Слезы саламандры бесплатное чтение

Глава 1

Нет на свете для доброй хозяйки в благословенном Астанапуре – да что там в Астанапуре, во всей великой Велкве-таар! – более бесполезного, вредного и опасного растения, чем солнцедар. Никакого толку от проклятого цепкого кустика с сотнями мелких колючек, а вот хлопот и позора не оберешься! Зазеваешься или прихворнешь, как дыхание Велкве-Таар тут же занесет через ограду невидимое семечко, и оно прорастет между каменных плит. Стоит соседям углядеть колючее недоразумение – и мигом покатится дурная слава.

«Это которая? У той, что перед порогом солнцедар вырос?»

Если уж сказали про кого-нибудь «у него во дворе солнцедар вырос» – прощай, доброе имя! Во всех городах-оазисах Велкве-Таар такими срамными словами поминали только самых никчемных хозяев.

Гудри взмахнул заступом и точным ударом снес крохотный росток ненавистного растеньица, пробившийся меж высокой оградой и плитами заднего двора. Грубым тяжеленным заступом орудовать неудобно – не отцовской саблей махать – но что поделать? Пока Гудри на страже, ни одного солнцедара не будет во дворе! Никто не посмеет сказать о матушке худого слова!..

Конечно, не след потомку знатного рода Меджахаров заниматься столь низким делом. Однако после того, как караван с отцом и старшими братьями сгинул в песках Велкве-таар, большой богатый дом вблизи Верхнего города и дворца шайхиншайхов приходил в запустение. Все слуги, кроме старого верного Якира, разбежались. Мама почти целый день лежала одна-одинешенька, жаловалась на беспощадное солнце и несчастливую судьбу.

Гинтрун Меджахар давно мечтала бросить все, продать дом и уехать вместе с сыном в родной город, к сестрам и отцу. На особняк удачливого купца зарились многие, и звонких монет от его продажи хватило бы с лихвой для найма крепкой охраны. Верные стражники уберегли бы караван от нападения злобных дэвов и беспощадных юхридов. Но где бедной вдове взять силы и решимости для многодневного путешествия по горячим пескам?.. Кроме того, тела отца и старших сыновей так и не нашли. Ни один стряпчий не одобрил бы купчую, да и сама безутешная Гинтрун еще лелеяла слабую надежду увидеть мужа живым и здоровым, но с каждым прожитым днем эта надежда таяла как мираж, насланный коварным ай-юхридом.

Гудри закинул заступ на старый ковер, уселся сверху и дернул бахрому.

– Амун-таар, – позвал Гудри и повторил. – Амун-таар… – Волна пробежала по пушистому ворсу, и юноша произнес в третий раз. – Амун-таар!

Ковер неспешно поплыл над брусчаткой. Взлетать высоко запрещено было строго-настрого – ковер стелился не выше колена, и Гудри внимательно обшаривал взглядом стыки каменных плит, отмостку вдоль дома.

Солнцедару тут места нет!

Осмотр заднего двора, наконец, закончился – больше ни одного захватчика Гудри не обнаружил. Юноша приподнял правый угол ковра, и тот послушно повернул, полетел над дорожками старого сада. Под ветвями раскидистого тута дышать сразу стало легче. Показалась большая чаша фонтана.

Гудри остановил ковер и заглянул внутрь. Пусто, лишь песок и сухая листва. Прошли те благословенные времена, когда здесь плескалась бесценная влага, даруя прохладу и усладу сердцу. Матушка и отец любили прилечь под старым инжиром, потягивая горячий буйгурский чай… Под журчание струй отец рассказывал про далекие города-оазисы, куда водил караваны, про странствующие барханы, про смертельно ядовитое Темнодрево, про беспощадных собачьих скорпионов. Гудри слушал, затаив дыхание, а матушка то и дело охала, прижимая ладонь к груди и счастливо смеясь над отцовскими грубоватыми шутками.

Гудри катнул желваками. Фонтан пуст уже давно… Три года прошло, как на отцовский караван напали юхриды. Совсем неподалеку от Амун-таара, родного города матушки! Отец, Мадри и Джуф были ловчими дэвов и сражались до последнего. Многим удалось спастись, но сам бесстрашный купец Меджаар Меджахар с сыновьями сгинули безвозвратно. Когда на летающих коврах примчала городская стража, то они нашли лишь песок, испятнанный кровью. И ни единого тела.

С той поры фонтан опустел – роскошь иметь свой водовод более они не могли себе позволить…

Водовод!!! Положенный кувшин!! Вода! Как он мог забыть!..

Гудри спрыгнул с ковра, хлопнул по нему три раза, скороговоркой произнес нужные слова. Ковер плюхнулся на плиты двора, потеряв волшебную силу. Гудри торопливо скатал его, бросил на плечо и заторопился к крыльцу. Вода! Ну, конечно же, вода! Гудри задрал голову – солнце зависло над Белой башней, чуть-чуть не дойдя до шпиля. Если поторопиться – они еще успеют за утренней водой.

Из дома, шаркая разношенными туфлями с поникшими носами, показался старый Якир. Охнув, он принял ковер и укоризненно проскрипел:

– Молодой господин опять летал? Госпожа будет плакать…

– Ну, Якир… – протянул Гудри, протиснулся мимо слуги, цапнул с крюка положенный кувшин и прихватил круглую лепешку. Закинул кувшин на спину и притянул кушаком, завязал узел.

– Мальчишки уже у ворот… – зашамкал Якир, и Гудри вихрем слетел со ступенек. – Кричали…

И как он мог так опоздать? Все из-за этих проклятых солнцедаров! Гудри опрометью выбежал со двора.

– Ну наконец-то! – поднялся с корточек крепыш Сигвар. – Мы уже без тебя собрались идти.

– Успел же… – засопел Гудри.

Ребята расселись в тени ограды. Они отряхнулись от пыли и поправили положенные кувшины.

– Конечно, славному Гудри Меджахару не пристало самому ходить за водой! – воскликнул босоногий худощавый Фири в истрепанных обносках. – Раньше-то за него это делали слуги…

Вообще-то парня звали Фирузом, но все называли его попросту – Фири. Он жил в бедняцком конце города, в тесном переулке неподалеку от крепостных ворот. В малюсенькой комнатушке и в огороженном углу двора под открытым небом ютились многочисленные дети сапожника Файруза, его жена и престарелая мать.

– Раньше у Гудри был свой источник, – отрезал немногословный Ахмар. – Но теперь его нет. И не будем больше об этом.

Весельчак Фири понял, что сгоряча сболтнул лишнего и напомнил другу о потере отца. Смуглое лицо посерело, плечи поникли…

– Мой болтливый язык бежит впереди моих мыслей. Прости, Гудри, – повинился он.

Не тратя слов понапрасну, Гудри саданул друга меж лопаток и вприпрыжку бросился по улице, крича во все горло:

– Быстрее, быстрее! Скоро водовод перекроют, и утренняя вода закончится. Потом придется вечерней ждать!

– Ага. Сам ходит неизвестно где… – заворчал Сигвар. – А теперь поторапливает, умник…

Редкие прохожие, пробираясь в тени высокой ограды, с удивлением косились на столь непохожих мальчишек. Высоченный, на голову выше остальных, широкоплечий Сигвар выглядел старше своих лет. На его верхней губе уже начинал пробиваться первый робкий пушок, и приятели ему отчаянно завидовали. А еще отец Сигвара, стражник Верхнего Города, заплатил за обучение сына в Чит-тае. Всего через каких-то пару лун Сигвар станет учеником-книжником и начнет учиться на ловчего дэвов.

Ахмар тоже выглядел взрослее других. Но виной тому были не покатые плечи и толстые предплечья, а цепкий взгляд слегка прищуренных внимательных глаз. Вот и сейчас Ахмар слушал приятелей вполуха и не забывал осматриваться по сторонам. Целыми днями Ахмар держал на вытянутой руке снаряженный лук, привыкая к его тяжести, а каждый третий день ходил в гильдию змееловов и метал стрелы в мишень. Отец Ахмара был змееловом и со дня на день ожидалось его возвращение из многотрудного похода к Красным горам. Не по годам серьезный Ахмар лучше остальных понимал, чего пришлось пережить Гудри, когда злополучный караван не вернулся. Кому про это знать лучше всех, как не сыну змеелова, чей отец месяцами странствует по необъятной Велкве-таар?

Гудри же был самым беспокойным в их ватаге. Худой, подвижный, он без конца придумывал самые отчаянные затеи. Однажды Гудри подбил друзей подняться на крепостную стену Верхнего города. Мальчишек заметили еще на подходе. На их счастье, на воротах тогда стоял отец Сигвара – иначе для сорванцов дело закончилось бы в шайхских темницах. Это же надо додуматься – ведь за стеной находился Запретный сад, недоступный взору простых смертных!

Была, впрочем, у Гудри одна странность, над которой не уставали подшучивать приятели. Любил Гудри мечтать и размышлять. Заприметив что-нибудь самое обыкновенное, самое простое, на что иной бы даже не взглянул, – Гудри становился столбом, а глаза его стекленели.  Как правило, после этого он придумывал что-нибудь такое, после чего приятели ходили с поротыми спинами.

Вот и сейчас: Гудри кинул взгляд в пустынный переулок и пихнул Фири локтем.

– Помнишь? Вот здесь мы с тобой и познакомились.

Неужели здесь? Ребята остановились, озираясь вокруг.

– И вовсе это не тут было… – забормотал щуплый Фири и потер нос.

– Это место, – уверенно кивнул Ахмар. – То самое. Вон у того угла Сигвар тебя по песку и возил…

Однажды башмачник Файруз послал своего среднего сына с положенным кувшином за утренней водой. Как обычно, за братом увязалась мелкотня, дело осложнилось ссорами и криком – слово за слово, и Фири опоздал. Водовод в Нижнем городе перекрыли, арка перестала светиться, и стража замкнула проход своими острыми алебардами. Что оставалось делать бедолаге Фири? Попадаться под горячую руку отца не хотелось. Фири помчался быстрее ветра по едва знакомым улочкам наверх, к водоводу Среднего города – там еще пускали воду, можно было успеть!

К своему несчастью, сын башмачника наткнулся на стайку местных лоботрясов. Фири несся со всех ног и полетел кубарем от ловкой подножки. Не видя ничего вокруг от злости, он вскочил и бросился в драку, но тут же был сбит точным ударом. Дышать сразу стало нечем – на него уселись верхом, и принялись возить лицом по придорожной пыли.

– Оставь его, – вдруг послышался негромкий голос. Сверху обиженно засопели.

– А чего он… Ходит где ни попадя…

– Ну оставь его, Сигвар, – продолжил все тот же голос откуда-то сбоку. – Хватит с него.

Тяжесть исчезла, перед глазами прошлепали сандалии. Хорошие сандалии, дорогие, из добротно выделанной кожи – сын башмачника понимал в этом толк. Фири повернул голову и увидел невысокого мальчишку в богатой, хоть и запыленной и местами порванной одежде. Мальчишка стоял, подпирая ограду, и грыз яблоко, с интересом разглядывая незнакомца.

– Ты чего здесь? – спросил он.

И тогда Фири глянул на небосклон, увидел, что солнце уже миновало шпиль Белой башни – и губы у него задрожали. Вокруг принялись зубоскалить, но странный парень присел на корточки и все выведал у Фири. Мальчишки мигом замолчали, поводя плечами; похоже, всем довелось изведать на себе тяжесть отцовского гнева.

И вот тогда-то и случилось небывалое: Гудри поднял несчастного, отвел домой и набрал для него воды в своем фонтане. Вот с тех пор воспоминания о личном водном источнике семьи Меджахар – небывалой роскоши! – не давали сыну башмачника покоя.

– Все верно, – прогудел Сигвар, ухмыляясь. – Тут все было. Ох, и напрыгнул ты на меня тогда, Фири!

– А чего… – подбоченился сын башмачника, который никогда не лез за словом в карман, однако его остановил тихий голос Ахмара.

– Водник! Водник, ребята!

Парни мигом посторонились, выстроились вдоль ограды и почтительно склонили головы. Дюжие носильщики пронесли мимо высокий паланкин из красного дерева. В полумраке за атласными занавесками мелькнул тюрбан бирюзового цвета и показались на миг благородные черты лица. Пахнуло свежестью и прохладой.

– В Чит-тай спешит… – благоговейно протянул Фири, мигом забыв прежние распри.

– Может, ты в Школу Родниковой воды поступишь? А, Сигвар? – вдруг спросил Гудри, провожая паланкин взглядом. – Послужишь Астанапуру – бирюзовых у нас все уважают. Будут и тебя в паланкине носить… А ловчих дэвов и так на каждом углу… они по всей Велкве-таар таскаются.

– Да много ты понимаешь! – вскинулся Сигвар. – Отец мне сразу сказал…

– Утренняя вода, – напомнил Ахмар. – Опоздаем.

Поправив положенные кувшины за спинами, они поспешили вверх по улице. Прав был Ахмар – едва-едва успели! Стоило выбежать на водоводную площадь Среднего города и ступить на дорожку белого мрамора под легким навесом, как за ними выросли мощные фигуры городских стражников. Теперь уже никто утренней воды не получит – придется ждать вечера.

– Вот видишь, о чем я тебе рассказывала-то… – выговорила опрятно одетая пожилая хозяйка маленькому мальчику. Подле них скучали домашние слуги, а мальчонка таращил глаза во все стороны.

– Первый раз, небось, – шепнул Фири, и Гудри согласно кивнул, скрывая улыбку.

Мелкий мальчишка был всего на голову выше кувшина, который покоился рядом. Красивый кувшин – с высоким узким горлом, витой фигурной ручкой. Искусная чеканка благородного серебра оплетала сосуд причудливой вязью. В сложном рисунке угадывались заморские чудо-лофанты, полосатые гигантские кошки, усатые летающие рыбины, дивные фрукты… Гудри скинул с плеча и небрежно прислонил к ноге свой положенный кувшин, украшенный драгоценными каменьями. Рядом опустились серебряные кувшины Ахмара и Сигвара, и дзенькнул о мрамор простенький мятый сосуд Фири.

«Эх, знали бы они… Да если бы положенный кувшин можно было продать – матушка давно уже отнесла его меняльщику» – невольно подумал Гудри и загрустил.

– На водоводную площадь не опаздывают, – продолжила наставления старушка. – На благородство твое смотреть никто не станет… – она глянула на богатый кувшин Гудри и приветливо ему улыбнулась. Юноша из рода Меджахар вежливо склонил голову в ответ.

Очередь медленно продвигалась. Горожане проходили сквозь изящную арку и подставляли кувшины под журчащую струю. Искусно вырезанная из белого камня голова цапли слегка приоткрыла клюв, откуда вытекала драгоценная влага, дороже которой не было ничего в Астанапуре, богатейшем городе в самом сердце горячих песков Велкве-таар.

– А чего они такие похожие?.. – склонил голову мальчик, разглядывая людей в очереди перед собой.

– Это славные водоносы из гильдии водоносов, – терпеливо пояснила бабушка. – Видишь, на плече вышит кувшин?

– И нам такой носит! – обрадовался мальчик. – Да?

– Верно. Положенные кувшины нам доставляют водоносы. Однако скоро настанет твоя десятая осень, и мы пришли сюда, чтобы ты увидел все собственными…

Впереди поднялся гомон, сверкнули на ярком солнце лезвия алебард, и арка вдруг налилась краснотой.

– Ослушник! – охнули в очереди.

– Ох. Песчаное безумье! Допился-таки Мизрах-голубятник. Теперь-то наверняка казнят дурака!

Ребята встали на носочки и вытянули шеи. Ражий стражник, оперев алебарду на сгиб локтя, свободной рукой придерживал за плечи всклокоченного мужичонку с красным лицом в грязной одеже. Тот шлепал губами, крутил головой и отчаянно трусил. Бедолагу мотало из стороны в сторону, и только крепкая длань стражника удерживала его на месте.

– Чего мелешь? После милости шайхиншайха – да продлятся его дни – Мизраха никто пальцем не тронет!

– Да он на ногах не стоит!.. С положенным-то кувшином вошел, да качнулся обратно. А потом снова вперся. Вот водоводная арка и осерчала…

– Я и говорю – ослушник!

– А я говорю нет, дурная твоя голова!..

Стражники перекинулись парой фраз с дородным десятником, провели мужичонку мимо арки, удерживая под локти, помогли наполнить положенный кувшин и бережно утащили с площади.

– С водой не шутят, – почесав затылок, произнес Гудри любимое присловье старого Якира. – А ведь по «водным уложениям» его и казнить могли!

– Так он же воды набрать не успел, – возразил рассудительный Ахмар. – Просто под аркой с пустым кувшином прошел туда-обратно. Вот если бы он, против правил, по второму разу решил воды взять… Тогда да!..

Очередь двинулась дальше.

– Положенный кувшин, – подхватила начатый разговор старушка, покачивая пальцем перед носом внука, – не простой. На нем стоит печать самого шайхиншайха, да продлятся его дни. Скоро наступит твое десятилетие, ты станешь полноправным жителем великого Астанапура, и у тебя появится свой положенный кувшин. Волею светлейшего шайхиншайха, да продлятся его дни, безо всякой оплаты ты можешь получить один кувшин утренней воды и один – вечерней. Запомнил?

– Да, бабушка, – шмыгнул носом мальчишка.

– А еще из положенного кувшина ни капли не прольется, пока его домой не принесешь, – влез в разговор бесцеремонный Фири, и перевернул свой простенький кувшин вверх дном.

– Как это? – мальчишка округлил рот.

– А вот так! – развеселился Фири и подкинул кувшин над головой, ловко поймав двумя руками. – Астанапур бережет свою воду.

– Воду бережет никакой не Астанапур, а книжники и Чит-тай! – возмутился Гудри. – А пуще всех Школа родниковой воды!

– Не говори глупостей, – от былой приветливости старушки не осталось ни следа. Поджав губы, она смерила юношу сердитым взглядом. – Вода для жителей Астанапура – священный дар величайшего из великих, отца всех милостей, шайхиншайха Астана Девятого, да продлятся его дни, своим возлюбленным детям.

– Да продлятся его дни, – нестройно произнесли приятели, а Гудри побледнел, поняв, что болтнул лишнего.

«Предпочтительней молчать об этом деле…» – всплыло в голове еще одно присловье доброго Якира.

Старушка, впрочем, удостоилась пристыженным видом юнцов, хмыкнула и отвернулась. В полном молчании они добрались до водотока и по очереди набрали воды. Гудри подставил свой кувшин под струю. Упали последние капли, и мраморная цапля с глухим стуком сомкнула каменный клюв. Водовод в Срединном городе перекрыли. Стражники в проходе арки скрестили алебарды.

«Великий Шайхиншайх, конечно, самый великий на свете, – еще немного сердясь, подумал Гудри, плетясь по площади. – Однако и без книжников не будет никакой воды. Нет новых книг – нет воды, все знают!»

Фири, дурачась, показал язык бабкиному внучку, который в окружении домашних слуг покидал площадь. Сын башмачника перевернул кувшин вверх дном и затряс перед собой. Из наполненного кувшина, как и полагается, не вытекло ни капелюшки. Восторженный мальчишка потянул старушку за подол…

«А вот если бы не святой Аманай, основатель Школы Родниковой Воды, еще неизвестно, как повернулось бы дело для Астанапура…» – все не мог успокоиться Гудри.

Он внезапно остановился и поглядел на шпиль Белой башни. В спину ткнулся Фири и рассерженно зашипел.

– Айда в Чит-тай! – брякнул Гудри. – Сегодня на Арене книжники сражаться будут…

– Сдурел? – Фири от возмущения едва не выронил положенный кувшин. – Монеты лишние появились? Это ж сколько за вход отвалить нужно!..

– Ага, – ломким баском поддержал приятеля Сигвар. – А без платы в Чит-тай не пробраться.

– Если только ты опять чего-нибудь не придумал… – подытожил хмурый Ахмар.

Гудри расхохотался и подкинул кувшин. Придумал? Конечно, придумал! Вот только совсем подзабыл и не успел поделиться. Гудри вновь посмотрел на шпиль Белой башни, почесал макушку и решительно развернулся в сторону Цветочной улицы. Друзья, перебивая друг друга и гомоня, двинулись следом.

– В сам Чит-тай мы не пойдем, – успокоил приятелей Гудри. – Но вот схватку книжников увидим!

Они прошли Цветочную улицу насквозь.  Местные жители были столь зажиточны, что растили и поливали цветы не только у себя во дворах, но и перед воротами, выставляя напоказ цветущие деревца в кадках и старых бочках. Потом свернули в Певчий переулок, подметенный и обрызганный, где жили настоящие богачи. За высокими оградами слышалось журчание фонтанов и веял прохладный ветерок – это работали амулеты Школы Родниковой Воды.

Фири громко вздохнул.

Затем путь пошел под уклон. Цветочные запахи и щебетание птиц остались позади, а приятели свернули в неказистые проулки Нижнего города. Фири, Сигвар и Ахмар с беспокойством оглядывались – если бы не полуденный зной, то чужаков здесь бы мигом приметили. Как бы не надавали по шее и не обобрали до нитки!.. На положенный кувшин, конечно, не покусится даже самый отъявленный душегуб, а вот раздеть могут и донага…

Гудри, не замечая ничего вокруг, то и дело кидал взгляды на Белую башню, сверяя путь. Наконец она скрылась за темной громадой старой крепостной стены, а впереди послышался чуть слышный призывный голос рога.

В Чит-тае начались книжные поединки!

– Побежали! – не выдержал Гудри и рванул по мостовой.

Приятелям ничего не оставалось – они подвязали кушаки, притянули к спине положенные кувшины покрепче и помчались. Поглазеть на схватку магов-книжников, прославивших Астанапур в самых дальних землях, – кто ж такое добровольно пропустит?

Путь привел их к глухой стене знаменитого на всю Велкве-таар гигантского караван-сарая. Никто из ребят никогда здесь раньше не бывал. На древнем языке название родного города означало «пятидорожье», однако записные острословы подшучивали, что на самом деле Астанапур – «город пяти городов»: Нижнего, где селилась голытьба и беднота, чьи лачуги жались к крепостным стенам; Среднего, где жила знать, зажиточные купцы и именитые ремесленники; Верхнего, где проживал великий шайхиншайх Астан Девятый, да продлятся его дни; Чит-тая, чуда Астанапура, где постигали высокое ремесло и сражались маги-книжники. Но самым шумным и многолюдным городом Астанапура был караван-сарай, неумолчный и беспокойный сосед, не замирающий ни на миг. Даже когда темень ночи падала на Велкве-таар, даже когда закрывались городские врата – жизнь в караван-сарае не прекращалась. Так и сейчас – из-за стены несло навозом, в воздухе висела густая брань погонщиков, в ослятнике драли глотку ослы и раздавался лязг железа из кузни. А вот неказистый проулок у стены, где очутились друзья, напротив, был тих и пустынен.

– Куда бежим-то? – пропыхтел Фири, поглядывая на спину неутомимого Ахмара.

Сын змеелова мчал впереди всех, только пятки сверкали. А что – дорога-то осталась только одна – в узком неуютном проулке не смогли бы разминуться даже два паланкина, попадись они навстречу друг другу.

– Сейчас уже… – Гудри махнул в сторону Белой башни, которая вновь показалась, пронзила сияющей иглой безмятежное чистое небо. – На старую стену полезем.

– Опять?.. – завопил Фири, а Сигвар зло сплюнул под ноги:

– Ты вновь потерял свой разум, Гудри? Мало тебе прошлого раза? Обещали же отцу – никаких стен!

Мальчишки остановились. Ахмар топтался неподалеку: путь окончился тупиком, где грубая кладка караван-сарая сошлась с покосившейся ветхой оградой. Над головами мальчишек нависла громада старой крепостной стены. Возмущению Сигвара не было предела: еще с той поры, когда их поймали подле Высокого города, они торжественно поклялись стражнику Сиграну, отцу Сигвара, что больше не будут залазить на городские стены.

– Так уговор про крепостные стены был, – не остался в долгу Гудри и ткнул пальцем в сущее недоразумение над головой. – А тут… огрызок какой-то!..

Гудри был прав. Еще прежний шайхиншах, Астан Восьмой – да не исчезнет память о нем! – на третий год своего досточтимого царствования повелел разобрать старую стену, которая осталась с прежних времен и рассекала Срединный город надвое. С тех пор минуло много лет, прежнего шайхиншайха сменил нынешний – да продлятся его дни! – поколения работников сменились новыми. Аккуратно, день за днем, год за годом, камень за камнем, спускаясь с верхотуры по высоченным помостам из дорогущей привозной древесины, они вручную разбирали прежнюю стену Астанапура. Работа была непростая – вокруг стены уже разросся Срединный город, где жили не самые последние люди. Даже один упавший камень мог наворотить столько дел!.. Однако милостью Велкве-Таар всё обходилось без несчастий, и прежняя стена таяла под равнодушными знойными лучами дневного светила.

После распоряжения главного вас-сирха два года тому назад из старых камней, которых скопилось уже предостаточно, строители начали возводить многочисленные постройки караван-сарая для дорогих гостей из всех уголков великой Велкве-таар и даже из-за ее пределов. Рачительный вас-сирх делал всё, дабы умножить городскую казну.

Разборка стены затихла. Однако повеление прежнего шайхиншайха отменять не стали, дабы не умалять его память, и потому иной раз строители появлялись, выковыривали несколько камней – и вновь спешили в караван-сарай. Куцый остаток старой стены так и остался торчать посреди города, словно единственный зуб во рту древней старухи. Мудрый вас-сирх решил – как настанет нужда в камнях для постройки, так разбор стены и возобновят. Не провалится же она, не рухнет, в конце концов! Простояла столетия, и еще столько же простоит!

– Там собаки… Тявкают, – подошедший Ахмар качнул подбородком в сторону ворот.

Ребята обернулись.

Створки из высохшего дерева, окованные широкими железными полосами, ушли в землю, повисли друг на друге, петли проржавели, и только маленькая калитка чудом держалась на массивном запоре. Неужто тут еще живет кто-то?

Приятели посмотрели по сторонам.

Проулок был пуст, но вот собачье сиплое рычание из-под ворот не прекращалось.

– Ну, и чего делать? – шепотом спросил Фири у приятеля. – Назад топать?

Чистый звук рога поднялся над городом, перепрыгнул старую стену, и покатился колючим пустынным шаром по переулку. На арене Чит-тая началась уже вторая схватка!

Гудри прикусил губу, уцепился за стыки камней ограды и в два счета оказался наверху. На плитах двора разлеглась кудлатая псина. Она подняла лобастую голову и глухо зарычала. Гудри вытащил из-за пазухи круглую лепешку и отломил треть. Кинул. Собака набросилась на угощение и замолотила хвостом, требуя добавки.

Эх, вот недаром лучшие хранители домашнего очага – кошки, а не собаки! Верно учат старые книги: пес по своей неразумности только и может, что привести к порогу юхрида! Гудри осторожно спустился и протянул на вытянутой ладони еще треть лепешки. Шерсть дряхлого пса вытерлась от времени, больные глаза слезились. Подволакивая задние ноги, он подобрался к Гудри и ухватил кусок.

– Что там? – над оградой показалась голова Ахмара.

– Залазьте, – шепотом скомандовал Гудри и почесал псину за ухом. Окинул рассеянным взглядом пустынный двор и обмер. Напротив него, у самой стены дома, под виноградным навесом в низеньком плетеном креслице виднелись очертания сидящей фигуры. Хозяин дома? Солнце плясало в разрывах виноградных листьев, било по глазам, и Гудри приложил ладонь ко лбу. Вгляделся изо всех сил, но человек не пошевелился.

«Маленький он какой-то…» – отстраненно подумал Гудри, продолжая трепать пса за ухом. Позади посыпались с ограды приятели, и Гудри нетерпеливым жестом махнул в сторону деревьев. Ребята неслышным шагом скрылись в зарослях. Не сводя глаз с замершей фигуры и не дыша, Гудри двинулся следом. Пес тяжело вздохнул и шмякнулся наземь. Гудри торопливо бросил ему последний кусок лепешки, завернул за угол и ускорился. Миг – и он уже среди друзей.

– Кто там? – вцепился в него Фири.

– Не знаю… старик какой-то, – подталкивая сына башмачника в спину, ответил Гудри. – Спит, наверное.

Гурьбой они пронеслись по мощеной садовой дорожке, засыпанной ветками и сухой листвой. Деревья разрослись, сплелись плотным пологом над головами, который то тут то там пронзали финиковые пальмы, развесив над садом свои длинные лофантовые уши. Надо бы сюда прийти, когда финики поспеют! Всем известно – в чужом саду всё завсегда слаще!

– Какой еще старик? Ты дом видел? Как тут жить?..

Гудри огляделся.

Среди листвы в пляшущих солнечных лучах то показывался, то пропадал неказистый домишко. Крыша зияла дырами. Угол поплыл, окна перекосило, штукатурка осыпалась, обнажая грубую кладку.

– Не знаю как, – буркнул Гудри. – Может он слепой, а может и вовсе…

Огромная стена выросла внезапно, словно выпрыгнул из кустов пушистый буйгурский кот. Камни торчали из нее, словно зубцы из обломанного гребня. Ха! Да тут с закрытыми глазами можно пройти! Гудри скинул положенный кувшин, умостив его подле дерева, снял сандалии и пошевелил пальцами ног.

– А ведь богатый тут сад… – невпопад заметил Сигвар.

– Это потому, что Чит-тай рядом, – подмигнул Гудри и ухватился за нижнюю ветку. Раз-раз – и он уже утвердился в развилке подле самой верхушки, а затем ловко перебрался на уступ старой стены. Во все стороны прыснули песчаные ящерки, втянули гибкие хвосты в стыки кладки.

Гудри вставил ногу в расщелину, ухватился за угол грубого шершавого камня и пополз. Снизу послышалась короткая яростная перебранка, а потом все стихло.

«Такие правильные тесаные булдыганы… Уж не из них ли стариковский дом построен?» – мелькнула в голове глупая мысль, когда стена вдруг закончилась, и Гудри перевалился через край, растянувшись на самом верху. Камень раскалился на солнце, и Гудри перекатился в тень крепостных зубцов.

Огляделся.

Широко! Пожалуй, две телеги разъедутся, и даже осями колес не стукнутся! Гудри представил, как здесь прогуливались, неся стражу, доблестные воины Астанапура, как высились балки камнеметных машин… Над краем показалась голова Ахмара, и Гудри подскочил, помог приятелю. Следом вылез Сигвар, а затем и посеревший от испуга Фири – он никогда не любил высоту.

Стоило выбраться из-под ненадежной защиты древних крепостных зубцов, как кусачее полуденное солнце мигом ухватилось за расцарапанные руки и ноги.

Эх! Как же они в таком зное на эдакой верхотуре сидеть-то станут? Это тебе не под полотняными навесами на трибунах Чит-тая рассиживать, цедить ледяную сахарную воду с цедрой лимона и жасмином…

Но это все пустое! Главное – забрались! Гудри хлопнул приятелей по плечам. Они все-таки забрались!

– Идите сюда, – тихо позвал Ахмар. И откуда у него только силы берутся? Двужильный он, что ли?

Сын змеелова успел прогуляться по крепостной стене и выбрал удачное местечко между двух близко расположенных зубцов. Сверху торчало здоровенное аистовое гнездо, отбрасывая густую тень. Гнездо казалось давно покинутым. Здорово! Друзья вприпрыжку бросились туда и разместились под крышей из птичьего дома.

Красота!

Гудри оперся грудью на камень и уставился наружу.

– Вот это да! – потрясенно протянул Сигвар. Даже грубоватого крепыша пробрало, чего уж про других говорить!

Перед ними во всем великолепии куталась в солнечные лучи Белая башня. Тонкая, изящная, гладкая – она стремилась достать до солнца. Знатоки утверждали, что Белая башня всего на одну пядь ниже башен дворца Шайхиншайха в Верхнем городе. Но… по правде говоря – кто мог достоверно утверждать, какая из башен на самом деле выше?

– Белоснежная, как пики далеких гор на восходе, где кончается сила Велкве-таар; сияющая, словно первый солнечный луч; твердая и гладкая, словно драгоценный зуб лофанта, испокон веков возвышалась Белая башня над бесчисленными песками Велкве-таар, когда еще не было ни Чит-тая, ни Астанапура…  – Сигвар читал нараспев, подражая напевному голосу чтеца из говорильной раковины, но то и дело сбивался.

Однако друзьям хватило и этого.

Они потрясенно оглядели покрасневшего Сигвара, словно впервые увидев. Гудри и вовсе подумал, что небо сейчас упадет на Астанапур и разобьется на десятки десятков тысяч мелких голубых осколков.

Сигвар изъясняется высоким слогом!? Да чтоб он лопнул!!

– Я ж в Чит-тай иду учиться через две луны, забыли?.. – Сигвар ухмыльнулся, довольный собой, и небрежно добавил. – Отец нанял ученика из Чит-тая. Ходит к нам, читает мне из тетради…

– Так ты ж в ловчие дэвов идешь! – замотал головой Фири. – Зачем же тебе… – он покрутил ладонью в воздухе, не находя слов.

– Так и ловчие дэвов тоже книжники, баранья твоя башка! – развеселился Сигвар. – Хоть одну книжку, а написать нужно. Иначе Чит-тай не закончить, испытание не пройти.

– Сам ты башка! – не остался в долгу горячий сын башмачника. – Я думал, ловчие дэвов только железяками махать мастера!

– Тихо вы… – оборвал перепалку Ахмар. – Смотрите, вот-вот начнется!

Гудри вытянул шею. От площади вокруг Белой башни во все стороны расходились лучами дороги, прямые как стрела, и возвышались между ними ровными уступами одинаковые трехэтажные домики.

Гудри многое может рассказать про Чит-тай! И его отец, и братья – все когда-то проучились здесь, стали ловчими дэвов! И он, и он тоже… Осенью и перед ним должны были распахнуться ворота Чит-тая!

Должны были!.. Вот только…

Гудри украдкой вздохнул. Теперь ему ни за что не попасть в Школу ловчих дэвов – монет не хватит. Они живут на жалкие тирхамы, которые матушка выручает от продажи своих драгоценностей и отцовских вещей. Изредка помогает дядюшка Ильям, который спасся в ту злополучную ночь, когда на караван напали проклятые юхриды…

Гудри отогнал непрошенные тяжелые мысли и вгляделся вниз. Пять лучей – по числу пяти ворот и пяти дорог Астанапура – это пять изначальных школ Чит-тая. Школа Родниковой Воды, Школа ловчих дэвов, Школа Великой Тишины, Школа Стекла и Школа Огня. С тех давних времен, когда они были основаны, многое изменилось: появились новые школы, Чит-тай разросся многочисленными постройками, крытыми дворами, садами, укрылся от посторонних глаз крепкой стеной, выстроил Арену и трибуны подле входных ворот.

Лучшей учебой для книжника был поединок, так повелось издревле. И потому маги-книжники с незапамятных пор сражались друг с другом на арене Чит-тая. И вот когда-то давным-давно – так давно, что и не упомнишь, – кто-то из старейшин Чит-тая догадался пускать на поединки зрителей и брать с них за просмотр звонкой монетой. Так и пошло… Кроме того – Гудри знал это доподлинно, со слов отца, – за каждую законченную книгу Верхний город платил школам полновесным золотом! А еще книжники торговали заговоренными амулетами, воинской справой… За обучение в Чит-тае жители других городов Велкве-таар платили во сто крат больше горожан Астанапура, но не скупились.

О чем шептались кумушки в очереди за вечерней водой, когда спадал дневной зной, и становилось не так жарко? О богатствах мастеров Чит-тая, конечно! Послушать городских сплетниц – выходило, что спали мастера на золоте, ели с серебра и нужник у них был вымощен драгоценными камнями.

– Гудри, а, Гудри, – дернул за рукав Фири. Песок арены густел желтизной, напитавшись тяжелым полуденным зноем: одни книжники-поединщики уже ушли, а другие еще не появились. – А ты же с отцом… ну, раньше… ходил на схватки смотреть?

– Ну, ходил, – недовольно буркнул Гудри. Воспоминание об отце дернуло болью.

«Я тоже! Я тоже должен был пойти в Чит-тай! Сражаться на арене!»

– И Надежду Астанапура перед входом видел? – дрожащим от волнения шепотом спросил Фири.

– Ну, видел, – кивнул Гудри.

Эка невидаль!..

Показались служители Чит-тая. Они ловко разровняли песок, смахнули несуществующую пыль с мраморных книжных постаментов в противоположных углах арены.

– А он живой?.. Там, внутри? А глыба и правда вся из одного солнечного камня? – не унимался Фири.

Друзья захохотали, не сговариваясь. Сигвар, не единожды бывавший в Чит-тае, утирал слезы.

– Живой?! Ну, конечно, тебе каждый ответит, ага! Ведь все, кто мимо проходят – ухом прикладываются! – басил Сигвар. – Ага, прижмутся ухом послушать – не помер ли там еще Надежда Астанапура? Дышит ли, стучит ли у него сердце?

Гудри вспомнил огромную грубую глыбу темного мутного стекла, внутри которой едва угадывалась раскинувшая руки фигура, и слабо улыбнулся.

– Фири! Ну ты скажешь, тоже! Да если б там столько солнечного камня было… – сквозь смех выдавил Ахмар. – Утащили бы ее ночью вместе со стражниками на воротах, и с Надеждой Астанапура внутри. Это ж какие деньжищи! Да полгорода купить можно! Еще и останется!

Фири надул губы, однако снизу раздался пронзительный звук рога. На арене показались бойцы-книжники.

– Ловчие дэвов! – Сигвар потер ладони. – И один, и второй! Вот это удача!

Как друг углядел под просторными белоснежными накидками и тюрбанами доспехи, Гудри не понял. Но и спорить с сыном стражника не стал. Сам Гудри с удовольствием посмотрел бы поединок между учениками других школ, но предусмотрительно не сказал об этом ни слова.

Противники разошлись по противоположным концам арены, прижимая к груди увесистую книгу. Они застыли друг напротив друга, не переступая границу, осыпанную белой известью. Миг – противники поклонились в пояс, бережно умостили книги на мрамор постамента и возложили поверх левую руку.

– Сейчас… – одними губами прошептал Сигвар, и песок арены взметнулся. Как только песчаные облака опали – подле каждого книжника возник двойник-поединщик.

Гудри всмотрелся до боли в глазах. Призрачные двойники ловчих дэвов всегда были копиями своих хозяев! Так говорили и отец, и братья! В свои нечастые посещения Чит-тая маленький Гудри не раз в этом убеждался: иногда двойник был чуть моложе, иногда чуть старше своего хозяина, но всегда походил ликом на книжника, точно зеркальное отражение.

Так ли это сейчас – разглядеть не удалось. Дальний призрачный поединщик оказался закован в темные шипастые доспехи, сжимая латными перчатками огромную секиру с чудовищного вида лезвием. Играючи он взмахнул секирой, и над трибунами поднялся восторженный ор и свист. Горожане Астанапура и гости великого города дождались еще одного поединка!

Противник топорника казался худосочным, хлипким. Друзья глядели на его крошечную муравьиную фигурку со спины. Затянутый в кожаный доспех, он держал в каждой руке по короткой сабле. Взмахнув перед собой крест-накрест, он легко подпрыгнул на высоту в два своих роста, перевернулся в воздухе через голову, и опустился на прежнее место. Трибуны захлопали в ладоши, воздавая должное умению и второго бойца.

Не мешкая, топорник бросился в бой. Резко сблизился и, размахнувшись, рубанул противника чуть выше бедер. Казалось, черный здоровяк развалит врага, словно тростинку, надвое. Ведь не увернуться! Гибкий, однако, быть разрубленным не пожелал. Он вспорхнул с арены, перекувырнулся над противником, саданув его пяткой по шлему – трибуны лопнули хохотом – и очутился за спиной топорника.

Здоровяк, однако, оказался не дурак подраться. Не разворачиваясь, он ткнул назад топорищем с кованым клювом на конце и попал. Гибкий воздел сабли, собираясь рубить широкую спину противника, и накололся на шип, словно непоседливый жук. Сложившись пополам, гибкий осел на песок. Здоровяк повел топор понизу, описал сверкающую дугу, размахнулся и с хеканьем опустил тяжеленное лезвие на простертую фигуру. Двойник пошел волнами, истончился и растаял. Публика взревела.

Книжники поклонились друг другу. Проигравший подхватил книгу с постамента и под гул трибун торопливо удалился.

Еще долго друзья обсуждали увиденный поединок и жалели, что пришли слишком поздно. Схватка была на сегодня последней – зрители покидали трибуны и потянулись к выходу. Вслед за ними вознамерились спуститься и приятели.

Гудри подошел к краю стены, заглянул за край…

Милостивая Велкве-таар!! Голова мигом закружилась – далеко внизу виднелись переплетенные ветки заброшенного сада. И как лезть-то? Это вверх хорошо карабкаться – все перед глазами: куда рукой хвататься, на что ногой опереться…

Выручил, как всегда, Ахмар.

– Идем, – он решительно махнул рукой и двинулся прочь, вдоль рядов крепостных зубцов, подальше от обрыва.

Друзья переглянулись и пожали плечами. Поспешили следом. Ахмар плохого не придумает…

Так и случилось. Глазастый сын змеелова углядел в дальнем конце стены возведенные строителями деревянные стойки-перекладины, по которым спускали камни с высоты. Сейчас работников не было – а вот деревянные помосты остались.

– Здорово! – подпрыгнул Гудри и заглянул вниз. – Сейчас спустимся, прогуляемся мимо стены, перелезем через ограду и заберем положенные кувшины. А потом и домой можно…

Вспомнив о доме, Гудри невольно бросил взгляд на солнце и нахмурился. Матушка уже наверняка его хватилась… Ругаться будет. Главное – чтобы не плакала…

– Прогуляемся, ага… – пробурчал Фири. – Это мы по Чит-таю, получается, гулять будем?.. Поймают, собьют с нас голову, и как зовут, не спросят!

Чит-тай? Какой еще Чит-тай?..

Гудри еще раз посмотрел вниз. А ведь и вправду – деревянная лестница оканчивалась на земле книжников! Возводя ограду вокруг Чит-тая, строители прошлого подвели мощную ограду к бывшей крепостной стене, и замкнули защитное кольцо.

– Совсем неладно… – задумчиво проговорил Ахмар, разглядывая пустырь. – Это же какой Школы земля под нами?

Сигвар и Гудри пожали плечами.

После разрешения великого вас-сирха, одобренное шайхиншайхом Астаном Девятым – да продлятся его дни! – у книжников появилось столько новых школ, что разве все их упомнишь?..

Да и никто из приятелей не заходил в Чит-тай дальше трибун…

– Может, забросили? – неуверенно предположил Фири, поворачиваясь к друзьям.

Забросили драгоценную землю внутри Чит-тая?! Да быть такого не может! Кто же допустил такое безобразие?

Сухая каменистая поверхность покрылась непролазными зарослями колючего солнцедара. Солнцедара, подумать только!! Гудри в своем дворе за каждым махоньким растеньицем охотился – а здесь вон их сколько! Расчищен только небольшой задний дворик с уличной печью, каменной скамьей и грубым столом в тени кособокого домишки. И вот там-то, посреди колючек, им и придется пробираться к выходу…

– Ничего, – приободрил приятелей Гудри. – Зато сразу видно: никто тут не живет! Вот и пробежим одним махом!

С этими словами Гудри первым ступил на строительный помост и схватился за перекладины. Друзья двинулись за ним. Они успели преодолеть половину спуска, когда Фири прошептал:

– Там… Там старик вышел!

Гудри только-только присел на помост, чтобы передохнуть. Рядом опустились друзья, а последним плюхнулся дрожащий от страха Фири. Для незнакомца отдыхающие приятели оказались как на ладони – и захочешь, а не спрячешься. Только бы старик их не увидел, не кликнул стражников!

Ребята боялись шелохнутся и во все глаза смотрели на незнакомца, моля великую Велкве-таар, чтобы он не поднял головы. Старик был странным. Дергающейся, подпрыгивающей походкой он двинулся к каменной уличной печи. Смуглый, поджарый, с редкой седой бородкой и выцветшим хитро повязанным платком на голове. Стоило ему встать вполоборота, как у него под правым плечом Гудри приметил горб. Теперь понятно, почему он так ходит! Босой, одетый в короткие, до колен, штаны и длинную рубаху когда-то белого цвета. Но самое чудное – в одной руке горбун держал солнечный зонт, а в другой раскрытый веер. Несмотря на опасность, ребята еле сдерживались, чтоб не расхохотаться!

И было отчего!

Солнечный зонт видывал лучшие времена: порванный шелк повис лохмотьями, спицы торчали, словно голые кости. Зонт с дырами размером в кулак нисколечко не прятал от солнца своего чудака-хозяина! Старик приплясывал на ходу, обмахиваясь веером. Вот он приблизился к уличной печи, поставил возле ног дырявый солнечный зонт… Наклонился, взял за ручку медный чайник с длинным носиком…

И поднял голову, в упор посмотрев на ребят.

Гудри словно самого посадили в печь – так вдруг стало жарко. Безумные черные глаза старика, которые оказались прямо перед лицом Гудри, уволакивали его на дно страшного глубокого колодца, где юношу поджидали голодные юхриды.

– Бежим!.. – пискнул придушенным песчаным зайцем Фири.

Друзья вскочили, а старик вдруг завертелся вокруг себя, высоко вскидывая колени, а потом плеснул перед собой из чайника. Земля вспучилась, и на глазах изумленных друзей на свет появился огромный шар. Он оторвался от земли и медленно поплыл вверх.

Против воли Гудри вдруг вспомнил, как отец привез из дальнего похода брусок дорогущего мыла, которое варили далеко за морем. Брусок пах медом и дивными фруктами, но маленькому Гудри строго-настрого запретили брать ароматное мыло в рот!

Матушка мылила сына, сидящего в глубоком тазу посреди двора, а Гудри веселился, разглядывал пузыри из тонкой мыльной пленки, которые переливались, дрожали на свету и лопались.

Земляной пузырь был огромен! Гудри смог бы свернуться калачиком и спрятаться в нем! Старик замахал веером – и шар послушно поплыл прямо на друзей. Пузырь раскручивался вокруг себя и ускорялся. Не помня себя, приятели вскочили и бросились прочь, топоча по помосту. Шар врезался в то место, где они только что сидели, и лопнул. Во все стороны полетели доски, разметав стойки. Мимо Гудри просвистела длинная щепа и переломилась, врезавшись в камень.

– Наверх! – скомандовал Ахмар. – За крепостными зубцами спрячемся! Там не достанет!

Друзья опрометью полезли наверх, шустро перебирая руками и ногами. Старик вертелся как безумный и махал чайником. Теперь он выдул из земли шар вдвое больше против прежнего! Отбросив чайник, старик схватил зонтик и начал тыкать им перед собой. Шар тяжело приподнялся и принялся набирать высоту…

– Быстрей, быстрей! – заскулил Фири.

Они успели! Перевалились через гребень, укрылись за зубцами. Вовремя! Раздался хлопок, стена дрогнула – и на друзей посыпалась труха, обломки палок… Гудри выглянул за стену – и увидел, как деревянное сооружение с грохотом осыпается вниз. От ворот Чит-тая в их сторону по прямым улицам города книжников неслись стражники…

Друзья потом не раз вспоминали тот сумасшедший спуск и удивлялись: как никто не сорвался, не переломал себе руки-ноги? Приятели похватали положенные кувшины, проломились сквозь сад, забыв и о сторожевом псе, и о его загадочном хозяине, вихрем промчались по переулкам Нижнего города – и остановились на перекрестке, загнанно дыша и глядя друг на друга шальными глазами.

Гудри не выдержал первым:

– А все-таки весело было! И Чит-тай повидали!..

Сигвар покраснел, прыснул, за ним захихикал Фири, а потом уже прорвало всех. Смеялись до икоты.

– Повидали-и-и! Повидали-и-и Чит-тай!.. – колотил кулаком по коленке обычно невозмутимый Ахмар. – А если бы этот старик стену на Чит-тай уронил?

Вытерев слезы, друзья простились, условившись увидеться завтра. Гудри свернул на родную улочку и увидел Якира, подпирающего ограду у ворот. Старый слуга тотчас разглядел непослушного молодого господина и поманил его пальцем. Гудри понурился и поплелся навстречу. Уж если матушка погнала Якира на улицу, искать сына – значит, жди беды!

«Опять плакать будет!» – подумал Гудри и закрыл ворота, лязгнув железным засовом.

– Гостей ждем, – сжалился над молодым господином Якир. – Завтра. А госпожа только-только тебя хватилась.

Хорошее настроение мигом вернулось. Гудри перехватил положенный кувшин и вспорхнул на крыльцо.

Гости – это же просто замечательно!

Глава 2

Гудри летел над Астанапуром. Теплый приятный ветерок дул в лицо. Великая Велкве-Таар уже стряхнула ночную темень, мелкая живность радовалась первым рассветным лучам и торопилась по своим неотложным делам, пока нестерпимый зной не загнал всех в укрытие.

Внизу промелькнули неказистые домишки Нижнего города, где беднота теснилась в узких жилищах с общим простенком. Показался необъятный караван-сарай: торговцы уже готовились к выходу, хоть городские ворота еще были заперты, покрикивая и подгоняя работников, таскающих и укладывающих вьюки на горбатые спины троматэров. Летающий ковер, повинуясь собственной воле, поплыл над особняками и садами Среднего города, и Гудри впился глазами в шпили дворца шайхиншайха впереди. Неужели… неужели сейчас он узрит невиданные чудеса Запретного сада и сотни заморских растений, усыпанных дивными плодами, которые со стародавних времен привозили из далеких земель шайхам Астанапура?

Однако своенравный летающий ковер вновь повернул и продолжил путь вдоль Верхнего города, не нарушая его границ. Гудри увидел перед собой знакомые очертания старой стены. Она медленно приближалась, и юноша вдруг разглядел лохматое аистовое гнездо меж двух покосившихся зубцов.

Знакомое местечко!

Внезапно ковер опустился, и Гудри не поверил своим глазам: в гнезде, скрестив ноги, расселся вчерашний жуткий старик. Он воткнул в переплетение ветвей свой ободранный зонт и обмахивался веером. Тень от ковра упала на него, и он поднял голову. Черные глаза уставились на Гудри, словно два высохших колодца. Старик вскочил, подхватил зонт и принялся махать им перед собой, словно отгоняя глупую птицу.

Ковер рухнул вниз, убоявшись безумца, и заскользил над крышами с такой скоростью, что ветер засвистел в ушах. Гудри схватился за бахрому, прижался…

«Гудри! Гудри!.. – послышался ласковый зов откуда-то снизу, и юноша тотчас узнал голос матушки. Гинтрун стояла посреди двора. Подняв голову к небу и приложив ладонь ко лбу, она звала сына. Ковер послушно поплыл на родимый зов.

Гудри разглядел в раскидистой тени старого инжира расстеленный тяжелый ковер драгоценной буйгурской работы. В середине ковра высился дворцом шайхов медный чайник, а подле него, расходясь уступами, выстроились многочисленные пиалы, тарелки, блюда и тарелочки. Чего в них только не было! Гудри шумно сглотнул слюну. Щербет, вяленая хурма, финики, халва кунжутная и подсолнечная, политые сахарной водой сочные ломти арбуза, фисташки в меду. На заднем дворе суетились слуги, свежуя барашка.

Ковер опустился, и Гудри залихватски спрыгнул на каменные плиты. На подушках разлеглись отец и братья, попивая терпкий темно-коричневый душистый чай. Глядя, как сын ловко спустился с неба, отец восхищенно зацокал языком, и сердце Гудри преисполнилось гордости.

Матушка, пунцовея щеками, прижала руки к груди и указала глазами на уличный табурет, с которого слуги подрезали непослушные плети винограда. Как этот табурет здесь очутился? И чего матушка от него хочет? Отец с братьями захлопали в ладоши, упрашивая Гудри. Отчего это старый табурет вдруг стал таким большим? Гудри глянул на свои руки, ноги – а они, напротив, уменьшились…

И тут Гудри понял, что он вернулся в детство и вновь стал маленьким. Стоило это понять, как он тотчас успокоился. Ну, сейчас он покажет отцу, братьям и матушке! Гудри взобрался на неудобный табурет и подрагивающим от волнения высоким голоском прочитал вирши собственного сочинения. В груди сладко ныло, голова слегка кружилась от восторга – стихи были великолепны, Гудри чувствовал это! Такие не стыдно прочесть самому шайхиншайху – да продлятся его дни – и великому вас-сирху!

– Наш маленький Гудри уже настоящий книжник! Он непременно будет учиться в Чит-тае! – смахнув слезы умиления, матушка опустилась на ковер в ногах отца.

Тот ласково улыбнулся любимой жене:

– Конечно, он будет учиться в Чит-тае!.. Ведь и я, и мои старшие сыновья, и все мужчины рода Меджахар становились ловчими дэвов. Вот и Гудри, как подрастет…

– А может, достаточно уже в нашей семье ловчих дэвов, мой господин и повелитель? – робко спросила матушка. – Ты же слышал его! Он достоин написать не одну-единственную книгу ловчего дэвов, как заведено меж вами, а много-много замечательных книг, которые прославят его самого, род Меджахар и весь Астанапур!

Гудри едва не задохнулся от счастья, услышав похвалу из уст матери.

– Гудри… – вдруг позвала она и указала на место подле себя. – Гудри… Где же ты, сынок?

Юноша вдруг понял, что не может слезть с проклятого табурета! Тот начал расти и все рос и рос, а двор, дом и сад становились все меньше и меньше. Матушка, отец и братья запрокинули головы, их лица светлели внизу, а потом и вовсе исчезли. Табурет вымахал до размеров Белой башни… Трясясь от страха, Гудри приблизился к краю, заглянул… Вздрогнул всем телом и проснулся.

– Гудри, Гудри, мальчик мой… – вновь послышался слабый матушкин голос.

Гудри тотчас подскочил, протер кулаками глаза. Запрыгнул в мягкие туфли и зашлепал в коридор. Бросил взгляд влево: на крюках отсутствовали два положенных кувшина, матушкин и Якира. Все понятно! Как обычно, старый слуга спозаранку отправился за утренней водой. И кувшины наполнить, а заодно и языком почесать, последние сплетни послушать. Это надолго…

Гудри остановился перед входом на женскую половину. Он уже достаточно взрослый, чтобы не ходить туда…

– Я проснулся, матушка… – как можно более беспечным тоном произнес он.

– Доброе утро, сынок, – послышалось из-за тяжелой занавеси.

Супруга Меджаара Меджахара никогда не обратилась бы к своему сыну с подобной просьбой – но этого и не требовалось. Гудри и сам знал, что нужно сделать. Он подхватил ночное ведро с притертой крышкой и заторопился во двор. Раньше он злился на Якира, когда нерадивый слуга не успевал выполнить эту постыдную и грязную работу. Но как-то раз Гудри увидел вернувшегося старика: Якир едва-едва плелся, волоча ноги, и с тяжелым вздохом снял с плеч два положенных кувшина. Увидев это единожды – Гудри устыдился раз и навсегда.

Когда отец сгинул, и платить слугам стало нечем, один за другим все работники исчезли. Поговаривали, кое-кто даже прихватил из дома что плохо лежало… Остался лишь верный Якир, который все детство мазал разбитые коленки маленького господина лечебной смолой и прикладывал свежее мясо к синякам после уличных драк. Остался, не требуя платы за свой труд и довольствуясь куском хлеба, парой кружек воды и крышей над головой. С той поры так и повелось – Якир, встававший раньше всех, отправлялся за водой, а гордый потомок рода Меджахар выносил ночное ведро.

Страх не покидал Гудри. Если соседи заметят – срама не оберешься! Гудри одним махом преодолел двор и, как и всегда, замер у калитки, прислушиваясь к мерному стуку подъезжающих солнцедаров.

Гудри откинул засов и глянул одним глазком. Высоченная тяжелая бочка катила на грубой телеге посреди улицы. Один солнцедар правил мулами, другой стоял подле бочки, а третий шагал рядом, то и дело ударяя колотушкой о борт телеги.

Калитки соседей плотно закрыты, и Гудри решился. Не дожидаясь, пока солнцедары поравняются с воротами, Гудри выскочил на улицу и в два счета оказался подле телеги. Стараясь дышать в сторону, сунул замотанному с ног до головы солнцедару ведро. Тот молча принял ношу, передал напарнику – тот сдвинул крышку и выплеснул содержимое. Гудри забрал пустое ведро и юркнул обратно.

У-ф-ф, никто не заметил!..

Гудри поплелся по двору, по хозяйской привычке оглядывая трещины между плитами – не пророс ли за ночь новый упрямый росток? – и вдруг встал как вкопанный.

Солнцедар! И колючие растения, и замотанные золотари назывались одинаково! Как же так получилось? И почему он раньше об этом не задумывался?.. Солнцедар, и солнцедар – так повелось с самого детства…

Гудри упрятал ночное ведро под крыльцо и присел на ступеньку. Задумался. А что он знает о солнцедарах?.. Ну, о тех, которые работники, а не растения? Появляются они только утром, принимают ночные сосуды от слуг и уходят за город, не оскорбляя своим видом знатных горожан. Ни днем, ни вечером в Астанапуре их не увидишь… Гудри поскреб затылок – неужели они живут за крепостной стеной, в песках Велкве-таар? Но там же опасно! Дэвы живьем сожрать могут!..

Еще солнцедары всегда замотаны в поношенное тряпье, а их лица и тела скрыты от посторонних. Кроме того, солнцедары немы. Ну, так шептались в очереди за водой… Так ли это, Гудри не знал, но до сих пор ему не удавалось услышать от них ни звука.

А потом Гудри вспомнил свой сон и загрустил. Эх, там все было так хорошо! И отец, и братья выглядели такими счастливыми… А какие стихи он читал! – жаль, теперь ни полсловечка не вспомнить… Стихи из сна еще порхали где-то рядом, словно ночные мотыльки, но разве ухватишь, разве разглядишь… Нет, не вспомнить ему тех замечательных строк… А даже если и вспомнить – все одно его в Чит-тай не возьмут: монет-то у них с матушкой все равно нет…

Вспомнив о матушке, Гудри тяжело вздохнул. Как же все-таки здорово леталось во сне над Астанапуром – никаких забот! Жаль, теперь это останется только во сне…

Гинтрун прознала о вчерашних полетах сына на заднем дворе… Что тут началось!.. Глаза матери метали молнии, а голос разил, словно кнут:

– Гудри, сын мой! Великая Велкве-Таар забрала моего мужа и твоих братьев, и ты остался один у меня. Ты и этот несчастный летающий ковер, моя память об отчем доме. Может, настанет тот день, когда я все-таки решусь вернуться… Но не заставляй меня собственными руками сжигать мой любимый ковер! – глаза матушки сощурились, а губы сложились в тонкую нитку. –  Ты понимаешь, что начнется, если хоть кто-нибудь прознает, что упрямый мальчишка летает в самом сердце Астанапура, вблизи стен Верхнего города? Ковры – волей великой Велкве-таар – летают только в моем родном Амун-тааре, и нигде более! Об этом известно даже последнему скудоумцу! Лишь бесценный солнечный камень может поднять обыкновенный ковер над землей, и то ненадолго! Нет ли у тебя за пазухой солнечного камня, сын мой? Может зря я трясусь над каждым тирхамом и продаю свои драгоценности, чтобы прокормить нас?

Гудри опять вздохнул и побарабанил пальцами по камню ступеньки. Прощай, летающий ковер! Матушка отобрала его и спрятала на своей половине – именно там, где Гудри впервые увидел его. Против воли Гудри слабо улыбнулся, вспомнив миг первого знакомства.

В тот день праздновали его десятилетие; он стал совсем взрослым и вступил в ряды полноправных граждан Астанапура. Отец торжественно вручил ему именной положенный кувшин с печатью шайхиншайха Астана Девятого – да продлятся его дни!..

Гостей было столько, что открытый двор еле-еле вместил всех. Уже под вечер матушка позвала сына – в последний раз, как тогда думалось – на женскую половину. Гинтрун достала вытертый богатый ковер, потерлась щекой, перебрала пальцами золоченную бахрому, вдохнула запах валяной шерсти… Глаза ее затуманились, и она озорно улыбнулась. Катнула туго свернутый рулон, расстелила ковер на полу и уселась в середину, скрестив ноги.

– Мой родной Амун-таар стоит на холмах. Все ноги собьешь, вышагивая по бесконечным улицам то вверх, то вниз. Милостивая Велкве-таар сжалилась над добрыми жителями, и даровала им чудо полета. Все жители в моем городе летают по своим надобностям на личных коврах!.. Когда-то и мне исполнилось десять лет, совсем как тебе сегодня… Отец вручил мне мой родовой ковер с вышитой печатью великого шайха Амун-таара, Вистана Третьего – да продлятся его дни! – матушка пригладила изящный рисунок причудливой вязи. – Гости ушли, и во дворе собралась вся семья. Ковер лежал передо мной, расстеленный посреди двора. Я опустилась на него, трижды произнесла «Амун-таар», – матушка легонько хлопнула по ковру, – Амун-таар, Амун-таар… И познала радость полета, – голос дрогнул, она смахнула непрошенную слезу и поднялась, подойдя к кувшину с лимонной водой.

Гудри решил развеселить матушку. Он неслышно подобрался, уселся на ковер, и повторил скороговоркой вслед за матушкой нужные слова, трижды прихлопнув по ковру. Под Гудри словно взбрыкнул необъезженный жеребец – он едва не разбил голову об потолок! Гудри чуть не слетел с взбесившегося ковра, ухватился за угол, едва не выдрав кисти бахромы. Ковер тотчас въехал в стену, и Гудри покатился кубарем. Кувшин и чаша грохнулись об пол, неистово дребезжа, а матушка не смогла сдержать громкого крика. Хвала великой Велкве-таар, когда вбежал отец с саблей наголо, он застал лишь свою жену и сына, склонившихся над окном:

– Летучая мышь залетела, муж мой, – дрожащим голосом произнесла она, и потрепала сына по голове. – Такая большая… Но Гудри прогнал ее.

– Совсем взрослый уже… – отец со стуком вогнал саблю в ножны и подивился про себя старому ковру из приданого жены на полу.

Ни тогда, ни после они ничего не сказали о своем открытии Меджаару Меджахару, дабы именитому купцу не пришлось омрачать свое сердце ложью и нести лишнюю тайну. Гинтрун взяла с Гудри обещание, что он никому не расскажет о своем небывалом умении – и до сих пор Гудри держал слово! Только Якир случайно однажды увидел летающего юного господина… Но Якиру можно верить…

– Какое чудесное утро!.. – раздалось позади, и Гудри вздрогнул от неожиданности, мигом выпрыгнув из воспоминаний. Опять замечтался! Он порывисто обернулся и распахнул глаза.

Матушка улыбалась! Крутые брови насурьмлены, щеки горят румянцем, густые волосы переплетены в косы и уложены в сложную прическу, прикрытую легкой косынкой. На шее любимые бусы из красного камня.

– У нас сегодня гости, и мы идем на рынок, Гудри, – расцвела Гинтрун, разглядев восхищение в глазах сына. – Ты помнишь?

Гудри спрятался за улыбкой. Сон и несбыточные мечты выбили его из колеи. Он метнулся к пристройке и вернулся с корзиной для покупок. Гости! Как он мог забыть! Сегодня к ним придет дядюшка Ильям, и приведет с собой кого-то важного…

Гинтрун поправила платок, и они тронулись в путь. Знаменитый астанапурский рынок раскинулся на входе в караван-сарай. Вот уж где можно купить «все и даже больше», как любить говаривать отец.

Сначала все было хорошо – матушка радовалась солнечным лучам, раскланивалась с соседями, щебетала, словно утренняя птаха, увлеченно торговалась с торговцами, вызывая восхищенное цоканье – бойкой хозяйке легкой рукой отсыпали с прилавков, не скупясь… Гудри принимал в корзины свертки шайхских фиников, горшочки меда, засахаренную айву и грушу, кизиловое варенье, четыре разновидности халвы, два вида щербета – и мрачнел. Когда поверх груды свертков умостился глиняный сосуд с буйгурским чаем, Гудри вконец рассердился. Не иначе, дядюшка Ильям передал матушке несколько тирхамов – а та, вместо муки, сыра и риса, как сетовал Якир, набрала сластей.

Видимо, матушка прочитала что-то в лице сына… Она лукаво стрельнула глазами и ласково провела ладонью ему по щеке. У всех на виду! Гудри показалось, что весь многоглавый базар на миг приумолк и посмотрел на него. Он покраснел и еле сдержался, чтоб не отдернуть голову.

– Скоро все изменится, Гудри. Все будет хорошо, сынок.

После этих слов на душе у Гудри стало совсем тоскливо. Перемены – это не к добру, любил повторять Якир.

Прав был старый слуга – так все и получилось…

Вернувшись, Гудри увидел расстеленный ковер в тени старого инжира. Не матушкин, нет – обычный домашний ковер. Но на том самом месте! Посредине возвышался медный чайник, и ждали угощения пустые тарелки и блюдечки – только и осталось, что разложить в них сладости. Совсем как во сне… А ведь раньше здесь собиралась только семья!.. Кто же это должен прийти такой важный, для кого это матушка так расстаралась?

Первым во двор вошел дядюшка Ильям. Троюродный брат отца совсем на него не походил: рыжебородый, с белесыми ресницами и такого же цвета волосами, голубоглазый Ильям резко отличался от смуглых, кареоких, черноволосых жителей Астанапура.

Дядюшка потрепал Гудри по макушке, мимоходом восхитился тому, как быстро растет племянник, и принялся воздавать должное красоте Гинтрун. Ему принялся поддакивать и второй гость, столь непохожий на дядюшку – низкорослый, толстенький, на коротких ножках-тумбах.

Гость запыхался, тугие щеки блестели от жира, над верхней губой торчала жесткая щетка усов. Большие глаза навыкате слезились – да и весь он исходил потом, утирая огромным вышитым платком шею, лоб и подбородок. Улыбаясь, он с поклоном преподнес хозяйке шкатулку из красного дерева, инкрустированную золотистой фольгой и вставками белой кости. Гинтрун распахнула шкатулку и не смогла сдержать восхищенного возгласа.

Гудри поджал губы и даже не стал смотреть, что там внутри. Противно! Пока матушка охала над подарком, незнакомец по-хозяйски огляделся вокруг, а потом так и прикипел взглядом к заднему двору! Там, где Гудри вчера летал на ковре!

Неспроста это… От плохого предчувствия у Гудри потянуло низ живота. Гостя звали Зайруллой, и он оказался булочником, но булочником непростым. В одном только караван-сарае у него работало семь пекарен, в которых и днем и ночью пекли лепешки. Гудри навострил уши, но вот дальше к несомненно интересному деловому разговору взрослых Гудри не допустили – рядом с Зайруллой стояла его уменьшенная копия: юноша, такой же как отец плотно сбитый, щекастый, с мясистым загривком. Правда, ростом он уже почти догнал своего отца, хоть и приходился Гудри ровесником. Парня звали Шафиром.

Об этом потомку Меджахаров поведали скороговоркой и так же быстренько выпроводили со двора. Матушка выглядела озадаченной таким скорым поворотом событий, но возразить не посмела. Гудри только и успел, что прихватить с крюка свой положенный кувшин. На отцовское место опустился Ильям, сияя радушной улыбкой, а напротив него, поджав ноги, присел булочник. Матушка разлила дорогим гостям душистый напиток.

Ворота захлопнулись. Шафир оглядел пустынную улочку, с некоторой почтительной робостью останавливаясь на крышах соседских особняков. Однако потом его взгляд упал на положенный кувшин, который Гудри привычным движением закинул за спину.

– Неужто сами пойдем ноги бить? – скривил он пухлые губы. – А водоносы на что?

– Чего без толку тут торчать?.. Как собачки у ворот сидеть будем? – буркнул Гудри. – Ждать, пока обратно во двор позовут?

Парень вскинулся, и Гудри добавил.

– Пойдем прогуляемся, я тебя с друзьями познакомлю.

Они прошли с десяток шагов по тихому Фонтанному переулку и вышли на широкую Воротную улицу – она проложила свой прямой как стрела путь от Вечерних врат до Водоводной площади Среднего города. Людей здесь было не в пример больше: пыхтели носильщики, поднимая в гору паланкины, переступали невозмутимые мулы, таща повозки, ступали в тени ограды горожане, спеша по своим делам.

Шафир остановился на углу. Задумчиво поковырял стык камней пальцем. Именно здесь, только с той стороны ограды, юный Гудри вчера вырубал упрямый солнцедар, высматривая сорняки с летающего матушкиного ковра.

И чего этот Шафир застрял? Чего ему там надо? Сын булочника тем временем оглядел шумную улицу и ласково похлопал ограду Меджахаров, словно козу-кормилицу.

Гудри покачал головой: ну и семейка!

В условленном месте поджидал один Ахмар – ни Фири, ни Сигвар не пришли. Такое уже бывало, и не раз. Сигвару, небось, досталось за вчерашнее опоздание, а Фири отец усадил за работу. Гудри познакомил друга со своим гостем, и вместе они зашагали наверх.

Стоило пройти всего ничего, как Шафир опять замер истуканом. Ну что ты будешь делать? Парень круглыми глазами пялился в переулок Вечерних Прудов. Гудри приблизился и заглянул за угол.

Крепко сбитый мужчина в дорогой шелковой накидке и расшитыми золотом туфлях склонился к улыбчивой девушке. Она стояла в проеме калитки, придерживая створку. Незнакомец горячо проговорил длинную фразу, прижал руки к груди, протянул их к девушке – и из его ладоней выпорхнули два зеленых продолговатых листа, стрельнул длинный стебель, лопнул бутоном, и закачался кроваво-красным тюльпаном. Девушка захлопала в ладоши и кинулась мужчине на шею.

– Книжник, – высказал очевидное Ахмар.

– Самые красивые девушки бросаются книжникам в объятья… – прошептал Шафир.

Девушка, обнимая ухажера, заприметила трех малолетних лоботрясов, подсматривающих за возлюбленными. Тихо пискнула и подалась назад. Книжник всем телом развернулся. Глаза полыхнули гневом, скулы отвердели. Он потянулся к карману богато расшитого халата… Не сговариваясь, Ахмар и Гудри с боков подхватили сына булочника и поспешили исчезнуть из переулка.

Шафир – к его чести – совсем не обиделся за такое обращение. Даже виновато пробурчал что-то в свое оправдание. А затем принялся с жаром пересказывать вчерашние поединки в Чит-тае! Друзья ушам своим не поверили – Шафир с отцом был на трибунах!

– И вот тогда книжник из Школы огня вызвал огненный смерч, и зрители загудели недовольно! – размахивал руками раскрасневшийся Шафир.

Гудри хмыкнул: когда день-деньской вокруг такое пекло – волей-неволей невзлюбишь огонь. Поговаривали в древности один из шайхиншайхов даже запретил в городе разводить очаги. Кузни закрыли, ночью город погружался во мрак. Однако день, другой, и жители доброго Астанапура взвыли без свежего хлеба: уж больно невкусными получались лепешки, испеченные на горячих полуденных камнях! Тогда шайхиншайх смилостивился и отменил свое постановление. Однако, как ни крути, Школа Огня и впрямь была не самой любимой у добрых жителей Астанапура!

– А кто против огневика стоял? – поинтересовался Ахмар.

– Водник. Ох и силен! – засмеялся довольный Шафир. – Огневик и туда и сюда, смерч огненный пытается к воднику подобраться, а тот стену выстроил, а сверху наслал град из ледяных кинжалов!

– Победил?

– Ага! – глаза Шафира победно сияли, словно это он одержал верх. – Огонь погудел еще, а потом зашипел и изошел дымом!

С этими разговорами они вышли к водоводной площади. Гудри порадовался – народу уже оставалось совсем немного. Очередь быстро продвигалась к водной арке.

– А я осенью в Чит-тай иду! Вот! – выпалил красный, как недавний волшебный тюльпан, Шафир. – Учиться! Книжником буду…

Гудри не нашелся что и сказать.

Ну, где справедливость? И Сигвар, и этот Шафир – все идут в Чит-тай!.. Эдак скоро и Фири там окажется – а Гудри, потомок Меджахаров, так и будет тайком ото всех выносить ночное ведро! Во рту пересохло, в горле встал горький комок.

– Ловчим дэвов? – насмешливо спросил Ахмар, поглядывая на белые пухлые руки сына булочника.

Шафир опять не обиделся, звонко рассмеявшись в ответ:

– Ловчим дэвов? Ну уж нет… Чтобы потом скитаться по пескам Велкве-таар, сражаться с кровожадными юхридами? Ну уж нет…

Друзья потрясенно переглянулись, а Гудри по-новому оглядел своего недавнего знакомца. Неужели тот открыл в себе источник эманация? Всем известно – книжником можно стать, если у тебя есть свой эманаций. Что это такое, никто из непосвященных толком не знал. Но именно благодаря эманацию книжник и писал свои книги, а книги даровали ему магию. Ну а еще книги, как поговаривают, питали водой глубокие колодцы Астанапура – недаром написанные в Чит-тае книги скупает Шайхиншайский дворец…

Второй способ стать учеником Чит-тая был куда проще. Нужны были тирхамы, дабы заплатить за обучение в Школе ловчих дэвов. Проучиться несколько лет, написать книгу (одну-единственную, для ловчего больше и не надо!), выдержать испытание – и тоже стать книжником.

– Нет, и в изначальную школу я не пойду, – доверительным шепотом поведал Шафир. – Только т-сс! Батюшка еле-еле сумел договориться… В новой школе появился один мастер – он ищет самые необычные пути к овладению эманацием. Вот отец и обратился к нему…

Шафир мечтательно закатил глаза. В это время подошла очередь приятелей. Подставив под раскрытый клюв каменной цапли положенный кувшин, Гудри набрал воды. Вместе они двинулись обратно. Шафир продолжил рассказ о вчерашних поединках в Чит-тае, а потрясенный Гудри никак не мог поверить услышанному.

Новая школа!.. Неужели теперь каждый, у кого достанет на это монет, сможет стать книжником?.. Не обыкновенным ловчим дэвов – а настоящим книжником? Новость была столь ошеломительной, что Гудри и не помнил, как простился с Ахмаром, как дошел до дома.

А вот когда он ступил, наконец, в родной двор, – тогда-то он сполна оценил мудрость любимого присловья старого Якира.

Перемены – это не к добру!

Матушка отдала в управление булочника задний двор! Неслыханно!! Зайрулла разберет там ограду и поставит пекарню с прилавком, дабы любой прохожий мог купить свежей сдобы или ароматных лепешек к завтраку!

«Но это же… Но это же… родовые земли Меджахар! А тут какие-то… булочники свои пекарни строить будут?!» – билась в голове гневная мысль.

Матушка, комкая в руках край накидки, с тревогой смотрела на сына. Дядюшка Ильям, улыбаясь, приблизился и нагнулся к самому лицу племянника. Выражение ласкового радушия тотчас слетело с него:

– Не глупи, Гудри Меджахар! – зашипел он. – Для семьи моего погибшего брата мне не жаль самого последнего тирхама! Но что будет с вами, если меня не станет? Об этом ты подумал?

«Отец не погиб! Он просто пропал! И он, и братья!» – отшатнулся Гудри.

– Теперь у вас будет пекарня под боком, и всегда найдется кусок хлеба на стол. Земля и дом – все остается во владении Меджахаров!

Гудри так и не нашел в себе сил ответить дядюшке. Он выдавил из себя почтительный поклон и улыбку, попрощался с гостями и потащил кувшин в дом.

– Ох, наконец-то я смогу нанять себе слуг, – услышал он счастливое щебетание матушки.

Гудри поставил кувшин и глянул на свое слабое отражение в медном зеркале напротив. Криво улыбнулся. Ну, хоть одно хорошо – теперь не придется поутру таскаться с ведром к солнцедарам!

***

Едва-едва рассвело, а неугомонные курицы уже копошились в старом саду. Крепкими костистыми лапами птицы ворошили мертвые ветки и сухую листву. Особенно им нравилось ковыряться под раскидистым тутом, гордостью рода Меджахар, − хоть на редком дереве, саженец которого привез из далекой страны прадед Гудри, еще не созрели ягоды. Склоняясь над землей, курицы поворачивали хохлатую голову и косили оранжевыми бусинами глаз.

Гудри глянул на птиц через открытую дверь:

«Как будто всегда здесь жили!» – восхитился он, подливая воду в муку. На его глазах в глубоком тазу творилась волшба: толстенький Шафир превращал муку в тесто.

– И еще один ковшик! – запыхтел Шафир. – Теперь теплой!

Гудри послушно зачерпнул из котла над очагом и осторожно, стараясь не пролить ни капли – вода ведь! – подлил в таз. Молчаливый булочник Зайрулла, сложив руки на груди, одобрительно кивнул, и Шафир заработал еще усерднее, взбивая тесто по кругу.

Сегодня предстоял непростой денек: новопостроенная на углу переулка Фонтанов и Воротной улицы пекарня ждала первых покупателей. Все волновались – а пуще всего Гудри, совсем незнакомый с хлебным делом.

Здание пекарни построили неслыханно быстро. На следующее же утро после прихода дядюшки с дорогим гостем во дворе появились громогласные, загорелые дочерна работники, которые играючи развалили угловую ограду, взмахивая тяжелыми заступами. Встревоженные соседи высыпали на улицу, и матушке пришлось их успокаивать. Впрочем, новость о появлении пекарни пришлась многим по сердцу…

Только успели выложить нижний пояс будущей постройки – как в переулке остановилась длинная повозка, груженная тесаными одинаковыми камнями. Строители трудились допоздна, а потом работали еще день и еще. Подвели стены под крышу, оставив проемы широких окон, выходящих на шумную улицу. Затем уложили черепицу, навесили дверь и ставни – и удалились, получив от благодарного Зайруллы условленную плату.

К очагу пришлось встать младшему сыну – старшим доставало хлопот в караван-сарае. Шафир был только рад – с разрешения хозяйки дома ему выделили спальню рядом с комнатой Гудри.

Юный булочник был готов крутиться у очагов с самого рассвета. Матушка готовилась отослать ему в помощь новых слуг, нанятых недавно, но рабочих рук все равно не хватало. Зайрулла, скрепя сердце, собрался нанимать помощника. Однако всего пара слов, невзначай сказанных Фири, сыном башмачника, изменили всё.

От друзей Гудри не скрывался, с ними он делился многими своими заботами, которые одна за другой сыпались на голову, словно орехи из прохудившегося мешка в чулане. Стоя в очереди на водоводной площади, Гудри пересказал друзьям, как причитал дородный Зайрулла. Да, найти хорошего помощника – дело непростое…

– Так ты и иди, – пожал плечами Фири. – Печь хлеб – дело доброе…

Услышав такое, Гудри едва не задохнулся от возмущения. Гордый потомок Меджахаров будет месить тесто?! Да скорее небо рухнет на землю! Однако слова друга все никак не выходили из головы… Работать в пекарне уж всяко лучше, чем выносить ночное ведро…

Словно оглушенный, он проходил весь день, а перед сном явился к матушке и поделился замыслом. Та замахала руками – приятные хлопоты вернули ей румянец на щеках и хорошее расположение духа. Теперь то и дело в разных концах дома слышался требовательный голос хозяйки, распекающей нерадивых работников. Зайрулла заплатил столько, что хватило нанять новых слуг, раздать долги… Однако Гудри стоял на своем, и матушка расплакалась, прижав сына к груди:

– Совсем взрослый ты у меня стал… Кормилец.

Разве могла она устоять? Так Гудри Меджахар стал помощником Шафира. А еще в этот же день рачительный Зайрулла выпустил кур в сад. Любимица матушки, хвостатая мурлыка Айли, огромными глазами смотрела на творящееся безобразие, сидя на высоком подоконнике узкого окна, но свой пост не покидала.

– А яйца нужны для сладкой сдобы, – приговаривал Шафир, меся тесто. – Тогда-то курочки и пригодятся…

– Для сладкой сдобы еще рано! – громко хлопнул в ладоши Зайрулла. Булочник светился гордостью. – Ничего, ничего, сынок… Скоро пойдут покупатели, сперва распробуют наш хлеб… Поймут, что лепешки – это для бедняков… Запомнят дорожку к новой пекарне, а уж потом и для булочек настанет срок.

Зайрулла спешил в караван-сарай. Шафир поведал по секрету, что за чужие долги отцу отписали еще две пекарни – оттого и носился дородный булочник из одного конца города в другой, оттого и не хватало ему работников… Вот и сейчас паланкин булочника уже стоял в переулке. Гудри про себя присвистнул – богатые носилки! Из красного дерева, с атласными занавесками. Золотыми нитями вышиты круглые лепешки в обрамлении всполохов пламени – знак гильдии хлебопеков.

– Ставьте хлеб. Скоро буду, – пропыхтел Зайрулла и был таков.

Шафир оказался неутомимым работником. А еще толстяк молотил языком без устали, и все разговоры у него были об одном: о Чит-тае. Шафир считал дни, когда распахнутся ворота города книжников, и он станет учеником-первогодком. Гудри от этих речей становилось тоскливо – но куда деваться? Может быть когда-то они с матушкой накопят столько, что и ему хватит на учебу в школе ловчих дэвов? А покамест те несколько тирхамов, которые он заработает в пекарне, пойдут в кубышку…

– Или вот взять легенду о Надежде Астанапура, – Гудри выхватил из болтовни Шафира последние слова и навострил уши. – Слыхал?..

Гудри вспомнил темную фигуру с раскинутыми руками у ворот Чит-тая, вмурованную в глыбу мутного стекла, и пожал плечами. Что-то слышал, конечно, но…

– Надежда Астанапура был очень красив, – воодушевленно начал юный булочник, зачерпывая тесто и укладывая в смазанные глиняные формочки. – Глаза у него были голубые, как высокое небо; зубы белые, как жемчуг; а от его улыбки плавились сердца самых неприступных красавиц. Соломенные волосы … – тут Шафир сбился и пояснил. – Солома – это трава такая…

Гудри кивнул, скрывая усмешку.

– А еще он был пустынным мастером… Сама великая Велкве-Таар открывает пустынным мастерам свою безбрежную мудрость, нашептывая строки на ухо смельчакам, которые отважатся остаться среди песков.

Голос Шафира дрожал. Гудри длинной кочергой сгреб угли в стороны, и юный булочник, орудуя лопаткой, расставлял в очаге заполненные формы с тестом. Закончив, он распрямился, вытер пот и хлебнул из ковшика.

– Пустынные мастера удаляются в пески, подальше от людей, чтобы написать свою книгу. А потом приходят в Чит-тай, дабы одержать верх над мастерами всех школ, и таким образом пройти последнее испытание!

Гудри кивнул. Все верно – и он слышал то же самое.

– Никто не может отказать в поединке пустынному мастеру! И тогда против чужеземца первым вышел мастер школы ловчих дэвов. Он был огромен – а его призрачный двойник оказался еще больше, одетый в шипастую броню, с высоким, окованным железом щитом, в середине которого блестел острый шип. В правой руке двойник сжимал длинное копье, чей наконечник походил на меч, острый настолько, что надвое разделял падающий волос!

Шафир прикрыл заслонкой поставленные хлеба и уселся на низенькую скамеечку подле Гудри.

– Пустынный мастер возложил левую руку на обложку своей потрепанной книги, тисненную темной кожей, и у ног его вырос столб из песка! Трибуны потрясенно охнули – никто доселе не видел у книжника такого двойника! Тем временем ловчий дэвов махнул копьем, и пошел по кругу. А вихрь песка поднялся над ареной и метнулся наперерез к противнику. Ловкий воин во второй раз взмахнул копьем – и рассек столб, и тот рассыпался безобидной кучей песка!..

Шафир поднялся и протер широкий прилавок, подергал ставни – готовился открывать лавку. Гудри зевнул во весь рот – ох, и рано встают булочники! Весь город еще спит сладким сном! Даже солнцедары со своей бочкой еще не проехали…

– Женщины на трибунах разочарованно охнули: как же так, такой красавчик, и так быстро проиграл. Однако все только начиналось – ведь вихрь, упрятавшись в песок арены, вырос за спиной ловчего! Тот крутанулся, ткнул копьем – но вихрь уклонился. Так они и сражались, пока ловчий дэвов не ослаб. Тогда вихрь вновь рассыпался, и вокруг противника выросло множество небольших вихрей. Они бросились на ловчего – и двойник растаял в туче песка.

После этой победой все женщины, что пришли посмотреть на поединок, влюбились в незнакомца. А тот поклонился – и ушел из Астанапура, дабы появится на следующее утро…

По пекарне пронесся дразнящий запах горячего хлеба, и в животе у Гудри громко заурчало. Шафир засмеялся и протянул помощнику ковшик с водой. Гудри с жадностью приник губами и напился вволю.

– И так приходил пустынный мастер каждое утро, и каждое утро ему противостоял новый изначальный мастер. Ни лед Школы Родниковой воды, ни ревущее пламя Школы Огня, ни таинственная магия Школы Великой Тишины не смогли взять верх над песком. Однако побежденные не сердились – ведь верх над ними взял песок самой Велкве-таар!

К тому времени в городе пошли слухи, что милостивая Велкве-таар и послала этого красивого иноземца, дабы он основал новую школу в Чит-тае. А еще шептались, что голубоглазый воин с соломенными волосами спасет Астанапур в будущей великой войне! Так мол, гласит древнее пророчество… С чьей-то легкой руки… – Шафир хихикнул, вскочил и забегал по лавке туда-обратно, – а, точнее, легкого языка – стали называть незнакомца Надеждой Астанапура – имени-то его никто не знал. И остался последний поединок с мастером Школы Стекла. На трибуны явился сам шайхиншайх Астан Восьмой – да не исчезнет память о нем! – и многочисленные придворные. Все затаили дыхание, когда против Надежды Астанапура вышел уродливый старик с бездонными черными глазами. Лютая злоба исходила от него, и угроза носилась в воздухе…

Гудри шмыгнул носом. «Носилась в воздухе?» Воистину – пахло гарью.

– Хлеб горит! – охнул Гудри, и Шафир подскочил словно ужаленный скорпионом в мягкое место.

Юный булочник подхватил кочергу, откатил заслонку и быстро-быстро принялся вытаскивать формы с хлебом. Румяные, дразнящие корочки ровными холмиками возвышались над глиняным ободом… Шафир всхлипнул: три крайних хлеба чернели по краям угольками. Воздух в пекарне потемнел от дыма. На Шафира было жалко смотреть. Щеки затряслись, он жалобно протянул:

– Первый раз батюшка доверил, а я… Первый день, первая пекарня… – голос его прервался, плечи поникли.

Казалось, Шафир сейчас рухнет на колени и разрыдается.

– Да ты посмотри, какой хлеб красивый! – возмутился Гудри. – Подумаешь, всего три хлеба и подгорело… Да у тебя и тесто еще осталось – сейчас раз, два – и готово!..

– Но батюшка придет… Увидит угли – это же такой убыток, – Шафир не мог оторвать горестного взгляда от обгорелого хлеба.

– Вот и не скажем ему ничего! – хлопнул в ладоши Гудри и булочник тотчас очнулся. – Открывай, давай, ставни, чтоб дым ушел! Ставь тесто – угли еще жаркие!

– А это… – Шафир стрельнул глазами на горелые корки.

– А это… – Гудри на миг занялся. – Я курам отдам… Больше яиц снесут! Для сладкой сдобы!

Услышав о сдобе, Шафир тотчас воспрял. Кинулся к ставням, загремел запором. Гудри влез в толстенные перчатки из колючей валяной шерсти и вытряхнул хлебцы в корзинку. Юркнул в дверь, выходящую в родной двор.

– Подумаешь!.. – хмыкнул Гудри, разглядывая ношу. – Ну, подгорел самый верх… Вот Фири бы его отдать и всем его братьям и сестрам, а не кур кормить…

Стукнула калитка, и Гудри перевел взгляд. По двору плелся сонный новый слуга, сжимая ночное ведро. Увидев молодого хозяина, он ускорился и исчез из виду. Вдали послышался мерный стук колотушки солнцедаров, и Гудри вновь посмотрел на горелые корки.

С шумом из кустов выбежали две курицы, и Гудри вздрогнул от испуга. Одна курица бежала за другой, раскинув крылья. Злой Гудри поддал ногой, но промазал.

«Разбегались тут…» – Гудри решительно развернулся и направился к воротам. По привычке остановился и прислушался. Колотушка солнцедаров удалялась, звучала все тише. Гудри открыл калитку и выглянул. Никого… Совсем как раньше, он выбежал в переулок и метнулся следом за телегой.

– Эй! – негромко позвал он.

«А вдруг они не только немые, но и глухие?» – мелькнуло в голове.

Однако его услышали. Сидящий на облучке потянул поводья, и мулы встали. Троица обернулась. Глаза из-под прорезей недоуменно уставились на юношу.

Гудри смутился:

– Вот… Решил – хоть хлеба покушаете, – он наклонил корзинку и высыпал хлебцы на край телеги. – Горячий! Подгорел только малость…

Солнцедары переглянулись. Тот, что вышагивал с колотушкой, низко поклонился, прижав руку к груди, а его товарищ торопливо накинул рогожу на хлеб. В соседнем дворе послышалась перебранка, и Гудри махнул рукой на прощанье.

В пекарне Шафир уже пришел в себя. Распахнул ставни, прикрыл выпечку платком. Закатав рукава, умелый Шафир разложил тесто по новой. В тазу оставалось еще немного теста, рядом стояли пустые формы.

И как же у него все ловко выходит!

– Поможешь? – Шафир кивнул на глиняные формы. – Справишься?

Гудри кивнул.

Справится, конечно! Ведь он уже столько раз видел, как это делается! А тут всего-то дел… Обрадованный Шафир метнулся к прилавку – первые покупатели должны были вот-вот появиться! Гудри закатал рукава и взялся за тесто.

«Интересно, а ребята появятся?.. – на миг задумался Гудри, вытаскивая большой комок и расправляя его внутри формы. – Не забыли? Фири, небось, прибежит. Поглазеть, позубоскалить… Как же, потомок гордых Меджахаров нынче работает в лавке пекаря».

Гудри вновь погрузил руки в таз. Как частенько бывало, мысли бежали своей дорогой. Гудри припоминал опару, поставленную на ночь. Утром она ожила, бормотала что-то свое, пыхтела, загадывала загадки… Неясные образы – живой хлеб, живое слово – теснили грудь юного Гудри. Затем отчего-то припомнился всесильный шайх из недавней истории, который запретил огонь в Астанапуре.

«Кузни запретил, ночные фонари запретил, а вот с пекарнями не справился!» – Гудри придвинул наполненные формы к очагу, где по углам рдели десятками настороженных глаз угли.

Смутные слова, такие важные в этот тихий рассветный час, наконец выстроились внутри Гудри стройной строкой, и он прошептал, плохо понимая, что делает:

– Дух хлебный правителя строгого слова сильней… – внезапно между ладоней Гудри, выпачканных липким тестом, с шумным треском пробежали лиловые огни. Небольшая молния, хлопнув, ударила в потолок. От испуга Гудри отшатнулся, запнулся и сел на пятую точку.

– Книжник!.. – всплеснул руками дородный Зайрулла, входящий в лавку.

– Книжник… – вторил Шафир, круглыми глазами глядя то на Гудри, то на подпалину на потолке.

– Книжник! Книжник! Книжник! – наперебой завопили Ахмар, Сигвар и Фири подпрыгивая от восторга и колотя по прилавку. Как и обещали, друзья заявились к открытию пекарни.

– Книжник! Милостивая Велкве-таар, – прошептала Гинтрун, обессиленно опираясь на дверной проем. – Мой сын – книжник!

Глава 3

Не тот был характер у Гинтрун Меджахар, чтобы день-деньской лить слезы счастья, умиляясь внезапному дару книжника у своего любимого сына!

Матушка решительно ворвалась в пекарню – отодвинув с дороги пышного булочника Зайруллу, так и застывшего столбом, и даже этого не заметив. Ухватила сына за выпачканную тестом ладонь и потащила за собой. Ахмар, Сигвар и Фири побежали следом. Шафир с тоской посмотрел на спины ребят, окинул взглядом свежевыпеченные хлеба – и тяжело вздохнул.

Матушка без устали мчалась вверх по Воротной улице: косынка развевалась, глаза горели… Она выметнулась на Водоводную площадь, не замечая удивления на лицах горожан. В очереди стоящих за водой людей мелькнуло перепуганное лицо старого Якира. Друзья, пихая друг друга под ребра, вприпрыжку неслись за ними.

– Но… куда мы? – задыхаясь, спросил Гудри.

– Как куда? В Чит-тай, конечно! – вскрикнула Гинтрун. – Не каждый день в Астанапуре молнии крыши насквозь пробивают!

Молнии?.. Крыши? Насквозь?! Лиловые искры едва-едва опалили новехонькую балку, но разве матушке сейчас докажешь… Ее любимый Гудри пробил черепицу? Пусть так оно и будет…  Иначе глядишь, через пару-другую оставленных позади улиц Гудри, по ее словам, и вовсе разнесет несчастную пекарню по камушкам!

Наконец сумасшедший забег закончился. Вот только совсем не так, как того ожидала взбудораженная Гинтрун. Радостные мастера Чит-тая не высыпали из ворот, обнимаясь и плача от счастья, и не приветствовали юного одаренного книжника. Их вообще никто не встречал. Лишь молчаливые хмурые стражники перегородили путь, скрестив отполированные лезвия алебард.

Матушка грудью бросилась на преграду, выпустив сына. Стражник справа зыркнул недовольно и послал товарища за десятником. Гинтрун с жаром начала историю о своем чудесном сыне. Охранники слушали с интересом, но алебард из рук не выпускали.

Гудри не мог оторвать взгляд от глыбы мутного стекла неподалеку. Словно исполинский валун из древесной смолы свалился с неба и теперь подпирал крепостную стену Чит-тая. И как не растаял на эдаком-то зное?.. Гудри торопливо приблизился и всмотрелся в самую глубину, прикрыв глаза ладонью от утренних лучей.

– Надежда Астанапура, – послышался позади тихий голос Сигвара, и Гудри еле заметно кивнул. Глаза, наконец, привыкли, и он разглядел внутри едва угадываемую фигуру.

– И почему мастера изначальных школ не могут его освободить? – удивился Гудри, выпрямляясь. – Сколько ему еще там быть?..

Мимо проскользнул Фири. Воровато стрельнув глазами на стражников – те по-прежнему внимали рассказу разгоряченной Гинтрун – он колупнул гладкую поверхность, принюхался…

– Ты еще лизни, – хмыкнул Сигвар.

– Ага, на зуб попробуй… Вдруг это и вправду солнечный камень?..

– А-а-а, – махнул рукой сын башмачника, мигом потеряв к глыбе всякий интерес. – Стекло… Стекляшка паршивенькая…

Отойдя в сторону, Фири подобрал невесть как оказавшийся подле ворот Чит-тая прутик и принялся чертить на песке.

– Зачем его освобождать? – пожал плечами Ахмар. – Пусть и дальше там сидит…

– Но как же… – возмутился Гудри. Он даже не сразу нашелся, что и ответить другу. – Это же … Надежда Астанапура!..

Из Чит-тая показался мужчина, неброско одетый в простые одежды. Матушка бросилась к нему, однако разглядела вышитое на груди тростниковое перо с глиняной чернильницей и отступилась. Переписчик из гильдии каллиграфов ничем не сможет ей помочь, он ведь не книжник, а простой писарь – и не более того…

– Надежда Астанапура? – скривил губы Ахмар. – Ты больше побасенки слушай… Надежда, как же. Стал бы изначальный мастер эдак его наказывать – да еще и не двойника, а самого книжника… Вот у нас в гильдии змееловов… – Ахмар осекся.

Проходивший мимо переписчик остановился и неслышно приблизился, заглядывая Фири через плечо. Каллиграф нахмурился, изможденное лицо пробороздили морщины, а пальцы правой руки слегка зашевелились, точно перебирая в воздухе невидимые четки. Юный сын башмачника самозабвенно рисовал в дорожной пыли, не замечая ничего вокруг.

«А ведь и верно!.. На трибуне Чит-тая сражаются не живые люди, а только их призрачные двойники, вызванные силой книги и эманацием книжника! Почему же в стекло замуровали живого человека? Да не простого человека, а пустынного мастера!?» − задумавшись, Гудри пнул невысокую пирамидку из камушков, сложенную кем-то прямо на земле.

– Ага… Я вот слышал, – забасил Сигвар и тут же понизил голос. – Этот Надежда Астанапура по ночам на улицы выбирается. И детей ворует, которые домой до прихода темноты не успевают прийти…

– Да зачем ему это? – возмутился Гудри.

– Зачем-зачем?.. – проворчал Сигвар. – Душу выпивает вместе с кровью, а тела бросает в сухие колодцы. Юхридам на радость.

Фири, ничего не слыша и не видя вокруг, прикусив кончик языка, закрутил последнюю завитушку и решил отойти на пару шагов, полюбоваться делом своих рук. Шагнул – и влетел спиной в стоящего позади переписчика.

– Ой!.. – съежился от испуга сын башмачника, разглядев незнакомца.

– Неплохо-неплохо… – покачал головой переписчик. Голос его звучал глухо, словно из того заброшенного колодца, где живут юхриды, про который рассказывал Сигвар. – Неплохо. В завершении стоит ослабить нажим, и закончить рисунок порханием бабочки… – задумчиво произнес мужчина и легко взмахнул перед собой расслабленной ладонью.

– Ты умеешь писать? Знаешь буквы?

Приятели вмиг замолчали. Серый от испуга Фири спрятал прутик, уставился на собеседника и замотал головой.

– А говорить? – слабо улыбнулся незнакомец, и мелкие морщины разбежались из уголков глаз.

– Умею… – выдавил Фири.

– Умеешь говорить? Или писать?

Фири собрался с духом:

– Умею говорить, господин, писать не умею. Даже букв не знаю, господин, – сын башмачника поклонился, и переписчик одобрительно покачал головой.

– Ничего… – пробормотал он и снова окинул пристальным взглядом рисунок на песке.

Пальцы его вновь пробежались по воздуху, он кивнул сам себе и решительно развернулся.

– Ступай за мной, – бросил каллиграф через плечо и зашагал к входу в Чит-тай.

Стражники почтительно расступились, и острия алебард поднялись к небу… Однако Гинтрун Меджахар не была бы собой, если бы просто так пропустила входящего обратно каллиграфа.

Как же так, сыну башмачника дозволено войти, а ее сыну из знатного рода Меджахар – нет?! Она вцепилась в переписчика и принялась втолковывать ему свою удивительную историю. Мужчина осторожно вызволил руку, почтительно улыбнулся, склонив голову к плечу, и коротко кивнул. Матушка взметнула брови, не веря своему счастью, и обернулась:

– Стой здесь, сын мой, и никуда не уходи!

Вздернув подбородок, матушка прошла мимо стражников и проследовала за переписчиком. За ними на негнущихся ногах ступал Фири.

– Ну дела… – хохотнул Ахмар. – Что же это получается?.. Пришли отправлять в Чит-тай нашего Гудри, а вместо него взяли Фири?

Гудри криво улыбнулся. Он, конечно, рад за друга. Честно-честно, очень рад!.. Но, все же… Сначала Сигвар, сын стражника, потом Шафир, сын булочника, а теперь и сын башмачника! А как же он? Теперь оставалось только разглядывать Чит-тай за спинами стражников и дожидаться возвращения матушки.

Однако первым вернулся Фири. Сын башмачника несся с горящими глазами по прямой улочке, мимо многоярусной громады трибун. Фири на полном ходу миновал охранников – те даже не пошевелились – и подбежал к друзьям.

Разглядывая приятеля, Сигвар, Ахмар и Гудри не смогли сдержать возгласов удивления. Ветхие обноски Фири сменились опрятными одеждами! Белоснежная рубаха немного велика, закатанные наспех рукава то и дело спадают обратно, но это неважно. Главное – одежда была новой, а на груди виднелся отличительный знак каллиграфов: тростниковое перо и чернильница.

Ахмар присвистнул:

– Тебя уже и в гильдию приняли?

– Не-ее, – улыбаясь от уха до уха, ответил Фири. – Только в ученики!

Пританцовывая на месте, Фири скороговоркой поведал все о своем посещении города книжников. Молчаливый каллиграф привел его в небольшую комнатушку. Чистую, с голыми стенами и подушками вдоль стены. Усадил юного гостя и представился, назвавшись наставником Альтом. Велел «господином» его не называть, только «наставником», ибо «среди каллиграфов нет господ».

Наставник Альт поджег щепки в небольшой жаровенке и установил сверху медный чайник с длинным изогнутым носиком. Расспросил Фири, где он живет и с кем. А потом… Фири шмыгнул носом и голос сына башмачника дрогнул. Наставник Альт напоил его чаем! Настоящим буйгурским чаем!

Фири прикрыл глаза от наслаждения и смешно вытянул губы трубочкой, словно заново вспоминая вкус удивительного напитка. Гудри поскреб затылок. Хоть у них с матушкой нынче негусто было с тирхамами, но чай-то они пили каждый день. И он ни разу не догадался угостить приятеля! И как же так получилось?

А Фири продолжил свой рассказ.

– Люди зовут нас писцами, переписчиками, – разливая пахучий чай, пояснил Альт. – А мы зовем себя каллиграфами.

– Я буду писцом? Писцом в Чит-тае?..

– Будешь, – шумно отхлебывая горячий напиток, ответил странный мужчина. – Каллиграфом в Чит-тае. Но если хочешь уйти – уходи сейчас…

И он качнул головой в сторону двери.

– Так ты что, убежал? – не поверил Ахмар.

– Нет! – засмеялся Фири. – Меня домой отпустили. Поведать обо всем отцу с мамой. Теперь я здесь жить буду!

– А как же вступительные испытания? – влез Сигвар.

– Наставник Альт сказал, у каллиграфов не бывает вступительных испытаний! – вздернув подбородок, ответил Фири и разгладил рубаху вместе со знаком гильдии на груди.

– А мама… – протянул Гудри. – А она-то где?..

– Ой! – подпрыгнул Фири. – Твою матушку мы сразу проводили… Там эти… Как их… Библиотекари Чит-тая, вот! Наставник Альт так и сказал ей: «Библиотекари Чит-тая выслушают вашу историю, госпожа, и решат, как вам помочь…»

– Так и сказал?

– Ага, – тряхнул гривой нечесаных волос Фири. – Я все запомнил! Слово в слово!..

Махнув рукой на прощанье, Фири умчался. Наставник Альт велел ему вернуться до полудня! А Гудри остался ждать перед воротами, не сводя глаз с Белой башни и молясь милостивой Велкве-таар, чтобы ему разрешили стать учеником изначальной школы.

– Вот здорово… – над ухом послышался шепот Сигвара, и юноша вздрогнул. – Фири в Чит-тае, я в Чит-тае, а теперь еще и Гудри будет… Ахмар, теперь только тебе осталось!

– Не-е, – протянул Ахмар и махнул рукой. – Нужен мне этот ваш Чит-тай… Совсем скоро отец вернется. Я к нему пойду, в змееловы…

Друзья не покинули Гудри, стояли рядом. Он хлопнул парней по плечам, и Сигвар предупредительно вскрикнул. Гудри обернулся – к воротам в глубокой задумчивости, потирая подбородок, приближалась матушка. Гудри кинулся ей навстречу.

– Матушка! Что там? Что?

Гинтрун очнулась и вымученно улыбнулась, потрепав Гудри по макушке.

– Библиотекари выслушали меня. Долго шептались, потом искали нужные строки в старых книгах… – матушка вдруг всплеснула руками. – Если тебя возьмут в ученики – оплаты никакой не потребуется!

– Если возьмут… – осторожно повторил Гудри. Он сразу услышал главное. – А могут и не взять?..

Матушка поникла:

– В древних книгах все строго указано. В случае стихийного проявления эманация просителю следует предоставить трех видоков…

– Видоков?.. – непонятное слово царапнуло слух.

Непонятное – и чужое какое-то. Ничего хорошего это слово Гудри не сулило.

– Трех поручителей, – пояснила матушка. – Кто мог бы поручиться, что в пекарне так все и было.

– Ха! – выкрикнул Сигвар. – Так это проще простого! Я, Ахмар – уже двое… И Фири! А еще там подпалина на потолке…

– Не-е, могут сказать, подпалину неизвестно как сделали… – одернул друга Ахмар. – А поручителями мы будем. Всё подтвердим!

Друг радостно посмотрел на матушку, но та поджала губы и печально улыбнулась, покачав головой:

– Поручители должны быть серьезными… Такими… – она вздохнула и вознесла очи горе. – Очень уважаемыми людьми. Кто-нибудь из городских гильдий…

Матушка посмотрела на высокие стены Верхнего города, где обретались самые важные люди Астанапура. Внезапно лицо ее прояснилось, словно солнце выглянуло из-за туч.

– Ильям! – выкрикнула она. – Ильям! Он же служит в шайхиншайхском дворе! В гильдии счетоводов! Вот кто нам поможет!

Гинтрун Меджахар воспряла. Она вновь подхватила сына и понеслась вверх, к воротам Верхнего города. Позади послышался топот – друзья не отставали.

Крепостные стены медленно вырастали, заслоняя небо. Гудри невольно посмотрел на угол стены, по которому они как-то раз решили забраться наверх и пробраться внутрь, поглазеть на сад шайхиншайха, и передернул плечами.

Ох, и влетело же им тогда!

Шайхиншайский дворец, окружающие его постройки, где работали бесчисленные служащие двора, и Запретный сад раскинулись на вершине холма, огороженном гладкой стеной с одними-единственными воротами. Поверху стены между бойниц прогуливалась стража – никто не мог проникнуть внутрь Верхнего города незамеченным. Подле ворот толпилась очередь просителей, стискивающих в ладонях скрученные свитки. Некоторых челобитчиков разворачивали обратно, и понурые горожане отправлялись ни с чем восвояси. Матушка обеспокоенно огляделась – похоже, попасть внутрь будет не так-то просто…

Гинтрун Меджахар поджала губы и горделиво выпрямилась. Ну уж нет, она не отступит! Очередь продвигалась медленно. Наконец стоящий перед ними огненно-рыжий долговязый купец-иноземец из далекого Ихраза миновал ворота.

– Вы к кому, госпожа? Где ваша челобитная? – рослый стражник равнодушно отчеканил слова, которые произнес сегодня, пожалуй, уже полсотни раз.

– Я Гинтрун Меджахар… к младшему счетоводу двора Ильяму Меджахару. Иду по… семейному делу, – произнесла матушка.

Стражник даже бровью не шевельнул – за годы службы навидался всякого:

– Семейные дела решают дома, в семье. Отказано. Следующий! – крикнул он, но позади него выросла в проеме ворот высокая фигура.

– Погоди, Лозим, – прогудел старший стражник. Он обозначил легкий поклон. – Согласно воротным уложениям мне должно спросить: терпит ли ваше семейное дело промедленья? Или нет?.. – последнее произнесенное слово повисло в воздухе.

Стражники удивленно воззрились на сослуживца. Матушка выпалила:

– Не терпит, уважаемый…

– Сигран, – чуть слышно подсказал Гудри.

– Никак не терпит, уважаемый Сигран, – обворожительно улыбнулась Гинтрун.

– Этот юноша с Вами, я думаю? – на миг в его глазах мелькнули смешинки. Матушка кивнула. – А эта мелюзга что здесь забыла? Всыпать бы им…

Гудри кинул через плечо быстрый взгляд. Приятели отпрыгнули на два шага назад, развернулись и резво помчались обратно. Матушка ухватила сына за руку, и вместе они ступили в Верхний город. Впереди указывал путь провожатый, и Гудри прикрыл рот ладонью:

– Это отец Сигвара, – шепнул он.

– О! Твоего друга из Хрустального переулка! – обрадовалась матушка. – А я-то думала: откуда у этого доброго стражника такое знакомое лицо?! Нужно будет послать ему подарок…

Слуга привел их к приземистому продолговатому зданию, которое словно простерло ниц перед белоснежным дворцом шайхиншайха, увенчанного многочисленными башнями и куполами. Сам дворец толком разглядеть не удалось – он прятался в зелени окружающих его деревьев.

«Неужели это и есть знаменитый Запретный сад?» – Гудри пристально всмотрелся в густую листву, но тут вдруг его взгляд зацепился за приметный паланкин из красного дерева. Носильщиков не видать – спрятались, небось, в тени, лежебоки, а вот атласные занавески вышиты уже знакомым узором – круглой лепешкой в обрамлении языков пламени.

«Вот странно… Совсем такой же, как и у булочника Зайруллы! Богато же живут у нас в Астанапуре булочники!» – успел подивиться Гудри, когда их подозвал слуга.

Комнатка младшего учетчика сияла чистотой. Беленые высокие стены, узкие стрельчатые окна, прохлада от пробегающего рядом – неслыханная роскошь! – говорливого ручья. За большим круглым проемом в стене виднелся целый ряд таких же одинаковых комнат, в каждой из которых на подушках за невысоким столиком сидел учетчик, склонившийся над длинным свитком.

Матушка торопливо присела на ковер, и Гудри уселся следом. Дядюшка Ильям странно на него покосился, но тут же участливо подался вперед, заглядывая матушке в лицо:

– Гинтрун! Что-то случилось? Ты никогда ранее не приходила сюда… – дядюшка говорил вполголоса, дабы не привлекать внимания других учетчиков, и выглядел не на шутку взволнованным.

Матушка прижала руки к груди:

– Хвала милостивой Велкве-таар! Гудри стал книжником!

Брови дядюшки Ильяма поползли вверх. Он медленно повернулся и оглядел Гудри с головы до ног, словно увидел его впервые. Гудри потупился. Матушка зашептала, зависнув над низким столиком, ухватив Ильяма за руку. Тот накрыл ладонь матушки своей и внимательно выслушал ее рассказ.

– Конечно, я выступлю видоком, драгоценная Гинтрун, – откинулся он на подушках, едва матушка закончила. – А вот насчет других поручителей… – он обвел пустые стены вокруг и окинул их тоскливым взглядом.

– Что ты видишь, Гинтрун. Шелк, бархат, атлас? Может, раззолоченную парчу? Или одни только беленые стены?.. Свои тирхамы вместе с тирхамами твоего благословенного мужа и моего брата Меджаара я вложил в товары того несчастного каравана… – он тяжело вздохнул и руки его бессильно повисли. – Я чудом спасся, но жизнь перестала быть мне милой… Я добрался до своего дома в Астанапуре и лежал день, месяц, другой, третий… Смотрел в потолок и думал, что дни мои сочтены. Однако потом я подумал о тебе и Гудри… подумал, что мне есть о ком заботиться… И тогда я встал на ноги, вырыл все монеты, что остались на черный день, занял еще тирхамов у добрых людей… И отдал все в загребущие руки… – дядюшка понизил голос и ткнул пальцем в белоснежную громаду в окне у себя за спиной. – И все для того, чтобы получить вот этот стол, – он легонько постучал костяшкой пальца по столешнице, – и должность.

– Правда в том, драгоценная Гинтрун, – дядюшка легко поднялся, чтобы проводить гостей. – Что у меня нынче нет товаров и нет монет. Кто будет прислушиваться к голосу бедного младшего счетовода?

Матушка поникла, и дядюшка Ильям тотчас обнял ее за плечи:

– Однако не быть мне Меджахар, если я не найду для Гудри еще одного видока!

– Но кто он!? – не выдержал Гудри.

– Секрет, – улыбнулся Ильям и подмигнул. – Вечером ждите от меня весточку.

Обратно шли в молчании. Матушка опечалилась – рассказ Ильяма напомнил ей о потере… А Гудри ломал голову, кто бы мог выступить еще одним видоком. Нужен третий! Времени осталось совсем немного – матушка поведала, что сроку у них всего три дня после случайного проявления эманация.