Древняя магия Рождества. Йольские традиции темнейших дней года бесплатное чтение

Линда Рэдиш
Древняя магия Рождества

Linda Raedisch

The old Magic of Christmas:

Yuletude Traditions for the Darkest Days of the Year

Text copyright © 2013 by Linda Raedisch

© Ш.Маршал, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2022

* * *

Начнем!

Дойдя до конца нашей истории,

мы будем знать больше, чем теперь ^[1] .

«Снежная королева», Ганс Христиан Андерсен ^[2]

Введение

Рождество, по своей сути, туманная штука. Эта книга исследует тонкости того, как оно стало таковым – надеюсь, без полного рассеивания этого самого соблазнительно мерцающего тумана. Если вы готовы глубже познать это темное время года, если не боитесь открыть дверь странному призраку или сморщенной ведьме, если хотите ощутить мурашки по коже, которые не имеют ничего общего с приходом зимних холодов, то вы по адресу. Пусть это и не детская книга, ее написала любительница сказок, и по ее страницам разбросаны отсылки на Ганса Христиана Андерсена, Клайва Стейплза Льюиса, Джона Рональда Руэла Толкина и некоторых других авторов, кого, наверное, сразу с Рождеством и не свяжешь. И повсюду будут встречаться упоминания моей самой любимой детской сказки, «Снежной королевы», в которой храбрая юная Герда добирается – подчас даже босиком – из родной мансарды до цветника ведьмы, лагеря разбойников и через всю Лапландию к холодному чертогу в крепости Снежной королевы, чтобы спасти душу своего товарища по играм, Кая. «Снежная королева» – это, строго говоря, не совсем рождественская история, однако земли, где проходит Герда, во многих случаях являются теми же землями, по которым шествовала и древняя йольская богиня со свитой из фейри, призраков и гоблинов.

Чтобы влюбиться в рождественские праздники, не нужно быть христианином. Нам всем попадались эти стикеры, взывающие, мол, «Помни про Христа в Рождество Христово!». Я предпочитаю толковать сие в самом позитивном свете, как призыв к христианам познать свою веру еще глубже. Язычники поступают точно так же. Несмотря на то что вы, быть может, слышали, заприметить старых богов и богинь на современных празднованиях не так уж легко, но какое же счастье тайком разглядеть, как один из них подбирается к чаше пунша или врывается с веточкой омелы. Праздничный сезон длинный, в нем требуется участие тысяч действующих лиц, и у всякой ведьмы, тролля и домового есть своя роль.

На этих страницах вы встретите уйму эльфов, как светлых, которые, как и следовало ожидать, стали игрушечниками под трепещущей занавесью северного сияния, так и темных, что рыщут в лесах, скрывая лица от солнца. Полагаю, что Йоль и предшествующие ему дни – лучшее время, чтобы сопоставить наше более позднее восприятие этих земных духов с тесными отношениями, которые были у наших предков с ними в прошлом.

Среди язычников и не только бытует мнение, что Рождество, к которому мы привыкли – изначально языческое празднование, а его ритуалы – основательно украшенные попытки первобытных людей возродить умирающие угли солнца. Хоть сей миф и хорош сам по себе, на самом деле это лишь часть истории. Некоторые существа, которых вы вот-вот повстречаете, откровенно языческие, другие – плоды в высшей степени христианизированного воображения. Подавляющее большинство – смесь обоих.

Когда будете перелистывать страницы этой книги, я хочу, чтобы вы чувствовали, словно приоткрываете скрипучую дверь древней церкви, но за ней не покрытые пылью скамьи, а девственный лес, по листве падуба скользит лунный свет, и среди ветвей снуют призрачные духи. Надеюсь, что вы, дорогой читатель, тоже удивитесь открытиям, которые я сделала во время собственного путешествия сквозь этот лес. На первый взгляд, шведская Люсия в короне из свечей и кроваво-красном кушаке – наиболее вероятный кандидат на древнее олицетворение солнца (или жертвы оному), однако все, как выясняется, обстоит иначе. (В День святой Луции вас, вероятно, тоже удивит то, что вы обнаружите под юбками Богемской Люси!) Впрочем, итальянская ведьма Бефана – ее имя означает «Богоявление», а история неразрывно связана с той, что повествует о трех волхвах, поднесших золото, ладан и смирну Младенцу Иисусу, – своим существованием обязана сколько Евангелию от Матфея, столько и германской богине.

Нельзя отрицать, что Рождество всегда было связано с выбором, покупкой, упаковкой и вручением подарков. Римские Сатурналии, ранний предшественник нашего праздника, отмечался обменом свечами, глиняными куколками и безделушками. Подарки, в конце концов, это жест доброй воли, особенно когда передаешь капельку с трудом заработанных денег вниз по социальной лестнице. Нет, не нужно закатывать пирушку, но празднующим Рождество стоит найти время и увидеть в своих ближних, как пытался объяснить племянник Скруджа дядюшке, «таких же людей, как они сами, бредущих одной с ними дорогой к могиле, а не каких-то существ иной породы, которым подобает идти другим путем ^[3]».

Что подводит нас, вестимо, к трем Духам Рождества, известным всему миру: Прошлых Лет, Нынешних и Будущих Святок. «Рождественская песнь» была далеко не первым и не последним рассказом о привидениях, вышедших из-под пера Чарлза Диккенса. Не он и изобрел жанр; Диккенс вывел закрепившуюся литературную форму к новым высотам. В его воображении Рождество и мир духов увязались столь тесно, что он приберегал самые жуткие идеи для публикации в декабре.

Когда выковывалось наше собственное яркое, светлое американское Рождество, определенные установки, верования и ритуалы исчезли, ибо такова природа традиции. Некоторые обычаи переживают столетия, а иные испускают дух под подолом рождественской ели, едва родившись. Чем оставлять эти обрезки лежать грудой на полу мастерской Санты, я собрала горсть и поднесла их грубые края к свету. Присмотритесь. Пусть я не могу с уверенностью пообещать вам веселое Рождество, я могу точно сказать, что оно будет интересным. Многие из вас, вероятно, придерживаются мнения, что Рождество – это праздник для детей. Я не соглашусь. Рождество предназначено прежде всего для того, чтобы безопасно попугать детей, а иногда заодно и себя.

Когда-то рождественский сезон тянулся от позднего октября до второго февраля. Стоит заметить, что Барборки с метлами в руках предсказуемо явятся в канун Дня святой Варвары (третье декабря), и можно рассчитывать, что Бефана пронесется по небу с мешком подарков в канун Богоявления (пятое января), однако, когда дело касается порядка сей потусторонней процессии, правила редко бывают твердыми и жесткими. Если я упомянула, что определенное событие происходит в определенной провинции в сочельник, это не означает, что аналогичный ритуал не проводят в канун Нового года или Богоявления где-нибудь еще. В раннем Средневековье рождественские праздники, как считалось, начинались первого ноября, но имейте в виду, что средневековое первое ноября отличалось от нашего ^[4]. То, что мы сейчас зовем «Хэллоуин», для древних кельтов было ночью, что предшествовала началу зимней половины года и, таким образом, становилась чем-то вроде кануна Нового года. А для англосаксов то, что мы зовем началом зимы, было серединой зимнего сезона.

Как и в моей первой книге, «Ночь ведьм: фольклор, традиции и рецепты для празднования Вальпургиевой ночи» (Night of the Witches: Folklore, Traditions & Recipes for Celebrating Walpurgis Night), многие сверхъестественные существа, которые вам встретятся на этих страницах, по происхождению германские. Однако народные поверья и традиции, как и создавшие их люди, зачастую плавно смешиваются друг с другом вместо того, чтобы распределяться по четко академическим категориям. Наше путешествие в мир Рождества заведет нас в глубь кельтских, итальянских, балтийских и славянских земель. С таким раздольем персонажей необходимо где-то подвести черту, и я решила подвести ее около католических и бывших католических стран северной и центральной Европы, включая, разумеется, рассадники рождественской жути – Исландию и Британские острова. А еще случится небольшая вылазка в Северную Америку, правда, лишь в связи с укладами Старого света, которые там сохранились. Вместе с тем ни одна книга рождественских страшилок не будет полной без греческих калликанзаросов, что незваными гостями в Сочельник проскальзывают вниз по дымоходу и устраивают разгром. Хоть они принадлежат к восточной, православной традиции, но тоже встретятся вам на этих страницах, как и горстка северных рождественских зверей (как озорных, так и милых), странный вампир и несколько неупокоенных духов детей.

Ну и куда же в Рождество без веточки чего-нибудь зеленого? Сейчас как никогда Рождество – праздник тепличный. До пришествия пуансеттии, рождественского кактуса ^[5] и пышного йольского цикламена почетное место на окне, алтаре и среди украшений зала занимали растения поскромнее. Наряду с остролистом и омелой вы встретите более необычные – иногда заколдованные – сезонные растения, включая плющ, можжевельник и морозник черный.

Смею заверить, здесь есть на что посмотреть, помимо пары зеленых венков, чудаковатых ведьм и симпатично мерцающих привидений. Лишь немногие из духов, которых вы здесь встретите, заставят вас вздрогнуть, ведь цель этой книги – изведать тайну Рождества, а не вызывать полномасштабный ужас. И все же, перевернув ее последнюю страницу, вы больше не сможете отмахнуться от знакомого стука по крыше – мол, это копыта оленей. Когда услышите перезвон колокольчиков и хриплое «хо-хо!», станете выглядывать Дикую охоту, а не сани Санты, и как только смените лист календаря на декабрьский, будете настороже – вдруг раздастся глухой удар метлы, шелест соломы или поскрипывание березовых прутиков об оконное стекло.

Подобно тому, как беспрестанно меняющееся событие, которое мы зовем Рождеством, не завершалось с наступлением 25-го декабря, эта книга не заканчивается с Заключением. После него вы найдете «Календарь рождественских духов и чар», он поможет и разложить все по полочкам и продлить торжество. Там вам как на ладони откроется весь праздничный период – а еще несколько любопытных деталей сверхъестественного мира, которые больше нигде в книге не встречаются. В глоссарий я вынесла понятия, не объясненные в тексте. К их числу относятся как знакомые слова, точное значение которых, тем не менее, способно ускользнуть от читателя, например, «прялка» или «жаровая труба», так и те, что, вероятно, читателю и вовсе никогда не встречались, вроде «примстав» и «Дни поста и молитвы». Глоссарий также вмещает мои попутные размышления, которые я не включила в основной текст, дабы не прерывать повествование.

Глава 1. Тысяча лет зимы

Если вы говорите по-английски, то привыкли посвящать свои четверги германскому богу Тору ^[6]. По тому как гномоподобные ниссе и томтены, которые стерегли скандинавские подворья, отказывались работать в ночь четверга, мы можем сделать вывод, что они почитали бога грома. Культ Тора всегда пользовался популярностью, так что сухонькие старички вполне могли быть его подчиненными, но сперва стоит рассмотреть, как скандинавские, германские и англосаксонские народы считали дни. Равно как евреи начинают все свои праздники на закате перед днем, которым они значатся в календаре, германские язычники считали дни не от рассвета до рассвета, а от заката до заката. Поэтому многие – если не большинство – ведьм, призраков и гоблинов, которые встретятся вам на страницах книги, приходят ночью, предшествующей дню святого покровителя.

Как только в четверг, день Тора, сгущаются сумерки, мы вступаем в канун пятницы или, в воображении германских язычников, канун дня Фригги. Фригга обитала вместе с прочими небесными богами в Асгарде и была женой короля Одина. Она была чуть менее распутна, чем богиня плодородия Фрейя, и бесспорно более заинтересована в домоводстве, а особенно в изготовлении ткани. (Правда, нельзя сказать, что Фригга и Фрейя не два лика одной богини, ведь это тоже весьма вероятно.) Фригга появлялась на северном небе в виде своей прялки – созвездии, более знакомом нам, современным людям, как Пояс Ориона. Прясть в канун дня Фригги было запрещено; пустая прялка рядом с корзиной полных катушек показывала богине, что вы прилежно трудились и могли позволить себе, подобно ниссе и томтенам, денек расслабиться. Но к Двенадцатой ночи, кануну Богоявления (6 января) лучше бы вам спрясть всю шерсть и лен в доме, потому как с окончанием рождественских праздников настанет пора ставить большой вертикальный станок, и у вас должно быть достаточно нити для ткачества.

В альпийских землях Фригга была известна как Перхта, Берхта или Берта, и ее культ продолжал процветать много после того, как богинь смыло рекой времени. Дабы ясно показать, что она больше не причисляется к божествам, теперь ее часто именуют «фрау», что означает «госпожа». Еще ее называют Шпиннштубенфрау, то есть Госпожа прядильни. В Скандинавии льдистого мерцания прялки Фригги в небе было достаточно, чтобы девы трудились как пчелки, однако в других краях приходилось напоминать юным пряхам, что богиня, заглядывая на Богоявление в окно, совершенно не хотела видеть облако шерсти или льна, что томятся на прялке. В Германии, Австрии и Швейцарии существовало множество баек о том, как фрау Берхта растаптывала или даже поджигала брошенные на полпути нити.

Пусть в наши дни мало кто занимается пряжей самостоятельно, последние три четверга перед Рождеством по-прежнему принадлежат фрау Берхте. Она не всегда является сама в эти Ночи Берхты, как их называют в некоторых частях Альп; для этого у нее имеются слуги. Они, в основном, наводят шороху. Баварские дети, которые по собственному желанию временно поступали на службу к фрау Берхте, носились по округе, швыряли в окна и двери сухие горошины, бобы и мелкие камешки, напоминая всем, что грядет Рождество. Из-за шума эти четверги стали известны в Германии как «Ночи стука». Хозяева домов вознаграждали детей за изгнание злых духов из-под стрехи. Если случалось так, что дети ухитрились по ходу дела потревожить Берхту, они не страшились погони – прежде чем броситься за нарушителями своего спокойствия, ведьма была вынуждена сперва пересчитать все бобы, попа́давшие ей в палисадник.

Роятся белые пчелки

В «Снежной королеве», когда за окном кружат пушистые белые хлопья снега, старенькая бабушка говорит маленьким Каю и Герде: «Это роятся белые пчелки!»^[7]. Позже Кай замечает королеву пчел, которая опустилась на край пустого цветочного ящика – «женщину, укутанную в тончайший белый тюль, сотканный, казалось, из миллионов снежных звездочек». В андерсеновской Дании не было фрау Берхты, однако писатель много путешествовал по Европе, включая альпийскую глубинку, где более крупные слуги Берхты по-прежнему собирали своей Пчелиной королеве, как они ее называют, дань. Пусть самой королевы нигде не видать, ее слуги прилежно являются к фермерским калиткам в причудливых резных масках из дерева. Они напоминают, что именно фрау Берхта укутывает поля снегом, дабы почва отдохнула и подарила на следующий год богатый урожай. И уж лучше фермеру сделать этим трудягам-пчелкам подношение, если он хочет, чтобы они вернулись, станцевали на полях в конце зимы и благословили пахотную землю.

В Ночи Берхты австрийские слуги богини выходят на улицы и поднимают шум – звенят коровьими колокольчиками, выводят нестройные мелодии на скрипках. Подобные мероприятия не всегда ограничивались четвергами Адвента или Австрией. За две недели до Дня святого Андрея (30 ноября) в 1572-м году некий Ганс Бухманн заявил, что сверхъестественные силы перенесли его из леса около немецкого Ротенберга в итальянский Милан. Когда на него впервые набросились, он решил, что это пчелиный рой, однако затем жужжание превратилось в жуткий визг скрипок. Мы не знаем, что на самом деле стряслось с Гансом – прямо перед исчезновением он без спросу одолжил деньжат, а потому имел массу причин сочинить эту историю, – однако здесь любопытно то, что он догадался упомянуть, как его поднятию и полету над верхушками деревьев предшествовало пчелиное жужжание. Возвращаться в Ротенберг ему пришлось своим ходом, и добрался он только к Сретению Господню (2 февраля).

В Альпах того же века явление Залиге Фройляйн – Блаженных дев, которые приходят в ночи попробовать оставленные на столе подношения, предваряла похожая на жужжание пчел музыка, но более тихая, нежели та, что слышал Ганс Бухманн. Эти Благословенные, как их еще называют, в перспективе станут свитой Младенца Христа и сменят гудение перезвоном крошечного колокольчика. Тем не менее, везде, где Берхту помнят под ее собственным именем, мы наверняка услышим жужжание струн или, по крайней мере, какой-то намек на пчел.

С высоты птичьего полета

А еще хаос устраивало более северное воплощение Берхты, фрау Холле. Она заботилась о младенцах, умерших до того, как их успели покрестить. Поля, над которыми пролетала на метле фрау Холле со своими приемными детьми на Рождество, были особенно щедры на следующий урожай, но если вам вдруг случится увидеть этих духов, проносящихся над головой, останетесь слепым. Фрау Холле в итоге лишилась посвященного ей времени на севере, однако благодаря братьям Гримм осталась увековечена в сказке.

Фрау Холле – типичная немецкая домохозяйка. Снег – это гусиный пух, который кружится в небе, когда она встряхивает свою объемистую перину; туман – это пар, что поднимается от кастрюль на ее печи; а гром – это вращение ее катушки льна. Фрау Холле всегда рада хорошей помощнице. Чтобы претендовать на должность горничной в ее доме, сперва пришлось бы пройти через воду – либо заводь, где она купалась, дабы снова стать молодой, либо обычный колодец.

В сказке братьев Гримм «Госпожа Метелица» трудолюбивая, хоть и, по всей видимости, неуклюжая девушка роняет в колодец веретено. Разумеется, прыгает за ним следом и вдруг оказывается в чудесном, полном цветов и солнечного света мире. Она бесцельно бродит и по пути помогает хлебу, который вот-вот сгорит в печи, и тяжело склонившейся под весом спелых плодов яблоне. Наконец прибыв к избушке, девочка встречает старуху с длинными зубами, которая представляется госпожой Метелицей и предлагает ей местечко у себя. Девушка остается готовить, убирать и помогать вытряхивать перины, пока не начинает тосковать по родному дому. Госпожа Метелица без возражений ее отпускает, а на пороге и вовсе осыпает золотыми монетами.

Позже в тот же колодец прыгает и ленивая сводная сестра девушки – проверить, что она сумеет выудить у старухи. Она проходит мимо беды как хлеба, так и яблони, в избушке всего-навсего водит пальцами по пыльной мебели и вяло похлопывает постель. А когда объявляет, что с нее хватит, получает на голову ведро смолы.

Пусть немецкая фрау Холле, как известно, себя запустила, ее утрата юной красоты ничто по сравнению с ужасом, который являет собой Перхта. Альпийская Перхта – то, какой фрау Холле могла бы выглядеть в отражении того дьявольского искажающего зеркала, которым Андерсен открывает «Снежную королеву». Имя «Перхта» восходит к четырнадцатому столетию, а вот первое письменное упоминание жуткой ведьмы, которая возглавляет зимние празднества, встречается в Зальцбурге в десятом. Кто знает, сколько она прожила до того? Разумеется, колдунья не всегда носила имя «Перхта»; Якоб Гримм предлагает нам версию, что ее имя, возможно, происходит от древневерхненемецкого giperahta naht, или «сияющая ночь», то есть Богоявление (6 января) – ночь, когда над Вифлеемом засияла Звезда. Тот факт, что у старой ведьмы все еще есть свой собственный Перхтентаг, или «День Перхты», 6-го января, и что ее прославляют на протяжении всех Святок таким мероприятием, как Перхтенлауф, или «Бег слуг Перхты», является огромным достижением.

Да, у Перхты действительно есть симпатичная сторона, которую воплощают «красивые перхтены», что облачаются в цветочные головные уборы в форме конуса, но большинство ее приверженцев выглядят как волосатые рогатые чудовища с огромным, искривленным в гримасе ртом. Эти «злые перхтены» не только уродливы, но и шумны. Среди их обязанностей – забираться на крыши деревенских домов и бросать в трубы снежки.

Как Перхте удалось продержаться так долго? Причина определенно не в том, что она хорошенькая или любезная. Одним из секретов ее долголетия может быть привычка совать свой длинный нос в дела других людей, как мы увидим в канун Дня святой Варвары и святой Луции в девятой главе. Перхту изображали с нечеловечески длинным носом по крайней мере с пятнадцатого столетия. Иногда ее описывают как «железноносую», но ее австрийское прозвище, Шнабельперхт, «Клювоносая Перхта», подходит ей гораздо лучше. Предполагалось, что у Перхты еще должна быть одна косолапая нога, якобы от постоянного нажатия на педаль прялки, но, скорее всего, это была гусиная или лебединая лапа. Эти птичьи рудименты, наряду с белыми перьями, которые фрау Холле заставляла сыпаться с неба, наводят на мысль, что Перхта может принимать облик птицы – а это древняя привычка германских богинь, таких как Фригга и Фрейя.

Дом зовет

Еще одна стратегия удержания власти – внимательно следить за своими подданными. Соответственно, неугомонная старая карга привыкла лично посещать дома накануне Богоявления (5 января). Если обнаруженное там ей нравилось, немецкая Берхта могла оставить подарок из собственной пряжи, сотканной в небесах, в знак одобрения. А если увиденное этой святочной богине приходилось не по душе, тогда уж лучше вам поостеречься. Когда она переступала порог, то иногда несла в одной из иссохших лап пучок веток, соломы или хвороста. Наверное, подумывала еще немного подмести? Или прихватила их, чтобы подкормить огонь в очаге? Еще она могла держать кирпич – так что же, она пришла заделать щель в садовой ограде? К несчастью, ничего подобного.

Как только она проведет когтем по шкафам и пересчитает полные катушки ниток, старуха захочет узнать, что вы приготовили на ужин – и не позабыли ли отложить немного для нее. Лучше бы ей не унюхать мяса этим ее длинным клювом, потому что канун Богоявления означал краткое восстановление покаянного поста, предшествовавшего Рождеству. В эту ночь, когда инициалы Трех Царей были начертаны мелом на притолоке, единственной разрешенной пищей становились рыба, мучное, картофель и злаки. Овсянка с небольшим количеством копченой селедки в виде гарнира, например, или тонкий блин, сделанный лишь из муки и молока. Решение повкуснее – клецки. В Тюрингском лесу, в центральной Германии, фрау Холле приписывали первоначальный рецепт картофельных клецок, от которого произошли уже все остальные, в то время как в Брауншвейге, севернее, она настаивала лишь на том, что в течение Двенадцати дней Рождества нельзя есть бобы.

Но что, если позабыть и прямо перед приходом старой госпожи отправиться за пивом и сосисками? Или приготовить правильные блюда, но не оставить дополнительную порцию на плите? Последствия будут не совсем такими, как если не выложить печенье для Санты, потому как фрау Берхта окажется и в самом деле ужаснейшим образом расстроена. Сначала она вспорет виновнику живот ножом, который прячет среди юбок. Затем вытащит оттуда всю запрещенную пищу и заменит пучком веток – или тем кирпичом, – а потом зашьет обратно, используя садовые инструменты вместо хирургических. Правда, приступит ко всему этому не сразу – дождется, когда несчастный заснет.

В исландской «Саге о людях из Лососьей долины» Ан Черный, кузнец Олафа Хоскульдссона, проходит эту процедуру даже не один раз, а целых два. В главе XLVIII Ану снится, что над ним стоит ведьма с мясницким ножом и деревянным корытом. Не говоря ни слова, она взрезает Ана, вычерпывает внутренности и набивает его живот хворостом. Неужто что-то съел? Так мог бы сказать Скрудж, ибо разве не пытался он отмахнуться от призрака Марли, будто тот «непереваренный кусок говядины, или лишняя капля горчицы, или ломтик сыра, или непрожаренная картофелина»^[8]? Когда Ан вспоминает пережитое наутро за завтраком, другие мужчины его дразнят, а вот хозяйка считает сон предупреждением.

И действительно, в следующей главе Ан и его спутники вступают в продолжительный бой на мечах с людьми из Лаугара. К концу боя внутренности Ана вываливаются наружу уже взаправду. Его, посчитав мертвым, готовят к погребению по всем правилам. Однако ночью он вдруг садится при свете свечей, испугав тех, кто бдит над его телом. Ан уверяет их, что не умер, а всего лишь спал. Та странная женщина снова пришла, вытащила охапку хвороста и вернула Ану его нутро обратно. Кузнец полностью выздоравливает и остается известен как «Ан Хворост в Животе» навсегда – или, по крайней мере, до главы LV, где ему раскалывают голову, мстя за смерть Кьяртана Олафссона. Некоторые раны ведьма все-таки залечить не может.

Так что если Берхта с ножом явится вам сразу после какого-нибудь излишества, знайте, что на самом деле она не крадет ваш желудочно-кишечный тракт, а просто хранит его в безопасности, пока вы не научитесь делать более разумный выбор.

Хозяйка замка

В Швейцарии в замковой башне десятого века на берегу Женевского озера обитала некая «Белая леди», которая, по-видимому, являлась приукрашенной версией Шпиннштубенфрау и на самом деле была известна как Берта. Белая леди – это дух-хранитель, который берет на себя обязанность стеречь сокровища, предвещать грядущую смерть в благородном семействе и даже утешать детей. Каждый сочельник эта Берта материализовывалась из тумана, в сияющем белом платье, со скипетром, который когда-то наверняка был прялкой, потому как леди особенно интересовало, закончили ли девушки прясть. В дополнение к осмотру ближайших домов она разбрасывала по дороге пригоршни зерна. Как и все королевы, она никогда не путешествовала в одиночку и, когда отправлялась в путь из своего замка, ее сопровождали разнообразные гномы, кобольды и прочие духи детского росточка.

По некоторым данным, эта Берта была призраком реальной исторической личности – возможно, швабской принцессы, которая вышла замуж за короля Рудольфа в 922-м году. Другие утверждают, что она была матерью или бабушкой Карла Великого. Кем бы она ни была, швейцарская Берта в конце концов изжила изначальную личность. Со временем ей стало тесно даже в образе Белой леди, ведь ее прялка и появление на Святки – не говоря уже о птичьей лапке, которую она прятала под сверкающим подолом платья – все указывало на то, что она является очередным воплощением королевы богов.

В общем, встречи с Бертой сильно отличались от явлений другого знаменитого рождественского призрака – королевы Анны Болейн, которая обычно возникала в белом платье среди деревьев возле дома ее детства, Рочфорд-холла, в течение Двенадцати дней Рождества. Поскольку особых связей с более поздними жителями Рочфорд-холла, кроме того, как пугать их, Анна не имела, ее нельзя считать настоящей Белой леди. Кроме того, звание Белой леди требует определенную привязанность к месту, которой не хватало призраку Анны: на протяжении того же отрезка времени, когда она появлялась в Рочфорде в Эссексе, она, как известно, заглядывала, причем безголовая, и в замок Хивер в Кенте.

Где-то на полпути между божественной Бертой и земной Анной Болейн находится самая знаменитая Белая леди из всех. Ее призрак столетиями обитал в замке, что возвышается над рекой Влтавой, которая также протекает через Прагу. При жизни леди так хорошо задокументировала свое существование, что с ней до сих пор можно познакомиться поближе. Она была рождена в могущественном доме Рожмберк (нем. Розенберг) на юге Богемии где-то в 1429-м. Точной даты мы не знаем, но поскольку ее крестили именем «Перхта», возникает соблазн подумать, что она родилась или, по крайней мере, приняла крещение в течение Двенадцати дней Рождества.

В возрасте двадцати лет Перхту выдали замуж на недавно овдовевшего Яна из Лихтенштейна. Союз был разочарованием для них обоих. Многим, если не всем конфликтам в доме Лихтенштейн способствовало то, что отец Перхты не дал ей приданого. Отнюдь не помогало делу и присутствие матери и сестры первой жены Яна, которые относились к новой супруге как к Золушке. Мы знаем о глубоком несчастье Перхты из многочисленных писем, которые она писала, умоляя отца и братьев приехать и спасти ее – или, по крайней мере, выслать денег. На одном портрете Перхта облачена в прекрасное белое платье, но, что характерно, на ней нет никаких драгоценностей – последние она заложила в 1463-м, в отчаянной попытке завоевать любовь мужа. В 1465-м году она с дочерью вернулась в свой старый дом в замке Чески-Крумлов; единственного выжившего сына муж вынудил ее оставить. К Яну она так и не возвратилась и до самой смерти жила с семьей брата.

По сравнению с Анной Болейн, Перхта ускользнула в загробную жизнь почти беззвучно, погибнув от чумы в 1476-м году. Земная жизнь стала палимпсестом, поверх которого оказалась написана история ее новой карьеры Белой леди, ибо в старом замке остался ее дух. Призрак описывали как печальную женщину в белом, со связкой ключей в руках. Она надевала белые перчатки, когда несла добрую весть, и черные, когда надвигалась беда. Те, кто пытался заговорить с ней, пока она скользила по коридорам, получали от ворот поворот: призрак проходил сквозь стену облаком пара. А еще она была известна тем, что неожиданно наведывалась с проверками в детскую, к ужасу нянек. С тех пор, как в 1611-м году умер последний Рожмберк, Петр Вок, Перхта держится в тени, хотя ей приписывают срывание нацистского флага с башни замка во времена Второй мировой войны.

В замке Чески-Крумлов есть барочная, написанная спустя продолжительное время после смерти Перхты картина. Портрет изображает золотоволосую женщину в белом платье со свободным голубым поясом. Она держит тонкий жезл, которым как будто указывает на ряд тайных символов, начертанных у ее ног. Тот, кто сможет их расшифровать, гласит легенда, узнает, где в замке спрятано великое сокровище. Если собираетесь разгадывать послание Перхты самостоятельно, предлагаю воззвать к помощи другой, более древней Перхты, прежде чем ее время года подойдет к концу.

Но будьте осторожны – не стоит совсем уж увлекаться разгадыванием; если суждено – то все получится. Не нужно слишком долго сидеть на холоде, как андерсеновский Кай на замерзшем озере посреди дворца Снежной королевы, складывая и перекладывая зазубренные кусочки льда, которые ему дала госпожа. Лишь когда появилась Герда и ее слезы растворили осколок зеркала, застрявший в его сердце, Кай смог без труда составить слово «вечность». Смытый его собственными слезами, крошечный посеребренный осколок из его глаза тоже со звоном упал на лед.

В «Снежной королеве» последнее, что мы слышим о титулованной антагонистке – то, что она собирается в отпуск, чтобы побелить виноградники и лимонные рощи теплых стран. Однако мы знаем, что она вернется в свой освещенный голубым светом тронный зал к северу от Полярного круга – это лишь вопрос времени. Старая Перхта тоже будет продолжать обходы, неся зиму и Рождество во все страны на своем пути, ибо еще один ключ к долгой жизни – гордость за свою работу. Важнейшей миссией Перхты всегда было служить жутким воплощением зимы, которую сначала можно встретить веселым шумом, а затем изгнать с такой же, если не большей, радостью.

«Говорят, она правила сотни лет: сотни лет зимы, – восхищенно рассказывает черный гном Никабрик о Белой Колдунье в «Принце Каспиане». – Вот это сила, если хотите знать. Это что-то практическое»^[9].

Поделка: Дерево-прялка

Английское слово distaff, прялка, буквально означает «палка для волокна». С ее помощью древнескандинавские дисы и древнеанглийские идизы – духи-хранители, следящие за рождением ребенка – отмеряли долготу, толщину и общее качество нити, которая обозначала продолжительность жизни этого ребенка, прямо как феи в «Спящей красавице». Самый примитивный вид прялки – это, действительно, палка. Она должна быть достаточно длинной, чтобы прядильщица могла удобно держать ее между коленей, а облако непряденых волокон на уровне глаз, но не слишком, чтобы получилось засунуть ее под мышку, если вдруг захочется попрясть на ходу. Подойдет любое молодое деревце или прямая ветка с устремленными вверх прутиками, например, ясень, платан или сассафрас. Нет, веретено не нужно, эта прялка предназначена лишь для декоративных целей.

В Пенсильвании на рубеже прошлого века альтернативой свежесрубленной рождественской елке для бедного горожанина становилась покрытая ватой ветка сассафраса, установленная вертикально на подставке. Использовать сассафрас для этой поделки не обязательно, однако ваша ветка или молодое деревце должны иметь одинаковый размах прутиков. Очистите ветку от всех листьев и любых болтающихся кусочков коры. Плотно обмотайте каждый прутик полоской или комочком ваты, чтобы казалось, будто ваше дерево покрыто снегом. Проделайте то же самое со стволом или центральной веткой. Когда все завернуто, украсьте свое дерево короткой гирляндой из крошечных огоньков. Для зимней атмосферы я предпочитаю прозрачные или синие лампочки на белом проводе. Поставьте свое творение на окно и назовите прялкой, рождественской елкой или скипетром королевы, как вам больше нравится. Поскольку хлопок не спряден, веточки придется раздеть до того, как Шпиннштубенфрау явится проверить ваши труды на Богоявление, а вот гирлянду, если хотите, можно оставить на голых веточках и не гасить до Сретения.

Поделка: Оконная звезда «Белые ведьмы»

Моя маленькая кухонная ведьма из оригами, которая порхает по дому на метле-зубочистке, начала свою жизнь как луч этой звезды – отсюда родилось и название следующей поделки. Для наметанного глаза эта звезда похожа на шабаш восьми облаченных в белое ведьм, что собрались вокруг пылающего костра. Для не наметанного – скажем, для вашего соседа – это простое зимнее украшение. В Нидерландах и Германии полупрозрачные бумажные звезды на окнах стали рождественской традицией. И моделей для таких звезд бесконечное множество.

ИНСТРУМЕНТЫ И МАТЕРИАЛЫ:

• Ножницы

• Клей

• 2 листка белой бумаги для оригами 15х15 см, каждый разрезанный на четвертинки

• Прозрачный скотч

Возьмите первый из восьми маленьких квадратов бумаги и сложите его пополам в треугольник. Сложите пополам еще раз, затем полностью разверните. Теперь у вас есть крестик, определяющий центральную точку (рис. 1).

Оконная звезда «Белые ведьмы», рис. 1

Сложите два угла в центр, как показало на рис. 2.

Оконная звезда «Белые ведьмы», рис. 2

Сложите два образовавшихся угла к центральной линии. А вот и маленькая ведьма, которая ждет, когда же сможет погреть ручки у огня (рис. 3).

Оконная звезда «Белые ведьмы», рис. 3

Повторите все шаги с оставшимися семью квадратами бумаги. Соберите, склеивая каждый луч (или «ведьму») наполовину внахлест с предыдущим. Капелька клея – все, что здесь нужно.

Оконная звезда «Белые ведьмы», рис. 4

Когда вы приклеите все лучи (рис. 5) и клей высохнет, прижмите звезду тяжелым гримуаром на денек-другой. Разместите в центре звезды крошечный кусочек скотча, чтобы приклеить ее к окну.

Оконная звезда «Белые ведьмы», рис. 5

Глава 2. До́ма с эльфами

Поскольку мир эльфов тесно связан с нашим, в наших же интересах оставаться с этими таинственными существами в дружеских отношениях. В давние времена сие могло означать регулярные поставки молока, крови и даже золота и серебра в их земные жилища. В наши дни это бывает так же просто, как проявить доброту и уважение к незнакомцу – просто так, без особой причины. Эльфы в этой главе совершенно не интересуются изготовлением игрушек (или карьерой стоматолога), и они не особенно-то малы ростом. Однако они всегда были частью Рождества, даже если их собственный праздник изначально проходил в октябре.

«Что же с эльфами?»

Мы знаем, что праздник эльфов назывался Альфаблот, или «Жертвоприношение эльфам», и что он отмечался на юго-западе Швеции, но точно не известно, что же там происходило. На самом деле мы не знаем об Альфаблоте почти ничего, и это вина довольно вспыльчивой старой фермерской жены, которая жила в поселении Хов в 1017-м году. Однако, прежде чем призвать ее к ответу, мы должны ответить на вопрос: а кто вообще такие эти эльфы?

«Hvat er med alfom?», или «Что же с альвами?» ^[10][11], спрашивает пророчица в древнеисландской поэме «Прорицание вёльвы». Вы, возможно, задаетесь тем же вопросом, потому что еще не декабрь, потрепанные корки соседских фонарей из тыквы до сих пор гниют на обочине, а индейка на День благодарения охлаждает пяточки в морозилке. Хват эр мед альвом, действительно.

Древние скандинавы считали «альвов» отдельным классом существ, хотя в родословных эльфов, богов, норн и даже людей случались некоторые смешения. Исландский поэт тринадцатого века Снорри Стурлусон предлагает нам не одну расу эльфов, а целых две. Светлые эльфы, которых Стурлусон уподобляет солнцу, жили в Альвхейме – «жилище эльфов», что располагалось где-то в небесах. Темные эльфы, которые были «черней смолы», обитали глубоко под землей.

Эльфы ассоциировались с солнцем с древнейших времен или, по крайней мере, с бронзового века. В Швеции в скалах можно найти углубления в форме чаши с вырезанными на них изображениями того, что мы считаем солнечными колесами. В этих каменных чашах сельские жители Швеции до самого двадцатого века оставляли в качестве подношения молоко. Древнескандинавское название-кеннинг самого солнца – álfröðull, или «слава эльфов». Роль эльфов как посредников между смертными и животворящим солнцем помогает объяснить момент с их сиянием.

Высокообразованный Снорри Стурлусон ладно разделил эльфов на светлых и темных, однако это не означает, что их так же разделяли и по всему Северному миру – или что всякий крестьянин, обратившийся к эльфам за помощью по хозяйству, знал о подобном разделении. Эльфы, может, и сияли, как солнце, но они также были вполне себе земными. Поскольку считалось, что они физически присутствуют в нашей реальности, для фермера они имели более непосредственное значение, нежели могущественные боги. Вполне возможно, что умилостивление эльфов предшествовало поклонению богам – и намного пережило его среди населения в целом, ибо история эльфов не заканчивается Рагнареком, огненной гибелью древнескандинавского мировоззрения.

«Довольно ль вам этого? ^[12]»

«Vitod er enn?» – продолжает вопрошать пророчица, описывая конец того мира. В то время как многие вожди и короли северной Европы могли без особых раздумий обменять Одина на Христа, земледельцы работали над своими отношениями с эльфами на протяжении тысячелетий и не собирались так легко от них отказываться. Вместо того чтобы отпустить эльфов, они переселили их в христианскую космологию. В этом новом мире эльфы стали наполовину падшими ангелами. Когда Люцифер восстал против Бога, эльфы – или фейри – не смогли выбрать сторону, и потому не оказались низвергнуты до самого дна, но вынуждены скитаться по диким местам земли до Судного дня. Мысль о том, что эти создания света достигли такого состояния благодаря действиям Ангела Света, полностью соответствовала старым верованиям.

Другая, гораздо более забавная теория связана с неожиданным визитом Бога к Адаму и Еве спустя долгое время после того, как они были изгнаны из Эдемского сада и обустроили себе дом. К этому времени у них родилось уже столько детей, что Ева не успевала их всех как следует вымыть, поэтому представила Богу только тех, кто недавно вышел из ванны. Когда Бог попросил показать ему остальных, Ева принялась убеждать, что их нет, а сама отправила грязных спрятаться на заднем дворе (она явно не усвоила урок о том, что не стоит лгать всеведущему божеству). Бог объявил, что те дети, которых Ева от него скрыла, останутся скрытыми от всего человечества. Потомки этих грязных детей – это Скрытый народ, как они и известны в Исландии по сей день.

Разумеется, такие апокрифические объяснения устраивают не всех. С начала до середины двадцатого века было модно отождествлять эльфов и фей с первыми европейскими поселенцами. В своей книге 1955-го года «Ведовство сегодня» Джеральд Гарднер приравнял их к пиктам и другим племенам, чье желание сохранить старые обычаи перед лицом христианства загнало их в самые отдаленные уголки кельтской земли, на бесплодные горные вершины и в темные норы под холмами, где они могли и дальше практиковать собственный вид земной магии. Они были и без того маленькой расой по сравнению с романо-бриттами и англосаксами, а их дети из-за тягот жизни в бегах стали еще меньше. Эти аборигенные «пикси», искаженное «пикты», как выразился Гарднер, держались очень замкнуто, осторожно выбираясь лишь по ночам, чтобы выкрасть молока, масла, а иногда и корову у более успешных в сельском хозяйстве соседей. В промежутках между набегами они занимались проведением своих древних ритуалов и изготовлением каменных наконечников стрел, смазанных ядом для «выстрела эльфа».

Как же выглядели эти пикси? Их волосы, несомненно, спутывались в «эльфийские локоны»^[13] в отсутствие хорошего гребенщика, и одно время многие считали, что они непременно рыжие. В Уошфорд-маркете, в Сомерсете, ходило мнение, что они еще и косоглазые, «уши у них заостренные, лица маленькие, а носы вздернутые» ^[14]. Возможно, с этим убеждением и было связано наблюдение, что в светловолосых или темноволосых семьях иногда непредсказуемо рождаются рыженькие. Вместо того чтобы списать окрас таких детей на рецессивный ген или молочника, родители могут расценить их как подменышей – подброшенное потомство пикси.

От римлян мы знаем, что пикты покрывали себя синей краской, которая, возможно, была получена из минералов, хотя есть и более популярное объяснение – индиго, извлеченное из вайды красильной (Isatis tinctоria) ^[15]. По словам Гарднера, когда пикты хотели остаться незамеченными, они смешивали этот синий краситель с желтым, изготовленным из резеды (Reseda luteola), в результате чего целая раса крошечных мужчин и женщин бродила по вересковым пустошам, раскрашенная различными оттенками синего и темно-зеленого – последний в конечном итоге и станет национальным цветом фейри.

Как и их неолитические предки, эти обездоленные, но яркие «маленькие люди» жили в наполовину погруженных в землю домах, построенных методом сухой кладки; вероятно, даже в сложных комплексах, как можно увидеть в Скара-Брей на самом севере Шотландии. Поскольку весь дом был покрыт травой или вереском, обычному человеку он казался естественной особенностью ландшафта. Если кто-то из «больших людей» случайно проходил мимо зимней ночью, когда хорошо спрятанная дверь открывалась, он не мог не заметить, как пламя очага окрашивает снег – это происходит у дверей эльфийских обителей во многих сказках северо-западной Европы. В этих полых холмах, должно быть, проделывали дымовые отверстия, через которые выходил бы запах горящих папоротников и жареной землеройки, однако в фольклоре такие детали присутствуют редко. Гарднер настаивает, что зачастую эти примитивные дымовые стояки заменяли дверь, что только преумножало экзотичность пикси в глазах соседей.

К сожалению, в этой гарднерианской версии эльфийского происхождения, вероятно, куда больше романтики, нежели правды. Вместо этого лучшее представление о том, кто такие эльфы на самом деле, нам может дать концепция Гарднера о «могучих мертвецах». Могучие мертвецы – это духи практикующих магию, например ведьм, которые на протяжении серии реинкарнаций отточили свое мастерство до такой степени, что после смерти стали объектами поклонения или, как минимум, советчиками.

Эльфов, конечно, почитали, однако могущественными их все-таки назвать можно с трудом. В скандинавских сказках, которые впервые зафиксировали этнографы-путешественники девятнадцатого века, вдохновленные братьями Гримм, эльфы как будто бы ведут параллельную соседям-людям жизнь. Перегоняют свой скот с одного пастбища на другое и расстилают сено сушиться на солнце. Готовят, убирают и заботятся о благополучии своих детей. Даже посещают собственные церковные службы, хотя, по-видимому, не подверглись ни Реформации, ни Контрреформации даже в тех странах, где живут убежденные протестанты. Часто эльфы обладают неземной красотой, но также часто выглядят и как обычные люди, пусть и в причудливом наряде.

Если эльфы похожи на нас, то это потому, что они и являются нами – или, скорее, являлись. Человек, наткнувшись на процессию эльфов или спонтанный эльфийский пир, часто с испугом и изумлением замечает среди них кого-то знакомого – кто умер недавно или много лет назад. Часто этот мертвый знакомый советует случайному живому свидетелю, как безопасно покинуть вечеринку, и стандартное предостережение – это не пробовать еду. Таким образом, эльфы – мертвецы, но не те, кто преспокойно себе отдыхает, а кто по некой причине обрел новую жизнь по ту сторону завесы и иногда, сознательно или нет, может сквозь нее прогуляться.

Среди этих эльфов есть умершие, кто говорит на языке, малейшие крохи которого сохранились в названиях холмов, что когда-то были горами, или рек, что давным-давно сменили русло. Кости этих людей полностью слились с почвой, и все же они бродят по округе по своим эльфийским делам. Они больше не помнят иного существования и могут лишь смутно осознавать события, произошедшие с момента их ухода. Их тревожит звон церковных колоколов, а святой водой можно их ошпарить и загнать домой, не говоря уже о выхлопных газах, потому как все это принадлежит миру, который сами они давно покинули.

Более недавние умершие в пышных юбках и высоких шляпах скончались как раз вовремя, чтобы уже не замечать ничего странного на банкете – как свечи горят, но никогда не догорают, как пирожных на блюдах никогда не становится меньше. А вот душенька, которую положили на кладбище буквально на прошлой неделе, еще не втянулась в общество эльфов. Она все еще помнит, кто по какую сторону завесы, и сделает все возможное, чтобы ее живые близкие не попали к мертвым прежде срока.

Подношение эльфам

А теперь настала пора присоединиться к скальду, или придворному поэту, Сигвату ^[16], в путешествии, которое он предпринял по юго-западной Швеции во имя норвежского короля Олава. Это начало зимы. Поскольку стоит эпоха викингов, в которой год был разделен на летнюю и зимнюю половину, мы понимаем, что это примерно время нашего Хэллоуина. Несомненно, в лесу Эйдскуга уже выпал снег, а вот река еще не покрылась льдом. Сигват и небольшой отряд людей короля замерзли, сбили ноги и вдобавок наверняка проголодались. Они выходят из леса в Хове ^[17], темнота тем временем сгущается.

В поисках постели или хотя бы кипы соломы, чтобы переночевать, они подходят к первой попавшейся ферме, но дверь заперта на засов. Когда Сигват пытается сунуть нос в щель, из-за двери ему объясняют, что он прибыл в святой час, что пространство внутри уже освящено и войти нельзя. Поскольку это не церковь, а крестьянский дом, Сигват, исландский христианин, верно предполагает, что здесь чтут языческие традиции. Он проклинает фермера то ли за отсутствие гостеприимства, то ли за отсталость, то ли за все вместе взятое, и продолжает путь.

Скальд и люди короля доходят до следующего двора, где их снова прогоняют – на этот раз старуха, которая называет Сигвата «треклятым» и рассказывает, что они «правят жертву альвам»^[18]. Использование третьего лица предполагает, что она может быть служанкой, которую семья послала избавиться от нежелательных гостей. Нам остается лишь жалеть, что женщина не открыла дверь, потому как неуемный стихоплет Сигват, несомненно, выдал бы нам подробное, хоть и предвзятое, описание церемонии, если б ему позволили на ней поприсутствовать. А мы можем только гадать. Как была одета семья? Горел ли свет? Как был накрыт стол, или все действо происходило в закрытом дворе?

Возложить всю вину на «старуху», как называет ее Сигват, нельзя, потому что поведение самого скальда столь же невыносимо. Да, он исландец и христианин, но происхождения, по-видимому, норвежского. Поэтому он должен был знать о Дисаблоте, или «жертвоприношении дисам», которое его собственные языческие бабушка и дедушка, а возможно, даже родители совершали «зимними ночами» в те же дни года. Дисаблот проходил у алтаря, посвященного дисам – родовым женским духам, предшественницам наших фей-крестных и некоторых ведьм.

Между дисами и норнами, что пряли среди корней Мирового Древа, есть много сходств. Как и дисы, норны временами наведывались в дома, но в целом считались более обособленными от людей. Иногда дисы вели себя скорее как кровожадные валькирии, нежели феи-крестные, и во время Дисаблота алтарь действительно был залит кровью, хотя мы и не уверены чьей. В «Саге о Хервёр и Хейдреке» обряд проводит некая принцесса Альфхильд из Альвхейма, так что вполне вероятно, что Дисаблот и Альфаблот были ровно одним и тем же. Если бы Сигват проявил хоть каплю уважения к традициям Хова, ему, возможно, позволили бы тихонько проскользнуть внутрь и поучаствовать в празднестве.

Его могли бы даже попросить сыграть на арфе, если бы оная у него имелась и если бы его пальцы не оцепенели от холода, поскольку для христианина участвовать в языческих ритуалах в трудные времена – дело не то чтобы неслыханное. В «Саге об Эрике Рыжем» Гудрид, тоже исландку, принявшую христианство, убеждают помочь пророчице Торбьёрг распевать магические заклинания, которые Гудрид выучила в детстве. К сожалению, в тот вечер в Хове такого синкретического взаимопонимания не случилось, и Сигвату отказывают еще четыре фермера, прежде чем он оставляет поиски гостеприимного очага. Когда он наконец прибывает в пункт назначения, зал ярла Рагнвальда, его хвалят и награждают золотым кольцом, так что жалеть его, в общем-то, и нет причин.

Был ли Альфаблот уникальным явлением для той части Швеции? Единственное другое упоминание о жертве, принесенной эльфам, встречается в «Саге о Кормаке». Здесь ведьма приказывает раненому Торвальду призвать исцеляющую силу эльфов, вылив на близлежащий эльфийский курган бычью кровь и устроив для обитающих там эльфов мясной пир. Могли ли ховианцы приносить в жертву нечто более ценное, чем домашний скот? Человеческие жертвоприношения, разумеется, в те времена в той части света – достаточно известное явление, но если бы дело обстояло именно так, то фермеры, несомненно, стали бы врать в лицо христианину Сигвату, ссылаясь на болезнь в доме, а не объявлять о жертвоприношении открыто. Да и часть скота в любом случае должны были забивать в начале зимы, а вот люди – ценная рабочая сила, от которой не могли так легко отказаться.

Так к чему вся секретность? Празднующие, вероятно, как раз вводили в транс одного (или больше) члена семьи – или даже пришлую пророчицу вроде Торбьёрг. Изречение пророчеств служит кульминацией нескольких праздников в древнескандинавских сагах. На подготовку как прорицателя, так и места уходило много сил, а потому неудивительно, что старуха ограничилась столь короткой беседой с Сигватом. Женщине не терпелось узнать, что уготовано ей в будущем – и потому не хотелось разрушать чары, которые сотканы вокруг места прорицания.

По иронии судьбы, человек, что изначально послал Сигвата с поручением, христианский король Олав, сам был в некотором отношении эльфом. Хотя Олав отрицал даже саму возможность этого, кое-какие его последователи верили, что он – реинкарнация другого правителя, Олава Гейрстада, который после захоронения в «хове» (т. е. в могильном кургане) был удостоен подношений, а также получил добавочное álf, или эльф, к имени. Интересно отметить, что Хов лежал как раз к востоку от границ королевства, все еще известного в раннем Средневековье как Альвхейм. Ученые утверждают, что это название не имеет ничего общего с эльфами, а относится к слою гравия, который лежит под пахотной почвой этого района – факт, который поклонники Толкина быстро забудут, когда узнают, что в девятом веке Альвхеймом правил король по имени Гандальв. Согласно одной из «Саг Форнальдара», или «Саг древних дней», обитатели этого земного Альвхейма были настолько прекрасны лицом, что их затмевали только ризиры. А кто такие ризиры – это, полагаю, уже иная история.

Само Рождество

Вам в любом случае, вероятно, придется убирать дом перед Днем благодарения, так почему бы не провести в этом году собственный Альфаблот? (Эльфы, как и большинство рождественских духов, любят чистоту в доме.) Как было засвидетельствовано в Хове, не нужно открывать дверь никому, кроме членов семьи – разумеется, ныне живущих, – так что много ходить по магазинам и украшать комнаты не придется. Теперь возникает вопрос: как бы эльфы хотели, чтобы их чествовали?

Если вы уже следуете по пути скандинавских или саксонских язычников, то можете пообщаться с эльфами и спросить сами. Остальным придется обращаться за наводками к старинным сказкам. Одна из самых полезных – норвежская «Дочь финского короля». Здесь мы встречаем финскую принцессу, которая играет главную роль в норвежской истории, чьи корни восходят к датской Ютландии – вот такое всескандинавское народное предание ^[19]. Все, чего не хватает – это шведского элемента, но я скажу, что шведы упустили шанс вставить свои пять крон, когда закрыли дверь у Сигвата перед носом еще в 1017-м году.

Хотя в самой сказке дочь финского короля не относят к числу эльфов, Рикард Берге в 1900-м году определил, что она так похожа на альвов, что наверняка была одной из них. Вот костяк ее истории.

Прежде чем отправиться на войну, финский король заключает свою любимую дочь в курган – главным образом потому, что заметил, как она переглядывается с новым юношей из прислуги. Когда принцессу и ее девять служанок в буквальном смысле запирают в оснащенном всем необходимым новом земляном доме, король уходит… и больше не возвращается. Заточенные сразу же начинают копать выход наружу. Попытки отнимают девять лет и жизни всех служанок. Все же вырвавшись на свободу, принцесса оказывается в незнакомой сельской местности. Пока девушка скитается, потерянная, люди короля наконец возвращаются к кургану ее освобождать. И не находят ничего, кроме, по-видимому, костей служанок.

Когда поиски принцессы по всему королевству не увенчались успехом, во дворец финского короля заявляется женщина-тролль, которая утверждает, что пропавшая девушка – это она. Троллиха сразу же начинает планировать свадьбу с юношей-слугой, который к этому времени уже успел признаться, что он принц в изгнании – разумеется! – и, ранее получив от короля на смертном одре благословение, поселился во дворце. Он соглашается на бракосочетание (люди же меняются, не так ли? а девушка провела девять лет в кургане!), однако ждет грядущую свадьбу явно без нетерпения.

Наконец из леса выходит настоящая принцесса, изможденная и замерзшая. Вместо того чтобы заявить, кем она является на самом деле, девушка устраивается в свой старый дом горничной и помогает троллихе пройти череду испытаний, которыми принц надеется разоблачить самозванку. Нам не объясняют, почему настоящая принцесса так долго тянет, но троллиха в итоге прокалывается в инциденте с перчатками, и дочь короля по праву занимает место рядом с принцем.

Однако это лишь костяк; эльфийство проступает в деталях. В отличие от самозванки-троллихи, которая еле-еле вдевает нитку в иголку, наша отважная принцесса – виртуоз в шитье и ткачестве, а в фольклоре девятнадцатого века и то и другое – вполне эльфийские черты, вспомните «Румпельштильцхена», «Эльфов и сапожника». Еще она хорошо обращается с лошадьми, как скандинавские домашние эльфы, которые чистили конюшни и заплетали коням гривы.

Считалось, что эльфы живут в курганах, и именно к ним смертные приходили приносить жертвы. В начале «Дочери финского короля» отец укомплектовывает курган «едой и питьем, одеждой, чашами и сосудами». Бедным девушкам, конечно, все это понадобится, однако именно эти вещи в языческие времена клали с мертвыми в хове (кельтские фейри и брауни очень обижались на подарки в виде одежды, а вот северные коллеги их ожидали). Помимо оставленных запасов финский король не учитывает никаких практических моментов, вроде трубопровода для свежего воздуха или системы удаления отходов. И разве не было проще и гораздо гуманнее назначить опекуна, который бы присматривал за дочерью в его отсутствие? Разве не мог он отослать ее к родне или, в крайнем случае, изгнать юношу-слугу? Ответ – нет, потому что практические моменты важны для живых, а как только принцесса входит в курган, она попадает в эльфийское царство – царство мертвых.

Итак, вот они, принцесса и девять обреченных служанок, без двери и дымохода, которыми располагали эвгемеристские пикси Гарднера. Они в панике переглядываются, пламя свечей отражается от серебряных кубков и тарелок, а извне над их головами утрамбовывают последние горсти глины. Девять лет в кургане наверняка показались принцессе целой жизнью, да и снаружи она как будто тоже прошла. Еще перед отбытием король приказал выровнять насыпь – то есть «жилое» пространство находилось очень глубоко под землей – и засеять травой. К тому времени, как принцесса наконец выбирается на поверхность, разрытое место уже поглотил, стерев знакомый пейзаж, лес. Как Рип ван Винкль, девушка не узнает никого в старом доме, за исключением того бывшего слуги, и никто не узнает ее. Наша принцесса – не просто потерянная дочь; она – одна из «могучих мертвых», которые возвращаются домой и застают сильно изменившийся мир. Ближе к концу сказки они с принцем венчаются, так что, очевидно, вернулась она в христианский мир. Первоначально девушка была языческой принцессой, скорее всего, даже жрицей, похороненной вместе со священным числом слуг и лучшими из мирских благ и ритуальных принадлежностей.

Но где же была наша принцесса все то время, пока люди короля рыскали по лесу в ее поисках? Оказывается, она посещала нечто вроде Альфаблота. Отчаявшуюся и сбитую с толку, ее на время приютила компания угольщиков. Принцесса впервые оказалась в человеческом обществе с тех пор, как умерла ее последняя служанка. Угольщики предлагают ей постель в своем зеленом укрытии, миску жаркого из крольчатины и местечко у костра. Как гласит сказка: «После того, что она пережила, ей казалось, что для нее это само Рождество» ^[20]. О чем они говорили у огня? Беседовать было бы нелегко, поскольку придворная речь принцессы, вероятно, имела столько же общего с жаргоном лесных жителей, сколько язык светлых эльфов с оным у темных. Что важно, так это прием, который ей оказали.

Тепло, свет, еда и радушная встреча – помните о них, если хотите провести собственный Альфаблот. Запланируйте «Рождество для эльфов» где-то в пустом промежутке между Хэллоуином и Днем святого Мартина (Мартынов день, 11 ноября), или даже между Днем святого Мартина и Днем благодарения, чтобы им не пришлось ни с кем делиться своим особенным днем. Эльфы – светочи, а потому если не получится устроить праздник в полнолуние, то узкий серп молодой луны все равно лучше, чем три четверти убывающей. Так же, как принцессе пришлось продираться наружу из-под земли, бродить по лесу босиком и пересекать реку верхом на волке, ваши гости проделают долгий, изнуряющий путь. Они оставят привычные убежища и хов, дабы к вам присоединиться, так что тепло их поприветствуйте. Предлагаю такой вариант: «Пусть приходят те, кто желает прийти, и пусть уходят те, кто желает уйти, и не причинят вреда ни мне, ни моему» ^[21]. Как только вы сделаете это приглашение, я бы посоветовала вам не обращаться к эльфам напрямую.

Неизвестно, сколько им пришлось пройти в пространстве и времени, так что лучше бы выключить телевизор и большинство электрических ламп, которые могут показаться ослепительно-яркими старейшим из собравшихся. Если есть камин – разведите огонь. В противном случае – зажгите побольше свечей. Поставьте на стол лучшую посуду, но предлагайте простую пищу: хлеб, мясо, молоко. Если очень повезет, вместе с эльфами к вам заглянут и дисы. Эти дамочки могут ожидать, что их встретят алым алтарем, так что сейчас самое время достать кроваво-красную рождественскую скатерть или ковровую дорожку. Не стесняйтесь общаться и смеяться с любой живой компанией – у вас же, в конце концов, вечеринка, – но имейте в виду, что здесь все делается в честь эльфов. Не будьте ховианцем, оставьте дверь приоткрытой на время пира и не удивляйтесь, увидев несколько знакомых лиц, сияющих среди теней.

Поделка: Эльфийское оконное украшение

Поскольку мы так мало о нем знаем, Альфаблот можно трактовать по-разному. Если вы уже принимали мертвых на Хэллоуин, можете воспользоваться случаем почествовать солнечную сторону светлых эльфов. Следующая поделка предназначена для окна, где она будет пропускать сквозь себя солнечный свет.

ИНСТРУМЕНТЫ И МАТЕРИАЛЫ:

• 2 белые тарелки из тонкой бумаги

• Обычная белая бумага, чем тоньше, тем лучше

• Цветные карандаши и/или маркеры

• Клей

• Ножницы

• Макетный нож

• Нитка

Вырежьте центр обеих бумажных тарелок. Обведите один из вырезанных кругов на бумаге. Нарисуйте внутри круга лик солнца или луны и раскрасьте. Вырежьте лик с отступом 7 мм по диаметру. Приклейте его к одной из тарелок цветной стороной на выпуклую сторону тарелки.

Приклейте завязанную петлей нитку к внутреннему краю одной из тарелок. Соедините обе тарелки друг с другом, вогнутая сторона к вогнутой, затем украсьте рифленый обод с каждой стороны. В дневное время, когда светит солнце, поверните украшение так, чтобы цветная сторона была обращена наружу. Лучи осветят небесный лик. Когда свет горит в помещении, поверните украшение цветной стороной внутрь.

Эльфийское оконное украшение

Глава 3. А к утру Рождества он умер

С эльфами мы еще не закончили, что и к лучшему, так как с выключенным телевизором гостей в Альфаблот придется забавлять историями. Мы уже кое-что узнали о природе наших друзей с той стороны завесы, а также о том, как их развлекать. В этой главе мы изучим более зловещие последствия приглашения в дом эльфов.

Королева эльфов

В течение многих лет Хильда, ключница средних лет на овцеводческой ферме, спрятанной где-то в зеленых горах Исландии, любезно вызывалась в канун Рождества остаться дома и приготовить праздничные блюда, в то время как остальные обитатели посещали церковь. Это должно было стать первым намеком, что ключница не та, кем казалась, но у овдовевшего фермера, ее нанявшего, сия картинка почему-то не складывалась. Видите ли, в средневековой Исландии никто в здравом уме не предложил бы остаться дома одному в самую опасную ночь года.

Мотив «А к утру Рождества он умер», безусловно, предшествует как древнескандинавским сагам, так и самому Рождеству ^[22]. В старых исландских историях смерть была хоть и не неизбежным исходом для неудачливого слуги (или служанки), который оставался предоставлен самому себе в канун Рождества, но вполне реальной возможностью. Если повезет, могут просто свести с ума или утащить в горы, после чего беднягу больше никто никогда не увидит.

Хильда, однако, каждое рождественское утро встречала рассвет, ничуть не пострадав. Более того, по всем признакам она трудилась всю ночь напролет: полы подметены, гобелены развешены, есть масло, скир, копченая баранина и коробка лейвабрейз – все готово, ведь нужно накормить голодных прихожан, когда они вернутся. К сожалению, у череды недавно нанятых пастухов дела шли не так хорошо.

Если бы ферма не располагалась столь отдаленно, как обычно бывает в случае исландских овцеводческих ферм, хозяин взял бы с собой в церковь всех работников. Однако церковь далече, и домочадцы должны отправиться в путь пораньше, чтобы успеть к всенощной. А вот у овец выходных не бывает: пока из-под снега и льда еще выглядывает хоть немного травки, их нужно выводить пастись, а затем с наступлением темноты возвращать в уютный загон. Поэтому пока ферма остается под опытным присмотром Хильды, один пастух – и это всегда новенький – должен остаться следить за овцами.

И каждое рождественское утро фермер возвращался и находил одинокого пастуха в постели мертвым. Поскольку у бедолаг не было никаких признаков насильственной смерти, фермер действительно не мог догадаться о причине. Хильда казалась бы очевидной подозреваемой, но ведь она, знамо дело, была слишком занята полировкой подсвечников и вырезанием красивых узоров на масле, чтобы кого-то убивать. И какая у нее вообще причина желать смерти всем этим пастухам?

Похоронив несколько молодых людей, фермер решает больше не брать новых работников; сам останется с овцами, если придется. Однако тем летом на ферму прибывает юный крепыш и говорит, мол, хочет работу. Отчаянный, наверное, раз ему так не терпится, несмотря на слухи. Фермер не спешит соглашаться, однако парень настаивает и, конечно же, остается присматривать за овцами в канун Рождества.

В повествовании не упоминается никаких неловких встреч пастуха и ключницы в течение дня. Если это место хоть немного похоже на историческую ферму Глёймбайр на берегах Скага-фьорда на севере страны, то в этом нет ничего удивительного. Исландские фермы весьма обширны, и работа пастуха вынуждала его уходить на некоторое расстояние от них. Возвращаясь к ночи в бадстову, или главную жилую комнату, он ужинал, сидя на кровати, в то время как Хильда продолжала хлопотать на кухне.

Усталый пастух вытирает миску и ложку пучком соломы, убирает их на место и укладывается в постель. Он борется со сном, но битва тяжела, и глаза его уже закрываются, как вдруг он слышит, что в бадстову заходит ключница. И теперь только притворяясь спящим, пастух позволяет Хильде закрепить ему на голове уздечку. Парень не сопротивляется, когда она тянет за оголовье и выводит его в холодную звездную ночь. Ключница забирается ему на спину и на огромной скорости мчится на нем в глубь гор.

Зрелище вышло бы менее смехотворным, используй Хильда уздечку, чтобы превратить пастуха в типичного очаровательно-лохматого исландского коня, но здесь не тот случай. Ее скакун остается человеком, а магический инструмент – гандрейдарбейзли ^[23], или «уздечка для Эльфийской Скачки», или, как даже чаще переводится, «ведьмина уздечка». Изготовленная из костей и кожи недавно похороненного человека, она позволяет ведьме превращать любое существо или предмет в быстрое и удобное средство передвижения. Возможно, чтобы добраться туда, куда она направлялась, гуманнее было бы использовать табуретку, маслобойку или пивоваренный чан, но тогда у нас не получилось бы истории.

И прежде чем мы осудим ключницу слишком строго, следует упомянуть, что подробные инструкции по изготовлению так называемой ведьминой уздечки возникли только в семнадцатом веке, когда исландцы, как и континентальные жители, помешались на ведьмах сатанинского толка и вредоносной магии, для которой требовалась свежая кладбищенская земля. В то время как практики раннего нового времени могут быть откровенно отвратительны, гандрейдарбейзли – это по сути артефакт древнего гандрейда, Эльфийской Скачки или Дикой охоты. Пусть полет Дикой охоты всегда считался зловещим событием, его языческие свидетели, как правило, оказывались преисполнены скорее благоговения, чем ужаса. В «Саге о Ньяле», глава CXXV, скандинавский бог Один появляется черной фигурой на сером коне в кольце пламени. Конь описан как существо изо льда и огня, и всадник своим факелом поджигает небо над восточными горами. Может ли это быть северным сиянием? Рассказчики из Боргар-фьорда утверждают, что гандрейдарбейзли издавали свистящий, дребезжащий звук, который иногда, как говорят, сопровождает северное сияние.

А наша ключница на своем человеческом скакуне, тем временем, уже приблизилась к глубокой, слабо светящейся расщелине среди скал. Без колебаний Хильда спешивается, забирается туда и вскоре исчезает из виду. Что же делать нашему пастуху? Хоть он все еще в человеческом облике, магия лишила его возможности пользоваться руками, а потому, чтобы избавиться и от уздечки, и от чар, он должен потереться головой о валун. Этот юный незнакомец, по всей видимости, не так уж прост, как на первый взгляд, потому что у него в кармане, между прочим, лежит магический камень. И как только уздечка снята, он берет камешек в левую руку и тут же исчезает. Невидимый, пастух следует за Хильдой среди скал.

Миновали трещину – и мы уже не в Исландии. На другой стороне местность гораздо более гладкая. Нам известно маловато описаний Эльфландии, но можно догадаться, что тут нет снега и равнина залита золотыми сумерками, потому что, несмотря на поздний час, пастух без труда различает очертания ключницы и величественного золоченого зала, в который та направляется. Хильда входит в его двери – и сразу же меняет фартук на королевские регалии, а затем, подобрав пышные юбки, усаживается на высокий трон рядом с королем Эльфландии. Королеву сопровождают пятеро ее детей и целая толпа придворных. Эльфы, которые выглядят вполне себе как люди, все разодеты в пух и прах, длинные подмостки приготовлены к пиру. В углу, однако, пастух замечает старую даму, сидящую в стороне от сверкающей толпы, сложив руки, с кислым лицом и темной аурой злой феи.

Королева Хильда обнимает своих детей и беседует с мужем. Королевское семейство эльфов выглядит одновременно счастливым и безутешным. Пастух наблюдает за этим горько-сладким действом, при этом стараясь не наступить никому из танцующих на ногу. Королева, тем временем, дала младшему ребенку золотое кольцо, поиграть. Когда малыш роняет его на пол, пастух бросается вперед, хватает кольцо и надевает на свой невидимый палец.

Как мы прекрасно понимаем, настает час отъезда королевы. Хильда встает, снимает царственное одеяние, повязывает волосы платком. Ее муж и дети плачут и рвут на себе эльфийские локоны, но что она может поделать? Она обречена возвращаться в мир смертных. Король эльфов взывает к мрачной фигуре в углу, но если старуха и может помочь по этой части, она отказывает. Пока королева Хильда слезно со всеми прощается, пастух тайком выбирается из зала, спешит обратно через равнины Эльфландии к расщелине в скалах и успевает прибежать как раз перед возвращением ключницы. Когда она поднимается вслед за ним, пастух смотрит пустым взглядом – он уже убрал и золотое кольцо, и камень-невидимку в карман и надел уздечку. Бывшая королева садится на него верхом, ничего не подозревая, и они отправляются домой.

Рождественское утро выдается для разнообразия счастливым: нового пастуха видят в постели живым. Он рассказывает фермеру о странном «сне», что ему приснился, и о роли, которую в нем сыграла загадочная ключница. Хильда все отрицает… если, конечно, пастух не предоставит какое-нибудь доказательство своего приключения! И тут он достает из кармана маленькое колечко из эльфийского золота.

Увидев это, Хильда вздыхает и признается, что ее история – это прыжок из грязи в князи. В Эльфландии она была всего лишь скромной служанкой, но король эльфов все равно в нее влюбился. Его мать не одобряла этого союза. Хоть Хильда и эльфийка сама, на нее наложили алог, или «проклятие, произнесенное эльфом», в ее случае – свекровью. Изгнанная из королевского дома и самой Эльфландии, Хильда оказалась вынуждена заезжать человека до смерти каждое Рождество, пока ее не разоблачат и не казнят как ведьму. Таков был план ее свекрови, однако в этом году человек выжил и все рассказал. Потому как ему хватило смелости проследовать за Хильдой по Нижнему Пути, он освободил ее от алога. (Непонятно, правда, почему путешествие в уздечке его не убило; возможно, Хильда не гнала его столько миль, как других. Или, может, причина в том, что он не заснул.) Рассказав все это, королева Хильда перестает нуждаться в уздечке, чтобы добраться домой; она попросту исчезает.

Наш пастух, как говорят, в конце концов женился и тоже занялся сельским хозяйством. Он так преуспел, что люди приписывали его процветание благодеяниям королевы эльфов ^[24]. А что до фермера, так теперь, когда проклятие было снято, мы можем предположить, что проблем с наймом хороших работников у него больше не случалось.

(Не) один дома

В сказке «Хильда, королева эльфов» герою приходится отправиться в Эльфландию, но на самом деле эльфы обычно сами напрашиваются в гости на ферму. Этот сказочный мотив известен как «Рождественские гости». Чаще всего дома в одиночестве (но не совсем) оставляют девушку. Как, например, в исландской версии, которая вышла из-под пера Хольмфридюр Аурнадоттир, чьи детские мемуары «Когда я была девочкой в Исландии» (When I Was a Girl in Iceland) были опубликованы в самом начале двадцатого века.

Аурнадоттир пишет о «юной деве», новенькой служанке, которую по неизвестным причинам оставляют дома в канун Рождества. Не такая трудолюбивая, как Хильда, она зажигает свечи в бадстове и садится читать Библию. Тот факт, что у нее есть Библия и девушка ее читает, говорит нам о том, что мы теперь вступили в протестантскую эру в Исландии. Эта история могла происходить даже при жизни самой Хольмфридюр, ведь тогда со времен викингов еще мало что поменялось, за исключением появления самопрялки и кофейной мельницы.

Героиня погружается в чтение, как вдруг кто бы мог ввалиться в комнату, как не «толпа» народу всех возрастов. В них нет ничего зловещего; напротив, они в праздничном настроении, даже жаждут, чтобы благочестивая служанка присоединилась к танцам, однако та их игнорирует и продолжает читать. Танцоры предлагают ей «прекрасные подарки», но непоколебимая девушка даже не отрывает взгляда от книги. Праздник длится всю ночь, а служанка так и не поддается искушению, хотя ей, наверное, пришлось залезть с ногами на кровать, чтобы не задевать кружащиеся пары. Начнем с того, что бадстова – это и близко не бальный зал, так в ней еще и полно стульев, прялок и кроватей – например, в Глёймбайре их было одиннадцать, – так что места не было и йольскому коту прошмыгнуть (см. главу 8), не говоря уже о танцах.

Хольмфридюр не дает намеков, что незваные гости миниатюрны или что они эльфы, но это определенно не простые соседи, поскольку на рассвете они исчезают, оставляя бадстову в прежнем виде. Было бы неплохо узнать, что они оставили еще и несколько подарков в оплату за кров, но, видимо, достаточно уже того, что наша юная дева пережила ночь. Что-то от этой сделки она, должно быть, все-таки получила, ведь это именно она молчаливо принимала потусторонних гостей каждый последующий сочельник.

В «Сестрах и эльфах» дочь глубоко синкретичного семейства даже приветствует весельчаков словами, упомянутыми в главе второй: «Пусть приходят те, кто желает прийти, и пусть уходят те, кто желает уйти, и не причинят вреда ни мне, ни моему». Эта девушка тоже держится особняком и утыкается носом в Библию, пока вокруг все празднуют, но из-за того, что с рассветом она восхваляет Бога, перед исчезновением эльфы вынуждены побросать свои драгоценные дары. (Но, впрочем, ничего страшного: они заберут свои сокровища на следующий год, когда в одиночестве оставят менее дисциплинированную сестру.)

Более мрачно мыслящий читатель углядит в предыдущих историях далекие отголоски человеческого жертвоприношения, подарок могущественным эльфам, фейри или духам земли, на который остальная часть семейства закрывает глаза, и я не скажу, что такой читатель ошибется. Однако еще один важный элемент, который следует выявить – изложенный в этих историях кодекс поведения. Конечно, их рассказывали для развлечения – и насколько более пугающими они были бы, если услышать их в темнеющей бадстове или у трепещущего огонька масляной лампы за кухонным столом, – но они служили еще и инструментом обучения. Где-то есть еще один, довольно жуткий вид существ, говорят они, чей мир часто пересекается с нашим. Есть большая вероятность, что когда-нибудь вы с ними столкнетесь – либо в пограничных землях, либо в подобный зыбкий день в году вроде кануна Рождества или Нового года, – и тогда лучше знать, как себя повести.

В наше время изгнать потустороннюю сущность очень просто: достаточно включить свет. Один щелчок и – пуф! – там никого. Как и наши предки, на ночной кухне мы подмечаем то, что ожидаем подметить. Нам решать, слышали мы, как кошка опрокинула сушилку для посуды или как кто-то с того света требует внимания. Для большинства из нас то, что «там нет никого», вполне приемлемо, даже желаемо. Но есть и другие, кто всегда надеется увидеть нечто большее, несмотря на опасность. Самая святая ночь в году – лучшее время, чтобы отправить остальную семью в церковь, выпить чашечку крепкого кофе, отключить электричество и ждать, вглядываясь в темноту.

Рецепт: Исландские лепешки-снежинки

В Исландии начало рождественского сезона означает, что пришло время готовить лейвабрейз, лепешки-снежинки. Если беспокоитесь, что все наготовленное тяжким трудом слопают тролли, спрячьте снежинки в жестяную банку и уберите в гараж до Рождественского сочельника. Лепешки в этом рецепте поменьше традиционных – которые обычно от 20 до 23 см в диаметре, – так что жарить их можно на небольшой сковородке.

ИНГРЕДИЕНТЫ:

• 1 3/4 чашки^[25] муки

• 1 чайная ложка разрыхлителя

• 1 чайная ложка сахара

• 1 столовая ложка несоленого сливочного масла

• 1 чашка цельного молока

• Смалец

• Сахарная пудра

В большую миску просейте муку, добавьте разрыхлитель, сахар, перемешайте. Отставьте. Нагревайте молоко и сливочное масло, пока масло не растает. Не кипятите. Понемногу добавляйте молоко и масло в муку, помешивая ложкой, а затем и руками, пока не получится тесто. При необходимости добавьте еще муки.

Замесите тесто на слегка посыпанной мукой поверхности, пока не сформируете гладкий шар. Разделите шар на тридцать две равные части и скатайте из каждой части гладкий шарик. Накройте шарики влажной тканью.

На посыпанной мукой поверхности раскатайте каждый шарик скалкой до толщины примерно 1/2 см, или 12 см в диаметре. Постарайтесь, чтобы они были ровными и круглыми. Сложите раскатанные кружочки в стопку между листами вощеной бумаги.

Нагрейте на сковороде примерно 4 см смальца. Пока он нагревается, можно сделать снежинки. Вариант – вырезать их прямо на кружочках кончиком острого ножа. Или, убедившись, что все хорошо посыпано мукой, сложить кружок пополам и сделать узор ножницами, как на бумажной снежинке. А можно вырезать из теста маленькие треугольники или приподнять треугольные лоскутики и загнуть их.

Когда смалец достаточно разогреется, чтобы капелька воды зашипела, аккуратно положите в него первую лепешку. Обжаривайте с каждой стороны около 30 секунд или до золотистого цвета.

Обсушите снежинки на бумажных полотенцах и посыпьте сахарной пудрой, когда остынут.

Высиживание для начинающих

Если у вашей семьи другие планы на вас в канун Рождества, для заигрывания с эльфами есть еще канун Нового года. В Швеции 31-е декабря отмечали стрельбой в небо и запуском «томте-огней» – хлопушек, неудачно названных в честь маленького гномоподобного существа, которое обитает в шведском стойле. Подразумевалось, что они должны отпугивать призраков, троллей и ведьм, которые не отбыли рождественским утром, но я уверена, что шум заставлял и многих томтенов сунуть голову в солому.

Однако в малонаселенной Исландии люди были более осторожны. Там, с океаном с одной стороны и неровными вулканическими пустошами с другой, ранние поселенцы быстро поняли, как важно не оскорблять духов стихий, которые были их соседями. Большую часть времени люди старались держаться от них подальше, однако 31-го декабря несколько отважных душ отправлялись на поиски Скрытого народа. В Исландии канун Нового года – это День переезда для эльфов, а значит – лучшее время поймать их и спросить, что таит будущее.

Практика «высиживания», как ее называли, возникла не в Исландии, а в Норвегии, где ритуал проводился на вершине эльфийского кургана или глубоко в лесу. Там его со временем расценили как колдовство и объявили вне закона, но недовольным людям, перебиравшимся оттуда в Исландию и на Фарерские острова, как правило не нравилось, когда король диктовал, можно ли им разговаривать с эльфами или нет. Высиживание обычно происходило в канун Рождества или Двенадцатой ночи, однако затем перенесли на канун Нового года – когда 1 января стало официальным праздником.

Как пообщаться с эльфами в канун Нового года? Не так уж сложно, на самом деле. Во-первых, нужна серая кошка. Наденьте на нее шлейку или посадите в переноску – тут как удобнее, – потому что ее придется выносить на улицу. В ваш набор также должны входить топор, нетронутая серая овчина и шкура моржа. Если негде достать моржа, подойдет шкура старого быка, желательно свежесодранная. Никакого поста не нужно. Я рекомендую перед выходом выпить чашечку крепкого кофе, потому как бодрствовать придется всю ночь.

Далее нужно найти перекресток, все четыре развилки которого ведут прямиком к церквям. Положите овчину на землю, а потом примоститесь на ней. Накройте себя шкурой так, чтобы ничего не выглядывало. (Норвежские колдуны пропускали пункт с овчиной и сидели на шкуре, вокруг которой чертили на земле девять квадратов, однако в исландской инструкции этого не упоминается.) Теперь вы должны лежать совершенно неподвижно с топором в руках и пристально смотреть на край клинка – правда, как его можно разглядеть в темноте под шкурой, я не знаю. В любом случае, к полуночи вы должны быть на позиции – а когда она наступит, подскажут церковные колокола. Не засыпайте: вдруг дернетесь, а вам нельзя двигать ни одной частью тела, кроме губ. Продолжая глядеть на край клинка, можете начинать читать все заклинания, которые вы выучили при подготовке к этому действу. А я не забыла упомянуть, что подобное «высиживание» предназначено только для опытных колдунов?

Не стоит волноваться, есть версия и для непрофессионалов. Когда эльфы встречают кого-то лежащего или сидящего на перекрестке, они обязаны остановиться. Стремясь продолжить путь, они сначала попытаются уговорить сидящего пойти с ними, иногда даже принимая облик его матери, сестер или дочерей. Когда это им не удастся, они начнут предлагать ему всевозможные чудесные подарки, и эльфы всегда знают, что именно он сочтет наиболее заманчивым. В прежние времена многие голодные исландцы преспокойно отказывались, когда им предлагали серебряные чаши и золотые подставки для книг, но не могли не уставиться с тоской на ложечку горячего смальца. Если суметь удержаться, не заговаривая и не оглядываясь по сторонам, то с первыми лучами солнца воздайте хвалу Богу вслух, и эльфам придется оставить предложенные дары, однако подобного еще никому не удавалось. В сущности, сидящему после этой встречи зачастую нездоровится: так бывает, когда хочешь что-то получить даром.

Если вы не ищете сокровищ и не особенно хотите знать, что уготовило будущее, вы все равно можете отпраздновать Новый год с эльфами. На исландской овцеводческой ферме не было домашних духов – эти мальцы никогда не забирались так далеко, – но в Средние века несколько самоотверженных женщин в канун Нового года оставляли подношения на расстоянии от дома. Они также ставили тут и там фонари, приглашая усталых эльфов зайти в гости, дать отдых ногам, прежде чем продолжить путь в новое жилище. В Норвегии высиживанием занимались по мере необходимости, не обязательно в течение долгих ночей Йоля, однако исландское представление о дне переезда у эльфов привязано конкретно к рождественскому сезону.

Пусть они обычно малость отстают от времени, наши потусторонние братья способны измениться. Переезжающие эльфы теперь могут выглядеть как нормальная семья с грузовиком вещей. Я бы не советовала приглашать в дом в рождественский, новогодний или какой-нибудь другой канун незнакомых одиночек, но если вдруг объявится потрепанный, слегка старомодный семейный клан с женщинами и детьми и попросит помочь им заменить шину, не закрывайте дверь у них перед носом. Окажете им услугу – и сможете принять любой подарок, который они вам предложат. Что бы это ни было, не выбрасывайте его; утром оно может превратиться в нечто более ценное.

О, и если вам все еще интересно, зачем нужна была серая кошка, придется вызывать призрак исландского фольклориста Йона Арнасона, который собирал эти инструкции в девятнадцатом веке, но насчет кошки так и не разъяснил.

Поделка: Эльфийский венок

Некоторые эльфийские гости вашего Альфаблота уйдут, как только вы уберете со стола. Другие могут решить остаться на весь праздничный сезон. Повесьте этот венок пораньше и посвятите его только эльфам. В качестве основы можно использовать виноградные лозы или простой пластиковый или деревянный обод. Обмотайте кольцо гирляндой прозрачных или цветных огоньков, затем свободно оберните марлей или вуалью, чтобы сделать свечение более мягким. Украсьте венок на свой вкус. Снимите его Двенадцатой ночью (6-го января), и это станет намеком любым задержавшимся потусторонним гостям, что пора бы двигаться дальше. Сердечно с ними попрощайтесь и пригласите обратно на следующий год.

Глава 4. Всадники на белых лошадях

К началу ноября зима уже накрывает небеса своим темным плащом. Разве существует лучшее время отправить детишек маршировать по улицам с красивыми огнями? На протестантском севере Германии такое может произойти в любой осенний вечер. На католическом юге процессии с фонарями посвящены празднованию Дня святого Мартина 11-го ноября. Там рождественский сезон открывает сам «Святой Мартин», который въезжает в город на белом коне; его наряд сшили жены глав гильдий – полное облачение со шлемом, гребнем из конского волоса и алым плащом. Согласно легенде, святой Мартин отдал половину своего плаща дрожащему нищему, который оказался самим Иисусом.

В немецкой поговорке «Святой Мартин приезжает верхом на белом коне» этот конь является воплощением первого снегопада. В то время как сам святой исчез из театрализованных представлений на севере, конь остался. Шиммель, или «белый конь», состоял из одного-четырех человек под простыней, держащих на шесте полую резную голову. В нее могли поместить горшок с горящими углями, чтобы рот и глаза светились красным. Когда у Шиммеля был всадник, вся конструкция именовалась «Шиммельрайтером» – в таком виде она стала детской игрушкой.

Солнце, луна и звезды

Протестантские или католические, фонари на День святого Мартина должны символизировать свет христианской веры, но крошечные огоньки также являются воплощением костров, которыми когда-то отмечали Зимние ночи – древний языческий Новый год в конце октября. В старину, если вы хотели отправить ребенка наружу после наступления темноты петь и просить сладости, ему нужно было выдать надежный, трудновоспламеняющийся и не хрупкий источник света. Такой фонарь изготовляли из репы или кюрбиса – чуть меньшей и более румяной версии американской тыквы. На фонарях вырезали жуткие рожи, ведь кто знает, какие создания снуют по округе морозной осенней ночью? Уж лучше деткам носить с собой головы собственных гоблинов, чтобы настоящие, завидев льющийся из тех свет, спешили шмыгнуть обратно в изгородь. И, чисто на всякий случай, сами дети могли тоже одеваться призраками или другими потусторонними духами.

Среди фермерских детей, как протестантов, так и католиков, эти обычаи сохранились до самого двадцатого века, в то время как в городах дети начали носить с собой китайские бумажные фонарики. Сегодня вы можете купить готовый – с изображениями солнца, луны или звезд, воспетыми в старых, слегка жалостливых народных песнях, которыми сопровождаются процессии. Школьники часто делают фонарики из папье-маше или черной бумаги и целлофана. Если такой случайно вспыхнет, его просто бросают на мостовую и затаптывают.

Угощения Мартынова дня

Хотя в легенде о святом Мартине никаких волков нет, сильный снег в этот день однажды вынудил выйти «пельцмартенов» – людей, одетых в лохматые волчьи меха. Вместо того чтобы съесть детишек, они бросали яблоки послушным, а строптивых били кнутом или розгой. Традиция восходит, по крайней мере, к пятнадцатому веку и может быть даже старше «Мохнатых Ников», которых мы встретим в канун Дня святого Николая.

В легенде о святом Мартине также не упоминаются рога, однако частью его дня стали и они. Выпечка, известная как «мартинсхёрнхен», или рогалики святого Мартина, возможно, представляет собой охотничий рог, что когда-то принадлежал богу Вотану. Также форма полумесяца может олицетворять луну, которая в этот день появляется в уличном шествии вместе с солнцем и звездами. В былые времена считалось, что накануне своего праздничного дня дома посещал сам святой Мартин. Оказавшись внутри, он превращал кувшин воды, приготовленный для него, в вино, а когда уходил, оставлял рядом маленькое печенье в виде рога.

Поделка: Фонарь Мартынова дня

А сейчас мы познакомимся с шереншнитте – немецким народным искусством вырезания фигурок, растений, животных и сказочных сценок из единого куска бумаги. Художники работают как с черной, так с белой бумагой – Ганс Христиан Андерсен славился своими спонтанными вырезками в белом цвете, – но для нашего проекта лучший эффект произведет именно черный. Если вы используете шаблон из этой книги, вам следует сперва увеличить его размер.

ИНСТРУМЕНТЫ И МАТЕРИАЛЫ:

• 1 лист черной бумаги,23×30 см или больше (также подойдет цветной картон для творчества, но лучше не использовать ватман – он слишком плотный)

• Копировальная бумага (калька)

• Скотч

• Клей

• Ножницы

• Макетный нож

• Дырокол

• Чайная свеча

• 2 деревянных шампура

• Петля из тонкой проволоки

• Длинная палка или штырь для переноски фонаря

Фонарь Мартынова Дня

Положите шаблон на черную бумагу, надежно приклейте по краям скотчем и вырежьте все белые места ножом. Не торопитесь, но если рука все-таки соскользнет, всегда можно исправить все скотчем или клеем при переносе на кальку.

Когда изображение окажется полностью вырезано, покройте заднюю сторону бумаги клеем и закрепите на кальке. Аккуратно разгладьте кальку руками, проверяя, крепко ли приклеились все мелкие детали. Когда клей высохнет, согните свое произведение искусства в цилиндр – калькой внутрь – и осторожно закройте шов полоской крепкого прозрачного скотча. Лучше всего будет смотреться, если она будет находиться на внутренней стороне цилиндра.

Чтобы сделать основание нужного размера, обведите нижнюю часть цилиндра на листе бристольского картона. Вырежьте круг, оставив по всему диаметру отступ в 1–1/2 см. Надрежьте картон на 1–1/2 см по всей окружности, чтобы сделать язычки. Загните язычки вверх, смажьте каждый клеем и вставьте основание в нижнюю часть цилиндра.

Приклейте чайную свечку к основанию фонаря клеем или скотчем. Когда первая свеча догорит, можно вставить новую в тот же контейнер. Но прежде чем чиркнуть спичкой, пробейте в верхней границе фонаря четыре отверстия на одинаковом расстоянии друг от друга – для шампуров.

А теперь зажигайте свечу. Если фонарь высокий, вы, вероятно, предпочтете использовать спичку для камина. Просуньте шампуры в отверстия и проволочную петлю, стараясь не обжечься, когда от пламени свечи поднимется жар. Зацепите палку для переноски за петлю – и вы готовы пуститься в путь по темным улицам.

Дикий всадник

Образ святого Мартина как римского воина так и не прижился в англосаксонском мире, где в это время года в лесах появлялся еще один пожилой всадник на светлом коне. Он был известен как Дикий Всадник, Дикий Охотник, Хакельбаренд или просто Грим. Его конь, как и пасмурное ноябрьское небо, был aeppelfealo, то есть «серый в яблоках». На всаднике развевался плащ из синего или черного домотканого войлока, защищающий от непогоды, гораздо более грубый, нежели тот, что носил немецкий Мартин. Никто, разумеется, не осмеливался прикоснуться к засаленному краю плаща, когда Всадник проносился мимо; если человек не хотел нажить неприятностей, он бежал прятаться. Те, кому хватало глупости посмотреть Всаднику в лицо, видели, что он наполовину закрывал его шляпой с широкими полями или капюшоном – и что вместо глаза у него темная пустая глазница.

До шестого века этого призрачного охотника открыто признавали Вотаном, богом магии и мертвых, хранителем рун, поэзии и медового вина, которое вдохновляет на творчество. Даже после того, как он утратил божественный статус, к нему продолжали относиться с почтением. Те, кто жил в лесу или неподалеку, знали, какие тропы он предпочитает, и непременно их избегали. Одинокий йомен, застигнутый в лесу врасплох хриплым карканьем ворон и грохотом копыт, понимал, что нужно спрятаться за укрытием из девяти досок или, если это невозможно, броситься лицом вниз на землю и ждать, пока призрачная охота его не минует. Самое главное – нельзя отвечать на охотничий клич или вовлекать их в разговор, чтобы не стать одним из них.

С ноября и до Двенадцатой рождественской ночи ^[26] было разумно держаться подальше от амбаров, у которых двери располагались на противоположных сторонах, ибо именно через такие, скорее всего, проходила Дикая охота. Логично, если принять во внимание тот факт, что охотничий отряд Вотана состоял не из недавно покинувших этот мир, а умерших в древности, преимущественно язычников. Длинный зал с дверями в каждом конце – очень знакомое таким духам сооружение, поскольку именно такой макет англы и саксы привезли с собой из низин северной Германии. На своей родине Дикая охота, проходя сквозь такие дома, оставляла подарки.

Довольно часто Дикую охоту не видели, а только слышали, что заставляло некоторых считать данный феномен не чем иным, как криками стаи перелетных птиц над головой, среди облаков. Даже когда ее «видели», люди, возможно, наблюдали только то, что ожидали узреть благодаря рассказам и легендам. Иными словами, то, что никакой Дикой охоты не было, еще не означает, что вы не могли ее разглядеть или серьезно от нее пострадать.

Если не принять должных мер предосторожности, то во время шествия Дикого Всадника и его призрачной свиты можно ослепнуть, сойти с ума или даже умереть. Как минимум – провести несколько недель в постели, восстанавливаясь после потрясения.

Однако существовала также вероятность, что вас подхватят, пронесут над верхушками деревьев и утащат в чужую страну. В середине девятнадцатого века некий норвежский мальчик с фермы утверждал, что его ненадолго забрали Оскорей ^[27], как иногда называли Дикую охоту в Норвегии. Тем не менее, он дожил до глубокой старости, а про свое приключение мог рассказать лишь то, что его отвезли в место, полное великолепия. Интересно, что знаменитые дикие Зеленые дети средневековой Восточной Англии утверждали, будто они родом из «Земли Святого Мартина», где всегда царят сумерки, трава зелена, а местные уроженцы питаются, видимо, исключительно бобами. Как отмечает летописец двенадцатого века, зеленокожие дети, мальчик и девочка, случайно забрели в деревню Сент-Мэри Вулф-Питта, а ныне Вулпит, через трещину в земле. Была ли Земля Святого Мартина тем же королевством, куда перенесли норвежского мальчика? К сожалению, в живых нет никого, кто мог бы нам это рассказать.

Рецепт: Рогалики Святого Мартина

У мартинсхёрхен нет точного рецепта. В одних требуется дрожжевое тесто, в других, как в этом – песочное. Эти рогалики, не слишком уж сладкие, и по сей день осенью едят на завтрак.

ДЛЯ ТЕСТА:

• Две палочки^[28] (одна чашка) несоленого размягченного сливочного масла

• 3/4 чашки сметаны

• 1 яичный желток

• 2 столовые ложки сахара

• 2 1/2 чашки муки

ДЛЯ НАЧИНКИ:

• 1 маленькая баночка (200–250 граммов) абрикосового джема

• Примерно 100 граммов марципана – полкоробки миндальной пасты

• Щепотка корицы

ДЛЯ ОБМАЗКИ:

• 1 яичный белок

В большой миске смешайте все ингредиенты для теста, понемногу добавляя муку. Когда вся мука будет перемешана, сформируйте из теста шар. Будет очень липко. Аккуратно заверните его в полиэтиленовую пленку и положите в холодильник на несколько часов или на ночь. Разрежьте охлажденное тесто на четыре части. Возьмите один кусок, оставив три других завернутыми в холодильнике. Раскатайте тесто на вощеной бумаге до толщины примерно 3–4 мм – или настолько тонко, как получится. Нарежьте кружочки чашкой или большим стаканом. Разложите кружки на смазанном маслом или покрытом бумагой для выпечки противне. Аккуратно намажьте каждый абрикосовым джемом и посыпьте корицей. На край кружочка положите кусочек марципана, скатайте кружочек так, чтобы марципан оказался внутри, а затем согните в полумесяц или «рог» и прижмите краешки.

Смажьте рогалики яичным белком и выпекайте при 180 градусах 20–25 минут или до легкого подрумянивания.

Рецепт: Епископское вино

Бишопсвийн, или епископское вино, пьют взрослые в День святого Николая, архиепископа Мир Ликийских, но его с таким же успехом могли назвать в честь святого Мартина, епископа Тура, в чей день молодым вином запивали традиционного гуся. Епископское вино – всего лишь разновидность глинтвейна с пряностями, который разливают под мерцающими огнями открытых рождественских рынков северной Европы.

СОСТАВ:

• 1 бутылка дешевого сухого красного вина

• 1/3 чашки ванильного сахара (или белого сахара, в котором хотя бы несколько дней пролежали один-два боба ванили

•1 ломтик свежего имбиря или кусочек засахаренного имбиря

• 1 звездочка аниса

• 1 палочка корицы

• 6 стручков кардамона

• 6 горошин душистого перца

•10 бутончиков гвоздики

•1 апельсин, нарезанный ломтиками

Налейте вино в большую кастрюлю, засыпьте ванильный сахар. Завяжите специи в кусочек марли и положите в кастрюлю. Нагрейте до кипения, периодически помешивая деревянной ложкой. Держите на медленном огне примерно полчаса, но не кипятите. Удалите специи и выложите сверху ломтики апельсина непосредственно перед подачей на стол.

«Черней смолы»

Еще один всадник на белом коне, святой Николай, был более добродушен. Синтерклаас, как его называют голландцы, начинает бродить по сельской местности в середине ноября, задолго до своего праздника 6-го декабря. Как и Вотан, Синтерклаас бородат и стар, но вместо широкополой шляпы носит епископскую митру. И что более важно, он никогда никуда не ходит без своего верного спутника Цварте Пита, или «Черного Питера», чья работа заключается в том, чтобы запихивать непослушных детей в мешок и увозить в Испанию (в стойко протестантских Нидерландах шестнадцатого века поездка в солнечную католическую Испанию – мероприятие сродни побывке в Чистилище).

В Нидерландах Черный Питер – единственный слуга святого Николая. Одетый в яркую шапочку или тюрбан, с пышными рукавами, выглядывающими из модных разрезов бархатной курточки, Черный Питер напоминает мавританского мальчика-пажа из Испании шестнадцатого века. Сегодня мало кто из детей боится этой красочной анахроничной фигуры. Вместо того чтобы внушать ужас, комичный помощник разряжает атмосферу торжественного визита епископа. Тем не менее, нет никаких сомнений, что Черный Питер происходит из того же бессмертного рода, что и более дерзкие демоны вроде Черта и Крампуса (с которыми мы встретимся в следующей главе) и, возможно, даже черные как смоль эльфы Снорри Стурлусона.

Пусть он и напоминает о средневековом стереотипе «мавра», испано-мавританский антураж наложили на одного из тех темных зимних духов, которые, как уже известно, выходят из леса вслед за Диким Всадником. И голландские дети расскажут, что смуглому лицу пажа есть еще более очевидное объяснение: это Черный Питер должен карабкаться вниз-вверх по закопченным трубам и заполнять обувь детей подарками, чтобы святой Николай не испачкал драгоценное епископское одеяние.

Глава 5. Существа лесов и гор

Постерегитесь: Черный Питер – не единственный темный дух, пришедший в наш мир в канун Дня святого Николая. Вскоре после того, как Пельцмартен свернул свою волчью шкуру и спрятал поглубже в шкаф, мы снова слышим топот ног по замерзшей тропе из леса в деревню. На этот раз шаги сопровождаются звоном колокольчиков и цепей, а также треском березового прута, рассекающего воздух. Там бродят монстры, и они лишь разогреваются перед своим первым представлением.

Черт

Американские дети знают: если в декабре начать капризничать, то можно и не получить действительно хороший подарок утром двадцать пятого числа. Чем ближе заветный день, тем меньше становится угроза обнаружить пустой или набитый углем чулок, ведь Санта же наверняка упаковал все в сани? Какая была бы незадача – перекапывать все коробки, чтобы достать одного светящегося боевого робота-хомячка, только потому что кто-то забыл убрать свою комнату. Да, такова печальная правда: в американском Рождестве двадцать первого века очень мало что осталось от настоящего страха.

Однако страх жив-здоров среди чешских детей в канун Дня святого Николая, известного им как Ночь Ангелов и Дьяволов. Звезда этой ночи – рогатый демон по имени Черт, похожий скорее на прямоходящего козла, но с лицом и руками человека и алым языком длиной в фут, который ни за что не позволит перепутать его с мистером Тумнусом. Его запястья скованы железными цепями, в одной руке он держит березовый прут, а за плечами несет пустую корзину. Благодаря Черту чешским детям, чтобы получить причитающееся, не нужно ждать канун Рождества; когда 5-го декабря садится солнце, они сталкиваются с вполне реальной возможностью той же ночью уехать в Ад в корзине темного духа. Если бы Черту, или Крампусу, как его называют в Австрии и некоторых частях Германии, было позволено бродить свободно, нам всем пришел бы конец. К счастью, он всегда появляется в компании накрахмаленного белого ангела и самого святого Николая в полном облачении архиепископа Мир Ликийских. Обычно, если не всегда, ангел заступается за ребенка. Святой Николай вручает несколько небольших подарков, и компания покидает дом, под звон цепей и ворчание Черта, мол, опять не везет. Тем не менее, у него есть чем утешиться: хоть он и не единственный человек-козел, которого мы встретим на этих страницах, он, безусловно, самый страшный – именно он умудрился сохранить дьявольское обличье дольше всех.

Кнехт Рупрехт

Еще один немецкий кузен Черта, Кнехт ^[29] Рупрехт, одевается как монах-траппист. Пусть он избегает внимания, Кнехт Рупрехт достиг вершины славы в 1862-м году благодаря стихотворению северогерманского поэта и прозаика Теодора Шторма. С тех пор многие читали «Кнехта Рупрехта» под немецкими танненбаумами в канун Рождества. Стоит процитировать первую строку «Von drauss’ vom Wald komm ich her…» (Из леса я нынче выхожу… ^[30]) любому уроженцу северной Германии, как он не сможет удержаться и протараторит остальную часть стихотворения. По сравнению с дьяволами, которых нужно обуздывать, Кнехт Рупрехт Шторма – преданный помощник Младенца Иисуса. На самом деле именно Младенец Иисус проверяет, есть ли у его правой руки с собой мешок и прут, прежде чем отправиться в путь.

Теперь Кнехта Рупрехта можно чаще встретить в обществе святого Николая. Он носит черную или коричневую мантию с остроконечным капюшоном, а в католических землях иногда перебирает четки. Он всегда бородат и часто испачкан сажей – или это пепел кающихся грешников? В общем, его зловещее присутствие сродни диккенсовскому Духу Будущих Святок, вот только Кнехт Рупрехт не указывает костлявым пальцем, а носит с собой связку березовых прутьев.

Не дайте монашеской робе вас провести; имя Кнехта Рупрехта, от древнегерманского Hruodperaht, предполагает, что когда-то он был слугой богини «Перахты», или Перхты.

Другие Николаи

Можно предположить, что святой Николай и его злодейские спутники должны располагаться на противоположных концах спектра, но так было не всегда. Страшное и великодушное сошлись – или еще не разошлись – в мохнатом лице Пельцниколя, которого можно отличить от его брата Пельцмартла лишь по имени и времени появления. Близкими кузенами обоих были Руклаус (Грубый Клаус) и Ашенклаус (Пепельный Клаус). Все они приняли крещение с вариациями на тему имени святого, но ничего святого в них не было. Все они любили избивать детишек березовыми прутьями, за исключением Ашенклауса – епископский посох в его руке превратился в клюку, к верху которой он привязал полный пепла мешок. Этой конструкцией он и бил непослушных детей, делая их такими же пепельными, как и он сам.

Все эти «николаи» приносили подарки, а также инструменты телесных наказаний, но никогда не вкладывали орехи и яблоки нетерпеливым детям в руки; они разбрасывали дары по земле или полу, как это делал до них средневековый Пельцмартен. Возможно, это один из древнейших зимних ритуалов. В восточной Литве отец семейства разбрасывал разные виды зерна по полу крестьянского дома накануне Богоявления. Дети их собирали, а затем сортировали, чтобы понять, какой урожай в этом году взойдет лучше всех.

Сон о пруте

В старину в канун Дня святого Николая большинство детей ждало испытание посерьезнее, нежели просто угроза избиения. Прежде чем взять в руки угощение, им было необходимо почувствовать жгучую боль от березовых прутьев на пальцах. Яблоки и орехи, что приносил Пельцниколь, давно признаны знаками плодородия – как и поцелуй плети. Березовый прут, который пускали в ход в рождественское время, действовал скорее как волшебная палочка, а не инструмент причинения боли. От Англии до Австрии зимой оказывались избиты даже яблочные деревья, хотя они уж точно не сделали ничего плохого. Ударами не принуждают к подчинению, а желают долголетия, крепкого здоровья и плодовитости. В Финляндии и по сей день сочельник считается неполноценным без хорошей сауны с кустистым березовым веничком.

Иногда Пельцниколь просто разбрасывал прутья вместе с лакомствами, в то время как более скрытый святой Николай в обязательном порядке привязывал несколько веточек к подаркам, чтобы ребенок, проснувшись поутру, понял, что про него знают. В ранней протестантской Германии угощения были спрятаны в связку прутьев, которую оставлял Младенец Христос. Все эти символические веточки, вероятно, сохранились с очень похожего на Рождество римского праздника Календы, во время которого языческие римляне обменивались стренами, чтобы отметить начало Нового года в январе. В более поздние времена эти стрены приняли форму сладостей, маленьких глиняных светильников и монет с изображением двуликого бога Януса, однако изначально стрены были ветвями, срезанными в священной лавровой роще Стренуи, богини жизненной силы. Послание, которое несли как веточки, так и более существенные подарки, оставалось тем же: даритель желал, чтобы новый год принес получателю свет, тепло, доброе здоровье и вкусную пищу.

Разумеется, ничего из этого не мешало кошмарам о жуткой розге переплетаться у детей в головах с мечтами о сахарных сливах по мере приближения Дня святого Николая. Пельцниколь в конце концов ушел в тень, поэтому в местах, где не пользовались услугами Крампуса или Кнехта Рупрехта, «Руте» ^[31], как называют розгу по-немецки, оказалась у самого́ святого. Совершенно справедливо, что эта волшебная палочка в итоге перешла в руки святого Николая Чудотворца.

Европейские открытки викторианской эпохи ясно показывают, что розга была не чем иным, как ритуальным инструментом. Хоть иногда это и простая связка березовых прутьев, очищенных от листвы и перехваченных один-два раза у основания ивовой лозой, она также часто бывает позолочена или увешана цветными флажками, может быть толщиной с бутылочную щетку или густой, как маленькое деревце. В этом году, с приближением пятого декабря, позвольте себе вдохновиться лавочниками центральной Европы, которые украшают витрины березовыми прутьями в мишуре и крошечных белых лампочках. Сделанная правильно, Руте может даже заменить настольную рождественскую елку. И ничто так не говорит: «Я знаю, чем ты занимался, но все равно тебя люблю», как связка прутьев, усыпанных золотыми блестками и утыканная шоколадными конфетами.

Баттенмандл

Теперь мы отворачиваемся от витрин магазинов города, чтобы последовать за звоном коровьих колокольчиков в тень Берхтесгаденских Альп, где пятого декабря начинается сендакский тарарам ^[32]. Даже сейчас покачивающиеся человеческие фигуры в пуках соломы, известные как баттенмандлы, приходят в сумерках кануна Дня святого Николая, чтобы «удивить» односельчан. Каждый баттенмандл обвязан вокруг талии веревкой с тремя оглушительными коровьими колокольчиками – двумя маленькими, одним большим, – которых слышно за милю, так что на самом деле ничего удивительного нет.

Впереди шествуют добрый святой, ангел в белом одеянии или Младенец Христос и несколько дьяволов, одетых в меха и маски Крампуса. Хотя солома почти полностью скрывает их лица, баттенмандлы тоже носят маски. Эти ритуальные маски называют «личинами». Само немецкое слово Larve, личина, происходит от латинского larva, что означает одновременно маску и неупокоенного призрака ^[33].

Остановившись у первого деревенского дома, святой Николай произносит проповедь и вручает дары. И дьяволы, и соломенные чудища стараются терпеливо ждать, пока старик закончит, но некоторые не могут удержаться и вертят длинными кожаными плетками. Как только святой замолкает, они входят, хватают незамужних девушек, случайно оказавшихся поблизости, выносят их на улицу и бросают в снег.

Подсказка девушкам: несмотря на массивность, баттенмандла легко одолеть – сбейте его с ног, и он не сможет подняться. А вот убежать от наряженных в меха дьяволов уже труднее.

Дьяволы с высунутыми языками, молодые холостяки, одетые словно снопы сжатой пшеницы, размахивающие длинными хлыстами и преследующие своих подруг: трудно не заметить символы плодородия Баттенмандллауфа, что примерно переводится как «Бег таинственных людей». К счастью, на сегодняшний день эти живые пшеничные снопы все еще продолжают бег. Если вы случайно окажетесь в Берхтесгаденских Альпах вечером пятого декабря и услышите нестройный звон коровьих колокольчиков, знайте: скоро вас встретит этот шуршащий парад. Хоть и дьяволы, и Баттенмандлы благословляются святой водой перед тем, как отправиться в путь, они относятся к религии намного более древней, чем христианство. Я думаю, что старая Берхта, кому вообще принадлежат эти Альпы, наверняка довольна тем, как хорошо ее чудища сохранились.

Колокольцы Святого Николая

За исключением Черного Питера в новомодном костюме пажа, никому из этих ужасных персонажей и в голову не пришло бы выйти из дома без колокольчиков. Ношение бубенцов и других звенящих вещей является универсальным средством защиты владельца от злых или просто авантюрных духов. Есть те, кто считает медные колокольчики, пришитые к тунике сибирского шамана, предшественниками бубенцов для сбруи, которые носят олени Санты, а Пельцниколь заполняет хронологический разрыв. Если следовать этой линии, то, вероятно, следует причислить к прямым предкам Санты также брата Моисея, Аарона, чье одеяние священника было отделано маленькими золотыми колокольчиками.

Дело в том, что колокольчик легко заставить звенеть красиво и непрерывно. Он практически сам по себе создает музыку. Древним это, должно быть, казалось не чем иным, как магией, особенно если учесть, что колокола сделаны из металла – материала, который был создан в результате явно волшебного процесса. Везде, где есть колокола, они используются для защиты от невидимых и нежелательных влияний.

Поскольку эти существа носят колокольчики и не жалеют благословляющей розги, мы должны принять факт, что эти грубые и часто отвратительные чудища, выскакивающие из леса в начале зимы, вовсе не являются злом.

Мы уже были свидетелями понижения бога Вотана до призрачного охотника и наблюдали, как эльфы становятся маленькими. Могли ли служители святого Николая быть богами плодородия, низвергнутыми в христианскую эпоху? Или они происходят от свартальфаров, тех темных эльфов, о которых Снорри Стурлусон так мало говорил? Пусть они, возможно, никогда не занимали такого высокого положения, как светлые эльфы, эти темные духи, по-видимому, были незаменимы. Вместо того чтобы заставить слабо христианизированную общину обходиться без них, Церковь окропила их святой водой и включила в окружение небесного покровителя, где они остаются и по сей день.

Триумфальный ежегодный въезд святого Николая в Амстердам казался бы странным без Черного Питера, скачущего рядом с белой лошадью епископа. Дети в Центральной Европе до сих пор прячутся под столом, когда в комнату врывается Черт или Крампус, а немецкие малыши бросаются за спину родителей при одном взгляде на Кнехта Рупрехта. Что касается Пельцниколя, то он не сгинул тихо, а пережил второе рождение в Новом Свете.

Беллсникель

Пельцниколи были одними из первых темных рождественских духов, добравшихся до Северной Америки. Сойдя с корабля, многие из них сняли шубы и надели вместо них залатанные куртки. Как свидетельствуют новые варианты написания их имени, самой важной частью костюма Беллсникля, Беллшнигля или Беллснакля теперь стала связка колокольчиков для саней. Еще в Рейнской области они отделились от даты 6 декабря, которая, в конце концов, является праздником святого и, следовательно, не в духе протестантизма. Те, кто был нанят для праздничных визитов на дом, теперь делали это в канун Рождества.

Также присутствующий в Новой Шотландии и Западной Вирджинии Беллсникель был одним из основных персонажей в пенсильванском Рождестве восемнадцатого – начала девятнадцатого века. Когда немецкие колокольчики встретились с кельтским ритуалом ряжения, две традиции слились, но новая сохранила название «белсниклинг». Вместе с Беллсниклем появился Христос-Киндель, чье имя является диалектным сокращением от Christkindlein, Младенца Иисуса, но которого обычно представляли больше похожим на ангела. В некоторых частях Пенсильвании Христос-Киндель оставался молчаливым, скрытным дарителем. Хорошие дети ждали, что он наполнит их корзинки к рождественскому утру, и в итоге у него появилось альтер-эго, Крис Кинкл ^[34].

Хотя Крис Кинкл никогда не отказывался от своего имени, вскоре он сменил белую ночную рубашку на костюм Беллсникля: самодельную маску или лицо, почерневшее от жженой пробки, парик из пакли и множество колокольчиков, пришитых или пристегнутых.

Газеты и дневники того время, описывая Беллсникля и Криса, используют слова «отвратительный», «жуткий», «устрашающий» и «гнусный». Представьте: такое лицо появляется в вашем окне, когда опускается темнота рождественского сочельника. Типичный Беллсникель объявлял о своем прибытии, постукивая по стеклу толстой березовой палкой или тонким прутом. Многие также носили с собой хлысты. Беллсникли всегда знали, кто был непослушным. Войдя в дом, Беллсникель рассыпал печенье и конфеты, как куриный корм, по полу, где хорошим детям разрешалось их собирать. Другим детям приходилось уворачиваться от хлыста или розги, чтобы ухватить награду. Поначалу Беллсникель не получал никакой платы во время своего визита; родители рассчитывались с ним за кулисами. Однако под влиянием подражателей, Беллсникель, который обычно был мальчиком-подростком, начал ожидать вина, сидра, пирожных и даже денег, когда он появлялся в дверях.

Каждому кварталу на самом деле требовался только один Беллсникель, но это не мешало другим молодым людям переодеваться и бродить по заснеженной сельской местности просто ради развлечения. Вскоре улицы заполнились юными дебоширами, которых горожане стали считать скорее раздражающими, чем очаровательными. Как только белсниклинг потерял родительскую печать одобрения, он превратился в а-ля хэллоуинскую встречу местной молодежи, бродившей по улицам в необычных костюмах.

Йольские парни

В Исландии тоже есть жуткие существа, бродящие по фермам во время Адвента, но они не показываются раньше, чем через шесть дней после Дня святого Николая, который не является важным событием в большей части Скандинавии. Это Йоласвейнары, «Йольские ребята» или «Рождественские парни», которые начинают официальное вторжение в Исландию 12-го декабря. За тринадцать дней до Рождества первый из Йольских парней спускается с гор, и каждый день появляется новый. Они слоняются по фермам или даже по улицам Рейкьявика, пока не придет тринадцатый, чтобы повеселиться на Рождество.

Если выглянете в окно после наступления темноты и увидите, как троллистого вида парень корчит вам рожи, это будет В-окно-подглядыш. Неужели копченая баранина и скир, которые вы отложили на рождественский ужин, исчезли? Во всем виноваты Мясолюб и Скирожор. Кто-то грохочет среди грязной посуды в раковине? А это уже Горшкоскреб, Ложколиз и Мисколиз. Не нужно гадать, какие шалости любит затевать Юбкозадувай, но у некоторых парней есть более загадочные имена, например, Дверной Нюхач, Свечной Попрошайка и Таращеглаз. И хотя фольклорист Йон Арнасон регламентировал их число в 1864-м году – до этого могло быть целых двадцать или всего девять, – имена все еще разнятся.

В исландской сказке «Смотри, как болтается моя серая нога» трое детей остаются дома одни, родители уходят в церковь в канун Рождества. Каждому ребенку оставляют свечу и пару ярко-красных носков. Дети любуются подарками, как вдруг во дворе раздается голос. Самый младший и, следовательно, самый невинный ребенок замечает, что это, должно быть, Иисус зовет их через окно. Произнесенное мальчиком божественное имя изгоняет существо, которое было вовсе не Иисусом, а волосатым серым исландским троллем. Он, несомненно, похитил бы одного или нескольких детишек. Был ли этот тролль из Йольских парней? Возможно, потому что в прежние времена дети частенько значились в их списке покупок.

Нельзя винить парней за их дурные привычки. Их родителями были тролли Грыла и Леппалуди, хотя Грыла могла родить и вне брака. Мы мало что знаем о Леппалуди, но Грыла очень любила детей… на ужин. Рождественские парни существуют по крайней мере с 1600-х годов, и года их щадят.

Раньше они были такими же ужасными людоедами, как и их родители, но теперь они просто проказники. В наши дни Йольские парни любят одеваться как Санта-Клаус и склонны приносить подарки, а не утаскивать детей и бросать их в горшок своей матери. В 1920-х годах исландские дети начали ставить башмаки на подоконник после 12-го декабря в ожидании, что Йольские парни их наполнят.

Гоблины в окне

Следующий инцидент, хотя он и был описан лишь спустя месяц, произошел 21-го ноября 1933 года или около, по словам Рождественского Деда Николаса, который включил его в письмо детям Дж. Р. Р. Толкина в декабре того же года. (Это письмо теперь могут прочитать все в книге «Письма Рождественского Деда» под редакцией Бэйли Толкин.)

В ту ночь Николаса разбудило тревожное «чмоканье и пыхтенье»^[35] в спальне, за которым появилось «злобное, перекошенное от ярости личико» в окне. При этом окно находилось довольно высоко над землей. Никаких сомнений: Дом-на-Утесе старика подвергся нападению гоблинов, верхом на летучих мышах.

В скандинавской литературе, которую так любил Толкин, гоблины всегда жаждут сокровищ. В норвежской сказке «Рождественские гости в Кваме» вождь гоблинов, Старый Тронд, принес собственные серебряные кубки на праздник в фермерский дом и расстался со своими сокровищами, только когда его застрелили на Высоком месте ^[36]. Старый Тронд подчинялся королю гоблинов, который жил в Швеции и владел значительно бо́льшим запасом золотых чаш, монет и тарелок. Чем отвратительнее гоблин, тем больше сокровищ, и норвежский ютул был самым отвратительным из всех. В канун Рождества, если вы достаточно храбры, чтобы отважиться отправиться в горы, можно увидеть свечение сокровищницы ютула – блеск, подобный тысяче свечей, сквозь трещины в скале.

Гоблины Северного полюса, впрочем, без ума от игрушек – особенно от тех, которые Рождественский Дед хранит в подвалах своего Дома-на-Утесе. Эти гоблины, по правде говоря, сделают все, чтобы заполучить в свои неуклюжие черные лапы игрушечные поезда, и их, выходит, совсем не беспокоят стальные детали, в отличие от их более консервативных кузенов, которые не переносят железо ни в каком виде. Как сообщает детям Рождественский Дед, он не смог выкурить гоблинов зеленым дымом год назад, и теперь они стали особенно смелыми.

Ни в одной из скандинавских сказок у гоблинов нет крыльев, как и у тех, кто осаждает Дом-на-Утесе. Когда Николас видит их в темноте за окном, он сразу же приходит к выводу, что они летают на летучих мышах. Почему летучие мыши? Неужели не уместнее будет, например, снежная сова или высоко прыгающий арктический заяц? Хотя это редкость (помощники Рождественского Деда не видели такого гоблина с 1453 года!), дух Рождества на летучей мыши – случай не беспрецедентный.

Когда Рождественский Дед с помощью соратников, Белого медведя и рыжих гномов, наконец одержал верх и вышвырнул ядовитые маленькие трупики гоблинов за дверь, он нарисовал картину битвы. Именно поэтому мы знаем, что гоблины Северного полюса черны как сажа – что типично для беспокойных рождественских духов, а также некоторых миролюбивых.

Альбом старинных открыток Джона Гроссмана «Рождественские диковинки: странное, темное и забытое Рождество» (Christmas Curiosities: Odd, Dark, and Forgotten Christmas) включает в себя персонажей, противоположных полярным гоблинам – горстку розовощеких ангелоподобных малышей на взнузданных летучих мышах, вечерницах и нетопырях, судя по виду. Каждый пухляш одет в костюм жокея и держит в руках нечто похожее на павлинье перо. Они приходят пожелать нам всем «яркого Нового года», но крошечные белые крылышки, прорастающие из их спин, – единственный видимый относительно праздничный символ. (Крылья, естественно, поднимают вопрос о том, зачем этим мальчикам вообще нужны летучие мыши!)

Летучая мышь кажется нам неподходящей этому времени года, однако цветная литография была напечатана в 1895-м году, примерно в то же время, когда трехлетний Дж. Р. Р. Толкин впервые прибыл в Англию из Южной Африки, где родился. В то время идея, что Рождество и Новый год частично принадлежат писклявым созданиям ночи, все еще была достаточно в ходу, и такие открытки продавались. (В альбоме Гроссмана также есть племя одетых в меха фей, жарящих крысу на открытом огне, и шабаш ведьм, разбрасывающих рождественские пожелания, летая на метлах.)

Даже на Хэллоуин летучие мыши никогда не были так популярны, как черные кошки, поэтому маловероятно, что они когда-нибудь станут официальными талисманами Рождества. Похоже, они тоже впали в немилость у гоблинов, поскольку с той печально известной ночи 1933-го больше не было зарегистрировано никаких инцидентов с воздушными полетами. Тем не менее, почем знать? Так что следите за своим запасом рождественских подарков и будьте внимательны к любому хлопанью или скрипу чердачного окна.

Глава 6. Скандинавские домашние духи

Если у вас еще нет домового, следует хорошенько подумать, прежде чем его заводить. Английская версия домашнего духа – это боггарт, и, вероятно, самый известный принадлежал йоркширским Гилбертсонам. Им настолько надоели озорные шалости домового, что они решили переехать. Телега была полностью упакована и готова к отъезду, когда из маслобойки подал голос боггарт.

«Мы переезжаем», – объяснил он любопытному соседу.

Домовому даже в голову не пришло, что семья может попытаться уехать без него.

Вместо того чтобы оставаться в пустом доме или, что еще хуже, привыкать к новой семье, домовой будет придерживаться знакомых. Столетиями следуя принципу первородства, ниссе, томтены или тонтту обычно связывают свою судьбу со старшим сыном, то есть с тем, кто, скорее всего, унаследует старую усадьбу. Было время, когда ни одна ферма в Дании, Швеции, Норвегии или Финляндии не обходилась без маленького, ясноглазого старичка, который помогал ночами по хозяйству.

За последние несколько сотен лет многие такие существа переселились в города, особенно в Дании, где самая высокая концентрация домашних духов. На Фарерских островах работу по дому иногда брал на себя нидагрисур в красной шапочке (см. «Йольский кабан» в главе 8), в то время как в Исландии есть только хульдры, которые не имеют особой привязанности к месту. Поскольку во время заселения Исландии путешествовали не только вторые сыновья ^[37], этот факт указывает, что домашние эльфы либо неохотно уезжают далеко от своей родины, либо, как кельтские, не могут пересекать большие водоемы.

Тем не менее, несчастные случаи и исключения все же имеют место. Поэтому, если вы скандинавского происхождения, есть отдаленный шанс, что у вас уже живет один из ясноглазых старичков. Информация на следующих страницах должна помочь идентифицировать его и смягчить нрав этого существа. Если ваша семья родом не из этой части света или если вы происходите из боковой ветви рода, еще не поздно обзавестись собственным домашним гоблином. Лучшее место для этого – скандинавский рождественский рынок.

В то время как в боггарте нет ничего по сути рождественского, ниссе, томтены и тонтту являются воплощением Йоля. Да, есть вариант заказать домового онлайн, но выбрать подходящего именно вам можно только взяв их в руки и похлопав по вязаным шапочкам. В противном случае – следуйте инструкциям в конце этой главы и создайте своего собственного.

Самодельный домовой – это не просто утешительный приз, а давняя практика. Средневековые немцы делали маленьких кобольдов из самшита еще в тринадцатом веке, якобы просто для развлечения, но первоначально как объекты почитания. В Скандинавии вырезание этих существ в настоящее время является особым видом народного искусства. (Наши предки несомненно были бы удивлены, насколько популярны стали деревянные тролли!)

Якоб Гримм уверяет, что домашнего духа действительно можно купить и продать, но если вы – третий владелец домового, то должны принять его навсегда. Гримм соотносил всех этих духов-хранителей, наряду с кобольдом, с призраками предков, которые обитали в очаге и любили использовать его в качестве входной двери.

Отрицать, что домовой потерял былую значимость, нельзя. Если допустить, что он действительно принадлежит к одному с вековыми духами камина роду, сам он в оном больше не обитает. В какой-то момент его переместили на периферию дома, на чердак, в конюшню или сарай, и приготовляемая для него ежедневно трапеза стала угощением раз в год.

Домашние духи не слеплены из одного теста; есть тонкие различия в их одежде, характерах, предпочтениях. Мы начнем наше исследование с ниссе, которые занимают самую большую территорию: и Норвегию, и Данию.

Ниссе

Название «ниссе» может быть производным от «Николас» и, следовательно, родовым прозвищем, но ниссе никогда не имел ничего общего с Днем святого Николая; его праздничная ночь – это рождественский сочельник. Раньше фермерский ниссе строго относился к четвергам: в четверг вечером нельзя было прясть или рубить дрова, что отражало языческие наклонности этого существа^[38].

Норвежские угодья ниссе когда-то были ограничены юго-восточной частью страны. Северный и западный районы были территорией гардворда и несколько более капризного тункалла. Самый ранний гардворд был гигантом, который мог выстоять против любого тролля. Он был слишком большим и не помещался на сеновале, так что ему оставляли пустую комнату или пристройку. Он позволял видеть себя чаще, чем ниссе, в то время как все тункаллы появлялись и разговаривали только со стариками. Скорее всего, тункалл или гардворд были призраками какого-нибудь дедушки, возможно, того, кто основал ферму и поклялся никогда ее не покидать.

Потомок гардворда и тункалла, ниссе, резко уменьшился. Немецкий кобольд размером с четырехлетнего ребенка, а ниссе – ростом всего с годовалого. Когда он решает снять красную шапочку, тем самым делая себя заметным, можно увидеть, что у него длинная седая борода. Городской ниссе может надеть красный или синий костюм, но фермерский предпочитает рубаху и брюки из некрашеной шерсти. И пусть его ботинки с пряжками невзрачные и сильно потерты, они способны переносить его через горы и болота с потрясающей скоростью. Ниссе с рождественского рынка милый и склонен к полноте, но классический фермерский ниссе – это просто старичок в миниатюре.

Несмотря на детский размер, он предпочитает общество взрослых, если ему вообще захочется побыть в компании. Он не любит, когда нарушается его распорядок дня. А если ниссе заметит, что вы шпионите за ним, пока он хлопочет по хозяйству, он вас бросит, как бы больно ему ни было. Во время ночных обходов старичок носит с собой фонарь, горящий синим пламенем. Закончив работу, уходит на сеновал, в конюшню, в погреб либо на самое старое дерево во дворе. Неосторожно сломанная ветка этого дерева также заставит его покинуть ферму. Поскольку он делает свою работу под покровом темноты, долгими летними днями ниссе спит. Он снова просыпается около Михайлова дня (29 сентября), меняет свою остроконечную шапочку на круглую, но только на один день.

Норвежский ниссе избегает солнца, но любит лунный свет, особенно отраженный твердой коркой снега. По-прежнему бодрый, он увлекается всеми обычными зимними видами спорта – может показаться, что он на последнем издыхании, но его сила и ловкость вас удивят. Еще одна особенность ниссе – он отдает предпочтение вороным лошадям. На ферме одна лошадь, обычно черная кобыла, выглядит особенно ухоженной, ее шерсть блестит, грива расчесана и даже заплетена, пока никто не смотрит. Если такую лошадь продать, ниссе отправится с ней.

В канун Рождества крайне важно подать своему ниссе миску каши с большим куском масла посередине. Норвежский ниссе также любит пироги и пиво. В отличие от английского брауни или Робина Славного Малого, у него нет проблем с одеждой. В качестве рождественского подарка вы не ошибетесь с новой красной шапочкой с кисточкой на конце или курточкой, украшенной крошечными колокольчиками, но не дарите ему ничего красивого, вроде пары белых кожаных бриджей; он сочтет их слишком хорошими, чтобы в них трудиться, и вам придется делать всю работу по дому самостоятельно.

На первый взгляд вы, возможно, не сможете отличить датского ниссе от норвежского, потому что единственная разница – это отсутствие кисточки на шапке датского ниссе. На датском полуострове Ютландия когда-то проживало больше всего домашних духов на квадратный километр. Следовательно, именно ютский ниссе теперь определяет породу. Он капризен и, как и его норвежский кузен, не любит детей. На Рождество он может носить за поясом березовый прут.

Ниссе отлично заботится о домашнем скоте, даже ворует у соседей зерно, мол, лишним не будет. Его лучший друг – домашний кот, но он также ладит с лесными куницами и другими существами, что зимуют среди стропил. Собаки на него лают, и это одна из причин, по которой он любит держаться подальше от посторонних глаз, хотя не против сидеть на подоконнике и болтать ногами так, чтобы собака не могла достать.

Ютский ниссе может жить в любом темном пространстве на ферме. В городе он предпочитает чердак или место у камина, так что, возможно, не так уж далек от старых духов очага. Он предан семье, но часто не ладит со служанками и наемными работниками. Если они станут его дразнить, он отомстит, сдернув со спящих одеяла и бросив их в колодец или почернив лица сажей из камина.

Томас Кейтли в 1850-м году описал ежедневную трапезу ютских ниссе, состоящую из грута – сладкой каши из очищенного овса или пшеничных зерен, – но я бы не советовала подавать ниссе овсянку в канун Рождества. С годами его вкусы стали довольно утонченными, и теперь он предпочитает изысканный рисаламанде – сладкий рисовый пудинг, приготовленный с миндалем, взбитыми сливками и хересом. Но, поскольку в душе он скромный малый, подавать все это лучше в деревянной миске с деревянной ложкой.

Если справитесь только с простой рисовой кашей (рецепт следует ниже), убедитесь, что кусок масла достаточно холодный, чтобы ниссе успел заметить угощение, прежде чем он растает и протечет на дно миски. Если ниссе подумает, что в его каше нет масла, он устроит истерику.

Хотя он и чрезвычайно вспыльчивый, ютский ниссе потом частенько жалеет о своих вспышках, и мало что может вынудить его покинуть семью. Есть история об особенно проказливом ютском ниссе, который заставил своего хозяина и его семью переехать в другой дом. Заканчивается она точно так же, как история с боггартом Гилбертсонов, но в этом случае ниссе, высунувший голову из корыта, становится отчетливо виден.

Томтен

В иллюстрированной версии «Томтена»^[39] Виктора Рюдберга герой рассматривает семью, поглощенную чтением Евангелия от Луки, и замечает своему товарищу-сироте: «Мне очень нравится то дитя, о котором он читает… но заметь, старина Тор тоже был славным парнем».

Неудивительно, что когда козел Тора, Йульбок, ушел на пенсию в середине 1800-х годов, его обязанности по раздаче подарков в Швеции взял на себя томтен. Карандашные и акварельные иллюстрации Харальда Виберга к «Томтену» изображают бочкообразного кривоногого старика. Борода доходит ему до пальцев ног, а глаза светятся, как у кошки в лунном свете. Хотя макушка головы не достает даже до дверной ручки, его нос и руки принадлежат, по виду, гораздо более крупному существу. Кончиками пальцев и кисточкой на шапочке он касается снежной корки на земле.

Художники рубежа двадцатого века соглашались с Вибергом по поводу белой бороды томтена, хотя на рождественских открытках того периода он часто ходил без кисточки. Вместо волшебных башмаков с пряжками, как у ниссе, томтен носит серые чулки и деревянные сабо, чтобы лучше пробираться по заснеженному двору. Если он хочет побыстрее куда-нибудь добраться, то берет сани у фермера.

Многие томтены обитают в ботре – древнем дереве, которое растет перед дверью фермерского дома. Обычно это липа, ясень или вяз, но самым ранним, возможно, была яблоня ^[40].

В другой жизни, которую томтен теперь помнит лишь смутно, он сам посадил это дерево. «Томт» – это утрамбованная земля, которая лежит под зданиями усадьбы и простирается в квадратный двор. Таким образом, томтен, или томте-губбе, «старик на земле», с наименьшей вероятностью переедет. Его кости старше даже балок, поддерживающих стены, и он отождествляет себя с самой землей, на которой построен его дом.

Полейте рождественскую кашу томтена струйкой меда в дополнение к куску масла сверху, и он будет особенно доволен. Лучшее место, где можно оставить еду, – это конюшня, потому что он предпочитает общество домашнего скота. Подарки, преподнесенные ему рождественским утром, должны включать кусок серого домотканого полотна, из которого он, вероятно, сделает себе одежду, щепотку табака и лопату глины. Последнее является либо знаком его хтонической природы, либо материалом для изготовления трубки, либо благодарностью за то, что именно он заложил первую лопату земли в стены дома.

Поделка: Рождественский томтен

Неважно, сколько этих маленьких человечков получится, вы обнаружите, что у каждого есть индивидуальность. Фактура дерева будет создавать лицо; нет необходимости его рисовать. Зачем лепить улыбку на существо, которое, как и вы, не всегда веселится?

Поскольку остроконечная шляпа томтена представляет собой четверть круга, можно с таким же успехом сделать четырех одновременно. В доме есть место только для одного томтена, так что остальных подарите.

ИНСТРУМЕНТЫ И МАТЕРИАЛЫ (на одного томтена):

• Один нелакированный деревянный шарик диаметром 2 1/2 см для корпуса

• Один нелакированный деревянный шарик диаметром 2 см для головы

• Белая акриловая краска

• Цветная акриловая краска: красная, темно-синяя или светло-серая

• Кисть

• Клей

• Бумага для шляпы:

Используйте бумагу с небольшим ворсом – не гладкую и не блестящую. Однотонная васи – высококачественная японская бумага для оригами – подходит очень хорошо. Обычно она поставляется в квадратных листах размером 15x15 см

• Ножницы

• Ершик для чистки труб

• Ватный шарик

Покрасьте большой шарик базовым слоем белого цвета. Когда высохнет, покройте цветной краской. Приклейте меньший шарик в качестве головы и отложите в сторону.

Вырежьте из бумаги круг диаметром 10 сантиметров. Сложите круг на четвертинки и разрежьте вдоль складок. Одна четверть равна одной шляпе. Аккуратно скомкайте бумагу, чтобы придать ей более мягкий, похожий на одежду вид. Теперь скатайте ее в высокий узкий конус и проклейте шов. Приклейте основание шляпы к голове томтена.

Пока клей высыхает, отрежьте от ершика кусок длиной 9 сантиметров и скрутите его в кольцо. Это меховая отделка шапочки вашего томтена. Наденьте кольцо и закрепите несколькими мазками клея. Сформируйте кончик колпачка и проклейте. Отщипните кусочек ваты и приклейте его в качестве бороды.

Тонтту

Как и томтен, финский тонтту – курильщик трубки. Он также не прочь получить к рисовой кашке стаканчик бренди. Вы можете устроить ему рождественскую трапезу в сауне – средоточии как физической, так и духовной чистоты в финском доме. Сами финны любят одеваться как Йолутонттуя, «Йольcкий тонтту», в красные хлопчатобумажные шапочки с колокольчиками на концах, еще больше любят наряжать маленьких девочек в полный комплект: красную шапочку, красный костюм, полосатый шарф и чулки. Это нормально для Йолутонттуя, резвящегося в торговых районах – Финляндии нужна искра цвета в это время года, – но я бы предположила, что древний маленький человек, потягивающий бренди в сауне, более трезво оценивает наряды.

Если вы никогда не видели тонтту, это все потому, что он не проводит много времени на поверхности. Его настоящий дом – сверкающий мир под землей. Иногда тонтту не шел в комплекте с фермой, а его приходилось забирать с церковного двора. Как только его приводили домой, ему выделяли комнату с собственной кроватью и обеденным столом. После чего он уже заботился о дальнейшем процветании семьи.

По-видимому, есть генетическая связь между тонтту и кирконваки, или церковным народцем – бесформенными маленькими существами, живущими в тени алтарной ткани. Бесформенность кирконваки указывает на то, что в прошлом он был сейтом – камнем или пнем определенного вида, который служил объектом почитания среди дохристианских финских народов. Самое необычное в кирконваки – это наличие среди них женщин. Причина, по которой в мире нет большего количества кирконваки – их женщины испытывают трудности с деторождением. Когда у его жены начинаются роды, кирконваки идет искать христианскую женщину, чтобы помочь ритуалом возложения рук, хиротесией, а это дает основание предполагать, что сами кирконваки не христиане. В качестве оплаты смертная женщина вознаграждается серебром и золотом.

Якоб Гримм записал похожую историю, определив ее как шведскую. Здесь несчастный муж описывается как «маленький человечек с черным лицом». За хлопоты христианская повитуха получает «старые серебряные сосуды». Если бы не родословная этой истории – это пример «бродячего сюжета» 5070 ^[41], – можно было бы задаться вопросом, не выдумка ли все это, дабы объяснить присутствие церковных сокровищ в доме, где им не место.

Неунывающий дух

Было бы упрощением сказать, что ниссе, томтен и тонтту – это пониженные в ранге души умерших и ничего более. Во-первых, эти смешные маленькие существа какое-то время соседствовали в сознании людей с более крупными гардвордом и тункаллом. Их капризы также накладывались на более серьезную идею о том, что недавние и уже безымянные древние умершие посещали свои старые дома в канун Рождества.

Как часть ритуала, когда-то распространенного по всей Европе, для призрачных гостей был накрыт стол; для их удовольствия оставляли гореть свечи; и в некоторых случаях живые покидали постели, чтобы позволить предкам хорошо выспаться до колокольного звона рождественским утром. В кельтских землях этот ритуал проводился на Хэллоуин, в то время как в скандинавских, финских и балтийских он в конечном итоге оказался поглощен Йолем. В Скандинавии он, возможно, когда-то был частью поздних осенних праздников, Альфаблота и Дисаблота.

Сказки, в которых появляется скандинавский домашний дух, имеют много общего с историями о кобольдах, боггартах и брауни в других местностях, но сам домовой уникален в деталях своей одежды, предпочтениях и близких, но часто неудачных отношениях с остальными обитателями дома. Я думаю, он – запретно-нежное воспоминание христианского общества о его мертвых язычниках, рассматриваемое через призму юмора и воображения. Гардворд, тункал и голодный Рождественский призрак уже исчезли, но маленький старичок, живущий на земле, так же полон сил, как и всегда.

Итак, вы хотите купить тролля

Ну, а почему бы и нет? В наши дни они ужасно милые, с большими ногами, большими носами, маленькими глазками-бусинками и лохматой гривой волос. Но прежде чем купить такого на рождественской ярмарке, нужно немного узнать о его происхождении.

Если тролль и маленький услужливый скандинавский домовой и являются кровными родственниками, то домовой, понятное дело, о таком никогда не расскажет. А тролли и вовсе едва способны говорить.

Скандинавские тролли, или «гоблины», как иногда переводят их название, делают многое, чем в других местностях занимаются эльфы и феи: держат несколько коров, таскают еду с близлежащих ферм и подменяют человеческих младенцев своим потомством.

Поскольку они не гнушаются воровством, многие тролли сказочно богаты, хотя это никак не влияет на их внешность. Ими управляет король, но его двор в Швеции вряд ли можно назвать центром культуры. У троллей мало практических навыков. Ткачество им совершенно недоступно, и они никогда не пытались заниматься сельским хозяйством. Однако тролли могут творить магию и делают это с давних пор. Эти существа происходят от норвежских йотунов и ризиров, или «гигантов», которые жили в начале времен, хотя эти гиганты были и крупнее, и привлекательнее своих правнуков. Они также играли большую роль в мировых событиях, в то время как многие сегодняшние тролли вынуждены прятаться под мостами.

В одном троллям не откажешь: они отличные хронометристы. В Норвегии и Исландии было несколько случаев, когда люди теряли счет темным зимним дням, и приходилось спрашивать троллей, когда праздновать Рождество. Поскольку тролли неграмотны, они, вероятно, использовали примстав – старый норвежский рунический календарь, своего рода фермерский альманах, высеченный на мерной палочке. Йоль был отмечен изображением витиевато вырезанного рога для питья. Насколько нам известно, тролли, как и мы, теперь перешли с юлианского на григорианский календарь.

Тролли, скорее всего, собираются в канун Рождества – полюбоваться накопленными и припрятанными сокровищами друг друга. Это единственная ночь в году, когда люди могут заглянуть в подземные логова троллей, потому что холмы поднимаются на золотых столбах, открывая сверкающие груды чаш, монет и канделябров. Эти существа – образцовые скопидомы, они никогда не закладывают и не продают добычу, как бы ни были трудны времена.

Поскольку они ужасные повара и слишком скупердяи, чтобы заказывать доставку, они всегда рады бесплатной еде в канун Рождества. Если хотите приготовить ужин для тролля, щедро добавляйте мясо. Некоторые тролли, приняв христианство, пообещали, что больше не будут есть человеческую плоть, но вряд ли можно ожидать, что они станут вегетарианцами. Угощение оставляйте в лесу, подальше от дома, если не хотите, чтобы он заглядывал в окно, пока вы открываете рождественские подарки.

Если вы решите пойти еще дальше и водворить тролля у себя в доме, держите его на расстоянии от кухни. Он питает отвращение к железу, поэтому кухонные принадлежности из нержавеющей стали наверняка его отпугнут. И что бы вы ни делали, не ставьте тролля на окно; солнечный свет либо превратит его в камень, либо заставит взорваться. Держите его в темном закутке, и все будет хорошо. Если заметите пропажу монет, украшений или подсвечников, вы будете точно знать, где искать. Если тролль взорвется, не ожидайте, что ваш домашний дух уберет беспорядок. Если, однако, ваш тролль случайно превратится в камень, всегда можно перенести его в сад.

Рецепт: Рисовая каша

Последнее, что вам нужно в канун Рождества, – это сложное для приготовления блюдо, так что здесь все легко. Можно даже использовать остатки риса из китайского фастфуда, который вы заказали, пока занимались томтенами. Рецепт рассчитан так, чтобы хватило на четырех человек и одного домашнего духа.

Ингредиенты:

• 2 чашки холодного вареного белого риса

• 2 1/2 чашки цельного молока

• 1/2 чашки сахара

• 1/2 чашки молотого миндаля

• Чуточку экстракта ванили

• Чуточку хереса (в случае приготовления для датского ниссе – щедрую чуточку)

• Корица

• Сливочное масло

Положите все ингредиенты, кроме корицы и масла, в большую кастрюлю. Перемешайте и нагрейте до кипения, но следите, чтобы не выкипало. Варите на медленном огне 15 минут, лишь изредка помешивая. Налейте в большую миску или отдельные десертные тарелочки, посыпьте корицей и положите кусочек сливочного масла.

Глава 7. Оленьи игрища

Мы знаем, что Санта-Клаус перенял имя, а то и характер, у святого Николая, жившего в четвертом веке, архиепископа Мир Ликийских в Малой Азии. Поэтому его штаб-квартира на самом деле должна находиться в Турции, где-нибудь среди пристроек разрушающегося горного монастыря. Эльфы, бородатые и в капюшонах, как православные монахи, вырезали бы деревянные фигурки при свете восковых свечей, все время тихонько переговариваясь на новозаветном греческом. Под взглядом закопченных икон они бы паковали партии рахат-лукума для детей всего мира. Или Санта мог бы разместить свое предприятие дальше на восток, среди снегов горы Арарат, где останки Ноева ковчега снова нашли бы хорошее применение – в качестве мастерских и складов. Что может быть лучше для эльфов, вырезающих игрушечных животных?

Если бы я выбирала третье место для мастерской Санты, это должна была бы оказаться федеральная земля Тюрингия в восточной Германии. «Дас Вютенде Хэр», как называли Дикую охоту в заснеженном Тюрингском лесу, возглавлял седобородый джентльмен по имени Экхард. Волшебная гора Герзельберг, из которой выходила процессия, принадлежала богине, именуемой в легенде тринадцатого века о Тангейзере Венерой, римской покровительницей любви, но изначально она могла быть Фрейей – одной из ванов, скандинавских богов плодородия. Дело, ради которого Экхард и его отряд выезжали, – кругосветное путешествие, экскурсия, на которую у них уходило всего пять часов. К сожалению, в отношении Экхарда не упоминаются сани, только вороной конь и посох. А поскольку Герзельберг, она же «Венусберг», была оплотом сексуальной свободы – что тоже в каком-то смысле связано с плодородием, – эльфы, вероятно, делали бы не те игрушки.

Как и Земля Святого Мартина, царство Санта-Клауса обязательно является частью воображаемого мира, и по разным причинам самым волшебным местом для этой страны, которую никогда не откроют, служит Арктика. Но, прежде чем приступать к изучению причин, давайте обратим внимание на название.

Лапландия, лежащая глубоко в ледяных объятиях Северного полярного круга, названа так потому, что это дом лопарей, негерманского скандинавского народа, который живет здесь с незапамятных времен ^[42].

Хоть они разделяют некоторые аспекты культуры с народами Сибири, их язык наиболее тесно связан с финским. Термин «лапп» настолько стар, что его этимология неясна. По одной из теорий, слово «лапп» означало «кусок ткани»: это мало что нам дает, особенно с учетом того, что оно может просто относиться к использованию лоскутных нашивок в их традиционной шерстяной одежде. Опять же, «лапп» может происходить от финского слова, означающего «люди, живущие на краю света». Норвежцы называли их не лапландцами, а «финнами на лыжах». В любом случае, предпочтительным термином теперь являются «саамы»^[43], – так лапландцы именовали себя все это время, так что этот термин я и буду использовать.

Что касается их родины, я буду придерживаться «Лапландии», потому что, по крайней мере, для нас, не саамов, «Лапландия» говорит о рождественской магии намного лучше, чем более правильное «Сапми». Репутация Лапландии как магического места, населенного волшебным народом, вероятно, восходит к первым встречам между норвежцами и саамами.

Еще до появления христианства саамы отличались от своих скандинавских соседей как в культурном, так и в духовном отношении. В то время как их южные соседи смогли устроить несколько ферм среди лиственных лесов и на крутых берегах фьордов, арктическая среда обитания саамов обрекала их на кочевничество. Слово «тундра» имеет саамское происхождение. Летом поверхность тундры в мгновение ока превращается в вязкое, кишащее насекомыми болото. В остальное время года она покрыта льдом и снегом. И хотя горы Лапландии живописны, их невозможно возделывать. Единственной сельскохозяйственной культурой, на которую саамы могли положиться, был лишайник, кормовая база северного оленя.

Для саамов духи гор и болот всегда были рядом, рукой подать. Саамские боги проглядывали в таких природных идолах, как валун странной формы или березовая коряга, их было слышно в гуле барабана из оленьей кожи. Как в языческую, так и в раннехристианскую эпохи скандинавы, чья родная религия несла несколько меньше шаманских атрибутов, часто нанимали саамов в качестве консультантов по сверхъестественным вопросам. Нойд, или саамский шаман, с помощью барабана позволял своему духу выходить из тела, шпионить за людьми и находить потерянные предметы в далеких местах, например, в Исландии.

Репутация саамов как волшебного народа была известна во многих землях и сохранялась долгое время. В норвежских сагах рассказывается о таких детях, как Гунхильда Асурсдаттер, которую отправили учиться колдовству у двух мужчин из Финнмарка, одной из самых северных частей Лапландии. Эти люди были столь могущественными колдунами, что могли убивать одним взглядом