Вы не авторизовались

Краткая история Европы бесплатное чтение

Джон Херст
Краткая история Европы

John Hirst

THE SHORTEST HISTORY OF EUROPE

Originally published in the English language

in 2012 by Black Inc., an imprint of Schwartz Books

The estate of John Hirst asserts its moral right as author of the work.

Введение

Если вам нравится сразу заглядывать в конец книги, чтобы узнать, чем кончится дело, то эта книга определенно придется вам по душе. Почти в самом её начале вы узнаете о том, чем все закончится.

В основу этой книги легли лекции, разработанные мною, чтобы познакомить студентов с европейской историей. В них я не двигался от некой «начальной точки» к «конечной». Я делал лишь общий набросок и затем возвращался к нему, погружаясь в отдельные детали.

В первых двух лекциях обрисована вся европейская история. Это поистине кратчайшая история. Затем следуют шесть других лекций, каждая из которых посвящена частным сюжетам. По моему замыслу, уже знакомый материал можно понять ещё глубже, возвращаясь к нему и разбирая в подробностях.

У любой истории есть сюжет: завязка, кульминация и развязка. У цивилизаций подобного «сюжета» нет. Считать, что каждая из них должна пережить взлет и падение, значит находиться в плену у художественных клише. Хотя, конечно, рано или поздно им всем приходит конец. Моя задача – зафиксировать важнейшие составляющие европейской цивилизации и проследить за их трансформациями: показать, как новое заимствует формы старого, как старое выживает и возвращается.

Исторические книги изобилуют событиями и героями. Этим история и привлекательна: она приближает читателя к настоящей жизни. Но что значит все произошедшее? Что из этого действительно важно? Вот те вопросы, которые постоянно занимают меня. Поэтому многие из тех персонажей и событий, которые появляются на страницах других исторических книг, не попали сюда.

Поговорив немного об Античности, дальше мы будем иметь дело преимущественно с историей Западной Европы. Однако не все ее части в равной степени причастны к созданию европейской цивилизации. Итальянский Ренессанс, немецкая Реформация, парламентское правление в Англии и революционная демократия во Франции – все это имело куда более серьезные последствия, чем, скажем, разделы Польши.

Я опирался преимущественно на работы социологов-историков, в особенности – Майкла Манна и Патрисии Кроун. Профессор Кроун не специализируется на европейской истории, она занимается исламским миром. Однако в своей небольшой книге «Доиндустриальные сообщества» Кроун посвятила одну главу «Странной Европе» (‘The Oddity of Europe’). Изложить всю европейскую историю на тридцати страницах – почти так же кратко, как в кратчайшей из моих историй, – значит обладать большим талантом. Кроун показала мне, как можно иначе взглянуть на запутанную историю Европы и суметь рассказать о ней. Ее пример был невероятно важен для первых двух лекций моей книги. Я обязан ей очень многим.

В течение нескольких лет мне посчастливилось поработать в университете Ла Троба в Мельбурне вместе с профессором Эриком Джонсом, который был видным сторонником изучения истории «больших длительностей» (longue duree). Во многих местах я опирался на его книгу «Европейское чудо».

Я не претендую на то, что изложенное в моей книге оригинально. Я считаю, что главное – это по-новому рассказать историю, а это мне удалось. Впервые я предложил эти лекции вниманию студентов в Австралии, которые слышали очень много о своей истории, но знали крайне мало о той цивилизации, частью которой они являются.

В этом издании появился новый раздел, в котором подробно освещены девятнадцатое и двадцатое столетия.

Джон Херст

Краткая история

Глава 1
Европа в Античности и в Средние века

Европейская цивилизация уникальна, поскольку только ей удалось распространить свое влияние на весь остальной мир. Она добилась этого благодаря завоеваниям и мирной колонизации, сильной экономике, могуществу порожденных ею идей. К тому же именно эта цивилизация смогла предоставить людям то, чего хотели все остальные. В наши дни все страны земного шара используют европейские научные открытия и связанные с ними технологии, а наука в её нынешнем виде – это изобретение европейцев.

Европейская цивилизация в своей основе имеет три составляющие:

1. Культура Древней Греции и Рима.

2. Христианство – причудливое ответвление иудаизма, религии евреев.

3. Культура германских воинов, захвативших Римскую империю.

Таким образом, европейская цивилизация представляла собой некий «сплав» из разных элементов. Важность этого обстоятельства будет раскрываться по мере нашего повествования.

Древнегреческие города и колонии. Греческая цивилизация процветала, занимаясь торговлей и сельским хозяйством на побережье Средиземного и Черного моря

* * *

Ищем ли мы истоки нашей философии, нашего искусства, нашей литературы, наших математических и естественных наук, нашей медицины или наших политических учений, – говоря о каждом из этих интеллектуальных начинаний, мы неизбежно возвращаемся к античной Греции.

В свои лучшие годы Греция не была единым государством. В нее входило множество разных маленьких государств, или городов-государств (полисов), как мы их сейчас называем. Эти «государства» состояли из единственного города и прилежащей к нему сельской местности. Любой житель полиса мог добраться до города в течение дня. Греки ощущали свою принадлежность государству примерно так же, как мы ощущаем принадлежность клубу. Для них это было товарищество. Именно в греческих полисах возникли первые демократические режимы. Правда, они не были представительными – здесь не избирали депутатов в Парламент. Все граждане мужского пола просто собирались вместе, чтобы обсудить общественные вопросы и путем голосования утвердить законы или выработать ту или иную политическую линию.

По мере того как росло население этих греческих городов-государств, они отправляли в другие части Средиземноморья поселенцев, чтобы те основывали там колонии. Греческие поселения возникали на территории современной Турции, вдоль северного побережья Африки, на западе Испании, на юге Франции и в Южной Италии. Именно в Италии латины, которые тогда были крайне отсталым народом, имевшим небольшой полис с центром в Риме, впервые встретились с греками, их будущими учителями.

Со временем римляне построили огромную империю, которая поглотила и саму Грецию, и все греческие колонии. На севере ее границы проходили вдоль двух крупных рек – Рейна и Дуная, хотя иногда расширялись и дальше. На западе границей служил Атлантический океан. Англия входила в Римскую империю, а вот Шотландия и Ирландия покорены не были. Естественной границей на юге стали пустыни Северной Африки. На востоке интересы римлян сталкивались с интересами других крупных империй, и потому эта граница была наиболее неустойчивой и уязвимой. Римская империя занимала значительную часть современной Европы, в том числе все Средиземноморье, но также и множество неевропейских территорий в Турции, на Ближнем Востоке и в Северной Африке.

Границы Римской империи в начале второго века нашей эры

Римляне превосходили греков в военном деле. Опережали они эллинов и по части законодательства, с помощью которого им удавалось управлять огромной империей. Лучше у римлян было развито и инженерное дело, одинаково важное как для ведения войны, так и для руководства государством. В то же время они признавали, что во всех остальных областях греки превосходили их, и потому послушно повторяли за ними. Представители римской элиты говорили и на греческом, и на латыни – языке римлян. Они отправляли своих сыновей учиться в Афинскую академию или же нанимали рабов из числа греков, чтобы те обучали их детей дома. Так что если сейчас мы называем Римскую империю греко-римской, то это потому, что так хотели сами римляне.

Легче всего показать, насколько умны были греки, на примере геометрии. Та геометрия, которую мы изучаем в школе, родом из Греции. Поскольку многие уже позабыли её, я напомню несколько основных правил. В геометрии все построено вокруг нескольких базовых определений, на которые опираются все дальнейшие построения. В качестве начальной точки греки избрали… точку! Они определяли ее как нечто имеющее положение в пространстве, но не обладающее размером (конечно, у любой точки есть определенные размеры, можно измерить ширину точки на странице, однако геометрия – это в своем роде воображаемый мир, мир чистых абстракций). Следом идет линия. У нее есть длина, но нет ширины. Затем – прямая линия. Она определяется как кратчайшая линия, соединяющая две произвольные точки. Из этих трех определений мы можем вывести определение окружности. В первую очередь окружность – это линия, образующая замкнутую фигуру – круг. Но как определить круг?

Если вдуматься, это не так уж и просто. Для этого мы берем определенную точку, находящуюся внутри фигуры, и утверждаем, что те прямые линии, которые можно провести из этой точки к границам круга, всегда будут иметь одинаковую длину.

Помимо окружностей можно вспомнить параллельные линии, которые никогда не пересекаются, всевозможные треугольники, квадраты, прямоугольники и другие правильные фигуры. Все они представляют собой хорошо описанные математические объекты, состоящие из линий. Известны их основные характеристики, изучены возможности, возникающие при их пересечении или наложении друг на друга. Все это выводится последовательно, шаг за шагом. Например, зная свойства параллельных линий, можно доказать, что сумма углов любого треугольника равняется 180° (см. приложение).

Геометрия – это простая, изящная, логичная система. Она приносит нам радость, она красива. Красива? Да, древние греки считали ее именно красивой, и это – ключ к их мышлению. Они изучали геометрию не как сегодняшние школьники – просто чтобы поупражняться. И не только практические интересы – возможность использовать геометрию в землемерии или судоходстве – руководили ими. Для древних греков геометрия была способом постичь вселенские основы мироздания. Если мы оглянемся вокруг себя, то будем поражены разнообразием, представшим нашему взору: нас обступят разные формы, разные цвета. Великое множество вещей совершается в один и тот же миг – случайно, хаотично. Древние греки верили в то, что всему этому есть некое простое объяснение, что за этим великим разнообразием непременно скрывается нечто простое, правильное, логичное, способное все объяснить. Нечто вроде геометрии.

ПРИЛОЖЕНИЕ «ГЕОМЕТРИЯ В ДЕЙСТВИИ»
Параллельные прямые не пересекаются. Мы можем перефразировать это утверждение, сказав, что прямая, пересекающая параллельные линии, образует накрест лежащие углы, равные друг другу. Если бы они не были равны, то прямые бы встретились или разошлись, то есть не были бы параллельными. Для обозначения углов мы пользуемся буквами греческого алфавита. На рисунке слева греческая буква альфа (а) показывает два равных угла. То, что в геометрии используют символы греческого алфавита, напоминает нам о происхождении этой науки. Здесь мы используем три буквы: альфа (а), бета (в) и гамма (у).

Итак, из нашего определения параллельных прямых мы можем вывести сумму углов любого треугольника. Расположим треугольник ABC (справа) внутри двух параллельных линий и применим главный принцип геометрии: найдем способ использовать известное для нахождения неизвестного. Угол а у точки A равен углу а у точки B, так как они являются накрест лежащими углами, образованными при пересечении параллельных прямых секущей. Точно так же угол γ у точки C равен углу γ у точки B. Верхняя прямая, проходящая через точку B, складывается таким образом из трех углов: α + β + γ. Вместе они образуют прямую линию, а она, как известно, дает угол в 180°.

Таким образом, α + β + γ = 180°. Используя параллельные линии, мы выяснили, что сумма внутренних углов треугольника также равняется α + β + γ. Значит, сумма внутренних углов треугольника равняется 180°.

Для доказательства теоремы, связанной с треугольниками, мы использовали знание о свойствах параллельных линий.

Древние греки не занимались наукой в современном смысле этого слова. Они не выдвигали гипотез, которые затем необходимо было проверять с помощью эксперимента. Они считали, что нужно просто совершить интеллектуальное усилие и хорошенько подумать – и тогда верное решение будет найдено. Иными словами, они действовали по принципу «интуитивного озарения». Один греческий философ сказал, что вся материя состоит из воды (посмотрите, как отчаянно они стремились найти максимально простое решение). Другой философ утверждал, что вся материя состоит из четырех элементов: земли, огня, воздуха и воды. Третий заявил, что на самом деле все состоит из маленьких частиц, которые он назвал атомами, и попал в самую точку! Он достиг «интуитивного озарения», до которого мы дошли только в XX в.

Когда около 400 лет назад, то есть через 2000 лет после древних греков, появилась та наука, которую мы знаем сегодня, она начинала свой путь с опровержения главных достижений древнегреческого знания, пользовавшегося тогда наибольшим авторитетом. Однако, опровергая греков, наука того времени была проникнута тем же убеждением, что ответы на возникающие перед ней вопросы должны быть простыми, логичными, математически выверенными. И Ньютон, и Эйнштейн – крупнейшие ученые семнадцатого и двадцатого столетий – говорили, что верное решение должно быть простым. Они оба могли представить свои идеи в виде математических уравнений, которые описывали и состав материи, и то, как она движется.

Конечно, древние греки часто ошибались в своих догадках, и ошибались сильно. Их глубокая убежденность в том, что все решения должны быть простыми, логичными и математическими, тоже могла бы быть ложной, но она оказалась верной. Это то величайшее наследие, которым европейская цивилизация до сих пор обязана древним грекам.

Можем ли мы объяснить, почему греки были так умны? Не думаю. Считается, что историки должны уметь объяснять разные явления. Однако, когда они сталкиваются с вопросами такого порядка – почему, например, в этих маленьких городах-государствах появлялись столь рациональные, живые, проницательные умы, – им остается лишь развести руками и удивляться вместе со всеми.

Вот вам ещё одно чудо. Мы переходим ко второму элементу европейского «сплава» – иудеям, которые верили в то, что существует лишь один Бог. Это была крайне необычная идея в те времена, когда другие народы, в том числе греки и римляне, верили в существование множества богов. Более того, иудеи считали себя богоизбранным народом – народом, в судьбе которого Господь принимает особое участие. Взамен они должны были соблюдать данный Богом завет. Основу этого закона составляли десять заповедей, которые еврейскому народу передал Моисей, выведший его из египетского плена. Христиане сохранили эти десять заповедей, которые до недавнего времени оставались главным нравственным учением Запада. Люди знали номер каждой заповеди. Например, вы могли сказать, что некто никогда не преступил бы восьмой заповеди, но иногда нарушал седьмую, и вас бы поняли. Вот эти десять заповедей, записанные в двадцатой главе Исхода – второй книги Библии^[1]:

Бог сказал такие слова:

– Я – Господь, твой Бог, Который вывел тебя из Египта, земли рабства.

Пусть не будет у тебя других богов, кроме Меня.

Не делай себе идола – никакого изображения того, что на небе вверху, на земле внизу или в водах ниже земли.

Не используй имени Господа, твоего Бога, напрасно, потому что Господь не оставит безнаказанным никого, кто использует Его имя напрасно.

Помни субботний день и храни его святым.

Шесть дней трудись и делай всю свою работу… За шесть дней Господь сотворил небеса и землю, море и все, что в них, а на седьмой отдыхал. Поэтому Господь благословил субботний день и освятил его.

Почитай своего отца и мать, чтобы тебе долго жить на земле, которую дает тебе Господь, твой Бог.

Не убивай.

Не нарушай супружескую верность.

Не кради.

Не давай ложного свидетельства на другого.

Не желай дома ближнего твоего. Не желай жены твоего ближнего, его слуги или служанки, его вола или осла: ничего из того, что принадлежит ближнему твоему.

Нравственный закон не исчерпывался этими десятью заповедями. У иудеев была очень сложная, разветвленная система предписаний, которая охватывала не только привычные для нас правовые ситуации. Помимо вопросов, связанных с преступлениями, имущественными отношениями, наследованием, бракосочетанием, иудейский закон контролировал рацион евреев, вопросы личной гигиены и ведения домашнего хозяйства. В нем также говорилось о том, каким образом необходимо совершать жертвоприношения в храме Божьем.

Иудеи верили в свою избранность даже несмотря на то, что для них далеко не всегда все складывалось гладко. Очень часто их унижали, захватывали, отправляли в изгнание…, однако они не сомневались в том, что Бог существует, и что Он заботится о них. Если с иудеями случалось несчастье, значит, заключали они, народ плохо соблюдал закон и тем самым оскорбил Господа. Таким образом, в религии иудеев – как и у христиан – вера и нравственное учение были тесно переплетены, что характерно далеко не для всех религий. Римляне и греки почитали богов, которые вели себя безнравственно: прелюбодействовали, строили друг другу козни. Римские боги могли карать людей, однако, как правило, за безнравственные проступки. Они наказывали, к примеру, за неверно исполненные или просто недостаточно частые жертвоприношения.

Иисус, основатель христианства, был иудеем. Его ученики тоже были иудеями. При этом во времена проповеди Христа иудеи (в очередной раз) не были хозяевами собственной земли. В тот момент Палестина являлась маленькой провинцией на периферии Римской империи. Некоторые из последователей Иисуса надеялись, что он поднимет восстание против Рима. Его недоброжелатели пытались выманить у него признание в подобных намерениях. Они спрашивали Иисуса, стоит ли им платить Риму налоги. «Принесите мне монету, – сказал он. – Кто на ней изображен?» «Кесарь», – отвечали они. Тогда Иисус сказал: «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие – Богу».

Иисус очень хорошо знал закон и учение иудеев. Его собственное учение выросло из иудейской традиции. Его проповедь была отчасти направлена на то, чтобы обозначить саму суть закона. Так, по его словам, все многообразие заповедей можно свести к одной: «Возлюби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всей душой твоей, всем разумом твоим и возлюби ближнего твоего, как самого себя».

Не вполне очевидно, что имел в виду Иисус. Хотел ли он сказать, что человеку нужно усвоить лишь самое главное, не стремясь к соблюдению закона в мельчайших деталях, или же он считал, что детали, связанные с личной гигиеной, жертвоприношениями и многим другим, важны, но его цель – указать на самую суть иудейского учения. Современные ученые спорят о том, продолжал ли Иисус иудейскую традицию или скорее порывал с ней. Очевидно, однако, одно: прежнюю систему моральных предписаний он сделал более требовательной. Иногда кажется, что следовать ей сегодня невозможно. Только взгляните на его слова о любви к врагам, произнесенные во время Нагорной проповеди, которая записана в пятой главе Евангелия от Матфея:

«Вы слышали, что было сказано: «Люби ближнего твоего» и «Ненавидь врага твоего». Я же говорю вам: любите ваших врагов и молитесь о тех, кто преследует вас, чтобы вам быть истинными сынами вашего Небесного Отца. Ведь Он повелевает солнцу светить и злым, и добрым и посылает дождь как на праведных, так и на неправедных. Если вы любите тех, кто любит вас, то какая вам за это награда? Не делают ли то же самое даже сборщики налогов [ненавистные сборщики налогов из Рима]? Если вы приветствуете только ваших братьев, то что в этом особенного? Разве язычники не делают того же? Поэтому будьте совершенны, как совершенен ваш Небесный Отец».

Так Иисус превращал иудейский закон в закон всеобщей любви.

Иисус был одним из многих учителей и пророков своего времени. Эти пророки и их действия вызывали подозрение у лидеров иудейской общины, и в деле Иисуса они встали на сторону римской администрации. В результате он был приговорен к смертной казни. Однако Иисус выделялся из массы других учителей потому, что воскрес после того, как умер, – по крайней мере, так верили его последователи. Поэтому он не был всего лишь учителем, или пророком, или просто хорошим человеком – как, вероятно, считают многие из тех, кто ходит в церковь сегодня. Его последователи верили в то, что он был сыном Бога и что его крестная смерть стала событием вселенского масштаба. Бог принес себя в жертву, чтобы спасти человечество от проклятья, которое легло на людей из-за первородного греха, привнесшего зло в мир. Если ты верил в Христа, ты мог спастись. Ты мог избежать адских мук и обрести вечную жизнь на небесах.

Была ли новая религия для всех или только для иудеев? Ученики Иисуса спорили об этом после его смерти. Традиционалисты утверждали, что человек мог считаться христианином, только став перед этим иудеем. Это означало, что он должен был следовать всем тем суровым предписаниям, которые были описаны в Ветхом Завете. Среди прочего эти предписания предполагали совершение обряда обрезания – довольно болезненной операции для взрослых мужчин. Если бы традиционалисты победили, христианство так и осталось бы крошечной иудейской сектой и, вероятно, просто исчезло бы. По крайней мере, оно не сыграло бы сколько-нибудь существенной роли в мировой истории. Однако победила другая сторона – та, что объявила христианство совершенно новой религией. Вам не нужно становиться иудеями, чтобы затем обратиться в христианство; все ограничения, наложенные законом, теперь в прошлом; Христос освободил от них всех нас; его учение о любви превосходит все то, что мог предложить закон. Так говорил Павел, великий миссионер ранней церкви и, по мнению некоторых, основатель христианства. Так считают потому, что на момент смерти Иисуса эта новая вера не заботила никого, кроме иудеев. Иисус был иудеем, его ученики были иудеями, и некоторые из них хотели, чтобы так все и оставалось. Именно Павел настаивал на том, что христианство должно быть доступно всем, тем самым обеспечив ему статус мировой религии в будущем. В течение трехсот лет эта новая религия завоевала всю Римскую империю.

Третий элемент нашего европейского «сплава» – это германские воины, вторгшиеся в Римскую империю. Проживавшие прежде вдоль ее северной границы, в 400-х годах они наводнили ее территорию. К 476 г. н. э. воинственные германцы уничтожили западную часть империи. Именно здесь, на территории Франции, Испании и Италии, начала формироваться европейская цивилизация.

Германцы не имели письменности, а потому у нас крайне мало информации о жизни этих племен до их вторжения в империю. Наиболее подробные сведения о германцах, полученные, вероятно, не из первых рук, мы находим у Тацита – римского историка первого века нашей эры. Он описывает германских вождей и их дружинников, которые жили и сражались вместе и главным занятием которых была война^[2]:

«Но, если дело дошло до схватки, постыдно вождю уступать кому-либо в доблести, постыдно дружине не уподобляться доблестью своему вождю. А выйти живым из боя, в котором пал вождь, – бесчестье и позор на всю жизнь; защищать его, оберегать, совершать доблестные деяния, помышляя только о его славе, – первейшая их обязанность: вожди сражаются ради победы, дружинники – за своего вождя. Если община, в которой они родились, закосневает в длительном мире и праздности, множество знатных юношей отправляется к племенам, вовлеченным в какую-нибудь войну, и потому, что покой этому народу не по душе, и так как среди превратностей битв им легче прославиться, да и содержать большую дружину можно не иначе, как только насилием и войной; ведь от щедрости своего вождя они требуют боевого коня, той же жаждущей крови и победоносной фрамеи; что же касается пропитания и хоть простого, но обильного угощения на пирах, то они у них вместо жалованья. Возможности для подобного расточительства доставляют им лишь войны и грабежи. И гораздо труднее убедить их распахать поле и ждать целый год урожая, чем склонить сразиться с врагом и претерпеть раны; больше того, по их представлениям, потом добывать то, что может быть приобретено кровью, – леность и малодушие».

Это народ, который 300 лет спустя завоюет Римскую империю.

Итак, мы изучили три основополагающих элемента европейской цивилизации. Обобщим сказанное. В восприятии греков мир был прост, логичен и математически выверен. Христиане считали, что мир лежит во зле и спасти человека может только Христос. Для германцев смысл жизни сводился к войне. Именно из этих несовместимых, казалось бы, элементов вырастает европейская цивилизация.

* * *

Как слились воедино эти три элемента? Во-первых, нужно помнить о связи христианства с грекоримским миром. Римские власти время от времени пытались искоренить новую религию. Они конфисковывали священные книги, церковную собственность, арестовывали и пытали христиан, казнили тех, кто отказывался отречься от Христа.

Обычно римляне были вполне толерантны. Они управляли империей, в которой сосуществовали разные народы и религии. Если они сохраняли мирный настрой, Рим был готов предоставить им некоторую самостоятельность. У них могло быть самоуправление, они могли исповедовать собственную религию, но с одним условием: нужно было приносить жертву императору, поскольку римляне верили в его божественную сущность. Требуемое жертвоприношение было пустячным. Достаточно было развести огонь перед портретом или статуей императора и бросить в него щепотку соли, чтобы пламя вспыхнуло. Это все равно что отдать честь перед национальным флагом или исполнить государственный гимн. Христиане же, как и иудеи, отказывались делать это. Они говорили, что должны поклоняться лишь одному Богу и потому не могут почитать божественного императора. Иудеев обычно освобождали от отправления императорского культа. В Риме их считали странноватым и непостоянным, но все же вполне понятным, древним народом, который жил на своей территории, почитал своего бога в своем храме. Христианство же было новой религией. Ее приверженцем мог оказаться кто угодно и где угодно. Поэтому римляне воспринимали христиан как смутьянов, которых нужно устранить. Возможно, они бы и добились этого, если бы проводили политику гонений более твердо и последовательно.

Однако затем произошло чудо. Император Константин в 313 г. н. э. обратился в христианство или, по крайней мере, легализовал христианскую церковь. Он думал, что бог христиан мог бы заботиться о нем и о его империи лучше, чем какой-либо другой. В момент, когда христианство еще вовсе не было религией большинства, его принял правитель империи. Константин спонсировал церковь, утверждал власть епископов. А ещё через полвека другой христианский император объявил все остальные религии вне закона. Спустя четыреста лет после того, как Иисус проповедовал в глухой и неблагополучной провинции Римской империи, христианство стало официальной и единственной разрешенной религией этой империи. Епископы и священники стали хозяевами римских городов и повели наступление на деревню, чтобы уничтожить остатки языческих капищ. Таким образом, мы обнаружили первое связующее звено между двумя элементами нашего «слава»: Римская империя стала христианской.

К этому моменту церковь уже значительно изменилась по сравнению с ранним периодом ее существования. Поначалу христиане собирались маленькими группами в частных домах. Теперь же, три-четыре века спустя, была выстроена целая иерархия служителей церкви, которые получали жалованье за свою работу. Это были священники, епископы и архиепископы. Один из епископов – епископ города Рима – стал именоваться папой и возглавил церковную иерархию. У церкви было свое законодательство, свои суды и свои тюрьмы, необходимые для соблюдения ее законов. Ее полномочия не ограничивались только внутрицерковными делами. В ее ведении находились такие важные вопросы, как заключение браков и наследование. Финансирование церкви ложилось на плечи всего населения, и потому она сама контролировала и приводила в действие собственную систему налогообложения.

Когда Римская империя пала, церковь сумела выстоять, ведь по своему устройству она напоминала настоящее государство. Папа, контролировавший целую иерархию чиновников, был своеобразным аналогом римского императора. Здесь мы подошли ко второму связующему звену между нашими элементами: церковь стала римской.

После падения Римской империи именно церковь стала единственной хранительницей греческой и римской учености (впрочем, эту роль она начала выполнять еще раньше). Это поистине удивительно, ведь все писатели, философы и ученые Античности были язычниками, а не христианами. Какое отношение могла иметь к ним церковь? Конечно, среди христиан были люди, считавшие, что церковь не должна сохранять сочинения язычников, потому что они ложные, а истина – исключительно во Христе. «Что может быть общего между Афинами и Иерусалимом?» – вопрошал Тертуллиан. Однако такая точка зрения не возобладала.

Христиане не создали своей собственной системы образования, поэтому когда они начали упорядочивать и систематизировать свои верования, то опирались на людей, воспитанных в рамках грекоримской традиции. Они обращались к греческой философии, греческой логике, чтобы объяснять христианскую доктрину и защищать ее от нападок. Многие христианские мыслители верили, что великие философы Греции и Рима сумели прикоснуться к той истине, которой, конечно, в полной мере обладало лишь христианство. К греческим философам можно было обращаться на пути к постижению истины или чтобы вести о ней споры. Поэтому, хотя они и были язычниками, церковь сохраняла их сочинения и пользовалась ими. Это уже третье связующее звено: церковь была хранительницей античной учености.

Когда германцы вторглись в Римскую империю, они не планировали ее разрушать. Они просто стремились заполучить военную добычу, хорошие земли и всяческие жизненные блага. Они охотно признавали власть императора. Но проблема была в том, что в 400-х гг. пришло так много германцев, которые захватили так много земель, что императору было уже просто не на что распространять свою власть. Фактически Римская империя прекратила свое существование потому, что она потеряла контроль над принадлежавшими ей территориями.

В свою очередь германские воины оказались перед необходимостью как-то управлять теми сообществами, которые они захватили. Они явно не ожидали такого развития событий, и потому налаживать систему управления им приходилось в довольно непростых обстоятельствах. Сами они были безграмотны. Порожденный ими хаос привел к полному обрушению того, что еще оставалось от римской администрации. Города и торговля пришли в упадок. Германские вожди, боровшиеся друг с другом, создавали небольшие королевства и провозглашали себя их правителями. Эти королевства рушились столь же стремительно, как возникали. Прошло немало столетий, прежде чем стали прорисовываться очертания современных стран Западной Европы: Франции, Испании, Англии.

Появившиеся в этих условиях государства были чрезвычайно слабы – настолько, что они не могли даже наладить сбор налогов (для нас это звучит как бессмыслица: государство, не взимающее налогов!). Оставив роль племенного вождя, германский воин превратился в короля. Он начал раздавать земли своим дружинникам, которые в свою очередь становились знатью. Этот статус они получали в обмен на обязательство обеспечивать короля армией, когда в том появлялась необходимость. Предполагалось, что каждый будет исправно предоставлять своему правителю определенное количество воинов. Однако новая знать вскоре стала воспринимать полученную землю как свою собственность. Появилось у нее и собственное мнение насчет того, сколько солдат она должна посылать королю, для каких целей и насколько хорошо они должны быть обучены.

Сегодня можно увидеть, как главы государств проводят смотры солдат почетного караула. Они проходят вдоль шеренг, как бы тщательно изучая внешний вид солдат, могут бросить им словечко-другое. Эта практика – пережиток раннесредневековых смотров, когда короли в действительности тщательно осматривали присланных им воинов и задавались вопросом: что за дрянь прислали мне на этот раз?

Королям пришлось изрядно повоевать, чтобы заполучить большую власть – получить возможность править самостоятельно, а не быть марионеткой в руках аристократов; наладить собственную систему налогообложения; обрести полностью подконтрольную им армию; сформировать собственный аппарат управления. Однако, поскольку их стартовые позиции были слабы, достичь неограниченной власти на завоеванных территориях они так и не сумели. Аристократы обратили условные земельные держания в частную собственность, которая стала неприкосновенной. Это всегда накладывало определенные ограничения на власть правителя. Несмотря на то что сила европейских королей росла, они никогда не могли соревноваться с восточными деспотами, которые на своих территориях владели абсолютно всем. Если какому-нибудь деспоту нужны были средства, он просто отбирал чью-нибудь собственность или же посылал свои войска на базар – поживиться тамошним добром. Европейские монархии, даже если мы называем их «абсолютными», никогда не могли себе такого позволить. Королю принадлежит не все – вот фундамент европейского представления о власти. Из права частной собственности вырастает идея личных прав, являющаяся осевым элементом западной политической традиции. Так, представление о том, что государственная власть должна иметь границы, родилось благодаря тому, что поначалу эта власть действительно была очень ограничена в своих возможностях.

Эта ограниченность государственной власти была также важна для экономического развития Европы. Западные купцы чувствовали себя защищенными. Это одна из важнейших предпосылок европейского экономического роста, масштабов которого не удалось достичь больше нигде в мире.

Все то, что мы знаем о германских воинах и их взглядах на мир, во многом объясняет тот факт, что вскоре после вторжения на территорию империи они приняли христианство. Церковь была единственным общественным институтом, пережившим падение Римской империи. Именно епископы чаще всего отправлялись вести переговоры с воинскими шайками, совершавшими грабительские набеги. Именно епископ мог сказать: «Забирайте земли на той стороне реки, но, будьте так добры, оставьте все остальное за нами». Он мог отвести вождя к бывшей резиденции римского наместника, которую тот тут же провозглашал своей, мог предложить навестить его там в скором времени, чтобы помочь в управлении местным населением. Довольно быстро епископам удалось убедить этих воинов, что они смогут убивать больше своих врагов, если уверуют в христианского бога. Германцы были захватчиками специфического толка: они приняли религию тех, кого завоевали. Церковь сумела доходчиво донести до новых правителей, королей и аристократов, что одна из их обязанностей состоит в том, чтобы оказывать поддержку христианству. Мы подошли к нашему последнему связующему звену: германские воины поддержали христианство.

Если мы суммируем обозначенные связи, то получим следующую картину:

Мы приходим к следующему заключению:

Крайне необычный сплав, не так ли? Между его элементами нет органического единства, он нестабилен. И со временем эти элементы распадутся, продержавшись перед тем, однако, около тысячи лет вместе: приблизительно с 476 г. н. э. – года падения Римской империи – до 1400 г. Эту эпоху ученые называют Средними веками, или Средневековьем. Историки, изучающие процессы больших длительностей, отсчитывают Новое время с 1400 г. Отсюда проистекает деление европейской истории на три эпохи: античную, или классическую, Средние века и Новое время.

На протяжении Средних веков наше необычное трио сохраняет единство, однако его составные части претерпевают изменения. Возьмем христианство. Раннее христианство можно оценивать по-разному, но чем оно точно не было, так это воинствующей религией. Иисус говорил: «Возлюбите врагов своих». Первые христиане отказывались нести военную службу – это одна из причин, по которой римляне относились к ним с подозрением. Однако теперь христиане сотрудничают с германскими воителями. Эта религия, призывающая нас подставлять левую щеку, получает поддержку вооруженных до зубов вояк. Какое странное противоречие! На самом деле не такое уж и странное, ведь с того момента, как Константин взял христиан под свою опеку и сделал их религию официальной религией империи, им пришлось несколько изменить свое отношение к насилию. Государства не могут не воевать, и, если церковь хотела получать их поддержку, она должна была признать, что порой эти войны справедливы.

Тем не менее, хотя церковь и объединилась с этими воинами, она далеко не полностью приняла их ценности. За несколько столетий воин превратился в рыцаря. Рыцарь тоже любил воевать, он гордился своим умением это делать, однако воевал он во имя благих целей. Церковь подталкивала его сражаться против неверных – это, несомненно, было благой целью. Церковь поощряла крестовые походы в Святую землю, которая оказалась в руках мусульман. Участие в них особо вознаграждалось с ее стороны.

Рыцарь также защищал слабых, в особенности знатных дам. Так как участие в войне стали воспринимать во многом как нравственный подвиг, обряд посвящения в рыцари приобрел очертания религиозной церемонии. Меч воина помещался на церковный алтарь, а затем возвращался в ножны с тем, чтобы отныне служить орудием для совершения благих дел.

Традиция защищать и почитать дам имела долгую жизнь в европейской культуре. После того как рыцари исчезли, почтительное отношение к женщине унаследовали «джентльмены» – потомки христианских рыцарей. Джентльмен демонстрировал свое уважение к дамам тем, что вставал, когда женщина заходила в комнату, отказывался сидеть, когда она стояла, дотрагивался до своей шляпы, приветствуя ее. Всему этому меня обучали в школе, и изжить это в себе очень сложно. В этом смысле я представляю собой живой реликт эпохи Средних веков.

Феминистки недавнего прошлого боролись против подобных проявлений «уважения». Они не хотели, чтобы их возносили на пьедестал, они хотели равенства. Однако в развернувшейся борьбе за это равенство они обладали одним серьезным преимуществом: они атаковали с высокой позиции. Гораздо легче начинать, стоя на пьедестале, нежели взирая на противника снизу вверх. Именно потому, что в европейской культуре женщины пользовались тем уважением, против которого боролись, феминистические идеи получили широкое распространение. В других культурах дела обстоят совсем иначе.

Обратимся к другому противоречию внутри нашего «сплава»: христианская церковь, которая хранит античную ученость. Этот процесс «хранения» был весьма активным: мы не должны думать, будто церковь просто положила умные книжки в шкафчик и оставила их там. Эти сочинения сохранились и дошли до нашего времени только потому, что на протяжении всего Средневековья церковь постоянно их переписывала. Тогда не было книгопечатания. Книги имеют свойство гнить и приходить в негодность. И только монахи-переписчики, очень часто не понимавшие, что они, собственно, копируют, – отсюда и множество ошибок, – донесли до нас сокровища Греции и Рима.

Эта литература, если вникать в суть написанного, транслировала философские взгляды, систему ценностей, отношение к жизни, которые были языческими, а не христианскими. Однако церковь в Средние века имела такую власть над всей интеллектуальной жизнью, что никто никогда не пытался понять настоящий смысл этих произведений. Вместо этого церковь заимствовала оттуда те отрывки, которые были ей нужны, по-своему комбинировала их, разбавляла пассажами из Библии – и таким образом конструировала христианскую теологию, то есть рассказ о Боге, созданном Им мире и плане спасения человечества. Таким образом греческую философию, ученость и логику поставили на службу христианству. Обнаружение новых античных текстов не смущало христианских мыслителей. Они использовали найденный материал для создания новых версий своей теологии.

Резюмируем то, как функционировал наш «сплав» в Средние века. У нас есть воины, становящиеся христианскими рыцарями, а также античная ученость на службе у христиан. Церковь, находящаяся в центре этих странных сочетаний, обеспечивает единство всех трех элементов. Ученость – христианская, рыцари – христиане, мир – это и есть христианская ойкумена, царство Христа.

После 1400 года этот странный союз начинает распадаться. Начинается то, что историки называют Новым временем.

Глава 2
Европа в Новое время

Тот «сплав», из которого выросла европейская цивилизация, не был очень прочным. Он просуществовал долгое время – все Средние века, то есть тысячу лет, – однако его составные части не были в полном согласии друг с другом. Около 1400 г. начался его распад. Впервые он дал о себе знать в эпоху Возрождения.

Возрождение часто описывают как открытие или «переоткрытие» греко-римской учености. Однако эта ученость не была забыта до такой степени, чтобы ее нужно было заново «открывать» (хотя, конечно, в эпоху Ренессанса многое было обнаружено впервые). Изменилось другое. Теперь на место церкви, использовавшей античные знания для разработки собственной теологии, пришли мыслители, которым был интересен исконный греко-римский мир, в котором, собственно, эти знания рождались. Большинство из этих новых мыслителей не имело прямого отношения к церкви. В искусстве они стремились подражать античным художникам, возводить такие же здания, писать на той же латыни, что и древние, мыслить так же, как они. Люди эпохи Возрождения мысленно переносились в уже исчезнувший мир – нехристианский, языческий мир, который прятала церковь, используя порожденные им знания в собственных целях.

Это был более «обыденный» мир. Древние в гораздо большей степени были озабочены человеком и его земными заботами, нежели жизнью после смерти. Вместо того чтобы предаваться размышлениям о греховности человека, они прославляли его силу и достоинства. Мир, в который начали проникать мыслители эпохи Возрождения, не был скован какой-либо догмой. Среди античных философов существовало множество различных точек зрения относительно того, как жить и во что верить. Та смирительная рубашка, в которую церковь облачила мысль в Средние века, не ограничивала интеллектуальные поиски и споры античных философов.

В то же время мыслители Ренессанса не нападали на христианство напрямую. Придерживаясь разных позиций по ряду вопросов, они в общем и целом разделяли христианский взгляд на мир. Однако их отношение к самой религии скорее напоминало отношение древних. Она воспринималась как некий фон, как в целом хорошая и нужная вещь, но все же – в ряду других, также заслуживающих внимания. Религия больше не контролировала все стороны жизни и мысли, как того желала церковь. И как только этот контроль был устранен, европейская мысль стала гораздо более смелой, толерантной, не такой безапелляционной, как раньше.

Возрождение стало отправной точкой в процессе секуляризации европейского общества. В секулярном мире религия может существовать, но как личное дело каждого или как дело определенной группы, члены которой разделяют одни и те же взгляды – как в современном мире. Религия не занимает доминирующего положения, в котором она могла бы насаждать свои правила и обряды, контролировать интеллектуальную жизнь общества.

В эпоху Возрождения люди, принадлежавшие к одной культурной традиции, примерили на себя другую. Приобретение подобного опыта означает, что вы уже никогда не станете прежними. С этого момента в вашем сознании не остается ничего определенного и навсегда зафиксированного. Европейская мысль – не в последний раз – выскочила из своей собственной скорлупы.

Люди эпохи Возрождения первыми провозгласили греко-римский век «классическим»^[3]. Слово «классика» означает в этом случае «образец для подражания»: на классические образцы можно равняться, но их невозможно превзойти. Они считали, что достижения древних в литературе, искусстве, философии и науке были и останутся непревзойденными. Соответственно, нужно было максимально к ним приблизиться – и это считалось бы успехом. Таким образом, Возрождение внесло коррективы в состав нашего сплава, объявив превосходство древних.

То, как мы располагаем события прошлого на временной оси, основывается на двух разных традициях, что служит постоянным напоминанием о смешанной природе нашей цивилизации. Мы отсчитываем годы от рождения Христа и тем самым по-прежнему позиционируем себя как христианскую цивилизацию. «Наша эра» начинается с года рождения Христа (который, по всей видимости, на самом деле родился не в первом году н. э., а в 4 или 6 году до н. э.). Однако деление истории на эпохи – Античность, Средние века и Новое время – никак не связано с христианством. Оно появилось в эпоху Возрождения и транслировало идею, согласно которой античный мир достиг верха совершенства, однако затем человечество сбилось с пути и потеряло связь со своим наследием. Этот период блужданий и стал называться «Средними веками» – временем, когда церковь достигла вершин своего могущества в интеллектуальной и общественной жизни. Поэтому схема «Античность – Средние века – Новое время» отражает взгляд на прошлое, далекий от христианского.

Эту трехсоставную схему (Античность, Средние века, Новое время) могут проиллюстрировать три скульптуры. Первая статуя родом из Древней Греции – этим и объясняется отсутствие у нее правой руки. Надо сказать, что до нас дошло не так много древнегреческих скульптур. Обычно мы имеем дело с римскими копиями, которые сильно уступают оригиналам. Итак, первая статуя, выполненная Праксителем, изображает бога Гермеса с маленьким Дионисом. Человеческое тело как предмет красоты и совершенства – это изобретение древних греков. Здесь уместно вспомнить известного искусствоведа Кеннета Кларка, различавшего понятия «нагой» и «голый».

Нагота самодостаточна, она не определяется через отсутствие чего бы то ни было. Голое тело, напротив, – это просто-напросто тело без одежды, и отсутствие одежды на нем воспринимается как дефект. Разумеется, большинство мужских фигур не выглядят так, как у Праксителя: греки не ставили перед собой задачи изобразить некое реально существующее тело. Они стремились передать через тело идею совершенства и использовали математические построения для того, чтобы вывести наиболее красивые, приятные глазу пропорции.

Вторая скульптура отражает средневековое видение человеческого тела. Эти фигуры располагаются на воротах собора Хильдесхайма в Германии. Перед нами Адам и Ева после того, как они вкусили запретный плод. Адам винит Еву, Ева винит змея. Оба они стыдливо прикрыва ют свою наготу. Это уже совсем не та «нагота», о которой только что шла речь. В позах Адама и Евы находит отражение характерное для христианского учения отношение к телу как к источнику греха.

Третий пример – скульптура Микеланджело, созданная в эпоху Возрождения. В подражание грекам автор изображает своего героя нагим. Давид предстает перед нами как воплощение совершенства. Это образ человека как создания возвышенного, одухотворенного и прекрасного – цитируя Гамлета: «Как он похож на ангела глубоким постижением! Как он похож на некоего бога!»

Так на пути из Античности к Новому времени через Средние века обнаженное тело из нагого становится голым и потом снова нагим. Во всяком случае, таково было видение эпохи Возрождения.

* * *

Возрождение стало первым шагом на пути к разрушению средневекового мира. Вторым была протестантская Реформация шестнадцатого века. Она явилась уже непосредственной атакой на церковь. Ее целью было вернуть христианство к исходному, доримскому состоянию. Как мы видели, церковь приобрела римские черты потому, что она сформировалась как институт в Римской империи. Последняя пала, однако церковь выстояла. Ее возглавлял папа, напоминавший императора, затем шли епископы и архиепископы, напоминавшие старую имперскую администрацию, после них – священники, служившие повсеместно. У этой священной организации были свои законы, наказания, тюрьмы и своя система налогообложения.

Папа и епископы управляли церковью и формулировали ее учение. Церковь сулила спасение, но только она располагала средствами, необходимыми для его обретения: вы должны были причащаться, посещать мессу; вам нужен был священник, совершавший магическое превращение хлеба и вина в тело и кровь Христовы, исповедовавший вас, отпускавший грехи, назначавший за них епитимью. Священник мог предписать вам произнести какое-то количество «Аве Мария», или отправить в паломничество, ну а за более тяжкие грехи вас могли высечь перед алтарем (разумеется, по вашей собственной воле). Если вы оказывались при смерти и при этом обладали неплохим состоянием, священник мог настойчиво сказать, что не видать вам Царства Небесного, если существенную часть этого состояния вы не завещаете церкви.

В Средние века большинство священников, епископов и архиепископов шли в церковь не потому, что были как-то особенно благочестивы или религиозны. Просто она была крупнейшим и богатейшим институтом того времени. Люди принимали церковный сан по тем же причинам, по каким сегодня устраиваются на государственную службу или в крупные корпорации, идут в политику, поступают в университет: чтобы иметь надежную и интересную работу, получать высокую зарплату, хорошо жить, обладать властью. Церковь предоставляла человеку замечательную возможность обогатиться самому и заодно устроить дела друзей и родственников.

Однако эта богатая, ненасытная, коррумпированная организация была в то же самое время хранительницей учения Иисуса и духовного наследия первых христиан. Иисус и его последователи были равнодушны к земным благам, сейчас же папы и епископы жили во дворцах. Иисус предупреждал об опасности, сокрытой в богатстве. Не случайно первые христиане использовали для своих собраний обычные частные дома. Все это описано в Библии, и потому главная книга церкви могла стать настоящим динамитом в руках ее критиков. Как же ей удавалось так долго избегать разрушительных обличений?

Поскольку языком Библии была латынь, читать ее могли очень немногие. Церковь провозглашала, что интерпретация священного писания была ее исключительной прерогативой. Если кто-либо использовал Библию для того, чтобы критиковать учение или деяния церкви, и создавал для нее реальные помехи, этих людей сжигали как еретиков. Так называли приверженцев ложных учений, представлявших опасность как для себя самих, так и для всего христианского мира. Однако в шестнадцатом веке появился еретик, который вышел сухим из воды и положил начало Реформации. Его звали Мартин Лютер.

Лютер был монахом, очень серьезно относившимся к своей религии. Он мучительно размышлял о спасении: что мог он – погрязший во грехе человек – сделать, чтобы спастись? И вот, читая библейское послание апостола Павла к римлянам, он вдруг нашел ответы на свои вопросы. В этом послании Павел говорит, что человек спасается верой во Христа. Из этих слов Лютер сделал вывод, что для спасения не нужно ничего делать, в особенности – следовать предписаниям священников, покоряясь их воле. Вам нужно лишь одно – верить. Человек спасается только верой – вот центральная идея лютеранства. Верьте в Христа и будете спасены. Если вы будете верить, само собой, вам захочется совершать богоугодные (или, как говорит церковь, добрые) дела, вести себя так, как завещал Христос. Однако сами по себе эти добрые дела спастись не помогут. В этой точке начинается фундаментальное расхождение между протестантским и католическим учениями. Католики придавали особое значение добрым делам, которые для них играли первостепенную роль на пути к спасению. Можно отправиться в паломничество, раздать деньги нищим – все это поможет умилостивить Бога. Лютер же сказал – не поможет. Как можем мы, настолько изуродованные грехом и пороком, своими поступками хоть сколько-нибудь скрасить свой облик в глазах Бога? Единственное, что мы можем делать, – это верить. Господь пообещал, что если мы будем верить, то сможем спастись.

«Сделай сам» – эта формула подходит лютеранской религии. Весь тот огромный управленческий аппарат, который церковь строила на протяжении столетий, оказывался, согласно Лютеру, совершенно ненужным. Рим не был в восторге от нового учения. Папа отверг критику церкви, исходившую от Лютера, а также его учение о спасении. Лютер ответил решительным разрывом с папой: «Кем возомнил себя этот человек? Нас учат, что он наместник Христа на земле, на самом же деле он Его враг – Антихрист. Он живет в роскоши, надевает тройную корону; вы должны целовать его ногу, когда заходите к нему; если он вздумает переместиться, слуги несут его на своих плечах, при этом мы знаем из Библии, что Христос передвигался на собственных ногах».

Библия – вот ключ к критике церкви, исходившей от Лютера. Церковь не имела морального права настаивать на чем-то или делать что-либо, если этому не было оснований в Библии. Библия была единственным авторитетом. После разрыва с Римом Лютер первым делом перевел Библию на немецкий язык, чтобы любой человек мог ее прочесть и самостоятельно искать путь к спасению.

Цель протестантской Реформации состояла в том, чтобы преобразовать церковь, поставив во главу ее учения и конкретных практик текст Библии. Реформация стремилась возродить раннюю церковь. Таким образом, ее посыл можно сформулировать так: христианство не должно быть римским.

Как Лютер сумел избежать сожжения на костре? На то было несколько причин. Одна из них – изобретение книгопечатания. Все обличения и инвективы в адрес церкви, исходившие от Лютера, сразу же печатались и распространялись по всей Европе. На тот момент печатный станок был совсем новым изобретением – он появился всего лишь за пятьдесят лет до того, как Лютер повел свое наступление на церковь. Папа еще не успел подготовить ответный удар, как все уже узнали о Лютере, все читали его сочинения. Лютер не был очередным еретиком с горсткой последователей из одной страны, как часто бывало до этого. Очень быстро он обрел сторонников по всей Европе. Другая причина успеха Лютера состояла в том, что некоторые германские князья с охотой поддержали его наступление на Рим. В то время Германия не была единым государством – она представляла собой множество различных княжеств. Отчасти из-за этого церковь пользовалась здесь большим влиянием, чем в централизованных королевствах Англии и Франции. Ей принадлежали огромные земельные наделы, в некоторых княжествах она владела почти половиною всех земель. Церковь облагала подданных денежными поборами, а папа назначал епископов без согласия местных князей. Следуя учению Лютера, князья могли бы конфисковать земельные владения церкви, начать самостоятельно назначать епископов, а также остановить денежные потоки, направлявшиеся в Рим. Они сделались покровителями Лютера, и на их территориях появилась Лютеранская церковь. Она утвердилась примерно в половине немецких княжеств. Отсюда лютеранство распространилось на север – в Швецию, Данию и Норвегию. В Англии утвердилась своя версия протестантизма, получившая название Англиканской церкви.

Довольно быстро у Римской церкви выросло число врагов. Протестантские церкви обрели множество различных форм, отличавшихся от страны к стране. Они становились автономными организациями внутри разных государств, то есть национальными церквями, в то время как Католическая церковь была наднациональной структурой. Как только люди принялись самостоятельно читать Библию – к чему призывал их Лютер и другие реформаторы, – они тут же нашли, за что критиковать и самого Лютера. Протестантское движение порождало все новые и новые направления, поскольку больше не было центрального авторитета, который бы интерпретировал Библию единственно верным образом и осуществлял контроль в вопросах веры.

Более ста лет католики и протестанты воевали друг с другом – причем буквально. Обе стороны воспринимали своих противников как носителей ложного учения. Вероучение оппонентов – не просто альтернативное, не просто «нехристианское» – оно именно антихристианское, это учение врагов истинной церкви. Истинную же церковь можно спасти, только уничтожив противоборствующую сторону. Такое восприятие ситуации приводило к массовой резне. Считалось, что лучше умертвить католика или протестанта, чем позволить ему проповедовать учение, которое абсолютно враждебно Богу и наносит ущерб Его церкви на земле. Тем не менее, провоевав столько лет и не выявив победителя, стороны пришли к некоему подобию долгого перемирия, в ходе которого постепенно начало пробивать себе дорогу представление о толерантности. Сначала люди пришли к тому, что католические и протестантские страны могут сосуществовать, затем – и это был большой шаг вперед – к тому, что внутри одной страны могут мирно проживать представители разных христианских учений. Поначалу возможность этого не допускали ни католики, ни протестанты.

И Возрождение, и Реформация направляли свой взгляд в прошлое. Они стремились вычленить определенный элемент из нашего средневекового «сплава» и отделить его от остальных. Возрождение устремлялось в прошлое – к греко-римской учености. Реформаторы-протестанты также устремлялись в прошлое – к христианской церкви доримского образца. Так вышло, что Католическая церковь хранила тексты, которые стали центральными для обоих движений. Церковь сохранила греко-римскую ученость, на которую опиралось Возрождение, чтобы выйти из-под ее интеллектуального диктата. Церковь придала священный статус Библии, на которую опирались протестантские реформаторы, чтобы расшатать ее вероучение и единство.

* * *

Обратимся теперь к процессам, в результате которых взор европейской культуры устремился в будущее. Рассмотрим, как она начала верить в прогресс, в идею, что со временем мир становится лучше, – идею на самом деле очень странную. Вера в прогресс родилась в результате Научной революции семнадцатого века. Это время, когда появилась наука в нашем, современном смысле слова.

В начале семнадцатого столетия представления древних греков о Вселенной и ее устройстве оставались наиболее авторитетными. Их основные идеи сводились к тому, что Земля находится в центре Вселенной, а вокруг нее движутся все остальные планеты, в том числе Луна и Солнце. Земля, согласно грекам, была неподвижна. Она не производила впечатления движущейся планеты – какие силы могли бы приводить ее в движение? Их нет, и потому она покоится на месте. Сама земля – это мир нечистый, вещи здесь подвержены изменениям и разложению. Небеса же – это мир чистоты, совершенства, неизменности. Почему планеты движутся по окружности? Потому что окружность – это идеальная форма. Одна из аксиом геометрии древних греков – это существование идеальных форм. К ним относятся, например, квадрат или окружность. Так, планеты движутся по окружности, и, поскольку это идеальный мир, не нуждаются ни в какой движущей силе. Они вращаются по закону совершенной, округлой гармонии.

В семнадцатом веке этот взгляд на устройство Вселенной был отброшен и заменен новым, который мы до сих пор считаем истинным. В центре Вселенной находится Солнце, вокруг него движутся планеты, причем траектория их движения представляет собой не окружность, а эллипс. Земля – одна из этих планет, вращающихся вокруг Солнца, а Луна в свою очередь вращается вокруг Земли. Вместе с другими планетами они образуют единую систему. В ней нет места делению на разные миры – нечистую землю и чистые небеса, она представляет собой полное единство. В ней все объясняется одним общим для всех законом, или, по крайней мере, совокупностью общих законов.

Что же приводит в движение Землю и другие планеты? Исаак Ньютон дал ответ на этот вопрос. Он считал, что все тела во Вселенной неизменно двигались бы по прямой линии, если никакая другая сила не оказывала бы на них влияния. Однако во Вселенной есть эта другая, постоянно действующая сила – это притяжение между всеми физическими телами. Все они притягивают друг друга: Земля притягивает эту книгу, Земля притягивает к себе Луну, а Солнце притягивает Землю. Движение воды во время приливов и отливов – следствие изменчивости силы притяжения между Луной и Землей. В системе Ньютона все связано единым принципом. Теперь мы можем установить, почему планеты движутся так, а не иначе. На них действуют две силы: стремление следовать вдоль прямой линии – с одной стороны и притяжение к Солнцу – с другой. Совместное действие этих сил заставляет планеты вращаться по эллиптической траектории вокруг солнца.

Притяжение между всеми космическими телами Ньютон назвал гравитацией. Он также сумел вычислить силу гравитации между любыми двумя телами – с помощью выведенного им Закона всемирного тяготения. Он выражается с помощью математической формулы. Согласно этому закону сила притяжения возрастает по мере того, как увеличиваются тела, на которые она действует: она прямо пропорциональна их массам. Также сила притяжения ослабевает по мере того, как увеличивается расстояние между двумя телами: она обратно пропорциональна дистанции между ними. Таким образом, гравитация усиливается, если тела становятся больше, и уменьшается, если возрастает расстояние между ними. Вообще, уменьшается она крайне стремительно: в числовом выражении она будет равна исходной силе, разделенной на число, соответствующее квадрату расстояния между двумя телами. Поэтому если расстояние увеличится вдвое, сила притяжения уменьшится в четыре раза (2x2). Я привожу здесь первое и последнее уравнение в своей книге, больше их не будет! Эту формулу Ньютон использовал, чтобы измерить силу притяжения между Землей и Солнцем.

Такое вот уравнение напоминает нам одновременно о двух вещах. Во-первых, о том, что математика – это основа науки, во-вторых же, о том, что догадка древних греков оказалась верна: мир прост, а законы, управляющие им, имеют математическую природу. Ученые семнадцатого столетия опрокинули древнегреческие представления об устройстве Вселенной, но сделали это с помощью древнегреческого математического инструментария.

Какое удивительное достижение – находясь на Земле, третьей планете по удаленности от Солнца, – узнать, как устроена Вселенная! Как естественно было стремление человека поместить себя в ее центр; он смотрел вокруг и видел, что Земля неподвижна, к тому же эта идея подкреплялась авторитетом древних греков! И тем не менее наука семнадцатого века одержала победу над этими – столь естественными – убеждениями.

Посыл Научной революции состоял в том, что древние греки ошибались. Благоговение перед древними было уничтожено. Мы не просто достигли их уровня. Мы их превзошли.

Ученые XVII столетия были очень умны, но к чему это их привело? Они открыли, что человечество – это не центр мироздания, а скорее его периферия. Это очень характерный для Запада парадокс: мы очень умны, но в то же время мы все больше убеждаемся в собственной незначительности. Худшее поджидало людей в XIX в., когда Дарвин выдвинул идею о том, что люди и обезьяны имеют общего предка. Это стало следующим шагом на пути развенчания идеи человека во всей ее, самонадеянности. Мы не находимся в центре мироздания, мы не особенные существа, мы вышли из животного мира благодаря цепочке случайных превращений.

Церковь – как католическая, так и протестантская – выступила против нового учения о том, что Солнце находится в центре Вселенной, а Земля вращается вокруг него. В Библии было сказано: Бог сотворил Землю, а затем поместил Солнце, Луну и звезды над ней. Но постепенно церкви пришлось уступить и признать, что ученые были правы – как и в случае с Дарвином, мнение которого она тоже сначала оспаривала. В обоих случаях ее авторитету был нанесен колоссальный урон.

Поколение, пришедшее после Научной революции, уже не считало, что ее открытия преуменьшали значение человека. Напротив, они думали, что если нам по силам такое, если мы собственным разумом поняли, как устроена Вселенная, и смогли точно ее описать с помощью нашей математики, то мы можем использовать этот разум, чтобы двигаться еще дальше. Мы можем прибегать к нему в земной жизни и изменить ее до неузнаваемости – в лучшую сторону. Желание поставить во главу угла Разум стало настоящей страстью Просвещения – интеллектуального движения XVIII в., которое стремилось при помощи Разума решить насущные вопросы управления, морали, богословия, переустройства общества.

Это движение зародилось и достигло наивысшего расцвета во Франции. Просветители считали, что над миром властвуют невежество и суеверия. По их мнению, двумя главными силами в обществе, противостоящими разуму, были Католическая церковь и королевская власть, то есть абсолютный монарх во Франции. Церковь и монарх сохраняли свои позиции в обществе только благодаря невежеству масс. Первая пускала в ход истории о чудесах и вечных муках в аду, чтобы народ не бунтовал. Монархи же поддерживали представление о том, что они избраны на правление Богом, а потому ставить под вопрос их власть означает идти против воли Всевышнего; у людей не было выбора, кроме как повиноваться. Один из мыслителей эпохи Просвещения так выразил чаяния этого движения: «Я бы хотел увидеть, как кишками последнего попа удавят последнего царя».

Разумеется, это была наиболее радикальная точка зрения. Просвещение не было революционным и даже политическим течением. Скорее речь идет о множестве ученых, писателей, художников и историков, которые верили в то, что с распространением здравого смысла и образования исчезнут суеверие и невежество, поскольку люди перестанут верить в небылицы вроде рассказов о чудесах и о богоизбранности королей. Все большая образованность людей должна повлечь за собой просветление их умов. В то же время лидеры Просвещения отнюдь не были демократами. Они были бы вполне счастливы, увидев, как просвещенный правитель начинает внедрять их идеи в обществе, где царит Разум. И некоторые правители восемнадцатого столетия действительно были, как тогда говорили, «просвещенными монархами»: они отменяли телесные наказания и пытки, кодифицировали законы, принимались за образовательные реформы.

Одним из крупнейших проектов французского Просвещения стала публикация «Энциклопедии», первого большого издания такого типа в Новом времени. О ней стоит упомянуть потому, что она не была энциклопедией в современном смысле этого слова – сухим авторитетным справочником со статьями общепризнанных ученых. Эта энциклопедия порывала с традицией, так как стремилась сообщать обо всем с точки зрения разума и отвергала идею, что знания должны быть организованы иерархически. Помещенные в начале статьи не были посвящены «Теологии» или «Богу», как того хотела бы церковь. Где можно было найти Бога в этой энциклопедии? Под литерой Б (статья «Бог») или Р (в статье «Религия»). Знание было упорядочено по алфавиту, и сам по себе этот факт уже был вызовом церкви, которая претендовала на обладание абсолютной истиной. Все сведения, попадавшие на страницы энциклопедии, обрабатывались и проверялись по одним и тем же принципам. Примечательна рекомендация, которую мы встречаем на страницах «Энциклопедии» в статье про Богопочитание: «Почитание истинного Бога ни в коем случае не должно идти вразрез с разумом, потому что Бог – это отец разума».

Издатели «Энциклопедии» были вынуждены избегать прямых нападок на церковь или королевскую власть, потому что во Франции XVIII в. по-прежнему действовала цензура. Впрочем, их цензор вполне сочувствовал просветителям и однажды предложил им спрятать материалы для следующего издания у себя дома! Введение к статье о Ноевом ковчеге позволяет увидеть, как издатели «Энциклопедии» лавировали на этой опасной территории. Статья начинается с вопроса о том, каких размеров был Ноев ковчег. Должно быть, чрезвычайно крупных. В него должны были поместиться по две особи каждого из животных, обитающих не только в Европе, но и во всем мире. Кстати, место занимали не только животные: нужно было запастись кормом, чтобы они все не умерли с голоду. На этот корм не хватило бы и двух стандартных кораблей, ведь чтобы прокормить львов, потребовались бы сотни ягнят. Должно быть, этот корабль был невероятно велик… и в то же время в Библии сказано, что над его строительством работали лишь четыре человека. Как сильны и могучи они были!.. Так, как бы проводя тщательный анализ объекта, энциклопедия на самом деле показывала, что эта история была полной бессмыслицей.

Просветители необязательно возражали против идеи Бога как творца или перводвигателя Вселенной. Они восставали против тех суеверий – как они их называли, – которыми пользовалась церковь, чтобы контролировать людские умы. Они ненавидели ту церковь, которая утверждала, что в случае неповиновения властям люди обречены на адские муки.

Таким образом, посыл Просвещения состоял в том, что религия – это суеверие. Религия, некогда бывшая сердцем европейской цивилизации, должна была оставить свои позиции. Ее место занял Разум. Если мы будем следовать Разуму и науке, мы будем способствовать прогрессу. Стрела прогресса уводит нас за пределы страницы – от тьмы к свету.

Идея прогресса была новаторской. Древние не верили в прогресс: они верили в цикличность времени, в чередование взлетов и падений, в то, что общественные институты и само общество в свои молодые годы свежи и исполнены жизненной силы, однако затем неизбежно наступает процесс их разложения. История циклична. Церковь тоже не верила в прогресс, или, по крайней мере, в прогресс как дело рук человеческих: раз человеческая природа поражена грехом, люди, руководствующиеся исключительно своим разумом, никогда не придут к идеальному общественному устройству.

* * *

Идеи просветителей были впервые «опробованы» в конце XVIII столетия, во время Великой французской революции. К сожалению для тех, кто возлагал столь крупные надежды на Разум, Французская революция, уничтожившая монархию и церковь, не стала началом новой эры просвещения. Она принесла с собой массовое кровопролитие, тиранию, диктатуру. Однако незадолго до этого наш странный «сплав» лишился своего последнего элемента. Это произошло благодаря романтизму – культурному течению рубежа XVIII–XIX вв.

Романтизм провозгласил культ чувств, эмоций, различного рода страстей. В этом плане он был полной противоположностью Просвещения, в центре которого была вера в Разум. Романтизм распространился по всей Европе, но особенно популярен был в Германии, где романтические идеи были разработаны наиболее глубоко. Романтики выступали против того, чтобы наши эмоции и страсти подчинялись разуму. С их точки зрения, великим писателем или художником должен называться не тот, кто создает мастерское переложение какого-нибудь классического сюжета, а тот, кто обнажает душу, вынося на первый план свои страсти, свои страдания, свое отчаяние. Искусство должно быть чувственным, экспрессивным, эмоционально заряженным.

Эти идеи немецких романтиков развивались в постоянной полемике с идеями французских просветителей. Немцы утверждали, что мы не можем говорить о «человеке» или «обществе» в общем, абстрактно, поскольку все люди разные, что определяется их принадлежностью к разным нациям. Романтики считали, что человека формируют родной язык и прошлое его народа. И то, и другое он впитывает с молоком матери. Так, немцы никогда не будут походить на французов: у них свой язык, свое прошлое. Нет никакого универсального разума, которому поклоняются французские интеллектуалы в своих салонах. Мы – немцы, и нам интересно говорить о «немецкости» немецкой жизни. Романтики из Германии стремились узнать, каковы были германские воины до их соприкосновения с цивилизацией, Римом и христианством. Они вычленяли германцев из нашего «сплава», поскольку им нравились эти лесные дикари, их жизненная сила и энергия, их грубость. Хрупкие интеллектуалы не могли служить для них ориентиром. Они восхищались германцами, которые всегда ощущали почву под своими ногами и которые хорошо понимали, что значит быть германцем.

Наш современный интерес и уважение к культуре родились как раз в это время, когда интеллектуалы вдруг обратились к творческой жизни народа. Ответом на невнятную болтовню надменных французов о разуме стал призыв надеть сапоги и отправиться в дорогу – к немецкому народу, к крестьянам, записывать их песни и сказания. Вот настоящее просвещение! Главной идеей романтизма стало представление о том, что цивилизация искусственна, что она ограничивает, сковывает человека. Только в недрах народной культуры можно прожить жизнь по-настоящему.

С тех пор эти идеи стали очень популярны на Западе. Их бурный всплеск пришелся на 1960-е гг., когда они приняли форму лозунгов борьбы за раскрепощение: к черту любые правила, давайте жить простой, непосредственной жизнью, выращивать еду и шить одежду своими руками, носить длинные волосы, селиться коммунами, быть искренними в своих чувствах и в отношениях с окружающими! И давайте будем ориентироваться на «простых» людей – крестьян и рабочих, на этих «благородных дикарей».

Романтизм также послужил идейной основой национализма. Эта идеология остается очень влиятельной силой в современном мире. Национализм утверждает, что люди, говорящие на одном языке и принадлежащие к одной культуре, должны жить вместе и иметь собственное государство. Недостаточно просто в теории придумать, как должно быть устроено хорошее государство; если это государство не национальное, хорошим оно не может быть в принципе. Сербы должны жить вместе в сербском государстве, хорваты – в хорватском. Сосуществование сербов и хорватов в рамках одной страны приведет к тому, что ни те, ни другие не смогут реализовать себя в полной мере. Сербская натура может расцвести только в сербском государстве. Так работает идеология национализма.

Романтизм верил в эмоции, народную культуру, национализм и раскрепощение. Еще одна стрелка уводит нас за пределы страницы, но в направлении, противоположном разуму, науке и прогрессу.

Наш график приобрел окончательный вид. На нем наглядно показаны изменения, происходившие в Европе с 1400 г. В центре – в том месте, которое некогда занимала церковь, являвшаяся сердцем средневековой цивилизации, – теперь пустота. Возрождение, Реформация, Научная революция, Просвещение, Романтизм – все эти движения, каждое по-своему, привели к падению ее авторитета.

Католическая церковь, впрочем, и сегодня обладает определенным влиянием. Если вы – просвещенный человек, то, возможно, по-прежнему считаете, что нужно бороться с папой. Разумеется, любой просвещенный человек считает, что контрацепция – это хорошая вещь, однако папа осуждает ее использование, поскольку она противоречит божественному учению, и никакие практические соображения не могут ее оправдать. И хотя большинство католиков на Западе не считаются с мнением папы по этому вопросу, он остается непреклонным. Однако в целом процесс секуляризации продолжает идти полным ходом.

Две противоположные силы – с одной стороны, прогресс и наука, с другой, эмоции и раскрепощение – по-прежнему очень влиятельны. Иногда они выступают как союзники, иногда противостоят друг другу. Посмотрим, как они по-прежнему раздваивают нас. Для начала возьмем отрывок из Библии, повествующий о сотворении человека.

Тогда Господь Бог создал человека из земного праха и вдунул ему в ноздри дыхание жизни, и человек стал живым существом. Затем Господь Бог посадил сад на востоке, в Эдеме, и поселил там человека, которого Он создал. Господь Бог сказал: «Нехорошо человеку быть одному. Я создам ему помощника под стать». Тогда Господь Бог погрузил человека в глубокий сон и, пока он спал, взял одно из его ребер и закрыл это место плотью. Из ребра, которое Он вынул из человека, Господь Бог создал женщину и привел ее к нему. Человек сказал: «Вот теперь это кость от костей моих и плоть от плоти моей: она будет называться “женщина”, потому что была взята от мужчины». Поэтому оставит человек отца и мать и соединится со своей женой, и они станут одной плотью.

Как бы вы отреагировали, если бы я предложил преподавать в школах библейский рассказ вместо биологии и теории эволюции? «Ни в коем случае! – сказали бы вы, если вы современный, прогрессивный человек. – Мы говорим об образовании! Если каким-то родителям хочется учить детей по Библии, они могут это делать сами, на дому». А что, если мы сохраним биологию и эволюцию, но вместе с ними будем рассказывать и библейскую версию? «Ни в коем случае! Наука доказала, что мы произошли от животных, этому и нужно учить детей. Вокруг полно сумасшедших креационистов. Мы не можем позволить им проникнуть в школу!»

Теперь прочитайте другую историю – на этот раз из среды австралийских аборигенов.

Некогда у одного старика был племянник, которого он очень сильно любил. Однажды этот юноша отправился в далекую страну, где повстречал молодую девушку и влюбился в нее. Вместе они сбежали, однако старшие члены племени снарядили за ними погоню, поскольку девушка была обещана одному из старейшин. Нагнав их, они насмерть пронзили юношу копьем. Старик, его дядя, был страшно опечален, услышав об этом, так как он очень любил своего племянника. Несмотря на свои годы, он отправился в далекую страну, чтобы привезти назад тело юноши. Оно было очень крупным, а старик, напротив, сгибался под грузом прожитых лет. Тело юноши было для него тяжким бременем. Однако же он справился: принес его домой и предал земле в соответствии с обычаем. И сейчас можно пройти по тропе, которой шел старик. В тех местах, где он останавливался и клал тело юноши на песчаную землю, вы обнаружите родник. А там, где он клал тело на скалы, до сих пор находятся небольшие водоемы между камней, наполненные его слезами.

Традиционные общества живут в заколдованном мире. Каждая частичка земли аборигенов имеет свою историю и связывает их современную жизнь с жизнью предков. Как вам кажется, стоит ли сохранять такие истории? «Конечно!» – скажете вы. Стоит ли учить по ним детей аборигенов? «Да, конечно». Стоит ли преподавать их в школах? «Да». И их действительно преподают.

Играя роль просветителя, я бы мог сказать вам: «Если детям интересно происхождение родников и водоемов в скалах, они должны учить геологию». Смутившись, вы ответите: «Не в этом дело…»

Продолжая упорствовать в этой роли, я мог бы сказать: «Аборигены жили в страхе перед тьмой и колдовством». Но вы не будете слушать. Вы очарованы. Вам кажется, что аборигены живут более полной, здоровой, естественной жизнью. Вы уступили своему романтическому чувству.

Кажется, вы раздваиваетесь. Своим детям вы хотите давать только научное знание. И в то же время вы немного завидуете этим людям, не знающим, что такое наука, сохраняющим свои традиционные верования.

И это наша судьба: раздваиваться, разрываться, путаться. Другие цивилизации покоятся на одной традиции, а не на такой вот странной «троице». Они не так склонны к неразберихе, постоянным переворотам, путанице, которая преследует нас в нравственной и интеллектуальной сферах.

У нас очень запутанная родословная, и потому для нас нет места, которое мы могли бы назвать домом.

Интермедия
Чувство классики

Писатели и мыслители эпохи Возрождения считали, что искусство, литературу и ученость Греции и Рима невозможно превзойти, с ними можно только сравняться. По этой причине они называли творения Античности «классическими», связывая с ними представление о наилучшем, образцовом. На протяжении двух столетий европейцы спорили о наследии древних, сравнивая его с достижениями современности. Этот спор был разрешен в XVII в., когда оказалось, что представления греков о Солнце, звездах, Земле и других планетах ложны. С этого момента чувство пиетета к древним постепенно угасает, на смену ему приходит надежда на то, что главные достижения – за нами, людьми новой эпохи. Однако в некоторых областях мы по-прежнему ориентируемся на античных авторов. Глядя на этих гигантов, и сейчас вполне можно испытать «чувство классики».

Три древнегреческих философа – Сократ, Платон и Аристотель – по-прежнему очень влиятельны. Не случайно всю западную философию однажды назвали одним большим комментарием к Платону. Они были тесно связаны между собой: Платон записывал за Сократом, который вел философские беседы со своими друзьями; Аристотель был учеником Платона.

Сократ не претендовал на то, что в его словах заключена истина. Он лишь разработал метод, благодаря которому можно было к ней приблизиться. В основе этого метода лежало постоянное сомнение. Он учил не принимать ничего за чистую монету и помнить о том, что мнения обычных людей, как правило, не имеют под собой рационального основания. Например, Сократ задает, казалось бы, очень простой вопрос: кто такой добродетельный человек? Один из его собеседников дает ответ, который, как тут же показывает Сократ, имеет какое-нибудь очевидное слабое место. Тогда этот же или другой его собеседник предпринимает новую попытку, но уже с большей осторожностью. Затем следуют новые вопросы и новые уточнения. Сократ верил в то, что, если человек обладает ясным и пытливым умом, он может достичь истины. Не нужно гоняться за ней или проводить какие-то специальные разыскания. Истина существует, и, чтобы овладеть ею, нужно просто оттачивать свои умственные способности.

Этот метод до сих пор так и называется – «сократовским». Его используют, например, на университетских консультациях, когда преподаватель нужен не для того, чтобы транслировать устоявшиеся истины, а чтобы помогать студентам мыслить в верном направлении и вести эффективное обсуждение. Можем представить такой разговор:

Наставник: Аманда, что такое революция?

Аманда: Свержение власти насильственным путем.

Наставник: Представим некое государство, которым правит король. Этого короля убивает его собственный брат и захватывает власть. Это революция?

Аманда: Ой, конечно, нет.

Наставник: Выходит, не во всех случаях насильственной смены власти речь идет о революции?

Аманда: Что ж, действительно, не во всех.

Наставник: Тогда какой еще необходим элемент, помимо применения силы, чтобы говорить о революции?

Тут хитрость: для того чтобы успешно применять этот метод, не нужно много знать, достаточно быть сообразительным.

Сократ, Платон и Аристотель жили в Афинах в демократический период – V–IV вв. до н. э. Все они критиковали демократию, а Сократ и вовсе вступил с Афинами в открытый конфликт. Его привлекли к суду за пренебрежительное отношение к богам и нравственное развращение молодежи. Он защищался, говоря, что никогда никого не принуждал исповедовать свои взгляды. Он просто задавал людям вопросы, чтобы они могли разобраться, во что действительно верят. Присяжные в составе 501 гражданина признали Сократа виновным, однако перевес в голосах был невелик. Далее им нужно было определить наказание. Обвинение требовало смертной казни. Предполагалось, что в случае такого решения обвиняемый будет просить прощения, представлять суду смягчающие обстоятельства в виде жены и детей, умолять о пощаде. Однако Сократ не стал унижаться. Он спрашивал: «Какое наказание может подойти тому, кто всячески содействовал улучшению вашего морального и умственного состояния? Быть может, пожизненная пенсия! Вы бы могли избрать ссылку в качестве наказания, но, даже изгнанный за пределы города, я бы не оставил своего дела. Где бы я ни был, – продолжал Сократ, – я не смогу жить, не задавая вопросов: неосознанная жизнь не стоит того, чтобы жить. Вы можете наложить на меня штраф, но я вряд ли смогу вам многое предложить; я отнюдь не богат…» При этих словах его последователи, с замиранием сердца внимавшие своему наставнику, вскочили и предложили внести за него огромный штраф. Однако присяжные, как и следовало ожидать, проголосовали за смертную казнь.

Как правило, смертные приговоры в Афинах сразу же приводились в исполнение, однако казнь Сократа пришлось отложить из-за религиозного праздника. У философа была возможность бежать, и власти, возможно, отчасти на это и рассчитывали. Однако он не стал делать этого. «Зачем цепляться за эту жизнь, – спрашивал он, – если все равно невозможно жить вечно? Цель состоит не в том, чтобы жить, а в том, чтобы жить добродетельно. Я жил добродетельно – по афинским законам, и я готов принять предписанное мне наказание». До последнего своего часа Сократ оставался философом: когда с него сняли цепи, он отметил, что боль и удовольствие очень близки.

Осужденный на казнь должен был выпить яд цикуты. Спутники Сократа умоляли его повременить: осуществить это нужно было до конца дня, меж тем как солнце еще даже не зашло за холмы. Сократ отвечал, что выглядел бы нелепо в собственных глазах, если бы так цеплялся за жизнь. Он тихо принял яд, не выказав и малейшего отвращения. Его действие было незамедлительным.

Я только что описал смерть Сократа с явным сочувствием философу. Можно ли рассказать эту историю так, чтобы наши симпатии оказались на стороне обвинения? Например. Сын обвинителя принимал участие в философских беседах Сократа, в результате чего стал бездельником и пьяницей. Не прав ли был обвинитель, говоря, что Сократ опасен для общества? Если подвергать сомнению все подряд, люди теряют жизненные опоры. Невозможно полностью подчинить жизнь разуму. Должно быть место обряду, привычкам, религии. Они дают людям ориентиры и делают возможным само существование общества.

Подобная позиция значительно менее привлекательна. Симпатии нашей культуры в целом на стороне Сократа. Так было не всегда, но дошедший до нас рассказ Платона о смерти Сократа сделал из него святого покровителя сомнения.

Главный же философский вопрос нашей культуры – вопрос познания – неизбежно возвращает нас к Платону. Можно ли считать опыт, получаемый нами с помощью органов чувств, проводником к истинной реальности? Платон считал, что все то, что мы чувствуем и видим в этом мире, – это всего лишь тени, несовершенные копии идей, которые обладают идеальной формой и обитают в иной, возвышенной, божественной реальности. Здесь, на земле, мы видим обычные столы, однако в том мире существует идеальная форма стола. Даже такие абстрактные понятия, как справедливость и благо, существуют в идеальных формах за пределами нашего мира. Люди также происходят оттуда. На земле же они должны стремиться вновь открыть для себя идеальный мир, постоянно совершенствуясь умственно и духовно. Платон – величайший философ-идеалист: он отвергал материалистические представления о жизни.

Платон понимал, что люди «здравого смысла» отвергнут его учение. Для них он заготовил ответ, который до сих пор не теряет своей актуальности. Представьте группу людей, закованных в кандалы и сидящих перед пещерой. Они не могут обернуться и посмотреть назад, они вынуждены смотреть только внутрь пещеры. Позади них на возвышенности располагается дорога, а за ней разведен большой костер, который бросает свет на стену пещеры. По мере того, как люди, животные, повозки проезжают по дороге, они загораживают огонь и потому отбрасывают на нее тени. Люди в кандалах видят только эти тени. Они дают им имена, обсуждают их, размышляют о них. Они думают, что тени и есть реальность. Теперь возьмите одного из них и направьте из пещеры наружу. Сначала он будет ослеплен светом, затем – изумится обилию цветов, будет напуган объемными предметами. «Но ведь там, внизу, мы думали…» – говорит он. Да, там, внизу, истина была сокрыта от вас.

Аристотель, ученик Платона, был великим систематизатором знания о мире и о Вселенной, причем его интересовали как земной мир, так и небеса. Именно его учение о том, что Земля находится в центре Вселенной, было опровергнуто в ходе научной революции XVII столетия. Однако разработанные Аристотелем правила логического мышления используются нами до сих пор. Он подарил миру силлогизм – трехчастное утверждение, которое состоит из двух предпосылок (общего и конкретного суждения) и выводимого из них заключения. Вот пример:

У всех кошек четыре лапы

Миллиган – кошка

Следовательно: У Миллиган четыре лапы

Является ли это заключение истинным? Силлогизм дает истинное заключение только в том случае, если обе его предпосылки истинны, а умозаключение правомерно. Посмотрим на наш пример: кошки в действительности имеют четыре лапы, а Миллиган, допустим, это и вправду имя кошки.

Предпосылки, таким образом, истинны. Однако правомерно ли умозаключение? Да: если Миллиган – это кошка и если все кошки имеют четыре лапы, то и у Миллиган должно быть четыре лапы. А вот пример неправомерного умозаключения:

У всех кошек четыре лапы

У Миллиган четыре лапы

Следовательно: Миллиган – кошка

Хотя обе предпосылки истинны, заключение ложно, поскольку между Миллиган и кошками нет никакой логической связи (она с той же вероятностью может оказаться собакой). Может быть и так, что верно выстроенный силлогизм содержит ложное заключение. Такое происходит, если хотя бы одна из предпосылок не является истинной. Например:

Все кошки черные

Миллиган – кошка

Следовательно: Миллиган – черная.

В этом случае правомерное умозаключение приводит нас к ложному выводу, поскольку первая предпосылка не соответствует истине. Существуют формальные правила для определения и описания всех видов ошибок, которые можно допустить при построении силлогизма. Как вы видите, не случайно говорят, что греки научили нас мыслить рационально.

Древние греки также положили начало медицине в Западной Европе. Особая заслуга принадлежит Гиппократу, который жил в Афинах в период их расцвета – в V в. до н. э. До нас дошли его сочинения, правда, все они почти точно являются компиляциями из разных авторов, которые ориентировались в своей работе на его методы и принципы. Для понимания причин болезней Гиппократ опирался прежде всего на разум, так как считал, что причины эти имеют естественное происхождение и не связаны с колдовством, магией или божественным вмешательством. Он тщательно исследовал течение болезни, а также обстоятельства, при которых она появлялась. Его можно назвать первым эпидемиологом, так как он пытался выделить определенные модели распространения болезней. Он возлагал на докторов серьезную обязанность – быть нравственно ответственными, рассудительными людьми, лично заинтересованными в здоровье своих пациентов. По сути, именно Гиппократ в своей работе заложил принципы врачебного дела. До недавнего времени студенты-медики произносили составленную им клятву, которая носит его имя: клятву Гиппократа. Эти слова позволяют нам составить представление о том, в каком состоянии была медицина в те далекие дни^[4]:

Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же я не вручу никакой женщине абортивного пессария. В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всякого намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами. Что бы при лечении – а также и без лечения – я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной. Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство.

Однако западная медицина также унаследовала от Гиппократа величайшее заблуждение, коренящееся в неустанном стремлении греков к простоте. Он учил, что телесное здоровье зависит от правильного баланса четырех элементов (жидкостей): крови, флегмы, желчи и черной желчи. Вплоть до XIX в. врачи, руководствуясь авторитетом Гиппократа, ставили людям пиявок, если у них обнаруживался «избыток» крови, который считался причиной болезни. В этом отношении Гиппократ оставался классиком чересчур долго.

Греки превосходили римлян практически во всех областях знания, но только не в вопросах права. Римское право выросло из самой жизни: из постановлений судей, из многочисленных комментариев юристов к законам, которые сами становились составной частью законодательства. И хотя римляне были гораздо более практичными по сравнению с греками, их юридическое мышление имело не так мало общего с греческим идеализмом. Завоевывая другие народы, римляне всегда изучали их законы в сопоставлении с собственными и стремились определить некие универсальные принципы. Какие нормы все народы возводят в ранг закона? Подобные вопросы привели к появлению идеи естественного права, которое можно рассматривать как идеальную форму права. Нормы естественного права помогают совершенствовать законодательные системы любого народа. Ни одно общество, стремящееся к справедливости, не станет их отвергать.

Наиболее полный свод римских законов был составлен в VI в. н. э. императором Юстинианом, который правил в восточной части империи, выстоявшей под натиском германцев. Кодекс Юстиниана, вновь открытый в XI в., был невероятно влиятельным. В меньшей степени это относится к Англии, где к тому моменту утвердилось собственное общее право, однако и здесь кодекс Юстиниана оставил свой след – в области договорного права. Рассмотрим два гипотетических сюжета из этой области.

Возьмем договор аренды. Какую ответственность несет арендатор в том случае, если арендованная им лошадь была украдена? Ответ: он должен выплатить полную стоимость лошади ее владельцу, поскольку он обязан был позаботиться о ее сохранности (в наше время такие проблемы регулируются с помощью страховки, но у римлян ее не было). Однако если лошадь украли с применением силы, арендатор не несет ответственности. Он не обязан подвергать себя опасности ради спасения чужой лошади. В то же время если арендатор задержал лошадь дольше оговоренного срока, ответственность за ее пропажу ложится на него в любом случае, даже если лошадь украли с применением силы.

Теперь представим ювелира, который выполняет заказ по изготовлению кольца. Является ли этот случай договором купли-продажи товара или же договором о найме ювелира? Ведь разные типы договоров регулировались разными нормами. Ответ зависел от того, кто являлся поставщиком золота. Если его предоставлял сам заказчик, тогда заключался договор о найме ювелира. Если же золото добывал ювелир, то его отношения с заказчиком регулировались договором купли-продажи.

Вы видите, каким разносторонним и детализированным было это право, как стремились его составители разработать справедливые нормы для всего многообразия сделок между людьми. Мы всегда можем идти своей дорогой, однако с каким бы вопросом мы ни сталкивались, мы знаем, что когда-то люди уже пытались его разрешить. Глядя на это огромное интеллектуальное наследие – вековой труд предшествующих поколений – мы чувствуем себя маленькими. Это и есть чувство классики.

А теперь подробнее

Глава 3
Нашествия и завоевания

Вторжение германцев на территорию Римской империи стало первым в череде трех крупнейших нашествий Средневековья. После германцев в Европу пришли мусульмане, а затем – норманны, или викинги. Когда все эти потрясения подошли к концу, европейское сообщество стабилизировалось, а затем и само начало экспансию: крестовые походы в Святую землю, изгнание мусульман из Испании, а затем, благодаря развитию морского дела, европейцы и вовсе предъявили права на сокровища всего мира.

Германские «захватчики» и Римская империя

Принято говорить о падении Римской империи и даже точно датировать это событие – 476 годом н. э. Однако в тот момент пала лишь западная ее часть. Вторая же половина – восточная и грекоязычная часть империи с центром в Константинополе – просуществовала еще тысячу лет. По своему происхождению Константинополь – это греческий город, который изначально назывался Византием. Отсюда и произошло название восточной части империи – Византия. О ее падении мы еще поговорим.

Вернемся пока что к Западной империи. Само слово «падение», как и точная дата этого события, вводят нас в некоторое заблуждение. Воображение рисует нам варварские полки, стоящие на границе империи, затем – их организованное наступление на юг, отступление римской армии, отчаянную оборону Рима. Однако все было совсем не так. «Нашествие» германцев было весьма необычным. Проследить за движением различных германских племен можно на карте.

Северные границы империи никогда не были непроницаемой преградой. В определенных, всем известных местах жители империи и обитатели близлежащих территорий, в том числе германцы, обменивались товарами. Этот процесс контролировали римские солдаты. Иногда, впрочем, Рим стремился выйти за свои привычные границы. Например, в I в. н. э. римские войска пересекли Рейн и продвинулись вглубь территории современной Германии. Однако это вторжение оказалось кратковременным: германцы быстро разбили римские легионы. В ходе этого столкновения они успели составить некое представление о римлянах.

В III в. н. э. целый ряд германских вторжений практически уничтожил империю. Это было время страшной политической нестабильности: римские императоры сменяли друг друга один за другим, внешним же врагам практически не оказывалось никакого сопротивления. Империя выстояла, однако на ее территории появились целые анклавы германцев. Константин – император, легализовавший христианство в 313 г., – пришел к власти как раз в это непростое время. Он попытался провести крупную реорганизацию империи, чтобы вернуть ей былую силу.

Германцев, которые селились на территории Империи, брали на службу в римскую армию. В результате в V в., когда требовалось сдержать натиск германцев, выходило, что они сражаются друг против друга. Приблизительно половину (а то и больше) солдат в римской армии составляли выходцы из германских племен. Более того, они даже занимали командные должности. Сам факт того, что римляне были вынуждены брать на службу «варваров», кажется очевидным свидетельством слабости империи. В начале XX в., когда расистские идеи были очень популярны, все были уверены, что знают, почему пала империя: римляне совершили роковую ошибку, доверив свою судьбу представителям низшей расы. Разумеется, сейчас эту идею никто не озвучивает в столь грубой форме. Однако вполне очевидно, что империя, полагающаяся на защиту пришельцев, переживает не лучшие времена.

Германцы, впрочем, не стремились захватить власть. Они были чужаками, которые не собирались становиться захватчиками. Они хотели просто поживиться добычей, поселиться на хороших землях, жить благополучно, и потому охотно признавали власть императора.

Императорам, конечно, не нравилось, что германцы грабят их территории. Они посылали свои армии, чтобы сокрушить и изгнать пришельцев, но удача редко была на их стороне. Обычно дело заканчивалось тем, что германцы сохраняли более или менее независимые анклавы на территории империи. В итоге под контролем императора уже почти ничего не осталось. Германцы тем не менее были убеждены в том, что править должен император. Завоевавшие Италию племена в течение долгого времени поддерживали именно императоров-римлян. Однако в конце концов один германский вождь положил конец этому фарсу. Вместо того чтобы поддерживать императоров-марионеток, он решил в открытую взять власть в свои руки. Именно этот переворот, в результате которого германский вождь Одоакр пришел к власти, и пришелся на 476 г., а не какое-нибудь крупное генеральное сражение. В то же время Одоакр не стал именовать себя императором, а взял титул короля Италии. Императорские регалии – корону и парадные мантии – он завернул и отправил в Константинополь, где по-прежнему оставался император, чью власть над собой он признавал. Так германцы, сами того не желая, завоевали Рим и оказались заложниками своего нового положения.

Теперь на месте Западной Римской империи образовалось несколько небольших королевств, основанных различными германскими племенами. Рождались и исчезали они очень быстро. Пришельцы оказались неспособны сохранить римскую систему управления, поэтому сбор налогов вскоре совсем разладился. Германцы явно чувствовали себя не в своей тарелке, ведь у них не было никакого опыта государственного управления. Они искали помощи со стороны и сумели найти ее в старой римской аристократии и епископах. Таким образом, в общественных элитах старое смешивалось с новым, но насколько этот процесс затрагивал низы общества?

Довольно сложно подробно осветить этот вопрос, поскольку от интересующей нас эпохи осталось крайне мало письменных источников. Германцы были неграмотны, да и в целом это было время постоянных потрясений и хаоса, а потому уцелели лишь редкие записи. Очевидно, однако, что происходившее не было «массовым вторжением» германцев, которые сгоняли бы местных жителей с мест их обитания. Не было это и набегом воинов-мужчин. Германцы брали с собой своих жен и детей и очевидно намеревались поселиться на новых землях. В одних местах население становилось преимущественно германским, в других пришельцы долго оставались в меньшинстве. Чтобы установить, кто где жил, историки обращаются к археологическим свидетельствам. Германские захоронения значительно отличаются от римских, поэтому, например, если в каком-то месте найдено множество могил германского образца, можно считать, что в этой местности пришедшие племена составляли большинство. Иногда на помощь приходит лингвистика. Если мы знаем, что в то время какая-нибудь деревня приобретает новое название германского происхождения, можно предположить, что она также была преимущественно заселена германцами. Впрочем, это не очень надежный аргумент. Название могло измениться потому, что деревню переименовал какой-нибудь германский вождь. Однако если меняются названия полей, то это уже более надежное свидетельство: этот факт позволяет сделать вывод, что крестьяне, работавшие на них, были германцами.

Долгое время римское и германское право существовали параллельно. Римлян судили по первому, германцев – по второму. В римском праве были разработаны четкие принципы правосудия, к которым должны были апеллировать судьи в ходе разбирательства. Поначалу судьи были также и законотворцами: из их решений составлялись кодексы. Крупнейший правовой кодекс был создан императором восточной части империи Юстинианом в VI в. Германское же право было санкционированной формой кровной мести, а судьи – арбитрами в поединке сторон. Потерпевший и весь его род требовали компенсации от обидчика и его рода. Даже в случае убийства вопрос решали с помощью выплат родственникам убитого. Размер этих выплат зависел от социального статуса жертвы – например, за убийство знатного человека нужно было платить в три раза больше, чем за убийство человека простого.

Римляне определяли, виновен обвиняемый или нет, изучая доказательства и показания свидетелей. Германцы прибегали к ордалиям – испытаниям огнем, водой или поединком. Например, руку подозреваемого опускали в кипящую воду; если через три дня ожоги не исчезали, его признавали виновным. Другой вариант: подозреваемого бросали в водоем; если он всплывал, то объявлялся виновным, если тонул – невиновным. В случаях, когда две стороны спорили из-за земельных вопросов, они сходились в поединке. Прав оказывался тот, кто выходил из него победителем.

Две системы постепенно смешивались друг с другом. В Италии и Южной Франции преобладали римские нормы, в Германии и Северной Франции – германские. При этом повсюду люди прибегали к ордалиям. Их проводили обязательно в присутствии священников, гарантировавших, что Бог обеспечит справедливый результат. В этом вопросе римская церковь будет следовать германской правовой практике вплоть до XII в., когда Кодекс Юстиниана, вновь открытый на Западе, произведет правовую революцию в церкви. С этого момента священникам будет запрещено участвовать в ордалиях.

Вскоре после вторжения в империю многие германцы обратились в христианство, отвернувшись от своих богов или от арианства – еретического учения внутри христианства, которого придерживались некоторые германские племена до своего прихода в империю. Ариане считали, что раз Христос – это сын Бога, то он менее значим и не равен Ему. Эту ересь, получившую распространение на Востоке, принес на германские земли один миссионер, обративший в арианство многие местные племена.

Таким образом, формулировка «падение Рима» обманчива во многих отношениях, в особенности когда речь заходит о религии. Официальная религия империи и ее церковь не просто «пережили» нашествие пришельцев, но и были восприняты ими. Это краеугольный камень европейской цивилизации. И у нас уже есть формула для описания этого феномена: германские воины поддерживали римскую христианскую церковь, которая сохраняла грекоримскую ученость.

* * *

Только одно германское племя на Западе сумело создать прочное государство. Речь идет о королевстве франков, которое, разрастаясь, как видно на карте, заняло территории всей современной Франции, а также частично Германии, Италии и Испании. Название «Франция» происходит от племени франков, то есть имеет германские корни. Наивысшего могущества держава франков добилась при Карле Великом. После его смерти она распалась. Современную Францию нельзя назвать прямым потомком франкского королевства. Франция – в том виде, в каком мы ее знаем, – возникла в результате политики королей более поздних времен.

Франкское королевство постепенно расширялось, вбирая в себя территории современной Франции и – частично – Германии, Италии и Испании

Вторжение германцев в Англию развивалось совсем по иному сценарию. Большая часть современной Англии входила в состав Римской империи, а Шотландия – нет. Римляне добрались до Англии довольно поздно – только в I в. н. э. – и довольно рано ее покинули. Они ушли оттуда в 410 г. н. э., поскольку император приказал квартировавшим на острове войскам вернуться на континент, чтобы защищать империю от германцев. Когда римляне покидали Англию, ее коренное население – бритты – оставалось в общем нетронутым; римляне за триста лет своего пребывания на острове не уничтожили их общество и культуру. Бритты сохранили, например, кельтский язык. Однако затем, в V и VI вв., германские племена – англы, саксы и юты – пересекли Ла-Манш и вторглись на остров. Это в большей степени походило на подлинное завоевание. Бритты были покорены. Их сообщества сохранились только на территории Шотландии, Уэльса и Корнуолла.

На территории Англии образовалось несколько королевств, населенных германцами-язычниками. Ни англы, ни саксы, ни юты не знали христианства ни в одной из его разновидностей. Однако вскоре сюда потянулись миссионеры из Рима и Ирландии. Им удалось обратить германских пришельцев в христианство. Роль, которую сыграла Ирландия в обращении Англии, особенно интересна. Она показывает, в каких необычных условиях порой распространялась и выживала эта религия. Христианство родилось на восточных окраинах Римской империи, затем оно разошлось по всей ее территории и даже вышло за пределы официальных границ, достигнув Ирландии. Здесь оно быстро приобрело довольно специфический облик, поскольку развивалось в не-романизированном сообществе. Пока западную империю сотрясали удары внешних врагов, ирландцы продолжали мирно жить у себя на острове. И вот, спустя несколько столетий, они вновь принесли христианство в Англию и даже посылали миссионеров на континент. Англичане со временем стали смотреть свысока на ирландцев и отзываться о них как об «ирландском болоте». Ирландцы же считают себя спасителями христианства.

Следующее великое нашествие на Европу – исламское. Оно произошло сразу после вторжения германцев, то есть в VII–VIII вв. Основателем ислама был Мухаммад, арабский купец, получавший божественные видения. Религия, которую он создал в результате божественного внушения, является, в сущности, ответвлением иудаизма и христианства. Ислам признает Иисуса и ветхозаветных пророков, однако утверждает, что Мухаммад – последний в их ряду. Он является истинным проводником к Аллаху, то есть единому Богу. По сравнению с христианством ислам – очень простая религия. Он не вобрал в себя древнегреческой философии, подарившей христианству представление о триедином Боге – Отце, Сыне и Святом духе, которые неслиянны, но при этом равны между собой и в то же время едины. Ислам знает только одного Бога – Аллаха. Стоит отметить, что мусульмане терпимо относились к христианам и иудеям. Христиане же воспринимали мусульман как лжеучителей и разрушителей истинной веры.

Наступление ислама. Восточная Римская империя сумела удержать лишь Балканы и территорию современной Турции. Она также контролировала некоторые территории в Италии, которые поначалу были, конечно, частью Западной Империи. После вторжения германцев в Италию император в Константинополе решил, что вернуть эти земли – его христианский долг. Ему удалось отвоевать у них маленькие анклавы, но очень большой ценой. Его действия принесли гораздо больше беспорядка и кровопролития, нежели само вторжение германцев. Одним из этих анклавов была Равенна, город в Северной Италии, что объясняет наличие там великолепных византийских мозаик

Мухаммад сумел привлечь на свою сторону многих жителей Аравии. Он завоевывал различные местные племена, укрепляя свою власть. При жизни Мухаммад имел гораздо больше влияния, чем Иисус. Он не просто основал новую религию, но и сумел распространить ее на очень большой территории. На момент же смерти Иисуса христианства еще просто не существовало. После смерти Мухаммада его последователи продолжили начатые им завоевания, причем даже с большим успехом.

В течение короткого времени они подчинили себе не только разрозненные племена Аравии, но и целые государства: Персидскую империю, огромные территории Восточной Римской империи на Ближнем Востоке, а также Северную Африку. Отсюда арабы продолжили свое движение на запад, громя по пути королевства, основанные германцами, и затем переправились в Испанию. Испания сначала была римской провинцией, затем ее завоевали вестготы-христиане, а теперь сюда пришел ислам. Однако тут продвижение мусульман закончилось. Их армия проникла на территорию Франции, однако была разбита в битве при Пуатье Карлом Мартеллом – предводителем франков, прадедом Карла Великого. Благодаря франкам Европа осталась христианской.

Мусульмане были довольно жестокими захватчиками, но весьма снисходительными правителями. Они позволяли христианам исповедовать свою религию, но – как неверные – те должны были платить за это специальный налог. Мусульмане налогами не облагались. Это являлось стимулом для перехода в ислам. Христиане восточной части Империи нередко приветствовали арабских захватчиков, так как исповедовали свою версию христианства, отличную от той, которую им навязывал Константинополь. Под властью мусульман они были вольны придерживаться собственных взглядов. Однако со временем христианство на этих территориях исчезло. Поскольку все больше христиан переходили в ислам, правила налогообложения изменились. Вскоре уже все население платило налог на землю в общем порядке.

Исламская Испания стала наиболее цивилизованной частью Европы в Средние века. В ходе описанных выше завоеваний неграмотные арабские кочевники учились у народов, на которые они нападали, – у персов, которые создали очень развитую цивилизацию, у греков, населявших Византийскую империю. Арабы привезли с собой в Испанию письменное наследие древних греков, переписывали и развивали его, давали возможность мыслителям северной Европы приезжать и самостоятельно делать копии с манускриптов. Часто в таких случаях в качестве переводчиков выступали евреи, занимавшие очень высокое положение в исламской Испании. Один человек читал греческий текст в арабском варианте и переводил его вслух на испанский. Второй человек, слушая испанскую версию, делал черновой перевод на латынь. В своем новом латинском обличье древнегреческая ученость, прошедшая три этапа перевода, возвращалась в христианскую Европу, в ее университеты, которые начали появляться в XII в. Именно таким путем Европа обрела сочинения Аристотеля, посвященные логике, его медицинские, математические и астрономические трактаты. Все это дисциплины, в которых древние греки были большими знатоками.

Подведем итоги трех завоеваний. Сначала в Западной Европе смешиваются три элемента: то, что привнесено германцами, то, что осталось от Римской империи, и христианство. Затем в Англии устанавливается германская гегемония, а впоследствии возвращается христианство. Наконец, на исламизированных территориях Ближнего Востока, Северной Африки и Испании христианство исчезает. При этом здесь сохраняются труды древних греков, которые впоследствии будут переправлены в христианскую Европу.

* * *

Викинги, или норманны, стали последними в этой череде захватчиков. Их набеги на Европу относятся к IX–X вв., то есть к двум столетиям, следующим сразу за исламским вторжением. Их родиной были северные земли – Швеция, Дания, Норвегия. До континента они добирались по морю. Появление на горизонте их кораблей было страшным знаком. Особая конструкция их драккаров позволяла викингам преодолевать большие расстояния, двигаясь по рекам: даже на глубине в один метр драккар держался на поверхности воды. Если они попадали на мелководье, то спускали на воду маленькие лодки, которые возили с собой, и продолжали свой путь. Если на пути им встречались какие-либо препятствия, они просто обходили их, перенося лодки на руках, и вновь спускались на воду. Благодаря этому они легко продвигались вглубь континента. В России они проплывали от Балтийского до Черного моря.

Набеги викингов (норманнов) на Европу в IX–X вв.

Однако их открытые драккары могли ходить по морям только в летнее время. Поэтому первое время викинги приплывали в Европу летом, а затем возвращались назад. Целью таких вылазок была военная добыча: различные ценные предметы, которые они могли увезти с собой. Однако в процессе поисков этих ценных предметов они грабили местное население, похищая еду, лошадей, женщин, не зная границ своей жадности. Они были настоящими террористами. Нашествия викингов были не просто единичными рейдами и ограблениями. Это поистине был разбой, сопровождавшийся пожарами и мародерством. Вещи, которые нельзя было увезти с собой, они просто уничтожали.

Цель викингов была проста: вызвать полнейшую панику у населения. При виде их жестокостей люди обращались в бегство. В одной из их саг некий воин получил прозвище Детолюб, отказавшись следовать доброй традиции – подбрасывать маленьких детей в воздух и ловить их на копья.

Поскольку германцы в свое время приходили по суше, наиболее безопасными местами среди населения считались острова в морях и реках. В связи с этим, например, многие монастыри строились на островах. Однако теперь появились морские захватчики, которые получили к ним легкий доступ. Монастыри были привлекательной добычей, поскольку в них хранились драгоценные предметы из золота и серебра, а также большие запасы пищи. Средневековый монастырь был своеобразным агрохолдингом, где выращивали и хранили продовольствие на пару сотен монахов. В устье реки Луары во Франции на небольшом острове находился один такой монастырь. Каждое лето монахи были вынуждены подниматься по течению реки, поскольку викинги преследовали их на своих судах. В итоге монастырь «переезжал» четыре или пять раз, пока наконец не обрел пристанище на территории современной Швейцарии. Сюда монахи перенесли реликвии монастыря: золотые кресты, кусочек Креста Господня и частичку мощей Христа.

Норманны могли совершать набеги, не встречая сопротивления, поскольку государства, в которые они вторгались, были тогда очень слабы. Они не имели твердой системы налогообложения, и даже если они и были в состоянии снарядить собственное войско, то точно были не в силах отразить удары врага, атаковавшего с моря. Ни одно из этих маленьких европейских королевств не имело флота, не было его в том числе и у Карла Великого, империя которого, впрочем, уже распалась. Римская империя была некогда морской державой, – контроль над Средиземным морем позволял ей поддерживать собственную целостность, – однако теперь значительна часть Средиземноморья находилась в руках мусульман. Очень небольшой процент европейской торговли совершался морским путем, а потому само искусство мореплавания пришло в упадок. Оставив былые внешнеполитические амбиции, Европа оказалась особенно уязвима для маневренного нападения со стороны.

С течением времени викинги стали привозить с собой жен и детей, организуя оседлые поселения. На карте обозначены места их обитания на территории России, Северной Франции, Англии и Ирландии. Например, Дублин был основан норманнами. Англии досталось дважды: сперва от англов, саксов и ютов, а затем от норманнов, которые атаковали восточную часть острова. Обе эти группы пришельцев говорили на германских языках, от которых и произошел английский. Нормандия – регион на севере Франции – получила свое название от обосновавшихся здесь норманнов. Французский король позволил им поселиться там в обмен на их обязательство прекратить набеги.

В 1066 г., примерно через сто лет после того, как норманны обосновались на севере Франции, их герцог Вильгельм с небольшим войском завоевал Англию. По сути, это был переворот в самой верхушке власти. Вильгельм и его последователи стали новым правящим классом в Англии. Нормандцы говорили на собственном диалекте французского, который затем стал частью той смеси, из которой вырастет английский язык. Как видим, Англия была населена разными группами сменявших друг друга захватчиков. Однако после 1066 г. больше на ее территорию никто не вторгался.

После X в. вторжения в Европу прекратились. Норманны стали все больше и больше склоняться к оседлому образу жизни, в Норвегию и Швецию отправились миссионеры, которые обратили эти страны в христианство. Оживилась торговля, начался рост городов. Европейской общество окрепло настолько, что принялось снаряжать собственные военные экспедиции.

Первым делом христиане задались целью выдворить мусульман с завоеванных ими территорий. Кампаниями общеевропейского масштаба стали Реконкиста Испании и отвоевание Святой земли в Палестине. Испанская Реконкиста началась в XI в. и продолжалась более 400 лет. Европейцы действовали здесь поэтапно. Двигаясь с севера, они сначала захватили обширные территории, восстановили на них христианское сообщество, затем вновь стали теснить мусульман на юг. Последний оплот мусульман в южной Испании пал в 1492 г. – в тот же год, когда Колумб отправился в свое плавание под покровительством испанской короны.

Крестовые походы в Святую землю начались в 1095 г. и продолжались практически два столетия. Представьте, что чувствовали христиане, зная о том, что место, где умер Христос, страна, где он проповедовал, были под властью людей, которых они считали неверными, даже врагами своей религии. Наверняка Господь желает, чтобы они покончили с этим богохульством. Походы получали официальную поддержку и благословение папы римского. Однако лишь первый их них закончился относительно удачно. Крестоносцы сумели ненадолго взять Иерусалим, где некоторые из них даже основали оседлые поселения. Однако затем мусульмане вытеснили их оттуда, и все последующие походы заканчивались провалом.

Крестовые походы были общеевропейским делом. Напротив, в заморской экспансии в Америку и Азию, начавшейся в XV в., нашло отражение соперничество зарождающихся национальных государств. Сначала столкнулись интересы Испании и Португалии, затем пришел черед Англии, Франции и Голландии. Все они на первых порах преследовали одну цель: заполучить как можно больше специй и других азиатских богатств. Добраться до Азии можно было двумя путями: двигаясь либо на Восток (огибая Африку), либо на Запад (пересекая Атлантический океан). Когда Колумб подошел к берегам Америки, он был уверен, что перед ним Китай. Последовавшее разочарование сполна компенсировалось: спонсировавшая Колумба испанская корона получила доступ к золоту и серебру Центральной и Южной Америк. Португальцы же были первыми, кто достиг берегов Азии. Однако затем их вытеснили оттуда французы и англичане, которые боролись за контроль над Индией, и голландцы, которые лишили их власти над «Восточной Индией» (современная Индонезия).

Азиатские предметы роскоши поступали в Европу и раньше, однако их путь с востока лежал через столицу Византийской империи, Константинополь. Европейцы принялись за поиск морских путей в Азию отчасти из-за того, что Константинополь оказался в руках мусульман.

Эта история уже больше похожа на «падение». Восточная Римская империя сумела выстоять в V в. потому, что основной удар германцев пришелся на запад. Она также обладала более стабильной экономикой и разветвленным управленческим аппаратом. Однако с того момента Византия постепенно теряла свои земли. Огромные территории отошли к арабам, которые вторглись в восточные регионы империи из Аравии в VII–VIII вв. В IX в. началось крупное нашествие тюрок из азиатских степей. Двигаясь в юго-западном направлении, они приняли ислам и установили власть над всем Ближним Востоком, после чего завоевали Малую Азию – территорию современной Турции, которая принадлежала Византии. Затем они переправились в Европу и окружили Константинополь, который был захвачен в 1453 г. Последний византийский император погиб, обороняя столицу вместе со своим войском.

Так закончилась история Римской империи. Под конец своего существования она занимала всего лишь маленький клочок земли и была уже скорее греческой, а не римской. Великий собор Святой Софии (Премудрости), сооруженный императором Юстинианом в VI в., был перестроен в мечеть. Тюрки основали собственную империю – Османскую. Она пала после Первой мировой войны, а на ее месте образовалось светское государство Турция, большинство жителей которой по-прежнему исповедует ислам. Великая мечеть, изначально построенная как христианский храм, стала музеем.

После падения Константинополя христианские ученые, которые сохраняли и изучали древнегреческое наследие, переправились со своими рукописями в Италию. Их приняли с распростертыми объятьями, поскольку тогда, в эпоху Возрождения, античные манускрипты были в большой цене. Еще до 1453 г. итальянские ученые налаживали контакты с византийцами, чтобы иметь доступ к грекоязычной науке и литературе. Да, латинские сочинения переписывались на протяжении всего Средневековья, и частично в них сохранялись в том числе греческие труды; да и в целом вся римская литература находилась под сильным влиянием греков. Однако греческие оригиналы вернулись в Европу после продолжительного «перерыва» и довольно неожиданным путем: через Испанию в Средние века и через Константинополь в XV столетии.

Глава 4
Формы правления (Часть I)

Древние греки изобрели демократическое государство. Они также считаются изобретателями политики – само это слово происходит от греческого слова «полис», означающего «город». Греческая история знает самые разные формы правления. Одна из них строится на обсуждении гражданами различных вопросов и принятии решений путем голосования простым большинством. Речь идет о прямой демократии: все граждане собираются в одном месте, чтобы обсуждать и утверждать государственную политику. Не все греческие города-государства были демократиями, а если и были, то очень непрочными. Из ряда небольших демократических полисов лучше всего мы знаем об Афинах, где демократия просуществовала с небольшими перерывами около 170 лет. В этот демократический период все мужчины, рожденные в Афинах, имели право участвовать в государственной жизни полиса. Женщины и рабы такого права не имели.

Наше государственное устройство мы тоже называем демократическим, однако с афинской демократией у него не так много общего. Современная демократия основывается на идее представительства. Мы не так часто оказываемся лично вовлечены в процесс управления страной. Раз в три или четыре года мы участвуем в выборах, время от времени выражаем свое недовольство, проводим демонстрации, составляем петиции. Однако мы не голосуем напрямую по каждому вопросу, который обсуждается в Парламенте.

Если бы люди напрямую влияли на все политические решения, разумеется, у нас была бы совершенно другая система управления по сравнению с той, которая существует сейчас. Конечно, нет возможности собрать всех людей в одном месте, однако наша модель стала бы близка к греческой, если бы, например, все требующие решения вопросы выносились на голосование через Интернет. По социологическим опросам мы понимаем, например, что, будь такая система принята в Австралии, то политику по привлечению сюда мигрантов из небританских стран здесь никогда бы не реализовали. Определенно не было бы мигрантов из Азии. Практически наверняка мы бы вешали преступников, а то и устраивали бы их показательные истязания. Вряд ли существовала бы гуманитарная помощь другим государствам. Матерям-одиночкам пришлось бы потрудиться, чтобы сохранить свои пособия, а студентам – свои льготы. Наверное, вам может показаться, что не так уж и плохо, когда на людские невежество и предрассудки накладываются определенные ограничения…

Если вам действительно так показалось, то ваше мнение совпадает с мнением Сократа, Платона и Аристотеля, выдающихся афинских философов, которые с большим скепсисом относились к афинской демократии. Их комментарии относительно этой системы помогают нам узнать, как она вообще работала. Они сетовали на то, что люди непостоянны, нерешительны, невежественны, подвержены манипуляции. А ведь управление государством – это целое искусство, требующее мудрости и рассудительности, которыми обладают далеко не все граждане. Этим философам гораздо больше бы пришлась по душе наша представительная демократия. Что бы мы ни говорили про наших депутатов, обычно все же их уровень образования и осведомленности выше, чем в среднем в обществе. Они образуют одну систему с людьми, несущими государственную службу. Последние, как правило, являются весьма компетентными специалистами. Так, народ принимает участие в управлении государством не напрямую, а через людей, которые специально этому обучены и в целом глубже погружены в административные дела. Однако Сократ, Платон и Аристотель все равно не назвали бы нашу модель демократической.

Истоки афинской демократии лежали в армии. По мере того как мы будем рассматривать разные формы правления, мы увидим, что между устройством вооруженных сил страны и устройством государственного аппарата есть определенная связь. В Афинах не было регулярной, постоянной армии – войск, расквартированных в бараках и готовых пойти в атаку в любое время. В Афинах солдаты служили по мере необходимости, хотя и проходили специальное обучение по ведению боевых действий в пехотных отрядах. Когда объявлялась война, граждане оставляли свои обычные занятия – торговлю, земледелие – и вставали в воинские ряды. Демократические собрания родились как сходки таких граждан-солдат, на которых они получали приказы от своих лидеров. Решения о войне, мире, тактических маневрах принимались на совете старейшин, куда входили представители племенной знати, и затем доносились до основной солдатской массы. Задачей старейшин было наглядно показать солдатам, что нужно делать, а также поднять их боевой дух. Собрание солдат не имело права возражать или предлагать свои варианты. Они выказывали свое одобрение аккламациями и пели боевые песни.

Однако постепенно это собрание стало приобретать все большую власть, а затем и вовсе взяло ее в свои руки. Мы точно не знаем, каким образом это произошло, однако с того момента, как государство стало полагаться на участие своих граждан-солдат в военных действиях и когда эти военные действия стали обыденной частью афинской жизни, солдаты обрели довольно ощутимую власть. Таким образом, демократия родилась как союз воинов. Специфический характер афинской демократической системы имеет и другие корни. Изначально на территории Афин проживали четыре племени, которые объединяли свои силы в сражениях с общим врагом, но при этом оставались в значительной степени обособленными. Каждое племя избирало своих представителей на государственные должности. И даже когда в Афинах сложилась более четкая демократическая система и выборы стали проводиться в рамках отдельных электоратов, принадлежность к тому или иному электорату, подобно принадлежности к племени, определялась на всю жизнь и никак не менялась при смене места жительства. Таким образом, географический фактор не был определяющим: люди, участвовавшие в голосованиях вместе, сохраняли тесные связи друг с другом на протяжении всей жизни.

* * *

Прямая демократия требовала от людей высокой отдачи, но и возможна была только при большой вере в этих людей. Идеалы афинской демократии сформулировал Перикл, афинский полководец, в одной из своих речей, которую он произнес при погребении воинов, погибших в войне со Спартой. Эта «похоронная речь» дошла до нас в составе «Истории Пелопоннесской войны» – сочинения афинского автора Фукидида, первого историка, который стремился быть объективным и беспристрастным. «История» Фукидида дошла до нас в рукописи, которая хранилась в Константинополе. В эпоху Возрождения, спустя 1800 лет после ее написания, она попала в Италию, где ее перевели на латынь, а затем уже на современные европейские языки. После Геттисбергской речи Линкольна это – вторая по известности из всех речей, произнесенных политиками на кладбище. Речь Перикла была гораздо длиннее обращения Линкольна. Вот лишь несколько отрывков^[5]:

Наш государственный строй называется демократическим, потому что он зиждется не на меньшинстве, а на большинстве (демоса). По отношению к частным интересам законы наши предоставляют равноправие для всех; что же касается политического значения, то у нас в государственной жизни каждый им пользуется предпочтительно перед другим не в силу того, что его поддерживает та или иная политическая партия, но в зависимости от его доблести, которой он обладает.

Повторяющимися из года в год состязаниями и жертвоприношениями мы доставляем душе возможность получить многообразное отдохновение от трудов, равно как и благопристойностью домашней обстановки, повседневное наслаждение которой прогоняет уныние.

Одним и тем же лицам можно у нас и заботиться о своих домашних делах, и заниматься делами государственными, да и прочим гражданам, отдавшимся другим делам, не чуждо понимание дел государственных. Только мы одни считаем не свободным от занятий и трудов, но бесполезным того, кто вовсе не участвует в государственной деятельности.

Открытая, развитая страна, граждане которой активны и вовлечены в общественную жизнь, – такой идеал и сегодня близок каждому, кто разделяет демократические ценности. И мы склонны закрывать глаза на то, что свободное время и красивая жизнь афинян были возможны только благодаря рабскому труду и тому, что граждан вполне могли принуждать к участию в городских собраниях. Тем не менее европейцы с большим опозданием восприняли прогрессивные идеи Перикла. На протяжении столетий частные интересы европейских элит, как и традиция образования, в которой они воспитывались, заставляли их с подозрением относится к демократии: большинство античных авторов, которых они читали, были враждебны по отношению к ней. Так, в начале XIX в. английский ученый и радикал Джордж Грот представил исследование Древней Греции, в котором он утверждал, что демократия и высокая культура взаимно обусловлены, а потому нельзя принимать одно и одновременно осуждать другое. И его идеи показались людям новаторскими. Таким был вклад Грота в дело установления демократии в Англии.

Впрочем, некоторые аспекты греческой демократии идут вразрез даже с нашими идеалами. В Афинах было очень развито коллективистское начало, и участие граждан в политике носило отчасти принудительный характер. Идея индивидуальных прав была выражена у греков очень слабо. Сама возможность принадлежать демократии считалась привилегией для афинян – как говорил Перикл, если ты не участвуешь в политике, ты бесполезен. Наше особое отношение к индивидуальным правам имеет совсем иные корни.

Афины и другие греческие полисы потеряли свою независимость в начале IV в. до н. э., когда их захватил Александр Великий, царь Македонии, находившейся к северу от Греции. Демократия канула в Лету, однако продолжала жить греческая культура, достигшая своего расцвета в Афинах. Она распространялась на другие земли по мере роста империи Александра, которая утвердилась в Восточном Средиземноморье и на всем Ближнем Востоке. Эти территории вошли в состав эллинской ойкумены, и греческая культура стала здесь господствующей. Даже когда эти регионы оказались под властью римлян, ситуация не изменилась: они стали основой восточной, грекоязычной половины Римской империи.

Когда Рим начинал свою экспансию, он был республикой, но не демократией. Там были народные собрания, которые, как и у греков, выросли из сходок военных. Каждый гражданин Рима был обязан нести военную службу и обеспечивать себя вооружением и экипировкой. Вклад каждого был соразмерен его достатку. Богатый человек должен был приобрести лошадь и встать в ряды кавалерии, составлявшей очень небольшую часть римской армии. Остальные граждане становились пехотинцами, между которыми, однако, тоже была определенная разница: одни были в полной экипировке – с мечом, кольчугой и щитом; за ними следовали менее защищенные воины; в третьей группе оказывались те, у кого было лишь копье или метательные дротики; наконец, наиболее бедная часть пехоты комплектовалась из людей, которые могли позволить себе только пращу – кусок ткани или кожи, с помощью которого метали камни.

Поначалу народные собрания напоминали построение армии на плацу. Людей выстраивали согласно их рангу: кавалерия, первая группа пехотинцев, вторая, третья, четвертая и так до воинов с пращами. Голосование происходило по группам. Так, кавалеристы обсуждали определенный вопрос между собой, зажиточные пехотинцы – между собой и т. д. Каждый из отрядов выражал свое коллективное мнение, однако их голоса имели разный вес. Всего было 193 голоса, которые были распределены между группами в соответствии с их социальным статусом. Кавалерия и первый класс пехотинцев в сумме имели 98 голосов из 193 возможных, то есть более половины, хотя основная масса солдат была сосредоточена, разумеется, в других группах. Если первым двум коллективам удавалось договориться между собой, не было даже необходимости узнавать мнение остальных. Часто так и происходило: кавалерия и зажиточные пехотинцы просто выносили решение по какому-либо вопросу, и на этом дело заканчивалось. Таким образом, потенциально все граждане мужского пола принимали участие в политике, но голос имущих слоев имел наибольший вес.

Такие собрания избирали римских консулов, которые были как бы премьер-министрами республики. Их было двое, и действовать они могли, только придя к согласию по тому или иному вопросу. Таким образом они уравновешивали друг друга. Их власть была также ограничена по срокам: должность консула можно было занимать лишь один год. Интересно, что римляне даже вели счет лет по именам консулов.

Постепенно простой народ стал требовать для себя большей власти, выступая против аристократов и богачей. И нам известно, как ему удалось эту власть захватить. Роль, которую играл народ в боевых действиях, была очень велика, что ставило остальные группы общества в зависимость от их воли. Представим: объявляется война, а большинство солдат, принадлежащих третьей, четвертой и пятой группам отказываются принимать в ней участие. Они заявляют: пока мы не получим большей власти в делах управления государством, воевать мы не будем. С помощью таких угроз они добились учреждения нового государственного органа, члены которого назывались трибунами. Трибун имел право вмешиваться в процесс управления государством на любом его этапе, если нарушались интересы простых людей. После очередного отказа солдат участвовать в войне этот орган получил и законодательные функции.

Иногда эти выходки солдат называют забастовками, однако это не самое подходящее для них слово. Забастовки относятся к сфере трудовых отношений, как если бы римляне объединялись в профсоюзы и устраивали стачки против своих работодателей. В данном случае все было совсем иначе. Здесь бунтовали простые люди. Их шансы на успех вытекали из сферы международных, а не трудовых отношений.

Как и в Афинах, воины – граждане Рима – укрепили свою власть, правда, здесь демократия так и не одержала окончательной победы. Главным органом власти оставался Сенат, который состоял из представителей знатных семейств, а затем в основном из обеспеченных слоев населения. Народные собрания, укрепившие свою власть, накладывали на Сенат определенные ограничения, но не сумели вытеснить его с политической арены или подчинить себе. Римская система управления менялась благодаря созданию новых институтов и перераспределению властных отношений, а не вследствие революций, уничтожавших все, что было ранее. В этом отношении наследницей Рима стала «конституция» Британии, которой до сих пор не существует в виде отдельного документа. Стремление сделать власть контролируемой и рассредоточенной, характерное для римской системы управления, во многом послужило образцом и для устройства США.

* * *

Изначально власть в Риме принадлежала царям. Республика была учреждена лишь около 500 г. до н. э., когда местные жители свергли царя-тирана Тарквиния Гордого. Римский историк Ливий оставил нам рассказ об этом восстании. Его сочинение было известно в Западной Европе после падения Рима, однако лишь частично. Уцелела лишь одна копия одного из разделов, о которой не было известно вплоть до XVI в. Поэтому авторы эпохи Возрождения ее не знали. А вот раздел, в котором шла речь об установлении республики, известен был. На него опирался Шекспир при создании своей поэмы «Обесчещенная Лукреция».

Именно из-за надругательства над добродетельной матроной Лукрецией вспыхнула республиканская революция. Преступление совершил не сам Тарквиний, а его сын Секст Тарквиний. Жертвой царевича стала Лукреция, супруга Коллатина. Племянник Коллатина, Брут, возглавил восстание, во время которого был свергнут царь. Тезка Брута четыреста лет спустя станет инициатором заговора, в результате которого будет убит Юлий Цезарь. «Первый» Брут многое претерпел от Тарквиния: нескольких членов его семьи убили по приказу царя. Чтобы остаться в живых, Бруту пришлось притворяться слабоумным, иначе Тарквиний расправился бы и с ним. На латинском «Брут» означает «дурачок», и казалось, что его поведение соответствует имени. Когда Тарквиний конфисковал все его имущество, он безмолвно стерпел и это. Брут выжидал подходящего момента, и он наступил, когда Секст Тарквиний надругался над Лукрецией. Вот как изложена эта история у Ливия. Все началось в Ардии, вдалеке от Рима, где царские сыновья участвовали в боевых действиях. Однажды вечером они выпивали с пришедшим к ним в палатку Коллатином. Речь зашла об их женах, и каждый твердил, что его супруга – лучшая. Коллатин предложил разрешить спор, отправившись в Рим и посмотрев, что делает каждая из них. Жены царевичей, как оказалось, предавались веселью, а Лукреция между тем усердно трудилась за пряжей. Коллатин выиграл спор. Несколько дней спустя Секст, втайне от Коллатина, вновь вернулся в Рим и отправился к Лукреции.

Он^[6] был радушно принят не подозревавшими о его замыслах хозяевами; после обеда его проводили в спальню для гостей, но, едва показалось ему, что вокруг достаточно тихо и все спят, он, распаленный страстью, входит с обнаженным мечом к спящей Лукреции и, придавив ее грудь левой рукой, говорит: «Молчи, Лукреция, я Секст Тарквиний, в руке моей меч, умрешь, если крикнешь». В трепете освобождаясь от сна, женщина видит: помощи нет, рядом – грозящая смерть; а Тарквиний начинает объясняться в любви, уговаривать, с мольбами мешает угрозы, со всех сторон ищет доступа в женскую душу. Видя, что Лукреция непреклонна, что ее не поколебать даже страхом смерти, он, чтобы устрашить ее еще сильнее, пригрозил ей позором: к ней-де, мертвой, в постель он подбросит, прирезав, нагого раба – пусть говорят, что она убита в грязном прелюбодеянии. Этой ужасной угрозой он одолел ее непреклонное целомудрие.

Похоть как будто бы одержала верх, и Тарквиний вышел, упоенный победой над женской честью.

Лукреция, сокрушенная горем, посылает вестников в Рим к отцу и в Ардею к мужу, чтобы прибыли с немногими верными друзьями: есть нужда в них, пусть поторопятся, случилось страшное дело. Спурий Лукреций прибывает с Публием Валерием, сыном Волезия, Коллатин – с Луцием Юнием Брутом – он случайно вместе с ним возвращался в Рим, когда был встречен вестником. Лукрецию они застают в спальне, сокрушенную горем. При виде своих на глазах женщины выступают слезы; на вопрос мужа: «Хорошо ли живешь?» – она отвечает: «Как нельзя хуже. Что хорошего остается в женщине с потерею целомудрия? Следы чужого мужчины на ложе твоем, Коллатин; впрочем, тело одно подверглось позору – душа невинна, да будет мне свидетелем смерть. Но поклянитесь друг другу, что не останется прелюбодей без возмездия. Секст Тарквиний – вот кто прошлою ночью вошел гостем, а оказался врагом; вооруженный, насильем похитил он здесь гибельную для меня, но и для него – если вы мужчины – усладу».

Все по порядку клянутся, утешают отчаявшуюся, отводя обвинение от жертвы насилия, обвиняя преступника: грешит мысль – не тело, у кого не было умысла, нету на том и вины.

«Вам, – отвечает она, – рассудить, что причитается ему, а себя я, хоть в грехе не виню, от кары не освобождаю; и пусть никакой распутнице пример Лукреции не сохранит жизни!» Под одеждою у нее был спрятан нож, вонзив его себе в сердце, налегает она на нож и падает мертвой. Громко взывают к ней муж и отец. Пока те предавались скорби, Брут, держа пред собою вытащенный из тела Лукреции окровавленный нож, говорит: «Этою чистейшею прежде, до царского преступления, кровью клянусь – и вас, боги, беру в свидетели, – что отныне огнем, мечом, чем только сумею, буду преследовать Луция Тарквиния с его преступной супругой и всем потомством, что не потерплю ни их, ни кого другого на царстве в Риме».

Брут сдержал свое слово. Таким образом, республика была установлена из-за вопиющего злодеяния царевича; из-за того, что женщина, как порядочная римлянка, ценила свою честь выше жизни; а также потому, что нашелся мужчина, пожелавший отомстить за нее. Однако далеко не все римляне желали свержения Тарквиния, и потому вскоре был составлен заговор с целью вернуть его на трон. Он был раскрыт в тот момент, когда Брут занимал должность одного из двух консулов – должностных лиц, заменивших царя. Он председательствовал на народном собрании, сидя в кресле судьи, когда ему сообщили имена заговорщиков. В списке оказались два его сына. Брут должен был вынести им обвинительный приговор и наказать их, это была его обязанность. И хотя народные толпы восклицали, что не хотят покрывать его семью таким позором, что он может простить своих сыновей, Брут был непреклонен. Он считал, что его детей должны судить по тем же правилам, что и всех остальных. Не дрогнув, он наблюдал за тем, как его детей раздели, высекли, а затем обезглавили, – настолько он был предан Республике.

Римляне, разумеется, прославили Брута. В его поведении они нашли образец преданности республике: человек жертвует своими частными, личными привязанностями во имя общественного блага. Это то, что римляне называли словом virtus – доблесть. Доблесть считалась важнейшей республиканской добродетелью, поскольку она стала нравственным основанием республики, заменив собой преданность римлян царю.

Поведение Брута может показаться вам бесчеловечным. Как мог он спокойно сидеть и наблюдать за казнью собственных детей? Республиканская доблесть порождала чудовищ!

Как это ни странно, незадолго до революции во Франции сложился настоящий культ республиканского Рима, причем не только среди тех, кто хотел реформировать абсолютизм. Придворный художник Людовика XVI Жак-Луи Давид написал два полотна на знаменитые сюжеты из Ливия. На одном из них он изобразил Брута, однако не в тот момент, когда тот сидит в кресле судьи и выносит приговор своим сыновьям, а дома, куда ему приносят их обезглавленные тела. Это позволило художнику противопоставить неподвижного, непреклонного отца, смотрящего прямо перед собой, слабым женщинам – матери и сестрам казненных, – которые оплакивают свою потерю. Второй раз Давид воздал честь республиканской доблести в картине «Клятва Горациев».

Горации – это три сына Горация, которых выставили с римской стороны на поединок против трех воинов из вражеского лагеря. Так иногда поступали воюющие стороны, желавшие разрешить возникший между ними конфликт и в то же время избежать полноценной битвы. Давид на своем полотне изобразил отца, который берет с сыновей клятву верности Риму.

Они прикладывают ладони к лезвиям своих мечей, а затем поднимают их в республиканском приветствии. Впоследствии этот жест позаимствуют у римлян нацисты. Женщины – мать юношей и их сестры – вновь проявляют человеческую слабость: они изображены рыдающими из-за отъезда юношей. Одна из сестер страдает вдвойне, поскольку она помолвлена с одним из противников, против которых будут сражаться ее братья.

Поединок был поистине жестоким, ужасающим. Это была настоящая битва насмерть. Она великолепно описана у Ливия. В живых остался лишь один юноша, сын Горация. Рим одержал победу. Далее Ливий рассказывает, как оставшийся в живых юноша возвращается домой и застает сестру в слезах: она оплакивает своего жениха, убитого братом. Тогда он обнажает меч и пронзает им сестру, наказывая ее за то, что триумф своего брата и всего Рима она встретила слезами, а не ликованием. Вновь та же идея: семью нужно принести в жертву республике. Убийцу вызывают в суд, однако вскоре снимают с него все обвинения. Его отец приходит на разбирательство, осуждает свою дочь и тем самым помогает оправдать сына.

* * *

Римская республика просуществовала несколько столетий, а затем начала приходить в упадок. Она все время расширяла свои территории. Успешные полководцы, совершавшие завоевания, начинали соперничать и бороться друг против друга. Солдаты из их армий чаще оказывались верны своим командующим, а не Республике. И вот однажды появился полководец, сумевший подавить конкурентов. Его звали Юлий Цезарь. Наш «второй» Брут организовал убийство Цезаря, чтобы спасти республику от тирании. Однако это привело лишь к новому витку гражданских войн, в которых участвовали Брут и его сторонники с одной стороны и последователи Цезаря – с другой. Победителем из них вышел внучатый племянник и одновременно приемный сын Цезаря, который в 27 г. до н. э. провозгласил себя первым римским императором под именем Августа.

Август был умелым политиком. Он сохранил республиканские институты власти: по-прежнему созывались народные собрания, на которых все так же выбирали консулов. Называл он себя не «императором», а «первым среди граждан». Он воспринимал себя как простого исполнителя (или делал вид, что воспринимает), который всего лишь помогает всей этой государственной машине работать в нужном ключе. Его правление было лишено всякой помпезности. Как правило, его не сопровождал роскошный эскорт, он ходил по Риму пешком, как обычный житель, без телохранителей, посещал заседания Сената, который по-прежнему созывался, следил за обсуждением дел. К тому же он был прост в общении.

Приветственным жестом и способом продемонстрировать императору лояльность оставалась поднятая рука. Встретившись с императором, вам не приходилось падать ниц или как-то иначе выказывать свое почтение; вы просто приветствовали друг друга.

Август стремился воскресить былые римские добродетели. Он считал, что декаданс и роскошь подрывают Республику. Он хотел восстановить, как бы мы сейчас сказали, семейные ценности. Например, Август отправил в ссылку поэта Овидия за то, что тот писал, будто женщины, имеющие детей, теряют свою былую красоту. Критиковал он и Ливия, который был современником Августа, за то, как историк осветил недавние разногласия в Риме в период Республики. В то же время ему нравились те части его труда, где шла речь о римских добродетелях: благородном поведении и преданности Республике. Однако один римский обычай Августу было возродить не под силу. Рим превратился в империю, в которой он навел порядок и которой хорошо правил, однако его власть уже не могла опираться на воинов-граждан. На смену им пришла регулярная армия, служившая за жалованье.

В течение двух веков в империи царило спокойствие. Римские законы и жизненный уклад господствовали на всех ее территориях. Формально империя по-прежнему оставалась республикой: император не превращался в царя, который передавал бы власть по наследству. Он избирал себе преемника, который мог и не быть его родственником, а Сенат одобрял сделанный выбор. Впоследствии империю захлестнут кровавые конфликты между соперниками, претендующими на престол, однако в течение двух первых столетий императоры грамотно подыскивали себе преемников, и Сенат поддерживал их выбор.

Затем, в III в. н. э., прокатилась первая волна германских набегов, которая чуть не уничтожила империю. После того как их нашествия прекратились, императоры Диоклетиан и Константин восстановили государство на новых началах. Чтобы укрепить обороноспособность империи, они увеличили и реформировали армию, начав набирать в нее германцев, поселившихся на их территории. В связи с ростом числа солдат императорам пришлось увеличить и налоги. Чтобы следить за тем, платят ли люди эти налоги, потребовалось разработать качественную систему учета населения. Из-за этого вырос бюрократический аппарат, и чиновники стали фактическими правителями империи. Раньше различным регионам предоставлялась определенная самостоятельность при условии, что они поддерживали мир и платили налоги. Теперь это ушло в прошлое.

Диоклетиан пытался остановить начавшуюся инфляцию, введя смертную казнь за поднятие цен. При этом налоги, на которые содержалась армия, росли. Это приводило к конфликту: если у вас было свое дело, оно облагалось более высокими поборами, однако увеличивать цены было запрещено. Все это могло заставить человека задуматься о том, чтобы покончить с предпринимательством. У Диоклетиана был на это ответ: он обязывал людей сохранять свое дело, а их детей – вести его по наследству. Так, императоры стали прибегать к отчаянным мерам: они больше не управляли людьми, а запугивали их. Такая власть лишала общество устойчивости, у него оставалось все меньше воли, чтобы сопротивляться новым вторжениям.

Легализация Константином христианства в 313 г. также была отчасти попыткой усилить империю. При этом он не рассчитывал на силу церкви как общественного института: хотя количество христиан постепенно увеличивалось, они по-прежнему оставались в меньшинстве. Скорее Константин, как и многие его подданные, терял веру в старых римских богов и считал, что бог христиан сможет лучше других защитить его и империю. На первых порах у него было очень смутное представление о том, что значит быть христианином, однако император считал, что бог христиан будет ему покровительствовать, если он их поддержит.

Диоклетиан, Константин и их последователи все сильнее дистанцировались от общества. Они начали подражать персидским царям и выставляли себя полубогами. Они запирались в своих дворцах, никто никогда не видел, чтобы они прохаживались по городу, подобно Августу. Перед тем как допустить человека к императору, его тщательно обыскивали, затем проводили по настоящему лабиринту из дворцовых переходов с завязанными глазами, чтобы он не мог запомнить дорогу и снова пробраться внутрь, если вдруг ему придет в голову убить императора. Когда, наконец, он оказывался перед императором, то должен был пасть ниц и лечь, распростершись перед троном.

По мере того как Рим ужесточал контроль за обществом, люди искали способы избежать растущего давления. Крупные землевладельцы, не желавшие платить налоги, стали оплотом сопротивления власти. Работавшие на них люди пользовались их покровительством. В ранние годы Империи это были рабы, однако, поскольку в какой-то момент римские завоевания прекратились, приток рабов со временем иссяк. Тогда землевладельцы поделили свои земли на равные участки и стали сдавать их рабам, бывшим рабам и свободным людям, желавшим попасть под их опеку. Хотя землевладельцы возмущались ростом налогов (и уклонялись от их выплат в годы правления последних императоров), они единодушно поддерживали их нововведения, согласно которым люди прикреплялись к тем местам, где они жили, беглецам же грозили кандалы. Так, земельные держатели разного происхождения постепенно превращались в одно сословие, известное в Средние века под названием «крепостные». Они не принадлежали лично владельцу, как рабы, у них была своя семья, свой земельный участок, однако они не имели права его покидать и были обязаны работать на своего хозяина и обеспечивать его.

Средневековое общество начало оформляться до 476 года до н. э., которым мы датируем падение Западной Римской империи. К тому моменту на ее территории уже проживали крупные землевладельцы. Они селились в укрепленных сооружениях, защищали их и владели людьми, которые обрабатывали их землю. Сообщества, которые пришли на смену империи на Западе, строились на основе личных связей, вытеснивших идею приверженности государству – как в республиканской, так и в имперской его формах. Однако римские принципы управления государством еще долго жили в памяти Европы.

Глава 5
Формы правления (Часть II)

Государства, пришедшие на смену Римской империи на Западе, были очень примитивны. Они строились по следующему принципу: король, бывший племенной вождь, раздавал земли свои соратникам, а они взамен были обязаны обеспечивать его войском. Так короли обзаводились армиями, не имея ни упорядоченной системы налогообложения, ни разветвленного государственного аппарата. Земельное держание, предоставляемое за военную службу, получило название «фьеф». От этого слова произошло латинское «феод», а затем и знакомое нам слово «феодал».

Феодальные монархии, настолько зависевшие от поддержки своих крупных землевладельцев, неизбежно были довольно слабы. Формально короли владели теми землями, которые распределялись между их служащими. На практике же эти наделы превращались в частную собственность и передавались от отца к сыну. Крупные землевладельцы приносили монарху клятву верности, однако при необходимости они могли ему сопротивляться или вовсе не обращать на него внимания – для этого они достаточно крепко стояли на земле. Дело в том, что в их руках была сосредоточена военная сила. С одной стороны, на нее рассчитывали короли, с другой – ее можно было обернуть и против них (или, во всяком случае, король должен был изрядно потрудиться, чтобы воспользоваться ею). Крупные феодалы селились в замках и потому были защищены как от своих противников, так и от сюзерена.

В то же время изменялась сама структура вооруженных сил. Если в Древней Греции и Риме пехотинцы составляли основу армии, то теперь на первый план выдвинулась конница. Стремя, пришедшее в Европу с Востока, превратило человека на лошади в грозную силу. Воин в седле, упершись ногами в стремена, приобретал большую устойчивость, он становился гораздо менее уязвимым для пехотинца. Кроме того, вес и сила всадника многократно увеличивались за счет того, что во время сражения он как бы образовывал единое целое со своей лошадью. Всадник, скачущий галопом с копьем наперевес, был настоящей военной машиной. Таких конных воинов называли рыцарями, а начинающих рыцарей – оруженосцами. Крупные землевладельцы – лорды – поставляли определенное количество рыцарей на королевскую службу.

Короля и лорда связывали именные клятвы верности. Лорд приносил присягу следующим образом: опускался на колени и вкладывал сложенные ладони в руки короля, после чего давал клятву встать в его ряды и служить ему. Принеся клятву верности, подданный короля вставал, и они стоя обменивались поцелуями. Как видим, этот ритуал закреплял одновременно отношения подчинения и равенства; он символизировал сам характер установленных связей: подданный обещал сохранять верность королю, пока тот оказывает ему покровительство. С самого зарождения королевской власти в Европе между правителем и подданными уже существовал подразумеваемый договор, и эта идея никогда не изживала себя.

Сложенные ладони в современном обществе воспринимаются как молитвенный жест, однако изначально христиане молились стоя, раскинув руки и повернувшись на восток, откуда должен был вернуться Христос во Славе.

Наш же молитвенный жест восходит к обряду принесения присяги земному владыке. О происхождении этого ритуала и его значении ведутся споры: был ли он германским или римским? В римском обществе, даже во времена его расцвета, молодому человеку, если он хотел выбиться в люди, был необходим патрон. По мере того как Империя ослабевала, все больше людей начинали искать такого покровительства от сильных мира сего. Однако сама форма ритуала – сложение рук и обмен поцелуями – имеет германское происхождение. Так устанавливалась связь между воинами и племенными вождями.

Постепенно в Европе исчезло представление о государстве как о безличном институте. Теперь оно прочно ассоциировалось с конкретными людьми, которые им правят. Когда умирал король, все его высокопоставленные подданные должны были принести присягу новому монарху. Только после этой церемонии территория, как бы терявшая на время своего «хозяина», вновь становилась государством. Поскольку государство считалось личным владением короля, он мог разделить его территорию между своими сыновьями. Так поступил, например, король Лир в пьесе Шекспира и Карл Великий в реальности – несмотря на огромные старания, которые он приложил, чтобы объединить разные земли в свою империю. Так появлялись новые вассалы и сеньоры, связанные клятвами верности, а вместе с ними – и новые государства. Их легитимность обеспечивалась родословной новых правителей, а не территориальной преемственностью. Римскому императору и в голову не могло прийти разделить империю между своими детьми. Его обязанностью было сохранять ее единство. Когда империю разделили на две части – восточную и западную, то сделали это исключительно для того, чтобы эффективней управлять ею и увеличить ее обороноспособность.

Поскольку власть феодальных монархов была довольно слабой, им приходилось обращаться за советами к наиболее влиятельным людям их королевств. Напомню: у королей не было ни подконтрольной им армии, ни регулярной системы налогообложения, ни бюрократического аппарата. Поэтому перед тем, как принять то или иное решение, им приходилось созывать влиятельных людей, чтобы выслушать их советы и заручиться поддержкой. Эта совещательная система официально утвердилась, когда три сословия – духовенство, дворянство и так называемое «третье сословие» – встретились в стенах Парламента.

В Средние века сословием называлась социальная группа. Феодальные общества мыслили себя как единство трех таких сословий: духовенства, чьим долгом было молиться, знати, чьим долгом было воевать, и третьего сословия, то есть всех остальных людей. Они выполняли необходимую для существования общества работу, занимались торговлей и физическим трудом. Сословия отличаются от к

Скачать книгу

John Hirst

THE SHORTEST HISTORY OF EUROPE

Originally published in the English language

in 2012 by Black Inc., an imprint of Schwartz Books

The estate of John Hirst asserts its moral right as author of the work.

Введение

В этом издании появился новый раздел, в котором подробно освещены девятнадцатое и двадцатое столетия.

Джон Херст

Краткая история

Глава 1
Европа в Античности и в Средние века

Европейская цивилизация в своей основе имеет три составляющие:

1. Культура Древней Греции и Рима.

2. Христианство – причудливое ответвление иудаизма, религии евреев.

3. Культура германских воинов, захвативших Римскую империю.

* * *

Границы Римской империи в начале второго века нашей эры

ПРИЛОЖЕНИЕ «ГЕОМЕТРИЯ В ДЕЙСТВИИ»
Параллельные прямые не пересекаются. Мы можем перефразировать это утверждение, сказав, что прямая, пересекающая параллельные линии, образует накрест лежащие углы, равные друг другу. Если бы они не были равны, то прямые бы встретились или разошлись, то есть не были бы параллельными. Для обозначения углов мы пользуемся буквами греческого алфавита. На рисунке слева греческая буква альфа (а) показывает два равных угла. То, что в геометрии используют символы греческого алфавита, напоминает нам о происхождении этой науки. Здесь мы используем три буквы: альфа (а), бета (в) и гамма (у).

Итак, из нашего определения параллельных прямых мы можем вывести сумму углов любого треугольника. Расположим треугольник ABC (справа) внутри двух параллельных линий и применим главный принцип геометрии: найдем способ использовать известное для нахождения неизвестного. Угол а у точки A равен углу а у точки B, так как они являются накрест лежащими углами, образованными при пересечении параллельных прямых секущей. Точно так же угол γ у точки C равен углу γ у точки B. Верхняя прямая, проходящая через точку B, складывается таким образом из трех углов: α + β + γ. Вместе они образуют прямую линию, а она, как известно, дает угол в 180°.
Таким образом, α + β + γ = 180°. Используя параллельные линии, мы выяснили, что сумма внутренних углов треугольника также равняется α + β + γ. Значит, сумма внутренних углов треугольника равняется 180°.
Для доказательства теоремы, связанной с треугольниками, мы использовали знание о свойствах параллельных линий.

Бог сказал такие слова:
– Я – Господь, твой Бог, Который вывел тебя из Египта, земли рабства.
Пусть не будет у тебя других богов, кроме Меня.
Не делай себе идола – никакого изображения того, что на небе вверху, на земле внизу или в водах ниже земли.
Не используй имени Господа, твоего Бога, напрасно, потому что Господь не оставит безнаказанным никого, кто использует Его имя напрасно.
Помни субботний день и храни его святым.
Шесть дней трудись и делай всю свою работу… За шесть дней Господь сотворил небеса и землю, море и все, что в них, а на седьмой отдыхал. Поэтому Господь благословил субботний день и освятил его.
Почитай своего отца и мать, чтобы тебе долго жить на земле, которую дает тебе Господь, твой Бог.
Не убивай.
Не нарушай супружескую верность.
Не кради.
Не давай ложного свидетельства на другого.
Не желай дома ближнего твоего. Не желай жены твоего ближнего, его слуги или служанки, его вола или осла: ничего из того, что принадлежит ближнему твоему.

«Вы слышали, что было сказано: «Люби ближнего твоего» и «Ненавидь врага твоего». Я же говорю вам: любите ваших врагов и молитесь о тех, кто преследует вас, чтобы вам быть истинными сынами вашего Небесного Отца. Ведь Он повелевает солнцу светить и злым, и добрым и посылает дождь как на праведных, так и на неправедных. Если вы любите тех, кто любит вас, то какая вам за это награда? Не делают ли то же самое даже сборщики налогов [ненавистные сборщики налогов из Рима]? Если вы приветствуете только ваших братьев, то что в этом особенного? Разве язычники не делают того же? Поэтому будьте совершенны, как совершенен ваш Небесный Отец».

Так Иисус превращал иудейский закон в закон всеобщей любви.

«Но, если дело дошло до схватки, постыдно вождю уступать кому-либо в доблести, постыдно дружине не уподобляться доблестью своему вождю. А выйти живым из боя, в котором пал вождь, – бесчестье и позор на всю жизнь; защищать его, оберегать, совершать доблестные деяния, помышляя только о его славе, – первейшая их обязанность: вожди сражаются ради победы, дружинники – за своего вождя. Если община, в которой они родились, закосневает в длительном мире и праздности, множество знатных юношей отправляется к племенам, вовлеченным в какую-нибудь войну, и потому, что покой этому народу не по душе, и так как среди превратностей битв им легче прославиться, да и содержать большую дружину можно не иначе, как только насилием и войной; ведь от щедрости своего вождя они требуют боевого коня, той же жаждущей крови и победоносной фрамеи; что же касается пропитания и хоть простого, но обильного угощения на пирах, то они у них вместо жалованья. Возможности для подобного расточительства доставляют им лишь войны и грабежи. И гораздо труднее убедить их распахать поле и ждать целый год урожая, чем склонить сразиться с врагом и претерпеть раны; больше того, по их представлениям, потом добывать то, что может быть приобретено кровью, – леность и малодушие».

Это народ, который 300 лет спустя завоюет Римскую империю.

* * *

Если мы суммируем обозначенные связи, то получим следующую картину:

Мы приходим к следующему заключению:

1 Цитаты из Библии приводятся по Новому русскому переводу Библии.

2 Цит. по: Корнелий Тацит. Сочинения в двух томах. Том I. Анналы. Малые произведения. Москва: Науч. – изд. центр «Ла-домир», 1993.

Скачать книгу

Краткая история Европы бесплатное чтение

Джон Херст Краткая история Европы

Введение

Краткая история

Глава 1 Европа в Античности и в Средние века

* * *

ПРИЛОЖЕНИЕ «ГЕОМЕТРИЯ В ДЕЙСТВИИ»

* * *

Глава 2 Европа в Новое время

* * *

* * *

* * *

Интермедия Чувство классики

А теперь подробнее

Глава 3 Нашествия и завоевания

* * *

* * *

Глава 4 Формы правления (Часть I)

* * *

* * *

* * *

Глава 5 Формы правления (Часть II)

Введение

Краткая история

Глава 1Европа в Античности и в Средние века

Джон Херст
Краткая история Европы

Глава 1
Европа в Античности и в Средние века

Глава 2
Европа в Новое время

Интермедия
Чувство классики

Глава 3
Нашествия и завоевания

Глава 4
Формы правления (Часть I)

Глава 5
Формы правления (Часть II)

Глава 1
Европа в Античности и в Средние века