Когда исчезают следы бесплатное чтение

Элина Бакман
Когда исчезают следы

Информация от издательства

Elina Backman

Kun Jäljet Katoavat

На русском языке публикуется впервые

Бакман, Элина

Когда исчезают следы / Элина Бакман; пер. с фин. Д. Хиль. — Москва: Манн, Иванов и Фербер, 2022. — (Триллеры МИФ. Скандинавская серия).

ISBN 978-5-00195-496-5

В тексте неоднократно упоминаются названия социальных сетей, принадлежащих Meta Platforms Inc., признанной экстремистской организацией на территории РФ.

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Elina Backman, 2021

Original edition published by Otava, 2021

Russian edition published by agreement with Elina Backman and Elina Ahlback Literary Agency, Helsinki, Finland

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2022

Мы действовали тайно,

Никто на нас не думал.

Со мной была фортуна,

Молчал ты неслучайно.

МУЗЫКА И СЛОВА: ОЛАВИ УУСИВИРТА

Что было, то волку в зубы попало — считай, пропало;

впредь заживем по иному закону.

АЛЕКСИС КИВИ, «СЕМЕРО БРАТЬЕВ» (1870)

Пролог

Я стою на опушке и вслушиваюсь в карканье ворон, кружащих над моей головой. Смотрю наверх: подобно огромному куполу, небо возвышается над землей. Деревья секут друг друга ветвями, аккомпанируя моему сбившемуся дыханию оглушительным треском. Больше тишину ничто не нарушает. Всматриваюсь в землю: будто бездонная черная пасть под ногами. Если небо необъятно, сколько же успела поглотить, похоронить под собой эта ненасытная земля?

Окидываю тело прощальным взглядом, придвигаю остывшие его конечности поближе друг к другу, вкладываю в руки пучок цветов. Это — абсолютная гармония.

Затем я ухожу. Очищаю свой путь от еловых веток. Хвоинки больно впиваются в кожу, но это не страшно, я продвигаюсь дальше, уверенно шагая навстречу лесному мраку, — и исчезаю.

23 АВГУСТА, ПЯТНИЦА

Саана разглядывает узкие улочки Алфамы^[1], крошечные столики уютных уличных кафе, где традиционно подают сардины на гриле. Яну уже несколько раз звонили с работы. У человека отпуск, вообще-то. Об отъезде они еще толком и не думали, а будни уже вовсю заявляют о себе: ему названивают. Саана размышляет о том, как близко была к тому, чтобы сказать, наконец, «я люблю тебя», «я влюбилась в тебя по уши». Но первый же звонок уничтожил весь настрой, и в последующие дни Саана то и дело натыкалась на задумчивого, уставившегося в пустоту Яна. Сейчас он бы любые слова и признания пропустил мимо ушей. Да и встречаются они всего ничего. Можно ли на самом деле влюбиться за такое время? Ян сосредоточенно что-то пишет в телефоне, не обращая внимания на солнечные лучи, нежно поглаживающие квадратики плитки на стене, или на сдержанную красоту обветшалых дверей. Кажется, будто в сандалиях можно легко поскользнуться на истертых до блеска камушках мостовой.

— Может, по мороженому? — спрашивает Ян, оторвав взгляд от экрана мобильного. Саана снимает очки, чтобы темные стекла не мешали ей любоваться мужчиной. Яркий свет слепит глаза, она щурится, а потом заговорщически улыбается: кто в здравом уме откажется от мороженого?

— Все хорошо? — спрашивает Саана, приобняв Яна. Ему нельзя говорить о работе, однако, обстреливая Яна вопросами, Саана надеется выудить хотя бы пару скупых фраз о том, не случилось ли в Финляндии чего-нибудь эдакого.

— Если ты о том звонке, то это была новая начальница, решила представиться, — сообщает Ян, протягивая руку Саане. Делает вид, что он и впрямь рядом, здесь и сейчас.

— Знает же, что ты в отпуске еще эту неделю? — Саана просто хочет удостовериться, что все расслышала верно. Она берет Яна за руку, позволяя ему прижать ее к себе. В зное португальского дня их сжатые ладони вмиг становятся мокрыми. Не отстраняясь от Яна, Саана подставляет лицо палящему солнцу и вскоре смущается: над верхней губой опять влажно от пота. Она наблюдает за тем, как ненавистный телефон Яна погружается, наконец, в карман джинсов. Кто бы мог подумать, что Саана однажды будет нежиться на солнышке в компании детектива из ЦКП^[2]? Мужчины, который даже в такую жарищу не может снизойти до шорт. Саана хмыкает про себя, поглядывая на темные джинсы. Потом приподнимается на носочках и целует Яна в щеку. От щетины щекотно.

Остановившись у маленького лотка с мороженым, Ян расцепляет их с Сааной замок из рук. Молча, как завороженные, разглядывают они манящие разноцветные горки лакомства. Перед ними главное испытание отпуска — определиться с вкусом. Взгляд Сааны мечется от Яна к мороженому и обратно. Допытываться, конечно, не стоит. Совсем недавно умерла мама Яна, так что за его молчанием может робко скрываться печаль, хотя Ян и без того довольно серьезный. Они вместе так недолго, что Саане до сих пор трудно нащупать суть этого загадочного человека. Каков он, настоящий Ян? На работе — сдержан и сконцентрирован. Из него клещами не вытащить никакую информацию о преступлениях. Случись что-то на родине, Ян-детектив под дулом пистолета ничего не расскажет Саане. Гражданских не должны касаться детали расследований, это опасно, поэтому семья полицейского может и не догадываться о том, как часто он сталкивается с убийствами и прочими кошмарами. Преступники помалкивают из этих же соображений. Молчание — лучший способ защитить близких. Таков и базовый принцип поведения Яна. Вот и сейчас, после того злополучного звонка, Ян на глазах становится все тише и тревожнее и временами будто подспудно желает вернуться к работе.

Ян ищет взглядом салфетку, заметив, как его зеленое фисташковое мороженое стекает по руке предательскими струйками. Саану вновь захлестывает безграничная нежность. Она влюбленно наблюдает за Яном, изо дня в день упорно выбирающим для своего мороженого вафельный рожок и изо дня в день упускающим момент, когда мороженое тает и всеми силами стремится этот рожок покинуть. Потом переводит взгляд на его сильную загорелую руку, держащую мороженое, — и снова не может не любоваться мужчиной, о котором думает вот уже столько дней подряд. Ее время отныне делится на эры: до Яна и после Яна. И эра «после» — хаотичная, чудаческая и восхитительная. Они встретились именно тогда, когда над Яном висело непростое дело об убийстве. При одной мысли о летних событиях по спине Сааны пробегает холодок. А может, это происки мороженого. Саана видит, как Ян благодарно улыбается официанту, любезно протянувшему ему пачку салфеток. Они куда тоньше финских. Ян восхитителен в своей небрежности — именно такой, от которой Саана всегда теряла голову. От решительности, приправленной едва уловимой непринужденностью, которая то есть, то нет и потому буквально гипнотизирует. Загадочному Яну не составляет труда интриговать таких, как Саана. Конечно, она та еще фантазерка. В худшем случае эта любовь — слепое поклонение выдуманному от и до персонажу, не имеющему ничего общего с реальным Яном.

«Ну уж нет. На те же грабли я больше не наступлю», — клянется себе Саана, отправляя в рот крошечную ложечку мороженого, уже изрядно подтаявшего. «Амарена», ее любимый вкус — сочетание йогурта со сладкими ягодами вишни. «На сей раз не дам волю фантазиям, не стану выдумывать, а буду знакомиться с реальным человеком, разрешу себе не торопиться. Сохраню в памяти лишь то, что сам Ян сочтет нужным показать и рассказать», — обещает она себе. Скоро эта прекрасная летняя сказка подойдет к концу. Мороженое в стаканчике неумолимо уменьшается, и романтическая беззаботность постепенно улетучивается. Еще пару дней назад они с Яном были слившейся воедино сущностью, однако сегодня на ее месте вновь два непохожих друг на друга человека, словно очнувшиеся от чудесного жаркого сна.

Часть I

25 АВГУСТА, ВОСКРЕСЕНЬЕ

Ноора слышит лишь свое дыхание. Она бежит так быстро, что рискует выбиться из сил, однако при этом ощущает полный контроль над ситуацией. Уж она-то знает, на что способна. Не стоит останавливаться. Инстинкты говорят Нооре, куда бежать, ей только остается время от времени ловить взглядом оголенные корни, чтобы не споткнуться, а в остальном можно полностью сконцентрироваться на дыхании, отдаться лесу. Чем дольше она бежит, тем больше обостряются чувства, тем сильнее она ощущает себя открытой, собой. Ноора досадует, что теперь до леса с его восхитительным воздухом, который так и хочется жадно глотать, приходится долго ехать на машине. День едва начался: еще час назад воду покрывала утренняя дымка. Лишь в такое время можно по-настоящему побыть наедине с дикой природой. Вокруг ни души. Ноора сознательно убегает в такие уголки леса, куда никому и в голову не придет наведаться. Она с большим удовольствием проложит свой путь, чем выберет готовый. Совершая длинные пробежки, Ноора редко смотрит по сторонам, ее скорее захватывает свежесть воздуха, оглушает царящая повсюду зелень — сам лес, такой, каким он создан. Мох и ягель, кочки и заросли, то тут, то там тихо сохнут поваленные деревья. Мерцающий сквозь танцующие ветви солнечный свет делает все вокруг почти волшебным. Это настоящий лес, ничем не потревоженный. Растущий и гниющий одновременно.

Через полтора часа Ноора решает остановиться у Кейнумяки^[3] и измерить пульс. Показатели стабильны. Регулярные летние пробежки все-таки не проходят даром. Намечается жаркий день. Стоит остановиться — и тяга в туалет становится еще ощутимее. Ноора оглядывается по сторонам. Вокруг по-прежнему никого. Она могла бы тихонько пристроиться где-нибудь в зарослях и облегчиться. Ноора снова воровато осматривается. Точно никого? Она старается выровнять дыхание и, успокоившись, прислушивается. А вдруг поблизости кто-нибудь есть? Доносятся ли откуда-нибудь шаги? Ветер шелестит в листве, стволы деревьев потрескивают, соприкасаясь друг с другом, в остальном — тишина. Поблизости послышался едва заметный шорох. Какой-нибудь зверь? Иногда Нооре кажется, что лес — это живое существо, словно идущее за ней по пятам, затаив дыхание. Бегая на пределе сил по лесным тропинкам, Ноора иногда представляет, как лесные обитатели прячутся по норкам, едва почуяв ее присутствие, и потом снова выползают: угроза миновала.

Совсем рядом закаркали вороны. Ноора никогда не питала особой любви к воронам или галкам. Слишком уж дерзко и самоуверенно они держатся, слишком неприятно, скрипуче звучат. Их мрачный иссиня-черный цвет ничего хорошего не сулит — особенно тому, кто оказался в лесу один. Судя по звукам, ворон довольно много. Ноора идет к ельнику. Мощные ветви гигантских деревьев то и дело преграждают путь, и она осторожно отодвигает их в сторону, стараясь не уколоть руки об иголки. Окончательно убедившись, что никто не видит, Ноора спешно спускает штаны и садится на корточки. И тут она замечает. Снизу отлично видно то, что скрывали от ее глаз ветви деревьев и лесная зелень. Вокруг корней поваленного дерева кружит воронья стая. Птиц много, и все они будто стремятся подлететь к одной и той же точке. Мочевой пузырь пустеет, зато голова стремительно наполняется невеселыми мыслями. Что так сильно привлекло ворон? Кажется, они даже что-то поклевывают. «Не мое дело», — сразу решает Ноора, но любопытство уже проснулось. Преодолевая подспудное сопротивление, заинтригованная Ноора одевается и устремляется навстречу мрачновато торчащему из земли корневищу. Будто черная лапа разворошила рыхлую почву и уставилась на небо. Громадная ель повалена так, что корни ее, высвободившись, породили огромную земляную яму. «Надо же, какой погром устроило тут это дерево, а никто даже не услышал», — думает Ноора, подходя еще ближе.

Вороны продолжают надрывно каркать, но, увидев человека, немного сторонятся, хотя совсем скрываться не собираются. С интересом наблюдают за тем, как потная женщина в спортивном костюме подходит и с опаской наклоняется к земляной яме. Стаю разгоняет лишь пронзительный, истерический крик.

ХЕЙДИ

Хейди достает из кармана джинсов ключи и открывает машину. Утреннее солнце успело изрядно накалить оставленную на парковке жестянку. Хейди обессиленно валится на сиденье, она мокрая от пота, так и пышет жаром. В полной тишине она неподвижно сидит, дожидаясь, когда прохладный воздух кондиционера зальет весь салон и уже можно будет, наконец, сорваться с места. Подобно ручейкам пота, с Хейди испаряются остатки беззаботности. Каждая капелька на ее лице — свидетельство метаморфозы, порожденной воскресным звонком. Отпуск закончился днем раньше. Когда речь заходит об убийстве, никто не смотрит на выходные и праздники. И сегодня, на день раньше, Хейди вновь облачится в тяжелую броню, примерит полицейские доспехи. Она словно солдат проклятого взвода: кругом мертвецы, ни одно дело без них не начинается.

Прохлада постепенно заползает во все уголки салона, а вместе с тем потихоньку приобретенное в отпуске головокружительное чувство свободы словно вытесняется чем-то другим. Напористым желанием любой ценой раскрыть новое дело. Хейди боится? Да, боится снова позволить расследованию захватить все ее мысли и выжрать ее изнутри, оставив за собой труп. Кожуру, броню, еле-еле держащую ее на ногах. И все же, несмотря на грядущие бессонные ночи и кошмары наяву, Хейди чувствует воодушевление. Как так вышло? Да просто из головы начало выветриваться похмелье летнего расследования. Неопознанный труп в лесу? Пока мозг переваривает эту информацию, Хейди ощущает, что оживает. Говорят, тело было обнаружено в объятиях корневища свалившегося дерева. Сидя в машине с ревущим почти на максимуме кондиционером, Хейди жмет назад и наслаждается льющейся отовсюду прохладой. Еще чуть-чуть — и холод окружит ее всю. «Надо же, столичные окрестности смахивают на село куда сильнее, чем принято думать», — размышляет Хейди, проезжая мимо Ванхакаупунки^[4] с его красными кирпичными домами и бурлящим порогом. На полях Виикки пасутся коровы. Хейди притормаживает: она и так забралась достаточно далеко. Включает «поворотник», ненадолго сворачивает на обочину дороги. Где же лучше всего выйти? Хейди делает полный разворот и едет по Виикинтие в обратном направлении. По одну сторону красуются новенькие жилые районы, по другую — обширные поля. Где-то вдалеке темнеет лес. Хейди минует аукционный дом Хеландера и начинает двигаться в сторону поля. После Сяюняслахдентие начнется бездорожье. Хейди доезжает до конца. Справа виднеются строения промзоны, слева выстроились биотуалеты и синеватые бараки. Впереди угадываются очертания довольно широкой канавы, вдоль которой идет песчаная дорожка. Не выходя из машины, Хейди гуглит карту заповедника Ванханкаупунгинлахти^[5], чтобы на глазок проложить предстоящий маршрут. Этот заповедник включает в себя, по крайней мере, бухточку Сяюняслахти со всеми ее тростниковыми зарослями, южную часть открытых вод, ольшаник в Порнайстенниеми, лес Мелюля, а также часть буйного тростника вблизи Ламмассаари^[6]. Получается, труп нашли в заповеднике? Хейди не уверена. Ванханкаупунгинлахти с его окрестностями куда обширнее, чем заповедная территория. Берега учебно-экспериментальной фермы Виикки^[7] получили здесь статус заповедных первыми, еще в 1959 году. Прочитав об этом, Хейди поднимает взгляд и через лобовое стекло любуется идиллическим видом. Побережье, Виикинранта, совсем рядом, а вдалеке, на водной глади морского залива, резвятся птицы. Ветви деревьев покачиваются на ветру, в небе кружатся галки. Старый смешанный лес. Хейди сверяет информацию в телефоне. Сяюняслахти. Похоже, тело где-то в том районе. Хейди снимает машину с ручника и невозмутимо едет на северо-восток по песчаной тропинке.

Вскоре ей на глаза начинают попадаться первые удивленные и недовольные лица. Машина на песчаной дорожке? Воображение Хейди живо рисует, что именно прогуливающиеся хотят дать ей понять. Укатывай отсюда, ненормальная! Наверное, стоит пощадить ревностных блюстителей закона, с презрением взирающих на любого нарушителя. Хейди открывает окно и демонстративно устанавливает полицейскую «мигалку» на крышу автомобиля. Пошевеливаемся, господа праведники, не загораживаем проезд. Для закрепления эффекта Хейди слегка поддает газу. Обочины дороги цветут, и Хейди смотрит на желтеющие, качающиеся на ветру камышовые заросли. В конце путь зарослям преграждает пугающий лесной мрак. На обочине дороги установлена деревянная табличка: «Дендрарий, Хельсинкский университет». За считаные секунды бескрайний простор сменяется густым, непроглядным ельником. Хейди сбавляет скорость.

Природный заповедник «Виикки-Ванханкаупунгинлахти» разросся более чем на триста гектаров. С трудом верится, что от этого богатого оттенками зеленого царства рукой подать до центра Хельсинки. Информационные стенды под зелеными деревянными козырьками украшают развилку и рассказывают прохожим о природных особенностях окрестностей. Скорая помощь все еще на месте, путь перекрыли два полицейских фургона. Оградительная лента защищает участок от любопытных глаз случайных прохожих. Хейди успела привыкнуть к прохладе автомобиля, а потому немного теряется, когда выходит наружу и чувствует на себе палящий жар солнца. Она тут же закидывает куртку на пассажирское сиденье. Под ногами шуршит песок. Походные ботинки приятно сидят на ногах и наводят на Хейди тоску по всем тем местам, где они служили на совесть. Лофотенские острова, Лапландия и Бад-Гастайн^[8] весной. Конечно, прекрасна и Финляндия, однако ей не тягаться с Норвегией или Альпами. Хейди задумчиво рассматривает тропинку, ведущую к вышке для наблюдения за птицами. Она уверенно погружается в лесную тьму.

Хейди четко описали, куда идти: от основного инфостенда тридцать метров по тропинке — и справа покажется белый тент. Она быстрым шагом направляется к указанному месту. К вынужденной встрече с мертвецом.

Во рту пересыхает. Окоченевший мертвец, совсем юноша, лежит в яме, направив стеклянный взгляд в небо. Вокруг суетятся криминалисты, документируют каждую мелочь. Фотокамера щелкает, образцы аккуратно раскладываются по пакетикам. Дрон беззвучно снимает территорию сверху. Откуда-то издалека доносится шум большой дороги. Хейди молча разглядывает тело. Молодой человек не опознан. Руки сложены на груди. Медики подтвердили смерть — это, конечно, была формальность: глядя в пустые, тусклые глаза, сложно прийти к иному выводу. Хейди осматривает руки: ногти чистые, кожа ладоней тоже. Парень одет в серые брюки карго и черную толстовку с капюшоном, на ногах — черные кеды Vans; на земле, рядом с головой, лежит панама. Упала с головы. Хейди наклоняется рассмотреть ее поближе — вроде, чистая, — переводит взгляд обратно на голову: ни крови, ни следов удара. На рубашке под руками покоится увядший цветок. Какой — Хейди не знает, хотя рассмотрела его внимательно. Это не похоже на аварию или несчастный случай, да и версию с приступом можно отмести. Что же остается? Хейди дает взгляду немного поблуждать по стволам деревьев, раскидистым еловым ветвям и покрытой хвоинками земле. От внезапной догадки по спине пробегает холодок. Как именно тело лежит. Где именно тело нашли. Тишина, царящая здесь повсюду. Парню явно помогли свести счеты с жизнью.

СААНА

На обратном пути Саана смотрит на небо, уткнувшись лбом в ледяное стекло иллюминатора. Начало смеркаться. Кажется, будто возвращение на родину вечером «жалеет» пассажиров, смягчая контрасты: полутьма позволяет чуть-чуть пофантазировать, вообразить себе путешествие куда-то еще. Самолет кружит над неясным пейзажем, то тут, то там мелькают огоньки островов и непроглядная морская тьма. Саана думает, каково было бы сейчас приземлиться в другом городе — в Берлине, Ницце или Нью-Йорке, например? Нет, к сожалению, впереди неизбежно ждут аэропорт Хельсинки-Вантаа, такси и дом на Стуренкату.

Саана думает о грядущей неделе. Ей предстоит встреча с тетей Инкери: часть вещей осталась у нее в Хартоле. Саана провела там все лето и умудрилась ввязаться в расследование убийства, произошедшего несколько десятилетий назад. Подумать только, в июне она всего лишь хотела отдохнуть от работы, выпившей из нее все соки, и оправиться эмоционально. Целительное хартольское лето постепенно вернуло ей жизненные силы и вдохновило распутать загадочную смерть. Случай завел Саану в самый центр сложной и опасной паутины событий, которые сейчас, по прошествии времени, кажутся невероятными. Все собранные за лето материалы этой волнующей истории дожидаются ее в тумбочке тетиной гостевой комнаты. Записочки, заметки и пожелтевшие фотографии, интервью с хартольцами, распечатанные фрагменты газетных статей. Коротенькие, уже записанные заметки. Настало время собрать из летних событий сюжет. И хотя поездке в Лиссабон, вне всяких сомнений, удалось увести Саанины мысли подальше от убийств, подспудная работа над историей все же велась и новые идеи то и дело вспыхивали в голове сами собой. Можно сделать интересный подкаст о тайнах королевской общины Хартолы. В то же время пора бы заняться и поиском работы.

Саана поглаживает жестковатую, щетинистую щеку Яна. Он заснул, стоило им только оторваться от земли, а сейчас безмятежно сопит, опираясь головой о Саанино плечо. Самолет пойдет на снижение в любой момент, но будить Яна как-то рука не поднимается. Саана смотрит в окно, тихонько улыбаясь самой себе. Сизый пейзаж мало-помалу приобретает очертания Финляндии: лоскутное одеяло из воды и островков. Гущи темных лесов перемежаются со скромными огоньками городов — совсем еще крошечных, размером с игольное ушко. Едва Саана начинает определять знакомые места на побережье, как самолет уже кружит над не слишком знакомым Эспоо^[9] и все с трудом распознанные ориентиры вновь исчезают. Просыпается Ян.

Финляндия — малонаселенная страна. Это можно осознать лишь на контрасте, по возвращении из густонаселенной Центральной Европы, из городов, огням которых при снижении не видать конца и края. Аэропорт Хельсинки-Вантаа своим освещением точно никого не ослепит. Аккуратная взлетно-посадочная полоса, окруженная лесом. Автодороги с такой высоты похожи на тоненькие светящиеся провода, а вокруг них — непроглядная тьма. Поля виднеются даже в окрестностях столицы. Сегодня они снова возвращаются в эту тихую страну. Место, где из крана течет чистая вода и где так много правил. Страна, известная своей стойкостью и хорошим образованием. Любимая родина, чью красоту начинаешь ценить только тогда, когда уезжаешь. Кругом простор, свежий воздух, но вместе с тем и разговаривающие полушепотом люди с кислыми лицами.

На секунду пассажиры задерживают дыхание — самолет громко выпускает шасси — и с облегчением чувствуют под колесами финскую землю.

26 АВГУСТА, ПОНЕДЕЛЬНИК, ЯН

Яну казалось, будто с дороги ему удалось подремать всего пару часов. Они с Сааной устало, немного заторможенно попрощались в такси и — каждый у себя — легли спать. Добравшись до подушки, Ян с ужасом подумал о том, что, вероятно, вообще не сомкнет глаз, и, конечно, оказался прав. Его начало клонить в сон лишь под утро, однако толку от этого не было никакого: в 6:15 звенит будильник. Ян сыплет в крепкий эспрессо немного коричневого сахара и массирует виски. Утро нового дня, Ян опять один, опять у себя и мыслями уже на работе. Проглотив кофе, он принимается расхаживать по квартире в поисках велосипедной экипировки, которую прямо перед отъездом куда-то задевал.

Пара километров на велосипеде — и свежий воздух выветривает из головы застоявшийся туман, проясняет спутанные от бессонной ночи мысли. Ян глубоко вдыхает ароматы бодрого финского утра и замечает среди них неявные сентябрьские нотки. Осенью пахнет уже сейчас, в остальном же смена сезонов никак пока себя не обнаруживает. На улице тепло. На работе Ян решает не заглядывать в душ и просто меняет спортивную футболку на джинсовую рубашку. Он рассеянно кидает одежду на выцветший офисный диван, стоящий в углу, и проходит на кухню. Двухчасовая разница во времени между Лиссабоном и Хельсинки значит для Яна лишь одно: сегодня придется до вечера неустанно следить за собой, чтобы не скатиться в режим автопилота. Кроме того, сегодня все начнется заново. Яну предстоит познакомиться с новым начальством и войти в колею после отпуска. Он едва успевает заварить себе кофе и устроиться за рабочим столом, как краем глаза улавливает постороннее движение: к нему энергично кто-то направляется. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто именно. Начальница.

Йоханна Ниеминен кивает Яну и, обойдясь без рукопожатий, садится на краешек его рабочего стола.

— Йоханна Ниеминен, — говорит она.

— Ян Лейно, — представляется Ян.

— На этом, пожалуй, покончим с формальностями. Я предпочитаю, чтобы меня называли Йоной.

— Ясно, — говорит Ян. — Ну, меня называют просто Яном, — произносит он с улыбкой и приветственно вскидывает руку. Йоханна Ниеминен, Йона. Это имя засело в подкорке еще в отпуске, когда Йоханна решила ни с того ни с сего ему позвонить.

— Времени на болтовню у нас нет. Только что планы на день резко изменились. В Хельсинки кое-что случилось, на месте нас уже ждут, — сообщает Йона. — Мое первое дело в этой должности. Уже вижу, как за моей спиной все с замиранием сердца ждут оглушительного провала, — посмеивается она, и Ян не понимает, шутка это или нет.

На ум, как назло, не приходит ничего остроумного, и Яну остается лишь молча разглядывать новую начальницу. Он не соглашается с ней, однако и не торопится опровергать ее слова. Если верить первому впечатлению, то Йона из тех, кто сначала говорит нечто спорное, дабы спровоцировать собеседника на реакцию, а потом, если провокация проходит успешно и собеседник ударяется в соглашательство, она выворачивает свои же слова наизнанку и ставит незадачливого подхалима в неловкое положение. Ну, на первый взгляд.

— Для всех было бы выгоднее объединить усилия и работать в команде, разве нет? — говорит Ян, чувствуя себя политиком. Йона улыбается: видимо, оценила по достоинству его осторожность.

— Слышала, ты в числе наших лучших детективов. Для начальника ты многовато внимания уделяешь полевым работам, это да, но дела, которые были тебе вверены, с почетом доведены до конца. Согласно отчетам, у тебя очень высокий процент раскрываемости преступлений, — говорит Йоханна Ниеминен, покачивая правой ногой. На ней коротенькие кожаные полусапожки. — Ты человек действия. Понимаю, я сама на дух не переношу бумажную волокиту… и, положа руку на сердце, кофе тут тоже препоганый, — сообщает Йона, кивая на свою кружку.

Ян ухмыляется, когда понимает: из всех кружек Йона взяла себе именно ту, что с «Симпсонами». Он сидит как на иголках, чувствуя на себе изучающий взгляд, однако изо всех сил пытается держаться непринужденно, даже несколько небрежно.

— Сто, — произносит Ян, глядя начальнице прямо в глаза. Ему известно, что процент раскрываемости тех дел, предварительное следствие по которым велось под его руководством, — сто.

— В таком случае, господин Сто, у нас тут еще одно дело. Вероятно, убийство, — говорит Йона, вставая. Она принимается беспокойно мерить шагами пространство вокруг его стола. — Вчера на территории заповедника Ванханкаупунгинлахти был обнаружен труп молодого человека, — она останавливается. — Тело в лесу нашла девушка. Она была там на пробежке. Обязалась не разглашать и не комментировать находку публично. Только органы знают. После обнаружения трупа территорию беспромедлительно оцепили.

Ян кивает.

— Личность пока не установлена. Предварительное следствие уже начато, но прямо перед твоим приходом со мной связалась руководительница следственной группы: интересовалась, можешь ли приехать и осмотреться на месте. Ей нужно твое мнение.

— Зачем? — вопрос вырывается сам собой. Все знают, что хельсинкская полиция и без помощников раскрывает дело за делом.

— Понятия не имею. Заодно и выяснишь. Звонила какая-то Нурми.

— Хейди Нурми? — Ян не уверен, что расслышал верно. Хейди — самый талантливый детектив из всех, кого он знает. Что же там, в лесу, такого непонятного, если сама Хейди нуждается в помощи ЦКП и открыто о ней просит? Может, просто соскучилась? Ян улыбается этой мысли.

— Она самая, — отвечает Йона. — Будь добр, съезди туда и взгляни сам. Смерть молодого человека при невыясненных обстоятельствах не сулит ничего хорошего. Мы, конечно, хотим опровергнуть все неприятные слухи об убийстве. С другой стороны, это наша работа. Случай с мертвым парнем полон таких тревожных нюансов, на которые я уже пообещала среагировать.

Ян согласно кивает. Ему нравится манера Йоны говорить прямо и по существу. Лишь сейчас он решает присмотреться к начальнице: каштановые волосы, красиво очерченное лицо, подтянутая фигура. Легкий макияж, проницательный взгляд. На левом безымянном пальце два кольца, одно из которых украшено вереницей мелких бриллиантов. На взгляд Яна, ей между сорока и пятьюдесятью, но точную цифру он даже не берется установить.

— Я попросила предоставить тебе все, что известно на данный момент, так что потрудись ознакомиться, — говорит Йона, и Ян тут же кликает мышкой, чтобы вывести компьютер из спящего режима.

— С момента обнаружения тела прошло чуть меньше суток. Вчера поздно вечером труп доставили в морг, но криминалисты продолжают прочесывать местность. Пока известно лишь то, что речь идет о молодом человеке и, возможно, он жертва. Ну, это моя интуиция. В лесу тело пролежало не больше пары дней. Скоро мы получим более детальный отчет.

— За это время парня уже могли хватиться, — размышляет Ян.

— Сейчас как раз сверяют базу пропавших с образцами ДНК трупа, — тут же отвечает Йона, отходя чуть в сторону.

Сидя перед монитором, Ян думает о том, насколько уместно будет подняться и последовать за ней, но в итоге остается на месте.

— Хорошо, — говорит Ян и смотрит на время. Будь это один из недавно пропавших, личность установили бы за несколько часов. Ян отпивает немного горького кофе. Мысль об этом убийстве тоже отдает горечью: кошмар любого финна — любителя природы и прогулок на свежем воздухе. Молодой человек найден мертвым в самом сердце популярного заповедника. По статистике, если речь идет о молодых мужчинах, чуть ли не четыре из пяти смертей — это самоубийство или несчастные случаи, связанные со злоупотреблением алкоголем.

— Если заподозришь убийство или что-то во всем этом покажется тебе странным, я попрошу руководство передать расследование этого дела ЦКП. Нам не свойственно просто «взглянуть», — говорит Йона и опять останавливается. — Я так понимаю, прошлое расследование тоже проводилось совместно с полицией Хельсинки, и притом весьма успешно. Поделишься опытом? — Йона продолжает удивлять Яна. Сначала она говорит прямо и по делу, избегая морализаторства, а теперь еще дает понять, что ознакомлена с материалами прошлых успешных расследований Яна.

— Не откажусь от возможности снова поработать с Нурми из отдела убийств Хельсинки, — сообщает Ян. — И тут, у нас, есть настоящие профи, к которым я не побоюсь обратиться за помощью, если понадобится что-то быстро раскопать. Зак, например, — говорит он, ожидая в ответ гневную отповедь. Но напрасно.

— Что ж, — произносит начальница, глядя на Яна, — не вижу причин вмешиваться в отлаженные механизмы. Я никогда не говорила об этом напрямую, но куда продуктивнее просить у меня прощения постфактум, нежели пытаться заранее получить на что-то разрешение. И заруби себе на носу: если я увижу, что ресурсы расходуются как попало и моим доверием злоупотребляют, я тут все разнесу к чертям, — говорит Йона и улыбается, обнажая острые зубы.

— Понял, — отвечает Ян, спешно набрасывая в голове план дальнейших действий. Сперва необходимо ознакомиться с материалами нового дела, чтобы сразу погрузиться в расследование вместе с Хейди. Люди из отдела убийств Хельсинки уже что-то копают, поэтому Ян должен оказаться на месте как можно скорее. Конечно, он не в восторге от перспективы копаться в каком-то сомнительном деле, не являясь притом даже частью команды. Для начала было бы неплохо собрать улики, которые подтверждали бы факт убийства.

— Да, насчет жертвы, — возвращается к разговору Ян, хотя Йона дала понять, что они уже все обсудили. — Есть хоть какие-то основания утверждать, что это было убийство? — спрашивает он. Йона останавливается и резко поворачивается на пятках.

— Каждая прерванная жизнь — это жертва судьбы-убийцы, — философски заключает она, — однако в этом деле все же есть пара тревожных звоночков. Тело нашли посреди леса, но никаких вещей, принадлежавших парню, пока так и не обнаружили. Ни рюкзака, ни палатки — совсем ничего. Документов, конечно, тоже нет. Самоубийство или приступ болезни исключать пока рановато, а вот несчастный случай можно смело отметать: в момент обнаружения труп лежал на земле в позе, которую можно было бы назвать умиротворенной. В парня не стреляли, ничем острым не кололи, сильно не били. Следов удушения тоже нет. Ни-че-го.

— Вообще? — уточнил Ян.

— На данный момент — да, отсюда и все подозрения.

СЕССИЯ № 1

Кай заглядывает в ежедневник. Сегодня у него три клиента, а в конце дня — часовой анализ эффективности своей работы. Кай залпом выпивает стакан воды и выглядывает в окно кабинета; кабинет находится в кирпичном здании, здание — в районе Тёёлё. Дорожный шум едва слышен, он отдаленно похож на радиопомехи. Из окна открывается вид на живописные фасады домов и один-единственный клен. «Я этот клен уже с закрытыми глазами нарисую», — думает Кай и относит пустой стакан на общую кухню.

Последние пару лет он приноровился совмещать частную психотерапевтическую практику и эпизодические подработки. Криминальное профилирование для ЦКП — дело, конечно, интересное, однако отдушиной Каю всегда служила именно работа с пациентами. Для одних поход к врачу — это чуть ли не единственный шанс остаться на плаву, другие же просто стремятся добавить в свою жизнь глубины и смысла. Каю нравится наблюдать за прогрессом. Порой даже одна встреча с психотерапевтом способна подтолкнуть человека к изменениям, некоему облегчению, позволить разделить свои мысли с кем-то еще и немного освободить голову. Но продолжительное душевное равновесие требует многолетней работы.

Кай смотрит на часы: уже без двух минут. Скоро войдет следующий клиент. Уже несколько лет назад его пациенты превратились в клиентов. Кай возвращается в кабинет, закрывает окно и слышит, как под чьими-то шагами поскрипывает паркет.

Девушка входит без стука.

— У вас было открыто, — говорит она, робея, и Кай мягко улыбается.

— Проходите, не стесняйтесь, — отвечает Кай. Подготавливает почву для беседы. Девушка одета в черную кожаную куртку, белый джемпер и черные джинсы. Брюнетка. Не поднимая глаз от пола, она молча проходит в центр комнаты и делает быстрый выбор. Креслу с осанистой спинкой она предпочитает мягкий диван. Кай скользит взглядом по своему блокноту. Новый человек, чистый блокнот, первая сессия.

— Что привело тебя сюда? — спрашивает Кай, раскрывая пошире свежий белоснежный разворот.

— Не уверена даже, в правильное ли место я пришла, — невнятно произносит девушка. — Просто я не могу заснуть, — сообщает она, после чего смыкает подведенные черным веки и кладет скрещенные руки на грудь.

Кай наблюдает за девушкой, завалившейся на кушетку в обуви. В последнее время к нему чаще всего приходят с расстройствами пищевого поведения, депрессией, тревожными расстройствами или эмоциональным выгоранием. Каю становится любопытно. Человеческая психика похожа на айсберг, видимая часть которого пугающе мала, а вот под водой можно встретить что угодно и какого угодно размера. Однако чтобы погрузиться в эту воду и коснуться невидимой части айсберга, нужно время и безоговорочное доверие. Люди научились виртуозно защищать себя от вторжения извне, открываться же до сих пор умеют очень плохо.

Кай смотрит на столик, где уже приготовлены два стакана с водой и пачка бумажных платочков. В этих четырех стенах стандартные правила поведения не действуют. Здесь он видит каждого клиента таким, какой он есть, без защитной брони и символов статуса. Если ничего другого они не вынесут из этой встречи, то хотя бы получат сорок пять минут в безопасном пространстве, где можно выражать и анализировать свои чувства, не боясь, что тебя осудят. Здесь можно просто быть.

— Как долго ты не можешь заснуть? — спрашивает Кай, одновременно фиксируя в блокноте: жалобы на бессонницу. — Не могла бы ты для начала описать это состояние? Не можешь заснуть — значит ли это, допустим, очень короткий сон, по паре часов, или речь о спорадической бессоннице? Существенной нехватке сна?

— Когда как. Бывает, не сплю совсем или сплю совсем недолго, а потом под утро просыпаюсь и больше не могу нормально заснуть, — рассказывает девушка. — Вздрагиваю — и резко просыпаюсь.

— И давно у тебя такое? — спрашивает Кай. Девушка немного бледновата, но изможденной ее пока не назвать. Хотя редкий человек демонстрирует всем свои внутренние сражения — он ревностно оберегает от чужих глаз именно то, что его ест поедом или кажется слишком постыдным. В кабинете воцаряется тишина. Кай решает, что девушка размышляет над ответом, однако молчание затягивается: кажется, она задремала.

— Так когда ты перестала нормально спать? — деликатно переспрашивает Кай.

Девушка кладет под голову одну из декоративных подушек и сворачивается в позу эмбриона. Она лежа обводит взглядом кабинет.

— Давно уже, года четыре назад, — следует тихий ответ.

Кай ловит себя на странном, толком ни на чем не основанном ощущении: будто окружающий мир как-то подавляет эту девушку, оглушает и ошарашивает и сюда она пришла просто за тишиной и покоем. Кай берет себя в руки, стараясь очистить голову от преждевременных выводов. Это непрофессионально, в конце-то концов.

— Случалось ли с тобой в последнее время что-то необычное, что могло бы спровоцировать это состояние? — спрашивает Кай, не торопя девушку: пусть отвечает, когда сочтет нужным.

Та садится, явно борясь с сумятицей в голове.

— Мама считает, что я связалась с опасным мужчиной, — отвечает девушка.

Кай едва не вздрагивает от неожиданности: слишком уж внезапно красивый, мягкий голос нарушил привычную тишину. Красивое, с парой огромных, как у олененка Бэмби, глаз, лицо теперь обращено к нему.

— А сама ты как считаешь? — спокойно спрашивает Кай, стараясь ничем не пошатнуть зачатки доверия со стороны девушки. Сейчас точно не стоит давить на нее или чем-то пугать. Пусть говорит что хочет и когда хочет.

Девушка пожимает плечами и сильнее натягивает на пальцы едва выглядывающие из-под кожаной куртки рукава тоненького джемпера. Теперь не видны даже ногти. Правой рукой она неловко заправляет за ухо проскользнувшую на лицо черную прядь волос. И снова пожимает плечами.

— Наверное, было бы лучше сначала рассказать о нем, — отвечает девушка. Кай задумчиво за ней наблюдает. Девушка привычно замолкает. Кай мельком смотрит на время: они в тупике. Только начали подбираться к сути, как осталось всего ничего до конца сеанса.

— Решать тебе, — мягко начинает Кай, ощущая при этом, как его старания будто отскакивают от невидимой стены. — Ты вправе рассказывать о чем угодно, просто помни, что мы тут ради тебя.

Девушка пропускает эти слова мимо ушей: она углубилась в изучение узора на марокканском ковре. И упорно молчит. Это сложная сессия — диалог идет со скрипом, натужно, в нем огромными дырами зияют паузы, — но первый шаг все-таки сделан.

— К сожалению, наше время почти вышло, — сообщает Кай.

— Что ж, видимо, сегодня не получится начать мою историю, — говорит девушка, разглядывая свои длинные, покрытые черным лаком ногти. Ее прищуренные глаза сейчас похожи на маленькие черточки.

— Историю? — переспрашивает Кай, пытаясь поймать робкий взгляд напротив. — Я здесь для того, чтобы помочь тебе. Когда мы встретимся в следующий раз, пообещай мне вот что: говори как есть. Здесь не нужно рассказывать истории или разыгрывать представления. Мне необходима только правда, — мягко добавляет он.

Девушка молча кивает, затем встает, нетвердо проходит к двери. И останавливается.

— Я приду к вам еще, — говорит она, уже готовая нажать на дверную ручку. — Но… если я расскажу все как есть, вы ни за что мне не поверите. — И выскальзывает из кабинета.

ЯН

«Пока все неплохо», — с облегчением думает Ян, вприпрыжку спускаясь по ступенькам головного здания ЦКП. Новой начальнице удалось произвести на него нейтральное — даже граничащее с приятным — впечатление. А к первому впечатлению Ян всегда относился серьезно.

Еще и часа не прошло, а пот уже ручейками струится из-под велосипедного шлема. Ян протирает лицо рукавом. Мало того, что, по мнению некоторых, полевой работе он уделяет многовато внимания, так еще и его привычка колесить на велосипеде в рабочее время вызывает у коллег неодобрение. Сейчас тепло, не то что утром, — самое время крутить педали. Ян притормаживает на усыпанной гравием обочине дороги. Уточняет по навигатору нужное место. Пушистые белоснежные облака заслоняют свежую голубизну неба. На поле по соседству уже вовсю идет молотьба. Поблескивают золотистые колосья, хотя у самой дороги то и дело попадаются и совсем еще зеленые. Ян неспешно крутит педали, молчаливо прикидывая, с чем именно встретится в конце пути.

Добравшись до Виикки, Ян тянется к подставке с бутылочкой. Медовый напиток — то, что нужно, и бутылочка молниеносно пустеет. Бессонная ночь не лучшим образом сказывается на теле: все движения будто заторможены. Ни велопробегу, ни напитку оказалось не под силу по-человечески взбодрить Яна. Ну, по крайней мере, скоро он перестанет потеть — стоит только укрыться от солнцепека под спасительной прохладой леса. Двумя замками Ян пристегивает велосипед к мощной деревянной стойке и присматривается к стоящему у табличек с информацией бревну: на нем искусно выструганы совы и разные пичужки. Тишину нарушает лишь ветер, тревожащий деревья. Июньские птичьи концерты уже давно позади. На очереди — осенний перелетный блюз, который заполнит небо пернатыми стаями. Стоя посреди буйной зелени, Ян осматривается. Песчаная дорожка исполосована следами от шин. По всей видимости, сюда уже наведалась тяжелая артиллерия. Неподалеку припаркованы два темных автомобиля. Один из них Яну отлично знаком — это Хейди. Через двадцать метров навигатор дает понять, что Ян уже на месте. Деревья-исполины тянутся к небу, уголок белой палатки криминалистов выглядывает из-за них. Что же привело этого — пока неопознанного — парня в лес Ванханкаупунгинлахти? И что убило его здесь?

Вдалеке царит какое-то оживление. Ян присматривается к возведенной палатке. Два криминалиста в комбинезонах прочесывают окрестности в поисках следов. Подходя к склонившимся над землей работягам, Ян остро чувствует патологическую потребность быть на месте, самому соприкоснуться с ним. Это не выбор, это — призвание. Единственная возможность уловить намерения убийцы, почувствовать ход его мысли. Понять причины, толкнувшие его на злодеяния. В бумажках и документах не отражается и малая часть того, что вмещает в себя преступление. Карта — одно, местность — совсем другое. Ян уже предчувствует, как все детали дела скоро закружатся в его подсознании. Поначалу они будут просачиваться в сны и одновременно цементироваться в памяти; не успеешь и глазом моргнуть, как даже самые ничтожные нюансы расследования заживут в голове своей жизнью. Постепенно осколочные сведения потянутся друг к другу, выстроившись в разрозненные логические цепочки, а те, в свою очередь, подведут Яна к долгожданной разгадке. Непостижимым образом шестеренки в мозгу вращаются даже тогда, когда Ян ничего не предпринимает. Нужно лишь прислушиваться к себе и доверять чутью, которое, к слову, не пробуждается от одного только изучения рапортов. Вот почему важно пускать в ход любые доступные раздражители: запахи, вкусы, цвета. Общую атмосферу места, в конце концов. Мелочи, на которые сначала и глянуть не подумаешь.

Надев белый защитный комбинезон, Ян переходит к осмотру. Его тихое одинокое расследование заставляет двух криминалистов ненадолго прерваться. Ян салютует им, и вскоре работа возобновляется. Ян приподнимает сигнальную ленту и с энтузиазмом ступает на небольшой огражденный участок. Место, где нашли тело, теперь прямо перед глазами. Глубокая яма из-под корневища. Вокруг — густой хвойный лес. Миллионы иголок хоронят под собой землю. Ян почти ощущает на себе незримую темную печать. Он словно мистический вестник смерти из ЦКП, появление которого всегда не к добру: либо убийство, либо начало охоты на безумного серийного маньяка.

На земле, примерно в метре от тела, виден какой-то след. Его уже пометили. Это отпечаток подошвы, рисунок на ней различим без особого труда. Ян делает фото этого следа — для себя. Он все еще сидит на корточках, поглощенный изучением земли, как вдруг чувствует на своем плече руку.

— Приветик, — доносится голос.

— Хейди, — отвечает Ян и лишь потом оборачивается посмотреть на нарушительницу его спокойствия. — Так соскучилась, что решила звякнуть? — посмеивается он.

Хейди — лучший из всех известных Яну следователей. Еще и в прекрасной форме — наверняка тренируется вдвое больше самого Яна. Говорить об этом вслух он, конечно, не стал бы, однако есть подозрение, что Хейди легко сделает его даже в беге, если их поставить на одну линию старта. К счастью, ни в чью голову такое пока не приходило. Да и ни к чему это, особенно в команде.

Внимательно осмотрев место преступления и его окрестности, они покинули огороженный участок и стянули с себя комбинезоны.

— Дисциплиной не ошибся, спортсмен? — Хейди не в силах промолчать, заметив под комбинезоном Яна велосипедную футболку. — Это тебе не «Тур де Франс». Конечно, можно попытаться догнать убийцу, но, судя по всему, мы чертовски отстали от него еще на старте.

— Дерьмовая шутка, — бухтит Ян, однако в его голосе улавливается все тепло к Хейди, накопившееся за годы совместной работы.

Так они и стоят вдвоем посреди прекрасного заповедника и размышляют об устрашающе уродливом по своей сути деле. О прерванной молодой жизни. Где-то здесь, поблизости или не совсем, мог ступать хладнокровный убийца. Тот, о ком пока ничего не известно. Тот, кто отнял у парня жизнь и исчез. Наблюдая за тем, как ожесточается лицо Хейди, Ян отчетливо понимает: об отдыхе и покое впредь не может идти и речи. Вскоре они вновь начнут думать в унисон, окажутся с одними и теми же картами на руках. А сейчас карт практически нет. Мертвый парень — кто он? Что же с ним случилось?

— Смотри, там вышка для наблюдения за птицами. Поднимемся? — спрашивает Хейди. Ян соглашается: хорошая мысль. Нужно больше пространства, чтобы как следует осмотреться, охватить взглядом всю панораму. Они молча доходят до вышки и начинают карабкаться по отвесной деревянной лестнице.

— Ты сам-то как? — спрашивает Хейди, когда они, поднявшись, опираются локтями о перила и позволяют себе насладиться открывшимся видом. — Ну, после похорон и вообще, — уточняет она.

Ян думает о маме, которой не стало этим летом, — и его мгновенно охватывает печаль. Но кое-что изменилось: теперь он не тонет в этом чувстве, теперь оно не всепоглощающее и ему все чаще удается хлебнуть кислорода.

— Пожалуй, неплохо, спасибо, — с неожиданной мягкостью произносит Ян. — Уже лучше, — добавляет он, полагая, что Хейди поймет, что он имеет в виду время предыдущего расследования. Середину лета, когда горе было на пределе. Бездонная тоска до сих пор никуда не ушла, она жрет его изнутри. Со смерти матери прошло еще не так много времени. Порой Яну случается на какое-то мгновение забыть о произошедшем, но в другие дни его скорбящее сердце выворачивается наизнанку от боли, а тело словно разбивает паралич.

— Горю нужно время, — говорит Хейди и ободряюще улыбается.

Они продолжают смотреть на обширные заросли озерного тростника. На воде поблескивает солнце, над головами кружатся птицы.

— Что ж, мы опять ни с чем, — сообщает Хейди, нетерпеливо постукивая ногтями по деревянным перилам.

— Ни с чем, да, — подтверждает Ян.

— Но этот случай и правда странный, — бормочет Хейди то ли себе самой, то ли Яну. — В нем есть что-то такое, что от меня ускользает, будто можно копать в любом направлении; полная свобода действий, и ни одной зацепки. Да и не факт, что это вообще убийство. Но я должна была с тобой связаться, понимаешь. Тут что-то не так. Это не несчастный случай.

— Я понимаю, о чем ты, — говорит Ян. — И ты позвала меня, потому что считаешь, что к убийству приложил руку кто-то невероятно умный и изобретательный? — спрашивает он, расправив плечи, и внимательно смотрит на Хейди.

— Если парня убили, то можно ли вообще утверждать, что он первая жертва? — размышляет она. — Я даже не знаю. У твоей новой начальницы хватка что надо. Жду не дождусь результатов вскрытия.

— У Йоны хватка такая, что ей только дай за что зацепиться. Пара дней — и картина прояснится, — говорит Ян.

— И лес еще этот. Природа, заповедник. Это что-то значит? Пока я ходила там и наблюдала за криминалистами, меня не покидало странное ощущение. Что кто-то тихо и незаметно оставил здесь это тело. Есть еще один момент — довольно странный, как по мне…

— Что за момент? — Ян нетерпеливо перебивает Хейди.

— На месте успели побывать животные, но, по предварительным данным, тело пролежало в лесу абсолютно нетронутым. Обычно охотников за падалью долго ждать не приходится, они набегают, даже если где-то рядом живут люди. Падальщики могут отрывать от тела целые куски и утаскивать их к себе как добычу. Женщина, что нашла труп, рассказала, что повсюду летали вороны, но к телу они не притронулись. Знаешь, будто… — Хейди прерывается и резко поворачивается к Яну.

— Будто?.. — торопит ее Ян.

— Будто лес признал это тело своим и решил не уничтожать его, а защищать, — произносит Хейди, и Ян чувствует, как, несмотря на жару, его руки покрываются мурашками.

СААНА

В рот Сааны отправляется очередной кусок запеканки из баклажанов. Кухня тети Инкери пропитана поистине аппетитными ароматами. Саана съедает еще вилочку, затем отхлебывает немного красного вина и улыбается. Вместе с тем на нее уже накатывают волны грусти, ведь неизвестно, когда они с тетей увидятся в следующий раз.

— Я так рада, что ты все-таки решила заскочить, — произносит Инкери с набитым ртом. Саана уже привыкла к этой ужасной манере.

— Знаешь, с некоторых пор твой дом — мое любимое место на земле, — смеется Саана.

— Уже решила, как поступишь с теми материалами? — спрашивает Инкери, отодвигая в сторонку пустую тарелку. Она смотрит на Саану с родительской теплотой.

— В поездке я остановилась на том, — начинает Саана, одновременно чувствуя прилив энтузиазма, — что напишу по этой истории грамотный сценарий и в итоге выпущу подкаст. О хартольских убийствах успели столько всего понаписать в газетах, что в ход пойдут и свежие статьи — в дополнение к моим заметкам. Я и название подкаста уже придумала: «Когда умирает король».

Тетя с улыбкой кивает.

— Помнишь, когда ты только приехала, я сказала, мол, какие твои годы, найдешь себе занятие по душе? Сдается мне, ты на правильном пути.

Взяв по бокалу вина, они выходят во двор и устраиваются на садовых качелях. Саана любуется небом, а потом переводит взгляд на тетю. В воздухе гипнотически кружится мошкара. По траве неспешно стелется туман. Закатное солнце выглядывает из-за угла дома, окрашивая окрестности в оттенки золотого. Инкери отталкивается от земли, раскачиваясь посильнее.

— Подумываю остаться здесь до субботы, спокойно поработаю над сценарием первых выпусков. А на неделе уже поеду в студию, попробую записаться, — сообщает Саана, смакуя богатое послевкусие напитка. Вино ненавязчиво отдает сливой, оно сухое, но в меру — не раздражает нёбо или десны. — Да и работу начну искать.

— Я буду скучать, — признается Инкери, и Саана думает о том же самом. Оказывается, они так привыкли друг к другу за лето.

— По крайней мере, теперь у тебя есть какая-никакая компания, — ухмыляется Саана, кивая в сторону дровокола и садового триммера, по-хозяйски обосновавшихся у тетиного красного амбара в Саанино отсутствие.

— Теперь Харри — это просто Харри, так-то. В своем почтенном возрасте я уже никому не позволю нарушить годами лелеянный покой, — произносит тетя, напустив на себя грозный вид, однако от взгляда Сааны не могут укрыться искорки нежности, прежде Инкери не свойственной. Мужчина ворвался в тетину размеренную повседневность на исходе лета и, похоже, таки сумел пробиться к сердцу отшельницы. На ступеньках дома валяются рабочие перчатки, а возле них красуется пара огромных резиновых сапог.

— Как насчет десерта? — предлагает Саана. Она прихватила парочку пирожных паштел-де-ната^[10]. Не португальских, конечно, — из «Лидла» в «Камппи»^[11].

— Я не буду, но ты возьми. Просто мы с Харри решили ненадолго ограничить себя в сладком, — говорит тетя, прежде чем до нее доходит смысл собственных слов. У Сааны вырывается озорной смешок. О, прощай, неприступная Инкери!

Вдоволь насмеявшись, женщины наливают себе еще по бокалу вина.

27 АВГУСТА, ВТОРНИК, ЯН

— Причина смерти? — спрашивает Ян, опершись плечом на белую бетонную стену. Ее холод чувствуется даже через футболку. Дайвер поглощен изучением окоченевшего тела и не удосуживает Яна взглядом. Стоя посреди комнаты, Хейди с интересом наблюдает за кружащим над трупом Дайвером.

— Пока мы слишком многого не знаем, — начинает он. Люминесцентная лампа подсвечивает бледную кожу судмедэксперта. Она походит на полупрозрачную пленку, под которой, подобно червям, ветвятся синеватые кровеносные сосуды. Ари Йоки — настоящий профессионал, лучший из всех, с кем доводилось работать Яну и Хейди. В убойном отделе к нему давно и намертво приросла кличка Дайвер. Обладатель специфического чувства юмора, этот мужчина никогда не страшится докапываться до самых глубин.

— Следов насилия нет, — подтверждает Дайвер.

Ян кивает, Хейди, поколебавшись, подходит к аутопсийному столу, поближе к мертвецу.

— На черепе и других костях нет следов ножевого ранения, равно как и удара иным колюще-режущим предметом. В мягких тканях присутствуют мелкие кровоподтеки, но признаков того, что жертву оглушали или били, нет. Если смерть наступила в результате приступа, логично предположить, что тело билось в конвульсиях, а потому не могло в итоге оказаться в такой спокойной позе, — сообщает Дайвер, а Ян с Хейди ловят каждое его слово. — Пока создается впечатление, будто парень просто решил поспать со сложенными на груди руками. Или же кто-то тщательно скорректировал его позу.

Ян слушает Дайвера и думает о том, как же много случаев им довелось раскапывать вместе. И все равно Дайвер к каждому делу подходит так, будто оно первое и единственное. Работает организованно, спокойно, методично.

— Можешь прикинуть время смерти? — спрашивает Ян, не сводя глаз с трупа, в котором почти не осталось ничего человеческого. Он изо всех сил старается представить, будто это реквизит со съемочной площадки, а не зловонный, разбитый смертельным параличом покойник.

— С точностью до часа определить невозможно, но я бы сказал, что смерть наступила поздно вечером в пятницу, 23 августа, ну или в ночь на субботу. Между моментом смерти и моментом обнаружения прошло меньше двух суток. Погода стояла теплая, моросил легкий дождик, насекомые почти не тревожили, — продолжает Дайвер. Во время разговора его острое адамово яблоко поднимается и опускается. С самой первой встречи при виде Дайвера Яну на ум приходил гриф. Лысина, крючковатый нос, тонкая длинная шея, какие-то птичьи повадки — прямо стервятник в человеческом обличье.

— Парню было всего-то лет двадцать, да и на здоровье он, похоже, не жаловался, — говорит Дайвер и рукой, затянутой в резиновую перчатку, протягивает Яну пластиковый пакет — вещи из карманов жертвы и снятые с тела украшения.

Ян всматривается в содержимое пакета: одна-единственная подвеска на кожаном ремешке, ее серебро успело почернеть. Ни телефона, ни кошелька, ни ключей.

— У парня не было операций, металлических имплантов и прочего. Ничего, что помогло бы ускорить поиск сведений о нем в медицинских базах данных. Но у нас на руках есть образец ДНК и зубная карта, и прямо сейчас их сравнивают с аналогичными данными парня, который пропал в субботу.

— Ясно, — коротко отвечает Ян. Он предпочел бы слушать Дайвера.

— Сейчас важнее всего выяснить, что вообще заставило молодого человека выбрать именно это место своим последним пристанищем. На территории не обнаружили признаков того, что его привезли или приволокли. Тело целое, никаких повреждений. Под ногтями чисто. Ссадин, рваных ран и царапин тоже нет. Ни до, ни после смерти увечий ему не наносили. Так что силком его однозначно никто не тащил.

— Согласен, — говорит Ян. В том лесу криминалисты пока ничего не обнаружили, хотя местность до сих пор прочесывают.

— Версия о том, что тело жертвы кто-то принес в лес, мягко говоря, сомнительная. Тащить труп по такому бурьяну? Да легче придумать иной способ убийства, — подытоживает Дайвер.

— Но интересен сам по себе факт нахождения покойника в сердце заповедника, — говорит Хейди. — Парень полностью одет, на сексуальное или иное насилие ничто не указывает. Что-то во всем этом будто намекает: парень действительно мог прийти туда по собственной воле, лечь лицом к небу и дожидаться смерти.

— Но чего тогда было поднимать всех на уши, если это не убийство? — резонно интересуется Ян.

Хейди начинает нервно мерить шагами мрачное помещение — обдумывает претензию Яна. Тот на минуту закрывает глаза, пытаясь собрать в кучу новые сведения. Резкий, холодный свет люминесцентных ламп пробивается даже сквозь веки. Ян уже не реагирует на едва уловимый запах разложения: привык.

— Не совсем понятно, входило ли в планы то, что тело вообще обнаружат, — Хейди нарушает воцарившуюся было тишину. — Впечатление, скорее, такое, будто о последствиях не думали в принципе. Если речь все-таки об убийстве, то та яма под корневищем просто идеальна.

— Субъект мог посчитать, что выйти на него невозможно из-за отсутствия следов, — подхватывает Ян.

— Но есть след от подошвы, — бормочет Хейди.

— Также не стоит отметать убийство в состоянии аффекта. Субъект не собирался устраивать шоу. Убил человека под влиянием импульса и бросил труп в лесу. Но что с причиной смерти? Может, удалось найти что-то в крови? — спрашивает Ян.

— Официальное заключение вы получите в ближайшее время, когда лаборатория пришлет результаты. Очевидно, что в момент смерти жертва была в состоянии тяжелого опьянения. В крови и на слизистых обнаружены следы алкоголя. Но едва ли алкоголь — основная причина смерти. Точнее, я бы предположил, что жертву отравили, — произносит Дайвер, наслаждаясь повисшей в воздухе оглушительной тишиной.

— Можно ли утверждать, что это точно не несчастный случай? — перестраховывается Ян.

— Парень не отключился и не захлебнулся рвотой, если вы об этом. Замерзнуть тоже не мог — ночь стояла теплая, — отвечает Дайвер.

— А что насчет самоубийства? — осторожно интересуется Хейди. Хотя зачем кому-то травить себя посреди леса? Есть и более простые способы покинуть этот мир.

— Я бы не стал всерьез рассматривать эту версию, — говорит Дайвер. — Есть одна любопытная вещь, которую вам упускать не стоит, — продолжает он, вытягивая руку над грудной клеткой покойника.

— Вот тут, на груди, лежало растение. Его остатки я положил на стол — нужно как следует изучить.

Ян и Хейди подходят к Дайверову столу. На стальном подносе — длинный погнутый стебелек со ссохшимися сиреневыми цветочками.

— Я уже полюбопытствовал: это наперстянка.

Ян смотрит на цветок, фотографирует его на телефон и чувствует прилив сил. Парень умирал уже с цветами или кто-то их потом ему вложил?

— Наперстянка — довольно распространенный садовый цветок. Если поищете в Сети фотографии, сразу же узнаете. И в лесах на него обычно не натыкаются.

Потолочная лампа начала помигивать. В подвальном помещении стоят три взрослых серьезных человека и сосредоточенно взирают на усохшее растение.

— Неужели кто-то вложил цветы в руки покойника?

СААНА

Саана наливает кофе в большущую кружку с розочками, выходит в сад и замирает от того, как приятно утренняя роса щекочет пальцы ног. Вскоре появляется и Инкери, неся перед собой поднос, набитый под завязку всем необходимым для завтрака.

— Поднимаемся, — говорит Инкери, заставляя сонную Саану слезть с качелей. — Давай-давай, небольшой садовый моцион, — настаивает тетя, и они отправляются прямиком к цветочным клумбам.

— Так, тут у меня чина, — начинает Инкери, указывая на цветы восхитительного нежно-розового оттенка, чем-то напоминающие душистый горошек.

— А вон там — кореопсис, бузульник, наперстянка и эхинацея.

Саана останавливается рассмотреть цветы эхинацеи: сиреневые лепестки вокруг красноватой сердцевины так трогательно опустились, что стали похожи на ушки поникшего кролика.

— Бабочкам-лимонницам эхинацея особенно по душе, а вот цветки мяты облюбовали перламутровки, — сообщает тетя, и они идут дальше.

Легкие Сааны наполняются ароматной свежестью утреннего воздуха, она чувствует, как потихоньку просыпается.

— Август — самое время наблюдать за бабочками. Сейчас небо полнится теми, что зимой попрячутся, а весной появятся вновь, — говорит Инкери, вытягивая руку так, словно любезно приглашает всех бабочек на нее присесть. — Адмиралы — те еще кочевники: прилетают в Финляндию в конце лета, но некоторые из них позволяют воздушным потокам подхватывать себя и нести обратно.

Саана кивает и улыбается: пожалуй, тетю уже не остановить.

— Репейницы вообще чудные. Прилетают аж с южного побережья Средиземного моря, и за время путешествия умудряются родить и вырастить новое поколение. Нынешним летом в цветках гвоздики травянки мелькал махаон, — увлеченно продолжает тетя, и Саана с сожалением отмечает, что не в силах запомнить и половины всех этих названий и фактов.

— Чем меньше хочешь поймать бабочку, тем охотнее она на тебя сядет, — улыбается тетя, опустив руку.

Оглядывая сад, Саана вдруг отчетливо понимает, как мало времени провела наедине с этой красотой. Неужели лето промчалось так быстро?

— В этот раз ваши с бабочками пути не особенно часто пересекались, да? — говорит тетя, словно прочтя мысли Сааны. — Бабочки кружатся и порхают на солнце, купаются в его лучах, но ты почти все лето не выходила из тени.

— У нас с тобой четкое распределение обязанностей, — смеется Саана. — Ты копаешься в свежей земле, а я — в старых делах.

Выйдя после завтрака на пробежку, Саана слышит стрекот кузнечиков в высокой придорожной траве, вдыхает ласковый, теплый воздух и воображает, будто она за границей. Однако старушка, бодро вышагивающая навстречу, размахивая лыжными палками, тут же возвращает Саану к реальности: это — финская глубинка, Хартола — маленькое, но гордое местечко, провозгласившее себя ни много ни мало «королевством».

Саана сворачивает на знакомую дорожку. Верхние листочки иван-чая уже подернуты оттенками красного, а сиреневые цветочки сменились длинными, подсохшими снизу стебельками, на концах которых подрагивает легкий серебристый пушок. Эта картина перекликается с тем, как Саана ощущала себя в самом начале лета: ссохшимся стебельком, у которого вместо мыслей — сплошная вата. Лишь сейчас, когда ей намного лучше, становится ясно, насколько волшебную, целительную легкость, насколько глубокое умиротворение принесло ей избавление от стресса. Неужели и впрямь можно жить такой жизнью — простой и ясной? Порой Саане кажется, словно она очнулась от долгой спячки. Весна прошла в вязком тумане бессмысленности и истощения.

Под конец Саана решает забежать в магазин за рожком мороженого, после чего устраивается поудобнее около хартольской каменной церкви и принимается за лакомство. Она достает телефон и лениво просматривает вакансии. С ужасом читает бесконечные требования работодателей — такое впечатление, что фирмы сговорились больше не размениваться по мелочам и отныне подыскивают себе супергероев. Открыв «Фейсбук»^[12], Саана тут же натыкается на пост бывшей коллеги: где-то ищут специалиста по коммуникациям. В информационное агентство на неполный рабочий день требуется специалист по связям с общественностью, человек, умеющий писать хорошие тексты, с опытом работы журналистом. Саана доедает мороженое и отваживается попробовать. У нее в окружении полно бывших журналистов, нашедших свое маленькое профессиональное счастье в информационных агентствах или на ниве контент-маркетинга. А чем она хуже? Пожалуй, Саана морально готова к трудовым подвигам. Другое дело, что на готовность эту в немалой степени влияют и оставшиеся на счете копейки.

ХЕЙДИ

Пожалуй, Хейди стоит передохнуть. От сидения за компьютером ломит все тело. Хейди кладет ноутбук на диван и массирует шею, после чего встает размяться, потянуться и сделать парочку асан йоги. Идеальную картину нарушает лишь желание опрокинуть в себя стаканчик-другой виски, возникшее прямо посреди выполнения одного из упражнений. Все идет по вчерашней схеме. Помнится, после работы она четырежды повторила «приветствие Солнцу», а потом бахнула столько же стаканов виски. Гений баланса, вашу мать. Виски развязало Хейди язык и даже помогло красиво сложить слова в предложения и послать сообщение Юлии, от которой, впрочем, ответа так и не последовало. Это раззадорило Хейди: раз так, она заново установит себе «Тиндер». Виски помогло быстро и без особых сложностей восстановить доступ к профилю и начать искать себе приключения. Профиль, между прочим, «золотой», то есть создающий у пользователя приятную иллюзию того, что именно он владеет ситуацией, а не само приложение. Так что Хейди может видеть красивый коллаж из тех, кто выказывал к ней интерес, владеет привилегией окинуть всех взглядом за один раз.

Бросив растяжку на середине, Хейди смотрит на телефоне время. 21:03. Она работает с семи утра. Тело просто вопит об отдыхе. К желанию хорошенько поддать теперь примешалось мучительное любопытство: как там дела в «Тиндере»? Поменялось ли что-нибудь со вчерашнего дня? С кем сегодня будет «мэтч»? Хейди опрокидывает в себя стаканчик односолодового виски и принимается изучать фотографии. «Я просто любопытная похотливая засранка», — думает она и одновременно припоминает, как было в прошлый раз. Тогда, после очередного удаления этого приложения, Хейди прямо поклялась, что никогда с ним больше не свяжется. Возможностью бесконечно просматривать кандидатуры «Тиндер» почти свел ее с ума. В общем, очистив телефон от этого порока, Хейди до поры до времени была спокойна и скромна. Пока летом внезапно не встретила Юлию.

Сейчас однако мысли о Юлии ассоциируются лишь с неопределенностью. Чувства не дают покоя Хейди, когда она вспоминает, что Юлия так и не ответила на вчерашнее сообщение. Хейди никогда никому не заглядывала в рот, не была пассивной, зависимой стороной, ни на ком не висла — она та, кто действует первой. И понятно, что на Бали народ живет в своем темпе и у Юлии наверняка есть уважительная причина молчать, но эта тишина просто добивает. Вообще, стоит признать: Юлия никогда ничего и не обещала. Она еще в начале знакомства открытым текстом обрисовала ситуацию — и довольно четко, — но влюбленная Хейди, по всей видимости, услышала что-то свое.

— Я не могу тебе ничего обещать, — прямо так и сказала Юлия.

В ответ на это Хейди только рассмеялась, подошла к Юлии со спины и, просунув руку под ее футболку, начала медленно ласкать мягкие груди. Все слова тут же выветрились из головы.

Глотнув немного виски, Хейди продолжает листать чужие фото: нет, нет, точно нет, нет. Она не может сказать, чего конкретно хочет. Снова погрузиться в знакомые ощущения? Встретить человека, который бы как-то выделялся из толпы? Можно ли в таком деле вообще полагаться на фотографии? Зато Хейди точно знает, каких ребят нужно обходить по большому радиусу: тех, кто пишет километровые автобиографии. С другой стороны, люди с пустым профилем или любители общаться смайликами тоже так себе вариант.

Виски обжигает горло Хейди. На женских фотографиях то и дело мелькают цветочки, котики и пасторальные пейзажи. Внимание Хейди приковывает симпатичная блондинка, но на четвертом фото та позирует в объятиях мужчины, а жаль. Супружеская пара ищет единорожка. О, этого добра точно не надо, мысленно проговаривает Хейди и разочарованно отбрасывает телефон в сторону. Проблема в том, что все эти люди не Юлия. Но в данный момент Юлия учится на инструктора по йоге и вернется на родину не раньше ноября.

Хейди подходит к холодильнику. Не чтобы поесть: в одной из секций морозильника лежит снюс. Последняя башенка, кстати, надо бы заказать у коллеги еще. Хейди берет одну «шайбу», остальное кладет обратно. «Мамина морозилка под завязку забита грибочками да ягодками, ну а моя вся в снюсе», — иронизирует Хейди про себя, держа в руках замерзшую упаковку. Что тут скажешь? Хейди веселят подобные мысли, она улыбается, открывает «шайбу» и закладывает снюс за верхнюю губу. Холодок здорово бодрит. Медленно растекающееся по телу наслаждение постепенно заглушает все неприятные голоса, и Хейди чувствует, будто снова обрела контроль над жизнью. Она возвращается к компьютеру и решает пробежаться по присланному Заком списку людей, о пропаже которых было заявлено в последнее время. Вдруг в лесу нашли кого-то из них? Хейди опустошает стакан. Лежащий на стеклянном столе смартфон начинает агрессивно вибрировать.

Звонит Ян.

— Покойника опознали, — начинает он, и Хейди обращается в слух. — Я все тебе отправлю. Встречаемся в офисе часов в семь, хорошо? — Ян спрашивает так, будто на это можно ответить отказом, но Хейди в курсе, что это был приказ. Контроль над жизнью только что взял ЦКП.

28 АВГУСТА, СРЕДА, СААНА

Саана нажимает на кнопку «Отправить». Заявление, обновленное резюме и портфолио с несколькими текстами улетают к потенциальному работодателю буквально ни свет ни заря — сейчас чуть больше восьми утра, это новый рекорд. Саана спускается по лестнице, ведущей на уютную тетину кухню. Привычным жестом она включает кофеварку и берет большую кружку. Должно быть, Инкери уже гуляет — наслаждается свежестью проснувшегося сада. От оставленной у раковины чайной чашечки тянется едва уловимый аромат черной смородины.

Опершись лбом о навесной шкафчик, Саана наблюдает за кофе, меланхолично капающим в кувшин. Кухня постепенно наполняется ни с чем не сравнимым запахом утреннего напитка. Сегодня Саане предстоит пройтись по своим старым текстовым заметкам, чтобы потом превратить их в красивый, убедительный сценарий. Есть еще кое-что, и тянуть с этим дальше никак нельзя. Мамины старые вещи. Саана помнит, что на чердаке хранятся коробки, где Инкери держит то, что принадлежало маме: пожелтевшие книжки, тетради, картины, фотокарточки, что-то из одежды и Саанины детские игрушки. Одним словом, ностальгия, связываться с ними всегда до слез грустно и приятно одновременно. Это случилось так давно, что безутешная скорбь успела стереться до привычной тоски. Мама умерла больше десяти лет назад, и только сейчас Саана поняла, что готова отвезти к себе в Хельсинки хотя бы одну из этих коробок и уже там, почувствовав подходящий момент, спокойно ее открыть. Саана подтягивает шерстяные носочки, наливает в кофе немного овсяного молока и крадется обратно наверх, в гостевую комнату, с которой за лето она успела по-настоящему породниться.

Ближе к вечеру Саана вновь спускается и слышит доносящиеся из кухни приглушенные голоса. Это ужинают Инкери и Харри.

— Увидела, как ты вовсю работаешь, и не решилась беспокоить, — говорит тетя. — Бери тарелку и присоединяйся к нам.

Довольная, Саана щедро наливает себе два черпака душистой ухи и намазывает маслом кусок свежего хлеба. И там, за столом, наблюдая за нежными переглядываниями Инкери и Харри, она понимает, как сильно тоскует по Яну, по возможности быть рядом с ним. Ее внезапно ошарашивает, насколько бессмысленно сидеть здесь, спать одной на узкой кровати, быть гостьей в чужом доме — быть оторванной от Яна. В Хельсинки всегда можно пригреться у него под бочком. Ну, или хотя бы провести время в его компании. Однако после отпуска Ян чуть ли не ночует на работе, так что, даже будь Саана дома, ситуация вряд ли изменилась бы.

Наливая себе еще немного ухи и приправляя ее солью и свежим укропом, Саана краем уха улавливает разговор: Харри толкует Инкери о том, какие места в доме нужно привести в порядок до наступления холодов. Саана смотрит в опустевшую тарелку и понимает: она вернется в Хельсинки раньше, чем планировала.

Чуть позже Инкери решает растопить деревянную сауну. Восхитительные ароматы стелются по влажной траве, и Саана, предвкушая, с наслаждением потягивается неподалеку в ожидании нужной температуры. Сауна готова, и Саана заходит внутрь, надев успевший полюбиться ей полинявший бледно-желтый халатик. На стене видавшего виды крохотного предбанника висит зеркало 1950-х годов в пластмассовой рамке выгоревшего синего цвета. Сколько Саана себя помнит, столько это самое зеркало тут красуется, равно как и обветшалый домотканый половичок. «Пожалуйста, никогда-никогда не меняйтесь», — мысленно заклинает их Саана. Затем открывает дверь и оказывается в долгожданном опаляющем деревянном зное.

ЯН

Белая офисная стена обзаводится, наконец, первыми клочками с информацией по делу. Ян крепит на нее листок: Йоханнес Тапио Ярвинен, 1994 года рождения, умер в 2019 году.

— Что нам о нем известно? — спрашивает Хейди Зака, собравшего для них все, что есть на данный момент: заявление о пропаже человека, дополнительные сведения о пропавшем и его исчезновении, а также информацию о том, какие оперативно-поисковые меры уже были приняты полицией. Ян смотрит на Хейди. Ее глаза устали, белки покраснели. Офис освещен по максимуму, хотя в такое время жизнь есть лишь за парой-тройкой столов. На часах ровно семь. Здание еще не проснулось.

— Числится студентом Метрополии^[13], направление — режиссура кино и телевидения, возраст — двадцать пять лет, в графе «Адрес» указан район Хельсинки Мунккивуори, улица Улвилантие. О пропаже заявили в субботу вечером. Заявление поступило от матери, Марии Ярвинен. В последний раз парня видели в пятницу выходящим из дома. У Йоханнеса есть велосипед. Мать утверждает, что велосипеда нет ни во дворе, ни в подвале, поэтому можем предположить, что на нем парень и уехал.

— А где этот велосипед сейчас? — спрашивает Ян, но Зак лишь качает головой в ответ: не знает.

— Парень договаривался с кем-то о встрече? Или случайно столкнулся? Или действительно запланировал тихое одинокое самоубийство в лесу? — размышляя вслух, Хейди приклеивает на стену карту местности.

— Полицейский, который принял заявление, записал, что Йоханнес ушел 23 августа, в пятницу, с рюкзаком на спине и сказал матери, что вернется в воскресенье. Ему было двадцать пять, учеба еще не началась — шли каникулы. Особых поводов для беспокойства не было, поэтому мать спохватилась уже тогда, когда парень не явился домой в воскресенье, 25-го. Она пыталась связаться с ним, но телефон был выключен. До Йоханнеса так и не удалось дозвониться.

— Выходит, у нас нет никаких свидетельских показаний или какой-то другой информации о последнем вечере Йоханнеса? — уточняет Ян.

— Пока нет, — кивает Зак. — Сейчас пробиваем симку.

— Ну а если он все-таки добровольно ушел из жизни? Предупредил заранее об отсутствии, чтобы никто не лез с расспросами, и спокойно уехал в лес? — рассуждает Ян.

— Тут указано, что, если верить матери, здоровье у парня было в норме, психика — стабильна, он не стремился к саморазрушению и не был подвержен депрессии. Вчера хельсинкские полицейские были дома у пропавшего парня, взяли образец его ДНК с зубной щетки. Этот крошечный кусочек ДНК как раз и показал, что найденное в лесу тело принадлежит пропавшему пареньку, — говорит Хейди.

— То есть теперь у нас на руках труп пропавшего, — констатирует Ян.

— Именно, теперь у нас труп, — бормочет Зак, разворачивая на весь экран карту места, где нашли тело.

С момента подачи заявления прошли считаные дни, а парень уже найден. Ян обдумывает предстоящий тяжелый разговор с родственниками. Вашего мальчика нашли, и мне очень жаль. Конечно, все боятся страшных новостей, однако, пока человека ищут, никто не может отнять у его близких надежду. Но когда поиски заканчиваются, смерть становится реальностью. И надеяться больше не на что.

— У меня есть данные симки, — говорит Зак, прокручивая на экране бесконечный список номеров.

— Распечатаю вам детализацию звонков — номеров, с которыми Ярвинен так или иначе связывался в свои последние дни. Количество разговоров небольшое. На самом деле, их совсем мало.

— Спасибо, — говорит Ян. — А местоположение?

— В последний раз сигнал с телефона Йоханнеса Ярвинена был засечен около Хямеентие^[14] в пятницу в восемнадцать часов.

— С этого и начнем, — сообщает Ян. — Нам нужны свидетели, которые были там в пятницу вечером. Я запрошу еще людей: так мы быстрее прочешем все рестораны, кафе и магазины.

Несмотря на очевидный недосып, Ян чувствует себя на удивление бодрым. Он пытается вспомнить, где находился сам в пятницу 23 августа, и на ум тут же приходит манящий португальский зной. С тех пор прошла целая вечность. Как мучительно осознавать, что в момент, когда он не помнил себя от счастья, находясь в глухом романтическом пузыре с любимой женщиной, чья-то и без того короткая жизнь неожиданно прервалась. Ян почесывает щетину. Офисные жалюзи наглухо закрыты, и потеряться во времени очень легко. Со своего рабочего места Ян видит монитор Зака, вызывающе светящийся в полутьме. Мигающий курсор буксует на одном из телефонных номеров итогового списка. Строчки можно пересчитать по пальцам одной руки. Не исключено, что за некоторыми из них стоит тот, кому известно чуть больше.

ХЕЙДИ

Хейди останавливается у многоэтажки на Улвилантие. Коричневатого цвета, с текстурной штукатуркой — типичная постройка 1950-х. Навевает Хейди воспоминания о ее доме детства. Она поднимается на третий этаж и нажимает кнопку звонка. Мать Йоханнеса Ярвинена открывает дверь, не говоря ни слова, и сразу отходит в сторону, чтобы впустить Хейди. Та спешно разувается и уже в носках следует за женщиной в гостиную.

— Искренне соболезную вашей утрате, — говорит Хейди, сочувственно глядя на женщину.

Беседовать с родственниками умерших — каждый раз испытание. Хейди приходится ужесточиться, дабы не погрузиться в горе женщины. Будь ее воля, извинялась бы за все подряд.

Хейди скользит взглядом по комнатным растениям в гостиной, по лучам света, так красиво заливающим комнату, однако в доме царит печаль: она проявляется в мелочах то тут, то там. Мария Ярвинен стоит на кухне и вопросительно смотрит на Хейди, держа в руках кофейник. Та отрицательно качает головой:

— Нет, спасибо.

Повсюду порядок, но на глаза то и дело попадаются плодовые мушки. Хейди улыбается: однажды она наткнулась где-то на совет вместо этих мушек представлять маленьких летающих феечек. Дескать, эта мысль тут же смягчит ваш гнев. «Не-а», — думает Хейди. В ее случае совет нерабочий: она ненавидит мушек, да и феечек никогда не любила.

— Подозреваете преступление? — робко спрашивает Мария Ярвинен. — Моего сына могли убить? — голос женщины предательски дрожит. Хейди замечает лежащую на столе стопочку бумажных носовых платков и протягивает Марии один.

— Насколько я понимаю, Йоханнес Ярвинен жил с вами, верно? — проигнорировав вопрос, уточняет Хейди. Коридор из прихожей явно ведет в комнату покойного паренька. Надо бы туда заглянуть.

— Верно, жил.

— В последнее время тут бывали его друзья?

— Тут годами никого такого не было. Йоханнес всегда любил одиночество. Компьютер и школа — вот и все, что ему было нужно. Конечно, меня всегда немного настораживала его склонность к уединению. Но как ни пыталась я его расшевелить, придумать какое-то активное занятие — все было зря. А ведь ему уже за двадцать. В итоге я научилась просто любить его таким — ну, как могла, — грустно произносит женщина. — Он жил здесь, чтобы подкопить немного денег, а я и рада была. В Хельсинки очень дорогая жизнь. Можете осмотреть комнату Йоханнеса, если хотите. Я ничего не трогала, там все осталось по-прежнему, как было до…

Женщина не может сдержать слез. Хейди удаляется в комнату Йоханнеса, оставив Марию Ярвинен в гостиной, наедине с ее горем: за спиной слышатся приглушенные всхлипывания.

Комната парня выглядит аскетичной: она почти пуста. На неполных десяти квадратах стоят кровать, большой письменный стол, игровое кресло и шкаф. «Явно пылинки с компа сдувал», — думает Хейди, глядя на стол с водруженными на него двумя большими мониторами. На ум приходит слово хикикомори, «нахождение в уединении». Когда нормальной жизни явно предпочитают жизнь виртуальную. Это явление впервые было официально зафиксировано в Японии, где и получило свое название. Хейди вызывает в памяти все новостные заголовки, касающиеся финских компьютерных затворников. В Финляндии пока не придумали отдельного термина для таких людей. Нужно учитывать, что их же никто насильно не запирает — все совершается по доброй воле. Давление общества и его непомерные ожидания заставляют молодежь прятаться от света божьего, не желая соответствовать предъявляемым требованиям. Хейди разглядывает покоящийся на столе компьютер. Интернет все равно протягивает тебе весь мир на ладошке.

Хейди наклоняется к мусорной корзине. Там одиноко валяется бутылка Pepsi Max. Хейди распахивает дверки шкафа, и ее буквально окатывает ароматом свежевыстиранного белья. У Йоханнеса очень заботливая мама. На рельсе висят толстовки, на полках лежат джинсы и парочка футболок. Хейди натягивает одноразовые перчатки и пытается прощупать заднюю стенку шкафа — ничего. Проверяет карманы джинсов. Несколько скомканных и потрепанных чеков, зажигалка. Смотрит один из чеков: бананы и лапша быстрого приготовления — покупка в магазине K-Market района Тоукола, 20.08.2019. Хейди пробивает точное расположение торговой точки: кажется, она совсем рядом с местом, где учился парень — с Метрополией, а это Хямеентие, 135. Обшаривая очередную висящую толстовку, Хейди нащупывает в ее кармане розовую резинку для волос. Осмотрев резинку, Хейди аккуратно помещает ее в небольшой пластиковый пакет с герметичным замком. На свету заметен зацепившийся за розовую ткань белый волос. Интересно, чей.

На нижней полке лежит пара поношенных кед фирмы Nike. Хейди наклоняется рассмотреть их поближе. «Действую наугад, но вдруг поможет». Так думает Хейди, пока не обнаруживает нечто любопытное: рулончик из денег. Пятидесятиевровые банкноты плотно свернуты и перевязаны тонкой резиночкой. Рулончик тут же отправляется во второй пластиковый пакет. Должно быть, там не меньше пары тысяч. «Так, ясненько, — думает Хейди. — Откуда-то тебе привалило много денег». Хейди усаживается в игровое кресло. На столе покоится ноутбук, который она, разумеется, тоже унесет. Хейди заглядывает под кровать: там частенько делают тайнички, чтобы хранить вещи, не предназначенные для посторонних глаз. Ничего. А вот над кроватью висит постер, и на нем написано: «DJ JJ aka Ярвинен». Диджей, значит. Мальчик-скромняга, выражающий себя через музыку? Хейди берет под мышку макбук парня и возвращается в гостиную.

— На что жил ваш сын? Откуда мог получать деньги? — спрашивает Хейди, стараясь придать лицу максимально нейтральное выражение.

— Стипендию получал и время от времени подрабатывал диджеем. В четверг у него планировалось выступление, по крайней мере, дома он появился лишь под утро. Мы и парой слов перекинуться не успели. Когда он пришел спать, мне нужно было бежать на работу, — отвечает Мария.

— Приходит ли вам на ум еще что-то, чем в последнее время он мог заработать крупную сумму денег?

— Нет, к чему вы клоните? — озадаченно спрашивает Мария.

Хейди решает пока не упоминать о найденном рулончике. Потом они, безусловно, вернут деньги, но сначала стоит изучить отпечатки на них.

— Нам нужно знать, кто был особенно близок с вашим сыном. Может, он с кем-то встречался? — спрашивает Хейди. Ее слова повисают в воздухе, который явно застоялся — комнату давно не проветривали. Хейди становится до боли жаль Марию. Печаль опутала этот дом так, что стала почти осязаемой.

— В какой-то момент Йоханнес еще больше замкнулся в себе, и я решила не надоедать ему расспросами, — рассказывает женщина. — Летом он временами не ночевал дома — говорил, что был у друзей. И когда по клубам ходил. Наверняка и тогда в клубе был, а после, уже утром, домой пришел — так и проспал почти целый день. Йоханнес очень много времени проводил за компьютером. В последние несколько недель он был слегка на взводе и еще настойчивее уходил от разговоров. Но не то чтобы это выглядело как-то подозрительно. Не знаю, могла у него быть и девушка, о которой мне не сообщалось.

— Но о девушке речь все же не заходила? Ну, или о парне. В общем, о ком угодно, кто имел бы светлые волосы. Может, кто-то потом звонил вам, спрашивал о Йоханнесе?

Мария Ярвинен качает головой.

— Вот вы спросили, и я поняла, что не знаю даже имен его друзей. Он никогда ни о ком мне не рассказывал.

— Вы были дома в пятницу, когда Йоханнес ушел? — спрашивает Хейди.

— Была, конечно. Йоханнес ушел где-то в четыре часа вечера, сказал, что собрался с ночевкой к какому-то приятелю. «Пока, мам» — это были его последние слова, — рассказывает Мария, глотая слезы. Ее трясущиеся руки теребят бумажный носовой платочек, скомканный и мокрый.

— Так и сказал — «к какому-то приятелю»?

— Нет, стойте, он сказал «к другу». А что, это важно?

— Пока не могу ничего утверждать, — отвечает Хейди, записывая: Друг?

— Я в том смысле, что мой мальчик, конечно, очень любил одиночество и все такое, но он не был безнадежным или осунувшимся. Я уверена, он никогда бы не стал ничего с собой делать, — говорит Мария, печально глядя на Хейди.

Нужно суммировать то, что известно на данный момент. Итак, Йоханнес не был склонен к саморазрушению, не страдал от психических или физических заболеваний. Просто замкнутый молодой человек с неясным источником дохода. И велосипедом. Сейчас чрезвычайно важно восстановить всю картину перемещений Йоханнеса в его последний вечер. Для пьяного парня дорога от бара до дома может представлять опасность сама по себе, особенно если проходит вблизи воды или просто вдоль берега. Но тело-то нашли посреди леса. Говорят, как аукнется, так и откликнется. Но пытался ли Йоханнес «аукать»? Хейди прощается с Марией. Закрыв за собой дверь, она чувствует, что может, наконец, нормально вздохнуть.

Хейди заводит машину. На улице стало прохладнее, так что теперь салон автомобиля официально освобожден от должности места с кондиционером. Вместо офиса Хейди под влиянием момента решает поехать прямиком к заповеднику. На сей раз она паркуется на Сяюняслахдентие и до нужного места добирается пешком. Обочины дороги украшает буйная поросль, в которой каждое растеньице, несмотря на хаос, стремится вверх, к свету. Хейди уверенно различает лишь сиреневый колючий чертополох. Кажутся знакомыми и мелкие желтенькие цветочки, однако их название все никак не вспоминается.

Песчаная тропинка пуста, никто не идет навстречу. Вероятно, полицейская лента, красноречиво огородившая участок, ускорила распространение слухов о найденном в лесу теле. И о том, что теперь сюда никому нельзя. Да и туристский энтузиазм, должно быть, естественным образом поутих — после таких-то новостей. С чем же в последние мгновения жизни столкнулся Йоханнес? «Среди деревьев с куда большей вероятностью наткнешься на дикое животное, нежели на убийцу», — размышляет Хейди, и мысли о собственном страхе темноты сами лезут ей в голову. Хвойные исполины, устремившиеся в небеса, тихое место, скрытое от чужих глаз. Дом, где выросла Хейди, был построен по соседству с огромным лесом. В детстве она считала деревья своими друзьями, а чащу — местом для грандиозных приключений, однако со временем жизнь обрастала правилами, а лес — фобиями. Не ходи туда затемно, не заговаривай с незнакомцами. Будь осторожна: там водятся волки и медведи… Ее постоянно запугивали этим, хотя в их южные земли ни одна животина не забредала. Маленьких мальчиков, наверно, тоже чем-то подобным стращают? В таких размышлениях Хейди бредет по уже знакомой туристической тропинке.

Медленно продвигаясь по лесу, Хейди старается не смотреть на телефон. Только не сейчас, когда впервые за день вокруг воцарились тишина и покой. Природе ничего от нее не нужно.

Черничные и брусничные кустики, высохшие стебельки и сочные травинки, опавшие листья, хвоинки, пористый зеленоватый мох и молодые деревца рябины. Сломанные ветки, полусгнившие или, наоборот, засохшие, вплетаются в лесной ковер вместе с папоротниками и юными елочками. Дюжие березы вытягиваются в струнку и всей своей черно-белой мощью стремятся ввысь. Идя до места, где нашли труп, Хейди ни с того ни с сего задумывается о зиме и о том, каково это — отправиться в лес засветло, а потом наблюдать за тем, как среди деревьев стремительно растворяются сумерки и скрываются за горизонтом, и ощутить, как внезапно становится не по себе. Так, нужно поторапливаться, пока не стемнело. На обратном пути Хейди придется бороться со временем, бежать с ним наперегонки. Ее пульс подскакивает, сердце бьется как сумасшедшее. Она бы никому не призналась, но в лесном мраке ей всегда видится копошение чего-то живого. Такого, что пожирает растения, оставляя после себя полосы мертвой земли, однако по снегу передвигается бесследно.

Где-то высоко закаркали вороны. Хейди смотрит вниз, думая о Йоханнесе, его велосипеде и этом парке. Ветвящиеся в лесу тропинки изрезаны следами велосипедных шин. Уже виднеется то поваленное дерево и яма под его темным корневищем. Что заставило бы меня по своей воле улечься в эту темноту? Хейди оглядывается по сторонам. Солнечные лучи посверкивают между ветвями, окрашивая теплом живой, дышащий лес. Может, они поспорили на что-то? Или это была такая игра? Хейди переводит дыхание, сидя на мшистом камне под сенью деревьев, затем поднимается и идет обратно — уже по другой дорожке, не по той, которой пришла.

Скоро перед Хейди появляется гигантская ель, раскинувшая свои ветви, словно тяжелые занавески. Отдельные ветки чем-то напоминают щупальца. Дерево в целом выглядит так, будто его кто-то заколдовал. Хейди поднимает взгляд к верхушке этого загадочного великана. К своему удивлению, она краем глаза замечает вбитую в землю маленькую табличку: Picea abies f. Virgata. Ель обыкновенная «Виргата» (змеевидная). Змеевидная, значит. Такая вот прихоть природы, редкая генетическая мутация вполне обыкновенной елочки.

29 АВГУСТА, ЧЕТВЕРГ, СААНА

Вещи собраны и уже вынесены на улицу, и Саана с Инкери решили выпить прощального кофе. Инкери отодвигает в сторону чашечку и протягивает племяннице маленький сверток.

— Спасибо за это лето — и счастливой осени, — говорит она, и Саана тронута до глубины души. Будь ее воля, увезла бы с собой в Хельсинки и тетю, и весь этот прекрасный дом с мансардной крышей. Утерев рукавом слезы в уголках глаз, Саана берет сверток. Внутри что-то тяжеленькое.

— Надеюсь, теперь будем созваниваться почаще, — произносит Инкери во дворе и сжимает Саану в крепких объятиях.

— В смысле созвонимся когда-нибудь? — смеется та. Они с Инкери знакомы целую вечность, и названивать не любит ни та, ни другая. Хотя это лето сблизило их так, как ничто и никогда раньше. — Хотя бы скажи, как соберешься ко мне в Хельсинки, — добавляет она.

Они подходят к машине. Инкери бросает полный ужаса взгляд на Саанины пожитки: коробка с чердака, огромный баул, рюкзак и матерчатая сумка. Решившись, наконец, закинуть баул назад, в багажник старенького «жука», Саана вдруг вспоминает, что там двигатель. Со смехом она принимается запихивать все свое добро на заднее сиденье. Потом возвращается в дом — не забыла ли чего? — и снимает с вешалки в прихожей исландский шерстяной свитер: она уже давно настроилась увезти его с собой. Он мамин. Натянув свитер, Саана заруливает на кухню, чтобы глотнуть воды. Вдруг звонит телефон. Номер незнакомый, и беззаботность тут же покидает Саану. Она говорит вежливо и чересчур бодро, на что в ответ неожиданно получает приглашение на собеседование утром в пятницу.

Камушки с хрустом поколачивают дно грохочущего «жука», пока Инкери едет по грунтовой дороге к неказистому хартольскому автовокзалу. Саана наблюдает за тем, как сухая трава золотится в лучах августовского вечернего солнца, и ее захлестывает тоска. У Сааны целую вечность не было такого восхитительного лета, как это, проведенное у тети. В автобусе она открывает тот сверток: в руке оказывается прохладный гладенький камушек, а к нему приложена записка, где витиеватыми тетиными буквами выведено:

Любимой племяннице

Лунный камень даст тебе возможность почувствовать магическую силу луны. Это женский талисман, умножающий интуицию той, кто его носит. Он способен усмирить беспокойство, а также пробудить подсознание и развить эмпатию. Лунный камень — талисман духовных путников, проводник по внутренним мирам. Он усиливает энергию любви и помогает в начинаниях.

Следующее новолуние — 30 августа.

Для начинаний, да? Саана сжимает камушек в кулаке. Пока они едут, он постепенно нагревается до температуры ее тела. В автобусе Саана отправляет Яну сообщение: «На пути в Хельсинки!»

Мысли о мужчине вызывают мечтательную улыбку. Каждые несколько километров Саана бросает быстрый взгляд на экран телефона, однако новых сообщений от Яна нет и нет. Наверное, работа опять пожирает все его время. Расследование становится во главу угла. Саана смотрит в окно, наблюдая за тем, как Хартола мало-помалу сменяется Хейнолой, потом идет Лахти и, наконец, Хельсинки. Около «Призмы»^[15] в Виикки Саана понимает, что ей одновременно радостно и страшно. Она вернулась в исходную точку, но теперь все по-новому. Сценарий для подкаста, собеседование на работу и даже парень — хотя конкретно в таких формулировках они это и не обсуждали. Ян. Шикарный мужчина, возникший в ее жизни из ниоткуда. Они знакомы-то всего ничего, но между ними творится настоящая магия. И Саане не терпится увидеть, к чему все это приведет.

СЕССИЯ № 2

Вторая сессия. На пустой странице Кай ставит дату и проводит под ней черту. Со вступлением в силу Общего регламента защиты персональных данных^[16] все немного усложнилось, и даже к записям в блокноте отныне нужно подходить творчески. Имен он не пишет — разве что инициалы. Кай размышляет над тем, какое «блокнотное» имя дать девушке. Клиентка, мисс Н., пишет он в итоге.

— Как ты оцениваешь свое состояние по шкале от одного до десяти? Допустим, десять — это просто прекрасно, а единица — угнетенное состояние, усталость, — спрашивает Кай, усаживаясь на стуле поудобнее. Сегодня он во что бы то ни стало постарается не допустить тех кошмарных пауз.

— Шесть, sex^[17], — сообщает девушка, не глядя на Кая.

Кай игнорирует возможный намек на что-то еще, кроме самого числа. Он привык ко всему. Случаи, когда во время терапии клиент стремится очаровать своего врача или влюбляется в него, довольно типичны. Однако подобные чувства, как правило, не имеют ничего общего с реальностью: клиент просто наделяет терапевта необходимыми ему чертами. Можно представить себе эмоциональную бурю в душе человека, которого внезапно заметили и услышали. Когда он получил ответы, которые, возможно, ждал всю жизнь. Иногда Кай выступает в роли взрослого и вылепливает клиенту границы из этих едва обретенных очертаний, а иногда играет роль добряка-утешителя, но чаще всего он просто зеркало.

Кай рассматривает длинные черные волосы девушки: сегодня они заплетены в две косы. Мисс Н. снова лежит на кушетке в обуви, и Кай снова решает не делать ей замечание. Вдруг сегодня она не станет молчать, как тогда? В этот раз на девушке красное платье. Черные кружева бюстгальтера то и дело высовываются из-под выреза — их почти не видно, но это лишь подстегивает воображение. Кай резко отводит взгляд и принимается с нажимом обводить букву «Н».

— Что это за мир такой, где смертельно больные, но психически здоровые люди отчаянно хотят жить, а физически здоровые, но психически больные отчаянно хотят умереть? — неожиданно спрашивает девушка, с вызовом глядя на Кая.

— А сама ты как думаешь? Какой он? — Кай возвращает ей вопрос.

— Странный, — говорит девушка. — Думаю, мир, в котором мы живем, странный.

Кай кивает, пытаясь невербально подтолкнуть ее к продолжению.

— Почти все, кого я знаю, переживают из-за климатических изменений, из-за того, что мы стремительно движемся навстречу каким-то катаклизмам. Все указывает на то, что такими темпами планета скоро погибнет. Было бы приятно иметь причину поверить в способность человека менять свои привычки и в то, что экономика перестроится и начнет работать с оглядкой на будущее, а не выжимать все соки из настоящего.

Кай записывает в блокнот: экотревожность, остальное конспектировать не спешит. Если б он только знал, какими волшебными словами можно избавить человека от страха перед экологической катастрофой, уже пустил бы их в ход. Но от слов мало толку — планету спасут только поступки.

— И каковы же, по-твоему, мы, люди? — спрашивает Кай.

Девушка пожимает плечами.

— Не так уж и часто я сталкивалась с действительно добрыми людьми.

— Я здесь ради тебя. Может, расскажешь об этих людях? — спрашивает Кай, даря девушке ободряющую улыбку.

Она смотрит на Кая своими огромными глазами так, будто что-то лихорадочно просчитывает в уме, однако ничего не говорит. Либо не хочет отвечать, либо не может.

— Хочешь, поговорим немного о твоей семье? Она большая? — спрашивает Кай, не давая беседе пробуксовывать.

Девушка на кушетке немного шевелится.

— Нет, только я и мама. Отец исчез, когда мне было пять — с того момента мама растила меня одна. Мне всегда было довольно одиноко.

— То есть мама — твой самый близкий человек? — спрашивает Кай.

Девушка садится и оправляет платье, оттягивая его вниз.

— Нет. Ближе всех была бабуля. Самая любимая, самая нежная — ну, все такое. Но бабушка с дедушкой давным-давно умерли. Знаете, как бабуля меня называла? Le pauvre petite, бедняжечка, — к удивлению Кая, продолжает девушка. — Я всегда была из тех суровеньких детишек, которым незнакомые дяди и тети рекомендуют по жизни побольше улыбаться, — говорит она.

Кай поощряет рассказ кивком.

— Наверняка вы и сами знаете, как это бесит.

Кай усмехается. На какую-то долю секунды он готов поддаться искушению поболтать с мисс Н. просто так. То есть поделиться чем-то личным, рассказать о том, что он в детстве тоже носил на лице всю мировую скорбь и что это не обязательно должно что-то значить. Не всем же улыбаться. И все-таки Кай молчит, ведь в задачи психотерапевта не входит рассказ о себе. О своем «я» лучше на время забыть.

— В детстве я мечтала заболеть, — говорит девушка. — Чтобы целыми днями лежать, сморкаться, смотреть телик — а все вокруг тебя бегают, заботятся. Но когда мне становилось по-настоящему плохо, надежды разбивались о реальность. Не было никого, кто ухаживал бы за мной. Меня приучили со всем справляться в одиночку, потому что мама у меня не то чтобы — как их там называют? — гиперопекающий родитель.

Кай кивает и дает возможность немного передохнуть в тишине.

Прикрыв глаза, девушка массирует шею. Размышляет.

— Помню случай, когда я сидела в шкафу. Мне было где-то девять, и я думала о смерти. Помню, додумалась до того, что смерть — это конец всего. Конец ежедневной тягомотины с этими походами в туалет, едой, играми, домашкой, болтовней, смехом, чисткой зубов, умыванием, толкотней в магазинах, просмотром новостей и прочих передач. Смерть — это конец бессмертия, конец всех планов и верований. Вселенная, время и всякие измерения тоже исчезнут. Для человека смерть — это конец всего. Стоп. Получается, это работает и в обратном направлении и со смертью исчезает также прошлое с его воспоминаниями и знаниями. Да что это все вообще такое? Вот о чем я думала, когда сидела в шкафу.

Девушка замолкает, а Кай записывает в блокнот: склонна к размышлениям, копает глубоко. Хорошо, что наконец заговорила.

— Удалось выспаться? — спрашивает Кай.

Девушка качает головой.

— Может, тебе не дает покоя какая-то мысль, которая крутится в голове и мешает заснуть? — продолжает Кай.

Девушка массирует виски.

— От усталости мои мысли путаются.

— Твои сны хорошие или тебе снятся кошмары?

— Я вообще не помню снов. Либо я не вижу их совсем, либо в них есть то, что лучше не запоминать, — отвечает девушка.

Кай бросает едва заметный взгляд на свои наручные часы. Хорошо бы уже закругляться и подводить разговор к логическому завершению. Воцарившаяся в кабинете тишина предоставляет для этого отличную возможность.

— Спасибо, — решительно говорит Кай. — На сегодня у нас все. Пожалуйста, береги себя.

Кай не поднимается со своего места: нужно дождаться, когда девушка встанет с кушетки и сама пройдет к выходу.

Кабинет опустел, однако в нем повис едва уловимый приторно-сладкий цветочный аромат — парфюм мисс Н. Кай разглядывает из окна многострадальный клен и не может разобраться, какое эмоциональное послевкусие оставили в нем слова этой девушки. Неужели у него опускаются руки? Хотя как, черт возьми, вселить в эту девчушку веру во что-то хорошее, если вот вышла она из кабинета — и снова сама по себе?

Хотя мисс Н. даже о горьких и печальных вещах говорит с каким-то потрясающим спокойствием. Возможно, у нее нет человека, с которым было бы безопасно вести такие беседы по душам. Возможно, девушка создала себе ложное «я», такую мисс Н., которая всем приятна и всеми одобряема. Ложное «я» наделено одними лишь положительными чертами: оно доброе, послушное и жизнерадостное. Однако подобные сценарии ничем хорошим не заканчиваются, потому что человек привыкает к этому актерству, к двойственности. Привыкает для всех быть умиротворенным, а глубоко в душе изнывает от беспокойства. Изнывает от всего того, что не принято демонстрировать прилюдно.

Но есть и кое-что еще. Кай потирает виски и чувствует, как в сознании постепенно обосновывается неприятное ощущение. Тревога. Глядя на кленовые листочки, гипнотически подрагивающие на ветру, Кай понимает: он чего-то ждет. Да, с нетерпением он ждет следующей встречи, очередной порции сведений об этой своеобразной, робкой особе. В то же время Кай осознает, что боится. До ужаса боится той минуты, когда девушка впервые расскажет ему нечто жуткое — то, о чем он предпочел бы никогда не слышать.

ЯН

— На здоровье, — и Йона кладет трубку.

Теперь дело официально передано Яну. Его интересует, по какой причине Йона так вцепилась в это расследование. С другой стороны, она тут без году неделя, и на первых порах такая активность может здорово укрепить позиции начальницы. На ум тут же приходит прежний босс, который был во многом ее противоположностью по инициативности. Ян бы и под дулом пистолета не занял должность Йоханны Ниеминен: неси за все ответственность, а в ответ получай мелкие сомнительные привилегии и не расслабляйся, ведь тебе в затылок уже дышит толпа недоброжелателей.

Зак стоит у стены с материалами по делу.

— Я собрал все, что мы знаем об этом Йоханнесе Ярвинене, — сообщает он. — Коренной житель Хельсинки. Только перешел на третий курс в Метрополии. Сейчас выясняем, кто из школы контактировал с Йоханнесом перед его смертью.

— Ездила к его матери — выглядит нормально, ну, если не учитывать траур, конечно. Зак, это тебе на десерт, — подхватывает Хейди и протягивает Заку ноутбук. — Йоханнес действительно жил с матерью, и она не смогла назвать ни одного его друга. Чисто по рассказам сложился образ вечно сидящего у компьютера застенчивого парня, которому неплохо живется без людей. Однако время от времени он подрабатывал диджеем под псевдонимом DJ JJ aka Ярвинен — так было написано на постере в его комнате. Вечером перед смертью он не был дома — скорее всего, выступал.

— Понял. Тогда нужно выяснить, где проходило это выступление, — отвечает Зак. — Увлеченные техно-музыканты иногда неплохо зарабатывают такими вылазками, это могло бы объяснить те деньги. Я изучу содержимое ноута. Возможно, в реале у него и не было друзей, но есть еще игры и прочие прелести активной сетевой жизни.

Ян и Хейди подходят к стене, разглядывая разворачивающееся перед ними полупустое поле боя.

— А это? — коротким ненакрашенным ногтем Хейди указывает на фото с изображением серебряного украшения. Подвеска в форме перевернутой восьмерки.

— Было у парня на шее. В принципе, это все, что было при нем. Украшение со знаком бесконечности, — Зак копается в бумагах. — Отпечатков на подвеске не было.

— Даже пальцев самого парня? — удивляется Ян.

— Такое украшение может быть связано с девушкой или парнем? — спрашивает Хейди, пролистывая стопку бумаг. — Тут ни слова об отношениях, мать тоже была не в курсе. Сплошной знак вопроса.

Зак качает головой.

— Ну, такие сведения нам пока не поступали. Нужно порыться в компе и социальных сетях.

— В одном из карманов толстовки Йоханнеса я нашла резинку со светлым волосом. А Йоханнес был шатеном вроде бы, — добавляет Хейди.

— А с наперстянкой что? — спрашивает Ян. — Может, название цветка или его символика могут нам что-то подсказать?

В ответ — гробовое молчание. Хейди и Зак отошли каждый к своему столу, чтобы как следует изучить новые улики.

— Ладно, до этого я пока не добралась, — спустя пару секунд говорит Хейди и, хорошенько оттолкнувшись, отъезжает от стола на кресле с колесиками.

— Кстати, вы знали, что наперстянка смертельно ядовита?

ЙЕРЕМИАС

Лицо Йеремиаса ласкает мягкое августовское тепло. Вечернее солнышко еще пригревает. Вокруг спокойствие и благодать — какой удивительный контраст с тем, что творится на душе у самого Йеремиаса! Вот уже несколько дней его не отпускает странное, мучительное чувство, хотя думать и чувствовать ему как раз не надо: надо действовать. Деревянные мостки, ведущие к небольшому островку, купаются в шелесте тростника. И куда же, спрашивается, подевались все овцы? Йеремиас задумчиво смотрит на небо. Нет, правда: зачем было называть остров Ламмассаари Овечьим островом, если там ни одной овечки?

Йеремиас наблюдает за тем, как тонюсенькие, будто сотканные из дыма и сладкой ваты, облака лениво растянулись на закатном лилово-оранжевом небосводе. Это прекрасно до боли. Черт. Хельсинки может быть поистине восхитительным, нужно лишь находить правильные места и уметь по-настоящему впитывать их прелесть. Вот сейчас, например, ничего не выйдет. Он просто не может ничем наслаждаться. Страх сделал его каким-то расхлябанным, и все вокруг словно накрылось стеклянным куполом — ни до чего теперь не дотронуться.

Йеремиас останавливается. Лишь дав телу возможность замереть, он прислушивается к себе и осознает, насколько устал. В висках пульсирует кровь, в ушах шумит, в руках дрожь. Он живет на пределе уже много дней. Он сходит с ума от беспокойства и выжат как лимон. Удары сердца отдаются чуть ли не в горле. На какое-то мгновение единственным желанием Йеремиаса становится просто свернуться где-нибудь в позе эмбриона. И закричать.

Но это бессмысленно.

Мозг приказывает ногам продолжать идти — и ноги подчиняются. Солнце уже низко, тени от тростника театрально покачиваются на столбах и сваях. Деревянные мостки перестают казаться реальными, в них тоже какая-то загадка. Йеремиас останавливается еще на пару секунд — слушает шелест бурьяна. Кажется, этим зарослям нет конца и края. На многие километры вперед и назад не видно ни души. Йеремиас смотрит на время: 19:23. Он продолжает идти. Сложно сказать, каково ему. Страшно? Больно? Ну, ему точно не по себе. Словно загнали в угол и вывалили все сразу, а ему теперь с этим жить.

Вдруг где-то слышится щелчок. Йеремиас лихорадочно оглядывается по сторонам. Вокруг по-прежнему никого. Полые стебли продолжают свой шелестящий танец. Йеремиас еще ненадолго затихает. Неужели в траве что-то происходит?

Вскоре перед глазами вырастает деревянная смотровая площадка. Он буквально взлетает на нее — лишь бы подальше от проклятых зарослей. Отчаянно хочется почувствовать простор, окинуть взглядом панораму. Ему осточертело со всех сторон натыкаться на траву. С площадки видны даже далекие поля. И в этот момент ушей достигает странный звук, словно кому-то вздумалось сыграть ноту на рожке или гобое. Может, они тогда про это говорили? Йеремиас пристально вглядывается в раскинувшийся пейзаж. Выпь? Должна быть неподалеку, однако ничего похожего тут не видно. Выпь обычно прячется в траве и издает такой звук, как будто резко подули в бутылку. Гудение, нет, гул — Йеремиас пытается правильно подобрать слово. Может, птица — это знак?

Звук прекращается. Йеремиас достает из кармана телефон. Новых сообщений нет. На встроенную камеру он снимает коротенькую пейзажную зарисовку, уделяя особое внимание колыханию травы на ветру, и отсылает файл брату. Затем кладет свой «Самсунг» обратно в карман джинсов и любуется небом. Сверху доносится кряканье. Темная крикливая стая сотен гусей прорезает воздух, выстроившись изящным косяком. Кажется, птицы интуитивно понимают, в каком порядке лететь. Лишь одна движется в своем странном темпе, постоянно выбивается, будто не собирается подстраиваться под остальных. «Собрат по несчастью», — думает Йеремиас и разворачивается, чтобы спуститься обратно.

Мало-помалу бесконечные травы расступаются, начинает проглядывать огромное поле. Прямо по курсу — темно-зеленое пятно Ламмассаари. Какие-то пара сотен метров — и мостки уведут его в лесное царство. Йеремиаса отвлекает некстати развязавшийся шнурок. Приходится остановиться и завязать. Заодно и на время посмотрит: 19:28. Оно словно замедлилось. Беспощадная усталость превращает все в липкие, непроходимые дебри.

Вдали слышатся чьи-то приглушенные голоса. Вздрогнув от неожиданности, Йеремиас пытается рассмотреть говорящих. От острова в его направлении бодро вышагивают две женщины. Лишь когда две пары ног, обтянутые тренировочными трико и обутые в яркие кроссовки, оглушительно трескуче проносятся мимо, Йеремиас приподнимается и снова с опаской оглядывается по сторонам. Никого, можно идти спокойно.

Так, обычным вечером обычного четверга этот парень настойчиво пробирается к Ламмассаари, пока не оказывается под мрачной сенью деревьев. Солнце уже растеряло остатки былой яркости, и закатное небо полыхает оттенками алого, окрашивая теплом стремительные воды Ванханкаупунгинкоски, район Арабианранта, поля Виикки и силуэты многоэтажек. В этот спокойный вечер движение рождают разве что подрагивающие на ветру шелковистые тростинки.

30 АВГУСТА, ПЯТНИЦА, ЯН

По прибытии в офис Ян понимает, что его любимый, чуть ли не именной, стул заняла Йона. Недовольный, он подходит к своему столу, снимает со спины рюкзак и швыряет его на диванчик, пристроившийся сбоку.

— Итак, каков план? — интересуется Йоханна Ниеминен, подъезжая к центру комнаты на офисном стуле Яна, не вставая с него. За перемещением начальства Хейди наблюдает, чуть склонив голову набок.

Зак подходит к стене с материалами и оборачивается, чтобы обменяться взглядами с коллегами. Волосы его спутаны, но джинсовая рубашка застегнута на все пуговицы и очки тоже на месте, как и всегда. Ян не уверен в том, что Зак сегодня ночевал дома.

— Я покопался в компьютере Йоханнеса и его профилях в социальных сетях. Все странички созданы для его диджейского альтер эго, и на них почти ничего не происходило. Йоханнес — человек чрезвычайно неприметный, у него мало подписчиков, мало активности.

— И все? — уточняет Йона.

— И все, — отвечает Зак и садится за стол. — Это если не влезать в дебри. Но дебри, конечно, были, и ноутбук использовался для многого другого. У парня установлен «Тор»^[18], через который он регулярно посещал «Сипулимаркет»^[19]. Думаю, я не сильно преувеличу, если скажу, что в последние месяцы Йоханнес был как-то задействован в торговле наркотиками через даркнет. Правда, подробностей у меня пока нет и, боюсь, из-за «Тора» докапываться до следов тут можно месяцами.

— Понял, спасибо, — говорит Ян. — Это тоже могло бы объяснить найденные у парня деньги.

— Еще я прошелся по карте заповедника и задумался над тем, как именно покойный добрался до того места. Он мог прийти со стороны Ламмассаари, Виикки или «Херттониеми», — сообщает Ян. — Предположим, Йоханнес ехал на велосипеде и на нем же добрался до места. Есть вероятность, что велосипед удастся найти.

— Я смотрела, какие пятничные тусовки проходили неподалеку, и вот что нашла, — говорит Хейди, демонстрируя всем страничку мероприятия в «Фейсбуке».

— Isle of Sheep^[20], — зачитывает вслух Ян.

— Это такая ежегодная тусовка на Ламмассаари, — просвещает Хейди.

Спустя двадцать пять минут Хейди возвращается в офис, крепко сжимая в руке телефон.

— Я вышла на очень полезного человека, он один из организаторов. Мероприятие обычно длится с четырех часов вечера до часа ночи. Вечеринка проходит в избе Похъёлы^[21], в самом сердце Ламмассаари, и на время вся прилежащая к дому территория превращается в фестивальное пространство, — рассказывает Хейди. — Камеры наблюдения там никто не устанавливал, так что в техническом плане та тусовка нам не особо помогает и Йоханнеса мы нигде не увидим. Но организатор пообещал связаться с фотографом мероприятия, чтобы мы просмотрели все снимки того вечера. Еще посоветовал покопаться в «Инстаграме»: по тегу #isleofsheep может найтись что-нибудь полезное.

— А что это вообще за мероприятие такое? — спрашивает Ян. Название он уже где-то слышал.

— Танцевальный вечер, со сценой для выступления и всем таким, — улыбается Хейди. — Там даже танго исполняют. И как я могла не знать о нем?

— Неужели пошла бы? — изумленно спрашивает Ян.

— Я не танцую, но на таких вечерах всегда какое-то особенное настроение. На маленьких островах своя атмосфера. Живая музыка, темные августовские сумерки, фонари и полуночная прогулка до материка по деревянным мосткам. Участникам настоятельно рекомендуют прихватить с собой фонарики.

— Я свяжусь с фотографом — посмотрим, мелькнет ли где-нибудь Йоханнес, — обещает Зак.

Красное кирпичное здание Метрополии со стороны кажется удивительно тихим. Обед уже подходит к концу, когда Ян и Хейди въезжают на университетский двор. Хейди ставит машину на сигнализацию, и они спешат ко входу. В вестибюле их встречает преподаватель кафедры кино и телевидения. Ян и Хейди молча следуют за ним в одну из пустых аудиторий. Преподаватель придвигает к себе стул ближайшей из парт. Ян смотрит поверх мужчины: из окна аудитории открывается потрясающий вид на водопад Ванханкаупунгинкоски.

— Мне жаль говорить об этом, но Йоханнес Ярвинен, ваш ученик, на днях был найден мертвым, — начинает Хейди.

Мужчина сникает: его замешательство тут же сменяется печалью. Очевидно, мама Йоханнеса пока не в состоянии рассказывать всем о случившемся.

— Чем я могу помочь? — спрашивает преподаватель, растерянно водя рукой по лысине. На нем футболка и шорты. Его доброе лицо одновременно выражает любопытство и грусть. «Вполне сошел бы за студента», — думает Хейди, наблюдая за реакцией мужчины на новость: он принялся ходить туда-сюда по аудитории. Хейди смотрит на жесты — печаль пополам с шоком — такие сложно подделать. О смерти Йоханнеса еще не написали в СМИ. Хейди понимает, что действовать нужно быстро.

— Когда вы в последний раз его видели? — спрашивает она.

— Осенний семестр начался на прошлой неделе. Студенты возвращаются с каникул, постепенно начинаются занятия. Насколько я помню, Йоханнес Ярвинен появлялся здесь где-то в начале недели, во вторник, 20-го числа. У третьекурсников по плану была лекция, связанная с дипломным проектом, про методы исследования. После этого я на него не натыкался. У них пока толком и занятий-то нет. Одни проходят практику, другие заняты дипломом.

— А однокурсники? С кем из студентов дружил Йоханнес? — спрашивает Хейди.

— В таких вопросах проку от меня немного, я Йоханнеса почти не знал. Он был таким тихим, но в то же время беспокойным, на пары ходил когда вздумается. Был задействован в документальном проекте — он и еще двое студентов. Эта троица летом брала университетское оборудование, чтобы как следует поработать. Кстати, вернуть технику они обещали именно сегодня, но что-то я никого не вижу.

— Где они могут быть? — спрашивает Хейди. — Почему ни один из участников проекта не появился в университете?

Преподаватель смущенно отвечает:

— Как я уже сказал, я плохо их знаю. Но есть человек, с которым вам будет полезно поговорить.

СААНА

Саана снова заглядывает в телефон: решает перепроверить адрес. Переулок Конепаянкуя. Перед ней возвышается огромное офисное здание. В наушниках играет Джей Рок и его Win — единственное, что способно настроить на нужный лад перед долгожданным собеседованием. Саана проходит в чистенький вестибюль и пытается взглядом отыскать лифты. Поднимаясь, она оглядывает себя в зеркалах кабины. Волосы висят как-то грустновато, Саана слегка взбивает их, собираясь с духом перед встречей с целой кучей незнакомых людей. Лифт останавливается слишком скоро, и взволнованная Саана оказывается в светлом и просторном офисе открытого типа. Сняв жакет, она начинает искать ту, с кем они договаривались о собеседовании.

— Добрый день! — раздается бодрый голос откуда-то слева, и Саана тут же придает своему лицу более жизнерадостное выражение.

— Здравствуйте, — говорит Саана, ожидая указаний. И вот она уже держит в руках чашечку кофе и следует за начальницей, облаченной в свободное платье из невесомой фиолетовой ткани, в маленькую переговорную со стеклянными стенами.

Собеседование продлилось час — Саана чувствует, что ее напряжение как рукой сняло. Они поднимаются со стульев и направляются к выходу. Начальница улыбается и говорит:

— Было приятно поболтать. Здорово, что вы смогли так быстро подъехать. У нас появились новые заказчики, и потому возникла нехватка толковых копирайтеров. Я уже получила рекомендации от вашего бывшего работодателя.

Саана смущенно улыбается в ответ и вспоминает того босса. Остается надеяться, что он не побил все рекорды честности, а сумел похвалить. Собеседование прошло гладко, и теперь место в агентстве коммуникаций кажется очень даже заманчивым, без шуток.

— Я была бы рада принять вас в нашу команду, — ошарашивает Саану начальница. На лице той читается явное замешательство.

— Я п-правильно понимаю, что?..

— В общем, добро пожаловать, — добродушно говорит начальница.

Саана вспоминает весну, которая вымотала ей все нервы, вспоминает, как оказалась без работы. Вряд ли кто-то из бывших коллег представлял, как она себя чувствовала на самом деле, как выбивалась из сил. Саана боялась прослыть слабачкой и потому сочла за лучшее помалкивать обо всем этом.

— Не нужно так удивляться. Вы отлично пишете, к тому же это временная ставка. Да и работы у нас на частичную занятость, только три дня в неделю. Если ничего не смущает, мы вам рады. Как по мне, можете начинать хоть в понедельник, — говорит женщина, а Саана уже на седьмом небе от счастья.

Новую работницу проводят дальше по офису, показывают, где она будет сидеть. Пустой белый стол, ноутбук, монитор и стул-седло.

— Можешь ненадолго остаться? Я подумала, тебе было бы неплохо встретиться сегодня с нашим менеджером по работе с клиентами, как раз успеете пересечься, — говорит начальница и куда-то спешно уходит.

Все еще слегка ошарашенная, Саана садится на стул и оглаживает рукой белую поверхность стола. Такой чистый. Саана в два счета устроит бардак на этом столе. Она смотрит по сторонам: около нее еще три рабочих места, которые сейчас пустуют. На соседнем столе валяется рюкзак и стоит фотография маленькой рыжей девчушки-кривляки.

Пригубив кофе, Саана чувствует, как остатки напряжения превращаются в изумление, а оно — в чистую радость. Она получила работу! Ее взгляд блуждает по светлому, просторному офису. В мыслях она, паникуя и гордясь одновременно, снова и снова прокручивает название своей должности и как бы представляется всем подряд. Саана Хавас, специалист по связям с общественностью. Приятно познакомиться. Чуть поодаль обозначилась какая-то компания: все столпились вокруг рослого мужчины. Теперь это ее коллеги. Саане плохо слышно, о чем идет речь, однако, судя по лицам, случилось что-то очень плохое. Рослый мужчина опять неразборчиво говорит, и миниатюрная блондинка тянется его обнять. Обсуждение в самом разгаре. Мужчина достает мобильный и что-то всем показывает. Какая-то новость? Саанино любопытство зашкаливает, но она не решается подойти и еще какое-то время наблюдает за коллегами с безопасного расстояния, после чего поворачивается к рабочему ноутбуку. Оказывается, Саана успела забыть, как работать на чем-то, кроме «мака».

Через полчаса ее представляют менеджеру по работе с клиентами, от которого незамедлительно поступает первое задание: к понедельнику написать материал для заказчика из продовольственного сектора. Саане не терпится увидеть подробности.

Тема: презентация нового продукта.

Суть сообщения: линейка популярных крем-сыров пополнилась сыром с оливками.

Саана в сотый раз перечитывает задание и просматривает информацию о продукте от производителя. Она ни разу в жизни не писала о чем-то настолько конкретном. В груди шевельнулась легкая тревога. Ей нужно умудриться родить корректный и захватывающий текст о крем-сыре. Да что о нем скажешь-то? Так, нужен небольшой перерыв на размышления. Саана открывает «Фейсбук» на телефоне. Лента новостей пестрит рекламой и постами людей, с которыми Саана едва знакома. Дни рождения друзей и приятелей, группы по переработке мусора и приглашения на мероприятия — вот ради чего она до сих пор в «Фейсбуке».

Саана переходит на страничку теперь уже своего коммуникационного агентства: любопытно узнать имена коллег и поизучать их фото. Тем временем ее подсознание уже подготовилось к сырному вызову и начинает рождать идеи. А что, если крем-сыр будет «навевать мысли о Средиземноморье», а новинка поразит всех своей «свежестью»? Крем-сыр — словно сливочное дуновение средиземноморского ветерка на финском столе. Ну, как вариант. Записав на телефоне про сливочное дуновение, Саана начинает посмеиваться, однако вскоре останавливается: еще не хватало, чтобы ее приняли за сумасшедшую. Новая работница, которая хохочет себе под нос, а в присутствии других набирает в рот воды.

Саана решает выпить еще кофейку и уйти домой. В офисе пусто и тихо. Ее работа официально начнется в понедельник — сердце стучит как бешеное. Она перепила казенного кофе или просто заблаговременно готовит почву для очередного стресса? Конечно, провалиться в первый же день было худшим, что могла представить Саана. Что может быть позорнее? Саана достает из шкафчика чашку и дает кофемашине приготовить ей кофе. Напиток готов — и Саана чуть не врезается во внезапно выросшего за спиной человека.

— Извините, — смеется она, с облегчением заметив, что катастрофы удалось избежать.

— Да ничего, — улыбается рослый темноволосый мужчина. — Ты же не знала, что я любитель подкрадываться. Я так тихо передвигаюсь, что народ аж подскакивает, когда внезапно замечает меня.

— Тогда ладно, — развеселившись, улыбается в ответ Саана, не до конца уверенная, что смех тут вообще уместен.

Этот кареглазый подтянутый мужчина мало чем напоминает типичного ниндзя из Сааниного воображения. На нем футболка и джинсы. Длинные волосы собраны сзади в небрежный пучок. «Man Bun^[22]», — думает Саана. «Пучок» делает веселую гримасу, выдающую ямочки на щеках, и Саане он кажется мальчишески милым.

— Самули, больше известный как Чувак в шерстяных носках, — представляется мужчина.

— Саана, я тут новенькая, и официально еще даже не работаю, — говорит Саана и смотрит вниз, на ноги мужчины: обуви нет. Он и впрямь в одних шерстяных носках.

— Ну, добро пожаловать, — говорит он. — Похоже, мы с тобой сидим по соседству. Я здесь графический дизайнер, — вежливо договаривает он, хотя мыслями совсем далеко.

Вернувшись со свежим кофе на рабочее место, Саана снимает блокировку со смартфона. Новое сообщение от Яна в «Ватсапе»: «К тебе или ко мне?» Саана моментально обмякает и начинает пялиться в потолок. У нее уютнее, но у Яна круче и кровать больше. Мысль о встрече с Яном так и дразнит ее. Саана думает, чем бы им полакомиться в этот раз, но как назло не вспоминает ни одного оригинального рецепта. Все незатейливые блюда, которые она наловчилась готовить быстро и с закрытыми глазами, Ян уже пробовал. Наверное, это намек на то, что пора переходить к следующей ступени: увидеть другого человека таким, каков он есть на самом деле. И вот она, правда: Саана — женщина, в боевом арсенале которой ровно три рецепта. Отменный едок, плохая повариха. С другой стороны, Ян не выказывал особого интереса к этой теме. И вообще, для кулинарных экспериментов в их отношениях просто не остается места: им достаточно друг друга.

«Может, сначала где-нибудь поедим? По пицце, например? Отметим то, что я нашла работу!!!» Отправив сообщение, Саана допивает кофе. Она снимает с вешалки жакет и направляется к лифтам. Оказывается, там какое-то небольшое стихийное собрание.

— Странно это все, конечно. То есть не отвечает ни на звонки, ни на сообщения?

— А друзьям его ты звонил?

Саана различает в толкучке Чувака в носках, Самули: тот выглядит так, будто он сбит с толку и прямо-таки в панике. Саане хочется узнать, кто именно не отвечает и что вообще происходит, но она еще не в тех отношениях со всеми этими людьми, чтобы с разбегу вмешиваться в их дела.

Поэтому Саана просто нажимает кнопку вызова лифта и замирает в ожидании. Легкая улыбка не сходит с ее лица. Получила работу — еще и так быстро. Она только-только начинает осознавать это. Саана заходит в кабину лифта и вздрагивает от неожиданности, когда рука Чувака в носках в последний момент появляется между дверями.

— Мне нужно уйти. Передайте остальным, что мне правда было нужно, — кричит Самули оставшимся за его спиной людям и вбегает в кабину. Он очень расстроен.

— Что-то случилось? — робко спрашивает Саана, глядя прямо на мужчину, в глазах которого сейчас причудливо сочетаются доброта и страшная взвинченность. Кажется, еще чуть-чуть — и он расплачется.

— Мой младший брат… — начинает Самули. — Никто не знает, где он.

Самули беспокойно поглядывает на экран телефона. Ей бесконечно жаль его, но она не знает, как это показать.

— Будем надеяться, что все образуется, — это все, на что ее хватает. — Скажи, если я могу чем-то помочь, — спешно добавляет Саана в момент, когда лифт останавливается и двери кабины раздвигаются. Но Самули уже вовсю несется к выходу.

ХЕЙДИ

Хейди смотрит на девушку, переводящую взгляд с полицейских на преподавателя и обратно, — молча чего-то ждет.

— Я решил, что ты, Туули, можешь чем-нибудь помочь, — говорит преподаватель и отходит закрыть дверь в аудиторию. — У нас тут будет пара, но еще есть время спокойно поговорить.

— Нам нужна информация о парне по имени Йоханнес Ярвинен, — начинает Хейди, глядя на студентку Туули. На девушке ярко-красная ветровка, в носу блестит пирсинг. Хейди будто оказалась лицом к лицу со своей юностью. Волосы коротко острижены, нет и следа макияжа.

— Я знакома с Йоханнесом, но знаю его очень плохо, — говорит девушка.

— Но ты же вроде иногда общаешься с теми парнями, они еще документалку снимают, — замечает преподаватель, ободряюще кивая Туули. — Хотя сегодня они почему-то не в университете. Случайно не знаешь, где они?

Туули качает головой. Она молча выуживает из кармана жвачку и закидывает ее в рот. Хейди внимательно наблюдает за ней, анализирует:

— Когда ты в последний раз видела Йоханнеса?

— А что? Он что-то сделал? — с подозрением спрашивает Туули, косо посматривая на полицейских.

— Просто ответь на вопрос, — советует Туули преподаватель.

— Не помню я, — говорит девушка. — Йоханнес такой себе на уме, мало с кем водится, но на прошлой неделе вроде заходил в университет, — продолжает она. — Вы извините, просто я реально почти не знаю Йоханнеса, — твердит она, глядя на учителя так, будто от него придет спасение.

— Ладно, — произносит Хейди. — Но, может, ты знаешь, где он мог бы выступать?

Туули пару секунд молча смотрит в окно, погрузившись в размышления.

— На ум приходит только «Пултти», — отвечает она. — Клуб такой.

— «Пултти»? — уточняет Хейди, протягивая Туули визитку. — Спасибо. Свяжись со мной, если вспомнишь еще что-нибудь. Что угодно, — говорит она, и тут распахивается дверь, аудитория стремительно заполняется студентами.

На часах 15:45, Хейди останавливается у ресторана. «С обедом, конечно, припозднилась», — думает она, одновременно понимая, что даже не успела толком проголодаться. Словно она потеряла контакт со своим телом: есть разум, который кипит и трудится, и тушка, которая слепо исполняет все приказы перегруженной головы. Впереди белеет огромная дуга, мост Исоисянсилта^[23], а по ту сторону бугрится остров Мустиккамаа^[24]. Скалы и пышные деревья величественно возвышаются над водой. А за мостом, если потрудиться и пройти подальше, можно в итоге оказаться на острове Коркеасаари^[25] — в месте, где свободно разгуливают павлины. Впрочем, Хейди с этим островом связывают разве что огромные леденцы на палочке в форме симпатичной медвежьей мордочки. Тогда леденцы эти были разных цветов. Они и вкуса-то особого не имели, и липли ко всему подряд, но Хейди была готова костьми лечь за один медвежий леденец — и так каждое лето.

На Коркеасаари расположен зоопарк. Это, безусловно, прекрасная идея — разместить животных на отдельном острове. Теперь там повсюду сидящие по клеткам дикие звери, есть и тигры со львами. Порой остров оглушают львиные рыки и вода доносит их до жителей окрестностей. Редкий человек может похвастаться тем, что, живя на севере, соседствует с такими вот экзотическими зверушками.

Хейди хлопает автомобильной дверью и нажимает на кнопки в брелоке. На секунду покорно вспыхивают фары: машина в безопасности. В этот момент из «Тиндера» приходит сообщение: «Привет». Что-то новенькое. Женщины довольно редко пишут первыми, они предпочитают откликаться на чью-то инициативу. В худшем случае все заканчивается милым и участливым обменом сообщениями, обреченным никогда не выйти за пределы виртуального мира.

Ян сообщил, что уже на подходе, поэтому у Хейди есть в запасе пара минут — она просто глянет и все. Прошло лишь два дня с тех пор, как она снова вернулась в свой золотой профиль на «Тиндере», а тупая зависимость уже тут как тут, и весь самоконтроль насмарку. Однако сидя за столиком в La Bella Trattoria, Хейди решает опять посмотреть, что ей предлагает умный алгоритм. Теперь ее интересуют сообщения, в которых предельно четко дается понять, что нужно человеку: «хочу прогуляться по лесу» или «своди меня в кино». Чтоб без загадочных намеков и многоэтажной околесицы.

Как там Юлия? Они встречались от случая к случаю и отлично проводили время вместе, однако была в Юлии какая-то сложность. Они постоянно менялись ролями в этой бесконечной игре в кошки-мышки. Доигрались до того, что Хейди потеряла всякое понимание ситуации: кто в итоге за кем гонялся? Ей даже полегчало, когда Юлия сообщила, что улетает на Бали. Нужную порцию головоломок всегда подкинет любимая работа, а свободное время хочется проводить легко и непринужденно. Возможно, стоит познакомиться с кем-то повеселее и попроще. С человеком, который обезоружит своей непосредственностью и тем самым заставит ее поддаться чувствам. Хейди думает и одновременно смеется над своими же мыслями. Простые и понятные отношения с простой и понятной женщиной? У нее-то? Что за чушь. Она видит, как в дверях появляется Ян.

— Сидит тут, похохатывает себе под нос, — комментирует Ян, грузно заваливаясь на стул. — Ненормальная, вот ты кто. Что тебя так развеселило? — забавляется Ян, выглядя при этом вполне достойным своего же подкола.

— Да ничего. Танцую на граблях, установила позавчера «Тиндер».

— И как, есть результаты? — спрашивает Ян, жестом подзывая официанта.

— Стандартный набор, — отвечает Хейди так, будто Ян тут же поймет, о чем речь. В эту секунду ее телефон пищит, уведомляя о «мэтче» в «Тиндере», — и становится стыдно. Таким вещам не место на работе.

Льдинки глухо постукивают в кувшине, когда Хейди наливает себе и Яну воды. Сидя за их привычным столиком, они с Яном, не сговариваясь, заказывают одну и ту же пиццу с руколой. Всегда берут только ее. Этот итальянский ресторанчик в районе Каласатама^[26] нравится им своей незатейливостью. По какой-то загадочной причине ресторан с самого своего открытия оказался нежно любим защитниками правопорядка.

— Мне Дайвер кое-что прислал, — заговаривает Ян. — В теле нашли признаки отравления ядом. Официальная причина смерти — сердечный приступ. Следов от укола нет, и ничто не указывает на то, что яд как-то втирали. Но в организме покойника все же есть кое-какие соединения, на которые раньше просто не обращали внимания. И соединения эти растительного происхождения. Дайвер отправил образцы содержимого желудка в лабораторию, и результаты токсикологического исследования указывают на хвоинки и кору тиса. Согласно дайверскому отчету, покойник был в состоянии тяжелого отравления, что сбило сердечный ритм и в конечном счете послужило причиной смерти. То есть отравление было вызвано тисом.

— Тисом? Серьезно? — спрашивает Хейди и гуглит растение.

Ян молча смотрит в окно. Под мостом проплывает крошечная моторная лодочка. На столе появляются пиццы, но к ним пока никто не притрагивается.

— Вызывает поражение центральной нервной системы, в худшем случае способен убить человека уже спустя полтора-два часа после приема яда. Им даже лошадь можно прикончить, — зачитывает Хейди вслух. Тис, оказывается, не так прост.

Ян поворачивается к тарелке.

— Получается, яд принимали через рот? — уточняет Хейди.

— По крайней мере, об этом свидетельствуют результаты анализов. Хотя подозреваю, что «принимали» не лучшее слово в данном случае, — говорит Ян.

— Тут написано, что исторически тисовый яд использовали для убийств и самоубийств, когда приносили жертву богам, например. А что, если Йоханнес отпил из жертвенной чаши?

В задумчивости они принимаются каждый за свою пиццу. На пальцы попадает оранжевый соус. Начинка еще дымится.

СААНА

— Да ладно? — переспрашивает Саана после того, как Ян признался в том, что успел пообедать пиццей. — Ну как так? Пицца была неотъемлемой частью нашей программы, — смеется она.

— Забыл, — отвечает Ян, задабривая Саану нежными объятиями. — Но мы все равно отметим твою работу, — шепчет он, наклонившись к ее шее. Саана чувствует колкую щетину и вдыхает знакомый запах. В этом мужчине всё — абсолютно всё — так же притягательно, каким казалось в самом начале. Впрочем, они и сейчас где-то в начале. Саана вспоминает то свидание вслепую, когда они с Яном встретились впервые: тогда она сочла его чересчур красивым. К счастью, сейчас эта мысль отошла на второй план. Ян толкает Саану на диван и осыпает поцелуями ее шею. «Это все Веера, боже, что б я без нее делала», — думает та. Именно Веера свела их, организовала то свидание, которое превзошло ожидания всех сторон. Кроме Вееры, разумеется. Ян немного отстраняется, словно проверяя, не заснула ли Саана, все ли хорошо. Улыбаясь, она тянется к его ширинке. «Голова, пожалуйста, заглохни, опустей», — приказывает Саана, но кто бы к ней прислушивался. Однако как только искусные пальцы Яна начинают блуждать под трусиками Сааны, глубокий выдох уносит за собой все ее блуждающие мысли.

Позже, лежа с Яном в обнимку, Саана чувствует, как щеку щекочут волоски на мужской груди. Дома у Яна жарко, и вся она моментально покрывается капельками пота. После секса по телу разливается ленивая нега, но в то же время отчаянно хочется продолжить. Разлука была просто невыносима, и Саана чувствует, что уже готова ко второму раунду. Сказав об этом, она вызывает у Яна хохоток.

— Пощади, ненасытная, мне нужно подкрепиться, — говорит он, но Саана и сама бы не отказалась. В компании Яна она бы вообще ни от чего не отказалась. Они открывают «Вольт», заказывают тако из ресторана Lie Mi и в ожидании доставки принимаются накрывать на стол.

— Последние дни выдались те еще, — признается Ян, закрыв за доставщиком дверь. Они распаковывают коробочки и выкладывают порции на тарелки.

— Я заметила, — признается Саана.

За едой она не может перестать думать о том, чем конкретно занимался Ян в эти самые последние дни. Пока Саана была в Хартоле, он не позвонил ни разу. Будь он чуть более ветреным или ненадежным, точно дал бы повод для всякого рода сомнений. Саана все равно была далеко. Она лишь знала, что Ян уехал и, видимо, не мог сообщать о своих делах. Хотя сегодня он нарушил молчание и сообщил-таки, что урвал свободную минутку. Как же прекрасно снова быть в Хельсинки, у Яна.

С наступлением темноты Ян выключает свет в гостиной. Саана крадется следом, неся в руках две порции мороженого. Не сговариваясь, оба садятся на диван, и Ян ищет «Наследников»^[27] на HBO Nordic.

— Уже и не помню, когда смотрела что-то настолько крутое, — говорит Саана, прямо на первых кадрах щедро набирая на ложку малиновое мороженое с белым шоколадом.

— А я вот не помню, где конкретно мы остановились, но ничего страшного, — произносит Ян, примостив ведерко на столе, чтобы освободившейся рукой добавить громкости.

Устроившись поудобнее, Саана кладет ногу Яну на колени. Смотрит на него, затем переводит взгляд на экран с появившимся на нем небоскребом. Вскоре они с головой окунаются в мир сериала.

Ночью в спальне Яна Саана подскакивает от кошмара. Во сне она пытается откуда-то сбежать, но ватные ноги не слушаются, она буксует на месте. Саана всматривается в спину спящего рядом Яна и тихонечко выходит на кухню. На вытяжке горит лампочка. Саана наливает себе проточной воды и только в этот момент осознает, что стоит голышом посреди квартиры, напоминающей огромный аквариум. Интересно, в соседних домах уже все спят? Хорошо ли оттуда просматривается кухня? В доме напротив пара окон еще горит, и даже беглого взгляда достаточно, дабы понять, что при должном усердии можно все прекрасно рассмотреть, а значит, это работает и в обратную сторону. В принципе, нет ничего криминального, если кто-то по чистой случайности вдруг заглянет в эти окна и полюбуется на голую Саану… Ну уж нет! «Да кого я обманываю», — думает Саана. И вовсе ей не улыбается щеголять тут голяком, как на экране. Она резко хватает со стула помятую футболку Яна и надевает ее. Мягкая после носки, футболка пахнет мужским лосьоном после бритья и явно намекает на то, что ее весь день не снимали. Она Саане почти до колен.

В новом облачении Саана бесшумно выуживает из сумки ноутбук и устраивается за кухонным столом — будет изучать страничку своего агентства. Во что же она ввязалась? Снова работать по графику, да еще в офисе, одновременно и волнительно, и тревожно. Ощущения от весеннего выгорания уже давно забылись, и Саану опять распирает от накопившейся энергии. С работой-то она справится — нужно лишь не забывать об отдыхе. Погрузиться в дело с головой — легче легкого, особенно когда не имеешь четкого представления о том, где стоит провести границу. Остается надеяться, что на новом месте не будет царить бесконечный аврал. Хорошо бы, если приведенные летом в порядок вещи и забота о своем здоровье не остались за бортом при первых же признаках загруженности.

Саана смотрит на время: 03:30. Она пугающе бодра для такой рани. Бодра настолько, что уже готова начать новый день, и в то же время прекрасно осознает, что подобная бодрость ой как обманчива. К пяти-шести часам ее точно вырубит. Так что лучше бы еще немножко поспать.

Закрыв крышку ноутбука, Саана замечает грустящий в углу кухни спатифиллум. Его остроконечные листочки пожелтели, а часть вообще засохла. Я залила его или пересушила? Саана боится, что убила еще одно комнатное растение. И на сей раз злодеяние произошло у Яна дома. Однажды она прочла такую теорию: серийные убийцы, у которых нет четкого плана действий, как правило, находят новых жертв там, где они уже неоднократно бывали. Отсюда вывод: в момент, когда Саана впервые переступила порог Яновой квартиры, для спатифиллума начался обратный отсчет.

Забежав в туалет, она возвращается в спальню. Еще на пороге скидывает футболку и с удивлением замечает, что Ян повернулся и разглядывает ее. Толком не проснувшись, он как-то умудряется присвистнуть и даже не пытается скрыть своего жадного взгляда. Саана крутится и позирует, испытывая при этом легкий стыд, потом со смехом падает к Яну в постель. Ну, раз уж они оба такие бодрые, с попытками заснуть, пожалуй, можно и повременить.

31 АВГУСТА, СУББОТА, ЯН

Ян приоткрывает глаза. В его сон ворвался какой-то странный звук, хотя мозг успешно вплел его в общую канву сновидения. Ян моргает и обнаруживает, что звук этот ему не пригрезился. Он реален: на полу беснуется вибрирующий телефон. Экран показывает: Зак. Ян хватает телефон и поворачивается взглянуть на лежащий под боком мягонький сверточек. Саана сладко спит, завернувшись в одеяло.

— Доброе утро, — шепчет Ян и бесшумно выскальзывает из спальни, чтобы не потревожить умиротворенную Саану. Хотя ее даже телефон не разбудил. Ян бросает на женщину еще один нежный взгляд и берет себя в руки.

— В хельсинкское отделение поступило заявление о пропаже молодого человека, — сразу сообщает Зак.

Ян внимательно слушает, потирая при этом шею.

— Скорее всего, пропал еще вечером в четверг, но близкие забеспокоились только сейчас. Информацию уже разослали друзьям парня в «Фейсбуке», дали объявление на сайтах «Майккари»^[28] и «Илта-Саномат»^[29]. Пропавшего парня зовут Йеремиас Силвасто, и он учится в Метрополии.

— В Метрополии? — повторяет Ян, чувствуя, как от лица отлила кровь.

— Именно, именно. Прямо как… — начинает Зак, но Яну и так понятно, куда он клонит.

Какова вероятность того, что они с Йоханнесом были знакомы?

Ян выносит из спальни свои вещи и спешно одевается. У него рука не поднимается включать шумную эспрессо-машину — вдруг разбудит Саану? — так что выбор падает на старую добрую кофеварку с фильтром.

Телефон звонит опять. Йоханна Ниеминен.

— Теперь еще это исчезновение. Нужно побыстрее пробить все варианты того, как оно может быть связано с тем телом из леса, ты же понимаешь? — начинает Йона, и Ян едва успевает что-то промычать в ответ, как его тут же перебивают:

— Газеты уже вцепились в это тело. Найденный в парке труп сегодня-завтра разойдется по всем заголовкам, и новое исчезновение, конечно, только усугубляет ситуацию. Медийное обмусоливание подробностей надо пресечь как можно быстрее. И лучший для этого способ — поймать субъекта и найти пропавшего парня. За поисками теперь следят со всех сторон с утроенным вниманием. Мы будем с этим помогать, пока дело не прояснится.

— Ну это уже слишком настораживает, что еще один молодой человек пропал, не так ли? Кроме того, молодые люди могли быть друг с другом знакомы. Они учатся в одном университете.

На другом конце повисло молчание.

— Проверь почту, — произносит она в итоге и отключается.

Ян наливает дымящийся кофе в кружку и берет телефон, чтобы прочесть новое письмо.

Исчезновение в Хельсинки

Пропавший: Йеремиас Силвасто, 23 года. Студент. Заявление поступило от старшего брата, Самули Силвасто.

На парне были надеты черные походные ботинки с низким голенищем, черные джинсы, черная толстовка и светло-серая шапка. Вероятно, у пропавшего при себе имелся рюкзак. По словам брата, у него почти всегда с собой черный рюкзак, в котором удобно переносить фотоаппарат.

У пропавшего нет проблем со здоровьем, он не страдает никакими психическими расстройствами. Перед исчезновением Йеремиас Силвасто в день пропажи и накануне договаривался с братом и друзьями о встречах, что указывает на вероятность несчастного случая или убийства. Последней активностью со стороны пропавшего было присланное брату видео, поля и деревья на котором характерны для хельсинкского острова Ламмассаари. На территории острова ведутся активные поиски.

Тело Яна еще не до конца проснулось. Бурная ночь с Сааной придала ему столько же сил, сколько и отняла. Не успеет и глазом моргнуть, как внизу появится машина Хейди. Ян пишет Саане записку с извинениями, рисует там сердечко и оставляет на столе. Проснувшись, Саана сразу на нее наткнется. Мысль о временах, когда субботы были просто субботами, тоскливо проносится у Яна в голове. Свободный день без какой-либо программы и ответственности. Взяв в прихожей связку ключей, Ян старается как можно тише закрыть за собой дверь.

На песчаной парковке, прямо за вагончиками с едой, стоят две полицейские машины. На берегу, у самой воды, сидит парочка рыбаков. Бегуны и велосипедисты проносятся мимо, равномерно обдавая остальных своим физкультурным энтузиазмом. Ян внимательно оглядывает окрестности, но территория настолько обширна, что не помещается в поле его зрения. Особое внимание он уделяет тем прохожим, которые, не сдержав любопытства, останавливаются понаблюдать за происходящим. По прибытии на место преступления Ян первым делом всегда осматривает собравшуюся публику — особенно тех, кто пялится на полицейских. Порой случается так, что виновник стремится держаться поближе к расследованию, быть в гуще событий и упиваться собственной дерзкой анонимностью. Иной раз наглец осмеливается даже давать показания в качестве свидетеля. Однако прямо сейчас глаз Яна не цепляется ни за кого. О чем это может говорить? Они ищут того, кто хочет остаться в тени? Того, кто ломает границу, ступив на темную сторону, а потом в одночасье возвращается в норму и сливается с толпой? Получается, от остальных он отличается лишь стремлением ко злу?

Ян возвращается к Хейди.

— Полиция Хельсинки уже вовсю его ищет, — сообщает она, глядя на Яна глазами, горящими от ярости. — Ты понимаешь, что нас ждет в крайнем случае? За эти годы мы успели всякое повидать, вот и скажи мне, кто хуже: тот, кто желает сеять повсюду страх и потому оставляет своих жертв на видных местах, или тот, кто охотится тайком и заставляет своих жертв бесследно исчезать?

— Не знаю, — отвечает Ян. — Но пока возможны оба варианта.

Двое коллег Хейди из хельсинкской полиции подходят к парковке и начинают быстро вникать в подробности дела.

— Итак, нужно прочесать остров, у нас уже есть группа добровольцев, они скоро прибудут. Сейчас наша цель — встретиться с владельцами здешних дач и домов и постараться отыскать хоть каких-то свидетелей, — говорит один из полицейских.

— Люди любят гулять по Ламмассаари. Очень даже вероятно, что здесь парень мог попасться кому-то на глаза. Официальную информацию о пропавшем полиция опубликует до обеда, попросим помощи. Объявление в «Фейсбуке» успело собрать кучу перепостов. Полиция подозревает убийство.

— Кто последний видел Йеремиаса живым? — спрашивает Ян.

— Ну, смотря о чем речь, — отвечает второй полицейский. — Если об исчезновении, то есть две женщины. Сообщили полиции, что были на пробежке и видели, как мужчина, похожий на Йеремиаса, завязывал шнурки в лесу — где-то немного не доходя до Ламмассаари. Это было в четверг вечером, в полвосьмого. Но если мы говорим об убийстве, то и так понятно, что последним был убийца.

Ян окидывает мужчину красноречивым взглядом: подобные остроты не вызывают у него симпатии.

— Сейчас просматриваем видеозапись, сделанную дроном одного технаря-любителя в субботу вечером. Но пока нельзя сказать наверняка, захватил дрон Ламмассаари или нет. А тот, что летает сейчас, — это уже полицейский.

— Ясно, спасибо, — отрезает Хейди.

Закрыв глаза, Ян представляет себя парящим над Ламмассаари. Как выглядит остров с такой высоты? Что там видно? Крупнейший заповедный парк на территории Хельсинки, одних только трутовиков больше ста видов. Водно-болотное угодье залива Ванханкаупунгинлахти — настоящий птичий рай, старый канал водоочистной станции в Виикки. Водопад Ванханкаупунгинкоски, роща Порнайстенниеми — популярные для прогулок места, откуда берут начало деревянные мостки до Ламмассаари. Залив Ванханкаупунгинселькя, а там крошечный островок Кокколуото и островки побольше — Куусилуото^[30] и Клоббен. Потом Руохокаринниеми, а чуть дальше — Хакаланниеми и Виикки. Сотни заповедных гектаров. Одна территория, два потерянных парня.

Ян слышит шумную гусиную стайку, пролетающую прямо над головой. Где-то вдалеке раздается заливистый лай полицейского пса. Начались поиски. Палящее солнце кажется неуместно жарким в свете происходящих событий. Сначала странная, неестественная смерть одного юноши, теперь исчезнувший второй. Ян распахивает глаза и всматривается в небо, обрамленное верхушками деревьев. Оно все так же высоко, все так же безгранично — лишь мысли и эмоции Яна мечутся из стороны в сторону. Конкретно сейчас он крайне обеспокоен.

К Ламмассаари ведет лишь одна деревянная дорожка: мостки от Порнайстенниеми, окруженные стеной тростниковых зарослей. Разумеется, при наличии лодки можно добраться и по воде. То же касается и расположенного на юге Ламмассаари островка Куусилуото. Хейди и Ян уходят с парковки, минуют огороженную площадку для собак и направляются к территории, на которой ведутся поиски.

Парк на Ламмассаари пользуется популярностью в любое время года, но сейчас подходить к мосткам строго запрещено. Когда кто-то пропадает, с каждым часом — а порой и с каждой минутой — шансы найти его целым и невредимым становятся все призрачнее. Йеремиас пропал больше суток назад. Гарантий никаких нет, однако никто не запрещает надеяться на лучшее, пока не подтвердится худшее.

На пути к острову Ян впитывает мельчайшие детали окружения и прислушивается ко всем звукам, которые способен различить. Во время весенних паводков бродить по тростниковым зарослям запрещено. Насчет больших полей Ян не уверен: вряд ли там и впрямь можно утонуть, однако лучше не рисковать. Ян и Хейди поднимаются на деревянную смотровую площадку, ветер нещадно свистит и задувает им в уши. Тростник простирается неохватно далеко. Ян любуется ухоженными мостками, по обе стороны от которых торчат деревянные столбики, между ними пара-тройка метров. Яну отлично знакомо это место, но ему необходимо взглянуть на него как бы со стороны. На одной из стенок смотровой площадки висит плакат с нарисованными птицами и их латинскими наименованиями. Бекас, обладатель очень длинного клюва (gallinago gallinago), камышовка-барсучок, можно просто барсучок (acrocephalus schoenobaenus). Камышовка-барсучок похожа на маленького неказистого воробушка.

Они идут дальше и вскоре прибывают туда, где две бегуньи якобы видели пропавшего парня. Вероятно, именно с этого места начал и отряд с собаками.

Полые внутри, почти невесомые тростинки сухо перешептываются на ветру, охраняя землю, бывшую когда-то морским дном. Мостки заканчиваются уже на Ламмассаари — на развилке, в сердце которой возвышается деревянная табличка: налево — вышка для наблюдения за птицами, вперед — изба Похъёлы, направо — остров Куусилуото. Такой вот расклад.

Они отследили путь парня до острова, но вот был ли путь обратно — большой вопрос.

ХЕЙДИ

На острове больше сотни домиков и дач, но во многие из них наведываются нечасто. Хейди просматривает свежие данные. Всем владельцам недвижимости на острове полиция разослала информацию, и теперь необходимо встретиться с теми, кто был здесь вечером в четверг. Хейди пробегается глазами по списку. Конец августа, будний день. В списке всего двое — эти точно были на Ламмассаари. Хейди рассматривает колоритные избушки, тесно прижавшиеся друг к другу. Остров, входящий в муниципалитет Хельсинки, уже несколько десятков лет служит горожанам местом для отдыха. Поначалу здешние домишки скорее напоминали невзрачные прямоугольные коробочки, однако с годами эти несерьезные дачки стали обрастать солидностью. «Интересно, в проектах этих домиков предусмотрены какие-нибудь укромные уголки для хранения, например, человеческих трупов? Ну, или чтобы просто было куда спрятать человека, — думает Хейди, поднимаясь к избе Похъёлы по испещренной корнями тропинке. — Водоснабжения тут, естественно, никакого, зато в распоряжении гостей — целых два колодца. Труп ведь можно и в колодец кинуть, так? — Хейди всю передергивает. — В ближайшие дни обыщут каждый домик и заглянут в каждый колодец — на всякий случай».

В ту же минуту до ушей Хейди доносится громкий лай полицейских собак, они где-то поблизости. Животным нужно время, чтобы оббежать весь остров, однако здесь они задержались не зря: запах одежды из шкафа Йеремиаса привел собак именно сюда. Причем ни одна животина ни разу не сбилась со следа. Все указывает на то, что, пройдя по деревянным мосткам до конца, Йеремиас испарился.

В центре Ламмассаари возвышается строение покрупнее остальных. Изба Похъёлы — красная, бревенчатая, построенная в начале ХХ века. «Ну и навидался же этот домишко за свою жизнь», — думает Хейди. Одно из его окон разбито, и туда на время кто-то заботливо вставил картонку. Чуть поодаль виднеется светлое здание. Скорее всего, это «Лепола» — дом в стиле ампир, тоже тот еще ветеран. Хейди останавливается у вывески, рассказывающей о заповеднике. Внизу на белом фоне нарисован ряд зеленых елочек.

Природный заповедник Виикки-Ванхан-каупунгинлахти

Охраняется согласно закону «Об охране окружающей среды». Заповедник создан с целью сберечь естественное природное многообразие на территории северной части залива Ванханкаупунгинлахти, куда входит его акватория с естественной для нее растительностью, а также прибрежные земли.

Является одним из важнейших в мире мест гнездования и миграции птиц.

На территории заповедника строго воспрещается:

• передвигаться вблизи зарослей озерного тростника в период весеннего паводка;

• наносить какой бы то ни было ущерб растениям;

• вредить и мешать животным;

• ловить рыбу.

Хейди переводит взгляд на верхушки деревьев. По небу лениво

• Мы действовали тайно,
• Никто на нас не думал.
• Со мной была фортуна,
• Молчал ты неслучайно.

МУЗЫКА И СЛОВА: ОЛАВИ УУСИВИРТА

Что было, то волку в зубы попало – считай, пропало;

впредь заживем по иному закону.

АЛЕКСИС КИВИ, «СЕМЕРО БРАТЬЕВ» (1870)

Пролог

Я стою на опушке и вслушиваюсь в карканье ворон, кружащих над моей головой. Смотрю наверх: подобно огромному куполу, небо возвышается над землей. Деревья секут друг друга ветвями, аккомпанируя моему сбившемуся дыханию оглушительным треском. Больше тишину ничто не нарушает. Всматриваюсь в землю: будто бездонная черная пасть под ногами. Если небо необъятно, сколько же успела поглотить, похоронить под собой эта ненасытная земля?

Окидываю тело прощальным взглядом, придвигаю остывшие его конечности поближе друг к другу, вкладываю в руки пучок цветов. Это – абсолютная гармония.

Затем я ухожу. Очищаю свой путь от еловых веток. Хвоинки больно впиваются в кожу, но это не страшно, я продвигаюсь дальше, уверенно шагая навстречу лесному мраку, – и исчезаю.

23 АВГУСТА, ПЯТНИЦА

Саана разглядывает узкие улочки Алфамы[1], крошечные столики уютных уличных кафе, где традиционно подают сардины на гриле. Яну уже несколько раз звонили с работы. У человека отпуск, вообще-то. Об отъезде они еще толком и не думали, а будни уже вовсю заявляют о себе: ему названивают. Саана размышляет о том, как близко была к тому, чтобы сказать, наконец, «я люблю тебя», «я влюбилась в тебя по уши». Но первый же звонок уничтожил весь настрой, и в последующие дни Саана то и дело натыкалась на задумчивого, уставившегося в пустоту Яна. Сейчас он бы любые слова и признания пропустил мимо ушей. Да и встречаются они всего ничего. Можно ли на самом деле влюбиться за такое время? Ян сосредоточенно что-то пишет в телефоне, не обращая внимания на солнечные лучи, нежно поглаживающие квадратики плитки на стене, или на сдержанную красоту обветшалых дверей. Кажется, будто в сандалиях можно легко поскользнуться на истертых до блеска камушках мостовой.

– Может, по мороженому? – спрашивает Ян, оторвав взгляд от экрана мобильного. Саана снимает очки, чтобы темные стекла не мешали ей любоваться мужчиной. Яркий свет слепит глаза, она щурится, а потом заговорщически улыбается: кто в здравом уме откажется от мороженого?

– Все хорошо? – спрашивает Саана, приобняв Яна. Ему нельзя говорить о работе, однако, обстреливая Яна вопросами, Саана надеется выудить хотя бы пару скупых фраз о том, не случилось ли в Финляндии чего-нибудь эдакого.

– Если ты о том звонке, то это была новая начальница, решила представиться, – сообщает Ян, протягивая руку Саане. Делает вид, что он и впрямь рядом, здесь и сейчас.

– Знает же, что ты в отпуске еще эту неделю? – Саана просто хочет удостовериться, что все расслышала верно. Она берет Яна за руку, позволяя ему прижать ее к себе. В зное португальского дня их сжатые ладони вмиг становятся мокрыми. Не отстраняясь от Яна, Саана подставляет лицо палящему солнцу и вскоре смущается: над верхней губой опять влажно от пота. Она наблюдает за тем, как ненавистный телефон Яна погружается, наконец, в карман джинсов. Кто бы мог подумать, что Саана однажды будет нежиться на солнышке в компании детектива из ЦКП[2]? Мужчины, который даже в такую жарищу не может снизойти до шорт. Саана хмыкает про себя, поглядывая на темные джинсы. Потом приподнимается на носочках и целует Яна в щеку. От щетины щекотно.

Остановившись у маленького лотка с мороженым, Ян расцепляет их с Сааной замок из рук. Молча, как завороженные, разглядывают они манящие разноцветные горки лакомства. Перед ними главное испытание отпуска – определиться с вкусом. Взгляд Сааны мечется от Яна к мороженому и обратно. Допытываться, конечно, не стоит. Совсем недавно умерла мама Яна, так что за его молчанием может робко скрываться печаль, хотя Ян и без того довольно серьезный. Они вместе так недолго, что Саане до сих пор трудно нащупать суть этого загадочного человека. Каков он, настоящий Ян? На работе – сдержан и сконцентрирован. Из него клещами не вытащить никакую информацию о преступлениях. Случись что-то на родине, Ян-детектив под дулом пистолета ничего не расскажет Саане. Гражданских не должны касаться детали расследований, это опасно, поэтому семья полицейского может и не догадываться о том, как часто он сталкивается с убийствами и прочими кошмарами. Преступники помалкивают из этих же соображений. Молчание – лучший способ защитить близких. Таков и базовый принцип поведения Яна. Вот и сейчас, после того злополучного звонка, Ян на глазах становится все тише и тревожнее и временами будто подспудно желает вернуться к работе.

Ян ищет взглядом салфетку, заметив, как его зеленое фисташковое мороженое стекает по руке предательскими струйками. Саану вновь захлестывает безграничная нежность. Она влюбленно наблюдает за Яном, изо дня в день упорно выбирающим для своего мороженого вафельный рожок и изо дня в день упускающим момент, когда мороженое тает и всеми силами стремится этот рожок покинуть. Потом переводит взгляд на его сильную загорелую руку, держащую мороженое, – и снова не может не любоваться мужчиной, о котором думает вот уже столько дней подряд. Ее время отныне делится на эры: до Яна и после Яна. И эра «после» – хаотичная, чудаческая и восхитительная. Они встретились именно тогда, когда над Яном висело непростое дело об убийстве. При одной мысли о летних событиях по спине Сааны пробегает холодок. А может, это происки мороженого. Саана видит, как Ян благодарно улыбается официанту, любезно протянувшему ему пачку салфеток. Они куда тоньше финских. Ян восхитителен в своей небрежности – именно такой, от которой Саана всегда теряла голову. От решительности, приправленной едва уловимой непринужденностью, которая то есть, то нет и потому буквально гипнотизирует. Загадочному Яну не составляет труда интриговать таких, как Саана. Конечно, она та еще фантазерка. В худшем случае эта любовь – слепое поклонение выдуманному от и до персонажу, не имеющему ничего общего с реальным Яном.

«Ну уж нет. На те же грабли я больше не наступлю», – клянется себе Саана, отправляя в рот крошечную ложечку мороженого, уже изрядно подтаявшего. «Амарена», ее любимый вкус – сочетание йогурта со сладкими ягодами вишни. «На сей раз не дам волю фантазиям, не стану выдумывать, а буду знакомиться с реальным человеком, разрешу себе не торопиться. Сохраню в памяти лишь то, что сам Ян сочтет нужным показать и рассказать», – обещает она себе. Скоро эта прекрасная летняя сказка подойдет к концу. Мороженое в стаканчике неумолимо уменьшается, и романтическая беззаботность постепенно улетучивается. Еще пару дней назад они с Яном были слившейся воедино сущностью, однако сегодня на ее месте вновь два непохожих друг на друга человека, словно очнувшиеся от чудесного жаркого сна.

Часть I

25 АВГУСТА, ВОСКРЕСЕНЬЕ

Ноора слышит лишь свое дыхание. Она бежит так быстро, что рискует выбиться из сил, однако при этом ощущает полный контроль над ситуацией. Уж она-то знает, на что способна. Не стоит останавливаться. Инстинкты говорят Нооре, куда бежать, ей только остается время от времени ловить взглядом оголенные корни, чтобы не споткнуться, а в остальном можно полностью сконцентрироваться на дыхании, отдаться лесу. Чем дольше она бежит, тем больше обостряются чувства, тем сильнее она ощущает себя открытой, собой. Ноора досадует, что теперь до леса с его восхитительным воздухом, который так и хочется жадно глотать, приходится долго ехать на машине. День едва начался: еще час назад воду покрывала утренняя дымка. Лишь в такое время можно по-настоящему побыть наедине с дикой природой. Вокруг ни души. Ноора сознательно убегает в такие уголки леса, куда никому и в голову не придет наведаться. Она с большим удовольствием проложит свой путь, чем выберет готовый. Совершая длинные пробежки, Ноора редко смотрит по сторонам, ее скорее захватывает свежесть воздуха, оглушает царящая повсюду зелень – сам лес, такой, каким он создан. Мох и ягель, кочки и заросли, то тут, то там тихо сохнут поваленные деревья. Мерцающий сквозь танцующие ветви солнечный свет делает все вокруг почти волшебным. Это настоящий лес, ничем не потревоженный. Растущий и гниющий одновременно.

Через полтора часа Ноора решает остановиться у Кейнумяки[3] и измерить пульс. Показатели стабильны. Регулярные летние пробежки все-таки не проходят даром. Намечается жаркий день. Стоит остановиться – и тяга в туалет становится еще ощутимее. Ноора оглядывается по сторонам. Вокруг по-прежнему никого. Она могла бы тихонько пристроиться где-нибудь в зарослях и облегчиться. Ноора снова воровато осматривается. Точно никого? Она старается выровнять дыхание и, успокоившись, прислушивается. А вдруг поблизости кто-нибудь есть? Доносятся ли откуда-нибудь шаги? Ветер шелестит в листве, стволы деревьев потрескивают, соприкасаясь друг с другом, в остальном – тишина. Поблизости послышался едва заметный шорох. Какой-нибудь зверь? Иногда Нооре кажется, что лес – это живое существо, словно идущее за ней по пятам, затаив дыхание. Бегая на пределе сил по лесным тропинкам, Ноора иногда представляет, как лесные обитатели прячутся по норкам, едва почуяв ее присутствие, и потом снова выползают: угроза миновала.

Совсем рядом закаркали вороны. Ноора никогда не питала особой любви к воронам или галкам. Слишком уж дерзко и самоуверенно они держатся, слишком неприятно, скрипуче звучат. Их мрачный иссиня-черный цвет ничего хорошего не сулит – особенно тому, кто оказался в лесу один. Судя по звукам, ворон довольно много. Ноора идет к ельнику. Мощные ветви гигантских деревьев то и дело преграждают путь, и она осторожно отодвигает их в сторону, стараясь не уколоть руки об иголки. Окончательно убедившись, что никто не видит, Ноора спешно спускает штаны и садится на корточки. И тут она замечает. Снизу отлично видно то, что скрывали от ее глаз ветви деревьев и лесная зелень. Вокруг корней поваленного дерева кружит воронья стая. Птиц много, и все они будто стремятся подлететь к одной и той же точке. Мочевой пузырь пустеет, зато голова стремительно наполняется невеселыми мыслями. Что так сильно привлекло ворон? Кажется, они даже что-то поклевывают. «Не мое дело», – сразу решает Ноора, но любопытство уже проснулось. Преодолевая подспудное сопротивление, заинтригованная Ноора одевается и устремляется навстречу мрачновато торчащему из земли корневищу. Будто черная лапа разворошила рыхлую почву и уставилась на небо. Громадная ель повалена так, что корни ее, высвободившись, породили огромную земляную яму. «Надо же, какой погром устроило тут это дерево, а никто даже не услышал», – думает Ноора, подходя еще ближе.

Вороны продолжают надрывно каркать, но, увидев человека, немного сторонятся, хотя совсем скрываться не собираются. С интересом наблюдают за тем, как потная женщина в спортивном костюме подходит и с опаской наклоняется к земляной яме. Стаю разгоняет лишь пронзительный, истерический крик.

ХЕЙДИ

Хейди достает из кармана джинсов ключи и открывает машину. Утреннее солнце успело изрядно накалить оставленную на парковке жестянку. Хейди обессиленно валится на сиденье, она мокрая от пота, так и пышет жаром. В полной тишине она неподвижно сидит, дожидаясь, когда прохладный воздух кондиционера зальет весь салон и уже можно будет, наконец, сорваться с места. Подобно ручейкам пота, с Хейди испаряются остатки беззаботности. Каждая капелька на ее лице – свидетельство метаморфозы, порожденной воскресным звонком. Отпуск закончился днем раньше. Когда речь заходит об убийстве, никто не смотрит на выходные и праздники. И сегодня, на день раньше, Хейди вновь облачится в тяжелую броню, примерит полицейские доспехи. Она словно солдат проклятого взвода: кругом мертвецы, ни одно дело без них не начинается.

Прохлада постепенно заползает во все уголки салона, а вместе с тем потихоньку приобретенное в отпуске головокружительное чувство свободы словно вытесняется чем-то другим. Напористым желанием любой ценой раскрыть новое дело. Хейди боится? Да, боится снова позволить расследованию захватить все ее мысли и выжрать ее изнутри, оставив за собой труп. Кожуру, броню, еле-еле держащую ее на ногах. И все же, несмотря на грядущие бессонные ночи и кошмары наяву, Хейди чувствует воодушевление. Как так вышло? Да просто из головы начало выветриваться похмелье летнего расследования. Неопознанный труп в лесу? Пока мозг переваривает эту информацию, Хейди ощущает, что оживает. Говорят, тело было обнаружено в объятиях корневища свалившегося дерева. Сидя в машине с ревущим почти на максимуме кондиционером, Хейди жмет назад и наслаждается льющейся отовсюду прохладой. Еще чуть-чуть – и холод окружит ее всю. «Надо же, столичные окрестности смахивают на село куда сильнее, чем принято думать», – размышляет Хейди, проезжая мимо Ванхакаупунки[4] с его красными кирпичными домами и бурлящим порогом. На полях Виикки пасутся коровы. Хейди притормаживает: она и так забралась достаточно далеко. Включает «поворотник», ненадолго сворачивает на обочину дороги. Где же лучше всего выйти? Хейди делает полный разворот и едет по Виикинтие в обратном направлении. По одну сторону красуются новенькие жилые районы, по другую – обширные поля. Где-то вдалеке темнеет лес. Хейди минует аукционный дом Хеландера и начинает двигаться в сторону поля. После Сяюняслахдентие начнется бездорожье. Хейди доезжает до конца. Справа виднеются строения промзоны, слева выстроились биотуалеты и синеватые бараки. Впереди угадываются очертания довольно широкой канавы, вдоль которой идет песчаная дорожка. Не выходя из машины, Хейди гуглит карту заповедника Ванханкаупунгинлахти[5], чтобы на глазок проложить предстоящий маршрут. Этот заповедник включает в себя, по крайней мере, бухточку Сяюняслахти со всеми ее тростниковыми зарослями, южную часть открытых вод, ольшаник в Порнайстенниеми, лес Мелюля, а также часть буйного тростника вблизи Ламмассаари[6]. Получается, труп нашли в заповеднике? Хейди не уверена. Ванханкаупунгинлахти с его окрестностями куда обширнее, чем заповедная территория. Берега учебно-экспериментальной фермы Виикки[7] получили здесь статус заповедных первыми, еще в 1959 году. Прочитав об этом, Хейди поднимает взгляд и через лобовое стекло любуется идиллическим видом. Побережье, Виикинранта, совсем рядом, а вдалеке, на водной глади морского залива, резвятся птицы. Ветви деревьев покачиваются на ветру, в небе кружатся галки. Старый смешанный лес. Хейди сверяет информацию в телефоне. Сяюняслахти. Похоже, тело где-то в том районе. Хейди снимает машину с ручника и невозмутимо едет на северо-восток по песчаной тропинке.

Вскоре ей на глаза начинают попадаться первые удивленные и недовольные лица. Машина на песчаной дорожке? Воображение Хейди живо рисует, что именно прогуливающиеся хотят дать ей понять. Укатывай отсюда, ненормальная! Наверное, стоит пощадить ревностных блюстителей закона, с презрением взирающих на любого нарушителя. Хейди открывает окно и демонстративно устанавливает полицейскую «мигалку» на крышу автомобиля. Пошевеливаемся, господа праведники, не загораживаем проезд. Для закрепления эффекта Хейди слегка поддает газу. Обочины дороги цветут, и Хейди смотрит на желтеющие, качающиеся на ветру камышовые заросли. В конце путь зарослям преграждает пугающий лесной мрак. На обочине дороги установлена деревянная табличка: «Дендрарий, Хельсинкский университет». За считаные секунды бескрайний простор сменяется густым, непроглядным ельником. Хейди сбавляет скорость.

Природный заповедник «Виикки-Ванханкаупунгинлахти» разросся более чем на триста гектаров. С трудом верится, что от этого богатого оттенками зеленого царства рукой подать до центра Хельсинки. Информационные стенды под зелеными деревянными козырьками украшают развилку и рассказывают прохожим о природных особенностях окрестностей. Скорая помощь все еще на месте, путь перекрыли два полицейских фургона. Оградительная лента защищает участок от любопытных глаз случайных прохожих. Хейди успела привыкнуть к прохладе автомобиля, а потому немного теряется, когда выходит наружу и чувствует на себе палящий жар солнца. Она тут же закидывает куртку на пассажирское сиденье. Под ногами шуршит песок. Походные ботинки приятно сидят на ногах и наводят на Хейди тоску по всем тем местам, где они служили на совесть. Лофотенские острова, Лапландия и Бад-Гастайн[8] весной. Конечно, прекрасна и Финляндия, однако ей не тягаться с Норвегией или Альпами. Хейди задумчиво рассматривает тропинку, ведущую к вышке для наблюдения за птицами. Она уверенно погружается в лесную тьму.

Хейди четко описали, куда идти: от основного инфостенда тридцать метров по тропинке – и справа покажется белый тент. Она быстрым шагом направляется к указанному месту. К вынужденной встрече с мертвецом.

Во рту пересыхает. Окоченевший мертвец, совсем юноша, лежит в яме, направив стеклянный взгляд в небо. Вокруг суетятся криминалисты, документируют каждую мелочь. Фотокамера щелкает, образцы аккуратно раскладываются по пакетикам. Дрон беззвучно снимает территорию сверху. Откуда-то издалека доносится шум большой дороги. Хейди молча разглядывает тело. Молодой человек не опознан. Руки сложены на груди. Медики подтвердили смерть – это, конечно, была формальность: глядя в пустые, тусклые глаза, сложно прийти к иному выводу. Хейди осматривает руки: ногти чистые, кожа ладоней тоже. Парень одет в серые брюки карго и черную толстовку с капюшоном, на ногах – черные кеды Vans; на земле, рядом с головой, лежит панама. Упала с головы. Хейди наклоняется рассмотреть ее поближе – вроде, чистая, – переводит взгляд обратно на голову: ни крови, ни следов удара. На рубашке под руками покоится увядший цветок. Какой – Хейди не знает, хотя рассмотрела его внимательно. Это не похоже на аварию или несчастный случай, да и версию с приступом можно отмести. Что же остается? Хейди дает взгляду немного поблуждать по стволам деревьев, раскидистым еловым ветвям и покрытой хвоинками земле. От внезапной догадки по спине пробегает холодок. Как именно тело лежит. Где именно тело нашли. Тишина, царящая здесь повсюду. Парню явно помогли свести счеты с жизнью.

СААНА

На обратном пути Саана смотрит на небо, уткнувшись лбом в ледяное стекло иллюминатора. Начало смеркаться. Кажется, будто возвращение на родину вечером «жалеет» пассажиров, смягчая контрасты: полутьма позволяет чуть-чуть пофантазировать, вообразить себе путешествие куда-то еще. Самолет кружит над неясным пейзажем, то тут, то там мелькают огоньки островов и непроглядная морская тьма. Саана думает, каково было бы сейчас приземлиться в другом городе – в Берлине, Ницце или Нью-Йорке, например? Нет, к сожалению, впереди неизбежно ждут аэропорт Хельсинки-Вантаа, такси и дом на Стуренкату.

Саана думает о грядущей неделе. Ей предстоит встреча с тетей Инкери: часть вещей осталась у нее в Хартоле. Саана провела там все лето и умудрилась ввязаться в расследование убийства, произошедшего несколько десятилетий назад. Подумать только, в июне она всего лишь хотела отдохнуть от работы, выпившей из нее все соки, и оправиться эмоционально. Целительное хартольское лето постепенно вернуло ей жизненные силы и вдохновило распутать загадочную смерть. Случай завел Саану в самый центр сложной и опасной паутины событий, которые сейчас, по прошествии времени, кажутся невероятными. Все собранные за лето материалы этой волнующей истории дожидаются ее в тумбочке тетиной гостевой комнаты. Записочки, заметки и пожелтевшие фотографии, интервью с хартольцами, распечатанные фрагменты газетных статей. Коротенькие, уже записанные заметки. Настало время собрать из летних событий сюжет. И хотя поездке в Лиссабон, вне всяких сомнений, удалось увести Саанины мысли подальше от убийств, подспудная работа над историей все же велась и новые идеи то и дело вспыхивали в голове сами собой. Можно сделать интересный подкаст о тайнах королевской общины Хартолы. В то же время пора бы заняться и поиском работы.

Саана поглаживает жестковатую, щетинистую щеку Яна. Он заснул, стоило им только оторваться от земли, а сейчас безмятежно сопит, опираясь головой о Саанино плечо. Самолет пойдет на снижение в любой момент, но будить Яна как-то рука не поднимается. Саана смотрит в окно, тихонько улыбаясь самой себе. Сизый пейзаж мало-помалу приобретает очертания Финляндии: лоскутное одеяло из воды и островков. Гущи темных лесов перемежаются со скромными огоньками городов – совсем еще крошечных, размером с игольное ушко. Едва Саана начинает определять знакомые места на побережье, как самолет уже кружит над не слишком знакомым Эспоо[9] и все с трудом распознанные ориентиры вновь исчезают. Просыпается Ян.

Финляндия – малонаселенная страна. Это можно осознать лишь на контрасте, по возвращении из густонаселенной Центральной Европы, из городов, огням которых при снижении не видать конца и края. Аэропорт Хельсинки-Вантаа своим освещением точно никого не ослепит. Аккуратная взлетно-посадочная полоса, окруженная лесом. Автодороги с такой высоты похожи на тоненькие светящиеся провода, а вокруг них – непроглядная тьма. Поля виднеются даже в окрестностях столицы. Сегодня они снова возвращаются в эту тихую страну. Место, где из крана течет чистая вода и где так много правил. Страна, известная своей стойкостью и хорошим образованием. Любимая родина, чью красоту начинаешь ценить только тогда, когда уезжаешь. Кругом простор, свежий воздух, но вместе с тем и разговаривающие полушепотом люди с кислыми лицами.

На секунду пассажиры задерживают дыхание – самолет громко выпускает шасси – и с облегчением чувствуют под колесами финскую землю.

26 АВГУСТА, ПОНЕДЕЛЬНИК, ЯН

Яну казалось, будто с дороги ему удалось подремать всего пару часов. Они с Сааной устало, немного заторможенно попрощались в такси и – каждый у себя – легли спать. Добравшись до подушки, Ян с ужасом подумал о том, что, вероятно, вообще не сомкнет глаз, и, конечно, оказался прав. Его начало клонить в сон лишь под утро, однако толку от этого не было никакого: в 6:15 звенит будильник. Ян сыплет в крепкий эспрессо немного коричневого сахара и массирует виски. Утро нового дня, Ян опять один, опять у себя и мыслями уже на работе. Проглотив кофе, он принимается расхаживать по квартире в поисках велосипедной экипировки, которую прямо перед отъездом куда-то задевал.

Пара километров на велосипеде – и свежий воздух выветривает из головы застоявшийся туман, проясняет спутанные от бессонной ночи мысли. Ян глубоко вдыхает ароматы бодрого финского утра и замечает среди них неявные сентябрьские нотки. Осенью пахнет уже сейчас, в остальном же смена сезонов никак пока себя не обнаруживает. На улице тепло. На работе Ян решает не заглядывать в душ и просто меняет спортивную футболку на джинсовую рубашку. Он рассеянно кидает одежду на выцветший офисный диван, стоящий в углу, и проходит на кухню. Двухчасовая разница во времени между Лиссабоном и Хельсинки значит для Яна лишь одно: сегодня придется до вечера неустанно следить за собой, чтобы не скатиться в режим автопилота. Кроме того, сегодня все начнется заново. Яну предстоит познакомиться с новым начальством и войти в колею после отпуска. Он едва успевает заварить себе кофе и устроиться за рабочим столом, как краем глаза улавливает постороннее движение: к нему энергично кто-то направляется. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто именно. Начальница.

Йоханна Ниеминен кивает Яну и, обойдясь без рукопожатий, садится на краешек его рабочего стола.

– Йоханна Ниеминен, – говорит она.

– Ян Лейно, – представляется Ян.

– На этом, пожалуй, покончим с формальностями. Я предпочитаю, чтобы меня называли Йоной.

– Ясно, – говорит Ян. – Ну, меня называют просто Яном, – произносит он с улыбкой и приветственно вскидывает руку. Йоханна Ниеминен, Йона. Это имя засело в подкорке еще в отпуске, когда Йоханна решила ни с того ни с сего ему позвонить.

– Времени на болтовню у нас нет. Только что планы на день резко изменились. В Хельсинки кое-что случилось, на месте нас уже ждут, – сообщает Йона. – Мое первое дело в этой должности. Уже вижу, как за моей спиной все с замиранием сердца ждут оглушительного провала, – посмеивается она, и Ян не понимает, шутка это или нет.

На ум, как назло, не приходит ничего остроумного, и Яну остается лишь молча разглядывать новую начальницу. Он не соглашается с ней, однако и не торопится опровергать ее слова. Если верить первому впечатлению, то Йона из тех, кто сначала говорит нечто спорное, дабы спровоцировать собеседника на реакцию, а потом, если провокация проходит успешно и собеседник ударяется в соглашательство, она выворачивает свои же слова наизнанку и ставит незадачливого подхалима в неловкое положение. Ну, на первый взгляд.

– Для всех было бы выгоднее объединить усилия и работать в команде, разве нет? – говорит Ян, чувствуя себя политиком. Йона улыбается: видимо, оценила по достоинству его осторожность.

– Слышала, ты в числе наших лучших детективов. Для начальника ты многовато внимания уделяешь полевым работам, это да, но дела, которые были тебе вверены, с почетом доведены до конца. Согласно отчетам, у тебя очень высокий процент раскрываемости преступлений, – говорит Йоханна Ниеминен, покачивая правой ногой. На ней коротенькие кожаные полусапожки. – Ты человек действия. Понимаю, я сама на дух не переношу бумажную волокиту… и, положа руку на сердце, кофе тут тоже препоганый, – сообщает Йона, кивая на свою кружку.

Ян ухмыляется, когда понимает: из всех кружек Йона взяла себе именно ту, что с «Симпсонами». Он сидит как на иголках, чувствуя на себе изучающий взгляд, однако изо всех сил пытается держаться непринужденно, даже несколько небрежно.

– Сто, – произносит Ян, глядя начальнице прямо в глаза. Ему известно, что процент раскрываемости тех дел, предварительное следствие по которым велось под его руководством, – сто.

– В таком случае, господин Сто, у нас тут еще одно дело. Вероятно, убийство, – говорит Йона, вставая. Она принимается беспокойно мерить шагами пространство вокруг его стола. – Вчера на территории заповедника Ванханкаупунгинлахти был обнаружен труп молодого человека, – она останавливается. – Тело в лесу нашла девушка. Она была там на пробежке. Обязалась не разглашать и не комментировать находку публично. Только органы знают. После обнаружения трупа территорию беспромедлительно оцепили.

Ян кивает.

– Личность пока не установлена. Предварительное следствие уже начато, но прямо перед твоим приходом со мной связалась руководительница следственной группы: интересовалась, можешь ли приехать и осмотреться на месте. Ей нужно твое мнение.

– Зачем? – вопрос вырывается сам собой. Все знают, что хельсинкская полиция и без помощников раскрывает дело за делом.

– Понятия не имею. Заодно и выяснишь. Звонила какая-то Нурми.

– Хейди Нурми? – Ян не уверен, что расслышал верно. Хейди – самый талантливый детектив из всех, кого он знает. Что же там, в лесу, такого непонятного, если сама Хейди нуждается в помощи ЦКП и открыто о ней просит? Может, просто соскучилась? Ян улыбается этой мысли.

– Она самая, – отвечает Йона. – Будь добр, съезди туда и взгляни сам. Смерть молодого человека при невыясненных обстоятельствах не сулит ничего хорошего. Мы, конечно, хотим опровергнуть все неприятные слухи об убийстве. С другой стороны, это наша работа. Случай с мертвым парнем полон таких тревожных нюансов, на которые я уже пообещала среагировать.

Ян согласно кивает. Ему нравится манера Йоны говорить прямо и по существу. Лишь сейчас он решает присмотреться к начальнице: каштановые волосы, красиво очерченное лицо, подтянутая фигура. Легкий макияж, проницательный взгляд. На левом безымянном пальце два кольца, одно из которых украшено вереницей мелких бриллиантов. На взгляд Яна, ей между сорока и пятьюдесятью, но точную цифру он даже не берется установить.

– Я попросила предоставить тебе все, что известно на данный момент, так что потрудись ознакомиться, – говорит Йона, и Ян тут же кликает мышкой, чтобы вывести компьютер из спящего режима.

– С момента обнаружения тела прошло чуть меньше суток. Вчера поздно вечером труп доставили в морг, но криминалисты продолжают прочесывать местность. Пока известно лишь то, что речь идет о молодом человеке и, возможно, он жертва. Ну, это моя интуиция. В лесу тело пролежало не больше пары дней. Скоро мы получим более детальный отчет.

– За это время парня уже могли хватиться, – размышляет Ян.

– Сейчас как раз сверяют базу пропавших с образцами ДНК трупа, – тут же отвечает Йона, отходя чуть в сторону.

Сидя перед монитором, Ян думает о том, насколько уместно будет подняться и последовать за ней, но в итоге остается на месте.

– Хорошо, – говорит Ян и смотрит на время. Будь это один из недавно пропавших, личность установили бы за несколько часов. Ян отпивает немного горького кофе. Мысль об этом убийстве тоже отдает горечью: кошмар любого финна – любителя природы и прогулок на свежем воздухе. Молодой человек найден мертвым в самом сердце популярного заповедника. По статистике, если речь идет о молодых мужчинах, чуть ли не четыре из пяти смертей – это самоубийство или несчастные случаи, связанные со злоупотреблением алкоголем.

– Если заподозришь убийство или что-то во всем этом покажется тебе странным, я попрошу руководство передать расследование этого дела ЦКП. Нам не свойственно просто «взглянуть», – говорит Йона и опять останавливается. – Я так понимаю, прошлое расследование тоже проводилось совместно с полицией Хельсинки, и притом весьма успешно. Поделишься опытом? – Йона продолжает удивлять Яна. Сначала она говорит прямо и по делу, избегая морализаторства, а теперь еще дает понять, что ознакомлена с материалами прошлых успешных расследований Яна.

– Не откажусь от возможности снова поработать с Нурми из отдела убийств Хельсинки, – сообщает Ян. – И тут, у нас, есть настоящие профи, к которым я не побоюсь обратиться за помощью, если понадобится что-то быстро раскопать. Зак, например, – говорит он, ожидая в ответ гневную отповедь. Но напрасно.

– Что ж, – произносит начальница, глядя на Яна, – не вижу причин вмешиваться в отлаженные механизмы. Я никогда не говорила об этом напрямую, но куда продуктивнее просить у меня прощения постфактум, нежели пытаться заранее получить на что-то разрешение. И заруби себе на носу: если я увижу, что ресурсы расходуются как попало и моим доверием злоупотребляют, я тут все разнесу к чертям, – говорит Йона и улыбается, обнажая острые зубы.

– Понял, – отвечает Ян, спешно набрасывая в голове план дальнейших действий. Сперва необходимо ознакомиться с материалами нового дела, чтобы сразу погрузиться в расследование вместе с Хейди. Люди из отдела убийств Хельсинки уже что-то копают, поэтому Ян должен оказаться на месте как можно скорее. Конечно, он не в восторге от перспективы копаться в каком-то сомнительном деле, не являясь притом даже частью команды. Для начала было бы неплохо собрать улики, которые подтверждали бы факт убийства.

– Да, насчет жертвы, – возвращается к разговору Ян, хотя Йона дала понять, что они уже все обсудили. – Есть хоть какие-то основания утверждать, что это было убийство? – спрашивает он. Йона останавливается и резко поворачивается на пятках.

– Каждая прерванная жизнь – это жертва судьбы-убийцы, – философски заключает она, – однако в этом деле все же есть пара тревожных звоночков. Тело нашли посреди леса, но никаких вещей, принадлежавших парню, пока так и не обнаружили. Ни рюкзака, ни палатки – совсем ничего. Документов, конечно, тоже нет. Самоубийство или приступ болезни исключать пока рановато, а вот несчастный случай можно смело отметать: в момент обнаружения труп лежал на земле в позе, которую можно было бы назвать умиротворенной. В парня не стреляли, ничем острым не кололи, сильно не били. Следов удушения тоже нет. Ни-че-го.

– Вообще? – уточнил Ян.

– На данный момент – да, отсюда и все подозрения.

СЕССИЯ № 1

Кай заглядывает в ежедневник. Сегодня у него три клиента, а в конце дня – часовой анализ эффективности своей работы. Кай залпом выпивает стакан воды и выглядывает в окно кабинета; кабинет находится в кирпичном здании, здание – в районе Тёёлё. Дорожный шум едва слышен, он отдаленно похож на радиопомехи. Из окна открывается вид на живописные фасады домов и один-единственный клен. «Я этот клен уже с закрытыми глазами нарисую», – думает Кай и относит пустой стакан на общую кухню.

Последние пару лет он приноровился совмещать частную психотерапевтическую практику и эпизодические подработки. Криминальное профилирование для ЦКП – дело, конечно, интересное, однако отдушиной Каю всегда служила именно работа с пациентами. Для одних поход к врачу – это чуть ли не единственный шанс остаться на плаву, другие же просто стремятся добавить в свою жизнь глубины и смысла. Каю нравится наблюдать за прогрессом. Порой даже одна встреча с психотерапевтом способна подтолкнуть человека к изменениям, некоему облегчению, позволить разделить свои мысли с кем-то еще и немного освободить голову. Но продолжительное душевное равновесие требует многолетней работы.

Кай смотрит на часы: уже без двух минут. Скоро войдет следующий клиент. Уже несколько лет назад его пациенты превратились в клиентов. Кай возвращается в кабинет, закрывает окно и слышит, как под чьими-то шагами поскрипывает паркет.

Девушка входит без стука.

– У вас было открыто, – говорит она, робея, и Кай мягко улыбается.

– Проходите, не стесняйтесь, – отвечает Кай. Подготавливает почву для беседы. Девушка одета в черную кожаную куртку, белый джемпер и черные джинсы. Брюнетка. Не поднимая глаз от пола, она молча проходит в центр комнаты и делает быстрый выбор. Креслу с осанистой спинкой она предпочитает мягкий диван. Кай скользит взглядом по своему блокноту. Новый человек, чистый блокнот, первая сессия.

– Что привело тебя сюда? – спрашивает Кай, раскрывая пошире свежий белоснежный разворот.

– Не уверена даже, в правильное ли место я пришла, – невнятно произносит девушка. – Просто я не могу заснуть, – сообщает она, после чего смыкает подведенные черным веки и кладет скрещенные руки на грудь.

Кай наблюдает за девушкой, завалившейся на кушетку в обуви. В последнее время к нему чаще всего приходят с расстройствами пищевого поведения, депрессией, тревожными расстройствами или эмоциональным выгоранием. Каю становится любопытно. Человеческая психика похожа на айсберг, видимая часть которого пугающе мала, а вот под водой можно встретить что угодно и какого угодно размера. Однако чтобы погрузиться в эту воду и коснуться невидимой части айсберга, нужно время и безоговорочное доверие. Люди научились виртуозно защищать себя от вторжения извне, открываться же до сих пор умеют очень плохо.

Кай смотрит на столик, где уже приготовлены два стакана с водой и пачка бумажных платочков. В этих четырех стенах стандартные правила поведения не действуют. Здесь он видит каждого клиента таким, какой он есть, без защитной брони и символов статуса. Если ничего другого они не вынесут из этой встречи, то хотя бы получат сорок пять минут в безопасном пространстве, где можно выражать и анализировать свои чувства, не боясь, что тебя осудят. Здесь можно просто быть.

– Как долго ты не можешь заснуть? – спрашивает Кай, одновременно фиксируя в блокноте: жалобы на бессонницу. – Не могла бы ты для начала описать это состояние? Не можешь заснуть – значит ли это, допустим, очень короткий сон, по паре часов, или речь о спорадической бессоннице? Существенной нехватке сна?

– Когда как. Бывает, не сплю совсем или сплю совсем недолго, а потом под утро просыпаюсь и больше не могу нормально заснуть, – рассказывает девушка. – Вздрагиваю – и резко просыпаюсь.

– И давно у тебя такое? – спрашивает Кай. Девушка немного бледновата, но изможденной ее пока не назвать. Хотя редкий человек демонстрирует всем свои внутренние сражения – он ревностно оберегает от чужих глаз именно то, что его ест поедом или кажется слишком постыдным. В кабинете воцаряется тишина. Кай решает, что девушка размышляет над ответом, однако молчание затягивается: кажется, она задремала.

– Так когда ты перестала нормально спать? – деликатно переспрашивает Кай.

Девушка кладет под голову одну из декоративных подушек и сворачивается в позу эмбриона. Она лежа обводит взглядом кабинет.

– Давно уже, года четыре назад, – следует тихий ответ.

Кай ловит себя на странном, толком ни на чем не основанном ощущении: будто окружающий мир как-то подавляет эту девушку, оглушает и ошарашивает и сюда она пришла просто за тишиной и покоем. Кай берет себя в руки, стараясь очистить голову от преждевременных выводов. Это непрофессионально, в конце-то концов.

– Случалось ли с тобой в последнее время что-то необычное, что могло бы спровоцировать это состояние? – спрашивает Кай, не торопя девушку: пусть отвечает, когда сочтет нужным.

Та садится, явно борясь с сумятицей в голове.

– Мама считает, что я связалась с опасным мужчиной, – отвечает девушка.

Кай едва не вздрагивает от неожиданности: слишком уж внезапно красивый, мягкий голос нарушил привычную тишину. Красивое, с парой огромных, как у олененка Бэмби, глаз, лицо теперь обращено к нему.

– А сама ты как считаешь? – спокойно спрашивает Кай, стараясь ничем не пошатнуть зачатки доверия со стороны девушки. Сейчас точно не стоит давить на нее или чем-то пугать. Пусть говорит что хочет и когда хочет.

Девушка пожимает плечами и сильнее натягивает на пальцы едва выглядывающие из-под кожаной куртки рукава тоненького джемпера. Теперь не видны даже ногти. Правой рукой она неловко заправляет за ухо проскользнувшую на лицо черную прядь волос. И снова пожимает плечами.

– Наверное, было бы лучше сначала рассказать о нем, – отвечает девушка. Кай задумчиво за ней наблюдает. Девушка привычно замолкает. Кай мельком смотрит на время: они в тупике. Только начали подбираться к сути, как осталось всего ничего до конца сеанса.

– Решать тебе, – мягко начинает Кай, ощущая при этом, как его старания будто отскакивают от невидимой стены. – Ты вправе рассказывать о чем угодно, просто помни, что мы тут ради тебя.

Девушка пропускает эти слова мимо ушей: она углубилась в изучение узора на марокканском ковре. И упорно молчит. Это сложная сессия – диалог идет со скрипом, натужно, в нем огромными дырами зияют паузы, – но первый шаг все-таки сделан.

– К сожалению, наше время почти вышло, – сообщает Кай.

– Что ж, видимо, сегодня не получится начать мою историю, – говорит девушка, разглядывая свои длинные, покрытые черным лаком ногти. Ее прищуренные глаза сейчас похожи на маленькие черточки.

– Историю? – переспрашивает Кай, пытаясь поймать робкий взгляд напротив. – Я здесь для того, чтобы помочь тебе. Когда мы встретимся в следующий раз, пообещай мне вот что: говори как есть. Здесь не нужно рассказывать истории или разыгрывать представления. Мне необходима только правда, – мягко добавляет он.

Девушка молча кивает, затем встает, нетвердо проходит к двери. И останавливается.

– Я приду к вам еще, – говорит она, уже готовая нажать на дверную ручку. – Но… если я расскажу все как есть, вы ни за что мне не поверите. – И выскальзывает из кабинета.

ЯН

«Пока все неплохо», – с облегчением думает Ян, вприпрыжку спускаясь по ступенькам головного здания ЦКП. Новой начальнице удалось произвести на него нейтральное – даже граничащее с приятным – впечатление. А к первому впечатлению Ян всегда относился серьезно.

Еще и часа не прошло, а пот уже ручейками струится из-под велосипедного шлема. Ян протирает лицо рукавом. Мало того, что, по мнению некоторых, полевой работе он уделяет многовато внимания, так еще и его привычка колесить на велосипеде в рабочее время вызывает у коллег неодобрение. Сейчас тепло, не то что утром, – самое время крутить педали. Ян притормаживает на усыпанной гравием обочине дороги. Уточняет по навигатору нужное место. Пушистые белоснежные облака заслоняют свежую голубизну неба. На поле по соседству уже вовсю идет молотьба. Поблескивают золотистые колосья, хотя у самой дороги то и дело попадаются и совсем еще зеленые. Ян неспешно крутит педали, молчаливо прикидывая, с чем именно встретится в конце пути.

Добравшись до Виикки, Ян тянется к подставке с бутылочкой. Медовый напиток – то, что нужно, и бутылочка молниеносно пустеет. Бессонная ночь не лучшим образом сказывается на теле: все движения будто заторможены. Ни велопробегу, ни напитку оказалось не под силу по-человечески взбодрить Яна. Ну, по крайней мере, скоро он перестанет потеть – стоит только укрыться от солнцепека под спасительной прохладой леса. Двумя замками Ян пристегивает велосипед к мощной деревянной стойке и присматривается к стоящему у табличек с информацией бревну: на нем искусно выструганы совы и разные пичужки. Тишину нарушает лишь ветер, тревожащий деревья. Июньские птичьи концерты уже давно позади. На очереди – осенний перелетный блюз, который заполнит небо пернатыми стаями. Стоя посреди буйной зелени, Ян осматривается. Песчаная дорожка исполосована следами от шин. По всей видимости, сюда уже наведалась тяжелая артиллерия. Неподалеку припаркованы два темных автомобиля. Один из них Яну отлично знаком – это Хейди. Через двадцать метров навигатор дает понять, что Ян уже на месте. Деревья-исполины тянутся к небу, уголок белой палатки криминалистов выглядывает из-за них. Что же привело этого – пока неопознанного – парня в лес Ванханкаупунгинлахти? И что убило его здесь?

Вдалеке царит какое-то оживление. Ян присматривается к возведенной палатке. Два криминалиста в комбинезонах прочесывают окрестности в поисках следов. Подходя к склонившимся над землей работягам, Ян остро чувствует патологическую потребность быть на месте, самому соприкоснуться с ним. Это не выбор, это – призвание. Единственная возможность уловить намерения убийцы, почувствовать ход его мысли. Понять причины, толкнувшие его на злодеяния. В бумажках и документах не отражается и малая часть того, что вмещает в себя преступление. Карта – одно, местность – совсем другое. Ян уже предчувствует, как все детали дела скоро закружатся в его подсознании. Поначалу они будут просачиваться в сны и одновременно цементироваться в памяти; не успеешь и глазом моргнуть, как даже самые ничтожные нюансы расследования заживут в голове своей жизнью. Постепенно осколочные сведения потянутся друг к другу, выстроившись в разрозненные логические цепочки, а те, в свою очередь, подведут Яна к долгожданной разгадке. Непостижимым образом шестеренки в мозгу вращаются даже тогда, когда Ян ничего не предпринимает. Нужно лишь прислушиваться к себе и доверять чутью, которое, к слову, не пробуждается от одного только изучения рапортов. Вот почему важно пускать в ход любые доступные раздражители: запахи, вкусы, цвета. Общую атмосферу места, в конце концов. Мелочи, на которые сначала и глянуть не подумаешь.

Надев белый защитный комбинезон, Ян переходит к осмотру. Его тихое одинокое расследование заставляет двух криминалистов ненадолго прерваться. Ян салютует им, и вскоре работа возобновляется. Ян приподнимает сигнальную ленту и с энтузиазмом ступает на небольшой огражденный участок. Место, где нашли тело, теперь прямо перед глазами. Глубокая яма из-под корневища. Вокруг – густой хвойный лес. Миллионы иголок хоронят под собой землю. Ян почти ощущает на себе незримую темную печать. Он словно мистический вестник смерти из ЦКП, появление которого всегда не к добру: либо убийство, либо начало охоты на безумного серийного маньяка.

На земле, примерно в метре от тела, виден какой-то след. Его уже пометили. Это отпечаток подошвы, рисунок на ней различим без особого труда. Ян делает фото этого следа – для себя. Он все еще сидит на корточках, поглощенный изучением земли, как вдруг чувствует на своем плече руку.

– Приветик, – доносится голос.

– Хейди, – отвечает Ян и лишь потом оборачивается посмотреть на нарушительницу его спокойствия. – Так соскучилась, что решила звякнуть? – посмеивается он.

Хейди – лучший из всех известных Яну следователей. Еще и в прекрасной форме – наверняка тренируется вдвое больше самого Яна. Говорить об этом вслух он, конечно, не стал бы, однако есть подозрение, что Хейди легко сделает его даже в беге, если их поставить на одну линию старта. К счастью, ни в чью голову такое пока не приходило. Да и ни к чему это, особенно в команде.

Внимательно осмотрев место преступления и его окрестности, они покинули огороженный участок и стянули с себя комбинезоны.

– Дисциплиной не ошибся, спортсмен? – Хейди не в силах промолчать, заметив под комбинезоном Яна велосипедную футболку. – Это тебе не «Тур де Франс». Конечно, можно попытаться догнать убийцу, но, судя по всему, мы чертовски отстали от него еще на старте.

– Дерьмовая шутка, – бухтит Ян, однако в его голосе улавливается все тепло к Хейди, накопившееся за годы совместной работы.

Так они и стоят вдвоем посреди прекрасного заповедника и размышляют об устрашающе уродливом по своей сути деле. О прерванной молодой жизни. Где-то здесь, поблизости или не совсем, мог ступать хладнокровный убийца. Тот, о ком пока ничего не известно. Тот, кто отнял у парня жизнь и исчез. Наблюдая за тем, как ожесточается лицо Хейди, Ян отчетливо понимает: об отдыхе и покое впредь не может идти и речи. Вскоре они вновь начнут думать в унисон, окажутся с одними и теми же картами на руках. А сейчас карт практически нет. Мертвый парень – кто он? Что же с ним случилось?

– Смотри, там вышка для наблюдения за птицами. Поднимемся? – спрашивает Хейди. Ян соглашается: хорошая мысль. Нужно больше пространства, чтобы как следует осмотреться, охватить взглядом всю панораму. Они молча доходят до вышки и начинают карабкаться по отвесной деревянной лестнице.

– Ты сам-то как? – спрашивает Хейди, когда они, поднявшись, опираются локтями о перила и позволяют себе насладиться открывшимся видом. – Ну, после похорон и вообще, – уточняет она.

Ян думает о маме, которой не стало этим летом, – и его мгновенно охватывает печаль. Но кое-что изменилось: теперь он не тонет в этом чувстве, теперь оно не всепоглощающее и ему все чаще удается хлебнуть кислорода.

– Пожалуй, неплохо, спасибо, – с неожиданной мягкостью произносит Ян. – Уже лучше, – добавляет он, полагая, что Хейди поймет, что он имеет в виду время предыдущего расследования. Середину лета, когда горе было на пределе. Бездонная тоска до сих пор никуда не ушла, она жрет его изнутри. Со смерти матери прошло еще не так много времени. Порой Яну случается на какое-то мгновение забыть о произошедшем, но в другие дни его скорбящее сердце выворачивается наизнанку от боли, а тело словно разбивает паралич.

– Горю нужно время, – говорит Хейди и ободряюще улыбается.

Они продолжают смотреть на обширные заросли озерного тростника. На воде поблескивает солнце, над головами кружатся птицы.

– Что ж, мы опять ни с чем, – сообщает Хейди, нетерпеливо постукивая ногтями по деревянным перилам.

– Ни с чем, да, – подтверждает Ян.

– Но этот случай и правда странный, – бормочет Хейди то ли себе самой, то ли Яну. – В нем есть что-то такое, что от меня ускользает, будто можно копать в любом направлении; полная свобода действий, и ни одной зацепки. Да и не факт, что это вообще убийство. Но я должна была с тобой связаться, понимаешь. Тут что-то не так. Это не несчастный случай.

– Я понимаю, о чем ты, – говорит Ян. – И ты позвала меня, потому что считаешь, что к убийству приложил руку кто-то невероятно умный и изобретательный? – спрашивает он, расправив плечи, и внимательно смотрит на Хейди.

– Если парня убили, то можно ли вообще утверждать, что он первая жертва? – размышляет она. – Я даже не знаю. У твоей новой начальницы хватка что надо. Жду не дождусь результатов вскрытия.

– У Йоны хватка такая, что ей только дай за что зацепиться. Пара дней – и картина прояснится, – говорит Ян.

– И лес еще этот. Природа, заповедник. Это что-то значит? Пока я ходила там и наблюдала за криминалистами, меня не покидало странное ощущение. Что кто-то тихо и незаметно оставил здесь это тело. Есть еще один момент – довольно странный, как по мне…

– Что за момент? – Ян нетерпеливо перебивает Хейди.

– На месте успели побывать животные, но, по предварительным данным, тело пролежало в лесу абсолютно нетронутым. Обычно охотников за падалью долго ждать не приходится, они набегают, даже если где-то рядом живут люди. Падальщики могут отрывать от тела целые куски и утаскивать их к себе как добычу. Женщина, что нашла труп, рассказала, что повсюду летали вороны, но к телу они не притронулись. Знаешь, будто… – Хейди прерывается и резко поворачивается к Яну.

– Будто?.. – торопит ее Ян.

– Будто лес признал это тело своим и решил не уничтожать его, а защищать, – произносит Хейди, и Ян чувствует, как, несмотря на жару, его руки покрываются мурашками.

СААНА

В рот Сааны отправляется очередной кусок запеканки из баклажанов. Кухня тети Инкери пропитана поистине аппетитными ароматами. Саана съедает еще вилочку, затем отхлебывает немного красного вина и улыбается. Вместе с тем на нее уже накатывают волны грусти, ведь неизвестно, когда они с тетей увидятся в следующий раз.

– Я так рада, что ты все-таки решила заскочить, – произносит Инкери с набитым ртом. Саана уже привыкла к этой ужасной манере.

– Знаешь, с некоторых пор твой дом – мое любимое место на земле, – смеется Саана.

– Уже решила, как поступишь с теми материалами? – спрашивает Инкери, отодвигая в сторонку пустую тарелку. Она смотрит на Саану с родительской теплотой.

– В поездке я остановилась на том, – начинает Саана, одновременно чувствуя прилив энтузиазма, – что напишу по этой истории грамотный сценарий и в итоге выпущу подкаст. О хартольских убийствах успели столько всего понаписать в газетах, что в ход пойдут и свежие статьи – в дополнение к моим заметкам. Я и название подкаста уже придумала: «Когда умирает король».

Тетя с улыбкой кивает.

– Помнишь, когда ты только приехала, я сказала, мол, какие твои годы, найдешь себе занятие по душе? Сдается мне, ты на правильном пути.

Взяв по бокалу вина, они выходят во двор и устраиваются на садовых качелях. Саана любуется небом, а потом переводит взгляд на тетю. В воздухе гипнотически кружится мошкара. По траве неспешно стелется туман. Закатное солнце выглядывает из-за угла дома, окрашивая окрестности в оттенки золотого. Инкери отталкивается от земли, раскачиваясь посильнее.

– Подумываю остаться здесь до субботы, спокойно поработаю над сценарием первых выпусков. А на неделе уже поеду в студию, попробую записаться, – сообщает Саана, смакуя богатое послевкусие напитка. Вино ненавязчиво отдает сливой, оно сухое, но в меру – не раздражает нёбо или десны. – Да и работу начну искать.

– Я буду скучать, – признается Инкери, и Саана думает о том же самом. Оказывается, они так привыкли друг к другу за лето.

– По крайней мере, теперь у тебя есть какая-никакая компания, – ухмыляется Саана, кивая в сторону дровокола и садового триммера, по-хозяйски обосновавшихся у тетиного красного амбара в Саанино отсутствие.

– Теперь Харри – это просто Харри, так-то. В своем почтенном возрасте я уже никому не позволю нарушить годами лелеянный покой, – произносит тетя, напустив на себя грозный вид, однако от взгляда Сааны не могут укрыться искорки нежности, прежде Инкери не свойственной. Мужчина ворвался в тетину размеренную повседневность на исходе лета и, похоже, таки сумел пробиться к сердцу отшельницы. На ступеньках дома валяются рабочие перчатки, а возле них красуется пара огромных резиновых сапог.

– Как насчет десерта? – предлагает Саана. Она прихватила парочку пирожных паштел-де-ната[10]. Не португальских, конечно, – из «Лидла» в «Камппи»[11].

– Я не буду, но ты возьми. Просто мы с Харри решили ненадолго ограничить себя в сладком, – говорит тетя, прежде чем до нее доходит смысл собственных слов. У Сааны вырывается озорной смешок. О, прощай, неприступная Инкери!

Вдоволь насмеявшись, женщины наливают себе еще по бокалу вина.

27 АВГУСТА, ВТОРНИК, ЯН

– Причина смерти? – спрашивает Ян, опершись плечом на белую бетонную стену. Ее холод чувствуется даже через футболку. Дайвер поглощен изучением окоченевшего тела и не удосуживает Яна взглядом. Стоя посреди комнаты, Хейди с интересом наблюдает за кружащим над трупом Дайвером.

– Пока мы слишком многого не знаем, – начинает он. Люминесцентная лампа подсвечивает бледную кожу судмедэксперта. Она походит на полупрозрачную пленку, под которой, подобно червям, ветвятся синеватые кровеносные сосуды. Ари Йоки – настоящий профессионал, лучший из всех, с кем доводилось работать Яну и Хейди. В убойном отделе к нему давно и намертво приросла кличка Дайвер. Обладатель специфического чувства юмора, этот мужчина никогда не страшится докапываться до самых глубин.

– Следов насилия нет, – подтверждает Дайвер.

Ян кивает, Хейди, поколебавшись, подходит к аутопсийному столу, поближе к мертвецу.

– На черепе и других костях нет следов ножевого ранения, равно как и удара иным колюще-режущим предметом. В мягких тканях присутствуют мелкие кровоподтеки, но признаков того, что жертву оглушали или били, нет. Если смерть наступила в результате приступа, логично предположить, что тело билось в конвульсиях, а потому не могло в итоге оказаться в такой спокойной позе, – сообщает Дайвер, а Ян с Хейди ловят каждое его слово. – Пока создается впечатление, будто парень просто решил поспать со сложенными на груди руками. Или же кто-то тщательно скорректировал его позу.

Ян слушает Дайвера и думает о том, как же много случаев им довелось раскапывать вместе. И все равно Дайвер к каждому делу подходит так, будто оно первое и единственное. Работает организованно, спокойно, методично.

– Можешь прикинуть время смерти? – спрашивает Ян, не сводя глаз с трупа, в котором почти не осталось ничего человеческого. Он изо всех сил старается представить, будто это реквизит со съемочной площадки, а не зловонный, разбитый смертельным параличом покойник.

– С точностью до часа определить невозможно, но я бы сказал, что смерть наступила поздно вечером в пятницу, 23 августа, ну или в ночь на субботу. Между моментом смерти и моментом обнаружения прошло меньше двух суток. Погода стояла теплая, моросил легкий дождик, насекомые почти не тревожили, – продолжает Дайвер. Во время разговора его острое адамово яблоко поднимается и опускается. С самой первой встречи при виде Дайвера Яну на ум приходил гриф. Лысина, крючковатый нос, тонкая длинная шея, какие-то птичьи повадки – прямо стервятник в человеческом обличье.

– Парню было всего-то лет двадцать, да и на здоровье он, похоже, не жаловался, – говорит Дайвер и рукой, затянутой в резиновую перчатку, протягивает Яну пластиковый пакет – вещи из карманов жертвы и снятые с тела украшения.

Ян всматривается в содержимое пакета: одна-единственная подвеска на кожаном ремешке, ее серебро успело почернеть. Ни телефона, ни кошелька, ни ключей.

– У парня не было операций, металлических имплантов и прочего. Ничего, что помогло бы ускорить поиск сведений о нем в медицинских базах данных. Но у нас на руках есть образец ДНК и зубная карта, и прямо сейчас их сравнивают с аналогичными данными парня, который пропал в субботу.

– Ясно, – коротко отвечает Ян. Он предпочел бы слушать Дайвера.

– Сейчас важнее всего выяснить, что вообще заставило молодого человека выбрать именно это место своим последним пристанищем. На территории не обнаружили признаков того, что его привезли или приволокли. Тело целое, никаких повреждений. Под ногтями чисто. Ссадин, рваных ран и царапин тоже нет. Ни до, ни после смерти увечий ему не наносили. Так что силком его однозначно никто не тащил.

– Согласен, – говорит Ян. В том лесу криминалисты пока ничего не обнаружили, хотя местность до сих пор прочесывают.

– Версия о том, что тело жертвы кто-то принес в лес, мягко говоря, сомнительная. Тащить труп по такому бурьяну? Да легче придумать иной способ убийства, – подытоживает Дайвер.

– Но интересен сам по себе факт нахождения покойника в сердце заповедника, – говорит Хейди. – Парень полностью одет, на сексуальное или иное насилие ничто не указывает. Что-то во всем этом будто намекает: парень действительно мог прийти туда по собственной воле, лечь лицом к небу и дожидаться смерти.

– Но чего тогда было поднимать всех на уши, если это не убийство? – резонно интересуется Ян.

Хейди начинает нервно мерить шагами мрачное помещение – обдумывает претензию Яна. Тот на минуту закрывает глаза, пытаясь собрать в кучу новые сведения. Резкий, холодный свет люминесцентных ламп пробивается даже сквозь веки. Ян уже не реагирует на едва уловимый запах разложения: привык.

– Не совсем понятно, входило ли в планы то, что тело вообще обнаружат, – Хейди нарушает воцарившуюся было тишину. – Впечатление, скорее, такое, будто о последствиях не думали в принципе. Если речь все-таки об убийстве, то та яма под корневищем просто идеальна.

– Субъект мог посчитать, что выйти на него невозможно из-за отсутствия следов, – подхватывает Ян.

– Но есть след от подошвы, – бормочет Хейди.

– Также не стоит отметать убийство в состоянии аффекта. Субъект не собирался устраивать шоу. Убил человека под влиянием импульса и бросил труп в лесу. Но что с причиной смерти? Может, удалось найти что-то в крови? – спрашивает Ян.

– Официальное заключение вы получите в ближайшее время, когда лаборатория пришлет результаты. Очевидно, что в момент смерти жертва была в состоянии тяжелого опьянения. В крови и на слизистых обнаружены следы алкоголя. Но едва ли алкоголь – основная причина смерти. Точнее, я бы предположил, что жертву отравили, – произносит Дайвер, наслаждаясь повисшей в воздухе оглушительной тишиной.

– Можно ли утверждать, что это точно не несчастный случай? – перестраховывается Ян.

– Парень не отключился и не захлебнулся рвотой, если вы об этом. Замерзнуть тоже не мог – ночь стояла теплая, – отвечает Дайвер.

– А что насчет самоубийства? – осторожно интересуется Хейди. Хотя зачем кому-то травить себя посреди леса? Есть и более простые способы покинуть этот мир.

– Я бы не стал всерьез рассматривать эту версию, – говорит Дайвер. – Есть одна любопытная вещь, которую вам упускать не стоит, – продолжает он, вытягивая руку над грудной клеткой покойника.

– Вот тут, на груди, лежало растение. Его остатки я положил на стол – нужно как следует изучить.

Ян и Хейди подходят к Дайверову столу. На стальном подносе – длинный погнутый стебелек со ссохшимися сиреневыми цветочками.

– Я уже полюбопытствовал: это наперстянка.

Ян смотрит на цветок, фотографирует его на телефон и чувствует прилив сил. Парень умирал уже с цветами или кто-то их потом ему вложил?

– Наперстянка – довольно распространенный садовый цветок. Если поищете в Сети фотографии, сразу же узнаете. И в лесах на него обычно не натыкаются.

Потолочная лампа начала помигивать. В подвальном помещении стоят три взрослых серьезных человека и сосредоточенно взирают на усохшее растение.

– Неужели кто-то вложил цветы в руки покойника?

СААНА

Саана наливает кофе в большущую кружку с розочками, выходит в сад и замирает от того, как приятно утренняя роса щекочет пальцы ног. Вскоре появляется и Инкери, неся перед собой поднос, набитый под завязку всем необходимым для завтрака.

– Поднимаемся, – говорит Инкери, заставляя сонную Саану слезть с качелей. – Давай-давай, небольшой садовый моцион, – настаивает тетя, и они отправляются прямиком к цветочным клумбам.

– Так, тут у меня чина, – начинает Инкери, указывая на цветы восхитительного нежно-розового оттенка, чем-то напоминающие душистый горошек.

– А вон там – кореопсис, бузульник, наперстянка и эхинацея.

Саана останавливается рассмотреть цветы эхинацеи: сиреневые лепестки вокруг красноватой сердцевины так трогательно опустились, что стали похожи на ушки поникшего кролика.

– Бабочкам-лимонницам эхинацея особенно по душе, а вот цветки мяты облюбовали перламутровки, – сообщает тетя, и они идут дальше.

Легкие Сааны наполняются ароматной свежестью утреннего воздуха, она чувствует, как потихоньку просыпается.

– Август – самое время наблюдать за бабочками. Сейчас небо полнится теми, что зимой попрячутся, а весной появятся вновь, – говорит Инкери, вытягивая руку так, словно любезно приглашает всех бабочек на нее присесть. – Адмиралы – те еще кочевники: прилетают в Финляндию в конце лета, но некоторые из них позволяют воздушным потокам подхватывать себя и нести обратно.

Саана кивает и улыбается: пожалуй, тетю уже не остановить.

– Репейницы вообще чудные. Прилетают аж с южного побережья Средиземного моря, и за время путешествия умудряются родить и вырастить новое поколение. Нынешним летом в цветках гвоздики травянки мелькал махаон, – увлеченно продолжает тетя, и Саана с сожалением отмечает, что не в силах запомнить и половины всех этих названий и фактов.

– Чем меньше хочешь поймать бабочку, тем охотнее она на тебя сядет, – улыбается тетя, опустив руку.

Оглядывая сад, Саана вдруг отчетливо понимает, как мало времени провела наедине с этой красотой. Неужели лето промчалось так быстро?

– В этот раз ваши с бабочками пути не особенно часто пересекались, да? – говорит тетя, словно прочтя мысли Сааны. – Бабочки кружатся и порхают на солнце, купаются в его лучах, но ты почти все лето не выходила из тени.

– У нас с тобой четкое распределение обязанностей, – смеется Саана. – Ты копаешься в свежей земле, а я – в старых делах.

Выйдя после завтрака на пробежку, Саана слышит стрекот кузнечиков в высокой придорожной траве, вдыхает ласковый, теплый воздух и воображает, будто она за границей. Однако старушка, бодро вышагивающая навстречу, размахивая лыжными палками, тут же возвращает Саану к реальности: это – финская глубинка, Хартола – маленькое, но гордое местечко, провозгласившее себя ни много ни мало «королевством».

Саана сворачивает на знакомую дорожку. Верхние листочки иван-чая уже подернуты оттенками красного, а сиреневые цветочки сменились длинными, подсохшими снизу стебельками, на концах которых подрагивает легкий серебристый пушок. Эта картина перекликается с тем, как Саана ощущала себя в самом начале лета: ссохшимся стебельком, у которого вместо мыслей – сплошная вата. Лишь сейчас, когда ей намного лучше, становится ясно, насколько волшебную, целительную легкость, насколько глубокое умиротворение принесло ей избавление от стресса. Неужели и впрямь можно жить такой жизнью – простой и ясной? Порой Саане кажется, словно она очнулась от долгой спячки. Весна прошла в вязком тумане бессмысленности и истощения.

Под конец Саана решает забежать в магазин за рожком мороженого, после чего устраивается поудобнее около хартольской каменной церкви и принимается за лакомство. Она достает телефон и лениво просматривает вакансии. С ужасом читает бесконечные требования работодателей – такое впечатление, что фирмы сговорились больше не размениваться по мелочам и отныне подыскивают себе супергероев. Открыв «Фейсбук»[12], Саана тут же натыкается на пост бывшей коллеги: где-то ищут специалиста по коммуникациям. В информационное агентство на неполный рабочий день требуется специалист по связям с общественностью, человек, умеющий писать хорошие тексты, с опытом работы журналистом. Саана доедает мороженое и отваживается попробовать. У нее в окружении полно бывших журналистов, нашедших свое маленькое профессиональное счастье в информационных агентствах или на ниве контент-маркетинга. А чем она хуже? Пожалуй, Саана морально готова к трудовым подвигам. Другое дело, что на готовность эту в немалой степени влияют и оставшиеся на счете копейки.

ХЕЙДИ

Пожалуй, Хейди стоит передохнуть. От сидения за компьютером ломит все тело. Хейди кладет ноутбук на диван и массирует шею, после чего встает размяться, потянуться и сделать парочку асан йоги. Идеальную картину нарушает лишь желание опрокинуть в себя стаканчик-другой виски, возникшее прямо посреди выполнения одного из упражнений. Все идет по вчерашней схеме. Помнится, после работы она четырежды повторила «приветствие Солнцу», а потом бахнула столько же стаканов виски. Гений баланса, вашу мать. Виски развязало Хейди язык и даже помогло красиво сложить слова в предложения и послать сообщение Юлии, от которой, впрочем, ответа так и не последовало. Это раззадорило Хейди: раз так, она заново установит себе «Тиндер». Виски помогло быстро и без особых сложностей восстановить доступ к профилю и начать искать себе приключения. Профиль, между прочим, «золотой», то есть создающий у пользователя приятную иллюзию того, что именно он владеет ситуацией, а не само приложение. Так что Хейди может видеть красивый коллаж из тех, кто выказывал к ней интерес, владеет привилегией окинуть всех взглядом за один раз.

Бросив растяжку на середине, Хейди смотрит на телефоне время. 21:03. Она работает с семи утра. Тело просто вопит об отдыхе. К желанию хорошенько поддать теперь примешалось мучительное любопытство: как там дела в «Тиндере»? Поменялось ли что-нибудь со вчерашнего дня? С кем сегодня будет «мэтч»? Хейди опрокидывает в себя стаканчик односолодового виски и принимается изучать фотографии. «Я просто любопытная похотливая засранка», – думает она и одновременно припоминает, как было в прошлый раз. Тогда, после очередного удаления этого приложения, Хейди прямо поклялась, что никогда с ним больше не свяжется. Возможностью бесконечно просматривать кандидатуры «Тиндер» почти свел ее с ума. В общем, очистив телефон от этого порока, Хейди до поры до времени была спокойна и скромна. Пока летом внезапно не встретила Юлию.

Сейчас однако мысли о Юлии ассоциируются лишь с неопределенностью. Чувства не дают покоя Хейди, когда она вспоминает, что Юлия так и не ответила на вчерашнее сообщение. Хейди никогда никому не заглядывала в рот, не была пассивной, зависимой стороной, ни на ком не висла – она та, кто действует первой. И понятно, что на Бали народ живет в своем темпе и у Юлии наверняка есть уважительная причина молчать, но эта тишина просто добивает. Вообще, стоит признать: Юлия никогда ничего и не обещала. Она еще в начале знакомства открытым текстом обрисовала ситуацию – и довольно четко, – но влюбленная Хейди, по всей видимости, услышала что-то свое.

– Я не могу тебе ничего обещать, – прямо так и сказала Юлия.

В ответ на это Хейди только рассмеялась, подошла к Юлии со спины и, просунув руку под ее футболку, начала медленно ласкать мягкие груди. Все слова тут же выветрились из головы.

Глотнув немного виски, Хейди продолжает листать чужие фото: нет, нет, точно нет, нет. Она не может сказать, чего конкретно хочет. Снова погрузиться в знакомые ощущения? Встретить человека, который бы как-то выделялся из толпы? Можно ли в таком деле вообще полагаться на фотографии? Зато Хейди точно знает, каких ребят нужно обходить по большому радиусу: тех, кто пишет километровые автобиографии. С другой стороны, люди с пустым профилем или любители общаться смайликами тоже так себе вариант.