Усадьба четы Ршавских бесплатное чтение

Подвал.

Отчаяние либо придаёт сил,

либо обессиливает. Л.В.И.

Он привык работать один. Так надёжнее. Не хотелось наступать на старые грабли и вновь разочароваться в человеке. Бывало так, что нырнёшь в безмолвие, ни о чём не думая и полностью отдавшись работе, как кто-то тебя окликнет, ты собьёшься, и всё, придётся вновь включиться под нужный ритм, когда всё идёт на автомате как по маслу. Но порой сотрудничество не только изнуряет общением с неприятными людьми, но и приносит убытки в виде краж личного имущества. С тех пор Аркадий Конуров дал слово надеяться только на себя.

Аркадий работал дератизатором. Уничтожал крыс. День назад на него вышла хозяйка усадьбы четы Ршавских, упросив бросить всё и немедленно выдвигаться к берегу Балтийского моря, около Калининграда. Но главное то, что она заверила его о достойной награде за свою работу.

Путь был неблизким, но у него имелась какая-никакая подержанная чёрная иномарка. В последнее время скрип задних тормозов действовали ему на нервы. Он планировал заменить их именно сегодня, если бы по телефону ему показалось, что женщина была охвачена отчаянием. Будто бы там, в той прибрежной усадьбе, действительно без него не обойтись. Это заставило отложить все дела на потом. Да и с деньгами у него, признаться, было неладно. Аркадий жил и ценил копеечку, планируя взять квартиру в ипотеку, а не снимать чужое, задыхаясь в неродных стенах. За подвернувшийся шанс неплохо заработать он вцепился когтями, понимая, что это как раз тот шанс начать жить лучше.

И он поехал Бог знает куда.

Подъезжая к кованым воротам и затормозив, Аркадий поджал зубы от протяжённого скрипа тормозов. Он хотел выйти из машины, но стальные ворота с витиеватым растительным узором медленно-медленно отворились, словно бы приглашая ступить в угодья Ршавских.

Аракадий проехал дальше, поставил машину на ручной тормоз и вышел из неё.

Он приехал пораньше, чтобы осмотреться.

В этой сумеречной округе солнце ещё не набрало силу, а голые, старые деревья, кренясь на лихом ветру, шуршали и трещали.

Ворота позади него закрылись. Он обернулся и посмотрел на них подозрительно прищурив глаза, едва не падая от сшибающего с ног ветра. На сотовом он включил фонарик и стал придирчиво осматривать ворота на наличие некоего механизма. Но ничего такого не было. Ардкадий начал крутить эту мысль в голове, но на его плечо опустилась тяжёлая рука.

– А-а-а, вот и вы! – воскликнул кукольно-миловидный голосок.

До этого Аркадий не видел хозяйку, и вот, она предстала перед ним во всей своей непомерности крупного стана и пышного бюста. Женщина заметила его недоумённый взгляд из-под густых тёмных бровей и, запахнув кожаное пальто и гордо вскинув голову, венчающую короткую стрижку цвета желтоватой соломы, сказала:

– Вы ничего не забыли?

– Всё при мне, – ответил сухой бесцветный голос. – Могу я узнать ваше имя?

– Я – Аполония Ршавския. А вы можете не представляться, я знаю, Аркадий, о вас.

– Что у вас стряслось?

– Нашествие!

– Я так понимаю, крыс?

– Такая огромная, просто ужас!..

Аркадий чуть склонил голову набок и как бы скептически посмотрел на женщину.

– Столько шуму-пыли из-за одной крысы?

– У меня есть подозрения, и я читала, что она там не одна. Крысы же, можно сказать, в чём-то социальные существа, так?

– Да, это так. По одиночке им несладко приходится. Где вы её видели?

– В подвале. И сразу говорю, на верхние этажи вам вход воспрещён.

– Возможно придётся травить химикатами. В доме сейчас есть кто?

– Исключено.

– Что насчёт оплаты?

– Оплата вас будет ждать только после результатов.

– Ладно.

Аркадий пошёл к машине и позади себя услышал:

– Я буду за вас молится.

Он никак на это не отреагировал.

Белоснежный защитный костюм был местами залатан скотчем. Защитную маску-фильтр с очками он накинул на шею, и, водрузив на спину баллон, а в другой держа распылитель, пошёл к дому.

Усадьба была смастерена из крупного белоснежного камня и с далека напоминала пышный кремовый торт. Но, подумал он, тортик-то подпорчен. Дом был запущен и отчаянно нуждался в ремонте. Одна из поддерживающих второй этаж колонн опасно накренилась, остальные же покрылись крупными трещинами. Фасад трёхэтажного здания с чердаком обступили высокие сорняки, пытаясь скрыть щетину мха, охватившего усадьбу. Стены тут и там сдалась перед временем и непогодицей. На втором этаже выступал к улице и воротам эркер с высокими треснутыми окнами.

Из интереса мужчина обогнул здание и прикинул, что здание с высоты птичьего полёта должно напоминать подобие буквы «Е».

Подобравшись поближе, он разглядел над входной дверью и окнами беломраморные барельефы в виде скорбных лиц, как бы выдавленных на стены узором кондитерского мешочка.

Природа смолкла.

Он воззрится на усадьбу и нехороший холодок пробежался по его спине, как бывает, когда рядом проходит нехороший человек, а то и враг вовсе. И не привиделось ли ему, что на верхнем этаже здания, наверняка не отопляемого в эту осеннюю пору, появился и через мгновение погас зажжённый свет, и будто кто-то промелькнул от окна к окну мимо колыхнувшихся занавесок.

Войдя в холл, Аркадий поставил зелёный баллон на пол паркета, и громко спросил:

– Есть кто?

Ответом было замогильное молчание.

Могучий ветер резко хлопнул двойной дверью, а затем по некоей прихоти открыл её. Гроза зачастую перед тем, как грянуть, как бы заряжаясь трещит, как сбоящая лампочка, а затем выстреливает кривыми бледными линиями. Вот и тогда молния ослепительным зигзагом так быстро устремилась в близлежащий лес, что Аркадий даже отшатнулся. До него долетел первый из многих оглушающий раскат грома.

– Померещиться же всякое… – проронил он, подняв голову, желая убедиться в чьём-либо присутствии. Единственное, что он уловил, была дробь первых капель дождя по земле. – Не вешай нос. Зато ты под крышей.

Раньше эта усадьба, несомненно, могла впечатлить. Над просторным холлом нависли балкончики других двух этажей с резными перилами. На стенах с деревянными панелями из красного дерева красовались золоченые лампы в виде распустившихся тюльпанов, мерцающие с перебоем. На потолке застывшим водопадом красовалась хрустальная люстра.

Особо не задерживаясь, будто Аркадий был чем-то или кем-то подгоняемым, мужчина принялся за работу. Вначале он осмотрел холл на наличие шерсти, следов на запыленном полу, а также экскрементов крыс.

Кое-что выделялось на темном паркете, в углу. Он присел и, вооружившись лупой, подцепил указательным и большим пальцем некий острый желтоватый осколок.

Цокнув языком, он вооружился диктофоном и сказал:

– 20 сентября 2020 года. Запись первая. Нахожусь в усадьбе Шравских. Есть след. Это пасюк. Впрочем, ничего удивительного. Но кое-что странно. Даже если бы в моих руках был зуб целый, а не его осколок, он всё равно слишком крупный. И мне это не нравится.

Осколок зуба и вправду был великоват для грызуна – размером чуть меньше ногтя мизинца взрослого человека.

Какое-то время Аркадий побродил по первому этажу, залитому сумерками, желая найти новые улики, указывающие на местонахождение нор и ходов. Он насчитал несколько запустелых комнат для гостей, библиотеку с пыльными книжными полками и сыреющими книгами, где для удобства ждала гостей наиболее крупная мебель (диванчики с подставками для ног, резные столы и кожаные кресла), а на кухне в стену была вмонтирована громоздкая плита. Там он и обнаружил за оставленным веником и совком нору, в которую с лёгкостью могла бы поместиться его рука.

– Запись вторая. Нашёл ход крупного размера. Других ходов в комнатах не обнаружено. По логике где-то здесь, на кухне, должен быть люк или спуск в подвал. А может даже и бункер, как знать? Думаю, там пасюки и обжились.

Логика не подвела дератизатора – за подсобкой, заставленной коробками, был проход, уходящий во тьму.

Он расчистил подсобку и, спускаясь по грубой каменной лестнице, слышал эхом разносимый, протяжённый стук своих ботинок. Когда он остановился у двери в подвал и прислушался, то это длинное звучание утихло лишь погодя, как если бы он находился в далеко протягивающемся тоннеле, ведущем в неизведанное.

Тугую тяжёлую дверь он кое-как осилил. Нет, шагнуть во тьму он не спешил. С помощью фонарика в сотовом пытался отыскать на стенах выключатели и, разочарованно вздохнув, усилил фонарик в сотовом через приложение, понимая, что и расход батареи будет диким.

– Денежки, всё ради вас… – прошептал он.

Казалось подвал был более обширен, чем кухня, и, как прикинул Аркадий, простирался вдаль, под другими комнатами первого этажа неизвестно куда. Обходя колонны, по оси которых тянулись узоры лиан, он обнаружил, что за дырами в бетонных стенах скрывались оголившиеся деревянные доски крест-накрест. И где-то там, в темноте, должны быть их ходы и норы. Что-то настойчиво манило его скользнуть светом по другой стене, где наткнулся на выбоины, словно бы кто-то с отчаянием поработал кувалдой, или же некая сила выместила на них свой непосильный гнев.

Он просунул в крупную дыру руку, затем голову и, хоть и было неудобно из-за тесно расположенных досок, разглядел с помощью фонарика нечто серое, испугавшееся света и быстро юркнувшее в нору.

– Вот значит как…

Аркадий вернулся в холл, натянул маску-фильтр с очками, подхватил баллон с «Холодным туманом» и взял с собой распылитель.

– Ха-ха-ха!.. – послышался где-то наверху серебристо-счастливый смех и настойчивый топот ног.

Бывает мы от неожиданности перед чем-то непонятным подпрыгиваем и всё внутри нас переворачивается, как от затяжного падения. И особенно это бывает тогда, когда мы считаем, что дома одни. Вот и дератизатор так думал, застыв на месте, навострив слух и похолодев. И дело в том, что в подобном запустелом доме совсем не должно быть ребёнка, счастье в голосе которого противоречит мрачности усадьбы.

Аркадий взял диктофон, поднёс ко рту и, чуть подумав, не решился сделать запись и вместо этого, вдохнув побольше воздуха, откровенно проорал:

– ЗДЕСЬ ЕСТЬ КТО-НИБУДЬ?!

Как на зло в ответ отозвалась лишь мёртвая тишина.

Резко открыв дверь на дождливую улицу, он то же самое проорал и там, но безрезультатно. Хлопнув дверью и направляясь к кухне, он процедил:

– Я же только полгода назад выписался… И вот опять чертовщина всякая мерещится!..

Спустившись в подвал во всеоружии, он резко остановился от нахлынувшего осознания. Уже в который раз Аркадий забыл отключить запись диктофона, и она до сих пор продолжалась. Прокрутив её назад, он пару раз ошибся со временем, и услышал:

– Ха-ха-ха!.. – и запоминающийся топот тоже не заставил себя ждать.

Стало ясно, медперсонал в психлечебнице своё дело сделал (какое бы жестокое оно ни было), и пока что его не мучили слуховые галлюцинации. Вроде бы и опасаться особо нечего, но кто-то… или что-то… действительно присутствует где-то наверху.

Пройдя дальше по подвалу и резко мотнув головой, Аркадий так ушёл в эти мысли, что чуть не влетел в колонну.

– Так, соберись, хватит. Запретили наверх, значит не надо. Меньше знаешь, крепче спишь.

Он дошёл до пробитой стены, подключил распылитель к баллону, пропихнул его через крестообразные доски и попытался просунуть стальную головку как можно дальше в дыру.

Не получалось. Длинные руки не хватало, и потому ему пришлось собственноручно прибегнуть к силе и со скрипом убрать из стены одну из досок, скреплённых ржавыми гвоздями.

Устроившись поудобнее, буквально привалившись грудью к части целой стены и вновь запихнув в проём распылитель, ему удалось переднюю его часть просунуть дальше, случайно шаркнув о кладку, отчего один из камней отвалился. А за ним и другой.

Его ступни в ботинках почувствовали тряску, а свободной рукой, в которой был зажат сотовый, он разглядел, что с виду целая кладка дала слабину, зашлась тёмными трещинами-паутинами.

Дом, пробудившись, заходил ходуном.

В этот момент глаза Аркадия Конурова округлились как никогда. Он попытался выдернуть из-под камней придавленный распылитель и, плюнув на эту затею и чувствуя, что время поджимает, в самый последний момент перед оглушительным грохотом отскочил как полено от колуна назад…

…Сотовый на полу работал с перебоем – то включался, подсвечивая тучу пыли, то выключался, предоставляя место мрачным фантазиям о причине множественного шороха, сгустившейся темноте и тому, что в ней может скрываться.

– Кха-кха… – закашлялся он, пытаясь встать.

Силы дератизатора будто покинули его, и подъём дался тяжело – возможно причиной тому был стресс, полученный им в огромной дозе за пару каких-то мгновений.

Отряхнувшись, он подобрал сотовый и заметил, что его взор искривился. Только погодя Аркадий понял, что очки покрылись трещинами или от падения, или от вылетевших из образовавшегося чёрного проёма камней. Проём же этот теперь напоминал собой чью-то оскалившуюся пасть-пещеру с каменными оставшимися зубами по краям и далеко ведущим углублением. И он, маня сокрытой в себе тайной шероховатым и лукавым голосом, подчинил себе окаменевшего деразитора, приглашая, и даже настаивая ступить дальше, во тьму.

Аркадий снял маску-фильтр, включил диктофон и хрипло сказал:

– Всё тот же славный денёк, мать его. Из-за меня случился обвал и… – он посвятил сотовым вдаль. – …там словно бы есть проход, в подвале этом, за стеной. Здесь вообще творится какая-то чертовщина. Я видел крысу размером с кота!.. Или мне почудилось?..

«Делать нечего, надо идти».

Перебравшись через булыжники, он попал в тоннель с неровными стенами, цвета которых плавно сменялись с багрового к бирюзовым, блестящими на свету. Аркадий сказал в диктофон:

– Вообще, странно, меня туда будто бы сами ноги несут, и мне кажется, эта обвалившаяся кладка словно бы совсем недавно была заделана. Пахло в подвале словно бы растворителем или каким-то клеем…

Аркадий то и дело оступался об скальные неровности, и чем дальше шёл, минуя деревянные опоры, тем сильнее холодом обжигало его лёгкие. Дышалось с трудом. Шагов через десять послышался нарастающий скрежет, будто кто-то пилит пилкой ногти или водит мелом по доске. Смрад чего-то тухловатого, будто залежавшееся мясо или протухшее яйцо, заставлял мысли путаться в догадках, что там может быть дальше.

Неизвестно, что заставляло Аркадия идти дальше. Наверное, это было желание разобраться в тайне этого дома, или профессиональный интерес, а может и простое любопытство. Шагов через десять страшная картина пролила свет на мрачное мгновение будущего.

Аркадий склонился над привалившемся к стене трупом, повернул его к себе лицом и отшатнулся – местами череп был объеден до костей, и на костях этих ещё не успела запечься кровь. А значит…

– С ним разобрались совсем недавно, – дошло до него.

По исцарапанной и продырявленной одежде химзащиты погибшего стало ясно, что они с ним одного полёта птицы. Это подтвердилось через несколько шагов тем, что погнутый распылитель и рядом с ним обронённый баллон, несомненно, принадлежали трупу.

– Запись бог знает какая. Нашёл труп мужчины. Почему-то вспомнилась хозяйка этой усадьбы… Как бишь её?.. Аполония Ршавския. Не понравилось мне, что она сказала напоследок. Прямо как будто она знает больше, чем подавала виду. Иду дальше, на множественный шум. Похоже, где-то там бьёт ключ.

Многие из нормальных людей уже давно бы повернули назад. Но Аркадий думает, что его, побывавшего в психушке, не удивить.

На одной из гладких стен было вырезано с хирургической точностью следующее:

Здесь была Анурэска.

Надпись заставила остановиться. Закрыв глаза и проговаривая в разуме это странное, но знакомое имя, его голову ледяными рукавицами охватил озноб. Он окунулся в далёкое мгновение чудовищного прошлого, когда ему, обездвиженному ремнями к кровати приснился сон (или то было видение?), где упоминалось это имя, от которого веяло чем-то таинственным, с чем он был ранее связан. Но более ничего из того прошлого он, как ни пытался, выловить не смог.

Сотовый, выпускающий увеличивающуюся линию света, как на зло стал подводить. К шороху примешалась какофония коротеньких писков, режущих слух. Аркадий будто бы не по своей воле и наперекор инстинкту самосохранения, трубящего тревогу и призывая отступить, вошёл в увеличившийся проход и сам того не понимая оказался на пустыре. К этому моменту сотовый совсем сдался и перестал подавать признаки жизни.

Его поглотила тьма.

Множественный шум и писк нарастал, как близящаяся буря. Ему сложнее было стоять на ногах то ли от лёгкой тряски в подземелье, или же от страха того, что он может увидеть в темноте.

Как заколдованный он пошёл дальше на глубокий с шелестом зов, призывающий повиноваться и ни о чём не думать. И уже тогда, когда он дошёл до самого центра пещеры и через усилие осознал, что вокруг него, во тьме, кружится нечто враждебное и длинное, он стал с яростью трясти и добиваться света от сотового. Дрожащими руками он вынимал, ронял, поднимал и по новой вставлял аккумулятор, и наконец-то добился удлинённой воронки света, осветившей лишь малую часть живой, подвижной массы серых сотен крыс.

Они были крупными и проворными. Среди них имелись и редкие бурые и белоснежные особи с вырванной шерстью и безобразными ранами, и у всех из них на мордах читались злобно-презрительные, даже как бы глумливые усмешки и вытаращенные кривые зубы.

Такого огромного количества крыс просто не бывает, пытался себе внушить Аркадий, кое-как сдерживая вырывающийся панический смех. Они не брезговали бегать по спинам друг друга, образуя единый организм. И только Аркадий хотел повернуть назад, как обнаружил, что злосчастный объёмный круг крыс закрыл ему путь к отступлению.

Впереди ряд разомкнулся, и могучая орда грызунов почтительно замерла.

Он знал, что у них должна быть руководящая голова, что они не могут жить хаотично, сами по себе. Они подчинены кому-то, кто должен в чём-то их превосходить. Нет, крысы – это не скопление индивидуальностей, но единые части целого.

Казалось, вперёд ввалилось нечто богомерзкое, что-то неправильное и неугодное даже самой природе, живущее неизвестно во имя или вопреки чему. То было неумело ковыляющее подобие подвижной живой пиктограммы крыс, чьи тельца касались друг друга, а бледные и длинные хвосты крепко связаны в отвратный клубок, объединяющий умственные связи и направияя их на выживание сородичей.

– Это твой зов я слышал… – понял, пробормотав, Аркадий. – Ты… проник в моё сознание и заставил прийти…

Крысиный король состоял из тринадцати крупноватых крыс, чей окрас по большей части преобладал серыми и бурыми оттенками. Бросались в глаза пары выступающих острых зубов, как у крота, и более мелкие и неровные по бокам широких пастей, напоминающие подобие скоплений кристаллов.

Явив себя, воззрившись на человека множеством маленьких, внимательных глаз, оно заставило мысли Аркадия течь во много раз быстрее:

«Они не могут быть родом из России. Нет… Ршавские… Они же должны быть поляками. Я же… когда-то что-то слышал о них… Да, они эмигранты, а отец семейства, прихватив с родины приличный куш, поставил всё на карту и доплыл до Балтийского моря, высадившись около Калининграда, бывшего некогда Кёнигсбергом. Как же давно это случилось в их жизни!.. Крысиный король… О нём гласят лишь мифы Европы. Да… Сходится… Должно быть крысы не пожелали расставаться с со своими покровителями и отправились в путь вместе с ними, подбирая какие-никакие крохи с богатого стола… И теперь… – дератизатору стало не по себе от осознания: – Так как тут, можно сказать, никто не живёт, а значит и труднее стало добывать пропитание… Аполония Ршавския… задабривает их подношениями в виде доверчивых людей…

Порой отчаяние делает с людьми одно из двух: либо придаёт сил, либо обессиливает.

Вокруг медленно зашевелился тугой хоровод крыс, сужаясь мёртвой петлёй на человеке.

Сдаться всегда проще простого, и это не было выбором Аркадия. С хриплым воплем он развернулся, силой воли вырвавшись из пленённого мистической связью разумов чудовища, и пожелал, понадеявшись на силу ног, перепрыгнуть живую серую массу…

…Но не смог. Стена крыс на его глазах поднялась, как волна, не дав ему прохода и затормозив прыжок. Они возобновили свои коротенькие взвизги, отражающиеся от стен и словно бы с усилием устремляясь в уши мужчины, подавляя его веру в спасение.

И как муравьи облепляют крупную тушу мёртвого животного, так и море озлобленно-изголодавшихся крыс, подмяв под себя Аркадия Конурова, свёрлами прогрызаясь через костюм защиты, не дав ему ни жить, ни поведать остальным о толике тайны усадьбы Ршавских, задавили числом.

Тайна осталась тайной.

Первый этаж.

Осенние сумеречные ночи по-своему прекрасны. Но человеку не стоит забывать – как бы ни обманывала ночь романтизмом, она полна опасности.

В то время близ дремучих лесов прогуливался некий мужчина. Он судорожно сжимал в одной вспотевшей руке револьвер «PCA», а в другой наполовину приконченную бутылку водки. Прокручивая с щелчками барабан оружия, временами он останавливался, чему-то усмехался и, поднося дуло к сердцу, с отрешением жал на курок. Но смерть не торопилась его навестить. И так вышло, что в своих блужданиях мужчина прибыл к чёрным воротам с растительными узорами. Стоило ему только осознать, что перед ним находится какой-то большой дом, как они тут же будто бы по его воле открылись.