Пролог
Я летела по водной глади бассейна, как стрела, выпущенная Сталлоне в «Рэмбо» 2008 года. Почему лучником не мог быть Робин Гуд или смазливая Амазонка с распущенными чёрными волосами? Потому что в голове маячил гипертрофированный образ суперсолдата, который один стоит целой армии. Я ощущала себя именно так. Одна и все.
Второй месяц отбивалась от проблем из-за абсолютно безответственной ювелирной компании, где меня угораздило купить франшизу, и только сейчас забрезжил рассвет, и я поняла, куда двигаться. Да, абстрактно, но на подробности и фамилии силы тратить смысла не вижу – скорее забыть. После Туниса и правда стало легче. Но не всё сразу.
Итак, я летала взад-вперёд по длинному бассейну в SPA одного московского отеля, который находился рядом с моим жильём. Вылезла наконец, села в шезлонг, посмотрела на стену с черноморским прибоем, нарисованным вручную масляными красками, взяла в руку мобильный, и он тут же сам зазвонил.
– Исидора, я на минуточку. Это Олег Пригожин. Я в лобби отеля, где вы плаваете. Выпьем кофе?
– Как в прошлый раз? – поймала себя на том, что порядком нервничаю. После Туниса прошло уже три месяца. Или только три месяца – не могла понять, это много или мало. Опять туда? Даже не знала, радоваться или горевать. Интересно, а там-то сколько времени прошло? Разве что встретиться с Майклом…
Быстро привела себя в порядок и предстала перед Олегом. Кто он такой на самом деле? Понятно, что никто меня не оповестит. Работает связным? К нему имеется доверие каких-то высших сил порталов? А чем он это заслужил? Или он просто воплотившийся в человека некто из другого измерения, охраняющий нашу хрупкую гармонию? Может, с помощью вот таких условных Пригожиных кто-то и подчищает за нами, исправляя, что возможно? Тут я расправила плечи, подумав о своей сопричастности.
– Лайнер отплывает в шесть вечера из Сочинского порта.
– Но, Олег! Это всё, что мне положено знать?
– Исидора, разве мы знаем, что нас ждёт за углом? Самое главное твоё качество – это то, что у тебя нормальная психика, ты потрясающе стабильна.
– Не знала.
Всегда считала себя скрытой паникёршей, у которой в голове крутится огромное количество ненужных вариантов на всякий случай.
– Тебе пока никто не даёт ничего сложного, и всегда есть помощь.
Спросить бы его, от чьего лица он раздувает щёки, и почему я беспрекословно слушаюсь.
Да, я опять туда хочу. Лучше признаться хотя бы самой себе. Многомерный мир затягивает.
Сказала только: «Я всегда готова помочь…»
Глава 1. Сочинский порт
Сияние летнего сочинского солнца перепутать можно разве что с африканским: ярко, жарко, всё тело мокрое, дышать нечем. Но у моря всегда легче. Огромное, сине-голубое, сливающееся с небом, тёплое, обещающее. Во всяком случае, я всегда видела в нём именно что-то обещающее, и обязательно в хорошем смысле. Старая привычка ассоциировать море с каникулами, а позже с концом сессии.
Шпиль трёх-ярусной башни сочинского порта светился, как волшебный меч героя-победителя из фильма про фэнтезийную реальность. Я стояла на самой верхней палубе и смотрела на удаляющийся порт. Жалко, что не успела рассмотреть красоты внутреннего убранства зала ожидания – лепнину, росписи, часы, цветную керамику, так как меня никто не спрашивал, что бы я хотела. Я открыла глаза в одноместной каюте-люкс, проснувшись, как мне показалось от звука двигателя корабля.
Один из лучших советских круизных лайнеров «Шота Руставели» отплывал в очередное туристическое плавание по побережью Чёрного моря.
В каюте было уютно и очень старомодно, что сразу напомнило мне квартиру моих родителей, особенно диванчик, журнальный столик и кругленькое креслице, привинченное к полу. Рядом с креслицем стоял мой, на самом деле не мой, но предполагалось, что мой, черный лаковый чемодан с круглыми углами. В чемодане я нашла аккуратно сложенную одежду: два летних платьица, брюки, шорты, кофточки, купальники и прочее. Кто-то явно постарался, подбирая мне гардероб. Неведомый стилист в этот раз положил две новые пары обуви, видимо, сообразив, что купить я на корабле вряд ли что смогу. На дне лежала косметичка и дамская сумочка, в которой я нашла двадцать американских долларов мелкими купюрами и двести советских рублей бумажками по двадцать пять и десять. Ну что ж, встретили меня вполне гостеприимно. В паспорте была опять я: имя моё, адрес проживания мой, то есть московский, родительский.
Оставалось выяснить, какое было число, куда плывёт корабль, и что от меня требовалось. Волнительно, как ни как, когда вообще ничего не знаешь. Я всегда имела в виду, что тут, в этих затерянных параллелях, могут запросто и прикончить, если что, и что потом, никто ж не знает, – правил я никаких не читала и спрашивать не с кого.
По палубе гулял лёгкий морской ветерок, шпиль Сочинского порта уже почти исчез из поля зрения, – кругом вода и летающие чайки, время от времени садящиеся на парапет. Наглые и красивые только в полёте.
– Вы знаете, что на этом корабле очень любил отдыхать Владимир Высоцкий и Марина Влади? – рядом со мной пристроился пижонистого вида мужчина лет тридцати пяти. В правой руке у него горела сигарета, явно импортная. Я отлично помнила, как горели «Столичные» и как горел «Кэмел» или «Мальборо». Мужчина наслаждался кораблём, собой на нём, морем и возможностью вот так вот подойти к молоденькой девушке и блеснуть эрудицией.
Понятное дело, что кабы кто в такие круизы в советское время не ездил, и грубить ему или холодно безмолвно отворачиваться не имело смысла, раньше запросто вот так подходили и знакомились даже на улице, а уж на круизном лайнере, само собой разумеющееся дело.
Секунд десять я думала, что ему ответить, так как вариантов было множество. Он решил, что я застеснялась или потеряла дар речи. Очень могло быть, что передо мной собственной персоной стоял какой-нибудь крутой чиновник, член партии и прочее, или деятель культуры из невидимых – художник, писатель, дирижёр.
─ Я слышала историю о спасении немецких журналистов капитаном Назаренко в семидесятые, и что Высоцкий написал об этом песню. Он дружил с капитаном.
Я выдала информацию, которая моментально возвысила меня в глазах моего удивившегося собеседника.
─ Не могу вспомнить, как она называлась… – нахмурилась я, делая вид, что вспоминаю.
– «Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты!» ─ подхватил мужчина, прочитав эту строчку чуть ли не в ритме песни, – Лёня.
– Исидора, – я произнесла своё прекрасное имя медленно и чётко, чтобы он не переспрашивал.
Он испуганно хлопнул глазами, как мультяшный филин.
– Вы впервые на круизе? – Лёня спросил первое, что попалось под язык.
– Да, – сказала и многозначительно замолчала.
– Простите за нескромный вопрос, вы одна путешествуете?
Не много ли вопросов за первые пять минут, хотела я его спросить.
─ Ещё одно да, ─ в этот раз я сказала более приветливо.
─ Уверен, вы останетесь довольны.
Разговор не клеился.
– Мне тоже так кажется.
– Очень приятно было с вами познакомиться, Исидора, увидимся чуть позже.
От такой наглости я чуть не присела. Чем я его так напугала, что он поспешил в другую сторону, я не очень поняла. Может быть, своей уверенностью и абсолютным спокойствием. На вид мне было не более двадцати, но Лёня ожидал от меня чего-то другого. Интуитивно.
Я постояла ещё минут пять, мысленно послала нового знакомого куда подальше и направилась в салон. Дело шло к вечеру, народ подтягивался на посиделки. Дамы выглядели нарядными, со свежей косметикой и пышными причёсками, на столиках стояли напитки, а в маленьких вазочках модные тогда оливки. Помню, когда я впервые их попробовала, то особого восторга не почувствовала. На мой вопрос, что это: ягода, фрукт или овощ, никто сходу ответить не мог. Оказалось, что это само по себе растение семейства маслиновых.
Ко мне подсела симпатичная дама, лет тридцати, в декольтированном узком платье с большими пластиковыми клипсами в ушах, настолько необычными, что даже я, в каких только бутиках мировых столиц не побывавшая в настоящей жизни, такого чуда не встречала. Красота на грани эпатажа.
– Мне кажется, наш знаменитый повар вас не впечатлил, – она улыбалась.
– Какой повар?
– Леонид Моро, знаменитый кок «Шота Руставели».
– Атмосферно, – подмигнула я даме, – если честно, не успела с ним и словом перемолвиться, он куда-то от меня убежал.
Подошёл официант и поставил перед дамой с клипсами изящный трёхугольный бокал с мартини.
Я задумалась, что бы мне заказать. С алкоголем я никогда не была в очень близких отношениях, но мне захотелось потрепаться с незнакомкой.
– Принесите мне тоже мартини, пожалуйста, – сказала я вытянутому в стойке официанту в белой наглаженной рубашке.
– Значит, я не воспользовалась шансом, упавшим мне с неба. Начинаю сожалеть, – пошутила я.
– Говорят, у него потрясающие связи. Кого он тут только не встречает. Девушки от него без ума. У него можно заказать модную одежду, джинсы, всё, что угодно, даже портативный японский кассетник, и за полцены.
От какой цены моя собеседница отсчитала половину неизвестно какого кассетника с чёрного рынка, я уточнять не стала.
– Ну, я думаю, он никуда отсюда не денется, так что я буду иметь в виду. Исидора, – представилась я.
– Ой, какое красивое имя! Ирина, очень приятно.
Она держалась немного манерно, видимо, её заграничные шмотки вселяли уверенность и чувство превосходства. В целом она выглядело симпатичной и ухоженной.
– Вы одна путешествуете? – спросила Ирина.
– Да, я получила этот круиз в подарок, но мне надо писать курсовую, точнее, написать вторую часть. Это долго объяснять, просто у меня есть, над чем подумать, и мне не будет скучно. Хотя, конечно, я обожаю море и всё такое. А вы тоже одна?
– Нет, я с братом. Нас послали родители. Один бы он ни за что не поехал. Композитор. Чокнутый. С ним очень тяжело. Вещь в себе. Я просто согласилась из-за отца, он очень просил с ним поехать. Я вас познакомлю. Его зовут Фёдор Дольский, вы не слышали случайно?
– Увы!
– Симфонии разные, всё сложно, – она махнула рукой.
В салоне вдруг включили музыку – Донну Саммер. Мы замолчали. Я поглядывала по сторонам. Никаких наводящих знаков нигде не было. Но я пока не беспокоилась. Имея тунисский опыт за плечами, я помнила, что сначала надо было изучить обстановку.
Глава 2. Пропустили его!
Ночью была качка. Сначала я решила не морочить себе голову и не обращать внимания, но потом качка настолько усилилась, что со стола упал стакан, в ванной комнате что-то разбилось, а мне стало плохо. Тошнило и не было никаких сил подняться. Голова не работала, и я постоянно спрашивала себя, разве бывает на Чёрном море такой сильный шторм? Мне было так хреново, что я могла только лежать пластом и ждать, когда это всё закончится. Незаметно я всё -таки заснула, а утром лайнер плыл по ровной морской глади, и от вчерашнего шторма не осталось и следа.
Я спустилась на вторую палубу на завтрак. Среди отдыхающих попадались иностранцы из дружественных стран соцлагеря: поляки, болгары и, кажется, немцы из ГДР. В основном люди в возрасте. Оно и понятно, это были такие же партийные функционеры с жёнами, как и наши отдыхающие на подобных круизах.
– Как вы перенесли качку ночью? – спросила я толстого мужика, за столик которого мне пришлось сесть, потому что свободных мест больше нигде не было.
– Качка? – переспросил он.
– Шторм. Ночью. Вы не заметили?
– Нет. Нет качка. Я Румен из Болгария. Очень рад вас знать.
– Исидора. Наверное, мне показалось, – оно, может, и правда. Я не стала развивать тему. Может, портал шалил, подумала я со знанием дела. К болгарину подошла жена, взглянув на меня не по-доброму.
– Пак си тука,* – сказала жена.
Я не стала слушать их милые перебранки. К разговору парочка не особо располагала. Быстро закончила с завтраком и отправилась к бассейну.
Тут мне захотелось поразмышлять, посмотреть на кусочек мира, который шевелится и думает, что живёт настоящим, а я знаю, что была там, куда половина из этих людей, сидевших рядом на шезлонгах, не дойдут. Повар продавал джинсы. Подумать только, чем мы жили! Не только этим, конечно, и формулы писали, и в космос летали, но всё равно жалко потраченных усилий на мусор. Сейчас мусор поменяли на другой – на соцсети, например, а тем, кто будет после нас, это покажется уничтожающей жизнь бессмыслицей. Но соцсети мне виделись более продвинутыми, чем джинсы. Всё-таки разница была очевидной, просто любой инструмент, как кухонный нож: можно резать морковку, а можно всадить в сердце.
Я намазалась пляжным маслом «Мечта», которое чьи-то руки заботливо положили мне в чемодан, и легла на спину, решив почитать «Комсомольскую правду». На газете стояла дата: 16 июля1979 года. В разделе «Культура» была огромная статья про отшумевшие с большой помпой гастроли в СССР Элтона Джона. До этого были гастроли «Бони М», и журналист что-то там сравнивал. Элтону Джону было 32. Он носил клоунский наряд, большую кепку, как у Олега Попова, циркового клоуна тех лет, и румянил щёчки. Играл он превосходно, пел тоже. Людям понравился, а на билетах спекулянты заработали уйму денег.
Задумалась над тем, что Элтон Джон смотрел на нас, как на экзотическое путешествие в страну, где он чувствовал себя полу-богом, но не потому только , что был хорошим музыкантом, музыкантов хороших много, а потому, что участвовал в обмане ни в чем не виновных людей. Да он и сам был не виноват, он искренне верил в свою звезду, и мало, что понимал в политике. Мы верили в его божественность, потому что нас сделали такими, заставляли не видеть свои сокровища и запрещали их развивать. А те идеалы, ради которых мы строили наш СССР, давно предали. Начинались восьмидесятые. Оставалось десять лет до развала страны.
О чем это я? Сейчас ещё всё спокойно. И я здесь точно не по политическим причинам. Как мне кажется. Но ни подсказок, ни знаков, наводящих меня на действие, я всё ещё не видела.
Отложила газету – передо мной стоял Майкл.
– Зашибись! Ты что, всё это подстроил? Это невозможно!
– Что невозможно? – он улыбался и светился от радости, – меня пропустили через портал, – он присел рядом, – к тебе.
Если честно, я его ждала с самого начала несмотря на всю абсурдность ситуации. Он не должен был здесь находиться, так как это вообще не его реальность, но вот стоял передо мной наяву и во плоти, как говорится. Абсолютно такой же, как в Тунисе.
– Тебя не видят?
– Нет. Так что ты не очень со мной разговаривай, а то примут за сумасшедшую. Пошли в каюту лучше.
Я заметила, что женщина, сидевшая поблизости уже начала на меня коситься.
– Я актриса. Иногда мне приходят в голову роли, над которыми я работаю, – сказала я ей на всякий случай, – я вас не напугала?
– То-то я думаю, что вы разговариваете сами с собой. Вы театральная актриса? – у неё была родинка на подбородке, и когда она поворачивала голову в профиль, то казалось, что она старая ведьма из детской книжки.
– Нет, кино, – ответила уже на ходу. Не хватало ещё её расспросов.
Ничего себе! Пропустили его! Всё вокруг моментально стало другим – наполнилось красками, новыми звуками и запахами. Я шла в каюту и слышала, как за мной идёт человек, по которому я очень сильно скучала. Я даже этого не осознавала в той степени, в которой мне об этом сказало моё собственное тело.
Я подошла к каюте, вставила ключ в замочную скважину, повернула его два раза, открыла дверь. Ну, и само собой разумеется… Мы набросились на друг друга, как в финальной сцене фильма про сложную любовь, где герои наконец-то преодолели все преграды, играет красивая музыка, и растроганные зрительницы шмыгают носами. Мы не думали ни о каких порталах, где мы, кто из нас настоящий, а кто нет, мы чувствовали дыхание, поцелуи, свои руки и слышали биение наших сердец.
– У нас очень мало времени, – сказал, Майкл внимательно изучая содержимое холодильника.
– У нас? Или вообще?
– История отвратительная, – он выбрал барную бутылочку белого сухого, – была бы моя воля, я бы этого похотливого ублюдка давно прикончил.
– Кого?
– Ты уже с ним познакомилась.
– Я? Если только с поваром Лёней, про которого мне рассказала Ирина.
– Вот именно.
– Насколько я поняла, профессиональный фарцовщик** с многолетним стажем. Что-то ещё?
Я села на диванчик.
– Это не его основной заработок.
– В смысле? Ты имеешь в виду помимо зарплаты?
– Абсолютный проходимец. Он выискивает жертву и занимается шантажом. Ну, и ещё кое-чем. Ты не подошла.
– Почему же? – вопрос пока так и оставался без ответа со вчерашнего дня.
– Потому что ты одна путешествуешь.
– Неужели?
– Да, всё просто. Затаскивает к себе какую-нибудь пассажирку, показывает ей разные дефицитные шмотки или технику, у неё разбегаются глаза, но денег на всё не хватает.
– И что же вместо денег?
– Секс.
– Да ладно! – вылетело у меня, – ещё что?
– Связи мужа или отца. А это стоит намного дороже пары джинс. Он тщательно готовится к каждому круизу. Первый день он выбирает из списка.
– Ты хочешь сказать, что у него всего одна жертва на круиз?
– Да. К тебе он подошёл потому, что не вспомнил тебя в списке. Кто ты такая, у него сразу не сложилось. Ты у него ещё висишь, как знак вопроса, но скорее всего, ты не вариант. Как я уже сказал, ему такие ситуации неинтересны.
– Лёня любит поиграть в опасные игры?
– Да, есть лёгкая шиза, скорее всего, помимо остального.
– Налей мне Боржоми, – попросила я, – допустим, всё так, а что я должна сделать? Кинуть его в пучину вод и скрыться в пять секунд?
– Сначала я покажу тебе жертву. Он ещё колеблется, но это вопрос пары часов, он практически её уже выбрал, – Майкл придвинулся ко мне и поцеловал.
Настоящий долгожданный поцелуй.
Я опять подумала, как же всё-таки он сюда пробрался, и кто это решает. А какое это имело значение?
Что делать с жертвой, я узнала позднее.
––
*Ты опять тут – ( перев. болг.)
** Фарцовщик – нелегальный предприниматель 1960-1980-х годов, покупающий/обменивающий товар (преимущественно одежду, музыкальные пластинки, косметику) у иностранцев и перепродающий его своим согражданам по более высокой цене.
Глава 3. Авиакатастрофа
Я заказала обед в каюту: цыплёнка табака, салат и лобио. Питание на лайнере было с уклоном на грузинскую кухню. Лёня, видимо был мастером кавказских блюд, да и корабль был назван в честь классика грузинской литературы, поэта XII века Шота Руставели. Я читала и перечитывала «Витязя в тигровой шкуре», когда мне было лет пятнадцать-шестнадцать. «Ни одна любовь не умерла своей смертью…убивали…убивают… и будут убивать» – как-то так. Грустно, но в том возрасте часто накатывала грусть, особенно на даче, когда шёл дождь, и казалось, что ты одна на целом свете, и тебя никто не понимает.
Майкл проглотил цыплёнка, оставив мне кусочек грудки со словами «я же не зверь». Мы оба смеялись и печалились, думая о том, что уже завтра мы можем опять не увидеться на целую вечность. Если бы мы знали, в чьей власти вообще были наши отношения. Не отношения, а какие-то случайные миражи посреди пустыни. Всё, что с нами происходило, было не просто неправдоподобно, а необъяснимо и немыслимо. Сны во сне и наяву – очень подходящая формулировка.
– Только что произошла страшная авиакатастрофа, – начал Майкл.
– Могу я тебя прервать? – я должна была это ему сказать.
– Конечно. Я слушаю.
– Что значит «только что»? Где «только что»?
– В том векторе, из которого ты. Он основной.
– Ну, да, – мне стало не по себе, – значит, есть основной. Но тебя там давно нет, ты же это знаешь?
– Это не имеет никакого значения, – он погладил меня по волосам и посмотрел мне в глаза. Грустно посмотрел, с каким-то сожалением и безысходностью.
А для меня это-то как раз и имело значение.
Мы опять выполняли чью-то просьбу поменять события. Возможно, по стечению каких-то странных обстоятельств, нас выбрали на эту роль здесь и сейчас. Кто? Сознание пыталось схватить хоть какое-то рациональное зерно, но нас, обычных людей, в такие вещи не посвящают и блокируют любую информацию, способную хоть что-то прояснить. Выпила воды и приготовилась слушать Майкла. Было ощущение, что он знает больше, чем я. В Тунисе я так не думала.
– Игорь Сомов вылетел в 10:04 рейсом SU 1193 из Сочи и в взял курс на Москву. На борту «Аэробуса А320» находились 139 пассажиров и шесть членов экипажа. Самолёт начал снижаться с назначенной высоты 11 километров в 10:36. Связь с авиалайнером была потеряна на высоте около двух километров в 10:50. Данные транспондера самолёта показали, что автопилот был запрограммирован на снижение до 30 метров.
Игорь Сомов, второй пилот, заперся в кокпите с намерением направить самолёт в землю. Расшифровка переговоров пилотов рейса говорила о том, что почти сразу после взлёта Игорь остался в кабине один. Капитан Вениамин Серов отлучился в туалет. Открыть дверь капитан уже не смог, она была заблокирована. Система автоматического предупреждения дала сигнал «Земля, подъём!» На борту паника. Самолёт упал в море.
Я слушала, не перебивая, пытаясь соотнести эти трагичные события с настоящим моментом. В голову что только не лезло.
– Причин для совершения самоубийства Игорем Сомовым не обнаружено. Он был здоров, давно в разводе, детей не имел. Единственным серьёзным событием в личной жизни пилота была смерть семидесятилетней матери Ирины Степановны Сомовой, погибшей в автокатастрофе десять дней назад. Женщина была за рулём, не справилась с управлением и врезалась в фонарный столб.