Вадиму Алексеевичу. Сын, ты – весь мой мир!
Глава 1. Рождение и детство
Саргон родился в самую длинную и снежную декабрьскую ночь в году. За рождение здоровых детей в такую чёрную ночь славили Ассура, божество отваги, мужества и бесстрашия. Ибо дети эти не побоялись появиться на свет и бросить вызов самим тьме и холоду. Ночь была неспокойной, беззвёздной, ледяной и пронизывающей. В окна билась взбешённая вьюга, заваливая город Эреду снегом, которого никто ещё никогда в этих краях не видывал.
Саргона, крепкого здорового малыша, обмыли, пуповина его была перерезана. Ребёнка окутали в тёплое одеяло и положили на ослабевшие руки матери, царевны Хамаль. Черноволосая молодая женщина, измученная долгими родами, возлежала на огромной кровати с шёлковым полупрозрачным балдахином. Вокруг неё пчелиным роем гудели повитухи. Пока красавица Хамаль пыталась отдышаться, а её новорождённый первенец кряхтел и обнажал миру свой розовый и пока ещё беззубый рот, по дворцу, а затем и по всему городу неутомимым соколом разлеталась радостная весть: у брата царя, доблестного военачальника Кадира, родился крепкий здоровый сын!
Воистину счастливая и долгожданная новость. Кадир был умён, мужественен, ловок и любим народом за бесчисленные победы в битвах и заботу о людях. Саргон давал надежду на продолжение царского рода. У царя Мамагала тоже имелся сын, на два года старше Саргона. Слабый здоровьем. А царица Ира́да не спешила дарить царю более здорового наследника.
У Кадира было всё: любовь народа, доблесть, красавица Хамаль и крепкий сын. У Мамагала – поклонение народа, ибо он родился старшим, и трон, по праву принадлежавший ему. Мамагал мог повелевать и законно сидеть на своём золотом стуле. Но он не мог повелевать любовью народа Эреду так, как его младший брат мог повелевать их сердцами. А сердца жителей славного города-государства Эреду было очень непросто завоевать.
Царь Мамагал поздравил брата и расцеловал в обе щеки. Но сложно сказать, как отнёсся Мамагал к рождению своего племянника на самом деле. С первых минут жизни Саргона, едва услыхав его новорождённые крики, Мамагал начал глядеть на своего брата-военачальника иначе: настороженно и исподлобья.
Мамагал помрачнел ещё больше, когда услышал предсказание старой придворной ведьмы: этот новорождённый мальчик – Солнцелик! Согласно древним легендам, царский род Уту происходил от божества Солнца, Шамаша, и его супруги Ишмерай Изумрудноокой. И если в роду Уту родился солнцеликий ребёнок, ему будет подвластна великая сила Шамаша, и ему суждено творить великие дела и встать на защиту не только Эреду, но и всей земли Элассарской.
Испугавшись гнева, омрачившего лицо царя Мамагала, ведьма торопливо опровергла своё же предсказание и попросила простить её за ошибку, но государь Эреду с каждым годом становился всё более подозрительным. Он затаил на невинного ребёнка злобу.
Саргон, не подозревая о настроениях своего венценосного дяди, не придавая им никакого значения, быстро рос на радость отцу и матери. Царевна Хамаль, наделённая природой чутким сердцем и проницательным умом, едва оправившись от родов, уехала с сыном к своему отцу, царю другого города-государства, в далёкий Ила́м. Там она некоторое время жила в мире и покое, не беспокоясь о настроениях Мамагала, иногда видясь с навещающим их мужем. Там она растила Саргона в любви и заботе.
Вечно тёплым казалось солнце Илама, цветущими и прекрасными его сады, богатым был отцовский дворец, а царь Илама – Сели́м – любящим дедом. Каждое утро Хамаль и Саргон просыпались под мягкий шум прибоя и каждую ночь засыпали под его же песнь. Каждый день Хамаль брала Саргона и племянника-младенца, Хани́ша, сына брата своего, и спускалась по каменной лестнице к солёным водам Тиаму́ль. Саргон и Ханиш отъедались, плескались в море. Саргон обожал всё, что видел, пока ему не исполнилось три года: беспокойные соседи, давно завидуя райскому Иламу, пошли на Селима, царя иламского, войной.
Саргон запомнил ту ночь на всю жизнь: прекрасное лицо матери, её чудесный голос, волшебная убаюкивающая песнь, а затем резкий грохот, крики, шум и страшная неразбериха.
На рассвете был убит его дед, царь Илама, затем наследный царевич. Без вести пропали супруга царевича и сын их Ханиш. Был беспощадно разграблен царский дворец, похищено всё золото и драгоценные камни, а самое главное – безвозвратно украдены сотни человеческих жизней. Пальмы озаряли тёмные улицы горящими коронами, словно факелы. Безмолвный ковёр из множества мёртвых тел устлал белые улицы, широкие мостовые и золотые пески сказочного Илама. Тёплые воды Тиамуль жадно омывали окровавленный берег и навсегда забирали погибших в бездонное царство.
Пал райский Илам. И прекрасная Хамаль убежала со своей родной солнечной земли с маленьким сыном на руках, в сопровождении всего лишь дюжины человек из личной охраны царя и небольшим кругом друзей и приближённых отца. Она жалобно оплакивала отца своего, брата, его жену и сына, народ свой всю дорогу до Эреду. На полпути до Эреду их встретило войско Кадира: из Илама за Хамаль велась погоня, но теперь царевна Илама и Саргон были в безопасности. Кадир защитил их.
Враги не посмели бросить вызов войску Кадира и отступили обратно, в захваченный Илам. Хамаль погрузилась в траур. Некуда ей было отныне деться из дворца царя Мамагала, а об его начинающемся безумии уже давно ходили слухи. Хамаль боялась за судьбу мужа и сына и каждый день молила супруга уехать из Эреду подальше: неспокойно было её чуткое сердце, страшные мысли роились в её разумной голове. Жену иламского царевича и сына его Ханиша так и не нашли.
Через несколько месяцев после падения Илама враги нарушили покой Эреду. Отчаянно бились воины Кадира, снова проучили врага, который понёс страшные потери. Но в битве смертельно был ранен любимец Эреду – славный военачальник Кадир. Его, умирающего, привезли во дворец. Он наказал брату своему старшему, царю Мамагалу, обеспечить благополучие сына и жены, простился с маленьким Саргоном, сказал несколько слов красавице Хамаль и умер на её любящих руках. И на покойное лицо его горьким неудержимым ручьём полились её слезы.
Трудно было представить, что чувствовала безутешная Хамаль и как пережила она очередную утрату. Весь Эреду тяжело переживал гибель Кадира, славного воина и справедливого помощника царя. А Мамагал, словно успокоившись, заверил Хамаль, что он будет надёжной опорой ей и Саргону. Всё, что принадлежало Кадиру, он отдал его вдове во владение вечное, включая внушительное имение, слуг и немалое количество золота и серебра.
Так и жила Хамаль богатой вдовой вместе с единственным своим утешением, Саргоном, крепким и здоровым мальчиком. Бежавшие вместе с ней из Илама друзья и приближённые её отца поддерживали их и не позволяли сдаться. С трёх лет Саргона окружали лучшие учителя Илама. Одного из них Хамаль удалось вывезти в Эреду. Звали его Закку́р. Это был уже немолодой седовласый мужчина, но ещё достаточно крепкий и бодрый. Саргону казалось, что это самый мудрый человек из ныне живущих. Заккур учил мальчика письму, счету, стихосложению, истории и другим наукам. Музыке его учила мать. Военному искусству, владению мечом, верховой езде его учил друг отца и его приближённый – могучий и ловкий Асмар.
Вскоре после гибели мужа Хамаль удалось взять себя в руки и запретить страху туманить разум. Её родимый дом был уничтожен, отец, брат и муж убиты. Она долго чувствовала себя покинутой, но у неё оставалась она сама и сын, которому была необходима её сила.
К ней часто наведывался царь Мамагал. Разодетый и самодовольный, вносил себя царь Эреду в дом красавицы-вдовы своего брата. По приказу Хамаль царя вкусно угощали, развлекали музыкой. Мамагал был сдержан и очень внимателен к ней, Хамаль была любезна и гостеприимна, но от этих визитов у неё кровь стыла в жилах – что царю нужно было от неё и как добиться того, чтобы визиты эти происходили как можно реже?
Но визитов меньше не стало. Вскоре в дом иламской царевны от щедрой руки царя потекли реки даров: невероятных цветов шелка, густые меха, дорогие каменья, и по Эреду поползли слухи – царь Мамагал завёл себе ещё одну царицу. Эти слухи оскорбляли Хамаль: она боялась Мамагала, ожидала от него самого худшего. Она всё ещё оплакивала покойного супруга, оставалась ему верной женой и чтила священный закон Эреду, Илама и множества других земель. Закон, который Мамагал явно намеревался нарушить: не брать вдову брата своего в жены.
Хамаль держала сына подальше от тревог и забот, но Саргон унаследовал чуткое сердце матери и трезвый ум отца. Ему исполнилось всего семь лет, однако мальчик всё видел, чувствовал, понимал и отчаянно жаждал помочь матери, но не знал как.
– Если однажды меня не станет, Саргон, – как-то раз перед сном сказала ему Хамаль, – я хочу, чтобы ты помнил всё, чему я учила тебя и чему учили тебя твои учителя. Всё, что я делаю в этой жизни, я делаю ради тебя. Ибо нет никого в этой жизни для меня дороже. Помни славного, мужественного и справедливого отца своего – Кадира из рода царского Уту. Помни меня, свою несчастную мать, Хамаль из рода царей Айя. Помни, кто ты. Помни имя своё, ибо в имени твоём – главная сила. Верь только себе и сердцу своему, Саргон. Будь сильным. И пусть сила эта и память обо мне и отце твоём будут твоей путеводной звездою даже в самые тёмные ночи. Ибо ночь всегда сменяется рассветом. Да озарит путь твой солнцеликий Шамаш. Да будет проводником твоим Ишмерай Изумрудноокая, жена его. Пусть мудрая Нини́б, дочь их, дарует ясность уму твоему. Я более всего на свете люблю тебя, мой мальчик, и благословляю.
Прекрасная Хамаль, вдова военачальника Кадира, более не вышла замуж, решительно отвергла ухаживания царя Мамагала и покинула этот мир, сражённая ужасной болезнью, когда Саргону едва исполнилось десять лет.
Так Саргон из царского рода Уту остался сиротой. Царь Мамагал тотчас забрал племянника в свой дворец и оставил при нём единственного человека из его прежнего окружения – иламца Заккура, верного и мудрого друга его матери.
В царском дворце мальчика приняли с почтением, помня заслуги его отца перед Эреду, красоту и добрый нрав его матери. Однако Мамагал к племяннику отнёсся настороженно, но встретил с улыбкой. Повелел отнестись к нему, как и полагает относиться к кровному родственнику. И отдал просторные покои. Оставил при нём иламца Заккура и соратника покойного Кадира, могучего Асмара. Назначил мальчику опекунов, своих близких друзей, чету Асага и Шеду. У них росла дочь Галла, девочка девяти лет с чудесными белокурыми волнами волос и яркими голубыми глазами. И подружились дети, часто играли вместе. Так и зажил в царском дворце Саргон, племянник царя Мамагала, сын доблестного военачальника Кадира и прекрасной царевны иламской Хамаль.
Глава 2. Пустошь Дагаб
– И вышла Праматерь Рештаретете из вечной тьмы, из звёздной пыли и густого газа, и ступила в тёмный новорождённый мир, содрогаемый землетрясениями, покрытый голым камнем и исполинскими горами, выплёвывающими к небу огонь. Долго жила в своём одиноком мире Праматерь Рештаретете, пока не решилась всё изменить, – голос Саргона затих, он поднял глаза на белокурую Галлу, отдыхающую под огромным дубом в царском саду.
Девочка возлежала на изумрудной траве и водила по ней босыми ногами, с аппетитом грызя огромное спелое яблоко и слушая чтение Саргона. Он улыбнулся, вновь мягко и таинственно повёл свою историю:
– Она дунула на одну плюющуюся огнём гору, дунула на другую, и вулканы начали остывать. Из застывающей лавы и горных пород Рештаретете создала своего первого сына, Нергала. И стал он землёю. Собой покрыл он весь мир. Из того же куска лавы и звёздной пыли Рештаретете создала своего второго сына, Шамаша, и поднялся он солнцем на чёрный небосвод, и развеял он тьму, и небо стало лазурным, а мир позолотил солнечный свет…
– Боги, как скучно, – вздохнула девочка, села и прислонилась спиной к грубой коре дуба.
– Это легенда твоего края, слушай и не перебивай, – Саргон вновь поднял на Галлу свои миндалевидные светло-серые глаза, затем продолжил читать: – И сказала она сыновьям своим: «Я дала жизнь вам. Дайте ныне вы жизнь этому миру». Братья тотчас принялись за дело. Рештаретете положила руки на плечи своим сыновьям. Шамаш взмахнул рукой, и наполнился новорождённый мир, названный Элассаром, солнечным светом. И заискрились золотом реки и волны морские, и воздух потеплел. Взмахнул рукой Нергал. И сквозь камни начали пробиваться изумрудные травы, стволы деревьев, цветы. И наполнился воздух густым ароматом хвои. Затрепетали листья на тёплом ветру, заблагоухали цветы. Элассар увидел свою первую весну.
Галла поднялась и начала медленно пританцовывать вокруг Саргона, задумчиво опустив голову. Девочка продолжала слушать его.
– Полюбил Нергал свою землю, и из глины, лесной почвы, камней, воды пресной и морской…
– Ох, хватит! – отмахнулась Галла.
– Твой учитель велел тебе выучить легенду о сотворении мира, – спокойно ответил Саргон. – Как ты её выучишь, если даже не читала?
– Ничего не хочу учить. Мне это не нужно.
Галла, двенадцатилетняя красивая девочка, засмеялась и закружилась в лёгком танце. На ней было лёгкое платье из светлого шёлка с короткими рукавами, на щиколотке тонкий золотой браслет с пятью подвесками в виде роз. На запястье ещё два браслета. В ушах – золотые серьги. Саргону не хотелось отводить от неё глаз.
Зимой ему исполнилось тринадцать лет. Он был крепок и хорошо сложен. Волосы чёрные, как у матери, иламской царевны Хамаль. Это был спокойный, молчаливый, замкнутый мальчик. Учитель Заккур оставался строгим, но справедливым другом, и он многое передал мальчику, чего не могли дать Асаг и Шеду, которые только и делали, что доносили царю Мамагалу на любого, кто был им неугоден, в том числе и на ни в чём не повинного сироту Саргона.
Саргон продолжал заниматься грамотой, счётом, историей, географией Элассара, астрономией, забросил лишь музыку. Асмар научил его превосходно держаться в седле и хорошо управляться с оружием. Однако, опасаясь мести Мамагала, придворные боялись открыто поддерживать и доброжелательно относиться к его племяннику.
Златокудрая Галла много времени проводила с Саргоном. Он помогал девочке с уроками, в то время как сама Галла считала, что обучение ей ни к чему. Она умела читать, писать и считать, учиться большему не хотелось, а родители, занятые доносами, лишь поощряли её лень. Галла должна была уметь красиво танцевать и улыбаться, чтобы наследник престола, сын царя Мамагала, здоровый и избалованный пятнадцатилетний Талар, не передумал жениться на ней.
Как только Саргон представлял Талара на троне Эреду, ему становилось тревожно за свою родину, а когда он думал о том, как красивая Галла становится супругой Талара, ему делалось горько. Беспринципный Талар мог обидеть её. Поговаривали, что наследник страдает умственным расстройством. Как такой человек мог сесть на трон? Саргону не хотелось, чтобы Галла досталась безумцу.
– Не тебе думать об этом, – тихо и грустно посоветовал учитель Заккур, когда Саргон поделился с ним тревожными мыслями. – Оставь это царю.
– Это мой дом, я тоже из рода Уту, мои предки царствовали здесь! Как не думать о будущем своей земли? – возмутился Саргон.
Заккур стукнул жилистым кулаком по столу, и мальчик замолчал, удивлённо глядя на строгого учителя. Мужчина подался вперёд через стол, за которым они сидели, и процедил:
– Не смей говорить такие слова никому, если хочешь жить! Асаг и Шеду следят за тобою постоянно. Они докладывают царю каждый шаг твой. А почему Галла, их дочь, крутится вокруг тебя целыми днями? По их же указке!
– Галла – мой друг, – уверенно и с достоинством возразил Саргон.
– Галлу прочат в жены Талару. Но Мамагал не забывает присматривать дочерей владык других земель для своего сына. Ищет, как бы выгоднее женить его. Армия Эреду ослабела без железных рук твоего отца. Мамагалу нужен надёжный союзник. Такой, у кого воинов побольше и земля побогаче. Асаг и Шеду мечтают услужить Мамагалу, чтобы он женил на их дочери своего сына. Сколько выгод сулит им этот брак!
– Все это так низко, учитель, – выдохнул Саргон, помрачнев.
– Это жизнь при дворе, Саргон. И не забывай, что ты ходишь по слишком тонкой и туго натянутой нити. У Мамагала нет других сыновей. И ты – второй наследник престола после Талара.
– Я не собирался отнимать трон у брата и дяди.
– Ты и не сможешь, – отозвался Заккур. – Мамагал скоро найдёт сыну достойную невесту, и она родит ему сына, продолжит прямой царский род. И тогда ты нужен более не будешь. Даже если ты отыщешь сторонников в Эреду, долго противостоять царю тебе не удастся.
– Талар не принесёт счастья и богатств народу, – уверенно заявил Саргон. – Он думает только о своих личных удовольствиях.
– Тогда у тебя будет два пути: попытаться заявить свои права на трон Эреду, быть обвинённым в заговоре и сложить голову на плахе либо жить в изгнании в чужих землях. Твоя мать хорошо понимала, какая опасность тебе грозит, и увезла тебя в Илам к своему отцу, едва ты родился. Но в Иламе тебе не будут рады: ты внук царя, который был убит другим царём, ныне восседающем на том троне. Я обещал твоей матери, что защищу тебя, не усложняй мне задачу, ибо больше за тебя некому заступиться: судьба лишила тебя родителей, а Мамагал – верных друзей. Есть только я и Асмар.
– Почему царь так ненавидит меня? Я – сын его брата. Мы одной крови, – горечь в голосе Саргона была настолько искренней и детской, что Заккуру стало жаль его, хотя он дал себе обещание никогда не жалеть мальчика.
– В тебе есть то, чего нет в его сыне – достоинство, сила и мужество. Таким качествам не научить. Они либо есть, либо их нет. В тебе из царского рода Уту гораздо больше, чем в самом Мамагале и Таларе. Но не смей возгордиться этим.
– Я не чувствую в себе ни достоинства, ни силы, ни мужества, – горько ответил Саргон. – Как могу я быть сильным, достойным и мужественным, если вы научили меня жить в страхе перед моим дядей?
– Твоя мать наказывала мне заботиться о тебе, чтобы ты выжил. Я всегда верно служил её отцу, её брату и ей самой. Я любил их. И я буду служить единственному потомку истинного царя Иламского, пока не испущу дух. Я не учу тебя жить в страхе. Я учу тебя осторожности и осмотрительности.
– Вчера я столкнулся в коридоре с царской ведьмой, – сказал Саргон. – Она назвала меня солнцеликим. Ко мне не впервые обращают такие слова. Что это значит?
Заккур вздохнул и ответил:
– Есть легенда о солнцеликом царе Эреду. Он спасёт Эреду и весь Элассар от страшной войны, примирив восточные и западные земли, будет править долгие годы и станет родоначальником великих царей и героев. Враги будут бояться его, а подданные любить. Выкинь из головы, Саргон. Этот нелепый слух принесёт тебе больше бед, чем пользы. Да и западные земли просто так не сделать союзниками востока. Там, в Кунабуле, согласно легендам, живёт Нергал, брат Шамаша, и супруга Нергала, воинственная и коварная Эрешкигаль. Они живут в подземном дворце из ляпис-лазури, Иркалле, и повелевают целой армией демонических порождений. Когда-нибудь Нергал и Эрешкигаль натравят армию эту на Элассар. И тогда земли людей покроют их же останки и прах. Всё это легенды, мой мальчик. И тебе лучше о них забыть.
Так и жил Саргон царской крови, из домов Уту и Илама, в тени родственников своих. Мамагал однако всегда заставлял племянника сопровождать его во всех поездках и во многих делах. Мальчик всегда сидел по левую руку от Мамагала и Талара на празднованиях, службах в храмах, присутствовал на важных собраниях. В отличие от старшего брата своего, Саргон внимательно вслушивался во все донесения царю, во все новости и переговоры. Так учил его мудрый Заккур.
Саргон выезжал с дядей, братом и многочисленными придворными на охоту. Рядом с ним всегда держался доблестный Асмар и охранял от неприятностей. Если Саргону удавалось подстрелить косулю, утку или кролика, а Талар при этом возвращался с пустыми руками, то Саргону приходилось прятаться от безудержного гнева старшего брата. Если Талару не удавалось побить младшего брата, доставалось слугам. Кулак у царского сына был тяжёл.
– В чём я провинился перед братом? – однажды спросил Саргон Заккура, вытирая кровь, ручьём лившуюся из подбитого носа. – Свою добычу я сам хотел отдать Талару, чтобы он не злился.
– Это зависть, друг мой, – со вздохом отвечал Заккур, засовывая ему в ноздри обрывки материи, чтобы остановить кровь. – Чудовищное чувство! Оно разъедает душу заживо. Уничтожает всё, до чего коснётся.
– Почему возникает это чувство?
– Зависть – это злость за то, что у тебя есть что-то, чего нет у Талара. И он отчаянно желает это иметь, но не признается себе в этом.
– Но у меня ничего нет! – искренне удивился Саргон. – У Талара есть отец и мать. Мои мать и отец умерли. У него много друзей. У меня – только Галла, ты и Асмар.
– Уважение и любовь окружающих, – вот что у тебя есть, – последовал загадочный ответ. – Многие помнят отца твоего и мать, видят, с каким достоинством ты держишь себя, и относятся к тебе соответствующе. Они готовы услужить тебе, даже если ты этого не просишь, и они не льстят тебе, не заискивают перед тобою, не раболепствуют. Им приятно служить тебе. Избалованного Талара они боятся. Боятся его непредсказуемости, его отца, втайне ненавидят их обоих. Талара окружают не друзья, а льстецы и трусы. Как и Мамагала.
Саргон мрачно усмехнулся и сказал:
– Даже если они уважают меня, они никогда не пойдут против царя и сына его, не встанут на сторону мою. Пока у меня не будет армии и достаточно золота.
– Если Талар не перерастёт своё безумие, а Мамагал не будет помогать народу выбраться из бедности, в которую Эреду катится, как знать, Саргон… Как знать…
Саргон всегда внимательно слушал своего учителя. Но Заккур иногда забывал, что говорит с юным учеником, заговаривался, и Саргон переставал его понимать.
Порой мальчику снились сияющие волны могучих и прозрачных вод Тиамуль. По белому песку шла босоногая красавица Хамаль, царевна Иламская, распустив тёмные толстые косы свои. Льняная юбка, как у простолюдинки, белая рубашка с закатанными рукавами, загорелая на солнце кожа. В руках несла она корзину со спелыми апельсинами, улыбалась сыну через плечо белозубой улыбкою. Сын нёс в руках её сандалии с тонкими кожаными ремешками и торопливо перебирал маленьким ножками, чтобы поспеть за ней.
«Если однажды меня не станет, Саргон, – слышал он голос матери, – я хочу, чтобы ты помнил всё, чему я учила тебя и чему учили тебя твои учителя. Всё, что я делаю в этой жизни, я делаю ради тебя. Ибо нет никого в этой жизни для меня дороже…Помни, кто ты. Помни имя своё, ибо в имени твоём – главная твоя сила…»
Солёные воды морские намочили юбку её. Саргон бежал за ней, едва поспевая. В каждом сне своём останавливался он у воды. Хамаль поднималась по тропе на пригорок ко дворцу отца своего, исчезая в хвойной рощице. Там она всегда любила отдохнуть от дневного зноя, на мгновение появляясь наверху, входя во дворец. В здание ударила яростная молния, его охватило пламя, и Саргон, вздрагивая, просыпался в поту и с дорожкой слёз на щеках…
Саргону часто снилось падение Илама, царства его деда. И возжаждал он мести в столь юном возрасте за убийство деда и дяди, родных его матери, которых он не помнил. И чувство это порой не давало ему покоя.
– Что такое война? – спросил Саргон однажды своего учителя.
Заккур удивлённо посмотрел на ученика.
– Ты знаешь, – последовал ответ. – Конфликт между царствами, применение военной силы.
– Почему убили моего деда и дядю, царя и царевича Илама?
– Дабы захватить власть над Иламом.
– Зачем им нужна была эта власть?
– Чтобы овладеть и распоряжаться богатствами Илама, его ресурсами, землёю благословенной. Ныне Илам подчиняется Калаха́ру. Царь Калахара, завоевавший Илам, посадил младшего брата своего наместником.
– И теперь дядя Мамагал желает установить с Иламом, а значит, с Калахаром, торговые отношения? – процедил Саргон. – Торговые отношения с убийцей моего деда и дяди?
– Верно, Саргон, – кивнул Заккур, пристально глядя на мальчика. – Такова политика. Мамагал – царь, а царство переживает не самые удачные времена, ему нужен достойный союзник. Да и младшая дочь калахарского царя может составить Талару хорошую партию.
– Неужели мой брат женится на дочери убийцы моих родных?
– Женится. И глазом не моргнёт.
– Но я не понимаю… – возмутился Саргон.
– И не поймёшь. Ты не готов это понять. И не готов мстить. Смирись. Будет утро – будет пища.
«Если я приму это, я предам свою мать, её отца и её брата, – день и ночь думал мальчик. – Я предам все заветы её и любовь её».
И Саргон решился на отчаянный шаг. Обо всём поговорить со своим венценосным дядей.
Мамагал принял племянника, нежась в бассейне одного из внутренних дворов царского дворца. День был знойный, розовые кусты цвели пышным цветом вокруг. Рядом стоял бессменный виночерпий, трое слуг готовили полотенца и чистую одежду, музыкант мягко и зыбко перебирал струны кануна, второй – в такт тихо бил в думбек. Рядом мешал угли наргиле́ – тот, кто заведовал кальяном. Мамагал любил кальян. Царь мог курить его, купаясь в бассейне, завтракая, обедая или ужиная, читая важные документы, отдавая приказы. Особенно любил он великолепный кальян, привезённый из города-государства Сирамарга. Шахта его была украшена платиной, мундштук – из чистого серебра, шланг декорирован бархатом, колба – из ярко-синего стекла, инкрустированного золотом. Драгоценность, а не кальян.
Мамагал курил и сейчас, пока нежился в воде с душистыми травами. Если бы помещение было закрытым, Саргон тотчас бы задохнулся от дыма и обилия сильных ароматов. Дядя возлежал в воде с царским величием и безмятежностью. Под головой у него лежала мягкая белая подушечка, расшитая серебристыми нитями. Иссиня-чёрные длинные кудри рассыпались по мощным плечам. Брови чёрными горными массивами выступали над глазами и настолько казались густыми, насколько сильно царь хмурился. Их длинная красивая линия заканчивалась у виска. Роскошная чёрная борода, предмет особой гордости Мамагала, искусно завитая мелкими правильными волнами, спускалась почти до широкой груди, а в ней – одинокая лента седых волос и драгоценные кольца из золота, как и в ухе – массивная золотая серьга в виде восьмиконечной звезды Шамаша. На длинных пальцах сильных рук блестели украшения – три кольца на левой руке и массивный перстень с квадратной печатью из чёрного алмаза на правом указательном пальце. С перстнем этим Мамагал не расставался. У изголовья на специальной бархатистой подушечке лежал толстый широкий обруч из кожи с золотыми тяжёлыми вставками – его он носил на своём мощном предплечье.
Вот царь открыл свои большие глаза. Верхние и нижние стрелы ресниц его распахнулись, словно врата Балават в райские кущи Эшарру. Глаза эти были чернее, чем алмаз на царском перстне. На празднествах и службах в главном храме Эреду царь красиво удлинял свои глаза чёрной краской. Но когда и придворные стали удлинять свои глаза по царской моде, Саргону показалось, что это перебор.
Расслабленный Мамагал повёл глазами, не поворачивая головы, заметил мальчика, плавно шевельнул рукою, молча приглашая его войти и присесть в большое мягкое кресло у бассейна, в котором от воды обычно отдыхал он сам.
– Приветствую тебя, Саргон, – молвил царь. Он взял в руки мундштук, сделал глубокую затяжку. Вода в колбе мягко забурлила, и Мамагал выпустил ввысь столб белого ароматного дыма, затанцевавшего на лёгком ветру под шелест струн кануна.
«Опять лимон и мята», – подумал Саргон, почувствовав аромат, и с отвращением поёжился. Его затошнило.
– Доброе утро, Ваше Величество, – почтительно ответил мальчик и присел, куда ему было велено.
– Угостись, – Мамагал указал на поднос с фруктами: крупным виноградом, упругими сливами, бархатистыми абрикосами, финиками, инжиром и россыпью солёных орешков.
– Благодарю, Ваше Величество, я завтракал.
– Угостись, – с нажимом повторил Мамагал, и Саргон повиновался, взяв маленькую фисташковую горсть. – С чем пришёл ты ко мне, кровь от крови моей?
– Прошу не гневайся на меня, царь мой, – повёл речь свою юный Саргон, хорошо зная, как любит дядя его сладкие речи. – Я пришёл с вопросом. Ты знаешь, я люблю задавать вопросы тебе, царь мой, ибо мудрее ответов твоих нет на свете.
– Я дам тебе ответ, коего ты заслуживаешь, сын брата моего, – Мамагал снова выпустил ароматный белый дым изо рта. Глаза его были открыты. Царь закрывал глаза только в присутствии тех, кому доверял и кого любил. Рука его покоилась на мозаичном бортике бассейна ладонью вниз, пальцы широко расставлены и напряжены.
– Ты будешь торговать с Иламом, дядя? – Саргон пристально поглядел Мамагалу в глаза.
– Да, я буду торговать с Иламом, – царь снова затянулся.
– Они убили моего деда, истинного царя Илама, – заявил Саргон.
– Твоего деда убил царь Калахара, а не наместник Илама.
– На троне Илама сидит брат царя Калахара. Он тоже убивал подданных моего деда той ночью. Они убили бы и меня, и мою мать, если бы мы не сбежали.
– Ты ждёшь извинений от них обоих?
– Про них я всё понял, – заявил Саргон. – Но я не понимаю тебя.
– Тебе нет нужды понимать меня, мальчик, – в низком голосе Мамагала появились затемнённые нотки. – Иламу нужен надёжный союзник, Илам его получит. Если царь Калахара отдаст замуж за Талара свою младшую дочь, я буду рад.
– А как же Галла? – спросил Саргон, однако ему бы хотелось, чтобы Талар думать забыл о Галле. Он хорошо знал Талара и был уверен, что царевич будет обижать девочку.
– Брак с Галлой не даст того, что даст брак с царевной Калахара. Не даст золота, воинов, колесниц, копий и мечей. Всё это надобно для защиты государства и народа, живущего в этом государстве. Царь всегда должен думать о своём государстве. Мы должны прощать наших врагов, Саргон. И ты прости их, избавься от душевного груза.
– Кто я в семье этой? – вдруг спросил Саргон.
Царь повернул к нему голову, пристально поглядел своими огромными, тёмными, как беспросветная ночь, глазами и тихо произнёс:
– Я полагал, ты знаешь. Если нет, я напомню тебе. Ты – сын брата моего. Брата, до конца верного мне и Эреду, народу его и законам. За кровь его, заслуги, в память о нём и матери твоей я решил, что твоё благополучие – мой долг. У меня есть и другие долги – перед страной. Если я должен сделать шаг в ущерб убеждениям твоим и принципам, но шаг, необходимый для процветания Эреду, я сделаю этот шаг. Дед твой и дядя не были кровью моей. Но дочь их врага может войти в семью мою. И я с радостью и почтением приму её. А ты, племянник, – взгляд Мамагала стал ещё более тяжёлым, – ответь мне, помнишь ли ты Тиба?
– Помню, царь, – Саргону захотелось скрыться от мрачного взгляда дяди.
– Кем он был?
– Твоим советником.
– Что сделал он?
– Усомнился в решениях твоих и деяниях.
– Что стало с ним?
– Его отвезли в пустошь Дагаб, зарыли по плечи, забросали камнями и оставили голову его гнить на солнце.
– Череп его до сих пор лежит в том месте. Завтра утром у меня есть несколько свободных часов, мне не жаль подарить их тебе. Мы съездим туда, и я покажу тебе просторы той пустоши.
Саргон промолчал и потупил взор.
– Не хочешь?
– Не хочу, царь.
Мамагал вновь положил голову свою на подушку. Взял мундштук, затянулся.
– Ты разумен, кровь от крови моей, – наконец промолвил он после долгой паузы. – В следующий раз, когда задумаешь прервать отдых мой глупыми вопросами своими, когда решишься посмотреть в глаза мои столь зло и неблагодарно, тебя отвезут в Дагаб на одной из лучших колесниц моих, с большими почестями. Тринадцать воинов в золочёных доспехах сопроводят тебя и будут твоей охраной. И вместо покоев моего дворца Дагаб станет твоим домом. Добрые деяния отца твоего и доброе имя царевны Хамаль однажды забудутся, и я буду ждать от тебя добрых деяний. Пока ты только ешь еду мою, носишь мою одежду и беспокоишь меня вопросами. Пора приносить пользу, Саргон, быть достойным сыном отца своего, достойным племянником и потомком великого рода Уту и Шамаша, Владыки Дня.
– Я понял тебя, царь.
– «Я понял тебя, мой царь», – поправил Мамагал.
– Я понял тебя, мой царь.
Мамагал протянул племяннику правую руку. Саргон поднялся, склонился и на мгновение прислонился губами к царской печати с чёрным алмазом.
– Покинь меня немедленно.
Саргон молча развернулся и скрылся за тяжёлыми дверьми из драгоценного кедра.
– Привести ко мне его учителя Заккура, – процедил Мамагал после недолгого раздумья. – Немедля.
Глава 3. Пепелище Илама
– Что случилось, Саргон? – спросила у мальчика Галла следующим утром.
Они сидели в саду у фонтана. Саргон был хмур и задумчив. От тяжёлых мыслей его не могла отвлечь даже красивая Галла. Девочка пыталась петь, но Саргон слышал только свои мысли, пыталась танцевать, но он не глядел в её сторону.
– Я не могу найти учителя Заккура, – поделился Саргон. – Учитель никогда не исчезал так надолго.
– От отца я слышала, что царь вызывал его, – заметила девочка, водя рукой в воде фонтана.
Саргон застыл.
– Что ещё сказал твой отец? – тихо воскликнул Саргон.
– Только это, – ответила удивлённая его поведением Галла.
«Неужто царь наказал Заккура из-за меня?» – подумал Саргон, и мурашки побежали по его спине. Он знал, как умел наказать царь Мамагал.
К ним подошёл темноволосый мужчина с короткой бородой, в длинной льняной опоясанной тунике с короткими рукавами. На плечи был наброшен плащ простого кроя из дорогого шелка, на ногах – короткие сапоги с причудливой шнуровкой. Его вёл Асаг, отец Галлы. У Асага были светлые волосы и борода, одет по моде дворца – длинная туника, обшитая золотыми вставками по краям, а также шёлковый плащ, пришпиленный круглой золотой бляхой на правом плече. В ухе покачивалась массивная золотая серьга, как у царя Мамагала.
– Доброе утро, Саргон, – сказал Асаг. – Это один из учителей Талара, – он указал на темноволосого мужчину. – Ифирь. Теперь он будет твоим учителем.
– Где Заккур? – вместо приветствия вопросил Саргон, хмуро оглядев Ифиря.
– Заккур более не будет учить тебя, – строго ответил Асаг, изумлённый нелюбезной реакцией своего воспитанника. – Это приказ царя.
– Где Заккур? – повторил Саргон, не торопясь здороваться с Ифирем.
– Да что с тобою, мальчик?! – разозлился Асаг. – Твой царь отдал тебе приказ. Ты знаешь, чем опасно его неисполнение.
– Я выполню приказ царя. Но, прошу, дайте мне поговорить с Заккуром.
– Тебе запрещено видеться с ним, – заявил Асаг.
– Мой учитель здоров? Он во дворце? – воскликнул Саргон, всерьёз перепугавшись.
– То мне неведомо, а теперь ступай за своим новым учителем. Живо! – отрезал Асаг. – Галла, сейчас же иди к матери.
Галла только казалась легкомысленной и недалёкой. У родителей она научилась быть хорошей и осторожной лицедейкой, у Саргона – быть наблюдательной. Посему девочка тотчас поняла, что Заккур вызвал гнев царя наверняка по вине Саргона. Она не смела ослушаться отца, но на нежном и тонком лице её отразилась тревога. Девочка долго оборачивалась и смотрела на друга своего, пока отец уводил её прочь. Галла всегда знала, что родители мечтали выдать её замуж за наследника трона. Девочка хотела быть царицей, но последние месяцы наблюдая за Таларом, начала понимать, что боится его. А Саргона не боялась. Галла была привязана к нему с первых дней его появления в их семье.
Напрасно Саргон пытался выяснить у Ифиря, куда пропал его учитель и друг Заккур. Ифирь был неприятно поражён упрямством своего нового ученика. Но когда Саргону удалось взять себя в руки, они провели урок литературы. После Саргон бросился на поиски Асмара.
Мальчик искал его несколько часов, пока Асмар не нашёл его сам. Высокий, светловолосый и мощный, как скала, воин схватил Саргона за локоть и молча отвёл в одно из кладовых помещений.
– Зачем ты ходил к царю? – спросил Асмар, грозно нависнув над ним, глядя на него пристально и угрожающе.
– Я хотел поговорить с ним!
– О чём?!
– Об Иламе.
– Почему ты не посоветовался с Заккуром или со мной?
– Вы бы запретили мне это делать.
– И были бы бесконечно правы! – прорычал могучий Асмар. Саргон впервые видел его таким встревоженным и разгневанным.
– Что сделали с Заккуром?
– Знаю только, что он жив. Его вышлют из Эреду.
– Куда? – охнул Саргон.
– Шамаш их знает! – горько выдохнул Асмар. – А сегодня вечером я должен идти к главе личной стражи царя. Уверен, меня тоже отошлют от тебя.
– Я буду умолять царя не делать этого! – тихо воскликнул мальчик.
– Ты уже сходил к царю, более тебя к нему не подпустят! Если меня отошлют, у тебя более не останется союзников в этом дворце, Саргон.
– Я уйду с Заккуром. Почему царю не отослать меня, если он меня так ненавидит?
– Он верит в предсказания. Он верит, что ты Солнцелик, что в тебе таится какая-то великая сила. Мамагал никуда тебя не отпустит, будет держать при себе. А если ты вздумаешь сбежать, тебя найдут, побег твой не простят. Ты всегда был осмотрителен, что происходит с тобой теперь?
– Я более не хочу жить в страхе!
Асмар встряхнул его и рявкнул:
– Послушай меня! Может получиться так, что мы более не увидимся. Ты останешься совсем один. Асаг и Шеду, эти крысы, всех себя посвятили служению царю. Они не станут защищать тебя от Мамагала. Царь всё ещё полон сил, но и он не вечен. Когда на трон взойдёт сын его, Талар, жизнь твоя будет в опасности. Он не так благоразумен, как отец его. После моего отъезда во дворце останутся люди, которые верны мне. Они присмотрят за тобой, но многого не жди. Если твоей жизни будет угрожать опасность, беги в Сирамарг. Это огромный торговый город на востоке, там легко затеряться. Заккур хорошо учил тебя, ты наизусть знаешь карту Элассара, найдёшь и Сирамарг. Там тебя могут искать годами и не найдут. Я показал тебе все потайные пути из дворца и из города, которые знаю сам. В роще у северных ворот есть ручей, ты знаешь его. Там, у заброшенного колодца, прямо под чёрным камнем есть поросшая травой насыпь. Откопай её. Ты найдёшь припасы, которые я оставил для тебя. Если меня вышлют, я постараюсь как можно быстрее сообщить, куда именно. В Сирамарге на улице Села́х в кольце Ремесленников ты должен найти Кадаба. Назовёшь ему имя Шаргат. Кадаб поможет.
– Что такое «Шаргат»?
– Это имя, данное мне при рождении. В Сирамарг иди пешком. Остерегайся широких дорог и торговых путей. Там ты можешь попасться в руки разбойников и кровожадных ночных тварей. Будь незаметен и осторожен. Будь подозрителен к каждому, кто повстречается на твоём пути. Ты хорошо фехтуешь, но ты ещё слишком юн для достойного боя с бандой взрослых разбойников.
– Я привык к одиночеству, – прошептал Саргон, глядя на своего друга большими испуганными глазами. – Но даже в этом одиночестве вы с Заккуром всегда были мне опорой.
– Я тревожусь за тебя, но не слишком сильно, – светло-карие глаза Асмара потеплели. – Я уверен, что ты выстоишь. Ты крепок. Но Мамагал могущественен, а Талар непредсказуем. Я постараюсь быть опорой тебе даже на случай моей ссылки. И я найду тебя, Саргон. Клянусь Шамашем, найду. Я обещал твоей матери беречь тебя.
Саргон обнял Асмара. Асмар крепко обнял воспитанника в ответ, положил могучую руку свою на голову мальчика, а потом они расстались.
Асмар пропал на следующий же день после этого разговора. А позже мальчику сообщили, что Асмара отправили в другое государство сопровождать посланцев Эреду и служить при посольстве где-то очень далеко. Приказ звучал: «Отправляться немедленно». Впервые в жизни Саргон узнал, что такое отчаяние. Он долго скорбел по своей матери после её смерти, но не помнил, чтобы страх так ослепил его тогда. Ныне Саргон остался совсем один. Если Асмар успел предупредить мальчика о возможном отъезде и попрощаться, то о судьбе Заккура он ничего не знал.
С Асагом и его супругой Шеду Саргон никогда не был близок. Осознание, что они сообщали царю о каждом его шаге, вызывало отвращение. Единственная, с кем он ещё мог общаться, – это Галла. Красивая, белокурая, голубоглазая Галла, от улыбки которой в душе всё ещё становилось тепло.
Девочка была чуткой. Она видела страдания Саргона, его потерянность и отчаяние. Он никогда не жаловался ей, но Галла подмечала любую тень на его лице. Теперь она каждый день читала ему толстую книгу легенд и сказок Элассара, как он читал ей ещё совсем недавно. Ифирь тоже всё видел и всё понимал. Ему было жаль царского племянника, и за внешней строгостью его Саргон начал подмечать искреннее дружелюбие.
За долгими переживаниями Саргон не заметил, как царский дворец Эреду готовится к приёму новых долгожданных союзников: наместника Илама, царя Калахара и его младшей дочери. Видя намерения царя женить сына на калахарской царевне, а не на Галле, Асаг и Шеду перестали исправно поставлять Мамагалу слухи и сплетни. От расстройства Шеду заболела и слегла, а Асаг при встрече с царём стал молчалив и немного рассеян. Осознав, что ей, вероятно, не стать царевной Эреду, а значит, и царицей Эреду в будущем, Галла охотно перестала виться вокруг Талара, как ранее приказывали ей родители, и всё свободное время отдавала общению с Саргоном, восхищая его своей весёлостью и смешливостью. Она стала его утешением, поддержкой и единственным лучиком света.
Во дворце готовили торжественный приём. И заказал Мамагал множество голубых шерстяных материй из Сирамарга, тончайший виссон, пошитый золотом, слоновую кость, украшения, дорогие каменья и драгоценные масла в дар гостям. В тронном зале обновили мозаичные орнаменты, во дворце почистили все златокованые чаши и блюда. Тончайшие ароматы в покоях, приготовленных для владык Илама и Калахара, едва не сводили с ума. Все сады Эреду, все улицы приводили в порядок, так сильно желал Мамагал этого союза. За всеми работами следила лично царица Ирада, несколько дней назад осчастливившая весь Эреду новостью о том, что под сердцем она носит долгожданное дитя. Если дитя это родится, Саргон более не будет вторым в очереди на престол. Вскоре он более не будет надобен Мамагалу. Как царь намеревался распорядиться дальнейшей судьбой племянника, оставалось только догадываться.
В ночь перед прибытием гостей Саргону снились беспокойные сны. Снился отец. Он, окровавленный и бледный, в чёрных доспехах с золотым изображением солнца на груди, правой рукой молча указывал на запад, туда, где солнце ложилось спать.
«Помни имя своё, – с ним заговорил бесплотный голос, могучий в своём густом мрачном шёпоте. – Ибо в имени твоём сила твоя…»
Саргон снова посмотрел на отца, но теперь вместо него на пригорке стояла ужасная фигура в чёрном саване.
«Верни отца!» – крикнул он, и тотчас тёмная фигура рассыпалась на тысячи маленьких гадюк, которые стремительно поползли к Саргону.
Проснувшись, мальчик подпрыгнул, запутался в одеяле и упал на пол. Он снова подскочил, отряхиваясь, огляделся, остановился: в его скромных покоях не было змей. Саргон облегчённо вздохнул и сел на кровать, когда почувствовал жжение в руках и шее. Он поглядел на руки свои и ужаснулся: на кистях рук появились чёрные прожилки. На глазах они удлинялись и вились множеством чёрных нитей до локтя. На шее проявилась такая же жгучая боль. Огонь разливался на кончиках пальцев. Саргон положил руки в пиалу с прохладной водой, но жжение не ушло. Вместе с несильной болью на него опустилось ощущение мрачного покоя. И многодневный страх ушёл из его сердца. Мальчик более не боялся. Он подошёл к небольшому алтарю Шамаша в виде восьмиконечной звезды на постаменте из бронзы, встал на колени и зашептал молитву:
– Да будет благословен Отец наш, Шамаш, и блага его, и свет, и жизнь, кою он дарует нам, детям его. Да очистит мир он от тьмы и яда. Да очистит он душу мою от тревог и страхов. Ибо страх – иллюзия сердца моего и разума, это кандалы и плохой наставник. Да укажет Отец путь мне и наполнит душу мою и сердце моё силою…
Саргон поклонился, поднялся и вновь сел на кровать. Чёрные узоры на руках остались, но уже жгли не так сильно. Он перестал их бояться. Что-то шепнуло ему, что так и должно быть. И мальчик лёг спать, тотчас заснув.
И раскинулась невиданная доселе процессия от главных ворот Эреду до царского дворца. Ворота Алаат считались самыми красивыми на западе Элассара. Огромная арка, ограниченная по сторонам толстыми стенами, была покрыта ярко-синей, белой и золотой глазурью. Барельефы изображали священных птиц, пышногривых львов, грифонов и главный символ государства – восьмиконечную звезду Шамаша, покровителя Эреду.
В окружении сотен хорошо вооружённых воинов ехали наместник Илама и старший брат его, царь Калахара, на лучших своих жеребцах в золочёных попонах. Тут же несколько слуг с носильным одром в руках, украшенным балдахином из шёлка, продвигались вперёд по дороге. Внутри восседала юная цветущая девушка с двумя тяжёлыми чёрными длинными косами, обвитыми тонкими золотыми цепями с подвесками из лазурита. Грудь её украшало ожерелье из золотых бусин с гранатовыми вставками. На левой руке её было три золотых браслета из пятнадцати ажурных шариков с гранатовыми бусинами. В ушах покачивались золотые серьги, инкрустированные гранатами и яшмой. Голову покрывала шёлковая вуаль, ниспадающая густыми складками на спину, на ней хитон из нежно-розового шёлка с разрезом для рук на сгибе. Имя ей было Э́рис.
От ворот Алаат начиналась Дорога Хесра, главная улица, которая пересекала Эреду насквозь, связывая кварталы, и вела к царскому дворцу. По ней и двигалась процессия. Дорога Хесра считалась священной. Согласно древним преданиям, по ней шли Шамаш и сын его Шаррукин, когда решили основать здесь Эреду. Жители высыпали из домов своих, приветствуя новых союзников и красавицу Эрис. В клетках везли рычащих львов, на руках иламцев сидели привязанные соколы. Горделиво гарцевали три редких иламских быстроногих скакуна, настолько лощёных и чёрных, что шкуры их переливались на солнце так же красиво, как чёрный алмаз на Мамагаловом перстне.
Великолепной и многочисленной была процессия, и когда трое главных гостей поднялись по широким ступеням лестницы дворца, царь Мамагал встретил их самым гостеприимным и радостным хозяином. Царь Калахара Гасур был так же черноволос, как и царь Эреду. Чёрные как смоль волосы его были убраны в длинный хвост, схваченный золотой цепочкой. Длинная борода с проседью сцеплена тремя миниатюрными золотыми кольцами. Равен он был Мамагалу по стати и силе. Наместник Илама, младший брат Гасура, Энир, напротив, был высок и худ. Нижнюю часть лица его обрамляла аккуратная чёрная бородка. От царей Эреду и Калахара отличало его отсутствие украшений на нём и более скромное одеяние.
Мамагал, Талар, Гасур и Энир обнялись. Гости приветствовали царицу Ираду, красивую и ещё довольно молодую женщину тридцати лет, витиеватыми восхищёнными речами. Золотистые кудри волос густой короной лежали на голове её. Роскошная диадема с россыпью изумрудов сияла вечерней звездою. Эрис подвели к Талару, высокому широкоплечему юноше пятнадцати лет. Царевич Эреду и царевна Калахара поклонились друг другу. На непроницаемом лице девушки нельзя было ничего прочитать. Талар же улыбался широко и довольно. Величественная поступь Эрис и красота её восхитили царевича.
Саргон держался в тени, затерянный среди толпы придворных. Галла стояла неподалёку, рядом с отцом и бледной, ещё болеющей матерью. Девочка украдкой оглянулась, взгляд её встретился со взглядом Саргона. Они улыбнулись друг другу. Хитрая и заговорщическая улыбка Галлы стала отрадой сердцу его.
Заиграли кануны, зурны, мягко застучал думбек. Полилась музыка звонким ручьём, и царь повёл гостей вместе с многочисленной свитой пировать. Саргон пошёл следом. То был воистину царский пир. Лилось рекой неудержимой вино, витали невероятные ароматы жареных ягнят, телят, гусей, уток, перепелов. Столы украшали ягоды и фрукты, смеси ореховые, изюм, апельсины да лимоны. Пирующие сидели за длинными низкими столами на многочисленных подушках, скрестив ноги. Подавались немыслимые пироги с разнообразной начинкой, сладкой и острой, солёной и пряной. Мамагал усадил дорогих гостей рядом с собою, велел подать им самые красивые и ароматные кальяны. Мамагал и Гасур курили из одного кальяна, чем царь Эреду выказывал ему великую честь. И пили они вино редкое и сладкое из чаши одной. Как пили из чаши одной Талар и красавица Эрис. Талар не отводил глаз своих от будущей невесты, а та оглядывала зал и присутствующих гордым и умным взглядом, понимая, что здесь ей придётся жить всю жизнь свою. А в будущем – повелевать народом Эреду.
Саргон съел несколько кусков мяса и небольшой кусок пирога с вишней. Он внимательно наблюдал за происходящим. Также внимательно за ним наблюдал учитель Ифирь. Как бы ни старался спрятать Саргон посветлевшие узоры свои на руках за длинными рукавами синей туники, Ифирь всё заметил, взял его за локоть, приподнял рукав, осмотрел руку мальчика и тихо вопросил:
– Что это?
– Это появилось ночью.
– Причиняют боль?
– Немного жгло. Но прошло.
Ифирь промолчал, но задумчиво нахмурился.
Когда царь и гости захмелели, Мамагал вдруг послал за Саргоном. Мальчик поднялся на ноги и направился к царю и главным гостям его.
– Это внук предшественника твоего, Энир, – сказал Мамагал, когда Саргон подошёл к ним.
Царь Калахара и наместник Илама внимательно оглядели внука убитого врага своего. У Саргона шумело в ушах. Он оцепенел. На него смотрели две пары ненавистных глаз.
– Саргон, сын царевны Хамаль, – с ужасной улыбкой медленно протянул Гасур, царь Калахара. – Я узна́ю в тебе её лицо. Редкой красоты была девушка. Я просил руки её у тогдашнего царя Илама. Она была совсем юной. Он отказал мне.
– Ты поэтому разрушил Илам, царь? – тихо спросил Саргон, смотря на него спокойно и холодно.
Мамагал побагровел от злости, Талар подскочил, но застыл, так как отец взмахом руки остановил его. Гасур же расхохотался и молвил:
– Узнаю спесь деда твоего, Селима, мальчик. Я не разрушил Илам. Я дал ему другую жизнь. Народ Илама благодарен мне и наместнику моему за заботу. Я приглашу тебя в Илам поглядеть, каким благословенным краем он стал.
«Я приеду в Илам, чтобы отправить тебя и наместника твоего туда же, куда ты отправил моих деда и дядю», – вдруг впервые в жизни подумал Саргон злую мысль, не сводя глаз с царя Калахара.
– У тебя смелый племянник, дорогой Мамагал, – ухмыльнулся Гасур. – Он не боится глядеть в глаза мои, не боится стоять так гордо подле меня. Береги его, он вырастет хорошим воином. Но он не приветствовал меня как подобает приветствовать гостя.
– Склонись, – процедил Мамагал, глядя на Саргона уничтожающе.
Саргон не шевельнулся. Музыка затихла, пирующие замолчали.
– Я приветствую тебя, царь Калахара. И брата твоего Энира, – наконец отчётливо процедил Саргон. – И прекрасную царевну Эрис. Приветствую вас в благословенном краю Эреду. Илам тоже был благословенным. Я помню песчаный берег Тиамуль. И горящие пальмы вдоль главной дороги Илама.
– Склонись, – угрожающе прорычал Талар.
Снова не шевельнулся Саргон, гордо поглядев на брата. Тогда Талар подскочил к Саргону и ударил его кулаком в ребра. Послышались вскрики, Саргон охнул и согнулся от боли.
– И всё-таки он склонился! – Гасур хохотнул и взмахом руки приказал ему уйти.
Мамагал кому-то махнул. По обе стороны от Саргона оказались два рослых воина.
– Увести его, – тихо, коротко и злобно приказал Мамагал, дабы никто другой более не слышал. – Тринадцать ударов плетью. Вправить ему мозги.
Саргона подхватили под обе руки. Мальчик шёл сам, но споткнулся, – с такой скоростью его выводили из зала. Он поймал взгляд Асага и Шеду. Впервые в их глазах видел он ужас и жалость. Галла горько и испуганно плакала, прикрыв рот рукою. Ифирь застыл словно изваяние, но глаза его пристально глядели на мальчика.
Впервые в жизни сердце Саргона рычало от ненависти.
Глава 4. Мальчик по имени Аддад
Саргон сидел на табурете в своих покоях, когда Ифирь обрабатывал раны от тяжёлых плетей на его спине. Изорванная нательная рубашка Саргона, перепачканная полосами крови, тряпьём валялась в углу. На кровати лежала заботливо приготовленная Шеду, матерью Галлы, новая чистая одежда. Не то чтобы его пороли до потери сознания, но израненная спина гудела и саднила. Саргон выстоял все тринадцать ударов.
– Ты горд собою, Саргон? – тихо и назидательно говорил Ифирь, а Саргон жмурился и стискивал зубы, когда целебная мазь попадала на рану и причиняла сильную боль. – Что ты приобрёл, кроме ран и будущих шрамов? Плетьми дело не ограничится, ибо Эрис, кровь царя Гасура, станет частью твоей семьи.
– Дядя никогда не считал меня семьёй, – ответил Саргон.
– Со стороны так и казалось, но ты не прав. Я много лет наблюдаю за тобой. Царь никогда не был нежен с тобой, как с Таларом, сыном его, однако он старался брать тебя на собрания и охоту, он оставил при тебе учителей Заккура и Асмара, он забрал тебя жить в его дворце после смерти матери, где ты ни в чём не нуждался. Царь много вкладывал в тебя и учил! Знания ценнее ласки. Он понимал, что с новыми знаниями ты справлялся всегда куда лучше, чем его сын, наследник престола. Он увидел в тебе будущего помощника его сыну, а значит, и государству. Увидел в тебе советника Талара, когда тот станет царём. Или даже главного военачальника Эреду. Но твоё поведение может перечеркнуть твоё будущее. Ты пытался оскорбить его дражайших гостей, донимал странными вопросами его самого. Кто дал право тебе делать подобное?
– Гасур убил моего деда, дядю и посадил на их трон своего брата.
– Если ты хочешь отомстить, то ты не готов. Да и плохо это и мучительно, жить жаждой мести. Давай представим, что ты отомстил Гасуру и Эниру. Ты чудом отобрал у них трон Илама. Что ты будешь делать дальше? Ты представлял ранее, как отбирают трон? Двигают железный стул по разным концам тронного зала и орут «он мой»? Противники воюют между собой. Порой воюют годами. Истребляют свои армии, сторонников, люди погибают сотнями под горящим маслом, градом стрел, громом орудий, пронзённые мечом, затоптанные колесницами. Земля пропитывается кровью насквозь и багровеет. А сколько вдов и осиротевших детей?
– Гасура не остановили вдовы, дети и груды мертвецов, – процедил Саргон.
– Поэтому он и его соратники после смерти попадут не в Эшарру, райские чертоги Шамаша. Их ждёт Иркалла, подземный дворец Нергала и Эрешкигаль. Там Эрешкигаль найдёт им дело – ворочать ли вечность булыжники, строя всё новые залы для её темной обители, собирать ли одежду мёртвых, прибывающих на суд. Ты знаешь наказания для особо провинившихся при жизни.
– Мертвец оказывается в моменте, когда его убивают, – ответил Саргон, – и это мгновение повторяется снова и снова. Он испытывает ту же боль, думает те же мысли. И так всё оставшееся время.
– Верно. А теперь ответь мне, есть ли у тебя многотысячное, верное тебе, войско для противостояния Гасуру и Эниру?
– Нет.
– Есть ли у тебя оружие для этого многотысячного войска, доспехи, еда, лошади?
– Нет.
– А если бы и было, смог бы ты управлять им?
– Думаю, нет.
– А хотел бы ты подвергнуть смертельной опасности всех этих воинов?
– Нет.
– Хорошо, что ты это признал. Но, боюсь, тебе не суждено отплатить Гасуру его же монетой.
– Ты просишь меня смириться? – зло усмехнулся мальчик.
– Смириться? Нет, – последовал ответ. – Пока ты только загоняешь себя в могилу. Ты умный парень, Саргон. Но иногда быть умным недостаточно. Всему своё время.
К своей неожиданности, Саргон задумался над словами учителя. Обида и злость не давали покоя его сердцу, но разум пытался заглушить его негодование.
– Был бы здесь Заккур, он бы дал мне хороший совет, – сказал Саргон, когда они с Галлой сидели на следующий день в саду у дворца.
Дворцовый сад раскинулся столь пышно и широко, что здесь можно было легко заблудиться, целый час искать выход и никого не встретить. Саргон и Галла более всего любили именно этот фонтан, один из пяти, ибо он находился под древним раскидистым дубом и был окружён пышными розовыми кустами разных цветов и оттенков. Галла боготворила розы и никогда не упускала возможности коснуться пальцами или губами того или иного нежного бутона.
Девочка сидела у фонтана в лёгком платье из светлого шёлка, распустив золотистые волны волос. Легкие сандалии валялись рядом на траве, пальцы босых ног она погружала в прохладную воду фонтана и время от времени обращала к Саргону грустный, полный сочувствия взгляд.
– Я боюсь за тебя, Саргон, – сказала вдруг она. – Что будет, если Мамагал захочет тебя наказать ещё как-то?
– Не переживай за меня, Галла, – отвечал Саргон с тенью улыбки. Он сидел на траве, затем поднял голову к ней, дети переглянулись.
– Мы с матушкой так плакали из-за тебя, – голос Галлы дрогнул.
– Менее всего я хочу, чтобы ты страдала из-за меня. Не показывай им слёз своих по мне.
– Я не боюсь, – бойко ответила Галла, вскочила и села рядом с ним на покрывало, чтобы не испачкать шёлк в травяном соке. – Никто ничего не объявлял, но стать женой Талара мне больше не светит. Я это точно знаю.
– Тебя это опечалило? – Саргон внимательно поглядел на девочку.
Лицо Галлы вновь осветила хитрая улыбка. Она придвинулась к нему ближе, осторожно положила златокудрую головку свою на его плечо и с весёлой кротостью ответила:
– Я с детства мечтала стать царевной Эреду. Но матушка шепнула мне недавно, что важен не только титул, но также спутник, к кому этот титул прилагается. Своё место царевне Эрис я с радостью уступлю. Ей четырнадцать, Талару – пятнадцать. Небольшая разница. А мне только двенадцать. Талар – такой старик для меня!
Саргон впервые за много дней тихо засмеялся и взял ручку Галлы в свою, не понимая, зачем он это сделал. Но от этого прикосновения стало спокойно и тепло.
Послышался стук нескольких пар тяжёлых сапог и грохот лат. Саргон и Галла выглянули из-за фонтана. По тропе в их сторону шла царевна Эрис, а за нею – трое тяжело вооружённых калахарцев с выкрашенными в ярко-красное перьями на шлемах. Роскошные чёрные волосы Эрис ныне были убраны в одну толстую косу с вплетёнными в неё нитками жемчуга. В ушах покачивались две жемчужины. Одетая в простое длинное платье из ярко-голубого льна, Эрис подошла к мальчику и девочке, остановилась, царственно оглядела их и тихо произнесла:
– Чудесные розы. Я желаю отдохнуть здесь.
Саргон оглядел воинов. Вместе с ними Талара не было.
– Прошу вас, царевна, – Саргон любезно указал на покрывало, и вместе с Галлой они поклонились царевне Калахара.
– Благодарю. Сегодня жаркий день, а здесь прохладно.
Эрис деловито улыбнулась, сняла сандалии и села на покрывало между Саргоном и Галлой. Оказалось тесно. Саргон пересел на траву.
– Вы можете идти, – бросила Эрис воинам.
– Ваш отец приказал, мы не можем уйти, царевна, – ответил один из них.
– С моими новыми друзьями мне ничего не грозит, – настояла прелестница, махнув на стражу ручкой. Эрис внимательно посмотрела на обоих.
– Саргон, – представился мальчик.
– Галла, – представилась девочка.
– Я знаю, кто вы. У тебя очень красивые волосы, – Эрис поглядела на кудри Галлы с лёгким прищуром карих глаз, и Галле стало не по себе, ей захотелось спрятать от неё свои волосы – да и нельзя было девушке находиться рядом с мужчиной с распущенными волосами. Только если это был её супруг. Девочка тотчас схватила ленту и заплела косу.
Затем внимательный взгляд Эрис обратился к Саргону и на нём задержался.
– Ты смелый юноша, Саргон, – заулыбалась царевна. – Моему отцу никто не перечит. Даже я.
– Это было недопустимо с моей стороны, царевна, – тихо проговорил Саргон с вежливой улыбкой, не желая ничего с ней обсуждать и о чём-то рассуждать.
– Мне понравилось, как ты говорил с моим отцом. И глаза у тебя красивые. Мне нужны в Эреду такие друзья.
«А мне не нужны!» – подумал Саргон, внимательно глядя в её карие глаза, наперёд представляя, сколько неприятностей принесёт ему эта дружба.
– Я была бы рада, если бы вы, Саргон и Галла, отужинали со мной сегодня.
– Не уверен, что Его Величество, царь Гасур, даст согласие на мою с вами дружбу, царевна, – спокойно и честно ответил Саргон. – Наше с ним знакомство началось неудачно.
– Мне не нужно согласие отца на то, кого мне приглашать на мой ужин, – Эрис любезно улыбнулась. – С кем мне дружить или нет – это моё дело.
– Это большая честь, Ваше Высочество, – улыбнулась Галла. Она обожала играть. – Мы с радостью примем ваше приглашение.
– Почему вы здесь? – раздался недовольный голос Талара.
Царевич, крупный и широкоплечий, целенаправленно, хмуро, слегка склонившись, двигался в их сторону, словно молодой бычок. Увидев Эрис в компании Саргона и Галлы, он оцепенел, побледнел, а затем побагровел от злости.
– Царевич Талар, – заулыбалась Эрис натянуто. – У меня уже появились друзья.
– Это не те друзья, которых стоит заводить! – воскликнул царевич. – Позвольте, я уведу вас отсюда, царевна, – он требовательно схватил Эрис за руку и помог ей подняться на ноги. – Почему ты с ним? – на этот раз Талар обращался к Галле, кивнув на Саргона. – Тебе запрещено было с ним якшаться!
– Запрещено кем? – Галла горделиво выпрямилась, казалось, ничуть не испугавшись угрожающего выражения лица и тона Талара.
– Я запретил тебе подходить к нему!
– Я более не обещана царевичу. Я дочь простого придворного. Могу проводить время с тем, с кем пожелаю.
Талар оставил Эрис и медленно, угрожающе двинулся к Галле. Саргон взял девочку за руку и спрятал за свою спину.
– Ты не имеешь права касаться её, – прошипел Талар так тихо, чтобы Эрис не услышала.
– Ты не мой царь, Талар, – прошептал Саргон. – Ты не смеешь приказывать мне.
– Измена, – угрожающе выдохнул Талар, и Галла тихо охнула, Саргон оцепенел.
Царевич схватил Галлу за локоть, поглядел на брата с усмешкой, и тут Саргон словно сорвался с цепи.
– Не касайся её! – рыкнул он и получил по лицу кулаком. Талар был хорош в рукопашном бое. Но Саргон не собирался сдаваться. Он угодил локтем царевичу в живот, и тот согнулся, но быстро сориентировался и снова пошёл в атаку.
Эрис схватила Галлу, и девушки прыгнули за спины воинов.
– Разнять их! – решительно приказала Эрис, когда Талар начал душить Саргона.
– Ты оскорбил царя Калахара! – рычал царевич. – Моего будущего родственника! Ты должен ответить за это по всей строгости закона!
Воздуха стало не хватать, и Саргон задёргал ногами, пытаясь пнуть брата коленом. Мальчик схватил лицо Талара руками и со всей силы надавил на кожу пальцами. Краем глаза Саргон увидел, как зазмеились чёрными лентами вены на его руках, как чернота эта подступила к пальцам, как знакомое жжение коснулось его, и Талар вдруг пронзительно закричал. Хватка его ослабла. Он отпустил Саргона, отпрянул, повалился на землю и прижал ладони к своему лицу, крича не то от ужаса, не то от боли.
Саргон потрясённо поглядел на свои руки. Пальцы и ладони сплошь были покрыты чёрными змеевидными нитями. Лицо же Талара покраснело, затем местами почернело. Царевич подбежал к фонтану, заглянул в отражение, вскрикнул и заорал на Саргона:
– Что ты сделал? Что ты сделал?
Саргон лишь испуганно мотал головою и молчал. Галла и Эрис вцепились друг в друга и испуганно наблюдали. Стража обступила мальчика.
– Тебя казнят! – заверещал Талар. – Ты напал на царевича!
И с этими криками умчался в сторону дворца.
– Саргон! – воскликнула Галла, подскочив к нему, бледная словно смерть. – Тебе надо спрятаться. Ах, Саргон! Что ты наделал?! Как ты это смог?!
У главного входа во дворец поднимался переполох. Шум нарастал. Саргон вскочил на ноги и побежал другой дорогой.
«Заккур, что делать?! Что мне делать?!» – мысленно вопрошал он.
Ворвавшись в свои покои, Саргон начал судорожно собирать заплечный мешок. Начал кидать туда одежду, какие-то книги, какие-то деньги, когда двери его покоев с грохотом отворились. К нему влетел сам царь Мамагал, а за его спиной хныкал Талар с обожжённым лицом. На нём образовались волдыри. По обе стороны от входа стояла вооружённая стража.
Царь молча подскочил к племяннику, который застыл с кровоточащим носом, заплечным мешком и разинутым ртом посреди покоев. Мамагал выбил мешок из рук Саргона, схватил его руки и оглядел их. Кисти по-прежнему покрывали россыпи чёрных извилистых дорожек. И дорожки эти быстро удлинялись до локтей.
– Что это?! – прошипел Мамагал, вонзившись в племянника свирепым взглядом.
– Я не знаю! – Саргон, перепуганный насмерть, затряс головой.
– Колдовство! – зарычал царь. – В моём дворце. В моём племяннике! Кто одарил тебя такой силой? Не мать ли твоя, Хамаль? Ты видишь это впервые и первый, на ком ты решил испробовать силу, – мой сын! Царевич, твой будущий царь, коего ты должен боготворить! Ты совершил нападение на царского сына! – загремел Мамагал. – Преступление это карается смертью, несчастный ты глупец! Так гласит закон Эреду!
– Я защищался! – воскликнул Саргон.
– Больше не сможешь! Этого вполне достаточно, племянник! Я более не могу прощать тебя. Под стражу его! – приказал Мамагал. – Суд назначить на завтра.
Царь схватил Саргона за шкирку и отшвырнул к стражникам. Те схватили его под руки и потащили.
Мальчика посадили в темницу под крышей одной из башен дворца. Здесь были каменные стены и пол, малюсенькое решётчатое окошко и пучок сена вместо кровати. Вместо ночного горшка – зловонная дыра в полу. За целый день ему дали только чашу прохладной воды и задеревеневший ломоть хлеба. Саргон был зол и пребывал в уверенности, что после суда его снова накажут, возможно, вышлют из города, но никак не казнят. Но к вечеру он был уже не так в этом уверен, когда его навестил Асаг.
– Мы на коленях умоляли царя отпустить тебя, заменить суд и возможную казнь розгами, но он непреклонен, – говорил бледный Асаг. – Ты совершил ужасное преступление. Ты напал на царевича.
– Я защищался, он едва не задушил меня до смерти! – воскликнул Саргон.
– Царь не желает об этом слышать. Нападение произошло на глазах царевны Эрис. Тебя могут обвинить в нападении и на неё.
– Неужто Эрис не скажет, что уж на неё я и не думал нападать? Господин Асаг, Талар хватал за руки Галлу, вашу дочь. Он желал причинить ей боль. Вы думаете, я мог оставаться в стороне и молча наблюдать за этим?
Асаг опустил голову и горько произнёс:
– Ты достойный юноша, Саргон. Я благодарю тебя за твоё участие в судьбе Галлы. Я буду умолять царя снова и снова смилостивиться над тобой. Я дойду до царя Калахара. Быть может, новый союзник убедит его, что нельзя проливать царскую кровь так напрасно. Я кинусь ему в ноги. Но я очень рискую. Царь Мамагал рассердится на меня, если я приду к царю Калахара жаловаться на его решение.
– Благодарю вас, господин Асаг, – выдохнул Саргон, опуская глаза. – Если ваши мольбы навредят вам или Галле, я не смею вас просить заступиться за меня.
– Самое страшное, тебя обвиняют не только в нападении на царевича. Тебя обвиняют в колдовстве. Все будут думать, что ты опасен. Тут тебя не спасёт твоя царская кровь. Да благословит тебя Шамаш, мой мальчик, я сделаю что смогу, – ответил Асаг и покинул темницу.
Саргон остался сидеть в кромешной тьме и одиночестве. Ему оставалось лишь думать и предполагать, как ему защищаться на суде. Он присутствовал на судах подобного толка два раза. Одного обвиняли в воровстве козы, другого – в убийстве соседа. Вору прямо в зале суда отрубили правую руку, а убийцу лишили головы тем же вечером. Что сделают с Саргоном? Его обвиняли и в нападении на царевича, и в колдовстве. Если его вину докажут, его сожгут на костре за колдовство или забьют камнями за покушение на царевича?
Паника начала подбираться к сердцу мальчика, и его кожа на руках и даже шее снова покрылась лёгким жжением. Как он сможет доказать свою невиновность с такими отметинами? Он не может управлять этой чернотой или спрятать её. Что ему останется? Покорно сложить голову на плахе? Взойти на костёр и сгореть заживо? Саргон вдруг начал понимать, что Мамагал его не помилует и не станет выслушивать. Что дядя Асаг не будет вступаться за него, ибо рискует благополучием своей семьи. Царевна Эрис не станет тратить усилия и время на показания в его пользу. Саргон остался совсем один.
Слёзы испуга и негодования подступили к глазам, но мальчик разозлённо их смахнул. Пока ещё он жив, стало быть, ещё рано сдаваться.
Когда небо начало менять свой цвет из-за подступающих лучей солнца, Саргон услышал шорох и шёпот за тяжёлой дверью. Дрёма, мягким одеялом опускающаяся на него, исчезла в дымке приближающегося рассвета, и мальчик прислушался. Спустя несколько минут раздался лязг отпирающегося засова, и дверь с тяжёлым скрипом открылась. В темницу заглянул тусклый свет факела. На пороге стоял невысокий мужчина. Лицо было скрыто капюшоном. В руках незнакомец держал два заплечных мешка.
– Саргон, уходим!
– Учитель! – радостно выдохнул тот, узнав голос Заккура.
– Молчи. Охрана спит! – прорычал тот, схватил Саргона за локоть, сунул ему в руки мешок и дёрнул за собой.
У входа лежал стражник и сладко сопел. Рядом с его рукой покоился небольшой кожаный бурдюк. Из него редкими струйками вытекало ярко-красное вино…
Заккур и Саргон, стараясь не шуметь, побежали по винтовой лестнице вниз, к переходу в помещение, из которого можно было добраться до подвалов. А оттуда – по тайным проходам за пределы дворца.
Обитатели его сладко спали в своих постелях, в коридорах несли свой дозор стражники. Приглушенные шаги Заккура и Саргона отдавались шепотливым эхом от стен, но тяжёлым набатом билось сердце мальчика. Саргон понимал, что, если их поймают сейчас, попытка к побегу сразу отправит его на плаху. Его не будут даже судить, ибо своим побегом он во всеуслышание признает свою вину.
Заккур хорошо ориентировался в коридорах дворца и без колебаний поворачивал туда, куда Саргон никогда бы не повернул.
Где-то на верхних этажах начал нарастать шум.
– Побег открылся, – выдохнул Заккур, и они побежали быстрее.
Когда беглецы спустились на нижний этаж, они проникли в дворцовую кухню, перебежали в кладовую. Шум наверху нарастал, дворец до срока просыпался. Заккур отодвинул стеллаж, легко отъехавший в сторону, втолкнул Саргона внутрь и тихо выдохнул:
– Слушай меня внимательно и не возражай. Я собью их со следа. Затем уйду из дворца через другой проход. Стражник проснётся и сможет рассказать всё в деталях. Многие заподозрят меня. Когда спустишься, поверни направо, следуй вниз по течению ручья. Увидишь проход, никем не охраняемый, я проверил. Как только окажешься за пределами дворца, сделай всё, чтобы покинуть Эреду как можно скорее.
– Где ты был, учитель?
– Меня выслали из Эреду тотчас после разговора с царём, – последовал ответ. – Когда я попытался с тобой попрощаться, меня избили, отвезли за пределы города и выкинули, пригрозив убийством, если ещё раз увидят меня в Эреду.
В отсветах факела Саргон заметил огромные синяки и гематомы на морщинистом лице своего учителя.
– Куда пойдёшь ты?
– Я уеду на запад, Саргон. Я не могу вернуться ни в Илам, где я прожил большую часть жизни, ни сюда, где я воспитывал тебя. На западе у меня остались друзья. Я знаю, что Асмар посоветовал тебе идти в Сирамарг. Туда и следуй. Мамагал не будет тебя искать там, ибо не дружен с тем краем. Помнишь, я рассказывал тебе про Высшую Школу Маллаат? Поступи туда и учись. Перед выпускниками Школы Маллаат открываются многие двери. Там ты найдёшь достойных учителей, они многому тебя научат. Не ленись, не бойся работы и трудностей. Они закалят тебя и закуют сердце твоё в сталь. Придёт день, и я найду тебя, Саргон. Храни имя своё в тайне. Возьми себе другое. Нарекаю тебя Аддадом. Имя древнее и сильное. Не доверяй никому, мой мальчик. Держись подальше от больших дорог. По ночам там шастают разбойники и злые духи.
– Ты знаешь, что это такое? – мальчик показал учителю свои исполосованные чёрными отметинами руки.
– Это сила, данная тебе при рождении, возможно, по отцовской линии. Я не знаю, что она может и к чему она тебя приведёт. Сила уже сыграла с тобой злую шутку. Боюсь, она несёт лишь угрозу твоей жизни и жизни тех, кто тебя окружает. Сохрани её в тайне, никому тайну эту не раскрывай! Мне жаль, что ты был один так долго и меня не было рядом с тобою, чтобы помочь тебе. Но сейчас я сделаю всё, чтобы запутать твоих преследователей.
– Но как же Галла?
– Не бойся за неё. Судьба подарила ей хитрых и изворотливых родителей. Они защитят её. Иди, Аддад. Видит Шамаш, мы ещё встретимся!
– Я будто снова теряю отца, – голос Саргона дрогнул.
– Знаю, мой мальчик, – горько проговорил учитель. – Ты стал мне сыном, самым дорогим человеком в одинокой жизни моей.
Саргон обнял учителя. Заккур положил руку свою на голову его, на мгновение прижал к себе и оттолкнул. Проход закрылся, и Саргон услышал приглушённый звук шагов.
Надев заплечный мешок на спину, высоко подняв факел, мальчик по имени Аддад начал своё одинокое путешествие на свободу от дворцовой жизни, гнева царя Мамагала, взбалмошности царевича и ложных обвинений. Свой страх он подавлял надеждой на скорую встречу с Заккуром и приключениями, о которых так долго мечтал.
Глава 5. По тракту Думуз
Выйдя из-под стен дворца, Саргон направился к северным вратам, дабы в роще найти то, что ему оставил Асмар, и отправиться в долгое путешествие на запад. В удивительный и таинственный Сирамарг. В заплечном мешке, который дал Заккур, Саргон нашёл мешочек с медными и серебряными монетами, пересчитал своё богатство и перепрятал во внутренний карман. Этих денег должно было хватить на еду на некоторое время.
Там же Саргон нашёл немного чистого белья, штаны и рубаху на смену. Тёмный плащ с капюшоном надел тотчас. Мягкие туфли, в которых он покинул дворец, не подходили для долгого пешего пути, придётся где-то купить сапоги. В мягком кожаном кошеле Саргон нашёл несколько склянок с лекарственным снадобьем. На дне мешка – завёрнутый в льняную ткань хлеб, кусок пирога с печенью, немного вяленого мяса, три яблока и бурдюк с водой.
Найденный кинжал в ножнах Саргон повесил за поясом и закрыл рубахой. То был красивый кинжал, принадлежащий его матери, царевне Хамаль, со слегка изогнутым клинком, длинной гардой, инкрустированной золотом и круглым лазуритом. Саргон давно мечтал получить этот кинжал, но ни Асмар, ни Заккур не позволяли распоряжаться таким драгоценным и памятным оружием.
– Пришло твоё время, – тихо проговорил Саргон, но не нашёл радости в душе своей. На мгновение ему захотелось спрятаться в канаве и разрыдаться. Но беглец взял себя в руки и направился в путь.
Дорога пролегала через небогатые жилые кварталы горожан, где его никто не смог бы узнать. Прячась в тени домов и деревьев, Саргон почти добрался до северного рынка, когда увидел юношу, выходящего из дома с кузницей. Юноша хлопнул дверью, запер её снаружи и направился к дороге. Саргон на мгновение увидел его лицо: подбитый глаз, разбитая губа и скула. Незнакомец на вид был одного с ним возраста и тоже одет по-дорожному. Юноша увидел Саргона, нахмурился и грубо рыкнул:
– На что уставился? Иди своей дорогой!
Нахлобучив на голову капюшон плаща, поправив тяжёлый причудливый молот у пояса, незнакомец развернулся и пошёл вверх по дороге, тоже в сторону рынка.
Когда Саргон добрался до торговых рядов, то не решился идти вдоль лавок. В права только вступило раннее утро, торговцы начинали расставлять товар на прилавках, а покупатели ещё лениво подтягивались. Городская стража сонно прогуливалась по рядам. Мальчик держался в тени, но не упускал из виду мрачного незнакомца, которого только повстречал. Он двигался в ту же сторону, что и Саргон, – к северным вратам.
До Саргона доносились чарующие ароматы свежей выпечки, вид спелых фруктов и овощей всячески напоминал беглецу, что он ел последний раз почти сутки назад, если не брать в расчёт кусок заплесневелого хлеба и немного воды. На прилавках аккуратными рядами красовались сладости – халва, ореховые трубочки, пироги с миндалём и изюмом, лимонная и фруктовая нуга, финики, сухофрукты, цукаты, молочный щербет, целыми занавесями висели нанизанные на нитку орехи в загущённом виноградном и гранатовом соке, яблоки в глазури на палочке, засахаренная клубника и дорогущее манго, привезённое из прибрежных деревень. А что за густой аромат свежесваренного кофе!
Саргон молча удивился тому, насколько сильным мог быть голод. Но не посмел выйти из тени и купить лепёшку. Не было времени ни на кофе, ни на завтрак. Все ворота города могли запереть по приказу царя, как только открылся побег. И Саргон ушёл подальше от дразнящих ароматов к тропе на возвышении, где он мог скрыться в кустах, при этом видеть весь рынок и даже вершину величественного зиккурата, построенного вдоль Дороги Хесра ещё в начале времён в честь Шамаша, его супруги Изумрудноокой Ишмерай, сына Шаррукина и дочери Ниниб.
Вдруг на рынке послышался нарастающий шум возни, стремительно переросший в отчаянные крики. От торговых рядов по улице необычайно быстро бежал новый знакомый Саргона. Мальчишка был взъерошен, одежда покрылась пылью, но на избитом лице сияла невероятно счастливая и дерзкая улыбка. Он бежал, придерживая за ремень заплечный мешок, тяжёлый молот и несколько украденных лепёшек. За ним неуклюже гнался полный торговец, закутанный в длинные одежды. Мальчишка настолько ловко уворачивался от появлявшихся на пути препятствий в виде зевак и носильщиков, что Саргон тотчас забыл о ноющем от голода животе, подтачивающем решимость страхе, усмехнулся, всплеснул руками и побежал за ним.
Саргон тоже был вынослив и силён, Асмар хорошо тренировал его, но он не мог догнать мальчишку с молотом, пока тот не выдохся и не замедлился, когда погоня прекратилась. В конце концов Саргону пришлось оставить слежку за воришкой, он прошёл через какие-то трущобы, вышел к дороге, ведущей к северным воротам, и беспрепятственно выбрался из города, пока стражники были заняты суматохой, докатившейся с рынка.
Саргон направился к роще, чтобы отыскать ручей и колодец, где были закопаны припасы Асмара. Ручей обнаружился достаточно быстро, и Саргон направился вверх по течению, где и нашёл старый заброшенный колодец, поросший мхом. Когда мальчик увидел чёрный камень и поросшую травой насыпь и принялся её рыть, он неожиданно услышал за спиною треск сухих веток. Схватив кинжал, Саргон обернулся и замер: у его лица застыл зазубренный короткий молот, а над ним возвышался мальчишка с избитым лицом, за которым гнался торговец ещё полчаса назад.
– Кто ты и зачем следишь за мной? – требовательно спросил он Саргона.
– Я не слежу за тобой, теперь ты следишь за мной, – ответил тот с усмешкой, глядя противнику прямо в глаза. – Я всего лишь увидел, как ты бежал по рынку.
– Ты шёл за мной.
– Мне было по пути.
– Что ты тут роешь?
– Тебе какое дело? Иди туда, куда шёл.
– Нет уж, продолжай. Я хочу посмотреть, что ты тут припрятал. Или я сам всё вырою и заберу, что найду.
– Тогда я всажу тебе кинжал в ногу, – Саргон начал злиться, а парень помедлил – острие кинжала Саргона было в нескольких миллиметрах от его сапога. – Как думаешь, удобно будет убегать от стражи с дырявой ступнёй?
Парень мгновение подумал, вздохнул, убрал молот, сбросил капюшон с головы и сложил руки на груди. Он был крупнее, немного выше Саргона и явно крепче его, светлые волосы нечёсаными и немытыми кудрями топорщились в разные стороны.
– Что с твоим лицом? – спросил Саргон, поднявшись на ноги и выпрямившись.
– Обычное дело, – ответил тот, недоверчиво глядя на собеседника. – Отец напился и надавал тумаков.
– За что?
– Да я просто под руку попался! – фыркнул тот. – Тебя что, отец никогда не бил?
– Он погиб много лет назад, – ответил Саргон. – Я его почти не помню.
– А кто тебе синяков наставил? – мальчишка указал пальцем на его лицо.
– Родственник, – у Саргона язык не повернулся назвать Талара братом.
– Кинжал у тебя красивый, – протянул парень. – Ты из богатеньких?
– Кинжал достался мне от матери. Её тоже больше нет.
– И моя мать умерла три года назад, – мальчишка нахмурился. – С тех пор отец напивается почти каждый день, частенько шпыняет меня без повода. Он совсем перестал работать в кузнице, мне самому пришлось встать за наковальню, чтобы не сдохнуть с голоду. Я больше не вернусь в Эреду.
– Я тоже больше не вернусь в Эреду, – кивнул Саргон. – Чем займёшься теперь?
– Поищу заработок в другом городе.
– А на эти лепёшки ты тоже заработал? – Саргон с лёгкой ухмылкой кивнул на улов своего нового спутника, и его рот наполнился слюной.
– Нет, но теперь я не буду голодным, в отличие от тебя.
– Тебе отрубят руку, когда поймают.
– Не поймают, – парень пожал плечами и завязал сумку потуже, с недоверием поглядывая на Саргона. – Иногда нужно рисковать. Без риска не бывает приключений. Тебя как зовут?
– Аддад, – впервые произнёс Саргон новое имя своё, данное ему Заккуром.
– Я Намтар, – ответил мальчик. – Не знаю, как ты, но я решил убраться из этого города и начать жизнь заново.
– Одному будет сложно, – заметил Аддад.
– Ты что, со мной навязываешься?
– Я никому никогда не навязываюсь, – Аддад смерил Намтара холодным взглядом. – Не хочешь, не упрашиваю. Я иду в Сирамарг.
– Сирамарг?! – Намтар удивлённо присвистнул. – Это огромный город… Ты там потеряешься.
– Ещё чего! – ответил Аддад с бравадой.
– А что ты умеешь?
– Меня учили владеть мечом. А что умеешь ты?
– Я хорошенько размахиваю молотом, – Намтар гордо поглядел на Аддада.
Бровь Аддада слегка дёрнулась.
– Ну хоть размахиваешь, – ответил тот и вновь продолжил раскопки. – Помогай давай.
– Что мы ищем? – спросил Намтар, принимаясь за работу.
– Пока не знаю.
Вскоре они выкопали холщовый мешок. Аддад высыпал содержимое на землю.
– Меч! – воскликнул Намтар и взялся за ножны, но Аддад резким движением прижал ножны к земле.
– Это моё, – угрожающе проговорил он. – Я никогда не трону твой молот. А ты не трожь мои вещи. Таков будет наш уговор.
Несколько мгновений Аддад и Намтар буравили друг друга мрачными взглядами, затем Намтар благоразумно убрал руку. Аддад вытащил из ножен короткий меч и удовлетворённо кивнул. Был здесь и небольшой мешок с серебром. Намтар тихонько присвистнул.
– Если мы идём в Сирамарг вместе и вместе будем жить там, мы сможем распоряжаться этими деньгами, я и ты, – сказал Аддад, внимательно глядя на Намтара. – Они помогут нам начать новую жизнь. Надеюсь, у тебя хватит совести не прирезать меня из-за нескольких монет.
– Я же не убийца какой! – возмутился тот, округлив серые глаза со светлыми ресницами.
Ещё в мешке Аддад нашёл подробную карту Элассара. Больше там ничего не было.
– Кто тебе это всё оставил? – спросил Намтар, с подозрением глядя на нового спутника.
– Один друг, – уклончиво ответил мальчик, прикрепляя ножны к ремню на штанах. – Давай ускоримся. Нужно уйти от Эреду подальше.
Мальчишки направились через рощу на северо-запад в поисках чудесного города Сирамарг. Аддад надеялся, что Заккуру удалось покинуть Эреду, но он не посмел оборачиваться или медлить. Даже если Заккур попался в лапы стражников, он отдал за Аддада свою жизнь, и тот не намеревался разбрасываться этой жертвой. Про Галлу ему и вовсе было больно думать. Аддаду казалось, что он оставлял девочку навсегда.
Юным путникам предстоял долгий путь через леса, предгорья и реки под летним палящим солнцем. Аддад не понимал, зачем взял с собой этого незнакомого мальчишку. Он не казался надёжным. Его не слишком пугало, если Намтар решит его обокрасть. А если он захочет причинить ему вред?.. Но Аддад верил в силы и ловкость, которые Асмар развивал в нём с раннего детства.
Причудливы были первые часы свободы. Ему давно мечталось о дальних странствиях, идти туда, куда повелит сердце. Но никогда не приходило в голову, что придётся скитаться по миру без возможности вернуться на родину в Эреду. Если он вернётся, его казнят. Вот так в одночасье Аддад вдруг лишился всего: друзей, сторонников, дома, наследства отца и матери.
Мальчишки шли по лесным тропам, избегая тракта Думуз, по которому каждый день весело колесили десятки торговых караванов на запад, к Сирамаргу и дальше. Ребята же держались в стороне. В тени деревьев дневной зной почти не беспокоил их. Аддад узнал, что Намтару недавно исполнилось четырнадцать лет и, по его словам, он прекрасно управлялся с железом.
– В Сирамарге я открою огромную кузницу, стану знаменитым кузнецом, и со всего Элассара ко мне потекут заказы! – воодушевлённо говорил Намтар, даже слегка подпрыгивая от нетерпения. – Разбогатею!..
– Этот молот тоже ты выковал? – поинтересовался Аддад.
– Мой отец, – ответил тот, слегка поникнув. – Но я помогал! Жаль папашу. Сопьётся без меня.
– Ты можешь вернуться, – вкрадчиво заметил Аддад. – Но ничего не изменится. Отец будет пить и дальше избивать тебя.
– Ладно, тётка присмотрит за ним. Но у неё семеро детей, маловато свободного времени.
– У меня только один брат. Сын моего дяди, – вздохнул Аддад. – Но я никому не пожелаю такого брата.
– Родственников не выбирают, – важно заметил Намтар.
– Ты, правда, ушёл из дома, не имея никакого плана?
– Почему же. Я хотел идти в Илам. Я никогда не видел моря. О Сирамарге я и мечтать не смел. Но тут мне подвернулся ты со своим Сирамаргом, и я решил рискнуть. Ты был в Иламе?
– Был… – Аддад помрачнел. – Моя матушка едва вывезла меня из города, когда калахарцы убивали иламского царя Селима.
– Всё власть поделить не могут, а страдает простой люд.
– Я тоже хочу в Илам, – заявил Аддад.
– Так почему тогда мы идём в Сирамарг? – удивился Намтар, остановившись.
– Для Илама пока не время.
– Ты что-то украл в Эреду?
– Почему ты так решил?
– Ты всё время оглядываешься, будто за тобой гонятся.
– На трактах всегда много разбойников, а по ночам – злых духов. Не хочется попасть впросак.
– Каких ещё духов? – голос Намтара сел.
– Ты никогда не слышал про мертвяков? – Аддад картинно понизил голос. – Покойники, души которых не были упокоены, ходят по ночам по пустынным дорогам и пьют у путников кровь.
– Да нет! – отмахнулся Намтар.
– Могут даже утащить с собой в могилу.
– Да зачем им кровь, они же мёртвые?! – глазки Намтара беспокойно забегали.
– Им же нужно чем-то питаться, пока они бродят по миру и ищут жертву.
– Не поверю, пока своими глазами не увижу, – Намтар выпрямился. – А даже если встречу такого на пути, с радостью познакомлю со своим молотом!
Он демонстративно закинул молот на плечо, поцеловал оружие, бодро затопав дальше.
Днём путники перекусили у ручья, разделив друг с другом нехитрый обед.
– Молока бы, – вздохнул Намтар. – Тётка всё время приносила парное молоко. У неё несколько коз. Свежие лепёшки с молоком да варёными яйцами – вот это пир!
– Не причитай, – ответил Аддад. – Ты выкрал свежие лепёшки, а у меня хлеб и пирог, думаю, вчерашние. Хорошо, что имеем хотя бы это.
– Но через несколько дней они зачерствеют. А идти до Сирамарга ой как долго.
– По пути что-нибудь добудем. Жаль только лука нет. Я хорошо стреляю.
– Я хорошо ловлю рыбу, – не растерялся Намтар. – И лук могу быстро смастерить.
– Не пропадём, – Аддад улыбнулся, решив, что если его путник не лжёт, то будет очень полезен в пути.
Едва на округу мягким беззвёздным покрывалом опустился саван ночи, лесная тропа вдруг стала непроходимой, и путники решили отдохнуть у кромки леса в зарослях орешника неподалёку от тракта Думуз. Тёмно-синее небо покрыла алмазная россыпь звёзд. Белёсая тропа длинным кудрявым всполохом прочертила бескрайний небосвод. Должно быть, то остались следы от колесницы Атаргаты, богини Луны и главной помощницы Шамаша, стражницы неба ночного.
– Нам повезло, что теперь лето. Ночи тёплые, – порадовался Намтар, укладываясь на траву и заворачиваясь в плащ.