Вы не авторизовались

Один на один бесплатное чтение

Скачать книгу

Час тишины

Есть поэты, которые переносят в стихи свои срывы, свои метания. Зинаида Миркина не прощала этого Блоку – и себе не простила бы. Крики боли остаются у нее за порогом стиха. Поэзия пробуждается, когда страдание преодолено, высветлено, когда оно тонет в целостности Бытия.

При первой встрече, в июне 1960 года, меня потрясло стихотворение «Бог кричал»:

Бог кричал. В воздухе плыли
Звуки страшней, чем в тяжелом сне.
Бога ударили по тонкой жиле.
По руке или даже по глазу – по мне.

На мне лежал тогда тяжелым камнем Карамазовский вопрос. Зачем Бог допустил смерть моей первой жены, Иры Муравьевой? И вдруг пришел ответ: Бог не вне страдания. Он страдает в каждой страдающей твари. Но он топит бесконечность страдания в бесконечной радости творчества и дает Иову новую жизнь. Не все до конца сразу сложилось в моей голове, но главное я понял. Я просил Зину читать еще и еще: весь день до двенадцати ночи, без перерыва, мне не хотелось есть, и я не дал накормить других.

Некоторые прочитанные тогда стихи были несовершенны. Совершенство пришло позже. Но всюду слышен был голос тишины, огромной, как застывшее море. И в тишине Бог. С каждым годом эта тема звучала все мощнее:

И разрасталась тишина.
Сперва была размером с крону
Берез. И вот горе равна
И небу над вечерним склоном.
Так где и в чем ее итог?
В чем тайна сета на закате?
И если слово – это Бог,
То тишина есть Богоматерь.

Из тишины вырастает любовь – подымается до звезд:

Нарастанье, обступанье тиши.
Нас с тобою только сосны слышат.
Прямо в небо, прямо в сердце вниди.
Нас с тобою только звезды видят.
Наклонившиеся к изголовью.
И остались мы втроем – с Любовью.
Для того лишь и замолкли звуки,
Чтоб Она могла раскинуть руки.
Для того лишь мир и стал всецелым,
Чтоб Она могла расправить тело…

В стихах перекликаются несколько любимых мотивов, но тишина всегда остается главным, ведущим, и не случайно вошла в названье двух сборников («В тишине», «Мои затишья»). Слушая стихи Зинаиды Миркиной, я слышу тишину. Это парадоксально, но иначе не скажешь.

Даже у Баха тишизны органа не так самодержавно господствуют. Они на равных чередуются со взрывами органной мощи. У Миркиной взрывы энергии только оттеняют и подчеркивают господство полновесной тишины. Эта тишина стала стержнем, вокруг которого вращается моя жизнь. Как час молчания в жизни Фрэнка Бухмана (с 5 до 6 утра), после которого он посвящал себя нравственному обновлению мира. На звучащую тишину созерцания опирается бесстрастие духа, которого мне иногда удается достичь.

Стихи Зинаиды Миркиной становятся хлебом насущным для тех, кому откровение тишины нужно каждый день – а не когда-нибудь и только по книгам. Другим они могут показаться однообразными:

Я повторяю, повторяю
И облака, и лес, и скалы.
Поток без меры и без края,
Узор без края и начала.
О эти тихие повторы,
В которых Дух от века плавал.
Я повторяю лес и горы,
Я повторяю мхи и травы.

Каждый раз лес и гора, и мох, и трава заново рождаются в душе и каждый раз – с нежданными новыми чертами. Другие деревья. Другие дожди. Другие солнечные закаты. Мир удваивается в слове с неповторимостью каждого нового рождения. Великий мир тишины. Бесконечное число оттенков тишины. Только очень редко в этот мир врывается беснование времени. И сразу тонет в тишине Бога: деревья, скалы, солнечные закаты, встречи с несколькими любимыми картинами и мелодиями… Очень мало откликов на события – разве на катастрофы, которые телевизор вносит прямо в комнату:

Крест накрест перечеркнут свет —
Чернобыль, Сумгаит,
Армения – Так Бога нет?
Он на кресте висит…
Зияющая чернота
Завещана живым.
Он – на кресте. Мы – у креста.
И мы Его храним.
Надеждам наступил конец.
Земле последний час.
Хороним Бога внутрь сердец.
Да встанет Он из нас!

Снова тишина. Время замыкается в круг. За весной следует лето, за летом – осень… Год не важен. Поэт смотрит не на историю (и прежнюю, и совершающуюся на глазах), а сквозь историю:

Когда б мы досмотрели до конца
Один лишь миг всей пристальностью взгляда,
То нам другого было бы не надо
И свет вовек бы не сошел с лица.
Когда б в какой-то уголок земли
Вгляделись мы до сущности небесной,
То мертвые сумели бы воскреснуть,
А мы б совсем не умирать могли.
И Дух собраться до конца готов.
Вот-вот. Сейчас. Но нам до откровенья
Недостает последнего мгновенья,
И громоздится череда веков.

История входит в поэзию Миркиной только как священная история, через библейские и евангельские имена, ставшие знаком мистического опыта, когда череда веков сжалась в одно великое мгновенье: Адамом и Евой, Исааком, лежащим на жертвеннике, блудным сыном, образами Христа и Богоматери. Они неотделимы от стихшей природы, как вторая ипостась (Бог как обоженный человек) неотделима от третьей, от Духа, веющего всюду. Мука и смерть теряют свою жуткую бессмысленность. Они становятся торжественными, как умирание осеннего леса, осыпающего мир золотом.

Поэзия Миркиной – это час тишины в нашем шумном мире.

И падает тишайший снег.
Затихни, сдайся человек
На волю неба. Тишина
Да будет до краев полна…

Мир возникает из тишины и возвращается в тишину. Он замкнут. Все совершается здесь и теперь. Нет внешнего судьи. Вся ответственность – на нас самих:

Мне некому вернуть билет.
Мне некого проклясть.
И у души отдушин нет,
Куда б излиться всласть.
И никого на стороне.
Никто не виноват,
А я во всем. И все во мне:
Весь рай и целый ад.
И смерть – не выход. Нет как нет
Во мне небытия.
Перед собой держать ответ
Всю вечность буду я.

Современный мир стремительно дробится, распадается на части. Распад начинается с душ, и некому собрать их, кроме нас самих.

Длится каждое мгновенье
Клич в Господнем стане —
Бьется сила разрушенья
С силой созиданья.
………………………………
Адский грохот бьет и глушит
Голос божьей шири:
Строй и Космос в ваших душах —
Строй и Космос – в мире.

I. Такая долгая Голгофа

«Один на один. Опрокинут. Разбит…»

Один на один. Опрокинут. Разбит.
И, кажется. Богу не нужен.
А лес все шумит, и шумит, и шумит,
А мысли все кружат и кружат.
О, Бога незримого явленный Сын! –
Всё правда. – Что было, то было.
Скажи мне, – легко ли – один на один
С несметною адскою силой?
Я вслед за Тобою на муку иду
И – кто там о славе пророчит? –
Скажи мне, – легко ль в Гефсиманском саду
Сплошной нескончаемой ночью?
Легко ли – вот так, умываясь в крови,
Без славы, без ангелов Божьих?
……………………………………….
А лес все шумит и шумит о любви.
А сердце… И сердце про то же.

О, Боже, чем мне боль измерить?
Она выходит за края.
И не всегда я в силах верить,
Но не любить не в силах я.

III

Ну да, посередине мира – крест.
Посередине всей земли – Голгофа,
И не найдешь таких блаженных мест,
Которым не грозила б катастрофа.
Ну да, посередине сердца – крик.
Моя земля подобна кораблю,
Что к гибели стремится каждый миг…
Но, Боже мой, как я Тебя люблю!

Ты обещал. Ты столько обещал,
И все же Сам не избежал креста.
И на земле Твоей – такой развал,
А в небесах – одна лишь пустота…
Да, на земле Твоей такой развал,
А в небесах Твоих – такая тишь…
Ты выполнил все то, что обещал
Лишь потому, что внутрь меня глядишь.
Лишь потому, что этот взгляд немой
Прошел сквозь смерть, стал выходом в судьбе.
Ты обещал нам жизнь, но Боже мой, –
Не на земле, не в небе – а в Тебе.

Ты есть Жизнь и Воскресенье,
Ты – решение задачи.
Что ж Ты сам, как лес осенний,
Как листва под ливнем, плачешь?
Что же, Господи помилуй,
Неужели боль не в меру?
И со всей Твоею силой,
И со всей Твоею верой,
Необъятной, беспредельной?

Всемогущий Сыне Божий,
Что ж душа скорбит смертельно
И утешиться не может?
Иль не знаешь о развязке –
О своей посмертной роли?
Нам рассказывают сказки.
Ну, а Ты кричишь от боли,
Ну, а ты вобрал все горе,
Мир взвалил себе на спину
И зовешь идти по морю
Слез Твоих и в нем не сгинуть…

Подумать о Вечном, подумать о Боге
Вот здесь, на изломе, вот здесь, на пороге
Пустого пространства, разверзшей бездны,
Пред тем, как пугливые мысли исчезнут,
Почувствовать, ноги от дна отрывая,
Что Бездна – творящая; Бездна – живая.
Что Бездну, раскрывшую вечные глуби,
Ты больше, чем жизнь эту смертную, любишь,
Что смысл твоей жизни лишь в ней и таится –
В огромности этой, размывшей границы.
Вот в этом призыве надмирного рога –
В простор, в никуда – порывание к Богу.
И вот донесется до смертного слуха
Сквозь пение волн рокотание Духа,
И ты ощутишь вдруг блаженную тяжесть –
На грудь Твою первая заповедь ляжет.
Тогда заходи внутрь пустынного храма,

Тогда, наконец, ты поймешь Авраама
И новую жертву в молчаньи положишь
На вечно пылающий жертвенник Божий.

«Ты думаешь – можно исчезнуть?…»

Ты думаешь – можно исчезнуть?
Но всем ожиданьям переча,
Как только провалишься в бездну,
Вот так и почувствуешь – вечен.
Вот там, посредине провала
Увидишь, что нету границы, –
Все то, что тебя окружало,
Внутрь сердца смогло уместиться.
И ноша сверхсильная Божья
Твоей обернулась поклажей…
Не быть? Но не быть невозможно.
Уйти? Но куда от себя же?…
И встанешь затравленным зверем,
Взвалив себе небо на спину…
Никто ведь тебе не поверит,
Что Бог – это значит единый
Со всеми… Звериные лица
И полные злобою души…
Но как же от них отделиться,
Себя самого не разрушив?

Как только провалишься в бездну…
Но это не холод могилы –
Открывшийся свод многозвездный
И время, что сразу застыло.
Разделит покой Миродержца
И тяжесть небесной короны
Лишь тот, кто узнает, что сердце,
Как звездное небо, бездонно.
И места не будет для ада
В душе, точно небо, всецелой,
И Богу одно только надо:
Чтоб бездна внутрь бездны глядела.

«Все дело в том, что Ты один на свете…»

Все дело в том, что Ты один на свете.
Все дело в том, что все мы Суть Один.
Друг с другом спорят, всхлипывая, дети,
А Ты молчишь на глубине глубин.
Все дело в том, что чем душа взрослее,
Тем больше понимает, что она
Со всей Землею бедною своею
B с каждую душою сплетена.
Лишь только дети требуют награды,
А взрослый знает: Божья благодать
Дается тем, кто вынес пламя ада
И за весь мир способен отвечать.
А пламень адский жалит днем н ночью…
Как два тысячелетия назад,
Ты на Голгофе. Но… прости им, Отче, –
Они еще не знают, что творят.

«Свет! Свет! Откуда он берется?…»

Свет! Свет! Откуда он берется?
Что ведаем, что помним мы
О бездне той, о том колодце,
Что глубже самой темной тьмы?
Творящей силы изобилие!
Она растет на боль в ответ.
Когда Тебя насквозь пронзили,
Из черной раны хлынул свет.
О, этот свет, все путы рвущий
И осветивший все пути!..
Так вот что значит Всемогущий –
Тот, кто сумел перенести
ВСЁ. – Переросший все мученья,
Не ищущий земных побед.
Есть всемогущество смиренья,
И из него восходит Свет.

Бог – вседержитель. Господи, как много
Ты выдержал. ВСЁ выдержал, и вот
Мне надо быть ежеминутно с Богом,
Поддерживая этот небосвод.
Выдерживая всю земную тяжесть
И весь беэудерж адского огня,
Ты рядом, но… Ты ничего не скажешь,
А лишь всем светом глянешь на меня.
Бездонный свет всевидящего взгляда –
Как глаз звезды в моем ночном пути.

Ты мне велишь не испугаться ада,
А медленно его перерасти.
Не спрашивать, а вечно быть в ответе
За этот мир – вот повеленье мне.
Душа растет в немом осеннем свете.
Душа растет в великой тишине.

«Орфей, спустившийся в Аид…»

Орфей, спустившийся в Аид,
Туда, где семя жизни спит,
Туда, в зияющий провал,
Откуда лишь сам Бог вставал,
Где кроме Бога – ничего…
Туда, внутрь сердца своего
Спустился медленно Орфей
За Эвридикою своей.
На этот непосильный труд
Немого погруженья внутрь,
На этот бесконечный мрак,
Где ни один не брезжит знак,
Где ничего, кроме любви,
Ты сам меня благослови, –
Не отступивший ни на шаг
От вечной сущности своей,
Не оглянувшийся Орфей.

«До бесконечности, до Бездны…»

До бесконечности, до Бездны
Пройти свой путь за пядью пядь.
До сущности своей небесной
Дойти – и вдруг возликовать
Так неуемно, чисто, звонко,
Как свет, ворвавшийся в окно.
Стать птицей, радугой, ребенком,
Иль Богом – это все равно.

Иль Богом… Кто же нам поможет
Пройти сквозь боль, сквозь смерть саму?
Как Ты нас всех заждался, Боже!
О, как же трудно одному
За всех!
Лишь одному воскреснуть,
Лишь одному осилить грех
Неведенья… О, путь Твой крестный
И этот крик… Один за всех…

«Когда к нам в сердце входит Бог…»

Когда к нам в сердце входит Бог,
Он это сердце раздвигает.
Еще чуть-чуть, еще шажок, –
Минута, час… И вот… другая
Душа забрезжила вдали.

Нет, Бог нас всех не станет слушать.
Он хочет, чтобы обрели
Мы новую, иную душу.
И не исполнятся мечты,
Взлелеянные долгой ночью.
Он даст не то, что хочешь ты,
А только то, что Сам захочет.
Как будто Бог глухонемой.

Но сквозь удары, сквозь потери –
Люблю Тебя! О, Боже мой!
Любить не трудно. Трудно верить.
Не только мне, но и Ему –
Тому, кто был ягненка кротче.
Идти на крест… Спуститься в тьму…
Как Он молил Тебя, наш Отче!

«Не отвергай Господней ноши…»

Не отвергай Господней ноши.
Так Бог велел, так надо нам.
А если будет крест отброшен,
Не много будешь весить сам.
И станет смерть души расплатой
За то, что чаши не хотел
Испить. Затем был Бог распятым,
Чтоб Дух наш оставался цел.
Ты держишь этот свод небесный.
Кому ж направить свой протест?
Кто полон радости воскресной?
Лишь только тот, кто вынес крест.

«Ну да, я знаю – это есть…»

Ну да, я знаю – это есть –
Твой крест. Мы все несем кресты,
И наших тяжких мук не счесть, –
Но перед сердцем вырос Ты.

Ты больше своего креста.
Перед тобою крик затих,
Земная мука залита
Небесным светом глаз Твоих.

Ты сам – открытый сердцу Путь.
Ты – выход за земной порог,
И есть, где боли потонуть, –
Над болью вырастает Бог.

«Отец мой более меня…»

Отец мой более меня.
И это – тайная броня,
И это – радостная весть,
Что у души опора есть.
О, Боже, как ничтожна я
Перед теряющим края
Простором! Но ведь мне дано
Почувствовать, что мы – одно,
Что есть у сердца моего
С бессмертной сущностью родство,
Нет, я совсем не сирота.

И память муки, крик с креста
Растает и сойдет на нет,
Когда всю смерть затопит свет.

«Да, только верить, только верить…»

Да, только верить, только верить
Тому, кто проклят и распят.
Сквозь всю тоску, сквозь все потери,
Сквозь очевидность, через ад.
Сквозь всю земную невозможность.
Сквозь тяжесть всех могильных плит
Я различаю сердце Божье,
Я слышу, как оно стучит.
Во внешний мир закрыты двери.
Иду во внутреннюю тьму.
Да как же я могу, не верить
Святому сердцу Твоему?

«Вам надо выкричаться. Мне – затихнуть…»

Вам надо выкричаться. Мне – затихнуть.
Вам – выплеснуть себя, а мне собрать.
Но что такое все земные вихри
Перед задачей – небо удержать?
И радуется сердце или плачет,
Победа в дверь стучится иль беда –
Есть у меня всего одна задача,
И от нее не деться никуда.
Невыполнима и неодолима.

И все же – выполни и одолей.
Ведь этот мир, так трепетно любимый,
Все время просит помощи моей.
И даже Он нуждается в защите, –
Тот, кто всю жизнь, весь смысл душе дает…
Пока еще безмолвен Вседержатель.
Пока еще недвижен небосвод.
Пока еще так звонки птичьи трели
И так спокойна горная гряда…
Но только если сердце с Ним разделит
Всю тяжесть мира, только лишь тогда
Мир устоит. И что такое вихри
И всех страстей бушующая рать?
Вам надо выкричаться.
Мне затихнуть.
Вам – выплеснуть себя, а мне собрать.

«А Бог один. Всего один…»

А Бог один. Всего один.
Слились в одно Отец и Сын.
Одно. Не существует двух.
Заполнил всё единый Дух.
И – нет меня. И – все есть я.
На мне – вся тяжесть бытия,
Весь грех отцов, весь груз небес,
И лишь во мне Христос воскрес.
………………………………………………………
А если нету воскресенья
Во мне, то нет душе спасенья.

«Войти туда, где Бог живет…»

Войти туда, где Бог живет –
В пустой всецелый небосвод –
В тот тихий внутренний простор.
Где тонет наш земной раздор.
Здесь дух так тих и так велик,
Что перерос голгофский крик.
Разлился во всю ширь небес
Над адской мукой – и воскрес.

«Морская ширь. Волны прибой…»

Морская ширь. Волны прибой
И гор темнеющих откосы.
Он нам ответил всем Собой
На наши вечные вопросы.
Он всем и каждому открыт,
Как горизонт на океане.
Кто внутрь себя Его вместит,
Тот больше вопрошать не станет. –
Но снова вскрикнет на кресте,
Как на заре тысячелетий,
И снова Тот, кто в высоте,
Тому, кто крикнет, не ответит.
И Сын замолкнет, как Отец,
Открывший бездну мирозданья,
И тихо примет Свой конец,
Всего Себя отдав в молчаньи.

«Ни имени, ни громкой славы…»

Г.П.

Ни имени, ни громкой славы –
Но мы вдвоем в лесу пустом.
Мир выбирает вновь Варраву,
А мы останемся с Христом.

А мы с тобой – под лютым ветром.
Сплелись, как ветки, ты и я
С вот этим Третьим, незаметным
Незримым стержнем Бытия.

Немеет лес и крик немеет,
Но как пророчит немота!
Все носят крестики на шее,
А мы остались у Креста.

А мы не молим о спасеньи,
Не ждем его, как чуда ждут.
Мы просто знаем: воскресенье –
Есть самый тяжкий в мире труд.

II. Ближе всех

«Как далёко до итога!…»

Как далёко до итога! –
С первых дней и до сих пор
У меня ведется с Богом
Бесконечный разговор.
Нескончаемая встреча
Без усилий и забот:
Спросит Он, а я отвечу.
Я скажу, а Он поймет.
И входя в лесную чащу,
Я встречаю в сосняке
Сотни тысяч говорящих
На едином языке.
У души, сосны и птицы
Путь до Бога прост и прям:
Стоит только обратиться –
В тот же миг ответит нам.
Надо слов совсем немного
Или попросту – без них –
Прямо в небо, прямо к Богу, –
Ветки плещут. Дух затих…
И не гнись в поклоне низком –
Есть один на свете грех:
Не понять, что Бог так близко…
Очень близко… Ближе всех…

«Cтрастной четверг, а в мире – чудо…»

Cтрастной четверг, а в мире – чудо.
А в мире – свежая листва,
И Дух Твой веет отовсюду,
Чтоб возвестить: земля жива!
Страстной четверг, а птицы! птицы!..
…Твой лоб в крови. Твой взгляд померк –
Ты изнемог, но жизнь родится
В страстной четверг, в страстной четверг.
Не уместилась Вечность в даты,
Как в почку – свежие листы.
С Тобой душа моя распята,
Но сердце знает, что сам Ты –
Жизнь вечная и воскресенье,
И всем законам вопреки
Пробилась зеленью весенней
Песнь радости со дна тоски.

«Есть точка встречи, где слились…»

Есть точка встречи, где слились
В одном объятьи смерть и жизнь.
Освобождаясь от греха,
Душа становится тиха –
Вот так, как бы её и нет –
Я умерла. Простыл и след.
И это точка полноты, –
В моей душе восходишь Ты.

Да, в совершенной тишине.
Не я, а Бог живет во мне.
Теперь я знаю в Вечность вход:
Лишь только смерть туда ведет.
Но там, где мой простынет след,
Узнаю я, что смерти нет.

«Боже, скорбь и ликованье…»

Боже, скорбь и ликованье –
Это две черты, две грани
Совершенного лица
Всеединого Творца.
Скорбь уводит внутрь, в глубины,
Где волной внезапной хлынув,
Через пласт великих бед
В мир ворваться хочет свет.
И врывается и хлещет –
Чем темнее пласт, тем резче,
И чем глубже скорбь, тем тише
Мир становится и – слышу,
Как в небесном океане
Громыхает ликованье.

«Если с лесом в ладу…»

Если с лесом в ладу,
Значит, с Богом в ладу,
Значит, утром весенним погожим
Раскрываешь окно,
Чтоб сказать лишь одно:
Здравствуй, Боже!
Ты вливаешь в меня
Первозданного дня
Cвежесть!
Жизнедавец немой,
Весь недуг тяжкий мой –
Где же?
Говорят – Тебя нет.
Так откуда же свет?
Кто же
Нам послал благодать?
И кому мне сказать:
Боже!?

«Что-то слышно в птичьем гаме…»

Что-то слышно в птичьем гаме,
Что поймут лишь только сами
Ангелы, а нам – куда там? –
Не прозрачным, не крылатым!..
Что-то есть внутри простора,
Что лишь только Богу впору

Постигать, а нам лишь снится
Этот выход за границы.
Прежде чем решать задачи
Божьи, нас переиначить
Надо так, чтобы мы сами
Заплескали бы крылами.
И за плеском этих крылий
Тяжесть смертную забыли.

«Я Тебя сегодня слышу…»

Я Тебя сегодня слышу
В этой сокровенной тиши.
Я сейчас пьяна Тобою,
Точно сбившим с ног прибоем, –
Бесконечностью пьяна.
Что скрывает тишина,
Когда внутреннее море
Всем громам беззвучным вторит?
Когда рушатся пределы
И душа опять всецела?

«Мне никогда с Тобой не скучно…»

Мне никогда с Тобой не скучно.
Мне никогда Тебя не хватит.
Твое великое беззвучье –
Непрерываемость объятья.
И в мире все единоверцы,
Кому нужней воды и хлеба –
Неисчерпаемое сердце,
Неисчерпаемое небо.

«Я для того лишь создана…»

Я для того лишь создана,
Чтоб бесконечная волна,
Чтоб жизнетворный этот ток
Из неба в сердце тёк и тёк.
Я для того лишь и живу,
Чтоб эту первую листву,
Чтоб этой свежести струю
Вместить до капли в грудь мою.
Я в этом мире для того,
Чтоб бездна сердца моего
Вместила бездну Божества,
И стало б нас уже не два,
А то священное Одно,
Что больше не раздроблено.

«О, пора весенняя!…»

О, пора весенняя!
Первых почек дым…
Миг соединения
С облаком седым.
Все, что было ранее,
Свет унес с собой. –
Полнота слияния
С высью голубой.
Я в Твоей обители –
Высота и тишь.
Нас с моим Спасителем
Здесь не разлучишь.
Эта ширь небесная –
Нерушимый храм.
Если не воскресну я,
Я Его предам.

«Я пою одно и то же…»

Я пою одно и то же:
Взрыв любви к Тебе, мой Боже,
Вот и все стихи мои,
Все словесные рои,
Все бесчисленные речи –
Переполненность от встречи,
Все бессчетные открытья –
Только об одном событьи:
О невидимом касаньи

Поздней ночью, утром ранним.
Если скажут: Бога нет –
У меня один ответ –
Довод сердца моего,
Кто же любит никого?
Так бездонно, полно любит,
Всею грудью, всею глубью?…

«Остаться бы наедине…»

Остаться бы наедине
Вот с тем, который дарит мне
Жизнь. Почувствовать волну,
Ворвавшуюся в тишину,
Раздвинувшую эту грудь,
Чтоб сквозь нее продолжить путь.
Да станет вся моя душа
Подобьем пенного ковша,
И если жаждешь, то испей
От полноты души моей.
Остаться бы наедине
Вот с Тем, Кто жизнь приносит мне,
Вот с Тем, Кого в пространстве нет,
Но все пространство – только след
Его присутствия немого,
Которое само есть Слово.
Остаться б с Ним наедине,
Чтоб жизнь восполнилась во мне,
Переливаясь невзначай
Во всех, повсюду – через край.

«О, весеннее богатство…»

О, весеннее богатство –
Световал, огонь в крови,
И потребность изливаться
В нескончаемой любви
Вот к Тому, кто это создал,
Вот к Тому, кто в этот час
Напитал сияньем воздух,
Напитал Собою нас.
Нескончаемые гимны
Чудодейственной Весне –
Этот взрыв любви взаимной:
Я – Ему, а Бог мой – мне
Бездну сердца открывает, –
Вечной нежности прибой…
И одна волна живая
Омывает всех собой.

«И стало тихо так, что сердцу слышно…»

И стало тихо так, что сердцу слышно,
Как дышит дерево, поет листва.
И даже то, что думает Всевышний,
Пока еще не родились слова.
Как этот мир из зернышка родится,
Как раскрывается небесный свод,
Откуда вытекает песня птицы,
Куда она сквозь грудь мою течет…

Что значит счастье?
В небе легкий пух
От облаков. Бескрайняя дорога.
Сплошная тишь и абсолютный слух,
Которым сердце может слышать Бога.

«Что это значит – помолиться?…»

Что это значит – помолиться?
Застыть, забыть внезапно, вдруг
Про все что знал. Слова и лица
Исчезли. Ничего вокруг.
Не ждать, не звать, не чаять чуда,
Не различить, где хлев, где храм.
И вдруг расслышать весть оттуда…
Откуда? Ты ведь знаешь сам.
Ведь сердце может ясно вспомнить
Глубины эти… Ты там был.
Домирный Дом или – бездомность,
Где разворот прозрачных крыл
Так бесконечен!.. Боже, Боже,
Какие мощные крыла!
Ты все объял. И ты все можешь…
Молитва, стало быть, дошла.

«И почему-то надо мне…»

И почему-то надо мне
Все время говорить о Боге –
О той последней глубине,
О Том, кто бесконечно многих
Внезапно делает одним,
Как сотни тысяч листьев – Древом,
Как звуки дробные – напевом,
О Том, кто сам неисследим,
Кого не слышу и не вижу,
Но Кто душе родней и ближе
Всего, что есть перед глазами –
Неугасающее пламя,
Неиссякающий родник,
К которому мой дух приник.
Мой неизвестный Прародитель,
К которому ведут все нити,
Все струны сердца моего,
И я – все время про Него…

«Лес прислушивался к сердцу…»

Лес прислушивался к сердцу,
Точно так, как сердце – к Богу,
И расслышал понемногу
То, что скрыто в глубине.
Знала всё сосна большая,
И сидевший на сосне
Дрозд залился, разглашая
Тайну сердца моего,
Так что всюду стало слышно:
Между мною и Всевышним –
Никого и ничего…

«Всех бед своих не помню я…»

Всех бед своих не помню я
И лет нисколько мне.
С березою огромною
Качаюсь в вышине.
Качание, качание
Листвы над головой –
Ни края, ни скончания
Душе моей живой.
Ни края, ни предела нет,
Ни цели, ни следа –
Я с облаками белыми
Плыву невесть куда.
Пусть даже отзвук имени
Растает вдалеке.

Держи меня, держи меня,
Господь, в своей руке.
Душа моя порожняя,
Весь мир в тебя вошел.
Я чую руку Божию,
Как ветка чует ствол.
О, ветра Дуновение,
Дрожь сердца моего…
Блаженнее смирения
Нет в мире ничего.

«Я вступила в мир иной…»

Я вступила в мир иной.
Он соседствовал со мной.
Он не прятался от глаз,
Но вот только лишь сейчас,
В миг сей пересек мне грудь
Так, что не могу вздохнуть.
Это явь. Отснились сны.
Измеренье глубины
Я сейчас приобрела:
У меня есть два крыла,
Третий глаз и тайный слух –
Тот, которым чуют Дух.
Я вступила в мир иной:
Все пространство стало мной –
Расстояний больше нет.

Тот, кто был мне лишь сосед.
Ныне плоть и кровь моя.
Нераздельны он и я.

Что же я хочу от Бога,
Если Он мне дал так много?
Если дал Себя всего?
В бездну сердца моего
Сам вошел. Неразделим
Стал со мной.
Так значит, с Ним
Вместе я должна за всех
Отвечать. Один есть грех –
Проведенная черта
Между нами, от креста
Отделившая меня,
Эта крепкая броня.
Этот панцирь, этот щит.
Тот, которым перекрыт
Доступ Духа внутрь глины.
Если мы с Ним не едины,
Он по-прежнему распят.
Неужели виноват
Только Бог во всех страданьях?
И вся тяжесть мирозданья –
Лишь Ему?
А мне, мой Боже,
Ты уйти от мук поможешь.
Счастьем наградишь сполна –
– Бог? А, может, сатана?

III

Нет, одно есть в жизни счастье
Нераздельность, сопричастье
Сердцу Бога моего.
Есть одно лишь торжество:
Вынесть крест свой – Перекрестье
Каждый миг свой – с Богом вместе.
Это – через все страданья –
Бесконечность ликованья
И последнее прозренье
О незримом воскресеньи.

«Нет, я пришла не ниоткуда…»

Нет, я пришла не ниоткуда,
И я уйду не в никуда.
Но никогда я знать не буду,
Что там, за гранью. Никогда
Мысль не пройдет через границу.
Одно лишь твердо знаю я:
Предел душе лишь только снится.
Бескрайняя душа моя
Наполнена глубокой тайной.
Ее постичь никто не смог,
Но вот сама моя бескрайность
И есть живущий в сердце Бог.

«Смятение листьев, ветвей колыханье…»

Смятение листьев, ветвей колыханье…
Душа затерялась в пустынном краю.
Здесь нет никого. Но я слышу Дыханье.
Я слышу. Я чувствую. Я узнаю.
О, шума лесного широкие волны!
Бездонность июньского жаркого дня!
Здесь нет никого. Это пустынь. – Да, полно.
А кто ж это так наполняет меня?

«Ты замираешь, Боже мой…»

Ты замираешь, Боже мой.
Твой труд окончен. День седьмой
Настал. И этот мир затих
Младенцем на руках Твоих.

Застыли небо н вода,
Застыла горная гряда,
И сердце полное мое
Сейчас впадает в забытьё.

Не шелохнись, не разбуди,
Дай мне прильнуть к Твоей груди
И ощутить Твою любовь,
Наш мир рождающую вновь.

Вот в этот совершенный час
Ты весь свой Дух вдыхаешь в нас.

«Ничего не проси, ничего не желай…»

Ничего не проси, ничего не желай,
Пусть лишь только любовь перельется за край.
Пусть лишь только любовь нарастает, как вал.
Ты меня сотворил. Ты мне мир этот дал.

«Боже мой, что это значит…»

Боже мой, что это значит –
Жизнь иная? Мир иной?…
Липы плачут, ели плачут –
Лес мой плачет надо мной.
Шепчут капли, шепчет чаща,
Ветки мокрые склоня.
Дождь шуршащий, ворожащий
Зазывает в глубь меня.
Век мой шумный, не усердствуй.
Мне не шевельнуть рукой –
Переполненное сердце,
Переполненный покой.
Ствол дубовый в мокрых пятнах
И подтеки на сосне…
Ничего мне не понятно,
И ничто не чуждо мне.
Я в домирном Океане.
Этот шепчущий прибой
Усыпляет мне сознанье
И роднит меня с Собой.
Все придуманное нами,

Все описанное – ложь,
Ведь с открытыми глазами
В мир иной не попадешь.
Пусть же все вопросы тонут –
Погружаюсь в забытьё.
Только б мне вернуться в Лоно,
Кануть в Царствие Твоё…

«Что я знаю? – Ничего не знаю…»

Что я знаю? – Ничего не знаю.
Кто нам скажет, что такое Бог?
Но внутри меня есть щель сквозная.
Дождь промыл или закат прожег…
Мысль застыла вдруг на полуслове,
Вмалчиваясь в тишину и в тьму…
Как же долго дождь меня готовил.
Только, Боже праведный, к чему?
Чтобы душу мне пронзить навылет,
Чтоб заслоны все свести на нет…
Если бы меня не просквозили…
Если б в скважину не хлынул Свет…
Если б не упала на колени,
Больше жизни этот Свет любя…
Боже мой, что значит – озаренье? –
Выход по ту сторону себя.

«Стоит такая тишина…»

Стоит такая тишина,
Что мир неразделим.
Душа воссоединена
С Источником своим
Творение завершено,
Покой седьмого дня.
Я и мой Бог уже одно…
Так значит – нет меня.

«Боже мой, какое счастье…»

Боже мой, какое счастье –
Свод во все концы открыт!
Дух не делится на части,
Из частей не состоит.
Есть одно лишь откровенье,
Перед коим – сердце – ниц:
Невозможность разделенья
И немыслимость границ.
Почему понять не могут
Сто веков, мильоны дней,
Что душа подобна Богу
Во всецелости своей?!

«Безгрешность – это зеркальность…»

Безгрешность – это зеркальность.
Все небо – внутри залива.
О, этих просторов дальность.
Прибрежной скалы обрывы…
Седых облаков повторы –
Твоя бесконечность, Боже…
Быть зеркалом… тем, в котором
Ты сам отразиться сможешь.

«Стволы в своем движеньи строгом…»

Стволы в своем движеньи строгом
Не отвлекаются от Бога.
Ни на мгновенье, никогда.
И безо всякого труда,
Без напряжения, без боя
Мир создается сам собою.
Покуда нерушима Связь…
Но ты когда-то отвлеклась,
Душа. О, Господи, помилуй,
Дай мне на возвращенье силы!

«А я – уже не я. Душа полна…»

А я – уже не я. Душа полна
Звенящим лесом и закатным морем.
Во мне шумит приморская сосна,
И строгий Бах ей еле слышно вторит.
Я слита с Тем, Кто всей душой любим,
О ком все скрипки и органы пели.
Я Богом переполнена моим,
И нас уже вовеки не разделишь.

«Я долго-долго слушать буду…»

Я долго-долго слушать буду
Шум леса или плеск волны.
Мы все приходим ниоткуда.
Мы все из пены рождены.
Наш краткий век, наш день мгновенный
И мир, утративший края…
О, ты рождающая пена –
Святыня тайная моя!
Мой прародитель безымянный…
Открылось сердцу в вещем сне,
Что родом я из Океана
И Океан течет во мне.
Как трудно нам не знать, а верить,
Идти за пеной и лучом!
Как трудно покидать свой берег
И утверждаться ни на чем!
На беспредметном и безвестном,
На том, чего не видит глаз.
На тверди тающей, небесной,
На Духе, что сдувает нас…

«Рядом ни одной приметы…»

Рядом ни одной приметы.
Только дождь алмазы нижет.
Вы сказали: Бога нету.
Что ж мне делать, если вижу?
Если в тучу входит пламя,
Точно след стопы незримой?
Вижу сердцем, не глазами,
Только как неоспоримо!
Никого во всем просторе,
Только в небе – росчерк белый.
Я не буду с вами спорить,
Я ведь вижу. Что же делать?

«А сосна скрипит так чутко…»

А сосна скрипит так чутко…
Тихо-тихо шепчет хвоя.
Хорошо здесь – в промежутке
Между Богом и землею.
Дерева стоят так плотно,
Чуть прикрыты снежной пылью.
Легких ангелов залетных
Прошумят внезапно крылья.
Или это только хвоя?
Нет, не только… Сердце, слушай:
Между Богом и землею
Шелестят немые души…

«Боже, что же «я» такое…»

Боже, что же «я» такое
Рядом с бездною покоя
Голубого небосвода,
Опрокинутого в воду,
Или в глаз мой растворенный,
Неподвижный, удивленный?
Что такое «я», скажи мне,
Рядом с этой далью дымной,
Рядом с лесом, рядом с этой
Золотой лавиной света?
Что такое «я»? Мой Боже,
Но ведь мы – одно и то же.
Что такое лес весенний,
Как не сердца продолженье,
Как не сердца прорастанье
Вплоть до полного слиянья
С той бездонною рекою
Бесконечного покоя?

«Опять, о Господи, опять…»

Опять, о Господи, опять
Ты дал мне эту благодать –
Нища душа моя.
И вот – такое торжество:
Здесь ничего нет моего,
Да, ничего нет моего,
Но все, что есть, есть я.

«И шумит, шумит зеленый…»

И шумит, шумит зеленый,
И шумит, шумит родимый.
Шепчут сосны, шепчут клены.
Расплылась полоска дыма.
И шумит, шумит болезный
Непрерывно, постоянно.
В этом шуме я исчезну,
В этом шуме я восстану.
Повстречаюсь с тем, кто умер,
Остановится мгновенье.
И расслышу в этом шуме
Сердца Божьего биенье.

«Погоди немного…»

Погоди немного.
Тихо оглянись –
Рядом холм пологий,
Блекнущая высь.
За холмами где-то
Розовый подсвет.
Бог и есть вот это –
То, чего здесь нет.
Дух в полет отпущен,
Разрастанье крыл.
Бог ведь всем живущим
Место уступил.

«Не прерывай свиданья с Богом…»

Не прерывай свиданья с Богом.
Не угаси огонь в груди,
Забудь про всю свою тревогу
И изнутри не выходи.
Неважно – в небе или в трюме,
Неважно – темень или свет,
Неважно – жив ты или умер,
А важно – с Богом или нет.

С Богом… Господи, с Тобою –
Значит, вырос над судьбою,
Значит кончилось бессилье,
Больше нет разрыва ткани…
Значит, Дух, расправив крылья,
Перерос свое страданье.

«Бог есть простор для сердца моего…»

Бог есть простор для сердца моего,
Пустой простор, где нету ничего.
Кто может вынесть эту пустоту,
Тот вдруг увидит райский сад в цвету.
До райских кущ добраться сможешь ты
Лишь сквозь огромность этой пустоты.

«Бога мы не можем видеть…»

Бога мы не можем видеть.
В Бога можно провалиться.
В Бога можно углубиться
До неведомых корней,
До истока мирозданья,
До безмолвного слиянья
С вечной сущностью своей.

«Что я слышу? Что я вижу?…»

Что я слышу? Что я вижу?
Что с тобою, старый лес?
Чудо рядом. Бог все ближе.
Прибывает к нам с небес
В этот мир. И мир моложе
Час от часу, день от дня.
Узнаю Тебя, мой Боже,
Воскрешающий меня.
Эти солнечные пятна,
Дрожь сережек, сердца дрожь.
На попятный, в путь обратный
В жизнь из смерти нас зовешь.
Птица дальняя пропела,
Проверяя, – кто готов
Всем собой, душой всецелой
Отвечать на Божий зов.

«Когда я светом стану…»

Когда я светом стану
И в небе потону,
Великим океаном
Я на тебя взгляну.
Уже ни черт, ни слова –
Один разлитый свет.
Но только взгляд мой новый
Ты встретишь или нет?

«Хвойных веток шелест мерный…»

Хвойных веток шелест мерный.
Месяц, вплетшийся в сосну.
Я вживаюсь в лес вечерний,
Погружаюсь в тишину.
Сосны тихие и ели,
Голый дуб, столетний вяз…
Я сейчас на самом деле
Становлюсь одной из вас,
Уходя на дно молчанья,
Вот туда, где Бог один.
Я сейчас такое знанье
Добываю из глубин!..

«Я говорю о вечном чуде…»

Я говорю о вечном чуде.
Я говорю свой каждый час
За тихих… И простите, люди, –
Но говорю я не за вас.
Хоть и для вас. Есть рядом с вами
Тот, кто не скажет ничего.
Вы за себя сказали сами.
Я – не за вас, я – за Него…

«Вдалеке звенит синица…»

Вдалеке звенит синица.
Надо мной шумит сосна.
Остальное – только снится,
До краев душа полна.
Чем? – О, Господи, как мало
Знает смертный человек. –
Тем, что было до начала
И не кончится вовек.

«Раскинулось небо над гладью морской…»

Раскинулось небо над гладью морской.
И в нем – еле видная птица.
Огромный, вобравший все небо покой
Внутрь сердца готов уместиться.
Мы в мир этот вечный приходим на срок.

Нам места дано так немного!
Но жаркого сердца чуть видный комок
Баюкает целого Бога.

«Свет гаснет, дали углубя…»

Аленушке

Свет гаснет, дали углубя…
Весь этот тихий вечер –
Моя молитва за тебя,
Уснувшее сердечко.
Все небо в кружевной резьбе.
Деревьев майских крона –
Моя молитва о тебе,
Наш смолкнувший ребенок.
Я не прощаюсь на века –
Ты будешь жить и длиться,
Моя щемящая тоска
И нежность без границы…

«Простор входит в грудь постепенно…»

Простор входит в грудь постепенно.
За каплею капля – и вот
Душа стала целой Вселенной.
Расправлен внутри небосвод.
Мерцают далекие звезды,
И сосны до них достают.
Затем лишь Творец меня создал,
Чтоб в сердце найти свой приют.

«Отец мой более меня…»

Отец мой более меня,
Как небо больше комнат.
Смотрю, колени преклоня,
В надмирную огромность.
Весь грохот полнобытия
В немое сердце хлынул.
Отец мой более меня,
Но в Духе мы едины.
……………………………………
Все небо светом залито.
И жизнь не знает края.
Я перед Господом – никто.
Но я Его вмещаю.

«Покуда тишина растет…»

Покуда тишина растет,
Как на закате тени,
Распахнут настежь в вечность вход
И длится погруженье.
Распахнут слух, распахнут глаз –
Во глубину дорога,
И длится бесконечный час
Соединенья с Богом.
Час угасания огня.
Беззвучно, постепенно
Ночь входит. Больше нет меня
Отдельно от Вселенной…

«Я набрела на Божий след…»

Я набрела на Божий след,
Я видела воочью,
Как разворачивался свет,
Как будто лист из почки,
Как он входил в грудной провал
И начиналось чудо:
Свет это сердце раздвигал…
О, Господи, докуда?

«Была сосна, как мир большой…»

Была сосна, как мир большой:
Была сосна моей душой.
Была сосна тиха.
И молча понимала я,
Что вечная Душа моя
Не ведает греха.
А это значит, что она
До донышка растворена.
Я вся перед Тобой,
Мой Боже. Прислонясь к сосне,
Стою – и плещется во мне
Чуть слышимый прибой.

«Неспешный, мерный ход минут…»

Неспешный, мерный ход минут.
Незримая дорога.
О, это ввинчиванье внутрь
До совпаденья с Богом!
Немеющие вечера,
Где с Ним уже совпали
Белоголовая гора
И озеро и дали.
А мне еще идти, идти
Незримо, как растенье,
По бесконечному пути
Вовнутрь, до совпаденья…

«Ни звука. Ни слова. Вокруг бездорожье…»

Ни звука. Ни слова. Вокруг бездорожье.
Огромная ель и раскидистый вяз.

Скачать книгу