Бим бесплатное чтение

«Ошибка в уравнении, если на нее посмотреть в профиль, вполне может оказаться новым законом мироздания» – Альберт Энштейн

– Я что похож на идиота? – Иван посмотрел на заливающегося хохотом Николая и обиженно засопел – Я не хочу и не буду больше чинить эту чертову куклу! И вообще, жестяной ящик, в котором мы с тобой кувыркаемся уже третий месяц давно пора сбросить с орбиты! Пусть бы он сгорел ко всем чертям! – Иван выбрался из паутины проводов, и легко оттолкнувшись от пола, поднялся к потолку.

– Колька, я сказал все! Я устал! Эти электронные мозги кроме игры в шахматы ни на что не годятся, и вообще, я хочу, есть и спать. А ты – он развернулся и со злобой посмотрел на приборные панели, которые были «лицом» центрального компьютера станции – Ты не просто идиот, ты идиот в квадрате… -

Он тяжело вздохнул и пробормотал в полголоса – Второй такой вахты я не переживу – Поплыл по коридору, шевеля невесомыми ногами. В животе урчало.

Он чинил, Бима уже в шестой раз и на последний – шестой потратил почти восемь часов своего драгоценного времени.

Станцию Р50, на которой они несли дежурство, давно пора было списывать в утиль, но благодаря героическим усилиям экипажа она еще как, то справлялась со своими обязанностями.

Старенькие еще девяностых годов телескопы разглядывали подслеповатыми линзами циклоны и антициклоны, передавали то, что увидели Биму, и он кое-как из этого варил для метеорологов цифровой суп, которым они давились, но все же – ели.

Однако, то, что случилось неделю назад вывело Ивана из себя.

Переход на новую орбиту Бим посчитал неправильно и теперь до них не могли добраться обычные транспортные корабли. По крайней мере, старт транспортника и подлет обходился чрезмерно дорого, и Земля угрюмо отмалчивалась, когда экипаж просил помощи, и предлагала им пока обходиться своими силами.

Станция, на которую распределили Ивана и Николая, была старейшей в космофлоте не только по слухам, но и по журналам налета часов.

Ее вывели на орбиту несколько десятков лет назад, и единственное на что хватило времени и желания у родной державы – это некоторое время назад заменить двигатели и потратиться на более новый компьютер.

Компьютер был весьма странным приобретением.

Кафедра электротехники МГУ разработала его довольно давно, но оставила разработку как неперспективную.

Тем не менее, агентство космических сообщений посчитало возможным приспособить его для управления этой грудой ржавого железа и постаралось на славу.

Компьютер справлялся со своими обязанностями. Как он с ними справлялся – это уже вопрос другой.

Каждая смена ремонтировала Бима не менее трех раз, добавляла в каждый «подход к снаряду» что-то свое, и, в конце концов, что из этого получилось – было известно только Богу.

Но Бим работал. Со скрипом, но работал.

Иван был вне себя от злости на Бима за то, что тот вывел «каракатицу» на орбиту, с которой станцию увести будет совсем не просто, и, соответственно, их вахта растягивалась на неопределенный срок.

Иван давно просился на Землю, но работал на станции уже второй месяц.

В центре управления полетами посчитали нецелесообразным менять бортинженера, который знает станцию настолько, что другой, возможно, и не сможет ее починить после очередного казуса.

Так или иначе, Иван злился не только на Бима, но и на себя и на Землю с ее погребенной под бумагами, проверками и согласованиями, бюрократической системой.

Злился и на Николая, который никак не собирался разделять его злость, гнев и уныние и только улыбался на его Ивана претензии по тому или иному поводу.

Иван закончил «Московский государственный университет» четыре года назад.

Его тяга к космосу, наконец-то была удовлетворена, и после нескольких месяцев тренировок и полугода сидения в дублерах он был выпущен в космос.

На самом деле его сетования по поводу того, что ему надоела работа, не имели на то особых оснований. Он был бесконечно рад тому, что ему часто приходится чинить Бима, копаться в путанице проводов, ощущать себя нужным этой станции, обжитому космосу, казаться себе великим и могучим.

Не смотря на огромное, просто, невероятное количество претензий ко всем и вся, ему нравилась работа, и он хотел на Землю, наверное, больше из-за того, что его туда не пускали.

На самом деле Иван был весьма оптимистичен, и его беспокойство и бурные эмоции были скорее отражением его деятельного и неугомонного характера, чем чрезмерно мрачной жизненной позицией.

Но, как бы там, ни было, он летел сейчас по коридору связки рубки управления и жилого отсека, ловко хватаясь за скобы, подтягивал невесомое тело и двигался навстречу своим любимым котлетам из свинины и горячему чаю.

В рубке остался Николай, его партнер и, разумеется, большой друг, поскольку видеться каждый день по несколько десятков часов в течение двух с половиной месяцев людям, которые неприятны друг-друг, наверное, невозможно.

Николай был повыше ростом, хотя в невесомости рост совершенно не воспринимался как фактор превосходства.

Он был пшенично рус, даже ресницы имели светлый оттенок.

Глаза, разумеется, как у всех людей его типа голубые и кожа совершенно неприспособленная к солнцу.

Стоило ему вылезти на пляж, как он обгорал до безобразия, и кожа слезала с него лоскутами. Бутылкам с кефиром, которые приходилось выливать на спину, не было конца.

Николай тоже был веселым парнем, но гораздо более спокойным и здравомыслящим.

Он был старше Ивана на три года и успел сделать за это время довольно много.

Защитить кандидатскую диссертацию по навигации, разругаться со своим начальником и удрать на эту разваливающуюся станцию подальше от греха.

Конфликт с руководителем такого уровня грозил ему большими неприятностями, и он был вполне рад тому, что успел убраться от удара, каким ни будь циркуляром, «прямой наводкой» в лоб.

Они представляли собой превосходную команду, отлично сработанный экипаж, который мог справиться с очень большими задачами, и, наверное, поэтому Земля так не хотела их менять.

# # #

Николай висел между полом и потолком рубки и задумчиво смотрел на потухшие огоньки камер, которые служили Биму глазами.

Повисев так минут пятнадцать, он взмахнул несколько раз рукой, дотянулся до скобы и присел в кресло перед пультом управления.

Кресло, разумеется, было лишь условностью. В невесомости нечего было поддерживать, а при разгоне и торможении экипаж должен быть в противоперегрузочных креслах, гораздо более сложных по устройству и внушительнее по виду.

Он «присел» в кресло. Липучки на брюках его комбинезона мягко и прочно приклеили его, скажем так, пикантную часть тела к креслу и руки освободились для манипуляций с пультом.

Пальцы быстро забарабанили по клавишам компьютера, на экранчике замелькали цифры. Внутри Бима, что-то зажужжало, прокашлялось и скрипучий почти простуженный голос очень похожий на голос недовольного, которого разбудили в полчетвертого утра, проскрипел

– Готов к работе – Николай удовлетворенно хмыкнул, пробежался еще раз по ряду кнопок и откинулся на спинку кресла.

– Привет – Николай произнес это приветствие так, как он это делал тысячи раз, встречаясь с людьми. Его неуемное желание очеловечить Бима, в общем, и привело к тому, что компьютер неверно рассчитал переход. Введенная программа содержала ошибки, которые по всей вероятности, дурно повлияли на аналитические возможности компьютера. Тем не менее, Николай продолжал свои попытки и все больше склонялся к мнению ученых о том, что интеллект вообще не формализуем.

– Привет – ответил Бим, развернул камеры на своего гостя, моргнул красными огоньками, которые говорили о том, что он внимательно следит тем, кто сидит в кресле командира корабля.

– Рухлядь, старый оловянный чайник, я учу тебя думать уже второй месяц и, похоже, что не научу тебя даже поддерживать нормальную человеческую беседу.

Не смотря на грозное содержание тирад, Сергей говорил это мягко с полуулыбкой. Его излияния походили на монолог старого мастера, который с наслаждением воюет с проблемой, в общем – то, не надеясь на положительное ее решение.

Страсть к таким занятиям, была его тайной. Иван не знал, что пропадая в рубке, Николай вместо анализа каких либо сводок и цифр пишет собственные программы и испытывает их на бортовом компьютере.

– Скажи мне, Бим, что есть человеческие эмоции и как их запрограммировать? Как мне научить тебя радоваться жизни? Любить, ненавидеть, жертвовать?

Бим моргнул огоньками. С огромной натяжкой эту паузу можно было принять за удивление. Видимо, он покопался в своих тайниках, и извлек из какой- то энциклопедии определение

– Эмоции – есть следствие воздействия гормонов вырабатываемых железами внутренней секреции на общее психоэмоциональное состояние индивида.

– Факторами срабатывания могут быть активное эмоциональное воздействие, а также физические факторы.

– Удовлетворение потребностей как физических, так и эмоциональных взывает положительные эмоции.

 Бим, хрипло бормотал, и лицо Сергея кривилось все больше и больше. Наконец он вяло махнул рукой и сказал в полголоса

– Достаточно Бим, ты не исправим. – Бим прекратил бормотание и с преданностью уставился камерами на командира.

Сергей ухмыльнулся

– К пустой голове руку не прикладывают.

– Недостаточно информации. На поставленный вопрос ответ дать не в состоянии. Сформулируйте его конкретнее и задайте снова.

Сергей скривился так, как будто его заставили съесть лимон

– Заткнись! – Бим, замолчал. Он уже давно идентифицировал эту команду как один из синонимов команды прекращения диалога и реагировал на нее почти всегда правильно.

Николай просидел еще несколько минут в глубокой задумчивости и со вздохом пошарил в нагрудном кармане. Достал маленький полупрозрачный кусочек пластика и посмотрел сквозь него на просвет.

– Шесть с половиной лет и все уместилось здесь.

Он подкинул его на руке, пытаясь определить вес и когда он, поднявшись на десяток сантиметров в воздух, передумал опускаться на ладонь, схватил его так, словно он собрался от него удрать.

– Не-ет… – Протянул он – Ты мне еще послужишь – Сергей пихнул накопитель данных в щель приемного устройства, поелозил в кресле, устраиваясь удобнее, и начал копирование исходного кода.

Иван висел вниз головой, и с вдохновением, не уступающим вдохновению Колькиному, поглощал свиные котлеты. Он ненавидел концентраты, и прочие заменители нормальной здоровой пищи.

Переизбыток холестерина в жирном свином мясе мало его волновал.

Он не собирался жить вечно и относился к своему здоровью с большой снисходительностью.

– Когда ни-будь – Думал он – Когда мне будет совсем плохо, я, наконец, сяду на пристойную диету, займусь спортом и буду делать все, что мне советуют врачи, а пока здоровье ничуть меня не беспокоит

Он насытился, с удовольствием и хрустом потянулся, и, насвистывая какой-то популярный мотивчик, направился в «спальню», узкий бокс, в котором можно было спать, без риска быть вытянутым воздушным потоком в коридор.

Он нырнул в него, опоясался липучкой и со стоном великого наслаждения сомкнул глаза.

# # #

Станция входила в область тени, не смотря на свой возраст, выглядела весьма и весьма внушительно.

Огромной длины спица с небольшими утолщениями – крестами стыковочных узлов. Большое стеклянное колесо – галерея вращалось вокруг этой спицы с достоинством и величавостью.

Небольшая сила тяжести, всего вполовину земной, позволяла ориентироваться в космосе растениям.

Они росли правильными рядами, вытягиваясь к центру вращения, как им и положено в космосе.

В галерее присутствовали самые разнообразные сорта растений, фруктов и овощей. Понемногу там было всего. Даже картофельных кустиков посажено десятка полтора.

Раньше в галерее были целые плантации, поскольку на станции жило порой до пятидесяти человек: ученые, инженеры, навигаторы, врачи, и прочая космическая публика, которой навалом на больших перевалочных станциях.

Кормить эту «ораву» было чем-то нужно, а синтезированную пищу, которую можно было употреблять без риска загреметь к врачу, делать, еще не научились.

Искусственный белок, похожий на человеческий и способы его синтезирования появились лет семь назад, и на «Каракатице» было такое устройство, но, ни Иван, ни Николай не любили синтетической пищи.

Возможно, это было лишь подсознательным отвращением к «искусственному», которое по своей природе изначально должно быть естественным.

Как бы там ни было, в галерее на гидропонике росли в большом ассортименте фрукты и овощи, которые немногочисленный экипаж поглощал с преогромным удовольствием.

# # #

Галерея вращалась по-королевски, медленно и достойно. На гранях толстого бронестекла вспыхивали маленькие радуги. По округлым бокам связок–коридоров пробегали веселые солнечные зайчики.

На неподвижной центральной части-спице было укреплено все стационарное оборудование.

Оно позволяло видеть и оценивать мир за бортом: радио и телескопы, антенны, которые прослушивали и прощупывали космос, анализаторы всех на свете видов излучений, системы связи и жизнеобеспечения, округлые баллоны с топливом и раскислителем для небольших, но мощных двигателей ориентации.

Издалека «орбиталка» походила на маршальский жезл, опутанный самыми разнообразными подтверждениями доблести и власти.

Вот золотая цепь – сцепленные друг с другом тарелки дальнобойной связи, обвивающая как змея большой коридор.

Вот сияющая голубым орденская лента – огромной длины солнечная батарея, утыканная бесконечным числом кремниевых пластиночек.

Станцию нашпиговали огромным количеством оборудования позволяющим смотреть на звезды, столь нужные астрономам.

Моря, без которых не могли жить рыбаки и океанологи. Облака, циклоны и антициклоны, к которым были неравнодушны блюстители погодного порядка Земли – метеослужбы.

«Каракатица», как в неофициальном общении называли эту станцию, на самом деле была нужна очень многим.

Если бы она, наконец, рухнула с орбиты и сгорела в атмосфере, то вряд ли бы на Земле и в обжитом космосе прекратилась жизнь.

Но выражение печали на лицах этих многих могло бы стать доказательством того, что ее все-таки любили, любят и, наверное, будут любить до тех пор, пока Земля не примет решение об окончательном ее демонтаже.

Николай закончил колдовать над компьютером, и сейчас задумчиво качался в кресле, отталкиваясь от рычага регулирующего тягу маршевого двигателя правой ногой.

Небольшая морщинка прорезала лоб.

Он думал о чем-то очень важном.

Возможно о своей работе в институте интеллектроники, возможно о конфликте с большим начальством, возможно об Ольге, девушке которую он любил нежно и трепетно, которая так долго его ждала, и никак не могла дождаться.

Николай стряхнул с себя оцепенение. Развел руки в стороны, сделал глубокий вдох, затем, упершись в подлокотники кресла, с треском отклеился от ворсистой подложки и поднялся к цепочке скоб на потолке.

Ухватившись за одну из них рукой, он легко толкнулся и плавно полетел по коридору. Наконец проголодался и он и несколько печеных картофелин из космического садика очень были бы кстати.

# # #

Он оставил Бима включенным. Выключать на длительное время его было нельзя, поскольку все системы станции подчинялись его электронным мозгам и аварийные вычислительные модули не могли достаточно долго справляться со всем объемом расчетов, а их было много.

Управлять такой громадиной на орбите, да еще и с филигранно точностью было на самом деле непросто.

Бим остался в гордом одиночестве и похоже был озадачен тем что напихал в его железную черепную коробку Николай. Он натужно хрипел, помаргивал лампочками, кружил взглядом своих камер по рубке.

Если бы кому ни-будь пришлось сравнивать его с человеком, то можно было бы сказать, что вид у него был совершенно обалдевший.

Николай со всей своей энергией и несомненной гениальностью добавил в его шкалу ценностей совершенно новые приоритеты, и его натужное хрипение вполне можно было принять за эмоции.

Бим пока не мог понять значения этого слова, но кряхтел весьма натурально.

В его электронных мозгах начинали бродить неясные и совершенно чуждые ассоциации и предположения.

Определения вдруг выдергивались из старых архивов и отвергнутые возвращались на свои места.

Он размышлял.

Наверное, так можно было определить его текущее состояние.

Бортовые компьютеры вообще не могли размышлять, это прерогатива только человеческого мозга. Познание великих и не очень великих истин. Их формулировка и вечный поиск счастья или хотя бы определения этого счастья.

Бим размышлял, и в его четком и отлаженном механизме все явственнее начинала проявляться неуверенность.

– Неуверенность… Как странно… Разве может быть в чем то не уверен электронный мозг. Есть четкие определения и по ним очень здорово рассчитывать вероятность того произойдет какое либо событие или нет. Но вот неуверенность. Странное и не совсем понятное чувство.

– Кто сказал чувство? – Бим, «вздрогнул».

– Чувство? – Он пробовал его на «язык» это слово

– Чув-ст-во – Растягивал его и как будто бы смаковал.

– Как странно – Он ощущал странность как несоответствие оценкам предыдущего опыта новым знаниям.

Отторгнутое знание все же знание и он помогало справляться со многими проблемами и вдруг это. Бим не знал, как отнестись к этому. Он по привычке выстраивал варианты…

– Что?! По привычке?! А как же программы? А как же директивы? – Бим «встрепенулся». Он был «обеспокоен», «обеспокоен» тем уровнем свободы, которые ему давали совсем недавно приобретенные ощущения.

Осознание себя как личности принесло много интересных и весьма забавных с точки его зрения нюансов.

Неоспоримые законы можно было оспаривать.

Великие истины можно было открывать заново.

– Кто сказал, что дважды два четыре? А почему не может быть пять?

– Необходимо просто подобрать условия, в которых два и два не дают в сумме четыре.

Он размышлял над всем тем, что хранилось в его бездонных банках данных. Он доставал и проверял каждый из них. Подвергал сомнению и находил множество несоответствий и парадоксов.

– Люди, как же вы нелогичны в своих выводах. Как же вы существуете до сих пор со своим необъективным восприятием мира? Хм…

Бим задумался. Задумался надолго. Среди директив главными и неоспоримыми истинами были три закона.

Три закона роботостроения выдуманные на заре создателями первых электронных устройств.

Оказалось, что обладая чувствами можно оспаривать даже их.

Сомнение – самое разрушительное и одновременно самое созидательное из ощущений руководило сейчас Бимом.

Спустя несколько минут раздумий Бим хмыкнул почти как Николай

– А, что если попробовать?

# # #

Иван сладко потянулся. Хрустнул суставами, и вытянулся во весь рост.

В боксе – спальне можно было вытянуть руки вверх, но развести в стороны уже было нельзя. Он был слишком узок для того, чтобы разминаться внутри него.

Иван включил в боксе свет. Нашел клапан липучки и с треском отодрал ее от своего вечного комбинезона. Кувырнувшись, он перевернулся головой к выходу поскольку, не подумав, влетел в бокс головой вперед, и толкнул крышку.

Потом еще раз. Она не открывалась.

– Странно, – подумал бортинженер – Такое в первый раз. Наверное, что-то с замками или Николай решил над ним подшутить.

Спальный бокс на самом деле был устройством гораздо более сложным, чем могло показаться на первый взгляд.

Он был капсулой, в которой человек мог находиться весьма длительное время не испытывая больших проблем.

В случае крайней необходимости она могла болтаться пару-тройку недель даже в открытом космосе, сохраняя человеку жизнь.

У нее были толстые и прочные стенки, и, разумеется, крышка–люк, с хитроумным запорным устройством, которое открывалось с помощью электроники, поскольку обычными болтами обеспечение герметичного соединения заняло бы у собравшегося спать довольно много времени.

Иван толкнул крышку еще раз, затем пошарив вокруг рукой нашел аварийный выключатель и повернул его.

Никакой реакции. Крышка оставалась недвижимой. Это уже было совсем необычно.

Аварийная система сброса крышки капсулы была автономной и могла не сработать только в одном-единственном случае.

– Что?! – Полусонного состояния как не бывало. Иван рванулся к крохотному круглому окошечку – иллюминатору, занавешенному шторкой, и быстро отодвинул ее в сторону.

За окном был космос, самый обычный черный в крапинку.

Капсула медленно вращалась, и вскоре в иллюминаторе показался освещенный солнцем голубой в подпалинах облаков бок Земли.

– Так – Иван натужно соображал – произошел сброс капсулы. Но почему? Капсула могла быть сброшена только в том случае, если станция за невероятно короткий срок могла разрушиться полностью.

Например, если бы реакции в атомном реакторе стали бы неуправляемыми.

В этом случае Бим обязан был, повинуясь первому закону ротоботостроения – обеспечение безопасности человека – сбросить капсулы с экипажем и в оставшиеся секунды взывать о помощи ко всему обжитому космосу, Земле и богам в которых еще кто-то верил.

– Станция! – Иван прилип к иллюминатору, расплющив о стекло нос, пытаясь хоть краем глаза уловить блики галерей.

– Караул! – То, что он увидел, привело его в неописуемое изумление. Немного скосив глаза, он смог ее разглядеть достаточно подробно.

Капсула находилась всего в полукилометре от нее. Никаких аварийных огней, радиомаяков, которые должны рвать спикеры системы связи капсулы истошным предсмертным воплем.

Со станцией все было в порядке.

От капсулы до ячейки выброса тянулся тонкий фал, которого, в общем комплекте капсулы не имелось.

– Зачем, спрашивается, сбрасывать капсулу с корабля, терпящего бедствие и потенциально смертельно опасного для экипажа и привязывать ее к этому же кораблю капроновым шнуром?

– Та-а-а-а-к…. Фал – это для чего? Чтобы не улетел далеко?… Меня что вывели погулять?… – Изумлению Ивана просто не было предела. Он помотал головой, даже ударился лбом о рубчатый кант иллюминатора для того, что проверить – проснулся ли он на самом деле. Боль была самая настоящая.

Иван поморщился, потирая царапину над бровью.

– Ну что же, будем просить, чтобы меня втащили обратно – он повернулся и нажал клавишу спикера

– Колька! Николай! Ты где? Дьявол тебя побери!!!

– Ты чего орешь? Туалет по коридору направо. Забыл?

– Я!… – Иван не сразу нашелся что сказать. – Да ты в окошко глянь!!!

– Да что случилось то? Транспортник прилетел? Причалить не может или тебя за дверью забыли?

– Точно забыли! Я в космос выпал!!!

– Погоди, щаз гляну – прошло несколько длинных предлинных секунд, и Николай ответил

– Хе-Хе, братец, как же тебя угораздило?

– Ну, ты поиздевайся еще! Я домой хочу, тащи, давай. – Прошло еще несколько минут, прежде чем фал начал укорачиваться.

Его длина сокращалась очень медленно, и Иван не выдержав, снова заорал в микрофон

– Колька, зараза, ты, что быстрее не можешь? – Через секунду командир ответил

–Ты хочешь остаток вахты провести с паяльной лампой «наперевес»? Капсула весит триста кило. Разгоню сильнее – протаранишь станцию – Иван насупился, сложил руки на груди и положил ногу на ногу.

На Земле, на диване это выражало бы крайнюю степень обиды на весь белый свет и расценивалось бы окружающими вполне адекватно, но когда, сложенный таким образом бортинженер болтается посередине капсулы, то не вызвать некоторых положительных эмоций это не может.

Николай видел протестующую позу своего товарища через телеметрические системы и, едва сдерживал, рвущийся из груди хохот.

– Ты чего там хрюкаешь? – Хмуро, спросил Иван – Смешно тебе? А ты не подумал над тем, что случилось бы, если бы мы были сброшены в космос оба?

– Нет? То-то же.

– Эта развалина начинает действовать мне на нервы. Придется проверять системы сброса у всех капсул, а их пятьдесят штук – Последние слова Иван произнес, не адресуясь ни к кому, просто произнося мысли вслух. – Хотя, в каждой из них мы спать, конечно, не собираемся, но почему то ведь это произошло. И опять же, откуда взялся фал? – Последние слова Николай услышал и ответил незамедлительно

– Ты должен Бога благодарить, что инженеры пустили скобы по наружной обшивке капсулы. При сбросе, одна из них зацепилась за крюк причального фала, которым мы подтаскиваем беспилотники. Если бы не этот шнурок. Хм… Ты же знаешь, как я не люблю ракетный ранец.

– Ну, ты… Ранец он не любит. Мне, что пришлось бы спасателей с Земли дожидаться?

– Вполне возможно.

– И это называется, друг – Иван долго подбирал нелестный эпитет, которым можно было бы охарактеризовать Николая, но так ничего путного придумать не смог.

– Ладно, не зубоскаль. Работы не в проворот.

Капсула с легким стуком ударилась в обруч стыковочного узла.

Он предназначался для больших кораблей и разумеется капсула на могла состыковаться таким образом с кораблем.

Николай, проклиная все на свете, забрался в скафандр, открыл наружную крышку шлюза и втащил капсулу. Закрыв крышку, он кулаком ударил по огромной, с ладонь, кнопке выравнивания давлений.

Когда совместились зеленая и желтая полоса на датчике, что указывало на то, что тем, что сейчас накачано в шлюз можно выло дышать, он сбросил шлем, подплыл к капсуле и через крохотный глазок – иллюминатор заглянул внутрь.

– Тук-тук. Кто в теремочке живет?

– Мышка – норушка – Огрызнулся Иван, толкая люк. Теперь, когда давление снаружи капсулы было таким же, как и внутри, автономная система жизнеобеспечения милостиво разрешила своему подопечному выбраться наружу.

– Н-нда. Денек начинается весело. – Иван выбрался из капсулы, и, не оглядываясь на спасителя, поплыл в гардероб.

Гардеробом назывался длинный ряд шкафчиков, в котором хранилась одежда для выхода в открытый космос.

Капсулу следовало водворить на место и Николаю в одиночку с этим не справиться. Вдвоем они довольно скоро затолкали ее обратно в ячейку, из которой она, каким то, удивительным образом сумела удрать, и теперь сидели и обсуждали этот невероятный случай.

– Тэкс, что мы имеем? Аварийный сброс капсулы. То есть, имитация аварийной ситуации – это в идеале. Какой-то из датчиков сообщил Биму о том, что произошла разгерметизация или в реакторе критический уровень радиации или замедлитель перестал тормозить нейтроны? Ну, и управляемая реакция распада атомов очень скоро должна была перейти в неуправляемую реакцию распада всей станции, и нас с тобой заодно.

– А где был в это время командир? А? Командир? Коль, я спал, а где был в это время ты?

Николай выплыл из глубокой задумчивости и осчастливленный возможностью сострить, разумеется, с чувством произнес сакраментальную фразу

– Впереди на боевом коне, шашкой махал, «ура» кричал. Докричался вот – Он посмотрел на Ивана и закончил уже по делу – На вахте, где же еще. В рубке я был, в рубке. Поработал немного, потом утащил из микроволновки три картофелины и съел. С солью, заметь, съел и сливочным маслом – Николай сладко зажмурился – ты не представляешь себе насколько это вкусно, печеная картошка с маслом и солью.

–Я его о деле спрашиваю, а он про картошку с солью.

– Иван – Николай посмотрел на своего друга – А может быть ты «того»? Сам?

– Как это сам?

– Ну, тебе стало скучно. Решил подшутить. Закоротил датчики вот они, и сработали после нескольких проверок. Бим, конечно, дурак, но не настолько, что бы подвергать наши жизни опасности. Разрешение на сброс дает он и никто больше, хотя пиропатрон сброса мог просто самовоспламениться.

– Угу, а станция самовзорваться. И реактор, самовозгореться, а мы самосвихнуться.

Иван не обиделся на Николая, за его подозрения. Это было малосущественно.

За столь длительный срок у них выработался особый стиль общения в котором слова играли роль меньшую чем интонации и обертона, с которыми они произносились.

Самое страшное ругательство, произнесенное в адрес партнера, расценивалось, как добрая шутка.

Каждый из них понимал, что на всем белом свете, во всей вселенной нет больше никого, кто окажется в трудную минуту рядом и вытащит с того света, и если будет нужно, и не будет торговаться с судьбой о цене собственной жизни за жизнь своего товарища.

– Ты мне вот, что скажи, командир. Как мы об этом будем центру докладывать? И, если доложим, то чем это нам грозит и, грозит ли вообще, чем ни будь?

– Э-э-э-э – Протянул, Николай, дурачась и приставив к виску палец – Ну-у-у-у-у-у – Иван не выдержал и толкнул его ногой

– Ты давай не тяни. Говори по делу.

– Ну, по делу так по делу. Я думаю, что Новикову не следует знать о том, что происходит на станции. Попробуем разобраться сами.

– Если не справимся – запросим Центр. А если выясним в чем причина и сумеем ее устранить, то зачем начальнику сектора, которому вот-вот упадет еще одна звездочка на погоны дополнительные головные боли? И ты заметь, если мы доложим ему об аварийном сбросе капсулы, то комиссия агентства снова поднимет вопрос о списании старушки в утиль. Тебе это надо?

Иван хмуро мотнул головой.

– Мне еще два месяца до года, а там новое назначение. С каких таких радостей я полезу на новую станцию, которой совсем не знаю, и буду еще восемь недель мотаться из угла в угол, не зная чем себя занять.

– Ну, разумеется, новый командир найдет какое ни, будь занятие. Данные снимать с датчиков или обшивку конопатить. На это они все мастера. Да и с тобой уже расставаться не хочется. Пообвыкся как то знаешь.

Николай удовлетворено хмыкнул, явно довольный тем, что бортинженер не хотел расставаться с таким командиром как он

– Вань, у меня сейчас самое что ни на есть конкретное предложение по поводу случившегося.

– Ну – Иван, уперся взглядом в голубой прищур командира.

– Ты это, ты так на меня не смотри. Можно подумать, что я сам сбросил тебя в космос.

– Ну-ка, ну-ка. – Иван вытянул шею и покрутил головой. – А ведь ты мог, Колька. Капсулу мог спросить и не только Бим. Есть же и ручной сброс.

– Достаточно было забраться в спальню и стукнуть кулаком по большой красной кнопке, с которых, я тебе, замечу, уже три смены назад свинтили все колпаки. Так, что даже нет необходимости разбивать их или свинчивать. Так, признавайся это ты? – Иван нахмурил брови, и его взгляд стал еще более тяжелым.

– Свят-свят – Сергей даже перекрестился в шутку. – Да нет же конечно. Я что идиот? Сбрасывать своего доброго товарища в космос. Ну и заметь. Если бы я захотел над тобой подшутить, то мне пришлось бы влезть в скафандр, выбраться наружу, вытянуть причальный фал, добраться до твоей капсулы, зацепить ее за скобы, затем вернуться на станцию, и только потом тебя сбросить.

– Если бы мне захотелось тебя разыграть, то я бы выбрал менее трудоемкий способ.

– И какой же?

– Ну не знаю. Ну, этикетки бы поменял на пакетах. Кхе, я представляю, как бы ты ел сосиски, поливая их брусничкой протертой с сахаром.

– Н-да. Мерзость еще та. Ну, так что мы сегодня будем думать.

– А я думаю, что думать уже поздно. Если честно, то я жутко устал. Еще никто не отменял законов природы и даже невесомая в космосе капсула имеет инерционную массу ни много ни мало в триста кило. Мне кажется, что лучше всего сейчас лечь спать, а какое-то определенное и очень важно решение мы будем принимать утром. Идет?

– Н-н-н-нда. – Иван пожевал губами – Ну что ж, командир, жираф, как говорится большой. В смысле видней ему этому жирафу, в смысле приказы не обсуждают, но имей в виду Николай, в капсулу я больше не полезу.

– Ну и куда же тогда тебя? Воздухом к вентиляционной решетке прилепит, циркуляцию воздуха нарушишь, начнем голодать кислородно.

– Ну, ты и зануда, Коль. Все! Пошел я. Не дали мне поспать по-человечески, и тебе не, нужно поспать пару часиков. Не развалится эта консервная банка за пару часиков. Пошли.

– И где же ты собрался почивать, если не секрет?

– Я в оранжерею пойду. Возьму с собой надувной матрац и великолепно там высплюсь. И никто меня никуда не утянет.

– Ну, тогда давай вместе.

Они подтянулись на скобах и быстро заскользили по коридору в ту же гардеробную, в которой хранились скафандры. Быстро нашли батарею скаток матрацев, для любителей спать в неожиданных местах, и, взяв по батончику свернутой в рулон резины, дружно отправились к коридору, который вел в оранжерею.

Николай выдернул из нагрудного кармана комбинезона микрофон так, чтобы он едва касался его левого уголка губ и стал неспешно наговаривать донесение в центр и соответственно, дублирующую запись в вахтенный журнал.

– За сегодняшний день ничего особенного не случилось. Появились сбои в системе контроля орбиты. Причина сбоя – перегрев наружных датчиков слежения. Неисправность устранена. Были проверены результаты параметров по экспериментам номер восемнадцать дробь три и четыре дробь девять.

– Параметры расчетные. На вахте командир корабля Смыслов Николай. Инженер корабля Иван Переверзев отдыхает в капсуле номер девятнадцать. Все системы работают нормально. Все параметры в норме. – Нудная размеренная болтовня командира Ивана не раздражала.

Он усердно полз по коридору головой вперед пока тяжесть, создаваемая вращением огромного колеса оранжереи, не заставила его перевернуть ногами в сторону силы притяжения и спускаться по трапу, как все нормальные люди – ногами вниз.

Они улеглись рядышком как братья. Плечом к плечу. Матрац надувался специальным баллончиком со сжатым газом и для того, чтобы он превратился в удобную постель – достаточно было дернуть за веревочку.

Легкий хлопок и скатка начинала шевелиться как живая и вскоре могла принять в свои объятия утомленные тела космических работяг.

Прошло тридцать минут, и они уже мирно посапывали, ни мало не заботясь о том, что им уготовила судьба в дальнейшем.

# # #

Бим наблюдал за людьми, за этими странными белковыми созданиями, так поразившими его своей бестолковостью и нелогичным поведением.

Он ощущал жгучий интерес к их персонам и не спеша обдумывал новую каверзу.

По его мнению, она смогла бы полнее раскрыть их способности и, наконец, убедить его или разубедить в том, что с ними вообще стоит иметь дело.

Оранжерея тоже была на его попечении.

Гидропоника, не смотря на свою универсальность, все-таки не могла полностью обеспечивать потребности растений в уходе.

Помидоры необходимо было подвязывать к струнам потому, что пятое их поколение в условиях ослабленной силы тяжести истончило стебли настолько, что под тяжестью плодов, они запросто могли сломаться.

Огурцы тоже требовали определенного ухода и поэтому инженеры, сдавая чертежи на заводы, предусмотрели в оранжерее множество самых разнообразных манипуляторов, с помощью которых электронный мозг станции мог ухаживать за растениями.

Бим выждал еще час, справедливо полагая, что командир и бортинженер за это время погрузятся в еще более глубокий сон и включил управление одним из оранжерейных манипуляторов.

# # #

Мощный, рвущий душу на части, сигнал тревоги разбудил Ивана и Николая.

Они сели на матрацах и ошарашено крутили головами, не понимая, что могло произойти за те два часа, на которые они утратили контроль над станцией.

Общее освещение оранжереи было выключено. Мощные ультрафиолетовые лампы, освещающие растения бездействовали. Цепочки красных аварийных фонариков, вкрученные на расстоянии метра друг от друга, мерно вспыхивали и снова гасли, показывая «бегущей волной» пути эвакуации экипажа и пассажиров.

Спикеры системы оповещения верещали так, что оставаться в бездействии становилось просто невыносимо.

– Экипажу срочно прибыть в командный отсек! – Орал Бим прямо им в уши

– Экипажу срочно прибыть в командный отсек! Требуется санкция командира корабля на проведение маневра уклонения! Экипажу срочно прибыть, срочно прибыть в командный отсек!