Вы не авторизовались

Провокатор… Герой… Кто он? бесплатное чтение

Скачать книгу

Глава первая
Поиск идеала

Дмитрий Богров родился 29 января 1887 года в семье киевского присяжного поверенного Григория Григорьевича. Его дед – русско-еврейский писатель-публицист Григорий Богров.

Дети из состоятельных семейств в момент созревания мышления и самостоятельности инстинктивно ощущают недостатки буржуазного воспитания.

Стремятся устранить погрешности семейного и гимназического образования. Кружковцы готовят рефераты, читают бурно обсуждаемые доклады на естественно-исторические темы. Дополняют свои знания, обретаемые по одуряюще безжизненной гимназической программе. Кружковцы приглашают в гости знакомых студентов для проведения собеседований, руководства занятиями и чтения докладов по политической экономии и другим темам.

Часто эти любознательные и увлеченные политикой приглашает студента выпускного курса Книжника для того, чтобы тот изложил новый марксистский взгляд на общественные вопросы. Их интерес подстегнут резкими осуждениями и страшными гонениями марксистских экономических теорий со стороны профессора университета святого Владимира Димитрия Ивановича Пихно. Скучными общественными вопросами интересуются лишь отдельные юноши. На встречах со студентами при посещении дома Тышнова кружковцы переводят разговор на эту тему. Самым любознательным является Дмитрий Богров.

Дмитрий Богров – самый внимательный, заинтересованный слушатель. Он высок, худощав, немногословен, с печальными, как у матери, глазами. Почитывает нелегальную литературу. Особенно его интересуют общественные темы.

Обыденное ему скучно. Мечтает стать незаурядной личностью. Не соглашается поступать и жить невыразительно, подобно другим людям. Он убежден: каждый человек должен иметь свое, индивидуальное, свойственное только ему. Иначе его поглотит серая масса. Отличие в одежде – только внешнее – малосущественно. Самое важное для характеристики человека – образ его мышления и деятельности. В антиправительственной общественной сфере легче и лучше себя проявить: стать в ряды активного и мыслящего меньшинства.

Действовать! Многие люди разбрасываются пустыми словами. За свои слова и действия отвечают только отдельные личности. Дмитрий страстно желает находиться в числе самостоятельно мыслящих.

Широкое хождение по рукам имеет подпольная литература. У Гольденвейзера в библиотеке имеется бесцензурная литература. Он ее получает вместе с заграничными изданиями по адресу Фельзера.

Государственная власть жестоко и открыто расправляется со своими противниками. Пытается запугать! Убить способность сопротивляться! Искоренить непокорность, тень инакомыслия. Государство – безжалостный Голиаф! От его имени выступает правительство.

Они прежде развратили народ водкой. Живой политикой. Лицемерием веры и поступков. А сейчас стараются искоренить привнесенный своими неразумными действиями яд непокорности. Для этой цели используют тюрьмы, каторги, всевозможные бытовые и административные наказания. Казни – новое изобретение! Учуяли свое бессилие, не могут в нем признаться. Жестокость – следствие бессилия, страха, обреченности деспотического режима. Правители не уверены в завтрашнем дне. Этим объясняется их усердие. Творят зло под чудовищной маскировкой: уверяют, что все делается для блага самого общества и человека.

Творимое ими зло в сотни, тысячи раз превосходит совершаемое по случайности, недоразумению и ошибкам. Жестока вся государственность, направленная не против преступников. Она преследует людей здравых и мыслящих: недовольных существующим порядком и стремящихся к социальной справедливости.

* * *

Несчастная Россия! Масса трудового народа погребена на рудниках. За небольшую плату трудятся на фабриках и заводах. Многие тысячи людей рыщут по стране в поисках работы, пищи. От тифа, холеры, туберкулеза, цинги и прочих болезней умирает огромное количество людей. Тюрьмы и каторги пожирают народ.

Молодых людей насильно забирают в войска. Обучают владению оружием. Царям нечего возмущаться: их ужасное правление вызывает противодействие – о нем могли предположить заранее. Жизнь так непродолжительна – один растянутый миг! Правители забывают, что они тоже смертны.

Смертного поджидает темная могила, вечность! Самый эффектный метод борьбы с правительством – неповиновение: отказаться выплачивать подати, не служить в армии, не исполнять законы и распоряжения властей, чиновничества. Любая власть – торжествующее насилие.

Избавиться от него можно одним способом: отказаться в нем участвовать. Навсегда избавиться от гипноза государственной незаменимости, вечности сего неизбежного зла. Многие живут нравственной жизнью: побуждают к этому традиции, обычаи, семейное воспитание, религиозные верования: но вовсе не страх перед властью и ее ставленниками.

* * *

Будучи учеником пятого класса первой киевской гимназии, Дмитрий сблизился с наиболее передовыми и развитыми товарищами из старших классов. Через их посредство он познакомился с подпольными изданиями и революционной литературой. Он вступил политически подкованным в организацию революционной молодежи средних учебных заведений. Любознательный и восприимчивый юноша очень много читает, регулярно посещает кружки самообразования, достает книги и брошюры, освещающие разные этапы революционного движения в Европе и России.

В юношеские годы идеи социалистов-революционеров больше всего привлекают Дмитрия. Их организации он оказывает услуги разного характера: агитирует, составляет и распространяет листовки – рукописные и печатные. Выполняет первые революционные задания. Определяются политические антиправительственные воззрения Богрова. Главное для него – моральные идеалы. Верность принципам – утверждение правды, справедливости. Им он остается верен всю свою непродолжительную жизнь.

Он быстро постигает искусство конспирации: это непременное требование подполья. Свою деятельность приходится скрывать: прежде всего, от жандармов, филеров, ищеек. Но также от близких друзей и любимых родителей. Особенно жаль родителей, но долг и убежденность оказываются дороже семейных привязанностей. Даже важнее самой жизни. Он идет на сделки с совестью, не во вред для дела.

* * *

Осенью 1905 года по России прокатывается волна еврейских погромов. Дмитрий чувствует себя обделенным: он способен оказать противодействие насильникам. Он телеграфно умоляет родителей предоставить ему возможность получить паспорт для возвращения домой. Он не может «сидеть сложа руки за границей, когда в России избивают людей!». Дмитрию позволяют вернуться после успокоения. Октябрьскую вакханалию загоняют в привычное русло антисемитизма.

* * *

В литературно-артистическом обществе публика собралась на доклад Водовозова. В зал ворвались городовые: они под видом пресечения антиправительственной пропаганды приступили к избиению присутствующих.

Произошло невообразимое: раздались крики избиваемых а истерические вопли сердобольных барышень перемешались с глухими ударами. Неистовствующие посапывания развязных самосудцев. Давя друг друга, вся взъерошенная толпа бросилась к выходу.

Из всех присутствовавших в зале не растерялся один гимназист Богров: он подхватил длинную палку и принялся защищаться от обнаживших шашки озверевших городовых. Палку перерубили пополам, Дмитрия сомкнули, повалили наземь. Поступок показал его огромное самообладание перед лицом опасности: стал его первым опытом открытого выступления-протеста против произвола властей.

* * *

В жизни Дмитрия случаются непредвиденные беды и несчастья. В таких случаях он умеет быстро взять себя в руки: не теряет самообладания и спокойствия духа. Не пасует он и перед лицом опасности. Поразительно, этот чувствительный, иногда нервный человек умеет быстро сосредоточиться… Проявляет поразительную выдержку, выручавшую его много раз в революционных предприни-мательствах.

Он сын родителей интеллигентных, интеллигент до мозга костей, юноша со многими развитыми способностями. И он связывает свою жизнь с мрачным подпольем. Революционной деятельностью добивается подрыва доверия к существующей власти, ее свержения. Такие случаи нередки в общественной жизни. Хочется понять, почему такое возможно.

Низшие слои общества вынуждают протестовать нестерпимые условия жизни, однако при этом они остаются бездеятельными и спокойными. Их права защищают выходцы из чуждых классов. В этом мире играют решающую роль парадоксы. Не существует никаких объективных законов общественного развития. За них выдают вымышленные тезисы и мило звучащие афоризмы. Общественная жизнь протекает слишком стихийно и не поддается последовательной системе.

Предстоит длительный процесс обновления общества и морального воспитания людей. В общественной жизни это условие прогресса.

* * *

Дмитрий общителен. Скрытен в интимных и партийных вопросах. Дружен с товарищами по гимназии и университету. Откровенно высказывается, естественно поступает. Уступчив и терпим. Не проявляет активной злобы. Не замышляет, не приносит никому вреда. Корректен с явными врагами. Не отягощает мозг мерзким злопамятством. В нем много добрых качеств. Личное Дмитрий тщательно скрывает от посторонних. Нередки случаи, когда товарищи поступают вразрез с принципами, нарушают понятия о человеческом достоинстве, чести. Дмитрий их поступки встречает шуткой, незлым юмором. Оставляет моралистам возможность читать нотации о порядочном, совестном.

Дмитрий за свои действия отвечает. Его не задевают несдержанность и злонамеренность других, в серьезных случаях он предпочитает уйти. Не принимает близко к сердцу неистребимую чужую преступность. Борьба со злом требует много времени, необходимого для собственного дела. Смешно терять ценное время на мелочи жизни. Следует выбирать основное направление и не растрачиваться по мелочам!

* * *

Лишенные чувства юмора не понимают иронию Дмитрия: видят в них проявление высокомерия, неуважение, даже презрение к остальным людям и своим товарищам. Чувствительное самолюбие способны задеть не колкие остроты. Сомнительные люди на свой счет принимают чужое, непричастное. На головах воров загораются шапки. Дмитрий часто ловит на себе завистливо-непонимающие взгляды.

Он физически чувствует одиночество: это его огорчает. Это участь всех умных людей – безвинно страдать от непонимания, обывательской завистливости, недоброжелательства. Дополнительную цену человеческого непостоянства Дмитрий вскоре узнает сполна. Коварство вываливает массу бед на головы невинных людей. Он все видит, знает, ощущает.

Позже прозвучит его болезненное и яркое признание:

«У меня никогда не бывало личных врагов, чувствовавших ко мне неприязнь, среди тех людей, которых я уважаю, которым симпатизирую. Я не говорю, конечно, о жулье, которому я так или иначе становился поперек дороги. И вот мои хорошие отношения с товарищами прерывались и часто заменялись враждой, всякими обвинениями: тогда обстоятельства вынуждали нас расставаться и поддерживать деловые отношения путем переписки. Других у меня не было. Почему – не знаю. Во всяком случае, не потому что я менял свои убеждения и т. п., а скорее потому, что у многих убеждения не так сливаются с жизнью».

(Из письма от 18 июля 1909 года)

* * *

В измененной общественной структуре личность получит должное уважение. Займет достойное место в жизни. В жестоком обществе нет доброты и великодушия. Зло рождает зло, увеличивает несправедливость. Основная цель анархизма – искоренить общественное зло. Счастливая жизнь возможна в условиях свободы, без рабства и принуждения. Обман, самообман и несправедливости стоят на зыбкой почве. Привлекателен коммунизм. В государственной форме вариант вероятен без общественной свободы и условий для развития каждой личности.

Коммунизм проповедуют не революционно-политический, а христианский, монастырский. Спаситель, апостолы, первые христиане, многие монастыри вели – коммунистический образ бытовой жизни. Принципы коммунизма – добровольный труд и справедливое, равное распределение произведенного. При начальническом коммунизме существует подчинение строгой центральной власти. Многочисленные общины устраивались по семейному принципу. Разновидность коммунизма с неосуществленным желанием переродить человека в некое ангелоподобное существо.

* * *

Коммунистические воззрения – начальничество и анархизм. Начальнический коммунизм: государственный коллективизм, городской социализм, кооперация…

Идеи коммунизма в сильной степени помогли образованию, расширению, углублению рабочего движения. Чисто стихийное движение становится организованным, дисциплинированным, авторитетным. Рабочие активисты поняли, что выплачиваемая пролетарию за труд заработная плата ничтожна.

В «свободной продаже труда» много общего с рабством, угнетением и крепостническим. Для уничтожения современного наемного рабства необходимо устранить частную собственность на орудия и средства производства; эксплуатация человека человеком и государством с ними связана. Материальная форма порабощения – часть угнетения. Государство осуществляет политический нажим, полицейское принуждение. За показным блеском государственного равноденствия скрывается глубокая испорченность, вульгарная сущность, насильственная структура. Защитники государственной власти даже признают: на этапах коммунистического строительства последних будут ликвидированы различия в оплате физического и умственного труда. Уничтожат классы. Само государство отомрет.

* * *

Идеология опасна, вредна: это предвзятость, злонамеренная ложь. Свободе не нужна идеология. Это правители нуждаются в идеологии для упрочения всевластия. Идеологию отвергнуть без отговорок как пособницу насилия!

Анархистов привлекает отсутствие лжи, преднамеренностей, безидеологичность. Они отвергают множественность идеологий. Свободу идеологической пропаганды считают лживой. Партии увековечивают существование несвободы. Анархизм – идеология свободы. А идеология – несвобода. Свобода – прочное строение, она нежна, хрупка: приходится оберегать ее от насильственного воздействия. Усвоить клич: осторожно – свобода! Несвобода нахальна, безбоязненна.

Ничего не страшится, легко видоизменяется. Не теряет сущности. Свобода очень щепетильна, к ней придется пристраиваться, не подтасовывать под нужды-желания отдельных людей. Свобода еще нигде и никогда не торжествовала; нельзя заранее предугадать ее вид, внешность, содержимое, сущность. Прояснится вблизи! Может такое случиться, что свобода надоест. Непостоянные люди захотят вновь окунуться в прорубь несвободы. Заранее все не предвидишь. Обвенчаны несвободой отдельные люди: считают этот брак для себя удачным, счастливым. Не все, не каждый. Ничего, приспособятся к свободе.

* * *

Неспокойное время. Революционная волна угасает, теряет разрушительную и созидательную силу. В декабре 1906 года Дмитрий вернулся из Мюнхена, продолжил обучение в университете. Под кажущейся внешней благопристойностью и приличием в университетской жизни скрываются особые явления. Студенчество поделено на группы: каждая проявляет собственные политические симпатии и антипатии. Студенческая жизнь в Киеве интересна. В Германии он уделял больше времени учебе. Усваивал теоретические азы революционности. А сейчас имеет возможность применить на практике приобретенные знания.

Соученик Дмитрия по первой гимназии Владимир Кортуцкий непоседливый, ищущий и мыслящий юноша. Он идеалист, теоретик, близок к подполью: сотрудничает с группой, но в нее не входит – не желает связывать себя с дисциплиной, с подпольной романтикой и сволочной жизнью. Не хочет ни от кого зависеть и вечно опасаться за личную свободу. Его не тормошат. Хочешь – давай, а нет – держись за материнскую юбку и отцовский зад. Приобретай университетский диплом и невесту с приданым. Делай карьеру!

Владимир верен убежденности: анархия – это свобода в том числе от организованной бестолочи.

* * *

В анархистском подполье имеет авторитет и вес Ираклий Татиев – горячий кавказец. Ираклий – практик, боевик. Надежный. Незаменимый. В деле терпит любые лишения и невзгоды. Он абсолютно невежественный человек в теоретической области. Он прямой, искренний. Порох! Нет выдержки, осмотрительности в выражениях. Воспламеняется по любому поводу. Может взорваться. Считает, что русских сложно сдвинуть с места, и кавказцы призваны их раскочегарить, довести до бунта!

Кроме экзотической внешности, у Ираклия имеются ценимые им самим достоинства. Он любит веселье, вино, танцы… и безумно – женщин! Те отвечают ему взаимностью. Ираклий говорит быстро, с сильным кавказским акцентом. Поначалу его собеседники смутно улавливают только самую суть разговора. Отдельные слоги и даже слова он проглатывает. Фразы сливаются в единый звук, выпархивают на одном выдохе.

Дмитрий относится к Ираклию спокойно.

– Володю знаю. Ты хочешь?

Дмитрий утвердительно кивнул. Ираклий даже на него не взглянул.

– Хорошо! Прежде сам должен познакомиться. Пойдем куда?

Дмитрий ко всему готов, на все согласен.

– Куда хочешь…

Ираклий сорвался с места и на ходу бросил:

– Деньги есть?

Дмитрий догнал его размашистым шагом.

– Сколько надо?

Ираклий порылся в карманах и вывалил махорочную пыль. Не нашел даже меди.

– Рубля два! На вечер…

Дмитрий вынул кошелек:

– Могу и больше…

Ираклий, безразличный к деньгам, махнул рукой:

– Нет! Ты сегодня будешь угощать! Прости, не по правилам: не осталось ни гроша!

Дмитрий вынул деньги и, не считая, протянул. Ираклий отстранился. Он человек чести. Все должны знать: мы люди чести!

– Не суй деньги! Еще не знаю, что ты за тип. Как взять деньги?

Дмитрий не обиделся:

– Понятно…

– Что тебе понятно?! Пойдем посидим!

Они несколько часов просидели за легкой выпивкой и разговорами. Вечер обошелся дороже двух рублей. Ираклий все решал в одном тоне:

– Вижу, ты много знаешь… Как Володя! Хорошо! Но сможешь кому сорвать голову?

Дмитрий больше слушал и молчал, не решался запросто сказать: «Смогу!». Ираклий продолжал допытываться:

– Ты сам сможешь напасть на банк и унести все бабки?! Не побоишься? Фомку держал в руках? В кармане финка, браунинг?

На многие вопросы Дмитрий не мог сказать твердо: «Смогу!». Ираклий продолжал дружески назидать, просвещать:

– Вот видишь! А ты говоришь… Революция – это террор! Насилие… А ты – интеллигент!

Дмитрий попытался возразить, но Ираклия не интересовала чужая точка зрения. Он не хотел понять, разобраться… А ведь участвуют в революции не только боевики: нужны интеллектуалы, мыслящие организаторы! Ираклий пренебрежительно отозвался об интеллигентах:

– На что вы способны?! Себя не защитите! Народ бросите на произвол судьбы!

Дмитрий потерял терпение: надоело выслушивать бесплатные назидания самозваного наставника. Спросил, как отрезал:

– Значит, все?!

– Я не говорю «нет»! Не я руководитель! Но говорю прямо, в лицо: не нравятся мне люди, которые не могут сорвать голову, ограбить банк, унести бабки. Для революции все дозволено!

– А у меня свои убеждения и принципы! – Дмитрий вспылил: – Мне не нравятся политически невежественные люди!

– Не оскорбляй сомнениями и критикой! – Ираклий загорелся. – Меня не трогай – убью!

– Вон ты какой?!

– Давай поговорим о деле! – неожиданно Ираклий успокоился, протрезвел. – В душу не лезь! Я, может, отца не знаю! Порезали! Уже не раз носил «линковые очки».

– А я прочитал всего Бакунина, Кропоткина… – сказал Дмитрий не ради похвальбы. – Даже Маркса читал – скучно!

– Я не читаю! Совесть моя сильнее ученых слов. Я тут не хватаю знания. До одного места твои знания и дипломы. Я революции служу…

– И я готов служить! – Дмитрий не обиделся на вульгаризм. – Что еще нужно?

– Попробуй! – Ираклий не возражал. – Знай: у нас все строго! Ты богатый, белопокладочник… У нас богатых не любят! Не прощают предателей!

– О чем разговор?

– Если хочешь только почудить, не лезь не в свое дело! Решишься – приходи!

– Я уже решил!

– Решил, говоришь? – несколько мгновений раздумывал Иркалий. – Ну что ж… Познакомлю с товарищами… И все же знай, предупреждаю! Я, Даниил, сейчас Ираклий, если что… Или кто другой… сорвет с тебя голову! Из товарищей…

– Не угрожай!

– Ты слушай! Сорвет с тебя голову! Если станешь…

– Все ясно!

– Тогда давай выпьем… – примирительно сказал Ираклий: – За дружбу! За дело!

Выпили. Охмелевшие, бродили по заснеженным улицам. Ираклий жаловался:

– У хозяйки мировая дочь, еще малолетка! На Кавказе наколоть мог. Два пуда уже есть. Мог бы взять в жены! Здесь дурацкие обычаи: проси родительского благословения! Ожидай, когда невеста достигнет совершеннолетия. Стройная девушка, не прочь покачаться. Надавишь – даст! У нее самой чешется лобок. Можно наколоть, нельзя шуровать. В Малороссии отличные женщины, нестрогие, дают. Детей не имеют, когда не хотят. Земля другая. Выращивают бульбу. Нет кавказских фруктов, благодатного южного солнца и чистой родниковой воды. На Кавказе другие люди! Революцию не любят! Город – другое дело. Люди, люди… Верят зажигающим речам, словам. Готовы действовать! Революция прежде всего победит в городах! Установят новые порядки, жизнь! Кавказ последует их примеру! Но революция там не нужна! Власть боится гор! В долинах и городах они еще держатся. В горы не сунутся ни за какие деньги! Вспоминают Шамиля… Они презирают наши горы. Страшатся с них свалиться, ведь может закружиться голова! Кавказ – край диковинный, со строгими обычаями! И женщины…

* * *

Теория классовой борьбы убеждает в жизненности идеи, подтверждает ее истинность: искренность намерений народных избранников, стремящихся воплотить в действительность вековую мечту человечества о свободе, справедливости, равенстве и братстве.

К анархической организации зараженного боевым духом Дмитрия толкнуло желание познакомиться с их практической деятельностью. Он решил сравнить, насколько боевики верны своим идеалам. Скоро Дмитрий понял: это в лучшем случае болото! Под революционные знамена подлезло преступное сообщество. Они даже не скрывают теоретического невежества – козыряют им! Приукрашивают собственную сущность. Гнусность скрывают под красочной вывеской. Не имеет значения, ради какой цели они проповедуют преступность. Под привлекательным лозунгом всемирной социальной революции идут на дело: с желанием поживиться за общественный счет и подправить материальное положение.

Их рассуждения бесхитростны: пострадает не революция, а кто-то из ее участников. Недолго попользуется беззаботностью обеспеченного человека. В революционном лагере самые щедрые кутилы. Абсолютно все преследуют преступные цели, прикрываясь рассуждениями о благе. Общество предоставит возможность каждому индивидууму развиться в личность только в состоянии анархии. Принудительная власть подавляет способности – принуждает поступать против веления совести. Среди анархистов много преступных типов. В анархистской среде, как и в преступной, модна татуировка. На кистях рук изображают пронзенные молнией сердца, скрещенные кости, якоря, инициалы, вензеля, узоры… В политической борьбе анархизм берет преступные методы на вооружение.

* * *

Киевских анархистов постигла общая участь – провалы, аресты, ликвидации. Уцелели жалкие остатки из нескольких параллельно существовавших организаций: они были не в состоянии оказать активное сопротивление. Сама идея жива! Анархистская идея живет, находит симпатии и отклик в среде ищущей молодежи и распространяется. Основные руководящие кадры отсечены. В городе возник вопрос о консолидации деятельности, объединении живых сил. Чудовищная распыленность сил и крайняя нужда в материальных средствах не позволяет осуществить превосходные идеи.

* * *

Объединение – мечта многих товарищей. Это поставленная жизнью настоятельная задача… Остается свернуть и прекратить революционную деятельность, иначе дискредитируется идея. Все поодиночке бесполезно пропадут. Жизненность революционной борьбы, способность противостоять великодержавному шовинизму третьеиюньского режима ставят под сомнение.

Объединение возможно на почве планомерной работы и выступлений. Нужны материальные средства. Но где их взять? Деньги обеспечивают людей, нужное количество оружия, взрывчатку, транспорт… Это типографский станок, запасная одежда, оплата услуг адвоката, возможность подкупа чиновников и тюремной стражи для облегчения участи арестованных и организации победы.

Денег нет! Заграница предоставляет ограниченную помощь. Нужно изыскать деньги на месте! Остается удачная экспроприация.

* * *

В Борисоглебске полный разлад, склока! Началось на какой почве? Не поделили «наследство». Посчитали личное благо более важным, чем общественное. Что серьезного произошло у них?

Дмитрий – человек слова, долга. Обещал достать оружие! Но как? Пообещал – должен исполнить! Даже за большие деньги приобрести оружие нелегко: дело дохлое! Срывается! Дмитрий выбрал кривой, нечестный путь по необходимости. Ираклий – горлопан, не смыслит в торговом деле, а взялся служить. Он – грубая сила, интеллигентный человек из него не получится. Дмитрий разрывается: следует привлечь помощника. Мало времени… Воспользоваться контрабандой? Месяц уйдет на связь с заграницей, на операцию…

Почему Дмитрий должен расшибаться в лепешку? Напросился сам. Обстоятельства дела доложит организации – пусть решают! Остается напасть на полицейский участок, на печерский арсенал… Что он может?

Богров – теоретик, высший авторитет в партийных спорах в группе анархистов-коммунистов. Он пробивной в практических делах, у него обширные связи. Ираклий что-то закрутил – от организации, по личной инициативе? Все мы любим поговорить! Застолье редко проходит мирно – возникают взрывные скандалы. Дернов скорчился, словно наступили на его любимую мозоль. Он произнес всего одно емкое, самое повторяемое слово: «Порядок!»

* * *

К начальнику охранного отделения Кулябко явился молодой человек. Назвался Богровым. Сообщил о своей принадлежности к местной группе анархистов-революционеров. Рассказал о своих широких связях с подпольем и заграничным центром. Назвал имена известных революционеров: чрезвычайно опасных политических преступников, на которых давно охотится политическая полиция.

На Кулябко Богров произвел благоприятное впечатление: тот оказался весьма осведомленным, и он сможет принести неоспоримую пользу охранному делу.

Богров сообщил, что принадлежит интеллигентной семье, ему претят применяемые революционерами преступные методы борьбы, неразборчивость в средствах и личная нечистоплотность. Решил порвать со своим легкомысленным прошлым. Сейчас ему чрезвычайно трудно: идеалистически поверил в революционные высокие принципы, но убедился – ничего этого не существует. Согласен сотрудничать с правительством для искоренения зла: привнесено преступной революционной стихией.

Разве это люди? Недолюди! Блистают отсутствием всякого ума, возможностей, способностей, средств… Безногие, дряхлые, малоразговорчивые, пустотелые болваны высматривают заслоны на пути прогресса – ищут счастье! Уже вдоволь нанянчились с ними! Намучались! Не помогает мягкое обхождение бархатных перчаток: воспринимают как признак бессилия власти.

Под революционными знаменами выступают разбойники, заговорщики и подстрекатели. Расправиться с этой бандой можно только жестокими мерами, быстрыми и решительными действиями. Неуместны и опасны разговоры о человеколюбии и сострадании. Что бы сохранить здоровый народ, необходимо уничтожать злодеев – они нарушают моральное здоровье общества. Террористы – люди с тупым воображением, их легко подкрутить на…

Ограниченные люди не всегда способны увидеть, понять факты. Они не в состоянии дотянуться до сути явления и принять его. Не могут понять, что общественная жизнь является стихийным процессом и опирается на условия жизни, свойства человеческой расы. Она происходит не по произволу отдельного лица или группы лиц. Неустойчивые люди прыгают вокруг, хватаются за все попадающееся под руку. Вчерашние террористы и «убежденные» анархисты вдруг – совсем не вдруг! – становятся религиозными фанатиками, политическими маньяками черносотенномонархического толка. Непостижима жизнь! Заранее не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Особенно сложно разгадать революционные ребусы.

* * *

Товарищи по борьбе видят, что Дмитрий мотается. Старается повсюду успеть! Дмитрий заболел в результате сильного переутомления нервного. За три недели врачи и природа выходили беспомощного.

* * *

Пришло сообщение: Богров арестован возле Владимирского собора. Иуда Гроссман-Рощин срочно выбирается из Киева. Едет в Умань. Выезжает в Варшаву. Беспрепятственно пересекает границу, попадает в Берлин.

Широко расходятся слухи о связи Богрова с киевской «охранкой». Нет никакого документального подтверждения, что Богров является провокатором. Распространяют дезинформацию лица, не вызывающие доверия.

Богров – провокатор?! Кого он предал? Где доказательства? Обвинители талдычат: провокатор! Дмитрий расстроен, обижен: товарищи не оказывают доверия.

* * *

В Киеве происходит общественный переполох. Творится непонятное, плодятся слухи. Многие обыватели встревожены происходящим, спрашивают:

– По какой причине повсюду рыщут полицейские? Производят тщательные осмотры, повальные обыски, административные аресты…

– Как же… Приняты чрезвычайные меры охраны: к нам пожалует сам государь!

– Тогда все ясно! А он когда?

– В конце месяца…

– Этого? Августа?

– Да…

– А в чем дело? По какой причине?

– Ведь торжества…

– Да, упустил из вида. Так чего они рано задвигались?

– В несколько приемов. Не просто сразу выудить и арестовать всех подозрительных! Кого сразу вышлют. На время торжеств изолируют.

– Полиции-то, полиции!

– Конечно, со всей России стянули резервы: из Петербурга, Москвы, Риги, Харькова, Варшавы… Даже из Сибири и Кавказа прислали охранников: таким образом усилили наружную и охранную полицию. Прибыли отряды городовых, околоточных надзирателей, филеры… Этими совместными силами беспрерывно проверяют квартиры. Не только в центре города: сплошь прочесывают окраины. За всеми прибывающими производят беспрерывное наблюдение. В гостиницах заведен специальных учет, сведения ежедневно сдают в охранное отделение. Так что все на мази!

– Дай-то Б-г, чтобы все гладко обошлось.

– А как же иначе, ведь стянута такая силища!

* * *

Многие судачат о предстоящем визите государя и намеченных маневрах. Замечают все постороннее. Большинство людей такого калибра: теряются между подробностями, деталями, не видят главного звена в цепи жизни.

Кандыба решил все поставить на свои места: он любит, когда всюду установлен порядок, хотя сам в душе анархист. Требовать привык и с других.

– Военные маневры… Гм! Их специально приспособили к моменту… Главная цель торжеств – открытие памятника Александру II, Царю-освободителю. У нас уже стоит памятник Рюриковичу – Владимиру Святому, будет еще Романову. Да, что я говорю, одному Романову у нас уже поставили, увековечили!

– А с трехсотлетием их дома разве все это не связано? – Бурко не скрывает уверенность: разбирается-то он хорошо в тонкостях политической игры.

– Рановато… Ведь еще два года жить-дожидаться, – заметил Кандыба, больше из желания самоутвердиться, выставить точку зрения противоположную. Так оно и есть!

– Ну и что? В начале прошлого века двухсотлетие не удалось отметить должным образом, помешал Наполеон. И Петру было не до юбилеев: шла война со Швецией.

– Рано все же… Начинать…

– Прицел ясен: триумфально проследовать на виду у всей Европы, провести торжества по всей России.

– Об этом пока что не стоит говорить, всего лишь догадки.

– Но догадки обоснованные! – Но вот он начал петь арию из другой оперы: – Из царствующих домов больше всего повезло Габсбургам: они пятьсот пятьдесят три года владели Священной империей германской нации, правили Испанией сто восемьдесят четыре года, а позже Австрийской империей, а теперь Австро-Венгрией уже сто семь лет.

– Это Габсбурги…

– Валуа владели Францией двести шестьдесят один год, Бурбоны – двести двадцать один год…

– У нас всех грубиянов и хамов называют бурбонами, – в разговор вмешался тип со вздернутым носом и узким лбом.

– Они же двести пять лет держались у власти в Испании и сто семнадцать лет в Неаполитанском королевстве.

– Еще кого?

– Стюарты в Шотландии: двести тридцать два года, а затем в Великобритании – ровно сто лет. Тюдоры там же – сто восемнадцать лет…

– Так что Романовым нечего краснеть, они свое взяли.

– Да, во всей Европе ныне нет более значительной, уважаемой семьи, которой столь же ярко светило будущее. – Опять этот тип. Хорошо, что он монархист, если его слова искренни.

– Прелюбопытнейшая статистика!

* * *

Дмитрий подавлен. Он механически смотрит на сцену. Слушает, но почти не слышит музыку, речитатив. Он тяготится театральным представлением – удивительное для него состояние. Вечно страстный театрал! Прежде подобного с ним не случалось: еле хватило выдержки, чтобы дождался антракта! Решает пройтись в фойе: разомнет занемевшие ноги и успокоится. Он резко выделяется в театральной толпе. Ввиду жаркого времени почти вся публика в светлых одеждах, только военные в парадной форме цвета хаки. Богров во фраке выглядит черным пятном.

Во втором антракте Столыпин стоит у рампы, против прохода, в первом ряду. Лицом к залу! Разговаривает с подходящими к нему лицами. Возле него находится Фредерикс, министр императорского двора, а по другую сторону стоит военный министр Сухомлинов.

На беду на пути Дмитрия оказывается Кулябко. Манит пальцем: милок, подойди! Аленский вынужден исполнить. «Что, как?» Сразу видно: сильно нервничает начальник охранного отделения, еле сдерживается. Опасается: Николай Яковлевич может воспользоваться наступившей темнотой и улизнуть от наблюдения. Даже не дослушав до конца разъяснения, предлагает Алейскому срочно вернуться домой, ни на шаг не отлучаться от «гостя».

Ожидать появления жандармов! Начальству, тем более такому высокому, не подобает перечить. Дмитрий вытянулся: исполню! Все? Аленский направился к гардеробу якобы за оставленными вещами. Боковым взглядом заметил: Кулябко стремительно направился к генералу Курлову. Они вместе отошли к телефонной комнате.

Все! Настал его звездный час. Сейчас или… Дмитрий пользуется моментом, когда никто на него не обращает внимание. Через боковой вход он прошмыгнул в зал. Нужно перевести дух… Принял безразличный вид. Что дальше? Подойти к тому человеку, который стоит у рампы в левом проходе? Если он действительно окажется Столыпиным… Стремительно рвутся мысли: изнутри души, летят из пространства? Рука не дрогнет! Не медлить, это его последний шанс! Сейчас или никогда! Больше нельзя откладывать! Для решения несколько мгновений! Ведь нынешней ночью нагрянет полиция в дом и никого не обнаружит! Раскроется фальсификация: грандиозный провал! Скандал! Дело не сделано – провал! Уверен, охрана «злую шутку» не простит! Эти чванливые болваны наделены чрезвычайно чувствительным самолюбием. Действуют прямолинейно, по закону природы: ничтожества не обладают чувством юмора.

Относятся ревностно к любой критике. Не прощают другим оплошностей и ошибок.

Нет чудовищнее самолюбцев, чем ничтожества, и нет никого коварнее и злопамятнее охранников. Особая категория людей, поверивших в свою избранность и возомнивших себя непогрешимыми властителями. Вечно смеется веселее и жизнерадостнее тот, кто смеется последним!

Заключительный, финальный смех! В нем живет одна мысль: «Сейчас!» Тот человек у рампы по идее Столыпин. Пусть спешит жить: остались считаные мгновения. Дмитрий принял беспечный вид. Сейчас! Беззвучный шаг. Безразличный, блуждающий взгляд. Фланирующий молодой человек без дела: вечно навалом их в театре на Крещатике. Спокойная публика театра степенно фланирует в зале и по фойе. Он кажется молодым ловеласом: ему чудом удалось заполучить дефицитный именной билетик: сувенир на всю жизнь.

У каждого человека своя судьба! Он добровольно идет по ней. Может стихийно приволакиваться. Оказывается, часто человек оказывается жертвой неблагоприятного стечения обстоятельств. Час настал! Быть или не быть?! Сейчас? Если удастся… Альтернатива – никогда! Жизнь – пустое! Пусть попользуются беззаботные услугами жизни.

Вот он, рыцарь реакции: самодовольно ухмыляется в пышные усы, ведет праздную беседу. Даже не предполагает, что его ожидает. Правители и политики – люди с извращенной психикой. Особенный этот! Одна или несколько пуль решат судьбу России! Беззаботным, твердым шагом пройдет по залу. Малодушию нет места рядом с решимостью. Охрана, называется: ходи свободно – никакой охраны!

Программкой прикрыл оттопыренный карман, в нем – браунинг! Он опустил голову, опустил глаза книзу: открыта дорога к первым рядам. Порядочки! Сегодня, сейчас… Когда еще представится такой благоприятный случай?

* * *

Столыпин стоит высокий, стройный, неподкупный. Беседует с графом Потоцким. Еще долго он будет возвышаться, торжествовать и править! Если не падет, если не разлучить его с жизнью! Это он один убил революцию! Он должен ответить! Один за все! Он хоть когда-то опускает голову? Вздернул нос: не позволит глазам бросить взор на грешную землю и осмотреть округу. Не смотрит под ноги даже при передвижении. Высокомерничает! Спаситель России! Талантливое ничтожество и только! Через несколько мгновений он падет от пуль. Никогда больше не сможет шкодить, спасать кого-то! Пусть жизнь идет своим чередом: самозваные спасительные властители вносят в стихийное течение событий произвол. Властители должны пасть: власть следует уничтожить!

Вот он – Рубикон Дмитрия Богрова! Сделал первый шаг! Рука не дрогнет! Тверже шаг! Не скованный, солдатский, а обычный шаг, беззаботный. Проформовская программка: что в ней написано? Прищурил узкие глаза. Взор направлен поверх голов. Какую новую политическую подлость он замышляет в это мгновение? От него можно всего ожидать: не зря проявил зверскую жестокость, развил изощренный ум.

Семь… девять… Еще с два десятка шагов, больше? Десять… двенадцать… Поворот налево… Тринадцать, четырнадцать… Только бы никто не помешал… Семнадцать, восемнадцать… Уже совсем близко… Двадцать… Не рисковать: стрелять в упор! Двадцать два, еще шаг… С десяток еще шагов… Двадцать четыре… Сердце стучит лихорадочно, вырывается в груди! Двадцать пять… Рука не дрогнет! Подойти ближе, стрелять в упор! Двадцать семь… Не смотрит, автоматически передвигает ноги. Двадцать восемь… Встать напротив: не сбоку, не за спиной! Двадцать девять… Не спешить, аккуратненько! Вот он – идол! Тридцать…

Пусть лучше считает мгновения… Тридцать один… В сторону смотрит, черт с ним! Лучше с глазу на глаз, дуэль! Обратить на себя внимание? Не тратить зря времени! Дмитрий быстрым движением выхватил браунинг из правого кармана. Еще шаг… Все! Весь путь указан судьбой – прошел легко, в бессознательном ритме. Только в сознании считал шаги: пролетали попутные мысли. В проходе его мог кто-то встретить, остановить: Дмитрий не решился произвести свои выстрелы.

Он не прицелился, просто спустил с упора рычаг. Осознал: не услышал выстрел. Опустилась плетью рука премьера… Богров вторично нажал на курок… После второго выстрела он действовал инстинктивно: повернулся, не заметил – почувствовал, уловил ответное действие. Тело грузно и безжизненно рухнуло на кресло.

Дело сделано. Можно спокойно удалиться. Одно обидно: тот даже не посмотрел в лицо врага! Человеческая мумия. Теперь – к выходу. Скорым шагом, но не бегом!

* * *

Некоторые присутствовавшие в зале зрители не поняли, что произошло. Они будто отключились. От неожиданности они пытались прикрыть уши, чтобы не слышать грохота. Оглушительными оказались щелчки выстрелов в тишине почти пустого зала.

Но вдруг началась паника: так и должно быть! На это и был расчет: Богров направился к ближайшему выходу спокойным, широким шагом. Может, удастся уйти?! Дурачье! Они случившегося не поняли, не знают, что делать! Умеют только пищать! До сих пор не понимают…

Не останавливают! Богров уже успел сделать больше пятнадцати шагов. Вроде на него не обращают внимания; премьер на переднем плане!

* * *

Веригин приказал для себя открыть запертые наружные двери. Выбежал одним из первых из фойе театра. Заглядывают в зал… Ввалилась остолбеневшая от неожиданности и ужаса публика. Толпа хлынула в распахнутую настежь дверь.

С растерянными лицами собравшиеся стоят возле премьера… Это граф Иосиф Потоцкий, военный министр Сухомлинов, тайный советник Немешаев и начальник юго-западных железных дорог. Никто даже не догадался оказать пострадавшему первую помощь.

Вскоре присутствующие осознали: случилось нечто трагическое! Началась паника. Люди бросились к выходу. Они столкнулись с другой толпой – устремленной в обратном направлении. Началась давка. Зал наполнился криками ужаса. Случается так, что при происшествиях большинство людей теряют рассудок и самообладание, впадают в панику, становятся подвержены массовому психозу, начинают совершать несуразные поступки. Хладнокровные люди не теряют самообладание. Мыслящие встречаются редко. Из них и возникают герои!

– Держите его! – громко крикнул барон фон Фредерикс, министр императорского двора, указывая на Богрова. Из всех присутствующих в зале он взял себя в руки первым.

* * *

К тому моменту Дмитрий успел пройти от двери в вестибюль более половины расстояния. Он не предусмотрел заранее пути к отступлению. Инстинкт побудил воспользоваться спасительным шансом и попытаться скрыться с места происшествия. Ведь он не фанатик, не герой: не полезет добровольно на эшафот, шею «пеньковому галстучку» не подставит. Он готов к любому исходу, но не добровольно. Придется смириться с жестокостью силы!

* * *

Первым к Богрову подскочил ротмистр полиции: скрутил правую руку. Выбил револьвер!

Нахлынувшая толпа набросилась на Богрова: сбила с ног, начала топтать, избивать…

* * *

«Сволочи! Дикари!» – вспышкой отозвалось сознание. Богров решил все перетерпеть, не стонать, не просить пощады!

Только бы сознание не потерять… Сделано дело!

Боль мучительна, но… все это мелочи! Терпи, казак!

Удары сыпались со всех сторон. Толпа устраивает самосуд! В беспамятстве особенно жестоки женщины: царапаются до крови, щиплют. Болезненное ощущение: одна истеричка остервенело вцепилась в волосы, пытается вырвать клок. Другая отбивает пощечины, скребет лицо… может выдавить глаз! С такой ведьмой страшно лечь в постель: измотает, начнет садистски измываться.

Дмитрий закрыл лицо ладонями, крепкие мужики руки оттянули их, заломили назад, начали выкручивать. Дмитрий открыл глаз и увидел лицо мучительницы: покрыто пунцовыми пятнами, сузившиеся глаза налились кровью. Ох уж эти люди-лошади! Теряется мысль. Больно бьют, варвары! Какая-то рука сильно ударила биноклем по лбу: началось дикое жжение.

Забьют до смерти! Топчут ногами! В вестибюль поволокли…

Из зала

* * *

выволокли молодого человека. Да это Аленский! Все! Генерал и подполковник охраны не вмешиваются: пусть добьют – это лучше! Хотя… К ним вернулась способность рассуждать. В голове вопросы: что будет и как самим спастись?! Такая сволочь! Пархатый жид!

Перед их глазами будущее мерещилось тусклым, печальным, трагичным. Они вышли из подъезда. На свежем воздухе начальник охранного отделения как бы очнулся, пришел в себя. Вместе приступили к отдаче распоряжений об освобождении прилегающей к театру площади от толпы. Нужно разогнать любопытствующую публику на всем пути следования во дворец. У Алейского могут быть сообщники, замыслившие террористические акты серией.

На расспросы генерала, как Аленский попал в театр, Кулябко отвечает однозначно: «Виноват! Я один виноват!» Он находится в таком психическом состоянии: никакой помощи в деле не оказывает. Генерал освободил его на сегодняшний вечер: «Идите в гостиницу! Отдохните с часок, обо всем произошедшем составьте подробный рапорт. И ждите…»

* * *

Богрова затащили в буфет: ему не позволили отдышаться и пары минут. Начали обыскивать. Отобрали пропуск в театр и визитные карточки. Прибыл прокурор судебной палаты Чаплинский: предложил подполковнику Иванову приступить к допросу. Присутствуют сам Чаплинский, прокурор окружного суда Брандорф и товарищ прокурора судебной палаты Царюк. Богров на все вопросы согласился дать письменные ответы.

* * *

Столыпин смертельно ранен в одиннадцать часов вечера. Город уже окутала ночь. Включена иллюминация, светят электрические газовые фонари и создают праздничное настроение.

Долго суетились. Не знали, что делать с премьером. Искали приспособление, на котором его можно было бы вынести из театрального зала. Его перенесли в отдельный кабинет, где оказали первую помощь. В сопровождении жандармерии перевезли на извозчике в клинику Маковского, расположенную на Маловладимирской улице, в доме номер тридцать три.

* * *

После первых минут растерянности и неистовства оставшаяся в театре несколько отрезвленная публика неожиданно проявила удивительное самообладание. Все быстро вернулись на свои места и потребовали исполнения гимна. На сцене собралась вся труппа. Артисты и хор опустились на колени, многие сложили руки как во время молитвы. Исполнили гимн. К небу вознеслась мольба: «Боже, Царя храни!» Гимн исполнили троекратно. «Славься, Господи, люди Твои…» – пропели молитву.

Раздались восторженные, оглушительные крики публики. Восторг и радость дополнились ликованием по поводу торжественного события. Это перемешались с чувствами ненависти и презрения к убийце. Здание городского театра задрожало от громогласного признания в любви Государю и Трону. Верноподданнические чувства возобладали. Крики слились в беспрерывную овацию. Государь несколько раз поклонился публике и покинул ложу с чувством признательности. Публика успокоилась…

* * *

Богров с готовностью дает пояснения. Подполковник Иванов предлагает ему написать объяснение. Пожалуйста! Хорошо! Остается составить протокол о результатах осмотра личных вещей задержанного, в обнаружили в кармане фрака три действительных ордера, которые позволяют ему выступать в качестве защитника в суде.

* * *

Тяжелые черные тучи погрома, который может начаться в любую минуту, нависли над городом… Темно-багровый закат напомнил киевским евреям кровь невинных жертв на мостовых в октябрьские дни пятого года. С того времени прошло без малого шесть лет.

Погром – крайнее проявление антисемитизма. Обыватели даже в культурном обществе убеждены: антисемитизм – сам по себе безобидное явление. Ну, назовут еврея не евреем, а жидом, даже «пархатым жидом» или «жидовской мордой» – что угрожающего в этом для существования еврейского племени? Ничего! Обидно и только! Называют такими словами христиане, которые тоже сами не живут мирно и иногда проявляют друг к другу антипатии в более доходчивой форме, чем по отношению к еврею.

Если подходить с этой точки зрения, чего обижаться на них? Ведь только оттого, что еврея назовут жидом, от него не убудет. Что тут такого? Жиды еще сильнее обижают христиан. В древнем русском Киеве их развелось больше, чем червей. Они подкупают полицию, живут в городе без всяких видов на жительство. Своим золотом они развращают всю российскую власть, делают ее продажной. Продажная власть не является нашей, русской!

Евреев постоянно обвиняют в антирусских и антипатриотических настроениях: будто они готовят антиправительственные движения, бунты, революцию! Предательски сговариваются с врагами внутри страны и за границей.

Евреи-киевляне уже как-то свыклись с неизбежностью погрома, даже смирились с мыслью о его неотвратимости и только ждут, ждут… В какой момент начнется? С какой жестокостью проявится? Город ввергнут в несколько бессонных ночей. Сотням состоятельных счастливцев и баловней судьбы удалось покинуть город: даже за проезд в третьем классе пришлось заплатить бешеные деньги. И у них сердце ноет в ожидании неприятного развития событий в Киеве, ведь они оставили почти все свое имущество: его могут предать уничтожению и разграблению. Тысячи скромных людей оберегают свое жалкое имущество, но они больше дрожат за собственные жизни и благополучие детей. Им осталось молиться и ожидать. Такова коварная, немилосердная судьба евреев: Б-г Иегова их подвергает все новым, многообразным испытаниям, проверяет их верность Своим заветам, традициям… Верно, евреи согрешили в чем-то непоправимо, коль милостивый Б-г ниспослал на их души новые испытания. Евреи исстрадались и уже теряют надежду. Так неужели всесильный Б-г Авраама, Исаака и Йакова не отведет руки убийц и грабителей от избранного народа?

В Киеве погромы стали почти обыденным явлением. Говорят о них как в деревне о дожде: «Хорошо бы сено убрать, до дождя состоговать, а уж там пусть льет, сколько влезет». Но так говорят в деревне.

В Киеве разговор имеет несколько иную направленность: «Осенью погром в самый раз! Весной мало товара, после сезона, а сейчас все есть, весь капитал в товаре! Осенью погром – для жидов форменное разорение». Еще говорят, что лучше бить жидов, но зазря не портить товар, его не уничтожать: попользоваться, ведь иначе от погрома нет никакой корысти. А она должна быть, хоть малая! Без корысти неохота даже распускать руки. У жидов, как у собак, ушибы обрастают шерстью. У них все наше, наше! Изредка попадаются свои жидочки, они не такие: они полезны. А остальных можно, надо бить! В этом большом культурном городе жестокости и дикости хватает. Своим попустительством власти развязывают руки, ужесточают нравы. По линии наименьшего сопротивления вечно направляют недовольство. Правящие классы не раз благодарили судьбу за это дар: в России есть евреи. На них можно отыгрываться всякий раз, как только страну начнут донимать важные проблемы.

И только православный, монархический Киев ожидает сигнала для начала погрома. Это им будет не пятый год! Тогда жиды отделались всего лишь легким испугом: затрещинами и выбитыми стеклами. Сейчас у нас должен повториться Кишинев, Гомель, Одесса, Минск, Новозыбков, еще двести городов и местечек! Киевские жиды должны пострадать ровно настолько, насколько пострадали все российские жиды в пятом году. Здесь все должно объединиться как в конгломерате, вылиться в то, чего еще еврейская история не знала. Это все многочисленные египетские казни вместе взятые. Современная Варфоломеевская ночь… Нет, евреи за всю свою историю не испытали такого, что планомерно, тщательно, с полным знанием погромного искусства готовит им Киев. Только ждали сигнала…

А его нет!

Киев живет нетерпением… Все обиды и недовольство, накопленные за столетия совместной жизни, обнажались, закипали, рвались наружу, изрыгали пламя: оно должно сжечь до тла еврейское население города, их дома, имущество… Евреи в Киеве стали невыносимы: с каждым годом и днем они придумывают все новые и большие издевательства, осмеивают православное население города.

Они надругались над христианством, совершили «ритуальное убийство» одного из самых чистых, непорочных его детей – Ющинского. Жид Мордко Богров поднял свою преступную руку на самого дорогого и любимого, стойкого защитника православия и спасителя народа, русского патриота, премьера, статс-секретаря Столыпина. Мало они в годы революционного сумасбродства пролили христианской крови?! Так пусть свершится праведная месть! Недобрая жидовская кровь пусть искупит смерти Столыпина и Ющинского! Так будет!

* * *

Представители еврейского населения отправили телеграмму генерал-губернатору Трепову:

«Киевское еврейское население глубоко возмущено злодейским покушением на жизнь председателя Совета министров, статс-секретаря Петра Аркадьевича Столыпина. Мы собрались во всех молитвенных домах и вознесли горячие молитвы к Господу Б-гу о скорейшем и полном его выздоровлении. Чувствуя также непреодолимую потребность присоединить глубокой скорби и негодованию свой голос по поводу неслыханного злодейства через нас, своих представителей, еврейское население почтеннейшее просит вашепревосходительство верноподданнические чувства беспредельной любви от имени еврейского населения Киева повергнуть к стопам Его Императорского Величества, Государя Императора Всемилостивейшего.

Киевские общественные раввины Гуревич, Алешковский.

Киевский духовный раввин Аронсон».

* * *

Тихо, спокойно… Немного сыро, пахнет гнилью… А так… Ничего… Косой капонир уединен: не так страшен. Прочно законопатили: нет отсюда выхода! Он и не нужен… определилась судьба: смерть! Пусть… смерть! Двум не бывать, одной не избежать! Мучительная смерть… предстоит… Заслужил: не каждому дано всунуть голову в «столыпинский галстучек»… Его самого нет! Остались… «галстуки».

* * *

Он был высокомерен страшно… бесстрашен! И жесток! Заслужил свою участь! Не только он… и Дмитрий: тоже! Они квиты! Обе смерти вершат обе жизни! Справедливо! Было бы хуже, если покушение не удалось или же он остался жить… какое там! Свое получил! А что он думал? Что безнаказанными останутся его деяния?! Многие тысячи казненных, десятки, сотни тысяч ссыльных… Страна стонет, до сих пор истекает кровью. Он спас Романовых! Но они продолжили свое путешествие. Словно ничего не произошло: такое кощунственное безразличие им привычно… к слуге и собственному спасителю. Сделал свое дело – уступи дорогу!

* * *

Столыпин! Древнее имя временщика! Он заслуженное получил сполна! Ответил перед революционной совестью! Не признает она законов, только целесообразность. Жертвенна судьба революционера. Принцип революции – всевластие индивидуального террора. Физически устранять основных деятелей правящих классов: только так можно из их рук вырвать власть, направить ее на созидание, для целей преображения общества. Пока враждебна власть, ее полностью нужно уничтожить! Власть – основа произвола и беззакония; только самоуправление трудящихся и анархия спасут человечество от всех несчастий и бед. В условиях абсолютной свободы восторжествует коммунизм – общество справедливости и правды.

* * *

За решетчатым окошком – звездная ночь. Какая благодать жизнь эта! Ее производную – изменчивость… мысленно идеализируют – знакомое! Действительность гаже, грязнее… пусть! И все же жизнь… Она одна. Свободный человек сам вправе распорядиться ею. Иначе – несвобода. Основное успокоение – его нет. А собственная… жизнь – как она не дорога.

Существование в условиях бытового рабства. Основная мысль: каждого настигнет революционное возмездие. Пусть поздно. После нескольких лет безбрежного, беспредельного террора. Но… дело сделано. Если бы каждый революционер и честный человек так же скромно, безрекламно исполнял свой долг… Пробудить общество от спячки. Не доросли пока до понимания долга, к свободе не готовы…

Одних родителей жаль… не заслужили они такого сурового удара судьбы. Больше никого. Только их! Даже свою жизнь не так! Как маму…

* * *

По форту толпой бродят правые деятели. Все готово к казни! Дает пояснения многоречивый Савенко: он здесь не впервые. Рядом с ним неразлучно находится студент Голубев.

Виселицу смастерили в далеком углу форта. Она тускло освещена всего одним переносным фонарем.

– Могли осветить как положено! – произнес недовольный обыватель. Пришлось очень рано подняться с постели. Приятное представление предстоит. Недоспал!

– Это к чему? – несмело ему возразили.

– Чтобы все увидеть! Не зря же пришли…

– По-моему, важно убедиться, что того! Видеть… Неинтересно! Это, например, даже не посмотрю – стошнит!

– С чего бы это?!

– Да так! Слабый я при виде крови…

– Тут ведь никакой крови и не будет…

– Да все же… Смерть!

– Ну и что?!

– Я тоже такой… Не смогу смотреть на смерть…

– И я! Цыпленка не зарежу! А вот человека… Это смогу! Такого зверя!

Толпой подступили к виселице… Здесь козырем прохаживается палач Юшков в своей парадной красной униформе и плисовых шароварах. На ногах поблескивают щегольские хромовые сапоги. Настоящий жених! Вот только красный шутовский колпак выдает его позорную профессию. Он уже прежде смазал петлю, теперь любовно втирает жир…

* * *

Богрова выволокли из кареты. У него затекли ноги: он едва не повалился наземь – поддержали. Завязанные сзади руки частью онемели и ныли, веревка дико жгла в запястьях. Пересохли, потрескались губы… В пути прикусил язык: тот припух от нестерпимой жажды, мешал дышать. Смертника окружил конвой.

Подошли вице-губернатор, товарищ прокурор, полицмейстер, прочие официальные лица и свидетели. Вице-губернатор вновь полез проверять прочность стянувшего руки узла – остался доволен.

Из толпы правых деятелей, напросившихся на казнь, раздались просьбы, сомнения и требования:

– Он ли?

– Подпустите ближе…

– Осветите лицо!

Генерал-губернатор распорядился выполнить их требования: пусть убедятся – в данном случае нет никакого подвоха. Жандармский офицер приблизил электрический фонарик к лицу Богрова, осветил его.

– Лицо как лицо, ничего особенного! – грустно пошутил Богров.

Он еще в состоянии шутить?! Офицер несколько минут покрутил фонарик, освещая лицо Богрова с разных сторон. Публика таращилась беззастенчиво, будто пытаясь влезть тому в душу.

– Ну, господа, опознаете? Это он? – обратился к публике вице-губернатор.

– Он, он! – зашумели «союзники» в приподнятом настроении.

– Как же?! Он самый! Ведь я его в театре здорово побил, – раздался возглас.

– Видите, а вы… – произнес обиженно вице-губернатор.

Богров спокоен. Своими прижмуренными близорукими глазами он внимательно разглядывал собравшуюся публику. Из «союзников» кто-то начал иронизировать над неглаженным фраком Богрова. Тот парировал:

– Пожалуй, в другое время мои коллеги-адвокаты позавидовали бы, если бы узнали, что я уже десятый день не выхожу из фрака.

Помощник секретаря окружного суда зачитал резолютивную часть приговора. Богров его выслушал спокойно. Товарищ прокурора спросил:

– Может быть, пожелаете что-нибудь сказать раввину?

– Да, желаю! Несколько слов раввину господину Алешковскому! Но… в отсутствии полиции!

– Это невозможно! – возразил товарищ прокурора.

Богров не обиделся: разве от них чего добьешься? Выпрямился он гордо. Твердо произнес:

– Если так, то можете приступать! – К смертнику подошел палач. – Может, кто из вас передаст последний привет родителям?

– Действуй! – распорядился вице-губернатор.

Эта команда касалась палача. Юшков подвинул к себе табурет, установил его точно под свисающей веревкой с петлей. Взял мешок и быстро его напялил на голову Богрову. Не успел Дмитрий шевельнуться, как Юшков своими короткими, но мощными руками приподнял его и поставил на табурет. Из-под савана донесся голос Богрова:

– Голову поднять выше, что ли?

Юшков и никто другой не ответили.

Палач глазом примерился вверх. Порядок! Посмотрел влево: здесь возле основания виселицы стоял Лашкарев и большим пальцем правой руки прижимал к столбу конец веревки. И здесь порядок! Юшков действовал споро, привычно… Он растянул петлю и набросил ее на плечи смертника. Затем руками ощупал шею, придерживая левой рукой петлю. Натянул ее правой: сильно не должна свисать по бокам. И мгновенным, почти незаметным движением выбил табурет из-под ног Богрова. Веревка натянулась, смертник дернулся, его тело качнулось… На мгновение повисло в воздухе… Но тут же рухнуло наземь! Это товарищ прокурор не удержал пальцем конец веревки: она вырвалась, зазмеилась по столбу…

Все присутствовавшие на казни ахнули: что теперь?! Согласно православному обычаю, смертника нельзя вешать вторично: сила сверхъестественная проявила противление казни. Неужели убийца уйдет от справедливого возмездия? Убийца незабвенного Петра Аркадьевича Столыпина…

Присутствующие стояли несколько мгновений в замешательстве. Первым пришел в себя вице-губернатор, он с кулаками и матюгами набросился на Юшкова:

– Чего стал дубом?! Повторяй! Повесить!

Юшков уже дважды за сегодняшний день был бит, а потому хорошо знал: вновь достанется на орехи! Не должен оплошать! Он потянулся к столбу, зацепил веревку и дернул ее вниз. Медленно поползла вверх освобожденная петля. Палач подал конец веревки Лашкареву и попросил жалостливо:

– Ваше бродие! Держите крепче!

Ну, оплошал малость, но дело вполне поправимое… Из всех свидетелей наверняка не найдется ни одного, кто выскажется за то, чтобы убийца жил. Нет таких! Просто не может здесь быть таких! Палач установил табурет на прежнее место, бросился поднимать с земли распростершееся тело. Оно оказалось потяжелевшим. Взял в охапку, понес… У него подвернулась нога или за что-то зацепился: с «грузом» свалился наземь. Быстро приподнялся! Легко водрузил на табурет. Поддержал одной рукой, казалось бы, безжизненное тело, потянулся за петлей… В это время живой еще покойничек отстранил его грубо ногой: сам расправился на табурете.

Вице-губернатор побледнел, испуганно взревел в ярости:

– Ведь он еще жив?!

Юшков понял: будет бит!

– Ах ты шваль! – пробурчал он сквозь зубы и изо всех сил стянул Богрова в железном обруче. Смертник застонал, что-то невнятно промолвил…

– Скорее! – гремел вице-губернатор.

Палач торопливо набросил петлю на шею. Он явственно услышал ослабевший голос:

– Сволочи!

Юшков обезумел от дикой ненависти и страха: бросился под табурет, всем телом выбил его из-под ног смертника. Он на некоторое время остался лежать… Над ним вначале судорожно вздернулось, подпрыгнуло, а потом обмякло и стало раскачиваться плавно вытянувшееся тело. Оно даже раз палача задело. Палач вскочил; сейчас он был без своего дурацкого колпака… С выпученными глазами, растрепанный… Посмотрел безразлично на дело рук своих… Но вдруг его затошнило… вырвало! Кислая вонь винного перегара отогнала с места казни всех свидетелей.

Приказали притушить факел. Около повешенного остались тюремный доктор, товарищ прокурор и свидетели: поручили им подписать протокол, который удостоверяет наступление смерти. Юшкову приказали удалиться. Снятие казненного с виселицы поручили стражнику.

Трагикомедия окончена…

Земельная реформа П. А. Столыпина.

Столыпин являлся мыслителем, новатором, а важнее всего – реформатором. Он распознал и решил устранить паразитическую составляющую хозяйственной системы.

Хотел вывести из обихода страны привычные военные кампании, войны.

При российском изобилии следовало решить очень болезненную, чрезвычайно обидную, оскорбительную проблему малоземелья крестьянства.

Столыпин погрузился во внутренние дела. Внешняя политика в те времена его мало интересовала.

Он без боязни сорвал огромные массы крестьянских семей с обжитых мест: из центра России и Малороссии (Украины). Переселенцы с детьми попадали в сложные климатические условия. Самыми успешными оказались казачьи поселения. В отдельных местах начали промышленное освоение. В таких случаях переселенцы быстро получали дороги и другие формы общественного развития.

Он считал, что сильно тормозят развитие Российской империи ее внешнеполитические приоритеты: государственные интересы направлены на Балканы, в Европу… Пора обустроить центр, развить Сибирь.

Столыпин понял важность «крестьянского вопроса». Он пытался решить проблему малыми силами, без капитальных особых вложений. Его решения казались простыми, кардинальными, давали одновременно зримый эффект за короткое время.

Свои экономические и политические планы Столыпин рассчитал, основываясь на мирном развитии России.

Столыпина не понимал царь Николай II, считал его выскочкой и соперником трона.

Самовольство Столыпина, его крутой поворот и самостоятельный выбор вступили в противостояние с интересами сильных личностей страны. Столыпин не имел полной поддержки со стороны Николая II, да и собственного кабинета министров. Столыпин должен уйти! Страшное покушение террориста-одиночки стало решением вопроса.

Столыпин думал о благе, работал на будущее России. Идеалистов, патриотов и мечтателей рядом с ним не оказалось… Политики того времени думали только о проблемах насущных, сиюминутных.

Реформы Столыпина позволили России совершить скачок в развитии сельского хозяйства. Быстро выросло товарное производство, продажа зерна. Крестьянские семьи получали наделы земли: на них трудились, не щадя себя.

Наряду с мелкими собственниками оказывались рядом многочисленные бедняки и вовсе лишенные наделов батраки – бесправные наемные рабы.

Среди переселенцев оказывались ловкачи: продавали, даже спекулировали наделами. Нет полной уверенности: а вдруг некоторые откажутся продавать продукты по твердым ценам, а то даже начнут прятать выращенный хлеб?

Столыпина убил террорист Дмитрий Богров, коммунист-анархист по убеждению.

П. А. Столыпин обречен на отставку…

Петр Аркадьевич Столыпин обречен на отставку…

Император Николай II обижен: всевластный премьер уже давно перешел границы дозволенного властолюбия, затмевал самого царя. Николай II стремился сместить его с поста. Этим занимался практически святой старец Григорий Распутин. После осенних киевских торжеств готовы были тихо осуществить это смещение.

Дмитрий Богров опередил события. Облегчил не очень приятную миссию царю: тот уже решился, но не подготовил свою совесть к решительным действиям.

Григорий Ефимыч Распутин сильно не любил премьер-министра. Царица Александра Федоровна часто выслушивала жалобы «нашего друга». Столыпин почему-то избегал его принимать и слушать. Сам Петр Аркадьевич без стеснения жаловался государю уже несколько раз:

– Много портит нам, во все лезет, решает этот полуграмотный мужик с сомнительной репутацией.

– Я с вами согласен, Петр Аркадьевич, – ответил государь в порыве откровенности. – Но пусть будет лучше десять Распутиных, чем одна истерика императрицы.

Всевластный Столыпин проявил провинциальную наглость: ставил государю ультиматумы. Грозил хлопнуть дверью, подать в отставку при невведении земства в западных губерниях. Слава Б-гу, больше нет в помине революции. Царю не нужен такой деспот: постоянно дарит западным странам новые поводы для критических высказываний о крайних действиях империи.

Николай II приближенным прямо заявил:

– Нам так не везет с премьер-министрами… Во всей империи не сыскать подходящую кандидатуру. Витте больше француз, чем русский, Столыпин больше англичанин, кроме того, сторонник конституционной монархии еще. Нам не нужно такое новшество.

Царедворцы нашептывали:

– Статс-секретарь чем-то постоянно недоволен. Понять нельзя: что он замышляет? В государстве занимает положение самое высокое, еще постоянно жалуется: «Себя не чувствую уверенно и прочно. В любой момент государь может прогнать меня как лакея последнего. В Англии не так…» Вам нужен другой премьер – пусть знает свое место, не заслоняет, как этот…

Глава вторая
Терзание души

Приближать будущее – желание и мечта многих людей. Но стоит ли его приближать? Все равно общество к встрече с ним и восприятию его не готово. Всему свое время. Уж лучше как можно больнее ударить, унизить его. Стоит того настоящее? В настоящем просматривается явно слишком непорядочное, подлое, злое, развито гадкое, тупое… Оно обречено на бездействие, застой, само себя извергает… Настоящее не стоит жалеть: начинает агонизировать, гнить, самопроизвольно испускать зловоние. Преобразовывать начнут гнилостные бактерии.

Чем скорее настоящее станет проявлять желаемое будущее в себе, тем оно прочнее и достойнее человека. Можно существовать, не жить – в современном настоящем. Какая жизнь в окружении бесправия? И будущее принесет бесправие. Так стоит ли к нему стремиться?

Частично известны парадоксы истории. Перед маловыразительной и тупой действительностью пасуют идеалы. Они превращаются в свою крайнюю противоположность. Под лозунгами добродетели творится чудовищное зло. Такова обманчивая сущность жизни. В этом проявляется двойственность человеческой натуры. Слова доказывают несостоятельность пасующей действительности.

Человеку остается малый выбор: жить по убеждению собственной совести. У большинства людей совесть дремлет: ее не добудишься. Большинство людей живут никчемной жизнью, как-то устраиваются по случайному везению. За счет других. Свое благополучие строят на несчастье ближнего. Проявляется хищническая сила человека с особой определенностью, мощью и направленностью.

В этом мире человек одинок, предоставлен самому себе. Дружба и товарищество проявляют себя чаще в видимости общения, а не в действительном единстве. Друзья ненадежны: только отнимают много времени, да и требования их непомерны. Человек одинок. Ярче всего это заметно в моменты случающегося несчастья. Еще заметно при немощи и наступлении старости…

Человек все еще общественное существо. Общество чаще всего представляет собой искусственный организм. Оно безразлично, даже чуждо человеку. Это легко увидеть и понять, но перенести под силу только людям умным, трезвым. Известно, что таких меньшинство. Вот и оказывается человек оскорбленным в своих самых лучших намерениях. Остается в неведении о происходящем. Почему? Как все это могло случиться? Самый простой вариант – человек предоставлен самому себе, никто к нему не проявляет интереса. Крутятся обычно возле тех, у кого можно разжиться материальным или духовным… Что у возьмешь остальных – бедных и немощных?

Даже родственные связи непрочны, часто строятся на корыстных интересах, корысти; не до чувств и сострадания в таких случаях. Нет никого родного в этом мире у самостоятельных людей.

Любая избранная цель искусственна и случайна. В этом мире нет никаких точных законов и прочных связей. Все относительно. Возможно, такие вещи существуют: в фантазии невообразимо даже их представить. В жизни происходит одновременно естественный и искусственный отбор. Это прекрасно Плохо, что чаще всего выживает подлое, гадкое и даже преступное, которое наиболее приспособлено к условиям существования. Так случается: зло плодится, а добро перед ним вынуждено отступать. Причина ясна: добро разрозненно, порядочно, щепетильно… Куда ему равняться с коварством и нахальством?

Судьба одинокого человека нередко трагична. Выживают самые крепкие, выдержанные. Судьба отчаянных предрешена заранее судьба.

Счастливые живут в согласии со своей совестью: их никогда не одолевают непомерные желания, не изводит жадность – они довольны тем, что имеют. Счастье непременно находится во владении скромных, неприхотливых людей, обязательно умных и незловредных. Но таких людей очень мало – пересчитать их можно по пальцам. Остальные страдают, бедствуют, мучаются из-за своей глупости и ненасытности.

Добро и честь покупают за деньги. Молятся богу наживы: стремятся к богатству – приобретению золотых украшений. Люди, люди, ох! Эти люди! С этим ничего не поделаешь: в мире любят богатых, самостоятельных и независимых. Все это достигают одной лишь наличностью. Куда уму угнаться за богатством? С умом несчастным презренна бедность. Несчастье умных, горе их: виднее они, достойнее, талантливее, но не всегда удачливее остальных смертных. Они постоянно ощущают ненасытную зависть, неуемную ненависть, дикое презрение по отношению к себе. Ум презирают за проницательность, глубину проникновения и за его интуитивность, способность ориентироваться в любой обстановке и при любых обстоятельствах. Ум – самое великое в этом мире.

Человеческая природа наделена рассудком. Ничто не стоит такого почитания обожествляющего, как человеческий ум.

В обществе существует только видимость сотрудничества. В действительности процветает неприкрытое хищничество. Особенно тягостно, что это направлено против человека. Случается невероятное: живьем поедают душу. Благосостояние и счастье одних строят за счет нужд и несчастья других. Всеобщее благоденствие и счастье в мире нынешней формации. Множится разврат и процветает продажность. Такова тенденция, ее не заменят другим направлением развития. Ничто и никогда на полпути не останавливается, не ограничивается частичными успехами и достижениями.

Неприятно думать, что общество идет к большему ожесточению своих отношений, движется к взаимной розни, вражде, к жестокости. Оно становится все более централизованным и свирепым. Человеческие слабости не признают: их не прощают, а только ими пользуются для упрочения своего влияния и безраздельной власти. Ныне представленная общественная структура античеловечна. При ее беспросветном развитии не останется места для доброты и добродетели. Государство с его аппаратом власти необходимо разрушить. Можно создать нечто стоящее вместо него? Вопрос остается без ответа. Буквально вся нынешняя общественная жизнь пропитана диким бюрократизмом, который словно специально проявляет античеловеческую направленность. Невероятно, но факт: общество наделено многими чертами, позаимствованными у людей ничтожных, гнусных и хитрых. Оно будто пытается как можно сильнее надавить на своего зловредного родственника.

Общество не виновато – оно таково. Люди его создали и составляют: от них идет разврат и мощное гниение. Общество больное: неизлечимая хворь завладела людскими душами. Разъедает живое.

Общество отвоевало у человека пальму первенства. Ныне само оно платит и заказывает музыку. Человек оттеснен на задний план, он исполнят предписанную ему роль. Как мало может человек! Он остается на виду – пусть тихо-скромно делает свое маленькое дело. Государственный надзор обязательно за ним наблюдает: человеку не оставляют ничего личного, о нем пытаются все разузнать, выведать. Цель – поработить сильнее.

Как это ни чудовищно, без общественного организма не обойтись: нужна система контроля и насилия. Она необходима не только для порабощения, эксплуатации и для самосохранения. Государственная система управления рождает покорность и страх. При общественной системе самоуправления появится сознательное отношение к долгу. Даже представить себе невозможно, что нынешнем мире начнет твориться невообразимое: безвластие, наступит анархия, восторжествует свобода. Самосуды – не самое страшное.

Признаем необходимость существования государства: нужно добиваться его демократизации, гуманизации, превратить в организм с человеческим лицом и характером. Такое станет возможно после победы народной революции. В этом случае создастся самовластие трудящихся. Знающие цену труда люди не станут паразитировать на своих ближних, отнесутся с сочувствием к братьям по классу. Учтем, что любая узкоклассовая структура общества проявит в большей мере свою ограниченность, немногообразие. Подняться до уровня общечеловеческого оно не сможет, как не станет и пристанищем парламентарных идей и принципов прагматического свойства. Для всего этого необходимо многообразие.

Верно, в этой жизни ни одно достижение не обходится без неудач и упущений, а также ему сопутствующих ошибок… Редко, когда победа достигается легко: за нее приходится очень дорого платить. Но она стоит самой высокой цены. Так получается, что психологическую победу оценивают очень высоко, ради нее идут на большие жертвы. Люди часто превращаются в мелких упрямцев, утверждающих собственную индивидуальность. Успех таких людей вызывает саркастическую улыбку.

Жизнь дорого стоит: чем больше претензии людей, тем дороже приходится платить за все случающееся в этом мире. Самое удивительное, что существует много людей с непомерными претензиями. Откуда они берутся? Присмотришься внимательнее к ним, и оказывается, что это люди мелкие и даже недалекие. Зато у них слишком раздуто самомнение. А вот умные и стоящие люди редко бывают нескромны. А эти сплошь и рядом строят из себя гордецов. Как сложно и легко иногда по внешнему виду определить, каков человек. Вздернутый нос и горделиво-пренебрежительная осанка характеризуют глупца более точно, чем сотни слов. В себе нужно развивать наблюдательность и глазомер.

О жизнь, жизнь… Больше всего она не закономерность, а чудовищная ошибка природы. Рождение ребенка – часто чистая случайность, возникающая из одного совокупления. Дети – только плата за развлечения и удовольствия. Дети вроде скрепляют семью, внешне сближают людей. Хорошие дети родителям в радость, а плохие – их несчастье. В этом мире мало случается радостей, но часты несчастья. Семьям лучше обходиться без детей – так проще.

Часто говорят, что семья – основа государства. От ее сплоченности и крепости зависит государственная мощь. В действительности все наоборот. Государство чем-то напоминает семьи. Только семьи невоспитанные и грубые. В них процветает культ насилия, вопросы решают без собеседования и демократического принципа. И добропорядочные семьи прообразом государственной структуры не служат. Государство знает только диктат, насилие. Оно утверждает свою волю. В его структуре добродетельного ничего нет. Моральное и добродушное уничтожает вмиг злая бюрократия. Государства существуют только в качестве аппарата порабощения и насилия. Нужно непременно разрушить это чудовищное, совсем не инородное образование. Но что можно создать взамен? Что?! Без сдерживающего фактора государства с его аппаратом насилия люди перережут друг другу глотки. Еще слишком рано рассчитывать на сознательность и самоограничение людей. Есть вероятность, что это никогда не станет возможно.

Безрадостны перспективы. Все слишком мрачно. Нужно смотреть на вещи в направленном свете, видеть окружающую действительность без идеализации и прикрас. Никому не нужны все эти сколы и срезы: они не в состоянии охарактеризовать картину и обстановку. Жизнь многоцветна и многогранна. Многозвучна ее гамма. Наряду с благозвучием существует какофоническое звучание. Наша жизнь многосложна: не все, что в ней совершается видно на поверхности. Человек просто не в состоянии проникнуть во многие тайны жизни: для этого нужно обладать свойством полубожественного провидения, а не только уметь синтезировать-анализировать факты бытия разрозненные.

Отдельные люди намереваются идти против течения. Они обязаны обладать разными способностями и волевыми качествами. Прежде им нужно попробовать свои силы. Удостовериться. Разобраться в себе и понять, оправдан ли риск? В испытаниях и борьбе можно закалить свой характер, проверить способности воли.

Многие семьи в настоящее время ведут самый недостойный образ жизни. Прежде следует обратить внимание на женщин. Они добиваются равноправия и даже полноправия. Необходимо учесть женские природные свойства: они редко умеют сдерживать свои чрезмерные чувственные порывы. Часто неуемны их желания, они требуют невозможного, страшатся одиночества. Женщины вносят разлад во всю жизнь неоправданными действиями.

Мужчины тоже оказываются не на высоте. Они не желают даже на время расставаться с частью своих привилегий. Не могут логикой доказать правоту силы. Женщины обнаруживают некий вакуум – врываются в проран. Начинают все подряд прибирать к своим рукам.

В жизни эта несдержанность является еще более трагичной для обоих полов. В несогласии мнений они изводят друг друга по мелочам. Люди выставляют непомерные, пышущие словесной вонью претензии. Им не до скромности: они сами точно не знают, чего хотят. Замораживают собственную позицию, требуют от партнера понимания. Возможно, семейные конфликты – форма узнавания естественная, закономерная – притирка характеров. Но почему при этом совершают столько необъяснимых гнусностей? Неужели среди близких людей все дозволено в отношениях друг к другу? Рядом находятся дети. Они все видят и учатся жить по-взрослому. Далекие от подличанья, они очень скоро сами становятся отъявленными подлецами. Изначально они не умеют прятать лживость. Затем взрослеют, с нескрываемой хитростью идут напролом. Их тактика становится более отточенной, утонченной.

Семейное сумасбродство – явление совершенно не безобидное, оно подтачивает весь государственный организм. Нездоровье семьи страшно усиливает общее недомогание общественного организма. Невозможно законсервировать заразу: она множится и распространяется, имеет всеохватывающую тенденцию. К нашему несчастью, дурной пример очень заразительный. Люди редко живут разумом – они руководствуются своими потребностями. Смотрят на соседей, подсматривают у незнакомцев. Собственную жизнь устраивают подобно чужой. И по этой причине в мире развито однообразие и схожесть, своеобразная однотипность. Обесцвеченная невыразительность захватывает все более широкие позиционные просторы. Выразительность вырождается. Нас ожидает маловыразительное печальное будущее: оно возродится из негативной струи и даже широкого потока…

Надо учесть, что у русских правителей не осталось ничего своего, естественного и первозданного. Проявляемое ныне позаимствовано. Грубость и дикую жестокость переняли у монголов и татар. Агрессивность, панславизм[1], неуемное властолюбие и пристрастие к завоеваниям – у князей и дружинников варяжских. Безалаберность, расточительность, пристрастие к роскоши – у византийских правителей и граждан. Государственная организация и судебно-тюремная система – от немцев.

На востоке российский экспансионизм сдерживает сильная Япония. Ее экономические и людские ресурсы ограничены в значительной степени. В мировой схватке победа должна достаться потенциально более сильной России. На юго-востоке, на теплом юге, на просторах ослабленного Китая, Персии, Индии Россия встречает Великобританию.

Но времена меняются. Современный век все сильнее разжигает тягу к независимости. Свой национализм. Даже против ее собственной воли Великобританию вынудят предоставить Индии право развиваться самостоятельно. Как только это произойдет, российское продвижение в направлении юга станет неудержимым.

На юге лежит Турецкая империя. Хищные российские взоры устремлены в этом направлении. Константинополь с проливами – давняя мечта царей Романовых. Балканы и Восточная Европа – будущие славянские владения России. На северо-западе расположена слабо защищенная Скандинавия. Но здесь сильны немецкие интересы. Ох, эти немцы! Не будь их, не только Россия – сама Европа стала бы другой. Германия – непреодолимый центр Европы, а немцы – самый молодой народ. Более хищный, жадный, жестокий в сравнении с соседями. Сейчас только немцы мешают осуществить России свои гегемонистские цели на западе и северо-западе Европы. Как единая нация, они представляют угрозу, ставят под сомнение прочность Российской империи на двух континентах.

Франция занята поиском величия и демократизма. Великобритания рассосалась и разбросала силы по колониям, а теперь бороздит океаны. В Испании зреет анархическая революция. Одна радость – невежественные, даже непомерно фанатичные ее массы ввергнуты в религиозную сонливость, и красочные корриды отвлекают их от решения социальных проблем. На Апеннинах все еще происходит становление государственности. Здесь по-прежнему цивилизация, подобная древней.

Россия оказалась намертво запертой на севере, потому продвигаться теперь некуда: путь преграждает Ледовитый океан. Никто точно не знает, удастся ли преодолеть его в будущем.

Россия беспрерывно расширяется. Мощь ее увеличивается. Скрыть этого нельзя: плохо управляемое государство поступает расточительно со своими людскими ресурсами и природными богатствами. Ведем себя словно собака на сене. Мы не используем сами территорию и природные ископаемые и другим не позволяем воспользоваться этими несметными богатствами. Природные клады пусть до поры до времени остаются нетронутыми. Самое главное – под нашим управлением.

Мировые державы вроде Великобритании и Германии непременно попытаются ослабить военную мощь России и поделить ее необычайно обширные владения. Но это им не удастся!

Русский народ – неоднородный, со смешанной кровью. Славяне – это люди, отличающиеся происхождением и языком. Для славянофилов русские – это русские. Но кто такие русские в действительности? Попробуйте найти точный ответ. Как и многие другие нации, русские – историческое явление, только болотные патриоты считают их феноменами.

На нынешнем поступательном пути к анархической революции движение происходит черепашьими темпами. Необходима интенсивность действий: террористическими выступлениями и бунтами приближать социальную революцию, а также помнить, что любая уступка правительству повлечет за собой новые несчастья и беды. В мире есть только два непримиримых полюса – правительства и народы.

Красивы и благодатны эти места. Как и в древние века широка и обильна эта земля, но нет в ней порядка. Все так и останется, пока общественная структура сохраняет классическую государственную форму. Ничто тут не изменится к лучшему без и вне социальной революции. Нельзя исключить возможность реформации насилия.

Плоскоступным славянофилам лучше предоставить возможность изъявлять особую любовь к этим местам. Страна как страна. Вот только дикости больше, чем в любой части Европы. Кому нравятся славословия – пусть упражняются. У серьезного человека времени на них не остается. Достаточно одного слова «Родина». Она всегда одна. Любвеобилие, многословие… это пустое. Истинные чувства затмевают и подменяют их словами. Слова малоценны. Упражнения с ними заинтересуют одних недалеких софистов и политиканов: они мнят себя, представляют выразителями народных дум, чаяний.

Сокровенные чувства и мысли чаще всего скромны, стеснительны, молчаливы. Чувства, выставленные напоказ, – это почти всегда лицемерие и спекуляция. Ничтожества желают служить примером: вот-де какие мы патриоты! Следуйте за нами! Эти ничтожества встречаются всегда и везде: законодатели мод, руководители… Противно смотреть. Одно только нахождение рядом с ними вызывает тошноту. Их поддерживает реакционная печать, публикующая хвалебные статьи. Пусть только хорошо платят заказчики – исполнители найдутся! Противно читать и держать в руках такие «писания». Для этой продукции находятся издатели, пропагандисты и потребители. Честное кажется чем-то незаурядным и выходящим за рамки.

В этом заключена чудовищная сущность: гениальные «фурсики» вроде Наполеона Бонапарта приносили обществу невероятное количество бед.

* * *

Революционная группа часто заседает у «русского» по всем статьям часовщика Франца Клеца – немца, который потерял большую часть своих корней. Он озабочен русским суверенитетом и национальной гордостью. Считает российский приоритет в показательном смысле самым выдающимся и передовым в мире. Он убежден, что к числу величайших достижений русского гения следует отнести изобретенную им развлекательную цифровую грамоту.

Впрочем, изобрел он не все – только графические рисунки первых десяти цифр. Для последующего ряда он приспособил кириллицу. Разве нельзя? Получилась у него достаточно стройная система арифметических символов. Пусть подобно часам тикают и приносят большие денежки для накопления капитала – смысла существования.

* * *

По цифровой системе Ф. Клеца: А – 10, Б – 20, В – 30, Г – 40, Д – 50, Е -60, Ж – 70, 3 – 80, И – 90, К -100, Л – 200, М – 300, Н – 400, О – 500, П -600, Р – 700, С – 800, Т – 900, У – 1000, Ф -2000, X – 3000, Ц – 4000, Ч -5000, Ш – 6000, Щ – 7000, Э – 8000, Ю-9000, Я-10000.

По причине нехватки букв в русском алфавите пришлось позаимствовать их у латиницы: G – 100000, Н – 1000000, J -10000000, Q – 100000000, W -1000000000.

В составе революционной группы был Федор. Его настоящего имени никто не знал. Могли знать, но… Ф. Клец считал его своим лучшим учеником. Вычудил он даже нечто большее – в соревновательном смысле «переплюнул» своего учителя. Такое иногда случается.

* * *

Кукрубуксов – человек развитой, увлеченный. В классовой борьбе и марксизме он разбирается лучше, чем в технике и религии. Считает вольным изложением иудаизма. Троица – святое семейство. Святой дух – это сосед-кум, участник распития.

Отдает арифметическим упражнениям весь досуг. Свои знания арифметики он почерпнул из учебника «без картинок» за авторством Пупкина. На этом уровне он не задержался и развил собственное направление. Прежде всего, разработал принцип делимости, но еще не разобрался, насколько его открытие важно для развития арифметики и науки в целом.

* * *

На 1 делятся все цифры. Этого не надо доказывать.

На 2 делятся все четные цифры. Легко и ясно.

На 3 делятся цифры: их общая сумма делится на 3. Просто и ясно.

На 4 делятся четные цифры: в них дополнительно две последние в ряду делятся на 4. Не надо долго объяснять – все полные сотенные делятся на 4.

На 5 делятся цифры: в них последние 5 или 0. Десятки делятся и на 5.

На 6 делятся цифры с двумя признаками. Они четные. Второе: делятся на 3.

На 8 делятся цифры… Три последние знака обязательно делятся на 8.

На 9 делятся цифры, суммарность которых должна делиться на 9.

На 10 делятся цифры с окончанием 0. С одним или больше нулей.

На 11 делятся цифры с такими признаками. Сумма цифр на четных местах равна подобной сумме на нечетных местах. Разность между ними кратна цифре 11. И эти делятся.

На 12 делятся цифры четные: одновременно должны делиться на 3 и 4.

На 15 делятся цифры: одновременно должны делиться на 3 и 5.

На 18 делятся цифры четные, одновременно должны делиться на 9.

На 20 делятся цифры – последние должны делиться на 20.

На 22 делятся четные цифры, одновременно делятся на 11.

На 24 делятся цифры: одновременно на 3 и 8.

На 25 делятся цифры: последние в ряду должны делиться на 25.

На 30 делятся цифры: с окончанием 0 и одновременно должны делиться на 3.

На 33 делятся цифры: делятся одновременно на 3 и 11.

На 36 делятся цифры: делятся одновременно на 4 и 9.

На 40 делятся цифры: должны делиться на 4 и заканчиваться 0.

На 44 делятся цифры: делятся одновременно на 4 и 11.

На 45 делятся цифры: делятся одновременно на 5 и 9.

На 48 делятся цифры: делятся одновременно на 3 и на 8.

На 50 делятся цифры: должны заканчиваться на 50 или 00.

На 55 делятся цифры: делятся одновременно на 5 и 11.

На 60 делятся цифры: делятся одновременно на 6 и 10.

На 66 делятся цифры: делятся одновременно на 6 и 11.

На 72 делятся цифры: делятся одновременно на 8 и 9.

На 75 делятся цифры: делятся одновременно на 3 и на 25.

На 80 делятся цифры: делятся одновременно на 8 и 10.

На 88 делятся цифры: делятся одновременно на 8 и 11.

На 90 делятся цифры: делятся одновременно на 9 и 10.

На 99 делятся цифры: делятся одновременно на 9 и 11.

На 100 делятся цифры: должны заканчиваться на 00.

* * *

Когда-то математики придумали проценты и использовали их по широкому профилю. Прежде всего, в финансах, экономике и прочих управленческих сферах развития. Точно не знаю: 100 использовали только в процентах? К ним привязывали другую цифирь? Выясняют отношение каждого свойства к заданной заранее величине.

Число 100 использовали не зря – с ним легче всего проводить математические манипуляции.

Возможно, ограничились этой однобокостью?

Существует и другое направление: с той самой цифрой 100 – это возможность использования ее в противоположной части.

* * *

1. Чем отдаленней число от 100, тем большую величину значения качества оно проявляет.

2. Качественное свойство чаще проявляет значение трехзначной цифрой: целой величиной и сопровождающими ее двумя цифрами после запятой.

3. Просматривается отличительная закономерность между рядом находящимися цифрами-качествами.

4. Цифры 1, 2, 4, 5, 10, 20, 25, 50 и 100 имеют целые значения. Объяснение этому простое: 100 делится на них без остатка.

5. Для более точного качественного значения представляем две цифры после запятой.

6. Можно заметить схожесть значений между двумя стоящими рядом цифровыми качествами.

7. Указанную закономерность легче заметить для качественных чисел от 50 и высшего значения.

* * *

1 = 100 20 = 5 40 = 2,5 60 = 1,67 80 =1,25

2 = 50 21 = 4,76 41 = 2,44 61 = 1,64 81 =1,23

3 = 33,33 22 = 4,55 42 = 2,38 62 = 1,61 82 = 1,22

4 = 25 23 = 4,35 43 = 2, 325 63 = 1,59 83 = 1,20

5 = 20 24 = 4,17 44 = 2, 27 64 = 1,56 84 = 1,19

6 = 16,67 25 = 4 45 = 2,22 65 = 1,54 85 = 1,18

7 = 14,29 26 = 3,85 46 = 2,17 66 = 1,52 86 = 1,16

8 = 12,50 27 = 3,72 47 = 2,13 67 = 1,50 87 = 1,15

9 = 11,11 28 = 3,57 48 = 2,08 68 = 1,47 88 = 1,14

10 = 10 29 = 3,45 49 = 2,04 69 = 1,45 89 = 1,12

11 = 9,09 30 = 3,33 50 = 2,0 70 = 1,43 90 = 1,11

12 = 8,33 31 = 3,23 51 = 1,96 71 = 1,41 91 = 1,1

13 = 7,69 32 = 3,13 52 = 1,92 72 = 1,39 92 = 1,09

14 = 7,14 33 = 3,03 53 = 1,88 73 = 1,37 93 = 1,08

15 = 6,67 34 = 2,9 54 = 1,87 74 = 1,35 94 = 1,06

16 = 6,25 35 = 2,86 55 = 1,82 75 = 1,33 95 = 1,05

17 = 5,88 36 = 2,78 56 = 1,78 76 = 1,32 96 = 1,04

18 = 5,55 37 = 2,7 57 = 1,75 77 = 1,30 97 = 1,03

19 = 5,26 38 = 2,63 58 =1,72 78 = 1,29 98 = 1,02

39 = 2,56 59 = 1,70 79 = 1,27 99 = 1,01

100 = 1

Глава третья
Киевские торжества

Дмитрий вернулся и застал Киев беспокойным. В суматошном городе происходит вакханалия. Непомерное оживление связано с предстоящими в конце августа – начале сентября торжествами. Приготовлениями начались заблаговременно и очень интенсивно. Местные власти по долгу службы предпринимают чрезвычайные меры охраны: прочесывают дворы и улицы, устаивают облавы и обыски, арестовывают «для выяснения личности». Даже привыкшего к насилию обывателя возмущает произвол властей, что уж говорить о человеке, который живет с внутренним протестом против произвола государственной организации? А та давит прессом и истребляет индивидуальное. При виде и ощущении окружающих диких несуразиц совсем нелегко оставаться спокойным. Подумать только: все в этом мире и жизни приносят в жертву учреждению государственного насилия. Подобное трудно вытерпеть свободолюбивому человеку. А Дмитрий относит себя к непримиримым врагам тупости со стороны организации сверхнасилия.

Местные власти старательно демонстрируют желание выслужиться перед высшей правительственной властью и государем. В душе Дмитрия проявления верноподданничества вызывают естественные чувства сопротивления. В нем зародились протест, осознание важности момента, желание, потребность, даже необходимость противостоять и противодействовать начинаниям властей. Постепенно в нем родилось желание попытаться разрушить организацию широковещательной саморекламы, отомстить за народные права, особенно поруганные в последние годы самодержавного правления. Дмитрий явственно ощущал страдания своей души. В нем возникло и зрело непреодолимое желание выкинуть чрезвычайно яркую, забавную, злую шутку, которая способна проучить непомерно чванливую, но беспечную власть. Самих властителей. Желание это затаенное: оно не просто возникло – оно заискрилось, превратилось в мечту, надежду и уверенность.

Прошло уже почти два года подпольной бездеятельности. От активной революционной работы Дмитрий отошел: прежде считал ее смыслом своей жизни. Эти годы не перечеркнули его симпатии и пристрастия. Он много раз пытался оторваться от «смысла своей жизни», от рискованной и многосложной борьбы. Не смог! Его насквозь пропитал яд прошлой жизни и нелегальной деятельности. Ничем нельзя вытравить воспоминания прошлого, опыт борьбы. Дмитрий не смог заинтересоваться ничем другим – он не встретил ничего важного и более стоящего. Подпольная борьба – это его призвание!

Его сердце слишком чутко: близко воспринимает происшествия, оригинальные мысли, общественные течения. Воспоминания постоянно возвращают его к прошлому. Он старается не прислушиваться к голосу своей души. Но разве не услышишь этот голос? Его ничем не заглушишь. Ничем не заменишь цель, идеал: нет ничего стоящего в этой беспросветной, сволочной жизни. Бесполезно отдаваться собственным переживаниям и перетирать в мозгу однотипные мысли. Его манит к себе и рвет живое общественное служение.

В мыслях Дмитрия зреет коварный план… С каждым новым днем и часом его замысел наполняется смыслом и обретает зримые очертания. Дмитрий уже не в силах владеть собой и отказаться от преследовавшего его наваждения.

При встречах с товарищами по революционной деятельности Дмитрий откровенно признавался: он верит в пользу одних только индивидуальных актов. Основанием служит его убеждение: из собеседников никто не догадается, что он откровенно говорит о своих планах. Действительно, спокойного, владеющего собой человека товарищи встречают. Воспринимают абстрактно все эти разговоры. Ни у кого не возникает подозрения, что в его сознании зреет план чрезвычайной важности. Даже родные не замечают в нем особых перемен.

Один известный факт дает понять: не все «спокойно на Шипке» – в середине августа родители уезжают за границу. Во время прощания. Беспокойное сердце матери какой-то подсознательной струной почуяло что-то неладное. Она задала прямой вопрос:

– Сын, ты здоров?

– Конечно же, мама. Ты с чего это спрашиваешь?

– Митя, скажи правду. Во время нашего отсутствия не случится ничего? Я могу ехать спокойно?

– Мама! Да что это тебе все кажется? Конечно, можешь…

Его слова несколько успокоили, поэтому она решила оставить сына в покое и без присмотра. И все же ее долго не покидают тревожные предчувствия. Ведь она в сыне заметила смутно-беспокойное, какое-то гнетущее волнение, словно это была затаенная боль, невысказанная тоска или неосуществленная мечта. С ним не все в порядке. Нет. Не дай Б-г это болезнь! Ее побуждала ехать серьезная болезнь мужа – имелась необходимость в курортном лечении и отдыхе. Потому она переживала: как можно оставить сына в столь серьезный момент?

Через пару дней после отъезда родителей в Петербург уехал его старший брат Владимир. Дмитрий остался один в просторной квартире, наедине со своими мыслями и намерениями. Он не забыл тревоги матери перед отъездом: написал отцу письмо делового содержания.

«18 августа. Дорогой папа. Вчера дом опустел. Уехали Володя и Вера. Впрочем, за последние дни я так забегался, что почти их не видал. У меня есть комбинация, о которой я хотел даже телеграфировать, но потом предпочел написать. Дело в следующем. Через близко знакомого, газетного сотрудника М., я познакомился с некоторыми инженерами гордумы. Один из них берется устроить большой заказ на водомеры на 12 500 рублей, но при этом, конечно, требует куртаж в размере 400 рублей.

При таких условиях на долю мою и моего компаньона остается по 900 рублей заработка. Как назло, Ш. нет в Киеве. В настоящем деле риска нет никакого, но требуется деньги передать в третьи руки. Право выбора лица предоставлено мне – с согласия инженера, конечно. Я предлагаю сделать следующее: 400 рублей передать №№ (кроме того, что это, безусловно, порядочный человек, он держит деньги на текущем счете № и таким образом получить их не может без него). М. выдает мне расписку: обязуется через шесть недель вернуть деньги мне или же, если в течение этих шести недель заказ сделан городом по определенным в прейскуранте ценам, выдать их инженеру. Если заказ будет сделан на маленькую сумму, то куртаж уменьшается пропорционально. Денег я не хочу передавать Л., ибо нужно избегать огласки.

Я надеюсь, что ты, папа, согласишься на это, поверишь моей опытности. Ответь телеграфно по этому делу.

Неприятный сюрприз произошел на следующий день после твоего отъезда: принесли повестку по делу П. Заседание назначено на 19 сентября. Я повестки пока не принял, а отправился в суд, но, увы, отложить дело никак нельзя. Думаю, что лучше всего будет написать П. о присылке другой доверенности или же, если считать удобным это, напиши К., может быть, он согласится заверить твою подпись на передоверие.

Дома все в порядке. Р. внес деньги в общ. вз. кред., извинился за опоздание и выражал полную готовность внести на следующий срок на месяц раньше. Ф.тоже перебрались. Страшно нудят со всякой мелочью. Успокой мамашу насчет билетов. От дедушки письмо было и перевод т. Маше 300 рублей.

Новостей больше никаких. Целую крепко, Митя.

Р. S. Целая история из-за ванны у М-м Р. Настаивает на белой эмалированной ванне. О поставленной же слышать не хочет, боясь заразы, т. к. ванна от П. Идиотка страшная. Можно ей предложить поставить свободную медную ванну?»

* * *

Это целое искусство – таиться: явное свидетельство серьезности намерений и скромности человеческой натуры. В любом деле возможны срывы: к чему его еще подвергать излишнему риску? Ажиотаж мелких людей – пустое. Обывателям лишь бы чем занять свои скудные познавательные потребности, а дело… Для дела совершенно не безразлично, находятся вокруг него чистые руки или правительственная власть подослала соглядатая. Для торжества дела следует подавить свое тщеславие. На время забыть, что предпринимаешь это не только для общественного блага и для прославления собственного имени. Нужно оставаться скромным в своем величии. В отдельные моменты не тараторить: разумнее всего промолчать. Идти своим путем. Никому не доверять. Много в безвестности есть положительного: нет отвлекающих визгливых голосов. Любой утомительный труд оплатят в свое время. Но произойдет это не сразу – не прежде завершения всего труда.

* * *

Заблаговременно, до начала киевских торжеств, генерал Курлов категорически потребовал, чтобы руководство охраной высочайших особ и сопровождающих лиц возложить на полковника Спиридовича. Киевский генерал-губернатор Трепов, а также департамент полиции не должны вмешиваться в вопросы охраны.

Курлов своего добился.

Принята традиция, согласно которой охрану государя во время его визитов возлагают на губернаторов и генерал-губернаторов городов и провинций. Будто желая изменить эту традицию, во время киевских торжеств руководство охраной поручили одновременно двум лицам: генерал-лейтенанту Курлову, товарищу министра внутренних дел, и Трепову, киевскому генерал-губернатору.

Курлов взял в свои руки всю охрану, оттеснив в сторону охрану генерал-губернатора. Трепова можно понять: он глубоко оскоблен и считает эти действия явным недоверием к нему. Он подготовил и подал просьбу об отставке. Событие оказалось чрезвычайной важности: перед торжеством, перед самым приездом государя мог разразиться политический скандал. Неподходящее для такой отставки время. Столыпин принял меры для быстрого урегулирования конфликта.

* * *

«Киевский генерал-губернатор сообщил мне, – написал Столыпин своему товарищу по министерству, – что считает оскорбительным для себя то, что высший надзор и наблюдение за охраной государя во время его пребывания в Киеве отняты у него и переданы вам. В этом он усматривает его негодным для поста, который он занимает.

… Примите встречные меры для того, чтобы устранить возможное недоразумение с генерал-губернатором Треповым».

* * *

Во время пребывания в Киеве генералу Курлову удалось уломать Трепова. Он разъяснил новую структуру охраны высочайших особ: подразумевает полную отчетность перед дворцовым комендантом и генералом Дедюлиным. Последний несет ответственность перед министром двора Фредериксом.

Трепов сильно обижен, но вынужден проглотить горькую пилюлю. Он сам понимает: сейчас не время для своих амбиций. Он занялся приведением в надлежащий вид и порядок царского дворца, а также поиском частных квартир для министров. Его всего поглотили хозяйственные дела, в которых он забылся хоть на время. Но только на время. Генерал-губернатор самолюбив и злопамятен. Ничего поделать он не может: проклятый Курлов по положению стоит рангом выше. В аналогичных случаях Трепов сам поступает подобным образом. Когда в одном деле встречаются равные по положению люди, между ними неизбежны стычки.

В середине июня в Киев прибыли генерал Курлов и Веригин. Их сопровождают адъютанты и охрана. Они совершили поездку по намеченному маршруту в Чернигов, Овруч. Всюду они проводили совещания с руководителями местной администрации и охраны. Выясняли вопросы, касающиеся предстоящих торжеств. Намечают организацию охраны.

Местные власти жалуются на недостаток людей. Это вечная жалоба, и ее приняли во внимание. Решили на время торжеств в дополнение к местному штату выделить чинов жандармерии и полиции из других мест и городов. Уже к 20 августа в Киев прислали две тысячи нижних чинов полиции и сорок восемь офицеров из жандармерии Петербурга, Москвы, Одессы, Варшавы и других городов.

По требованию генерала Курлова местные органы охраны предоставили ему список неблагонадежных жителей. По отношению к каждому лицу предприняли персональные меры пресечения возможных противоправительственных действий, в их числе и самые эффективные: полная изоляция на все время торжеств, а также высылка из города. Кроме того, учредили особое бюро, ведающее выдачей билетов на торжества.

Перед самыми торжествами никто не занимался проверкой местных органов охраны с постановкой агентуры. Руки не дотянулись. Но это звено самое необходимое. Легкомысленно понадеялись на русское «авось» и «небось».

В киевском охранном отделении числится несколько вакантных офицерских должностей. Кулябко попросил генерала прислать людей.

– Нет денег! – отрезал товарищ министр. – У вас офицеров сколько? Одиннадцать? И этим тут нечего делать! – добавил после небольшой паузы: – Ведь нужно экономить: казна не бездонна. И так содержание охраны в Киеве обходится в копеечку – более ста тысяч рублей в год, восемь-десять тысяч в месяц…

Подумаешь, жмутся: содержание офицера обходится не более чем в двести пятьдесят рублей в месяц. Нашли на чем экономить. Прикомандировали ротмистра Нагродского, а на время торжеств прислали несколько офицеров из других отделений. Им поручили навести порядок в делопроизводстве. Занялись составлением отчетности, наводят справки, отвечают на запросы разных учреждений. Они отвлекают занятых людей от их прямых обязанностей своей показушной деятельностью.

* * *

Генерал-губернатор Трепов на сей раз был необычайно любезен. Даже вышел из-за стола и выкатил свое непомерно огромное пузо, стянутое сюртуком, готовым вот-вот лопнуть по швам. Всегда он такой – строгий, грубый, а сейчас вдруг обхаживает… Какая муха укусила?

Кулябко доволен: наконец-то его признали, и он вышел в люди. А то гроза евреев, но в обществе себе подобных не пользуется достаточным авторитетом. А все из-за того, что его немного недолюбливает генерал-губернатор. Этого не скроешь, здесь такое сразу становится известным: передается шепотом по инстанциям. Их сблизили события последнего времени и общие заботы. Только так Трепова можно понять – тот в нем нуждается. Сейчас страж порядка, охранник. Он почуял, что сидит на вулкане. Загодя готовится к возможным неприятностям.

Генерал Курлов достаточно проучил генерал-губернатора, это уж точно! Он совсем другой человек. Даже не верится, что Трепов может проявить любезность по отношению к своему неуместному подчиненному.

– Регистрационное бюро не просто новое ведомство. Его задача – учет и изъятие всех неблагонадежных на время торжеств. Ясно? С учетом этого и необходимо укомплектовать бюро лучшими служаками, но не ослаблять при этом в других направлениях. Своевременно должна прийти помощь из столиц и других отделений. Пока неизвестно, на кого возложат общее руководство. Вполне может так случиться, что новые люди не станут нам подчиняться. У них свои задачи.

– Как же это? – возмутился начальник охранного отделения.

– Не все от нас зависит, – генерал-губернатор не позволил Кулябко обосновать свои возражения. – Генерал Дедюлин еще дворцовый комендант…

– С генералом я лично знаком… – разоткровенничался Кулябко. – Порядочный человек. Любит соблюдать субординацию…

– Не знаю, что он любит! Меня он не переносит. Уже друзья советовали подать в отставку, не дожидаясь беды…

– Все это пустые, ни на чем не основанные страхи, – успокоил Кулябко. Он сам еще не может поверить «счастью»: генерал-губернатор впервые говорит с ним столько откровенно.

– Дай-то Б-г…

– Ходили слухи… Но мы ведь не обыватели, потому не придали им значение. Именно вам и следует заняться слухами.

– Я говорю не о тех слухах… – оправдывается начальник охранного отделения, стараясь не попасть впросак. Лицо генерал-губернатора резко изменилось: оно стало строгим. Голос зазвучал официально. Кулябко понял: беседа окончена. Он откозырял:

– Слушаюсь!

– Да, исполняйте!

Этот Трепов какой-то непонятный человек. То откровенничает, то становится вдруг строгим, неподступным. Сразу видно – хитер! Хитер мужик! Ему бы только выпытать. Вот и теперь он узнал про отношение с дворцовым комендантом. Верно, только это его интересовало. Не станет дергать: сейчас ответственный момент. Но после торжеств непременно жди грозы. Уж он-то напомнит. Не зря в угол загнал. Разве отзовешься нелестно о генерале Дедюлине? Еще донесет! Да, этот Трепов зубы проел на интригах – нет в городе человека опаснее его.

Помимо охранного отделения, он пользуется собственной агентурой для получения интересующих сведений. Проверяет, контролирует, подсиживает… Находиться не так-то просто под систематическим подозрением и неусыпным контролем. Интересно, кто работает на него? Верно, жандармы? Но… Неужели свой засел внутри охраны? Все может происходить! Но кто, кто? Давно пора прочесать своих гавриков, раскопать, кто из них чем дышит и занимается. Устроились себе тихо за начальственной широкой спиной: их не тормошат. Вот и держитесь каждый за свою кормушку и не лезьте на рожон!

Лезут! Ох, это нахальство! И беззастенчивость… Не могут дня прожить спокойно… Не упустят удобный момент: своему же благодетелю на голову нагадят. Они это могут! Только это… Не годны ни на что более существенное и серьезное. А пошли бы все они на! Людское отродье…

Надо что-то делать, ведь обстановка серьезная. Воспользоваться моментом и легко выслужиться или… попасть в немилость. Уже пора отхватить еще одну большую звезду в дополнение к существующим. Или… чем плохо… Станислава на шею… Скучно обходиться на службе без регулярных правительственных поощрений. Ведь такая служба – себя изводишь, не щадишь… Нет заметных успехов. Время сейчас, время… Все стало труднее… Держат почти на голодном пайке, дальше расти не позволяют. Конечно, жить еще можно, только нужно ко всему подходить с умом. Не дрейфить. Уметь показать себя. Преподнести успехи на службе. Защитить. Утвердить. Самое главное – пустить пыль в глаза. Остальное само привалит с судьбой.

* * *

Упустил маленько: своих придурков не держал на короткой узде. Некоторые скурвились и возомнили о себе… Драть всех нужно! Во все дырки шмалять. Не давать поблажек. Ничего не принимать на веру. Не давать пощады! Это главное. А то распустил свою человечность, а она не только не вредна – опасна. Сосут и доят расплодившиеся паразиты. Их самих не трогай, словно не касается этих личностей. Нужно все дело взять в свои руки и… керувать, как малороссы говорят. Руководить! Вся наша компания ненадежная: в любой момент могут подкузьмить, подвести под монастырь. Такой это народ! На других надейся, а сам не плошай! Ни на мгновение не упускай из рук твердого руководства.

А Трепов – свинья! Провокатор! Допытывается до своего интереса самыми подлыми методами. Подумаешь, власть большая у него! Ничего, Дедюлин ему покажет! На подозрении попался, так уж лучше помалкивай, а он разоткровенничался… До торжеств его вряд ли дернут с места – некрасиво, да и не так сразу… Для этого нужно оскандалиться. Он ведь не дурак и такого не допустит. Тихой, долгой сапой тянется наша формалистика.

Узнать только, кто его информирует: неужели жандармы? Нет, Иванов не должен, он ведь друг. Да и какой смысл подсиживать ему? Небось, его самого в охранное отделение не заманишь медовым пряником. Он не подчинен непосредственно Трепову. Так оно и есть: сволочная эта должность – начальствовать. Приходится выслуживаться. За свою карьеру опасаться. Разве можно все заранее предугадать? Тебе ставят в вину малейшую чужую оплошность. Плохая это привычка – отдуваться вечно за других. Оплошавших обходят льготами. Только подхалимов подкармливают, ведь те на глазах у начальства крутятся все время. Готовы в один момент разбиться в лепешку перед его сверлящим взором. Да еще комплиментарностью можно начальствующие сердца расплавить.

Нет, жизнь и служба не малина и далеко не соцветие удовольствий и всяких прелестей. Жизнь – это испытание на приспособляемость и умение вертеться. Бей первым или самого изобьют. Кусай, рви, иначе поздно будет! Ощиплют, оберут словно липку. Таков хищный закон жизни, установленный традициями. Философия всей жизни – выжить, выстоять… Умри сегодня пока ты, а я… Я подожду… Только важно не упустить момент, ведь вся жизнь состоит из благоприятных моментов. Жизнь и есть момент! Вино и женщины – это и есть жизнь, ее лучшая часть, картинность. Главное – имей достаточно средств, ведь все в этом продажном мире покупается за деньги. Жаль, нет собственного денежного производства.

Фальшивомонетчики чаще всего попадаются не по причине плохого качества их товара, их подводит жадность. Кулябко хорошо знает, как обойтись с фальшивыми деньгами. Он не станет увлекаться чрезмерным их печатанием. Расходовать начнет осмотрительно. Малую партию напечатает – подождет, пока все разойдется. Потом еще напечатает. Куда спешить? Не обязательно сразу богатеть, можно это делать постепенно. Так поступают осмотрительные жиды. Да, жиды умеют жить! Только с удовольствиями они не хотят знаться: чураются их. Ведут скучный образ жизни. Копят золото, миллионы! И, словно нищие, скупердяйствуют. Нет, жить надо! Жить! Сами они не умеют жить и тратить деньги, так пусть другим позволят удовольствия.

Жить! Одним днем. Не страшиться долгов. Не копить! Не думать о детях и благополучии потомства: пусть они сами позаботятся о себе, а не приходят на все готовое. Не в призвании общества плодить тунеядцев. Каждому человеку судьба выделяет свою порцию трудовой повинности и пищи – только успевай переварить все в собственном желудке. Приятно благоденствовать, но это не в природе вещей. Вот и приходится часто заниматься постылым делом – кормиться сытнее. Хорошо с везением, тогда должность позволяет заняться немного собой, своим любимым делом… Самоусовершенствованием. Души похотливой насыщением. Без всех этих соблазнов жизнь неимоверно скучна…

Трепов что-что замышляет? Он способен на многое. В явной и скрытой борьбе охраняет свое кресло. Кому он только нужен? Попользовался властью вдоволь – уступи место другому. Таким должны быть и закон, и обычай. Верно: вознамерился оставаться пожизненным градоначальником. Пусть только новая метла не станет мести без разбора. Можно поплатиться ненароком…

Придется наладить отношения с департаментом. Есть рука в самом министерстве – собутыльник. Но все копают департаментские чинуши. Пока что нужно поостеречься Демидюка – не натравливать его на Трепова. Его самого нужно «подкрутить» – он стал слишком заносчивым в последнее время. Сбить спесь с гордеца. Он зарывается… Орет…

Да, Трепов часто берет за горло. Лучше пусть расправляется с головотяпами в управе, городской думе и личных ведомствах, а охранную полицию не трогает: она не в его компетенции. Мы обязаны только информировать, не больше. Он вознамерился ввести охранку в услужение, превратить в служанку его чиновничьего бюрократизма. Зря напрягается! Зря зарывается! Ничего другого не скажешь – сила! Неразумная, но сила! Властитель! Законодатель местных нравов. И мод!

Кулябко наводит у себя порядок. Пусть все подчиненные находятся в состоянии терпения-дрожания. Он ругается только цензурной бранью. Сейчас он в ударе!

– Канцелярские крысы, тупоголовые рахитики, длинношее и глисты, дистрофики, кривоногие уродцы, хамелеоны, болтливые ябеды, шепелявые заики, уродливые ханжи, трухомозглые обормоты, горбоносые рыгалики, остроухие педерасты, хохочущие болтуны, тараканоусые ревматики, чернильные души, криволапые хапуги, завистливые жадюги, толстозадые геморроики, брюхатые сцыкуны, слабонервные чинопочитатели, вонючие моралисты, жалящие нытики, старые пердуны, распрекрасные живодеры, греховодники, головотяпы, примитивные тварюги, талантливые бездельники, сумасброды, осатаневшие самоеды, арапы Петра Великого, брюзжащие поддувалы, охрипшие граммофоны, пузырящиеся ничтожества, ишакокопытные хамыги, лишаемордые харибды, религиозные фанатики, паразиты с бычачьими выями, зловредные невежды, ядовитые змеи, лягушатники, ненасытные упыри, хари раскосые, жидовские морды, распутные дьяволищи, катарактики, заговорщики с расстроенными желудками, растрепанные тупари, самовоспламеняющиеся гонораты, сфинксы, египетские мумии, япошки-харакиристы, азиатские блюдолизы, седоволосые лунатики, беспонятливые фанфароны, фурункулоязыкие пустомели, самцы недееспособные, коклюшные гипнотики, чахоточные скелеты, чесоточные зудни, угристые астматики, самодуры, шизофреники, диабетики, кирпатые каракатицы, раздавленные клопы, фиксатые зубоскальцы, казнокрады, хандрючие канатоходцы, сомнительные шалопаи, искатели приключений, отчаявшиеся авантюристы, беззастенчивые браконьеры, неандертальцы, яловые головы, снежные бабы, бараньи утробы, голосеменные млекопитающие, лопатели поросячьей жижицы, ожиревшие курдюки, хромые кобели, жандармские фараоны, лягавые жеребцы, сибирские хорьки, хреновые мужики, бесплодные онанисты, фудзиямовские самураи, безмозглые скоты, уродины с сигарооборазными языками, панычи крепостные, плюшкины-крохоборы, гнусные заразы, остроумные циники, квадратные идиоты, ползучие гады, бухие быдляки, раки вареные, клоачные черви, фекальные миазмы, тунеядствующие дебоширы, рецедивные Цицероны, ляжкатые ловеласы, падаль тапира, багровые паралитики, мочегонные аппараты, разухабистые падлюки, магометанские обрезанцы, дрожащие триндулеты, воблы танцующие, тщеславные мухобойки, говноеды, рыжеволосые пигмеи громадные шмакодявки, титулованные оборванцы, озорствующие насильники, расфуфыренные пилигримы, одноглазые циклопы, отфильтрованные подонки, шурум-бурумные пижоны, долговязые рогоносцы, косматые эпилептики, «ритуальные убийцы», швайки конституционные, лопнувшие презервативы, музыкальные пифии, сопливые матадоры, гнусные москиты, отпетые преступники, шанкры пенистые, эгоистичные карапузы, параноидные шахматисты, газы сероводородные, сеньоры обгаженные, фиговые тартюфы, устрицы легендарные, пузырящиеся левиафаны, оптимистичные мулы, рифмованные химеры, гниющие плаценты, масоны пуританские, маскарадные жулики, живые манекены, непризнанные корифеи, копченые сельди, беспаспортные маньяки, партийные деятели, профсоюзные боссы, рабочие аристократы, миниатюрные кикиморы, казацкие папахи, церковные попрошайки, безразмерные влагалища, дурашливые посудины, мозолистые чувяки, хронические обжоры, катастрофические алкоголики, дурашливые проповедники, левшивые рахитики, двуликие нахалюги, раковые опухоли, грамотные сурьки, каблы находчивые дерзкие жлобы, байстрюки с финками, ванильные размазни, мудрящие софисты, иудские христопродавцы, грошевые скупердяи, сексуальные искусители, яркие футуристы, пожарные гайдуки, средневековые еретики, ватиканские иезуиты, хлысты распутинские, абортивные молокососы, обшарпанные тунгусы, очкатые фармацевты, сердобольные распутники, квакающие жабы, бездетные женатики, мохнатые щеголя, харкающие замориши, оскопленные евнухи, химические растворы, формалисты ерундовые, евангельские псаломщики, буддистские паломники, тюремные параши, навозные жуки, занозистые соковыжимальщики, декорации опереточные, умористые зубоскалы, окровавленные социалисты, зажиревшие бундовцы, негашенные везувии, куклуксклановцы промасленные, холостые пропойцы, расторопные биндюжники, веселые капельмейстеры, лихиесуконщики, пастухи паршивые, застенчивые овцы, сердитые фразеры, выжившие пенсионеры из ума, канцелярские секретутки, безответственные паникеры, педики морально неустойчивые, центристские хохмачи, жилеточные рукава, халтурные работники, транзитные топтыгины, столетние ящерицы, вспенившиеся персоны, бесполые сатрапы, властвующие проституты, брешущие нувориши, роковые жонглеры, сыромятные психопаты, загребущие трактирщики, сволочные рифмачи, будки справочные, анархисты бестолковые, кооперативные бляди, галдящие трутни, корабельные швабры, энцефалитные маточные оплодотворители, установщики пистонов, сухомятные дрочильщики, пузатые столоначальники, кровожадные драчуны, кряжистые неврастеники, духовные пастыри, остроязыкие сифилитики, окосевшие спекулянты, разряженные бестии, хромые люмпены, скандальные заморышки, опупевшие эмигранты, безыдейные толстовцы, эксплуатируемые пролетарии, кипяченые полундры, горлопаны с луженными глотками, воинственные ляпсусы, какающие в еду штундисты, сановники с обмороженными маковками, мертвецы окоченевшие, идиоти-ки, озлобленные мавры, арцебашевские здоровые жеребцы, андреевские бесы, братья Карамазовы, мумии древней мандовизийской цивилизации, угодники настырные, канальи торгашеские, святейшие фурсики, фурорные атеисты, недоразвитые карьеристы, служители преисподней, туалетные швейцары, рыцари плаща и кинжала, педикюрные мастера, зажимальщики критики, лобколобзатели, непоседливые лоботрясы, обольстители леших, карикатурные изваяния, античные законники, кардиналы урок, ашуги порнографические, спасители человечества, благодетелинищих, заядлые политиканы, азартные игроки, картежные шулера, камерны-епевцы, раздаватели столыпинских галстуков, шансонные любовники, капризные театралы, недоспевшие клюквы, черноязыкие сплетники, лаврские монахи, чинопочитатели, палачи с шутовскими колпаками, кавалеры ордена подвязки, прославители гильотины, начетчики юриспруденции, специалисты по гинекологии полости рта, писари неряшливые, прогрессивные консерваторы, самоедские шаманы, интеллигентные каннибалы, въедливые дылды, почерневшие каторжане, скулистые ротозеи, бонапартистские кастеты, лысые боцманы, бражничающие фельдмаршалы, чадовые босяки, тузы трефовые, строптивые симулянты, очумелые рассказчики, жилистые циркачи, пришлепнутые очевидцы, причесанные каннибалы, женихи породистые, распарившиеся бродяги, министерские лясоточильщики багдадские воры, пресные деятели, хладнокровные юмористы, коренастые яхтсмены, вшивые банкроты, распухшие хозяева, семиструнные болячки, жемчужные одуванчики, бесчеловечные бонзы, желатинные молодчики, трогательные стяжатели, будничные пришибеевы, участливые держиморды, безбожные подхалимы, хлябидные лапотники, усатые подыхальцы, зачаточные стадники, благочестивые мизантропы, блаженные помпадуры, заунывные пантеисты, трясуны-комиссары, прожорливые ловкачи, залупатые лорды, вопрошающие кикиморы, беспозвоночные приспособленцы, ревнивые папаши, жестокие тести, запачканные насекомые, шавки притухшие, лукьяновские бандюги, свинячьи рыла, драпированные клизмы, благородные драконы, отчаявшиеся сводники, малярийные комары, холерные бактерии, бациллы чумы, бедуины в пустыне, двугорбые верблюды, шантажирующие провокаторы, слюнтявые стиплеры, волосатые бурбоны, иллидоровские ослицы, опричники ивано-грозновские, императорские шпики, новоявленные резонеры, стихийные оппортунисты, цензовые делегаты, университетские выскочки, уникальные гангстеры, большевистские вожди, иерархия дураков, гетманы в бриджах, ацтекские идолопоклонники, бабники возбужденные, полусознательные марсиане, серые бурсисты, базальтовые серафимы, скептики всухомятку, лоцманы гнилых заводей, кадрильные пташечки, серо-буро-малиновые лопухи, волчьи дети, счастливые ростовщики, ломовые лошади, доисторические окаменелости, язвительные сыновья, заквасные иероглифы, окольцованные карманники, беспризорные мартышки, озорные распутники, воздухозамковские мечтатели, мещанские волшебники, магарычевые полицейские, отхаркивающие материализм мистики, замаскированные полиглоты, массивные ползуны, мускулистые денщики, прилежная деревенщина, баклушные мастера, денежные биржевики, деликатные абитуриенты, инвентарные матросы, барбарисовые индивидуалисты, махонькие прокураторы, мессии хаоса, проповедники безвластия, подурневшие аббаты, кашалоты мафии, вооруженные неандертальцы, вольфрамовые судари, окаянные медики, флотские закоперщики, лояльные предатели, талмудические вольнодумцы, люди в футлярах, экзальтированные мракобесы, охранники муравьиных куч, крахмалистые шалопаи, министерские подстилки, ассимилированные немчуги, захудалые спортсмены, нестиранные портянки, прагматичные дуэлянты, князья одесских катакомб, ассирийские остолопы, огребатели нечистот, ассенизаторы мыслей, покорители тундры, жители сибирской тайги, цыганские прорицатели, молдаванские мамалыжники…

* * *

Они готовятся с особой тщательностью и помпой. Визит государя – событие!

Что он значит? Только крупные издержки для казны. Местные власти доходят до сумасбродства. В дополнение к полиции местные нюхатели тоже лезут в чуланы, осматривают черные ходы, проходные дворы… У соседей подробно выспрашивают: кто чем дышит? не ведет себя подозрительно? Ну, знайте же! Произвол полицейский и их усердие быть наказаны: воздадим только по заслугам. Они заслужили! Неразмеренный крик может начисто завалить систему самодержавной власти. Хорошо известно, что Господь, желая наказать недостойных, лишает их рассудка. Лучше без него обходиться. Так пусть знают сатрапы: они не всесильны! Воздастся по заслугам! Их стоит проучить! Наказать за гнусное самодурство… Честный человек не может спокойно воспринимать полицейский произвол. Нужно испортить им празднество и превратить в горестные поминки. Пусть они ощутят неизбежность поражения, свой близкий крах.

Дмитрий – обычный маленький человек, но ему суждено совершить великое дело: гомерическим хохотом он разразится над ними. Уверен, обреченные – отживают. Каждый человек должен познать в жизни минуту своего торжества. Иначе к чему жизнь? Скучное это занятие – переиначивать обыденное. Недостойно оно творческого, мыслящего человека.

* * *

Разговоры среди обывателей однотипны.

– Что это полицейские повсюду рыщут? Тщательно осматривают, производят обыски, аресты…

– Как же… Принимают чрезмерные меры охраны. К нам пожалует государь!

– Тогда все ясно… И когда он?

– В конце месяца.

– Этого? Августа?

– Да.

– А в чем дело?

– Торжества ведь…

– Да… Упустил из вида… Так чего они так рано задвигались?

– В несколько приемов… Разве просто сразу выудить и арестовать всех подозрительных? Кого вышлют, а кого изолируют на все время торжеств.

– Полиции-то, полиции…

– Понятно! Со всей России стянули резервы: из Петербурга, Москвы, Риги, Харькова, Варшавы… Даже из Сибири и Кавказа прислали охранников. Усилили наружную охранную полицию. Пополнение получили отряды городовых, филеры, околоточные надзиратели… Совместными силами проверяют квартиры: уже не только в центре города. Сплошь прочесывают окраины. Ведут беспрерывное наблюдение за всеми приезжими. В гостиницах ввели специальный учет… Все на мази!

– Дай-то Б-г! Пусть все гладко обойдется…

– А как иначе? Не зря стянули такую силищу!

* * *

Посторонние замечают, что судачат и о маневрах… Люди такого калибра теряются среди подробностей-деталей, не все видят главного звена в цепи жизни.

Государь и маневры – главная тема разговоров.

– Военные маневры… Гм… – Кандыба решил все поставить на свои места: он любит наблюдать за повсеместным порядком. В душе он анархист. Для русских это не обязательное свойство. Он привык требовать у других.

– Их специально приспособили к моменту… Главная цель торжеств – открытие памятника Царю-освободителю Александру II. Стоит у нас уже памятник Рюриковичу – Владимиру Святому. Будет еще и Гольштейн-Готторп-Романову. Да что я говорю… У нас уже одному Романову поставили, увековечили…

– А с трехсотлетием их дома разве это не связано? – в вопросе Бурко слышна уверенность; он хорошо разбирается в тонкостях политической игры.

– Рановато… Ведь еще два года жить-ждать! – заметил Кандыба больше из желания самоутвердиться и выставить аргумент против.

– Ну и что? В начале прошлого века двухсотлетие не удалось отметить должным образом – помешал Наполеон. И царю Петру – не до юбилеев: шла война со Швецией…

– Рано все же начинать…

– Прицел ясен: триумфально проследовать на виду у Европы всей. Провести торжества в империи Российской. Киев – только начало!

– Об этом пока что не стоит говорить… Всего лишь догадки…

– Но догадки обоснованные! – Но вот он поменял тему, начал петь арию из другой оперы: – Из царствующих домов повезло Габсбургам больше всего. Они пятьсот тридцать три года владели Священной римской империей германской нации. Испанией правили сто восемьдесят четыре года. Австрийской империей позже. Теперь Австро-Венгрией уже сто семь лет.

– Это Габсбурги…

– Валуа владели Францией двести шестьдесят один год. Бурбоны: двести двадцать один год…

– У нас всех грубиянов, хамов называют бурбонами, – в разговор вмешался тип со вздернутым носом, вросшим в узкий лоб.

– Они же двести пять лет держались у власти в Испании и сто семнадцать лет в Неаполитанском королевстве.

– Еще кто?

– Стюарты в Шотландии – двести тридцать два года. Затем в Великобритании ровно сто лет. Тюдоры там же – сто восемнадцать лет…

– Романовым нечего краснеть, они свое взяли.

– Да, во всей Европе нет более значительной семьи. Им ярко светит будущее, – опять этот тип. Верно, монархист. Искренние слова?

– Прелюбопытнейшая статистика!

– Статистика вообще наука наук. Моя страсть. Удивительная на цифирь память. Мне стоит один раз посмотреть или услышать – все! Запомнил на всю жизнь. Приведу даты рождений, правлений и смерти всех выдающихся государственных деятелей по памяти. Да и этапы жизни писателей, поэтов, художников, композиторов тоже. Последних особенно: музыка – моя вторая страсть. Может, даже первая. Только слушая музыку, музицируя сам – чувствую себя человеком, индивидуальностью… Личностью… Звуки… Нет ничего более удивительного в этом мире.

– Эмоциональный вы человек… Только сейчас другое стоит на повестке дня: как лучше подготовиться и встретить высочайших гостей, – заметил Кандыба. Он лишь подумал, но не сказал: «Только оторванные от жизни люди увлекаются музыкой и цифирью…»

– Думаете, вы один готовитесь к приезду высочайших особ? Все готовятся. У охраны особенно много дел, – неугомонно продолжает «интеллигент».

– У них всегда много дел.

– Случаются и перекуры… Нет рьяных служак в этом ведомстве. Спиридович был таким, пока не получил свою пулю.

– Почему «свою»?

– Пусть чужую… И Кулябко вначале крепко взялся: упрочился пока. Теперь он стал обрастать жирком.

– Ему еще рановато подумывать о пенсии, – опять вмешался самозваный тип. Терпят: молчи и слушай, так нет же – со своими репликами и наблюдениями лезет…

– Все очень просто: сбили пламя революции – все успокоились, – заметил Кандыба удовлетворенно.

– Положим… – Бурко не со всем соглашается.

– Теперь ему нечего стараться и выслуживаться – высокий чин… Займет местечко потише, да обязанности спокойнее… Доживать будет! – заметил Кандыба.

– Он еще совсем молодой! – опять этот несдержанный выскочка. Словно без него не обойдется.

– Молодой, да ранний! Не хочет рисковать головой.

– Кому он нужен? – лезет нахально.

– Не говорите. На начальников охранных отделений охотятся…

– Прежде охотились. В последние времена революционеры отошли от индивидуального террора.

– Не все отошли! – опять и опять…

– Все же, стало спокойнее… – Он выдержал небольшую паузу и обратился к Бурко.

Кандыба, полюбопытствовал:

– А вы чем заняты?

Бурко одет скромно, но опрятно. По теме разговора, тону и очень скупым словам и жестам видно – человек он значительный. Много знает. Русский интеллигент! Такие не мирятся с судьбой и окружающими условиями – они ввязываются во все происходящее. Их даже никто не побуждает к деятельности, не тянет заязык.

Кандыба – человек другого склада характера: он ненавидит таких правдистов. Что им надо? Он сам давно понял механику и технику жизни. У нас как в Речи Посполитой: хитрый, нахальный, горластый правит, живет, а остальным поручает прислуживать и создавать удобства. Таков смысл существования. Отдельные люди все еще бредят давно и безвозвратно отнятой свободой. Бесконтрольно чешут языками. Это страшно: власть не может заставить трепетать перед собой. До сих пор дают о себе знать рецидивы революционной анархии. Остались бациллы. Революция – это страшный недуг. Ее дурь еще долго продолжит изводить и забивать головы.

Бурко как-то сразу сник и посуровел.

– Служу-с, – ответил уже сухо, с явной неохотой. Видно сразу: данный вопрос неприятен. Уточнил: – По почтовому ведомству…

– Ну и как? – спросил Кандыба, не заметив произошедшую с ним перемену.

– Ничего-с… Благодарствую за внимание…

– Получше держите язык за зубами. – Кандыба пронизывающе смотрит в глаза. Его совет, высказанный почти заговорщическим тоном, понятен однозначно. – Учтите, не стоит распространяться на политическую тематику. Если… Если, конечно, не желаете потерять службу.

– Учту-с.

– Путь держите на службу?

– Да-с.

– Идите!

– Желаю всего доброго!

– Идите!

И он ушел, смешно и скромно семеня ногами, к аппарату своему телеграфному, где может принимать заказную корреспонденцию возле маленького окошка. Скучнейшая служба!

* * *

Кандыбе легче – он помещик. В некоторой степени даже фабрикант – содержит грибоварни. Грибы – даровой продукт природы. У нас любят соленья, а потому продукцию раскупают. Он специально приехал из своего имения на торжества. Страде нет конца: не выкопали клубни. И по возрасту ему рано забираться на печку. Очень хорошо пошла озимь. Теперь нужны дожди, дожди… У земледельца сейчас радостные забавы – пользуйся щедростью матери-природы. Осень – самая славная пора. Только бы вновь не начали бунтовать мужики! Шумно в городе, но не променять на него опьяняющую щедрость природы. Эх, умиротворяющая эта тишина мироздания! Не хватает определенных удобств, культуры, но зато жизнь здоровая, осмысленная.

Россия смотрит на Запад, создает города, а ее задача – почвы возделывать. Только в здоровом труде и в свежей пище залог могущества Отчизны. Почвенные угодья – главное богатство страны. Скученные города обречены. Но они пока существуют… Но только пока… Наша судьба и самобытность связаны с природой.

* * *

В двадцатых числах августа в Нижний Новгород к губернатору А. Н. Хвостову заехал Григорий Распутин. Его приняли со всеми почестями и пригласили на беседу. На встрече старец сказал губернатору, что приехал посмотреть его душу. Предложил место министра внутренних дел. Губернатор к данному предложению отнесся легкомысленно, а потому ответил в несколько шутовском тоне. Он знал о влиянии Григория Ефимыча при дворе. Столыпина считают в провинции непреклонной силой. Никто бы не поверил, что в настоящее время он может уйти в отставку. Старец усмехнулся и ответил: «Уйти Столыпин должен!»

Распутин спешил в Ярославль, и Хвостов отправил полицмейстера его сопровождать до вокзала. Распутин выслал телеграмму на имя Вырубовой: «Хотя Б-г в нем почитает, но чего-то недостает».

Этому приезду и беседе Хвостов не придал особого значения. Он хорошо знал, что в Царском Селе Распутина держат только для духовных развлечений. Какое он имеет отношение к назначению министров? Сам Хвостов находится в добрых отношениях с государем. Началось все давно: он тогда губернаторствовал в Вологде, докладывал о возможности соединения вологодских дорог с сибирскими через Урал. Царя очень заинтересовал проект многообещающими экономическими перспективами. Перед самым приездом Распутина государь принял Хвостова, что являлось знаком высшего благословения.

И вот пришло сообщение о покушении на Столыпина, а затем о его смерти. Хвостов по делам отправился к царю. Государь его принял неожиданно сухо, почти неприязненно. Увидев такое к себе отношение, тот решил выйти в отставку. Добился избрания в Государственную думу.

* * *

В последние дни августа Распутин приезжает из Ярославля в Киев. Он проживает инкогнито в квартире Размитальского. На вид Григорию Ефимычу около сорока пяти лет, но его сильно старит темно-русая борода. Роста он невысокого. Бесцветные, хитрые глаза его глубоко посажены. Он ходит в пиджаке и ботфортах. Говорит с явным ярославским или сибирским акцентом. Очень трудно подбирает слова и плохо составляет фразы. Часто повторяется. Производит впечатление страшно нервного человека. При встрече со знакомыми мужчинами он обнимается и троекратно целуется. Часто ездит в лавру: просвещает богомольных крестьян. Местные союзные организации оказывают ему удивительное внимание и весьма гостеприимны с ним.

* * *

Муравьев входит в авантюрные историйки и мелодрамы. Он почему-то решил, что сможет в жизни совершить нечто героическое, особенное, что из него получится заговорщик, отличный революционер и преобразователь общества, что его действия выделят его из кодлы среднесписочного обывательского и в почитании вознесут на верхотуру. А почему бы и нет? Ведь он мечтает обо всем чистом и возвышенном. Жертвовать готов! Пока не решил чем. Он не знает, какой выбрать путь. Он лишь хочет… Мечтает… В мечтаниях у него все складно получается. Нужно постараться, и он достигнет всероссийской известности и даже всемирной славы. Да, он мечтает о всемирной славе!

Как хорошо получится! Без злого умысла идет по улицам, а дети пальчиками указывают: «Он!» Незнакомые девушки узнают и первыми раскланиваются. Бесчисленные почитатели снимают шляпы и крепко жмут ему руки. Как хорошо! И жизнь… не только его одного – жизнь всех станет лучше, чище, благороднее. С несправедливостью покончат сразу.

Все бывшие эксплуататоры и тунеядцы будут трудиться в поте лица. А трудящиеся воспользуются всеми благами жизни, как положено по теории классовой справедливости. Так и должно происходить. Ведь быстротечна жизнь. Почему трудящиеся вынуждены терпеть всевозможные несправедливости? Все это нужно уничтожить одним махом. Настанет царство мира и сплошного спокойствия, когда человеческому счастью ничто не будет мешать. Живите себе, плодитесь… Делайте тихо свое небольшое дело. Даже не пытайтесь ничем обидеть ближнего. Только так устроится жизнь! Вокруг весело и счастливо: сияют приветливые лица и детские улыбки, раздается радостный смех. Нет прекрасней согласованной и урегулированной жизни.

Тихо вокруг… Мелодично позванивают подковы, и стучат колеса журчащими трелями. Мостовые отремонтированы. Извозчики приветливы и радостно встречают, предлагая свои услуги. Они отучились матюгаться. В души людей вселились мир, покой и довольствие… Все живут по принципу миролюбия. Перестали быть лживыми, злобными и коварными. В преображенном мире развивается добродетель. Над всей планетой витают мир и покой. Хорошо! Благоухают розы, цветут тюльпаны, распускается сирень – от белой до темно-фиолетовой – и одуряет своим ароматом. Жизнь людей, достойных властителей природы, украшают цветы во всех смыслах воплощения. Сама природа преобразилась по принципам пользы и морали: потеряла злость, коварство, мстительность. Природа существует только для пользы человека: увидела в нем своего благодетеля и достойного сожителя. Больше не нужны борьба и напрасные жертвы, ведь всюду торжествует созвучие и гармония.

Хорошо! Всего этого удалось достигнуть быстро и легко – по своей природе человек создан для такой жизни. Необходимо только безошибочно выбрать цель, направить к нужному достижению, дать ему толчок: все остальное само наладится. Нужно знать и помнить, что существует злая альтернатива: люди способны перерезать друг другу глотки. Но ради чего? Даже при всей своей природной глупости они осознают тщету вражды. Вступят на стезю взаимного сотрудничества. Пойдут по этой дороге. Продолжат идти. До самого момента окончания жизни на этой планете могут существовать справедливость и мир.

До этого идеала никто никогда прежде не смог додуматься. Лишь отдельные люди на словах взывали к миру. А провоцировали и развязывали беспорядки другие. Другие оживляли ненависть и неправедным путем добивались власти для себя: «справедливого подчинения трудящихся масс». Все подобные пути классового устройства общества оказывались неверными. Только один путь привел к всеобщему счастью. Посрамил всех философов и богословов, оказавшихся очень слабыми и плохими психологами. Причина простая: они абсолютно не знают и не понимают потребностей человека. Они углубились в софизмы теории. Смотрят на живого, деятельного человека так, словно он абстрактный механизм. Он способен адаптироваться к изменяющимся условиям жизни. Зачем изменять человека? Легче изменить сами условия существования. Совершили – получили гармоничный мир благоденствия. В этом обновленном мире каждому человеку остается жить припеваючи.

Перевоспитались негодяи. Изменились преступники. Излишней, пустой, никчемной, даже обременительной стали ложь и подлость. Никто к ним больше не прибегает по причине ненадобности. Стало все недорого и доступно. Свой вкус мужчины способны проявить предметно: они по внутреннему побуждению выбирают женщин. И женщины обрели полную свободу. Определяющим стало влечение сердца. В прошлое ушли корыстные комбинаторства. По причине свободы волеизъявления дети рождаются крупнее и здоровее. Хорошо! А ведь могло произойти совершенно не так. Кануло в Лету все прошлое – оно страшное! Справедливость никогда больше не вернется! Как мало нужно для человеческого счастья. Это малое емко, значимо, велико!

Медленно надвигается ночь… Она сейчас не так страшна, как в прошлые годы. Тогда затемно не выйдешь на улицу: рискуешь оказаться ограбленным и раздетым. Сейчас ночь – пора отдыха, веселья и благородного времяпрепровождения. Интеллектуалы заняты физическими упражнениями. Трудящиеся не потеют у станков, а играют в шахматы, слушают музыку, танцуют… Развлекается каждый по своему желанию. Что тут плохого? В происходящем есть толк… Сблизились и перемешались люди физического и умственного труда. Хорошо! Обошлись немногими затратами, но создали грандиозное, на века! Даже на тысячелетия! Поэтому люди благодарны автору осуществленного проекта. Его непременно прославят потомки доброжелательным поклонением. Нужно кому-то начать. Задать тон. Все остальное произойдет само собой… Велико начало – основа любого дела, особенно такого грандиозного.

Даже спать не хочется: столь сладостны мысли и мечтания. Но жизнь иная – страшная! Не выйти на улицу и не включиться в активную борьбу! Для всего этого нет никаких возможностей: зреет только страх за свою безопасность. По городу шныряют ищейки, вынюхивают, ищут… Они ищут его – Муравьева. Хотят с ним расправиться. Они боятся его мыслей, страшатся его грандиозных планов, проектов преобразования общества и всего мира. Все давно узнали: они трусы, ничтожества, царские собаки, хищные шакалы… Благополучия своего не мыслят вне атмосферы страха, ненависти, лжи, подлости, зверств… Над всем честным и благородным в этом мире властвует глупость. Все станет иначе, как только осуществится его проект.

* * *

Должен уснуть… Но как? Бессонница совсем измотала. Усталость сжигает мозг. И мысли, те мысли… Приятные они, но уж очень тягостные: обнажают беспомощность. Нет ничего страшнее бессонницы. Случается, что можно поднять на себя руку. Проще уйти из жизни! Станет лучше, не придется больше мучиться… Не проектировать, не выдумывать… Хлопнуть дверью, сказав свое «хватит». Хватит! Пусть пробуют другие, а с нас хватит!

Бросить все… Пожить свободной жизнью и познать ее радости. Жизнь непродолжительна, так почему приходится мучиться? Ради чего? Неужели кому-то нужно испытывать себя неудовлетворенностью и голодом? Почему вынуждают таить в себе месть? Побуждают звереть? Это ненормально, недостойно человека. Противоестественно.

Как тихо вокруг. Одно желание – уснуть. Уйти от изматывающих мыслей в беспамятство. Относительное счастье – в покое. Но чудовищные мысли лишают покоя и счастья! Страшно болит голова, она буквально разрывается на части. Для нее нет покоя. Хоть бы ненадолго забыться…

Вот уже брызжет рассвет. Который час? Конец лета. Еще рано? Заснуть. Отдохнуть. Глаза слипаются, но нет сна. Ворочаешься на жесткой койке и только. Деревенеют конечности, ломит суставы, а от бессонницы и избытка мыслей тупеет сознание. Нельзя без этого. В этой жизни нельзя обходиться без смысла, призвания, увлечения. Без добрых людей и хорошего настроения – не жизнь, а существование. Что поделаешь? Сам мир злой, многие люди глупы. Чаще побеждают ложь, подлость и коварство. Честное в меньшинстве. Его и вовсе нет: убивают, истребляют.

Муравьев уже давно нелегальный. Утопающий в полном смысле и значении этого слова. Собственная жизнь для него теперь безрадостна. Само будущее без просвета. Обычное ли стечение неблагоприятных обстоятельств? Невероятная ли тут злонамеренность – кто знает? Нельзя больше выдержать: иссякло терпение, нет мочи, выдержки…

Уважать следует свободу, собственный выбор и индивидуальное развитие. Уважать нас не хотят, считаться с нами не намерены. По этой причине люди слабы и безвольны: здоровому индивидуализму не позволяют развиться. Мы такими созданы самой природой: ничто не способствует изменению нашего национального характера. Мы слабы. Но в этом и наша сила: в порядочности и слабости, легковерии, незлобивости. Неизменными останемся на века. В этом наше неизменное счастье, наша судьба… Их окружает несчастная камарилья, вот они живут и здравствуют. До народа им нет дела, их тревожат только фамильные интересы.

В этой жизни не осталось ничего интересного, забавного и дельного: только пустое, мерзкое, слепое, дикое, тупое… Сама жизнь излишняя. За нее держишься из-за своей слабости.

Подполье – это мрак, гниль, сырость, соседство с отвратительными крысами… Такова современная жизнь человека: по собственному выбору, а чаще всего из нужды он живет в несогласии с существующим правопорядком. Протестует – пусть и в душе – против произвола и беззакония властей. Для протестной жизни нужен особый настрой, крепкие нервы и выдержка.

На что же годен интеллигент? В нем чувства сильнее рассудка. Самосохранительные инстинкты предательски мучают и гнетут. Вместо спасения вносят немощность тела, болезнь духа, слабость души.

Все могло быть хорошо, благородно, но не здесь, не у нас… Не в России! Ее судьба особая: она слилась с диктатом, несправедливостью, варварством. Скорее сбежать отсюда – куда глаза глядят. Хоть в «Херманию». Начать жизнь сначала. Трудиться, любить, наслаждаться… Человеку не надо много – лишь пища, одежда и покой. Немного счастья. Почему все это там возможно, а здесь, в России, нет? У нас лишь рабство и дикость.

Муравьев – аскет: его натура довольствуется удовлетворением минимальных потребностей. Живет тихо, скромно. Для нормальной жизни нужны тишина и возможность выбирать свой путь.

Облака опустились ближе к земле – не избежать грозы. Пусть хоть раз саданет нормально! Больше разрушит! Одним разрядом смести всю эту земную бестолочь и бессмыслицу существования. Пусть потоки свежей влаги оросят всю исстрадавшуюся почву, и новая жизнь даст ростки. Новое! Необходимо обновление нынешнего мира. Но на пути к лучшему будущему встречаются препятствия. Нет больше сил ждать…

Нужно бежать… Как можно скорее! Куда глаза глядят. В «Херманию»: там культура, цивилизация, право, порядок… Немцы – народ деловой и развитой. Они живут скученно, добропорядочно, но мирно… Не нужны им подполье, революция и борьба за власть. Только на российских раздольях возможны произвол власти и азиатская дикость. Нигде в мире не потерпят наслоения прошлых веков, остатки рабства, феодализма.

Близка пропасть… Приходится дорожить каждой минутой: скорее, сейчас – иначе гибель. Спасение должно прийти немедленно… Утеряны связи, нет надежды на товарищескую поддержку… Гонимый отовсюду! Разыскиваемый полицией, на нелегальном положении, в подполье. У себя дома невозможно прожить спокойно. Вокруг шныряет полиция, следит охранка… Разыскивают… Им нужны жертвы! Муравьев один из них.

Исход мой окажется плохим, трагическим… Не вывернешься, не уйдешь, отрезаны все пути отступления… Перерезаны дороги… Капкан! Как не хочется погибать молодым! Еще пожить и порадоваться, но приходится страдать, болеть душой, ощущать безволие и слабость духа… Безысходность только умножает страдания, а неопределенность гнетет мукой. Что, что произойдет? Когда и откуда придет спасение?

Хоть бы Гриша из Гамбурга не отказал в просьбе! На него только упование – больше неоткуда ожидать спасения. Выхода нет! Остался я один, Муравьев – палимый солнцем и мучимый жаждой блуждающий пустынник. Не видно конца пути, даже сам путь неровный, неопределенный… Возможно, он ведет в никуда…

Одна надежда на Григория. Но как ему передать? Пусть поймет. Сама просьба для него может показаться странной. Верно, он уже успел забыть Россию, не знает ее современную… Не сможет понять человека, который находится под властью ее диких разрушительных сил. Следует самому находиться в этой берлоге и сталкиваться с издевательствами, только тогда можно понять другого и посочувствовать ему. Не познавший этого проявит безразличие к чужой судьбе. А Григорий поймет: у человека лишь одна надежда осталась – уехать из России, оставить навсегда эту страну, ее правителей и людей. Пусть живут сами, как знают. Он не хочет становиться им пособником в плохом и советчиком в хорошем. Уехать отсюда – его мечта, цель, необходимость… Иначе останется лишь один выход – броситься в Днепр. Но и это исполнить не так легко, как думается. Нужна твердая воля. Малодушный человек не готов совершить подобное.

У Григория ведь не черствое сердце, а потому он поймет и придет на помощь. Не может он, да и не должен своего товарища оставить в беде. В противном случае, это окажется подлостью. Прийти ближнему на помощь, когда он больше всего в ней нуждается, – это принцип человечности. Не навязывать себя, а подойти очень нежно и бескорыстно помочь. Иначе в помощи той какой прок? Одни корыстные побуждения, подобные ростовщичеству. Достоинствами своей души не торгуют люди высокой культуры. Они творят доброе по велению совести.

В детстве Григорий проявлял доброту. Но жизнь меняет людей до неузнаваемости. Возможно, он тоже изменился? Стал другим? Таким как все? И в «Херманни» может процветать крайний индивидуализм, когда каждый живет для себя и не замечает ближнего. Теряются семейные, родственные, дружеские связи. К чему может привести это? Эгоизма определяет почти всю человеческую жизнь. Мало у кого находится достаточно ума и воли, чтобы перебороть в себе скотские инстинкты. С ними большинство людей бороться и не пытаются – они живут по их влечению и велению. Нередко доходят до крайней степени абсурда.

Нет, Григорий таким стать не должен… Но подвержены сильным слабостям и слабым сильностям все без исключения люди-человеки. Такова природа – консервативная, но современная по структуре. Сердце Григория не должно очерстветь: тогда верить ни во что нельзя. Хоть частичка человечности должна же остаться. Перестать быть самим собой. Совершенно измениться. Жизнь доброе делает добрее, а злое – злее. Но превратить доброе в злое невозможно.

Григорий обязательно придетна помощь: есть выход из безвыходного положения. Эта недалекая «Хермания» манит к себе. Там безопасно, спокойно, существует свобода в первозданном виде: неиспорченная произволом и не рафинированная. Человек волен поступать свободно: жить так, как у нас не позволяют. А если не хочет человек, не может так – что тогда? Почему он должен кому-то подчиняться? Не считается этот кто-то с чужими интересами. Наша государственная машина порабощает самостоятельность и саму человеческую мысль. Она по принципу призвана служить человеку. Все мы – рабы государства! Его тупой бессостра-дательный механизм навязывает свою дикую волю разумному человеку. Любое государство – первейшее зло. Иногда зло необходимое, но чаще всего отупляющее, неотвратимо порабощающее, злобное. В мире нет ничего злее этого образования.

Этот Григорий… Только бы он помог, ведь ожидать поддержки-помощи больше не от кого. Нервы сдали, превратились в веревки… Воля перестала подчиняться. Все очень серьезно – разговоры об опасности не пустые. Тяжко, гадко. Однообразие-безысходность. Волочишься из конца в конец комнаты… Мысли, одни мысли… В результате – ничего конкретного, определенного. В тех мыслях редко существует прок – только одно расстройство пищеварения. Размышлять – пустое, никчемное занятие. Опасное. Мысли не созидают – разрушают. От них польза относительная, внешняя, чисто видимая. Но вред ощутимый. Разве те мысли помогают достать вид на жительство? Окажись Григорий настолько добр, принял бы деятельное участие в облегчении страданий. Для этого достаточно проявить минимум порядочности. Немного заботы. Интерес к ближнему. А это требует внимания, отзывчивости и доброты души.

Хоть бы он ответил немедля, ведь дорога каждая минута. Сложилось так, что я нахожусь на краю обрыва. Внизу зияет пропасть. Когда человек знатен и богат, возле него вьются почитатели: все они жаждут отхватить свою порцию почестей. Но если он беден и болен душой – нет ему сочувствия.

В этом мире люди считают доброту опасной, слабой, расслабляющей, поэтому они стараются в ответ проявить черствость. Злое для них твердо и прочно. За это боготворят. Сочувствие тоже считают слабостью. Безразличие – иное дело. Кого это касается? Кого может заинтересовать человек, находящийся более года на нелегальном положении и прячущийся от властей. Он превратился в загнанного зайца. У него нет документов. Жить по чужому паспорту – плохая гарантия. Стоит им только поймать – не миновать тогда каторги. А это такая штука, на которую никто добровольно не идет. Попадешь чистеньким, а станешь подобным любому урке. Не хочется пропадать, ведь молодой – всего двадцать один год. Жить еще жить, а тут тебе такая петрушка! Имелось бы хоть за что, а так – ни за что ни про что… Ни за доброе слово, ни по прихоти злого рока…

Вырваться хоть в Швейцарию: расположен там большой круг знакомых. Но там нельзя получить работу. Остается «Хермания», а здесь из знакомых только Григорий. Больше никого. Какая там главная загвоздка? Без знания языка, прочной материальной базы можно просуществовать первое время, а как дальше? Следует заранее получить совет у Гриши, а на его помощь понадеяться только при устройстве.

Теперь дорога каждая минута, ведь не догадался раньше обратиться к нему. Теперь приходится торопиться. В спешке редко когда все обходится удачно. Чаще – наломаешь дров… Но что тут поделаешь? Обстоятельства сложились столь непреклонно. Нет другого выхода – только спешить, спешить… Спасение лишь в одной спешке: оторваться, спастись, уйти от преследования. Вырваться из волосатых рук безысходности. Случается, мгновение спасает жизнь. Сейчас подошел именно такой случай. Преступно без цели терять мгновения и минуты. Тяжелый период сплошных переживаний, несомненно, может скоро завершиться самыми печальными последствиями. Предчувствия обманывают редко. Сейчас они явственно говорят о неотвратимо близком несчастье. Все складывается как будто преднамеренно: стечение обстоятельств, обстановка, события…

В городе творится нечто ужасное, в центральном районе особенно – готовят, грандиозные торжества. Давно не происходило такого бедлама: приезжает царь Николай II с многочисленной свитой. В ожидании этого события местные власти спешно ведут зачистку, а это значит, почти у всех проверяют документы. Блокировали проходные дворы. Идут круговой облавой. Хотят таким способом очистить город от всех подозрительных и потенциально опасных элементов. По документу словно поймешь, чем живет и что замышляет.

Они уже не рассчитывают на свои силы: приехали московские и питерские ищейки… Их свора. Присматриваются, прислушиваются ко всему, вынюхивают…Кажется, им не хватает органов чувств. Их занятие не описать словами – они исполняют некое незаурядное дело. Выйти на улицу незаметно нельзя: обязательно окажешься под въедливым наблюдением, заставят показывать документ в развернутом виде. При отсутствии документа сразу арестовывают для проверки личности. Даже покажешь им документ – сверяют его с личностью, проверяют каждую запись.

Тучей легли репрессии! Царствующих особ оберегают, а основы государственного устройства пытаются сделать незыблемыми. Стараются сохранить их неприкосновенность. Сами же боятся легкого ветерка. Непрочна их структура – она строится на страхе и насилии. Держится на разветвленной армии охранного отделения и тайной полиции. Все они паразиты и только! Живут за народный счет. Существенного не производят ничего, только плодят страхи. Ныне дорогим стало поддержание спокойствия и правопорядка. Не выдержит крупные испытания система насилия.

И выбраться отсюда нельзя – это тюрьма без стен и решеток. Тот же одуряющий режим… К делу! Как и что в той «Херманни»? Столь же слепо относятся к документам, как и здесь? Можно по просроченному паспорту? Например, выдали его на полгода. А как дальше? Что делать по истечении его срока? Выдадут на месте новый? Опять попадешь на нелегальное положение, но уже там? Вопросы ставят в тупик. Кому нужен тот документ? Столько с ним мороки…

Говорят, и в «Херманни» при устройстве в квартиру требуют документы. Это уже ненормально. Неужели немцы такие же законники, как мы, русские? Они строгие формалисты? Какой там нужен паспорт? Заграничный? Или достаточно наш, обычный? Можно существовать по другому паспорту? К примеру, взять его у знакомого, не возвращать и уехать. Владелец потом заявит о потере паспорта. Потребуют тогда у него здесь справки? Обнаружится подвох? Как тогда? Выслать могут этапом? Оставят в покое?

Надо серьезно заняться немецким. В чужой стране очень худо без знания языка – пропадешь запросто. Стоит ли вырываться из одного мешка, чтобы слепо попасть в другой? Разве нормально жить по липовым документам на свой страх и риск. Приходится бояться за каждый свой шаг, всего остерегаться. Вскакивать при малейшем стуке-шорохе… От такой жизни легко в Кирилловскую попасть…

Особенно сейчас нужно остерегаться, ведь предстоят торжества. Заперся, словно крот в свою нору. Остерегаешься даже выйти на улицу. Можно легко попасть под наблюдение агентов. Эти невоспитанные нахалы пристают даже к солидным людям. Пусть подберут их черти! Как все надоели! Здесь затишье – разбрелись кто куда… Все распалось. Кажется, и в Москве дела обстоят не лучше. Только пусть поскорее кончатся торжества, тогда можно предпринять энергичные меры… Больше терпеть нельзя, просто нельзя…

И в «Херманни» шныряют ищейки. Оказывается, осматривают исподлобья всех встречных. Друг другу подают подозрительные знаки. Чтобы оставаться вне подозрения, и там нужны приличный костюм, крахмальный воротничок и высокие манжеты… Показное приличие! И вправду, костюм до неузнаваемости меняет внешность. При обыске охранка забрала карточку – там снят в шестнадцать лет. Благодаря костюму слабо на себя похож. По нынешнему документу мне двадцать восемь лет, по лицу-фигуре трудно дать более двадцати четырех. При проверке это обнаружится сразу. Повернешься куда – кругом фиаско! Таких скверных, взаимно переплетенных обстоятельств никогда не случалось: положение безвыходное. И не знаешь, что предпринять… Сидишь и мечтаешь.

Голова ничего не соображает, не варит! Когда все это кончится, да и чем? Хочется хоть немного пожить лично для себя. Одна надежда на товарищей. Но неоткуда больше ждать товарищей… На свободу бы только вырваться. Устроиться. Можно жениться. Работать. Жить как все люди: без страха и упрека. Жить, как получается, по собственному выбору.

Что можно здесь сделать? Вся страна пронизана произволом. Любая инициатива, несогласованная с властями, воспринимается как антиправительственное выступление. Живая мысль, не шаблонный поступок – под подозрением. Реакция залила все поры жизни. Она выступает под своим именем и собственной сущности не скрывает. Захлестнула движение. Как некогда явилась в моде откровенная честность: «Иду на вы»… Реакция откровенно осуществляет свои неблагородные функции. Но что поделаешь? Она вызвана необходимостью – правящие классы без нее уже не способны удержаться у власти.

* * *

На высоте охрана? Или это видимость и маскировка? Нет, из подворотен подозрительно оглядывают каждого прохожего. Торжества! Подготовку к торжественному празднованию трехсотлетия царственного дома Гольштейн-Готторп-Романовых в мире начали загодя. Легко нашли повод – открытие и освещение памятника Александру II, Царю-освободителю.

Гнет не прекращается: он приобретает повсеместное распространение, давит все с большей силой. Русские долго не выносят чужеземное угнетение (татаро-монгол все же терпели полтора столетия), но угнетение собственных правителей считают вполне нормальным явлением. Беспрекословно мирятся с ним. Неизбежное зло им кажется желанным. Русские слишком податливы и сговорчивы, многотерпеливы и выносливы. В этих чертах характера заключены основные причины их страданий.

Гнет становится утонченнее, тягостнее, захватывает все новые сферы бытия, приобретает повсеместное распространение. Власти удаляются от своих подданных все более и более: они не знают их нужд и желаний. Находятся в плену собственных фантастических идей, которые осуществляют при помощи угроз, силы и оружия. Власть становится чуждой народу. К несчастью, при безразличии граждан к судьбе собственной страны и личным стремлениям такая власть может существовать долго. Для себя лично эти люди делают все без какого-либо желания, словно по принуждению. Безалаберность, леность свойственны им сильнее всяких прочих вещей.

Никакими искусственными впрыскиваниями и другими мерами невозможно вывести их из вековой спячки. Должен произойти естественный процесс возмужания и становления. Он может занять целые столетия… Власть удерживает народ в кабале, не позволяет ему выйти из своего средневекового застоя, состояния политической индифферентности, нравственного сна, безволия и опустошения. Еще долго должна катиться телега развития. Народ безмолвствует: ему нечего сказать. Он примирился со своим бесправием – считает его вполне нормальным. Для себя ничего другого не видит, не предпринимает. Прежде должны пройти века, а уж затем люди выйдут из своего стихийного состояния и превратятся в дельных сочленов правового сообщества. Столь радикальные преобразования необходимо осуществлять постепенно и незаметно. Со временем они пойдут быстрее. Это очень долгий процесс видоизменения человеческой психологии: наряду с преобразованием жизни и условий существования общественного организма.

Человеческий механизм очень чувствительный, подвержен травмам и обидам, а потому его не стоит испытывать на прочность и стойкость. При нахождении любителей острых ощущений среди людей, пусть они распоряжаются сами собой. Простой смертный обычно противится шквалистому нашествию безграничного количества факторов и отдельных обстоятельств. Природа гармонична. Здесь существуют явные огрехи и видимые простым глазом несоответствия. Своей жизнедеятельностью человек словно пытается не устранить эти факторы, а узаконить их существование. Это печально. Постоянно осуществляется процесс подстраивания человеческого организма к изменившемуся обществу. Общество все еще малоповоротливо и консервативно. Оно не любит сильно шевелиться, разворачиваться и маршировать. Оно удобно устроилось. Его почаще нужно тормошить, иначе обрастет жиром и постареет. Его необходимо выводить из равновесия и неподвижности, но не ввергать в пучину постоянных испытаний, издергивающих нервную систему. Неврологический запой пагубно отразится на всем организме, а потому его необходимо беречь от чрезмерной нагрузки.

Очень нежна психологическая структура общественного организма: ничего не стоит вызвать в нем массовый психоз. Но потом попробуй избавиться от его последствий. Болезнь духа – очень долгая и опасная болезнь. Она в какой-то момент способна разрушить сам организм. Нельзя допустить ее развития. Ее необходимо локализовать в самом начале. Возникает очень много неясностей и вопросов в связи с каждым поворотом судьбы. Психика не терпит никаких неясностей и недомолвок. Ответы ее не всегда верны. Общественное устройство и так непросто, а его еще и преднамеренно усложняют, скрывают механизм работы от человеческих взоров. Не подпускают к тайнам ближе, чем на расстояние пушечного выстрела. Если бы общество исповедовало только благородные законы… Вся беда состоит в том, что благородство оттеснили на план задний. Оно находится в загоне. Его пытаются всячески искоренить и подменить чем-то другим – фальсифицированным и частично доброкачественным.

Нередко в общественную структуру пытаются ввести злое начало: наделяют его сильным характером и мощной движущей струей. Бессострадательно злое, как всегда ненавидит все живое и норовит заменить его бессловесными механизмами. Существуя в чистом виде, добро слабо способно противостоять хитроумным сплетениям зла. Но благодаря своей настойчивости, стараниям и упрямству добро побеждает. Ненадолго и тем более не окончательно. Борьбой вечно движет какой-то болезненный азарт – при внимательном рассмотрении замечаешь это. Вся жизнь кажется борьбой. Борьбой двух начал. За существование. Видно, никогда победа не достанется чему-то одному. Злое и доброе не встречаются в чистом виде. В одном есть частица другого. Только при упрощенном взгляде на вещи возможно их разделить. Действительность намного сложнее любых чистых схем и построений.

При всех своих недостатках и грубостях структуры государство необходимо. Оно хоть как-то сглаживает человеческие страсти и сдерживает преступные наклонности. Оно не способствует развитию талантов, но и не противостоит им. Сумел преодолеть преграды, пройти сквозь очистительный строй жизни – молодец, а нет – пиши пропало! Инициатива, энергичность и предприимчивость всегда достигнут своей цели. Кому нужны слабые таланты? В этой жизни часто властвует хищничество. Слабость называют пороком. Подниматься в путь со столь малоценным багажом несолидно. Потенциальный талант – малосущественное существо. Оценивают лишь его грани, раскрытые по достоинству. Чаще всего посмертно.

Мир насыщен злобными середнячками: разве эта публика позволит кому-то стать умнее себя, просвещеннее, стоять выше, обладать большим авторитетом и влиянием? Этого типа ничтожества преследуют любую незаурядную мысль и оригинальное действо. Они хотят следующего: пусть таланты во всем походят на бесталанных, то есть их самих. Пусть талант потеряет свое характерное лицо и внешность. Но такое почти невозможно, чтобы талант стал заурядным. Это противоречит здравому смыслу. При жизни любому таланту несладко достается от общества. Само же общество без стеснения и с готовностью пользуется деяниями талантов. Оно посмертно даже обожествляет творческую жизнь и деятельность «своих талантов». Наделяет почти мессианскими чертами. Излишне это. Только в преодолении препятствий полностью раскрываются характер и дарование таланта. Законно утверждается правда. Общество – испытательный полигон для таланта. Ценность такого общества не больше самого полигона. Общество редко достойно рождаемых в его среде талантов. Они сами мужают и развиваются. Общество почти всегда только среда для их жизнедеятельности.

* * *

Вовсю разгулялась кулябинская охранка: шныряют агенты, у всех встречных проверяют документы. «Подозрительных» без стеснения берут за шкирку, руки заламывают за спину и волокут в участок… Там разберутся! Они не сильно разбираются: на время торжеств некоторых помещают в камеры. Массу людей, не угодивших наружностью, выслали из города. Освобождают только совсем уж безобидных.

Пользуются великолепным поводом для принятия взяток. А что остается делать? В этом мире многое продажно. Только подкармливая друг друга, человечество способно сносно существовать. Таков закон всепоглощающей коррупции.

* * *

В последний месяц лета Киев демонстрирует свою роскошь. Все есть: овощи, фрукты, в изобилии мясные и молочные продукты. Стойки и прилавки в буквальном и переносном смысле прогибаются от груза. Никогда жизнь не проявляет умопомрачительную щедрость, как в конце лета.

К медовому общественному настроению охранка присовокупила огромный ушат дегтевой добавки. Решили угодить высоким гостям. Те возжелали совершить увеселительную поездку по южной провинции в честь предстоящего через два года празднование юбилея – трехсотлетия царствования династии Романовых. Событие! При одной мысли об этом возникает тягостное настроение, ведь это века бесправия и горести народных масс.

Празднества властей – отличный повод для осмысления трагического пути и раздумий. Самые развитые и умные народные представители в такие моменты ощущают безвыходность положения и всю тягость существования. Они намечают реальные пути к спасению.

Пробил двенадцатый час охранки: они выслуживаются, пытаясь оправдать историческую миссию своего существования. Проявляют важность своей миссии, доказывают полезность и даже больше – необходимость вездесущего охранения. Им удается сохранять спокойствие в государстве и его внутреннюю безопасность. С этой целью применяют разные формы устрашения. Среди подвластного населения сеют страх. Часто даже мнительный, умозрительный страх держит людей в повиновении и бездействии. Масса остается непротивленцами торжествующему злу. Нахальное чванство властей щедро поддерживает скромную бездеятельность подвластных. Нельзя при помощи грубого командования и диктаторства управлять людьми, осознавшими свои права и общественные возможности.

* * *

Дмитрий совершенно не удивился показному гимнопению разнузданного самодержавного полноправия. Забавно смотреть на тупоумных держиморд и стражей порядка. На их прямолинейную устрашающую деятельность. «Хулиганы правопорядка» производят впечатление на политических младенцев. Человеку, повидавшему виды, становится просто смешно, ведь их самоуверенность ограничена. Не дают покоя озорные мысли: пора устроить достойный фейерверк – пусть позабавится публика. Показать им самим, что скрывается под беспечностью видимой собранности и организованности. Над ними давно пора посмеяться, доказать их беспомощность при самых простых обстоятельствах. Их сила и прочность режима – кажущиеся, не действительные. Государственная структура – фальсификация низкой пробы. Это бессострадательная машина угнетения – не управления. Только при активном участии самодеятельных масс возможно справедливое управление. Его не допустят. Победа анархической революции приведет к искоренению и расформированию правительства, роспуску разнообразных ведомств, канцелярий и министерств. В человеческой жизни редко случается лучший момент для политического озорства, а ныне представлена такая возможность. Попытка ведь не пытка, надо испробовать везение! Авось, вынесет… Разве можно безразлично относиться ко всему окружающему разврату? В глубине его сознания и сердца родилась ненависть: она должна, в конце концов, излиться.

Беспрерывна мысль. Она изобрела грандиозный террористический акт. Остается отработать детали его осуществления. При обилии неизвестных нельзя заранее предусмотреть все обстоятельства. К условиям еще придется приноравливаться. Экспериментировать. Жизнь подсказывает, что готовиться следует к непредвиденным обстоятельствам. Без свободного течения жизнь теряет интригу и сокровенный смысл. Она становится ненужной. Подавляющая часть населения ведет подобный образ жизни.

Дмитрий совсем другой: он выделяется из серой массы обывателей и потребителей. Подчеркивать индивидуализм непростительно самонадеянно – это одна из форм надменности. Но преступно подавлять в себе эго – особое свойство самовыражения. Общество должно стать содружеством индивидуальностей, тогда оно сможет нормально существовать и поступательно развиваться. Не оставаться серой массой, толпой, стадом…

Самозваные вожди и «благодетели человечества» способны развить свои противоестественные способности только в условиях застоя и коллективистской инертности. Только тогда они смогут вещать «от имени, по поручению». Собственные желания выдавать за абсолютный закон. Запуганное общество не позволит себе даже усомниться в истинной их ценности.

В связи с предстоящими торжествами на разных направлениях ведут интенсивную подготовку. Заканчивают укладку бетонного основания на Тимофеевской улице. Приступают к замощению ее мозаикой. Укладывают бетонное основание, совершенствуют мостовую на участке Би-биковского бульвара между Безаковской и Тимофеевской улицами. Между Фундуклеевской и Бибиковским бульваром – на участке Большой Владимирской. Бибиковский бульвар в части замостят мозаикой. На Крещатике – между Царской площадью и Институтской – замостятг ранитными кубиками. На углу Безаковской улицы и Желянской установили железную арку свыше двух сажен: над ней возвышается герб города с приветственной надписью. На Александровской улице, вблизи Царской площади, установили деревянную арку. На главных улицах города на домах установили транспаранты, металлические вензеля с царскими инициалами. Разноцветные электрические лампочки собрали в узоры. Раскрасили дома национальными флагами. Некоторые строения увесили гирляндами из живой зелени. Вечером город иллюминировали. Повсюду царит праздничное настроение. Крещатик, Александровская, Большая Владимирская, Прорезная, Фундуклеевская красочны, как и многие улицы на Липках. Частные дома многие украсили флагами, вензелями, портретами. Задрапировали коврами, разноцветными полотняными материями, зеленью и живыми цветами. Педагогический музей имени цесаревича Алексея построен по собственному проекту инженером П. Ф. Алешиным на средства С. Могилевцева. Над его фасадом большой двуглавый орел, над ним надпись: «На благое просвещение народа».

На правом откосе Владимирской горки красуется большой двуглавый орел. Его создали из ковровых растений. Вензель государя императора Николая II изображен в центре. На втором откосе из зелени и живых цветов собраны вензеля государя императора и императрицы с императорской короной, заключенные в порфиру из камней. Они окрашены в красный и белый цвета. На третьем откосе на Александровской улице из ковровых растений сделали надпись «Боже, Царя храни!». В ней из окрашенных в белый, синий и красный цвета камней изображены два перекрещивающихся национальных флага. Выполнили работу под руководством художника по рисункам С. Ф. Лесиша. Приведены в порядок днепровская набережная и пристани. Казенная пристань драпирована флагами и материей, окрашена новая широкая лестница, ведущая к пристани. Замостили шоссе на набережной, казенные пароходы выглядят нарядно.

В четверг, 25 августа, на всех рекламных тумбах, щитах и многих заборах расклеили объявления:

«Извещение жителям г. Киева от Киевского, Подольского и Волынского генерал-губернатора.

Государь Император с Государыней Императрицей с Семьей Августейшей 29 сего августа осчастливят своим посещением г. Киев. Пребывают Их Императорские Величества на станцию Киев в 11 часов утра и пробудут в г. Киеве несколько дней.

Местные власти своевременно объявят и примут надлежащие все меры, необходимые для обеспечения общественного порядка, свободы движения и проезда по улицам. Выбегать навстречу к царскому экипажу, бросать цветы подавать прошения при проезде по улицам воспрещается. Находящим необходимость прибегнуть к царской милости будет открыт доступ для подачи всеподданнейших прошений в императорском дворце, где в отведенном помещении особом прошения будут приниматься флигель-адъютантом.

Будучи уверен, что властям не придется прибегнуть к мерам строгости, лишь в случаях нарушения порядка применяемым, я обращаюсь к верноподданнической преданности благомыслящих всех киевлян и прибывших в г. Киев на высокоторжественные сии дни и прошу содействовать должностным лицам в поддержании необходимого порядка путем неуклонного следования требованиям, предъявляемым сими последними лицами. Только при отношении населения таком отзывчивом к мероприятиям властей могут вполне обеспечены достойная встреча Их Императорских Величеств и радостное проведение предстоящих торжественных дней.

Августа 24 дня 1911 года, г. Киев. Киевский, Подольский и Волынский генерал-губернатор, генерал-адъютант Трепов».

Из газет точно известно, что готовят пышное торжество! Газеты опубликовали «Программу путешествия Их Императорских Величеств в Киев на освещение памятника Императору Александру II».

* * *

«29 августа. 11 часов утра: прибытие. На вокзале выстроят почетный караул. Посещение Софийского собора. Прибытие во Дворец их Императорских Величеств. У Дворца выставят почетный караул.

2 часа 30 минут дня: посещение Киево-Печерской лавры.

4 часа дня: представление во Дворце православного духовенства, высших военных, гражданских чинов, придворных чинов, кавалеров, представителей иностранного духовенства, представителей от дворянства, а также иностранных консулов.

30 августа. 11 часов 30 минут утра: отъезд Государя Императора к обедне в Михайловский монастырь. Крестный ход к памятнику Императору Александру II мимо памятников св. Владимира и св. Ольги.

12 часов дня: освящение памятника Императору Александру II. Возвращение во Дворец.

2 часа 30 минут дня: на плацу перед Дворцом представление депутаций.

3 часа 30 минут дня: от новых выборных земств, учреждений в доме генерал-губернатора представление депутаций.

4 часа 30 минут дня: прием в дворянском доме.

7 часов 30 минут вечера: парадный обед во Дворце.

31 августа. Маневры. При возвращении с маневров посещение Кадетского корпуса.

В 18 часов вечера: прием Их Императорских Величеств в саду Купеческого собрания общественным управлением и киевским русским купечеством. Иллюминация Труханова острова.

1 сентября. Маневры. 4 часа дня: смотр потешных на Печерском плацу и соколиная гимнастика. (Там же один рысистый пробег лошадей на приз в честь Его Императорского Величества.)

9 часов вечера: спектакль в Городском театре.

2 сентября. Смотр войскам на месте маневров. 7 часов 30 минут вечера: обед во Дворце начальников отдельных воинских частей. Отбытие в г. Овруч Его Императорского Величества.

3 сентября. 10 часов 15 минут утра: прибытие в г. Овруч. 6 часов вечера: возвращение Его Императорского Величества в г. Киев.

4 сентября. 10 часов утра: освящение памятника св. Ольги. Посещение Покровского женского монастыря. Посещение музея имени Цесаревича Алексея.

Посещение университета св. Владимира, Александровской гимназии, Музея имени Государя Императора Николая II. Вечером отбытие Его Императорского Величества в г. Чернигов.

5 сентября. Пребывание в г. Чернигове.

6 сентября. Около 8 часов утра: прибытие Его Императорского Величества из Чернигова в г. Киев. 11 часов утра: Отбытие Их Императорских Величеств изг. Киева».

* * *

Для общего сведения до довели населения Киева «обязательное постановление».

«1. Владельцы усадеб и домов в г. Киеве (достроенных и не достроенных), на пути следования Его Императорского Величества во время проезда расположенных, обязываются:

а. все ворота зданий и заборов им принадлежащих держать закрытыми;

б. на крыши, чердаки, заборы, деревья и к слуховым окнам никого не допускать и при каждых воротах иметь привратника, который должен впускать и выпускать только известных ему лиц.

2. Хозяева квартир, расположенных в тех же местностях, во время проезда Его Величества обязываются допускать к окнам и на балконы квартир, ими занимаемых, только лиц приглашаемых и хорошо им известных.

3. Виновные в неисполнении этого обязательного постановления подвергнутся в административном порядке штрафу до 500 рублей или аресту до 3 месяцев».

День такой яркий, знойный… Кажется, каждый бугорок опален солнечными лучами и окрашен их блеском. Лучше не выбираться в такой день на песчаные россыпи Днепра: придется все время в воде маяться, иначе можно получить тепловой удар, сгоришь на солнце… Душно. Пусть хоть дунет слабый ветерок и перемешает застоявшийся воздух.

Лошади изнывают от жары, плавно покачивают вытянутыми мордами. Хвостами они отбиваются от слепней. Извозчики легко засыпают, хотя в такое оживленное время не до сна. Ничего не поделаешь с той усталостью. Переморились. Город не такой уж огромный, а гостей понаехало со всей земли русской. Нечасто выпадает момент повидать государя, пожелать здоровья доброго и всяческих благ многочисленному августейшему семейству. От их состояния сильнее всего зависит благополучие страны. А наше личное в полной мере!

Изнуряющий зной. Под ногами – хлябь. Расплавленный асфальт, на нем выступают искристо-черные смоляные прожилки, он дышит чадящими испарениями, поэтому лучше передвигаться по булыжниковой мостовой. В этом случае подвергаешься опасности оказаться сбитым лихим извозчиком. Зачем используют асфальт для покрытия тротуаров? Известно, что это вредоносный материал: он создает лишь видимость ровной поверхности, а которой легко ухаживать дворникам. Но это месиво разжижается под палящими солнечными лучами. На поверхность выступает смола. И как только возле нее трудятся люди? Смола – самая болезнетворная составляющая часть асфальта. Это относительно дешевый материал, вот и гребут доходы. Человеческая жизнь и здоровье никого не интересуют. Расчадили печи: над ними вьется густой черный дым. Вокруг оседает копоть… Изнуряющий зной… Одно неуемное желание – забраться куда-нибудь в тень, пробраться к воде… Прямо над головой висит солнце: берегись прямого удара палящих лучей.

Прозрачное небо прекрасно своей голубизной. В эти часы лучше всего посидеть над книгой, поразмыслить в тени кабинета, а не сновать по улицам в поисках случайного. Пусть скорее минует полдень: солнце перевалит к вечеру, наступит какая-то прохлада. В этом прозрачном воздухе легко просматриваются волны света; ряды раскованных цепей легко ниспадают по наклонной плоскости.

* * *

Все царствование Николая II оказалось кровавым. Сопровождали его частые кровопролития, «бескровные» виселичные казни. Смерть, стоны, зарево пожарищ, ружейные залпы, виселицы, звон кандалов. Таким оказалось царствование последнего Гольштейн-Готторп-Романова.

Началось его царствование 14 мая 1894 года с Ходынки. Для масс на Ходынском поле устроили угощения по случаю коронации молодого самодержца. Пролегала дорога по волнистой местности, через овражные углубления. К халяве! В дополнение к этому сплошь и рядом попадались ямы. После недавней лагерной стоянки и воинских маневров ямы остались не засыпанными.

Народ валил сплошной толпой. Нетерпеливые задние, опасаясь оказаться обделенными, начали давить передних. Возникла паника. Ядро толпы быстро превратилось в бесформенную массу и в кровавое месиво. Люди падали в ямы и оставались там лежать. Некоторые – навечно. Накатывали все новые волны людей: давили друг друга, ломали руки, ноги, разбивали головы… Так возникла братская могила из живых тел и трупов. Далеко по округе разносились вопли и стоны удушенных, изувеченных и заживо погребенных людей. Одни проклинали все на свете, другие молили о пощаде. Казалось, страшные вопли долетают до самого неба. Не пришла помощь! Толпа все давила! Теперь всеми движело уже любопытство: оно даже сильнее желания поживиться даровым угощением и подарками. При виде этого страшного зрелища, почти дантовских картин ада, у некоторых людей волосы становились дыбом, другие теряли рассудок. Мировая история знает немного подобных случаев массовых избиений людей. Это памятные кровавые оргии Нерона, Варфоломеевская ночь, избиение евреев в Испании инквизитором Торквемадой и массовое потопление соплеменников в Северной Двине царем Иоанном Грозным.

Вечером того дня в московском Кремле устроили костюмированный бал пышный. Несмотря на трагедию, веселье продолжалось. Охмелевший и чрезвычайно довольный Николай-Николашка отплясывал со своей возлюбленной государыней Александрой Федоровной – Алисой…

Царь Николай II всем доволен: получил престол, рядом жена, многая челядь…Все это досталось ему непросто. Особенно жена Александра Федоровна Гессенская. Его отец, царь Александр III, властный человек и твердый политик, выступал против этого брака. Он не одобрил выбор сына: наследник российского престола не должен брать в жены болезненную гессенскую куклу. Сын пригрозил: в таком случае женится на танцовщице Кшесинской. Может отказаться от трона… Александр уступил. Он не желал ввергать страну в несчастье. После смерти царя Александра I случилось подобное бедствие: начался бунт, связанный с отречением старшего сына Павла I Константина. Царь Николай I тогда с рудом восстановил в стране спокойствие и порядок.

Из Кремля доносилась музыка. Центр Москвы украшала праздничная иллюминация. В самом городе не веселятся – только в Кремле. Министры в ту ночь даже не решились доложить царю о случившемся, дабы не омрачать веселье… Они сами, без царского соизволения, никаких мер для оказания пострадавшим помощи не предприняли. Первая неделя царствования самодержца ушла на праздничные приемы да… на похороны жертв Ходынской трагедии. После коронации царская семья совершила увеселительную поездку в Париж. Но и тут ее на каждом шагу сопровождали смерти. В царском поезде умер министр иностранных дел, князь Лобанов-Ростовский. У самого парижского вокзала от напора толпы упала мачта с приветственной надписью: погибла камер-фрейлина государыни Александры Федоровны, самая близкая ее подруга при дворе. В России провели карательные операции против стачечников – рабочих. Преследуют участников профессиональных организаций и революционеров. А во дворце продолжаются веселья. Устраивают часто развлекательные путешествия в Крым, отдыхают в Одессе и Царском Селе. Постоянно звучит музыка… Сплошные удовольствия.

* * *

Александра Федоровна часто беременеет. Но рождаются только дочери: Ольга, Татиана, Мария, Анастасия… Сколько можно?! Хватит! Наконец-то родился мальчик Алексей. Но радоваться рано слишком: по наследству от матери приобрел неизлечимую болезнь – гемофилию, нарушение свертываемости крови. Может истечь кровью – ему нужно вовремя искусственно остановить кровотечение. Сам Николай II человек слабый, бесхарактерный. Это отмечают хорошо его знавшие приближенные. Жена Александра Федоровна его часто изводит его: требует стать «настоящим императором» – «решительным и более самодержавным».

«Покажи свой кулак там, где необходимо». «Докажи: ты один властелин, сильной волей обладаешь». Он все выслушивает, дурашливо улыбается… Императрица совестит: «Никто тебя не боится, а они должны дрожать перед тобой, иначе все будут на нас наседать, и теперь этому надо положить конец». Он со всем согласен. Ничего не может поделать со своим «нетвердым» характером. Не зря его считают «мямлей». Его слабохарактерностью пользуются люди недалекие, но настойчивые. Они легко подчиняют государя своему влиянию. Александра Федоровна постоянно ему указывает на «слабости», борется со «снисходительностью» к окружающим людям, с «добротой». Царь остается податливым, безвольным.

1 Панславизм (устар, всеславянство, славянщина) – идеология и национальное движение, сформировавшееся в государствах и странах (краях, регионах), населённых славянскими народами, в основе которого лежат идеи о необходимости славянского национального политического объединения на основе этнической, культурной и языковой общности.

Скачать книгу

Провокатор… Герой… Кто он? бесплатное чтение

Глава перваяПоиск идеала

Глава втораяТерзание души

Глава третьяКиевские торжества

Глава первая
Поиск идеала

Глава вторая
Терзание души

Глава третья
Киевские торжества