книга седьмая
Моему любимому читателю
и почитателю.
Моему вдохновителю и
Беспощадному критику.
Моей маме –
Морозовой Тамаре Павловне.
Моему горячо любимому
соавтору и критику,
моей маме –
Морозовой Тамаре Павловне
посвящается
Мы никогда не будем уверены в том,
что именно затевается на просторах
великих и диких Степей Московии.
Лорд Пальмерстон
Глава 60
I.
02.10.2020г., пос. Ново-Огарево, Резиденция Главы Высшего Военного Совета.
После так удачно разыгранного спектакля с приемом индийского премьер-министра, Керженцева осталась у Афанасьева, тихо и практически незаметно влившись в его маленькую, но дружную семью, к вящему удовольствию самого Валерия Васильевича, а паче всего, его охраны, которой изрядно надоело протирать своими штанами ступеньки Вероникиного подъезда. Афанасьев уговаривал молодую женщину оставить свою прежнюю работу ради исполнения роли «первой леди» государства, но, наткнувшись на стену непонимания с ее стороны, уступил, оставив ее в покое. Молодая, но довольно строптивая особа ни в какую не желала поступаться своей финансовой независимостью. Гордая и упрямая женщина на полном серьезе считала свой роман с диктатором не неким мезальянсом, а союзом двух в чем-то равноправных людей, излиха хлебнувших горя и разочарований на своем веку. Единственное на чем он сумел все же настоять, так это на том, чтобы одна из машин, полагающегося ему эскорта, довозила Веронику до места работы, а потом, по окончании трудового дня, забирала ее возле шлагбаума у проходной в Ясенево. Но и это стало возможным, только после того, как удалось отговорить ее от идеи самой сесть за руль, благо, что машина у нее была своя – оставшаяся от покойного мужа. В три голоса пришлось убеждать женщину в том, что это никак не решит проблему ее самостоятельности, так как все равно понадобится отряжать штат на охрану. Причем, Петр был более убедителен в своих суждениях, так как опирался, прежде всего, на свой личный опыт в «службе сопровождения». Её доводам о ненужности эскорта Афанасьев пресек всего лишь одной фразой, заявив: «Если с тобой, что случится, то мое сердце уже не выдержит такого удара». На этом все споры и прекратились сами собой. Что же касалось её личных взаимоотношений с диктатором, то к сладкой бочке поздней любви примешивалась одна маленькая ложечка дёгтя. Вероника, испившая горькую чашу вдовьева одиночества и неудач по зачатию ребенка, не торопилась с официальным оформлением новых отношений, хоть и искренне полюбила этого далеко немолодого, иногда неуклюжего, а порой и излишне циничного человека. Полюбила так, как могла полюбить только изголодавшаяся по мужской ласке женщина, уже отчаявшаяся заскочить в последний вагон уходящего поезда жизни. По непонятной причине она вбила себе в голову, что ее отношения к Афанасьеву могут быть кем-то расценены, как желание хорошо и надежно пристроиться за счет всесильного супруга. Это обстоятельство немало угнетало её, и она не раз высказывала опасения на сей счет, как самому Валерию Васильевичу, так и Анастасии, с которой она довольно быстро сошлась, вполне себе, считая, что в ее лице обрела настоящую подругу, с которой можно поделиться самым сокровенным. Нахождение прочных точек соприкосновения между двумя женщинами, конечно, не могло не радовать мужскую половину семьи, озабоченную сохранением ее целостности. Но одновременно с этим неторопливость Вероники внушала опасения в мятежную душу Валерия Васильевича, так как, верный еще советскому воспитательному духу, он всерьез волновался за будущее своей избранницы, в случае, если с ним что-либо приключится. После того, как в результате спланированной иностранными спецслужбами террористической акции было фактически уничтожено все высшее руководство государства, для этих опасений было реальное основание. А статус вдовы полного генерала давал крепкую и основательную материальную поддержку в случае неблагоприятного развития событий. Именно поэтому Валерий Васильевич всячески поторапливал Веронику с принятием окончательного решения, итогом которого должен был быть, по его разумению, поход в ЗАГС. Сомнительные лавры Раисы Максимовны1 и Наины Иосифовны2 никак не прельщали молодую женщину, не желавшую играть роль «первой леди» и служить предметом салонных пересудов. Тут Афанасьеву не стоило большого труда, чтобы успокоить Веронику. Со всем пылом пожилого влюбленного человека он заверил ее, что не имеет никакого желания таскать за собой красивую супругу по протокольным мероприятиям сверх положенного по дипломатическому этикету, чтобы похотливые взоры папарацци обшаривали с ног до головы его сокровище, добытое с таким трудом. Против подобных уверений было трудно устоять. В конце концов «высокие договаривающиеся стороны» пришли к обоюдному решению – подать заявление на роспись сразу после того, как Афанасьев вернется из командировки на юг.
Признаться честно, он с огромным нетерпением ожидал этой поездки. Вот уже два месяца он держит в поле своего внимания всё, что связано с работой появившегося словно бы ниоткуда НПО «Мечта», научным руководителем которого была Валентина Игнатьевна Николаева. Вот уже месяц Афанасьев донимал её своими вопросами о состоянии дел с изготовлением первого натурного образца плазмоида. Эти его бесконечные «наезды» порядком нервировали Николаеву и она уже пару раз нелицеприятно высказывалась по поводу его неуемной торопливости, всякий раз напоминая, что работы приходится начинать почти что с нуля, что коллектив только-только собран, что заказанное оборудование и детали поступили всего лишь накануне, а он уже требует с нее неких результатов. В общем, за два месяца, они уже успели, как следует пару раз, хоть и не серьезно, но пацапаться. Правда это нисколько не умалило его уважения к пожилой и заслуженной женщине. Оба они прекрасно понимали, что от скорости внедрения данного образца вооружений напрямую зависит будущее всей страны. Иллюзий никто из них не питал. Если уж янки задумали пустить в ход ядерное оружие один раз в новом тысячелетии, то, что их удержит от повторного его применения? На кону стояло слишком много, как для них, так и для нас. Но если для американцев вопрос стоял всего лишь в потере глобального влияния, то для русских, поражение в этой безумной гонке технологий, означало смерть в прямом смысле слова, ибо Запад, почуяв свою нечаянную безнаказанность, не остановится перед полным уничтожением России, как государства, так и носителя этноса. И хотя в начале сентября империалисты получили-таки изрядный щелчок по носу, не стоило даже надеяться на то, что они успокоятся. Напротив, складывалось такое ощущение, будто все случившееся являлось всего лишь прелюдией к началу чего-то грандиозного и пугающего своей неизбежностью. Даже перевыборы заокеанского президента, обычно притормаживающие всяческую иную внешнеполитическую деятельность Соединенных Штатов, ничуть не затронули их приготовления к реваншу. Вопрос был только в том, где и в каком именно месте он состоится, и какие силы будут брошены на его реализацию.
И вот два дня назад раздался долгожданный звонок в приемную Афанасьева. Звонила Николаева. Сама. В свое время он дал ей не только номер телефона приемной, но и свой прямой номер коммуникатора. И вот теперь она впервые за два месяца им воспользовалась. В скупых фразах (тетка была опытная в делах конспирации) она сообщила ему, что прототип мобильной установки (о том, что установка должна быть мобильной договаривались с самого начала) собран и откалиброван, а значит, готов к натурным испытаниям. Кто бы знал, каким бальзамом в его душе пролилась эта новость?! Он даже почувствовал некую слабость в ногах, поэтому поспешил немедленно присесть в кресло, дабы унять предательскую дрожь в коленях. Как Верховный Главнокомандующий, он, разумеется, был рад тому, что в его распоряжение попала очередная «вундервафля», способная в корне изменить обстановку на ТВД3 при умелом ее использовании, ведь ничего подобного у противника не имелось не только в наличие, о чем докладывала зарубежная агентура, но даже и в чертежах. Фора составляла, как минимум десяток лет, а за такой период, при соответствующих темпах, можно уйти от ближайших преследователей почти на недосягаемое расстояние. Но втайне и больше всего, он радовался тому, что изготовление прототипа установки станет последним этапом перед достижением совсем иной цели. Увидеть Новый Мир и прикоснуться к нему, осуществив заветные мечты детства, в котором он путешествовал с книжными героями в дальние страны, открывая моря и острова, чувствовать себя первопроходцем – это ли не лучший венец всей прожитой жизни?! А как верховный Правитель он не мог оставить в стороне мысль об обладании Запасным Миром, который, в случае краха своего земного аналога, сможет послужить базой для дальнейшего развития человечества, в лице его народа. А как же иначе?! Иначе никак нельзя! Скверным бы он был руководителем страны, если бы не заботился, прежде всего, о своей нации. Тут уж никуда не деться – своя рубашка ближе к телу. И да, черт побери, сто раз был прав старина Дарвин, утверждавший, что в схватке за жизнь побеждает не только сильнейший, но и умнейший. И если у вас господа западники не хватило умишка додуматься до «машины времени», то это исключительно ваши проблемы выживаемости, но отнюдь не наши. Да, он сильно изменился с тех пор, как надел на себя пресловутую «шапку Мономаха». Очерствел, огрубел, стал более циничным в помыслах и делах. Это даже заметили все окружавшие его люди. Кто-то с немым осуждением, дескать, власть порядком подпортила характер спокойного, уравновешенного, а в целом, достаточно мягкого человека. Но были и те, кто считал на полном серьезе, что в нынешних условиях окружающей обстановки не следует распускать нюни, ибо это чревато для всей страны и всего народа, который поймет и примет, как принял в свое время и Ивана Грозного и Иосифа Сталина. Сам же Афанасьев, (если кому сказать, то не поверят и начнут крутить пальцем у виска) пряча глаза от смущения перед родными и близкими, начал потихоньку зачитываться фантастикой, и не абы какой, а той, в которой описываются похождения «попаданцев» в иные миры и времена. До сего момента он относился к произведениям фантастического содержания с чувством высокомерного недопонимания того, как можно тратить драгоценное время на подобное чтиво. Да, он иногда пролистывал кое-что из того, чем зачитывался внук, но исключительно ради родительского надзора, ну и ещё, чтобы поскорее уснуть ночью. А чтение подобной литературы очень способствовало быстрому засыпанию. Уже где-то начиная с третьей страницы, глаза принимали остекленевший вид, а веки тяжелели, как пудовые гири. Однако столкнувшись не с книжной фантастикой, а с вполне реальной и осязаемой, он резко изменил свое отношение к подобной беллетристике. Конечно, времени на полноценное чтение у него и не было практически, кроме редких минут перед ночным сном. Но и здесь он чувствовал некоторую неловкость перед вопрошающими и недоумевающими взглядами молодой избранницы. «Еще подумает, что я с ума спрыгнул на старости лет» – ёжился он всякий раз, когда ловил на себе испуганный взгляд Вероники. Но к счастью она пока не задавала лишних вопросов, считая его увлечение безобидным чудачеством, а он, в свою очередь тихо радовался тому, что не надо выкручиваться и давать маловразумительные объяснения своему необычному поведению. Все эти «гляделки» могли бы быть легко объяснимы, если бы он с самого начала рассказал всю правду своим домочадцам, но верный своему служебному долгу он хранил тайну научного открытия даже перед близкими ему людьми. На выручку неожиданно для самого Афанасьева пришел внук, с которым он теперь часто общался по телефону. Тот только что поступил в Московское Высшее Общевойсковое Командное Училище, поэтому мог общаться только в редкие свободные от учебы минуты. Кстати, поступил под фамилией отца и дедушка не оказывал ему никакой протекции. Так вот, внук – единственный, кто по достоинству оценил новое увлечение деда. Он со знанием дела посоветовал не только хороший «пиратский» сайт, на котором выкладывались фантастические романы в форме аудиокниг, но и помог выбрать подходящий плеер с беспроводными наушниками, чтобы была возможность ему прослушивать нужные аудиофайлы прямо в машине, пока едет на работу и с работы. Это изрядно экономило время и не давало лишнюю нагрузку на уже старческие глаза. Поначалу он был «всеяден», то есть начинал читать все подряд – от Михайловского до Злотникова, но вскоре понял, что «копать» надо гораздо глубже, ведь судя по тому, о чем поведала Николаева, придется иметь дело с территорией России, находящейся во временах раннего христианства, как минимум. А значит, литература, где «попаданец», обязательно, или спецназовец – мастер на все руки с широчайшими познаниями во всех науках, или IT-шник 80 левела с ноутбуком подмышкой, раздающий советы Петру I и Сталину, будет явно не в тему. Опять пришлось идти на поклон к внуку – непререкаемому авторитету в этой области. Через некоторое время Костя прислал на е-мэйл обширный список авторов, специализирующихся на «темных» веках. Тут уже было из чего выбирать. От Абердина и до Щепетнова – все авторы старались засунуть своего героя, как можно поглубже во глубину веков и затем наблюдали за его барахтаньями среди троглодитов. Скажете, зачем Афанасьев решил с головой погрузиться в эту тему? Все элементарно, как пятикопеечная монета. Он, в мыслях уже не сомневаясь в реальности проникновения далеко назад по шкале времени, должен был четко определить задачи, которые поставит перед первой иновременной экспедицией. Мало того, он уже на полном серьезе прикидывал будущую кандидатуру на пост главы первого поселения современников в далеком прошлом. Но мыслями своими пока делиться не стал даже с ближайшим окружением, чтобы не прослыть торопыжкой и прожектером. В его годы, солидности предавала неторопливость в суждениях и тем более в принятии судьбоносных решений. А ведь так хотелось успеть…
Приняв скупой доклад от Валентины Игнатьевны о готовности к полевым испытаниям установки, он не откладывая дела в долгий ящик, распорядился немедленно готовить установку к транспортировке в район Капустиного Яра. Все, так или иначе, но возвращается на круги своя. Почти три десятка лет тому назад они оба уже были там – еще совсем молодые и полные надежд на воплощение своих мечтаний. С тех пор прошла целая эпоха. Но странное дело. И он, и она по-прежнему были полны надежд. Получалось так, что будто кто-то там на самом Верху – в заоблачных высях, решил провести эксперимент, вырезав из жизни того и другого по тридцать лет, а затем наспех склеивал разорванное место, возвращая их к точке бифуркации. Связавшись с командующим ВТА4, Афанасьев приказал тому срочно готовить борт для погрузки специального оборудования, а после этого вылетать в Капустин Яр. Николаева со своими специалистами и приставленной к ней охраной должна была вылетать следующим бортом по специальному его распоряжению. Опасаясь эксцессов, Афанасьев не хотел рисковать одновременно установкой и её создателями. Сам он тоже решил вылететь на место, чтобы еще раз убедиться воочию в работоспособности установки. Но больше всего ему хотелось хоть ненадолго окунуться в воспоминания своей молодости, о чем он не хотел признаваться никому кроме себя самого.
Вероника первый раз по настоящему собирала Афанасьева в командировку. До этого он ни разу не отлучался от нее надолго – максимум на день, а тут целую неделю, ей придется коротать дни в одиночестве, от которого она уже понемногу стала отвыкать. Еще с вечера, не доверяя обслуживающему персоналу, она сама выстирала, высушила и нагладила не только сменное исподнее, но и верхнюю одежду, включая костюм-тройку, полувоенный френч, наподобие сталинского и полевую форму без знаков отличия. Она вообще, была странной женщиной, на взгляд тех, кто причислял себя к «сливкам» общества. С самого начала своего появления в доме будущего (теперь в этом уже почти никто не сомневался) супруга, она безапелляционно стала устанавливать свои порядки, нисколько не считаясь с традициями кремлевских небожителей. Всю женскую работу по дому, она решительно, и не принимая никаких возражений со стороны, взяла на себя. Уборку в комнатах, предназначенных для проживания, а также в кабинете, она выполняла самолично, не полагаясь на горничных и уборщиц. На вопросы, с чем связана такая её щепетильность, она неизменно отвечала, что ей, женщине, пока ещё молодой и сильной, стыдно пользоваться наемным трудом там, где она и сама управиться в состоянии. То же самое, касалось стирки постельного и нижнего белья. И, несмотря на то, что в жилом комплексе, предназначенном для проживания высших государственных лиц, была своя ведомственная прачечная, Вероника из своего природного упрямства на личные деньги купила стиральную машину и установила ее в одном из обширных подсобных помещений, находящихся в цокольном этаже. Настя, быстро смирившаяся с ролью «ведомой», немедленно последовала ее примеру, установив рядом с её «стиралкой» свою. И теперь они каждую субботу, к плохо скрываемой радости своих «вторых половинок» и нескрываемому ужасу прислуги, приподняв свои аппетитные ягодицы, половыми тряпками драили свои личные апартаменты, а управившись с этим делом, принимались за постирушки. Самостоятельность Вероники не обошла стороной и приготовление пищи. В большом доме всегда можно найти для себя пусть даже и небольшое помещеньице, чтобы оборудовать его необходимыми кухонными принадлежностями. Этот свой поступок она объясняла так же просто, как и предыдущие. Мол, еда, приготовленная женской любящей рукой, гораздо полезнее той, что состряпана в казенных условиях. А вот на этом поприще она оказалась почти в одиночестве. Анастасия – по жизни никудышная стряпуха не захотела целиком следовать ее примеру, полностью доверяя свой желудок умелым рукам кухонных работников. Уговорить её принять участие в стряпне, посвященной какому-нибудь семейному празднику, всегда стоило немалых трудов. Единственное, на что она была способна, так это на изготовление пары-тройки бутербродов, которыми она снабжала мужа, провожая того на дежурство. Тот старательно делал вид, что безумно счастлив от забот супруги. Афанасьеву, конечно, было приятно, и слышать такие слова, и чувствовать неложную заботу о нем, хоть он и испытывал некоторую неловкость перед местным шеф-поваром, который каждый раз с укором смотрел в его сторону. Впрочем, когда дело касалось официальных приемов, то Вероника соблюдала положенный этикет и старательно и без возражений сама поглощала чужую стряпню и не препятствовала в этом Валерию Васильевичу. Афанасьев очень удивлялся такой её непреодолимой тяге к автономизации, но всякий раз получал в ответ пространные рассуждения о пагубности «барских привычек». Хотя дело было вовсе не в них, но ведь не расскажешь ему, что причиной этого являлась элементарная брезгливость ко всему, чего касались руки посторонних людей. Впрочем, Валерий Васильевич и сам догадывался о подоплеке её странного поведения, поэтому быстро смирился с подобными странностями и принял их, как само собой разумеющееся.
Узнав, куда направляется с длительной командировкой её любимый человек, она, паче прежнего, впала в состояние суматошливости. Весь вечер перед его отбытием в астраханские степи Вероника не вылезала с импровизированной кухни, что-то там варя, паря и жаря. На этот раз свою неуемную активность она объяснила тем, что еще со школьной скамьи знала об опасности прикаспийских степей в плане присутствия всяческих заболеваний, начиная от дизентерии и кончая бубонной чумой. Поэтому, по своему здравому мышлению, посчитала для себя нужным снабдить своего суженого съестными припасами на весь период его пребывания в экстремальных условиях. Между тем Вероника запекла огромную курицу в фольге, натушила капусты и наварила не меньше десятка яиц вкрутую, картошки в «мундире», сунула палку сырокопченой колбасы и наложила целую банку «хреновины» собственного изготовления, поясняя присутствие оной её обеззараживающими качествами.
– Вероника, побойся Бога! – пробовал он возражать ей, когда она стала запихивать все это добро в некое подобие походного рюкзака. – Я же ведь не в голую степь лезу, а на хорошо оборудованный полигон, где имеется специальная кухня с нормами и ГОСТами по приготовлению пищи в условиях, подразумевающих опасность воздействия окружающей среды!
– Знаю я, как они готовят! – огрызнулась в ответ молодая особа, что наводило на мысль о не всегда соблюдаемых нормах приготовления пищи в ведомственной столовой ГРУ.
– Ну и как я буду выглядеть перед коллегами, нагруженный, словно среднеазиатский мул?! – сопротивлялся он из последних сил. – Надо мною же все будут смеяться!
– Пусть уж лучше они над тобой смеются, чем я буду плакать над тобой в палате инфекционной клиники! – резонно возражала она ему, на что он уже не мог выдать никакого вразумительного контраргумента.
– Не спорьте с ней, Валерий Василич, – шепнул ему тихонько на ухо зять, который решил сопровождать тестя в этой поездке, заменив собой весь положенный штат носителей «ядерного чемоданчика». – Мы все это оприходуем еще в самолете, пока будем лететь, так что позориться не придется.
Афанасьев с нескрываемой благодарностью посмотрел на Вальронда, мельком подумав, что с зятем ему невероятно повезло. В лице этого неторопливого и добродушного великана он обрел не только покладистого зятя, помощника и советника, но еще и верного друга. Перепалка быстро затихла и в семействе диктатора вновь воцарилась атмосфера умиротворенности. Зато ночь изобиловала такой бурной страстью, которую видавший виды Валерий Васильевич не рискнул бы сравнить ни с чем из своей прежней жизни. Вероника, которая и до этого была отнюдь не «бревно» в постели, вела себя так, будто эта была последняя ночь в их недолгом сожительстве. Афанасьев даже несколько раз отчетливо ловил себя на мысли о том, что находится в непосредственной близости от сердечного приступа. Все-таки шестьдесят пять это вам не сорок пять и уж тем более не двадцать. Но, слава Богу, все обошлось без последствий. Видимо Вероника и сама знала, где надо попридержать вожжи и не доводить дело до нитроглицерина.
II.
Утром Афанасьев встал с глубоко запавшими глазницами и огромными фиолетовыми тенями под ними. Однако это никак не сказалось на добром расположении духа. Его спутница выглядела ненамного краше, но тоже вся лучилась от вполне естественной женской удовлетворенности, той, которая вплоть до полудня не будет давать свести ноги вместе.
Самолеты с аппаратурой и штатом научных сотрудников, включая научного руководителя проекта – Валентину Игнатьевну Николаеву, вылетели к месту полевых испытаний еще вчера. Суток им вполне хватило, чтобы развернуть свою механику на месте. Поэтому сейчас все ждали прибытия Самого, чтобы тот дал отмашку к проведению основных испытаний. Лететь на полигон решили не из Внуково и не из Домодедово, а с аэродрома в Кубинке, чтобы не создавать ненужного ажиотажа и не привлекать к себе посторонних и недобрых глаз чужестранных разведок. Кортеж ехал по улицам, а Василий Васильевич безучастно разглядывал знакомые пейзажи столицы, проносящиеся мимо него. Казалось, что он полностью погружен в мысли о государственных делах, требующих его срочного вмешательства, поэтому так слабо реагировал на уже привычную болтовню своего адъютанта и уже ставшие привычными сухие и редкие ответы угрюмого и неразговорчивого водителя – сына Аверьяна Кондратьевича. Вальронд тоже не принимал участия в разговоре, посвятив себя переписке с супругой через одну из социальных сетей. На самом же деле Афанасьев думал вовсе не о государственных делах. Стыдно сказать, но в эти минуты он погружался в воспоминания о прошедшей ночи и с удовольствием смаковал особенно пикантные моменты. Надо ли осуждать человека его уровня и его возраста за то, что он сейчас переживает, может быть, свои последние вспышки чисто мужского тщеславия? Нет, пожалуй, не стоит. Никто из пассажиров «Ауруса» не хотел отвлекать диктатора от размышлений, поглотивших все его сознание до состояния отрешенности. Так они бы и доехали до Кубинки, занятые каждый своим делом, если бы не одно но… Уже на выезде из города, Афанасьев заметил огромный двухэтажный салон оптовой продажи цветов. Его доселе равнодушный взгляд моментально оживился и он, хлопнув себя ладошкой по лбу, затеребил Андрея, чтобы тот немедленно остановился. На его возражения о том, что движение в сопровождении кортежа не подразумевает под собой никаких незапланированных остановок, лишь еще больше раззадорили главного пассажира, который сумел-таки, в конце концов, настоять на своем. Андрей подал сопровождавшим машинам звуковой сигнал, предупреждающий о необходимости остановиться, и нажал на тормоз. Кортеж встал, как вкопанный, пребывая в полном недоумении от случившегося.
– Борисыч! – оживленно повернул голову диктатор к Михайлову. – Не в службу, а в дружбу, сбегай-ка вон в тот, – указал он в сторону оптового магазина, – цветочный ларек и купи букет ромашек! Деньги я тебе потом отдам.
– Товарищ Верховный! – как-то даже растерялся адъютант от необычной просьбы начальства. – Да какие же ромашки в октябре-то?!К тому же это полевые цветы! Разве их будут тут продавать?!
– А ты пошукай, пошукай! – продолжал теребить его Верховный. – Очень тебя прошу, дружище!
– Ладно, я попробую, конечно, – неуверенно произнес тот, вылезая из авто, – но результат не гарантирую.
И порысил к магазину, соображая на ходу, точно ли Верховный окончательно сошел с ума или всё ограничится простым чудачеством? А к машине уже бежал начальник эскорта, явно испуганный экстренной остановкой. Добежав до «Ауруса» сунулся было внутрь приоткрытой двери, но Афанасьев замахал на него рукой, мол, ничего страшного, просто остановились за некой надобностью. Лицо начальника эскорта исказила недовольная гримаса и тот буркнул:
– Предупреждать заранее, вообще-то надо о таких делах. Это вам не шутки шутить, товарищ Верховный.
– Не бурчите, полковник, – послышалось из глубины автосалона. – Я вполне себе понимаю степень вашего недовольства и при иных других обстоятельствах разделил бы с вами негодование. Но сейчас прошу вас войти в мое положение.
– Ладно, чего уж там, – разом смягчился полковник, и, махнув рукой, побрел к своей машине.
Михайлова не было уже минут двадцать. Волновались из-за внеплановой остановки все, но больше всех – начальник эскорта, так как любая задержка делала vip-персону потенциальной статической мишенью. Волновался и сам Афанасьев, чувствуя неложную вину из-за потакания своим прихотям. Он уже пожалел не раз, что сподвигнул своего верного адъютанта на столь безрассудную авантюру. Вальронд ворочал своим крупным телом на переднем сидении и даже его затылок, казалось, выражает немое осуждение нелогичному поступку первого лица государства. И лишь Андрей, застывший, словно каменное изваяние никак не выражал своих эмоций. Наконец, из дверей магазина показалась фигура Михайлова, спешащая к каравану машин с приличного размера охапкой ромашек. У всех сразу же отлегло от сердца. Чтобы, хоть как-то загладить свою вину перед Борисом Борисовичем Афанасьев сам открыл дверь в машину и любезно придерживал её, пока полковник, сопя, как бегемот умащивался на сиденье со своим букетом необъятных размеров. Машина тут же рванула с места, как застоявшийся жеребец. В салоне сразу запахло весенним лугом и от этого несвоевременного аромата у всех, включая и самого Валерия Васильевича, на душе растеклось чувство уюта тихой радости.
– Ну, Борисыч, спасибо! Удружил, так удружил! Не забуду! – бурно и эмоционально отреагировал диктатор на появление Михайлова. – Я уж думал, что не выгорит! Сколько там с меня?!
– Не расплатитесь, товарищ Верховный! – отшутился полковник, отдуваясь от чересчур быстрого, по его мнению, бега.
– А все-таки?! – по-мальчишески шмыгнул носом Валерий Васильевич.
– Ладно, признаюсь, ни копейки не заплатил, – вздохнул Борисыч от упущенной выгоды.
– Как так? – искренне удивился генерал.
– Они там, как узнали для кого букет, то ни в какую не захотели брать денег. Подарок, говорят. Видать в окно высмотрели наш кортеж.
Афанасьев на это только крякнул, что в понимании окружающих значило полную удовлетворенность.
– Андрей, – обратился он к водителю, – мы, кажется, порядком отстали от графика движения, Так ты уж свяжись по рации и скажи там, чтобы прибавили ходу. Надо наверстывать упущенное.
Андрей кивнул, не оборачиваясь, и нажал кнопку интеркома.
На аэродром прибыли вовремя. Еще около часа заняла погрузка лимузинов на борт стоявших по соседству транспортных Илов, которые должны вылететь чуть раньше основной группы представителей, чтобы к их прибытию автомобили уже ждали своих высокопоставленных пассажиров.
III.
03.10.2020г. Россия, Волгоградская обл., военный аэродром Тунин
Помимо главы местной администрации и начальника полигона – генерал-лейтенанта Виктора Владимировича Пышкина главу государства встречала еще и небольшая делегация из генеральных конструкторов и научных руководителей, чьи образцы в данный момент проходили испытания на самом большом в мире полигоне. Еще до того как подъехал трап, Афанасьев высмотрел в толпе встречающих две хорошо знакомые фигуры. Это были уже ставшие ему близкими людьми – Игорь Николаевич Вострецов и Валентина Игнатьевна Николаева. Антиподы во всем, включая и мировоззрения на современное видение стратегических задач, они, тем не менее, держались вместе – чуть в стороне от основной массы встречающих, как бы отстраняя себя от суетливых чиновников Министерства обороны, и тем самым, едва ли не нарочно ставя себя выше них. Когда к дверям громадного и роскошного Ил-96-400М, доставшегося Афанасьеву в наследство от прежнего правителя, подкатили трап, Верховный уже стоял у выхода и держал, прижимая к груди, целое беремя полевых ромашек. Бодрой походкой, спустившись с трапа, Валерий Васильевич наспех поздоровавшись с встречавшими его местными властями, ринулся к этим двоим, что стояли посторонь. Здесь он тоже вначале неловко поручкался с Вострецовым, ибо как следует это сделать, ему мешал букет, а затем, перекинув его подмышку, склонился перед пожилой женщиной, прикладываясь губами к ее сухонькой ручке:
– Здравствуй, Валюша! – поприветствовал он старушку. – Это тебе! – протянул он ей букетище одуряюще пахнущих ромашек.
– Ах, Валера! – заулыбалась она во весь свой щербатый рот. – Сколько лет прошло, а ты все такой же гусар! Не забыл порадовать меня, старую!
– Как можно, Валечка?! – в тон ей отвечал главарь хунты, улыбаясь в свою очередь.
Толпа чиновников за спиной тихо зашушукалась, пребывая в искреннем недоумении от фамильярности в общении обоих персонажей. И только, пожалуй, один Михайлов был относительно в курсе того, какие незримые нити прошлого могли связывать столь разных людей. Да и то, он мог всего лишь догадываться об этом, но не больше.
– Сегодняшний день, пожалуй, посвятим организационным вопросам, тем более, что, как мне сообщили, испытания вашей установки решили провести немного в другом месте от первоначального, не так ли?
– Да, – охотно закивала старушка, – Виктор Владимирович, получив регламент на испытания, наотрез отказался проводить их на традиционном месте, видимо опасаясь за сохранность капитальных сооружений.
– Так, точно, – вмешался без спроса в разговор Пышкин. – Данная установка пока еще обладает неизвестными характеристиками, но из сопроводительных документов явствует, что обладает повышенными энергетическими характеристиками, а поэтому во избежание неучтенных факторов мы приняли решение не рисковать имеющейся инфраструктурой и перенести площадку испытаний на 15 километров к северо-востоку.
– Вы, как, Валентина Игнатьевна, не возражаете? – обернулся к Николаевой Верховный.
Та только жеманно повела плечиком:
– Виктор Владимирович – человек молодой, поэтому не знает, что впервые эта установка испытывалась здесь двадцать семь лет назад и уже тогда показала отличные результаты и хорошую управляемость, а то, что материалы о тех событиях были изъяты из архивов полигона, то в этом моей персональной вины нет.
– Я готов засвидетельствовать перед госкомиссией о факте успешных испытаний, так как сам принимал в них непосредственное участие, – со значением в голосе произнес Афанасьев. – Впрочем, если уж сама Валентина Игнатьевна не возражает против переноса, то давайте не будем излишне накалять атмосферу.
Тут же подскочил, глава местной администрации (из бывших военных и тоже находящийся под подпиской) и предложил Верховному и всем сопровождающим его лицам проследовать в поселок, чтобы принять баньку и, отдохнув после утомительного перелета, откушать чем Бог послал. Никто из присутствующих не возражал против подобной повестки дня. Машины были поданы и члены делегации приступили к рассаживанию в них в соответствие со своим рангом. Афанасьев тронул за локоть Вострецова, чуть придержав того:
– Это хорошо, Игорь Николаевич, что я встретил вас здесь, – тихонько проговорил он. – Нам с вами есть о чем потолковать. Вы, кстати, тут по какому поводу?
– Через три дня на местном космодроме будем испытывать массогабаритную модель ускорителя предназначенного для вывода на орбиту, – тоже тихо ответил ученый.
– Отлично. Заодно пронаблюдаем и за вашим пуском, – улыбнулся Валерий Васильевич и уже обращаясь к обоим ученым добавил. – Последний раз я был здесь год назад, поэтому с большой уверенностью могу предположить, что нас поселят в «Жемчужине». Так что прошу вас обоих посетить мое временное обиталище сегодня часикам к восьми вечера, если, конечно вас это не затруднит. О пропуске я распоряжусь.
– Не затруднит! – хохотнул Вострецов и тут же пояснил. – Мы сами с Валентиной Игнатьевной проживаем в этой гостинице. Она же единственная на сто верст вокруг.
Николаева тоже заулыбалась и закивала в подтверждение его слов.
– Ну, коли так, то до вечера, товарищи. Буду ждать с нетерпением. У вас свой транспорт имеется? А то, давайте подвезу.
– Имеется, имеется, не волнуйтесь Валерий Васильевич, – не стал наглеть Вострецов и, взяв под локоток пожилую женщину, неспешной походкой двинулся к ПАЗику, стоявшему возле маленького здания аэровокзала.
– Постойте! – раздалось им вслед.
Вострецов и Николаева обернулись на оклик Верховного.
– Игорь Николаевич, голубчик, – обратился к академику Афанасьев, – разрешите мне на пару минут украсть из под вашей опеки эту барышню?!
Вострецов недоуменно пожал плечами, но высвободил из-под локтя руку своей спутницы. Та, с вопросительным взглядом, мелкими шагами заспешила назад, к поджидавшему ее главе государства. Вострецов неловко потоптался на месте и опять не спеша двинулся к зданию аэровокзала. Не выпуская цветов из рук, она подошла к Валерию Васильевичу. Тот сделал знак своим сопровождающим, чтобы посторонились и не «грели уши».
– Что такое? Что случилось, вдруг? – забросала вопросами Николаева диктатора.
– Валя, – тихонько обратился он к ней, – ты что-нибудь говорила Игорю Николаевичу?
– О чем ты, Василич? – не сразу поняла она, о чем он спрашивает.
– О самом секретном, конечно. Про плазмоид он и так в курсе, – сморщился Афанасьев от того, что приходится объяснять такие элементарные вещи.
– Не первый год на свете живу, – поджала она, слегка подкрашенные ради такого случая, губки. – Знаю, что почем. Ку…
– Это, конечно, все хорошо, – не дал он ей договорить, – но Игорь Николаевич тоже пользуется абсолютным моим доверием, поэтому я разрешаю тебе посвятить его в курс дела. В порядке исключения.
– Хорошо, – нерешительно кивнула она, – но…
И опять он не дал ей закончить мысль:
– У тебя, конечно же, светлая голова, Валя, но ещё одна нисколько не помешает.
– А ты знаешь, что одна голова – хорошо, а две – уже чернобыльский мутант?
– Знаю-знаю, – усмехнулся Афанасьев, – но только мне что-то подсказывает изнутри, что и его знания тебе пригодятся.
– Ладно, как скажешь, Василич, – хмуря бровки, согласилась она на разглашение государственной тайны.
– Ну, ступай тогда. До вечера, – напутствовал он её, и, развернувшись пошагал к ожидавшему его автомобилю, возле которого стояли Михайлов и Вальронд, не позволявшие себе усесться в салон прежде самого хозяина.
Субординация, она, как говорится, и в Африке в фаворе. Николаева тоже не стала стоять на месте и припустила старческой рысью, к неспешно удаляющемуся Вострецову.
Глава 61
I.
03.10.2020г., Астраханская обл., ЗАТО г.Знаменск, гостиница «Жемчужина»
После положенной по традиции баньки и обеда, Афанасьев с местными властями уделил время на знакомство с городком, население которого, если верить последней переписи, составляло чуть больше двадцати тысяч душ обоего пола. Нельзя сказать, что он до сих пор ничего не знал о жизни этого закрытого административно-территориального образования. Знал, конечно, ибо по роду своей деятельности, то и дело наведывался сюда, чтобы в полевых условиях ознакомиться с новинками ВПК, готовящимися к принятию на вооружение. Но вот в качестве главы государства был сейчас впервые. И местная администрация, сплошь состоящая из военных чинов, находящихся на службе, как в прошлом, так и в настоящем, решила на всю катушку воспользоваться подвернувшимся случаем, чтобы вывалить ему на голову кучу своих проблем.
Кряхтя и озадаченно почесывая затылок, пришлось ему выслушивать стенания по поводу недофинансирования гражданской инфраструктуры, обветшалости капитальных строений, относящихся к гражданскому сектору, нехватку специалистов коммунальных служб и т.д. и т.п. Прежние власти, не в обиду будь им сказано, в последние двадцать лет не скупились на поддержание в должном порядке всего, что непосредственно связано с военной составляющей. Но при этом напрочь забывали об обслуживающих структурах. Из-за этого и образовался перекос. Впрочем, их тоже можно понять в какой-то степени, ибо как не латай тришкин кафтан, заплаток все равно на весь не напасешься, а бюджет, как известно – не резиновый. Довольно прозрачными намеками на возможные перемены, были суждения о том, что «закрытый» характер территориального образования, заточенного на выполнение узкоспецифических функций, негативно сказывается на развитии экономических связей с остальными регионами, а также не дает развиваться местному бизнесу. В общем и целом диктатора аккуратно и ненавязчиво подводили к мысли о снятии особого режима с данного региона. Местными властями было осторожненько сказано, что пребывая в состоянии обособленности от общегосударственных процессов в экономике, региональная казна де недополучает изрядную долю потенциальных налогов. В качестве положительного примера открытости приводилась Калининградская область, которая тоже в свое время была закрытой зоной, но после снятия почти всех запретительных барьеров, буквально расцвела, утопая в инвестициях. И Афанасьеву волей-неволей приходилось признавать справедливость большинства жалобных посылов. Насчет Калининграда у него были несколько иные сведения, но он предпочел пока не нагнетать атмосферу и не портить себе настроение перед началом завтрашних испытаний. Итогом поездки по городу стало заседание в городской администрации. На нем местные опять взялись за прежнюю волынку, но Афанасьев, верный своему стилю «не рубить сплеча» не стал ни одаривать надеждами, ни запрещать даже думать о смене формата управления. Однако пообещал по линии МО, коли уж территория находится под его непосредственной опекой, увеличить долю ассигнований на поддержание городской инфраструктуры. В результате, стороны разошлись не слишком-то довольные друг другом, но и не разругавшиеся вдрызг. Местная администрация укрепилась в своем мнении о неизлечимой ретроградной отсталости и неизбывной скаредности новой власти. Сам же Афанасьев взял «на карандаш» тайные желания местных чиновников погреть свои озябшие ладошки на ожидаемых «откатах» неких мутных структур, стремящихся всеми правдами и неправдами влезть на территорию аналогичную «зоне 51», что располагалась на другом полушарии. «Надо будет шепнуть Тучкову, чтобы как следует, копнул этот тихий омут на предмет потенциальной измены в местной администрации, а то уж больно слаженно поют. С чьих вот только нот?» – думал он про себя все время, пока длилось совещание. Вконец измотанный перелетом, поездкой и бесполезной говорильней с администрацией, он, приехав к шести вечера в гостиницу, отказавшись от ужина, как подкошенный рухнул на диван, задрав на спинку гудящие от усталости ноги. На настойчивые просьбы Михайлова куснуть, хоть что-нибудь во избежание голодных спазмов желудка, отмахнулся, велев подавать ужин к 20.00 на три персоны и попробовать найти в этой дыре хоть одну бутылочку приличного сухого вина, ибо к столу ожидается дама. На скабрезную ухмылочку своего адъютанта он всего лишь вяло погрозил ему кулаком. Так и пролежал почти без движения почти до означенного времени. Без пяти минут восемь, Борисыч поскребся к нему в дверь и после разрешения войти доложил, что в коридоре дожидаются аудиенции академик и «пиковая дама». Именно так охарактеризовал ее начитанный, как энциклопедический словарь адъютант.
– Эк, ты как её обозначил! – хмыкнул Афанасьев. – А ведь еще недавно ты её Бабой-Ягой кликал. Повысил в чинах, значит?
– А как иначе?! – расплылся в улыбке Борисыч. – Раз пользуется вашим абсолютным доверием, то и мы со всем нашим подчтеньицем, – тоном приказчика из купеческой лавки ответил полковник.
– Ну-ну, – произнес неопределенно диктатор, принимая вертикальное положение и одновременно нашаривая ногами, стоявшие рядом тапки, которые ему сунула в последний момент заботливая рука Вероники. – Проси, коли так, – добавляя себе под нос совсем тихо. – С подчтеньицем.
Тут тоже не обошлось без спектакля. Вострецов с Николаевой застряли в дверях из ложного чувства галантности. Желая пропустить друг друга первым, ни тот ни другой не решались переступить порог, а когда поняли, что компромисса в этом вопросе не предвидится, то оба и одновременно решили протиснуться в узкие гостиничные двери, где чуть было и не застряли под веселым и слегка недоумевающим взором правителя Всея Руси. Афанасьев решил им подыграть в этой импровизированной мизансцене:
– Ба! Игорь свет Николаевич, да вас ли видят мои подслеповатые очи?! Откуда такая робость с вхождением во властные покои?! Николи за вами такое не наблюдалось, милостивый государь!
Он встал навстречу дорогим гостям и по-дружески сжал обоих в объятия. Николаева пискнула и залилась дробным смешком от такого неожиданного обхождения, вспоминая, когда это мужчины проделывали с ней такое в последний раз. Обнимать Вострецова – было куда более сложным занятием, ведь тот едва не полголовы был выше диктатора.
– Проходите, проходите, дорогие мои! Присаживайтесь кому куда любо, а я пока отдам некие распоряжения. Борисыч! – зычным голосом позвал он полковника.
Не успели затихнуть раскаты его трубного голоса, как Михайлов уже стоял на пороге.
– Борисыч, распорядись, чтоб накрывали на стол. Кстати, ты нашел то, о чем я тебя просил?
– Попотеть пришлось, конечно, – притворно вздохнул тот, – но где наша не пропадала? Нашел, конечно.
– Вот и славненько! Что бы я без тебя делал?!
Когда дверь за Михайловым закрылась, Афанасьев, наконец-то, смог, как следует разглядеть вошедших попристальнее, отстранив от себя. Тут было на что посмотреть. Перед Афанасьевым предстала уже не согбенная старуха, взыскующая милости при королевском дворе за свои былые заслуги. Сияющая, как рюмочка, Николаева, одетая в темно-вишневый английский костюм, с немного легкомысленной шляпкой, одетой чуть набекрень, вполне себе могла сойти за пожилую баронессу – частую посетительницу светских салонов. Она даже выглядела сейчас, как-то по-иному. Кожа на лице уже не была такой темной и сморщенной, навроде печеного яблока. Резкие и глубокие морщины уже не так бросались в глаза. Крючковатый нос, делавший её похожей на персонаж детских сказок, тоже вполне себе соответствовал общепринятым представлениям о пожилой леди, слегка задержавшейся в зрелости. Свои, почти бескровные от старости губы, она кокетливо уснастила не слишком яркой, чтобы не прослыть вульгарной, помадой. Под стать ей был и маститый академик. Ради встречи с Главой государства он вырядился в пух и прах, хотя ранее никогда не придавал большого значения своему внешнему виду. В сером костюме с отглаженными до бритвенной остроты стрелками, с благообразно зачесанными редковатыми волосами (так-то обычно ходил всегда растрепанным) он походил, как минимум, на члена палаты лордов. Однако сильнее всего бросались в глаза две золотых звездочки на груди. Одна – Золотая Звезда Героя России, а другая – Героя Труда. Обе награды он получил две недели тому назад из рук самого Афанасьева в торжественной обстановке Георгиевского зала Большого Кремлевского дворца. Учитывая особенный характер заслуг академика в определенных сферах, награды были присвоены в атмосфере строжайшей секретности. Но те, кому положено знать, были в курсе того, что Героя Труда он получил за разработку протонного ускорителя, который показал свою невиданную мощь в деле отражения атаки диверсантов. А Золотой Звездой Героя России был отмечен за проявленное мужество и героизм в том же бою, когда он с автоматом в руках бился с супостатами. Справедливости ради следует отметить, что подобным же образом был отмечен и его друг и соратник – Алексей Боголюбов. Они оба были единственными в России, кто удостоился этих двух наград. И Вострецов, всегда ехидный и немного циничный к любой власти, учитывая свой жизненный опыт, очень трепетно относился к этим двум наградам. Вообще, он очень изменился с того момента, когда на его руках умирал истекая кровью его ангел-хранитель – генерал Иванов. Словно бы частичка сознания покойного вселилась в пожилого ученого и у того сразу что-то перемкнуло в мозгу, заставив взглянуть на окружающий мир в ином ракурсе. Теперь это был уже не ярый пацифист, думающий только о науке в ее чистом виде и не задумывающийся о её прикладном значении. Нет, он, конечно же, не отказался рассматривать свое детище в качестве подспорья в народном хозяйстве – геология, климатология, мониторинг окружающей среды и т.д. и т.п. Но теперь во главу угла он ставил его возможности в деле обеспечения обороноспособности страны. Теперь больше всего на свете он желал, чтобы ни одна гнида не смела, покушаться на мир и спокойствие границ его Родины. Желал он этого всеми фибрами души и до побелевших костяшек на пальцах старческих рук. Стороннему наблюдателю, который не в курсе последних событий, такая резкая перемена в сознании умудренного жизненным опытом старца, могла бы показаться излишне пафосной и ненатуральной. Но действительность порой бывает настолько многогранной и непредсказуемой, что больше походит на сказку, нежели на правду. Вот так в одно мгновенье ложится себе человек спать пацифистом-алармистом, а на утро просыпается сущим ястребом – апологетом мировой мясорубки до победного конца.
Не успели гости рассесться, как дверь вновь распахнулась и на пороге возникла тележка, вся уставленная разнообразными кушаньями. Михайлов и местная официантка ловко – в четыре руки занялись сервировкой стола. Как радушный хозяин Афанасьев сделал приглашающий жест гостям:
– Я понимаю, что время уже позднее, но прошу вас не отказать и разделить со мной трапезу. Отведайте гости, что Бог послал.
Бог расщедрился и послал суп из раковых шеек, разварную осетрину в молоке, «зимний» салат и обилие разнообразных фруктов и это не считая прочих сладких десертов, начиная от мороженого в серебряной ванночке и заканчивая шоколадом всевозможных расцветок. Скромное пиршество украшали две бутылки «Фанагории», одна из которой уже была с вынутой пробкой. Гости, водя носами от чарующих запахов, не чинясь, сели к небольшому круглому столу, расположившемуся в центре комнаты. Афанасьеву не впервой было исполнять роль тамады на мероприятиях подобного рода, поэтому он сразу и принялся за привычное дело:
– Разрешите, любезная Валентина Игнатьевна, мне за вами поухаживать, – обратился он к пожилой даме и, не дождавшись благосклонного кивка головы, ловким движением руки подхватил «Фанагория Шардоне» и налил в стоящий возле Николаевой бокал, затем плеснул себе и передал бутылку Вострецову. – А ты уж, Игорь Николаевич, сам себе налей, а то мне до тебя далеко тянуться.
Вострецов деловито осмотрев этикетку на бутылке, только крякнул одобрительно. Налив себе едва не до краев, произнес:
– За что пьем?
– За победу, – ответил, почти не задумываясь, Афанасьев.
– За нашу победу, – подправила его «крылатой» фразой Николаева, улыбаясь впалым ртом.
– Ура! Ура! – тут же подхватили все дружно, поднимая бокалы и чокаясь.
Пока вкушали первое и второе, то старались не вести разговоры на производственные темы, хотя все прекрасно понимали, что без этого никак не обойтись. Говорили о погоде, о видах на урожай (уборочная в этом году припозднилась), об экономике, адаптирующейся к новым условиям санкционного режима. В общем, обо всем помаленьку. Но когда официантка убрала опорожненные тарелки и на их место водрузила громадный самовар, исходящий паром, а на столе остались только десертные блюда, разговор плавно перетек в более конструктивное русло.
– Ну, что ж, Игорь Николаевич, – обратился Афанасьев к Вострецову, пододвигая к себе ванночку с мороженым, – мы с тобой хоть и виделись всего пару недель назад, но это было в суматохе и на ногах, поэтому поговорить, как следует, не получилось. Так что, раз уж такая возможность у нас с тобой выпала, то, давай, хвастайся, как у тебя протекают дела. Тяжко, небось, без куратора? – участливо добавил он с грустинкой.
– Тяжко. Скрывать не буду, – сложил на стол худые старческие руки с рельефными вздутиями вен Вострецов. – Таких людей, как покойный Владимир Всеволодович, еще поискать и поискать. Не человек был. Человечище! Душа! Все понимал, все схватывал на лету. А уж, как умел говорить с чиновниками всех мастей?! У-у-у! Другого такого сто лет с огнем ищи и не найдешь. Без него, почитай, и не получилось бы создать наше НПО. Не смог бы я один собрать в кучу всю эту разномастную публику, да еще за столь короткий период. Я вот даже думаю выйти с предложением о добавлении к названию его имени, чтобы значит, хоть как-то увековечить память о нем.
– Это ты правильно сказал, Игорь Николаевич, и я твое предложение искренне поддерживаю, – кивнул диктатор и молча разлил себе и Николаевой по второй. – Эту – молча и не чокаясь.
Они встали и, не говоря ни слова, выпили за тех, кого уже никогда не будет рядом. Сели и академик продолжил начатое:
– Однако и похвастаться есть чем. За три месяца своего существования, мы не только организовали мощный научно-производственный кластер, в котором собрали лучшие квалифицированные кадры, но и добились реальных результатов в деле создания целой сетки протонных ускорителей, предназначенных для работы в различных средах. Во-первых, довели до ума стационарную установку, которую уже вполне можно принимать в опытно-боевую эксплуатацию. Она уже полностью готова к защите северных и северо-западных рубежей. Осталось только произвести отбор квалифицированных операторов, которые могли бы заменить собой наш технический персонал. Дело это непростое и готовить операторов надо по программе гораздо более жесткой, чем дежурные смены в РВСН.
– А в чем видите главные сложности? – поинтересовался диктатор, прижмуриваясь от нестерпимого холода мороженого на зубах.
– В психологической подготовке, прежде всего. Если на дежурных расчетах РВСН лежал риск развязывания локального ядерного конфликта, когда есть возможность, хоть и гипотетическая, перехватить ракеты на начальной или конечной траектории, ибо предположить, что все они разом могут сойти с ума – чистой воды фантастика, то на операторах ускорителя лежит ответственность куда более масштабного характера. Потому, как в их руках будет судьба всей Солнечной системы. И это без всяких допущений. Ни остановить, ни перехватить пучок протонов, несущихся со скоростью света, не удастся никому и никак. А защита от «дураков» нами только еще прорабатывается.
– Каким образом вы видите такую защиту? – встряла Николаева, которую тоже интересовали подобные вопросы.
– Главным образом путем ограничений на манипуляцию мощностью исходящего потока. Это, как в «ядерном» чемоданчике, – взялся пояснять академик. – Для того, чтобы увеличить мощность на определенный процент от абсолютной, необходимо будет получить разрешение «сверху».
– Ну, так это плёвое дело, – решил отметиться Афанасьев.
– Плевое, да не совсем, – покачал головой Вострецов. – Каждой конкретной угрозе надо противопоставлять адекватную ей мощность, а угрозы, мало того, что могут быть комплексными, так еще и все эти согласования изрядно увеличивают время ответной реакции, а это в боевых условиях вещь недопустимая. Плюс ко всему, мы должны быть готовы к тому, что противник применит, так называемый «Искусственный Интеллект» интегрированный в системы нападения. А значит, время нашей реакции скукожится до микроскопических величин. Я, наверное, проявлю бестактность, если предположу, что вы, Валерий Васильевич, вряд ли даже успеете набрать нужный код для дачи разрешения на ответный удар.
– Не спорю, – примирительно ответил Валерий Васильевич, – но полагаю, что всё же смогу пособить в этом деле. Вам знакомо имя Игнатия Олеговича Шерстобитова – однофамильца моего водителя?
– Э-э-э, – неопределенно протянул Игорь Николаевич, силясь припомнить кого-то из коллег с такой фамилией, но не смог, как ни старался.
– Это директор НИИАА5, тоже, кстати, академик. Прелюбопытнейшая личность, смею вам доложить. Вы с ним, примерно, ровесники, поэтому найти общий язык, полагаю, не составит труда. Если вы с ним познакомитесь, а паче того – подружитесь, то уверяю вас, что нисколько об этом не пожалеете.
– А чем же он может быть полезен нам при решении проблемы скорости реагирования?
– Он математик. И как раз под его руководством был создан последний вариант моего «ядерного» чемоданчика. Сядете вдвоем, потолкуете по душам, авось и придумаете что-нибудь этакое, позаковыристей.
– Замечательная идея! – воскликнула старушка, уже слегка разрумянившаяся от выпитого и уплетающая заварное пирожное. Много ли ей надо? – Мне тоже, пожалуй, придется в свое время обратиться к нему за помощью.
– Да. Согласен, – кивнул академик. – Если вы мне скинете его координаты, то я с удовольствием воспользуюсь вашим советом.
– Непременно скину. Завтра возьму телефон у кавторанга Вальронда и передам вам. Однако, мы несколько уклонились от основной темы, – вернул беседу в прежнее русло Афанасьев. – На чем мы остановились?
– Мы остановились на том, что стационарная установка полностью готова к эксплуатации, – продемонстрировал ученый отменную память.
– Тогда прошу прощения, можно задать еще один вопрос?
– Прошу, – милостиво согласился Вострецов.
– Как вы полагаете, каково может быть оптимальное количество стационарных установок для надежного прикрытия наших рубежей по периметру? – задал животрепещущий вопрос Валерий Васильевич. – Я ведь не из праздного любопытства, как вы сами наверняка догадываетесь. Финансовую составляющую мы не вправе не учитывать, тем более в такой сложный для страны отрезок времени.
– А когда он был простым-то!? – задал встречный риторический вопрос ученый. – Но я понимаю вас. Учитывая угол уверенного сканирования, который уже проверен на практике и составляет 120˚ по азимуту, то достаточно будет трех установок, если они будут располагаться к тому же на поворотных платформах. Но в боевом режиме поток надо будет в значительной мере концентрировать. И для этого режима максимальным будет разведение потока соответствующего не более 60˚, а то и, вообще, 40˚.
– Гмм…, – перестал вкушать мороженое и на несколько секунд задумался Афанасьев, – стало быть, шесть установок является оптимальным количеством, если я вас правильно понимаю?
– Совершенно верно, – согласился Вострецов, открывая краник самовара, чтобы налить себе кипятку. – Что же касается, как вы выразились, финансовой составляющей, то могу вас успокоить. Я тут недавно побывал на Воткинском заводе по сборке межконтинентальных баллистических ракет и поинтересовался стоимостью их производства, включая шахтное оборудование. И к удивлению для себя обнаружил, что конечная стоимость изделия в комплектации с этим оборудованием практически не отличается от затрат на изготовление и постановку на боевое дежурство нашего ускорителя. С нашим даже проще, ибо ему не требуется такое количество регламентных и профилактических работ. В нашей установке основные затраты выпадают на изготовление реактора. А ускоритель с магнитной «ловушкой» стоят сущие копейки на его фоне. Первый ускоритель мы, вообще, на коленке делали.
– Вот это хорошо, – с нескрываемым удовлетворением причмокнул Афанасьев. – Вот этим вы меня весьма обрадовали.
– Обрадую еще больше, – усмехнулся Вострецов. – Когда мы после первой штатной установки отработаем технологию по оптимизации её изготовления, то она, станет еще дешевле, думаю, что процентов на 15-20. Мало того. После отработки технологии и избавления от всех «детских болезней», изготовление серийных комплексов уже не будет составлять никакого труда. Оно, в общем-то, и сейчас не составляет. Раз уж мы в полукустарных условиях смогли собрать первую действующую модель, то для промышленности это окажется задачей легко выполнимой. За год она сможет изготовить всю серийную партию из шести установок. В изготовлении установки ничего особенного нет, как я уже говорил. Её главная «фишка» состоит в конструкционных особенностях создания магнитного поля определенной конфигурации, служащего для разгона протонов. И хотя изготовление протонного ускорителя сравнительно недорого, но на его базирование и охрану придется раскошелиться, разумеется. Установка не должна находиться на поверхности, дабы избежать превентивного удара из космоса. Её нужно располагать так же, как и на Новой Земле – глубоко в скалах.
– А как насчет времени реагирования?
– Скорость реагирования важна при непосредственном отражении атаки. А наблюдать за приготовлениями супостатов к ней, можно и иными средствами, – нашелся с ответом Вострецов.
– Это вы верно подметили. Средства космической разведки не должны дремать, – пророкотал диктатор, опять с наслаждением уплетая остатки уже подтаявшего десерта. – А что насчет воздушного и космического варианта? – спохватился он.
– С воздушным вариантом не всё так страшно, как могло бы показаться на первый взгляд, – шмыгнул носом Вострецов. – Хотя самолет-носитель, как вы помните, и был уничтожен диверсантами, но этот печальный факт почти не отразился на темпах изготовления опытного образца. Сама установка воздушного базирования смонтирована и находится на производственных стапелях в Белушьей. Она уже испытана в заводских условиях. Я вчера беседовал по ЗАС6 с Алексеем, и он подтвердил её готовность к установке на новый носитель. Самолетов этого типа у нас достаточно – бери любой. Что до технологических отверстий в фюзеляже, то и с этим проблем нет. На предыдущей ЛЛ7 мы уже под наблюдением изготовителя сумели проделать их, не нарушая целостности конструкции. Сумеем и в этот раз, как по накатанной. Специалисты из КБ Ильюшина провели необходимые расчеты по центровке. Установка в заданные параметры вполне укладывается. Если уж «Буран», в свое время переносили на внешних креплениях, то уж с нашим ускорителем будет все намного проще, тем более, что он гораздо легче его.
– А как вы собираетесь перемещать её из подземных цехов на поверхность и монтировать на носителе? – поинтересовался Афанасьев, пододвигая Вострецову свою чашку, чтобы тот налил из самовара и ему. – Я смотрел кадры видеохроники. На них установка выглядела весьма впечатляюще не только с точки зрения своих габаритов, но и с технологической.
– Очень просто, – пожал плечами академик. – Разберем и смонтируем заново, но уже внутри самого носителя. Процедура только кажется сложной, а на самом деле, при наличии квалифицированного персонала займет от силы пару-тройку дней.
– Что ж, Игорь Николаевич, у меня нет причин не верить вам. Осталось только послезавтра пронаблюдать за испытаниями запуска макета космического варианта установки.
– А вот с этим-то, как раз и могут возникнуть некоторые шероховатости, – слегка поежился ученый.
– Вот, как?! – встрепенулся диктатор, а молчавшая Николаева даже отложила в сторону недоеденное пирожное. – Выкладывайте!
Вострецов провел ладонью по лицу, как бы стирая накопившуюся усталость и продолжил:
– Что собой представляет, по сути, протонный ускоритель? Ничто иное, как ядерный мини-реактор. Опасности неуправляемого "разгона" реактора, как это было в Чернобыле, не существует в принципе, вследствие отсутствия цепной реакции. Реактор можно просто выключить в любой момент, как банальный выключатель в квартире, даже не беспокоясь о снятии остаточного тепловыделения дочерних изотопов, потому что их ничтожно мало по сравнению с обычным реактором. Но вот настройка конфигурации магнитного поля требует особой тщательности и почти ювелирной точности. В статических условиях осуществить настройку не составляет никакого труда. Вариант воздушного базирования тоже не создаст особых сложностей, так как система амортизаторов нивелирует риски сбоя настроек.
– Ага, – перебил его Афанасьев. – Я вас понял, Игорь Николаевич. Вы опасаетесь, что настройки могут сбиться при старте ракетоносителя?
– Совершенно верно. Сильнейшая вибрация и перегрузки при старте могут доходить до 7g, а это, как вы сами понимаете, непременно скажется на тонких настройках, что в свою очередь подорвет наши усилия по выводу на орбиту флотилии наших космических стражей.
– И каков, по-вашему, выход из сложившейся ситуации? – заерзал на стуле Афанасьев, который был неприятно обескуражен обнаруженными препятствиями.
– Выхода, как мне видится, тут только два, – продолжил глухим голосом «академик-сверчок». – Первый заключается в том, чтобы всячески усилить конструкцию и применить всю гамму имеющихся защитных мер, начиная от амортизаторов последнего поколения и кончая экзотическими решениями, типа помещения конструкции в жидкую среду, что, конечно же, усложнит, как саму конструкцию, так и существенно отодвинет сроки ввода в опытную эксплуатацию. Послезавтрашние испытания массогабаритного макета, который мы снабдим некоторыми особо чувствительными элементами конструкции, подтвердят или опровергнут наши опасения.
– Да уж, – посопел носом, порядком расстроившийся от полученных известий Афанасьев, – но тут же встрепенулся. – А второй выход?! Вы ведь упомянули два выхода.
– Второй – ненамного лучше первого, – поморщился Вострецов, – хоть и считается менее затратным.
– Говорите же! Не тяните!
– Второй выход заключается в том, чтобы послать на орбиту еще один корабль, но уже пилотируемый. После чего состыковать два корабля и силами экипажа осуществить конечную отладку всех механизмов. Это конечно несет риски расширения круга допущенных к государственной тайне лиц из числа космонавтов. Но, полагаю, специальные службы смогут обеспечить сохранность полученной космонавтами совсекретной информации.
– Коштовато, конечно будет, – невольно почесал в затылке Валерий Васильевич, чем вызвал горькие усмешки со стороны гостей. – А нельзя ли сразу – одним рейсом забросить на орбиту, как установку, так и монтажную группу?
– Н-е-е-т, – проскрипел вредный старик, – не получится. Установка, хоть и не слишком тяжелая, однако весьма габаритная, ведь помимо реактора, включает в себя тороидальную камеру с магнитной ловушкой для разгона протонов, вакуумной трубки и выходного устройства – сиречь протонной пушки, а это, сами понимаете, объемы и объемы. И наличие спускаемого аппарата никак не сюда не вписывается, я уж не говорю про системы жизнеобеспечения самих космонавтов.
– Но носители типа «Ангара-5», как я слышал…, – попробовал поспорить Афанасьев, но тут же был неучтиво перебит оппонентом.
– Носители класса «Ангара» сами еще не завершили цикл положенных испытаний по регламенту, – сказал, как отрезал Вострецов, а затем окончательно добил, добавив. – К тому же сверхтяжелая «Ангара» еще даже ни разу не поднималась со стартовых позиций. Так что, нам никуда не деться, и мы вынуждены оперировать тем, что у нас имеется под рукой в данный момент, если хотим в ускоренном режиме обеспечивать свою безопасность в стратегических масштабах.
– Ну, хорошо, – понуро согласился с убийственными доводами академика Валерий Васильевич, который, признаться, всегда пасовал перед подобной аргументацией исходящей из авторитетных уст, – давайте тогда будем держать кулаки за то, чтобы ваша тонкая аппаратура не подкачала при запуске ракетоносителя.
– Давайте, – дружно согласились оба ученых.
– А теперь ты, любезная наша Валентина Игнатьевна, поведай о делах своих скорбных, – обратился он с улыбкой к бодрой старушке.
– От чего же сразу скорбных? – жеманно повела она сухоньким плечиком на манер кокетливой девицы. – Вовсе и не скорбных.
– Неужто не мандражируешь перед завтрашними испытаниями? – удивился бывший генерал, потому как две недели назад подал в отставку, чтобы не заслонять собой идущих следом.
– Отбоялась я своё, Василич, – ответила она, сложив губы бантиком. – Отбоялась и отстрадалась, – повторила она, слегка сузив, свои еще молодые, несмотря ни на что, глаза.
Чтобы как-то сгладить неловкий момент, Афанасьев попытался оправдать свои неловкие слова в её адрес:
– Ты меня не так поняла, Валюша. Я имел ввиду совсем другое. Всегда ведь волнительно, когда плоды твоего разума и труда пробивают себе дорогу в будущее.
– Да, будет тебе, Василич. Не оправдывайся. Всё я правильно поняла. Лучше плесни даме еще жменьку, – подставила она ему свой опорожненный бокал, а пока он с удовольствием наполнял его, продолжила. – И нисколько я не мандражирую, потому как уверена в работоспособности плазмоида. Уверена была тогда. И еще более Уверена сейчас.
– И что служит источником дополнительного оптимизма? – поинтересовался он, передавая бутылку Вострецову, чтобы не обделять академика, и так порядком расстроенного.
– Если уж у нас с покойным Римилием Федоровичем все получилось, когда не было ни нужных материалов, ни технологий, ни такой компьютерной техники, то теперь, когда всё это есть, да при должном финансировании, все сомнения в успехе кажутся абсолютно надуманными.
– Поверь, Валентина Игнатьевна, – приложил он обе ладошки к сердцу, – я искренне рад твоей непоколебимой уверенности в благополучном завершении завтрашнего эксперимента. Установка Игоря Николаевича уже продемонстрировала свои выдающиеся качества, а завтра такие же результаты проявит и твой плазмоид. Вы оба даже не представляете свою ценность для народа и страны! И это отнюдь не пафосное изречение! Это истина, не требующая дополнительных доказательств, – расчувствовался он, поднимая свой бокал. – Давайте, друзья, выпьем за вас, за ваш труд и бессонные ночи, за ваших соратников, что день и ночь куют для страны надежный щит и разящий меч!
– За нас! За вас! И за всю Россию! – с радостью подхватили импровизированный тост старики.
Выпили. Кипяток к тому времени уже порядком остыл, и можно было пить чай не обжигаясь.
– И все-таки, ты уж прости меня Валюша, что чешу и без того болючее место, а никак утерпеть не могу, чтобы не задать вопрос, – хитренько взглянул на бабушку Валерий Васильевич.
– Да, знаю-знаю, о чем у тебя свербит в одном месте не переставая, – хихикнула она в блюдечко, на которое дула, чтобы остудить. – Спрашивай, чего уж там?
Вострецов, которого она уже успела посвятить в суть открытия, подался вперед всем корпусом, выказывая, тем самым, сугубое внимание ко всему, что сейчас предстояло услышать. Он, всегда довольно скептически относился к информации подобного рода, которая то и дело мелькала в околонаучных популярных журналах, почему-то сразу и бесповоротно поверил Николаевой, когда она сегодня посвятила его в самую строгую государственную тайну. И даже не потому, что авторитет покойного Авраменко служил этому порукой и даже не потому, что сама Николаева, насколько он знал и соприкасался с ней по смежным вопросам, в свою бытность, никогда не была склонна к каким либо мистификациям. Нет. А просто потому, что он, боясь признаться в этом даже самому себе, был немножечко романтиком, который несмотря на строго научный и логически выверенный склад ума, не переставал, как маленький ребенок верить в чудо, которое непременно должно свершиться, вопреки научным прогнозам и устоявшимся догматам. Поверил и проникся её идеями так, как это может только умудренный жизненным опытом человек.
– Я тебя все по телефону доставал со своими ожиданиями, но сама, знаешь, что даже шифрованной связи всего не доверишь, а видеть тебя тоже все время было недосуг, – начал он издалека подходить к своему главному вопросу.
– Оставь, ты свои политесы, Василич, усмехнулась она вновь. – Хочешь спросить, как идут дела с установкой проецирующей портал? Ну, так и спрашивай? Чего стесняться своих-то?
– Вот и спрашиваю, – подбоченился Афанасьев, – как идут у тебя с этим дела?!
– Идут потихоньку своим чередом после того, как твой Коченев принес от тебя разрешение на допуск к секретным материалам моих молодых помощников, что прибыли из Шатуры.
– Да, помню такое. Подписывал персональные разрешения, – кивнул в знак согласия Валерий Васильевич.
– Ну вот, мы и занимаемся этим вопросом потихоньку, когда основная масса сотрудников в 17.00 спешит по домам.
– И как продвигаются дела? На какой стадии находится установка? – нетерпеливо перебил её Афанасьев. – Когда можно будет заглянуть ТУДА? – мотнул он головой в далекие дали.
– Ишь ты, какой шустрый?! – подмигнула она ему по-свойски. – Не ты ли все уши прожужжал мне про укрепление обороноспособности, про тревожную политическую обстановку в мире? Что, мне, разорваться теперь, или клонироваться, как та несчастная овца, как там бишь её звали?
– Долли, – вставил машинально Вострецов, который иногда почитывал научную литературу не связанную со своим родом занятий.
– Во-во, – прихлебнула она чаек. – Так её и звали, пока она копыта не откинула от усердия прославиться.
– Одно другому не мешает, Валентина Игнатьевна, – попробовал поупираться диктатор. – У вас теперь целый штат помощников – не то, что двадцать пять лет назад, когда вы одни остались с Римилием Федоровичем. Что вам стоит поручить им изготовление образца плазмоида, а самой заняться доведением до ума портала?
– Вот, по тебе не скажешь, что ты такой торопыжка! – сморщила она свой крючковатый нос. – Тебе что важнее: картинку в иномир показать или осуществить проход экспедиции?
– Конечно, проход! Я уже начал в уме прикидывать состав и количество разведывательной группы. Но для начала, ты, хоть картинку покажи, ради стимула.
– Картинку я тебе смогу показать и на следующей неделе. В этом нет никакой сложности. А вот, что делать дальше – большой вопрос.
– Как это?! – не скрыл удивления Афанасьев.
– Вот так! – жестко парировала старуха Верховного. – Портал находится в нестабильном состоянии. Его края все время пульсируют. При малейшем снижении энергетической накачки он начинает, хоть и медленно, но схлопываться. К тому же очень много расходуется электроэнергии на поддержание портала сечением всего лишь в полтора квадратных метра. А ведь его придется расширять, чтобы можно было просунуть через него габаритную технику, без которой не обойтись. И я даже боюсь предположить, какой океан энергопотока потребуется для его увеличения. Как бы, не в геометрической прогрессии. А это, значит, понадобится целый ядерный реактор в центре столицы. Случись, какой-нибудь сбой в электропитании и никто не сможет гарантировать, что Первая Иновременная Экспедиция застрянет в каком-нибудь третьем веке от Рождества Христова. И еще не факт, что мы при повторном включении сможем попасть именно в то время. Даже расхождение в доли секунды может закинуть спасателей на несколько лет вперед или назад по объективной временной шкале. Мы этого еще не знаем. И процессами этими управлять не можем. Да, мы, вообще, почти что ничего не знаем о портале. Не знаем, ни как он образуется, ни как существует, ни как может воздействовать на организм живых существ, шастающих туда и обратно. Может живые клетки мутируют после прохода? Мы же этого не знаем. А если прохождение было неоднократным, то кто нам гарантирует, что те, кто проходят сквозь время – всё ещё люди? Так что, прежде чем готовить экспедицию надо провести еще кучу экспериментов, которые могут занять месяцы, а то и годы, – сказала она и будто ушатом холодной воды ополоснула Афанасьева, пребывавшего в состоянии полной растерянности.
– Нет у нас в запасе такого количества времени, – уныло констатировал Валерий Васильевич.
– Я знаю, – поджала она губы. – Но и на экспансию в чужой мир у нас пока нет сил. Ни физических, ни материальных. А рисковать, хоть и плохонькой действительностью в угоду призрачной мечте, это непозволительная роскошь, которую ни я, ни тем более ты позволить себе не можем.
– Вот, значит, как? – еще больше погрустнел Валерий Васильевич. – А я уже у внука перетаскал всю фантастическую литературу про «попаданцев».
– Не горюй, Василич, – тронула она его за плечо, – не пропадет втуне твоя литература. Нужно всего-то немножко обождать, поэкспериментировать. Ты, думаешь, я не хочу попасть туда и ощутить запах трав, по которым еще не ступала конница Аттилы?
– Погоди, Игнатьевна, – вмешался неожиданно в разговор, доселе молчавший с открытым ртом Вострецов. – Ты сейчас обмолвилась о том, что края портала вибрируют и при малейшем снижении поступающей энергии он начинает схлопываться, я правильно тебя понял?
– Ну, да, так и есть. И это, на сегодняшний момент, наша главная головная боль, – констатировала Николаева.
– Что-то это мне напоминает…, – потер в задумчивости лоб академик, в то время, как Афанасьев жадно впился глазами в его лицо, в ожидании радостной сенсации.
– Что?! – отставила Николаева блюдце и тоже с надеждой уставилась на Вострецова.
– Была у нас в свое время похожая закавыка, еще, когда мы испытывали наш первый образец ускорителя, – медленно начал Игорь Николаевич вспоминать былые времена. – При подаче напряжения с реактора, разгонявшего протоны через вакуумную трубку, стенки «воронки» ужасно вибрировали, оттого значительная часть протонов ударялась о её закраины, теряли первоначальную скорость и вместо направленного пучка хаотично сталкивались друг с другом. КПД, в результате этого, падал едва ли не на 50%.
– И что вы предприняли?! – зрачки глаз у Николаевой расширились, как у кошки, готовящейся к прыжку.
– Мы тогда с Лёшей посидели, покумекали и решили. А что если внутри воронки соорудить дополнительное электромагнитное поле в виде тороидального кольца и тоже пустить по нему протоны, незадействованные в основной реакции, а значит, не сбивающиеся в кучу. Они создадут гравитационное поле, которое удержит протоны от соприкосновения со стенками «воронки», их выход будет линейным и потерь не станет. Вследствие того, что, протоны обладают массой, почти в две тысячи раз большей, чем электроны то при своей скорости, в условиях отсутствия естественных препятствий, они могут сохранять её на протяжении значительного периода времени в виде постоянного потока, скорость которого можно легко регулировать при сравнительно малых затратах энергии. Это, конечно, не пресловутый «вечный двигатель», но где-то рядом с ним. Этакая самоподдерживающаяся система. И даже при сбоях в электропитании она еще продолжительное время будет функционировать, как говорится, сама по себе. Ну а за это время можно миллион раз переключить установку на резервное питание. Все, что я сказал, касается нашей установки. Но чем черт не шутит?! Может быть, это пригодится и для поддержания портала в стабильном режиме, если электромагнитное поле разместить по его окружности?
Едва Вострецов окончил излагать свои соображения, как шустрая Николаева вскочила со своего места и коршуном налетела на слегка прибалдевшего теоретика:
– Игорюша, ты гений! – сорвалась она на крик, кидаясь ему в объятия. – А я-то старая кошелка никак до такого додуматься не смогла! Это же так элементарно! Гений, ты наш! – прижала она его голову к своей впалой груди.
– Вообще-то гений, это я, – тихо прошелестел со своего места Афанасьев. – Это мне пришла в голову мысль посвятить в государственную тайну нашего академика.
– И ты тоже гений, Василич! – кинулась было обниматься к нему Николаева, но тот отчаянно замахал руками ей навстречу.
– Только порошу без этого! Я – человек, без пяти минут женатый. Мне с чужими тетеньками обниматься невеста не велит!
Все дружно в голос захохотали, по достоинству оценив шутку диктатора.
II.
04.10.2020г., Астраханская область, где-то в 25-ти км. восточнее от г. Знаменска
С утра накрапывал мелкий дождик, что в здешних условиях было редкостью даже в осенние месяцы. Все участники эксперимента, а также приглашенные лица из числа имеющих специальный допуск, сочли этот факт, как знамение удачи. Всех, особенно «москвичей» из свиты диктатора охватило волнение и предчувствие какого-то неимоверного чуда, которое вот-вот должно было состояться. Подавляющее большинство военных экспертов впервые должны были присутствовать при испытаниях столь экзотического оружия «направленной энергии». Лазер – не в счет. Тот же самый «Пересвет», анонсированный еще два года назад прежним руководителем страны уже принимал участие в испытаниях, и многие из тех, кто сейчас находился на полигоне, были тому прямыми свидетелями. Но тогда он не произвел умопомрачительного визуального впечатления. Ну, выехал на «точку» караван большегрузных и неуклюжих машин, чем-то напоминавших то ли кунги, то ли «дальнобойные» фуры. Ну, взвод шустрых военных, высыпав из машин, стал быстро протягивать какие-то кабели между автомобилями. Ну, вот в одной из «фур» медленно раздвинулись створки и оттуда, как на поддоне не спеша и деловито выехало нечто похожее на стиральную машину с телескопом. Минут пять, ничегошеньки не происходило. Затем в «стиральной машине» медленно, словно нехотя откинулась какая-то крышка, а «телескоп», что находился рядом, уставившись в зенит, пару раз повернулся из стороны в сторону. В общем-то, на этом все зрелище и закончилось. Крышка в «стиралке» так же степенно закрылась, а сама она после некоторой паузы скрылась в чреве «фуры». Ну и всё. Ни звуковых эффектов, ни визуальных. Ничего. Тихо и буднично. С Командно-Наблюдательного Пункта пришло сообщение, что спутник-демонстратор, специально выведенный на орбиту высотой 275 километров в целях испытания, выведен из строя лазерным лучом «Пересвета». Далее следовало перечисление технических характеристик мобильного лазера и пояснение принципа его работы. Озадаченные эксперты еще потоптались какое-то время на месте, перекидываясь друг с другом узкопрофессиональными оборотами речи, а затем разошлись, явно неудовлетворенные представленным зрелищем.
Сегодня всё должно было быть по-другому. Те из экспертов, которые хотя бы со слов самих участников испытаний были проинформированы о предстоящей программе, уже предвкушали незабываемое зрелище, ибо мало кто из людей воочию мог наблюдать шаровую молнию, и уж совсем малое количество было тех, кто видел её, сотворенную человеческими руками. К таким счастливчиком можно было причислить разве что самого Афанасьева, уже принимавшего участие в подобном эксперименте почти тридцать лет назад. Ажиотажа среди экспертного сообщества добавляло ещё и то, что в отличие от того же самого «Пересвета», всё хозяйство Николаевой умещалось на двух небольших грузовиках. В кратком релизе, выпущенном накануне для экспертов, сообщалось, что в одном «грузовике» находится энергетическая установка с конденсаторами большой емкости, а в другом, собственно говоря, сам плазмоид и суперкомпьютер с охлаждающей его установкой. Обслуживали всё это невеликое хозяйство всего три человека: один следил за подачей энергии и заменой конденсаторов, второй выдавал и обрабатывал на компьютере целеуказания, а третий управлял непосредственно самим плазмоидом, корректируя траектории энергетических сгустков, называемых в просторечии «шаровыми молниями». Сейчас эти грузовики замерли в предстартовой готовности, на расстоянии чуть больше трехсот метров от того места, где находился КНП. Внешне это почти никак не проявлялось. И только наблюдательный взор смог бы отметить, что над крытой поверхностью одного из них, стал медленно подниматься какой-то штырек с небольшим рифленым утолщением в навершии, напоминающим набалдашник трости. Поднялся невысоко, всего лишь на какой-нибудь метр, да так и застыл в немом ожидании приказа. По настоянию Валерия Васильевича, к числу лиц, допущенных лицезреть испытания, был причислен и академик Вострецов, благо, что его модель должна была проходить аналогичную проверку только завтра, а значит, сегодня он был абсолютно свободен (его присутствие при транспортировке ракетоносителя на стартовый стол было необязательным). Как уже говорилось выше, все участники испытаний и гости, включая самого Афанасьева, находились в состоянии взволнованности и немного тревожного ожидания. Все. Но только не сама «виновница» торжества. Она не пошла в специально оборудованное укрытие, сооруженное для участников испытаний на случай нештатной ситуации, а стояла на поверхности, чуть в сторонке от НП и курила «Мальборо» зябко подрагивая сухонькими своими плечиками (с некоторых пор она могла себе позволить и куда более значительные траты, чем оригинальное заморское курево). До начала активной фазы испытаний оставалось меньше двадцати минут. Афанасьев тихонько подошел к ней и остановился рядом. Вся его свита и охрана вместе с неотлучным Вальрондом, не решилась последовать за ним, ибо понимала, что даже такому диктатору иногда необходимо побыть в стороне от назойливых глаз челяди. Николаева, казалось, в тот момент даже не обратила на него внимания, погруженная в свои мысли.
– Ты бы, Валюша, перестала смолить цыгарку-то? А? – прогудел он у неё за спиной ласково и слегка укоризненно. – Ведь все оставшееся здоровьишко погубишь.
– Пустое, – проговорила она негромко, даже не соизволив обернуться к диктатору лицом. – Моему испорченному здоровью это мало чем навредит, а я уже не в том возрасте, чтобы отказываться от укоренившихся привычек.
Он чуток потоптался, не зная что еще такого сказать, чтобы как-то поддержать и подбодрить подаренную судьбой соратницу, а возможно и спасительницу, но ничего толком не придумал. Потом покряхтев, неожиданно выдал:
– А ты, собственно, почему стоишь здесь и одна? Почему не на КНП, как все остальные? Опасно ведь.
– Народу там, как сельдей в бочке. Духотища. Да и на свежем воздухе мне смолить куда как сподручней. А насчет опасности, то это ты зря. В Москве дорогу переходить куда как опасней, чем тут стоять на ветерке, – пояснила она.
– Может, все-таки спустишься вниз? – попробовал он её уговорить в последний раз. – Твоя голова стоит всех наших вместе взятых.
– Не боись, Василич, за установку я ручаюсь. Все будет хорошо, – произнесла она негромко и ласково, как бабушка, укладывающая спать любимого внука, и немного подумав, добавила еще тише. – Еще месяца два назад я тоже боялась, а теперь не боюсь. Всё, что сохранила от Римилия Федоровича и сама знала – оставила в подробных записях со всеми выкладками. Теперь вот во всё, что знала, посвятила двоих помощников. Ребятки толковые. Если со мной что и случится, то они сами управятся и доведут дело до конца.
– Мать! – воскликнул Афанасьев. – Да ты никак помирать у нас собралась?! Ты там не вздумай! Даже думать об этом запрещаю!
– Нет, Василич, – покачала она головой, стряхивая остаток пепла на бетонную площадку, – помирать я не собираюсь. А только к этому всегда надо быть готовому, чтобы не растеряться в последний час от того, что не успел чего или не додумал. Я может, даже мечтаю быть похороненной не тут, а там, – мотнула она головой куда-то в необозримые временные дали.
– Отчего же тебя не устраивают похороны здесь – в нашем времени? – не удержался, чтобы не спросить Валерий Васильевич. – Похороны будут – пальчики оближешь. Потомки никогда не забудут всё, что ты для них сделала.
– Нет, – опять упрямо тряхнула она головой. – Не хочу здесь. Слишком много впитала горя эта земля за века. Не хочу лежать в горькой земле.
Их печальный диалог прервало появление дежурного офицера с КНП.
– Товарищ, Верховный, разрешите обратиться? – козырнул он диктатору.
– Да не козыряйте, майор, я в штатском, – поморщился Афанасьев и тут же добавил. – Обращайтесь.
– Мишени заняли свое положение, установка готова к проведению эксперимента, системы телеметрии, и фиксации приведены в состояние готовности. Можно начинать, – четко доложил офицер и замер в ожидании дальнейших указаний.
По условиям испытаний, в качестве мишеней было решено использовать двадцать единиц бронетехники устаревших образцов, уже снятых с вооружения. Причем, по настоянию членов приемной комиссии, для усложнения поставленной задачи десять единиц её были оставленными с работающими двигателями, а остальные десять – с неработающими.
– Ну, что, Валентина Игнатьевна (при посторонних он не позволял себе фамильярничать), вы тут хозяйка, потому вам и командовать. Давайте отмашку.
Та немного засмущалась то ли от непривычки отдавать распоряжения военным, то ли от того, что не знала, куда девать окурок сигареты, который машинально продолжала держать в пальцах. Не придумав ничего лучшего, она сунула его в карман своей курточки, которую специально одела, чтобы уберечься от пронизывающего ветра. Наконец, справившись с волнением, которое все же в последний момент накатило на неё, она сглотнула ком, подступивший к горлу, и просипела задушенным голосом:
– Начинайте.
Офицер кивнул, но с места не сдвинулся. На вопросительный взгляд Валерия Васильевича пробормотал, заливаясь краской:
– По правилам техники безопасности…, – начал он, как бы оправдываясь за то, что медлит с выполнением приказа.
Но Афанасьев перебил его:
– Знаем-знаем, голубчик. Все мы в курсе правил техники безопасности, но ты всё же ступай, а нам и отсюда всё будет хорошо видно, – напутствовал он дежурного офицера, попутно беря пожилую даму любезно под локоток.
Тот нерешительно пожал плечами, неловко козырнул ещё раз и, развернувшись, скорым шагом потопал в направлении убежища.
– Может, все-таки пойдём и мы? – шепнул Верховный своей спутнице на ушко. – Там и экраны есть. В прямом эфире покажут все попадания.
– Иди, если хочешь, – также тихо прошептала она ему в ответ, – а я тут постою. Данные видеофиксации потом просмотрю и проанализирую без сутолоки.
– Ладно-ладно, постоим и тут, – вздохнул он и только крепче стал удерживать её руку.
Примерно с минуту ничего не происходило, а затем протяжно и тревожно завыл ревун, предупреждающий о потенциальной опасности нахождения на поверхности. Ревун вскоре замолк, и полигоном опять овладела тишина тревожного ожидания. Афанасьев впился глазами в тот «грузовик» из которого торчало некое подобие антенны – внешне, почти что полная копия берлинской телевышки времен ГДР, только в миниатюрном исполнении. По прежним воспоминаниям он знал, что главным персонажем предстоящего зрелища будет именно этот самый «набалдашник». И правда, память его не подвела. Рифленый глубокими бороздами вдоль вертикальной оси, «набалдашник», похожий то ли на экзотический плод, то ли цветок с нераскрывшимися лепестками, укрывавшими пестик, стал медленно раскручиваться, с каждым оборотом всё более ускоряя свое вращение.
– Береги глаза, Василич, – спокойным голосом предупредила Афанасьева пожилая женщина, – а лучше – не смотри туда.
Валерий Васильевич внял предупреждениям Валентины Игнатьевны, но лишь отчасти. Уж больно ему было любопытно пронаблюдать весь процесс – от самого начала и до конца. Поэтому он только слегка опустил глаза, оставляя установку в поле периферийного зрения. А «набалдашник» тем временем продолжал свое бешеное вращение вокруг своей оси. Интереснее всего было то, что всё действо проходило в абсолютной тишине, которую нарушали только порывы степного ветра. Наконец, когда мелькание вращающегося «набалдашника» казалось уже невыносимым, он будто от великого перенапряжения вдруг взорвался. Его рифленые лепестки мгновенно раскрылись, обнажая внутренность адского цветка. Сейчас на том месте бушевало и бесновалось нестерпимо белокалильное пламя, от которого резало глаза, настолько оно было ярким, будто частица самого Солнца обосновалась в самом его центре. Лепестки уже опавшего цветка продолжали свое бешеное вращение. Адское, а по-другому никак и не скажешь, пламя тоже вращалось с неимоверной скоростью, но в противоположном направлении. Афанасьеву даже на миг показалось, что в прошлый раз всё было чуть-чуть спокойней и медленней. Тогда тоже вращались и раскрывались «лепестки» псевдо-цветка, но пламя при этом было менее ярким и от того менее яростным. Зрелище притягивало и завораживало, как гипноз. Казалось, что невероятному вращению не будет конца и края. Но, видимо, шаровой молнии, а это, несомненно, была она, и самой надоело крутиться в бешеном темпе верхом на штырьке, и она неожиданно сорвалась с него, устремляясь на огромной скорости по крутой баллистической траектории к самому зениту. На её месте возникла точно такая же слепящая глаза шаровая молния и тотчас устремилась по той же самой восходящей вслед за предшественницей. А за ней появилась ещё одна, и ещё, и ещё. И все они устремлялись ввысь на невероятной скорости. Это было поистине фантастическое и ни с чем несравнимое зрелище. Афанасьев начал было вести подсчет белым клубочкам, но уже на втором десятке сбился со счета и оставил это бесполезное занятие. Тем временем, первый плазмоид достиг своего апогея, на секунду застыв в самой своей высокой точке, едва видимой простому глазу, настолько высокой она была от поверхности, а затем с той же немыслимой скоростью начал своё падение куда-то за горизонт. Все остальные плазмоиды, повторили за ним этот маневр, быстро скрываясь из поля зрения наблюдателей.
– Ну, вот и всё, – сказала, словно выдохнула, стоявшая рядом с ним Николаева, выпрастывая свою руку из-под любезно подставленного диктаторского локтя.
– Всё? – переспросил, не пришедший в себя до конца, Валерий Васильевич. – Сколько времени длился залп, и сколько было выпущено молний? Я не успел засечь и подсчитать, – немного растерянно произнес он, потирая лицо пятернёй, словно пытаясь снять наваждение.
– Залп, как ты выразился, длился восемь секунд, – с нескрываемыми нотками ехидства заявила правнучка скандинавского Тора. – За это время было выпущено двадцать управляемых плазмоидов по двадцати заявленным целям, как и было, определено в техзадании. О результатах мы сейчас узнаем, – деловито добавила она, оглядываясь на бронированную дверь, ведущую в недра КНП.
– Надо же? – удивился её спутник, виновато разводя руками в стороны. – Ты всё фиксировала, а я настолько был потрясен зрелищем, что забыл обо всем на свете.
И тут дверь, скрывавшая за собой бункер, распахнулась и из темноты его недр теснясь и радостно вопя, выпала целая толпа военных и гражданских лиц. Глядя на их изумленно-радостные лица было ясно, что первое испытание плазмоида прошло более чем успешно. Крича и захлебываясь от восторга эта людская разношерстная волна докатившись до двух одиноко стоящих фигур моментально поглотила и растворила их в себе. А затем произошло и вовсе что-то невероятное. Люди, в порыве экстаза сравнимого разве что с полученным известием о первом космонавте, подхватили на руки хрупкого вида пожилую женщину, а вместе с ней упитанного старичка и принялись подбрасывать их в воздух. Бабушка, при этом заливалась хриплым, похожим на карканье вороны смехом, явно испытывая удовольствие от оказанных почестей. У Афанасьева, которого подбрасывали вверх с не меньшим энтузиазмом, только и хватило сил, чтобы проорать в воздухе:
– Оставьте, черти! Я-то тут причём?!
Но его не слушали и подбрасывали до тех пор, пока сами изрядно не умаялись. Только после этого их бережно и со всем тщанием опустили на землю, поставив на ноги. Кажется, Николаева, еще никогда не испытывала подобных положительных эмоций. Однако, несмотря на веселый блеск в своих глазах все же не удержалась от объективной оценки происходящего:
– Судя по вашей реакции, – заметила она, – вопросы, касающиеся итогов испытаний, не имеют смысла.
Реакция самого Афанасьева на выражение восторженных чувств к нему, тоже была весьма характерна и выдавала в нем изрядную долю ироничного человека:
– Черти! Я же только что позавтракал! И сам бы опозорился и вас бы опозорил!
Но даже несмотря на самоиронию, ему не удалось скрыть от людей своего искреннего удовлетворения от происходящего. Он был счастлив в этот момент. Счастлив, даже не столько умом, сколько сердцем. Вера в Николаеву и её детище ещё больше укрепила его уверенность в том, что научные изыскания в этом направлении идут верной тропой. А значит, уже недалек тот момент, когда фантастика, описываемая многими писателями, обретет, наконец, свои реальные черты. Разумеется, принятие на вооружение установки управляемого плазмоида, решит насущные вопросы в деле обороноспособности страны, и даже не исключено, что в корне сможет изменить характер боевых действий на полях сражений. Высокотехнологичное оружие Запада, которым он не без оснований кичился, все последние десятилетия, будет, в конце концов, повержено ещё более технологичным оружием самой России. И да, на какой-то срок поубавит спеси с потерявшего всякие берега военно-промышленного комплекса США и их союзников по НАТО. Но это, следует с горечью констатировать, никак не скажется на степени их конфронтации с нами. Даже самые значительные прорывы в военных технологиях невозможно удержать в тайне на сколько-нибудь продолжительный срок. Рано или поздно, но конкуренты, столкнувшись на поле боя с русским чудо-оружием, начнут лихорадочно наверстывать свое отставание. И зная высокий уровень научных достижений наших противников, не приходится сомневаться в том, что они когда-то сумеют повторить успех России, но уже на следующем технологическом уровне. Да, сегодня мы одержали победу на одном из фронтов. Но сколько еще этих фронтов, окружающих нас со всех сторон? И далеко не на всех фронтах у нас с ними наблюдается, хотя бы паритет в силах. Кое-где мы откровенно проигрываем. Сегодняшние испытания уже хороши тем, что дают нам ещё одну отсрочку в битве цивилизаций, которая непременно когда-нибудь, да состоится. Конечно, надо всячески постараться избежать Апокалипсиса, который обязательно грянет, если и с той и с другой стороны на карту будет поставлено само физическое существование этноса. Прошлый Апокалипсис в виде Всемирного Потопа оставил в живых Ноя с семьей. Грядущий создает риски не оставить в живых даже такой малой группе людей. Выйти безусловным победителем из Мировой Схватки и не довести дело до очередного (теперь уже последнего) Апокалипсиса, вот какая идея целиком и полностью овладела разумом Афанасьева. И сегодняшние испытания еще на один шажок приблизили его к этой цели, о которой не догадывались даже самые близкие к нему люди.
Поставив на ноги обоих «виновников» торжества, люди продолжали радостно пожимать им руки и поздравлять с грандиозным успехом. Подошедшим для доклада операторам установки тоже досталась своя порция восторгов, и хотя их никто на руках не подбрасывал, но зато каждый из членов приемной экспертной комиссии счел для себя долгом крепко пожать им руки. И, несмотря на бурные восторги среди тех, кто находился на КНП, все же нашелся свой Фома-неверующий. Полковник с двумя скрещенными стволами бронзовых пушек на петлицах, поправив очки с ехидной улыбочкой громко произнес, так, чтобы его хорошо было слышно всем:
– Уважаемая Валентина Игнатьевна, я, как и все здесь присутствующие выражаю вам свои искренние восторги по поводу удачно проведенного эксперимента. Однако, это только начальная стадия целого цикла испытаний, которые будут гораздо сложнее, чем нынешнее. И я приберег бы часть вашего оптимизма на будущее, которое, как мне видится, пока весьма туманным.
Все окружавшие Николаеву и Афанасьева люди враз затихли и сначала повернули головы к ретивому полковнику, а затем стали пристально наблюдать за ответной реакцией, которая последовала незамедлительно:
– И что вас навело на мысль о туманном будущем установки? – приняла она гордый и высокомерный вид, прожигая своими голубыми глазами полковника насквозь. – И, кстати, вы, гражданин начальник (сказалось-таки время, проведенное в кругу осужденных), забыли представиться даме.
Взоры опять перекинулись на очкастого. Кажется, что здесь и сейчас начнется дуэль, и возможно не только до первой крови.
–Э-э-э, – немного растерялся тот от напора пожилой дамы, но быстро справился, – меня зовут Анатолий Станиславович Шпак, полковник, штатный эксперт ЦНИИ ТОЧМАШ, честь имею, – козырнул не столько женщине, сколько стоявшему рядом с ней Афанасьеву.
– Оч-чень приятно, – прошипела Николаева, тут же превращаясь не то в Бабу-Ягу, не то в подколодную гадюку, от вида которой всех бросало в дрожь. – Ну, договаривайте, что там у вас?
– Извольте, – принял он от неё вызов на поединок, хотя теперь уже было не совсем понятно, кто кого тут вызывает. – Ваша установка показала впечатляющие результаты, не спорю. Двадцать мишеней – двадцать попаданий. Но точно также действует, недавно принятая на вооружение, РСЗО «Торнадо-СМ», ракеты которой снабжены самоприцеливающимися боеприпасами. В каждой ракете таких боеприпасов – двенадцать штук. Ракет в пакете, тоже двенадцать. Соответственно залп состоит из ста сорока четырех боеприпасов индивидуального наведения, то в потенциале означает уничтожение без малого пяти бронетанковых батальонов вероятного противника. Конечно, в вашу пользу играет цена залпа, в её денежном выражении, которая, судя по всему, будет гораздо ниже традиционной. Но должен вам заметить, что на поле боя счет идет не на рубли, а на человеческие жизни.
– У вас имеется еще что-нибудь? – поджала губы Валентина Игнатьевна.
– Вы сначала ответьте на вопрос по дальнодействию вашего аппарата, – кривовато ухмыльнулся Шпак. – Кстати сказать, «Торнадо-СМ» бьет на сто двадцать километров. Ваша же установка, насколько мы все видели, покрывает только пятую часть от возможностей детища тульского «Сплава».
– Если у вас больше нет существенных претензий, – уже почти успокоилась Баба-Яга, то начну отвечать по пунктам. Во-первых, сколько было заявлено мишеней к испытаниям, столько зарядов мы и истратили. А устраивать шоу с фейерверками, напрасно расходуя энергию – не в моих принципах. Я тоже умею считать народные деньги. Если заявите 50 мишеней, значит, уничтожим 50, если 100, значит 100. Теперь второе.
– Но насколько я в курсе, то дальность поражения в 24 километра была согласована с вами лично. Из каких соображений вы установили именно эту дистанцию до поражаемых объектов? – опять едко заметил представитель ТОЧМАШ.
– Я исходила из возможностей установки по прицеливанию на основе собственной РЛС с АФАР8, а также датчиков фиксирующих присутствие электромагнитных полей, – не замедлила она с ответом.
– Ага! – обрадовался новой зацепке неугомонный полковник. – Если я вас правильно понял, то вашей РЛС хватает только на двадцать четыре километра?
– Угомонитесь, товарищ! – одернул своего коллегу из экспертного сообщества еще один полковник с танком на петлице. – Прошу прощения, товарищ Верховный за вмешательство в спор. Я с УВЗ9, из местного КБ. Полковник Елизаров Кузьма Фомич, – отрекомендовался он. – Если позволите, то замечу, что дальность наземной передвижной РЛС с АФАР в двадцать четыре километра без дополнительных выдвижных или мачтовых устройств, является на открытой местности самой оптимальной, ибо земля на плоский лист. Однако, если будут дополнительные целеуказателя, хотя бы в виде БПЛА10, то думаю, что дальнодействие установки, созданной коллективом Валентины Игнатьевны, существенным образом повысится. И я, как представитель своего ведомства, уж простите за шкурный интерес, настоятельно рекомендовал бы товарищу Николаевой рассмотреть вариант её установки на гусеничном ходу. Мне это видится в качестве двухзвенного гусеничного вездехода типа Д-30 «Витязь», опыт производства которого у нас уже имеется.
– Вот, – тихонько толкнул Афанасьев локтем свою подружку, – уже и изготовитель серийных образцов нашелся. А ведь только десять минут прошло.
– А вы понимаете, – не унимался Шпак, – что в условиях реального боя, жизнь любого БПЛА насчитывает всего пару минут. И это в лучшем случае.
– Понимаю! – опередил танкиста с ответом, вынырнувший, откуда-то из-за спин, стоящих впереди, Вострецов. – Но и вы должны учесть, что целеуказания можно получать не только с дронов, но еще и из космоса.
– Хорошо! – вошел в раж артиллерист. – Пусть будет даже так, как вы сказали, гражданин в штатском, забывший представиться, но и вы упустили очень важный момент.
– Это какой же? – поднял брови «мудрый сверчок», не пожелавший раскрывать своего инкогнито, который тоже был большой любитель устраивать подобные дискуссии, и бедный Шпак не знал, с кем сейчас связывается.
– Уважаемая Валентина Игнатьевна упомянула в качестве целеуказателя ещё и датчик присутствия электромагнитных полей. Не так ли? – лукаво улыбнулся Анатолий Станиславович.
– Да, – милостиво согласился с ним академик. – И что из этого следует?
– А следует то, – буквально расцвел в улыбке артиллерист, – что противник быстро раскусит эту нехитрую схему, и в следующий раз на поле боя появятся танки прошедшие процедуру «размагничивания».
– А вы, что же, всерьез полагаете, что работающие двигатели не создают никакого электромагнитного возмущения в пространстве?! Я уж молчу про выхлопные газы, ярко контрастирующие с атмосферой в тепловом режиме! – всплеснул руками Вострецов, чем на некоторое время привел оппонента в смущение.
Впрочем, в замешательстве тот пробыл совсем недолго.
– А теперь вы, – срываясь на фальцет, выкрикнул Шпак, – представьте танковый полк, прущий на полном ходу, где каждая боевая машина тянет за собой кучу металлолома с уголковыми отражателями и снабженные имитаторами электромагнитных полей! Да, они своими засветками забьют все ваши экраны! Все ваши плазмоиды не обладающие собственными прицельными устройствами, просто «купятся» на этот незамысловатый фокус! И даже если вы выпустите их целую сотню, то все равно все они угодят в «молоко»! А что потом?! Снова прикажете заряжать установку?!
– Боже мой! Опять всплеснул руками Вострецов. – С какими дилетантами приходится иметь дело?!
– Я бы попросил вас…! – взвился красный, как вареный рак полковник.
– Нет-нет! Даже не просите, гражданин Шпак! – смеясь, замахал на него ученый, явно намекая этим самым на всем хорошо известный киноперсонаж с такой же фамилией. – Просто повнимательнее прочтите презентативный буклет, и тогда пройдет вся сумятица в вашей голове. Валя! – обратился он к Николаевой. – Скажи дяде, сколько плазмоидов способна выпустить твоя установка до перезарядки? И сколько длится сама перезарядка?
– Емкости конденсаторов хватает, чтобы за 35 минут выпустить по противнику десять тысяч плазмоидов, – уверенно сообщила Николаева о скорострельности установки. – Замена конденсаторов проходит в течение минуты, от силы полторы. Тут уж всё зависит от расторопности техника.
– Ого! – раздался со всех сторон дружный вздох восхищения. – Откуда же такие энергоемкие конденсаторы?! Мистика какая-то?!
– Никакой мистики, товарищи, – перехватила Николаева инициативу в споре. – До последнего времени всё, как обычно, упиралось в электрический импульс. Обычные аккумуляторы не способны накапливать и мгновенно отдавать ток. Они банально «сядут» после нескольких циклов «зарядки/разрядки». Но у российских конструкторов недавно появилось решение и этой проблемы – суперконденсаторы. Это твердотелые устройства, способные мгновенно накапливать и отдавать ток. Их производит компания ТЭЭМП. Изделия имеют удельную мощность в 10 МВт/кг и могут работать даже при экстремальных температурах. Они обладают миллионным числом циклов заряд-разряд, что позволяет интегрировать их в состав не только установки управляемого плазмоида, но и любого бортового оборудования, начиная с автомобиля и заканчивая самолетом или кораблем. Раньше говорили, что XIX век – это эра электричества и пара, но они несколько поторопились. Эра электричества только ещё пробуждается, пока плохо осознавая свое потенциальное могущество. Мечта великого Тесла по извлечению электричества из атмосферы из фантазий вот-вот готова претвориться в реальном своем исполнении. «Зеленая» энергетика, так или иначе, но пробьется, словно росток через толщу асфальта. И недалек тот час, когда начнут разоряться все нефтяные гиганты, отравляющие атмосферу Земли! – закончила она с пафосом.
– Э, тетя Валя, – обратился к ней со смехом Афанасьев, – попридержи коней! Нам еще не хватало войны со всем арабским миром! Кстати, Грета Тунберг, не твоя ли внучка?!
Все окружающие должным образом отреагировали на юмор диктатора. Толпа вскоре начала рассеиваться и на площадке перед входом на КНП остались только свои, но и они предпочли соблюсти некую дистанцию между диктатором, Николаевой и Вострецовым, которого Афанасьев попросил задержаться.
– Завтра, Игорь Николаевич, мы понаблюдаем за стартом твоей модели, а после продолжим терзать установку Валентины Игнатьевны на более жестких режимах до конца недели, – начал подходить к главной теме Афанасьев. – Так вот какая мысль родилась у меня в голове. Засиделся твой Боголюбов на Севере. Новую «летающую лабораторию» дооборудуют и без него, тем более, что опыт уже имеется, вместе с технической документацией.
– Куда это вы клоните, Валерий Васильевич? – прищурился Вострецов. – И как это понимать?
– Ты пойми меня, Игорь Николаич, – притянул к себе вплотную Вострецова Верховный и начал в волнении крутить пуговицу на его дождевике, – я нисколько не сомневаюсь в том, что узлы и агрегаты космического варианта ускорителя пройдут завтра все положенные испытания. И ваш с Боголюбовым протонный ускоритель будет надежным гарантом нашей обороны на стратегическом уровне. Но пойми, мне сейчас до зарезу нужен проход ТУДА, – мотнул он головой в сторону. – И если у Алексея получится стабилизировать портал, а я в этом ни капли не сомневаюсь, то ты даже не представляешь, какую невероятную помощь вы сможете оказать всей стране, людям, будущим поколениям!
– Да, Игорюша, – вмешалась в диалог Николаева, – поспешать надо с порталом. Я тоже хотела просить тебя об этом, как научного руководителя проекта. Сам ведь понимаешь, тут не просто научный интерес. Тут вопрос гораздо шире стоит. Это наш потенциальный Запасной Мир.
– Не дурак. Сам понимаю, что к чему, – нахмурился академик. – Только я ведь ему не начальник, хоть и научный руководитель. Поэтому вам лучше самолично откомандировать его к Валентине Игнатьевне. И да, я, пожалуй, соглашусь с вами, что он у нас засиделся на одном месте, да и долгое пребывание на Севере, как известно, здоровья не добавляет, – задумчиво присовокупил он.
– Вот и ладушки! – обрадовался Валерий Васильевич. – Я тогда ему сам напишу, а лучше всего поговорю лично, по видеосвязи.
III.
09.10.2020г., пос. Ново-Огарево, Резиденция Главы Высшего Военного Совета.
Как и предвидел Афанасьев, испытания критически важных узлов и механизмов прошли более чем успешно. Ни один из компонентов не дал сбоя в работе, а это означало, что к концу года, или на крайний случай к началу следующего, действующий натурный образец протонного ускорителя на борту космического аппарата можно будет принимать в опытную эксплуатацию. Верховный еще раз поздравил академика с очередным успехом в деле укрепления обороноспособности страны и выразил искреннюю надежду, что Бог не даст повода применить это грозное оружие на практике. Весь остаток недели посвятили испытаниям плазмоида. Опытную установку гоняли на запредельных режимах, выявляя все её особенности, как положительные, так и отрицательные. К слову сказать, минусов у плазмоида оказалось минимальное количество, да и то, они были не критическими. И как уверяли разработчики вкупе с потенциальными эксплуатационниками, устранение «шероховатостей» займет не слишком много времени и усилий. Проверяли, как на дальность (в последней серии мишени отодвинули почти на 100 километров), так и на предельную скорострельность, доведя её до семисот плазменных образований в минуту. В последний день испытаний привлекли Воздушно-космические силы, которые обеспечивали целеуказания с орбиты в реальном режиме времени. В итоге расстреляли всё, что только можно было расстрелять. Над начальником полигона даже посмеивались, наблюдая, как он переживает утерю ценного инвентаря. «Где я еще смогу раздобыть мишеней в таком количестве?!» – восклицал он, хлопая себя по ляжкам. Это, безусловно, внушало некоторый оптимизм и спокойствие за его будущее. Кстати, Шпак, которого так бесцеремонно повозил носом в грязи Вострецов, тоже выразил пару дельных советов по поводу модернизации установки в плане преодоления помех генерируемых мишенями. Николаева, даже сама от себя не ожидала, что когда-нибудь благодарно пожмет руку своему недавнему злопыхателю. В общем и целом Афанасьев констатировал, что испытания подтвердили все заявленные характеристики плазмоида. Для того, чтобы установка окончательно была принята на вооружение, требовалось провести еще целый ряд испытаний, включающих в себя работу в экстремальных климатических ситуациях, а также стрельбу «на износ». Но уже сейчас было понятно, новый тип вооружения, представленный НПО «Мечта», со всех точек зрения, является перспективным. Поэтому всё шло к тому, что в середине следующего года установка будет принята на вооружение. Афанасьев покидал полигон с легким сердцем. Давно он не чувствовал такого внутреннего удовлетворения, как самим собой, так и всем тем, что его окружало.
Возвращение домой тоже сулило много приятных мгновений. Длительность его отсутствия с лихвой была компенсирована бурной встречей. Вероника, выбежавшая на крылечко встречать любимого человека, буквально повисла у него на шее, покрывая губы и щеки страстными поцелуями. Шестым чувством долго пожившего на свете человека, он осознавал, что эти проявления радости являются отнюдь не ритуальными, а вполне себе искренними. Ему от этого было немножечко неловко, ибо он уже давно отвык от подобных знаков внимания. Правда, эту его неловкость в какой-то мере скрашивало то, что рядом с ним происходила точно такая же сценка, но с участием других исполнителей, в лице Насти и Пети. Дочь тоже не смогла сдержать нахлынувших эмоций от долгого ожидания супруга, поэтому повисла на его шее ничуть не хуже Вероники. За несколько десятков лет это было впервые, когда Афанасьев с таким удовольствием возвращался к себе домой. Противница показывать на людях свои душевные переживания, Вероника недолго держала на крыльце своего суженого. Довольно быстро справившись с нахлынувшими на нее чувствами она, решительно взяв Афанасьева за руку, потащила его внутрь особняка. Глядя на нее, то же самое сделала и Анастасия с мужем. Вальронд тут же передал своему сменщику ношу, с которой не расставался ни днем, ни ночью, с удовольствием высвобождая левую руку из стального захвата наручников. Сменщик – достаточно толковый малый не стал мозолить глаза соскучившимся друг по другу близким людям, а потому, прицепив к своему запястью «браслет» быстренько умелся в отведенную для него комнату на первом этаже. Охрана, сопровождавшая Верховного, заняла свои привычные места у входа, на проходной и во флигеле, расположенном неподалеку. Михайлова высадили ещё по дороге сюда, и он на всех парах помчался домой, чтобы, наконец-то, принять полноценную ванну, так как санитарному состоянию водопровода Знаменска не доверял ни на йоту. Вслед за усталыми, но веселыми путниками, обслуживающий дом персонал внес длинный и грубо сколоченный ящик. На резонные вопросы, что в нем, Афанасьев только плотоядно ухмылялся. После того, как усталые, но довольные путники прошли в дом и сняли с себя верхнюю одежду, началась традиционная раздача подарков. Обладая от природы очень мужественными внешними чертами, Вальронд в душе был романтичен и до крайности сентиментален. Плюс ко всему, он, несмотря на то, что был женат, имел, как ни странно, хорошую память, а поэтому не забыл, слова супруги на свой вопрос о том, что привезти из командировки. Она не подумавши брякнула: «Что-нибудь из местного и экзотического». Сказано – сделано. Ничего более экзотичного, чем степная черепаха, занесенная в Красную книгу, город Знаменск и его окрестности предложить зятю Верховного не могли. Вот и пришлось контрабандным путем везти в коробке из-под обуви маленькую черепашку с панцирем песочного оттенка. Неизвестно о чем на самом деле думала учительница младших классов, когда просила привезти что-нибудь экзотическое, однако не выказала никакого разочарования и приняла подарок весьма благосклонно.
– Ах, какая прелесть! – воскликнула она, беря в руки, вяло перебирающую лапами живность.
Все домочадцы состряпали умильные выражения лиц, чтобы поддержать женщину, озадаченную подобной «экзотикой». Валерий Васильевич, в отличие от зятя не был настолько романтичен, чтобы тащить в дом всяких земноводных гадов, хоть и совершенно безобидных на вид. Он был, скорее всего, домовит и прижимист в положительном смысле. Инстинкт охотника и добытчика еще не покинули окончательно его подсознание, поэтому он, в качестве подарка привез четырех почти что метровых осетров холодного копчения, которых ему преподнесли работники знаменского рыбоводческого хозяйства, специализирующегося на выводе данной породы эндемичных рыб. Именно эти рыбины и лежали в таинственном ящике, который и вскрыли незамедлительно. Аромат свежекопченой рыбы сразу потек по комнате и все присутствующие в ней, за исключением кое-кого, невольно стали сглатывать набежавшую слюну. Этим кое-кем была Настя. Она невольно сморщилась и даже попыталась прикрыть рот ладошкой, якобы сдерживая рвотные порывы, но никто тогда не обратил на это особого внимания, списывая всё на утонченность женской натуры. Вероника тут же присела на корточки и со знанием дела не поленилась осмотреть жабры осетров. Закончив осмотр, она удовлетворенно поцокала языком, и еще раз кинула на Афанасьева взгляд полный любви и гордости за своего избранника. Затем был ужин в тесном семейном кругу, где его женская половина расстаралась в кулинарных изысках, чтобы, как можно ярче продемонстрировать своим усталым, но счастливым мужчинам всё свое искусство, не прибегая к помощи штатных поваров. Недельная командировка «сильной» половины семьи не прошла даром для ожидающих их возвращения женщин. Анастасия по своей душевной простоте не удержалась и похвасталась, что всё это время, пока отсутствовали мужчины, она старательно брала уроки домоводства у Вероники, и эти уроки не прошли втуне, а продемонстрировали замечательные результаты, которыми теперь можно не только любоваться визуально, но и отведать, не боясь попасть на больничную койку. Петя был особо впечатлен разительными переменами, случившимися с его супругой, поэтому улыбка от уха и до уха не покидала его физиономию на протяжении всего торжественного ужина. К слову сказать, его не сходящая улыбка никак не мешала ему уплетать за обе щеки все кушанья, которые стояли на столе (отсутствием аппетита он не страдал и прежде). Настя же, окрыленная нескончаемыми похвалами в свой адрес, раздающимися со всех сторон, готова была из кожи вон вылезти, чтобы ещё больше усилить эффект своего кулинарного дебюта. Дай ей волю, и она бы с удовольствием кормила бы своего мужа с ложечки, но боялась этого сделать из-за опасений, что её материнскую заботу о нем могут превратно истолковать, как сам любимый, так и отец с мачехой (она в душе уже признала безоговорочное лидерство Вероники в семейных делах и про себя уже то ли в шутку, то ли всерьез называла её «мачехой»). Впрочем, и сама Вероника недалеко ушла от своей новой подруги в ухаживании за своим мужчиной. Она, хоть и не так демонстративно, но тоже ухаживала за ним, деликатно подкладывая все новые и новые кусочки в его тарелку. И судя по тому, какие жадные взгляды, она бросала на него украдкой, финал вечерних торжеств обещал быть фееричным. Так и получилось. Изголодавшаяся, за неделю отсутствия своего, теперь уже без всяких натяжек, любимого человека, Вероника буквально фонтанировала идеями всяческих наслаждений, о которых даже наш бывалый генерал просто не имел представления до сих пор. Ему было одновременно и стыдно, и в то же время неимоверно приятно, что он, хоть и не показывает выдающихся результатов, однако же, и не позорится окончательно, что в его летах уже можно считать подвигом.
– Что ты со мной делаешь?! – смеясь и покряхтывая, спросил он у неё уже под утро. – Я по твоей милости разбит, как старый тарантас, а мне ведь с утра на работу вставать!
– Тут еще неизвестно, кто тарантас, – с придыханьем ответила она, кладя на него свою ногу и прижимаясь всем телом.
– Но мне, действительно, через три часа уже надо будет вставать, – с сожалением констатировал он, глядя на прикроватный будильник с фосфоресцирующими стрелками на циферблате.
– А ты не ходи, – хмыкнула она. – И так вон целую неделю торчал в степи, как простой командировочный. Да после таких условий, отгулов надо получать на целый месяц. Возьми себе краткосрочный отпуск, хотя бы. Кто тебе запретит?
– Совесть запретит, Вероника, – вздохнул Афанасьев, уминая плечами подушку. – Раз возьму отпуск, два – возьму, а потом и привыкну.
– Ну и что в этом такого?
– Россия – страна особенная. В этом я уже не раз убедился. Она может управляться только в ручном режиме. И это никак не зависит от формы её правления. Это её карма, если можно так выразиться, – продолжал он вздыхать.
– Но ты ведь тоже не двужильный! – вскинулась она. – Думаешь, что кто-то скажет тебе спасибо, если ты загнешься на своей работе?! Тебе, извини, не тридцать пять, а шестьдесят пять! Пора бы и о своем здоровье подумать. В конце-то концов, с бумагами в кои то веки можно и дома поработать. Вон, Борька-пьяница, без конца дома с бумагами «работал», подметила она саркастически.
– Вот-вот, – улыбнулся Афанасьев горько, – а страна тем временем неслась под откос на всех порах. Если бы не Бутин со спецслужбами, то и вовсе бы сковырнулась с обрыва.
– Твои спецслужбы будут не хуже.
– Это ты к чему? – не понял он с первого раза.
– А к тому, что не бережешь ты себя, Валера. Всё сам да сам норовишь. Так тебя надолго не хватит, – скуксилась она, и, помолчав, добавила. – Может, ну её к бесу – твою службу? Шел бы ты на пенсию, а? Квартира у меня есть. Твоя пенсия, моя зарплата – как-нибудь проживем. Подумай. Хоть напоследок поживем спокойно, как люди. А там, как Бог даст.
– Нет, мать, – решительно отверг он её предложение. – С таких постов, просто так не уходят. Тут либо на лафете с почетным эскортом, либо на плаху в результате очередного переворота.
– Типун тебе на язык, – проворчала Вероника, поудобнее устраиваясь у него на груди, чтобы забыться в кратком предутреннем сне.
Через три часа он встал – не выспавшийся и разбитый. А дел, как обычно, навалилось целая куча.
Глава 62
I.
10.10.2020г., г. Москва, Фрунзенская набережная 22, Национальный центр управления обороной РФ.
Ещё когда он был в астраханских степях, Аппарат Управления Делами дважды выходил на связь с напоминанием о том, что Местоблюститель Патриаршего Престола настоятельно просит Главу Высшего Военного Совета выполнить данное им обещание и почтить своим присутствием открытие Поместного Собора, которое должно состояться десятого октября в храме Христа Спасителя в два часа по полудни. Стоит ли говорить, что приглашением подобного рода не стоило пренебрегать, если не желаешь испортить отношения с клерикальным сообществом, имеющим влияние на умы многих сограждан? Разумеется, нет. Поэтому поход к церковникам Афанасьев отметил у себя в календаре в качестве приоритетного мероприятия на сегодняшний день. Но еще до этого срока нужно было провести одно срочное заседание Президиума Высшего Военного Совета, о котором Афанасьев тоже узнал накануне от своего адъютанта. О встрече попросил не кто иной, как сам Председатель Правления ПАО «Промгаз». Это было весьма удивительно, так как господин Мюллер никогда прежде не был замечен в желании вообще попадаться на глаза руководителей хунты. За три с лишним месяца нахождения у власти Афанасьев лишь однажды накоротке встречался с «королем олигархов» на полях совместной конференции Правительства и предпринимателей, в ходе которой обсуждались вопросы взаимодействия новых властей с деловыми кругами. Тогда Алексей Борисович пробовал плакаться на завышенную ставку налогообложения при катастрофически низких ценах на газ, но все его жалобы и стенания по этому поводу Афанасьев не воспринял, отделываясь фразой о том, что сейчас всем нелегко и отослал его к Министру энергетики для решения срочных вопросов. И вот теперь опять тот наверняка будет ныть на санкции, мешающие экспорту, неподъемные налоги, неоправданной конкуренции со стороны другого сырьевого гиганта – «Росойла» и прочих препонах мешающих развитию. Однако выслушать его все-таки стоило. Тем более он сам запросил присутствия на совещании, как можно более широкого круга заинтересованных лиц. К совещанию решено было привлечь помимо членов Президиума ещё Глазырева и Новикова. Но прежде чем провести оное, Афанасьев имел довольно длительную беседу по видеосвязи из Знаменска с двумя очень важными для него людьми. Мероприятие, по общему согласию, назначили на утро, пока ещё у всех голова свежая и не забитая иными заботами. Но перед тем, как начать внеочередное заседание Президиума с приглашенными заинтересованными лицами, следовало еще раз встретиться накоротке с теми двумя и обговорить некоторые детали будущего спектакля.
За десять минут до начала у закрытых дверей кабинета, будто заговорщики встретились три человека. Это был сам Афанасьев, глава КГБ – Тучков и министр финансов – Глазырев, который попутно исполнял еще и обязанности Председателя Центробанка. Оглядываясь по сторонам уходящего вдаль коридора, они полушепотом обменивались короткими фразами, которые постороннему наблюдателю не несли никакой вразумительной информации.
– Николай Палыч, – тихо шлепал губами диктатор в сторону жандарма, – у вас всё готово?
– Разумеется, – чуть слышно прошелестел тот в ответ. – Иначе и быть не может.
– И документы, и люди – всё наготове? – переспросил Валерий Васильевич.
– Документы – при мне, – показал тот портфель в руке, – а люди тоже уже на месте. Ждут со всем оборудованием в соседней комнате.
– Они помнят, что нужно говорить журналистам?
– Как на зубок всё вызубрили, – похвастался Тучков.
– Ладно. А у вас, Сергей Юрьич, тоже всё на низком старте? – обратился он к министру.
– Да, все предупреждены и готовы действовать одновременно на всех площадках, – кивнул Глазырев.
– Вы точно уверены в конечном результате? – спросил Афанасьев, пытливо заглядывая финансисту в глаза.
– Сто процентов гарантии, конечно же, никто вам не даст, кроме морга, но у меня есть чуйка, что все пойдет, как по маслу, – тихим, но уверенным голосом ответил Глазырев.
– Как только начнется совещание, ваши люди должны будут одновременно начать операцию по нейтрализации каналов. Не раньше и не позже, – опять принялся наставлять Афанасьев своего Цербера.
– Вы меня, прямо-таки обижаете своей мелочной опекой, – сварливо прошептал Тучков. – Я свое дело и так знаю. Не первый год служу Отечеству.
– А вы, – вновь повернул голову в сторону министра Афанасьев, – сможете лично и оперативно управлять всеми торговыми площадками?
– Да, – кивнул Глазырев, – тоже продемонстрировав кейс в своих руках, – средства оперативной связи у меня с собой и я могу управлять процессом, откуда угодно, хоть из туалета. Канал интернет-связи постоянный и защищенный, – предвосхитил он дальнейшие расспросы со стороны Верховного.
– А что там насчет журналистов? – вновь забеспокоился Валерий Васильевич. – Предупреждены?
– А как же! – осклабился жандарм. – И не только предупреждены, но уже и находятся тут – неподалеку. В нужное время я подам им знак.
– Отлично, товарищи, – протянул обе руки для пожатия диктатор, – тогда, с Богом! Вон, я вижу уже идут по коридору остальные члены Президиума.
Ровно в 8.00 все заинтересованные лица собрались в уже хорошо «обжитом» помещении малого совещательного зала. Новеньким здесь был лишь «виновник» собрания – Алексей Борисович Мюллер, слава «серого» кардинала московского политикума которого распространилась далеко за пределы Российской Федерации. За круглым столом места хватило всем девятерым участникам. На правах хозяина кабинета Афанасьев открыл внеочередное собрание:
– Коллеги, – буднично, но зато сразу с места и в карьер начал диктатор, – мы сегодня собрались здесь, чтобы заслушать руководителя одного из столпов нашей экономики – государственной корпорации «Промгаз», всем хорошо известного господина и товарища Мюллера Алексея Борисовича. Или уже не товарища, а только господина? – с прищуром обратился он в сторону газового магната на доверии.
– Товарища, товарища, – быстро закивал головой Мюллер, давно уже сориентировавшийся, откуда и куда дуют ветры.
– Ну, коли так, – хмыкнул Афанасьев, – то, тогда слушаем, что там у вас такое стряслось.
Мюллер слегка откашлялся в кулачок для придания голосу твердости и начал негромкое повествование о кознях своих иностранных партнеров по бизнесу.
– История нашего противостояния с западноевропейскими потребителями газа уходит своими корнями даже не во вчера, а в те далекие девяностые, когда было принято решение на самом высоком уровне преобразовать Министерство газовой добычи и промышленности в акционерное общество, возглавляемое покойным Рэмом Вяхиревым. Именно тогда была принята идея по стимулированию иностранных инвестиций в нашу газодобычу путем продажи части акций новообразованного акционерного общества зарубежным партнерам. Партнер был единственным, а потому и естественным. Это был «Рургаз», находящийся в Германии, куда собственно говоря, и была проложена основная труба еще с советских времен. Бурный рост промышленного производства на Западе стимулировал, как инвестиции со стороны нашего главного партнера, так, соответственно, и увеличение с нашей стороны, газодобычи. Прибыли концерна росли, а вместе с ним и аппетиты его акционеров. Трех процентов акций, изначально проданных «Рургазу» уже не хватало нашим немецким партнерам. К тому же количество партнеров тоже возросло. К «Рургазу» примкнули «Basf» и «E.O.N», также желавшие стать акционерами «Промгаза». А дальше полку жаждущих только прибывало. В результате, к началу конфликта на Украине, начавшемуся в 2014 году, в нашем распоряжении оставался только контрольный пакет акций в размере 50% плюс одна акция.
– Пфф! – фыркнул Сергей Иванович, кривясь лицом. – К чему все эти завывающие нотки и пафос?! Не вы ли, почти двадцать лет руководили концерном? А теперь делаете вид, что только сейчас узнали о факте владения иностранцами активами концерна?!
– Да, знал, – не стал запираться Мюллер, – так же, как и все присутствующие, ибо компания публичная. Однако времена были иными и обе стороны придерживались джентельменских правил поведения. Им не в чем было упрекнуть нас, а у нас, в свою очередь, не имелось оснований подозревать, в чем бы то ни было, противоположную сторону.
– Ладно-ладно, давайте прекратим преждевременные дебаты, – одернул обоих Афанасьев. – Продолжайте, Алексей Борисович.
– Продолжаю, – угрюмо кивнул газовик. – Общее санкционное давление прямым образом сказалось и на отношениях между старыми деловыми партнерами. Как вы уже наверно слышали ранее, в офисах дочерних предприятий «Промгаза», что находятся на территории Германии, прошли ничем не спровоцированные обыски и изъятия бухгалтерской документации.
– В курсе, – буркнул Тучков.
– Немецкая сторона мотивировала обыски и изъятия якобы начавшимся расследованием по делу о злоупотреблении монопольным положением дочерней группы компаний «Промгаз-Германия». Причем, обращаю ваше внимание на характерную особенность данного инцидента и его подозрительные совпадения. Расследование якобы недобросовестного поведения российских поставщиков энергоресурсов европейские регуляторы ведут уже не первый год, но обыски по времени совпали с нашими недавними требованиями к партнерам перейти на оплату газа в рублях, дабы избежать заморозки счетов. Крупные потребители отказываются открывать рублевые счета в наших банках и покупать нашу валюту на бирже, мотивируя свой отказ нарушение тем самым условий заключенных ранее договоров.
– Но в договорах не прописан и пункт, по которому наши заграничные счета, на которые приходит оплата за поставленную продукцию могут быть заморожены! – не утерпел Глазырев. – Мы не собираемся поставлять сырье за обещание расплатиться с нами когда-нибудь – после смягчения санкционного режима.
– Совершенно верно, – согласился Мюллер с министром финансов. – Именно поэтому мы снизили давление в магистральных трубопроводах на 30% две недели назад, тем более, что авансовый платеж, который они должны были внести до 5 числа, так и не был нами получен.
– А в прошлом месяце, насколько я помню, они внесли авансовый платеж на ими же замороженный счет, не так ли? – уточнил Глазырев.
– Так точно. Просрочка уже пошла на второй месяц, – подтвердил Мюллер.
– Какие меры вы принимаете, кроме снижения давления? – шевельнул бровями Афанасьев.
– Мы в письменной форме потребовали объяснений их действий направленных на срыв договоренностей, – ответил Алексей Борисович и поежился в предчувствии негативной реакции со стороны членов хунты. И не ошибся. В кабинете явственно слышался зубовный скрежет.
– Что они вам ответили? – спросил Юрьев, сжав кулаки, которые, кстати сказать, несмотря на всю его кажущуюся цивильность, были по-мужицки здоровыми и мозолистыми.
– Они ответили, что если какие-то пункты договора нас не устраивают, то мы имеем право подать иск в Арбитраж, а до принятия им решения мы должны выполнять контрактные обязательства в полном объеме. Что же касается нашего замороженного счета, то они к этому непричастны, а потому и впредь будут оплачивать поставки газа на тот счет, который указан в договоре.
– Ага, – соображая, что к чему выдавил из себя Афанасьев, – а когда вы снизили давление, то они и вовсе не произвели оплату, так?
– Так, – понурил голову Мюллер. – Но это еще не всё.
– Вот, как?! – вскинулись разом премьер и министр финансов (силовой блок пока помалкивал). – И что они ещё выкинули?!
– Пользуясь недавно принятым законом об ответственности поставщика за заполняемость ПХГ11, который мы не собирались выполнять из-за явной невыгоды для нас, так как хранилища должны быть заполнены к 1 сентября по летним – сниженным ценам, они просто позавчера явочным порядком национализировали принадлежащие «Промгаз-Германия» все хранилища на территории ФРГ. Вчера утром наших сотрудников, обслуживающих эти хранилища не допустили к своим рабочим местам. Уже вечером мы узнали о том, что их рабочие визы отозваны, и они должны покинуть Германию в течение трех суток. А сегодня утром – перед началом нашей с вами встречи мы получили известие от германского регулятора о полной национализации всех активов «Промгаз-Германия» на территории ФРГ. Берлин передал управление над «Промгаз-Германия» Федеральному сетевому агентству ФРГ – BNetzA. Вот такая ситуация сложилась к сегодняшнему утру, – констатировал Алексей Борисович, вжав голову в плечи на случай бурной реакции со стороны хунты на это известие.
Но бурной реакции не последовало. После непродолжительной паузы, в тишине раздался голос молчавшего до сих пор Барышева:
– В принципе, этого и следовало ожидать. Наши противники, окрыленные низкими ценами на углеводороды сложившимися в результате спада промышленного производства, решили действовать в открытую и вполне себе осознанно объявили нам экономическую войну, а на войне, как известно, все методы хороши.
– Скажите, Алексей Борисович, – деловито поинтересовался Глазырев, – какое имущество ваших «дочек», по мимо офисной оргтехники, было национализировано?
– По состоянию на 1 октября сего года, 100% фирмы «Промгаз-Германия» владела наша головная компания «Промгаз», – начал обстоятельно докладывать Мюллер. – Эта «дочка» зарегистрирована в Берлине и является штаб-квартирой диверсифицированного конгломерата «Промгаз-Германия групп», в состав которого входит несколько десятков предприятий, работающих по всему миру – от Европы и Азии до Северной Америки. Структура «Промгаз-Германия» на данный момент представлена несколькими торговыми организациями, и, в частности, оператором трех хранилищ газа в Германии – «Реден», «Йемгум» и «Катарина», а также австрийским хранилищем «Хайдах». Кроме того, через эту структуры мы владели сетью газовых заправок, как на территории самой Германии, так и на территории Австрии. Всего их насчитывалось порядка ста восьмидесяти штук. Также нам принадлежала доля активов в газораспределительных трубопроводах, включая магистральные.
– Какова приблизительная рыночная цена всего конфискованного имущества? – продолжал выспрашивать Глазырев, доставая из-под полы пиджака бухгалтерский калькулятор солидных размеров (и как он у него там уместился?).
– Точной цены не скажу, так как она постоянно меняется из-за конъюнктуры рынка, но могу утверждать с большой долей вероятности, что она составляет цифру не слишком сильно отличающуюся от тридцати миллиардов долларов, или если хотите, то двадцати восьми миллиардов евро, – произнес Мюллер и опять начал втягивать голову, ожидая эксцессов со стороны силовиков.
И опять его ожидания не оправдались. То ли до людей в погонах плохо доходил смысл переданной им информации, то ли они просто перестали удивляться чему бы то ни было, однако реакция с их стороны оказалась весьма вялой. Зато «гражданская» часть совещательного органа заметно оживилась. И вот уже калькуляторы появились в руках Новикова и Юрьева (последний был одет в костюм). Теперь в разговор вмешался министр энергетики:
– Какие шаги вы уже предприняли в связи с этим, и какие намереваетесь еще только предпринять?
– Сразу, как только мною была получена информация о конфискации, а иначе это никак и не назовешь, наших ПХГ, я отдал распоряжение прекратить закачивать туда газ, наряду со снижением давления в магистральных трубопроводах и на газоперекачивающих станциях. Для более решительных ответных мер мне необходима санкция со стороны Правительства, – сделал он кивок в сторону Юрьева, – и со стороны Высшего Военного Совета, – последовал кивок в сторону самого Афанасьева.
– А скажите, пожалуйста, каков портфель контрактов на поставку трубопроводного газа у вашей немецкой «дочки»? – продолжал допрашивать Новиков, хотя по его лицу и так было ясно, что он в курсе всех деталей этого вопроса.
– Большинство подписанных ранее контрактов истекают 1 января 2030 года. И их суммарная стоимость составляет, – тут Мюллер сморщил лоб, силясь припомнить окончательную цифру, – по первичным прикидкам что-то в районе одного триллиона долларов, исходя из «плавающего» в рамках договоренностей курса цены, корректируемого раз в три года.
– Ого! – невольно вырвалось у большинства из присутствующих генералов, которые с трудом для себя могли вообразить такую сумму в валюте «гегемона». При этом лица Новикова, Юрьева и Глазырева оставались почти беспристрастными, как у людей привыкших оперировать подобными цифрами.
– Это только с европейскими потребителями? – уточник министр энергетики.
– Да, – кивнул газовик. – Но помимо европейских потребителей нашего газа имеется еще и ряд азиатских, так скажем, опосредованных. Там еще сумма порядка ста миллиардов.
– Поясните товарищам, что значит «опосредованные», – не отставал от него Новиков.
– Это значит, что помимо законтрактованных объемов, мы через «Промгаз-Германия» поставляли на внешний рынок дополнительные объемы, но оператором уже были не мы, а немецкий концерн «Uniper», который получал с этого свою маржу.
– Вы можете назвать наиболее значимых потребителей? – вцепился в Мюллера, как клещ Новиков.
– Италия, вернее южная её часть, так как мощностей Южного потока недостаточно для всеобъемлющего удовлетворения спроса, и Индия, – не замешкался тот с ответом.
– А, скажите-ка нам, – меж тем не унимался энергетик, – договора на поставку западноевропейским и иным потребителям были подписаны именно вашей «дочкой»?
– Верно, «дочкой», – согласился Мюллер. И я понимаю, куда вы клоните.
– И куда же? – вскинул брови Новиков.
– Вы хотите сказать, что после того, как нас выдворили из числа владельцев фирмы, то нам можно и не отвечать по ее обязательствам?
– Да, именно это я и хочу сказать, – на лице Новикова заиграла блудливая улыбочка, как у кота, втайне от хозяев вылакавшего целый жбан сметаны.
– Если подходить к этому вопросу с формальной стороны, то с юридической точки зрения российскую головную компанию, возглавляемую мной, с экс-берлинской «дочкой» больше ничто не связывает. Вместе с тем контракты на поставку «голубого топлива» Германия подписывала не с «Промгазом», а с находящимся в Берлине, теперь уже бывшим подразделением концерна. С этого момента «Газпром» не обязан наполнять немецкие хранилища собственным топливом. Такая ответственность теперь возложена на контрагентов, с которыми будет необходимо договориться немецкому регулятору». В нынешних обстоятельствах даже можно предположить, что теперь уже бывшая наша «дочка» в течение нескольких недель будет обанкрочена, а затем попросту ликвидирована.
– Что-то вы как-то обтекаемо говорите об этом, – заметил Глазырев, с прищуром осматривая монополиста. – Вроде, как и согласны, а в душе по-прежнему сомневаетесь.
–Вот именно! – воскликнул Новиков. – Времени справиться с подобной задачей у немецких чиновников маловато. Наполнение внутренних газохранилищ ФРГ на 80%, как на том настаивают официальные представители Берлина, должно произойти до 1 ноября, а на дворе уже 10-е октября. Осталось всего три недели. И по нашим сведениям хранилища заполнены лишь на 60%. И это, прошу заметить, только для минимального прохождения отопительного сезона. Про 100% я уже и вовсе молчу. Кто-то из новых немецких контрагентов будет обязан закупить необходимое количество сырья, причем биржевые котировки уже не должны волновать очередного поставщика. Даже если цены возрастут вдвое, экспортеру придется выполнить условия договора. Поставщик, скорее всего, не получит убыток – перекупщики топлива продолжат приобретать энергоресурсы на свободном рынке по любым ценам. Стоимость таких углеводородов может оказаться в несколько раз дороже, нежели трубопроводное сырье «Промгаза», только предъявить официальные претензии России уже никто не сможет. Европейцы давно пропагандировали переход к краткосрочным, спотовым закупкам топливных фьючерсов, поэтому в настоящее время наступают на собственные грабли, перекладывая дополнительные траты на плечи европейского населения. Я прав? – победно вскинул голову Новиков.
– Так и есть, – повел плечами докладчик. – Мне бы радоваться, что наши берлинские регуляторы не от большого ума совершили такую юридическую оплошность, но радость почему-то не приходит.
– Это почему же?! – чуть ли не хором воскликнули Юрьев, Глазырев и Новиков. – Или уставной капитал вашей «дочки» настолько велик, что вам тяжко будет с ним прощаться в результате судебных разбирательств по возмещению убытков контрагентам? – высказал всеобщее удивление Минфин и Центробанк в одном лице.
– Да, нет, – опять пожал плечами Алексей Борисович, – уставной капитал вполне себе стандартный по меркам Германии и составляет где-то полтора миллиона евро. В общем-то, семечки. Дело тут в другом…
– Говорите! – гаркнул Афанасьев. – Что вы в самом-то деле тянете кота за хвост?
– Всё дело в репутационных издержках, – тяжко вздохнул Алексей Борисович. – Большие деньки, так же как и большие контракты, любят тишину и очень нервно реагируют на шумиху возникающую вокруг объекта инвестиционных вложений. Мало в мире найдется людей, которые что-либо знают о существовании фирмы с обособленным капиталом под названием «Промгаз-Германия». Зато все знают о существовании концерна «Промгаз». И мало кого интересует вопрос, отвечает «Промгаз» по обязательствам своей «дочки» или нет. Каждый суд с прямым участием в нем «Промгаза», либо с косвенным, никак не улучшает имидж нашего концерна в глазах мирового рынка.
– А вот это вы зря сейчас упомянули про имидж и судебные тяжбы, – нехорошо прищурился премьер-министр, он же Министр обороны. – Это ваши юристы – дети ваших же топ-менеджеров насоставляли договора с Украиной и Польшей так, что пришлось расплачиваться миллиардами недополученной прибыли. Государственной прибыли! Не забывайте, что вы сам по себе – никто! Вы руководите государственным концерном! – повысил на него голос Юрьев. – И с вас никто не снимал ответственности за эти судебные тяжбы, к тому же проигранные! Ни кто иной, как, вы лично, были инициатором продления договоров в 2015-м году, но уже на условиях навязанных польской и украинской сторонами. И в этом году вы подписали с Украиной договор о транзите газа на крайне невыгодных для России условиях! Нам теперь, по вашей милости, расхлебывать это дерьмо до конца 2024 года!
– Вы сами прекрасно знаете, кто заставил меня подписать эти соглашения во имя умиротворения профашистского режима в Киеве! – огрызнулся Мюллер. – К тому же я не отвечаю за политическую ангажированность Стокгольмского Арбитража с его околоправовыми оговорками!
– А где в таком случае ваши возражения на данный счет?! – опять ощерился Юрьев. – Это вы тут перед нами бравируете своей храбростью! А что же вы молчали при прошлом правительстве?!
– Ладно, Борис Иванович, не ершись, – неожиданно пришел на помощь Мюллеру сам диктатор. – А вы, Алексей Борисович, тоже хороши, – кивнул он в сторону «промгазовца», – вместо того, чтобы внести конструктивизм решили посеять панику в наши ряды. Как вы видите эту проблему и ее перспективы развития? Какие у вас имеются предложения по поводу её купирования?
Прежде чем что-то ответить Алексей Борисович поворочался в своем креслице, как бы ища подходящую точку опоры. Наконец, умастившись в нем с наибольшим комфортом, начал говорить не торопясь, обдумывая тщательно каждое свое слово:
– Несмотря на всю свою агрессивную риторику, направленную в наш адрес со стороны немецких коллег и угрозы прекратить закупать газ по окончании контракта, полностью отказываться от наших энергоресурсов немцы не собираются. Тем более, что грозная риторика исходит из политических кругов, а не деловых. Как полагают эксперты, и я с ними вполне согласен, Берлин рассчитывает переструктурировать свои торговые отношения с Москвой, чтобы не подвергать давно налаженное партнерство судебному преследованию. Наши эксперты считают, что не все так драматично и речь пока идет о другом – обе стороны пытаются найти пути по сохранению существующей торговой конструкции в новых геополитических условиях. Министр иностранных дел ФРГ Хайко Маас, хотя и обращает внимание на очередной виток обострения отношения с Москвой, одновременно выступает против введения эмбарго на поставки российского газа. Как полагают многие зарубежные и отечественные аналитики, возможно, большая часть изменений, происходящих на европейском энергетическом рынке, является звеньями одной цепи. «Промгаз» отказывается от своих торговых «дочек», а Германия берет эти структуры под свое крыло, смягчая санкционные требования по поставкам углеводородов из России. Поэтому не исключено, что в политическое противостояние нашей страны с Германией постепенно начинают вмешиваться коммерческие организации, заинтересованные в сохранении деловых отношений с «Промгазом», приобретение топлива у которого не только позволяет сэкономить, но и приносит ощутимую прибыль. Европейские бизнесмены осознают целесообразность нынешней, возможно даже опосредованной, торговли энергоресурсами с Россией и пытаются создать каналы, по которым можно продолжить сотрудничество без опасения судебных исков. Это пока единственный путь для стран ЕС, и для ФРГ в том числе, дающий надежду на предупреждение топливного кризиса в будущий отопительный сезон.
– Вот, ей-Богу, Алексей Борисович, никак я вас не пойму! – вскинулся на него Борис Иванович. – Вы мне порой напоминаете одного литературного персонажа жену, которого душили при нем, а он стоял возле, и уговаривал её немного потерпеть в надежде, что всё обойдется.
– Да, действительно, – подхватил мысль премьера Министр финансов, – что-то я не понимаю вашей логики. Вы нас всех созвали экстренным образом, мы бросили все свои дела и примчались на ваши истошные завывания, а в итоге вы призываете переждать смутные времена, мол, рыночные отношения возьмут свое и ситуация устаканится. К чему тогда было весь этот огород городить?
– Я обязан был уведомить высший государственный орган управления о грядущей опасности исходящей извне, чтобы потом не тянуть лямку персональной ответственности за возможный неблагоприятный исход, – угрюмо парировал «наезд» на себя Мюллер, втайне уже пожалевший, что начал ворошить гнездо со злобными шершнями, окружавшими его сейчас.
– Ну, положим, предупредили, – глубокомысленно начал Афанасьев, – мы вас внимательно выслушали и приняли к сведению полученную информацию, а дальше, что? Каков ваш дальнейший план действий? Вот ведь чего мы от вас добиваемся и никак добиться не можем. Или у вас нет никаких предложений по противодействию недружественным акциям против государства и его коммерческих интересов?
– Я уже говорил, что мы прекратили заполнять газом отнятые у нас газохранилища и понизили давление в трубе на 30% от заявленных мощностей. Теперь нам остается только дождаться официальной реакции на наши закономерные действия. Более радикальные шаги с нашей стороны могут повлечь за собой крайне негативные последствия. Впрочем, эти негативные последствия и так не заставят себя долго ждать после предпринятых нами контрмер, – поежился Мюллер в кресле. – Мы пятьдесят лет с потом и кровью зарабатывали свою безупречную репутацию надежного поставщика на мировой рынок, а потерять её можем в одночасье. Поэтому решать дальнейшую судьбу нашего концерна, как одного из основных предприятий, приносящих прибыль государству, предоставляется вам, а я всего лишь нанятый вами управляющий, – тихо проговорил он, обращаясь ко всем сидящим и в то же время как бы в мировое пространство.
– Кстати, – встрепенулся, будто политый «живой» водой, молчавший до сих пор главный военный разведчик, – а как тогда быть с «Северными потоками»?
– Укладка обоих ниток пока прекращена на неопределенное время из-за позиции Дании, через территориальные воды которой они должны пролегать. Вроде, как «зеленые» подняли шум по поводу сохранности ареала обитания местных мышей, обитающих на острове Борнхольм, – поспешил с ответом Мюллер.
– Вы это серьезно про мышей? – выгнул бровь адмирал.
– Абсолютно, – кивнул тот. – Наши партнеры ищут любую зацепку, чтобы, как минимум, притормозить прокладку, а как максимум, то заморозить на неопределенный срок.
– Ну, что, – встрял Глазырев, хитренько прищуриваясь, как дедушка Ленин, – тогда, пожалуй, нам придется пойти навстречу бедным мышкам и самим прекратить дальнейшее строительство газопровода.
– Почему?! – чуть не хором воскликнули все и разом уставились на министра-банкира.
– Потому что неизвестно, чем вся эта чехарда закончится. И не возникнет ли у наших, так называемых партнеров соблазн арестовать нашу трубу? Международное право, как вы только что сами убедились, не стоит той бумаги, на которой начертаны его принципы. Пора переходить от обороны к активным действиям, иначе мы никогда не выиграем эту битву.
– Вы полагаете, что этих мер будет достаточно, чтобы вразумить наших неадекватных партнеров? – сморщил лицо в приступе скептицизма Дмитрий Аркадьевич, обращаясь к Глазыреву.
– На данном этапе, да, – деловито подтвердил он. – Можно, конечно, и покруче завинтить гайки, но пока и этого будет предостаточно.
– Я, пожалуй, соглашусь с мнением Сергея Юрьевича, – внес диктатор свою лепту в разговор. – А вы, Алексей Борисыч, как полагаете?
– А что прикажете делать? – развел руками Алексей Борисович. – Я, как Председатель Правления действую исходя из прописанных в Уставе своих полномочий по оперативному управлению. Иные действия уже выходят за рамки моей компетенции. Увы.
– Экий же ты скользкий угорь, Алексей Борисович, – ощерился Афанасьев. – Так и хочется переименовать тебя из Мюллеров в Кацманы. – Ну, раз говоришь, что это выше твоих полномочий, то тогда пусть решает тот, у кого на руках больше карт.
Все разом повернули головы в сторону Юрьева, как представителя Правительства, державшего контрольный пакет акций концерна. Взгляды скрестились на Борисе Ивановиче, будто шпаги мушкетеров над головой молодого д’Артаньяна, проверяя его на крепость духа.
– Хмм, – откашлялся пожилой неофит, уже заслуживший, как плащ мушкетера, так и репутацию ястреба. – Я понимаю, почему все смотрят именно в мою сторону. Правительство через свою структуру «Росимущество» имеет в своем портфеле пакет акций, соответствующий 50% акций «Промгаза» плюс одна акция, то есть имеющее решающий голос при возможном голосовании. Все ждут моего решения. Признаться честно, я давно не находился в таком неудобном, а тем более двояком состоянии. Как Председатель Совмина я должен действовать сугубо осторожно, дабы неловкими и скоропалительными решениями не навредить и без того чахлой экономике государства, на которую проблемы сыплются, как из Рога Изобилия. Любое неловкое движение может вызвать обвал на фондовом рынке. И это приходится учитывать постоянно, при принятии каких бы то ни было действий. Но с другой стороны, я являюсь еще и Министром обороны, что тоже накладывает определенный отпечаток. А как Министр обороны, я, хоть и гражданский человек, прекрасно понимаю, что ни одна война не выигралась за счет только оборонительных действий. Они хороши только на начальном этапе ведения войны, чтобы измотав противника, затем перейти в решительное наступление. Мы уже достаточно претерпели от наших так называемых «партнеров». Все наши миролюбивые шаги им навстречу расцениваются не иначе, как наша слабость. Вот и сейчас опьяненные вседозволенностью от безнаказанности они уже даже не пытаются как-то накинуть вуаль приличия на свои разбойные поступки, а откровенно занимаются грабежом наших активов, вполне обоснованно полагая, что им за это ничего не прилетит в ответ. К сожалению, мы сами приучили их к этому за три десятка лет. Единственным средством, которое может отрезвить распоясавшихся «партнеров» является встречный ошеломляющий удар прямо в лоб – без предупреждений и политесов. Поэтому я выступаю за самые решительные действия в отношении разбойников, вплоть до полномасштабной экономической войны без всяких правил. И, да, я тоже считаю, что вопрос прокладки «Северных потоков» пока не является актуальным. Я бы даже демонстративно вернул в гавань и «Академика Черского», и «Фортуну», – подвел он итог, попутно оглядев собравшихся.
Силовики, включая самого диктатора, никак не отреагировали на пафосную речь оборонного премьер-министра. Даже позы не переменили, застыв в позах восковых фигур музея мадам Тюссо. А вот Новиков заворочался в своем кресле, как будто ему вдруг стало в нем тесновато.
– Хватит ли у нас пороху сейчас ввязываться в глобальное экономическое противостояние с коллективным Западом? – высказался, покряхтывая Новиков, никогда не рубивший сплеча.
– Не могу утверждать это с полной уверенностью, – откровенно признался Юрьев. – Но зато я знаю, что наш противник, сам находится в плачевном состоянии. И уж точно не готов к длительному противостоянию. Глядите сами: промышленность, вследствие пандемии находится в коматозном состоянии, население – в панике, которая и не думает утихать. Запасы углеводородов самые минимальные за всю историю, так как закупленные летом по дешевке уже подъели народстях, а новых порций дармового сырья не наблюдается из-за того, что напуганные собственной щедростью арабы прикрутили вентиль. До отопительного сезона – три недели, а у самой «благополучной» в этом плане страны, я имею в виду ФРГ, в хранилищах всего 60% от требуемых объемов. У других-то гораздо хуже. Все газовозы сейчас переориентированы на рынки Юго-Востока, торопясь сбагрить законтрактованный сжиженный газ до начала штормового сезона в Индийском и Тихом океанах. Так что терминалы СПГ в Испании еще долго будут в простое, а больше терминалов-то, по сути, и нет. Немцы только еще грозятся построить их, но сами понимаете, это дело не быстрое. Норвегия работает на пределе своих возможностей, оттого у них морские газоперекачивающие станции и выходят из строя с завидной регулярностью. Голландия нарастить добычу не в состоянии чисто физически, потому, как их и так потрясуха взяла на месторождении Гронинген. В Ливии на всю катушку разворачивается гражданская война, так что о поставках оттуда можно смело забыть на ближайшие годы. Алжир вусмерть разругался с Францией и Италией – основными своими потребителями из-за их поддержки марокканского режима. Америка на помощь не придет, несмотря на всё бахвальство Трампа и его предшественника залить Европу дешевым сланцевым газом. Из-за падения цен на газ все сланцевые месторождения оказались нерентабельными и половина уже обанкротилась. К тому же сланцевый газ по своим химическим характеристикам не идет ни в какое сравнение с нашим природным. Вот, собственно, и всё. Мы на данный момент со своими Балтийскими, Украинскими, Белорусскими и Турецкими «потоками» являемся абсолютными монополистами не европейском пространстве. У кого имеются основания возразить мне?
Все молчали. Военные молчали, потому что были не слишком компетентны в той области, где ничего не летает и не взрывается. А гражданские молчали, потому что слишком хорошо прочувствовали убийственную аргументацию из уст премьер-министра. Борис Иванович еще раз окинул победным взором собравшихся, и откинулся на спинку, принимая барственный вид. Где-то с полминуты в комнате стояла почти гробовая тишина, нарушаемая только сопением немолодых уже носов. Наконец, сам Афанасьев решился нарушить молчание:
– Ваш напор и аргументация наших плюсов и минусов наших врагов мы по достоинству оцениваем, однако же, вы ограничились только констатацией фактов. А рецепта, как нам действовать в сложившейся обстановке не дали. У вас самого какие имеются конкретные предложения по поводу нашего ответа на недружеское поведение со стороны Запада? Наверняка, вы уже продумали всю возможную палитру наших шагов в этом направлении.
Афанасьеву чертовски нравился этот человек, так хорошо вписавшийся в круг его единомышленников. Он уже всерьез начинал рассматривать его кандидатуру в качестве своего возможного приемника на диктаторском поприще. И если бы он сам почувствовал в себе слабину телесную, либо душевную, то, не задумываясь, предложил бы именно Юрьеву продолжить начатое им дело. Борис Иванович вновь принял строго вертикальное положение тела и сложив на столе два своих кулака, напоминающие небольшие футбольные мячи, начал не торопясь излагать меры, которые по его разумению могли бы привести в чувство любого зарвавшегося хулигана.
– Готового плана у меня, как такового нет, ибо я, как и все присутствующие все же надеялся на то, что остатки разума или чувство самосохранения не позволят бабушке Меркель потерять голову. Она хоть и потявкивала время от времени в нашу сторону, однако же Рубикон взаимоотношений переходить не рисковала. Поэтому у меня на сей счет только два предположения. Первое – она окончательно сбрендила на почве неуемной любви к спиртным напиткам, что мне кажется весьма очевидным. И второе – она поет по нотам, подсунутым ей кем-то, кто имеет на нее абсолютное влияние. Второе предположение является наиболее реалистичным, учитывая, какая гора компромата была собрана на нее коллегами из Белого дома.
– Борис Иваныч, дорогой, не тяни осла за яйца, – поморщился Афанасьев от вступительного слова премьера. – Нельзя ли ближе к телу и делу? Время поджимает, а мне еще с Патриархом надобно успеть до вечера разобраться, – пошутил он.
– Ну не могу я без преамбулы, честное слово, – почти взмолился Юрьев. – Лекторская привычка.
– Ладно, – отмахнулся Валерий Васильевич, – только покороче.
– Постараюсь, – буркнул в ответ Министр обороны, поправляя на носу очки, которые зачем-то успел надеть. – Итак, продолжаю. Ясно, что канцлерина выполнила то, что ей приказали выполнить её настоящие хозяева. Но мы сейчас не имеем возможности наказать хозяев. Силенок пока маловато, да и экономических связей, которыми мы могли бы повлиять на них недостаточно. Но за невозможностью отомстить хозяину, мы можем высечь на конюшне его холопа. Как говорил покойный ныне президент Бутин: «Если драка неизбежна, то надо бить первым». Первый удар мы, к сожалению, пропустили сами. Надо отвечать. Алексей Борисыч, напомните-ка мне какова совокупная доля «Рургаза» в вашем концерне?
– Как известно, «Рургаз» напрямую владеет около 3,5% акций "Промгаза". Остальные 3% принадлежат совместному предприятию "Геросгаз", 51% акций которого находится у "Газэкспорта", 49% – у «Рургаз». Совместное предприятие приобретает для немецкой компании акции "Промгаза" на внутреннем рынке, где они стоят почти вдвое дешевле, чем на внешнем. Итого, можно считать, что «Рургаз» в совокупности имеет долю соответствующую примерно 5,2%, – обстоятельно доложил Мюллер, всей кожей чувствуя, куда клонит премьер.
– Понятно, – кивнул Юрьев. – Дивиденды по акциям вы, конечно, уже успели выплатить?
– Мы всегда аккуратно выплачиваем дивиденды своим акционерам, – гордо вскинул голову Гендиректор и Председатель правления.
– И какова приблизительно сумма выплаченных дивидендов немецким «партнерам»? – продолжил допрос Юрьев.
– Точной цифры не скажу, но что-то около одного миллиарда двухсот миллионов долларов, – ответил Мюллер, почесывая нос в задумчивости.
– В таком случае, можете уведомить своих германских коллег, что следующей порции дивидендов им не видать, как своих ушей, – подытожил свой опросник Юрьев. – То же самое касается и миноритарных владельцев акций, связанных с Германией, а такие, тоже, наверняка, найдутся.
– Вы заставляете меня нарушить не только договорные обязательства и мировое право, но еще и российской хозяйственное законодательство? – округлил глаза Мюллер.
– Если вы боитесь так уж сильно нарушить российское законодательство, – на лице Юрьева проскользнула ехидная улыбочка, – то, извольте, мы в Правительстве, пойдем вам навстречу и проведем это решение специальным постановлением.
– Вы, Борис Иваныч, – повернулся всем корпусом к премьеру Мюллер, чтобы посмотреть ему прямо в глаза, – хотите, чтобы по вашей милости мы лишились не только репутации, наработанной за многие десятилетия, но и получили в ответ кучу многомиллиардных исков?!
– По моей милости?! – взвился Министр обороны. – Думайте, прежде чем ляпать такое вслух! Вы сначала отчитайтесь за прежние свои провалы с поляками и украинцами! Это вон весь наш Президиум не в курсе, а я-то присутствовал на том заседании расширенной правительственной коллегии, где вас предупреждали не соглашаться на условия австрийских посредников при заключении нового транзитного договора в декабре прошлого года!
– Что отреагируем мы, что не отреагируем, но исков, в любом случае, не избежать, когда те же самые индийские потребители начнут требовать с Германии выполнения контрактных обязательств. И тогда немцам придется закупать газ у сторонних продавцов по завышенной цене, чтобы не попасть на еще более крупные деньги. Поэтому немцы попытаются переложить на нас свою ответственность, – глубокомысленно вставил свои пять копеек Глазырев.
– Ко всему прочему, суд – дело небыстрое. Пока иск примут, пока дадут время представить свои аргументы в Арбитраж, пока решат процедурные вопросы, времени-то ой-ой! сколько улетит, – мечтательно произнес министр энергетики. – Года два, не меньше. А там еще не известно, что будет. И будет ли вообще, Германия существовать к тому времени?
Афанасьев с интересом посмотрел на Новикова, подозревая, что он хоть краем уха, но как-то осведомлен о последних военных разработках.
– Да она и сейчас не существует, – подал голос Барышев, который всегда старался помалкивать на совещаниях, где присутствуют посторонние с его точки зрения.
– Вы, Алексей Борисыч, тут взялись критиковать нашего товарища, – влез в перепалку Рудов (куда же без него?), – а сами никакой конкретики не предложили.
– Я предлагал действовать в общепринятом правовом русле! – огрызнулся Мюллер.
– Это как?! – хором и не сговариваясь вопросили члены Президиума.
– Обжаловать действия германского регулятора в судебной инстанции… – начал было он, но его тут же перебили гневные выкрики с мест.
– Обжаловать действия грабителя?! А тем временем, продолжать исполнять контрактные обязательства?! Вы с ума сошли?!
Черту под суматошными выкриками, как всегда, подвел Тучков:
– А не засланный ли ты казачок, Алексей Борисыч? Ты ведь у нас не проходил еще через полиграф?– с нехорошим прищуром воззрился на газовика Малюта. От пронизывающего насквозь взгляда жандарма, холодный пот побежал по спине Мюллера. Он только сейчас начал понимать, что попал в самый центр волчьего логова, попасть в которое можно запросто, а вот выбраться целым – навряд ли. В правой глазнице Тучкова светилась Колыма, а в левой – Нерчинск.
– С вами пока все ясно, Алексей Борисович. Но к этому вопросу мы с вами вернемся чуть позже, – зловеще поддержал Тучкова диктатор. – А сейчас вернемся к вам, Борис Иванович. У вас есть, что добавить к сказанному? Или вы считаете, что данная мера против акционеров будет достаточна для вразумления нахальных швабов?
– Нет, – помотал головой Юрьев, все еще пышущий жаром от нанесенной обиды. – Никак не достаточно. Если уж бить, то со всего маха, чтобы они копыта задрали, а другие задумались: стоит ли заниматься грабежом на дороге, имеющей двустороннее движение?
– Тогда продолжайте, – удовлетворенно кивнул Афанасьев. – Мы вас внимательно слушаем.
– «Вы хочете песен – их есть у меня»12 – процитировал Борис Иванович фразу из одного подзабытого фильма. – Я специально не готовился к этой встрече, меня уведомили о ней только вчера вечером, поэтому извините, что я без подробностей и цифр на руках. Не секрет, что дело идет к полноценной войне, в конце которой, не исключено, что будет применено ядерное оружие. Ни нам, ни Западу отступать некуда. Им некуда, потому что «кормовая» база резко трансформировалась в сторону скукоживания. Ресурсов катастрофически не хватает, а жить на широкую ногу они уже привыкли. Все, что они получили в результате развала СССР, они уже подъели. Хватило на три десятка лет безбедной жизни. Дальше – неизбежный и катастрофический спад в экономике, а следовательно и падение уровня жизни, за которым тут же последуют всплеск народного недовольства и гражданская война, как за перераспределение остатков ресурсов, так и за физическое сокращение едоков. А это значит, что волна грабежей наших заграничных активов будет только нарастать. И чихали они с третьей полки на законность и священность неприкосновенности частной собственности. Нам тоже отступать некуда, потому как цена вопроса для нас означает жизнь или смерть, в прямом смысле слова. Наши западные партнеры – прямые наследники Гитлера, и они не станут заморачиваться вопросами «твари они дрожащие или право имеют»13. Они пойдут до конца и не отступят, пока не поймут, что шансов одолеть нас не имеется. Или пока не убедятся, что сами находятся на краю гибели. Тут даже козе понятно, что присвоение активов «Промгаз-Германия» – это всего лишь пробный шар по тотальному изъятию нашей собственности. Это говорит о том, что они в дальнейшем не планируют мирного сосуществования с нами. Война все спишет. С активами нашего Центробанка у них в целом ничего не получилось благодаря дьявольской изворотливости нашего Сергея Юрьевича, – кивнул он в сторону Глазырева и тот в смущении потупил свои хитрые глазки. – А то, что им все-таки досталось – сущие крохи, где-то, примерно сорок миллиардов «зелени», которые нам не удалось вытащить. Теперь они думают и гадают, какую юридическую базу подвести под этот акт экспроприации, чтобы окончательно не выглядеть разбойниками в глазах мирового сообщества. Видя, что с нашим государством ничего путного не получилось, они решили перенести центр тяжести на частный бизнес. И если мы им сейчас не ответим должным образом, то это даст сигнал к повсеместному грабежу активов наших компаний.
– Позвольте, я вас перебью, – неожиданно перебил премьера Глазырев и, не дожидаясь разрешения продолжил. – Я бы не взял на себя смелость утверждать, что зарубежные активы, числящиеся за нашими юридическими лицами, действительно таковыми считаются. Подавляющее число из них составляют активы, так называемых совместных предприятий, зарегистрированных в офшорных зонах, а следовательно государство никакой выгоды с них не получало в виде налоговых платежей и прочих отчислений. Вся маржа в виде прибыли оседала на заграничных счетах наших олигархов. Так что, если они и будут изъяты, то государство ничего не потеряет. В проигрыше будут только наши толстосумы.
– А вот тут уже вы сами не правы, уважаемый Сергей Юрьевич, – в свою очередь перебил его громкий голос Тучкова. – Изъятие счетов и активов наших олигархов даст благодатную почву для их шантажа со стороны зарубежных спецслужб. Угрожая им изъятием, они, тем самым, будут подталкивать их к шагам, наносящим вред интересам России. В надежде уберечь свои зарубежные «схоронки», олигархи пойдут на любые предательства и акты саботажа.
– Тогда уж и вы позвольте узнать, за каким таким бесом мы содержим вашу службу? – сердито зыркнул в сторону жандарма диктатор. – Вам, насколько я помню, даны широчайшие возможности и полномочия в деле борьбы с проявлениями вредительства и саботажа в соответствие с законом о введении режима чрезвычайного положения, который все еще не отменен, и кажется, судя по последним событиям, не будет отменен в обозримом будущем. Боритесь, расстреливайте на месте вредителей и саботажников, устраивайте акты устрашения предателей Родины за рубежом. Вам все карты в руки, – процедил он сквозь зубы, и тут же повернув голову к Сергею Юрьевичу добавил. – А ваша ремарка насчет принадлежности нам зарубежных активов была весьма кстати, а то у нас есть особо пугливые люди в лице Алексея Борисыча, которые переживают за сохранность народного достояния за рубежом. А вы Борис Иванович продолжайте-продолжайте, – обратился он уже к Юрьеву.
– Хорошо, – кивнул тот слегка раздраженно из-за того, что все время приходится прерывать начатую мысль. – Так вот, чтобы не растекаться мыслью по древу, я предлагаю на примере Германии осуществить показательную порку, дабы показать всему западному сообществу серьезность наших намерений. Поэтому я предлагаю, во-первых, незамедлительно прекратить поставку всех без исключения ресурсов, прекратить строительство «Северного потока-2», тем более, что Дания всячески тормозит с выдачей разрешения на прокладку труб в её экономической зоне. Во-вторых, «заморозить» работу всех филиалов немецких банков на нашей территории, а то они слишком вольготно стали себя чувствовать в последнее время и попутно освободить от уплаты кредитов им всех наших юридических и физических лиц. В-третьих, арестовать все немецкие активы на территории России, делая, прежде всего, упор на стратегические отрасли. Александр Валентинович, – обратился он к Новикову, – подскажи, любезный, чем там немцы располагают у нас хотя бы в энергетической сфере?
– Крупнейшим иностранным держателем акций наших энергетических компаний является германский концерн «Uniper», – без запинки ответил министр энергетики. – «Uniper» контролирует 88% акций компании «Юнипро», которой принадлежат пять тепловых электростанций в России: Сургутская ГРЭС-2, Березовская ГРЭС, Шатурская ГРЭС, Смоленская ГРЭС и Яйвинская ГРЭС. В компании работает более 4 тысяч человек. Выручка «Юнипро» в 2019 году выросла на 20%, до 106 миллиардов рублей, а чистая прибыль – в 2,6 раза, до 22 миллиардов, которая и уплыла к зарубежным акционерам, – протарабанил энергетик, как по писаному.
– Вот-вот, – поднял кверху указательный перст Юрьев в назидательном порыве. – И это только по одной отрасли. – А там еще полно всякой шелупони – от «Сименса» до «Мерседеса». Короче, я предлагаю изъять все германские активы из нашей экономики. Тем более, что после скандала с поставкой «сименсовских» турбин в Крым у нас есть для этого все основания – покушение на подрыв стратегической безопасности государства.
– А вы представляете, что последует за этим? – очнулся Мюллер.
– А что последует? – сделал удивленное лицо Председатель Центробанка.
– Все инвесторы сбегут в одночасье, вот что последует! И этот вал невозможно будет остановить никакими призывами и соблазнами! На многие десятилетия! – едва не сорвался на крик Алексей Борисович.
– И как вы себе представляете это массовое бегство? – ехидно прищурился Глазырев, почувствовавший, как крылья начинают распахиваться на его спине, ведь на глазах сбывалась его мечта о суверенизации экономики.
– Они изымут свои финансовые вложения, потребуют досрочного возврата кредитов, продадут свои предприятия! И тогда уже наступит коллапс нашей экономики.
– Не болтайте ерундой, как говорят одесситы, – отмахнулся от пафосных восклицаний Сергей Юрьевич. – Это на словах сделать просто, а в реале – задача архисложная. Вы, Алексей Борисович, не в обиду будет вам сказано, очень поверхностно знакомы с изменениями в нашем законодательстве, что, на мой взгляд, довольно-таки халатно, учитывая ваше положение и занимаемый пост. Но я готов просветить вам текущую обстановку. Перечисляю по порядку возражения на ваши аргументы. Изъять финансовые вложения никак не получится из-за ограничений на вывод капиталов, оформленных Постановлением Правительства от 1-го августа текущего года за номером 164, если мне не изменяет память. Требование о досрочном возврате кредитов, выданных нашим предприятиям теоретически возможно, но практически малореализуемо, так как это оформляется на основании судебного арбитражного решения, для которого нужно веское основание, а именно – нарушение договорных обязательств, кредитуемой стороной. А, насколько мне известно, наши юрлица не имеют нареканий с этой стороны.
– После Стокгольмских арбитражей вы уверены в беспристрастности европейской юстиции? – саркастически улыбнулся Мюллер, желая подначить министра и банкира в одном лице, но на того эта реплика никак не повлияла и тот уверенно продолжил.
– Естественно не уверен, – ухмыльнулся Глазырев, – но наши коллеги из ЕС и США существенно облегчили для нас эту задачу, отключив наши банки от SWIFT и запретив нашим банкам трансграничные операции с долларом. Наши предприятия, с согласия кредиторов пока осуществляют текущие платежи через оставшиеся в России иностранные банки, но учитывая с какой скоростью за бугром штампуют санкции, я не исключаю, что все западные банки уйдут с нашего рынка до конца текущего года. И тогда, вообще, наступят форс-мажорные обстоятельства, которые даже самый ангажированный суд на свете не сможет игнорировать. И я, признаться, с нетерпением жду наступление этого сладостного момента. Что же касается угрозы продать свои доли в наших предприятиях, то я опять же отошлю вас к тому самому Постановлению Правительства, которое запрещает продавать и передавать в доверительное управление свои паи без специального и строго индивидуального разрешения Кабинета Министров Российской Федерации.
– У нас как на «зоне», – зло хохотнул Тучков, – «вход – рупь, а выход – два».
– Ну, коли так, – решил подвести черту под диспутом Афанасьев, – то я предлагаю поручить Борису Иванычу тщательно проработать этот вопрос и составить с помощью Росимущества полный перечень юридический лиц в капиталах которых имеется германское присутствие и конфисковать все имеющие отношение к нему активы в пользу государства. То же самое касается облигаций, купонных выплат фондов и прочего. Недели вам хватит, чтобы подбить все бабки?
Юрьев и Глазырев переглянулись на миг, а затем дружно кивнули головами, как близнецы-братья.
– А вам, Александр Валентинович, я поручаю довести информацию, полученную на сегодняшнем заседании до руководства «Росойла», дабы до конца недели он перекрыл краны на своих нефтепроводах, ведущих в ту же самую Германию.
– Батька будет недоволен, – почесал в затылке Новиков.
– С Александром Григорьевичем я обговорю этот момент лично. Думаю, что он останется довольным. А заодно упрошу его прекратить реэкспорт. Что поделать? – развел руками Афанасьев. – Придется раскошелиться, чтобы ублажить союзника. Ну, да ладно, попробую его заинтересовать чем-нибудь вкусненьким.
Затем Валерий Васильевич медленно перевел взгляд на ерзавшего в кресле Мюллера и обратился уже к нему тоном, не внушающим оптимизма:
– Алексей Борисович, вам ясна диспозиция высшего руководящего органа? До конца недели, а лучше всего с завтрашнего утра все вентили на наших газоперекачивающих станциях, обслуживающих подачу газа в Германию, должны быть перекрыты полностью. И это императив.
– Как скажете, – глухо ответил Мюллер, уставившись в столешницу, – я всего лишь нанятый государством управленец, подчиняющийся приказам свыше. Но только и вы потом не делайте удивленное лицо, когда доходы от экспорта и так невеликие из-за падения цен, упадут еще, причем, кратно. А это напрямую скажется на бюджете государства, даже если поднять тарифы для внутренних потребителей.
– Э-э-э, нет, разлюбезный ты наш Алексей Борисович, – вдруг зло ощерился диктатор, – ты уж расстарайся, чтобы это никак на доходной части бюджета это не сказалось. И уж тем более не поднимались тарифы.
– Выше головы не прыгнешь и из одной шкуры две шубы не сошьешь, – угрюмо констатировал представитель сырьевого экспорта.
– Ну, почему же? – изобразил на лице искренне удивление Валерий Васильевич. – Изволь изыскивать дополнительные резервы внутри компании. Оптимизируй производство и управление, улучшай логистику, в конце-то концов, избавляйся от непрофильных активов. Что я тут тебе политграмоту читаю? Ты и сам все прекрасно понимаешь.
– Что вы имеете в виду под термином «непрофильные активы»? Детские сады и спортивные школы?
– Ты мне тут Ваньку не валяй! – погрозил пальцем Афанасьев, начиная злиться не на шутку. – Всё-то ты понимаешь. Тут дело не в садах и спортивных школах. Знаю я, сколько миллионов вы там у себя тратите на содержание антигосударственных вещательных каналов, типа «Дождя» и «Эха Москвы». Тебя ведь предупреждали на прошлом заседании расширенной коллегии Правительства с представителями деловых кругов? Предупреждали! Я сам читал стенограмму совещания. Ты не понял. Значит, придется повторить, коли ты у нас в танке сидишь и ничегошеньки не слышишь. Или не желаешь слышать?! – повысил голос диктатор.
– Условие по финансированию легальных оппозиционных массмедия прописано было в договоренностях по инвестициям, – хмуро ответил Мюллер. Мы не имеем права нарушать договорные обязательства.
– Опять ерунду изволили ляпнуть, господин Мюллер, – проскрипел боевыми жвалами жандарм и слово «господин» из его уст прозвучало особенно зловеще. – Как юрист-международник, я со всей ответственностью заявляю, что действие этого пункта в договоре, если таковой имеется, юридически ничтожно, потому как коммерческие договора не подразумевают политическую составляющую. И я удивляюсь, почему при всем громадном штате юристов никто из них не удосужился просветить вас по данному вопросу.
– Вот и хорошо, – подхватил Афанасьев, – что у нас имеется такой умный человек, как Николай Палыч! А раз эти условия вам были навязаны, так и нечего переживать по поводу их несоблюдения. Тем более, вторая сторона прекратила выполнение своих обязательств по инвестициям. Значит, ваше финансовое бремя существенно облегчится. Сейчас мы вам еще поможем, – плотоядно улыбнулся диктатор и подмигнул проклинающему всё и вся Мюллеру. – Давайте-ка, колитесь, кого вы там спонсируете за рубежами Отчизны? Только честно, как на духу. Все равно ведь проверим.
– Всего несколько европейских футбольных клубов, – проблеял несчастный агнец, волею судьбы брошенный в пасть к волкам.
– Название и сумма, потраченная за год, – насел на него Афанасьев, а Юрьев и Глазырев, как по команде вновь достали калькуляторы.
Алексей Борисович тяжко вздохнул, как приговоренный, ступивший на помост эшафота и, закатив к потолку свои белесые остзейские глаза начал медленно перечислять, уже не надеясь на благополучный исход для себя:
– Из наших – только «Зенит». Ему даем сорок пять миллионов долларов. Из заграничных: «Црвену Звезду» – три миллиона евро, «Шальке 04» – восемьдесят миллионов евро, «Челси» – сто десять миллионов евро. Вот, пожалуй, и всё, – тихо произнес он и скромно опустил свои глазки к столешнице.
– Ой, ли?! – не поверил Тучков, барабаня пальцами по столу, как конь копытами. – Про эти команды знаем и так. «Российский спорт» мы и без вас иногда почитываем. Вы нам международные околоспортивные организации назовите, – уже не просил, а требовал жандарм.
– Ах! Ну да, ну да, – спохватился Алексей Борисович. – Еще УЕФА и ФИФА.
– И сколько вы им отстегиваете?! – клацнул зубами Рудов, всем телом подавшись вперед.
– Двести двадцать – УЕФА, и двести пятьдесят – ФИФА, – прошелестел едва слышным голосом Мюллер.
– Ох…ть! – вырвалось у Юрьева помимо его воли непечатное и простонародное словечко.
– Итого, – хладнокровно подвел черту Глазырев, который привык иметь дело с суммами из многих нолей, – выходит, что-то около семисот сорока миллионов долларов.
– И это в то время, как у нас еще целые регионы не газифицированы, – поджал губы Афанасьев.
А Рудов не удержался и сорвавшись на фальцет воскликнул:
– Растратчики! Расстрелять к е…й матери!
И без того понурившийся Алексей Борисович, после предложения Начальника ГОУ14 еще сильней вжал голову в плечи, боясь даже лишний раз вздохнуть. Разведчики хранили мрачное молчание, и только Тучков недобро скалился, всем своим видом показывая, что готов расправиться с обвиняемым прямо не выходя из помещения.
– В общем, так, – резюмировал Афанасьев, наблюдая с интересом за полуобморочным состоянием представителя «Промгаза», – приказываю, действие всех уже заключенных контрактов на спонсирование – прекратить, новых контрактов – не заключать. Впрочем, – почесал он в задумчивости переносицу, – контракт с «Црвеной Звездой» можно и оставить, а наши все равно в футбол играть не умеют, зря только мяч пинают.
– Да, но если мы прекратим спонсировать грандов мирового футбола и откажемся от рекламной компании, то партнеры, впрочем, как и остальные биржевые игроки станут подозревать, что дела у нашей фирмы не совсем благополучны. А это, в свою очередь сыграет на руку тем, кто и так играет на понижение котировок наших акций, что в свою очередь скажется на её привлекательности в качестве инвестиционного объекта, – попробовал ухватиться за соломинку рациональности Алексей Борисович. – Стоимость активов нашего концерна с 2012-го года и так снизилась с трехсот миллиардов долларов до жалкой сотни. Теперь даже «Фейсбук» (социальная сеть, запрещенная на территории РФ, прим. автора