Октябрьские ведьмы бесплатное чтение

Дженнифер Классен
Октябрьские ведьмы

Jennifer Claessen

The October Witches

First published in the UK 2022

Text copyright © Jennifer Claessen 2022

© Демина А.В., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Матильде Классен,

без тебя у меня не было бы причин не спать в половине пятого утра

и размышлять о магии

Неудачная попытка вручения. Необходима подпись получателя, мы повторим попытку в ближайшее время.

Глава 1

Начинается. Или начнётся, если мне удастся уговорить Мирабель встать.

Она лежала, уткнувшись лицом в подушку, поэтому говорила я с её затылком.

– Меня отправили за тобой, ты же это понимаешь? Тётя Конни отсчитывает секунды.

– Двадцать девять минут! – будто в подтверждение моих слов закричала снизу тётя Конни.

Я посмотрела в окно между нашими двумя кроватями. Луна стояла высоко, и обычно в это время я уже давно спала.

– Тёти места себе не находят: они думают, что этот год может быть моим.

Моя кузина Мирабель застонала в подушку и невнятно возразила:

– Тебе слишком мало лет, Клем. Это не твой год.

Через двадцать девять минут – в полночь – сентябрь закончится, начнётся октябрь, и, если тётя Конни права, на меня впервые снизойдёт магия. Она уверена, что настала моя очередь.

Я прожила уже двенадцать октябрей и ни разу пока в полной мере не чувствовала себя частью этого великого события. И хотя я не провела весь остальной год в мыслях об октябре, как остальные члены моей семьи, сейчас у меня по спине побежали возбуждённые мурашки.

Я сидела на краю кровати и нетерпеливо болтала ногами. Сколько себя помню, мы с Мирабель всегда делили эту комнату, которая, в отличие от нас, не становилась больше. Здесь едва хватало места для наших двух кроватей. Стены на моей половине все заклеены рисунками и разными художественными мелочами, а на половине Мирабель они голые. Половина моих вещей валялась на полу, другая половина – в ногах на кровати. А одежда Мирабель лежала аккуратными стопками под её кроватью.

– Двадцать восемь минут! – прилетел снизу крик тёти Конни. – Шевелитесь, маленькие колдуньи!

– Нельзя опаздывать! Звёзды не ждут! – добавил другой голос – тёти Пруди. Порой в нашей семье о тишине можно было только мечтать.

Наконец Мирабель перевернулась. Её брови уже были нахмурены, а при виде меня её лицо исказилось в сердитой гримасе.

Смутившись, я рефлекторно провела рукой по волосам. Я весь вечер потратила на то, чтобы закрутить их в два пучка по бокам головы, как у Мирабель. Но у неё часть прядей ещё выкрашена в фиолетовый, и она сплетала их в аккуратные бублики.

Мирабель было почти четырнадцать, и она считала себя намного старше меня, хотя в действительности разница у нас всего год с небольшим. Её Первый октябрь случился в прошлом году, и с тех пор она перестала кого-либо слушать, особенно меня: на меня у неё попросту не было времени.

Я успокаивала себя тем, что всё – возможно! – изменится, если в этом году я обрету магию.

– Угх, – садясь, буркнула Мирабель и распустила свои бублики. Она скорее подавится собственными кудрями, чем её увидят с такой же причёской, как у меня. Перекинув волосы вперёд так, что они скрыли почти всё её лицо, она перевела осуждающий взгляд с моей головы на одежду и с досадой спросила: – Ты же не собираешься пойти в этом?

Я взглянула на свою пижаму с танцующими пингвинами:

– А что не так?

Мирабель выдержала паузу, проглотив рвущиеся из груди слова, и вздохнула:

– Ты замёрзнешь. Идём, покончим с этим поскорее.

Я первой спустилась по лестнице на первый этаж и как раз спрыгивала с последней ступени, когда во входную дверь постучали. Вся наша семья уже выстроилась в линию в прихожей, готовая к выходу. Стоящая во главе тётя Конни, сжимая в пальцах таймер в виде яйца, объявила:

– Двадцать пять минут!

Я покосилась на дверь:

– Тётя Конни, кто там?

– Никого из людей! – воскликнула тётя Пруди, водя длинным костлявым пальцем.

В октябре на нас, ведьм, опускались густые слои магии, скрывая нас от обычных людей. Поэтому это был последний визит почтальона на ближайший месяц, хотя он об этом не подозревал.

– Может, не стоит открывать… – начала мама, но было уже поздно: я распахнула дверь.

– Вам посылка, – с улыбкой сообщил почтальон.

– Тс-с-с! – зашипев, замахала на него руками тётя Пруди, будто прогоняла бездомного кота.

– Тётя Пруди! – ужаснулась я, обернувшись к ней. И шёпотом добавила: – Нельзя на него шипеть! Это всего лишь почта. – Однако снова повернувшись к почтальону, я нахмурилась. Он действительно пришёл очень поздно.

– Мы опаздываем! – выглянула из-за меня тётя Конни. Её белые волосы от возмущения стояли дыбом, напоминая нимб. – Мы должны быть на месте через… двадцать две минуты!

Тётя Флисси, замыкающая шеренгу, молча поправила лямки своего огромного рюкзака.

– Э-эм, простите, вы, скорее всего, ошиблись адресом, – сказала я почтальону. Наша семья очень редко что-то получала, учитывая, что четверо проживающих в этом доме никогда не пользовались Интернетом, а у двух оставшихся не было банковских карт.

– Прошу прощения, – сказал он, – должно быть, это вашим соседям. Но вы не распишетесь?

– Хорошо, – согласилась я, хотя это означало, что наши соседи не увидят эту посылку минимум до ноября.

Почтальон, доставляющий нашу почту сколько я себя помню, заглянул мимо меня в коридор, где все мои родные нетерпеливо переминались с ноги на ногу.

– Семейная… вечеринка? – спросил он.

Тётя Пруди сердито уставилась на него из-за спины тёти Конни. У неё венчающий голову нимб из волос был серым. Она была в неизменном зелёном комбинезоне садовника, а тётя Конни, не сняв любимого фартука, продолжала тискать в пальцах таймер в виде яйца.

– Да, что-то вроде того, – уклончиво ответила я. – Где расписаться?

– Здесь. – Почтальон протянул маленький планшет.

Я быстро вывела указательным пальцем на экране «КМ» и убрала руку, пока не затрещали разряды и не полетели искры.

– Благодарю! Весёлой… вечеринки! – и он протянул мне длинную узкую коробку.

– Избавься от него! – прошипела тётя Конни у меня за спиной, но, к счастью, почтальон уже отвернулся и зашагал к выходу. У калитки он поднял руку, чтобы помахать, но тут же опустил её и покачал головой.

Я поставила посылку в угол прихожей, где успело порядочно скопиться другого барахла, и вышла вслед за остальными за дверь.

Дай тёте Конни волю – и она бы выстроила нас как утят и повела за собой строгой шеренгой. Даже её попытка посчитать нас по головам не увенчалась успехом: Мирабель тут же юркнула назад, а тётя Флисси промаршировала вперёд.

Мирабель захлопнула дверь, после чего задержалась у дома ещё на секунду и только потом присоединилась к нам на улице.

Тишина сопровождала нас на всём пути, что было необычно не только для моей семьи, но и для всего нашего города. Один за другим мы проходили бесконечные ряды стандартных домиков. Даже тётя Конни молчала: всем её вниманием завладело то, что должно произойти. Подготовительный период перед октябрём всегда занимал несколько месяцев, и в конце него нервы моих тёть были натянуты до предела и родственницы буквально вибрировали от переполняющей их неуёмной энергии. Даже мама пристально всматривалась в темноту, крепко сжимая мою руку.

Лишь когда густонаселённые улицы остались позади и тихий гул автомобилей стих, мама шумно втянула носом воздух. Тёти Пруди и Конни тоже зашмыгали, но тётя Флисси и Мирабель – нет.

Я пока не могла уловить её запаха, но, по всей видимости, магия уже разливалась в воздухе.

– Скоро! Осенний дар! Месяц беззакония! Свободы! – выкрикивала тётя Пруди, ускоряя шаг. В правильном настроении даже в её обрывочных возгласах улавливалось что-то лирическое.

Мы вошли в ворота и углубились в тёмный парк, и я тоже начала принюхиваться. Ночной воздух пах опавшими листьями, влажностью и землёй. Деревья напоминали мрачных стражей, но за их неподвижными стволами я заметила двигающиеся в лунном свете силуэты.

– Мам, Морганы уже здесь! – прошептала я.

– Морганы всегда здесь, – отозвалась она.

Я услышала, как тётя Конни передаёт сообщение:

– Пруди, Флисси, Морганы здесь!

– Кто бы сомневался! – воскликнула тётя Пруди, но скорее по привычке: на эту ночь вражда между нашими семьями была поставлена на паузу.

Мы направлялись к нашему семейному дереву – одному из старейших в парке, с двумя ветвями, растущими в разные стороны, и всего парочкой-другой молодых зелёных веточек. Ветви олицетворяли нас – Морганов и Мерлинов.

Мои тёти Пруденс1 и Констанс2 занимали положение старейшин, хотя нельзя сказать, что они всегда были благоразумны и постоянны. И они сами точно не знали, кто из них самая старшая. Та, которая с преимущественно седыми волосами, – это Констанс, а та, у которой всё лицо в морщинах, – Пруденс. Они обе глуховаты и постоянно кричат.

Еще у меня есть тётя Фелисит3, это мама Мирабель, и она каждый октябрь уезжает от нас как можно дальше. Её что-то беспокоит, о чём у нас не принято говорить, но что гонит её от нас с наступлением октября. Каждый год тёти пытались удержать её дома, но всегда безрезультатно.

Наконец, моя мама. Пейшенс4. И она оправдывает своё имя. Мы все живём в слишком маленьком и ничем не примечательном доме, и одиннадцать месяцев в году мои тёти проводят в тоске и печали, а затем на двенадцатый сходят с ума. Не знаю, как моя мама всё это терпит, но эти сёстры-ведьмы определённо отличаются от обычных сестёр. Мои тёти зовут её Петти, а я – мамой.

Меня вроде бы хотели назвать в честь тёти Темми – Темперанс5 Мерлин. Она была пятой, финальной точкой в звезде ведьм Мерлин. Но Темми умерла в один из октябрей, и об этом мы тоже никогда не говорили.

И нет, мои тёти едва ли могут кого-то напугать. Но заставить сомневаться в их нормальности – вполне.

Морганы составляли вторую ветвь нашей семьи. В хорошем настроении они просто грубят, в плохом – наводят вселенский ужас. Их больше, чем нас, – тринадцать, из-за чего тётя Конни им втайне завидует. Я почти их не знаю, но тёти их откровенно не переваривают. Мама, конечно, даже с ними вежлива, в отличие от той же тёти Пруди.

Мы зашагали по траве в сторону Морганов. Тётя Пруди с чувством топала своими большими резиновыми сапогами.

– Мерлины! Звёзды не будут ждать! – прогремел из теней напротив женский голос.

– Знаю, знаю, осталось три минуты! – пробормотала тётя Конни. И сказала уже громче: – Морганы, добро пожаловать.

Наши семьи никогда не здороваются друг с другом как нормальные люди.

При нашем приближении лица Морганов расплылись в одинаковых гримасах отвращения. Им не хотелось здесь находиться, тем более с нами. При виде них меня всегда пробирает дрожь. Они всегда неподвижны как статуи, но от них так и веет нетерпением.

– Хм, – хмыкнул откуда-то из теней тот же голос. – Ваш маленький парк сойдёт. Хотя, разумеется, место величайшей силы всё ещё под нашей неустанной охраной.

Октябрьская магия пробуждалась, только когда мы собиралась все вместе, поэтому на эту одну ночь Морганы и Мерлины, встречаясь на нейтральной территории, были вынуждены терпеть друг друга. В прошлом наши семьи собирались на обрывах, болотах, под мостами и всё в таком же духе, но сейчас нашим основным местом был этот «маленький парк», потому что в свои парки Морганы нас не пускали.

– Надеетесь на Первый октябрь? – спросил голос, подразумевая меня.

Мамин Первый октябрь случился, когда ей было одиннадцать. У тёти Пруди – в девять лет. Как я понимаю, у каждой ведьмы это происходит в свой срок. Тётя Конни последние два года надеялась, что я наконец стану одной из них, но магия будто намеренно её злила, держась на расстоянии.

Я посещала эти сборы каждый год, но до этого Морганы никогда не обращали внимания на ещё одну маленькую колдунью, маячившую за спинами старших из своего ковена. Тётя Конни подтолкнула меня вперёд, и я смогла увидеть всех тринадцать Морганов. Они все были заметно выше нас. Самая младшая – девочка примерно моего возраста – тоже была на голову выше меня. Она открыла рот, будто собиралась обратиться к ведьме с громовым голосом, по всей видимости возглавляющей их ковен. Я перевела взгляд на неё:

– Здравствуйте… э-эм… мисс… Морган?

Минуту ведьма молча обозревала меня с ног до головы с высоты своего немаленького роста. Её глаза были холодны, уголки рта растянулись в кривой усмешке, и она производила впечатление человека, требующего обращения «ваше величество». У неё была неестественно прямая спина, из-за чего она походила на строгую директрису. Как почти у всех в её ковене, у неё были тонкие, брезгливо подрагивающие губы, высокий лоб и подвижные высокомерные брови. Она уставилась мне в глаза с цепкостью лазерного прицела, и под её пристальным взглядом меня охватила робость.

– Можешь звать меня тётей Морган, – сказала она, не меняясь в лице.

Тётя Конни пихнула меня локтем в бок, и я послушно ответила:

– Надеюсь, сегодня я официально присоединюсь к ковену, для меня это станет огромной честью.

Тётя Конни взглянула на свой таймер, сощурилась на звёзды и кивнула. Настал час двум ветвям нашей семьи объединиться.

Морганы, как по негласному приказу, направились к нам.

Все ведьмы стали кругом и вытянули руки, как делают товарищи по команде перед началом матча. Моя кузина Мирабель, оказавшаяся напротив меня, при этом протяжно вздохнула, и высокомерные брови тёти Морган взлетели на лоб. Мама слегка толкнула меня, призывая тоже вытянуть руку.

– Простите, – прошептала я, ткнув пальцами в чью-то ладонь. Потом кто-то шлёпнул меня по кисти, и мой взгляд заметался по кругу в поисках того, кто пытался меня из него выдавить.

Младшая Морган – та самая, что едва не прервала нас раньше, моя высокая ровесница – изогнула брови и с самодовольным видом опустила ладонь поверх всех остальных. У неё были две коротенькие косички, выбившиеся из них волосы окружали её голову небольшим облаком, и ужасно снисходительный нос. Она мне ухмыльнулась, после чего задрала голову и во все глаза уставилась в небо.

Все в кругу подобрались и замерли, а затем как один приподняли руки, образовав конус.

Я подняла голову. Небо над нами расчерчивала чёрная паутина почти полностью облетевших веток. В это время года на смену листьям приходило нечто другое… магия.

– Звёзды знают, – сказала тётя Морган.

– Звёзды знают, – повторили все остальные, и впервые я тоже это почувствовала. А затем и увидела.

– Они падают! – ахнула я, и мама на меня шикнула. – О… звёзды!

Потому что это были самые настоящие звёзды, и, падая к нашим поднятым рукам в туннеле из света, они становились всё меньше и меньше.

Магия окатила нас светом, и впервые я ощутила её чарующее покалывание. Крошечные лучики лились по нашим рукам и обвивались вокруг нас. Я будто оказалась внутри облака из нежнейших лепестков и невольно заёрзала, чтобы их смахнуть, но мама положила руку мне на плечо, удерживая.

Магия покрыла как конфетти головы и плечи собравшихся ведьм и замерцала как кристаллическая перхоть. За конусом из рук я едва могла разглядеть тётю Морган, но она определённо светилась ярче остальных, как если бы свет был железными опилками, а она – магнитом. Магия тянулась к ней, концентрируясь на её голове и в районе сердца, и, хотя могло показаться, что звёздочки, попав ей на кожу, гаснут, на самом деле они медленно погружались в неё.

Затем я опустила глаза и увидела, что моя грудь тоже сияет, покрывшие её звёздочки переливаются и, вспыхнув, исчезают… во мне.

Не знаю, сколько мы так простояли, впитывая пролившуюся на нас магию, но в какой-то момент все в кругу одновременно выдохнули и опустили руки. Мою кисть всю кололо, плечо ныло.

– Ах, старая подруга, как нам тебя не хватало! – сказала тётя Конни, впервые за весь год выпрямляясь под громкий хруст каждого позвонка.

Все ведьмы, ёжась, зашевелились, осваиваясь с наполнившей их тела силой.

– Мы всё? – спросила Мирабель и, тряхнув головой, спрятала лицо за волосами.

– Всегда будто заново учишься ходить, – пропела тётя Конни и поводила пальцем влево-вправо и вверх-вниз, но ничего не произошло.

– После перерыва в одиннадцать месяцев… стоит начать с чего-нибудь лёгкого, верно? – шепнула я Мирабель.

– Если хочешь жить, – мрачно отозвалась она.

Пока мои родные с хрустом разминали кисти и пальцы, ведьмы Морган облачились в длинные, до лодыжек, белые мантии, в которых они стали казаться ещё выше и величественнее. Я поискала глазами свою ровесницу, а когда нашла, заметила, что самодовольная ухмылка с её лица успела сойти.

Тётя Морган, выглядевшая теперь ещё более угрожающе, поманила пальцем младшую из своего ковена, и та шагнула вперёд. Тётя Морган взяла её за подбородок и, повернув её голову сначала в одну сторону, затем в другую, цокнула языком и отвернулась. Её глаза сверкнули.

И не только её – сверкали глаза всех ведьм Морган.

Моя ровесница понурилась как от стыда, и меня осенило: в этом году магия её обошла.

На зов тёти Морган к ней подбежала другая маленькая колдунья с аккуратными длинными косами.

– Мы справимся без неё, матушка, твой план сработает, – выпалила она.

Меня тут же охватило любопытство – не только насчёт их плана, но и из-за этих двух девочек: одной, оставшейся без магии на этот год, и второй, у которой не нашлось для той ни слова утешения.

– Идёмте, Морганы, нам не пристало прятаться в столь человеческом месте, – обратилась тётя Морган к своему ковену, и что-то в выражении её лица было неправильное. Как и нотка отвращения, прозвучавшая в слове «человеческом».

По лицу самой младшей из её ведьм можно было догадаться, что та не прочь остаться и снова сцепить руки, чтобы попытаться ещё раз. Но остальные Морганы уже заторопились уйти – скорее приступить к их плану. Меня затопил страх в предчувствии чего-то нехорошего, но мои родные его явно не разделяли. Мама даже помахала им светящейся рукой:

– До Кануна всех святых!

Но Морганы были не из тех, кто машет в ответ или любезно прощается. Вместо этого они все повернулись к тёте Морган, а та вскинула голову и закрыла глаза. И они исчезли.

Глава 2

Без Морганов парк резко опустел.

– Магия на тебя снизошла? – требовательно спросила меня тётя Конни. Из-за седых волос её голова напоминала кочан цветной капусты. – Покажи мне руки!

Я подняла руки, будто сдавалась в плен.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она и, схватив обе мои ладони, подобно врачу повернула их так и этак.

– Ужасно, – призналась я, но все мои мысли были заняты Морганами: куда это они так торопливо скрылись.

– Я так и знала! – воскликнула она. – Это твой год!

Мои руки казались непривычно тяжёлыми и чужими. Я прижала их к груди.

– Звёздный дар! – закричала тётя Пруди, торжествующе возведя руки к небу.

– Ну же, маленькая колдунья, ты должна радоваться, – укорила меня тётя Конни.

Я посмотрела на Мирабель, но та не сводила глаз со своей мамы, моей тёти Флисси, которая, вместо того чтобы махать руками, уже успела натянуть на них перчатки.

– Будь осторожна. Сиди дома, – тихо сказала она Мирабель и взвалила себе за спину огромный рюкзак.

– Флисси, нам нужна твоя помощь! – позвала её тётя Конни.

– В кои-то веки! – добавила тётя Пруди.

– У нас может наконец получиться! Нам столько всего предстоит сделать, у нас… – начала тётя Конни, как обычно поясняя за тётю Пруди.

Тётя Флисси вздрогнула, и между сёстрами повисло напряжённое молчание.

– Ты хотя бы вещи собрала, Флисси, солнышко? – спросила мама.

– И еду? – добавила тётя Конни.

– Надо одеваться! Надо есть! – не осталась в стороне тётя Пруди.

– Сёстры, вы же знаете, что я не могу остаться, – сказала тётя Флисси. – Со мной всё будет в порядке.

В своих походных сапогах и с лежащим на рюкзаке свёртком с палаткой она была похожа на главу экспедиции. Только в этой экспедиции был всего один человек. Мирабель продолжала не моргая смотреть на мать.

– Мирабель, ты же знаешь, я должна…

– Да-да, ты каждый год «должна», – не скрывая сарказма, перебила она и направилась через парк в сторону дома.

– Мирабель! Погоди… я не могу запретить тебе пользоваться магией, но прошу тебя: возьми это, – тётя Флисси перехватила её, всунула ей в руку какую-то бумажку и тихо добавила: – Нельзя допустить повторения прошлого года.

После чего она скрылась в ночи.

Одиннадцать месяцев в году тётя Флисси жила с нами, но стоило наступить октябрю – и она, ничего никому не объясняя, куда-то отправлялась. Так и сейчас нас осталось пятеро – четверо, если учесть, что Мирабель уже утопала прочь.

Я знала, куда она пойдёт – в свою комнату. Это наша общая комната, но она всегда называла её своей.

Сцепив ладони, потому что меня нервировало странное, непривычное в них ощущение, я побрела за родными и в какой-то момент оглянулась на то место, где ещё недавно стояли Морганы и откуда они так внезапно исчезли.

Пока мы шли, я обратила внимание на мигающие уличные фонари. Поначалу я решила, что это случайность, но когда очередная лампа погасла над нами одновременно с тем, как мои ладони вдруг закололо, я поняла, что это происходит из-за нас.

– Мам… а что Морганы задумали? – тихо спросила я.

Она пожала плечами в своей обычной манере безмятежного страуса, для которого ничто в мире, кроме её близких, не имеет значения.

– Уверена, нам лучше не знать. А ещё лучше – сосредоточиться на том, что мы будем делать, – сказала она, сияя улыбкой, будто, исчезнув из парка, Морганы так же бесследно покинули и её мысли.

По дороге назад к Пендрагон-роуд мои тёти не скрывали своего возбуждения, как умирающие от голода, несущие домой любимые блюда навынос.

Когда мы добрались до дома, горизонт уже осветили утренние лучи первого октября. Мирабель, судя по горящему свету в окне её – нашей – спальни, уже пришла.

В гостиной тётя Конни повернулась к окну.

– Мне одиннадцать месяцев не давали покоя эти шторы, – заявила она и взмахнула пальцем. – Жёлтый совершенно не подходит для гостиных.

Под шторами затрещало пламя, быстро побежавшее по всей их длине.

– Кон, – с лёгкой укоризной сказала мама и взмахом пальца погасила огонь.

– Красный, – пробормотала тётя Конни, дёрнув пальцем. – Я хотела насыщенный бордо.

– Тихо, ведьмы, спокойнее, – призвала мама двух оставшихся сестёр, уже нацеливших свои пальцы и готовых применить свои новообретённые октябрьские силы. – Не забывайте, что нам всегда требуется пара дней, чтобы снова освоиться.

Лично я сомневалась, что Морганы у себя дома сейчас были заняты шторами.

– Начнём с маленькой, безобидной магии, – продолжила мама и начертила пальцем круг. Ничего не произошло. Она тряхнула пальцем, как внезапно переставшей писать ручкой. Он засветился, и она снова медленно им завертела, и с каждым описанным кругом её одежды постепенно менялись.

На ней была форма химчистки, где она работала: рубашка поло, отутюженные штаны и пара скромных туфель – в целом неплохо, но на ней смотрелось немного чужеродно.

Сейчас же, отвечая на вспыхивающие вокруг неё звездочки, её штаны укоротились и раздулись, превратившись в юбку, разросшуюся в множество слоёв и ставшую треугольной по силуэту. Рубашка обзавелась элегантным воротником и превратилась в верхнюю часть платья, рукава удлинились, эмблема химчистки исчезла. Туфли на толстой резиновой подошве превратились в аккуратные балетки, а густые тёмные кудри сами собой завязались в узел.

– Так лучше, – довольно резюмировала мама, примеряясь к новому наряду. И с финальной искрой он из скучного бежевого превратился в яркий горчично-жёлтый.

Наблюдать за этим было волнительно, прямо как когда зажигают праздничную ёлку. Потому что это случается лишь раз в год, и ты с нетерпением этого ждёшь.

Когда я была маленькой, я больше всего на свете ждала наступления октября.

У нас не было сада – только небольшой дворик, но каждый год мама своей октябрьской магией превращала его в огромный сад с конюшней, где жила маленькая пони песочной масти с белой гривой. Я назвала её Бобби и любила всем сердцем. Мы были неразлучны, и она обожала есть у меня с руки, громко при этом фыркая.

Но – и это очень большое «но» – ничего из того, что мы создаём в октябре, не остаётся после Хэллоуина. Уже на следующий день всё это исчезает и становится как прежде. Тётя Флисси возвращается, будто никогда не уходила, мамины красивые жёлтые наряды растворяются в воздухе, как и всё, что успели надарить себе тёти. Мой Первый октябрь с Бобби был самым счастливым временем моей жизни, но, когда пони исчезла, магия потеряла для меня всю свою привлекательность. Я была слишком мала и не сразу поняла, что произошло, когда первого ноября вышла из дома с морковкой в руке и увидела пустой дворик.

С тех пор я перестала верить в радость октября и в его преддверии на целый месяц погружалась в уныние. Стоило наступить сентябрю, с каждым днём которого возбуждение моих тёть неуклонно нарастало, и я принималась вздыхать и размышлять обо всех этих временных глупостях, которые будут ждать меня в октябре. Сколько скандалов я закатывала в течение этого месяца – не сосчитать. Сказать, что он меня раздражал – не сказать ничего.

Раньше я жалела тёть, которые целый год проживали в ожидании одного месяца безудержного веселья. Но теперь, впервые ощутив магию внутри себя… Я посмотрела на потолок, раздумывая, чем сейчас занята Мирабель. У меня было столько вопросов…

– Всего один месяц – и столько всего нужно сделать, – сказала тётя Конни, и тётя Пруди закивала, тряся седыми кудрями. – Это будет наш год. Оторвёмся!

– Без отрывов, пожалуйста, – спокойно, но твёрдо возразила мама.

Тётя Конни достала из большого, с оборочками переднего кармана фартука таймер в виде яйца.

– Без отрывов, – с улыбкой сказала она маме и стукнула пальцем по таймеру.

Белая и изрядно поцарапанная – тётя Конни ежедневно пользовалась им на кухне – пластиковая поверхность таймера засветилась под воздействием закруживших вокруг него звёздочек, и он словно размягчился, вытянулся и стал прозрачным на концах. Затем тётя Конни магией заставила его воспарить и медленно прокрутиться, и я поняла, что таймер превратился в большие песочные часы.

– Тридцать один день, – с чувством произнесла она и начала тщательно разминать пальцы, каждый по очереди.

Мои ладони кололи бесчисленные иголки. Прибавьте к этому неутихающую тревогу – мне было ужасно не по себе.

В нижнюю половинку часов просыпались первые переливающиеся крупицы, и тётя Конни обратила на меня взор из-за поблёскивающих очков.

– Клеменси, нам нужна твоя помощь!

– Клемми, – поправила я. – И… тётя Конни, мне нужно… э-эм… сделать домашние задания.

– Вот как? – Она поправила очки и всмотрелась в меня, проверяя, насколько я искренна. Это была правда, ну в каком-то смысле. – Но это твой Первый октябрь!

– У меня перед Рождеством экзамены, – напомнила я.

От слова на букву «Р» её передёрнуло. Я люблю Рождество – к тому моменту вся связанная с октябрём шумиха успевает улечься, а все полученные в этот день подарки на сто процентов реальны.

Может, моя семья и могла целый месяц улучшать магией мои оценки и даже говорить на любых языках, но стоило наступить ноябрю – и всё это исчезало, поэтому рассчитывать на их помощь на декабрьских экзаменах не приходилось. Однажды мама наколдовала мне гениальный математический талант, но после октября от него остались лишь смутные воспоминания, как делить столбиком.

– Конни хочет тебя попросить… – начала мама.

Но тётя Конни вклинилась между нами, взяла меня за руку, которую будто наполнил колючий свинец, увела меня в гостиную и усадила на диван.

– Тебе известна наша история, Клеменси. Наша великая прародительница, сама Мерлин, была первой ведьмой. – Тётя указала на древний, слегка поеденный молью плед, лежащий на спинке дивана: на нём был вышит портрет женщины с густыми волосами и острым подбородком.

Мама села рядом со мной и провела своими тонкими ловкими пальцами по жёстким стежкам.

– Я всегда задавалась вопросом… откуда он взялся, – пробормотала она, хотя я не знала происхождения ни одной вещи в нашем доме, полном всяческого барахла.

– Это не ты вышила? – удивилась я.

– Если бы портрет вышила я, он был бы гораздо красивее, – усмехнулась она под тихий шорох песка в часах тёти Конни, отсчитывающих наше ограниченное время владения магией.

Действительно, мама бы выбрала что-нибудь красочнее, а этот уродливый и местами свалявшийся плед был преимущественно серым, а женщина, считавшаяся первой Мерлин, смотрела в потолок с таким печальным выражением лица, будто сейчас разрыдается.

– Если бы я вышивала нашу дорогую Мерлин, я бы добавила ей звёзд. И руки, чтобы она могла творить магию, – добавила мама, с отвращением глядя на этот старый кусок ткани, и до меня внезапно дошло, что изображение нашей прародительницы обрывается на линии запястий её вытянутых рук.

– Во всех книгах и фильмах Мерлин – мужчина и волшебник, – сказала я тёте Конни из чувства противоречия. Совсем как Мирабель.

– Волшебник? Ох уж эти люди с их глупостями! – закатила глаза тётя Конни, а тётя Пруди сплюнула на пол.

– Пруди, – мягко пожурила её мама и взмахом пальца заставила мокрое пятно заискрить и исчезнуть.

– Ты же знаешь, магия передаётся только по женской линии. Нас, ведьм, очень мало, всего около двадцати! И Мерлин – или Мерл, как я люблю о ней думать, – была единственной и неповторимой, – произнесла тётя Конни с таким мечтательным видом, будто была не прочь пообщаться с нашей давно почившей прародительницей.

Как-то раз в начальной школе нам задали нарисовать семейное древо, и это стало той ещё задачкой: у меня было столько тёть, что их всех было невозможно поместить на листе. А потом я получила выговор от учительницы за то, что добавила на задней стороне листа Морганов, отметив их большим знаком вопроса.

– Не может быть, чтобы у тебя было столько родственниц! Где все мужчины… – Она вдруг оборвала себя на полуслове, после чего добавила: – Ну, семьи бывают разные.

И в итоге я получила хорошую оценку.

– Точно, – сказала я.

– Она была первой заклинательницей. Затем родилась её сестра Морган. Мерлин, а затем Морган. Две ветви одной семьи, от которых и берут начало наши фамилии.

Морганы, конечно же, с этим категорически не соглашались и утверждали, что их прародительница была первой. Но правда заключалась в том, что наша Мерлин была героем, а их Морган – злодейкой.

– Наша великая прародительница стала первой ведьмой, благословлённой звёздами. Ах, мир тогда был ещё так юн. Людей было не удивить старым добрым грифоном или циклопом, – тётя Конни грустно улыбнулась.

– Моря, полные сирен! – с восторгом добавила тётя Пруди. – Драконы в небе! Леса, кишащие монстрами! Бесчинствующие ведьмы!

– Поэтому люди называют то время «тёмные века»? – тихо, чтобы услышала только мама, спросила я.

Она заговорщицки мне улыбнулась и шёпотом ответила:

– Ну, для людей, возможно, они действительно были темноваты. Электричество тогда ещё не изобрели.

Тётя Конни скривилась и поджала губы.

– Но эта Морган! – начала она знакомую тираду. – Она не смогла смириться с тем, что Мерлин была более сильной ведьмой, и ополчилась на нашу бедную прародительницу.

Мало что способно потревожить мамино душевное равновесие, но при этих словах она судорожно вдохнула.

– Морганы! Пффт! – перебила тётя Пруди и снова плюнула на пол, виновато покосившись на сестёр.

– Великая Мерлин, конечно же, отвечала сторицей – об их битвах складывали легенды! Они озаряли всё небо!

– Э-эм… – неуверенно протянула я. – Как-то это не очень скрытно.

– Ну, скрытность потребовалась позже, – сказала тётя Конни, вроде как соглашаясь со мной, но её тон говорил об обратном.

Мама своей магией нарисовала в воздухе золотые иллюстрации к её рассказу: как Морган превратила Мерлин в мышь, а себя – в ястреба и погналась за ней, как Мерлин обратилась пауком, а огромная Морган пыталась её растоптать.

Пока тётя Конни повторяла сказки о первой Мерлин и первой Морган, которые мне с младенчества рассказывали перед сном, я взглянула на свои руки и распрямила пальцы. Мои ногти по краям отливали перламутром и блестели, словно я опустила их в сахарницу. Они казались длиннее, чем обычно, и едва заметно искрили с почти различимым треском.

– Вскоре земли заполонили тролли и огры Морган, с которыми сражались драконы Мерлин. Вулканы возникали из ниоткуда и заливали всё лавой, ураганы непостижимой силы уничтожали всё на своём пути. И всегда Мерлин оказывалась на шаг впереди, пока…

– …её не предали, – вставила тётя Пруди. – Жестоко и вероломно!

– …пока, – продолжила тётя Конни, – Морган не украла магию Мерлин!

– Конни, точно мы этого не знаем, – возразила мама, всегда старающаяся притушить накаляющиеся эмоции, забыв на время о застывших в воздухе фигурах Мерлин и Морган.

– Мы обе прекрасно это знаем, Петти! Так гласит легенда! Морган завидовала Мерлин и попыталась ограничить её способности. Но у неё ничего не вышло, и из-за её вероломства мы все теперь прокляты, – отрезала тётя Конни.

– И Морганы тоже? – спросила я. Потому что, на мой взгляд, они не выглядели проклятыми – разве что та маленькая колдунья.

– Да, её род тоже пострадал. И теперь две ветви нашей семьи после вражды, длившейся столетия, вынуждены собираться вместе ради одного презренного месяца магии. Обе наши семьи одинаково несчастны и объединены этой трагедией – творить магию всего один месяц в году.

– Злая, мерзкая ведьма! – прокричала тётя Пруди. Это прозвучало очень грозно и громко, что было хорошо, потому что она заглушила моё фырканье. – Забудьте о Морганах! – взвизгнула она прямо мне в лицо. – Есть только Мерлины!

– Да, сейчас важно лишь то, что теперь ты одна из нас, ты тоже обладаешь магией, и мы можем разделить с тобой дело всей нашей жизни, – сказала тётя Конни.

– Не знала, что у вас есть дело всей жизни. Или что вы вообще чем-то занимаетесь, – ядовито заметила я. Мамины картинки растворились в воздухе, означая окончание сказок и начало работы. Но не домашней, а магической.

– Тихо, маленькая колдунья, – укорила меня тётя Конни. – Так вот, мы пытаемся…

– …десятилетиями! – вставила тётя Пруди.

Я посмотрела на свои руки, всё ещё слегка искрящиеся и полные колющих мурашек, и подняла глаза на маму. В её взгляде читалась просьба остаться, хотя бы ненадолго, пока её сестры не завершат своё пространное объяснение.

– Да-да, это наша неизменная миссия. Мы уже давно пытаемся накопить октябрьскую магию.

– Ладно, – сказала я, хотя мне стоило спросить: «Чего?»

– Накопить её, чтобы пользоваться ею весь год. Четыре времени года, двенадцать месяцев, пять лучей звезды. Нам нужна завершённая звезда – и ты её пятый конец.

Я знала, что что-то намечается. Тётя Конни всю мою жизнь ждала, когда я стану достаточно взрослой, чтобы оказаться последним звеном в звезде нашего ковена. Из-за смерти тёти Темми и временного отсутствия тёти Флисси в течение магического месяца им недоставало двух ведьм.

– Нам нужно найти способ сохранить октябрьскую магию.

– Накопить её! – закричала тётя Пруди. – Собрать! Развить! Сохранить!

– Да-да, – отмахнулась от неё тётя Конни. – Всё вышеперечисленное.

– Но я даже ещё ни разу ею не воспользовалась. – Я демонстративно взмахнула руками. Пальцы были как чужие.

– Ты новичок, это правда, но нам как раз и нужен новичок.

– А как же… – начала я, лихорадочно соображая. – Как же ведьмы Морган?

Тётя Пруди с досадой так выдохнула сквозь плотно сжатые губы, что они завибрировали. Её лоб и без того расчертили хмурые морщины, но при мысли о Морганах они всегда становились глубже, делая её похожей на шершавую и царапающую пальцы старую кору. Она напоминала мне колючий куст в теле человека.

– Да, Пруди права. Привлекать Морганов слишком рискованно. Только Мерлины.

– Учись скорее! Трудись прилежно! – прокричала тётя Пруди.

Но не ради экзаменов. Я тяжело вздохнула, смиряясь с тем, что мои планы по повторению пройденного учебного материала улетели в тартарары:

– Мне всё равно кажется, что я не подхожу…

– Подходишь ты или нет – ты единственная, кто у нас есть. Считай себя избранной, выдвинутой, назначенной – думай что хочешь. Ты Мерлин, и пришло время действовать. Мы столько ждали, когда ты займёшь место Темми! – объявила тётя Конни.

Когда я родилась, она потребовала, чтобы меня назвали в честь умершей-и-исчезнувшей Темперанс, но в кои-то веки моя мама категорически воспротивилась. Тогда тётя Конни принялась настаивать на «Клеменси»6 и до сих пор не теряла надежды, что это имя закрепится.

Но мама остановилась на «Клементине», чтобы, по её словам, не нагружать меня историей ковена. Но «Клемми» звучит достаточно похоже на «Темми», чтобы это сошло за компромисс.

– Я не какая-то замена Темми, – пробормотала я, пока мой мозг с трудом выстраивал конечную картину из тех кусочков информации, которую наговорили тёти.

Всю мою жизнь они с мамой искали способ обрести постоянную магию, чтобы творить её все двенадцать месяцев в году.

Они хотели, чтобы мы перестали быть только октябрьскими ведьмами.

Ваша посылка возвращена в почтовое отделение после неудачной попытки вручения. Приносим свои извинения за доставленные неудобства.

Глава 3

– А теперь, – сказала тётя Конни, – ты должна выслушать меня очень внимательно, маленькая колдунья. Это твой первый год с магией, и естественно, что ты понятия не имеешь, что делать.

– Вот спасибо.

– Ты не можешь…

– Ни в коем случае! – подчеркнула тётя Пруди.

– Ты не можешь практиковать магию сама по себе вне звезды.

«Ну здорово», – подумала я. Это было то же самое, что получить подарок и услышать, что его нельзя открывать.

– Мы не хотим ограничивать твою свободу, – добавила мама. – Но так нужно, чтобы тебя обезопасить.

– Нас, ведьм, слишком мало, – подхватила тётя Конни. – Каждая маленькая колдунья на счету.

Я не знала, чего мне хотелось больше: нахмуриться или закатить глаза. Если всё дело в цифрах, то меня, по сути, притянули ко всему этому за уши для красивого числа.

– Первый октябрь всегда сопряжён с определёнными… сложностями, – мягко сказала мама. – А мы не имеем права рисковать: каждая ведьма – бесценна.

– А сейчас, – торжественно объявила тётя Конни, – мы узнаем, что ты за ведьма!

Тётя Пруди подскочила ко мне, схватила меня за саднящие руки и, обведя пальцем каждую линию на моей ладони, задумчиво подняла их, чтобы её сёстрам тоже было видно.

– Невозможно, – пробормотала она и сильно ткнула пальцем в центр моей ладони.

Мама повернула свои ладони вверх, и я увидела, что все линии на них мерцают. А на моих – нет.

Тётя Пруди сощурилась, глядя на меня.

– Дар садоводства! – решительно заявила она, будто прочла это в моих глазах.

– Нет, у неё пламенное сердце! – возразила тётя Конни. – Ну же, маленькая колдунья, продемонстрируй нам, как ты пылаешь!

– Как выращиваешь что-нибудь! – настаивала тётя Пруди.

Они спорили… из-за меня. Но я сомневалась, что пошла в одну из моих тёть. Или в маму.

Как бы мне хотелось, чтобы Мирабель спустилась и объявила во всеуслышание, что я стану такой, как она!

– Преображать! Творить! – с маниакальной ноткой в голосе отчеканила тётя Пруди, тыча в воздух пальцами.

– Нет ничего такого, чего ведьма не смогла бы создать, – перевела тётя Конни. – Пора разжечь костёр нашего магического искусства!

– Не торопись, – посоветовала мама. – Обращайся со своей магией нежно. Почувствуй её тепло, лепи из неё.

– Нет, чем быстрее, тем лучше, – не согласилась тётя Конни и переплела пальцы так, что они захрустели. – Магия – это пламя, которое необходимо раздувать. Но ограничивать. Магия любит чётко обозначенные границы.

– Нет! Лелей её и взращивай! – закричала тётя Пруди. – Никаких границ! Пусть разрастается!

Столько противоречивых советов – я не знала, что и думать.

Магия – это вам не школа, по ней не найдёшь решебников в Интернете, и домашние задания не помогут тебе нагнать пропущенную тему.

– Начни с… простого стежка, – предложила мама и слегка помахала искрящейся рукой, словно втыкала иголку с нитью прямо в воздух, и, откликаясь на её движения, из стен на смену пыльным горам всякой всячины выросли стеллажи, а бумажный плафон сменился красивым кружевом.

– Нет-нет! – закричала тётя Пруди. – Расти! – Она указала пальцем в сторону кухни – и та взорвалась звёздами, а когда они потухли, её стены стали зелёными, а пол покрылся землёй и травой. Правда, тётя Пруди в своём оливковом рабочем комбинезоне была единственной, кто смотрелся там к месту.

Тётя Конни, как обычно, начала применять магию направо и налево, энергично вращая искрящимися пальцами. По её желанию в центре комнаты затрещал самый настоящий костёр – на таком обычно жарят зефир на природе и уж точно не разводят дома, потому что он опасен и непредсказуем. Затем она взмахом руки заставила кухонную стену исчезнуть, объединив гостиную и кухню.

Наблюдать за магией было увлекательно, но я всё равно неуютно заёрзала. Каждая из них хотела, чтобы я стала такой же ведьмой, как они, но в нашем доме категорически не хватало места для новых маленьких колдуний.

Тётя Пруди не собиралась уступать. Все поверхности покрылись неровными полосами из листьев и травы, а когда посреди земляного пола открылась воронка, ведьма торжествующе взвизгнула.

Мама с улыбкой вышла вперёд и несколько раз повела руками по воздуху, будто успокаивала огромного невидимого зверя своей доброй, ласковой магией. Земляной пол замерцал и обратился золотой плиткой.

Мама оставила растения, но переместила их в горшки, которые расставила по всей комнате. Костёр она тоже сохранила, только в виде большого очага, затем щелчком искрящихся пальцев создала из воздуха золотые приборы, и они сами собой улеглись на новенький обеденный стол.

– Ладно! – проворчала тётя Пруди, что в её случае могло сойти за признание поражения.

– Неплохо, – оценила тётя Конни, проводя рукой по новому кухонному гарнитуру. Потом повернулась ко мне. – Чтобы достичь подобных результатов, необходимо концентрироваться на деталях. Нужно немалое… терпение.

Они с мамой с улыбкой переглянулись.

Порой я забывала, что мама тоже ведьма, как и мои тёти. Она и её сёстры любили друг друга и магию, и сейчас буквально светились, снова ею обладая.

Мама кивнула, с довольным видом обозревая новый интерьер. Одиннадцать месяцев в году тётя Конни скромно стряпала на старенькой бежевой кухне, а сейчас здесь впору готовить пир для королей и королев.

Тётя Пруди презрительно фыркнула.

– Мелкая магия! Пальцев дрожание! – отмахнулась она и снова посмотрела на меня.

Я продолжала стоять с безвольно висящими по бокам отяжелевшими руками.

Она потянула меня по очереди за каждый палец, будто надеялась щелчком суставов запустить в них магию.

– Не ведьмины руки, – пробормотала она.

– Флисси бы сказала, что ты как застопорившийся компас, – улыбнулась мама. – Всё нормально, ты ещё успеешь разобраться в своих силах.

– Практикуйся внутри звезды! Звезда существует для тебя, а ты – для звезды, – сказала тётя Конни, но уверенности мне это не прибавило.

Иными словами, сама по себе я бесполезна, но я нужна им как часть звезды.

Тётя Конни пересекла кухню и, остановившись перед высокой кучей барахла, протянула к ней руку с растопыренными пальцами. Из кучи поднялась и зависла посреди комнаты очень старая на вид и изрядно помятая оловянная кастрюля. Она засветилась и закружила вокруг своей оси, подчиняясь тёте Конни и постепенно увеличиваясь в размерах.

Тётя Конни могла до умопомрачения отрицать, что она барахольщица, однако же весь наш дом был полон всевозможных безделушек, украшений, мелочей и побрякушек. Правда, сама она называла их «магическими артефактами».

К тому моменту, как кастрюля превратилась в полноправный котёл, из него уже хлестал фонтан из звёздочек.

Но не только котёл удивлял новыми размерами – кухня тоже стала просторной. Весь дом изнутри увеличился в четыре-пять раз по сравнению с тем, как он выглядел снаружи.

Мама, тётя Конни и тётя Пруди собрались вокруг котла, и я почти ожидала, что сейчас они начнут читать над ним заклинания, но вместо этого они принялись одобрительно рассматривать его округлые бока.

Мама стукнула по нему ногтем, породив низкий резонирующий гул.

– Ты сохранила её котел, – сказала она.

– И воспоминания, – добавила тётя Конни, с любовью протирая его краем фартука. – Я храню и то и другое. – Щелчком пальцев она разожгла под котлом пламя. – Уютно, – заметила она. От огня её очки запотели, вынудив её нахмуриться и наклонить голову, чтобы смотреть поверх них.

– Чей это котел? – спросила я, заглянув за край в его глубокие тёмные недра. – И что там внутри?

– Суп! – вскричала тётя Пруди, наградив меня долгим сердитым взглядом.

– Суп? – переспросила я. – Ну да, конечно.

– Это котёл твоей тёти Темми, – пояснила мама. – А сейчас октябрь – самое время для супа. – От её улыбки иголки в моих ладонях перестали казаться такими уж невыносимыми. – Не то чтобы это такое ведьмовское правило – скорее житейская мудрость.

– Нам приходится ограничивать себя в наших особенно фантастических порывах, но даже ведьмам необходимо есть, – с неохотой признала тётя Конни. – Но только представь, на что способны твои руки, маленькая колдунья! Ты бы могла населить море русалками, заполнить небеса единорогами, феями и…

– Или приготовить суп. – Я указала на котёл, содержимое которого начало булькать и шипеть. В воздухе запахло специями.

Тётя Конни пригвоздила меня суровым взглядом поверх очков.

– Ведьмы домашнего очага остры на язык! – довольно захихикала тётя Пруди.

Тётя Конни в ответ едва уловимо засветилась красным.

– И, звёзды – свидетели, если нам повезёт, то не важно, как долго ты будешь осваивать свои новые силы, потому что они останутся с нами год напролёт, – сказала она, отвернувшись к песочным часам. – Вместо одного жалкого месяца.

– Что мы будем с ними делать год напролёт? – спросила я. – И как у нас это получится? Мирабель в курсе ваших планов? Вы и её уже втянули во всё это?

– Втянули… – цокнула языком тётя Конни, будто я её в чём-то обвинила. – И да, твоя кузина прекрасно осведомлена о наших чудесных планах. – Её похожие на изюм глаза впились в меня поверх очков. – Сбегай за ней, будь добра. Пора приступать.

Глава 4

Открыв дверь нашей комнаты, я обнаружила, что там, где раньше стояли две кровати, сейчас была лишь одна – моя. Я вздохнула, вспомнив, что мы не спали всю ночь. Если бы не потрескивание звёзд внутри меня, я бы сейчас зарылась в одеяло. Я посмотрела на свою пижаму с пингвинами, которую Мирабель терпеть не могла, затем на тапочки – тоже с пингвинами, – и проследила взглядом дальше по непривычному удлинившемуся полу, пока не уткнулась в дверь. Мирабель не тратила время зря и уже успела магией разделить нашу спальню на две. Моя половина выглядела точно так же, как всё остальное время года, только вдвое меньше, из-за чего бардак на ней стал почему-то больше заметен. Зато Мирабель отстроила себе просторные хоромы в угрюмом фиолетовом цвете.

В обычное время наш дом состоял из кухни и гостиной внизу и двух спален и ванной наверху. Он был тесноват для шестерых, и если от октябрьской магии и была какая-то польза, так это возможность увеличить его размеры.

– Эй, – позвала я, стоя на пороге новой комнаты.

– Чего тебе? – спросила Мирабель со своей кровати, которая из обычной полуторки превратилась в гигантское лежбище с высоким пологом и горой одеял из разных тканей. Кровать тоже была фиолетовой, в тон спальне.

– У тебя болят руки? – спросила я, разминая каждый сустав пальцев в бесплодных попытках избавиться от этого странного ощущения, будто они… пузырятся изнутри. Я вспомнила, как звёзды погружались в мою кожу в парке.

– Целый месяц с вами, – проворчала Мирабель, пропустив мой вопрос мимо ушей.

В прошлом году был её Первый октябрь, и, по всеобщему мнению, прошёл он хуже некуда. Она попыталась телепортироваться к своей маме, тёте Флисси, которая в тот момент предположительно была в Абердине. Мы так точно и не узнали её местоположения, потому что первая магия Мирабель была такой мощной и неаккуратной, что её занесло куда-то в Арктику. У мамы и тёть ушла куча времени, чтобы разобраться, что именно произошло, найти Мирабель и вернуть её домой.

Если бы Мирабель легко и непринуждённо влилась во всё это ведьмовство, я бы, наверное, тоже горела желанием к нему приобщиться. Но первая же её попытка закончилась грандиозным провалом, из-за чего она пропадала до самого Хэллоуина и вернулась из своей незапланированной экскурсии в Арктику ещё более замкнутой и колючей, чем раньше. Ей больше не было никакого дела ни до меня, ни до своей мамы, ни до магии.

И теперь я знала, что со мной может произойти то же самое. Пара неудачных заклинаний – и октябрь превратится в затяжную пытку или, что ещё хуже, я кончу как Мирабель: возненавижу всю нашу семью и вообще всё в нашей жизни.

Я посмотрела на Мирабель, сидящую, обхватив колени, посреди своей огромной новой постели, в окружении кучи фиолетовых подушек, мягких и пушистых, и напомнила себе, что, как бы она мне ни грубила, я должна брать пример с мамы и быть к ней добра.

– Раз я теперь тоже обладаю магией… может, давай сотворим что-нибудь вместе? – предложила я, запнувшись на слове «магией». Для моих ушей это пока ещё звучало очень глупо.

Мирабель меня проигнорировала.

– Тётя Конни внизу строит какие-то планы, – продолжила я. – Она сказала, что ты в курсе.

– А, ты об этом. – Мирабель так тяжело вздохнула, что мне невольно стало совестно, будто я её донимаю. – Их великая миссия по обретению вечной магии?

– Она самая. – Я потёрла ладони, и они заискрили.

– Приходи в Хэллоуин, – тихо ответила Мирабель, подтягивая к себе одеяло.

До Хэллоуина был ещё тридцать один день.

О вечеринках Мерлинов в конце октября по случаю Хэллоуина слагали легенды. А начались они с Мирабель.

Все в Хэллоуин чувствуют себя свободнее и начинают верить в волшебство, поэтому это лучший день в году. И единственный, когда различия между ведьмами и людьми исчезают: ведь в каждом из нас есть крошечная толика магии.

Я ненавидела октябрь, но любила Хэллоуин, потому что в этот день все обладали магией. И в этот же день она нас покидала.

Прежде чем магия впервые снизошла на неё, Мирабель кучу времени проводила за планированием вечеринки. В один год она подвесила под потолком гирлянды из летучих мышей, которые выглядели почти как живые и пищали. В другой – лежащие на крыльце тыквы исполняли песни, приветствуя гостей. А ещё в какой-то год все углы дома затянула огромная, размером с человека, паутина.

В этот день в нашем доме можно было часто встретить привидения – некоторые травили шутки, другие можно было заметить лишь краем глаза, когда они проникали из комнаты в комнату прямо сквозь стены. Как-то раз мама вырастила в прихожей густой лес, и гостям приходилось пролезать под переплетёнными ветками, чтобы добраться до роскошного фуршетного стола тёти Конни.

Так что да, я обожала Хэллоуин из-за вечеринок Мирабель. На один день в году наш дом из одной сплошной головной боли превращался в главный аттракцион. Благодаря Мирабель и её вечеринкам все в школе меня за компанию тоже считали крутой. Главное – чтобы за месяц нашего отсутствия одноклассники не забыли о нашем существовании: в этом году мы взяли перерыв от учёбы «по семейным обстоятельствам» – мама написала официальное письмо и всё такое.

Вечеринка всегда затягивается до глубокой ночи, чтобы люди тоже смогли её посетить. Магия начинает постепенно рассеиваться, а с ней и скрывающая нас завеса, и к первому ноября всё становится как обычно и тётя Флисси возвращается домой.

Прошлый год стал исключением. Вечеринка состоялась, и все от души повеселились. Но Мирабель будто подменили. Возвращение из Арктики её изменило.

– Иди уже! – бросила она, кутаясь в новенькое пуховое одеяло по самые уши – так, что видны были лишь её фиолетовые волосы. – У тебя хотя бы есть мать, которой ты небезразлична.

Я не знала, что на это ответить, и после неловкой паузы выпалила:

– А ты мне не поможешь… ну… сотворить что-нибудь?

– Расслабься, Клем. Просто потерпи, пока всё не вернётся на круги своя. Нам всего-то нужно продержаться до Хэллоуина. – Последнюю фразу она прошептала скорее самой себе, чем мне.

Я разочарованно призналась:

– Меня отправили за тобой.

– Ладно, – протянула Мирабель. – Пошли.

На лестнице она едва плелась, отмечая каждую ступеньку тяжёлым топаньем. Тётя Конни, уперев руки в бока, и мама ожидали нас внизу.

– А вот и наши маленькие колдуньи! – воскликнула тётя Конни. – И раз мы все в сборе, можем начинать!

Вот только мы не были все в сборе.

– А где тётя Пруди? – спросила я. Она ведь совсем недавно была здесь. – Почему в этом доме вечно все теряются?

– О, ты же знаешь Пруди, – мягко отозвалась мама. – Она, скорее всего…

– …на участке, да, конечно, – со вздохом договорила я. Все женщины нашей семьи (иными словами, вся наша семья) имели привычку внезапно исчезать.

Взять нынешнюю ситуацию: им бы не пришлось ждать меня для завершения звезды, если бы тётя Флисси осталась дома с сёстрами хотя бы на один октябрь.

– Тётя Пруди хотя бы сообщает, куда отправляется, в отличие от моей мамы, – ядовито процедила Мирабель.

– Ты должна быть… – начала тётя Конни.

– …добрее к Флисси, – закончила мама. И сочувственно добавила: – После случившегося с Темми Флисси больше не может быть частью ковена.

– Но мам… что случилось с тётей Темми? – спросила я, но нас прервал громкий лязг, и я подпрыгнула, ожидая дуэли на мечах.

Но это тётя Пруди звенела тремя длиннющими вилами.

– Участок зовёт! – объявила она, протянув одни Мирабель.

– Она идёт на участок, – пояснила тётя Конни, хотя это и так было понятно. – И вы идёте вместе с ней.

– Тебе нужна помощь, тётя Пруди? – спросила я.

– Пруди?! Помощь?! Никогда. Нет, маленькая колдунья, она собирается тебя учить, – ответила вместо тёти Пруди тётя Конни.

– А здесь нельзя? – спросила Мирабель, с неохотой беря вилы, оттянувшие ей плечи.

Тётя Кони указала на крупицы песка в её драгоценных часах:

– Пошевеливайтесь, маленькие колдуньи, октябрь не станет ждать ведьм.

Для ведьм в октябре время останавливается. Я не знаю, причина в магии или ещё в чём – может, она заставляет механизмы взрываться или исчезать, – но любому механическому или электронному устройству в этот месяц рядом с нами приходит конец. Хотя не сказать, что нам нужны часы, пока тётя Конни отсчитывала за нас каждую минуту.

– Мне… переодеться? – жалобно спросила я.

Тётя Пруди сощурилась, глядя на мою пижаму с пингвинами:

– Зачем?

Я пожала плечами.

– Пусть хотя бы обуется! – возразила мама, и мои тапочки растянулись и затвердели, превратившись в резиновые сапоги.

– Пусть хотя бы поедят супа! – в свою очередь заявила тётя Конни и всучила нам по фляжке.

Вооружённые огромными вилами, мы последовали за покачивающимся серым облаком волос тёти Пруди к её участку на краю парка.

– Дом. Ковен. Звезда, – отчеканила тётя Пруди. – Не мешать!

Если она этому хотела нас научить, то с тем же успехом могла сделать это дома.

– Катастрофа, – серьёзно продолжила она, указав на Мирабель.

– Да, тётя Пруди, так и было, – согласилась Мирабель, опершись на вилы. – Так зачем мы здесь?

Меня никогда не интересовало садоводство, но тётя Пруди шагала между рядами фруктов, овощей и цветов с таким умиротворённым выражением лица, какого я ещё никогда у неё не видела.

На участке пахло землёй – как от тёти Пруди.

По пути мы заметили нескольких пожилых людей, копошащихся на своих участках, но при нашем приближении они все куда-то быстро ушли. Октябрьская магия всегда держит обычных людей на расстоянии. Прежде я никогда не испытывала это на себе в полной мере, но отныне и целый месяц мой круг общения сузился до четырёх оставшихся обитателей дома номер 15 по Пендрагон-роуд. Люди и всё сделанное людьми теперь было нам недоступно, мобильные телефоны в нашем присутствии поджаривались, об общении с друзьями тоже можно было забыть.

– Мне кажется, – сказала я Мирабель, – тётя Пруди – королева всех участков.

– Даже не сомневаюсь, – ответила она, указав куда-то вперёд.

Поле рядом с парком было разбито на множество маленьких огородов. Некоторые хозяева построили на своих участках сарайчики или прикрыли фрукты полотнами из сетки: должно быть, чтобы уберечь их от птиц.

Но какими бы ухоженными они ни были, они меркли на фоне участка в самом конце, где все плоды были невероятно огромными – настолько, что они бы не поместились целиком в духовку, а чтобы нарезать их, потребовалась бы уйма времени. Если собрать весь этот урожай, оттягивающий толстые зелёные стебли, можно было бы накормить сотни людей. Но один овощ возвышался даже над этим морем густой растительности.

– Тыква! – сказала тётя Пруди, указывая на гигантскую тыкву.

– Быть не может, – поразилась я, глядя на гигантский овощ во все глаза.

Эта тыква была не просто огромной – она была выше меня и во много раз шире. Если её вычистить, внутри могла поместиться целая группа людей. Хотя я надеялась, что у тёти Пруди на неё другие планы. Это была образцовая тыква: оранжевая и расчерченная глубокими бороздами, тянущимися к гигантскому зелёному стеблю с массивными листьями.

– Ещё как может, – проворчала тётя Пруди. – Идеальное вместилище!

– Идеальное что?

– Хранить магию! Высвобождать магию! Делиться магией! – пропела тётя Пруди.

Стоящая сбоку от меня Мирабель театрально закатила глаза, и я её понимала.

– Она… настоящая? – на всякий случай спросила я.

Тётя Пруди цокнула языком.

– Создана природой! Не человеком! Органика важна! Крепче! Лучше! – прокричала она. – Сезон урожая! Полезная тыква! Вкусная! Настоящая!

Я пожала плечами, не надеясь объяснить ей, что ведьма, вырастившая гигантскую тыкву, – это донельзя банально.

– Из семечка! – тем временем радостно возвестила тётя Пруди и хлопнула по боку тыквы. – Тринадцать лет!

– Этой тыкве тринадцать лет? – переспросила я. Так мы почти ровесники – я и этот оранжевый монстр.

И тётя Пруди наверняка проводила с ней намного больше времени, чем со мной, часами подкармливая её в тишине и одиночестве.

– Одеяла зимой! – широко улыбнулась тётя Пруди, отчего морщины вокруг её глаз, и без того хорошо заметные после стольких лет возни в земле под открытым небом, углубились. Я вдруг подумала, что ещё никогда не видела её в таком хорошем настроении.

– Ты укутывала её зимой? – уточнила я.

– Как ребёнка?! – ужаснулась Мирабель.

– Тыква-дом. – Тётя Пруди махнула на гигантский овощ своими вилами, и теперь мне хотя бы стало понятно, зачем ей нужен такой длинный инструмент. – Твёрдая кожица! – добавила она, побарабанив по тыкве. – Мягкая внутри!

Про себя я задалась вопросом: может, крёстная фея Золушки тоже руководствовалась этими критериями, когда выбирала тыкву в качестве средства передвижения: чтобы у кареты были надёжные стены и просторный уютный интерьер?

– Выведена для мощи! – продолжала хвастаться тётя Пруди. – Выведена для магии!

Я хотела расспросить её во всех подробностях о тыквах, выведенных специально для магии, но в этот момент у неё в руке непонятно откуда возник огромный нож.

– Рукой не оторвать, – с гордостью пояснила тётя Пруди.

Я даже не сомневалась: в схватке человека с этой тыквой последняя точно бы победила, особенно если бы битва проходила на склоне. Она бы покатилась и задавила любого на своём пути, как заправский борец-тяжеловес.

Тётя Пруди взобралась по тыкве к стеблю, явно воспользовавшись магией, потому что остальные одиннадцать месяцев её суставы без конца хрустели и трещали, а сейчас она буквально светилась внутренней силой. Улыбнувшись нам, она принялась пилить плодоножку.

– Опять начинается, – сказала Мирабель, хотя я ещё никогда не видела, чтобы тётя Пруди делала нечто подобное.

Глава 5

Немного кряхтения и дёрганья – и тыква освободилась из своего зелёного плена.

– А теперь, маленькие колдуньи, копайте! – скомандовала тётя Пруди, махнув в нашу сторону вилами.

– Но, тётя Пруди, это же всё можно сделать с помощью одного октябрьского щелчка, – возразила Мирабель.

– Труд маленьких колдуний! – не согласилась тётя Пруди. – Магия! Или копайте.

Я ушла к противоположному боку тыквы, чтобы, пока никто не видит, попытаться сотворить своими руками хоть что-то магическое. Но сколько бы я ни вращала кистями, ничего не происходило, и, вздохнув, я снова взялась за вилы.

Внимание! Продукты питания, в том числе супы, хлеб и гигантские овощи, почтой не доставляются.

– Копайте, маленькие колдуньи! – тётя Пруди энергично всадила свои вилы в землю. – До основания!

– Копайте до основания! – пропищала Мирабель. – Если хотите избежать безумной тёти негодования!

Я фыркнула, не поднимая головы.

– До основания! Копайте! – обернувшись, согласно крикнула тётя Пруди. И поправила нас: – Не «безумной тёти»! А «тёти Пруди»!

– Ой, – прошептала я, и дальше мы копали молча, выгребая землю вокруг тыквы. За тринадцать лет она успела глубоко в неё погрузиться.

Я не заметила, чтобы Мирабель применяла магию, но её вилы стали меньше и окрасились в фиолетовый, и рыть землю у неё получалось гораздо лучше, чем у меня.

– Стоп! – скомандовала тётя Пруди, когда мы выкопали круг вокруг тыквы. Это было немного похоже на то, как ножом отделяешь край бисквита от формы, только грязнее и без награды в виде десерта.

Тётя Пруди подняла указательный палец, и тыква с глухим стоном вознеслась над землёй и зависла в воздухе, явив грязное дно и дыру в почве, из которой во все стороны побежала и поползла разная мелкая живность.

– Домой! – объявила тётя Пруди, и мы с Мирабель, потные и перемазанные в земле, недоумённо на неё уставились. Она поторопила: – Шагом марш!

– Внучки? – окликнула нас женщина, работающая на своём участке, когда мы, притворно придавленные тыквой, проходили мимо. Она попыталась к нам подойти, но всякий раз, делая шаг в нашу сторону, будто натыкалась на невидимую стену из желе, и её отбрасывало назад. Наша магия скрывала нас от людей и сбивала их с толку.

– Племянницы! – крикнула в ответ тётя Пруди. – Хулиганки.

– Как мило. Вам есть чем гордиться! – сказала женщина, вышагивая на месте.

– Горжусь тыквой! – ответила тётя Пруди и повернулась к нам: – Идёмте, маленькие колдуньи!

И мы зашагали дальше. Расстояние между нами увеличилось, и женщина наконец смогла сделать шаг вперёд и с ошеломлённым выражением лица уставилась нам вслед. Не знаю, что она видела, и, вполне вероятно, она тоже не до конца это понимала.

По пути домой тётя Пруди перечисляла все свои любимые прозвища:

– Тётя Садовод. Тётя Огородница. Тётя Урожай. Тётя Сажательница. – Она засмеялась, вынудив нас с Мирабель застыть в ожидании, когда она насладится собственной шуткой. – Тётя Сажательница! Ха! Ха!

Её веселье прервала крупная птица, пронёсшаяся почти над самыми нашими головами.

Ворона… нет – ворон? Точно не голубь. И вообще, это не важно. Главное, что это была большая тёмная птица.

Над нами кружила уже целая стая таких.

– Прочь! – закричала на них тётя Пруди.

Птицы снизились.

– Прочь, прочь! – замахала руками тётя Пруди. Я почувствовала всплеск магии, но птицы продолжали опускаться всё ниже и ниже. Голуби в наших местах – обычное дело, и наверняка никакой садовод не захочет, чтобы поклевали его с таким трудом выращенные плоды, но эти птицы были заметно крупнее, с лоснящимися на свету перьями и чёрными крыльями, и их было так много, что всё небо надо нами почернело.

Я, конечно, видела сетки на грядках, но я ещё никогда не боялась птиц.

– О нет! – выдохнула Мирабель, когда неторопливое снижение птиц остановилось и они, все развернувшись жёлтыми клювами вниз, спикировали на нас огромным наконечником стрелы.

Мы с Мирабель невольно присели, хотя птиц явно интересовала только тыква, судя по тому, с какой глупой настойчивостью они рассекали вокруг неё, пытаясь вонзить свои маленькие клювы в её гигантские бока. Мирабель схватила меня за кофту пижамы и оттащила назад. На секунду тыква скрылась внутри урагана из чёрных крыльев.

Тётя Пруди закатала рукава, вытянула худую руку в небо и, резко опустив, хлопнула ею о другую с громоподобным звуком, выбив из ладоней сноп искр. Птиц снесло в сторону от оранжевой тыквы. Тётя Пруди снова подняла руку, но птицы не стали дожидаться, когда она снова направит на них свою магию, и бросились врассыпную.

На толстой кожуре тыквы не было ни царапины, но тётя Пруди всё равно взвизгнула, припала к ней всем телом и, что-то невнятно воркуя, погладила её, успокаивая.

После этого мы поспешили к Пендрагон-роуд.

– Тётя Пруди, те птицы… – начала я.

– Летающие крысы! – возмутилась тётя Пруди. – Вечно меня донимают!

Мы остановились перед воротами нашего дома, уже особо не пытаясь делать вид, что несём на себе огромную тыкву. Мама и тётя Конни появились как по заказу и расширили ворота, чтобы тыква смогла залететь внутрь.

– Дверной проём, Кон, – сказала мама, и они с тётей Конни, стоя плечом к плечу, быстро вскинули руки. Вся передняя часть нашего дома засветилась, после чего кирпичи, доски и пластиковые окна раздвинулись как шторы под напором бесчисленных мерцающих звёзд.

Мама выглянула на улицу, затем посмотрела в небо. Несмотря на середину дня, в домах соседей по обеим сторонам от нашего дома было тихо, словно там никто не жил.

Мы медленно вошли в гостиную, и тыква аккуратно опустилась на пол. Мама вытянула руки на уровне плеч и взмахом пальцев заставила диваны и скопившееся в комнате барахло отодвинуться к стенам.

Затем гостиную залила яркая вспышка, и часть всей мебели растворилась в воздухе, освободив ещё больше места для огромной тыквы.

– Восхитительно, – сказала тётя Конни и зловеще захихикала. Порой, как ни скрывай, наша ведьмовская натура прорывается наружу.

Я посмотрела по сторонам: гигантская тыква, возвышающаяся над всем в комнате, удивительным образом смотрелась здесь ещё более странно, чем на участке.

– Восхитительно, – повторила тётя Конни.

– Если тебе нравятся бобовые, – заметила Мирабель.

– Революционная тыква! – закричала прямо ей в лицо тётя Пруди. – Круглогодично, не сезонно!

– Но… тётя Конни, что нам с ней делать? – спросила я.

– Как насчёт симпатичной стеклянной кареты?

Я была почти уверена, что Мирабель шутит, но не стала бы утверждать наверняка.

– К магии! Скорее! – скомандовала тётя Пруди и взмахнула пальцем, будто ловила пылинку в воздухе. Перед ней возникла блестящая золотая линия. Тётя Пруди продолжила рисовать.

Я попятилась, глядя на разрезающие воздух светящиеся прямые и чувствуя, как мои руки тоже начали искрить. Наконец над тыквой появилась огромная пятиконечная звезда. Тётя Пруди с торжественным видом медленно опустила руки, и звезда послушно улеглась на пол вокруг тыквы.

– По местам, маленькие колдуньи, пора становиться в строй! – сказала тётя Конни, направившись к одному из концов звезды.

Глава 6

– За работу, ведьмы! – И тётя Конни шагнула внутрь мерцающей звезды.

Мирабель демонстративно закатила глаза и смахнула за спину копну кудрей. Мама наклонилась и чуть коснулась её плеча:

– Мне нравится их фиолетовый оттенок.

– Спасибо, – буркнула Мирабель, накручивая прядь на палец. Я была готова поклясться, что с началом октября фиолетовый цвет в её волосах стал неуклонно преобладать.

Тётя Конни выстроила нас на концах звезды – Мирабель пришлось практически затаскивать силой.

– Итак. Вы должны представить это, нарисовать в воображении как можно чётче и подробнее и пожелать, чтобы оно воплотилось в реальности. Ты, ты, ты, ты и я встанем… там, с другой стороны тыквы.

Я должна была представить… это. Не зная, что именно.

Мои мысли прервало красноречивое покашливание тёти Конни.

Все ждали меня.

Я взглянула на Мирабель, стоящую слева от меня, но она запрокинула голову и уставилась в потолок, скрестив руки на груди. Я шагнула в звезду, следя, чтобы мои испачканные в земле сапоги оказались точно внутри треугольного кончика, и ожидая чего-то особенного: что почувствую долгожданное единение с магией внутри себя. Но ощущала лишь нарастающее волнение.

– Звезда завершена, – объявила тётя Конни, и в её голосе было столько благодарности, будто я уже сделала нечто стоящее, хотя мы ещё даже не начали.

– Хранить магию! Высвобождать магию! Делиться магией! – закричала тётя Пруди. Она уже говорила это на участке.

Тётя Конни снизошла до пояснения:

– Мы направим нашу октябрьскую магию в сосуд, чтобы потом в течение всего остального года она понемногу из него высвобождалась, напитывая дом и нас.

Медленно гниющая тыква. Вот в чём состоял их грандиозный план.

– В эту тыкву?

– Да. Самое главное – найти правильный сосуд для магии.

Я с сомнением обозрела овощ.

– И мы посчитали, что лучше всего будет создать наш собственный сосуд.

Я ещё раз окинула взглядом оранжевого монстра:

– И вы задумали это с самого моего рождения?

– Мы тебя ни к чему не принуждаем, – вставила мама.

Но тётя Конни не обратила на неё внимания:

– Да. Ты пятый конец нашей звезды, и мы очень давно ждали этого октября.

– Скажи спасибо моей маме, – бросила Мирабель, снова будто выставив вокруг себя непроницаемую стену.

Тётя Конни ничего на это не сказала.

– Но вы явно это уже пробовали, верно? Вы уже пытались сохранить свою магию вне октября? – спросила я, пытаясь разобраться, как они пришли к идее с гигантской тыквой.

– Мы всё перепробовали!

Лично я в этом сомневаюсь.

– Несколько раз мы были почти уверены, что нашли решение. Мы снова и снова пробовали сохранить нашу октябрьскую магию в разных сосудах – вроде книги, статуи или котла. Петти даже пыталась вшить её в ткань. Иначе зачем, по-твоему, нам все эти вещи? – обвела руками гостиную тётя Конни.

Мой взгляд заскользил по кучам разного барахла и вещей загадочного назначения:

– Вы экспериментировали на всём этом?

– И терпели бесконечные неудачи, – неожиданно жизнерадостным тоном подтвердила мама. – Котёл Темми стал первым предметом, который успешно впитал нашу магию, но, к сожалению, эффект оказался слишком… непредсказуемым. С органическими материалами должно получиться лучше.

Я по очереди посмотрела на своих тёть. Может, они и немного сумасшедшие, но глупыми их точно не назовёшь.

– Маленькая колдунья, слушай внимательно! – сказала тётя Конни. – Каждый год в полночь первого октября мы впитываем в себя звёзды. Если наши тела могут их впитать – значит, на это способны и другие предметы. Просто до этого момента нам не удавалось найти правильный сосуд, но теперь он у нас есть. И вся эта великая сила отныне всегда будет нашей!

– С великой силой приходит великая ответственность, – усмехнулась Мирабель.

Тётя Конни резко повернулась к ней:

– Да, ты совершенно права! На нас лежит великая ответственность, и вскоре к ней добавится величайшая сила круглый год! – Она ласково похлопала Мирабель по руке, и кузина, поймав мой благодарный взгляд, хмыкнула.

Тётя Конни заняла своё место внутри звезды, скрывшись за тыквой.

– А что нам делать теперь? – я повысила голос, чтобы она услышала меня по другую сторону.

– Ну, мы точно не знаем, – призналась тётя Конни, снова появляясь из-за тыквы.

– То есть вы вырастили гигантскую тыкву, чтобы сохранить внутри неё нашу магию, но понятия не имеете, как это сделать?

– Хочу подчеркнуть, что я не собираюсь лезть внутрь этой тыквы, – заявила Мирабель, хотя, учитывая размеры овоща, она легко бы там поместилась – как и все мы.

– Нет-нет, начнём с чего-нибудь простого. Поднимите руки и укажите пальцем на тыкву.

Следуя маминому примеру, я вытянула перед собой руку и указала пальцем на тыкву, чувствуя себя при этом очень и очень глупо.

В этот момент стекло в окне зазвенело от врезавшейся в него птицы, и, прежде чем она упорхнула прочь, я успела заметить тёмные крылья. Должно быть, птицы очень любят тыквы. Уж точно больше, чем я.

– Поверить не могу, что ради этого вы вытащили меня из постели, – проворчала Мирабель, схватившись за лоб обеими руками.

– Мы все должны ясно это представить, – сказала тётя Конни. – Пруди, воодушеви нас.

– Сила год напролёт! В наших руках! Податливая сила! Могущественные женщины! Могущественная судьба! Владение магией! Добрая магия! Магия во благо! Сильные руки! Пользуйтесь с умом!

Но я не могла представить, о чём они говорят. Или не хотела.

Я покосилась на маму, затем на Мирабель. Глаза у них были закрыты. Мама сияла широкой улыбкой, такой же тёплой, как мир, который она наверняка рисовала в воображении.

Моя рука была ужасно тяжёлой.

– Сконцентрируйтесь, ведьмы! – донёсся из-за тыквы нетерпеливый голос тёти Конни.

Но я не понимала, зачем она нас поторапливает.

Я представила, как пишу школьное сочинение «Что я делала в выходные»: «Моя семья часами стояла вокруг тыквы, указывая на неё пальцами. Иногда кто-нибудь кряхтел».

Время шло, и мои мысли потекли немного в ином направлении. Если тётям удастся задуманное, то не будет иметь никакого значения, что я больше никогда не увижу обычных людей, потому что у меня всё равно уже не будет друзей – между мной и остальным миром навсегда проляжет непреодолимая пропасть.

– Не стоит ждать быстрого эффекта, – ободрила нас тётя Конни, хотя я вообще не замечала никаких изменений.

– Мы всё? – спросила Мирабель, тряся затёкшей рукой.

С тяжёлым вздохом я тоже опустила руку. Оказывается, долго размышлять о чём-то – довольно утомительное занятие.

– Нет, маленькие колдуньи! – заявила тётя Конни. – Нельзя расслабляться, у нас осталось всего тридцать дней!

Тридцать дней тыканья пальцами в тыкву. Я уныло опустила голову.

Мирабель, судя по выражению её лица, разделяла мою боль от таких планов на октябрь.

– Попробуем завтра, мы не спали всю ночь. Предлагаю всем поесть супа и лечь спать, – ласково посоветовала мама.

Я сделала шаг назад и оглядела мою семью. Если бы кто-нибудь – не ведьма – увидел нас сейчас, что бы этот человек подумал? Мы и поодиночке казались странными, а собери нас всех вместе, да ещё поставь внутри нарисованной на полу звезды – и зрелище выйдет впечатляющим. Даже без гигантской тыквы.

Мирабель зашаркала прочь, и я поспешила за ней:

– Эта тыква такая…

– …круглая? – бросила она через плечо.

– Да!

– И оранжевая?

– Да, – снова подтвердила я, но уже без прежнего энтузиазма.

– Практически как клементин, – сказала Мирабель и, оставив меня позади, перескакивая через две ступеньки, взбежала по лестнице.

Из-за ПТИЦ в вашем дворе почтальон не смог осуществить доставку. Во избежание дальнейших проблем настоятельно просим держать всех домашних питомцев на безопасном расстоянии от входной двери.

Глава 7

Эксперимент с тыквой как часть грандиозного плана моих тёть грозил затянуться, судя по тому, что я уже целых восемь дней пыталась направить в неё магию, не говоря уж о семи беспокойных ночах, когда я безуспешно пристраивала руки так, чтобы они перестали ныть и колоть.

Ещё никогда в песочные часы тёти Конни не вкладывалось столько глубокого смысла, и я порой не могла оторвать от них глаз, когда она принималась ходить по гостиной, поправляя наши руки и меняя нас местами, пробуя разные сочетания внутри звезды. Она постоянно повышала на нас голос, из-за чего в какой-то момент охрипла, и маме пришлось взять перерыв, чтобы приготовить оздоровительный суп.

Но, в отличие от нас с Мирабель, её энергии, когда дело касалось экспериментов с тыквой, можно было искренне позавидовать. Её круглые щёки, поддерживающие слегка запотевшие очки, пылали румянцем, пока она, фыркая, переставляла нас с одного конца звезды в другой.

Однажды она почти уверилась, что у нас получается, но тут тёте Пруди срочно потребовалось проверить состояние тыквы, настроить освещение и влажность в комнате, будто речь шла о ценном произведении искусства.

На следующий день тётя Конни снова воспылала надеждой скорого прорыва, но мама сбила её с мысли, потому что никак не могла решить, что надеть. Пока тётя Конни раздражённо постукивала носком ботинка по полу, мама облачилась в льняное платье свободного кроя, затем магией усеяла всю себя блёстками и добавила шарообразные рукава цвета жжёного сахара, превратившись из ведьмы в сказочную принцессу.

Каждый день оборачивался новым разочарованием – и это не считая побегов Мирабель в свою комнату, которые она совершала минимум дважды в день. И всякий раз меня отправляли за ней.

В основном же, думаю, проблема заключалась во мне. Мама была слишком деликатна, чтобы говорить об этом открыто, но мои тёти явно считали, что я недостаточно стараюсь.

И вот подходил к концу восьмой день. Мирабель плюхнулась на диван, уставшая и обозлённая донельзя. Я села рядом. Знакомым отработанным движением, каким я вне октября тянулась за своим мобильным телефоном, она достала из заднего кармана сложенный лист бумаги.

Я попыталась заглянуть ей через плечо, но Мирабель, снова сложив бумажку, прошила меня ледяным взглядом.

Из-за тыквы вышла тётя Конни:

– Послушай меня, маленькая колдунья, ты должна постараться, иначе…

Между нами ловко вклинилась мама:

– Давай я с ней об этом поговорю?

Я вопросительно посмотрела на неё.

Брови тёти Конни и без того были нахмурены, а при маминых словах её глаза за очками сузились ещё больше.

– Идём. Давай я покажу тебе, что и у магии есть положительные стороны. – И мама первой направилась в нашу магически увеличенную кухню, оставив тёть общаться с тыквой.

Я скрестила руки на груди, зажав ладони под мышками, но последовала за ней.

– Итак, – сказала мама, не опуская своих ведьмовских пальцев. – Начнём всё с чистого листа. Ты не против?

Две ленточки из звёзд закружили вокруг моей головы.

– Так-то лучше, – довольно улыбнулась мама. – А теперь…

Но её перебил звонок телефона.

– О нет, – выдохнула она и стала рыться в складках платья. – Я совсем о нём забыла. – Когда она наконец обнаружила свой мобильный телефон, его мелодия уже сменилась предсмертным визгом, а корпус слегка оплавился.

Мама помахала им в мою сторону и поморщилась:

– А где твой?

– Наверху, – кивнула я на потолок.

– Хочешь, я его магически изменю? – предложила мама. – Иначе, боюсь, он не доживёт до конца месяца.

Я пожала плечами, словно меня это не сильно беспокоит. Будто отсутствие телефона не стопроцентная гарантия того, что все обычные люди о тебе забудут.

Мама открыла кухонный ящик и бросила в него свой умерший телефон. Там уже лежало всё сделанное людьми, не пережившее магических всплесков последней недели: кучка дешёвых мобильных телефонов, два ноутбука, дюжина лампочек, тостер…

Не самый удачный способ рассказать мне о радостях магии.

– Никаких человеческих технологий, – напомнила мама.

Учитывая, что весь наш дом представлял собой хранилище всякого барахла, я невольно задумалась, что они будут делать с тыквой, когда эксперименты с ней тоже ни к чему не приведут. Её ведь так просто в угол не задвинешь.

Мама, как я вдруг заметила, была слегка взволнованна. Я никогда не видела её взволнованной – обычно она сама невозмутимость.

– Мы следуем октябрьским правилам, которые впервые применимы к тебе. Их суть крайне проста: «скрываться и не вредить». Эти неписаные правила известны всем ведьмам, как Мерлинам, так и Морганам. На них зиждется наше перемирие. Благодаря им мы знаем, что наши семьи могут доверять друг другу.

– Я бы не назвала это доверием, – фыркнула я, вспомнив, как тётя Морган после снисхождения магии заявила, что её ковен не станет прятаться среди людей.

– Да, – согласилась мама. – Перемирие держится, но искры порой летят. Мы остаёмся дома, скрытые, и используем нашу магию во благо, то есть вреда не приносим. А Морганы пользуются своей магией… иначе…

– Но «иначе» же не значит «во зло», да? – спросила я, вспомнив, как Морганы упомянули некий «план» и как суетилась их маленькая колдунья.

– Между нашими семьями существует определённое… недоверие, – неохотно признала мама. – Так… насчёт задумки твоей тёти Конни… ты должна вставать с нами в звезду и дальше, дорогая. – В её тёплых коричневых глазах читалось беспокойство.

– Я должна?

– Да.

Моя мама очень редко употребляет по отношению ко мне это слово.

Она положила руку на мои уставшие кисти – этот октябрь заметно усилил мою нервозность, и я без конца их заламывала и перебирала пальцами.

– Тебе прекрасно известно, что мы не желаем многого, – с улыбкой сказала мама. – Ты спросила, что мы будем делать с новыми силами, и, по правде говоря, тёте Пруди было бы достаточно, если бы ей больше никогда не пришлось видеть людей. А тётя Конни считает, что обладать этой силой – это наше право. Но, по сути, для нас это способ быть самими собой, всё время. А для этого нам необходимо первыми вернуть нашу магию.

– Первыми? – переспросила я, чувствуя, как в груди тоже нарастает тревога.

– Раньше Морганов. Только так мы будем в безопасности. Если они заполучат круглогодичную магию раньше нас, нашему перемирию придёт конец.

– Не знала, что у нас соревнование, кто быстрее захватит магию, – покачала головой я.

– Я бы не назвала это соревнованием, – сказала мама. – Мы пока не нападали друг на друга с помощью магии, в отличие от наших прародительниц, но мы опасаемся, что Морганы опять это сделают.

– И что потом? – я попыталась осознать серьёзность последствий.

– Только звёзды знают, – просто ответила мама.

Нахмурившись, я подняла глаза к потолку. Всезнающие звёзды – ну да. Но теперь я понимала, чем вызвано мамино беспокойство. Вряд ли звёзды встанут на пути жаждущих силы Морганов.

– Разумеется, нельзя забывать о правиле изгнания. Если ведьма обращает свои силы против другой ведьмы, она обязана покинуть свой ковен, – добавила мама, будто зачитывала примечание мелким шрифтом. И снова улыбнулась: – Но на этот счёт не волнуйся. Лучше подумай, как отмена временных ограничений осчастливит твоих тёть. Даже Мирабель, думаю, обрадуется.

– Уверена? – спросила я.

– Октябрь – слишком малый срок, чтобы по-настоящему повеселиться, но пока Конни не слышит, мы можем… – мама шагнула вплотную ко мне и широко взмахнула левой – мы с ней обе левши – рукой, остановив её перед своим лицом.

Мамины руки были все в мозолях из-за бесконечного шитья, глажения и прочих всевозможных занятий, которыми она зарабатывала нам на жизнь, но с наступлением октября кожа на её ладонях становилась мягче.

Ведьму легко узнать по рукам. У мамы изящные тонкие пальцы с длинными ногтями, кончики которых искрят магией, и отчётливый узор на ладонях. Она трижды покрутила пальцем у себя над головой и опустила его к противоположному плечу, будто укутывалась в невидимый шарф.

– Мам, – с подозрением произнесла я.

У неё так здорово получалось. Будь это впервые, когда я наблюдала, как она творит магию, я бы зааплодировала. Но один месяц жизни по-королевски бросает издевательскую тень на остальные одиннадцать.

Вдруг я услышала тихое ржание.

– Бобби, – вырвалось у меня.

– Она тебя ждёт, – сказала мама, и из-за мусорного ведра на кухне выбежала крошечная пони. Она была намного меньше, чем я её помнила: либо потому, что мама её такой вообразила, либо потому, что я выросла.

Пони из моего детства ткнулась носом мне в бедро. Мама сложила ладони вместе, и в них из ниоткуда возникло зерно, которое она пересыпала в мои, чтобы я покормила Бобби.

– Ох, Бобс, – прошептала я, когда пони довольно захрустела.

У неё была светлая неровная чёлка, падающая на большие глаза в обрамлении густых ресниц, и стоящая торчком грива. Но больше всего в наш с ней Первый октябрь меня очаровала звезда у неё во лбу. Из-за длинной шерсти она казалась плюшевой, с нижней челюсти у неё свисала маленькая бородка, а ноги из-за щёток – длинных волос, прикрывающих копыта, – выглядели как заросшие перьями.

– Я всегда недоумевала, почему ты не пожелала ничего более экстравагантного, – с улыбой сказала мама. – В моём детстве я проводила октябри в компании красивого крылатого единорога.

У Бобби было круглое пузо. Я бы не стала обсуждать это вслух, чтобы её не обижать, но если смотреть на неё в профиль, бока у неё выпирали, как у бочки. Мы с ней обе были «пышками», правда, разбирающиеся в этом люди ещё бы добавили, что у Бобби толстая шея и густая шерсть, чем я похвастаться не могла.

– Возможно, ты считала, что многое теряешь с приходом магии. Но ты также и многое обретаешь. – Мама на полном серьёзе верила, что магия – это лучшее, что может приключиться с человеком, пусть даже и всего на один месяц.

Я сглотнула. Дело совсем не в пони. Она милая. Проблема заключалась в тайных планах нашей семьи. Я правда готова с ними смириться, получив взятку в виде мини-лошадки?

– Помнишь те движения, которым я тебя учила? – с надеждой спросила мама.

Я не помнила. А в прошлом году, когда на Мирабель впервые снизошла магия, мама ничему меня не учила, занятая разрешением её Арктического Кризиса.

– Вроде бы, – сказал я и покрутила пальцем в воздухе.

Мамина улыбка слегка увяла:

– Осторожнее, дорогая.

Как бы мне хотелось, чтобы наша магия была отделима от нас! Чтобы её можно было аккуратно задвинуть в шкаф и доставать по необходимости. Мне ужасно нравилась идея с волшебными палочками, потому что от мысли, что магия прямо у меня в руках, у меня обмирает сердце.

Я вытянула их перед собой.

– Это твои инструменты, – сказала мама, вставая позади меня и повторяя моё движение. – Но главное – твоё воображение. Необходимо представить, что именно ты хочешь с их помощью сотворить.

Я это знала, и не скажу, чтобы это как-то мне помогало. Возможно, у меня просто недостаточно развито воображение.

– Представь это как светящуюся золотую нить, – настаивала мама.

Но внутри меня не было никаких золотых нитей. Скорее конвульсивно дёргающиеся шарнирные куклы.

– Я чувствую себя глупо, – призналась я.

– Да, но это нормально. – Мама положила ладони мне на плечи и несколько раз сжала, словно надеялась расслабить меня массажем. – Дай угадаю: ты ещё ни разу не пробовала? Разумеется, ты будешь чувствовать себя глупо, пока не вложишь в это магию. Магия всё заполнит, и ты почувствуешь себя намного лучше, обещаю. Но к делу: я вроде как шью своей магией, а ты можешь попробовать… нарисовать? Ну же, давай: вверх, вниз, по диагонали, взмах-взмах-взмах.

Это было похоже на па балерины, только мои ноги не отрывались от пола.

Я выглядела глупо и чувствовала себя глупо.

– Не забывай – звёзды знают. Найди их внутри себя, скажи им, чего ты желаешь, и выпусти их во внешний мир. Основная часть работы приходится на твой мозг и сердце, примерно девяносто восемь процентов, а то, как ты направляешь магию рукой, – это сущие мелочи, – сказала мама.

Рука у меня задрожала. Я сделала глубокий вдох и попыталась усмирить дрожь, но из-за тяжести в кисти мои взмахи были поспешными и обрывистыми. Я будто была плохо продуманным механизмом, не способным правильно выполнять заложенные в него функции. Тело казалось чужим, голова кружилась. Мне необходимо было выпустить магию из своих рук, но я не знала, как это сделать.

Заставив себя перестать фокусироваться на ладони и мысленно сосредоточиться, как объясняла мама, я взмахнула пальцем. Ничего не произошло. Если подумать, я весьма смутно представляла, чего хотела добиться с помощью своего разума и магии.

Бобби подошла ко мне, с присвистом принюхалась и тихонько заржала.

Мама выглянула поверх моего плеча и засмеялась.

– О, не переживай, у тебя всё получится, – заверила она и приобняла меня одной рукой. – Ты просто слегка застряла, но всё это совершенно естественный процесс.

– Уверена? Потому что ощущается это совершенно неестественно, – с ноткой сарказма ответила я.

Как высвободить из себя то, чего ты до конца не понимаешь? Я стукнула кулаком по ладони, как если бы она была бутылкой кетчупа и я надеялась выдавить из неё звёздную магию.

– Со временем ты привыкнешь. Все эти звёзды – большой стресс для организма. И твой разум пока только мешает. – В мамином голосе не слышалось укоризны, но почему-то от этого моё сердце только сильнее заныло.

Бобби фыркнула и, попятившись, врезалась в кухонный шкафчик, уронив с него миску с фруктами и хлебницу.

– Звёзды знают, что ты найдёшь свой путь, когда придёт твоё время. Ты и на велосипеде уже давно не каталась. И на своей милой пони. Вечно говоришь, что чувствуешь себя глупо. – Мамины глаза всегда смотрят так открыто и искренне, что, когда она улыбнулась, я невольно улыбнулась в ответ.

– Бобби никак не поможет мне не чувствовать себя глупо, – заметила я. – И тётя Конни не одобрит… октябрьского питомца.

Мама подняла палец, и на нос Бобби упала маленькая золотая звезда. Бобби понюхала ее, чихнула – и резко уменьшилась в размерах.

– Теперь ты везде сможешь брать её с собой. – Мама с улыбкой подняла пони, которая теперь помещалась у неё на ладони.

Я с сомнением посмотрела на миниатюрную лошадку. Как и все Мерлины, она была невысокого роста и с полными ногами. Бобби, визгливо заржав, встала на дыбы и стукнула крошечными копытцами по маминой ладони.

– Я не собираюсь таскать её с собой, мам, – процедила я, но у мамы был иммунитет на чужое плохое настроение.

Октябрь всегда полон странностей – я это знаю, вся моя семья это знает. Но аксессуар в виде живой миниатюрной пони – не самый удачный старт для новой ведьмы.

– Пусть она служит тебе напоминанием, что магия может быть… волшебной.

Вздохнув, я подставила ладонь, чтобы Бобби смогла на неё перебраться. Интересно, чувствовала бы я себя иначе, если бы она оставалась со мной все эти годы? Потому что её недостаточно, чтобы заменить всё, чего я лишилась.

– Маленькие колдуньи! – гаркнула тётя Конни. И хотя окрик прозвучал очень близко, на самом деле она ни на шаг не отошла от тыквы. Но даже отсюда мне было видно, как воздух вокруг неё искрит в такт её зову. – Мирабель и Клеменси!

Мама показала мне светящиеся большие пальцы, но вместо того, чтобы приободрить меня, они лишь снова напомнили мне о моих собственных руках, не желающих искрить.

– Тыква! – скомандовала тётя Пруди.

– Да начнётся ведьмосбор, – пробормотала я.

Глава 8

– Итак! Сейчас! – объявила тётя Пруди.

– Все наши октябри вели нас к этому моменту, – с чувством произнесла тётя Конни. – И твой Первый октябрь станет вершиной нашего могущества!

Пока на это ничего не указывало, но я прикусила язык, глядя, как она кружит вокруг тыквы подобно борцу, примеряющемуся, как бы одолеть соперника.

– Присоединяйся, Мирабель! – позвала тётя Конни, не оборачиваясь, и Мирабель лишь натянула на себя старый плед с портретом нашей прародительницы Мерлин и ещё сильнее съёжилась.

На коленях у неё лежал знакомый лист бумаги, только сложенный ещё в несколько раз. Мирабель не сводила с него нахмуренных глаз.

– Год октябрей! – закричала мне тётя Пруди. – Восполнение! Целая жизнь октябрей! – Она протёрла бок тыквы на высоте примерно своего плеча и кивком подозвала меня к себе.

Я покосилась на маму, помня её слова поддержки, и она с улыбкой кивнула – она всегда мастерски владела этими родительскими жестами ободрения. Тогда я взглянула на Мирабель, но она продолжала делать вид, будто нас не существует.

Я чувствовала себя так, будто плечи мне оттягивают огромные гири ожиданий – не только этого октября, но и всех прошлых октябрей моей семьи.

Тётя Конни прижалась ухом к тыкве и прислушивалась, но, заметив меня, нахмурилась.

– Руки вверх, – приказала она и приложила светящиеся ладони к тыкве.

Я последовала её примеру. От прикосновения к холодной жёсткой кожуре ладони закололо. Я не видела ничего, кроме сплошной оранжевой поверхности.

– А теперь сфокусируйся на звёздах внутри себя и направь их в тыкву. С этим не должно возникнуть проблем: мы не просим тебя ничего создать, лишь…

– …перенести! – перебила тётя Пруди, и от неожиданности я вздрогнула.

Вернув их на место, я попыталась придать лицу по-ведьмовски сосредоточенное выражение.

Выстроившись вокруг тыквы, три ведьмы выжидательно уставились на меня. Мирабель к этому времени больше напоминала гору из пледа.

Не выдержав затянувшегося молчания, я спросила:

– А это обязательно должны быть руки? Потому что они не…

– Инструменты самой Матушки Природы! – закричала тётя Пруди, бурно жестикулируя. – Чистая магия! Неподдельная!

Тётя Конни неодобрительно покосилась на неё.

– Мерлины пользуются руками! – воскликнула тётя Пруди. И мрачно добавила: – А Морганы – пффт!

Я воспользовалась заминкой, чтобы отнять руки от тыквы, и принялась их растирать, пытаясь унять бегающие по ним иголки.

Тётя Конни не сразу это заметила, занятая тем, что расхаживала вокруг тыквы, постукивая по ней, как столяры простукивают стены.

– Идеальный уровень внутренней пористости, – бормотала она себе под нос. – Но пока не ясно, как она отреагирует на дальнейшее воздействие…

– Резонанс? – спросила тётя Пруди, и они обе прижались ухом к тыкве и прислушались, будто она могла поведать им свои секреты.

– Мам, насчёт Морганов, – сказала я, отодвигаясь от тёть. – Они ведь никогда нас по-настоящему не беспокоили, верно? – Обычно всё наше общение с ними сводилось к тому, что они являлись первого октября, получали свою магию и исчезали. Я видела их лишь два раза в год – и да, они отличались высокомерием и завышенным самомнением, но это не делало их злыми.

Я зря недооценила остроту слуха тёти Пруди.

– Морганы? Не скрываются! Вредят! – прорычала она.

– Беспокоят нас! Беспокоят! Они беспокоили нас многие поколения! – добавила тётя Конни. От возмущения её кудряшки закачались.

– Мы не знаем, что… – вмешалась мама, и несколько бестолковых секунд все три одновременно пытались озвучить мне своё объяснение.

В итоге победила тётя Конни, потому что её оказалось самым длинным.

– Октябрь всегда полон странностей, – мрачно сказала она. – Даже люди знают, что с этим месяцем что-то не так. До нас доходили разные слухи, и мы считаем, что за ними стоят Морганы.

– Чудовища! Йети! Пикси! – прокричала тётя Пруди. – ЛНО!

– НЛО, – поправил её голос у меня за спиной. Диван не стерпел ошибки.

Тётя Конни продолжила как ни в чём не бывало:

– На озере в Шотландии произошёл инцидент, по описанию очень в стиле Морганов. Никто не погиб, но несколько лодок пошли ко дну, захваченные гигантской морской змеёй. А как-то раз в октябре в полнолуние мы услышали об оборотнях! Нам неизвестны их планы, к тому же в прошлом году… мы были заняты, – неловко закончила она и кашлянула. – Суть в том, что Морганы не желают скрываться, и мы не можем гарантировать, что они не будут никому вредить. Нам нужна наша магия для защиты.

Я скептически изогнула бровь. У октября была репутация месяца страха – так, может, Морганы, желая ему соответствовать, просто слегка перебарщивают?

– И когда мы окажемся в вечной безопасности нескончаемых октябрей, мы сможем сосредоточиться на том, чтобы творить! Я буду постоянно готовить. Безграничная магия, безграничные рецепты, – мечтательно вздохнула тётя Конни, но тут же закашлялась, возвращаясь назад в реальность.

Я обернулась на Мирабель, но после того замечания про НЛО она снова погрузилась под плед, и видна была лишь её кудрявая макушка.

Тётя Конни заговорила учительским тоном, не отнимая одной руки от тыквы:

– После того как Первая Морган попыталась украсть магию нашей прародительницы и потерпела неудачу, она прокляла их обеих, ограничив их силы. Их прежние схватки были грандиозны и проходили на глазах обычных людей, что послужило началом…

– …охоты на ведьм! – шёпотом прокричала тётя Пруди.

– Так что можешь сказать спасибо Морганам за то, что мы владеем магией лишь месяц в году, а Мерлин – что в течение него ты в безопасности, – подытожила тётя Конни и вернулась к обзору тыквы.

Я не горела желанием благодарить ни одну из первых ведьм, но её слова заставили меня вспомнить о нынешних Морганах в их белых мантиях, похожих на жуткую колонию бледных летучих мышей. Меня рассердила та маленькая колдунья, шлёпнувшая меня по руке, но злодейкой я бы её не назвала.

Интересно, а дом Морганов тоже полон всякого барахла? Может, та девочка тоже сейчас стоит перед гигантским овощем и думает побиться об него головой, чтобы от этого был хоть какой-то толк.

– Морганы не так связаны вопросами скрытности, как мы, – сказала тётя Конни. Под её ногами возникла небольшая звезда, из которой выросла лестница, поднявшая её к самому верху тыквы, где она снова прижалась к ней ухом.

– А это в тебе, случайно, не зависть говорит, Кон? – с ласковой улыбкой спросила мама.

– Вы же в курсе, что в ведьм со всеми этими кошками, мётлами и прочей ерундой сейчас никто не верит? – сказала я. – Для обычных людей ведьмы – это жабы, свечи, колпаки, бородавки и всё в таком духе.

Идея «скрываться и не вредить» – это всё, конечно, замечательно, вот только мои старшие родственницы по ковену весьма слабо представляют себе внешний мир. Я же ещё ходила в школу и прекрасно знала, что там ведьм относят в одну категорию с инопланетянами. В глазах обычных людей они были не более чем глупой фантазией.

– Бородавки?! – взвизгнула тётя Пруди.

– Оскорбительно, – с презрением фыркнула тётя Конни на верху лестницы. – Поразительная неточность.

– Вроде этой? – спросила тётя Пруди, вытянув в мою сторону руку, где у неё правда была бородавка в основании большого пальца.

Мне послышался едва различимый смешок из глубин дивана: видимо, Мирабель продолжала предпринимать попытки впасть в зимнюю спячку, но я бы не стала утверждать наверняка.

– Люди нас боятся. И так и должно быть. Мы прячемся от человечества и всего сделанного людьми ради нашей собственной безопасности, Клеменси. Охотники на ведьм выслеживали и убивали нас многие поколения, – заметила тётя Конни, поправляя оборки на своём фартуке.

– Мне жаль насчёт… человечества, – неловко сказала я. – Люди говорят…

– Люди говорят! Люди говорят! – воскликнула тётя Пруди таким тоном, будто сама идея, что люди что-то говорят, приводит её в ярость.

– У нас нет на это времени. Драгоценные октябрьские дни утекают, – сказала тётя Конни, сойдя с лестницы, после чего она испарилась в облачке звёзд и продемонстрировала нам свои песочные часы. Затем её взгляд сместился на диван. – Пошевеливайтесь, маленькие колдуньи.

Она прижала руку к тыкве, мама положила свою поверх её, и тётя Пруди добавила свою морщинистую ладонь к этому магическому сэндвичу. Точно так же мы соединяли руки в первую октябрьскую ночь, и сейчас между их пальцами тоже засверкали звёзды. Но прошло несколько секунд, и старшие члены моего ковена переглянулись.

– Что ж. – Тётя Конни кашлянула и отняла руку. – Возможно, есть и другие причины, почему мы испытываем сложности с переносом наших сил внутрь тыквы. Но мы не узнаем наверняка, пока эти неблагодарные маленькие колдуньи не начнут слушаться старших! – Она подняла палец – и куча пледов, под которыми пряталась Мирабель, порхнула в воздух.

Мирабель вскочила, будто её швырнули в ванну со льдом, уронив при этом свой сложенный лист бумаги. Она тут же подхватила его с пола, бросив на нас сердитый взгляд, словно ожидала, что мы его у неё отберём, и, зажав в кулаке, крепко обхватила себя руками.

Плед с Мерлин отделился от своих смятых и грязных сородичей и развернулся под напором призванного тётей Конни звёздного потока, явив женщину с густыми волосами и острым подбородком, что явно указывало на наше с ней родство. От её грустного профиля, устремлённых вверх глаз и протянутых в никуда рук на угрюмом сером фоне щемило сердце. По краям старого пледа замигали звёзды, и он прилип к стене наподобие пропагандистского постера. И глядя на неё, такую уставшую и побеждённую, я не могла представить, чтобы кому-то захотелось следовать её примеру.

– Мы должны трудиться во славу древней Мерлин! – заявила тётя Конни.

Но Мирабель не стала ждать новых нотаций. В воздухе она не растворилась, но очень быстро унеслась по лестнице на второй этаж.

– Будь добра, маленькая колдунья, сбегай за своей кузиной, – отворачиваясь, бросила мне тётя Конни и с рассеянным видом разожгла очаг – так, что столб огня поднялся до самого потолка. Тётя Конни едва успела отпрыгнуть. От неё потянуло палёным, как от фейерверков.

Я вздохнула, прекрасно зная, что Мирабель не желает возвращаться. Но всё равно зашагала по лестнице, посматривая через плечо, как мама с тётями вновь выстраиваются вокруг тыквы.

Глава 9

Может, Мирабель и запрещали применять на мне свою магию, но это вовсе не означало, что у неё не было других способов испортить мне жизнь. Например, превратив лестницу в бесконечную спираль.

«Её уже впору объявлять чемпионкой по избеганию меня», – думала я, борясь с головокружением.

В этом году Мирабель практически помешалась на одиночестве, и никакие наказания её не пугали. Её комната отныне напоминала недосягаемую башню. Вся моя семья мнила себя гениальными магическими архитекторами. Я сбилась со счёта, сколько ступенек преодолела, прежде чем добралась до верха.

Но и коридор до её комнаты удлинился, и когда я наконец остановилась перед её дверью, то уже едва переводила дух.

Я постучала по толстой створке из тёмного дерева без ручки. Не дождавшись ответа, я заглянула в свою комнату.

– А ну рассортируйтесь, – приказала я горе одежды на кровати, частично обрушившейся на пол, и взмахнула пальцами.

Разумеется, ничего не произошло. Я заметила торчащую из-под горы тетрадь с почти доделанными заданиями на повторение. Я всегда с готовностью принималась за домашнюю работу, но у меня были проблемы с доведением начатого до конца. А сейчас, обретя магию и оказавшись изолированной от всего остального мира, я смутно представляла, когда смогу сдать её на проверку.

Я постучала по стене, отделяющей меня от кузины:

– Мирабель?

За ней что-то зашуршало, а затем я услышала, как её дверь слегка приоткрылась.

– Ведьмам что, даже немного побыть в одиночестве нельзя?! – возмущённо всплеснула Мирабель руками.

На ней было что-то напоминающее объёмное меховое пальто с высоким воротником до ушей. Скорее всего, она просто завернулась в одеяло. Её комнату заливал тёплый свет новой люстры.

– Тётя Конни горит, – сказала я.

Мирабель даже не улыбнулась.

Если верить моей маме, сёстры и кузины – это как автоматические лучшие подруги, но не в моём случае.

И я не планировала после своего тринадцатилетия магически превратить себя в кого-то, с кем Мирабель захочется общаться, потому что я знала, что «старше» вовсе не равняется «круче» – достаточно взглянуть на тётю Пруди и тётю Конни.

Это горько признавать, но я просто не нравлюсь своей кузине.

Мирабель уже отошла назад к кровати, сейчас сдвинутой в угол, завешанный гирляндами. Она наклонила стены, чтобы они окружали кровать, а на месте окон повесила толстые тканевые полотна с красивыми фиолетовыми узорами.

– И она сказала, чтобы мы вернулись к тыкве… – продолжила я. И тут у меня вырвалось: – Но я не могу.

Я вытянула к ней руки, чтобы она убедилась, что они совсем не октябрьские.

– Не маши на меня своими руками, – огрызнулась Мирабель из горы подушек. В её комнате было очень тепло, почти жарко.

– Но я не могу заставить то, что здесь… – я показала на своё сердце, затем красноречиво помахала пальцами, – переместиться в них и наружу.

Мирабель вздохнула:

– Мне нечего тебе сказать. Разве что тебе совсем не обязательно устраивать пожар, или создавать библиотеку голубей, или открывать в земле гигантскую дыру, чтобы быть настоящей ведьмой. Не бери наших тёть и даже твою маму за образец. Они много чего создают и творят всякие странности, но лишь потому, что им это нравится.

– Я не знаю, как мне стать частью звезды, – призналась я, стараясь не подпустить в голос дрожь. – У меня постоянно колет ладони. – Хотя сейчас их скорее пекло. – Что мне со всем этим делать? – спросила я, имея в виду свои магические руки. – Меня это так… бесит. И у меня такое чувство, будто магия – это сплошное жульничество.

– Ты спрашиваешь не ту ведьму, – сказала Мирабель. – Я с большой магией не в ладах.

В прошлом году Мирабель отсутствовала три недели, а вернувшись, отправилась прямиком в кровать.

Пока я раздумывала, что на это ответить, тишину комнаты нарушило тихое ржание. Бобби в кармане моей куртки фыркнула.

– Клем, – резким тоном спросила Мирабель, наставив на меня свой острый подбородок, – это ты?

– Э-эм. – Я прижала ладонь к карману. – Нет, не совсем. Но да.

Не знаю насчёт настоящих пони, но Бобби наверняка было некомфортно столько времени сидеть в моём кармане. Она снова фыркнула.

Я достала её из кармана и осторожно поставила на толстый фиолетовый ковёр.

Бобби шумно выдохнула и величественно тряхнула головой, не понимая, что она меньше яблока, после чего потрусила по комнате как на параде. Столько гонора в таком крошечном тельце.

– Магическая пони. Крошечная магическая пони, – сказала Мирабель.

Бобби была очень милой, но под взглядом кузины я невольно поморщилась:

– Да, знаю. И мне стыдно, потому что это ненормально.

– Твоя мама наверняка же тебе говорила, что ты можешь пожелать чего угодно. Тролля, например! Или гоблина! А ты получила пони, Клем.

Я сунула Бобби назад в карман и слегка похлопала по выпуклости.

– Мне нравятся пони, – возразила я. – Ну, нравились в детстве. И не думаю, что тролли – это моё.

– Как скажешь, – бросила Мирабель.

Я на всякий случай взглянула на её лицо, чтобы проверить, серьёзно она или насмехается. Судя по всему, второе.

Я переключила внимание на её заветный лист бумаги. Сейчас он лежал расправленным на полу, и я различила на нём линии и загогулины карты с отмеченным квадратиком посреди маленькой решётки.

Я подобрала листок и положила его на кровать. Мирабель молча на него посмотрела и отвела глаза.

– Я знаю, что им нужны пятеро для звезды, – заговорила я, заполняя тишину, – но с тётей Флисси нас шестеро.

– Её никто не берёт в расчёт, – возразила Мирабель, и она права. Я понятия не имела, где тётя Флисси сейчас или чем занимается. – В прошлом году я впервые обрела магию, и мне хотелось одного: быть с мамой.

– Но тётя Флисси… в смысле твоя мама…

– Ей нет до меня никакого дела, – ровным тоном отрезала Мирабель. Сидя на своей гигантской кровати, она напоминала сказочную принцессу, хоть и немного сварливую. – На меня её любви не хватает, она вся уходит на Темми, каждый день, без остатка. Даже когда мама здесь, её всё равно что нет. – Она снова вздохнула. – Это было моё первое заклинание. Я представила маму и пожелала перенестись к ней. Ты же в курсе, где я очутилась?

Я неуютно переступила с ноги на ногу.

– Моя мама сказала… что ты застряла в Арктике.

Мирабель невесело рассмеялась:

– Я подумала о маме – и очутилась посреди ледяной долины, где не было абсолютно ничего, в какую сторону ни посмотри. Один холод и пустота. Совсем как она.

Я осмелилась присесть на краешек её королевского ложа рядом с картой и прикинула, как бы на моём месте поступила мама. Она бы дала Мирабель выговориться.

– Когда касаешься льда голыми руками, твоя кожа примерзает, и ты отдираешь пальцы с мясом… Мои пальцы… – Она сжала кулаки. – Я поначалу думала, что причина в магии, но это было из-за льда.

Я никогда не видела, чтобы Мирабель плакала, и не знала, как поступлю, если увижу её слезы.

– Там, посреди ледяной пустыни и холода, вся магия мира не смогла бы мне помочь. Звёзды… просто не слушались.

Я молчала в ожидании продолжения.

– Это просто карта, – сказала она, дёрнув плечом в сторону листа бумаги на кровати.

– Магическая?

– Нет. Обычная бумажная карта. И бесполезная.

– Карта чего?

Мирабель повернула лист и сердито на него уставилась:

– Нашего города! Здесь даже отмечен наш дом, хотя я и так прекрасно знаю, где мы находимся. Совершенно бесполезно. – Она выпрямила спину и, быстро моргая, несколько секунд потратила на то, чтобы вытереть все следы слёз. Затем с вызовом взглянула на меня из-за шторы волос, будто я в принципе не должна видеть, как она чуть не заплакала. – В нашей семье все несчастны.

И она права. С января по сентябрь мои тёти проводили в нетерпеливом ожидании, а с ноября по Рождество оплакивали потерю магии. Весной все в моей семье пребывали в раздражённом и тоскливом настроении, летом были на нервах и не находили себе места, а зимой на них просто больно смотреть: такие они жалкие и потерянные.

– Мама дала мне эту карту только для того, чтобы я даже не пыталась снова последовать за ней и снова потеряться. Это не подарок, а предупреждение.

Я вспомнила, как весь прошлый октябрь меня грызло чувство вины. Я ужасно скучала по Мирабель, но ничем не могла ей помочь.

– Я хотела себе яркую жизнь, – сказала Мирабель, подняв глаза к пологу и упорно не глядя на меня. – Это вовсе не означает, что она должна быть полна магии. Я хотела путешествовать, узнавать новое. Но теперь… Вряд ли я снова куда-нибудь отправлюсь. Мне слишком страшно.

– Тебе хорошо, ты обыкновенная. Обыкновенная и без своих сил, и даже с ними, и, скорее всего, такой останешься, – бросила Мирабель. Её глаза влажно блестели.

Я сердито сощурилась. Зря тётя Пруди после той истории с Арктикой стала звать её «Мирабель-чудо», ей больше подходит «Мирабель Жалкая».

– Ну и будь крутой, а я останусь обыкновенной, – наскребя благородства, сказала я.

Мирабель улыбнулась, и на секунду я почти поверила, что и отъезд её мамы, и гигантская тыква внизу – это всё не так уж важно. Потом по её щеке скатилась слеза, и она торопливо её смахнула.

Я сделала вид, что не заметила.

– Ты просто ничего не хочешь всем сердцем, Клем. Чтобы твоя магия начала тебя слушаться, ты должна чего-то очень сильно захотеть. Тебе повезло, что ты обыкновенная и тебе ничего не нужно.

Мирабель соскользнула с кровати и вышла из комнаты. К моему удивлению, она вскоре вернулась.

– Ужасно свербит и ломает, да? – спросила она с едва заметной улыбкой, вручая мне полную горячей воды бутылку в фиолетовом вязаном чехле.

Я обхватила её ладонями, и уже через секунду мне стало легче, тяжесть и колющее ощущение отпустили. Я едва не заплакала.

– Тепло помогает, – сказала Мирабель и отвернулась.

– Колдуньи! – позвала снизу тётя Конни. – Маленькие колдуньи!

– Чем скорее мы с этим покончим… – начала Мирабель, но её прервал громкий лязг.

Предупреждение: имя получателя на вашем отправлении невозможно разобрать. Если с вами проживают другие люди, которые могут получить ваше отправление, и если их слишком много, убедитесь, что вы тщательно заполнили необходимые графы.

Глава 10

Выглянув в дверное окошко, я убедилась, что в конце тропинки, ведущей через палисадник, стоит, держась одной рукой за калитку, растерянный почтальон, привыкший ограничиваться вежливым стуком во входную дверь.

Я открыла дверь тоже в полной растерянности: как он вообще оказался так близко к нашему дому? Стоило посочувствовать его незавидному положению: он должен доставить почту в дом ведьм, но для его разума само наше существование было под запретом. Магия скрывала нас от него, но он не сдавался.

Я видела, что он пытается войти в калитку, но словно натыкается на невидимую стену.

– Вам посылка! – помахал он, но обычно жизнерадостный жест сейчас выглядел неестественно. И его взгляд был устремлён немного выше моей головы. Затем он дёргано, как закоротивший робот, шагнул вперёд, и его слегка отбросило от калитки.

– Здравствуйте! – крикнула я. Нельзя, чтобы он продолжил свои попытки подойти к дому. Я даже махать ему не стала, боясь какой-нибудь магической реакции. – Просто бросьте посылку через забор!

– Кажется, у меня мигрень, – сказал почтальон слегка заплетающимся языком.

– Это всё октябрь, – очень серьёзно сказала ему мама поверх моего плеча. Ни она, ни тёти не спешили подойти к двери.

– Девятое октября! – прокричала тётя Конни, выделив интонацией «девятое», как если бы речь шла о вселенском ужасе. – Время бежит!

Секунду могло показаться, что почтальон нас не слышит, но потом он прислонил длинную коробку к калитке и замедленно, будто говорил из-под воды, произнёс:

– Я просто оставлю это здесь.

«Бедняга», – подумала я. Учитывая, что люди в принципе не могли к нам приблизиться, стоило отдать должное его упорству.

Я смотрела, как он побрёл прочь. Поначалу его мотало из стороны в сторону, потом он остановился, тряхнул головой, словно перезапускал внутренний процессор, и решительно зашагал дальше, потянувшись к сумке за следующей стопкой писем.

Дождавшись, когда он скроется из виду, я побежала к калитке и подхватила коробку. Она была знакомо тяжёлой, и мои онемевшие пальцы едва её не выронили. Для кого она? Неся её в дом, я обратила внимание на сидящую на подоконнике большую птицу. Казалось, она наблюдала за нами.

– Тридцать процентов месяца позади, маленькие колдуньи! Шевелитесь! – тётя Конни, хмурясь, постучала по своим песочным часам, глядя на падающие песчинки, которых действительно стало на треть меньше в верхней половинке. Её глаза с подозрением сузились, она согнула палец, и посылка вылетела из моих рук и легла в сторонке на пол.

Моя семья порой была совершенно несносной.

– Не отвлекаться! А теперь, маленькая колдунья, слушай внимательно, и пусть это отпечатается у тебя в голове: звёзды внутри тебя поднимаются, спускаются по твоей руке, и ты направляешь их в тыкву.

– Узри это! Представь это! Сделай это! – закричала тётя Пруди.

– Великая сила невозможна без ясного видения, – фальшиво улыбнулась Мирабель.

– Совершенно верно, Мирабель! Истинно так! – расчувствовалась тётя Конни, не догадываясь, что её водят за нос почерпнутой где-то мудростью. – Будущее – в руках молодых. Наша бесконечная сила принадлежит вам, маленькие колдуньи, и именно вам предстоит встать во главе. Мы не вечны, но мы можем быть спокойны, потому что вы – наше наследие.

Мирабель стыдливо потупилась, мне тоже стало неловко. Я никогда не думала, что тётя Конни так старается обрести неограниченную магию не только для себя, но и для нас. Меня беспокоило, что из-за меня у них не получалось: может, я и пятая в звезде, но пока не высекла из себя ни одной магической искорки.

– За работу, ведьмы! – скомандовала тётя Пруди.

Дальше всё было как в тумане. Помню, в какой-то момент вокруг тёти Пруди засверкали золотистые звёздочки, окружив её голову и плечи на манер нимба. Но под конец многочасового стояния и попыток насытить тыкву магией меня уже не волновало ничего, кроме боли в отваливающейся руке.

Мирабель снова сдалась первой и развернулась, чтобы уйти.

– Мирабель, погоди! – потянулась я за ней.

– Нет, маленькие колдуньи!

В тот самый момент, когда пальцы тёти Конни коснулись моей левой ладони, мои скользнули по правой руке Мирабель.

И между нами пробежала искра.

Тётя Конни замерла и медленно перевела взгляд со своей руки на меня, с меня на Мирабель. Чувствуя себя срединным звеном в цепочке, сеткой посреди теннисного корта, я завертела головой между тётей и Мирабель.

Я не почувствовала магии в своих ладонях – я ощутила её прямо у себя в груди.

– Что это было? – спросила я.

– Мы подошли к этому не с того угла! – объявила тётя Конни, победно вскинув голову – так, что её очки подпрыгнули на переносице. – Сила звёзд… мы не можем направлять нашу магию в сосуд поодиночке, нам нужно объединиться! А вы, маленькие колдуньи, станете связующими звеньями! Наконец-то вечная магия будет наша, как мы того заслуживаем от рождения! – с придыханием сказала она. – Вот оно – решение! Ведьмы! Построиться!

Светясь от восторга, она выстроила нас рядком по направлению к тыкве: мама, я, Мирабель, Конни и Пруди. Мы вытянули руки друг к другу, как вырезанные из бумаги человечки: тётя Пруди держалась одной рукой за тётю Конни, а вторую прижала к округлому оранжевому боку тыквы, я держалась за руки Мирабель и мамы, и только ладонь Мирабель на ощупь была как обычная человеческая рука, которая через некоторое время немного вспотела.

Тётя Конни, никогда не возражавшая, что мы с Мирабель всегда плелись в хвосте, сейчас поставила нас между самыми опытными ведьмами нашей семьи и обернулась к маме:

– Готова, Петти?

– Готова, – кивнула та.

– Направляйте свою магию вперёд, – проинструктировала тётя Конни. – Очистите свой разум, маленькие колдуньи.

– Поток! Поток! – закричала тётя Пруди.

Меня что-то пихнуло в спину, и я обернулась, думая, что мама сдвинулась, но, конечно же, это была не она. Меня толкнула магия – её магия лилась внутрь меня через мою руку, и внезапно я будто стала вдвое больше и сильнее. Это было похоже на аварию посреди запруженного шоссе, когда автомобили один за другим въезжают в зад едущим впереди. Магия внутри меня продолжала копиться, и я уже не могла её сдерживать: мне было необходимо куда-то её выпустить.

Глава 11

Я закрыла глаза и сфокусировалась на том, чтобы направить магию в сторону Мирабель. Она вздрогнула и едва не выдернула руку, но я крепко стиснула её пальцы, твердя про себя: «Пихнуть, продавить, пропустить через себя».

Оставалось надеяться, что она делала то же самое. Я лишь знала, что не могу удерживать мамину магию внутри себя вместе с моей собственной… Мне страшно было представить, что почувствовала Мирабель, когда в её теле оказалась магия сразу трёх ведьм. Поэтому было так важно направлять её дальше по цепочке и внутрь тыквы.

Мама продолжала вливать в меня свою магию мощным потоком, и я, представив золотую светящуюся нить из мигающих звёздочек, протянувшуюся вдоль одной моей руки, через грудь и дальше по второй руке в ладонь Мирабель, больше уже не вздрагивала под давлением маминой силы.

Я снова сжала руку Мирабель.

– Да! – прошептала тётя Пруди. – Получается!

Открыв глаза, я посмотрела в конец цепочки. Ладонь тёти Пруди была ясно различима на фоне оранжевой кожуры тыквы, которая сейчас вся искрила и трещала, озарённая тёплым золотым светом.

А потом уже внутри тыквы начали проглядывать огоньки. Даже сквозь толстую корку и слои мякоти и семян было видно, как искры магии перемещаются в её глубине. Я никогда не видела светляков вживую, но предположила, что это выглядит похоже.

Началось всё с пары маленьких искорок, но постепенно они разрослись до небольшой стайки, а вскоре их было уже сотни, может даже тысячи. И уже вся тыква светилась.

– Вытягивайте всё без остатка! – обернулась к нам тётя Конни.

– До самого дна! Больше силы! Сильнее связь! – вторила ей тётя Пруди.

У нас получалось. Тыква наполнялась силой, которую мы направляли из себя. Тысячи и тысячи крошечных искорок света освещали её изнутри. Мы сохраняли нашу магию. Я не смела дышать, потрясённая до глубины души, что это действительно происходит.

Только тихий шорох падающих песчинок внутри часов указывал на течение времени, и я бы не смогла сказать, сколько мы так простояли. Я знала лишь, что периодически чувствовала новый сгусток маминой магии, такой же тёплой, светлой и необременительной, как она сама, и пропускала её через себя дальше.

– Поддерживайте поток, ведьмы! – наставляла тётя Конни.

Под давлением нашей объединённой магии тётя Пруди склонилась к тыкве, а на её ладони, прижатой к оранжевому боку, проступили все суставы.

И тут наш маленький магический поезд сошёл с рельсов.

Тётя Пруди что-то пробормотала, я не разобрала что, но по тону предположила ругательство. Прямо ей на голову опустилась большая чёрная птица с белым брюшком.

– Нет, гадость, нет! – зашипела на неё тётя Пруди, застыв в неподвижности и, кажется, затаив дыхание.

Птица перепрыгнула вперёд и, наклонившись, уставилась ей прямо в глаза.

– Кыш! Прочь! – процедила тётя Пруди.

– Пруди! – окликнула её тётя Конни.

Но было уже поздно. Вцепившись когтями в спутанные серые кудри тёти Пруди, птица вытянулась вверх и захлопала крыльями, словно пыталась взлететь вместе с тяжёлой ношей. Тётя Пруди опасно покачнулась.

Тётя Конни от неожиданности остолбенела.

Тётя Пруди больше не могла терпеть и замахала на птицу рукой – той самой, которой она держалась за пальцы тёти Конни.

Это разорвало связь. Мамина рука в моей ладони напряглась, став как деревянная, а светящаяся нить, пронзающая мой разум и тело, исчезла. Мирабель отпустила мою ладонь. Руки у меня сразу отяжелели и перестали слушаться.

Потеряв опору – не только физическую в виде рук мамы и Мирабель, но и золотую нить магии, – я бухнулась на пол, не справившись с головокружением.

Тётя Пруди взревела и попыталась уже обеими руками схватить птицу. Тысячи огоньков внутри тыквы устремились назад к тому светящемуся пятну у неё на боку, где ещё недавно лежала тётина рука. Его сияние становилось всё ярче, пока наконец все звёзды, которые мы направили внутрь тыквы, не вырвались наружу, на секунду залив всю комнату ослепительным светом. А затем они вернулись в нас, погрузившись в нашу кожу, как в первую ночь октября.

Тыква, полная света какие-то мгновения назад, погасла.

Но времени на огорчение не было, потому что из камина вылетели новые птицы, ещё одна стая ворвалась через кухонные окна, и я моргнуть не успела, как весь первый этаж нашего дома стал напоминать торнадо из чёрных перьев. Птица, устроившаяся на голове у тёти Пруди, издала пронзительный клич и присоединилась к своим сородичам.

– В атаку! Защищайте тыкву! – закричала тётя Пруди. Птицы действительно взяли нас в кольцо.

Мама бросилась к тёте Пруди. Вместе они вскинули руки, и вокруг тыквы начал быстро расти барьер из листьев и лоз.

Поначалу я не испугалась, потому что это всё же были просто птицы. Но когда их стало столько, что они слились в единую массу из хлопающих крыльев, я сообразила, что дело тут вовсе не в том, что парочка глупых пернатых залетела в дымоход. К тому же у них были угрожающего вида крючковатые клювы, бегающие глазки и толстые жёлтые когти.

Я съёжилась на полу и закрыла голову руками. Птицы пикировали на тыкву и вонзали в неё острые клювы, как тогда, по дороге с участка, но теперь я уже не верила, что ими руководил голод. Тётя Пруди снова громоподобно хлопнула в ладоши.

Птицы по спирали унеслись в прихожую, и под их натиском входная дверь распахнулась. На секунду посреди их мельтешащих крыльев и клювов возник какой-то силуэт.

Я сощурилась, но смогла разобрать лишь, что это человек. Может, почтальон? Трудно было сказать.

– Мирабель! – позвала я. – Смотри! Там!

Но Мирабель не шевелилась, словно превратилась в статую.

Силуэт сместился и скрылся из виду. Я обернулась на тёть, которые, вытянув руки, защищали свою драгоценную тыкву.

– Эй! – крикнула Мирабель. Она ненадолго заколебалась на пороге нашего дома, но затем спрыгнула с крыльца и бросилась вперёд.

– Мирабель! – Я помчалась за ней, потому что мне хватило прошлого октября, и я не собиралась никуда отпускать её одну.

Выскочив на проезжую часть, я смогла различить бегущего впереди человека. По крайней мере, его руки и ноги двигались как у бегущего человека. Мы с Мирабель припустили за ним, хотя на краю сознания у меня зудел голосок, что мои собственные конечности не привыкли к забегам.

Но сколько бы усилий я ни прилагала, расстояние между нами продолжало увеличиваться. Этот человек был слишком быстр, наверняка спортсмен…

…или ведьма.

А в следующую секунду он взлетел.

Я поднажала из последних сил, представляя, что мне хватит скорости его нагнать. Но если моя магия и могла придать мне ускорения, она не сработала.

Задыхаясь, я остановилась и упёрлась руками в колени. Если подумать, я пробежала всего ничего, но всё равно хватала ртом воздух с такой жадностью, будто вынырнула после затяжного погружения. Чувствуя, как кровь грохочет в голове, груди и икрах, я сощурилась и указала на почти скрывшуюся вдали фигуру пальцем. Ничего не произошло.

Мирабель ещё какое-то время продолжала бессмысленную погоню, а когда вернулась, её брови были сведены к переносице.

– Ушла, – с ноткой огорчения и злости сообщила она, дёрнув плечами.

– Это была «она»?

– Да. Наверняка ведьма. Иначе она бы не смогла так близко к нам подойти. Или… подлететь? – Мирабель посмотрела в один конец улицы, в другой, затем скользнула взглядом по соседним домам и, обхватив себя руками, поёжилась.

– Кто это был? – с трудом выговорила я.

– Мне показалось, что это была мама. Моя мама. – Она пожала плечами. – Глупость, конечно же.

Прежде чем я придумала, как её поддержать, она снова побежала, бросив через плечо:

– Нужно рассказать тётям.

Я заставила себя выпрямиться и поплелась за ней назад по Пендрагон-роуд.

Но стоило мне увидеть наш дом, как страх вынудил меня прибавить шагу. Наш дом номер 15, всегда такой светлый и полный жизни, сейчас был непривычно тёмен. Никто не потрудился закрыть распахнутую нами входную дверь, за которой толпились незваные гости.

В случае неполучения отправления обратите внимание на свой домашний адрес: возможно, некие обстоятельства привели к задержке доставки или невозможности её осуществить? Указанное место доставки безопасно и доступно? Убедитесь, что ничто не помешает почтальону добраться до вашего места жительства.

Глава 12

У входной двери Мирабель обернулась и прижала палец к губам, после чего пригнулась и потянула меня за собой вбок, через палисадник к окну.

– Защищайте! Ограждайте! Оберегайте! – кричала внутри тётя Пруди. – Зло у ворот!

– Кто-нибудь, заткните эту старую каргу, – приказал ледяной голос.

Погодите, я его знаю…

– Попрошу без оскорблений, Морган, – сказала тётя Конни.

Мирабель мне кивнула.

– Морганы? Что они здесь делают? – шёпотом спросила я.

Мы видели Морганов лишь два раза в год – когда силы на нас снисходили и месяц спустя, когда они нас покидали. Морганы никогда не заглядывали к нам в гости, да тётя Пруди бы этого и не потерпела.

И однако же, сейчас мы прятались именно от них.

– Пригнись! – прошипела Мирабель с такой яростью, что я смогла различить лишь звуки «р» и «г».

– Пойдём в дом, – возразила я.

Мирабель придвинулась так, что её волосы скользнули мне по лицу, и прошептала мне в ухо:

– Ты же знаешь, что они за ведьмы!

Я на секунду замерла и задумалась. А что я знала о Морганах? Только то, что они жили в каком-то тайном месте и считали себя лучше нас. И что у них есть некий план, и их не волнует, кому из-за него будет плохо.

Мы пригнулись к земле и навострили уши, чтобы ничего не пропустить.

– Вы напали на наш ковен, саботировали нашу работу и уничтожили защиту нашего дома, – перечислила прегрешения Морганов тётя Конни. – Но вы начали свою кампанию против нас задолго до этого. Морганы предали Мерлинов. Мы лишь хотим вернуть силу, которая наша по праву.

– Нет, ведьма, – сказал ледяной голос. – Или ты совсем не знаешь истории своего рода? Это ваша прародительница виновата в нашей октябрьской проблеме, и это мы, Морганы, пытаемся восстановить баланс.

Мы с Мирабель изумлённо переглянулись. Повисло тягостное молчание, но тётя Пруди быстро его прервала:

– Жулики!

– Осторожнее, Мерлин, – пригрозила Морган. – Думай, прежде чем в чём-то нас обвинять.

У меня задрожали колени.

– Между нашими семьями не существует никаких сестринских чувств, – процедила тётя Конни. – Зато их связывают столетия безответных обвинений.

– Прикуси свой лживый язык, ведьма!

С каждой репликой их голоса звучали всё злее: я кожей чувствовала хлещущие из окна волны гнева. У меня заискрили пальцы. Мне необходимо было увидеть, что там происходит.

Мирабель надавила ладонью мне на предплечье и прошептала:

– Не вставай!

Но я должна была узнать, как там мама. Бёдра взвыли от натуги, когда я приподнялась с корточек и заглянула в открытое окно.

Наш дом опять перестроился, расширившись, чтобы вместить весь клан Морганов. Они все стояли совершенно неподвижно, и лишь их мантии слегка развевались под неосязаемым ветром.

Мои родные стояли наготове с поднятыми руками.

Официального кодекса поведения, регулирующего схватки ведьм, не существовало, но нападение одной ведьмы на другую считалось дурным тоном. Я никогда не видела, чтобы тёти опускались до такого, как бы порой они ни выводили друг друга из себя. Но эта встреча грозила при малейшей провокации перейти в опасную бойню.

Тётя Пруди наклонилась вперёд, словно в любой момент была готова сорваться с места. Мама, наоборот, вытянулась во весь рост и вскинула руку над головой, чтобы молниеносным взмахом обрушить на врагов магическую ярость. И для этого она принарядилась как никогда, облачившись в жёлтое бальное платье с такой пышной юбкой, что все остальные на её фоне казались маленькими и незначительными. Никому другому не пришло бы в голову одеваться так в преддверии битвы – но стоило признать: она действительно выглядела устрашающе.

Тётя Конни вытянула одну руку вбок, перед сестрами, а указательный палец другой направила на стоящую напротив неё ведьму – тётю Морган. Ту самую, которая обратила на меня внимание в парке, когда на меня впервые снизошла магия. Я хорошо запомнила её кривую ухмылку, холодные глаза, паузу перед тем, как спросить моё имя. Сама она не представилась, видимо посчитав меня недостойной, и, глядя на неё сейчас, такую высокомерную и неприступную, я была почти готова поверить, что у неё нет своего имени.

Мантии тоже застыли в неподвижности, превратив Морганов в белые столбы. Они стояли треугольником, как какой-то танцевальный ансамбль, хотя вряд ли они бы оценили моё сравнение.

В любой момент кто-то в комнате мог пошевелить пальцем – и это стало бы началом полномасштабного хаоса.

– Морганы даже рук не подняли, Мирабель, они здесь не для того, чтобы драться, – заметила я.

Но она на меня шикнула и процедила сквозь зубы:

– Магию можно применять по-разному, Клем.

Я почувствовала, как она медленно приподнялась и тоже заглянула внутрь. Морганы стояли к нам спиной, но мамины глаза метнулись к нам и округлились. Она едва заметно мотнула головой, и у меня ушла секунда, чтобы сообразить, что это предостережение. Честно говоря, я и сама не знала, на что рассчитывала: что она позовёт нас внутрь, представит? Вместо этого она приказала нам оставаться на месте и перевела взгляд назад на тётю Морган.

– Две ветви одного семейного древа, взращенные из одной почвы под одними и теми же звёздами, – мягко сказала мама и лучезарно улыбнулась Морганам. Даже у меня потеплело на сердце. – В чужом ковене магия всегда ярче, но… несмотря на ваш неожиданный визит сегодня, я уверена, октябрьское перемирие всё ещё в силе.

– Тёте Петти их не остановить, – испуганно шепнула мне Мирабель.

Но не было такого, чего бы моя мама не могла добиться. Она была само олицетворение добрых чувств. Даже если бы Морганы были настоящими чудовищами, она бы и к ним нашла подход.

– Это общее дело для Мерлинов и Морганов, – продолжила она. – Магия принадлежит нам всем – либо никому.

– Тоже мне, нашла магических мушкетёров, – проворчала Мирабель. Но моя мама была главным дипломатом в нашей семье, и я не сомневалась, что у неё получится достучаться до Морганов.

– Как насчёт чашечки чая? – галантно и даже немного величественно предложила мама. – Знаете, это так тяжко, что нас всего три против вас тринадцати. – Она посмотрела прямо на меня. – Нас, Мерлинов, так мало. Даже звезду не собрать после того, как наши маленькие колдуньи нас покинули.

Я открыла рот и уже собралась встать, когда получила острым локтем в бок.

– Прекрати, – прошипела Мирабель. – Она нас прикрывает. Защищает нас.

– Нам не нужна защита, – возмутилась я в ответ.

– Да неужели? Готова вынести их всех в одиночку? – Мирабель кивнула в сторону тринадцати ведьм, сосредоточенных и свирепых.

Но когда тётя Морган заговорила, в её голосе звенела едва различимая нотка веселья.

– Мы, Морганы, не теряем ведьм. А из вашего разбитого ковена они буквально бегут. Не говоря уж о том, что мы, Морганы, не убиваем друг друга.

По Морганам пробежала волна тихого смеха. У Мирабель стало такое выражение лица, будто внезапно ей самой захотелось вынести их всех в одиночку. Я протянула к ней руку, чувствуя жар её гнева.

Я быстро пересчитала Морганов, затем ещё раз и ещё. Тринадцать.

Если начнётся бой, преимущество будет не на стороне моих родных. Мы – они – в подавляющем меньшинстве, и это не беря в расчёт магические способности. В сравнении с ковеном Морганов в полном составе мама и тёти выглядели чудаковатой троицей.

– Октябрьское перемирие всё ещё в силе, – объявила тётя Морган, и ведьмы позади неё расслабились.

Мои родные остались стоять в напряжённых позах, готовые ко всему.

И всё равно они ничего не успели предпринять, когда тётя Морган, не пошевелив вытянутыми по бокам руками, быстро кивнула, исчезла и снова возникла рядом с тыквой. Лишь полы её мантии слегка колыхнулись.

Мирабель судорожно вдохнула, как я делаю во время бега.

Мама и тётя Конни не отвели рук от остальных Морганов, только тётя Пруди повернулась и завизжала, глядя на аккуратно опустившуюся на пол тётю Морган:

– Прочь!

– Отвечайте перед лицом превосходящей вас силы, Мерлины. Что это за ужас? – спросила тётя Морган. – Мы ощутили вибрации даже в нашей крепости.

– Нет! – возмутилась тётя Пруди.

– Вы почувствовали нашу магию? – ошарашенно спросила тётя Конни.

– Вы ничего не создавали, – презрительно шмыгнула носом тётя Морган, – лишь перенаправили магию. И нарушили баланс. – Она поводила по тыкве обеими руками как металлоискателями.

Тётя Пруди, обеспокоенно сморщившись, зашипела на неё.

– Вы пытались заполнить этот… огромный овощ… магией? – спросила тётя Морган, потирая ладони.

– Да, – сказала тётя Конни. И хотя это не было похоже на комплимент, она просияла, словно добилась ошеломительного успеха.

– Нет, – запоздало возразила тётя Пруди, вклиниваясь между тётей Морган и тыквой.

– Ну, пока вы нам не помешали, – добавила тётя Конни, поворачиваясь к тыкве.

– Мы не… – начала тётя Морган, но осеклась, отвлёкшись на что-то.

И я тоже это заметила.

Внутри тыквы, врезаясь в её толстые стены, подобно красно-оранжевому светлячку кружила одинокая искорка магии.

Тётя Конни издала победный вопль, тётя Пруди умилённо вздохнула, как обычно вздыхают при виде щенка или котёнка, но тётя Морган потрясённо ахнула.

Я заворожённо смотрела, как искорка неторопливо парит внутри тыквы, как плавательный круг на поверхности бассейна.

Возможно, это было началом вечной магии, а не одного, но невыносимо долгого и мучительного месяца в году. Я больше не вернусь в школу и навечно застряну в нашем доме в компании моего ковена. В отличие от моей старшей родни, у меня есть друзья среди обычных людей, и мне не терпелось повидаться с ними в Хэллоуин и после. Я прекрасно понимала, что в мире полно проблем поважнее, но от одной мысли, что моя жизнь превратится в нескончаемый октябрь без Рождества, я похолодела от ужаса.

– У вас действительно получилось, – выдохнула тётя Морган, делая шаг к тыкве. Тётя Пруди встала на её пути, утвердив ноги на ширине плеч и раскинув в стороны руки.

По лицу тёти Морган пронёсся целый каскад эмоций, и на мгновение их затмило ликование. Затем её глаза хищно заблестели, и я догадалась, что она захотела заполучить тыкву.

– Как? – тихо спросила тётя Морган.

– Естественным путём! Ведьмовским методом.

– И вам удалось это… здесь. – Тётя Морган с презрительной усмешкой обозрела наш дом со всем его барахлом. – Не переживайте, я не поврежу ваш сосуд. Он символизирует прорыв для всех ведьм. Но это лишь начало. Одной искорки магии не хватит на всю жизнь.

Все ведьмы в комнате не отрывали глаз от тыквы и парящей внутри неё искры магии.

А у меня сжалось сердце от осознания, что у тёти Морган появились свои, и более грандиозные, планы на нашу тыкву.

Глава 13

Тётя Морган развернулась к моей маме, и мне на долю секунды стало видно её лицо. С ним было что-то… не то.

– Вы жалкие, Мерлины, и методы ваши жалкие, – улыбнулась тётя Морган почти благосклонно. – Тогда как мы, Морганы, стремимся объединить магию и современные технологии. Только у нас достаточно ресурсов, чтобы завершить ваш… зелёный во многих смыслах эксперимент. В конце концов, цель у нас одна: Морганы или Мерлины – мы все ищем способ расширить границы наших сил.

– Так и есть, – долетел до меня голос тёти Конни.

В тоне тёти Морган слышались раскатистые гипнотизирующие нотки:

– Уверена, ради нашего общего блага мы сможем оставить древние распри позади.

– Ты предлагаешь… восстановить отношения? Не просто перемирие? – потрясённо спросила тётя Конни.

– Морганам нет доверия, – глухо пророкотала тётя Пруди.

– Мы практически незнакомы, хотя и… кузины, но я верю, что наши ковены смогут найти общий язык. Мы детали одного пазла. Наши технологические усовершенствования и ваш… большой овощ… – на последнем слове тётя Морган деликатно кашлянула, – мы дополняем друг друга. Предлагаем вам подключить его к нашему процессору.

– Кухонному? – спросила тётя Конни, и я бы со стыда сгорела, если бы так сильно не переживала за родных.

Судя по её голосу, губы тёти Морган снова растянулись в презрительной ухмылке.

– Почти. Попробуем новые звёздные построения?

Но если она предлагает партнёрские отношения – откуда в её глазах, уставившихся на мой ковен, этот голодный блеск?

– Нет! – завизжала тётя Пруди. – Эксплуататоры магии! Нарушители правил! Жулики!

О тёте Пруди можно всякое сказать, но она никогда не ошибалась. И то, как она хмурится, глядя на Морганов, говорит о многом.

– А-а, разумеется, вы всё ещё подчиняетесь старым правилам, – отмахнулась тётя Морган.

– Скрываться! Не вредить! Все правила! – прокричала тётя Пруди.

– Как архаично! – припечатала тётя Морган в ответ. – Может, мы и ведьмы, но нельзя же совсем не развиваться.

– Традиции! – не сдавалась тётя Пруди.

– Прогресс! – настаивала тётя Морган.

– ТРАДИЦИИ ПРЕВЫШЕ ВСЕГО! – проревела тётя Пруди.

– Типичная мерлинская ошибка, – процедила тётя Морган. Расправив плечи и вытянув шею, она в буквальном смысле смотрела на моих родных свысока. – Мы протянули вам руку, а в ответ были облаяны. Мелкие собачонки всегда лают громче всех.

Повисло неуютное молчание, и, наблюдая за тётей Морган, я поняла, что сейчас она пугает меня ещё больше, чем когда говорит.

– У нас нет на это времени, – внезапно заявила она.

Всё произошло молниеносно. Тётя Конни, больше всех проникшаяся словами тёти Морган, вскрикнула первой. Яркие звёзды окружили её ладони, как потоки белой краски, и затвердели, не давая пошевелить и пальцем, блокируя силы.

Тётя Пруди попыталась отбиться магией, но облачка из звёзд оказались быстрее и покрыли её ладони белыми блёстками.

Мама не сопротивлялась и не издала ни звука, но в её взгляде на меня было заключено столько всего, что у меня заслезились глаза, потому что я боялась моргнуть и что-то упустить.

Я открыла рот, но Мирабель зажала мне его ладонью, не выпуская рвущийся у меня из горла крик, и прошипела:

– Клем, нет!

Но она не видела того, что видела я.

– Ведьмы Мерлин всегда были на грани вымирания. – От тона тёти Морган веяло страшным холодом.

– На нас напали! Ведьмы, на войну! Вперёд, ковен! – кипела от бессильной злости тётя Пруди.

– Нет, войны не будет. Не теперь, когда вы создали это… чудовище, – возразила тётя Морган, и мне трудно сказать, чего в её улыбке было больше – веселья или отвращения. – Это единственно верный, разумный путь.

Но я почти не сомневалась, что любой тиран считал выбранный им путь единственно верным.

– Давайте всё обсудим… – начала мама.

Но тётя Морган принялась раздавать отрывистые команды, больше не обращая внимания на моих родных:

– Морганы, к овощу!

– Только не мою тыкву! – взвыла тётя Пруди.

– И захватите эту грязную каргу, – добавила тётя Морган.

– Только не мою сестру! – вскричала тётя Конни.

– И ведьму домашнего очага, – приказала тётя Морган. – Заберите всех троих, они нам пригодятся.

– Но, матушка… – сказал кто-то очень тихо. Мой взгляд заметался по комнате в поисках говорившей.

– Не сейчас, Сенара, – отрезала тётя Морган.

– Но среди них есть и маленькие колдуньи, матушка, – напомнила одна из младших Морганов. Она имела в виду нас.

Мирабель рядом со мной поёжилась.

– О, они ушли, – легкомысленно сказала мама. Я ещё никогда не слышала, чтобы она лгала. – Кому нужны такие жалкие колдуньи. – И я ещё никогда не слышала от неё обидного слова. Она притворялась из-за Морганов.

– Верно. Слабачки и никчёмыши нам не нужны, – согласилась тётя Морган. И хотя я понятия не имела, как применять магию, никто из моего ковена ни разу не обозвал меня слабачкой или никчёмышем.

– Но, матушка… – снова попыталась маленькая колдунья.

– Достаточно! С нас хватило твоей бесполезной сестры.

Сенара в морганской белой мантии выглядела благородно и роскошно. У неё были такие же тонкие поджатые губы, как у тёти Морган, правда, сейчас она закусила нижнюю. Если бы такая девочка заговорила со мной в школе, я бы перепугалась, но в нынешних обстоятельствах она была меньшей из наших проблем.

– Матушка… давай я…

Тётя Морган повела взглядом по комнате, и остальные ведьмы из её ковена, как тренированные солдаты, синхронно зашевелились и закружили вокруг тыквы и моих родных, как группа маленьких лун вокруг солнца, на секунду скрыв из виду мою маму.

– Я не буду повторять, Сенара. Не заговаривай, пока не спросят, не делай ничего, пока не скажут, – ледяным тоном отрезала тётя Морган, отворачиваясь от своей дочери.

Морганы сформировали большую многоконечную звезду, поймав моих родных в мерцающую сеть своей магии.

Тётя Пруди продолжала шипеть и сыпать проклятиями на Морганов. Мама слегка попятилась, чтобы встать плечом к плечу с сёстрами.

Тётя Морган заняла своё место на конце звезды.

Как бы мне ни хотелось чем-то помочь маме и тётям, я не знала, как это сделать, и боялась всё усугубить.

Морганы по очереди взялись за руки, озаряясь, когда их руки соприкасались.

Тётя Морган сощурилась. В комнате потемнело, из-за чего глаза Морганов засияли ещё ярче.

В воцарившейся тишине я увидела, как мамины губы – она не отрывала от меня глаз – сложились в беззвучное «Звёзды знают».

Тётя Морган слегка подняла подбородок, а затем быстро кивнула.

И их не стало. Наш дом опустел – ни тёти Конни, ни тёти Пруди, ни мамы, ни Морганов, ни тыквы. Будто их никогда здесь и не было.

Мирабель отпустила меня, и от неожиданности я едва не упала. Мою голову будто набили ватой. Всё казалось далёким, словно это происходило не со мной. Я не могла поверить, что только что собственными глазами увидела, как мама, тёти и Морганы растворились в воздухе.

– За мной, – сказала Мирабель. – Тихо.

Глава 14

Я пребывала в том особом шоковом состоянии, когда разум категорически не желает осознавать случившееся. Мама говорила, что перемирие между нашими семьями зиждилось на правиле «скрываться и не вредить», но Морганы, очевидно, решили, что они выше этого.

Мирабель, стараясь производить как можно меньше звуков, открыла входную дверь. Я нетерпеливо переминалась за её спиной, как будто, если бы я увидела место, где всё произошло, непосредственно изнутри, а не через окно, это бы как-то изменило тот факт, что все мои родные исчезли, но Мирабель не позволяла мне её обойти. Словно мы были участниками какой-то опасной миссии.

Отправление не доставлено. Снова! Если вам до сих пор неизвестен статус вашей посылки, обратитесь за дальнейшей информацией.

Она бесшумно прокралась в коридор.

– И что нам теперь делать? – донёсся из нашей гостиной чей-то ноющий голос.

– Тс-с, – шикнул другой голос.

– Мы посреди города, полного людей! И я не хочу здесь оставаться – только взгляни на эти горы старого хлама!

– Тс-с! – более настойчиво зашипел второй голос.

– Смотри… Думаешь, это Мерлин на гобелене?

Я недоумённо переглянулась с Мирабель. У нас дома не было гобеленов.

– Выглядит жалко.

Я рискнула высунуть голову. В нашей гостиной спиной к нам стояли две девочки, но я узнала их по косичкам: по коротким и неаккуратным у одной и уложенным элегантной короной – у другой. Они тоже были в дурацких длинных мантиях, правда, вне своего ковена смотрелись не так уж впечатляюще. Было ужасно странно видеть их посреди нашего опустевшего дома, жадно рассматривающих нашу прародительницу на старом пледе, который тётя Конни повесила на стену. Я отгоняла мысли о том, где сейчас мама и тёти, решив сосредоточиться на двух юных Морган.

– Мирабель, – прошипела я, – сейчас самое время, чтобы… – я покрутила пальцем, чтобы она поняла, о чём я.

Она стиснула зубы, и меня вдруг осенило, что, хотя она совершенно точно творит магию наедине, в безопасности своей постоянно расширяющейся комнаты, я никогда не видела, как она это делала.

Куча книг покачнулась и обрушилась, вынудив одну из Морганов отпрыгнуть в сторону. Прежде чем она сумела восстановить равновесие, на неё с драматичным звоном рухнула стопка кастрюль, словно они были на нашей стороне. Что было вполне вероятно, учитывая, как Мирабель чуть покачивала ладонью. Пляшущие вокруг её пальцев искорки оживляли наш дом, превращая его в совершенную охранную систему от посторонних.

Девочка помладше споткнулась о ковёр и бухнулась на руки. Оконные ставни оторвались от рамы и упали прямо ей на голову, впечатав её лицом в пол.

– Да что с этим местом такое?! – шёпотом взвыла она, неловко поднимаясь. – Сенара! Сделай что-нибудь! Этот дом на меня охотится!

Сенарой звали ту девочку, которая обращалась к тёте Морган «матушка», пока та не приказала ей молчать. Мне трудно было представить, что такая холодная женщина, как тётя Морган, может быть для кого-то «матушкой».

– Это ты делаешь? – на всякий случай уточнила я у Мирабель.

– Защищайте! Ограждайте! Оберегайте! – едва заметно улыбаясь, передразнила она тётю Пруди. Видимо, это означало «да».

– Там! Вон они! – Младшая Морган смотрела прямо на нас. – Сенара! Сделай! Что-нибудь!

Я хорошо запомнила эту вредную маленькую колдунью с той ночи в парке. У неё единственной не блестели глаза, и на неё одну не снизошла магия.

Сенара Морган будто не слышала ни возмущения младшей сестры, ни устроенного Мирабель грохота. Она не отрывала глаз от портрета первой Мерлин, явно увидев в нём что-то недоступное мне.

– СЕНАРА! – завопила младшая. – СДЕЛАЙ! – Она дёрнула сестру за мантию. – ЧТО-НИБУДЬ!

Это привело Сенару в чувство, хотя вид у неё остался ошарашенный.

Я и пошевелиться не успела, а Мирабель уже встала передо мной, заслонив меня от Морганов, вытянула перед собой руки и растопырила пальцы. Младшая Морган, на которую она нацелилась, не выглядела напуганной, хотя стоило бы – ладони Мирабель так и сыпали искрами.

– Опустите руки, или я обрушу на вас всю нашу великую мощь! Назад, маленькие колдуньи! – закричала Морган с короткими косичками.

Я вспомнила, как в парке тётя Морган, взяв её за подбородок, всмотрелась в её глаза, а потом с отвращением отвернулась.

– Она пока не владеет магией! – предупредила я Мирабель.

– Они оставили здесь ведьму, у которой ещё не было Первого октября? – изумилась Мирабель. – Ну и кошмарная семейка.

– Не беспокойся, когда я получу свою магию, я превращу твою жизнь в настоящий кошмар! – огрызнулась девочка.

– Дай угадаю: и нам, Мерлинам, придёт конец? – подколола её Мирабель. – Конечно, не беспокойся, мы просто подождём следующего года… или последующего… или ещё через годик.

– Ладно, всё, – внезапно подала голос Сенара. – Мы сдаёмся.

– Вот ещё! – воспротивилась её сестра. – Сделай их, Сенара! Сейчас же! Просто… моргни!

Я взглянула в глаза Сенары – и сразу же осознала свою ошибку. Вместо чёрных зрачков в их центре сияли золотые звёзды. Теперь я поняла, что меня смущало в лице её мамы, когда тётя Морган при мне творила магию, не двигая руками: её зрачки светились золотом.

Мирабель тоже догадалась, что Сенара может пользоваться своей силой, просто моргая, но почему-то этого не делает. Магия Морганов таилась не в их руках, а в их удивительных глазах.

– Предлагаю начать наше знакомство заново, – благожелательным тоном предложила старшая и протянула руку – не как ведьма, а для рукопожатия. – Я Сенара. – Она говорила тихо и очень спокойно, что сильно контрастировало с криками её сестры.

Ни одна из нас, разумеется, не подала ей руки. Мои ладони были полны магии, и, признаться, я боялась коснуться её пальцев. Вместо этого я внимательно посмотрела на Сенару – первую из Морганов, чьё имя я узнала.

Сенара была старше меня и Мирабель и выглядела откровенно отпадно. Не знаю, в чём было дело – в густой чёрной подводке глаз или печальной улыбке, – но я растерялась, не представляя, что ей сказать. Её волосы были уложены в сложную и элегантную, как она сама, косу-венок, конец которой лежал у неё на плече. И она, как и все Морганы, была впечатляюще высокой.

– А это кто? – спросила Мирабель Сенару.

Я вышла из-за её спины:

– Самая маленькая колдунья из всех, кого я когда-либо видела. – Ей и правда на вид было никак не больше двенадцати. Скорее одиннадцать. А может, и десять.

– Мне двенадцать! Не удивлюсь, если я старше тебя! – огрызнулась ведьма. – Это должен был быть мой год! – Из-за торчащих по бокам головы косичек казалось, что её волосы растут прямо из мочек.

– Это… Ну, это Керра. Матушка сказала, что этот октябрь я за неё отвечаю, – сказала Сенара таким тоном, будто от одной мысли об этом ей хотелось лечь и проспать весь месяц.

– Где наша семья? Что твоя мать с ними сделала? – Сейчас мне было гораздо важнее узнать, что с моими родными, и я не собиралась тратить время на вежливое расшаркивание. Хотя я видела всё собственными глазами и верила в магию, мне до сих пор было сложно смириться с мыслью, что моя семья просто взяла и исчезла из нашего дома. – Куда они подевались?

Мерлины очень редко куда-нибудь отправлялись, и уж точно не использовали для этого мгновенные перемещения – это слишком сложно и рискованно: достаточно вспомнить непреднамеренную экскурсию Мирабель в Арктику.

Лишь теперь я начала осознавать все последствия увиденного. Тётя Пруди называла Морганов жуликами, но в реальности всё могло быть намного страшнее. Их ковен действовал безжалостно. Я поняла это, когда Морганы заблокировали магию моей мамы. Они без малейшего колебания нарушили главное правило всех ведьм: скрываться и не вредить. Они обратили свою магию против моей семьи.

Я не могла представить, что сейчас переживают мои мама и тёти, оказавшись в когтях Морганов, и от мыслей об этом у меня разрывалось сердце.

– Что ваш ковен сделал с нашей семьёй? – спросила я. А вдруг произошло самое страшное?.. Нет, я бы знала, если бы мама умерла. Я бы почувствовала. Мир не остался бы прежним, если бы его покинула её доброта. – Мирабель, а что, если… – Я осеклась и постаралась не произносить «они умерли». – Откуда нам знать, что они всё ещё живы?

Обе Морган заговорили одновременно, а Керра ещё и шагнула в нашу сторону, вынудив Мирабель снова вскинуть руки, защищаясь.

– Какие же вы, Мерлины, безгранично глупые! – сказала Керра. – Ваши родные не умерли. Сейчас не Средние века!

– Ваш ковен нарушил перемирие!

Сенара правильно истолковала ужас в моих глазах:

– У матушки другие планы. Она бы не позволила магии вашего ковена просто исчезнуть. Она ей нужна. А так как магия этого дома всё ещё действует, значит, они… живы.

– Это правда? – спросила я.

– Когда ведьма умирает, всё ею сотворённое исчезает, – раздражённо бросила Керра.

– Она не врёт? – повернулась я к Мирабель, и она пожала плечами.

– Да ты даже основ не знаешь! Естественно, магия не переживает свою ведьму! – воскликнула Керра.

Мои глаза заметались в поисках чего-то, что сто процентов создано мамой. Я услышала тихое ржание и торопливо достала из кармана Бобби. Я бы её поцеловала, если бы не Морганы, поэтому я просто подняла её на ладонях, чтобы им было видно, и ещё раз уточнила:

– Её сотворила моя мама. Значит, она в порядке?

Я заметила, как рука Керры непроизвольно потянулась к пони, а её взгляд смягчился. Никто, даже Морганы, не мог устоять перед Бобби. Наши глаза встретились, и она торопливо отдёрнула руку.

– Это значит, что тётя Петти жива, – сказала Мирабель.

– Я так и сказала, – нахмурилась Керра.

Наклонившись, я поставила Бобби на пол. Мои нежные чувства к крошечной пони успели почти развеяться, но сейчас она была ниточкой, связывающей меня с мамой. И когда она всхрапнула, заржала и затрусила по комнате, сковавшие мою грудь тиски слегка ослабли.

Внезапно висящий на стене плед с изображением Мерлин пошёл волнами, будто пытался нам что-то сказать. Но в действительности это исчезли крепящие его звёзды, и плед соскользнул на пол, сложившись пополам и скрыв «обрубленные» руки и серые следы от слёз на щеках нашей прародительницы.

– Может, они и не умерли, но что-то определённо не так… Что происходит? – Я надвинулась на Керра. – Я спросила: что происходит?!

Она сглотнула и покосилась на старшую сестру. Мне был знаком этот взгляд – я точно так же посматривала на Мирабель, – но я отогнала эту мысль.

– Эй, Морган! Что с нашей семьёй?!

Если магические изменения в нашем доме начали рассеиваться – значит, с нашими родными, где бы они ни были, происходит что-то нехорошее. Без своей октябрьской магии они совершенно беззащитны.

Мирабель давно привыкла обходиться без мамы, но моя мама ещё никогда меня не оставляла. Раньше я не задумывалась, каково Мирабель всё это время. Без мамы в моей груди стало тесно.

Может, мои родные и не умерли, но им однозначно угрожает опасность, чего и боялась мама. И самое ужасное, что они выиграли гонку по сохранению магии, но это не уберегло их от Морганов.

Я чувствовала, как меня затягивают зыбкие пески нетерпения, свойственного тёте Конни. Как по венам разбегается гнев и неуёмная энергия тёти Пруди, заставляющие её выкрикивать обрывочные фразы. И как только мамино спокойствие не даёт мне расклеиться.

– Матушка придумает гениальный план! И она обязательно всё нам расскажет. Когда она пришлёт за нами, мы ей сообщим, что поймали вас, и она так обрадуется, что поделится с нами всеми подробностями, хотя мы всего лишь маленькие колдуньи! – выпалила Керра, не обращая внимания на недовольный взгляд Сенары.

– Ну, вы нас не поймали, – заметила Мирабель.

– Матушка сказала… – снова начала Керра.

– Керра! Матушка сказала молчать! Вот стой на месте и молчи!

Сёстры поёжились при слове «матушка», что, несмотря на мою панику, не ускользнуло от моего внимания. Всякий раз, когда разговор заходит о тёте Морган, они обе – просто Сенаре чуть лучше удаётся это скрывать – чувствуют себя некомфортно.

– Спасибо, конечно, сестра, но ты мне не указ, – заявила Керра.

– А я тебе говорила, что ты бы не захотела иметь сестру, – шепнула мне Мирабель.

– А вы разве не сёстры? – удивилась Сенара.

– Мы кузины, – ответила я, и одновременно со мной Мирабель воскликнула:

– О звёзды, нет!

Я вздохнула. Обязательно было так бурно реагировать?

– Давай, Сенара! Сделай это! – прошипела Керра.

Я посмотрела на сестёр. У младшей явно были какие-то планы, но, к счастью для нас, она не владеет магией, в отличие от старшей, у которой как раз никаких планов не было.

– Сделай что? – спросила я.

– Мы ничего не будем делать, – поморщилась Сенара, после чего снова улыбнулась нам с Мирабель.

– Угх, да уберегут вас звёзды от такой надоедливой сестры, – проворчала Керра, всплеснув руками. После чего громко шепнула Сенаре: – Матушка оценит, если мы приведём ей ещё Мерлинов.

– Керра, – угрожающе процедила Сенара.

Я поймала себя на том, что не свожу с неё глаз. У нас не было причин ей доверять, но, по крайней мере, она делала всё возможно�

Скачать книгу

Jennifer Claessen

The October Witches

First published in the UK 2022

Text copyright © Jennifer Claessen 2022

© Демина А.В., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Матильде Классен,

без тебя у меня не было бы причин не спать в половине пятого утра

и размышлять о магии

Неудачная попытка вручения. Необходима подпись получателя, мы повторим попытку в ближайшее время.

Глава 1

Начинается. Или начнётся, если мне удастся уговорить Мирабель встать.

Она лежала, уткнувшись лицом в подушку, поэтому говорила я с её затылком.

– Меня отправили за тобой, ты же это понимаешь? Тётя Конни отсчитывает секунды.

– Двадцать девять минут! – будто в подтверждение моих слов закричала снизу тётя Конни.

Я посмотрела в окно между нашими двумя кроватями. Луна стояла высоко, и обычно в это время я уже давно спала.

– Тёти места себе не находят: они думают, что этот год может быть моим.

Моя кузина Мирабель застонала в подушку и невнятно возразила:

– Тебе слишком мало лет, Клем. Это не твой год.

Через двадцать девять минут – в полночь – сентябрь закончится, начнётся октябрь, и, если тётя Конни права, на меня впервые снизойдёт магия. Она уверена, что настала моя очередь.

Я прожила уже двенадцать октябрей и ни разу пока в полной мере не чувствовала себя частью этого великого события. И хотя я не провела весь остальной год в мыслях об октябре, как остальные члены моей семьи, сейчас у меня по спине побежали возбуждённые мурашки.

Я сидела на краю кровати и нетерпеливо болтала ногами. Сколько себя помню, мы с Мирабель всегда делили эту комнату, которая, в отличие от нас, не становилась больше. Здесь едва хватало места для наших двух кроватей. Стены на моей половине все заклеены рисунками и разными художественными мелочами, а на половине Мирабель они голые. Половина моих вещей валялась на полу, другая половина – в ногах на кровати. А одежда Мирабель лежала аккуратными стопками под её кроватью.

– Двадцать восемь минут! – прилетел снизу крик тёти Конни. – Шевелитесь, маленькие колдуньи!

– Нельзя опаздывать! Звёзды не ждут! – добавил другой голос – тёти Пруди. Порой в нашей семье о тишине можно было только мечтать.

Наконец Мирабель перевернулась. Её брови уже были нахмурены, а при виде меня её лицо исказилось в сердитой гримасе.

Смутившись, я рефлекторно провела рукой по волосам. Я весь вечер потратила на то, чтобы закрутить их в два пучка по бокам головы, как у Мирабель. Но у неё часть прядей ещё выкрашена в фиолетовый, и она сплетала их в аккуратные бублики.

Мирабель было почти четырнадцать, и она считала себя намного старше меня, хотя в действительности разница у нас всего год с небольшим. Её Первый октябрь случился в прошлом году, и с тех пор она перестала кого-либо слушать, особенно меня: на меня у неё попросту не было времени.

Я успокаивала себя тем, что всё – возможно! – изменится, если в этом году я обрету магию.

– Угх, – садясь, буркнула Мирабель и распустила свои бублики. Она скорее подавится собственными кудрями, чем её увидят с такой же причёской, как у меня. Перекинув волосы вперёд так, что они скрыли почти всё её лицо, она перевела осуждающий взгляд с моей головы на одежду и с досадой спросила: – Ты же не собираешься пойти в этом?

Я взглянула на свою пижаму с танцующими пингвинами:

– А что не так?

Мирабель выдержала паузу, проглотив рвущиеся из груди слова, и вздохнула:

– Ты замёрзнешь. Идём, покончим с этим поскорее.

Я первой спустилась по лестнице на первый этаж и как раз спрыгивала с последней ступени, когда во входную дверь постучали. Вся наша семья уже выстроилась в линию в прихожей, готовая к выходу. Стоящая во главе тётя Конни, сжимая в пальцах таймер в виде яйца, объявила:

– Двадцать пять минут!

Я покосилась на дверь:

– Тётя Конни, кто там?

– Никого из людей! – воскликнула тётя Пруди, водя длинным костлявым пальцем.

В октябре на нас, ведьм, опускались густые слои магии, скрывая нас от обычных людей. Поэтому это был последний визит почтальона на ближайший месяц, хотя он об этом не подозревал.

– Может, не стоит открывать… – начала мама, но было уже поздно: я распахнула дверь.

– Вам посылка, – с улыбкой сообщил почтальон.

– Тс-с-с! – зашипев, замахала на него руками тётя Пруди, будто прогоняла бездомного кота.

– Тётя Пруди! – ужаснулась я, обернувшись к ней. И шёпотом добавила: – Нельзя на него шипеть! Это всего лишь почта. – Однако снова повернувшись к почтальону, я нахмурилась. Он действительно пришёл очень поздно.

– Мы опаздываем! – выглянула из-за меня тётя Конни. Её белые волосы от возмущения стояли дыбом, напоминая нимб. – Мы должны быть на месте через… двадцать две минуты!

Тётя Флисси, замыкающая шеренгу, молча поправила лямки своего огромного рюкзака.

– Э-эм, простите, вы, скорее всего, ошиблись адресом, – сказала я почтальону. Наша семья очень редко что-то получала, учитывая, что четверо проживающих в этом доме никогда не пользовались Интернетом, а у двух оставшихся не было банковских карт.

– Прошу прощения, – сказал он, – должно быть, это вашим соседям. Но вы не распишетесь?

– Хорошо, – согласилась я, хотя это означало, что наши соседи не увидят эту посылку минимум до ноября.

Почтальон, доставляющий нашу почту сколько я себя помню, заглянул мимо меня в коридор, где все мои родные нетерпеливо переминались с ноги на ногу.

– Семейная… вечеринка? – спросил он.

Тётя Пруди сердито уставилась на него из-за спины тёти Конни. У неё венчающий голову нимб из волос был серым. Она была в неизменном зелёном комбинезоне садовника, а тётя Конни, не сняв любимого фартука, продолжала тискать в пальцах таймер в виде яйца.

– Да, что-то вроде того, – уклончиво ответила я. – Где расписаться?

– Здесь. – Почтальон протянул маленький планшет.

Я быстро вывела указательным пальцем на экране «КМ» и убрала руку, пока не затрещали разряды и не полетели искры.

– Благодарю! Весёлой… вечеринки! – и он протянул мне длинную узкую коробку.

– Избавься от него! – прошипела тётя Конни у меня за спиной, но, к счастью, почтальон уже отвернулся и зашагал к выходу. У калитки он поднял руку, чтобы помахать, но тут же опустил её и покачал головой.

Я поставила посылку в угол прихожей, где успело порядочно скопиться другого барахла, и вышла вслед за остальными за дверь.

Дай тёте Конни волю – и она бы выстроила нас как утят и повела за собой строгой шеренгой. Даже её попытка посчитать нас по головам не увенчалась успехом: Мирабель тут же юркнула назад, а тётя Флисси промаршировала вперёд.

Мирабель захлопнула дверь, после чего задержалась у дома ещё на секунду и только потом присоединилась к нам на улице.

Тишина сопровождала нас на всём пути, что было необычно не только для моей семьи, но и для всего нашего города. Один за другим мы проходили бесконечные ряды стандартных домиков. Даже тётя Конни молчала: всем её вниманием завладело то, что должно произойти. Подготовительный период перед октябрём всегда занимал несколько месяцев, и в конце него нервы моих тёть были натянуты до предела и родственницы буквально вибрировали от переполняющей их неуёмной энергии. Даже мама пристально всматривалась в темноту, крепко сжимая мою руку.

Лишь когда густонаселённые улицы остались позади и тихий гул автомобилей стих, мама шумно втянула носом воздух. Тёти Пруди и Конни тоже зашмыгали, но тётя Флисси и Мирабель – нет.

Я пока не могла уловить её запаха, но, по всей видимости, магия уже разливалась в воздухе.

– Скоро! Осенний дар! Месяц беззакония! Свободы! – выкрикивала тётя Пруди, ускоряя шаг. В правильном настроении даже в её обрывочных возгласах улавливалось что-то лирическое.

Мы вошли в ворота и углубились в тёмный парк, и я тоже начала принюхиваться. Ночной воздух пах опавшими листьями, влажностью и землёй. Деревья напоминали мрачных стражей, но за их неподвижными стволами я заметила двигающиеся в лунном свете силуэты.

– Мам, Морганы уже здесь! – прошептала я.

– Морганы всегда здесь, – отозвалась она.

Я услышала, как тётя Конни передаёт сообщение:

– Пруди, Флисси, Морганы здесь!

– Кто бы сомневался! – воскликнула тётя Пруди, но скорее по привычке: на эту ночь вражда между нашими семьями была поставлена на паузу.

Мы направлялись к нашему семейному дереву – одному из старейших в парке, с двумя ветвями, растущими в разные стороны, и всего парочкой-другой молодых зелёных веточек. Ветви олицетворяли нас – Морганов и Мерлинов.

Мои тёти Пруденс1 и Констанс2 занимали положение старейшин, хотя нельзя сказать, что они всегда были благоразумны и постоянны. И они сами точно не знали, кто из них самая старшая. Та, которая с преимущественно седыми волосами, – это Констанс, а та, у которой всё лицо в морщинах, – Пруденс. Они обе глуховаты и постоянно кричат.

Еще у меня есть тётя Фелисит3, это мама Мирабель, и она каждый октябрь уезжает от нас как можно дальше. Её что-то беспокоит, о чём у нас не принято говорить, но что гонит её от нас с наступлением октября. Каждый год тёти пытались удержать её дома, но всегда безрезультатно.

Наконец, моя мама. Пейшенс4. И она оправдывает своё имя. Мы все живём в слишком маленьком и ничем не примечательном доме, и одиннадцать месяцев в году мои тёти проводят в тоске и печали, а затем на двенадцатый сходят с ума. Не знаю, как моя мама всё это терпит, но эти сёстры-ведьмы определённо отличаются от обычных сестёр. Мои тёти зовут её Петти, а я – мамой.

Меня вроде бы хотели назвать в честь тёти Темми – Темперанс5 Мерлин. Она была пятой, финальной точкой в звезде ведьм Мерлин. Но Темми умерла в один из октябрей, и об этом мы тоже никогда не говорили.

И нет, мои тёти едва ли могут кого-то напугать. Но заставить сомневаться в их нормальности – вполне.

Морганы составляли вторую ветвь нашей семьи. В хорошем настроении они просто грубят, в плохом – наводят вселенский ужас. Их больше, чем нас, – тринадцать, из-за чего тётя Конни им втайне завидует. Я почти их не знаю, но тёти их откровенно не переваривают. Мама, конечно, даже с ними вежлива, в отличие от той же тёти Пруди.

Мы зашагали по траве в сторону Морганов. Тётя Пруди с чувством топала своими большими резиновыми сапогами.

– Мерлины! Звёзды не будут ждать! – прогремел из теней напротив женский голос.

– Знаю, знаю, осталось три минуты! – пробормотала тётя Конни. И сказала уже громче: – Морганы, добро пожаловать.

Наши семьи никогда не здороваются друг с другом как нормальные люди.

При нашем приближении лица Морганов расплылись в одинаковых гримасах отвращения. Им не хотелось здесь находиться, тем более с нами. При виде них меня всегда пробирает дрожь. Они всегда неподвижны как статуи, но от них так и веет нетерпением.

– Хм, – хмыкнул откуда-то из теней тот же голос. – Ваш маленький парк сойдёт. Хотя, разумеется, место величайшей силы всё ещё под нашей неустанной охраной.

Октябрьская магия пробуждалась, только когда мы собиралась все вместе, поэтому на эту одну ночь Морганы и Мерлины, встречаясь на нейтральной территории, были вынуждены терпеть друг друга. В прошлом наши семьи собирались на обрывах, болотах, под мостами и всё в таком же духе, но сейчас нашим основным местом был этот «маленький парк», потому что в свои парки Морганы нас не пускали.

– Надеетесь на Первый октябрь? – спросил голос, подразумевая меня.

Мамин Первый октябрь случился, когда ей было одиннадцать. У тёти Пруди – в девять лет. Как я понимаю, у каждой ведьмы это происходит в свой срок. Тётя Конни последние два года надеялась, что я наконец стану одной из них, но магия будто намеренно её злила, держась на расстоянии.

Я посещала эти сборы каждый год, но до этого Морганы никогда не обращали внимания на ещё одну маленькую колдунью, маячившую за спинами старших из своего ковена. Тётя Конни подтолкнула меня вперёд, и я смогла увидеть всех тринадцать Морганов. Они все были заметно выше нас. Самая младшая – девочка примерно моего возраста – тоже была на голову выше меня. Она открыла рот, будто собиралась обратиться к ведьме с громовым голосом, по всей видимости возглавляющей их ковен. Я перевела взгляд на неё:

– Здравствуйте… э-эм… мисс… Морган?

Минуту ведьма молча обозревала меня с ног до головы с высоты своего немаленького роста. Её глаза были холодны, уголки рта растянулись в кривой усмешке, и она производила впечатление человека, требующего обращения «ваше величество». У неё была неестественно прямая спина, из-за чего она походила на строгую директрису. Как почти у всех в её ковене, у неё были тонкие, брезгливо подрагивающие губы, высокий лоб и подвижные высокомерные брови. Она уставилась мне в глаза с цепкостью лазерного прицела, и под её пристальным взглядом меня охватила робость.

– Можешь звать меня тётей Морган, – сказала она, не меняясь в лице.

Тётя Конни пихнула меня локтем в бок, и я послушно ответила:

– Надеюсь, сегодня я официально присоединюсь к ковену, для меня это станет огромной честью.

Тётя Конни взглянула на свой таймер, сощурилась на звёзды и кивнула. Настал час двум ветвям нашей семьи объединиться.

Морганы, как по негласному приказу, направились к нам.

Все ведьмы стали кругом и вытянули руки, как делают товарищи по команде перед началом матча. Моя кузина Мирабель, оказавшаяся напротив меня, при этом протяжно вздохнула, и высокомерные брови тёти Морган взлетели на лоб. Мама слегка толкнула меня, призывая тоже вытянуть руку.

– Простите, – прошептала я, ткнув пальцами в чью-то ладонь. Потом кто-то шлёпнул меня по кисти, и мой взгляд заметался по кругу в поисках того, кто пытался меня из него выдавить.

Младшая Морган – та самая, что едва не прервала нас раньше, моя высокая ровесница – изогнула брови и с самодовольным видом опустила ладонь поверх всех остальных. У неё были две коротенькие косички, выбившиеся из них волосы окружали её голову небольшим облаком, и ужасно снисходительный нос. Она мне ухмыльнулась, после чего задрала голову и во все глаза уставилась в небо.

Все в кругу подобрались и замерли, а затем как один приподняли руки, образовав конус.

Я подняла голову. Небо над нами расчерчивала чёрная паутина почти полностью облетевших веток. В это время года на смену листьям приходило нечто другое… магия.

– Звёзды знают, – сказала тётя Морган.

– Звёзды знают, – повторили все остальные, и впервые я тоже это почувствовала. А затем и увидела.

– Они падают! – ахнула я, и мама на меня шикнула. – О… звёзды!

Потому что это были самые настоящие звёзды, и, падая к нашим поднятым рукам в туннеле из света, они становились всё меньше и меньше.

Магия окатила нас светом, и впервые я ощутила её чарующее покалывание. Крошечные лучики лились по нашим рукам и обвивались вокруг нас. Я будто оказалась внутри облака из нежнейших лепестков и невольно заёрзала, чтобы их смахнуть, но мама положила руку мне на плечо, удерживая.

Магия покрыла как конфетти головы и плечи собравшихся ведьм и замерцала как кристаллическая перхоть. За конусом из рук я едва могла разглядеть тётю Морган, но она определённо светилась ярче остальных, как если бы свет был железными опилками, а она – магнитом. Магия тянулась к ней, концентрируясь на её голове и в районе сердца, и, хотя могло показаться, что звёздочки, попав ей на кожу, гаснут, на самом деле они медленно погружались в неё.

Затем я опустила глаза и увидела, что моя грудь тоже сияет, покрывшие её звёздочки переливаются и, вспыхнув, исчезают… во мне.

Не знаю, сколько мы так простояли, впитывая пролившуюся на нас магию, но в какой-то момент все в кругу одновременно выдохнули и опустили руки. Мою кисть всю кололо, плечо ныло.

– Ах, старая подруга, как нам тебя не хватало! – сказала тётя Конни, впервые за весь год выпрямляясь под громкий хруст каждого позвонка.

Все ведьмы, ёжась, зашевелились, осваиваясь с наполнившей их тела силой.

– Мы всё? – спросила Мирабель и, тряхнув головой, спрятала лицо за волосами.

– Всегда будто заново учишься ходить, – пропела тётя Конни и поводила пальцем влево-вправо и вверх-вниз, но ничего не произошло.

– После перерыва в одиннадцать месяцев… стоит начать с чего-нибудь лёгкого, верно? – шепнула я Мирабель.

– Если хочешь жить, – мрачно отозвалась она.

Пока мои родные с хрустом разминали кисти и пальцы, ведьмы Морган облачились в длинные, до лодыжек, белые мантии, в которых они стали казаться ещё выше и величественнее. Я поискала глазами свою ровесницу, а когда нашла, заметила, что самодовольная ухмылка с её лица успела сойти.

Тётя Морган, выглядевшая теперь ещё более угрожающе, поманила пальцем младшую из своего ковена, и та шагнула вперёд. Тётя Морган взяла её за подбородок и, повернув её голову сначала в одну сторону, затем в другую, цокнула языком и отвернулась. Её глаза сверкнули.

И не только её – сверкали глаза всех ведьм Морган.

Моя ровесница понурилась как от стыда, и меня осенило: в этом году магия её обошла.

На зов тёти Морган к ней подбежала другая маленькая колдунья с аккуратными длинными косами.

– Мы справимся без неё, матушка, твой план сработает, – выпалила она.

Меня тут же охватило любопытство – не только насчёт их плана, но и из-за этих двух девочек: одной, оставшейся без магии на этот год, и второй, у которой не нашлось для той ни слова утешения.

– Идёмте, Морганы, нам не пристало прятаться в столь человеческом месте, – обратилась тётя Морган к своему ковену, и что-то в выражении её лица было неправильное. Как и нотка отвращения, прозвучавшая в слове «человеческом».

По лицу самой младшей из её ведьм можно было догадаться, что та не прочь остаться и снова сцепить руки, чтобы попытаться ещё раз. Но остальные Морганы уже заторопились уйти – скорее приступить к их плану. Меня затопил страх в предчувствии чего-то нехорошего, но мои родные его явно не разделяли. Мама даже помахала им светящейся рукой:

– До Кануна всех святых!

Но Морганы были не из тех, кто машет в ответ или любезно прощается. Вместо этого они все повернулись к тёте Морган, а та вскинула голову и закрыла глаза. И они исчезли.

Глава 2

Без Морганов парк резко опустел.

– Магия на тебя снизошла? – требовательно спросила меня тётя Конни. Из-за седых волос её голова напоминала кочан цветной капусты. – Покажи мне руки!

Я подняла руки, будто сдавалась в плен.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она и, схватив обе мои ладони, подобно врачу повернула их так и этак.

– Ужасно, – призналась я, но все мои мысли были заняты Морганами: куда это они так торопливо скрылись.

– Я так и знала! – воскликнула она. – Это твой год!

Мои руки казались непривычно тяжёлыми и чужими. Я прижала их к груди.

– Звёздный дар! – закричала тётя Пруди, торжествующе возведя руки к небу.

– Ну же, маленькая колдунья, ты должна радоваться, – укорила меня тётя Конни.

Я посмотрела на Мирабель, но та не сводила глаз со своей мамы, моей тёти Флисси, которая, вместо того чтобы махать руками, уже успела натянуть на них перчатки.

– Будь осторожна. Сиди дома, – тихо сказала она Мирабель и взвалила себе за спину огромный рюкзак.

– Флисси, нам нужна твоя помощь! – позвала её тётя Конни.

– В кои-то веки! – добавила тётя Пруди.

– У нас может наконец получиться! Нам столько всего предстоит сделать, у нас… – начала тётя Конни, как обычно поясняя за тётю Пруди.

Тётя Флисси вздрогнула, и между сёстрами повисло напряжённое молчание.

– Ты хотя бы вещи собрала, Флисси, солнышко? – спросила мама.

– И еду? – добавила тётя Конни.

– Надо одеваться! Надо есть! – не осталась в стороне тётя Пруди.

– Сёстры, вы же знаете, что я не могу остаться, – сказала тётя Флисси. – Со мной всё будет в порядке.

В своих походных сапогах и с лежащим на рюкзаке свёртком с палаткой она была похожа на главу экспедиции. Только в этой экспедиции был всего один человек. Мирабель продолжала не моргая смотреть на мать.

– Мирабель, ты же знаешь, я должна…

– Да-да, ты каждый год «должна», – не скрывая сарказма, перебила она и направилась через парк в сторону дома.

– Мирабель! Погоди… я не могу запретить тебе пользоваться магией, но прошу тебя: возьми это, – тётя Флисси перехватила её, всунула ей в руку какую-то бумажку и тихо добавила: – Нельзя допустить повторения прошлого года.

После чего она скрылась в ночи.

Одиннадцать месяцев в году тётя Флисси жила с нами, но стоило наступить октябрю – и она, ничего никому не объясняя, куда-то отправлялась. Так и сейчас нас осталось пятеро – четверо, если учесть, что Мирабель уже утопала прочь.

Я знала, куда она пойдёт – в свою комнату. Это наша общая комната, но она всегда называла её своей.

Сцепив ладони, потому что меня нервировало странное, непривычное в них ощущение, я побрела за родными и в какой-то момент оглянулась на то место, где ещё недавно стояли Морганы и откуда они так внезапно исчезли.

Пока мы шли, я обратила внимание на мигающие уличные фонари. Поначалу я решила, что это случайность, но когда очередная лампа погасла над нами одновременно с тем, как мои ладони вдруг закололо, я поняла, что это происходит из-за нас.

– Мам… а что Морганы задумали? – тихо спросила я.

Она пожала плечами в своей обычной манере безмятежного страуса, для которого ничто в мире, кроме её близких, не имеет значения.

– Уверена, нам лучше не знать. А ещё лучше – сосредоточиться на том, что мы будем делать, – сказала она, сияя улыбкой, будто, исчезнув из парка, Морганы так же бесследно покинули и её мысли.

По дороге назад к Пендрагон-роуд мои тёти не скрывали своего возбуждения, как умирающие от голода, несущие домой любимые блюда навынос.

Когда мы добрались до дома, горизонт уже осветили утренние лучи первого октября. Мирабель, судя по горящему свету в окне её – нашей – спальни, уже пришла.

В гостиной тётя Конни повернулась к окну.

– Мне одиннадцать месяцев не давали покоя эти шторы, – заявила она и взмахнула пальцем. – Жёлтый совершенно не подходит для гостиных.

Под шторами затрещало пламя, быстро побежавшее по всей их длине.

– Кон, – с лёгкой укоризной сказала мама и взмахом пальца погасила огонь.

– Красный, – пробормотала тётя Конни, дёрнув пальцем. – Я хотела насыщенный бордо.

– Тихо, ведьмы, спокойнее, – призвала мама двух оставшихся сестёр, уже нацеливших свои пальцы и готовых применить свои новообретённые октябрьские силы. – Не забывайте, что нам всегда требуется пара дней, чтобы снова освоиться.

Лично я сомневалась, что Морганы у себя дома сейчас были заняты шторами.

– Начнём с маленькой, безобидной магии, – продолжила мама и начертила пальцем круг. Ничего не произошло. Она тряхнула пальцем, как внезапно переставшей писать ручкой. Он засветился, и она снова медленно им завертела, и с каждым описанным кругом её одежды постепенно менялись.

На ней была форма химчистки, где она работала: рубашка поло, отутюженные штаны и пара скромных туфель – в целом неплохо, но на ней смотрелось немного чужеродно.

Сейчас же, отвечая на вспыхивающие вокруг неё звездочки, её штаны укоротились и раздулись, превратившись в юбку, разросшуюся в множество слоёв и ставшую треугольной по силуэту. Рубашка обзавелась элегантным воротником и превратилась в верхнюю часть платья, рукава удлинились, эмблема химчистки исчезла. Туфли на толстой резиновой подошве превратились в аккуратные балетки, а густые тёмные кудри сами собой завязались в узел.

– Так лучше, – довольно резюмировала мама, примеряясь к новому наряду. И с финальной искрой он из скучного бежевого превратился в яркий горчично-жёлтый.

Наблюдать за этим было волнительно, прямо как когда зажигают праздничную ёлку. Потому что это случается лишь раз в год, и ты с нетерпением этого ждёшь.

Когда я была маленькой, я больше всего на свете ждала наступления октября.

У нас не было сада – только небольшой дворик, но каждый год мама своей октябрьской магией превращала его в огромный сад с конюшней, где жила маленькая пони песочной масти с белой гривой. Я назвала её Бобби и любила всем сердцем. Мы были неразлучны, и она обожала есть у меня с руки, громко при этом фыркая.

Но – и это очень большое «но» – ничего из того, что мы создаём в октябре, не остаётся после Хэллоуина. Уже на следующий день всё это исчезает и становится как прежде. Тётя Флисси возвращается, будто никогда не уходила, мамины красивые жёлтые наряды растворяются в воздухе, как и всё, что успели надарить себе тёти. Мой Первый октябрь с Бобби был самым счастливым временем моей жизни, но, когда пони исчезла, магия потеряла для меня всю свою привлекательность. Я была слишком мала и не сразу поняла, что произошло, когда первого ноября вышла из дома с морковкой в руке и увидела пустой дворик.

С тех пор я перестала верить в радость октября и в его преддверии на целый месяц погружалась в уныние. Стоило наступить сентябрю, с каждым днём которого возбуждение моих тёть неуклонно нарастало, и я принималась вздыхать и размышлять обо всех этих временных глупостях, которые будут ждать меня в октябре. Сколько скандалов я закатывала в течение этого месяца – не сосчитать. Сказать, что он меня раздражал – не сказать ничего.

Раньше я жалела тёть, которые целый год проживали в ожидании одного месяца безудержного веселья. Но теперь, впервые ощутив магию внутри себя… Я посмотрела на потолок, раздумывая, чем сейчас занята Мирабель. У меня было столько вопросов…

– Всего один месяц – и столько всего нужно сделать, – сказала тётя Конни, и тётя Пруди закивала, тряся седыми кудрями. – Это будет наш год. Оторвёмся!

– Без отрывов, пожалуйста, – спокойно, но твёрдо возразила мама.

Тётя Конни достала из большого, с оборочками переднего кармана фартука таймер в виде яйца.

– Без отрывов, – с улыбкой сказала она маме и стукнула пальцем по таймеру.

Белая и изрядно поцарапанная – тётя Конни ежедневно пользовалась им на кухне – пластиковая поверхность таймера засветилась под воздействием закруживших вокруг него звёздочек, и он словно размягчился, вытянулся и стал прозрачным на концах. Затем тётя Конни магией заставила его воспарить и медленно прокрутиться, и я поняла, что таймер превратился в большие песочные часы.

– Тридцать один день, – с чувством произнесла она и начала тщательно разминать пальцы, каждый по очереди.

Мои ладони кололи бесчисленные иголки. Прибавьте к этому неутихающую тревогу – мне было ужасно не по себе.

В нижнюю половинку часов просыпались первые переливающиеся крупицы, и тётя Конни обратила на меня взор из-за поблёскивающих очков.

– Клеменси, нам нужна твоя помощь!

– Клемми, – поправила я. – И… тётя Конни, мне нужно… э-эм… сделать домашние задания.

– Вот как? – Она поправила очки и всмотрелась в меня, проверяя, насколько я искренна. Это была правда, ну в каком-то смысле. – Но это твой Первый октябрь!

– У меня перед Рождеством экзамены, – напомнила я.

От слова на букву «Р» её передёрнуло. Я люблю Рождество – к тому моменту вся связанная с октябрём шумиха успевает улечься, а все полученные в этот день подарки на сто процентов реальны.

Может, моя семья и могла целый месяц улучшать магией мои оценки и даже говорить на любых языках, но стоило наступить ноябрю – и всё это исчезало, поэтому рассчитывать на их помощь на декабрьских экзаменах не приходилось. Однажды мама наколдовала мне гениальный математический талант, но после октября от него остались лишь смутные воспоминания, как делить столбиком.

– Конни хочет тебя попросить… – начала мама.

Но тётя Конни вклинилась между нами, взяла меня за руку, которую будто наполнил колючий свинец, увела меня в гостиную и усадила на диван.

– Тебе известна наша история, Клеменси. Наша великая прародительница, сама Мерлин, была первой ведьмой. – Тётя указала на древний, слегка поеденный молью плед, лежащий на спинке дивана: на нём был вышит портрет женщины с густыми волосами и острым подбородком.

Мама села рядом со мной и провела своими тонкими ловкими пальцами по жёстким стежкам.

– Я всегда задавалась вопросом… откуда он взялся, – пробормотала она, хотя я не знала происхождения ни одной вещи в нашем доме, полном всяческого барахла.

– Это не ты вышила? – удивилась я.

– Если бы портрет вышила я, он был бы гораздо красивее, – усмехнулась она под тихий шорох песка в часах тёти Конни, отсчитывающих наше ограниченное время владения магией.

Действительно, мама бы выбрала что-нибудь красочнее, а этот уродливый и местами свалявшийся плед был преимущественно серым, а женщина, считавшаяся первой Мерлин, смотрела в потолок с таким печальным выражением лица, будто сейчас разрыдается.

– Если бы я вышивала нашу дорогую Мерлин, я бы добавила ей звёзд. И руки, чтобы она могла творить магию, – добавила мама, с отвращением глядя на этот старый кусок ткани, и до меня внезапно дошло, что изображение нашей прародительницы обрывается на линии запястий её вытянутых рук.

– Во всех книгах и фильмах Мерлин – мужчина и волшебник, – сказала я тёте Конни из чувства противоречия. Совсем как Мирабель.

– Волшебник? Ох уж эти люди с их глупостями! – закатила глаза тётя Конни, а тётя Пруди сплюнула на пол.

– Пруди, – мягко пожурила её мама и взмахом пальца заставила мокрое пятно заискрить и исчезнуть.

– Ты же знаешь, магия передаётся только по женской линии. Нас, ведьм, очень мало, всего около двадцати! И Мерлин – или Мерл, как я люблю о ней думать, – была единственной и неповторимой, – произнесла тётя Конни с таким мечтательным видом, будто была не прочь пообщаться с нашей давно почившей прародительницей.

Как-то раз в начальной школе нам задали нарисовать семейное древо, и это стало той ещё задачкой: у меня было столько тёть, что их всех было невозможно поместить на листе. А потом я получила выговор от учительницы за то, что добавила на задней стороне листа Морганов, отметив их большим знаком вопроса.

– Не может быть, чтобы у тебя было столько родственниц! Где все мужчины… – Она вдруг оборвала себя на полуслове, после чего добавила: – Ну, семьи бывают разные.

И в итоге я получила хорошую оценку.

– Точно, – сказала я.

– Она была первой заклинательницей. Затем родилась её сестра Морган. Мерлин, а затем Морган. Две ветви одной семьи, от которых и берут начало наши фамилии.

Морганы, конечно же, с этим категорически не соглашались и утверждали, что их прародительница была первой. Но правда заключалась в том, что наша Мерлин была героем, а их Морган – злодейкой.

– Наша великая прародительница стала первой ведьмой, благословлённой звёздами. Ах, мир тогда был ещё так юн. Людей было не удивить старым добрым грифоном или циклопом, – тётя Конни грустно улыбнулась.

– Моря, полные сирен! – с восторгом добавила тётя Пруди. – Драконы в небе! Леса, кишащие монстрами! Бесчинствующие ведьмы!

– Поэтому люди называют то время «тёмные века»? – тихо, чтобы услышала только мама, спросила я.

Она заговорщицки мне улыбнулась и шёпотом ответила:

– Ну, для людей, возможно, они действительно были темноваты. Электричество тогда ещё не изобрели.

Тётя Конни скривилась и поджала губы.

– Но эта Морган! – начала она знакомую тираду. – Она не смогла смириться с тем, что Мерлин была более сильной ведьмой, и ополчилась на нашу бедную прародительницу.

Мало что способно потревожить мамино душевное равновесие, но при этих словах она судорожно вдохнула.

– Морганы! Пффт! – перебила тётя Пруди и снова плюнула на пол, виновато покосившись на сестёр.

– Великая Мерлин, конечно же, отвечала сторицей – об их битвах складывали легенды! Они озаряли всё небо!

– Э-эм… – неуверенно протянула я. – Как-то это не очень скрытно.

– Ну, скрытность потребовалась позже, – сказала тётя Конни, вроде как соглашаясь со мной, но её тон говорил об обратном.

Мама своей магией нарисовала в воздухе золотые иллюстрации к её рассказу: как Морган превратила Мерлин в мышь, а себя – в ястреба и погналась за ней, как Мерлин обратилась пауком, а огромная Морган пыталась её растоптать.

Пока тётя Конни повторяла сказки о первой Мерлин и первой Морган, которые мне с младенчества рассказывали перед сном, я взглянула на свои руки и распрямила пальцы. Мои ногти по краям отливали перламутром и блестели, словно я опустила их в сахарницу. Они казались длиннее, чем обычно, и едва заметно искрили с почти различимым треском.

– Вскоре земли заполонили тролли и огры Морган, с которыми сражались драконы Мерлин. Вулканы возникали из ниоткуда и заливали всё лавой, ураганы непостижимой силы уничтожали всё на своём пути. И всегда Мерлин оказывалась на шаг впереди, пока…

– …её не предали, – вставила тётя Пруди. – Жестоко и вероломно!

– …пока, – продолжила тётя Конни, – Морган не украла магию Мерлин!

– Конни, точно мы этого не знаем, – возразила мама, всегда старающаяся притушить накаляющиеся эмоции, забыв на время о застывших в воздухе фигурах Мерлин и Морган.

– Мы обе прекрасно это знаем, Петти! Так гласит легенда! Морган завидовала Мерлин и попыталась ограничить её способности. Но у неё ничего не вышло, и из-за её вероломства мы все теперь прокляты, – отрезала тётя Конни.

– И Морганы тоже? – спросила я. Потому что, на мой взгляд, они не выглядели проклятыми – разве что та маленькая колдунья.

– Да, её род тоже пострадал. И теперь две ветви нашей семьи после вражды, длившейся столетия, вынуждены собираться вместе ради одного презренного месяца магии. Обе наши семьи одинаково несчастны и объединены этой трагедией – творить магию всего один месяц в году.

– Злая, мерзкая ведьма! – прокричала тётя Пруди. Это прозвучало очень грозно и громко, что было хорошо, потому что она заглушила моё фырканье. – Забудьте о Морганах! – взвизгнула она прямо мне в лицо. – Есть только Мерлины!

– Да, сейчас важно лишь то, что теперь ты одна из нас, ты тоже обладаешь магией, и мы можем разделить с тобой дело всей нашей жизни, – сказала тётя Конни.

– Не знала, что у вас есть дело всей жизни. Или что вы вообще чем-то занимаетесь, – ядовито заметила я. Мамины картинки растворились в воздухе, означая окончание сказок и начало работы. Но не домашней, а магической.

– Тихо, маленькая колдунья, – укорила меня тётя Конни. – Так вот, мы пытаемся…

– …десятилетиями! – вставила тётя Пруди.

Я посмотрела на свои руки, всё ещё слегка искрящиеся и полные колющих мурашек, и подняла глаза на маму. В её взгляде читалась просьба остаться, хотя бы ненадолго, пока её сестры не завершат своё пространное объяснение.

– Да-да, это наша неизменная миссия. Мы уже давно пытаемся накопить октябрьскую магию.

– Ладно, – сказала я, хотя мне стоило спросить: «Чего?»

– Накопить её, чтобы пользоваться ею весь год. Четыре времени года, двенадцать месяцев, пять лучей звезды. Нам нужна завершённая звезда – и ты её пятый конец.

Я знала, что что-то намечается. Тётя Конни всю мою жизнь ждала, когда я стану достаточно взрослой, чтобы оказаться последним звеном в звезде нашего ковена. Из-за смерти тёти Темми и временного отсутствия тёти Флисси в течение магического месяца им недоставало двух ведьм.

– Нам нужно найти способ сохранить октябрьскую магию.

– Накопить её! – закричала тётя Пруди. – Собрать! Развить! Сохранить!

– Да-да, – отмахнулась от неё тётя Конни. – Всё вышеперечисленное.

– Но я даже ещё ни разу ею не воспользовалась. – Я демонстративно взмахнула руками. Пальцы были как чужие.

– Ты новичок, это правда, но нам как раз и нужен новичок.

– А как же… – начала я, лихорадочно соображая. – Как же ведьмы Морган?

Тётя Пруди с досадой так выдохнула сквозь плотно сжатые губы, что они завибрировали. Её лоб и без того расчертили хмурые морщины, но при мысли о Морганах они всегда становились глубже, делая её похожей на шершавую и царапающую пальцы старую кору. Она напоминала мне колючий куст в теле человека.

– Да, Пруди права. Привлекать Морганов слишком рискованно. Только Мерлины.

– Учись скорее! Трудись прилежно! – прокричала тётя Пруди.

Но не ради экзаменов. Я тяжело вздохнула, смиряясь с тем, что мои планы по повторению пройденного учебного материала улетели в тартарары:

– Мне всё равно кажется, что я не подхожу…

– Подходишь ты или нет – ты единственная, кто у нас есть. Считай себя избранной, выдвинутой, назначенной – думай что хочешь. Ты Мерлин, и пришло время действовать. Мы столько ждали, когда ты займёшь место Темми! – объявила тётя Конни.

Когда я родилась, она потребовала, чтобы меня назвали в честь умершей-и-исчезнувшей Темперанс, но в кои-то веки моя мама категорически воспротивилась. Тогда тётя Конни принялась настаивать на «Клеменси»6 и до сих пор не теряла надежды, что это имя закрепится.

Но мама остановилась на «Клементине», чтобы, по её словам, не нагружать меня историей ковена. Но «Клемми» звучит достаточно похоже на «Темми», чтобы это сошло за компромисс.

– Я не какая-то замена Темми, – пробормотала я, пока мой мозг с трудом выстраивал конечную картину из тех кусочков информации, которую наговорили тёти.

Всю мою жизнь они с мамой искали способ обрести постоянную магию, чтобы творить её все двенадцать месяцев в году.

Они хотели, чтобы мы перестали быть только октябрьскими ведьмами.

Ваша посылка возвращена в почтовое отделение после неудачной попытки вручения. Приносим свои извинения за доставленные неудобства.

Глава 3

– А теперь, – сказала тётя Конни, – ты должна выслушать меня очень внимательно, маленькая колдунья. Это твой первый год с магией, и естественно, что ты понятия не имеешь, что делать.

– Вот спасибо.

– Ты не можешь…

– Ни в коем случае! – подчеркнула тётя Пруди.

– Ты не можешь практиковать магию сама по себе вне звезды.

«Ну здорово», – подумала я. Это было то же самое, что получить подарок и услышать, что его нельзя открывать.

– Мы не хотим ограничивать твою свободу, – добавила мама. – Но так нужно, чтобы тебя обезопасить.

– Нас, ведьм, слишком мало, – подхватила тётя Конни. – Каждая маленькая колдунья на счету.

Я не знала, чего мне хотелось больше: нахмуриться или закатить глаза. Если всё дело в цифрах, то меня, по сути, притянули ко всему этому за уши для красивого числа.

– Первый октябрь всегда сопряжён с определёнными… сложностями, – мягко сказала мама. – А мы не имеем права рисковать: каждая ведьма – бесценна.

– А сейчас, – торжественно объявила тётя Конни, – мы узнаем, что ты за ведьма!

Тётя Пруди подскочила ко мне, схватила меня за саднящие руки и, обведя пальцем каждую линию на моей ладони, задумчиво подняла их, чтобы её сёстрам тоже было видно.

– Невозможно, – пробормотала она и сильно ткнула пальцем в центр моей ладони.

Мама повернула свои ладони вверх, и я увидела, что все линии на них мерцают. А на моих – нет.

Тётя Пруди сощурилась, глядя на меня.

– Дар садоводства! – решительно заявила она, будто прочла это в моих глазах.

– Нет, у неё пламенное сердце! – возразила тётя Конни. – Ну же, маленькая колдунья, продемонстрируй нам, как ты пылаешь!

– Как выращиваешь что-нибудь! – настаивала тётя Пруди.

Они спорили… из-за меня. Но я сомневалась, что пошла в одну из моих тёть. Или в маму.

Как бы мне хотелось, чтобы Мирабель спустилась и объявила во всеуслышание, что я стану такой, как она!

– Преображать! Творить! – с маниакальной ноткой в голосе отчеканила тётя Пруди, тыча в воздух пальцами.

– Нет ничего такого, чего ведьма не смогла бы создать, – перевела тётя Конни. – Пора разжечь костёр нашего магического искусства!

– Не торопись, – посоветовала мама. – Обращайся со своей магией нежно. Почувствуй её тепло, лепи из неё.

– Нет, чем быстрее, тем лучше, – не согласилась тётя Конни и переплела пальцы так, что они захрустели. – Магия – это пламя, которое необходимо раздувать. Но ограничивать. Магия любит чётко обозначенные границы.

– Нет! Лелей её и взращивай! – закричала тётя Пруди. – Никаких границ! Пусть разрастается!

Столько противоречивых советов – я не знала, что и думать.

Магия – это вам не школа, по ней не найдёшь решебников в Интернете, и домашние задания не помогут тебе нагнать пропущенную тему.

– Начни с… простого стежка, – предложила мама и слегка помахала искрящейся рукой, словно втыкала иголку с нитью прямо в воздух, и, откликаясь на её движения, из стен на смену пыльным горам всякой всячины выросли стеллажи, а бумажный плафон сменился красивым кружевом.

– Нет-нет! – закричала тётя Пруди. – Расти! – Она указала пальцем в сторону кухни – и та взорвалась звёздами, а когда они потухли, её стены стали зелёными, а пол покрылся землёй и травой. Правда, тётя Пруди в своём оливковом рабочем комбинезоне была единственной, кто смотрелся там к месту.

Тётя Конни, как обычно, начала применять магию направо и налево, энергично вращая искрящимися пальцами. По её желанию в центре комнаты затрещал самый настоящий костёр – на таком обычно жарят зефир на природе и уж точно не разводят дома, потому что он опасен и непредсказуем. Затем она взмахом руки заставила кухонную стену исчезнуть, объединив гостиную и кухню.

Наблюдать за магией было увлекательно, но я всё равно неуютно заёрзала. Каждая из них хотела, чтобы я стала такой же ведьмой, как они, но в нашем доме категорически не хватало места для новых маленьких колдуний.

Тётя Пруди не собиралась уступать. Все поверхности покрылись неровными полосами из листьев и травы, а когда посреди земляного пола открылась воронка, ведьма торжествующе взвизгнула.

Мама с улыбкой вышла вперёд и несколько раз повела руками по воздуху, будто успокаивала огромного невидимого зверя своей доброй, ласковой магией. Земляной пол замерцал и обратился золотой плиткой.

Мама оставила растения, но переместила их в горшки, которые расставила по всей комнате. Костёр она тоже сохранила, только в виде большого очага, затем щелчком искрящихся пальцев создала из воздуха золотые приборы, и они сами собой улеглись на новенький обеденный стол.

– Ладно! – проворчала тётя Пруди, что в её случае могло сойти за признание поражения.

– Неплохо, – оценила тётя Конни, проводя рукой по новому кухонному гарнитуру. Потом повернулась ко мне. – Чтобы достичь подобных результатов, необходимо концентрироваться на деталях. Нужно немалое… терпение.

Они с мамой с улыбкой переглянулись.

Порой я забывала, что мама тоже ведьма, как и мои тёти. Она и её сёстры любили друг друга и магию, и сейчас буквально светились, снова ею обладая.

Мама кивнула, с довольным видом обозревая новый интерьер. Одиннадцать месяцев в году тётя Конни скромно стряпала на старенькой бежевой кухне, а сейчас здесь впору готовить пир для королей и королев.

Тётя Пруди презрительно фыркнула.

– Мелкая магия! Пальцев дрожание! – отмахнулась она и снова посмотрела на меня.

Я продолжала стоять с безвольно висящими по бокам отяжелевшими руками.

Она потянула меня по очереди за каждый палец, будто надеялась щелчком суставов запустить в них магию.

– Не ведьмины руки, – пробормотала она.

– Флисси бы сказала, что ты как застопорившийся компас, – улыбнулась мама. – Всё нормально, ты ещё успеешь разобраться в своих силах.

– Практикуйся внутри звезды! Звезда существует для тебя, а ты – для звезды, – сказала тётя Конни, но уверенности мне это не прибавило.

Иными словами, сама по себе я бесполезна, но я нужна им как часть звезды.

Тётя Конни пересекла кухню и, остановившись перед высокой кучей барахла, протянула к ней руку с растопыренными пальцами. Из кучи поднялась и зависла посреди комнаты очень старая на вид и изрядно помятая оловянная кастрюля. Она засветилась и закружила вокруг своей оси, подчиняясь тёте Конни и постепенно увеличиваясь в размерах.

Тётя Конни могла до умопомрачения отрицать, что она барахольщица, однако же весь наш дом был полон всевозможных безделушек, украшений, мелочей и побрякушек. Правда, сама она называла их «магическими артефактами».

К тому моменту, как кастрюля превратилась в полноправный котёл, из него уже хлестал фонтан из звёздочек.

Но не только котёл удивлял новыми размерами – кухня тоже стала просторной. Весь дом изнутри увеличился в четыре-пять раз по сравнению с тем, как он выглядел снаружи.

Мама, тётя Конни и тётя Пруди собрались вокруг котла, и я почти ожидала, что сейчас они начнут читать над ним заклинания, но вместо этого они принялись одобрительно рассматривать его округлые бока.

Мама стукнула по нему ногтем, породив низкий резонирующий гул.

– Ты сохранила её котел, – сказала она.

– И воспоминания, – добавила тётя Конни, с любовью протирая его краем фартука. – Я храню и то и другое. – Щелчком пальцев она разожгла под котлом пламя. – Уютно, – заметила она. От огня её очки запотели, вынудив её нахмуриться и наклонить голову, чтобы смотреть поверх них.

– Чей это котел? – спросила я, заглянув за край в его глубокие тёмные недра. – И что там внутри?

– Суп! – вскричала тётя Пруди, наградив меня долгим сердитым взглядом.

– Суп? – переспросила я. – Ну да, конечно.

– Это котёл твоей тёти Темми, – пояснила мама. – А сейчас октябрь – самое время для супа. – От её улыбки иголки в моих ладонях перестали казаться такими уж невыносимыми. – Не то чтобы это такое ведьмовское правило – скорее житейская мудрость.

– Нам приходится ограничивать себя в наших особенно фантастических порывах, но даже ведьмам необходимо есть, – с неохотой признала тётя Конни. – Но только представь, на что способны твои руки, маленькая колдунья! Ты бы могла населить море русалками, заполнить небеса единорогами, феями и…

– Или приготовить суп. – Я указала на котёл, содержимое которого начало булькать и шипеть. В воздухе запахло специями.

Тётя Конни пригвоздила меня суровым взглядом поверх очков.

– Ведьмы домашнего очага остры на язык! – довольно захихикала тётя Пруди.

Тётя Конни в ответ едва уловимо засветилась красным.

– И, звёзды – свидетели, если нам повезёт, то не важно, как долго ты будешь осваивать свои новые силы, потому что они останутся с нами год напролёт, – сказала она, отвернувшись к песочным часам. – Вместо одного жалкого месяца.

– Что мы будем с ними делать год напролёт? – спросила я. – И как у нас это получится? Мирабель в курсе ваших планов? Вы и её уже втянули во всё это?

– Втянули… – цокнула языком тётя Конни, будто я её в чём-то обвинила. – И да, твоя кузина прекрасно осведомлена о наших чудесных планах. – Её похожие на изюм глаза впились в меня поверх очков. – Сбегай за ней, будь добра. Пора приступать.

Глава 4

Открыв дверь нашей комнаты, я обнаружила, что там, где раньше стояли две кровати, сейчас была лишь одна – моя. Я вздохнула, вспомнив, что мы не спали всю ночь. Если бы не потрескивание звёзд внутри меня, я бы сейчас зарылась в одеяло. Я посмотрела на свою пижаму с пингвинами, которую Мирабель терпеть не могла, затем на тапочки – тоже с пингвинами, – и проследила взглядом дальше по непривычному удлинившемуся полу, пока не уткнулась в дверь. Мирабель не тратила время зря и уже успела магией разделить нашу спальню на две. Моя половина выглядела точно так же, как всё остальное время года, только вдвое меньше, из-за чего бардак на ней стал почему-то больше заметен. Зато Мирабель отстроила себе просторные хоромы в угрюмом фиолетовом цвете.

В обычное время наш дом состоял из кухни и гостиной внизу и двух спален и ванной наверху. Он был тесноват для шестерых, и если от октябрьской магии и была какая-то польза, так это возможность увеличить его размеры.

– Эй, – позвала я, стоя на пороге новой комнаты.

– Чего тебе? – спросила Мирабель со своей кровати, которая из обычной полуторки превратилась в гигантское лежбище с высоким пологом и горой одеял из разных тканей. Кровать тоже была фиолетовой, в тон спальне.

– У тебя болят руки? – спросила я, разминая каждый сустав пальцев в бесплодных попытках избавиться от этого странного ощущения, будто они… пузырятся изнутри. Я вспомнила, как звёзды погружались в мою кожу в парке.

– Целый месяц с вами, – проворчала Мирабель, пропустив мой вопрос мимо ушей.

В прошлом году был её Первый октябрь, и, по всеобщему мнению, прошёл он хуже некуда. Она попыталась телепортироваться к своей маме, тёте Флисси, которая в тот момент предположительно была в Абердине. Мы так точно и не узнали её местоположения, потому что первая магия Мирабель была такой мощной и неаккуратной, что её занесло куда-то в Арктику. У мамы и тёть ушла куча времени, чтобы разобраться, что именно произошло, найти Мирабель и вернуть её домой.

Если бы Мирабель легко и непринуждённо влилась во всё это ведьмовство, я бы, наверное, тоже горела желанием к нему приобщиться. Но первая же её попытка закончилась грандиозным провалом, из-за чего она пропадала до самого Хэллоуина и вернулась из своей незапланированной экскурсии в Арктику ещё более замкнутой и колючей, чем раньше. Ей больше не было никакого дела ни до меня, ни до своей мамы, ни до магии.

И теперь я знала, что со мной может произойти то же самое. Пара неудачных заклинаний – и октябрь превратится в затяжную пытку или, что ещё хуже, я кончу как Мирабель: возненавижу всю нашу семью и вообще всё в нашей жизни.

Я посмотрела на Мирабель, сидящую, обхватив колени, посреди своей огромной новой постели, в окружении кучи фиолетовых подушек, мягких и пушистых, и напомнила себе, что, как бы она мне ни грубила, я должна брать пример с мамы и быть к ней добра.

– Раз я теперь тоже обладаю магией… может, давай сотворим что-нибудь вместе? – предложила я, запнувшись на слове «магией». Для моих ушей это пока ещё звучало очень глупо.

Мирабель меня проигнорировала.

– Тётя Конни внизу строит какие-то планы, – продолжила я. – Она сказала, что ты в курсе.

– А, ты об этом. – Мирабель так тяжело вздохнула, что мне невольно стало совестно, будто я её донимаю. – Их великая миссия по обретению вечной магии?

– Она самая. – Я потёрла ладони, и они заискрили.

– Приходи в Хэллоуин, – тихо ответила Мирабель, подтягивая к себе одеяло.

До Хэллоуина был ещё тридцать один день.

О вечеринках Мерлинов в конце октября по случаю Хэллоуина слагали легенды. А начались они с Мирабель.

Все в Хэллоуин чувствуют себя свободнее и начинают верить в волшебство, поэтому это лучший день в году. И единственный, когда различия между ведьмами и людьми исчезают: ведь в каждом из нас есть крошечная толика магии.

Я ненавидела октябрь, но любила Хэллоуин, потому что в этот день все обладали магией. И в этот же день она нас покидала.

Прежде чем магия впервые снизошла на неё, Мирабель кучу времени проводила за планированием вечеринки. В один год она подвесила под потолком гирлянды из летучих мышей, которые выглядели почти как живые и пищали. В другой – лежащие на крыльце тыквы исполняли песни, приветствуя гостей. А ещё в какой-то год все углы дома затянула огромная, размером с человека, паутина.

В этот день в нашем доме можно было часто встретить привидения – некоторые травили шутки, другие можно было заметить лишь краем глаза, когда они проникали из комнаты в комнату прямо сквозь стены. Как-то раз мама вырастила в прихожей густой лес, и гостям приходилось пролезать под переплетёнными ветками, чтобы добраться до роскошного фуршетного стола тёти Конни.

Так что да, я обожала Хэллоуин из-за вечеринок Мирабель. На один день в году наш дом из одной сплошной головной боли превращался в главный аттракцион. Благодаря Мирабель и её вечеринкам все в школе меня за компанию тоже считали крутой. Главное – чтобы за месяц нашего отсутствия одноклассники не забыли о нашем существовании: в этом году мы взяли перерыв от учёбы «по семейным обстоятельствам» – мама написала официальное письмо и всё такое.

Вечеринка всегда затягивается до глубокой ночи, чтобы люди тоже смогли её посетить. Магия начинает постепенно рассеиваться, а с ней и скрывающая нас завеса, и к первому ноября всё становится как обычно и тётя Флисси возвращается домой.

Прошлый год стал исключением. Вечеринка состоялась, и все от души повеселились. Но Мирабель будто подменили. Возвращение из Арктики её изменило.

– Иди уже! – бросила она, кутаясь в новенькое пуховое одеяло по самые уши – так, что видны были лишь её фиолетовые волосы. – У тебя хотя бы есть мать, которой ты небезразлична.

Я не знала, что на это ответить, и после неловкой паузы выпалила:

– А ты мне не поможешь… ну… сотворить что-нибудь?

– Расслабься, Клем. Просто потерпи, пока всё не вернётся на круги своя. Нам всего-то нужно продержаться до Хэллоуина. – Последнюю фразу она прошептала скорее самой себе, чем мне.

Я разочарованно призналась:

– Меня отправили за тобой.

– Ладно, – протянула Мирабель. – Пошли.

На лестнице она едва плелась, отмечая каждую ступеньку тяжёлым топаньем. Тётя Конни, уперев руки в бока, и мама ожидали нас внизу.

– А вот и наши маленькие колдуньи! – воскликнула тётя Конни. – И раз мы все в сборе, можем начинать!

Вот только мы не были все в сборе.

– А где тётя Пруди? – спросила я. Она ведь совсем недавно была здесь. – Почему в этом доме вечно все теряются?

– О, ты же знаешь Пруди, – мягко отозвалась мама. – Она, скорее всего…

– …на участке, да, конечно, – со вздохом договорила я. Все женщины нашей семьи (иными словами, вся наша семья) имели привычку внезапно исчезать.

Взять нынешнюю ситуацию: им бы не пришлось ждать меня для завершения звезды, если бы тётя Флисси осталась дома с сёстрами хотя бы на один октябрь.

– Тётя Пруди хотя бы сообщает, куда отправляется, в отличие от моей мамы, – ядовито процедила Мирабель.

– Ты должна быть… – начала тётя Конни.

– …добрее к Флисси, – закончила мама. И сочувственно добавила: – После случившегося с Темми Флисси больше не может быть частью ковена.

– Но мам… что случилось с тётей Темми? – спросила я, но нас прервал громкий лязг, и я подпрыгнула, ожидая дуэли на мечах.

Но это тётя Пруди звенела тремя длиннющими вилами.

– Участок зовёт! – объявила она, протянув одни Мирабель.

– Она идёт на участок, – пояснила тётя Конни, хотя это и так было понятно. – И вы идёте вместе с ней.

– Тебе нужна помощь, тётя Пруди? – спросила я.

– Пруди?! Помощь?! Никогда. Нет, маленькая колдунья, она собирается тебя учить, – ответила вместо тёти Пруди тётя Конни.

– А здесь нельзя? – спросила Мирабель, с неохотой беря вилы, оттянувшие ей плечи.

Тётя Кони указала на крупицы песка в её драгоценных часах:

– Пошевеливайтесь, маленькие колдуньи, октябрь не станет ждать ведьм.

Для ведьм в октябре время останавливается. Я не знаю, причина в магии или ещё в чём – может, она заставляет механизмы взрываться или исчезать, – но любому механическому или электронному устройству в этот месяц рядом с нами приходит конец. Хотя не сказать, что нам нужны часы, пока тётя Конни отсчитывала за нас каждую минуту.

– Мне… переодеться? – жалобно спросила я.

Тётя Пруди сощурилась, глядя на мою пижаму с пингвинами:

– Зачем?

Я пожала плечами.

– Пусть хотя бы обуется! – возразила мама, и мои тапочки растянулись и затвердели, превратившись в резиновые сапоги.

– Пусть хотя бы поедят супа! – в свою очередь заявила тётя Конни и всучила нам по фляжке.

Вооружённые огромными вилами, мы последовали за покачивающимся серым облаком волос тёти Пруди к её участку на краю парка.

– Дом. Ковен. Звезда, – отчеканила тётя Пруди. – Не мешать!

Если она этому хотела нас научить, то с тем же успехом могла сделать это дома.

– Катастрофа, – серьёзно продолжила она, указав на Мирабель.

– Да, тётя Пруди, так и было, – согласилась Мирабель, опершись на вилы. – Так зачем мы здесь?

Меня никогда не интересовало садоводство, но тётя Пруди шагала между рядами фруктов, овощей и цветов с таким умиротворённым выражением лица, какого я ещё никогда у неё не видела.

На участке пахло землёй – как от тёти Пруди.

По пути мы заметили нескольких пожилых людей, копошащихся на своих участках, но при нашем приближении они все куда-то быстро ушли. Октябрьская магия всегда держит обычных людей на расстоянии. Прежде я никогда не испытывала это на себе в полной мере, но отныне и целый месяц мой круг общения сузился до четырёх оставшихся обитателей дома номер 15 по Пендрагон-роуд. Люди и всё сделанное людьми теперь было нам недоступно, мобильные телефоны в нашем присутствии поджаривались, об общении с друзьями тоже можно было забыть.

– Мне кажется, – сказала я Мирабель, – тётя Пруди – королева всех участков.

– Даже не сомневаюсь, – ответила она, указав куда-то вперёд.

Поле рядом с парком было разбито на множество маленьких огородов. Некоторые хозяева построили на своих участках сарайчики или прикрыли фрукты полотнами из сетки: должно быть, чтобы уберечь их от птиц.

Но какими бы ухоженными они ни были, они меркли на фоне участка в самом конце, где все плоды были невероятно огромными – настолько, что они бы не поместились целиком в духовку, а чтобы нарезать их, потребовалась бы уйма времени. Если собрать весь этот урожай, оттягивающий толстые зелёные стебли, можно было бы накормить сотни людей. Но один овощ возвышался даже над этим морем густой растительности.

– Тыква! – сказала тётя Пруди, указывая на гигантскую тыкву.

– Быть не может, – поразилась я, глядя на гигантский овощ во все глаза.

Эта тыква была не просто огромной – она была выше меня и во много раз шире. Если её вычистить, внутри могла поместиться целая группа людей. Хотя я надеялась, что у тёти Пруди на неё другие планы. Это была образцовая тыква: оранжевая и расчерченная глубокими бороздами, тянущимися к гигантскому зелёному стеблю с массивными листьями.

– Ещё как может, – проворчала тётя Пруди. – Идеальное вместилище!

– Идеальное что?

– Хранить магию! Высвобождать магию! Делиться магией! – пропела тётя Пруди.

Стоящая сбоку от меня Мирабель театрально закатила глаза, и я её понимала.

– Она… настоящая? – на всякий случай спросила я.

Тётя Пруди цокнула языком.

– Создана природой! Не человеком! Органика важна! Крепче! Лучше! – прокричала она. – Сезон урожая! Полезная тыква! Вкусная! Настоящая!

Я пожала плечами, не надеясь объяснить ей, что ведьма, вырастившая гигантскую тыкву, – это донельзя банально.

– Из семечка! – тем временем радостно возвестила тётя Пруди и хлопнула по боку тыквы. – Тринадцать лет!

– Этой тыкве тринадцать лет? – переспросила я. Так мы почти ровесники – я и этот оранжевый монстр.

И тётя Пруди наверняка проводила с ней намного больше времени, чем со мной, часами подкармливая её в тишине и одиночестве.

– Одеяла зимой! – широко улыбнулась тётя Пруди, отчего морщины вокруг её глаз, и без того хорошо заметные после стольких лет возни в земле под открытым небом, углубились. Я вдруг подумала, что ещё никогда не видела её в таком хорошем настроении.

– Ты укутывала её зимой? – уточнила я.

– Как ребёнка?! – ужаснулась Мирабель.

– Тыква-дом. – Тётя Пруди махнула на гигантский овощ своими вилами, и теперь мне хотя бы стало понятно, зачем ей нужен такой длинный инструмент. – Твёрдая кожица! – добавила она, побарабанив по тыкве. – Мягкая внутри!

Про себя я задалась вопросом: может, крёстная фея Золушки тоже руководствовалась этими критериями, когда выбирала тыкву в качестве средства передвижения: чтобы у кареты были надёжные стены и просторный уютный интерьер?

– Выведена для мощи! – продолжала хвастаться тётя Пруди. – Выведена для магии!

Я хотела расспросить её во всех подробностях о тыквах, выведенных специально для магии, но в этот момент у неё в руке непонятно откуда возник огромный нож.

– Рукой не оторвать, – с гордостью пояснила тётя Пруди.

Я даже не сомневалась: в схватке человека с этой тыквой последняя точно бы победила, особенно если бы битва проходила на склоне. Она бы покатилась и задавила любого на своём пути, как заправский борец-тяжеловес.

Тётя Пруди взобралась по тыкве к стеблю, явно воспользовавшись магией, потому что остальные одиннадцать месяцев её суставы без конца хрустели и трещали, а сейчас она буквально светилась внутренней силой. Улыбнувшись нам, она принялась пилить плодоножку.

– Опять начинается, – сказала Мирабель, хотя я ещё никогда не видела, чтобы тётя Пруди делала нечто подобное.

Глава 5

Немного кряхтения и дёрганья – и тыква освободилась из своего зелёного плена.

– А теперь, маленькие колдуньи, копайте! – скомандовала тётя Пруди, махнув в нашу сторону вилами.

– Но, тётя Пруди, это же всё можно сделать с помощью одного октябрьского щелчка, – возразила Мирабель.

– Труд маленьких колдуний! – не согласилась тётя Пруди. – Магия! Или копайте.

Я ушла к противоположному боку тыквы, чтобы, пока никто не видит, попытаться сотворить своими руками хоть что-то магическое. Но сколько бы я ни вращала кистями, ничего не происходило, и, вздохнув, я снова взялась за вилы.

Внимание! Продукты питания, в том числе супы, хлеб и гигантские овощи, почтой не доставляются.

– Копайте, маленькие колдуньи! – тётя Пруди энергично всадила свои вилы в землю. – До основания!

– Копайте до основания! – пропищала Мирабель. – Если хотите избежать безумной тёти негодования!

Я фыркнула, не поднимая головы.

– До основания! Копайте! – обернувшись, согласно крикнула тётя Пруди. И поправила нас: – Не «безумной тёти»! А «тёти Пруди»!

– Ой, – прошептала я, и дальше мы копали молча, выгребая землю вокруг тыквы. За тринадцать лет она успела глубоко в неё погрузиться.

Я не заметила, чтобы Мирабель применяла магию, но её вилы стали меньше и окрасились в фиолетовый, и рыть землю у неё получалось гораздо лучше, чем у меня.

– Стоп! – скомандовала тётя Пруди, когда мы выкопали круг вокруг тыквы. Это было немного похоже на то, как ножом отделяешь край бисквита от формы, только грязнее и без награды в виде десерта.

Тётя Пруди подняла указательный палец, и тыква с глухим стоном вознеслась над землёй и зависла в воздухе, явив грязное дно и дыру в почве, из которой во все стороны побежала и поползла разная мелкая живность.

– Домой! – объявила тётя Пруди, и мы с Мирабель, потные и перемазанные в земле, недоумённо на неё уставились. Она поторопила: – Шагом марш!

– Внучки? – окликнула нас женщина, работающая на своём участке, когда мы, притворно придавленные тыквой, проходили мимо. Она попыталась к нам подойти, но всякий раз, делая шаг в нашу сторону, будто натыкалась на невидимую стену из желе, и её отбрасывало назад. Наша магия скрывала нас от людей и сбивала их с толку.

– Племянницы! – крикнула в ответ тётя Пруди. – Хулиганки.

– Как мило. Вам есть чем гордиться! – сказала женщина, вышагивая на месте.

– Горжусь тыквой! – ответила тётя Пруди и повернулась к нам: – Идёмте, маленькие колдуньи!

И мы зашагали дальше. Расстояние между нами увеличилось, и женщина наконец смогла сделать шаг вперёд и с ошеломлённым выражением лица уставилась нам вслед. Не знаю, что она видела, и, вполне вероятно, она тоже не до конца это понимала.

По пути домой тётя Пруди перечисляла все свои любимые прозвища:

– Тётя Садовод. Тётя Огородница. Тётя Урожай. Тётя Сажательница. – Она засмеялась, вынудив нас с Мирабель застыть в ожидании, когда она насладится собственной шуткой. – Тётя Сажательница! Ха! Ха!

Её веселье прервала крупная птица, пронёсшаяся почти над самыми нашими головами.

Ворона… нет – ворон? Точно не голубь. И вообще, это не важно. Главное, что это была большая тёмная птица.

Над нами кружила уже целая стая таких.

– Прочь! – закричала на них тётя Пруди.

Птицы снизились.

– Прочь, прочь! – замахала руками тётя Пруди. Я почувствовала всплеск магии, но птицы продолжали опускаться всё ниже и ниже. Голуби в наших местах – обычное дело, и наверняка никакой садовод не захочет, чтобы поклевали его с таким трудом выращенные плоды, но эти птицы были заметно крупнее, с лоснящимися на свету перьями и чёрными крыльями, и их было так много, что всё небо надо нами почернело.

Я, конечно, видела сетки на грядках, но я ещё никогда не боялась птиц.

– О нет! – выдохнула Мирабель, когда неторопливое снижение птиц остановилось и они, все развернувшись жёлтыми клювами вниз, спикировали на нас огромным наконечником стрелы.

Мы с Мирабель невольно присели, хотя птиц явно интересовала только тыква, судя по тому, с какой глупой настойчивостью они рассекали вокруг неё, пытаясь вонзить свои маленькие клювы в её гигантские бока. Мирабель схватила меня за кофту пижамы и оттащила назад. На секунду тыква скрылась внутри урагана из чёрных крыльев.

Тётя Пруди закатала рукава, вытянула худую руку в небо и, резко опустив, хлопнула ею о другую с громоподобным звуком, выбив из ладоней сноп искр. Птиц снесло в сторону от оранжевой тыквы. Тётя Пруди снова подняла руку, но птицы не стали дожидаться, когда она снова направит на них свою магию, и бросились врассыпную.

На толстой кожуре тыквы не было ни царапины, но тётя Пруди всё равно взвизгнула, припала к ней всем телом и, что-то невнятно воркуя, погладила её, успокаивая.

После этого мы поспешили к Пендрагон-роуд.

– Тётя Пруди, те птицы… – начала я.

– Летающие крысы! – возмутилась тётя Пруди. – Вечно меня донимают!

Мы остановились перед воротами нашего дома, уже особо не пытаясь делать вид, что несём на себе огромную тыкву. Мама и тётя Конни появились как по заказу и расширили ворота, чтобы тыква смогла залететь внутрь.

– Дверной проём, Кон, – сказала мама, и они с тётей Конни, стоя плечом к плечу, быстро вскинули руки. Вся передняя часть нашего дома засветилась, после чего кирпичи, доски и пластиковые окна раздвинулись как шторы под напором бесчисленных мерцающих звёзд.

Мама выглянула на улицу, затем посмотрела в небо. Несмотря на середину дня, в домах соседей по обеим сторонам от нашего дома было тихо, словно там никто не жил.

Мы медленно вошли в гостиную, и тыква аккуратно опустилась на пол. Мама вытянула руки на уровне плеч и взмахом пальцев заставила диваны и скопившееся в комнате барахло отодвинуться к стенам.

Затем гостиную залила яркая вспышка, и часть всей мебели растворилась в воздухе, освободив ещё больше места для огромной тыквы.

– Восхитительно, – сказала тётя Конни и зловеще захихикала. Порой, как ни скрывай, наша ведьмовская натура прорывается наружу.

Я посмотрела по сторонам: гигантская тыква, возвышающаяся над всем в комнате, удивительным образом смотрелась здесь ещё более странно, чем на участке.

– Восхитительно, – повторила тётя Конни.

– Если тебе нравятся бобовые, – заметила Мирабель.

– Революционная тыква! – закричала прямо ей в лицо тётя Пруди. – Круглогодично, не сезонно!

– Но… тётя Конни, что нам с ней делать? – спросила я.

– Как насчёт симпатичной стеклянной кареты?

Я была почти уверена, что Мирабель шутит, но не стала бы утверждать наверняка.

– К магии! Скорее! – скомандовала тётя Пруди и взмахнула пальцем, будто ловила пылинку в воздухе. Перед ней возникла блестящая золотая линия. Тётя Пруди продолжила рисовать.

Я попятилась, глядя на разрезающие воздух светящиеся прямые и чувствуя, как мои руки тоже начали искрить. Наконец над тыквой появилась огромная пятиконечная звезда. Тётя Пруди с торжественным видом медленно опустила руки, и звезда послушно улеглась на пол вокруг тыквы.

– По местам, маленькие колдуньи, пора становиться в строй! – сказала тётя Конни, направившись к одному из концов звезды.

Глава 6

– За работу, ведьмы! – И тётя Конни шагнула внутрь мерцающей звезды.

Мирабель демонстративно закатила глаза и смахнула за спину копну кудрей. Мама наклонилась и чуть коснулась её плеча:

– Мне нравится их фиолетовый оттенок.

– Спасибо, – буркнула Мирабель, накручивая прядь на палец. Я была готова поклясться, что с началом октября фиолетовый цвет в её волосах стал неуклонно преобладать.

Тётя Конни выстроила нас на концах звезды – Мирабель пришлось практически затаскивать силой.

– Итак. Вы должны представить это, нарисовать в воображении как можно чётче и подробнее и пожелать, чтобы оно воплотилось в реальности. Ты, ты, ты, ты и я встанем… там, с другой стороны тыквы.

Я должна была представить… это. Не зная, что именно.

Мои мысли прервало красноречивое покашливание тёти Конни.

Все ждали меня.

Я взглянула на Мирабель, стоящую слева от меня, но она запрокинула голову и уставилась в потолок, скрестив руки на груди. Я шагнула в звезду, следя, чтобы мои испачканные в земле сапоги оказались точно внутри треугольного кончика, и ожидая чего-то особенного: что почувствую долгожданное единение с магией внутри себя. Но ощущала лишь нарастающее волнение.

– Звезда завершена, – объявила тётя Конни, и в её голосе было столько благодарности, будто я уже сделала нечто стоящее, хотя мы ещё даже не начали.

– Хранить магию! Высвобождать магию! Делиться магией! – закричала тётя Пруди. Она уже говорила это на участке.

Тётя Конни снизошла до пояснения:

– Мы направим нашу октябрьскую магию в сосуд, чтобы потом в течение всего остального года она понемногу из него высвобождалась, напитывая дом и нас.

Медленно гниющая тыква. Вот в чём состоял их грандиозный план.

– В эту тыкву?

– Да. Самое главное – найти правильный сосуд для магии.

Я с сомнением обозрела овощ.

– И мы посчитали, что лучше всего будет создать наш собственный сосуд.

Я ещё раз окинула взглядом оранжевого монстра:

– И вы задумали это с самого моего рождения?

– Мы тебя ни к чему не принуждаем, – вставила мама.

Но тётя Конни не обратила на неё внимания:

– Да. Ты пятый конец нашей звезды, и мы очень давно ждали этого октября.

– Скажи спасибо моей маме, – бросила Мирабель, снова будто выставив вокруг себя непроницаемую стену.

Тётя Конни ничего на это не сказала.

– Но вы явно это уже пробовали, верно? Вы уже пытались сохранить свою магию вне октября? – спросила я, пытаясь разобраться, как они пришли к идее с гигантской тыквой.

– Мы всё перепробовали!

Лично я в этом сомневаюсь.

– Несколько раз мы были почти уверены, что нашли решение. Мы снова и снова пробовали сохранить нашу октябрьскую магию в разных сосудах – вроде книги, статуи или котла. Петти даже пыталась вшить её в ткань. Иначе зачем, по-твоему, нам все эти вещи? – обвела руками гостиную тётя Конни.

Мой взгляд заскользил по кучам разного барахла и вещей загадочного назначения:

– Вы экспериментировали на всём этом?

– И терпели бесконечные неудачи, – неожиданно жизнерадостным тоном подтвердила мама. – Котёл Темми стал первым предметом, который успешно впитал нашу магию, но, к сожалению, эффект оказался слишком… непредсказуемым. С органическими материалами должно получиться лучше.

Я по очереди посмотрела на своих тёть. Может, они и немного сумасшедшие, но глупыми их точно не назовёшь.

– Маленькая колдунья, слушай внимательно! – сказала тётя Конни. – Каждый год в полночь первого октября мы впитываем в себя звёзды. Если наши тела могут их впитать – значит, на это способны и другие предметы. Просто до этого момента нам не удавалось найти правильный сосуд, но теперь он у нас есть. И вся эта великая сила отныне всегда будет нашей!

– С великой силой приходит великая ответственность, – усмехнулась Мирабель.

Тётя Конни резко повернулась к ней:

– Да, ты совершенно права! На нас лежит великая ответственность, и вскоре к ней добавится величайшая сила круглый год! – Она ласково похлопала Мирабель по руке, и кузина, поймав мой благодарный взгляд, хмыкнула.

Тётя Конни заняла своё место внутри звезды, скрывшись за тыквой.

– А что нам делать теперь? – я повысила голос, чтобы она услышала меня по другую сторону.

– Ну, мы точно не знаем, – призналась тётя Конни, снова появляясь из-за тыквы.

– То есть вы вырастили гигантскую тыкву, чтобы сохранить внутри неё нашу магию, но понятия не имеете, как это сделать?

– Хочу подчеркнуть, что я не собираюсь лезть внутрь этой тыквы, – заявила Мирабель, хотя, учитывая размеры овоща, она легко бы там поместилась – как и все мы.

– Нет-нет, начнём с чего-нибудь простого. Поднимите руки и укажите пальцем на тыкву.

Следуя маминому примеру, я вытянула перед собой руку и указала пальцем на тыкву, чувствуя себя при этом очень и очень глупо.

В этот момент стекло в окне зазвенело от врезавшейся в него птицы, и, прежде чем она упорхнула прочь, я успела заметить тёмные крылья. Должно быть, птицы очень любят тыквы. Уж точно больше, чем я.

– Поверить не могу, что ради этого вы вытащили меня из постели, – проворчала Мирабель, схватившись за лоб обеими руками.

– Мы все должны ясно это представить, – сказала тётя Конни. – Пруди, воодушеви нас.

– Сила год напролёт! В наших руках! Податливая сила! Могущественные женщины! Могущественная судьба! Владение магией! Добрая магия! Магия во благо! Сильные руки! Пользуйтесь с умом!

Но я не могла представить, о чём они говорят. Или не хотела.

Я покосилась на маму, затем на Мирабель. Глаза у них были закрыты. Мама сияла широкой улыбкой, такой же тёплой, как мир, который она наверняка рисовала в воображении.

Моя рука была ужасно тяжёлой.

– Сконцентрируйтесь, ведьмы! – донёсся из-за тыквы нетерпеливый голос тёти Конни.

Но я не понимала, зачем она нас поторапливает.

Я представила, как пишу школьное сочинение «Что я делала в выходные»: «Моя семья часами стояла вокруг тыквы, указывая на неё пальцами. Иногда кто-нибудь кряхтел».

Время шло, и мои мысли потекли немного в ином направлении. Если тётям удастся задуманное, то не будет иметь никакого значения, что я больше никогда не увижу обычных людей, потому что у меня всё равно уже не будет друзей – между мной и остальным миром навсегда проляжет непреодолимая пропасть.

– Не стоит ждать быстрого эффекта, – ободрила нас тётя Конни, хотя я вообще не замечала никаких изменений.

– Мы всё? – спросила Мирабель, тряся затёкшей рукой.

С тяжёлым вздохом я тоже опустила руку. Оказывается, долго размышлять о чём-то – довольно утомительное занятие.

– Нет, маленькие колдуньи! – заявила тётя Конни. – Нельзя расслабляться, у нас осталось всего тридцать дней!

Тридцать дней тыканья пальцами в тыкву. Я уныло опустила голову.

Мирабель, судя по выражению её лица, разделяла мою боль от таких планов на октябрь.

– Попробуем завтра, мы не спали всю ночь. Предлагаю всем поесть супа и лечь спать, – ласково посоветовала мама.

Я сделала шаг назад и оглядела мою семью. Если бы кто-нибудь – не ведьма – увидел нас сейчас, что бы этот человек подумал? Мы и поодиночке казались странными, а собери нас всех вместе, да ещё поставь внутри нарисованной на полу звезды – и зрелище выйдет впечатляющим. Даже без гигантской тыквы.

Мирабель зашаркала прочь, и я поспешила за ней:

– Эта тыква такая…

– …круглая? – бросила она через плечо.

– Да!

– И оранжевая?

– Да, – снова подтвердила я, но уже без прежнего энтузиазма.

– Практически как клементин, – сказала Мирабель и, оставив меня позади, перескакивая через две ступеньки, взбежала по лестнице.

Из-за ПТИЦ в вашем дворе почтальон не смог осуществить доставку. Во избежание дальнейших проблем настоятельно просим держать всех домашних питомцев на безопасном расстоянии от входной двери.

Глава 7

Эксперимент с тыквой как часть грандиозного плана моих тёть грозил затянуться, судя по тому, что я уже целых восемь дней пыталась направить в неё магию, не говоря уж о семи беспокойных ночах, когда я безуспешно пристраивала руки так, чтобы они перестали ныть и колоть.

Ещё никогда в песочные часы тёти Конни не вкладывалось столько глубокого смысла, и я порой не могла оторвать от них глаз, когда она принималась ходить по гостиной, поправляя наши руки и меняя нас местами, пробуя разные сочетания внутри звезды. Она постоянно повышала на нас голос, из-за чего в какой-то момент охрипла, и маме пришлось взять перерыв, чтобы приготовить оздоровительный суп.

Но, в отличие от нас с Мирабель, её энергии, когда дело касалось экспериментов с тыквой, можно было искренне позавидовать. Её круглые щёки, поддерживающие слегка запотевшие очки, пылали румянцем, пока она, фыркая, переставляла нас с одного конца звезды в другой.

Однажды она почти уверилась, что у нас получается, но тут тёте Пруди срочно потребовалось проверить состояние тыквы, настроить освещение и влажность в комнате, будто речь шла о ценном произведении искусства.

На следующий день тётя Конни снова воспылала надеждой скорого прорыва, но мама сбила её с мысли, потому что никак не могла решить, что надеть. Пока тётя Конни раздражённо постукивала носком ботинка по полу, мама облачилась в льняное платье свободного кроя, затем магией усеяла всю себя блёстками и добавила шарообразные рукава цвета жжёного сахара, превратившись из ведьмы в сказочную принцессу.

Каждый день оборачивался новым разочарованием – и это не считая побегов Мирабель в свою комнату, которые она совершала минимум дважды в день. И всякий раз меня отправляли за ней.

В основном же, думаю, проблема заключалась во мне. Мама была слишком деликатна, чтобы говорить об этом открыто, но мои тёти явно считали, что я недостаточно стараюсь.

И вот подходил к концу восьмой день. Мирабель плюхнулась на диван, уставшая и обозлённая донельзя. Я села рядом. Знакомым отработанным движением, каким я вне октября тянулась за своим мобильным телефоном, она достала из заднего кармана сложенный лист бумаги.

Я попыталась заглянуть ей через плечо, но Мирабель, снова сложив бумажку, прошила меня ледяным взглядом.

Из-за тыквы вышла тётя Конни:

– Послушай меня, маленькая колдунья, ты должна постараться, иначе…

Между нами ловко вклинилась мама:

– Давай я с ней об этом поговорю?

Я вопросительно посмотрела на неё.

Брови тёти Конни и без того были нахмурены, а при маминых словах её глаза за очками сузились ещё больше.

– Идём. Давай я покажу тебе, что и у магии есть положительные стороны. – И мама первой направилась в нашу магически увеличенную кухню, оставив тёть общаться с тыквой.

Я скрестила руки на груди, зажав ладони под мышками, но последовала за ней.

– Итак, – сказала мама, не опуская своих ведьмовских пальцев. – Начнём всё с чистого листа. Ты не против?

Две ленточки из звёзд закружили вокруг моей головы.

– Так-то лучше, – довольно улыбнулась мама. – А теперь…

Но её перебил звонок телефона.

– О нет, – выдохнула она и стала рыться в складках платья. – Я совсем о нём забыла. – Когда она наконец обнаружила свой мобильный телефон, его мелодия уже сменилась предсмертным визгом, а корпус слегка оплавился.

Мама помахала им в мою сторону и поморщилась:

– А где твой?

– Наверху, – кивнула я на потолок.

– Хочешь, я его магически изменю? – предложила мама. – Иначе, боюсь, он не доживёт до конца месяца.

Я пожала плечами, словно меня это не сильно беспокоит. Будто отсутствие телефона не стопроцентная гарантия того, что все обычные люди о тебе забудут.

Мама открыла кухонный ящик и бросила в него свой умерший телефон. Там уже лежало всё сделанное людьми, не пережившее магических всплесков последней недели: кучка дешёвых мобильных телефонов, два ноутбука, дюжина лампочек, тостер…

Не самый удачный способ рассказать мне о радостях магии.

– Никаких человеческих технологий, – напомнила мама.

Учитывая, что весь наш дом представлял собой хранилище всякого барахла, я невольно задумалась, что они будут делать с тыквой, когда эксперименты с ней тоже ни к чему не приведут. Её ведь так просто в угол не задвинешь.

Мама, как я вдруг заметила, была слегка взволнованна. Я никогда не видела её взволнованной – обычно она сама невозмутимость.

– Мы следуем октябрьским правилам, которые впервые применимы к тебе. Их суть крайне проста: «скрываться и не вредить». Эти неписаные правила известны всем ведьмам, как Мерлинам, так и Морганам. На них зиждется наше перемирие. Благодаря им мы знаем, что наши семьи могут доверять друг другу.

– Я бы не назвала это доверием, – фыркнула я, вспомнив, как тётя Морган после снисхождения магии заявила, что её ковен не станет прятаться среди людей.

– Да, – согласилась мама. – Перемирие держится, но искры порой летят. Мы остаёмся дома, скрытые, и используем нашу магию во благо, то есть вреда не приносим. А Морганы пользуются своей магией… иначе…

– Но «иначе» же не значит «во зло», да? – спросила я, вспомнив, как Морганы упомянули некий «план» и как суетилась их маленькая колдунья.

– Между нашими семьями существует определённое… недоверие, – неохотно признала мама. – Так… насчёт задумки твоей тёти Конни… ты должна вставать с нами в звезду и дальше, дорогая. – В её тёплых коричневых глазах читалось беспокойство.

– Я должна?

– Да.

Моя мама очень редко употребляет по отношению ко мне это слово.

Она положила руку на мои уставшие кисти – этот октябрь заметно усилил мою нервозность, и я без конца их заламывала и перебирала пальцами.

– Тебе прекрасно известно, что мы не желаем многого, – с улыбкой сказала мама. – Ты спросила, что мы будем делать с новыми силами, и, по правде говоря, тёте Пруди было бы достаточно, если бы ей больше никогда не пришлось видеть людей. А тётя Конни считает, что обладать этой силой – это наше право. Но, по сути, для нас это способ быть самими собой, всё время. А для этого нам необходимо первыми вернуть нашу магию.

– Первыми? – переспросила я, чувствуя, как в груди тоже нарастает тревога.

– Раньше Морганов. Только так мы будем в безопасности. Если они заполучат круглогодичную магию раньше нас, нашему перемирию придёт конец.

– Не знала, что у нас соревнование, кто быстрее захватит магию, – покачала головой я.

– Я бы не назвала это соревнованием, – сказала мама. – Мы пока не нападали друг на друга с помощью магии, в отличие от наших прародительниц, но мы опасаемся, что Морганы опять это сделают.

– И что потом? – я попыталась осознать серьёзность последствий.

– Только звёзды знают, – просто ответила мама.

Нахмурившись, я подняла глаза к потолку. Всезнающие звёзды – ну да. Но теперь я понимала, чем вызвано мамино беспокойство. Вряд ли звёзды встанут на пути жаждущих силы Морганов.

– Разумеется, нельзя забывать о правиле изгнания. Если ведьма обращает свои силы против другой ведьмы, она обязана покинуть свой ковен, – добавила мама, будто зачитывала примечание мелким шрифтом. И снова улыбнулась: – Но на этот счёт не волнуйся. Лучше подумай, как отмена временных ограничений осчастливит твоих тёть. Даже Мирабель, думаю, обрадуется.

– Уверена? – спросила я.

– Октябрь – слишком малый срок, чтобы по-настоящему повеселиться, но пока Конни не слышит, мы можем… – мама шагнула вплотную ко мне и широко взмахнула левой – мы с ней обе левши – рукой, остановив её перед своим лицом.

Мамины руки были все в мозолях из-за бесконечного шитья, глажения и прочих всевозможных занятий, которыми она зарабатывала нам на жизнь, но с наступлением октября кожа на её ладонях становилась мягче.

Ведьму легко узнать по рукам. У мамы изящные тонкие пальцы с длинными ногтями, кончики которых искрят магией, и отчётливый узор на ладонях. Она трижды покрутила пальцем у себя над головой и опустила его к противоположному плечу, будто укутывалась в невидимый шарф.

– Мам, – с подозрением произнесла я.

У неё так здорово получалось. Будь это впервые, когда я наблюдала, как она творит магию, я бы зааплодировала. Но один месяц жизни по-королевски бросает издевательскую тень на остальные одиннадцать.

Вдруг я услышала тихое ржание.

– Бобби, – вырвалось у меня.

– Она тебя ждёт, – сказала мама, и из-за мусорного ведра на кухне выбежала крошечная пони. Она была намного меньше, чем я её помнила: либо потому, что мама её такой вообразила, либо потому, что я выросла.

Пони из моего детства ткнулась носом мне в бедро. Мама сложила ладони вместе, и в них из ниоткуда возникло зерно, которое она пересыпала в мои, чтобы я покормила Бобби.

– Ох, Бобс, – прошептала я, когда пони довольно захрустела.

У неё была светлая неровная чёлка, падающая на большие глаза в обрамлении густых ресниц, и стоящая торчком грива. Но больше всего в наш с ней Первый октябрь меня очаровала звезда у неё во лбу. Из-за длинной шерсти она казалась плюшевой, с нижней челюсти у неё свисала маленькая бородка, а ноги из-за щёток – длинных волос, прикрывающих копыта, – выглядели как заросшие перьями.

– Я всегда недоумевала, почему ты не пожелала ничего более экстравагантного, – с улыбой сказала мама. – В моём детстве я проводила октябри в компании красивого крылатого единорога.

У Бобби было круглое пузо. Я бы не стала обсуждать это вслух, чтобы её не обижать, но если смотреть на неё в профиль, бока у неё выпирали, как у бочки. Мы с ней обе были «пышками», правда, разбирающиеся в этом люди ещё бы добавили, что у Бобби толстая шея и густая шерсть, чем я похвастаться не могла.

– Возможно, ты считала, что многое теряешь с приходом магии. Но ты также и многое обретаешь. – Мама на полном серьёзе верила, что магия – это лучшее, что может приключиться с человеком, пусть даже и всего на один месяц.

Я сглотнула. Дело совсем не в пони. Она милая. Проблема заключалась в тайных планах нашей семьи. Я правда готова с ними смириться, получив взятку в виде мини-лошадки?

– Помнишь те движения, которым я тебя учила? – с надеждой спросила мама.

Я не помнила. А в прошлом году, когда на Мирабель впервые снизошла магия, мама ничему меня не учила, занятая разрешением её Арктического Кризиса.

– Вроде бы, – сказал я и покрутила пальцем в воздухе.

Мамина улыбка слегка увяла:

– Осторожнее, дорогая.

Как бы мне хотелось, чтобы наша магия была отделима от нас! Чтобы её можно было аккуратно задвинуть в шкаф и доставать по необходимости. Мне ужасно нравилась идея с волшебными палочками, потому что от мысли, что магия прямо у меня в руках, у меня обмирает сердце.

1 Англ. «благоразумие».
2 Англ. «постоянство».
3 Англ. «счастье».
4 Англ. «терпение».
5 Англ. «умеренность».
6 Англ. «милосердие».
Скачать книгу