Двойняшки для Медведя бесплатное чтение

Пролог

Кто сказал, что дети это мило?

Я мрачно созерцал сопящую парочку, раскинувшуюся на диване в моём кабинете и занявшую добрую половину оного. И медленно, но верно приходил к мысли, что авторы этого заявления безбожно кривили душой. Или не познали все прелести отцовства.

Или сидели на транквилизаторах. Потому что, другого варианта для того, чтобы в здравом уме и твёрдой памяти ляпнуть такую ху… Фигню! Да точно, фигню. Так вот, другой причины для этого, я так и не нашёл. А ведь как хорошо всё начиналось-то, а…

— Шеф, а шеф… А ты в курсе, что крепостное право у нас всё-таки отменили? Нет, я понимаю, что тебя, как любителя угнетать и властвовать это безмерно огорчает, но… Ой… А это… Это что?

Я вздохнул, почесав подбородок. Потом вздохнул ещё раз, продолжая разглядывать спящих оккупантов и злостных завоевателей казённого имущества. Упитанных таких, розовощёких, укутанных в какую-то пушистую фигню. И, не выдержав, буркнул, скрестив руки на груди:

— Что, что… Не видишь, что ли? Дети это!

— Ага… — с умным видом кивнула моя неизменная головная боль… В смысле, моя личная помощница. Чтобы чуть помолчать и деловито уточнить. — А чьи?

— Зеленцова…

И вот, вроде бы, сказал проникновенно так, с намёком. И посмотрел на эту пигалицу полным осуждения и невысказанного предупреждения взглядом. Даже брови — и те к переносице свёл, показательно хмурясь. Но кто бы сомневался, что конкретно на этого моего сотрудника вид гневного шефа не произведёт ровным счётом никакого впечатления.

Иммунитет у неё, что ли?

— Да года полтора уже как Ильина, — беспечно отмахнулась от меня эта зараза. И нагло проигнорировав моё недовольство, устроилась рядом со мной на краю стола. — И всё же… Кто оставил таких очаровашек на попечение злому медведю-шатуну? Только не говори, что это твои, Потапов. Не по-ве-рю.

— Почему это?!

— Потому что ты и дети не совместимы, — резонно откликнулась Зелен… Тьфу ты, Ильина. И мне даже возразить было нечего.

Потому что да, к детям я относился очень и очень настороженно, если не сказать хуже. И искренне надеялся, что такая проблема как отцовство не настигнет меня ещё лет пять. В идеале — десять, а ещё лучше — никогда. Вот только…

— Да я тоже так думал, — вздохнув в который раз за это время, я провёл пальцами по волосам, безбожно их растрепав. И доверительно сообщил, наклонившись к уху своей помощницы. — Пока их свидетельства о рождении не увидел, ага.

Наверное, в первые в жизни, я умудрился поставить её в тупик. И даже гордился собой, пока Лёля, беззастенчиво открыв рот, пялилась очумелым взглядом то на меня, то на спящих детей. Целую минуту стоял, смотрел на дело рук своих и гордился. А потом всё, Лёля пришла в себя и, усилием воли поставив челюсть на место, возмущённо фыркнула:

— М-да… По ходу, десятилетний план по твоему завоеванию у нашей бравой бухгалтерии всё-таки не сработает. А какие были планы, какие мечты…

— Какой ещё план? — я сощурился, мгновенно напрягшись. — Зеленцова, а ты мне ничего рассказать не хочешь, нет?

— Ильина, — привычно поправила меня Оля. И невинно хлопнула глазами, безмятежно улыбнувшись. — И нет, не хочу. Зато о-о-очень хочу знать, как ты умудрился стать отцом. И когда. А самое главное… Кто та ненормальная, что согласилась стать твоей женой?!

— Лёля…

— Нет, ну серьёзно, Потапов. Тут чтобы с тобой работать надо иметь железные нервы, а уж чтоб детей от тебя рожать…

— Лёля, — я отчётливо скрипнул зубами, сжав пальцы в кулаки и искренне, горячо уговаривая себя держаться. Не реагировать. Не принимать близко к сердцу. Это же Зелен…

Тьфу ты! Это же Ильина! Метр семьдесят проблем и никакого представления о тактичности и вежливости. И материнство в комплекте с замужеством так и не смогли исправить этот её недостаток. Я же прекрасно знаю, на что она способна и давно уже отрастил себе броню, клыки и когти, чтобы суметь работать с ней пять дней в неделю с восьми до пяти, без маниакального желания прибить пигалицу не сходя с места! Я же…

— Нет, ну, может она не знает ещё, какое чудовище прячется под маской доброго, плюшевого мишки, но…

Что я там говорил про аутотренинг, после первой недели знакомства с Лёлей? Что он херня? Так вот, подтверждаю — херня этот ваш аутотренинг, полнейшая. Потому что вместо того, чтобы шикнуть на обнаглевшую помощницу, я глубоко вздохнул и привычно, хорошо поставленным голосам рявкнул, врезав кулаком по столу:

— Лёля, блин!

Повисшую в кабинете мгновенную тишину я счёл за ману небесную. Правда, наслаждался я ею, как и обиженным сопением Ольги, ровно пару секунд. А потом на весь этаж грянул дружный, слаженный детский вопль:

— Уа-а-а-а!

Да блин, ну как же хорошо всё начиналось-то…

Глава 1

Максим Потапов

— Лёля, блин! Почему они орут?! — я растерянно переводил взгляд с одного сморщенного личика на другое. И старательно пытался игнорировать растущую панику. Получалось…

Да никак, блин. Я на совете акционеров и то чувствовал себя не так отвратительно беспомощным, как один на один с этими малолетними террористами в цветастых ползунках. И вот что им надо-то, а?!

— Понятия не имею, — невозмутимо откликнулась моя помощница. И принялась медленно, демонстративно перелистывать свой неизменный ежедневник. Стоически проигнорировав и мой убийственный взгляд, и очередной громогласный пассаж с дивана.

От этого тонкого и протяжного «Уа-а-а!» дрогнуло даже моё чёрствое сердце, а Лёля и ухом не повела. И я не выдержал.

Подойдя к надрывно плачущим детям, я взял на вытянутых руках одного из малышей и, развернувшись, протянул его Ольге, заявив:

— Лёля, ну ты же мать!

Нет, ну от изучения ежедневника я её всё-таки оторвал. Зелен… Тьфу ты, Ильина! Так вот, Ильина отложила свою чёртову книжицу в сторону, подняла на меня совершенно безмятежный, полный снисходительного сочувствия взгляд и скрестила руки на груди, выдав:

— Железячная логика, Потапов. Я знаю, почему может орать мой сын, а это — твои дети. И тебе, знаешь ли, в этой ситуации виднее!

И чуть помолчав, Лёля обогнула меня по дуге, подойдя к дивану и взяв на руки второго малыша. Чтобы аккуратно покачать его, выдав ехидно:

— Ну, чего молчим, Максим Андреевич? Выдвигай предположения! В конце концов… Ты же теперь отец, Потапов!

— Да я их первый раз в жизни вижу! — справедливо возмутился я. И чудом успел подхватить сползающее с рук дитё под попу, прижимая к своей груди. Малёк тихо угукнул и тут же обслюнявил ворот моей рубашки.

— А, то есть в процессе их зачатия ты тоже не участвовал?

В ответ на моё возмущённое сопение, Лёля тихо прыснула, осторожно пробегая пальчиками по пузу другого киндер-сюрприза. Тот тихо хихикнул и радостно загулил, хлопая в ладошки. И Ольга умильно вздохнула, потёршись носом о светлый пушок на голове ребёнка:

— Ути боже, какая милота… Так сразу и не скажешь, что папа твой офисный феодал, что держит своих крепостных в чёрном духе и теле…

— Лё-ё-ля…

— Вот слышишь, слышишь? Эти жуткие металлические нотки… А это выражение лица «Я царь этого офиса, падай ниц холоп!»? Жуткая же жуть! Правда, мой хороший?

— Лёля!

Я аж зубами скрипнул от жгучей обиды пополам со здоровым желанием отомстить. Вот только даже придумать ничего не успел, как сидящий на моих руках киндер тихо икнул, заёрзав на месте. А затем по кабинету поплыл он.

Непередаваемый, ни с чем несравнимый аромат, от которого только что глаза слезиться не начали. Пока что не начали.

— Это… — я зажал нос свободной рукой, недоверчиво покосившись на активно возившегося ребёнка. — Это что?

— Аромат горной фиалки, — выдала Лёля с самым серьёзным видом. И добавила, насмешливо фыркнув. — Специально для тебя из Альп доставили, контрабандой в памперсах провезли.

— А?! — я уставился на неё, как на восьмое чудо света, не меньше.

— Боже, Потапов, не тормози! — закатив глаза, эта страшная женщина уложила свою ношу на диван и принялась стягивать с дрыгающего ногами малыша одежду. — Памперс им этот менять пора! И подмыть не помешает. И переодеть. И… Покормить, скорее всего. И…

Тут она, наконец-то, соизволила на меня посмотреть. И видимо что-то такое было на моём лице, что Лёля, задумчиво почесав бровь, полезла за своим телефон. Тихо пробормотав себе под нос, пока набирала номер и ждала ответа:

— По ходу пока ты отвиснешь, дети вырасти, окончить школу и жениться успеют, угу… Ильин? Сидишь? Нет? Сядь. Ага, и успокойся. И не нервничай. Да ну чего-то рычишь-то, а? Нормально всё. Зачем звоню? Ну… У нас тут с Потаповым двойня, получилась, прикинь? Как чего двойня? Детей, идиот! А… Ильин?! Эй!

Я подавил трусливый и совершенно несвойственный мне порыв подойти к стене и хорошенько приложиться об неё головой. А Лёля лишь удивлённо уставилась на погасший экран телефона. И растерянно протянула, переведя на меня озадаченный взгляд:

— Слушай, а он трубку бросил. Впервые. С чего бы это, а?

— Действительно, с чего?

Сарказма в моем голосе было — хоть ложкой ешь. Потому что в отличие от Зелен… Ильиной, в смысле. Так вот, в отличие от Ильиной я примерно представлял, почему её дорогой и очень ревнивый муж бросил трубку. И уже «предвкушал» его явление в наш офис. Да твою ж мать, ну всё же так хорошо начиналось, а!

Ребёнок на моих руках радостно «угукнул» и вновь принялся слюнявить несчастный ворот рубашки. Вот уж кого-кого, а его мои проблемы интересовали в самую последнюю очередь. И ведь Ильин (особенно злой Ильин!) это не детский подгузник.

Это куда, млять, серьёзнее! Его так просто, увы, не проигнорируешь.

— Потапов, даже не думай, — Лёля подозрительно сощурилась, погрозив мне кулаком и успев поймать свою порцию детского счастья до того, как она свалилась с дивана.

Уложила барахтающегося малыша подальше от края и вновь уставилась на меня пристальным взглядом. После чего медленно так, по слогам повторила:

— Даже. Не. Думай.

— О чём это? — решил уточнить я на всякий случай, подхватив притихшего ребёнка другой рукой. Потому что думал я много и вообще ни разу не цензурно. И только наличие детских ушей удерживало меня от того, чтобы начать думать вслух.

Мелкий завозился, устраиваясь поудобнее на моём плече и заинтересованно уставился на меня большими, светлыми глазами. Так внимательно, что я даже слегка занервничал, переживая очередную волну аромата тех самых «горных», мать их, фиалок.

Да, не морозная эта свежесть и даже не «морской бриз». Одно радует, это оказалось вовсе не так страшно, как все эти дамочки, со шлейфом своих псевдо дорогих духов. Удушливый, липкий приторно-сладкий запах годился разве что в качестве химического оружия или отравы для тараканов. И вызывал только одно, непреодолимое желание — отправить его обладательницу в душ!

Пока в помещении оставалась хоть какая-то капля кислорода, блин.

— О том, куда ты спрячешь мой труп, конечно же. И не делай такое невинное лицо, не поверю, — состроив рожицу притихшему малышу, Лёля непринуждённо добавила, насмешливо на меня поглядывая. — У тебя жажда моей смерти на лице крупными такими, матерными буквами сияет.

— И ты искренне думаешь, что у меня нет причин для этого? Ты…

Тут мне пришлось прервать свою намечавшуюся гневную отповедь. Потому что меня наградили уже вторым слюнявым укусом в плечо. Видимо для симметрии. А потом этот маленький террорист на моих руках завозился, потянул ко мне свои пухлые ладошки и…

Взял в плен моё бородатое лицо. И принялся с наслаждением щипать кожу, тянуть на себя отросшую щетину и вообще, творил всякое непотребство. С довольной улыбкой и тихим, счастливым бульканьем. Твою ж…

Маму-анархию!

— Эй! А тебе обязательно это делать?

Я дёрнул подбородком, хмуро уставившись на довольно хихикающего малыша. В ответ мне двинули в челюсть и цапнули пальцами кончик носа, тут же потянув его на себя. Я пыхтел, чертыхался и честно пытался держать язык за зубами, но не смог.

Раздражённо мотнув головой, я тихо рявкнул:

— Да отпусти ты меня, а?!

К моему удивлению, это сработало. И я даже порадовался этому, первые секунд тридцать. Пока малыш молча пялился на меня круглыми глазками, хмуря тонкие светлые бровки. А потом этот киндер-сюрприз хныкнул. Раз, другой, третий.

И зашёлся в полноценном, яростном рёве, размахивая руками и пытаясь вывернуться из моей хватки. Второй подарочек, посмотрев на это представление, тут же решил его поддержать и разорался следом. Да так отчаянно и требовательно, что где-то в груди шевельнулось что-то похожее на совесть.

Шевельнулось и тут же умолкло под гнётом нарастающего раздражение. Я держался, я честно держался. Я терпел всю абсурдность этой ситуации так долго, как только мог! Но, мля…

Даже у моего почти безграничного терпения есть свой предел. Именно поэтому ворвавшегося в кабинет Ильина я встретил радостным оскалом и счастливым заявлением:

— Ты даже не представляешь, как ты вовремя Ильин… Это тебе!

Сократив разделяющее нас расстояние, я без возражений вручил орущего ребёнка опешившему приятелю. Ильин и сказать ничего не успел, только машинально прижал к груди драгоценную ношу, переводя откровенно недоумённый взгляд с меня на Зелен…

Да блин, когда же я привыкну-то?

В общем, Гор ненадолго завис, глядя то на меня, то на деловито суетившуюся над вторым малым Ольгу. А я, воспользовавшись ситуацией, быстро уселся за свой стол, принявшись с самым невозмутимым видом разбирать завал из бумаг на нём. Целенаправленно игнорируя всё, что происходит в моём кабинете.

Серьёзно. Появись сейчас тут главбух, с предложением руки, сердца, печени и прочих органов всех своих подчинённых, я бы и ухом не повёл. И плевать мне было, что серьёзные, деловые люди так себя не ведут. Что, вообще-то, проблемы надо решать, а не делать вид, что «я не я и хата не моя». Вот только…

Я нервно фыркнул, дёрнув плечом. Что-то сомневаюсь я, что эти самые серьёзные люди хоть раз получали на руки детей так, как я: внезапно, внепланово и пропустив где-то год из их жизни. И я даже не знаю, что меня злило больше: тот факт, что я ничего не про них не знал…

Или то, что у меня вообще есть дети?

— Кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит? — наконец, отмер Ильин, задумчиво почесав подбородок свободной рукой.

— А что здесь происходит? — я всё так же невозмутимо пожал плечами, честно пытаясь вчитаться в строчки какого-то договора.

Строчки нагло плясали и отказывались быть прочитанными. А потом и вовсе исчезли из моего поля зрения, выдернутые изящной, женской ручкой. Той самой, чья обладательница не постеснялась и влепила мне подзатыльник:

— Потапов, не льсти себе. За этими бумажками ты от них не спрячешься. И потом. Если ты не знал, то вынуждена тебя просветить: детей надо вымыть, переодеть, накормить и уложить спать. И кто всем этим будет заниматься, м?

— Ну-у-у… Ты?

— О нет, Потапов. Даже не надейся, — Лёля скрестила руки на груди, отрицательно помотав головой. — Мне своего сына с головой хватает.

— Премия.

— Нет.

— Двойная премия.

— Не-а.

— В тройном размере? — предпринял я последнюю попытку подкупить эту заразу и свалить на неё заботу о детях. Но видимо, я снова недооценил госпожу Ильину, угу.

Хитро сощурившись, Лёля чему-то усмехнулась и выдала, хлопнув в ладоши:

— Окей. Премия, шопинг, рассказ о том, как ты обзавёлся детьми и… Так и быть, я покажу тебе, что надо делать и как.

— То есть, без вариантов, да? — обречённо простонав, я бросил полный надежды взгляд на подозрительно молчаливого Игоря. В тайне надеясь, что хотя бы он будет на моей стороне.

Зря, очень зря. Этот ушлый адвокатишка предпочёл не вмешиваться, послушно приняв от супруги второго ребёнка на руки и мстительно мне улыбнувшись. Как бы непрозрачно намекая на то, что да, в этот раз ну совсем без вариантов: меня ждёт допрос и курс молодого отца. И всё это за мои же деньги.

Я уже говорил, да, что всё это слишком хорошо начиналось?

Глава 2

Максим Потапов

— Итак, у меня два вопроса… — выдал я прямо посреди детского магазина. Проигнорировав и страдальческий вздох собственной помощницы, стоящей рядом и все те взгляды, которыми меня наградили при входе в это женское царство.

Серьёзно, ещё никогда в жизни я не был объектом пристального внимания такого количества женщин, всех видов и возрастов. И они так на меня посмотрели, что я невольно сглотнул, тихо радуясь тому, что от немедленной расправы меня спасло наличие ребёнка на руках и Лёля.

Ну, хоть какая-то польза от детей и моей помощницы за весь этот чёртов день!

— Что на этот раз, Потапов? — недовольно протянула Ильина, скрестив руки на груди и смерив меня очень недовольным взглядом. А я почесал подбородок, поправил сидящего у меня на руках малыша и невозмутимо продолжил:

— Как я уже сказал, Лёля, у меня всего два вопроса. Зачем мы сюда пришли… И где здесь выход?

— Уа, — согласно плямкнул пригревшийся на моих руках малёк и хихикнул, хлопнув меня ладошками по плечу. Чем вызвал у меня внезапную, ну совершенно неуместную дозу умиления.

Правда, ненадолго. Тряхнув головой, я указал пальцем на ребёнка:

— Вот видишь? Даже ему кажется, что нам здесь не место. Так что, может быть ты…

— Ей, Потапов, — невозмутимо перебила меня Ольга Сергеевна, делая какие-то пометки в своём ежедневнике. Глянув на меня, она чему-то усмехнулась и медленно, почти по слогам повторила. — Ей кажется, что купленного в ближайшей аптеке памперса им с братом надолго не хватит. А ещё нужна присыпка, детский крем, детское масло, питание и хотя бы пара погремушек. Каждому. Поэтому мы идём…

Тут девушка повертела головой, выискивая что-то среди стеллажей, и ткнула пальцем в один из рядов:

— Идём в этот отдел и покупаем всё, согласно составленного мной списка. И да, Максим Андреевич, вы бы челюсть с пола подобрали… Ну так, на всякий случай. Боюсь, она вам ещё пригодится.

— Что?!

Я растерянно моргнул, глядя то на удаляющуюся Лёлю, то на улыбающегося мне мальца. Тот активно слюнявил собственный кулак и выглядел, как самый обычный ребёнок. Ну знаете, как во всех этих рекламных роликах: розовые щёчки, умеренная упитанность и подозрительно притихшая активность. И комбинезон.

Тёмно-синий комбинезон с корабликами. Да ну нафиг! Какая это девочка?!

— Да с чего она вообще это взяла?! — возмутившись шёпотом, я перехватил малыша поудобнее и рванул следом за Ильиной. И только чудом, не иначе, не разминулся с ней возле полок с какой-то детской фигнёй. То ли с кремами, то ли с шампунями…

То ли ещё чёрт его знает с чем. Но именно там остановилась моя помощница, что-то вычитывая на тюбике с улыбающимся рыжим лисёнком. И даже не вздрогнула, когда я, затормозив рядом с ней, требовательно зашипел:

— Что значит «девочка»?!

— А что, тут могут быть варианты? То и значит, Потапов, — возведя глаза к потолку, Лёля убрала тюбик обратно на полку и ткнула меня пальцем в лоб. — Если бы кое-кто не сбежал с воплем «Где мой противогаз?!», пока я переодевала детей в служебном туалете, то, может быть, этот кто-то увидел бы всё своими глазами. И понял, что у него на руках не два мальчика, а мальчик и девочка. Симпатичная, явно не в тебя. Кстати, как их зовут-то?

— А…

И вот тут я осознал один, но очень неоспоримый факт. Я, млять, идиот. У меня на руках есть копия свидетельства о рождении двойняшек, и я даже не догадался внимательно его посмотреть. Просто-напросто не вспомнил о нём до сих пор!

Вот и кто я после этого, а? Идиот и есть. Если не сказать больше…

— Потапов, мне жаль отрывать тебя от приступа самобичевания, — тонкие женские пальцы вцепились мне в ухо и потащили за собой к следующему стеллажу, — но времени у нас в обрез. Дети это не только ежедневная доза умиления, но ещё крики, плачь и километровый список расходов. Так что…

— Готовь бабки? — обречённо вздохнув, я вытащил бумажник из заднего кармана джинсов и потёр многострадальное ухо. Нет, Лёля его отпустила почти сразу, но меньше оно от этого болеть не стало, блин!

Как и изрядно, изрядно пострадавшее самолюбие. Что-то многовато в последнее время желающих пройтись по нему.

— Приятно, когда тебя понимают, — довольно улыбнувшись, Лёля направилась вперёд, стремительно наполняя тележку всеми этими… Штуками. И как бы мимоходом заметила. — Не переживайте, Максим Андреевич. В этот раз мы купим только самое необходимое. А вот пото-о-ом…

Я аж запнулся от неожиданности, чудом не въехав лбом в стеллаж. И севшим от подкатывающей к горлу паники голосом уточнил, крепче прижимая малыша к груди:

— В смысле?! Только не говори, что это не единственный поход в магазин!

— Хорошо, — покладисто согласилась эта страшная женщина. И пожала плечами, сворачивая в другой отдел. — Не буду.

— Лёля, блин!

Думаете, меня услышали? Или у Зеленцо… Тьфу, мля. Или у Ильиной, внезапно случился приступ любви к ближнему своему? А может, напрочь отсутствующая совесть признаки жизни подала?

Ха-ха, три раза, блин! Сдаётся мне, проще жизнь на Марсе отыскать, чем эту самую мифическую совесть да ещё и у моей «любимой» помощницы. И почему-то именно я вынужден страдать от этого больше всего.

Ну и где тут справедливость, спрашивается?!

Вопрос был из разряда риторических. Наверное, именно поэтому я предпочёл не задавать его вслух. Вместо этого я молча догнал Лёлю, молча оплатил покупки, воздержавшись от комментариев на эту тему и так же молча загрузил всё это в машину Ильина.

Этот предатель, оценив моё «дружелюбное» настроение, только с сочувствием похлопал меня по плечу. После чего, как бы между прочим поинтересовался, выруливая в сторону моего дома:

— Слушай, Макс… А ты уверен, что это действительно твои дети?

Ей богу, будь я за рулём, я уже вдарил бы по тормозам. А так всего лишь прикусил язык от неожиданности и чудом не уронил пригревшуюся на груди малышку. Потому что к таким вопросам я был готов так же, как к тому, что у меня на руках внезапно окажутся два маленьких ребёнка. То есть вот вообще, ни разу не готов!

— Ильин, — наконец, я смог сложить слова во что-то относительно цензурное. И выдохнул, на всякий случай, прикрыв уши ребёнку на моих руках. — Не доводи до греха… Сейчас я вынужденно не могу материться. А мне хочется, очень-очень хочется!

— Вообще-то, это закономерный интерес, Потапов, — снисходительно хмыкнув, Гор искоса на меня посмотрел. — Как адвокату мне не раз и не два приходилось иметь дело с дамочками, желающими развести мужиков на алименты. Так что…

— О нет, это не тот случай, — я криво усмехнулся, качнув головой. — Поверь мне, Гор, это совсем не тот случай. Ирина она… Ну… В общем, поверь на слово. Этой девушке мои деньги нужны ну в самую последнюю очередь.

— Ну-ну…

Судя по тону, друг мне не поверил. Ещё и таким взглядом смерил, что я даже не сомневался, позже меня обязательно допросят. Со всем, так сказать, пристрастием. А пока Ильин предпочёл сосредоточиться на дороге, оставив меня один на один с собственными размышлениями.

Печальными размышлениями. Очень печальными. Ну а какой мужчина порадовался бы таким внезапным переменам в жизни? Уж точно не я. По итогу же…

По итогу я стал отцом-одиночкой, обзавёлся парочкой фобий насчёт шопинга и детей и, кажется, сам ещё не до конца осознал в какую авантюру вляпался. Но одно я точно мог сказать — пока их мать отлёживается в больнице, именно я отвечаю за них.

Ну не в дом малютки же их сдавать, в самом деле?! Или…

Я мотнул головой, с силой сжав челюсть. Какое, к дьяволу, «или», Потапов?! Мало ты Ирке проблем доставил, решил домом малютки добить окончательно, что ли? Фиг тебе, дубина. Обещал заботиться, будь любезен вывернись наизнанку, но сделай! Дети это ведь не сложнее бизнеса, верно?

Ну, так я думал ровно до того момента, пока мы не въехали на подземный паркинг в моём жилом комплексе. И пока не поднялись в мою квартиру, делая всё, чтобы не разбудить сладкую парочку. А вот там…

— Кажется, я переоценил свои силы, — растерянно протянул я, глядя на баночки с молочной смесью, батареей выстроившиеся на барной стойке на кухне и потеснившие мою кофемашину.

— Ты всё ещё можешь отдать их на попечение государству, — невозмутимо заметил Гор, не глядя разобрав две бутылочки и сгрудив их в этот… Как его там…

В стерилизатор, во! Я и понятия не имел, что такие вещи вообще в природе существуют. Особенно для ухода за детьми.

— Если у тебя лишняя челюсть, так и скажи, — мрачно буркнул я в ответ, машинально хрустнув костяшками, сжимая пальцы в кулаки. И устало добавил, качнув головой. — Завязывай, Гор. Никуда я их не отдам.

— Даже если они не твои? — острый профессиональный взгляд полоснул по нервам, заставив в сотый раз перебрать в уме все причины, почему я всё ещё терплю эту семейку.

Даже по самым смелым прикидкам, список получился приличный. Плюсов в нём, пока что было больше, чем минусов. И я искренне надеялся, что так оно и останется.

— Даже если они не мои.

Сказал я, как отрезал. Попутно наградив друга таким говорящим взглядом, что любой другой на месте Ильина предпочёл бы замять тему и не продолжить этот разговор. Но это был Игорь Леонидович Ильин, и инстинкт самосохранение ему явно отбило встречей с супругой. Потому что вместо того, чтобы оставить меня в покое он показательно так вздохнул.

И, подперев плечом холодильник, ехидно хмыкнул, засунув руки в карманы брюк:

— Ну окей, друг. Твой альтруизм — твои проблемы, как говорится. А пока у нас есть пять минут относительной тишины… Расскажи-ка мне, Потапов, какого хрена тут происходит, а?!

— Ну…

Я поскрёб подбородок, пытаясь понять, с чего начать свою маленькую исповедь. А потом вдохнул и выдал всё так, как есть. Проигнорировав тот факт, что с каждым моим словом брови Ильина медленно, но верно ползли вверх, выдавая его непомерное изумление. Впрочем, о чём это я?

Звонок из больницы меня, мягко говоря, удивил. Я помнил Ирку, я помнил, как мы познакомились и, самое главное, как мы прое… Кхм, провалили наши отношения. И я точно знал, что приложил все усилия, чтобы отбить у Войновой желание поддерживать со мной хоть какую-то видимость дружбы.

Ну да, да. Я знаю, я облажался и не пытался это исправить. И то, что именно я оказался в списке лиц для связи в экстренной ситуации, для меня было новостью. Внезапной и обескураживающей. А уж в комплекте с двумя детьми и документами, где их отцом значился некий Максим Андреевич, это и вовсе ввергло меня в шок.

В тот самый шок, который до сих пор так до конца и не отпустил. Жутко хотелось выпить, чтоб переварить всё случившиеся, но…

— Господа, я всё понимаю, мужские разговоры и всё такое… Но дети хотят есть. Я бы даже сказала жрать. Поэтому баночки в зубы, детей на руки и вперёд!

— В смысле, кормить?!

Вот в этот раз мы с Гором проявили небывалое единодушие. Но, как я уже говорил, проще найти жизнь на Марсе, чем совесть у этой страшной женщины. Раздражённо сдув с носа прядь волос, Лёля выдала нам по ребёнку, по бутылочке со смесью и нетерпеливо поинтересовалась, топнув ногой:

— Ну? Чего ждём?

— Эм…

Я растерянно посмотрел на притихшего малыша на моих руках. Малыш посмотрел на меня и медленно приоткрыл рот. После чего по квартире раздался требовательный, очень требовательный рёв. Такой, что я только чудом не выронил злосчастную бутылочку из рук. И обречённо, про себя застонал.

Боже, на что я подписался, а?!

Глава 3

Максим Потапов

— Это отвратительно, — мрачно резюмировал я, уткнувшись носом в чашку с кофе. С крепким, чёрным, как моя душа кофе. Только он и не давал мне уснуть мордой в стол и плевать, что на часах давно уже полдень.

— М-м-м? Ты о чём?

Ильин, нарисовавшийся на пороге моей квартиры минут так пять назад, зарылся в холодильник в поисках съестного. И я искренне был рад, что он не стал комментировать царивший вокруг свинарник. Не то, чтобы я был поборником чистоты…

Но даже на мой холостяцкий взгляд, кухню проще было сжечь, чем навести в ней порядок. И это я ещё не вспомнил про то, что творилось в гостевой комнате, отданной под детскую и в ванной, где корзина для белья грозила провалиться к соседям.

Вместе со всем своим содержимым.

— Твоя физиономия, — осторожно поведя плечами, я поморщился от боли, прострелившей шею. И всерьёз озадачился вопросом, как, ну вот как Ирка с ними справляется?

Одна. Без помощи семьи, оставшейся на другом конце страны. Да блин, мне трёх дней хватило, что ощутить все «прелести» той хрени, что называется отцовством. Нет, определённые плюсы в этом деле действительно были.

Или даже есть. Пусть я пока что не прочувствовал их на своей шкуре. Но мысль, что в таком темпе я до конца недели не дотяну, проскальзывала всё чаще и чаще.

И всё-таки, как она с ними справлялась, а?!

— А что с ней не так? — озадачился Гор, плюхнувшись за стойку напротив меня. И так улыбнулся, что у меня кулаки невольно зачесались. Потому что нельзя быть таким радостным, просто до омерзения и совершенно точно выспавшимся.

Мля, аж завидно стало, ей богу!

— Она у тебя слишком довольная. И счастливая, — вздохнув, я сделал большой глоток кофе. Даже не поморщившись от горького, кисловатого привкуса. И всё же не выдержал, подозрительно поинтересовавшись. — Нет, ну я серьёзно, Гор. У тебя ж пацан не старше моих партизан. Как ты… Как ты умудряешься выглядеть таким бодрым, а?

— Это ты просто не привык ещё, — с самым серьёзным выражением лица брякнул Ильин. После чего не выдержал и заржал, добавив. — А потом будешь как лошадь, спать стоя. Когда угодно, где угодно и хоть под что.

— И сколько будет длиться это… Привыкание?

— А тут, прости мой друг, но у каждого по-разному, — снова гоготнув, Игорь вздохнул и пододвинул ко мне тоненькую папку с документами. — Держи. И не благодари меня, я знаю, что я молодец.

— Это что? — нахмурившись, я взял в руки обычный скоросшиватель. Правда, открывать не спешил, чувствуя, как в груди шевелится очень нехорошее предчувствие.

— То, что поможет тебе решить, что делать дальше, — утащив из стоящей рядом вазочки печенье, друг невозмутимо принялся его грызть. И судя по его виду, расщедриться на подробности он не планировал. Вот же…

Юрист хренов. Со склонностью к дешёвым театральным эффектам.

— Ла-а-адно, — нехотя протянул я, отставив кружку с недопитым кофе в сторону. Глубоко вздохнув, медленно выдохнул. И открыл чёртову папку, уставившись на безликие буквы и цифры, как на врага народа.

Только спустя пару секунд сумев сложить их в название документа и осознать, что именно в моих руках. А это был…

— Ты. Серьёзно?! — раздельно, чуть ли не по слогам прохрипел я, сжав несчастные бумаги в кулаке. — Гор, млять… Я же сказал, мне всё равно!

— Тебе да, — спокойно откликнулся Ильин. — А мне, как твоему лучшему другу нет. И чего ты завёлся, Потапов? Ты ж вроде радоваться должен… — смерив меня насмешливым взглядом, он уточнил. — Ну, что теперь можешь называть себя отцом на вполне себе законных основаниях. Что не так-то?

Что не так? Нет, он реально ещё поинтересовался у меня, что не так?!

— О, знаю я этот взгляд, — Игорь фыркнул, досыпая в кружку третью по счёту ложку сахара. И ехидно протянул, размешивая теперь уже точно свой приторный напиток. — А теперь, дамы и господа, вы прослушаете монолог под условным названием «Ты охренел, Ильин?!».

— Ху… — вовремя прикусив язык, я смерил друга убийственным взглядом и снова прислушался к царившей в квартире тишине. Искренне надеясь, что это была тишина «мы сладко спим», а не «мы нашли большой адронный коллайдер и готовы захватить мир».

Я б даже удивляться не стал, ей богу.

— Короче, хрен тебе, а не монолог, — я всё же сподобился закончить предложение. И смерил друга ещё одним мрачным, многообещающим взглядом, что будь на его месте кто-то из моих подчинённых — уже б слиняли. Но тут…

— Жа-а-аль, — вполне искренне расстроился приятель. И как бы, между прочим, поинтересовался. — А пожрать нет ничего? Ну кроме детского питания, конечно.

Вот, собственно, именно это я и имел в виду. То, что Ильину эти мои взгляды маньяка со стажем, как слону дробовик. Забавно, интересно, но ни хрена не поможет же. И ведь так сразу и не скажешь: он с рождения такой дефективный был?

Или это его семейная жизнь так закалить успела?

— Гор, а Лёля у тебя сильная? — огорошил я зарывшегося в холодильник друга внезапным вопросом. Ильин от неожиданности аж башкой об полку приложился, высунувшись наружу и смерив меня подозрительным взглядом.

— Ну… Предположим, — настороженно откликнулся друг, выудив откуда-то бутылочку питьевого йогурта. Потряс её для верности и, только скрутив крышку, попытался разглядеть срок годности выбитый на ней.

— И целеустремлённая?

— Себе во вред, — не удержался от шпильки в адрес любимой супруги друг. И зыркнув на меня исподлобья, всё-таки уточнил. — Это ты к чему?

— Это я к тому, что даже ей не под силу так отбить инстинкт самосохранения. Ты что, серьёзно собрался ЭТО пить?!

— Да нормальный он… — растерянно откликнулся Игорь, почесав затылок. — Вроде бы…

— Ну-ну, — я хмыкнул, качнув головой. И машинально провёл пальцами по папке со злополучным результатом теста ДНК, так и лежавшей на столе.

Злость на чужое самоуправство давно прошла. Зато вместо неё внутренности стянуло таким сумбуром из чувств и эмоций, что казалось ещё чуть-чуть и меня тупо разорвёт. И как я ни старался, так и не понял, чего там больше: возмущения поступком друга, обиды на Ирку за молчание или дурного ощущения счастья, что я — отец?

Я, а не кто-то другой… Охренеть, блин!

— Мля-я-я…

Это всё, что я смог выдать, наконец-то в полной мере осознав, во что я вляпался, что я, мать его, чуть не пропустил! И, видимо, на радостях от этого я ляпнул, уставившись на Гора растерянным взглядом:

— Ильин, а как это… Быть отцом?

Друг от такой постановки вопроса впал в ступор. Секунд на тридцать точно. А потом как-то странно усмехнулся, подперев спиной холодильник:

— Эк тебя приложило… Потапов, вообще-то это мне у тебя спрашивать надо, как это. Ты ж у нас теперь многодетный отец. И кстати, что дальше-то делать будешь, папаша?

Мой хмурый взгляд он снова проигнорировал. В который раз доказав теорию о том, что юристами не становятся, ими, млять, рождаются. Иначе, откуда у Ильина такое феерическое умение испортить настроение окружающим?

С одного-то невинного вопроса?

— Гор… — вдохновенно начал я и замолк, обозначив драматичную паузу. Дав, так сказать, товарищу время одуматься и не развивать эту долбанную тему. Но…

Где Ильин и где инстинкт самосохранения, ага. Он лишь ехидно улыбнулся, подавшись вперёд:

— Да-да?

— А не пошёл бы ты на…

Трель телефона зарубила мой героический (и нецензурный) порыв на корню. Схватив телефон, я с минуту пялился на незнакомый номер, давя рвущиеся наружу непечатные выражения. После чего ткнул пальцем в экран и рявкнул в трубку:

— Да?!

— Максим?

Хриплый, надтреснутый голос врезался в грудь, выбив воздух из лёгких и перекрыв кислород. Он был до дрожи чужой и слишком знакомый, чтобы его не узнать. И я задохнулся от неожиданности, разом растеряв весь свой боевой запал, позабыв все слова.

Только и смог, что сдавленно выдохнуть, рухнув обратно на табурет:

— Ира?!

Ирина

Я не любила больницы. Никогда. Удушливый запах хлорки и безысходности въедался под кожу, зудел в носу и приводил меня в состояние тихого ужаса. И тем ироничнее был тот факт, что за последний год я попадала сюда с завидной регулярностью.

Как будто меня кто-то взял и проклял. И если не на смерть, то на безответную влюблённость точно.

Глубоко вздохнув, я хрипло, со свистом выдохнула и медленно открыла глаза. Моргнула, подслеповато щурясь от яркого солнца, бившего в глаза. И уставилась невидящим взглядом в потолок, глотая вязкую, горькую слюну. В горле першило, во рту воцарилась пустыня Сахара, а язык напоминал наждак. Но это было не так плохо, как накрывающее с головой чувство страха.

Мне было страшно. До чёртового тремора рук и заполошно стучавшего сердца. Потому что в больничной палате я оказалась одна, без детей. И я понятия не имела о том, где они сейчас и с кем. Чёрт!

Резко дёрнувшись, я попыталась приподняться хотя бы на локтях. И тут же рухнула обратно, едва не задохнувшись от приступа тупой, ноющей боли, растёкшейся по животу и левому боку. А следом за ней пришла слабость и тошнота. Выматывающая, выворачивающая наизнанку. Так, что у меня потемнело в глазах и всё, что я могла, это рвано дышать, сжав зубы до характерного скрипа.

Давя растущую где-то внутри, за грудиной панику от одной лишь мысли, что что-то могло случиться, пойти не так, пока я валялась в реанимации.

— О, подруга! Пришла в себя? Ну, наконец-то! А то я уже всерьёз задумалась о том, чтоб жалобу в минздрав накатать… Подселили, понимаешь ли, к привидению!

Задорный и полный добродушной насмешки голос разбил окружающую тишину и заставил вздрогнуть, вынырнув из омута тревожных размышлений. Сглотнув, я облизнула потрескавшиеся, сухие губы, собираясь с силами.

И медленно повернув голову, пробормотала едва слышно:

— Почему?…

— Почему в минздрав или почему к привидению? — заинтересованно дёрнула проколотой бровью сидящая на соседней кровати девица. Тонкая, взъерошенная и в забавной пижаме с котятами, она выглядела максимум лет на семнадцать.

И вела себя так же. Забравшись с ногами на тонкий матрас, она косила взглядом то на меня, то на альбом в своих руках. И задумчиво кусала кончик обломанного карандаша, смешно морща нос.

— Ну… — так и не дождавшись от меня ответа, соседка фыркнула, сдувая с носа прядь кудрявых волос. — Не сочти за грубость… Но ты ж бледная, как смерть. И худая, как моя зарплата, ага. Не то, чтобы это меня пугало… Но семь признаков того, что ты не призрак я всё-таки нагуглила. Ну так, на всякий случай, да. А потом я наткнулась на…

Она болтала и болтала, размахивая кулаком с зажатым в нём карандашом. И строила такие забавные рожицы, что я не выдержала и прыснула. Тут же пожалев об этом: вспышка боли, пронзившая бок, опалила изнутри и заставила глухо застонать, зажмурившись до белых мушек перед глазами.

— Ой… — тут же выдала эта болтушка, смешно округлив глаза. Ещё и рот себе зажала, стремительно покраснев. — Прости, я всё время забываю, что смех после операции осложняет жизнь. Тебе это… Может надо чего, а? Готова искупить вину! Ну… В меру сил и возможностей, конечно же.

Я на это искреннее предложение только дёрнула уголками губ в слабом подобии улыбки. Всё, что мне было нужно, это узнать, где мои дети. Понять, что они в безопасности, что с ними всё, хорошо. Но вряд ли этот ребёнок мог хоть как-то мне в этом помочь. Разве что…

— Дай мне… Телефон… Пожалуйста…

— Не вопрос!

На то, чтобы вспомнить один единственный номер телефона много времени не ушло. Удивительно было то, что я так и не смогла стереть его из памяти. И то, что продиктовала я его хоть и медленно, с паузами, но без запинки.

Даже не задумалась ни разу, так прочно засел он в воспоминаниях.

— Я подержу, не боись. Во, болтай, сколько влезет!

Моя ответная улыбка вышла слабой, но её оказалось достаточно, чтобы девчонка радостно оживилась. И принялась что-то мурлыкать себе под нос, пока я старательно считала гудки, отчаянно надеясь, что в этот раз этот человек меня не подведёт.

Что врачи скорой ему дозвонились. Что он забрал детей к себе, а не отдал их государству. Что хотя бы в этот раз, он меня услышал, а не сделал вид. Ну же, Потапов, пожалуйста…

Хотя бы сейчас не разочаруй меня, а?!

Трубку взяли не сразу. Но прежде, чем я успела хоть что-то сказать, мне в ухо недовольно и раздражённо гаркнули «Да?!». Так, что я даже растерялась от неожиданности и хрипло, с трудом шевеля языком, переспросила:

— Максим?

И почему-то внезапно покраснела, услышав удивлённый и даже робкий выдох в ответ:

— Ира?!

Глава 4

Ирина

Одно слово. Просто имя, а у меня сердце уже пропустило удар и забилось в груди пойманной птицей. И слёзы. Предательские слёзы навернулись на глаза, скатившись по щекам вниз. И нет, я не собиралась реветь. Не собиралась и всё тут! Но…

Но. Ох уж это злосчастное «но».

То самое, что соткано из предательских воспоминаний, из старых чувств и безответной влюблённости. Из обиды на чужое равнодушие и горечи от пустых обещаний. То самое «но», что когда-то так крепко связывало нас с Потаповым, да так и не стёрлось из памяти до конца.

Не стёрлось, не забылось. И продолжало царапать где-то в самой глубине души. Да и разве могло быть иначе? Когда перед глазами было два таких напоминания об этом?

— Ир… Ирин? Ты здесь?!

— Что?…

Я моргнула раз, другой, пытаясь избавиться от пелены перед глазами. Нервно дёрнула уголками губ и всё же вздохнула, заталкивая никому не нужную сентиментальность куда подальше. После чего хрипло пробормотала:

— Да… Да, Потапов. Я здесь… А…

— Ты…

Максим замолчал, снова. Откашлялся неловко, явно не зная, что сказать и как. И я тоже затихла, вдруг растеряв весь свой богатый словарный запас. Это странное чувство неловкости и недосказанности ударило чувством дежавю по натянутым нервам, и я гулко сглотнула, крепко зажмурившись на мгновение. Потому что…

Чёрт! Это было слишком. Слишком остро, ещё слишком свежо, ещё слишком…

Просто слишком. Наверное, поэтому мой голос прозвучал резче, чем мне хотелось бы:

— Дети… Они с тобой?

— Да, — Макс тихо хмыкнул, явно задумавшись о чём-то своём. Но всё же добавил. — С ними всё хорошо, Ир, не волнуйся. Сейчас вон… Размазывают тонким слоем детское питание по дорогущему костюму нашего гостя. Даже не представляю, как буду ЭТО ему компенсировать…

Я не хотела на это реагировать, поддаваться добродушной усмешке, так и сквозившей в его словах. Не хотела, но губы сами растянулись в слабом подобии улыбки:

— Дай угадаю. Под «ему» ты подразумеваешь своего Ильина, да?

— Он не мой, — тут же открестился Потапов. — Он свой собственный.

— Действительно…

И вот вроде ничего такого я не сказала, да и слова мои прозвучали даже на мой вкус скорее устало, чем саркастично. Но Макс рассмеялся в ответ, тихо и до боли знакомо. Так, что на глаза вновь навернулись слёзы, а пальцы дрогнули, сжимаясь в кулак и впиваясь короткими ногтями в ладонь. И следующий вопрос, заданный с хорошо различимым беспокойством, прозвучал как выстрел:

— Ир… Ты как? Всё хорошо? Или…

— Всё хорошо, Потапов, — я сипло выдохнула, отчаянно пытаясь взять под контроль собственные эмоции и мысли. — Аппендицит это неприятно, но не смертельно. Думаю, через несколько дней меня уже выпишут, и я избавлю тебя от необходимости присматривать за чужими детьми.

Слова прозвучали до того, как я успела прикусить язык. И не надо быть экстрасенсом, чтобы услышать в них ни черта не завуалированные обиду и горечь, пополам с издёвкой. Потому что я слишком хорошо помнила, что времени на всякие «глупости» у Макса не было и нет. Что мы вроде бы и вместе, но «нас» как таковых и нет. Что у нас разный круг знакомых, друзей, общения, интересов…

Боже, да проще было сказать, в чём мы совпадали: в постели. Там у нас царило полное взаимопонимание. А в остальном — два чужих человека. И чем дольше мы были вместе, тем больше я понимала, что это тупик. И нет.

Потапов не был плохим человеком. Я знала, что он мог быть замечательным, удивительным, наглым и очаровательным одновременно. Только, почему-то таким Макс был с кем угодно…

«Только не со мной…»

От этой мысли во рту разлилась противная горечь. Я старалась, я правда старалась. Понимать, принимать его таким, какой он есть, любить, уважать, поддерживать. Я старалась, очень старалась. Но вытащить это всё в одиночку так и не смогла. И дети ситуацию бы не изменили, не спасли.

Семья ради приличия — полная чушь. Даже если любишь человека так, что нечем дышать без него.

— Войнова, — оборвал мои размышления Потапов и вкрадчиво поинтересовался. — Ты же понимаешь, что нам нужно поговорить?

Я понимала, правда. Понимала, что этого разговора не избежать, как бы мне не хотелось. Но так и не смогла удержаться от едва слышного, саркастичного смешка:

— Поговорить? Надо же… Теперь у тебя есть время на разговоры со мной. А надо было всего-то в больницу попасть, да…

— Ир, я знаю, мы…

— Да ни черты ты не знаешь, Потапов, — я крепко зажмурилась. Потом ещё и ещё, пытаясь разогнать пелену слёз перед глазами. — И даже если вдруг на тебя снизошло какое-то озарение… Это уже не имеет никакого значения. Как только меня выпишут, я заберу детей, и мы больше тебя не побеспокоим. Ни-ког-да.

Последнее слово я почти прошипела по слогам прямо в трубку. И тут же вжала голову в плечо, закусив губу, в ожидании неминуемого взрыва. Попутно повторяя про себя, как чёртову мантру: пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Согласись со мной, прими правильное решение, ну?! Вот только…

Когда это Макс делал так, как я хотела? Хоть раз? Хоть один раз! Ха!

Он даже сейчас проигнорировал всё, что я ему сказала. И заявил невозмутимо:

— Ну и отлично. Я тоже считаю, что говорить о прошлом- бессмысленно. А что касается твоего «заберу детей»… Войнова, ты действительно думаешь, что сможешь это сделать? Теперь?

От этого его подчёркнуто делового тона у меня ёкнуло сердце, а внутренности стянуло противно ноющим узлом от предчувствия грядущих неприятностей. Медленно приподнявшись, я прижала трубку ухом к плечу и хрипло выдохнула в ответ:

— Что ты… Что ты хочешь сказать, а?!

— А, то есть вот теперь ты открыта для конструктивного диалога…

— Потапов, ты… Ты!…

— Список всех моих недостатков мы определили ещё, когда вместе были, — с тихим смешком откликнулся этот невыносимый человек. — Сомневаюсь, что с тех пор в нём что-то кардинально изменилось. И да, Ириш, я по-прежнему не воспламеняюсь силой мысли, Как бы тебе этого не хотелось.

— А жаль… — не подумав, совершенно искренне ляпнула я. И ощутимо вздрогнула от звука чужого довольного смеха, оседавшего странным щекочущим чувством где-то за рёбрами.

— Кое-что не меняется, да?

Слышать неприкрытую теплоту в его голосе было непривычно и даже чуточку дико. Словно ему нравилась наша пикировка, словно он наслаждался нашим разговором. Словно ему действительно не хватало этих глупых споров, постоянных попуток уколоть друг друга. Словно он…

Скучал? Да ну, глупость же!

— Да… Не меняется, — я рухнула обратно на кровать, судорожно сглотнув. И дёрнула головой, отгоняя никому не нужные воспоминания. — Твоё непрошибаемое упрямство, например. И то, что ты… Ты мастерски умеешь уходить от ответа! Потапов, что ты задумал, а?!

— Не задумал, а принял решение. Правильное решение, — невозмутимо поправил меня Макс, начисто проигнорировав мой требовательный тон. И добавил, понизив голос до шёпота. — Отдыхай, Войнова. Поправляйся, набирайся сил… Они тебе определённо понадобятся.

— Макс, если ты думаешь, что я…

О том, что я там думаю и кем я его считаю, договорить не получилось. Потапов был в своём репертуаре: он банально отключился, оборвав звонок и оставив последнее слово за собой. Как будто знал, что на новый раунд спора с ним у меня нет ни желания, ни сил. И всё, что я могла, это закрыв глаза дрожащей ладонью сдавленно прошипеть:

— Вот же…

— Кобель? — тут же подсказала моя соседка по палате. Девчонка забралась с ногами на мою кровать и с живым интересом следила за тем, как меняется моё выражение лица. А я, глянув на неё сквозь пальцы, только вздохнула глубоко, медленно выдохнула и…

Буркнула, недовольно морщась:

— Баран он! Упёртый и не прошибаемый! И…

На языке вертелся ещё с десяток эпитетов в адрес моего бывшего, но я запнулась, поймав себя на дикой, совершенно не уместной сейчас мысли. Мне вдруг показалось, что, не смотря на всю ту боль, что причинил мне этот мужчина, не смотря на все наши ссоры и всё недопонимание, услышать его снова было…

Здорово? Приятно? Волнующе?

Я вздрогнула и откровенно поёжилась, машинально вжавшись спиною в матрас. Ну да, это было волнующе. До дрожи в коленях и нелогичного предвкушения, засевшего где-то в глубине души. И я сама не заметила, как и откуда возник этот чёртов интерес к тому, что будет делать Потапов дальше. Попробует снова поговорить? Начнёт угрожать? Попытается отсудить право опеки над детьми?

Или как всегда, сделает то, что я даже представить не могла?

— Боже… — я глухо застонала, снова сжимая кулаки. — Во что я только что вляпалась, а?

Вопрос был риторический, знаю. Он разбил в дребезги все выстроенные вокруг моей души стены и вытащил наружу ненужные воспоминания. Ведь я «вляпалась» в Потапова ещё тогда, пять лет назад, да так и не выбралась. До сих пор. Да, мы расстались, да я сознательно вычеркнула его из собственной жизни. Да, я искренне и так наивно верила, что всё у меня получится, что я справлюсь сама, что смогу и больше никогда не встречусь с ним, но…

«Кое-что не меняется, да?»

Чужие слова звучали рефреном в ушах, крутились на кончике языка. И я не выдержала, криво улыбнувшись собственным мыслям. Ты прав, Макс, кое-что действительно не изменилось. Например, та чёртова тяга к тебе, что холодила мне пальцы и заставляла сердце биться сильней. Или глупая, никому не нужная зависимость, нахальная потребность слышать, чувствовать тебя рядом. И снова и снова возвращаясь к этой пародии на разговор, я ловила себя на дурацком желании отбросить гордость и сдаться на милость победителя. Позволить тебе вновь решать всё, определять за нас двоих что, куда и как.

Странно, да?

«Кое-что не меняется, да?»…

Да, Потапов, от своих чувств я так и не смогла избавиться, как ни старалась. И эти острые грани былых обид всё ещё ранят, напоминая о нашем общем прошлом. И да, если бы я была одна, если бы это касалось только меня — я не стала бы сопротивляться. Чёрт с ним, с этим синдромом «безответной любви», плевать на то, как я собирала бы себя после, но…

Я упрямо сжала губы, резко вытолкнув воздух сквозь зубы. Ну уж нет, теперь у меня есть за кого бороться, есть кого защищать! И я, я…

— Не отдам, — беззвучно шепнула, с трудом разлепив пересохшие губы. — Я тебе их не отдам, Потапов… Не отдам!

— Блин, подруга! Понятия не имею, о чём ты там думаешь… Но видок у тебя такой, что статью за убийство пришьют не глядя. Мож это… Врача позвать, а?

Озабоченный вопрос соседки распилил пласт тяжёлых мыслей, как горячий нож масло. И я моргнула, вдруг осознав, что совершенно забыла, что я здесь не одна. Впрочем, соседку мой ошарашенный вид не удивил, ни капли. Перебравшись на колченогий табурет, она вертела в тонких пальцах обломок карандаша, уставившись невидящим взглядом куда-то в окно. То и дело щурясь, девчонка что-то чиркала на бумаге, время от времени кидая на меня хитрые взгляды, а я…

Я готова была провалиться сквозь землю от чувства жгучего стыда, накрывшего меня с головой. Щёки запекло, а глаза защипало, стоило только осознать, что за всё это время я даже не поинтересовалась как зовут это непосредственное, едкое, но такое отзывчивое чудо. Да что там!

Лежу тут, понимаешь, себя накручиваю… А на элементарное «спасибо» ума расщедриться не хватило! Ну ты даёшь, Войнова! И кто ты после этого, а?

— Оу… Рыжая ты это… Булки расслабь, я ж всё понимаю, — соседка весело фыркнула, сдув с носа прядь волос. — Меня, кстати, Нютой звать, а ты — Ира. Прости, чтоб не услышать твоё имя, надо было быть слепым, глухим и немым одновременно…

Нюта развела руками, всем своим видом выражая несуществующее раскаянье. И тут же переключилась на другую тему, бросив альбом с карандашом на свою постель и вцепившись пальцами в край табуретки:

— Слу-у-ушай… А давай я за водой сгоняю? А ты потом мне попозируешь, а? А то скоро припрётся этот занудный док и всё, считай, нормальная жизнь закончится. Ну что, согласна?

— Хорошо… — я облизнула губы и растянула их в неуверенной, но искренней улыбке. Потому что в ответ на такой заразительный энтузиазм нельзя было не откликнуться, и не поддаться ему тоже не получалось. А проблемы…

Что ж, основное я для себя решила, а со всем остальным разберусь. И не важно, одна или вместе с Потаповым.

Глава 5

Максим Потапов

— Официально заявляю. Я тебя ненавижу, — сообщил я Ильину, открыв дверь и смерив его мрачным взглядом, полным «любви» к миру вообще и к его сиятельной персоне в частности.

Ильин не впечатлился. Он вообще выглядел на редкость бодрым, свежим и просто до неприличия полным сил. И всем своим начищенным, ослепительным видом портил ту ауру скорби и чёрной безысходности, что поселилась в моём доме.

— И я рад тебя видеть, Потапов, — хмыкнул в ответ Гор, нахально протиснувшись мимо меня в квартиру. — А кто это у нас такой красивый? А у кого это круги под глазами такие загадочные, а? А кто это у нас такой взъерошенный и помяты-ы-ый?

И вот вроде бы умом я понимал, что этот придурок просто-напросто издевается, но пальцы в кулаки так и сжались от желания зарядить ему в глаз. Останавливало только одно: у меня на руках сидела мелкая, с любопытством разглядывая радостно улыбающегося Ильину.

Тот, заметив ребёнка, умильно вздохнул и тут же скорчил рожицу, продемонстрировав малышке фигуру из двух пальцев. Ещё и засюсюкал радостно:

— Идёт коза рогатая, идёт коза…

— Руки убрал, — вежливо попросил я его, поудобнее перехватив громко сопящего ребёнка. Та спрятала лицо у меня на груди, вцепившись пальчиками в ткань рубашки, бросая на странного дядю испуганные взгляды. А потом взяла и…

— А-а-а-а-а!

Орала Елена Максимовна Войнова (пока что Войнова) как полагается всем девочкам: громко, от души, во всю мощь своих лёгких. И так, что остаться равнодушным не было ни единого шанса, ни у кого. Поэтому…

— У-а-а-а-а!

А вот в голосе Евгения Максимовича Войнова (пока ещё Войнова!) чувствовалась лёгкая такая неуверенность и даже растерянность. В отличие от сестрёнки, он причину таких задушевных криков не видел. Но, как и подобает любящему брату и настоящему мужчине, был согласен с реакцией Леночки целиком и полностью. И знаете, я даже осуждать их за это права не имел.

В эту самую минуту, этим самым утром я своим детям даже завидовал. Потому что мне самому хотелось орать на Ильина. Долго, со вкусом и исключительно матом. Но ведь нельзя же. Я ж взрослый, ответственный, воспитанный человек, млять.

Я ж отец и пример для подражания, вроде как…

— Мда, Ильин… Умеешь ты на людей впечатление произвести, — покосившись на хныкающую мелкую, я проглотил очередной непечатный комментарий в адрес товарища.

— Да я…

— Угу, ты. Держи, герой!

Сарказма в моём голосе было — завались. Но я сдержался и не отправил лучшего друга в пешее эротическое по экзотическим местам. Вместо этого я сунул ему громко икавшую Ленку, а Ленке протянул большую, круглую погремушку, выудив её из заднего кармана джинсов. И скрылся в глубине квартиры до того, как Ильин на собственной шкуре прочувствовал все прелести этой подставы.

— Дя, мя!

— Ай!

Ну да, как оказалось, Ленка у меня была настоящей женщиной. От горшка два вершка, ползать только начала, а уже могла сделать из ничего и скандал, и «детскую неожиданность». А ещё она, на пару с братцем, любила проверять что прочнее — погремушка или чья-то голова. И мнение подопытных эту сладкую парочку не интересовало в принципе.

Машинально потерев свой лоб, чаще всего страдавший от встречи с игрушками, я наклонился и вытащил из манежа грозно сопящего Женьку. Тот хмурил светлые брови и дул пухлые щёки. Голосить, правда, перестал и это был большой такой плюс. Подозрительно пахнущий плюс, к слову. Так, погодите-ка…

— О нет, приятель, — я обречённо застонал. Ну, кто бы сомневался, в общем-то. Одними упражнениями по вокалу это утро просто не могло закончиться. И теперь меня ждал дополнительный квест под названием «Подмой детей и переодень их». Вот же ж…

Ситуёвина, мать твою!

— Ма-а-акс, — окликнул меня Ильин, подтверждая внезапные подозрения. — Я ни на что не намекаю, но эту красотку надо бы переодеть… Кажется.

Ну уж если Ильину кажется…

Хотя, если там такие же спецэффекты как тут, то даже крестить нет нужды. Потому что нихрена это нам не кажется, уж точно не обоим сразу!

— Тебе кажется, а я в этом практически уверен, — обречённо подтвердил я опасения приятеля, смерив сына укоризненным взглядом. Правда, хватило меня ровно на тридцать секунд.

На тридцать первой, я понял, что с образом брутального, сурового мужика придётся попрощаться. Сложно как-то корчить из себя мачо, когда у тебя рубашка в каше и на руках два непоседливых карапуза неполных семи месяцев отроду. К тому же, сын моим возмущением проникнуться не пожелал. Только улыбнулся беззубо и завозился, пытаясь слинять от своего нерадивого папаши куда подальше.

— Э, нет, приятель, — тут же пресёк я эту попытку, зажав недовольно крякнувшего Женька подмышкой. И прихватив памперсы, вместе с прочей детской хренью, вырулил из комнаты, заявив. — Ильин, я тебя поздравляю!

— С чем? — тут же насторожился товарищ, прижимая к себе довольно хихикнувшую Ленку. Мелкая с удобством распласталась у него на груди, тихо млея от чужого внимания и неприкрытого восхищения.

И исподтишка, как бы невзначай, усиленно втирала в ткань дорогущего пиджака слюни и остатки печенья. Только вот сообщать об этом хозяину пиджака я не стал, потом сюрприз будет. А пока…

Хищно улыбнувшись, я помахал перед носом Игорька той самой упаковкой памперсов. На что я намекаю, тот сообразил мгновенно. И тут же ушёл в отказ, возмущённо выдав:

— Не-не-не, Потапов! Я на такие подвиги не подписывался!

— Увы, приятель, — хмыкнув, я хлопнул его по плечу. — Кто даму играет, тот даму купает. Так что ребёнка в руки и пошли, на водные процедуры. И да прибудет с нами…

— Уа-а-а-а!

Стоило только мне ляпнуть про водные процедуры, как дети тут же устроили забастовку. Орали так, как будто мы их тут резали, честное слово! Вертелись, пинались, кусались и всем своим видом выражали активное недовольство происходящим. Настолько активное, что Гор не выдержал и обречённо протянул:

— Терпение. Очень. Много. Терпения.

— Да тьфу на тебя, Ильин! Не каркай! Сейчас всё будет хара…

— А-а-а-а!

Через час я осознал, что насчёт терпения приятель не шутил. Вот ни разу. Потому что за это время мы с ним на пару прошли все пять стадий принятия неизбежного: начиная отрицанием и заканчивая, собственно, самим принятием, чёрт бы его побрал.

Через два, я всерьёз задумался о том, что Лёлино невезение передаётся воздушно-капельным путём. Другого варианта, почему обычная процедура «раздеть, помыть, переодеть» отняла у двух здоровых мужиков кусок жизни, моток нервов и пару клоков седых волос у меня просто не было. А через три…

Через три часа я свято верил в то, что мы, всё-таки, молодцы. Ну, подумаешь, облились, подумаешь, потоп в ванной устроили и пены наелись. Кто ж виноват, что она так натурально шоколадом пахла, а? Зато дети тихо сопят, пригревшись у нас на руках: чистые, умытые, во всё новое переодетые. А всё остальное — фигня.

Главное, позже не забыть подгузники из корзины выкинуть. А то мало ли, ищи потом по всей квартире, откуда такие ароматы прут.

— Всё, пиз… — Ильин скосил глаза на лыбившуюся Ленку и прочистил горло, проглотив явно матерные комментарии. — Кхм… Писец говорю, пиджаку. Жалко, он мне нравился.

— Новый купишь, — смахнув с волос остатки пены, я подхватил завозившегося сына на руки и медленно, аккуратно, держась за стеночку, поднялся. — Пошли, компенсирую тебе потери бутербродами. И кофе.

Видимо, «кофе» оказался тем самым, волшебным словом, подействовавшим лучше всего. Я и глазом моргнуть не успел, как Ильин уже восседал за барной стойкой, усадив Ленку к себе на колени. И оба с намёком уставились на меня, постукивая ложкой по столешнице.

Ладно, стучала Ленка, ей просто нравилось это делать. Ильин же явно пытался найти у меня остатки совести. Как будто не знал, насколько это бесполезное занятие.

Усадив мелкого на детский стул (хвала интернет-магазинам и курьерской доставке!) я заправил кофемашину и занялся привычным ритуалом. Сооружением перекуса, пополам с разведением готовой смеси и поиском чистой ложки для детского пюре. И всё это время меня не покидала одна ну очень интересная мысль.

Как, вот как Ирка всё это в одиночку делала, а? Может, есть какие-то лайфхаки там? Заклинания? Магия вуду? Ну хоть что-то же должно быть, чтобы ОДНА женщина смогла справиться сразу с ДВУМЯ детьми!

Нет, ну серьёзно! Я и так уже крутил варианты и этак и всё равно приходил к выводу, что одному человеку это не под силу. Или я чего-то не знаю про свою бывшую?

— Слушай, отец почти одиночка, — нетерпеливый голос Ильина выдернул меня из задумчивости и я чудом, не иначе, не отхватил себе полпальца ножом. Тем самым, который так хотелось теперь бросить в приятеля, чтоб под руку больше не говорил.

— Что вам угодно, господин адвокат? — привычно улыбнувшись хихикнувшему Женьке, я вернулся к готовке. И чуть повторно не полоснул ножом по пальцам, когда Гор невозмутимо откликнулся:

— Власть во всём мире, но об этом потом, — и хрустнув крекером, этот гад добил меня контрольным вопросом в голову. — Так что ты решил насчёт их матери, а?

— А что я должен был решить? — покосившись на приятеля, я вернулся к готовке. Подавив такое искреннее, но очень уж неуместное желание послать этого умника. Далеко, надолго и цветасто. Но, как показывал опыт, этот кадр уже везде побывать успел.

В силу, так сказать, профессиональной дотошности и дурного характера.

— Если ты меня спрашиваешь, то я бы…

Тут я всё-таки не выдержал и заржал. И, отсмеявшись, хмыкнул, сковырнув крышки с фруктового пюре:

— Последнее, что мне надо, так это совет от чувака, женившегося на спор. Прости, друг, но я как-нибудь сам разберусь, что мне делать с Войновой, — протянув Ильину банку с ложкой, я присел перед Женькиным стулом и подмигнул улыбающемуся сыну. — Как только её выпишут, заберу из больницы и будем думать, как дальше жить.

— Вместе что ли? Одной семьей? — Гор с кислой миной посмотрел на пятно на рубашке, но мужественно продолжил попытки накормить мелкую.

— Ну, это как получится, — пожав плечами, я зачерпнул пюре ложкой и, чуть помолчав, озвучил то единственное, в чём был уверен. — Но детей бросать я не собираюсь, Гор. Хватит. Я и так слишком много уже пропустил.

Ирина

Максим Андреевич Потапов.

Судорожно вздохнув, я провела пальцем по экрану планшета, разглядывая одну из фотографий, найденных на просторах сети. С неё на меня смотрел, насмешливо щурясь, призрак из прошлого, в обнимку с длинноногой брюнеткой. Как всегда красивый, подтянутый, притягательный и…

Чужой. Мужчина из разряда «не для меня». Наши отношения изжили себя ещё тогда: больные, зависимые, выпившие меня до дна. И будь моя воля я никогда бы больше не встречалась с ним.

Никогда.

— Хочешь рассмешить бога… — я криво усмехнулась, качнув головой, и вновь обвела кончиком указательного пальца знакомое до боли, до дрожи лицо. В груди кипели обида и недоумение, страх и робкая, никому не нужная надежда. Убойный коктейль, грозивший не оставить и камня на камне от моей упрямой решимости бороться до конца.

Пусть даже вся эта затея обречена на провал с самого начала. Где я, а где Потапов? Серьёзно, это даже не смешно.

— Говорят, сегодня на завтрак овсянка, — недовольно пробухтела Анька, отвлекая меня от размышлений. Желудок предательски сжался и заурчал от голода, есть хотелось просто невыносимо. Но стоило только вспомнить запах разваренной в хлам крупы, как к горлу подступила тошнота.

Умом я понимала, что кормят нас согласно строгой диете, предписанной лечащим врачом. Но легче от этого не становилось, почему-то.

— Она полезная, — я неуверенно улыбнулась, глядя на насупившуюся соседку.

Та раздраженно фыркнула, надувшись как мышь на крупу. И, в который раз за эти два дня завистливо вздохнула:

— Тебе хорошо говорить, тебе, поди, опять бульон принесут. Или мясо отварное и протёртое. Или…

— Рис на воде, — я покачала головой, убирая планшет в сторону, и сложила руки на животе. — Тоже знаешь ли, не сладкая пахвала.

— Но и не овсянка. На воде. Разваренная. Без соли. У-у-у-у, терпеть не могу!

Это чудо так смешно возмущалось, тряся кулаками и размахивая зажатым в пальцах карандашом, что я даже не пыталась сдержать рвущееся наружу веселье. Вот только, стоило первому смешку сорваться с губ, как в дверь нашей палаты постучали. Отрывисто, резко, настойчиво.

Так, что даже при всём желании не сможешь проигнорировать.

— Может, палатой ошиблись? — с затаённой надеждой, шепнула Анька, наклонившись к моей кровати.

— Вряд ли, — я снова качнула головой, сцепив пальцы в замок и сжав их так, что побелели костяшки. И, прокашлявшись, громко позвала. — Входите!

И вроде голос звучал уверенно, а сердце билось через раз и желудок сжался от неприятного предчувствия. И пусть я не могла похвастаться отменной интуицией или чуйкой, но мне хватило одного только взгляда на шагнувших в палату людей, чтобы понять — ничего хорошего ждать не стоило.

— Войнова Ирина Геннадьевна? — сухопарая женщина неопределённого возраста, в добротном деловом костюме-тройке, поправила полы дежурного халата, наброшенные на плечи. Её спутник, мужчина лет тридцати на вид, так и остался стоять у двери, оглядывая помещение нечитаемым взглядом.

— Это я, — облизнув пересохшие губы, я нервно вздохнула, до боли сжимая собственные пальцы. — А вы?…

— Дячишина Оксана Витальевна, специалист отдела опеки и попечительства. Простите, что тревожу вас вот так, в больнице, но к нам поступил сигнал и мы вынуждены отреагировать. Думаю, вы будете не против ответить на несколько моих вопросов, не так ли?

Женщина растянула губы в вежливой, почти равнодушной улыбке и смерила меня колким, оценивающим взглядом. Таким, что я невольно сглотнула и подобралась, морально готовясь к грядущим неприятностям. А в том, что они будут, я была уверена как никогда. И…

Всё равно оказалась не готова к вопросу, разорвавшему повисшее молчание:

— Итак… Где сейчас находятся ваши дети, Ирина Геннадьевна?

Глава 6

Ирина

Сухой, лишённый хоть каких-то эмоций тон проморозил меня до костей и заставил поежиться под чужим, слишком пристальным взглядом. Судорожно вздохнув, я нервным жестом пригладила взъерошенные волосы и тихо ответила вопросом на вопрос:

— А что… Что-то случилось? Я не понимаю, что могло бы…

— Случилось, Ирина Геннадьевна, — госпожа Дячишина снисходительно хмыкнула, сцепив руки в замок за спиной. — И прежде, чем мы вернёмся к сути нашего разговора, не могли бы вы уточнить один момент. А именно — кем вам приходится Потапов Максим Андреевич? И на каких, простите, основаниях вы отдали ему двоих несовершеннолетних детей?

На какой-то миг я забыла, как дышать. Хватая ртом воздух, я чувствовала, как ледяные когти страха сжимают моё сердце, пробивая его насквозь. И лишь одна-единственная мысль, острой занозой засевшая где-то глубоко в голове не дала мне сорваться.

Я даже смогла улыбнуться, заставив себя разжать стиснутые кулаки и спокойно проговорить:

— Знаете, Оксана Витальевна, основания у меня были более чем… Весомые. Понимаете, всё дело в том, что он… — запнувшись на середине фразы, я облизнула внезапно пересохшие губы и всё-таки закончила предложение. — Он их отец.

И пусть голос звучал спокойно, пусть на лице не дрогнул ни один мускул, внутри меня разразилась целая война. Меня корёжило и рвало от совершенно противоречивых эмоций и чувств. Там, где-то в груди, смешалось всё — радость от осознания, что дети в безопасности, ненависть от того, что всё опять сводится к чёртовому Потапову и надежда.

Робкая, совершенно иррациональная и пугающая меня до дрожжи и слабости в ногах. Потому что один раз я уже прошла через это, я доверила себя и своё сердце этому мужчине и что получила взамен? Да, наши отношения подарили мне моё личное, самое невероятное чудо — моих детей. Но кто бы знал, как это страшно собирать себя по кускам…

Страшно и сложно. И повторять этот опыт у меня не было никого желания.

— Вот как… — задумчиво протянула Оксана Викторовна, сжав тонкие губы.

Кажется, мой ответ её удивил. На короткий миг безупречная маска вселенской скуки дрогнула на чужом лице, обнажив растерянность и даже обескураженность. И я недоверчиво уставилась на внезапно ставшую почти человеком женщину, с трудом удержавшись от желания себя ущипнуть. Уж слишком нереальной получалась картинка.

Впрочем, госпожа Дячишина справилась сама. Кивнув головой каким-то своим мыслям, она одёрнула полы несчастного халата и, качнувшись с пятки на носок, деланно проинформировала:

— Что ж, надеюсь у этого «отца» есть и документы, подтверждающие отцовство… И все необходимые условия, для детей. В противном случае, мы будем вынуждены принять соответствующие меры.

— Например?

Подкатившую к горлу тошноту я старательно проигнорировала. Задавила рвущуюся наружу панику и продолжила смотреть прямо в лицо этой вежливой до отвращения женщине, даже не думая опускать взгляд.

— Вы должны понимать, Ирина Геннадьевна, наша приоритетная задача обеспечить детям достойные условия проживания. Убедиться в том, что их жизни и здоровью никто… Я повторюсь, никто и ничто не угрожает., - слово «никто» госпожа Дячишина выделила особо пренебрежительным тоном. — И если вы уверены в том, что с господином Потаповым им лучше, чем под защитой государства, то…

— Им лучше, — я снова сжала пальцы в кулаки, до боли впиваясь ногтями в кожу ладоней. — С родным отцом им намного лучше, чем под опекой государства. Поверьте, Оксана Викторовна, он обеспечит их всем, что нужно.

— Поживём — увидим, Ирина Геннадьевна. Не прощаюсь…

И на этой ноте, с явным оттенком превосходства в голосе, Оксана Викторовна ушла из палаты. Оставив меня один на один с вернувшейся паникой, стремительно набирающей обороты и чётким осознанием того, что нужно спешить. Я должна, я просто обязана…

Мне срочно нужно позвонить Потапову!

Максим Потапов

Телефонный звонок ввинтился в мозг и устроил там апокалипсис.

Серьёзно, судя по ощущениям, у меня в голове случился целый ядерный взрыв. И дабы никого не накрыло волной «благодарности», я благородно спрятал чёртов гаджет под подушкой.

Ещё и лицом в неё, в подушку эту, уткнулся. Лелея слабую надежду на то, что хотя бы сегодня мне удастся выспаться. Ну-ну, какой наивный дядя! И пяти минут не прошло, как в глубине квартиры что-то грохнуло. Звякнуло, брякнуло, хныкнуло и…

Разразилось душераздирающим рёвом на два голоса. Да таким, что мёртвые из могилы восстали бы, что уж про тотально не высыпающегося меня говорить?

— Дети — цветы жизни, — мрачно заявил я собственному отражению в ванной. Скептически глянул на явно осунувшуюся морду лица, почесал заросший подбородок и оценил величину мешков под глазами.

Вместе с диким взглядом и явным желанием «убивать», картинка получалась зачётная. Хотя и неприглядная. А ты, Потапов, Ирку навестить ещё хотел. Поговорить, впечатление там произвести, угу.

Как бы после такого «впечатления», она от тебя на край света не слиняла, вместе с детьми! Кстати о них.

Мне кажется или в квартире СЛИКШОМ тихо?

— Твою мать!

Благоприобретённая паранойя пополам с горьким опытом взвыли дурниной. За тридцать секунд я выплюнул пасту, плеснул в лицо водой и вымелся из ванной комнаты, с ужасом представляя масштаб возможного бедствия. Вот только чего я точно не ожидал, так это того, что проскакав бешеным оленем по квартире, застыну на пороге комнаты, ловя отвисшую челюсть. Потому что… Потому…

Да мля, когда они уснуть-то успели? Снова!

— Однако… — я только и смог, что растерянно почесать затылок, глядя на открывшуюся мне картину. Схватившись за одну игрушку, дети завалились набок и слаженно сопели, пуская слюнявые пузыри. И чхать они хотели на орущий телефон, громыхавшие под окном машины и собственного непутёвого папашу, застрявшего в дверях.

Аж завидно стало, блин. Мне о таком крепком сне только и остаётся что мечтать, в обнимку с литровой кружкой крепкого, чёрного кофе. В вялой попытке найти в себе те самые бодрость духа, оптимизм и что-то там ещё из списка качеств образцового родителя. Хотя о чём я?

Где я и где понятие «образцовый родитель»? Чем больше времени я провожу с детьми, тем сильнее сомневаюсь в том, что этот диковинный зверь вообще существует в природе.

Телефон умолк. И пошёл на третий заход, настойчиво требуя моего внимания.

— Видимо, кто-то не понимает намёка, — пробурчал я себе под нос, заваливаясь на диван и вытаскивая смартфон из-под подушки. — Придётся, послать прямо… — ткнув пальцем в экран, я максимально вежливо рявкнул. — Ну и?! Кому я пиз… Пипец так понадобился, а?!

С минуту в трубке царила потрясающая тишина. Но не успел я порадоваться тому, что отбил у собеседника желание разговаривать, как знакомый женский голос беспомощно произнёс:

— Макс? Я не… Я, что не вовремя?

— Хороший вопрос, — чуть сбавив обороты, я рассеянно провёл рукой по волосам, пытаясь понять чего во мне больше от этого звонка: злости или радости. И если получается пятьдесят на пятьдесят, это значит меня «торкнуло» или есть ещё шанс избежать страшного чувства с большой буквы «эл».

И хочется ли?

— Я не… Чёрт, Потапов, скажи, ты делал тест ДНК? — Ирка судорожно вздохнула, явно пытаясь успокоиться. Наверняка она сейчас стояла, переступая с ноги на ногу, и тёрла ладонью предплечье, пытаясь взять себя в руки. Ещё и губы искусала до крови, стараясь справиться с волнением и дрожью. А я…

Я так явно представил себе эту картинку, что не сразу сообразил, о чём идёт речь. А вот когда сообразил, то всё, что и смог, это недоверчиво протянуть:

— Прости, мне, наверное, послышалось, но… Что ты спросила?!

— Потапов… — страдальчески вздохнув, эта невозможная женщина чуть ли не по слогам повторила этот чёртов вопрос. — Я просто хочу знать, делал ты тест ДНК или нет! Это правда очень важно, Макс!

В голосе Войновой слышались отчётливые нотки паники, но в этот раз я их нагло проигнорировал. Да мне в принципе стало резко не до чужих чувств и переживаний, со своими бы справиться суметь. А их, этих самых чувств, вдруг оказалось слишком много для меня одного.

Так много, что я с силой потёр ладонью лицо, пытаясь хоть так взять себя в руки. Получалось откровенно хреново, а точнее — никак. Сердце всё равно отбивало стаккато по рёбрам, разгоняя по телу злость и внезапно вспыхнувшую чёрную ревность. Пальцы сжались в кулак от нестерпимого желания кому-нибудь врезать. И плевать кому и за что, лишь бы избавиться от этого грёбанного стального обруча, сдавившего грудь так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. А самое главное, что даже себе так и не смог объяснить, чего меня так скрутило-то.

Ведь это был простой, в общем-то, логичный вопрос, не так ли?

«Да щаз, ага», — мрачно подумал я, глядя на потолок и считая про себя до десяти и обратно, в вялой попытке хоть чуть-чуть успокоится. В душе бушевал ураган, а в голове складывались сплошные матерные конструкции. И вот, вроде бы, не восемнадцать давно и на сопляка малолетнего не тяну, а поди ты!

Стоит Ирке меня зацепить и весь самоконтроль летит к хренам!

— Макс…

Я глубоко вздохнул и так же медленно выдохнул. И всё равно не удержался от едкого вопроса, так и рвущегося с языка:

— И зачем тебе тест ДНК? Или что, у тебя там уже целая очередь из гипотетических отцов стоит?

Потрясённую тишину в ответ можно было пощупать руками. Целую минуту Войнова только судорожно дышала в трубку, пока я накручивал себя, всё больше и больше злясь на весь белый свет. А затем…

— Погоди… Ты, что… Ты пытаешься меня в чём-то обвинить? Меня?! — Ирка шумно выдохнула, истерично хохотнув. Чтобы через секунду заорать так, что я невольно поморщился от звона в ушах. — Знаешь что?! Да иди ты к чёрту, Потапов! Не хочешь признавать детей — плевать, без тебя справлюсь! Но если из-за тебя… Из-за твоего идиотского упрямства, моих детей заберут в приют, я… Я не знаю что с тобой сделаю, понял?! Я тебя, я…

Оборвав себя на полуслове, Ирка замолчала. Тонкий, жалобный всхлип полоснул по нервам наждачкой, отрезвляя почище ведра ледяной воды. И я как-то разом вспомнил и про операцию, и про истощение, о котором мне поведал дежурный врач. А ещё о том, что Войнова не любила и не умела врать.

Не договаривать могла, да. Причём, мастерски. А вот врать напрямую — нет. И от этого осознания меня накрыло удушливой волной самого настоящего стыда. Да уж, права Ирина, я — идиот, причём идиот — клинический.

Криво усмехнувшись, я сжал переносицу и впервые за хрен его знает сколько лет пожалел, что бросил курить. Сейчас бы не помешало вдохнуть горький сигаретный дым, чтоб мозги прочистило, выбив из головы всё лишнее. Ведь сам же грохнул кулаком по столу, заявляя, что мне плевать, чьи это дети, а сам…

Интересно, а вот эти вот вспышки ревности и прочую лабуду ещё можно купировать или всё, поздняк метаться, а?

— Прости, — с трудом выдавил я из себя. Шумно вздохнув, снова потёр лицо ладонью. — Правда, прости, Ир, я… Не хотел тебя обидеть. Наверное…

— Засунь своё «прости» знаешь куда?! — подавив очередной всхлип, зло выплюнула Войнова. — А ещё знаешь что, Потапов? Это был первый и последний раз, когда я тебя о чём-то прошу. Если бы не эти долбанные органы опеки, я бы никогда… Да я бы…

— Ир, успокойся. Пожалуйста, — как можно миролюбивее попросил я, надеясь хоть так сбавить градус напряжения в нашем разговоре. Даже пошутил, пытаясь разрядить обстановку. — Ты же знаешь, я тот ещё засранец… И бесчувственный чурбан, ага. Так что там за дела с приютом и опекой, м?

Кажется, я снова что-то не то сказал. Ну или не так услышал. А ещё недопонял и вообще, совершил все семь смертных грехов сразу, судя по выразительному молчанию в трубке. Правда, надолго Ирку не хватило.

Тихо ругнувшись себе под нос, она нехотя откликнулась:

— Я не просто так про тест спрашивала, Потапов. Я не страдаю провалами в памяти и с математикой у меня всё в порядке. Так что, к сожалению, я точно знаю КТО отец. Чтобы ты там себе не напридумывал и…

— Ир, я же извинился. Я…

— Ко мне приходили из опеки, — сухо откликнулась девушка, явно сумев взять себя в руки.

Я прямо кожей почувствовал эту стену отчуждения, выросшую между нами. И от осознания того, что она закрылась, почему-то кольнуло в груди, где-то под рёбрами. Так, что я невольно потёр то самое место, напротив громко стучавшего сердца.

Чтобы хмуро поинтересоваться в ответ:

— Ну и зачем? Ничего же не случилось, вроде.

— Затем, что кто-то очень обеспокоен тем, где и в каких условиях находятся мои дети. И я наверняка пожалею о том, что сейчас скажу, но… — чуть помедлив, Войнова всё же продолжила. — В общем, если у тебя есть возможность подтвердить отцовство в самые короткие сроки, сделай это. Я не хочу, чтобы у этой дамы был хоть какой-то шанс забрать у тебя детей.

— Не будет, — криво улыбнувшись, я качнул головой, поднимаясь с дивана и уже прикидывая, что нужно сделать и как. — Не волнуйся, Ириш. Всё будет хорошо.

В ответ послышался лишь тихий вздох и короткие гудки. Видимо, на слово мне не поверили, так что придётся тебе, Потапов, доказывать на деле собственную благонадёжность. Но где наша не пропадала, а?

Глава 7

Максим Потапов

«Сушёная вобла» в строгом костюме скупо роняла слова, делала какие-то свои выводы и улыбалась так, что остаться равнодушным было просто не возможно. Серьёзно, от одного её постного вида у меня аж кулаки зачесались. А я ведь, до этого момента, не понимал, как можно руку на женщину поднять, но эта мадам…

Млять, да стоило мне только представить, что и как она могла сказать Ирке, как желание её придушить становилось ну просто невыносимым! Вот так бы взял, подошёл к ней, взял за шею тонкую и…

— Остынь, — зло зашипел мне на ухо Ильин, сжав моё плечо цепкой хваткой. — Да тихо ты, придурок… Только хуже сделаешь же!

Я на это только зубы сжал, давя в зародыше заманчивую мысль послать всю эту делегацию. Желательно — матом, и так, чтоб потерялись они всерьёз и надолго. И да, да, я знал, что это глупо, но вашу ж мать! Какая заманчивая была бы перспектива…

Настолько заманчивая, что я всё же не удержался и ляпнул, криво усмехнувшись:

— Знаете, Оксана Витальевна… Я как-то даже не предполагал, что в нашем государстве ТАК заботятся о детях. Особенно о тех, чьи родители вполне себе живы, здоровы и даже, о ужас, дееспособны.

Зажатый в кулаке телефон прошил ладонь настойчивой вибрацией. Так, что я не смог его проигнорировать и, извинившись, отошёл в сторону, смахнув блокировку с экрана. Чтобы обнаружить среди вороха рабочих чатов и прочей ерунды одно единственное сообщение.

«И-ДИ-ОТ!» — гласил мэссендж от моего дражайшего приятеля. Ильин не поленился и, беззвучно шевеля губами, повторил свой доморощенный диагноз. На что получил вполне закономерный ответ — оттопыренный средний палец.

Что в сообщении, что в реальности. Потому что при всём моём уважении, но это не его пытается рассмотреть под микроскопом мерзкая «вобла». И не ему напрямую угрожали забрать детей при первом же удобном случае! Так что шёл бы ты Ильин…

К Лёле, мля!

— Ёрничаете, Максим Андреевич? — улыбка «воблы» стала ещё приторнее. Если такое вообще возможно. Поправив очки в строгой оправе, госпожа Дячишина сухо заметила. — Напрасно, очень… Напрасно, да. Наше государство беспокоится о здоровье и благополучии каждого гражданина, независимо от его возраста, пола и социального статуса. К тому же, некоторые обстоятельства, касающиеся вас и ваших детей, вынуждают нас…

— Какие обстоятельства? — засунув телефон в задний карман джинсов, я скрестил руки на груди, сверля эту су… суровую женщину требовательным взглядом.

Конечно, ей это не понравилось. Точно так же, как госпоже Дячишиной не понравилось то, что я нагло её перебивал на постоянной основе. Всё это она продемонстрировала, презрительно скривив губы, но до пояснения всё-таки снизошла:

— У вас очень интересная… Я бы сказала — непростая ситуация, Максим Андреевич. Юридически вас ничего не связывает ни с матерью детей, ни с самими детьми. Это, конечно, очень похвально, что вы благородно решили проявить заботу о малышах, но… Я склонна считать, что в приюте им будет лучше.

— Лучше чем с родным отцом?

Каюсь, я не удержался. И даже не сильно скрывал сарказм, так и пёрший из всех щелей. Но либо госпожа Дячишина была глухой, либо обладала завидной способностью игнорировать очевидное…

Криво усмехнувшись, я без особого трепета выдержал надменный взгляд этой «воблы». Ну, либо третий вариант — тётка свято верила в то, что действительно может всё. В том числе, отобрать у меня детей. Как жаль будет её разочаровывать…

Наверное.

— Разве вы успели сменить фамилию на Войнов? — сладко улыбнулась эта стерва, снова поправляя свои идиотские очки. Прямо намекая на ту ересь, что значилась в свидетельстве о рождении мелких.

Я шумно выдохнул, считая про себя до десяти и обратно. Этот снисходительный тон только что чудом не отключил мне тормоза окончательно. Потому что, ей богу, клянусь, «вобла» была в наносекунде от того, чтобы познакомиться с моим дурным характером и деспотичными замашками. И если она продолжит в том же духе, то…

Сигнал входящего сообщения разбил повисшую, напряжённую тишину. Вовремя, потому что ещё пара минут и от нас с представителем власти можно было бы прикуривать. Ещё раз смерив госпожу Дячишину убийственным взглядом, я буркнул что-то похожее на «извините» и отошёл в сторону, выуживая треклятый смартфон из кармана.

Опять.

«Когда мозги раздавали, ты покурить вышел?!»

И пока я переваривал этот вопрос и честно пытался придумать самый цензурный ответ, телефон в руке пискнул очередным оповещением.

«Просто. Молчи. Стой, улыбайся, кивай в нужных местах. И где ж я, мля, так согрешил, чтоб тебя в друзья получить…»

А вот на этот вопрос у меня был целый список ответов. Листов на пять, как минимум. Но глубоко вздохнув, я медленно выдохнул и… Промолчал. Всё-таки, в чём-то Игорёк был прав.

Думать трезво, общаясь с госпожой Дячишиной, у меня не получалось.

— Оксана Витальевна, мне кажется, тут возникло небольшое недоразумение, — расплывшись в ослепительной улыбке, Ильин отлип от дверного проёма, который усиленно подпирал последние полчаса. И в пару шагов оказался рядом с «воблой», ловко взяв её под острый локоть. — Пройдёмте на кухню, я вам всё объясню.

— Простите, господин… Как вас там? — тётка только что каблуками в пол не вросла, холодно глядя на радостно скалившегося Гора.

— О, я не представился? — деланно удивился Ильин. Судя по цепкому взгляду и вежливой до тошноты улыбки, приятель перешёл в рабочий режим. Говоря проще, вцепился бульдожьей хваткой в добычу, и отпускать её не собирался.

— Не имела чести быть представленной. Хотя теперь я понимаю, что мои волнения были не напрасны. Присутствие рядом с детьми посторонних лиц, явно находящихся в не адекватном состоянии это…

Договорить свою обличительную тираду Оксана Витальевна не успела. Ильин со скучающим видом сунул ей под нос бумажку с яркой, синей печатью:

— Это справка от психиатра, что я вполне себе здоров, вменяем и отдаю отчёт своим действиям.

— Чудесно, но…

— А это доверенность на представление интересов Потапова Максима Андреевича и его детей, — улыбка приятеля стала ещё шире, когда в руки мегеры сунули ещё один пакет документов.

— Прекрасно, — мегера сдаваться не собиралась. Смерив нас уничтожающим взглядом, она шумно вздохнула, но продолжала упрямо гнуть свою линию. — Однако, это не означает, что…

— Ах, да. Самое важное, — Игорь хлопнул себя по лбу и сокрушённо качнул головой, выуживая из папки с документами ещё один листок. — Держите, Оксана Витальевна.

— Что это?

Голос Оксаны Витальевны предательски дрогнул и дал петуха, а сама она вдруг растеряла всю свою уверенность, холодность и непрошибаемое упрямство. Уставившись на заверенные нотариусом копии в своих руках, Дячишина нервно кусала губы, глядя то на меня, то на документы, то на ехидно ухмыляющегося Ильина.

— Как что? — Гор изобразил самое натуральное удивление. Ещё и наклонился, заглядывая в документы. Чтобы выпрямиться и невозмутимо пожав плечами, холодно припечатать. — Ну право, Оксана Витальевна, там же чёрным по белому написано. На одном листе — тест ДНК, результаты которого однозначно подтверждают родственную связь между моим клиентом и этими детьми. А второй — свидетельство о рождении. И, как вы можете заметить, в графе отец значится «Потапов Максим Андреевич».

Выдержав небольшую паузу, Гор предельно вежливо поинтересовался:

— Согласитесь, Оксана Витальевна, это в корне меняет ситуацию, не так ли? Даже на взгляд скромного представителя органов опеки и попечительства.

Удержаться от едкого смешка было выше моих сил. Я только что не разразился бурными аплодисментами в честь одного ушлого адвоката и своего друга по совместительству. Пожалуй, за эту тираду я готов простить Гору всё. Ну…

Почти всё. За некоторые шуточки Ильину всё-таки стоило бы рёбра пересчитать.

Так, в целях профилактики, конечно же.

— Что ж… — наконец, отмерла «вобла», выдавив подобие улыбки. И смерила меня острым, полным досады взглядом. — Вижу, вы хорошо подготовились, Максим Андреевич. Похвально, очень похвально…

И снова меня удостоили ещё одним острым взглядом. После чего, госпожа Дячишина аккуратно убрала выданные ей копии документов в свою папку и криво усмехнулась, добавив:

— Я бы даже сказала — дальновидно. Как для молодого отца, так точно.

Желание сказать, куда она может засунуть это своё «одобрение», было просто нестерпимым. Но в этот раз я мужественно промолчал, оставив её выпад без комментариев. Только плечами пожал, мол, ну а что вы хотели-то, Оксана Витальевна? Чтоб я вам детей отдал на блюдечке с голубой каёмочкой, что ли? Угу, бегу, мля, и падаю.

Это мои дети, мои! И хрен я их кому-нибудь отдам!

Впрочем, судя по настрою барышни, сдаваться так просто она тоже не собиралась. Дёрнув уголками губ, она поправила очки и вежливо заметила:

— Впрочем, я бы не расслаблялась на вашем месте, Максим Андреевич. Ваша семья останется на особом контроле. И учитывая сложившуюся ситуацию, я думаю, это не последняя наша встреча.

— Жду не дождусь, — криво усмехнувшись, я любезно изобразил на лице вежливый оскал. Попутно в сотый раз, за это утро, напоминая себе, что это — баба, а баб бить нельзя.

И вообще. Мне сейчас только конфликта с официальным представителем государственной, мать её, структуры не хватало. Для полного, так сказать, счастья.

— Снова ёрничаете? — не менее любезно откликнулась «вобла». — Зря, Максим Андреевич, очень зря. До новых встреч.

— Выход там, — всё ещё скалясь, я махнул рукой в сторону коридора. И начисто проигнорировал укоризненный взгляд Ильина. Даже «дорогих» гостей провожать не пошёл, справедливо решив, что терпение у меня не железное.

С ним и так в последнее время большие проблемы. Чувствуется острый дефицит.

Вернулся Гор минут через десять. Я за это время успел проверить мелких, убедиться, что мир захватывать они временно передумали и сварить крепкий, чёрный кофе. И с философским смирением поинтересовался, поставив под нос мрачному приятелю сахарницу:

— Валяй, рассказывай какой я идиот. Честное слово, я даже возражать не стану. Ну… Не сразу.

Ильин на эту мою ремарку только фыркнул, привычно превращая напиток богов в приторное до невозможности пойло. Помешал получившуюся бурду чайной ложкой и с присущей ему долей фатализма заметил:

— Это только начало, Потапов. Дальше будет хуже.

— А то я не догадался, угу, — нахмурившись, я машинально потёр щетину на подбородке. По-хорошему, надо было бы побриться. Но пока что я успешно следовал принципу «в зеркале отражаюсь, детей не пугаю — и ладно». И не потому что мне было лень, нет.

Времени банально не хватало. И Сил. Оказывается, наличие двух малолетних искателей приключений на свои памперсы отлично тренирует терпение и выдержку. А ещё развивает изобретательность и заставляет переосмыслить взгляды на жизнь вообще и собственный режим дня в частности.

Да и вообще. Лень двигатель прогресса и сберегатель лишних нервов. И я очень, вот просто очень надеялся, что у приятеля есть хоть какие-то мысли о том, как отделаться от «воблы». Желательно вот прям сейчас, а не в отдалённой и очень туманной перспективе.

— Слушай, Макс… — задумчиво протянул Гор, оборвав мои кровожадные размышления. Смерив меня внимательным взглядом, он вдруг хмыкнул, невинно так поинтересовавшись. — А как ты относишься к институту брака?

Вопрос прозвучал как гонг на ринге: внезапно, громко и так резко, что у меня аж в ушах зазвенело. От неожиданности, ага. Я даже головой помотал, искренне надеясь, что мне это всё почудилось, но нет.

Я всё ещё был дома, у себя на кухне и приятель смотрел на меня таким честным и открытым взглядом, что сомнения отпали напрочь. Этот вопрос действительно прозвучал и мне действительно придётся на него ответить. Вот же ж…

Акула юриспруденции, чёрт бы тебя побрал!

— Ильин, ты прекрасно знаешь, как я к этому отношусь, — сухо заметил я, поставив полупустую чашку на стол и скрестив руки на груди. — Сугубо отрицательно. И в ближайшие несколько лет даже думать об этом самом «институте» не планирую. И…

— А придётся.

Кажется, именно в этот момент я понял местами маниакальное желание мадам Зелен… Да блин! В общем, понял я, почему Лёле порою так хочется прибить собственного супруга. Нет, помощь приятеля я ценил, готов был воплощать в жизнь все его советы, но…

Но где-то между этим его искренне хотелось придушить. Вот как сейчас! И видимо это самое желание как-то отразилось на моём лице, потому что Ильин вздохнул. Снова. Скорбно так, устало.

И заявил, хлопнув ладонью по барной стойке:

— Не тупи, Потапов! Хочешь избавиться от внимания опеки, сделай финт ушами — женись!

Я от неожиданности аж воздухом подавился. И изумлённо пялился на приятеля ещё минуты три, пока мой мозг пытался переварить озвученную, откровенно безумную идею. С одной стороны, как бы я не относился к самой идее «брака», Ильин был прав. Это решит если не всё, то многое. С другой…

Я даже близко не представлял, как отреагирует Ирка на такое предложение. А самое главное, как это сделать? Позвонить и спросить «Дорогая, я тут подумал, посоветовался с адвокатом и решил, что нам срочно надо пожениться»? А потом что? Ждать, когда домой нагрянут дяди-санитары, потому что Войнова усомниться в моей вменяемости? Или ещё чего поинтереснее?

— Она не согласится, — мотнул я головой, в красках представив, куда меня попросят засунуть это оригинальное предложение «руки и сердца».

— А кто её будет спрашивать? — усмехнулся Ильин. И прежде, чем я успел его остановить, он уже листа телефонную книгу в поисках нужного контакта. Оставив меня один на один с чётким ощущением, что добром эта авантюра не закончится. Хотя…

Задумчиво потерев подбородок, я хмыкнул. Я же вроде как собирался с Иркой отношения налаживать, так ведь? Так почему бы не воспользоваться этой ситуацией? В своих, исключительно корыстных целях, конечно же.

В конце концов, не сбежит же она от детей и собственного мужа, м?

— Гор, — окликнул я задумавшегося Ильина. И дождавшись, пока он на меня посмотрит, кивнул, заявив. — Я согласен, договаривайся.

Глава 8

Ирина

«Абонент занят, оставьте ваше сообщение после сигнала».

Механический голос повторял эту фразу в сотый раз за последние несколько дней. Но с поистине ослиным упрямством я снова и снова, раз за разом набирала чёртов номер чёртова Потапова…

И чувствовала, что ещё чуть-чуть и меня накроет самая настоящая истерика. Банальная, некрасивая, бурная. Потому что он исчез с горизонта так, будто его никогда и не было. Исчез вместе с детьми. И да.

Умом я понимала: у Макса есть своя жизнь. Работа, девушка, друзья — всё то, где не было места ни мне, ни моим малышам. Вот только легче от этого не становилось.

— Чёрт, — тихо выдохнув, я медленно положила несчастный смартфон рядом с собой на кровать. И обхватила себя руками, с силой растирая замёрзшие плечи. В груди нещадно ныло и тянуло стылым беспокойствам, а нервы дрожали натянутой струной из-за сводящей с ума неизвестности.

Последняя была хуже всего. Наверное, стоило бы позвонить кому-то ещё. Ну, в самом-то деле, у нас же были общие знакомые, старые приятели и даже друзья. И я бы обязательно так и сделала, если бы не одно, треклятое «но».

Мне некому было звонить. Расставшись с Максом, я оборвала все контакты. Я так устала от этой больной зависимости, от убивающей меня любви, что вычеркнула из жизни даже намёк на случайную встречу с ним. Я не хотела ни видеть, ни слышать, ни знать его. И мне было откровенно наплевать, как глупо это выглядит со стороны.

Я хотела свой уголок, научиться жить без него и даже не представляла, чем это может обернуться. Что однажды я буду сидеть вот так, посреди больничной палаты, кусая губы в бессильной злости на себя саму. И на Макса. И на Ильина. И…

— Войнова?

Медсестра, заглянувшая в палату, смерила меня заинтересованным взглядом, оборвав панический бег моих мыслей своим появлением. Вскинувшись, я вопросительно посмотрела на неё, с трудом облизнув пересохшие губы. А та, словно не видя, как меня трясёт, непринуждённо и весело выдала:

— Ну чего сидим? Кого ждём? К тебе там целая делегация нарисовалась. Беги, встречай. Пока наш серпентарий к себе этого красавца не забрал.

— А… — судорожно вздохнув, я усилием воли подавила совершенно неуместное желание разреветься. Сглотнув, вновь облизнула губы и хрипло уточнила. — А вы уверены, что это ко мне? Я никого не жду… Наверное.

— Странная ты, — весело фыркнула медсестра, заснув руки в карманы на форменном халате. — Ты не ждёшь, а он вон, припёрся. И не один. Давай, Войнова, отрывайся от кровати и вперёд. А то через полчаса обед и процедуры, по расписанию.

И, не дождавшись от меня хоть какой-то реакции, строго прикрикнула, хлопнув в ладоши:

— Ну?! Чего сидим, кого ждём?! Марш, навстречу визитёрам! Или тебе клизму выписать, для ускорения?

Конечно, никакую клизму она мне ставить не собиралась. Но почему-то именно эти слова оказались самыми действенными: я медленно поднялась с кровати и, шаркая тапочками, выползла в коридор. Чтобы вот так вот, аккуратно и неторопливо добраться до поста дежурной медсестры.

Правда, если быть честной, формально я до него так и не дошла. Наткнувшись на знакомый, чуть тяжёлый взгляд, пробиравший меня до костей, я остановилась как вкопанная. И только сильнее затянула полы халата, сжав пальцы так, что побелели костяшки. Глядя широко раскрытыми глазами на то, как Потапов, небрежно отмахнувшись от оживлённо хихикающих медсестёр, решительно сократил разделяющее нас расстояние.

Шаг. Ещё шаг. Ещё один. Вот он уже дико привычно возвышался надо мной, смотрел на меня сверху вниз нечитаемым взглядом. И от этого пристального, такого до боли ненавистного и знакомого внимания я окончательно растерялась, забыв всё, что хотела ему сказать.

Серьёзно, всё, что я смогла это хрипло выдохнуть, растянув губы в нервной улыбке:

— Ну… Привет?

Повисшая между нами тишина была непривычно хрупкой и уютной. Наверное, мне надо было что-то сказать. Надо было ударить его кулаками в грудь и потребовать объяснений, узнать, почему он не отвечал. Надо было потребовать привезти ко мне малышей или просто услышать их. Надо было, да, но…

Я не сделала ничего из этого. Я просто стояла, чувствуя себя так по-глупому растерянной, уязвимой и беззащитной. Словно та невидимая стена, что выросла между нами за время расставания, вдруг разлетелась на десятки, сотни осколков. Словно все те обиды, причины для ненависти, разумные и логичные аргументы, что я заучила наизусть, вдруг перестали иметь значение. Вот так просто, по щелчку пальцев. И в голове не осталось ничего, кроме совершенно дикого желания шагнуть вперёд и спрятаться от мира и проблем в таких до жути знакомых объятиях.

Позволить себе побыть слабой, хоть немного.

— Привет, — Максим криво улыбнулся, осторожно погладив меня пальцами по щеке.

От этого простого, совершенно обыденного жеста внутренности скрутило узлом, а сердце забилось быстрее. И я поймала себя на том, что краснею. Неудержимо и бесконтрольно.

— Прости, что не позвонил, — продолжил тем временем Потапов, казалось, не замечая ни моего смущения, ни непривычной молчаливости. — Этот дуэт малолетних террористов проверял мой телефон на прочность. Увы, как оказалось, умная китайская техника не очень-то дружит с водой, огнём и медными трубами. Ну или кафельной плиткой, в моём случае.

— О, — я не сдержалась, насмешливо фыркнув. Обруч напряжения, сдавивший грудь, чуть ослаб, и я позволила себя тихий вздох облегчения.

Всё-таки не удержавшись от маленькой шпильки в адрес бывшего:

— Неужели в этом мире есть что-то, что ты можешь не предусмотреть?

Только осознав, что ляпнула, я тут же пожалела об этом. Да, да! Между нами бездна обиды и злости, да мы оба не были идеальными и натворили не мало. Но, чёрт бы тебя побрал, Войнова!

Этот человек единственный на кого ты смогла положиться. Он заслужил хотя бы элементарную вежливость. И плевать, что мы уже успели с ним поскандалить.

— Ну, экстремальный курс отцовства я тоже как-то не загадывал, — усмехнулся Макс, небрежно пожав плечами. — Так что да, не настолько я могуч, как показала практика… А террористы получили условный срок под надзором моих друзей и слёзно просили передать тебе вот это.

Мне под нос сунули надкусанное и обслюнявленное… Печенье. Обычное такое, детское печенье. Глядя на которое я вновь растеряла все слова и забыла половину алфавита, чувствуя, как защипало в глазах. И пока я стояла вот так, вертя в пальцах эту печеньку и пытаясь придумать достойный ответ, Потапов невозмутимо заметил:

— Они соскучились. И я тоже.

— Что тоже? — я недоумённо моргнула, удивлённо на него посмотрев.

— Соскучился, — Макс мягко, коварно улыбнулся, снова пожав плечами. И тут же перевёл тему, поинтересовавшись. — Когда тебя там уже выпишут, а, Потапова?

Я даже оглянулась, на всякий случай, проверяя, нет ли рядом кого-то ещё. И снова посмотрела на бывшего, не понимая: шутит он так или что. Даже уточнила осторожно, убирая печеньку в карман халата и отступив на шаг назад, на всякий случай:

— Для склероза всё-таки рановато, Максим. Моя фамилия Войнова, вообще-то. Если ты помнишь.

— Помню, — Макс смерил меня пристальным, внимательным взглядом, словно готовясь к чему-то. А потом хмыкнул и уточнил невозмутимо. — Это всего лишь незначительные бюрократические тонкости. И мы их исправим… Прямо сейчас, пока ещё Войнова.

— Что?!

Серьёзно, я даже возмутиться толком не успела. Потапов сократил разделявшее нас расстояние за какие-то доли секунды, а в следующий миг я судорожно цеплялась за его плечи и шею, отчаянно краснея под звонкое хихиканье медсестёр. Потому что этот наглый, невозможный, совершенно непредсказуемый человек подхватил меня на руки и занёс в так кстати пустовавшую «перевязочную». И плевать он хотел на моё сопротивление, на мои призывы к его голосу разума.

Все мои протесты и попытки хоть как-то его остановить, Макс встретил непрошибаемым спокойствием и чисто слоновьим упрямством. И это было так знакомо, почти до боли и жадного желания повернуть время вспять. Но…

Прошлое ведь не вернуть, правильно, да?

— Ну и зачем? — тихо поинтересовалась я, стоило ему усадить меня на кушетку. Обхватила себя за плечи, пытаясь хоть так защититься от непрошенной волны воспоминаний, накатившей так внезапно и сильно.

— Что зачем? — Макс подтащил к кушетке стул. Усевшись на него, он сцепил пальцы в замок и уставился на меня внимательным, нечитаемым взглядом. И от такого внимания я чувствовала себя неловко, отчаянно пытаясь не краснеть.

— Зачем это всё, Потапов? — устало вздохнув, я провела пальцами по спутанным волосам. — Это внимание, эта забота… Шуточки твои неуместные. Ты же понимаешь, кроме детей нас с тобой ничего не связывает. И называть меня Потаповой это…

— Боюсь, это ты не понимаешь, Ириш, — перебил меня бывший и до того, как я успела что-то возразить, продолжил. — Я не знаю, кому ты так насолила, но факт есть факт — опека от тебя так просто не отстанет. А я не горю желанием подвергать наших, — тут он делает ударение на этом слове, пригвоздив меня к месту серьёзным взглядом, — детей таким «приключениям» на постоянной основе. Мне, знаешь ли, и одного раза за глаза хватило.

— И… — я облизнула внезапно пересохшие губы и откашлялась, пытаясь прочистить горло. И всё равно сипло выдохнула, сжав пальцы так, что побелели костяшки. — И что ты предлагаешь?

— Есть один очень простой и очень эффективный способ обрубить их посягательства на корню, — Потапов пожал плечами, откинувшись на спинку стула. И улыбнулся так предвкушающе, что у меня внутренности стянуло узлом нехороших предчувствий.

Никогда ещё его эта улыбка до добра нас не доводила. Никогда!

— И… Какой же? — сердце билось в груди как сумасшедшее, а я всё пыталась понять, что задумал сидящий напротив меня мужчина.

И всё равно оказалась не готова к тому, как спокойно и обыденно Макс заявил, хлопнув в ладони:

— Нам нужно пожениться. Заключить брак, Ирин. Прямо сейчас.

С минуту я просто смотрела на него во все глаза, не зная, то ли смеяться мне, то ли плакать. То ли от души врезать ему по лицу. Да всё, что угодно, лишь бы меня перестала душить горькая, жгучая обида пополам со злостью. Но я так и осталась сидеть на месте…

Только глаза закрыла, отчаянно пытаясь справиться с совершенно ненужными сейчас эмоциями и чувствами. Безрезультатно, но всё же.

— Я не… Я не понимаю, — наконец, смогла я выдавить из себя, вновь посмотрев на невозмутимого бывшего. — Разве это как-то… Разве нет другого способа отделаться от них?

— Возможно, есть, — спокойно согласился со мной Максим, но прежде, чем я смогла добавить что-то ещё, также невозмутимо обрубил. — Но у нас нет времени на то, чтобы их искать. Так что…

Это многозначительное «у тебя нет выбора» так и повисло в воздухе. Нет, Макс не высказал это вслух, но я ощущала кожей этот холодок безысходности. Той самой, что ледяными когтями сжала моё сердце, мешая дышать и ясно мыслить. И прежде, чем я осознала, что произошло, я тихо и беззвучно обронила, так и не подняв взгляд:

— Хорошо, я… Я согласна.

То, что было дальше, слилось для меня в одно долгое, яркое пятно событий. Сухая тётка из ЗАГСа, со старомодной, красной папкой. Приятель Потапова — Ильин, выглядевший до неприличия довольным и чуточку злорадным. Умилённо вздыхавший медперсонал и ревнивые взгляды одиноких пациенток. И Макс.

Тот самый Макс, что всегда был уверен в себе, собран и готов к любым неожиданностям. Сейчас, он не сводил с меня беспокойного взгляда и сжимал пальцы так, словно боялся, что я могу ускользнуть. Исчезнуть, растаять, как мираж. И, если быть честной, я очень хотела сбежать, но…

Это ради детей, Войнова. Только ради детей.

— Поставьте подпись здесь и здесь, — деловито ткнула пальцем регистратор, вложив в мою подрагивающую ладонь ручку. И терпеливо дождалась, пока я медленно, осторожно выведу собственную подпись.

После чего захлопнула свою папку, заявив:

— Ну что ж… Объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать супругу, Максим Андреевич.

На этой фразе я ощутимо вздрогнула, только сейчас в полной мере осознав, на что подписалась. Сама, добровольно загнала себя в эту ловушку, из которой выбраться живой и невредимой уже не смогу. Не в этот раз. Но…

Дети, Войнова. Это. Ради. Детей. Помни об этом!

Глубоко вздохнув, я повернулась к непривычно молчаливому Максиму. А тот вдруг дёрнул меня на себя, заставив упереться руками в его широкую, твёрдую грудь. И сделал то, что я ожидала от него меньше всего.

Обхватив моё лицо ладонями, он меня поцеловал. Пресекая любой намёк на сопротивление, не задавай лишних вопросов, не спрашивая разрешения. И целовал так, что у меня слабели колени, а сердце давало знатный сбой, выжигая из лёгких последний кислород.

Поцелуй оборвался так же внезапно, как и начался, и пару секунд я открыто хватала воздух ртом, пытаясь справиться с бушующими в груди эмоциями. И…

Не смогла. Размахнувшись, я от души врезала Потапову по лицу и сделала то, что делают порядочные барышни из романов о любви. Банально, некрасиво и глупо потеряла сознание, моментально обмякнув в таких родных и чужих объятиях одновременно.

Глава 9

Ирина

Я медленно, нехотя выплывала из белого марева, до последнего цепляясь за ощущение безграничного спокойствия, окутавшего меня. Как будто всё, что было там, в реальности всего лишь мираж, полустёртое воспоминание и не больше. Но…

— Молодой человек, я настоятельно рекомендую вам выйти из палаты, — усталый голос дежурного врача врезался в уши, вырывая меня из блаженного беспамятства. Разрывая в клочки последнюю надежду на то, что всё это: и Потапов, и свадьба и вообще — всё это, мне приснилось.

— Нет. Я никуда отсюда не уйду, док. И, пожалуйста, давайте не будем спорить? Не хочу устраивать разборки, но если их не избежать…

Уголки губ невольно дрогнули, в намёке на улыбку. Я знала этот безапелляционный тон, эту непрошибаемую уверенность в себе и собственных силах. Когда Потапов чего-то очень хотел, он напоминал собою танк — ноль грации и почтения к чужим эмоциям, чувствам и мечтам. И я искренне считала это очаровательным.

До определённого момента, да. Пока он не проехался вчера по мне, не оставив ни единой целой кости, пусть и в переносном смысле слова.

— Максим Андреевич, я понимаю, что вы беспокоитесь за супругу, но…

— Простите, как ваше имя-отчество? — бесцеремонно перебил врача Потапов и я вздрогнула от того, как близко прозвучал его глубокий, обманчиво мягкий голос.

— Валентин Викторович.

— Так вот, Валентин Викторович, — край кровати прогнулся под немаленьким весом и я сжалась от обжигающего прикосновение чужого тела сквозь тонкую ткань больничного постельного белья. — Боюсь, вы не понимаете. Моей… — тут Макс ощутимо запнулся, но сумел взять себя в руки и продолжил. — У моей жены был очень не простой период. А вам, как врачу, должно быть хорошо известно, что ничто так не ставит на ноги, как забота и внимание близких. Поэтому, будьте так любезны, займитесь уже своими непосредственными обязанностями и оставьте нас одних!

И столько праведного возмущения было в его тираде, столько искреннего беспокойства, что моё глупое, хрупкое сердце предательски дрогнуло, пропустив удар. Чтобы забиться вновь ровно и неторопливо, потому что, чтобы Потапов не сказал бедному доктору, это было не более, чем красивая ложь.

Особенно та часть, где говорилось о близких. Их у меня не осталось уже очень и очень давно.

От этой непрошеной, совершенно несвоевременной мысли предательски защипало в глазах, и я не выдержала, закрыла лицо ладонями, пытаясь взять себя в руки. Или, хотя бы, скрыть чёртовы слёзы от посторонних глаз. Кто бы знал, как я устала быть одной…

Кто бы только знал!

— Ир…

— Всё… Нормально, — хрипло откликнулась я, сглотнув горький ком. застрявший где-то в горле. — Наверное… Тебе совершенно не зачем сидеть тут со мной. Думаю… Думаю, тебя уже потеряли в офисе… Да?

Руки от лица я так и не убрала, по-детски всё ещё надеясь, что так будет легче. Что если делать вид, что нет никаких проблем, что нет рядом этого невыносимого человека, мне станет чуточку легче. Глупо, конечно, но я ничего не могла с этим поделать.

И не хотела, если быть честной. Мне нужно было побыть одной, выстроить заново стену между нами, напомнить себя сто и одну причину, почему нет и забыть. Забыть то всепоглощающее чувство правильности, затопившее меня во время поцелуя. Оно вдребезги разбило всё моё сопротивление, моё нежелание быть рядом с ним и от этого мне становилось страшно.

Страшно вновь наступить на те же самые грабли, зная, как больно собирать потом себя по осколкам.

Повисшее между нами молчание не было напряжённым, нет. Оно отдавало горьким привкусом недопонимания, прошлых обид и скорбью о том, что могло бы быть между нами. И чего так и не случилось. И я почти (почти!) поверила, что сейчас он встанет и просто уйдёт, оставив меня один на один с невесёлыми размышлениями. Но…

Боже, это же Потапов! Он хоть раз сделал так, как хотела я? Хоть раз?!

— Ир, всё будет хорошо, — тихо протянул Максим, перехватив мою руку и осторожно сжав запястье. Вынуждая меня убрать ладони от лица и посмотреть на него. — Я обещаю, я смогу защитить тебя и наших детей. Я…

— Ты, правда, не понимаешь? — устало вздохнув, я откинулась на подушку, уставившись невидящим взглядом в потолок. — Знаешь, в детстве я мечтала, что у меня будет большая семья. Романтичная история любви, взаимопонимание, дети… И свадьба. Какая девочка не мечтает о красивой свадьбе?

— Ир…

— А потом со мной случился ты, Потапов, — я вздохнула, смежив глаза и потерев переносицу. По телу разливалась безграничная усталость, притупившая все чувства, тлевшие где-то в душе. — Человек, которому не нужны лишние привязанности. Человек, который не склонен к романтике и лишним эмоциям. Расставаться с мечтами из детства о большой и светлой любви было больно, да… Но я смогла, Макс. Смогла научиться жить без тебя, одна в большом городе, с двумя детьми и…

— И тут снова я? — спокойно уточнил Потапов, неосознанно переплетая наши пальцы и касаясь губами моей ладони. Вызывая волну мурашек по телу и заставляя сердце предательски ёкнуть. Опять.

— Да нет, — тут я не выдержала и усмехнулась, качнув головой. Старательно делая вид, что это не я наслаждалась нехитрой лаской и не спешила прерывать её. Что это не я впитывала как губка это внезапное проявление нежности с его стороны.

Не я и всё тут. И глупое сердце сбивалось с ритма вовсе не от того, как мягко смотрел на меня этот мужчина.

— Увы, в этот раз это был не ты, — снова качнув головой, я вздохнула, закусив губу до боли. — Просто именно ты оказался единственным, кого я знаю в этом городе. Единственным, кому я могла доверить детей. Но я… Я не думала, что именно их благополучием ты будешь меня шантажировать. Точно нет.

— Ты преувеличиваешь, — хмуро возразил Потапов, выпрямившись и выпустив, наконец-то, мою руку из своей хватки. — Я всего лишь…

— Привёл самые точные и самые действенные аргументы, — я криво усмехнулась, сжав пальцами одеяло так, что побелели костяшки. — Да, я помню, как виртуозно ты умеешь вести переговоры, Максим. А ещё знаю, что это был далеко не единственный способ избавиться от внимания опеки. Да, самый действенный… Но не единственный, верно?

С минуту Потапов молчал, опустив голову и пристально разглядывая собственные ладони. Расстегнул ремешок наручных часов и повертел их в пальцах, явно пытаясь взять себя в руки. А после нехотя признал, вновь застегнув браслет на запястье:

— Верно. Я мог бы сказать, что сожалею о том, что всё получилось вот так, но… Не хочу тебе врать, Ир. Я ни капли об этом не жалею, — едва заметно пожав плечами, Потапов вздохнул и снова поймал мои пальцы, крепко сжимая их в своей ладони. — А ещё я могу пообещать, что ты тоже не будешь об этом жалеть. Просто… Просто доверься мне, хорошо?

«Просто доверься мне…»

Я медленно вздохнула и так же медленно выдохнула, катая эти слова на языке. Они отдавались ноющей болью где-то в душе, оставляли после себя приторно-сладкое послевкусие и… Давали надежду. Глупую, ложную, совершенно бессмысленную, но…

«Просто доверься мне…»

Закрыв глаза на мгновение, я шумно втянула воздух носом, чувствуя, как по щекам стекают не прошеные слёзы. Как же у него всё просто, просто и легко! Просто вернулся в мою жизнь, просто стал её неотъемлемой частью, просто попросил меня о доверии. И не важно, что было в прошлом, не важно, что между нами бездна недопонимания, не важно!

Я просто должна поверить. Просто должна.

— Не жди от меня таких обещаний, Потапов, — мой голос ощутимо хрипел. И я гулко сглотнула, непроизвольно облизнув пересохшие от волнения губы. — Всё, что нас связывает — это дети. Да, у нас есть общее прошлое, да у нас теперь общее настоящее, но… Не надейся, что тебе будет со мной легко, Макс. В этот раз я не буду удобной, в этот раз…

Я замолчала, пытаясь подобрать правильную формулировку. И только сейчас обратила внимание, что он улыбался. Сидел, слушал меня и улыбался, продолжая прикасаться губами к моей ладони. И я могла официально назвать себя дурой, потому что у меня не хватало силы воли и здравомыслия, чтобы разорвать этот контакт.

Не хватало и всё тут.

— В этот раз между нами нет ничего личного, Макс, — наконец, проговорила я, вздрогнув от ощущения тёплых губ на слишком чувствительной коже. — Нет, и не будет. Наш… Брак — всего лишь способ защитить детей, не более того. Надеюсь, ты это понимаешь?

— Более чем, — Потапов едва заметно поморщился, потерев заросший щетиной подбородок. И замолчал, явно о чём-то задумавшись.

Наклонившись вперёд, опираясь локтями на колени, он сцепил пальцы в замок и уставился в никуда. Между его бровей пролегла глубокая, хмурая складка, а чувственно очерченные губы сжались в тонкую линию, выдавая стремительно испортившееся настроение мужчины. Я даже невольно вжала голову в плечи, ожидая закономерного шквала возражений и взаимных упрёков, но…

Потапов лишь сдержано кивнул, неторопливо поднявшись с кушетки. Засунув руки в карманы брюк, он смерил меня нечитаемым взглядом. Его губы растянула многообещающая улыбка и до того, как я успела хоть как-то среагировать, он навис надо мной, опаляя горячим дыханием мои приоткрытые губы.

— Ты права, в этот раз всё будет по-другому… — тихо шепнул Макс, глядя прямо на меня, не отводя взгляда и почти не моргая. И я заворожено следила за тем, как вспыхивают яркие искры в тёмной, пугающей глубине его глаз. — Готовься, Потапова… Тебе тоже придётся знакомиться заново, со мной. И да…

Тут он хмыкнул, легко коснувшись губами моих губ, поймав испуганный вздох:

— Сейчас я ухожу, но буду очень, просто очень по тебе скучать. Вместе с мелкими. Отдыхай, Ириш.

На этой ноте, он просто взял, развернулся и ушёл, оставив последнее слово за собой. Оставив меня одну — ошарашенную, оглушённую, не знающую, чего от него ещё ждать. В голове поселилась звенящая тишина, а в душе царил полный и беспросветный хаос из противоречивых эмоций и чувств.

И что с этим делать, я не представляла. Я вообще не понимала, что будет дальше и как, и знала только одно. В этот раз никакой любви, исключительно деловое соглашение, только и всего.

— Ничего личного, Потапов, — тихо повторяю себе под нос, закрыв глаза и позволив себе расслабиться. — Ни-че-го…

Тонкий перезвон сомнений, где-то на краю сознания, я благополучно проигнорировала, отмахнувшись от них.

Глава 10

Максим Потапов

Стоя на крыльце хирургического корпуса, я честно пытался понять, как же я дошёл, до жизни-то такой, а? Каким таким макаром из закоренелого холостяка я вдруг эволюционировал до отца, а потом и до мужа? И когда, мать вашу, в моей грёбанной, вполне себе распланированной судьбе случился этот хренов поворот в не туда? А самое главное…

Почему я не испытывал ни капли сожаления по этому поводу? Ни на грамм.

— Значит так, да? — я сощурился, засунув руки в карманы брюк и сжав пальцы в кулак. Хмыкнул, качнув головой и качнувшись с пяток на носки и обратно. — Значит, ничего личного, так, Потапова? Ну-ну… Это мы ещё посмотрим!

Где-то за грудиной уверенно и сильно билось сердце, разгоняя по телу адреналин, а в душе разгоралось такой знакомый мне пожар из дикого нетерпения, предвкушения и сумасшедшего азарта. Того самого азарта, с которым я прогибал под себя поставщиков и партнёров. Того самого, что давал мне силы упрямо переть напролом даже там, где другие сдавались на полпути. И если Ирина думала, что я отступлюсь, оставлю брошенный мне вызов без ответа…

Что ж, она явно меня недооценила. Потому что в этом противостоянии у неё не было ни единого шанса на победу, с самого начала. В этот раз я не оступлюсь. Ни за что.

— Чёрт, надо было купить лимоны, — досадливо протянул Ильин, смерив меня завистливым взглядом.

— На кой? — спросил я без особого интереса, сбегая с крыльца и шагая в сторону парковки для посетителей.

— Чтобы стереть с твоего лица это довольное выражение, — весело фыркнул Гор, приземлившись на переднее пассажирское. И уже куда серьёзнее поинтересовался, не дождавшись реакции на своё «остроумие». — Что, всё так хреново?

— По шкале от одного до десяти? — уточнил я, заводя двигатель и плавно выруливая на оживлённый проспект. И криво усмехнулся, вливаясь в поток машин. — На все двадцать пунктов, мать их.

Наступившую тишину нарушало лишь тихо бубнившее радио, где крутили какую-то модную попсовую фигню. И я даже порадовался, что в кои-то веки в этой акуле юриспруденции проснулось чувство такта, позволил себе расслабиться, да. Но…

— Ладно, я должен это спросить, — всё-таки не выдержал Ильин и хлопнул по колену ладонью. — Где ты накосячил, когда и, самое главное, насколько сильно?

Ну да, где Гор, а где чувство такта?

Сжав пальцами оплётку руля так, что побелели костяшки, я досчитал сначала до десяти, потом до двадцати. Медленно вдохнул, так же медленно выдохнул и всё равно не выдержал, огрызнувшись:

— Тебе не кажется, что это не твоё дело?!

Моё недвусмысленное предупреждение, друг стоически проигнорировал. Только улыбнулся чему-то своему и тут же продолжил:

— Нет, я не спорю, это действительно не моё дело, но как твой друг… И твой адвокат, конечно же, я просто обязан быть…

— Просто заткнись. Нахрен, — процедил я сквозь зубы, испытывая непреодолимое желание познакомить лоб этого неуёмного с приборной панелью собственной машины. И, чуть подумав, всё-таки добавил. — Пожалуйста.

Удивительное дело, но в этот раз приятель действительно заткнулся. И целых полчаса, пока мы по вечерним пробкам, да в самый разгар часа-пик добирались до центра города, стоически молчал. Правда делал это так, что остановившись на очередном перекрёстке я не выдержал и приложился лбом об руль.

И глухо выматерился, простонав:

— Да чтоб тебя… Хрен с тобой, золотая, мать твою, рыбка. Гугли ближайшее кафе, без ударной дозы кофеина говорить об этом я категорически отказываюсь.

— Ты как-то странно предлагаешь уйти в запой, — довольно оскалился Гор и сунул мне под нос свой телефон.

Там на дисплее горел адрес ближайшего к нам заведения и, подавив желание врезать этому придурку пару-тройку раз, я нехотя повернул в указанном направлении. Разговаривать по душам не хотелось, хотелось побыстрее оказаться дома, повозиться с мелкотой, окунуться в уже привычный хаос и попытаться понять, как приручить свою новоиспеченную супругу, но…

Это же Ильин. Зная его дотошность, какие у меня были шансы избежать этого допроса? От нуля до минус бесконечности? Ну и зачем тогда дёргаться лишний раз?

Машину мы оставили на парковке у ближайшего торгового центра. Небольшой ирландский паб «Палех», расположившийся ровно через дорогу от него, встретил нас шумом, приятным полумраком и терпким запахом настоящего кофе по-ирландски. Самого лучшего в городе, как гласила надпись над баром.

Вот его-то Ильин и заказал у подоспевшего официанта, я же остановил свой выбор на привычном чёрном, крепком кофе. Без сахара, без алкоголя и без сливок. Наличие двоих детей, пусть и оставленных сейчас под присмотром Лёли, всё-таки обязывало…

А пристальное внимание органов опеки ещё и дисциплинировало. Местами.

— Ну-с… Я жду, — отложив в сторону меню, Гор откинулся на спинку дивана и уставился на меня внимательным взглядом. И не надо было быть семи пядей во лбу, чтоб догадаться, что ему нужно было.

Ещё б я знал, с чего начать этот разговор. Потому что к своим почти тридцати я так и не привык копаться в себе и собственном прошлом. Особенно — прилюдно.

— Ты с клиентами так же разговариваешь? — криво усмехнувшись, я вытащил зубочистку из баночки на столе и принялся вертеть её в пальцах. — Просто интересно стало, сколько раз ты успевал выхватить от них за такой требовательный, можно сказать, приказной тон.

— Макс.

А вот это был запрещённый приём. Вот это вот понимающее выражение лица, дружеское участие, так и сквозившее в каждом слове, в каждом жесте приятеля. И вроде бы ты понимал, что тебе хотят помочь, хотят поддержать, а легче почему-то не становилось. Да и вообще.

Сложно признавать то, что ты по собственной глупости прое… Кхм, упустил единственные нормальные отношения в собственной жизни. И как бы я не пытался подобрать слова, придумать с чего начать этот долбанный разговор по душам, ни черта у меня не получалось.

Такое ощущение, что разом отказали и мозги, и красноречие и инстинкт самосохранения. Тот самый, что предательски молчал, когда я поверил в то, что вариант «жениться по-быстрому» может что-то изменить или исправить.

Глубоко вздохнув, я дёрнул ворот рубашки и нехотя проговорил, не глядя на приятеля:

— Давай так. Я кратко обрисую ситуацию, а ты потом уточнишь то, что хочешь. Идёт?

— Идёт, — легко согласился Ильин, не сводя с меня пристального взгляда. — Итак?

Снова вздохнув, я машинально потёр переносицу. И чуть помолчав, выдал товарищу краткую, изрядно отредактированную версию своих отношений с Ириной. Да, я познакомился с ней, когда она ещё училась в институте. Да, она нравилась мне и даже больше. Да, я оказался не готов меняться ради другого человека и спокойно принял её решение разойтись. Да, я не слышал о ней и не вспоминал про неё почти два года и понятия не имел, что она была беременна и родила.

И да, всё было именно так. За одним ма-а-аленьким исключением. Только сейчас я начал понимать, как тяжело ей было одной, в чужом городе, без родных и друзей. Только сейчас я стал осознавать, как трудно ей было мириться с моим хреновым характером, ломать себя под чужие привычки и прочую дребедень. Терпеть ненормированный рабочий день, постоянные звонки и довольствоваться скупыми знаками внимания.

О которых я вспоминал раз в неделю, если не реже.

Сжав кулаки, я стиснул зубы так, что заныла челюсть. Ну да, я был тот ещё подарочек. Был и есть. А она — только улыбалась и молчала о том, что творилось у неё на душе. Потому что я, дебила кусок, сам заявил, что вся эта сопливая, романтичная чушь и разговоры по душам не для меня. Сам прогибал её под себя, сам ломал, сам вырывал с корнем любой намёк на привязанность. Всё сам.

Очень уж, млять, самостоятельным оказался мальчик Максим. Вот ещё бы сам придумал, как теперь всё это исправить — цены бы ему не было!

— И ты действительно не вспоминал? — уточнил Гор, так и не притронувшись к своему кофе по-ирландски. Вместо этого друг сцепил пальцы в замок и сверлил меня нечитаемым, слишком внимательным взглядом. — Серьёзно?

— Не вспоминал, — уклончиво ответил я, вновь вертя в пальцах несчастную зубочистку. И это тоже было правдой, ну, большей её частью.

Потому что я убедил себя в том, что так будет лучше. Для меня, для Ирины, для всех. В конце концов, даже одиночество было куда привлекательнее, чем эти половинчатые отношения без каких-либо обязательств и гарантий с моей стороны. Разве нет?

Подняв взгляд на подозрительно молчаливого приятеля, я криво усмехнулся. И сжал пальцами зубочистку, ломая её пополам. Потому что, судя по выразительному взгляду и этой вот многозначительной тишине, всё-таки я был не прав. И прямо сейчас меня ждал подробный разбор того, где, как и насколько я облажался, вычеркнув Ирину из собственной жизни.

Нет, даже не так. Мне явно хотели на пальцах объяснить, какой я тупоголовый придурок, раз променял нормальные отношения на разовый перепих для галочки и мимолётные, однодневные связи. Вот уж не знаю, как давно Ильин заделался экспертом в отношениях, но с лекцией и нотациями друг опоздал.

Года так на полтора, если не больше.

— Ну ты и муда-а-ак, — наконец, задумчиво протянул Гор, рассеянно размешивая холодный кофе. — Втащить бы тебе, для прояснения сознания… Но мы ж друзья, вроде как.

— Вроде как?

Если я хотел сбить его с намеченного курса, то у меня не вышло. Ильин на такую детскую подначку предсказуемо не повёлся. Только головой качнул, намекая, что все игры давно закончились. И я так же молча кивнул в ответ, соглашаясь.

Чего уж там, и так доигрался дальше просто некуда.

— Знаешь, что самое хреновое, Гор? Во всей этой ситуации? — засунув в рот очередную зубочистку, я рассеянно гонял её из одного уголка рта в другой. Жутко хотелось напиться. В хлам, до родимых зелёных человечков и приятного, пустого отупения. Чтоб, как говориться, лёжа покачивало, но…

Тихо фыркнул, снова катая кончик зубочистки на языке. Я ж теперь отец, я ж муж и примерный, мать его, семьянин. Так что придётся обойтись без привычного допинга и разбираться со своими косяками на трезвую голову.

Попутно наломав ещё туеву кучу дров, ага. Куда ж без этого?

— Ну давай, — беззлобно откликнулся Ильин, разведя руки в сторону. — Удиви меня, Потапов.

— Удивить, говоришь? Не вопрос, — окинув приятеля оценивающим взглядом, я снова (в который уже раз) криво усмехнулся и просто, незатейливо выдал прямо в лоб. — Я не знаю, что мне делать дальше. Не знаю, понимаешь? Разговаривать? Доказывать, какой я весь из себя замечательный? Что поверил в любовь и прочую ерунду и встал на путь исправления, чтоб его?

Поймав себя на том, что неосознанно привстал, опираясь ладонями на стол и возвышаясь над приятелем, я оборвал себя на полуслове и плюхнулся обратно на диван. И молча, про себя, сосчитал до десяти и обратно, в вялой попытке погасить совершенно неуместные сейчас эмоции. А когда получилось, уже куда спокойнее поинтересовался у Ильина, склонив голову набок:

— Ну вот что, что делать мне, мать вашу, а?!

Конечно, Гор не ответил. Хотя бы потому, что вопрос был из разряда риторических, и я прекрасно знал, что нужно делать. Знал и всё равно не мог избавиться иррационального чувства страза, проморозившего меня изнутри. Млять, это было даже не смешно! Такой большой и самостоятельный Макс Потапов сидел, жаловался на жизнь приятелю и боялся. Боялся потерять, снова облажаться и продолбать свой единственный шанс. Потому что в этот раз у меня не было права на ошибку.

Не было и всё тут.

Повисшее за столом молчание не напрягало. Вперившись друг в друга пристальными взглядами, мы с Ильиным ещё минут пять играли в гляделки. Пока друг не вздохнул шумно и не чертыхнулся, растрепав волосы рукой:

— Мля, я отказываюсь воспринимать это на трезвую голову. Серьёзно, каким макаром мы перешли от того какой ты чудак на букву «эм» к розовым соплям и прочей идиотской хрени?!

— Это была твоя инициатива, — я пожал плечами, игнорируя внезапное чувство облегчения, накрывшее меня с головой. Кто бы мог подумать, что разговор по душам с близким другом может ТАК напрягать?

— Да, и она поимела меня со всем прилежанием, — скорбно вздохнув, Игорь махнул рукой, подзывая официанта. — Сейчас мы выпьем, а потом я всё-таки расскажу тебе, какой ты идиот. Авось придумаем, как спасти твою задницу… Ну или похороним её окончательно, да.

Усмехнувшись собственным мыслям, этот идиот нетерпеливо ударил ладонью по столу, недовольно гаркнув на весь бар:

— Эй, официант! Можно вас на минуточку?!

Глава 11

Ирина

— Ненавижу тебя, Потапов. Не-на-ви-жу…

Слова падали свинцовыми каплями в тягучей, вязкой тишине. Она была привычной и родной, как и одиночество, окутавшее меня мягкой шалью. И это уже не пугало.

Вздохнув, я машинально сменила бодрый, ритмичный трек в наушниках на что-то новое. И с толикой сожаления посмотрела на пустующую койку у соседней стены. Анька, моя случайная соседка по палате, загремела в соседнее, инфекционное отделение и я, впервые за всё время, проведённое в больнице, получила возможность разобраться в себе хоть немного.

Возможность принять тот удивительный факт, что два дня назад я вышла замуж за своего бывшего. За того человека, которого поклялась никогда больше к себе не подпускать. И я не могла отрицать, что всё это меня раздражало, и, чего уж там, нервировало, но…

Я старательно отгоняла от себя все мысли и рассуждения. Закрывшись в палате, я сидела на подоконнике и машинально вертела кольцо на безымянном пальце. Уставившись невидящим взглядом на шумную улицу за окном, я криво улыбалась и скользила пальцами по тонкому ободку металла.

И не думала, ни о чём. Вопреки логике и голосу здравого смысла.

Ещё один глубокий, почти неслышный вздох. Я прикусила губу, уткнувшись лбом в край рамы. В голове царила блаженная пустота, а сердце наконец-то билось спокойно, ровно, мерно. Как будто, всё было действительно хорошо, как будто ничего и не случилось, и мне не о чем было волноваться, совершенно. И знаете что?

Я наслаждалась этим. Откровенно и нагло наслаждалась таким зыбким ощущением гармонии, спрятавшись от мира и себя самой. Притворившись, хотя бы на один день, что это всё не про меня, что я подумаю об этом завтра. А здесь и сейчас нет никого кроме меня.

Ни-ко-го. И это было волшебно.

Тихо хмыкнув, я провела пальцем по запотевшему от моего дыхания стеклу, нарисовав кривое сердечке. И тут же стерла его ладонью, давя острое чувство недовольства, тлевшее где-то в глубине души. Жаль, что нельзя замерев вот так, остаться навсегда в этом блаженном состоянии. Чтобы не хотелось думать, вспоминать, анализировать, что-то решать. Чтобы я просто могла сидеть вот так, вздыхая острый запах прошедшего дождя и беззвучно шептать. Повторять снова и снова, дуэтом с песней, игравшей в старом плей-листе, о том, что «счастье любит тишину».

Жаль, очень жаль…

— Зачем ты вернулся, а?…

Вопрос сорвался с языка против моей воли. И прозвучал даже на мой вкус слишком жалобно и отчаянно, а грудь вдруг обожгло противоречивыми, совершенно неуместными эмоциями. Но подумать об этом я не смогла.

Или просто не успела. Громкий стук в дверь разбил на мелкие осколки царившую вокруг атмосферу покоя и тишины, оставив странное ощущение фантомной боли в сердце. И как бы мне не хотелось обратного, но пришлось всё же расстаться с этим уютным одиночеством и обманчивой иллюзией защиты. Той самой, что так чудесно прятала меня от реальности, пусть и так недолго.

Шмыгнув носом, я вытерла ладонью мокрые щёки и положила телефон на подоконник, гася экран со слайд-шоу из фотографий моих малышей. И хрипло выдохнула, аккуратно спустившись со своего импровизированного насеста:

— Да! Входите!

Наверное, стоило подойти и открыть дверь. Но привыкнув к тому, что здесь закрытая дверь всего лишь формальность, я честно ждала целую минуту. Стояла, неловко переминаясь с ноги на ногу, и с тоской думала о том, что снова забыла про тапочки. Холодная плитка уже привычно обожгла голые ступни, и я сама себе теперь напоминала цаплю. Испуганную цаплю, когда вместо того, чтобы всё-таки зайти в палату, неизвестный гость снова постучал. Требовательно так, настойчиво и до мурашек на затылке непривычно.

— Да открыто же, — я недовольно вздохнула, прислушиваясь к монотонному гулу, наполнявшему больницу и днём, и ночью.

Где-то врач отчитывал больного, бухтела санитарка в коридоре, а на посту дежурной посмеивались медсёстры, обсуждая очередную великую сплетню. Это было так знакомо, так привычно, что стянувшее внутренности волнение внезапно отступило, позволив мне вздохнуть свободнее и расправить плечи. И досчитав до пяти и обратно, я всё же добралась двери, решительно её распахнув. Да так и застыла на месте, столкнувшись буквально нос к носу с…

— Привет, можно?…

Голос Потапова всё ещё был таким, каким я его помнила: хриплым, обволакивающим, родным и одновременно таким чужим. Его тёмно-синие глаза смотрели на меня чуть смущённо и с явным беспокойством. А ещё он улыбался, криво и слегка неуверенно, но так, что сердце вновь сбилось с ритма и щёки запекло от накатившего внезапно смущения.

Всё же… Чтобы между нами не было, чтобы не произошло, глупо отрицать то, как меня тянуло и тянет к этому мужчине. Болезненно и совершенно неуместно, ненужно и горько, но бежать от себя мне больше не хотелось. Хватит, набегалась уже, устала.

И именно поэтому я лишь кивнула головой, зажмурившись на мгновение и тихо, почти неслышно выдохнула:

— Но… Что ты…

— Мы к тебе приехали, — Потапов снова улыбнулся, неловко и смешно. А ещё так внезапно и искренне, что я вздрогнула от неожиданности и зависла. Кляла себя и всё равно по старой привычке залипала на чёртовы ямочки на его щеках, тёмные ресницы и лукавый блеск в глазах. И можно сто, тысячи раз говорить себе, что это всё — прошлое, но…

— Мы? — я всё же смогла сосредоточиться на его словах и сделала шаг назад, пытаясь понять, о чём он говорит.

— Ага, мы, — Максим снова улыбнулся и отступил в сторону, давай мне увидеть что-то, спрятанное за его ногами. Лёгкие разорвал судорожный, громкий вздох и я задохнулась от переполнявших меня эмоций и чувств, увидев ИХ.

— Ма! Чал!

Зажав рот рукой, я давила срывающиеся с губ всхлипы, не замечая, как по щекам снова катятся слёзы. Моё сердце бухало так отчаянно где-то в горле, что становилось трудно дышать. И, не выдержав, я медленно опустилась на колени. Живот обожгло яркой вспышкой боли, противно заныли стянувшие кожу швы, но я не обратила на это никакого внимания.

Я подалась вперёд, протягивая руки к двум счастливо смеющимся карапузам, рванувшим ко мне по-пластунски. Они ползли ко мне неуклюже и так смешно, что я не могла не улыбаться в ответ. Мне хотелось плакать и смеяться от облегчения, протягивая к ним руки. Потому что они выглядели счастливыми, довольными жизнью и…

Любимыми. Это чувствовалось в аккуратном жесте поддержки, которым Потапов страховал мелких. В их опрятной одежде и в том, что дети, сами того не ведая, тянулись к нему на уровне инстинктов, хватались тонкими пальцами за его ладонь. И это говорило больше, намного больше, чем любые слова, любые широкие жесты. Ну, мне так точно.

Особенно мне.

Всё это я отметила краем сознания, поймав своё самое главное сокровище и прижав к груди. Я целовала их в лоб, зарывалась носом в светлые волосы на макушке и дышала, дышала родным, любимым запахом и не могла надышаться. Я втягивала в себя этот нежный, так знакомый аромат, разбавленный терпким, мужским парфюмом и чувствовала, как проклятая пустота внутри медленно, но верно исчезает. Как вытесняют её внезапное, всепоглощающее облегчение и искренняя радость от встречи. И плевать мне было, как это выглядело со стороны. Плевать.

Это я, это мои дети. И никто уже не сможет отобрать их у меня, у нас. Никто.

— Спасибо, — я хрипло вздохнула, вспомнив, наконец, о том, мы здесь не одни. Подняв голову, я снова встретилась взглядом с Потаповым и машинально облизнула внезапно пересохшие губы. От этого пристального, слишком многозначительного взгляда меня бросило в жар, а пульс подскочил раза в два. Вот только, вопреки моим ожиданиям, Макс так ничего и не сказал.

Он только усмехнулся чему-то своему и кивнул головой. Сделав шаг вперёд, Потапов присел рядом со мной и протянул руки, явно собираясь забрать у меня пригревшихся и присмиревших детей. И пусть умом я понимала, что это правильно, что он всего лишь хочет поднять малышей с холодного пола, а мне таскать тяжести ещё долго будет нельзя, но волна паники, захлестнувшая меня, была сильнее.

Она накрыла меня так внезапно и остро, что я свободной рукой вцепилась в его рубашку и тут же горячо зашептала:

— Нет-нет-нет… Не забирай их, пожалуйста…

— Ир, я не думаю, что…

— Пожалуйста, Макс… — я тихо шмыгнула носом, крепче прижимая к себе затихших бесенят. Дети громко сопели, вцепившись пальчиками в мою растянутую футболку, и активно слюнявили её на груди. Потапов пару мгновений хмурился, глядя на нас, словно решая какую-то задачку в своей голове. А затем вздохнул и коротко хмыкнул, взъерошив волосы на затылке.

— Дурочка ты, Потапова, — его тёплая ладонь коснулась моей щеки, пальцы нежно огладили кожу. И я удивлённо моргнула, внезапно сознав, что такой простой и неожиданный жест, успокоил меня лучше, чем любые таблетки. Настолько, что я смогла слабо улыбнуться, стыдливо вспыхнув в ответ на его понимающую усмешку.

Наверное, он прав и сейчас я выгляжу очень глупо, но…

— Держись.

— Что ты…

Вопрос утонул в испуганном вздохе, когда этот невозможный, невыносимый мужчина подхватил меня под колени и спину и, не без труда, поднял нас всех над полом. Я прикусила губу, переживая новую вспышку резкой боли и искренне надеясь, что всё это приключение обойдётся без серьёзных последствий. А Макс постоял так пару минут, словно привыкая к немаленькому весу, и в два шага добрался до моей койки.

Чтобы аккуратно сгрузить нас с детьми на разворошенную постель, попутно мягко высвободив свою одежду из моей судорожной хватки. Я даже не заметила, как всё произошло.

Лишь моргнула, уставившись на него круглыми от удивления глазами, и шумно втянула воздух носом, когда его тёплые, суховатые губы коснулись чувствительного местечка под ухом. Послав волну жара по телу, заставив почувствовать себя неуютно и странно.

— Так будет лучше, — мягко заметил Макс, оборвав повисшее между нами молчание. Полное смущение и недоумения с моей стороны и непоколебимой уверенности с его. Усевшись на колченогий табурет, он поставил локти, скрестив пальцы в замок. — Не хочу, чтобы ты задержалась тут дольше необходимого. Кстати, когда тебя выписывают?

Логичный, в общем-то, вопрос и вполне понятное желание узнать ответ, но почему-то сердце всё равно сбилось с ритма, а разум не находил никаких объяснений тому, что творилось между нами. И пару секунд я просто растерянно смотрела то на него, то на обнявших меня детей. Чтобы, коснувшись губами взъерошенной макушки дочери, всё же тихо ответить:

— Ещё пара дней точно. И… — тут я непроизвольно сглотнула и как можно увереннее поинтересовалась. — Я надеюсь, ты помнишь, что между нами только деловые отношения?

— Помню, — Макс едва заметно пожал плечами, не сводя с нас тёплого, ласкового взгляда. И безмятежно добавил, снова поймав меня в плен своего взгляда и яркой, притягательной улыбки. — Всё будет хорошо, Ириш. Я же обещал, помнишь?

— Да, обещал…

Я замолчала, отвлёкшись двойняшек, завозившихся на руках. Дети требовали к себе внимание и всячески демонстрировали, кто тут главный. Они успешно отвлекали меня от ненужной рефлексии, пустых размышлений о том, что и как. Но как бы я не пыталась делать вид, что всё нормально, мысли всё равно, возвращались к сидящему рядом мужчине, так или иначе.

Искоса посмотрев на него, я тут же смутилась под прямым, открытым взглядом его синих глаз. То, что он теперь мой муж, а я теперь Потапова, всё ещё казалось чем-то невероятным. Я не представляла, сколько времени мне понадобиться, чтобы привыкнуть к этому и до сих пор не знала, как ко всему этому относиться. Злиться? Обижаться?

Или ловить момент, позволяя Потапову заботиться о нас, пока он не передумал?

Тряхнув головой, я задвинула все посторонние мысли куда подальше и сосредоточила всё своё внимание на детях. Целовала, играла, щекотала. Декламировала вслух детские сказки, пусть даже мои зайцы не понимали и половины из того, что я говорила. Это было не важно.

Всё было не важно, кроме них. Кроме их искреннего обожания, в котором меня топили снова и снова. И я наслаждалась этими обыденными вещами, тонула в искренних и чистых эмоциях, такой невинной детской непосредственности. Как-то позабыв и о том, что мы тут не одни и о том, что на ближайшие несколько дней моя жизнь всё ещё зависит от больничного режима дня.

Об этом мне безжалостно напомнила дежурная сестра. Заглянув в палату, она нахмурилась и постучала указательным пальцем по наручным часам. Очень недвусмысленно так намекнув, что время для посещений и баловства закончилось.

Максим тоже её заметил. Всё это время он, то смотрел на нас, то копался в своём телефоне, то негромко, тихо разговаривал с кем-то о контрактах и провинившемся отделе маркетинга. И ни разу не попытался прервать наше общение, оставить детей в полное моё распоряжение.

За это я была ему действительно благодарна.

— Нам пора, — убрав гаджет в карман джинсов, Максим поднялся и подошёл к кровати. Весело хмыкнув, он смерил нашу раскрасневшуюся, лохматую троицу насмешливым взглядом. И, подхватив детей на руки, тихо заметил. — Прости, мы тебя утомили. Но я решил, что тебе это будет полезно, да и дети соскучились… Как и я.

— Спасибо, — я заправила прядь волос за ухо нервным жестом и опустила голову, вновь уставившись на обручальное кольцо на безымянном пальце. Покрутила его пару раз и вздохнула. — За всё. Я… Я правда не знаю, что делала бы, если бы не ты…

— Эй, ты чего? — наклонившись ко мне, он обдал горячим дыханием мою щёку и прошептал, неожиданно хриплым и низким голосом. — Я б тебя сейчас поцеловал, Потапова. Так, чтоб лишние и ненужные мысли вымело из головы. Но обстановка не располагает, знаешь ли… Да и детям пока рано видеть такое кино. Так что…

— Что?

— Вернёмся к теме твоей благодарности когда тебя выпишут, — Макс коснулся губами моего виска и бодро заявил, выпрямившись. — Ну что, чертята мелкие? Говорим маме «пока» и отправляемся изучать то место, где царит и властвует ваш папа… Посмотрим, что там за бунт на корабле и что за коварные планы строят мои подчинённые! Согласны?

— Дя!

Я невольно хохотнула, глядя на эту воинственную троицу. И всё равно вздрогнула, когда за ними захлопнулась дверь, окончательно разрушая очарование момента. Оставляя меня снова один на один с мыслями, воспоминаниями и этим странным, многозначительным обещанием в голосе мужчины. Я даже моргнула пару-раз, пытаясь переварить его слова, но…

Не получилось. И, громко вздохнув, я покачала головой, опираясь ладонями на край кровати. Кажется, всё будет куда сложнее, чем я думала. И теперь у меня нет ни малейшего представления о том, чем может обернуться наш такой скоропалительный брак. И для него и для детей, и для меня.

Особенно для меня.

Глава 12

Ирина

Это было несправедливо. Совершенно, просто абсолютно, несправедливо.

Я криво усмехнулась, качнув головой. Телефон, лежавший на моих коленях, так и притягивал взгляд. Он манил взять его в руки и смахнуть экран блокировки. Чтобы, прокрутив список приложений, найти заветную кнопку популярного мессенджера. И открыв его, зависнуть над именем одного-единственного абонента.

— Как? Как у тебя это получается, Потапов? Я же не хотела… Не хотела снова с тобой сближаться! А ты?!

Голос дрогнул, как я ни старалась держать эмоции под контролем. Потерев переносицу, я чуть поёрзала, устроившись поудобнее. Пихнула локтём подушку, я чуть съехала вниз, выдохнув от облегчения, когда тупая, ноющая боль под повязкой чуть отпустила. И в который раз попыталась понять, почему.

Почему он? Почему я опять подпустила его так близко? Почему?!

— Почему ты, а?

Прозвучало как-то уж совсем жалко и с толикой обречённой безнадёжности. Нет, я не сдалась, не простила его и не отпустила с миром всё, что между нами было. Я честно пыталась понять «почему», но сколько не пыталась, так и не нашла ответа на этот вопрос. И я тонула, тонула в странном чувстве растерянности и вязкого недоумения. А ещё — горечи и почти уже привычного сознания, что от меня снова (снова!) ничего не зависело.

Я могла возмутиться. Я могла упрямиться. Я могла даже сопротивляться и спорить с ним. Но стоило Максиму всего лишь раз окинуть меня своим обжигающим, полным нахальной наглости взглядом и я…

Я забывала, что хотела сказать. И на каком-то подсознательном уровне понимала, меня всё равно не услышат. Упрямый, непробиваемый и доминантный, он сделает всё так, как хочет сам. Так что, какой смысл ссориться? Если это всё равно ничего не изменит прямо здесь и сейчас?

Телефон завибрировал, мигая вспышкой уведомления на экране и прежде, чем я успела удивиться, пальцы уже привычно сняли блокировку и кликнули по всплывающему окошку. И я сама себе не хотела признаваться в том, что мысленно подгоняла чёртов гаджет, невольная ёрзая по одеялу от нетерпения.

Наконец, программа соизволила прогрузиться, открывая присланный снимок. И от вида этой наспех сделанной, совершенно неожиданной фотографии, я не заметила, как мои губы растянула неуверенная, но такая тёплая и мягкая улыбка. Я даже весело хмыкнула, водя пальцами по картинке, по достоинству оценив получившуюся композицию. Да и как тут было не оценить, м?

Потапов спал сидя, откинувшись назад в своём шикарном кресле «Большого Злого Босса», закинув ноги на стол. Его не смущала ни кипа документов, ни ноутбук, опасно повисший с краю, ни даже то, что рабочий день ещё был в самом разгаре. О, нет.

Мой новоявленный… Муж, да. В общем, мой муж беспардонно, совершенно наглым образом дрых. Он цепко прижимал к своей груди сладко сопевших двойняшек и тотально игнорировал все свои рабочие обязанности. Выглядел он при этом так, словно каждый божий день проделывал такое, и плевать ему было, что о нём думали подчинённые.

В конце концов, боссы тоже люди, ведь так?

Телефон снова булькнул, а на экране всплыло новое уведомление. Я машинально щелкнула по нему, открыв чат и читая короткое сообщение. И всё-таки расхохоталась, закрыв лицо рукой. Потому что неизвестный мне добродетель не упустил шанса поиздеваться над собственным начальником.

Мало ему было фотографии, так он ещё и приписку к ней сделал!

«Отдел маркетинга подозревает личного помощника Максима Андреевича в изучении оккультных наук. Потому что кроме как происками дьявола и его учеников такое превращение Великого и Ужасного в обычного человека не объяснить»

Целых пять минут я потратила на то, что бездумно водила пальцем по присланному снимку. Очертила сонное лицо Макса, проследила путь по его плечам до крепких, надёжных объятий, в которых он крепко сжимал наших детей. И как ни старалась, не смогла удержаться от слабой, почти счастливой улыбки.

Она, эта самая улыбка, робко поднялась откуда-то из глубины души и не желала никуда уходить. И я сама не поняла, как пальцы набрали ответное сообщение, легко и быстро отправив его адресату одним касанием кнопки.

«Даже не представляю, почему бы это…»

Телефон тихо пискнул, помечая сообщение как «доставленное». Пару секунд я честно гипнотизировала экран смартфона, а после безжалостно нажала кнопку блокировки экрана и откинула несчастный гаджет на кровать. Боже, ну что я делаю-то, а? Я же хотела оставить всё в рамках дружеского общения, я же…

Я же не хотела снова влипать в Потапова. Не хотела же, верно?

— Верно, — я криво усмехнулась, машинально потерев переносицу. И рвано выдохнула, уткнувшись лицом в ладони. — Я не хотела. Да кто ж меня спрашивал, а…

Звук оповещения разрезал густую, вязкую тишину, полную глухой печали и обречённости. Я честно боролась с собой, уверяя, что это не важно. Что если бы было что0то серьёзное, никто не стал бы размениваться на обычное сообщение. Что мне обязательно бы позвонили, мы же теперь вроде как семья, но…

Как легко это звучало в голове и как же сложно это было доказать глупому, очень глупому сердцу! И вот уже я снова не заметила, как чёртов телефон оказался в моих руках, а пальцы проворно нашли иконку нужного приложения. Каких-то два щелчка, секунды ожидания и вот уже на весь экран новая фотография.

— Ой…

Я едва слышно выдохнула, прикусив губу и уставившись во все глаза на это изображение. Да, Потапов всё ещё спал. Да, дети спали вместе с ним. Но за его спиной стояла незнакомая мне девушка со стопкой отчётов в руке. И с явным намерением обрушить всю эту бумажную волокиту на ничего неподозревающего мужчину. Она уже занесла руки для страшного удара и…

— СТОЙ!

Мой вопль слышали, наверное, во всём отделении, если не во всей больнице. Вот только я на это не обратила никакого внимания, лихорадочно печатая очередное сообщение. И честно говоря, плевать мне было кто эта девушка, откуда у неё доступ к телефону Макса и что она делает в его кабинете. Плевать.

Куда больше меня волновало, что спросонья этот придурок может уронить мелких! И именно это я и строчила, сама не замечая, как дрожали мои пальцы, и бухало сердце в груди.

«Нет, нет, не… Он же уронит их!!!»

Судорожно нажала на значок отправки, отчаянно молясь, чтобы ещё не было поздно. И громко выдохнула, когда ответ, что пришёл почти сразу, оказался полно укоризненных смайликов.

«Слушай, ну я, конечно, с той ещё придурью… Но не настолько же! Кстати, меня зовут Лёля и я — личный помощник этого идиота»

«Ирина…»

Напечатав это, я прикусила кончик большого пальца. И всё же добавила, нерешительно:

«Вроде как жена этого идиота»

«Вроде как? Ты не помнишь, как давала согласие в ЗАГСе на эту сомнительную авантюру?»

Я фыркнула, возведя глаза к потолку, ловя себя на мысли, что мне нравится. Нравится эта странная переписка и эта женщина. Хотя, наверное, по логике, я должна была ревновать своего «вроде как» мужа к его личной помощнице. Должна была, да.

Но не обязана, так ведь?

«Моего согласия никто не спрашивал. Меня просто поставили перед фактом, что так будет лучше…»

На этой фразе я не сдержала горький, печальный смешок и грустно улыбнулась. Я думала об этом не раз и не два. Я крутила всю эту ситуацию в своей голове снова и снова. И нет, я понимала, зачем это сделала, осознавала, на что иду. Но всё равно, где-то там, в груди, тлел чёртов огонёк разочарования и боли. Потому что я невольно начинала представлять то, как бы это было если…

Жаль, что история не терпит сослагательных наклонений.

«О как. Что-то это мне напоминает… Я даже знаю, кто бы мог подать ему такую гениальную идею…»

«Хм?»

Лёля замолчала. Правда, ненадолго, но так подозрительно, словно что-то вспоминала или сравнивала. А когда я уже перестала надеяться на хоть какие-то объяснения, мне пришло это:

«Ильин»

— Ну… — я нервно усмехнулась, потерев переносицу. И поморщилась, пробормотав себе под нос. — Что ж, пожалуй, это действительно всё объясняет. Вообще всё.

С Игорем Ильины я была… В общем-то не знакома. Точнее, я слышала о нём постольку поскольку. Во время наших отношений Потапов так старательно разделял меня и свою жизнь, что если так подумать, я не знала о нём ровным счётом ничего. И ещё меньше о тех людях, кто его окружает, о его друзьях и коллегах. Но Ильин…

Ильин выделился даже тут. Мы пересекались всего несколько раз, но умудрились не понравиться друг другу с первого взгляда. Причём я даже не знала — почему, это была просто внезапная, обоюдная неприязнь. И данный факт не изменился.

Я не любила Ильина, он не переваривал меня.

«Тоже были проблемы с ним?»

«Проблемы? Хуже. Я за него замуж выйти умудрилась…»

«Сочувствую…»

«Я ему тоже. Оп, полундра. Бухгалтерия пришла, надо отбить их налет до того, как они получат столбняк от вида моего шикарного шефа с детьми»

«Э-э-э…»

Я растерянно моргнула, перечитав сообщение ещё раз. И ещё, на всякий случай. И всё равно не выдержала, напечатав очередной вопрос:

«Я хочу об этом знать?»

«Поверь мне, точно нет… Ну, пожелай мне удачи, что ли?»

— Удачи, — почти беззвучно шепнула я, убрав телефон в сторону и откинувшись назад. На лице почему-то сама собой появилась мягкая, удивлённая, но довольная улыбка. И мне совсем по-детски хотелось продлить подольше это безмятежное ощущение счастья, появившееся в душе от этого глупого, внезапного разговора. Даже интересно стало, эта Лёля…

Какая она?

Я прикусила губу, пытаясь представить, какой могла быть моя новая знакомая. Почему-то я точно знала, что она упряма и эмоциональна, а ещё, что Лёля — яркая, энергичная, притягательная. А ещё — откровенно упёртая и местами бескомпромиссная. И если это так, то, как такое чудо вообще занесло на должность личного помощница Макса? Он же был типичным деспотом и тираном во всём, что искренне считал своим. Не важно, что это — дом, бизнес или отношения, Потапов контролировал всё, от и до.

Всегда.

Вздохнув, я рассеянно провела пальцами по спутанным волосам, собранным в небрежный пучок на затылке. Разум-предатель настойчиво шептал о том, что, наверное, Максим просто не умел иначе. Не умел расслабляться, оставлять работу и офисные интриги за порогом дома. Не умел и по привычке продолжал командовать, гнуть и ломать меня под себя. Ведь в его вселенной всё было для Максима Потапова, всё делалось ради него, благодаря нему и это… Пугало.

Я машинально передёрнула плечами, сжав пальцы в кулаки. Да, это пугало. До сих пор, даже почти два года спустя. Пугало до дрожи, до заполошного стука сердца и привкуса безнадёги на кончике языка. Слишком хорошо я помнила наши ссоры и споры, как мы взрывались, бросались нелепыми обвинениями и не хотели идти на компромисс. И пусть сейчас я не могла отрицать тот факт, что Потапов изменился, неуловимо, мне по-прежнему было страшно.

Страшно однажды узнать, что это — всего лишь затишье перед бурей. И стоит мне только чуть-чуть расслабиться, как всё вернётся на круги своя. Разрывая и без того бедное сердце в клочья, ничего не оставив после себя.

Собрать себя снова я бы уже не смогла…

— Слишком много думаешь, Ирина.

Холодный, чуть насмешливый тон разбил то хрупкое ощущение спокойствия, царившее в палате. Я могла бы поклясться, что слышу, как рассыпается осколками по полу окутавшее меня умиротворение и закрыла глаза, на миг задержав дыхание. Хотелось как в детстве, накрыться одеялом с головой и притвориться, что всё в порядке. Что я не слышала тех самых, до тошноты знакомых покровительственных ноток в голосе внезапного гостя. Но тот же самый разум-предатель тут же нарисовал перед мысленным взором прищуренный снисходительный взгляд и едкую, циничную усмешку на красивом, можно сказать породистом лице успешного адвоката.

Не оставив ни единого шанса на то, чтобы спрятаться от грядущих неприятностей. А они ведь будут, этот человек никогда не приходил просто так.

— Что тебе нужно, Ильин?

Мой голос звучал тихо и почти не слышно. Обычная вежливость вязла песком на зубах, а желание послать этого визитёра далеко и надолго крепло с каждым мгновением. Но вместо этого, я только открыла глаза, вопросительно уставившись прямо на стоящего в дверях мужчину.

— Я не могу зайти просто так? — почти натурально удивился Ильин. И я бы ему поверила, если бы не его взгляд. Спокойный, расчётливый, с лёгким налётом равнодушного цинизма.

Как будто вот здесь, прямо сейчас он всерьёз размышлял над тем, оставить всё как есть, или сделать лучшему другу одолжение и избавить от моего присутствия раз и навсегда. И я не знала, то ли радоваться за Потапова, что у него есть такой друг, то ли что.

— Что. Тебе. Нужно.

Я всё же медленно села, не глядя на своего гостя и сцепив пальцы в замок. Пытаясь хоть так унять нервную дрожь.

Ильин вздохнул, чуть громче, чем следовало и без должной доли огорчения. Отлипнув от дверного косяка, он дошёл до чёртового стула и устроился на нём, глядя на меня прямым, нечитаемым взглядом. И выдал, коротко хмыкнув:

— Напоминаю, теперь уже Потапова… Ты по-прежнему мне не нравишься. Но отказать в помощи Максу я не мог, так что… Расскажи-ка мне девица, кому ты можешь быть так нужна, чтоб на тебя натравили бронепоезд под названием «опека»?

Вопрос прозвучал как гром посреди ясного неба. И я бы с удовольствием поделилась с ним всем, что знала, если бы не одно «но». Я не имела ни малейшего представления о том, почему ко мне пришла «опека» и что им от меня надо было.

Наверное, что-то такое отразилось на моём лице, что-то странное. Настолько, что Ильин сощурился, подавшись вперёд, и сжал пальцами мой подбородок, заставляя смотреть прямо ему в лицо:

— Давай, Потапова, выкладывай как на духу, всё, что происходило до того, как ты попала в больницу. Считай, что на данный момент между нами временное перемирие и… Рассказывай. Всё, от и до.

Глава 13

Ирина