© М. А. Медведев, 2023
ISBN 978-5-0060-5922-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
– Гляди-ка, разварились! Ах, электробожечки мои… Ещё плеснуть?
Лицо пожилой приветливо улыбнулось во мраке. Она плюхнула ещё кашицы в миску Алекса, что молчал за обтянутым мутью полиэтилена столом. Подрагивала лучина. Чудная трескотня. Он притянул миску к себе и с наслаждением, сощурившись, принялся заталкивать пищу в свою ротовую полость. Череп Алекса был седоват, стрижен «под ёж», впрочем, как и у пожилой, да и у большинства поселенцев, включая стариков, детей и жён жандармов.
«Кушай, кушай, Бог с тобой, милок!» – приговаривала она. Шаркнули шаги. За её спиной проступил силуэт Гоблина.
– Доброго утра вам, господин! – пропела женщина силуэту.
Однако определить, какое время суток, абсолютно не представлялось возможным по причине заложенных кирпичом окон. Алекс жестом пригласил Гоблина к столу.
– Сытости и Благ! – ответил вошедший.
Алекс, привстав, кивнул в ответ, а про себя отметил, что, действительно, поселение фантастически богатое: запасы в конце зимы – это ли не признак умелого управления? Не то что у нас, в вымирающей столице. Алекс был небольшого роста мужчина, средних лет, с крупноватой лобастой головой, плотно сжатыми губами, выдававшими в нём суровость. Но не ту свирепую обычную суровость, а являющуюся как бы уплотнённой степенью сосредоточенности. Сквозь линзы его очков на нас глядела пара карих, потухших от хронической усталости глаз.
– Кароч, всё готово, – бесцеремонно бросил Гоблин. – Охрану обеспечу. Сопровожу. Анорексия, плесни вот сюда, прям в кружку!
– Я Аннексия. Аннексией меня кличут, милок, – восторженно охнула пожилая кухарка, растушёвываясь в тенях коморки.
– С чего лучше начать? – вопросил Алекс. Его голос оказался тоньше, чем можно было представить, и не увязывался с суровой внешностью. Он силился разглядеть Гоблина в полумраке, но у него ничего не выходило.
– С бараков. Потом – водонапорная, потом – склады, к шахте прошвырнёмся, – процедила тень в углу. Аннексия протянула тени кружку с прекрасно дымящимся.
– Мать, сбегай за дочуркой. Она умеет писать вроде, да? Писарь ведь нужен тебе, Алекс? – тот скупо кивнул. – Давай, давай, – чавкал Гоблин. – Беги! А грибочки у тебя хороши. Вот что я называю достойными экономическими показателями, а всё от того, что святость в доме, поэл… Хороши-и-и-и!
Пожилая, виновато кивнув, неловко скакнула к выходу, но вдруг, охнув, вынула тряпочку из-за пазухи. Рыжий таракан каплей, словно смола, с латунно-зеленоватого древа окислившейся медной рукоятки десантировался вниз. Тряпка Аннексии, пропитанная золой, уже драила дверь, худой косяк, потом – замочную скважину. Пожилая сопела. Она всхлипывала, ускоряла надраивания, выпучив глаза, как варёные яйца, с серыми пулями зрачков. Стыд, боль и безысходность кричали в каждом её движении. «Не идеально, не идеально, не идеально!» – кто-то колотил приказ в её сознании. Тень Гоблина бесшумно давилась от смеха. Алекс принялся собирать вещи. Тараканы маршировали по дрожащему ломтю света на полу.
Солнце лизнуло Ш2 розовым. Бараки. Десятка три бетонных и кирпичных коробок, укрытых землёй под козырьки крыш. Кое-где тянулись в человеческий рост стеклопластиковые щупальца переходов от одного строения к другому. Деревянные сортиры-скворечники источали запах говна. Отсутствие скальпа верхнего слоя почвы было надёжно скрыто обильной марлей мартовского снега. Пара кривых теплиц. Казарма. Мастерские в полуразрушенном стиле. В центре Ш2 была то ли площадь, то ли пустырь с единственным дозиметром радиации на чёрной единице столба, который сразу подметил Алекс. У КПП уже кто-то плёлся, волоча лохматое облако хвороста в санях. Было тихо, тихо, тихо. Как регулярно бывает перед смертью ночи.
Вскоре, семеня, подошла Аннексия, ведя под руку сероглазую девочку-подростка в нелепом цилиндре хлама одежд. Подростка звали Кейт. Аннексия с дочерью недавно прибыли в поселение. Местные сразу заговорили, что в бараке появилось новое лицо: девочка с бабочкой. Кейт действительно носила с собой нож-бабочку, хотя выходила из барака крайне редко, обычно кружась по уходу за больными и мытьём полов, обретая тем самым законный паёк.
«Красавица!» – поплыла мыслишка у Гоблина. Он вертел в руках новую плеть. Поглаживал её, любовался ею, улыбаясь своим лягушачьим ртом. На свету Гоблин оказался щуплым лысоватым молодым человеком с бледной кожей надменного лица и асимметричными приподнятыми плечами. «Есть в его прищуре что-то липкое, что я не могу понять», – молча подумал Алекс. Согласовав рабочий маршрут, Алекс, Гоблин и Кейт зашагали в глубь Ш2.
– Я ни хрена не смыслю в твоём ремесле, Алекс. Командуй! – гаркнул Гоблин. – Командуй, жестко. Прям говори, что надо делать.
– Этого вполне достаточно. Имею в виду твоё присутствие как охранника и проводника. Я сниму пробы, а Кейт запишет. Ничего сверхъестественного!
– Ха-ха! – полоснул воплем Гоблин. – Мы крестиком отмечаемся в пайковых списках да глину молотим сутками, ёпта. А тут ты! Посреди террористической, хищнической природы, явился, называется! Бесовские приборы таскаешь. Да это самый сверхъестественный день за всю мою зиму!
Видя, что Кейт подняла руку, чтобы получить разрешение произнести мысль, молодой человек с кнутом погрозил ей пальцем, и та, не произнеся ни звука, спрятала руку обратно в карман. Возле хибары с поленьями Алекс остановил группу и, сняв варежки, извлёк из заплечного мешка серебристые коробочки, рулон монитора и какой-то щуп. С помощью этих штуковин им были проведены неведомые для присутствующих манипуляции. Гоблин лишь слышал, как Алекс что-то бормотал Кейт, а та чиркала карандашом в блокнотике. Было холодно, поэтому приходилось махать руками и время от времени пританцовывать на месте. Время ползло медленно, пока троица перемещалась по Ш2, повторяя странные работы. Поселенцы с любопытством смотрели на них издалека, не рискуя подходить. Уже смеркалось, когда Алекс объявил: «Всё, аллес!»
На пути в барак их обогнала лысая обрюзгшая женщина неизвестного возраста, шамкнув беззубым ртом, что из костей наваристый был бы суп, а «энта дурында» на тряпку променяла и хоть плачь, хоть кишки ей выпускай теперь, тут же пропав в мутной трубе перехода. Головы усталой троицы, выдыхая пар, казалось, плыли отдельно от тел, скрытых полупрозрачным стеклопластиком, что всосал женщину, мечтающую о костях. Именно в этот момент Алекс ясно услышал крики и топот копыт и, обернувшись, увидел всадников. «Батя!» – воскликнул Гоблин. Всадники спешивались поодаль, смеялись в морозном звенящем воздухе, стряхивали снежную взвесь с унт, широко жестикулировали о чем-то. Лихая дружина богатырей, словно экзотический трансформер, временно распаковавшийся, разделившийся на людей, но не потерявший внутреннее единое целое, бесстрашное, с молодецкой и крепкой душой! Так показалось Алексу в тот момент. И тут он узнал главную фигуру. Это, действительно был Батя. Уже стекались местные старички, дети, просто прохожие, чтобы кланяться. Кто-то бросал под ноги его жеребца драгоценные сухари. Снежно-белый свитер и золотая накидка на плечах магическим образом действовали на поселенцев. «Батя, Батя наш! Приветствуем тебя, во имя Даров и Святости!» – неслось вокруг. Расширенные глаза округлялись от милостивой истины, дарующей слёзы и радость. Казалось, поселенцы знали, что Батя переиграл саму смерть. Им верилось, что грязный, страшный, потный, холодный мирок покоился в надёжном кулаке вождя Ш2.
– Папа… – сорвалось с губ Гоблина, и он широко улыбнулся миру. – Эх, Батя наш!
Тут Алекс вспомнил первую встречу с вождём, а если точнее – допрос.
Глава 2
Он только слышал, как хрипели псы, лязгали цепи. Его затолкали в бетонный ящик с надписью «Мэрия». Душно. Натоплено. Черт! Черным-черно. Кто-то вытряхнул личные вещи путника на стол, револьвер, тщательно обшмонал его, не сопротивляющегося, со связанными жгутом до боли в кистях руками. Потом его выволокли в «Фильтр», где повязку, наконец-то, стянули с глаз.
– Добро пожаловать, сынок! Присядь, – прошелестел человек неопределённого возраста, без особых примет в лице, в камуфляжной куртке. – Свежие люди, эт гуд, гуд.
Невзрачный мужчина бегал взглядом по документам Алекса, а долговязый камердинер мэра услужливо наполнял хозяину фужер.
– Жильё организую. Не Лондон, канешн, но тепло, безопасно. Паёк обеспечу.
– Спасибо, господин мэр… – выдохнул было Алекс, но его оборвали.
– Батя. Зови меня Батя. Я ведь родился тут, знаю все роднички, пашенки, ядовитые площадки. Поселение укрепилось при мне. Например, в этот год наш ВПК вырос на 79%, – шептал невзрачный человек, улыбаясь. – Производство болтов, стрел для арбалетов наращено. Дробь – на 190% перевыполнили! На 190%! Опять же: кованые тесаки, пики освоили… При мне, сынок, душа у поселения заиграла по-другому, понимаешь? Варваров я лично не один десяток угандошил, пидоров. Тут и помру, как придёт час. Батей зови меня, ладно? Как и все поселенцы, детишки мои любимые.
Алекс кивнул, скрипнув стулом.
– Дам тебе охрану и проводника в одном лице, подберу человечка. А сегодня – отдыхай.
– Спасибо за приём, господин Батя. Пять суток ехал по карте, порой думал, что замёрзну.
– Ого, слыхал, Беймордов?! – обращаясь к камердинеру. – Его бы в жандармскую роту, да?! А то у нас карты пара человек читает. Да и карты-то дрянь, так – почеркушки на обоях.
– Смогу помочь, составить карту Ш2, если хотите, но только после выполнения миссии, – добавил Алекс и, выдохнув, произнёс: – Господин Батя, мне бы человека, умеющего писать, для конспектирования данных.
– Конь? Кон… Чего?
– Конспектирования. Ну, это когда записывают информацию в блокнот, понимаете?
– Обоснованно. Дадим, дадим, – шептал Батя. Но вдруг, не глядя в глаза Алексу, пролепетал: – Только ты, сынок, секретный триггер не предъявил. А вдруг ты, Алекс, не Алекс вовсе. А настоящего Алекса еноты доедают, например. Самое время тебе предъявить триггерок, коли хочешь жить. Хе-хе-хе…
Алекс, дрожавшими, связанными спереди руками отлепил пластырь в левом ухе, извлёк из-под него бумажный шарик.
– …Ну, вот, – устало вымолвил Батя, – жить будешь, теплокровный! Хе-хе-хе.
Батя залился странным, негромким и абсолютно безэмоциональным смехом, как актёр в немом кино. Улыбаясь, он придвинулся к Алексу и произнёс:
– С какой целью к нам?
– П-п-приказ властей Северных Территорий, вот же он, на столе. Химическая, биологическая, радиоактивная разведка, замеры почвы, воды, диагностика поселенцев. На основании разведки власти имеют полномочия включить меня в состав вашей комиссии по борьбе с мором. Решения по ликвидации причин мора приказано принимать на месте. В целом дел на неделю, максимум две.
– Хе-хе-хе, приказ, значит. Ну, хорошо! Делай свою работу по красоте, Алекс. Чётко, с душой… Про Ш2 много лживых вбросов и пропаганды, но я тебе скажу, что это всё от зависти, злобы, блядской греховности. Я тебе помогу, сынок, – и, отхлебнув из фужера, Батя добавил: – Я считаю, что череп – не место для дискуссий, но корзина для заветов отцов! Чтобы можно было, не оглядываясь на негативные тенденции, высокие коэффициенты убыли, наслаждаться правильной Вечностью. А Ш2 – это колыбель цивилизации, запомни это.
Батя снова бесшумно засмеялся, а Беймордов добавил, что Ш2 официально уже второй год как записано в местном реестре «Колыбелью цивилизации» и что об этом знает каждый подросток. А еще, что 98,8% наших поселенцев счастливы. Алекс кивнул, ёрзая связанными руками, и произнес:
– А в столице-то мор усилился, господин Батя. Что-то невообразимое творится!
Наблюдая мимику этого странненького человечка, прошедшего столь опасный путь, присматриваясь к глазам его за стекляшками очков, Батя задумался на мгновение. Откинувшись на спинку стула, мэр приказал развязать гостя. И вот теперь, когда среди спешивших всадников Алекс вновь врезался взором в детский взгляд Бати, тот, сразу узнав нового человека, махнул ему перчаткой, расшитой золотом. Через секунду длань Бати уже силился поцеловать какой-то отчаянно счастливый поселенец.
У входа в барак №13 умаявшейся троице преградили путь черноповязочники, волокущие усопшего. Гоблин шепнул Алексу, что это сосед «деинсталлировался». Тёмная кишка коридора втянула в себя Алекса, Гоблина и Кейт. В тёплом мраке кто-то прозвенел детским фальцетом, мол, смотрите, тёти и дяди, а я нашел пуговицы! Лучины экономили. Только одна колыхала тремор света над общим умывальником рядом с теломойней. Слева кто-то схватил Алекса за руку, шершаво промямлив: «Здравия желаю! Голову кружит, но я на воздух – ни ногой, командир!» Троица привычно обогнула еле видные коробки с хламом, шкафчики, мешки, как и фигуру крохотного старичка с урчащим комочком.
О, как же это божественно! О, аллилуйя! В коморке их поджидал ужин. И лучина стала сочить золотистый медовый свет ещё ярче. А запах, запах манящей душистой каши! О, божественная гамма клавиш вкуса еды, вкуса жизни! Запах развеял дрожь холодной природы и тоску встречи с черноповязочными могильщиками. Кейт глотала пищу неистово, Алекс толком не прожевывая, уплетал, а Гоблин выпивал через край тарелки такую спасительную, с питательным жирком, сочащуюся по губам жижицу. Лепестки тепла чудесно распускались в животах людей. Тарелки были вылизаны до блеска. Гоблин затянул: «Я много дронов подстрелил, лучемёт мой не сбоил. Только сканеры как глазки заморга-а-али!» Кейт, смущённо улыбаясь, покорно стояла у стола в полумраке. Её тело привиделось Алексу угловатым, худощавым, как тут же из милой темноты появилась её мать с душистым напитком в сияющем панцире железного кувшина. Напиток обещал рецепторам быть вкусным до кряхтения! Гоблин что-то говорил о судьбоносности Ш2, именитых персонах и наилучшем способе ловли вшей. Мать с дочерью кивали, слушая внимательно, стоя, как и положено, в присутствии мужчин. Подтапливая печь, Алекс прочитал заглавие на полуистлевшем листке, что был в стопке для розжига – «Биология добра и зла». Лист смешно съёжился, чернея, седея в рыхлый пепел.
– Хочу поделиться с вами мыслью. Женщины тоже могут говорить, – великодушно изрёк разомлевший Гоблин, улыбаясь Кейт и Аннексии. – Да, я анализировал недавно наше положение, ситуацию про наших предков. Кароч, отхватили они порчу по полной! Иначе не объяснить обилие бессмысленных стопок для розжига, всей этой писанины. Опоздал род человеческий вовремя очиститься от скверны, бесполезных гор бумажек, проклятых записей, книг. Древние малолетние дебилы были наивны!
Аннексия испуганно охнула, но Гоблин набирал обороты в философствовании.
– Территория обитания у человечества была крохотная испокон. Да, нам повезло, что мы родились в самом центре цивилизации, в самом её сердце, так сказать. Уцелели! Как раньше жили, ума не приложу… Ресурсов не было, в рот уран, – Гоблин деловито загибал пальцы, считая, – ядов и токсинов – обилие. Кругом отрава, куда ни плюнь! Сами посудите. Террористические варварские отряды сеют проклятия, воруют детей, травят колодцы, набеги, туда-сюда, кароч. И горы, бессмысленные горы писанины! (Даже без картинок.) Зачем? Зачем?! Ответ ясен, в рот уран – порча! Книги – это вид порчи.
Аннексия поддержала тезис о варварах, промолвив, что хочется плакать от этой беды. Кейт же, аккуратно подняв руку вверх, как на школьном уроке, и получив одобрение Гоблина, робко заметила, что энциклопедии тоже из бумаги, но они, откровенно говоря, не вредят поселению. Алекс удивился бесхитростному, смущённому, но логичному выводу девочки.
– А я о чем! – воскликнул Гоблин. – Террористическая пропаганда не бьёт в лоб! Она изворотлива, как слизень. Все эти истории про организмы-хуизмы, био-шмио. Кому-то это выгодно! Но не все бумажки опасны, это верно, Кейт. Две трети – это точно вред и пропаганда! Появление книг, в общем и целом, совпадает с атаками, кровной местью и мором, что подтачивают Северные Территории.
Гоблин откинулся на спинку кресла, сияя и не скрывая радости своего открытия. Аннексия и дочь послушно закивали ему в ответ. Вдруг Алекс спросил его, много ли тот видел варваров за свою жизнь. На стёклах очков гостя плясали смешливые языки огня.
– Да уж побольше твоего. Двое сейчас в яме сидят, жопу морозят, гадёныши. Ты же сам видел, как трупака черноповязочники в вальгальницу тащили?! Народ мрёт, Алекс. Всё больше и чаще, а эти… гниды ошиваются вокруг нашей крепости. Это что, просто так, по-твоему? Книжками от смерти не прикроешься, это затуманивает, поэл? Кругом враги!
– Вот у нас самый настоящий мор, вам и не представить такого, – выдохнул Алекс, – Допустим, книги – оружие варваров, окей. Ну а шедвэшниковские лекари, счетоводы, что пользуются писаниями, бумажными инструкциями, тоже, по-твоему, адепты варваров?
– Адепт-хренепт, Жони Депт… – скривил лягушачий рот Гоблин. – Это лишь исключение, подтверждающее правило. Не стоит недооценивать варваров. Они хитры и талантливы по части маскировки. Пойми, им западло что есть крепость цивилизованного мира – Ш2, вот они и гадят! Тоже хотят из пучины блядского природного хаоса вырваться и заполонить собой всё, поэл? А тут мы! С арбалетами, радио, пайками и производством болтов. Живём трудно, но счастливо! Поэл? Такой расклад, брат!
Гоблин встал и, потянувшись, добавил:
– Аннексия в наше поселение попросилась оттого, что ихнюю деревню варвары кошмарили. А ещё брата Кейт в плен уволокли. А ты сомневаешься, есть ли варвары у нас. Эх, ты…
Поблагодарив пожилую за «четкую кашу», Гоблин, не прощаясь, исчез. Вслед за ним, долго кланяясь, молча удалились мать с дочкой. Шаги стихли. Оранжевые лоскуты пламени лихо пожирали хворост. «Страх качает голову, голову мою, – родилось в сознании Алекса, – я перед жаркою печуркой завтра голод утолю? Всё просто. Всё как везде. А насчет письменной культуры, так сейчас она нелепа в любой части Северных Территорий, ибо бумагу не умеем делать. Да и варварам не под силу печатать книги машинным способом. В чём прав Гоблин, так это в том, что каша была отменнейшая!» Он усмехнулся. Цветок огня в брюхе печурки, казалось, засмеялся Алексу в ответ, танцуя и горя. Человек придвинулся к нему и, улыбаясь, задремал прямо на полу.
Глава 3
Единственный смысл существования Алекса принадлежал поселениям Северных Территорий. Отчётливо поминался заботливый, величественный человечий дом, могучая стая post sapiens. Только в ней можно было существовать! И это было главным. Высасывая до пустоты костный мозг суповых конечностей, живой, благодаря руке лекаря, слушая мудрую историю аксакала в обогретом укромном подвале, Алекс искренне улыбался глазами знакомым людям. «Оно спасает всех! Поселение – это „клюковка“, – объяснял себе Алекс, – „клюковка“, висящая над лязгающими зубами хаоса природы. И эту „клюковку“ нужно во что бы то ни было сохранить для потомков, которым, возможно, повезёт больше, чем нам». Так повторял он себе.
Однако год назад внезапное событие приоткрыло для него «иные клюквенные да брусничные поляны» человеческих измерений! Когда Алекс гулял по ним, у него обострилась любовь к жизни, а ещё зародились шероховатые сомнения в мироустройстве родного дома. Словно вспышка сверхвзрыва, дающего жизнь новой вселенной, то событие ослепило разум Алекса, потрясло его внезапно. «Слишком просто, но как же это великолепно!» – прошептал он, впервые кликая по случайно найденному прямоугольнику загадочного гаджета. На активированном устройстве вспыхнуло лого с названием «Внутренний Помощник». На улице картонными силуэтами крючились лесорубы, стуча топорами, но Алекс не верил глазам, продолжая кликать и кликать по незапароленному планшету. «Забавная вещица!» – продолжал повторять он и, спрятав гаджет за пазухой, дождавшись окончания смены, прокрался в знакомый до каждой выбоины кирпича, до кляксы мха на старом шифере крыши проштампованный воспоминаниями детства, юности, всех своих взрослых лет барачный дом.
Включая «Внутреннего Помощника», Алекс узрел других людей, льющих притчи о ярком, безопасном, освещённом, музыкальном, добром и, конечно же, вымышленном мире. Элегантные, никуда не спешащие, стильно одетые: менторы, педагоги, экскурсоводы, таланты, артисты, инженеры, учёные, ослепительные леди, милые говоруны (казалось, что они плыли в пространстве!) разговаривали с ним, интересовались им, усталым, угрюмым и забытым всеми Алексом. Среди объёмных декораций, жестикулируя, с улыбкой на лицах, мимо (явно зафотошопленного) родного Балтийского побережья эти люди-образы гуляли, беседуя с ним, выволакивая его сумрачную душу на свет. Алекс проживал с этими людьми что-то новое, ранее немыслимое, но как будто спящее в нём. «Этран ли Ниссан течёт, котомку за плечо. В руках – гаджет, что нового мира дал отчёт!» – повторял тогда сияющий Алекс, ведь диалоговое участие в дискуссиях с волшебниками открыло в нём ещё и поэтическое дыхание. В одной из бесед с виртуальными друзьями он законспектировал алгоритм запуска портативной мини-лаборатории, что бесхозно пылилась в кладовке на работе. Он стал чаще улыбаться. Ребяческими, хоть и душноватыми лыбами засветились будки жандармских лиц, что попадались Алексу в поселении. Их местами сломанный частокол жёлтых зубов начал вызывать не настороженность, а почти родственную грустинку. С появлением таинственного устройства в замкнутом «человеке в очках» проклюнулась и задышала память об интимном и сокровенном. Алекс вспомнил тот далёкий последний раз, утром, когда жена, ещё самостоятельно передвигавшаяся, с виду энергичная, румяная женщина, но уже знавшая о своей трагической болезни, любила его. Он отчётливо воскресил в памяти, как она, вернувшись со швейки, уснула, прямо сидя в кресле, с полустянутым свитером в руках. А он всё смотрел, смотрел, смотрел на неё, такую нелепую и родную. Когда она, открыв очи, увидела его, то лишь улыбнувшись, тихо спросила: «Ты голоден?» Алекс стянул с неё свитер вместе с футболкой, одним движением, и две молочно-белых груди колыхнулись в такт, маня к себе. Гигантской, шелковистой и узловатой веточкой от черешни была её коса вдоль обнаженной спины. Потом они вышли на крыльцо барака, молча пили горячий чай. Пар от кружки миллиардами микродирижаблей прозрачных молекул воды срывался с глади, взмывал вверх, пока не приземлялся на её смеющихся губах. Люди поодаль стучали топорами, обтёсывая брёвна, и эта ленивая, ровная работа действовала успокоительно, это побрякивание бревна уже было живее самой мечты о любом будущем…
Но скоро мерцающие друзья таинственного гаджета «ВП» исчезли. Потухли, расщепились, отключились, пропали навсегда. Беда ли, закономерная ли поломка старого устройства, но факт оставался фактом, включить устройство было невозможно! Ни пикселя. Алекс, конечно же, пытался чинить, копошился в выцветших подшивках журналов, консультировался с парализованным гуру «айдженерии» Олафом, перевернул несколько раз нутро кладовки мастерской в поисках расходников. Тщетно! Отчаявшись, Алекс замкнулся на неделю в параллелепипеде рабочих стен, наполняя утрату целительного общения и диковинных светлых эмоций однообразными заученными движениями починки механического барахла.
Так проползла зима. С той поры уже несколько месяцев он специально вызывался в экспедиции на окраины Северных Территорий, будто стараясь догнать нежную «ударную волну» того сверхвзрыва сказочной, иной жизни, поманившей его через крохотное оконце планшета, а после – опрокинувшей на промёрзлую землю.
Жиденькую цепочку деревень post sapiens разъедала волна неизвестного мора. Так как технический отдел Северных Территорий упразднили по причине болезни и смертей половины персонала, то в качестве представителей миссий направлялись любые сотрудники-добровольцы, имеющие общее представление о технике, умеющие сопоставлять полученные данные с нормативами. Заслуга «человека в очках» (как за глаза обшушукивали Алекса коллеги) по «воскрешению» мини-лаборатории была отмечена руководством. Ему подарили фонарик с механической зарядкой, починенный им же в своё время, а шеф похлопал айджинера по плечу, заявив, что скучно в Ш1, Ш2, Ш3, Ш4 и Ш8 точно не будет. Мол, «ш-ш-шастье», может, сыщешь себе там и женишься наконец-то.
Столица и Ш2 имели странные номинальные контакты. Не считая обмена товарами да ежегодного осеннего заседания мэров Территорий, взаимодействие между ветвями власти сходило на нет. Подготавливая Алекса, все надеялись оценить масштаб бед вокруг столицы. Ему ставилась цель собрать как можно больше данных и в команде с локальными мэриями, их лекарями и командирами выработать решения на местах. «Оседлать ситуацию!» – пробасил шеф сквозь коробку противогаза. Он как-то нервно обивал снежную кашу с унт о ступеньки. Родное крыльцо кладовки мастерской предстало Алексу невзрачным, надоедливым, глупо цепляющимся за рухлядь прошлого, когда вокруг роились хрупкими, замерзшими беженцами небес снежинки. Будто сдавались на милость невидимых орд гибельного мора. На удивление айджинера, ему не придали охрану, зато выписали: пегого коня, фанерный короб с овсом, бумажные триггеры, воду, сумку с сухарями и салом да револьвер с десятком патронов. Шеф необычно долго смотрел на Алекса, выдохнув: «Ты должен вернуться живым, Ал, и доложить, как положено. Удачи! По возможности». Алекс лишь улыбнулся глазами, кивнув респиратором. В глубине души он стыдливо желал увидеть в новых поселениях, в таёжных, забытых, многочисленных «Ш» тех самых чудаковатых, волшебных инопланетян из гаджета, что говорили о душевном, о человеческом. Называли его по имени, как-то по-особенному. «Где-то же они должны быть!