Женщины – серийные убийцы: как и почему они становятся монстрами бесплатное чтение

Политическая повестка дня и женская агрессия

Можете ли вы назвать имя серийного убийцы, который орудовал в кабине военного вертолета, летевшего на задание на высоте тысяча двести метров? А того, кто в одиннадцатилетнем возрасте убил двух человек? Или того, кто общался и даже танцевал с губернатором Калифорнии? Возможно, кто-то и вспомнит их имена. Это Дженин Джонс, Мэри Белл и Доротея Пуэнте, и все они женщины. Но большинство из нас никогда даже не слышало, что женщины бывают серийными убийцами. За исключением разве что того чудовища, о котором сняли фильм, – проститутки-лесбиянки Эйлин Уорнос. Хотя имена Теда Банди, Джона Уэйна Гейси или Джеффри Дамера, прозвища Бостонского душителя, Сына Сэма, Убийцы с Грин-ривер или СПУ («связать, пытать, убить») широко известны. А вот попроси кого-нибудь назвать пару-тройку женщин-серийных убийц, и обычно, кроме Эйлин, ни одно имя на ум не придет. А были ли другие?

Да, на самом деле их много. Примерно каждый шестой серийный убийца – женщина [1].

Они долго оставались вне моего поля зрения, и вот теперь, компенсируя свою былую невнимательность, я отыскал наряду с Эйлин, Дженин и Мэри множество их сестер – серийных убийц. И имя им легион.

Писать о мужчинах – серийных убийцах я начал после того, как лично столкнулся с двумя из них. Это были случайные и очень короткие встречи, причем еще до того, как этих убийц опознали и задержали. (Одного из них я увидел в 1990 году позади собора Василия Блаженного в Москве, а другого – за одиннадцать лет до этого в вестибюле нью-йоркского отеля [2].) В то время я не знал, что это серийные убийцы. О том, кто они и что натворили, я прочитал в прессе много месяцев и даже лет спустя, и это навело меня на мысль, что, вполне вероятно, я сталкивался с ними не два раза, а гораздо чаще, даже не подозревая об этом. Один раз может случиться все, что угодно. Я понимал это и не удивлялся. Но узнать, что я встретил двух убийц – то есть столкнулся с ними дважды, – совсем другое дело. И тогда я задумался о проблеме статистических вероятностей в жизни современного человека. Я задавался вопросом, какие шансы у каждого из нас хотя бы раз, даже не догадываясь об этом, занять место в автобусе или поезде рядом с серийным убийцей, обогнать его в уличной толпе, припарковаться по соседству, делать покупки бок о бок или встать за ним в очередь.

Если говорить о двух «моих» серийных убийцах, то я вел вполне обычную жизнь гетеросексуального мужчины среднего класса, которая, как мне казалось, протекала вдали от пустынных дорог с трупами по обочинам, от затхлых дешевых конурок и мрачных подвалов, где серийные убийцы творили свои ужасные дела. Я самонадеянно полагал, что эти две случайные встречи даже гипотетически не делают меня потенциальной жертвой серийного убийцы: я не молодая женщина, гуляющая в одиночестве, не служащий ночной смены, не уличная проститутка, не любитель беспорядочного секса, не ребенок – будь то мальчик или девочка.

В первый раз я пересекся с серийным убийцей на одной из тех неприглядных улочек Нью-Йорка, где проститутки ищут клиентов. Тогда я не без удовольствия назвал это «несанкционированным вторжением» в охотничьи угодья серийного убийцы, где я «столкнулся» с монстром только потому, что оказался там, где никогда не бывал.

Но я в корне ошибался. Вместо того чтобы опасливо оглядываться по сторонам, ожидая угрозы от мужчин – обитателей этого городского дна, разумнее было первым делом присмотреться к тому, что происходит у меня дома: в чьей кровати я так уютно сплю и с кем делю постель. За убийством белого гетеросексуального мужчины средних лет часто стоит женщина, которую он знает, причем очень близко. Когда серийная смерть приходит за одиноким, живущим особняком мужчиной из среднего класса, у которого есть жилье и работа, или, если уж на то пошло, за похотливым старым фермером-вдовцом, она приходит с поцелуями и заботой.

В моем представлении все серийные убийцы, которые могли случайно оказаться рядом со мной на улице, всегда были мужчинами, в то время как женщины оставались вне моего параноидального радара. Они были не кем иным, как жертвами. Я привык, что серийный убийца – это «он», а «она» – «его» жертва.

И так думают не только мужчины. До недавнего времени так считали и женщины. Присутствие другой особи женского пола, даже незнакомой, и сейчас не вызывает у них того архаичного страха, который они испытывают, оказавшись наедине с незнакомым мужчиной. Вера в то, что женское начало неопасно по своей природе, – это общее заблуждение.

Практически каждый шестой серийный убийца в США – женщина, действовавшая в одиночку или как сообщница. В период с 1800 по 1995 год было выявлено около 400 серийных убийц, и женщины составили почти 16 процентов – всего 62 убийцы [3]. Число само по себе немаленькое, хотя это и не подавляющее большинство. От рук этих 62 женщин погибло в общей сложности от 400 до 600 человек – мужчин, женщин и детей. Только три из женщин-серийниц – Дженин Джонс, Белль Ганнесс и Джейн Топпан – подозреваются в причастности к убийству 200 человек. Еще в одном исследовании, в котором собрана информация по другим странам, названы имена 86 женщин – серийных убийц [4]. В приложении в конце книги приводится список из 140 известных женщин-серийниц с указанием числа их жертв. Вызывает тревогу тот факт, что в США три четверти серийных убийц женского пола начали действовать после 1950 года, а половина – после 1975-го! [5]

Тем не менее образ женщины – серийной убийцы почему-то не проник в массовое сознание, в сферу страха или воображаемых тревог с той же зловещей наглядностью, что и образ серийного убийцы мужского пола. Многие из нас видят в женщинах-серийницах нечто комичное, щекочущее нервы. Можете сравнить прозвища, которые дают мужчинам (Джек-потрошитель, Бостонский душитель, Ночной охотник, Резак из трущоб, Спальный убийца, Рабовладелец), с теми, которые получают женщины (Леди Синяя Борода, Хихикающая старушка, Убийца одиноких сердец, Мерзкая леди, Черная вдова, Ангел смерти, Убийца Барби, Бабушка из камеры смертников). Мы не воспринимаем женщин-убийц всерьез.

Отчасти это можно объяснить нашим представлением о том, кого и где они убивали. Многие женщины-серийницы орудуют у себя дома, и их жертвами часто становятся родственники и близкие – мужья, любовники и дети. Возможно, место, где мы впервые взяли грудь, и не самое безопасное на земле, но многие ли из нас готовы допустить саму мысль, что наша мать – серийная убийца?

Другие женщины-серийницы убивают прямо на работе: они оказывают профессиональные услуги по уходу, нянчат детей, приносят лекарства, готовят еду или представляют систему социального обеспечения.

На рабочем месте убивают медсестры – убивают, выполняя свои обязанности на передовых рубежах борьбы между жизнью и смертью, где люди умирают по-настоящему. Ангелы смерти с катетером и шприцем в руках, медсестры остаются вне подозрений и при этом прекрасно знают, что смерть их жертв никак не связана с оказанием неотложной медицинской помощи.

Мы привыкли представлять серийного убийцу как неуловимую тень, которая с наступлением темноты колесит по дорогам, прихватив пару мотков веревки и изоленты. Наш взгляд скользит мимо сексуальной, деловитой медсестры в белоснежном халатике, которая берет кровь, мимо веселой помощницы по дому, ухаживающей за дедушкой, мимо симпатичной девушки за прилавком магазинчика, которая нарезает хлеб, или той, в мини-юбке, что делает нам стрижку, или той, что пристально смотрит на нас, сидя напротив за столиком и потягивая из своего бокала.

Удивительно, как много сегодня может изменить кино. Начиная с 2003 года, после выхода фильма «Монстр» (Monster), с Шарлиз Терон и Кристиной Риччи в главных ролях, и после серии документальных фильмов и телерепортажей об Эйлин Уорнос, общество по-новому взглянуло на женщин – серийных убийц. Дорожная проститутка из Флориды, Уорнос была осуждена за убийство семи мужчин. Ее случай широко обсуждался, и ее неизменно преподносили как «первую женщину в Америке, ставшую серийной убийцей». Но это не так. Если быть точным, она была примерно пятьдесят седьмой.

В лучшем случае Уорнос можно назвать первой женщиной-серийницей в Америке, которая стала медийной персоной: в ожидании смертельной инъекции, сделанной в 2002 году, она давала бесконечные интервью в прессе и разных массмедиа, активно общалась с режиссерами-документалистами. Уникальность ее случая в том, что она действовала скорее как мужчина – убивала из пистолета случайных попутчиков в машине, а тела выбрасывала в людных местах.

Большинство из нас по-прежнему верит, что женщины-серийницы, как правило, предпочитают использовать яд, а их жертвами становятся знакомые или родственники. Серийные убийцы мужского пола не знакомы с жертвами, за которыми следят и охотятся, тогда как женщины заманивают и опаивают ядом близких – они убивают у себя дома или на территории, которую делят с жертвой. Единственный образ женщины-убийцы, не утративший популярности за десятилетия, – это дама, которая отправляет на тот свет череду мужей или любовников из меркантильных соображений. У нас для нее есть даже готовое прозвище – черная вдова.

Мы почему-то думаем, что черная вдова – существо из прошлого, из тех незапамятных времен, когда яды спокойно продавались в аптеках, браки часто заключались по договоренности и не существовало налаженной системы учета личных данных. Она могла несколько раз завлечь, соблазнить, быстро женить на себе, тихо убить и исчезнуть, прежде чем кто-то успевал что-то заподозрить. Сегодня мы уверены, что если черная вдова где-то и появится, то разве что в голливудских фильмах в исполнении Шэрон Стоун, Кэтлин Тернер или Линды Фиорентино. Мур-р-р-р. Это так соблазнительно – умереть ради секса.

Крайне редко приходится слышать о сексуальных хищницах, вроде того убийцы с Грин-ривер, которого помогал ловить Тед Банди, – о преступницах, оставляющих на своем пути страшные следы – выставленные напоказ трупы. Уорнос практически такой и стала. Это тип «убийцы, не знающего покоя». В отличие от типичных серийниц, которые оставляют своих жертв умирать в постелях или детских кроватках либо тайком закапывают в саду за домом, Уорнос выбрасывала тела жертв на площадках для отдыха или на обочинах межштатных трасс Флориды. Трупы по дороге в «Диснейленд»! В отличие от ее коллег по убийствам, традиционно отнимавших жизни у тех, кому они приходились женами, любовницами, нянями, медсестрами или домовладелицами, Эйлин Уорнос с жертвами ничего не связывало – так же как ничем не связаны автостопщики, водители сломавшихся машин или дорожные проститутки, подцепившие клиента. По иронии судьбы, она выбирала тот же контингент, что и многие мужчины-серийники, искавшие жертву среди женщин.

Так или иначе, но Уорнос сбивает с толку, ломая представление о типичных женщинах – серийных убийцах, – не только потому, что она лесбиянка, но и потому, что принадлежит к определенному типу лесбиянок. Эйлин была отнюдь не миловидной и женственной лесбиянкой-фэм[2], а жесткой, мускулистой, любившей выпивку лесбиянкой-дайк[3] того неряшливого, грубого и агрессивного типа, который чаще ассоциируется с мужчинами. Ее страсть к убийствам проще объяснить гипертрофированным мужским началом, чем тем, что с ее врожденной женственностью что-то пошло не так.

На примере Уорнос мы видим главную проблему нашего восприятия: насилие практически всегда ассоциируется с мужчиной и мужским началом. Бытует мнение, что это неотъемлемая часть мужской природы, некая функция тестостерона. Мужчины совершают насилие, женщины и дети от него страдают.

Когда насилие совершает женщина, объясняют это обычно тем, что она действовала не по своей воле или защищалась, что она страдает от психического заболевания или гормонального дисбаланса, связанного с особенностями женской физиологии. Среди причин называют послеродовую депрессию, предменструальный синдром и менопаузу. Принято думать, что женщины способны только на импульсивное насилие – неконтролируемый выплеск затаенного гнева или страха, часто как результат продолжительного абьюза со стороны мужчины: синдром избиваемой женщины (или избиваемой жены). Укоренилось мнение, что женщины обычно убивают поневоле и непреднамеренно.

Вместе с тем «инструментальное» насилие, убийство для достижения цели (например, политической власти), изнасилование, наслаждение от садизма, грабежи и ряд других низменных удовольствий остаются прерогативой мужчин. В конце концов, каждый мужчина, ставший воином, – потенциальный убийца, но настоящим преступником он становится, только если злоупотребляет врожденной физической и социальной предрасположенностью к убийству, преследуя низменные, аморальные и иррациональные цели. В то время как самец по своей природе запрограммирован разрушать, самка вьет гнездо, созидает и вскармливает. Существует такая установка.

История, конечно, знает немало женщин, которые использовали насилие как инструмент: Валерия Мессалина, королева Боудикка, Агриппина Младшая, Лукреция Борджиа, Екатерина Великая, Елизавета Первая, Мадам Мао, Голда Меир, Маргарет Тэтчер. Некоторых из них вполне можно назвать серийными убийцами: они неоднократно прибегали к пыткам и убийствам или отдавали такие приказы ради политической власти, из чувства патриотизма, мести, жадности или похоти – и действовали при этом с той же жестокостью, с тем же маниакальным упорством, что и их современники мужчины, а порой даже превосходили их.

Но большинство этих исторических фигур принадлежат иным эпохам, иным культурам и классам и имеют мало общего с современными западными женщинами – мамашами в прачечных самообслуживания, «футбольными мамочками» в торговых центрах или бездетными дамами. Нам могут возразить, что императрицы или верховные жрицы уже по своему статусу выходили за привычные гендерные рамки – они получали по наследству божественную власть, которой и была продиктована их политика. Однако именно эту смертоносную божественную власть и стремятся с маниакальным упорством ощутить через убийство многие серийники: власть над жизнью и смертью. Все упирается во власть. В конечном итоге, если вынести за скобки женское начало, остается одно: потенциальный убийца.

Женское насилие действительно мало изучено, заниматься им всерьез стали не так давно. Из 314 научных исследований человеческой агрессии, опубликованных к 1974 году, только 8 процентов были посвящены проблеме насилия исключительно у женщин или девочек [6]. Однако все это было еще до того, как за двадцать лет, с 1955 по 1975 год, число женщин – серийных убийц в США резко выросло вдвое, а к 1995 году вырастет еще в два раза! [7]

Обратите внимание на пропорции: за 25 лет, с 1976 по 2002 год, процент женщин среди серийных убийц был выше (16 процентов), чем среди всех убийств, вместе взятых (11,4 процента) [8]. Заметно выросло и общее число тяжких преступлений, совершенных женщинами. В 1987 году в США аресты женщин за грабежи и нападения с применением насилия участились на 17,6 процента по сравнению с 1978 годом, а в некоторых городах, например в Нью-Йорке, цифры выросли еще разительнее: на 47 процентов больше – за нападения с применением насилия и на 75,8 процента больше – за грабежи. И из более свежих данных: в период с 1992 по 1996 год количество женщин, арестованных за тяжкие преступления, выросло на 22,8 процента. [9]

По степени преступной аморальности серийные убийства, совершаемые как мужчинами, так и женщинами, стоят особняком. В принципе нетрудно понять, как человек убивает один раз: мы вполне можем представить такой накал ревности, страха, отчаяния, гнева или даже алчности, который толкает на убийство. Большинство убийц не осознают, что могут лишить кого-то жизни, это происходит спонтанно и без злого умысла. Многие искренне и глубоко раскаиваются в содеянном, не пытаются избежать правосудия и редко убивают снова. Что касается серийных убийц, то они радикально отличаются по всем параметрам.

Серийные убийцы чаще всего ощущают желание совершить убийство задолго до того, как оно происходит, некоторые фантазируют о нем годами и тщательно планируют. После первого убийства, когда страсти, подтолкнувшие к нему, затихают, серийники, следуя своему циклу, начинают готовиться к новым преступлениям. В каком-то смысле они вынуждены убивать снова и снова. (Они словно одержимы убийством.) Они ни о чем не сожалеют и не раскаиваются – уж точно не настолько, чтобы поступать как-то иначе. Многие тщательно продумывают каждый шаг, оттачивают план нового убийства и идут на любые ухищрения, чтобы избежать ареста. Стремление или желание убивать снова и снова – это явление из области чистого зла, оно не поддается рациональному научному объяснению. Наше общество с трудом объясняет зло, исходящее от мужчин, что уж говорить о женщинах?

Убитые мужчины среднего возраста часто становятся жертвами женщин из ближайшего окружения, и так же часто вину за это перекладывают на феминизм. И тут возникла проблема. Все попытки разобраться, почему после 1950 года неуклонно растет число серийных убийств от рук женщин, терпели фиаско, сталкиваясь с новым радикальным феминизмом так называемой «второй волны», этой разновидностью «спартакизма», склонной видеть в женской преступности стремление освободиться от рабства и гнета «патриархата».

Историк-феминистка Энн Джонс, изучающая убийства, совершенные женщинами, настаивает: «Каждая волна феминизма порождает и волну острейшего интереса к женской преступности. Я уверена, что так и будет до тех пор, пока мы не усвоим, что свободные люди не опасны» [10]. Преступление – это бунт рабов, считает она.

Первая, самая ранняя волна феминизма выступала за «освобождение» и равноправие женщин, ратовала за обретение ими четких и конкретных прав, гарантированных законами и конституцией: избирательного права, права на равную оплату за труд равной ценности, справедливости в рамках семейного права, справедливого найма, социального равноправия, отсутствия дискриминации и так далее.

Феминистки первой волны (так называемые «либеральные феминистки») связывали рост женской преступности с тем, что, по их представлениям, женщины обретали свободу самоутверждения наравне с мужчинами. Так, Фреда Адлер в своей книге 1975 года «Сестры в преступлении» (Sisters in Crime) рассматривала рост женского насилия сквозь призму реализации личностного потенциала. Как и в бизнесе, спорте, искусстве или науке, в криминальном мире женщину не устраивало второе место в преступной иерархии. По словам Адлер, женщины готовы были конкурировать с мужчинами на их, мужских, условиях и по их правилам, а значит, вынуждены были становиться такими же агрессивными и жестокими, как преступники мужского пола. Позднее это стали называть теорией освобождения.

Однако к моменту выхода ее книги поколение феминисток, пришедшее после войны во Вьетнаме, к которому принадлежала и сама Адлер, уже сдавало позиции. Да и то, с каким воодушевлением консерваторы, выступавшие против гендерного равенства, брали на вооружение тезисы Адлер, только отталкивало новую плеяду феминисток от теории освобождения. Некоторые юные радикальные феминистки даже опасались Адлер – слишком уж широко ее работы цитировались консерваторами, обвинявшими феминизм в росте женского насилия, равно как и в других проблемах семьи и общества.

Более радикальная вторая волна феминизма исходила из еще более пессимистической концепции – глубоко укоренившейся систематической виктимизации женщин и женственности как следствия биокультурного заговора мужского «фаллоцентричного гетеропатриархата» («фаллократического государства»). Согласно этому течению феминизма, женщины не избавятся от угнетения до тех пор, пока мужчины не изменятся, отказавшись от существующих форм их коллективной социализации.

Вторая волна феминизма отвергала само понятие равенства между мужчиной и женщиной, утверждая, что в основе первой волны лежала идея, что все женщины хотят одного – быть как мужчины: пользоваться такими же, как у них, возможностями, быть вхожими в их мир, играть по их правилам, быть с ними на равных – и точка. Вторая волна сравнивала это с утверждением, будто все афроамериканцы просто хотят стать белыми. Феминистки второй волны призывали женщин отстаивать не только свободу личности, но и уникальную коллективную женскую культуру, использовать собственную идентичность, чтобы свергнуть категоричную и деспотичную гегемонию мужчин.

Согласно тезисам второй волны, женщина – жертва, а мужчина – коллективный угнетатель, и нельзя ставить знак равенства между женской агрессией и стремлением женщины к равенству с угнетателем.

Женское насилие, как утверждалось, было самозащитой в условиях систематической мужской агрессии против женщин. Это была борьба за свободу, и тут не поспоришь. Женщина-убийца превратилась в жертву, а жертва – в агрессора. Как утверждала одна феминистка, «женщины убивают. Их мотивы, как правило, кроются в стечении определенных обстоятельств, продиктованных законами американской экономики и частной собственности, прочно внедренными в сознание через СМИ… в Америке женщины особенно предрасположены к убийству. С переменами в социальной, политической и юридической сферах меняются, циклически повторяясь, и мотивы преступлений, но в основе почти всегда – проблема выживания» [11].

Подытоживая свое недавнее исследование женского насилия, Патрисия Пирсон пишет: «К началу 1980-х наличие кулаков и умение махать ими перестало быть предметом гордости, гораздо престижнее стало плакаться в кабинете терапевта. А значит, женщинам никак не пришло бы в голову заниматься такими антисоциальными и откровенно возмутительными вещами, как преступления. Нельзя ставить на одну ступень женщин и мужчин, преступающих закон. Женщин следует считать жертвами мужчин» [12].

Отсутствие исследований женской агрессии и насилия до 1975 года восполнялось новым феминистским анализом, согласно которому все женщины систематически становятся жертвами «гетеропатриархата» и его «фаллоцентричных» институтов. Убийства, совершенные женщинами, повсеместно объяснялись самообороной и протестом против избиений и изнасилований как проявлений векового сговора «фаллократии». В середине 1970-х, с выходом таких бестселлеров, как «Против нашей воли» (Against Our Will, 1975) Сьюзен Браунмиллер и «Избиваемые жены» (Battered Wives, 1976) Дель Мартина, эта точка зрения нашла немало страстных поклонниц среди начитанных молодых женщин. Появился юридический термин – синдром горящей кровати[4]/избиваемой женщины, объясняющий, каким образом жены могут убивать своих мужей в целях «самообороны», даже когда те крепко спят. Сделал заявление и Американский союз защиты гражданских свобод: «Большинство женщин, приговоренных к смертной казни, убили мужа, который над ними издевался» [13]. Так ли это на самом деле?

С того момента, когда в 1976 году в США была восстановлена смертная казнь, и до 2005 года смертный приговор был вынесен в общей сложности 63 женщинам.[5] Одиннадцать из них казнили. (До 1977 года последней казненной женщиной была Элизабет Дункан; ее отправили в газовую камеру в Калифорнии еще в 1962 году – за заказное убийство беременной невестки, которую она похоронила заживо.)

Предлагаю краткий обзор историй одиннадцати женщин, в отношении которых приговор привели в исполнение. А вы судите сами.

Первую из них казнили в 1984 году. Пятидесятидвухлетняя Марджи Велма Барфилд из Северной Каролины, бабушка, которая убила не только своего мужа, отравив его мышьяком, но и в разное время отправила на тот свет двух пожилых мужчин и одну женщину, к которой нанялась в домработницы, а также своего жениха и мать. Всего шесть жертв, но, возможно, была и седьмая – ее первый муж: она могла инсценировать его гибель в результате неосторожного курения. (К Велме я еще вернусь.)

Второй казненной (в Техасе в 1998 году) стала тридцатисемилетняя Карла Фэй Такер. В состоянии наркотического опьянения вместе со своим бойфрендом они заявились домой к знакомому Джерри Линну Дину, и Такер попыталась украсть ключи от его мотоцикла. Ее парень вырубил Дина молотком, а Такер нашла в квартире кирку и прикончила Дина, так как он издавал булькающие звуки. На суде она объяснила: «Я просто хотела, чтобы он замолчал». Затем она заметила тридцатидвухлетнюю Дебору Торнтон, которая притаилась, съежившись на кровати под одеялом, и киркой забила ее до смерти, так и оставив орудие убийства в теле жертвы. На записях перехваченных телефонных разговоров можно услышать признания Такер, что каждый раз, вонзая кирку в тела жертв, она испытывала оргазм.

В том же году штат Флорида казнил пятидесятичетырехлетнюю Джудиас «Джуди» Буэноано, преуспевающую владелицу салона красоты, ездившую на «корвете», которая отравила мужа мышьяком. Власти заинтересовались его смертью уже после того, как Буэноано пыталась убить своего бойфренда, подорвав его автомобиль, за что и была арестована. А параллельно всплыло еще одно убийство – ее девятнадцатилетнего сына-инвалида. Сначала Джудиас предприняла неудачную попытку отравить сына – он не умер, но его частично парализовало, и ему пришлось носить тяжелые металлические фиксаторы для ног. Буэноано отправилась поплавать с ним на каноэ и во время прогулки опрокинула лодку, в результате чего сын «случайно» утонул в озере, а она получила щедрые страховые выплаты. Всего по страховым требованиям в связи со смертью мужа и сына, а также бойфренда, погибшего в Колорадо, Буэноано получила двести сорок тысяч долларов. Но после смертного приговора, вынесенного во Флориде, власти Колорадо не стали предъявлять ей обвинение.

Четвертой казненной женщиной была шестидесятидвухлетняя Бетти Лу Битс, уже прабабушка. Ее казнили в Техасе в 2000 году за то, что она застрелила своего пятого мужа Джимми Дона Битса, начальника пожарной команды Далласа. Закопав тело во дворе дома, она столкнула в воду лодку мужа, предварительно разлив на дне его лекарство от сердца, после чего сообщила о его пропаже. Вскоре Битс стала требовать выплаты по его договору страхования жизни и претендовать на его пенсию. Два года потребовалось полиции, чтобы собрать необходимые улики, получить ордер на обыск и обнаружить труп ее мужа, закопанный на лужайке. Во время обыска было обнаружено тело еще одного ее супруга, Дойла Уэйна Баркера, который тоже пропал без вести. Он был застрелен из того же пистолета тридцать восьмого калибра, что и Джимми, и закопан под гаражом. Во время суда Битс утверждала, что муж ее избивал и она убила его в целях самозащиты. Накануне ее казни «Международная амнистия» назвала Битс «жертвой многолетнего домашнего насилия и сексуальных домогательств» и заявила, что «известный психолог Ленор Уокер поставила госпоже Битс, находившейся в заключении, диагноз „синдром избиваемой женщины и посттравматическое стрессовое расстройство“» [14]. О том, что под гаражом было обнаружено закопанное тело еще одного ее мужа, «Международная амнистия» умолчала.

В том же году штат Арканзас казнил пятую женщину, двадцативосьмилетнюю Кристину Мари Риггс, которая убила двух своих детей: пятилетнего Джастина Томаса и двухлетнюю Шелби Алексис. Сначала Риггс пыталась, усыпив детей снотворным, ввести им инъекцию хлорида калия. Попытка оказалась неудачной, и тогда она задушила их подушкой. После чего совершила попытку суицида, но тоже неудачно. Риггс настойчиво добивалась исполнения смертного приговора.

Ванда Джин Аллен в возрасте сорока одного года стала шестой женщиной, приговоренной к смертной казни. Ее умертвили с помощью смертельной инъекции в 2001 году в штате Оклахома за убийство любовницы-лесбиянки. У Аллен уже была судимость за особо тяжкое преступление: во время ссоры она убила свою подругу детства. Освободившись в 1983 году, она снова совершила убийство, на этот раз выстрелив в живот своей любовнице Глории Лезерс. Аллен стала первой чернокожей женщиной, казненной в США после восстановления смертной казни в 1976 году.

В Оклахоме в том же 2001 году казнили и седьмую женщину. Сорокалетняя Мэрилин Кей Планц заплатила своему бойфренду-тинейджеру Клиффорду Брайсону и его другу Клинту Маккимблу, чтобы они убили ее мужа Джима, чья жизнь была застрахована на триста тысяч долларов. Брайсон и Маккимбл напали на Джима, когда тот вернулся домой с работы после ночной смены, и избили его детскими бейсбольными битами до потери сознания. Планц все это время находилась в соседней комнате и делала вид, что спит. Не обращая внимания на отчаянные мольбы мужа о помощи, встав с постели, Планц велела убийцам «сжечь его» в машине, имитируя дорожную аварию. Избитого до полуобморока Джима вывезли в безлюдное место, облили его и пикап бензином и подожгли. Маккимбл давал обвинительные показания по делу и получил пожизненный срок. Мэрилин Планц и Клиффорда Брайсона судили вместе, его казнили в 2000 году.

Восьмой казненной, и тоже в Оклахоме в 2001 году, стала шестидесятиоднолетняя Лоис Надин Смит, осужденная за убийство двадцатиоднолетней Синди Бейли. По версии прокуратуры, «Бейли была девушкой Грега Смита, сына Лоис. В день убийства Лоис Смит вместе с сыном и еще одной женщиной рано утром заехали за Бейли в мотель „Талекуа“. Едва отъехав от мотеля, Смит, ссылаясь на слухи, стала обвинять Бейли в том, что та планировала убийство Грега. Девушка все обвинения отрицала, тогда Смит принялась душить ее и ударила ножом по горлу. Это произошло по дороге в Ганс, где жил бывший муж Лоис Смит. Приехав к нему домой, Смит силой усадила Бейли в кресло и стала издевательски размахивать перед ней пистолетом, в конце концов выстрелив несколько раз. Когда Бейли упала, а Грег перезаряжал пистолет, Смит, весело смеясь, стала прыгать на шее Бейли. После чего четыре раза выстрелила ей в грудь и два в затылок» [15]. (Любовь матери к сыну не знает границ.)

Девятая казненная женщина – пятидесятичетырехлетняя Линда Лион Блок – вероятно, стала последней из тех, кто умер на электрическом стуле. Это произошло в Алабаме в 2002 году. Линда Блок, бывшая «мамочка бойскаута», волонтер Общества защиты животных и президент Общества друзей библиотек, стала участницей патриотического движения правого толка. Линде и ее бойфренду Джорджу Сибли, тоже воинствующему патриоту, грозил срок за нападение и нанесение ножевых ран ее бывшему мужу, с которым она конфликтовала из-за имущества. Они ударились в бега на машине, увезя с собой и ее девятилетнего сына. У Линды и Джорджа было оружие. Когда они припарковались возле гипермаркета «Велмарт» в районе Опелики и Линда Блок отошла позвонить, случайный прохожий обратил внимание на машину, в которой, судя по всему, пара и жила. Его встревожило состояние ребенка, о чем он и сообщил местному офицеру полиции Роджеру Мотли, который как раз покупал в торговом центре канцтовары. Не зная, что Блок находится неподалеку и разговаривает по телефону, офицер подошел к машине и потребовал у Сибли предъявить водительские права. Вместо этого мужчина достал оружие, и завязалась перестрелка. Линда Блок бросила телефон, подбежала к Мотли сзади и выстрелила в него из пистолета «глок» калибра девять миллиметров. Пока раненый офицер полз к патрульной машине, она продолжала в него стрелять. Буквально за неделю до этого Мотли предложил свой бронежилет молодому полицейскому – ограниченного бюджета Опелики на всех не хватало. Впоследствии в письмах к друзьям и тем, кто ее поддерживал, Блок изображала Мотли как «плохого полицейского», утверждая, что он избивал жену, которая постоянно писала на него жалобы. По словам Блок, против нее устроили заговор и запретили ей ссылаться в суде на досье полицейского. Однако в личном деле Мотли не было ни единого упоминания о неблаговидном поведении, а его жена уверяла, что он был добрым и сдержанным человеком. Бойфренда Линды Блок казнили в 2005 году, как соучастника убийства.

Десятой женщиной в этом списке стала Эйлин Уорнос. В 2002 году штат Флорида казнил ее за убийство семи человек. Дело Эйлин Уорнос широко известно, ниже я опишу его подробнее.

Наконец, одиннадцатой женщиной, приговоренной к смерти, стала сорокалетняя Фрэнсис Ньютон. Ее казнили в Техасе в 2005 году за убийство мужа и двоих детей – семилетнего сына Альтона и дочери Фарры двадцати одного месяца от роду. Она застрелила их из пистолета двадцать пятого калибра в надежде получить страховые выплаты в размере ста тысяч долларов. Это была вторая чернокожая женщина среди одиннадцати казненных.

В приведенных историях вместо мужей-обидчиков, как можно было ожидать, жертвами чаще всего становились дети, другие женщины или ни в чем не виновные мужчины. В четырех, а возможно, и в пяти из одиннадцати случаев мы имеем дело с серийными убийствами, еще в четырех, а то и в шести случаях, речь идет об убийстве ради выгоды, совершенном черной вдовой, которую мы ожидаем увидеть только в кино или ассоциируем с далеким прошлым. В трех из этих случаев защита в суде безуспешно пыталась доказать, что жертвы-мужчины жестоко обращались со своими убийцами.

Если взять фактический срез, то больше половины (53 процента) известных женщин-серийниц в США убили как минимум одну взрослую женщину, а 32 процента лишили жизни как минимум одну девочку [16].

Тем не менее убийства, совершенные женщинами, по-прежнему продолжают объяснять самообороной или приплетать сюда политику. Например, авторы одного из исследований, изучив пятьдесят случаев убийства руками женщин, настаивают на том, что убийцы действовали в целях самообороны [17]. Однако лишь в восемнадцати случаях приводились доказательства жестокого обращения со стороны жертвы. В остальных тридцати двух случаях погибшие – женщины, дети и ни в чем не виновные мужчины. Но об этом авторы исследования скромно умалчивают, словно этих случаев и не было вовсе [18].

В конце 1980-х – начале 1990-х, когда громко зазвучала новая феминистская риторика, принято было считать, что женщины просто не могут быть серийными убийцами – и это не обсуждается. Раздавались голоса, что «только мужчины бывают маниакальными охотниками-одиночками, движимыми жаждой убивать – сексуальным желанием, которое находит выход в убийстве» [19].

Еще одна феминистская критикесса, Джейн Капути, выступала против гендерно-нейтрального языка, используемого для анализа серийных убийств, поскольку он «помогает скрывать, что происходит на самом деле, потому что „люди“, которые вот так пытают, убивают и калечат, – это мужчины, тогда как их жертвами в основном становятся женщины и девушки и в меньшей степени другие молодые мужчины» [20].

«Как понятно из этой иерархической схемы, – объясняет Капути, – в основе подобных преступлений лежит политика пола, уходящая корнями в принцип мужского превосходства, точно так же как линчевание порождено идеей превосходства белой расы» [21].

Против гендерно-нейтрального термина «домашнее насилие» возражает и Энн Джонс: «Я подозреваю, что этот термин придумал какой-нибудь ученый-теоретик, обескураженный тем фактом, что все избитые жены оказались женщинами» [22]. В предисловии к своей книге «Женщины, которые убивают» (Women Who Kill), этой «истории женщин-убийц в Америке», Джонс говорит прямо: «Если моя книга заставит вас думать, что существует мужской заговор с целью подавления женщин, то это именно то, что я хотела заставить вас думать…» [23]

По версии Джонс, «одинаковые социальные и юридические ограничения подталкивают одних женщин к феминизму, а других – к убийству… Общество боится как феминисток, так и убийц, потому что и те и другие по-своему проверяют на прочность существующие социальные границы. Неудивительно, что иногда широкий интерес к феминизму и убийствам возникает одновременно…» [24]

Ух ты! Кто бы мог подумать?

Помните, что она говорила выше о женской преступности и о том, что свободные люди не опасны?[6] То есть можно полностью оправдывать убийц, если они убивают ради такой благородной цели, как свобода? Как это называется? Может, фемфашизм? Или, простыми словами, как сказала Энн Джонс: «Вся история женщин – это история женщин, которые убивают» [25].

Феминистки второй волны видят в сексуальном насилии над женщинами политическую проекцию «патриархата», а серийных убийц рассматривают как его орудие. Одна из теоретиков феминизма настаивает, что женщин – серийных убийц просто не существует, а мужчина – серийный убийца – это мученик патриархального государства.

Так же как изображение раскоряченного орла на печати Соединенных Штатов – свидетельство того, что эта страна изнасиловала дикую природу, так и пронизывающий всю патриархальную культуру образ распластанной женщины – будь то убийство на сексуальной почве, порнография, гинекология или половой акт обязательно в «миссионерской позе» – указывает на то, что женщин упорно и систематически наказывают [26].

Терминология тоже политизируется, обслуживая понятие «домашнего насилия», которое подразумевает, что преступник – исключительно мужчина, а жертва – женщина: «гиноцид[7]» [27], «фаллический терроризм» [28] и «фемицид» [29].

И вдруг в 1990 году появляется Эйлин Уорнос, за которой тянется шлейф серийных убийств на дорогах длиной в целый год: семь мужчин среднего и пожилого возраста, в том числе миссионер-евангелист, следователь по делам о жестоком обращении с детьми, отец, ехавший к дочери на выпускной, и резервист полиции. Феминизм и тут должен был занять какую-то позицию. И он занял, решительно выступив в поддержку освободительной борьбы Эйлин Уорнос.

Одна феминистка, теоретик по проблемам насилия среди лесбиянок, чья книга посвящена «Эйлин Уорнос и всем женщинам, на которых наговаривали, которых патологизировали и убивали за то, что они защищались всеми возможными способами», заявила: «История Эйлин Уорнос довольно банальна, она регулярно повторяется в культуре параноидальных мужских фантазий, в которых эротизируются их самые страшные кошмары. Однако на этот раз фантазия, можно сказать, перешла черту: галлюцинация стала реальностью» [30].

Если серийные убийцы принимают мучения во имя «патриархального государства», то Эйлин Уорнос – мученица во имя феминизма второй волны. Защита Уорнос, убившей и ограбившей семерых мужчин, строилась на утверждении, что все семеро убитых пытались ее изнасиловать. В суде она заявила: «Человек имеет право себя защищать. Я им воспользовалась. Я пережила жестокие, бесчеловечные изнасилования, и иногда мне приходилось умолять, чтобы меня оставили в живых».

В интервью для телешоу «Дейтлайн» Уорнос с яростью выплюнула: «Знаете, что я хочу сказать их семьям: вы у меня в долгу! Ваши мужья, Мэллори и Карскэддон, жестоко меня изнасиловали. Остальные пятеро тоже пытались, и мне пришлось отчаянно бороться, чтобы вырваться. Это вы у меня в долгу, а не я у вас».

Феминистский анализ (и в этом не только его вина) иногда давал неверную информацию о масштабах распространения серийных убийств, опираясь на непроверенную и завышенную статистику жертв. Назывались цифры около пяти тысяч серийных убийств в год, большинство жертв которых составляют женщины [31]. Эти данные далеки от реальности, однако на них до сих пор ссылаются, и не только феминистки [32]. Между тем за 195-летний период, с 1800 по 1995 год, в США стало известно в общей сложности о 3860 жертвах серийных убийц [33]. До пяти тысяч в год нам еще очень далеко! Некоторые исследователи феминизма хранят молчание, едва речь заходит о тщательно спланированных, циничных и жестоких убийствах ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей, совершенных женщинами.

Все сказанное, хочу отметить, не означает, что огромное число случаев, когда женщина умирает от рук сексуального партнера-мужчины, это выдумки феминисток. Возьмем недавний период, с 1976 по 2004 год: в США 30,1 процента всех убитых женщин погибли от рук своих сексуальных партнеров, нынешних или бывших, тогда как у мужчин этот показатель – 5,3 процента от общего числа убитых [34]. Вопрос не в том, как феминистки изображают убийцу-мужчину и его жертв, а в том, как они анализируют личность женщины-убийцы и ее жертв. Мы рассчитывали, что феминистки помогут нам в этом разобраться, ведь логично предположить, что у себя в колледжах, на факультетах изучения проблем женщины, они размышляют об этом больше, чем все мы. Нет? Видимо, нет, потому, что в этом вопросе они очень подкачали. Ожидаешь чего-то большего, чем: «История женщин – это история женщин, которые убивают».

С критикой этого культа женщины-убийцы уже выступает набирающее силу новое поколение феминисток («постфеминистки» – этот термин появился недавно), пришедшее на заре третьего тысячелетия, после терактов 9/11. Самые радикальные из них считают, что, когда все массмедиа, законодательство или феминистский дискурс постоянно показывают женщину-убийцу исключительно как жертву, тем самым они отрицают ее свободный выбор быть человеком. Белинда Моррисси утверждает:

Если, к примеру, женщина убьет партнера-мужчину и сумеет доказать, что он обходился с ней крайне жестоко, ее могут переквалифицировать из активной участницы самозащиты в жертву партнера. А это значит, что ее партнеру придется отвечать не только за собственные насильственные действия, но и за насилие с ее стороны; иными словами, он становится виновным в своем же убийстве… То есть, если женщина предпримет что-то для защиты от нападающего и окажет ему сопротивление, она тут же перестанет быть участницей преступления. И фактически теряет ту самодостаточность и свободу волеизъявления, к которым так стремилась [35].

Возможно, именно так будет выглядеть очередная, и заранее пугающая, волна феминизма, которая начнет настаивать – если воспользоваться словами издателя Моррисси, излагающего ее доводы, – «что, отрицая возможность участия женщины в преступлениях (пытках, изнасилованиях и убийствах), теоретики феминизма, пусть даже из лучших побуждений, фактически отказывают женщине в свободе быть человеком».

Так и тянет сказать: а можно тогда нам всем поменьше свободы и человечности!

Феминизм второй волны часто склонен игнорировать или откровенно переквалифицировать статус женщин-убийц, если они не подходят под профиль жертвы. Например, один из политических защитников Эйлин Уорнос с ходу заявляет, что ее в принципе нельзя считать серийной убийцей, и настаивает: «Штат утверждает, что она серийная убийца. Немыслимое обвинение, если учесть, что, согласно определению, серийный убийца – это тот, кто убивает ради сексуального возбуждения, используя свое физическое преимущество» [36].

Феминистская критикесса Линда Харт напоминает нам, что Уорнос сидит в камере смертников «за убийство семи белых мужчин среднего возраста», будто это все объясняет. По словам Харт:

Уорнос – это мужские фантазии, ставшие реальностью, ее поступки разрушают границу между реальным и фантазматическим [так у автора]. Преодолев этот барьер с его фаллократическим символизмом, Уорнос стала воплощением «возможной невозможности». И именно за это, я настаиваю, ее и приговорили к смертной казни [37].

Единого общепринятого определения серийного убийцы до сих пор не существует, говорим ли мы о мужчинах или о женщинах. Сколько специалистов в этой области – столько и определений. Среди них можно найти и такие:

тот, кто убивает не менее трех человек за период свыше тридцати дней [38];

совершивший не менее двух убийств, вызванных навязчивыми фантазиями, в разное время и в разных местах, не преследуя материальной выгоды; при этом преступник и жертва никак между собой не связаны, но у жертв есть что-то общее [39];

совершивший два или более отдельных убийства, в одиночку или в сговоре, в течение определенного периода времени, с перерывами между убийствами [40];

совершивший в течение длительного времени, в невоенное время, три или более умышленных убийства, не связанных между собой, при этом преступник действует по своей воле [41];

[тот, кто] совершает не менее десяти убийств за определенный период времени. Это жестокие, насильственные убийства, которые также носят ритуальный характер и для серийного убийцы имеют особое значение [42];

тот, кто убивает двух или более человек, переживая период эмоционального охлаждения между убийствами [43].

Идея о том, что мужчины-серийники совершают убийства только на сексуальной почве и не знакомы с жертвами, давно устарела. Серийные убийцы отнимают чужие жизни ради власти, корысти, убеждений и политических взглядов, есть и такие, кто отправляет на тот свет друзей, соседей и членов своей семьи. И женщины – серийные убийцы часто убивают по тем же причинам, что и мужчины.

Убийство двух или более человек независимо друг от друга, какова бы ни была причина, – это серийное убийство. Оно и определяет серийного убийцу. В этом пункте в современном анализе серийных убийств нет разногласий. Убийцы не преследуют исключительно сексуальные цели, не обязательно движимы фантазиями и выбирают не только незнакомцев. К серийникам относятся и киллеры, нанимаемые мафией, которых очень долго не учитывали, так как они не выбирают жертву. Сюда же включают и акты геноцида, которые ранее принято было объяснять идеологией или военной дисциплиной. Но, в конечном итоге, психопатология как наемного убийцы, так и военного преступника очень схожа с психопатологией «обычных» серийных убийц, живущих среди нас.

Большинство женщин, чьи истории рассматривает эта книга, можно назвать серийными убийцами, если исходить из самого актуального и простого определения: они совершили по два или более отдельных убийства, переживая в перерывах периоды эмоционального охлаждения. Все убийства были преднамеренными.

В наши дни классификация серийных убийц представляет собой прекрасно разработанную систему. К женщинам-серийницам часто применимы те же критерии оценки, что и к мужчинам. По методу преступлений серийные убийцы делятся на три типа: организованные, дезорганизованные и смешанного типа. Отдел поведенческого анализа ФБР изначально разрабатывал эту типологию как один из следственных инструментов, основанный на оценке места преступления – того, каким его оставляет серийный убийца.

Организованные убийцы, как правило, тщательно выбирают и выслеживают жертву. Они всё планируют, заранее привозят на выбранное место орудие убийства и наручники, часто перевозят жертву в другое место, скрупулезно избавляются от тела и улик. Неорганизованные серийные убийцы, напротив, чаще всего действуют спонтанно, нападают на жертву внезапно и оставляют место преступления в беспорядке. Обычно они используют первое попавшееся орудие, которое оказывается под рукой. Часто бросают жертву на виду, оставляя после себя массу улик. Психопатология дезорганизованного преступника иногда позволяет диагностировать клинические проявления психических заболеваний.

Убийцам каждого типа свойственны определенные черты личности и характера. Организованные убийцы часто умнее других, содержат свой дом в порядке и имеют представительный вид. Они завлекают жертву, опираясь на личное обаяние. Ездят на чистых и ухоженных автомобилях, владеют собственностью, имеют оплачиваемую работу. Неорганизованные убийцы не отличаются высоким интеллектом, более замкнуты и неряшливы. Чтобы справиться с жертвой, они применяют силу. Ездят на побитых машинах, живут в грязных, захламленных квартирах, работают и учатся от случая к случаю.

Поскольку женщины-серийницы чаще убивают знакомых или близких, они больше соответствуют профилю социализированного организованного убийцы – из тех, кто прибегает к хитрости, а не грубой силе, – но существуют и отличия, о которых мы еще поговорим.

ФБР выделяет еще и третий, смешанный, тип серийных убийц. Их нельзя однозначно отнести ни к одному из первых двух типов, но по отдельным параметрам имеется сходство и с тем и с другим. Ряд критиков считает выделение этого типа бессмысленным и считает, что он только подтверждает уязвимость принятой в ФБР типологии профилей.

Исходя из этой типологии, почти все женщины-серийные убийцы относятся к смешанному типу. Как организованные убийцы, они тщательно планируют и выбирают момент убийства, заранее готовят орудие (обычно яд), подчищают улики. И вместе с тем многие из них знакомы с жертвой, а тело оставляют на месте преступления, что характерно для неорганизованного серийного убийцы. В очень редких случаях женщина-серийница вывозит и прячет тело. К сожалению, для понимания природы серийного убийцы смешанный тип подходит меньше всего.

Криминалисты, далекие от тонкостей расследования, предпочитают определять тип серийного убийцы исходя из мотива, когда его удается установить. При таком подходе, если целью было получение удовольствия, для определения типа преступника подойдут самые разные классификации убийц. Криминологи до сих пор спорят, насколько важен в серийных убийствах сексуальный мотив. Полемика особенно актуальна в отношении женщин-серийниц, которые редко совершают преступления, связанные с беспричинным нанесением увечий или садистскими половыми актами, характерными для убийц-мужчин.

При существующей классификации серийных убийц на мотив можно опираться не всегда. Логично ли считать серийным убийцей нанятого мафией киллера? Является ли разновидностью серийного убийцы террорист или палач, осуществляющий геноцид? По мнению криминологов Рональда и Стивена Холмсов, все они без исключения – серийные убийцы. Классификация серийных убийц по Холмсу основана строго на мотиве удовлетворения: ради какой награды или корысти, материальной или эмоциональной, серийные убийцы идут на преступление [44]?

Исходя из этого, серийных убийц можно разделить на четыре основные группы с тремя подгруппами:

тиран

визионер

миссионер

гедонист

одержимый похотью

ценитель комфорта

любитель острых ощущений

Только для одной группы основным мотивом убийства становится секс – для убийцы-тирана, испытывающего сексуальное удовлетворение от чувства власти и контроля, который он получает над жертвой, и совершающего убийства сугубо на сексуальной почве.

Для одного из трех видов убийц-гедонистов, одержимого похотью, секс, хоть и играет меньшую роль, но все же остается важным мотивом. Такие убийцы испытывают сексуальное удовлетворение от того, что уродуют трупы или занимаются с ними сексом, пьют их кровь или прибегают к каннибализму. Само по себе убийство не приносит им удовлетворения, оно лишь средство для достижения цели. Они не стремятся во что бы то ни стало убить жертву – им просто нужно ее тело или какая-то его часть. Эдмунд Кемпер, который убивал, увечил и занимался сексом с частями тел восьми жертв женского пола, включая мать, был типичным убийцей, одержимым похотью. Объяснял он свои действия так: «Возможно, это прозвучит бессердечно, но все, что мне нужно было, это особый контакт с человеком, обладание им так, как мне хотелось. И приходилось выселять людей из их человеческих тел». Эти убийства Кемпер описывал как «изготовление кукол» из людей [45].

Среди женщин-серийниц одержимые похотью практически не встречаются. Известно лишь два исключения. Первое – это графиня Елизавета Батори (1560–1615), жившая в Трансильвании в эпоху Возрождения и, по слухам, купавшаяся в крови женщин. Второе исключение, вероятно, имело место в Техасе в середине 1980-х. Серийный убийца Рики Грин, отнявший жизни у двух женщин и двух мужчин, утверждал, что его жена Шэрон, дочь проповедника, участвовала в изнасиловании двух жертв женского пола, наносила им резаные раны и удары молотком. А после убийства супруги умащивали друг друга теплой кровью жертв и занимались сексом. Шэрон Грин признала себя виновной в убийстве, но заявила, что, будучи «избиваемой женой», участвовала в убийствах и изнасилованиях под принуждением. Рики приговорили к смертной казни, Шэрон вынесли условный приговор – десять лет испытательного срока. 12 ноября 1991 года в эфир вышло шоу Опры Уинфри с участием Шэрон Грин в качестве гостя [46].

Если вернуться к венгерской графине Елизавете Батори, то и мотив купания в крови не выглядит таким уж однозначным, как я покажу ниже. Судя по всему, она верила, что это помогает сохранить молодость кожи, но не получала от этого никакого сексуального удовольствия.

Таким образом, когда теоретики феминизма настаивали, что женщин – серийных убийц не существует, на самом деле они подразумевали, что не существует женщин-серийниц типа «тиран» или «одержимый похотью». Однако, как мы еще убедимся, многое изменилось с 1980-х и 1990-х, когда звучали эти утверждения.

Помимо тирана и одержимого похотью, остальные группы и подгруппы серийных убийц не подчиняются сексуальным импульсам, у них другая мотивация. (Хотя это не означает, что они никогда не совершают половых актов с жертвами.)

Убийцу-визионера подталкивают к преступлению видения или голоса. В большинстве случаев это клинические больные, неподсудные по причине невменяемости, которые страдают органическими заболеваниями головного мозга и галлюцинациями. Как правило, это преступники крайне дезорганизованного типа, встречаются они нечасто, и обнаруживают их довольно быстро.

Убийцы-миссионеры руководствуются политическими, нравственными, этическими или любыми другими воображаемыми мотивами, которые и побуждают их к убийству. Их интересует конкретный тип жертвы, которую, убеждены они, следует уничтожить, устранить из общества или наказать. Это могут быть бездомные, врачи, делавшие аборты, старики, гомосексуалы или представители определенной расы.

Убийцы-гедонисты, любители острых ощущений, наслаждаются тем, что переходят грань допустимого, прибегая к похищениям, пыткам и убийствам. Такие убийства часто сопряжены с изнасилованием – как выплеском агрессии, а не сексуального влечения.

Гедонисты-ценители комфорта убивают просто ради материальной выгоды, которую приносит им смерть жертвы. Именно ценитель комфорта – тот тип, который раньше чаще всего ассоциировался с женщинами – серийными убийцами. Существует стереотип, что женщина-серийница – это черная вдова, которая втирается в доверие к жертве-мужчине, пользуясь своим женским обаянием, получает контроль над его имуществом, убивает его, а потом ищет новую жертву.

Последнюю на сегодняшний день систему классификации предложили Ричард Уолтер, судебный психолог тюремной системы штата Мичиган, и доктор Роберт Кеппел, ветеран криминалистики, расследовавший пятьдесят серийных убийств, в том числе дело Теда Банди, убийство детей в Атланте и дело убийцы с Грин-ривер. Уолтер и Кеппел сосредоточились прежде всего на убийствах на сексуальной почве, как одиночных, так и серийных, и отталкивались от классификации насильников, которую в 1980-е разрабатывали для ФБР Рой Хейзелвуд и доктор Энн Берджесс [47]. С учетом особенностей следствия, Кеппел и Уолтер предлагают делить серийных убийц на четыре типа.

Демонстрация власти: мотив – утверждение мужской власти над жертвой-женщиной или мужчиной.

Самоутверждение: мотив – получение от жертвы подтверждения, что он доставляет ей «удовольствие» или что он «лучше», чем другие любовники.

Карательный гнев: мотив – месть, сведение счетов, отплата женщине (или тому, кто ее замещает), которая, как ему кажется, нанесла ему оскорбление.

Возбуждение от гнева: основной мотив – получение сексуального удовлетворения через причинение боли и внушение ужаса жертве, независимо от пола.

Однако приведенные выше профили при всем их разнообразии сфокусированы на психопатологии мужчин и описывают конкретно ее. Со временем возникали новые категории, нацеленные на типологию именно женщин – серийных убийц.

Черные вдовы, издавна известные тем, что убивают мужей, любовников или других родственников ради материальной выгоды или по другим мотивам.

Ангелы смерти, убивающие пациентов, за которыми они ухаживают, или детей, которых нянчат, в силу разной мотивации – иногда из корыстных побуждений, но чаще всего по необъяснимым причинам.

Последовательницы секты, которых подталкивает к убийству харизматичный лидер. Самый громкий пример – женщины из «Семьи» Мэнсона.

Подчиняющиеся партнерши, которые смирились с участием в убийствах, совершаемых их мужьями или любовниками.

Развратные партнерши-садистки, которые с радостью участвуют в изнасилованиях и убийствах, совершаемых их партнерами.

Импульсивные мстительницы, которые убивают определенный тип людей, напоминающих им об обидчиках из прошлого. В эту категорию прекрасно вписывается Эйлин Уорнос.

Хищницы, преследующие выгоду, которые убивают незнакомых людей ради материального интереса. Эйлин Уорнос можно отнести и к ним.

Миссионерки с политическими или социальными идеями, которые они пытаются реализовать, или найти для себя успокоение, целенаправленно преследуя определенный тип людей, например, нацистских медсестер, которые участвовали в убийствах инвалидов (детей и взрослых) в медицинских целях.

Жаждущие власти – преступницы, стремящиеся получить некую форму контроля или власти в политике или в личной жизни.

Убийцы с делегированным синдромом Мюнхгаузена – расплывчатая категория, в которую попадают матери и опекунши, убивающие по несколько своих детей, или медсестры, обрекающие на смерть пациентов, стремясь вызвать сочувствие или привлечь к себе внимание [48].

Еще один метод классификации женщин-серийных убийц основан на типе личности. Среди женщин, осужденных в Калифорнии за убийство (единичное или серийное), исследователи выявили шесть поведенческих моделей.

Мазохистки – женщины с хорошей репутацией, внешне эмоционально стабильные, часто очень религиозные, но склонные строить близкие отношения с жестокими партнерами, которых они, не вытерпев унижений, в конце концов убивают.

Активно-агрессивные, жестокие женщины, эмоционально нестабильные, импульсивные и склонные к насилию. Они охотно применяют силу, поэтому, даже не планируя убивать, в приступе агрессии могут совершить непреднамеренное убийство.

Пассивно-агрессивные женщины-убийцы, которые подавляют гнев, выплескивая его косвенным образом – на собственных детей или других беззащитных жертв из своего окружения.

Неадекватные женщины-убийцы, которых отличает неумение справляться с трудностями, ограниченный интеллект и низкая самооценка. Их главная забота – угодить партнеру, что и заставляет их участвовать в убийстве или сексуальном насилии, осуществляемом партнером.

Душевнобольные преступницы – женщины с клиническими диагнозами. Как и визионеров, к убийству их подталкивают голоса или галлюцинации.

Аморальные преступницы планируют и совершают убийства без малейших сожалений, ради личной корысти или материальной выгоды. Их можно причислить к психопатам или социопатам – это скорее расстройство личности, нежели психическое заболевание. Они осознают свои действия, но им все равно. Большинству серийных убийц обоих полов можно диагностировать социопатию, или антисоциальное расстройство личности (АРЛ) [49].

Другое исследование, в котором рассматриваются отношения жертвы и преступника, дает такую классификацию женщин-убийц:

Альфа-женщины, прибегающие к насилию, чтобы защитить себя или других от причиняемого им вреда. Это случаи самообороны, в которых обидчик становится жертвой.

Бета-женщины, которых на убийство толкают эмоции, например, ревность или ненависть, либо они тем или иным образом провоцируют агрессию по отношению к себе, что и приводит к непреднамеренному убийству.

Омега-женщины, которые, используя сексуальность, обманывают своих жертв, сохраняя с ними эмоциональную дистанцию; убивают хладнокровно и часто ради материальной выгоды [50].

Все перечисленные классификации могут не иметь ничего общего между собой или пересекаться по каким-то параметрам. Единого определения серийного убийцы не существует, как нет и единой универсальной системы классификации серийных убийц, будь то мужчины или женщины. Совершенно очевидно одно: такой широкий спектр определений и типологий говорит о том, что феномен женщин-серийниц – явление гораздо более всеобъемлющее и многообразное, чем принято думать.

Несколько замечаний об общем количестве женщин – серийных убийц. По статистике, у женщин-убийц дела идут лучше, чем у их коллег мужского пола. Если мужчина-серийник до момента ареста в среднем убивает на протяжении четырех лет, то женщина-серийница, прежде чем ее остановят, действует обычно в два раза дольше, чуть больше восьми лет [51]. Известны случаи, когда женщины убивали по тридцать и более лет.

Причина этого кроется отчасти в банальном нежелании признавать, что женщины способны на длительные проявления насилия. Учтем и тот факт, что они часто убивают у себя дома или в больницах, где смерть выглядит естественно, а их присутствие на месте преступления объясняется их профессиональными обязанностями. Женщины – серийные убийцы редко оставляют на обочинах трупы молодых женщин или подростков, вызывая такой тревожный резонанс. Так называемые «тихие убийцы», они могут годами совершать преступления, о которых никто не догадывается.

Еще одна причина многолетней активности женщин-серийниц может быть напрямую связана с полом. Убийцы-мужчины, особенно ищущие сексуального удовлетворения, после сорока устают и сбавляют темп.

Тогда как среди серийных убийц женского пола нередки случаи, когда после пятидесяти, а то и после шестидесяти они вполне активны и даже не достигли пика своей преступной карьеры. Доротее Пуэнте исполнилось шестьдесят, когда в 1988 году ее обвинили в убийстве девяти мужчин и женщин. Она была полна сил и желания убивать. В тюрьме Пуэнте и сейчас чувствует себя отлично: не так давно она выпустила сборник своих кулинарных рецептов.

Нэнси «Нэнни» Досс было пятьдесят, когда в 1954 году ее арестовали за отравление мужа. В ходе расследования полиция раскрыла целую серию преступлений, совершенных тогда уже бабушкой за последние двадцать восемь лет: по всей видимости, она отправила на тот свет в разное время четырех своих мужей, мать, двух из четырех дочерей, свекровь и других родственников, отравив всех их черносливом, пропитанным мышьяком.

Когда я пишу эти строки, семидесятитрехлетней Ольге Руттершмидт и ее семидесятипятилетней подруге Хелен Голей предъявлены обвинения в двух убийствах и двух сговорах с целью совершения убийства ради финансовой выгоды. Их жертвами стали Пол Вадос семидесяти трех лет, убитый в ноябре 1999 года, и Кеннет Макдэвид, которому на момент смерти в июне 2005-го был пятьдесят один год. Ольга и Хелен, которые познакомились в спортивно-оздоровительном клубе десятки лет назад, обвиняются в том, что провернули мошенническую схему со страховками, получив выплаты в размере 2,3 миллиона долларов. Для этого они разыграли несколько убийств бездомных якобы в результате наезда машины, водитель которой скрылся с места преступления [52]. «Мышьяк и старые кружева»[8] – не такая уж избитая банальность, как мы думаем.

Около 68 процентов женщин – серийных убийц действуют в одиночку, а остальные 32 процента совершают убийства чаще всего с доминирующим партнером-мужчиной. Хотя случается, что и женщины доминируют над партнерами-мужчинами или целой бандой убийц, состоящей из одних женщин. Именно в совместных убийствах с партнером-мужчиной женщины чаще всего оказываются соучастницами изнасилований и убийств на сексуальной почве, которые традиционно ассоциируются только с мужчинами-серийниками.

Партнерши серийных убийц – еще одна уникальная категория. Этому непростому феномену посвящена отдельная глава данной книги.

Что касается выбора жертв, то принято считать, что женщины-серийницы убивают в основном родственников и знакомых. До недавнего времени так оно и было, однако сегодня незнакомые люди все чаще оказываются жертвами женщин-убийц, превалируя даже над членами их семей и близкими знакомыми [53]. Проблема четкого понимания, кто чаще становится жертвой, состоит в том, что, как и их коллеги-мужчины, многие женщины-убийцы сегодня лишают жизни и тех и других – как незнакомцев, так и родственников и близких знакомых.

В этой книге представлены не похожие одна на другую истории женщин-убийц, относящихся к самым разным типам. Каждая из них убила не менее двух человек, в разное время и по разным причинам. Все они, без всяких оговорок, серийные убийцы, потому что, убив однажды, снова пошли на преднамеренное убийство.

У этих убийц разные мотивы и разная психология, но есть у них и нечто общее, то, что их объединяет. Мы рассмотрим психические отклонения, которые отмечаются у преступниц, по мере возможности покопаемся в их детстве. Как и мужчины, женщины-серийницы – продукт в равной мере наследственности и воспитания, хотя вероятные генетические и физиологические признаки женщин-преступниц изучены гораздо хуже, чем характерные черты мужчин-серийников.

Культ женственности и женская культура занимают центральное место в нашем анализе, тогда как к мужчинам-серийникам аналогичный подход неприменим. Женщины, совершающие серийные убийства, бросают вызов не только привычным понятиям добра и зла, но и нашему базовому пониманию гендерной роли и идентичности, а в конечном итоге и общепринятому пониманию человеческой природы. На представление о серийных убийцах мужского пола никак не влияет политическая повестка дня, чего не скажешь о женщинах-убийцах. В мужчинах-серийниках, по всей видимости, проявляется худшее, что есть в мужском начале, а вот с женщинами не все так ясно. Бросают ли женщины-серийницы вызов самой женственности или только дают выход худшему, что в ней есть? Присуща ли женскому началу агрессия, и в какой форме? Проблему женщин – серийных убийц следует рассматривать не только в политическом или гендерном контексте, но и в общечеловеческом масштабе.

Агриппина Младшая

Валерия Мессалина

Елизавета Батори

Тофания Ди Адамо

Мария Де Бренвилье

Джейн Скотт

Элизабет Экклс

Сара Дейзли

Элиза Джойс

Сара Фриман

Мэри Энн Милнер

Сара Чешем

Мэри Мэй

Мэри Эмили Кейдж

Кэтрин Уилсон

Мэри Энн

Коттон Кэтрин Фланнэген

Маргарет Хиггинс

Кейт Бендер

Патти Кэннон

Лидия Шерман

Сара Джейн

Робинсон Джейн Топпан

Глава 1

Сущность звериного начала в женщине

Как и почему? Как женщины становятся серийными убийцами и почему они убивают? Почему, сказать проще. Причины могут быть те же, что и у убийц-мужчин: жажда власти или контроля, сексуальное влечение, материальная выгода, поиск острых ощущений, самоутверждение, месть и психические расстройства.

Но есть и серьезные отличия. Мужчины-серийные убийцы часто похищают жертв, насильственно удерживают, наносят увечья и насилуют, давая выход агрессии и потребности в контроле. Женщины-серийные убийцы обычно идут напролом, не отвлекаясь на нанесение ран или увечий. Ни полароидных фотографий, ни мастурбации на месте преступления, ни половых актов с трупом.[9] Женщина ставит перед собой конкретную задачу – убить. В этом смысле она представляет несравнимо большую опасность, чем мужчины-хищники, движимые своими фантазиями.

Мужчины-серийники могут и не добивать жертву, в их фантазиях убийство не обязательно занимает центральное место. Они могут фантазировать о том, как доминируют над жертвой, совершая физическое и сексуальное насилие, и в этом сценарии не всегда есть место убийству. Но едва только агрессивный запал исчерпывается, жертва их больше не интересует – ни живая, ни мертвая. Если жертва подвергалась физическому насилию, преступник может оборвать ее жизнь, чтобы избавиться от свидетеля нападения или изнасилования. А может убить и из чувства стыда. Или не убивать вовсе. Некоторые могут даже проявить милосердие, отказавшись от своих планов.

К примеру, Ричард Коттингем в конце 1970-х оставлял в номерах гостиниц и мотелей жутко изувеченные расчлененные трупы уличных проституток. Накачав наркотиками, он часами издевался над ними, некоторым жертвам отрубал руки и обезглавливал [54]. Можно ли выжить, побывав в руках у такого маньяка? Но выжившие были – они приходили в себя на обочине дороги или на полу в номере отеля, избитые и израненные, но живые. Почему? Он не убивал их просто потому, что они выжили после всех издевательств. Только и всего. Он вообще не собирался их убивать – лишь унижать и мучить. Но как только он совершал то, что хотел, ему становилось все равно, живы они или нет, для него они были просто мусором. И он бросал их – кого мертвым, а кого живым. Многие погибали в процессе издевательств. Слабые физически, они не выдерживали пыток – тощие уличные девчонки, перебивающиеся чипсами и кока-колой. Увечил он их не ради удовольствия, а чтобы уничтожить их как личность, отрубал головы и руки не для сувениров, а чтобы помешать расследованию. Если он и решал кого-то убить, то только для хладнокровного устранения свидетеля. Это была необходимость, а не удовольствие.

Случается, что некоторым жертвам удается выжить, вызвав в посткатартическом сознании серийного убийцы некоторый интерес или внезапное смутное раскаяние. Иногда жертва говорит или делает что-то такое, что заставляет злоумышленника передумать и не убивать ее. Книгу о мужчинах – серийных убийцах я заканчивал главой о том, что можно сделать, чтобы сохранить себе жизнь, оказавшись в роли жертвы. Основывался я на рассказах выживших и на объяснениях самих убийц, почему они иногда оставляли кого-то в живых. В книге о женщинах – серийных убийцах такой заключительной главы не будет.

Кроме жертв, выживших чудом, благодаря не иначе как ангелу-хранителю, информации о тех, кого женщины-серийницы оставляли в живых, практически нет. Приняв решение убить, женщины его уже не меняют, и на пути к цели крайне редко уступают своим фантазиям и прибегают к ритуальным пыткам. Они сразу берутся за дело. (Хотя серийные отравительницы, как известно, могут продлевать мучения своих жертв, манипулируя дозами яда, но почему они это делают, установить до сих пор не удалось.)

Женщины-серийницы редко похищают и насилуют жертв, разве что за компанию с партнером-мужчиной. Они редко (а правильнее сказать – никогда) убивают, чтобы забрать себе труп или какую-то часть тела жертвы для гедонистического удовлетворения похоти. Не в их правилах хватать, связывать, держать взаперти и пытать жертв, а только потом убивать. Смерть жертвы приносит женщине-серийнице настоящее удовлетворение, и она живет с этим ощущением еще несколько дней, недель или даже месяцев. Если для мужчины убить – значит воплотить свою фантазию или освободиться от нее, то женщина убивает, просто чтобы убить. Это ее способ выражения.

Объясняя, почему они оставили кого-то в живых, мужчины – серийные убийцы часто называют одну и ту же причину: они что-то узнали о нем как о человеке. В восприятии преступника жертва обрела индивидуальность, и решимость убить пошатнулась. Этот феномен напрямую связан со склонностью мужчин-серийников выбирать незнакомых людей, которых можно объективировать, приписывая им собственные смертельно опасные фантазии. Но если вдруг они по какой-то причине увидят жертву такой, какая она есть на самом деле, это может нарушить ход их фантазий.

По мнению отдела бихевиоризма ФБР, чтобы остаться в живых при нападении серийного убийцы, лучше всего попытаться поговорить с ним, чтобы он узнал вас как личность. Это разрушит выдуманную им картинку, в которой вам отведена роль жертвы.

Все это едва ли поможет в случае с типичной женщиной-серийницей. Во-первых, вероятнее всего, она близко знакома с жертвой, с которой работает, живет или делит постель. Она и так прекрасно знает, кто это. Фантазиям тут места нет.

Во-вторых, жертвы вряд ли осознают, что им угрожает опасность, потому что женщина, как правило, совершает убийство под прикрытием тех отношений, которые сложились у нее с жертвой: медсестры убивают пациентов, матери убивают своих детей, жены – мужей, а домовладелицы – жильцов. То есть жертву она выбирает в рамках обычных социальных и профессиональных отношений, но действует исподтишка, отдавая предпочтение яду, передозировке наркотиков или внезапному удушью. Свидетелей не будет, а тело обнаружат там, где ему и положено быть, а не на обочине дороги или слегка прикопанным в земле.

И, наконец, ввиду того, что женщины не заморачиваются с пытками или ритуалами, а сразу приступают к делу, у ничего не подозревающей жертвы редко бывает время что-то предпринять, даже если она подозревает, что находится в опасности.

Разве кто-то ждет, что жена, любовница, мать или дочь попытается их убить? Вот почему Эйлин Уорнос так разительно отличалась от всех: ее целью были только незнакомые мужчины, которых она убивала почти сразу же, как только встречала.

В случае с женщинами-серийницами вы можете умереть, так и не узнав, что вас убивают. Просто какое-то недомогание, слабость не по возрасту, а на следующий вечер у вас вдруг отнимается речь, вы не можете пошевелиться и с наступлением ночи умираете в кромешной тьме, давясь соплями, за закрытыми дверями. И ваши частые всхлипы – единственные звуки, которыми придется утешиться. Для посторонних это смерть по естественным причинам, и никто даже не заподозрит, что вас убили. Пара телефонных звонков, и спустя три часа вечерняя смена, констатировав смерть, вынесет и увезет ваше тело, а к утру его уже подготовят к бальзамированию. Более одинокую смерть трудно даже представить.

Не следует путать почерк убийцы с методом, или modus operandi, который он использует. Профилировщики[10], изучая место преступления, проводят четкую грань между почерком и методом.

Метод – это то, что должен сделать серийный убийца, чтобы совершить преступление: выдать себя за ремонтника, вскрыть окно, предложить автостопщику подбросить его, подчинить, угрожая оружием, носить маску, смыть следы преступления, возможно, расчленить труп, чтобы проще было от него избавиться, устроить поджог, уничтожая улики. Метод, как правило, меняется – со временем он становится только лучше, ведь, совершая убийство за убийством, преступник постоянно учится. Серийному убийце приходится все время оттачивать тактику: с каждым следующим убийством растет риск, что его задержат. Не будем забывать, что движет им страстное желание сократить разрыв между вымыслом и реальностью – между острым наслаждением своими фантазиями и неудовлетворенностью тем, что он испытывает на самом деле. Он никогда не будет доволен тем, как реализуются его желания. Он вынужден пробовать снова и снова, улучшая методы. Так что можно сказать, что серийные убийцы – это машины для убийства, движимые игрой воображения и подпитываемые как потребностью, так и желанием – как прагматизмом, так и психическим расстройством.

Серийное убийство требует определенной дисциплины. Возможны, конечно, исключения, но обычно мужчина-серийник действует около четырех лет. За такой срок можно успешно создать семью, развить бизнес – свой или партнерский. Все эти начинания требуют не меньших усилий, чем серийные убийства. Логично, что метод должен меняться, улучшаться с каждым убийством, повышая шансы выжить хотя бы на протяжении этих четырех лет.

Методу противостоит почерк – действия, которые преступнику совершать необязательно. Например, связывать жертву, которая не сопротивляется, истязать жертву, готовую подчиниться, придавать телу определенное положение, расчленять труп, если нет цели от него избавиться, забирать трофеи или сувениры, намеренно оставлять какие-то сообщения или улики. Если метод определяет, как произошло убийство, то почерк дает ключ к тому, почему оно произошло, и редко меняется с годами.

Что касается женщин-серийниц, то у них убийство и почерк неразделимы. Иногда убийство трактуют неправильно, анализируя его сквозь призму метода, что и порождает такие определения, как черная вдова или ангел смерти. Убийство рассматривается как способ достижения цели, а мотивом чаще всего становится материальная выгода. При ближайшем рассмотрении, однако, выясняется, что отнимать у кого-то жизнь было совершенно необязательно. Есть более простые и безопасные способы украсть, чем убийство. Зачем тогда убивать?

Такие вопросы мало чем нам помогут. Потому что, рассуждая о более простых способах украсть, не прибегая к убийству, мы взываем к ценности человеческой жизни. А женщины-серийницы ценят жизнь человека не дороже старой тряпки. Им проще убить. Для гедонисток материальная выгода означает тот комфорт, который однозначно перевешивает ценность человеческой жизни.

А еще многие убивают потому, что именно этого и хотят больше всего на свете.

Тут можно говорить об удовольствии от убийства, ощущении власти, которое оно дает, об эйфории. Завладение имуществом – всего лишь горячая закуска на этом пиршестве упоения властью, еще одно маленькое наслаждение, приятное покалывание в животе.

Поэтому и убивают за пачку сигарет или пару копеек.

У многих черных вдов на самом деле гораздо более сложная мотивация, чем банальная материальная выгода. Корыстные побуждения как таковые часто меркнут на фоне агрессии и потребности держать все под контролем.

Все это, однако, мало что дает для составления профиля женщины-серийницы на основании анализа места преступления, поскольку очень часто нет никакого места преступления и анализировать нечего. Часто никто просто не знает, что преступление произошло. Женщина-убийца редко фигурирует в качестве «неизвестного субъекта», говоря языком профилировщиков ФБР, потому что она, как правило, и не скрывается, а ее связь с жертвой очевидна. Конечно, лишь в том случае, если кто-то начнет догадываться, что есть жертва. Но велика вероятность, что очень долго никто ни о чем знать не будет.

С 1979 по 1983 год агенты ФБР из Отдела поведенческого анализа (ОПА) весьма основательно и подробно опросили тридцать шесть осужденных за убийство на сексуальной почве, отбывающих наказание, среди которых было двадцать девять серийников [55]. Опрашивали очень обстоятельно – начиная с первых детских воспоминаний и заканчивая мотивами и самыми жуткими подробностями их преступлений.

Скрупулезные беседы проводились также с семьями, друзьями и знакомыми убийц, равно как и с выжившими жертвами. Отдел поведенческого анализа детально изучил и данные о 118 жертвах, которые не выжили: их занятия, образ жизни, физические параметры, место встречи с убийцей, результаты вскрытия и то, в каком виде были обнаружены тела.

Аналогичных исследований, касающихся женщин – серийных убийц, до сих пор не проводилось. Нечто похожее проделала доктор Дебора Шурман-Кауфлин, которая побеседовала в стенах тюрьмы с двадцатью шестью женщинами, убивавшими неоднократно, и добилась расположения еще семи [56]. Не все из этих семи были серийными убийцами – по крайней мере, одна (а может, и больше) осуждена за массовое убийство: за одну ночь она замучила и убила пять человек. Сразу отметим важное отличие убийц женского и мужского пола: если первые неохотно рассказывают о своей жизни и совершенных преступлениях, то вторые очень словоохотливы и любят поболтать.

Семь преступниц из тех, с кем беседовала Шурман-Кауфлин, забрали жизни у тридцати шести человек – в среднем по 5,14 жертвы на убийцу. Это намного выше, чем аналогичный показатель для мужчин – в среднем 3,8 жертвы – согласно анализу дел двадцати девяти серийников, проведенному ФБР. (Будем считать, что остальные семь преступников, которых изучало ФБР, убили каждый по одной жертве.)

Пожалуй, наиболее исчерпывающую статистику по этому вопросу дает исследование Эрика Хики, проведенное в филиале Университета штата Калифорния в городе Фресно. Проанализировав данные о серийных убийцах в США в период с 1800 по 1995 год, Хики идентифицировал 337 мужчин – серийных убийц, общее число жертв которых оценивается в диапазоне от 2613 до 3807 человек. Соответственно, на одного убийцу приходится в среднем от 7,8 до 11,3 жертвы [57]. В этом же исследовании приводятся данные по 62 женщинам – серийным убийцам, которым приписывают смерти от 417 до 584 человек, так что на одну преступницу в среднем приходится от 6,7 до 9,4 жертвы [58]. Верхний показатель среднего числа жертв женщин-серийниц выше, чем нижний показатель среднего числа жертв, убитых мужчинами.

Для понимания того, как мало мы знаем о женщинах – серийных убийцах, обратимся к другому исследованию, которое, изучив дела 14 осужденных женщин, насчитало 62 потенциальные жертвы, в среднем по 4,4 на одну преступницу [59]. (Однако по факту эти женщины были осуждены за убийство 27 человек. При расследовании серийных убийств, особенно совершенных в нескольких юрисдикциях, преступников часто судят не за все убийства, в которых обвиняют. Это еще больше затрудняет статистический анализ.)

Средний возраст мужчины-серийника на момент первого убийства 27,5 года [60]. Это согласуется с тем фактом, что психопатия впервые проявляется в раннем отрочестве, выражаясь в замкнутости и развитии агрессивных сексуальных фантазий в годы отрочества, в подростковом возрасте и после двадцати лет.

Изучая истории женщин-серийниц, Б. Т. Кини и К. Хайд установили, что в среднем они начинали убивать в 32,9 года, при этом самой младшей преступнице было 19 лет, а самой старшей – 53 года [61]. Почти такие же цифры получила и Шурман-Кауфлин: средний возраст преступниц – 32,5 года, а возрастной диапазон – от 17 до 58 лет [62]. Из чего следует, что женщины, как правило, решаются на убийство в более позднем возрасте и не останавливаются даже в пожилом, а некоторые продолжают убивать и в шестьдесят, и в семьдесят лет. Мужчины-серийники редко убивают после сорока, вероятно, по той причине, что в зрелом возрасте проявления психопатии ослабевают. То есть, в то время как мужчина-убийца по достижении зрелого возраста начинает успокаиваться, женщину-убийцу менопауза делает только еще кровожаднее.

Но как только мы начинаем думать, что для убийц женского пола существуют возрастные границы, на память приходит Мэри Белл, одиннадцатилетняя аномалия родом из Англии. В мае 1968 года маленькая Мэри задушила четырехлетнего мальчика, заманив его в заброшенное здание. Тело ребенка было обнаружено в тот же день, но полиция решила, что это несчастный случай. На следующий день Мэри попыталась задушить одиннадцатилетнюю девочку, но ей помешал отец девочки, тут же выставив Мэри за дверь. Отцу и в голову не пришло, что она всерьез пыталась убить его дочь. Как можно подозревать в этом маленькую девочку?

Мэри пришла домой к убитому ею малышу и спросила у его родителей, нельзя ли на него взглянуть. Ей сказали, что мальчик умер, на что Мэри ответила: «О, я знаю, что он умер, я хотела увидеть его в гробу».

Через девять недель, прихватив с собой другую девочку, Мэри задушила трехлетнего малыша, исколола его живот сломанными ножницами, которыми затем попыталась его кастрировать. Потерпев неудачу, она вырезала у него на животе свой инициал «М». Тело обнаружили на пустыре среди бетонных блоков. Подозрение пало на Мэри только после того, как она стала обвинять в этом убийстве других детей. Когда ее разбудили среди ночи и увезли в полицию на допрос, одиннадцатилетняя девочка отказалась отвечать и дерзко потребовала у изумленных следователей вызвать ей адвоката, иначе она не произнесет ни слова.

Английский суд присяжных, рассматривавший ее дело, признал Мэри Белл виновной в непредумышленном убийстве на основании «ограниченной ответственности». В 1969 году ее приговорили к содержанию в психиатрическом учреждении на неопределенный срок.

Мать Мэри Белл наблюдалась у психиатра. Когда родилась Мэри, ей было семнадцать лет. Зарабатывала она проституцией, часто бросала дочь на родственников и даже пыталась однажды отдать ее на удочерение. В 1998 году уже взрослая Мэри Белл в интервью писательнице Гитте Серени призналась, что в детстве мать заставляла ее заниматься оральным сексом со своими клиентами.

Очень умная и хороший манипулятор – так отзывались о Мэри. Охранявшей ее сотруднице полиции она призналась, что хочет стать медсестрой, чтобы колоть людей иголками. «Мне нравится делать людям больно». Во время суда Мэри заявила: «Если бы я была судьей и передо мной стояла бы одиннадцатилетняя девочка, которая сделала то же самое, я дала бы ей восемнадцать месяцев. Убийство – это не так уж плохо. Все равно мы все когда-нибудь умрем» [63].

В 1980 году двадцатитрехлетняя Мэри Белл вышла на свободу, а в 1984-м у нее родилась дочь. Она судилась с властями, которые хотели отнять у нее ребенка, и, по всей видимости, оказалась любящей матерью. Сегодня она живет под другим именем; в 2003 году Верховный суд Великобритании запретил прессе раскрывать как местонахождение, так и настоящие имена Белл и ее дочери. Она остается самой юной из всех известных серийных убийц в истории.

К выбору жертвы мужчины и женщины подходят по-разному. По статистике, как минимум 70 процентов мужчин-серийников убивают только незнакомых людей, жертвами еще 16 процентов становятся как незнакомые, так и знакомые, наряду с родственниками. Около 8 процентов мужчин убивают только знакомых и 3 процента – только членов своей семьи [64].

Какой контраст с женщинами-серийницами! 34 процента из них убивают только родственников, 19 процентов – только знакомых. 32 процента женщин убили как минимум по одному незнакомому человеку, и только у 24 процентов все жертвы были им незнакомы. Половина всех женщин-серийниц виновны в смерти как минимум одного члена своей семьи, а 35 процентов отправили на тот свет не менее одного знакомого [65]. Это подтверждает многолетние наблюдения, согласно которым женщины чаще выбирают жертв из числа своих близких или знакомых.

Однако процент жертв, которые не были знакомы с убийцей, с 1975 года постоянно растет. Сегодня можно говорить о том, что женщины-серийницы отдают предпочтение именно незнакомцам, которые составляют от 24 до 30 процентов от общего числа жертв. Для сравнения, 22–25 процентов жертв – это родственники, а 11–15 процентов – люди, с которыми женщины-убийцы знакомы [66].

Если говорить о выборе конкретных жертв, то мужчины, выходя на охоту впервые, как правило, нападают на молодых женщин без сопровождения, как знакомых, так и незнакомых. За ними следуют, в порядке убывания, дети – мальчики и девочки, случайные путешественники и одинокие молодые парни. А вот женщины-серийницы традиционно начинают с собственных мужей и детей. Их следующими жертвами могут стать друзья, женихи, родственники мужа, их собственные матери, пациенты в больницах или домах престарелых и квартиросъемщики.

ТАБЛИЦА 1. Убийцы, выбиравшие жертв только одного типа в период с 1800 по 1995 год (в процентах)

ТАБЛИЦА 2. Убийцы, выбиравшие жертв, как правило, одного типа в период с 1800 по 1995 год (в процентах)

Резюмируя, мы видим, что жертвами мужчин-серийников чаще всего становятся взрослые молодые женщины, тогда как среди жертв женщин преобладают и взрослые женщины, и взрослые мужчины, с небольшим перевесом в сторону мужчин и детей. Кроме того, женщины-убийцы часто выбирают жертв среди пожилых людей, чего не скажешь о мужчинах, планирующих убийство.

К конкретному месту привязаны около 10 процентов мужчин – серийных убийц: 16–19 процентов своих жертв они убивают в одном и том же месте, где находят их или куда заманивают. Тогда как среди женщин-серийниц к определенному месту привязаны 32 процента, убивающих, например, у себя дома или в медицинском учреждении. В выбранном ими месте погибают 42 процента их жертв, попавших сюда случайно либо заманенных хитростью. Среднее количество жертв одной женщины-убийцы в конкретном месте достигает максимума, колеблясь от 9 до 13 [67].

Значительную долю – 45 процентов – составляют женщины-убийцы, орудовавшие хоть и в разных местах, но в пределах одного города или штата, при этом жертв на их долю приходится меньше – 33–35 процентов. У них же и более низкий средний показатель жертв – 6–8 жертв на убийцу. (Тогда как мужчины-серийники, орудующие в определенной местности, составляют 55 процентов от общего числа; на их долю приходится 45–48 процентов жертв.)

23 процента серийных убийц женского пола путешествуют или часто меняют место жительства, убивая 23–24 процента жертв, причем на каждую приходится по 7—10 жертв, что выше среднего уровня. (Часто переезжающие мужчины составляют 35 процентов от общего числа серийников, на их долю приходится 36–37 процентов всех жертв.)

Традиционно отвечая за приготовление еды и напитков, женщины, планируя убийство, чаще всего выбирают яд. Не менее 45 процентов женщин использовали яд периодически, а 35 процентов – постоянно. К огнестрельному оружию прибегали 20 процентов женщин-серийниц, забивали до смерти 16 процентов, душили жертв 16 процентов, наносили резаные раны 11 процентов, топили в воде 5 процентов.

11 процентов женщин-убийц всегда душили своих жертв, 8 процентов – всегда стреляли из оружия, 2 процента – всегда ранили острыми предметами. 33 процента женщин-серийниц пользовались перечисленными способами убийства в разных сочетаниях.

В чем мужчины и женщины похожи меньше всего, так это в отношении к жертве. Если первые применяют силу, используют оружие, веревки, цепи, скотч и другие способы, чтобы обездвижить жертву, обезвредить ее и сделать беспомощной, то вторые изначально выбирают беззащитных или ничего не подозревающих жертв (детей, стариков, больных) либо убивают тайком, например, с помощью яда, наркотиков или удушения, когда жертва спит или находится без сознания.

Между женщинами, совершившими серию преступлений, и «обычными» женщинами, убившими только один раз, есть существенные отличия.

Если говорить обо всех женщинах-убийцах, отбывающих наказание, то на момент совершения преступления примерно 77 процентов из них были безработными, 76 процентов имели детей. Их средний возраст – 27 лет [68], 65 процентов из них – афроамериканки. То есть типичная убийца – это молодая малообеспеченная женщина, часто идущая на преступление под влиянием социально-экономической среды, где межличностное насилие – привычное явление, где правила диктует улица со своими авторитетами и способами запугивания.

Что касается конкретно серийных убийц, то тут статистика сильно отличается: 95 процентов женщин-серийниц – белые, их средний возраст тридцать лет. Безработными на момент убийства были только 8 процентов, в то время как 10 процентов имели специальность, 5 процентов выполняли квалифицированную работу, 15 процентов – работу, требующую средней квалификации, 10 процентов занимались неквалифицированным трудом. 11 процентов составили другие категории – самозанятые или владельцы бизнеса (занятия остальных 41 процента неизвестны) [69]. Более благополучная социально-экономическая среда, где межличностное насилие – явление нечастое, позволяет предположить, что за их преступлениями, возможно, стоит психопатология. Нередко принадлежа к среднему классу, эти серийницы тщательно обдумывали и планировали каждое убийство, и законы улицы на них никак не влияли.

Очевидные мотивы у женщин-серийниц и убивших один раз тоже имеют мало общего. Порядка 74 процентов женщин, отправивших на тот свет несколько человек, шли на преступление в той или иной степени ради финансовой выгоды – прискорбное влияние как чаяний среднего класса, так и поведенческой модели тех, кто стремится контролировать жертву даже после смерти, присваивая ее имущество [70].

По данным ФБР, многие мужчины – серийные убийцы и сексуальные маньяки росли в неблагополучных семьях с ослабленной привязанностью родителей к новорожденным. Только 57 процентов родились в полных семьях, у 47 процентов отец ушел из семьи, когда им не было еще двенадцати. У 44 процентов были плохие отношения с матерью, а у 66 процентов мать занимала доминирующее положение в семье. О плохих отношениях с отцом или мужчиной, который занимался их воспитанием, сообщили 72 процента осужденных за убийство на сексуальной почве.

В исследовании Кини-Хайда приводятся данные о детстве десяти женщин, убивавших больше одного раза. 40 процентов из них были удочерены чужими людьми, 40 процентов воспитывались в нетипичных семьях, состоящих из нескольких родственников и не родственников, и только 20 процентов воспитывались до восемнадцати лет в традиционных семьях, имея обоих биологических родителей [71].

Будущее ребенка во многом предопределяется и судьбами его родителей. Согласно исследованию медицинского факультета Вашингтонского университета, дети, чьи биологические родители нарушали закон, став взрослыми, совершают преступления в четыре раза чаще – даже в случае их усыновления законопослушными родителями! По данным ФБР, у 50 процентов мужчин, имевших проблемы с законом, родители тоже нарушали закон, а 53 процента росли в семьях со своей историей психиатрических диагнозов [72].

Изучив досье женщин, совершивших несколько убийств, Шурман-Кауфлин дает такие цифры: 71 процент из них воспитывались в семьях, где отмечались проблемы с наркотиками и алкоголем. Однако родители с криминальным прошлым или психиатрическими проблемами были только у 14 процентов преступниц, то есть это коснулось одной из семи опрошенных женщин. Следовательно, вывести точный процентильный показатель невозможно.

Психологические травмы, полученные в детстве, – реалии многих мужчин-серийников: 42 процента из них испытывали физическое насилие, 74 процента – психологическое, 35 процентов признавались, что в детстве были свидетелями сексуального насилия, а 43 процента – что сами подвергались сексуальному насилию. О «травмирующих ситуациях, связанных с сексом» сообщили 73 процента преступников, убивавших на сексуальной почве, а 50 процентов признались, что первые фантазии об изнасиловании появились у них в возрасте двенадцати-четырнадцати лет.

Все без исключения женщины-серийницы (семь из семи опрошенных) в исследовании Кини-Хайда признавались, что переживали физическое, психологическое и сексуальное насилие в детстве, а 71 процент – в подростковом возрасте. Четыре женщины (57 процентов) указали, что их обидчиками были не родственники, а две женщины (29 процентов) подвергались насилию со стороны родственников.

В исследовании содержатся данные о группе из восьми женщин – серийных убийц, пять из которых подвергались сексуальному насилию (63 процента), причем четверо пережили насилие, когда им еще не было восемнадцати. Четыре из восьми признавались, что к ним применялось физическое насилие (50 процентов), а две – что стали свидетелями сексуального насилия или жестокого обращения в семье (25 процентов).

Жестокое обращение с животными, тяга к поджогам и ночное недержание мочи – набор поведенческих характеристик (называемый триадой Макдональда), который чаще всего фигурирует в рассказах о детстве серийных убийц. Наличие у ребенка всех трех признаков – серьезный звоночек, указывающий, что с большой долей вероятности он может вырасти садистом. Один из самых распространенных детских маркеров будущих серийных убийц – издевательство над животными и их убийство. Исследование, проведенное ФБР, это подтверждает: 36 процентов преступников мужского пола жестоко обращались с животными в детстве, а 46 процентов – в подростковом возрасте.

Судя по всему, вопросом о проявлениях триады Макдональда в детском возрасте у женщин-серийниц никто не занимался, но в исследовании Шурман-Кауфлин упоминаются случаи жестокого обращения с животными со стороны женщин, которых она опрашивала. Две из них признались, что вешали кошек, две – что душили, одна топила их, одна выпотрошила кошку ножом. Еще одна рассказала, что забила камнями крошечного терьера своей матери.

Одна из причин, почему мы не наблюдаем классической поведенческой триады у девочек и девушек-подростков, состоит в том, что женская агрессия в юности, а затем и во взрослой жизни принимает другую форму. Женщины часто проявляют агрессию опосредованно – манипулируя людьми и вынуждая их прибегать к насилию или подстраивая все так, чтобы намеченная жертва пострадала тем или иным образом.

Недавно обнародованные исследования женской агрессии в обществах разного типа, как примитивных, так и современных, показывают, что девочки дошкольного возраста не уступают мальчикам в жестокости. Чтобы добиться своего, они точно так же готовы толкаться, драться и применять физическую силу. Но по достижении десяти-одиннадцати лет, как показывает практика, уровень их физической агрессии понижается.

Это не значит, что агрессия в этом возрасте сходит на нет, просто она начинает проявляться иначе, чем у мальчиков. Мальчишеская среда поощряет публичные агрессивные выходки, в то время как девочки уже начинают пользоваться недавно освоенными языковыми и социальными навыками, проявляя агрессию завуалированно. Они отдают предпочтение косвенной, или «замаскированной», агрессии, настраивая людей друг против друга или используя социальные связи, чтобы навредить предполагаемой жертве [73]. Распространение сплетен, взаимные оскорбления, изгнание из компании, клубы хейтеров, недавно возникшие веб-сайты хейтеров – обычные способы выражения агрессии у девочек-подростков, которые могут приводить к серьезным физическим последствиям.

Антрополог Ильза Глейзер отмечала, что в Израиле и Замбии женщины, занимающие высокое положение, склонны сплетничать и обвинять во всех грехах других амбициозных женщин из числа своих подчиненных, тем самым оттесняя их от власти. В соседней Палестине нередки случаи, когда отцы или братья убивают женщину, «защищая честь семьи». Эти убийства, как удалось выяснить Глейзер, часто провоцируют сами женщины, распуская грязные слухи и тем самым заставляя мужчин действовать [74]. Девушки порой становятся подстрекательницами и в молодежных бандах Северной Америки: они целенаправленно злоупотребляют сплетнями, вынуждая бойфрендов прибегать к насилию. Все это приводит нас к давно известному понятию женской «замаскированной преступности», когда женщин, нарушивших закон, считают подстрекательницами или вдохновительницами насилия, а не непосредственными участницами [75].

Шурман-Кауфлин также отмечает, что все без исключения преступницы, с которыми она разговаривала, упоминали, что в детстве страдали от лишнего веса, а 43 процента – от подросткового акне. Сегодня лишний вес – явление широко распространенное, но, когда эти женщины были детьми, этот фактор, наряду с акне, мог усугубить их социальную изоляцию.

Пережитая в детстве социальная изоляция – одиночество – пожалуй, самая типичная черта серийных убийц – как мужчин, так и женщин. Будущих убийц, оторванных от сверстников и товарищей по играм, одолевают навязчивые фантазии, напрямую связанные с их низкой самооценкой, в которых они мстят и верховодят. И ключевое звено тут – фантазии. Изучая досье мужчин, убивавших на сексуальной почве, ФБР не нашло подтверждения гипотезе, что причинение смерти другим – это защитная реакция на пережитый ранее опыт насилия. Проблема тут в том, по мнению аналитиков ФБР, что не все серийные убийцы, с которыми они беседовали, подвергались в детстве жестокому обращению. ФБР пришло к заключению, что в детские годы серийные убийцы, зацикленные на своих прогрессирующих фантазиях, привыкали видеть себя убийцами и сами себя «запрограммировали».

Погруженность в мечты в паре с навязчивой мастурбацией – одна из характерных особенностей серийных убийц в детские годы, которая распространяется и на подростковый возраст, и на годы зрелости. Под погруженностью в мечты в исследовании понимают «любую когнитивную деятельность, которая отвлекает внимание от реальных дел». Под фантазией понимают детализированное размышление, основанное на способности мечтать, полностью поглощающее сознание, которое может выражаться как в образах, так и в одних ощущениях [76]. Согласно исследованию, 82 процента преступников много мечтали в детстве. И те же 82 процента признавались в навязчивой мастурбации (которая, возможно, была связана с их мечтами) [77]. В подростковом возрасте, а затем в молодости и зрелости количество мечтающих и мастурбирующих уменьшилось всего на один процент.