Вы не авторизовались

Иран. Экономика под санкциями бесплатное чтение

Павла Рипинская
Иран. Экономика под санкциями

ISBN © Рипинская П. С., текст, 2022

Фотографии на вклейке Б. Кузнецова и П. Рипинской

Дизайнер обложки О. Жукова

Автор предисловия Яков Моисеевич Миркин – знаменитый российский экономист, колумнист, академический ученый, писатель. По его книгам учился весь финансовый рынок. Предсказатель кризисов. Практикующий финансист. Доктор экономических наук, профессор. Создатель первой кафедры финансовых рынков (Финуниверситет). Зав. отделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН (2008–2022).

* * *

Предисловие

Иран – закрытое общество. Проникнуть в него не по книгам, не на ощупь, а так, чтобы знать его до мелочи – большая редкость. Для нас это очень важно. По схожим лекалам может быть устроена и наша жизнь в недалеком будущем.

Все это есть в книге. Автор – внутри Ирана, внутри его семей, домов, внутри общества, внутри иранского бизнеса, чувствуя страну «на кончиках пальцев».

Это – огромная редкость, когда думающий человек с российской культурой вдруг погружается в восточный мир, в мир Персии – Ирана, а потом берет нас за руку и ведет, не обходя в своей книге самые мелкие подробности бытия.

Книга – редкостная, занимательная. И на самый разный вкус, когда обзоры страны в целом (так, чтобы мы ее поняли) соединены с чудесными описаниями того, как устроен иранский дом, как живут в иранской семье, что такое иранский быт, иранская улица, как люди общаются и строят свою частную жизнь.

Действительно, не оторваться. Читаешь – и хочется быть. Быть везде. Связь времен, связь миров, когда тянет быть в них, разных, попробовать всё, что в них есть, жажда приключений. Восточные приключения! Невозможно оторваться! Бродить, узнавать, понимать, предугадывать, что будет с миром и с каждым из нас.

Почему так важно

Мы учимся жить, как Иран. У обществ, находящихся под давлением всеобъемлющих санкций, должно быть много общего. Иран так существует десятки лет. Ему то приподнимают железный занавес, то вновь с размаха бросают его вниз.

Дело не в том, кто прав, кто виноват и кто с кем борется. Книга – не об этом. Она о том, как выживает крупнейшая страна в 80 с лишним миллионов человек, когда разорваны ее связи с западным миром, а с мирами другими – можно общаться только с осторожностью или даже украдкой.

Что такое «иранская модель»?

Нам ведь жить по ней, может быть, десятилетия. Она – вынужденная. Полузакрытая экономика, под тяжелейшими санкциями, с огромной ролью государства и связанных с ним окологосударственных / силовых структур, с большим теневым сектором, серым экспортом-импортом, с высокой ролью среднего и малого бизнеса (кормит население).

Коллективное поведение – в рамках жесткой, насаждаемой сверху идеологии. Больше всего ориентированы на Восток, минимум отношений с Западом (санкции). У государства – крупнейшие объемы участия в собственности, ресурсах, производстве и распределении, в финансовом секторе. Государство прямо вмешивается в макроэкономические переменные (цены, курс валюты, процент и т. п.). Экономика пропитана идеологией (религиозный или политический фундаментализм).

Что еще? В Иране – крупнейшие разрывы в технологиях с развитыми странами и Китаем. Его экономика – это попытка автаркии в ключевых системах страны, в том числе в финансовом секторе, ИТ, телекоммуникациях. Тем не менее он очень зависит от серого импорта технологий, оборудования, высокотехнологичных товаров и услуг для населения. В экономику встроены монополии, кормления, кумовство («капитализм для своих»). Вокруг страны – развитая сеть посредников (торговых, финансовых) для обхода санкций.

А что в итоге? Высокая нестабильность, инфляция, колебания темпов роста, масса дисбалансов, время от времени – социальные шоки. То резко ввысь, то камнем вниз.

Если присмотреться ближе

Иран не свалился в плановое хозяйство, остался рыночной экономикой. В 2012 году страна была отключена от SWIFT. Cо второй половины 2000-х годов Иран отрезан от операций с американскими банками, долларами и международными карточными системами. Карточек Visa и Mastercard в Иране нет. И китайских Union Pay тоже нет. Китай частично соблюдает санкции, будучи крупнейшим торговым партнером США и ЕС.

В 2006–2012 годах шаг за шагом усиливались запреты на поставки нефти из Ирана, на инвестиции в Иран, на торговлю с ним, на его доступ к западным технологиям. В 2012 году они достигли максимума. С 2015 года санкции начали отменяться, но с 2018 года вновь возобновлены США. С 2012 года заморожены иранские активы, в том числе деньги центрального банка Ирана, коммерческих банков, недвижимость. Взяты в «плен» личные активы тех иранцев и компаний, которые находятся под санкциями. Сумма блокированных (не только в США) активов – до 85 млрд долл., из них доступны не больше 10 млрд (The Wall Street Journal, 2019). Большинство санкций стали международными или экстерриториальными (со стороны США).

Что же происходит, когда страну отрезают от поставок нефти, которыми она живет, от ее собственных и чужих денег (международные финансы), от технологий и закупок нового оборудования? Что если ее валюта становится неконвертируемой? Первый ответ – стагнация. В 2020 году ВВП Ирана в сопоставимых ценах был лишь на 4,2 % выше уровня 2010 года. ВВП Ирана по паритету покупательной способности за это время упал на 12,7 % (МВФ). Иран на 19-м месте в мире по населению, на 123-м по ВВП по ППС (2020).

Что еще случилось? Резко сжалась добыча нефти и объемы экспорта. Перед Исламской революцией 1978–1979 годов в Иране добывалось больше 6 млн баррелей нефти в день, в 2005 году – примерно 4 млн, в 2020 году – около 2 млн, при двух-пятикратных колебаниях физических объемов экспорта нефти в отдельные годы (Управление энергетической информации США). В 2012–2013 годах (пик санкций) стоимостный объем товарного экспорта из Ирана упал сразу на 30 % по отношению к 2010 году. В 2014–2017 годах вырос до 120 % к 2010 году (санкции частично сняли). И снова стал падать с 2018 года (возврат санкций США) с тем, чтобы дойти в 2020 году до 78 % от уровня 2010 года (МВФ).

А что произошло с ценами? Гиперинфляция, почти каждый год – двузначный рост цен, до 40 с лишним процентов в особо щедрые на санкции годы. В 2020 году розничные цены в Иране в 7 раз превышали уровень 2011 года. В 2011 году официальный курс был 11 тыс. иранских риалов за 1 доллар США. В 2021 году – 42,2 тыс. Процентные ставки – всегда двузначные. В 2014 году (расцвет санкций) капитализация рынка акций рухнула примерно в три раза. А сегодня вдруг взвилась вверх.

А как чувствуют себя иранцы? За время санкций по индексу человеческого развития (ООН) Иран передвинулся с 98-го места в 2005 году на 70-е в 2019 году, находится рядом с Албанией, Кубой и Шри-Ланка (Россия – 52-я). Ожидаемая продолжительность жизни поднялась с 72 лет в середине 2000-х до 77+ лет в 2019 году (№ 49 в мире). Мы – на 97-м месте (ВОЗ). Динамика населения? Позавидуешь. В 2005 году в Иране жили 69 млн чел., в 2020 году – 84 млн. За 15 лет санкций население выросло на 22 %. Доступ в Интернет имеют 84 % населения (Россия – 85 %). На 100 человек приходится 152 подписки на мобильную связь (Россия – 164). Грамотны 86 % населения, у нас – 100 % (Всемирный банк).

А что с уровнем жизни? ВВП на душу населения Ирана по паритету покупательной способности в 2005 году – 13,8 тыс. долл., в 2011 году – 17,9 тыс. долл., в 2012 году упал на 11 % (санкции), в 2018 году – 13,7 тыс. долл. (снова санкции), в 2020 году – 13,3 тыс. долл. Он меньше, чем 15 лет тому назад, 123-е место в мире. У России – 28,2 тыс. долл. Иран находится в группе развивающихся стран с доходом чуть выше среднего, его соседи – Парагвай, Шри-Ланка (Всемирный банк).

Куда же Иран сбывает свою нефть (ее доля в экспорте больше 60 %)? Ответ заранее известен – Китай, торговый партнер № 1 Ирана (25 % экспорта и до 10 % импорта), № 2 – ОАЭ (14 % и 6 %), далее – Индия, Турция, Германия. На развитые страны приходится 36 % экспорта и лишь 4 % импорта (Всемирный банк, WITS, 2018). Так действуют санкции. Сырье от вас – милости просим, технологии вам – извините, никак. Какой-то доступ к технологиям Иран получает на востоке, больше всего через Китай. Доля «капитальных товаров» (оборудование и т. п.) в экспорте 1,6 %, в импорте – 33 % (Всемирный банк).

Вокруг санкций строится масса обходных конструкций. Есть свои внутренние платежные карточки (аналог нашего «Мира») и своя расчетная система. Есть платежная система с ЕС в обход SWIFT (на практике не работает), есть клиринг и расчеты в валютах стран, с которыми торгует Иран. Есть исключения из санкций, признаваемые США. И есть знаменитая «хавала», нелегальная система расчетов и клиринга на доверии, дающая возможность получать деньги из Ирана за рубежом и направлять деньги в Иран.

Так как же живется под самым полным объемом санкций? Ответ: видно, что можно существовать и отрезанным ломтем, все более-менее сыты. Экономического чуда не предвидится, в финансах – вечные потрясения, мало инвестиций, «развитой страной» не станешь, многолетняя стагнация. Под санкциями страну неизбежно пригоняет к берегу Китая. Она срастается не с развитой Японией, не с «тиграми» – Южной Кореей или Сингапуром. Она «врастает» в развивающиеся экономики Востока. Растет разрыв в технологиях, они приходят «по остатку». С ростом благосостояния населения – дела не очень. Рано или поздно из зоны высокого давления придется выкарабкиваться, чтобы не стать слабее. Вопрос только в том, как это сделает Иран? И как сделаем мы?

Яков Миркин,
профессор, доктор экономических наук

Краткая справка

Исламская Республика Иран (до 1935 г. страна носила название «Персия») – государство в Передней Азии. Столица – город Тегеран.

На западе граничит с Ираком, на северо-западе – с Азербайджаном, Арменией, Турцией, на севере – с Туркменией, на востоке – с Афганистаном и Пакистаном. С севера Иран омывается Каспийским морем, с юга – Персидским и Оманским заливами Индийского океана.

Территория: 1 648 195 км²

География: множество горных цепей и пустынь (аридный климат), при этом на севере страны присутствуют леса (субтропический климат). Для северо-запада зимой характерны обильные снегопады и сильный ветер. Самая высокая точка Ирана – пик Демавенд (5604 м).

Население (по данным Иранского статистического центра): 84 582 000 чел., 19-е место в мире (2022 г.), более 70 % проживает в городах.

ВВП на душу населения (по данным Всемирного банка): 2756 долларов США (2020 г.).

Индекс человеческого развития (по данным Программы развития ООН): 0,783 (70-е место в мире).

Форма правления: теократия, т. е. исламская республика во главе с президентом, при этом общее направление политики страны определяет несменяемый Высший руководитель.

Правовые и культурные особенности: религия официально считается важнейшей сферой жизни страны и частью государственной идеологии Ирана. Население обязано соблюдать исламскую форму одежды и исламские правила поведения, включая сегрегацию полов в определенных обстоятельствах. Алкоголь полностью запрещен. Нарушение исламских правил поведения уголовно наказуемо.

Иран и санкции: немного истории

Смеющиеся студентки в мини-юбках, иностранные туристы, позирующие на фоне древних мечетей, роскошные автомобили, дорогие рестораны… Это не Турция 2000-х, это – Иран накануне Исламской революции 1979 года. Увы, за фасадом благополучия скрывалось недовольство миллионов людей, которым ничего не доставалось от иранского нефтяного пирога. Шахское правительство Ирана с середины XX века взяло курс на ускоренную индустриализацию и модернизацию (по сути – вестернизацию) страны. Поддержка западных держав, провозгласивших Иран «островом стабильности на Ближнем Востоке», и высокие цены на нефть действительно позволяли стране обогащаться. ВВП рос, ввозились новые технологии, деревенские жители активно переселялись в города. Иранская валюта котировалась в Европе и США.

Но «Белая революция» (как назвали иранские реформы) плохо воспринималась консервативно настроенным населением (за исключением образованной и богатой прослойки в крупных городах). Люди простые считали правившего страной иранского шаха Мохаммеда Резу Пехлеви марионеткой США и Израиля. Его правительство, купавшееся в роскоши, упрекали в разбазаривании народных денег и продаже ресурсов страны за рубеж в собственных интересах. Миллионы иранцев жили в крайней бедности. Параллельно в стране действовала масса оппозиционных шаху группировок: от коммунистов до радикально настроенного духовенства.

Все рухнуло в одночасье. Не в силах справиться с восставшими, шах бежал из страны в США. Восторженные иранцы встречали самого почитаемого ими из оппозиционеров, своего духовного лидера – аятоллу Рухоллу Хомейни. Они не знали еще, что впереди ждет кровопролитная борьба за власть между политическими силами, временно объединившимися ради свержения шаха. Медленно, верно и очень прагматично Рухолла Хомейни шел к своей цели. Все его оппоненты постепенно оказались в тюрьме или были расстреляны. Власть в стране на долгие годы получили консервативные представители исламского шиитского духовенства. Религиозный народ верил им и надеялся, что уж теперь-то страна пойдет по верному пути и голодным никто не останется.

Западные державы, в особенности США, не хотели терять контроль над страной, ранее активно проводившей их повестку на Ближнем Востоке. Поводом для введения первых жестких санкций со стороны Америки стал захват посольства США в Тегеране в 1979 году. Дипломатов продержали в заложниках 444 дня (требуя у Америки выдать сбежавшего шаха – который, впрочем, прибыл туда только на лечение, был вынужден вскоре уехать и скончался от рака в Египте). С этого момента США объявили Ирану «экономическую войну». Собственно говоря, в 1980 году уже началась и война самая настоящая, во многом инспирированная Америкой, – с Ираком. Причем и европейские страны, и США Ираку активно помогали, Иран же уже находился под серьезным давлением санкций и практически не имел союзников.

С самого начала Америка сделала своей целью ослабление нефтедобывающего сектора – основы иранской экономики. В ход шло все: от запрета на закупки иранской нефти до запрета инвестиций в нефтяную и газовую отрасли. Наиболее негативный характер для Ирана имели американские санкции в отношении ограничения инвестиций в энергетическую отрасль, начиная с 1996 года. Причем эти санкции касались не только американских, но и иностранных компаний. Если ранее никого не волновало, когда американский бизнесмен закупал иранскую нефть для перепродажи в другую страну, теперь всякое сотрудничество с Ираном стало для американцев невозможным.

Новые санкции последовали в 1980-х и 1990-х, и позиционировались они как ответ на «поддержку терроризма», действия против США и, конечно же, ядерную программу Ирана.

Америка действовала и через ООН. В период с 2006 по 2010 год Совет безопасности ООН принял шесть резолюций против Ирана, предполагающих заморозку активов компаний и физических лиц, связанных с «разработкой ядерной программы», а также запрет на поставку в страну связанных с этой областью технологий и оружейное эмбарго.

Но так как санкции ужесточались постепенно, чередуясь с периодами послаблений, иранской экономике хватало времени на то, чтобы к ним приспособиться. Санкции, связанные с разработкой ядерной программы и касавшиеся в основном ограничения поставок в Иран ряда товаров, преодолевались путем реимпорта/реэкспорта из третьих стран, среди которых одним из основных каналов стали ОАЭ, особенно Дубай с его многочисленной иранской диаспорой.

В 2010–2012 годах ситуация кардинально изменилась. Теперь американцы убедили и ЕС запретить импорт нефти и нефтехимической продукции из Ирана, прекратить страхование перевозящих иранские углеводороды судов и полностью отключить Центробанк Ирана от системы SWIFT. Вашингтон начал активно использовать вторичные санкции, в рамках которых Министерство финансов закрывало неамериканским гражданам или компаниям доступ к рынку США, если они были замечены в сотрудничестве со структурами из черного списка.

Санкции привели почти к полной изоляции Ирана от мировой финансово-экономической системы. За 2012–2021 годы среднегодовой рост ВВП составил всего 0,58 %. До санкций экспорт иранской нефти составлял 80 % дохода и до 60 % поступлений в бюджет. После санкций-2012, менее чем за 1 год, экспортные доходы сократились на 60 %.

Важный штрих: при голосовании в Совете Безопасности против новых санкций в то время высказались только Бразилия и Турция и воздержался Ливан. Все остальные делегации новые санкции поддержали – включая Россию. Почему Россия в то время поступила именно так? Вероятно, рассчитывая на изменение схемы размещения ПРО НАТО вблизи своих границ. Россия также заранее вывела из-под санкций Бушерскую АЭС, в реактор которой в 2010 году началась загрузка топлива. Немного утешает лишь тот факт, что и Россия, и Китай перед голосованием приложили некоторые усилия, чтобы сократить и смягчить предложенный изначально пакет санкций.

В 2015 году выход, кажется, был найден. Иран и страны «шестерки» (США, Франция, Великобритания, Германия, Китай и Россия) достигли соглашения по ограничению иранской ядерной программы, известное как СВПД (Совместный всеобъемлющий план действий) или «ядерная сделка», в обмен на отмену санкций. Сошлись вместе как желание западных стран разрешить затяжной кризис, так и изменения во внутренней политике Ирана: пришедшие к власти либералы были готовы договариваться с Западом.

Заключение СВПД было процессом долгим и трудным. На предварительные процедуры ушло около года. А на основные переговоры, прозванные журналистами «сидение в Лозанне», – несколько недель непрерывной работы глав правительств и первых лиц нескольких государств. Европейцы шутили, что процесс заключения сделки напоминает выборы папы римского (которые, как известно, могли длиться годами).

По условиям сделки Иран гарантировал исключительно мирный характер своей ядерной программы и обязался в течение 15 лет иметь в распоряжении не более 300 кг урана (минимально обогащенного, неподходящего для создания ядерного оружия). Все отработанное топливо с иранских реакторов должно было вывозиться за пределы Ирана в течение всего времени их работы.

В свою очередь, «шестерка» согласилась отменить все санкции (как Совбеза ООН, так и национальные), связанные с иранской ядерной программой, касающиеся торговли, технологий, финансов и энергетики.

Санкции, введенные в отношении Ирана в связи с нарушением прав человека, остались в силы. Не произошло и моментальной отмены оружейного эмбарго, введенного ранее Совбезом ООН: процесс должен был растянуться на 5–8 лет.

Министра иностранных дел Ирана Джавада Зарифа после подписания СВПД в Иране встречали как национального героя. Жители страны радовались и праздновали грядущее снятие санкций прямо на улицах. В ожидании позитивных изменений последовал бурный экономический рост. Еще бы: в Тегеран слетелись предприниматели и представители крупных компаний со всего мира. Такой огромный рынок (население около 85 млн человек) – и практически нетронутый! При том что со многими западными брендами, годами ввозившимися в страну нелегально, иранцы уже были отлично знакомы. Подписывались первые контракты на закупку самолетов и необходимого оборудования для иранской промышленности. Благодаря снятию части банковских санкций оживилась торговля. Менялся вид иранских городов: тут и там появлялись модные кафе и бутики, строились новые отели в ожидании притока туристов.

Увы, заключенное с такой помпой соглашение продержалось всего несколько лет. Уже в 2018 году президент США Дональд Трамп вышел из СВПД и ввел дополнительные ограничения в рамках политики «максимального давления». На этот раз под действие санкций попали все экспортные поставки иранской нефти, а также более 700 банков, компаний и физлиц.

На практике выяснилось, что в наши дни санкции со стороны США почти равны глобальным санкциям. Европа, Россия и Китай выступили категорически против, но никакого реального противодействия не оказали. В итоге Америка нивелировала почти все экономические достижения ядерной сделки и снова ввергла Иран в глубокий кризис. Экспорт и импорт товаров и услуг резко упали. Помимо нефти под ограничения попал и экспорт промышленных металлов – крупный источник доходов. По оценкам МВФ, торговый дефицит Ирана в 2020 году составил $3,45 млрд. А в 2021 году, по данным Центробанка Ирана, уже $4,5 млрд.

После выборов нового президента Соединенные Штаты предсказуемо решили вернуться в соглашение. Но доверие Ирана очень сильно подорвано. И хотя страна безумно устала от санкций, возрождение сделки займет много месяцев, если не лет.

Пока же Иран старается справляться с санкционными ударами всеми возможными средствами, основным из которых является провозглашенная в стране «экономика сопротивления».

Данное понятие стало широко применяться в Иране в 2012 году, с введением самых тяжелых санкций за многие десятилетия. «Экономика сопротивления» – национальная программа, помогающая Ирану жить под санкциями – была подробно сформулирована в 2014 году. Эти идеи выдвинул и поддержал верховный лидер страны, аятолла Али Хаменеи, а его слово является решающим. Тогда же он подчеркнул, что Иран вовсе не стремится порвать связи с мировой экономикой. Но страна должна стать самодостаточной. Экономика сопротивления включает следующие характеристики:

• динамичные действия правительства, которые обеспечивали бы рост экономики и занятости населения, повышение производительности труда, сокращение инфляции – все это с особым вниманием к вопросам социальной справедливости;

• готовность противостоять потрясениям (от землетрясений до «экономических войн» и мировых кризисов), запас прочности;

• опора на внутренние возможности (уже имеющиеся у страны географические, природные, научные и финансовые преимущества);

• широкое участие народа в экономическом развитии, повышение финансовой грамотности населения;

• создание необходимых резервов продовольствия, медикаментов и других стратегических товаров. На первом этапе – накопление того, что страна пока производит недостаточно, на втором – переход к полному самообеспечению (импортозамещение);

• сокращение зависимости от нефтяных доходов, участие частных компаний в нефтяном экспорте, увеличение экспорта газа, нефтепродуктов и нефтехимии;

• переориентация с европейских контрагентов на азиатские, диверсификация цепочек поставок;

• рациональное потребление и отказ от расточительности (но без перегибов, к аскетизму никто не призывает);

• борьба с коррупцией, создание прозрачной и безопасной экономической атмосферы для предпринимателей;

• курс на инновационную экономику, максимальное использование научных достижений и передовых технологий;

• поощрение предпринимательства, оптимизация производственных процессов;

• развитие специальных и свободных экономических зон с целью получения технологий и развития внутреннего производства.

Однако в краткосрочной перспективе программа оказалась не слишком эффективна. Она смогла лишь несколько смягчить удар по национальной экономике от ужесточения международных санкций.

Уход из Ирана многих зарубежных компаний в последние десятилетия привел к активному развитию отдельных отраслей. Среди них: нефтепереработка и нефтехимия, фармацевтика, автомобильная промышленность. Однако это развитие ограничено отсутствием доступа к западным технологиям. Главным поставщиком технологий стал Китай.

Санкции привели к тому, что в стране возник собственный Интернет – National Information Network, а также появились местные аналоги многих популярных западных сервисов.

После падения стоимости иранской валюты в стране набрал обороты туризм, который ранее не считался важной отраслью экономики.

Даже если начавшиеся в 2021–2022 году переговоры о «ядерной сделке» в новом формате завершатся успешно, Ирану все еще предстоит большой и непростой путь. Ведь попасть под санкции нынче куда проще, чем добиться их снятия. А восстановление экономики и ее полномасштабное включение в мировые финансовые процессы может занять десятки лет.

Часть 1
Макроэкономика Ирана

Нефть, несомненно, является кровью иранской экономики и главным продуктом экспорта. По подсчетам экспертов Ирану принадлежит около 9 % мирового запаса черного золота. Но это вовсе не означает, что наука, техника и индустрия в стране не развиваются. Нам следует помнить, что страна пережила не только резкую смену режима сорок лет назад, но и кровопролитную Ирано-иракскую войну, унесшую миллион жизней и продолжавшуюся восемь долгих лет. На этом фоне даже скромные достижения впечатляют, и каждый год для иранцев открываются новые перспективы и возможности, в особенности – в больших городах. «Закрытая» с точки зрения многих страна активно торгует с большинством государств Европы и Азии. Санкции оказались очень серьезным, но не непреодолимым препятствием для развития Ирана.

Распределение иранской экономики по основным отраслям во многом соответствует постиндустриальной: сельское хозяйство – 9 %, промышленность – 40 %, сфера услуг – 51 %.

После нефти, полезных ископаемых и сельскохозяйственной продукции, важнейшей статьей иранского экспорта являются персидские ковры. Иран производит треть ковров ручной работы, продаваемых по всему миру.

А вот чем еще может похвастаться Иран:

• Самый большой рынок автомобилестроения на Ближнем Востоке (до 10 % ВВП, вторая отрасль в стране после нефтяной). В 2014 году в стране продан 1 млн автомобилей собственной сборки.

• Один из самых многообещающих рынков мира в сфере IT и мобильных коммуникаций.

• Ориентация на инновации и наукоемкие отрасли промышленности: активное развитие медицины (в 2019 году 15-е место в мире в сфере медицины по научным статьям и развитию медицинских институтов и 7-е место в мире по фармацевтике), нанотехнологий (в 2021 году 4-е место в мире по научным публикациями – 11 582 статьи), лазерных технологий (в 2019 году 11-е место в мире по научным публикациям), генной инженерии (в 2019 году Иран вошел в первую двадцатку стран по количеству научных статей в этой области), успехи в освоении космоса (запуски спутников, включая военный «Нур» в феврале 2020 года и спутник дистанционного зондирования Земли «Хайям» в 2022 году, запущенный с помощью России).

Но и экономических проблем в стране хватает. По данным МВФ, ВВП на душу населения (по паритету покупательной способности) в 2020 году составлял в стране всего 13 300 долларов США, это 123-е место в мире (в России, например, этот показатель был равен 28 200 долларов США). Санкции мешают нормальному импорту и экспорту, торговым и банковским операциям. Даже доступ иранского правительства к своим же валютным активам в международных банках ограничен.

В целом экономика Ирана непрозрачна, коррупционная составляющая очень велика. Инфляция не останавливается: так, в апреле 2019 года она составила в среднем 51 % по сравнению с тем же периодом 2018 года (пищевые продукты при этом подорожали аж на 84 %).

Официально уровень безработицы в Иране составляет 10–15 %, но некоторые неофициальные источники говорят о 25–30 %. При этом Иран сильно страдает от «утечки мозгов»: целеустремленная молодежь, получив хорошее образование, стремится устроить жизнь за границей, где экономика стабильнее и зарплаты куда выше.

Глава 1
Нефть, газ и полезные ископаемые

Нефть – основной экспортный товар Ирана и главный источник поступления валюты в страну (при этом 70 % экспорта составляет сырая нефть).

Ничего удивительного, ведь на Иран приходится 9 % (208 600 млн баррелей на 2021 год, по данным ОПЕК) доказанных мировых запасов черного золота. А по объемам добычи нефти Иран занимает 9-е место в мире (1 985 000 баррелей в день на 2020 год, по данным ОПЕК). Даже при текущих интенсивных темпах добычи иранских запасов хватит еще минимум на 70–100 лет.

Но для многих стран черное золото превращалось в проклятие. Охранять такое богатство трудно. За концессии по добыче нефти в Иране боролись многие мировые державы. Американские и английские нефтяные компании хозяйничали в стране вплоть до Исламской революции 1979 года – и самим иранцам от добычи нефти на их земле перепадали лишь крохи.

Сейчас все по-другому: нефтедобыча полностью находится под контролем государства. Иностранный инвестор обязан на сто процентов вложиться в разведку и разработку месторождения, если потом хочет получать с него доход. И если не уложится в отведенный срок – деньги ему не вернут. Но даже если нефть начнут добывать, возврат капиталовложений в разработку растягивается на весь срок эксплуатации скважины – что крайне невыгодно для концессионера, зато хорошо для страны.

Тяжесть санкций в области нефтедобычи начала особенно сильно ощущаться в 1990-х годах. В отрасли отчаянно требовалась модернизации оборудования, ее следовало реструктуризировать, вкладываться в разведку новых месторождений. Но именно это и не давали сделать санкции.

Здесь особенно важен принятый в США в 1996 году «закон Д’Амато – Кеннеди» (позднее его продлевали каждые пять лет). Он обязал президента США принимать меры в отношении любой (не только американской!) компании, посмевшей инвестировать в нефтегазовую отрасль Ирана крупную сумму (более 20 млн долларов) в течение года. Учитывая ведущую роль Америки в мировой экономике, любая серьезная организация, тем или иным образом работавшая с США, теперь старалась не связываться с Ираном. Ведь согласно этому закону, такую компанию могли:

• лишить займов/кредитов/аккредитивов, на которые она могла бы рассчитывать, экспортируя американские товары;

• лишить лицензии на экспорт военных технологий (да и технологий двойного назначения);

• лишить шансов получить достаточно крупную сумму в кредит в американском банке;

• оставить без возможности участвовать в американских госзакупках, хранить правительственные денежные средства, быть дилером гособлигаций США и т. п.

• ограничить в импорте товаров из США.

В 2010 году был введен полный запрет на поставки в Иран оборудования и технологий, которые могут быть использованы в сфере нефте– и газодобычи. Кроме того, под санкции подпадали и поставки оборудования по производству сжиженного газа и нефтепродуктов, а также инвестиции в соответствующие сферы.

В 2012 году ЕС ввел эмбарго на закупки иранской нефти (в связи с иранской ядерной программой), а иранский Центробанк отключили от SWIFT. В результате из иранских нефтяных проектов вышли почти все иностранные компании. А ведь в стране тогда пытались работать и британцы, и канадцы, и итальянцы, и французы, и даже турки. В том же году из Ирана ушел и российский «ЛУКОЙЛ».

Даже страховые компании по всему миру перестали работать с Ираном. Они перестали страховать грузы, связанные с Исламской Республикой, а порты во многих странах мира отказывались принимать незастрахованные сухогрузы и танкеры (экологическую ответственность никто не отменял). В первую очередь, конечно, пострадали суда, перевозившие нефть и нефтепродукты, а также промышленное оборудование.

Теперь Иран усвоил урок. И свои суда страхует сам, создав ряд поддерживаемых государством страховых фондов.

Если с запретом продавать нефть в США Иран более-менее свыкся, то европейское эмбарго было сильным ударом. Экспорт нефти в Европу на тот момент составлял до 80 % всего иранского экспорта и давал 50 % выручки от внешней торговли Ирана. Менее чем за год экспортные доходы сократились на 60 %. Курс национальной валюты резко упал. С 2012 года экспорт нефти сократился более чем в четыре раза, упав до минимума после выхода США из ядерной сделки в 2018 году.

В этой ситуации Ирану помогло обращение к азиатскому рынку. Больше всего страна рассчитывала на рынки Китая, Индии и Южной Кореи. Китай в итоге заключил несколько нефтегазовых контрактов, хотя изначально вел себя крайне осторожно. Индия продолжила покупать нефть, но в гораздо меньших объемах. Южная Корея вообще отказалась. Зато на сотрудничество с Ираном пошла Венесуэла. А во многие другие страны нефть стали поставлять по «серым» схемам, мастерами коих иранцы являются и по сей день. Ради использования столь нестандартных вариантов впервые в истории страны к торговле нефтью подпустили частные компании.

Наиболее популярной остается схема с «танкерами-призраками». Танкеры с нефтью продолжают регулярно отходить от иранских берегов, однако узнать, куда именно они направляются, невозможно: у них выключена система, позволяющая отслеживать путь судов. Отключать передатчики кораблям закон не запрещает.

Как правило, такой танкер уже где-то в море встречается с танкером под флагом другой страны (например, Малайзии, хотя принципиального значения это не имеет). Нефть перегружается туда, автоматически становится «неиранской» и доставляется заказчику. Как в этом случае осуществляются расчеты – уже дело десятое.

Правда, всегда есть шанс, что танкеры с нефтью «зависнут» в океане в ожидании судов заказчика. Сделка может сорваться, посредник – исчезнуть, да мало ли что. А нефть необходимо продать. Бывало, в море так в ожидании продажи «плавало» по 10–15 млн баррелей нефти. Мне запомнился случай, когда на нас вышли с предложением поискать покупателя на «танкер нефти у берегов Сирии, которому некуда деваться». Звучит как анекдот, и потенциальные заказчики нам просто не поверили. А может, побоялись…

Данная схема, однако, вряд ли будет активно использоваться в дальнейшем. Этому мешает развитие технологий, позволяющих отслеживать движение судов в отсутствие радиосигнала, а также отслеживать нарушения и проверять нестыковки в торговых потоках. Конечно, отдельные партии могут остаться незамеченными, но про масштабные «серые» перевозки придется забыть.

Рост продаж иранской нефти наметился после заключения «ядерной сделки» в 2015 году. Но не успела страна прийти в себя, как санкции вернули. И если в 2017 году Иран продавал до 2 млн баррелей в сутки, то в 2018-м экспорт «просел» до 1,06 млн баррелей в сутки. При этом США выдали разрешения на импорт иранской нефти Китаю, Греции, Индии, Италии, Японии, Южной Корее, Тайваню и Турции – до мая 2019 года. Мол, иначе им не справиться. В оговоренные сроки запрет стал полным, временные разрешения не продлевались. Тегеран на этом фоне объявил, что раз ему нельзя поставлять нефть через Ормузский пролив, то он его перекроет, чтобы и остальные им не пользовались (а именно этим путем осуществляется 20 % мировых поставок нефти). Дальше угроз, правда, дело не пошло.

В 2020 году пандемия COVID-19 ударила по Ирану тяжелее, чем по многим другим странам, да еще и спровоцировала мировой обвал цен на нефть.

Сегодня стране по-прежнему мешает отсутствие достаточных мощностей для переработки сырой нефти в нефтепродукты. Бензин, производимый в Иране, отличается крайне низким качеством, вредит экологии и здоровью жителей городов. Качественные нефтепродукты приходится закупать (чему также противодействуют санкции). Иранский бензин, некогда один из самых дешевых в мире, начал дорожать, поскольку правительство больше не может в полной мере его дотировать. Так, если литр бензина ранее стоил около 8 рублей, то в 2019 году его стоимость поднялась до 16 рублей и продолжала расти. Для иранцев разница оказалась столь значительной, что цены на бензин не раз провоцировали серьезные беспорядки. В планах иранского правительства – построить не менее пяти крупных нефтеперерабатывающих заводов, вдвое увеличив количество перерабатываемой нефти, а также модернизировать существующие.

Ситуация с газом в Исламской Республике даже интереснее ситуации с нефтью. На сегодня Иран по запасам газа (17,3 % общемировых) уступает только России (24,3 % общемировых). Их объем оценивается в 33 988 млрд кубометров (на 2021 год, по данным ОПЕК), и даже при пиковых темпах добычи (а Ирану пока до них очень далеко) этого газа хватит минимум на 240 лет. Причем до 1985 года в стране в основном добывался так называемый «попутный газ» – побочный продукт нефтедобычи, из которого использовалось не более 35 %. Только потом началась активная разработка залежей и месторождений природного газа. Иран далеко не полностью освоил свое богатство. Но за последнее десятилетие на газ стали переводить ТЭЦ, легковой и грузовой транспорт и промышленность. Благодаря внутреннему спросу (90 % газа потребляется внутри страны) иранская газовая промышленность развивается, несмотря на санкции, наложенные на нефтегазовый сектор. Природный газ также является основным топливом для выработки электроэнергии.

Конечно, Иран продает газ – небольшими объемами, по трубопроводам внутри своего региона. С 2017 года Иран начал экспорт в Ирак, что способствовало дальнейшему развитию сектора. В 2019 году Иран экспортировал природный газ в Турцию, Армению, Азербайджан и Ирак. Санкции не затронули напрямую иранский газовый сектор, и даже после расторжения «ядерной сделки» ключевые контракты были сохранены. В частности, с Турцией страны договорились о расчете за газ в национальных валютах, что позволило снизить санкционное давление.

Однако пострадала разработка очередной фазы крупного газового месторождения Южный Парс, куда в 2017 году инвестировала французская компания Total. Компании пришлось уйти из Ирана, и восстановить этот проект стране будет непросто. А ведь именно оттуда планировалось вести новый газопровод в Турцию, и далее – в Европу.

Ранее из-за санкций пришлось свернуть и некоторые проекты по производству сжиженного природного газа. Иран вернулся к ним самостоятельно, привлекая других азиатских инвесторов, пока в небольших масштабах.

В 2016 году экспорт сжиженного газа также столкнулся с проблемами: из-за санкций сложно было страховать суда, направлявшиеся в Европу. Иран быстро нашел решение: фрахтовать у иностранцев (изначально речь шла о Норвегии) специальные суда, способные сжижать газ собственными установками (FLNG) и таким способом доставлять покупателю. Разумеется, Иран планирует и строительство крупных плавучих или прибрежных заводов для сжижения газа, но на это требуются годы, и стоимость высока. Так что использование зарубежных судов FLNG пока остается единственным способом вывести иранский сжиженный газ на международные рынки.

В момент кратковременного снятия санкций с Ирана некоторые эксперты опасались, что он сможет составить России серьезную конкуренцию на газовом рынке. Но теперь ясно, что, хотя у газа из Ирана большое будущее, там пока нет ни адекватной структуры, ни серьезных рыночных каналов сбыта, хотя иранскому газу санкции нанесли куда меньший урон, чем иранской нефти.

Плюс к газу и нефти Иран обладает крупными запасами других ресурсов. Страна занимает 2-е место в мире по запасам цинка и 7-е – по запасам меди. В целом на Иран приходится 2 % (12-е место) от общего мирового объема полезных ископаемых: залежи 12 металлических и 36 неметаллических руд. Здесь добывают уголь, бокситы, железную руду, хром и марганец, свинец, золото, серебро, титан и молибден. Как нам часто напоминают мировые СМИ, Иран также обладает собственными (пусть и очень скромными) месторождениями урановых руд.

Иранская металлургическая отрасль входит в десятку крупнейших в мире. Хотя диверсификацию промышленности и создание собственной черной и цветной металлургии начали еще в шахском Иране (1970-е годы), по-настоящему она стала развиваться во второй половине 1990-х. Активно привлекался иностранный капитал, оборудование, технологии и кадры. Доля горнодобывающей промышленности в ВВП Ирана сегодня составляет 4–5 %, то есть на уровне промышленно развитых стран. И данный сектор промышленности заметно помогал иранской экономике на протяжении долгих лет санкций.

Но в 2018 году санкции «накрыли» и иранскую металлургию. Их ввели против крупнейших иранских производителей стали, алюминия, меди и железа. Так, Ирану пришлось перераспределить экспорт стали, шедший в Юго-Восточную Азию и на Ближний Восток. В основном сталь пошла в Китай. В целом торговые партии металла невелики, поэтому далеко не всегда представляется возможным их отследить, а значит, и тут «серые» схемы работают на ура. Однако проблемы в металлургическом секторе, несомненно, сказываются и на экономике в целом, мешая ее диверсификации.

Подведем итоги

Как санкции повлияли на основу экономики Ирана – добычу энергоносителей и в целом на добычу, переработку и экспорт полезных ископаемых?

1) Самый тяжелый удар по нефтедобыче и нефтепереработке. Наиболее серьезные санкции в этой отрасли пришлись на 2012 и 2018 годы, когда иранскую банковскую систему отключили от SWIFT и наложили ограничения на инвестиции в нефтедобывающий сектор Ирана. Вторичные санкции (налагаемые на неамериканские компании, работающие с Ираном) также заметно ослабили данное направление.

2) Несмотря на строгость санкций, иранцев выручали изобретаемые ими «серые» схемы экспорта нефти, а также готовность азиатских партнеров продолжать приобретать у Ирана нефть. Но стоит отметить, что активность этих партнеров нередко оказывалась меньше, чем рассчитывали.

3) Ущерб от санкций сказался на всей инфраструктуре нефте– и газодобычи. У Ирана не хватает технологических мощностей для замены и ремонта постепенно изнашивающегося оборудования, которое западным странам запрещено туда импортировать. Нехватка инвестиций мешает разведке и разработке новых месторождений. У страны также недостаточно НПЗ для выработки собственного высококачественного бензина, что негативно сказывается на экологии и здоровье жителей городов.

4) Санкции не так сильно ударили по добыче и продаже газа – во многом потому, что его экспорт стал развиваться относительно недавно. На данный момент наибольший прогресс заметен именно в этой отрасли. Но нехватка зарубежных инвестиций вынудила страну заморозить несколько важных проектов.

5) Металлургия в Иране долгие годы уходила из-под пресса санкций, но в последнее время они все-таки затронули производство и продажу стали, алюминия, меди и железа, вынуждая Иран менять рынки сбыта.

Глава 2
Деньги и банки

Мое первое соприкосновение с финансовой системой Ирана произошло в одном из крупнейших банков города Исфахана. Конечно, приехала я со своими долларами. Но будущий муж и его семья сами меня везде водили, кормили, поили, за все платили. На попытки выяснить путь к ближайшему обменнику махали руками и велели о деньгах не упоминать.

Все же во время поездки в чудесный иранский город Исфахан я решила продемонстрировать, какая я независимая «западная» леди, и, зажав в руках стодолларовую купюру, уверенно направилась в банк. Там мне сильно удивились – но, как я теперь понимаю, пожалели и поменяли деньги по нормальному курсу. Сам процесс занял не менее получаса, причем мне был предложен непременный чай с сахаром.

А далее вышла заминка. Кассир все чего-то считал, считал и считал. И передо мной росли пачки банкнот. В 2003 году самой крупной банкнотой оставались 10 000 иранских риалов. Чтобы справиться с внезапно свалившимся на голову богатством, пришлось попросить пакет. Впрочем, уже через несколько лет номиналы банкнот резко выросли – вплоть до 500 000-ных купюр.

Иранский риал (IRR) является официальной денежной единицей Ирана. В то же время в розничной торговле цены, как правило, указываются в туманах – денежной единице, существовавшей в Иране до 1932 года. Подобная практика часто ставит иностранцев в тупик. Однако достаточно запомнить, что один иранский туман равняется десяти риалам. А значит, пересчет в туманы осуществляется путем простого отбрасывания одного ноля. До 2023 года иранское правительство планирует провести программу деноминации (и официального переименования риалов в туманы), поскольку количество нолей уже перестает умещаться на купюрах.

Инфляция – одно из многих последствий санкций. С момента их введения она (согласно годовым итогам) опускалась ниже двузначных чисел лишь дважды – да и то лишь после «ядерной сделки» в 2015 году. С новой волной санкций в 2018 году инфляция дважды приближалась к 50 %.

После Исламской революции 1979 года иранская банковская система некоторое время оставалась жестко централизованной: семь главных коммерческих банков страны принадлежали государству. С 2001 года начались робкие шаги по либерализации экономики. Постепенно открывались частные банки. К 2011 году, перед введением жестких банковских санкций, 80 % банковских капиталов по-прежнему размещались в государственных банках, и только 20 % – в частных. Стоит отметить, что Иран придерживается принципов исламского банкинга. По Корану напрямую процент за пользование деньгами взимать запрещено, поэтому исламский банкинг использует иные инструменты для получения прибыли.

Важно осознавать, что сегодня все крупнейшие финансовые институты Ирана или аффилированы, или тесно слиты с Корпусом стражей исламской революции (КСИР) – военной и религиозной опорой власти в стране. За последние десятилетия КСИР консолидировал и большинство рычагов управления экономикой в своих руках.

Наиболее известные банки Ирана: «Банк Мелли Иран», «Банк Меллат» (аналоги российского «Сбера»), «Банк Теджарат», «Банк Садерат Иран» (оба специализируются на внешней торговле), «Банк Сепах» (под санкции он попал одним из первых, прямо в названии упомянут Корпус стражей исламской революции), «Банк Маскан» (ипотека и недвижимость), «Банк Кешаварзи» (сельское хозяйство), «Банк Пасаргад» (один из крупнейших частных банков). В целом для такой большой страны, как Иран, общее число банков относительно невелико – около 30, зато отделения у большинства открыты во всех городах страны. Самые крупные имеют и филиалы за рубежом.

Мои шаги гулко отдаются под сводами московского «Мир Бизнес Банка». На самом деле это самый что ни на есть иранский «Банк Мелли Иран», хотя формально и является российской организацией.

Вхож сюда не всякий. Раньше внутрь пускали лишь слегка напуганных торжественностью обстановки туристов, пришедших оплатить консульский сбор для посольства Ирана по соседству. В дверь надо позвонить, паспорт предъявить и лишь тогда охрана допустит в святая святых на втором этаже – операционный зал с иранским флагом, мягкой мебелью и персидскими коврами. Он многое повидал. В дни санкций и после отключения SWIFT тут было грустно и пусто, а вскоре после «ядерной сделки» 2015 года – яблоку негде упасть. Менеджменту пришлось срочно нанимать дополнительный персонал и расширять помещение для посетителей. Увы, президентом Америки стал Трамп, сделке пришел конец, и в банке снова тишина.

Мой личный опыт общения с «Мир Бизнес Банком» оказался неудачным. Может быть, потому, что особых надежд на отмену санкций тогда не было. Открытие счета здесь – целая история. Российская фирма, решившаяся на столь отважный шаг, должна предъявить, среди прочего, «рекомендацию» от партнеров из Ирана. Так сказать, подтвердить свою благонадежность. Тут очень внимательно относятся к ежегодной перепроверке и обновлению информации о компаниях – неважно, есть движение по счету или нет. Окончательно меня вывел из себя случай, когда мы представили в банк подписанный партнером договор, на что сотрудник МББ заявил, что документ не примет, так как подпись (на его взгляд!) недостоверная. Партнер находился в Иране, контракт со своей подписью выслал курьерской почтой. Правда, сей владелец четырех алюминиевых заводов в Иране имел всего четыре класса образования. И вообще с ручкой и бумагой возиться не любил. Потому на разных страницах контракта подпись и впрямь выглядела по-разному…

В МББ на нас смотрели так, словно вот-вот позовут полицию. С тех пор посещаем мы этот банк только в случае крайней необходимости. Однако данный пример наглядно демонстрирует уровень подозрительности банков, по причине санкций вынужденных регулярно балансировать на грани «серой» зоны.

Здоровая экономика основывается, в том числе, и на свободной торговле с другими государствами. Но уже четыре десятка лет у иранского банковского сектора нет возможности осуществлять сделки с банками большинства других стран с использованием нормальных, прозрачных инструментов.

Даже при работавшем SWIFT Иран мог осуществлять переводы исключительно в евро – ведь все доллары проходили через американские банки-корреспонденты, где немедленно и блокировались. Окончательно от системы SWIFT (международной межбанковской системы передачи информации и совершения платежей) Центробанк Ирана был отключен в 2012 году, в рамках санкций со стороны США, Канады, Великобритании и ЕС. Впрочем, задолго до этого Америка запретила иметь дело с Ираном множеству банков и предприятий. Вашингтон активно использовал вторичные санкции, в рамках которых Министерство финансов закрывало неамериканским гражданам или компаниям доступ к рынку США, если они были замечены в сотрудничестве со структурами из черного списка. Для банков это оказалось особенно чувствительно. Как пример: 10 мая 2004 года Федеральная резервная система США наложила на швейцарский банк UBS штраф в размере $100 млн. Банк, имея лицензию на снабжение долларами иностранных банков, поставлял в Иран американскую валюту.

Отключение от SWIFT примерно похоже на отключение рядового пользователя Интернета от привычных мессенджеров вроде WhatsApp или Telegram. Было бы с кем торговать – найдутся и способы межбанковской коммуникации. Международные платежи стали осуществлять посредством неофициальной системы «хавала», через «сарафи» (так в Иране называют пункты обмена валюты, у которых, впрочем, немало и других функций) порой аффилированные с иранскими банками, но официально не являющиеся их частью. Отличительная черта работы таких компаний – взаимозачет, работа на доверии. В одной стране деньги приняли, в другой – выдали равнозначную сумму. Перевод совершен, но не проходил ни по каким каналам и формально не задокументирован. Главное для «сарафи»: соблюдать верный баланс между «переводами» из обеих стран.

Возможна ли работа на доверии в наше время? Система исключительно восточная, и репутация там важнее денег. Юридически компании такого рода (обычно небольшие) регистрируются особым образом и не являются обществами с ограниченной ответственностью. Их называют «гарантийные кооперативные компании». Все участники такого предприятия автоматически отвечают по всем его обязательствам (а не только в размере собственной доли). Недаром такие компании обычно чисто семейные: их открывают братья, отцы с сыновьями и т. п.

Разумеется, риски есть и тут. Но в ситуации, когда официальные каналы недоступны, иранцы эти риски принимают. Стоит отметить, что комиссия в системе «хавала» относительно невелика (обычно 1–2 % при том, что сумма перевода должна составлять не менее 10 000 долларов). Конкуренция на рынке высокая, да и иметь постоянный доступ к валюте всегда полезно.

В неприятную историю попала одна из знакомых нам иранских компаний. Она закупала фирменную обувь Adidas и завозила ее из Европы через Турцию. Поскольку пересылать небольшие суммы невыгодно, она договаривалась с партнерами о единоразовых отсроченных платежах на несколько сотен тысяч долларов. Все переправлялось через «сарафи». Но в какой-то момент «сарафи» схлопнулся. А что? $200 000 с одной компании, $300 000 – c другой, потом еще и еще… В какой-то момент хозяин «сарафи» набрал так несколько миллионов и сбежал. Разумеется, никаких документов нет, только заблокированный номер мобильника.

Попытка обратиться в иранский суд результатов не принесла. А ведь о том, что такое «хавала» и как она работает, в Иране знает и малый ребенок. Но суд предложил компании-истцу заблокировать у себя на счету не менее 10 % от суммы, которую она указала в заявлении. Мол, без подтверждения серьезности намерений работать с ними не будет. Со столь жесткими условиями, да еще при отсутствии каких бы то ни было расписок и договоров – кто будет пытаться поймать мошенников?

Непрозрачность такой системы, естественно, должна вызывать массу вопросов у иранских налоговых органов и правоохранительной системы. Но Иран живет в обстановке негласной финансовой войны. Всем приходится быть гибкими и на многое закрывать глаза.

Другие моменты межбанковского взаимодействия демонстрируют широту взглядов иранского валютного контроля. Серьезные сделки через «хавалу» не проведешь – для крупных корпоративных платежей она не подходит. Поэтому практически весь крупный и средний бизнес Ирана, экспортеры и трейдеры владеют счетами в зарубежных банках. Преимущественно иранские компании имеют счета в ОАЭ, Турции, Ираке, на Тайване. Чаще всего счета принадлежат компаниям, зарегистрированным в свободных экономических зонах ОАЭ или Турции. Нередко иранцы открывают предприятия в этих странах, а далее договариваются с партнерами, что проплата пройдет «не напрямую». К договорам готовятся дополнительные соглашения, что позволяет легально перевести деньги со счета другой компании. Эта система тоже не очень надежна. Никогда не знаешь точно, не «зависнет» ли такой платеж.

В последние несколько лет в Москве к нам регулярно обращались странные иранские личности в поисках «денег, застрявших в Сбербанке». И в самом деле, в попытках провести крупные проплаты (в том числе за нефть) иранцы отправляли деньги через самые разные компании и страны, включая Россию. К сожалению, верифицировать, действительно ли где-то в российском банке застряла чья-то крупная сумма, не так-то просто. Особенно если хозяин суммы – непонятное частное лицо из восточной страны, который и лично-то на глаза не показывается, а посылает «помощников с доверенностями». Да, комиссию обещает весьма приличную. Но увы… Мы за такие дела не брались. Хотя, кто знает, возможно, упустили шанс приобщиться к чужим миллионам.

При этом иранские предприниматели, получив средства за экспортируемый товар на зарубежный счет (как правило, не в долларах или евро, а в валюте той страны, где идет торговля), не спешат ввозить их в Иран без особой надобности и хранят деньги за рубежом. Средства на счетах за пределами Ирана используются для приобретения продукции зарубежного производства. В некоторых случаях Иран готов использовать в расчетах и золото как оплату за поставляемую им нефть.

Даже в те времена, когда SWIFT функционировал, отношение к переводам в/из Ирана оставалось предельно подозрительным.

Исключительно «веселый» случай произошел в 2008 году с одной из наших иранских компаний, в то время ввозившей в страну модную итальянскую одежду. Да-да, та самая «высокая мода» шла на ура у иранских богачей.

Партнеры были согласны на постоплату, и мы ровно в нужный срок отправили деньги из Export Development Bank of Iran в Италию. Сумма составляла около миллиона евро.

Вроде ничего страшного, но не будет же гендиректор лично бегать по обменникам и банкам! Этим занялась девушка-бухгалтер. Именно ее имя система вписала рядом с названием компании. Мол, необходимы личные данные отправителя.

Девушку звали Мехса Шахид Ладен. В Иране слово «шахид» несет совсем иные коннотации и используется, например, в названиях станций метро. Никому не пришло в голову, что эта фамилия будет стоить нам трех месяцев головной боли.

Потому что в срок перевод партнерам не пришел. Не пришел и через неделю. И через месяц. Мы попали на огромный штраф. Выяснить, где зависли деньги, оказалось очень непросто. С огромным трудом связались с банком в Бельгии – и да, выяснили, что перевод заморозили в связи с «подозрительной фамилией, которая, возможно, указывает на пособничество террористам». Через три месяца удалось добиться возврата средств на счет (в Италию банк их отправлять отказался).

Проблемы с внешними переводами не могли не сказаться и на отношении государства к валюте. В Иране внутреннего «железного занавеса» нет, поездки за границу (для тех, кому это по карману) ограничены только нежеланием большинства западных стран выдавать иранцам визы. Но иранцы посещают и многие другие части света. Валюта нужна также обучающимся за рубежом студентам. Поэтому, хотя в стране нет типично российской привычки хранить деньги «в долларах» (тут скорее предпочтут золото), спрос на валюту высок.

Иранец, которому нужна валюта, вряд ли пойдет в банк. Скорее, он отправится в «сарафи», а то и вовсе к уличному меняле. Последних когда-то было немало на центральных улицах и площадях иранских городов. Часть из них меняет деньги прямо на месте, часть работает зазывалами в «сарафи» по соседству. Курс может оказаться выгоднее, но шансы, что некоторые купюры будут фальшивыми или что меняла обсчитает клиента, всегда сохраняется.

Центробанк Ирана уже многие годы жестко контролирует (или пытается контролировать) курс валюты. Ведь настоящий курс иранского риала постоянно падает, и на это также влияют санкции. Серьезное падение началось в 2012 году и лишь ненадолго замедлилось после многообещающих соглашений в 2015 году. Когда Америка вышла из «ядерной сделки», обменники в Иране пришлось ненадолго закрыть из-за взрывного роста курсов валют. Постепенно ситуация стабилизировалась, но к прежним значениям риал так и не вернулся.

При этом курс ЦБ используется в основном для закупки жизненно важных товаров – продуктов, удобрений и медикаментов. Импортер должен доказать, что собирается завозить в страну именно такой товар, из особого списка, чтобы приобрести нужное количество долларов. Но простому иранцу по «льготному», правительственному курсу приобрести валюту не удастся.

У банков жесткие ограничения. Собрался в Турцию? По государственному курсу тебе смогут продать не более 500 долларов. Если ты студент, которому предстоит учиться за границей, позволено купить по льготному курсу чуть больше. И это в государственных банках. Частные не могут позволить себе роскошь торговать валютой по официальному курсу. Приходится ориентироваться на рыночный, который куда ближе к реальности. На август 2022 года он составляет около 315 000 риалов за доллар США, что во много раз превышает официальный курс ЦБ. Два разных курса доллара в одной стране открывают широкий простор для злоупотребления и спекуляций. Самая элементарная: получить «государственную» валюту, якобы собираясь завозить необходимый стране товар, а затем продать ее на внутреннем рынке – прибыль в 400–500 % гарантирована.

Некоторые предприниматели сделались долларовыми миллионерами, используя простую схему. Государству они заявляли, что собираются ввозить в страну лекарства, кормовые культуры или нефтехимическое оборудование. После чего получали валюту из расчета… 42 000 риалов за доллар.

Далее эта сумма переводилась их же собственной (разве что слегка замаскированной) компании за границей. Затем деньги возвращались в Иран и продавались на свободном рынке, где доллар на тот момент стоил 250 000 риалов.

После чего весь цикл повторялся по новой, уже с вложением «навара» на первой прокрутке. За две такие нехитрые операции капитал увеличивался в 36 раз!

Понятно, что в итоге все закончилось скандалом. И запретом на получение валюты по государственному курсу «обычными» компаниями. Разумеется, особо доверенным это по-прежнему разрешено, поскольку потребность в стратегически важных товарах никуда не делась. Так из бюджета Ирана пропадают миллиарды…

Подобные спекуляции в больших масштабах еще сильнее разгоняют инфляцию. Иранское правительство постоянно придумывает все новые меры борьбы с неправомерным обогащением. Иранские же любители легкой наживы – способы обойти закон и не сесть за решетку.

Возьмем масштаб поменьше. Каким образом иранцу доказать банку, что он собирается выезжать за границу и имеет право на покупку льготной валюты? Одно время достаточно было паспорта и билета на самолет. Что привело… правильно, к обогащению множества туристических агентств. Ведь именно в их руки простые иранцы обычно и отдают свои паспорта и билеты. Так что, пусть и кратковременно, в туристическом бизнесе случился настоящий бум.

В последние годы, в попытке защититься от гиперинфляции, иранцы обратились к фондовому рынку – даже те из них, кто в принципе не понимал, как работает биржа. C 2017 по 2021 год капитализация фондового рынка в местной валюте выросла в 15 раз. В 2022 году она составляет $1,2 трлн (по официальному курсу).

В 2011 году счета на бирже имели 4,5 млн иранцев, к концу 2020 года их стало 50 млн.

К сожалению, в стремлении укрепить экономику правительство создало на бирже пузырь. Население активно призывали вкладывать деньги в ценные бумаги. Даже сам верховный лидер страны, аятолла Али Хаменеи высказался в поддержку подобных инвестиций, а его слова в Иране воспринимаются примерно как слова папы римского в католическом мире.

Но экономика страны не могла быть стабильной в условиях санкций. На годы развития биржи пришлась, к примеру, монетизация льгот, потребовавшая больших выплат населению, расширение административного аппарата, другие реформы. Даже нефть иногда не продавали, а обменивали на другие товары по бартеру.

Ценные бумаги не принесли инвесторам обещанной прибыли. А ведь бедные семьи нередко покупали их вскладчину, ради будущего детей. В некоторых случаях ради «игры на бирже» иранцы продавали всю имевшуюся недвижимость.

Когда пузырь сдулся, правительство лишь пожало плечами: мол, зачем те, кто не имел достаточного образования и не знал, как функционирует фондовый рынок, вообще связались с биржей? Формально власти предержащие правы. Реально – тысячи иранцев в один момент лишились всего, что имели.

Кто-то обеднел, а кто-то стал богаче. Умных спекулянтов на бирже хватало. И не только на бирже. В 2020 году количество людей с активами более $1 млн в Иране выросло на 21,6 % (при среднем росте в мире, равном 6,3 %). На сегодня общее количество долларовых миллионеров в Иране составляет более 250 000 человек. Для сравнения: в Саудовской Аравии таковых 210 000, а в России – около 300 000 человек.

В целом правительство Ирана регулярно предпринимает те или иные попытки привлечь средства населения для пополнения бюджета страны. Не все предприятия были удачными и тоже нередко стоили иранцам их сбережений.

Когда государству остро не хватало валюты, по всем телеканалам крутили ролики о том, как, мол, выгодно класть доллары в банк. Напрямую проценты при исламском банкинге не выплачиваются, но есть другие способы получать со своих денег доход. Опять же активно говорили о том, что хранить валюту дома небезопасно, зато в банке – хорошо и надежно. Увы, через некоторое время государство заявило, что деньги с таких вкладов можно снимать только в риалах, причем по невыгодному государственному курсу. Нет, в валюте тоже можно – но надо подождать. Месяц, два, три. Многие уставшие от ожидания вкладчики соглашались на эти условия, чтобы спасти хотя бы часть средств.

Также государство выпускало так называемые «бонды», привлекая частных граждан как инвесторов в крупные строительные и инфраструктурные проекты. Проблема в том, что на доход можно было рассчитывать только по окончании проекта, а заканчивали строительство нередко лет через десять-пятнадцать (вместо обещанных двух-трех).

Отдельно стоит сказать про криптовалюту. Для Ирана она стала настоящим спасением. Как минимум, в тех секторах, где необходимы небольшие, но регулярные переводы за границу. В основном иранцы покупают USDT и TTR. Также иногда используют Webmoney и особенно популярный в Иране Payeer.

Благодаря дешевизне электричества в стране майнинг распространился очень быстро, принося особо сообразительным представителям криптосообщества сумасшедшие доходы. В итоге он приобрел такие масштабы, что в мае 2021 года правительство Ирана было вынуждено наложить на него запрет на четыре месяца. На майнинг уходило столько электричества, что кое-где в стране его перестало хватать для бытовых нужд. В 2022 году был принят официальный закон, запрещающий использовать для майнинга дешевую субсидированную электроэнергию. Это не запрет на майнинг как таковой – хотя стоимость его теперь заметно увеличится. Для нарушителей предусмотрено серьезное наказание, вплоть до длительного тюремного заключения. Тем не менее сегодня Иран вовсю использует биткоин для международной торговли, а местные инвесторы зарабатывают на росте курса криптовалют. И пока иранские майнеры добывают 5 % от всех мировых биткоинов, правительство готовится к запуску CBDC – собственной криптовалюты.

Отдельно стоит упомянуть проблему дебетовых карт и онлайн-платежей. К системам MasterCard и Visa Иран никогда подключен не был. Сначала свои пластиковые карточки выдавали отдельные иранские банки (использовать их можно было только с соответствующими банкоматами). С 2002 года Иран начал развивать систему «Шетаб» («Ускорение»), аналог российской системы «МИР». Все банки обязали подключиться именно к ней. На сегодня любую иранскую карту можно использовать в любом иранском банкомате, POS и при онлайн-покупках в интернет-магазинах страны. В городах картами сейчас пользуются чаще, чем наличными: оно и удобнее, чем носить пухлые кошельки с купюрами, нули на которых не успевают за инфляцией. Работает система очень достойно, все-таки обкатывают ее уже 20 лет.

Система защиты карт и PIN-кодов в «Шетаб» несколько отличается от привычной нам. Да и киберворовство/мошенничество в Иране пока еще не приняло таких масштабов, как во многих других странах. Иностранцев, впервые столкнувшихся с оплатой картой в Иране, шокирует, когда продавец, лихо выхватив карту, сам же и вставляет ее в терминал с вопросом: «Какой у вас PIN?». Так происходит решительно везде. Только в подчеркнуто «европейском» ресторане официант может демонстративно отвернуться, пока вы набираете на терминале код.

Сначала меня это раздражало, но не прошло и пары месяцев, как я, ровно как и остальные покупатели, стала сходу выкрикивать заветные цифры через прилавок, на весь магазин. Бесконтактная оплата по «Шетаб» пока не проходит, однако есть планы по введению соответствующей технологии.

Карты зарубежных систем в Иране не работают. В редких случаях (например, при торговле дорогими коврами), клиенту могут предложить оплату Visa или MasterCard через терминал, подключенный, например, к банку в ОАЭ. Однако комиссии так высоки, что этим способом пользуются только при продаже предметов роскоши.

Подведем итоги

Как санкции повлияли на банковскую систему и финансовую жизнь Ирана?

1) Санкции (в числе других факторов) провоцируют падение курса валюты и инфляцию. Правительство стремится компенсировать проблемы бюджета путем жесткого контроля валютных операций и привлечения сбережений населения.

2) Даже в условиях отключения SWIFT существует немало способов проводить международные расчеты, импортировать и экспортировать товар. В том числе с помощью открытия компаний в странах-посредниках и использования различных «серых» схем.

3) Криптовалюта стала важным подспорьем в условиях санкций.

4) Внутри страны развита онлайн-торговля и свободно используются дебетовые карты. Разумеется, иностранные карты не работают в Иране, а иранские – за рубежом.

Глава 3
Предпринимательство

Восток славится тысячелетними торговыми традициями, и к частному предпринимательству тут всегда относились с особым уважением. Неудивительно, что в период мощной модернизации страны в 1950-х – 1960-х годах было положено начало крупнейшим частным предприятиям Ирана. Продукцию многих из них (включая одежду, обувь, автомобили) охотно покупали и на Западе. Автомобильная и легкая промышленность, строительство – в частных руках все это развивалось стремительно.

Исламская революция 1979 года, полностью перевернувшая общественную систему, естественно, затронула и крупных (да и средних) собственников. Одним из лозунгов ее была идея социальной справедливости – и потому соблазн «отнять и поделить» оказался слишком велик. Многие владельцы предприятий сочувствовали шахскому режиму и были вынуждены бежать за границу, а их имущество конфисковали. Кое-кого казнили, другие добровольно расставались с капиталами. В отличие от коммунистической России, в революционном Иране не было установки на полный запрет частной собственности и предпринимательства. Но предполагалось, что управлять компаниями должны «правильные и набожные», близкие народу и правительству Хомейни люди.

Как легко догадаться, новые хозяева заводов и фабрик к своей роли готовы не были, тем более в кризисных условиях революции и затяжной войны. Часто они вообще не обладали никаким опытом управления. Предприятия работали в убыток, качество падало, люди теряли рабочие места. Правительство не хотело допускать народного недовольства, поэтому такие компании поддерживались на плаву с помощью многомиллионных государственных дотаций. То есть и финансово, и с точки зрения управления даже частные компании оказались прочно связаны с государством. Их топ-менеджеры все равно получали свои прибыли из государственного кармана, а потому у них не было стимулов улучшать качество управления.

Печальным примером служит компания «Кафш Мелли» – некогда один из гигантов обувной промышленности Ближнего Востока. Кожаная обувь из Ирана пользовалась спросом за рубежом, а бренд компании служил знаком качества.

После революции главу компании сместили, и он благоразумно уехал за границу. Когда прошли годы и все несколько успокоилось, иранское правительство стало подумывать о восстановлении экономики и даже приглашении эмигрировавших специалистов. Глава «Кафш Мелли» предложил свои услуги – и выразил готовность за собственные деньги выкупить предприятие. На тот момент оно уже стало убыточным, и многие фабрики находились в плачевном состоянии. Но ему отказали как «антиреволюционному элементу».

На сегодня в магазинах «Кафш Мелли» отовариваются только самые бедные слои иранского населения, которые не могут себе позволить обувь качественнее и дороже. И все равно магазины постоянно дотируются государством, иначе их пришлось бы закрыть. Некогда процветавший бизнес фактически уничтожен.

Аналогичная ситуация произошла с компанией «Ней-Шекар», которая когда-то являлась крупнейшим в Иране производителем тростникового сахара. Компанию конфисковали – и выставили на торги за сотую долю ее реальной стоимости. Как легко догадаться, приобрели ее сами иранские чиновники (приближенные к ним лица). Далее часть капиталов была разворована, частично компания обанкротилась, и кое-кто из владельцев сбежал за границу.

На сегодня иранская экономика является скорее смешанной, с мощным государственным сектором. Еще в начале 2000-х годов правительству Ирана стало ясно, что имеющаяся модель строгого государственного регулирования крайне неэффективна. На тот момент в руках государства находилось до 70 % промышленных предприятий. И было принято решение провести приватизацию (разительно напоминающую ту, что в 1990-х проходила в России). Идея была в том, чтобы, начиная с 2005 года, ежегодно сокращать долю государственных компаний на 20 %. Пятилетний план предусматривал передачу в частные руки около 80 % госсобственности, и задачу эту к 2010 году выполнили наполовину. На данном этапе машиностроение, металлургия и нефтехимия полностью находятся в руках государства, в то время как легкая промышленность приватизирована почти целиком.

Но к кому на самом деле перешли предприятия? В основном все к тем же госчиновникам или аффилированным с ними лицам. Корпус стражей исламской революции – несмотря на то, что изначально декларировалось, что данная организация не должна участвовать в экономической жизни страны – сейчас является одним из крупнейших собственников предприятий и участников иранского рынка. Хотя и не всегда напрямую, а с использованием некоторых исламских экономических институтов, характерных исключительно для Ирана.

Так, например, именно аффилированные с КСИР организации получают все крупные строительные проекты в стране. Казалось бы, как они могут все это построить? Да очень просто – нанимают китайских подрядчиков, а разницу кладут себе в карман. И это далеко не худший вариант. Крупный мост-дамбу через соленое озеро Урмия, одно из природных чудес Ирана, вызывались построить и японцы, и китайцы, обещая сохранить уникальную экологию местности. Но проект взяли под контроль иранские строители, не рассчитавшие воздействие дамбы. Мост был закончен в 2008 году, а уже к концу 2017 года озеро почти полностью обмелело…

Частный капитал в момент приватизации мог рассчитывать или на отрасли с традиционно низкой прибылью, или на те инновационные сектора, потенциальную прибыль от которых не учли крупные государственные игроки.

Как ни странно, именно санкции позволили заработать многим молодым предпринимателям в сфере IT. Консервативные и религиозные иранские «динозавры» не смогли вовремя оценить потенциал Интернета и то, насколько он важен для потребителя. Если в традиционных отраслях конкурентов очень быстро отсекали (что нетрудно, когда за тобой – экономическая мощь государства, позволяющая всегда оставаться на плаву), то взрывное развитие Интернета в Иране просто «проглядели». А предприимчивая молодежь тем временем смотрела, что развивается на Западе и как это можно перенести в Иран.

Иранцы не имеют прямого доступа к App Store или Google Play. Поскольку общемировые системы карточной оплаты для Ирана закрыты, там нельзя купить товар с Amazon или из других зарубежных интернет-магазинов. На территории страны блокируется YouTube. Тем не менее иранские предприниматели смогли создать достойные аналоги всех вышеперечисленных сервисов внутри страны и получают с этого неплохой доход. Аналогом Amazon в Иране стал интернет-магазин DigiCala. Подобием YouTube – местный Aparat. Любое приложение для Android можно купить на сайте Cafe Bazaar. Filimo с местными фильмами и сериалами заменяет иранцам Netflix. Сервис по продаже товаров Divar разительно напоминает Avito. Иранцы, для которых никогда не работал Uber, легко вызывают такси с помощью Snapp! Данный список можно продолжать и продолжать.

Государство уже разобралось, что к чему и теперь начинает чинить препятствия в виде новых законов и требовать многочисленные лицензии для IT-компаний. Более того, государственные компании тоже стали пробовать свои силы на цифровом рынке.

Например, был создан мессенджер Baleh, призванный заменить бешено популярный в Иране Telegram и WhatsApp. Мол, надо переходить на свое IT в интересах национальной безопасности. Но понимания у народа мессенджер не нашел. Иранцы шутили, что вместо двух галочек, как в WhatsApp (одна указывает на отправление сообщения, а вторая – на его получение адресатом), в Baleh галочек три (средняя означает «прослушку» сообщения госорганами).

Основными проблемами налаживания эффективности бизнеса в Иране остаются предельная бюрократизация всех процессов и острая нехватка специалистов.

Казалось бы, жителям России про бюрократию много объяснять не надо. Однако неповоротливость иранской государственной машины связана не только с традиционной восточной расслабленностью (которую могут позволить себе бюджетные организации) и пренебрежительным отношением ко времени. Как было сказано выше, многие формально частные компании тесно связаны с государством. Так зачем государство добровольно станет создавать себе конкуренцию? Все процессы осложняются и тем, что за один и тот же вопрос могут одновременно отвечать несколько госорганизаций, чьи полномочия перекрывают друг друга. При этом одна организация не замещает другую! Если нужна одинаковая лицензия от двух разных управляющих организаций, то придется получать документ от каждой из них по отдельности.

Еще менее приятно то, что законы (в том числе регулирующие бизнес) меняются в Иране чрезвычайно быстро. Вернее, основной закон может и не меняться, но постоянно выпускаются те или иные «директивы». В один день без предупреждения пересматриваются налоги и таможенные пошлины, появляются новые требования, старые документы становятся недействительными. Планировать какое-либо развитие в таких условиях крайне сложно.

Частично такая скорость государственных решений объясняется, опять же, санкциями. Ведь и они на протяжении многих лет вводились быстро и внезапно – и приходилось многое пересматривать. Но чрезмерная гибкость в ряде случаев только вредит, особенно с учетом человеческого фактора.

Наш первый визит в Организацию по регистрации компаний и интеллектуальной собственности пришелся на 2005 год. Серьезного вида девушки в черных хиджабах сидели в переполненном народом помещении и старательно забивали в компьютеры данные из заполненных вручную анкет. К слову, компьютеров явно не хватало. Процесс подачи документов на регистрацию фирмы занял несколько часов и сопровождался беготней по лестнице то вверх, то вниз, и так по шести этажам, причем каждый забег неизменно заканчивался в том же самом зале. Да, документы-то все равно пришлось переделывать. Нам не согласовали название компании.

Дело в том, что названия компаний в Иране уникальны. Нельзя открыть фирму «Ромашка», если таковая в стране уже существует. Да и вообще название должно состоять минимум из трех слов. Так что лучше заранее заготовить 5–10 желаемых словосочетаний, и специальные люди проверят, какие из них пока не заняты.

Насколько я помню, компанию в итоге удалось зарегистрировать. Но то был лишь первый шаг. Дальше – коммерческий ID-код (счет в банке без него не открыть). Затем лицензия на пользование Интернетом в коммерческих целях. Потом лицензия на пользование коммерческим (городским) телефоном. Лицензия на использование цветного принтера(!). Вывеску на наружной стене офиса пришлось согласовывать с несколькими организациями сразу: цвет букв, форма шрифта, логотип – все это придирчиво проверялось инспекторами.

Коррупция – еще одна актуальная и очень серьезная проблема для бизнеса в Иране. Кроме того, государственные компании используют порой весьма хитрые приемы недобросовестной конкуренции. Некоторые весьма специфичны и характерны именно для исламской теократии.

Когда в Иране появился первый частный провайдер мобильной связи, компания Taliya, у нас был большой праздник. Раньше мобильная связь в стране контролировалась одним-единственным провайдером – государственным. И хотя тарифы на звонки были низкими, позволить себе мобильную связь могли только достаточно обеспеченные граждане. Государственная «симка» обходилась почти в 1000 долларов (правда, и действовала она чуть ли не пожизненно). У частных компаний качество связи нередко было хуже, зато они были доступнее (после их появления на рынке госкомпания была вынуждена втрое сократить стоимость своих sim-карт).

Taliya не смогли простить другого: ее владелец первым вывел на рынок MMS-сообщения – невиданное дело для Ирана в те годы. В итоге компанию закрыли, а ее главу надолго посадили в тюрьму. Из-за MMS! Механизм простой: представители госкомпании-конкурента съездили в святой город Кум, где живет большинство шиитских богословов, чей авторитет так велик, что с ним приходится считаться даже высшим чинам в правительстве. И пришли к каждому лично с визитом: мол, ислам в опасности! Представляете, что начнется, если люди будут с такой скоростью друг другу цветные картинки пересылать? Позор и разврат! Пять-шесть уважаемых мулл обошли, те разом возмутились (многие из них и мобильника-то в жизни в руках не держали) – и вот уже готов соответствующий религиозный приказ.

История показательна. И не менее показательно то, что в дальнейшем именно эта государственная компания сама стала продавать пакеты скоростного мобильного Интернета и массу других услуг, связанных с «пересылкой цветных картинок».

Утечка мозгов – серьезнейшая иранская проблема. Страна готовит очень неплохие кадры, образование в иранских вузах соответствует высоким мировым стандартам. Но молодые специалисты почему-то не стремятся оставаться в стране, не верят, что у них там есть будущее. Первая волна эмиграции прошла, как легко догадаться, сразу после Исламской революции. В начале 1990-х за границей оказалось более 25 % жителей Ирана с высшим образованием. Но и в дальнейшем иранцы помоложе всеми силами старались остаться «за кордоном» – особенно после очередных раундов санкций. По разным оценкам, размер иранской диаспоры сегодня колеблется от 2 млн до 3 млн человек.

С одной стороны, Иран понимает сложность и глубину проблемы, стремится вводить государственные программы, которые сделали бы работу в стране привлекательной для образованных молодых людей. Но санкции, запрет на большинство вещей, легкодоступных за пределами Ирана, жесткие общественные и религиозные правила, невысокий уровень жизни интеллигенции в целом – все это не способствует желанию остаться в стране, пока ты молод и мечтаешь покорить мир. Не говоря уже о том, что в иранских реалиях такие амбиции могут стоить головы.

В 2012 году иранец из Канады создал эффективную программу для загрузки фотографий на веб-страницу. К несчастью, она чем-то приглянулась владельцам порносайтов, которые стали ее активно использовать. Сам создатель программы ничего об этом не знал, пока кто-то не «стукнул» иранским властям. В Иране его немедленно арестовали, а верховный суд страны приговорил к смертной казни (любая связь с порнографией карается именно так). У судей просто не было достаточных технических знаний, чтобы принять аргумент, что бедняга никак не мог проконтролировать использование своего изобретения. Канадское гражданство в итоге помогло ему избежать смерти и выбраться на свободу. А что было бы с тем, у кого имелся только иранский паспорт?!

Тем не менее в стране развивается частное производство. Особенно хорошо в последние годы двигается вперед пищевая промышленность: на Ближнем Востоке хорошо знают компанию Kalleh (мясная и молочная продукция), Behruz, Chin-Chin и множество других.

Выгодным оказалось и местное производство бытовой техники – поскольку в силу национальных особенностей спрос на нее огромен. Иранцы очень трепетно относятся к обстановке своего жилища (и особенно кухни!), и наличие продвинутой бытовой техники считается престижным. Иранская семья скорее откажется от поездки за границу, зато приобретет самую лучшую рисоварку, дорогущую микроволновку и ТВ с огромным экраном. Традиционно девушкам перед свадьбой закупают приданое – а в наши дни без бытовой техники семью жениха не впечатлить.

Следующее последствие санкций: один из самых выгодных вариантов работы для частного бизнеса – дилерство. По многим причинам производить товары в Иране непросто и невыгодно. Да и продавать их приходится в основном на внутреннем рынке. Экспортировать за границу? Но под санкциями блокируются все прямые платежи, косвенные затраты резко повышают цену – и иранские товары заведомо проигрывают продукции из других стран.

Напротив, на товары из-за границы в стране большой спрос, но заграничные бренды не могут ничего продавать в Иране напрямую. Так в стране появилось множество дилеров, которые завозят сюда, например, товары класса люкс или дорогую технику через Китай или ОАЭ. Вот почему в тегеранских торговых центрах нередко можно встретить магазины с люксовыми итальянскими брендами, где все товары будут подлинными, прямо из Италии – вот только сама фирма может не иметь никакого представления о том, что ее платья и сумочки носят богатые иранки. Хотя, конечно, в приоритете тут техника, и «иранский Samsung» или «иранский Apple» встречаются гораздо чаще.

А что с иностранным капиталом? Конечно, западный мир пока инвестировать в Иран не стремится. А ведь к концу 1970-х доля западных инвестиций в Иран достигала 78 % от общего числа!

Сразу после Исламской революции новое правительство страны стало относиться к иностранцам с излишней подозрительностью. Практически все иностранные компании были закрыты, инвестиционные договоры расторгнуты.

Но с 2002 года Иран начал вновь прилагать усилия для привлечения иностранных инвесторов. Были приняты специальные законы и создана особая Организация по инвестиционному, экономическому и техническому содействию. Конечно, немалая доля ограничений сохранилась. Иностранцам нельзя приобретать в Иране землю или природные ресурсы, для них невозможны права на учреждение концессии.

Особые экономические зоны Ирана чрезвычайно интересны для иностранцев. Обустраивать их начали именно в период санкций с целью сделать страну максимально привлекательной для инвесторов. Работающие там предприниматели на 15 лет освобождаются от уплаты налогов. Там нет никаких ограничений на валютные операции, присутствующих в других частях Ирана. На территорию таких зон можно свободно ввозить импортную продукцию и там же ее хранить и реализовывать. Если в зоне действует какое-либо производство, то сырье и оборудование для него не облагаются таможенными пошлинами. Процедура реэкспорта там значительно упрощена и даже в этом случае ставки очень низкие.

На территории особых экономических зон также разрешено создание страховых компаний и банков с привлечением иностранного капитала в форме ПАО или АО, открытие филиалов иностранных банков и других кредитных институтов.

Особые экономические зоны делятся на «свободные экономические» (free economic zones, FEZ, русская аббревиатура СЭЗ) и «специальные экономические» (special economic zones, SEZ).

FEZ (СЭЗ) привязаны к важным географическим локациям и относятся к четко выделенным секторам экономики (преференции там получают предприятия конкретного направления):

• СЭЗ на острове Киш – туризм, финансовые услуги, торговля;

• СЭЗ на острове Кешм – энергетика и реализация нефтепродуктов;

• СЭЗ Чабахар (порт в 70 км от Пакистана) – торговые и производственные предприятия;

• СЭЗ Арас (город Джульфа, рядом с Нахичеванью) – торговля с Грузией, Арменией и Азербайджаном;

• СЭЗ Энзели (на Каспийском море) – торговля со странами Каспия, включая Россию;

• СЭЗ Арванд (граница с Ираком) – торговля с Ираком;

• СЭЗ Маку – торговля и промышленность, крупнейшая СЭЗ Ирана.

SEZ – это небольшие промышленные кластеры, созданные для развития конкретных областей промышленности или же стимуляции экономики конкретных территорий. В их число входят: остров Лаван, Сирджан, часть города Шираз, индустриальный парк Каве, Намин, порт Ноушехр, индустриальные парки Луристана (добыча полезных ископаемых), портовый комплекс Шахид-Раджаи, зона Парс (газовые месторождения), Амир-Абад, часть провинции Йезд, Рей и Зарандийе (пригороды Тегерана), судостроительный комплекс Персидского залива и др.

Среди других мер привлечения иностранных инвесторов в Иран можно назвать:

• возможность регистрации компании со 100 %-ным иностранным капиталом (появилась сравнительно недавно);

• возможность выдачи иностранцам лицензий на ведение банковской деятельности по всему Ирану (т. е. регистрация иностранных банков в Иране), а не только в СЭЗ;

• разрешение иностранным компаниям приобретать акции приватизируемых предприятий на Тегеранской торговой бирже;

• больше прав и льгот для иностранных инвесторов при нефтедобыче, а также участие в разделе продукции в нефтегазовом секторе;

• выделение гарантий под иностранные инвестиции иранскими банками.

Поток инвесторов из Европы постепенно нарастал, но после ужесточения санкций в 2010–2012 годах многие европейцы были вынуждены уйти. Их место предсказуемо заняли страны Азии, в особенности – Китай (в 2015 году на его долю приходилось 33 % инвестиций в страну).

Подведем итоги

Как санкции повлияли на частный бизнес и предпринимательство в Иране?

1) Основные сложности частного предпринимательства в Иране связаны не столько с санкциями как таковыми, сколько с экономической моделью страны, где слишком многое находится в руках государства или окологосударственных структур. Даже программа приватизации пока не смогла существенно скорректировать этот перекос.

2) Частному бизнесу очень мешает «утечка мозгов» (нехватка квалифицированных специалистов), коррупция, недобросовестная конкуренция со стороны дотируемых предприятий, бюрократия, быстрые и неожиданные изменения в законодательстве (последнее явление также связано с санкциями).

3) Санкции открыли новые возможности для производителей и предпринимателей в секторах, обычно занятых технологиями и сервисами западных стран (особенно IT). Много зарабатывают и дилеры, доставляющие в Иран западные товары в обход санкций, с использованием разного рода «серых» схем.

4) Иран делает все возможное для привлечения иностранных инвесторов. В стране создано множество экономических зон с особыми условиями, благоприятными как для местных бизнесов, так и для иностранных компаний. При этом иностранцам все равно не разрешены сделки на условиях концессии, им нельзя приобретать землю и природные ресурсы в стране.

Глава 4
Импорт и экспорт

Распространено заблуждение, будто Иран – своего рода экономическая автаркия, «закрытая страна», которая, конечно, торгует нефтью и другими природными ресурсами, но в целом в мировой рынок не включена. Это совсем не так! Да, непосредственно после Исламской революции 1979 года любые формы сотрудничества с иностранцами не принимались, иностранный капитал из страны изгонялся. Но уже к 1988 году (окончанию Ирано-иракской войны) Иран принялся строить открытую экономику и активно обмениваться услугами и товарами с другими странами мира.

При этом страна постоянно стремится избавиться от нефтяной зависимости, диверсифицировать свой экспорт. И это в условиях, когда, по причине санкций, сложен даже элементарный процесс проведения платежей за поставляемые Ираном товары.

Иран активно продавал нефть в Европу, пока санкционную политику не начали ужесточать. Если в 2008 году в европейские страны отправлялось более 32 % экспортируемой нефти, то в 2012 году в связи с отключением системы SWIFT и другими санкциями, поставки туда резко сократились. Россия также заморозила некоторые экспортно-импортные проекты. На смену Европе и России пришел Китай. К 2014 году общая доля экспорта в эту страну из Ирана составляла почти 40 %.

Более того, Китай не просто импортировал из Ирана нефть, но и экспортировал туда собственные товары. Вплоть до бартерных сделок. В обмен на нефть в Иран завозили компьютеры, мобильные телефоны, запчасти и т. п. Такой бартер не всегда был выгоден для Ирана, но санкции поставили страну в невыгодное положение. Иногда нефть обменивали на вагоны второсортной, а то и просто ненужной продукции («что есть, то и берите»). В ином случае иранские поставщики рисковали вообще остаться без каких-либо выплат и возможностей для сбыта продукции.

В результате санкций Ирану пришлось по большей части переориентироваться на торговлю со странами Азии. В таблицах ниже приведен примерный перечень торговых партнеров Ирана.

Таблица 1. Общий экспорт из Ирана по странам (2018)

Таблица 2. Несырьевой импорт в Иран по странам (2018)

Важно подчеркнуть, что Ирану есть, что предложить миру, кроме сырой нефти.

Таблица 3. Несырьевой экспорт из Ирана по странам (2018)

Иран продолжает активно развивать экспорт технических и инженерных услуг для реализации проектов в Центральной Азии, Ираке, Африке.

Основной статьей импорта в Иран остаются машины и оборудование, включая транспортные и военно-технические средства (35 %), причем особый упор делается на следующие виды продукции:

• оборудование для нефте– и газопереработки (одной из задач правительства страны является сокращение доли сырой нефти в экспорте и переход на изготовление качественных нефтепродуктов внутри страны);

• оборудование и технологии для развития химической промышленности;

• специальная техника и оборудование для извлечения и транспортировки руд, осуществление работ в шахтах (в основном для освоения медных месторождений и для комплексов по производству медного концентрата);

• оборудование и технологии в сфере тепловой энергетики, гидроэнергетики и альтернативной энергетики, а также газовые турбины и энергооборудование;

• коммерческие автомобили по невысокой цене, включая изделия российской автомобильной промышленности (КАМАЗ, ГАЗ и т. п.); премиальные автомобильные бренды; различные запчасти для автомобильной промышленности;

• гражданские пассажирские и грузовые самолеты и вертолеты;

• оборудование и технологии для судостроительного производства;

• услуги и оборудование, связанные с IT-сектором: программное обеспечение, интернет-услуги и т. п.;

• оборудование и технологии для внедрения новых телекоммуникационных стандартов (LTE) и сетей Wi-Fi, другое сетевое оборудование и телефонные аппараты;

Различные инновационные технологии и ноу-хау: информационные, аэрокосмические, био– и нанотехнологии.

Многое из вышеперечисленного Ирану сложно получить из-за санкций. Тем не менее страна прилагает все усилия для налаживания соответствующих поставок, используя различные каналы, которые США и Европа не могут полностью заблокировать.

Следующей по важности статьей импорта остается сельскохозяйственная продукция. Иран пока не полностью покрывает свои потребности в пшенице (вкупе с другими зерновыми она составляет 6,4 % импорта), кормовой кукурузе и других кормовых культурах, а также рисе. Стоит отметить, что потребление риса в стране очень высоко, но климат для его выращивания в Иране неподходящий, рисосеяние возможно лишь на ограниченном числе земель на севере страны, в районе Каспия. Частично импортируется и мясо (говядина), а также неочищенный сахар. В целом на долю продуктов питания приходится примерно 26 % импорта.

Таблица 4. Несырьевой импорт в Иран по отраслям (2018)

Важно сказать, что процедуры ВЭД в Иране несколько отличаются от привычных общемировых. Проблема все в тех же санкциях – и сложностях с переводом в страну валюты. Выше уже говорилось о том, что те, кто ввозит в страну самое необходимое (продукты, медикаменты и т. п.), имеют право получить валюту по льготному государственному курсу. Но есть еще одно жесткое условие: полученную экспортером валюту по хорошему рыночному курсу тоже продать нельзя.

Любой экспортер обязан вернуть в страну валюту за проданный товар. В Иране это требование выглядит несколько цинично: ведь даже государство, со всеми его возможностями, возвращает деньги за собственную нефть с огромным трудом. При этом возврат валюты в Иран вовсе не означает, что экспортеру откроется к ней свободный доступ. Он получает своеобразный «ваучер»: на данную сумму он теперь имеет право ввезти тот или иной импортный товар. Систему немного уравновешивает законная процедура передачи этих «ваучеров» другим компаниям, которым как раз и требуется валюта для импорта. На этом в Иране выстроен целый рынок.

Но как в таких условиях вести честный бизнес и не разориться? Негосударственные компании вряд ли могли бы позволить себе внешнеэкономическую деятельность без набора «серых» схем. Чтобы сделать ответственность более индивидуализированной, государство в Иране ввело понятие так называемой «торговой карты» (карт-базаргани). Компания, желающая участвовать в ВЭД, обязана получить данный документ на имя генерального директора. Кстати, аналоги российских ИП существуют и в Иране, и в этом случае карт-базаргани получает непосредственно индивидуальный предприниматель. Оформление данного документа – процедура непростая и требующая времени. Но все равно, многие компании готовы потратить время, оформляя карт-базаргани на подставных лиц, и ради всего нескольких партий товара – лишь бы не возвращать в страну деньги, которые они все равно толком не увидят.

Как уже указывалось выше, санкции закрывают Ирану возможность для получения огромной доли требующегося стране импорта. Тем не менее с помощью «серых» схем и реэкспорта большую часть потребностей страны удается перекрывать. Это касается даже достаточных сложных областей, где без западных технологий Ирану не справиться.

Как обычно, выручают законы рынка: где есть спрос, всегда будет и предложение.

Возьмем, к примеру, телеком-оборудование. Оно поставляется в Иран из соседних стран, операторы заказывают его по списку. Напрямую поставок нет, поддержки и обновлений также, но соседние страны извлекают из такого положения вещей немалую прибыль. Компании действуют по проверенной схеме: в тех самых соседних странах «ломается» оборудование – и тут же появляется в Иране. Всех это устраивает, и никто не пытается перекрыть этот канал поставок. Разве Samsung и Apple не в состоянии отследить, в каком количестве их устройства используются в Иране? И разве они не в состоянии заблокировать свои аппараты или надавить на партнеров в других странах, чтобы те перекрыли каналы поставок? Но они в этом не заинтересованы. Зачем упускать огромный рынок? Товар идет, западные компании не попадают под санкции, а Иран получает необходимые ему технологии.

В Иране используются различные способы завоза в страну товаров, которые теоретически запрещено туда экспортировать с Запада.

1) Реэкспорт (т. е. ввоз товаров в третьи страны, а затем вывоз их в Иран). Наиболее простой и очевидный способ, но именно поэтому западные компании страхуются от него, нередко указывая в договорах, что реэкспортировать их товары в Иран нельзя.

Тем не менее реэкспорт процветает. В свое время, благодаря уходу Ирана с международного рынка, ОАЭ и Турция получили львиную долю торговых доходов и теперь процветают. Сейчас реэкспорт осуществляется в основном через ОАЭ. Иранцы научились виртуозно менять документы, порой прибегая к весьма остроумным решениям.

Например, Ирану необходимо оборудование и производственные линии от Bosch. Поставлять туда напрямую их невозможно. И простой реэкспорт не поможет: у Bosch есть своя хитрая система отслеживания.

Тогда иранцы открывают якобы производственную компанию в Турции. Показывают какое-то время на счетах достаточно крупные обороты – мол, вот компания производит товары и зарабатывает на этом. После чего закупает те самые производственные линии якобы для турецкой компании. Но едет это оборудование, естественно, в Иран.

2) Поставка разобранного на части товара (CKD – completely knocked down). В этом случае товар либо поставляется в полностью разобранном виде, либо в страну отдельно ввозятся его различные компоненты, после чего их собирают на фабрике. Именно так в Иране производится большая часть бытовой техники.

3) Реэкспорт через подставную компанию. Все компании хотят продавать свой товар, и большинство соблюдает условия санкций лишь из опасения крупных штрафов. Иранцы изящно решают эту проблему для западных партнеров: сами открывают небольшую компанию (например, в Германии), после чего осуществляют местную закупку у крупных поставщиков и уже затем отправляют все это в Иран.

В глубинах Тегерана почти двадцать лет существовал магазин, торговавший последними новинками от Chanel, Dolce&Gabbana, Gucci и иже с ними. Оригинальными, никаких подделок. Разумеется, французские и итальянские бренды отрицали саму возможность того, что богатые тегеранцы приобщаются к их последним коллекциям. Но на деле в Европе все эти товары скупал посредник, с большой выгодой перепродававший их в Иран. Самым сложным, пожалуй, было провезти особо откровенные модели через иранскую таможню, неусыпно следившую за чистотой нравов в исламской стране. В остальном никаких проблем не было.

Как правило, под эти сделки открываются компании-однодневки, но не обязательно. Дело в том, что в большинстве стран Европы штрафы привязаны к размерам компании. И провинности, за которые крупному поставщику пришлось бы заплатить сотни тысяч долларов, маленьким компаниям обходятся куда дешевле.

Подставные компании (впрочем, действующие много лет и легально) также необходимы в тех случаях, когда поставка того или иного товара в Иран не запрещена, но осуществляется из стран Европы, куда не так-то просто перевести из Ирана деньги. В этом случае в договор просто вводится дополнительное условие, что оплата за поставку будет производиться той или иной компанией из Турции/ОАЭ, которая фактически принадлежит все тем же иранцам.

4) Реэкспорт через изменения в документах. Банальная подделка документов – достаточно распространенная практика. Чаще всего европейскую продукцию сначала завозят в Китай и оплачивают с китайских счетов, там переделывают бумаги и отправляют товар дальше, уже как китайский. Бывает, поставка делает еще одну остановку в ОАЭ. Такую цепочку отследить достаточно сложно. Но и себестоимость товара, который в буквальном смысле гоняют по всему миру, возрастает в разы. Конечно, применяются и процедуры косвенного реэкспорта (когда физически товар перемещать не надо), но с ними все также усложняется и удорожается.

5) Откровенная контрабанда. Теневой рынок контрабандной продукции в Иране огромен, и справиться с ним не удается. В условиях санкций у населения постоянно падают доходы, и его не так волнует источник товаров и законность их ввоза, как возможность сэкономить.

В Иране существует два традиционных, исторически сложившихся способа контрабанды, которым не одна сотня лет.

1) «Кульбар» – в горных районах, как, например, между иранской провинцией Курдистан и Ираком, разрешается переносить (именно переносить вручную) грузы «для личного пользования» между двумя странами, без всяких пошлин. Ведь иной раз расстояние между деревеньками по крутым горным дорогам составляет всего несколько километров, и все там друг другу друзья-родственники. Не ставить же таможенный пункт на каждой такой тропе?

Закон гласит, что имущество должно переноситься вручную, но никак не ограничивает размер такого груза. Вот и таскают бедняги на спинах из Ирака в Иран и холодильники, и стиральные машины, и еще много чего. Промысел доходный (в иранском Мариване шикарный рынок контрабандной продукции со всего света), но небезопасный. Не каждая спина выдержит, по горам карабкаться непросто, а бывает, что по «кульбарам» даже открывают огонь.

2) «Лендж» – перевозка контрабандных товаров в маленьких суденышках с двойной палубой, под которой их и прячут. Загружают «лендж» обычно в ОАЭ, а разгружают на острове Кешм или острове Киш.

Как легко догадаться, много контрабанды в страну такими способами не доставишь, как ни старайся. Откуда же ее столько? Злые языки говорят, что Корпусу стражей исламской революции (сконцентрировавшему в руках и немалые экономические богатства) подконтрольны некоторые порты в стране. И именно через них, фактически беспошлинно, завозятся тысячи товаров, которые особенно выгодно сбывать на иранском рынке…

Процедуры импорта в Иран под санкциями наглядно показывают, что в условиях открытых рынков система так или иначе все равно приходит в равновесие: одни ищут полузаконные способы удовлетворить спрос, другие – закрывают глаза на те моменты, за которые им не грозят штрафы и другие наказания.

Вокруг санкций уже давно выстроился целый бизнес, с которым связаны и силовые структуры, и коррумпированные чиновники. Если речь идет о популярных или особо необходимых продуктах, ими занимается местная мафия, и простому смертному туда лучше не соваться.

Прошло много лет, но я все еще помню резко побледневшее лицо одного из наших партнеров, когда ему внезапно позвонили «сверху», возможно из самого Корпуса стражей исламской революции, по поводу… бананов. А ведь он был начальником крупной торговой сети, связанной с тегеранской мэрией. И на одном из совещаний обронил замечание, что, мол, давайте сами в нашу сеть бананы завозить, без посредников…

В результате ему очень четко объяснили: «Не суйся! Это наш бизнес». Вот так: простым смертным этот рынок недоступен.

Те, кто обратил санкции себе на пользу, организовав ввоз импортной продукции в страну, строят для своих семей шикарные особняки в самых богатых районах Тегерана, отправляют детей учиться в Америку и проводят время на Карибах с западными моделями. При этом треть иранцев живут за чертой бедности, и в стране падает производство мяса – люди не могут позволить себе его покупать. Именно санкции и связанная с ними коррупция подпитывают такое положение вещей.

Когда СМИ задают иранским чиновникам вопрос о путях обхода санкций, они отказываются отвечать. Мол, мы не можем выдавать свои секреты – иначе враги узнают! Но все куда прозаичнее: они не хотят раскрывать собственные коррупционные схемы.

В свое время и в России стала известна история миллиардера Бабака Занджани, который в 2012 году пообещал иранскому правительству вернуть в страну деньги за иранскую нефть в обход санкций. В итоге в 2013 году его привлекли за растрату государственных денег в размере 2,7 миллиарда евро. Он заявил: мол, старался, нашел способ осуществить оплату через Национальный банк Таджикистана. Даже платежки есть. А что денег нет – так санкции же, такие дела быстро не делаются.

Да вот беда – Таджикистан все отрицает и говорит, что знать не знает никакого Занджани. Несмотря на то, что Занджани в итоге был приговорен к смертной казни, он жив до сих пор. Официально казнь отложили до момента, когда Занджани возвратит деньги в Иран. Более того, в этом случае ему даже обещают возможное помилование. Но определенно, он действовал не один и за ним могут стоять очень серьезные структуры. Захотят ли они «выкупать» Занджани за столь крупную сумму?

Ассистент Занджани в Турции, Реза Зарраб, был настолько богат, что после его ареста там закрылись несколько магазинов с дорогими часами. Потому что их бизнес строился вокруг него. Если Заррабу в Турции мешали пробки, он просто звонил министру и дорогу ему тут же расчищали. Он даже женился на известной турецкой певице Эбру Гюндеш. В итоге арестовали и Зарраба (певица быстренько с ним развелась). Скандал повлек за собой неприятности даже для главы Турции, Реджепа Эрдогана. А один из турецких министров и вовсе лишился поста.

Захватили Зарраба в США, но в «застенках» он провел всего пару лет, подробно посвятив ФБР и прочие американские спецслужбы в иранские способы обхода санкций. Теперь продолжает жить в Америке на собственном ранчо. Иранцам же пришлось срочно менять старые схемы борьбы с санкциями на новые, поскольку США ужесточили контроль на основе полученной информации.

Подведем итоги

Как санкции повлияли на иранский импорт и экспорт?

1) В условиях ужесточения торговых санкций в 2010-х годах Иран был вынужден переориентировать свой импорт и экспорт с Европы на Азию, в особенности на Китай.

2) Санкции сделали еще острее вопрос «нефтяной зависимости» бюджета страны в условиях, когда возможности для экспорта иранской нефти резко сократились. Страна направила свои усилия на диверсификацию экспортной продукции.

3) В условиях санкций государство ужесточило контроль над поступлением валютной выручки в страну, вплоть до того, что для небольших компаний использование «серых» схем оказалось единственным способом остаться на плаву.

4) Для обхода санкций иранский бизнес разработал множество нестандартных вариантов ведения торговли, часто с привлечением формально иностранных предприятий в Турции и ОАЭ. Те западные компании, которым выгодна торговля с Ираном, по возможности закрывают глаза на обход санкций, если им самим ничего не грозит.

5) Обход санкций при импортно-экспортных операциях стал источником обогащения для определенных слоев общества, при том что в целом санкции сдерживают экономику и снижают доходы большей части населения.

Часть 2
Обслуживающие отрасли экономики Ирана

Выше мы рассмотрели воздействие санкций на макроэкономику Ирана. Но куда интереснее проанализировать, как конкретно ограничения отразились на многочисленных сферах хозяйства, удовлетворяющих спрос иранского населения на те или иные товары и услуги.

Чаще всего в связи с прямым воздействием санкций вспоминают иранскую гражданскую авиацию. И, хотя она страдает серьезно, не стоит думать, что проблемы касаются только самолетов. В наше время едва ли не важнее различные ограничения в области высоких технологий и IT, которые иранцы очень изобретательно преодолевают.

Что еще неприятнее, санкции оказывают определенный эффект на сферу здравоохранения (успехи Ирана в фармацевтике известны, но нет такой страны мира, которая была бы способна производить все известные лекарства) и образования. Санкции сказываются даже на туризме. А ведь Ирану, стране с богатейшим культурным и историческим наследием, заснеженными горами и солнечными пляжами, туризм мог бы приносить не меньше доходов, чем, например, Турции.

Тем не менее большинство проблем в указанных выше отраслях можно решить хотя бы частично – чем иранцы уже много лет и занимаются.

Глава 1
Авиация и автомобилестроение

Гражданская авиация – область, в которой прямой ущерб от санкций нагляднее всего. Эмбарго приводит к снижению безопасности полетов, несет прямые риски для населения страны. Данная проблема даже поднималась в ООН, где указывалась недопустимость отказа в обслуживании уже имеющихся самолетов, раз уж Ирану нельзя закупать новые. Однако, несмотря на выраженную членами ООН озабоченность, реальные шаги для решения проблемы предприняты не были. Даже вмешательство международных судов, требовавших исключить из санкционных списков определенные запчасти для самолетов ради безопасности иранских пассажиров, мало что решает. Одно-два исключения – не способ устранить системную проблему.

Нынешний парк авиаперевозчиков Ирана является одним из старейших в этом регионе. Средний возраст воздушных судов превышает 24 года (примерно в два раза больше, чем в среднем по миру). В Иране по сей день летают самолеты, которые помнят времена правления шаха Мохаммеда Резы Пехлеви. Среди них есть или были, в том числе, Airbus A300, Boeing B727, B747SP или B747-200. Иранская Saha Air отозвала последний в мире Boeing 707, использовавшийся для коммерческих пассажирских рейсов, всего 8 лет назад.

При этом стоимость топлива в стране невысока (а потому и тарифы на авиаперевозки являются одними из самых низких в мире), расстояния велики, аэропорты имеются в большинстве городов. Таким образом, авиация остается важнейшим звеном транспортной системы Ирана. Но доступ к новым лайнерам, двигателям и даже самым простым запчастям для иранцев уже много лет закрыт.

Первые санкции на авиационный сектор были наложены уже в 1979 году, после кризиса с заложниками в американском посольстве, но в 2007–2011 годах объем ограничений резко расширился. Официально у Ирана нет никакой возможности закупать на мировом рынке новые современные самолеты из Америки и ЕС, а собственного авиастроения в стране изначально не было. Частично проблему решает закупка или лизинг тех самолетов, которые ранее использовались в других странах, но даже эти сделки приходится проводить через цепочку посредников.

Для пополнения авиапарка Иран в течение многих лет прибегал к посредничеству Армении, Казахстана, Украины, Узбекистана и Таджикистана. Как пример: поставка в Тегеран в 2018 году самолетов A310 компании Armenia Airways. Формально на них «летает» армянская авиакомпания. Но в действительности эти самолеты были предназначены для находящейся под санкциями иранской Mahan Air. Однако подобное сотрудничество с Ираном небезопасно – для многих иностранных компаний оно повлекло за собой вторичные санкции со стороны США.

Стоит отметить, что Иран добился неплохих результатов в поддержании уже имевшегося у него воздушного флота в пригодном для эксплуатации состоянии. Спасает высокая квалификация иранских техников и привычные серые схемы закупки импортных запчастей либо их аналогов. Airbus, Boeing и Fokker в большинстве своем обслуживаются местными компаниями без поддержки производителей. Но и у этого есть своя цена: затраты человеко-часов на поддержание самолетов в должном состоянии заметно выше, чем в других странах. Да и топлива старые самолеты расходуют не в пример больше.

В любом случае такая ситуация крайне небезопасна, особенно на внутренних авиалиниях. Ведь международные грузопассажирские перевозки гораздо выгоднее и престижнее, и в условиях ограниченных ресурсов самые надежные самолеты используются именно там. Внутри страны летает то, что осталось. О негативном влиянии воздушного эмбарго на безопасность полетов не раз заявляли иранские власти, указывавшие на то, что США грубо нарушают принципы статьи 44 Чикагской конвенции о международной гражданской авиации. Интересно, что действия юристов были не напрасны: до 2006 года Ирану все-таки удавалось закупать в США детали для газотурбинных двигателей некоторых гражданских моделей американских самолетов. Но и эти поставки давно прекращены.

Пессимисты указывают на то, что за последние 34 года произошло более 210 разного рода катастроф с участием иранской техники, в которых погибло более 2000 человек. Оптимисты считают, что, если сравнивать общие параметры, Иран остался в тренде: за прошедшее десятилетие число авиакатастроф в стране снизилось на 10–15 %, что соответствует мировой статистике.

Парадокс в том, что за последние десятилетия из всех разбившихся лайнеров лишь один (!) был американского производства. По техническим же причинам разбивались в основном самолеты из России и Украины: именно оттуда проще всего было приобретать подержанную технику. Одно дело – старый самолет, летавший только на территории Ирана и обслуживавшийся исключительно иранскими техниками. Совсем другое – если самолет уже успели лет десять-двадцать поэксплуатировать в разных странах Азии и Африки, чьи стандарты обслуживания далеки от совершенства, даже если формально он все еще принадлежит, например, России.

После введения санкций Иран чаще всего приобретал у России узкофюзеляжные «Туполевы», выпущенные аж в 1960-х – 1970-х годах. Естественно, в какой-то момент количество смертельно опасных инцидентов резко увеличилось. Это убедило иранские власти в 2010 году ввести запрет на эксплуатацию окончательно состарившихся самолетов данной марки, в результате чего 23 «тушки» были законсервированы.

Но это не поколебало веру иранцев в качество российского авиастроения. Так, в 2009–2010 годах авиакомпания Iran Airtour и российская лизинговая компания «Ильюшин Финанс Ко.» подписали контракт на поставку пяти Ту-204-100. Сейчас речь идет о сборке таких самолетов непосредственно в Иране. Кроме того, Иран уже тогда был намерен заключить договор с Россией о строительстве в течение 10 лет 100 самолетов марки «Туполев».

В 2021 году флот национального авиаперевозчика Iran Air состоял всего из 38 самолетов (средний возраст 18 лет). В общей сложности в стране около 250 коммерческих лайнеров, при этом около 100 из них не летают по причине отсутствия запчастей (либо сами постепенно разбираются на запчасти).

Неудивительно, что после подписания «ядерной сделки» (СВПД) Иран прежде всего бросился покупать самолеты. Речь шла о закупке 60 Boeing и 300 Airbus. Огромные заказы, жизненно необходимые Ирану. Увы! Быстро самолеты не строятся, а уже в 2018 году сделка приказала долго жить. В страну успело приехать лишь три новеньких Airbus да еще тринадцать ближнемагистральных самолетов от итало-французской ATR. Впрочем, даже если бы долгожданная поставка осуществилась достаточно быстро, она выручила бы страну лишь ненадолго. В условиях санкций невозможно обеспечить поставки нужных запчастей и гарантийное обслуживание новых самолетов.

Однако сегодня даже США вынуждены признать, что Иран справляется с авиационным эмбарго много лучше, чем можно было бы ожидать. Многие западные эксперты поначалу были уверены, что огромной стране уже через несколько лет не на чем будет летать.

Вероятно, Запад не ожидал от иранских техников и пилотов такого упорства и изобретательности. Про иранских пилотов хочу сказать отдельно: многие из них имеют шансы встретиться в воздухе с ситуациями, которые в других странах случаются раз в десять лет либо вообще только на тренажерах и отрабатываются. В 2011 году, во время рейса Москва – Тегеран компании Iran Air (а это до сих пор один из основных маршрутов, связывающих наши страны) пилот Хушанг Шахбази умудрился виртуозно посадить Boeing-727 с заклинившим передним шасси. Он использовал заднюю центровку самолета так, что нос коснулся земли, только когда скорость была снижена до минимума. Пожара не произошло, никто из 100 пассажиров не пострадал. Позднее Хушанг Шахбази выступил с призывом к США и Европе касательно снятия эмбарго с поставок запчастей для гражданской авиации Ирана.

Сегодня Иран даже развивает собственную международную авиацию (которая остается достаточно доходной индустрией) и строит новые крупные аэропорты (как, например, аэропорт Имам-Хомейни в Тегеране, запущенный в эксплуатацию в 2006 году).

В 2008 году компанией HESA предпринималась попытка начать сборку лицензированной специально для Ирана версии самолета «Ан-40» из присылаемых с Украины частей. В 2011 году первые шесть самолетов вышли на коммерческие линии. Но, увы, в 2014 году, после авиакатастрофы Sepahan Airlines, связанной с отказом одного из двигателей (впрочем, гибель самолета частично была вызвана и человеческим фактором), полеты машин данного типа были временно прекращены.

Самолеты так важны для Ирана еще и потому, что в стране, по ряду исторических причин, слабо развита железнодорожная инфраструктура. Железных дорог в стране в разы меньше, чем предполагает ее площадь: всего около 8500 км (по данным на 2018 год), при этом электрифицировано из них менее 200 км. Большая часть железнодорожной сети закладывалась еще в шахском Иране. И полотно многих железных дорог уже изношено, из-за чего средняя скорость движения поездов в стране составляет всего 35 км/ч. До недавнего времени в Иране строилось не более 300 км железных дорог в год, хотя сейчас развитие железнодорожного транспорта стало для страны одним из приоритетов. Интересно, что для усовершенствования иранских железных дорог стараются привлекать самых разных инвесторов, включая западных.

Железнодорожная индустрия напрямую от санкций не страдает. Помогает и активное сотрудничество с Китаем: самые современные иранские поезда, курсирующие по особенно важному для духовенства и паломников маршруту Тегеран – Мешхед, закупались с его помощью. Эти поезда, как и большинство других на паломнических маршрутах, соответствуют всем мировым стандартам.

Однако иранские железные дороги многое теряют из-за запрета на участие инвесторов в крупных строительных проектах.

Так, например, в 2020 году российская РЖД была вынуждена выйти из крупного проекта по электрификации железнодорожной линии протяженностью около 500 км в Иране. Проект предусматривал также поставки соответствующего оборудования на крупную сумму.

Тут стоит упомянуть и многострадальный МТК «Север – Юг», обсуждать который начали аж в 2000 году. Предполагалось соединить железнодорожные ветки Ирана и Азербайджана, тем самым объединив и железнодорожные сети Ирана и России. Однако выгодный для всех сторон проект застопорился. Ожидалось, что Иран со своей стороны построит ветку длиной 170 км от азербайджанской Астары к иранской, а также к Решту и Казвину. Однако, ссылаясь на санкции, Иран до сих пор никак не может достроить данный участок. Железная дорога Казвин – Решт уже построена, а вот участок Решт – Астара так и превратился в долгострой: его обещают завершить через 5 лет. И уже не поймешь, то ли проект так мало волнует Иран, то ли определенным кругам по каким-то причинам невыгодно, чтобы данный «коридор» заработал.

Итак, самолетов не хватает, железные дороги охватывают далеко не всю страну. На водный транспорт внутри страны также особо рассчитывать не приходится. Кроме реки Карун, судоходных рек в Иране нет. Морской транспорт играет важную роль во внешнем грузообороте (более 80 % перевозок), но пассажирский флот в стране не развит. Несмотря на постоянные обсуждения этого вопроса, так и не был пущен пассажирский паром через Каспийское море, который мог бы заметно облегчить поездки между Ираном и Россией. Судостроение в Иране появилось в 1973 году и продолжает развиваться, несмотря на санкции.

В этой ситуации 90 % иранских перевозок (грузовых и пассажирских) приходятся на автомобильный транспорт. Здесь важно отметить большую протяженность автомобильных дорог в стране: 200 000 км, из них 2000 км приходится на скоростные магистрали. Активное строительство высококачественных дорог ведется во всех крупных городах.

Важность наличия транспортных артерий ощущалась уже при шахе. И в Иране всегда было выгодно работать в дорожном строительстве. Мне не раз приходилось слышать истории о чьих-то отцах или дедушках, начинавших простыми рабочими с лопатой в руке и далее прошедших все ступени, от прораба до старшего подрядчика, а там и владельца дорожной компании с миллионными капиталами.

После извечных российских ям на дорогах ровное иранское покрытие производит приятное впечатление. Впрочем, тут стоит сказать спасибо климату: в большинстве районов Ирана нет столь резкого перепада зимних и летних температур. К тому же важно не только покрытие, но и то, как спроектирована дорога или тоннель, иначе аварии будут неизбежны. Но из-за дефицита квалифицированных кадров с таким проектированием, увы, часто возникают проблемы.

Иранцы сами признают: количество ДТП в стране непозволительно велико. И тому есть три причины: 1) некачественные автомобили; 2) плохие / неверно спроектированные дороги в бедных регионах; 3) общее пренебрежение правилами дорожного движения со стороны как водителей, так и пешеходов.

Третья причина, скорее, связана с национальным менталитетом, о второй было сказано выше. А вот первую стоит рассмотреть подробнее. Ведь известно, что именно санкции стали препятствием на пути развития иранского автопрома. Тем не менее сегодня именно Иран является вторым после Турции автопроизводителем на Ближнем Востоке (и занимает 18-е место в мире по данному показателю). В 2021 году в стране сошли с конвейера 963 000 легковых автомобилей и 12 000 грузовиков, фур, автобусов и микроавтобусов.

В свое время иранские предприятия начинали со сборки и локализации моделей крупнейших американских и европейских автомобильных концернов (Volvo, Daimler, Peugeot, Renault и т. п.). После Исламской революции американские концерны ушли, а заводы и кадры остались. Европейские, японские и южнокорейские бренды продержались до 2011 года (их доля рынка составляла тогда около 11 %), но после нового пакета санкций и они покинули Иран.

Не сразу, но стране удалось вырастить свой, отечественный автопром. Иранцы продолжили локализацию легковых моделей, и сегодня вся страна ездит на Peugeot 406, Peugeot 206, Kia Pride (в Иране она известна под маркой Saipa) и т. п. Но самой известной иранской машиной, без сомнения, был Peykan («Стрела») от Iran Khodro – самой крупной автомобильной компании Ближнего Востока. Первый Peykan сошел с конвейера в 1967 году, а прекратили выпуск автомобиля только в 2005 году. При разработке этого заднеприводного седана за основу был взят Hillman Hunter от Chrysler, но все комплектующие производились в Иране. Примечательно, что, несмотря на санкции, в 2000-х годах та же фирма разработала Samand (на базе Peugeot 405), который экспортировался в другие страны, включая Беларусь и Азербайджан.

И все же, как и на большинстве промышленных предприятий Ирана, на автомобильных заводах остро стоит вопрос об обновлении устаревшего оборудования. Его надо много, а организовать поставки в нужном масштабе непросто.

Санкции не запрещают непосредственный ввоз иномарок. Но пошлина на ввоз такого автомобиля в Иран составляет 90 % стоимости (это сейчас, ранее она достигала 100 % стоимости), что делает иностранные машины недоступными для среднего класса. Увы, достойное желание защитить отечественного производителя привело к образованию нездоровой монополии. Так, автомобили Peykan (когда они выпускались) продавались по цене Skoda, несмотря на то, что заметно уступали чешскому бренду в качестве и безопасности. Ведь других вариантов на рынке не было.

Монополия поддерживается правительством, для которого она – хороший источник дохода, а также способ поднять национальный престиж. Но простые иранцы вынуждены расплачиваться за это своими жизнями.

Так, одно из независимых (и замалчиваемых) исследований продемонстрировало, что в 95 % случаев подушки безопасности в авто иранского производства не раскрывались в ДТП даже при очень сильных ударах. С таким же успехом можно было бы продавать машины и без них. Известны случаи самопроизвольного возгорания автомобилей. Но то, что стало бы предметом судебного разбирательства или внимания госорганов в иной ситуации, в данном случае просто спускают на тормозах. Загорелась машина? А нечего было ее на солнце ставить! Подушка безопасности не сработала? Авария была не под тем углом! Зато эти машины в такой комплектации стоят дешевле…

Кто-то остроумный посчитал, что автомобиль Saipa Pride (Kia Pride, производившийся в Иране с 1993 по 2020 год) убил больше иранцев, чем татаро-монголы во время завоевания Ирана. В иранском Интернете регулярно проводятся кампании под девизом: «Не покупайте колесницы смерти!». Но других вариантов нет. Машина в Иране – не роскошь, а необходимость, поскольку общественный транспорт развит только в крупных городах.

Автомобильные монополии наносили и удары по кошельку своих покупателей. Одно время иранские автомобильные компании предлагали «купить машину заранее», что было бы дешевле покупки в автосалоне. Мол, пересылаешь деньги, записываешься на конкретную машину и получаешь ее через три месяца.

Для многих эти три месяца превратились в 3–5 лет. При этом если и тогда нужной модели в наличии не оказывалось, покупатели были, конечно, готовы согласиться на любую другую.

При чем тут санкции? Именно они позволили вырасти монополиям. И именно эти монополии теперь мешают развитию новых технологий на рынке автопрома. Так, в Иран запрещено ввозить электромобили. Почему? Видимо есть опасения, что это повредит интересам тех, кто зарабатывает на автопроме.

С грузоперевозками ситуация тоже непростая. Да, машины есть – но обычно их берут в кредит простые работяги, соглашающиеся работать на любых условиях, лишь бы свою фуру выкупить. Торгующие ими компании не обеспечивают должного технического обслуживания. Все заработанные водителем деньги идут на обслуживание займа, и часто ему не на что купить хорошую резину и необходимые запчасти. Да и работает он на износ: может заснуть за рулем. Итог – большое число аварий со смертельным исходом.

Бывает и так, что машины продаются через компанию-посредника, которая сама приобретает технику в кредит у производителя. Нахватает машин сто, передаст водителям и исчезнет. Водитель расплатился – а документов на владение авто так и не получил. Посредника и след простыл, поэтому производитель приходит, чтобы конфисковать (оплаченную!) машину непосредственно у владельца. Данная ситуация уже несколько раз становилась причиной беспорядков и даже драк с применением холодного оружия.

Санкции – это не только финансовые или товарные ограничения. Это изоляция страны, которая через много лет неизбежно ведет к падению стандартов менеджмента и нехватке специалистов во всех сферах. Как пример тут, увы, приходится привести организацию работы городского транспорта, в частности такси. Именно такси, частный извоз – основной способ перемещения в Иране. Широко распространены «савари» – обычные машины, курсирующие между определенными пунктами, перевозя сразу по четыре пассажира, эдакие мини-маршрутки. Обычное такси тут называют «дарбаст» (с закрытыми дверями) – подразумевая, что пассажиры арендуют на время поездки всю машину целиком. Активно развиваются аналоги Uber – Snapp! и Tap30. Люди поконсервативнее больше доверяют агентствам такси в своем районе, где они хорошо знают и хозяев, и водителей.

Но при всем разнообразии видов такси государство жестко контролирует цену поездки за километр. Транспорт – вопрос национальной безопасности. Однако контроль приводит к крайне неприятным последствиям, потому что государство при этом не сдерживает стоимость запчастей, резины и даже (до определенного уровня) цену бензина. Со страхованием таксистов тоже много неясного. Водители не могут самовольно поднимать стоимость, стараясь угнаться за инфляцией (кое-где в машинах даже стоят старомодные таксометры). Несколько раз таксисты выходили на демонстрации.

Чтобы сдержать общее недовольство, государству приходится постоянно дотировать отрасль. Но все равно даже в крупных городах часть парка такси находится в неприглядном состоянии.

Старые авто марки Peykan представляли такую угрозу для экологии (да и для пассажиров с водителями), что их начали массово убирать с дорог в принудительном порядке. Правительство предложило таксистам дешевые займы, чтобы заменить чадящие колымаги на производящиеся в Иране Peugeot. На программу ушли немалые средства, зато теперь тегеранские (и не только) улицы выглядят заметно приличнее.

Одно время государство субсидировало и поездки на автобусах, что делало их очень дешевыми. В какой-то момент было решено передать автобусы частным компаниям, поскольку бюджет такую нагрузку уже не тянул. Парк остро нуждался в модернизации. За короткий отрезок времени цены на билеты выросли в 20–30 раз! Аналогичная история произошла и с местными маршрутками.

В данный момент в крупных иранских городах активно строится метро. В Тегеране оно открылось в 2000 году и сегодня работают 7 линий. Также метрополитен на сегодня имеется в Мешхеде (с 2011 года), Исфахане (с 2015 года), Ширазе (с 2014 года) и Тебризе (с 2015 года).

Интересно, что изначально планировалась закупка вагонов российского производства. Но в итоге все оборудование для иранского метрополитена сегодня поставляет Китай. Метро соответствует современным стандартам, но, по понятным причинам, страшно перегружено.

Подведем итоги

Как санкции повлияли на иранскую авиацию, железнодорожный, водный, автомобильный транспорт? Что произошло с автомобилестроением?

1) Наиболее серьезный эффект санкции оказали на иранскую авиацию. Эмбарго на поставку западных самолетов и запчастей привело к неуклонному старению иранского воздушного флота, где некоторые машины вынуждены летать по 30–40 лет. Санкции вынудили страну пойти на приобретение самолетов на вторичном рынке со всех частей света.

2) Таким образом, в результате эмбарго безопасность полетов в стране снизилась. Тем не менее высокая квалификация иранских техников и пилотов позволила частично сохранить воздушный флот Ирана и поддерживать его в приемлемом, пусть и далеко не идеальном состоянии. Правительство осознает остроту проблемы, активно используются различные серые схемы закупок авиационной техники. Однако в ближайшие годы необходимы шаги по радикальному обновлению парка, ведь многие самолеты так стары, что уже никогда не взлетят.

3) Основой иранского транспорта по-прежнему остаются автомобильные перевозки. Автомобилестроение – стратегически важная индустрия. Несмотря на массовый уход американских и позднее европейских и азиатских автопроизводителей, заложивших основы иранского автопрома, страна сама смогла выстроить одну из крупнейших автоиндустрий региона. Но в результате жестких ограничений на ввоз иномарок возникла монополия, которую не слишком беспокоит безопасность пассажиров и качество продукции. Решить данную проблему при закрытом рынке невозможно.

4) Иран сам производит грузовики, автобусы и другие виды транспорта, в стране есть судоремонтные заводы. Государство уделяет особое внимание развитию железнодорожной сети, которая исторически росла слишком медленно. Но санкции мешают привлекать капитал как для масштабных строительных и транспортных проектов, так и для обновления индустриального оборудования для производства транспортных средств.

Глава 2
Интернет

Мобильная связь и Интернет в Иране развивались под прессом жестких внутренних ограничений. Современный телеком, несмотря на сложности с получением соответствующего оборудования из-за санкций, утвердился в Иране с относительно небольшим запозданием. Как только появлялась необходимость в тех или иных поставках – находились и способы добыть нужную технику.

Но у консервативного руководства Исламской Республики были серьезные сомнения касательно новых технологий. В конце концов, когда-то в стране даже запрещали видеомагнитофоны и регулярно устраивали рейды по уничтожению спутниковых тарелок на городских балконах. Впрочем, спутниковое ТВ все равно прочно вошло в иранский быт (хотя официально оно до сих пор под запретом).

Первый оператор сотовой связи в Иране был государственным. Для получения заветной сим-карты требовались большие деньги и специальная лицензия. Да, именно так, лицензия на пользование обычным телефоном типа Nokia. Впрочем, в те годы лицензия требовалась даже на пользование факсом или цветным принтером. Или пейджером – Иран пережил и этот бум.

SMS– и MMS-сообщения также в свое время объявляли «харамом» (то есть запретной для правоверного мусульманина вещью). Но прогресс неумолим. В 2010-х годах в стране начали появляться частные мобильные операторы. К 2016 году из 80-миллионного населения Ирана сотовыми телефонами пользовались 74 млн человек. Сегодня по числу абонентов мобильной связи Иран находится на уровне развитых западноевропейских государств, занимая 14-е место в мире наряду с Италией и Великобританией.

Иран стал одной из первых стран Ближнего Востока, где появился Интернет. Страна была подключена к Сети в 1992 году, однако широкое распространение Интернет получил лишь в конце 1990-х – начале 2000-х годов, когда в стране появились интернет-кафе.

Поначалу доступ в Сеть давали только узкому кругу лиц – например, профессорам университетов. Обычный студент мог пользоваться с домашнего компьютера электронной почтой и не более того. Скорость Интернета в стране оставалась чрезвычайно низкой – и далеко не всегда ограничения были чисто техническими.

Консервативные муллы, конечно, мало интересовались техническими новинками. И на вопрос о том, почему бы не снять законодательные ограничения на скорость работы Сети, говорили:

– А зачем нам Интернет? Чтобы студенты учились? Ну вот и прекрасно – пускай книжки в pdf скачивают и учатся. Чего им еще надо?

Потихоньку стали появляться частные провайдеры. Пусть медленно и со скрипом, но Сеть заработала. Влияние Интернета на иранское общество было невероятным. Интернет-блоги стали главным источником общения онлайн. К 2009 году там ежемесячно регистрировались сотни тысяч иранцев.

В 2003 году мы представляли крупному тегеранскому инвестору наш первый интернет-проект: подобие поисковой системы с возможностью получения бесплатных «плюшек» для пользователей. Проект был неуклюж, мы сами – молоды и наивны. Но провалилась презентация не поэтому. На тот момент Интернетом в Иране пользовалось не более 7 % жителей страны – в основном, в Тегеране.

На ярком графике мы демонстрировали, что в ближайшие 12 лет количество пользователей Сети должно утроиться. Нам тогда не поверили и обозвали мечтателями.

Что ж, мы и правда ошиблись. Только не в ту сторону. К 2016 году к Интернету в Иране было подключено уже более 60 % населения.

В конце 2017 года в Иране насчитывалось 56,7 млн интернет-пользователей (70 % населения), что по сравнению с 46,8 млн пользователей в 2015 году (57,2 % населения) обеспечило прирост на 21,1 %. При этом в 2000 году число пользователей Интернета в Иране не превышало 250 тыс. человек.

В Иране действует примерно 140 операторов связи, обеспечивающих доступ к Интернету. Сегодня большинство из них – частные. Одно время были чрезвычайно популярны интернет-кафе (в 2008 году в одном только Тегеране их насчитывалось более 1500), однако с 2011 года пользователи потеряли возможность выходить оттуда в Интернет анонимно. Министерство связи и информационных технологий Ирана разрешило допуск к выходу во Всемирную сеть исключительно посетителям, готовым представить документ, удостоверяющий личность. Также было введено ограничение по одновременному использованию одного компьютера одним посетителем, необходимость фиксировать и сохранять IP-адреса пользователей, журналы просмотров и список посещаемых сайтов, а также ведения видеозаписи с сохранением баз данных на протяжении не менее шести месяцев. Содержание интернет-кафе стало делом накладным, число посетителей резко снизилось, да и техника к тому времени стала дешевле, и многие предпочитали теперь использовать домашний Интернет.

Тут надо отметить, что западные санкции против Ирана никогда не включали блокировки в Интернете. Но сам факт отключения страны от мировых систем оплаты означал, что, например, покупки в зарубежных интернет-магазинах в Иране невозможны. По этой же причине иранским блогерам о монетизации своих аккаунтов приходилось только мечтать.

Сегодня смартфоны имеются у 69 млн иранцев. Из них 12 млн владеют iPhone. Официально они в Иран не поставляются, но стабильно ввозятся в страну окольными путями. А у 55 млн жителей Ирана – Android, причем более половины телефонов производства Samsung. За ним с большим отрывом следуют Huawei и Xiaomi.

По официальным данным Министерства связи и информационных технологий Ирана, в 2018 году число пользователей мобильного Интернета составляло 53,2 млн (это на 6 млн человек больше, чем в 2017 году). Крупнейшими иранскими операторами мобильного доступа к Интернету являются компании Mobile Telecommunications Company of Iran – MCI (Hamrahe Avval) и Irancell, обеспечивающие пользователям доступ по стандартам 3G и 4G. Интернет стандарта 4G уже давно стал нормой в городах, им пользуются 90 % иранского населения. Более того, в 2020 году правительство Ирана объявило о планах развернуть сеть 5G в городах в ближайшие несколько лет.

Иранцы не могут напрямую приобретать лицензионные западные программные продукты. Вот почему иранские программисты принялись развивать собственный IT-сектор и заметно в этом преуспели. Так появились местные аналоги многих популярных западных сервисов. Вместо YouTube – Aparat, вместо eBay – Esam, вместо Netflix – Filimo. Есть даже местный Amazon (Digicala) и местное Avito (Divar).

Apple Store в стране не работает, а вот Google Play с 2013 года не заблокирован – но доступны, естественно, только бесплатные приложения. Чтобы обеспечить себе доступ ко всем современным приложениям, иранцы создали Café Bazaar, где можно приобретать приложения от 20 000 разработчиков со всего мира (подавляющее большинство – из Ирана). На сегодня у платформы 45 млн пользователей, из которых ежедневно ею пользуется 6,6 млн.

Санкции в некотором роде даже дают преимущества цифровому бизнесу. В Иране нет сложного западного IT-лицензирования, хитросплетения корпоративных правил. Даже к понятию авторского права (копирайта) иранцы относятся весьма прохладно. Раз все для нас запрещено – значит, нам все можно. Еще в 2000-х в иранских магазинчиках могли «нарезать» диск с каким хочешь фильмом или музыкой, без оглядки на всякие глупые авторские права и лицензии. Пиратское программное обеспечение по-прежнему очень популярно, хотя иранцы уже начинают осознавать, что порой лучше заплатить, чтобы стабильно получать необходимые обновления и техподдержку.

Но если на старте IT-бизнеса санкции оказываются полезны, то позднее они сдерживают его развитие.

Когда в 2016 году Cafe Bazaar предпринял международную экспансию и вышел на рынок Афганистана, где говорят на варианте персидского языка, то не смог решить проблему оплаты и был вынужден предлагать местным пользователям только бесплатные приложения. У Cafe Bazaar есть пользователи в США, Турции, Ираке и ряде других стран, где говорят на персидском. Но они тоже сталкиваются с невозможностью оплаты в Cafe Bazaar. Проблемы возникают и у отдела разработки программ. Банки опасаются вторичных санкций, и случается, попросту не переводят студии-разработчику ее часть выручки.

Профессия программиста в Иране популярна и позволяет зарабатывать выше среднего, хотя миллионером не станешь. В Иране имеется около 1500 зарегистрированных IT-компаний и около 200 компаний, занимающихся разработкой программ. Диапазон ежемесячной оплаты программиста составляет от 300–700 до 1200–1500 долларов для специалистов высокого уровня. Почти 95 % всех работ по ПО – разработка на заказ или серый аутсорсинг.

Иранское правительство создает технологические парки и громко заявляет о поддержке IT-разработок. Но это же правительство жестко контролирует Интернет. В Иране заблокированы Facebook, Twitter, YouTube и даже Telegram, закрытый в результате координации через него беспорядков в 2018 году (любопытно, что блокируется и «ВКонтакте»). Instagram – самая популярная интернет-платформа и единственная международная соцсеть, которая не запрещена. На конец 2021 года ее использовали 69 % жителей страны. Собственно, доступ к определенным сайтам контролировался с первых дней существования Интернета в стране – вплоть до запретов по определенным ключевым словам. Полностью блокируется все, хоть как-то связанное с порнографией/сексом, с политической оппозицией и с критикой ислама либо «противоречащее исламским ценностям».

Иранцам не привыкать обходить препятствия. VPN, прокси-серверы и специальные программы для борьбы с блокировками известны здесь каждому, кто хоть раз держал в руках смартфон. Интересно, что предоставление VPN-сервисов само по себе превратилось в крупный бизнес. Иранцы смеются, что Корпус стражей исламской революции создал такие плотные блокировки именно для того, чтобы успешнее продавать свои же VPN. Активно используются и зарубежные сервисы: так, в январе 2020 года канадский разработчик ПО для обхода цензуры Psiphon сообщал, что число пользователей в Иране выросло на 25 % и превысило 3 млн чел. Почти 11 % жителей Ирана используют Twitter и почти 18 % – Facebook, хотя обе сети и были официально заблокированы еще в 2009 году.

Одно время власти очень жестко пытались бороться с обходом блокировок, закрывая доступ к соответствующим сервисам. В результате были выведены из строя многие ключевые элементы интернет-инфраструктуры: центры обработки данных, хостинги, облачные хранилища. Это привело к сбою в работе иранских коммерческих структур, сервисов и сайтов. Заметно упала скорость соединения. После того как сто IT-экспертов написали коллективное письмо президенту с описанием масштабов сопутствующего ущерба, от этой политики решили отказаться.

Однако обход фильтров еще сильнее замедляет скорость Интернета, которая и так намеренно ограничена правительством (хотя в последние годы разрешенная скорость постоянно повышается). Для пользования «запрещенкой» в Иране приходится запасаться терпением.

Также давно поднимается вопрос о создании иранского «национального Интернета» («интранета»).

Технически это возможно, что и было доказано во время демонстраций против повышения цен на бензин, охвативших страну в 2019 году. Власти опасались координации протестов через Интернет. И действительно, ранее для этого не раз использовались иностранные сайты и приложения. Социальные сети, иностранные СМИ, почта, мессенджеры – все оказалось наглухо заблокировано для рядовых пользователей, но чисто иранские сервисы при этом продолжали функционировать. Доступ к Всемирной сети был восстановлен только через неделю.

Централизованный национальный интранет (National Information Network) или «халяльный Интернет», как иногда иронично называют его иранцы, разрабатывался преимущественно усилиями государственной телекоммуникационной компании Ирана (TCI). Власти Ирана объясняют, что интранет служит средством защиты от кибератак из-за границы и позволит поддерживать работу онлайн-ресурсов, если США решат изолировать Иран. В 2016 году был запущен первый этап программы: пользователям предоставили доступ к электронным правительственным услугам, контенту иранских сайтов и цифровым услугам иранских компаний. Далее планируется обеспечить высококачественный доступ пользователей к внутреннему широкополосному контенту и услугам, а также построить независимую национальную коммуникационную инфраструктуру.

Удивительно, но частично и санкции Запада способствуют развитию проекта. С 2010 года американские хостинги не могут размещать домены. ir, а многие VPN-сервисы располагаются на американских платформах и недоступны иранцам. Ограничения, введенные международными платформами, лишь подталкивают местных пользователей к выбору внутренних ресурсов. Они уже не очень доверяют западным: внезапный отказ в обслуживании может больно ударить по карману и привести к потере всей информации. Да и проблему оплаты иностранного хостинга под санкциями решить непросто. Неудивительно, что к концу 2011 года 90 % сайтов иранских госучреждений было переведено на национальный хостинг. В 2015 году на национальном хостинге базировалось порядка 40 % всех иранских интернет-ресурсов.

И все же правительство Ирана слишком разумно, чтобы отрезать население от Всемирной сети. Интернет позволяет «выпускать пар» людям, заметно подуставшим за годы санкций, инфляции, пандемии. Пусть лучше они ругают правительство в смартфонах и компьютерах, но не выходят на улицы. При этом в Иране уже давно активно действует киберполиция (FATA, считается частью иранских вооруженных сил), которая, в частности, занимается распространением благоприятной официальной информации либо опровержением негативных новостей – по тем же технологиям, которые давно используются в большинстве стран мира. В ее функции также входит борьба с вездесущими VPN и разработка «интеллектуального программного обеспечения», обеспечивающего мониторинг и контроль за доступом пользователей к Интернету и социальным сетям. Считается, что это эффективнее тотальных запретов. К счастью для любящих Интернет иранцев, пока видимых результатов в этих областях деятельность киберполиции не приносит.

Подведем итоги

Как санкции повлияли на развитие телекоммуникационных технологий и Интернета в Иране?

1) Иран активно развивает свой телекоммуникационный сектор, хотя санкции делают затруднительным приобретение нового оборудования и технологий. Тем не менее, действуя в обход, иранцы получают все необходимое. Население страны приобретает технику Apple и Samsung, а необходимые приложение загружает с местного аналога Google Play и Apple Store – Café Bazaar.

2) Иран стал одной из первых стран Ближнего Востока, в которой появился Интернет. Тем не менее его развитие сильно затрудняли ограничения со стороны государства (жесткая цензура, намеренное снижение скорости работы). Это не помешало Сети стать чрезвычайно популярным средством коммуникации. При этом западные санкции не подразумевали прямые блокировки, но делали многие функции Интернета бесполезными для иранцев: например, монетизацию контента, покупки в зарубежных интернет-магазинах, пользование платными функциями популярных интернет-платформ или покупки в Apple Store и Google Play.

3) Иранские IT-специалисты успешно копируют известные западные сервисы (платформы для видео, интернет-магазины, цифровые каналы и т. п.), создавая свои аналоги систем, использование которых в Иране невозможно по причине санкций.

4) Иранские власти вкладываются в создание «интранета», независимого от контролируемой Западом Сети. Отчасти их беспокойство оправданно, ведь санкции уже приводили к закрытию некоторых хостингов для иранцев и другим техническим проблемам. Отчасти же «интранет» стал бы еще одним способом ужесточения цензуры. Она в Иране жесткая и разветвленная: от запретов использования VPN до допуска к компьютеру в интернет-кафе только по паспорту. Однако и слишком сильно закручивать гайки власти опасаются: ведь если иранцы не смогут высказывать свое недовольство в Сети, то станут выходить на улицы городов.

Глава 3
Медицина и фармацевтика

Медицина – важнейшая отрасль в государстве, при этом одна из самых дорогостоящих и теснее многих связанная с мировым рынком. Сегодня под развитым государством в первую очередь подразумевают страну, способную обеспечить свое население высокотехнологичной медицинской помощью.

Правительство Ирана щедро обеспечивает социальную сферу и многие годы делало серьезные вложения в медицину. По данным ВОЗ, Иран находится на 41-м месте в мире по уровню расходов на здравоохранение – 8,7 % от всех бюджетных расходов (для сравнения, Россия в этом рейтинге всего на 121-м месте). При этом иранские официальные источники называют даже более высокую цифру: 17 % на 2021 год.

Иранские вузы с нового абзаца вузы готовят и кардиологов, и офтальмологов, и зубных врачей. Причем многие из спецов учатся за границей, чтобы, приехав на родину, открыть, например, частную клинику. Медицина здесь – выгодный бизнес.

В стране, подарившей миру Авиценну, знают, как важны толковые врачи. Но и бесплатная медицинская помощь достаточно развита, особенно в крупных городах (в страховые фонды, как и в России, платят работодатели). При наличии официальной работы средний житель Тегерана, например, может рассчитывать и на шунтирование сердца, и на многие другие недешевые процедуры. А еще Иран на Ближнем Востоке славится возможностями своей пластической хирургии и особенно ринопластикой.

Но как же все это работает в условиях санкций? Ведь медикам нужно дорогое оборудование и лекарства. А при слове «санкции» перед глазами сразу встают пустые полки аптек.

Даже в самые плохие времена Иран без лекарств не оставался. Проблемы с логистикой и платежами, разумеется, накладывали свой отпечаток. Но исключения из санкций по «гуманитарным» причинам были, есть и будут. Не в последнюю очередь потому, что иранский рынок выгоден западным фармацевтическим компаниям. У них всегда есть готовое объяснение: мол, наши препараты жизненно важны, гуманитарные правила ООН не позволяют прекратить их доставку в страну.

Где-то Иран выручают исключения из санкций, где-то «серые» поставки. Но бывали и крайне печальные случаи.

Так, в 2018 году детские онкологи опубликовали в медицинском журнале Lancet статью, в которой говорилось о нехватке в Иране таких химиопрепаратов, как аспарагиназа и меркаптопурин, используемых при лечении лейкемии. Дефицит лекарств и сейчас угрожает здоровью тысяч иранских детей, больных раком. Страдают и больные гемофилией.

Тогда же (после ввода нового пакета жестких американских мер) шведский производитель, опасаясь попасть под вторичные санкции, прекратил поставки в Иран специальных перевязочных материалов. Они предназначались, в первую очередь, для пациентов с тяжелыми и опасными для жизни заболеваниями кожи, такими как буллезный эпидермолиз, который вызывает чрезвычайно болезненные раны. В числе пациентов с таким заболеванием – дети, которых часто называют «детьми-бабочками», потому что их кожа хрупкая, как крылья бабочки. Повязки являлись наиболее эффективным средством для облегчения боли и предотвращения опасных для жизни инфекций. При этом было ясно, что подобные средства относятся к «гуманитарным исключениям». Но шведы решили не рисковать: своя рубашка ближе к телу.

А во время пандемии COVID-19 (Иран оказался одной из первых стран Ближнего Востока, где началась эпидемия) остро не хватало некоторых препаратов и оборудования. Американские санкции не запрещали эти поставки, но сами производители воздерживались от любых транзакций с Ираном, чтобы сократить свои риски.

«Серые» и «черные» схемы поставок крайне небезопасны в фармацевтическом бизнесе, ведь они резко сужают возможности для проверки качества товаров. И если неработающую или неправильно работающую технику медики еще могут вовремя снять с эксплуатации, то просроченное лекарство представляет куда более серьезную проблему. Поставки в Иран просроченных европейских медикаментов с исправленными сроками годности одно время являлись весьма доходным бизнесом. «Коммерсанты» такого рода оправдывали свои действия тем, что, мол, европейские заводы стандартно проставляют сроки с «запасом» на полгода-год. Но любой медик подтвердит, что «запас» сильно варьируется в зависимости от лекарственного средства, да и неправильные условия хранения легко превратят самое лучшее лекарство в бесполезное, а то и небезопасное.

В 2012–2013 годах ситуация на лекарственном рынке сложилась крайне сложная. Вплоть до того, что серьезные препараты ввозились на осликах из Турции! Лучше не задумываться, что происходило с этими лекарствами под жарким горным солнышком. Многое продавалось на «лекарственных базарах» в крупных городах. Проверить происхождение средства и то, в каких условиях оно хранилось, было практически невозможно. Но отчаявшиеся родственники больных шли на этот риск.

На данный момент ситуация с поставками относительно выровнялась. Но под давлением бюджетного дефицита правительство Ирана недавно было вынуждено убрать определенные субсидии на лекарства. А это значит, что импортные средства, привозимые по непрозрачным каналам, станут стоить втрое-вчетверо дороже. Многие иранцы просто не смогут позволить себе их покупать и либо совсем останутся без лекарств, либо станут приобретать дешевые иранские или китайские аналоги (не всегда, но достаточно часто эти средства уступают в качестве и эффективности).

И все же Иран не зря все эти годы вкладывался в развитие собственной фармацевтической промышленности. Редкие и сверхсложные препараты в мире производят лишь единицы. Зато почти все остальные лекарства Иран научился делать сам. Страна является мировым лидером по производству непатентованных лекарственных препаратов. По официальным данным почти 97 % необходимых фармацевтических ингредиентов производят 100 иранских фармацевтических компаний, большая часть которых принадлежит частному сектору. То есть всего 3 % спроса на лекарства приходятся на импорт (правда, стоимость этих препаратов очень высока).

Другое дело, что и внутренней фармацевтике санкции мешают. Невозможно производить все необходимое сырье в рамках одной страны. Иранские фармацевтические предприятия используют более 10 тыс. различных соединений для производства лекарственных препаратов. А санкции блокируют внутреннее производство, поскольку нарушают цепочки поставок. Идет давление на международные банки, и постоянно перекрывается то одна, то другая возможность оплаты импортного сырья. А без него многих лекарств не будет.

Конечно, все недостатки системы здравоохранения, зажатой в тисках санкций, становятся ясно видны в экстремальных, форс-мажорных обстоятельствах, каким для Ирана стала пандемия COVID-19.

Иран располагал соответствующими знаниями и специалистами для создания собственной вакцины. Но не учел того простого факта, что вакцину недостаточно «изобрести», ее производство также надо масштабировать, чтобы привить многомиллионное население.

В итоге правительство просто принялось раздавать гигантские гранты всем, кто обещал создать вакцину в максимально короткие сроки. Мол, не только себя обеспечим – еще и на экспорт пойдет. В Иране вакцин было запатентовано чуть не 14 штук! В итоге к концу 2021 года на иранских складах скопилось более 15 млн доз, уже просроченных и никому не нужных. Для некоторых даже не нашлось желающих принять участие в клинических испытаниях. Деньги, разумеется, все были благополучно «освоены».

Увы, реально все этапы клинических испытаний прошла только инактивированная COV Iran Barakat. При этом Иран гордо отказался от гуманитарных поставок вакцины от Pfizer и AstraZeneca. Россия поставила Ирану всего около 1 млн доз «Спутника V», что было крайне мало для 85-миллионного иранского населения (в основном этим препаратом привились высшие иранские чиновники, а остатки были проданы на черном рынке). Иранцы ждали вакцину на полгода дольше остальных развитых стран, хотя вполне могли получить ее раньше. Но COV Iran Barakat просто не на чем было производить в достаточных количествах. Санкции сводили на нет перспективы производства своей вакцины на чужих заводах. В итоге население все-таки стали прививать, в основном вакцинами китайской Sinopharm и индийской Bharat Biotech. Весьма печальная история для страны с неплохой научной базой.

Подведем итоги

Как санкции повлияли на медицину и фармацевтическую индустрию Ирана?

1) Иран может похвастаться развитой медициной и собственными фармацевтическими заводами. Но, как и в большинстве стран мира, все это не может функционировать в отрыве от международного сообщества и поставок зарубежной техники и лекарств (или сырья для таковых). К счастью, «гуманитарные» исключения из санкций позволяют сохранять поставки многих жизненно важных препаратов или сырья для их производства.

2) Несмотря на исключения из санкций и хорошо развитое фармацевтическое производство, в стране существуют серьезные проблемы с редкими и дорогими лекарствами (например, для химиотерапии некоторых видов рака). Именно их сложнее всего доставать и завозить в страну. Или же их стоимость оказывается чересчур высокой (проблемы с банковскими переводами и логистикой сохраняются для лекарств и медтехники в той же мере, что и для любых других товаров).

3) Иранцы уделяют очень большое внимание собственной «лекарственной безопасности», но не в силах полностью нейтрализовать эффект санкций. Мешают и возможные «перегибы на местах» в стремлении к самостоятельности. Так, зарубежные вакцины от COVID-19 поступили в страну с запозданием, поскольку Иран рассчитывал обеспечить себя вакциной сам, но не учел того, что недостаточно ее разработать – необходимо еще и масштабировать производство, чтобы привить многомиллионное население страны.

Глава 4
Наука и образование

В иранском обществе традиционно с большим пиететом относятся к ученым. Иран – родина философа и химика Закарии Ар-Рази, астронома и математика Омара Хайяма, астронома Аль-Бируни и великого врача Авиценны (Ибн Сины).

На образовательную, научную и исследовательскую деятельность в Иране ежегодно выделяется в общей сложности около 25 % бюджетных средств (по данным Иранского статистического центра).

Исторически даже среднее образование еще не так давно было доступно далеко не всему населению. Сейчас ситуация со школами и грамотностью в стране лучше, чем в большинстве стран Ближнего Востока. Индекс грамотности в стране составляет 86 % (в возрастной группе 15–30 лет – 98 %).

В отдаленных регионах школ все еще не хватает. На юге Ирана занятия порой проходят в палатках или даже под открытым небом. Имеющиеся здания школ не стандартизированы (школы часто размещаются в арендованных строениях, даже в столице), бывает, что там нет и элементарного отопления. Приходится использовать подручные средства, а это становится причиной трагедий: случаются пожары и отравления газом. Вот почему по всей стране действуют благотворительные организации, собирающие деньги именно на строительство школ в различных частях Ирана.

Восьмилетнее школьное образование (начальное и среднее) является обязательным для всех иранцев. В рамках программы восьми классов школьники приобретают базовые знания в области трех блоков дисциплин: это точные и естественные науки (математика, физика, химия, биология и т. д.), гуманитарные науки (персидский язык и литература, история, география) и исламские науки (арабский язык, чтение и толкование Корана, история исламской религии и цивилизации). Эта программа является общей для всех учеников, для мужских и женских школ.

За средней школой следует старшая школа, в которой учатся 14–17-летние подростки. Здесь уже начинается специализация. Целью является подготовка к поступлению в университет в соответствии с выбранным профессиональным направлением.

Молодые иранцы ежегодно штурмуют университеты страны в дни крайне жесткого «конкура» (конкурса), аналога российского ЕГЭ. Вузов на всех не хватает, и заветное право на обучение в них в итоге получает не более 10 % абитуриентов. Вне зависимости от специализации будущие студенты сдают физику, математику, биологию, химию, персидский язык и литературу, а также исламские науки. Интересно, что сегодня, по статистическим данным, число девушек в иранских вузах заметно увеличилось и превысило количество юношей.

Высшее образование и тем более наличие ученой степени – гордость не только для самого иранца, но и для всей его семьи. Вот только университетов в стране пока недостаточно. Всего в Иране 440 вузов: 80 из них – государственные, 115 – исламские, 25 – коммерческие и 120 филиалов университета дистанционного обучения, а также 28 медицинских, 50 колледжей и 40 технологических институтов.

Иранское высшее образование известно своим качеством и углубленным подходом. Но при этом все происходящее в стенах университетов и институтов жестко контролируется и политизировано.

В конце концов, именно студенты в свое время разожгли огонь Исламской революции, как прекрасно помнят нынешние политики. И поэтому исламские правила в вузах соблюдаются подчеркнуто строго: местная полиция нравов уделяет внимание всему – от прически студентов до парфюма студенток. Заподозренных в либеральных настроениях преподавателей тут же увольняют.

В непростые для страны времена полиция порой действует на опережение: обвинить в шпионаже и посадить на неопределенный срок в тюрьму могут любого студента. Даже если (особенно если!) он, например, недавно выиграл крутой мировой конкурс или получил награду на международной олимпиаде. Это не просто запугивание – это сигнал студентам и их родителям: для нас незаменимых нет… В общем, неудивительно, что студенты из обеспеченных семей стараются получить места в вузах за рубежом, хотя для иранцев это очень непросто.

Общая нестабильность ситуации в стране, вызванная в том числе и санкциями, серье�

Скачать книгу

Фотографии на вклейке Б. Кузнецова и П. Рипинской

Дизайнер обложки О. Жукова

* * *

Предисловие

Почему так важно

Что такое «иранская модель»?

Если присмотреться ближе

Яков Миркин,профессор, доктор экономических наук

Краткая справка

Территория: 1 648 195 км²

ВВП на душу населения (по данным Всемирного банка): 2756 долларов США (2020 г.).

Индекс человеческого развития (по данным Программы развития ООН): 0,783 (70-е место в мире).

Иран и санкции: немного истории

• широкое участие народа в экономическом развитии, повышение финансовой грамотности населения;

• переориентация с европейских контрагентов на азиатские, диверсификация цепочек поставок;

• рациональное потребление и отказ от расточительности (но без перегибов, к аскетизму никто не призывает);

• борьба с коррупцией, создание прозрачной и безопасной экономической атмосферы для предпринимателей;

• курс на инновационную экономику, максимальное использование научных достижений и передовых технологий;

• поощрение предпринимательства, оптимизация производственных процессов;

Часть 1
Макроэкономика Ирана

А вот чем еще может похвастаться Иран:

• Один из самых многообещающих рынков мира в сфере IT и мобильных коммуникаций.

Глава 1
Нефть, газ и полезные ископаемые

Скачать книгу

Иран. Экономика под санкциями бесплатное чтение

Павла Рипинская Иран. Экономика под санкциями

* * *

Предисловие

Почему так важно

Что такое «иранская модель»?

Если присмотреться ближе

Краткая справка

Иран и санкции: немного истории

Часть 1 Макроэкономика Ирана

Глава 1 Нефть, газ и полезные ископаемые

Подведем итоги

Глава 2 Деньги и банки

Подведем итоги

Глава 3 Предпринимательство

Подведем итоги

Глава 4 Импорт и экспорт

Подведем итоги

Часть 2 Обслуживающие отрасли экономики Ирана

Глава 1 Авиация и автомобилестроение

Подведем итоги

Глава 2 Интернет

Подведем итоги

Глава 3 Медицина и фармацевтика

Подведем итоги

Глава 4 Наука и образование

Предисловие

Краткая справка

Иран и санкции: немного истории

Часть 1Макроэкономика Ирана

Глава 1Нефть, газ и полезные ископаемые

Павла Рипинская
Иран. Экономика под санкциями

Часть 1
Макроэкономика Ирана

Глава 1
Нефть, газ и полезные ископаемые

Глава 2
Деньги и банки

Глава 3
Предпринимательство

Глава 4
Импорт и экспорт

Часть 2
Обслуживающие отрасли экономики Ирана

Глава 1
Авиация и автомобилестроение

Глава 2
Интернет

Глава 3
Медицина и фармацевтика

Глава 4
Наука и образование

Часть 1
Макроэкономика Ирана

Глава 1
Нефть, газ и полезные ископаемые