Вы не авторизовались

Время и место бесплатное чтение

Скачать книгу

Вместо предисловия

Творчество – тёмная штука. Непонятная посторонним жизнь в пределах неведомых им эмпиреев. Странная, «мимо кассы», не в ногу, неразумная, иррациональная. Что бы ни было задумано – то не ко времени, то не к месту: кризис, вирус, «добрые» люди подсуетятся… Вечное: или рано, или поздно. Не стыкуются «души прекрасные порывы» с суровой реальностью. Планы остаются планами, замыслы – изящными воздушными замками, видимыми только их архитекторам: книги, с досадным постоянством, не случаются. И за разом раз волшебство побеждено.

Автор снимка Софья Антонова

Так торжествует обыденность. А в ней каждый день (согласно учениям многих коучей в тренингах) должен быть посвящён битве за рост продаж, успешность, сытое довольство, славу, привилегии. В этом режиме нет места мечтательной, возвышенной, влекущей к идеалу поэзии, дарующей высокий смысл и дух «общественным и природным явлениям». Теперь она удел бедных идеалистов, со страстью неразумной ещё верящих в силу и чудо Слова, в божественную суть Человека.

Да чего тут делать важное лицо? Уже не кажется, уже верится, что время её прошло. Поэзия так же старомодна, как фаэтон рядом с последней моделью элитного авто.

Давно перешли в ранг героев своего времени деловые люди, успешные в зарабатывании денег, гениально считающие и с пиететом читающие биржевые сводки. Их лица на таблоидах, в телевизорах, им завидуют, их жизнь восхищённо или недобро обсуждают.

Поэтика ушла даже из песен, уступив место малохудожественным текстам из слов в случайном порядке, с прямолинейной, как шпала, задачей – хит на потребу массе, понимающей не искусство, а глянец афиш и чужеродный титул «звезды»…

И вроде бы в этой системе координат всё понятно, очевидно, наглядно. Но тем, кто вечно зависает где-то в высоких сферах, как мечтательный подросток на чердаке старинного дома, так хочется оказаться однажды в то самое время и в том самом месте – точке соприкосновения эмпиреев и земной юдоли. Чтобы услышали, увидели, остановились, задумались, ответно прониклись возвышенным детским восторгом: «А у меня вот что есть!».

И тогда не так страшно, что не получается сводить дебет с кредитом, если и дальше можно будет подключаться к неведомому, принимать скрытые сигналы, подобно режиссёру монтажа сводить воедино слова и высокий смысл.

Тот самый смысл, изначальный: «В начале было Слово».

Андрей Мирошников, 2023 г., Иркутск

Книга первая
Время и место
2016–2020

Время

Не спеши. Никогда не знаешь,
куда угораздит успеть…
Автор

«Время моё – это сумерки. Зимние сумерки…»

Е. И.

Время моё – это сумерки. Зимние сумерки.
Сумерки в городе. Городе, спящем пока.
Время хожденья по твёрдости ждущей весну реки,
Время хожденья по нежности снежного мха.

Синие дремлют снега и желты фонари ещё,
Шаг нарушает божественный дар тишины.
Сердце открыто и ждёт обретенья сокровища.
Спят до будильника люди, и мне не нужны.

Время должно замереть ли, навеки запомниться —
Запечатлею, чего не увидеть во сне:
Сказкой чудесной опять одарила бессонница.
Улочка. Лавочка. Ёлочка. Новенький снег.

Место и время как повод себя и покой найти
Или вернуться, пока не навеки ушёл…
Ты не тревожься,
проснувшись одна в тёмной комнате,
В сказке обычно кончается всё хорошо.

«В юности чистой, когда очевидного мало…»

Е. И.

В юности чистой, когда очевидного мало,
На заклинанья потратив немало чернил,
В поиске жадном несущего свет идеала
Я её выдумал, вывел, собрал, сочинил.

Чувства мои, что послал я, её не застали,
Даром что образ я преданно в сердце носил.
Трудное дело – стоять на моём пьедестале.
Жаль, что об этом я сразу её не спросил.

Ночью дождливой, под музыку белого шума,
Голос холодный из трубки сломал миражи.
Надо её перевыдумать, перепридумать,
Отформатировать начисто прошлую жизнь…

Будет нелёгким грядущий рассвет, полагаю:
Мелко испишутся почерком нервным листы.
Юность прошла – значит, будет любимой другая,
Значит, на этом пороге окажешься ты.

«Я молодой, приветливый, нахальный…»

Я молодой, приветливый, нахальный,
Я птица в бутафорских облаках —
Талантливый студентик театральный,
И не звезда подмостков. И пока
Мне хочется веселия и браги,
Погожего весеннего денька,
И чтоб моя соседка по общаге
Взглянула на меня не свысока.

И, милостью высокого посыла,
Которой жив несовершенный свет,
Меня на ужин в гости пригласила,
Но я согласен даже на обед:
Мои мечты – не жаркие ладошки,
Не жгучий взгляд и строгое каре,
А сковородка жареной картошки,
Из-за двери струящая амбре…

Когда я стану зрелым и маститым —
Звездой афиш у театральных касс,
Всегда в себе уверенный и сытый,
С волшебной грустью вспомню, и не раз:
Ах, как же так досадно, на картошку,
Сместил акцент я в плутовском антре.
И упустил – и жаркие ладошки,
И тайну глаз, и строгое каре…

«Унылая, унылая пора…»

Возраст – это тиран, который повелевает.
Э. Делакруа

Унылая, унылая пора,
С самим собой нежданное свиданье —
Увидеть недостроенное зданье,
С нутром пустым, как чёрная дыра.
Ничто на нечто делит едкий дым,
Таланта тлен бессонниц муку лечит:
Ладони грея, отправляю в печь я —
Томами – нерождённые труды.

Давно пробита юности броня,
И ранит всё, и бередит, как зверя.
Ни мне не веря, ни в меня не веря,
Живёт в заботах ближняя родня.
Навскидку выбирая города,
Во тьму шагнуть по незастывшим лужам,
Спиною слыша: «Да кому ты нужен?!» —
И выдох запоздалый: «Ты куда?..»

Когда из глаз уходит волшебство,
То мир вокруг – руины и старухи.
Кому отдать отрезанное ухо?
И стоило оттяпывать его?
Ещё светло. Ещё не кончен день,
И время есть навёрстывать потери.
Но страсти нет. И доброты. И веры.
И только грусть – отчаяния тень:

Что юность безрассудна и чиста,
А старость – слабоумна и невинна.
И красит возраст вин́ а да руины,
А род людской стремится обокрасть:
Уж не рвануть – рубаху на груди,
На абордаж, на клумбу за цветами,
Через балкон, в альков прекрасной дамы —
Погас пожар. Другой не разводи.

И тянет долу камушек в груди —
В палату, на продавленную койку —
Укрыться от всевидящего ока,
Назначенного ведать и судить.
Не торопись молиться за меня —
Я жил без Бога от строки до срока.
От святости не отделял порока,
Не отличая ночи ото дня…

Круты замесом, велики числом —
О, сколько здесь таких перебывало! —
Застелет снег стерильным покрывалом,
А дом пустой определят на слом.

«Игривые витиеваты речи…»

Игривые витиеваты речи,
И веер Ваш так трепетен в руке —
Когда-нибудь я вспомню этот вечер
В цветном бреду, в далёком далеке:́

Мне этот миг заглушит храпы урки
И дрожь в барачном зябком сквозняке:
Подхваченный течением мазурки,
Я уплыву по призрачной реке.

Утешит подконвойного скитальца,
Безликого, безвестного раба,
Прикосновенье Ваших тонких пальцев
К иссушенным, обветренным губам.

В одну из зим, укачанный метелью,
Свободен стану и навеки сыт,
Но в вечер сей, исполненный веселья,
Я Вам скажу: «Позвольте пригласить»…

«Мы были юн́ ы…»

Мы были юн́ ы
И резво шли.
Мы рвали струны
И в пляске жгли —
Запоем пили
Любовь и жизнь.
И нас любили,
И мы клялись.

Мы били подлых,
И нас в ответ
Топтали кодлой,
Вбивая в твердь.
Но не сдаваясь —
Пока живой —
Росли, вставая,
Как в штыковой…

Врагов изгнали
И тьмы, и тьмы,
И твёрдо знали —
«Рабы – не мы»…
Потерь примерив,
Глубин и вёрст —
Мы жили, веря
Рубину звёзд:

Среди пустыни
И в царстве льда
Сады растили
И города.
Большие вехи,
Великий спорт —
Страна успехов,
Страна-рекорд.

И в каждой песне —
Мечты и зов
Вселенской бездны,
Льда полюсов…
Нас не купили
Ни страх, ни лесть —
Мы уступили
Навалу лет:

Подмяло время,
Сутуля стать,
Вбивая в темя:
«Пора устать».
Мы раздражаем,
Мы чуждый стиль.
Мы отступаем
В глубокий тыл.

И, нрав стреножив,
Глядим туда,
Где нас помножит
На Никогда.
И вот мальчишка
С пилой в ушах
Толкнёт плечишком,
Вперёд спеша:

Они как рыбы
Торчат в Сети,
Хотя могли бы
Нас превзойти…
Снижая скорость,
Поймём, бранясь,
Что новый поезд
Уйдёт без нас:

На окнах шторки,
В окошках свет,
На переборке
Стоп-крана нет —
Гудит фанфарой,
Красив и горд:
«С дороги, старый!»,
Прибавив ход.

«Однажды, как дохлые мухи…»

Писатель, если он настоящий писатель,
каждый день должен прикасаться к вечности
или ощущать, что она проходит мимо него.
Э. Хемингуэй

Однажды, как дохлые мухи,
Иссохнутся наши сердца.
Крыла ́ невесомее пуха
Заполнит весомость свинца.
И, глянув, согбенные грузом,
В глаза, как глядят на часы,
Уйдут сопричастные музы,
Как битые старостью псы:

В долину без центра и края —
Удел умолчанья и тьмы,
Где Божья искра умирает.
А следом пошаркаем мы —
Лишёнными песен певцами,
Которых на пир не зовут:
Вестимо – с сухими сердцами
Поэты недолго живут…

«Всю молодость надежды подавал…»

Всю молодость надежды подавал,
И в зрелости предсказывали славу,
Но жизнь моя насмешливой шалавой
В конце концов свела меня в подвал,

Где лавра нет, где плесень да грибок,
Где свет не свет, а колыханье свечки…
Благодарю, Всемилостивый Бог,
Что уберёг наивную овечку

От фальши славы, восхищённой лжи,
Друзей, которых тьма до первой драмы,
Падения в сырое жерло ямы,
С благословеньем кинутых вершин…

Я не упал, разбившись вдрызг и в хлам,
Не лью слезу о золочёном прошлом.
Мой уголок, мой вертеп скомороший —
Достойный дар за речи и дела…

Всю молодость надежды подавал,
Послушный мальчик, юноша хороший…
Вот мне подали старый медный грошик,
Что всех дороже званий и похвал

И мизером украсит неуют:
В согласии с нутром Экклезиаста —
Истёртый грош, эквивалентом счастья,
Надежду подававшим
подают.

«Мой срок сибирский только начат…»

Мой срок сибирский только начат.
И год, и десять – не в зачёт.
В плечо знакомая отдача,
Или задиристый толчок
Я ощущаю в этом крае,
Где нервы крепкие нужны:
То шмара в лавке задирает,
То в зенках вызов бросит шнырь.

Держи карман, ходи при свете,
Твои закон и прокурор —
В кармане олово кастета
Или за пазухой топор.
Неоспоримой антитезой,
Когда «блатной» на «мужика», —
Тяжёлый холодок обреза
И дрожь унявшая рука.

Здесь жизни прожиты в похмелье,
Глаза недобрые пусты:
Заместо пропитых нательных,
На коже – синие кресты.
И числа маковок неровных
Не для глядящего с небес,
А в тёмной ёмкости церковной
Хранится взрывчатая смесь…

В краю бродяг и вертухаев,
Где самородки ищет сброд,
Копает публика лихая,
Как будто чёртов огород.
И рвёт шурфы, и моет, моет,
Судьбу фартовую ища…
Стирают пальцы марамои́,
Но не отмоется душа.

«Тяжелее от дум голова…»

Тяжелее от дум голова
В эти серые дни.
Удалиться бы на острова
Беззаботной страны:

Там, где ставит на паузу дождь
Суету и дела.
Не зачáта ни зависть, ни ложь,
И не водится зла;
Заберёшься на кряжистый дуб,
Чтобы встретить рассвет,
Ободрав перепачканный пуп
Об иссохшую ветвь;

И пройдёшь по траве – босиком,
По песку – на руках,
А в себе разберёшься легко
И не встретишь врага;
Там цикадами полночь полна
И беда коротка.
Там найдёшь в море синего льна
Золотого жука;

Не затравит толпою молва,
Не порвёт на куски.
И пока не болит голова
От тоски.

«Костры дымят. В округе похороны листвы…»

Костры дымят. В округе похороны листвы.
И мётлы метут предвестниками метелей.
Куда ни глянешь – демо: колор пастели.
Всё реже хочется выбраться из постели,
Всё чаще хочется переходить на «вы»,

Произвивавшись рыбой в недрах сырой толпы,
Устав от тщетной сути тройных усилий —
Из тесной связи с массой чтоб отпустили —
Спешить на личный остров невольным стилем,
Употребляя всуе словечки со звуком «пи».

Бульвар засыпан: этой пёстрой листвы навал,
Точно буклеты, что рекламой былого дразнят.
Читая каждый дотошно, как первоклассник,
Навряд ли вспомнить
отшумевший вчерашний праздник.
В безумстве красок скорей прощанье, чем карнавал.

Последние листья слетают и кружатся на лету,
До дна испившие сладость бабьего лета, —
Деревья нынче с виду дервиши и аскеты.
И только юность чья-то складывает в букеты
Охапки листьев, видя в ум́ ершем красоту.

Она истлеет, согреваясь в сыром костре.
Весной возродится. Ренессанс. Слово с ноты «РЕ».

«Крутим руль, но стоим на месте…»

Я не верю, что такой переходный период может принести в нашу жизнь нравственность.
Потому что чётко знаю: из бесстыдства нравственность не вырастает, а из воровства – сострадание. Разве можно, погрузив страну в такое болото, получить чистых людей?
Экономические трудности перенести можно.
Но когда чиновники уговаривают народ потерпеть, а сами, ни на секунду не останавливаясь, воруют…
Леонид Филатов, 1991 год

Крутим руль, но стоим на месте,
Кто куда, но шагаем в ногу.
Не с руки рассуждать о чести,
Не к добру вспоминать о Боге.
Пьяный бонза гундит с трибуны,
Суетясь под заморским боссом:
Сам себе удалой да умный,
Губы дует под сивым носом…

Где ты, слава страны пропитой,
Заблудившейся в настоящем?
Вот отца партбилет пробитый
Резво спрятан в глубокий ящик.
Телевизор заместо книги,
В телевизоре – срам да порно.
И культуры большая фига
На стене городской уборной…

Льётся в уши гнилая гуща,
Маде ин филиал Иуды, —
Жрите страсти, травите душу,
Суетливо гремя посудой.
Мы летим на грехи как мухи,
На билбордах призыв: «Падите!»
Наши дочки мечтают в шлюхи,
Сыновья норовят в бандиты.

А в подъездах пустые шприцы
Под ногами хрустят как гильзы.
У сенатора вилла в Ницце —
Он в заботах о нашей жизни.
А в Замкадье жильцы барака
Тихо тонут средь цен растущих,
Доживая от «доширака»
До отравленных «ножек Буша»…

Ждали весело перемены,
Чтобы рухнул колосс системы:
Вот вам, «леди» и «джентльмены»,
Крепкий «Сникерс» от дяди Сэма…
…Мы взрастим пополненье клад́ бищ.
Чьи мы, люди? Какого худа?
Не страна, а вокзальный шаб́ аш:
Кто туда? Или кто отсюда?

1993

«Пережить, что дано – поелику бедовые смалу…»

Сила патриотизма всегда пропорциональна количеству вложенного личного труда: бродягам и тунеядцам всегда бывало чуждо чувство родины!
Л. Леонов

Это святая обязанность – любить страну, которая вспоила и вскормила нас, как родная мать.
М. Шолохов

Пережить, что дано – поелику бедовые смалу, —
Не взирая, каких ты сословий и чьих ты кровей.
Если вражия сила вязанку Страны поломала,
Значит, прутики были гнилыми по сути своей.
Мы решались:
её порешить, перестроившись гласно,
Отрубив, словно руку, Истории множество лет,
Опорочив отцов, и, людской поговорке согласно,
Рассуждать о достатке в грядущем, которого нет;
И вглядевшись – очнуться, одуматься,
остановиться,

Как с похмелья взглянув
на застывшие в полночь часы:
Отчего в нашем доме проёмы – пустые глазницы,
А в провалы дверей смело шастают ветры и псы?
Этот хлам по углам, эта мебель, которой на свалку…
Где по трубам вода? Где несущие ток провода?
Вместо пола – зола, вместо крыши – горелые балки:
Это пламя пожара гуляло ли, злая орда?

Различить, изучить, залечить переломы и травмы
И очистить от горечи едкой Отечества дым,
Воскрешая живых, возвращая заветы о главном:
Это то, что мы детям растущим расскажем своим.
Пусть они не окажутся табором тонких былинок,
Что колышутся ветром и скошено падают ниц,
А единой семьёй, опоясанной силой былинной,
У которой к России любовь не имеет границ.

«Имена и даты…»

Имена и даты.
Даты. Имена.
Мёртвые солдаты.
Давняя война.
Уходили роты
Против вражьей тьмы.
Вечные сироты
И они, и мы.
Вяземские нивы,
Ржевская земля —
Как они красивы,
Хлебные поля.

Юноши моложе,
Зрелые мужи —
Под взошедшей рожью
Армия лежит.
Супротив Европы,
Как там ни крути,
Встали наши роты
И, не дав пройти,
Выстояли насмерть,
Гибли в штыковых,
Без обряда, наспех
Хоронили их.

Сейте, жните, братцы,
В сытости живя, —
На костях солдатских
И на их кровях,
Помните, потомки,
Чьё последье вы.
Не сдавайте только
Мёртвых и живых:
Мы навеки вместе,
Внуки и сыны
Не терявших чести
На полях войны.

Горе. Наше горе —
Пламени река.
Обожгут уголья
Нас издалека:
Мёртвые осудят,
И придёт беда,
Если позабудем
И простим когда.
Обещай Отчизне
Быть навеки с ней,
В суетности жизни
Не терять корней.

«Приходит время – змеи меняют кожу…»

Приходит время – змеи меняют кожу,
Собаки – шубу, растущие дети – вещи.
И судьбы наши непостоянны тоже:
Вчера – подёнщик, нынче уже – помещик.

Вчера – капризный, хам деловой, богатый —
Никто не сдержит, мало кого уважит;
Сегодня двое в землю воткнут лопаты:
Сражённый гриппом в чрево земное ляжет.

Вчера – могилы роющий на погосте,
Сегодня – воин на рубеже траншеи,
Готовый пулей встретить незваных в гости,
Поднять в атаку и победить в сраженье.

Вчера – воитель, тактик и разрушитель —
Взрывчатки гений и чародей диверсий:
Закончив битвы – истинно мирный житель,
Сегодня строит вновь города и веси…

Проходит время. Главный закон Вселенной —
Презревши догму, расшириться или сжаться
В ладу с собой – одной бескрайнею переменной…
Ничто не вечно. Каждый достоин шанса.

Место

Не суетись. Ты всегда там,
где кто-то в тебе нуждается…
Автор

«Сумерки. Самарканд…»

Сумерки. Самарканд.
Лето идёт в закат.
В чаше – хмельной кумыс.
Время, остановись:
Сладко поют сверчки,
Кружатся мотыльки,
Тихо журчит арык,
Тихо поёт старик.

Где-то всплакнёт арба,
Вздрогнет Рахмон-баба:
Может, его сыны
Едут с большой войны?
Радио – чёрный блин —
Пело, что взят Берлин.
Значит, издалека
Едут сыны пока:

Старший, Усмон, – овчар,
Средний, Аскер, – гончар,
Младший Юсуп, юнец, —
Лучший в краю кузнец…
Месяцев пять, с весны,
Нету вестей от них:
Письма сюда, как встарь,
Долго везёт почтарь.

Если отставить сон,
Вслушаться в полночь псом:
Здесь, отводя беду,
В домике каждом ждут —
В прошлом оставив смех,
Час ощущая в век,
В сердце неся: «И мой
Скоро придёт домой…»

Спи, Самарканд-старик.
Ждущему – сил дари.
Сторожем до утра
Светит луны дойрá.
Ты подожди, беда,
Мчаться стрелой сюда.
Пусть, кто погиб уже,
В ждущей живёт душе…

…Дёрнул ушами пёс —
Вдруг да нагрянет гость?
Но тишина легка
Крыльями мотылька.
Но тишина сладка
Песенкою сверчка…

«Похолодало в позднем сентябре…»

Е. И.

Похолодало в позднем сентябре,
Всё чаще ветер с севера, чем с юга.
Не слышно птичьих песен на заре,
Осиротела тихая округа.

И небосклон тяжёлый, неживой,
Затянутый громоздкой непогодой:
Ему под масть высокий волчий вой
В гортанях ветхих труб ливнеотвода.

И рощица рыжа, как лисий хвост,
И дым трубы своё тепло теряет…
Летим туда, где много птичьих гнёзд,
Которые никто не разоряет…

«Город давит на горло…»

Город давит на горло.
Город лезет в глаза.
Между связками – голод
Что-то в небо сказать
На неведомой фене,
Как дитя в наготе,
Или выплакать вены
В придорожном ските,
Светлым блицем железа
Передплечье лизнув…
На снегу, точно плесень,
Копоть: «Ждите весну».

Городская природа:
Край сырых кирпичей,
Нет ни края, ни брода,
Каждый в луже – ковчег,
В ком ни места, ни пары,
Ни спасенья души,
Только поиски бара
И пробоина лжи.
На открытом просторе —
На пречистом листе.
По-другому и море,
И чащоба, и степь:

Смелым росчерком Бога
Поражает эскиз.
«Люди тоже так могут», —
Говорил атеист…
Я – художник не местный,
Потерявший кураж:
Вместо творческих всплесков
Всё точу карандаш…
Вот и горы опилок,
И мозоль на персте.
Белым – почерк бессилья
На белёном холсте.

«На Земле – большой, но малой…»

На Земле – большой, но малой —
Всё для жизни есть, пожалуй,

Скачать книгу

Время и место бесплатное чтение

Вместо предисловия

Книга перваяВремя и место2016–2020

Время

«Время моё – это сумерки. Зимние сумерки…»

«В юности чистой, когда очевидного мало…»

«Я молодой, приветливый, нахальный…»

«Унылая, унылая пора…»

«Игривые витиеваты речи…»

«Мы были юн́ ы…»

«Однажды, как дохлые мухи…»

«Всю молодость надежды подавал…»

«Мой срок сибирский только начат…»

«Тяжелее от дум голова…»

«Костры дымят. В округе похороны листвы…»

«Крутим руль, но стоим на месте…»

«Пережить, что дано – поелику бедовые смалу…»

«Имена и даты…»

«Приходит время – змеи меняют кожу…»

Место

«Сумерки. Самарканд…»

«Похолодало в позднем сентябре…»

«Город давит на горло…»

«На Земле – большой, но малой…»

Книга первая
Время и место
2016–2020