Вы не авторизовались

Грани пустоты бесплатное чтение

Скачать книгу

В оформлении переплета использованы иллюстрации Дарьи Серафим

Во внутреннем оформлении использована иллюстрация:

Используется по лицензии от Shutterstock.com

Во внутреннем оформлении использована иллюстрация:

Используется по лицензии от Shutterstock.com

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

«В «Гранях пустоты» Алекс Рауз рассказывает простую истину: любовь не умирает никогда. И даже прожив тысячи жизней в миллионах разных вселенных и миров, мы всегда найдем того человека, ради которого сможем победить пустоту, прежде всего в собственной душе. Эта книга невероятно созвучна поколению нашего времени и обязательно найдет место в сердце каждого из нас».
Drummatix

* * *

Я посвящаю эту книгу своему любимому.
Спасибо за то, что верил в меня даже в те темные времена,
когда силы нас покидали.
Ты мой космос, моя душа, мое сердце.

Однажды я пообещала тебе, что покажу край света.
Я писала эту книгу долгие десять лет, и
хочется верить, что у меня получилось.

Я знаю, что даже там мы сможем найти друг друга…

Пролог

Я застыл в миллиметрах на грани с прекрасным и оглянулся назад. Полыхающий оранжевыми красками закат сменился темным безмолвием. Прозрачная дымка опускалась на сверкающий город, предвещая безумную ночь. На часах грянула полночь, и я вдавил педаль в пол. Кая рядом крепко схватилась за подлокотник, рывок вжал ее в кресло и вызвал улыбку. Мы знали, бояться – для слабаков.

Ночные огни мелькали в такт громкой музыке, разрывая вновь рожденную Вселенную. Каждый шаг секундной стрелки давал передышку перед новой битвой.

Приключения? Если все вокруг идет нормально – значит, мы погибли. Новый город был живым в отличие от бесчисленного множества предыдущих. А теперь пора действовать и доказывать, что живы и мы!

– Справа. – Сегодня я хорошо угадывал.

Кая повернула голову, чтобы застать первую ракету, осветившую защитный купол над городом.

– К черту, пляшем.

Я дернул ручник, машина крутанулась и застыла у очередной светящейся вывески. Поправив безупречно сидящий серый пиджак, я выскользнул из машины, чтобы успеть распахнуть дверь для Каи. «Феррари» мы бросили незапертым у входа.

Внутри клуба музыка вводила в транс пару сотен людей. Не думать и двигаться, влиться в беспечный поток сознаний прочих путников – всего одна ночь или десяток минут, чтобы исполнить мимолетные желания.

Очередной снаряд разбился о купол, тряхнув пол, но никто не обратил внимания. Танец уносил и даровал временное забвение. Ритм подсказывал движения, и тело плыло на его волнах. Наравне со скоростью атмосфера расслабляла и сводила с ума.

– Бежать вечно? – Кая оскалилась в мрачной улыбке. – Ты предупреждал при знакомстве.

– Жить! – выдохнул я, чувствуя, как безумный блеск в моих глазах зажигает и ее.

Мы подхватили пару горящих коктейлей с подноса пробегавшего официанта и опрокинули, не чокаясь. Когда умираешь почти каждый день – выпить за упокой будет хорошей шуткой.

Голоса и алкоголь, музыка и долгожданное движение оставляли все значимое позади, вселяли безрассудную уверенность если не в завтрашнем рассвете, то, определенно, в настоящем мгновении. Именно то, чего нам всегда не хватает.

Рождение и медленное увядание – свобода живых людей. Их неосознанный выбор и недостижимое благо для творений безумного демиурга.

– Поехали? – предложил я. Кровь, бурлившая этой ночью, гнала вперед увидеть все, на что способен этот маленький островок развлечений и драйва. Наше время опять подходило к концу.

Кая, как обычно, готовая идти до конца этого мира и бесчисленного множества других, кивнула и подхватила мою руку.

Легко лавируя в скудном потоке встречных машин, я в считаные минуты донес нас до высочайшего небоскреба в городе, запримеченного еще в прошлой гонке со смертью.

Стеклянный лифт плавно поднял восторженную Каю над обреченным городом, а я не мог наглядеться на нее. Когда мы ступили на тонкую кромку последнего этажа, я решился разрушить последние стены.

– Я умирал в десятках миров без тебя. Они были прекрасны, но я их не замечал. Бродил, как призрак себя настоящего, это не назвать жизнью. Я больше не хочу тебя забывать.

– Быть может, настало время проверить, чего мы стоим?

– Стоит лишь сильно захотеть? Перестать бежать и начать бороться…

Сияющий купол треснул, и последняя ракета опустилась на тлеющую оранжевыми огнями эстакаду вдали. Огромный ядерный гриб накрывал живой город, как в замедленной съемке. Секунды длились целую вечность, оттягивая неизбежное. Как всегда, я отчаянно хотел больше времени.

– Не отпускай мою руку, – прошептал я.

Непередаваемая красота гибели, неведанная ни одному живому существу, раскрыла передо мной объятия. Но я имел все шансы стать первым, кто сможет запомнить. Только если очень постараться…

Я застыл в миллиметрах на грани с прекрасным и оглянулся назад.

I.

Ночью шел снег. Огромные белые хлопья мягко оседали на пушистых хвойных ветвях и черепицах крыши брусчатого домика. И даже порывы ветра не смели тревожить тишину безмолвного леса.

Внутри ярко горел очаг. Оранжевые блики скользили по стеллажам небольшой библиотеки. Запахи старых страниц и книжной пыли въелись в сами стены.

За небольшим столом у окна хозяин усердно писал что-то в дневник. Одинокая свеча коптила и плакала воском, но он не обращал на нее внимания. Его руки била нервная дрожь, а взгляд поминутно обращался к засыпанному снегом окну. За ним сгущалась тьма, и ни единой живой души на многие мили вокруг.

Его звали Николай. Пару месяцев назад он выкупил этот заброшенный дом. Сроки сдачи кандидатской подходили к концу, и он радикально решил проблему с музой. Она любила уединение. Приходила по вечерам, невесомо присаживалась на краешек стола и улыбалась.

Но вот уже несколько дней Николаю было не до нее. С того момента, как в уголке глаза мелькнул темный силуэт, он потерял сон. Поутру следов на снегу не оставалось, а ночью он боялся открывать дверь. Все казалось иллюзией и играми уставшего от одиночества разума.

Но сегодня тень прошла совсем рядом и перестала быть миражом. Там, среди уснувших сосен, кто-то был. Темный балахон и длинные белые пряди… Паника накрыла его с головой.

Но Николай строчил и строчил в дневник, пытаясь побороть свои страхи. Он не хотел признавать, кого видел в этом образе, будто одно слово могло накликать беду.

И все же написал… Смерть?

И ровно в тот миг, когда Николай поставил точку под вопросительным знаком, раздался стук в дверь.

Знакомство с Николаем

Хвататься за кочергу было уже поздно да и, пожалуй, бессмысленно. Смог бы он ударить человека? На подкашивающихся ногах Николай подошел к двери.

– Кто там? – Он хотел задать этот вопрос грозно, но из-за дрожащего голоса эффект получился довольно жалкий.

– Я потерялась в лесу. Пустите меня погреться, пожалуйста, – ответил уверенный женский голос.

«Чему быть, того не миновать», – мелькнула мысль, и он резко, не давая себе надежды и шансов на отступление, распахнул дверь. И застыл.

На пороге стояла ослепительно красивая женщина лет тридцати в сером пальто по колено и черных сапогах. Царственная осанка, слегка приподнятая голова, легкая улыбка на губах. Шапки не было, и черные густые волосы волной спадали на плечи. Никакого сходства с существом, бродившим вокруг дома по ночам.

– У вас такой напуганный вид, будто вы ожидали увидеть лешего, – все еще приветливо улыбаясь, произнесла она.

– Ох, простите. – Николай смущенно поправил очки, пропуская гостью в дом. – Я просто засиделся в глуши и отвык от людей.

– Да, понимаю. Я тоже не ожидала наткнуться здесь на дом, настраивалась гулять по лесу всю ночь.

– Тогда я спас вас и просто обязан напоить чаем! – радушно, но все еще довольно нервно Николай указал на стул и бросился к чайнику. По пути укорил себя за излишнюю эмоциональность – так и самому за маньяка сойти несложно. Но странная фраза соскочила с языка, будто потянул кто.

– Не откажусь. И спасибо, что впустили погреться… – Она вопросительно взглянула.

– Ох, точно, забыл представиться. Николай.

– Марта, очень приятно.

Пока закипал чайник, гостья устроилась в кресле у стола и изучающе посмотрела на хозяина. Николай нервно теребил свитер, пару раз снова потянулся к очкам, но не тронул. Все время хотелось что-то поправить.

– Так вы заблудились? – Он неловко попытался разбавить гнетущую тишину. Незнакомка казалась вполне милой и дружелюбной женщиной, но он все никак не мог избавиться от адреналина, попавшего в кровь при первом стуке в дверь. А от ее взгляда до сих пор прошибал холодный пот.

– Задумалась и ушла слишком далеко в лес. На самом деле я недавно поселилась в паре миль отсюда, в старом бабушкином доме, и еще не так хорошо знаю округу. А вы здесь давно?

– Скоро два месяца как. Сбежал от городской суеты, чтобы спокойно подумать.

– Так вы не ожидали натолкнуться на соседей. – Вопрос прозвучал как утверждение и ответа не требовал. – Это ваша библиотека?

– Да. Пожалуй, одно из немногих стоящих достижений за мою жизнь. – Он ухватился за ниточку беседы, но быстро осекся. Излишне хвалиться не хотелось, а что тут еще скажешь, если не спросили. Но многие издания были не просто редкими – единственными в своем роде.

– Люблю людей, стремящихся к знаниям. Один взгляд на ваши труды доставляет удовольствие. – Вроде она восхищалась, но Николаю показалась легкая ирония в ее голосе. Возможно, просто показалась. Встретить ценителя и знатока в глухом лесу, шутка ли…

Чайник закипел, и хозяин с преувеличенным рвением бросился разливать заварку по чашкам.

– И что же вы читаете сейчас, Николай? – Вопрос прилетел в спину и почему-то застал врасплох. Уже несколько дней, как он отбросил всю научную литературу и читал художественную. Иными путями со страхами справляться не выходило.

– Э… – Он немного замялся, расставляя чашки на столе. Поискал на полках печенья или сладкого – сам уже не помнил, что прихватил с собой в этот дом. Да и полки выглядели незнакомо, будто он мгновенно забыл об их существовании, как въехал сюда. Не могло же их здесь не быть прежде!

Выпечки не нашлось, зато были целые две банки варенья, клубничного и мандаринового. Он радостно водрузил их на стол вместе с чаем, и Марта благодарно улыбнулась, выбрав оранжевую.

– Я немного отвлекся от работы и читаю фантастику.

Момент стал еще более неловким. Обычно при фразе «фантастика» окружающие корчили снисходительные лица. Несерьезно, детство, говорили они. И Николай смущенно кивал в ответ, не готовый выплескивать наружу все то, что отзывалось в душе. Не желая вступать в дискуссию о том, что жанр совершенно неважен – хочешь ли ты копаться в глубинах человеческих душ или просто отвлечься от суеты и страхов. Лишь мастерство автора делало книгу живой и говорящей, и не имеет значения, о чем этот автор писал.

– Хороший выбор, – вдруг сказала Марта, и Николай робко улыбнулся. – Мне нравится, когда автор не ограничен в приемах, чтобы усилить конфликт и накалить эмоции, это позволяет героям стать живее, не правда ли? Фантастика – чудесный инструмент, чтобы выковать человека.

Николай кивнул, неуверенный, что понял эту мысль. Выковать человека? Как на кузне?

– И что же у вас сейчас?

– Сборник рассказов автора Дэна Рида, – мгновенно откликнулся он, ища у кровати книгу в черной обложке. Но, как назло, она пропала, а название, крутившееся на языке, ускользнуло в последний момент. – На первый взгляд, между ними нет ничего общего, автора кидает из жанра в жанр, словно ради собственного удовольствия осветить ту или иную тему. Только увлечешься очередным миром, проникнешься героем, как он обрывается в пустоту, а незримая рука писателя опять меняет пластинку. Он будто пробует Вселенную на вкус, вертит ее со всех сторон, смакует, проверяет. Это как смотреть в калейдоскоп… Кататься на американских горках – вот я на Диком Западе пью с блюзменом, а в следующее мгновение дорога резко идет вверх, и я уже взмываю в космос в поисках новых истин. Но, кажется, начинаю улавливать смысл – это странное повествование затянуло меня. Чувствую себя кладоискателем, пытающимся удержать тонкую золотую нить, которой связано все в этой необычной книге. А в ней точно спрятано гораздо большее, чем кажется на первый взгляд, понимаете? Калейдоскоп вертится не просто так, и я обязательно должен докопаться! Найти свой клад, который автор мне пообещал.

– Или угадать? Ведь можно угадать, не дойдя до конца.

– Я пытался, но… – Где же эта книга? Ведь была под рукой все дни, манила обложкой с первого дня, как он приехал сюда. И ни разу не терялась! Николай рассеянно водил взглядом по небольшому пространству, которое теперь звал своим домом. Он сам не знал – хотел ли заглянуть в финал, или просто показать ее гостье.

Но книга как провалилась. Возможно, что не все истории готовы открываться без спросу? И свой долгожданный клад в финале он найдет, только если пройдет весь путь целиком.

– А иногда дорога к кладу и есть самое важное, что мы можем получить. Спасибо, я обязательно ее поищу. – Марта отодвинула варенье и перевела взгляд на центр стола, где были в беспорядке разбросаны исписанные листы. – Вы сам писатель? Вы так вдохновенно говорите о книгах, словно они и есть ваша жизнь.

Словно они ваша жизнь… Да, Николай мог бы с этим согласиться. Здесь, в глуши, с ним не осталось больше никого, но одиночество не ощущалось чем-то плохим и неестественным.

– Ну что вы, – он улыбнулся и кивнул на кипу бумаги, – я аспирант. Это моя диссертация, именно ради нее я и приехал сюда.

«Заниматься серьезной научной работой, а не рассуждать о книжках», – хотел добавить он, но почему-то не стал.

– Хм, – заинтересованно промычала Марта и вытянула из-под самого низа кипы листов титульный. – «Ментальный аспект формирования субъективной реальности»?

– Ну, – он заметно смутился, – это пока черновое название. Оно звучит все же лучше, чем изначальное «Что-то там про любовь».

Николай хмыкнул, ожидая смеха собеседницы. В конце концов, это была его первая шутка за пару месяцев. Вроде не такая плоская.

Но лицо Марты осталось вежливо-заинтересованным, будто он не сказал ничего необычного. Она ждала ответа.

– Если говорить простыми словами – есть теория, что мысли формируют реальность. – Он начал бодро и уверенно, но к концу фразы стушевался и почти перешел на шепот. – Звучит как пафосная фраза для мотивационных курсов… Но мне кажется, под ней что-то кроется. Мир состоит из материи…

– Могут ли мысли ее формировать, – не спросила, а закончила его фразу Марта. – Интересная тема.

Прежде чем продолжить, Николай поймал взгляд гостьи, ненавязчиво прошелся по ней глазами. Он постарался сделать это вскользь – и никак не мог понять, что слышит в ее тоне, искренний интерес или скрытый сарказм. И почему он так жаждет ее впечатлить? Ведь Марта не сказала о себе ни слова.

– Мысли человека могут сформировать что угодно, будь то собственные чувства или завтрашний день. Эта теория притягательна, правда? Что мы можем творить…

– Творить мир вокруг нас, лес или дом. – Марта улыбнулась и прищурилась, теперь уже не спуская взгляда с Николая. А он вдруг слишком резко опустился во второе кресло у камина и сжал свою кружку с чаем. – Или чувства.

– С чувствами проще.

– Ты так считаешь? – Она так непринужденно перешла на «ты», будто всегда сидела в этом доме, вела философские разговоры и грелась у камина каждый вечер.

– Они эфемерны. – Он все же улыбнулся, вспоминая начало своей работы. Именно чувства были выбраны первым «подопытным кроликом» диссертации. – Набор скачущих гормонов поддается не только химии, но и простому усилию воли.

– Невозможно дотронуться до чувств человека, в отличие от него самого. – Она поставила пустую чашку на стол. Звук показался слишком громким и неуместным для маленького дома. – Они не материя, но не менее важны в строительстве мира.

– Если я смогу понять, – Николай ненадолго запнулся, отвел глаза к пляшущему в камине огню и заговорил решительно, – доказать связь мыслей и материи, то за чувствами не встанет проблемы.

Гостья будто тихо усмехнулась, но он не стал поднимать глаза, чтобы проверить. Поэтому неожиданный вопрос в очередной раз выбил из колеи.

– А ты любил когда-нибудь?

Такой банальный вопрос в их возвышенной беседе показался почти оскорбительным.

– Не стоит думать, что я засел за эту диссертацию от безответной любви. Сбежал из мира в поисках лекарства для души. – Хотелось добавить еще что-то, чтобы доказать серьезность своих намерений, но слова исчезли. Николай закрыл рот и молча ждал ответа гостьи.

– А жаль. Я считаю, что любовь – одна из величайших тайн мироздания. Важная глава для твоей диссертации. – Теперь сарказм в голосе ему не показался.

– И правда, я бы сильно о ней беспокоился, если бы смог мыслями создать стул или стол, а может, и целого человека. – Он ответил в тон гостье, но почему-то сразу пожалел об этом.

Зато Марта наконец-то рассмеялась. Николай поднял глаза, чтобы натолкнуться на холодный, почти пустой взгляд над улыбкой. Кого он впустил в дом этой ночью?

– Если не чувства, с чего бы начал ты?

– Я правильно понимаю, куда мы клоним беседу? Серьезно обсуждаем создание мира и людей? – Быть может, это она писатель? Поэтому так уцепилась за библиотеку и его писанину?

Нет, вряд ли. Уж слишком холоден ее взор для человека, который должен уметь чувствовать остро и тонко. Живых героев у нее бы не получилось…

– Почему бы и нет, – улыбалась в ответ Марта. Кажется, она выглядела довольной, но даже в таком виде теперь пугала не меньше, чем кошмар, бродивший за окнами по ночам. – Ты не писал эту главу в диссертации?

– Пока нет… Она значилась под конец, но я ее удалил. Слишком смелое решение, лучше начать со стула.

– Или дома. – Николая опять передернуло от этих слов. – Давай немного помечтаем? Руки, ноги, голова и целая бездна чувств и мыслей внутри… Смог бы ты наполнить все это смыслом, той же пресловутой любовью?

Николай молчал долго. Он бы мог сказать, что вся жизнь пробегает перед глазами, но четко в памяти всплывали лишь последние два месяца в этом лесу. Прочитанные книги, ненаписанная работа, начатые и брошенные мысли. Сейчас все это имело колоссальное значение – будто сама жизнь могла зависеть от следующего ответа. Могла ли?

Когда он вновь заговорил, слова медленно, с трудом выходили изо рта.

– Я помню, каково это – любить. Я могу больше никогда не испытать этого чувства, но память подскажет, направит. Да, я бы попробовал…

Что он несет?!

Сердце глухо бумкнуло внутри, и мир развалился на осколки.

Чтобы через секунду по крупицам собраться вновь совершенно иным.

История Марты, меняющая все

Женщина откинулась в кресле, не сводя пристального взгляда со своего творения. Всем своим видом она давала понять, что первый урок пройден успешно, но похвалить еще рано.

Николай совершенно потерялся от нахлынувших чувств. Он казался сам себе барахтающимся в луже котенком. Беспомощным созданием, которое, несомненно, выплывет, когда воздуха в легких почти не останется, но выучит этот урок. А еще он чувствовал, что следующие слова Марты поменяют все. Он боялся и не хотел слышать.

Она чувствовала это и тянула. Позволяла несчастному хотя бы попробовать нащупать почву под ногами. Марта была явно заинтересована в том, чтобы объяснение прошло успешно.

Николай уронил пустую чашку, хотя руки больше не дрожали. И даже не стал ее поднимать, зато следующий вопрос отчетливо всплыл в голове.

– Кто ты?

– Я бы назвала себя ученым, это слово с детства вызывало во мне трепет. Я хотела стать ученым, и, если обойтись без лишнего пафоса, у меня получилось. Раньше я обожала загадки, особенно те, что преподносит нам само мироздание. Ведь ответ всегда рождает сотни новых вопросов. Я любила на них отвечать. Как должен любить и ты, Николай.

Он кивнул. То, что еще вчера казалось непреложной истиной о себе самом, как бледно-русые волосы или слишком худощавое тело, которое он видел в зеркале, – теперь казалось зыбким, неустойчивым. Будто он нуждался в подтверждении со стороны, какой он, чтобы оставаться собой. И Марта давала это подтверждение.

– Я не сразу заметила, что живу дольше, чем положено. У меня всегда было занятие, и, честно признаться, я не слишком обращала внимание на людей вокруг. Смешно, но смену своего ассистента я заметила только в тот день, когда назвала его по имени, а юноша ответил мне, что так звали его деда, который работал на меня. В тот день я оглядела весь свой персонал и не узнала ни одного лица. Этот любопытный факт занял меня на целый день. Но в конечном счете – я и так не собиралась умирать, какое мне дело до того, что умирали остальные.

Николай кивнул, хотя это от него и не требовалось. Ему пока еще казалось, что будь такой уникальный случай – женщина, которая не стареет и не умирает, – вся ученая среда только и галдела бы о ней. Эликсир бессмертия, философский камень и множество других любимейших баек человечества отражали главную людскую мечту – не умирать. А она так легко, мимоходом, говорит об этом!

Но все, что Марта сказала дальше… Вспоминая тот день позже, он всегда признавал, что выжил только чудом.

– Я недооценила смерть. Даже если она не трогает тебя, с ней все равно приходится считаться. Повторюсь, тогда я не слишком обращала внимание на людей… Поэтому не сразу заметила, что их стало меньше. На улице больше не было спешащей толпы, машины не гудели за окном, доставка затягивалась на недели. А потом погасли все фонари, а небо так и осталось оранжевым.

Ее безучастное лицо не выражало никакого отношения к происходящему в рассказе, и даже тоном Марта не выделила момент, когда осталась совершенно одна.

– Потом пропал последний ассистент. И одним оранжевым утром я прошлась по огромному городу, уже не встречая там людей. Он был весь в моем распоряжении, как и остальной мир. Пустой и бездушный, чьи загадки так быстро потеряли смысл…

Она остановилась, подошла к окну и провела рукой по ледяному узору. Под ее пальцами рисунок зашевелился, ожил и расцвел десятком новых бутонов.

– Осознание, что я упустила самое главное, пришло не сразу. Какое-то время я еще пыталась вести обычную жизнь, но быстро теряла к ней интерес. Я! Теряла интерес! – В голосе скользнул гнев. – Оказалось, что из жизни ушло то, что и делало ее «жизнью». Те самые люди, которых я старалась не замечать. Столько времени спустя… я готова признать, что они – удивительнейшее творение мироздания. Уникальные индивидуумы, такие простые снаружи, но до самого конца остаются загадкой даже для себя самих. Как этот узор на окне, они никогда не повторяются. Нескончаемый материал для познания канул в вечность, оставив после себя только вопросы.

Иногда голос Марты заглушал бешеный стук сердца. Николай старался глубоко дышать и не думать самостоятельно. Эта история все меньше казалась байкой. В отличие от собственных воспоминаний – его детство, украденные с другом соседские яблоки, запах скошенной травы в поле за домом, пугающий лес за ним, куда он так и не рискнул зайти даже во снах, бесчисленные кораблики, пущенные по весенним ручьям у подъезда, фэнтези-книжки, которыми он зачитывался до поздней ночи, школьные занятия по астрономии, после которых он больше не мог смотреть на звезды равнодушно, первая любовь с привкусом горечи и старого блюза, институтские годы с постоянным недосыпом и далекий, неуловимый, но всегда прекрасный образ той, чей кулон он нежно хранил все эти годы… Хранил в городской квартире, но не взял в этот проклятый дом. Хранил ли? Все превращалось в кадры старой пленки, обрывалось и таяло на глазах. И дурацкой шуткой была не история Марты, а его собственная жизнь. Вот только боль, сковавшая нутро, была самой настоящей.

– Создать подобие человека оказалось не так сложно, – спокойно продолжала гостья. – Но вот создать полноценную личность, способную самостоятельно думать, принимать решения и быть тем самым уникумом, – гораздо сложнее. На это ушли долгие годы, но результат никогда меня не устраивал. Они говорили моими словами, мыслили вложенными шаблонами, совершенно не развивались. И не представляли, что такое чувства. В конце концов я поняла, что мне не создать человека, умеющего любить, если я сама лишена этого качества. Но кто мне мешает сотворить существо, которое будет способно созидать то, что я не смогла?

И вот тут она улыбнулась. Теплой ее улыбку назвать было нельзя, хотя Марта явно пыталась выразить именно это чувство. Чувство, которого она лишена.

– Я пыталась создать ученика, который способен хотя бы представить, что такое любовь. Если не почувствовать, то вообразить. Последний компонент, которого мне не хватает для полноценного человека. Я могу сотворить целые миры, но к чему они нужны, если останутся пустыми?

Николаю бы улыбнуться в ответ, но ледяной пот катился под теплым свитером. Хотелось проснуться от этого кошмара. Слишком сюрреалистичным представлялось то, что когда-то он звал «реальностью».

– Есть еще одно правило, которое я хотела обойти, – хмыкнула Марта. – Создания не могут познать своего творца. В этом я убедилась на практике. Все, кого мне удавалось сотворить, растворялись в тот миг, когда я рассказывала, кто я. Когда они понимали, осознавали – в следующую секунду переставали существовать.

Николай снова вспомнил образ, бродивший вокруг его дома почти месяц. Нет, почти всю его короткую жизнь длиной в несчастных два месяца, несколько прочитанных книг и написанных строк.

– Но не я, – выдавил он.

– Но не ты. Тебе первому удалось по-настоящему ожить. И нас ждет много работы.

– Почему? – только и смог выдавить Николай. Он не знал, что именно хотел выяснить своим вопросом, что хотел сказать или донести. Стоило, пожалуй, спросить – кто он сам. Но это еще предстояло выяснить.

И будто в ответ Марта сказала:

– Хаос – суть демиурга, Николай. Добро пожаловать в мир.

Сначала была сказка

Миг, когда пустота наполнялась, всегда был прекрасен. Жизнь сама жаждала быть, ей нужна лишь небольшая помощь. Мысли формировали реальность, руки творили…

Первым был Ворс. Высокий русоволосый сероглазый парень, честный и благородный, сильный и уверенный – он был таким, каким всегда хотел быть сам Николай. Его образ будто всегда крутился в мыслях.

Но старой сказке нужен новый сюжет. И Ворс всю сознательную жизнь бежал. Когда ты не такой, как все, – в тебе видят монстра. Тебя пытаются уничтожить, вычеркнуть из памяти всего мира, как старую неприятную сказку. Как странный эксперимент демиурга.

Ворс так привык бежать, что не представлял иной жизни. Ведь никогда и никому не удавалось его поймать… Пока не появилась эта парочка. Сам дьявол нанял этих охотников.

Как же он устал.

Потом были двое охотников, идущих за ним по пятам…

– Эрик, ты уверен, что идти в этот лес – хорошая идея? – Темноволосая девушка задумчиво смахнула с лица выбившуюся из хвоста прядь. – Вокруг него ходят нехорошие слухи.

– Про сгинувших козлят и детей? Брось, Кая, на что же нам мечи, не зря нас учили ими пользоваться. Разведем костер – и ни одна тварь не подберется незамеченной. А как только рассветет, ринемся на выход. Выберемся одновременно с чертовым ублюдком! Это наш первый реальный шанс за последние месяцы выполнить заказ.

– Ты считаешь, что самоуверенность тебе к лицу, но в прошлый раз, когда мы вот так залезли в чертовщину без подготовки, – еле пятки унесли. – Девушка непроизвольно потерла побелевший шрам на скуле.

– Год назад, а ты все еще вспоминаешь! И не забывай, это целый год практики, добавивший мне мудрости!

Пара охотников, одетых в черные плащи, с хохотом вступила в лес.

А потом родился и лес вокруг них…

Резкий порыв ветра всколыхнул пламя костра и холодом прошелся по губам. Здесь сумерки длились недолго, и гнетущая, всепоглощающая тьма окутывала окрестности за считаные минуты после заката. В это же мгновение лес становился бесконечным – замыкался в кольцо, и до самого рассвета выхода попросту не существовало. Любое живое существо, попавшее сюда после захода солнца, оставалось заперто на всю ночь. И чудо, если к утру у него получалось выбраться живым.

Николай нервно, в предвкушении, закурил трубку. Вот-вот у его костра должны были появиться гости. Он прошелся, расставив бревна в нужном положении, чтобы они смогли усесться, и подбросил пару веток в костер. Запасов должно было хватить до утра.

Неожиданно пламя замерло, и вслед за ним замер и мир вокруг. Больше не дул ветер, замолкли редкие вечерние птахи. В том же сером пальто, которое было на ней при первой встрече, на землю ступила Марта.

Она внимательно оглядела лес и только после позволила себе легкую улыбку на лице. За последние месяцы Николай ни разу не удостоился такой чести, поэтому сейчас был больше удивлен, чем обрадован.

– Неплохо, наконец-то неплохо. – Она дотронулась до низко висевшей ветви ели, мягко провела рукой по иглам. – Видишь, стул создать не так сложно. Но живые люди – задача иного уровня.

– Я стараюсь, – в сотый раз повторил он, сдерживая усталость в голосе. Он очень долго шел к этому часу, но Марта явно дала понять, что все сложности ждали их только впереди. И радость творения порой меркла перед страхом неизвестности.

– Видела приближение созданий. Вполне живые, но я должна убедиться. В прошлый раз твои люди не умели даже улыбаться. – Улыбка сошла и с ее лица, как первый снег в сентябре.

– В этот раз будут. – Николай глубоко затянулся, но тут же закашлялся. Он никогда не любил курить, пожалуй, не стоило и начинать.

Марта уже развернулась, чтобы покинуть очерченный пламенем круг, как вдруг замерла и спросила:

– Скажи, Николай, почему один из них не полностью человек? Такого задания я не давала.

До последнего момента он надеялся, что эта маленькая уловка останется незамеченной.

– Он был первым… – Николай замялся, радуясь, что она так и не повернулась. – Считай это экспериментом. Так он будет живее.

– Естественнее, – усмехнулась Марта. – Ближе к природе.

Николай молча кивнул – сказать больше ему было нечего. Он сам не понимал, почему решил выбрать этот ход. Наитие?

Прохладное дуновение ветра растрепало пламя костра, время потекло вновь. И мир был настолько живым, настоящим, реальным… Что и дом в глухом лесу, где он провел все эти месяцы, и Марта, да и он сам, казались мрачной сказкой, рассказанной у этого костра. Огонь плясал, откидывая причудливые тени, и что только не могло в них родиться.

Поэтому, несмотря ни на что, он был безмерно благодарен Марте. Кем бы он ни был сам, его руки могли творить – разве это не главное?

Наставница исчезла, и лишь ее голос в голове вкрадчиво добавил:

– Простым людям не стоит знать истинной сущности творца, иначе и этот мир рухнет, как все твои предыдущие.

Николай молча прикрыл глаза. Он хорошо знал правила.

А когда он распахнул их – между деревьями уже стоял Ворс. Он пришел сюда бесшумно или впервые возник именно в этой точке новорожденного мира – Николай не знал. Но захотел протянуть руку ему навстречу и коснуться так сильно, что с трудом сдержал себя. И будто даже мрак сумеречного леса на мгновение отступил…

Ворс шел к нему навстречу, настороженно вглядываясь в лицо, оценивая опасность. И его серые глаза окончательно перестали быть выдумкой именно в это мгновение. Серые глаза настоящего человека! Готового во что бы то ни стало бороться за ту искру жизни, которая досталась ему по воле случая.

– Добрый вечер, путник, – выдавил Николай, стараясь изобразить на лице дружелюбную улыбку. Его вдруг скрутило ощущение, что это он сошел с ума от одиночества в своем лесном заточении и теперь говорит сам с собой. – Присаживайся. Не часто встретишь человека в этом лесу.

И это было правдой, с какой стороны ни посмотри.

Ворс сел напротив и вдруг ухмыльнулся:

– Действительно, не часто, – его голос был спокойным, уверенным, с приятной легкой хрипотцой. И он был таким же настоящим, как и все вокруг.

Волна безумной эйфории накрыла Николая, и он чуть не пропустил тот момент, когда солнце окончательно скрылось за горизонтом. Стемнело мгновенно, будто кто-то незримый выключил свет. Костер очертил четкий круг, за которым сгустилась и ожила, задышала мгла.

Ворс резко поднялся и сделал шаг к огню, его правая рука легла на рукоять ножа, притороченного к поясу. Сначала Николай решил, что он испугался темноты, но потом и сам расслышал звуки приближавшейся битвы. Еще двое его созданий прокладывали путь к спасительному костру.

Мужчина и девушка – охотники. Да, он решил начать со сказки, которая стара как иной мир, лишь слегка изменив сюжет. Если он хочет оживить людей, наполнить свои фантазии реальностью – то сперва они должны разглядеть людей друг в друге.

И буквально мгновение спустя к костру вырвались двое в черных плащах. Они входили спиной, отбиваясь от чего-то, невидимого в темноте. Но кровь, стекавшая по их клинкам, была вполне реальна.

Как только они переступили круг света, окружавшая мгла замерла. Последний взмах клинка впустую прошил воздух, не встретив препятствий.

– Фух, – громко перевел дух мужчина, поворачиваясь лицом к костру. – Ну и лесок здесь. Как стемнело, так не продохнуть!

Он усмехнулся и смачно сплюнул себе под ноги, уверенным взглядом проходясь по присутствующим. Николай живо представил, как от этого взгляда у обычных людей холодеет под сердцем, и почти ощутил это сам. Он аккуратно перевел взгляд на Ворса – но тот даже не дрогнул, и секундное колебание в глазах вдруг резко сменилось рассеянной улыбкой.

Все, абсолютно все вокруг оживало!

– Да всего минуту как стемнело, а я даже у костра страха-то натерпелся! – Нервный смешок вырвался у Ворса из груди настолько естественно, что Николай изумился. Он творил совсем иного человека. – Добрые люди, не знаю, какой судьбой вас занесло сегодня в лес, но это истинное везение!

На звук его голоса обернулась и девушка, которая все это время выжидающе вглядывалась в лес и вытирала окровавленный клинок о плащ. Капюшон слетел с головы, и блики костра заиграли в каштановых волосах, собранных в высокий хвост, сверкнули в карих глазах, с подозрением впившихся в Ворса. Черты ее лица были острыми, улыбка явно не часто касалась сжатых тонких губ. Весь облик, даже залитый кровью меч, удивительно гармонировал с красивым лицом и холодным взглядом.

Но если бы Николай мог позволить себе улыбнуться сейчас, он бы обязательно это сделал. Его окутала незваная нежность при взгляде на эту сильную, несгибаемую и одновременно хрупкую девушку. Потому что в этих карих глазах он уже мог прочитать гораздо больше, чем набор простых фраз и мнений, вложенных им самим.

– Ну, везение или нет, это еще подумать нужно. Вы сами-то здесь какими судьбами, путники? – продолжил охотник, не спеша убирать меч в ножны, висевшие за спиной.

– Я здесь дуростью своей, – все так же рассеянно и неловко продолжил Ворс. – Торговец я, товар вез на продажу да срезать дорожку решил. Думал, пройду лес еще засветло, деньжат сэкономлю. Охрана у меня была, провались она пропадом, три пьянчуги. Да о покойных уж не говорят плохо. Кто ж знал, что в овраге у леса бандиты засели! А драться-то я не обучен, они как выскочат – ну я и деру дал. Товар пропал, охрана пропала, эх… А мне дубина прилетела в голову. Как очнулся, уже сумерки. И гады эти сидят, пируют моим же вином. Меня-то со счетов списали, похоже. Ну, я и пополз. А куда еще ползти, только в лес и осталось. Как дополз до опушки – встал и побег. Но вижу – темнеет, снова с жизнью стал прощаться. Тогда и увидел этот костерок. Ей-богу, меня сегодня бережет кто-то! Ворсом меня кличут, а вас как, спасители?

Николай натолкнулся на две пары выжидающих глаз, резко уставившихся на него.

– Я Николай, лекарь из соседней деревни. Много слышал про это место, травы здесь растут уникальные! Байки тоже знаю, но вот, – он рассеянно развел руками, – не смог устоять. А что солнце садится, слишком поздно заметил, успел лишь костер развести. С ним-то здесь не так и страшно было…

– Смелый ты человек, Николай, – сказал мужчина в черном плаще и снова усмехнулся. – Я Эрик, а это – Кая. Что скрывать, по нам видно, здесь мы на заказе.

Наступила неловкая пауза, и собеседники расселись вокруг огня. Николай заранее выбрал место, где отсвет костра не падал на его лицо, чтобы спокойно изучать «гостей», – как учила Марта.

Эрик отрешенно смотрел в пламя, периодически оборачиваясь на звуки из леса, рука его крепко сжимала клинок, который он предусмотрительно воткнул в землю рядом с собой. Кая, наоборот, не сводила с чащи взгляд. А Ворс смотрел на нее. Не настороженно, не удивленно, но… Как смотрят холодной зимой после долгой тьмы на теплое пламя костра.

Кая иногда поворачивалась, ловила этот взгляд, но каждый раз отводила глаза, не выдержав и секунды.

Николай знал, что это была его заслуга, он создал их такими, задал вектор, можно сказать, лишил выбора. Но все равно не мог не восхищаться тем волшебством, что зарождалось на его глазах, – потому что оно тоже казалось настоящим. Неужели он действительно справился со своим заданием? Вот так просто?

Поэтому он заговорил первым.

– Так что, ребят, вы охотники? И кто же ваша цель?

– Тот, кто мешает людям спокойно спать, – тихо ответила Кая. Ее мелодичный голос прозвучал у костра впервые и заставил Ворса на мгновение окаменеть.

– Тогда сегодня даже в этом лесу мы сможем заснуть спокойно. Оказывается, нас охраняют мастера, – улыбнулся он и прикрыл глаза. Но Николай успел уловить сталь в тухнущем взгляде. Не лучшую он выбрал тему, поставив под нещадный удар хрупкое новорожденное мироздание.

– Торговец, разве сегодняшний вечер не научил тебя быть более осторожным в выборе, кому стоит доверять, а кому нет? – Эрик мрачно улыбнулся в ответ.

– Моя профессия, охотник, обязывает меня не верить никому. Но вечно жить в страхе – так и с ума сойти можно, вся недолга. Отдаюсь на ночь в руки закона и порядка, берегущего мой сон. – Ворс в шутливом жесте поднял руки, но Николай уже не сомневался, что он играет роль. – Кому ж доверять-то, как не вам?

– Верить стоит лишь тому, кто прикрыл твою спину не единожды, – снова заговорила Кая. Теперь и она не отводила от Ворса настороженного взгляда.

– А коли ее прикрывает враг? Думается мне, должно в первую очередь заботиться о помыслах человека, стоящего у вашей спины.

– Ну в моих помыслах у нее нет сомнений, – ответил за напарницу Эрик.

Костер затрещал, пламя бешено заплясало на очередном порыве пронизывающего ветра и отразилось в серых глазах. Рана, которой не существовало еще час назад, у человека, которого не было и в помине, – разрасталась, давала трещины на его лице. С этой точки новый мир расширялся в обе стороны, плелось не только будущее, но и прошлое наполнялось смыслом, деталями. Болью и радостью реальной жизни.

И Ворс уже не мог не ответить.

– Разумеется. Как нет сомнений и у нас в правоте вашей миссии. Вы – стражи в темной ночи, защищаете мир от выродков. В вашем мире все легко и просто – есть люди и есть твари, истребляющие этих людей. Вот нам, простым смертным, не так легко. Повсюду один обман, и все не то, чем кажется. Честному человеку выжить сложно. – Он сделал короткую паузу, глядя в огонь. И вдруг снова беззаботно улыбнулся: – Поди разберись здесь.

– Торговцы – честные люди? Не смеши мои пятки! – усмехнулся Эрик. – Вам стоит доверять в последнюю очередь.

– За что же так, охотник? Я в своей жизни и мухи-то не обидел, цены ни разу не завысил. А вы?

– И что же я? Не завышал ли цену?

– Вашу работу сложно недооценить! – иронично хмыкнул Ворс, но уже в следующее мгновение в его взгляде вновь скользнул холод. – Почти так же сложно, как допустить ошибку.

– Эта рука ни разу не дрогнула, – гордо ответил охотник. – И уверяю тебя, каждая тварь, встреченная мной, познакомилась и с моим мечом. Или Каи. – Он шутливо толкнул напарницу плечом.

– И как же отличить тварь? – Ворс поймал взгляд Каи, чем ввел ее в замешательство.

Николай больше не вмешивался в разговор и даже позволил себе ненадолго прикрыть глаза. Он хотел не только видеть и слышать, но чувствовать больше. Он должен понимать, что творится в головах троих людей, которых он собрал сегодня в лесу, – пока он еще может их чувствовать, пока они не живы настолько, чтобы существовать отдельно от него, а картина не прорисована настолько скрупулезно, чтобы творец больше не имел над ней власти.

Сейчас Кая впервые в жизни не могла понять, что говорит ей лицо собеседника. Почему незнакомый человек (хотя человек ли? ведь она на охоте) смотрит на нее с такой странной смесью жалости, интереса и… тепла?

– А тут ты прав, торговец, это легко. Кто не человек – тот и тварь, и наши мечи – все, что он заслужил, – ответил ее напарник.

Сейчас Эрик уже слышал вой волка в миле от них. И мозг привычно рисовал схему обороны и траекторию меча. Два нежданных спутника не входили в его планы. Если искомый оборотень один из них – а в этом почти не было сомнений, задача сильно усложнялась. Он снова оценивающе осмотрел мужчин, сидящих напротив них. Травник и торговец? Кто бы из них ни был человеком, он только мешает делу. Надвигалась опасность, и времени выяснить, кто же, почти не оставалось. Он мог бы взять на себя Николая, который сидит ближе, а затем помочь Кае с Ворсом…

Эрик бросил взгляд на напарницу, удостовериться, что она тоже слышала приближение хищников. Умение работать в паре, понимать друг друга без слов всегда было их сильной стороной. И она должна быть готова к атаке, но почему рука Каи не на мече?

– Ворс, а вы думаете, что бывает легкая работа? Где грани добра и зла всегда четко очерчены? – спросил Николай. Он тоже слышал вой и в отличие от остальных прекрасно знал, что идет к их лагерю.

– Конечно, нет. Я считаю, что любая жизнь ценна. – Его деревенский говорок пропал окончательно. – Я считаю, что самое важное – это помыслы людей, каким бы ни было их происхождение. Бывает торгаш, который не обманывает. А бывает, – тут он резко посмотрел на Эрика, – охотник, который слышит приближающегося волка, но обдумывает, как лучше избавиться от обузы, неспособной себя защитить. Где же ваши идеалы, Эрик? Разве не нас вы обязаны охранять от тварей?

– А что, кроме тварей, способно зайти в этот лес? – вскинулся последний.

– Например, травник и торговец, у которых выдался очень неудачный день, – с легкой улыбкой парировал Ворс. – Да еще двое охотников. Как видите, здесь публики хватает.

– Допустим. Но именно тварь привела охотников в это богом забытое место. – Эрик решил, что скрывать свою цель нет смысла – как минимум один из новых знакомцев уже не встретит рассвет.

Вой волков послышался ближе.

– Ты говоришь, что ценна любая жизнь, – продолжил он. – То есть ты ценишь жизни тварей, которые насылают чуму на села и города? Тварей, которые тревожат покой мертвых, чтобы те поднялись из своих могил и несли смерть любому на своем пути? Тварей, которые рвут на части женщин и детей? Это за их жизни ты хочешь заступиться?

– Ты сейчас перечисляешь убийц, а не тварей, но это лишь мое определение. Ты же говоришь, что кто не человек – тот тварь. То есть для тебя разница между тем, чью жизнь нужно охранять, а чью отнять, заключается лишь во внешнем виде, отличном от «нормального»? Уханье филина в ночном лесу напугает многих, а если он вдобавок пронесется над твоей головой, его вид уж точно не покажется милым и забавным. Но ты ведь не идешь истреблять всех филинов? Встретить волка тоже страшно, да и смертельно опасно. Но ты не станешь истреблять всех волков. Ты убьешь только тех, кто действительно угрожают тебе или тем, кого ты защищаешь. Не все, что страшно выглядит, заслуживает смерти.

Кая никогда не считала мир настолько простым, как напарник. Но прежде у нее не возникал вопрос, а действительно ли стоило убивать так часто? Да, твари, распотрошившие, заразившие, проклявшие или любым иным способом убившие людей, подлежали уничтожению. Но ведь были и те, кто на самом-то деле никак не навредил, их просто испугались. Разве должен кто-то умирать только из-за того, что его испугались? Ведь ее задача – защитить невинных. Ее задача, которую не разделяет напарник.

Все их прошлое теперь казалось зыбким сном, от которого она с трудом пробуждалась. Чьей-то байкой, когда-то давно рассказанной ночью у камина. И только сейчас она просыпалась, все быстрее с каждым новым словом Ворса.

Старые убеждения, будто созданные в голове чужой рукой, рушились один за другим, позволяя Кае наконец-то думать самой.

Почему Ворс так странно смотрит? Быть может, он и есть тот оборотень, благодаря которому они сегодня здесь. Но вместо меча она сжимала в кулак пустую ладонь.

И чем больше Кая думала, подвергала сомнению окружающее, тем тише ее мысли становились для Николая. Как погасли в сознании чуть раньше мысли Ворса, чтобы уже никогда не стать ему подвластными.

Отточенным движением Эрик высвободил клинок и занял боевую стойку. Кая мгновенно возникла рядом с ним, скорее по старой привычке, чем по собственной воле. На долю секунды повисла тишина.

И в этот момент на них напали. Несколько десятков огромных серых тварей с горящими глазами, значительно превосходивших размерами обычных волков.

– Волколаки! – завопил Николай. Он был уверен, что страх в голосе получился достоверно, потому что он боялся, но отнюдь не волков. И с облегчением выдохнул. Успел. Теперь все в их руках, они должны выжить.

Воздух засверкал клинками. Эрик и Кая кружились в бешеном танце, облепленные со всех сторон серой массой. На гривах плясали отблески пламени от костра, ярче полыхнувшего за спинами людей. И ни единого звука не издавала больше стая, лишь вспоротые тела падали на землю. На их смену тут же прыгали новые и новые монстры.

Кая не заметила, когда у ее плеча возник Ворс и влился в пляску. У него не было меча, но его нож разил не менее искусно, а сила удара несоизмеримо превосходила человеческую.

– А, мелкие шавки! – прорычал в пылу Эрик. – Не в ту ночь вы решили вылезти из нор, безмозглые ублюдки!

Раз за разом его клинок прошивал плоть, но твари будто взбесились. Даже полумертвые, они шли в бой. Кая срубала голову одному, с трудом уворачивалась от другого – и в его глаз вонзался нож Ворса.

А потом один из монстров достал Эрика. Зубы впились в руку, и скорее от удивления, чем от боли, охотник выронил клинок. Кая коротко вскрикнула, понимая, что уже не успевает помочь напарнику.

Раздался дикий, звериный рык. Охотница не успела увидеть, но почувствовала резкий толчок в грудь и упала. Рядом с ней лежал Эрик, судорожно сжимавший поврежденную руку и яростно глядящий на битву. На спину Ворса, обращенную к ним. «Честный торговец» дрался с волками один. Теперь было ясно, что рычал именно он. Удары мелькали один за другим, нож, рука, когти. Кровь, ошметки шкур, серое месиво.

Пелена перед глазами треснула. Прямо сейчас опаснейшая тварь, по чьим следам они шли последний месяц, за чью голову отсыплют три кошеля золотых, которая должна убить их в этом лесу… Защищает. Защищает ее и напарника, выпавшего из боя.

Она подскочила, чтобы снова ввязаться в битву, но последний жалобный вой утих, и мертвая тишина окружила поляну.

Ворс стоял перед ними весь в крови, раны на теле быстро затягивались. Пламя медленно гасло в зрачках.

Она еще пыталась понять, что произошло, но Эрик был быстрее.

– Наконец-то я тебя догнал, чертов выродок!

Он вскинул меч здоровой рукой и направил его на Ворса. Но тот не сдвинулся с места и даже не попытался прикрыться.

– Вот кто охраняет твою спину, Кая. Неужели ты так же уверена, что вы никогда не ошибаетесь?

– Ха, будешь строить из себя невинную жертву?

– Я спас твою жизнь, человек! – снова звериный рык скользнул в его голосе. – Имей хоть каплю чести.

– Вонючий оборотень будет говорить мне о благородстве? Да вы, твари, совсем наглые пошли!

– Я не выбирал, кем мне родиться. Зато ты осознанно стал убийцей. И никогда не задумывался, сколько зла мог причинить.

– А ты у нас, как вижу, воплощение добра. – Эрик скривил рот в насмешке. – Просто сказочка какая-то. Добрый волк и злой охотник.

– В твоем мире нет места сказкам, – презрительно бросил оборотень. – Да, в моем тоже. Но есть место чести и правде, на которую ты давно закрыл глаза.

Эрик ударил. Отточенным движением клинка по шее Ворса. Но в последний момент его меч звонко стукнулся о другой.

– Ты?! – со смесью лютой злобы и недоумения он уставился на Каю, остановившую удар. – Что ты делаешь?!

– Поступаю правильно.

Пока напарник не успел опомниться, Кая пнула его в колено и добавила короткий удар рукояткой клинка по затылку. Она точно рассчитала силу, и Эрик свалился без сознания.

– Спасибо. – Ворс устало опустился перед пламенем.

Кая стояла рядом, ошарашенная собственным поступком. Она растерянно перевела взгляд на оборотня.

– Я не трону тебя, – успокаивающе произнес Ворс. – Ты ведь не считаешь меня тварью?

– Нет, – тихо ответила она. И почему-то опустилась рядом. Страха не было, и лишь один вопрос терзал Каю – что такого пряталось в глазах этого незнакомца, к чему ей хотелось тянуться. Тянуться, слушать, просто сидеть рядом… Без страха перед монстром, именем которого пугают маленьких детей.

Она знала убийц, знала чудовищ из легенд и чудовищ настоящих – и он не был похож ни на одного из них. А его слова будили ее посреди холодной зимней ночи от вечного сна.

Ворс сидел рядом и просто хотел ее обнять. Девушку, которая одним взглядом прокралась в его душу. Сердце билось так бешено, будто он все еще бежал, но теперь не от нее, а к ней. И целая жизнь, что им не суждено было провести вместе, пролетала перед его мысленным взглядом. Жизнь, полная ее улыбок, которые он хотел заслужить.

Они молчали целую вечность, глядя друг другу в глаза.

Николай улыбался. Его уже давно не замечали ни волки, ни люди, ни оборотни. Его присутствие отныне больше не требовалось. Он перестал слышать их мысли, но еще мог читать в глазах. Читать зарождавшиеся чувства, которые он взращивал гораздо дольше одной ночи…

И в этом мраке, окружавшем его с момента появления Марты, он впервые был счастлив.

II.

– Почему я должен непременно уничтожать созданный мной мир? У меня же получилось, они ожили! Настоящие люди, ты видела! Разве не этого ты хотела от меня?! – Николай наворачивал круги по маленькой комнате, не глядя Марте в глаза. Но его голос непроизвольно срывался на крик. – Как же можно! Ты убила их!

Он замер на месте, стараясь успокоить трясущиеся руки. И нутром чувствовал, что перегнул. Николай впервые кричал на наставницу и даже не мог представить ее реакцию на столь дерзкое поведение. Но дикая боль, кромсающая сердце, не позволяла молчать. Он был готов буквально на все, лишь бы спасти то немногое светлое, что родилось в царстве мрака его существования.

Николай осознавал разницу между успешно выполненным заданием и настоящей жизнью, о которой постоянно твердила наставница. Но ведь… Разве это было не оно? Ведь у них был шанс!

Марта спокойно сидела в кресле и наблюдала за первой истерикой своего ученика. Она никак не прерывала поток негодования, и лишь цепкий ледяной взор не сходил с него ни на мгновение.

– Прошу… – неожиданно зашептал Николай. Гнев сменился отчаянием, ноги подкосились, и он рухнул на колени. – Умоляю… Прошу тебя…

Голова упала на грудь, и силы окончательно покинули его. Неужели он ничего не сделает?! Уговорить, убедить, умолять. Он не может, просто не может дать им погибнуть!

– Ты закончил? – сухо спросила наставница. Николай с трудом поднял на нее глаза. – Уволь меня на будущее от подобных глупостей. Это просто люди, каких будут миллиарды. Их существование стоит не больше, чем снег за окном. Каждый мир будет стерт, пока ты учишься. Ты создаешь их для конкретной цели, и, когда она выполнена, будь добр, не забывай за собой прибрать.

Николай поднялся с колен и вытер выступившие слезы тыльной стороной ладони. Вот та цель, к которой он шел так долго, – они говорили, чувствовали, любили! И все ради того, чтобы через несколько часов раствориться в небытии. Если бы он знал заранее, если бы он мог что-то изменить…

– Мы можем закончить это прямо сейчас. – Выжидающий взор пронзительных глаз Марты продолжал сверлить его. – Достаточно одного твоего слова. Создать нового ученика займет много времени, но оно у меня есть. И я смогу учесть прежние ошибки.

С губ Николая едва не сорвалось гибельное «да», но он вовремя сдержался. Он видел, как месяцы его стараний, его первый оживший мир превратился в ничто по щелчку пальцев и как спокойно смотрела на это Марта. Сомнений в том, что она сдержит слово, не оставалось. А он не был готов превратиться в ничто.

Любое сопротивление бесполезно, все в ее власти – еще никогда прежде эта мысль не резала душу таким безысходным отчаянием.

– Пока ты играешь на сломанной скрипке, Николай. И выходит у тебя не стройная мелодия, а фальшивое дребезжание, – внезапно сказала она тише и мягче. – Потребуется много времени, чтобы создать настоящую симфонию. Сейчас это еще не жизнь, а просто ростки.

«Но разве не с ростков начинается лес?» – хотел спросить он, но почему-то промолчал. Эта борьба не имела смысла, Марта побеждала, даже не прикладывая усилий.

– То же ты сделала со своим родным миром? – шепотом спросил он в наступившей тишине.

– Уничтожила? – равнодушно уточнила Марта. – Нет, не я же его создавала. Это не мой мусор.

– Мусор… – Николай судорожно потер висок. – А я никогда не видел настоящий мир.

– Это больше похоже на конструктивный разговор. – Тон Марты потеплел. Она поднялась с кресла и выглянула в окно. – Я могу показать тебе мир, существующий уже не первое тысячелетие. Он давно умер и умирает прямо сейчас. Хочешь увидеть место, в котором я родилась?

Николай размышлял недолго.

– Да, – с мучительной решимостью ответил он. Сейчас ему казалось, что терять уже нечего. И невозможно испугаться сильнее.

Пейзаж за окном резко сменился. Камин погас, и тусклый оранжевый свет проник в дом, оставляя под ногами длинные кривые тени.

Марта распахнула дверь и вытянула руку в приглашающем жесте. Полумрак, царивший снаружи, делал ее равнодушное лицо еще более устрашающим.

Не глядя в глаза, Николай шагнул за порог. Первый настоящий мир, который он видел, встретил его оглушающей тишиной. Ни дуновения ветра, ни признака жизни на многие мили вокруг.

Он поднял взгляд наверх. Оранжевые небеса слабо светились, не давая никакого представления о времени дня. С равным успехом это мог быть полдень или глубокая ночь. Сомнений не было в одном – Николай стоял посреди огромного вымершего мегаполиса. Со всех сторон к нему подступали величественные небоскребы, зияющие черными провалами. Каркас еще выдерживал необходимую нагрузку, но и ему оставалось недолго. По уцелевшим стенам почти до самой верхушки ползли стебли мертвых растений. Голые безжизненные ветки крестами оплетали все дома, будто коконом укрыв их в миг упокоения.

Николай оглянулся на Марту. Дом, из которого они вышли, пропал, и она мрачной недвижимой тенью замерла посреди улицы.

Он против воли представил ее живущей здесь. Сначала в оживленном городе, который она проходит сквозь, не замечая. Люди не касаются ее плечами, обходят стороной и тоже не видят – они принадлежат разным мирам.

Потом людей становится все меньше, они чахнут и умирают, а безразличная Марта продолжает свое немое шествие по этим улицам. Безучастная, живая и одновременно пустая внутри. Всеобщее разложение не трогает ее, как не трогают радости и печали еле дышащего мира.

И вот она остается одна. Силуэт в сером плаще бродит в пустоте. Здания еще не начали прогнивать и падать, а она уже чувствует приближение конца. Совершенно одна в городе, который теперь не принадлежит никому…

– Почему твой мир умер? – Тяжелые путы отчаяния не желали отпускать. Сегодня он слышал слишком много ответов, и хрупкое равновесие в душе отныне не поддавалось восстановлению. Еще один ответ не сделает больнее.

– Время пришло. Люди и миры столь смертны и скоротечны, что однажды ты тоже перестанешь обращать на них слишком много внимания. – Голос наставницы был все так же сух, а лица Николай не видел. Могла ли она скрывать печаль за этим безжизненным тоном?

И ради чего тогда стоит существовать? Если все умирает, а ты остаешься незыблемым памятником увяданию, холодным и бессмертным… Как увидеть смысл в кромешной пустоте?

– Ты слишком молод, чтобы сейчас это понять, – менторским тоном продолжила Марта. Будто ничего не изменилось и она преподает очередной урок своему самому удачному творению. – Нет, я не убивала этих людей, не уничтожала мир – ты это хотел спросить. Я даже не заметила, как однажды небо стало оранжевым навсегда. И я ушла отсюда после смерти последнего человека.

С оглушительным треском сверху сорвался кусок здания и полетел вниз. Николай испуганно шарахнулся, когда обломок приземлился всего в нескольких шагах от них, глубоко вспоров дорожное полотно.

– Вот почему не стоит оставлять разлагающийся мусор после себя, – спокойно произнесла Марта. – Жизнь скоротечна, а агония может затянуться.

Рассвет не принес Николаю желанного покоя. Он чувствовал на своих руках кровь невинных созданий, которых сотворил и успел полюбить…

Большую часть ночи он метался по дому из угла в угол. Панический ужас стальными щупальцами сковывал грудную клетку, слезы душили, а метель отстукивала по окну реквием угасающим мечтам. Осознание ситуации, в которой он оказался, нагоняло с запозданием. Нет, не оказался. Был создан. Нет выбора. Обязан подчиниться каждому слову и жесту. Как марионетка.

Право на собственную волю ему не предоставили с самого рождения. А он, глупец, не замечал. Как цирковое животное, он сидел в своей клетке и прилежно выполнял новый трюк в надежде, что за ним последует… А что, собственно, он надеялся получить?

Творение, жизнь, настоящее чудо… Что он больше никогда не останется один в пустоте?

Но вместо награды он получал возможность вести дальше жалкое существование по чужому плану. Собственная жизнь была выдана ему в кредит, который придется отдавать вечно. Или пока Марте не надоест.

Но слабый луч надежды, птицей бившийся внутри, не позволял сдаваться. В конце концов, он создан по образу и подобию людей, а значит, и эта мука не обойдет его стороной.

Он должен выжить, твердила глупая птица, он должен стараться. Он должен быть – пусть пока не ясно зачем.

Около полудня вернулась Марта. К этому времени внешне Николай был полностью спокоен. Видя тщетность своих уговоров, он скрыл все чувства глубоко внутри – этого ли она добивалась? Наставница внимательно его оглядела и удовлетворенно кивнула. Против обыкновения она застыла около двери и не прошла дальше. Серое пальто мгновенно высохло от снега, снимать его она не стала.

– Ты совершил огромный прорыв в обучении, я не поздравила тебя вчера, – невозмутимо начала она.

– Рад, что смог быть полезен, – сухо ответил Николай.

– Я задумалась о некой форме поощрения в наших занятиях. И готова в качестве награды дать тебе единственное, что ты не сможешь получить сам. Время.

– Время? – растерянно переспросил Николай. Это – далеко не единственное, чего он не мог получить. И не самое желанное.

– Именно. Я перестану посещать тебя ежедневно, но с одним условием – ты не будешь ничего создавать без моего ведома.

Совершенно запутавшись, Николай лишь коротко кивнул. Улыбнувшись произведенному эффекту, Марта ушла. Свежевыпавший снег не хрустел под ее ногами.

Огорошенный неожиданной новостью Николай тяжело опустился в кресло напротив распахнутой двери. Крупные белоснежные хлопья сыпали через порог, но холода он не ощущал. Так и просидел, глядя на безмолвный лес, до самой темноты.

Страх ушел, но прежнее спокойствие не вернулось на вакантное место в груди. В свой первый в жизни выходной у него не было желаний.

Перед глазами по-прежнему стоял образ Ворса. И его растерянное лицо в последние секунды – будто он мог понять, что происходит, и удивиться, хотя Николай знал, что это невозможно. Один из постулатов, рассказанных Мартой еще в первые дни обучения, – ни одно живое существо не осознает свой конец. Как вырубить компьютер из сети, вспышка и небытие. А все мысли, чувства, воспоминания – лишь заложенная программа, которая работает, пока течет ток. Энергия, вкладываемая создателем, которую так резко оборвала наставница. Врала ли она, что «программы» ничего не почувствуют? Чтобы успокоить совесть своего слишком чувствительного ученика.

Нет. Николай был с ней уже несколько месяцев, но только теперь легко смог предугадать ответ. Ведь Марта просто не знала, что они чувствуют, и ей было решительно наплевать.

Николай взглядом окинул стол у камина, открытую книгу по астрофизике, но так и не смог заставить себя сесть за ее изучение. Он опустился на пол у огня и протянул руки вперед. Это пламя не обжигало, не могло причинить вреда. Но ведь можно представить…

И лишь несколько часов спустя, вновь с опозданием, он понял всю продуманность хода Марты. Награда была его наказанием за проявленную слабость. Она полностью лишила его последней крупицы свободы – раньше она приходила утром, каждый день в одно и то же время. Николай успевал заварить чай и разлить по чашкам ровно к тому моменту, когда она распахивала дверь. Хоть где-то в этом зыбком клочке мира у него была стабильность…

Теперь же Марта могла явиться в любой момент. Завтра, через неделю или в следующую секунду – отныне и дальше контроль стал абсолютным. Чтобы нерадивый ученик, слишком остро реагирующий на ее решения, не вздумал бороться.

А потом реальность

Николай сидел на краю небольшого озера и бросал в него маленькие камни. Они расходились кругами по ровной глади и наотрез отказывались прыгать. Но он не оставлял попыток.

Вдали шумел огромный город. Сотни людей спешили по своим делам, любили и жили. Строили, растили, разрушали. Что еще могут делать люди?

Он сделал их разными. Наделил всеми стремлениями, о которых читал и которые мог вообразить. А что-то они уже придумали сами, ведь такова их природа. Тем люди удивительны и прекрасны – и с созиданием, и с разрушением они справлялись не хуже демиурга. Они так многогранны, так идеальны в своих шероховатостях, так прекрасны, что захватывает дух!

На их фоне Николай впервые осознал свою ущербность. Все же существо, созданное Мартой, не умело так чувствовать. Не могло быть настолько наполненным жизнью, не могло ощутить столько эмоций, не могло… любить? Или ему казалось? Но ошибался он или нет – уже не имело значения.

Это озеро – его отдушина – пока было укрыто от взглядов. Зная людей, это ненадолго. Они падки на тайны, готовы бросаться с головой в любую загадку, даже если это будет стоить им жизни.

Люди всегда найдут, за что бороться. Никогда не опустят рук. Отважные, самоотверженные, сильные. Он мог бы полюбить каждого из них просто за то, что они есть. За то, что появлялись в его мире. Вопреки всему, они оживали, будто сотворенные высшим разумом, а не им. Величайшая тайна мироздания, величайшее творение… Эти удивительные создания не заслужили его и Марты.

Марта… Новый камень в бессильном отчаянии все же запрыгал по водной глади. Как скоро она найдет его здесь? Как долго ему осталось существовать?

Невесомый ветер сорвал несколько пожелтевших листков ивы, раскинувшейся над озером. Они закружились в веселом танце над водой. Их срок был отмерен и мал, но листья танцевали, не ведая своего конца. Как и весь мир, которому осталось недолго. Он отчаянно жил как в последний раз, забыв о тленности бытия и о неизбежном конце.

Николай так не мог. Отпустить и просто порадоваться.

– Чудесная работа. – Мягкий голос Марты зазвучал из-за спины. Таким теплым он не был еще никогда. Может ли это быть плохим знаком?

– Теперь я больше не нужен? Я сделал то, что ты хотела, – живой мир, живые люди. – Он произнес это так смиренно, что сам удивился.

Марта тихо рассмеялась. Почему-то она тоже не хотела тревожить покой этого места. Или ему снова показалось?

Можно было бы сказать, что этот умиротворенный уголок на краю города – идеальный подарок напоследок. Но он не хотел уходить. Что-то в нем все же было от людей – например, жажда к жизни.

– Николай, мы только в начале пути.

– Я не понимаю… Ты создала меня, чтобы я создал их…

– Ты починил скрипку, но не освоил ноты. Играешь один звук там, где нужен симфонический оркестр.

– Я совсем запутался.

– И поэтому ты сидишь здесь, чтобы больше не привязываться к своим созданиям.

Конечно, она не спросила. Она знала это, как знал и он, что больше не сможет спокойно смотреть на людей, которым предстоит умереть через день или через неделю. В любом случае слишком скоро.

– Ты пойдешь в город. Ты будешь общаться с ними, будешь узнавать тех, кого сотворил. Я не тешу себя иллюзией, что ты сможешь понять сейчас. Просто сделай то, что я прошу. У тебя неделя, потом не забудь прибрать за собой.

И она растворилась так же тихо, как пришла.

Николай выдохнул. Даже сквозь боль ему еще отмерено немного жизни. А жизнь это или жалкое существование – сейчас неважно. Он еще подышит, и это радовало.

Его срок не отмерен. И неизвестность порой звучит гораздо лучше.

Николай дал себе еще времени – теперь оно было в запасе. Сидел на берегу, уже не бросая камней, и просто любовался летом. Таким редким в его жизни солнцем, почти настоящим. Он провел на озере весь день до самого заката и смог подняться, только когда ало-рыжие лучи залили горизонт.

Поднялся и направился в город, как и приказала Марта. Именно приказала – тут не стоит строить иллюзий. И, как прилежный ученик, он отправился за новым уроком. Смотреть, слушать, чувствовать тех, кого с трудом смог создать. Люди, величайшее творение… Величайшая боль.

Лишь к концу недели он понял, что с ними было что-то не так. Эта деталь была неосязаема, неуловима настолько, что Николай не мог с уверенностью сказать – а была ли?

Вот перед ним дом, населенный людьми. Вот семья, отводящая ребенка в сад, спешащая на работу. Вот студент, проспавший первую лекцию. Вот усталый дворник, почти выронивший свой инструмент, потому что впервые залюбовался растаявшим в облаках рассветом. А вот сварливая бабка у подъезда, которую мучила бессонница, и теперь она злобно ворчала вслед каждому прохожему…

Такой привычный мир, такой нормальный, так похожий на тот, который он когда-то считал своим. И все же чего-то не хватало. В окружении ли, в разговорах, в мыслях? В том, как редко дворник поднимал глаза к небу?

Будто город, такой шумный и реальный, окутывала сонная пелена. И он шумел не на той пронзительной ноте, где отбивает ритм пульс жизни. Он вплетал в себя, лишая выбора и воли, заставляя следовать заранее прописанному сценарию…

Испугавшись, этот мир Николай закончил сам, так и не поняв, в чем была ошибка. Была ли?

III.

Марта продолжала приходить почти ежедневно. Иногда она просто рекомендовала книги, иногда просила создавать предметы. После полностью ожившего города – она давала передышку.

И терзаемый десятками противоречивых чувств Николай был ей благодарен. Он больше не спрашивал о ее конечной цели. И больше не хотел знать, что будет завтра. Впервые за свой недолгий срок он жил мгновением. И этот новый ритм успокаивал кровоточащее сердце.

Снег за окном иногда прекращался. В эти редкие дни Николай любил гулять. Он не знал, насколько велик этот лес, но до границы не удалось дойти ни разу. Сосны сменялись дубами, березами и елями, также усыпанными белоснежным покрывалом, – картина почти не менялась. И, куда бы он ни шел, в конце пути его ждал все тот же дом.

Есть ли что-то еще в этом мире, кроме бесконечной зимы? И где жила сама Марта?

Вопросы повисали без ответа, но Николай и не старался его найти. Сейчас он просто собирал, копил их и откладывал на чердак своего сознания. Однажды он будет готов задать их. Однажды он соберется с силами и узнает, в чем смысл всего. Однажды ему не будет так нестерпимо страшно думать об этом.

Однажды может никогда не настать.

Впереди снова показался дом, рядом с которым в ожидании застыла Марта. За эти месяцы он так и не научился читать ее лицо, мимика слишком редко выдавала эмоции – если они вообще у нее были.

– У меня есть задание поинтересней. На этот раз экспериментировать в твоем мире буду я, если ты не против.

Николай молча кивнул, что бы это ни значило. Сегодня он просто делал то, что она скажет.

Красная луна

Старая подъездная дверь пятиэтажки мерзко резанула слух протяжным скрипом, выпуская из прокуренного полумрака высокого мужчину в идеально отглаженном сером костюме-двойке. Он раздраженно взглянул на часы и прибавил шагу. Без двадцати девять утра, такое опоздание не скроешь.

Прохладное ноябрьское солнце уже не резало глаза, но больше не отдавало тепла покрытой первым инеем земле. Холодные окна соседних домов нехотя пропускали лучи в крохотные квартиры. Замерзшая дорога тихо похрустывала под отполированными черными туфлями. Улицы давно опустели, понедельник беспощадно загнал людей по офисам и заводам, не оставив никого без дела. И лишь последний опоздавший клял все на свете, иногда припускаясь легкой трусцой.

Пойманная в последний момент маршрутка также была пуста. Черноволосый водитель вальяжно раскуривал сигарету одной рукой, второй набирал на телефоне СМС, придерживая руль коленкой.

– А можно побыстрее, пожалуйста, – раздраженно произнес мужчина. Он брезгливо отряхнул самое, как ему показалось, чистое сиденье и нехотя опустился на него.

– Парень, ты уже опоздал, куда спешить? – спокойно ответил водитель.

Мужчина в костюме тихо прошептал пару неласковых слов сквозь зубы, но возмущаться не решился.

Пригородные пятиэтажки в неспешном танце потянулись за окном. Начавшийся со сломанного будильника день не предвещал ничего хорошего.

Буквально пару остановок спустя маршрутка резко дернулась и остановилась, пропуская внутрь нового пассажира. Молодой человек в растянутом полосатом свитере поспешил занять кресло напротив, пока транспорт не тронулся, и поправил на носу старые очки со сломанной дужкой. Его растерянный взор немного поблуждал по маленькому салону и остановился на попутчике.

– Я тоже проспал, – неуверенно начал он разговор.

Мужчина в костюме молча кивнул в ответ. Только болтливых студентов ему не хватало, чтобы утро заиграло новыми красками разочарования. Предстоящая выволочка от начальства не добавляла дружелюбия.

– А день сегодня такой, – беспечно ответил водитель, выкидывая сигарету и вскрывая пакет с семечками. – Я с утра говорил – на красную луну ничего хорошего не жди.

– Красную? – спросил студент. Это обыденное явление неожиданно удивило его.

– А то ж! Краснющая, как кровь! – водитель выплюнул шелуху в окно, в последний момент уйдя от столкновения с иномаркой.

Повисла неприятная, гнетущая тишина. Чтобы еще больше не портить себе настрой, мужчина в костюме громко произнес:

– Так она всегда красная!

– Ну, то красная, а сегодня была… как же ее… вспомнил! Алая.

Маршрутка пересекла незримую черту, отделяющую нищие спальные районы от города, в котором кипела жизнь. Скромные пятиэтажки сменились блестящими на солнце стеклянными высотками, торговыми центрами и тоннами бетона, заменяющими мегаполису зеленые парки. Лицо студента озарилось внезапным пониманием, а водитель все не унимался.

– У меня прабабка ведьмой была, завсегда такие вещи нюхом чуяла. На такую луну жди беды – вот я и не спешу никуда. Лишнего мне не надо, а того, что предначертано, не избежать.

Мужчина перевел взгляд со студента на водителя, прикрыл ненадолго глаза и вновь посмотрел на дорогие часы. Стрелки неумолимо приближались к половине десятого, а маршрутка кралась по крайней полосе, наотрез отказываясь вливаться в быстрый поток слева. Новая остановка принесла очередного пассажира.

Миловидная девушка лет двадцати в разноцветной юбке и легком пальто впорхнула в салон, потряхивая густой копной русых кудряшек. В другое время и при других обстоятельствах ее личико, безусловно, заслужило бы пару комплиментов. И, чем бог не шутит, при благоприятных обстоятельствах дорогой ресторан и оплаченный люкс в отеле в центре города. Только не в этом хипповском наряде.

Она одарила присутствующих радостной улыбкой, но место заняла в самом конце салона, переведя все свое внимание на город за окном. Студент внимательно осмотрел ее и довольно улыбнулся. Странный парень.

– Николай, – студент протянул руку.

От неожиданного жеста мужчина в костюме растерялся, мысли чайкой вспорхнули из головы, и он бездумно протянул руку в ответ.

– Константин.

Теперь пристальный взор заслужил он сам. Такой необычный, будто студент боялся, что его попутчик внезапно растворится в воздухе. Костю внутренне передернуло, и неосознанное желание поскорее добраться до пункта назначения захлестнуло его с головой.

– Жанна, – откликнулась девушка с другого конца салона. Ее фиалковый взгляд прошелся вскользь по Николаю и надолго задержался на Косте. Покоряющий взгляд, что тут сказать. Странный студент мгновенно вылетел из головы, уступая место приятным фантазиям.

Опоздание на работу уже не казалось таким фатальным. А девушку и переодеть можно. В конце концов, не зря же он заводил два отдельных счета в банке – один на предстоящую ипотеку, а второй – на развлечения. Отказывать себе в подобных удовольствиях попросту вредно для здоровья. Особенно в преддверии затяжной ипотеки.

Константин стряхнул невидимую пылинку с костюма и придал лицу непроницаемое выражение. То самое, которое выгодно подчеркивало его скулы и так нравилось девушкам. Про себя он прозвал его «лицо Давида». На самом деле так когда-то выразилась одна из его любовниц, которой он пару раз снимал люкс (не вести же шикарную девушку в маленькую однушку в пригороде). Но теперь он помнил лишь ее васильковые чулки и эту фразу.

– Такая теплая погода для ноября, – вновь встрял студент. Ну чего же тебе не сидится спокойно?!

– Удивительная, но приятная, – прошелестел в ответ нежный голосок Жанны.

– Не зря ученые так часто говорят о глобальном потеплении, – вступил в дискуссию Константин, принимая мнимый вызов студента – уж ему он девушку не проиграет. – Скоро везде климат будет как в тропиках.

– Да это осень вся дьявольская! – вмешался водитель, отплевываясь шелухой. – Не зря моя прабабка…

Девушка звонко рассмеялась. Быть может, из простой вежливости.

Дорога изогнулась под девяносто градусов к горизонту, резко уходя вверх. Пассажиры схватились за сиденья, но Костя не удержался и свалился в конец маршрутки. Да что там, не очень он и пытался, рассчитывая на мягкое приземление в объятья лесной нимфы. Зато Николай схватился намертво, издав испуганный, совсем не мужественный вопль.

– Что происходит? – в тон студенту вскрикнула Жанна.

Но Костя, приземлившись на спасательные подушки так близко от вожделенной цели, мягко приобнял ее. Он отправил неудачливому сопернику презрительный взгляд и успокаивающе заворковал девушке на ухо.

– Чего предначертано – не избежать, – флегматично изрек пристегнутый ремнями водитель и выловил из-за сиденья упавшую пачку семечек. Они даже не рассыпались при смене горизонта.

А Николай испугался не на шутку. Он ошарашенно блуждал глазами по окнам, за которыми спокойно продолжал свое суетливое шествие поток дорогих иномарок. Теперь дорога шла вертикально вверх, но вокруг ничего не менялось. Люди спешили по своим делам, полностью игнорируя новое направление гравитации.

– С вами все в порядке? – крикнул он вниз, где лежали попутчики.

– Кажется, – неуверенно произнесла девушка, наигранно отбиваясь от томного шепота. – Что это было?

– Дорога вильнула, – чуть громче произнес Костя, слегка отстраняясь. Одурманивающий приступ желания, порожденный близостью фиалковых глаз, немного отступил. – Ученые утверждают, что глобальное потепление плавит асфальт. Я считаю, что дорожные службы должны поучаствовать в решении этой проблемы.

Он улыбнулся собственной шутке, но натолкнулся на неприязненный взгляд Николая. Желание шутить напрочь отбило.

Маршрутка вновь остановилась, подбирая голосующего прохожего. Ничуть не смущаясь заваленного горизонта, в салон вошла дама средних лет, на ходу поправляя дорогую шляпку.

– До «Сити Молла» идете? – деловым тоном произнесла она.

– За ваши деньги – хоть на край света! – пошутил водитель, отжимая кнопку автоматического закрытия дверей.

Дама удовлетворенно кивнула и заняла пустующее место напротив Николая. Пол маршрутки прогнулся под ее шагами, чуть не чиркнув асфальт. Но женщину сей факт не смутил, и она выпрямилась на сиденье как ни в чем не бывало.

– Фантасмагория какая-то, – прошептал студент, но все внимание Кости было вновь поглощено соседкой. Начальник сам не дурак по бабам, он поймет. Будильник бы не понял, а вот прекрасную Жанну, особенно если получится сделать с ней фото для достоверности… Утром, конечно.

Дама в шляпке аккуратно сложила картонные пакеты из дорогих супермаркетов рядом с собой, уперев основание в соседнее сиденье, и осуждающе взглянула на парочку внизу. Константин мгновенно устыдился.

– На алую луну дороги вечно скачут, – недовольно произнесла она, косясь на Жанну. – А распущенные нравы всегда одинаковы.

Жанна тоже устыдилась, убрав руку соседа, которая уже успела забежать под юбку. Костя замолчал, отпустил Жанну и вновь вспомнил про опоздание.

– Оставишь телефончик? – произнес он тоном заправского мачо и накрутил на палец заманчиво торчащую кудряшку. Жанна бросила последний взгляд на недоумевающего Николая и, не дождавшись ответной реакции, быстро начеркала номер на клочке бумаги.

– У бизнес-центра! – гордо крикнул Костя водителю вверх и поднялся. Идти по новой горизонтали оказалось значительно удобнее, чем он предполагал. Еще шаг, и земля на месте, а Жанна уносится вперед вместе с суеверным водителем и шквалом иномарок вечно спешащего города. Возможно, он ей даже позвонит.

Константин выкинул из головы опоздавшую маршрутку, сделал шаг в сторону офиса, и мир растворился в небытии. Столь же привычном, как ежедневный поход на работу.

* * *

– Разве так можно?! Почему никто не обратил внимания? Как будто град выпал, и ничего особенного! В мире есть механика, физика, законы Ньютона и все научные достижения, которые человечество постигало с таким трудом, методом проб и ошибок, ценой собственных жизней. Ученые твоего же мира, чьи знания остались в этой библиотеке! – Николай с волнением расхаживал по собственной комнате, заставленной книгами, и постоянно обводил все собрание руками. Будто он мог удержаться за последний оплот незыблемости в своем маленьком мирке.

– Они ведь просто люди, – снисходительно улыбалась Марта, сидя в кресле. – Я хотела показать тебе, что возможно абсолютно все, на что готово твое воображение. Это не магия, это вседозволенность. Нет границ, нет законов физики и других обыденных рамок.

– Но ведь физика не рамка, не дурацкий закон, которым можно пренебречь! Это основа Вселенной, ее фундамент и кирпичи.

– Кирпичи, – протянула Марта и усмехнулась. Такой веселой он ее еще не видел. – Николай, начинай мыслить шире, иначе у нас ничего не выйдет. Это по законам Вселенной ты создаешь миры, оживляешь людей? А в каком учебнике можно про это почитать?

Он оценил абсурдность своих аргументов, но сдаваться не хотелось. В этом доме они обсуждали создание материи силой мысли, в этом доме он начинал и заканчивал свои творения… Но банальная игра с гравитацией выбивала его из колеи. Хотелось крутить пальцем у виска и повторять, что это невозможно. Некоторые вещи работают так и не иначе.

Но только что Марта на примере доказала ему обратное. Рамок на самом деле не существовало. Почему это так сложно принять?

– В моей ненаписанной диссертации, – угрюмо ответил он, замирая напротив Марты. – Но ведь это выдумка! Университет, моя кафедра, моя тема – все это придумала ты, создавая меня.

Сказать это вслух оказалось еще сложнее, чем принять. Николай физически ощутил, как затрещал по швам в этот момент. Зато ушедшая вверх дорога сразу показалась мелочью.

– Быть может, все вокруг – это выдумка, даже мы с тобой? А законы, к которым ты так прикипел, – это дурацкая попытка людей все структурировать. Классификация спасает их сознание от хаоса. А ты выше этого.

– Мое сознание ничто не спасет? – тихо прошептал Николай.

Марта задрала бровь и оставила вопрос без ответа. Теперь она сочтет его слабаком.

Руки Николая предательски вздрогнули под взглядом наставницы, а в голове ожил образ из первого дня их знакомства. Черный балахон и белоснежные, как чистый лист, волосы. Наставница легко превращается в палача, а он – в бесполезный отработанный материал.

– Я понял, перестань, пожалуйста, – произнес он. – Хаос сама суть демиурга. Вот мой урок.

С легкой улыбкой на лице Марта растворилась в воздухе, нарушив десяток законов человеческой науки. Николай вздохнул с облегчением, и тишина ночного дома укрыла его спасительным покрывалом.

IV.

Ночью всегда шел снег. Крупные хлопья снова и снова укрывали крышу деревянного дома, который со всех сторон обступал бесконечный лес. Идеально ровные сугробы лежали за окном, деревья тоже всегда были окутаны снегом – будто кто-то анимировал любимый зимний пейзаж. Всегда неизменный, всегда прекрасный и холодный.

Но Николай бы не сказал, что в этом мире не было души. Создать теплый очаг посреди сверкающего безмолвия вряд ли мог человек равнодушный. Наоборот, каждая деталь была идеально подогнана, выверена. Домик в снегу был уютным и вызывал только теплые чувства, пока в нем не появилась Марта.

Марта… Она не приходила уже несколько дней, впервые оставив его надолго одного. Но ее образ уже никогда не выходил из головы – была она рядом или нет, Николай казался себе связанным ее взглядом по рукам и ногам. И даже мысли словно принадлежали ей. Несвободный демиург, скованный цепями творец миров – звучало это до боли смешно, вот только улыбаться не хотелось.

С утра в камине ярко горело пламя, а вместо дров на этот раз Николай кидал в него все труды по физике и механике, которые находил в библиотеке. Видеть их прилично пылающими по всем законам науки доставляло ему странное, почти извращенное удовольствие. Зачем нужны все эти книги, если смысла в их текстах ни на грош?

Как расстроенный ребенок, он с остервенением жег своего обидчика, не признаваясь себе, что на самом деле зол не на книги.

– Какое кощунство, – тихо усмехнулась Марта за его спиной, но на этот раз Николай даже не вздрогнул от ее появления. Скорее удивился, что наставница не явилась раньше. – Это последние экземпляры, мой друг, неужели не жалко?

– Когда мира больше нет, все вокруг – последнее.

Он стряхнул со свитера прыгнувшую из камина искру и одним движением залатал дыру, которую та прожгла. Сделал это на автомате, даже не задумавшись, и уже после удивился, насколько легко ему стали даваться некоторые вещи. Жаль, что нельзя было так легко залатать самого себя.

– Ты прав, но это не повод уничтожать последнее стоящее наследие моей цивилизации. Я старалась, собирая для тебя библиотеку, и лишних трудов здесь нет.

Она протянула руку в камин и, даже не поморщившись, отобрала у пламени наполовину сгоревшую книгу, которую Николай бросил туда минутой раньше. Смахнула с обложки пепел, и под ее рукой почерневшие страницы вновь стали белыми, а сгоревшие вернулись на место.

Маленький бунт Николая окончательно потерял смысл.

– Читал? – крутила в руках научпоп по астрофизике.

– Разумеется, ты создала прилежного ученика. Но теперь я совершенно не понимаю зачем. Какой толк в научных книгах, если мы «выходим за рамки»? – Он не удержался, и едкий, почти горький сарказм скользнул в голосе.

– Это фундамент, Николай, – спокойно ответила Марта, вручая книгу ему. – А полноценному миру фундамент необходим. Без знаний ты не сможешь создавать что-то стоящее, оно рухнет, не удержавшись в пустоте. Представь, что ты строишь дом. Когда-то давно в моем мире ценился творческий подход, креатив, – она вновь усмехнулась, – в архитектурных решениях. Но дом не устоит без опоры, на голой земле. И так во всем: чтобы создать уникальную мелодию – нужно знать ноты, азы, от которых ты оттолкнешься.

Он медленно опустился на кресло, пытаясь унять сумбур в голове. Марта не торопила, но больше и не спасала книги из радостно полыхавшего камина. Наверно, ночью они сами вернутся на полки.

– Ты требуешь от меня противоречивых вещей.

– Я не обещала, что будет легко. – Она присела в соседнее кресло и вытянула руки вперед, словно пыталась их согреть. Подчиняясь ее воле, огонь вытянулся навстречу, почти облизывая пальцы, как ласковый пес. – Ну же, Николай, я сделала тебя неглупым человеком.

Он поправил очки на переносице и взглянул прямо в глаза наставницы, только сейчас заметив их азартный блеск.

– Ты сделала это ради шутки? Подняла дорогу вверх, и эта красная луна…

– Я дала тебе хороший урок, который стоит выучить. Если ты хочешь создавать настоящие миры, – она потянула паузу и добавила: – Но шутка была неплохой, на мой вкус.

– Прости, не смог оценить. Я пытался не свалиться.

Марта рассмеялась, и в доме будто ненадолго потеплело. В этот момент она выглядела почти живой, отчего Николаю стало еще грустнее. Потому что живой он не считал ее уже очень давно.

– Николай, почему ты стал так редко улыбаться? Я помню, до моего появления в этом доме даже в одиночестве ты находил поводы для радости. Что изменилось теперь? Ты стал пессимистом?

«Почему я не улыбаюсь?! Может, потому, что ты хладнокровно убиваешь все, что я создаю???» – почти вырвалось вслух, но сказал он другое:

– Мне улыбнуться? Это твой новый приказ?

Сказал и тут же пожалел. В доме мгновенно похолодало. Улыбка застыла на лице Марты, тоже стала холодной и угрожающей.

Он переступил последнюю черту?

Так живо представилось, как сейчас, с этой же улыбкой, Марта щелкнет пальцами, и он растворится навсегда.

– Ну улыбнись, – ледяным тоном ответила она.

Повисла тяжелая тишина. Николай не знал, что будет хуже – подчиниться или ослушаться. Оба варианта не сулили ничего хорошего…

Марта в упор смотрела на него, больше не улыбаясь. Казалось, даже снег за окном и пламя в камине замерли в ожидании его ответа.

Николай попытался улыбнуться, но лицо не слушалось, мышцы свело судорогой. Попытка вышла неправдоподобной и жалкой.

– Брось это, – сказала Марта, вдоволь насмотревшись на его мучения. – Если дерзишь, имей смелость идти до конца.

За окном началась вьюга, небо резко потемнело. Треск сгоравших в камине книг стал почти оглушительным, и яркие блики заплясали по лицу наставницы, которое снова ничего не выражало.

– Прости, – прошептал Николай, опустив глаза.

Жаркий стыд заполнил его целиком. Он так надеялся, что сейчас Марта поднимется и покинет дом, не из жалости к нему, но сам разговор явно зашел в тупик. А она все так же сидела в своем кресле и молчала.

Когда последние страницы пожрало безжалостное пламя, а тишина показалась совсем невыносимой, он рискнул спросить:

– Ты пришла с новым заданием?

– Поразительная проницательность. – Она вручила ему книгу по астрофизике. Николай только сейчас заметил, что все это время она не выпускала ее из рук. – Держи. И не забывай, что живым людям свойственно улыбаться. Хотя бы не упускай это из виду.

– Но… – Он замялся, из страха не решаясь спрашивать что-то дальше, и Марта наконец-то поднялась.

– Удиви меня, Николай. Докажи, что ты способен запоминать мои уроки.

Она распахнула дверь, и в когда-то уютную теплоту дома ворвалась метель. Николая тут же пробрал озноб, и он поднял голос, чтобы перекричать этот вой:

– Марта, как мне работать с невозможным? Как совместить несовместимое?!

– Интуитивно.

На победу

– Это большая гонка. Ты всегда должен быть выше, сильнее и дальше по списку. Помнишь же поговорку? Ты должен дышать в таком ритме, чтобы никто не поспевал за тобой! Руки в ноги, сквозь зубы и только вперед. Эй, Дайс, ты вообще слушаешь меня?

Юный паренек откинул с глаз длинную рыжую челку и поднял сонные глаза.

– Конечно, мистер Рамон.

– Боже, за что ты наградил меня этим лентяем? – Седой профессор в типичном твидовом пиджаке воздел глаза к небу. – Иногда мне кажется, что ты не способен к обучению.

– Быть выше, сильнее и быстрее не самое главное в жизни.

– Вы только гляньте на него! – преподаватель всплеснул руками. – А что же тогда главное, гений непризнанный?

Дайс выпрямился на стуле, поправил вечно мятую форму летного стажера и перекосил рот в кривой ухмылке, от которой так плыли девчонки. Нащупал в кармане рваных джинсов серебряную монетку. Ее привычный холод слегка остудил запал. Заводиться на такие темы просто бессмысленно.

Быстрее, выше, сильнее – отсталая психология. Она померла вместе с динозаврами. Ну какой человек способен их обогнать? И где они теперь? Вопрос исчерпан, бронтозавров в твидовых пиджаках надо брать иным.

– Я внимательно вас слушаю, мистер Рамон.

– Итак, на чем мы остановились? – Профессор уткнулся в экран планшета с открытым учебником. – Если ты не научишься быстро считать вероятностные линии, не видать тебе комиссии первопроходцев как своих ушей.

«Я и уши регулярно вижу, – усмехнулся стажер. – По утрам, в зеркале».

Он вернул челку на прежнее место и расслабленно прикрыл глаза.

* * *

На первый тестовый прогон сбежалась половина училища. Комиссия, в которую неожиданно вошел даже мистер Рамон, степенно восседала в первом ряду у огромных экранов. По большей части старики, которые лет двадцать не сидели за штурвалом, а теперь надменно взирали на новичков. И всего один действующий пилот на галерке не спускал пронзительного взгляда со стажеров, которым поочередно завязывали глаза.

Тестовый полет всегда проходил на тренажерах, но максимально приближенных к реальности. Маленькие блестящие круглые капсулы замерли в ожидании напротив экранов. Теория – это одно, но как поведет себя юный организм на практике… Отчислить проще, чем хоронить.

Дайс затянул волосы в узел на затылке и позволил завязать себе глаза. Очередная дань отсталым традициям. С закрытыми глазами он видел ничуть не хуже, ведь это первый тест на приеме в училище.

Он сделал пару шагов и коснулся рукой теплой кабины капсулы.

– Ну здравствуй, малышка, – прошептал он.

Рука мгновенно потонула в разошедшемся металле. Секунда, и он уже нетерпеливо ворочался в мягком кресле пилота. Гладкий штурвал как влитой лег в правую руку, а левая сжала ледяную монетку в кармане. Всего на мгновение, а потом твердо перехватила управление.

Сегодня рядом с монетой лежала маленькая фляга. Когда ты не лучший стажер на курсе, преподавателям и в голову не придет, насколько легко тебе считать вероятности без всех их занудных учебников.

И возможно, он первый в истории человек, которому удалось протащить на борт тренажера отменный вискарь.

Он с усмешкой подумал об остальных стажерах, которые уже заняли свои места. Трясутся как осиновый лист. И это их он должен быть выше, сильнее? Или самой смерти, которая отправляется по следу каждого первооткрывателя? Вот это предвкушение, вот это азарт! Это ощущение Дайс любил больше всего на свете.

После пары минут кромешной темноты перед глазами забрезжил голубой свет. Сначала нечеткий, с белыми проблесками, которые быстро вырастали, формировались в облака.

Сейчас на больших экранах рядом с ним транслируется красивая картинка, как десяток капсул взмывают в воздух и устремляются к горизонту. Качество изображения шикарное. Дух захватывает небось. Дайс сам любил посмотреть на тестовые полеты других выпускников, но ощущения из кабины пилота были несравненно лучше. И пусть он пока оставался на земле – внутри капсулы все воссоздавалось как в реальности.

На мониторе перед ним всплыла интерактивная карта. Механический пустой голос эхом зазвучал в голове.

– Добро пожаловать на ваш первый вылет. Цель – тестовая планета А в трех гинах от вас. Вот примерный путь, корректируйте его по мере надобности.

Тонкая пунктирная линия прочертила маршрут. По мере надобности – звучит чудесно. Четкий путь, никакого риска. При первом же столкновении тренажер выключится, а нерадивый летчик будет отчислен.

На последнем звуке стартового отсчета Дайс отжал ручку и развернул штурвал вверх. Имитатор вдавил тело в кресло, создавая иллюзию, что он действительно поднимается вверх, а кровь все же предательски забурлила по венам – понеслась!

Белые кучки облаков мгновенно слились в слой кромешного тумана, застлав все лобовое стекло. Взлеты в ясную погоду – слишком большая редкость, чтобы их прогоняли на тестах. Но зрение тут ни к чему, Дайс уже чувствовал впереди непроницаемую защиту купола. Постоянная брешь в этой защите могла стоить жизни всему населению планеты, поэтому крохотные дыры, используемые первопроходцами, всегда дрейфовали по поверхности. Найти одну из них, настроиться на этот канал и проскочить за секунду до сдвига – первая задача пилота. Первый барьер, который не выпустит неумеху. Защита планеты, защита от дураков.

Дайс вдохнул глубже, подлетел к куполу почти вплотную и, не снижая скорости, начал планировать вдоль поверхности. Чувства обострились до предела, ловили любой поток непривычной силы. Тут тоже не справлялись учебники, они не могли передать чувств. Как понять, что рядом с тобой неведомое? Брешь, сквозь которую сочатся чужеродные волны. Только знать.

И Дайс знал. Он видел других стажеров, которые выполняли заданные, просчитанные математиками схемы по поиску бреши. Нет, если ты совсем заучка, то этот вариант сработает. Даже можно вычислить примерный временной коридор, который займет поиск.

Но Дайс не хотел тратить ни секунды на эту чепуху. Он не пропустит брешь как пить дать. Даже если это его первый и последний день за штурвалом, он проведет его так, как считает нужным.

В реальности купол защищал планету от патогенного влияния среды, в которой она находилась, но было лишь делом времени – когда купол треснет окончательно, чтобы погубить жизнь на земле. Затем и нужны были первопроходцы. Ежедневно они вылетали наружу в поисках лучшей жизни для всех.

Сердце пропустило удар. Будто сама бездна взглянула него и облизнулась. Вот она! Брешь!

Дайс дернул штурвал. Прикинул вероятности. По всему выходило, что отверстие лишь на пару локтей больше его капсулы. Видимо, оно не предназначено для прыжков. Обманка. Или хитрый тест – прорваться сквозь него все же реально.

И пока мозг заторможенно размышлял о неприятностях столкновения, отчислении и прочей ерунде, тестовая капсула преодолела защитный купол планеты. Первой.

Выше? Сильнее? Или хитрее.

Прежде чем осознать, оглядеться и полной грудью прочувствовать искусственную симуляцию склизкого ничто, опутывающего родную планету, Дайс позволил себе отвлечься. Ровно на один заслуженный глоток из фляги.

Конечно, человеку дан разум. Он помогает выкрутиться из большинства неприятностей, катаклизмов и прочего, прочего. Фигня это. Разум не сделает тебя первопроходцем.

Удача – вот что правит миром. И вера в нее сохранит твою голову на месте при любом стрессе, найдет выход там, где теоретики разведут руками, добавит уловок и хитрости в твой взгляд.

И на победу.

Монитор настойчиво замигал, вновь демонстрируя маршрут. Тем временем еще пара капсул покинула планету. Это стажеры-ломы, не остановятся ни перед чем, ни секунды отдыха. Они сразу рванули с места в заданном направлении.

А Дайс прислушался. Ветка вероятностей возникла перед мысленным взором. Всплыли опасности аварии с ближайшими ощущаемыми астероидами, корректирующие показатели компьютера (прислушиваться к нему можно лишь как к рекомендации). Еще один пропущенный удар сердца – следствие слишком долгой остановки. Цунами из чистой паники и еще черт знает чего, невидимыми щупальцами скользившее рядом с бортом, было как настоящее. Полный набор из лекций.

И наконец, маршрут на экране, который вел кругами по наиболее безопасному пути. Дайс аккуратно направил капсулу по прямой. Провалитесь пропадом эти маршруты, первопроходец он или кто. Сказано же – корректируйте по мере надобности. А ему очень надо не провалиться.

– Стажер Дайс, вы сошли с предполагаемого маршрута, – эхом отдалось в черепушке.

– Я заметил, спасибо. – Он постепенно набирал скорость, лавируя среди мелких астероидов.

– Этот маршрут менее безопасен. Он ведет к повышению шансов на провал вашего теста.

– Посмотрим!

Ощущения были непривычными. Да нет, «непривычные» – это слово, которое можно применить во время первого шага, первого слова, первого секса. Оно все в новинку, но не граничит с собственными представлениями о спектре возможных ощущений. А тут другое… «Склизкое ничто» – именно так звали бывалые летчики пространство вне Земли. И Дайс был почти согласен. Но в «ничто» не обитает столько дряни. Противной, поганой дряни.

И «ничто» не влечет тебя вперед с такой страшной силой. Как наркотик. Он мечтал пройти тест сильнее, чем когда-либо. И однажды узнать все на собственной шкуре, а не в тренажере на поляне перед училищем.

Правильно говорят, в первопроходцы не идут нормальные люди. Без сдвигов тут делать нечего.

Он резко дернул штурвал вправо, уходя от крупного осколка. Потом влево, уже от невидимой волны. Тихо ойкнул и закрутил управлением как бешеный. Да, этот маршрут не в пример сложнее. Зато он короче.

* * *

– Я против! – веско высказался мистер Рамон. – Даже то, что стажер Дайс пришел на точку первым, не оправдывает его так называемый стиль. – Последнее слово он выделил особым, презрительным тоном. – Он чрезмерно рисковал собственной жизнью. И жизнями его команды, будь это реальный вылет.

«Эх, профессор, – вздохнул Дайс. – Не вы ли вбивали в мою пустую головушку мысль, что я должен быть первым? Вам бы радоваться».

– Я тоже против, – произнес следующий член комиссии. – Первопроходцы и так достаточно рискуют, чтобы добавлять еще опасностей. Неуместное веселье и разгильдяйство.

Дайс сильнее сжал холодную монету в кармане. Большая часть комиссии проголосовала против него. Несмотря на то что он блестяще справился со всеми расчетами и не получил на корпус ни единой царапины в отличие от большинства сдавших экзамен. Но сейчас его спасет только чудо.

– Я беру его в свою команду, – тихо произнес пилот, присутствовавший на тесте. Он молчал по всем остальным кандидатам. И его пронзительный серый взгляд не сходил с Дайса весь час. – Ответственность моя, решение окончательное.

В гробовой тишине лицо Дайса рассекла кривая улыбка.

* * *

Настоящее «ничто» оказалось еще хлеще, чем на симуляторах. «Хлеще» – лучше слова и не подберешь, потому что описать словами такое вообще не получалось. И Дайс подсел с первого же вылета.

Теперь он безошибочно находил брешь в первую же минуту. Забыть, каковы эти ощущения на вкус, невозможно, как и пропустить, не заметить их, паря под куполом. Но он больше не рисковал, выбирая тяжелые пути. Профессор был прав, опасностей хватало и без подобного ребячества.

Передышки на земле, обычная жизнь больше не приносила никаких эмоций. Она была жалким существованием для человека, вкусившего запределье. Дайс жил от полета к полету.

Он стал первопроходцем, он дышал общей мечтой со всей командой. Мечтой о новом выходе и о планете обетованной, живой и здоровой, не находящейся в вечном плену панического страха уничтожения. В чистом космосе, который искали все первопроходцы.

О заветной фляге он вспомнил лишь несколько лет спустя. Все с тем же отменным недопитым вискарем она лежала в дальнем углу шкафа его нового жилого отсека. И почему-то отметить сотый вылет именно ей показалось Дайсу прекрасной идеей. А таким идеям он привык доверять. Как тогда, он положил ее в левый карман, в компанию к холодной монете.

И в тридцати гинах от Земли достал на свет, выставил на приборной панели. Быть может, именно сегодня ему повезет?

– Ребята, аккуратней, справа по курсу огроменный вихрь, – раздалось в наушниках.

– Очуметь, Додсон, без тебя бы не узнали, – хохотнул Рик.

– По инструкции, как идущий справа, я обязан докладывать обстановку, – холодно ответил первый голос и замолк.

– Ладно, ладно, прости. Надоело лететь в тишине. Сегодня даже Дайс шуточки свои не отпускает.

– А я пью, – усмехнулся Дайс.

– Черт тебя побери! Да как ты делаешь такие вещи, а?! Неужели ты настолько хорошо считаешь вероятности даже на Земле?

– Неееее. Это вера меня спасает.

– Вера? – Рик загоготал. – Ты в богов, что ли, веришь? Тех, которые запихнули нас в ад?

– Мужик, я верю в удачу. Ничего более. – Дайс откупорил флягу и сделал смачный глоток. Так, чтобы все могли его слышать.

Ух, и достанется ему на земле за эту выходку. Ну и ладно, один раз живем. А вискарь все еще прекрасный, настоялся, вкуснота!

– Дайс, научи меня своей вере, а? Я тоже хочу вискаря на борт. Или девку, тут так скучно одному… – протянул Рик.

– Пока ты будешь звать их девками, к тебе ни одна по доброй воле не сядет, – угрюмо заметил Додсон.

– Моя бывшая жена с тобой не согласится.

– Бывшая, Рик. Недолго она с тобой продержалась.

– Зануда. Тебе бы тоже расслабиться не помешало. Дайс, пошли в бар, когда вернемся? В последнее время начальство как взбесилось, отдыха почти не дает, только вздремнуть и успеваю. Какие уж там девки, жены.

– Я слышал, купол совсем истощился, у нас осталось меньше времени, чем все думали, – тихо сказал Лас. – Первокурсники, наверно, уже не вылетят.

Повисла неприятная тишина. Дайс снова приложился к фляге. Вот где удача была нужнее всего. Быть первопроходцем – красивая мечта, романтика, полеты. Мечта влекла его с самого детства, когда он не мог оторвать взгляд от пустого неба по ночам и представлял его сверкающим, наполненным жизнью.

Так хотелось завершить полет успешно, вернуться на землю с первыми за столетие хорошими новостями!

– Эм… – неразборчивые помехи послышались по каналу впередиидущего. Копошение, резкий стук по приборной панели, потом удар упавшего предмета.

– Эй, Лас, у тебя там все в порядке? – немного обеспокоенно подал голос Рик.

– Ребята… – Голос в наушниках слегка дрожал. – Ребята… Мы можем резко оттормозиться?

– Торможение займет половину гина, мы слишком быстро летим, – подал равнодушный голос Сайм, главный технарь вылета.

– Впереди ничего нет.

– Конечно, нет, – слегка раздраженно рявкнул Рик. – Мы же в полной заднице за тридцать гинов от Земли. Что тут вообще может быть.

– Ты не понял, впереди совсем пустота, – мертвым голосом откликнулся Лас и вдруг сорвался на крик: – Вообще ничего! Ни панели, ни чувства не видят ничего! Все, баста, карта закончилась! Нам хана!

Рик громко выругался. Остальные напряженно молчали.

– Сколько еще времени? – печально спросил Додсон.

– Минут пять. – Голос Сайма был спокоен. Не зря его брали технарем на большинство миссий, вот уж непробиваемый мужик.

– Рапортуй на базу, – холодно произнес Дайс. Его чувства тоже очнулись. И пустота, которую он ощущал впереди, слишком не походила на привычное пространство вне Земли. По спине пробежались мурашки.

В полной тишине эфира отчетливо звучал холодный рапорт Сайма о пустоте и неминуемой гибели экипажа. Вот же черт, полетали.

– Ребята, – снова подал голос впередиидущий Лас. Он больше не кричал, но слышать испуганного первопроходца оказалось еще неприятней. – Что делать-то будем?

– С вами было весело, – сказал Рик и добавил после долгой паузы: – Спасибо.

Кто-то тихо молился, кто-то записывал прощальное письмо семье. А кто-то отправлял заранее готовое – профессия первопроходца всегда предполагала риск.

– Мы ускоримся, – неожиданно четко выдал Дайс, прервав все прочие разговоры. В нем самом не было столько уверенности, как сквозило в голосе. Но ощущения подсказывали – лучше выхода тут не придумаешь.

– Неужели я настолько тебя достал? – печально спросил Рик.

– Нет, послушай. Если мы уже погибли, то рисковать можно сколько угодно. Что ты теряешь? Лишнюю минуту? Против шанса спастись. Пусть и через страх.

– Дайс, ты сошел с ума…

– Нет! Вдруг это сфера вакуума или подобной дряни? Вдруг это граница? Можем расколошматиться об этот барьер, а можем на скорости взять его, пройти дальше! Мы же первопроходцы, так давайте проходить. Вдруг за этой границей все, что мы так долго ищем?

Гробовое молчание в ответ ничуть его не смутило. Рука Дайса замерла над панелью управления…

– Я ускоряюсь.

– Черт с тобой, бешеный. Я следом.

– Я с тобой.

– Ускоряюсь.

– Приказ принят.

Дайс с кривой ухмылкой протер лоб от холодных струек пота и поднял вверх фляжку.

– За победу, – прошептал он и отчаянно приложился к горлышку. Счастливая монета привычно холодила левую руку.

V.

Изредка Марта приходила просто так. По-хозяйски распахивала дверь, здоровалась кивком и плавно опускалась в плетеное кресло перед камином с очередной книгой в руках. Еще реже Николай позволял себе предположить, что ей нравился этот дом, если такие понятия вообще применимы к Марте. Или она сама когда-то жила здесь, до того как появился он. Быть может, этот камин и библиотека заменяли ей мир, которого больше не было.

Марта часами могла просидеть, не сказав ни единого слова. И в это время он чувствовал странное умиротворение. Его не назвать счастьем, но Николай и прежде никогда не знал этого чувства. Лишь то, что он испытал в ту ночь, когда Ворс с Каей молчали вдвоем у костра, могло отдаленно его напоминать. Но тот мир, как и все другие, канул в небытие, оставив в груди рвущую тоску.

С Мартой было по-другому. Когда она не давала очередной урок, а просто была рядом… Биение мира замирало. И неважно, что мира вокруг почти и не было, – тише становился лес, уютней трещало пламя камина и шелестели прочитанные страницы, размеренней текли неугомонные мысли. В эти мгновения его почти отпускали тревоги и страхи, и даже отчаяние, ставшее неизменным спутником тяжелых ночей, пряталось в самом уголке души.

Души… А была ли у него душа?

С религиями Николай знакомился лишь поверхностно. В доме не было ни единой книги на эту тему, и знания приходилось черпать из обрывочных воспоминаний жизни до Марты, которые и настоящими-то не были. Они потухали день ото дня, как сон, который не удается удержать в голове по пробуждении. Точно он знал одно – в мире Марты было много религий, и каждая из них по-своему трактовала понятие души. И понятие посмертия.

А Марта была бессмертна, и подобные вопросы никогда ее не интересовали.

В отличие от нее Николай прекрасно понимал, зачем люди придумали религии. В хаосе неизвестности разум отчаянно пытался ухватиться хоть за одну хрупкую эфемерную ветвь, пусть она бы на поверку и оказалась простой выдумкой. Вера нужна была ему, чтобы не сломаться, но в этом Марта отказывала.

Чистый разум должен видеть вещи такими, какие они есть, – вот что бы она сказала, если бы он рискнул спросить. Любая гипотеза должна пройти успешную проверку. А вариант проверить правдивость религий он видел только один – и погибать ради этого не хотелось.

В один из таких дней, когда белое небо за окном не сыпало снегом на спящий лес, Николай все же решился на вопрос. Оттягивать этот момент дальше не имело смысла, он услышит, что услышит. И постарается принять.

– Марта, а что будет со мной после смерти?

Он шел к креслу, чтобы сесть напротив, взглянуть ей в глаза и достойно принять любой ответ. Но силы покинули его на полдороги, и следующий шаг показался таким тяжелым, что Николай просто замер посреди комнаты. Теперь он мог лишь стоять и глупо смотреть на ее руки, держащие книгу.

Марта молчала долго, видимо, дочитывая главу. И он не понимал, в том ли дело, что она не знает ответа и не хочет признавать это вслух… Или в том, что его вопрос стал очередной ошибкой. Лишней фразой, которая разрушит мнимую идиллию этого дня.

Страницу спустя она оторвалась от чтения, аккуратно вложила в книгу закладку и убрала ее на стол. И только после подняла на него спокойный взгляд:

– Когда ты стираешь карандашный рисунок с листа бумаги, что с ним происходит?

Николай неловко дернул рукав свитера и замялся. Ответ напрашивался сам собой, и он уже чувствовал ледяную волну паники, которая накроет его в одиночестве. Он пожалел, что поднял эту тему, уж лучше спасительное неведение.

– Он исчезает без следа, – она сама ответила на свой вопрос, устав ждать реакции ученика.

– А как же душа? Ее тоже не существует? Столько людей в твоем мире верили в бога и дьявола, в жизнь после смерти, в реинкарнацию… Так много теорий – простая попытка сбежать от страхов?

Врать тут было незачем – он бы сам выдумал и не такое, лишь бы дать себе хоть каплю надежды.

– Во что бы они ни верили, их больше нет. А я никогда не видела «бога», не трогала души. Знаешь, – она внезапно улыбнулась, – а это интересно, ведь мы можем проверить. Что скажешь? Рискнешь, Николай?

– Я бы не хотел умирать сейчас, – робко ответил он, и Марта рассмеялась.

Вряд ли она предложит ему умереть из-за простого вопроса, хотелось верить. Но он буквально прыжком преодолел оставшиеся шаги до кресла и с облегчением опустился в него, опасаясь, что ноги могут подвести.

– Нам не обязательно искать бога, мой друг. Дьявол всегда был людям ближе.

Блюз о перекрестке

Дым сигар поднимался вверх, смешивался с царящим вокруг смрадным кумаром и медленно падал вниз, создавая густую белую завесу. Все привыкли к этому запаху, которым было заполнено все помещение маленького бара, и лишь Николай постоянно морщился и кашлял в кулак, стараясь не привлекать внимание. Он терпеть не мог подобные заведения и, будь его воля, не провел бы здесь и минуты. Само название на покосившейся деревянной таблице у входа отталкивало. «Пристанищем» хорошее место не назовут. Все время хотелось добавить к названию еще одно слово, которое идеально бы описало это место, – «Пристанище заблудших».

Хотя была причина, которая бы заставила его задержаться. Задержаться и забыть о нещадно саднящих легких, а быть может, и собственное имя на недолгих полчаса.

И причиной этой был юный музыкант, сидящий за единственным пустым столом, который в последний раз подкрутил колки гитары. Тщедушный парнишка, слишком молодой, чтобы ждать от него многого на первый взгляд, в мятой рубашке с засохшими пятнами на рукавах. Давно забытый пиджак валялся где-то за стулом… Но стоило ему тихо кашлянуть, как галдящий зал замер. Он в последний раз поднял голову и оглядел публику.

Этот взгляд Николай пропустить не мог.

Он сам не знал, что ожидал там увидеть. Страх перед выступлением, вдохновение творца, мутный призрак алкоголя? Этот парень был на всех афишах города – юный, талантливый, признанный. Но его глаза не выражали ничего.

Потухший взор прошелся по залу. Он не остановился ни на ком конкретном, не ждал оваций и восхищения, не искал одобрения. Глаза были настолько пустыми, что Николаю показалось, будто на него смотрел мертвец.

А потом его пальцы ударили по струнам, и началась настоящая магия. В первое мгновение мелодия резанула слух, но тут же полилась столь плавно и протяжно, что он почти перестал дышать. Не под стать двадцатилетнему мальчишке зазвучал совсем не юный голос, который ураганом ворвался в самую душу. Быть может, она все же была у Николая…

О боги, что этот мальчишка вытворял с гитарой! Будто у деревянного инструмента было собственное сердце, которое стучало в унисон с пальцами музыканта. Целых полчаса ни единый посторонний звук не нарушал мелодичную исповедь, молитву одинокой пары – творца и его гитары. И вместе с пронзительными звуками музыки рвалась на части сама душа бара.

Когда юноша закончил, еще минуту стояла полная тишина, отдавая дань его таланту. А потом зал разорвался и вновь загудел. Впечатленные посетители наперебой подходили к нему, жали руки и предлагали выпить за их счет. Он не отказывался и лишь однажды бросил взгляд на Николая, будто выделил его среди остальной публики. Будто он мог видеть то, что другим не дано, – один творец заметил другого.

Николай бегло оглядел бар – только он и девушка за крайним столом не подошли поздравить музыканта. Она сидела за столом одна, крутя в руках нетронутый бокал вина, и казалась такой лишней в этом дымном заведении.

Получив все полагающиеся почести и рюмки, с целой охапкой дармового пойла вместо цветов музыкант шумно опустился на стул рядом с Николаем. Пока он садился, одна из бутылок выпала из его рук и разбилась об пол. Но он не обратил внимания ни на дребезг стекла, ни на возмущенные вопли.

Пустой, ничего не выражающий взгляд впился в Николая.

– Как тебе моя музыка? – без предисловий начал он. Голос полностью соответствовал глазам – он был слишком стар для такого нежного возраста.

– Ты гений. – Николай постарался ответить спокойно, но восторг, переполнявший его, взял верх. Только сейчас он понял, что никогда раньше не слышал блюз вживую.

– Они, – юноша кивнул в сторону, – тоже так говорят. Джон.

– Ник.

Музыкант откупорил одну из бутылок и махом выпил треть содержимого. После протянул ее в сторону собеседника. Николай из вежливости сделал вид, что глотает, и от одного запаха чуть не задохнулся. Пойло в его руках не сильно уступало в крепости чистому спирту.

– В чем же твой секрет, Джон? Сколько лет тебе понадобилось, чтобы достичь таких высот?

Джон криво улыбнулся краем рта и вновь приложился к бутылке.

– Всегда одни и те же вопросы, – устало произнес он, смачно рыгнув. – Как же, откуда такой талант. Знаешь, Ник, и история в ответ всегда одна. Год назад меня погнал хозяин этого места с невежливой просьбой больше не мучить гитару и уши его посетителей. А сейчас барабанная дробь, ты удивишься. Ответ всегда такой – одна ночь. Хотя… кто еще не слышал эту дурацкую историю. Ты не подошел ко мне после выступления. Ты смотрел по-другому, уж поверь, я знаю. И я надеялся не на такой разговор.

Залпом он осушил бутылку и открыл следующую.

– Хочешь, я еще сыграю? – с неожиданным азартом произнес Джон. – Хочешь, удивлю тебя сильнее? Порву остатки твоего жалкого самообладания.

– Я верю, что ты можешь, – умиротворяюще улыбнулся Николай. – За каким же разговором ты подошел именно ко мне?

– А я не знаю. Что ж, мне знать все на свете! – хохотнул он и тут же стал вновь серьезным, понизил голос, почти прошептал, словно не хотел накликать беду: – Хотелось бы надеяться, что я не знаю всего. В тебе есть что-то, не знаю… Но ты не как они. Поверь, такие, как я, это сразу чуют.

– Такие, как ты?

– Сходившие на перекресток.

– Заключившие сделку. – Конечно, Николай знал эту историю. Знал слишком хорошо, потому что читал о ней прежде, потому что воссоздал сейчас по приказу Марты. И она улыбалась, ждала развязки в предвкушении в доме, занесенном снегом. А он сам вдруг испугался собственной решимости.

Так ли он хотел получить ответы на все вопросы? Не оставить Вселенной тайн, а себе – надежды…

Нет, какая чушь. Ведь он здесь именно за ответом, а не ради бередящей душу музыки. Он поговорит с этим несчастным музыкантом и поймет, что никакой сделки не было, дьявол не поджидает на перекрестке, а желания исполняются лишь старанием, усердием и иногда удачей.

– Да все слышали. Только не верит никто, – пожал плечами музыкант.

– А если я скажу, что верю тебе.

– То соврешь, – рассмеялся Джон. – Ты хочешь проверить. Узнать. И ты боишься. Так сильно, будто от этого зависит все в твоей жизни.

– Ты прав, – неожиданно признался Николай. – Но я не те идиоты, которые спрашивают тебя ради своей выгоды и мечтают повторить твой подвиг.

– А тут верю. Такой, как ты, никогда бы не решился. Но зачем тебе я тогда? В тебе сила, и ее на многое хватает.

– О чем ты?

– Сам знаешь. Удивительно, но когда нет души, видишь мир… трезвее, что ли. Подмечаешь детали.

– И как это, без души?

– А вот это редко спрашивают… Хреново, мужик. – Джон надолго приложился к бутылке. Когда он закончил, пустая тара с размаху полетела об стену. – Бухло уже не жарит, но если выпить очень много, есть смутный шанс его почувствовать. Выпить надо слишком много для живого человека.

Николай молча ждал продолжения. Краем глаза он снова заметил ту же девушку, уже за соседним столом. Она больше не сводила с них настороженный взгляд. Бордовое платье, каштановые волосы аккуратно уложены легкой волной, миловидное личико, совсем не тронутое морщинами. Но вот глаза… Цепкие, холодные, сосредоточенные. Так готовятся к битве, начищая старый меч, а не отдыхают в баре. Сидела она все еще одна и раздраженно отмахивалась от официанта с дармовой выпивкой от соседних столов.

Теперь, когда она села ближе, лицо показалось Николаю смутно знакомым.

– Как тебе описать пустоту внутри, Ник? Представь, что ты знатно пережрал и ничего не помнишь. И на следующее утро выслушиваешь рассказы о ночных похождениях, глупо улыбаешься и оправдываешься, что все это творил не ты. Что алкоголь – это дьявол, он завладел тобой. Ты больше так не будешь. И что тебе жутко стыдно, простите, ребята. Вот только ты все помнишь и давно забыл, что такое стыд. Вот только все, что ты видишь, чувствуешь, – это кромешная пустота. Не рай, не ад, а полное ничто. И боль, которая лавиной заполняет эту пустоту. Боль потери, к ней не привыкнуть. Она есть и нет. Будто ты уже умер, а тело зачем-то продолжает бродить по свету. Желаний больше нет. Они все исполнены, но мне насрать. Поэтому я так хорошо играю. Блюз – это боль, дружище. И гитара рвет чужие души вместо моей…

– И ты знал, что так будет?

– Он предупредил. – Джон надолго замолчал. Пьяный гомон ворвался в их беседу как нечто чуждое и искусственное. – Но представлять и испытывать – совершенно разные вещи, теперь-то я знаю.

Девушка тихо придвинула стул в их сторону. Николай понимал, что она очень хочет слышать разговор целиком, и никак не мог ей помешать.

– Я всегда мечтал играть на гитаре как бог. И обратился за этим к дьяволу. Где-то я свернул не туда, – хмыкнул Джон, допивая вторую бутылку. – Не ищи его, Ник. Не знаю, зачем он тебе так нужен… Но бог покинул эту землю, а дьявол уж очень жесток. Иногда вопросы должны оставаться без ответа.

Но не те вопросы, за которые взялась Марта. Уж она ничего не оставит без ответа.

У Николая был четкий приказ – узнать и попробовать повторить. Да, это его мир, сшитый по его правилам, его руками. И талантливый музыкант, как это ни удивительно, был его творением. Но Николай уже не раз убеждался, что миры оживают по собственным правилам, и всегда – в обе стороны. Творится не только будущее, но и прошлое, а линейность времени вообще слишком сложный вопрос, от которого плыла голова даже у демиурга.

В своем мире Николай не сотворил дьявола, зато создал человека, верящего, что он заключил сделку. Эту веру он и должен был испытать – а Джон говорил так, что не поверить было сложно… Если во Вселенной существовал дьявол, Джон его видел. А значит – мог увидеть и Николай. Осталось лишь узнать ритуал, прийти на перекресток и повторить.

Сложно сказать, сработает ли эта идея Марты. Но в последние месяцы слишком много вещей, казавшихся прежде невозможными, стали обыденностью. И если во Вселенной существовал дьявол – он должен был оценить их тонкую задумку.

В этот момент Джон устало уронил очередную бутылку, рухнул лицом на стол и громко захрапел.

Бокал треснул в руке девушки за соседним столом. Невидящим взглядом она оглядела кровоточащую ладонь и стала медленно доставать осколки, будто они не причиняли ей никакой боли.

Как давно она следует за Джоном в надежде, что однажды он расскажет свою историю до конца? Разочарование на ее лице смешалось с гневом.

И в это мгновение Николай все вспомнил. То самое лицо, которое уже несколько месяцев стояло перед его глазами, стоило хоть на секунду прикрыть веки. То лицо, что отзывалось первой радостью и первой мучительной болью в груди. То лицо, что делало его хоть каплю живым…

Как он мог посметь его забыть?! Она изменилась, она была одета по-другому, она искала иных вещей… Но это все еще была она!

Николай подскочил из-за стола, больше не обращая внимания на Джона. Девушка тоже резко поднялась и почти бегом направилась к выходу.

Она вышла первой, и он выбежал следом. На темной пустынной улице луна подсветила удалявшийся силуэт. Николай бегом нагнал ее и схватил за руку. В темноте у его горла возник нож.

– Пусти, – спокойно произнесла она.

Николай нервно сглотнул. Ощущение холодной стали было в новинку.

– Ты ждешь, когда он расскажет. Когда он выдаст свой секретный рецепт. Зачем? – нервно, скороговоркой прошептал Николай, и собственный голос уже не подчинялся ему.

– Не твое собачье дело!

– Но ты же видишь его! Ты видишь, на что способна такая сделка!

– А ты, я смотрю, проповедником заделался? Так не трудись, наш пастырь каждое воскресенье хулит Джона в церкви.

Стальное лезвие чуть отодвинулось. Но Николай не ослабил хватки, а девушка не убрала нож.

– Ты настроена серьезно, я вижу. Но я должен предупредить, что, если ты решишься, даже я не смогу тебе помочь. Если дьявол существует, если сделки – не шутка и мы можем торговать своей душой…

Испугавшись этой мысли, Николай разжал ладонь.

– Напугал, – она усмехнулась, холодно и снисходительно. – Мне не нужна ничья помощь.

Марта приказала ему дойти до конца, Марта хотела получить ответы. И он с Мартой придумал идеальный план, как заманить в сети самого дьявола… Узнать, есть ли у души ценник. И есть ли душа в тех, кого он создает.

Вот только сейчас Николай хотел согласиться с несчастным музыкантом. Есть вопросы, на которые не стоит получать ответы. И есть цена, которую он не в силах заплатить.

Пусть шанс существования души слишком мал, даже призрачный – он не станет рисковать.

– Это моя ошибка, – прошептал Николай. – И я в силах тебя остановить.

Свет луны погас, стирая из мира серые краски. Пропал бар, исчезла улица, песок под ногами и бордовое платье. Последними в небытии растворились удивленные глаза Каи.

Николай стоял посреди заснеженного леса, по колено утонув в сугробе, и не чувствовал холода. Марта замерла напротив, еле касаясь сугробов сапогами.

– Дурак, почему ты остановил ее? Ты мог узнать ответ на вопрос, терзавший тебя столь долго. Наш план мог сработать, хоть я и не делала бы на него ставки. Не отводи глаз, – равнодушно сказала она, и Николай подчинился. – Ты испугался в последний момент, ты проявил слабость.

– Я не хочу знать ответа, – дрожащим голосом произнес он, не в силах подняться и теперь глядя на нее снизу вверх.

– Где же твое любопытство исследователя? – иронично усмехнулась Марта. – Ты перенимаешь слишком много лишнего от своих созданий. А испуганный демиург – не ценнее карандашного рисунка на листе жеваной бумаги. Приведи себя в порядок.

С этими словами она исчезла, оставив ученика одного посреди леса. Николай закрыл глаза рукой и тяжело выдохнул. Ему хотелось опуститься на свежий снег и замереть на пару столетий…

Страх, который намеренно растила в нем Марта (в этом он уже не сомневался) и который так порицала в его глазах, отступил. Пусть ненадолго и не полностью, замерев в ожидании своего часа на краю сознания, но он дал место безумной надежде. Кая жива. Его Кая снова ожила!

Значит ли это, что душа существует? Что однажды созданное, однажды ожившее не растворится без следа, когда сволочной демиург оборвет очередной неудавшийся мир? Что жизнь – это гораздо большее, чем уроки Марты, чем просто формулы и правила…

Что есть сила, которая могущественнее его и Марты?..

VI.

Дверь распахнулась без стука, и Николай вздрогнул. Он боялся этой встречи, все три дня в одиночестве шарахался от собственной тени. Не оставался без света даже по ночам, пытался отвлечься книгами. Чуть ли не детскими сказками, где добро всегда побеждало зло, цель была очевидна и неизменное «долго и счастливо» непременно появлялось в конце. Не помогало ничего.

Он так и не понял, узнала ли она Каю. Поняла ли, почему он испугался идти до конца… Но надеяться, что Марта просто продолжит их уроки, он перестал еще в первый день, когда наставница не пришла.

Она хотела, чтобы ученик, оставшись в одиночестве, в большей мере ощутил свой провал? Чтобы испугался в ожидании неизбежного наказания? Что ж, план Марты прекрасно работал.

Но в то же время Николай ни о чем не жалел. И если бы ему вновь предоставилась возможность защитить Каю или любого другого человека, которого он создал, – он бы, не задумываясь, сделал это снова. Ведь разве настоящая жизнь не стоит всего на свете?

Марта застыла на пороге. Под ее серым взглядом Николай так и остался сидеть в кресле, сжимая в руках книгу, словно она могла послужить щитом от гнева наставницы. Подняться и поприветствовать гостью он не решился.

– Я знаю, что нам нужно сделать, Николай. – Ее тон был ровным и спокойным, как всегда. Во взгляде скользила легкая отстраненность, но внутри все похолодело.

Именно эта отстраненная нота добила Николая окончательно – Марта придумала наказание.

Он молчал, не в силах даже шелохнуться.

– Делай новый мир. Я покажу тебе, кто ты есть на самом деле. Демиургу непозволительны иллюзии, в особенности о себе самом.

Когда Николай закончил творить мир, порыв ветра из открытой настежь двери погасил пламя камина. Свет потух, а за ним и весь дом, все мысли и воспоминания Николая поглотила тьма.

«Галактика»

– Уважаемые пассажиры, пристегните ремни. Корабль «Галактика» покидает атмосферу Земли. Через полчаса будет подан ланч. Потом откроется «Видовая», и вы сможете наблюдать солнечные вспышки с безопасного расстояния. Экипаж корабля желает вам приятного полета.

Николай плотно затянул ремень вокруг талии и зажмурился. Сколько раз ни летай, а этот неприятный душок страха за ребрами никуда не девается. Он даже не застал те времена, когда межпланетные перелеты были опасны, но кровь бурлила каждый раз, стоило оторваться от Земли. Можно читать успокаивающие мантры, закидывать в себя таблетки или ненавистный алкоголь (чего он только не перепробовал) – не помогало. Даже сильнейшее снотворное, как по волшебству, выветривалось.

Учитывая, что по работе Николай регулярно курсировал между Землей-1 и Землей-2, свой страх он ощущал сродни проклятью. Кто бы мог подумать, что должность обычного аудитора будет предполагать эти ужасные перелеты! Стоило уйти в аспирантуру, куда так зазывал научный руководитель, а не радостно хвататься за престижное место…

Своего руководителя он вспоминал каждый раз при виде трапа. Его и огромную институтскую библиотеку, так пряно пахнущую старыми книгами и умиротворением. Свернул ли он не туда?

На Земле, что на первой, что на второй, эти мысли его не посещали. Непыльное место и хорошая зарплата давали много преимуществ. Но только не здесь, наверху, где все равны.

Корабль слегка дернулся, проходя плотные слои атмосферы. Николай стиснул подлокотники так сильно, что костяшки побелели. Стало почти больно, но и этот ход перестал отвлекать.

Боги, как же страшно…

– Можете отстегнуть ремни, мы покинули атмосферу Земли-1, – бодро отрапортовала стюардесса.

И как же глупо бояться таких мелочей. Как чувствовать первобытный ужас в освещенной электричеством пещере – с проложенными туристическими тропами, бесчисленными мерами защиты и улыбающимся гидом.

Но сколько себя ни ругай… Ай, ладно.

– Не желаете напитки? – Молодой стюард в форменном синем костюме с тележкой застыл в широком проходе напротив кресла. Николай вымученно улыбнулся в ответ и кивнул на бокал с водой. Взять его в руки он не рискнул – не хотелось убеждаться, что они все еще дрожат.

Стюард медленно опустил бокал на столик и тоже улыбнулся в ответ. Будто ободряюще. Но в его плавном движении было слишком много медлительности. Так бы двигался сам Николай, если бы пришлось скрывать эту проклятую дрожь.

Коллега по несчастью.

– Спасибо, – вежливо прошептал он.

Другие пассажиры уже отстегнули ремни и разбредались по огромному кораблю. Впереди было многочасовое путешествие по пустынному космосу, и единственным развлечением извне были короткие вспышки на Солнце, когда «Галактика» будет проходить максимально близко к нему. Многие брали билеты на рейс только ради них.

Но корабль предоставлял массу других развлечений. Игральные залы, кинотеатры живого присутствия, огромная оранжерея вечнозеленых растений, бесчисленные рестораны с кухней на любой вкус.

Обычно Николай не сходил с места весь полет. В космосе страх был не так силен, но неприятное сосущее чувство внутри не желало проходить. Еда вызывала отвращение, а перебить тревожность получалось лишь книгой. И будь то новый роман или новый отчет с предприятия, только печатные буквы и спасали.

Но сегодня день был проклят с самого утра. Ему снилась бывшая девушка, ушедшая полгода назад без объяснений. Из-за нее он проспал, так и не услышав звон будильника. И чуть не пропустил рейс, куда и так не хотел являться.

В отсеке с его креслом пахло лавандой. Цветок был красивый, да и аллергию он давно вылечил, но неприятные воспоминания остались.

Еще во время посадки он уронил очки. Дужка треснула и теперь болезненно натирала, особенно если склониться над книгой.

А на Земле-2 его ждал начальник, недовольный результатами последней проверки. Испортить полет сильнее было уже невозможно.

Поэтому он поднялся и отправился вместе с потоком пассажиров в «Видовую» – отсек с огромным иллюминатором – впервые посмотреть на эти вспышки. Ноги все еще плохо гнулись, пальцы подрагивали, а стакан воды остался нетронутым.

Напоследок он оглянулся на стюарда, заканчивающего обходить кресла. Довольно высокий парень с короткими русыми волосами и такими пронзительными серыми глазами показался знакомым. Тот развернулся и снова ободряюще улыбнулся Николаю. Нет, все же показалось.

Он заставил ноги идти. Один раз, всего один раз он посмотрит на Солнце и больше никогда не покинет кресло в полете. Или уволится сразу по возвращении домой.

Как выглядит «Видовая», Николай знал. Прежде чем выбрать «Галактику» своим постоянным перевозчиком, он посмотрел около десятка документалок о ней. О строительстве, первых миссиях, современных модификациях. Не пропустил даже рекламу, где особое место уделялось именно этому отсеку. Самый надежный и комфортабельный корабль столетия – ни единой аварии за все время эксплуатации. Единственный туристический лайнер, проходящий без вреда так близко от Солнца.

В ожидании люди рассаживались на мягких пуфах – единственной мебели в «Видовой». Несколько пар, трогательно держащихся за руки, уселись у самого иллюминатора, занимавшего всю стену. Одна из молодых женщин была на последних месяцах, и муж нежно поправил ее подушку. Еще несколько десятков людей, болтающих и праздно шатающихся по отсеку, на которых Николай даже не взглянул.

Он застыл напротив разъезжающихся створок иллюминатора. Напротив кромешной пустоты космоса и пока далекой яркой вспышки – Солнца. Застыл, поразившись собственной глупости, слепоте и прочим порокам, которые рождает слишком комфортное кресло.

Заиграла тихая музыка без слов, разговоры перешли в почтительный шепот. Все меркло перед величием Вселенной. Ни один рекламный ролик, ни один монитор не способен это передать. Лишь увидеть вживую, почти прикоснуться к одной из величайших тайн мироздания…

Даже страх отступил. Николай впервые задумался, что привычное с детства светило, которое он так часто рисовал на полях школьной тетради, – это не милый желтый кружочек с глазками и улыбкой, а огромный термоядерный взрыв прямо над его головой. Он смотрел и силился в это поверить.

Солнце неумолимо приближалось, стекло иллюминатора темнело сильнее. И вот уже других звезд было не разобрать в царящем полумраке, а единственная близкая окрасилась в темно-красный свет, заслоненная фильтрами. Кажется, прошел целый час, как он застыл на этом месте. Или уже два?

Прямо перед ним невесомые оранжевые потоки заворачивались в смертоносные круги, вились спиралями, танцевали в одном им знакомом ритме… Величие звезды и ничтожность человеческого века на ее фоне поглощали.

Он не слышал музыки, не видел людей вокруг. Только красно-оранжевый танец впереди, только замирающее сердце, что рвалось объять необъятное, проникнуть в каждый миг великого замысла. Огромный взрыв – твердил он себе, не в силах принять такой поворот реальности. И, ощущая новую накатившую слабость, слегка пошатывался.

Солнце бурлило, кипело и жило собственной жизнью. Солнце существовало миллионы лет и совершенно не подозревало о маленькой точке – корабле «Галактика», – пролетающей так близко к нему.

Когда оно снова отдалилось, Николай заметил стюарда, в таком же немом восторге застывшего неподалеку. Его опустевшая тележка откатилась, но парень не замечал этого. Ни единый мускул на лице не выдавал его волнения, но в этом море спокойствия Николай чувствовал бешеное бурление внутри.

Он сам еще не понял, как относится к новому опыту. Прежней жизни уже не будет… Ради такого стоило оторваться от Земли. Отбросить старые страхи, будто они – ненужная маска, а не твое собственное «я».

И пол ушел из-под ног. Сильнейший толчок тряхнул корабль.

Тележка врезалась в стекло, неприятно лязгнула по ушам разбившейся посудой.

Тут же погас свет, и еще более противный писк раздался из всех динамиков разом. Мигающие желтые лампы больно резанули по глазам, привыкшим к полумраку.

И отсек потонул в панических криках.

– Разгерметизация, – холодно объявил металлический голос, перекрыв писк сирен. – Внимание пассажирам, следуйте командам экипажа и пройдите к спасательным шлюпкам.

Этот день был проклят с самого утра…

Двери, ведущие в пассажирский отсек, а самое главное – к челнокам, были плотно закрыты. В первой волне ужаса люди бились о метровую свинцовую преграду, не чувствуя боли. За ней было спасение, и инстинкты не позволяли остановиться.

Николай тоже бился, не помня себя от страха. Он толкался в этой орущей куче у выхода. Тоже что-то кричал, кого-то бил и чуть не сломал руку о бесчувственный свинец.

Выбежать, вырваться, выжить. Дышать, дышать… Кажется, он плакал. В какофонии было не разобрать. Пронзительно кричали чьи-то дети, завывали женщины и долбились в дверь без устали. И без результата.

Бардак вокруг и в голове продолжался, пока чья-то сильная рука не выдернула Николая из толпы. По инерции он еще рвался вперед, но стальная хватка удерживала его на месте.

А потом он напоролся на серые глаза стюарда. И как-то разом сник.

Стюард кивнул, удостоверившись, и снова полез в толпу. Он выдернул еще кого-то, плеснул стаканом холодной воды в лицо слишком громко орущей девушке. Рядом с ним еще несколько мужчин занимались тем же самым.

Паника – первый враг спасения.

– Пассажиры! – в который раз закричал капитан «Галактики», замерший в стороне от общей кучи. Он пытался сохранять спокойствие, но лицо выдавало его с потрохами. Одно дело – лекции по аварийным ситуациям, и совершенно другое – реальная жизнь, где авария была исключена. – Прошу, успокойтесь!

Николай судорожно огляделся. Вокруг, в запертом отсеке, не было никого из экипажа. Кроме несчастного капитана и стюарда.

Значит, нас скоро выпустят и проводят к шлюпкам – подумал он, делая длинные долгие вдохи. Желтые аварийные лампы перестали мигать. Руки Николай засунул в карманы, будто отстраняясь от толпы. Тусклый, тревожный свет замер, отражаясь на испуганных лицах. Безумная долбежка в двери прекращалась.

Экипаж не оставит пассажиров в беде. Ни пассажиров, ни капитана. Ведь шлюпки целы?

Больше ни о чем, кроме спасительных челноков, думать не получалось. И медленные, размеренные вдохи занимали все пространство.

Капитан наконец взял себя в руки и начал что-то говорить.

Николай не мог разобрать его речь. Звуки звонко и четко разносились по отсеку, но не складывались в слова.

Солнце… Где-то там было огромное Солнце. Которое точно проживет дольше, чем он.

Рядом кто-то снова испуганно вскрикнул. Кажется, беременная женщина. Дернулась в объятия мужа, спасаясь от страшных новостей.

Бомба. Это слово он разобрал первым. И почему-то стал думать, а что звучит в космосе хуже – бомба или разгерметизация? Получалось одинаково плохо и трагично.

Как-то слишком трагично. Умирать не хотелось.

Николай титаническим усилием воли вернул себя в мир или мир в себя. Но речь капитана он начал понимать.

Нервно теребя фуражку, капитан стоял у сенсорного терминала и нажимал одну и ту же кнопку. Картина на экране не менялась.

– …сбой системы, – вещал он. – Мы не могли остаться последним выжившим отсеком. Тогда бы не сработала система герметизации дверей. Значит, это обычный сбой. Пострадало не больше одного отсека.

Он говорил уже вполне уверенно. «Галактика» – непотопляемый корабль. Ни единого сбоя за сто пятьдесят лет. Совершенная защита, дублирующие двигатели, отлаженная работа даже при потере отсека или двух. И конечно, достаточное количество спасательных шлюпок рядом. Прямо за этой свинцовой стеной. И намертво закрытой дверью.

– Рубка, прием! – неожиданно громко гаркнул капитан в рацию. – Прием! Доложите ситуацию!

На том конце была зловещая тишина… На момент полета вблизи от Солнца в рубке находился почти весь экипаж. Техники, пилоты, инженеры. Все, кто досконально знал устройство корабля и мог действовать в аварийной ситуации, молчали.

Бомба… Опять это гадкое слово всплыло в сознании Николая. Пульс продолжал зашкаливать, но относительная ясность вернулась.

Недавно он уже видел бумаги по устройству похожего корабля. Его фирма проводила аудит компании «Космотранс» – ближайших, но менее успешных конкурентов «Галактики». Их корабли были столь же надежными, но вот бухгалтерские отчеты не сходились.

Ошибку заметил Николай и поэтому летел сейчас в этом проклятом корабле – на разнос к начальству. За «Космотранс» давили с верхов.

Устройство корабля… В передней части на первом уровне – рубка управления, каюты экипажа. На втором и третьем – все технические зоны, генератор кислорода и прочие системы жизнеобеспечения. Прямо над рубкой. Если бомба была там…

– Двери открываются с рубки и с дублирующей панели на втором уровне. Даже если система генерации кислорода неисправна, у нас в запасе достаточно времени, чтобы добраться до панели и открыть двери. Система вентиляции соединяет переходами почти всю станцию, и люки на ней открываются вручную…

– А если за этой дверью уже нет отсека? И шлюпок… – в повисшей тишине протянул тонкий женский голосок. Четыре десятка человек, застрявших в «Видовой», напряженно смотрели на капитана.

– Тогда и нас с вами уже бы не было, – жестко и безапелляционно отрезал он.

– То есть мы залезаем в вентиляцию и попадаем в наш отсек с челноками? – Мужской голос из другого конца «Видовой», уверенный, спокойный. Он был одним из тех, кто первый начал растаскивать толпу.

– Нет. Система корабля дала сбой и закрыла абсолютно все двери, к спасательным капсулам тоже. Нам нужно добраться до панели или до самой рубки. На остальных уровнях остались люди, их тоже нужно направить сюда.

Капитан снова гаркнул в рацию, но с той стороны по-прежнему была тишина. Кто-то опять всхлипнул.

– Ма-а-ам, а когда мы прилетим домой? – Тихий детский шепот разнесся эхом по утихшему отсеку. Мать обняла ребенка и зашептала в ответ еле слышно что-то утешительное и лживое.

– Достаточно двоих, – сказал капитан и первым шагнул к люку в потолке. – Кто-нибудь сможет меня подсадить?

– Вы должны остаться с людьми. – Рука стюарда опустилась на плечо капитана. – Я пойду. Я хорошо знаю этот корабль, буду у панели через десять минут.

– Да, – почему-то рассеянно кивнул капитан в ответ. И облегченно выдохнул.

– Я тоже готов пойти. – Темноволосый мужчина аккуратно расцепил руки беременной жены, судорожно сжимавшие его. В глаза ей он посмотреть не рискнул.

«Ему есть что защищать, – подумал Николай. Всем, всем нам очень хочется жить…»

Если бы только он не привязался к той ошибке в отчете. Если бы он только знал, как далеко могут зайти люди в борьбе за деньги!

Бомба. Конечно. Крушение «Галактики» навсегда изменит ситуацию на рынке. И жизни несчастной сотни пассажиров и экипажа, видимо, стоят дешевле.

Он обо всем догадался. Почему компания настояла именно на этом рейсе, хотя официальный вылет с повторной проверкой предполагался только через месяц. Почему начальство так давило. И почему в пассажирском отсеке так сильно пахло лавандой. Новый запах дурманил и усыплял. И был единственным новшеством на корабле. Огромный ароматизатор, способный поддерживать цветочное благоухание по всем отсекам, располагался в технической зоне.

Ведь сумма, предложенная ему в черном конверте, была выше всяческих представлений о приличии. А он, дурак, отказался.

Надежная система «Галактики» дала сбой – и никто не расскажет о бомбе, если никто не выживет… Убить двух зайцев одним махом – корабль и слишком принципиального аудитора.

Он должен вызваться вторым. Это его ошибка. Не этот мужчина, которого так нежно обнимает жена, а он. Его никто не обнимает и не ждет.

Должен, должен, должен. Вот и руки снова задрожали. Так хочется жить, несмотря ни на что!

– Будем тянуть жребий, – веско сказал капитан и сразу осадил подпрыгнувшую девчушку лет шестнадцати. – Только мужчины.

День был проклят с самого утра. Или с того дня, как он впервые переступил порог «Космотранса».

Николай с трудом сдерживал очередную судорогу, когда тянулся за своей палочкой. Конечно, той самой.

Он бросил долгий взгляд на стюарда, в ожидании застывшего у люка. Тот снова ободряюще улыбнулся. Будто это сейчас могло помочь.

– Система дала сбой, – наверно, в сотый раз повторил капитан, но сейчас он добавил, совсем тихо: – Возможно.

Они стояли в отдалении от остальных людей, жавшихся друг к другу, как замерзшие пичуги. Хотя в отсеке действительно похолодало. Николай нацепил свитер, которым благодарно поделился предыдущий доброволец. Стюард застегнул форменную синюю куртку под самое горло. За пределами «Видовой» будет гораздо холоднее. Даже вблизи от Солнца космос мог убить холодом буквально за минуту.

– Неясно, сколько отсеков пострадали. Каждый раз, проходя в следующую часть вентиляции, вы должны герметизировать двери за собой.

Стюард кивнул, сосредоточенно сведя брови на переносице, а Николай почувствовал, как ледяная капля пота скатилась по спине. За каждым новым люком их мог ждать провал… Так сильно он не боялся с самого детства.

– Связь будем держать по передатчику. – Он протянул небольшую рацию. – У вас не больше часа.

– А что будет через час? – одними губами спросил Николай.

– В отсеке кончится воздух. Возможно, «Галактика» сдетонирует.

Чего-то в этом духе ожидал Николай с самого первого раза, как оторвался от Земли.

Капитан сжал их плечи и кивнул. Подходящих слов уже не находилось. Они рисковали не больше, чем все остальные пассажиры. Вернее, не меньше – если случится провал, то один на всех.

С противным скрипом люк сдвинулся в сторону под усилием стюарда. Николай, как в тумане, чувствовал чужие руки, пропихивающие его вверх, навстречу неизвестности. Перед ним были кеды на тонкой подошве и узкий лаз, пробраться по которому можно было лишь ползком. Металлические стены, эхом разносившие каждый шорох.

Сзади с тем же скрипом вновь закрылся люк. Все остальные звуки отрезало, теперь только они двое и сбившееся дыхание.

– Полезем по перекрытиям между уровнями. Прямо над нами оранжерея, потом кинозал. А правее будет техническая зона, где находится панель, – негромко произнес стюард и двинулся вперед. – Кстати, я Ворс.

Какое странное имя.

– Николай. – Собственный голос звучал жалко и слабо. Поэтому он кашлянул, для вида прочищая горло. – Ворс, а зачем нужны два человека? Панель не запустить в одиночку?

– Чтобы хоть один смог до нее добраться, – глухо ответил стюард. – Если остальные отсеки разнесло… В технической зоне есть скафандры. И тогда мне понадобится помощь.

– Но я никогда… – Николай ошарашенно замер.

Ворс обернулся, насколько позволял узкий лаз. В его пронзительных серых глазах не было и капли страха. Или он прекрасно владел собой.

– Не переживай, в космос пойду только я, помощь понадобится на корабле, чтобы я смог вернуться.

Через несколько метров они уткнулись в первый люк. Стюард приложил к нему руку и надолго замер. Но Николай не выдержал в давящей тишине и минуты.

– Что ты делаешь?

– Вентиляционные туннели укрыты мощным теплоизолятором, как и отсеки. Но сами люки в переходах, как правило, – просто кусок металла. Если впереди ничего нет, металл быстро остынет. Я почувствую разницу температур.

– Вот же черт…

Желание уползти назад, укрыться, вернуться в «Видовую» стало невыносимым. Николай впервые кожей ощутил, насколько близко к смерти он находится.

Когда взорвалась бомба, его накрыла волна паники. Она лишала рассудка и здравого смысла, превратив умного человека в беспорядочно мечущееся животное. Тогда смерть ощущалась инстинктами, это было совсем другое. Общее, массовое, бессознательное. Он выжил, вокруг были другие люди и призрачный шанс на спасение.

А сейчас он в полностью ясном сознании. И понимал, прочувствовал на всех уровнях забившегося в пятки разума, что конец может наступить сразу, как только откроется люк. Этот или следующий, уже неважно. Как он мог добровольно залезть сюда? О чем только думал, когда соглашался?

Отказаться от жребия, от выбранной случайно судьбы – и никто бы не смог запихать его сюда насильно.

Началась клаустрофобия, стены давили и лишали воздуха, которого еще должно быть в избытке.

– Ворс, – прошептал он. – Мне страшно.

– Я не открою люк, если за ним нет кислорода. Мы найдем другой путь, – успокаивающе прошептал стюард. – Я почувствую.

– Я не хочу умирать. – В тихом голосе прорезались легкие истеричные нотки.

– И я не хочу, – улыбнулся Ворс. Он не оборачивался, но эту улыбку Николай услышал в словах. – Мы уже в заднице, давай попробуем выжить. Холода нет, я открываю.

Николай зажмурился. Говорят, в такие моменты перед глазами проносится вся жизнь. Кто бы знал, что это бессовестная ложь! Даже с закрытыми глазами он снова видел металлические стены, зажавшие его в узкой коробке между уровнями. В бесконечном холодном космосе, в полуразрушенном корабле. Рядом с беспощадным солнцем и мертвой тишиной пустоты.

Рычаг дернулся, и новый лаз открылся. Ворс был прав. И капитан был прав – система дала сбой. Какая-то часть корабля выжила, возможно – большая часть.

Николай шумно выдохнул и распахнул глаза. Перед мысленным взором продолжало висеть огромное, темно-красное бурлящее солнце. Но здесь он его больше не видел.

Ворс уже бодро полз вперед.

– Под нами оранжерея. И в следующем туннеле есть люк вниз. Мы можем спуститься и часть пути пройти по ней.

Скачать книгу