Тень Империи бесплатное чтение

«Мы все по-своему несчастны,

все несправедливо наказаны за что-то,

но как раз от этого почему-то и легче.

Быть несчастным среди счастливых…

гораздо больнее»

Шэйн

Города Верувины неповторимы, у каждого – своя роль, свои сильные и слабые стороны и свой правитель, непременно своенравный и с большими планами на будущее. Иногда правители всех девятнадцати провинций сидели за одним столом, делились секретами и пили вино, как старые друзья, а порой ссорились столь грубо и непримиримо, что начинали военные походы и без кровопролития не могли найти компромисс. Но ни одно из событий прошлых лет не принесло в земли Верувины столько бед, сколько выпало на них в этом году. Свидетели этих дней менялись безвозвратно, о некоторых из них уже было рассказано достаточно, но об одном из них трактирным сплетникам только предстояло услышать. Эта история началась на западе уже более пятнадцати лет назад…

***

Геллерхол – большой и красивый город, расположение которого можно увидеть даже из некоторых соседних провинций благодаря огромному каменному обелиску на центральной площади. И в этом большом городе начались и закончились слишком многие жизни. Во время правления Дивина, последнего лорда Геллерхола, была принята реформа социального устройства: местные купцы и ремесленники получили привилегии, а приезжие господа лишились своих доходов и права их получать, если не жили в городе постоянно. Это было странное решение, от которого позже Дивин решил отказаться, но за время его действия одна семья странствующих торговцев, едва успевшая осесть в Геллерхоле, как раз обзавелась сыном и, к своему большому сожалению, нажила себе опасных врагов. Отец взял золота в долг у сомнительных людей, мать не смогла достать обещанный товар, затем ещё одна неприятность, другая, третья – всё это стало накапливаться, как снежный ком, который одновременно усложнял жизнь молодой пары в городе и не позволял спокойно покинуть его.

Кандалы из угроз и ультиматумов держали их в Геллерхоле вплоть до последней ночи, когда владыки местных переулков отправили за ними убийц – похоже, по их мнению, тогда несчастные торговцы уже исчерпали ресурс своей возможной пользы. Родителей убили быстро и тихо, но один из вооружённых головорезов увидел в деревянной кроватке худого ребёнка и под скептичные усмешки своих коллег забрал его к себе. В отличие от настоящих предков, он не стал мальчику любящим и заботливым опекуном – напротив, он испытывал его и всю дальнейшую жизнь держал на грани выживания. До четырёх лет мальчик постигал азы устройства мира и тонкости социальных расслоений в величественном Геллерхоле. До шести его уже научили воровать товары с открытых лавок на рыночной площади. В восемь лет вместо «Эй, ты!» или «Мелкий» к нему стали обращаться «Щенок», связывая это прозвище с его новым отцом, которого называли исключительно «Пёс». В десять лет, уже слегка окрепнув телом, Щенок совершил своё первое заказное убийство, а настоящего имени так и не обрёл.

Каждое маленькое преступление потихоньку возвышало его, и длилось это ещё полтора года, но стать малолетней легендой преступного мира ему было не суждено. В борьбе между враждующими группировками он оказался козлом отпущения и угодил в колодки. Официально – за кражу золота у одного купца, а на деле – за то, что был наименее ценным среди тех, кого пришлось принести в жертву. Щенок навсегда запомнил этот день.

Уже несколько часов он был зажат в жёстких дубовых колодках на площади, под тем самым великим обелиском. Его правая бровь была рассечена и опухла от попадания камня, а некоторые пальцы, казалось, были сломаны по той же причине. Лицо покрывала засохшая корочка из томатной мякоти и гнилых яблок. Мальчишка с выразительным лицом и ярко-синими глазами, с безграничным потенциалом вора, убийцы или наёмника, медленно увядал под хохот и презрительные плевки прохожих. Его преступная карьера подошла к концу одновременно с грязной, полной боли и обиды жизнью. Он уже закрыл глаза, смиренно ожидая, когда его дыхание остановится от очередного камня, запущенного в голову, но вдруг услышал чей-то высокий голос:

– Ты постоянно оскорбляешь меня! Я знаю, это из-за того, что мама умерла при родах, но разве я виноват в этом?!

– Нет, – последовал спокойный и в то же время суровый ответ.

Этот голос был знаком Щенку, как и всякому жителю города. Мальчик открыл глаза, приподнял из последних сил голову и увидел лорда Дивина в сопровождении нескольких рыцарей и его единственного сына, Ренамира. Щенок и сын лорда были, должно быть, ровесниками – на глаз разница в росте между ними не превышала полпальца. Худой, но бойкий отпрыск местного правителя продолжал свои возражения, следуя за отцом:

– Тогда в чём дело? Учёба и тренировки тебя не убеждают, хотя я делаю всё, как ты говоришь! Хочешь увидеть более… серьёзный поступок?

Лорд остановился и обернулся на своего сына с насмешливой улыбкой:

– Это какой же, юный Рен? Что ты можешь сделать?

Ренамир осмотрелся и остановил свой взгляд на Щенке. Минуя стражу, он подошёл к нему и посмотрел в его измученные синие глаза. Щенок не питал к нему симпатий, как и к его отцу – с ранних лет его учили презирать тех, кто удерживает власть над городом. И только теперь, встретившись взглядом со светлым, ухоженным пареньком, он подумал: «Почему? Почему я ненавижу тебя?». Ренамир вздохнул, собираясь с мыслями, и обернулся к отцу:

– Я сделаю из этого преступника достойного человека!

Дивин рассмеялся, затем этот смех заразительно передался его рыцарям. Лорд брезгливо кивнул на Щенка и сказал:

– Выпусти его, и сегодня ночью он задушит тебя, заберёт все драгоценности в твоей комнате и сбежит!

– А вот и не сбежит! – воскликнул сын лорда, решительно взмахнув рукой. – Стража! Освободите его!

Ренамир вновь обернулся на Щенка и посмотрел на него так, как впредь не смотрел никогда больше: одновременно с надеждой и с явным опасением. Он понятия не имел, что делает и как достигнет своей цели, но готов был бороться за это достижение до последнего. Лорд Дивин мог быть прав во многом, но в одном он точно ошибся: ближайшей ночью Щенок не сбежал. Ренамир взял над ним полную ответственность, приказал своим слугам накормить его, вылечить, выдать одежду и выделить маленькую комнату в том же коридоре замка, где жил сам.

У Щенка никогда ещё не было своей комнаты. Он ночевал, где придётся, и каждый день не был уверен, что доживёт до завтра, а теперь, по какому-то невообразимому стечению обстоятельств, оказался в замке и бесплатно получил одежду, еду и крышу над головой. Когда слуги закончили приводить его в порядок, был уже поздний вечер, и тогда Ренамир снова посетил его. Сын лорда вошёл в комнату без стука и в сопровождении стражника. Щенок сидел на кровати в этот момент, вздрогнул и по привычке осмотрелся, чтобы прикинуть, куда бежать. Здесь было лишь окно, из которого предстоял долгий полёт – слишком долгий для измождённого мальчишки.

– Не бойся, – сказал Ренамир, осмотрел его и жестом приказал стражнику выйти за дверь.

Воин в доспехах возразил:

– Но господин, милорд приказал не спускать с вас глаз!

– А я приказываю тебе оставить нас, иначе скажу отцу, что ты украл у меня браслет!

– Господин! – снова возмутился страж и медленно попятился к двери. – Ладно… кричите, если что.

Ренамир дождался, когда останется наедине со спасённым мальчишкой, и заговорил:

– Они думают, что ты убьёшь меня. Скажи, ты хочешь меня убить?

Щенок обхватил себя перебинтованными руками и испуганно помотал головой в ответ. Сын лорда улыбнулся, подошёл чуть ближе и протянул чистую бледную ладонь:

– Меня зовут Ренамир. Наверное, ты знаешь… А тебя как зовут?

Щенок помедлил, но всё же осторожно протянул руку, т.к. боялся проявить неуважение. Сжимать пальцы ему было неприятно из-за травм, но это было первое рукопожатие в его жизни. Он тихо прокашлялся и сказал:

– Щенок. Так меня называли бандиты.

– Щенок? – удивился Ренамир. – Нет, это не имя. А родители разве не дали тебе нормального имени?

Мальчик помотал головой и опустил печальный взгляд:

– Я их не знал. Меня забрали младенцем.

Ренамир прошёлся по комнате и сел на кровать рядом с собеседником. Он задумчиво хмыкнул и сказал:

– Если хочешь, я дам тебе нормальное имя. Такое, которое тебе понравится.

Мальчик невыносимо засмущался и пробормотал:

– Милорд, если хотите, можете звать меня «Щенком». Вы и так уже слишком много для меня сделали.

Услышав это, Ренамир нахмурился:

– Ну, нет! Так не пойдёт. Слушай… «милорд» здесь мой отец, а меня так больше никогда не называй. Можешь вообще звать меня Рен, как друг. А тебя… хм, дай-ка подумать…

Ренамир вновь слез на пол и стал нарезать круги по комнате, постукивая пальцем себе по челюсти. Он метал взгляд между предметами интерьера и рассуждал вслух:

– В старом наречии Ганрайна есть много красивых слов… Как же там говорила старуха Порта… О, придумал! Я буду звать тебя Кайсгарт!

Щенок слегка нахмурился и спросил:

– И что это значит?

– Оно означает: «острие меча».

В этот вечер Щенок переродился и стал носить это имя: Кайсгарт. Оно было куда благозвучнее и не унижало его, а даже наоборот, звучало как-то гордо, будто одним только этим именем он уже чего-то добился. Для него началась совсем другая жизнь, не похожая ни на что прежнее: Ренамир при поддержке своих слуг учил его грамоте и военному делу, они вместе тренировались и вместе проводили свободное время, обсуждая возможное будущее. Узнав, что уличный сирота не помнит даже своего дня рождения, Ренамир взял на себя ответственность лично выбрать его, как и имя: шестнадцатый день октября – ровно тогда безродного разбойника забрали в замок. И пусть эти решения взрослеющий Кай принимал не сам, он был счастлив уже от факта чьей-то заботы о нём.

Кайсгарт провёл десятки часов, слушая жалобы Ренамира на деспотичного и вечно злого отца, а в ответ рассказывал ему о том, как тяжело жилось на улицах. Вопреки противоположному происхождению, они быстро поладили, и вскоре, примерно через полгода, присутствие Кайсгарта в замке стало раздражать лорда Дивина сильнее, чем обычно, а его интерес к результатам эксперимента Ренамира заметно угас. Он как-то пришёл на тренировку по фехтованию одноручным оружием и увидел, что Кайсгарт одолел Ренамира и приставил тренировочный меч к его горлу.

– Ты проиграл! – воскликнул недавний уличный воришка и улыбнулся, не заметив лорда неподалёку.

Ренамир воткнул меч в песок, поднял руки и с любопытством заметил:

– С каждым месяцем ты всё быстрее, Кай. Кажется, размахивать клинком тебе нравится куда больше, чем читать книжки.

И тут вмешался Дивин:

– Ещё бы, он ведь уличный разбойник.

Кайсгарт опустил оружие, коротко поклонился лорду и, не сдержав обиды, сказал:

– Благодаря вашему сыну я больше не уличный разбойник, милорд.

– Что? – Дивин вдруг насупился и обвинительно указал на него пальцем. – Как ты смеешь перечить мне?! Да как ты вообще смеешь со мной говорить?!

– Я лишь… – проронил Кайсгарт, но тут же был прерван.

Лорд Дивин махнул рукой страже и вновь на него указал:

– В темницу эту тварь! Пусть пару дней подумает о том, как должен общаться со своим повелителем.

Ренамир встал между ними и обернулся на лорда с умоляющим взглядом:

– Отец, прости его, он всё ещё привыкает к этикету нашего двора! Я всё объясню ему, это больше не повторится.

– Я в этом уверен и без твоего нытья, сын. Темница всех исправляет, а если не она, то палач.

– Нет! – воскликнул Ренамир и широко расставил руки, загораживая друга. – Я тебя знаю, ты прикажешь кому-нибудь прирезать его, а потом скажешь мне, что он просто сбежал!

Дивин хмыкнул и приподнял брови:

– А ты становишься прозорливее. Но это не отменяет моих…

Кайсгарт вдруг вышел вперёд из-за спины Ренамира, отбросил в сторону тренировочный меч и склонился:

– Если вы желаете наказать меня за неуважение, милорд, я смиренно приму вашу кару. Прошу лишь не изгонять меня и не лишать жизни.

Дивин подошёл ближе и навис над ним, как кобра, расправляющая свой угрожающий капюшон.

– Глядите… – негромко прорычал он с презрением. – Уличная мразь демонстрирует достоинство. Отправляйся в темницу, посмотрим, какой ты оттуда выйдешь и с какой ненавистью будешь смотреть на меня уже на следующий день!

Ренамир протестовал, но это не принесло плодов, ведь он не имел влияния на решения своего отца. Вот только, к большой досаде лорда Дивина, в этот раз он снова ошибся: сидя в темнице, Кайсгарт продолжал тренировать тело и не создавал никаких проблем страже. Он быстро и молча принимал скверную пищу, которую ему давали, не реагировал на любые насмешки и оскорбления, а когда пришёл последний час его заточения, лорд Дивин лично пришёл к нему совершенно один и попросил стражу выйти из помещения.

Кайсгарт выпрямился и посмотрел на него холодно и бесстрастно. Дивин приблизился к клетке и заговорил:

– Ренамир сделал тебя своей личной игрушкой. Ты стал дорог ему, он постоянно о тебе спрашивает, мне это надоело… Если я убью тебя, он узнает, так что поступим иначе. Я даю тебе кошель серебра, а ты в ответ должен убраться из города навсегда и больше никогда не попадаться мне на глаза. Ренамиру скажешь, что тебе не нравится жизнь в замке и ты жаждешь вернуться на свободу.

Кайсгарт посмотрел на кожаный мешочек в левой руке лорда и задумался. Неужели все эти занятия, тренировки, жизнь в замке, дружба с Ренамиром – всё это было лишь временной иллюзией? Он изо всех сил старался вести себя достойно, преодолевал все свои порывы, следил за каждым клочком ткани, который был ему предоставлен – и теперь этот кошель был его наградой? Кайсгарт сделал шаг назад, встал у стены своей клетки и сказал:

– Нет. Я не могу согласиться на это, милорд.

Дивин стиснул зубы и, брызгая слюной, рявкнул:

– Да как ты смеешь! Это приказ, а не предложение, щенок!

В тот день Кайсгарт, тогда ещё совсем юный мальчишка, почувствовал себя мудрее и сильнее, чем старый Дивин. Лорд оставил его в темнице ещё на месяц. Мольбы Ренамира по-прежнему не приносили пользы. Пару раз друзьям удалось поговорить в тайне от стражи, но все события, происходившие внутри замка в то время, не предвещали ничего хорошего. Сын лорда продолжал учиться и познавать мир, а сын улиц тренировался с неизменной регулярностью, отжимался и растягивал мышцы на сырых и холодных камнях, и вскоре заметил, что его руки стали заметно крепче. Ещё через месяц жилистого и хмурого Кайсгарта, до тошноты уставшего от темничной еды, выпустили наружу. Дивин рассчитывал на то, что после долгого заточения мальчишка сам сбежит из замка, но и в этот раз ошибся. Один из слуг Ренамира в тот день сопроводил Кайсгарта к своему юному господину. Сын лорда встретил друга во дворе и сперва даже бросился обнять, но остановился и опустил взгляд:

– Кай, я… рад, что тебя отпустили. Пойдём, я расскажу кое-что.

Ренамир повёл его в сад за цитаделью, они шли тенистыми дорожками и молчали. Кайсгарт заметил, что в полусотне шагов за ними идёт кто-то из людей Дивина. Сидя в замке, он не растерял бдительности, которая не раз спасала его на улицах. Чуть приблизившись к Ренамиру, он сказал полушёпотом:

– За нами хвост. Кто-то из людей твоего отца, наверное.

Ренамир лишь удручённо покивал в ответ:

– Да, он… Следит за мной. Постоянно.

Они пришли к беседке с козырьком, построенной у белокаменного фонтана. Ренамир сел на скамью, Кайсгарт сел на вторую напротив него. Сын лорда вздохнул и заговорил:

– Отец всё никак не может понять, почему я к тебе так привязался. Он думал, что тогда на площади я выкрикнул глупость. Думал, что я наиграюсь и выброшу тебя. Но я учусь держать слово.

Подавленный после долгого заключения Кайсгарт откинулся на спинку скамьи и спросил с сомнением:

– А всё это… только ради твоего слова? Только ради того, чтобы сделать из меня «достойного человека» назло отцу?

– Нет! – тут же воскликнул Ренамир и вытаращил ясные и немного печальные глаза. – Нет, Кай, мне жаль, если ты так подумал. Сначала так было, это правда. Но… понимаешь, у меня никогда не было друзей! Слуги снизу, наставники и отец сверху, я будто зажат в клешнях этой дворовой иерархии, но с каждым годом я узнаю о жизни и мире всё больше. И я понял, что многим… как это сказать… ну, многим людям, им недостаёт человечности, понимаешь? И им не хватает внимания и уважения. Всем. Пока ты был в темнице, я ездил с отцом в Астендайн. Там огромный разлом в земле, и внизу прорыто множество шахт. Знаешь, что я там увидел? Я увидел там разницу между «работниками» и «рабами», Кай. Эти люди вгрызаются в землю и не жалеют себя по указаниям лорда и надзирателей, а получают в награду медные гроши, которых едва хватает на еду. Они живут в общих бараках или лачугах из палок и шкур, которые сами выстроили у разлома, там целые лагеря таких! А мы?!

Ренамир встал и с возмущением окинул жестом сад и цитадель:

– А мы нежимся тут за толстыми стенами, жрём на налоги и сборы! Разве это справедливо? Разве… так и должно быть?

Кайсгарт пожал плечами:

– Всех не уровнять, Рен. Всегда кто-то сильнее, кто-то лучше, у кого-то есть богатый отец, а у кого-то нет. Люди не могут быть равны… по самой своей природе. Я видел это на улицах каждый треклятый день. Даже мы с тобой не равны, чего уж говорить о лордах, слугах, солдатах!

Ренамир стал ходить из стороны в сторону и с полной серьёзностью продолжал возмущаться:

– Да, мы можем быть неравны изначально, но… если я имею возможность помочь кому-то, почему я не должен этого сделать? Почему я не могу взять и выразить признательность своим слугам и тем, кто следует за мной? Я уверен, что у лорда Харта в Астендайне есть деньги, чтобы построить нормальные жилища для тех, кто добывает его любимые драгоценные камни!

Кайсгарт вздохнул, обдумывая это, и поторопил разговор:

– Ну так к чему ты это всё говоришь?

Ренамир подошёл ближе и слегка наклонился к нему, чтобы прошептать:

– Слуги и стражи постепенно встают на мою сторону, они сочувствуют мне и уважают меня. Пока что мы будем прилежно учиться, тренироваться, и я сделаю всё, чтобы тебя не изгнали отсюда. Но запомни: наступит день, когда мне понадобится твоя помощь, потому что… я убью своего отца. И с этого я начну менять всё вокруг.

После дня, когда прозвучало это обещание, прошло почти десять лет. Кайсгарт и Ренамир были уже известными в городе юношами, статными, с щетиной на лице и дерзким блеском в глазах. Их дружба пережила сотни нападок Дивина, осуждение некоторых наставников, слухи самой разной степени мерзости: от странных интриг до того, что сын лорда стал мужеложцем и держит при себе верного любовника. Всё это было ложью и лишь временными неприятностями. Когда пришло время, Ренамир не стал действовать подло, напротив – он открыто вызвал своего отца на дуэль прямо на городской площади, в тени обелиска. Для этого боя были изготовлены по три новых клинка на каждого из них, а биться отцу и сыну предстояло лишь в лёгкой стёганой броне. Это означало, что один удачный выпад может быть фатальным. В половине города тогда остановилось производство, торговля замерла, а зрители приезжали даже из других провинций. Ренамир специально объявил о дуэли заранее – он хотел сделать свой триумф максимально публичным и, заняв место отца, дать людям понять, что он совершенно другой человек с совершенно другими планами.

И вот, настал судьбоносный момент: вечером в середине тёплого мая, когда солнце уже ползло к западному горизонту, отец и сын вышли на арену. Кайсгарт лично передал Ренамиру первый клинок и держал при себе ещё два на случай, если тот расколется или будет выбит слишком далеко. От этого боя зависела и его собственная судьба: если Ренамир проиграет, то его наверняка казнят за годы в замке, которые он своим присутствием выводил лорда Дивина. Или за деньги, которые ушли на его обучение и содержание. Или за то, что, по некоторым слухам, именно он надоумил Ренамира убить своего отца. В общем, Кайсгарт был уверен, что предлогов для его казни хватало.

За последние века Верувина не знала более дерзких вызовов, чем этот, так что домыслов у народа было невообразимое количество. Ренамир ощущал на себе незримое давление всеобщего внимания, но твёрдо стоял на ногах и смотрел на клинок в своей руке. В лезвии отражались длинные волосы, которые золотились под вечерним солнцем, и взгляд мудрого, проницательного человека. Дивин прокашлялся, привлекая к себе внимание, принял клинок от оруженосца и произнёс:

– Жаль! Придётся, видимо, найти себе ещё одну жену и заделать ещё сына, чтобы продолжить род. Ты разочаровал меня, Рен. Очень сильно разочаровал.

Взгляды толпы снова переметнулись от лорда к его сыну. Ренамир опустил меч и крепко сжал его рукоять. Он посмотрел в глаза оппоненту и ответил:

– Что же… это совершенно взаимно, отец. Не проходит и дня, чтобы я не пожалел о том, что родился именно от твоего семени.

– Да как ты…

Дивин в свойственной ему манере был уже готов зареветь на сына, но тот его вдруг прервал:

– Заткни. Свой. Рот!

Дивин опешил от такого обращения и действительно замолчал, невольно исполнив просьбу озлобленного сына. А Ренамир продолжал:

– Твоя самая большая ошибка как раз в этом, отец. Ты вечно думаешь, что никто ничего «не смеет». Люди – лишь подчинённые для тебя, их можно казнить, можно затащить к себе в спальню, можно забирать их деньги, дома, а в тени заключать союзы с местными преступниками, устраивая в городе рассадник негодяев! Всё что угодно ради власти и денег! Я убью тебя и положу этому конец. Я вырежу всю эту гниль из Геллерхола, а затем найду способ вырезать её из всей Верувины!

Дивин, сперва ошеломлённый этой речью, вдруг рассмеялся:

– Ха-а, да ты ещё наивнее, чем я думал! Боги даровали мне безмозглого сына, воистину. Даже если я паду, мой дорогой Рен… надеюсь, однажды ты поймёшь, как ошибался. Поймёшь, что все люди, вот эти все, – он обвёл рукой собравшуюся вокруг толпу. – Все они хотят денег и власти! Они убьют тебя ради неё, как убивают друг друга! Каждый день! А ты… ты просто ещё один тупорылый щенок, который сначала громко тявкает, а потом будет скулить после первого же пинка от судьбы.

– Как скажешь, – хмуро ответил Ренамир и ринулся в атаку.

Он понял, что ничего не добьётся словами, но основная задача его выступления уже была выполнена: противопоставить себя отцу и его убеждениям в глазах толпы.

Шквал яростных ударов обрушился на лорда, и звон стали эхом понёсся по соседним улицам. Ренамир усердно тренировался последние годы, и единственной его слабостью было то, что он забывал про верную постановку ног в пылу атаки. Кайсгарт знал это и наблюдал за тем, как Дивин сжимается под натиском сына, едва успевает блокировать его удары, но глазами ищет удачный момент. После нескольких минут утомительной схватки, когда Ренамир, игнорируя отцовские колкости и оскорбления, продолжал изматывать его, Дивин всё-таки выбрал мгновение, нырнул сыну в пояс и сбил его на землю. Кайсгарт аж дёрнулся от тревоги и был уже готов бросить другу второй меч, но Ренамир пока ещё держался: клинки были отброшены, из фехтовальной схватка перешла в кулачную. Увесистые руки Дивина лупили сына по плечам, и с каждым ударом он что-то выкрикивал:

– Слабак! Всё… было… зря!

Когда наступила короткая пауза после очередного удара, Ренамир сделал то, чему научил его Кайсгарт: скользнул чуть ниже под телом отца, поднял ноги и захватил ими голову Дивина из-за его спины, после чего с размаху ударил грузное тело о выложенную камнями площадь. Ренамир был уже готов освободиться, но лорд не потерял сознание, поднял ногу и вслепую двинул сапогом по лицу сына. Захват Ренамира ослаб, и уже через мгновение старый деспот снова был сверху. Дивин дважды ударил его по лицу, затем слез и пополз за мечом, лежавшим неподалёку. Ренамир перевернулся, сплюнул кровью на камни и попробовал встать, но тут же получил по рёбрам удар ногой, от которого спёрло дыхание. Дивин занёс над сыном клинок и повыше размахнулся, выгибаясь для решающего удара со словами:

– Умри же, наглое отродье!

Кайсгарт в этот момент уже прорвался через толпу вдоль арены, чтобы оказаться ближе к Ренамиру. Он готовился уже сам выйти на площадь и вспоминал тот день в саду, когда Ренамир сказал, что ему понадобится помощь – было очевидно, что этот момент настал. Люди вокруг уже готовились расходиться с печальными взглядами, но Ренамир, не поднимаясь, вдруг подсёк своего отца, сделал рывок в сторону за мечом, взял его и с молниеносным размахом вонзил в живот лежащего на земле лорда, после чего тут же отпрыгнул назад, оставив клинок торчать из живота поверженного врага. Дивин кашлянул, рефлекторно взмахнул перед собой оружием, но всем вдруг стало ясно: со старым лордом покончено. По толпе прокатился удивлённый гул, а местами даже впечатлённый хохот. Ренамир убрал рукой волосы со вспотевшего и побитого лица: у него была рассечена бровь, из губы тоже тянулся тонкий красный ручеёк, размазанный по подбородку, но взгляд его оставался решительным. Кайсгарт ликовал, но не спешил с выводами – он учил Ренамира не только различным способам вырваться из захватов, но и тому, что не стоит устраивать в бою излишнюю браваду.

Ренамир сделал пару шагов около стонущего отца и сказал:

– Кай часто говорил мне, что я забываю правильно ставить ноги. Теперь я понял, от кого это унаследовал. И знаешь, отец… Это последний твой порок, который остался во мне!

Ренамир подошёл ближе к Дивину, и тот, сперва изобразив увядание, вдруг приподнялся и махнул мечом по ногам сына, но тот ловко подпрыгнул над клинком, сапогом прижал вооружённое запястье Дивина к земле и вновь взялся за свой меч. Лицо лорда меняло своё выражение ежесекундно: с притворной слабости на гнев, а затем на ужас. Его глаза смотрели на пальцы бледной руки сына, которые вновь обхватывали рукоять, возвышающуюся над ним и слегка шатающуюся от его неосторожных движений – Дивин понимал, что это конец. Ренамир выдернул оружие из торса отца и, брызгая кровью, провёл его над собой в противоположную сторону, а затем с полного размаху снова вонзил ему в грудь.

– Умри же… мой ненавистный предок, – сказал новый лорд Геллерхола и ещё минуту сидел над телом Дивина, осмысливая свою победу.

Это кровопролитие закончилось праздником и объявлением больших перемен на этой же самой площади. Ренамир не удостоил отца нормального захоронения, вместо этого он приказал отправить тело Дивина в море на рыбацкой лодке, одетое в одни лохмотья. Кайсгарт с гордостью и восторгом делил победы друга в этот и все последующие дни. Его отношения с Ренамиром были уже куда ближе к братской связи, нежели дружеской: они делились всеми тревогами, защищали друг друга и даже в спорах сохраняли трезвую голову. Ренамир уважал их различия и считал, что не найдёт себе лучшего защитника и советника, чем Кайсгарт – ведь просить совета у того, кто с тобой во всём солидарен, бессмысленно, а выросшее в замке дитя улиц видело жизнь со всех сторон. Так мальчишка по имени Кай превратился в личного стража лорда, а те, кто прежде называл его «Щенком», были бесследно уничтожены или изгнаны из Геллерхола уже за следующий год.

Ренамир учредил новые мастерские и солдатские школы, избавил город от всей крупной и организованной преступности, но налаживать отношения с соседними провинциями не спешил. Многие в городе шептались о том, что молодой лорд рано или поздно устанет от вечных перемен, спокойно сядет на трон и постепенно превратится в своего отца. Но этого не произошло.

Прошло ещё несколько лет, репутация Ренамира стала близка к статусу лучшего правителя за всю историю провинции, но советники и бывшие наставники никак не могли понять, почему молодой лорд озабочен только благополучием Геллерхола и пропускает большую часть общих собраний в Зале Совета в Никантире. Остальных правителей Верувины тоже это крайне озадачивало. Вскоре ответ пришёл к людям сам собой: начался сбор войска. Вопреки общественным догадкам и слухам, Ренамир не собирался силой захватывать всю возможную землю, он использовал армию лишь как рычаг давления, как запугивающий фактор. Это сработало в Астендайне, где лорд был незамедлительно казнён за свои худшие качества. Вместо него Ренамир оставил своего доверенного наместника, указания на ближайшие полгода и двинулся дальше. Крохотный город охотников, Кетнир, тоже сдался, осознавая свою беспомощность перед лицом растущей армии с обелиском на знамёнах.

Следующим был Никантир, самый большой и политически важный город Верувины, где как раз и располагался Зал Совета, прежде собиравший в себе всех лордов от северного до южного берега. В армии распространялось убеждение, что город Ренамиру не по зубам и молодой полководец зря нарывается. Осадный лагерь простоял у стен Никантира около месяца, а затем с башен вдруг свесились знамёна осаждающей армии. Никто даже не успел понять, что произошло, а Ренамир, как оказалось, всё это время подсылал способных людей, чтобы распространить выгодные ему слухи и уничтожить весь командный состав местного гарнизона, а лорда изолировать в цитадели. Сражаться почти не пришлось, в бой бросились лишь самые отъявленные патриоты этой земли, но их быстро остановили.

Кайсгарт видел всё это. Он знал о каждом шаге Ренамира, и с каждым следующим достижением гордился им всё больше. Верный страж и духовный брат не приписывал себе лишних заслуг, не требовал больше, чем у него было. Возможность быть свидетелем этого триумфа уже делала его счастливым, а дополнительную уверенность придавало и то, с какой искренностью и отдачей Ренамир подходил к данным обещаниям. Он сохранял все жизни, какие было необязательно отбирать, и не устраивал поджогов или массовых отравлений, парочку из которых история Верувины всё ещё помнила по прошлым войнам. Но этот поход не всегда был лёгким.

В Тагервинде, замке среди гор, который прославился своими каменоломнями, расплести паутину слухов не удалось, да и солдаты лорда Гилмора отличались особой верностью. И тогда, чтобы сломить панцирь обороны, Ренамир пустил в ход не хитрость, а науку: в этом регионе порой свирепствовали ветры, называемые местными Экиат. Ренамир узнал об этом феномене всё, что требовалось, дождался его появления, и использовал для усиления эффективности своих осадных проектов. Стены были разгромлены, а лорд Гилмор сдался, сохранив честь воина. Он был первым правителем, которого Ренамир оставил на прежнем месте и позволил править под новыми знамёнами образовавшейся Ренской империи. Кайсгарт потом ещё не раз припоминал Ренамиру происхождение этого названия и всегда подшучивал, что уж в этом молодой лорд не поскромничал, ведь назвать целое государство в свою честь ещё никому не хватало наглости.

Кайсгарт видел милосердие Ренамира в день после осады, когда новоиспечённый император принял в свои ряды молодого вражеского дезертира; видел и его расчётливость в последующих осадах, и видел даже его слабость в тот день, когда после захвата Ривенда и Пелетейна к нему прибыли разведчики из Лавардена. Они предупредили его о сговоре Регора и Фориана, двух сильнейших армий Верувины, но они не знали, что это объединённое войско было уже на подходе. В тот день Ренамир потерпел своё первое большое поражение. Армии пришлось рассредоточиться и отступить, чтобы не понести слишком большие потери. Враждебные рыцари и наёмники со среднего запада приняли такое же решение и вернулись в свои земли, полагая, что у них есть время спланировать следующий шаг. Обходными путями Ренамир вернулся с остатками армии в Никантир и отдал приказ укреплять его стены, однако материалы не производились в этой провинции, их пришлось ждать из других земель, которые тоже ещё не вполне оправились после недавнего захвата.

Кайсгарт хорошо помнил тот день, когда Ренамир осознал, что Никантир не сгодится для обороны ещё ближайшие пару месяцев. Они тогда находились втроём в бывшем Зале Совета: он, сам император и второй личный страж Ренамира по имени Фолснер. Холодный свет падал с пасмурного неба на город, флаги развевались под сильным ветром. Казалось, будто сама Верувина содрогается от тревоги перед чем-то ужасным. Ренамир по своему обыкновению ходил из стороны в сторону и возмущался вслух:

– Будь проклят этот город и будь проклят Эдергейр, заносчивый подонок!

Кайсгарт сидел на стуле и спокойно точил один из своих клинков. За последние годы он в совершенстве освоил бой с двумя одноручными мечами и попеременно использовал один для защитных манёвров, а второй – для атакующих. Ренамир же продолжал сетовать:

– Как он узнал, что наш лагерь стоит в долине?

– Такую армию трудно не заметить, Рен, – спокойно ответил Кайсгарт. – Разведчики есть не только у нас, не будь наивен. Чувствую, регорцы о себе ещё напомнят, так что надо найти способ подпортить им планы, пока нам не намяли бока.

Фолснер усмехнулся, снял шлем и потыкал пальцем в свою левую скулу, которая от гематомы стала цвета спелой сливы:

– Разве уже не намяли?

– Это совсем не смешно, – проворчал Ренамир и остановился у окна, глядя на пасмурное небо. – Камни из Тагервинда привезут только к концу сентября. Из Пелетейна древесина приедет чуть раньше. Если они перегруппируются и нападут сейчас, мы обречены. Вряд ли удастся уйти второй раз.

Фолснер кивнул на дверь и спросил:

– Ваше величество, так… может, уедем пока куда-то на север? В Тагервинд тот же. Стены там, небось, уже восстановили, да и штурмовать его в горах всяко труднее, чем Никантир, который почти со всех сторон – как на ладони.

Кайсгарт опередил ответ императора и высказался за него:

– Если отдадим регорцам хотя бы один город и покажем себя трусами, то они нас точно разобьют. Это не вопрос сбора новой армии, Фолснер, это вопрос репутации. И регорцы нашу репутацию обильно обгадили, нельзя допустить, чтобы они повторили это.

– Кай прав, – кивнул Ренамир. – Северные города сейчас под нашим флагом, но это держится лишь на силе слова. Если они узнают, что нас разбили, то могут взбунтоваться. Нам нужен план… Мне надо подумать. Фолснер, сходи-ка на первый этаж, найди посыльного и приведи ко мне. Надо отправить послание Тавишу в Лаварден, он обещал помочь – пришло время сдержать слово.

– Да, ваше величество, – кивнул Фолснер, поправил свои доспехи и направился к двери, но та вдруг резко распахнулась.

В дверном проёме стоял запыхавшийся парень от силы лет двадцати на вид, с растрёпанными волосами, одетый в местами рваную и грязную одеждой. Стражи у дверей впустили его, но выглядывали из-за углов, опасаясь реакции императора.

– Ваше… – сухо просипел парень и упал на четвереньки.

С каждым вздохом его грудь вздымалась, а затем с хрипом выпускала воздух обратно.

– Тебя стучать не учили, мерзавец?! – воскликнул Фолснер, подошёл и уже замахнулся ногой, чтобы пнуть его.

– Нет! – воскликнул вдруг Ренамир, шагнул к столу и указал на внезапного гостя пальцем. – Пусть говорит. Отдышись и докладывай, кто ты и что заставило тебя так ворваться в мой зал?

Кайсгарт внимательно осмотрел этого человека: истёртые ботинки ясно говорили о том, что он проделал большой путь, и проделал его очень быстро. Парень отдышался, поднялся с пола и заговорил:

– Прошу… прощения, ваше величество. Не наказывайте, я лишь…

– Давай уже к делу, – в нетерпении сказал Ренамир.

Незнакомец кивнул и продолжил:

– У вас… есть разведчик на юге. Тарнвин его имя. Я его брат. Он попросил меня срочно ехать к вам с вестями, которые… в общем…

Кайсгарт решил сжалиться над ним, встал, взял свой стул и разместил у ног гонца:

– Присядь, успокойся и доложи нормально.

– Благодарю, – коротко кивнул тот, сел на стул и, сделав ещё пару вдохов, продолжил. – В общем… Кеотис и Лаварден уничтожены.

В зале на мгновение повисла напряжённая тишина. Ренамир вытаращил глаза и помотал головой не в силах поверить в услышанное:

– Погоди… Кто-то в разведке перебрал эля? Что значит «уничтожены»?! Как это возможно?!

Парень утёр пот со лба и вернулся к докладу:

– Коренные это сделали. «Ниррен» или как их… Но, ваше величество, клянусь, это правда. Когда брат сказал мне, я сам не поверил и сперва проехал недалеко от Кеотиса, ведь мы оттуда родом! Там… одни руины. Пепел и кости.

На его глазах выступили слёзы, и по красноватым белкам было видно, что это происходит далеко не первый раз за последние дни. Кайсгарт с изумлением принял эти слова и обернулся на Ренамира: тот был в таком же шоке. Они переглянулись между собой, затем посмотрели на Фолснера, челюсть которого дрожала, а по его щекам скатывались слёзы. В Лавардене у него жила сестра и несколько племянников, которых он часто навещал до войны, а после начала завоевания, когда Ренамир взял его на службу, Фолснер всё время говорил о том, что должен быть мирный способ взять Лаварден или просил хотя бы возможность предупредить родных. Его счастью не было предела, когда разведчики из Лавардена приехали с посланием от лорда Тавиша, говорящим о его сдаче и присяге новой власти, о его готовности помочь завоевателю. Но теперь, услышав, что Лаварден уничтожен, он просто не мог поверить в это стечение обстоятельств:

– Брешешь. Всё брехня, не может этого быть!

Парень сжался под нарастающим гневом стража, но Ренамир снова окликнул его, а затем указал на молодого разведчика:

– Фолснер, возьми себя в руки и отойди от него! А ты рассказывай, что ещё известно. Зачем они уничтожают города?

Напуганный до дрожи разведчик лишь помотал головой:

– Не знаю, ваше величество. Известно лишь, что это коренные. Кто-то из наших пытался, кажется, добраться до них в Лавардене, но пока не знаю, успешно ли. Так что… мы не знаем, кто ведёт армию и почему они сметают всё на своём пути.

Ренамир, словно ошеломлённый, медленно отошёл к окну и махнул разведчику рукой:

– Свободен.

Парень кивнул и уже было выбежал из Зала, когда император вдруг вновь его окликнул:

– Стой! Ты многим уже рассказал?

– Нет, ваше величество, ещё никому. Я сразу к вам побежал!

– Хорошо. Пока держи рот на замке, я сам сообщу людям. Мне надо всё обдумать.

Двери зала снова закрылись. Ренамир медленно опёрся на стену, сполз по ней и сел на пол. Он смотрел в одну точку, и Кайсгарт прекрасно понимал масштаб этого удара: Ренамир прилагал нечеловеческие усилия для того, чтобы действовать аккуратнее и готовить Верувину к будущим переменам, но как можно поменять угли и кости, присыпанные пеплом? Молодой император вдруг как-то нервно усмехнулся, откинул голову к стене и посмотрел на потолок:

– Проклятье, а я-то думал, что Эдергейр станет проблемой…

Кайсгарт навис над картой Верувины в середине стола и внимательно осмотрел её. В его сознании плодились безумные решения, которые могут спасти положение:

– Рен, а может… просто дождёмся, пока они разобьются об Регор или Фориан? Тогда обе эти армии будут ослаблены. Узнав о Лавардене и Кеотисе, регорцы наверняка спрячутся в свой бастион и будут готовиться к осаде. Мы за это время перегруппируемся, подготовимся, сделаем ставку на своевременную разведку, а затем просто ударим в нужный момент!

Эти идеи воодушевляли Кайсгарта, но Ренамир его энтузиазма, казалось, совсем не разделял:

– Погибнут тысячи… Я завоёвывал города, Кай. Города, а не обугленные кладбища! Какой демон в них вселился? Почему? Неужели Стагахольт совсем утратил разум? Он странно вёл себя в нашу последнюю встречу, но… неужели всё это время он тоже планировал завоевание и решил, что сейчас – идеальный момент? Это ведь и правда логично, только я никак не могу понять: они не используют осадные орудия, не используют кавалерию, не носят тяжёлых доспехов… Как они могут что-то захватить? Кеотис – деревня, да простят меня боги, с ним всё понятно. Но Лаварден! Это огромный замок! Толстые стены, барбаканы, массивный…

– Порт, – прервал его вдруг Кайсгарт, вглядываясь в карту. – Они зашли с воды. Кеотис пал так же. Стало быть, следующей целью окажется Бухта Эйден.

– На кораблях… – с изумлением прошептал Ренамир и обхватил голову. – На долбанных кораблях… И что, ты предлагаешь просто сидеть и ждать, пока они истребят всё население юга? Я даже не понимаю, что ими движет. Вдруг они пойдут пешком на Тоссен, а потом на нас, через перевал! Стагахольт – чудак и, возможно, даже безумец, но он не идиот. Он знает сильные и слабые стороны других провинций.

Фолснер, немного порыдав в углу зала, утёр лицо и сказал:

– А может, это и не Стагахольт вовсе, ваше величество? Может, там какой-то новый «избранный богами» сын гор, сын полей, сын коровьего дерьма… Будь я проклят, если эта тварь убила Сейди, я найду и собственноручно зарублю его!

– Успокойся, Фолснер, возмездие сделает нас уязвимыми, – Кайсгарт пресёк его речь и вновь обратился к Ренамиру. – Если мы нападём на них, нагоним где-то на юге, то сами подставимся под удар. Нам нельзя соваться вперёд и нельзя отступать далеко назад. Получается… остаёмся здесь, созываем подкрепления. И ждём материалы для сооружений с севера и востока.

Ренамир поднялся, и гнев в нём вспыхнул внезапно, как подожжённая лампада с маслом. Он ударил кулаком в оконную раму и вскрикнул:

– Чтоб их всех! Ну почему?! Всё так хорошо начиналось, город за городом, даже север сам сдался для сохранения земель и городов! Я думал, закончим здесь, подкупим Фориан, задавим Регор – и дело с концом. Всех убедим, объединим, организуем надёжную стражу, пересчитаем все платы и расходы, а уж с восточным народом как-нибудь найдём общий язык. Подарим им часть земель, задобрим дарами и проявим уважение, которого им сильно не хватало прежде – и тогда… Провалиться им всем под землю, я был уверен, что это сработает!

Кайсгарт подошёл к нему, положил руку на плечо и заговорил негромко:

– Помнишь, что твой отец сказал тогда на площади, Рен? Что ты сдашься после первого же пинка. Вот и пинок, друг мой, так что подтяни зад и прими его с готовностью. Нам нужно закрепиться и посмотреть, что будет дальше.

Ренамир раздражённо вздохнул:

– Это меня и выводит, Кай! Закрепиться. Посмотреть, что будет. Я впервые чувствую себя беспомощным идиотом, как раз таким, каким меня считал треклятый отец! Уйду на север – отдам врагу преимущество. Уйду на юг – сгину в многочисленных ловушках.

– Что же, ты сам выбрал этот путь. Поворачивать назад уже поздно, придётся идти до конца.

Император покивал и упёрся руками в стену, восстанавливая своё внутреннее равновесие:

– Ты как всегда бесконечно мудр, но мне сейчас нужны только конкретные советы, Кай. Зовите сюда посыльных, командующего гарнизоном и всех выживших командиров подразделений. Будем… готовиться к будущему.

И подготовка действительно началась. Часть населения, не приносящая особой пользы в обороне города, вроде кочующих мелких торговцев и уличных попрошаек, была в ближайшие дни отослана в другие города с ответственными сопроводителями; преступников, запертых в темнице, завербовали в авангард, либо конвоем отправили в Астендайн на рудники; незанятые постройки стали разбирать на доски и камни для создания укреплений, кузницы стали работать почти без перерывов, а несколько групп рабочих были отправлены на расширение и углубление рва вокруг стен. Кайсгарт не спал первые два дня, да и затем чувствовал острую нужду в отдыхе, но держался и помогал Ренамиру ничего не упустить.

Вскоре пришли вести о том, что Бухта Эйден тоже неделю как захвачена. В людях поселился страх. Когда большая часть работ по укреплению города была закончена, Ренамир обошёл его кругом и лишь печально вздохнул, оглядывая стены: «Всё равно этого недостаточно». В своём вполне ожидаемом отчаянии люди стали чаще посещать храмы и молиться всем известным богам, чтобы беда обошла их. Когда в общественном настроении появился хоть какой-то проблеск надежды, стало известно, что Тоссен тоже захвачен, а во главе войска действительно стоит сам Стагахольт. Но, к большому удивлению Ренамира, почти одновременно с его разведчиками в город прибыл посол и от народа с востока.

Кайсгарт хорошо помнил эту встречу: он весь их диалог простоял с рукой на клинке, в полной готовности убить всех, кто приблизится к Ренамиру. Но пришедшие ниррен были учтивы и сообщили, что Стагахольт желает встретиться с императором и обсудить с ним будущее Верувины. Ренамир жаждал разобраться в происходящем и призвал к себе Стагахольта как можно скорее. Когда посол ушёл, Кайсгарт удивился не меньше остальных:

– Обсудить будущее! Что же, это намного лучше, чем сжечь нас без предупреждения, разве нет?

Ренамир к этому моменту уже долго пребывал в подавленном и несколько очерствевшем состоянии:

– Лучше, но только… Что им от нас нужно? Предложат нам сдаться? В любом случае я сначала потребую объяснений, потребую оправдания за каждую отнятую жизнь!

Кайсгарт пытался вразумить и утешить его, но боль Верувины была для Ренамира словно собственная. С каждым сожжённым городом он становился всё мрачнее и всё чаще уходил на задний двор, чтобы поупражняться с клинком – это помогало ему хоть как-то переболеть нарастающую злобу. Кайсгарт не видел улыбки на его лице с того дня, как прибыл разведчик с юга, и теперь искренне беспокоился о том, как пройдёт предстоящая встреча.

Когда наступил судьбоносный день, всё стало понятно за первые минуты диалога. Кайсгарт видел, как Ренамир потерял остатки терпения, как он обозначил свой отказ на предложение Стагахольта яростным криком. Всё это было из-за богов, из-за знамений, из-за того, что один влиятельный человек увидел страшный сон и внушил себе, что это пророчество. Разговор перешёл в драку, Фолснер первым встал на защиту правителя, ведомый непреодолимой жаждой мести, и был убит телохранителями Стагахольта. Кайсгарт убил одного из них, но второй смог вступить с ним в борьбу. Не хватило лишь секунды, чтобы добить его, – руку вдруг что-то сжало, тело оторвалось от пола и полетело в окно, брошенное с нечеловеческой силой. Последним, что видел Кайсгарт, было лицо Стагахольта – этот бородатый портрет в оконной раме донжона, изображающий удовлетворение и внезапное осознание собственного превосходства. Каменная кладка замелькала перед глазами, а затем вдруг удар – и наступила тьма. Кайсгарт запомнил тот день навсегда: он понял, что с неизбежной смертью Ренамира, там, в бывшем Зале Совета, Ренская Империя падёт. Но память о молодом императоре будет жить, пока дышит его последний страж.

***

В бесконечном мраке разлеталось тихое эхо знакомого скрипа. Звук улиц, звук движения, такой родной и близкий, но его постоянство раздражало слух. Он был далеко, но постепенно приближался, пока не стало ясно, что это скрипит ось между колёсами телеги. Кайсгарт открыл глаза, и в них ударил жгучий солнечный свет. Небо над ним медленно ползло куда-то по своим неземным делам, солнце было почти в зените. Он попробовал подняться, но боль тут же сковала его и выдавила из горла болезненный крик:

– Боги, что за!..

– Лежи пока, – раздалось где-то над головой. – Упасть в ров с третьего этажа… Повезло, что ты вообще жив остался!

Голос был низкий и глуховатый, в нём чувствовалась некая доброта. Кайсгарт вдруг понял, что доспехов на нём больше нет, как и оружия. Он осторожно ощупал свою грудь и по острому отклику понял, что у него сломаны два или три ребра с правой стороны.

– Кто ты? – спросил он извозчика. – Куда ты везёшь меня?

Мужчина обернулся и на секунду показал своё великовозрастное бородатое лицо. Оно было Кайсгарту незнакомо. Извозчик слегка улыбнулся, но в глазах его виделась увесистая печаль. Он снова сосредоточился на дороге и ответил:

– Везу тебя в Тагервинд.

– Что?! – Кайсгарт спохватился и осторожно подполз чуть ближе к незнакомцу. – Зачем? Мне нужно узнать, что с Ренамиром, верни меня в Никантир, быстро!

– Хо-хо, – как-то чудаковато посмеялся извозчик в ответ. – Поверь, тебе не захочется видеть, что с ним. Но если любопытство твоё непреодолимо, то знай: император мёртв. Дикари захватили цитадель изнутри, дождались подкреплений и запугали весь город изуродованными трупами, Никантир потерян. Что будет дальше – мне неизвестно, они не удосужились объяснить, я и эти-то вести услышал от всадников, которые нас обогнали и уже за горизонтом.

Кайсгарт приподнял голову и посмотрел на поле, простирающееся на юг до самого горизонта. Самый близкий для него человек был убит, и пустоту в душе, оставленную смертью друга, заполняла чистая ненависть. Он откинулся на твёрдых досках, почувствовал затылком мешок под своей головой и продолжил попытки понять, что произошло:

– Как ты вывез меня? И что там всё-таки с Ренамиром?

Пожилой извозчик вздохнул и сказал:

– Они использовали его как символ. Разрубили пополам, насадили верхнюю часть на пику и понесли по городу, подкрепляя этим зрелищем свою претензию на власть.

Кайсгарт стиснул зубы от гнева и снова посмотрел на юг, уже представляя, как вернётся и лично обезглавит Стагахольта. Старик продолжил:

– А тебя… Я видел, как тебя вышвырнули из цитадели. Вылетел в окно и рухнул вниз, как подбитая птица. Дочь моя с мужем тебя узнали, подобрали на берегу рва и домой притащили, пока коренные зачищали там всё. Ты не очухивался, но дышал… Семья моя отправилась в путь на быстрых лошадях, скорее рванули на север, а мне оставили телегу, с тобой в придачу. Ну не выбрасывать же тебя было? Хоть и лишний груз, а всё-таки человек. В отличие от коренных, я в жертвоприношения не особо верю. Я верю, что любая жизнь ценнее смерти. И верю, что никогда не поздно измениться.

– Наивный взгляд, как по мне, – пробормотал Кайсгарт, принимая положение, в котором боль не будет резать ему бок. – Но я благодарен тебе за спасение, старик. А доспехи мои где?

– Сняли, чтоб внимание лишнее не привлекать, и они тебя сильно утяжеляли, а ты и так, как два мешка муки!

Кайсгарт покивал и закрыл глаза. Он не сомневался в своей жажде мести, но не собирался сломя голову бежать вперёд. Ему нужен был план. И первым пунктом любой из возможных стратегий была встреча с лордом Гилмором – последним достойным правителем, которого он помнил после Ренамира. Имя тоже желательно было сменить на время, но «Кайсгарт» так плотно ассоциировалось со всем лучшим, что произошло в этой жизни, что страж без правителя решил не избавляться от этого нарицания полностью, а лишь сократить его до «Кай», как называл его ныне павший император. Жить без имени Каю уже доводилось, и вспоминать те годы он совсем не хотел.

Дорога была тихой и долгой. Место, где в истории Верувины началась новая глава, становилось всё дальше, а сведения о враге с каждым часом неуклонно старели. Кай мог лишь предполагать, что Стагахольт сделает дальше: закрепится и оставит за собой юг и восток? Захватит слабые Ривенд и Пелетейн? Или двинется сразу на запад, минуя Регор, чтобы захватить Геллерхол и не оставить от власти и авторитета Ренамира даже маленьких следов?

Во время остановок Кай смог перевязать свой торс и убедил извозчика поделиться имеющимися травами, которые уменьшали боль. Осторожно ощупав и осмотрев себя, он понял, что рёбра не сломаны полностью, но они треснули и не переживут ещё одно такое падение. Отёки и ушибы обнаружились по всей спине, которая, видимо, приняла на себя удар, а левая ступня была вывихнута и даже после собственноручного вправления постоянно болела. Вывод из всех полученных знаний был простым: ближайшие пару недель Кай совершенно не годился для боя.

Леса сменялись полями, дороги виляли между тёмно-зелёных холмов, а вскоре на горизонте с разных сторон стали появляться снежные шапки гор, принадлежащих Хребтам Стайна. Когда через три дня пути сам Тагервинд показался на горизонте, общество пожилого извозчика уже порядком утомило Кая. Он хотел как можно скорее сделать хоть что-то: встретиться с лордом, найти единомышленников или разработать план возмездия. Но судьба испытывала его терпение – дорога была монотонной, время нестерпимо тянулось.

Сначала Кай услышал звон кузнечных молотов, затем стук деревянных киянок и отдалённый гул сигнальных колоколов. Была середина дня, работа в Тагервинде кипела: город всё ещё восстанавливался после осады и перестраивался по замыслу Ренамира. Телега проехала в тени барбакана, Кай увидел знакомые ему улицы и вспомнил, как ехал здесь на коне вместе с императором после их победы. Сама по себе Ренская Империя не была плохой идеей, как и всё, что планировал Ренамир, но это испытание оказалось не по плечу молодому и дерзкому завоевателю с трезвой головой. Стагахольт показал, что одержимые ритуалами варвары могут быть в завоеваниях не менее успешны, а Регор не слишком многозначительно намекнул, что не всем требуется вера в богов или в идею, иногда достаточно просто дисциплины и тактики. И теперь, когда Верувина тонула в хаосе, где все вокруг были враждующими сторонами, волны вопросов без ответа захлёстывали сознание бывшего императорского стража, которого Стагахольт отправил в отставку против его воли.

Где-то в центральных кварталах Тагервинда телега остановилась. Старик развернулся и сказал:

– Тут я вынужден попрощаться, друг мой. Я вернусь к семье и… будем думать, как жить дальше. А тебе желаю удачи на пути и не теряй головы от гнева!

– Спасибо, старик. Дальше я сам, – кивнул Кай и осторожно сполз с телеги.

Он не стал терять времени и сразу направился по шумным улицам к цитадели. У Тагервинда была достаточно понятная структура улиц, и запомнить дорогу из одной точки в другую здесь не составляло труда. Кай по памяти двигался между домов, пересекал широкие улицы, поглядывал в сторону возвышающейся светлой цитадели из белого камня и представлял будущий диалог с лордом Гилмором. Люди не узнавали его, хотя всего пару месяцев назад он стоял на центральной площади недалеко от Ренамира, пока тот объявлял новые порядки. Теперь эта площадь пустовала, лишь на эшафоте болталась в назидание пара зловонных висельников, попавших в петлю, должно быть, за воровство, убийство или какие-то обычные, свойственные людям преступления. Кай неспешно прошёл мимо них, превозмогая боль, и подумал о том, как повезло этим людям не увидеть, что такое настоящее преступление: разрушение целых городов, сожжение людей заживо ради религиозных иллюзий или расчленение своего врага и использование его тела в качестве символа победы. Никто из этих несчастных никогда не смог бы сотворить такое, хотя это не очищало их от вины и за мелкие, гнусные поступки.

Перед цитаделью Тагервинда Кай остановился, привёл в порядок дыхание после непростой для него прогулки и шагнул на деревянный мост, ведущий к её вратам. На той стороне один из стражей с арбалетом в руках шагнул вперёд и воскликнул:

– Стоять! Простолюдинам в цитадель нельзя, ты из слуг?

Кай вздохнул и заговорил:

– Нет, я…

– Тогда чего надо? – не дав ему договорить, тут же спросил страж.

– Я страж Ренамира. Мне нужно поговорить с лордом Гилмором.

Воин с арбалетом усмехнулся и поглядел на своего напарника с выражением лица, беззвучно задающим риторический вопрос: «Ты слышал, что за чушь он сказал?». Кай не хотел тратить времени на оправдание своего внешнего вида и целей этого визита, а потому просто остановился, вздохнул и продолжил сверлить суровым взглядом арбалетчика. Мужчина вновь обернулся на него, усмехнулся и сказал:

– Ну, а я тогда сбежавшая леди Гастия! Иди отсюда, умник, ты Ренамира-то, небось, в глаза не видел!

Улыбка не сходила с его лица ещё несколько секунд, но затем он вдруг осознал свою ошибку и с ужасом вгляделся в лицо незнакомца перед ним:

– Погоди, ты… Ты и правда он! Я помню твоё лицо! Но если ты здесь… что с Ренамиром?

Его напарник у моста как будто скопировал удивлённое выражение лица, и оба они ждали ответов, но Кай не собирался удовлетворять их любопытство и тревоги:

– Я сперва должен доложиться лорду Гилмору, а потом уже всё узнаете и вы. До тех пор ищите обрывки истины у беженцев из Никантира, они уже в городе.

– Беженцев… – испуганно пробормотал страж и отошёл в сторону, пропуская Кайсгарта в цитадель. – Ладно, проходи. Лорд Гилмор должен быть в донжоне, где-то на верхних этажах.

Следующие стражи обыскали Кая, но больше не создавали для него препятствий. Страдая от каждого шага по каменным ступеням, он осторожно поднялся до верхних этажей донжона, а затем по наводкам слуг смог найти кабинет, в котором лорд Гилмор обсуждал что-то с упитанным краснощёким мужчиной в рабочем фартуке и тыкал пальцем в чертежи. Сам правитель Тагервинда был статным седоволосым мужчиной, слегка заросшим с того дня, когда Кай последний раз видел его. Когда стражи пропустили внутрь побитого бродягу в слегка окровавленной и мятой одежде, лорд поначалу даже не заметил его и продолжил беседу с подчинённым:

– У восточной каменоломни нужно увеличить число смотрителей, и переведите оттуда дебоширов, я устал слышать про драки. Если у них под солнцем есть время болтать и распускать руки, то отправьте их в шахту, там им будет не до этого. Всё, что обработаете на западной, готовьте к погрузке и отправлению в Никантир, не стоит подводить Ренамира.

Кай позволил себе прервать его:

– Ценю вашу верность императору, милорд, но поставки можно отменять.

Гилмор, сперва не поняв, кто перед ним, спросил:

– А ты ещё кто?! Погоди-ка… – его глаза вдруг округлились, рука легла на плечо подчинённого, а затем указала тому на дверь. – Оставь нас, позже поговорим.

Краснощёкий мужчина кивнул и направился в коридор, бросая недоумённые взгляды на незнакомца перед дверью. Гилмор подошёл ближе и осмотрел Кая, который в прошлую их встречу выглядел явно лучше:

– Я узнал тебя по глазам. Ты же его личный страж! Ренамир здесь? Что произошло?

Кай, уже порядком уставший от боли, указал на скромный деревянный стул у стены кабинета:

– Милорд, если позволите, я бы присел, у меня не все кости целы.

– Да-да, садись, – кивнул Гилмор и даже помог ему разместиться, заинтересовавшись предстоящим докладом.

Кай сделал глубокий вдох и заговорил:

– Полагаю, вы слышали о том, что коренные захватили и уничтожили несколько южных городов.

– Слышал про Кеотис и Лаварден. Уже «несколько»? – удивился лорд.

Кай продолжил:

– С Эйстом какая-то своя беда, но Тоссен и Бухта уничтожены. Теперь к ним добавился Никантир и… Ренамир убит. Стагахольт использовал его тело для убедительности своей узурпации… в общем, боюсь, Ренской Империи в её прежнем виде приходит конец. Регорцы разбили большую часть армии, северные города отвернутся сразу же, как узнают о смерти императора. Нам больше нечем удерживать их, а объединяться против коренных они точно не станут, ведь… зачем? Они вряд ли хотят, чтобы их города тоже сожгли и зачистили от всех, кто неправильно дышит, но общего языка они ради этого не найдут, наверняка захотят отсидеться.

Гилмор выслушал это и задумался. Он почесал челюсть и спросил:

– Ну… Что же, это крайне тревожные вести. Многое теперь изменится, но события этого года уже истощили мой запас удивления. И зачем ты пришёл именно ко мне? Теперь, когда всё потеряно.

Кай понимающе кивнул и поспешил объяснить:

– Я всегда верил, что Ренамир не ошибается. Если он доверял кому-то, значит… тому была причина. Вы, милорд, – единственный, кого он оставил править городом после осады на прежнем месте. Все остальные либо смещены и изгнаны, либо вовсе казнены. Вы просто-напросто последний достойный человек, которого я знаю.

Гилмор сел за свой стол и кивнул:

– Лестно слышать это от достойного солдата, но лучшее, что я могу сделать – удержать свой город от ещё одной осады. Я слышал, коренные не используют коней и осадных орудий, это так?

Кай бессильно махнул рукой:

– Так, но вас это не спасёт. Они просто обойдут через горы, для них это не препятствие.

– Сейчас! – Гилмор поднял вдруг указательный палец и внимательно посмотрел на Кая. – Но к середине октября в этих землях уже выпадет снег. Зимой они по хребтам не пойдут, это самоубийство. Зимой они вообще никуда не пойдут, ведь дороги заметёт, без саней и повозок они не смогут проехать на север.

– Думаю, сани они соорудить сумеют, раз смогли собрать огромный лодочный флот.

Гилмор продолжал свою мысль:

– Это время и ресурсы. Мы успеем подготовиться, и Стагахольт не решится идти дальше. Им нужен провиант, долгий поход через снега заставит их искать пищу где-то в пути.

Кай не уступал:

– Они могут пополнить запасы в Никантире и выдвинуться прямо сейчас. Они – не Ренамир и не будут из сострадания оставлять еды крестьянам на зиму, они просто вырежут всех, кто раскроет рот. И тогда уже через несколько дней под вашими стенами будут сотни кровожадных мясников, разодетых в шкуры!

– Боги, а что ты предлагаешь? – вспылил Гилмор, махнув рукой на собеседника. – Мы потрёпаны вашей осадой, пищи самим едва хватит на зиму. Лучшее, что мы можем сделать – ждать.

Кай задумался. Положение было сложным, но вдруг ему в голову пришла идея: раз Ренская Империя теряет свою статусность на карте Верувины, то почему бы не воспользоваться гибкостью прежних порядков? Он хмыкнул, улыбнулся и сказал:

– Отправьте гонцов в Регор и Фориан. Объединитесь с ними, заключите какой-нибудь…

– Ты в своём уме, парень? – перебил его Гилмор. – Мы снабжали армию, которая собиралась их уничтожить!

– У вас не было выбора, вы стали жертвой захватчика. А теперь… выбор есть. Почему бы не выбрать жизнь бок о бок с соперниками вместо погибели? Подумайте сами: Фориан волнуют только деньги и собственная безопасность, лорд Хаклин никогда не лезет во внешнюю политику без крайней нужды. Регор… Сколько войн начал Регор за историю Верувины? Если я правильно помню лекции в Геллерхоле, то ни одной. Зато выиграл все, в которые был затянут. Все, милорд. Это идеальные союзники! Да, может, в армии, которую они разбили, была сотня другая ваших новобранцев, но они ведь победили! Стало быть, и зла держать не должны.

Гилмор помотал головой в сомнениях:

– Логика примитивная. Но смысл в твоих словах есть. Только вот, пока гонцы съездят туда и обратно, на нас уже нападут.

Кай схватился за волосы от тревоги и вскрикнул:

– Проклятье! Как бы нам помогло, если бы кто-то сказал, куда направился Стагахольт. Впрочем, есть и ещё пара причин, по которым он может напасть не на Тагервинд.

– Слушаю, – коротко кивнул Гилмор и скрестил руки на груди.

Кай осторожно поднялся, подошёл к карте на стене и обвёл пальцами хребты и разломы Стайна, которые окружали Тагервинд со всех сторон, кроме юга:

– Если они зайдут сюда, то окажутся в ловушке. Регорцы смогут зажать их и перебить в поле или на территории города. Думаю, Стагахольт сначала захочет пройти через Астендайн и дойти до Геллерхола, чтобы там вычистить остатки авторитета Ренамира и окончательно запугать его последователей. Разве можно представить больший удар по империи, чем захват её столицы? Это будет означать полное поражение для всех ренцев.

– Звучит весьма разумно, если бы идти не пришлось по дороге, которая в паре дней от Регора. Один своевременный доклад – и перехватят в пути, – указал Гилмор и тоже подошёл к карте.

Лорд осмотрел её и провёл пальцем от Тагервинда через маленький Кетнир на юго-запад:

– И если они направятся туда, то как раз перехватят моих гонцов. Да, здесь они оказались бы в ловушке, но… в ловушке и мы. Эти горы погубят всех, кто решит застрять среди них.

Кай прошёлся по комнате, погружаясь в новую волну раздумий. Всем выжившим предстояло принять немало важных решений, и он мог оказаться тем, кто понесёт ответственность за их жизни. Гилмор вернулся на своё место за столом и спросил:

– А чем вообще будешь заниматься ты? Кайсгарт, так ведь тебя звали, кажется?

– Да, – кивнул Кай, представляя лицо Стагахольта. – Я… Мне нужно несколько дней, чтобы раздобыть коня, снаряжение и залечить рёбра. Затем я найду самых бесстрашных, самых умелых и жестоких воинов, какие только откликнутся, и… убью Стагахольта. Я буду следовать за ним тенью, пока эта тварь не сбежит на самую вершину Варасского пика, и там я отрежу от него по куску за каждого человека, убитого его войском.

– Одной ярости будет мало для исполнения такого плана, даже если ты достойнейший из воинов, – скептично подметил Гилмор.

– Поэтому я здесь, – кивнул Кай. – Мне нужна ваша помощь. Мотив мой глубоко личный, это правда, но вся Верувина выиграет от того, что я прикончу этого мерзавца. Ренамир помог мне стать человеком, но вместе с тем я стал и оружием. Доверьтесь мне, милорд, и до зимы предводитель ниррен не доживёт. Вам решать, ждать ли здесь или плести интриги с городами среднего Запада, а я прошу немного: коня, еды, походный плащ да пару клинков.

Гилмор задумался на мгновение, но тут же кивнул:

– Что же… Конь и горсть монет – для меня потеря небольшая, я готов их тебе предоставить, если это цена хотя бы малого шанса остановить безумие, в котором мы утопаем. Но куда ты направишься? Что будешь делать?

– В Фориан, – без сомнений ответил Кай. – Заодно могу наведаться к Хаклину, спросить, не хочет ли он объединиться с вами и Регором ещё раз. Они ведь с Эдергейром давние друзья, насколько я помню.

Гилмор усмехнулся и под впечатлением от всего услышанного внимательно посмотрел на него:

– А вы хорошо информированы, господин Кайсгарт. Слишком хорошо для простого стража.

– Я… не простой страж, – с небольшой улыбкой ответил Кай и посмотрел в окно, выходящее на город.

Правитель Тагервинда вновь задумался, вздохнул и сказал:

– Что же, Ренамир поверил мне и позволил сохранить власть над городом, который я проиграл в честном бою. И теперь, когда он стал жертвой этих мерзавцев… Я не хочу оказаться человеком без чести. Я помогу тебе, Кайсгарт, и буду молиться Тэору о твоём успехе.

Лорд Гилмор предоставил неожиданному гостю в своей цитадели небольшой мешочек серебра, новую одежду, коня, два меча и короткую кольчужную рубаху. По его просьбе лекари положили в седельные сумки Кая пару фляг с отварами и бинты, а перед уездом обработали его раны и напоили болеутоляющим снадобьем из местных трав.

На следующий день Кай вышел во двор цитадели, залез на своего нового вороного коня, погладил его по шее и приготовился отправляться. Лорд Гилмор и его стража вышли к конюшне, чтобы проводить путника, когда он уже хотел дёрнуть поводьями и двинуться вперёд. Кай увидел их и слегка поклонился из седла, стараясь не давить на рёбра:

– Благодарю вас, милорд, и даю слово воина, что оправдаю ваше доверие. Но вы всё же рискните отправить кого-то в Регор – сейчас или через пару дней. Попытаться связаться с рыцарями лучше, чем просто ждать, да и… в отличие от коренных, они посыльных убивать не станут.

– Я подумаю над этим, – сдержанно ответил лорд. – Или, может, соображу ещё что-то. А тебе желаю благоволения богов, Кайсгарт. Прощай!

– Прощайте, милорд! Если я преуспею, то, быть может, ещё загляну к вам.

Они кивнули друг другу, и Кай направил коня за пределы цитадели. Тагервиндцы провожали его любопытными взглядами, хотя понятия не имели, кто он и куда направляется. Даже сам Кай не был уверен в том, что его ждёт, но одно он знал точно: нужно спешить.

Всадник на вороном коне до самого заката нёсся по долине до леса Стайнарон, а там, заехав в чащу, свернул с дороги и остановился переночевать. Кай спрыгнул с седла, ослабил сбрую на теле коня и стал распаковывать мешок с едой, нарезая круги вокруг старой берёзы, – так он хотел размять ноги после долгой езды. Скакун заинтересованно смотрел на мешок и ждал, что оттуда появится. Интуиция не подвела его – Кай достал из мешка два яблока и протянул одно коню, приговаривая:

– Ешь-ешь, приятель, нам с тобой предстоит ещё долгий путь. Если в дороге попадётся река, то напою тебя хорошенько, а пока… воду надо беречь, прости.

Кай осмотрелся и в сгущающейся тьме заметил чей-то мелькающий факел. Огонёк медленно двигался меж деревьев, пока не стало ясно, что это ещё один одинокий всадник. Он пошатывался в седле, как будто спал на ходу, а его конь едва перебирал ногами. Кай медленно пошёл в его сторону, чтобы понять, кто это, и уже в двадцати шагах заметил, что это солдат с гербом Геллерхола на наплечнике. Незнакомец пошатнулся ещё раз и вдруг свалился из седла без сил, а его конь остановился на месте, будто именно этого и ожидал. Кай подбежал к нему, присел рядом и осмотрел: это был совсем молодой парень, который почему-то казался ему знакомым. Его доспехи были забрызганы кровью, на бёдрах висели потрёпанные ножны, но клинок в них отсутствовал. Солдатам Империи полагалось носить на голове защиту, но у этого воина какой-либо убор отсутствовал, а на шее виднелась узкая красная ссадина на том месте, где должен застёгиваться ремешок – видно, шлем с него сдёрнули резким движением. Кай взял его факел, упавший на землю, и поднёс ближе, чтобы разглядеть лицо. Стоило чертам ярче прорисоваться под светом, Кай тут же вспомнил: это был тот самый дезертир по имени Нори, которого Ренамир принял в свою армию пару месяцев назад. Парень был сам на себя не похож: лицо его отекло, часть волос на концах опалилась, будто кто-то провёл огнём прямо над его головой, а ладони были стёрты до крови. Кай встал, порылся в его седельных сумках и понял, что они совершенно пусты. Он достал из своих запасов бурдюк с водой, вылил себе немного на ладонь и сперва брызнул Нори на лицо, чтобы тот очнулся. Парень поморщился, жадно облизнул капли воды, попавшие на губы, и прошептал едва слышно:

– Ещё… воды…

Кай приподнял его голову и позволил ему сделать несколько глотков, а сам принялся удивляться:

– Ты пережил и осаду Пелетейна, и битву с регорцами, и разгром Никантира… Должно быть, боги очень хотят, чтобы ты выжил, малец. Говорить можешь?

Не открывая глаз, Нори кивнул. Кай помог ему подняться и похлопал по плечу:

– Та-ак, ну-ка, не раскисай. Ты что, домой едешь, что ли? В Тагервинд?

Нори снова кивнул и задышал чуть активнее.

– Можно ещё воды? – тихо спросил он.

Кай улыбнулся и протянул ему бурдюк. Нори выпил половину воды, которая в нём была, и с облегчением выдохнул. Он посидел несколько секунд на месте, а затем протянул воду обратно владельцу и снова откинулся на землю. Факт выживания этого парня уже сам по себе вызывал у Кая улыбку и воодушевление: если слабый и простодушный сын ремесленника из Тагервинда смог выжить во всех событиях последних месяцев, значит боги ещё, должно быть, имеют хоть немного милосердия. Медленно приходя в себя, Нори спросил:

– Где я? И откуда вы знаете про дом и… битвы? Я умер?

Кай коротко посмеялся и ответил:

– В Стайнароне ты, дружище, до Тагервинда всего день пути отсюда. А битвы… Ну, ты глаза-то открой!

Нори нехотя протёр глаза грязными пальцами, приподнялся и посмотрел на своего спасителя. Сперва он не менялся в лице, а затем неожиданно вздрогнул, отполз чуть назад и воскликнул:

– Господин Кайсгарт!

Кай улыбнулся и опустил взгляд:

– Да какой уж я «господин» теперь… Все наши титулы остались в Никантире, парень. Погибли вместе с Ренамиром. Ты ведь оттуда? Сбежать успел, когда резня началась?

Нори кивнул и ещё раз протёр лицо, приободрившись:

– Господин Кайсгарт, я был во внешнем патруле, я видел их! Там перед городом была группа этих, ну… коренных! А когда всё началось, они вдруг исчезли. А потом цитадель захватили и… – из его глаз полились слёзы, он опустил голову и прикрыл лицо. – Ну почему… Может, я проклят? Почему я всё время на той стороне, которая проигрывает?! Я взялся за меч, желая прославиться, стать достойным воином!

Кай вздохнул, приблизился к нему и похлопал по плечу:

– Ты не проклят, Нори. Ты обычный парень, который взял на себя слишком много. И вообще, забудь эти бредни: «прославиться», «стать достойным» и всё в этом духе… Достойных людей в этом мире можно пересчитать по пальцам, а слава потребует от тебя таких жертв, что ты остаток жизни проведёшь в сожалениях.

– А как же вы? – спросил он вдруг, с надеждой глядя на воина перед ним.

Кай помотал головой:

– Надеюсь, ты проживёшь долгую жизнь и успеешь понять, насколько ты далёк от истины. Я даже близко не являюсь достойным человеком. С самого рождения я был на втором плане: сначала у разбойников, затем у Ренамира. Даже его, человека, который дал мне имя, помог выжить, научил меня почти всему, что я знаю… даже его я не смог сберечь! «Достойный» смог бы. А я… – Кай снова вздохнул, поднялся и свистнул своему коню, который уже затерялся во тьме леса. – В защите императора я не преуспел, но отомстить за него мне ещё по силам. Да и… нехорошо получится, если коренные сожгут всю Верувину, правда?

Нори тоже выпрямился, но тут же устало опёрся на своего скакуна:

– Но что вы будете делать?

Кай достал из сумок свёрток с едой от слуг лорда Гилмора и протянул его собеседнику:

– Что я буду делать – уже не твоя забота, приятель. На, подкрепись и езжай дальше на север. Спрячь оружие подальше и не ищи неприятностей на свой зад, ладно? Проживи спокойную жизнь, найди себе жену, нарожайте маленьких ребятишек и отстройте дом попросторнее. А слава, подвиги… Всё это – не то, чем кажется.

Нори принял еду и печально покивал в ответ. Он явно задумался после всего, что услышал, но больше донимать Кая вопросами не стал. Когда воин с двумя клинками повёл своего коня дальше в лес, держа его за поводья, Нори в последний раз окликнул его:

– Господин Кайсгарт!

Кай обернулся и вопросительно мотнул головой. Нори чуть помедлил и, сжав в руках свёрток с едой, сказал:

– Удачи вам!

– И тебе, парень!

Они разошлись, а затем, оказавшись в глубине леса, Кай выбрал новое укромное место и вздремнул до рассвета. Когда солнце выглянуло из-за южного Хребта Стайна и осветило долину, разделяющую горы вокруг провинции Тагервинда, маленькая чёрная фигурка уже вырвалась из лесного массива и стремительно поскакала на юг.

На развилке Кай повернул направо, в Кетнир – маленький городок охотников, который прежде принадлежал Империи, но теперь мог быть сожжён коренными верувинцами. На этот раз спешка себя не оправдала: Кетнир был цел, но на въезде в город несколько солдат остановили всадника с севера и приготовили оружие к бою. Вперёд вышел сержант со знаком обелиска на плече и крикнул:

– Стоять! Кто такой, откуда?

Кай осторожно слез с коня и почувствовал, что его нога больше не болит. Он сдёрнул с головы капюшон походного плаща и представился, как прежде:

– Кайсгарт, страж Ренамира. Вспоминай, у меня нет времени на болтовню.

Сержант сперва нахмурился, затем кивнул:

– Похож, но… Ты, видно, спасся из Никантира? Я слышал, император мёртв, это правда?

Кай печально кивнул и ответил:

– Да, Стагахольт убил его. Кетнир тоже в опасности, они могут быть уже в пути сюда или в любой другой соседний город. Наместник у себя?

Сержант сделал медленный кивок и задумался о чём-то. Кай не стал тратить на него время и повёл за собой коня по городу. Он оставил его в конюшне у единственного местного трактира, сам нашёл конюха и дал ему пять серебряных монет, что было явно больше обычной оплаты за его услуги:

– Вороной в третьем стойле, почистить и накормить, как будто он твой собственный.

– Понял, господин, – удивлённо ответил конюх, поклонился и приступил к работе.

Кай прошёл до городской ратуши, которая была такой же скромной, как и всё в этом городе: всего два этажа, маленький сад во дворе, неброские украшения на колоннах и стенах. Стражи не сразу пропустили Кая, который теперь был не столь узнаваем, но через несколько минут он смог войти в длинный кабинет, который заменял местному лорду тронный зал – в Кетнире не было цитадели, поэтому и резиденция правителей тут была куда невзрачнее.

Лорд Роуэн, назначенный сюда Ренамиром из числа приближённых, был худым человеком с длинным носом и тёмными волосами до лопаток, убранными в хвост. Он стоял во главе длинного стола, разглядывал какие-то документы под светом ручной лампы, а когда увидел Кая в дверях, жестом приказал страже пустить его и продолжил диктовать писарю в углу послание:

– …могут быть вам полезны в качестве гарнизонных солдат или штатных охотников, они усердные и не склонные к нарушениям закона. Ренская Империя прекращает своё существование в ближайшие дни, а потому… прошу вас почтить былые союзы и ответить на мою просьбу как можно скорее. Роуэн, правитель Кетнира.

Он распоряжался от своего имени и, похоже, уже искал убежище для подчинённых. Кай подождал, пока он закончит, и, слабо скрывая своё недовольство, спросил:

– Не слишком ли поспешно вы пресмыкаетесь перед врагами Империи, господин Роуэн? Тело императора не успело остыть, а вы уже руководите народом Кетнира от своего имени.

Роуэн поджал губы и покачал головой:

– Не поспешно, а совершенно своевременно, господин Кайсгарт. Я был сюда назначен затем, чтобы сохранить город до дальнейших распоряжений. А город – это прежде всего его жители, вот я и пытаюсь их сохранить! Только и всего… Будем надеяться, владыка Эдергейр окажется достаточно дальновидным и милосердным, чтобы принять у себя скромную группу беженцев.

– Несколько сотен голодных крестьян и солдат – это не «скромная группа», – возразил Кай. – Впрочем, я здесь лишь для того, чтобы пополнить запасы и предупредить вас о том, что вам, похоже, и так известно: Стагахольт может прибыть сюда в любой момент и, пока мы ведём этот разговор, возможно, умирают люди. Вряд ли император хотел бы…

– Это не важно, – перебил его вдруг Роуэн. – Ренамир мёртв, и вся его власть тут же растворилась. Не знаю, насколько вы осведомлены о законах Верувины, господин Кайсгарт, но есть только два способа заполучить власть: унаследовать её и захватить. И, следуя второму способу, мы можем утверждать, что Стагахольт сейчас является куда более полноправным правителем Ренской Империи, чем кто-либо другой, потому как наследников и преемников у Ренамира не было. Даже вы, человек, которого он чтил, как родного брата, не претендуете и на медяк в его сокровищнице! Вы были цепным псом императора, а теперь… просто брошенный щенок.

Эти слова мгновенно вывели Кая из себя: он сжал правую руку в кулак и сделал два быстрых шага в сторону лорда, но стражи за его спиной тут же обнажили клинки. Роуэн поднялся со стула и вскрикнул:

– Нет! Стража, выведите его прочь, а если будет сопротивляться, проучите! Теперь вы никто, господин Кайсгарт, и вам придётся с этим смириться. А я займусь своими делами здесь, благодарю вас за службу Империи, прощайте.

Когда Кая вытолкнули наружу, он впервые за долгое время снова ощутил свою незначительность: ещё несколько дней назад он помогал вести армию, которая грозилась завоевать целый континент, а теперь какой-то тощий выскочка мог просто прогнать его и выпереть за дверь. В этот момент Кай окончательно понял, что надеяться придётся только на себя. Лорд Гилмор был, возможно, и правда последним достойным человеком, имеющим честь и благородство, а все остальные, обретя хоть немного свободы, беспокоились только о своём клочке земли или хуже того – лишь о собственной заднице.

Кай пополнил запасы еды и воды в трактире, забрал своего коня и поехал дальше. Ему предстояла дорога на юго-запад, где он рассчитывал проехать мимо Хвоста Энкарны – небольшой горы, замыкающей известный хребет в Центральной Верувине, – а затем попасть в Фориан. На этом континенте не было города, лучше подходящего для поиска союзников с самыми разными талантами, но пока что Кай об этом лишь слышал от других людей, сам он там не бывал.

Путь был на удивление спокойным, внимание отвлекли лишь несколько одиноких беженцев, проезжающих по разным дорогам со стороны Никантира. Кай предположил, что многим людям удалось сбежать оттуда, а это значило, что скоро вся Верувина будет предупреждена, ведь через торговцев и странников слухи здесь расползаются быстро. Даже если Стагахольт продолжит завоёвывать города, теперь он не сможет надеяться на свою внезапность. Вопросом оставалось лишь то, куда конкретно он двинется дальше.

Через три дня пути Кай добрался до одного из русел Двуглавого Ирисида – широкой реки, которая проходила через сам Фориан, но до города было ещё далеко. Кай подвёл своего коня к берегу и остановился передохнуть. На другой стороне реки земля медленно поднималась и в паре километров дальше устремлялась к небу, образуя большой каменистый пик – куда меньший по размерам, чем Варасский, но для людей с равнин всё равно впечатляющий. Небо в этот день было ясным, редкие облака отражались в спокойной реке, ветер тихонько покачивал прибрежные кустарники, и лишь отдалённое пение птиц нарушало тишину.

Кай разглядывал окружающие природные красоты и думал о том, какая судьба для них лучше: быть залитыми кровью невинных или быть поделенными на угодья, вырубленными, добытыми и переработанными. Возможно, сама идеология коренных верувинцев, связанная с близостью к природе, была вовсе не плоха, но она не стоила того кровопролития, которое они устроили. Кай снова вспомнил, как полетел из окна донжона в Никантире, как оставил Ренамира без защиты, хотя прежде столько раз выручал его и придерживался своих изначальных обещаний: всегда быть рядом и защищать любой ценой. Боги обделили Кая родными братьями, но Ренамиру он этот статус всё равно приписывал. Целеустремлённый и человеколюбивый император для кого-то был агрессивным захватчиком, а для кого-то – надеждой на светлое будущее, но в любом случае он не был плохим человеком, заслуживающим кошмарной смерти и издевательств, которым его подвергли. Кай замер, глядя на водную гладь. Он смотрел на своё отражение: щетинистое молодое лицо с ярко-синими глазами и отрастающими тёмными волосами, которые свисали вдоль скул. Из размышлений его вдруг выбил конь, которой ткнул его мордой в плечо и фыркнул. Кай вздрогнул, обернулся на него и посмотрел в его грустные тёмные глаза:

– Что, проголодался, приятель? Придётся тебе местную зелень пожевать, последние овощи я тебе утром скормил, прости.

Конь тоскливо наклонил голову к земле и стал обнюхивать её, словно понял, что ему было сказано. Отдохнув ещё немного, Кай вернулся в седло и продолжил путь.

К закату он достиг своей цели: Фориан показался на горизонте, и издалека выглядел обыкновенным городом, окружённым каменными стенами, дозорными башнями, на которых виднелись баллисты, и хорошо укреплёнными барбаканами. Под одной из стен протекала река, и вокруг неё была выстроена широкая, красивая арка, поддерживаемая несколькими опорами, но сам город ничем не выделялся. Кайсгарт на пути к вратам заметил, что за контуром стен не видно цитадель лорда Хаклина и предположил, что она находится где-то дальше. Всё это было коварной иллюзией.

Когда Кай проехал городские врата, он увидел нечто уникальное, не похожее ни на один из прежде виденных им городов: многие здания на улицах были соединены канатами, лебёдками и верёвочными мостами, какие-то из них склонялись к соседним постройкам, а какие-то возвышались среди квартала и соединялись разнородными эстакадами и мостиками с другими домами. Как будто этого архитектурного хаоса форианцам было мало, почти на каждой улице виделись ступени, уходящие к Ирисиду или в подземные каналы, которые, похоже, были ещё одним слоем под городом. На памяти Кая Фориан часто называли «город пяти мостов» из-за того, что он был разделён на три части двумя руслами реки, но в действительности мостов здесь были сотни, и далеко не только через реки. Солнце уже садилось и на улицах зажглись огни, но жизнь в городе кипела: местные ловко перемещались между домов, обменивались какими-то посылками, торговцы спорили со своими клиентами, где-то слышались крики, смех, звон клинков, и всё это безумие было столь многообразным и ярким, что Кай остановился на месте и опустил взгляд, чтобы прийти в себя. По корытам и коновязям он узнал на ближайшей улице трактир, подъехал к нему, остановился и спрыгнул с коня. За его спиной тут же оказался мальчишка лет двенадцати и сказал:

– Два медяка!

– Что? – удивился Кай и обернулся на него. – За что это? Я ещё ничего не купил!

– За место. Занял место – плати, – уверенно заявил мальчик и упёр руки в пояс.

– Ещё чего! – воскликнул Кай и развернулся, чтобы пройти в трактир.

Не успел он сделать и шага, как мальчик вынул маленький нож, срезал у него с пояса мешочек с деньгами, вынул оттуда одну серебряную монету и убрал себе в карман. Он со звоном бросил остальное Каю в ноги, на что тот отреагировал вполне предсказуемо: потянулся к мальчишке, чтобы проучить вора за наглость. Рука Кая была перехвачена на половине пути к воротнику наглого юнца – кто-то сильный и крепкий взял его за запястье и оттолкнул в сторону. Это был высокий лысый мужчина с окованной железом дубинкой во второй руке. Он окинул приезжего взглядом и сказал:

– Ты откуда, болван?

Кай потянулся к рукояти меча, но лысый мужчина тут же указал на неё пальцем:

– Достанешь – платить придётся уже не деньгами. Тут так нельзя.

Кай напрягся и попытался понять, что здесь происходит:

– Почему за место я должен платить какому-то шкету? Ни в одном городе Верувины не платят за временную остановку у трактира!

Мужчина усмехнулся, взял у мальчика серебряную монету, разменял её на несколько медяков, положил их в срезанный кошель Кая, поднял его с земли и вернул владельцу. Кай принял его, заново привязал к другому ремешку и уставился на незнакомца, желая слышать ответы. Лысый мужчина подошёл ближе и заговорил:

– Один раз объясняю, чудила. В этом городе всё кому-то принадлежит и всё нужно заслужить, понятно? Места перед трактирами чаще всего забиты людьми, которые резали глотки, когда ты ещё ссался в штаны. Занимаешь их место – платишь каждый час. Не платишь – следующая разрезанная глотка будет твоей. Надо же как-то компенсировать им хлопоты!

– А где же мне тогда останавливаться? Как проехать до общей конюшни?

Мужчина пожал плечами:

– Спроси в трактире. Я пеший гуляка, мне конюшни не интересны.

– А за город не выезжаешь, что ли? – поинтересовался Кай, разглядывая пёструю улицу.

– Зачем? – усмехнулся мужчина. – Тут есть всё, что мне нужно.

Кай кивнул и, решив закончить этот разговор, вошёл в трактир. Внутри всё выглядело примерно так же, как и в любом другом городе: столы, азартные игры, выпивка, смех, но всё было на удивление культурно – никто не дрался, не ломал мебель и не приставал к прислуге. Кай прошёл между гостей, сел на свободное место у стойки и увидел, что напитки разливает жилистая женщина в рубашке без рукавов, на вид ей было лет тридцать пять. Один глаз у неё был закрыт повязкой; изящные, прекрасно натренированные руки были покрыты переплетающимися красными татуировками; чёрные блестящие волосы струились по плечам, а посетители трактира на неё так и глазели. Один из них, сидевший рядом с Каем, слегка наклонился вперёд и сказал ей:

– Ну же, Варра, не можешь ты быть настолько недоступной! Я знаю, что никто не греет твою постель, там, в задних комнатах!

Трактирщица соблазнительно улыбнулась, слегка наклонила голову и ответила сильным, властным голосом:

– Хорошо, сладкий, я уже устала сопротивляться…

После этой фразы трактир затих, все внезапно уставились на трактирщицу, но Варру это ни капли не напрягло, будто всё шло по её плану. Она стала медленно приближаться к собеседнику и приговаривала чарующим полушёпотом:

– Мне бывает так одиноко в этих моих… комнатах. Я лежу там одна, словно в темнице, и мне так не хватает рядом кого-то крепкого, верного… Кого-то вроде тебя, полагаю, м?

Мужчина расцвёл, покраснел и наклонился ещё ближе:

– Да-да-да, я… сделаю для тебя что угодно, моя радость, только скажи!

Она поманила его пальцем к себе, наклонилась на расстояние поцелуя, левой рукой схватила за воротник, а правую отвела назад.

– Да ладно! – изумлённо воскликнул кто-то сзади.

– Не может быть… – подхватил второй.

Кай чувствовал силу этой женщины с первого взгляда, но чувствовал он ещё и то, что она явно играет с охмурённым гостем. Когда их губы уже почти соприкоснулись, Варра подтянула мужчину к себе за одежду и вдруг сжала правую руку в кулак. В следующую секунду он получил апперкот такой силы, что слетел с табурета и упал на пол без чувств прямо посреди трактира. Все рассмеялись, стали хлопать себя по бёдрам, стучать по столам и скандировать её имя. Варра довольно улыбнулась, указала на упавшего мужчину и скомандовала:

– Вынесите этого идиота и окуните лицом в корыто, только чтоб не захлебнулся! Последний раз повторяю, остолопы: кто из вас ещё ко мне полезет – будет зубы до Лаварского моря собирать!

Но никто из гостей больше не хотел повторять этот опыт. Насладившись зрелищем, все они вернулись к своим делам, а Варра встала напротив Кая и спросила:

– Ну а тебе чего? Надеюсь, не целоваться пришёл?

Кай невольно улыбнулся и помотал головой:

– Нет, мне помощь нужна.

– Какого рода? Если надо излить душу за кружкой эля, то этой помощи у нас тут в избытке.

Варра уже протёрла кружку и схватилась за небольшой бочонок, но Кай прервал её жестом:

– Нет-нет, я не пью.

– Да это я себе, успокойся, – сказала она, налила половину кружки и подняла её в направлении входа в трактир, куда в этот момент выносили приставшего к ней посетителя. – Твоё здоровье, кретин, приходи ещё!

Кай усмехнулся, но, подумав о целях своего прибытия, снова помрачнел:

– Сперва мне нужно найти лорда Хаклина, не подскажешь, где его цитадель?

Варра поперхнулась элем, который едва успела отпить, вытерла губы и засмеялась:

– Ха-ха, вот за это я люблю Фориан: одной фразы достаточно, чтобы отличить приезжих.

Кай неловко осмотрелся и понял, что привлёк внимание нескольких человек. Он не понимал причин смеха Варры:

– А что я такого спросил? Он живёт не в цитадели? Если нет, то… где мне найти его?

Женщина опёрлась локтями на стойку и негромко ответила:

– Видишь ли, красавчик, Хаклин… нигде не живёт. Он постоянно перемещается по городу и, пытаясь «найти его», то выражаешь желание потратить время впустую.

Кай был озадачен этим ответом:

– Тогда как мне с ним встретиться? Дело срочное, оно связано с… судьбой других городов и, возможно, всего континента.

– М-м, громкие слова, Хаклин такое любит, – покивала Варра и поджала губы. – Ну, ладно, давай так: сними комнату на ночь, с кормёжкой и всеми услугами для твоего скакуна. Ведь ты не пешком сюда пришёл, м? Ну, а я шепну кому надо, что ты ищешь встречи с нашим «лордом». Ты, кстати, не называй его так, он это не любит. Просто Хаклин.

– Хорошо, – кивнул Кай. – Надеюсь, твой «кто надо» окажется полезен, потому что…

– Да-а, да, – перебила его Варра и покивала. – Я уже поняла, что всё серьёзно. С тебя двадцать шесть серебряных, твоя комната наверху, третья дверь от лестницы.

Кай раскрыл импровизированный кошель и понял, что двадцать шесть монет – ощутимый удар по его имуществу. Отсчитав нужную сумму, он заметил, что осталось у него ещё ровно столько же – и по меркам Фориана это, судя по всему, немного. Кай заплатил за комнату, поужинал в общем зале и поднялся в свои временные покои. Здесь было чисто, сухо, в углу стояла бадья для купания с тёплой водой, на вешалках были полотенца и ночная рубашка, а кровать была чуть ли не двухспальной по ширине.

– Хм, достойно, – пробормотал Кай, снял верхнюю одежду, кольчугу и присел на кровать.

После долгой и непростой дороги, после поражения в Никантире и полученных травм, этот отдых казался блаженством. Однако расслабиться было тяжело. Стоило отпустить одну тревожную мысль, как навязывалась другая: о Ренамире, о Стагахольте или о плане, который может стоить жизни. Кай решил попытаться оповестить людей через местного лорда и получить какое-нибудь помещение, где он мог бы временно собирать отряд и не платить за это двадцать шесть монет в день. Вопросом оставалось, что Хаклин попросит взамен.

Кай помылся, привёл себя в порядок и лёг на кровать, размышляя о том, кто вообще мог бы пойти за ним: ведь денег на плату наёмникам у него нет. Всё теперь зависело от предстоящего разговора с правителем Фориана.

Следующим утром Кай проснулся от лёгкой боли в рёбрах, но вскоре она прошла. Он снарядился, позавтракал в общем зале и сказал Варре, что пока пройдётся по ближайшим кварталам, а вернётся к ужину, если никто не позовёт его раньше. Трактирщица проводила его странной улыбкой и велела не убегать слишком далеко.

Кай вышел на улицу и осмотрелся: сейчас он был в самом большом районе Фориана, и утром здесь кипела та же жизнь, что в любое другое время суток. Казалось, этот город вообще не спал, для него не существовало привычной людям ночи, и все здесь делали то, что им хочется. После строгих порядков и чёткой иерархии управления Кай не мог понять, как можно контролировать эту бесформенную толпу охотников за монетами. В поисках ответов на эти вопросы он пошёл нарезать круги по ближайшим кварталам, как и планировал.

Люди здесь были веселы и добродушны, но вместе с тем грубы друг с другом. В одно мгновение они обнимались, в другое уже боролись на земле, и в сравнении с цивилизованными городами центральной Верувины это казалось Каю неким варварством. «Но может, только такие и могут остановить весь начавшийся хаос?» – подумал он уже после часовой прогулки, как вдруг кто-то похлопал его сзади по плечу и сказал:

– Притормози, синеглазый.

Кай обернулся и увидел перед собой жилистого мужчину в подогнанной кожаной броне. У него были взъерошенные рыжие волосы, дерзко блестящие зелёные глаза и два неровных шрама, пересекающих щетинистое лицо – такое сочетание будет трудно забыть. Рыжеволосый мужчина продолжил:

– Я слыхал, ты Хаклина ищешь. Могу отвести к нему.

Интуиция шептала Каю, что здесь что-то нечисто. Он твёрдо встал на ногах и ответил:

– Если можешь отвести, то можешь и просто объяснить дорогу. Я рос на улицах, рыжий, и прекрасно знаю, что ходить за незнакомцами по переулкам – плохая идея.