь делаю?

– Прошу простить моего спутника… – начала было Василиса, но русалка лишь вяло взмахнула рукой и рассмеялась, запрокинув голову назад и обнажив скукожившуюся и покрытую пятнами шею.

– Ты права, Василисонька, ты правда права, – сквозь смех проговорила она, – он и правда уникален и есть в нём что-то… нездешнее. Я бы многое отдала, чтобы спеть мою песню вместе с ним.

– Однако мы не за тем здесь, – ответила ведунья. – В великой тайне я поведала тебе о том, что случилось с Безымянным и о его миссии. Я знаю, как сильно ты ненавидишь Сына Бога, а посему раскроешь нам тайну, что ведома тебе ещё с самого начала его правления: где его можно найти?

Безымянный поднял брови и даже не постарался скрыть своё удивление: учитывая, что Сын Бога был единым правителем Третьего Мира, то он исходно предположил, что каждый его житель будет знать, где находится его дворец, замок или просто твердыня. Теперь же выяснялось, что этого не знает даже Василиса, которая, как он уже успел понять, была могущественной ведуньей, с которой считались даже такие легендарные и смертельно опасные существа как русалки. Русалка же задумалась и подтянула острые колени так, что они почти закрыли её серые глаза. Наконец она покачала головой и спросила:

– А разве это не известно? Башня Чудес Радограда.

– Милолика, – наконец назвала русалку по имени Василиса, – мы же с тобой давние знакомые. Ну, зачем ты потчуешь меня этой общепринятой ложью? Я может и живу на самом краю Третьего Мира, но даже я знаю, что там лишь ловушка для глупцов. Самого же его там нет. Как нет его в Ладожье, в Рогдене, в Княжьем Холме и в других более-менее крупных городах.

– Твои знания неполны, Василиса, – с ухмылкой ответила русалка и снова обратила свой взор на Безымянного, буквально пожирая его глазами. – А скажи мне, красавец, ты и правда хочешь убить Сына Бога?

– Хочу? – недолго думая, ответил Безымянный. – Я не знаю, чего я хочу. Однако я знаю одно – я должен это сделать. По крайней мере… я должен найти его. Надеюсь, что тогда узнаю правду о себе, и о том, почему я оказался в этой ситуации.

– Хм. А я бы хотела, чтобы ты убил его, – беззаботно ответила Милолика, растянув руки в стороны, отчего все проступающие через кожу кости неприятно хрустнули, в очередной раз вспугнув упрямых птиц, – а ещё лучше… Ещё лучше, чтобы ты принёс его труп мне. О-о-о, тогда бы он поплатился за всё, за всё, что он причинил мне…

– Чем же он провинился перед тобой?

– Ах, – русалка немного помедлила, будто размышляя, стоит ли отвечать Безымянному, но всё же продолжила, – тем, что моя красота больше не имеет ценности. Я знаю, что ты обо мне думаешь, человек: для тебя я хищница, убийца, душегубица, которой не может быть ни пощады, ни милости. Я убила и съела целую тучу таких же как ты – красивых, сильных, благородных, иногда даже мудрых и образованных мужчин, и за это вы меня ненавидите. Но подумай сам: не я выбирала эту жизнь. Не я устанавливала правила. Может быть, если бы на то был мой выбор, то я бы не стала убийцей и не выживала за счёт чужих жизней. Знакомая ведь для тебя ситуация? – и она хитро улыбнулась своим же собственным словам.

Стоило лишь только подумать о словах Милолики, как Безымянный понял, что она права: они и правда были с ней похожи. Если даже он сам и пошёл на это предприятие, то сейчас, потеряв свою память и личность, он тоже оказался невольным заложником чьей-то воли. Спрятанное в его руках оружие, одержимость смертью Сына Бога, – у него тоже не было выбора, и он тоже играл по чьим-то правилам.

– Ты воистину проницательна, – проговорил Безымянный, – но я не могу обещать, что принесу тебе бездыханное тело Сына Бога. Я даже не знаю, окончится ли моя миссия успехом, и что случится, если мне удастся его убить. Но я всё же не понял: что ты имела в виду, когда сказала, что твоя красота не имеет ценности?

– У меня было две силы, – уже с готовностью ответила Милолика, – красота и голос. Никто не мог устоять перед ними, никто не мог противопоставить им пусть даже ниспосланную небом силу. Однако с приходом Сына Бога что-то произошло. Я слабела с каждым годом, и мои чары уже не были так могущественны как раньше. Теперь же… теперь же я настолько голодна, что… что готова жрать даже этих мерзких птиц, что окружают меня подобно венку…

– У людей пропала вера, – подала голос Василиса. – Сын Бога искоренил древние верования и внушил людям, что в природе нет никакой силы, а магия является оружием в руках ведунов. Моя сила кроется глубоко во мне и дана мне по воле моих предков, а вот сила русалок зиждется на вере и страхе. Люди перестали верить в таких, как она, перестали боятся её гнева и её голода, а поэтому её голос не имеет над ними никакой власти.

– Это плохо? – резко спросил Безымянный, и сразу же поймал на себе недовольный взгляд Милолики.

Василиса же продолжала:

– Это не хорошо и не плохо: это то, на чём построен наш мир. Русалки, лешие, водяные, букавацы, ночницы, стухачи, полудницы, – все они являются частью Третьего Мира. Каждый лес, каждое поле, каждое озеро, пруд или болото являются домом для этих существ, и многие из них не могут подстроиться под принесённые Сыном Бога перемены. Да, водный народ смирился с его существованием, но это лишь потому, что он не обладает никакой природной магией: жители болота живут в гармонии с окружающим их миром, но они никогда не были частью сакральной ткани мироздания, что породила таких как я и таких как она.

– И я умираю! – истошно крикнула Милолика, и даже крик её показался Безымянному околдовыюще красивым и очаровательным. – Я умираю от голода… и именно поэтому… именно поэтому ты должен убить Сына Бога. И тогда я снова смогу насладиться сладкой человеческой плотью, напиться их густой кровью, обглодать их хрустящие косточки.

Безымянный опустил голову: спорить с русалкой не было никакого смысла, насколько бы ужасны и жестоки не были её слова. Ведь если принять на веру то, о чём ему говорили Василиса и Милолика, то может быть старый мир и правда достоин своей участи.

– Я знаю, о чём ты думаешь, – проговорила Василиса, будто отвечая на его мысли. – Русалки, как и многие другие духи природы, кажутся жестокими и бессердечными, но подумай сам: когда люди верили в них, в мире правил баланс. Ни один род не возвышался над другим, и всё пребывало в равновесии. Люди занимали сильное положение за счёт своих изобретательности и интеллекта, дети природы выживали за счёт своих врождённых способностей и человеческих веры и крови, а ведуны и ведуньи были посредниками между двумя половинами мира. Опять же… я не говорю, что Третий Мир был идеален, но… он был. Сейчас же балом правят люди: они не верят в силы природы и полагаются лишь на своего единого Бога, Сыном которого, предположительно, является тот, кого ты должен убить. Да, они значительно продвинулись за счёт наук и механики, но… кровь продолжает литься. Сын Бога жестоко расправляется со своими противниками и не стоит забывать про Живую Дань. Вместе с этим умерла вера людей в природу и, как следствие, её дети умирают.

– Но ещё позавчера ты говорила обратное?! – возмутился Безымянный, – Каким же твоим словам я должен верить?

– Я не говорила ничего обратного, – бескомпромиссно проговорила Василиса. – Я лишь ставила перед тобой те вопросы, на которые ты должен ответить. Я лишь наблюдатель в этом мире, а вот люди, русалки и сотни других существ являются его истинными обитателями. Однако я предлагаю перенести эту дискуссию на другое время, тем более, что Милолике становится всё тяжелее сдержать своё слово.

Безымянный снова обратил внимание на русалку и, действительно, она пауком сползла со своего помоста, обломив вросшие в кору ногти и пропарывая глубокие борозды в стволе дерева.

– О, нет, – шипела она, – я просто хочу понюхать его… И если он позволит мне это сделать, то я скажу… я скажу, где вам найти его.

Безымянный задумался лишь на секунду: Милолика и правда была катастрофически опасна, но, если судить по его прошлым передрягам, он мог более чем эффективно постоять за себя. Его татуировки в виде змей могут спасти его даже от самых смертоносных монстров, что и говорить о русалке, сравнимой с живым трупом, неуклюжим и ослабленным долгими годами голода. Он кивнул, и Милолика сразу заулыбалась от уха до уха и продолжила подползать к Безымянному.

Тогда до него дошёл запах – неясные и отдалённые его нотки он слышал ещё до этого, но сейчас он проник в его лёгкие подобно ядовитому облаку, заставив закашляться и буквально согнуться пополам. Это была сладкая и приторная вонь тела, которое в течение десятков лет медленно разлагалось и тухло, истекая соками смерти и забвения. Если бы не все те кости, что плотным ковром усеивали дно огненного озера, то он и правда мог бы назвать Милолику самым несчастным существом в мире. Одно дело – умереть быстро и благородно во время битвы, и совсем другое – умирать в течение тысяч дней, в тоскливом забвении и ни с чем несравнимым одиночестве.

Русалка подползла к нему вплотную, и Безымянный собрал в кулак всю свою волю, лишь бы не выдать своего непередаваемого отвращения. Она обнюхивала его истощённым изголодавшимся зверем, постоянно причмокивая и придыхая, раскрывая рот и капая чёрной слюной прямо на его сапоги и на землю, от чего корни дерева сразу темнели и скукоживались.

– М-м-м-м-м. И правда, – наконец сказала она, закончив свой мерзкий ритуал и глядя прямо в глаза Безымянному, – ты и правда уникален. Такой чистый, такой девственный, такой сладкий. Я чувствую в тебе великую силу, и она опьяняет, – выдающийся кадык русалки задрожал, и она закатила глаза в мечтательном блаженстве, – но я не пойду против своего слова ради трапезы. Ведь если ты убьёшь Сына Бога, то есть шанс, что старый мир вернётся… и я снова буду питаться человеческим мясом, и мои силы снова расцветут самым прекрасным цветком леса и вод. Ищите его там, где я и сказала: в Башне Звёзд в Радограде.

– Его нет в этой башне! Ты должна сказать нам правду! – сразу же отозвалась Василиса.

– Башня, моя дорогая ведунья, – Милолика развернулась и нехотя поползла обратно к своему ложу на дереве, – простирается не только в небо, но и под землю. Сотни этажей под земной твердью, стены из закалённого железа, неведомые механизмы, сконцентрированные сферы магической силы, полчища его безликих воинов… Вы даже не представляете, что ждёт вас в этом проклятом месте.

– Под землёй… – эхом отозвалась Василиса, как видимо, поражённая таким откровением.

– Откуда тебе это известно? – спросил Безымянный, также не могущий поверить своим ушам. – Ты же была здесь всё это время?

– Хм, – ответила ему Милолика с дрожью в голосе, – последний мой обед. Тридцать три года назад. Отнюдь не такой сладкий и нежный как ты, Безымянный. Он пришёл на зов моего пения, и я съела его пусть и с отвращением, ибо мясо его было сухо и лишено кровавых соков. Он родился в подземном дворце Сына Бога и видел всё. «То, что построено, рушимо не может / То, что сокрыто, узримо будет / Зеркало душ твой путь проложит / И дух твой в царство теней отбудет». Теперь оставьте меня. Можете переночевать в городе моих слуг, но с утра, чтобы духу вашего здесь не было.

И больше русалка не проронила ни слова.

Весь обратный путь до городка лесных жителей троица провела в молчании, обдумывая слова Милолики и переваривая всё произошедшее – как её ужасающий и отталкивающий вид, так и просто невероятную информацию о подземной башне Сына Бога. Разве это было возможно? – стоить под землёй такие массивные и нереальные конструкции? Безымянный знал, что практически в каждом доме есть подвал, но это было буквально ни с чем несравнимо. Сотни этажей… Если это была правда, то Сын Бога воистину обладал силами, которые превосходили всё, что только могло существовать в Третьем Мире. Что мог он противопоставить такой мощи?

Как только Безымянный, Василиса и Ваня снова вышли к поселению, ведунья даже и не подумала останавливаться, при этом коротко бросив, ни в кому в частности не обращаясь:

– Мы здесь не ночуем. Милолика может и обещала мне не проявлять агрессии, но её поведение говорит об обратном. Она катастрофически голодна, и не сможет долго терпеть. В лучшем случае мы сможем перебить половину её приспешников из лесного народа, но даже наших сил не хватит, чтобы справиться с ними со всеми.

Безымянный не хотел с ней спорить – ему подсознательно хотелось убраться как можно дальше от этого места, от этого леса, от этого огненного озера – такого красивого снаружи, но такого уродливого внутри.

Даже не доходя до центра поселения лесного народа, они свернули вправо и углубились в лес, на этот раз практически полностью состоящий из провислых берёз и редко встречающихся осин. Разговор не клеился, лишь изредка путники перебрасывались ничего не значащими фразами, даже если у Безымянного и было где-то около тысячи вопросов к Василисе. Однако все их можно было отложить на потом. Вместо этого они время от времени останавливались то на одной прогалинке, то на другой, запасаясь рослыми и плотными грибами и собирая поздние лесные ягоды, немного размякшие, но от этого не менее вкусные и насыщающие.

Идти пришлось ещё долго – Василиса утверждала, что Милолика сможет до них добраться даже в самой дальней лесной глуши, но чем дальше они уйдут от поселения, тем меньше она будет слышать запах Безымянного и, может быть, найдёт в себе силы сдержать своё слово. Он искренне не понимал, зачем им соблюдать такие предосторожности с его оружием, которое не даст в обиду ни его, ни его вынужденных спутников, но решил не спорить с ведуньей. Тем более, что ему самому до сих пор было противно и гадливо от пережитого.

Лес уже оделся в плотные чёрные одежды, когда Василиса наконец шумно выдохнула и скомандовала располагаться на ночлег. Безымянный сбросил на моховой ковёр свой мешок и пристроился у корней крупного дуба, около которого не было видно ни насекомых, ни колючих растений. Спать в лесу – не самое приятное удовольствие, но выбирать пока не приходилось.

Они развели небольшой костёр, насадили собранные грибы на заострённые палочки и на удивление вкусно поужинали. Безымянный не отказался бы поохотиться на какую-нибудь дичь, но в ночи это было практически невозможно. Стёршие ему память ведуны может и дали ему невиданную силу в виде огненных змей, но вот про ночное зрение забыли – хотя он вполне мог предположить, что нападать на Сына Бога лучше как раз в темноте. Хотя нет – глупая мысль: если он мог построить настоящий подземный город, то мрак вряд ли нёс ему угрозу.

Безымянный пережёвывал нежную шляпку подберёзовика и исподтишка поглядывал на Василису, понимая, что ошибся насчёт неё. Если с самого начала она показалась ему женщиной невзрачной и посредственной внешности, то сейчас она производила воистину трепетное впечатление. Он до сих пор не мог назвать её писаной красавицей, но её манера держаться и благородная осанка делали её воистину привлекательной. «Не о том я думаю, – успокоил себя Безымянный и, бросив голую ветку в огонь, поднялся от костра.

– Завтра мне нужны ответы, – пробубнил он.

– Ответы? – Василиса выглядела удивлённой.

– Да. К примеру: почему ты здесь?

– Я думала, ты будешь не против. Я ведь помогаю тебе.

– Это не ответ. Ответь завтра.

Безымянный поймал взглядом её неуверенный кивок и отошёл в темноту.

Глава 5: Война грибов

Безымянный проснулся резко, будто кто-то бесцеремонно вырвал его из сна. Василиса уже не спала и сидела на корточках неподалёку, пристально разглядывая Безымянного своим сосредоточенным стальным взглядом. Он был не настолько наивен и понимал, что не только он к ней присматривается. Василиса тоже пыталась понять его; у неё определено были какие-то скрытые мотивы, что-то, чего она хотела добиться, и сейчас пыталась понять, подойдёт ли Безымянный для этих целей. Он не хотел отказываться от помощи Василисы: действительно, в этом теперь уже чуждом мире ему нужен был проводник, а ему повезло найти более чем достойного претендента на эту роль. Стоит, конечно, признать, что Безымянный пока ещё не видел ни одного магического заклятия в исполнении ведуньи, но зато она оказалась ценнейшим кладезем информации. Именно она подсказала ему, как пользоваться Немым Языком, и именно благодаря ей он теперь знает, где искать Сына Бога. Однако вопрос оставался неизменным: почему Василиса здесь?

– Светлого тебе утра, – подала голос ведунья, чьи волосы казались медными на ярком солнечном свете, что яркими янтарными столбами спускался с крон деревьев, – если хочешь омыться, то тут недалеко есть ручей, ты найдёшь его по журчанию. Если нет, то тебя ждёт завтрак.

– Завтрак? – удивлённо переспросил Безымянный, вставая с мшистой постели, стряхивая с себя случайно забредших насекомых и попутно разминая залежавшиеся кости и мышцы.

– Я человек запасливый, – гордо ответила Василиса, – и взяла с собой своих фирменных лепёшек из специального теста. Я немного поколдовала над ингредиентами, и теперь они не зачерствеют в течение нескольких недель. Плюс к этому я дала Ване волшебный клубок, он полетел на разведку. В теории, я знаю, как выйти из этого леса прямо на Столичный Тракт, но так мы ещё дня три через чащи шагать будем. Милолика же говорила мне, что на востоке лес примыкает к великой реке, посреди которой стоит одинокая колокольня, а она укажет нам путь к ближайшему городу. Я никогда о таком не слышала, но думаю, что нам не помешает туда заглянуть – пополнить запасы еды и обзавестись обмундированием получше.

– Я не против, – Безымянный прослушал половину из того, что говорила ему Василиса, ибо до сих пор пребывал в полусне, – однако меня очень волнует вот это вот «нам».

– Да, я помню про твои вопросы, – Василиса возвела глаза к небу. – Иди, омойся, а после поговорим за едой. Думаю, это будет и для меня важно.

Безымянный лишь развёл руками и решил последовать совету ведуньи – он понял, что не мылся с тех самых пор, как проснулся в пещере на болотах, а посему его кожа чем только не была покрыта: и засохшей кровью огромного жаба, и мелкими листиками, что настырно липли к его пористой коже, и даже ошмётками раздавленного лесного гнуса, что не отставал от него ни на секунду. И это если не вспоминать об обычных отходах человеческой жизнедеятельности, таких как, в лучшем случае, пот.

Журчание и правда забрело к нему в уши, стоило ему лишь сделать несколько шагов прочь от импровизированного лагеря. Ручей оказался хоть и не особенно полноводным, но зато кристально чистым: сквозь него было чётко видно дно, покрытое песком и мелкими камешками. Безымянный обернулся, огляделся, пожал плечами и торопливо снял с себя всю одежду, которую, конечно, тоже было бы неплохо постирать и привести в опрятный вид, но с этим лучше подождать до города. Омовение и правда пошло ему на пользу – он даже потратил на плескание в ручье больше времени, чем исходно предполагал. Ненароком Безымянный заметил, что на другой стороне ручья растут какие-то просто гигантские грибы – настолько, что шляпки их достигали нескольких шагов в диаметре, а ножки можно было обхватить лишь двумя ладонями, да и то крупными. Причём, на первый взгляд, они были съедобными: губчатые шляпки нетронуты паразитами и вечно голодными насекомыми, и Безымянный уже представил, какой вкусный аромат распространится от них, стоит лишь только насадить их на ветку и поджарить над открытым огнём.

Он сглотнул слюну и решил обязательно вернуться сюда после разговора с Василисой – а всё-таки это дело ему нужно было непременно уладить. Одно лишь странно – Безымянному на секунду показалось, что под шляпкой одного из грибов кто-то прячется; некий миниатюрный человечек, чья хитрая улыбка сверкнула на утреннем солнце, а потом немедленно испарилась. Однако он решил не придавать этому значения: в конце концов, ему могло и показаться спросонья, а если там и спрятался некий грибной народец, то он вряд ли представляет хоть какую-то опасность.

Безымянный вернулся к Василисе довольный жизнью и проникнутый новыми силами – вода наполнила его мышцы силой, а жилы – дополнительной стойкостью.

– Надеюсь, ты не ел грибы на другой стороне ручья? – тут же спросила его ведунья. – Я совсем забыла тебе сказать.

– Ммммм… нет, – настороженно ответил Безымянный, – А что такое?

– Живые они, потому и выросли такие большие, – как ни в чём не бывало, объяснила Василиса. – Говорят, раньше это были жители деревни Белянки, что стояла посреди берёзового леса на юге отсюда, но их заколдовала одна из древних ведуний. Причём по надуманной причине: дескать, жители деревни слишком часто наведывались в лес в поисках клада под цветущим папоротником. Вот она и решила, что если они всегда будут жить в лесу, то и клад найдут быстрее – превратила их в живые грибы. А теперь вот они воюют с кичливой ягодой.

– Что?!

– А что, этого у тебя в голове нет? Я думала, что тебе оставили базовые знания о Третьем Мире.

– И это ты называешь базовыми знаниями? – возмутился Безымянный. – Да я уверен, что большинство нормальных людей в мире слыхать не слыхивали про эти живые грибы и их войну… с кем?!

– С кичливой ягодой, – отозвалась Василиса. – Вот видишь? Именно поэтому я тебе и нужна. Кто ещё будет снабжать тебя такой информацией, да ещё задаром. Поверь, я тебе пригожусь.

– В этом я не сомневаюсь, – Безымянный присел рядом с ведуньей и взял в руку несколько её лепёшек, которые и правда были на удивление мягкими и свежими, – но меня волнует другое. Почему ты здесь?!

– Поясни.

– Ой, не надо, ты прекрасно понимаешь, о чём я спрашиваю! – закатил глаза Безымянный. – Просто ты не хочешь сразу раскрывать все карты, а потому и задаёшь такие вопросы. Давай так: я не хочу церемониться с тобой, а потому, если ты не говоришь мне всю правду сейчас, то я отправляю тебя домой и сам ищу свой путь. Прошу заметить, что я исходно не напрашивался на твою компанию, хоть и благодарен тебе за твою помощь.

– Что же, справедливо, – нахмурилась Василиса, – но я думала, что ты, будучи сейчас самым одиноким человеком во всём Третьем Мире, только лишь обрадуешься моей компании. Видимо, я ошибалась, – она помолчала, будто обдумывая слова Безымянного. – Что же, хорошо. Когда мой сын умер, я… я будто застыла на месте. Вся моя жизнь превратилась в рутину, и ничто не доставляло мне никакой радости. Траур закончился, жизнь продолжалась, но я этого не хотела. Жизнь же моя, как и любого человека с магическими способностями, мне не принадлежит – я не могу отдать её или лишиться её даже по такой причине. Так что я жила, но, правильнее будет сказать, существовала. Я сотню раз хотела покинуть деревню водяных и поступить в услужение к какому-нибудь князю, но… не могла. Всё казалось мне каким-то… обыденно мерзким. Однако ты… кажешься другим. Я ещё не до конца поняла, почему именно, но я чувствую, что в путешествии с тобой я не только снова смогу найти себя, но и приму участие в чём-то… важном. Значимом.

– Так ты и правда считаешь, что Сын Бога достоин смерти?

– Пойми, Безымянный, – вздохнула ведунья, – такие как я не имеют права на собственное мнение. Однако я хочу, чтобы оно было у тебя – когда ты проснулся в пещере, у тебя не было выбора. Я же хочу тебе его дать. А ещё пойми следующее: никто не достоин смерти. Однако мы живём в мире, где её не избежать. Может быть, Третий Мир когда-нибудь и придёт к тому, что сможет меняться без кровопролития, но сейчас… я не вижу другого пути. Как бы это ни было прискорбно. Твоя же миссия… я вижу в ней величие. Я чувствую, что встреча с тобой стала началом чего-то большого и важного не только для меня, но и для всего Третьего Мира. Я не могу просто сидеть, когда происходят такие важные события – это было бы просто глупо.

– Ясно, – Безымянный шумно выдохнул, рыча как усталый пёс, – тогда ты можешь идти со мной.

Василиса подняла бровь, будто намекая Безымянному, что она и не думала спрашивать его разрешения.

– Это моя битва, – ответил он на её жест, – не только с Сыном Бога, но и с самим собой и теми, кто обрёк меня на этот ужас забвения. Я могу пройти этот путь один, а потому только мне решать, идёшь ли ты со мной или нет. Я очень уважаю твои навыки, Василиса, но не стоит так зазнаваться.

Внезапно ведунья громко расхохоталась, и её искристый смех звонко разнёсся по лесу ярким эхом.

– Что же, ты прав, – проговорила она сквозь хохот, – Ты конечно прав. Но я бы всё равно пошла с тобой, даже если бы ты и заупрямился.

– Хм, – только и смог ответить Безымянный и снова вгрызся в мягкую и насыщающую лепёшку.

День уже клонился к полудню, когда они начали собираться в путь – костёр был тщательно потушен, а все пожитки помещены в мешки и наплечные сумки. Правда, им ещё нужно было дождаться отправившегося на разведку Ваню, который уже начинал задерживаться, но путники решили, что лучше быть наготове и не тратить время на сборы.

Прошёл ещё час, когда Василиса начала волноваться и исступлённо ходить от одного дерева к другому, время от времени вглядываясь в чащу и прислушиваясь к каждому хлопанью крыльев. Безымянный сидел на земле, подперев спиной посеревшую от времени берёзу и поигрывал мечом, который критически нуждался в заточке. Он посматривал на ведунью и думал о том, что даже если она и говорила правду, то отнюдь не всю. Он и сам не понимал, откуда у него взялась такие мысли, но вера давалась с трудом и даже такие искренние слова казались туманными. Безымянный прекрасно понимал, что обмануть такого человека как он не составит никакого труда – его разум был чист от суждений и большинства информации о жизни Третьего Мира, а посему Василиса вполне могла задурманить его голову ложью и впоследствии использовать в своих корыстных целях. Но вот каких? Надо быть начеку.

– Он уже должен был давно вернуться, – подала голос ведунья. – Что-то не так.

– Но мы даже не знаем, где искать, – отозвался Безымянный. – Ты же ведунья, можешь найти его по… не знаю… духовному следу?

– Нет такой вещи как духовный след, – сухо ответила Василиса. – И нет, я не могу найти свечение его разума. Я могу превратить тебя в сороку, но рискну предположить, что это будет контрпродуктивно для нашей миссии.

– Ты сама говорила, что дала ему волшебный клубок, – пожал плечами Безымянный, – значит, он должен найти путь обратно. К тому же… разве мы не можем сами пойти по нити?

– Можем, – поддакнула ведунья, – но она приведёт нас в другое место, и мы будем плутать. Клубок не только показывает дорогу, но и запутывает врагов. Так что идея хорошая, но нет.

– А что мы можем сделать?

– Ну, мы можем попросить жителей леса о помощи. Но… я бы не хотела просить абы кого, ибо у Сына Бога много последователей.

– Ты вполне можешь спросить вот этот гриб. – как ни в чём ни бывало проговорил Безымянный.

– Гриб? Какой гриб?

– Тот, что смотрит на меня из кустов.

И правда – стоило Василисе бросить взгляд на указанное Безымянным направление, как она увидела вооружённый блистающей на солнце саблей гриб, который очень неловко прятался в кустах. Он немедленно недовольно запыхтел и вышел на всеобщий обзор, неуклюже передвигая бугристые и неровные лапки, и покачивая плотной шляпкой в разные стороны. Лицо живого гриба располагалось прямо на толстой ножке, но при этом глаза его были лишены век и зрачков, а постоянно открывающийся и закрывающийся рот казался беззубым и лишённым языка. Зато шляпка производила впечатление – она была светло-коричневой и чрезвычайно ровной: если бы гриб не был живым, то любой грибник согласился бы, что из него получится фантастический суп. Безымянный решил не оставаться в долгу, а посему взмахнул тупым мечом и поднялся на ноги, заняв оборонительную позицию.

– Тебе что надо, гриб? – спросил он.

– Я – гриб-боровик, – гордо проговорил нежданный гость, – и я приходить просить помощь человеков!

– Нет! – быстро отозвался Безымянный. – Что-то ещё?

– Но вы даже не слушать гриб-боровик! – возмутился живой гриб. – Я даже не успеть объяснить, в чём суть помощь!

– У нас нет на это времени, просим прощения, – Василиса избрала более дружелюбный тон по сравнению с Безымянным, но даже так было ясно, что она не потерпит возражений. Однако грибу, как видимо, это было непонятно.

– Ягода кичливая захватить в плен грузди могучие! – отчаянно воскликнул он. – Вы помогать! Другого варианта нет.

– Так, Боровик, или как там тебя, – Безымянный не хотел церемониться, – в отличие от вас я ничего против ягод не имею, и мне эта ваша война абсолютно непонятна. Более того, у нас потерялся компаньон, и у нас нет времени на ваши сражения.

– Помогать грибам, грибы помогать вам! – не сдавался Боровик. – Мы находить друг.

– Мы постараемся справиться самостоятельно, – миролюбиво проговорила Василиса.

– Но…

– Слушай, гриб, – уже раздражённо проговорил Безымянный, – давай ты не будешь испытывать моё терпение: мы уже несколько дней блуждаем по лесу, и я бы не хотел ввязываться в бессмысленные истории ради непонятных мне целей.

На этот раз Боровик основательно задумался и даже покачал шляпкой, что было бы по-настоящему уморительно, если бы Безымянный не был так раздражён. Наконец гриб снова уставился на воина и на этот раз на удивление зло пробормотал:

– Если вы не помогать нам, то вы – враг! – и, не дав Безымянному опомниться, кинулся на него, хаотично размахивая саблей.

Безымянный отреагировал не сразу, а потому не успел парировать удар и тот пришёлся прямо ему по животу – благо, что его надёжно защищала ржавая кольчуга, и крови удалось избежать. Однако удар оказался на удивление сильным, и он повалился на землю, неприятно стукнувшись головой об корень. Он хотел было выругаться, но гриб решил не терять времени даром и уже успел подскочить к воину, намереваясь вонзить ему саблю прямо в горло. Безымянный откатился в сторону, и сабля Боровика прошла мимо, вонзившись в корень и накрепко застряв в нём. Гриб немедленно завопил и попытался броситься на воина с голыми руками, но тот уже был готов. Одним лёгким движением он размахнулся мечом и разрубил гриб напополам, ожидая увидеть лужи крови и кучи внутренностей. Однако этого не было – Боровик оказался обычным грибом, с волокнистым равномерным телом, так что жизнь в этих грибах, как видимо, поддерживалась при помощи магии.

Поверженный враг более не двигался, Безымянный отставил меч в сторону и гневно посмотрел на спокойно стоявшую в сторонке Василису.

– Спасибо за помощь, – саркастично сказал он.

– Я не сомневалась, что уж с этим-то ты справишься, – пожав плечами, ответила ведунья, – но мне нужно было кое-что проверить. Почему твои татуировки не сработали?

Безымянный замер и задумался – вопрос был вполне логичным, а он даже и не подумал об этом. Он немедленно сконцентрировался и постарался вызвать огненных змей силой мысли, а для верности даже взмахнул руками, но из этого ровным счётом ничего не вышло. Татуировки так и остались неподвижными, и ни одна из змей даже не потрудилась как-то отреагировать на потуги Безымянного.

– Не знаю, – наконец ответил Василисе Безымянный, – раньше срабатывали.

– Хм, – ведунья состроила задумчивую рожицу, – я думаю, что они работают только тогда, когда твоей жизни есть настоящая угроза. То есть они не дают тебе умереть, как, например, в чреве жаба. Только вот интересно…

Только вот дорассказать Безымянному о своих думах она не успела, так как со всех сторон до путников внезапно донёсся глубокий и протяжный гул, будто издаваемый сотнями затаившихся зверей. Он наполнял собою всё пространство и казался угрожающим и воинственным.

В этот момент, по какому-то просто уникальному совпадению, из глубокой чащи выпорхнул Ваня, у которого был более чем жалкий вид – он не досчитывался примерно четверти перьев, а одно крыло смещалось в сторону, из-за чего сорока летела неуклюже и постоянно вихляла.

– Вы даже не представляете, что со мной было! – жалобно проговорил Ваня, но тут же замолк и приземлился на ветку рядом с Василисой. – А что у вас тут делается?!

В ответ на его вопрос из-за деревьев и кустов повыскакивали сотни вооружённых и разгневанных грибов: белые грибы с саблями и шпагами, мухоморы с высоченными копьями, блестящие маслята с луками, обманчиво белоснежные поганки с кинжалами, благородные подберёзовики с мощными увесистыми дубинками, скрюченные лисички с дубинами и палицами. За ними, продолжая прятаться в кустах, мельтешили грибы побольше – они казались ещё более угрожающими, особенно за счёт массивных алебард и двуручных мечей. Грибы продолжали издавать угрожающие звуки и медленно надвигались на троицу, очевидно подумывая о том, чтобы насадить Безымянного, Василису и Ваню на своё оружие.

– Из огня, да в полымя… – процедила птица, но улетать не стала, как видимо, не желая бросать свою владелицу.

– Нам надо бежать, – ведунья бросила на Безымянного убеждённый взгляд, и тот уверенно кивнул головой: он может и чувствовал в себе силы настоящего воина, но грибов было слишком много. Как же они только что убедились, на огненные татуировки надеяться было нельзя. – Ваня, веди!

– Это было бы просто, если бы я помнил дорогу! – панически крикнула сорока и затрясла крыльями, как видимо, в панике.

– У тебя же клубок был! – прикрикнул на него Безымянный, уже вступивший в бой в бойкой поганкой, которая попыталась проткнуть ему ногу кинжалом, но была разрублена на несколько мелких кусков. Безымянный же мигом схватил упавший на мшистый ковёр кинжал и метнул его в целившийся в него из лука маслёнок.

– Был, да вот нет его!! – крикнул Ваня, уворачиваясь от стрелы. – Я же говорю, со мной беда была… но я нашёл выход из леса!

– Не важно! – прикрикнула Василиса, сделала пасс руками, от чего воздух вокруг неё всколыхнулся и несколько грибов со скоростью брошенного из пращи камешка полетели в разные стороны, смачно впечатываясь в стволы деревьев и сметая других воинов мицелия. – Хотя бы примерное направление помнишь?

– Ну… да…

– Тогда лети, а мы за тобой!

Ваня не стал разглагольствовать и метнулся в сторону чащи, а Безымянный и Василиса побежали за ним, попутно сражаясь с подоспевшими грибами и скрываясь от неумело пущенных стрел, мелких копий и камней. Попутно приходилось и сражаться, но грибы пусть и были многочисленны, но не представляли для Безымянного никакой реальной угрозы – по крайней мере, поодиночке. Правда ему всё-таки попался один зазнавшийся белый, который смог извернуться и поранить воина в ляжку, но, как видимо, рана была неглубокой, так как бега Безымянный не замедлил.

– Вот уж не думал, что буду от грибов удирать, – прокричал он ведунье, которая бежала впереди.

– Третий мир и не такое предложить может! – не замедлила ответить она и снова взмахнула напряжённой рукой, от чего выскочивший из-за старой берёзы гриб-зонтик буквально развалился на сотни мелких кусочков.

Погоня продолжалась, и Безымянный понял, что если ничего не изменится, то рано или поздно ведунья не сможет дальше бежать – он уже слышал, как тяжело она дышит и понимал, что она постоянно сбивается с ритма и спотыкается. Как видимо, боя не избежать – особенно если учесть, что воинственная грибная армия не хотела сдаваться и на удивление быстро преследовала путников. Безымянный хотел окликнуть ведунью, но та остановилась сама, внимательно посмотрела на него и спросила:

– Сможешь меня нести?

– Эээм… думаю, да, – удивлённо отозвался тот.

– Я их остановлю, но мои силы будут исчерпаны. Тебе придётся нести меня! Пойдёт?

Безымянный в ответ лишь кивнул головой, и Василиса, не теряя времени даром, широко расставила ноги, распростёрла руки, подобно парящей птице, закрыла глаза, и задрожала, мямля какие-то непонятные и пугающие слова, которые становились всё громче и громче. Её волосы наэлектризовались и взметнулись вверх подобно живым и дышащим змеям, придавая Василисе пугающий, но на удивление зачаровывающий облик. Сквозь неё струилась невиданная Безымянным мощь, и он в очередной раз безмолвно поблагодарил ведунью за то, что она решила пойти с ним.

– Гляди в оба, дурень! – раздался прямо над ухом крик Вани, и Безымянный тут же почувствовал противную и режущую боль в ноге.

Прямо по его сапогам карабкались мелкие грибы, опята, если он не ошибался, чьи рты были усеяны десятками заострённых и покрытых чьей-то кровью зубов: они скалились, улюлюкали и попутно кусали Безымянного в ногу, вырывая небольшие куски кожи и даже плоти. Воин с остервенением скинул их со своей ноги, но пара особо упорных опят успела впиться ему в ладонь, а ещё одна гадина укусила его в кожу между большим и указательным пальцами. Вся эта наглая троица удостоилась особо жестокой смерти – Безымянный раздавил их, превратив в кашу, а потом сбросил ошмётки на землю.

Василиса продолжала колдовать, и земля под ногами неуверенно задрожала, лениво и с неохотой отзываясь на зов ведуньи. Деревья над ними зашлёпали ветвями будто в какой-то панике, а в воздух взметнулся косяк мелких птиц, которые до сего момента прятались в гуще укромных листьев. Только вот всё это продолжалось слишком долго: Безымянный успел разрубить пополам ещё пять воинственных грибов, один из которых даже хотел приложить воина внушительных размеров алебардой. Новая же напасть была ещё более ужасающей: к Безымянному подскочило несколько грибов с вытянутой ножкой и странно выглядящей конической шляпкой, которая невольно напомнила ему…

– Ваня, что это за срамные грибы?! – тут же спросил Безымянный и размахнулся своим оружием.

– Нет, не трогай их!!! – завопила птица, но было уже поздно: воин отрубил шляпку одному из сомнительного вида грибов и тут же почувствовал жутчайшую вонь.

– Мать моя женщина! – только и смог выругаться Безымянный, чувствуя как под ним подкашиваются ноги, и он куда-то летит.

– Это же весёлки! Фаллюсы нескромные! Срамотники! – пыталась докричаться до него сорока, но Безымянному было уже не до этого.

Ещё один вонючий гриб забрался ему на грудь, и воин невольно запаниковал, не зная, что ему делать: к горлу подобралась свербящая тошнота, а глаза заслезились, закрывая ему всякий обзор. Спасение пришло неожиданно.

Василиса, наконец, закончила произносить своё бесконечное заклинание и с размаха хлопнула в ладоши, что пустило настоящую волну первобытной мощи по всему лесу. Безымянному показалось, что сам воздух завибрировал перед его глазами, и весь обзор покрылся рябью, будто он начал слепнуть. Заклинание возымело своё действие, и покрывавшие воина срамотники вскрикнули и мигом бросились наутёк, да так, будто в них вселился непереносимый и всепоглощающий страх. Безымянный тут же вскочил на ноги, собравшись с силами и пытаясь противостоять чарам Василисы – его глазам открылись целые отряды грибов, которые беспорядочно носились взад и вперёд, постоянно сталкиваясь шляпками и сваливаясь в кучи-малы. Земля сотрясалась от энергетических импульсов и казалось, что сами деревья вопили от первобытного ужаса, нарушая своё многовековое молчание. Ещё несколько мгновений, и троица путешественников стояла в гордом одиночестве посередине опустевшей чащобы: Василиса мигом упала на колени, трясясь в бессилии и дыша так часто, будто у неё вот-вот должен начаться сердечный приступ, а Безымянный обнаружил, что снова лежит на лесном ковре из мха, перегноя и всевозможных душистых трав, при этом закрывая лицо руками, будто желая отгородиться от выпущенных на волю сил первобытного хаоса. И только лишь Ваня сидел на ветке, как ни в чём не бывало.

– Как-то слабо в этот раз, – скучающим тоном подытожил он. – В прошлый раз у меня клюв оторвало от её силы.

Ответа не последовало.

– Если вам всё ещё интересно, то на меня напали какие-то охотники, – весело проговорила сорока, пока Безымянный поднимался на ноги и медленно ковылял к Василисе, которая, казалось, вот-вот лишится чувств. – Странные ребята, в кожаных масках без прорезей для глаз, будто под безликих пытаются сойти. Однако из луков стреляют как мастера – если бы не моя невероятная реакция, то быть мне сейчас на их вертеле. Только вот клубок я выронил от испуга, почему-то не ожидал, что они сразу же по сорокам стрелять будут, – птица помолчала. – А у вас, как я смотрю, грибы. Это вы как впутались?

Безымянный поднял на руки ведунью, в которой не было сил даже для того, чтобы обхватить его шею руками, и бросил взгляд на Ваню:

– Потом! – отрезал он. – Куда идти? Мы близко?

– Наверное, – отозвалась обиженная сорока. – Вроде места знакомые, даже если я и не…

– Что?!

– Мммм… Даже не знаю, как и сказать, – пробубнил Ваня. – Я почему-то не подумал, что эти охотники могут за мной последовать. А теперь вот целый десяток из них целится в нас из своих луков…

– Что…? – запнулся Безымянный. – Где?!

– Ты не увидишь, – раздался чужой голос, приглушённый и хриплый, будто принадлежащий любителю жевательного табака. – Вам придётся проследовать за нами. Думаю, для вас это не будет тяжким трудом: судя по направлению вашего движения, вы как раз направлялись в Подречье.

– Подречье? – переспросил Безымянный. – Если это город, то вполне возможно. Моя спутница говорила, что тут есть какое-то поселение, а нам не помешало бы купить хорошее обмундирование и припасы, ибо нас ждёт далёкий путь.

– Могу я уточнить, – странное дело, но обладателя голоса видно не было, однако раздавался он так чётко, будто говорящий стоял прямо напротив Безымянного, – куда вы держите путь? А особенно Василиса, повелительница древних знаний. Давно я тебя не видел и надеялся, что больше не увижу никогда.

– Я не знаю, о чём ты! – зарычал Безымянный. – Только я привык видеть человека, с которым я говорю.

– Боюсь, с этим будет заминка, – из чащи прямо перед воином вышел описанный Ваней охотник в отлично подогнанных холщовых штанах и зелёно-жёлтой тунике, которая практически идеально сливалась с цветами леса и превращала своего носителя в невидимку; более того, у него на голове и правда была странная кожаная маска без каких-либо отличительных черт и больше всего напоминающая небольшой мешок, – ибо меня здесь на самом деле нет. Я, а то есть носитель этого голоса, нахожусь за несколько десятков километров от вас, в уже упомянутом мною Подречье, наместником которого я и являюсь.

– Я не понимаю…

– Он тоже маг, – подала голос Василиса, из последних сил приподняв голову и также бросив взгляд на охотника, – а перед тобой – пустышка. Он, скорее всего, вторгся в его разум и теперь вещает его устами…

– У каждого из нас свои таланты, – пожал плечами охотник/ – Я лишь пользуюсь тем даром, что был дан мне Отцом и Сыном его. Теперь же давайте я объясню вам, что происходит, и что произойдет вскорости. Я не знаю насчёт этого вот бугая, но вот присутствие Василисы так близко к моему городу является опасностью для моих интересов. Так что я выношу вам официальное приглашение к посещению Подречья, где вы будете пребывать на статусе заключённых – до тех пор, пока Василиса не согласится ответить на все мои вопросы, а я не приду к выводу, что вы достойны свободы.

– А если мы откажемся, и я изрублю твоих охотников на кучу мелких ошмётков? – скорее порядка ради осведомился Безымянный.

– Ну, скажем так, – одержимый охотник неуклюже развёл руками. – С нами будет справиться сложнее, чем с армией грибов, тем более, что Василиса, как видимо, давненько не практиковалась в колдовстве.

– Зато она преуспевает в готовке, – скабрезно проговорил Ваня.

Безымянный лишь хмыкнул в ответ и решил до поры смириться с происходящим.

Глава 6: Город под водной гладью

Шли они медленно, но уже совсем скоро стена из деревьев расступилась и глазам Безымянного предстала воистину завораживающая картина. Огромная полноводная река с медленным благородным течением освещалась занимающимся красным закатом, что придавало ей воистину сказочный вид – будто то была не вода, а потоки лёгкого розового вина. Другой берег сильно контрастировал с тем, на котором стояли путешественники: он был практически полностью лишён деревьев, но зато усеян пышными и кудрявыми кустарниками, которые вполне можно было принять за пасущихся овец, пусть и зелёного цвета. Каждый метр берега был усеян хаотично построенными и неуклюжими причалами, между которыми сновали мелкие плоскодонки, расписные ладьи с деревянными змеями на носах и позолоченными парусами на мачтах и даже неповоротливые галеры, как видимо, приплывшие издалека, а потому поражающие воображение своими экзотичными элементами декора и изгибами.

Самый же удивительный элемент панорамы располагался посреди великой реки: Безымянный не мог поверить своим глазам, но прямо из красных вод поднималась белокаменная колокольня, поражающая воображение своими высотой и величием. Восьмиугольное основание уходило глубоко под воду, а каждый из восьми ярусов башни украсили уникальной мозаикой, то изображающей сцепившихся в вечной драке огнедышащих змеев, то раскрывающей перед путниками сцены жизни подводного королевства с такими фантастическими существами, что не могут явиться человеку обычного склада ума даже в самых диких фантазиях. Звонница колокольни блистала золотыми колоколами, от которых ослепительно ярко отражалось заходящее за горизонт солнце, а самый верх строения заканчивался небольшим куполком луковичной формы. Шпиль башни венчался гордо развевающимся штандартом, на котором изобразили прозрачное куриное яйцо с схематично нарисованным младенцем, свернувшимся клубком в самом центре его.

– Герб Сына, – Шепнула Безымянному Василиса, которая так и не набралась сил, а потому всё ещё лежала у него на руках. Некоторое время назад она уже пыталась пойти своими ногами, но эта затея закончилась тем, что ведунья упала прямо на молодое деревце и исцарапала себе руку до крови. Более того, слепые охотники будто не хотели долго ждать троицу и продвигались вперёд без остановок и даже не оглядываясь на усталых путников.

Зато теперь они не торопились: один из них отделился от группы и начал рыться в близлежащих кустах, высвобождая из плена веток небольшую лодку с вёслами, которая, как видимо, была скрыта там от любопытных глаз. Действительно, если противоположный берег кишел жизнью, то к этому не приставала ни одна плоскодонка или ладья – местные, как видимо, избегали леса, из которого только что вышли путники и, судя по тому, что с ними произошло, не зря.

Наконец лодка оказалась на воде, и охотник жестом пригласил Безымянного и Василису занять в ней места. Если подумать, то им даже повезло: да, теперь они находятся на позиции заключённых, но, если бы они не встретили в лесу этих марионеток засевшего в городе ведуна, то им пришлось бы переплывать на другую сторону реки вручную. Они, конечно, могли бы привлечь внимание какой-нибудь проплывающей мимо ладьи, но вряд какой-нибудь капитан решился бы подобрать сомнительного вида путников, только что вышедших из леса. Теперь же у них была лодка, а со своим заключением они как-нибудь да разберутся.

Безымянный посадил Василису на перед лодки, где она тут же приняла полулежащее положение и закрыла глаза, а сам уселся в середину, намереваясь немного поработать вёслами – почему-то эта перспектива показалась ему чрезвычайно привлекательной. Однако, к его величайшему сожалению, лодка магическим образом поплыла сама – разрезая волны своим острым носом и пуская по воздуху освежающую водяную пыльцу, она была будто ведома чьей-то могучей волей.

– Конечно, он не мог удержаться… – бросила в никуда Василиса и снова изобразила из себя крепко спящую.

Ни один из охотников в лодку не сел, и вскоре они снова скрылись в лесу, выискивая только им ведомое. Ваня же, наоборот, до сих пор держался достаточно высоко в небе, но сейчас сел на бортик лодки и поглядел сначала на Василису, а потом на удивлённого Безымянного, будто ожидая от него новых вопросов.

– Кто этот маг? – не заставил себя ждать воин. – Ну, к которому мы плывём.

– Ума не приложу, – как ни в чём ни бывало отозвалась птица/ – Василиса – ведунья, и, в теории, она должна знать всех представителей своей профессии в Третьем Мире. За ней не уследишь. Однако меня волнует другое.

– Что? – спросил Безымянный и тут же риторически добавил/ – У вас здесь можно вообще когда-нибудь расслабиться…?

– Нет, нельзя, особенно тебе, – брякнула сорока. – Меня волнует, что тут нет никакого города. Лодок много, причалов много, людей на берегу много, даже лачуги какие-то есть… а города нет. Странно.

– Может, он расположен дальше по берегу, – пожал плечами Безымянный.

– Нет там ничего. Я, знаешь ли, высоко летаю и вижу далеко.

Воин снова пожал плечами и тоже решил отдохнуть; он лёг на самое дно лодки, которая немного подтекала, но это было даже приятно. Спину охлаждала прохладная вода, а покачивание создавало чувство колыбельки, и ему захотелось закрыть глаза. Что он и сделал: эффект дополняло подпекающее солнце и небольшой расслабляющий ветерок, мягкими касаниями пробегавший по коже и щекочущий щёки. Безымянный внезапно задумался, что не знает, как выглядит – ему не оставили в голове даже этой информации. Он быстро подтянулся на бортах лодки, тем самым испугав задумавшегося Ваню, который тут же громко закаркал и вспорхнул в небо. Безымянный перегнулся к воде и попытался разглядеть своё отражение, но красноватая вода реки давала ему лишь смутное размытое изображение, различить в котором что-то было фактически невозможно.

– Ты что?! – прикрикнул на него Ваня.

– Слушай, – мигом ответил Безымянный, – как я выгляжу?

– В смысле?

– Он имеет в виду внешность, – вступила в разговор Василиса, которой, как видимо, тоже не удалось поспать. – Нормально ты выглядишь, Безымянный. Уверена, что ты вполне мог бы осчастливить какую-нибудь пригожую крестьянку.

– Крестьянку? – переспросил удивлённый воин.

– Ну, на князя или боярина ты очевидно не тянешь, – сквозь зевок проговорила ведунья. – Слишком уж квадратное лицо, будто сложенное из глиняных кирпичей. А ещё и нос большой, с горбинкой… не знаю, ты откуда-то с юга, как я думаю. А тебя так это волнует?

– Не знаю, – честно признался Безымянный. – Вроде и нет, но интересно.

Василиса хихикнула и потянулась.

– Думаю, скоро ты узнаешь, – проговорила она. – Если Мстивой не изменился, то у него в городе мы сможем найти зеркала самого высшего качества.

– Мстивой?

– Да, так зовут этого мага, – Василиса села на скамеечку, но видно было, что ей было ещё сложно двигаться. – Я бы не стала ему доверять. Точнее, я бы не стала доверять ни одному магу или ведуну кроме себя, но теперь от него не отвяжешься. Ведуны и ведуньи редко дорываются до власти, но если им всё-таки в голову такая идея приходит, то с ними приходится считаться. Просто так мы из этого Подречья не уплывём.

– Что нам можно от него ожидать? – предусмотрительно поинтересовался Безымянный.

– Узнаем об этом, когда придёт время, – уклончиво проговорила ведунья, – Не хочу настраивать тебя на то, что вполне может оказаться неправдой. Жизнь ведуна длинна, и за сто лет любой человек может поменяться.

– Вы не виделись сто лет?!

– Я этого не говорила, – Василиса снова закрыла глаза и прилегла, и Безымянный понял, что разговор окончен.

Лодка плыла медленно, но на удивление уверенно – она будто игнорировала сильное течение реки и плыла вопреки всем законам природы. Один раз дорогу им перегородила крупная ладья, украшенная пёстрыми щитами, богато орнаментированным парусом и деревянной головой оскалившегося медведя на носу. С бортов на них посматривали спокойные глаза вооружённых топорами и луками воинов, которые, казалось, ни капельки не удивились самодвижущейся лодке и даже не соизволили поприветствовать путников. Гребцов видно не было, ибо они укрылись под плотным навесом, который тянулся по всей средней части ладьи, однако заметно было, что трудились они с тщанием – вёсла отталкивались от воды синхронно, и корабль плыл вперёд бодро и скоро. Безымянный решил уточнить у Василисы, не являются ли эти воины солдатами Сына Бога, но та лишь покачала головой и не ответила ровным счётом ничего. Остаток пути они провели в молчании.

Правда, к удивлению Безымянного, на другой берег лодка плыть не стала – она причалила прямо к башне, об которую шумно ударялись растопыренные ладони волн, распуская по воздуху водяной шлейф. Над путниками навис тёмный проём, сквозь который можно было мельком разглядеть искусно расписанный потолок с какими-то вооружёнными фигурами и облачёнными в тоги мужчинами, но больше ничего видно не было. Василиса тоже, казалось, была удивлена: она неуверенно приподнялась и скептично оглядела возвышающуюся к самым темнеющим небесам башню. Безымянный постарался качнуть лодку, достаточно наивно предположив, что она просто застряла, но та и не подумала поддаваться.

– Что же, хорошо, – проговорила Василиса и посмотрела на озадаченного воина и не менее озадаченного Ваню, – нам, видимо, туда.

Безымянный подсадил женщину к двери, и та поднялась в проём, а за ней тут же шмыгнул и Ваня, как видимо, тоже заинтересованный в том, чтобы увидеть загадочный спрятавшийся город. Воин проследовал за парой и оказался в мрачном и не особенно просторном помещении – когда-то тут, наверное, была некая церемониальная зала, но теперь повсюду царило запустение, а воздух пах мокрым камнем и глиной. Сводчатый потолок уходил на несколько метров вверх, а увиденные Безымянным фрески оказались наполовину стёртыми и истлевшими. Хотя, если судить по полученным от Василисы знаниям о происхождении Сына Бога, то они как раз рассказывали о его пришествии из пустыни. Это можно было понять по центральной композиции, где был изображён дряхлый старец, несущий на руках сияющее ослепительными лучами света дитя, которое умными глазами обозревало удивлённых и одухотворённых князей и учёных мужей и женщин. Правда, фреску немного портил тот факт, что у старца истрескалась и обвалилась голова, и теперь он больше походил на живого мертвеца – таким образом, картина оказывала не торжественный и воодушевляющий эффект, а внушала какое-то даже отвращение.

Также в помещении разбросали обломки деревянной мебели, почти полностью сгнившие и развалившиеся в труху, а по бокам уходили вниз две каменные лестницы, узкие и неприветливые.

– Туда, – проговорила осторожно ступавшая Василиса и пошла прямо к одной из лестниц; сидевшая у неё на плече птица поёжилась, но возражать не стала.

– Не думаю, что город здесь, – пробубнил Безымянный, при этом, однако, проследовав за ведуньей. – Видимо, твой знакомый маг нас обманул, или же лодка ошиблась. Может, стоит в неё вернуться?

– Нет, – коротко ответила Василиса, что заставило воина брезгливо пожать плечами.

Ступеньки лестницы оказались сколькими и поросли то ли мхом, то ли водорослями, которым будто тесно под водой, и они решили оккупировать ещё и башню. Один раз Василиса даже поскользнулась, и Безымянному пришлось ловить её под руки, что вызвало лишь её неудовольствие.

– Я бы устояла, – бросила она в его сторону и продолжила спуск.

Наконец троица спустилась на нижний этаж, и Безымянный сразу обратил внимание на то, что окна здесь накрепко заложены кирпичом, что не давало реке затопить этаж, который, по логике вещей, уже должен был находиться под водой. Удивительное дело – получалось, прошлые обитатели этой башни заранее знали о грядущем потопе, а потому заложили окна загодя. Как у них только получилось предугадать, как именно высоко поднимется вода? Или же, и это впечатляло ещё больше, новый владелец башни, если таковой, конечно, был, смог осушить это помещение уже после потопа. У Безымянного голова болела от таких размышлений – магия казалась ему чем-то настолько потусторонним, что он даже не мог осознать и сотой доли возможностей, которые открывались перед такими людьми как Василиса. Как же странно было теперь осознавать, что магия тоже была частью его – правда, как Безымянный уже успел понять, контролировать он её практически не мог.

– Смотри, – подала голос ведунья, и воин сразу же поднял глаза.

Даже странно, как он сразу не увидел старика, что сидел за столом прямо посреди тёмного помещения. Его древнее и морщинистое лицо освещали несколько тусклых свечей, а над самой головой покачивалась чадящая керосиновая лампа, от которой света было ещё меньше. Старик что-то бормотал и вращал в руках помятый клочок бумаги, засаленный от постоянных прикосновений и покрытый непонятными каракулями. Дополняла ансамбль шеренга пустых бутылок, что выстроилась под столом и производила действительно уважительное впечатление. Одна из бутылок всё ещё содержала в себе некоторое количество мутной жидкости, и старик время от времени тянул к ней руку, но потом резко одёргивал её, при этом недовольно хмыкая и фырча.

За спиной старика же расположилось нечто, что Безымянный сначала принял за чудище, тонущее во мраке покинутой башни, но, при ближайшем рассмотрении, это оказался большой механизм, украшенный человеческими бюстами, отлитыми из металла и серебра. Он даже примерно не мог представить себе его назначение, но количество шестерёнок, больших и маленьких, наводило на мысль о том, что этот механизм был предназначен для спуска ещё дальше – в самые недра башни.

Прошло несколько мгновений, прежде чем старик заметил внезапных визитёров – он тут же вскочил на ноги, издал нечто вроде испуганного крика и даже умудрился опрокинуть свой единственный источник питья – мутная жидкость лениво поползла по влажным камням башни.

– Ох! Ох! – запричитал он. – Как же это я? Как же? – Он с недовольством взглянул на троицу. – Тридцать лет никого не было, а вот на тебе! Что вам надо?

– Повежливей, старик! – властно проговорила Василиса, и тот сразу осел и даже скукожился. – Мы ищем город Подречье. Маг по имени Мстивой привёл нас сюда, но я теряюсь в догадках, какое отношение имеет это место к городу?

– Аааа, вас привёл повелитель… – с пониманием в голосе проговорил старик и снова вскочил на ноги, на этот раз попытавшись приветливо улыбнуться, но от этого стал ещё более непригляден. – Добро пожаловать к Вертикальным Вратам, настоящему чуду света и дару от Сына Бога! Скажите, – он задумался и схватил со стола книжный томик, который Безымянный до этого даже не приметил, – а вы зачем прибыли в Подречье? По какому делу?

– Мы хотим отдохнуть в гостинице и закупиться на местном базаре или рынке, – отчеканила Василиса. – Нам нужна еда, оружие, экипировка. Мы – путешественники, и наша главная цель лежит вне Подречья.

– Мы вообще не знали, что тут есть город, – решил добавить Безымянный и тут же словил на себе недовольный и острый как игла взгляд Василисы. – Шли через лес наугад и… вышли к колокольне.

– Это вас удачно забросило, хе-хе-хе! – порадовался старик и пустился в пространные и путанные рассуждения. – Город наш великий, старый, правда вот спрятан под рекой он… Благодетель наш, повелитель, спас город, дал ему шанс второй, такое ведь не всегда бывает, да. А ведь этой дорогой… тридцать лет никто не хотел. Раньше-то много ходили, туда-сюда, поднимались, опускались, а теперь нет никого. Скучно, – он хрипло выдохнул и чуть было не закашлялся. – Нет, не подумайте, я не жалуюсь, меня повелитель и кормит, и поит, и радует иногда, но всё же… Так куда вы, говорите, направляетесь?

– Мы не говорили, – среагировала Василиса, – а вам это знать не обязательно.

– Да, конечно-конечно, я-то что, – заверещал старик, размахивая костлявыми руками и чуть было не роняя массивную книгу. – Моё дело – сторона. Интересно стало, вот и спросил. А как ваши имена-то? Это уж извольте ответить, так повелено. И вот – в книжечку запишу…

– Странный дед, – шепнул Ваня, до сих пор хранивший молчание, как видимо, чрезвычайно неуютно ощущая себя не на открытом воздухе.

– Ой, птичка говорящая, интересно как! – восхитился хранитель входа в Подречье.

– Сам ты птичка! – возмутилась сорока. – Птичек в небе будешь считать, а я – благородная птица.

Старик не особо внял словам Вани и чуть ли не покатился со смеху – как видимо, развлечений у него и правда здесь совсем немного. Безымянный смотрел на него с любопытством, так как, признаться честно, совсем не подобную картину он ожидал увидеть в загадочной башне, стоящей прямо посреди реки. Василиса же нахмурилась и, усиленно потерев переносицу, проговорила:

– Ладно, Мстивой, завязывай. Поиграли – и хватит.

Старик замер на месте, поглядел на троицу исподлобья, будто оценивая последнюю реплику ведуньи, и проговорил:

– Что меня выдало?

– Книга, – rоротко проговорила Василиса. – Её не было на столе, когда мы вошли. Обстановку наколдовал, а про книгу забыл – думал, я не замечу. Более того, мою сороку никто кроме ведунов понимать не может, так что и здесь у тебя прокол. Хотя на самом деле я почувствовала тебя ещё когда вошла в башню, так что не особо понимаю, к чему этот маскарад.

– Хм, а я уж думал, что ты потеряла свой нюх, – с этими словами со стариком начали происходить воистину удивительные метаморфозы: его кожа иссохла и начала струпьями спадать прямо на пол, а комплекция его менялась прямо на глазах. Руки и ноги значительно укоротились, рубашку раздуло изрядных размеров пузо, а голова украсилась пухлыми щеками, хитрыми чёрными глазами, густыми бровями и блестящей лысиной с нимбом из русых волос, которые ещё не хотели сдавать свои позиции.

– Перевёртыш! – прогаркал Ваня. – Если б мог, то поплевал бы себе под когти!

– Где ты такую суеверную птицу достала? – ощерился полностью перевоплотившийся в нормального себя Мстивой: нелицеприятное впечатление производили лишь лохмотья вместо одежды – а так его вполне можно было принять за дородного купца, который нажил себе состояние за счёт повышения цен на жизненно важные товары.

– Ты задаёшь слишком много вопросов, – строго ответила Василиса. – Ты ведь знаешь, что это идёт против наших правил.

– А ещё в наши правила не входит прямое вмешательство в дела обычного люда, – пожал плечами Мстивой, – однако посмотри на меня: губернатор! Правила эти, моя дорогая Василиса, нигде не записаны и являются рудиментом прошлых варварских времён. Теперь всё по-другому.

– Я смотрю, – подтвердила ведунья. – Ну что, мы арестованы? Чего ты всем этим пытался добиться?

– Ну как же, Василисонька? – наигранно радушно прокричал Мстивой, отчего его пузо покачнулось вместе с его вторым подбородком. – Я уже лет десять не видел других ведунов, и ты ещё откажешь мне в таком баловне? Насчёт ареста же… Слушай, а кто это такой с тобой?

– Безымянный, – немедленно отрапортовал воин, чувствующий себя неуютно при этом непонятном диалоге. – Я – воин, а Василиса и Ваня сопровождают меня в моём путешествии.