Вы не авторизовались

Забег к концу света бесплатное чтение

Мэтью Рейли
Забег к концу света

Matthew Reilly

THE SECRET RUNNERS OF NEW YORK

Originally published in the English language as The Secret Runners of New York by Hot Key Books, an imprint of Bonnier Books UK.

Published in Russia by arrangement with The Van Lear Agency and Bonnier Books UK.

The moral rights of the author have been asserted.

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

Эта книга для всех, кто

учился в старших классах…

…и выжил.

Если у тебя достаточно

денег и достойное имя,

ты можешь делать все, что угодно.

Корнелия Гест
«Путеводитель по жизни для дебютанток»

Почему мы помним прошлое,

но не будущее?

Стивен Хокинг
«Краткая история времени»

Пролог
Последний забег Бекки

Нью-Йорк

Время: 02:35

Дата: неизвестна

Девушка в разодранном свадебном платье в ужасе бежала через Центральный парк. Она сломя голову неслась через подлесок, а колючие ветки хлестали ее по щекам. Было уже поздно, далеко за полночь. В парке и городе вокруг царили темнота и безмолвие.

Обычно симпатичное лицо семнадцатилетней Бекки Тэйлор измазалось в грязи и крови. На лбу красной помадой было написано: СТАРОСТА. Капельки пота, выступившего от ужаса, размывали алые буквы. Бекки пригнула голову и отчаянно бросилась напролом сквозь кусты, прикрывая лицо рукой.

На левом запястье девушки была видна кровавая полоса содранной кожи. Когда она пришла в себя в этом месте, ее связанные за спиной руки были примотаны веревкой к уличному фонарю. После нескольких болезненных рывков ей удалось освободить левую руку. Так началось это безумное бегство домой.

Среди кровоточащих царапин в глаза бросались другие отметины на ее запястье: четыре вертикальные линии.

||||

Над деревьями за спиной Бекки на фоне ночного неба виднелись черные силуэты знаменитых зданий восточной части Центрального парка: громадного Музея естественной истории и нескольких самых известных и дорогостоящих жилых комплексов в мире – «Сан-Ремо», «Маджестик» и «Дакота». Ни одно окно не горело.

Ее сердце бешено колотилось, легкие горели, но Бекки продолжала бежать изо всех сил. Она слышала, как ее преследователи хрипят в азарте охоты. Когда она продралась сквозь кусты, земля перед ней внезапно ушла вниз, и Бекки резко остановилась, едва не свалившись с двухметрового обрыва. Несмотря на разорванное платье, девушка позволила себе улыбнуться – она добралась до Семьдесят девятой поперечной улицы, пересекающей парк, и, значит, была почти у цели.

Бекки, торопясь, сползла по двухметровой стене на дорогу, которая располагалась ниже уровня парка, и перебежала через нее. Трасса, которая некогда давала автомобилям возможность пересечь Центральный парк, сейчас пустовала. Как и темный город вокруг, дорога выглядела пугающе заброшенной. Сорняки, трава и плющ пробивались через трещины в асфальте, окончательно разрушая его. Покинутые машины валялись под всеми возможными углами: растения почти поглотили их. Не было видно ни души. В этом мертвом, пустом городе осталась только Бекки… и те, кто ее преследовал.

Перебежав дорогу, девушка вскарабкалась на каменную стену с противоположной стороны. Спустя минуту она завернула за угол и увидела Шведский коттедж – нелепое бурое здание с деревянными стенами, похожее на пряничный домик. Коттедж на самом деле был построен в Швеции в 1870-х годах и вскоре после этого отправлен в США как подарок от правительства Швеции. С тех пор он совсем вышел из моды, но так и стоял в Центральном парке рядом с садом Шекспира – неуместный, устаревший, ненужный.

Но Бекки требовался не сам коттедж, а то, что располагалось позади него. Она обогнула коричневое здание и выбежала на грязную прогалину с другой его стороны, к низкому каменному колодцу. Девушка торопливо залезла прямо в него и стала спускаться по узкой вертикальной шахте, упираясь руками и ногами в стены. После шести метров спуска колодец заканчивался темным туннелем. Она спрыгнула и побежала вперед по туннелю, пока не добралась до старинного каменного портала…

…и остановилась как вкопанная.

Выход был закрыт. Она не могла выбраться.

– Мисти, Честити, вот вы суки! – вслух выругалась Бекки.

Леденящий кровь мужской крик снаружи заставил ее обернуться. И в этот момент в этом холодном подземном туннеле, в этой убогой версии Нью-Йорка, Бекки Тэйлор поняла, что умрет.

Этот день не должен был закончиться так. Всего несколько часов назад она блистала на балу, как королева, неотразимая в своем платье от Веры Вонг и в сопровождении прекрасного кавалера. Да и в учебе она добилась выдающихся успехов. Одним словом, весь мир лежал у ее ног.

А теперь она здесь.

В этом кошмарном месте.

Пойманная в ловушку и одинокая.

Совсем скоро свирепые обитатели этого места найдут ее, и когда это произойдет, ее убьют самым неторопливым и ужасным способом. С этими мрачными мыслями Бекки Тэйлор – в порванном свадебном платье и с остатками помады на лбу – рухнула на пол, закрыла глаза и тихо всхлипнула.

В этот самый момент в комплексе «Маджестик», где жила семья Тэйлор, родители нашли в комнате Бекки – обычной комнате семнадцатилетней девушки в обычном Нью-Йорке нашего времени – ее телефон, а в нем – последнее неотправленное сообщение:

Дорогие мама и папа,

Я больше не могу этого выносить: всеобщие ожидания давят на меня своей тяжестью. Пожалуйста, не ищите меня, это бесполезно. Я обрету покой на дне реки.

С любовью,

Бекки.

Часть I
Школа, где пропадают новые ученицы

Они были беспечными существами, Том и Дэйзи, они ломали вещи и людей, а потом убегали и прятались за своими деньгами…

Ф. Скотт Фицджеральд
«Великий Гэтсби»

Глава 1
Новая школа, новая жизнь

Это был мой первый учебный день в новом городе, но не думаю, что найдется много людей, которые бы меня пожалели. Со стороны моя жизнь выглядела как мечта любой нормальной шестнадцатилетней американки. Я жила в Нью-Йорке, в Верхнем Вест-Сайде^[1], в историческом здании «Сан-Ремо», в огромной квартире с видом на Центральный парк.

«Сан-Ремо» – это один из тех пафосных жилых комплексов с двумя башнями в стиле ар-деко, что были построены в тридцатые, и сейчас в них живут кинозвезды, хозяева мира с Уолл-стрит^[2], саудовские принцы и все остальные, кто может позволить себе заплатить двадцать миллионов долларов наличными за квартиру.

Но с моей точки зрения, у меня была не жизнь, а полный отстой. Мне было шестнадцать, меня выдернули из дома моего детства в Мемфисе и швырнули в эпицентр самой жуткой подростковой стервозности, которую только можно себе представить: невероятно богатый район Нью-Йорка. Учиться в новой школе в новом городе, вдали от отца, которого я любила, жить с матерью, которую я презирала, и отчимом, который относился ко мне как к пустому месту, – как же я все это ненавидела! Единственным плюсом было то, что со мной переехал и мой брат-близнец Рэд, как всегда воспринимавший все легко и беззаботно.

Первый учебный день начался не очень хорошо.

Мне пришлось надеть школьную форму – совершенно бесполую белую блузку на пуговицах с длинными рукавами и сине-зеленое платье в клетку. Манжеты на длинных рукавах также застегивались на пуговицы. Единственным разрешенным аксессуаром была темно-зеленая лента для волос. В такой элитарной школе, как Монмут, украшения могут стать серьезной проблемой – девушки всегда пытаются перещеголять друг друга, и вполне вероятно, что какая-то старшеклассница явится в серьгах за четверть миллиона долларов. Поэтому все драгоценности были запрещены. Единственное, что разрешалось, – это часы.

В общем-то, я совсем не возражала против простой и скрывающей фигуру школьной формы. В Мемфисе я училась в школе для девочек, и там не было никакого дресс-кода, так что все одевались по своему вкусу. Чем старше становились ученицы, тем больше каждый учебный день походил на конкурс красоты. И по мере того как бедра девушек округлялись, а размер груди увеличивался, джинсы спускались все ниже, а декольте все глубже. В удушливой летней жаре Теннесси количество обнаженной кожи, видневшейся из-под одежды, было просто возмутительным.

Однажды жарким летним днем я нечаянно услышала, как одна учительница воскликнула: «Вы что, издеваетесь?», когда увидела, как два тренера в спортзале глазеют на задницы трех семнадцатилетних учениц в коротких шортиках.

Но в школе Монмут все было иначе (кстати, всегда пишите название с большой буквы «М», иначе вас поправят). Это было прежде всего учебное заведение, и униформа – и для парней, и для девушек – являлась одним из способов направлять взгляды старшеклассников в книги, а не на противоположный пол.

Как я уже сказала, я была только за. На это были свои причины, так что блузка с длинными рукавами меня очень даже устраивала. И еще я всегда носила часы на левом запястье: массивные, но удобные белые Casio G-Shock. А вот у моей мамы было полно претензий к школьному дресс-коду. Она поставила меня перед зеркалом в прихожей и стала поправлять мою прическу, оставив пару прядей мышиного цвета виться у висков.

– Не убирай так волосы с лица, Скай, дорогая, – сказала она. – Ты можешь быть очень симпатичной, если хоть немного постараешься.

Меня это жутко взбесило, но внешне я не подала вида, так как уже тысячу раз слышала все эти комментарии:

«Почему бы тебе не надеть что-нибудь, что больше тебе идет?»

«Перестань сутулиться, распрями плечи, грудь вперед!»

«Подними глаза, детка. Серьезно, как парни смогут заметить тебя, если ты никогда не смотришь перед собой?»

И самое обидное: «Знаешь, Скай, мне кажется, что тебе не помешало бы немного похудеть».

Естественно, мама была уже при полном параде, хотя часы показывали лишь 7:30 утра. К этому времени она уже два часа была на ногах и успела пробежать почти десять километров на беговой дорожке, сделать сто приседаний и помедитировать в течение двадцати минут. Моей матери было сорок пять лет, но она выглядела на двадцать пять, и сейчас платье от «Прада» идеально сидело на стройной фигуре. Ее длинные золотисто-каштановые волосы, как обычно, были идеально уложены, каждый завиток и локон на своем месте. Наша горничная Роза, помимо того что была личным помощником моей матери, доверенным лицом и информатором, одно время работала визажистом на телевидении. Несомненно, это и стало решающим фактором при ее найме. Да, и моя мама всегда ходила на каблуках, даже дома по утрам.

– Скай, – начала она, – это суровая правда жизни, о которой не принято говорить, но ты должна понимать, что ценится в женщинах в нашем мире: важно не то, что у нас в голове. Все дело во внешнем виде. Или как, ты думаешь, я заполучила твоего отчима?

«Быстрое маленькое исчезновение под столом в ресторане на вашем первом свидании?» — подумала я цинично. Однажды я подслушала, как мама рассказывала об этом по телефону своей лучшей подруге Эстель после очередного коктейля «Космополитен», которых в тот вечер было выпито слишком много.

Моя мать, Дейдра Эллен (в прежнем замужестве Роджерс, урожденная Биллингсли), блистала на Мемфисском балу дебютанток и заняла второе место на конкурсе красоты «Мисс Теннесси», но образование получила всего лишь среднее. Это, впрочем, совершенно не помешало ей взлететь на вершину нью-йоркского общества и завести себе привычку ежедневно заниматься шопингом, посещать ланчи, йоги и коктейльные вечеринки.

К счастью, в этот момент Рэд спустился по лестнице, одетый в мужской вариант школьной формы (блейзер, галстук и брюки), и спросил:

– Блу, ты готова?

Я любила своего брата-близнеца. На самом деле его имя Альфред, но, сколько себя помню, все называли его Рэд. У него были небрежно взъерошенные медно-рыжие волосы и лицо, в точности повторявшее мои черты, но проказливое, как у эльфа. При всем этом он каким-то образом умудрялся классно выглядеть в школьной униформе. Понятия не имею, как ему это удавалось.

Черт, иногда я просто не понимала, как мы с ним могли родиться у одной и той же женщины. Всего на две минуты старше меня, Рэд был моей полной противоположностью: спокойным и невозмутимым. Он ничего не боялся. «Это благодаря моей зрелости, – дразнил он меня, – как-никак я родился раньше!»

Брат с легкостью заводил друзей, совершенно не прилагая к этому никаких усилий. Можно было оставить его в комнате, полной незнакомцев, и уже через двадцать минут Рэд болтал бы и смеялся со всеми присутствующими.

Вот бы мне так.

Мне хотелось думать, что я довольно неплохо могу поддержать разговор, да и в принципе смогу поладить с большинством людей.

Проблема заключалась в том, как начать.

При первом знакомстве я стеснялась до ужаса. Мне приходилось заставлять себя начинать разговор. Самое главное было перебороть себя и завести беседу, а дальше все шло хорошо.

Прозвище «Блу» придумал мой отец – мой настоящий отец, – потому что Скай звучит как «небо», а небо голубое. (На самом деле я даже и не помню, чтобы он когда-нибудь называл меня настоящим именем.) Поняли прикол, да? Рэд и Блу, а звучит как «красный» и «голубой». А поскольку моего отца звали Дуайт, что звучит очень похоже на «белый», он любил повторять: «Выбирай себе любой: красный, белый, голубой!»

Ох уж эти папины шуточки. Они раздражают, когда слышишь их каждый день, но когда они прекращаются, поверьте, начинаешь действительно по ним скучать.

– Готова, как никогда, – ответила я и, выскользнув из рук матери, выскочила из квартиры так быстро, как могла.

Наша новая школа находилась точно на другой стороне Центрального парка, примерно чуть меньше километра от дома, поэтому мы с Рэдом пошли туда пешком. Должна признаться, несмотря на все, что я терпеть не могла в своей новой жизни, эта прогулка мне нравилась. Наш дом располагался в Вест-Сайде, к западу от Центрального парка, недалеко от Музея естественной истории, а школа «Монмут» – прямо через парк, в Верхнем Ист-Сайде, на Пятой авеню, рядом с музеем искусства «Метрополитен». Так что мы шли по красивым, обсаженным деревьями дорожкам, которые вились вдоль вечно оживленной Семьдесят девятой поперечной улицы.

Рано утром все в парке было просто замечательно. Все, кроме психов и религиозных чудиков, которые с недавнего времени постоянно толпились на тротуарах возле «Метрополитена» и у большинства главных входов в Центральный парк, держа свои плакаты и Библии.

Психи выглядели более забавно, на них были шапочки из фольги, и они отплясывали, как припадочные. На некоторых плакатах было написано:

ЭТОТ ДЕНЬ СВЯТОГО ПАТРИКА

СТАНЕТ ЛУЧШИМ ВО ВЕКИ ВЕКОВ!

НАДО БЫЛО ПРИГЛАСИТЬ ЕЕ НА СВИДАНИЕ!

ПРЕЛЮБОДЕЙСТВУЙ! ТРАНЖИРЬ! КРАДИ!

ПОСЛЕ 17 МАРТА

ЭТО БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ

ИМЕТЬ ЗНАЧЕНИЯ!

Религиозные чудики были постарше и вели себя серьезно. Они держали свои транспаранты тихо, но решительно. Надписи тоже были не такие колоритные:

Евангелие от Луки, глава 21, стихи 25–26

ВЕСЬ МИР ЛЕЖИТ ВО ЗЛЕ!

Евангелие от Иоанна, глава 5, стих 19

И ОН УНИЧТОЖИТ ГРЕШНИКОВ!

Книга пророка Исайи, глава 13, стих 9

ЭТО БОЖЬЯ МЕСТЬ

ЗА РАЗРЕШЕНИЕ ГЕЯМ ЖЕНИТЬСЯ

БОГ НЕНАВИДИТ ПЕДИКОВ И ЕВРЕЕВ,

ПРИГЛАШАЕМ НА ЧАС РАСПЛАТЫ

Меня не очень интересовала вся эта шумиха насчет Дня святого Патрика. Когда год назад или около того один старый ученый впервые сделал заявление о приближении конца света, это попало во все новости. Но до семнадцатого марта оставалось еще семь месяцев, людям вскоре надоело думать об этом, и ажиотаж в СМИ спал. Спустя некоторое время этот новый апокалипсис стал восприниматься так же, как все те, что предсказывались до него: комета Хейла – Боппа в девяносто седьмом, Миллениум или пророчества из календаря майя о две тысячи двенадцатом. Все улеглось.

Многие, и моя мать в том числе, сравнивали происходящее с историей про того сумасшедшего христианского проповедника, который убедил своих последователей продать все имущество, потому что двадцать первого мая в две тысячи одиннадцатом должен был наступить конец света. Когда этого не произошло и конец света не наступил, их мир определенно рухнул.

Так что мы с Рэдом просто прошли мимо разношерстной толпы, размахивающей плакатами, и вошли в нашу новую школу, где вот-вот должен был разверзнуться мой личный ад.

Глава 2
Ежегодное собрание

Школа «Монмут» располагается на Пятой авеню в старинном особняке XIX века, некогда принадлежавшем семейству Астор. Над входом, который выполнен в виде каменной арки, размещен герб и девиз на латыни:

PRIMUM, SEMPER.

Первый, всегда.

В целом этим все сказано. «Монмут» – это не обычная школа. Ее ученики богаты. По-настоящему богаты. Их родители – это те люди, которых можно увидеть на приемах в Белом доме. Школа расположена в Верхнем Ист-Сайде Манхэттена, с видом на Центральный парк, и является одной из самых эксклюзивных школ в Америке. Каждый, кто хоть что-то представляет собой в обществе, хочет, чтобы его дети учились в «Монмуте», и готов ради этого на все.

Но знаменитая мисс Констанс Блэкман, бессменный директор школы на протяжении последних двадцати лет, может себе позволить быть непредвзятой. За ее спиной стоит один из крупнейших в стране благотворительных фондов, финансирующих деятельность школы. По ее меткому выражению, кроме денег есть и другие причины, которые делают подростка «подходящим для «Монмута».

Эти другие причины на самом деле могут быть какими угодно, но, как правило, дело не в самом ученике, а в его родных. Например, это может быть значительный многолетний вклад той или иной семьи в культурную жизнь Нью-Йорка, или если кто-то из родственников был лауреатом старейшей и высоко уважаемой премии (читай: Нобелевской или Пулитцеровской), но в конечном счете есть одна причина, превосходящая все остальные.

Родословная.

Когда я туда перевелась, главным предметом гордости для школы были четверо учеников – прямые потомки пилигримов с «Мэйфлауэра»^[3] и еще трое, чьи предки подписали Декларацию независимости США. К отпрыскам современных знаменитостей и нуворишей «Монмут» относился пренебрежительно. Мисс Блэкман, классическая старая дева со скромными запросами, жила в уютной квартирке на территории школы и получала особое удовольствие, отказываясь от взяток. Была нашумевшая история, когда она отклонила приглашение посетить знаменитый «Мет-Гала», ежегодный бал Института костюма при музее «Метрополитен», с отцом потенциального ученика, сказав: «С какой стати мне посещать мероприятие, организованное журналом?»^[4]

Мисс Блэкман придерживалась мнения, что основная ее задача весьма незатейлива – поддерживать репутацию школы «Монмут» на высшем уровне как в мире образования, так и в светском обществе.

Первый, всегда.

Тем не менее было кое-что в «Монмуте», о чем мисс Блэкман изо всех сил старалась не упоминать.

Пропавшие девушки.

За последние два года пропали без вести три ученицы школы, все новенькие: второклассница, одна из средней ступени и старшеклассница. Вжух, и все. Никаких следов. Больше их никто не видел.

Первой была Трина Миллер, сообразительная второклассница со средним баллом 4,3 и блестящими видами на будущее. Она исчезла в январе прошлого года, всего через пять месяцев после того, как начала учиться в «Монмуте».

Следующей стала Долорес Барнс, девушка с ограниченными возможностями. Круглолицый ангел с синдромом Дауна^[5], Долорес была участницей программы «Моя младшая сестра», которая объединяла в пары учеников «Монмута» и близлежащих спецшкол. Несмотря на то что цели у программы были самые благородные, в «Монмуте» ее безжалостно высмеивали. Но все равно принимали в ней участие – ради того, чтобы при поступлении в колледж в резюме можно было упомянуть «общественную деятельность». Долорес училась на средней ступени и исчезла в декабре прошлого года.

И наконец, последней пропала Ребекка (Бекки) Тэйлор. Ее исчезновение шокировало сильней всего. Жизнерадостная и общительная, Бекки училась в «Монмуте» около года и уже стала одной из самых популярных учениц. Все думали, что в следующем учебном году ее назначат старостой школы. Но потом, в марте, в тот самый вечер, когда она была выбрана королевой бала на Истсайдском котильоне, самом престижном балу дебютанток в Нью-Йорке, она исчезла. Просто растворилась в ночи в своем белоснежном платье дебютантки, и больше ее никто не видел.

Бекки – единственная из пропавших девушек, кто оставил записку, точнее сообщение, в котором говорилось, что она не выдержала навалившейся на нее ответственности и бросилась в реку, вероятно, привязав к себе дополнительный груз, чтобы ее никогда не нашли. Многих потрясло, что такая яркая и популярная девушка, как Бекки, могла втайне вынашивать мысли о самоубийстве. Как говорится, чужая душа – потемки. Этот случай даже разбирали на занятиях по повышению самооценки.

Естественно, все три исчезновения расследовали детективы из полиции Нью-Йорка. Мисс Блэкман даже наняла бывшего следователя ФБР, чтобы разобраться в этом деле. Официально она заявила, что в полиции «работают хорошие детективы, но они, вероятно, не могут посвятить этой ситуации столько времени и сил, сколько она того требует». В приватной беседе же она высказалась в другом ключе: «Полиция для обычных граждан. А мы платим за более качественные услуги».

Увы, но ни полиция, ни бывший агент ФБР не нашли ничего, что могло бы привести их к пропавшим девушкам, – ни телефонов, ни обрывков одежды, ни тел. Ни единой мелочи. Следователь из ФБР также рассматривал возможность похищения во всех трех случаях, но и эта версия ни к чему не привела. По его словам, он был крайне озадачен, что в наше время камер видеонаблюдения, отчетов по кредитным картам и приложений типа «найди свой iPhone» эти трое смогли фактически бесследно исчезнуть с лица земли.

Завистливые девчонки из соседних школ никогда не упускали возможности поддеть учеников «Монмута», так что я узнала об этих исчезновениях лишь тогда, когда случайно упомянула кому-то о своей новой школе. И, проходя под той старинной каменной аркой в свой первый учебный день, я особенно остро осознала, что являюсь новенькой в школе, где пропадают новенькие.

Когда двести восемьдесят учеников школы «Монмут» собрались в актовом зале, похожем на амфитеатр, это было похоже на тихо шелестящее море в сине-зеленую клеточку. Должна сказать, что, глядя на это скопление людей, униформа понравилась мне еще больше, в основном потому, что позволяла мне сохранить анонимность. Я не хотела выделяться, а в форме могла без труда спрятаться у всех на виду.

Я обратила внимание, что девушки сидели тесными группками, которые, без сомнения, сложились давным-давно. Парни-второклассники сгорбились на задних сиденьях, наблюдая за девчонками. Учителя стояли в проходах у стен, непринужденно болтая друг с другом. А затем внезапно наступила полная тишина и на сцену вышла мисс Блэкман.

– Леди и джентльмены, – произнесла она, – в школе «Монмут» начинается чудесный новый учебный год, добро пожаловать!

Дальше последовали обычные банальности: о том, какая честь для всех нас учиться в столь прекрасном заведении; о том, что «Монмут» сделает нас лидерами будущего; наставления новым старшеклассникам служить достойным примером и все прочее в таком духе. А потом мисс Блэкман сказала несколько вещей, которые меня действительно заинтересовали:

– Не позволяйте нынешней истерии насчет конца света отвлекать вас. За свою жизнь я встречала множество глупцов, утверждающих, что грядет апокалипсис, но я до сих пор жива.

– Даже ядерная боеголовка не прибьет эту старую алебарду, – хихикнул симпатичный блондин с волнистыми волосами в ряду позади меня. – Когда все закончится, останется только она и тараканы.

Ближайший учитель прошипел:

– Мистер Саммерхейз, тс-с-с!

Тем временем мисс Блэкман продолжала:

– А теперь я приглашаю на сцену для приветственного слова старост школы этого года – мистера Бо Брэдфорда и мисс Честити Коллинз.

Двое старшеклассников, сидевших в зале в первом ряду, поднялись на сцену, и при виде них мне пришлось себя ущипнуть. Назвать их красивыми значило бы сильно преуменьшить. Это была не просто хорошая наследственность, нет, это намного больше. С этой парочкой определенно поработали профессиональные стилисты. Форменный темно-зеленый блейзер сидел на парне идеально. Даже нелепый клетчатый галстук смотрелся стильно. Гладкий мужественный подбородок, симметричные скулы, светлая шевелюра с подбритыми висками… Бо Брэдфорд был похож на парня, который входит в состав команды Гарварда по академической гребле, а в свободное время подрабатывает моделью у Ральфа Лорена.

Какие-то девушки рядом со мной зашептались, задыхаясь от восторга:

– Боже, он просто огонь, не могу…

– Определенно, десять из десяти. Я бы разрешила ему сделать со мной что угодно…

– Удачи тебе, он был практически помолвлен с Мисти Коллинз еще в…

Школьной старосте на вид было лет семнадцать, и она также была потрясающе красива и стильно одета: высокая и статная, со светлыми волосами, едва заметными веснушками, голубыми глазами и широкой улыбкой на тысячу ватт, которая показалась мне чересчур наигранной. Школьная форма обтягивала ее как перчатка, как будто была сшита на заказ по ее точным меркам. Полагаю, так оно и было. Девушка заговорила первой, ее голос звучал бодро и весело:

– Всем привет. Если вы меня не знаете, то я Честити.

Светлокожая афроамериканка с роскошной гривой вьющихся бронзовых волос, сидевшая слева от меня, фыркнула:

– Вот и первое лживое заявление этого года.

– Заткнись, Дженни, не будь сучкой, – прошептала другая девушка.

Афроамериканка по имени Дженни пожала плечами:

– Я имею в виду имя. «Честити»?^[6] Серьезно? Мы все знаем, насколько близко Честити любит общаться с мальчиками.

– Я тебе кишки выпущу, Дженни, – прошипела одна из девушек.

– Как будто ты сможешь, Хэтти.

– Как дела на работе, Дженни? Все еще обслуживаешь столики?

– Девушки!.. – вмешалась учительница из прохода. – Мисс Брюстер! Мисс Джонсон! Хватит!

Я была так увлечена маленькой битвой на галерке, что отвлеклась от речи Честити Коллинз. А она в это время как раз произнесла:

– …и давайте сохраним в памяти нашу покойную подругу Бекки Тэйлор. Упокой Господь ее душу.

Девушка по имени Дженни снова фыркнула:

– Честити сама должна благодарить Бога. Не быть ей старостой, если бы Бекки Тэйлор не покинула эту планету.

– Мисс Джонсон! После собрания жду вас в моем кабинете! – прошипела учительница.

Честити Коллинз продолжала:

– …так грустно потерять такого одаренного и многообещающего человека в столь юном возрасте.

Но потом она словно преобразилась, весьма талантливо, и ее «печальное» лицо внезапно просветлело:

– Но поговорим и о хорошем. В этом году светский сезон обещает быть очень волнующим. Как минимум три ученицы «Монмута» собираются впервые быть представленными на самых престижных балах дебютанток в городе, включая – прошу прощения за некоторую предвзятость – мою сестру. Мисти появится как на международном Балу дебютанток, так и на Истсайдском котильоне как юниор, что действительно очень редкая честь.

Две ученицы, обменявшиеся колкостями с афроамериканкой по имени Дженни, похлопали третью по плечу. Эта девушка была более молодой и хрупкой версией Честити Коллинз, с такими же светлыми волосами, бледными веснушками и голубыми глазами. Но лицо у нее было более жесткое и серьезное. Я уже видела такое раньше. Находясь в тени своей звездной старшей сестры, младшая уверена, что ее ждет еще более выдающееся будущее.

Девушка по имени Дженни снова не смогла удержаться от насмешки:

– Улыбайся, Мисти. Тебе надо поработать над мимикой, а то ИЛС проступает, когда не надо.

Блондинка Мисти повернулась к Дженни и расплылась в торжествующей улыбке.

– Спасибо, Дженни, я ценю твой совет, – сказала она.

Я увидела, как Дженни на долю секунды нахмурилась, пораженная тем, что ее издевка не вызвала у Мисти никакой реакции.

Что ж, за несколько минут я успела услышать, как старосту почти прямым текстом называют потаскушкой, соученице угрожают выпустить кишки, сама староста скромно превозносит высокий статус учебного заведения в светском обществе, а сестра старосты демонстрирует классический пример старого доброго пассивно-агрессивного поведения «дрянной девчонки». С грустью приходилось признать, что школа, она и есть школа, какой бы высокой ни была плата за обучение.

Вскоре после этого Честити закончила свою речь, и красавчик-старшеклассник тоже что-то пробубнил. Затем мисс Блэкман снова взяла микрофон и пробежалась по нескольким административным вопросам. Так что я немного отвлеклась, но тут она выдала такое, от чего у меня кровь застыла в жилах:

– …рады приветствовать двух новых учеников средней ступени, которые перевелись к нам из Мемфиса, штат Теннесси…

Боже, только не это.

– …мистер Альфред и мисс Скай Роджерс…

При звуках моего имени, эхом разнесшегося по аудитории, я съежилась в кресле. Мне хотелось сжаться в комок и умереть.

Пожалуйста, не заставляйте нас встать. Нет. Только не это.

Мисс Блэкман ласково улыбнулась нам с братом:

– Почему бы вам не подняться на сцену, чтобы мы все могли на вас посмотреть?

Конечно же, Рэд весело вскочил со стула и направился на сцену, помахав при этом всему залу. Я выбралась из своего ряда и тоже стала подниматься по небольшой лестнице, опустив голову и ссутулив плечи, чтобы выглядеть как можно неприметней. Как назло, на верхней ступеньке я споткнулась и практически растянулась на сцене, как самая неуклюжая растяпа в Америке!

Рэд – дай бог ему здоровья – поймал меня в нескольких сантиметрах от пола, но было уже поздно. По залу прокатился смешок. Покраснев от унижения, я постаралась взять себя в руки и слабо кивнула присутствующим.

Когда мисс Блэкман жестом велела нам садиться, я мигом покинула сцену и вернулась на свое место. Конечно же, меня обсуждали:

– Видела, как она споткнулась? Позорище…

– О боже, я бы просто умерла от такого…

Затем послышался голос, обращенный ко мне:

– Классно пол поцеловала, Мемфис.

Снова смешки.

Черт, ненавижу девчонок.

Собрание закончилось. Глядя, как школьники выходят из зала, болтают без умолку, дают друг другу «пять» и тычут пальцами, я подумала: «Здесь такой же закон джунглей, только в униформе».

Глава 3
Приближение конца света

Вероятно, мне следует поподробнее рассказать про всю эту историю с концом света на День святого Патрика.

Если вкратце, то никто не знал, что и думать. Все началось в августе прошлого года, когда доктор Гарольд Финкельштейн, пожилой ученый из Калифорнийского технологического института, опубликовал научную статью в «Астрофизикал джорнал» о феномене, который он обнаружил в космосе. Он назвал его облаком сверхкоротковолнового ионизированного гамма-излучения высокой плотности, которое журналисты вскоре сократили до «гамма-облака».

В сущности, это было облако электромагнетически заряженной энергии, которое занесло в нашу Солнечную систему. Когда доктор Финкельштейн его засек, облако проходило мимо Юпитера, и, согласно расчетам, Земля должна пройти сквозь него к семнадцатому марта следующего года. Именно то, что произойдет с Землей и человечеством, когда гамма-облако дойдет до нас, и стало предметом жарких споров в научном сообществе, в утренних телешоу и среди населения в целом.

Финкельштейн был убежден, что человечество будет уничтожено практически полностью. И это не будет безболезненно. Нас ждут двадцать четыре часа ужаса и горя. Ведь человеческое тело очень хрупкое, а гамма-излучение может повредить его несколькими различными способами.

Прежде всего речь идет об электричестве. Вот что нас действительно убьет, по словам Финкельштейна. Почти каждой клетке нашего тела требуются электрические импульсы, чтобы выжить. С помощью электричества человеческий мозг посылает сигналы остальным частям тела. При попадании в гамма-облако человек просто упадет замертво на месте, так как его мозг буквально поджарится. Это уничтожит 99,5 % населения планеты.

Кроме того, гамма-облако, по мнению Финкельштейна, не будет однородным по силе воздействия: где-то оно будет более плотным, где-то менее. Это означало, что разные места на Земле будут подвергаться различным уровням облучения. А если некоторые люди получат более низкий уровень радиации, то у них будет шанс пережить волну смерти, накрывшую планету. Так же возможно окажется, что некоторые люди обладают естественной устойчивостью к гамма-излучению.

К сожалению, выжившим придется существовать на развалинах цивилизации, потому что те же самые электромагнитные силы, которые взболтают мозг большинству людей на Земле, также разрушат каждую электрическую цепь на планете. Короче говоря, гамма-облако заставит все электроприборы – телевизоры, компьютеры, лампы, электростанции – выключиться. Энергия иссякнет. Человечество будет отброшено назад в каменный век.

Все это звучало довольно жутко. Двадцать четыре часа мучительных смертей плюс катастрофическая утрата электроэнергии – вот почему все чудики – религиозные и прочие – так взбудоражились.

Конечно, за новость ухватилась пресса. Для юмористических шоу тема конца света была благодатной почвой, в особенности учитывая точную дату, которую назвал Финкельштейн – День святого Патрика. Это ирландский заговор, шутил Стивен Колберт^[7], устроенный для того, чтобы ирландцам можно было пить больше пива. Каждое утреннее телешоу приглашало экспертов-астрофизиков со всего мира, внимательно наблюдавших за небом через свои телескопы. Кто-то из них соглашался с Финкельштейном, кто-то нет. Но даже те, кто был согласнен, утверждали, что облако может просто проскочить мимо Земли. С кометами такое случалось постоянно. Доктор Финкельштейн же упрямо твердил, что его расчеты верны.

Самому же пожилому ученому (ему было семьдесят два) тщательно перемывали косточки. Все научные работы и статьи, которые он когда-либо писал, подвергались детальному анализу. В его прошлом откопали студенческое обвинение в плагиате пятидесятилетней давности, а также жалобу на сексуальные домогательства, хоть он и был оправдан. Конкуренты-астрофизики упрекали его в жалкой старческой попытке привлечь к себе внимание на закате карьеры. А затем, возможно, как раз из-за пристального внимания прессы и различных домыслов, доктор Гарольд Финкельштейн сделал то, чего от него никак не ожидали.

Он умер.

Закончив давать интервью Джорджу Стефанопулосу в программе «Доброе утро, Америка», доктор Финкельштейн уже снимал с лацкана микрофон, как вдруг схватился за грудь, лицо его исказилось от боли, и он рухнул на пол студии. Смерть наступила в результате сердечного приступа. Камеры уже были выключены, когда ему стало плохо, но изображение пожилого мужчины, лежащего на полу студии, облетело весь мир за считаные минуты.

Со смертью главного сторонника приближения конца света его место не замедлили занять многочисленные скептики. Да и сама новость вышла из разряда нашумевших и стала просто очередной странной историей. Жизнь потекла своим чередом для всех, кроме чудиков в шапочках из фольги и фанатиков Судного дня. По крайней мере до тех пор, пока семнадцатое марта не забрезжит на горизонте, тогда-то люди снова об этом заговорят, на случай, если Финкельштейн все-таки был прав.

Со своим мнением по поводу конца света я пока не определилась. Все действительно так? Или это полная чушь? К тому времени, когда пресса прекратила смаковать эту новость, уже никто не смог бы разобраться, что правда, а что нет. Когда «Нью-Йорк таймс» призывает взвесить все вероятности печального исхода, а «Нэшнл инкуайрер» советует купить подземный бункер и выложить стены тридцатью сантиметрами свинца, во что верить?

Как и большинство людей, я склонялась к тому, что все будет хорошо, пока не поговорила об этом с моим отцом, я имею в виду, с моим настоящим отцом. Доктор Дуайт Р. Роджерс в прошлом был деканом медицинского факультета Университета Теннесси, специализировался на ядерной медицине, и в мой последний приезд в Мемфис он сказал мне, что изучил работу Финкельштейна и пришел к выводу, что ученый не был сумасшедшим. Он был прав. Папа сказал, что при погружении в гамма-облако можно выжить, если находиться внутри вакуумной камеры или если у тебя есть естественный или искусственно повышенный иммунитет, который сохранит электропроводимость тела, особенно в мозге.

– Загружайся кальцием и фосфором по полной программе, – сказал он мне в своей конкретной, серьезной манере. – Эти элементы жизненно важны для передачи нервных импульсов в теле и мозге, на что и влияет гамма-излучение. Но в основном кальций, фосфор в меньшей степени. Цельное молоко, йогурт, сардины – да-да, много сардин – и любые биодобавки с кальцием, которые сможешь найти в аптеке. Откажись от газировки, потому что из-за нее кальций хуже усваивается. И если получится, раздобудь какие-нибудь нейролептики^[8], например «Риспердал» или «Ципрекса», которые влияют на нейромедиаторы^[9]. Препараты от СДВГ^[10] или антидепрессанты тоже подойдут.

Папа начал что-то бормотать, мысли его опережали слова, как это часто бывало. Я только ободряюще кивнула. Рэд рядом со мной закатил глаза.

Он был прекрасным человеком, мой отец, и блестящим ученым – до нервного срыва. Я отлично понимала Рэда: едва ли стоит воспринимать всерьез советы о том, как пережить конец света, от пациента психиатрической лечебницы в Мемфисе, штат Теннесси.

Глава 4
Простые стервы и нью-йоркские

После того кошмара, что мне пришлось пережить на общем собрании, я старалась держаться в «Монмуте» максимально незаметно. Какое-то время этот план работал просто великолепно, и нужно заметить, я узнала много нового, как в плане учебы, так и о «законе джунглей» в нью-йоркской школе.

Рэд, конечно же, сразу завел друзей. Не прошло и трех дней после собрания, как у него появились приятели из школьной команды по лакроссу, в которую брат записался еще несколько недель назад. Среди них был и блистательный Бо Брэдфорд, капитан команды и староста школы. Ну а я познакомилась с враждующими группировками девушек на моей ступени обучения.

Первое, что я узнала, – статус ученика определялся статусом родителей. Каждый раз, когда меня с кем-то знакомили, за этим следовало: «ее отец – член правления «Голдман Сакс»^[11], или «ее мать – председатель благотворительного совета музея «Метрополитен», или «ее мама – член консультативного совета Нью-Йоркского балета». Из этого складывалась неофициальная иерархия, основное правило которой гласило: чем богаче родители, тем влиятельнее ученик.

Кудрявую афроамериканку, которую я заметила во время общего собрания, звали Дженни Джонсон. Ее отцом (теперь понимаете, что я имею в виду?) был Кен Джонсон, миллиардер и владелец хедж-фонда, который сколотил свое состояние во время финансового кризиса в две тысячи восьмом, играя против рынка. Он также являлся заместителем председателя одного из самых важных советов в городе – попечительского совета музея «Метрополитен». Его жена в свое время работала в модельном бизнесе. Она была афроамериканкой, отсюда и чудесный цвет кожи их дочери, а-ля капучино. Технически Дженни являлась самой богатой девушкой в «Монмуте». Но — и это было большое «но» – деньги ее семьи считались «новыми», что опускало ее на несколько ступенек вниз по иерархической лестнице.

Мне нравилась Дженни. У нас было несколько общих предметов, и она была очень приветлива со мной, совсем не в том напрягающем смысле «у-меня-нет-своих-друзей-так-что-я-подружусь-с-новенькой». Кроме того, у нас оказалось кое-что общее, что мы обнаружили при весьма специфических обстоятельствах.

Это произошло в женском туалете. Я мыла руки, когда Дженни вышла из кабинки позади меня и подошла к соседней раковине. Как всегда, на мне были часы. Я никогда их не снимала, пользуясь преимуществами модели G-Shock. Мало того что их почти невозможно разбить, они еще и водонепроницаемые. Чего я не учла, так это особенностей новой марки косметики, которую купила накануне. Я наносила тональную основу на левое запястье, под часами. От воды крем потек, оставив некрасивые разводы телесного цвета на ремешке, а я и не заметила.

А вот Дженни заметила, но вместо того, чтобы как-то прокомментировать, она просто взяла бумажное полотенце, подошла и стерла пятна.

– Будь осторожнее с косметикой на запястье, – сказала она. – Нужна хорошая стойкая основа, которая не размажется.

Я обратила внимание, что у Дженни тоже массивные часы на руке. Она по-доброму улыбнулась мне:

– Я тоже пыталась.

Пыталась…

Я не всегда была такой забитой. На самом деле в Мемфисе я была совершенно другой: популярная, общительная и уверенная в себе вице-президент класса в престижной частной школе для девочек. Я с удовольствием принимала участие в школьной предвыборной кампании – бэйджи, значки, воздушные шары и улыбки – вместе со своей лучшей подругой. Саванна была типичной южной красоткой из влиятельной семьи и баллотировалась на пост президента класса. Мы победили, нашей компании завидовали больше всех в школе, и я была в полной гармонии с жизнью. У меня было в ней свое место. А потом я все испортила.

Однажды я встретила Саванну и нескольких наших друзей в торговом центре. Они дразнили девочку-инвалида по имени Тилли Грин. У Тилли была странная походка, вызванная каким-то редким заболеванием костей. Она подволакивала левую ногу.

– Боже мой, Тилли, – сказала Саванна. – У тебя что, спазмы?

Я и раньше слышала, как Саванна отпускает обидные комментарии, но по какой-то причине в тот день ее издевки меня задели. Серьезно, девчонка же инвалид. Это был явный перебор. Когда Тилли начала плакать, я заслонила ее и сказала:

– Привет, Саванна! Хватит, оставь бедолагу в покое.

Саванна уставилась на меня:

– Я не интересовалась твоим мнением, Скай. Думаю, тебе лучше уйти. Увидимся позже!

Это и был мой Рубикон: момент, когда я могла уйти, оставив Тилли на милость Саванны и ее подружек, и сохранить свою спокойную жизнь. Но я осталась на месте.

– Нет, Саванна. Я серьезно. Прекрати.

Это было ошибкой.

Гнев Саванны был яростным и сокрушительным. С того самого дня моя жизнь превратилась в сущий ад, как в школе, так и за ее пределами. В школьной столовой мы больше не сидели за одним столом. Меня перестали приглашать на вечеринки. Она даже умудрилась из-за какой-то формальности сместить меня с поста вице-президента класса. Так я узнала, что, когда дружишь с вожаком стаи, твоя часть сделки заключается в том, чтобы всегда помнить о том, с кем дружишь. Я поставила под сомнение существующий порядок и должна была понести за это наказание.

Моя мама, как ни странно, призывала меня извиниться перед Саванной:

– Саванна – из семьи, очень влиятельной в этих краях, дорогая. Скажи, что тебе жаль. Проглоти свою гордость. Не порть себе жизнь из-за какой-то дурочки, которая ровным счетом ничего не значит.

Я действительно пыталась поговорить с Саванной, но она даже не захотела меня выслушать. Общественный остракизм^[12], бывшие друзья, которые теперь проходили мимо по коридору, как будто я стала невидимкой, потеря привилегированного статуса – все это серьезно подкосило меня. Я сломалась. Стала неправильно питаться и отсиживаться дома. Каждый поход в школу превращался для меня в настоящее испытание. Мне было четырнадцать, я растолстела и была постоянно на взводе, чувствовала себя одинокой и психовала по любому поводу. А потом, после очередного небрежного комментария матери по поводу моего веса, я решилась…

…и сделала это.

Я пожалела в ту же секунду, как только сделала надрез на левом запястье. Но уже ничего нельзя было изменить. Из пореза лилась кровь, и мне пришлось ехать с мамой в больницу. Последовали месяцы терапии, во время которых я отчаянно пыталась доказать, что нахожусь в здравом уме. В школе все стало только хуже. Взгляды, которыми меня награждали Саванна и ее прихлебатели, были полны ненависти. Когда восемнадцать месяцев спустя мы с мамой и братом переехали в Нью-Йорк, я усвоила жестокий урок: никогда не раскачивай социальную лодку.

– Ты тоже пыталась что? – переспросила я у Дженни.

От моего пореза остался шрам, отсюда и огромные Casio, и тональный крем на руке (и мое одобрение униформы «Монмута» с длинными рукавами). В ответ Дженни Джонсон показала мне собственный шрам. Он прятался на правом запястье, под самыми уродливыми часами в мире.

– Момент отчаяния, – сказала она.

– Классные часы, – ответила я.

Они были совершенно невзрачными, обычные черные часы. Дженни ухмыльнулась и покрутила запястьем, как фотомодель.

– Это подарок моего отца. Та же компания, что делает швейцарские армейские ножи. Да, не последний писк моды, но зато в них скрыт потрясающий секрет.

Она театрально подняла брови, и из корпуса часов неожиданно выскользнуло лезвие около пяти сантиметров длиной. Дженни пояснила:

– У моего отца настоящая паранойя по поводу похищений, точнее, что меня могут похитить. Я даже была вынуждена пройти курс «Как себя вести во время похищения». И часы эти жуткие тоже он купил: потайным ножом можно разрезать веревки на руках или освободить рот от кляпа. – Дженни пожала плечами: – Ну и шрам заодно скрывает.

Я улыбнулась. С этого момента между нами установилось негласное взаимопонимание.

Кроме этого обстоятельства, Дженни мне нравилась тем, что, несмотря на все деньги ее отца, у нее была работа.

– Мой папа сам заработал свое состояние, – сказала она мне однажды, когда мы обедали на баскетбольной площадке на крыше школы. – Он не унаследовал ни цента. Доллар, заработанный честным трудом, по его словам, ценнее, чем тысяча, доставшаяся по наследству. Так что, хотя у него дофигалион денег, если я хочу что-то себе купить, мне нужно самой заработать на это. Так он сказал.

По выходным Дженни работала официанткой в компании, предоставлявшей дополнительный обслуживающий персонал для частных мероприятий высокого класса: открытие галерей, благотворительные обеды и тому подобное. По словам Дженни, она неплохо получала, целых пятьдесят баксов в час, потому что ее часто вызывали в последний момент, когда срочно не хватало людей. А еще меня восхищало в Дженни то, как она была уверена в себе и не лезла за словом в карман, как в тот раз на общем собрании, когда она обменивалась колкостями с девочками-стервочками.

Ах да, стервочки.

Они есть во всех школах, а особенно, как я выяснила, в частных и смешанных, где учатся и девушки, и юноши. Большие белые акулы не так рьяно охраняют свою территорию, как богатые белые девушки своих парней. Те двое, с кем Дженни сцепилась на собрании, оказались Хэтти Брюстер и Верити Кили.

Первая, Хэтти, – коренастая, темноволосая, богатая и заносчивая. Ее мать была из семейства Карнеги. Именно Хэтти угрожала выпустить Дженни кишки.

Вторая, Верити, – худощавая, с рыжеватыми мелированными волосами, большими миндалевидными глазами и слегка крупноватым носом. Ее отец был совладельцем нефтяной компании, которая существовала еще со времен Джона Д. Рокфеллера.

Сами по себе Хэтти и Верити были типичными малолетними стервами, которым просто повезло жить в престижном районе Нью-Йорка. Да, Верити была симпатичной, но не настолько, чтобы стать вожаком стаи, а Хэтти – крупная и мужеподобная – была женским вариантом хулигана-отморозка. Но обе они были ведомыми. А как известно, всем последователям нужен кто-то, за кем можно следовать. Таким лидером в их компании являлась Мисти Коллинз.

Совсем другой типаж.

Как я уже упоминала, ей было шестнадцать, и Честити, староста школы, была ее старшей сестрой. Если проводить аналогию с пчелами, то она была даже не королевой, а императрицей улья – Мисти Коллинз правила своим классом в «Монмуте». Ее отцом являлся Конрад Коллинз, прямой потомок пилигрима с «Мэйфлауэра» и один из крупнейших застройщиков в Нью-Йорке. Ее мать Старли была известной светской львицей, происходившей из другой семьи пилигримов. Родословная Коллинзов была столь же высокой пробы, как и сама Америка, а их состояние не было запятнано причастностью к современной коммерции.

– Королевская семья Америки, – услышала я однажды приглушенный шепот другой девушки, когда Мисти прошла мимо в сопровождении Хэтти и Верити.

Младшая сестра Коллинз внешне была очень похожа на Честити – светлые волосы медового оттенка, голубые глаза, – но ей не досталось той же классической красоты, что и у сестры. Во-первых, она была ниже ростом, но по большей части дело было в ее глазах. У Честити Коллинз были яркие и большие голубые глаза, в то время как глаза Мисти можно было назвать какими угодно, только не яркими. У нее были тяжелые веки, а правый глаз немного косил вверх. Это вынуждало девушку наклонять голову вперед, чтобы посмотреть на кого-нибудь, и вид у нее при этом был хмурый и скучающий.

В этом, как я поняла, и был смысл издевки Дженни Джонсон по поводу ИЛС Мисти. ИЛС – я погуглила – расшифровывалось как «истинное лицо стервы», и я вынуждена признать, Мисти подходило это определение.

Как бы то ни было, выражение лица никак не повлияло на ее положение в нью-йоркском светском обществе. В то время как директриса «Монмута», как говорили, отклонила приглашение на «Мет-Гала», ежегодный бал Института костюма при музее «Метрополитен», Мисти уже в свои шестнадцать лет на нем дебютировала. Это произошло еще в мае, до того как я переехала в Нью-Йорк, но они с подружками все еще смаковали подробности в сентябре.

– Наряд Рианны был нереально крут, – сказала Мисти однажды на уроке английского, пока мы ждали, когда придет миссис Хойнс. – Но нет ничего лучше, чем увидеть Райана Рейнольдса во плоти. Это было просто вау!

Или в другой раз в комнате отдыха нашего класса Мисти заявила:

– Знаете, ведь ни одна из этих моделей и актрис не платит за то, чтобы пойти на «Мет-Гала». Это же семнадцать тысяч за билет! Некоторые из них даже билет на самолет не могут себе купить. За них всех платят спонсоры, иногда по поручению Анны.

«Анной» Мисти фамильярно называла Анну Винтур, знаменитого редактора журнала Vogue, которая заседала в благотворительном совете вместе с миссис Коллинз и часто обедала у них дома.

Теперь мне придется немного отвлечься, чтоб упомянуть о том, где жили Коллинзы. Я вынуждена это сделать, так как это непосредственно связано с тем, как я попала в поле зрения Мисти и стала участвовать в секретных забегах. Видите ли, Мисти, как и я, жила в «Сан-Ремо».

«Сан-Ремо» высотой в двадцать восемь этажей, но на восемнадцатом этаже его основание расходится на две башни, Северную и Южную. На вершине каждой расположен стилизованный языческий храм с множеством ступеней, как в фильме «Охотники за привидениями». Надо признать, эти храмы выглядят довольно круто, хоть там внутри и нет сексуальных богинь, одетых в пузырчатую пленку^[13]; однако вы можете устроить отпадную вечеринку на открытом воздухе с потрясающим видом на парк.

Моя семья жила на двадцатом этаже Северной башни (средняя цена за квартиру – девятнадцать миллионов долларов), в то время как Мисти жила на двадцать первом этаже Южной башни. Там цены на квартиры были немного выше из-за большей площади и удачного расположения по отношению к солнцу.

(Кстати, подружка Мисти, Хэтти Брюстер, тоже жила в этом здании – отсюда и их долгая дружба, – но на одном из нижних этажей. Казалось бы, такое шикарное место жительства, но по негласной иерархии, существующей в жилом комплексе, нижние этажи считались намного менее престижными.)

Одним словом, «Сан-Ремо» – это один из самых элитарных жилых комплексов в Нью-Йорке. В нем были квартиры даже у Стивена Спилберга и Донны Каран^[14], а еще там жил популярный радиоведущий Мэнни Уоннемейкер, известный своими ультраправыми политическими взглядами^[15]. Моя мама его обожала. Мэнни имел обыкновение бродить по атриуму в «Сан-Ремо» и излагать свои взгляды любому, кто останавливался, чтобы послушать. Его тучная фигура в фирменном черном пальто с фиолетовыми рукавами двигалась на удивление легко и плавно, как в танце.

Совсем недавно, к неудовольствию моей матери, несколько саудовских принцев купили квартиры на верхних этажах башен. Они даже не пытались сбить заявленную цену.

– Саудовцы, – саркастически сказала мама. – Ни положения в обществе, ни манер – как вульгарно. Они, собственно, никогда ничего и не строили, знаешь ли. Если бы не нефть, они бы все попрошайничали на улице.

Забавно было услышать это от матери, учитывая, что вовсе не она заработала на нашу квартиру в Ремо (так наш дом называли крутые детишки). Это была полностью заслуга моего отчима, Тодда Аллена, гения финансовых операций с Уолл-стрит и истинного ньюйоркца. Моя мать ни дня в жизни не работала, если не считать времени, которое она проводила, тренируясь и прихорашиваясь перед зеркалом. Хотя она-то, я думаю, действительно считала это работой.

И еще одна вещь напоследок. Мы с Рэдом ходили в школу пешком через парк, а Мисти нет. Каждый день ровно в восемь утра она выходила из южного вестибюля вместе с младшим братом, а часто и с Хэтти, ныряла на заднее сиденье поджидавшего ее черного внедорожника «Кадиллак Эскалейд» и проезжала восемьсот метров до школы на противоположной стороне парка.

Королевская семья Америки.

Глава 5
Мисти

Общая комната отдыха нашего класса была территорией, где безраздельно царствовала Мисти.

У старшеклассников комната отдыха располагалась на верхнем этаже, а нам приходилось довольствоваться помещением на цокольном этаже. Зато там была обустроена маленькая кухня, стояла эспрессо-машина и имелся доступ к персональному серверу нашего класса по имени Рамона. Это могло быть просто идеальным местом, если бы не царившая там атмосфера страха, осуждения и презрения.

У Мисти и ее верных приспешниц Хэтти и Верити был персональный столик у двери. Все остальные очень быстро поняли, что его нельзя занимать, даже если девушек нет в комнате. Сидя за своим столиком, они комментировали внешний вид всех входящих девушек или рассуждали вслух о прическах, макияже, уходе за кожей. (Парней же они обычно приветствовали накручиванием локона на пальчик и кокетливым «Привет, Хантер» или «Привет, Палмер».)

Конечно же, и я не избежала их едких комментариев, особенно после моего падения на общем собрании.

– Приветик, Мемфис, – сказала однажды Хэтти, когда я зашла в общую комнату во время перерыва. – Ну как ты сегодня, ноги держат?

– Это было так стремно, – добавила Верити тихим голосом, который я, однако, отчетливо расслышала.

Мисти рядом с ними читала что-то на своем ноутбуке с наклейкой «Луи Виттон» поверх логотипа «Эппл», но при словах девушек подняла голову.

– Ну же, дамы, будьте снисходительны, это был ее первый день в школе, – произнесла она, улыбнувшись мне. – Между прочим, мы с ней соседи. Она тоже живет в Ремо, в другой башне.

Мы вежливо кивнули друг другу, и я пошла дальше, не совсем понимая, как расценивать этот акт спасения. Казалось бы, это было очень мило со стороны Мисти, но я чувствовала какой-то подвох. Как будто у ее поступка было двойное дно: сначала Хэтти и Верити говорили что-то обидное, а Мисти потом на их фоне выглядела белой и пушистой. Или, может быть, я слишком сильно заморачивалась по этому поводу. Возможно, Мисти просто еще не решила, как себя со мной вести, поэтому и перестраховывалась.

Обычно все происходило так: приходила девушка, скажем, с новой сумкой от «Биркин».

– Видели ее сумку? Круто! – говорила Мисти.

Или у кого-то вскочил гигантский прыщ.

– Видели ее лицо? Вот же стремно! – шептала Хэтти.

Или тот случай, когда одна девушка после стоматолога пришла с огромной распухшей челюстью.

– Ну и страх божий! – заявила Верити.

Или если проявить излишний энтузиазм, особенно к чему-то вызывающему, причудливому или ретро. Например, как в тот раз, когда Дженни сказала одной из подружек, что купила билеты на концерт группы, которая копировала стиль ABBA.

– Отстой, – постановила Верити.

Через некоторое время я заметила тенденцию. Любой поступок или вещь обычно оценивались одним из трех вариантов: круто, отстой или стремно. (Кстати говоря, я никогда не слышала, чтобы Мисти использовала слово «отстой». Она часто говорила «круто» и лишь в редких случаях «стремно». И это опять сбивало меня с толку. Ведь хоть она и вела себя как добрый полицейский, но все остальное происходило с ее молчаливого согласия. За исключением редких случаев – как тогда, со мной, – Мисти не мешала двум своим подружкам говорить гадости.)

Наблюдая, как в течение нескольких месяцев эта компания постоянно выносит свои односложные вердикты, не внося в них никакого разнообразия, я начала подозревать, что это не жестокость избалованных девчонок, а просто нехватка словарного запаса. Мисти была определенно умна, а вот Хэтти и Верити не хватали звезд с неба, так что у них в буквальном смысле не было других слов, чтоб описать свое отношение к происходящему. Когда они обсуждали какие-то свои проблемы, то либо относились к вещам слишком легкомысленно, либо говорили откровенные мерзости. Однажды Верити долго разглядывала свой нос в ручное зеркальце, оценивая его со всех сторон.

– Терпеть не могу свой нос! – наконец выдала она. – Мама обещала, что следующим летом я смогу сделать ринопластику. О да!

Хэтти же постоянно жаловалась на прислугу:

– Эти гребаные мексикосы такие ленивые! Консуэла никогда нормально не моет мою ванную, унитаз все время грязный. Моя мама тоже ее терпеть не может – заставляет перемывать все по десять раз, устраивает ей ад кромешный! А на прошлой неделе Консуэла нашла в комоде мой тайник с травкой и, прикиньте, сказала отцу! Я из-за этого все выходные просидела дома под арестом. Чтоб ее, гребаная телка!

Часто к их компании в общей комнате присоединялся Гриффин О'Ди. Грифф был сыном известного театрального продюсера, и у него была фигура, как у типичного лайнбекера^[16]: примерно метр восемьдесят ростом, коренастый, но не толстый, сильный, но не качок. У него была копна вьющихся рыжих волос, что явно шло вразрез с правилами «Монмута» в отношении дозволенной длины мужских стрижек. Он был общительным и эксцентричным, настоящая душа компании, а может, у него просто был СДВГ. Где бы он ни был – в тренажерном зале с другими спортсменами-штангистами или в комнате отдыха с Мисти и ее свитой, – он всегда находился в непрерывном движении. Грифф дружил с Мисти с начальной школы. Ходили слухи, что он дважды проходил реабилитацию, но от чего именно, я не знала.

Когда Грифф присоединялся к компании Мисти в общей комнате, то непременно включался в обсуждение всех входящих, особенно парней. Среди его блестящих комментариев были «Эй, Камерон, как жизнь в шкафу, чувак?» и «Доброе утро, Тэтчер, классные новые очки. Я в восторге, серьезно!». А один раз он как бы шепотом посоветовал:

– Девчонки, не проходите мимо Роланда. Видел его вчера в раздевалке – у него ничего так хозяйство! В тихом омуте… – и он громко расхохотался.

Но хуже всего компания Мисти однажды обошлась с застенчивой пухлой девушкой по имени Винни Симмс. На улице шел дождь, время обеда, поэтому в комнате отдыха было полно народу. Тем не менее, когда Уинифред Симмс вошла, Верити начала насмехаться над ней, совершенно не понижая голоса:

– Боже, Винни! Видела тебя вчера голой после физкультуры. Ради всего святого, сделай интимную депиляцию. Твои заросли и газонокосилка не возьмет! Черт побери, у меня теперь психологическая травма. Я хочу это развидеть!

Лицо Винни заполыхало от стыда, а мое сердце сжалось от сочувствия. Она была спокойной и прилежной девушкой. Так получилось, что я знала – она жила с отцом и была единственным ребенком. В таких вопросах девочек обычно просвещают старшие сестры или продвинутые мамаши. Сама же Винни, вероятно, никогда даже не задумывалась об эпиляции. Она пулей выскочила из комнаты.

Во мне поднялась волна гнева, и на мгновение захотелось встать и сказать хоть что-нибудь в ее защиту, но потом я вспомнила, что произошло в Мемфисе. И прикусила язык. Да, тут нечем гордиться, но я уже наступала на эти грабли. До сих пор больно.

Через несколько минут я заметила, как Мисти подошла к Винни в коридоре и успокаивающе приобняла ее за плечи. (Вот, кстати, снова этот трюк – кто-то другой поливает людей грязью, а Мисти вроде и ни при чем, сама доброта и любезность.) Так что я убедила себя, что мое вмешательство будет лишним.

В целом мои первые два месяца в «Монмуте» можно было бы назвать довольно стандартными для новичка. Я все еще оставалась под микроскопом пристального внимания, пытаясь при этом не злить местных «королев», не сближаться с отщепенцами и осторожно с кем-нибудь подружиться, как случилось у нас с Дженни Джонсон.

У нас с Дженни было несколько общих предметов: математика, физика и английская литература. Если конец света не наступит, Дженни хотела стать программистом и дизайнером приложений, а я вынашивала планы поступить на инженера. Так что мы обе корпели над математикой и физикой, часто вместе разбираясь с домашними заданиями. Я рассказала ей про Винни.

– Эта Мисти – просто гений, – сказала Дженни. – Она никогда ни о ком слова плохого не скажет. За нее все делают эти две сучки. А она подкатывает уже после всего, такая вся лапочка-зайка. Просто блестящий образец пассивно-агрессивного поведения. Но не вздумай на это купиться – Мисти кого угодно может сжить со света.

Дженни немного помолчала и продолжила:

– Какое-то время она дружила с той ученицей, что пропала пару лет назад, первая из пропавших девушек, умница Трина Миллер. Но потом, сразу после Рождества, Трина начала дополнительно заниматься с Бо Брэдфордом, и Мисти просто перекрыла ей кислород. Перестала с ней общаться и фактически выжила ее отовсюду. Трина стала здесь персоной нон грата^[17]. Через несколько месяцев она пропала. Исчезла, и все. Думаю, она просто не смогла больше этого выносить.

– Серьезно? Ну и жуть! – Я знала все о том, как перекрывают кислород.

– Я слышала, что следователь из ФБР даже опрашивал Мисти об исчезновении Трины, но ничего нового не выяснил.

– А Мисти и Бо Брэдфорд, они вместе? – поинтересовалась я.

– Судя по всему, она так думает, но я не уверена, что он в курсе.

Я посмотрела на Дженни:

– Ты терпеть не можешь эту компанию, да?

– Мне не нравится их отношение, – сказала подруга. – Эта школа и так насквозь «белая». Но у этих девушек светлая не только кожа, они и внутри как чистый лист. Их пустые головы абсолютно далеки от реального мира. Они считают, что лучше всех остальных только потому, что богаты. Хотя деньги их родителей, наоборот, только навредили им. Богатство лишило их честолюбия и целеустремленности, им ничего не нужно. Они ничего из себя не представляют, как все эти богатенькие тусовщицы, которые каждые выходные прожигают жизнь в ночных клубах и публикуют свои фоточки в снэпчате^[18].

Дженни перевела дыхание и продолжила:

– Не знаю, как твой отчим, а мой отец – человек старой закалки. У него денег куры не клюют, но он даже на карманные расходы мне наличных не дает. Вот почему я устроилась на работу. Знаешь, что он мне однажды заявил? «Жизнь должна пообтесать тебя немного».

К слову о деньгах на карманные расходы: мой отчим, Тодд, выплачивал моей матери ежемесячное содержание в размере шестизначной суммы. Нам с Рэдом из этого выдавалось по паре сотен баксов наличными, на всякие обычные нужды подростков (а раньше в Мемфисе я периодически еще подрабатывала няней). Я вообще сомневалась, что отчим интересовался, сколько денег мама нам давала. Тодд в принципе был своеобразным человеком, умным, конечно, но молчаливым и отрешенным. В нем не было ничего плохого, не поймите меня неправильно, но он каждый раз как будто удивлялся, когда видел дома Рэда и меня. Ему приходилось терпеть, что к нашей знойной мамочке прилагались еще и мы.

– Все эти девчонки, – продолжала рассуждать Дженни, – берут у своих папочек безлимитные кредитки и приезжают в школу на лимузинах. А в свободное время они только и делают, что сплетничают и ходят по магазинам. И если их спросить о планах на будущее, они ответят: сплетничать и ходить по магазинам. Ты и сама увидишь. В следующий раз, как будешь с ними общаться, поинтересуйся, чем они будут заниматься после окончания школы. Посмотришь, что они скажут.

– Ладно, – ответила я. – Спрошу как-нибудь.

Глава 6
Парни и их тачки

Когда наступил ноябрь и дни стали холоднее, я уже чувствовала себя достаточно уверенно в «Монмуте». Новая школа постепенно переставала казаться чужой. А потом однажды во время урока физики мисс Вандермеер, школьный психолог, вежливо заглянула в класс и попросила меня пройти в ее кабинет. Чувствуя, как все на меня смотрят, я встала из-за стола и поспешила за ней.

– Итак, Скай, – сказала она, когда мы расположились в ее кабинете. – Как дела? Ты освоилась?

Мисс Вандермеер была женщиной в возрасте. У нее был спокойный голос и полное отсутствие интереса к моде, не считая ярко-красных очков для чтения. Их она носила на кончике носа и смотрела на собеседника поверх оправы. Я обвела взглядом кабинет. На стене за столом висел плакат: «Крутые ребята не курят», который, казалось, был выпущен году так в девяносто втором. «Ребятам» на нем было лет по сорок, и уж точно они не выглядели крутыми.

– Вроде нормально, – пожала я плечами.

Мисс Вандермеер оценивающе посмотрела на меня поверх своих красных очков, словно выискивая признаки дискомфорта или беспокойства. А затем взяла картонную папку с моим именем.

– Скай, как у школьного психолога, у меня есть доступ к твоему личному делу, так что я в курсе про… тот инцидент… когда ты попыталась причинить себе вред.

Так вот оно что. Я закатила глаза:

– Мисс Вандермеер, клянусь, сейчас я в полном порядке. Со школой все хорошо. Жизнь прекрасна. У меня нет никакого желания причинять себе вред. И не было с тех пор.

Я услышала раздражение в своем голосе и сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Черт. Попытка самоубийства, как черная метка в личном деле, теперь преследовала меня повсюду.

Мисс Вандермеер пролистала папку.

– В записях из вашей старой школы в Мемфисе упоминается, что… это произошло из-за ссоры с президентом класса. Как у тебя тут дела с друзьями?

– Хорошо, – натянуто сказала я. – Я имею в виду, пока все хорошо.

– Отлично. – Она ласково улыбнулась. – Я рада, что все в порядке. Если ты будешь чувствовать себя подавленно или просто захочешь с кем-то поговорить, моя дверь всегда открыта.

– Спасибо, – процедила я сквозь зубы и поспешила убраться оттуда.

По правде говоря, учеба неплохо мне давалась, особенно математика и физика, а еще, к моему удивлению, английский. Мне нравилась наша учительница английского, миссис Хойнс. Она была молоденькой, носила очки и недавно вышла замуж за симпатичного преподавателя из соседней школы. Она совсем недавно выпустилась из Коламбии^[19] и еще была полна энергии, энтузиазма и возвышенных идеалов. На уроках миссис Хойнс много говорила о «завоевании мира» и о том, чтобы «стать лучше, чем мы есть».

Как-то раз, возвращая домашнюю работу – нам задавали написать рассказ, – она попросила меня и Дэйна Саммерхейса остаться после занятия. Поэтому, когда остальные ученики разошлись, мы двое все еще были в классе. Дэйн Саммерхейс выглядел так, словно сошел с рекламы одежды «Аберкромби&Фитч»: красивый и беззаботный, с волнистыми светлыми волосами, как у калифорнийского серфера. Складывалось впечатление, что вне школы он часто ходит в туфлях-топсайдерах – это те, которые для ношения на яхтах. За то короткое время, что мы были знакомы, включая ехидное замечание о мисс Блэкман на общем собрании, я заметила, что у Дэйна была привычка разглядывать свое отражение в зеркалах или окнах. Это всегда был быстрый взгляд, полный восхищения. Он также входил в команду по лакроссу вместе с Рэдом и Бо. Девушки перед ним практически штабелями укладывались. Что и говорить, старшие классы – это рай для таких парней, как Дэйн Саммерхейс.

Когда все остальные ученики ушли, миссис Хойнс сказала:

– Скай, Дэйн, я считаю, что ваши рассказы просто великолепны. Дэйн, твоя зарисовка о «Дне Поло»^[20] демонстрирует настоящую проницательность.

– Спасибо, мэм, – улыбнулся Дэйн.

– А твоя история о привидениях, Скай, – продолжила она, – просто потрясла меня, было по-настоящему страшно. Где ты научилась так писать? Ты ходила на курсы писательского мастерства в предыдущей школе в Теннесси?

Я пожала плечами – не было никаких курсов.

– Наверное, мне просто нравится читать.

Она понимающе улыбнулась.

– Понимаю. Эдгар Аллан По? Или на тебя повлияла Мэри Шелли?

– Э-э, Стивен Кинг, мэм. Я читала все его книги. Это мой любимый писатель.

Вообще-то самый любимый писатель. У меня на полке стояли все его книги, расположенные по году издания.

– Ясно, – сказала миссис Хойнс. – Так вот, с вашего разрешения, я хотела бы разместить оба рассказа на сайте школы и включить их в школьный ежегодник. Что скажете?

Дэйн небрежно кивнул:

– Конечно. Почему бы и нет? Круто.

Миссис Хойнс повернулась ко мне:

– А как насчет тебя, Скай?

Я застыла на месте, не в силах вымолвить ни слова. Сайт школы. И школьный ежегодник. Мне было безумно страшно даже думать о том, чтобы опубликовать рассказ под собственным именем. Что, если никому не понравится? Что, если подумают, что это просто нелепое детское сочинение девочки-подростка?

Я посмотрела на Дэйна, завидуя тому, как спокойно он принял предложение миссис Хойнс. Как парни это делают? Так все легко и просто, да? Написать какое-то произведение, поблагодарить за комплимент и с радостью выставить его на всеобщее обозрение? В этом и есть отличие между парнями и девушками? Парни как будто не стеснялись и не боялись неудачи или какого-то унижения.

Это было единственное, о чем я могла думать в этот момент.

– Скай? – переспросила миссис Хойнс. – Земля вызывает Скай. Что скажешь?

Я быстро покачала головой:

– Нет, не думаю, что это хорошая идея. Не уверена, что я готова к такому.

Я слышала, как произношу эти слова, и внутри у меня все переворачивалось. Я говорила, как мой отец.

– Ладно, – разочарованно сказала миссис Хойнс. – Я просто подумала… Неважно, ничего страшного.

Я вышла из класса, проклиная себя.

Был еще один эпизод с миссис Хойнс, который надо упомянуть, поскольку из-за него мне не пришлось воплощать в жизнь совет Дженни. Дело было вечером в пятницу в середине ноября, и никому уже не хотелось сидеть на уроках. Миссис Хойнс разбирала «Гордость и предубеждение», а Хэтти, Верити и Мисти болтали на задних партах. Я сидела через несколько столов от них и слышала, что они обсуждают: шмотки и парней. Такое поведение явно действовало миссис Хойнс на нервы. Ее взгляд постоянно обращался в сторону девушек, пока, наконец, она не выдержала и не сказала:

– Мисс Брюстер, мисс Кили, мисс Коллинз, вас совсем не интересует то, что мы сегодня проходим?

– Не очень, – с издевкой ответила Верити. – Это всего лишь дурацкая книжонка.

Миссис Хойнс застыла. В классе повисло молчание. Верити перешла черту дозволенного.

– Вам не кажется, что вы могли бы узнать что-нибудь такое, что пригодилось бы в будущем?

Верити фыркнула:

– Я абсолютно уверена, что нет, мэм.

– Прошу прощения?

– Мэм, я планирую выйти замуж за молодого человека из хорошей семьи, владеющего огроменным трастовым фондом, произвести от него парочку наследников, нанять няню на полный рабочий день, кататься на большом внедорожнике BMW и каждый день обедать в городе. Чтение книжек вообще не входит в мои планы.

Хэтти дала «пять» Верити:

– Точняк!

Миссис Хойнс – такая молодая, энергичная и полная надежд – стояла у доски, и от всего сказанного у нее буквально отвисла челюсть.

С наступлением холодов Центральный парк становился все более серым. Деревья теперь были похожи на скелеты, дорожки утопали в грязи, и утренний поход в школу превратился в испытание на прочность. Каждый день «Эскалэйд» с шофером ожидал Мисти у дверей здания. Если мы выходили из вестибюля примерно в одно и то же время, я слегка махала ей рукой или кивала.

Ее брат, Оскар, тоже часто попадался мне на глаза. Полным именем его не называли, только Оз. Ему было пятнадцать, он учился во втором классе в «Монмуте» и ростом был на голову выше Мисти, хоть и младше на год. А еще он был немного странный. У Оза были румяные щеки и короткая стрижка, но в любую погоду на голове всегда была надета серая шапка. Он был немного полноват и все время сутулился, словно стараясь казаться меньше. Кроме того, он постоянно ходил, уткнувшись в мобильник. Я была уверена, что в будущем у него точно будут проблемы с шеей. В тех редких случаях, когда Оз отрывал взгляд от своего драгоценного телефона, я замечала, что у него такие же тусклые глаза, как и у Мисти. Однажды утром мы с братом шли мимо, и я с улыбкой поздоровалась с ним, но парень только опустил голову и не произнес ни слова.

Я рассказала об этом Дженни.

– Мисти – стерва, а Оз просто странный, – сказала она. – Я слышала, что у него СДВГ настолько сильный, что он принимает максимально дозволенную дозу «Риталина». Ходят слухи, что, когда ему было тринадцать, мать нашла кучу порнографических запросов в истории поиска на его смартфоне, поэтому она отправила его в военный лагерь на лето. Мисти всем об этом разболтала. Да уж, повезло Коллинзам с детками: шлюшка Честити, мегера Мисти и чокнутый Оз.

Я еще один раз забавным образом пересеклась с Озом Коллинзом. Это произошло сразу после ежегодного школьного конкурса талантов. Вы наверняка знаете, что это такое, в каждой школе проводится что-то подобное: желающие выступают перед всеми учениками и их родителями. Результат всегда один из двух: либо вы с удивлением обнаруживаете, что кто-то из ваших одноклассников обладает прежде неизвестным талантом, либо какой-то бедолага прилюдно позорится, выяснив, что не так уж он и одарен, как полагал.

Ежегодный конкурс талантов «Монмута» проходил по этой же схеме: у одной симпатичной новенькой по имени Джин Блэк обнаружился голос, как у Адель; парочка девчонок из средней ступени довольно хорошо читали рэп; два шутника успели наполовину раздеться под музыку, прежде чем их выгнали со сцены, а Оз Коллинз показал магические фокусы. И вот это было действительно здорово!

Фокусник был одет в настоящий костюм мага Мандрейка^[21] (черно-красная атласная накидка и цилиндр) и безупречно исполнил несколько номеров: показал пару трюков со связыванием колец, одного исчезающего кролика, а затем несколько великолепных карточных фокусов, включая тот, где он магическим образом создал копию карты с автографом мисс Блэкман, аналогичную той, что она до этого подписала. (Кстати, тогда же я впервые услышала его голос и заметила, что он слегка шепелявит.)

Короче говоря, на мой взгляд, Оз выступил замечательно. Но, к сожалению, на взгляд пресыщенных подростков, это было не слишком круто. Все его фокусы дотягивали лишь до рейтинга 13+. После его выступления послышались жиденькие аплодисменты, и это было жестоко. Кто-то даже выкрикнул:

– Скукотища!

На следующее утро я шла по коридору и увидела, как два амбала толкнули Оза к его шкафчику.

– Здоро́во, Коллинз, классный прикид Дракулы. Наряжаешься в него на встречи анонимных педиков?

Прижавшись спиной к шкафчику, Оз наклонил голову и отвел глаза, но деваться было некуда – он оказался в ловушке. Два недоноска уже были готовы врезать ему, когда…

– А по-моему, костюмчик был просто огонь, – громко сказала я.

Двое хулиганов остановились и обернулись. Оз в шоке смотрел на меня.

– И это был Мандрейк, а не Дракула. – Я оглядела парней с ног до головы. – И позвольте дать вам совет, мальчики: девушкам нравятся мужчины, которые умеют работать руками, а вчера этот фокусник был в ударе. Вы бы лучше спросили пару советов, а не наезжали на него.

И я кивнула Озу:

– Шикарно выступил.

А потом я отвернулась и пошла дальше как ни в чем не бывало. Во время этой небольшой сцены я не переставала сама себе удивляться. Зачем я это сделала? Почему именно сейчас? Я не вмешалась тогда, чтобы помочь Винни, а тут вступилась за Оза. Но потом мне пришло в голову, что, возможно, я влезла сейчас как раз потому, что не помогла Винни тогда. Похоже, во мне подспудно копилась злость от того, что я пустила ту дерьмовую ситуацию на самотек.

Когда я уже проходила мимо, краем глаза заметила, что хулиганы отступили, и, нужно отметить, чувствовала я себя при этом чертовски хорошо.

Примерно в это же время началась предсезонная подготовка к лакроссу. Поначалу мне было грустно, потому что это означало, что я буду реже видеть Рэда, но в итоге это привело к совершенно неожиданным и очень приятным последствиям. Команда тренировалась после уроков в крытом спортзале в Вест-Сайде, и иногда Рэд приглашал друзей потусоваться у нас дома после тренировки.

А теперь позвольте мне срочно прояснить: парни в форме для лакросса, с их наплечниками и шлемами, это просто отвал башки! Я всегда старалась быть дома в дни тренировок, потому что, когда к нам приходили Бо Брэдфорд и Дэйн Саммерхейз, там было на что посмотреть.

Конечно, когда они приходили, я старательно делала вид, что чем-то крайне занята: делаю домашнюю работу, читаю учебник, смотрю телевизор или листаю журнал. Мне кажется, что Рэд меня раскусил, но, если и так, он никогда не подавал виду. Не брат, а прелесть! Так что периодически я бросала на них взгляды украдкой или «случайно» подходила к вазе с фруктами на кухне одновременно с Бо, что приводило к коротким, но всегда волнующим диалогам. Моя самая хитрая затея заключалась в том, чтобы придумать какой-то повод, чтобы войти в спальню Рэда, пока они все там зависали. Лучшее, до чего я додумалась, – занести ему чистое белье после стирки, хотя раньше я ничего такого никогда не делала.

Надо сказать, комната Рэда была отражением его характера: легкомысленная смесь странных штуковин и элементов поп-культуры, но каким-то удивительным образом это выглядело круто. Все начиналось прямо с двери в комнату – на ней висел тонкий деревянный щит, вероятно, принадлежавший кому-то из племени охотников за головами с Борнео. На нем было вырезано демоническое лицо с оскаленными клыками. Мне этот щит всегда казался неудачным сувениром с пляжа Вайкики на Гавайях.

В самой же комнате любой мальчик-парень-мужчина незамедлительно забился бы в экстазе. В углу стоял робот R2-D2 из «Звездных войн» в натуральную величину, который по совместительству был холодильником. Темно-красный диванчик был сделан из Кадиллака 1950-х годов, точнее, из его кузова с хищными «плавниками». Стоп-сигналы по-прежнему работали, и когда их включали, комнату заливал мягкий красный свет. И гордость его коллекции – бейсбольный мяч из Грейсленда^[22], бронзового цвета и с фотографией Элвиса. Рэд говорил, что в мире нет ничего более пошлого, чем этот мяч, именно поэтому он ему и нравится. Но причина могла быть и в другом: этот мяч Рэду купил отец во время посещения Грейсленда, когда нам было по шесть лет. С тех пор брат им очень дорожил. Когда к Рэду приходили друзья, они обычно валялись на диване-кадиллаке или на кровати, а сам брат предпочитал качаться в большом веревочном гамаке, который он привез с Бали и подвесил перед окном на крюки в потолке.

В один из таких дней, когда у брата были гости, я подошла к его комнате, заготовив очередной суперпредлог, чтоб войти, но услышала разговор и притормозила прямо перед дверью.

– Ну что, Рэд, – спросил Бо, – как у вас с Верити Кили?

«Верити Кили?» – в шоке подумала я.

– Она клевая, – ответил Ред. – И после вчерашнего вечера у Дэйна мы немного больше, чем просто друзья.

Дэйн устраивал вечеринку в прошлые выходные, пока его родители уезжали в Сент-Бартс. Рэд был приглашен. А я нет.

– У нее потрясная фигурка, чувак, – сказал Дэйн. – Малышка следит за собой. А Тони говорит, что с ней можно отлично зажечь в темном уголке на вечеринке, если вы понимаете, о чем я.

«А еще она просто стерва!» – снова подумала я.

Серьезно, разве парни не замечают таких вещей? И Рэд тоже не замечает? Я также вспомнила о планах на жизнь, которые Верити озвучила на уроке английского, – выйти за приличного молодого человека с деньгами. Интересно, подходил ли мой брат под это определение? Учитывая известную фамилию и внушительное богатство нашего отчима, вероятно да.

Если говорить совсем откровенно, то я больше чувствовала себя задетой, чем действительно переживала за брата. Меня было обидно, что Рэд мне ничего не сказал. Мы, как и раньше, вместе ходили в школу и обратно почти каждый день, но я была не в курсе про их отношения с Верити Кили, романтические они там или нет. Я всегда считала, что мы с братом достаточно близки и что Рэд поделится со мной чем-то таким. И теперь мне было грустно, что мы отдалились друг от друга.

– Джентльмены о таком не болтают, парни, – ответил Рэд.

В следующем месяце Рэд и Верити стали парой официально, и после школы брат теперь тусовался на Ист-Сайде со своей новой подружкой и другими богатыми детками, а я шла домой в одиночестве. Примерно в это же время я стала замечать, что он курит травку. Забавное совпадение, правда? Я чувствовала запах на его одежде и иногда замечала его обкуренный взгляд, когда он возвращался домой ночью. Он даже прикупил новую зажигалку фирмы Zippo, чтоб выглядеть круче.

Не то чтоб я его осуждала или что-то в этом роде, но мне было странно видеть, как Рэд так быстро влился в кружок избранных, особенно учитывая, что я и сама когда-то вращалась в подобной тусовке. Теперь же я ловила себя на мысли, что это и есть мое будущее: быть одиночкой, чужаком, наблюдающим со стороны.

Но в конечном счете я была рада за брата. Мне было горько и обидно, но я была рада. Ведь каким бы Рэд ни был милым, классным и умным, он все же оставался шестнадцатилетним парнем со всем, что к этому прилагалось: бушующими гормонами, желаниями и идиотскими поступками (такими, как курение травки). Так что я желала ему охмурить как можно больше девчонок, даже если одной из них станет Верити Кили. К сожалению, это означало, что мне придется одной ходить домой через Центральный парк, когда наступит холодная нью-йоркская зима.

Скорее всего, я просто скучала по брату.

Но затем ноябрь сменился декабрем, и одна тема стала постоянно возникать во всех разговорах. Это обсуждали и девушки в комнате отдыха, и парни на своих тусовках после тренировок – приближающийся Сезон.

Глава 7
Сезон

Итак, Сезон. Балы дебютанток. Я выросла в Мемфисе, поэтому представляла их довольно смутно. Это были официальные мероприятия высшего уровня, в которых принимали участие молодые девушки в возрасте от шестнадцати до двадцати лет с целью «быть представленными» светскому обществу. В прежние времена речь шла о богатых семьях, демонстрировавших своих дочерей потенциальным женихам, отсюда и такие непременные атрибуты, как девственно-белые свадебные платья дебютанток и белые шелковые перчатки до локтей. В восьмидесятых и девяностых, когда мир сошел с ума и любой выскочка мог разбогатеть, подобные балы вышли из моды. А потом, в XXI веке, появились социальные сети, и вновь все поменялось.

Инстаграм и другие соцсети стали воплощением современной эпохи показного расточительства, или, вернее, эпохи баснословных трат ради демонстрации собственного статуса. Конечно же, балы дебютанток вновь оказались актуальны и вернулись во всей своей красе. Они стали гвоздем каждого сезона. Более того, они превратились в нечто столь престижное и привилегированное, что поменялась сама их суть и идея. Теперь шла речь не только о представлении юных красавиц светскому обществу, важным было то, кто был в числе приглашенных и у какого дизайнера было заказано бальное платье.

Балы дебютанток являлись настолько значимыми для той социальной среды, из которой было большинство учеников «Монмута», что даже во время общего собрания по поводу начала учебного года Честити Коллинз упомянула о них в приветственной речи. Правда, она больше выделяла тот факт, что Мисти будет дебютировать не на одном, а сразу на двух балах, хоть ей всего лишь шестнадцать. Необычность ситуации заключалась в том, что мало кто из девушек дебютировал в столь юном возрасте, не говоря уже о двух разных балах подряд. Это происходило только в том случае, если девушка, о которой идет речь, происходила из очень влиятельной семьи.

Забавно, но лингвистическая несуразность фразы «дебютировала дважды», судя по всему, не смущала никого в нью-йоркском обществе. Это считалось вовсе не оксюмороном, а, наоборот, наивысшим достижением.

И кстати, не стоит переживать о тех несчастных девушках, которые не получили приглашения ни на один бал. Перед большинством из подобных мероприятий обычно проводился целый комплекс раутов: предварительные вечеринки, репетиции, званые обеды, заключительные вечеринки и ночные тусовки после завершения всех вечеринок. И везде могли с удовольствием поприсутствовать подруги избранных девушек, их знакомые и бойфренды (сопровождающий девушки на балу – ее кавалер – необязательно был ее бойфрендом). Готова поспорить, что эти неофициальные вечеринки считались гораздо более предпочтительными, учитывая количество выпивки, кокаина и экстази на них, чем сами официальные балы, где присутствовали родители и различные официальные лица.

Словом, говорить о приближающемся Сезоне начали примерно в середине ноября, когда Бо Брэдфорд улетел в Париж, чтобы сопровождать дочь видного венского семейства из Габсбургов на Le Bal des Débutantes.

– Ле-Баль – это, конечно, круто, но раньше там было лучше, – заявила как-то Мисти, сидевшая в комнате отдыха вместе с Хэтти, Верити, Дэйном и Рэдом. Я тоже находилась там и делала вид, что занимаюсь, но на самом деле прислушивалась к разговору.

– Прежде это было закрытое мероприятие для семейств с королевскими корнями, – продолжала рассказывать Мисти, – таких как Людовики, пармские Бурбоны и Ауэршперги-Брюннеры. А кавалерами дебютанток становились прекрасные юные графы и маркизы. Но в какой-то момент организаторы стали разрешать богатым арабам и китайцам просто-напросто покупать билеты для своих дочерей. Теперь в список приглашенных может попасть любой нувориш – лишь бы денег хватило на платье от-кутюр^[23] для своей дочурки. Увы, но стоит такому начаться, и суть бала уже испорчена.

– И в чем же эта суть? – спросила Дженни, сидевшая неподалеку. Похоже, она тоже прислушивалась. Мисти улыбнулась своей бесцветной снисходительной улыбкой.

– В том, чтобы определить, кто относится к высшему эшелону, а кто нет, – сказала она. – Публично и явно обозначить правящую элиту данной страны или региона.

Дженни недоверчиво склонила голову набок:

– Серьезно? Ты реально считаешь, что те, кто посещает балы дебютанток, являются лидерами общества?

– Тебе не понять, – ответила Мисти, – потому что ты никогда туда не попадешь.

Итак, разговоры о балах были самыми популярными в школе. Начало болтовне положил Le Bal, но сплетни разгорелись с еще большей силой, когда Сезон стартовал и в Америке – с Истсайдского котильона в Нью-Йорке и бала в честь Дня благодарения в Вашингтоне, округ Колумбия. Старшеклассница из «Монмута» – Грейс Кармоди – дебютировала на вашингтонском балу, кстати, вместе с племянницей вице-президента. Страсти достигли своего апогея, когда Мисти начала подбирать платье для своего первого выхода в свет во время Международного бала дебютанток, который должен был состояться в конце декабря в отеле «Уолдорф Астория». Младшая Коллинз провела большую часть октября, листая со своими подружками свадебные журналы в поисках наряда, а в начале ноября начала встречаться с дизайнерами. Платье дебютантки должно быть девственно-белым и в целом очень похоже на свадебное, поэтому их, как правило, и заказывают у свадебных дизайнеров. Но в случае Мисти было еще одно условие: как она объяснила подружкам, платье должно дополнять ее колье.

Из-за строгой политики «Монмута» по поводу драгоценностей я не видела колье Мисти, пока не стала иногда случайно пересекаться с ней в «Сан-Ремо» на выходных. На самом деле существовало два одинаковых колье: у Мисти и ее мамы. Каждое из них представляло собой золотую цепочку с великолепной подвеской в форме восьмерки. В центре подвески переливался потрясающий камень янтарного цвета. Колье было прекрасно по любым стандартам, да еще и очевидно старинное. Однажды в воскресенье я сделала Мисти комплимент по поводу украшения. Она осторожно провела по нему пальцем.

– Да, спасибо. Это семейная реликвия, и она мне очень дорога.

Так вот, с учетом колье в качестве непременного условия, Мисти встретилась с Заком Позеном, Сарой Бертон и Стеллой Маккартни (чтобы пообщаться с последними двумя, она летала в Лондон на выходные) и в итоге остановилась на Саре Бертон:

– Она была дизайнером платья Кейт Миддлтон, вернее, принцессы Кэтрин, для свадьбы с принцем Уильямом.

Платье для Мисти создавалось как единственное в своем роде. Оно будет отделано английским кружевом и тонкой золотой нитью в тон ожерелью, а белую юбку в стиле ретро пошьют из шелка-газар. Обойдется это все в восемьдесят шесть тысяч долларов плюс налог. Мне показывали набросок платья. Это что-то потрясающее, самое красивое платье, которое я когда-либо видела. Любая невеста удавилась бы, чтобы надеть его в день свадьбы или в любой другой день своей жизни. Мисти же появится в нем один раз. Для своего второго дебюта на Истсайдском котильоне в начале марта будущая дебютантка уже присматривала другое платье, потому что, как она заявила, «было бы так неловко появиться в одном и том же платье на двух разных балах».

После уроков Мисти с подружками выбегала из ворот школы, садилась в черный «Эскалэйд» и уносилась на примерки. И еще девушка стала много времени проводить в спортзале. Бальное платье должно сидеть как влитое, так что ей приходилось поддерживать свой вес и размер неизменными. Ну ладно, будем называть вещи своими именами – на самом деле Мисти не ходила в спортзал. Она наняла личного тренера, чтобы тот гонял ее на беговой дорожке родителей в их домашнем тренажерном зале. Как бы то ни было, она и правда стала заметно стройнее, но даже так все равно выглядела сурово. Худоба не могла изменить ее холодный взгляд.

Я наблюдала за всеми этими приготовлениями с каким-то отстраненным восхищением. Это был новый, неизвестный мир, который мне повезло увидеть вблизи, при этом не являясь его частью, и меня это вполне устраивало. А потом этот мир внезапно настиг меня и затянул в водоворот событий самым неожиданным образом – моего брата пригласили на Международный бал дебютанток.

Глава 8
Рэд

Процесс отбора достойных молодых леди для появления на балу в качестве дебютанток был старомодным, сложным и в значительной степени основывался на происхождении девушки и связях ее семьи. Процесс отбора достойных молодых людей, которые сопровождали бы этих леди на бал, происходил иначе. По традиции каждую дебютантку сопровождали два кавалера: кадет из военного заведения и обычный гражданский юноша из подходящей семьи (если у девушки таковой имелся, то это зачастую был ее бойфренд).

Для девушек, которые не знали никого из подходящих парней, в местном ресторане проводили мероприятие под названием «холостяцкий бранч». И в нашем патриархальном мире, где обычно парень приглашал на свидание, это был тот редкий случай, когда девушки могли рассмотреть все имеющиеся варианты и самостоятельно сделать свой выбор.

Как бы то ни было, Рэд и его приятели по лакроссу отправились на «холостяцкий бранч» шутки ради. Учитывая их изначально высокий социальный статус, парни из «Монмута» всегда были желанными гостями на таких мероприятиях, но на этот раз Рэд с друзьями в самом деле просто хотели поглазеть по сторонам и полюбопытствовать. Но потом Рэд – мой классный общительный братец – каким-то образом разговорился с юной дебютанткой из Сан-Антонио, Техас, и прежде чем кто-то что-то понял, она попросила его сопровождать ее на балу. В «Монмуте» эта новость вызвала ликование, и внезапно Рэд стал, как любил говорить мой отец, круче, чем яйца вкрутую.

В результате за две недели до бала брата стали приглашать на все предварительные вечеринки. Это были мероприятия высшего уровня, где тусовались только крутые ребята. Естественно, там было полно выпивки, травки и экстази. Вечеринки заканчивались далеко за полночь, и Рэд часто возвращался домой в районе трех утра.

Вскоре после этого я заметила какие-то странные отметины на внутренней стороне предплечий у Мисти, Хэтти и Верити, которые тоже посещали все эти вечеринки. Недлинные вертикальные штрихи, нанесенные черным перманентным маркером прямо у запястья. У Мисти было семь линий, у Хэтти четыре, а у Верити три. Кое-кто из парней в компании тоже щеголял такими вертикальными отметинами. У Бо их было четыре, а у Дэйна Саммерхейза три. А потом, ранним утром после Международного бала дебютанток, брат вернулся домой невероятно взбудораженный и с бурлившим в крови адреналином.

Он ввалился в мою комнату и разбудил меня, его белая бабочка свисала с воротника, а волосы слиплись от пота. Я испугалась, что он перебрал с амфетамином и у него начались галлюцинации.

– Честное слово, Блу, клянусь, я ничего не принимал, – сказал Рэд, пытаясь отдышаться. – Нет. То, что произошло – круче любого наркотика. Я сейчас расскажу тебе, но ты должна поклясться – на полном серьезе поклясться, – что никому об этом не расскажешь. Ни маме, ни папе, ни Тодду, ни особенно Мисти или кому-то еще из девочек в школе. Они тоже там были, и мне конец, если они узнают, что я тебе все рассказал. Но, чтоб я сдох, мне просто необходимо кому-то рассказать.

Я никогда не видела брата таким. Рэда вообще ничего не могло выбить из колеи, а тут он трещал без остановки, как придурок. И тут я увидела его левое запястье, а на нем – один вертикальный штрих, нанесенный черным маркером.

– Во что ты вляпался? – медленно произнесла я.

Часть II
Тайное общество любителей бега

Держать свой секрет в тайне мудро,

но глупо ожидать, что и другие его сохранят.

Сэмюель Джонсон

Глава 9
Первый забег Рэда

Рэд начал с того, что рассказал мне про бал.

Это было шикарное мероприятие. Отель «Уолдорф Астория» был великолепно украшен, средств на декор не жалели. На балу присутствовали два сенатора, три посла, вице-губернатор Нью-Йорка и по меньшей мере четыре председателя компаний из списка Fortune 500^[24]. Дамы в бриллиантах раскланивались и обменивались воздушными поцелуями, а дебютантки блистали в своих белоснежных дизайнерских платьях.

Для родителей самым важным моментом вечера являлась, конечно же, официальная часть бала, когда дебютанток по очереди представляли гостям. Сами же девушки рассматривали это как испытание, которое нужно пережить, не споткнувшись, что стало бы, как выразилась Мисти, «самым страшным унижением в жизни». Для молодежи настоящее веселье начиналось позже.

– Это было нечто, Блу, – рассказывал Рэд. – Мы отправились из «Астории» домой к Ван-Брайденам, потом к Колсартам и, наконец, в маленькую полуподвальную квартирку в Ист-Сайде недалеко от школы. Я понятия не имею, кому принадлежит это местечко, но там определенно не было ничьих родителей, и это было отпадно! Некоторые девчонки все еще были в своих бальных нарядах дебютанток, другие переоделись в вечерние платья, кадеты – по-прежнему в военной форме, а парни вроде меня – в пингвинистых фраках.

Рэд перевел дыхание и продолжил:

– К нам подъехали Хэтти и Верити плюс Грифф О’Ди, Дэйн и несколько друзей Бо. Вечеринка была отвязная. Все пили, курили, смеялись, веселились. Пиво, стрелялки, немного кокса и ксанакса^[25]. Но не волнуйся, я ничего не принимал.

– А как дела с Верити? – поинтересовалась я.

Рэд застенчиво улыбнулся:

– Ну мы немного потискались в гардеробной. Но это не то, о чем я хотел тебе рассказать.

Вот теперь я действительно была заинтригована. То, о чем мой брат строжайше запретил мне рассказывать кому-либо, не было связано с тем, что после бала он, вероятно, добрался до второй базы с Верити Кили в гардеробной. Я и представить себе не могла, что за секрет мог с таким сравниться.

– В общем, ночь шла своим чередом, – продолжил Рэд, – и постепенно народ начал расходиться. В итоге остались только Мисти, Хэтти, Верити, Бо, Дэйн, Грифф и я. И тогда Мисти произнесла: «Ну что, детишки? – И она указала на свое колье, ну знаешь, которое она иногда носит, с желтым камнем в золотой восьмерке. – Кто хочет пробежаться?»

Рэд посмотрел на меня многозначительно.

– Мисти пила всю ночь, пару упаковок пива точно в себя опрокинула, так что вела она себя довольно раскованно. Как бы то ни было, Бо кинул на меня быстрый взгляд и спросил: «А что насчет Рэда? Он раньше этого не делал. Думаешь, он?..»

«Все в порядке, Рэд – классный, – ответила ему Мисти. – Тебе ведь можно доверять, да, Рэд?»

«Я умею хранить секреты», – подтвердил я, хотя понятия не имел, о чем вообще идет речь. Мисти посмотрела на Бо, а тот на Дэйна, который, в свою очередь, пожал плечами и сказал: «Стопудово!»

Рэд встал и начал расхаживать по комнате. На часах было 5:55 утра. Брат качал головой, сосредоточившись на воспоминаниях, глаза бегали по сторонам, но я не торопила. Ему нужно было время, чтобы привести мысли в порядок. Наконец он продолжил рассказ:

– В общем, мы вышли из квартиры, пересекли Пятую авеню и направились в Центральный парк. Прикинь? В четыре утра, посреди гребаной ночи. Вокруг ни души, кроме бездомных и дурацкого мусоровоза. Мы немного прошлись в глубь парка по Семьдесят девятой поперечной и у поворота остановились перед каким-то огороженным участком. Бо сказал, что это «небольшой частный природный заповедник», что бы это ни значило. Он находится прямо за «Метрополитен», но в любом случае вокруг него сплошные заросли кустов, так что, если не знаешь, что искать, ни за что не найдешь. У Мисти был ключ от калитки, и мы друг за другом прошли за ограждение. В углу участка обнаружился утопленный в землю садовый люк, от которого у Мисти тоже имелся ключ. И мы полезли внутрь.

– И?.. – не выдержала я.

– Под люком оказалась маленькая вырытая пещерка, – ответил брат, – с утрамбованным земляным полом и отверстием посередине, а в нем лестница. Все остальные, судя по всему, уже бывали здесь раньше, потому что они просто включили фонарики на телефонах и стали спускаться. Я полез вслед за всеми, а Мисти шла последней и заперла люк изнутри. Внизу было ощутимо холоднее, так как мы спустились уже на два уровня. Там оказалось что-то вроде цепочки подземных пещер, стены то ли из плотной земли, то ли из какой-то скальной породы. Я добрался до последней пещеры как раз тогда, когда Бо включил пару старинных дуговых ламп, работающих от дизельного генератора. Я там просто замер и выпалил: «Твою же мать!»

– Что? Что там было? – спросила я нетерпеливо, и Рэд уставился на меня в упор:

– Что-то вроде древней каменной арки, похожей на вход в старый храм или типа того. И это было реально жутко. Она как бы выступала из неровной стены пещеры, но была совершенно целая и при этом так мастерски сделана, с квадратным гранями и древними надписями на всей поверхности. По сути, это был просто широкий портал, без дверей, а за ним вглубь уходил туннель или еще одна пещера.

Я кивнула, так как читала про что-то подобное. Задолго до того, как индейцы ленапе^[26] в 1626 году продали остров Манхэттен голландцам за цветные стеклянные бусы стоимостью в двадцать четыре доллара (знаменитая «покупка Манхэттена»), на этой территории проживало несколько племен аборигенов. Археологи обнаружили следы захоронений, святилища внутри пещер и даже несколько примитивных катакомб. Были свидетельства того, что мезоамериканские племена, такие как ольмеки, тольтеки и майя, основывали поселения здесь, на севере. Вполне возможно, что и до нашего времени под Центральным парком могло сохраниться каменное сооружение того периода или погребальная пещера.

– На полу, ровно посередине этого древнего портала, – продолжил Рэд, – стояла маленькая каменная пирамидка, по размерам чуть выше колена. Она была высечена из странного черного камня, идеально гладкого, в отличие от самой арки. И тут Мисти шагнула вперед, вынула из своего колье желтый самоцвет и поместила его в углубление на вершине пирамидки. А потом я просто охренел…

– Что? – воскликнула я. – Что там случилось?

– Ты мне все равно не поверишь…

– Я постараюсь.

Рэд сглотнул.

– Внутри пирамидки включился какой-то механизм, и камень, который Мисти поместила на вершину, резко наклонился и скользнул вниз по дальней от нас грани, по направлению к туннелю. А потом – бац! – и из пирамиды полился яркий пульсирующий свет, и весь портал оказался залит пурпурно-черным сиянием. Мне трудно это описать, никогда не видел ничего подобного. Свет заполнил всю арку изнутри, как паутина или завеса, да, как вертикальная световая завеса.

– Световая завеса? – с сомнением переспросила я. – Из пирамидки на полу высотой по колено?

Ред поднял руки в защитном жесте:

– Знаю, это звучит безумно, но это правда. Остальные явно развлекались за мой счет, глядя, как я обалдел, а Бо ухмыльнулся и сказал: «Давай, чувак, потрогай, если хочешь. Больно не будет». Так что я протянул руку и коснулся пальцем мерцающей пурпурной завесы. Странное ощущение. Это не воздух, но и не твердое вещество, но эта субстанция имеет поверхностное натяжение. От пальца осталась небольшая вмятина в стене света, как будто я надавил на резиновую поверхность. От того места, где я прикоснулся, разошлись круги лилового света, как рябь на воде, а затем – вжух! – и вся рука до запястья провалилась прямо внутрь. Я в шоке дернулся назад, а остальные засмеялись.

Я склонила голову набок:

– Рэд, ты точно ничего не курил? Может, съел пирожок с волшебной начинкой? Или кто-то тебе подсыпал что-нибудь в выпивку?

– Клянусь, Блу, я выпил всего одно пиво и не притрагивался к наркоте. Это все происходило на самом деле.

Я сдалась под его напором:

– Ну ладно, рассказывай дальше!

– Дальше Бо кивнул на маленькую пирамидку на земле и сказал мне: «Гляди, где теперь камень». Я посмотрел сквозь полупрозрачную завесу света, и хоть и смутно, но было видно, что кусочек янтаря теперь находится у основания пирамидки по другую сторону от световой границы, вне досягаемости. Я повернулся к Бо, не совсем понимая, что он имеет в виду, и он продолжил: «Есть только один способ вернуть камень – шагнуть за ним внутрь». Мисти подняла запястье, то, которое со странными отметинами, и сказала: «Вот так ты заработаешь одну из них, Рэд. По одной за каждый забег».

«Каждый забег? – спросил я. – А куда бежать-то? Вон туда?» И я кивнул в сторону портала. Больше всего меня волновало, что произойдет со мной, если я шагну внутрь, так что я уточнил: «Это хоть безопасно?» – «Более или менее, – ответила Мисти. – Пока не попробуешь – не узнаешь. Давай за нами».

С этими словами Мисти схватила Бо за руку и резко шагнула внутрь, прямо сквозь эту завесу света. Бо за ней, и я видел размытые силуэты на той стороне. Дэйн, Грифф и Хэтти пошли следующими. Они стали кричать мне из-за завесы, но голоса звучали приглушенно, как будто издали, хотя они стояли всего в полуметре от меня. Хэтти вопила, чтобы я прыгал, а Грифф орал: «Не будь тряпкой!» Потом Ви взяла меня за руку и улыбнулась: «Ну что, чемпион, я знаю, что ты чувствуешь. В первый раз всегда так. Давай!» И, с Верити за руку, я нырнул в портал, прошел сквозь пурпурное сияние.

Глава 10
Забег по туннелю

Рэд приземлился по другую сторону старинного портала. Парень стоял в том же туннеле, что был виден снаружи, но оказалось, что он уходит вглубь дальше, чем можно было предположить изначально. Изнутри все стены были расписаны древними символами, картинками и иероглифами. Это выглядело жутковато.

Он обернулся на арку, под которой прошел. С этой стороны завеса света, мерцавшего в портале, была тускло-желтой. Яркий свет дуговых ламп с другой стороны еле просачивался сквозь нее, как будто проход через границу его приглушал. Ближайшая часть туннеля вокруг Рэда купалась в янтарном сиянии.

– Ты не можешь шагнуть обратно, – сказала Верити, прижимая его ладонь к световой завесе. На этот раз рука Рэда не прошла насквозь. Светящаяся стена слегка прогнулась, но не поддалась. Под рукой ощущалось сопротивление.

– Через портал можно пройти только в одну сторону, – сказала Мисти, появляясь рядом с ними и поднимая свой самоцвет с пола у основания пирамидки. Мгновение спустя завеса исчезла, втянувшись в полуметровую пирамидку, и Рэд внезапно снова увидел пещеру, через которую они вошли – только теперь она была совершенно другой. Света не было. Дуговые лампы выключены. Более того – их покрывал толстый слой пыли и паутины. Пещера выглядела заброшенной, как будто в ней никто не появлялся в течение многих лет. Рэд нахмурился в недоумении и уже собирался что-то сказать, но Верити потянула его за руку.

– Не переживай, – сказала она, – я все объясню позже. Пойдем, в другом конце туннеля есть выход. Нельзя терять времени.

Мисти и остальные уже припустили по туннелю бегом, свет от фонариков на их смартфонах стремительно удалялся. Вслед за Верити Рэд побежал за ними. Абсолютно прямой туннель с каменными стенами, очевидно, был таким же древним, как и портал входа. В ширину в нем могли бы поместиться два автомобиля, а в высоту было всего метра три. Стены были расположены под небольшим углом, сужаясь кверху, так что весь туннель в разрезе был трапециевидным.

Все это напоминало храм.

Через равные промежутки потолок поддерживали укрепленные каменные арки, похожие на ребра какого-то гигантского подземного животного.

Пробежав метров четыреста – позже Рэд пришел к выводу, что это была примерно середина туннеля, – он увидел кое-что очень странное. В потолке зияло отверстие и вверх уходил колодец. Точно под ним была свалена огромная гора мусора и разных обломков: велосипедные колеса, одежда, потрепанные книги, коробки от фастфуда, кроссовки. Два метра всякого хлама, почти до потолка. Бо, Мисти, Дэйн, Грифф и Хэтти остановились у этой кучи, дожидаясь, когда Рэд и Ви их догонят. Бо рассматривал что-то среди хлама.

– Взгляни наверх, – Мисти кивнула на отверстие колодца над горой мусора. Рэд неуклюже взобрался на кучу и задрал голову. Цилиндрическая шахта была узкой, меньше метра в поперечнике. Смотреть в нее было все равно что в телескоп с неправильного конца, но Рэд все же смог разглядеть ночное небо, усыпанное звездами.

– Мы думаем, что кто-то бросает мусор в колодец, – сказала Верити. – Вот он и скапливается здесь.

Рэд всматривался в шахту, когда внезапно в поле его зрения появился силуэт человека в капюшоне. Фигура заслонила звезды и, казалось, смотрела прямо на него. Парень в шоке отскочил назад и скрылся в туннеле. Но было понятно, что, кто бы это ни был сверху, он успел заметить и его, и движущийся белый луч фонарика телефона на дне колодца. Ужасный, леденящий кровь вопль пронзил воздух, когда существо наверху шахты завыло от ярости. Да, это определенно кричал человек, но звук больше был похож на звериный. Рэд почувствовал прилив адреналина.

– Что за хре… – выдохнул он.

– Черт! – рявкнул Бо, и все помчались по туннелю.

– Давай! Вперед! Не тормози! – Верити подтолкнула Рэда, и он рванул за друзьями, отчаянно оглядываясь каждые несколько секунд. Четыреста метров спустя все семеро подбежали ко второй каменной арке, точно такой же, как и первая. В центре этого портала также находилась полуметровая черная пирамидка, а за ним – еще одна пещера с земляным полом, пустая и жутко пыльная, с лестницей наружу. Мисти вставила свой самоцвет в вершину пирамидки, и снова он съехал вниз по противоположной грани, запустив какой-то таинственный механизм. Светящаяся волна пурпурного света поднялась от вершины пирамиды, пленкой растягиваясь в проеме портала. Остальные, не теряя времени, шагнули прямо в нее, и следом туда же нырнул Рэд…

…и оказался в подземной пещере, которую он видел несколько секунд назад… только теперь она была чистой и нормальной, а не припорошенной пылью и временем. Мисти немедленно наклонилась и вынула кусочек янтаря из пирамиды, и мерцающая завеса света, заполнявшая арку (с этой стороны она была желтого цвета), мгновенно исчезла. Старинный портал внезапно превратился просто в темный зияющий проем.

– Ну как? Еще не съехал с катушек? – спросила Верити, ухмыляясь.

У Рэда перехватило дыхание, когда он оглянулся на туннель, пытаясь осмыслить все, что только что произошло. Бо улыбнулся ему:

– Полный отвал башки, да?

Ред быстро заморгал:

– Точно.

Все, о чем он мог думать, – это тот жуткий псих в капюшоне, который смотрел на него через шахту колодца и вопил, как дикий зверь.

– Кто был тот парень наверху, который начал орать?

Бо пожал плечами:

– Мы не знаем. Я только один раз выбирался из туннеля наружу: поднялся вверх по колодцу, упираясь руками и ногами в стенки. Вылез наверху, как раз за тем странным Шведским коттеджем, неподалеку от Семьдесят девятой поперечной. Но все вокруг было так жутко, что я не стал отходить далеко.

– В каком смысле жутко? – уточнил Рэд.

– Я имею в виду, что там, наверху, тот же Нью-Йорк, – ответил Бо. – Тот же Центральный парк, те же здания, но все разрушено и заброшено. Окна небоскребов разбиты, Шведский коттедж развалился. Ни электричества, ни света, ни людей – по крайней мере, кроме нашего друга в капюшоне. Это как будто… другой Нью-Йорк… не наш. Что-то вроде параллельного мира.

Ред моргнул:

– Что-то вроде Нью-Йорка в параллельном мире?

В этот момент Мисти подошла к нему, взяла за левую руку и одним быстрым движением нарисовала перманентным маркером черную вертикальную отметину на внутренней стороне запястья.

– Добро пожаловать в клуб, Рэд. Ты только что вступил в Нью-Йоркское тайное общество любителей бега.

Глава 11
Реальный мир

– Параллельный Нью-Йорк? – невозмутимо повторила я. – Хочешь сказать, что после отвязной вечеринки ты отправился в параллельное измерение, где Нью-Йорк, судя по всему, был разрушен и непонятный чувак в капюшоне злобно на тебя орал? Да, ты прав, Рэд, мы не должны никому говорить об этом. А еще тебе определенно нужно поменять поставщика травки.

– Я знаю, звучит дико, но это правда! – воскликнул Рэд. – Ты должна мне поверить, Блу. Кстати, пещера с выходом из туннеля тоже расположена под огороженной территорией, еще один «небольшой частный природный заповедник», на этот раз на задворках Музея естественной истории, недалеко от нашего дома. Получается, что мы бежали как раз через Центральный парк, но под землей, с востока на запад. Все это очень странно, но, твою же мать, было реально кайфово! Может быть, я смогу уговорить народ взять тебя с собой, если снова соберемся.

– Конечно, – сказала я, падая на кровать и подтаскивая подушку. – Было бы супер. А сейчас, думаю, тебе нужно немного поспать.

На следующее утро Рэд отправился пить кофе в модном кафе на Ист-Сайде со своими крутыми друзьями, так что я пошла в школу через Центральный парк одна. Дойдя до Семьдесят девятой поперечной, я обратила внимание на табличку: «Шведский коттедж, историческая достопримечательность». Вероятно, я и раньше проходила мимо десятки раз, но только теперь по-настоящему заметила. Глядя на табличку, я поймала себя на мысли о ночном рассказе Рэда.

Он сказал, что Бо, если не соврал, поднимался вверх по вертикальной шахте и обнаружил, что сам колодец находится как раз позади Шведского коттеджа, недалеко от Семьдесят девятой поперечной. Я закусила губу, раздумывая: «Почему бы и нет?» В итоге, несмотря на сомнения, не сошел ли брат с ума и не привиделось ли ему все под наркотой, я все же решила сделать небольшой крюк: пересекла улицу и направилась к Шведскому коттеджу.

Здание действительно выглядело жутковато: мрачный темно-коричневый домик, в самый раз для ведьмы-людоедки из страшной сказки. Он еще и расположен был в довольно уединенном месте, в стороне от основных аллей парка. Это означало, что в такой ранний час вокруг никого нет: ни велосипедистов, ни спортсменов, ни простых пешеходов вроде меня. Обойдя коттедж, я обнаружила за ним крепкий деревянный забор, за которым кустарник разросся так густо, что превратился в непроходимую чащу. Быстро оглядевшись вокруг, чтобы убедиться, что на меня никто не смотрит, я перемахнула через забор и углубилась в заросли. Это было непросто. По лицу хлестали ветки, я вся исцарапалась и пару раз чуть не упала, зацепившись ногой за ползучие растения. Похоже, здесь никто не бывал с середины девятнадцатого века, когда разбили парк, и, разумеется, нынешние садовники сюда не заглядывали. Кусты разрослись настолько густо и непролазно, что я вполне могла оказаться первой исследовательницей лет за сто.

Углубившись в чащу метров на пятнадцать, я начала ругаться сквозь зубы:

– Чтоб тебя, Рэд, я же тебе почти…

Я резко замолчала.

На земле передо мной показалась кирпичная кладка, выцветшая почти до серого и практически незаметная под переплетением стеблей. Но если приглядеться, то в ней можно было угадать заросший низкий колодец.

Глава 12
Колодец

Я осматривала колодец минут десять. Это стоило того, чтобы опоздать в школу. Стебли, затянувшие круглое отверстие колодца, росли так плотно, что я, вероятно, могла бы встать на них и не провалиться. Я попыталась заглянуть в колодец в небольшую щелку между стеблями, но увидела только темноту. Зато мой крик вниз «Э-эй!» принес кое-какой результат – голос донесся обратно до меня как будто издалека. Колодец был явно необычный. Может, там, внизу, и был туннель.

Что же Рэд делал в субботу ночью?

Я накинула на колодец еще несколько веток, а затем продралась через заросли кустов обратно и, убедившись, что никто не видит, вылезла наружу рядом с Шведским коттеджем.

(На следующий день я показала колодец Рэду, и когда он увидел его, то обрадовался этому подтверждению своих слов и воскликнул: «Я же говорил!»)

По дороге в школу я продолжала обдумывать его рассказ про ночной «забег». Все это было очень любопытно, но, к сожалению, узнать что-либо еще мне не светило, если только крутые детишки не примут меня в свою тусовку, как приняли брата, и не позовут с собой на один из этих «забегов».

Глава 13
Новый год в Нью-Йорке

В декабре Рэд по-прежнему много времени проводил со своими новыми приятелями. Он даже один раз уточнил у меня, не переживаю ли я по этому поводу. Нет, я не переживала. И раньше у нас были общие и отдельные друзья, и эта его компания определенно входила во вторую категорию.

Представьте себе, я впервые всерьез задумалась о том, что моя общественная жизнь недостаточно насыщена, только в канун Нового года, когда выяснилось, что Рэда пригласили на вечеринку «для своих» у Дэйна, мама и Тодд собрались на званый вечер в «Маджестик», а я столкнулась с перспективой провести новогоднюю ночь дома в одиночестве. В тот момент я пришла к печальному выводу, что над моими навыками общения нужно еще поработать. Даже у моей мамы развлечений больше, чем у меня. А потом, за два дня до Нового года, позвонила Дженни:

– Приветик, Скай. В «Последнюю минуту» нужна еще одна официантка для работы в Новый год. Они предлагают двести восемьдесят баксов за четыре часа работы.

«Персонал и мероприятия в последнюю минуту» – так называлась компания, в которой она работала, та самая, куда обращались, если нужно было срочно найти сотрудника в последний момент, до того как часы пробьют полночь и карета превратится в тыкву. У меня не было других предложений, да и идея пополнить кошелек наличными была не так уж плоха, так что я согласилась.

Поработать с Дженни оказалось забавно. Мы были одеты в черные брюки и жилетки и почти четыре часа таскали туда-сюда подносы с шампанским для радостных канадских бизнесменов и их партнеров в огромном бизнес-номере отеля «Мандарин Ориентал» в центре «Тайм Уорнер». Я ушла оттуда только в час ночи, но с обещанными наличными в кармане. Менеджер Дженни сказал, что я хорошо справилась, и спросил, не хочу ли я еще так же поработать в будущем. Я пожала плечами и снова согласилась.

Мы с Дженни вместе дошли до ее дома, знаменитой «Дакоты», и, когда прощались, я поблагодарила ее:

– Спасибо, что позвала.

– Да брось, не за что, – ответила Джении. – Приятно пообщаться хоть с кем-то, кто не слишком гордый, чтобы работать.

Я приехала домой намного раньше всех остальных и завалилась в кровать. Рэд, насколько я слышала, вернулся на рассвете, и когда на следующее утро он, наконец, вышел на завтрак, я заметила новую черную линию на его запястье. Странно, но брат вообще ничего не рассказал мне про новый забег. Возможно, Мисти и остальные еще раз напомнили ему не обсуждать это ни с кем, кроме их компании, и поэтому Ред не хотел пересказывать мне новые подробности. Ну и ладно. «Для него так будет лучше, – подумала я, – да и для меня тоже». Новый год в Нью-Йорке прошел хорошо.

Наступление Нового года принесло с собой еще кое-что новое: опять проявился интерес к концу света. Внезапно оказалось, что до семнадцатого марта осталось всего два с половиной месяца, и пресса снова взялась за эту тему. Новости в газетах и по телевизору пестрили изображениями того, как Земля движется вокруг Солнца и ее эллиптическая орбита неумолимо несет планету к клубящемуся гамма-облаку. В большинстве смоделированных случаев Земля врезалась в облако, и в результате основная часть гамма-частиц, похожих на несметные полчища насекомых, притягивалась к нашей планете как магнитом, а оставшееся излучение рассеивалось в космосе.

Кроме того, теперь, когда Земля находилась так близко к облаку, стали известны новые детали того, как пройдет последний день человечества. Когда волна излучения накроет нас, планета, конечно же, продолжит вращаться вокруг своей оси. Это означало, что сначала лишь одно полушарие испытает воздействие гамма-частиц. А на другой стороне планеты люди получат отсрочку на период от шести до двенадцати часов и смогут увидеть, что будет происходить. Новые компьютерные расчеты показали, что первыми в облако войдут Австралия, Азия, Индия и Ближний Восток. Затем, по мере вращения планеты, излучение накроет Африку, Европу, Северную и Южную Америку. Один из телеведущих, Джимми Киммел, пошутил, что продажи билетов на суборбитальные рейсы «Верджин Галактик»^[27] в последнюю минуту взлетят до небес.

Интересно было наблюдать, как различались мнения людей по поводу гамма-облака. Политики, например, решительно настаивали, что конца света не будет. Никто из них не хотел, чтобы потом, если апокалипсиса не случится, над ним постоянно издевались и считали паникером, как цыпленка Цыпу^[28]. Так что политики призывали людей сохранять спокойствие и продолжать жить своей жизнью.

Ученые из Принстона, Оксфорда, Массачусетского и Калифорнийского технологических институтов долго проверяли и оценивали сделанные прогнозы и выводы, но мнения по-прежнему разделялись пятьдесят на пятьдесят. Вот что сказал один из экспертов:

– С точки зрения эволюции человеческий мозг не приспособлен для борьбы с подобными угрозами – то есть с такими угрозами существованию, с которыми люди раньше не сталкивались. Мы знаем, что нужно убегать от львов и тигров, потому что они могут убить нас, и у нас имеется такой опыт. Но у человечества нет опыта столкновения с гамма-радиацией, поэтому мы все просто пожимаем плечами и говорим: «Ну что ж, давайте посмотрим, что произойдет. А до тех пор я просто буду жить своей жизнью».

Такое же мнение было и у нашего соседа по «Сан-Ремо», Мэнни Уоннемейкера, ведущего на ультраправом радио. Он заявил своим миллионам слушателей следующее:

– Гамма-облако – это чушь собачья. Левые постоянно используют эту тактику запугивания. Изменение климата не сработало, так что теперь мы наблюдаем просто еще одну грандиозную попытку социалистическо-прогрессивно-либеральных слоев перераспределить материальные блага. Поверьте мне, ребята, все это окажется пустым звуком.

Мэнни, как известно, вел свои передачи в микрофон из чистого золота. Учитывая этот микрофон, а также дорогое пальто с фиолетовыми рукавами и аппартаменты в «Сан-Ремо», он определенно не был поклонником перераспределения чего-либо.

Кроме того, нашлось много чудиков, которые строили герметически запирающиеся бункеры на своих задних дворах. А кто-то просто запасался консервированным тунцом и водой в бутылках. И, конечно же, психи со своими плакатами по-прежнему толпились в туристических местах, у «Метрополитена» и Музея естественной истории. Не могу сказать, что их стало больше, но прохожие определенно стали обращать на них больше внимания.

Очень печально, что все эти новости о приближении конца света спровоцировали всплеск преступлений на почве ненависти во всем мире: сторонники одной религии убивали сторонников другой или, в случае ислама, шииты убивали суннитов. Все обвиняли друг друга в том, что наступает конец всего сущего.

А потом, где-то в середине января, произошло первое преступление на почве ненависти к богатым. Банда головорезов совершила в Вестчестере налет на особняк известного миллиардера, чей винный погреб имели неосторожность упомянуть в «Форбс». Они убили миллиардера и его семью… а потом уселись, закинув ноги на стол, и стали пить его вино, одновременно транслируя все это в прямом эфире в Перископе^[29]. Когда отряд спецназа в конце концов ворвался в дом, телекамеры с вертолетов тоже все это подробно засняли. А особенно парня в бандане, который кричал из окна верхнего этажа: «Мы все равно умрем, так давайте не будем себе ни в чем отказывать!» И тут же, в прямом эфире, он выхватил пистолет и выстрелил себе в голову.

Естественно, это происшествие привлекло к себе внимание даже тех людей с совершенно незамутненным разумом, что до сих пор не проявляли ни малейшего интереса к гамма-облакам, электричеству в человеческом мозге, науке и концу человечества. Короче говоря, людей вроде моей мамы. Теперь и она насторожилась. Однажды поздно ночью я услышала, как они перешептывались с отчимом:

– Тодд, – сказала она, – мы можем что-нибудь сделать? Определенно, мы не должны умереть вместе со всеми.

Отчим ответил в своей отстраненной, размеренной манере:

– Все будет хорошо, Дейдра. Я считаю, что ситуацию излишне нагнетают.

– А что, если это не так?

– Я все улажу, дорогая, – ответил он, как всегда уверенно. – Позабочусь, чтобы мы были в безопасности.

Мне было интересно, что он имел в виду. Как кто-то может быть уверен, что переживет прохождение Земли через гамма-облако? И скоро я узнала ответ – из приглушенных шепотков, которые стали слышны в школе, и во дворе, и в комнате отдыха, а потом и в телефонных разговорах мамы со своими подругами. Три слова, которые произносили шепотом: «Убежище на Плам-Айленд».

– …слышали про Плам-Айленд?

– …его называют просто Убежище. Это бывший исследовательский центр, где изучали болезни животных, опасные для человека. Там высокий уровень защиты, шлюзы между помещениями, герметические воздушные заслоны для предотвращения распространения биологической угрозы. Считается, что это сможет противостоять гамма-радиации. А расположение на острове гарантирует дополнительную защиту…

– …его оборудовали несколько парней из «Голдман Сакс», которые узнали об этом гамма-дерьме давным-давно, вложив деньги в какие-то биотехнологии. Пять лет назад они выкупили у правительства весь остров и с тех пор обустраивают его под жилье. План состоит в том, чтобы отсидеться там до тех пор, пока гамма-излучение не исчезнет…

– …мой отец заплатил за то, чтобы наша семья отправилась в Убежище, так, на всякий случай…

– …Старли Коллинз сказала, что там может поместиться только шестьдесят человек, и все. Как только они наберут это количество, лавочка прикроется.

– …а какой вступительный взнос?

– …семнадцать миллионов. За одного человека. Наличными. И нужно знать правильных людей, ведь все это не афишируется. Они даже не сказали тем, кто уже оплатил, когда туда нужно будет переехать.

– …это слишком большая сумма, чтобы ставить ее на непонятное космическое событие. Вдруг вся эта шумиха пройдет и ничего не случится? Тогда каждый, кто раскошелится, будет выглядеть как идиот.

– …а если все, кроме них, умрут, что они тогда будут делать? Жить в опустевшем мире?

Естественно, моя мать тоже слышала все эти сплетни, и когда она обнаружила, что хладнокровное и взвешенное решение Тодда заключалось в том, чтобы выкупить для нас четыре места в убежище «Плам-Айланд» – по семнадцать миллионов долларов каждое, то вознаградила его точно так же, как на их первом свидании. А когда отчим также сообщил, что возместил стоимость покупки мест, продав без покрытия некоторые акции (это означало, что, если конец света не наступит, как было предсказано, он заработает около 200 миллионов долларов), мама снова вознаградила его. Да уж, Тодд – гений!

Мнение Рэда по поводу всего происходящего полностью отражало его характер.

– Если это действительно конец всему, – пожал он плечами, – то я ничего не могу изменить, но могу по крайней мере повеселиться напоследок. И когда наступит апокалипсис, смогу сказать, что прожил последние несколько месяцев в свое удовольствие.

Мой брат никогда не был силен в философии, но в этот раз с его логикой было не поспорить. И пока Рэд развлекался, я в конце января полетела в Мемфис повидаться с отцом.

– Ну что, ты ешь сардины? – спросил он, как только я вошла в палату. – Принимаешь добавки с фосфором?

– Да, пап. – Я и правда их принимала.

Честно говоря, у меня мозги в самом деле стали лучше соображать.

– И никакой содовой?

– Ни капли. – Я не стала вдаваться в подробности, но мой организм давно уже так хорошо себя не чувствовал: никакого вздутия от газировки. Апокалиптическая диета моего отца была потрясающей.

– Как поживает твоя мать? – спросил он.

– Она в своем репертуаре.

Отец грустно улыбнулся. Их брак был обречен изначально. Он был блестящим, но оторванным от жизни врачом из высокопоставленного мемфисского семейства, а она – местной королевой красоты, твердо намеренной выйти замуж за богатого и влиятельного человека. Но однажды компания, управляющая семейным капиталом отца, испарилась вместе с этим самым капиталом. И когда внезапно выяснилось, что денег больше нет, мамы тут же и след простыл. Отец – милый, умный, но абсолютно наивный – был совершенно этим раздавлен. Вскоре после этого у него произошел нервный срыв.

Мне нравилось вспоминать о нем как о человеке, которого я знала десятилетним ребенком – который устраивал нам морские путешествия под парусом на острова Мартас-Винъярд и Род-Айленд, а чаще всего – на маяки, которыми он так восхищался.

– Ох уж эти чертовы маяки, – говорила мама.

Она терпеть не могла эти поездки, потому что они портили ей прическу, но отец, наоборот, оживал. Его глаза загорались, когда он смотрел на свои обожаемые маяки. Его любимым был Рейс-Рок, который как сказочный домик приютился на крошечном островке недалеко от Род-Айленда. Изящный маленький домишко выглядел совершенно нелепо и неуместно на скале над грохочущими волнами. Отец называл его идеальным пляжным домиком без соседей.

В конце концов мама вообще перестала ездить в эти путешествия, а папа, Рэд и я, втроем, стали проводить время еще лучше. Благодаря какому-то двоюродному деду, которого я отродясь не видела, папа состоял в Нью-Йоркском яхт-клубе, а потому имел привилегии в его филиале на Род-Айленде.

– Это очень известный клуб, – рассказывал он. – В 1983 году его яхта «Свобода» впервые за сто тридцать два года проиграла Кубок Америки.

Именно в филиале Нью-Йоркского яхт-клуба в Ньюпорте, штат Род-Айленд, мы брали напрокат яхту на неделю или около того, валялись на палубе, встав на якорь на закате в какой-нибудь бухте или возле маяка и слушали виниловые пластинки любимых папиных групп из шестидесятых: The Doors, The Kinks, The Who и моего любимого Эрика Бердона из The Animals. Именно отец подарил мне винтажный плакат 1968 года «Эрик Бердон и The Animals в клубе Whisky a Go Go»^[30] во всей его розовой психоделической красе. Я до сих пор слушаю их лучшие хиты на телефоне – «Дом восходящего солнца», «Нужно отсюда выбираться» и «Не пойми меня превратно». Это было чудесное время. Но это было так давно, совсем в другой жизни.

– Так что, пап, – спросила я, – как считаешь, это и правда произойдет? Всему миру придет конец семнадцатого марта?

Он поднял на меня свой затуманенный взгляд и ласково улыбнулся:

– Миру не придет конец, Блу. Мир пережил астероид, убивший динозавров. Мир пережил ледниковые периоды и аномальную жару. А вот человечеству, каким мы его знаем, точно конец.

Глава 14
Парни

Я вернулась в Нью-Йорк из Мемфиса, по-прежнему не определившись со своим мнением по поводу гибели нашего мира. Тот эксперт по телевизору был прав: несмотря на все, что я слышала и читала, у меня просто не получалось заставить себя бояться какого-то там непонятного облака из газа далеко в космосе. Мой мозг не воспринимал это как угрозу.

Вернувшись, я заметила еще две отметины на внутренней стороне запястья Рэда. Теперь их стало четыре. Школьные занятия и привычная рутина потекли своим чередом. По утрам я проходила мимо Мисти, Хэтти и Оза, ожидающих свою машину, тащилась через парк, сидела на уроках, писала сочинения, снова плелась домой через парк одна. Я дразнила Рэда за то, что он бросил меня, говорила ему, что если маньяк с топором убьет меня по дороге из школы, то это будет на его совести.

Самым ярким событием того времени стало приглашение от Дженни посетить мероприятие в музее «Метрополитен», и не в качестве официантки, а как гостья: открытие ежегодной выставки в Саду на крыше имени Дж. Кантора. И это был потрясающе!

Сад на крыше, вероятно, лучшее место для проведения мероприятий в Нью-Йорке. Огромная площадка на крыше музея находится выше уровня деревьев Центрального парка, поэтому ничто не мешает любоваться видом на парк и город. После наступления сумерек это особенно впечатляющее зрелище. Каждое лето в Саду на крыше проходит выставка одного художника: в предыдущие годы выставлялись Джефф Кунс, Сол Левитт и Цай Гоцян (его причудливая парочка крокодилов была особенно запоминающейся, погуглите, если не в курсе).

Мы с Дженни стояли на краю крыши, жевали что-то с фуршетных столов и выглядывали за перила. Стеклянная стена здания уходила вниз под углом примерно в шестьдесят градусов. Я как раз размышляла, можно ли не разбиться, если соскользнуть по стене, когда к нам подошел отец Дженни. Увидев меня, он широко улыбнулся:

– А вот и знаменитая Скай Роджерс! Приятно наконец-то сопоставить имя и лицо. Дженни очень хорошо о тебе отзывается.

– Спасибо, мистер Джонсон, – я вежливо кивнула.

– Можешь называть меня Кен, – сказал он. – А теперь идите, девочки, и наслаждайтесь вечером.

Вскоре после этого мистер Джонсон – точнее, Кен – представил всем героя этой выставки, талантливого молодого скульптора из Лондона по имени Клайв Мэйхью. Он был известен своими скандальными работами и выставлялся под именем Клайви. Вместе они сдернули большую белую простыню с одного из экспонатов будущей выставки: трехметровое распятие из стекловолокна ярко-розового цвета. Вместо фигуры Христа на кресте была розовая скульптура женщины в деловом костюме в натуральную величину с широко раскинутыми руками. Композиция называлась «Цена феминизма». Очень метафорично. Собравшиеся гости, как полагается, ахнули. Некоторые даже разинули рты в изумлении.

– Ни разу не скандально, – саркастически заметила Дженни.

Но я видела, что ее отца практически распирало от гордости. Они с молодым скульптором довольно улыбались в сиянии сотни фотовспышек.

Когда январь подошел к концу, тренировки Рэда по лакроссу возобновились. Сезон игр быстро приближался (если, конечно, конец света не наступит), но так как брат теперь был слишком крутым, чтобы ходить домой вместе со мной, я сбилась со счета, по каким дням он тренировался, и вот к чему это привело.

Однажды ранним вечером я сидела в своей комнате в наушниках-шумодавах, сосредоточившись на домашнем задании по физике. На мне была старая желтая футболка с бульдогом Джейком, розовые угги и мамина зеленая повязка для волос. Да, вид у меня был еще тот… но, в конце концов, я была дома одна зимним вечером и делала уроки, так что любой суд меня оправдает.

Дверь была приоткрыта, и вдруг приглушенный стук вторгся в мой акустический вакуум. В общем, можете себе представить мой ужас, когда я подняла глаза и увидела, что в дверях с улыбкой стоит Бо Брэдфорд, и в своем спортивном костюме для лакросса он выглядит просто великолепно. Я не знала, что сегодня тренировка и Рэд пригласил парней потусоваться у нас дома.

– Привет, – сказал Бо.

Я сглотнула, буквально не в силах говорить.

– Я просто шел мимо и… – он кивнул на мою футболку: – Бульдог Джейк, да?

Я ссутулилась в попытке скрыть картинку.

– Как можно не любить «Время приключений»?

Затем, к моему огромнейшему стыду, Бо шагнул внутрь и небрежно прошелся по комнате, спокойно осматриваясь. Говорят, что незнакомец может за одну минуту увидеть у вас дома больше, чем вы сами за шесть месяцев. Когда я вдруг посмотрела на комнату глазами Бо, стало ясно, что это действительно так.

На полках выстроились книги: моя драгоценная коллекция Стивена Кинга, пара книг Майкла Льюиса, несколько исторических романов Филиппы Грегори и, да, «Сумерки», все тома. Их удерживали на полках белые деревянные держатели для книг, на которых были вырезаны слова «мечта» и «любовь». На комоде лежала моя любимая детская игрушка – подарок от папы, который он купил во время поездки в Австралию: пушистый розовый кенгуру с сердечком, вышитым на сумке, и надписью: «Кенгуру Счастливчик Хоппи».

Какой кошмар…

Хотелось надеяться, что хоть постеры на стенах выглядели круто: «Green Day», «The Killers» и мой винтажный розовый «Эрик Бердон и The Animals в баре Whisky a Go Go». Правда, возможно, весь этот эффект был сведен на нет дурацкой мотивирующей картинкой, где был изображен баскетбольный мяч под кольцом с огромной надписью: «Вы упустите 100 % возможностей, если не сделаете ни одного броска». Слава богу, несколько месяцев назад я хотя бы сняла свою предыдущую мотивирующую картинку – с котенком и надписью «Держись!».

– Это хоккей, а не баскетбол, – сказал Бо.

– Что? – не поняла я.

– Эта цитата: «Вы упустите 100 % возможностей, если не сделаете ни одного броска». Это сказал Уэйн Гретцки. Он играл в хоккей, а не в баскетбол.

Я насмешливо покачала головой:

– Представляю, как тебя бесит, когда компании, выпускающие мотивационные плакаты, делают такие ошибки.

Он засмеялся, а потом кивнул в направлении моего стола:

– Что читаешь?

– Учебник по физике, – ответила я.

– Углубленный курс физики? – переспросил Бо, искоса взглянув на меня. – Обычно девушки другим интересуются.

– А я и не обычная девушка, – парировала я, нацепив свою самую очаровательную улыбочку, а потом пожала плечами: – Мой отец как-то сказал – чтобы добиться чего-то в двадцать первом веке, надо учиться на инженера. Инженеры могут найти себе применение в разных отраслях промышленности, и все нынешние большие шишки в той или иной степени получили инженерное образование: Безос из Амазона, Брин из Гугла, Блумберг, да даже братья Кох.

– Серьезно? – спросил Бо.

– Ага, – подтвердила я, но под его взглядом вдруг испугалась, что я ляпнула что-то не то, допустила какую-то ошибку в поведении. Но все равно закончила мысль: – Так что раз уж я собираюсь изучать инженерное дело в хорошем университете, то просто обязана отлично разбираться в физике. Конечно, если мы все не умрем в марте.

Он рассмеялся в ответ, а затем дернул подбородком в сторону учебника:

– Какую тему сейчас проходишь?

– Увеличение силы тока в электрической цепи.

– А, закон Ома, – сказал Бо.

– Знаешь его?

– Конечно. Мне нравится физика, и я тоже в ней неплохо разбираюсь. Но, увы, когда закончу школу, инженером я не буду.

– Почему нет?

– Скажем так, у моего отца на меня большие планы. Если мы все не умрем, конечно. – То, как Бо это произнес, больше походило на смертный приговор, чем на грандиозный план. – Поступить в Йель, как и он. Изучать право, как и он. Вступить в «Череп и кости»^[31], как и он. А потом пойти в политику, чего он так и не сделал.

Я смутно припоминала, что отец Брэдфорда был членом Республиканской партии. Не конгрессменом или что-то в этом роде, а спонсором, закулисным серым кардиналом.

– В прошлом году отец пригласил сорок третьего президента, Буша, к нам домой только для того, чтобы поговорить со мной о… – Бо оборвал себя, покраснев. – Извини. Звучит, как будто я выпендриваюсь.

Он был искренне смущен и зол на себя, что так легко и фамильярно сыплет громкими именами, и мне внезапно захотелось встать и обнять его. Но он быстро собрался и, как это делают умные люди, перевел разговор на другую тему. Глядя в окно на Центральный парк, Бо сказал:

– Многие здешние девушки не хотят ничего делать. Никаких целей, никаких амбиций, никаких мыслей. Они просто собираются выскочить замуж и жить обычной жизнью. Но инженерное дело – это нечто! Серьезно! Тут требуется преданность делу, целеустремленность и сообразительность. – Он пристально посмотрел на меня: – Приятно встретить такую девушку.

Я скромно улыбнулась, но внутри кипела от восторга. Ура, я произвела впечатление на Бо Брэдорда!

– Да уж, планы у меня грандиозные, – ответила я. – Осталось только разобраться с темой, на которой я застряла.

– Давай я помогу, – сказал Бо, придвинув стул. Садясь рядом, он небрежно коснулся моего плеча, и меня бросило в жар от волнения. Надетая на мне футболка была такой тонкой, что я ощутила себя практически голой рядом с ним. Он помог мне с несколькими заданиями, но затем извинился:

– Я лучше пойду, а то парни меня потеряют. Еще увидимся.

– Само собой, – ответила я. – Увидимся.

Бо Брэдфорд ушел, и несколько мгновений я тупо смотрела на пустой дверной проем. Потом повернулась и уставилась на себя в зеркале: розовые угги, желтая футболка с бульдогом Джейком, зеленая повязка на волосах.

– Отлично выглядишь, Скай, – сказала я своему отражению.

Вскоре выяснилось, что ходить домой из школы без брата не так уж и плохо. Как-то в конце января я вышла из «Монмута» после уроков и заметила, что Бо в одиночестве пересек Пятую авеню и торопливо поднялся по ступеням музея «Метрополитен». Мне стало любопытно, и я решила пойти за ним, подбадривая себя тем, что мы неплохо поболтали в тот раз у меня в комнате. После недолгих поисков я обнаружила его на скамейке в Египетском зале. Парень сидел лицом к храму Дендур, потрясающему древнеегипетскому памятнику архитектуры, который в 1970-х годах буквально по камушку перевезли из египетского Асуана в Нью-Йорк, но он смотрел не на храм. Бо с головой погрузился в книгу – если быть точной, в учебник математики, – отгородившись от мира первоклассными шумоподавляющими «Боуз». Позади него до потолка поднимались огромные панорамные окна Египетского зала.

Я прикидывала, стоит ли подойти и заговорить с ним. Это явно был его личный уголок, где он мог спокойно заниматься и быть наедине со своими мыслями. Расстроится ли он, если я его отвлеку? Или – может быть – обрадуется? Я не знала, не могла этого знать, меня парализовала неуверенность в себе, страх быть отвергнутой. Но затем внутри меня возникло удивительное ощущение решимости, и я подумала: «Ну же, Скай, не трусь. Просто попробуй». Так что я подошла к Бо и легонько дотронулась до плеча. Он повернулся, снимая наушники, и при взгляде на меня его глаза вспыхнули неподдельной радостью.

– Ух ты! Скай! Привет! – воскликнул он.

Судя по всему, он смутился и не смог с ходу подобрать слова, что меня немного обрадовало.

– Я здесь иногда делаю уроки. Хочешь присоединиться?

И так уж все сложилось, что я провела девять чудесных вечеров в музее «Метрополитен» вместе с Бо Брэдфордом, старостой школы «Монмут» и идеалом мужской красоты во всех отношениях. Иногда мы сидели в Египетском зале, а иногда в Американском – с его высоким потолком, огромным ложным фасадом и кафе. Это было просто потрясающе. Я приносила ему кофе, а он – мне. Я немного флиртовала с ним, а он со мной. Особенно мне нравилось, когда мы делали уроки за столом лицом друг к другу и наши колени случайно соприкасались. Бо чувствовал это, и я чувствовала, но никто из нас не отодвигался.

Иногда мы делали перерывы в наших занятиях, чтобы посмотреть на различные выставки. Я была в восторге от коллекции картин Моне, а жуткая инсталляция под названием «Эволюция жестокости» вызвала у меня настоящее отвращение. Это было то, что называется современным искусством: шесть медвежьих капканов на пружинах, каждый из которых старше предыдущего. Они варьировались от ржавой полуторавековой железной модели до современной стальной ловушки. Одна лишь мысль о том, как металлические челюсти под действием пружины с хрустом смыкаются на лапе несчастного медведя, вызывала у меня тошноту. Но чаще всего мы с Бо занимались тем, что разговаривали – причем обо всем на свете, от школьных правил и политики до литературы, инженерного дела и конца света.

– А ты-то что думаешь? – спросила я, когда мы стояли перед отвратительными медвежьими капканами. – Неужели все закончится в День святого Патрика?

Он задумчиво смотрел куда-то вдаль.

– Надеюсь, что нет. Потому что осталось еще много такого, что я бы хотел сделать. Посмотреть на пирамиды, подняться на Эверест, ты…

Я практически не расслышала его последнее слово, такое неожиданно двусмысленное, поэтому я посмотрела в ту же сторону, что и он, пытаясь понять, о чем речь. А когда повернулась обратно, то увидела, что Бо смотрит мне прямо в глаза. Он взял меня за руки, подошел ближе и нежно прижался губами к моим губам. Кровь во мне вскипела, и меня как будто пронзило током. «Если гамма-облако поразит нас таким же электричеством, – вдруг подумала я, – то я совсем не против». Бо отстранился, но мы продолжали смотреть друг на друга, неловко держась за руки. Он смутился, словно удивившись тому, что только что сделал.

– Извини. Честно, не знаю, что на меня нашло. Мне просто… показалось это правильным.

– Все в порядке. – Я застенчиво опустила глаза, и Бо, негромко рассмеявшись, отпустил мои руки и повернулся обратно к кафе.

– Пора возвращаться к учебе, – сказал он.

Он направился к кафе, а я задержалась, думая о прикосновении его губ, об искорках в его глазах, о конце света и еще кое о чем. Пока мы держались за руки, я увидела целую коллекцию отметин на его левом запястье: девять параллельных линий.

Январь сменился февралем, мир все так же катился навстречу своей судьбе, а я чувствовала себя на седьмом небе от счастья всякий раз, когда думала о Бо Брэдфорде. В «Монмуте» началась очередная лихорадка сплетен и подготовки к последнему и самому эксклюзивному балу дебютанток сезона, Истсайдскому котильону, который должен был состояться в субботу, третьего марта. Мисти Коллинз, как мы все знали, собиралась на нем дебютировать, так же как и старшеклассница по имени Донна Абрахамсон. Подружки Мисти болтали о запланированных предварительных вечеринках и о самой ночи бала, которая обещала, по их словам, быть совершенно незабываемой. Я практически не прислушивалась, понимая, что у меня больше шансов слетать на Луну, чем побывать на какой-нибудь из этих вечеринок или на самом Котильоне. А потом я однажды задержалась в женской раздевалке, и этот день навсегда изменил мою жизнь.

Глава 15
Неожиданная услуга

Это случилось после занятия по физкультуре, которое в то время проходило вечером по средам. Для протокола я должна отметить, что для девушки уроки физкультуры в элитной частной школе так же ужасны, как и в любой другой. Никому не нравится переодеваться в раздевалке с двадцатью другими подростками или носить все время одну и ту же спортивную форму – обтягивающие белые шорты, гольфы и темно-синюю футболку-поло с клетчатым воротничком в сине-зеленых цветах школы. Также абсолютно никто не получает удовольствия от бега, прыжков, лазания и метания мячей. Я от природы довольно быстрая, но стоит мне взять в руки какой-нибудь мяч, и все, от меня совершенно никакого толка.

Как бы то ни было, после очередного бессмысленного и унизительного занятия в школьном спортзале мы все приняли душ, переоделись и собрались уходить. Как это часто случалось, я забыла ключи от дома в шкафчике раздевалки и вернулась за ними, когда все уже ушли. И там я кое-что услышала.

В одной из туалетных кабинок, примыкающих к душевой, кто-то еле слышно всхлипывал. Определенно, там кто-то находился, но, когда я заглянула под дверь, девушка, кем бы она ни была, подняла ноги, чтобы ее никто не заметил. Тогда я подошла к кабинке и нерешительно постучала. Всхлипывание тут же прекратилось, как будто тот, кто это делал, мгновенно застыл, когда его поймали.

– Эй, – тихо произнесла я. – С тобой там все в порядке?

Ответом мне было молчание, а потом хриплый голос произнес:

– Уйди, пожалуйста.

Это была Мисти.

В конце концов я уговорила ее выйти и поняла, в чем была проблема. Боже… Это кошмар каждой старшеклассницы! Те самые дни месяца… наступили неожиданно рано… как раз во время урока физкультуры… а на тебе белые обтягивающие шорты… Ужасно! Глаза Мисти опухли и покраснели от слез. Она пряталась в кабинке, сжимая в руках испачканные в крови спортивные шорты и трусики, и ждала, пока все остальные девушки уйдут, чтобы сбежать. Я бы на ее месте поступила точно так же! Ведь для того, чьи друзья достигли небывалых вершин в искусстве отпускать ядовитые комментарии – от коррекции носа до того жестокого случая с Винни Симмс, – это конец. Как говорится, кто с мечом придет, тот от меча и погибнет.

И все же, глядя на Мисти, я не могла не посочувствовать ей. Наверное, я бесхарактерная размазня и тряпка, но ведь, какой бы Мисти ни была, она страдала от тех же проблем, что и все девушки.

– Все в порядке, – сказала я. – Давай помогу. И не волнуйся, я никому не скажу.

На следующий день Мисти Коллинз добавила меня в друзья в снэпчате. Этот маленький акт доброты в раздевалке изменил ход моей жизни, независимо от того, сколько мне еще осталось.

Глава 16
«Плаза», «Дакота» и «Карлайл»

Изменения в моей общественной жизни последовали незамедлительно, и это выглядело так, будто меня посвятили в рыцари, или как там называется женский эквивалент посвящения в рыцари – посвятили в дамы? И в школе, и за ее пределами Мисти приблизила меня к себе, позволяя присоединиться к компании избранных. Первое, что она сделала, – это дождалась меня однажды утром возле «Сан-Ремо» в своем «Эскалэйде» и спросила, не хочу ли я поехать с ней в школу. Само собой, я запрыгнула на заднее сиденье машины и поехала вместе с ней, Хэтти и Озом, странным братом в шапочке. В коридорах школы она осыпала меня комплиментами, а в комнате отдыха не позволяла никому недобро отзываться обо мне, даже Хэтти и Верити. Рэд был одновременно впечатлен и смущен.

– Как ты умудрилась этого добиться? – спросил он меня однажды утром, когда я радостно покинула его и ему пришлось одному идти в школу через парк.

– Тебе не понять, – ответила я, спеша в сторону машины. – Это женские дела.

Еще Мисти попросила меня сопровождать ее на «подбор букета» для Котильона. В отличие от других балов, для Котильона дебютантки должны были лично подобрать цветочную композицию. Это, естественно, порождало очередное состязание в богатстве, где нельзя было ударить в грязь лицом.

Теперь после школы мы вместе с Верити и Хэтти тусовались у Мисти дома и болтали о самых банальных вещах: школа, мода, прически, парни. Никогда не забуду один разговор, когда Хэтти заявила, что так же, как и какой-то там рэпер, о котором я никогда не слышала, она считает, что Земля плоская.

– Я имею в виду – посмотрите на горизонт, он же плоский, – сказала она. – И тем более, если бы Земля была круглая, разве бы люди снизу не падали? Нет, пока я не увижу это из космоса собственными глазами, я просто не поверю.

Серьезно. Она так и сказала. Я даже хотела спросить ее, верит ли она в гравитацию.

Однажды после обеда я была в гостях у Мисти и, направляясь в туалет, прошла мимо комнаты ее брата. Оз сидел там и учил уроки. Его комната выглядела как святилище хоккейной команды «Нью-йоркские рейнджеры»: стены были увешаны красной, белой и синей атрибутикой рейнджеров, в том числе футболками в рамках, плакатами, вымпелами, хоккейными клюшками. Там была даже маска вратаря, раскрашенная в цвета американского флага и с подписью Хенрика Лундквиста. «Ну что ж, у каждого должно быть хобби», – подумала я, проходя мимо.

А еще Мисти пригласила меня вместе с Гриффом О'Ди на одно из своих чаепитий, которые проводились каждые две недели в «Плазе», – редкая честь, которую даже Верити и Хэтти ценили очень высоко.

Тут нужно объяснить подробнее. Есть отель «Плаза», и есть «Плаза». Здание отеля возвышается над южной частью Центрального парка, а его узнаваемый фасад с крутой мансардной крышей в парижском стиле является визитной карточкой Нью-Йорка. Архитектурная доминанта квартала, отель «Плаза», может похвастать панорамными видами парка из окон, выходящих на северную сторону. Кроме того, это один из самых дорогих отелей в мире. Но при этом любая состоятельная неработающая дама может позволить себе выпить чаю в «Палм-Корт», роскошном, похожем на сад внутреннем дворике отеля, под впечатляющим куполом из цветного стекла.

Однако же мы направились в приватную чайную комнату «Плазы» на четырнадцатом этаже. Это место не афишируется, вы не узнаете о его существовании, пока не получите приглашение. Это шикарный небольшой салон с панорамным видом на Центральный парк, великолепным камином и собственным дворецким. Он был незаметно пристроен к отелю в две тысячи восьмом году во время реконструкции стоимостью четыреста миллионов долларов. Доступ туда имеется только у владельцев частных резиденций в здании отеля и таких людей, как Мисти Коллинз.

Итак, Мисти и Грифф сидели у камина – их обычное место, как я поняла, – потягивали эспрессо, лакомились эклерами и сплетничали.

– В общем, папа говорит, что хочет подарить машину на мои восемнадцать, в апреле. Я ему такой: «Класс, я хочу Porsche 911 Turbo». А он, прикинь, мне заявляет: «Я уже купил «Ягуар» с откидным верхом!» Нормально, да? Я что, похож на сорокалетнего наемного раба в кризисе среднего возраста?

Он откинул голову и захохотал, тряхнув своей кудрявой рыжей шевелюрой. С тех пор как я начала учиться в «Монмуте», я успела узнать, что слухи о том, что Грифф дважды проходил реабилитацию от наркозависимости, были правдой. Причем это была зависимость от лекарственных средств. Но на самом деле все было не так просто. Когда Гриффу было тринадцать, он переходил Шестьдесят девятую улицу, и его сбил пьяный водитель. У него были сломаны обе ноги, и боль стала его постоянной спутницей, так что врач прописал ему несколько различных обезболивающих препаратов, включая «Викодин». Грифф в то время уже принимал «Риталин» для лечения своего СДВГ, так что быстро подсел на оба лекарства. Он украл несколько наручных часов у своего отца и заложил их, чтобы получить деньги на препараты. Отсюда и реабилитация. Дважды.

– Где ты собираешься его парковать? – поинтересовалась я.

Семья Гриффа жила в «Маджестик». Парковочные места на Манхэттене бесценны, особенно рядом с такими старыми зданиями, как «Маджестик», поскольку они были построены в 1880-х годах и у них нет никакой внутренней парковки.

– Отец взял пример с Джерри Сайнфелда^[32]: он купил таунхаус в паре кварталов позади нашего дома, выпотрошил его и превратил в гараж. Там есть внутренний лифт и можно разместить четыре машины.

Я прикинула – таунхаус стоил около шестнадцати миллионов долларов. Неудивительно, что обычные люди ненавидят богачей. В то время как бездомные спят на улицах, а люди среднего достатка изо всех сил пытаются свести концы с концами, такие семьи, как О'Ди, потрошат вполне пригодные для жилья дома, чтобы хранить свои коллекции автомобилей.

Мне вспомнилась история Марии-Антуанетты, королевы Франции во времена французской революции, которой сказали: «У бедняков не хватает хлеба, Ваше Величество». И она ответила: «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные». А потом бедняки восстали и отрубили ей голову на гильотине.

– Ну и ну, Грифф, «Ягуар»! – протянула Мисти. – Ты же понимаешь, что я в жизни не сяду к тебе в эту машину.

Они засмеялись. Я тоже пыталась, но в итоге просто отвернулась и смотрела из окна на великолепный вид парка. «Пусть они едят пирожные», – думала я.

А потом, прямо в разгар всего этого особого обращения, меня пригласили на вечеринку. В приближающуюся пятницу, шестнадцатого февраля, Верити Кили исполнялось семнадцать лет, и она устраивала вечеринку у себя в квартире в жилом комплексе «Карлайл» на Ист-Сайде. Я слышала, как другие девушки обсуждали это в течение нескольких предыдущих недель, но пока я не помогла Мисти, меня в подробности не посвящали. Рэд, как нынешний бойфренд Верити, конечно же, получил приглашение еще месяц назад.

На следующий день после нашего чаепития в «Плазе» Мисти подтолкнула Верити локтем и сказала:

– Эй, Ви, может, пригласишь Скай на свою вечеринку в пятницу вечером? Она такое точно заценит.

Я увидела, как в глазах Верити промелькнула расчетливая искорка. Это длилось всего лишь долю секунды, но я успела заметить: мой социальный статус подсчитали. Затем она приторно улыбнулась и проговорила:

– Конечно, идея просто супер! Что скажешь, Скай, хочешь прийти? Тема вечеринки будет «Знаменитые злодеи».

За мгновение до того, как я ответила, в глубине моего сознания зазвенел тревожный звоночек: если я скажу «да», не наступлю ли я на те же грабли, что сломали мне жизнь в Мемфисе? Вероятно, наступлю, но ведь я стала старше и опытнее и теперь заново строю свою жизнь в новом городе. Я не могу прятаться вечно. И конечно же, Рэд и Бо будут там, так что я не окажусь в одиночестве.

– Спасибо, Верити, – в итоге ответила я. – Приду с удовольствием.

Глава 17
Вечеринка

«Карлайл» – один из фешенебельных жилых комплексов в Верхнем Ист-Сайде. Когда-то в нем жил Джон Ф. Кеннеди и, поговаривают, тайком проводил Мэрилин Монро к себе в гости через подвальный вход. Он расположен в квартале от Центрального парка, и вид на город и парк с высоты тридцять пятого этажа просто великолепен. Мы с Рэдом прибыли в пентхаус Верити одновременно с Гриффом, и нас встретили ее родители.

– Привет, детки, – сказал мистер Кили. – Вечеринка будет на крыше. Поднимайтесь по нашей личной лестнице.

Дворецкий провел нас по роскошным апартаментам. Я слышала, что отец Верити был страстным охотником, и когда мы проходили по квартире, заметила на нескольких стенах оленьи рога, а на полке за стеклом арбалет, который выглядел очень современно. Грифф подтолкнул нас локтями:

– Видите арбалет? Это Ten Point Carbon Xtra. Оружие за четыре тысячи долларов. Это лучший охотничий арбалет, который вообще можно купить за деньги.

– Вау, – сказала я, пока мы поднимались по лестнице.

Как и в «Сан-Ремо», на крыше «Карлайла» было сооружение, похожее на небольшой храм, которое жильцы могли использовать для проведения частных мероприятий. Надо признать, это было фантастическим местом для вечерин

Скачать книгу

Matthew Reilly

THE SECRET RUNNERS OF NEW YORK

Originally published in the English language as The Secret Runners of New York by Hot Key Books, an imprint of Bonnier Books UK.

Published in Russia by arrangement with The Van Lear Agency and Bonnier Books UK.

The moral rights of the author have been asserted.

* * *

Эта книга для всех, кто
учился в старших классах…
…и выжил.

Если у тебя достаточно
денег и достойное имя,
ты можешь делать все, что угодно.
Корнелия Гест«Путеводитель по жизни для дебютанток»

Почему мы помним прошлое,
но не будущее?
Стивен Хокинг«Краткая история времени»

Пролог
Последний забег Бекки

Нью-Йорк

Время: 02:35

Дата: неизвестна

Среди кровоточащих царапин в глаза бросались другие отметины на ее запястье: четыре вертикальные линии.

||||

…и остановилась как вкопанная.

Выход был закрыт. Она не могла выбраться.

– Мисти, Честити, вот вы суки! – вслух выругалась Бекки.

А теперь она здесь.

В этом кошмарном месте.

Пойманная в ловушку и одинокая.

Дорогие мама и папа,

С любовью,

Бекки.

Часть I
Школа, где пропадают новые ученицы

Они были беспечными существами, Том и Дэйзи, они ломали вещи и людей, а потом убегали и прятались за своими деньгами…
Ф. Скотт Фицджеральд«Великий Гэтсби»

Глава 1
Новая школа, новая жизнь

Это был мой первый учебный день в новом городе, но не думаю, что найдется много людей, которые бы меня пожалели. Со стороны моя жизнь выглядела как мечта любой нормальной шестнадцатилетней американки. Я жила в Нью-Йорке, в Верхнем Вест-Сайде[1], в историческом здании «Сан-Ремо», в огромной квартире с видом на Центральный парк.

«Сан-Ремо» – это один из тех пафосных жилых комплексов с двумя башнями в стиле ар-деко, что были построены в тридцатые, и сейчас в них живут кинозвезды, хозяева мира с Уолл-стрит[2], саудовские принцы и все остальные, кто может позволить себе заплатить двадцать миллионов долларов наличными за квартиру.

Первый учебный день начался не очень хорошо.

Меня это жутко взбесило, но внешне я не подала вида, так как уже тысячу раз слышала все эти комментарии:

«Почему бы тебе не надеть что-нибудь, что больше тебе идет?»

«Перестань сутулиться, распрями плечи, грудь вперед!»

«Подними глаза, детка. Серьезно, как парни смогут заметить тебя, если ты никогда не смотришь перед собой?»

И самое обидное: «Знаешь, Скай, мне кажется, что тебе не помешало бы немного похудеть».

– Блу, ты готова?

Вот бы мне так.

Проблема заключалась в том, как начать.

– Готова, как никогда, – ответила я и, выскользнув из рук матери, выскочила из квартиры так быстро, как могла.

ЭТОТ ДЕНЬ СВЯТОГО ПАТРИКА

СТАНЕТ ЛУЧШИМ ВО ВЕКИ ВЕКОВ!

НАДО БЫЛО ПРИГЛАСИТЬ ЕЕ НА СВИДАНИЕ!

ПРЕЛЮБОДЕЙСТВУЙ! ТРАНЖИРЬ! КРАДИ!

ПОСЛЕ 17 МАРТА

ЭТО БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ

ИМЕТЬ ЗНАЧЕНИЯ!

Евангелие от Луки, глава 21, стихи 25–26

ВЕСЬ МИР ЛЕЖИТ ВО ЗЛЕ!

Евангелие от Иоанна, глава 5, стих 19

И ОН УНИЧТОЖИТ ГРЕШНИКОВ!

Книга пророка Исайи, глава 13, стих 9

ЭТО БОЖЬЯ МЕСТЬ

ЗА РАЗРЕШЕНИЕ ГЕЯМ ЖЕНИТЬСЯ

БОГ НЕНАВИДИТ ПЕДИКОВ И ЕВРЕЕВ,

ПРИГЛАШАЕМ НА ЧАС РАСПЛАТЫ

Глава 2
Ежегодное собрание

PRIMUM, SEMPER.

Первый, всегда.

Родословная.

Когда я туда перевелась, главным предметом гордости для школы были четверо учеников – прямые потомки пилигримов с «Мэйфлауэра»[3] и еще трое, чьи предки подписали Декларацию независимости США. К отпрыскам современных знаменитостей и нуворишей «Монмут» относился пренебрежительно. Мисс Блэкман, классическая старая дева со скромными запросами, жила в уютной квартирке на территории школы и получала особое удовольствие, отказываясь от взяток. Была нашумевшая история, когда она отклонила приглашение посетить знаменитый «Мет-Гала», ежегодный бал Института костюма при музее «Метрополитен», с отцом потенциального ученика, сказав: «С какой стати мне посещать мероприятие, организованное журналом?»[4]

Первый, всегда.

Тем не менее было кое-что в «Монмуте», о чем мисс Блэкман изо всех сил старалась не упоминать.

Пропавшие девушки.

Следующей стала Долорес Барнс, девушка с ограниченными возможностями. Круглолицый ангел с синдромом Дауна[5], Долорес была участницей программы «Моя младшая сестра», которая объединяла в пары учеников «Монмута» и близлежащих спецшкол. Несмотря на то что цели у программы были самые благородные, в «Монмуте» ее безжалостно высмеивали. Но все равно принимали в ней участие – ради того, чтобы при поступлении в колледж в резюме можно было упомянуть «общественную деятельность». Долорес училась на средней ступени и исчезла в декабре прошлого года.

Ближайший учитель прошипел:

– Мистер Саммерхейз, тс-с-с!

Тем временем мисс Блэкман продолжала:

Какие-то девушки рядом со мной зашептались, задыхаясь от восторга:

– Боже, он просто огонь, не могу…

– Определенно, десять из десяти. Я бы разрешила ему сделать со мной что угодно…

– Удачи тебе, он был практически помолвлен с Мисти Коллинз еще в…

– Всем привет. Если вы меня не знаете, то я Честити.

Светлокожая афроамериканка с роскошной гривой вьющихся бронзовых волос, сидевшая слева от меня, фыркнула:

– Вот и первое лживое заявление этого года.

– Заткнись, Дженни, не будь сучкой, – прошептала другая девушка.

Афроамериканка по имени Дженни пожала плечами:

– Я имею в виду имя. «Честити»?[6] Серьезно? Мы все знаем, насколько близко Честити любит общаться с мальчиками.

– Я тебе кишки выпущу, Дженни, – прошипела одна из девушек.

– Как будто ты сможешь, Хэтти.

– Как дела на работе, Дженни? Все еще обслуживаешь столики?

– Девушки!.. – вмешалась учительница из прохода. – Мисс Брюстер! Мисс Джонсон! Хватит!

– …и давайте сохраним в памяти нашу покойную подругу Бекки Тэйлор. Упокой Господь ее душу.

Девушка по имени Дженни снова фыркнула:

– Честити сама должна благодарить Бога. Не быть ей старостой, если бы Бекки Тэйлор не покинула эту планету.

– Мисс Джонсон! После собрания жду вас в моем кабинете! – прошипела учительница.

Честити Коллинз продолжала:

– …так грустно потерять такого одаренного и многообещающего человека в столь юном возрасте.

Но потом она словно преобразилась, весьма талантливо, и ее «печальное» лицо внезапно просветлело:

Девушка по имени Дженни снова не смогла удержаться от насмешки:

– Улыбайся, Мисти. Тебе надо поработать над мимикой, а то ИЛС проступает, когда не надо.

Блондинка Мисти повернулась к Дженни и расплылась в торжествующей улыбке.

– Спасибо, Дженни, я ценю твой совет, – сказала она.

Боже, только не это.

– …мистер Альфред и мисс Скай Роджерс…

Пожалуйста, не заставляйте нас встать. Нет. Только не это.

Мисс Блэкман ласково улыбнулась нам с братом:

– Почему бы вам не подняться на сцену, чтобы мы все могли на вас посмотреть?

– Видела, как она споткнулась? Позорище…

– О боже, я бы просто умерла от такого…

Затем послышался голос, обращенный ко мне:

– Классно пол поцеловала, Мемфис.

Снова смешки.

Черт, ненавижу девчонок.

Глава 3
Приближение конца света

Вероятно, мне следует поподробнее рассказать про всю эту историю с концом света на День святого Патрика.

Конечно, за новость ухватилась пресса. Для юмористических шоу тема конца света была благодатной почвой, в особенности учитывая точную дату, которую назвал Финкельштейн – День святого Патрика. Это ирландский заговор, шутил Стивен Колберт[7], устроенный для того, чтобы ирландцам можно было пить больше пива. Каждое утреннее телешоу приглашало экспертов-астрофизиков со всего мира, внимательно наблюдавших за небом через свои телескопы. Кто-то из них соглашался с Финкельштейном, кто-то нет. Но даже те, кто был согласнен, утверждали, что облако может просто проскочить мимо Земли. С кометами такое случалось постоянно. Доктор Финкельштейн же упрямо твердил, что его расчеты верны.

Он умер.

– Загружайся кальцием и фосфором по полной программе, – сказал он мне в своей конкретной, серьезной манере. – Эти элементы жизненно важны для передачи нервных импульсов в теле и мозге, на что и влияет гамма-излучение. Но в основном кальций, фосфор в меньшей степени. Цельное молоко, йогурт, сардины – да-да, много сардин – и любые биодобавки с кальцием, которые сможешь найти в аптеке. Откажись от газировки, потому что из-за нее кальций хуже усваивается. И если получится, раздобудь какие-нибудь нейролептики[8], например «Риспердал» или «Ципрекса», которые влияют на нейромедиаторы[9]. Препараты от СДВГ[10] или антидепрессанты тоже подойдут.

Глава 4
Простые стервы и нью-йоркские

Первое, что я узнала, – статус ученика определялся статусом родителей. Каждый раз, когда меня с кем-то знакомили, за этим следовало: «ее отец – член правления «Голдман Сакс»[11], или «ее мать – председатель благотворительного совета музея «Метрополитен», или «ее мама – член консультативного совета Нью-Йоркского балета». Из этого складывалась неофициальная иерархия, основное правило которой гласило: чем богаче родители, тем влиятельнее ученик.

Я обратила внимание, что у Дженни тоже массивные часы на руке. Она по-доброму улыбнулась мне:

– Я тоже пыталась.

Пыталась…

– Боже мой, Тилли, – сказала Саванна. – У тебя что, спазмы?

– Привет, Саванна! Хватит, оставь бедолагу в покое.

Саванна уставилась на меня:

– Я не интересовалась твоим мнением, Скай. Думаю, тебе лучше уйти. Увидимся позже!

– Нет, Саванна. Я серьезно. Прекрати.

Это было ошибкой.

Моя мама, как ни странно, призывала меня извиниться перед Саванной:

Я действительно пыталась поговорить с Саванной, но она даже не захотела меня выслушать. Общественный остракизм[12], бывшие друзья, которые теперь проходили мимо по коридору, как будто я стала невидимкой, потеря привилегированного статуса – все это серьезно подкосило меня. Я сломалась. Стала неправильно питаться и отсиживаться дома. Каждый поход в школу превращался для меня в настоящее испытание. Мне было четырнадцать, я растолстела и была постоянно на взводе, чувствовала себя одинокой и психовала по любому поводу. А потом, после очередного небрежного комментария матери по поводу моего веса, я решилась…

…и сделала это.

– Ты тоже пыталась что? – переспросила я у Дженни.

– Момент отчаяния, – сказала она.

– Классные часы, – ответила я.

Я улыбнулась. С этого момента между нами установилось негласное взаимопонимание.

Кроме этого обстоятельства, Дженни мне нравилась тем, что, несмотря на все деньги ее отца, у нее была работа.

Ах да, стервочки.

Совсем другой типаж.

Или в другой раз в комнате отдыха нашего класса Мисти заявила:

«Сан-Ремо» высотой в двадцать восемь этажей, но на восемнадцатом этаже его основание расходится на две башни, Северную и Южную. На вершине каждой расположен стилизованный языческий храм с множеством ступеней, как в фильме «Охотники за привидениями». Надо признать, эти храмы выглядят довольно круто, хоть там внутри и нет сексуальных богинь, одетых в пузырчатую пленку[13]; однако вы можете устроить отпадную вечеринку на открытом воздухе с потрясающим видом на парк.

Одним словом, «Сан-Ремо» – это один из самых элитарных жилых комплексов в Нью-Йорке. В нем были квартиры даже у Стивена Спилберга и Донны Каран[14], а еще там жил популярный радиоведущий Мэнни Уоннемейкер, известный своими ультраправыми политическими взглядами[15]. Моя мама его обожала. Мэнни имел обыкновение бродить по атриуму в «Сан-Ремо» и излагать свои взгляды любому, кто останавливался, чтобы послушать. Его тучная фигура в фирменном черном пальто с фиолетовыми рукавами двигалась на удивление легко и плавно, как в танце.

Королевская семья Америки.

Глава 5
Мисти

Общая комната отдыха нашего класса была территорией, где безраздельно царствовала Мисти.

Конечно же, и я не избежала их едких комментариев, особенно после моего падения на общем собрании.

– Это было так стремно, – добавила Верити тихим голосом, который я, однако, отчетливо расслышала.

Обычно все происходило так: приходила девушка, скажем, с новой сумкой от «Биркин».

– Видели ее сумку? Круто! – говорила Мисти.

Или у кого-то вскочил гигантский прыщ.

– Видели ее лицо? Вот же стремно! – шептала Хэтти.

Или тот случай, когда одна девушка после стоматолога пришла с огромной распухшей челюстью.

– Ну и страх божий! – заявила Верити.

– Отстой, – постановила Верити.

Хэтти же постоянно жаловалась на прислугу:

Часто к их компании в общей комнате присоединялся Гриффин О'Ди. Грифф был сыном известного театрального продюсера, и у него была фигура, как у типичного лайнбекера[16]: примерно метр восемьдесят ростом, коренастый, но не толстый, сильный, но не качок. У него была копна вьющихся рыжих волос, что явно шло вразрез с правилами «Монмута» в отношении дозволенной длины мужских стрижек. Он был общительным и эксцентричным, настоящая душа компании, а может, у него просто был СДВГ. Где бы он ни был – в тренажерном зале с другими спортсменами-штангистами или в комнате отдыха с Мисти и ее свитой, – он всегда находился в непрерывном движении. Грифф дружил с Мисти с начальной школы. Ходили слухи, что он дважды проходил реабилитацию, но от чего именно, я не знала.

Дженни немного помолчала и продолжила:

– Какое-то время она дружила с той ученицей, что пропала пару лет назад, первая из пропавших девушек, умница Трина Миллер. Но потом, сразу после Рождества, Трина начала дополнительно заниматься с Бо Брэдфордом, и Мисти просто перекрыла ей кислород. Перестала с ней общаться и фактически выжила ее отовсюду. Трина стала здесь персоной нон грата[17]. Через несколько месяцев она пропала. Исчезла, и все. Думаю, она просто не смогла больше этого выносить.

– Серьезно? Ну и жуть! – Я знала все о том, как перекрывают кислород.

– Я слышала, что следователь из ФБР даже опрашивал Мисти об исчезновении Трины, но ничего нового не выяснил.

– А Мисти и Бо Брэдфорд, они вместе? – поинтересовалась я.

– Судя по всему, она так думает, но я не уверена, что он в курсе.

Я посмотрела на Дженни:

– Ты терпеть не можешь эту компанию, да?

Дженни перевела дыхание и продолжила:

– Ладно, – ответила я. – Спрошу как-нибудь.

Глава 6
Парни и их тачки

– Итак, Скай, – сказала она, когда мы расположились в ее кабинете. – Как дела? Ты освоилась?

– Вроде нормально, – пожала я плечами.

Так вот оно что. Я закатила глаза:

Мисс Вандермеер пролистала папку.

– Хорошо, – натянуто сказала я. – Я имею в виду, пока все хорошо.

– Спасибо, – процедила я сквозь зубы и поспешила убраться оттуда.

По правде говоря, учеба неплохо мне давалась, особенно математика и физика, а еще, к моему удивлению, английский. Мне нравилась наша учительница английского, миссис Хойнс. Она была молоденькой, носила очки и недавно вышла замуж за симпатичного преподавателя из соседней школы. Она совсем недавно выпустилась из Коламбии[19] и еще была полна энергии, энтузиазма и возвышенных идеалов. На уроках миссис Хойнс много говорила о «завоевании мира» и о том, чтобы «стать лучше, чем мы есть».

Когда все остальные ученики ушли, миссис Хойнс сказала:

– Скай, Дэйн, я считаю, что ваши рассказы просто великолепны. Дэйн, твоя зарисовка о «Дне Поло»[20] демонстрирует настоящую проницательность.

– Спасибо, мэм, – улыбнулся Дэйн.

Я пожала плечами – не было никаких курсов.

– Наверное, мне просто нравится читать.

Она понимающе улыбнулась.

– Понимаю. Эдгар Аллан По? Или на тебя повлияла Мэри Шелли?

– Э-э, Стивен Кинг, мэм. Я читала все его книги. Это мой любимый писатель.

Вообще-то самый любимый писатель. У меня на полке стояли все его книги, расположенные по году издания.

Дэйн небрежно кивнул:

– Конечно. Почему бы и нет? Круто.

Миссис Хойнс повернулась ко мне:

– А как насчет тебя, Скай?

Это было единственное, о чем я могла думать в этот момент.

– Скай? – переспросила миссис Хойнс. – Земля вызывает Скай. Что скажешь?

Я быстро покачала головой:

– Нет, не думаю, что это хорошая идея. Не уверена, что я готова к такому.

Я слышала, как произношу эти слова, и внутри у меня все переворачивалось. Я говорила, как мой отец.

– Ладно, – разочарованно сказала миссис Хойнс. – Я просто подумала… Неважно, ничего страшного.

Я вышла из класса, проклиная себя.

– Мисс Брюстер, мисс Кили, мисс Коллинз, вас совсем не интересует то, что мы сегодня проходим?

– Не очень, – с издевкой ответила Верити. – Это всего лишь дурацкая книжонка.

Миссис Хойнс застыла. В классе повисло молчание. Верити перешла черту дозволенного.

– Вам не кажется, что вы могли бы узнать что-нибудь такое, что пригодилось бы в будущем?

Верити фыркнула:

– Я абсолютно уверена, что нет, мэм.

– Прошу прощения?

Хэтти дала «пять» Верити:

– Точняк!

Я рассказала об этом Дженни.

Фокусник был одет в настоящий костюм мага Мандрейка[21] (черно-красная атласная накидка и цилиндр) и безупречно исполнил несколько номеров: показал пару трюков со связыванием колец, одного исчезающего кролика, а затем несколько великолепных карточных фокусов, включая тот, где он магическим образом создал копию карты с автографом мисс Блэкман, аналогичную той, что она до этого подписала. (Кстати, тогда же я впервые услышала его голос и заметила, что он слегка шепелявит.)

– Скукотища!

На следующее утро я шла по коридору и увидела, как два амбала толкнули Оза к его шкафчику.

– Здоро́во, Коллинз, классный прикид Дракулы. Наряжаешься в него на встречи анонимных педиков?

– А по-моему, костюмчик был просто огонь, – громко сказала я.

Двое хулиганов остановились и обернулись. Оз в шоке смотрел на меня.

И я кивнула Озу:

– Шикарно выступил.

В самой же комнате любой мальчик-парень-мужчина незамедлительно забился бы в экстазе. В углу стоял робот R2-D2 из «Звездных войн» в натуральную величину, который по совместительству был холодильником. Темно-красный диванчик был сделан из Кадиллака 1950-х годов, точнее, из его кузова с хищными «плавниками». Стоп-сигналы по-прежнему работали, и когда их включали, комнату заливал мягкий красный свет. И гордость его коллекции – бейсбольный мяч из Грейсленда[22], бронзового цвета и с фотографией Элвиса. Рэд говорил, что в мире нет ничего более пошлого, чем этот мяч, именно поэтому он ему и нравится. Но причина могла быть и в другом: этот мяч Рэду купил отец во время посещения Грейсленда, когда нам было по шесть лет. С тех пор брат им очень дорожил. Когда к Рэду приходили друзья, они обычно валялись на диване-кадиллаке или на кровати, а сам брат предпочитал качаться в большом веревочном гамаке, который он привез с Бали и подвесил перед окном на крюки в потолке.

– Ну что, Рэд, – спросил Бо, – как у вас с Верити Кили?

«Верити Кили?» – в шоке подумала я.

– Она клевая, – ответил Ред. – И после вчерашнего вечера у Дэйна мы немного больше, чем просто друзья.

«А еще она просто стерва!» – снова подумала я.

– Джентльмены о таком не болтают, парни, – ответил Рэд.

Скорее всего, я просто скучала по брату.

Глава 7
Сезон

– Прежде это было закрытое мероприятие для семейств с королевскими корнями, – продолжала рассказывать Мисти, – таких как Людовики, пармские Бурбоны и Ауэршперги-Брюннеры. А кавалерами дебютанток становились прекрасные юные графы и маркизы. Но в какой-то момент организаторы стали разрешать богатым арабам и китайцам просто-напросто покупать билеты для своих дочерей. Теперь в список приглашенных может попасть любой нувориш – лишь бы денег хватило на платье от-кутюр[23] для своей дочурки. Увы, но стоит такому начаться, и суть бала уже испорчена.

Дженни недоверчиво склонила голову набок:

– Серьезно? Ты реально считаешь, что те, кто посещает балы дебютанток, являются лидерами общества?

– Тебе не понять, – ответила Мисти, – потому что ты никогда туда не попадешь.

– Да, спасибо. Это семейная реликвия, и она мне очень дорога.

– Она была дизайнером платья Кейт Миддлтон, вернее, принцессы Кэтрин, для свадьбы с принцем Уильямом.

Глава 8
Рэд

– Во что ты вляпался? – медленно произнесла я.

Часть II
Тайное общество любителей бега

Держать свой секрет в тайне мудро,
но глупо ожидать, что и другие его сохранят.
Сэмюель Джонсон

Глава 9
Первый забег Рэда

Рэд начал с того, что рассказал мне про бал.

Это было шикарное мероприятие. Отель «Уолдорф Астория» был великолепно украшен, средств на декор не жалели. На балу присутствовали два сенатора, три посла, вице-губернатор Нью-Йорка и по меньшей мере четыре председателя компаний из списка Fortune 500[24]. Дамы в бриллиантах раскланивались и обменивались воздушными поцелуями, а дебютантки блистали в своих белоснежных дизайнерских платьях.

Рэд перевел дыхание и продолжил:

– К нам подъехали Хэтти и Верити плюс Грифф О’Ди, Дэйн и несколько друзей Бо. Вечеринка была отвязная. Все пили, курили, смеялись, веселились. Пиво, стрелялки, немного кокса и ксанакса[25]. Но не волнуйся, я ничего не принимал.

– А как дела с Верити? – поинтересовалась я.

Рэд застенчиво улыбнулся:

– Ну мы немного потискались в гардеробной. Но это не то, о чем я хотел тебе рассказать.

Рэд посмотрел на меня многозначительно.

«Все в порядке, Рэд – классный, – ответила ему Мисти. – Тебе ведь можно доверять, да, Рэд?»

– И?.. – не выдержала я.

– Что? Что там было? – спросила я нетерпеливо, и Рэд уставился на меня в упор:

Я кивнула, так как читала про что-то подобное. Задолго до того, как индейцы ленапе[26] в 1626 году продали остров Манхэттен голландцам за цветные стеклянные бусы стоимостью в двадцать четыре доллара (знаменитая «покупка Манхэттена»), на этой территории проживало несколько племен аборигенов. Археологи обнаружили следы захоронений, святилища внутри пещер и даже несколько примитивных катакомб. Были свидетельства того, что мезоамериканские племена, такие как ольмеки, тольтеки и майя, основывали поселения здесь, на севере. Вполне возможно, что и до нашего времени под Центральным парком могло сохраниться каменное сооружение того периода или погребальная пещера.

– Что? – воскликнула я. – Что там случилось?

– Ты мне все равно не поверишь…

– Я постараюсь.

Рэд сглотнул.

– Световая завеса? – с сомнением переспросила я. – Из пирамидки на полу высотой по колено?

Ред поднял руки в защитном жесте:

Я склонила голову набок:

– Клянусь, Блу, я выпил всего одно пиво и не притрагивался к наркоте. Это все происходило на самом деле.

Я сдалась под его напором:

– Ну ладно, рассказывай дальше!

Глава 10
Забег по туннелю

1 Фешенебельный и богатый достопримечательностями район в Манхэттене рядом с Центральным парком.

2 Улица, где располагается Нью-Йоркская фондовая биржа, в переносном смысле – финансовый центр города.

3 Знаменитый корабль, на котором в Северную Америку прибыли первые английские переселенцы в 1620 году.

4 «Мет-Гала» – одно из главных ежегодных событий в мире моды, также известное как «Оскар» Восточного побережья». В числе его основных организаторов – главный редактор журнала «Voque».

5 «Плоское» лицо и выражение безмятежности на нем – одни из внешних симптомов синдрома Дауна.

6 Честити (Chastity) – с англ. «целомудрие».

7 Американский юморист, ведущий популярной телепрограммы «Вечернее шоу со Стивеном Колбертом».

8 Психотропные препараты, подавляющие высшую нервную деятельность, эмоциональное состояние, поведение и способные устранять бред, галлюцинации, другие проявления психоза.

9 Биохимические вещества, посредством которых осуществляется передача электрохимических импульсов в человеческом организме.

10 Синдром дефицита внимания и гиперактивности.

11 Один из крупнейших в мире инвестиционных банков.

12 Гонение, неприятие, травля, презрение со стороны окружающего общества.

13 Отсылка к эпизоду в финале фильма «Охотники за приведениями» (1984).

14 Американский модельер и успешная женщина-бизнесмен.

15 В политике «правыми» называются приверженцы идеологии, выражающей интересы господствующего социального класса.

16 Полузащитник в американском футболе.

17 «Нежелательная» персона, дипломатический термин.

18 Snapchat – популярная в США социальная сеть для обмена фотографиями и короткими видео.

19 Престижный частный университет в Нью-Йорке, входит в «Лигу плюща».

20 Ежегодное мероприятие по сбору средств в пользу благотворительного фонда «Ronald McDonald House South Island».

21 Популярный в США персонаж комиксов; считается первым супергероем, описанным в комиксах.

22 Особняк в Мемфисе, США, где жил Элвис Пресли.

23 Одежда высокого качества, сшитая на заказ по модели кутюрье.

24 Рейтинг крупнейших мировых компаний, составляется ежегодно журналом Fortune.

25 Лекарство для лечения панических атак и неврозов, популярный в США наркотик.

26 Индейское племя, также известное как делавары.

Скачать книгу

Забег к концу света бесплатное чтение

Мэтью Рейли Забег к концу света

* * *

Пролог Последний забег Бекки

Часть I Школа, где пропадают новые ученицы

Глава 1 Новая школа, новая жизнь

Глава 2 Ежегодное собрание

Глава 3 Приближение конца света

Глава 4 Простые стервы и нью-йоркские

Глава 5 Мисти

Глава 6 Парни и их тачки

Глава 7 Сезон

Глава 8 Рэд

Часть II Тайное общество любителей бега

Глава 9 Первый забег Рэда

Глава 10 Забег по туннелю

Глава 11 Реальный мир

Глава 12 Колодец

Глава 13 Новый год в Нью-Йорке

Глава 14 Парни

Глава 15 Неожиданная услуга

Глава 16 «Плаза», «Дакота» и «Карлайл»

Глава 17 Вечеринка

ПрологПоследний забег Бекки

Часть IШкола, где пропадают новые ученицы

Глава 1Новая школа, новая жизнь

Глава 2Ежегодное собрание

Глава 3Приближение конца света

Глава 4Простые стервы и нью-йоркские

Глава 5Мисти

Глава 6Парни и их тачки

Глава 7Сезон

Глава 8Рэд

Часть IIТайное общество любителей бега

Глава 9Первый забег Рэда

Глава 10Забег по туннелю

Мэтью Рейли
Забег к концу света

Пролог
Последний забег Бекки

Часть I
Школа, где пропадают новые ученицы

Глава 1
Новая школа, новая жизнь

Глава 2
Ежегодное собрание

Глава 3
Приближение конца света

Глава 4
Простые стервы и нью-йоркские

Глава 5
Мисти

Глава 6
Парни и их тачки

Глава 7
Сезон

Глава 8
Рэд

Часть II
Тайное общество любителей бега

Глава 9
Первый забег Рэда

Глава 10
Забег по туннелю

Глава 11
Реальный мир

Глава 12
Колодец

Глава 13
Новый год в Нью-Йорке

Глава 14
Парни

Глава 15
Неожиданная услуга

Глава 16
«Плаза», «Дакота» и «Карлайл»

Глава 17
Вечеринка

Пролог
Последний забег Бекки

Часть I
Школа, где пропадают новые ученицы

Глава 1
Новая школа, новая жизнь

Глава 2
Ежегодное собрание

Глава 3
Приближение конца света

Глава 4
Простые стервы и нью-йоркские

Глава 5
Мисти

Глава 6
Парни и их тачки

Глава 7
Сезон

Глава 8
Рэд

Часть II
Тайное общество любителей бега

Глава 9
Первый забег Рэда

Глава 10
Забег по туннелю