От…и До… бесплатное чтение

«От…и До…»

Моим любимым: Маме и Отцу, и жене Олесе посвящается.

Мои Отец и Мать под Пресс

Всей первой половины

Века двадцатого попали.

И были они ввергнуты во холод,

Кровавые репрессии и голод,

И в Мировую страшную войну,

Во всем подобную Армагеддону…

И оставались Настоящими Людьми

Во испытаньях всех они;

И в поколении их выжило всего лишь

Пять человек из ста…

И я – ребенок тех пяти процентов,

Вошел в другую века половину.

И, оттиском в сознаньи, приобрел

Ее бесценный опыт…

И в веке, следующем уж,

Когда упорно появляться стали знаки

Света Конца- я встретил, наконец,

Свое второе «Я»– Олесю,

Ту, что мерещилась во снах

И ускользала наяву- до срока.

И Пунктом Назначенья стала

Олеся для судьбы моей,

Которая от Отчего порога

Вела дорогой длинной к Ней-

И нет ее Любови краше,

И нет бескрайней, нет сильней…

И жизнь Отца и Матери, и предки,

Что Кодом все во мне живут,

Поэму написать меня подвигли

О духовной Жизни,

Той, что ко Истине ведет…

И с перерывом длилось двадцать лет письмо.

И порождЕнная поэма обрела

В Любви Олеси- облик и черты

Нашего духовного ребенка…

И он, что звется «От…и До…»,

Теперь Строку чеканит звонко:

«Мой Дорогой Читатель!

Разреши тебя пригласить во путешествие,

Во путешествие и дальнее и непростое,

Но увлекательное тем, что пролегает

Оно во тех просторах,

Куда лишь только мысль проникает…

И ты, наверняка, уже пускался в этот путь,

И шел, пока хватало сил,

И, потеряв ориентиры,

Падал отдохнуть;

И поднимался снова,

И двигался вперед –

Чрез жар пустыни

И хрупкий лед…

И, по дороге, все отыскивал ответы

На главные вопросы бытия:

Что мир такое есть

И кто в нем ты и я?

И кто иль что

Так разрывает сердце наше,

Во приходящий день, –

На ясный светлый полдень

И на ночную тень?

И ляжет ли меж мною и тобой, читатель,

Света и тьмы кордон

При битве Зла с Добром последней

Во местности Армагеддон?

И сможет ли добыть об этом Знанье –

Стремительный Поток Сознанья?

Итак…»

Я погрузился в сон:

В нем пОтом был пропитан

Хлеб насущный,

В нем пОтный Демон Лжи

Был, словно боров тучный,

И управлял Вселенной он…

Но некоего тень воспоминанья

Вдруг поманила следовать за ней –

Назад, сквозь вереницу дней,

И вспять, через провал не-знанья…

И зов повлек найти Себя:

Так кто же Я , который настоящий?

Как в зеркалах кривых узнать тебя, –

Туманный Образ, вечностью блестящий?

И есть ли ты, Ловец отменный,

Чей голос тихий, вдохновенный

Тревожит редко по ночам:

Он говорит неумолимо,

Что мира зло – лишь колосс мнимый,

Коль Свет откроется очам…

Но гаснет вера в шепот чудный,

И душит горло Пустота

И бремя жизни ношей нудной

В поводыри дает Крота…

И направляет он движенье

Куда-то вдоль по плоскости физической,

А в ней – метаний плоти отраженье –

Венец есть Эволюции Космической…

Ведь звезды, Солнце и Луна, и берегов возникновенье,

И вОды до изгибов дна,

И струй воздушных дуновенье,

И медовЫх соцветий рост,

И гадов по Земле броженье,

И поколений вечный Мост,

Где эволюции свершается движенье –

Все, все они, как плодоносный цвет,

Змееньем миллиардов лет,

В изгибах моей мысли проросли,

И в мире им предела нет,

Коль дан им осознанья свет,

А Я – живой его носитель;

И разум мой- есть инструмент

Для извлечения желанья,

Как сладок Истины момент,

Где Змей дарует плод познанья!

И видишь ты, что Мира Круг

Соблазнов прелестью цветет

И легионом жадных рук

Сраженье

За Престол ведет,

Что вечна Смерть насмешкой бледной

Над скоротечьем Бытия,

И надо маскою победной

Завесить страх Небытия…

И роды Вожделения, –

Кометой,

Таранят жарко небосвод:

Сейчас, сейчас планета эта

Закружится разменною монетой

В рулетке отошедших вод!

И вот, во мне

Игры азарт восстал –

Им правит Исступленья масть,

Чтобы желанный миг настал –

Поставишь Жизнь,

А выигрыш – Власть!

Она ж, желанная, то Дерево Познанья,

Что источает Жажду Обладанья,

Она – тоннель в глубины снов,

Там образ женский вечно нов,

Сливаются в одно там два желанья…

И женственность, при подчиненьи,

Дарует пира учиненье,

И смертный, наслажденья от,

Безумия вкушает плод…

А в покоренном женском лоне

Стихает страх Небытия –

Во моего потомка жаждущей ладони

Смогу пульсировать и Я!..

Трижды чудесен миг Проникновенья,

Где в почву падает Зерно,

И Таинство совокупленья

Венчает властное стремленье

Из Двух создать еще Одно…

Когда ж в колодец Знания войдешь,

Пылая жаром единенья,

Тогда ты – от рассудка тленья,

Как Жала беспощадный нож,

Огонь Познания взметнешь…

И новорожденное Пламя –

Другие дУши в пЕчи плавит.

Слез, пота, крови открыв ток,

А от страдания потока,

В течении мучений срока,

Плевком алхимии порока,

Как вожделения итог,

Плодится золотой песок –

Оскала Власти отраженье,

Материи зыбучий бог,

Желаний плоти изверженье…

И мысли пьяное броженье,

Науки маета, религии смятенье,

И чувств слепых кровавый зуд,

И подневольный тяжкий труд,

И вОен мировых затменье,

И липкой гильотины пенье –

Всё Страсти хищные растенья,

Невежества цветущий Блуд…

И, чтоб из Мирозданья нор

Им зазмеится по вершинам гор,

Их похоти зияющие поры

Глотают золотые споры

И влагу поношенья пьют…

Влечет же Стебли их стремленье –

Стихиями планет всех овладеть,

Дабы вползти в природы Код –

Гармонию изъять,

А Жизни сокровенный Плод –

Безумием разъять:

Огнем Энергий Землю жечь,

И в воздух серный дух вонзать,

В теченье вод пустыней лечь,

И Хаосом Эфир терзать,

В провалы Космоса нырнуть,

Там почву для себя найти,

Планеты семенем пырнуть

И Власти Колоссом взойти –

Так, чтоб светила Мирозданья,

В конце Познанья Бытия,

Кружились, как мои Созданья,

А обращенья центр – «Я»…

Но Истина, волною слез,

Сквозь сети разума проходит,

И тень могущества уходит

В туманные просторы грез…

И ранит боль Не-обладанья,

Тот черный скорпион сознанья,

Что плавит, как кипящий воск,

Огнями жала – свой же мозг…

А из него, струей кипящей,

Выходит, Зависти Змея –

Ползущий враг души летящей

К познанью истинного «Я»…

И вот, змеи смертельное дыханье

Стремится Небо отравить,

А Света Луч Небесный – душу –

Земными язвами увить;

Но тонкий луч неуловим

Капканами совокупленья,

И призму Мирового Тленья

Проходит он неодолим;

И разъяренная змея

РодИт детей, себе подобных,

Плодит семью ущербных «Я»,

Слить воедино яд способных;

И оплетается весь Мир

Из змей скользящей паутиной,

Чтоб ядовитою плотиной

Остановить Небесный Пир…

И о поверхность нечистот

Свет тормозит своё движенье –

Он в жителях кислотных вод

Уж не находит отраженья…

И предвещает черный том Змеиного Завета,

Что не увидит людской ком

Спасение рассвета,

Что копошащимся клубком

Останется планета

У вечной ночи под замком,

Без Благодати Света…

На плоскости Материи распято

Земное тело Бытия,

Двухмерным лезвием разъято

Мое распластанное «Я»…

И верх неведом Мысли точке,

Зажатой в плоской оболочке,

Нет Неба над пространством дна…

И крест, двух измерений суть,

Диктует обреченный путь:

Вперед пойдешь – это Прогресс,

Назад шагнешь – уже Регресс;

Направо – Белый свет Утех,

Налево – Черный Смертный Грех,

А обернешься если вдруг,

То повернется Мир вокруг –

Где черный враг, где белый друг –

Смешает все Абсурда круг…

И слепота таких метаний

ЧертИт единственный Узор –

Тот крест бессмысленных страданий,

Что закрывает Неба Взор,

Он есть Полета искаженье,

Пустое плоти разложенье –

В страстЕй завистливом задоре,

В Желания кровавом соре,

В змеином кладезе яиц;

И Жизни линии движенье –

Лишь к краю пропасти скольженье –

Змеею искаженных лиц…

Но Третий Ангел протрубил,

И волею Небесных Сил,

Звезда горящая Полынь,

Как грань другого Измеренья,

Огнем жестоким Искупленья,

Упала на греха твердЫнь…

И луч возмездья, ЧернобЫль,

Безбожья пыл стирает в пыль,

И горечь смертную вонзает

В два измеренья бытия,

И «Я» ползущее терзает,

Содрав коросту забытья…

И искра слабая познанья

Во Божье гаснет Наказанье,

И Крот, зловещий проводник

По плоскости Сознания,

Влечет слепое «Я» в тупик –

Во яму подсознания…

А там, как Сцилла и Харибда,

Два жЕрнова сжимают –

Боль и Страх;

И их неумолимое вращенье –

Есть растирающее мщенье

За Власти над Матерьей крах…

Обгладывает каменная челюсть

В тисках задавленное «Я»,

Страстей арканящая прелесть

Уходит в щель Небытия…

И вот, к чему ты был привязан,

Все то, что плотью наросло

Вкруг жажды миром обладанья,

И задохнулось что в петле

Неисполнимого желанья:

Коварство суетливых дней,

И положенье средь людей,

Звенящий золота напев,

Насилия победный рев,

Совокупленья сладость,

Власти рожденья радость,

И зависти шипящий зев,

И ядовитый черный гнев –

Все это, слой за слоем,

Будто кожу,

С сознания срывает боль и страх,

И превращает плоть их властно

Во измельченный Смертный Прах…

И высекают жернова –

Лишь искру самосохраненья,

Что наполняет жалким тленьем

Разбитый разума сосуд;

И возвращает страха Суд

Его существованье –

К беременности Не-сознанья,

Во пуповину боли пут,

Где Смерть свой совершает труд…

И вот ее губительным круженьем,

Желания жестокий бумеранг –

В страдания вернулся ранг,

Чрез пуповины он плетенье

Мне воздает смятенье,

Планетной боли дарит сказ,

Несет погибели Экстаз:

Я трепещу в когтях Орла

И пропадаю в пасти Льва,

Меня Мясник пронзил в упор,

Мой Корень подрубил топор,

Отточенный Терзанья Круг

Лишил и зрения, и рук,

На мне возрос болезни мох,

И Я в мучениях оглох;

Обломком наземь я упал,

Меня дробит убийства шквал,

И осыпаюсь я песком

Среди дыханья Океана,

Где зародился Плоти Ком,

Откуда Жизни вышла Манна…

А в глубине, на самом дне,

Оскалилась где ада дверь,

Во пожирающем огне

На троне восседает Зверь,

Сын семиглавого Дракона,

Оплот диавола закона,

Антихрист – извращенья сын;

Он тело барса изгибает,

Медвежьи когти выпускает,

И семиглавой пастью льва –

Соблазна вопль испускает…

И подчиняются ему

Все устремления земные,

И Жизни вдохновенный Путь,

Чрез Моря светлое окно,

Уходит в миражи срамные,

В семи грехов ныряет ртуть,

А там, петлею искаженья,

Обратным к истине движеньем,

Спускается на смерти дно –

Антихристовым разложеньем…

Когда ж теряешь тела кокон –

Уходит мировой Обман,

И Истины слепящий локон

Режет неведенья туман,

И то, что вознеслось над Миром –

Звериной силою страстей,

Стало нещадным униженьем

Средь груды собственных костей…

И обнаженная душа трепещет –

В пространстве, где возмездье блещет,

Где всех ее желаний труд –

Неумолимый ожидает Суд;

И он гласит, что сотворенный грех –

Есть нарушение Закона,

Сошлись в котором

Все измеренья Бытия,

Он – язва мерзкая дракона

В жемчужине Божественного «Я».

И всякий совершенный грех

Плодит возмездия пространство,

Что скорлупою вечной, как гнилой орех,

Душ заключает окаянство,

И тот, кто грабежами осквернялся,

Размазан будет в тьме кромешной;

Кто завистью переполнялся –

В колодец боли упадет,

Где огнь, звереющий поднялся;

Кто душу гневом разрывал –

Того накроет пыток вал,

И в рану превратит сплошную –

Железным раздирающим клыком;

Тот, кто для ближних, языком,

Любил могилы рыть, -

В зловонной растворится тине

И рот, подобный грязной мине,

Не сможет уж вовек закрыть;

Тот, бедному кто не помог –

Заглотит вечной жажды смок;

Кто похотью при жизни был растленный,

Тот, вместе с сатаною,

Затоплен будет огненной слюною

В пасти сжигающей Геенны;

И червь могильный, бесконечно,

Станет убийцу пожирать,

Предатель – в ужасе и вечно

Будет зубами скрежетать…

И каждый, хоть и оказался

Средь миллиардов падших душ,

Все ж в одиночестве остался, окруженный

Кордоном из кровавых луж…

И одинокая душа, как маленькая точка,

Зажата в адской оболочке,

Где света нет, и нет надежды,

Где душат вечно тьмы одежды,

Где нет числа для страшных мук,

И пыток неразрывен круг…

И грех во Космосе творит –

Воронку черных Измерений,

И пламенем их гиблых трений

Пространство ужаса горит…

И невозможно также изощренность

И силу ада осознать,

Как по земной ползущей тени –

Взметнувшийся огонь познать…

И душ посмертную Судьбу

Определяет Высший Суд,

Где на Весах ведут борьбу

Песчинка светлая добра

И темный извращенья зуд…

Песчинкой же, Земля планета –

На чаше Космоса кружИт,

Ее Магическое Тело –

Кристалл, где молния дрожит;

И он, Кристалл Любви,

Вибрируя, в пространство,

Аккорды музыки лучИт

И, в гармоничном постоянстве,

С оркестром всех планет звучит;

И, из симфонии светил, -

Жизни прядется Паутина,

Что, будто времени ПатИна,

На Мироздания картине,

Иль, как изысканный узор,

Небесный услаждает взор…

И вот, соткался человек,

Чрез эволюций долгий век,

Он – Избранный, ему дано

Услышать музыку светил,

Чтоб плоскости слепое дно –

Луч гОрних песен осветил…

И сделался он композитор,

И, как Великий Инквизитор,

Стал глухоту у ближних жечь,

И для души раскрытья слуха

Под сердцем распахнул он Духа

Воспламеняющую печь…

И засверкали, зазвучали

Ноты, искры будто,

Пылающей души,

Вне умирания печали,

В бессмертья радостной тишИ:

ALLEGRO – чувство осязанья

В земле родЯщего зерна,

И взрыв его – ростка созданье,

Во яме, что как ночь черна…

ANDANTE – вкус воды возник,

Она – живительный родник,

Что корни влагою питает,

И жаждущим ветвям внимает,

И до небес растущий ствол

Своим теченьем поднимает…

А SCHERCO – аромат несет

По воздуху – растения,

И музыка цветения

Струит природы пение –

Любовное томление,

Средь радости волнения,

От пораженья тления…

FINALE – это откровенье,

Эфир, что раскрывает зренье,

И видишь ты плоды цветенья:

Галактик сочное плетенье,

Созвездий гроздья

С семенем планет

Средь облетевших лепестков комет…

И сок этих плодов – вселенной кровь,

Миры творящая Любовь,

Тебя сонатой наполняет,

Со всем живым объединяет –

В зерне, где Вера прорастает,

Та Сила, горы что сдвигает,

В лучах которой смерть растает,

Во тьме исчезнув навсегда…

И зверь из бездны насылает

На композитора болезнь –

Антихрист вытравить желает

В его душе бессмертья тень,

Убить надежду, что взлетает,

Саму же душу, в смерти день,

Швырнуть туда, где ад пылает…

И поражает глухота

Того, кто миру слух раскрыл,

И отрывает так она

У звуков миллионы крыл,

МузЫку облика лишает…

И, злобою своей питая адский пыл,

Зверь Музыканта удушает

В трясине человечьих рыл,

И, ранами распахнутых могил,

Неотвратимость гибели внушает,

Которую греха наносит ил…

Но композитор в саване страданья,

В гробу смертельной тишины,

Из осиянной вышины

Сверкает молниею знанья,

Слепящим гимном мирозданья,

Симфониею радости и света,

Где нотами звучат планеты –

Во славу жизни цвета…

И вечной жизни дух, -

По имени Бетховен,

Над разложением становится верховен,

И поглощает смерть

Его лишь тела кокон,

Со язвами, гниющими греха,

Симфонья Света же, как панцирь орехА,

Ядро души спасает,

И бабочкой

Душа Бетховена взлетает,

И крылья ее музыку творят –

Пред нею Время и Пространство тают,

Бумажной декорацией горят…

И крыльев огненных вибрация

Мою пронзает кровь,

И вновь цветущая акация

Росою освятИт Любовь,

Связавшую в объятьях крепко –

Парнишку с девочкой, -

Моих далеких предков…

И звезды за реку смахнул

Зари взлетевший Алый Гусь,

Он утро в землю ту вдохнул,

Что звётся Киевская Русь…

И вот уж солнце золотом стекает

В пшеницы море

С куполов церквей,

Оно жнеца на ниву привлекает

Сияньем зрелости полей…

И стадо облаков пасется в небе

Под к ним взлетающую трель,

Что, как весеннюю капель,

Хрустальным звоном,

Рождает пастуха свирель…

И Света палача

Наследный сан

От Зверя получает Чингиз-хан,

Он, не колеблясь, прОдал

Души бессмертья сласть

За мир подлунный этот

Терзающую Власть;

И предвкушает бойню

Страстей его хорал:

«За правду своей смертью

Никто не умирал!»

И в степь – бескрайний бубен, застучали,

Свинцовым ритмом горя и печали,

Орды бесчисленной копыта,

И ими же была

Могила Правды рыта…

И, как со дна вулкана газ,

Монгольский накрывает сказ

Мать Русь кровавой сетью,

И похотью горит раскосый глаз,

Впиваясь в душу плетью…

И воя, из последних сил,

Монгол о Крепость бьется,

Ему уж смерти вкус не мил,

Ведь русский, умирая, не сдается…

И Зверь, из тех князей,

Что Русью совладеют,

Вдруг создает себе друзей,

Что зерна как соблазна зреют;

И тот соблазн велик:

Для собственного возвышенья

Мать Русь отдать на поношенье,

И, хищных для утроб своих,

Как благо воспринять –

Монголов нападенья обстоятельство,

И тот соблазн пророс –

Гордыней и предательством…

И каждый князь

Спокойным взором,

Глядит во помрачении зверином,

Как люд единокровный

Падает покойным

В монгольском растерзании тигрином…

И брату в помощь руку не подав,

Чтоб на костях его подняться,

Очередной предатель

Жаждет за чужое взяться,

Но душит и его

Нашествия Удав…

И Желтая Змея

Так, постепенно,

Русь охватив собой вокруг,

Как-то по-дьявольски степенно

Образовала ада круг,

И Золотая – далось имя ей – Орда,

На ига бесконечные года,

Ибо предрЕчено было Христом,

Что разделившееся царство

Само в себе – пустеет,

Словно сухое дерево,

То, что рассталось

С последним опадающим листом,

И, разделившись сам в себе,

Дом выжить не сумеет,

Под трещины карающим хлыстом…

И канули Руси обломки –

В змеиный адовый котел,

И золотой луч света звонкий

Пал во ущелье тьмы,

Как гибнущий орел…

И там его монголы травят –

Огнем предательской напасти,

И из луча,

Из духа русского,

Из золотого света –

Злато греха, порока плавят,

Как символ Зверя власти,

И выводок змеиной темной страсти:

Гордыня, похоть, воровство,

Коварство и разбой, убийство,

Злой умысел, безумство, богохульство

Свирепство и завистливое око

И сладострастие, и непотребство –

Роем впивается кровососущих мух

В распятый полумертвый российский дух…

И разделяется на три Дух силуэта:

Один – Христа жемчужный – Иисуса,

Другой – кровавых дел поэта,

Весь черный от грехов искуса,

И на кресте,

Срамная оболочка эта

Лишь извивается для злобного укуса,

Без покаяния

И без надежды света…

А третий силуэт – разбойник тоже,

Насиловавший душу

На греховном ложе,

К чужому горлу приставив нож,

Под хохот бесов порочных рож…

Но отблеск от Христа,

Жемчужный, невечерний,

Распятому упал разбойнику на грудь,

И все его грехи его ж пронзили сердце,

Обнаживши совесть,

Как скрытую Божественную Суть…

И видит он себя в утробе,

Средь материнских вод,

Но вдруг желание,

Будто могильный червь во гробе,

Его сознания пронизывает Свод…

И возжелал младенец тот ворваться

Во сотворенный Богом свет,

И в ход пуская Слово,

Будто острый нож,

Срезать, как мясо, золото

Со убиенных лет…

И это пожеланье, отразившись

От утробных вод,

Развитие плода пустило

В обратный ход…

И опустился потолок сознанья,

Выталкивая прочь из черепа уменье –

Произносить слова, как совести познанье,

И речи музыка людской,

Весь свет объявшая любовью, -

Во превратилась рык,

Что разорвал планеты тело,

Словно звериный клык;

И черепа ломаются углы,

Сжимая мозг во маленький комок,

И закипают страсти, ада, как котлы,

И загоняют сердце

Под чешуи замок;

И хищная образовалась рыба,

Вся в чешуе из золотых монет,

Неумолимая, как смерти Глыба,

Неотвратимая, словно морщины –

Шрамы от укусов лет…

И зазвучал, как флейта,

Рыбы той хребет,

Матери Планете предвещая –

Неисчислимость бед…

И в светлой чистой глади материнских вод

Вскипел из спермы, испражнений,

Крови водоворот;

И обезумевших страстей

Кружащаяся гонка

Затягивает рыбу ту

Бездонною воронкой;

И все в воронку эту

Ушедшие цивилизации –

Пропали безвозвратно в зверя глотке –

Космоса канализации…

И рыба падает в колодец тьмы кромешной,

Гордыня где правителей земных

Сквозит дырой потешной;

Так Зверь глумится

Над слепыми душами,

Материю свернув земную

В порочный круг,

И ломятся слепцы во западню,

Где наслажденье притаилось,

Как интимный друг;

И в возбуждении давя друг друга,

Все души рвутся к центру круга,

Чтоб захватить над миром Власть

И «Я» свое на ложе Наслажденья,

Снова и снова класть;

А если уж Душа,

Одна из многих,

Вдруг достигнет цели,

От своего могущества ликуя бесконечно,

Преодолев все рифы, ураганы, мели,

Людскою кровию омыв добытый трон беспечно, -

Тогда в такую душу проникает

Насилующий клык,

И рану сквозь

Звучит победный звериный рык,

И та Душа вопит кровящею дырой

Во центре наслаждений Круга,

И превратился вдруг во адский граммофон

Тех наслаждений рой,

И стал пластинкой круг,

На граммофон надетой туго…

И завертелась та пластинка –

Под острые страдания иглой,

И наслаждение мелькало на картинке,

Под душ истошный вой…

А в центре воющей пластинки

Была дыра,

Для душ, туда доползших, последняя нора;

Дырой же дУши сделал звериный клык,

Их поголовно нанизавши

На обезличиванья штык,

И пустотой своей они удобны стали

Для сатанинской острой стали.

И вкруг стальной, звериной воли той

И кружится веками

Желаний человечьих диск,

И какофония на нем

Вопит греховной глоткой,

Она – рев Хищника

И Жертвы смертный писк…

И в рыбу, что разбойником была,

Зверь загоняет клык.

И содрогнувшись от страданья, Рыба –

В Жизни и Смерти уткнулась стык;

И был тот стык пересеченьем бАлок

Вознесшегося над Землей Креста,

И тело там распято Иисуса,

Кровоточащее – Христа;

И легионом падших душ,

Во Иисуса дьявол впился – Повелитель Мух,

И, как грехов кислотный душ,

Те души – мухи жаждут Иисуса

Расплавить драгоценный дух…

И распадаться Рыба стала

На рой беснующихся мух…

Но взор Христа ее коснулся,

Как ласки материнской пух…

И свет жемчужный проникает

Сквозь Рыбы грудь,

И, словно воск, он сердце расплавляет,

И глаз из рыбьих прогоняет

Порока муть…

И, прозревая, видит Рыба,

Что Иисус –

Ко всем Его терзающим врагам,

Как ко заблудшим детям Божьим,

Испытывает братскую Любовь,

И розой ко Христа ногам

Та опадает муха, что впитала

Его, Любовью переполненную, кровь…

И судоргой взошло во Рыбе со-страданье

К Тому, кто во Вселенной любит всех

И за Адама Смертный Грех,

Терпит безропотно страданье.

И Рыбы хищные губительные страсти

Как хвори стали уходить

И превратились во горячку, во катАрсис,

Во болью очищающие страсти…

И с болью ощутила Рыба –

Своего обличья срам,

И в покаяньи просится обратно –

В лика человеческого Храм…

И разрывает покаяние

Порочный Хищника и Жертвы круг,

И из лучей,

Сеть солнечных сплетенная,

Рыбу поймала вдруг,

И жгущие ячейки сети

Тело кромсают рыбье,

Как Прощенья плети;

И плавники стают руками,

Ногами – вытянулся хвост,

И мозг, развития рывками,

От Рыбы к Человеку тянет мост…

И сердца рыбьего

Холоднокровный ток –

В любови превратился

Огненный цветок,

И сердце, обновленное рисует

Черты раскаянья Лица –

Спасителя по Образу – Исуса,

В сиянии тернового венца;

И солнечная сеть – на сатану проруха –

Вытаскивает душу в Божий Свет,

Рожденье то второе – Духа,

Несущего Христа Завет;

И заново родившийся разбойник,

Воскресший во Христе покойник,

По имени ОптА Макарий,

Все золото кладет свое,

Как Кесаря денарий,

В обители духовной основополОжье –

Богу воздавши Божье;

И во кровавом золоте, добытом грабежами,

Словно в навозе удобренья,

Макария взрастает монастырь –

Вершиной вдохновенья,

Цветку подобный с розовой главой,

В котором Благодатью дышит Мир иной…

И нарекли тот монастырь, возросший

В Русской земле,

Что выжжена была монголами,

Как смерти пУстынь,

В раскаяния честь Макария Опты –

ОптИна ПУстынь…

В пустыне же, во одиночестве смертельном,

Пытку Христос переносил душИ,

И там Его Материя душила

В тисках космической глуши;

Но над материальным злом возрос

Словом Божественным Христос…

И, раковиной, Оптиная ПУстынь

В ладонях-створках трепетно растит

Жемчужину Христового Завета,

И сатаны уродливая тень

Ей Божьего не застит Света…

И Слово Божье, чрез эфир,

Рождает космоса тела,

Оно же их уничтожает –

В урочный час,

Через эфир, до тла…

И Слово Божие, как воздух,

ДушИ дыхание питает;

Оно же, Ураганом,

Матерьи лик пытает;

И Слово Божие, огнем,

Путь озарит, согреет душу,

Оно же пламенем жестоким

Материи сжигает тушу;

И Слово Божие, водой,

Жажду душИ питает,

А под его губительной волной –

Материя смертельно тает;

И Слово Божье, почва будто,

Духа родИт растенья;

Оно же труп материи хоронит

Среди песков забвенья…

И Русская земля Голгофой стала –

Позорной казни страшным местом:

На трех крестах обвисли там тела –

Дрожащим и кровавым тестом;

И все они безмерно одиноки

В смертельном разделении своем,

И раны от гвоздей глубОки,

И пляшет тело с болию вдвоем;

И, стаею грехов свирепых,

Казни место

Взяли монголы в круг,

И в круге сотен лет отпетых

Русь задохнулась вдруг…

И, погибая от грехов удушья,

На кресте,

Один разбойник шлет Христу проклятья;

Разбойника ж другого слезы душат

Те, что бывают от раскаянья объятья;

И Иисус, в жемчужине слезы,

Распятый отражается,

И, отраженный, в Слово- Меч

Христос преображается;

И Иисуса Слово

Для Опты

Звенит в пространстве казни тесном:

«Так будешь ты со Мною скоро

В Царствии Небесном!»

И Пустыни голгофской

Ко душе Опты

Смертельное презренье –

Вдруг превратилось

В ПУстыни Оптиной озаренье;

И гибнет на кресте

Макария греховный силуэт,

И воскресает вместо – новый

Любви ко Господу поэт…

И вспыхнувший, Руси при воскрешеньи,

Жемчужный яркий Свет –

Сонмы монголов выжигает,

Иго грехов сводя на нет…

И обновленный Русский Дух –

Жемчужина – ОптИна ПУстынь,

Направил путь свой в царствие Христа,

Сквозь времени космическую пУстынь…

И вырастает Ель, в кокошник изо льда

И в сарафан из снега убранная, –

В честь Рождества Руси второго.

Верхушка ж Ели – то Москва,

Очаг русского крова…

И в ожерельи Ели ледяном,

Пред белокаменным кремлем,

Большая площадь отразилась,

И молния царева гнева

Грозой там разразилась;

И Грозного царя Ивана в голове –

Дьявол змеею вьется:

«Кто царствия земного ставлен во главе –

Того пусть воля топором взовьется!

И гОловы, в которых неприятье

Царских повелений возникает,

Пускай топор той воли

Сразу отсекает» …

И площадь, казни место,

Красной стала –

От липкого потока крови,

И на отсЕченных на бледных головАх

Чернеют ужасом изломанные брови…

И ужас над Россией воцарился,

И во царе Иване Зверь плотно укрепился…

Но проникает шепот тихий –

Слепящую сквозь крови пелену,

В сознание царя, что пребывает

У красной пелены в плену…

А шепчет то, Любовью к Богу

На церкви паперть посажЕнный,

Ради Христа юродивый

Василий Свет БлажЕнный;

Юродство же – то человека

Сердцем избрАнный путь,

И ко Христу Любовь всепоглощающая -

Его и цель, и суть;

И, ради той любви к Спасителю,

Все Зверю отдает юродивый губителю:

Он отдает и дом, и деньги, и одежду,

И женщин – всех страстей надежду,

И пожеланья все,

И жизни прежней годы,

И тело – под удар погоды,

Лишь сердце он свое

Христу вручает,

И Иисус подвиг такой

Ответно привечает:

В снегу ль ложится спать юродивый на нОчь –

Своим теплом мороз Он гонит прочь,

И снег вокруг юродивого тает,

И гибельная ночь мгновеньем пролетает;

И наступивший день

Спаситель Иисус так создает,

Что пропитанье Он

Телам юродивых дает,

А души их при жизни уж

В Исуса Царстве пребывают,

Где силу всю Божественной Любви,

Как главное богатство добывают;

И будущее видят, и нЕдуги все лечат,

И изгоняют бесов,

Разум что калечат;

И облегчения людских страданий ради,

Средь возлежащего на плоскости креста,

Душу свою на части рвет, как хлеб,

Чтобы раздать голодным,

Юродивый ради Христа…

И слово Божие в устах

Василия Блаженного,

Как ключ звенит от Царства,

Из Любви сложЕнного…

И в сердце проникает этот ключ –

Царя Ивана Грозного,

И распахнулась дверь заветная,

Среди дыхания морозного;

И Свет слепящий,

Хлынувший из врат,

Вдруг осветил царем, творимый ад…

И видит царь глумленья дело:

В его мозгу засевший Зверь,

Как царств земных всех истинный правитель,

Девы Руси терзает тело,

Планетный Хищник Повелитель;

А царство всякое земное –

Есть механизм жестокий пыточный,

С шипами, клЕщами, и лезвиями,

КнутАми и ремнЯми, пЕтлями,

Для наслаждений, извращенных собранный

И абсолютной власти обретения…

И в действие приходит этот механизм –

От колеса вращенья,

От Хищника во Жертву, и наоборот,

По замкнутому кругу превращенья…

И человек, распятый механизмом,

Своих желаний терпит крах,

И пожирает Зверь,

Что колесо со наслажденьем крутит,

Его и боль смертельную, и страх…

И царство всякое земное –

Небесного есть Царства антипод,

Любви Христовой извращенье,

Гордыни ненавистный плод…

И у царя, у Грозного Ивана,

Свет вызвал совести ожог,

Что болью жертв его болит,

И царь земной – Царя Небесного, смиренно,

Об отпущении грехов своих молИт…

И тихим Божьим Словом,

Нищий и нагой,

Как обнаженный нерв,

Что от Любви вибрирует Христовой, –

Василий свет Блаженный –

У грозного царя

С лица оскал стирает искажЕнный…

И стала Площадь Красная – КраснОй,

Пре-красной стала тою Красотою,

От жаркого царева покаянья,

Что Мир спасет,

И душу человечью

В царствие Любви

Из царства зверя вознесет…

И умирает, распинаясь царь Иван –