Небо примет лучших бесплатное чтение

Ирина Сон
Небо примет лучших

Начало пути

© И. Сон, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Серийное оформление – Карки

Иллюстрация на обложке – Карки

* * *

Пролог

Когда я был ребёнком, будущее в моих мечтах представало безоблачным и радужным.

Я видел себя то заклинателем прославленной школы, повергающим нечисть в ужас одним взмахом рукава, то великим лекарем Долины Горечавки, который одним снадобьем излечивает тысячу болезней, то философом и поэтом, чьи книги переживают века и народы.

Пожалуй, меня не привлекало лишь семейное дело. Да, я был очарован мечом отца, полученным от императора Алтана за победу в войне с южными кочевниками. Но хоть генеральская форма казалась мне самой красивой в мире, поле боя не выглядело желанным местом. Наверное, из-за отца. Он не скрывал от меня ужасов войны и частенько брал с собой на границу, где я разговаривал с солдатами и видел, как искалечила их война. Нет, я не хотел быть воителем.

А вот дворец… Роскошь и улыбки императорской четы, самые лучшие наряды, самые лучшие лекари… Да кто в детстве не мечтал служить во дворце Сына Неба? Кто не мечтал получить в награду меч из рук самого императора?

Отец поощрял и пестовал мои мечты, как только мог. Да, как сын генерала я обучался фехтованию и прочим военным премудростям, но также в моём распоряжении были самые лучшие учителя и самые известные книги по всем наукам. Но сколь ярко и быстро вспыхивали мои мечты, столь же стремительно они гасли. Для пути бессмертного заклинателя я оказался слишком ленив, для целителя – слишком брезглив. Ни одна наука или дело не были освоены мной основательно. Всё в итоге упиралось лишь в одно желание – войти в императорский двор. Неважно кем.

Верно говорят, бойтесь своих желаний – они исполняются. Я мечтал о дворцовой роскоши и любви императорской семьи? Теперь вкушаю и то, и другое большой ложкой. Золотой и с камушками.

Вот уже десять лет я живу в собственных покоях в императорском дворце. В моём распоряжении самые роскошные наряды и самая вкусная еда. Моя свита насчитывает полный десяток слуг, и за право войти в неё дерутся все евнухи, ведь я исключительно вежлив и щедр со своей прислугой. И неважно, что моя роль совсем не такая, о которой можно говорить в приличном обществе. Ведь все эти годы меня одаривала своей благосклонностью сама тётушка императора, госпожа Сайна.

Прямо-таки яро одаривала. Одаривала и нахваливала. Нахваливала и одаривала. Без передышки, с того дня, как мне исполнилось пятнадцать и дворцовые наставники признали меня пригодным для службы. До сих пор дыхание перехватывает. От восхищения милостью госпожи Сайны и осознания великой чести, которую мне оказала императорская чета, разумеется.

Да…

Раб. Наложник. Сын предателя.

Изначально меня ждала совсем другая, жестокая и страшная судьба. Другие предатели гниют на тяжёлых работах, а я вкусно ем и сладко сплю. Почему меня выделила сама госпожа Сайна?

Как сказали лекари, мой источник жизненных сил сильнее всех тех, которые были в распоряжении императорской семьи до моего появления при дворе. Я человек, способный своими жизненными силами приводить расшатанные энергии других людей к балансу, то есть – лекарство, дорогое и очень приятное. Для меня даже отдельную должность изобрели – «господин Гармонии». Как господину Гармонии мне полагается отдельный двор, но разрешено выходить лишь в некоторые места и по особым случаям. Общение с посторонними – это не для господина Гармонии. Все его мысли должны быть направлены лишь на благополучие одной персоны – так энергия лучше передаётся. По крайней мере, это утверждала моя госпожа, а я, разумеется, верил ей всей душой. Каждый день верил. С утра и до вечера. Усердно.

Ещё во время обучения я усвоил, что моя госпожа прекрасна, добра, великодушна. Нет такой добродетели, которой она бы не была одарена. Именно благодаря ей мне выпала неслыханная милость. И всё, что от меня требовали взамен – быть радостью.

Я был радостью, буду радостью и умру радостью.

Стоит ли говорить, что это случится совсем скоро?

Глава 1
Приказ

По голове скользнула шпилька, царапнув кожу, – и я поморщился.

– Белый вам очень к лицу, господин Гармонии, – прощебетал Нохой своим звонким подростковым голосом. Пухлые руки евнуха порхали над моей головой, поправляли причёску и белую стеклянную лилию.

– Да, – согласился я, рассматривая результат долгого труда в бронзовом зеркале. – Пожалуй.

Лилия хорошо подчёркивала как глубокую черноту волос, так и молочную кожу. Изумрудные шелка, украшения, лёгкая улыбка на лице… Я походил на дорогую фарфоровую куклу.

Такой же блестящий снаружи и пустой внутри.

Нохой за моим плечом с удовольствием разглядывал свою работу. Как и все евнухи, он не утратил юношеских черт. Возраст выдавала лишь нездоровая рыхлость. Пока Нохой колдовал над моими волосами, слуги трижды зажигали благовония, и на последней палочке половина меток из тридцати уже истлела^[1]. Каждый уголок покоев тонул в густом травяном аромате.

– Вы прекрасно выглядите, господин Гармонии, – улыбнулся Нохой.

– Благодаря твоим стараниям, – я растянул губы шире и поднялся. На пробу повертел головой.

Причёска была тяжеловатой, но все заколки и шпильки сидели надёжно. В следующий раз нужно будет сказать Нохою, чтобы так не старался – госпожа имела обыкновение распускать мои волосы и любила выдёргивать всю эту красоту парой движений. Резких движений.

Я всё-таки ослабил несколько невидимок и пошел к выходу. Господин Гармонии был безупречен, приветлив и готов к ночи со своей любимой госпожой.

– Нохой, к моему возвращению приготовь купальню и розовую воду, будь так любезен.

– Всё будет исполнено, – ответил евнух и поклонился. Из-за внушительного живота это получилось с трудом.

Дворец был большим, в нём, наверное, мог бы уместиться город. Но куда бы я ни устремлял взгляд, всюду меня окружали сосновые колонны, черепичные изогнутые крыши и глиняные стены. Стены отделяли мужчин от женщин, императорский двор от чиновничьего, сады от домов. Лишь круглые арки позволяли проникнуть из одного двора в другой. За десять лет мне так и не удалось узнать, за какой стеной начинался внешний мир. Куда бы ни ступала моя нога – всюду был дворец. Впрочем, мне никогда не удавалось обойти его – должность не позволяла. Если я не смогу получить прощения и искупить вину отца, то даже после смерти мне не выйти за стены – у наложников здесь своё место для погребения.

Искупление. Я жил этой надеждой уже десять лет, слыша из уст госпожи «если сможешь сделать это, однажды я прощу». И лез из кожи вон, чтобы угодить, быть счастливым, занимая свою должность, но… Но всё равно иногда мечтал о пожаре. Чтобы весь мой двор сгорел дотла, чтобы всё пылало ярким алым пламенем, чтобы в гуле и рёве кричали люди и комнаты окутывал удушливый чёрный дым с запахом горелого мяса… Чтобы меня переселили куда-нибудь подальше, чтобы путь от моего двора до двора госпожи длился дольше, чем осушалась чашка чая^[2]. Разумеется, исключительно из-за того, что мне с детства нравились прогулки на свежем воздухе.

Госпожа Сайна ждала за чайным столиком и, судя по многочисленным вазочкам из-под сладостей, времени зря не теряла. Увидев меня, она разулыбалась, показывая острые зубы, и густой слой белил, не выдержав натиска, осыпался с её лица. Стала различима неровная кожа со следами язвочек.

Я в десятитысячный раз напомнил себе, что моя госпожа безупречна, словно цветущая слива.

– Моя прекрасная госпожа, – поклонился я и, когда слуги, повиновавшись капризному жесту, ушли, выдохнул: – Сайна…

– Октай, мой любимый цветок! – воскликнула госпожа Сайна и взмахом руки пригласила за столик. – К сладостям ты не успел, но можешь насладиться чаем!

И под моим взглядом она отправила в рот последнее печенье. А оно было с малиновым вареньем. Я любил малиновое варенье – только оно обладало настолько душистым ароматом, что почти перебивало запах гнили, идущий изо рта главной врачевательницы.

Я сел рядом и опустил глаза в чашку. Моя госпожа лучше всех. У меня замечательная, умная, щедрая… Какая она ещё?

– Вы, как всегда, невероятно добры, госпожа Сайна.

Госпожа Сайна улыбнулась и пересела ко мне поближе.

– Что, я всегда была добра? Даже когда приказала побить тебя палками на прошлой неделе? – кокетливо выдохнула она.

Запах гнили и гвоздики стал крепче. Острые длинные ногти, больше похожие на когти, пробежались по моей груди и нырнули под одежды. Я отставил чашку – та была сделана из тонкого расписного фарфора и грозила разбиться от любого неловкого движения. Мне было бы жаль. Её, разумеется, а не свою спину. Моя спина заживала, а вот ласточки на чашке не зажили бы.

– Конечно, ведь я провинился перед вами – разбил вашу любимую статуэтку, – я перехватил руку, которая уже нацелилась в волосы, и поцеловал костяшки пальцев. – Вы, Сайна, самая потрясающая женщина во всей империи.

– Ты льстец. Когда я тебя освобожу, так и напишу в вольной, – хмыкнула госпожа Сайна и отошла к кровати. – Погаси свет.

Сердце дрогнуло и мерно застучало: «Когда, а не если. Когда, а не если». Оно бы пело, но у него уже почти не оставалось сил.

Я потушил свечи и пошёл к госпоже, по пути избавляясь от одежды.

В покоях пахло гвоздикой. Я всей душой ненавидел этот запах.

Всё закончилось глубокой ночью, когда уже выпала роса. Отвернув голову в сторону, чтобы не чуять зловоние, я подождал, когда дыхание госпожи станет ровным и глубоким, а хватка ослабнет, осторожно перевернул лёгкое тело набок и сел. Её руки тут же зашарили по постели, норовя схватить меня за волосы, но успокоились, получив подушку. Госпожа прижала её к своей груди и засопела. Роскошный парик сполз набок, показалась изъеденная плешью голова.

Я подобрал свои вещи, набросил на плечи верхнее одеяние, забыв про остальное, небрежно повязал пояс и выскользнул из покоев на террасу. Разумеется, я вовсе не сбегал, госпожа не могла быть мне противна. Просто таковы были правила – невольники и рабы, даже фавориты, не могли спать в господских постелях. На это имели право лишь супруги.

Ночь ударила в лицо свежестью и прохладой так, что на мгновение закружилась голова. Я опёрся о стену и долго дышал, прогоняя запах гвоздики и тяжёлых ароматических масел. Но те не исчезли, только притупились. Моя кожа, мои волосы, моя одежда – всё источало зловоние. Царапины на спине чуть пощипывало от прикосновения к шёлку, и мне казалось, что даже кровь пропахла госпожой. Но, разумеется, этого быть не могло.

Я отдышался и, оттолкнувшись от стены, подошёл к Нохою. Тот где-то раздобыл циновку и сладко похрапывал в углу террасы, видя десятый сон – лишь нос торчал наружу из-под шали. От прикосновения к плечу евнух вскинулся и сел, хлопая глазами.

– Я не сплю! Не сплю… Госпожа вас уже отпустила?

– Да, – я протянул ему ворох одежд. – Будь добр, отправь это в стирку с утра.

– Хорошо, – Нохой забрал одежду и хлопнул глазами, проснувшись. – Вы что же, пойдёте к себе в таком виде?

Я пожал плечами. Мне было всё равно, кто мог меня увидеть. Стражники давным-давно всё рассмотрели – спасибо госпоже за наказания и вразумления.

– Ночь же.

Нохой укоризненно покачал головой и потянулся к моему халату: завернул по самое горло, крепко перевязал пояс.

– Хоть так. Я вас провожу.

Я безразлично кивнул, и мы вернулись во двор господина Гармонии. Евнух сразу направился к себе. Я же, несмотря на смертельную усталость, сначала зашёл в купальню.

Розовая вода в бочке уже остыла, но её аромат всё ещё витал в воздухе и успокаивал. Я долго-долго тёр себя мочалкой с мыльным корнем, пока кожа не покраснела, а волосы не стали скрипеть, а потом сидел в бочке, отмокая и обрабатывая царапины на лопатках. Вода помогла: избавила от зловонных миазмов, очистила тело. Обычно очищение помогало и душе, но на этот раз проверенный способ подвёл – пустота никак не проходила, только расширялась. Последний приказ госпожи, отданный перед сном, задел самое важное и беззащитное, что было во мне – надежду.

Я закрыл глаза, окунулся в воду с головой, но слова всё звучали и звучали в ушах.

«Наследный принц Чан достиг возраста зрелости, но совсем не интересуется наложницами. Я полагаю, у него недостаток ян. Завтра ночью ты отправишься к нему и поправишь баланс его энергий. Справишься – и я скажу императору, что ты всё искупил», – сказала госпожа.

О принце я знал лишь то, что он возник внезапно, словно из ниоткуда. Совсем недавно путь к трону принцу Чану преграждали шесть старших братьев, но месяц назад они погибли. Император отправил их в Западную провинцию, в тихий город Янган по делам. Возможно, это был гнев демона, возможно, гнев богов, но в одночасье земля под Янганом с грохотом разверзлась, гора выплюнула потоки огня – и весь город рухнул в разлом и был погребён под толстым слоем застывшей лавы. Заклинатели смогли спасти лишь некоторых людей с окраин. Все шестеро принцев погибли вместе с горожанами. Император был вне себя от горя. Поговаривали, что он тронулся умом, ведь потерять в преклонном возрасте всех сыновей, оказаться в ситуации, когда самый последний стражник знает о бессилии императора – это было страшно для всего народа Поднебесной. Династия сына Неба рисковала прерваться, и это ужасало всех. Я сам полагал, что у императора Алтана остались лишь дочери. Но семь дней назад срок траура вышел – и во дворце появился принц Чан.

Вынырнув, я ударил по воде. Брызги и лепестки полетели на пол.

Хотелось закричать, громко, во всё горло. Да, я десять лет был невольником, наложником и рабом. Меня обучали два года перед тем, как пустить в постель к госпоже, и я до последнего момента не знал, будет это она или кто-то другой. Да, госпожа порой делилась мной с вдовствующими подругами. Все они были мной довольны, осыпали подарками и всяческими милостями. С этим я кое-как свыкся. Пришлось нарастить броню, спрятаться под манерами, вцепиться в надежду на прощение. Ещё раз забыть о том, что в моих жилах течет древняя воинская кровь. В конце концов, представители моего рода никогда не жаловались на отсутствие поклонниц.

Но чтобы лечь в постель к принцу? К мужчине?! Даже ради искупления – от одной мысли воротило! Почему сейчас? Почему я? Вызвали бы целителей из Долины Горечавки – и дело с концом!

Или… Или это потому что принц сам так пожелал?

От последней мысли стало совсем тошно. Если у принца Чана интерес… Нет, разумеется, внимание принца – великая честь для такого ничтожного раба, но… Да чего я тут стараюсь? Искупление отцовского позора такой ценой – да все предки в потустороннем мире будут поливать меня насмешками тысячу лет!

Я вздохнул и потёр лицо, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями.

Быть может, у принца и правда проблемы с развитием, и моя помощь ему необходима? Я же не просто раб, а господин Гармонии. Зачем звать заклинателей из Долины Горечавки, когда под рукой есть такая замечательная вещь? Ну и что, что император Алтан мог быть против моего участия? Его родная тётушка не просто тётушка – она главная врачевательница, старшая над всеми лекарями дворца. Как она велит лечить – так и будут лечить, и неважно, что думают другие.

Особенно неважно, если дело касается меня. Вдвойне неважно, если приказ ломает всю мою сущность. В конце концов, это любимое развлечение госпожи – толкнуть меня за черту и любоваться на агонию. И раз этот приказ обещает стать последним… Что ж, это в её духе. Мне же не остаётся ничего другого, как повиноваться. Впервые появилась не просто надежда – это был шанс на свободу и обеление имени рода. Как ни ужасала меня цена, я был обязан заплатить.

Я закончил с омовением, расчесал волосы, уложив их в косу, посмотрел на себя в зеркало. Огонёк свечи плясал на полированной бронзе, делал моё отражение старше, строже, суровее. Словно грань между мирами стёрлась, и из зазеркалья на меня посмотрел отец. Я невольно вскинул подбородок и выдохнул. Губы зашевелились, выговаривая слова древней присяги:

– Я преданность. Для меня нет добра и зла. Нет сомнений и чувств. За меня чувствует моя госпожа. За меня думает моя госпожа. Для меня есть лишь приказ. Моя преданность выше всего, даже любви и разума. Она достигнет Неба, и Небо примет лучшего слугу.

Конечно, в присяге говорилось не о госпоже, а об императоре, но, даже переиначенная, она помогала все эти годы идти по пути искупления. Однако сегодня что-то пошло не так. Растревоженные чувства никак не хотели подчиняться.

Оставив попытки успокоиться, я направился к кровати. Пришло время отдыха. Пора было лечь и забыться сном, отбросив переживания и пустые мысли. Узнать подробности и причины такого приказа за один день я, конечно, не успевал. Но поговорить со слугами о принце Чане мне никто не запретит, а там… Там будет свобода.

Утро наступило, пожалуй, слишком быстро. Мне показалось, что я едва сомкнул глаза, как взошло солнце и Нохой разбудил меня стуком в дверь.

– Господин Октай, пора вставать!

Я промычал что-то невразумительное, кажется, отказ, но евнух уже вошёл в покои, а вместе с ним и слуги. Передо мной тут же заструилась вода для умывания, на столике в углу возник завтрак, а волос коснулся гребень. Я вздохнул и взял дело в свои руки:

– Юн и Джи, чай, пожалуйста, подайте сюда. Бай, приготовьте синее одеяние. Нохой, у меня сегодня ночь. Нужно подготовить купальню и наряд.

Юн с поклоном подал мне чай, спрятав презрительный взгляд под веками. Да, ложись я в постель одной лишь госпожи, он смотрел бы совсем иначе. Всё же наложник – обязанность в какой-то мере почётная. Но я, к сожалению, был из тех, кого все втаптывали в грязь. Госпожа Сайна и втаптывала – делилась мной со вдовыми подругами. У меня вообще были слуги лишь благодаря дару. Поначалу необходимость служить сыну предателя невероятно раздражала людей. От открытого пренебрежения их удерживала лишь моя должность. Уважение я зарабатывал долго и в итоге заработал, но вот от таких взглядов, вызывающих гадливое чувство собственной никчёмности, избавиться не смог.

Я кивнул слуге и сделал глоток чая, продолжая говорить:

– Благодарю, Юн. Джи, ты знаешь, что нужно. Но это всё после обеда. После завтрака у меня занятия. Подготовь набор для каллиграфии и жуань.

– Господин Гармонии, я настаиваю на том, чтобы… – начал Джи.

Я, не поднимая головы, метнул на него взгляд – и слуга замолчал.

– Как источник жизненных сил господин Гармонии обязан следить за своим телесным и духовным развитием, дабы быть как можно более приятным лекарством для господ, – скучным голосом процитировал Нохой.

– Вот именно, – удовлетворённо кивнул я. – И не просто источник жизненных сил, а источник радости, покоя и гармонии. Всё, что я делаю, направлено на сохранение и обогащение этого источника, и в первую очередь для нашей госпожи Сайны. Да хранят её Небеса!

Мне потребовалось время, чтобы донести простую мысль: если довольна госпожа, то счастливы и слуги. Господин Гармонии – прямой и главный источник её довольства и радости. Он не постесняется – расскажет о тех, кто мешает исполнять ему его прямые обязанности. А там в дело вступит госпожа, очень любящая наказывать нерадивых слуг. Как показала практика, десяток плетей учит лучше тысячи слов.

Хотя порой некоторые, как Джи, например, пытались высунуться. Но Джи – младший слуга. Он ни на что не влиял. Плохо было, когда указывали старшие евнухи. Вот кто обладал всеми полномочиями, чтобы испортить мне жизнь, прикрываясь заботой. Нохой был далеко не первым старшим евнухом, приставленным ко мне, но первым, кто не пренебрегал своими обязанностями и не злоупотреблял положением, прекрасно знакомый с судьбой предшественников. Не то чтобы она была совсем незавидной… Но десяток плетей есть десяток плетей. Да и расставание с хорошей должностью тоже било больно.

– Не будем терять времени, – я примирительно улыбнулся. – Пока я завтракаю, займитесь подготовкой к ночи. Я должен выглядеть достойным принца.

Я сделал вид, что осёкся, тяжело вздохнул и позволил тени набежать на моё лицо. Ровно настолько, чтобы её заметили все.

– Принца? – Нохой, уже взявший в руки гребень, положил его на столик. – Вы идете к принцу Чану?

Я неохотно кивнул.

Слуги переглянулись между собой, посмотрели на меня, и в их глазах проступила жалость.

– Вы что-то знаете о наследном принце? – насторожился я.

Все помотали головами.

– По какой-то причине он жил в Старом дворце вместе со своей матерью. Кажется, император Алтан изгнал её, – Нахой посчитал на пальцах и после напряжённого раздумья добавил: – Принцу Чану сейчас должно быть около пятнадцати лет.

Пятнадцать лет? Это было несколько рано для того, чтобы беспокоиться о зрелости и наложницах. В душе, и так неспокойной, заворочались недобрые предчувствия.

– Прошу, Нохой, – я мягко улыбнулся, – разузнай о принце Чане.

И подкрепил свою просьбу несколькими монетами.

Евнух с готовностью покивал, спрятал монетки и запорхал вокруг, подбирая наряд для занятий.

А первым шло занятие по музыке, игра на жуане^[3]. Учителя у меня давно не было – наставники дали мне всё, что могли, поэтому я разучивал пьесы сам. После музыки пришло время каллиграфии и поэзии: я оформлял шёлковый свиток в подарок для госпожи Сайны. Затем, пока солнце не вошло в зенит, я отправился на прогулку. Меня сопровождали слуги, прикрывая зонтом, чтобы солнце не опалило мою кожу. Я прошёл в сад, где долго стоял у пруда и всматривался в его воды в поисках разноцветных рыб. В голову лезли детские воспоминания о путешествиях по пограничным крепостям. По сравнению с Южным морем, пруд казался мне крохотной лужей, рядом с которой росли чахлые деревца. Если бы отец не предал императорскую семью, я бы сейчас сторожил южные границы, управлял родным городом, торговал бы с кочевниками…

Несбыточное бередило душу. Тревога всё не оставляла, как я ни старался её приглушить. А может, это манила свобода, оказавшаяся на расстоянии вытянутой руки?

А после пришло время обеда.

Нохой пришёл, едва я взял палочки:

– Господин Гармонии, я бы хотел поговорить с вами наедине.

– Да, конечно, Нохой, я тебя слушаю, – я взмахом руки отослал слуг.

– Я хотел предупредить. Это о принце Чане. Он… Он… – Нохой замялся, кусая губы. В его глазах стояла тревога.

Я отложил палочки и указал на место рядом с собой.

– Мы одни, Нохой, присядь и угостись. Вот, возьми эту булочку. Она восхитительна.

Поколебавшись, Нохой сел и принял угощение.

– А теперь рассказывай, – велел я, дождавшись, когда евнух прожуёт.

– Господин Гармонии, принц Чан – одиннадцатый ребенок императора Алтана. Но сразу после рождения выяснилось, что его мать имела долгую связь с одним из низших чиновников. И принц мог вовсе не быть принцем, – Нохой перевёл дух и запил булочку водой. – Лекари долго пытались высмотреть родовые признаки, но даже госпожа Сайна не смогла дать уверенного ответа. Младенцы все похожи друг на друга. Потому принца вместе с кормилицей отправили в Старый Дворец. Император дал ему имя, но не внёс в список наследников и стал ждать взросления ребенка – времени, когда его родовые черты проявятся лучше.

– В конце концов, о нём забыли, – кивнул я. – И если его всё-таки переселили из Старого Дворца сейчас, значит, черты императорского рода в нем всё же проявились. Благодарю тебя, Нохой.

– Это ещё не всё. По дворцу ходят тревожные слухи. Говорят, наследный принц Чан… – Нохой отвёл взгляд, – как бы это сказать… любит причинять боль. Он бьёт охотничьих псов. А в последнее время скандалит с учителями. Говорят, в Старом Дворце он лично запорол подаренную наложницу до смерти. Император очень недоволен его поведением. А вы… Вас отправили к принцу, чтобы он… как бы это сказать…

– Зачерпнул у меня энергии, чтобы наконец-то войти в гармонию и дать выход всем своим потаённым страстям? – подсказал я и обречённо вздохнул, когда Нохой кивнул. – Я что-то такое подозревал. Не просто же так меня направили к нему… Что ж, благодарю за службу, Нохой.

Я поднялся – ноги вдруг перестали разгибаться, – вытащил из ящика то немногое, что сумел скопить, и протянул мешочек евнуху.

– Раздели это между слугами, Нохой. Потом… Когда меня здесь не будет.

– Господин Октай! – ахнул Нохой.

– Не нужно, – я взмахом руки оборвал причитания. – Я знал, что рано или поздно всё кончится чем-то подобным. Я и так прожил гораздо дольше, чем полагается сыну предателя. Надеюсь, ты запомнишь меня. Если я когда-то кого-то обидел, передай мои искренние извинения. А теперь иди. Оставь меня. После обеда я вас позову.

Глаза у Нохоя блестели, словно у побитого пса. Он принял мешочек с деньгами дрожащими руками, поклонился и выскочил. Дверь с шорохом встала на место, оставив меня наедине с тарелками.

В ушах стоял гул. Вот, оказывается, какое искупление подготовила госпожа – ценой будет не ночь с мужчиной, а моя жизнь! Наследный принц меня убьёт, замучает до смерти, как ту несчастную наложницу. Неужели это… всё? Всё закончится?

– Что ж, – я вздохнул и через силу улыбнулся. – Раз такое дело… очевидно, скоро моя душа будет… свободна.

Свободна… Всё кончится! Не будет больше ни чужих прикосновений, ни вонючей гвоздики, ни приказов, ни… Да ничего не будет! Моя душа наконец-то выпорхнет за пределы дворцовых стен. Я освобожусь, искуплю вину перед императорским родом! И Небо примет меня как лучшего слугу!

Неожиданно накатил аппетит, и я поел с таким наслаждением, какого давно не испытывал. Позвал слуг. Те вошли скорбные и грустные.

– Вы же знаете, к кому меня отправляют? Я хочу быть ослепительным! – с широкой улыбкой заявил я. – Раз уж я иду радовать самого наследника престола, сделайте меня достойным его! Покажите всё своё искусство!

Моё сияющее лицо выбило всех из колеи. Я прыснул и рассмеялся – до того забавным был их вид.

– Господин Гармонии, вы переборщили с успокоительной настойкой? – довольно-таки осторожно спросил Нохой.

– Нет-нет, ничего такого! – я замахал рукавом и, не выдержав, закружился, раскинув руки. – Просто всё закончится! Закончится наконец-то! Понимаете, да? Ничего не будет! Что такое? Да хватит вам! Не надо этой жалости, прошу вас! Давайте, сделайте меня красавцем!

Слуги всё-таки вняли моему желанию и расстарались.

В покои наследного принца Чана я вошёл словно на праздник.

Глава 2
Принц

Принц Чан ожидал меня за накрытым столом. Он сидел прямо, чинно сложив руки на коленях, и сверлил нетронутые тарелки взглядом. Как и полагалось, в честь ночи он был одет лишь в сорочку, лёгкую и почти прозрачную, а волосы ему собрали в высокий пучок. Когда дверь за мной закрылась, мрачный взгляд сначала достался мне, а затем метнулся к ажурной ширме, которая скромно стояла в углу покоев. Судя по всему, именно за ней прятался императорский евнух, которому полагалось записывать ход… лечения.

На первый взгляд, да и на второй тоже, принц Чан не выглядел сгорающим от страсти любителем пыток. Скорее, как молоденький юноша, которого притащили на неприятную, но необходимую процедуру и велели потерпеть. Но внешность бывает обманчива.

Я поклонился, стараясь не думать о том, что передо мной сидел пятнадцатилетний мальчишка.

– Мой принц, меня зовут Октай. Я господин Гармонии, и мне поручили выправить вашу энергию ян.

Произнеся это, я выпрямился и застыл у порога. Никакой угрозы не ощущалось, но кто знает, какие демоны вылезут в следующую секунду из этой юной, облечённой властью головы…

– Я знаю, – буркнул принц и вздохнул с такой душераздирающей тоской, что я на мгновение забыл обо всех страхах и просто его пожалел. – Садись. Тётушка говорила, нам сначала нужно поесть.

Он ещё раз мрачно взглянул на ширму, и у меня мелькнула мысль о том, что принц такой вежливый как раз из-за евнуха. Ведь тот задокументирует всё, что будет здесь происходить. Нохой, кажется, упоминал, что император не обрадовался убийству наложницы. Возможно, из-за этого принц опасался проявлять истинный нрав? Если так, то дворцовые правила наконец-то играли за меня, а не против.

Но отчего-то это вовсе не принесло облегчения. Наоборот – появилось чувство, что под ногами разверзлась бездна, а опорой стала кромка ножа.

Я направился к столу, почти чувствуя стопами тонкое и невыносимо острое лезвие, с поклоном сел и взял палочки. Такая небольшая пауза на лёгкий ужин делалась всегда: чтобы к господину Гармонии можно было немного привыкнуть, чтобы он соблазнял, узнавал, что нравится, а что нет. Но это обычно касалось вдов – зачастую молодых и красивых женщин, – а не пятнадцатилетних принцев!

Я устроился напротив и постарался отрешиться от всего и просто сделать свою работу. Каждое движение давалось с трудом, воздух словно загустел. Сердце в груди колотилось, в висках стучало.

Что ж, для начала посмотрим, настолько ли страшен принц, как рассказал Нохой, и выясним, что ему нравится. Мне, конечно, хотелось, чтобы время перестало тянуться так невыносимо долго и всё наконец случилось, но… Но от осознания близкого конца дышалось сладко, как никогда.

Я положил себе немного овощей, добавил осьминожьи щупальца и потянулся к самому дальнему от нас соусу, придержав рукав и позволяя мельком увидеть интимную часть тела – запястье с выступающей косточкой. Чаша стояла далеко. Сам бы я дотянулся, но ценой некоторых усилий, а вот для принца она была чуточку, но ближе…

Чан проследил за моей рукой, наклонился и подал соус.

Что ж, я мог себя поздравить. Принц оказался не совсем бессердечным и обладал определённой долей участия, ведь по этикету он имел полное право просто сидеть и смотреть. Но вот от вида моих запястий в его глазах вспыхнуло нечто, весьма похожее на любопытство.

Я взял осьминожье щупальце и бросил на принца быстрый оценивающий взгляд из-под ресниц. Принц Чан наблюдал за мной внимательно, не смущаясь. С интересом, но не совсем таким, к которому я привык.

– Ты не только источник жизненных сил, но и самый искусный среди наложников, да? – спросил он.

Я даже немного растерялся, не ожидая подобной прямоты. За ширмой послышался скрип пера. Принц метнул на неё ещё один мрачный взгляд и положил себе кальмаров.

– Я задал тебе вопрос, – напомнил он. – Отвечай.

– Простите, – опомнился я. – Я просто слегка растерялся. Меня считают довольно искусным, это правда, но чтобы самым искусным… Мне сложно оценивать свои навыки.

Принц Чан наклонил голову набок. Жёлтый свет свечей и полумрак оставляли на его лице причудливый отпечаток, отчего пятнадцатилетний мальчик казался гораздо старше. Разговаривал он тихо, вполголоса, но в нём уже слышались низкие ноты – свидетельство взросления. Приложив определённые усилия, я мог бы представить, что сижу вовсе не с ребенком, а со взрослым юношей. Но прикладывать эти усилия мне не хотелось. А вот выйти и никогда больше здесь не появляться – безумно. И с каждым вздохом это желание крепло. Как и желание жить.

– Так сказала мне тётушка. Она сказала, ты самый лучший.

Не будь за плечами многолетних тренировок, я бы уронил еду себе на подол. Госпожа Сайна говорила обо мне как о самом лучшем наложнике? Учитывая, что в своё время она была невероятно сластолюбива и не пропускала ни одного красивого человека…

– Что ж, если так говорит моя госпожа, значит, так и есть, – ответил я с кроткой улыбкой.

Даже какая-то извращённая гордость взяла: горьковатая и истерически весёлая.

А принц продолжал жевать и рассматривать меня. От этого тщательного и вдумчивого взгляда хотелось спрятаться.

– До сегодняшнего дня я ещё ни с кем не был. Но раз ты самый лучший и всё-всё умеешь, значит, об этом можно не беспокоиться, – заявил принц Чан.

За ширмой раздался новый скрип пера, и принц осёкся.

– Как же раздражает! – выпалил он и с громким стуком уронил палочки на стол. – Эй ты там! Я тебя предупреждал, чтобы тебя не было ни видно, ни слышно?

– Мой принц, я следую вашей воле со всем старанием, однако заглушить звук пера мне не под силу, – с достоинством ответили ему. – Прошу, не обращайте внимания на ничтожного раба.

– Я сейчас этому ничтожному переломаю пальцы! – рявкнул принц Чан и кинулся за ширму.

Раздался звонкий шлепок оплеухи, обиженный вой. Гордо развернув плечи, принц Чан прошёл мимо меня. В одной руке он нёс перепачканную чернилами шапку евнуха, другой тащил евнуха за волосы. Тот семенил, согнувшись в три погибели и вереща извинения. Но принц был неумолим. Он вытолкнул евнуха за порог, от души наподдав ему по пятой точке, выкинул следом шапку, сломал ранее не замеченное мной перо и закрыл дверь, напоследок проорав:

– Пошёл вон!

– Но, мой принц, нам нужно записать ход вашей ночи! – жалобно ответили ему.

– Возьми кисточку! – рявкнул принц. Его голос предательски дал петуха, что разозлило Чана ещё больше. – Ищи где хочешь, но достань!

– Но где я сейчас достану кисточку? Они же есть только в библиотеке! Это очень далеко! – рыдал евнух. – Помилуйте, мой принц, меня же накажут!

– Твои проблемы! – ответил добрый ребёнок и закрыл дверь.

Я замер, когда в меня вонзился пышущий злобой взгляд. Удивительно, но эта ярость принесла мне некоторое облегчение – случилось то, к чему я готовился.

Принц Чан подлетел ко мне, схватил за ворот – я закрыл глаза и расслабился, готовясь испытать силу его кулаков. Губы распахнулись, глотая воздух. Сердце заколотилось. Во мне дрогнула каждая венка, каждая жилка, по которым неслась кровь – и каким же наслаждением было это чувствовать!

– Значит так, лучший наложник Октай, – медленно, чётко и едва слышно произнёс принц Чан мне на ухо. – Сейчас ты доедаешь всю эту еду, а потом идёшь в мой кабинет и до утра оттуда не выходишь. Когда тебя спросят, ты скажешь, что передача энергий состоялась успешно. Как именно – придумаешь сам. Уверен, опыта у тебя хватит. Всё понял?

Я моргнул перед тем, как осознал, что принцу хотелось ночи ровно в той же степени, что и мне.

– Да, мой принц, – ответил я шёпотом и вздохнул, чтобы вернуть лицу спокойствие и приветливость. Судя по подозрительному прищуру принца Чана, он расценил мой вздох как-то неправильно. И я поспешил добавить: – Я, конечно же, выполню ваш приказ. Я тоже считаю, что вы сами можете выбрать себе наставника в любовном искусстве. Но этот евнух сейчас доложит обо всём старшему евнуху. Тот явится сюда с набором кисточек для каллиграфии, чтобы лично проследить за выполнением приказа. Если же вы изъявите нежелание, старший евнух разбудит мою госпожу. Моя госпожа придет сюда и… И нам, как ни прискорбно, всё же придется выполнить приказ… Если этот наблюдатель послушен. В противном случае он никуда не пошёл и сейчас уже подкрался обратно к двери. За дверью-то скрип пера не слышно.

– Намекаешь, что мне лучше подчиниться сейчас? – нахмурился принц Чан и отступил, сжав кулаки.

На мгновение показалось, что он меня ударит. Я отшатнулся и замотал головой:

– Ни в коем случае! Я предлагаю устроить небольшое представление. Кто бы ни пришёл под дверь, он не захочет прерывать вас и положится на свой опыт – сделает записи по звукам.

Я хлопнул ладонью по столу, вырвал из причёски самую тяжелую заколку, бросил её на пол и громко ахнул:

– Принц Чан, прошу! Я же не виноват!

Принц Чан поморщился, но кивнул, задул свечи и прокрался к кровати.

Мой стон из болезненного стал сначала изумлённым, а потом довольным:

– Что вы делаете? О-о-о… Мой принц! Нет-нет, дайте я!

Я, покачиваясь, прошелся по покоям, изображая шаги двух сплетенных в объятиях людей, и с размаху рухнул на ложе, – следивший за спектаклем принц чуть не шарахнулся к краю и разгневанно зашипел:

– Ты зачем сюда?!

– Вы же не собираетесь забирать мою ян на полу? – прошипел я в ответ и, устроившись поудобнее посреди шелков, на пробу качнулся. Бамбуковые рамы под ложем сдвинулись с громким звуком, перина прогнулась, скрипнули шелковые простыни. Радостный, что кровать попалась отзывчивая, я запрыгал на ней. Принц Чан тихо сидел на краю. Тьма скрывала его лицо, но что-то подсказывало мне – оно полыхало. Спустя чашку чая я устал прыгать и рухнул, тяжело отдуваясь.

– Сейчас… Дайте немного отдышусь, – пробормотал я так, чтобы меня услышали за дверью, и тихо прошептал: – Скажите, что оставляете меня на всю ночь.

– Это ещё зачем? – возмутился принц Чан. – Ты выполнил свою роль, уходи!

– Я полагал, вы поняли, когда приказывали уйти в кабинет до утра, – удивился я. – За дверью меня ждут слуги. Они сразу поймут, что ничего не было, ведь на мне нет следов. Наблюдатель не будет больше сидеть – достаточно одной записи.

Принц Чан помедлил, но крикнул:

– Эй, там, я оставляю его на всю ночь!

Воцарилась тишина, нарушаемая нашим дыханием. На мгновение мне показалось, что я зря старался, что там никого нет, но тут за дверью послышался шорох.

– Как прикажете, – сказали в ответ. Под удаляющимися шагами скрипнули половицы – и всё стихло.

Для верности я выждал ещё немного и с поклоном покинул царственное ложе, шёпотом пожелав приятных снов. Принц Чан был в настолько хорошем настроении, что пообещал всего лишь вырвать мне язык, если я кому-то проболтаюсь, и даже поделился покрывалом.

– Иди в кабинет. Там циновка справа от входа и подушки, – прошептал он.

– Благодарю за вашу доброту, мой принц, – отозвался я и прокрался к кабинету, нащупывая дорогу.

Меня никто не тронул, и опасения были напрасными – я остался цел и невредим. Но сердце всё равно колотилось, а в животе всё сжималось. Тело ощущалось странно лёгким, словно падало куда-то. Десять лет терпения и безупречной службы пошли псу под хвост. Да, я изворачивался и всеми силами пытался улучшить себе жизнь, но на обман не шёл никогда. От собственной наглости захватило дух. К горлу подступила паника. Лучший слуга никогда не должен обманывать, ведь дорога в Небеса навсегда закроется!

Но остановиться и сделать всё правильно я просто не мог. Это было выше моих сил.

На полпути к кабинету меня озарило, что принца будут проверять, а я даже не оставил след своей энергии. Ведь для этого нам необязательно сливаться так, как это делают мужчина и женщина – достаточно моего сосредоточения и объятий. Долгих, на всю ночь, кожа к коже. Этого, конечно, было бы недостаточно для передачи жизненных сил. И мы нарушили бы главное правило – не спать с господами в одной постели. Но принц уже показал, что дворцовые правила для него скорее пожелания, а не свод законов. Мне же… Одна бессонная ночь в обнимку с юношей – крохотная цена за искупление.

– Мой принц? – не выдержал я, когда уже был на пороге кабинета.

– Что?

Я открыл рот и, собираясь с духом, зашёл издалека:

– Почему в вашем крыле нет кисточек? Что вы с ними сделали?

– А… Это… – сонно пробормотал принц. – Сделал из них дворец. Там, в дальнем углу стоит. А про перья прочитал в трактате об истории северных царств, давно уже… Оно неудобное: царапается, кляксы оставляет… Вот и пригодилось.

Я сглотнул бившееся в горле волнение и зачем-то растянул губы в улыбке. Зачем? Ведь в темноте принц не мог увидеть моего лица.

– Вы невероятно умны! – сказал я, как никогда ненавидя своих наставников любовного искусства. Ведь это они вбили в меня манеры так, что не вытравить. – Не каждый в пятнадцать лет…

– Восемнадцать, вообще-то! – оскорблённо отозвалась темнота. – Мне восемнадцать исполнилось вот уже три дня как! Где ты был, когда его праздновал весь двор?

Я поймал поражённое восклицание на самом кончике языка. Принцу Чану шел девятнадцатый год! Но он выглядел не как юноша, а как ребёнок, только вступающий в пору взросления! В таком возрасте это было ненормально!

– Подождите. Но если вам восемнадцать, а вы до сих пор не… – медленно начал я, осознавая, что проблема с ян у принца всё-таки есть, а госпожа Сайна послала меня к нему не из простого желания поглумиться.

– Я сам знаю! – перебил меня принц Чан, в его голосе зазвенела ярость. – Я и без тебя всё знаю! Замолчи, а не то убью!

Приказ госпожи Сайны стал понятен и объясним, но при этом невыполним. Желания принца, разумеется, играли первостепенную роль. А я…

Я застыл как вкопанный. Все заготовленные слова рассыпались в прах.

След бы не остался, спи мы рядом хоть круглые сутки всю седмицу напролет – тонкий ручеёк силы просто развеется в страдающем от недостатка теле. Скрывать бесполезно – на службе госпожи были все лекари дворца. Они сразу же донесут до госпожи, что мы даже не пытались, и тогда – никакой надежды на искупление, лишь вечный позор. Что ж…

Выкрутиться я мог лишь одним способом – нарваться так, чтобы принц меня выгнал. А дальше останется сыграть на его тёмной репутации и преподнести историю этой ночи так, чтобы госпожа ещё пожалела меня… Нет, не сработает. Наблюдатель уже сделал запись, что ночь прошла успешно. Впрочем, я мог бы сказать правду – что воочию за нами не следили. А дальше выдумать что-нибудь. Главное, выйти сейчас из покоев и дожить до другого шанса на искупление!

– И не смей пропускать мои вопросы! – тем временем бушевал принц Чан. – Как ты посмел пропустить праздник по случаю моего дня рождения?!

Я уже хотел оставить вопрос без ответа и тем самым подтолкнуть к наказанию, но в последний момент, когда молчание уже почти стало неприличным, меня охватило нечто старое, почти забытое, отчего спина сама собой выпрямилась, а губы сжались.

Неужели я и правда сдамся вот так просто? Наплюю на долг перед предками и соглашусь, что во мне не осталось ничего благородного? Соглашусь, что я не лучший слуга, а дрожащая тварь? Соглашусь, что должность господина Гармонии лишь прикрытие для мести госпожи, что моё место лишь в постели, а сам я ничего не стою? Соглашусь, что не в силах искупить вину рода хорошей службой?

– Так и будешь молчать? – в голосе принца послышалась угроза.

– Ох, прошу прощения, – я ни капли не чувствовал сожаления, и мой тон получился излишне равнодушным. – Вся моя жизнь и помыслы сосредоточены лишь на госпоже Сайне. Я знаю лишь то, что говорит она. Никто другой не делится со мной подробностями из жизни дворца.

Возмущённое сопение прервалось.

– Понятно.

Послышался шорох, тихое сопение. И никаких других вопросов. Даже возмущения, что я посмел винить госпожу в своем невежестве. Видимо, в принце не так уж и много было участия к тем, кто вспомнил о нём, когда выбора не осталось.

Я прикрыл глаза и выдохнул. Я был обязан хотя бы попытаться.

– Мой принц, вы понимаете, что нас проверят?

– Угу, – буркнула темнота. – Выкручусь, не переживай.

– Энергия ян оставляет следы, – мягко продолжал я. – Она словно вода перетекает из сосуда в сосуд. А вам…

– Заткнись и спи! – грубо оборвал меня принц Чан. – Я с тобой не лягу!

– Но…

– У тебя совсем плохо с головой? Спать, я сказал!

Вот и как гармонизировать его энергии так, чтобы это устроило нас обоих?

Я крутился на циновке и вертелся, обкатывая мысль и так, и эдак, но увы, никакими заклинательскими техниками мы оба не владели. Других методов я не знал.

Наверное, усталость подточила мой рассудок, потому что в здравом уме я бы никогда не решился встать и сесть за стол в кабинете принца. Да ещё зажечь свечу!

Это была изысканная и просторная комната, отгороженная от остальных покоев тонкой бумажной стеной. Принц здесь и учился, и развлекался – об этом говорили свитки на полках и бесчисленные поделки из нитей и бус. В дальнем углу у закрытого окна стояла модель дворца, сделанная из кисточек. Вернее, из кисточек состояли только крыши. Принц Чан не поленился и каждую обмакнул в красную краску, разукрасив таким образом свою работу. Модель впечатляла размахом и тщательностью проработки. Видимо, принц Чан желал избавиться от наблюдателя всей душой.

Я не решился подойти к модели – посмотрел издалека и остановился у полок с книгами и свитками. Библиотека у принца Чана была гораздо богаче моей. Встречались даже старинные свитки, ветхие, желтоватые от времени.

Руки сами потянулись к древностям в надежде обнаружить что-то стоящее. Мне хватило бы и тени, чтобы что-то придумать…

Первый свиток оказался написан на северном наречии, и моих познаний хватило лишь на то, чтобы узнать письменность. Другой свиток поведал мне о тайнах влияния звёзд на характер человека, но быстро закончился. А вот третий – самый толстый и старый – был сборником легенд бенов. Бены когда-то царствовали на землях империи, но после завоевания и объединения под рукой династии Хан растворились. В моей семье передавался бенский гребень из белого нефрита, и по преданиям мой род основал выходец из знатной семьи бенов. Имена в хрониках не сохранились, но дедушка говорил, что предок принадлежал не просто знатной семье, а правящей. Заинтересовавшись, я развернул свиток и узнал, как младший брат одного из царей бенов отдал всё ради благополучия государства и, уйдя из дворца, стал богом странников. Там не нашлось ничего полезного, но это было весьма занимательное чтение.

Когда свеча прогорела до половины, я вернул свитки на место и лёг на циновку. Перед мысленным взором всё еще стоял принц, ставший богом. Неизвестный рассказчик представлял историю так, словно всё было сделано ради покоя государства и из любви к старшему брату, но я-то знал, что младший принц никогда бы не отдал царю всё, если бы не хотел вырваться из дворцовых стен на свободу, к бесконечным сплетениям дорог…

Легенда говорила, что он вознёсся на Небеса и стал известен под прозвищем Нищий принц. Он был покровителем странников. Наверное, сейчас ему уже не поклонялись, ведь бены исчезли как народ. Интересно, он бы подсказал мне что-нибудь, если бы я спросил? Наверное, нет, ведь я давно уже не путешествовал. Но если мой предок происходил из правящей семьи, то, наверное, состоял с этим богом в родстве. Любопытно, ответил бы Нищий принц, если бы во мне была толика его крови?

Случись это, я бы приказал слугам воздвигнуть ему храм на первом же лесном перекрестке. Но разве ничтожный раб и наложник способен докричаться до Небес? Пусть и ради наследника Сына Неба… Не стоило и думать об этом, а уж пытаться…

Я повернулся на другой бок и наконец-то скользнул в сладостный сон.

Мне снилось императорское ложе. Стоял солнечный день. Белые полупрозрачные ткани переливались на свету и колыхались от тёплого, наполненного душистым жасмином ветра. Ложе устилал белый шёлк, и смуглая, почти что золотая спина императора горела на ней.

Я не видел его лица – лишь кое-как собранные в пучок волосы. Ветер летел, играл с занавесями и бросал на золотую спину белые лепестки, и те, соприкоснувшись с кожей, вспыхивали яркими огоньками.

Император пошевелил лопатками, чуть приподнял голову. Что-то сказал, я не услышал, что именно, но понял, что он попросил погасить огоньки.

Моя рука скользнула по золотой спине. Некоторые огоньки гасли сразу, стоило только к ним прикоснуться. Другие требовалось ущипнуть. Третьи ушли под кожу, и, чтобы добраться до них, мне пришлось надавить и нащупать. Летел ветер и сладко пахло жасмином…

Я проснулся, а перед глазами всё ещё стояла золотая спина с горящими белыми точками.

Сердце замерло и заколотилось, словно бешеное. Этого… этого не могло быть! Это наверняка был просто сон! Просто мне приснилось то, о чём я думал! Совпадение, не больше!

Глупо, но я уставился в потолок так, словно оттуда должен был явиться некий знак, который подтвердил бы истинность видения. Разумеется, потолок ничего мне не показал.

Но я всё равно поднялся и пошёл в покои принца Чана так, словно драгоценная карта огоньков в моей голове могла погаснуть, а знание – расплескаться. Чан вскинулся, когда моя рука прикоснулась к его плечу:

– А? Что? Ты что тут делаешь?

– Мой принц, я придумал, как мне передать вам ян, – прошептал я. – Без… нежеланных касаний.

– О! – принц Чан сонно зевнул и нахмурился. – Ага. Что для этого нужно?

– Лишь мои руки и ваша спина. Вы согласны обнажить спину?

Глава 3
Точки и спины

– Вот ещё! – возмутился принц Чан. – Нет! Я не согласен! Всё, иди отсюда, или я позову стражу!

И он с гневным сопением завернулся в одеяло и продолжил спать, даже не попытавшись попробовать.

Рабу не следовало спорить с господами и настаивать на своём – это было чревато. Не казнью, нет, но отправляться в руки пыточных дел мастера мне не хотелось. Потому я тихо вернулся в кабинет и, найдя тушь, зарисовал карту на своей руке. Из-за тусклых предрассветных сумерек получилось плохо. Я лишь понадеялся, что эта запись напомнит мне истинное положение точек, когда доберусь до бумаги и кисти.

Сон исчез. Я рискнул в очередной раз и воспользовался водой для умывания, утерев лицо собственным рукавом. Остальное время скоротал за расчесыванием волос. В моем распоряжении был лишь маленький декоративный гребешок, и это дело растянулось на долгое время. Я сидел на циновке, а мой взгляд всё не отрывался от стола. Некая незначительная мелочь на нём не отпускала меня, цепляла глаз, но из-за того, что это была мелочь, разум так и не осознал её, как я ни старался. За окном медленно, будто бы нехотя разгорелся рассвет. Принц Чан проснулся лишь спустя две палочки после восхода солнца.

– Ты что, ещё здесь? – раздался хриплый шёпот.

– Доброе утро! – поздоровался я и поднялся, чтобы поклониться.

Принц Чан повернулся на бок, протёр глаза, сонно зевнул и уставился на меня.

– Мне приснилось, или ты правда предлагал какой-то способ поделиться ян без лишних ухищрений? – уточнил он.

– Не приснилось, – кивнул я и потупился. – Я был настолько воодушевлён, что посмел разбудить вас. Простите.

– Подойди, – зарывшись поглубже в одеяло, велел принц.

Я приблизился и, повиновавшись жесту, склонился ближе. Принц коротко размахнулся – и лицо обожгла пощёчина.

Что ж, слухи не соврали. Он и правда любил причинять боль.

– Благодарю за вразумление, мой принц.

Я покачнулся и склонился. Волосы с тихим шорохом упали, скрывая меня от мира.

Принц Чан усмехнулся – и новая пощёчина прилетела с другой стороны.

Впрочем, это оказалось не столько больно, сколько унизительно. Да и дело ограничилось лишь двумя пощёчинами. После принц остановился и спросил:

– За что – понял?

– Полагаю, за то, что нарушил ваш сон, – честно ответил я и вытерпел третью пощёчину. – Простите ничтожного раба за его скудоумие и сжальтесь. Скажите, за что вы меня наказали?

– Первая пощёчина была за то, что разбудил, это верно. Последняя – за скудоумие, это ты тоже правильно догадался. А вторая – за предложение, – спокойно объяснил принц Чан. После наказания его глаза блестели, а на лице появилась лёгкая улыбка. – Ты посмел предложить мне свою жизненную силу.

– Вас не устраивает моя жизненная сила? – удивился я. – Чем?

Принц потянулся, отогнал меня от своего ложа жестом и встал.

– Если все ели из одного котла, то это не значит, что я тоже буду. Какой бы вкусной еда ни была, я не ем чужие объедки, – пояснил он, плескаясь в тазу для умывания.

Слова врезались ледяной пикой под дых, провернулись.

– Однако же вы припадёте к источнику воды, если будете изнывать от жажды. Вам будет всё равно, сколько человек из него пили, – заметил я.

– Ты не источник воды. Ты наложник тетушки Сайны. Чужие объедки, – фыркнул принц Чан, утираясь полотенцем.

В груди ещё раз провернулась ледяная пика, но я усилием воли подавил это ощущение. Судя по блеску в глазах, принц Чан полагал, что он как-то меня задел. Наивный, избалованный ребёнок… Ему было невдомёк, что в моей жизни случилось так много всего ужасного, что любой другой на моём месте давным-давно бы сломался. Что мне слова с неприглядной правдой?

Но, разумеется, как господин Гармонии я был обязан порадовать наследника, и потому покорно склонился и еле слышно выговорил:

– Безусловно, вы правы. Я всего лишь наложник моей госпожи и… И моё положение – вовсе не моё решение.

Ничто не разъяряет господ сильнее сопротивления и равнодушия к боли. Я быстро усвоил эту нехитрую истину, поэтому всегда показывал, что мне плохо. Помогал и нехитрый трюк – распахнутые глаза. Стоило уставиться в одну точку и не моргать, как на глаза наворачивались слёзы. Как правило, при виде слёз желание продолжать у господ пропадало.

Сквозь занавесь волос я увидел удивлённое лицо принца Чана.

– Ты что, плачешь? – недоверчиво уточнил он, словно растерявшись.

Я выпрямился и сложил губы в улыбке, оставив взгляд пустым и равнодушным. Это всегда производило впечатление на тех, кто желал задеть меня, и они уходили с глубоким убеждением, что причинили мне невыносимую боль.

– Нет, мой принц. Вы сказали правду. Это не причина для слёз, – проронил я, опуская ресницы. Влага дрожала в уголках глаз.

Глупцы не знали, что настоящую боль причиняли не слова, а люди. Мои глаза на самом деле были сухими. Они давно были сухими. Своё низвержение я уже оплакал. Оно лишь служило ширмой, прикрывая главную слабость – надежду на освобождение.

Оттачиваемая годами уловка не подвела. Вся ярость принца испарилась. Взгляд его стал непонятным, трудноопределимым.

– Так что ты там хотел предложить с передачей ян? – уже намного миролюбивей, как будто бы даже извиняясь, спросил он.

– Всего лишь предположение, – я выпрямился и засунул руки поглубже в рукава. – Не стоящее внимания и ничем не обоснованное.

– Ты что-то говорил про спину и свои руки, – вдруг упёрся принц Чан.

Я осторожно согласился, и надменный кивок, которым меня одарили в ответ, мне совершенно не понравился.

– Хорошо. Я пришлю к тебе моего телохранителя – обучи его, – велел принц Чан.

Меня на пару мгновений накрыла паника. Я был господином Гармонии! Поделиться искусством передачи жизненных сил, обучить другого, чтобы меня сместили с должности и низвергли до положения обычной постельной игрушки? Лучше сразу принять яд, не сходя с этого места!

Потом пришло отрезвление. Телохранитель – человек из хорошего рода, слуга, приближённое лицо, а не раб. И у него нет моих способностей. Его не будут использовать как господина Гармонии.

– Как прикажете. Но позволю себе заметить, что для искусства гармонизации в человеке должна быть искра таланта и большая жизненная сила. Воин не обучится за короткое время, – я пожал плечами. – Возможно, мой способ и не работает вовсе, ведь я придумал его лишь этой ночью и не проверял на других.

– Значит, сейчас проверишь, – спокойно ответил принц Чан. – Сейчас придёт постельничий. На нём и проверишь.

Я на миг отвернулся к окну. Нет, это понятно, что для наследного принца чужой наложник – вещь неприкасаемая, грязная и вообще фу, но это был уже перебор даже для моего терпения. Вот кого, а постельничих я обслуживать не намеревался!

– Мой принц, позвольте спросить, разве блюда с семейного стола Сына Неба отдают простым смертным? За что вы так жестоко со мной обходитесь?

Принц Чан смешался. Я заглянул ему в глаза с немой мольбой, всем своим видом показывая, что готов выполнить любой приказ, и замер в ожидании ответа.

– И правда. Ты же не мой наложник, а тетушки Сайны, – спохватился принц Чан, лицо у него стало напряженным.

Наконец он решился и, вздохнув, словно перед прыжком в ледяную воду, потянулся к рубахе.

– Ладно, так и быть. Всё равно тетушка будет проверять… И только посмей коснуться чего-то ещё!

Он исподлобья стрельнул взглядом, уселся на край постели и повернулся ко мне обнажённой спиной.

– Мой принц, – крайне озадаченный таким внезапным поворотом, я раскашлялся. – Прошу прощения… Не могли бы вы собрать волосы?

Мне вновь достался короткий испепеляющий взгляд. Принц засопел, но неохотно послушался и собрал волосы в пучок, закрепив его нефритовой шпилькой.

Мои первые прикосновения были неуверенными и робкими – я вспоминал явившуюся во сне карту. Принц сильно отличался от золотокожего императора. Чтобы понять, где у него расположены нужные точки, пришлось изрядно напрячь воображение. Впрочем, я начал с поглаживаний, и принц не заметил моей нерешительности. Когда я пробежался пальцами вдоль позвоночника, там, где в моём сне мерцали огоньки, то вдруг и правда нащупал точки! Они чуть выделялись – словно крохотные сплетения узелков под кожей. Как только я нащупал их и надавил, по жилам пронеслось знакомое тепло жизненных сил, закололо пальцы, а принц повёл лопатками и расслабился.

– О! – в его голосе послышалось удивление. – Ого!

– Вы что-то чувствуете? – я поднимался к шее неторопливыми проминающими движениями.

Этот способ был гораздо труднее, чем привычные методы. От меня потребовалось всё моё сосредоточение, усилие всего разума, чтобы направить энергию в чужое тело. Но всё же это помогло! Способ оказался рабочим!

– Да. Тепло… Похоже, твой метод и правда работает… – пробормотал принц Чан. Плечи у него опустились, из груди вырвался довольный вздох, когда мои пальцы размяли шею.

– Мне прекратить? Позовёте вашего телохранителя?

– М-м… Он так никогда не сможет, ты прав. У него для этого слишком грубые руки. И на развитие таланта уйдёт несколько лет, если он вообще есть, – с сожалением заключил принц Чан и улёгся животом на подушку. – Продолжай.

Он позволил промять все точки, которые явились мне во сне. А когда я закончил и накрыл его одеялом, он повернулся и окинул меня странным взглядом, словно только сейчас рассмотрел:

– Что ж, я нашёл этот способ приемлемым. Иди, этим вечером придёшь ещё… самый лучший наложник…

Я, сдержав довольную улыбку, поклонился и пошёл к себе. Проходя мимо кабинета, я не удержался и вновь заглянул внутрь, силясь понять, что же не давало мне покоя. Вчера аккуратная стопка свитков мешала рассмотреть стол с циновки. Сейчас же мне стало видно всё целиком, и я понял, что на полках не лежало никаких древних свитков – ни один не отдавал желтизной и не выглядел ветхим. На столе виднелся набор для каллиграфии, которого не было вчера. И свеча стояла совсем не там, где я оставил её ночью.

Свеча. Целая, высокая, с едва тронутым фитилём. Совсем не тот огарок, который остался после моего полуночного визита. Словно я не сидел за столом принца и не читал ничего. Исчезнувшие свитки, появившийся набор для каллиграфии, свеча… Это означало, что на самом деле не было никакого свитка с легендами бенов и никакого забытого бога, а был лишь сон. Поразительно, что я умудрился передать ян, видимо, я так желал найти выход, что разум вытащил из глубин памяти всё, что только успел впитать от учителей, и придумал такое оригинальное решение.

Что ж, я всегда мог рассчитывать лишь на себя.

Нохой и слуги уже ожидали меня в покоях. Стоило мне показаться, как евнух подскочил и поклонился:

– Господин Гармонии Октай!

Его голос звенел, а в глазах остальных слуг читалась плохо скрываемая радость. Даже у Юна, жалость которого всегда мешалась с долей презрения. Тут же появился завтрак, а бочку в купальне наполнила горячая вода. Слуги ещё никогда не обращались со мной так учтиво. Когда Нохой спросил, стоит ли пригласить лекаря, я покачал головой.

– Не нужно, Нохой. Принц Чан был достаточно бережен. Как оказалось, – я не удержал вздоха, – он не вымещает злость на невиновных. Разозлить его несложно, но он соизмеряет наказание со степенью вины. Видимо, та убитая наложница серьёзно оскорбила его.

– Мои глаза меня не обманывают? Вы сожалеете, что принц Чан был бережен, господин? – растерялся Нохой.

– Сожалею… – эхом повторил я и обнял ладонью чашу с отваром ромашки. Сладковатый аромат успокаивал. – Нет. Вовсе нет.

Юн, подавший напиток, с едва уловимой брезгливостью покосился на меня.

– Скорее удивлён, – я сделал глоток и провёл рукой по лицу. Пальцы предательски дрогнули. – Я ведь… Неважно.

Слуги переглянулись, на лицах читалось недоумение. Они, рождённые простыми людьми, купленные и увидевшие во дворце лучшую жизнь, испытывали жалость, видя, как обращается со мной госпожа Сайна. Они думали, что её наказания расстраивают меня, что я стремлюсь стать лучше, угодить ей. Что-то большее было недоступно их пониманию. Им никогда бы не пришло в голову, что я нарушил её приказ. Ведь то, что я в итоге сделал – нарушение. Госпожа Сайна явно не предполагала передачи жизненных сил другими, неизвестными ей способами. Разве хорошие слуги так поступают?

«Поступают, – тихо прошептал внутренний голос. – Когда знают лучшие пути для исполнения хозяйского приказа».

Нохой опустился позади и, разобрав мои волосы на пряди, заплёл косу.

– Вы устали, господин Гармонии, вам просто нужен отдых. Купальня готова. Горячая вода очистит тело и успокоит душу. Я принесу вам сладостей, а потом вы отдохнёте, вечером, если позволите…

– Сегодня вечером принц Чан пожелал меня видеть у себя.

Нохой на мгновение замешкался. Мне следовало бы уделить этому больше внимания, но я и правда чувствовал себя слишком уставшим. Я даже умудрился уснуть прямо в бочке и проспал до тех пор, пока вода не остыла. Как оказалось, это была непростительная ошибка.

Стоило лишь выйти из купальни и переодеться, как примчался слуга из императорского дворца:

– Господин Гармонии, госпожа Сайна и император Алтан желают, чтобы вы присоединились к их обеду в Цветочной беседке!

Это звучало необычно. После ночей госпожа всегда давала мне отлежаться и прийти в себя, как бы ни относилась. Сначала я заподозрил, что наш с принцем обман вскрылся, но затем отбросил эту мысль. Принц выгнал наблюдателя, лично пообещал вырвать мне язык, если я кому-то проболтаюсь, а сам он ни за что бы не признался. От следующей мысли в груди затрепетала робкая радость. Ведь приказ был последним, и я всё же сумел исполнить его. А это значит…

Но вслух я высказал лишь своё недоумение:

– С чего вдруг такая внезапность?

Нохой потупился:

– Простите. Я доложил госпоже, что наследный принц желает видеть вас повторно. Но это же неправильно! Ваша ян сейчас истощена. Вам нужно восстановиться. Поговорите с госпожой, пусть она отведёт вам другое время!

Поражённый такой заботой в самое сердце, я не нашёл слов и лишь покачал головой:

– Ох, Нохой… Добросердечие тебя погубит. Подай зелёный наряд.

Когда я вошёл в беседку, то за столом, помимо императора Алтана и госпожи Сайны, увидел принца Чана. Тот сидел насупленный и мрачный.

– Октай, милый мой цветок! – ласково обратилась ко мне госпожа Сайна. – Объясни, отчего принц Чан получил намного меньше ян, чем должен был?

Я резко выдохнул, стараясь не измениться в лице. Да, это был ожидаемый вопрос, и ответ был заготовлен.

– Но получил же! – принц Чан вскинул голову, яростно взглянув на госпожу.

– Помолчи, сын, – проронил император Алтан.

С нашей последней встречи он сильно постарел. Лицо покрылось морщинами, в опущенных уголках губ наметились складки – отпечаток пережитой утраты, – в волосах блестела седина. Он был бледен, неподвижен и казался искусно сделанной куклой. Лишь в глазах, обращённых к принцу, горел огонёк гнева.

Чан возразил:

– Я не буду молчать! В первую очередь это моё дело!

Император опустил ладонь на стол. Тлеющие угольки гнева в глазах вспыхнули ярким пламенем. Золотые хучжи, закрывающие отросшие ногти, громко звякнули. На миг горестные складки разгладились, и вместо потерявшего сыновей отца я вновь увидел мужчину, преисполненного власти и сдержанной силы.

– Твоё тело, твоя душа и твои поступки – это в первую очередь дело империи, – чеканя каждое слово, пророкотал император. И его ярость по-прежнему выглядела устрашающей. – Каждый твой вздох принадлежит народу. Твоё благо – это благо всей империи! И ты смеешь увиливать от лечения, невоспитанный наглец?

Они были похожи до такой степени, что даже смотрели друг на друга с одинаковым бешенством. Щёки их наливались схожим багрянцем. И госпожа Сайна сомневалась в их родстве?

– Я не увиливаю! – принц Чан бросил палочки в тарелку. – И тут император ты! Ты отвечаешь за наш народ! Ты отвечаешь за каждую жизнь и смерть! И то, что я сижу тут такой – это всё из-за твоих решений!

По лицу императора скользнула судорога боли. Он угас, даже чуть сгорбился и взглянул на сына с таким отвращением, что стало ясно – будь у него ещё хотя бы один сын, принц Чан никогда бы не переступил порог дворца.

– Замолчи. Немедленно, – бросил император и прикрыл глаза, словно отрешившись от всего.

И принц Чан, поняв, что подошёл к запретной черте, замолчал. Госпожа Сайна, не обращая на ссору внимания, не отводила испытующего взгляда от меня.

– Так что же ты молчишь, Октай? Отвечай, – ласково подтолкнула она меня.

Я выдохнул, выпрямился, спрятал пальцы в рукава и устремил взгляд на госпожу. Она сидела по правую руку от принца Чана, и мне было легко смотреть на него краем глаза, но, к сожалению, по его виду я не мог понять, что он рассказал, а что нет.

Правда. Следовало говорить правду и ничего, кроме правды.

– Вы спросили, почему наследный принц получил намного меньше ян, чем должен был, – начал я. Принц Чан напряжённо следил за мной. – На этот вопрос у меня нет ответа, моя госпожа. Я сделал всё, что было в моих силах. Возможно, дело в его болезни?

Госпожа Сайна улыбнулась так, что, несмотря на жаркий день, мне стало холодно.

– Вот как? – пропела она. – Значит, ты сделал всё возможное?

– Я отдал всё, что у меня было. Моя жизненная сила в его теле, как вы могли убедиться. Много это было или мало? Госпожа, вы же знаете, что я не заклинатель и не целитель. Моя сила не безгранична, – ответил я, подпустив сожалеющих ноток в голос.

Госпожа Сайна покачала головой и обернулась к принцу Чану.

– Поёт, словно соловей! Ни слова лжи. Учись, племянник. Вот так нужно врать, говоря одну лишь правду. Твои же потуги и рядом не стоят.

– Я не врал! – вскинулся принц Чан. – Он исполнил свой долг так, как я того пожелал!

Он резко захлопнул рот. Его глаза так округлились, что даже несведущему глупцу всё стало бы ясно. Мои внутренности словно схватили в кулак, однако я всё ещё не терял присутствия духа:

– Я выполнил приказ, госпожа. Даже несмотря на то, что принц Чан не пожелал иного способа, я исполнил свой долг.

– Октай-Октай, – госпожа Сайна покачала головой и цокнула языком. В её густо подведённых глазах разгорелся огонек предвкушения, и у меня похолодело в животе. Этот огонёк никогда не означал ничего хорошего. – Ты же господин Гармонии. Ты был обязан найти такие слова, которые убедили бы принца Чана. Ты провинился, Октай.

– Прошу прощения, госпожа, однако я не понимаю, в чём я провинился, – я поклонился и опустил глаза. – Я всего лишь пытался угодить. И я исполнил ваш приказ.

– Да, он всё сделал так, как я сам хотел! Он мне угодил! – вмешался принц Чан, но госпожа Сайна его не слушала.

– О, милый мой принц, поверьте, он прекрасно знает, как нужно угождать. Если бы он пожелал, то вы бы перед ним не устояли. В этом поручении он в первую очередь угождал себе.

Её глаза масляно заблестели, дыхание участилось, нарисованный бантик рта раскрылся и страстно выдохнул:

– Ты наказан, Октай. Десять плетей.

– Я запрещаю! – воскликнул принц Чан, хлопнув ладонью по столу.

– Ты не имеешь права запрещать старшей женщине нашей семьи наказывать её собственного раба, – напомнил император безразличным тоном и открыл глаза. Взгляд у него был пустым и незрячим. – Октай получит десять плетей. А ты, сын мой, будешь смотреть. Тебе стоит понять, почему нужно беспрекословно следовать нашей воле.

И он вновь закрыл глаза, погружаясь в себя.

Сайна расцвела:

– Стража, позовите сюда палача!

Принц побледнел.

– Что, прямо здесь? – прошептал он. – Во время обеда?

– Вместо обеда! – заявила госпожа.

Я стоял, сложив руки на животе и сохраняя лёгкую улыбку на лице. Целых десять плетей… Нет, всего лишь десять плетей. Я и не думал оправдываться и что-то говорить в свою защиту – это лишь усугубило бы наказание, и плетей стало бы пятнадцать.

Наверное, я ещё не всё понимал, поэтому и проговорил:

– Госпожа, позвольте вопрос. Вы говорили, что если я выполню этот приказ и приведу энергии в равновесие…

Госпожа Сайна отмахнулась, даже не дослушав.

– Ты сжульничал. О чём говорить? Или… – она подняла накрашенные брови и звонко рассмеялась, прикрыв рот веером. – Ты что, правда подумал, что я тебя прощу? Ну и глупец же ты, Октай! Тебе всей жизни не хватит, чтобы очистить имя!

Где-то далеко запели птицы – пронзительно и печально.

Моя голова была лёгкой и пустой. Я весь был пустым. Осталась лишь оболочка и улыбка, бессмысленная, как вся моя жизнь.

Появился палач, поднялся в беседку и, выслушав госпожу, коротким кивком то ли поздоровался со мной, то ли велел подготовиться. Я вышел из беседки, повернувшись к императорской семье спиной, опустился на колени и спустил одежду до пояса.

– Считай, принц, – велела госпожа.

– Вы же его убьёте! – закричал принц.

– О, Октай крепче, чем кажется, – прозвенел довольный голос госпожи. – Тархан, начинай.

Свистнула плеть – и я отрешился от всего. Этот человек на коленях был не мной. Не моя спина содрогалась от обжигающих ударов плети, и не мои руки царапали шершавые камни мозаичной дорожки. Не из моей груди рвались предательские всхлипы, и не по моему лицу текли слезы. Это происходило не со мной. Я был далеко за пределами дворца, в лесу, слушал щебет птиц и любовался бескрайней небесной синевой…

– Десять, – процедил принц Чан сквозь зубы, и последний удар вернул меня в сад.

Позволили отдышаться. Позвали Бая. Тот поправил на мне одежду и помог встать. Перед глазами плыли цветные пятна, солнце невыносимо жгло веки, ноги подгибались. Я стоял лишь из-за того, что Бай подхватил меня под руку и держал изо всех сил.

– Ты всё понял, мой принц?

Голос госпожи Сайны отдавался в ушах гудением, я с трудом различал слова.

– Я всё понял, – с отвращением произнёс принц Чан. – Я принц. Я не имею права пренебрегать собой. На мне держится будущее империи. Если вы так желаете, чтобы я воспользовался услугами господина Гармонии, я воспользуюсь. Но как принц я не буду пользоваться чужими вещами. Господин Гармонии станет лишь моим и ничьим больше! Вы согласны, отец?

Улыбка у госпожи застыла.

– Нет, я его не отдам.

– Согласен, – равнодушно бросил император. – Забирай. Господин Гармонии отныне твой.

Сквозь пелену и головокружение пробилось лицо госпожи. О, если бы злость могла сжигать, император и принц уже превратились бы в две кучки пепла!

– Алтан, мой властительный племянник, ты, кажется, забыл, кто такой Октай!

– Я ничего не забыл, – император пошевелился, повернул голову к госпоже. – Наследник должен быть исцелён как можно скорее, чтобы быть со мной на празднике начала посевов. Это важнее всего, тетушка. Пусть забирает.

Подумав немного, он добавил:

– Но если господин Гармонии не справится с задачей, то вернётся к госпоже.

– А если справится, то навсегда станет моим! – быстро добавил принц Чан. – Если вы так желаете оставить его себе, госпожа Сайна, то всегда можете вызвать целителей. Кажется, Долина Горечавки славится искусными заклинателями, которым в исцелении нет равных? Ой! – спохватился он, в голосе зазвучала издёвка. – Я совсем забыл! Императорская семья в ссоре с заклинателями, да? Мы же казнили клан Поднебесного Эха, да? Тот, с пика Тринадцати Ветров, который оболгали, не так ли? А мы до сих пор не извинились перед Советом Бессмертных Старейшин за ошибку! Что ж, очевидно, госпожа, у вас не получится вызвать для меня целителя. Ведь все заклинатели мира отказались входить в императорский двор, пока наша семья не принесёт извинений. Получается, Октай останется у меня в услужении. Пожалуй, это к лучшему. Я, по крайней мере, не наказываю без причины.

Император что-то ответил. Я не услышал. Я рассмеялся.

Причины… Юный наивный принц ещё не знал – нет ничего проще, чем найти причину, чтобы наказать раба. Он ещё не знал, что сам точно такой же, как его отец и тётушка. Ничего не изменится, когда он станет моим хозяином. Ведь я чужие объедки, сын предателя. Мной можно дразнить, как отобранной игрушкой, лишь бы получить своё. И никакая служба этого не изменит, стань я хоть наилучшим слугой, хоть вывернись наизнанку. А ведь император на это и рассчитывает – что я не пожелаю возвращаться к Сайне и буду из кожи вон лезть, лишь бы исцелить единственного наследника и остаться подле него.

Ведь госпожа Сайна далеко не вечна. Ей уже пятьдесят лет. Она больная женщина, которая цепляется за меня как за последнее средство, потому что ничто другое ей не помогает. Однажды она умрёт, как умрёт и император Алтан. Тогда принц Чан примет силу Сына Неба и будет решать, кому и кем быть. И только он решит, достоин ли мой род прощения.

Но принцу, похоже, просто очень захотелось насолить нелюбимой родственнице. Его-то госпожа не убьёт. А вот меня – запросто, просто потому что передарили принцу. Ещё замену подберут, и пойдет очередная чудесная традиция для провинившихся родов. Наверняка предатели будут мечтать об этой должности. А что? Источник жизненных сил – очень почётно!

От моего смеха на мгновение наступила тишина.

– Уведите его, – велела госпожа Сайна. – И пригласите к нему лекаря. Принц Чан, почему вы решили, что тот жалкий клан был оболган?

– О, право, не помню, – лениво ответил принц. – Кажется, в библиотеке Старого Дворца были какие-то бумажки… А может быть, мне это привиделось во сне? Да и зачем это вам? Пристало ли женщине ворошить дела столетней давности?

– Щенок! – вскипела госпожа.

Бай послушно увёл меня из сада. Звуки ругани летели нам в спины до самого выхода, а потом я дошёл до стражи и позволил коленям подогнуться.

– Бай, прости, я, кажется, сейчас упаду…

Слуга коротко выругался, подхватил меня на руки, и от прикосновения к избитой спине я взвыл и зажмурился. Из глаз брызнули слёзы.

– Простите! – перепугался Бай. – Потерпите, господин, сейчас…

В ту же секунду раздался невозмутимый голос:

– Не так держишь.

– Что? – растерялся Бай.

Я разлепил веки, узнал в коричневом вытянутом пятне императорского палача, вспомнил, что Бай ещё никогда не имел дела с ним, и мне вновь стало смешно.

– Держишь. Не так, – повторил палач. Его непробиваемому спокойствию могли позавидовать даже горы. – Положи на плечо. Головой вниз. Не трогай спину. Держи за колени.

Как в этом немногословном человеке сочетались безжалостность истинного мастера пыток с заботой и неравнодушием лекаря? Наши встречи каждый раз заканчивались так: он спокойно, твёрдой рукой наносил мне раны, а затем так же спокойно давал советы, как их лучше лечить. Поразительный человек.

– Э-э-э…

Совет от палача, который только что безжалостно исполосовал мне спину до крови, выбил Бая из колеи настолько, что он застыл, словно настигнутый змеёй суслик. Я почувствовал, как к рукам моего слуги присоединяются другие, такие же узнаваемые, как руки моей госпожи. Палач взвалил меня на плечо Бая и молча пошёл по своим делам.

– О-о… – простонал Бай ему вслед то ли восхищенно, то ли изумлённо.

Я всхлипнул, не сдержав смешка. Слуга опомнился и бросился к моему двору. Спустя четверть палочки меня устроили на постели и под причитания Нохоя сняли одежду – та присохла к ранам и её отмочили тёплой водой. А потом пришёл лекарь, положил на спину что-то холодное, пахнущее ромашкой, и от новой вспышки боли измученное сознание накрыл короткий, но ослепительный миг то ли прозрения, то ли решения.

Так жить больше нельзя!

А затем меня приняла в объятия милосердная тьма – и боль закончилась.

Глава 4
Заклинатель

Так жить нельзя. Так жить нельзя. Так. Жить. Нельзя.

Эта мысль поселилась в моей голове и грызла разум не хуже древоточца. Все дни, посвящённые лечению и проведённые в постели, я не мог сосредоточиться ни на чём другом. Все увлечения и занятия, которые до сих пор скрашивали моё существование, стали бессмысленными и пресными. Еда потеряла всякий вкус. Стены покоев давили. А по ночам мне снились пожары: в жарком огне сгорал сначала мой родной дом, затем дворец и, наконец, весь мир.

Забавно. А ведь я полагал, что всё бунтарство и гордость из меня давным-давно выбили. Видели бы меня наставники гарема… Нет, они бы не поняли. Я повзрослел, стал хитрее и научился скрывать как отвращение, так и жажду свободы.

Почему эта тоска стала совсем невыносимой? Почему я уже не мог с ней бороться? Невзирая ни на какие усилия, жажда заливала мою душу, словно разгулявшаяся по весне река, наполняла меня чёрными мутными водами, пахла тиной и била мелкой галькой. Я утопал в ней и совсем не хотел выплывать, хотя в этой чёрной бездне явно зарождалось нечто ужасное… А может, я сам становился бездной?

Я даже не пытался снова уговорить себя, что Небо принимает лучших слуг и я стану любимцем богов. Хотя совсем недавно эта мысль удерживала меня на плаву. Жить в бесконечном блаженстве, не ведая ни болезней, ни отвращения, быть источником вечного наслаждения святейших и дарить счастье…

Одним словом, наложник здесь – наложник и на Небе. Ведь это справедливо по меркам богов – позволить выполнять на Небе ту работу, в которой слуга был лучшим при жизни, убрав все недостатки работы и взамен даровав радость. Каким же я был тугодумом, что осознал суть обещанного блаженства спустя целых десять лет рабства. И то лишь после очередной порки, когда понял, что надежды на лучшее будущее нет и никогда не будет. Поэтому…

Поэтому – к демонам такую справедливость? К демонам Небо? Лучше быть свободным от всяческих оков демоном, чем прозябать на Небесах вечным наложником?

А как же десять поколений моих предков? Пусть мне уже не до Небес, но мой род опозорен. Каково им будет в потустороннем мире, если я прекращу попытки?

Но так жить больше нельзя…

После недолгих раздумий я решил: раз мне не искупить вину на должности господина Гармонии, нужно сделать это иначе. Так, чтобы придраться было просто невозможно. Как? Смыть позор собственной кровью, с оружием в руках, как все провинившиеся. На празднике начала посевов. Если я мог очистить имя, то только там.

Праздник начала посевов отмечали с размахом. Это было сложное время для императора и его семьи. Особенно сложным считался объезд всех провинций, чтобы передать земле благословение Неба – без этого людей империи давно бы сожрала нечисть, в полях нельзя было бы работать и пасти стада. Императора всегда сопровождала многочисленная охрана, ведь путь был полон опасностей. Где опасность для Сына Неба, там и героический поступок. Где героический поступок, там и прощение. В охрану всегда старались попасть те, кто желал искупления.

Госпожа Сайна никогда не ездила с императором Алтаном, потому об этом празднике я даже не мечтал. Но случился принц Чан, который в этом году наверняка поедет со своим стареющим отцом, чтобы подхватить ношу, если тот потеряет силы. Справившись с задачей, я смог бы поехать в свите принца и, заслонив собой от опасности, очистить род.

Когда я понял это, то долго хохотал. Император – старый прожжённый интриган! Он прекрасно знал, что делает, когда отдавал меня сыну!

Стоит сказать, принц Чан был далеко не глуп. Первым делом он сменил всех моих слуг и приставил тех, кто приехал из Старого Дворца. Мне с трудом удалось оставить Нохоя. Следующим приказом меня обязали посещать покои наследника каждую ночь. Как принц уговорил наблюдателя, какими деньгами подкупил, осталось загадкой. Однако евнух не обращал на нас никакого внимания и самозабвенно писал в тетради. А я оттачивал на царственной спине искусство гармонизации через пальцы. С каждым днём у меня получалось всё лучше, а принц крепчал. Спустя неделю все его одежды стали жать ему в плечах, что обрадовало нас. И не обрадовало госпожу Сайну.

О, конечно, я боялся госпожи и везде ходил с оглядкой. Мне всё казалось, что она непременно что-то сделает. Что ж… Она сделала. Но совсем не то, что я ожидал.

Тот вечер начался обыденно. К моменту моего появления принц уже лежал на подушках с обнажённой спиной, а наблюдатель сидел за ширмой и с вдохновлённым видом водил кисточкой по бумаге. Я подвязал рукава, чтобы не мешались, и, разогрев ладони, уже привычными движениями принялся за волшебные точки. Пальцы закололо, и по жилам заструилась живительная сила, перетекая из меня в другое тело. От удовольствия принц сладко вздохнул.

– Ох, как хорошо! Промни ещё плечи – я весь день сидел…

Я послушался – и каменные, напряженные мышцы под моими пальцами постепенно расслабились. Принц удовлетворённо потянулся и, сложив руки под подбородком, вдруг сказал:

– Завтра прибудет целитель Долины Горечавки. В его честь будет большой приём.

От неожиданности я чуть не поцарапал царственное тело и отдёрнул руки.

– Но ведь… Вы, кажется, упоминали какую-то ссору? – припомнил я.

– Да. Сто лет назад по приказу императорской семьи был убит клан пика Тринадцати Ветров. Совет Бессмертных не посчитал заклинателей виновными и отказал нам в услугах заклинателей, – принц потянулся. – Продолжай, не останавливайся!

– Я ничего об этом не слышал, – осторожно сказал я, вновь надавив на точки.

– И не должен был. Подобные события – внутреннее дело императорской семьи. Для всех остальных никакой размолвки не было.

– Но тогда почему заклинатель согласился лечить вас?

– Очевидно, госпожа Сайна уговорила императора принести извинения Совету Бессмертных, – принц небрежно дёрнул плечом. – На самом деле, давно пора сделать это. Да, наша семья – сила Небес, живые боги на земле. Но мы храним народ лишь от того зла, что имеет живую или мёртвую душу. Заклинателям как силе Природы подвластны бездушные твари, стихии и болезни. Мы – дополнение друг друга и должны жить в мире, ведь мы делаем одно дело.

Принц Чан помолчал и вздохнул:

– Может, если бы вместе с братьями в тот день был хотя бы один заклинатель, они выжили бы… Наверное, император тоже подумал об этом.

В горле стало сухо. Руки задрожали. Я слушал принца почти с ужасом, и в бронзовом кувшине у изголовья постели отражалось моё застывшее лицо.

Лечение было не закончено! Принц только начал расти! Да, у меня получалось, но где мои жалкие потуги, а где методы тысячелетней школы?

– Вы, должно быть, рады. Вами наконец-то займётся целитель, – с трудом выдохнул я.

Сердце колотилось, словно перепуганная птаха о прутья клетки. Если я не смогу довести лечение до конца, то вернусь к госпоже Сайне, не попаду в сопровождение на праздник посевов, не смогу смыть позор…

Принц повернул голову. Профиль у него был выразительным, как у всякого благородного человека.

– Боишься, что верну госпоже Сайне?

Я покосился на ширму, за которой прятался наблюдатель. Евнух, конечно, был предан принцу… Но какому слуге не хочется выслужиться и получить чуть больше, чем обычно?

– Я бесконечно почитаю госпожу. Но вас, конечно, я почитаю больше, ведь вы наследник и будущее нашей Поднебесной.

Губы принца Чана искривила усмешка. Он вновь отвернулся:

– Да, я рад, что мной займётся мастер своего дела. Не думай, ты весьма искусен! Я даже помыслить не мог, что жизненную силу можно передавать так. Но между мастером тысячелетней школы и самоучкой, каким бы он ни был гениальным, я выберу мастера.

И, дождавшись, когда моё лицо затопит бледность, принц добавил:

– Впрочем, если вы будете лечить меня вдвоём, я не буду возражать.

Сжавшая внутренности рука немного разжалась. Я с трудом удержался от того, чтобы не облизнуть пересохшие губы, прикрыл глаза и поклонился.

– Благодарю за милость. Значит ли это, что я могу рассчитывать на своё место за праздничным столом?

– Ты? На приёме в честь заклинателя? Вместе со всеми лекарями? – развеселился принц.

Он перевернулся на спину и окинул меня взглядом, от которого я почувствовал себя куском протухшего мяса.

– Ха! Почему нет? Ты же как-никак сделал то, что не удалось всем этим напыщенным старикам. Пожалуй, это будет забавно, – рассмеялся принц. – Знаешь что? А позли их как следует! Ты же можешь сделать это так, чтобы тебя нельзя было наказать?

– Могу, мой принц.

Несмотря на его согласие, я не смог перевести дух. Заклинатель был неизвестной личностью. Его призвала госпожа Сайна, и призвала с целью вернуть меня себе. Она могла обеспечить такие разговоры, что заклинатель ко мне и на полёт стрелы не подойдёт. Да и положа руку на сердце… Какой мастер согласится работать с самоучкой?

Но вернуться к госпоже Сайне безропотной тенью и проворонить всё я, конечно же, не мог.

Приём в честь заклинателя Долины Горечавки был невероятно пышным. Нас встретили самые роскошные танцовщицы, самые изысканные украшения, самый богатый стол… Проще было перечислить то, чего не хватало, и то я сомневался, что нашёл бы хоть какие-то недостатки. Всё же размах события впечатлял – обеление заклинательского клана и примирение Сына Неба с Советом Бессмертных Старейшин.

Секретность приёма выдавало лишь поразительно малое количество народа. Никаких советников, высших государственных чиновников и прочих важных гостей, которые всегда приглашались на мероприятия подобного толка.

Почему же пригласили лекарей? Если подумать, все лекари принадлежали династиям врачевателей. Возможно, лекари – представители тех семей, которые как раз помогли устранить клан, готовивший переворот? Отравили, например? Ведь в открытом бою заклинателей не одолеть, а вот ядом, наверное, можно…

Согласно традиции, столы для приёма почетных гостей располагались полукругом, перед сценой. По центру на возвышении сидела императорская семья (та её часть, что состояла в кровном родстве), ступенью ниже – жёны и матери наследников, следующая ступень полагалась почётным гостям по правую и левую руку, а на гладком полу накрывались столы для всех остальных. Полукруг выстраивался таким образом, чтобы все могли видеть представление: танцовщиц, фокусников и прочих артистов.

Супруга императора отказалась идти на праздник из-за плохого самочувствия. Мать принца Чана, как он признался, умерла ещё до переезда из Старого Дворца. Жены наследнику пока не полагалось, поэтому из-за того, что в местах не было нужды, почётного гостя усадили там, где обычно пировали жёны, на второй ступени, по правую руку от императора, а третью ступень убрали.

На праздник я явился вместе с принцем.

– Помнишь, я просил позлить их? – шепнул он, покосившись на лекарей.

– Конечно, мой принц. Присаживайтесь и просто наблюдайте.

Я, усадив его рядом с императором, сошёл вниз. Быстрый взгляд на ступень для почётного гостя мгновенно остановился на нём. Безупречный лицом и манерами человек казался чуждым этому месту настолько, насколько выделялся бы белый лебедь, затесавшийся в гусиную стаю. Целитель из Долины Горечавки был одет в чёрные шёлковые одежды, расшитые золотой нитью. Он выглядел божеством, спустившимся на землю, и походил на Сына Неба даже больше, чем сам император Алтан.

Ближайший к почётному гостю стол пустовал, и я поспешил занять это место, опередив лекарку из крыла наложниц на секунду. Раздосадованной женщине не осталось ничего другого, как сесть дальше.

Лекари моему соседству не обрадовались.

– Бесстыдник! Как ты посмел явиться сюда? Ты не достоин лекарского звания! – поприветствовал меня шипением толстопузый старик. Я не знал его имени – не доводилось встречаться.

Принц Чан повернул голову, едва заметно кивнул мне с одобрением и явно приготовился любоваться спектаклем.

– И вам самого крепкого здоровья, господин! – лучезарно улыбнулся я.

Шепотки тем временем набирали обороты.

– Наложникам здесь не место!

– Но он – господин Гармонии…

– Это звание – всего лишь маскировка, призванная облагородить низменное дело!

– Но его искусство помогло принцу Чану.

– Видал я его – хе-хе – искусство! Просто госпожа Сайна отыгрывается за предательство – и по справедливости!

– Однако согласитесь, должность господина Гармонии ему даровали не за красивые глаза.

– Но каков бесстыдник! Сел рядом с заклинателем!

Я лишь улыбался. В моём воображении все эти слова превращались в щебет птиц и журчание горного ручья. А вот целитель Долины Горечавки прислушивался к разговорам, и любопытство в его глазах становилось всё ярче и ярче. В конце концов он не выдержал и повернулся ко мне, удивлённо выгнув брови.

– Почему разговоры о вас так… противоречивы? – раздался его мягкий голос.

– Это потому, что я господин Гармонии.

– Господин Гармонии? – удивился Лао. – Я никогда раньше не слышал об этой должности.

– Ох, вы понимаете, императорский двор долго жил без искусства заклинателей, а императорской семье хотелось чем-то заменить потерю. Хотя бы источником жизненной силы. Я обучился гармонизации и стал служить императорской семье. Так и появилась должность господина Гармонии.

– Конечно же, – ядовито заметил кто-то. – Только стоит уточнить, что гармонизирует он жизненную силу наследника так же, как все женщины передают инь мужчинам. И вопрос, передает ли что-то вообще!

Заклинатель напрягся.

– Вы?.. – с едва заметным отвращением спросил он.

Я пожал плечами, склонив голову набок и позволив печали скользнуть по лицу.

– Не стоит слушать злопыхателей и завистников, господин. Они просто вне себя от того, что у меня получилось сделать то, что не получилось у них. Можете расспросить кого угодно. Ещё недавно принц Чан выглядел совсем ребёнком. Любой подтвердит, что господин Гармонии не зря ест свой хлеб. Госпожа главная врачевательница Сайна – видите вон ту ослепительную даму по левую руку от императора Алтана? – возлагала на меня большие надежды. Она полагала, что моё искусство поможет принцу Чану, и оказалась права, но увы… – я картинно вздохнул. – Моё искусство действует не так быстро, как хотелось бы.

Целитель оживился и посмотрел на меня совсем иначе.

– Но вы не похожи на того, кто изучал пути бессмертных.

– Да, не изучал, – кивнул я и замолчал, дожидаясь, когда интерес заклинателя достигнет наивысшей точки.

– И как же?.. – начал он.

Я с лукавой улыбкой покосился на греющих уши лекарей и приложил палец к губам. Широкий рукав опал, мелькнуло белое запястье – и тотчас спряталось назад. Всех, кто увидел, перекосило от смущения и злости. Принц спрятал ухмылку за чашей.

– Не хотелось бы обсуждать это здесь. Вы же понимаете, профессиональные секреты, – смущённо пролепетал я, отводя взгляд, и заправил волосы за ухо.

На этот раз народ увидел краешек белой шеи с бьющейся жилкой, которую я тут же спрятал под высоким воротником. Заклинатель тоже увидел – и отвёл взгляд. К моему удивлению, на молочно-белых скулах выступил румянец. Кто бы мог подумать, что даже бессмертные заклинатели имели слабости?

– Да, конечно, понимаю, секреты…

Взгляд у него остановился. Воображение заклинателя явно бурно заработало, и я почти видел, как в его сознании начался разговор между целителем и обычным мужчиной, подверженным страстям. Искусство гармонизации интересовало целителя, и он задавал вопросы, а мужчина со всем своим здоровым пылом подсказывал, как именно это можно сделать. Оба гадали, гадали, и фантазии явно становились всё крепче, ярче, жарче…

Я поправил волосы и ещё раз показал краешек шеи. По лекарям опять прокатилась волна возмущённых шепотков.

– Прошу прощения, – кашлянул я, опуская дрожащие ресницы. – Я ужасно неловок.

– Неловок он, – пробормотала лекарка, такая надутая и побагровевшая, что румянец пробивался сквозь косметику. Казалось, она вот-вот лопнет от злости. – Бесстыдник! Подобные манеры на императорском приёме – это неслыханно!

– Но я не сделал ничего, чему меня не учили наставники, госпожа. Я всего лишь выполняю свою работу, как и все в этом дворце. Не думаю, что между нами есть большая разница.

Женщина покраснела ещё сильнее и, поджав губы, замолчала.

– Не забывайся, – процедил толстопуз. – Ты сын предателя, раб. Твой путь – твоё искупление. И одной жизни не хватит искупить дела твоего отца!

Я опустил голову и тут же с достоинством её поднял.

– Вы правы, господин. Все мои силы и умения я использую лишь для того, чтобы искупить вину отца и исполнить наказание, назначенное самим императором. Оно справедливое и очень тяжёлое. Путь искупления и не должен быть лёгким, – я повернулся к заклинателю. – Ведь так?

Взглянув в мои печальные, старательно подведённые Нохоем глаза, заклинатель вывалился из своих фантазий.

– Да, конечно… – Он спохватился, огляделся вокруг с выражением «Что был за вопрос-то?» и собрался с мыслями. – Никакая работа не может быть позорной, особенно та, которую поручает император.

Кто-то подавился и, стараясь не привлекать внимания, попытался откашляться. В глазах принца Чана, казалось, плясали все демоны мира. И я с удивлением понял, что сам наслаждаюсь хулиганством. Это оказалось неожиданно весело – злить и смущать тех, кто смотрел на меня сверху вниз, но не мог тронуть.

– Здесь так редко услышишь слова поддержки. Благодарю, – я склонил голову перед заклинателем. Волосы красиво стекли набок. – Я так и не узнал, как к вам обращаться, прошу прощения. Меня зовут Октай. О том, кто я, вас уже просветили.

– Можете звать меня Лао, – ответил заклинатель. – Скажите, господин Гармонии Октай, вы ведь, насколько я понял, лечили принца Чана и делали это успешно. Могу ли я поговорить с вами после приёма?

– Конечно, я многое могу рассказать, – я вновь осторожно покосился на обиженных, похожих на щекастых хомяков, лекарей. – Если вы желаете со мной поговорить, после ужина обратитесь к принцу. Мной и моим временем распоряжается он.

Лао понял меня правильно и замолчал. А затем своё место занял император Алтан, поднял чашу с вином – и шепотки смолкли.

– Сегодня знаменательный день! Сто лет назад императорский род отказался от услуг заклинателей. Сто лет мы полагали, что заклинатели клана Поднебесного Эха подготовили заговор по свержению моего царственного предка, императора Алмаза, чтобы посадить на трон его малолетнего брата. Они совершили покушение. Императору удалось выжить, но в том покушении погибла его семья. Император Алмаз наказал клан Поднебесного Эха за предательство, стерев его с лица земли. Сыны Небес отказались от услуг заклинателей, бессмертные заклинатели отказались от Сынов Небес, так как считали клан Поднебесного Эха невиновным. И ссора продолжалась бы, однако мой сын, принц Чан, сумел положить конец вражде! В Старом Дворце он нашёл документы – дневники и записки наложниц и чиновников. Благодаря им всё стало ясно.

Император выдохнул, поднял повыше чашу с вином, с усилием выталкивая слова.

– Клан Поднебесного Эха пал жертвой гнусной интриги тогдашнего великого визиря. Заклинатели, казнённые по приказу императора Алмаза, были невиновными. Императорский род признаёт ошибку перед Советом Бессмертных Старейшин. К сожалению, от имущества клана Поднебесного Эха осталось мало. Однако то, что сохранилось, мы передаем Совету, как и пик Тринадцати Ветров, который когда-то принадлежал клану Поднебесного Эха. Также мы выделяем сто тысяч золотых для восстановления школы. Вы, лекари, свидетели начала новой дружбы, – император склонил голову перед Лао, – и воссоединения лекарской школы со школой целительской.

Лао встал, поднимая свою чашу с вином:

– От лица Совета Бессмертных Старейшин я, заклинатель Долины Горечавки, целитель Лао, пятый член Совета Бессмертных Старейшин, принимаю извинения императорского рода и свидетельствую – обиды и ссоры остались позади. В знак своих добрых намерений я сделаю всё, чтобы здоровье императорского рода оставалось велколепным. С сегодняшнего дня между заклинателями и императорским родом вновь воцарилась дружба. Да станет она нерушимой на веки вечные!

– На веки вечные! – подтвердил император Алтан.

И они вместе опустошили чаши. Заиграла музыка, из боковых дверей выпорхнула стайка танцовщиц, и праздник начался.

До конца торжественного ужина Лао больше не заговаривал со мной на тему болезни принца. Я же в свою очередь исполнил поэму на жуане, во всеуслышание посвятив её самой замечательной и справедливой женщине империи и взмахнув в её сторону ресницами. Госпожа Сайна подарила мне приличествующий случаю кивок, смерив ледяным взглядом. Отдельно я поклонился принцу, довольному, словно объевшийся кот. В завершение праздника император объявил фейерверки, и изрядно подвыпивший народ отправился в сад – любоваться красочными вспышками на небе, садом и предаваться неофициальным разговорам.

Я сразу встал за спиной принца Чана и последовал за ним тихой безмолвной тенью. Лао, к моему удовольствию, быстро нашёл нас и учтиво проговорил:

– Мой принц, я бы хотел поговорить с господином Гармонии.

В повороте головы наследника я ясно увидел замешательство.

– С ним? Без меня? Я правильно понимаю, вы собираетесь обсуждать пациента за его спиной?

Лао поклонился. В тёмных глазах блеснула улыбка:

– Что вы! Как я мог бы так оскорбить вас? Мы всего лишь хотели обсудить его методы и искусство. Если вы желаете присоединиться к беседе…

Принца так перекосило, что сразу стало ясно – это последняя тема, которую он хотел бы обсуждать на празднике.

– Нет, не желаю. Октай, ты слышал. Развлеки господина заклинателя беседой. Далеко не уходи. Чтобы я тебя видел.

– Как пожелает мой принц, – пропел я с поклоном и увлёк заклинателя в глубину сада.

Мы остановились у берега пруда – достаточно далеко, чтобы нас никто не подслушал, но недостаточно далеко, чтобы скрыться с глаз принца.

– Итак, господин Лао, вы, кажется, желали узнать о моем искусстве гармонизации? – я спрятал руки в рукава.

Краснота медленно сошла с безупречного лица, и Лао кашлянул.

– Да-да. Вы упоминали, что можете передавать жизненную силу не так, как это делают женщины. Мне очень любопытно, как?

– Проще показать…

– Не надо! – испугался Лао. – Я принёс обет непорочности!

Я рассмеялся:

– Не волнуйтесь, господин заклинатель Лао. Никакого урона вашей чести. Вам всего лишь нужно повернуться ко мне спиной – и я покажу.

Когда мои пальцы запорхали по спине, Лао окаменел, а кончики его ушей залил яркий румянец, видимый даже в сумерках. Это было почти забавно – великий бессмертный заклинатель дёргался от каждого движения и краснел от невинных прикосновений.

– Перестаньте, – выдавил он, когда я перешел к пояснице. – Я понял вашу методику.

Я тут же отошёл от него на два шага и спрятал руки в рукава. Лао сделал несколько дыхательных упражнений и повернулся. Глаза у него горели абсолютным восторгом.

– Вы направляете жизненную силу в средоточие жизни – в позвоночник. Тело само решает, что забирать: инь или ян. Недостающая энергия разносится по органам, а лишнее возвращается. Это невероятно! Кто вас научил этому?

Он почувствовал разницу между инь и ян? Вот уж действительно заклинатель. Принц Чан чуял лишь тепло!

– Никто. Вернее, азы заклинательского искусства я изучал с учителем Юнмэном, но это были лишь медитации, чтобы почувствовать жизненные силы, а остальное – сам.

– Это потрясающе! – повторил Лао. – И при этом вы даже не заклинатель!

И уставился на меня с исследовательским интересом, прищурившись.

– Скажите, господин Гармонии Октай, сколько вы стоите?

Глава 5
Цена

Что ж, если госпожа Сайна и пыталась как-то повлиять на мнение Лао обо мне, у неё не получилось. Как мне донесли, она пробовала настоять на том, чтобы заклинатель работал один, но Лао пресёк все её поползновения. Да, он позволил мне работать с принцем и дальше. Целитель и мастер своего дела, Лао понаблюдал за нашим взаимодействием и в итоге настоял на моём участии. «Не стоит отвергать то, что идет на пользу. Вы же желаете пользы наследнику престола?» – так сказал заклинатель госпоже Сайне и тем её обезоружил. Все тонкости моего положения при дворе ему оказались настолько безразличны, что это ошеломляло. А вопрос про мою стоимость был предельно серьёзным.

– Он не продаётся, господин Лао, – в сотый раз повторил принц Чан и улыбнулся с тем самым самодовольством, какое я лицезрел у госпожи Сайны при каждом подобном разговоре. – Он мой и только мой. Вы можете лишь насладиться разговорами с ним.

Любой другой человек уже давно потерял бы надежду. Но Лао был заклинателем, а значит, обладал нечеловеческим запасом сил, терпения и долголетия, который позволяли ему изводить наследника престола вот уже пятый день одним и тем же разговором.

– Принц Чан, я понимаю вашу позицию, однако господин Гармонии интересен Долине Горечавки как источник жизненных сил. Этот человек имеет все возможности стать бессмертным целителем. Не зарывайте его возможности в землю…

Лао говорил и говорил, а пальцы принца Чана сжимались на чашке чая всё крепче и крепче. Он чуть зубами не скрипел от раздражения, и мне вовсе не требовался магический дар, чтобы прочитать на царственном лике невыносимое желание выплеснуть горячий чай из пиалы в настырного гостя. Но гость был заклинателем Долины Горечавки, целителем, лицом неприкасаемым, и даже сам наследник императора не мог его наказывать, чем бессмертный заклинатель беззастенчиво пользовался.

Я же… пил чай. Вот – какое совпадение! – уже пятый день к обеду единственного наследника в Цветочную беседку подавали необыкновенно вкусный чай, поэтому я молча пил его и не пытался сдержать довольную улыбку.

Ещё никто и никогда не стремился стать моим владельцем столь настойчиво. Не скрою, меня бы больше радовал подобный разговор между госпожой Сайной и Лао, но и раздражение принца Чана тоже весьма грело душу. Это было даже лестно: кто-то со стороны наконец признал мои заслуги и при этом не демонстрировал презрения.

Принц Чан раскраснелся так, что румянец залил даже шею.

– Господин Гармонии не продаётся! – Он вдавил чашу с чаем в поднос и выдохнул, сменив тон на более спокойный. Даже улыбнулся. – Не продаётся. Его род наказан. Вы знаете, за что он наказан?

– Не знаю, мой принц, – признался Лао и перетёк за обеденный стол так легко и ненавязчиво, что даже мой внимательный взгляд не отследил его движений.

Принцу Чану не оставалось ничего другого, как распорядиться налить чая и ему.

– Отец Октая был генералом и верно служил в Южной провинции. За завоевание кочевников он даже удостоился высшей награды из рук императора. Но десять лет назад он решил, что ему мало власти и богатств. Он выкрал из дворца кое-какие важные документы и собирался вручить их нашим западным соседям взамен на место в их Совете. Но верный человек задержал его в Западной провинции и передал императорскому суду. За это предательство весь род Октая должен был гнить в шахтах. Октаю невероятно повезло. Ему выпал шанс своей службой искупить предательство. Понимаете, отчего я не могу продать его?

Голос принца звенел от негодования. И я бы даже поверил, что он сам глубоко оскорблён всей этой историей, если бы не знал, что императорская семья ему в лучшем случае безразлична. Впрочем… Долг наследника для него не пустой звук. Вполне возможно, что его задевает сам факт посягательства на секреты Поднебесной.

– Я и так с трудом забрал Октая из рук госпожи Сайны. Поверьте, целитель Лао, из-за этого она прониклась ко мне отнюдь не тёплыми чувствами. Если я отдам его, это будет плевок в лицо всему моему роду! – принц издал очередной страдальческий вздох.

– Понимаю. Вы в полном праве, мой принц, – заклинатель участливо склонил голову и снова выпрямился. – В таком случае как целитель Долины Горечавки я рекомендую избавить тётушку императора от напоминания о подобном позоре и продать нам этого наложника за пять тысяч золотых. Всего за пять тысяч золотых она сможет обрести путь в светлое будущее, полное прощения и любви. Поверьте, не каждому выпадает такая возможность! Пусть она и разгневается поначалу на вас, мой принц, но позже обязательно оценит вашу помощь!

Выражение лица принца Чана было неописуемо. Госпожа Сайна рассказывала эту историю каждому, кто желал приобрести меня, и этого всегда было достаточно. До встречи с заклинателем Лао. «Я плохо объяснил? Был неубедителен?» – читалось в растерянных глазах принца.

Я в несчётный раз налил себе чай. Тот уже плескался где-то на уровне ушей, но остановиться значило выйти из беседки. А лишить себя удовольствия я никак не мог.

– Октай не продаётся! – рявкнул принц Чан, потеряв последние крохи терпения. Рык вышел настолько мощным, что из-за дальних кустов вылетела стая мелких птичек и поспешила покинуть дворец. На нас оглянулась стража, даже Лао вздрогнул.

Чан захлопнул рот, очевидно, вспомнив, что он теперь не просто ребёнок сомнительного происхождения, а наследный принц, опомнился и постарался вернуть своему лицу спокойное и благожелательное выражение:

– Прошу прощения, я слегка вспылил… Так о чём я? Ах, да! Октай не продаётся, целитель Лао. Уясните это наконец. Вы уже провели сеанс лечения, поэтому не вижу смысла в дальнейшем разговоре. Покиньте беседку, будьте любезны.

– Я впервые вижу настолько упрямого юношу! – восхитился Лао и с поклоном поднялся. – Но я не оставлю попыток вас уговорить.

– Вы лишь напрасно потеряете время, – хмыкнул принц. – Если вы так желаете, лучше поговорите об Октае с госпожой Сайной и императором Алтаном.

Заклинатель вышел из беседки, постоял у порога и оглянулся:

– А как насчет десяти тысяч золотых и двух наложников?

– Вон! – рявкнул принц, вновь выйдя из равновесия.

Заклинатель ещё раз поклонился – на лице мелькнула улыбка – и неспешно, не теряя достоинства, удалился из сада. Раздражение принца Чана обрушилось на меня:

– А ты почему такой довольный?

– Чай, мой принц! – с готовностью ответил я, почти ощущая те лучи счастья и радости, которые излучало моё лицо. – Вам в последнюю неделю подают чай исключительного аромата! А повар делает к нему такие сладости, что вкус раскрывается весьма оригинальным образом.

При упоминании сладостей принц Чан тут же придвинул блюдо с ними к себе поближе, ревниво отгородившись рукой. Семейное сходство с госпожой Сайной стало прямо-таки налицо. Она оберегала сладости от моего посягательства точно так же.

– И погода такая замечательная! – продолжал я голосом блаженного деревенского дурачка. – Какой приятный ветерок! Какое небо голубое! Посмотрите, мой принц, там летит журавль!

Журавль и впрямь летел над городом, постепенно снижаясь к его окраине. Видимо, где-то там у него и его подруги было гнездо. Принц Чан рассеянно посмотрел на небо:

– И правда, летит… Октай, что бы ты ни думал, имей в виду – ты навсегда останешься моим.

– Я знаю, мой принц. И мне остается лишь благодарить богов за ваше милосердие.

В живот рухнул ледяной комок вопросов. Принц Чан что-то заподозрил? Почему? Чем это грозит? Чтобы отвлечься и не выдать страха, я сделал ещё глоток чая:

– Да и мне ли желать лучшей участи?

– Однако, заклинатель Лао слишком настойчив в своём желании тебя приобрести, – заметил принц Чан, и в его прищуренных, очерченных ресницами глазах зародилась угроза.

– Вы же слышали: Он хочет увезти меня в Долину Горечавки! Изучать меня, как источник жизненных сил! Мой принц, об этих заклинателях ходят жуткие слухи. Поговаривают, они ловят бродяг и вскрывают им животы, чтобы посмотреть на тело изнутри! Мой принц, – я придвинулся ближе, склонился и заглянул ему в лицо снизу-вверх, – мой принц, вы же не продадите меня им?

Принц Чан покровительственно похлопал меня по макушке.

– Не продам, Октай. Ты же знаешь.

– Вы – да. За пять тысяч золотых – да. А если он и правда пойдёт к императору, и тот сочтёт, что десять тысяч – приемлемая цена? – я отстранился от принца, устремил взгляд к горам и вздохнул. – Я ведь не молодею. Способности со временем угаснут. Прочие мои таланты вас не интересуют. Однажды госпожа найдёт на мою должность более искусного раба…

– Боишься, что я сочту тебя бесполезным и променяю на другого? – спросил принц Чан с непонятным чувством. – Посмотри на меня, Октай, и отвечай. Не смей отворачиваться, когда я с тобой говорю!

Я неохотно подчинился. Принц Чан смотрел строго. Когда к лечению присоединился целитель Лао, его лицо окончательно потеряло юношескую пухлость, черты стали твёрже, строже, а худоба, вызванная скачком роста, фактически пропала. И внешняя схожесть с императором Алтаном стала почти абсолютной.

– Никто не хочет терять то, что есть. А моей недостойной персоне есть что терять, – я сглотнул горький комок.

– Любой другой раб спел бы о любви и верности. А ты говоришь, что ценишь своё положение, – принц Чан хмыкнул, покачав головой. – Что ж… Зато честно.

С губ легко спорхнула ложь:

– Но я правда боюсь оказаться у них, мой принц. А вдруг… вдруг он меня выкрадет? Вы же видели, какой он настойчивый. Какой-то… слишком настойчивый.

– Тогда я припомню ещё кое-какие записи из Старого Дворца, и у Долины Горечавки будут проблемы, – последовал невозмутимый ответ. – Не выдумывай. Никто не посмеет тебя украсть. Отныне ты принадлежишь мне. Да и плясать под дудку Сайны я не собираюсь. Я знаю, какие у неё мыслишки крутятся! Сначала я буду должен благодарность за заклинателя, потом – за то, что он меня исцелил, потом тебя вернуть, ведь ты же больше не понадобишься, затем, когда понадобишься, идти к ней на поклон, потом отблагодарить… В итоге Сайна будет вертеть мной до тех пор, пока не переедет в склеп. Нет. Даже начинать не буду.

Я склонился, приложился к руке принца благодарным поцелуем и нарочито поморщился, выпрямляясь. Рука дёрнулась к спине.

– Ещё болит? – спросил принц.

Голос у него был равнодушным, но в глазах проскользнули знакомые искры негодования.

– Да, – скованно кивнул я и опустил лицо, чтобы не выдать себя мимикой. – Мой принц, можно ли… Дозволите взять болеутоляющих трав?

– Мне говорили, ты излечился, только шрамы остались, – нахмурился принц Чан.

– Да, раны затянулись, в лекарях нет нужды, – я помешкал и, не поднимая глаз, с усилием выдавил: – Если вам угодно, я перетерплю. Боль – обычная часть моих наказаний…

– Ты хочешь сказать, что шрамы болят?

– Временами. Обычно приступами. День-два. Редко дольше.

– Обычно… Тебя всегда оставляли без обезболивающего? Госпожа Сайна?! – уточнил Чан. По мере того, как он вникал в мои слова, гнев в его глазах разгорался ярче.

Я бросил на него несчастный взгляд и коротко кивнул.

– И ты посмел думать, что мне будет угоден страдающий от боли слуга?!

– Я осмелился предположить, что нет…

– Правильно сделал! Немедленно к лекарям! Возьми травы, скажи, я распорядился! И больше не смей ничего утаивать, понял?

Ладонь принца дёрнулась в замахе, но он спохватился и опустил её.

– Иди сейчас же и возьми сколько потребуется… Да не кланяйся!

Я поспешил уйти, пока принц не передумал, и вызвал Нохоя.

– Сейчас же иди к лекарю и возьми болеутоляющие травы.

Евнух вытаращил глаза и задрожал:

– Но господин Гармонии…

– Иди, иди, – поторопил я его. – Принц разрешил.

– У вас что-то болит? Как же так? – встревожился Нохой. – Давайте вызовем лекаря!

– Не стоит, – я поморщился и повёл плечами. – Просто шрамы беспокоят. Не волнуйся. Это от того, что я делюсь силами с принцем. Ну и… не стареют со временем только заклинатели…

Нохой сочувственно покивал, принёс мне мешочек и заварил отвар, который я с удовольствием выпил. В том не было никакой необходимости. Я лишь хотел заполучить эти травы на будущее. Ведь по всему выходило, что в поездку по провинциям я всё же попаду, а там всякое могло случиться.

День прошёл в привычном, выверенном годами ритме. Я поиграл на жуане, затем побывал на тренировке тела, посетил купальню и, когда день почти подошёл к концу, занялся чтением. Солнце уже касалось горизонта, разливаясь по небу закатной зарёй, когда моё уединение вновь нарушил Нохой.

– Господин Гармонии, там… там… – дрожа всем телом, пролепетал он.

Я заглянул в выпученные глаза евнуха и отложил книгу:

– Там заклинатель Лао, не так ли?

Нохой меленько закивал. Бедняга был в таком шоке, что у него даже язык не поворачивался. И немудрено. Ко мне во двор редко забредали гости – практически никогда. Нет, прямого запрета не было, в конце концов, господин Гармонии не обычный наложник, но… Всё же наложник.

Заклинатель Лао такой тонкости мог не знать. В конце концов, в последний раз заклинатели посещали дворец сто лет назад. Многое изменилось. Однако принц не запрещал, наоборот, однажды обронил, что целитель Долины Горечавки может разговаривать со мной по поводу лечения в любой момент, если возникнет такая надобность. Очевидно, заклинатель воспользовался щедрым предложением.

– Впусти его, Нохой, – я закрыл книгу и сложил руки на столе. – И вели принести нам закусок.

– Вы собираетесь остаться с ним наедине?! – ужаснулся Нохой.

Я чуть приподнял брови.

– Конечно. Ведь все подробности о лечении принца – государственная тайна, а я не трепетная дева, честь которой нужно блюсти.

Нохой пару раз схватил воздух ртом, точно вынутый из воды карп, но не нашёл возражений и побрёл к выходу, понуро опустив плечи.

– Закуски, Нохой, – напомнил я.

– Да, господин Гармонии.

– И не вздумай подслушивать.

Нохой бросил на меня отчаянный взгляд человека, в голову которого влезли самым варварским способом и прочли все постыдные мысли.

– Да, господин Гармонии, – процедил евнух так, словно у него заболели зубы.

Заклинатель Лао вошёл в покои и остановился на пороге.

– Я не нашёл запрета посещать этот двор. Слуги не смогли дать ясного ответа. В прошлое моё посещение двор лекарей был открыт для гостей. Вы не обычный, но всё же лекарь, и принц Чан разрешил мне разговаривать с вами в его отсутствие. Потому я рискнул…

– Ничего страшного. Вы высокий гость. У вас есть разрешение принца. Проходите. Чаю? – улыбнулся я.

В голове невольно возник вопрос: сколько же лет Лао, если в последний раз целители из Долины Горечавки гостили у императорской четы не меньше ста лет назад?

Я жестом пригласил заклинателя присесть, и тот устроился напротив меня.

– Очевидно, вы пришли ко мне из-за важного дела?

– Да, всё так. Видите ли, принц Чан…

Услышав шаги в коридоре, я взмахнул рукой, и Лао мгновенно замолчал. Принесший закуски Юн в мёртвой тишине расставил тарелки и удалился, так ничего и не услышав.

– Итак, принц Чан, – напомнил я.

– Да. Тело принца охотно принимает пилюли и развивается. Ни моё, ни ваше присутствие уже не требуется. Через два дня я покину дворец. Мне не хотелось бы вернуться в Долину без вас, господин Гармонии, – Лао взглянул прямо мне в глаза. С требованием.

Будь моя воля, я бы бросил всё прямо сейчас и перепорхнул через стену вместе с Лао! В Долине Горечавки наверняка было бы в сотню раз лучше, чем здесь! Но искупать за меня долг перед предками никто не собирался.

– Вы пришли просить помощи? Боюсь, это бесполезно. Вы же слышали принца, – я небрежно дёрнул плечом.

Волосы колыхнулись, показалась шея – и Лао смущённо отвёл взгляд:

– Я понимаю, вы, должно быть, привыкли к подобным манерам, однако… Я бы попросил… при мне воздержаться.

– Ох, прошу прощения, – я поправил волосы, искренне не желая смущать непорочное создание. – Я не хотел. Вы правы, дурная привычка.

Лао выдохнул и вновь вернулся к деловому тону:

– Принц Чан сказал, лишь император Алтан может повлиять на вашу судьбу.

– Император… Да, император мог бы, – я опустил взгляд и затеребил край рукава. – Но вы же слышали, почему я стал тем, кем стал. Низвергнутые аристократы могут вернуть своё положение лишь героическим поступком. Однако моя должность совсем не предполагает подвигов. За десять лет жизни во дворце мне не представилось ни единого случая. А госпожа Сайна никогда не брала меня в поездки. Да и зачем я вам?

– В том-то и дело! – горячо воскликнул Лао. – Вы могли бы стать заклинателем – у вас прекрасные данные! Я вовсе не шутил, когда говорил принцу Чану о ваших способностях! При должном обучении…

– Бросьте, – я рассмеялся, прикрыв горькую улыбку веером. – У меня уже не тот возраст, а упорства и терпения и вовсе никогда не было.

Заклинатель распалился:

– Ну и что? У нас в Долине Горечавки работают не только заклинатели, но и мастера своего дела. Правда, им запрещено покидать Долину… А вы не просто мастер – вы изобретатель!

– Так-таки изобретатель – всего лишь мну тело пальцами, – с сомнением пробормотал я. – Это очевидное решение, если у кого-то затекает спина.

– Нет, вовсе нет! Уверяю, вы первый придумали это, да ещё использовали не одну и не две точки, а целый набор, и не по прямому назначению! – возразил Лао.

Я даже растерялся. Неужели никто до меня не использовал такой способ? Ведь это же очевидно!

– Ах, господин Лао, перестаньте. Не говорите мне столько приятных вещей – я лишь буду сожалеть о несбыточном. Ведь император Алтан не продаст меня Долине.

– Даже если я потребую в качестве оплаты за исцеление принца вас?

– А вы потребуете? – искренне изумился я.

Заклинатель замолчал, задумался, и у меня едва не вырвался смешок. Ну конечно, разве он осмелится?

– Нет, не потребую. Наставники велели взять золотом. Если я ослушаюсь, меня накажут, а вас продадут, – после долгого раздумья признался Лао.

От облегчённого вздоха меня удержала лишь многолетняя тренировка.

– Но мне никто не мешает добавить вас в стоимость лечения, – добавил Лао. – А там уже можно поторговаться. Вполне возможно, вас отправят к нам на обучение, и вы вернётесь во дворец заклинателем.

Я едва не поперхнулся воздухом – так остро кольнула игла страха. Воображение тут же нарисовало мой угрюмый двор, в котором я, уже бессмертный целитель, сижу без надежды покинуть дворец. А вокруг ходят придворные, чиновники, и престарелая госпожа Сайна горячо интересуется мной…

– Хорошо. Но что будет, если император выполнит вашу просьбу? – спросил я немеющими губами.

– А что будет? – с недоумением переспросил Лао. – Вы пойдёте со мной в Долину Горечавки, разумеется! У нас роскошная школа целителей. Она немногим уступает этому дворцу. Много людей. Правила не так строги, как здесь. Вы будете гораздо свободнее в своих делах, сможете выбрать работу. И главное – я не потребую от вас…

Он споткнулся на словах и, смутившись, кое-как закончил.

– …работы по… работы по основному… мастерству. И мы не режем живых людей, чтобы посмотреть их изнутри! – обиженно добавил он.

Что ж, это звучало гораздо лучше того, что нарисовал мне страх. Но быть запертым в Долине Горечавки, чтобы вновь вернуться во дворец…

Хотя кто меня туда пустит?

– Это лишь в том случае, если император согласится, а ему будет нужно согласие тётушки и принца Чана, – напомнил я.

– Я поговорю, – пообещал Лао.

И он, разумеется, поговорил.

На следующий же день, стоило мне открыть глаза, как в покои влетел десяток слуг во главе с взбудораженным Нохоем. Я даже не успел толком проснуться, как попал в их руки и спустя всего палочку стоял в рабочем кабинете императора Алтана перед ним самим, принцем Чаном и госпожой Сайной, умытый, причёсанный и разодетый в шелка. Алтан сидел за столом так прямо и легко, словно его там и создали. Госпожа Сайна, подчеркивая своё положение старшей родственницы, стояла за его правым плечом. В отличие от них, принц Чан развалился на подушках чуть в стороне от стола.

Заклинатель же стоял на коленях, как и полагалось высокородному гостю. Правда, на моей памяти ещё ни один гость не сохранял при этом столько достоинства.

Я прибыл в самый разгар спора.

– Нет, я не согласна! – звенящим от ярости голосом выпалила госпожа Сайна. – Октай мой по праву кровной мести, и я не отдам его!

– Однако он вам не принадлежит, госпожа, – спокойно возразил Лао. – Им распоряжается наследный принц.

– Конечно-конечно, им распоряжаюсь я, – елейным голосом пропел принц Чан. – И меня вполне устраивает его служба. Я готов сделать ценный подарок Долине Горечавки, однако Октай – мой раб и останется моим и впредь.

– А вот это мы еще посмотрим! – воскликнула госпожа Сайна, метнув на него гневный взгляд, и склонилась к императору Алтану. – Мой властительный племянник…

Император с такой тоской взглянул на меня, что стало ясно – он не хочет разбираться, кому там я принадлежу, а хочет, чтобы все убрались подальше от его рабочего кабинета и больше не мешали.

– Но что ваша месть, когда стоит вопрос платы за меня? – продолжал принц Чан издевательским тоном. – Ведь я – будущее этой страны. Что вам один потасканный наложник, не так ли?

– Это господин Гармонии! – задохнулась госпожа Сайна. – Единственный источник жизненных сил во дворце! Он стоит, как все ваши телохранители, принц!

– Правда? Что-то мне не показалось, что вы его так берегли и ценили, как положено ценить единственный источник жизненных сил. Вся спина в шрамах, да и тюремная стража рассказала мне много интересного о его пребывании в темнице. Год назад он пробыл там девять месяцев. Напомните, за что вы его туда отправили?

Госпожа Сайна гневно поджала губы и ничего не сказала. Причиной послужила моя неудача: у меня не вышло соблазнить супругу первого императорского советника, и у госпожи Сайны сорвались некие планы, которыми она со мной так и не поделилась.

– Впрочем, мне всё равно, – принц сел, оперся локтем на колено, с нарочитым безразличием окинул меня взглядом и повернулся к Лао. – Господин заклинатель, вы уверены, что желаете именно его? Поверьте, работницы столичного дома услад и то будут чище.

– Да, – вдруг сказал до этого молчавший император Алтан, и принц с госпожой замолчали. – Возьмите другого раба, господин заклинатель. Этот – недостойная плата за жизнь наследника. У нас есть прекрасные телохранители. А если вы ищете ученика, можете выбрать любого из придворной школы слуг… И даже не слуг. Любой аристократ будет рад отдать в вашу Долину своего отпрыска.

Он замолчал, словно бы и не требуя ответа, устало прикрыл глаза, повернулся к окну. Бисерные подвески императорского убора закачались, отбрасывая блики на изумрудный наряд.

– Нет. Мне нужен именно этот наложник, – повторил Лао.

– Послушайте, отец, тётушка. Это в первую очередь моё дело, поскольку именно по моей просьбе и благодаря мне заклинатель Лао прибыл сюда и именно мне он помог, – вмешался принц Чан и в упор посмотрел сначала на госпожу Сайну, а затем на императора. – Вам так не кажется?

Госпожа Сайна побледнела почти до синевы, и косметика превратила её лицо в посмертную маску – лишь жуткий огонь запылал в глазах.

– Конечно, мой принц, вы правы, – проскрипела госпожа жутким тихим голосом.

– И всё же, сын… – с сомнением произнёс император, словно призывая к остаткам сыновьей совести, но замолчал, наткнувшись на твёрдый, непоколебимый взгляд.

– Октай останется бесправным рабом, – перебил принц Чан, со скукой разглядывая меня, затаившего дыхание. – Моим рабом. Заклинатель Лао, со всем уважением, но я не могу отдать его вам.

Принц в упор посмотрел на меня – и его глаз дернулся в намёке на подмигивание, а губы на миг сложились в хулиганскую улыбку, от которой по моей спине прошёл холодок. Наследник явно замыслил что-то, и вряд ли это было что-то хорошее для меня!

– Давайте так. За моё исцеление мы подарим Долине Горечавки пару белых лошадей из императорских конюшен и заплатим двести тысяч золотом. Вполне справедливая цена. А Октая заменим изящным молодым рабом…

– Этот наложник послужил бы скромной наградой для скромного целителя, – возразил Лао и поспешно склонил голову. – Мой император, мне нужен раб для экспериментов. Этот раб подходит лучше всех.

– Тогда тем более я вам его не отдам, – скучающе произнёс принц Чан. – Белоснежная пара из наших конюшен, двести тысяч золотом, молодой раб лично вам – это всё, что мы можем отдать, заклинатель Лао. Но если вам так хочется…

Поникший Лао встрепенулся и вновь с надеждой поднял голову.

– Нам нужно восстанавливать школу Поднебесного Эха и набирать отряд императорских заклинателей. Почему бы не начать с обучения господина Гармонии заклинательскому искусству? Ведь, как вы говорите, он достаточно талантлив. С позволения императора вы можете остаться при дворе и обучать господина Гармонии, – довольный своей выдумкой принц Чан хлопнул в ладоши. – Чудесная мысль, не так ли, тётушка? Отец?

Император попытался выдать согласную улыбку, но она больше напомнила болезненную судорогу на окаменевшем лице. Госпожа главная врачевательница и вовсе выглядела так, словно её вот-вот хватит удар – так бешено раздувались её ноздри и тряслось тело. В её взгляде, направленном на меня, читалось пожелание долгой и мучительной смерти. Какой плевок в лицо! Какая оплеуха! Если бы дело не касалось меня, я бы восхитился. Увести из-под её носа главное лекарство, которое станет привлекательнее и полезнее, начисто оборвав возможность им пользоваться… Какая ужасная жестокость!

– О, это… это будет замечательно! Мне понадобится отправить несколько писем, но я уверен, Старейшины дадут добро на службу во дворце, – обрадованно согласился заклинатель Лао и повернулся ко мне. – Господин Гармонии Октай, не окажете ли мне честь стать моим учеником?

Словно от моего отказа что-то поменялось бы! После долгой растерянной паузы я открыл рот:

– …Да?

– Прекрасно, – удовлетворённо кивнул Лао.

Принц Чан же источал радость и жизнелюбие – особенно довольной его улыбка становилась, когда взгляд обращался к императору и госпоже.

– Но тогда я настаиваю, чтобы вы, заклинатель Лао, отправились с нами в ежегодный объезд провинций, – зловещим, не предвещающим ничего хорошего голосом прошипела госпожа Сайна и взглянула на меня с приветливой улыбкой питона, сжимающего в объятиях жертву. – Ведь, как вам известно, принц Чан в этом году поедет с императором. Для неокрепшего здоровья это будет большое испытание. Я настаиваю… Мы с императором настаиваем, чтобы вы присмотрели за нашим драгоценным наследником. Мы попросим, чтобы в случае необходимости вы помогли принцу Чану. И, конечно, возьмите вашего нового ученика. Ведь ради благополучия нашей династии мы готовы на все что угодно.

«Она убьёт меня», – понял я. Во время объезда она просто и незатейливо убьёт меня и представит всё как несчастный случай.

– Это честь для меня – сопровождать вас в летних ритуалах, – Лао поклонился.

Я сложил руки и поклонился вместе с ним, растерянный и потрясённый таким поворотом. У меня не было даже мыслей о том, что господина Гармонии отдадут заклинателю в обучение. Отдать сына предателя в Долину Горечавки? Да ещё на обучение заклинательскому искусству? Слишком много чести!

Но я даже подумать не мог, что принц предложит заклинателю остаться и обучать меня здесь, что он вообще найдёт предложение приемлемым. Это… Это был кошмар! Кошмар, мрак и ужас! Я оказался между двух огней. С одной стороны была госпожа Сайна, разъярённая тем, что господин Гармонии уплыл у неё из рук. С другой стороны замаячило бессмертие. Быть заклинателем, чтобы вечность служить императорской семье…

Утешало лишь одно – до праздника посевов оставалось совсем немного.

Глава 6
Поездка

Повозка покачивалась и тряслась на особо глубоких ухабах. Меня мотало от одной подушки к другой. От занавесок, прикрывающих грубо выделанные оконца, несло лошадиным потом. А за окнами проносились поля, горы, леса. Всё пело и цвело, жадно впитывало жаркое весеннее солнце и зеленело в буйном беспорядке расцветающей жизни. Глазам было почти больно – за десять лет они привыкли к строгим аскетичным линиям дворцовых садов. Голова кружилась от обилия запахов – во дворце их было слишком мало. Мы ехали и ехали – и никак не упирались в стены. Потому что стены остались далеко позади.

Я был готов визжать, как тот поросёнок, которого зарезали в честь выезда императорской семьи. Мир бил по всем органам чувств, он казался слишком огромным, слишком шумным, слишком диким, слишком… «слишком» для такого крошечного и слабого меня. Я не справлялся и тонул во впечатлениях. Задыхался.

И это было прекрасно.

Это было то, чего я хотел.

Если бы сейчас госпожа Сайна остановила повозку и казнила меня самым жестоким образом, я был бы рад, что это случилось здесь, посреди горных просторов, за пределами дворца. Но шёл второй день, а никаких покушений на меня не было. Я не обольщался и не верил в прощение госпожи. Отсрочка лишь означала, что месть будет более продуманной и злой. Отравление или тайный убийца? Я склонялся к отравлению. Впрочем, госпожа умела удивлять…

Мы выехали за пределы бамбуковой рощи, и стало видно, что мы спускаемся с горной вершины в речную долину. За краем дороги начинался склон, а дальше, словно подпирая собой небеса, раскинулась горная гряда, будто огромный дракон прилёг отдохнуть да так и забылся сном, покрылся землёй, пророс зеленью. Из его тела полилась вода, наполнив всё вокруг реками и озерами, и смертоносный дракон забыл о движении, боясь потревожить пришедшую к нему жизнь…

Я приник к окну, как никогда желая выскочить из повозки. Застыть бы там, на том самом месте, любуясь видом весь день, а лучше – два, пока не насытится взгляд… Повозка качнулась, на неё упала тень, ещё миг – и деревья скрыли от меня великолепный вид горной гряды.

Я откинулся на сиденье, не удержав разочарованного вздоха.

– Вся природа открыта душе восхищённой моей! Как чудесно вокруг, но зачем это мне одному? Я на горы смотрю, забывая о мире людском. И в прозренье глубоком не помню уже ни о чём^[4], – негромко произнёс заклинатель Лао.

Но рассматривал он не пейзаж за окном. Изучающий взгляд не отрывался от меня. Я, смутившись, поправил рукава и выпрямился:

– Прошу прощения, господин… э-э… учитель. Красота гор была скрыта от меня так давно, что теперь ошеломляет.

– Да, вы упоминали, что были лишены этого целых десять лет.

От его взгляда мне стало неуютно, и я не постеснялся это показать, неловко поёрзав и кашлянув. За время рабства госпожа Сайна стала мне почти родной, так хорошо я изучил её привычки и повадки. Принц тоже не выбивался из представлений о господах. А вот Лао мало того что был заклинателем, он стал моим учителем. Да, это предполагало определенные обязательства с его стороны. Да, заклинатели были известны своей высокой духовностью, моралью и чистотой. Но даже снег не может быть всегда чист. В остальном Лао пока оставался тёмной лошадкой. И мне следовало бы потратить время не на любование миром, а на изучение Лао.

За окном вновь открылся восхитительный вид, на очередном повороте мы вспугнули стаю птиц.

Я глянул на них и усилием воли приказал себе повернуться к господину Лао.

– …Я слышу шум ветвей дряхлеющего леса. К сияющей луне свой поднимаю взгляд, но красота небес и эта даль лесная от одиноких дум меня не исцелят, – после недолгого раздумья прочитал я и мягко улыбнулся. – Ланьюнь^[5].

– Сейчас поэзию Ланьюня редко встретишь за пределами его школы! – удивился Лао. – С точки зрения простых смертных его словам уже давно следовало порасти травой. Ты, видимо, не пренебрегал образованием.

– Слова на то и слова, чтобы найти поклонника сквозь пространство и время, учитель. Пожалуй, меня можно счесть таковым.

– Поклонник свободолюбивых стихов? Это много о тебе говорит, – хмыкнул заклинатель.

В его тоне послышалось нечто такое, что губы сами выговорили дерзкий ответ:

– А разве мне следует что-то скрывать от моего учителя?

В последний момент я успел смягчить тон и улыбнуться, сведя всё к поддразниванию, и Лао улыбнулся в ответ.

С заклинателем в отсутствие принца следовало быть во сто крат осторожнее и мягче!

За эти дни к портрету заклинателя Лао добавилась пара дополнительных штрихов, однако ничего примечательного о нём я не узнал. Принц Чан всё время был рядом, и даже занимались мы в его присутствии. К откровениям это не располагало.

Что до моих успехов…

На первом занятии мы изучали медитацию. Я, как и велел Лао, сел на циновку, скрестил ноги, выпрямил спину и погрузился в созерцание своего дыхания под мерный успокаивающий речитатив. В воздухе плавал дымок благовоний, за окном шелестел ветер, принц Чан лениво перебирал шёлковые свитки…

В общем, проснулся я от того, что Лао потряс меня за плечо.

Второй урок прошёл точно так же. На третьем Лао понял, что достойной медитации от своего великовозрастного ученика он не добьётся, поэтому следующие недели мы потратили на то, чтобы осязать поток ци в солнечном сплетении. Как утверждал Лао, чувство вихря в желудке – основополагающий навык. Из этого завихрения заклинатели развивали золотое ядро, которое и наделяло человека уникальными силами и бессмертием. Условным, конечно. При всей своей силе заклинатели по-прежнему оставались людьми, которых можно было убить.

Нужно ли говорить, что уловить заветное завихрение у меня не получилось до сих пор? Лао чуть с ума не сошёл, когда понял, что всё это время я делился силами и гармонизировал чужие потоки, не чуя собственные ни в малейшей степени.

– Как? – вопил он, потрясая свитками. – Как это вообще возможно?!

Всё свелось к разговорам, а они помогали мало. Лао изучал меня и избегал вопросов о себе. Судя по обмолвкам, он был старше отца императора Алтана, что означало весьма богатый опыт общения с людьми. Роль защитника и учителя он выполнял охотно, и терпения ему было не занимать. Но это можно сказать о любом другом наставнике. А вот какова его тёмная сторона? Способен ли он был помочь мне обелить имя? Это всё ещё оставалось загадкой.

– Всё же ты знаток, – похвалил меня Лао, завершая тему поэзии.

– Так вышло. Когда мне становилось невмоготу видеть стены и опостылевшие лица, строки становились спасением. Я словно сам гулял по горам и озёрам вместе с поэтами. Становилось легче, – я не удержался и вновь приник к окну. – Смотрите! Смотрите, там водопад! Настоящий водопад!

В небольшое горное озеро с грохотом, в белых брызгах, с высоты, равной старому бамбуку, падала вода. Она сверкала в солнечных лучах, словно жидкое золото, а в её брызгах играла радуга. Как же захотелось выпрыгнуть из повозки, сбежать вниз и прикоснуться к нему! Каким был водопад? Холодным? Тёплым? Чем он пах? Можно ли было поймать в нем рыбу?

– В Долине Горечавки есть несколько водопадов. И горячие источники.

Я оглянулся на Лао и увидел на его лице жалость. Она промелькнула и тут же скрылась, но мне было достаточно и мига, чтобы узнать её.

– А что ещё есть в Долине Горечавки? – с живейшим любопытством спросил я. – Там есть поля? Наверняка есть, ведь это долина!

– Есть поля с целебными травами. Некоторые держат огороды. Это очень живописное место. Горы обнимают долину полумесяцем. Летом к нам прилетают журавли, и можно ходить к ним в гости и гладить их. Они совсем ручные. Зимой можно купаться в горячих источниках и любоваться видом с гор.

– И правда, живописное место. А какое испытание нужно пройти, чтобы стать учеником?

– Залезть на скалу. Испытание может пройти любой.

Я посмотрел на свои руки и понял, что путь заклинателя Долины Горечавки для меня бы был стремительным, словно полёт поперек ветра, и закончился бы у подножия этой самой скалы.

– Когда ученик проходит испытание, он обязуется жить по правилам Долины. Их немного. В первую очередь нужно соблюдать основные десять заповедей Дао, забыть о громком смехе, алкоголе, связях с женщинами, танцах, пустой и эротической литературе, жареной, острой и сладкой пище…

Лао всё продолжал и продолжал перечислять запреты, и постепенно мне становилось ясно – проще рассказать о том, что разрешено. Список запрещённого выходил просто ужасающим. Вдобавок увлекшийся Лао описал мне обряд очищения: весьма рискованную и болезненную процедуру, в которой будущий заклинатель проходил по раскалённым углям, через ледяную воду и удары плеткой. Всё это окончательно убедило меня – среди заклинателей делать нечего, даже появись такая возможность.

В конце концов Лао прервал разговор о правилах и порядках и погрузился в медитацию, и я вновь приник к окну.

За ним меня встретили навьюченные лошадиные бока и угрюмое лицо императорского палача, который вёл лошадь под уздцы. Увидев его, я чуть не шарахнулся назад в повозку и едва успел подавить испуганный вскрик. Вышел шёпот:

– Что? Почему ты здесь?

– Я палач, – ответил палач таким тоном, словно это всё объясняло, и для наглядности ткнул в своё коричневое платье со знаками отличия.

– Я помню! Но зачем тебя взяли? Ты не участвуешь в ритуалах!

– В них – нет, а в судах – да, – последовал краткий ответ.

Я прикусил язык. По древнему обычаю всякий встречный мог попросить справедливого суда у императора. Это могло случиться где угодно, хоть прямо на дороге, и порой без палача было не обойтись.

– Ох, я понял, – выдохнул я и попытался сосредоточиться на пейзажах.

Но весь обзор закрыли тюки и лошадь. Для любования мне остался лишь палач.

Наше знакомство имело давнюю и тяжёлую историю, начавшуюся в самых страшных уголках императорских темниц. Он был моим мучителем, я был его жертвой. Как правило, моё настроение и состояние не позволяло его рассматривать. Палач врезался в память тенью, болью, запахом железа, крови и пота. А ещё удивительно гладкими, мягкими ладонями и низким голосом, который больше подходил певцу, чем палачу. Смени он форму и причёску, я бы узнал его лишь по фигуре и шагам. Поразительно, как легко его лицо выскальзывало из памяти. Я ведь не раз встречал палача вне стен темницы и прекрасно рассмотрел его у той же Цветочной беседки. Всё помнил: и блики на пряжке ремня, и собранные в пучок волосы – но лицо всё равно осталось мутным пятном.

А оно, как ни странно, было красивым. Острые, даже несколько резкие черты складывались в удивительное сочетание мужества и тонкости. Хотя палач не отличался худобой, он был развит и широкоплеч, как всякий владеющий военным искусством человек. Моё внимание его не смущало – он шёл, устремив взгляд строго вперёд. Сразу видно, из хорошего рода, со своей династией. Это выдавал даже меч на поясе: старинные бенские узоры на ножнах, рукоять в том же стиле. А вот притороченные к седлу колчан со стрелами и лук отличались простотой, хотя палач точно умел ими пользоваться – оружие лежало под рукой.

Я посмотрел на натянутую тетиву лука, на колчан, на меч, на пару кинжалов, висящих на поясе – и понял, что до меня что-то не доходит. Нет, трактаты подробно описывали, как в пору праздника посевов нечисть таскала людей с полей и дорог. Это естественно, всё же именно в пору посевов люди особенно часто ходили в леса и поля. Они сбивались в вооружённые кучки, нанимали охрану и жрецов. Разумеется, и император без отряда не выезжал.

Настороженность и готовность охраны к атаке была понятна. Но чтобы даже палач вел себя так, словно нечисть вот-вот выскочит из-под кустов…

– Ваше оружие выглядит так, словно вы готовы немедленно вступить в бой. Неужели на дорогах так опасно?

– Да, – дал палач исчерпывающий ответ.

– Что, даже днём? – ужаснулся я. – Даже для императора?

– Да, – палач подумал и добавил: – Для него – особенно.

– Да, я слышал, что по весне нечисть ходит по дорогам, но…

– Не ходит. Рыщет, чтобы убить императора и лишить людей защиты Неба, – поправил палач.

Приятное открытие. Это означало, что героический поступок даже искать не придётся. Вся эта поездка – одна сплошная опасность. Я подавил желание найти в толпе принца Чана. Он, беспечный юнец, сегодня ехал не с нами, а на коне, среди солдат и охраны.

– Знаете, господин палач, я тут подумал… – Я чуть не поёжился, когда неподвижный взгляд оторвался от дороги и вонзился в меня. – Мы уже давно знакомы. Мы, можно сказать, даже близки… Но я до сих пор не знаю вашего имени.

– Тархан, – ответил палач.

Умелец, значит. Подходящее имя – у него и правда были умелые руки.

Я не сразу понял, что Тархан тоже задал вопрос.

– Простите, что?

– Твоё имя? – повторил Тархан.

Он меня не знал? Впрочем, палачу, наверное, имена жертв нужны в последнюю очередь.

– Октай.

Тархан оглядел меня и показал, что знание священного языка не чуждо и ему:

– Понимание. Не подходит.

Я опешил:

– Что? Почему?

Палач наградил меня ещё одним долгим взглядом.

– Ладно, оставим это, – пробормотал я и уже скрылся в повозке, как меня догнал ответ.

– Эрден.

– А? – выдохнул я, думая, что ослышался.

– Эрден, – повторил палач, не сводя с меня тёмных, почти чёрных глаз. – Или Ганзорег.

Я полагал, что давно разучился краснеть. В конце концов, как только меня не называли при дворе. Но в тот момент смущение мгновенно затопило меня от макушки до пят и выплеснулось на лицо обжигающим жаром. Подумать только! Неумолимый императорский палач назвал меня драгоценностью и обладателем стальной воли! Тот самый палач, после которого господин Гармонии превращался в сгусток страдания!

Я спрятался от пронизывающего взгляда в повозке, закрыл оконце занавеской и, встретившись с насмешливой улыбкой заклинателя, прижал ладони к пылающему лицу.

– Умоляю, молчите, – пробормотал я.

– О чём? Я ничего не слышал, – невинным тоном ответил Лао.

Тягу к пейзажам отбило до конца дня. Меня трясло. Я и сам не понимал, что конкретно меня испугало. Тархан ни разу не воспользовался своим положением тогда, когда я был в его власти, а ведь мог. И сейчас тем более не осмелится. Бояться нечего. Так отчего сердце колотится, словно пойманная в клетку пичуга? Может, я испугался нечисти? Нет, она меня волновала в последнюю очередь…

К вечеру мы достигли западной провинции и остановились у полей, чтобы ночью и утром император и его сын благословили их. Разбили лагерь, поставили шатры. Ночь расцветили костры, а воздух наполнился ароматами дыма и еды. Я, забыв о палаче, с тоской смотрел в сторону котлов, но так и не рискнул выйти из повозки без разрешения принца. А тот, казалось, забыл про меня. Из окна я видел, как он то и дело выбегал из императорского шатра и носился между костров, словно ребёнок.

Лао же медитировал вот уже полдня. Он был бессмертным заклинателем. Его такие приземленные вещи, как еда, вообще не волновали – он питался солнцем и силами стихий.

От тихого стука в дверь я подскочил.

– Кто там?

– Тархан. Я принёс еду, – раздался знакомый низкий голос.

Я приоткрыл дверь и в неверном свете костров увидел Тархана. На его левой ладони, опасно балансируя, стояла миска с овощами и ногой какой-то птички. Правая рука лежала на рукояти меча. Я заметил, что кинжалы переместились на левый бок.

– Это тебе, – палач сунул еду так резко, что пришлось быстро схватить миску, иначе она бы перевернулась.

Затем Тархан ступил на подножку, дотянулся до заклинателя и потряс его за плечо. Лао вскинулся от первого же прикосновения.

– Что?

– Император зовёт, – сообщил Тархан и, сочтя задание выполненным, спрыгнул с подножки.

– Император? Да… Да, конечно, я иду. Октай? – Лао растерянно повёл глазами, и я заподозрил, что тот вовсе не медитировал, а спал. Мало ли как долго спят заклинатели? Они спокойно обходятся без еды, бессмертны, умеют летать. Может, у них даже сон особенный?

– Октая не звали, – любезно сообщил всё тот же невозмутимый Тархан. Он так и не отошёл от повозки и даже прислонился к ней спиной. Рука по-прежнему сжимала меч в ножнах.

Лао послал мне извиняющуюся улыбку и поспешил к императорскому шатру. Я посмотрел ему вслед, взглянул на еду и уставился на Тархана, который застыл у повозки неподвижной статуей.

– Ты выполняешь приказ госпожи? Там яд?

Тархан даже бровью не дёрнул, даже не повернул головы. Так и остался стоять, всматриваясь в темноту.

– Нет.

Он всегда отвечал с такой честностью, с какой твёрдостью работал. Тогда, когда госпожа отправляла меня в темницы, я мог задать ему любой вопрос и получить подробный ответ: будут ли посетители, как долго висеть на дыбе, сколько капель упадёт мне на голову. И я был уверен, что даже если бы он ответил сейчас «да», то еда всё равно оказалась бы у меня в глотке.

Но если он не выполнял приказ, то зачем ему стоять здесь, вцепившись в меч и уставившись в темноту?

– Тебя что-то беспокоит, да? – я понизил голос. – За нами кто-нибудь наблюдает?

Тархан метнул на меня косой взгляд и кивнул.

В живот плеснуло холодком страха. Сердце тревожно забилось. Небеса, а ведь наставники клятвенно убеждали, что боевые искусства господину Гармонии никогда не понадобятся! Их мне не преподавали!

Я вытащил из узелка мешочек с болеутоляющими травами.

– Что это? – резко спросил палач, и я от неожиданности высыпал в тарелку всё, что было. А он даже не стал дожидаться ответа – принюхался к терпкому аромату и прищурился. – Болеутоляющий сбор? Зачем он тебе?

– Принц разрешил. Спина болит, – быстро сказал я.

Между прочим, чистую правду! После целого дня в повозке поясница ныла, без обезболивающих трав было бы сложно убегать и отбиваться от нечисти.

Палач секунду посверлил меня пронзительным взглядом, а потом хмыкнул и отвернулся с видом «Ну конечно же, и как я сразу не догадался?».

Я приготовился к тому, что еду у меня отберут, но палач так ничего и не сделал, наоборот!

– Ешь быстрее.

Травы придали пище горьковатый непривычный привкус и пряный аромат. Я съел всё и с облегчением почувствовал, как боль постепенно отпускает уставшую спину. Остатки сбора уже никуда не годились, и я, выбравшись из повозки, бросил мешочек в ближайший костер. Тархан не пошевелился.

Я раздумывал, как попросить у палача оружие, когда в темноте у повозки вспыхнули десятки красных огоньков. Тархан выхватил меч, попутно сунув мне один из кинжалов. Тревожный крик «Сяньли! Это сяньли!» слился с прыжками крупных красноглазых кошек.

Я меланхолично подумал, что длиннополые одежды – не самая лучшая форма для боя, отступил за спину палача и покрепче сжал рукоять кинжала.

Что ж, опыт есть опыт. Пусть в последний раз я держал оружие десять лет назад, пусть в поддержку красивого тела занимался лишь танцами, однако вид хищной нечисти мгновенно заставил меня вспомнить навыки самообороны, которые я успел выучить до пятнадцатилетия. Не сказать, чтобы их было много, да и кинжал в отвыкших руках ощущался неудобно, однако в первую прыгнувшую на меня сяньли я попал и умудрился убить её с одного удара.

Рядом смертоносным волчком закрутился Тархан. Но вертлявые хищники ловко проскочили под его мечом и обрушились на нас всеми когтями и клыками. Я почувствовал, как сзади по ноге через все слои одеяний полоснуло острое и отмахнулся кинжалом, не глядя. По ушам ударил взвизг, лезвие увязло в жестком теле. Я едва не выпустил рукоять и помог себе выхваченной из костра головешкой, ткнув её в оскаленную пасть. Тархан пинками отбросил от себя крупную кошку и разрубил её эффектным взмахом. Брызнула кровь, и в нос ударила вонь внутренностей.

Нам невероятно повезло: мы с Тарханом не были целью, лишь помехой с ненужного края. За спиной расстилался освящённый тракт, который сяньли не могли пересечь, слева раскинулся лагерь. В лагерь и ударила нечисть. К императорскому шатру из лесной темноты устремились десятки сяньли. И тем, кто встал на их пути, не повезло. Кто-то подавился криком – клыки разорвали горло. Кто-то сгинул, упав и исчезнув под хищниками. Кого-то и вовсе утащили в темноту…

К нам не спешили на подмогу – все сосредоточились вокруг императорского шатра. В ощерившейся мечами толпе я увидел Лао. Он бросил на меня обеспокоенный взгляд, но своё место в строю не покинул. Его светящиеся руки прочертили в воздухе золотистые узоры, и над шатром вспыхнула печать. По лагерю прокатилась невидимая волна, обдав жаром – и сяньли обиженно завизжали. Пахнуло паленой шерстью. Люди с боевым кличем кинулись в атаку. Кошки же обозлились и обрушились на тех немногих, кто не успел под защиту печати. В том числе на нас.

Я и Тархан встали спина к спине. Он вытащил второй кинжал. Оружие порхало от одной твари к другой и не успевало. Палач тяжело дышал: когти разорвали ему левую руку, и та почти не слушалась. Я не чувствовал боли из-за принятых лекарств, но, судя по крови, пропитавшей подол, всё до колен и выше превратилось в одну сплошную рану. Появилась слабость, похолодели руки, и колени подогнулись.

Я стиснул зубы, заставив себя стоять. В висках тяжело стучало, к горлу подступал страх, грозя перерасти в панику, и хотелось крикнуть: «Быстрее уже! Помогите нам! Чего вы возитесь?»

– Принц Чан! – раздался пронзительный крик.

Мы с Тарханом вскинулись, повернули головы – и у меня замерло сердце.

Тархан выругался, и это была самая длинная речь, которую мне довелось услышать от него.

Принц Чан возглавлял атаку. Он, словно не ощущая тяжести своего меча, бежал вслед за кошками, оторвавшись от остальных. Во все стороны из него рвалось нечто могучее и невидимое, заставляя нечисть улепетывать со всех лап – та самая божественная сила, сила Небес! Принц подгонял сяньли с гиканьем и настолько увлёкся погоней за мелкими кошками, что не увидел, как к нему сбоку подкрался крупный матерый сяньли. Охрана же увидела – и она не успевала!

А вот мы как раз стояли на расстоянии броска. И этот шанс я не мог упустить.

Мой кинжал догнал сяньли в прыжке. Хотелось бы сказать, что вонзился, но нет – шарахнул ушастую голову плашмя. Однако этого хватило, чтобы ошеломить тварь. Сяньли царапнул воздух поверх царственной головы, мягко приземлился и развернулся, готовясь к новому прыжку. Тут-то его и настиг второй кинжал – кинжал Тархана.

Я успел восхититься меткостью – прямо в глаз! – а затем очередное мохнатое тело подкатилось к ногам и сбило меня на землю. На грудь навалилась тяжесть, полоснули когти. Перед лицом возникла оскаленная вонючая морда, и пасть сомкнулась на вскинутом предплечье. Боли не было – лишь тепло от струящейся крови.

Сяньли драл меня всего лишь пару вздохов. Тархан вонзил в кошку меч и сбросил пинком. В этот момент к нам подоспели люди и расправились с остатками тварей. Но подняться я уже не смог и свернулся клубком, баюкая искусанную руку и израненный живот. Кровь заливала меня с ног до головы. Тело почти не слушалось, поглощенное идущим изнутри холодом. Холод затапливал меня всё сильнее с каждым толчком сердца, с каждой каплей вытекающей крови. Силы исчезали. Тархан приподнял меня, и я подумал, что брежу: палач смотрел с такой тревогой, словно перед ним лежал лучший друг.

– Октай! – позвал он, склоняясь ближе.

– Где принц? – выдохнул я. – Я должен спросить…

Руки палача сжались так, словно он надеялся удержать ими душу. В тёмных, обычно невозмутимых глазах заметалась паника.

Когда принц Чан вместе с заклинателем Лао добрались до нас, я уже едва мог пошевелиться.

– Октай? – Лао потянулся ко мне, но я оттолкнул его и уцепился за рукава принца Чана.

– Принц, вы… вы видели? Я… искупил… Я… – я захлебнулся кровью, раскашлялся. По подбородку потекло, перед глазами потемнело, а уши заложил шум. – Совершил… поступок…

– Что он говорит? – не понимал принц Чан.

– Он отвлек сяньли, – ответил палач. – Его бросок спас вас.

– Искупил… Искупил же? – шептал я в исступлении и сам себе не верил, что сделал это.

– Искупил, Октай. Ты всё искупил… – донесся до меня успокаивающий голос принца.

На глаза навернулись слёзы. Я всё-таки сделал это. Я всё-таки смог смыть позор с нашего рода!

– Что с ним?

– Подрали живот. Он умирает.

В глазах палача горела паника, но голос остался спокойным и невозмутимым.

Лао пощупал меня за запястье.

– Бесполезно, – заметил палач. – Тратьтесь на других.

– Я… – Лао бросил на меня растерянный, сожалеющий взгляд. – Октай, ты потерял слишком много крови… И пульс… Прости.

Лицо заклинателя сменилось встревоженным лицом принца.

– Октай, мне жаль…

– Не надо, – я кашлял и дышал с трудом. Тархан повернул мне голову, и кровь свободно полилась из уголка рта. Двигать неповоротливым языком стало чуть легче. – Прошу… Освободи… Не хочу умирать рабом.

Мне показалось, прошла вечность, прежде чем принц Чан разомкнул губы.

– Да, Октай. Я освобождаю тебя. Ты свободен. Ты всё искупил. Как тебя похоронить?

И вроде бы мой ответ вышел чётким и ясным, но меня переспросили. На повторение уже не хватило сил. Лица, костры, лагерь – всё растворялось в накатывающей тьме. Мир стремительно сужался до белой луны и шелестящей листвы. Я ощутил себя невероятно лёгким, и всё отступило, стало неважным, ведь мне улыбалась луна, а вместе с ней и предки…

– Небесное погребение^[6], – услышал я низкий голос Тархана.

– Откуда ты знаешь? – спросил Лао.

– Я палач. Смерть – моя работа. Мой принц, я хочу попросить…

Облегчённый шаг в темноту – Тархан знал. Он всё сделает, как надо.

Глава 7
Палач и жрец

Сначала я почувствовал ветер. Тёплый летний воздух скользил по телу, пронизывал насквозь душной сыростью, запахом листвы и почему-то дыма. Под ладонью ощущалась тёплая шерстяная ткань, служившая преградой между телом и каменистой землей, такая же ткань чувствовалась и под щекой, но гораздо мягче. Свёрнутый плащ? И дым… И в спину тянуло теплом, словно от костра… Затем пришло понимание: меня положили на бок. Но у меня же получилось! Или… или нет?!

Я распахнул глаза и вздрогнул – прямо напротив, освещаемый тёплым жёлтым светом, вытянувшись в струнку лицом вверх, лежал голый человек. И ещё человек, и ещё… Нет. Это были не люди, а трупы, уложенные в ровные ряды. За ними начиналась усеянная мелким щебнем земля и огромная скалистая стена, чёрная в ночных сумерках. Стена была естественного происхождения, судя по тем камням, которые попали под льющийся из-за спины свет. Вокруг было душно, тихо, ни единого звука, словно перед грозой.

Я покосился на руку и увидел простую холщовую ткань. Она прикрывала меня от ветра, а под ней… Под ней не было ничего. Я был гол, словно в первый миг рождения.

То есть, меня всё же хотели похоронить, принесли в скалы, однако поняли, что я жив, и оставили. А пламя позади – это…

Преодолевая сопротивление тела, я приподнялся, обернулся и рухнул обратно – у небольшого костра, грея руки и помешивая что-то в походном котелке, сидел императорский палач Тархан.

Стоило только шевельнуться – и его неподвижный взгляд упёрся в меня. Я застыл, словно мышь перед змеёй, готовый к крику, который полагалось поднять верному палачу при виде так и не сдохшей жертвы.

Тархан встал – я вздрогнул, попытался отползти и потерпел поражение. Тело ещё оставалось непослушным, вялым, на каждое движение отвечало болью, а палач, несмотря на ранения, двигался резво. Я только моргнул – а он уже навис надо мной тёмной широкоплечей фигурой. Меня сразу накрыла волна воспоминаний о тех днях, когда мы оставались наедине в полумраке камер: он, я и пыточный набор…

Тархан наклонился:

– Пей!

Я покорно проглотил горячее горьковато-солёное питье. Тархан забрал чашку и вручил стопку простых одежд.

– Одевайся.

Я всё так же молча послушался и натянул штаны, неловко побарахтавшись на плаще. На каждое движение тело отвечало тупой ноющей болью. Свежие шрамы чуть кровили. Тархан придирчиво, как мне показалось, осмотрел меня и припечатал обратно к земле при первой попытке встать:

– Куда?

Где-то вдалеке пророкотал гром.

– В-в лагерь, – тонким голоском пропищал я.

Брови обычно невозмутимого палача дрогнули и нахмурились – мне захотелось закопаться под землю.

– Зачем?

Я уставился на него во все глаза и, чуть заикаясь, уточнил:

– Мы… В-вы же д-доложите, да? Что я вы-выжил.

Брови разгладились, и на этот раз дрогнули губы. В улыбке дрогнули!

– Нет. Лагеря нет.

Лагеря нет? Он определённо решил меня добить таким изощрённым способом: я ещё не оправился от того, что этот человек умеет улыбаться, а он уже добавил ещё одну причину умереть на месте! Быть может, это абсурдный сон? Ведь невозможно, чтобы весь лагерь был перебит!

– Император уехал, – пояснил Тархан, увидев мой дикий взгляд, и кивнул на ряды трупов позади меня. – А я должен позаботиться о них.

А, точно. Палач же должен подготовить тела для воздушного погребения, нанять жреца для проводов погибших душ, проследить за обрядами, собрать что-то для родственников…

Очевидно, моё молчание было слишком красноречивым, потому что он вдруг расщедрился на длинную речь:

– Ты сказал, что умираешь. Но такими ранами тебя не убить – они смертельны для обычного человека, но не для источника ян. Однако твоё тело очень походило на умирающее. От большой дозы обезболивающих трав и потери крови ты впадаешь в крепкий сон, почти неотличимый от смерти. Ты съел травы. Избавился от мешочка. Нарочно подставился сяньли. Ведь я был рядом и точно успел бы помочь. Впопыхах никто не стал бы разбираться, как именно тебя подрали. Затем ты выпросил у хозяина свободу и искупление. Ты знал, что он тебе не откажет.

Всю эту речь я только и мог, что поражённо хлопать глазами. Тархан так уверенно складывал все мои действия в план, что я на мгновение даже сам в это поверил.

– Какой я коварный интриган, – пробормотал я и не стал говорить, что всё это – исключительное стечение обстоятельств и удачи. Да, я выпросил травы, но лишь для того, чтобы боль не помешала совершить геройский поступок!

– Да, ты неплохо всё просчитал, – кивнул Тархан, не уловив колкости. – Но император не дал тебе искупления. Он посчитал, что героический поступок совершил я.

– Значит, я по-прежнему господин Гармонии и раб?

– Да.

В груди вспыхнуло пламя злости.

– Я десять лет служил императорскому роду верой и правдой. Я честно стремился стать лучшим. Чтобы угодить наследнику, я придумал новый способ гармонизации жизненных сил. Я был готов умереть ради искупления! А император Алтан посчитал, что я ничего не заслужил?! – я почувствовал, как меня начинает трясти.

– Не моё дело.

– Не твоё? Не твоё?! Ты…

Как мне в тот миг захотелось причинить ему боль! Вцепиться в глотку руками, зубами, грызть и драть, чтобы уничтожить его вечное спокойствие. Сделать что угодно, лишь бы человек императора тоже страдал. Но он сидел слишком далеко, и я запустил первый попавшийся камень прямо в его лоб. Палач легко уклонился, не изменившись в лице, и это стало последней каплей.

– Ты… Ты!..

Я швырялся камнями, что-то кричал, обвинял, вопрошал. Тархан сидел молча и неподвижно, словно глухой. Всё равно камни до н�

Начало пути

© И. Сон, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Серийное оформление – Карки

Иллюстрация на обложке – Карки

* * *

Пролог

Когда я был ребёнком, будущее в моих мечтах представало безоблачным и радужным.

Я видел себя то заклинателем прославленной школы, повергающим нечисть в ужас одним взмахом рукава, то великим лекарем Долины Горечавки, который одним снадобьем излечивает тысячу болезней, то философом и поэтом, чьи книги переживают века и народы.

Пожалуй, меня не привлекало лишь семейное дело. Да, я был очарован мечом отца, полученным от императора Алтана за победу в войне с южными кочевниками. Но хоть генеральская форма казалась мне самой красивой в мире, поле боя не выглядело желанным местом. Наверное, из-за отца. Он не скрывал от меня ужасов войны и частенько брал с собой на границу, где я разговаривал с солдатами и видел, как искалечила их война. Нет, я не хотел быть воителем.

А вот дворец… Роскошь и улыбки императорской четы, самые лучшие наряды, самые лучшие лекари… Да кто в детстве не мечтал служить во дворце Сына Неба? Кто не мечтал получить в награду меч из рук самого императора?

Отец поощрял и пестовал мои мечты, как только мог. Да, как сын генерала я обучался фехтованию и прочим военным премудростям, но также в моём распоряжении были самые лучшие учителя и самые известные книги по всем наукам. Но сколь ярко и быстро вспыхивали мои мечты, столь же стремительно они гасли. Для пути бессмертного заклинателя я оказался слишком ленив, для целителя – слишком брезглив. Ни одна наука или дело не были освоены мной основательно. Всё в итоге упиралось лишь в одно желание – войти в императорский двор. Неважно кем.

Верно говорят, бойтесь своих желаний – они исполняются. Я мечтал о дворцовой роскоши и любви императорской семьи? Теперь вкушаю и то, и другое большой ложкой. Золотой и с камушками.

Вот уже десять лет я живу в собственных покоях в императорском дворце. В моём распоряжении самые роскошные наряды и самая вкусная еда. Моя свита насчитывает полный десяток слуг, и за право войти в неё дерутся все евнухи, ведь я исключительно вежлив и щедр со своей прислугой. И неважно, что моя роль совсем не такая, о которой можно говорить в приличном обществе. Ведь все эти годы меня одаривала своей благосклонностью сама тётушка императора, госпожа Сайна.

Прямо-таки яро одаривала. Одаривала и нахваливала. Нахваливала и одаривала. Без передышки, с того дня, как мне исполнилось пятнадцать и дворцовые наставники признали меня пригодным для службы. До сих пор дыхание перехватывает. От восхищения милостью госпожи Сайны и осознания великой чести, которую мне оказала императорская чета, разумеется.

Да…

Раб. Наложник. Сын предателя.

Изначально меня ждала совсем другая, жестокая и страшная судьба. Другие предатели гниют на тяжёлых работах, а я вкусно ем и сладко сплю. Почему меня выделила сама госпожа Сайна?

Как сказали лекари, мой источник жизненных сил сильнее всех тех, которые были в распоряжении императорской семьи до моего появления при дворе. Я человек, способный своими жизненными силами приводить расшатанные энергии других людей к балансу, то есть – лекарство, дорогое и очень приятное. Для меня даже отдельную должность изобрели – «господин Гармонии». Как господину Гармонии мне полагается отдельный двор, но разрешено выходить лишь в некоторые места и по особым случаям. Общение с посторонними – это не для господина Гармонии. Все его мысли должны быть направлены лишь на благополучие одной персоны – так энергия лучше передаётся. По крайней мере, это утверждала моя госпожа, а я, разумеется, верил ей всей душой. Каждый день верил. С утра и до вечера. Усердно.

Ещё во время обучения я усвоил, что моя госпожа прекрасна, добра, великодушна. Нет такой добродетели, которой она бы не была одарена. Именно благодаря ей мне выпала неслыханная милость. И всё, что от меня требовали взамен – быть радостью.

Я был радостью, буду радостью и умру радостью.

Стоит ли говорить, что это случится совсем скоро?

Глава 1

Приказ

По голове скользнула шпилька, царапнув кожу, – и я поморщился.

– Белый вам очень к лицу, господин Гармонии, – прощебетал Нохой своим звонким подростковым голосом. Пухлые руки евнуха порхали над моей головой, поправляли причёску и белую стеклянную лилию.

– Да, – согласился я, рассматривая результат долгого труда в бронзовом зеркале. – Пожалуй.

Лилия хорошо подчёркивала как глубокую черноту волос, так и молочную кожу. Изумрудные шелка, украшения, лёгкая улыбка на лице… Я походил на дорогую фарфоровую куклу.

Такой же блестящий снаружи и пустой внутри.

Нохой за моим плечом с удовольствием разглядывал свою работу. Как и все евнухи, он не утратил юношеских черт. Возраст выдавала лишь нездоровая рыхлость. Пока Нохой колдовал над моими волосами, слуги трижды зажигали благовония, и на последней палочке половина меток из тридцати уже истлела[1]. Каждый уголок покоев тонул в густом травяном аромате.

– Вы прекрасно выглядите, господин Гармонии, – улыбнулся Нохой.

– Благодаря твоим стараниям, – я растянул губы шире и поднялся. На пробу повертел головой.

Причёска была тяжеловатой, но все заколки и шпильки сидели надёжно. В следующий раз нужно будет сказать Нохою, чтобы так не старался – госпожа имела обыкновение распускать мои волосы и любила выдёргивать всю эту красоту парой движений. Резких движений.

Я всё-таки ослабил несколько невидимок и пошел к выходу. Господин Гармонии был безупречен, приветлив и готов к ночи со своей любимой госпожой.

– Нохой, к моему возвращению приготовь купальню и розовую воду, будь так любезен.

– Всё будет исполнено, – ответил евнух и поклонился. Из-за внушительного живота это получилось с трудом.

Дворец был большим, в нём, наверное, мог бы уместиться город. Но куда бы я ни устремлял взгляд, всюду меня окружали сосновые колонны, черепичные изогнутые крыши и глиняные стены. Стены отделяли мужчин от женщин, императорский двор от чиновничьего, сады от домов. Лишь круглые арки позволяли проникнуть из одного двора в другой. За десять лет мне так и не удалось узнать, за какой стеной начинался внешний мир. Куда бы ни ступала моя нога – всюду был дворец. Впрочем, мне никогда не удавалось обойти его – должность не позволяла. Если я не смогу получить прощения и искупить вину отца, то даже после смерти мне не выйти за стены – у наложников здесь своё место для погребения.

Искупление. Я жил этой надеждой уже десять лет, слыша из уст госпожи «если сможешь сделать это, однажды я прощу». И лез из кожи вон, чтобы угодить, быть счастливым, занимая свою должность, но… Но всё равно иногда мечтал о пожаре. Чтобы весь мой двор сгорел дотла, чтобы всё пылало ярким алым пламенем, чтобы в гуле и рёве кричали люди и комнаты окутывал удушливый чёрный дым с запахом горелого мяса… Чтобы меня переселили куда-нибудь подальше, чтобы путь от моего двора до двора госпожи длился дольше, чем осушалась чашка чая[2]. Разумеется, исключительно из-за того, что мне с детства нравились прогулки на свежем воздухе.

Госпожа Сайна ждала за чайным столиком и, судя по многочисленным вазочкам из-под сладостей, времени зря не теряла. Увидев меня, она разулыбалась, показывая острые зубы, и густой слой белил, не выдержав натиска, осыпался с её лица. Стала различима неровная кожа со следами язвочек.

Я в десятитысячный раз напомнил себе, что моя госпожа безупречна, словно цветущая слива.

– Моя прекрасная госпожа, – поклонился я и, когда слуги, повиновавшись капризному жесту, ушли, выдохнул: – Сайна…

– Октай, мой любимый цветок! – воскликнула госпожа Сайна и взмахом руки пригласила за столик. – К сладостям ты не успел, но можешь насладиться чаем!

И под моим взглядом она отправила в рот последнее печенье. А оно было с малиновым вареньем. Я любил малиновое варенье – только оно обладало настолько душистым ароматом, что почти перебивало запах гнили, идущий изо рта главной врачевательницы.

Я сел рядом и опустил глаза в чашку. Моя госпожа лучше всех. У меня замечательная, умная, щедрая… Какая она ещё?

– Вы, как всегда, невероятно добры, госпожа Сайна.

Госпожа Сайна улыбнулась и пересела ко мне поближе.

– Что, я всегда была добра? Даже когда приказала побить тебя палками на прошлой неделе? – кокетливо выдохнула она.

Запах гнили и гвоздики стал крепче. Острые длинные ногти, больше похожие на когти, пробежались по моей груди и нырнули под одежды. Я отставил чашку – та была сделана из тонкого расписного фарфора и грозила разбиться от любого неловкого движения. Мне было бы жаль. Её, разумеется, а не свою спину. Моя спина заживала, а вот ласточки на чашке не зажили бы.

– Конечно, ведь я провинился перед вами – разбил вашу любимую статуэтку, – я перехватил руку, которая уже нацелилась в волосы, и поцеловал костяшки пальцев. – Вы, Сайна, самая потрясающая женщина во всей империи.

– Ты льстец. Когда я тебя освобожу, так и напишу в вольной, – хмыкнула госпожа Сайна и отошла к кровати. – Погаси свет.

Сердце дрогнуло и мерно застучало: «Когда, а не если. Когда, а не если». Оно бы пело, но у него уже почти не оставалось сил.

Я потушил свечи и пошёл к госпоже, по пути избавляясь от одежды.

В покоях пахло гвоздикой. Я всей душой ненавидел этот запах.

Всё закончилось глубокой ночью, когда уже выпала роса. Отвернув голову в сторону, чтобы не чуять зловоние, я подождал, когда дыхание госпожи станет ровным и глубоким, а хватка ослабнет, осторожно перевернул лёгкое тело набок и сел. Её руки тут же зашарили по постели, норовя схватить меня за волосы, но успокоились, получив подушку. Госпожа прижала её к своей груди и засопела. Роскошный парик сполз набок, показалась изъеденная плешью голова.

Я подобрал свои вещи, набросил на плечи верхнее одеяние, забыв про остальное, небрежно повязал пояс и выскользнул из покоев на террасу. Разумеется, я вовсе не сбегал, госпожа не могла быть мне противна. Просто таковы были правила – невольники и рабы, даже фавориты, не могли спать в господских постелях. На это имели право лишь супруги.

Ночь ударила в лицо свежестью и прохладой так, что на мгновение закружилась голова. Я опёрся о стену и долго дышал, прогоняя запах гвоздики и тяжёлых ароматических масел. Но те не исчезли, только притупились. Моя кожа, мои волосы, моя одежда – всё источало зловоние. Царапины на спине чуть пощипывало от прикосновения к шёлку, и мне казалось, что даже кровь пропахла госпожой. Но, разумеется, этого быть не могло.

Я отдышался и, оттолкнувшись от стены, подошёл к Нохою. Тот где-то раздобыл циновку и сладко похрапывал в углу террасы, видя десятый сон – лишь нос торчал наружу из-под шали. От прикосновения к плечу евнух вскинулся и сел, хлопая глазами.

– Я не сплю! Не сплю… Госпожа вас уже отпустила?

– Да, – я протянул ему ворох одежд. – Будь добр, отправь это в стирку с утра.

– Хорошо, – Нохой забрал одежду и хлопнул глазами, проснувшись. – Вы что же, пойдёте к себе в таком виде?

Я пожал плечами. Мне было всё равно, кто мог меня увидеть. Стражники давным-давно всё рассмотрели – спасибо госпоже за наказания и вразумления.

– Ночь же.

Нохой укоризненно покачал головой и потянулся к моему халату: завернул по самое горло, крепко перевязал пояс.

– Хоть так. Я вас провожу.

Я безразлично кивнул, и мы вернулись во двор господина Гармонии. Евнух сразу направился к себе. Я же, несмотря на смертельную усталость, сначала зашёл в купальню.

Розовая вода в бочке уже остыла, но её аромат всё ещё витал в воздухе и успокаивал. Я долго-долго тёр себя мочалкой с мыльным корнем, пока кожа не покраснела, а волосы не стали скрипеть, а потом сидел в бочке, отмокая и обрабатывая царапины на лопатках. Вода помогла: избавила от зловонных миазмов, очистила тело. Обычно очищение помогало и душе, но на этот раз проверенный способ подвёл – пустота никак не проходила, только расширялась. Последний приказ госпожи, отданный перед сном, задел самое важное и беззащитное, что было во мне – надежду.

Я закрыл глаза, окунулся в воду с головой, но слова всё звучали и звучали в ушах.

«Наследный принц Чан достиг возраста зрелости, но совсем не интересуется наложницами. Я полагаю, у него недостаток ян. Завтра ночью ты отправишься к нему и поправишь баланс его энергий. Справишься – и я скажу императору, что ты всё искупил», – сказала госпожа.

О принце я знал лишь то, что он возник внезапно, словно из ниоткуда. Совсем недавно путь к трону принцу Чану преграждали шесть старших братьев, но месяц назад они погибли. Император отправил их в Западную провинцию, в тихий город Янган по делам. Возможно, это был гнев демона, возможно, гнев богов, но в одночасье земля под Янганом с грохотом разверзлась, гора выплюнула потоки огня – и весь город рухнул в разлом и был погребён под толстым слоем застывшей лавы. Заклинатели смогли спасти лишь некоторых людей с окраин. Все шестеро принцев погибли вместе с горожанами. Император был вне себя от горя. Поговаривали, что он тронулся умом, ведь потерять в преклонном возрасте всех сыновей, оказаться в ситуации, когда самый последний стражник знает о бессилии императора – это было страшно для всего народа Поднебесной. Династия сына Неба рисковала прерваться, и это ужасало всех. Я сам полагал, что у императора Алтана остались лишь дочери. Но семь дней назад срок траура вышел – и во дворце появился принц Чан.

Вынырнув, я ударил по воде. Брызги и лепестки полетели на пол.

Хотелось закричать, громко, во всё горло. Да, я десять лет был невольником, наложником и рабом. Меня обучали два года перед тем, как пустить в постель к госпоже, и я до последнего момента не знал, будет это она или кто-то другой. Да, госпожа порой делилась мной с вдовствующими подругами. Все они были мной довольны, осыпали подарками и всяческими милостями. С этим я кое-как свыкся. Пришлось нарастить броню, спрятаться под манерами, вцепиться в надежду на прощение. Ещё раз забыть о том, что в моих жилах течет древняя воинская кровь. В конце концов, представители моего рода никогда не жаловались на отсутствие поклонниц.

Но чтобы лечь в постель к принцу? К мужчине?! Даже ради искупления – от одной мысли воротило! Почему сейчас? Почему я? Вызвали бы целителей из Долины Горечавки – и дело с концом!

Или… Или это потому что принц сам так пожелал?

От последней мысли стало совсем тошно. Если у принца Чана интерес… Нет, разумеется, внимание принца – великая честь для такого ничтожного раба, но… Да чего я тут стараюсь? Искупление отцовского позора такой ценой – да все предки в потустороннем мире будут поливать меня насмешками тысячу лет!

Я вздохнул и потёр лицо, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями.

Быть может, у принца и правда проблемы с развитием, и моя помощь ему необходима? Я же не просто раб, а господин Гармонии. Зачем звать заклинателей из Долины Горечавки, когда под рукой есть такая замечательная вещь? Ну и что, что император Алтан мог быть против моего участия? Его родная тётушка не просто тётушка – она главная врачевательница, старшая над всеми лекарями дворца. Как она велит лечить – так и будут лечить, и неважно, что думают другие.

Особенно неважно, если дело касается меня. Вдвойне неважно, если приказ ломает всю мою сущность. В конце концов, это любимое развлечение госпожи – толкнуть меня за черту и любоваться на агонию. И раз этот приказ обещает стать последним… Что ж, это в её духе. Мне же не остаётся ничего другого, как повиноваться. Впервые появилась не просто надежда – это был шанс на свободу и обеление имени рода. Как ни ужасала меня цена, я был обязан заплатить.

Я закончил с омовением, расчесал волосы, уложив их в косу, посмотрел на себя в зеркало. Огонёк свечи плясал на полированной бронзе, делал моё отражение старше, строже, суровее. Словно грань между мирами стёрлась, и из зазеркалья на меня посмотрел отец. Я невольно вскинул подбородок и выдохнул. Губы зашевелились, выговаривая слова древней присяги:

– Я преданность. Для меня нет добра и зла. Нет сомнений и чувств. За меня чувствует моя госпожа. За меня думает моя госпожа. Для меня есть лишь приказ. Моя преданность выше всего, даже любви и разума. Она достигнет Неба, и Небо примет лучшего слугу.

Конечно, в присяге говорилось не о госпоже, а об императоре, но, даже переиначенная, она помогала все эти годы идти по пути искупления. Однако сегодня что-то пошло не так. Растревоженные чувства никак не хотели подчиняться.

Оставив попытки успокоиться, я направился к кровати. Пришло время отдыха. Пора было лечь и забыться сном, отбросив переживания и пустые мысли. Узнать подробности и причины такого приказа за один день я, конечно, не успевал. Но поговорить со слугами о принце Чане мне никто не запретит, а там… Там будет свобода.

Утро наступило, пожалуй, слишком быстро. Мне показалось, что я едва сомкнул глаза, как взошло солнце и Нохой разбудил меня стуком в дверь.

– Господин Октай, пора вставать!

Я промычал что-то невразумительное, кажется, отказ, но евнух уже вошёл в покои, а вместе с ним и слуги. Передо мной тут же заструилась вода для умывания, на столике в углу возник завтрак, а волос коснулся гребень. Я вздохнул и взял дело в свои руки:

– Юн и Джи, чай, пожалуйста, подайте сюда. Бай, приготовьте синее одеяние. Нохой, у меня сегодня ночь. Нужно подготовить купальню и наряд.

Юн с поклоном подал мне чай, спрятав презрительный взгляд под веками. Да, ложись я в постель одной лишь госпожи, он смотрел бы совсем иначе. Всё же наложник – обязанность в какой-то мере почётная. Но я, к сожалению, был из тех, кого все втаптывали в грязь. Госпожа Сайна и втаптывала – делилась мной со вдовыми подругами. У меня вообще были слуги лишь благодаря дару. Поначалу необходимость служить сыну предателя невероятно раздражала людей. От открытого пренебрежения их удерживала лишь моя должность. Уважение я зарабатывал долго и в итоге заработал, но вот от таких взглядов, вызывающих гадливое чувство собственной никчёмности, избавиться не смог.

Я кивнул слуге и сделал глоток чая, продолжая говорить:

– Благодарю, Юн. Джи, ты знаешь, что нужно. Но это всё после обеда. После завтрака у меня занятия. Подготовь набор для каллиграфии и жуань.

– Господин Гармонии, я настаиваю на том, чтобы… – начал Джи.

Я, не поднимая головы, метнул на него взгляд – и слуга замолчал.

– Как источник жизненных сил господин Гармонии обязан следить за своим телесным и духовным развитием, дабы быть как можно более приятным лекарством для господ, – скучным голосом процитировал Нохой.

– Вот именно, – удовлетворённо кивнул я. – И не просто источник жизненных сил, а источник радости, покоя и гармонии. Всё, что я делаю, направлено на сохранение и обогащение этого источника, и в первую очередь для нашей госпожи Сайны. Да хранят её Небеса!

Мне потребовалось время, чтобы донести простую мысль: если довольна госпожа, то счастливы и слуги. Господин Гармонии – прямой и главный источник её довольства и радости. Он не постесняется – расскажет о тех, кто мешает исполнять ему его прямые обязанности. А там в дело вступит госпожа, очень любящая наказывать нерадивых слуг. Как показала практика, десяток плетей учит лучше тысячи слов.

Хотя порой некоторые, как Джи, например, пытались высунуться. Но Джи – младший слуга. Он ни на что не влиял. Плохо было, когда указывали старшие евнухи. Вот кто обладал всеми полномочиями, чтобы испортить мне жизнь, прикрываясь заботой. Нохой был далеко не первым старшим евнухом, приставленным ко мне, но первым, кто не пренебрегал своими обязанностями и не злоупотреблял положением, прекрасно знакомый с судьбой предшественников. Не то чтобы она была совсем незавидной… Но десяток плетей есть десяток плетей. Да и расставание с хорошей должностью тоже било больно.

– Не будем терять времени, – я примирительно улыбнулся. – Пока я завтракаю, займитесь подготовкой к ночи. Я должен выглядеть достойным принца.

Я сделал вид, что осёкся, тяжело вздохнул и позволил тени набежать на моё лицо. Ровно настолько, чтобы её заметили все.

– Принца? – Нохой, уже взявший в руки гребень, положил его на столик. – Вы идете к принцу Чану?

Я неохотно кивнул.

Слуги переглянулись между собой, посмотрели на меня, и в их глазах проступила жалость.

– Вы что-то знаете о наследном принце? – насторожился я.

Все помотали головами.

– По какой-то причине он жил в Старом дворце вместе со своей матерью. Кажется, император Алтан изгнал её, – Нахой посчитал на пальцах и после напряжённого раздумья добавил: – Принцу Чану сейчас должно быть около пятнадцати лет.

Пятнадцать лет? Это было несколько рано для того, чтобы беспокоиться о зрелости и наложницах. В душе, и так неспокойной, заворочались недобрые предчувствия.

– Прошу, Нохой, – я мягко улыбнулся, – разузнай о принце Чане.

И подкрепил свою просьбу несколькими монетами.

Евнух с готовностью покивал, спрятал монетки и запорхал вокруг, подбирая наряд для занятий.

А первым шло занятие по музыке, игра на жуане[3]. Учителя у меня давно не было – наставники дали мне всё, что могли, поэтому я разучивал пьесы сам. После музыки пришло время каллиграфии и поэзии: я оформлял шёлковый свиток в подарок для госпожи Сайны. Затем, пока солнце не вошло в зенит, я отправился на прогулку. Меня сопровождали слуги, прикрывая зонтом, чтобы солнце не опалило мою кожу. Я прошёл в сад, где долго стоял у пруда и всматривался в его воды в поисках разноцветных рыб. В голову лезли детские воспоминания о путешествиях по пограничным крепостям. По сравнению с Южным морем, пруд казался мне крохотной лужей, рядом с которой росли чахлые деревца. Если бы отец не предал императорскую семью, я бы сейчас сторожил южные границы, управлял родным городом, торговал бы с кочевниками…

Несбыточное бередило душу. Тревога всё не оставляла, как я ни старался её приглушить. А может, это манила свобода, оказавшаяся на расстоянии вытянутой руки?

А после пришло время обеда.

Нохой пришёл, едва я взял палочки:

– Господин Гармонии, я бы хотел поговорить с вами наедине.

– Да, конечно, Нохой, я тебя слушаю, – я взмахом руки отослал слуг.

– Я хотел предупредить. Это о принце Чане. Он… Он… – Нохой замялся, кусая губы. В его глазах стояла тревога.

Я отложил палочки и указал на место рядом с собой.

– Мы одни, Нохой, присядь и угостись. Вот, возьми эту булочку. Она восхитительна.

Поколебавшись, Нохой сел и принял угощение.

– А теперь рассказывай, – велел я, дождавшись, когда евнух прожуёт.

– Господин Гармонии, принц Чан – одиннадцатый ребенок императора Алтана. Но сразу после рождения выяснилось, что его мать имела долгую связь с одним из низших чиновников. И принц мог вовсе не быть принцем, – Нохой перевёл дух и запил булочку водой. – Лекари долго пытались высмотреть родовые признаки, но даже госпожа Сайна не смогла дать уверенного ответа. Младенцы все похожи друг на друга. Потому принца вместе с кормилицей отправили в Старый Дворец. Император дал ему имя, но не внёс в список наследников и стал ждать взросления ребенка – времени, когда его родовые черты проявятся лучше.

– В конце концов, о нём забыли, – кивнул я. – И если его всё-таки переселили из Старого Дворца сейчас, значит, черты императорского рода в нем всё же проявились. Благодарю тебя, Нохой.

– Это ещё не всё. По дворцу ходят тревожные слухи. Говорят, наследный принц Чан… – Нохой отвёл взгляд, – как бы это сказать… любит причинять боль. Он бьёт охотничьих псов. А в последнее время скандалит с учителями. Говорят, в Старом Дворце он лично запорол подаренную наложницу до смерти. Император очень недоволен его поведением. А вы… Вас отправили к принцу, чтобы он… как бы это сказать…

– Зачерпнул у меня энергии, чтобы наконец-то войти в гармонию и дать выход всем своим потаённым страстям? – подсказал я и обречённо вздохнул, когда Нохой кивнул. – Я что-то такое подозревал. Не просто же так меня направили к нему… Что ж, благодарю за службу, Нохой.

Я поднялся – ноги вдруг перестали разгибаться, – вытащил из ящика то немногое, что сумел скопить, и протянул мешочек евнуху.

– Раздели это между слугами, Нохой. Потом… Когда меня здесь не будет.

– Господин Октай! – ахнул Нохой.

– Не нужно, – я взмахом руки оборвал причитания. – Я знал, что рано или поздно всё кончится чем-то подобным. Я и так прожил гораздо дольше, чем полагается сыну предателя. Надеюсь, ты запомнишь меня. Если я когда-то кого-то обидел, передай мои искренние извинения. А теперь иди. Оставь меня. После обеда я вас позову.

Глаза у Нохоя блестели, словно у побитого пса. Он принял мешочек с деньгами дрожащими руками, поклонился и выскочил. Дверь с шорохом встала на место, оставив меня наедине с тарелками.

В ушах стоял гул. Вот, оказывается, какое искупление подготовила госпожа – ценой будет не ночь с мужчиной, а моя жизнь! Наследный принц меня убьёт, замучает до смерти, как ту несчастную наложницу. Неужели это… всё? Всё закончится?

– Что ж, – я вздохнул и через силу улыбнулся. – Раз такое дело… очевидно, скоро моя душа будет… свободна.

Свободна… Всё кончится! Не будет больше ни чужих прикосновений, ни вонючей гвоздики, ни приказов, ни… Да ничего не будет! Моя душа наконец-то выпорхнет за пределы дворцовых стен. Я освобожусь, искуплю вину перед императорским родом! И Небо примет меня как лучшего слугу!

Неожиданно накатил аппетит, и я поел с таким наслаждением, какого давно не испытывал. Позвал слуг. Те вошли скорбные и грустные.

– Вы же знаете, к кому меня отправляют? Я хочу быть ослепительным! – с широкой улыбкой заявил я. – Раз уж я иду радовать самого наследника престола, сделайте меня достойным его! Покажите всё своё искусство!

Моё сияющее лицо выбило всех из колеи. Я прыснул и рассмеялся – до того забавным был их вид.

– Господин Гармонии, вы переборщили с успокоительной настойкой? – довольно-таки осторожно спросил Нохой.

– Нет-нет, ничего такого! – я замахал рукавом и, не выдержав, закружился, раскинув руки. – Просто всё закончится! Закончится наконец-то! Понимаете, да? Ничего не будет! Что такое? Да хватит вам! Не надо этой жалости, прошу вас! Давайте, сделайте меня красавцем!

Слуги всё-таки вняли моему желанию и расстарались.

В покои наследного принца Чана я вошёл словно на праздник.

Глава 2

Принц

Принц Чан ожидал меня за накрытым столом. Он сидел прямо, чинно сложив руки на коленях, и сверлил нетронутые тарелки взглядом. Как и полагалось, в честь ночи он был одет лишь в сорочку, лёгкую и почти прозрачную, а волосы ему собрали в высокий пучок. Когда дверь за мной закрылась, мрачный взгляд сначала достался мне, а затем метнулся к ажурной ширме, которая скромно стояла в углу покоев. Судя по всему, именно за ней прятался императорский евнух, которому полагалось записывать ход… лечения.

На первый взгляд, да и на второй тоже, принц Чан не выглядел сгорающим от страсти любителем пыток. Скорее, как молоденький юноша, которого притащили на неприятную, но необходимую процедуру и велели потерпеть. Но внешность бывает обманчива.

Я поклонился, стараясь не думать о том, что передо мной сидел пятнадцатилетний мальчишка.

– Мой принц, меня зовут Октай. Я господин Гармонии, и мне поручили выправить вашу энергию ян.

Произнеся это, я выпрямился и застыл у порога. Никакой угрозы не ощущалось, но кто знает, какие демоны вылезут в следующую секунду из этой юной, облечённой властью головы…

– Я знаю, – буркнул принц и вздохнул с такой душераздирающей тоской, что я на мгновение забыл обо всех страхах и просто его пожалел. – Садись. Тётушка говорила, нам сначала нужно поесть.

Он ещё раз мрачно взглянул на ширму, и у меня мелькнула мысль о том, что принц такой вежливый как раз из-за евнуха. Ведь тот задокументирует всё, что будет здесь происходить. Нохой, кажется, упоминал, что император не обрадовался убийству наложницы. Возможно, из-за этого принц опасался проявлять истинный нрав? Если так, то дворцовые правила наконец-то играли за меня, а не против.

Но отчего-то это вовсе не принесло облегчения. Наоборот – появилось чувство, что под ногами разверзлась бездна, а опорой стала кромка ножа.

Я направился к столу, почти чувствуя стопами тонкое и невыносимо острое лезвие, с поклоном сел и взял палочки. Такая небольшая пауза на лёгкий ужин делалась всегда: чтобы к господину Гармонии можно было немного привыкнуть, чтобы он соблазнял, узнавал, что нравится, а что нет. Но это обычно касалось вдов – зачастую молодых и красивых женщин, – а не пятнадцатилетних принцев!

Я устроился напротив и постарался отрешиться от всего и просто сделать свою работу. Каждое движение давалось с трудом, воздух словно загустел. Сердце в груди колотилось, в висках стучало.

Что ж, для начала посмотрим, настолько ли страшен принц, как рассказал Нохой, и выясним, что ему нравится. Мне, конечно, хотелось, чтобы время перестало тянуться так невыносимо долго и всё наконец случилось, но… Но от осознания близкого конца дышалось сладко, как никогда.

Я положил себе немного овощей, добавил осьминожьи щупальца и потянулся к самому дальнему от нас соусу, придержав рукав и позволяя мельком увидеть интимную часть тела – запястье с выступающей косточкой. Чаша стояла далеко. Сам бы я дотянулся, но ценой некоторых усилий, а вот для принца она была чуточку, но ближе…

Чан проследил за моей рукой, наклонился и подал соус.

Что ж, я мог себя поздравить. Принц оказался не совсем бессердечным и обладал определённой долей участия, ведь по этикету он имел полное право просто сидеть и смотреть. Но вот от вида моих запястий в его глазах вспыхнуло нечто, весьма похожее на любопытство.

Я взял осьминожье щупальце и бросил на принца быстрый оценивающий взгляд из-под ресниц. Принц Чан наблюдал за мной внимательно, не смущаясь. С интересом, но не совсем таким, к которому я привык.

– Ты не только источник жизненных сил, но и самый искусный среди наложников, да? – спросил он.

Я даже немного растерялся, не ожидая подобной прямоты. За ширмой послышался скрип пера. Принц метнул на неё ещё один мрачный взгляд и положил себе кальмаров.

– Я задал тебе вопрос, – напомнил он. – Отвечай.

– Простите, – опомнился я. – Я просто слегка растерялся. Меня считают довольно искусным, это правда, но чтобы самым искусным… Мне сложно оценивать свои навыки.

Принц Чан наклонил голову набок. Жёлтый свет свечей и полумрак оставляли на его лице причудливый отпечаток, отчего пятнадцатилетний мальчик казался гораздо старше. Разговаривал он тихо, вполголоса, но в нём уже слышались низкие ноты – свидетельство взросления. Приложив определённые усилия, я мог бы представить, что сижу вовсе не с ребенком, а со взрослым юношей. Но прикладывать эти усилия мне не хотелось. А вот выйти и никогда больше здесь не появляться – безумно. И с каждым вздохом это желание крепло. Как и желание жить.

– Так сказала мне тётушка. Она сказала, ты самый лучший.

Не будь за плечами многолетних тренировок, я бы уронил еду себе на подол. Госпожа Сайна говорила обо мне как о самом лучшем наложнике? Учитывая, что в своё время она была невероятно сластолюбива и не пропускала ни одного красивого человека…

– Что ж, если так говорит моя госпожа, значит, так и есть, – ответил я с кроткой улыбкой.

Даже какая-то извращённая гордость взяла: горьковатая и истерически весёлая.

А принц продолжал жевать и рассматривать меня. От этого тщательного и вдумчивого взгляда хотелось спрятаться.

– До сегодняшнего дня я ещё ни с кем не был. Но раз ты самый лучший и всё-всё умеешь, значит, об этом можно не беспокоиться, – заявил принц Чан.

За ширмой раздался новый скрип пера, и принц осёкся.

– Как же раздражает! – выпалил он и с громким стуком уронил палочки на стол. – Эй ты там! Я тебя предупреждал, чтобы тебя не было ни видно, ни слышно?

– Мой принц, я следую вашей воле со всем старанием, однако заглушить звук пера мне не под силу, – с достоинством ответили ему. – Прошу, не обращайте внимания на ничтожного раба.

– Я сейчас этому ничтожному переломаю пальцы! – рявкнул принц Чан и кинулся за ширму.

Раздался звонкий шлепок оплеухи, обиженный вой. Гордо развернув плечи, принц Чан прошёл мимо меня. В одной руке он нёс перепачканную чернилами шапку евнуха, другой тащил евнуха за волосы. Тот семенил, согнувшись в три погибели и вереща извинения. Но принц был неумолим. Он вытолкнул евнуха за порог, от души наподдав ему по пятой точке, выкинул следом шапку, сломал ранее не замеченное мной перо и закрыл дверь, напоследок проорав:

– Пошёл вон!

– Но, мой принц, нам нужно записать ход вашей ночи! – жалобно ответили ему.

– Возьми кисточку! – рявкнул принц. Его голос предательски дал петуха, что разозлило Чана ещё больше. – Ищи где хочешь, но достань!

– Но где я сейчас достану кисточку? Они же есть только в библиотеке! Это очень далеко! – рыдал евнух. – Помилуйте, мой принц, меня же накажут!

– Твои проблемы! – ответил добрый ребёнок и закрыл дверь.

Я замер, когда в меня вонзился пышущий злобой взгляд. Удивительно, но эта ярость принесла мне некоторое облегчение – случилось то, к чему я готовился.

Принц Чан подлетел ко мне, схватил за ворот – я закрыл глаза и расслабился, готовясь испытать силу его кулаков. Губы распахнулись, глотая воздух. Сердце заколотилось. Во мне дрогнула каждая венка, каждая жилка, по которым неслась кровь – и каким же наслаждением было это чувствовать!

– Значит так, лучший наложник Октай, – медленно, чётко и едва слышно произнёс принц Чан мне на ухо. – Сейчас ты доедаешь всю эту еду, а потом идёшь в мой кабинет и до утра оттуда не выходишь. Когда тебя спросят, ты скажешь, что передача энергий состоялась успешно. Как именно – придумаешь сам. Уверен, опыта у тебя хватит. Всё понял?

Я моргнул перед тем, как осознал, что принцу хотелось ночи ровно в той же степени, что и мне.

– Да, мой принц, – ответил я шёпотом и вздохнул, чтобы вернуть лицу спокойствие и приветливость. Судя по подозрительному прищуру принца Чана, он расценил мой вздох как-то неправильно. И я поспешил добавить: – Я, конечно же, выполню ваш приказ. Я тоже считаю, что вы сами можете выбрать себе наставника в любовном искусстве. Но этот евнух сейчас доложит обо всём старшему евнуху. Тот явится сюда с набором кисточек для каллиграфии, чтобы лично проследить за выполнением приказа. Если же вы изъявите нежелание, старший евнух разбудит мою госпожу. Моя госпожа придет сюда и… И нам, как ни прискорбно, всё же придется выполнить приказ… Если этот наблюдатель послушен. В противном случае он никуда не пошёл и сейчас уже подкрался обратно к двери. За дверью-то скрип пера не слышно.

– Намекаешь, что мне лучше подчиниться сейчас? – нахмурился принц Чан и отступил, сжав кулаки.

На мгновение показалось, что он меня ударит. Я отшатнулся и замотал головой:

– Ни в коем случае! Я предлагаю устроить небольшое представление. Кто бы ни пришёл под дверь, он не захочет прерывать вас и положится на свой опыт – сделает записи по звукам.

Я хлопнул ладонью по столу, вырвал из причёски самую тяжелую заколку, бросил её на пол и громко ахнул:

– Принц Чан, прошу! Я же не виноват!

Принц Чан поморщился, но кивнул, задул свечи и прокрался к кровати.

Мой стон из болезненного стал сначала изумлённым, а потом довольным:

– Что вы делаете? О-о-о… Мой принц! Нет-нет, дайте я!

Я, покачиваясь, прошелся по покоям, изображая шаги двух сплетенных в объятиях людей, и с размаху рухнул на ложе, – следивший за спектаклем принц чуть не шарахнулся к краю и разгневанно зашипел:

– Ты зачем сюда?!

– Вы же не собираетесь забирать мою ян на полу? – прошипел я в ответ и, устроившись поудобнее посреди шелков, на пробу качнулся. Бамбуковые рамы под ложем сдвинулись с громким звуком, перина прогнулась, скрипнули шелковые простыни. Радостный, что кровать попалась отзывчивая, я запрыгал на ней. Принц Чан тихо сидел на краю. Тьма скрывала его лицо, но что-то подсказывало мне – оно полыхало. Спустя чашку чая я устал прыгать и рухнул, тяжело отдуваясь.

– Сейчас… Дайте немного отдышусь, – пробормотал я так, чтобы меня услышали за дверью, и тихо прошептал: – Скажите, что оставляете меня на всю ночь.

– Это ещё зачем? – возмутился принц Чан. – Ты выполнил свою роль, уходи!

– Я полагал, вы поняли, когда приказывали уйти в кабинет до утра, – удивился я. – За дверью меня ждут слуги. Они сразу поймут, что ничего не было, ведь на мне нет следов. Наблюдатель не будет больше сидеть – достаточно одной записи.

Принц Чан помедлил, но крикнул:

– Эй, там, я оставляю его на всю ночь!

Воцарилась тишина, нарушаемая нашим дыханием. На мгновение мне показалось, что я зря старался, что там никого нет, но тут за дверью послышался шорох.

– Как прикажете, – сказали в ответ. Под удаляющимися шагами скрипнули половицы – и всё стихло.

Для верности я выждал ещё немного и с поклоном покинул царственное ложе, шёпотом пожелав приятных снов. Принц Чан был в настолько хорошем настроении, что пообещал всего лишь вырвать мне язык, если я кому-то проболтаюсь, и даже поделился покрывалом.

– Иди в кабинет. Там циновка справа от входа и подушки, – прошептал он.

– Благодарю за вашу доброту, мой принц, – отозвался я и прокрался к кабинету, нащупывая дорогу.

Меня никто не тронул, и опасения были напрасными – я остался цел и невредим. Но сердце всё равно колотилось, а в животе всё сжималось. Тело ощущалось странно лёгким, словно падало куда-то. Десять лет терпения и безупречной службы пошли псу под хвост. Да, я изворачивался и всеми силами пытался улучшить себе жизнь, но на обман не шёл никогда. От собственной наглости захватило дух. К горлу подступила паника. Лучший слуга никогда не должен обманывать, ведь дорога в Небеса навсегда закроется!

Но остановиться и сделать всё правильно я просто не мог. Это было выше моих сил.

На полпути к кабинету меня озарило, что принца будут проверять, а я даже не оставил след своей энергии. Ведь для этого нам необязательно сливаться так, как это делают мужчина и женщина – достаточно моего сосредоточения и объятий. Долгих, на всю ночь, кожа к коже. Этого, конечно, было бы недостаточно для передачи жизненных сил. И мы нарушили бы главное правило – не спать с господами в одной постели. Но принц уже показал, что дворцовые правила для него скорее пожелания, а не свод законов. Мне же… Одна бессонная ночь в обнимку с юношей – крохотная цена за искупление.

– Мой принц? – не выдержал я, когда уже был на пороге кабинета.

– Что?

Я открыл рот и, собираясь с духом, зашёл издалека:

– Почему в вашем крыле нет кисточек? Что вы с ними сделали?

– А… Это… – сонно пробормотал принц. – Сделал из них дворец. Там, в дальнем углу стоит. А про перья прочитал в трактате об истории северных царств, давно уже… Оно неудобное: царапается, кляксы оставляет… Вот и пригодилось.

Я сглотнул бившееся в горле волнение и зачем-то растянул губы в улыбке. Зачем? Ведь в темноте принц не мог увидеть моего лица.

– Вы невероятно умны! – сказал я, как никогда ненавидя своих наставников любовного искусства. Ведь это они вбили в меня манеры так, что не вытравить. – Не каждый в пятнадцать лет…

– Восемнадцать, вообще-то! – оскорблённо отозвалась темнота. – Мне восемнадцать исполнилось вот уже три дня как! Где ты был, когда его праздновал весь двор?

Я поймал поражённое восклицание на самом кончике языка. Принцу Чану шел девятнадцатый год! Но он выглядел не как юноша, а как ребёнок, только вступающий в пору взросления! В таком возрасте это было ненормально!

– Подождите. Но если вам восемнадцать, а вы до сих пор не… – медленно начал я, осознавая, что проблема с ян у принца всё-таки есть, а госпожа Сайна послала меня к нему не из простого желания поглумиться.

– Я сам знаю! – перебил меня принц Чан, в его голосе зазвенела ярость. – Я и без тебя всё знаю! Замолчи, а не то убью!

Приказ госпожи Сайны стал понятен и объясним, но при этом невыполним. Желания принца, разумеется, играли первостепенную роль. А я…

Я застыл как вкопанный. Все заготовленные слова рассыпались в прах.

След бы не остался, спи мы рядом хоть круглые сутки всю седмицу напролет – тонкий ручеёк силы просто развеется в страдающем от недостатка теле. Скрывать бесполезно – на службе госпожи были все лекари дворца. Они сразу же донесут до госпожи, что мы даже не пытались, и тогда – никакой надежды на искупление, лишь вечный позор. Что ж…

Выкрутиться я мог лишь одним способом – нарваться так, чтобы принц меня выгнал. А дальше останется сыграть на его тёмной репутации и преподнести историю этой ночи так, чтобы госпожа ещё пожалела меня… Нет, не сработает. Наблюдатель уже сделал запись, что ночь прошла успешно. Впрочем, я мог бы сказать правду – что воочию за нами не следили. А дальше выдумать что-нибудь. Главное, выйти сейчас из покоев и дожить до другого шанса на искупление!

– И не смей пропускать мои вопросы! – тем временем бушевал принц Чан. – Как ты посмел пропустить праздник по случаю моего дня рождения?!

Я уже хотел оставить вопрос без ответа и тем самым подтолкнуть к наказанию, но в последний момент, когда молчание уже почти стало неприличным, меня охватило нечто старое, почти забытое, отчего спина сама собой выпрямилась, а губы сжались.

Неужели я и правда сдамся вот так просто? Наплюю на долг перед предками и соглашусь, что во мне не осталось ничего благородного? Соглашусь, что я не лучший слуга, а дрожащая тварь? Соглашусь, что должность господина Гармонии лишь прикрытие для мести госпожи, что моё место лишь в постели, а сам я ничего не стою? Соглашусь, что не в силах искупить вину рода хорошей службой?

– Так и будешь молчать? – в голосе принца послышалась угроза.

– Ох, прошу прощения, – я ни капли не чувствовал сожаления, и мой тон получился излишне равнодушным. – Вся моя жизнь и помыслы сосредоточены лишь на госпоже Сайне. Я знаю лишь то, что говорит она. Никто другой не делится со мной подробностями из жизни дворца.

Возмущённое сопение прервалось.

– Понятно.

Послышался шорох, тихое сопение. И никаких других вопросов. Даже возмущения, что я посмел винить госпожу в своем невежестве. Видимо, в принце не так уж и много было участия к тем, кто вспомнил о нём, когда выбора не осталось.

Я прикрыл глаза и выдохнул. Я был обязан хотя бы попытаться.

– Мой принц, вы понимаете, что нас проверят?

– Угу, – буркнула темнота. – Выкручусь, не переживай.

– Энергия ян оставляет следы, – мягко продолжал я. – Она словно вода перетекает из сосуда в сосуд. А вам…

– Заткнись и спи! – грубо оборвал меня принц Чан. – Я с тобой не лягу!

– Но…

– У тебя совсем плохо с головой? Спать, я сказал!

Вот и как гармонизировать его энергии так, чтобы это устроило нас обоих?

Я крутился на циновке и вертелся, обкатывая мысль и так, и эдак, но увы, никакими заклинательскими техниками мы оба не владели. Других методов я не знал.

Наверное, усталость подточила мой рассудок, потому что в здравом уме я бы никогда не решился встать и сесть за стол в кабинете принца. Да ещё зажечь свечу!

Это была изысканная и просторная комната, отгороженная от остальных покоев тонкой бумажной стеной. Принц здесь и учился, и развлекался – об этом говорили свитки на полках и бесчисленные поделки из нитей и бус. В дальнем углу у закрытого окна стояла модель дворца, сделанная из кисточек. Вернее, из кисточек состояли только крыши. Принц Чан не поленился и каждую обмакнул в красную краску, разукрасив таким образом свою работу. Модель впечатляла размахом и тщательностью проработки. Видимо, принц Чан желал избавиться от наблюдателя всей душой.

Я не решился подойти к модели – посмотрел издалека и остановился у полок с книгами и свитками. Библиотека у принца Чана была гораздо богаче моей. Встречались даже старинные свитки, ветхие, желтоватые от времени.

Руки сами потянулись к древностям в надежде обнаружить что-то стоящее. Мне хватило бы и тени, чтобы что-то придумать…

Первый свиток оказался написан на северном наречии, и моих познаний хватило лишь на то, чтобы узнать письменность. Другой свиток поведал мне о тайнах влияния звёзд на характер человека, но быстро закончился. А вот третий – самый толстый и старый – был сборником легенд бенов. Бены когда-то царствовали на землях империи, но после завоевания и объединения под рукой династии Хан растворились. В моей семье передавался бенский гребень из белого нефрита, и по преданиям мой род основал выходец из знатной семьи бенов. Имена в хрониках не сохранились, но дедушка говорил, что предок принадлежал не просто знатной семье, а правящей. Заинтересовавшись, я развернул свиток и узнал, как младший брат одного из царей бенов отдал всё ради благополучия государства и, уйдя из дворца, стал богом странников. Там не нашлось ничего полезного, но это было весьма занимательное чтение.

Когда свеча прогорела до половины, я вернул свитки на место и лёг на циновку. Перед мысленным взором всё еще стоял принц, ставший богом. Неизвестный рассказчик представлял историю так, словно всё было сделано ради покоя государства и из любви к старшему брату, но я-то знал, что младший принц никогда бы не отдал царю всё, если бы не хотел вырваться из дворцовых стен на свободу, к бесконечным сплетениям дорог…

Легенда говорила, что он вознёсся на Небеса и стал известен под прозвищем Нищий принц. Он был покровителем странников. Наверное, сейчас ему уже не поклонялись, ведь бены исчезли как народ. Интересно, он бы подсказал мне что-нибудь, если бы я спросил? Наверное, нет, ведь я давно уже не путешествовал. Но если мой предок происходил из правящей семьи, то, наверное, состоял с этим богом в родстве. Любопытно, ответил бы Нищий принц, если бы во мне была толика его крови?

Случись это, я бы приказал слугам воздвигнуть ему храм на первом же лесном перекрестке. Но разве ничтожный раб и наложник способен докричаться до Небес? Пусть и ради наследника Сына Неба… Не стоило и думать об этом, а уж пытаться…

Я повернулся на другой бок и наконец-то скользнул в сладостный сон.

Мне снилось императорское ложе. Стоял солнечный день. Белые полупрозрачные ткани переливались на свету и колыхались от тёплого, наполненного душистым жасмином ветра. Ложе устилал белый шёлк, и смуглая, почти что золотая спина императора горела на ней.

Я не видел его лица – лишь кое-как собранные в пучок волосы. Ветер летел, играл с занавесями и бросал на золотую спину белые лепестки, и те, соприкоснувшись с кожей, вспыхивали яркими огоньками.

Император пошевелил лопатками, чуть приподнял голову. Что-то сказал, я не услышал, что именно, но понял, что он попросил погасить огоньки.

Моя рука скользнула по золотой спине. Некоторые огоньки гасли сразу, стоило только к ним прикоснуться. Другие требовалось ущипнуть. Третьи ушли под кожу, и, чтобы добраться до них, мне пришлось надавить и нащупать. Летел ветер и сладко пахло жасмином…

Я проснулся, а перед глазами всё ещё стояла золотая спина с горящими белыми точками.

Сердце замерло и заколотилось, словно бешеное. Этого… этого не могло быть! Это наверняка был просто сон! Просто мне приснилось то, о чём я думал! Совпадение, не больше!

Глупо, но я уставился в потолок так, словно оттуда должен был явиться некий знак, который подтвердил бы истинность видения. Разумеется, потолок ничего мне не показал.

Но я всё равно поднялся и пошёл в покои принца Чана так, словно драгоценная карта огоньков в моей голове могла погаснуть, а знание – расплескаться. Чан вскинулся, когда моя рука прикоснулась к его плечу:

– А? Что? Ты что тут делаешь?

– Мой принц, я придумал, как мне передать вам ян, – прошептал я. – Без… нежеланных касаний.

– О! – принц Чан сонно зевнул и нахмурился. – Ага. Что для этого нужно?

– Лишь мои руки и ваша спина. Вы согласны обнажить спину?

Глава 3

Точки и спины

– Вот ещё! – возмутился принц Чан. – Нет! Я не согласен! Всё, иди отсюда, или я позову стражу!

И он с гневным сопением завернулся в одеяло и продолжил спать, даже не попытавшись попробовать.

Рабу не следовало спорить с господами и настаивать на своём – это было чревато. Не казнью, нет, но отправляться в руки пыточных дел мастера мне не хотелось. Потому я тихо вернулся в кабинет и, найдя тушь, зарисовал карту на своей руке. Из-за тусклых предрассветных сумерек получилось плохо. Я лишь понадеялся, что эта запись напомнит мне истинное положение точек, когда доберусь до бумаги и кисти.

Сон исчез. Я рискнул в очередной раз и воспользовался водой для умывания, утерев лицо собственным рукавом. Остальное время скоротал за расчесыванием волос. В моем распоряжении был лишь маленький декоративный гребешок, и это дело растянулось на долгое время. Я сидел на циновке, а мой взгляд всё не отрывался от стола. Некая незначительная мелочь на нём не отпускала меня, цепляла глаз, но из-за того, что это была мелочь, разум так и не осознал её, как я ни старался. За окном медленно, будто бы нехотя разгорелся рассвет. Принц Чан проснулся лишь спустя две палочки после восхода солнца.

– Ты что, ещё здесь? – раздался хриплый шёпот.

– Доброе утро! – поздоровался я и поднялся, чтобы поклониться.

Принц Чан повернулся на бок, протёр глаза, сонно зевнул и уставился на меня.

– Мне приснилось, или ты правда предлагал какой-то способ поделиться ян без лишних ухищрений? – уточнил он.

– Не приснилось, – кивнул я и потупился. – Я был настолько воодушевлён, что посмел разбудить вас. Простите.

– Подойди, – зарывшись поглубже в одеяло, велел принц.

Я приблизился и, повиновавшись жесту, склонился ближе. Принц коротко размахнулся – и лицо обожгла пощёчина.

Что ж, слухи не соврали. Он и правда любил причинять боль.

– Благодарю за вразумление, мой принц.

Я покачнулся и склонился. Волосы с тихим шорохом упали, скрывая меня от мира.

Принц Чан усмехнулся – и новая пощёчина прилетела с другой стороны.

Впрочем, это оказалось не столько больно, сколько унизительно. Да и дело ограничилось лишь двумя пощёчинами. После принц остановился и спросил:

– За что – понял?

– Полагаю, за то, что нарушил ваш сон, – честно ответил я и вытерпел третью пощёчину. – Простите ничтожного раба за его скудоумие и сжальтесь. Скажите, за что вы меня наказали?

– Первая пощёчина была за то, что разбудил, это верно. Последняя – за скудоумие, это ты тоже правильно догадался. А вторая – за предложение, – спокойно объяснил принц Чан. После наказания его глаза блестели, а на лице появилась лёгкая улыбка. – Ты посмел предложить мне свою жизненную силу.

– Вас не устраивает моя жизненная сила? – удивился я. – Чем?

Принц потянулся, отогнал меня от своего ложа жестом и встал.

– Если все ели из одного котла, то это не значит, что я тоже буду. Какой бы вкусной еда ни была, я не ем чужие объедки, – пояснил он, плескаясь в тазу для умывания.

Слова врезались ледяной пикой под дых, провернулись.

– Однако же вы припадёте к источнику воды, если будете изнывать от жажды. Вам будет всё равно, сколько человек из него пили, – заметил я.

– Ты не источник воды. Ты наложник тетушки Сайны. Чужие объедки, – фыркнул принц Чан, утираясь полотенцем.

В груди ещё раз провернулась ледяная пика, но я усилием воли подавил это ощущение. Судя по блеску в глазах, принц Чан полагал, что он как-то меня задел. Наивный, избалованный ребёнок… Ему было невдомёк, что в моей жизни случилось так много всего ужасного, что любой другой на моём месте давным-давно бы сломался. Что мне слова с неприглядной правдой?

Но, разумеется, как господин Гармонии я был обязан порадовать наследника, и потому покорно склонился и еле слышно выговорил:

– Безусловно, вы правы. Я всего лишь наложник моей госпожи и… И моё положение – вовсе не моё решение.

Ничто не разъяряет господ сильнее сопротивления и равнодушия к боли. Я быстро усвоил эту нехитрую истину, поэтому всегда показывал, что мне плохо. Помогал и нехитрый трюк – распахнутые глаза. Стоило уставиться в одну точку и не моргать, как на глаза наворачивались слёзы. Как правило, при виде слёз желание продолжать у господ пропадало.

Сквозь занавесь волос я увидел удивлённое лицо принца Чана.

– Ты что, плачешь? – недоверчиво уточнил он, словно растерявшись.

Я выпрямился и сложил губы в улыбке, оставив взгляд пустым и равнодушным. Это всегда производило впечатление на тех, кто желал задеть меня, и они уходили с глубоким убеждением, что причинили мне невыносимую боль.

– Нет, мой принц. Вы сказали правду. Это не причина для слёз, – проронил я, опуская ресницы. Влага дрожала в уголках глаз.

Глупцы не знали, что настоящую боль причиняли не слова, а люди. Мои глаза на самом деле были сухими. Они давно были сухими. Своё низвержение я уже оплакал. Оно лишь служило ширмой, прикрывая главную слабость – надежду на освобождение.

Оттачиваемая годами уловка не подвела. Вся ярость принца испарилась. Взгляд его стал непонятным, трудноопределимым.

– Так что ты там хотел предложить с передачей ян? – уже намного миролюбивей, как будто бы даже извиняясь, спросил он.

– Всего лишь предположение, – я выпрямился и засунул руки поглубже в рукава. – Не стоящее внимания и ничем не обоснованное.

– Ты что-то говорил про спину и свои руки, – вдруг упёрся принц Чан.

Я осторожно согласился, и надменный кивок, которым меня одарили в ответ, мне совершенно не понравился.

– Хорошо. Я пришлю к тебе моего телохранителя – обучи его, – велел принц Чан.

Меня на пару мгновений накрыла паника. Я был господином Гармонии! Поделиться искусством передачи жизненных сил, обучить другого, чтобы меня сместили с должности и низвергли до положения обычной постельной игрушки? Лучше сразу принять яд, не сходя с этого места!

Потом пришло отрезвление. Телохранитель – человек из хорошего рода, слуга, приближённое лицо, а не раб. И у него нет моих способностей. Его не будут использовать как господина Гармонии.

– Как прикажете. Но позволю себе заметить, что для искусства гармонизации в человеке должна быть искра таланта и большая жизненная сила. Воин не обучится за короткое время, – я пожал плечами. – Возможно, мой способ и не работает вовсе, ведь я придумал его лишь этой ночью и не проверял на других.

– Значит, сейчас проверишь, – спокойно ответил принц Чан. – Сейчас придёт постельничий. На нём и проверишь.

Я на миг отвернулся к окну. Нет, это понятно, что для наследного принца чужой наложник – вещь неприкасаемая, грязная и вообще фу, но это был уже перебор даже для моего терпения. Вот кого, а постельничих я обслуживать не намеревался!

– Мой принц, позвольте спросить, разве блюда с семейного стола Сына Неба отдают простым смертным? За что вы так жестоко со мной обходитесь?

Принц Чан смешался. Я заглянул ему в глаза с немой мольбой, всем своим видом показывая, что готов выполнить любой приказ, и замер в ожидании ответа.

– И правда. Ты же не мой наложник, а тетушки Сайны, – спохватился принц Чан, лицо у него стало напряженным.

Наконец он решился и, вздохнув, словно перед прыжком в ледяную воду, потянулся к рубахе.

– Ладно, так и быть. Всё равно тетушка будет проверять… И только посмей коснуться чего-то ещё!

Он исподлобья стрельнул взглядом, уселся на край постели и повернулся ко мне обнажённой спиной.

– Мой принц, – крайне озадаченный таким внезапным поворотом, я раскашлялся. – Прошу прощения… Не могли бы вы собрать волосы?

Мне вновь достался короткий испепеляющий взгляд. Принц засопел, но неохотно послушался и собрал волосы в пучок, закрепив его нефритовой шпилькой.

Мои первые прикосновения были неуверенными и робкими – я вспоминал явившуюся во сне карту. Принц сильно отличался от золотокожего императора. Чтобы понять, где у него расположены нужные точки, пришлось изрядно напрячь воображение. Впрочем, я начал с поглаживаний, и принц не заметил моей нерешительности. Когда я пробежался пальцами вдоль позвоночника, там, где в моём сне мерцали огоньки, то вдруг и правда нащупал точки! Они чуть выделялись – словно крохотные сплетения узелков под кожей. Как только я нащупал их и надавил, по жилам пронеслось знакомое тепло жизненных сил, закололо пальцы, а принц повёл лопатками и расслабился.

– О! – в его голосе послышалось удивление. – Ого!

– Вы что-то чувствуете? – я поднимался к шее неторопливыми проминающими движениями.

Этот способ был гораздо труднее, чем привычные методы. От меня потребовалось всё моё сосредоточение, усилие всего разума, чтобы направить энергию в чужое тело. Но всё же это помогло! Способ оказался рабочим!

– Да. Тепло… Похоже, твой метод и правда работает… – пробормотал принц Чан. Плечи у него опустились, из груди вырвался довольный вздох, когда мои пальцы размяли шею.

– Мне прекратить? Позовёте вашего телохранителя?

– М-м… Он так никогда не сможет, ты прав. У него для этого слишком грубые руки. И на развитие таланта уйдёт несколько лет, если он вообще есть, – с сожалением заключил принц Чан и улёгся животом на подушку. – Продолжай.

Он позволил промять все точки, которые явились мне во сне. А когда я закончил и накрыл его одеялом, он повернулся и окинул меня странным взглядом, словно только сейчас рассмотрел:

– Что ж, я нашёл этот способ приемлемым. Иди, этим вечером придёшь ещё… самый лучший наложник…

Я, сдержав довольную улыбку, поклонился и пошёл к себе. Проходя мимо кабинета, я не удержался и вновь заглянул внутрь, силясь понять, что же не давало мне покоя. Вчера аккуратная стопка свитков мешала рассмотреть стол с циновки. Сейчас же мне стало видно всё целиком, и я понял, что на полках не лежало никаких древних свитков – ни один не отдавал желтизной и не выглядел ветхим. На столе виднелся набор для каллиграфии, которого не было вчера. И свеча стояла совсем не там, где я оставил её ночью.

Свеча. Целая, высокая, с едва тронутым фитилём. Совсем не тот огарок, который остался после моего полуночного визита. Словно я не сидел за столом принца и не читал ничего. Исчезнувшие свитки, появившийся набор для каллиграфии, свеча… Это означало, что на самом деле не было никакого свитка с легендами бенов и никакого забытого бога, а был лишь сон. Поразительно, что я умудрился передать ян, видимо, я так желал найти выход, что разум вытащил из глубин памяти всё, что только успел впитать от учителей, и придумал такое оригинальное решение.

Что ж, я всегда мог рассчитывать лишь на себя.

Нохой и слуги уже ожидали меня в покоях. Стоило мне показаться, как евнух подскочил и поклонился:

– Господин Гармонии Октай!

Его голос звенел, а в глазах остальных слуг читалась плохо скрываемая радость. Даже у Юна, жалость которого всегда мешалась с долей презрения. Тут же появился завтрак, а бочку в купальне наполнила горячая вода. Слуги ещё никогда не обращались со мной так учтиво. Когда Нохой спросил, стоит ли пригласить лекаря, я покачал головой.

– Не нужно, Нохой. Принц Чан был достаточно бережен. Как оказалось, – я не удержал вздоха, – он не вымещает злость на невиновных. Разозлить его несложно, но он соизмеряет наказание со степенью вины. Видимо, та убитая наложница серьёзно оскорбила его.

– Мои глаза меня не обманывают? Вы сожалеете, что принц Чан был бережен, господин? – растерялся Нохой.

– Сожалею… – эхом повторил я и обнял ладонью чашу с отваром ромашки. Сладковатый аромат успокаивал. – Нет. Вовсе нет.

Юн, подавший напиток, с едва уловимой брезгливостью покосился на меня.

– Скорее удивлён, – я сделал глоток и провёл рукой по лицу. Пальцы предательски дрогнули. – Я ведь… Неважно.

Слуги переглянулись, на лицах читалось недоумение. Они, рождённые простыми людьми, купленные и увидевшие во дворце лучшую жизнь, испытывали жалость, видя, как обращается со мной госпожа Сайна. Они думали, что её наказания расстраивают меня, что я стремлюсь стать лучше, угодить ей. Что-то большее было недоступно их пониманию. Им никогда бы не пришло в голову, что я нарушил её приказ. Ведь то, что я в итоге сделал – нарушение. Госпожа Сайна явно не предполагала передачи жизненных сил другими, неизвестными ей способами. Разве хорошие слуги так поступают?

«Поступают, – тихо прошептал внутренний голос. – Когда знают лучшие пути для исполнения хозяйского приказа».

Нохой опустился позади и, разобрав мои волосы на пряди, заплёл косу.

– Вы устали, господин Гармонии, вам просто нужен отдых. Купальня готова. Горячая вода очистит тело и успокоит душу. Я принесу вам сладостей, а потом вы отдохнёте, вечером, если позволите…

– Сегодня вечером принц Чан пожелал меня видеть у себя.

Нохой на мгновение замешкался. Мне следовало бы уделить этому больше внимания, но я и правда чувствовал себя слишком уставшим. Я даже умудрился уснуть прямо в бочке и проспал до тех пор, пока вода не остыла. Как оказалось, это была непростительная ошибка.

Стоило лишь выйти из купальни и переодеться, как примчался слуга из императорского дворца:

– Господин Гармонии, госпожа Сайна и император Алтан желают, чтобы вы присоединились к их обеду в Цветочной беседке!

Это звучало необычно. После ночей госпожа всегда давала мне отлежаться и прийти в себя, как бы ни относилась. Сначала я заподозрил, что наш с принцем обман вскрылся, но затем отбросил эту мысль. Принц выгнал наблюдателя, лично пообещал вырвать мне язык, если я кому-то проболтаюсь, а сам он ни за что бы не признался. От следующей мысли в груди затрепетала робкая радость. Ведь приказ был последним, и я всё же сумел исполнить его. А это значит…

Но вслух я высказал лишь своё недоумение:

– С чего вдруг такая внезапность?

Нохой потупился:

– Простите. Я доложил госпоже, что наследный принц желает видеть вас повторно. Но это же неправильно! Ваша ян сейчас истощена. Вам нужно восстановиться. Поговорите с госпожой, пусть она отведёт вам другое время!

Поражённый такой заботой в самое сердце, я не нашёл слов и лишь покачал головой:

– Ох, Нохой… Добросердечие тебя погубит. Подай зелёный наряд.

Когда я вошёл в беседку, то за столом, помимо императора Алтана и госпожи Сайны, увидел принца Чана. Тот сидел насупленный и мрачный.

– Октай, милый мой цветок! – ласково обратилась ко мне госпожа Сайна. – Объясни, отчего принц Чан получил намного меньше ян, чем должен был?

Я резко выдохнул, стараясь не измениться в лице. Да, это был ожидаемый вопрос, и ответ был заготовлен.

– Но получил же! – принц Чан вскинул голову, яростно взглянув на госпожу.

– Помолчи, сын, – проронил император Алтан.

С нашей последней встречи он сильно постарел. Лицо покрылось морщинами, в опущенных уголках губ наметились складки – отпечаток пережитой утраты, – в волосах блестела седина. Он был бледен, неподвижен и казался искусно сделанной куклой. Лишь в глазах, обращённых к принцу, горел огонёк гнева.

Чан возразил:

– Я не буду молчать! В первую очередь это моё дело!

Император опустил ладонь на стол. Тлеющие угольки гнева в глазах вспыхнули ярким пламенем. Золотые хучжи, закрывающие отросшие ногти, громко звякнули. На миг горестные складки разгладились, и вместо потерявшего сыновей отца я вновь увидел мужчину, преисполненного власти и сдержанной силы.

– Твоё тело, твоя душа и твои поступки – это в первую очередь дело империи, – чеканя каждое слово, пророкотал император. И его ярость по-прежнему выглядела устрашающей. – Каждый твой вздох принадлежит народу. Твоё благо – это благо всей империи! И ты смеешь увиливать от лечения, невоспитанный наглец?

Они были похожи до такой степени, что даже смотрели друг на друга с одинаковым бешенством. Щёки их наливались схожим багрянцем. И госпожа Сайна сомневалась в их родстве?

– Я не увиливаю! – принц Чан бросил палочки в тарелку. – И тут император ты! Ты отвечаешь за наш народ! Ты отвечаешь за каждую жизнь и смерть! И то, что я сижу тут такой – это всё из-за твоих решений!

По лицу императора скользнула судорога боли. Он угас, даже чуть сгорбился и взглянул на сына с таким отвращением, что стало ясно – будь у него ещё хотя бы один сын, принц Чан никогда бы не переступил порог дворца.

– Замолчи. Немедленно, – бросил император и прикрыл глаза, словно отрешившись от всего.

И принц Чан, поняв, что подошёл к запретной черте, замолчал. Госпожа Сайна, не обращая на ссору внимания, не отводила испытующего взгляда от меня.

– Так что же ты молчишь, Октай? Отвечай, – ласково подтолкнула она меня.

Я выдохнул, выпрямился, спрятал пальцы в рукава и устремил взгляд на госпожу. Она сидела по правую руку от принца Чана, и мне было легко смотреть на него краем глаза, но, к сожалению, по его виду я не мог понять, что он рассказал, а что нет.

Правда. Следовало говорить правду и ничего, кроме правды.

– Вы спросили, почему наследный принц получил намного меньше ян, чем должен был, – начал я. Принц Чан напряжённо следил за мной. – На этот вопрос у меня нет ответа, моя госпожа. Я сделал всё, что было в моих силах. Возможно, дело в его болезни?

Госпожа Сайна улыбнулась так, что, несмотря на жаркий день, мне стало холодно.

– Вот как? – пропела она. – Значит, ты сделал всё возможное?

– Я отдал всё, что у меня было. Моя жизненная сила в его теле, как вы могли убедиться. Много это было или мало? Госпожа, вы же знаете, что я не заклинатель и не целитель. Моя сила не безгранична, – ответил я, подпустив сожалеющих ноток в голос.

Госпожа Сайна покачала головой и обернулась к принцу Чану.

– Поёт, словно соловей! Ни слова лжи. Учись, племянник. Вот так нужно врать, говоря одну лишь правду. Твои же потуги и рядом не стоят.

– Я не врал! – вскинулся принц Чан. – Он исполнил свой долг так, как я того пожелал!

Он резко захлопнул рот. Его глаза так округлились, что даже несведущему глупцу всё стало бы ясно. Мои внутренности словно схватили в кулак, однако я всё ещё не терял присутствия духа:

– Я выполнил приказ, госпожа. Даже несмотря на то, что принц Чан не пожелал иного способа, я исполнил свой долг.

– Октай-Октай, – госпожа Сайна покачала головой и цокнула языком. В её густо подведённых глазах разгорелся огонек предвкушения, и у меня похолодело в животе. Этот огонёк никогда не означал ничего хорошего. – Ты же господин Гармонии. Ты был обязан найти такие слова, которые убедили бы принца Чана. Ты провинился, Октай.

– Прошу прощения, госпожа, однако я не понимаю, в чём я провинился, – я поклонился и опустил глаза. – Я всего лишь пытался угодить. И я исполнил ваш приказ.

– Да, он всё сделал так, как я сам хотел! Он мне угодил! – вмешался принц Чан, но госпожа Сайна его не слушала.

– О, милый мой принц, поверьте, он прекрасно знает, как нужно угождать. Если бы он пожелал, то вы бы перед ним не устояли. В этом поручении он в первую очередь угождал себе.

Её глаза масляно заблестели, дыхание участилось, нарисованный бантик рта раскрылся и страстно выдохнул:

– Ты наказан, Октай. Десять плетей.

– Я запрещаю! – воскликнул принц Чан, хлопнув ладонью по столу.

– Ты не имеешь права запрещать старшей женщине нашей семьи наказывать её собственного раба, – напомнил император безразличным тоном и открыл глаза. Взгляд у него был пустым и незрячим. – Октай получит десять плетей. А ты, сын мой, будешь смотреть. Тебе стоит понять, почему нужно беспрекословно следовать нашей воле.

И он вновь закрыл глаза, погружаясь в себя.

Сайна расцвела:

– Стража, позовите сюда палача!

Принц побледнел.

– Что, прямо здесь? – прошептал он. – Во время обеда?

– Вместо обеда! – заявила госпожа.

Я стоял, сложив руки на животе и сохраняя лёгкую улыбку на лице. Целых десять плетей… Нет, всего лишь десять плетей. Я и не думал оправдываться и что-то говорить в свою защиту – это лишь усугубило бы наказание, и плетей стало бы пятнадцать.

Наверное, я ещё не всё понимал, поэтому и проговорил:

– Госпожа, позвольте вопрос. Вы говорили, что если я выполню этот приказ и приведу энергии в равновесие…

Госпожа Сайна отмахнулась, даже не дослушав.

– Ты сжульничал. О чём говорить? Или… – она подняла накрашенные брови и звонко рассмеялась, прикрыв рот веером. – Ты что, правда подумал, что я тебя прощу? Ну и глупец же ты, Октай! Тебе всей жизни не хватит, чтобы очистить имя!

Где-то далеко запели птицы – пронзительно и печально.

Моя голова была лёгкой и пустой. Я весь был пустым. Осталась лишь оболочка и улыбка, бессмысленная, как вся моя жизнь.

Появился палач, поднялся в беседку и, выслушав госпожу, коротким кивком то ли поздоровался со мной, то ли велел подготовиться. Я вышел из беседки, повернувшись к императорской семье спиной, опустился на колени и спустил одежду до пояса.

– Считай, принц, – велела госпожа.

– Вы же его убьёте! – закричал принц.

– О, Октай крепче, чем кажется, – прозвенел довольный голос госпожи. – Тархан, начинай.

Свистнула плеть – и я отрешился от всего. Этот человек на коленях был не мной. Не моя спина содрогалась от обжигающих ударов плети, и не мои руки царапали шершавые камни мозаичной дорожки. Не из моей груди рвались предательские всхлипы, и не по моему лицу текли слезы. Это происходило не со мной. Я был далеко за пределами дворца, в лесу, слушал щебет птиц и любовался бескрайней небесной синевой…

– Десять, – процедил принц Чан сквозь зубы, и последний удар вернул меня в сад.

Позволили отдышаться. Позвали Бая. Тот поправил на мне одежду и помог встать. Перед глазами плыли цветные пятна, солнце невыносимо жгло веки, ноги подгибались. Я стоял лишь из-за того, что Бай подхватил меня под руку и держал изо всех сил.

– Ты всё понял, мой принц?

Голос госпожи Сайны отдавался в ушах гудением, я с трудом различал слова.

– Я всё понял, – с отвращением произнёс принц Чан. – Я принц. Я не имею права пренебрегать собой. На мне держится будущее империи. Если вы так желаете, чтобы я воспользовался услугами господина Гармонии, я воспользуюсь. Но как принц я не буду пользоваться чужими вещами. Господин Гармонии станет лишь моим и ничьим больше! Вы согласны, отец?

Улыбка у госпожи застыла.

– Нет, я его не отдам.

– Согласен, – равнодушно бросил император. – Забирай. Господин Гармонии отныне твой.

Сквозь пелену и головокружение пробилось лицо госпожи. О, если бы злость могла сжигать, император и принц уже превратились бы в две кучки пепла!

– Алтан, мой властительный племянник, ты, кажется, забыл, кто такой Октай!

– Я ничего не забыл, – император пошевелился, повернул голову к госпоже. – Наследник должен быть исцелён как можно скорее, чтобы быть со мной на празднике начала посевов. Это важнее всего, тетушка. Пусть забирает.

Подумав немного, он добавил:

– Но если господин Гармонии не справится с задачей, то вернётся к госпоже.

– А если справится, то навсегда станет моим! – быстро добавил принц Чан. – Если вы так желаете оставить его себе, госпожа Сайна, то всегда можете вызвать целителей. Кажется, Долина Горечавки славится искусными заклинателями, которым в исцелении нет равных? Ой! – спохватился он, в голосе зазвучала издёвка. – Я совсем забыл! Императорская семья в ссоре с заклинателями, да? Мы же казнили клан Поднебесного Эха, да? Тот, с пика Тринадцати Ветров, который оболгали, не так ли? А мы до сих пор не извинились перед Советом Бессмертных Старейшин за ошибку! Что ж, очевидно, госпожа, у вас не получится вызвать для меня целителя. Ведь все заклинатели мира отказались входить в императорский двор, пока наша семья не принесёт извинений. Получается, Октай останется у меня в услужении. Пожалуй, это к лучшему. Я, по крайней мере, не наказываю без причины.

Император что-то ответил. Я не услышал. Я рассмеялся.

Причины… Юный наивный принц ещё не знал – нет ничего проще, чем найти причину, чтобы наказать раба. Он ещё не знал, что сам точно такой же, как его отец и тётушка. Ничего не изменится, когда он станет моим хозяином. Ведь я чужие объедки, сын предателя. Мной можно дразнить, как отобранной игрушкой, лишь бы получить своё. И никакая служба этого не изменит, стань я хоть наилучшим слугой, хоть вывернись наизнанку. А ведь император на это и рассчитывает – что я не пожелаю возвращаться к Сайне и буду из кожи вон лезть, лишь бы исцелить единственного наследника и остаться подле него.

Ведь госпожа Сайна далеко не вечна. Ей уже пятьдесят лет. Она больная женщина, которая цепляется за меня как за последнее средство, потому что ничто другое ей не помогает. Однажды она умрёт, как умрёт и император Алтан. Тогда принц Чан примет силу Сына Неба и будет решать, кому и кем быть. И только он решит, достоин ли мой род прощения.

Но принцу, похоже, просто очень захотелось насолить нелюбимой родственнице. Его-то госпожа не убьёт. А вот меня – запросто, просто потому что передарили принцу. Ещё замену подберут, и пойдет очередная чудесная традиция для провинившихся родов. Наверняка предатели будут мечтать об этой должности. А что? Источник жизненных сил – очень почётно!

От моего смеха на мгновение наступила тишина.

– Уведите его, – велела госпожа Сайна. – И пригласите к нему лекаря. Принц Чан, почему вы решили, что тот жалкий клан был оболган?

– О, право, не помню, – лениво ответил принц. – Кажется, в библиотеке Старого Дворца были какие-то бумажки… А может быть, мне это привиделось во сне? Да и зачем это вам? Пристало ли женщине ворошить дела столетней давности?

– Щенок! – вскипела госпожа.

Бай послушно увёл меня из сада. Звуки ругани летели нам в спины до самого выхода, а потом я дошёл до стражи и позволил коленям подогнуться.

– Бай, прости, я, кажется, сейчас упаду…

Слуга коротко выругался, подхватил меня на руки, и от прикосновения к избитой спине я взвыл и зажмурился. Из глаз брызнули слёзы.

– Простите! – перепугался Бай. – Потерпите, господин, сейчас…

В ту же секунду раздался невозмутимый голос:

– Не так держишь.

– Что? – растерялся Бай.

Я разлепил веки, узнал в коричневом вытянутом пятне императорского палача, вспомнил, что Бай ещё никогда не имел дела с ним, и мне вновь стало смешно.

– Держишь. Не так, – повторил палач. Его непробиваемому спокойствию могли позавидовать даже горы. – Положи на плечо. Головой вниз. Не трогай спину. Держи за колени.

Как в этом немногословном человеке сочетались безжалостность истинного мастера пыток с заботой и неравнодушием лекаря? Наши встречи каждый раз заканчивались так: он спокойно, твёрдой рукой наносил мне раны, а затем так же спокойно давал советы, как их лучше лечить. Поразительный человек.

– Э-э-э…

Совет от палача, который только что безжалостно исполосовал мне спину до крови, выбил Бая из колеи настолько, что он застыл, словно настигнутый змеёй суслик. Я почувствовал, как к рукам моего слуги присоединяются другие, такие же узнаваемые, как руки моей госпожи. Палач взвалил меня на плечо Бая и молча пошёл по своим делам.

– О-о… – простонал Бай ему вслед то ли восхищенно, то ли изумлённо.

Я всхлипнул, не сдержав смешка. Слуга опомнился и бросился к моему двору. Спустя четверть палочки меня устроили на постели и под причитания Нохоя сняли одежду – та присохла к ранам и её отмочили тёплой водой. А потом пришёл лекарь, положил на спину что-то холодное, пахнущее ромашкой, и от новой вспышки боли измученное сознание накрыл короткий, но ослепительный миг то ли прозрения, то ли решения.

Так жить больше нельзя!

А затем меня приняла в объятия милосердная тьма – и боль закончилась.

Глава 4

Заклинатель

Так жить нельзя. Так жить нельзя. Так. Жить. Нельзя.

Эта мысль поселилась в моей голове и грызла разум не хуже древоточца. Все дни, посвящённые лечению и проведённые в постели, я не мог сосредоточиться ни на чём другом. Все увлечения и занятия, которые до сих пор скрашивали моё существование, стали бессмысленными и пресными. Еда потеряла всякий вкус. Стены покоев давили. А по ночам мне снились пожары: в жарком огне сгорал сначала мой родной дом, затем дворец и, наконец, весь мир.

Забавно. А ведь я полагал, что всё бунтарство и гордость из меня давным-давно выбили. Видели бы меня наставники гарема… Нет, они бы не поняли. Я повзрослел, стал хитрее и научился скрывать как отвращение, так и жажду свободы.

Почему эта тоска стала совсем невыносимой? Почему я уже не мог с ней бороться? Невзирая ни на какие усилия, жажда заливала мою душу, словно разгулявшаяся по весне река, наполняла меня чёрными мутными водами, пахла тиной и била мелкой галькой. Я утопал в ней и совсем не хотел выплывать, хотя в этой чёрной бездне явно зарождалось нечто ужасное… А может, я сам становился бездной?

Я даже не пытался снова уговорить себя, что Небо принимает лучших слуг и я стану любимцем богов. Хотя совсем недавно эта мысль удерживала меня на плаву. Жить в бесконечном блаженстве, не ведая ни болезней, ни отвращения, быть источником вечного наслаждения святейших и дарить счастье…

Одним словом, наложник здесь – наложник и на Небе. Ведь это справедливо по меркам богов – позволить выполнять на Небе ту работу, в которой слуга был лучшим при жизни, убрав все недостатки работы и взамен даровав радость. Каким же я был тугодумом, что осознал суть обещанного блаженства спустя целых десять лет рабства. И то лишь после очередной порки, когда понял, что надежды на лучшее будущее нет и никогда не будет. Поэтому…

Поэтому – к демонам такую справедливость? К демонам Небо? Лучше быть свободным от всяческих оков демоном, чем прозябать на Небесах вечным наложником?

А как же десять поколений моих предков? Пусть мне уже не до Небес, но мой род опозорен. Каково им будет в потустороннем мире, если я прекращу попытки?

Но так жить больше нельзя…

После недолгих раздумий я решил: раз мне не искупить вину на должности господина Гармонии, нужно сделать это иначе. Так, чтобы придраться было просто невозможно. Как? Смыть позор собственной кровью, с оружием в руках, как все провинившиеся. На празднике начала посевов. Если я мог очистить имя, то только там.

Праздник начала посевов отмечали с размахом. Это было сложное время для императора и его семьи. Особенно сложным считался объезд всех провинций, чтобы передать земле благословение Неба – без этого людей империи давно бы сожрала нечисть, в полях нельзя было бы работать и пасти стада. Императора всегда сопровождала многочисленная охрана, ведь путь был полон опасностей. Где опасность для Сына Неба, там и героический поступок. Где героический поступок, там и прощение. В охрану всегда старались попасть те, кто желал искупления.

Госпожа Сайна никогда не ездила с императором Алтаном, потому об этом празднике я даже не мечтал. Но случился принц Чан, который в этом году наверняка поедет со своим стареющим отцом, чтобы подхватить ношу, если тот потеряет силы. Справившись с задачей, я смог бы поехать в свите принца и, заслонив собой от опасности, очистить род.

Когда я понял это, то долго хохотал. Император – старый прожжённый интриган! Он прекрасно знал, что делает, когда отдавал меня сыну!

Стоит сказать, принц Чан был далеко не глуп. Первым делом он сменил всех моих слуг и приставил тех, кто приехал из Старого Дворца. Мне с трудом удалось оставить Нохоя. Следующим приказом меня обязали посещать покои наследника каждую ночь. Как принц уговорил наблюдателя, какими деньгами подкупил, осталось загадкой. Однако евнух не обращал на нас никакого внимания и самозабвенно писал в тетради. А я оттачивал на царственной спине искусство гармонизации через пальцы. С каждым днём у меня получалось всё лучше, а принц крепчал. Спустя неделю все его одежды стали жать ему в плечах, что обрадовало нас. И не обрадовало госпожу Сайну.

О, конечно, я боялся госпожи и везде ходил с оглядкой. Мне всё казалось, что она непременно что-то сделает. Что ж… Она сделала. Но совсем не то, что я ожидал.

Тот вечер начался обыденно. К моменту моего появления принц уже лежал на подушках с обнажённой спиной, а наблюдатель сидел за ширмой и с вдохновлённым видом водил кисточкой по бумаге. Я подвязал рукава, чтобы не мешались, и, разогрев ладони, уже привычными движениями принялся за волшебные точки. Пальцы закололо, и по жилам заструилась живительная сила, перетекая из меня в другое тело. От удовольствия принц сладко вздохнул.

– Ох, как хорошо! Промни ещё плечи – я весь день сидел…

Я послушался – и каменные, напряженные мышцы под моими пальцами постепенно расслабились. Принц удовлетворённо потянулся и, сложив руки под подбородком, вдруг сказал:

– Завтра прибудет целитель Долины Горечавки. В его честь будет большой приём.

От неожиданности я чуть не поцарапал царственное тело и отдёрнул руки.

– Но ведь… Вы, кажется, упоминали какую-то ссору? – припомнил я.

– Да. Сто лет назад по приказу императорской семьи был убит клан пика Тринадцати Ветров. Совет Бессмертных не посчитал заклинателей виновными и отказал нам в услугах заклинателей, – принц потянулся. – Продолжай, не останавливайся!

– Я ничего об этом не слышал, – осторожно сказал я, вновь надавив на точки.

– И не должен был. Подобные события – внутреннее дело императорской семьи. Для всех остальных никакой размолвки не было.

– Но тогда почему заклинатель согласился лечить вас?

– Очевидно, госпожа Сайна уговорила императора принести извинения Совету Бессмертных, – принц небрежно дёрнул плечом. – На самом деле, давно пора сделать это. Да, наша семья – сила Небес, живые боги на земле. Но мы храним народ лишь от того зла, что имеет живую или мёртвую душу. Заклинателям как силе Природы подвластны бездушные твари, стихии и болезни. Мы – дополнение друг друга и должны жить в мире, ведь мы делаем одно дело.

Принц Чан помолчал и вздохнул:

– Может, если бы вместе с братьями в тот день был хотя бы один заклинатель, они выжили бы… Наверное, император тоже подумал об этом.

В горле стало сухо. Руки задрожали. Я слушал принца почти с ужасом, и в бронзовом кувшине у изголовья постели отражалось моё застывшее лицо.

Лечение было не закончено! Принц только начал расти! Да, у меня получалось, но где мои жалкие потуги, а где методы тысячелетней школы?

– Вы, должно быть, рады. Вами наконец-то займётся целитель, – с трудом выдохнул я.

Сердце колотилось, словно перепуганная птаха о прутья клетки. Если я не смогу довести лечение до конца, то вернусь к госпоже Сайне, не попаду в сопровождение на праздник посевов, не смогу смыть позор…

Принц повернул голову. Профиль у него был выразительным, как у всякого благородного человека.

– Боишься, что верну госпоже Сайне?

Я покосился на ширму, за которой прятался наблюдатель. Евнух, конечно, был предан принцу… Но какому слуге не хочется выслужиться и получить чуть больше, чем обычно?

– Я бесконечно почитаю госпожу. Но вас, конечно, я почитаю больше, ведь вы наследник и будущее нашей Поднебесной.

Губы принца Чана искривила усмешка. Он вновь отвернулся:

– Да, я рад, что мной займётся мастер своего дела. Не думай, ты весьма искусен! Я даже помыслить не мог, что жизненную силу можно передавать так. Но между мастером тысячелетней школы и самоучкой, каким бы он ни был гениальным, я выберу мастера.

И, дождавшись, когда моё лицо затопит бледность, принц добавил:

– Впрочем, если вы будете лечить меня вдвоём, я не буду возражать.

Сжавшая внутренности рука немного разжалась. Я с трудом удержался от того, чтобы не облизнуть пересохшие губы, прикрыл глаза и поклонился.

– Благодарю за милость. Значит ли это, что я могу рассчитывать на своё место за праздничным столом?

– Ты? На приёме в честь заклинателя? Вместе со всеми лекарями? – развеселился принц.

Он перевернулся на спину и окинул меня взглядом, от которого я почувствовал себя куском протухшего мяса.

– Ха! Почему нет? Ты же как-никак сделал то, что не удалось всем этим напыщенным старикам. Пожалуй, это будет забавно, – рассмеялся принц. – Знаешь что? А позли их как следует! Ты же можешь сделать это так, чтобы тебя нельзя было наказать?