Эльвира бесплатное чтение

Пиво – это уже алкогольный напиток, даже в малых дозах. Но Петрову дали аванс на работе, и он захотел отметить. Просто выпить пива, кружки две-три, не больше. Поэтому он и зашёл в кафе. Просто зашёл человек в кафе по пути с работы в метро, свернул со своего пути в привлекательную дверь с огоньками и надписями.

Сидит, пьёт пиво. Настроение отличное, полный жизненный тонус. Обычное кафе. Интерьер вокруг самый обыкновенный, ничего не предвещает. Стены под дикий камень оформлены, везде массивные столы и стулья из дуба. На столах пепельницы стоят. Под кружки с пивом приносят картонные кружочки с названием пива, и оно совпадает: «Василеостровское». И на кружке переводная наклейка – «Василеостровское». Хорошо так. Атмосфера уютная.

Это и вообще было на Васильевском острове. Девушка, которая сейчас зайдёт, а пока только приближается на машине, тоже живёт на острове, на станции метро «Приморская», а его работа тоже там где-то находится, недалеко от кафе.

Сидит Петров, пьёт пиво. И вдруг входит девушка.

Всё затуманилось. Точно так же, как написал Блок в своём стихотворении, что-то про туманы. Вечер, кафе, Петербург. Заходит прекрасная незнакомка, садится за соседний столик, лицом к Петрову, щёлкает зажигалкой и закуривает тонкую сигарету из пачки.

Дым от тонкой сигареты вьётся в потолок и падает с потолка обратно на столик, изящно подёргивается в свете люстр и серебрится каким-то необыкновенным способом. Пальцы у девушки тоже тонкие и длинные, а ресницы пушистые. Неземное что-то упало в кафе с другой планеты – так ему показалось.

У Петрова сразу отвисла челюсть. Фигура, ресницы. Он сидит, так челюсть кружкой с пивом прикрывает, а девушка ему улыбается, но отвернулась. Смешно просто ей стало от его вида.

Петров отхлебнул ещё пива. А потом словно какая-то сила оторвала его от стула и бросила за столик к девушке.

– Вы позволите? – хорошо ещё, не по-французски он это сказал, потому что он не знал французский.

Сразу в нём появилась развязность и мужское обаяние. А до этого сидел спокойно, никого не трогал, пока девушка не вошла.

Так и завязался этот роман, полный поэзии, треволнений и драматических оборотов.

Девушка – здесь нужно уточнить. Девушки сейчас примерно до сорока – сорока двух лет идут. А этой было меньше. Примерно тридцать с небольшим. Но она работала в офисе, ходила на всевозможные массажи, фитнесы, в салоны красоты, поэтому не так сильно была побита временем, как моль. Выглядела, действительно. Одним словом, начали они встречаться. Петров ей сразу понравился.

Она такая вся, в сером платье, в чёрных чулках, BMW эм-третий. В этом BMW Петров пытался её склонить к оральной любви, когда они целовались на прощание. Положил ей руку на затылок и склоняет. Но она себе на уме, смекнула, что к чему. Перевела его руку себе под платье выше чулка – трогай здесь. И всё. И улыбается, сидит. Уже ты никуда не денешься, Петров, – будешь как раб лампы.

Девушку звали – Эльвира. Её отец служил в Германии и там где-то услышал такое красивое и редкое имя. А потом так назвал свою дочь, когда она родилась. Редкое имя.

Две недели она вообще ему не давала, только вертела попой и давала себя потрогать в разных местах. Это были очень долгие две недели в жизни Петрова, он тогда от эротической сублимации даже закончил в своей квартире кухонный уголок, который полгода не мог доделать. Руки у него из того места растут. Фигурно так выпилил болгаркой деревянные скамеечки под глубинку, древнерусский узор пустил по спинке с птицей. Хотел птицу с глазом, а получилась как бы голая женщина – стамеску саму так вело.

Домой приглашает его. Можно подумать – будут спать. И выставляет, когда уже метро закрыто. И улыбается.

Это можно понять. У неё маленький ребёнок лет семи. С одной стороны, правильно. Какое, при ребёнке? Но можно у Петрова.

Правда, у него в квартире довольно своеобразно. Если ему дать волю, он всё вокруг обобьёт вагонкой. Такой сложный человек. В его квартире как в бытовке или в какой-нибудь мастерской, а не где люди живут, настолько всё запущенно.

Дело вкуса, с одной стороны. Ему, может быть, это очень красиво кажется, и для здоровья полезно – энергетика древесины. И вообще ассоциируется с сельской местностью родной глубинки, но не каждой девушке нравится. У этой тоже от первого раза все ноги и попа были в синяках, и больше она не хотела туда ехать. И копчик болел. У него и в деревянной кровати вместо матраца стоит щит из сосновых досок – ему так нравится. Такой человек сложный.

А у неё кожа нежная, тонкая, с такими синими немножко прожилками – утончённая девушка. Посещает фитнесы, салоны красоты.

Ей даже импонировало, что Петров работает на простой работе, слесарем. Сейчас все работают в офисах, но ещё сохранились и рабочие места. Поэтому ей виделось в его простой рабочей жизни что-то необыкновенное и возвышенное.

Это было потом, а сейчас он стоит у неё на кухне у окна. В зубах сигарета, курит, пластиковое окно открыл на зимнее проветривание, сверху. На нём чуть мятая рубашка, плотно сидит на его торсе, обтягивает слегка. Не офисная, а как бы в клетку – кэжьюэл. Застёгнута не на все пуговицы, Эльвире видно его шею и серебряный крестик на цепочке. Это её волнует, когда она бросает на него свой взгляд. И как он закуривает сигарету, ей нравится. Зажигалка, мужские пальцы, мускулистые руки – всё такое. Одним словом, мачо: слегка выбрит, пьян до синевы, или наоборот. Брутальненько как бы. Девушки любят такое.

Эльвира была девушкой с возвышенной и утончённой натурой. Она слушала классическую музыку, посещала концерты, театры и филармонию. Интересовалась актуальным искусством, современными техниками в литературе и живописи, разными поэтическими вечерами и поэтами. И даже она сама писала стихи, но нигде не печатала, потому что у неё были как бы средства. Просто выкладывала в ЖЖ.

Но потом уже на ребёнка внимания не обращалось. Всё это только для начала, чтобы Петрова сильнее зацепить на крючок. Ну, женщина. Не понимает она этого. Что у ребёнка может быть психотравма. А она его ещё и приучила по ночам приходить к себе в постель, спать с мамой. Приходит, а там дядька чужой лежит и что-то с мамой делает.

Так завязался этот поэтический роман.

Несётся по трассе BMW М3 Coupe, чёрный металлик. Дорога ровненькая, асфальтированная, разметка свеженькая, белая, слева и справа пробегает пейзаж. Ветерок. В магнитолке музыка, Петров сигаретку в приоткрытое окошко покуривает, его девушка за рулём, а на заднем сиденье маленький мальчик скучает и задаёт разные глупые вопросы, которые всегда задают маленькие дети. Ну, там когда, например, приедем, или купят ли ему мороженое, а если купят, то какого оно будет цвета.

Впёрлись, конечно, в небольшую пробку, сидят, разговаривают. Она тихонечко машину вперёд продвигает, тоже сигарету попросила закурить, а Петров на вопросы мальчика отвечает.

Мальчика звали Ваней. Сейчас вернулась мода на доисторические древнерусские имена. В основном все дети сейчас Дани, но Вани тоже встречаются. Например, если первый ребёнок Даниил, то второй может быть Иван. Но этот был первый, от первого брака.

Приезжают они в город Пушкин, бывшее Царское Село, где Пушкин учился в лицее. Чисто чтоб погулять среди дворцов и парков. Ей так захотелось, а Петров пошёл навстречу. Ну и гуляют. Мальчик мороженое просит.

Дворец в Пушкине очень красивый. С колоннами, небесно-голубого цвета и позолоченный. Сам Петров дворцами особенно не интересуется, а тут вышел на прогулку с дамой. Ну и гуляет, прохаживается, смотрит на дворец. Она проявляет восхищение по поводу красоты архитектуры, а он кивает: да, типа, красивая архитектура, умели раньше строить, при царях.

Скульптуры стоят, барельефы, в римском таком стиле, обычные. Мальчик по ним Петрову вопросы задаёт, Петров отвечает, что знает из курса истории. Про барельефы рассказывает, про фиговые листья у статуй, для чего они им нужны, что атланты, например, не просто для красоты, а служат для поддержки несущей конструкции здания, функционально, не просто как бы лепнина. Петров вообще умеет с детьми. Главное тут, нужно с детьми разговаривать как со взрослыми, и тогда всё нормально. И дети поэтому его любят. А мама зазевалась где-то, губки, что ли, стоит, подкрашивает и в зеркальце смотрит. Подкрасила, и пошли в парк дальше гулять.

Осенние листья везде лежат. Кленовые и разные другие. Жёлтые. Мама стала с мальчиком бегать, и листьями друг друга осыпают. И смеются. А Петров в сторонке стоит и на это смотрит. Идиллия такая. Если со стороны посмотреть – дружная семья проводит выходной день. Так это выглядит.

Она в сером пальто, со вкусом так. Он в своей синей куртке, которой нет сносу. Но вообще он нормально одевается. По крайней мере, всегда аккуратный, постиранный, шнурки завязаны, ширинка не расстёгнута. А мальчик в финской курточке изумрудного цвета с капюшоном и в серой шапочке с бубончиком.

Она недавно вернулась из Финляндии по визе, купила там вещи хорошие и продукты, привезла две бутылки вина. Одну на потом, а одну решила открыть после этой романтической прогулки в Пушкин. А пока гуляют. Идут по аллее, а справа озерцо, искусственный водоём, затянутый тиной и, может быть, кувшинками или там лилиями какими-нибудь царскими. А утки уже улетели на юг, не плавают. Деревья везде. Клёны в основном. Парк, в общем. Мальчик увидел, что все люди идут навстречу с венками из листьев, и стал просить, чтоб и ему такой тоже сплели венок.

Мама не умеет плести венков, пришлось Петрову плести. Он тоже не умеет, но смотрит, как это у других получается, и тоже что-то пытается плести из листьев, а мальчик с большой детской заинтересованностью приносит ему листья. Петров говорит ему, какие листья лучше приносить, чтоб они, например, были с хвостиками, или на ножках, или не были слишком давно упавшими, а более как бы свежими. И мальчик выбирает такие листья, пригодные для венков, приносит ему. И так они этим делом увлеклись оба, что про маму совсем забыли. А мама как шла, так и идёт себе вперёд и плечами обиженно поводит – как бы оставили её без внимания. Волосы у неё длинные, коричневые, спадают вниз, и шапочка такая вязаная, серого цвета. Или без шапочки она идёт, не так холодно ещё.

Петров это заметил, мальчика взял с венком и охапкой запасных листьев, стали маму догонять по аллее. Догнали маму, мама улыбается. Снова почувствовала своё значение. Идут дальше.

Мальчик Ваня всё время вперёд бежит. Он, может быть, воображает себя мотоциклистом, потому что ревёт, как мотоцикл, и выставляет вперёд руки, словно они на руле мотоцикла.

Эльвира, пользуясь тем, что ребёнок не видит, норовит с Петровым целоваться. Но Петров останавливает её – нельзя сейчас, вдруг ребёнок увидит. Петров понимает это. Потому что он сам рос без отца и с болью в душе вспоминал некоторые вещи из своего детства. Что одинокой женщине с ребёнком делать? Всё равно с мужчинами встречается, а дети могут это видеть. Одним словом, Петров был в детстве примерно в такой ситуации, как Ваня, и поэтому хорошо понимал его.

У Эльвиры заиграл сотовый. Она посмотрела, кто звонит, занервничала и сбросила вызов. Только спрятала телефон, а он снова заиграл – сбросила и отключила совсем тогда телефон.

Петров идёт, насупился, молчит. Эльвира улыбается, поняла, что он ревнует, и объяснила, что это как бы её мама звонит. Постоянно жалуется, что у отца есть любовница. Эльвира ей объясняет, что она не хочет такое постоянно слушать про любовницу, что она и так уже как бы в курсе. Но мама всё равно звонит и жалуется в день по два-три раза. И если с ней один раз поговорить, тут же перезванивает ещё раз, забыв рассказать дополнительные детали из романа отца и любовницы. А если Эльвира отключает сотовый, то мама звонит на обычный телефон. Берёт трубку Ваня и зовёт, и никуда не денешься, приходится слушать, какой плохой у тебя отец. И так по два-три раза в день. «Я его понимаю, этого никто не выдержит», – говорит Эльвира про своего отца.

Всё-таки сейчас они немножко нацеловались быстренько, пока шли по аллее, а Ваня впереди мотоциклом бегал. Не будешь же женщину особенно от себя отталкивать, только её можно сдерживать и объяснять, что к чему.

Женщины тоже как дети. Которые хорошие, а которые плохие – как дуры. Мужики тоже болваны. Все люди какие-то глупые, не понимают они, что нужно друг к дружке более бережно относиться, не ранить друг дружку попусту. У человека же помимо машины, денег и квартиры ещё душа есть. Человек – это и вообще душа. Никто не знает этого.

Но Петров знал, что у маленьких детей и у мужчин есть душа, но не знал, что она есть у женщин. А Эльвира и совсем не знала такого ничего. Ну, женщина. Не понимает она такого.

Идут, в общем. На повороте, огибающем озерцо, страсть в ней немножко поулеглась, идут, взявшись за руки, люди на них смотрят и улыбаются. Хорошая пара, приятно посмотреть со стороны и прислушаться к их разговорам. Обрывки только доносятся.

– Представь, мой папа когда служил в Германии, услышал там имя Эльвира, это как бы немецкое имя. И оно ему так понравилось…

– Я когда в Йошкар-Оле служил, у нас тоже одну продавщицу в чепке звали Галя. Толпа, короче, когда пробивается к ней с бабками, только слышно: галя-галя-галя-галя… Пока один полкан не шибанул в потолок из макарова…

В общем, она ему что-то рассказывает, он слушает и тоже что-то такое говорит в тему. Но без особенной романтики. Так только, взгляды у них и улыбки. А разговор самый обычный, бла-бла-бла. Если дальше от них отойти, то так и слышится. У него резкий как бы бас, у неё более тонкий голос, но не особенно нежный, грубоватый немножко для женщины.

Погуляли по парку и зашли в Пушкине в открытое кафе, потому что Ваня захотел кушать. Петров купил Ване и Эльвире по батончику «Bounty» и по чашке земляничного чая из пакетиков.

Ваня сразу смолол и свой «Bounty», и мамин, а два чая ей оставил. Петров сидит и объясняет ему, что маме тоже нужно что-то иногда как бы кушать, что нужно хотя бы у неё спросить, можно ли съесть и её «Bounty», а потом только съесть, если мама не будет особенно против.

Петров хотел Эльвире ещё одно «Bounty» купить, в компенсацию утраченного, но она не захотела. Ей понравилось, что у её ребёнка появился как бы отец, который говорит ему правильные вещи воспитательного значения, что нужно думать о маме. Она так улыбается и говорит: «Поехали домой, а то здесь холодно». А на пластмассовых стульях уже действительно холодно сидеть в это время года.

– Сейчас, пиво допью, – говорит Петров и допивает пиво.

Сам Петров купил себе банку пива «Невское», жёлтую, и выпил её в кафе. Хотел ещё одну банку взять, чтобы тянуть в машине потихоньку по дороге, но постеснялся.

Это кафе совсем не достойно описания в художественной литературе. Обычное кафе открытого типа с пластмассовыми стульями. Часть стульев стоит в помещении, стеклянный такой небольшой павильончик, а часть, изумрудных и красных стульев, стоит на улице под зонтиками.

Они сели на улице, чтобы Петрову можно было курить. Курить очень вредно. Сейчас даже на пачках сигарет пишут крупными буквами, что курение убивает, но Петров всё равно курит. А Эльвира курит реже и может долго не курить, это позволяет ей считать себя некурящей, но когда она встречается с Петровым, то курит его сигареты. Поэтому у Петрова быстрее кончается пачка, чем обычно.

В это время Ваня уже съел «Bounty» и куда-то убежал.

Нашли Ваню. Он уже с какой-то маленькой девочкой познакомился, стоит с ней, кокетничает. Активный ребёнок и уже интересуется женским полом – любознательный. Нашли машину, где Эльвира её бросила. Сели в машину и поехали обратно в Питер. Пушкин не так далеко от Питера, это как бы пригород.

Снова им пришлось стоять в пробке, но Эльвира не особенно нервничает, машину вперёд продвигает, а сама радостная после романтической прогулки. Может быть, ей понравилось ходить по аллеям в парке, или она предвкушает будущую ночь с Петровым. Думает, какая у них будет сегодня возвышенная любовь.

Петров тоже в хорошем настроении, думает про бутылку вина, которую она обещала открыть сегодня вечером, и жалеет, что постеснялся взять пиво в дорогу. В пробке всё равно скучно стоять без пива, если не за рулём.

Пока стояли в пробке, потемнело. Едут уже в Петербурге. Огни горят, мосты везде, BMW мягко стелется по дороге. Очень красиво и удобно ехать. Петербург вообще очень красивый город, только мрачноватый и холодный.

Заехали со стороны Пулковских высот, проехали уже монумент со скульптурами защитников города и идут теперь по Московскому проспекту.

От скуки включили магнитолку, Эльвира хотела музыку, но попалась передача, Петров заинтересовался передачей и не дал ей переключать на музыку.

В передаче говорилось, что под Московским проспектом, как раз по которому они сейчас едут, проходит меридиан силы. Этот меридиан якобы идёт от Пулковских высот через Московский проспект к Казанскому собору, или к Исаакиевскому. Петров не расслышал, к какому именно собору, потому что Ваня начал задавать вопросы. А с другой стороны глобуса как раз точно находится Бермудский треугольник – самое неблагоприятное место Земли. Там терпят крушения корабли, а самолёты – авиакатастрофы. Самолёты вообще как бы исчезают, если там пролетают. Сейчас уже стараются маршруты так составлять, чтобы огибать это злополучное место, а раньше не понимали этого.

Поэтому Пётр I построил Петербург именно в этом месте, а не в районе Бермудского треугольника на островах, у него были хорошие специалисты, сейсмологи. И белые поэтому не смогли взять Петербург в семнадцатом году, их остановили перед Пулковскими высотами, как и немцев в сорок первом – на Московский уже они не прошли. И вообще, это обеспечило России рывок в развитии – местоположение столицы.

Столицу, говорили в передаче, неправильно перенесли в Москву, с этого времени и начались все проблемы. Нужно столицу вернуть обратно в Петербург.

– Правильно, – говорит Петров, когда передача закончилась и Эльвира переключила на музыку, – Москва эта уже всем надоела… Ага! Менты тогда и в Питере будут чинить беспредел, пусть лучше она там остаётся… Бегу, короче, на поезд опаздываю, минута остаётся. Останавливают. Начинают, скажем так, долго проверять паспорт. Внимательно все записи читает, страницы листает, туда и обратно. «А вы откуда?», «А это Воронежская область?» Там, блин, написано, какая это область!.. Короче, денег хотят.

– Ты из Воронежской области?

– Из Воронежской.

– А у меня никогда не проверяют паспорт.

– Женщин они не проверяют, – говорит Петров с раздражением, как бы таких простых вещей не понимать.

– А чё ты в Москве делал?

– Да по бизнесу же этому, пытался заниматься когда.

– Ты как бы скрываешься здесь, что ли?

– …Да. Но уже это прошло, скажем так.

И такой у них примерно идёт самый обычный разговор. Ваня тоже постоянно включается, спрашивает, разрешит ли ему мама сегодня смотреть мультики, или там какой мотоцикл лучше: «Судзуки» или «Ямаха». Петров отвечает, что мама мультики разрешит посмотреть полчаса, если он потом сделает уроки и вовремя ляжет сегодня спать, и что мотоциклы должны быть примерно одинаковые, потому что они японские.

– А ты сегодня останешься? – спрашивает Ваня.

– Останусь.

Мальчик вздыхает, поворачивается к окну, а Петров продолжает вскипать на московских ментов. Наверное, они ему много вымотали нервов, когда он опаздывал на поезд, никак он не может успокоиться. Или так сильно задела его передача про меридиан силы. Пока он её не послушал, он сидел спокойно и думал о бутылке вина, а тут в него, действительно, словно какая-то сила вошла от меридиана. Закончив крошить московских ментов, он перешёл на питерских.

На его взгляд получалось, что в Питере менты лучше. В Москве они проверяют документы у всех, а в Питере только у гастарбайтеров. Но у него иногда тоже проверяют, потому что у него морда немножко нерусская, особенно если он небритый или в шапочке. Когда он идёт в плохом настроении, чаще проверяют, когда в хорошем или трезвый – реже. Но у него как бы прописка в паспорте, всё нормально.

Эльвира улыбается, ей понравилось про морду как у гастарбайтеров. Она ведёт машину, смотрит на знаки дорожного движения, на общую ситуацию на дороге, и не так много может разговаривать, только улыбается в нужных случаях, когда Петров говорит что-то смешное. Ваня тоже слушает с интересом, но уже уснул.

В магнитолке играет классическая музыка. Какой-нибудь «Путь в Вальхаллу» Вагнера. Эльвира любит классическую музыку, она думает, что это возвышенно – любить классическую музыку. Поэтому, когда Петров включает попсу, Эльвира морщит губки: типа, фи, как ты это слушаешь? А потом ничего, когда расслушается, и ей нравится.

Вагнер закончился, и Эльвира стала крутить ручку магнитолки, заиграла песенка: «Если мент, мент, мент спросит документ…»