1
Утро было великолепным, лучи новорожденного солнца, пробиваясь сквозь тела могучих небоскребов, начинали согревать улицы, площади и торопящихся по своим делам жителей огромного мегаполиса, города мечты – Нью-Йорка. Безоблачное небо нежной прозрачностью и свежей чистотой вселяло в обитателей «Большого яблока» такие же светлые и чистые надежды, как это небо. Люди грезили о лучшем будущем, ведь оно им так было нужно в это трудное охваченное экономическими потрясениями и депрессией время.
И вот среди всех этих лихорадочно суетящихся, словно миллионы муравьёв людей был один весёлый итальянский мальчишка подросток. А звали его гордо и красиво Мигелле Галустиано. Однако он вёл себя настолько мило и настолько добродушно, что местные жители называли его никак иначе, как только любимчик Мигеллитто. С недавних пор он так же, как и все они стал обитателем этого прекрасного, манящего своими неограниченными возможностями и перспективами просторного мегаполиса. Приветливо разбросав свои гавани и порты по побережью Атлантического океана, город приглашал к себе в объятья множество путешественников и искателей счастья со всего мира. А на островах полноводной реки Гудзон, что здесь же впадала в океан, расположились большие разрастающиеся с каждым днём кварталы города, где и селились вновь прибывшие соискатели удачи. Как раз в одном из таких кварталов-то и жил юный Мигеллитто.
Сегодня он, как и всегда проснувшись спозаранку, быстро собирался на свою маленькую, но так ему нужную работу. А заключалась она в том, что он, потомок некогда знаменитого дворянского рода, теперь волею судьбы должен был по утрам разносить газеты в своём квартале. И это лишь для того, чтобы только заработать себе на кусок хлеба. Так уж всё сложилось, хотя всё могло бы быть и иначе.
Родился Мигелле в старой горной деревушке затерянной на северных просторах Италии. Когда-то давно, а если быть точным, то чуть более четырёх веков назад, его гордый предок владел там всеми окрестными землями и носил высокий титул герцога. Но вдруг в один роковой момент, словно какое-то проклятье обрушилось на голову старого герцога, случилось негаданное событие, которое повлекло за собой полный упадок достославного рода и привело его потомков к неминуемому обнищанию. А потому, невзирая на громкий титул, какой передавался из века в век по наследству, все последующие поколения Галустиано стали вести жалкое существование, находясь при этом в постоянном поиске удачи. А уж она-то им непременно требовалась. Дойдя до крайней бедности и безденежья, потомки славного рода от тяжкой безысходности, чтоб им хоть как-то выжить, взялись за простое сапожничье ремесло.
И вот, столетия спустя, навыки того ремесла вместе с герцогским титулом и гербом передались родителям Мигелле. А уж они, еле-еле сводя концы с концами и не желая такой же участи своему сыну, прознав, что их дальний родственник по линии двоюродной бабки, дядюшка Филиппе, живёт в Америке в Нью-Йорке, где есть необъятные возможности вылезти из нищеты, собрав кое-каких деньжат, отправили туда Мигелле в надежде на его светлое будущее.
По приезде в Америку Мигеллитто обнаружил, что его дядюшка точно так же, как и его родители там в Италии, живёт в бедности, с утра и до ночи трудясь в своей крохотной коморке починяя обувь. Однако ничего поделать Мигелле уже не мог, уж раз приехал, то надо было трудиться. И юный наследник гордого титула герцога, будучи по натуре романтическим, итальянским мальчишкой, вдохновлённый красотой и размахом мегаполиса, стал усердно помогать всем тем, кому нужна была его сноровка, его ловкость и умение.
Он штопал и тачал обувь в мастерской своего дядюшки, разносил по утрам газеты, убирал квартал и ухаживал за немощными страдальцами в местной церковной богадельне. За что и снискал у жителей квартала большое уважение и любовь. Да и как не любить такого замечательного юношу. Его добрая улыбка, большие кофейного цвета глаза и весело вздёрнутый к верху нос, всегда вызывали у всех встречавшихся с ним людей хорошее настроение и радостные эмоции. И хотя Мигелле был невысокого роста, тоненький как тростиночка и обладал забавной походкой, равных ему в проворном мастерстве быстро бегать, не нашлось даже в их большом квартале. Поэтому когда кому-нибудь нужно было срочно узнать последние достоверные новости с места свежих событий, посылали именно его.
– Мигеллитто, не мог бы ты сгонять на ипподром и узнать итоги скачек… – просил его старый хромоногий жокей, живший на втором этаже соседнего дома. Или же усатый мясник из лавки за углом постоянно спрашивал его, осведомляясь о ценах.
– Мигелле, малыш,… сбегай, пожалуйста, на рынок в порт,… узнай, почём там ныне говядина,… очень надо… – давясь потухшим окурком сигары, постоянно торчащим у него в уголках рта, хрипло упрашивал мясник. И так повторялось неоднократно. А Мигелле добрая душа никому не отказывал и всегда всем помогал. Но как бы он ни старался, как бы он ни трудился, больших денег он никогда не получал и жил скромно. Тот рок неудач, который висел над всем герцогским родом, теперь преследовал и его. И ему, чтоб хоть немного заиметь денег на жизнь, не раз приходилось продавать кое-какие вещи привезённые им с собой из Италии. Мать, отправляя его к дядюшке, насобирала целый чемодан всяких разных старых раритетных вещей, которые без толку хранились у них на чердаке.
– Глядишь, пригодятся,… что им тут просто так-то валяться,… эти штуковины принадлежали твоим предкам,… возьми, может они принесут тебе удачу… – упаковывая их, полагала матушка и оказалась права. В трудный момент, вытащив из чемодана очередную интересную вещицу, Мигелле нёс её к старьёвщику и отдавал за бесценок. Той небольшой выручки кою он получал, ему хватало как раз на то, чтобы оставаться на плаву в столь непростое для всей страны время.
2
Вот и сегодня, вернувшись с работы, Мигелле не спеша достал из-под кровати свой чемодан, и привычным движением открыв его начал перебирать оставшиеся в нём вещи, выискивая что-нибудь такое необычное, что ему ещё можно продать. О, чего здесь только не было, целый набор разных забавных штуковин. Тут лежал и старый медный наконечник стрелы, и кусок каких-то рыцарских лат, и значительный обрывок странной сине-красной накидки, да много ещё всяких чудных вещей коих и не перечесть.
Но больше всего Мигелле поразило то, что ненароком развернув тот самый обрез сине-красного странного одеяния, он вдруг обнаружил в нём пару старинных кожаных ботинок хранившихся ещё неизвестно с каких времён. То были чёрные боты, с высокой шнурованной голяшкой, вставленные раструбами голенищ друг в друга.
– Странно, как это я раньше их не замечал,… наверное, потому что они были так плотно завёрнуты,… и что же это они так состыкованы, словно табакерка с секретом… – предположил Мигелле и с большой натугой, но всё же рассоединил их. В тот же миг из голенищ вырвался сноп ярких цветастых брызг, и моментально закружившись радужным смерчем, обдав крохотную каморку дядюшки благоуханным ароматом лаванды, превратился в фейерверк. От неожиданности Мигелле выронил боты из рук и плюхнулся рядом с ними на пол.
– Вот это да! – воскликнул он и замотал головой пытаясь прийти в себя от удивления. Секунду спустя цветной бушующий вихрь развеялся и вместо него посреди комнатушки прямо напротив Мигеллитто, очутилась маленькая порхающая фея. Росточком с крупного мотылька она, тихо стрекоча своими прозрачно-лиловыми крылышками, сделав небольшой пируэт в воздухе, вплотную подлетела к ошалевшему Мигеле.
– А-а-пчхи… а-а-пчхи… – забавно прочихала она несколько раз подряд, – ну и долго же я проспала,… а ты кто такой?… впрочем, можешь и не говорить!… ты наверняка один из этих потомков несчастного герцогского рода Галустиано… – прочихавшись, позёвывая, бесцеремонно заявила она. Мигелле был не в силах что-либо ответить, он лишь тихо сидел, раскрыв рот, стараясь получше её рассмотреть.
А фея, почувствовав на себе его взгляд, стала весело и кокетливо крутиться перед ним, вспархивая то влево, то вправо, словно он был зеркалом, тем самым давая ему возможность полностью разглядеть свои достоинства. Жеманно, как и все красотки, топорща пухлые губки, хлопая пушистыми ресничками своих миндалевидных изумрудных глаз, и изящно пританцовывая ножками, она старалась произвести на своего освободителя как можно более благоприятное впечатление.
– Да,… я из рода Галустиано,… так это что же получается,… ты фея что ли?… – еле вымолвил Мигеллитто потихоньку начиная понимать происходящее.
– Ну вот, наконец-то заговорил! Ох, уж эти Галустиано,… недаром же на ваш род долгодумов наслали столь сложное заклятье. Да уж,… незадача,… теперь мне ещё предстоит и помогать тебе,… ой, чую, намучаюсь я с тобой… – с шутливой усмешкой сказала фея и, закончив своё кокетливое самолюбование, подлетев к столу, уселась рядом с чашкой душистого ячменного кофе, только что заваренного Мигелле для себя, – Даму кофе не угостите?… А, милый герцог?… – всё также иронично подтрунивая, легкомысленно покручивая завиток своих золотистых волос, спросила она.
– О да, конечно, я сейчас,… но куда же мне налить?… я даже и не знаю… – вмиг соскочив с пола, суетясь, забубнил Мигелле, ища какую-нибудь подходящую посудину под напиток.
– Да ладно искать-то,… и напёрсток сгодиться… – глядя на мечущегося юношу, засмеялась фея.
– Да-да, точно,… я сейчас… – откликнулся Мигеллитто, и быстро найдя наперсток, наполнив его кофе, предложил ей.
– А что же это за проклятие такое, о котором ты говоришь?… и вообще, откуда ты взялась в этих ботах?… да и они-то, откуда появились?… ой, а как же тебя зовут?… – совсем уже очухавшись от потрясения, затараторил Мигелле.
– Вот-вот,… все вы такие герцоги,… не дадите доброй феи кофе попить, и уже лезете с расспросами,… а вопросов-то сколько,… подожди-ка герцог, не всё сразу… – отхлебнув глоток и откусив кусочек от лежавшего рядом яблока, напускно капризничая, воскликнула фея.
– Ну, хорошо-хорошо,… как поешь, так и расскажешь,… я тебя не тороплю… – улыбнувшись, сказал Мигеллитто и сам присел перекусить.
– А вот поторопиться-то как раз бы и надобно,… потому как времени для снятия заклятья с каждым днём остаётся всё меньше и меньше! Да и, кстати, зовут меня Бонечка, а по-взрослому Боня… – заметила фея и отхлебнула ещё глоточек.
– Ну а я просто Мигелле,… а кто же это тебя так необычно прозвал?… – чуть улыбнувшись такому забавному имени, стараясь не рассмеяться, сохраняя приличие, спросил юный герцог.
– Это мой отец постарался,… он на такие выдумки был большой мастак. Когда-то, давным-давно, нашим государством правил немного странный король Бонифаций VIII,… славился он своей духовностью и верой,… так вот в честь его, меня и назвали. Отец мечтал, что наследником у него появиться мальчик,… и даже заранее дал ему имя,… ну а тут появилась я. Делать нечего,… отец своего намерения менять не стал и назвал меня Боня. Наверное, надеялся, что и я когда-нибудь стану такой же набожной и боголюбивой как тот король,… вот так-то… – ответила Бонечка и вздохнула как самый настоящий маленький ребёнок.
– Вообще-то я думал, что у фей родителей не бывает… – хрустнув яблоком, пробубнил Мигелле.
– Как это не бывает, очень даже бывает,… только вот было это очень давно, несколько веков тому назад,… да и феей я не сразу стала. Сначала я была простая маленькая девочка из королевской семьи. Ну а уже потом, когда мой отец поссорился со страшным колдуном, я превратилась в фею. Вернее это колдун наложил на меня проклятье. И оно будет действовать до тех пор, пока я не спасу от невзгод равного себе по титулу юношу,… а точнее кого-нибудь из рода Галустиано. Ну а до того как это произойдёт, я должна была обречённо спать в этих заколдованных ботинках,… в них меня тоже колдун упрятал… – возбуждённо вздыхая, пояснила Бонечка и опять подпорхнув к яблоку откусила от него ещё один маленький кусочек.
– Так получается, что ты принцесса!… вот это да!… но тогда выходит, что тебе и спасать-то надо принца!… ведь только он тебе ровня!… – поглядывая на Бонечку, воскликнул Мигелле.
– Ну и глупый же ты,… неужели не знаешь, что по нынешним временам титул принца и герцога, это практически одно и то же, разницы никакой… – запив яблочко глотком кофе, чуть строго пояснила фея.
– Послушай-ка,… это как же так получается,… если ты всё это время спала в ботах, то откуда же ты знаешь, и про меня, и про мой род, и про то, что происходило вокруг… – подлив ей в напёрсток ещё кофейку удивлённо поинтересовался Мигеллитто.
– Да я и сама толком не понимаю, как всё это происходит,… но вот только когда я спала, все случившиеся события и происшествия я видела в своём воображении. И более того,… я даже знала, что мне надо будет делать потом. А когда ты меня освободил ото сна, я почти тут же начала понимать, что происходит, и как мне надлежит поступать. Вот поэтому в дальнейшем ты особо не удивляйся, отчего я себя веду так, а не иначе,… я просто знаю, как надо… – неспешно объяснила Бонечка. Однако её пояснение лишь ещё больше раззадорило Мигелле.
– Погоди-погоди!… если ты всё знаешь и понимаешь, так просвети меня, почему же я проклят?… отчего это случилось?… – соскочив со стула, встрепенулся он.
– Ох, ты и торопыга!… сядь и успокойся, сейчас я тебе всё расскажу… – сердито прикрикнула на него фея-принцесса и, подождав пока он усядется, спокойно продолжила, – так вот,… всё началось с твоего дальнего предка, который был японским самураем… – уже было начала она, но Мигелле опять вскочил.
– Что ты такое говоришь!?… как это возможно!?… – воскликнул он.
– А вот так!… и не перебивай меня!… ух торопыга!… сядь немедля и слушай!… – возмущенно цыкнула на него Бонечка и, устроившись поудобней затеяла свой рассказ.
3
– В стародавние времена, в былые века, иные путешественники и купцы из Японии, преодолев море, ходили через Сибирь и Азию в Европу. Толком не знаю, уж, зачем они там ходили, не то за какими-то дивными грибами, не то за дорогими камнями, что в Альпах находили, а может просто, ценных знаний набирались, но только в походы свои для охраны набирали они храбрых воинов-самураев. Ну, это как наши рыцари только из Японии. Так вот в одно из таких путешествий в Европу вместе с купцами-странниками пришёл и молодой самурай Никашо Баско. В отличие от других самураев он был строен, светел и чрезвычайно хорош собой. Но самая главная его особенность состояла в том, что он обладал могучими чарами магического воздействия на людей и был сильным колдуном. И конечно же для избалованных Европейских дворянских дамочек того древнего времени он тут же стал предметом воздыхания. Однажды подолгу службы заехав в герцогство, где честно правил твой славный предок, он на одном из пиров попался на глаза дочери хозяина замка, юной герцогини Изабелле. Как и следовало ожидать, молодой самурай ей сразу понравился. Нельзя сказать, что она его немедленно полюбила, но то, что он вызвал у неё безумную симпатию так это точно. И, разумеется, Изабелла, будучи натурой взбалмошной и своенравной мгновенно возжелала владеть столь диковинным в тех местах человеком. Вскоре они познакомились и в конечном итоге стали добрыми приятелями, ну а эти приятельские отношений не замедлили быстро перерасти в любовь. Отец юной герцогини изначально был не против таких капризов своей дочери, но наблюдая, как бурно развиваются события, резко осерчал, посуровел, и дабы прекратить их отношения прогнал дерзкого самурая со своих земель.
– Иди в другие герцогства и там ищи себе приют с развлечениями! Отныне у меня для тебя места нет! – грозно заявил он Никашо, а чтобы его дочка не смогла сбежать и последовать за самураем, герцог заточил её в высокую башню замка. Но Никашо повёл себя так же, как и все влюблённые, верно и преданно, ведь недаром же он был японским самураем. Выбрав время, отсидевшись в соседнем лесу, он дождался, когда герцог собрался и уехал на охоту в дальнюю часть своих угодий. Под прикрытием ночи Никашо прокрался к любимой в башню и помог ей бежать из замка. Через день отец вернулся и, обнаружив пропажу, пустил по следам непокорной дочери и самурая проворную погоню. Недолго длилось счастье молодых влюбленных, недалеко смогли они уйти. По прошествии нескольких суток преследователи настигли и схватили незадачливых беглецов. Даже умелое колдовство не помогло им спрятаться. Никашо настолько ослаб от погони и любви, что у него попросту не хватило сил на магические чары. Спустя пару дней их уже доставили в замок, и они предстали пред разъяренным отцом Изабеллы. Герцог, недолго думая, заковал Никашо в колодки и посадил в темницу, а строптивую дочь буквально через месяц выдал замуж за старика барона, что жил по соседству. Барону на то время было уже лет под восемьдесят, и он вскоре умер. Но главное было сделано, честь юной герцогини была спасена и осталась незапятнанной. Прошло время, и в положенный срок у герцогини появился ребенок, а именно сын японца самурая. Но старый герцог, выйдя на балкон замка, торжественно объявил, что у него теперь есть законный наследник, дитя, произошедшее на свет от знатного барона. Так дальше и повелось, все стали считать маленького герцога истинным наследником и продолжателем дел рода Галустиано. А спустя год все окружающие и даже герцогиня Изабелла увлечённая появлением сына, вообще забыли эту странную историю с несчастным японцем Никашо. Но сам самурай не забыл такого позора. Просидев в колодках почти пять лет, он всё же изловчился и бежал из застенка. Украдкой проникнув в замок, он увидел как весело и беззаботно живёт его бывшая возлюбленная и сам старый герцог. Как они наслаждаются вольностью, свободой, как они радуются тому, чего он был лишён все эти годы. И увидев столь болезненное для него зрелище, он возненавидел весь герцогский род,
включая и Изабеллу, и её отца, и собственного сына. А возненавидев, решил, во что бы то ни стало отомстить. Такие они японские самураи. Зная множество магических заклинаний и обрядов, Никашо наслал на всё герцогство Галустиано проклятье. А сам, дабы наслаждаться плодами своего колдовства поселился в соседнем государстве, и под видом восточного целителя устроился у тамошнего короля в замке. То было королевство моего отца… – неожиданно вздохнув, на мгновение прервала свой рассказ принцесса-фея, и тут же смахнув накатившую на её маленькую ресничку слезу, продолжила.– Однажды ночью, когда у отца была бессонница, он, прогуливался по коридорам замка, и невзначай выйдя на оборонительную стену, вдруг в одной из башен заметил, как японец целитель занимается колдовством, насылая беды на дом герцога соседа, хорошего отцовского знакомого. Разумеется, отец немедленно прервал колдуна, и тотчас запретил ему находиться в королевстве. Никашо тут же был изгнан. Вот тогда-то в отместку отцу колдун-самурай и проклял меня, сделав феей, которая в последующем была обязана помочь потомку герцога Галустиано освободить род от заклятья, и неважно, из какого поколения герцогов он будет. Но всё должно быть сделано лишь в течение четырёх веков и не более,… иначе колдовство, насланное Никашо на наши головы, не кончится никогда. За это время потомку надо совершить четыре добрых и полезных для людей поступка. И вот что ещё важно, срок заканчивается как раз в конце этого года. А случиться это с последним ударом часов, кои будут находиться на главной площади того города, где в этот момент будем мы с тем потомком. Притом мы должны быть обязательно вместе, это одно из необходимых требований, чтобы снять оба заклятия… – с последними словами Бонечка опять вздохнула и прервала свой рассказ. Наклонившись, она взяла напёрсток с остывшим кофе и, отхлебнув глоток, промочила своё пересохшее горлышко.
– Да, дела,… всё так запутано,… ну ничего разберемся,… однако почему же всё сводится к четырём,… четыре раза то, четыре сё, что это за такое…, – усмехнувшись, спросил Мигелле, поставив на плитку чайник, решив заварить ещё кофейку.
– Да всё очень просто, в Японии цифра четыре означает гибель,… а потому пройдя именно четыре испытания, человек избегает несчастий,… таковым стало решение твоего предка. Четыре века было им отведено на то, чтобы снять его заклятья,… но те столетья прошли, и нам от них осталось совсем немного времени,… и теперь уже ничего не поделаешь, что мы нашли друг друга только сейчас. И то благодаря тому, что ты освободил меня ото сна, распечатав ботинки,… а так бы мы уже никогда не встретились и навечно остались бы заколдованными… – вдобавок пояснила Бонечка и, зевнув, приятно потянулась.
– Ну что же,… это мне понятно,… а вот как же ты внутри ботинок оказалась?… кто же тебя туда упрятал?… это мне не ясно… – заваривая свежий напиток, вновь поинтересовался Мигелле.
– Да это всё твой предок, Никашо,… самураи хитрый народ,… а тут ещё и колдун. Делают всё непросто так,… везде свой умысел заложат. Ведь накладывая проклятье, он прекрасно знал, что обрекает на несчастья своего родного малыша, а потому оставил маленькую, но возможность избавится от его колдовских чар. Конечно же, шанс был чрезвычайно мал, что отпрыски двух обидевших родов найдут друг друга и встретятся, но Никашо всё же предоставил такую случайность. Превратив меня в фею, он усыпил и заточил меня,… и не где-нибудь, а именно в том месте и в той вещи, что была связана с вашим родом и не его вина, что я нашлась так поздно. А вещью той оказалась как раз та пара черных кожаных ботинок, что первой стачал обнищавший к тому времени герцог. Для той эпохи они выглядели совершенно необычными и не пришлись по вкусу ни одному рыцарю, ни одному королю. Тогда герцог решил сохранить эти боты на память и, завернув их в свою рыцарскую накидку, забросил на чердак. Вот так по желанию Никашо-колдуна я в них и очутилась. И кто знает, каким чудом они за четыре века не рассыпались и сохранились, может потому что внутри их спала я,… или же так было задумано, но только сейчас на этот вопрос ответить никто не может. Хотя,… возможность такая существует,… кстати, мы могли бы узнать и ещё кое-какие тайны… – загадочно улыбнулась Бонечка и слегка вспорхнула, чтоб размять крылышки.
– Это ещё что за возможность такая?… не томи, рассказывай!… – наливая себе и Бонечке свежего кофейка, быстро спросил Мигелле.
– Ну, для начала нам надо отправиться в далёкое прошлое,… в то самое время, когда всё только начиналось. Встретить там твоего японского предка самурая-колдуна и потребовать у него, чтобы он пояснил нам, почему за ошибки своих дальних родственников должны расплачиваться именно мы… – приземлившись обратно на стол, ответила Бонечка.
– Как так отправиться в прошлое,… а разве мы можем!?… – чуть было, не свалившись от удивления со стула, оторопело спросил Мигелле, он-то никак не ожидал такого поворота дел.
– Конечно, можем! Фея я или не фея, в конце-то концов!… не серди меня такими вопросами глупый мальчишка! И хотя я ещё никогда не занималась волшебством, я уверена, что у меня всё получится. А для этого нам нужно, чтобы мы с тобой в момент отправки в прошлое находились на открытой местности,… а то кто знает, каким будет обратное возвращение. И ещё, тебе обязательно надо надеть эти ботинки и повязать на себя эту накидку,… и не спрашивай меня почему,… я это знаю, и всё тут! Просто так необходимо!… – воскликнула Бонечка, видя, как Мигелле собирается перебить её и задать про это вопрос, – ну и главное, мне надо будет куда-то спрятаться,… а то без защиты я могу не выдержать столь необычного путешествия… – добавила она и стала искать глазами какой-нибудь предмет, куда бы ей можно было поместиться.
– Так в чём же дело,… полезай ко мне в карман… – без задней мысли тут же предложил ей Мигелле.
– Фи,… в карман,… что за невежественный герцог,… я предпочла бы лететь вон в том бархатном кисете-кошельке, что лежит на краю твоего чемодана… – фикнула Бонечка и указала на красный кошель, который специально для Мигелле, отправляя его в долгою дорогу, сшила его мать. Она всё же надеялась, что её сын когда-нибудь разбогатеет. Ну а до той поры этот новый красивый с расшитым на нём герцогским гербом мешочек лежал в чемодане с прочими вещами и ждал своего времени.
– Да, согласен,… давай его приспособим,… кстати, он на шнурке и я могу его повесить себе на шею. А отправиться мы можем с Центрального парка, там достаточно открытого пространства… – накинув себе на шею кошель, сказал Мигелле и стал примерять ботинки. Как нестранно, но они пришлись ему впору.
– Гляди-ка,… прямо, как по мне сшиты… – отметил он и взялся разглядывать старую накидку.
– Ну, так чего же мы ждем,… бежим скорей! Показывай дорогу!… – резко вспорхнула Бонечка и направилась к выходу. Мигелле быстро набросив на себя накидку, тут же ринулся за ней. Был уже вечер, смеркалось, на улице зажигали фонари. В это время дядюшка Филиппе, как обычно возвращался с базара, где безуспешно старался продать пошитую им новую пару обуви. Выскочив из коморки, Мигелле с маху налетел на него, и чуть было не сбил беднягу с ног.
– Мигеллитто, мальчик мой, куда же это ты так спешишь?… – отмахнувшись от выпорхнувшей ему навстречу Бонечки, как от надоедливого мотылька, изумлённо воскликнул старик Филиппе.
– Ой, дядюшка!… тут такое дело!… Ну, в общем, я отъеду ненадолго, очень надо!… ты меня не теряй!… – не останавливаясь, прямо на бегу, крикнул ему в ответ Мигелле и что есть мочи помчался в Центральный парк, благо он располагался совсем рядом.
– Ох, уж эта молодежь,… толком ничего не могут объяснить… – усмехаясь, только и пробурчал дядюшка, и не спеша зашёл в коморку.
Бонечка же меж тем, ловко стрекоча крылышками, словно проворная стрекозка, быстро нагнала Мигелле и последовала за ним. А уже минут через десять странная парочка благополучно добралась до парка. Моментально выбрав место отправки, как раз возле пруда «Розовые облака», друзья остановились. Мигелле встал напротив порхающей Бонечки, и мигом раскрыв кошелёк, приготовил его.
– Вот так и держи!… чтобы я успела вовремя спрятаться!… – скомандовала она и, взлетев над Мигеллитто, вихрем закружилась против часовой стрелки. Мгновение, секунда и возник как ниоткуда бурлящий смерч. Моментально закручиваясь, он, тут же превратился в стремительно вращающуюся воронку, внутри которой стоял Мигелле. Карусель цветных брызг окружала его со всех сторон, и молниеносно разогнавшись до скорости урагана, эта карусель достигла таких оборотов, что время рядом с Мигелле попросту потекло вспять.
– Готовься! – сквозь клокочущий шум бушующего времени крикнула Бонечка и со всей прыти нырнула в мягкий уютный, словно спокойная гавань кошелёк. Мигелле тут же закрыл его и спрятал за пазуху. Секунда, другая, и смерч переливаясь всеми цветами радуги, набрав жуткую мощь, закрутился столь стремительно, что через несколько мгновений исчез совсем, растворился в пространстве не оставив и следа. На полянке, где только что бурлил вихрь и стоял юный герцог, было пусто. Листья деревьев, поднятые смерчем с земли вверх медленно опускаясь, неспешно возвращались на свои прежние места. Вскоре всё успокоилось, и в парке воцарилась ночная тишина.
4
А в это время Мигелле находясь внутри клокочущей воронки, стремглав нёсшей его в прошлое, спасаясь от бешеной круговерти царившей вокруг, зажмурил глаза и затаил дыхание. Но вдруг, через пару мгновений вихрь так же неожиданно кончился, как и начался. Мигелле по-прежнему стоял на твёрдой почве и боялся открыть глаза. Только божественный аромат, беспредельно царящий в атмосфере, заставил его это сделать. Панорама, открывшаяся перед ним, потрясла его до самой глубины души. Тысячи тысяч цветущих благоухающих деревьев окружали юного герцога. То были самые настоящие сакуры, японские вишни коими издревле так славилась эта страна.
От нежно розового цветения сакуры и аромата исходящего от неё у Мигелле закружилась голова. Он осторожно сделал несколько маленьких шажков, как будто проверяя, правда ли всё то, что с ним происходит. При первом же шаге старая синяя накидка на его плечах моментально превратилась в японское кимоно, а рыцарские ботинки предков стали самурайскими тапочками дзори. От такой перемены он даже присвистнул.
– Надо же,… мы и взаправду очутились в Японии… – окидывая взглядом, местность перед ним, пролепетал он, и тут же встрепенувшись, вспомнил о Бонечки. Быстро достал из-за пазухи кошель и раскрыл его. Внутри мешочка, несмотря на творящиеся снаружи перемены спокойно дремала Бонечка.
– Ну, ты и засоня,… проснись, мы уже в Японии… – слегка потормошив её, сказал Мигелле.
– Не уж-то прибыли?… – потягиваясь и позевывая, буркнула она, явно собираясь опять уснуть.
– Да просыпайся же ты быстрей,… смотри какая красота вокруг!… – смеясь над её слегка заспанным личиком, раскрыв кошелёк ещё шире, воскликнул Мигелле.
– Ну ничего не могу с собой поделать,… как только попадаю в мягкую уютную обстановку сразу погружаюсь в сон. Хоть на минутку, хоть на мгновение, но засыпаю… – наконец-то выглянув из своего убежища всё так же позевывая, заметила Бонечка. А увидев, что творится вокруг, тут же выпорхнула из него. Сделав на лету небольшой пируэт, она, весело застрекотав, закружилась вокруг прелестных цветков сакуры, с наслаждением окунаясь в их аромат, словно она простая бабочка.
– О сколько здесь нектара,… мне срочно надо подкрепиться, а то от такого перемещения сквозь время я совсем ослабла!… – радостно воскликнула она и, омывшись, свежей утренней росой, приступила к своему сладкому завтраку.
– Это что же получается,… мы были в вихре времени всего лишь миг, а на поверку выходит, прошла целая ночь,… ведь сейчас уже утро… – оценивая обстановку заметил Мигелле.
– О нет, бери больше,… мы вернулись назад во времени, наверное, века на четыре. Ты посмотри вокруг, тут даже и пора года другая,… в Нью-Йорке-то сейчас осень, а у нас здесь расцвет весны. Ну, неужели ты не чувствуешь, тут и воздух-то совсем другой,… чистый первозданный, вообще нетронутый, а дышать-то как легко. Да здесь даже и не пахнет той эпохой, в которую ты живёшь… – наслаждаясь свежим нектаром, восхищённо заметила Бонечка.
– Да, тут ты права,… чувствуется, мы попали совсем в другое время. Ну и что же дальше,… как мы среди всего этого великолепия найдём моего предка самурая-колдуна?… ведь у нас ничего на него нет,… ни адреса, ни примет, ничего!… – недоумённо поинтересовался Мигелле.
– Да очень просто,… это вы там в своём веке привыкли к адресам и данным, а здесь действуют слухи да людская молва,… поэтому мы дойдём до любой деревеньки, и спросим там, где у них поблизости живёт колдун,… вот и всё!… – изрядно подкрепившись нектаром, разумно ответила Бонечка. И быстро вспорхнув с цветка, устало присела Мигелле на плечо, – уф-ф-ф,… наелась,… кстати, вон смотри,… меж деревьев вьётся тропинка, так вот и иди по ней,… она-то нас и выведет туда, куда нам и надо. А я пока отдохну после завтрака… – повелительно скомандовала она, и удобно устроившись в его кимоно, собралась подремать.
Мигелле уже начинающий привыкать к столь своенравному поведению своей необыкновенной спутницы, не стал ей перечить и спокойно зашагал по той еле заметной дорожке, что петляла между вишен. Пройдя по тропке несколько миль, уже к полудню они оказались у прекрасного лазурного озера, на берегу которого стоял аккуратный, с острыми загнутыми вверх краями крыши домик местных обитателей.
– Ну, вот видишь, мы и пришли,… осталось только спросить… – важно восседая в складках кимоно на плече у Мигелле, будто она великий предводитель, заявила Бонечка.
– Ладно,… пойдем, спросим… – согласно отозвался Мигелле, и уже было собрался идти, как разумница фея остановила его.
– Ну и как же ты собираешься с ними общаться, на языке жестов,… или же ты изучал японский язык?… – усмехнулась она.
– Нет, ничего такого я не знаю,… вот же-шь незадача,… а как же тогда быть… – задумался Мигелле.
– Ничего страшного,… я сейчас… – весело прощебетала Бонечка и, подлетев повыше, сделала четыре головокружительных пируэта над головой Мигеллитто, при этом незаметно прошептав пару волшебных заклинаний.