Теннисистка бесплатное чтение

Предисловие

Роман П. Пигаревского “Теннисистка” открывает малоизвестную нам страницу спортивной жизни. История Даши Воронцовой, девочки из детдома, добившейся благодаря воле, целеустремленности и работе замечательного тренера феноменальных успехов в теннисе, ставшей финалисткой Большого турнира и из-за нелепой случайности Провидения проигравшей в финале, вызывает у читателя чувство глубокого сопереживания. Попасть к такому тренеру, как Андрей Кротов, – половина успеха Даши, а может быть и больше. Но повесть не только о спортивных достижениях. Суть повествования, главный стержень произведения – это взаимоотношения ”спортсменка-тренер”, исполненные истинного благородства и привязанности, переросшие в платоническую любовь, в обретение детдомовской сиротой отца. Тут спортивная сторона отступает на второй план перед сюжетно-психологической основой романа, несущей глубокий драматизм и истинную доброту.

К чему отшумевшие споры о положительном герое литературы? Вот он перед нами, в образах талантливой тринадцатилетней девчушки и ее неустрашимого воспитателя, в духовной победе над внешним поражением, в верности и неподкупности.

Хотя все события и персонажи романа вымышлены, это не Толкиен, и не Гарри Поттер, с их, может быть, не вполне заслуженным интересом у читателя. Роман исполнен хорошим литературным языком, событиен, диалогичен, легко читается, что весьма существенно.

Думается, это произведение Петра Пигаревского обречено на читательский успех.

Олег Юрков

Союз писателей России

Пролог

Посвящается

моим родителям

Ноги внезапно затормозили, из-под них взмыла волна красноватого песка. Через мгновение они снова пришли в движение. Худенькая девочка с копной растрепанных, светлых волос совершила сумасшедший рывок вправо, затем влево, ее кроссовки окутывала желто-красная пыль. Трибуны ревели, все забыли о незыблемом правиле: во время розыгрыша мяча на теннисных матчах должна соблюдаться мертвая тишина. Судья был бессилен. То, что происходило на корте, настолько захватило зрителей, что они уже не могли контролировать себя, казалось, игроки водят невидимым смычком по их оголенным нервным волокнам.

Рослая атлетка, под загорелой кожей которой, как у леопарда, перекатывались эластичные тяжи великолепно натренированных мышц, не могла сломить сопротивление хрупкой девочки-подростка. Ее резкие, убийственные по силе удары с задней линии, словно натыкались на стену. Девчушка бросалась то в левый, то в правый углы площадки и успевала отбивать безнадежные мячи. Счет скакал, как в лихорадке: больше, ровно, меньше, снова ровно, больше… Шел решающий третий сет. Заканчивалась финальная игра соревнований, которые были отнюдь не рядовыми. Для каждой из участниц они являлись судьбоносными – вся дальнейшая жизнь этих теннисисток напрямую зависела от их исхода. И любой из разыгрываемых мячей в конце третьего сета мог оказаться решающим.

У девочки-подростка на очко стало меньше. Теперь, если она проиграет следующий мяч, то для нее все будет кончено, а если выиграет и сравняет счет, то бескомпромиссная борьба вспыхнет с новой силой. Обе соперницы были крайне утомлены, белесые лучи солнца сжигали, будто изнутри, пот струился по их лицам и предметы вокруг теряли свои привычные очертания. Гула трибун они не слышали. Желтый ворсистый мяч заполнял для них сейчас Вселенную. От остального необходимо было отвлечься, выкинуть из своего сознания, иначе… Иначе все нечеловеческие усилия, изнуряющие тренировки, все, что предшествовало матчу, могло оказаться напрасным.

Девушка-леопард плавно изогнулась, высоко подбросила в синее, безоблачное небо желтый мяч, и в следующее мгновение струны ее ракетки стремительно направили его в квадрат подачи соперницы. Та сумела отбить сильную и точную подачу, но недостаточно далеко. Загорелая атлетка наступала, готовилась завершить встречу последним убийственным ударом. Однако девочка со смешно подпрыгивающими растрепанными волосами опять каким-то чудом успела догнать мяч в углу площадки и отбить его на половину корта соперницы. Ответный удар оказался еще более сокрушительным. Не успевая добежать до мяча, девушка-подросток на глазах у оцепеневших зрителей вдруг сильно оттолкнулась от земли и в полете, распластавшись, словно птица над поверхностью корта, смогла дотянуться ободом ракетки до мяча. Он полетел в сторону площадки соперницы, но не перелетел через сетку, а ударился в верхнюю часть троса и на мгновение застыл, как бы раздумывая, на какую сторону перевалиться. Куда бы ни упал теперь мяч, никто уже исправить ничего не мог. Девушка-леопард застыла на задней линии вдали от сетки, а девушка-подросток лежала на земле, укутанная желто-красной пылью. Зрители вскочили на ноги, над кортом повисла мертвая тишина.

Глава 1

Даша медленно шла по аллее Каменного острова и постоянно оглядывалась вокруг. Ей нравилось здесь все. И пышные, аккуратно подстриженные деревья, на которых нежно шелестела весенняя листва, и дачи, похожие на средневековые замки, которые скрывались за высокими заборами, и каналы, заполненные темной водой, в глубинах которой чудилась какая-то тайна.

Дашина жизнь была небогата яркими, новыми впечатлениями и эти прогулки значили для нее очень много. Она тем более дорожила ими, поскольку случались они нечасто.

Не так давно ей исполнилось 11 лет. Даша воспитывалась в детском доме. Своих родителей она не помнила. Воспитательница, когда Даша однажды спросила о них, почему-то отвернулась, помолчала, а затем сказала, что они погибли сразу после ее рождения в Ленинграде. Никаких подробностей о том, как и почему это случилось, ей узнать не удалось. Родственников в этом городе у нее не оказалось. Вроде имелась какая-то дальняя родня за Уралом, но разыскать ее так и не смогли. В результате, она попала в детский дом, который располагался почти в центре Петербурга на Вяземской улице, недалеко от площади Льва Толстого.

Даша была тихим и покладистым ребенком, не перечила старшим и училась, хоть и неровно, но все-таки лучше большинства детдомовцев, поэтому воспитательница Клавдия Васильевна, несмотря на запрет, иногда, в воскресный день, отпускала ее одну погулять на Каменный остров. Тем более, что детский дом находился недалеко – сразу за мостом через Неву. Клавдия Васильевна давно перестала волноваться за Дашу, та возвращалась всегда вовремя, чистой, опрятной, а летом – с букетиком полевых цветов для своей воспитательницы.

Гуляя по Каменному острову, Даша всегда обращала внимание на загадочные спортивные площадки. Зимой их покрывали пушистые сугробы, и если дул ветер, то по их поверхности кружились тонкие струйки поземки. Летом их посыпали песком краснокирпичного цвета, на который наносили непонятные белые линии. Между этими площадками, стояли зеленые скамейки, на которых были разбросаны яркие спортивные сумки, разноцветные ракетки и мотки струн, похожие на толстую рыболовную леску. Среди всего этого беспорядка постоянно сновали дети, их родители, пузатые дядьки в диковинных майках и шортах, девицы с немыслимыми прическами и Бог знает кто еще. Даше эти люди очень нравились, они казались ей красивыми, веселыми и беззаботными. Среди всего, что она видела и знала, этот мир был самым ярким, но одновременно и самым недоступным. ''Не зря он отгорожен сеткой, которая выше многих заборов, окружающих белокаменные дачи, – думала Даша, останавливаясь около кортов. – Нет, конечно, в сетке есть калитка, но разве ее может открыть посторонний, чужаков туда наверняка не пускают''. В этом она не сомневалась.

Сегодня, как обычно, она подошла к мелкоячеистой сетке-загородке, прислонилась к толстому, шершавому стволу дерева и с удовольствием устремила взгляд на теннисные площадки. Она сразу увидела его, того, кто ей особенно нравился. Это был уже немолодой мужчина с животом, выпирающим из под желтой футболки и черных шорт, на голове у него красовалась оранжевая бейсбольная шапочка с очень длинным козырьком. В этом человеке сразу привлекали внимание загорелые, мускулистые руки. Теннисная ракетка казалась их естественным продолжением, совершенно им послушная. Впечатление о неспортивности его фигуры, которое могло сложиться в первый момент, было обманчивым. Когда он появлялся на корте, то сразу превращался в ловкую, пластичную рысь, которая своей лапой-ракеткой доставала любой мяч и направляла в ту точку корта противника, в которую хотела. Вот и сейчас Даша, как завороженная, следила за движениями тренера или Крота. Так многие, кто был постарше, по-свойски, сокращенно называли его. Даша знала и настоящее имя этого человека – Андрей Кротов.

На ближней к Даше площадке Крот тренировал мальчика и девочку, примерно ее возраста. Он стоял у самой сетки и, как сачком, струнами своей ракетки ловил все посылаемые ему мячи. И тут же мягко возвращал их обратно под удобную руку тренируемого. Как обычно, он был скуп на слова и лишь изредка кричал: ''Миша, делай проводку, дольше держи мяч на струнах при ударе справа! – Или, – Настя, сгибай ноги, больше разворачивай корпус, ты же играешь слева двумя руками! – Или, – смотрите на мяч, концентрируйте все внимание только на нем!" Даша чувствовала, что эти редкие замечания делались в самый нужный момент и помогали игрокам исправлять ошибки. Еще ее поражало, как Кротов, сам играя на одной площадке, успевал контролировать все происходящее на остальных семи кортах. Периодически она слышала: "Саша, какой у вас счет с Катей? Все, заканчивай, переходи к Жене, играйте на половинке корта. А ты, Катя, иди к стенке, тренируй удар справа, через 15 минут встанешь со мной. Аня! -кричал он другому тренеру, своей помощнице, – возьми Виолетту, почему она сидит на скамейке?” Даша видела, что Кротов тренирует и молодых спортсменов, и взрослых неспортивного вида дядек, и детей-увальней, которых родители насильно выпихивали на площадку, и платиновых блондинок, неспособных долго удерживать ракетку в своих изнеженных руках. Пока Крот был на площадке, а на ней он был всегда, так, по крайней мере, казалось Даше, вся эта пестрая публика, подобно разноцветным бабочкам, постоянно перемещалась, кружилась, порхала, словно по воле невидимой дирижерской палочки.

Внезапно Даша почувствовала как что-то прошелестело у нее над головой и плюхнулось рядом в густую траву. Она была так увлечена, что не сразу поняла, что случилось.

– Девочка, кинь мяч! – услышала она вдруг знакомый, надтреснутый голос, принадлежавший Кротову.

Даша сорвалась с места, встала на колени и начала поиски в густых лопухах. Через минуту, впервые в жизни, она держала в руках теннисный мяч. Резиновые мячи, которыми играли в детдоме, были ей хорошо знакомы, но теннисный – она видела только издалека. Он был шершавый, ворсистый, ярко-зеленый и с двумя параллельными бороздками по всей окружности. Даше он показался теплым и ей было очень приятно держать его в руке.

– Бросай скорей, что, мяча никогда не видела, ну тормозная девчонка! -голос мальчишки, которого тренировал Кротов, вывел ее из оцепенения.

Она размахнулась и бросила. Мяч долетел только до середины сетки и безвольно скатился по ее поверхности в траву. Вторая попытка принесла тот же результат.

– Ты что, убогая? – разозлился мальчишка, ему было лень бежать за ограду.

– Подожди, Вадик, – оборвал его Кротов и обратился к Даше. – Возьми мяч в правую руку, согни ее в локте, теперь заведи за спину, еще ниже, еще, а теперь бросай!

Даша разжала кисть, и мяч по высокой траектории, плавно, с большим запасом перелетел через загородку. Крот что-то хмыкнул себе под нос и продолжил тренировку.

Отбитый неумелой рукой мяч еще трижды перелетал через ограду и падал рядом с Дашей. Теперь, каждый раз, без всякого труда и с видимым удовольствием она возвращала его на корт. После ее бросков он летел высоко над сеткой и попадал точно на ракетку Кротова.

– Вадик, Ира, посмотрите, как она сгибает и заводит назад руку перед броском. Покажи им еще раз! – крикнул Кротов оторопевшей Даше и специально перекинул через загородку мяч. Даша подняла его, повернулась боком, чтобы им было лучше видно, и повторила все движение.

– Понимаете, для чего я вам это показываю? – Не унимался Крот. – У вас , и даже у многих мастеров, плохая, корявая подача. Неправильно сгибаете руку, потом не в той последовательности ее разгибаете, все делаете судорожно, словно в конвульсиях. А у нее получается идеальное, слитное движение, когда в работу включается одна нужная группа мышц за другой. Вложи ей сейчас в руку не мяч, а ракетку, все будет также правильно. Идеальное движение. Оно врожденное. Такому трудно научиться, если вообще возможно, уж я то в этом толк знаю, насмотрелся за тридцать лет, -задумчиво произнес Кротов.

– Крот, ты когда меня возьмешь? – Крикнул кто-то из великовозрастных игроков с дальнего корта.

Андрей никак не отреагировал и обратился к Даше:

– Ты когда-нибудь раньше играла в теннис?

Даша энергично замотала головой: “Нет, никогда.”

– А хотела бы попробовать?

– Да, – с трудом произнесла она.

– Ну, тогда заходи, видишь калитку?

Даша кивнула, медленно подошла к калитке и взялась обеими руками за железные прутья. Раздался пронзительный скрип, дверца распахнулась во всю ширь. Она сделала шаг вперед.

Глава 2

Она подошла к той половине площадки, на которой находился Крот. Он прервал тренировку и спросил:

– Как тебя зовут?

– Даша, – тихо ответила она.

– А меня Андрей Владимирович Кротов. Снимай куртку, бросай ее на скамейку, и пойдем сначала к стенке.

Сказав это, Кротов порылся в огромной корзинке, наполненной мячами и другим инвентарем, выбрал из нее ракетку полегче и протянул Даше. Ей она показалась ужасно тяжелой, оглядываясь на детей вокруг, она с тоской подумала: "Как же они могут часами махать такой тяжестью, у меня рука наверняка сразу устанет". Вслух же Даша не сказала ничего.

Кротов подвел ее к стенке, состоящей из длинных зеленых досок, бережно взял за плечи, развернул боком, вложил в правую руку ракетку и показал, как правильно нужно обхватывать ручку.

– Вот сейчас у тебя правильная хватка при ударе справа, запомни ее. При ударе слева она изменится, но об этом потом. Сначала ты должна научиться бить по мячу только справа.

Даша была само внимание, она впитывала каждое слово, произнесенное Кротовым.

– Теперь согни немного ноги в коленях и плавно отводи ракетку назад. Достаточно, а теперь – вперед и тоже плавно, без рывков. Вот здесь, – Кротов вытянул руку, сжатую в кулак, – твоя ракетка соприкоснется с мячом. Главное, сразу после удара не отдергивай руку, наоборот, сопровождай мяч, чтобы он некоторое время, как бы висел на струнах ракетки. Тогда удар получится точным и только тогда ты научишься управлять мячом.

Все эти слова Кротов произносил за свою долгую тренерскую карьеру в тысячный, десятитысячный, а, может быть, и в миллионный раз. В большинстве случаев они не находили никакого отклика и порой ему казалось, что он общается с пустотой. Но только не сегодня. Кротов нутром чувствовал, что эта молчаливая девочка ловит каждое его слово, изо всех сил старается понять смысл и запомнить навсегда.

– Так, хорошо, снова отводи ракетку и бей по моему кулаку, не забывай пружинить ногами. Давай, еще раз! Неплохо, но учти – мой кулак неподвижен, а мяч не будет ждать, пока ты по нему ударишь. Бить нужно вовремя, лучше всего, сразу после его отскока от земли.

Даша очень старалась. Она так увлеклась, что даже не заметила, как Кротов подбросил в воздух мяч, и она впервые ударила по летящему мячу. После отскока от дощатой стенки он стремительно приближался к ней. В отличие от большинства начинающих, Даша почему – то совсем не испугалась его.

Конечно, как и другие, она часто ошибалась, мяч порой летел мимо стенки, ракетка вываливалась из рук, но в данный момент это не имело никакого значения. Ее растрепанные волосы разлетались в разные стороны, в своих стоптанных сандалиях она носилась перед зеленой стенкой, подпрыгивала, падала, вскакивала… И весь мир внутри нее вдруг окрасился в солнечные тона. Даша не чувствовала усталости, не ощущала тяжести ракетки, ей казалось, что она парит в невесомости. Впервые она была совершенно счастлива. Маленькие радости случались и раньше, но такого чувства полноты жизни она не испытывала никогда.

Как долго все это продолжалось, Даша не знала. На землю ее вернул злой окрик.

– Ты что глухая? Подвинься, ты тут не одна!

Кричал толстый мальчишка с глазами навыкате. Его майку украшали серебристые буквы "Boss". Даша молча отошла к самому краю стенки и попыталась продолжить игру, но у нее перестало что-либо получаться. Пропали настроение, легкость, она постоянно косилась на парня, мяч совсем не слушался ее, и, когда он случайно отлетел в сторону мальчишки, тот со злостью ногой зашвырнул его в траву, что стелилась вдоль ограды. Даша нашла мяч и, опустив голову, понуро побрела в сторону Кротова. Проходя мимо длинной скамейки, на которой сидело, развалясь, несколько детей в яркой спортивной одежде, она вдруг услышала тонкий мальчишеский голос: "Прикольная девчонка, у нее что, кроссовок нет, посмотрите, что у нее на ногах, а прическа – полный отпад". Две девочки, сидевшие рядом с ним ухмыльнулись, одна из них в белоснежном костюмчике процедила: "Чего ты ржешь? Все нормально. Мой папик зимой ездил на сафари в Африку. Потом про таких рассказывал, их там полно. Он фотки привез – ну точно такие, как она, только черненькие". Все дружно захохотали.

Даша подошла к Кротову.

– Как дела? – Спросил он, продолжая перебивать мячи через сетку.

– Все нормально, спасибо вам большое, – она опустила глаза, лицо ее оставалось очень серьезным.

– Ты где живешь?

– Недалеко, за мостом. – Даша неопределенно махнула рукой в сторону Невы.

– Слушай, из тебя может получиться толк. Я еще посмотрю, если все пойдет нормально, то запишу тебя к себе в секцию. Приходи завтра. Можешь завтра?

Даша напряженно молчала. Она не знала, что отвечать. "Сказать правду? Нет, об этом не может быть и речи. Он не будет возиться с моими проблемами, я стану ему просто неинтересна, и он сразу же меня забудет". Эти мысли с лихорадочной быстротой проносились в ее сознании.

– Ну, что молчишь? – Кротов внимательно посмотрел на нее, прервав тренировку.

– Завтра я точно не смогу. Если получится… если только получится, через неделю, – сбивчиво ответила она.

– Тебя что, родители могут не отпустить? Приходи вместе с ними, я им все объясню.

Даша стояла, понурив голову, растерянная и совершенно несчастная.

– Нет, они не придут. Меня, меня, может быть, отпустят только через неделю. А вы будете здесь через неделю?

– Буду, конечно. Да я тут всегда – с утра до вечера. В общем, приходи, когда сможешь, пока. Федя, Петя, давайте ко мне! Маша с Ваней, быстро на половинку третьего корта, сыграйте со счетом.

Когда он закончил, Даша вдруг спросила тихим голосом:

– А вы не знаете, сколько сейчас времени?

– Половина восьмого, – спокойно ответил Кротов.

У Даши потемнело в глазах. Она должна была вернуться в детский дом к четырем часам. Белые ночи все спутали. "Меня не было на дневном построении, меня ищут. Я подвела Клавдию Васильевну. Завуч Олимпиада Александровна такое устроит… теперь меня не то что на Каменный остров, во двор погулять не выпустят". Все эти мысли в единый миг обрушились на нее. Тем не менее, она нашла в себе силы аккуратно положить на зеленую скамейку, рядом с сумкой Кротова, ракетку и мячик.

– Спасибо, Андрей Владимирович, – как всегда, тихо молвила Даша и побежала.

Она забыла, где находится калитка и поэтому с разбега чуть не врезалась в сетку-ограду. Растерянно оглянувшись, она метнулась в сторону и снова ухватилась за тонкие прутья. Она была похожа на зверька в клетке. Даша снова побежала, теперь в другую сторону, и вдруг почувствовала на своих плечах тяжелые, крепкие руки.

– Что ты мечешься? Чего ты так испугалась? Калитка вон там, -надтреснутый голос принадлежал Кротову.

Даша не смогла ничего ответить и только замотала головой. Тяжело скрипнула калитка, и девочка, не оглядываясь, опрометью выскочила наружу. Кротов несколько секунд в задумчивости наблюдал за нелепыми движениями Даши. Ее руки разлетались в разные стороны, а худенькие лопатки вертелись мельницей. "Бегает неправильно, не экономно", – как профессионал, невольно отметил Кротов. В тоже время он ощутил, что на земле не было силы, которая могла бы сейчас остановить эту маленькую девочку. И еще он почувствовал, как что-то острое кольнуло у него в сердце. Кротов пожал плечами и медленно направился на свою половину корта.

Глава 3

С самого своего начала жизнь Андрея Кротова не была похожа на ровную, прямую дорогу. Скорее, она напоминала путь с бесконечными ухабами, трещинами и крутыми поворотами. Отца он не помнил совсем. Вскоре после его рождения у матери с отцом что-то не заладилось и они расстались. Потом появился отчим. Отчим так отчим. Отношений между ними не сложилось никаких – ни плохих, ни хороших. Андрей, даже в детстве, не был склонен к рефлексии, капризам или истерикам. Он уже тогда жил в своем обособленном мире, в который старался никого не пускать. Туда не было входа даже матери, с которой у него всегда были нормальные, добрые отношения, только, может быть, слегка отчужденные. Почему отчужденные он не задумывался, просто чувствовал это краешком сознания и все.

Отчиму Кротов был благодарен. Однажды, когда Андрею исполнилось семь лет, тот повел его гулять на Каменный остров. Именно там Кротов впервые увидел теннисные корты. На одном из них играл знакомый отчима. Этот знакомый вложил в его руку ракетку и предложил попробовать перебить мяч через сетку. Миг первого соприкосновения струн ракетки с мячом он не мог забыть никогда. Сейчас Кротов с улыбкой вспоминал, как в те далекие времена две незнакомые ему девочки, когда их пригласили в теннисную секцию, прежде чем согласиться, долго раздумывали. Потом подробно выспрашивали у тренера: кто их будет тренировать, когда начнутся соревнования, дадут ли им играть на зимних кортах и много еще чего в том же роде. Кротов, в отличие от них, ничего и ни у кого не спрашивал. Он внимательно наблюдал за игрой опытных мастеров, шел к неровной, зеленой стенке и бил, бил по мячу: слева, справа, с отскока, с лета. Когда он чувствовал, что делает что-то неправильно, то возвращался и продолжал следить за опытными игроками. Никто и ничто не могло отвлечь его в эти моменты. Затем он снова шел к стенке. Иногда ему казалось, что она не выдержит его бесконечных ударов и просто развалится. На "Динамо", а корты принадлежали этому обществу, он появлялся каждый день.

Сейчас ему было смешно и грустно смотреть на родителей, которые, порой буквально выпихивают кривляющихся детей на корты и умоляют их поучиться у первоклассного тренера, правильно бить по мячу за большие деньги. На свои просьбы эти родители часто слышат в ответ: "Пап, дай штуку, пойду играть, а нет, извини". И при этом они еще надеются, что их чада станут чемпионами. О чем тут можно говорить! Великий Бьерн Борг в детстве, и даже в юности, специально искал стенку с криво прибитыми досками, чтобы отскок мяча от нее был непредсказуем, и днями, месяцами тренировался в одиночестве. "Какие чемпионы могут получиться из этих уродов?" – качал головой Кротов.

Такой упорный, молчаливый подросток, как Кротов, не мог долго оставаться незамеченным. Через два месяца к нему подошел седовласый тренер Василич. "Слушай, а на корте, через сетку, по-настоящему попробовать хочешь?" – Спросил его самый уважаемый специалист на "Динамо". Звали его Матвей Иванович Васильченко. Кротов хотел, еще как хотел.

И завертелась жизнь мальчишки. От стремительно летящих на него мячей у Андрея к вечеру рябило в глазах. Возвращаясь домой, он падал от усталости и долго не мог заснуть. Учеба в школе отошла на второй план, но он как-то барахтался и худо-бедно получал свои тройки, а иногда даже четверки.

Однажды, примерно через год тренировок к площадке, на которой Андрей в тот момент играл, Васильченко подвел двух мужчин и женщину.

– Посмотрите внимательней на этого паренька, – произнес он, указывая ракеткой на Кротова, – как он вам?

После нескольких минут молчания один из них сказал:

– Ну что, нормальный мальчишка, будет толк.

Васильченко покачал головой.

– Вы ничего не поняли. В том-то и дело, что он не нормальный. Посмотрите, когда он играет на задней линии и бьет справа. Вот, вот сейчас, смотрите! Что вы видите? За вас отвечу – почти ничего. Он ударил, и мяч исчез из виду. Дело в том, что справа у него удар такой силы и точности, что мяч становится незаметным и буквально плющится, соприкасаясь с кортом противника. А Андрей еще даже не юноша, он – мальчик. Я, лично, и у взрослых-то такого удара почти никогда не встречал. А вы говорите – “нормальный.”

Троица, к которой обращался Васильченко, задумчиво молчала.

– Да, вы, пожалуй, правы, Матвей Иванович, – через некоторое время ответила женщина.

– Не пожалуй, Лена, не пожалуй, а на все сто процентов. Попомните мои слова, он еще прославит наше “Динамо.”

Кротов был так увлечен игрой, что не расслышал ни единого слова из их беседы.

Васильченко был слишком опытным, слишком много повидавшим на своем веку тренером, чтобы мог позволить себе ошибиться. Кротов прогрессировал стремительно. Его стали включать в юношеские турниры. И он начал сокрушать одного соперника за другим. Убийственный удар справа с задней линии делал свое дело. После окончания матча некоторые игроки с трудом протягивали ему руку – так они были измотаны. Здоровенные, молодые парни метались по площадке, пытаясь догнать, отбить мячи, посылаемые Кротовым, и, наконец, обессиленные падали на красноватый песок ленинградских, московских, ташкентских и других кортов Союза. Один очень сильный соперник, несмотря на то что в те времена хорошие ракетки очень ценились и были дефицитом, вдребезги разбил свою от ярости и сознания собственной беспомощности. Друзьями Андрей в теннисном мире не обзавелся, а о недругах старался не думать. Он просто выходил на каждый матч и боролся вдохновенно и до конца.

К двадцати годам Кротов очень возмужал и выглядел настоящим атлетом. Все его время, мысли и физические силы занимал теннис. Люди, которые его окружали, думали, что парень поставил перед собой цель и теперь решил бросить все силы для ее достижения. Однако, такой взгляд в отношении Андрея был очень поверхностным и огрубленным. Нет, не цель, в основе всего лежала любовь, страстная, безотчетная любовь к теннису. Только это чувство способно толкнуть человека не просто к исполнению дела, пусть даже добросовестному, а к творческому его исполнению. И тогда, будто по мановению волшебной палочки, года превращаются в минуты, тяготы кажутся пустяками, а жизнь наполняется глубоким смыслом. Именно таким водоворотом творчества и был захвачен Кротов.

Одновременно он как-то незаметно, хотя и не без труда, окончил школу. Смешно конечно, но сейчас Андрей не мог вспомнить, как затем поступил в институт. И не просто в институт, а в Университет, да еще на физический факультет, в те времена – очень модный и престижный. Увы, но его заслуги в этом не было никакой. Помогли мать с отчимом и его спортивные успехи. "Я будущий физик, – на мгновение задумался тогда Кротов, – ну физик, так физик”, – усмехнулся он и через секунду забыл об этом.

На фоне всех этих событий к Андрею Кротову незаметно подкрался день, который он не сможет забыть никогда. В этот день ему предстояла битва в полуфинале чемпионата Союза. Кротов впервые участвовал в столь крупных соревнованиях и сразу дошел до полуфинала, легко обыгрывая всех соперников, порой с неприличным счетом 6:0. Теперь же его ожидал матч с очень талантливым грузинским спортсменом Асатиани. Между собой раньше они никогда не играли, но Кротов видел его на тренировках. Видел уверенную игру этого спортсмена на задней линии, отличное владение всеми видами ударов, но особенно ему запомнились стремительные и неожиданные выходы Асатиани к сетке. От этих воспоминаний Андрею становилось тревожно. Интуиция подсказывала, что его ждет тяжелейший матч. И он не ошибся.

Беспощадное белое солнце будто расплавило мир, который стал теперь похож на ад. Предметы теряли свои очертания в желтом, дрожащем мареве. Вокруг корта, безвольно опустив ветви с неподвижными, сморщенными листьями застыли деревья. Казалось, что они уже отчаялись получить глоток влаги, и были согласны сгореть в этой нездоровой белой жаре.

Ночью Кротов почти не спал. Понимал, что так нельзя, но ничего поделать с собой не мог. На разминку он вышел взвинченным и усталым. Ему казалось, что струны на ракетке натянуты слабо, хотя при постукивании ладонью они звенели, сразу намокшая майка неприятно прилипала к спине, а в мышцах ног не чувствовалось свежести и упругости.

Разминка закончилась. Судья подозвал игроков к сетке и подбросил монетку. Кротову выпало начинать против солнца. С самого начала матча Асатиани носился по площадке, как сумасшедший, отбивая все мячи, посылаемые Кротовым. Особенно хорош грузин был у сетки, даже своим страшным ударом справа Андрей не всегда мог его обвести. Первый сет оказался проигран с безнадежным счетом 6:2. В перерыве, свесив голову, обессиленный Кротов сидел на своем стульчике, пил воду и злился. Злился на себя, на жару и не мог понять как он сможет переломить ход матча. В какое-то мгновение ему захотелось подбежать к мальчику, который поливал корт из шланга, упасть под холодную струю и лежать так, не поднимаясь, до глубокой ночи. Между тем, ни он, ни Асатиани не обратили внимания, как от горизонта отделилась темная полоска и, расползаясь, увеличиваясь в размерах, начала стремительно приближаться к ним. Никто тогда и подумать не мог, какую неожиданную роль эти темные облака могут сыграть в матче и в дальнейшей судьбе игроков.

– Время! – Громко сказал судья.

Начался второй сет. Для Кротова – также плохо, как и первый. Опять Асатиани стремительно выбегал к сетке, опять у Андрея не получались обводящие удары. А вскоре, вследствие перегревания, начались судороги в мышцах ног.

– Не могу! – в отчаянии, не дотянувшись до очередного мяча, вдруг закричал на всю площадку Андрей.

Он проиграл еще один гейм, счет стал угрожающим – 3:1 в пользу Асатиани на его подаче. В этот момент вдруг стало темно. Кротов с удивлением посмотрел на небо. Зловещая сине-фиолетовая туча, закрыла солнце и зависла над кортом. Мгновение спустя, заволновались кроны деревьев и капли дождя, величиной с черешню, обрушились на землю.

– Участники полуфинала, в раздевалку! – громко крикнул судья, быстро спускаясь с вышки.

Зрители, толкаясь, с веселыми криками бросились с трибун под деревья.

Кротов устало опустился на жесткую скамью в раздевалке. Асатиани был где-то рядом, но Андрею не хотелось смотреть в его сторону. Ему вообще ничего не хотелось, даже анализировать ход поединка. Сколько будет литься дождь и сколько потом будет сохнуть корт никто не знал. Странно, но вместо того чтобы как-то привести свои мысли и чувства в порядок, наконец, просто взбодриться, ну, хотя бы с помощью глотка кофе, вместо всего этого Андрей Кротов… задремал. Он сделал это без всякого умысла, все случилось само собой. Он прислонился спиной к теплой, деревянной стене, скрестил руки на груди и закрыл глаза.

– Кротов, подъем! Ну, у тебя и нервы, заснуть, когда так складывается матч. – То ли с удивлением, то ли с завистью громко произнес главный судья.

Андрей не знал, сколько прошло времени. Когда он вышел из раздевалки, его ослепили яркие лучи. Вокруг вновь буйствовали желто-сине-зеленые краски. Правда, дышать стало чуточку легче. Земля корта оставалась еще влажной, но она стремительно высыхала. В центре площадки суетились мальчишки, сетками, похожими на рыболовные, они разглаживали неровности на красноватом песке.

Игра возобновилась. Кротов сумел отбить мяч после очень сильной подачи Асатиани, а вторым ударом обвел, выскочившего к сетке соперника. Сделал он это артистично. Мяч стремительной ласточкой юркнул мимо растерявшегося грузинского игрока. Следующее очко опять легко выиграл Кротов. После вынужденного перерыва Андрей вдруг почувствовал необыкновенную легкость во всем теле, мышцы рук и ног вновь начали слушаться его. Он успевал почти к каждому мячу, мощными, не берущимися ударами справа Кротов отправлял их на половину корта противника. Никто не мог ничего понять.

Позже, после игры проницательный Васильченко спросил его:

– Андрей, что ты делал в раздевалке, когда пошел дождь?

– Спал, – бесхитростно ответил Кротов.

Васильченко рассмеялся.

– Вот, ребята, учитесь, – обратился он к совсем маленьким мальчишкам и девчонкам, сгрудившимся вокруг них. – Андрей сделал единственно правильную вещь. Никакие восстановительные упражнения – бани или массажи не сравнятся со сном, пусть даже недолгим. Дело в том, что во время сна нервная система и мышцы получают необходимый отдых. Закрепощенность исчезает, а дальше, дальше… После перерыва это был уже совсем другой игрок.

Мальчишки и девчонки стояли, не шелохнувшись, слушая прославленного тренера.

– Да, рано праздновал победу Асатиани, – усмехнувшись, добавил Васильченко.

Действительно рано. После вчистую проигранного второго сета он, обхватив голову руками, подавленный сидел на своем стульчике и раскачивался из стороны в сторону. Оставался третий, решающий сет. Закончился он удивительно красиво. Игра шла равная, но настал момент, когда Кротову для победы нужно было выиграть один, последний мяч. Проиграй он его, и все могло начаться сначала.

Кротов редко выходил к сетке, но в тот момент он бежал именно к ней, так сложилась игровая ситуация. Асатиани послал мощный, обводящий удар в угол площадки. Андрей не успевал его перехватить. Понимая это, он в акробатическом прыжке взлетел над сеткой, дотянулся до мяча и убил его. Он рухнул на землю, в воздух взметнулось облако пыли. Все. Андрей лежал и смотрел на небо. Он не слышал бешеных аплодисментов зрителей, не видел довольных мать и отчима, улыбающегося Васильченко, красного, чуть не плачущего Асатиани. Он ничего не чувствовал и ничего не видел, кроме синего неба, которое стремительно приближалось к нему.

Впереди его ждал финал. Но Андрей почему-то перестал волноваться. Его мозг, мышцы наполнила какая-то взрослая уверенность в своих силах. Он уже никого не боялся, даже грозного эстонца, с которым ему предстояло сражаться. Интуиция не подвела его. Финал прошел буднично. Кротов победил с подавляющим преимуществом и стал самым молодым в истории Союза чемпионом.

Вихрь цветов и поздравлений обрушился на юношу. От свалившегося счастья он вначале немного растерялся. Все ему прочили блестящее будущее и хотели с ним дружить.

Никто не мог предположить тогда, что этот успех будет первым и последним большим успехом в жизни теннисиста Кротова. Скажи о чем-нибудь подобном великому тренеру Васильченко, он рассмеялся бы и послал говорящего куда подальше – слишком талантлив и трудолюбив был парень. Однако самым непредсказуемым романистом всегда является жизнь. По сравнению с ней бледнеет самая изощренная фантазия.

Вскоре после победы в жизни Кротова все полетело кувырком. Его, чемпиона Союза, не взяли на важные международные соревнования. Асатиани и группу куда более слабых игроков взяли, а его – нет, причем без объяснения причин. Над Андреем повисло тягостное молчание. Не успокаивался только Васильченко. Поначалу его запросы игнорировали, но в конце концов он допек всех чиновников в спорткомитете и ему ответили: "Кротов безусловно своеобразный теннисист, но он игрок оборонительного плана. Играет в основном на задней линии, долго и занудно перебрасывая мяч через сетку. Такой манерой игры Кротов искажает образ советского спортсмена, который должен придерживаться яркой, атакующей тактики, стремиться постоянно выходить к сетке и подавлять соперника. Посмотрите на Асатиани, он все время в движении, все время атакует, вот на кого надо равняться". Васильченко возразил: "Спору нет, Асатиани сильный теннисист, но Кротов же его обыграл". Ему ответили: "Случайность, всякое бывает, но образ и манера игры у Асатиани – правильные, а у Кротова – неправильные". Такую несправедливость Васильченко снести не мог. "Кротов это талант от Бога, такие игроки рождаются очень редко. Тупоголовые чиновники вы, что этого не понимаете?! Ему надо предоставить возможность развиваться, встречаться с сильными зарубежными игроками!" Рассказывали, что при посещениях спорткомитета старик очень нервничал, стучал кулаками по столу, один раз даже плюнул в какой-то кубок, но ничего не помогло.

Вскоре в газете "Советский спорт" появилась статья, в которой были пересказаны все мысли и призывы руководителей спорткомитета по формированию правильного образа советского теннисиста. А еще через некоторое время не стало Матвея Ивановича Васильченко. Инфаркт. Он скончался прямо на корте во время тренировки самых юных мальчишек и девчонок.

Андрей Кротов был не из тех, кто склоняет голову перед начальниками и испрашивает себе милость. “Не хотите меня принимать такого, как есть, не надо, но ломать свою манеру игры ради вас не стану!"

Его допускали и даже приглашали на местные малозначительные соревнования. Он принимал в них участие: какие-то выигрывал, какие-то проигрывал и совершенно не прогрессировал. Шло время и ему казалось, что он находится посредине огромного болота, которое с каждым днем засасывает его все глубже и глубже.

Кротов был на распутье. К этому времени он окончил институт, окончил посредственно. "Может мне стоит серьезно заняться наукой или попробовать тренировать детишек?" – эти мысли постоянно терзали Андрея. Мать и отчим были за науку и Кротов, махнув на все рукой, решил рискнуть.

Парнем он был толковым, да и руководитель оказался хорошим специалистом. Андрей начал регулярно ходить в лабораторию, принял участие в создании установки, которая через некоторое время стала выдавать любопытные результаты. В недалеком будущем ему прочили защиту кандидатской диссертации. Жизнь стремительно налаживалась. Перед ним открывались новые, радужные перспективы. Казалось он снова на коне. Однако Кротов ощущал себя нищим, не имеющим ровным счетом ничего. В его жизни пропало главное, и он не мог больше обманывать себя.

В один прекрасный день он просто не появился в лаборатории. Вместо этого Андрей сидел в убогом зеленом домике на расшатанном табурете, так называемой тренерской на Каменном острове и тихо беседовал с Татьяной Заваровой.

– Тань, все группы разобраны, свободных нет?

– А тебя какой возраст интересует?

– Мне все равно, мне бы вот до нее дотронуться, – сверкнув глазами, Кротов перегнулся через колченогий стол бережно взял ракетку и не выпускал ее из рук уже до конца разговора.

Заварова внимательно посмотрела в глаза Кротову и сказала твердым голосом:

– Андрей, я завтра поговорю со Смородиным, мы найдем тебе группу, обязательно найдем.

Ничего, не ответив, он тихонько накрыл ладонь Заваровой своей.

Татьяна сдержала слово. Андрей начал тренировать самых маленьких: учил их правильно держать ракетку, замахиваться и бить по мячу. Он мог заканчивать занятия в три часа дня, но часто задерживался допоздна, новая роль захватила его. Зарплату назначили мизерную. Кротов пытался совмещать тренировки с работой в лаборатории. Руководитель начал выказывать свое недовольство его нерегулярными приходами в институт и частыми отлучками.

А однажды зимой и вовсе случился конфуз, который еще долго будут вспоминать многие поколения преподавателей и студентов физиков. Андрею впервые в жизни предстояло выступить с кратким сообщением на большом Ученом совете. Дело было в декабре. Как же он тщательно готовился к этому событию. Накануне вечером отпарил брюки и привел в порядок свой единственный костюм, взял у отчима галстук и, непрестанно повторяя текст доклада, наконец, забылся тревожным сном. Утром он вскочил в старенький "Запорожец", который ему часто давал отчим и помчался в сторону Физического института. По привычке оглянулся на заднее сиденье. Все в порядке – ракетки и корзины с мячами на месте, во второй половине дня, после Ученого совета, его еще ждала тренировка с детьми. Подъехав, наконец, к институту, Андрей с тревогой посмотрел на часы. "Да, приехал впритык, а ведь надо еще найти зал, где будет проходить совет, я там никогда не был". С этими мыслями Кротов влетел в здание. И в вестибюле, и в длинном коридоре было пустынно. Он постучал в первую попавшуюся дверь. В кабинете находилось трое сотрудников в белых халатах, увидев его, они онемели. Кротов спросил, где проходит Ученый совет, вместо ответа одна из сотрудниц истерически расхохоталась. Он решил, что она ненормальная и постучал в соседнюю дверь. История повторилась. Андрей плюнул и побежал сам разыскивать зал. Когда, наконец, он влетел в нужную дверь, члены Ученого совета обернулись, посмотрели на него и замерли. Кротов проследил за их взглядами и тоже замер. Он стоял посреди роскошного, старинного зала, на нем были элегантный, серый пиджак в полоску, белая рубашка, красивый синий галстук, но не было… брюк, вместо них – красные спортивные трусы. Эх, привычка – вторая натура! Кротов привык по утрам, в любое время года запрыгивать в машину прямо в спортивных трусах, чтобы потом не терять время на переодевание на корте. Его выступление на Ученом совете так и не состоялось.

Вскоре он ушел из Физического института. Мать сильно расстраивалась. Но она расстроилась еще больше, когда узнала, что Кротов собрался жениться. "Ты же не сможешь прокормить семью!" – в сердцах кричала она. Тренерский заработок Андрея и впрямь не внушал оптимизма. "Я что-нибудь придумаю, ты не беспокойся", – вяло, но с упорством отвечал Кротов.

Его избранницей стала Татьяна Заварова. Свадьбу сыграли тихую и скромную. Те, кто их знал, не могли не отметить, что пара, да и сам этот профессиональный брак были красивыми. Два молодых, интересных спортсмена, увлеченных общим делом, казалось, что могло быть лучше и долговечнее. С деньгами, правда, было плохо, совсем плохо.

И вот тут Андрей сделал решительный шаг навстречу неизведанному. Одновременно с тренировками детей, на тех же самых кортах, он начал заниматься с частными учениками за деньги. Шаг, для конца семидесятых годов прошлого века, прямо скажем, рискованный. Нет, конечно, отдельные теннисисты изредка, незаметно давали платные уроки великовозрастным балбесам и эксцентричным дамочкам – теннис начинал входить в моду и становиться престижным видом спорта. Но для такого рода деятельности надо было иметь покорный, уживчивый характер и обязательно ладить с начальством. Это не удивительно, ведь теннис – не математика, когда можешь пригласить ученика домой и никому не мозолить глаза. Нет, здесь нужны летние и зимние корты, здесь ты всегда на виду и всегда в зависимости от кого-либо.

Вначале все устраивала Таня. Она договаривалась с начальством, те направляли к Кротову детей своих знакомых, он занимался с ними бесплатно, и все оказывались довольны. Жить стало немного полегче. Но вскоре начались неприятности. Кто-то из коллег теннисистов, преисполненный чувства справедливости, написал жалобу. Началось разбирательство. Кротова вызвали в спорткомитет. Там он в пух и прах переругался с заместителем начальника. Таня умоляла его быть помягче, да какое там… Начались мытарства. Теперь чтобы получить корты для частных занятий, Кротову приходилось каждый раз договариваться со знакомыми тренерами и делиться с ними выручкой. Но даже и в такой ситуации неуступчивость Андрея в любой момент могла сыграть с ним злую шутку.

Однажды на своем горе-"Запорожце" он привез ватагу мальчишек и девчонок на корты общества "Буревестник" на Елагин остров. Предварительная договоренность с тренером была. Всех расставил по парам, себе взял двух подростков, началась тренировка. Не прошло и десяти минут, как появилась делегация. Кротов был поражен. Вместе с руководством "Буревестника", а также со старым соперником, с которым они попортили немало крови друг другу в разных турнирах, и который сейчас старательно отводил от него глаза в сторону, вместе со всеми ними, он увидел… свою жену Татьяну. Она тоже отвела глаза.

Один из руководителей обратился к Кротову:

– Андрей, среди тех, кого ты сейчас привез и тренируешь, есть наш парень. Да, ты сам знаешь, его зовут Антон. Перспективный парень, на него "Буревестник" очень рассчитывает. Тебе нужны корты? Пожалуйста, бери, хоть в круглосуточное пользование. Но с условием: тренировать теперь ты будешь только одного Антона, ни на кого больше не отвлекаясь. Кстати, в деньгах не прогадаешь. Наше общество не богатое, но и не бедное, если сделаешь из парня хорошего теннисиста, не обидим. Да и Татьяна твоя сможет подхалтуривать на соседних кортах, смотри, сколько площадок вокруг, пусть рубит капусту хоть круглые сутки.

Кротов внимательно смотрел на говорящего и молчал.

Руководитель подумал, что дело, пожалуй, выгорит, и поэтому продолжил с еще большим напором:

– Ну, все, Крот, давай разгоняй свою шоблу. Остается один Антон, остальные по домам! Слушайся нас, старик, и все у тебя будет хорошо. Кстати, с Антоном можешь начинать прямо сейчас, чего зря время терять.

Кротов перевел взгляд на Татьяну, и ему вдруг стало больно. В душе у него не было ни презрения, ни обиды, его просто затопила тихая печаль. Руководителя делегации он не удостоил ответом. Вместо этого Андрей повернулся к притихшим детям и скомандовал:

– Залезайте в машину, поехали отсюда!

От делегации отделилась Татьяна и подбежала к Кротову.

– Андрей, ну сколько можно! Почему ты со всеми ссоришься, почему ты всегда один? Ни с кем не хочешь договориться, никому не хочешь уступить? Тебе сделали разумное, выгодное предложение. Свободного времени у тебя станет больше, с деньгами станет лучше. Ну что тебе еще надо?!

Кротов ничего ей не ответил. Вместо этого он крикнул:

– Залезайте быстрей! Маша, ты ракетку забыла, она на скамейке лежит. Давайте, давайте, быстрей отсюда! Ух, сколько вас набилось, как сельди в бочке. Нарвемся на гаишника, худо будет. Все, поехали!

В этот момент руководитель, который до этого пытался уговорить Кротова, заорал не своим голосом:

– Антон! А ты куда? Ты что, с ним едешь? Я запрещаю, ишь чего выдумал!

Худенький, белобрысый подросток, со спортивной сумкой через плечо обернулся на этот окрик и спокойно ответил:

– Владимир Александрович, я хочу в теннис научиться играть, а лучше чем у Андрея Владимировича этому ни у кого не научишься, до свиданья.

Скрипучие дверцы "Запорожца" захлопнулись, заурчал мотор. В тот день они тренировались, бог знает где – в какой-то хоккейной коробке. Натянули сетку от борта до борта и играли до полной темноты.

Брак с Татьяной распался сам собой, как-то тихо и незаметно, причем не по инициативе Кротова. У нее тренировался мальчик, отец которого был то ли художник, то ли архитектор, а самое главное, он был вдовцом. Одним словом, это был свободный человек и куда более обеспеченный, чем теннисист-неудачник. Кротов не возражал, детей у них не было, развод прошел буднично и без всяких эксцессов.

Шли годы. В жизни Андрея мало что менялось. Образ неподвижного болота часто преследовал его. Когда стало полегче с поездками заграницу, он решил на "халтурные" деньги махнуть в Швецию. С одной стороны -недалеко, а с другой – как никак – родина великого теннисиста Бьерна Борга.

С тургруппой расстался очень быстро. Под Стокгольмом нашел теннисный клуб. Приняли Андрея там хорошо, его вспомнил кто-то из теннисистов-эмигрантов. Дали поиграть в ветеранском турнире, увидели, что игрок он неплохой, затем предложили встать на подкидку с детьми. За это поселили в какой-то сарай, в котором вместе с Кротовым проживал огромный, синий глобус. Вечерами после тренировок он медленно крутил его, но рассмотреть толком ничего не мог, из маленького окошечка в углу сарая проникало слишком мало света, лампочка была вывинчена – экономия.

Шведские мальчишки и девчонки часто, украдкой от родителей, запихивали в сумку и карманы Кротова конфеты. Руководители клуба сразу поняли, что он отменный тренер, скорее всего, от Бога и что к нему тянутся дети и любят его. К своему шведу не идут, а к русскому – с удовольствием. Вот такая загадка. Они предложили Кротову продлить пребывание, а потом может и вовсе остаться, обещали похлопотать в полиции. Знакомые и незнакомые люди постоянно улыбались ему мармеладными улыбками, все были вежливы и предупредительны. А его тошнило от этих улыбок.

Он отказался от всех предложений. Когда уезжал, его никто не пришел проводить. Со спортивной сумкой на плече Андрей медленно шел по пристани к своему парому. Ветер бросал ему в лицо пригоршни влаги, его одолевали невеселые мысли. Вдруг позади он услышал крики. "Наверное, чайки" – подумал он. Но когда обернулся, то увидел бегущую ватагу детей. Маленькие шведы настигли его. Они наперебой что-то кричали по-английски, среди этого гомона чаще всего слышалось: "Андрей! Андрей! Андрей!" Даже его скромных знаний языка хватило, чтобы понять, что они кричали еще: "Не уезжай! Не уезжай!" Паром тяжело, как косолапый медведь, переваливаясь с волны на волну, уходил в море. Кротов стоял на палубе, а карманы его куртки оттягивали пригоршни конфет.

Шло время, жизнь Кротова начала постепенно меняться. Он стал зарабатывать больше денег. Сменилось теннисное руководство, теперь уже не Ленинградского, а Санкт-Петербургского спорткомитета. В новом спорткомитете оказались приятели Андрея. С кортами стало легче, а от клиентов не было отбоя. У Кротова хотели тренироваться все – от талантливых детей до великовозрастных чайников. Он не отказывал практически никому. Так и закружилась теннисная карусель под названием: Крот.

От матери с отчимом Андрей жил отдельно, но деньгами помогал им щедро. С личной жизнью по-прежнему не везло. Женился еще раз, теперь не на теннисистке, а на женщине из общепита. Прожили вместе два года, а потом она внезапно умерла от пустяковой болезни – воспаления аппендикса. Детей у них не завелось. Как и прежде, жизнь Андрея Кротова была заполнена только теннисом. И днем, и ночью его преследовал ворсистый мячик с двумя параллельными бороздками.

В таком состоянии и застала Кротова Даша, когда весной очутилась рядом с кортами на Каменном острове.

Глава 4

Худшие опасения Даши начали сбываться. Опрометью перебегая Вяземскую улицу и чуть не попав под машину, краешком глаза она успела заметить людей, столпившихся на крыльце детского дома. Даша подбежала к тяжелой, чугунной калитке, дернула за ручку, дверь оказалась запертой. Наконец ее заметили, и навстречу ей быстрыми шагами направился охранник дядя Коля. На крыльце Дашу встречали несколько воспитательниц, среди которых, переминаясь с ноги на ногу, стояла заплаканная Клавдия Васильевна, а рядом с ней – всегда подтянутая и спокойная завуч Олимпиада Александровна.

– Где ты была? – спросила последняя ровным голосом.

Даша молчала.

– Где ты была и кто тебя выпустил за территорию детского дома? -также спокойно, не повышая голоса, продолжила завуч.

– Никто, я сама перелезла через ограду.

– Врешь, ограда слишком высокая и заканчивается острыми пиками. Я жду ответа.

Даша молчала и лихорадочно соображала. Дилеммы – подводить или не подводить Клавдию Васильевну – для нее не существовало. "Рассказать или не рассказать ей про старый лаз между двумя отогнутыми прутьями ограды в самом углу двора? Если расскажу, то сразу отведу все подозрения от Клавдии Васильевны, но зато сделаю пакость ребятам, лаз заделают и прощай пусть временная, пусть крохотная, но всеж-таки свобода". Даша побледнела и сжала кулаки.

– Я пролезла между прутьями, – тихо ответила она.

Олимпиада улыбнулась.

– Покажи, как это у тебя получилось. Не стесняйся, иди к ограде и покажи. Если сможешь, тогда мы тебе поверим.

Даша сделала несколько неуверенных шагов в сторону ограды.

– Прекратите! – вдруг сквозь всхлипывания закричала Клавдия Васильевна. – Это я, я выпустила ее погулять, только я одна и виновата!

Аккуратно причесанная, маленькая головка завуча медленно повернулась к несчастной воспитательнице. Та, беспорядочно тыльной стороной руки утирала то одну, то другую щеку, но в ее взгляде горела решимость.

– Хороша прогулка. Посмотрите на свою воспитанницу! – твердо, с еле заметной усмешкой, повысив голос, произнесла Олимпиада. – Посмотрите, как она одета, она вся в грязи. Что это за красные пятна на ее юбке? Это что, от кирпичей? Ты валялась на стройке или в подвале, ты дралась, тебя били? -Резко повернувшись к Даше, она, будто вбивая гвозди, начала задавать вопрос за вопросом.

Девочка растерянно молчала.

– Ну-ка, подойди ко мне. Сейчас посмотрим, не пахнет ли от тебя вином.

Даша, повесив голову, медленно поплелась в ее сторону.

Пожилая Клавдия Васильевна, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, начала спускаться со ступенек крыльца. Она устремилась к Даше. Поравнявшись с Олимпиадой, она резко обернулась, и ее голос сорвался на крик:

– Зачем вы так?! Зачем вы ее унижаете?! Она вообще не знает, что такое вино!

В этот момент Даша бросилась к Клавдии Васильевне и тоже закричала. Все застыли. Из этой девочки не то что крика, слова вытянуть было невозможно. Путаясь и запинаясь, она кричала:

– Клавдия Васильевна не виновата. Я ее обманула. Я наврала ей, что нашла родственницу и упросила отпустить меня к ней ненадолго. Это я все придумала!

– Зачем? – Голос завуча приобрел прежнюю бесстрастность.

– Чтобы погулять.

– Ну и где ж ты гуляла, чем занималась?

У Даши на мгновение разжались губы, но тут же сомкнулись вновь. Больше она не проронила ни звука.

Про Олимпиаду Александровну можно было сказать все что угодно, но только не то, что она плохой психолог. Нет, психология была ее тайным увлечением, ее коньком. Мгновенно оценив ситуацию, поняв, что от Даши больше невозможно добиться признаний, она отчеканила: