Древняя магия. От драконов и оборотней до зелий и защиты от темных сил бесплатное чтение

Филипп Матышак
ДРЕВНЯЯ МАГИЯ

ОТ ДРАКОНОВ И ОБОРОТНЕЙ ДО ЗЕЛИЙ И ЗАЩИТЫ ОТ ТЕМНЫХ СИЛ

Меркурий (Гермес) Трисмегист, «рожденный великим Юпитером, одаренный силой божественного разума, ведающий тайны небес»

Chronicle / Alamy Stock Photo

Введение.
В мире древней магии

Чтобы постичь тайны античной магии, для начала забудьте слово «сверхъестественное». В древности такого понятия не существовало. Не потому, что в мире тогда не хватало волшебства, а потому, что волшебство встречалось на каждом шагу. Древний мир был «нуминозным» — «исполненным божественной силы». Чудеса творила сама природа. Цветы загадочным образом превращались в плоды, а гусеницы — в бабочек. Тучи несли в себе магическую энергию, способную уничтожить целый дом одной метко выпущенной молнией. Естественное и было сверхъестественным. Для древних греков и римлян «колдовать» значило использовать мощь природы в собственных целях.

Вы сами могли явить миру чудо — например, закопать в землю желудь и превратить его в дуб, подчинив себе силу воды и времени. Если вдуматься, сотворением величественного дуба (да еще и с дриадой в комплекте) может похвастаться любой чародей.

Разумеется, некоторые магические действия требовали знаний и соблюдения сложных формул и ритуалов. Гарантий успеха не было — но ведь все то же самое относится и к выпечке хлеба. Наши предки не знали, что такое дрожжи, однако могли с их помощью создать аппетитный каравай. Хотите навести чары или испечь булку? Порядок действий один: собрать ингредиенты, смешать их строго определенным образом, а затем терпеливо ждать, пока вещества, о которых вы знаете очень мало, не вступят в реакцию, о которой вы не знаете совсем ничего. Неважно, кого или что вы пытаетесь призвать на помощь — молочнокислые бактерии или хтонический дух Гермеса Трисмегиста (Трижды Великого); в обоих случаях вы работаете с магическими субстанциями.

В древнем мире волшебных существ было очень много — в любом саду по десятку. В каждом дереве жила дриада, в каждом источнике — нимфа, а в прибрежных волнах резвились нереиды. И это если не считать волшебных животных, которые в наши дни признаны вполне обыкновенными: дятлов, куниц, волков. У каждого уголка был собственный genius loci («гений места») — дух-покровитель, создававший для него неповторимую атмосферу. Чародействовать означало работать именно с такими силами — невидимыми и загадочными, но вполне реальными.

Итак, прежде всего необходимо забыть о «сверхъестественном». Однако, чтобы понять, что такое магия древности, нам придется еще много чего выбросить из головы. В нашем мире — особенно на Западе — религия уже давно присвоила исключительное право на взаимодействие с невидимыми силами и субстанциями. В древности такой монополии не существовало. Религиозный институт спонсировался государством, а вера воспринималась как гражданский долг каждого человека; задача религии состояла в том, чтобы поддерживать мир между людьми и богами. Мифология же очеловечивала богов и объясняла, как возникла Вселенная и как она устроена. А кроме того, была еще магия, которой пользовались самые обычные люди, чтобы напрямую взаимодействовать с незримыми силами.

Нереида верхом на ketos (морском чудище)

Museo Archeologico, Taranto


Аконит, или волчий корень. Он убивает не только волков…

Eduard Winkler, Sämmtliche Giftgewächse Deutschlands, Leipzig, 1854


В этом мире боги — как и люди — существовали во времени и пространстве; здесь смертный мог не только поговорить с духом или божеством, но и сам стать богом. Иными словами, вообразите место, где возможно все. Именно таким был волшебный мир древности.

Подобная картина мира не столь нелепа, как кажется на первый взгляд. Современные ученые, которые развивают теорию хаоса и исследуют квантовые эффекты, полагают, что далеко не всё в нашем мире предсказуемо и познаваемо, а реальность, вероятно, на самом деле совсем не такая, какой ее воспринимаем мы. В этой книге представлена ее альтернативная версия — мир, где можно сварить любовное зелье, наслать порчу или поговорить с усопшими. Мы с вами разберемся, например, как распознавать злых духов и избавляться от них, а также отгонять от дома вампиров и оборотней.

Однако хотелось бы сразу предупредить: если вы знаете, как что-то сделать, необязательно это что-то сразу делать. Римляне без разбору убивали всех, у кого в саду рос аконит, и не слушали никаких оправданий — ведь из него даже ребенок мог добыть смертельный яд. Наши предки были скоры на суд — и на расправу — над теми, кого подозревали в запретной ворожбе. Не потому, что не понимали «сверхъестественного» или боялись его, а потому, что подобные действия несут вред, они опасны и должны пресекаться на корню.

Это верно и сегодня. В большинстве современных стран не запрещается объявлять себя ведьмой или магом. Но некоторые области чародейского ремесла по-прежнему вне закона и опасны для самого чародея и окружающих. К примеру, в этой книге рассказывается, как древние греки и римляне вызывали демонов и прочих духов Подземного царства; однако повторять ритуал в домашних условиях крайне нежелательно. В лучшем случае ваш опыт окажется неудачным и вы только зря потратите время и несколько ведер овечьей крови. В худшем случае у вас все получится.

Глава 1.
Νεκρομαντεία. Беседы с мертвыми

Для вопрошания мертвеца возьми листок льна и напиши на нем двенадцать букв: AZEL BALEMACH[1]. Чернила надобно сделать из красной охры, свежего сока горькой полыни [Artemisia absinthium], жженой мирры, вечнозеленой хвои и льна. Начертай означенные письмена и положи листок в рот [покойного].

PGM. IV (заклинания Питиса Фессалийского, 2140−2144)[2]

В сущности, говорить с мертвыми может любой, было бы желание. Сложность состоит в том, чтобы добиться от них ответа. Для этого нужны особые навыки или же помощь того, кто ими обладает, — специалиста, способного раздвинуть завесу между царством жизни и царством смерти и призвать дух почившего обратно в наш мир. Такой специалист называется некромантом.

Некромантия в древности была распространенной формой ворожбы, и прибегать к ней не считалось чем-то зазорным — если это делали знающие люди по проверенной методике. Мы с вами, к примеру, изучим способ общения с покойными, который испробовал не кто иной, как легендарный герой Одиссей. Основы ритуала были заложены древними вавилонянами и персами (персидских некромантов называли еще «магами» или necyomanteis) и с энтузиазмом подхвачены греками и римлянами.

Сейчас некромантия считается темным искусством — не в последнюю очередь потому, что строго запрещена Библией: «Не должен находиться у тебя… обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это»[3]. Впрочем, ничто не помешало царю Саулу обратиться к аэндорской волшебнице с просьбой вызвать дух пророка Самуила; однако Самуил, явившись, устроил царю отменную выволочку[4]. Из-за библейского запрета некромантию стали относить к черной магии — в особенности те ее формы, которые якобы практиковали римские патриции, приносившие в жертву богам мальчиков или юношей: «Ты тайно начал совершать кощунственные жертвоприношения и завел обычай вызывать духов из подземного царства, ублажая их внутренностями зарезанных мальчиков»[5].

Танатос (Смерть) и Гипнос (Сон) уносят тело греческого героя Сарпедона, а дух павшего воина витает между ними

Metropolitan Museum of Art, New York


Дух пророка Самуила сообщает царю Саулу, что тот вскоре последует за ним

Wellcome Images

Аэндорская волшебница-некромантка

Когда Саул, царь израильский, пожелал узнать, как одолеть филистимлян, чародеи и прорицатели не сумели ему помочь. В отчаянии Саул попросил известную волшебницу вызвать дух пророка Самуила.

Тогда женщина спросила: кого же вывесть тебе? И отвечал он: Самуила выведи мне.

И увидела женщина Самуила и громко вскрикнула; и обратилась женщина к Саулу, говоря: «Зачем ты обманул меня? Ты Саул».

И сказал ей царь: «Не бойся; [скажи,] что ты видишь?» И отвечала женщина: «Вижу как бы бога, выходящего из земли».

«Какой он видом?» — спросил у нее Саул. Она сказала: «Выходит из земли муж престарелый, одетый в длинную одежду». Тогда узнал Саул, что это Самуил, и пал лицом на землю и поклонился.

1-я Царств 28:11−14

Разгневанный Самуил объявил Саулу, что на следующий же день тот погибнет вместе со всем своим войском, — и пророчество сбылось.

Разговаривать с мертвыми непросто, и даже вполне «респектабельные» обряды становятся сложнее по мере того, как усопший отдаляется от мира живых во времени и пространстве. Обратиться к покойному проще всего сразу после смерти при наличии тела. Отложите беседу на чересчур долгий срок, и она может вообще не состояться по ряду веских причин — главным образом потому, что мертвец перестанет быть мертвым.

Чтобы понять, почему покойный недолго остается покойным, надо ответить на принципиальный вопрос: кто такие мертвые? Говорить, что «мертвый — это тот, кто не жив», означает чересчур упрощать. Мы все примерно одинаково представляем себе, каково быть живым; однако по поводу того, что происходит после смерти, единого мнения не существует. Возможно, усопшие — бесплотные духи, обитающие в ином, далеком от нас мире? Или сгустки энергии, прикованные к месту и обстоятельствам своей кончины? Или мирные, потихоньку оседающие холмики? Пока это не установлено, ни один некромант не сможет приступить к делу. Трудно вести беседу, если сам не знаешь, с кем — или с чем — разговариваешь.

С точки зрения древнего грека или римлянина, состояние смерти — естественное для человека. Говорить с духами умерших стоит хотя бы потому, что они существуют вне времени; будущее они видят столь же ясно, как и прошлое, а значит, любой покойник — ценный «контакт» для того, кто желает узнать свою земную судьбу. Человек в целом бессмертен и несокрушим, как бог. Тело может погибнуть (и часто погибает), однако живущий в нем дух уничтожить нельзя. В каждую эпоху большая часть рода человеческого обитает среди теней, в Подземном царстве. Вот почему бог Аид, властелин царства мертвых, зовется еще и Плутоном, что означает «повелитель многих». Поскольку дух бессмертен, худшее, что боги могут сотворить с человеком, — сделать его жизнь (насколько здесь применимо такое понятие) максимально тяжелой. Вот откуда взялись мифические сюжеты о мучениях Сизифа и Тантала. За попытку обмануть богов Сизиф приговорен к тому, чтобы вечно катить камень в гору; едва он приближается к вершине, как камень срывается вниз. Тантал, накормивший богов человеческой плотью, обречен терпеть муки: видеть перед собой питье и пищу, но не иметь возможности до них дотянуться.

Потусторонняя идиллия: по Стиксу в лодке плывет Харон, на заднем плане восседают Аид и Персефона, в углу сидит Цербер

Photo 12 / UIG / Getty Images


Однако такие случаи — скорее исключение. По большей части карой за прижизненные грехи служат долгие, длиной в вечность, сожаления. Античные мудрецы много спорили о том, что и как чувствуют души умерших; однако в целом все соглашались, что, по сравнению с миром живых, Подземное царство — серая, бесплодная пустыня. Как же может быть иначе? Античная философия учит, что земная жизнь проходит в постоянном эмоциональном напряжении. Человека одолевают страсти, разрывают противоречивые стремления и желания, терзают голод и боль — как физические, так и душевные. Вечность, проведенная в таких условиях, кого угодно лишит рассудка. Именно поэтому после смерти люди отправляются в Подземное царство — место, где царит спокойствие и бесстрастность, по ту сторону реки Стикс. Там, вне времени, буйство человеческих эмоций понемногу сходит на нет, и дух получает возможность разобраться, что пошло так или не так в его прошлой жизни и как прожить лучше следующую.

А следующая обязательно будет. После некоторого периода размышлений дух попадает в ту область Подземного царства, где течет речка под названием Лета. Неподалеку от берега находится пещера, а в ней — описания будущих жизней. Такое описание называется жребием. Здесь вы сами выбираете для себя участь: короткую жизнь, полную мучений и духовных поисков, или, скажем, бессмысленную жизнь повесы-миллионера. Затем вы пьете из Леты — ее воды даруют мгновенное забвение. Теперь вы можете родиться заново и пройти выбранный путь.

Медленно Лета текла перед мирной обителью этой,
Там без числа витали кругом племена и народы.
Так порой на лугах в безмятежную летнюю пору
Пчелы с цветка на цветок летают и вьются вкруг белых
Лилий, и поле вокруг оглашается громким гуденьем.
Видит все это Эней — и объемлет ужас героя;
Что за река там течет — в неведенье он вопрошает, —
Что за люди над ней такой теснятся толпою.
Молвит родитель в ответ: «Собрались здесь души, которым
Вновь суждено вселиться в тела, и с влагой летейской
Пьют забвенье они в уносящем заботы потоке…»
Вергилий. Энеида. Книга VI. 705−715[6]

Разумеется, после того как дух родится в новом теле, некромант уже не сможет до него достучаться. Какой смысл вызывать тень Клеопатры, если она теперь Дорис Смит из городка Фишгейт? Она уже ничего не помнит о своем прошлом (да и вообще, некромантия по определению неприменима к живым). Те духи, что попали в Элизий и перешли на иной уровень бытия, тоже находятся «вне зоны приема».

Даже если некромант максимально сузит круг доступных мертвых, ему придется хорошо подумать над тем, к кому обращаться. Вопрошать тень афинского крестьянина о будущем Великобритании примерно так же целесообразно, как выпытывать историю шумеро-аккадской цивилизации у двухлетнего ребенка. Вызвать конкретного духа тоже не так уж просто — гораздо сложнее, чем обратиться к мертвым вообще. Здесь нужна особая процедура.

Одиссей и Тиресий

Ниже описан ритуал вызова духа от лица того, кто этот ритуал проводил. Он взят из «Одиссеи» Гомера. (Пусть читатель сам решит, насколько грамотно был совершен обряд. Важно отметить, что современные ученые считают кое-какие строки позднейшими вставками.) Отправляясь в долгий и опасный путь, Одиссей, конечно же, искал совета, который помог бы ему избегнуть гибели. Некромантии его обучила колдунья Цирцея, знаменитая умением превращать людей в животных; эти ее чары испробовали на себе спутники Одиссея (см. ниже). Сам же Одиссей хотел поговорить с неким Тиресием, поскольку тот еще при жизни, невзирая на слепоту, славился умением заглядывать в будущее. Несомненно, смерть только добавила ему волшебной силы.

К берегу там мы пристали и, взявши овцу и барана,
Двинулись вдоль по теченью реки Океана, покуда
К месту тому не пришли, о котором сказала Цирцея.
Жертвенный скот я держать Тримеду велел с Еврилохом,
Сам же, медный отточенный меч свой извлекши из ножен,
Выкопал яму. Была шириной и длиной она в локоть.
Всем мертвецам возлиянье свершил я над этою ямой —
Раньше медовым напитком, потом — вином медосладким
И напоследок — водой. И ячной посыпал мукою.
Главам бессильных умерших молитву вознес я с обетом,
В дом свой вернувшись, корову бесплодную, лучшую в стаде,
В жертву принесть им и много в костер драгоценностей бросить,
Старцу ж Тиресию — в жертву принесть одному лишь, отдельно,
Черного сплошь, наиболе прекрасного в стаде барана.
Давши обет и почтивши молитвами племя умерших,
Взял я барана с овцой и над самою ямой зарезал.
Черная кровь полилась. Покинувши недра Эреба,
К яме слетелися души людей, распрощавшихся с жизнью.
<…>
Все это множество мертвых слетелось на кровь отовсюду
С криком чудовищным. Бледный объял меня ужас. Тотчас же
Я приказание бывшим со мною товарищам отдал,
Что б со скота, что лежал зарезанный гибельной медью,
Шкуры содрали, а туши сожгли и молились бы жарко
Мощному богу Аиду и Персефонее ужасной.
Сам же я, вытащив меч медноострый и севши у ямы,
Не позволял ни одной из бессильных теней приближаться
К крови, покуда ответа не дал на вопросы Тиресий.
Гомер. Одиссея. XI. 20–50

Неприкаянные духи мечутся на заднем плане, пока Одиссей советуется с Тиресием

Albertina, Wien


В этом описании примечательны три момента. Во-первых, похоже, что для обряда годилось не каждое место. Лучше всего подходило то, где завеса, отделявшая мир живых от царства мертвых, была особенно тонка. Поле, где недавно прошла битва, отвечало этому требованию; другие возможности мы рассмотрим позже (см. ниже).

Во-вторых, немаловажную роль в обряде играла кровь. Здесь вместе с ней упомянута ячная (то есть белая ячменная) мука — вероятно, та самая mola, которую древние римляне обычно использовали при жертвоприношениях. Насколько можно судить, кровь часто фигурировала в классических некромантических обрядах — наши предки считали, что именно она дарует жизнь. Следовательно, напитавшись кровью, мертвецы временно оживали; очевидно, этого они и жаждали, ведь поначалу на вызов Одиссея слетелись полчища незваных теней. Вероятно, кровь нужна была и для самого общения — Одиссей нарочно не подпускал к жертве ни единого духа, кроме своего недавно почившего и еще не погребенного друга Ельпенора. Застрявший между двумя мирами Ельпенор мог вступить в беседу и не отведав крови.

В-третьих, появление сонма духов показывает, что Одиссей не мог сам призвать кого-то конкретного. Некоторые духи явились потому, что были лично связаны с героем, но многих других просто приманила кровь. «Женщины, юноши, старцы, немало видавшие горя, / Нежные девушки, горе познавшие только впервые, / Множество павших в жестоких сраженьях мужей», — их всех Одиссею пришлось отгонять мечом от ямы с кровью. Когда Тиресий высказал свое пророчество, Одиссей спросил, как бы ему теперь пообщаться с одной из теней, что ждет в отдалении.

Вижу я тут пред собою скончавшейся матери душу.
Молча она возле крови сидит и как будто не смеет
Сыну в лицо посмотреть и завесть разговор с ним. Скажи же,
Как это сделать, владыка, чтоб мать моя сына узнала?
Гомер. Одиссея. XI. 141–144[7]

Тиресий охотно ему подсказал:

Тот из простившихся с жизнью умерших, кому ты позволишь
К крови приблизиться, станет рассказывать все, что ни спросишь.
Тот же, кому подойти запретишь, удалится обратно.

Затем дух Тиресия вернулся в Аид, а Одиссей стал ждать, пока призрак матери приблизится к нему и выпьет крови. Отведав ее, мать сразу же узнала сына и заговорила с ним ласковым тоном. Одиссей попытался ее обнять, но понял, что это невозможно. Опечалившись, он спросил:

Мать, что бежишь ты, как только тебя я схватить собираюсь,
Чтоб и в жилище Аида, обнявши друг друга руками,
Оба с тобою могли насладиться мы горестным плачем?
Иль это призрак послала преславная Персефонея
Лишь для того, чтоб мое усугубить великое горе?

Мать объяснила ему, что дело вовсе не в коварстве Персефоны, супруги Аида, а в участи каждого смертного:

В нем сухожильями больше не связано мясо с костями;
Все пожирает горящего пламени мощная сила,
Только лишь белые кости покинутся духом; душа же,
Вылетев, как сновиденье, туда и сюда запорхает.

Затем, пока кровь не утратила магической силы, Одиссей весьма обстоятельно побеседовал с женами и дочерьми «давно уж умерших героев». По какой-то причине он говорил только с женщинами и не стал ни с кем делиться услышанным. Видимо, некоторые секреты лучше держать при себе.

Женщина оживляет умершего сына

Этот «незатейливый» некромантический обряд описан в «Эфиопике» — романе греческого сочинителя Гелиодора, жившего в III или IV веке н. э. Женщина, которая его совершает, в тексте названа просто «старухой из Бессы»; увы, ворожба приводит ее к гибели. Однако нам интересны не столько последствия ритуала, сколько он сам и его очевидное сходство с обрядом Одиссея (впрочем, колдунье из Бессы было намного легче — в ее распоряжении имелся свежий труп).

Старуха, в уверенности, что никто ей не помешает и что ее никто не видит, сначала вырыла яму. Затем она зажгла костры по обе стороны и положила между ними труп сына, взяла со стоящего рядом треножника глиняную чашу и налила в яму меду. И тотчас же совершила возлияние из другой чаши молоком, а из третьей вином. После этого она бросила в яму печенье на сале, вылепленное наподобие человека, увенчав его сначала лавром и укропом. Наконец она схватила меч, беснуясь как одержимая, долго молилась, обратившись к луне, на варварском и чуждом для слуха языке, затем, взрезав себе руку, вытерла кровь веткою лавра и окропила костер. Совершив еще многое другое, она наклонилась над трупом сына и, напевая ему что-то на ухо, разбудила и заставила его тотчас встать при помощи своих чар.

Гелиодор. Эфиопика. Книга VI. 14

Колдунье удалось временно оживить сына, однако то, что он поведал скорбящей матери, привело ее в такое отчаяние, что женщина оступилась и упала грудью на копье, стоявшее неподалеку. Вскоре она скончалась, в точности исполнив предсказание покойного: «Не вернется твой сын и не спасется, ты сама не избегнешь смерти от меча».

Оживление трупа

Эти отрывки взяты из «Фарсалии» Марка Аннея Лукана — намеренно шокирующей, провокационной поэмы о гражданской войне, положившей конец Римской республике[8]. Она названа в честь решающей битвы между войсками Юлия Цезаря и Гнея Помпея при греческом городе Фарсале. Лукановский образ колдуньи Эрихто, весьма сведущей в некромантии, один из самых страшных в литературе. Другим ведьмам, как правило, хватало благоразумия не погружаться в некромантию слишком глубоко. Эрихто пошла другим путем, и похоже, что тесное общение с мертвыми свело ее с ума:

Ведьма, считая грехом зловещую голову прятать
В доме, средь стен городских, — жила в разоренных гробницах,
Или же, тени прогнав, занимала могилы пустые, —
В радость Эреба богам. Усопших подслушивать сходки,
Дита все таинства знать и стигийских жилищ сокровенных —
Вышние ей разрешили — живой. <…>
Руки ее не страшатся убийств, когда нужно ей крови,
Бьющей потоком живым из свежеразверстого горла,
И от убийств не бежит, если требуют теплого мяса,
Трепетных жаждут кишок замогильные трапезы мертвых;
Раною чрево раскрыв, не веленьем природы, но силой
Плод исторгает она, чтоб сложить на алтарь раскаленный.

Пророческим даром Эрихто заинтересовался Секст Помпей, сын Помпея Великого. Он хотел узнать, чем закончилась битва между войсками его отца и армией Юлия Цезаря, и явно антиобщественное поведение колдуньи его не волновало. Эрихто согласилась встретиться с ним на поле недавней битвы при Фарсале. Чем больше мертвецов на поле брани, тем тоньше и прозрачнее завеса между миром живых и Подземным царством — ведь сквозь нее за короткое время проходит множество душ. Кроме того, в подобном месте легче найти хорошо сохранившийся труп, который сможет поведать будущее. Как пояснила клиенту Эрихто:

Очень легко подобрать мертвеца с эмафийского поля.
Будь лишь недавно убит, — и уста неостывшие трупа
Громко начнут говорить, а коль солнце сожжет ему тело —
Будет загробная тень бормотать невнятно для слуха.

Важнее всего, по словам ведьмы, отыскать труп с уцелевшими легкими, ведь пробужденному покойнику надо будет дышать (не чтобы жить, а чтобы говорить). Порывшись в груде тел и выбрав подходящее, Эрихто проткнула ему горло крюком с привязанной веревкой и потащила труп в пещеру, которую выбрала для обряда. Сам ритуал описан так:

Прежде всего она грудь, нанеся ей свежие раны,
Кровью горячей поит; из чрева гной удаляет;
И наливает туда в изобилии лунное зелье.
Все, что природа вокруг на гибель и зло породила,
Вместе мешает она. Собаки здесь бешеной пена,
Рыси лесной требуха, позвоночник гиены свирепой…

Затем Эрихто воззвала к Персефоне, Харону и мойрам, напомнив о принесенных им жертвах и потребовав выпустить из царства мертвых тень недавно погибшего воина. Явившись на зов, дух поначалу не желал вселяться обратно в тело, однако угрозы ведьмы все же заставили его отринуть «смерти последний дар — невозможность смерти»:

                                   И вот задвигались члены,
Мышцы опять напряглись; но труп не мало-помалу,
Не постепенно встает: земля его вдруг оттолкнула,
Сразу он на ноги встал. Широко зевнул, и раскрылись
Тотчас глаза у него. На живого еще не похож он,
Вид полумертвый храня: отверделость и бледность остались.

Эрихто собирает ингредиенты для зелья, за ней в ужасе наблюдает юный Помпей

Rijksmuseum, Amsterdam


Ведьма обещала, что пророчество будет подробным и ясным, однако дух поведал лишь одно — что павшие сторонники Цезаря и Помпея еще не отрешились от мирских забот и намерены продолжать битву в Подземном царстве. В итоге юный Секст не узнал о будущем ничего определенного: «Чье погребение Нил, чье — Тибра воды омоют, — / Вот в чем вопрос. <…> / Не вопрошай о судьбине своей: поведают Парки / То, чего я не скажу».

                  Так будущий день предсказавши,
Труп молчаливо стоит и скорбно требует смерти.
Чары и зелья нужны, чтоб мертвец упокоился снова,
Ибо не в силах судьба вернуть себе душу людскую,
Ею уж взятую раз. Из огромной груды поленьев
Ведьма сложила костер и покойника бросила в пламя.
Воина там уложив, его покидает Эрихто,
Дав наконец умереть.

Эта часть поэмы — вовсе не практическое руководство, а страшная история, призванная внушить читателю сладостный ужас. Добыть все ингредиенты для зелья, с помощью которого Эрихто оживила покойника, необычайно трудно (его полный рецепт вообще занимает несколько страниц). Да и сработать оно могло, пожалуй, лишь у исключительно сильной колдуньи. Конечно, есть вероятность, что Эрихто просто устроила спектакль для Секста, отчего у него сложилось неверное представление о сложности ритуала. Ясно одно: в отличие от современного мира, где спиритическими сеансами балуются многие, в древности общение с мертвыми предпочитали доверять лишь опытным профессионалам.

У обряда, который провела Эрихто, есть нечто общее с обрядом Одиссея, куда менее жутким, — например, в обоих используется кровь и придирчиво выбирается место. Подземное царство не везде граничит с царством живых, и даже самый надежный ритуал не даст результата, если проводить его там, где этой границы нет. Поле битвы — удобный портал, но еще лучше выбрать место, где два мира пересекаются естественным образом.

Порталы на тот свет

Оракул мертвых

Античное царство мертвых вполне материальное, оно столь же реально, как мир живых. Разумеется, в нем обитают духи усопших, но и живые иногда могут туда заглянуть (при исключительных обстоятельствах). Вода в надземных реках порой устремляется вниз, в Подземное царство. Три такие реки с красноречивыми названиями — это Ахерон («поток скорби»), Коцит («река стенаний») и Пирифлегетон («огненная река»). Все они сливаются воедино близ города Феспротия в греческой области Эпир. Неудивительно, что именно там располагался Некромантион, оракул мертвых. Слава Некромантиона была велика: писатель и путешественник Павсаний, живший во II веке н. э., полагал даже, что именно туда и отправился Одиссей, чтобы совершить свой знаменитый обряд. Люди бронзового века, несомненно, об этом месте уже знали: археологи обнаружили там несколько детских захоронений, датируемых XIII веком до н. э. Примерно в те же времена произошли события, описанные в «Одиссее». Однако подлинного расцвета Некромантион достиг в архаический период (800−480 годы до н. э.) — тогда к нему стекались паломники со всей Греции. Греческий историк Геродот, живший в V веке до н. э., рассказывает историю Периандра, царя Коринфа, о том, как он послал людей к оракулу:

Он отправил ведь послов в Феспротию на реке Ахеронте вопросить оракула мертвых [о вверенном ему] в заклад имуществе какого-то гостеприимца. Тогда явилась [тень] Мелиссы и сказала, что ни знаками, ни словами она не укажет места, где лежит добро. Она ведь совершенно нагая и мерзнет, так как ее погребальные одежды не были сожжены вместе с ней и потому она не может ими пользоваться. В доказательство правдивости своих слов она напомнила Периандру, что он положил хлебы в холодную печь. <…> Для него ответ Мелиссы был достоверным доказательством, так как он совокупился с ней уже бездыханной…

Геродот. История. Книга V. 92

Поразмыслив над этой весточкой, царь велел позвать знатных коринфянок на праздник в храм Геры. Явившихся женщин он приказал раздеть донага, а их богатые одежды бросить в яму и сжечь (подношения в Подземное царство обыкновенно передавались именно таким способом; жертвоприношение с помощью огня называлось «холокост»). Получив роскошный гардероб, Мелисса сменила гнев на милость и указала, где находятся пропавшие деньги.

Слава оракула росла, и со временем около него построили храм. Прежде чем встретиться с духами усопших, просители должны были совершить несколько затейливых обрядов. Во время пребывания в храме полагалось придерживаться особой «диеты» — вероятно, включавшей в себя галлюциногены, которые расширяли восприятие. Судя по археологическим находкам, делать представление более убедительным и ярким помогала тяжелая техника вроде той, что сегодня отвечает за спецэффекты в театрах. В любом случае трезвомыслящим римлянам это место пришлось не по нраву. Вторгнувшись в Грецию в 167 году до н. э., они разрушили Некромантион, как и большинство построек в Эпире.

Развалины храма были обнаружены в 1958 году. В наши дни греческое министерство культуры сообщает всем, кто желает побеседовать с оракулом, что Некромантион открыт ежедневно с 8:00 до 17:00, и требует «жертвоприношения» в размере 8 евро. Сущий пустяк, если сравнить, например, со стоимостью ингредиентов для зелья Эрихто. А 28 октября[9], за три дня до Хэллоуина, посещение оракула и вовсе бесплатно.

Врата Аида в Иераполе

В «священном городе» Иераполе (на территории современной Турции) располагался знаменитый Плутоний — один из редчайших храмов Античности. Храмы в честь Плутона, бога мертвых, возводили в особенных, мефитических местах — то есть там, где из земли естественным образом выходят ядовитые газы (слово «мефитический» восходит к имени Мефитис, богини вредных испарений и кошачьих лотков).

Врата Аида. Внутрь войти легко…

Metropolitan Museum of Art, New York


Древние греки и римляне полагали, что удушливые газы поднимаются прямо из Подземного царства; по некоторым свидетельствам, пар, валивший из «врат Аида», был столь ядовит, что убивал мелких животных, подходивших чересчур близко к его источнику, и пролетавших мимо птиц. При раскопках 1965 года обнаружилось, что эти газы состоят преимущественно из двуокиси углерода, который легко рассеивается на открытом воздухе, однако его высокая концентрация вызывает удушье.

Воспользовавшись «даром природы», жрецы богини Кибелы построили на таком удобном месте храм и объявили его оракулом Плутона, открытым для всех, кто желает поговорить с мертвыми. Жрецы утверждали, что ритуальное оскопление защищает их от ядовитых паров (служителей Кибелы кастрировали по примеру супруга богини, скопца Аттиса). Древнеримский историк Дион Кассий (155−235 годы н. э.) однажды посетил Плутоний.

Великая Мать — богиня Кибела — в колеснице, запряженной львами

Metropolitan Museum of Art, New York

Я видел… подобную расселину в Гиераполе, что в Азии, и проверил ее с помощью птиц; кроме того, я и сам наклонялся над ней и сам видел испарения. Она расположена внутри некой цистерны, и над ней выстроен театр. Эти испарения убивают все живое, за исключением мужчин, которых лишили половых органов. Постичь причину этого я не в состоянии, но просто рассказываю об увиденном и услышанном — так, как я это видел и слышал.

Кассий Дион Коккейан. Римская история. Книга LXVIII. 27

Повторить опыт Диона Кассия может любой желающий — сегодня в Иераполь вновь устремились потоки туристов. Плутоний, как и раньше, охотно впускает гостей, но больше их не убивает — вероятно, потому, что за истекшие века портал частично завалило из-за частых землетрясений.

Озеро

Возможно, римляне не интересовались далеким греческим Некромантионом потому, что у них был портал в Подземное царство, который располагался гораздо ближе к их дому. Таким порталом небезосновательно считалось озеро Аверно, что находится на юге Италии, в вулканическом районе под названием Флегрейские поля. При виде этих «огненных полей», изрытых дымящимися кратерами, и впрямь можно было решить, что царство мертвых совсем рядом, под тонким слоем почвы. Озеро Аверно представляет собой затопленный вулканический кратер; не исключено, что в древности оно испускало ядовитые пары, отравлявшие местных птиц. Неподалеку от озера стоял город Кумы — первое греческое поселение в материковой части Италии. Римляне полагали, что название Аверно (Avernus) происходит от греческого a-ornis, что означает «лишенный птиц»: а — греческая отрицательная приставка, ornis — «птица».

Местные жители прибавляют… мифический рассказ о том, что пролетающие через залив птицы падают в воду, погибая от подымающихся испарений, как это бывает в Плутоновых пещерах.

Страбон. География. V. 4. 5

Из-за вулканической активности, в результате которой возникло озеро, также появилась неподалеку система подземных тоннелей. Один из них достигает в длину километр; в древности считалось, что с помощью определенных заклинаний и в компании хорошего проводника по тоннелю можно дойти до самого Подземного царства.

Близость потустороннего мира, вероятно, и придавала магических сил Кумской сивилле, к чьим пророчествам обращались многие поколения римлян. По версии поэта Вергилия (70−19 годы до н. э.), именно в этот подземный лабиринт, следуя указаниям сивиллы, отправился троянский герой Эней для беседы с покойным отцом. Ему предстояло совершить самое опасное из всех некромантических деяний, κατάβασις («катабасис») — сошествие в царство Аида и разговор с умершими на их территории.

Путешествие в Подземное царство

Как объяснила Энею Кумская сивилла, попасть в царство теней довольно просто:

                          …в Аверн спуститься нетрудно,
День и ночь распахнута дверь в обиталище Дита.
Вспять шаги обратить и к небесному свету пробиться —
Вот что труднее всего! Лишь немногим, кого справедливый
Царь богов возлюбил, вознесенным доблестью к звездам
Детям богов удалось возвратиться оттуда…
Вергилий. Энеида. Книга VI. 126–131

Из всех способов общения с мертвыми этот — самый рискованный и сложный. Начнем с того, что живому человеку нужен спутник из числа теней, который поможет ему вернуться. Даже если ядовитые испарения на вас каким-то чудом не подействуют, есть вероятность, что вход в Подземное царство вы не увидите — он может быть сокрыт от глаз простого смертного. Невзирая на бурный энтузиазм, исследователям пещер близ озера Аверно так и не удалось пройти путем Кумской сивиллы. Другой портал — им пользовались легендарный силач Геракл и божественный певец Орфей — располагался в пещерах мыса Матапан на юге Греции. Павсаний осмотрел эти пещеры в надежде отыскать проход, однако его ждало горькое разочарование.

Эней со спутником готовятся сойти в Подземное царство. Гравюра Гюстава Доре


Орфей снова вынужден отдать Аиду свою возлюбленную Эвридику

Metropolitan Museum of Art, New York

На мысе — храм, подобный пещере, а перед ним — статуя Посейдона. Некоторые из эллинских поэтов написали, будто Геракл вывел этой дорогой из Аида пса, хотя через пещеру нет под землю никакой дороги и едва ли кто легко согласится, что под землею есть какое-либо жилище богов, в котором собираются души умерших.

Павсаний. Описание Эллады. Книга III. 25. 4

Греки и римляне могли по памяти перечислить имена смельчаков, сумевших при жизни побывать в загробном мире и выйти оттуда целыми и невредимыми. Даже победителю Минотавра Тесею пришлось воспользоваться помощью Геракла (прежний спутник Тесея не выжил). Лишь самый отчаянный и самонадеянный некромант брался за такое дело — и это с учетом того, что вылазки в Подземное царство успешно заканчивались не для простых смертных, а только для отпрысков богов.

Призраки

Наверное, вы уже подумали о куда более простом способе обратиться к мертвым — пойти туда, где неоднократно появлялся призрак, и поговорить с ним. В конце концов, он уже там витает — даже и вызывать не придется. Нужно лишь подходящее место, удачное время и стальные нервы. Но, увы, такой способ коммуникации очень ненадежен.

Общаться с неупокоенным духом — все равно что разговаривать по телефону с капитаном попавшего в шторм корабля. Связь плохая, а вашему собеседнику не до вас и не до ваших вопросов. Наоборот, теперь, когда ему удалось привлечь чье-то внимание, он изо всех сил будет стараться передать информацию, важную для него самого.

По дороге в Аид. Дух недавно убитого Ахилла носится над греческими судами


В чем же главное различие между капитаном нашего воображаемого судна и призраком? В том, что призрак находится рядом с вами и понемногу свирепеет. В целом пережившие подобный опыт не рекомендуют его повторять.

Письмо Плиния к Суре

Древнеримский писатель и общественный деятель Плиний Младший (61−113 годы н. э.) допускал, что по земле могут бродить духи усопших (много веков спустя скептик Бернард Шоу заметил, что «в существование вруна поверить гораздо проще, чем в существование призрака»). В подтверждение тому Плиний приводил опыт некоего Курция Руфа, безвестного бедняка из африканских провинций, которому однажды явился призрак. Без всяких просьб дух поведал Курцию о его дальнейшей судьбе — что он отправится в Рим, добьется там богатства и успеха, а затем вернется наместником в Африку, где и умрет. Предсказание духа сбылось в точности, однако Плиний подозревал, что Курций Руф сам стяжал славу, вдохновившись словами призрака. Позже, подхватив легкую болезнь, он все той же силой веры свел себя в могилу, «гадая о будущем по прошлому» («Панегирик императору Траяну», 3).

В письмах Плиния можно встретить и более знакомый нам сюжет — о явлении духа, озабоченного лишь своими делами («Письмо Суре»). В этом рассказе описан прямо-таки эталонный призрак: худой, изможденный старик в цепях, которыми он гремел по ночам, наводя ужас на всех встречных. В доме, где он бесчинствовал, жить стало совершенно невозможно. Вроде бы классическая история о привидении; однако в ней не совсем обычный главный герой и не совсем типичная развязка.

Философ Афинодор встречает полночного гостя

Gustav Doré, The Doré Gallery, London, 1870


Описанный Плинием случай произошел не с каким-нибудь слабонервным обывателем, а с почтенным философом и историком Афинодором Кананитом. Афинодор, старший современник Плиния, учился у астронома и географа Посидония, а в зрелые годы сам был наставником Октавиана, который потом стал римским императором. Рассказ о его встрече с призраком подтверждают и другие источники. Все началось с того, что Афинодор прибыл в Афины и начал искать себе жилье. На глаза ему попалось объявление о сдаче дома по невероятно выгодной цене.

…услыхав о цене, подозрительно низкой, [Афинодор] начинает расспрашивать и обо всем узнает; тем не менее даже с большей охотой он нанимает дом.

Когда начало смеркаться, он приказывает постелить себе в передней части дома, требует таблички, стиль, светильник; всех своих отсылает во внутренние покои, сам пишет, всем существом своим сосредоточившись на писании, чтобы праздный ум не создавал себе призраков и пустых страхов. Сначала, как это везде бывает, стоит ночная тишина; затем слышно, как сотрясается железо и двигаются оковы. Он не поднимает глаз, не выпускает стиля, но укрепляется духом, закрывая тем свой слух. Шум чаще, ближе, слышен будто уже на пороге, уже в помещении. Афинодор оглядывается, видит и узнает образ, о котором ему рассказывали. Привидение стояло и делало знак пальцем, как человек, который кого-то зовет. Афинодор махнул ему рукой, чтобы оно немного подождало, и вновь принялся за таблички и стиль. А привидение звенело цепями над головой пишущего. Афинодор вновь оглядывается на подающего те же знаки, что и раньше, не медля больше, поднимает светильник и следует за привидением. Оно шло медленной поступью, словно отягченное оковами. Свернув во двор дома, оно внезапно исчезло, оставив своего спутника одного. Оставшись один, он кладет на этом месте в качестве знака сорванные травы и листья, а на следующий день обращается к должностным лицам и уговаривает их распорядиться разрыть это место. Находят кости, крепко обвитые цепями; они одни, голые и изъеденные, остались в оковах после тела, сгнившего от долговременного пребывания в земле: их собрали и публично предали погребению. После этих совершенных как подобает похорон дом освободился от призрака.

Плиний Младший. Письма. Книга VII. 27, Суре. 7–11

Кажется, перед нами самый убедительный пример общения с усопшими, какой только можно найти, учитывая географическую и историческую отдаленность источников. Сам Плиний отнюдь не грешил слепой верой в существование потустороннего мира. Герой его повествования — трезвомыслящий ученый, который произвел эксперимент в максимально спокойной, нейтральной обстановке.

О том, что в доме водится привидение, было известно задолго до приезда философа в Афины; следовательно, он не мог просто выдумать все с начала и до конца. Да и к чему бы городским властям лгать о наличии или о состоянии обнаруженных останков? С точки зрения некроманта, единственная проблема здесь в малой информативности встречи: дух поведал Афинодору лишь нечто о себе самом. Что ж, по крайней мере, рассказ Плиния подтверждает существование загробной жизни; впрочем, ни один серьезный, практикующий некромант и так не станет в этом сомневаться.

Глава 2.
Διάφορες μάγισσες. Вершители таинств

Кто практиковал магию в древние времена? Требуется ли для совершения магических обрядов специальное образование или надо просто родиться колдуном или ведьмой? Ответ на первый вопрос — «все и каждый». Ответ на обе части второго вопроса — «нет, но это помогает».

Большинство современных людей используют древнюю магию, даже не задумываясь. Говоря о том, что может произойти что-то плохое, мы часто стучим по ближайшему деревянному предмету, чтобы наши худшие опасения не сбылись. Этот простенький колдовской обряд зародился в дохристианские времена; вероятно, таким образом греки и римляне взывали к лесному богу Пану с просьбой отвести беду, которую могли нечаянно накликать на себя или других. Бросать монетки в фонтан (чтобы задобрить водяных духов), вместе резать свадебный торт (на удачу), стучать по дереву — все это языческие ритуалы, благополучно дожившие до наших дней.

В древнем мире такая «повседневная магия» встречалась буквально на каждом шагу. К примеру, для защиты от злых чар люди использовали талисманы. С рождения и до совершеннолетия римские мальчики носили на шее амулет под названием «булла». В буллу помещались те магические предметы и вещества, какие могла позволить себе семья ребенка. В существовании такого обычая нет ничего удивительного, ведь в мире без вакцин и антибиотиков детство было самой опасной порой жизни. Чтобы выжить, ребенку требовалась всяческая поддержка и защита — в том числе и волшебная.

Взрослые греки и римляне постоянно обращались за советом к астрологам и прочим гадателям. Когда требовалось принять особенно важное, судьбоносное решение, они без колебаний пускались в дальний путь, чтобы задать вопрос оракулу или сивилле (см. ниже).

Мраморный бюст римского мальчика с буллой на шее


Множество действий совершалось (или, напротив, не совершалось) в магических целях. Благоразумный человек поворачивал назад, если дорогу ему перебегала кошка. Выплескивал немного вина из чаши на землю, прежде чем его пить, — чтобы задобрить богов.

Итак, в определенном смысле все греки и римляне практиковали магию — использовали неведомые и непонятные им силы, чтобы достичь результата, которого не могли добиться другим способом. Следовательно, вопрос нужно ставить так: кто же занимался магией всерьез? (Как будто не было ничего серьезного в том, чтобы попытаться уберечь любимого сына от гибели, повесив ему на шею буллу.)

Вино отливают в фиал — священный сосуд для возлияний богам

Musée du Louvre, Paris


Колдовство — такое же ремесло, как и все прочие. У одних людей к нему ярко выраженный талант, другие совершенно бездарны; однако усердие и опыт помогают развить даже самые скромные задатки. В сущности, если хорошо учиться и старательно выполнять указания мастеров, в магии можно достичь немалых успехов и без врожденного колдовского дара. Многие почтенные ведуньи древности прославились исключительно за счет того, что хорошо разбирались в лечебных свойствах ягод, листьев и кореньев. Такие знания передавались от одной травницы к другой, что вызывало подозрение у властей и восторженный трепет у всех остальных. У этих «чародеек» было примерно столько же магической силы, сколько у провизора в вашей любимой аптеке.

Волшебный клинок

Отличный пример «практической магии» — заговор, который произносили кузнецы, раскаляя клинок меча. Он в самом деле был весьма действенным, только работал не совсем так, как представляли себе те, кто его использовал.

Клинок следовало накалить докрасна, проговаривая магические слова, а затем придать ему нужную форму при помощи молота. Наши далекие предки этого не знали, но в процессе накаливания железо поглощало углерод, выделявшийся при горении, и превращалось в сталь. Если клинок вбирал слишком много углерода, сталь получалась ломкой. Если углерода не хватало, лезвие оставалось мягким и гибким (что очень плохо для меча).

Таким образом, требовалось продержать железо в огне строго определенное количество времени. Точно отмерить его в мире, где еще не существовало часов, было очень сложно. Однако если металл находился в пламени горна ровно столько, сколько нужно, чтобы произнести «кузнечный» заговор, клинок как раз успевал вобрать оптимальное количество углерода. В результате получался отличный меч, а слава оружейника росла.

Римский фриз с изображением кузнеца за работой

Museo Archeologico Nazionale, Aquileia


Разумеется, практикующим магам приходилось учить «заклинания», хотя для древних людей в такой ворожбе было не больше и не меньше сверхъестественного, чем, скажем, в лечении ревматизма с помощью ивовой коры. Ивовая кора содержит бета-глюкозидазу под названием салицин, обладающую противовоспалительными свойствами. Все мы знаем его современный синтетический аналог — аспирин. Это еще один пример действенного «волшебства», и теоретически подобное чудо мог совершить кто угодно. Увы, если маг использовал не те ингредиенты и не следовал процедуре, «колдовские чары» либо не действовали вообще, либо производили непредсказуемый эффект — иногда даже катастрофический.

Ошибка в серьезном ритуале грозила заклинателю серьезными же последствиями: «Тулл Гостилий [третий царь Древнего Рима; погиб в 642 году до н. э.] <…> не соблюл ритуала и был поражен молнией»[10]. Кроме того, колдовской обряд мог привлечь внимание духов и других волшебных существ, а они далеко не всегда относились к смертным доброжелательно. Итак, в некоторых случаях люди справлялись своими силами, однако серьезную ворожбу — лечение зубов и починку сантехники — оставляли профессионалам.

Что умели чародеи?

Как мы видели, в Древнем мире магию использовали почти все, однако одним она давалась проще, чем другим. Чтобы стать чародеем, не нужно было сдавать экзамены и получать диплом. Требовалась только решимость и природная склонность. После первых успехов начинающий чародей мог пойти дальше и попроситься в ученики к известному практикующему магу. Поскольку ворожба часто требовала сложных приготовлений и сбора экзотических ингредиентов, многие чародеи охотно делились опытом с любым, кто готов был взять на себя черную работу. В поэме «Фасты» Овидий описывает старую колдунью, окруженную внимательными юными ученицами; на глазах у девушек старуха творит заклятье немоты — очевидно, не из ненависти к жертве, а просто чтобы показать, как это делается[11].

Обращение к ведьме. На этой мозаике с так называемой виллы Цицерона в Помпеях изображена сцена из древнегреческой пьесы

Museo Archeologico Nazionale, Napoli


Пожалуй, удачной аналогией будет современный подход к кулинарии. Каждый из нас хотя бы раз в жизни пробовал готовить. Некоторые обнаружили, что не в состоянии даже сварить яйцо, но другим удалось кое-чему научиться. Большинство из нас довольствуются набором из десятка дежурных блюд и экспериментируют лишь по особому поводу. Отдельные энтузиасты идут дальше — коллекционируют поваренные книги, обмениваются советами и хитростями с другими кулинарами-любителями. Некоторые устраиваются на работу в уличные палатки и рестораны быстрого питания. Другие изучают «высокую» кухню, ездят по всему миру, чтобы поучиться у лучших шеф-поваров, и со временем открывают собственные заведения. Древних чародеев, как нынешних кулинаров, судили не по дипломам, а по отзывам и результатам. К тому же в магии, как и в кулинарии, всегда существовало разделение по специальностям. Чем же мог заниматься чародей?

Магия трав

Растения играли ключевую роль в большинстве магических обрядов. Любой чародей должен был знать, как и для чего они используются, и уметь правильно их собирать. Ниже подробно описан ритуал, призванный повысить чудодейственную силу трав при их сборе. По нему хорошо заметно, как тесно в древней магии переплеталось «повседневное» и «сверхъестественное» (если пользоваться современными понятиями). Кроме того, он показывает, что, с точки зрения греков и римлян, эффективнее всего были чужеземные обряды. Именно поэтому греко-римская магическая практика изобиловала элементами, заимствованными у этрусков, ассирийцев, египтян, скифов и иудеев, — иногда они все смешивались в одном заклинании. Отсюда соседство древнегреческого титана Кроноса с Амоном — верховным божеством Египта. Даже исконно греческие или римские обряды порой подавались под экзотическим «соусом» (то же относится к современным блюдам, о которых в предполагаемой стране происхождения никто и не слышал, — вроде мяса по-французски). Этот ритуал, как и многие другие в книге, взят из «Греческих магических папирусов» — сборника заклинаний, обнаруженного археологами в Египте. Когда-то таких «учебников магии» было много, однако власти относились к ним неодобрительно. Только по приказу римского императора Августа уничтожили более двух тысяч свитков.

Гермес спешит на помощь, держа в руках побег волшебного растения. Кодекс Medicina Magica, XIII век

Österreichische Nationalbibliothek, Wien

Египтяне всегда собирают травы подобным образом. Сперва травник совершает омовение, а после трижды обходит растение по кругу, опрыскивая его раствором соды и окуривая сосновой смолой.

Затем он возжигает кифи [египетское благовоние] и совершает возлияние молоком. Вытягивая растение из земли, травник взывает к божеству, которое ему покровительствует, и просит наделить растение чудодейственной силой.

Воззвание же должно быть таково:

«Посеянное Кроносом, зачатое Герой, взращенное Амоном и рожденное Исидой, ты было вспоено Зевсом, дарующим влагу, и вскормлено солнцем и росою. Божественная роса, сердце Гермеса, семя первых богов в глазах солнца и луны, в тебе — мощь Осириса, краса и слава Урана, ты воплощаешь дух Осириса, разлитый повсюду радостью; в тебе дух Амона.

Как ты возвышаешь Осириса, так возвышайся же и ты. Теперь же встань, как встает поутру солнце. Ты как солнце в полдень, твои корни идут от земли, твои силы идут от сердца Гермеса, твои волокна — кости Мневиса [священного быка Гелиополиса]. Твой цвет — глаз Гора, твое семя — семя Пана. Окуривая тебя смолою, я чту богов, как почитаю собственное благоденствие. Очистись через молитву и придай нам ту мощь, что дают Афина и Арес [то есть мудрость и сила]. Беру тебя с дозволения Фортуны в счастливый день и счастливый час, дабы сила твоя шла на благо».

После этого растение надобно завернуть в чистую льняную тряпицу. В лунку от выкопанных корней следует положить семь зерен пшеницы и семь зерен ячменя, смешав и те и другие с медом.

PGM. IV. 2967−3006

Греческие магические папирусы

На заре Нового времени, когда у европейцев зародился интерес к древнеегипетским артефактам, предприимчивые египтяне начали обыскивать захоронения и прочие исторические места в поисках предметов для продажи. Папирус неплохо сохраняется в сухом египетском климате, и постепенно у коллекционеров собрались небольшие библиотеки с целыми свитками и разрозненными фрагментами. Одно такое собрание состояло из записанных колдовских обрядов, заклинаний и рецептов для зельеварения (большинство датируются периодом с I века до н. э. по IV век н. э.). В основном это были заметки, которые делали профессиональные чародеи, чтобы не забыть слова или ингредиенты. В результате многие тексты оказались загадочны и неполны. Иногда в них нарочно вносили ошибки — на случай, если свиток попадет в чужие руки. Любой, кому придет в голову воспользоваться этими заклинаниями в наши дни, должен учесть, что древние маги наверняка посчитали бы его руки «чужими».

Травы использовались по-разному.

Для лечения. Для древних греков и римлян любое лекарство — а также и смертельный яд — представляло собой что-то вроде колдовского варева. «Не помогут ни зелья, / Ни волшебство, ни мольбы тайные матерью стать», — говорится молодой женщине в поэме Овидия «Фасты»[12]. Если больной выздоравливал, испив травяной отвар, поднесенный ему с заклинаниями, как можно было определить, что сработало: травы, обряд или их сочетание? И лекарства, и ритуалы создавались методом проб и ошибок; иногда они исцеляли, а в других случаях отчего-то не оказывали никакого воздействия или вовсе давали обратный эффект. Древний человек не знал, как работают заклинания и лекарства, потому и не видел особой разницы между первыми и вторыми. На взгляд современного скептика, травы были и остаются самым эффективным из всех магических средств, поскольку результат их применения (в большинстве случаев) можно воспроизвести и уложить в формулы, которыми потом с успехом воспользуются даже те, кто начисто лишен колдовского дара.

Целебный заяц. Плиний Старший (23−79 годы н. э.), римский писатель, погибший в Помпеях при извержении Везувия, оставил нам вот эту заметку, из которой видно, как тесно медицина древнего мира переплеталась с магией: «Кудесники советуют мужам пить кровь заячьего зародыша [дабы семя было плодородным]; юным же девам прописывают девять катышков заячьего помета, дабы груди были высокими и твердыми»[13].

Приворотные зелья. По заказу влюбленного клиента ведьмы и колдуны варили зелья или насылали приворотные чары с помощью трав. Эти средства тоже иногда срабатывали, но, по всей вероятности, за счет того, что сами «пользователи» крепко верили в их силу. Уверенность в себе — весьма привлекательная черта. Если зелье дарило влюбленному такую уверенность, положительный эффект был вполне закономерным. Кроме того, человек, убежденный, что его опоили, легче поддается соблазну, ведь любую слабость можно списать на колдовские чары. О приворотных зельях мы еще поговорим в главе 3.

Странный рецепт. Это типичный магический рецепт, который можно встретить в известных нам сборниках. Такие заметки служили памяткой опытным практикующим магам, а не пошаговой инструкцией для новичков. Именно поэтому то, как следует поступить с готовым «блюдом» и для чего нужно повелевать собственной тенью, науке до сих пор неведомо.

Чтобы повелевать своей тенью, приготовь состав из молотой пшеницы, спелых ягод шелковицы, сырого кунжута и свежих трионов[14]. Истолки их со свеклой.

PGM III. 615

Лекарь готовит целебный отвар. Иллюстрация к сочинению Диоскорида Materia Medica. Как и многие редкие тексты античной эпохи, он дошел до нас в арабском переводе

Metropolitan Museum of Art, New York


Чтобы наглядно продемонстрировать силу эффекта плацебо (то есть веры в действие некоего препарата или вещества), ученые провели эксперимент. Группе студентов выдали напиток, сообщив, что в нем содержится алкоголь. На самом деле это было не так. Другой группе выдали спиртосодержащий напиток, но говорили, что он безалкогольный. У первых появились признаки опьянения, тогда как вторые остались совершенно трезвыми.[15]

Яды. Та группа веществ, в эффективности которых никто не сомневался. Они работали безотказно. Чтобы изготовить солидную дозу яда, требовались время, уединение и упорство. Однако в руках настоящего профессионала даже самые невинные плоды — яблоки, абрикосы, вишни — могли стать смертельной отравой (в них содержится амигдалин — при распаде этого органического соединения в пищеварительной системе высвобождается цианид). Были ведьмы, которые прославились тем, что оказывали подобные «услуги» (см. ниже).

Магические средства для приманивания и отпугивания. Грамотно подобрав растения, чародей мог приманить или же отвадить потусторонних гостей. В наши дни, например, широко известно, как вампиры относятся к чесноку. Натерев дверь нужными травами или положив их у порога, человек преграждал или открывал путь некоторым существам — например, ламиям (протовампирам) и заблудшим духам. Во многих обрядах рекомендуется класть букет на могилу, чтобы дух почившего выполнил некое магическое задание, — ведь мертвые любят цветы (в чем можно убедиться, посетив любое современное кладбище).

Чары и заклинания

Чары — это комплекс упорядоченных магических действий, который дает определенный результат в том случае, если человек четко следовал инструкциям. От кулинарных рецептов они отличаются только тем, что повара редко призывают духов и демонов (разве что фигурально выражаясь), а ингредиенты чародеи используют несколько более экзотические.

Простое заклинание

Чтобы убедиться в силе заклинаний, попробуйте самостоятельно провести этот обряд призывания Морфея. Приняв подходящее зелье (к примеру, теплое молоко с добавлением измельченных зерен какао), начинайте тихо, нараспев произносить ритуальную формулу: «Одна белая овца, две черных овцы, три белых овцы, четыре черных овцы», — и так далее, пока за вами не явится бог сна Морфей.

Этот манускрипт из Египта называется «Книга заклинаний». Он содержит двадцать семь текстов, включая заклинания, призванные улучшить плодородие земли и одолеть демонов, вселившихся в человека

Macquarie University Ancient Cultures Research Centre, Sydney


Заклинания и заговоры произносятся вслух — или, скорее, пропеваются. Длинные, с частыми повторами, действуют на «клиента» почти гипнотически, особенно если создать определенную атмосферу и заранее подготовить его с помощью галлюциногенных трав или наркотических веществ (а еще лучше тех и других сразу). Действенность заклинаний, опять же, вопрос перспективы. Их можно было использовать отдельно — чтобы призвать потусторонние сущности, напитать силой зелье и тому подобное — или включать в ритуал наряду с танцем и другими магическими движениями. Множество примеров таких обрядов вы найдете в следующих главах книги.

Отклоняться от магических формул нельзя. Даже лишняя пауза в заклинании может разрушить чары или дать непредсказуемый побочный эффект. Римляне прекрасно это знали — вот почему при малейшей ошибке или заминке в священном обряде полагалось начинать его сначала. Чтобы добиться успеха в избранном ремесле, будущей ведьме предстояло не только запомнить целебные свойства сотен растений, но и вызубрить целую книгу заклинаний. Даже Медея, величайшая волшебница всех времен и народов (см. ниже), всю юность провела в учении.

Магия стихий

По данным некоторых источников, колдуньи древности могли повернуть реку вспять, украсть луну, заставить лес сдвинуться, а колосья — «перейти» на соседнее поле. Хорошая (в профессиональном смысле) колдунья умела насылать бури, наводнения, ураганы и прочие стихийные бедствия.

Слухи о подобных деяниях можно рассматривать как саморекламу магов-практиков или же клевету со стороны обделенных магическим даром. Рассказывая о ведьме по имени Аглаоника, древнегреческий философ и писатель Плутарх (45−127 годы н. э.) цинично подметил: лучший способ «украсть с неба луну» — изучить астрологические таблицы и выбрать время, когда ночное светило ненадолго пропадет само собой. Тогда крестьянин, в ужасе наблюдающий за затмением, может поверить, что ведьма действительно похитила луну в собственных корыстных целях.

Точно так же течение рек иногда поворачивается вспять под действием сил природы — например, если русло заваливает из-за камнепада или осадочные породы образуют естественную плотину. Столь масштабные перемены в ландшафте нетрудно было объяснить вмешательством магии. Широко известны также истории о людях, которые умели управлять погодой и вызывать дожди. Один город так страдал от засухи, что местные власти решили нанять такого «специалиста», однако выставили условие — работа будет оплачена, лишь если осадки заполнят все водохранилища в округе. Дожди вскоре пошли, да такие сильные, что вызвали наводнение, в котором погибли десятки человек. В итоге городские власти не стали платить «заклинателю погоды» — побоялись, что тогда ответственность за стихийное бедствие ляжет на них. Не нужно думать, что призывание дождя — суеверие, присущее глубокой древности. Тем «приглашенным специалистом» был некий Чарльз Хэтфилд, а случай этот произошел в начале ХX века в городе Сан-Диего (Калифорния).

Дар или наука?

Какое-то количество магических приемов человек способен освоить за счет упорства и прилежания, однако врожденный магический дар давал чародею немалое преимущество. Если вспомнить самых знаменитых колдунов и колдуний в античной мифологии, обнаружится, что многие из них были людьми лишь отчасти. К примеру, Цирцея — дама, любившая превращать мужчин в свиней, — по одной версии приходилась дочерью богу солнца Гелиосу, а по другой — богине Гекате. В любом случае кто-то из ее родителей был божеством; надо ли удивляться, что Цирцея стала искусной волшебницей и передала свой талант детям?

Тот факт, что для успешной карьеры чародея необходимо обладать генетической предрасположенностью к ремеслу, может огорчить простого смертного, но на самом деле это повод для радости. Из всех существ, что встречались в античных мифах, самыми многочисленными были титаны, дети Урана и Геи, в том числе боги: Зевс, Афина, Гермес. Титаны нередко вступали в любовную связь со смертными, и от подобных союзов рождались дети. К примеру, Зевсу его легион земных и небесных возлюбленных подарил столь многочисленное потомство, что в итоге он стал сам себе двоюродным дедом (достижение сомнительное, и все же мало кто в нашем — да и в любом другом — мире может похвастаться столь хитро закрученной родословной). Ахилл, Геракл, Тесей и прочие герои греко-римской мифологии в действительности полубоги, то есть родились в результате союза богов со смертными. То, что обычные люди могли иметь общее потомство с нимфами, подтверждает случай Ахилла, чья мать была нереидой.

На этом горшке из Беотии несколько карикатурная Цирцея встречает Одиссея


После эры героев прошло уже около трех тысяч лет, так что у большинства ныне живущих людей наверняка по жилам бежит хотя бы капелька крови титанов, нимф или других божественных созданий. (Очевидно, чем ближе ваши корни к греческой почве, тем выше вероятность того, что у вас такая примесь найдется.) В конце концов, потомки Чингисхана (1162−1227) размножаются на земле куда меньше времени, чем смертные дети античных богов, однако в 2003 году генетики обнаружили ДНК монгольского завоевателя у 16 миллионов современных мужчин[16]. У одного только Геракла было больше сотни отпрысков, и все они тоже оказались весьма плодовиты. Так что не исключено, что где-нибудь на самом верху вашего фамильного древа притаилась колдунья Медея — пятидесятиюродная тетушка далекого предка.

Итак, раз магический дар передается по наследству и почти у каждого из нас есть неплохой шанс оказаться потомком божества, значит, генетика не должна стать помехой ворожбе. С другой стороны, не стоит слишком сильно расстраиваться, если заклинание не сработает. В конце концов, это означает, что вы обычный, нормальный человек.

Пять самых знаменитых чародеев древности

В рейтинг входят чародеи двух категорий. Трое — реально существовавшие римляне. То, что они когда-то жили на земле, подтверждается многими документами (хотя уровень их колдовской силы, показанный в позднейших легендах, вероятно, преувеличен). Двое других — мифические фигуры из глубокой древности. Пожалуй, не стоит удивляться, что последние двое намного превосходят силой остальных. Греки и римляне считали, что живут в последнюю эпоху мира, когда магия уже не та, что была на заре времен.

Пятое место: Симон Волхв, летающий колдун (примерно 12−65 годы н. э.)

Информация об этом колоритном историческом персонаже весьма туманна и противоречива. Здесь представлена лишь одна из версий его биографии — та, что кажется самой осмысленной и что была выстроена на основе путаных сведений, которыми мы располагаем. Большая часть того, что нам известно о Симоне Волхве, почерпнута из апокрифов — книг, некогда считавшихся частью Священного Писания, однако не вошедших в библейский канон. Все исторические источники утверждают, что Симон родился в ближневосточной провинции Иудея во времена первых римских императоров; он был чародеем и, согласно книге Деяний апостолов, «волхвовал и изумлял народ Самарийский». Симон принял крещение не столько из-за веры, сколько потому, что позавидовал силам, которые были даны апостолам, — например, способности исцелять страждущих и пророчествовать. Он даже попросил святого Петра дать ему подобную силу за щедрую плату. Петр вознегодовал и ответил: «Серебро твое да будет в погибель с тобою, потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги»[17].

Отвергнутый апостолом Петром и христианами, Симон отправился в Рим, где в те времена правил император Клавдий. Рим считался столицей мира, а значит — ибо Симон не страдал излишней скромностью — единственным подходящим местом для того, чтобы демонстрировать свои магические таланты. Попав туда, Симон сблизился с женщиной по имени Елена, которая, подобно своей тезке Елене Троянской, могла при случае сварить недурное зелье. Симон создал и начал проповедовать собственное вероучение, утверждая, что его Елена в самом деле некогда была Еленой Троянской, а прежде того — высшей божественной сущностью. Завистливые ангелы заточили ее в человеческом теле и ввергли в пучину греха, но вот теперь на землю явился сам Симон — святой дух, призванный ее спасти.

От имени той самой божественной сущности Симон сотворил несколько чудес. Какие именно — теперь установить трудно, однако они, по всей видимости, были достаточно масштабны, чтобы вокруг Симона образовалась небольшая секта, которая продолжила существовать и после его смерти. По словам историка Иустина (II век н. э.), почитатели Симона воздвигли ему статую на острове Тиберина; впрочем, куда более вероятно, что они просто «переименовали» статую древнего божества сабинян Санка Семона. (Сходство имен позволило бы с легкостью изменить надпись на постаменте.)

Учение Симона Волхва вскоре стало конфликтовать с христианством, добравшимся наконец до Рима. Апостол Петр неоднократно вступал с Симоном в теологические дебаты. Согласно библейским апокрифам, в этом споре Симон попытался заручиться поддержкой «в верхах» и обратился к императору Нерону, который к тому времени сменил Клавдия. Применив свою магическую силу, Симон смог пролететь над Римским форумом в зачарованной колеснице (один из редчайших случаев левитации, описанных в древних источниках). Внизу, на земле, святой Петр и святой Павел (который тоже успел обосноваться в Риме), преклонив колена, истово молились о том, чтобы он упал. Вот как описывает эту сцену раннехристианский богослов Арнобий Старший (250−330 годы н. э.).

Колесница Симона Волхва, запряженная четверкой демонов, падает с небес. Гравюра эпохи Возрождения

…они видели колесницу Симона Волхва и огненную четверку лошадей (quadrigas), рассеянные устами Петра и исчезнувшие от имени Христова. Видели они, говорю, как он, полагаясь на ложных богов и будучи вследствие их страха оставлен ими, низвергся из-за своей тяжести и лежал на земле со сломанными ногами…

Арнобий. Против язычников. Книга II. 12

Совместной молитвой апостолы не только заставили колдуна спуститься с небес, но и нанесли смертельный удар по его репутации. Сила этих праведных проклятий была такова, что колени апостолов оставили отпечатки на камнях мостовой. Гостям Рима стоит заглянуть в базилику церкви Санта-Франческа-Романа неподалеку от Форума. В ней до сих пор выставлены те самые камни, и посетители могут самолично изучить выемки, оставшиеся от колен апостолов.

Что касается дальнейшей судьбы Симона Волхва, о ней ходят разные легенды. Святой Ипполит Римский, к примеру, утверждает, что чародей серьезно пострадал, но не погиб при падении.[18] Согласно этой версии, Симон велел своим ученикам похоронить его в заранее вырытой могиле. Он уверял, что через три дня восстанет, вернув себе былую силу и славу. Прошло три дня, затем четыре, пять, но неисправимый оптимист Симон так и не выбрался из-под земли. В конце концов его разочарованные последователи решили не будить спящего чародея.

Четвертое место: Локуста-отравительница (примерно 5–69 годы н. э.)

В 54 году от Рождества Христова, примерно в то же время, когда в Риме обосновался Симон Волхв, перед Агриппиной Младшей, женой императора Клавдия, встал серьезный вопрос. Ее сын Нерон был официальным наследником Клавдия; однако на трон мог претендовать другой сын императора, Британник, и это угрожало положению самой Агриппины. Римский историк Тацит (умер около 117 года н. э.) описывает и проблему, и найденное решение.

…Агриппина, уже давно решившаяся на преступление [убийство мужа] и торопившаяся воспользоваться удобным случаем, тем более что у нее были слуги, на которых она могла положиться, задумалась о том, какой вид яда ей следует применить: если его действие будет внезапным и быстрым, то как бы не раскрылось ее преступление; если же она изберет медленно действующий и убивающий исподволь, то как бы Клавдий на пороге смерти не понял, что он жертва коварства, и не возвратил своей любви сыну. Ей было желательно нечто особенное, такое, от чего помутился бы его разум и последовало постепенное угасание. И она разыскивает понаторевшую в этих делах искусницу по имени Локуста, недавно осужденную за отравления…

Корнелий Тацит. Анналы. Книга XII. 66

По словам Тацита, Локусту уже задолго до того «использовали как орудие самовластия»; вероятно, это означает, что отравительницу призывали ко двору, когда нужно было тихо убрать неугодных. Однако в промежутках между императорскими заказами Локуста подрабатывала на стороне, и иногда, если никакой высокопоставленный покровитель не пресекал расспросы, она оказывалась в щекотливом положении. Чтобы прибегнуть к услугам Локусты, Агриппине пришлось сперва вызволить ее из тюрьмы. «Искусницу» уже осудили за удавшееся, хоть и неосторожное покушение на убийство.

Считается, что Локуста отравила грибы, поданные Клавдию за обедом. Однако умелой травнице вовсе не пришлось готовить специальный состав; скорее всего, она просто выбрала два разных, но очень похожих вида грибов говорушек (Clitocybe). Один из них вполне съедобен и приятен на вкус. Грибы второго вида тоже недурны, но содержат смертельно опасный алкалоид мускарин. Подкупив евнуха, в чьи обязанности входило пробовать кушанья, поданные Клавдию, Локуста устроила так, чтобы на императорском столе оказались два варианта грибного блюда.

Агриппине потребовалась недюжинная храбрость, чтобы съесть свою порцию грибов, пока муж накладывал себе точно такую же. В 2001 году журнал Scientific American вынес смелый вердикт: «Дело закрыто. Императора Клавдия погубили грибы». И хотя предсмертные симптомы Клавдия совпадают как с пожеланиями Агриппины, так и с клинической картиной отравления мускарином, многие считают, что императора погубила болезнь под названием una uxor nimis («и одной жены много»).

Успешно избавившись от мужа, благодарная Агриппина проследила, чтобы с Локусты были сняты все обвинения, и купила просторное имение, куда новый император Нерон принялся отправлять молодых чародеев — учиться обращению с ядами у настоящей мастерицы. В особо серьезных случаях Локусту вызывали в Рим — собственноручно изготовить отраву. Одним из таких заданий было убийство Британника, сводного брата, который теперь угрожал правлению самого Нерона. Вот как об этом рассказывает древнеримский биограф Светоний (70−126 годы н. э.).

Британника, которому он завидовал, так как у того был приятнее голос, и которого он боялся, так как народ мог отдать тому предпочтение в память отца, решился он извести ядом. Этот яд получил он от некой Локусты, изобретательницы отрав; но яд оказался слабее, чем думали, и Британника только прослабило. Тогда он [Нерон] вызвал женщину к себе и стал избивать ее собственными руками, крича, что она дала не отраву, а лекарство. <…> И заставил ее тут же, в спальне, у себя на глазах сварить самый сильный и быстродействующий яд. Отраву испытали на козле, и он умер через пять часов; перекипятив снова и снова, ее дали поросенку, и тот околел на месте; тогда Нерон приказал подать ее к столу и поднести обедавшему с ним Британнику.

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. Книга VI. Нерон. 33

«Затем невыносимая боль пронзает печень…». Локуста демонстрирует Нерону новый яд


Конечно же, у Британника был раб-дегустатор: после смерти отца его наследник по понятным причинам не доверял поварам. Но неловкий слуга якобы подал Британнику кубок с недостаточно холодной водой, и юноша опрометчиво попросил заменить напиток…

Нерон попытался объяснить смерть брата приступом падучей болезни, то есть эпилепсии. Однако, когда тело несли к погребальному костру, начался сильный дождь, который смыл с него грим, и потрясенный народ увидел посиневшую кожу покойного. Разумеется, все тут же догадались, что кончина Британника — дело рук Локусты.

Знаменитая отравительница продолжила заниматься своими неправедными делами, однако ее дни — как и дни ее покровителя Нерона — были сочтены. Низвергнутый император побоялся принять яд, который Локуста поднесла ему в драгоценной шкатулке именно на такой случай, и в итоге умер от кинжала. Саму Локусту незамедлительно казнили новые власти. (Существовала версия, что для нее выбрали очень экзотический способ казни — изнасилование специально выдрессированным жирафом. Однако это скорее жутковатая современная выдумка, не подкрепленная историческими источниками.)

Можно было бы заявить, что Локусте нет места в ряду знаменитых чародеев, поскольку ее «силы» объяснялись всего-навсего хорошим знанием химии. Однако тогда мы упустим из виду принципиально важный момент. Древний человек считал химию и фармакологию разделами магии. Любовные зелья, противозачаточные средства и прочие снадобья (как целительные, так и смертоносные) с одинаковой частотой фигурируют в трудах по магии и по медицине — насколько древние авторы вообще различали две сферы знания.

Третье место: Фрасилл, великий предсказатель судеб (? — 35 год н. э.)

О происхождении Фрасилла известно мало; родом он, видимо, был из Египта, но установить это с высокой точностью невозможно. Разумеется, такая таинственность неслучайна, ведь Фрасилл считался искусным астрологом. Чтобы составить подробный гороскоп, необходимо знать, как располагались светила в момент рождения; если не знать точной даты и места, произвести все эти сложные вычисления нельзя. Маг, который прославился как предсказатель судеб, явно не хотел, чтобы ту же услугу оказали ему самому.

Фрасилл был не только предсказателем, но и ученым и философом. Он со знанием дела рассуждал о греческой грамматике и разбирал труды современных сочинителей. Каким-то образом ему заранее стало известно, что человек по имени Тиберий, будущий римский император, поссорится со своей женой, дочерью Октавиана Августа, и уедет в изгнание на остров Родос. Именно туда для встречи с Тиберием отправился и сам Фрасилл.

«Мощь первородная с крыльями златыми…». Эрос Фанес, перворожденный бог, возникает из космического яйца, окруженный знаками зодиака, что символизируют Вселенную

Galleria Estense, Modena

Поначалу Тиберий приблизил к себе прорицателя, поскольку тоже интересовался философией стоиков, однако больше всего его привлекали предсказания, сулившие им обоим власть и славу. Астролог уверял: невзирая на нынешнюю опалу и на когорту людей, стоящих в очереди к трону, будущим императором станет именно Тиберий.

Водить компанию с сильными мира сего — дело доходное, но потенциально опасное. Чтобы милость не обернулась бедой, нужно особое чутье — и вот тут Фрасилла не раз выручал пророческий дар. Тот же Светоний рассказывает:

Фрасилл, астролог, которого он держал при себе из-за его опытности в искусстве, едва завидел корабль, сразу объявил, что он везет хорошие вести: это было для него самым большим испытанием, потому что Тиберий, видя, что вопреки его предсказаниям дела идут всё хуже, и решив, что перед ним обманщик, опрометчиво посвященный в его тайны, в это самое мгновенье их совместной прогулки хотел сбросить его в море.

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. Книга III (Тиберий, 14)

Корабль действительно вез посланников, сообщивших Тиберию, что император больше не гневается и призывает его вернуться в Рим. Когда Тиберий вскоре действительно взошел на престол, Фрасиллу тоже улыбнулась фортуна. Он стал астрологом при дворе своего благодарного клиента и в конце концов женился на дочери правителя Коммагены (древнеармянского царства в Малой Азии). Фрасилл составлял для своего августейшего покровителя подробные прогнозы и гороскопы, а в перерывах между заказами обращался к науке и разбирал сочинения философов — к примеру, Платона.

На смертном одре астролог посулил Тиберию долгие годы жизни, тем самым убедив императора, что заговоры и перевороты ему не грозят. Как любой правитель, Тиберий опасался, что преемнику надоест ждать своего часа, так что это пророчество, вероятно, спасло жизнь его наследнику Гаю Калигуле (чьей любовницей, по слухам, была дочь самого Фрасилла).

Тиберий Клавдий Балбил, сын Фрасилла, тоже стал придворным астрологом и всю жизнь умело обходил политические ловушки, служа таким разным императорам, как Клавдий, Нерон и Веспасиан. Можно подумать, что он заранее чуял любую опасность.

Второе место: Цирцея, создательница свиней-шовинистов (отдаленное прошлое —?)

Теперь пришла пора прочертить границу между магией и колдовством. Говоря о магии, древние люди подразумевали использование сил и явлений, не до конца понятных самому магу. Как утверждал средневековый писатель (и маг) Теофраст Парацельс (1493−1541), «первейшим требованием для занятий магией является глубокое знание естественной науки». Парацельс был уверен, что чем больше мы знаем о природе, тем лучше нам даются магические действия.

Итак, магия — это взаимодействие с силами природы (в том числе с неизученными). А вот колдовство непостижимо в принципе. Колдун имеет дело с потусторонними сущностями и явлениями, и ему не суждено когда-либо понять, как и почему работает заклинание. Он просто выполняет определенную последовательность действий и надеется на успех. Если перевести слова Парацельса на язык цифровой эпохи, колдуны — это неопытные хакеры, которые пользуются чужим кодом, не понимая, как он работает.

Будь основы [колдовского] искусства исследованы с должным тщанием, нам открылось бы, что в нем нет ничего, кроме бесовского кривляния. Даже если бы некто в совершенстве овладел сим искусством, какое благо бы оно принесло?

Алхимические труды Филиппа Ауреола Теофраста Бомбаста фон Гогенгейма, именуемого Парацельсом Великим

Цирцея была не только богиней магии, но и умелым магом-практиком. Те, кто верит в наследственную природу магического дара, обратят внимание на удивительную родословную Цирцеи. Более поздние авторы вроде Диодора Сицилийского (90−30 годы до н. э.) полагали, что матерью ей приходилась Геката, богиня тайн и ведовства (см. ниже)[19]. Однако другие историки — например, Гесиод, живший пятью веками ранее, — называют ее дочерью Гелиоса («солнца») и Персеиды, которая в свою очередь происходила от Океана.

У Цирцеи был брат, царь Ээт (см. ниже), и сестра Пасифая, жена критского царя Миноса. Пасифая, тоже умелая чародейка, принудила своего царственного супруга к верности: если заколдованный царь Минос возлегал с другой женщиной, то вместо семени извергал ядовитую смесь из пауков, скорпионов и сороконожек, всякий раз невольно убивая любовницу. (Сама Пасифая влюбилась в быка и родила от него Минотавра, а потому есть, пожалуй, в ее поступке нечто лицемерное… но это уже другая история.)

Сама Цирцея жила отшельницей далеко от семьи, на островке где-то между Италией и Испанией. Она не церемонилась с моряками, которые случайно оказывались поблизости. Самый известный случай контакта Цирцеи со смертными произошел, когда на ее острове под названием Эя высадилась команда Одиссея. Остров был сплошь покрыт лесами, и Одиссей со спутниками бросили жребий, решая, кто пойдет разведать, что за дымок поднимается из-за деревьев. Как оказалось, там жила «Цирцея / В косах прекрасных — богиня ужасная с речью людскою»; встреча с ней описывается так:

Горные волки и львы сидели повсюду вкруг дома.
Были Цирцеей они околдованы зельями злыми. <…>
Они [люди Одиссея] испугались ужасных чудовищ.
Остановились пред дверью богини прекрасноволосой
И услыхали прекрасно поющую в доме Цирцею.

Цирцея пригласила их зайти и подала угощение, к которому подмешала колдовское зелье. Отведав его, странники немедленно забыли о родных краях.

                                                         Цирцея, ударив
Каждого длинным жезлом, загнала их в свиную закутку.
Головы, волосы, голос и вся целиком их наружность
Стали свиными. Один только разум остался, как прежде.
Плачущих, в хлев загнала их Цирцея и бросила в пищу
Им желудей и простых и съедобных и деренных ягод…

С левой стороны этого чернофигурного кратера (VI век до н. э.) показано, как Одиссей входит к Цирцее, а справа — как покидает «сцену» его товарищ Еврилох

Museum of Fine Arts, Boston

Лишь один недоверчивый моряк остался снаружи — увидев, что произошло с его спутниками, он поспешил обратно к Одиссею. Одиссей тут же устремился на помощь своим людям и по пути встретил бога Гермеса (см. ниже), который дал ему совет и противоядие.

Все я тебе сообщу, что коварно готовит Цирцея.
В чаше тебе замешает напиток и зелья подсыпет.
Не околдует, однако, тебя. До того не допустит
Средство целебное, что тебе дам я.
Гомер. Одиссея. Песнь X. 212−292

Защитившись таким образом от чар Цирцеи, Одиссей смог обольстить волшебницу, и между ними вспыхнула страсть. Лишь желание вернуться на родную Итаку к верной жене Пенелопе помогло Одиссею вырваться из объятий чародейки. Впрочем, некоторые источники уверяют, что под конец Одиссей вернулся к Цирцее, а Птолемей Гефестион, греческий писатель конца I — начала II века н. э., предлагает и вовсе неожиданную альтернативную версию:

В Тиррении есть Башня Моря, получившая имя от Моря — тирренской отравительницы, бывшей служанкой Кирки [Цирцеи], бежавшей от нее. Именно к ней прибыл [постаревший и дряхлый] Одиссей, которого она снадобьями превратила в коня и держала его, пока он не умер от старости. Благодаря этой истории трудность гомеровского текста решена: «Тихо смерть на тебя низойдет».

Фотий. Мириобиблион. 190 (пересказ трудов Птолемея)[20]

Встреча с Одиссеем — лишь краткий эпизод в богатой событиями жизни Цирцеи. До этого чародейка родила сына от бога морей Посейдона; от союза со смертным Одиссеем появилось еще трое детей. Однако Одиссей все же не был простым смертным, ибо происходил от Гермеса, который часто приходил ему на помощь. Возможно, потомки Цирцеи — божественные с обеих сторон — до сих пор живут на земле.

Первое место: Медея, ведьма-истребительница (примерно 1300–1210 годы до н. э.)

На первую строчку рейтинга величайших чародеев всех времен и народов следует поставить того, кто в совершенстве владеет всеми разделами магии — одинаково виртуозно исцеляет и убивает с помощью зелий, насылает чары, повелевает демоническими сущностями. Кроме того, этот человек должен уметь манипулировать другими людьми и без трепета, с холодной решимостью прибегать к любым, даже самым зловещим колдовским приемам.

Медея оживляет барана, порубленного на куски и сваренного в котле. Это подтолкнуло дочерей Пелия опробовать тот же метод на своем отце

British Museum, London


Медея как никто другой подходит под описание. Вот почему ей отводится первое место в списке чародеев древности — несмотря на то, что характер ее был полон изъянов, а из всех городов, где она жила, ей приходилось в спешке уносить ноги. Она обладала феноменальной способностью разрушать жизни тех, кому повезло оказаться рядом («повезло» в том смысле, что их жизнь всего лишь разрушилась, а не оборвалась совсем). Не будь Медея чародейкой, она считалась бы просто убийцей, утратившей всякие моральные ориентиры. Она обладала незаурядным магическим даром и потому представляла для окружающих большую опасность, чем тигр с больным зубом.

Судя по древнегреческим мифам, Медея была искусна в обращении с лечебными и смертоносными травами, могла повелевать демонами и драконами, а также славилась тонким психологическим подходом к работе, разве что несколько подпорченным из-за полного отсутствия сострадания. Интересно, что она приходилась племянницей Цирцее, однако, кажется, не разделяла тетушкиной любви к колдовским приемам.

Медея выросла в Колхиде — маленьком царстве в самой дальней и захудалой части Эллады, на восточном берегу Черного моря. Отец Медеи, царь Ээт, имел обыкновение без разбору убивать гостей. Он боялся, что кто-нибудь из них украдет главное сокровище Колхиды — золотое руно, о котором слагали песни и легенды. Медея обратилась к ведовству еще в юные годы и благодаря природному дару быстро стала первоклассной чародейкой (а по некоторым версиям, еще и жрицей Гекаты).

Когда молодой герой по имени Ясон приплыл в Колхиду за золотым руном, царь Ээт проникся таким уважением к его родословной, что не убил юношу сразу. Вместо этого он придумал для Ясона испытания, которые должны были кончиться его быстрой (но весьма зрелищной) гибелью. Спасти героя могло только чудо. Разумеется, чудо организовала Медея: она восприняла знакомство с красивым молодым аргонавтом как шанс не только устроить личную жизнь, но и выбраться из родного захолустья.

На этой немецкой гравюре Медея прибегает к силе Гекаты, пуская кровь отцу Ясона (в благих целях)

Metropolitan Museum of Art, New York


Итак, когда Ясону поручили вспахать поле, используя упряжку огнедышащих волов, и засеять его драконьими зубами, Медея вручила юноше волшебную мазь, сделавшую его неуязвимым для пламени. Из зубов дракона выросли свирепые воины, и Ясон по совету Медеи запустил в них самым обыкновенным камнем. Не сообразив, кто его кинул, воины перессорились между собой и начисто истребили друг друга в кровопролитной схватке. Затем Медея выдала Ясону зелье, которым он опоил дракона, охранявшего золотое руно.

Царь Ээт, конечно, не обрадовался пропаже руна и пустился в погоню за аргонавтами. Медея, как всегда, подготовилась заранее — прихватила с собой младшего брата. Почуяв опасность, она убила мальчика, расчленила его и по пути постепенно выбрасывала за борт его останки. Отцу приходилось то и дело останавливаться, чтобы собрать фрагменты тела и устроить сыну достойные похороны.

На острове Крит Ясон и Медея прогневили неуязвимого бронзового воина Талоса. Медея догадалась, что тот, кого нельзя ранить, не сможет исцелиться; она одурманила Талоса очередным зельем и вытащила из его тела металлический гвоздь. Влюбленная парочка дождалась, пока он истечет кровью, и благополучно сбежала.

Вернувшись в родную Фессалию, Ясон обнаружил, что его престарелый отец тяжко болен. Медея отворила старику кровь, влила в его жилы целебное снадобье и тем самым вернула ему молодость и здоровье. Дочери местного царя незамедлительно потребовали, чтобы она оказала такую же услугу их здоровому, но стареющему отцу. Это было опрометчиво, ведь царь только что нарушил клятву уступить трон Ясону, если тот добудет золотое руно.

Царские дочери в точности выполнили указания Медеи: разрубили тело отца на мелкие кусочки, бросили их в котел с кипятком и стали ждать перерождения, но этого так и не случилось. Тем временем Ясон и Медея сбежали из города, пополнив список своих деяний еще одним убийством.

После долгих странствий парочка осела в Коринфе, где несчастливо прожила десять лет. За это время Медея родила двух дочерей. (По другим версиям, у супругов было четырнадцать детей — прямо-таки сверхчеловеческий результат для тех, кто десять лет прожил в браке.) Затем — вероятно, устав жить как на вулкане — Ясон объявил, что бросает Медею и женится на миролюбивой Главке, дочери коринфского царя.

К удивлению Ясона, Медея восприняла новость вполне спокойно. Она даже подарила своей преемнице роскошный свадебный наряд. Современные экспериментаторы подтверждают, что ткань платья вполне возможно пропитать смесью натрия и фосфора. Меловой порошок замедляет химическую реакцию; потом надетое платье нагревается до температуры тела, и происходит возгорание. Для пущего эффекта швы желательно обработать магнием.

Потушить горящий фосфор очень сложно, поэтому отчаянные и безуспешные попытки царя сбить пламя с тела Главки кончились его собственной гибелью. Потрясенный Ясон вернулся домой, где обнаружил трупы собственных дочерей. Их убила Медея — и драматурги с психологами по сей день пытаются разгадать ее мотивы. Кажется, ею двигало жестокое желание увидеть горе Ясона перед бегством из города — на сей раз ее унесла роскошная колесница, запряженная летающими драконами.

Тогда Медея обрела пристанище в Афинах — она исцелила царя, и тот из благодарности взял ее в жены. У супругов родился сын по имени Мед (историк Геродот называет его «отцом» древнеперсидского племени медов). Затем в городе объявился Тесей. Медея немедленно распознала в нем давно пропавшего царского сына. Защищая наследные права своего отпрыска, она поднесла заезжему гостю чашу с отменным ядом. Тесей уже собирался сделать последний в жизни глоток, когда царь вдруг узнал свой меч (который сам же некогда оставил его матери) и выбил чашу с ядом из рук сына. После этого Медее вновь пришлось бежать.

К тому моменту во всей Греции не осталось безумцев, готовых предложить Медее кров, и она вернулась к отцу в Колхиду. Ээт принял дочь с неожиданным радушием; дело в том, что незадолго до ее приезда случился переворот и он лишился трона. Кто же смог бы исправить ситуацию, как не Медея с ее смертоносными чарами? Судя по сообщениям из Колхиды, отец с дочерью мирно жили в своем далеком краю, причем Медея всячески пыталась обрести бессмертие. Страшно подумать, чего она могла бы натворить, добившись успеха.

Как же Медее удавалось привлечь на свою сторону столь видных, высокопоставленных мужчин? У Овидия есть одна версия.

Не красотою ее, не заслугами был покорен ты —
Силой заклятий и трав, срезанных медным серпом.
Сводит насильно она луну с пути кругового,
Может и солнца коней тьмой непроглядною скрыть,
Воды извилистых рек и потоки легко остановит,
С места заставит шагнуть дикие камни и лес;
Бродит между могил, распустив и одежду, и космы,
Ищет на теплых кострах кости, что надобны ей;
Может и дальних заклясть: восковую проколет фигурку —
Печень несчастному вмиг тонкое жало пронзит;
Есть и такое, о чем мне лучше не знать; но не зельем —
А красотой и душой должно любовь добывать.
Овидий. Героиды. Письмо VI. 83

Именно о зельях, с помощью которых «добывают любовь», мы и поговорим в следующей главе.

Глава 3.
Έρως και Ἔρις. Магия любви и ненависти

Для страсти, что мучит и сушит,
Предложим мы зелье одно.
И головы кружит, и нам верно служит,
И злато приносит оно.
Гилберт и Салливан. Чародей

Те, кто говорит, что любовь пришла в мир вместе с человечеством, конечно же, неправы. Она гораздо древнее. В эпоху Античности считалось, что Эрот первым возник из животворного хаоса на заре времен. Откуда взялись бы остальные боги, если бы не мощь плодородия, которую олицетворяет собой Эрот?

Богиней любви была Афродита, рожденная из морской пены (по-гречески — aphros). Она поколением старше Зевса, царя богов, а ведь и сам Зевс появился задолго до первого человека. Именно поэтому чародеи, пытающиеся подчинить себе силу любви, имеют дело с одной из древнейших стихий.

Между прочим, та самая пена, из которой вышла Афродита (она же римская Венера), была взбита упавшим в море детородным органом Урана, оскопленного собственным сыном Кроносом. Если первые боги так себя вели, то стоит ли удивляться, что ненависть вечно следует за любовью и что два этих чувства неразрывно связаны?

Если вдуматься, чары, вызывающие любовь, не так уж сильно отличаются от проклятий — в результате «объект» должен изнемочь от страсти, словно от мучительного недуга. Нередко целью заклятия было вызвать не любовь, а сексуальную одержимость (древние греки и римляне не видели между ними особой разницы). Некоторые ученые называют такие любовные заклятия агонистическими и противопоставляют их более мирным чарам-филиям — тем, что усиливают привязанность и укрепляют союз двух душ.

На этой краснофигурной афинской вазе Афродита рождается из морской раковины, символизирующей гениталии (в данном случае Урана)

Archaeological Museum, Thessaloniki


Мы рассмотрим оба вида любовных чар и различные приемы, с помощью которых в древние времена пробуждали страсть. Затем обратимся к чарам ненависти — то есть к проклятиям, призванным отравить жизнь врага.

Приворотные зелья

Для начала поговорим о заклятиях, внушающих любовь — ту, которую древние греки называли словом philia, нежную сердечную привязанность. Казалось бы, что здесь плохого? Однако, как все мы знаем, благими намерениями вымощена дорога в ад. Агонистическими чарами обыкновенно призывали на помощь некую потустороннюю сущность (Гекату, Гермеса или одного из сонма демонов), чтобы она проникла в душу «жертве». Чары-филии применялись непосредственно к объекту влечения, поэтому в случае ошибки или осечки последствия могли быть катастрофическими. Крепкий Геракл умер в муках, надев пропитанный отравой хитон, который поднесла ему жена: ее обманом убедили, что таким образом она заново разожжет в супруге пламя страсти.

Жестокое агонистическое заклятие

Эта греческая фигурка IV века до н. э. была обнаружена в Египте. Она изображает связанную по рукам и ногам женщину; тринадцать игл пронзают ей глаза, рот, уши, сердце и гениталии. Как ни странно, фигурка использовалась для любовной ворожбы — чтобы околдовать некую «Птолемею, дочь Горигена». Насылавший чары велел демону-помощнику:

Тащи ее ко мне за волосы, завяжи ей узлом все нутро, чтобы не могла оторваться от меня, чтобы повиновалась мне до самой смерти, любила меня, желала и открывала мне все свои помыслы.

Кристофер Фараоне. Ancient Greek Love Magic («Древнегреческая любовная магия»)

Musée du Louvre, Paris


Разумеется, на подобные ухищрения люди шли не только в мифах. Древнегреческий писатель и философ Плутарх (45−127 годы н. э.) рассказывает историю о некоем мужчине, заподозрившем жену в попытке отравления. Обвиняемая пылко отрицала дурной умысел.

Твое расположение ко мне, твоя слава и могущество подвергают меня зависти и недоброжелательству дурных женщин. Опасаясь злокозненной ворожбы с их стороны, я решилась противодействовать им такими же средствами. Может быть, это и неразумно и слишком по-женски, но смерти не заслуживает, разве только ты найдешь, что надо казнить женщину, прибегнувшую к привороту, чтобы быть любимой сильнее, чем тебе это желательно.

Плутарх. Моралии (О доблести женской, 256)

Геракл, «облаченный в пламя» на погребальном костре. Немецкая гравюра 1548 года

Detroit Institute of Arts


Поскольку в подобных случаях результат обычно зависел от дозы, мужу следовало бы хорошенько задуматься о перспективах брака. Какой супруг в действительности был нужен его жене — ласковый или мертвый?

Увеличение дозы могло не разжечь пламя любви, а привести к смерти. В конце концов, если тот, кто собирался использовать приворотное зелье, сам не был опытным химиком и чародеем, ему приходилось слепо довериться тому, кто готовил состав или выдавал рецепт. Однажды в Афинах судили женщину, которая чужими руками убила своего пасынка — убедила его наложницу напоить несчастного отравой. Та охотно согласилась, считая, что подносит ему любовное зелье. Истец, брат покойного, так описал преступление:

А наложница Филонея… тем временем… наливает в вино зелье. И вот, считая, что делает это на благо, большую часть налитого она дает Филонею, как будто, если она больше даст, Филоней сильнее будет ее любить. Она ведь не знала, что введена в обман моей мачехой, пока зло уже не свершилось.

Антифонт. Речи. I (Против мачехи по обвинению в отравлении, 19)

Подобные приемы в магической практике относятся к зельеварению. Не стоит считать их безобидными; напротив, эликсиры любви могут быть куда опаснее, чем агонистические заклинания. Неизвестно, существуют ли призываемые демоны и откликнутся ли они на призывы. А вот цианид вполне реален и срабатывает каждый раз.

Некоторые любовные напитки намного доступнее и прозаичнее остальных. Как же не поверить в соблазняющие свойства алкоголя, если даже на знаменитой чаше Нестора начертано: «Тот, кто пьет из чаши сей… / желанием увенчанной короной прекрасной Афродиты будет захвачен»; и как не вспомнить циничный американский афоризм ХХ века: «Конфеты — хорошо, но выпивка действует быстрее»?

Древнеримский поэт Гораций (65−8 годы до н. э.) описывает поистине чудовищный напиток, приготовленный ведьмой по имени Канидия. Она по самую шею закопала в землю мальчика и оставила его умирать от голода и жажды, видя прямо перед собой пищу и питье, — чтобы его мозг и печень пропитались неутолимым желанием, а затем передали его приворотному зелью[21].

Пища для любви

Древние греки и римляне полагали, что афродизиаки в избытке содержатся в растениях. Следуя их традиции, мы не станем отделять те из них, что вызывают любовь, от тех, что усиливают физическое влечение. В конце концов, опытные куртизанки в то время подмечали, что если проснулось одно, то пробудить другое — дело техники.

Казалось бы, афродизиаки не имеют никакого отношения к магии, но это лишь если исходить из современных представлений о «магическом». Для наших далеких предков чары и заклинания были столь же обыденны, как для нас — ритуалы приема витаминов или чистка зубов после еды. (Люди третьего тысячелетия часто проводили специфический обряд — стояли перед зеркалом и водили по зубам щетинистым предметом. Считалось, что это препятствует выпадению зубов и потере социального статуса.)

Поскольку нам еще многое предстоит обсудить в третьей главе, давайте перейдем прямо к делу и составим единое меню из самых популярных и надежных афродизиаков древности. После такого ужина вас ждет либо бурная ночь любви, либо неделя изжоги. Автор снимает с себя ответственность за любые последствия — физические, психологические и моральные.

Винная карта

К основному блюду

Красное вино с нотками свежего кориандра[22] или зрелое красное вино с толченой желтой ромашкой[23].

К десерту

Лесбийское изюмовое вино — нечто вроде древнего хереса; названо лесбийским из-за того, что способ приготовления пришел к нам с греческого острова Лесбос.

Виноград (недозревший, с кислинкой) вялится на солнце 3−4 дня, пока все ягоды не сморщатся. Отжатый сок такого винограда бродит на свету в глиняных кувшинах[24].

(Древнегреческий врач и писатель Диоскорид уверяет, что такое вино «полезно для одержимых страстью женщин». В чем именно заключается «польза» напитка, он не уточнил, так что пробуйте на свой страх и риск.)

Меню

Закуска

Чабер душистый (Satureja hortensis) со свежими устрицами в пряном соусе с семенами крапивы и перцем (рекомендовано Плинием, Овидием и Галеном).

Главное блюдо — в основном для него

Салат из руколы с фасолью, вареными яйцами, орехами и пареной морковью

(Древнегреческий врач Гален настаивает на добавлении фасоли: по его теории, газы раздувают мужской детородный орган. Если сомневаетесь, лучше обойтись без этого ингредиента. Чтобы рукола сработала наилучшим образом, добавьте к зелени ее семена. Их нужно сперва растереть, чтобы как следует усвоились в организме.)

Десерт — в основном для нее

Ломтики пропаренных яблок с клубникой в анисовой посыпке под соусом из меда и толченых кедровых орехов (рекомендовано Диоскоридом, Овидием и Плинием).

Купидоны на свадьбе. Обратите внимание на фрукты (яблоки или гранаты), на поводок и на то, что один из купидонов держит факел вместо лука

Museum of Fine Arts, Boston


В сводном меню отсутствуют откровенно опасные ингредиенты — например, вытяжка из корня мандрагоры, которая содержит ядовитые алкалоиды, а также чрезмерно экзотические (вы замечали, как трудно раздобыть голову гиппопотама, когда она срочно нужна?) и специфические (особенно высоко ценились части лошадиной плаценты, при рождении вышедшие вместе с жеребенком).

Все продукты в нашем меню богаты витаминами, цинком и глюкозой, которые повышают общий жизненный тонус. Недавно ученые признали, что микроэлементы, содержащиеся в устрицах, в самом деле могут усиливать половое влечение.

Гастрономические заповеди Древнего Рима гласили: если хозяин не хочет, чтобы застолье переросло в оргию, мужчинам вместе с «возбуждающей» руколой следует подавать салат латук — известный анафродизиак (вот это и называется сбалансированным питанием). Яблоки пробуждают эротические желания у представительниц прекрасного пола, причем их эффект до того силен, что достаточно просто бросить аппетитный плод в сторону дамы. Вот почему для древнеримских женихов и невест свадебная церемония заканчивалась градом из орехов и яблок — примерно так, как современные пары идут под дождем из риса и конфетти. Иногда римляне осыпали молодоженов пшеницей; зерно — один из древнейших символов плодородия, поэтому разные виды семян фигурируют и в нашем меню.

Афродизиаки помогали настроиться на нужный лад, однако магию можно было использовать и для повышения потенции. В одной из частей скандально известного «Сатирикона» древнеримский писатель Петроний (27−66 годы н. э.) рассказывает историю мужчины, обратившегося к ведьме за лекарством от полового бессилия. Ведьма Энотея по совместительству была еще и жрицей Приапа — бога плодородия, чьим именем назван приапизм, состояние патологической эрекции.

— <…> Ни мальчику, ни девушке не может он продать своего товара. <…> Мокрый ремень у него вместо… Короче говоря, что ты скажешь о человеке, который с ложа Киркеи встал, не насладившись?

Услышав это, Энотея… долго качала головой.

— <…> Пусть молодчик поспит со мною одну ночь, и я сделаю ему это самое твердым, как рог.

Петроний. Сатирикон. 134

Упомянутая Киркея (Цирцея) — знаменитая соблазнительница; отсутствие определенной реакции на ее прелести говорит о крайней серьезности проблемы. Петроний описывает то, чем лечили «пациента», — странную смесь магических заклинаний и процедур, включающих порку крапивой и обмазывание гениталий перцем и горячим маслом. (Крапива была одним из главных ингредиентов снадобья под названием «шпанская мушка» — хотя роль «мушки» в действительности играл жук, — которое позже стало широко известным, так что Петроний, вероятно, взял и вплел в сюжет вполне реальный обряд.) Судя по всему, процедуры возымели эффект, но когда Энотея — классическая старуха — захотела воспользоваться плодами своих трудов, «пациент» вырвался от нее и нагишом помчался прочь по улице, вопя от страха.

Заклинание Симайты

Ниже приводится описание обряда агонистической любовной магии, которое дает древнегреческий поэт Феокрит (III век до н. э.). Подобные ритуалы были широко известны в древнем мире: их элементы встречаются на барельефах и резных фризах, на обнаруженных археологами артефактах и магических амулетах. Заклинание, с помощью которого чародейка Симайта с греческого острова Кос пыталась вернуть любовь некоего Дельфиса, нужно проговаривать, крутя при этом медное колесо. Таким образом заклинатель или заклинательница призывает себе на помощь вертишейку — небольшую птицу семейства дятловых. Завороженная вертишейка на своих крыльях отнесет чары объекту вожделения.

…К тебе обращаюсь я, дух молчаливый,
К мрачной Гекате глубин, лишь заслышавши поступь которой,
В черной крови меж могил трепеща завывают собаки,
Страшной Гекате привет! До конца будь мне верной подмогой,
Зелья мне дай ядовитей отравленных Кирки напитков,
Зелий Медеи страшней, Перимеды отрав златовласой.
Вновь привлеки, вертишейка, под кров мой ты милого друга!
Раньше всего пусть ячмень загорится!
<…>
Сыпь же скорее и молви: «Я Дельфиса косточки сыплю».
Вновь привлеки, вертишейка, под кров мой ты милого друга.
Дельфис меня оскорбил — и за Дельфиса лавр я сжигаю.
Так же как ветка в огне, разгораяся с треском вначале,
Вспыхнет внезапно потом, не оставив ни пепла, ни дыма,
Так же пусть в пламени в прах рассыпается Дельфиса тело.
Вновь привлеки, вертишейка, под кров мой ты милого друга!
Я разотру саламандру, и завтра же выпьет он зелье.
Травы теперь <…> возьми. К его двери порогу
Сверху прижавши, дави, но смотри — пока ночь не минула.
Плюнувши после, ты молви: «Давлю я здесь Дельфиса кости».
Вновь привлеки, вертишейка, под кров мой ты милого друга!
Феокрит. Идиллии. II. 11–27

Многие обряды любовной магии на удивление жестоки. Пожалуй, неудивительно, что колдовство порой выливалось в нечто намного более жуткое, чем ожидалось. Римляне подозревали, что печально известный император Калигула впал в безумие после того, как супруга Цезония напоила его неудачно приготовленным приворотным зельем — вместо прилива страсти оно вызвало психическое расстройство. Об этом пишет, к примеру, поэт Ювенал:

Кто принесет заклинанья, а кто фессалийского яду
Женке продаст, чтоб супруга она, совсем одурманив,
Смело пинала ногой. Потому-то и стал ты безумен,
Вот почему и туман в голове, и забыл ты о деле
Сразу. Но это еще переносно, пока не впадешь ты
В бешенство, вроде того опоенного дяди Нерона,
Мужа Цезонии, что налила ему мозг жеребенка.
(Всякая женщина то же, что царские жены, содеет.)
Все пред Калигулой было в огне, все рушились связи…
Право же, менее вредным был гриб Агриппины, который
Сердце прижал одному старику лишь и дал опуститься
Дряхлой его голове, покидавшей землю для неба,
Дал опуститься рту со стекавшей длинной слюною.
Ювенал. Сатиры. Книга II (сатира VI, 610–623)

Сходную мысль в своих доводах против использования зелий и заклинаний выражает Плутарх. Он не отрицает того, что магические чары работают, однако подчеркивает, что их реальный эффект редко совпадает с ожидаемым:

Ловля с помощью отравы позволяет легко и быстро добыть рыбу, но портит ее, делая несъедобной; так и жены, которые ворожбою и приворотными зельями стараются удержать при себе мужей, чувственными наслаждениями пленяют их, но живут потом с умалишенными и безумными.

Плутарх. Моралии (Наставление супругам, 139)

Вертишейка готовится доставить заклятье точно по адресу

Bijzondere Collecties, Universiteit van Amsterdam

Страдания чародейки
Травой и корнем я не обозналася —
По крутизнам сокрытыми!
Ведь отворотным от любовниц снадобьем
Постель его намазана!
Aгa! Гуляет он, от чар избавленный
Колдуньей, что сильней меня.
О Вар, придется много слез пролить тебе:
Питьем еще неведомым
Тебя приважу: не вернут марсийские
Тебе заклятья разума.
Сильней, сильнее зелье приготовлю я,
Тебе волью, изменнику!
Гораций. Эподы. V. 68–79

Агонистическая магия: демоны, вперед!

У тех, кто не увлекался зельеварением, всегда оставался вариант призвать потустороннюю силу, чтобы «обработать» душу и тело объекта страстных чувств. Грамотно используя чары и заговоры, можно было приказать расторопным демонам доставить возлюбленную прямо к двери (агонистические обряды обычно совершали мужчины, тогда как приворотные зелья чаще готовили женщины), причем уже объятую желанием. Под «любовью» в древнем мире понималось либо нежное, покровительственное чувство — например, матери к ребенку, — либо яростное вожделение чисто сексуального характера. Современные антропологи утверждают, что романтической любви с букетами, сердечками и прогулками под луной в Античности не существовало. Этот социальный конструкт появился намного позже, в Средние века. С точки зрения древних греков и римлян, смысл любовных отношений заключался в том, чтобы индивид А вместе с индивидом В создал индивида С.

Любовь была жестоким наваждением — болезнью, которую боги насылали, чтобы помутить разум прежде здравомыслящего человека. Это отображается в заклинаниях, призванных внушить аналогичное чувство объекту страсти. Следы такой жестокости можно найти даже в наше время — например, в образе Купидона, ведь он держит в руках не цветы и конфеты, а лук со стрелами.

Вот яркий пример любовных чар такого рода — заклинание, начертанное на глиняном сосуде, внутри которого обнаружились две небольшие, частично сплавленные друг с другом фигурки:

Приведи Эвфемию, дочь Доротеи ко мне, Теону, сыну Прехии.

Пусть изнеможет она от любовной тоски и вожделения. Пусть лишится разума от желания. Порази огнем любострастия ее члены, ее печень, ее лоно. Пусть перестанет отводить от меня взор. Пусть терзается голодом и жаждой, пусть не знает ни сна, ни смеха… пока не придет ко мне, изнывая от страсти, не отдаст мне душу и тело, не исполнит любую мою прихоть.

Заклинаю священными именами и силами, к которым я воззвал, пусть это свершится! Скорее, скорее! Теперь же!

Судя по всему, Эвфемия не обращала на Теона никакого внимания — потому он и решил прибегнуть к ворожбе. Возможно, она даже не догадывалась о его существовании. Вместо того чтобы ухаживать за девушкой или хотя бы попытаться ее соблазнить, Теон прибегнул к радикальному методу, который не оставлял Эвфемии возможности выбора. Он обратился к «священным именам и силам» — в этом случае к неупокоенным духам и безвременно усопшим. Чем дольше Эвфемия станет сопротивляться чарам, тем ужаснее будут ее мучения. Судя по действиям Теона, он вряд ли любил девушку или вообще испытывал к ней сколько-нибудь теплые чувства. Даже в суровой древности считалось, что в агонистических обрядах много принуждения и мало уважения к объекту колдовства. Такие чары нельзя называть любовными. В сущности, речь идет об изнасиловании посредством ворожбы.

Бог любви Эрос готовится поразить очередную жертву. Римская копия древнегреческой статуи IV века до н. э.

Musei Capitolini, Roma

Левина в Байях

Античные художники и скульпторы изображали Эроса не только с луком и стрелами, но и с кнутом и факелом. Влюбленные считали, что факел разжигает в них страсть, а кнут гонит навстречу тому, на кого направлены чувства. Эти образы и метафоры были почти столь же привычны и тривиальны, как хорошо знакомое нам «пронзенное сердце». Именно такое чувство пережила добродетельная Левина в Байях — приморском городке, который считался одновременно роскошным и развратным.

Чистой Левина была, не хуже сабинянок древних…
Но, лишь она начала гулять от Лукрина к Аверну
И то и дело в тепле нежиться байских ключей,
Вспыхнула и увлеклась она юношей, бросив супруга:
Как Пенелопа [верная супруга Одиссея] пришла, но как Елена [Троянская] ушла.
Марциал. Эпиграммы. Книга I (62)
Греческое заклятие из Египта

Сделай из воска или глины две фигурки, мужскую и женскую. Мужчина должен быть подобен богу войны Аресу; пусть в руке у него будет меч, занесенный, чтобы вонзиться в шею женщины с правой стороны. Женская фигурка пусть стоит на коленях, с руками, связанными за спиной…

Возьми тринадцать медных иголок. Вонзи одну иглу женщине в мозг, приговаривая: «Так я пронзаю твои мысли, [вставить имя жертвы]». Всади по игле ей в глаза, уши и рот. Пронзи ей иглами живот и кисти обеих рук; две иглы всади в лоно и еще по игле в обе ступни. Делая это, всякий раз говори: «Я пронзаю ей эту часть тела, дабы владеть всеми ее помыслами».

Затем возьми свинцовую табличку и начертай на ней заклятие. Привяжи табличку к фигуркам, сделав триста шестьдесят пять узлов; завязывая их, говори: «Абрасакс, держи ее крепче!» На закате положи фигурки у могилы того, кто умер внезапной или жестокой смертью, вместе с букетом свежих цветов. Письмена же на табличке должны быть таковы:

«Заклинаю именами тех, кто внушает страх и трепет; именем, что ужасает демонов; именем, что обращает реки вспять и крушит скалы. Взываю к тебе, о Повелитель Усопших, во имя Барбариты Кенмбры Барукамбры, во имя Абрата Абрасакса Барфаранга, во имя славы Марии… Услужи мне, Повелитель Усопших, и пошли [демона или демоницу]. Пусть осмотрит все дома и все пределы, пусть разыщет [имя жертвы] и пригонит ее ко мне.

Да не вкусит она ни пищи, ни воды, да не познает наслаждения с другим, хоть бы даже он был ей супругом. Тащи ее за волосы, терзай ей душу и сердце каждый день, каждую ночь, каждый час, чтобы пришла ко мне, была со мной, стала неотделима от меня. Привяжи ее ко мне на всю жизнь и заставь мне повиноваться. Да не знает она покоя вдали от меня. Сделай это, Повелитель Усопших, и я отпущу тебя с миром».

PGM. IV. 355−382

Это любовное заклинание, однако по форме и по сути оно мало чем отличается от проклятия. Магическая формула была выведена на свинцовой табличке, потому что свинец, подобно золоту, не ржавеет (притом обходится не в пример дешевле). Следовательно, заклинание надолго сохранит силу. Могилу умершего внезапной или мучительной смертью надо выбирать потому, что дух такого покойника скитается между мирами, не находя себе пристанища. Значит, он обязательно вернется к месту погребения, увидит призыв и отнесет его в загробное царство.

У любовных чар и проклятий есть другой общий элемент — иглы (неслучайно у слов «агония» и «агонистический» один корень). Разница между приворотом и проклятием — только в намерении чародея. Цель любовной ворожбы заключается в том, чтобы заставить жертву страдать от неутоленного желания. Цель проклятия — просто заставить жертву страдать. Фигурки для обряда зачастую делали из воска, чтобы те «растаяли от любви» в пламени Эроса. Содержание отдельных заклинаний позволяет предположить, что иногда — если насылающий чары хотел, чтобы жертва «сгорала» от страсти, — использовались и соломенные фигурки. Однако солома недолговечна, да и во время ворожбы фигурку полагалось сжечь, так что шансы найти хоть один уцелевший экземпляр ничтожно малы.

Заклинание, привязывающее демонов к детским могилам

Безвременно умершие дети были любимыми посредниками чародеев. Привязанный к детской могиле демон полностью подчинялся тому, кто его призвал. (Неизвестно, письменное это заклятие или устное; такую неопределенность, скорее всего, оставляли намеренно. Профессиональные чародеи древности скептически относились к любителям, и разночтения в магических текстах, вероятно, играли роль защиты от профанов.)

Сковываю вас, демоны, цепями неумолимого Рока. В час нужды заклинаю вас неупокоенными духами мальчиков, что лежат здесь, не завершив дел земных. Неодолимой властью Иао, Барбатиао Чермари — восстаньте немедля, демоны, лежащие здесь!

PGM. 1–5

Некоторые ведьмы и чародеи умели «низводить луну» (то есть богиню луны Селену) — иногда в буквальном, а иногда в переносном смысле, — чтобы собрать с подготовленной травы появившуюся лунную росу. Из этой жидкости получалось мощное приворотное зелье. Считалось, что фессалийские колдуньи способны были «низводить луну» по собственному желанию, однако платили за такой дар страшную цену. Каждое «низведение» якобы стоило им глаза — или жизни собственного ребенка.

Плодовитый греческий писатель Лукиан Самосатский (120−192 годы н. э.) изобразил обряд, в котором смешалось все — некромантия, низведение луны и любовная ворожба с помощью фигурок. В небольшой сатире под названием «Любители лжи, или Невер» он описал богача по имени Главкий, влюбленного в некую Хрисиду. За баснословную цену в 360 тройских унций серебра Главкий нанял гиперборейского мага, чтобы тот заставил красавицу разделить с ним ложе. (В представлениях древних греков Гиперборея была полумифической северной страной, расположенной за пределами известного мира.)

«Низведение луны». Колесница Селены спускается на землю. Римский саркофаг из Остии (Италия)

Metropolitan Museum of Art, New York


Вот как об этом обряде рассказывает его «свидетель»:

«И я… привожу к нему нашего гиперборейского мага, при условии уплаты ему четырех мин немедленно — было необходимо кое-что подготовить для жертвоприношений — и шестнадцати мин в том случае, если Главкий получит Хрисиду. Выждав народившуюся Луну — заклинания обычно выполняются именно в это время, — маг вырыл в одном из открытых помещений дома яму и в полночь сперва вызвал к нам скончавшегося за семь месяцев до этого отца Главкия Алексикла. Сначала старик гневался на любовь сына, сердился, но в конце концов все-таки разрешил любить Хрисиду. После этого маг вызвал Гекату, которая привела с собой Кербера, и низвел Луну — многообразное зрелище, постоянно менявшее облик: сначала она представилась в женском образе, затем замечательно красивой коровой, потом явилась щенком. Под конец, вылепив из глины маленького Эрота, гипербореец произнес: „Ступай и приведи Хрисиду“. Глина вылетела, и недолго спустя Хрисида постучалась в дверь, а вошедши обняла, как безумно влюбленная, Главкия и оставалась с ним до тех пор, пока мы не услышали пения петухов. Тогда Луна улетела на небо, Геката ушла под землю, исчезли и остальные призраки, а Хрисиду мы отправили почти на самом рассвете.

Если бы ты видел это, Тихиад, то не стал бы больше сомневаться, что есть много полезного в заклинаниях».

«Согласен, — сказал я, — пожалуй, я бы поверил, если бы видел это. Но в настоящее время, полагаю, мне извинительно не обладать таким же, как у вас, острым зрением. Впрочем, насколько мне известно, Хрисида, про которую ты рассказывал, обыкновенная прелестница. Не вижу причины, зачем вам понадобились для нее глиняный посланник, гиперборейский маг и сама Луна, когда Хрисиду за двадцать мин можно было привести в страну гиперборейцев».

Лукиан Самосатский. Любители лжи, или Невер. 14−15

Геката отгоняет врагов горящим факелом

Universal Images Group / Diomedia

Чары ненависти: проклятия

Геката Подземная, Артемида Подземная, Гермес Подземный, да обрушится немилость ваша на Фанагору и Деметрия, на их харчевню, на все их имущество и все их пожитки.

Кровью и пеплом и духами всех мертвецов проклинаю Деметрия, моего врага. Вечные путы проклятия на тебе, Деметрий, и через четыре года не освободишься от них. Вколачиваю кинотос тебе в язык.[25]

Это проклятие, написанное на свинцовой табличке, можно назвать коммерческим. Его и еще четыре таких же нашли в стене, окружающей могилу молодой афинянки, — они идентичны по смыслу и форме. В каждом случае мишенью служит один из владельцев харчевен; очень похоже, что какой-то предприимчивый ресторатор выбрал поистине радикальный способ избавиться от конкурентов.

Четырехлетний цикл, упомянутый в табличках, имел особое значение для древних греков: проводя Олимпийские игры каждые четыре года, мы следуем античной традиции. Вероятно, считалось, что по истечении этого периода чары теряют силу. Или что ритуалы жертвоприношения и очищения, которыми сопровождались крупные события вроде праздника в честь Афины (тоже проходившего раз в четыре года), заодно снимают все наложенные заклятья.

Все пять проклятий написаны на аттическом диалекте древнегреческого языка — очень аккуратно и грамотно, отчего ученые заподозрили, что над ними трудился профессиональный чародей по просьбе клиента. Очевидно, под конец заказчик не совладал с чувствами и перешел на простонародную брань. При буквальном переводе фраза «вколачиваю кинотос тебе в язык» кажется бессмысленной; однако словом kynotos («собачье ухо») еще называли неудачный бросок костей, при котором выпадало наименьшее возможное количество очков. Видимо, проклинаемый Деметрий должен был лишиться дара речи или — что вероятнее — терпеть беды из-за каждого сказанного им слова. А вот глагол «вколачивать» здесь употреблен в самом что ни на есть буквальном смысле: готовую табличку с проклятием полагалось согнуть пополам и пробить гвоздем.

Древнеримское проклятие, адресованное женщине по имени Третия: «Чтоб твой разум, память, легкие и печень смешались в одну кучу»

British Museum, London


Каждая табличка с заклинаниями в чем-то уникальна, однако формулировку, лежащую в основе этих пяти текстов, можно считать более или менее типичной для древнего проклятия — разве что на редкость внятной и продуманной. (По очевидным причинам многие таблички с проклятиями создавались в пылу эмоций.) Подобные артефакты с воззваниями к демонам можно найти на территории всех эллинских государств и Римской империи. Наиболее часто они обнаруживаются в могилах безвременно умерших, а также в колодцах, подземных святилищах и порталах в Царство теней (см. выше). Отправители делали все возможное, чтобы послание дошло до потусторонних сил.

Потусторонние силы

Древние греки и римляне предпочитали доверять серьезную ворожбу профессионалам — отчасти потому, что с потусторонними силами следовало быть очень осторожным. Духи и божества, вызываемые для проклятия, могли навлечь страшные муки, безумие и лютую смерть. Прибегать к их услугам — все равно что жонглировать динамитными шашками, с той лишь разницей, что динамит убивает относительно быстро и чисто.

Этим объясняется одно важное различие между любовными чарами и проклятиями. Влюбленные охотно указывали свое имя и семью, из которой происходят (а порой даже адрес, чтобы демон точно знал, куда доставить околдованную жертву). Однако проклятию обычно предшествовали особые ритуалы, призванные обеспечить «заказчику» полную анонимность. (К счастью, античные божества не обладали даром всеведения.) Проклинающий почти всегда оставался неназванным и для собственной безопасности прибегал к помощи опытного чародея, который сам отвечал за последствия возможных ошибок.

Боги Подземного царства

Ученые называют богов загробного мира хтоническими божествами («хтонический» в буквальном переводе означает «подземный»). Их много, и у каждого есть свои функции. Чтобы наслать проклятие на врага, нужно знать, к кому обращаться.

Аид (Плутон), повелитель Подземного царства

Творя проклятие, древние греки крайне редко обращались к Аиду, владыке Царства мертвых, — вероятно, по той же причине, по какой министра финансов не вызывают для решения налоговых вопросов. Он слишком занят, чтобы вникать в каждую ситуацию, а уж если вдруг заинтересуется вашими делами, вам несдобровать. По этой причине и храмы, посвященные Аиду (Плутону), строили редко. Привлекать внимание Властелина смерти молитвами или проклятиями не самая удачная затея.

Римляне в этом отношении были несколько смелее греков — может, потому, что привыкли напрямую обращаться к своим правителям. Например, в 44 году до н. э. обеспокоенный римский гражданин решил предупредить Юлия Цезаря о зреющем заговоре и подал ему записку. Цезарь принял ее за очередное прошение и отложил, чтобы прочесть позже; увы, дожить до этого «позже» ему не удалось. Обычай принимать петиции от населения соблюдался столь строго, что полтора столетия спустя, когда император Адриан попытался отмахнуться от просительницы, сославшись на важные дела, женщина в ответ огрызнулась: «Тогда незачем тебе быть императором!» В сущности, проклятие — это и есть петиция на имя высшей силы: просьба покарать недруга, чтобы восстановить справедливость (какой она представлялась просителю). Если римлянин мог подать прошение владыке земного царства, то отчего бы и не обратиться к повелителю Царства теней?

Аид на троне, с колонной за спиной и Цербером у ног

Wellcome Images

Аид и Персефона. Персефона держит колосья — символ жизни. В руках у Аида букет асфоделей — цветов, часто произраставших на древних могилах

G. Dagli Orti / DeAgostini / Diomedia

Персефона (Прозерпина), (сезонная) жена Аида (Плутона)

Римляне чаще греков обращались за помощью не только к Плутону, но и к его супруге Прозерпине. Греки звали ее Персефоной. Похищенная Аидом и вынужденная по полгода проводить в его сумеречном царстве, весной она все же возвращалась на землю, принося с собой тепло и дожди, пробуждавшие силу зерен. Именно поэтому, несмотря на близость к мрачному Аиду, Персефона считалась богиней возрождения и новой жизни. Следовательно, она была чересчур благодушна, чтобы поручать ей расправу над врагом; однако в заклинаниях ее все же упоминали наряду с другими божествами — для полноты картины.

Гермес (Меркурий)

А вот без Гермеса не обходилось ни одно качественное проклятие. В наши дни Гермеса (в Риме его звали Меркурием) ошибочно считают вестником богов. На самом деле олимпийской вестницей была Ирида, богиня радуги, соединяющей небо и землю. Гермес действительно иногда доставлял послания, но только от самого Зевса. И это, между прочим, еще раз подтверждает, что ворожба — дело рискованное. Можно привлечь внимание Гермеса дарами и заклинаниями, но как бы потом не пришлось объяснять разгневанному владыке Вселенной, по какому праву вы воспользовались услугами его личного курьера.

Тем не менее служба у Зевса была для Гермеса чем-то вроде подработки. В основном он считался покровителем торговцев и мошенников (в тех случаях, когда эти группы не пересекались), а также психопомпом, то есть проводником душ в Подземное царство. Древние греки и римляне полагали, что последний, кого умирающий видит в мире живых, — Гермес Психопомп, который показывает ему дорогу в царство Аида и помогает присоединиться к сонму теней.

Гермес в крылатых сандалиях и с керикионом (жезлом посланника)

Metropolitan Museum of Art, New York


Эти тени, или духи усопших, назывались манами. На римских надгробиях обыкновенно вырезали буквы D. M., что означало Dis Manibus — «духам покойных». Отправляясь в путешествие, римляне брали с собой рекомендательные письма, чтобы подтвердить принимающей стороне свою благонадежность. Надписи на надгробных камнях, в сущности, выполняли ту же функцию в самом дальнем и загадочном из путешествий — они представляли покойного его новым соседям.

Гермес Психопомп должен был передать в Аид начертанное на камне послание, а заодно подобрать на могиле всю прочую «корреспонденцию», адресованную подземным богам. Именно так в древности поступали с любыми письмами: в отсутствие почтовой службы их оставляли в харчевнях и прочих общественных заведениях, и любой посетитель мог при желании передать их дальше. Так в наши дни добросердечные водители подвозят тех, кто путешествует автостопом. В древние времена письмо, адресованное Филотанатосу в Кумы, следовало оставить в харчевне на Аппиевой дороге, а послание Гекате в Подземное царство — на свежей могиле. Кстати, римляне всегда хоронили усопших за городскими стенами, поэтому вдоль каждой дороги из города было немало надгробий.

Текст плотно свернутого свитка, помещенного в могилу человека по имени Макрон в Пелле (Древняя Македония) примерно в 350 году до н. э., призывал дух и его потусторонних спутников посодействовать в брачных делах: «Макрону и демонам Подземного мира я доверяю этот свиток. Пока я не откопаю его и не разверну, пусть Тетима [моя соперница] не выйдет замуж за Дионисофона. Он не должен брать ни одну другую женщину, кроме меня, а я должна состариться с Дионисофоном и ни с кем другим».

Геката (Тривия), божественная колдунья

Геката получала немало писем. Эту примечательную богиню чтил даже всемогущий Зевс, сын Кроноса:

Долю имеет Геката во всяком почетном уделе
Тех, кто от Геи-Земли родился и от Неба-Урана,
Не причинил ей насилья Кронид и не отнял обратно,
Что от Титанов, от прежних богов, получила богиня.
Все сохранилось за ней, что при первом разделе на долю
Выпало ей из даров на земле, и на небе, и в море.
Гесиод. Теогония. 421

В античной мифологии подробно описываются похождения большинства олимпийских богов — будто взятые из сюжетов мыльных опер, — однако Геката в этой саге остается молчаливой и зловещей фигурой второго плана. Она богиня-девственница, что многое говорит о ее положении в пантеоне, где верховные божества мужского пола запросто насилуют даже родственниц. Очевидно, с Гекатой боялись связываться даже члены этого отнюдь не святого семейства.

Изначально культ Гекаты сформировался в Малой Азии, но позже перебрался в Грецию и Италию буквально по просьбам публики. Она всегда была «народной» богиней — покровительницей угнетенных и обездоленных. Когда Гекуба — супруга троянского царя — оказалась в окружении врагов, Геката спасла ее, превратив в огромную черную собаку. С тех пор собака стала спутницей богини и нередко предвещает ее появление. Вот почему собаки воют, почуяв Гекату, а те, кто хочет привлечь ее внимание, иногда приносят ей в жертву щенка на перепутье трех дорог.

(Небольшое пояснение: перепутье трех дорог — это то, что мы сегодня назвали бы Т-образным перекрестком. Во многих культурах перекресток считается магическим местом, а Геката так прочно ассоциировалась с перекрестками, что ее римское имя — Тривия — в буквальном переводе означает «три дороги».)

Гекату нередко изображают трехликой, что символизирует ее присутствие в трех мирах — на небе, на земле и в Подземном царстве. В роли хтонического божества она изображается с двумя факелами. В Аиде она повелевает демонами, так что к ней часто обращаются с просьбой подобрать такого, который достаточно быстро исполнит проклятье.

Геката — последняя надежда тех, кому не удалось добиться честного суда в других инстанциях. Эта богиня отличается острым чувством справедливости, и обращаться к ней нужно лишь в том случае, если вы уверены, что пострадали незаслуженно. За несправедливость она казнит без всякой пощады. Прежде чем взывать к ней, хорошенько подумайте: а вдруг Геката решит, что кары заслуживаете и вы?

Статуэтки трехликой Гекаты стояли во многих домах

RMN-Grand-Palais (Musée du Louvre) / Hervé Lewandowski


Геката может удовлетворить просьбу смертного, однако формулировать ее надо с величайшей осторожностью. Вот как чародейка отвечает клиенту, попросившему сотворить запретное заклинание:

                                                             Гекаты
Соизволенья не чай, не должного просишь. Однако
Больше, чем ты попросил, подарить… попытаюсь.
<…>
                                            …Троеликая лишь бы богиня
Мне помогла и к моим чрезвычайным склонилась деяньям!
Овидий. Метаморфозы. Книга VII. 173[26]
Демоны и злокозненные духи

Давайте разберемся, кто же такие демоны, которых Гекату и прочих божеств так часто просят отрядить в помощь чародеям. В сущности, демоны — это потусторонние силы, выполняющие грязную, тяжелую работу. У демонов не очень хорошая репутация из-за того, что в иудеохристианской традиции их связывают с Подземным царством (вполне резонно), однако само Подземное царство ошибочно отождествляют с адом.

В представлении древних греков и римлян демон — обитатель потустороннего мира, представляющий собой нечто большее, чем человек, но недотягивающее до божества. Иногда это может быть даже дух почившего героя. Демоны скитаются по Царству теней и являются на зов либо самостоятельно, либо по воле бога — например, Гекаты. (Вот почему компьютерные программы, которые выполняют незаметную, но необходимую работу в фоновом режиме, тоже называются «демонами».) Те, кто решил позвать демонов на помощь, могут не опасаться козней с их стороны: вопреки тому, что сказано в Библии, они отнюдь не злобны по своей природе.

А вот если вам нужны настоящие кровопийцы, обратитесь к дочерям Никты, богини ночи. Греки называли их керами, или, как уточнил Гомер, керами смертоносными (Keres thanatos). У римлян они звались тенебрами, детьми сумерек. Если Арес (Марс), бог войны, и Афина (Минерва), богиня стратегии, исполняли на поле битвы свои прямые обязанности, то керы являлись туда исключительно ради крови:

…С лязгом белые зубы сводили черные Керы.
Ликом ужасны они, кровавы, грозны, неприступны,
Распрю за павших вели и все порывались гурьбою
Черной крови испить: лишь только которая схватит
Труп ли, со свежей ли павшего раной, стремится окружно
Когти вонзить огромные, душу ж низринуть к Аиду
В Тартар холодный. Когда же сердце свое насыщают
Кровью людскою они, то долу бросают немедля
И устремляются вновь туда, где грохот и схватка.
Гесиод. Щит Геракла. 249–257

Керы незримо присутствуют при землетрясениях, пожарах и прочих стихийных бедствиях. Чародею среднего уровня лучше с ними не связываться: из природной кровожадности они могут наброситься не только на жертву проклятия, но и на того, кто его сотворил. Повелевать керами без риска для себя способен лишь маг высочайшего класса:

                                          И там она песней
Стала услаждать тех Кер, пожирающих души,
Кер, Аидовых псов, которые в воздухе рыщут
И в быстролетном кругу живых за собою уводят.
<…>
                                   …Пришлось покориться
Силам волшебным Медеи.
Аполлоний Родосский. Аргонавтика. IV. 1649−1662

Тем, кто интересуется табличками с проклятиями, следует обратить внимание на три имени: Арентика, Анаплекта и Стигера. Это имена кер, вызываемых по отдельности. Осторожно! Для работы с проклятиями такой силы нужен спиритический эквивалент асбестовых рукавиц и длинных щипцов.

Пойна (смертоносный дух, сопровождающий фурий) парит над алтарем, на котором Медея убила детей Ясона

The Cleveland Museum of Art

Фурии (эринии)

Несмотря на грозную славу, фурии менее опасны для заклинателя, чем керы. Они древнее олимпийских богов и часто изображаются в виде серьезных молодых дам с хлыстами и в сапогах с высоким голенищем. Но тех, кого подобный образ привлекает, ждет разочарование: своим жертвам фурии являются в обличье чудовищ со змеями вместо волос, горящими красными глазами и перепончатыми крыльями, как у летучих мышей.

Фурии карают тех, кто причинил зло членам своей семьи (особенно людей, посягнувших на жизнь родителей), а также клятвопреступников. К последней категории относятся и должностные лица, нарушившие присягу, и потому фуриям иногда приходилось вмешиваться в хорошо знакомые нам конфликты между гражданами и властями. Звать на помощь фурий, как и их более известную коллегу Немезиду, было выгодно и удобно, потому что наказание преступников и без того входило в их обязанности. Обращение к ним даже не считалось проклятием: в сущности, привлекая их внимание к совершенному злу, чародей просто исполнял свой гражданский долг.

Суд над мифическим героем Орестом за убийство матери. Фурии, сдерживаемые Афиной (слева), с нетерпением ждут своего часа

British Museum, London

Нехтонические божества

Хотя небожителей — таких как Афина (Минерва), Артемида (Диана) и Аполлон (Аполлон) — редко упоминали в проклятиях, к ним могли обратиться, если вопрос проходил по их ведомству. У богов много обязанностей и широкие полномочия. Деметру, богиню урожая, иногда призывали на помощь, чтобы загубить посевы на полях врага. Мы уже отмечали, что Гермес был покровителем путников; даже сам царственный Зевс по совместительству подрабатывал богом гостеприимства. Словом, если вам испортят отпуск, попробуйте воззвать к Гермесу, чтобы покарал мошенников из турагентства, а заодно и к Зевсу — пусть разберется с гостиницей. (Если в гостиничном баре подают дорогие вина, имейте в виду, что свинцовая фольга с горлышка бутылки идеально подойдет, чтобы начертать на ней проклятие.)

Дополнительные материалы

В теории, письменного прошения, адресованного потусторонним силам, достаточно, чтобы заручиться их поддержкой. Однако древние чародеи нередко дополняли проклятия наглядными инструкциями, рисовали схемы и пронзали фигурки иглами, чтобы указать те части тела, которые должны принести жертве наибольшие страдания. (Эта часть ритуала необязательна, но отлично снимает стресс.)

Тем не менее, если чародей не просто звал бога или демона на помощь, а стремился им повелевать, дополнительные подношения становились необходимыми. Разумеется, такая затея была очень рискованной. Даже подчиняя своей воле обычного демона, чародей брал на себя роль богов. Столь откровенная гордыня могла привлечь внимание Немезиды — нетрудно представить, как боги относились к смертным, посмевшим отдавать им приказы. Именно поэтому безопаснее было с помощью заклинаний подчинить себе дух усопшего.

Проклятие, обязывающее демона покарать некоего горожанина из Цирты

К этому проклятию прилагается изображение демона, которого проклинающий желает призвать себе на службу, — зловещая фигура с огромными гениталиями и козлиными ногами. Во времена, когда у большинства людей было лишь одно имя, в заклинаниях старались указывать еще и то, к какой семье принадлежит жертва, чтобы поразить того, кого нужно. Но адресат этого проклятия обозначен лишь как «рожденный женщиной» (в дословном переводе — «утробой»). Вероятно, проклинающему не хватало информации. Кроме того, он был малограмотен: предложения построены так неуклюже, что нельзя даже понять, кто такой упомянутый в них Сильван — жертва проклятия или демон, который должен его исполнить.

Схвати его и лиши чувств, чтоб он был без памяти и не мог сотворить обряд [для защиты?]. Высоси ему мозг из костей, Сильвану, рожденному женщиной, повелеваю. Возьми его и свяжи… его дела и поступки. Убей его и сбрось его душу в Тартар.[27]

В «подчиняющих» обрядах нередко использовали kolossi — фигурки, подобные куклам вуду (они тоже действуют по принципу симпатической магии). Все, что с ней делали, волшебным образом происходило и с жертвой, которую она изображала. Лучше всего работали фигурки из бронзы или свинца, хотя нередко их изготавливали из воска и соломы. Внутрь клали прядку волос жертвы, или срезанный ноготь, или лоскут ее одежды — словом, нечто, помогающее навести чары на цель. Разумеется, на фигурке следовало нацарапать имя проклинаемого. Далее полагалось вонзить гвозди или иглы в те места, где жертва должна была ощутить острую боль, кисти рук и/или ступни — вывернуть задом наперед, а руки — заломить за спину, как будто они связаны. Чтобы довести человека до смерти, фигурку укладывали в ларец, напоминающий саркофаг.

Давление на свидетелей по-древнегречески. Эта фигурка в свинцовом ларчике (V век до н. э.) должна была навести порчу на участников судебного процесса в Афинах

G. Dagli Orti


После всех необходимых действий фигурку клали на свежую могилу — желательно мертвого разбойника или убийцы. В этом случае заклинание предназначалось не для передачи в Подземное царство, а для того, чтобы подрядить на дело дух покойного преступника. Кроме того, демонов можно было приманить к могилам безвременно умерших, особенно детей. (Разумеется, на подобные обряды на современном кладбище быстрее отреагируют местные власти, чем Немезида.)

Те, кто отваживался на самый рискованный шаг — призвать на помощь бога или богиню, — прятали фигурку в храме этого божества (в наши дни найти его непросто) или бросали в посвященный ему водоем. Обратиться к Гекате было проще всего — стоило лишь отыскать подходящий перекресток. Но не надо забывать, что проще — далеко не всегда безопаснее или разумнее. Броситься со скалы тоже порой проще.

Проклятие на голову Кардела

Это древнеримское заклинание написано на одной из многочисленных свинцовых табличек, обнаруженных в могилах вдоль Аппиевой дороги, близ Рима. Упомянутая в заклинании «богиня-нимфа Эйдонея» — вероятно, Геката: у нее было священное имя Эдонея («госпожа Подземного царства»). В нашем сознании экзотическое и чужеземное нередко наделяется особой силой. То же самое касается богов и демонов, вызываемых для ворожбы. Чтобы повелевать Гекатой, проклинающий зовет на подмогу египетских божеств — Осириса и Аписа (Мневиса), священного быка Гелиополиса. Письмена внизу — это имена демонов (проклинающий называет их «святыми ангелами»), которым Геката должна поручить исполнение «заказа».

Осирис, Осирис Апис Осирис Мне Фри

Тебе, богиня-нимфа Эдонея… доверяю эту колдовскую табличку и в твои руки отдаю нечестивого, проклятого и обреченного Кардела, сына Фульгентии. Вздерни его на дыбу, и пусть умрет лютой смертью Кардел, рожденный Фульгентией. Сделай это за пять дней. Заклинаю тебя силой, что лежит под землей и правит кругами небесными.

OIMENEBENCHUCH BACHUCH BACHACHUCH

BAZACHUCH BACHAZACUCH BACHAXICUCH

BADETOPHOTH PHTHOSIRO[28]

В античной мифологии и литературе нередко встречаются упоминания о любовных зельях и проклятиях. Археологические находки свидетельствуют, что и в повседневной жизни древние люди охотно прибегали к магическим ухищрениям. Однако любой, кто кто решит последовать их примеру, должен помнить, что истории о ворожбе чаще всего случаев кончаются плохо.

Глава 4.
Λυκάνθρωπους και στράγγoi. Волшебные существа

По представлениям наших предков, в мире было много разнообразных странных созданий — от людей с единственной огромной ступней (под ней они укрывались от солнца в жаркие дни) до существ с лицами на животе и огромных, волосатых и свирепых женщин-воинов. (О последних рассказывал некий отважный мореход, который, судя по всему, заплыл далеко на юг, двигаясь вдоль побережья Африки, и поймал там самку гориллы.) Но пока давайте ограничимся теми фантастическими тварями, какие известны нам и сегодня, — хотя они, как и наши представления о мире, несколько изменились за прошедшие годы.

Вампиры (ламии) и прочие кровопийцы

В современной литературе вампиры нередко испытывают серьезное романтическое влечение к простым смертным. Древние люди ничуть не сомневались в существовании этих созданий, даже выделяли много разных видов. Вампиры в принципе могли имитировать нежные чувства, однако в действительности их интерес к человеку из плоти и крови ограничивался жаждой плоти и крови. Они изображали любовь лишь затем, чтобы заманить в свои сети очередную жертву. История красивого юноши из Ликии по имени Менипп должна предостеречь наивных читателей:

В этого Мениппа была, как мнилось многим, влюблена некая чужестранка; казалась она миловидна и ласкова, да притом говорила, что богата, — а на деле ни одно из этих свойств не было правдою, но все было одно наваждение. И вот как-то раз, когда Менипп в одиночестве шел по Кенхрейской дороге, явилась ему нежить, видом женщина, и женщина эта схватила его за руку, твердя, что давно-де его любит, а сама-де она финикиянка и живет-де в предместье Коринфа — и действительно назвала одно из предместий. «Приходи вечером, — уговаривала она Мениппа, — и послушаешь, какие песни спою я тебе, и вина отведаешь, какого в жизни не пил, и никакой соперник тебя не потревожит — буду я, красавица, с тобою, с красавцем».

Ламия на гравюре 1607 года. Очевидно, в эпоху Античности эти создания считались более привлекательными

Edward Topsell, The History of Four-footed Beasts and Serpents, London, 1658


Между молодыми людьми быстро вспыхнула страсть, и парочка решила пожениться. Однако Менипп был учеником прорицателя и чудотворца Аполлония Тианского (15−100 годы н. э.), не мага, а, скорее, бродячего философа и святого тех дней. Аполлоний сразу же почуял неладное и сказал Мениппу:

Эта вот ласковая невеста — одна из эмпус [разновидность ламий], коих многие полагают упырями и оборотнями. Они и влюбляются, и любострастию привержены, а еще пуще любят человечье мясо — потому-то и завлекают в любострастные сети тех, кого желают сожрать. <…>

Тогда нежить, прикинувшись плачущей, стала умолять не мучить ее и не принуждать к свидетельству о подлинной своей природе, но Аполлоний был тверд и не отпускал. И вот она призналась, что она и вправду эмпуса и что хотела она откормить Мениппа удовольствиями себе в пищу, ибо в обычае у нее выбирать в пищу прекрасные и юные тела ради их здоровой крови.

Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. Книга IV. 25

У греков и римлян концепция вампиризма легко прижилась, поскольку они твердо верили в магическую силу крови — это было заметно еще по некромантическим обрядам. Древние люди полагали, что она служит пищей многим разным существам — от обыкновенных комаров до чудовищ, способных за раз полностью иссушить тело. Одни кровопийцы совсем не походили на людей, другие — как вышеописанные эмпусы — могли выдавать себя за них, а третьи в действительности были людьми. Плиний Старший рассказывает нам о подобных случаях:

Кровь гладиатора исполнена жизненной силы, поэтому находятся те, кто не прочь ее вкусить. Мы ужасаемся, когда видим, как ее лакают дикие звери на той же арене. Однако иные, заболев, полагают, что горячая кровь — лучшее лекарство от недуга. Припав устами к зияющим ранам, они пьют кровь, словно хотят высосать из теплого тела самую жизнь.

Плиний Старший. Естественная история. Книга XXVIII. 2

К такому лекарству иногда прибегали эпилептики, убежденные, что свежая человеческая кровь может их исцелить:

Некоторые избавляются от эпилепсии, когда пьют большими глотками теплую кровь, что бьет из горла гладиатора. Недуг этот ужасен, а лечение его еще хуже, чем он сам.

Авл Корнелий Цельс. О медицине. 3.23[29]

Если этот римский метод покажется вам странным, вспомните, что в наши дни на западном побережье Соединенных Штатов вполне успешно работает как минимум одна клиника, предлагающая дряхлым миллионерам омолодиться за счет переливания крови от здоровых юношей вроде Мениппа. Может, это и не вампиризм в буквальном смысле слова, но уж точно шаг в том же направлении. В Средние века венгерская графиня Елизавета Батори (1560−1614) убивала юных девушек десятками, если не сотнями, и, по слухам, купалась в их крови, чтобы вернуть себе молодость. Очевидно, что человеческой крови приписывали магические свойства во все времена.

Представление о нечисти, питающейся человеческой кровью, очевидно, старо как мир. В нью-йоркском Метрополитен-музее выставлена древнешумерская глиняная табличка с заклинанием, призванным уберечь жреца-лекаря от нападения кровососов[30]. Очевидная схожесть самих слов — в отношении шумерских лемнуту, греческих ламий и римских лемуров — косвенно подтверждает, что в источниках, разделенных тысячелетиями, упоминается один и тот же вид злобных духов.

Исидор Севильский предлагает несколько сомнительную этимологию: «Известно, что ламии похищают детей и разрывают их тела на куски; поэтому их название происходит от глагола laniare — „потрошить“». Образ Джека-потрошителя, интерес которого направлен на детей, страшен сам по себе, а каково было представлять себе целый легион подобных существ. (Интересно, что мадагаскарские лемуры названы «в честь» древнеримских духов-кровопийц. Видимо, эти обезьяноподобные существа изрядно напугали первых европейских исследователей острова.)

Афинский драматург Аристофан (примерно 446−386 годы до н. э.) также упоминает Ламию — конкретную женщину, от которой пошел весь род кровопийц. Согласно античному комментарию к его тексту, Ламия — персонаж малоизвестного мифа, царица Ливии, соблазненная Зевсом. Гера, божественная супруга Зевса, проведала об их связи и пришла в ярость. («Любовные» интрижки Зевса обычно сводились к изнасилованию, однако Гера, не имея возможности покарать мужа, завела традицию обвинять во всем жертву.) Зевс в кои-то веки защитил любовницу, но это не помешало Гере уничтожить детей, родившихся от их союза. Древнеримский поэт Гораций (65−8 годы до н. э.) намекает на еще более мрачную развязку — что Гера заставила Ламию съесть собственных детей. В туманном пассаже из «Послания Пизонам» он призывает драматургов «не таскать из утробы / Ламии съеденных ею детей невредимо живыми»[31].

Немудрено, что из-за таких испытаний Ламия утратила разум и ожесточилась. После смерти она не отправилась в Подземное царство, а стала злобным духом, который подкарауливает и убивает оставленных без присмотра детей. В итоге ламиями стали называть кровожадную нечисть всех пород.

К таким зловещим созданиям относилась и Мормо. О ней нам известно немного, хотя греки и римляне в древние времена слышали о ней с ранних лет. Матери и кормилицы предупреждали детей, что если они будут пло�

Скачать книгу

Оригинальное название

Ancient Magic: A Practitioner’s Guide to the Supernatural in Greece and Rome

Научный редактор Павел Евдокимов

Издано с разрешения THAMES & HUDSON LIMITED

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Published by arrangement with Thames & Hudson Ltd, London

Ancient Magic © 2019 Thames & Hudson Ltd, London

Текст © 2019 Philip Matyszak

© Перевод, издание на русском языке. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2020

Меркурий (Гермес) Трисмегист, «рожденный великим Юпитером, одаренный силой божественного разума, ведающий тайны небес»

Chronicle / Alamy Stock Photo

Введение. В мире древней магии

Чтобы постичь тайны античной магии, для начала забудьте слово «сверхъестественное». В древности такого понятия не существовало. Не потому, что в мире тогда не хватало волшебства, а потому, что волшебство встречалось на каждом шагу. Древний мир был «нуминозным» – «исполненным божественной силы». Чудеса творила сама природа. Цветы загадочным образом превращались в плоды, а гусеницы – в бабочек. Тучи несли в себе магическую энергию, способную уничтожить целый дом одной метко выпущенной молнией. Естественное и было сверхъестественным. Для древних греков и римлян «колдовать» значило использовать мощь природы в собственных целях.

Вы сами могли явить миру чудо – например, закопать в землю желудь и превратить его в дуб, подчинив себе силу воды и времени. Если вдуматься, сотворением величественного дуба (да еще и с дриадой в комплекте) может похвастаться любой чародей.

Разумеется, некоторые магические действия требовали знаний и соблюдения сложных формул и ритуалов. Гарантий успеха не было – но ведь все то же самое относится и к выпечке хлеба. Наши предки не знали, что такое дрожжи, однако могли с их помощью создать аппетитный каравай. Хотите навести чары или испечь булку? Порядок действий один: собрать ингредиенты, смешать их строго определенным образом, а затем терпеливо ждать, пока вещества, о которых вы знаете очень мало, не вступят в реакцию, о которой вы не знаете совсем ничего. Неважно, кого или что вы пытаетесь призвать на помощь – молочнокислые бактерии или хтонический дух Гермеса Трисмегиста (Трижды Великого); в обоих случаях вы работаете с магическими субстанциями.

В древнем мире волшебных существ было очень много – в любом саду по десятку. В каждом дереве жила дриада, в каждом источнике – нимфа, а в прибрежных волнах резвились нереиды. И это если не считать волшебных животных, которые в наши дни признаны вполне обыкновенными: дятлов, куниц, волков. У каждого уголка был собственный genius loci («гений места») – дух-покровитель, создававший для него неповторимую атмосферу. Чародействовать означало работать именно с такими силами – невидимыми и загадочными, но вполне реальными.

Итак, прежде всего необходимо забыть о «сверхъестественном». Однако, чтобы понять, что такое магия древности, нам придется еще много чего выбросить из головы. В нашем мире – особенно на Западе – религия уже давно присвоила исключительное право на взаимодействие с невидимыми силами и субстанциями. В древности такой монополии не существовало. Религиозный институт спонсировался государством, а вера воспринималась как гражданский долг каждого человека; задача религии состояла в том, чтобы поддерживать мир между людьми и богами. Мифология же очеловечивала богов и объясняла, как возникла Вселенная и как она устроена. А кроме того, была еще магия, которой пользовались самые обычные люди, чтобы напрямую взаимодействовать с незримыми силами.

Нереида верхом на ketos (морском чудище)

Museo Archeologico, Taranto

Аконит, или волчий корень. Он убивает не только волков…

Eduard Winkler, Sämmtliche Giftgewächse Deutschlands, Leipzig, 1854

В этом мире боги – как и люди – существовали во времени и пространстве; здесь смертный мог не только поговорить с духом или божеством, но и сам стать богом. Иными словами, вообразите место, где возможно все. Именно таким был волшебный мир древности.

Подобная картина мира не столь нелепа, как кажется на первый взгляд. Современные ученые, которые развивают теорию хаоса и исследуют квантовые эффекты, полагают, что далеко не всё в нашем мире предсказуемо и познаваемо, а реальность, вероятно, на самом деле совсем не такая, какой ее воспринимаем мы. В этой книге представлена ее альтернативная версия – мир, где можно сварить любовное зелье, наслать порчу или поговорить с усопшими. Мы с вами разберемся, например, как распознавать злых духов и избавляться от них, а также отгонять от дома вампиров и оборотней.

Однако хотелось бы сразу предупредить: если вы знаете, как что-то сделать, необязательно это что-то сразу делать. Римляне без разбору убивали всех, у кого в саду рос аконит, и не слушали никаких оправданий – ведь из него даже ребенок мог добыть смертельный яд. Наши предки были скоры на суд – и на расправу – над теми, кого подозревали в запретной ворожбе. Не потому, что не понимали «сверхъестественного» или боялись его, а потому, что подобные действия несут вред, они опасны и должны пресекаться на корню.

Это верно и сегодня. В большинстве современных стран не запрещается объявлять себя ведьмой или магом. Но некоторые области чародейского ремесла по-прежнему вне закона и опасны для самого чародея и окружающих. К примеру, в этой книге рассказывается, как древние греки и римляне вызывали демонов и прочих духов Подземного царства; однако повторять ритуал в домашних условиях крайне нежелательно. В лучшем случае ваш опыт окажется неудачным и вы только зря потратите время и несколько ведер овечьей крови. В худшем случае у вас все получится.

Глава 1. Νεκρομαντεία. Беседы с мертвыми

Для вопрошания мертвеца возьми листок льна и напиши на нем двенадцать букв: AZEL BALEMACH[1]. Чернила надобно сделать из красной охры, свежего сока горькой полыни [Artemisia absinthium], жженой мирры, вечнозеленой хвои и льна. Начертай означенные письмена и положи листок в рот [покойного].

PGM. IV (заклинания Питиса Фессалийского, 2140-2144)[2]

В сущности, говорить с мертвыми может любой, было бы желание. Сложность состоит в том, чтобы добиться от них ответа. Для этого нужны особые навыки или же помощь того, кто ими обладает, – специалиста, способного раздвинуть завесу между царством жизни и царством смерти и призвать дух почившего обратно в наш мир. Такой специалист называется некромантом.

Некромантия в древности была распространенной формой ворожбы, и прибегать к ней не считалось чем-то зазорным – если это делали знающие люди по проверенной методике. Мы с вами, к примеру, изучим способ общения с покойными, который испробовал не кто иной, как легендарный герой Одиссей. Основы ритуала были заложены древними вавилонянами и персами (персидских некромантов называли еще «магами» или necyomanteis) и с энтузиазмом подхвачены греками и римлянами.

Сейчас некромантия считается темным искусством – не в последнюю очередь потому, что строго запрещена Библией: «Не должен находиться у тебя… обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это»[3]. Впрочем, ничто не помешало царю Саулу обратиться к аэндорской волшебнице с просьбой вызвать дух пророка Самуила; однако Самуил, явившись, устроил царю отменную выволочку[4]. Из-за библейского запрета некромантию стали относить к черной магии – в особенности те ее формы, которые якобы практиковали римские патриции, приносившие в жертву богам мальчиков или юношей: «Ты тайно начал совершать кощунственные жертвоприношения и завел обычай вызывать духов из подземного царства, ублажая их внутренностями зарезанных мальчиков»[5].

Танатос (Смерть) и Гипнос (Сон) уносят тело греческого героя Сарпедона, а дух павшего воина витает между ними

Metropolitan Museum of Art, New York

Дух пророка Самуила сообщает царю Саулу, что тот вскоре последует за ним

Wellcome Images

Аэндорская волшебница-некромантка

Когда Саул, царь израильский, пожелал узнать, как одолеть филистимлян, чародеи и прорицатели не сумели ему помочь. В отчаянии Саул попросил известную волшебницу вызвать дух пророка Самуила.

Тогда женщина спросила: кого же вывесть тебе? И отвечал он: Самуила выведи мне.

И увидела женщина Самуила и громко вскрикнула; и обратилась женщина к Саулу, говоря: «Зачем ты обманул меня? Ты Саул».

И сказал ей царь: «Не бойся; [скажи,] что ты видишь?» И отвечала женщина: «Вижу как бы бога, выходящего из земли».

«Какой он видом?» – спросил у нее Саул. Она сказала: «Выходит из земли муж престарелый, одетый в длинную одежду». Тогда узнал Саул, что это Самуил, и пал лицом на землю и поклонился.

1-я Царств 28:11-14

Разгневанный Самуил объявил Саулу, что на следующий же день тот погибнет вместе со всем своим войском, – и пророчество сбылось.

Разговаривать с мертвыми непросто, и даже вполне «респектабельные» обряды становятся сложнее по мере того, как усопший отдаляется от мира живых во времени и пространстве. Обратиться к покойному проще всего сразу после смерти при наличии тела. Отложите беседу на чересчур долгий срок, и она может вообще не состояться по ряду веских причин – главным образом потому, что мертвец перестанет быть мертвым.

Чтобы понять, почему покойный недолго остается покойным, надо ответить на принципиальный вопрос: кто такие мертвые? Говорить, что «мертвый – это тот, кто не жив», означает чересчур упрощать. Мы все примерно одинаково представляем себе, каково быть живым; однако по поводу того, что происходит после смерти, единого мнения не существует. Возможно, усопшие – бесплотные духи, обитающие в ином, далеком от нас мире? Или сгустки энергии, прикованные к месту и обстоятельствам своей кончины? Или мирные, потихоньку оседающие холмики? Пока это не установлено, ни один некромант не сможет приступить к делу. Трудно вести беседу, если сам не знаешь, с кем – или с чем – разговариваешь.

С точки зрения древнего грека или римлянина, состояние смерти – естественное для человека. Говорить с духами умерших стоит хотя бы потому, что они существуют вне времени; будущее они видят столь же ясно, как и прошлое, а значит, любой покойник – ценный «контакт» для того, кто желает узнать свою земную судьбу. Человек в целом бессмертен и несокрушим, как бог. Тело может погибнуть (и часто погибает), однако живущий в нем дух уничтожить нельзя. В каждую эпоху большая часть рода человеческого обитает среди теней, в Подземном царстве. Вот почему бог Аид, властелин царства мертвых, зовется еще и Плутоном, что означает «повелитель многих». Поскольку дух бессмертен, худшее, что боги могут сотворить с человеком, – сделать его жизнь (насколько здесь применимо такое понятие) максимально тяжелой. Вот откуда взялись мифические сюжеты о мучениях Сизифа и Тантала. За попытку обмануть богов Сизиф приговорен к тому, чтобы вечно катить камень в гору; едва он приближается к вершине, как камень срывается вниз. Тантал, накормивший богов человеческой плотью, обречен терпеть муки: видеть перед собой питье и пищу, но не иметь возможности до них дотянуться.

Потусторонняя идиллия: по Стиксу в лодке плывет Харон, на заднем плане восседают Аид и Персефона, в углу сидит Цербер

Photo 12 / UIG / Getty Images

Однако такие случаи – скорее исключение. По большей части карой за прижизненные грехи служат долгие, длиной в вечность, сожаления. Античные мудрецы много спорили о том, что и как чувствуют души умерших; однако в целом все соглашались, что, по сравнению с миром живых, Подземное царство – серая, бесплодная пустыня. Как же может быть иначе? Античная философия учит, что земная жизнь проходит в постоянном эмоциональном напряжении. Человека одолевают страсти, разрывают противоречивые стремления и желания, терзают голод и боль – как физические, так и душевные. Вечность, проведенная в таких условиях, кого угодно лишит рассудка. Именно поэтому после смерти люди отправляются в Подземное царство – место, где царит спокойствие и бесстрастность, по ту сторону реки Стикс. Там, вне времени, буйство человеческих эмоций понемногу сходит на нет, и дух получает возможность разобраться, что пошло так или не так в его прошлой жизни и как прожить лучше следующую.

А следующая обязательно будет. После некоторого периода размышлений дух попадает в ту область Подземного царства, где течет речка под названием Лета. Неподалеку от берега находится пещера, а в ней – описания будущих жизней. Такое описание называется жребием. Здесь вы сами выбираете для себя участь: короткую жизнь, полную мучений и духовных поисков, или, скажем, бессмысленную жизнь повесы-миллионера. Затем вы пьете из Леты – ее воды даруют мгновенное забвение. Теперь вы можете родиться заново и пройти выбранный путь.

  • Медленно Лета текла перед мирной обителью этой,
  • Там без числа витали кругом племена и народы.
  • Так порой на лугах в безмятежную летнюю пору
  • Пчелы с цветка на цветок летают и вьются вкруг белых
  • Лилий, и поле вокруг оглашается громким гуденьем.
  • Видит все это Эней – и объемлет ужас героя;
  • Что за река там течет – в неведенье он вопрошает, –
  • Что за люди над ней такой теснятся толпою.
  • Молвит родитель в ответ: «Собрались здесь души, которым
  • Вновь суждено вселиться в тела, и с влагой летейской
  • Пьют забвенье они в уносящем заботы потоке…»
Вергилий. Энеида. Книга VI. 705-715[6]

Разумеется, после того как дух родится в новом теле, некромант уже не сможет до него достучаться. Какой смысл вызывать тень Клеопатры, если она теперь Дорис Смит из городка Фишгейт? Она уже ничего не помнит о своем прошлом (да и вообще, некромантия по определению неприменима к живым). Те духи, что попали в Элизий и перешли на иной уровень бытия, тоже находятся «вне зоны приема».

Даже если некромант максимально сузит круг доступных мертвых, ему придется хорошо подумать над тем, к кому обращаться. Вопрошать тень афинского крестьянина о будущем Великобритании примерно так же целесообразно, как выпытывать историю шумеро-аккадской цивилизации у двухлетнего ребенка. Вызвать конкретного духа тоже не так уж просто – гораздо сложнее, чем обратиться к мертвым вообще. Здесь нужна особая процедура.

Одиссей и Тиресий

Ниже описан ритуал вызова духа от лица того, кто этот ритуал проводил. Он взят из «Одиссеи» Гомера. (Пусть читатель сам решит, насколько грамотно был совершен обряд. Важно отметить, что современные ученые считают кое-какие строки позднейшими вставками.) Отправляясь в долгий и опасный путь, Одиссей, конечно же, искал совета, который помог бы ему избегнуть гибели. Некромантии его обучила колдунья Цирцея, знаменитая умением превращать людей в животных; эти ее чары испробовали на себе спутники Одиссея (см. ниже). Сам же Одиссей хотел поговорить с неким Тиресием, поскольку тот еще при жизни, невзирая на слепоту, славился умением заглядывать в будущее. Несомненно, смерть только добавила ему волшебной силы.

  • К берегу там мы пристали и, взявши овцу и барана,
  • Двинулись вдоль по теченью реки Океана, покуда
  • К месту тому не пришли, о котором сказала Цирцея.
  • Жертвенный скот я держать Тримеду велел с Еврилохом,
  • Сам же, медный отточенный меч свой извлекши из ножен,
  • Выкопал яму. Была шириной и длиной она в локоть.
  • Всем мертвецам возлиянье свершил я над этою ямой –
  • Раньше медовым напитком, потом – вином медосладким
  • И напоследок – водой. И ячной посыпал мукою.
  • Главам бессильных умерших молитву вознес я с обетом,
  • В дом свой вернувшись, корову бесплодную, лучшую в стаде,
  • В жертву принесть им и много в костер драгоценностей бросить,
  • Старцу ж Тиресию – в жертву принесть одному лишь, отдельно,
  • Черного сплошь, наиболе прекрасного в стаде барана.
  • Давши обет и почтивши молитвами племя умерших,
  • Взял я барана с овцой и над самою ямой зарезал.
  • Черная кровь полилась. Покинувши недра Эреба,
  • К яме слетелися души людей, распрощавшихся с жизнью.
  • ‹…›
  • Все это множество мертвых слетелось на кровь отовсюду
  • С криком чудовищным. Бледный объял меня ужас. Тотчас же
  • Я приказание бывшим со мною товарищам отдал,
  • Что б со скота, что лежал зарезанный гибельной медью,
  • Шкуры содрали, а туши сожгли и молились бы жарко
  • Мощному богу Аиду и Персефонее ужасной.
  • Сам же я, вытащив меч медноострый и севши у ямы,
  • Не позволял ни одной из бессильных теней приближаться
  • К крови, покуда ответа не дал на вопросы Тиресий.
Гомер. Одиссея. XI. 20–50

Неприкаянные духи мечутся на заднем плане, пока Одиссей советуется с Тиресием

Albertina, Wien

В этом описании примечательны три момента. Во-первых, похоже, что для обряда годилось не каждое место. Лучше всего подходило то, где завеса, отделявшая мир живых от царства мертвых, была особенно тонка. Поле, где недавно прошла битва, отвечало этому требованию; другие возможности мы рассмотрим позже (см. ниже).

Во-вторых, немаловажную роль в обряде играла кровь. Здесь вместе с ней упомянута ячная (то есть белая ячменная) мука – вероятно, та самая mola, которую древние римляне обычно использовали при жертвоприношениях. Насколько можно судить, кровь часто фигурировала в классических некромантических обрядах – наши предки считали, что именно она дарует жизнь. Следовательно, напитавшись кровью, мертвецы временно оживали; очевидно, этого они и жаждали, ведь поначалу на вызов Одиссея слетелись полчища незваных теней. Вероятно, кровь нужна была и для самого общения – Одиссей нарочно не подпускал к жертве ни единого духа, кроме своего недавно почившего и еще не погребенного друга Ельпенора. Застрявший между двумя мирами Ельпенор мог вступить в беседу и не отведав крови.

В-третьих, появление сонма духов показывает, что Одиссей не мог сам призвать кого-то конкретного. Некоторые духи явились потому, что были лично связаны с героем, но многих других просто приманила кровь. «Женщины, юноши, старцы, немало видавшие горя, / Нежные девушки, горе познавшие только впервые, / Множество павших в жестоких сраженьях мужей», – их всех Одиссею пришлось отгонять мечом от ямы с кровью. Когда Тиресий высказал свое пророчество, Одиссей спросил, как бы ему теперь пообщаться с одной из теней, что ждет в отдалении.

  • Вижу я тут пред собою скончавшейся матери душу.
  • Молча она возле крови сидит и как будто не смеет
  • Сыну в лицо посмотреть и завесть разговор с ним. Скажи же,
  • Как это сделать, владыка, чтоб мать моя сына узнала?
Гомер. Одиссея. XI. 141–144[7]

Тиресий охотно ему подсказал:

  • Тот из простившихся с жизнью умерших, кому ты позволишь
  • К крови приблизиться, станет рассказывать все, что ни спросишь.
  • Тот же, кому подойти запретишь, удалится обратно.

Затем дух Тиресия вернулся в Аид, а Одиссей стал ждать, пока призрак матери приблизится к нему и выпьет крови. Отведав ее, мать сразу же узнала сына и заговорила с ним ласковым тоном. Одиссей попытался ее обнять, но понял, что это невозможно. Опечалившись, он спросил:

  • Мать, что бежишь ты, как только тебя я схватить собираюсь,
  • Чтоб и в жилище Аида, обнявши друг друга руками,
  • Оба с тобою могли насладиться мы горестным плачем?
  • Иль это призрак послала преславная Персефонея
  • Лишь для того, чтоб мое усугубить великое горе?

Мать объяснила ему, что дело вовсе не в коварстве Персефоны, супруги Аида, а в участи каждого смертного:

  • В нем сухожильями больше не связано мясо с костями;
  • Все пожирает горящего пламени мощная сила,
  • Только лишь белые кости покинутся духом; душа же,
  • Вылетев, как сновиденье, туда и сюда запорхает.

Затем, пока кровь не утратила магической силы, Одиссей весьма обстоятельно побеседовал с женами и дочерьми «давно уж умерших героев». По какой-то причине он говорил только с женщинами и не стал ни с кем делиться услышанным. Видимо, некоторые секреты лучше держать при себе.

Женщина оживляет умершего сына

Этот «незатейливый» некромантический обряд описан в «Эфиопике» – романе греческого сочинителя Гелиодора, жившего в III или IV веке н. э. Женщина, которая его совершает, в тексте названа просто «старухой из Бессы»; увы, ворожба приводит ее к гибели. Однако нам интересны не столько последствия ритуала, сколько он сам и его очевидное сходство с обрядом Одиссея (впрочем, колдунье из Бессы было намного легче – в ее распоряжении имелся свежий труп).

Старуха, в уверенности, что никто ей не помешает и что ее никто не видит, сначала вырыла яму. Затем она зажгла костры по обе стороны и положила между ними труп сына, взяла со стоящего рядом треножника глиняную чашу и налила в яму меду. И тотчас же совершила возлияние из другой чаши молоком, а из третьей вином. После этого она бросила в яму печенье на сале, вылепленное наподобие человека, увенчав его сначала лавром и укропом. Наконец она схватила меч, беснуясь как одержимая, долго молилась, обратившись к луне, на варварском и чуждом для слуха языке, затем, взрезав себе руку, вытерла кровь веткою лавра и окропила костер. Совершив еще многое другое, она наклонилась над трупом сына и, напевая ему что-то на ухо, разбудила и заставила его тотчас встать при помощи своих чар.

Гелиодор. Эфиопика. Книга VI. 14

Колдунье удалось временно оживить сына, однако то, что он поведал скорбящей матери, привело ее в такое отчаяние, что женщина оступилась и упала грудью на копье, стоявшее неподалеку. Вскоре она скончалась, в точности исполнив предсказание покойного: «Не вернется твой сын и не спасется, ты сама не избегнешь смерти от меча».

Оживление трупа

Эти отрывки взяты из «Фарсалии» Марка Аннея Лукана – намеренно шокирующей, провокационной поэмы о гражданской войне, положившей конец Римской республике[8]. Она названа в честь решающей битвы между войсками Юлия Цезаря и Гнея Помпея при греческом городе Фарсале. Лукановский образ колдуньи Эрихто, весьма сведущей в некромантии, один из самых страшных в литературе. Другим ведьмам, как правило, хватало благоразумия не погружаться в некромантию слишком глубоко. Эрихто пошла другим путем, и похоже, что тесное общение с мертвыми свело ее с ума:

  • Ведьма, считая грехом зловещую голову прятать
  • В доме, средь стен городских, – жила в разоренных гробницах,
  • Или же, тени прогнав, занимала могилы пустые, –
  • В радость Эреба богам. Усопших подслушивать сходки,
  • Дита все таинства знать и стигийских жилищ сокровенных –
  • Вышние ей разрешили – живой. ‹…›
  • Руки ее не страшатся убийств, когда нужно ей крови,
  • Бьющей потоком живым из свежеразверстого горла,
  • И от убийств не бежит, если требуют теплого мяса,
  • Трепетных жаждут кишок замогильные трапезы мертвых;
  • Раною чрево раскрыв, не веленьем природы, но силой
  • Плод исторгает она, чтоб сложить на алтарь раскаленный.

Пророческим даром Эрихто заинтересовался Секст Помпей, сын Помпея Великого. Он хотел узнать, чем закончилась битва между войсками его отца и армией Юлия Цезаря, и явно антиобщественное поведение колдуньи его не волновало. Эрихто согласилась встретиться с ним на поле недавней битвы при Фарсале. Чем больше мертвецов на поле брани, тем тоньше и прозрачнее завеса между миром живых и Подземным царством – ведь сквозь нее за короткое время проходит множество душ. Кроме того, в подобном месте легче найти хорошо сохранившийся труп, который сможет поведать будущее. Как пояснила клиенту Эрихто:

  • Очень легко подобрать мертвеца с эмафийского поля.
  • Будь лишь недавно убит, – и уста неостывшие трупа
  • Громко начнут говорить, а коль солнце сожжет ему тело –
  • Будет загробная тень бормотать невнятно для слуха.

Важнее всего, по словам ведьмы, отыскать труп с уцелевшими легкими, ведь пробужденному покойнику надо будет дышать (не чтобы жить, а чтобы говорить). Порывшись в груде тел и выбрав подходящее, Эрихто проткнула ему горло крюком с привязанной веревкой и потащила труп в пещеру, которую выбрала для обряда. Сам ритуал описан так:

  • Прежде всего она грудь, нанеся ей свежие раны,
  • Кровью горячей поит; из чрева гной удаляет;
  • И наливает туда в изобилии лунное зелье.
  • Все, что природа вокруг на гибель и зло породила,
  • Вместе мешает она. Собаки здесь бешеной пена,
  • Рыси лесной требуха, позвоночник гиены свирепой…

Затем Эрихто воззвала к Персефоне, Харону и мойрам, напомнив о принесенных им жертвах и потребовав выпустить из царства мертвых тень недавно погибшего воина. Явившись на зов, дух поначалу не желал вселяться обратно в тело, однако угрозы ведьмы все же заставили его отринуть «смерти последний дар – невозможность смерти»:

  • И вот задвигались члены,
  • Мышцы опять напряглись; но труп не мало-помалу,
  • Не постепенно встает: земля его вдруг оттолкнула,
  • Сразу он на ноги встал. Широко зевнул, и раскрылись
  • Тотчас глаза у него. На живого еще не похож он,
  • Вид полумертвый храня: отверделость и бледность остались.

Эрихто собирает ингредиенты для зелья, за ней в ужасе наблюдает юный Помпей

Rijksmuseum, Amsterdam

Ведьма обещала, что пророчество будет подробным и ясным, однако дух поведал лишь одно – что павшие сторонники Цезаря и Помпея еще не отрешились от мирских забот и намерены продолжать битву в Подземном царстве. В итоге юный Секст не узнал о будущем ничего определенного: «Чье погребение Нил, чье – Тибра воды омоют, – / Вот в чем вопрос. ‹…› / Не вопрошай о судьбине своей: поведают Парки / То, чего я не скажу».

  • Так будущий день предсказавши,
  • Труп молчаливо стоит и скорбно требует смерти.
  • Чары и зелья нужны, чтоб мертвец упокоился снова,
  • Ибо не в силах судьба вернуть себе душу людскую,
  • Ею уж взятую раз. Из огромной груды поленьев
  • Ведьма сложила костер и покойника бросила в пламя.
  • Воина там уложив, его покидает Эрихто,
  • Дав наконец умереть.

Эта часть поэмы – вовсе не практическое руководство, а страшная история, призванная внушить читателю сладостный ужас. Добыть все ингредиенты для зелья, с помощью которого Эрихто оживила покойника, необычайно трудно (его полный рецепт вообще занимает несколько страниц). Да и сработать оно могло, пожалуй, лишь у исключительно сильной колдуньи. Конечно, есть вероятность, что Эрихто просто устроила спектакль для Секста, отчего у него сложилось неверное представление о сложности ритуала. Ясно одно: в отличие от современного мира, где спиритическими сеансами балуются многие, в древности общение с мертвыми предпочитали доверять лишь опытным профессионалам.

У обряда, который провела Эрихто, есть нечто общее с обрядом Одиссея, куда менее жутким, – например, в обоих используется кровь и придирчиво выбирается место. Подземное царство не везде граничит с царством живых, и даже самый надежный ритуал не даст результата, если проводить его там, где этой границы нет. Поле битвы – удобный портал, но еще лучше выбрать место, где два мира пересекаются естественным образом.

Порталы на тот свет

Оракул мертвых

Античное царство мертвых вполне материальное, оно столь же реально, как мир живых. Разумеется, в нем обитают духи усопших, но и живые иногда могут туда заглянуть (при исключительных обстоятельствах). Вода в надземных реках порой устремляется вниз, в Подземное царство. Три такие реки с красноречивыми названиями – это Ахерон («поток скорби»), Коцит («река стенаний») и Пирифлегетон («огненная река»). Все они сливаются воедино близ города Феспротия в греческой области Эпир. Неудивительно, что именно там располагался Некромантион, оракул мертвых. Слава Некромантиона была велика: писатель и путешественник Павсаний, живший во II веке н. э., полагал даже, что именно туда и отправился Одиссей, чтобы совершить свой знаменитый обряд. Люди бронзового века, несомненно, об этом месте уже знали: археологи обнаружили там несколько детских захоронений, датируемых XIII веком до н. э. Примерно в те же времена произошли события, описанные в «Одиссее». Однако подлинного расцвета Некромантион достиг в архаический период (800-480 годы до н. э.) – тогда к нему стекались паломники со всей Греции. Греческий историк Геродот, живший в V веке до н. э., рассказывает историю Периандра, царя Коринфа, о том, как он послал людей к оракулу:

Он отправил ведь послов в Феспротию на реке Ахеронте вопросить оракула мертвых [о вверенном ему] в заклад имуществе какого-то гостеприимца. Тогда явилась [тень] Мелиссы и сказала, что ни знаками, ни словами она не укажет места, где лежит добро. Она ведь совершенно нагая и мерзнет, так как ее погребальные одежды не были сожжены вместе с ней и потому она не может ими пользоваться. В доказательство правдивости своих слов она напомнила Периандру, что он положил хлебы в холодную печь. ‹…› Для него ответ Мелиссы был достоверным доказательством, так как он совокупился с ней уже бездыханной…

1 Пишите помельче – длина даже самого крупного листа льна не превышает четырех сантиметров.
2 PGM (Papyri Graecae Magicae): здесь и далее так обозначается издание греческих магических папирусов (см. список литературы).
3 Второзаконие 18:10-12.
4 1-я Царств 28:3.
5 Цицерон. Речь против Ватиния. 14.
6 Здесь и далее источники цитируются по переводам, перечисленным на с. 216, если не указано иное. Прим. ред.
7 Далее цитируются строки 147–223, песнь XI.
8 Лукан. Фарсалия. Книга VI. 510–827. Пер. Л. Е. Остроумова.
Скачать книгу