Вы не авторизовались

Следующая остановка – смерть бесплатное чтение

Ян-Улоф Экхольм
Следующая остановка – смерть

Jan-Olof Ekholm

Sista resan – mord!

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

Ян-Улоф Экхольм родился в Грютнесе, Даларна, Швеция. Также известен своими произведениями для детей. Он являлся одним из членов президиума Svenska Deckarakademin (Шведской детективной академии). Книги Экхольма переведены на норвежский, датский, немецкий, русский, украинский и чешский языки. Умер в 2020 году.

* * *

Как и многие другие, я росла на приключениях Людвига Четырнадцатого и Тутты Карлссон. Поэтому, узнав о том, что у Экхольма есть и полноценный детектив, не смогла остаться в стороне. И он не разочаровал: атмосферный маленький городок, интриги, неожиданная развязка и очень «живые» персонажи. Знакомое и новое одновременно. Рекомендую к прочтению.

Екатерина Ковалькова
редактор

* * *

Только не говорите мне, что журналист – это профессия мечты!

В тот тоскливый воскресный вечер мы в газете отнюдь не предавались мечтам. Мы полуспали-полубодрствовали в том помещении, которое редактор Давид Линд в припадке гигантомании окрестил «центральной редакцией».

Сам я восседал на красном конструктивистском стуле 30-х годов, который во время всех летних ярмарок являлся частью меблировки стенда нашей газеты под гордым девизом «СВОБОДА – СВОБОДОЛЮБИЕ – СВОБОДОМЫСЛИЕ!».

Прямо передо мной висел увеличенный фрагмент карты генерального штаба, показывающей территорию охвата нашей газеты. Позади меня, немного набекрень, висела карта мира – куда меньшего формата.

В ней по-прежнему торчали булавки, отражающие положение на фронтах Второй мировой войны: синие головки для армий союзников и красные для армий стран «оси». Они являли собой последнее воспоминание о главном редакторе как об активно действующем газетчике. Тогда Линд еще именовал себя репортером-международником и производил на свет заголовки в стиле «Дания нападает на Германию», но перестал передвигать булавки задолго до того, как его фавориты отступили. Еще до окончательного краха переехал этажом ниже и стал писать унылые передовицы о канализационной системе города и сокращениях на железной дороге.

На торцевой стене висела репродукция портрета Лидера Партии. На противоположной стороне красовался покрытый пылью диплом в рамке за участие в национальном состязании по спортивной ходьбе. Под дипломом, на книжной полке, стоял семейный справочник 1928 года, купленный у обанкротившегося книготорговца, а также четыре первых тома какой-то более современной энциклопедии.

Заведующий редакцией Таге Тропп каждый год заказывал первый том в надежде выиграть все издание целиком. По причине отсутствия мотивации он никогда не возвращал его назад, поэтому наши познания обо всех – от Пера Аабеля ^[1] до Франца Боппа ^[2] – каждый год удваивались.

…Эти прокуренные обшарпанные шестнадцать квадратных метров были моим рабочим местом, и я только укрепился в мысли, что нет ничего тоскливее, чем воскресный вечер в редакции провинциальной газеты. Ничего не происходит после того, как материал перепахан. Все сидят и ждут, пока из принтера с шуршанием вылезут скупые телеграммы от «ТТ» ^[3], чтобы заполнить оставшееся место.

Кроме всего прочего, и в личном плане я оказался на мели. Приятная встреча в субботу вечером дала отнюдь не самый лучший результат. Строго говоря, мне следовало бы пойти в кабак и утопить обиду в вине, однако этому препятствовала парочка обстоятельств. Во-первых, у меня закончились наличные. Но даже будь у меня деньги, я бы заколебался, учитывая риск столкнуться с ночным редактором Хуго Сундином и наблюдать его красное опухшее лицо с погасшей обслюнявленной сигаретой, совершающей вечное вращение между уголками его рта.

Каждый воскресный вечер он сидел за столиком у окна, высматривая собеседника для диалога, который в итоге сводился к долгому монологу. Ибо «жертва» неумолимо втягивалась в одну из двух одинаково неприятных альтернатив: играть одновременно роль исповедника и сточной канавы или же только сточной канавы.

Первая ситуация была связана с «субботними глупостями», как назвал это один литератор. Хуго был женат на долговязой плоскогрудой горгоне. Но как ни относись к этой женщине, можно понять ее чувства, когда приходится ложиться в постель с Хуго, не соответствующим даже самым элементарным критериям любовника. Для того чтобы обрести покой на душе и иметь основания отвергать его приставания, она ударилась в пятидесятничество ^[4].

Хуго решил проблему, договорившись с главным редактором, что будет каждый год отправляться в командировку в Европу – в качестве компенсации за ночную работу. Благочестивый Линд вряд ли ожидал подобных результатов. Его редакция получала лучшие среди всех шведских провинциальных газет репортажи из таких мест, как Нюхавн, Рипербан, Плац Пигаль, и аналогичных кварталов. Само собой, Хуго путешествует один и в первые недели после возвращения бывает со всеми очень любезен. Но вскоре воспоминания блекнут, и снова начинается ворчание.

Для этой цели ему необходим товарищ по воскресному грогу, готовый выслушивать долгие излияния по поводу капризности женщин в том, что касается супружеского долга. Когда же сексуальная часть изложения закончена, Хуго легко принимает на себя роль циника и сплетника. Он перемывает косточки муниципальным депутатам, представителям разных религиозных конфессий, трезвенникам, лоттам ^[5], собратьям по перу, чтобы под конец перебрать все руководство редакции, «этих грибов замшелых», по его яркому образному выражению.

Поначалу слушать подобные рассуждения даже забавно, но со временем начинаешь избегать его приглашений.

Хуго только что пытался пригласить меня составить ему компанию, но я с предельной правдивостью сослался на головную боль и намерение пойти домой. Однако сегодня как раз выпала очередь Бенгта использовать квартиру до одиннадцати, поэтому я остался в редакции.

Полулежа на стуле, я закинул ноги на письменный стол между горами непрочитанных корректур и неотредактированных рукописей, закурил сигарету и оглядел непобедимую команду.

На стопке газетных подшивок у двери восседал редактор семейной хроники Севед Дальстрём, пухлый херувим, который, несмотря на младенческое личико, уже разменял четвертый десяток – он родился в этом городе и, скорее всего, никогда не получит приглашения и сам не пойдет искать места в другой газете. Серое, невзрачное существо, единственной особенностью которого является то, что он – вероятно, единственный во всей Швеции – запивает селедку сладким ликером. Не спрашивайте меня, почему.

– Ну, – начал я, выплевывая на пол табачную крошку. – Господин редактор уже написал обо всех атмосферных и трогательных похоронах? О счастливых новобрачных, соединивших свои судьбы под марш Мендельсона? О благочестивых городских юбилярах, ушедших на заслуженный отдых после долгих лет безупречной службы? О верных долгу и добросердечных покойниках, которых оплакивает вся округа?

Севед покраснел, а я, вдохновленный успехом, повернулся к редактору спортивных новостей Бёрье Андерссону, рыжему долговязому субъекту в очках и с подбородком в форме галоши. Зануда особо крупного формата, он пишет, как на счетах считает, – сухо, бесцветно и плоско. Любители спорта его высоко ценят.

– Ну, господин редактор спортивных новостей, все ли результаты тщательно занесены во все турнирные таблицы? Ты отметил встречный ветер вдоль стадиона, полностью разрушивший игру для всех команд в зоне распространения нашей газеты? Ты запротоколировал, на какой минуте тяжелый центральный нападающий прорвался сквозь защиту противника и запустил тот мощный мяч в штангу – или же это было попадание в перекладину? Оценил ли объективно стремительного, как лань, бегуна, труженика за средней линией, полузащитника, подчинившего себе воздушное пространство, гиганта-защитника, не говоря уже о грозном льве на воротах, руки которого словно магнитом притягивают к себе мячи? Тихие попрыгунчики на болотных кочках с картами в руках, гладиаторы на четырехугольном ринге, горы мышц, сражающиеся на ковре, дерзкие викинги на хоккейном льду, охотники погоняться за красным мячиком на полу, джентльмены в белых шортах с ракетками и маленькие наяды в бассейне уже получили достойное место на спортивных страницах?

Бёрье предпринял попытку прервать меня, но я быстро обратился к третьему члену команды, практиканту Курту Торстенссону, принятому на работу по причине родства его дяди с Давидом Линдом. Пройдя практику в редакции, Курт намеревался в дальнейшем поступать на факультет журналистики.

– Молодой друг. Подумай о нас, бедных трудягах, когда, пройдя горнило воспитания характера в институте, посвятишь себя статьям о культуре и передовицам. Не забудь этот вечер, когда однажды в будущем, став главным редактором, будешь принимать нас в качестве соискателей на освободившееся место младшего редактора или сотрудника в отдел объявлений. Но, положа руку на сердце, как говорят у нас в прессе, все ли сделано на совесть? Было ли вдохновляющим и интересным собрание «Молодых фермеров», закончившееся посиделками за чашечкой кофе? Принесла ли ярмарка швейного кружка весомые доходы, которые теперь будут использованы на закупку варежек для населения стран третьего мира? Смог ли клуб «Лайонс» при всем традиционном интересе прессы продолжить свою благотворительную деятельность анонимно? Был ли принят новый устав на квартальном собрании Общества по страхованию рогатого скота? Приготовили ли лотты вкуснейшие бутерброды для соревнований по стрельбе нашего округа?

Я чувствовал себя почти как Хуго Сундин, однако приятно было слить на кого-то свое мрачное настроение. Севед воспользовался паузой.

– А ты-то сам? Агент два нуля без семерки исполнил свою миссию по обзвону должностных лиц?

– Тонкий юмор, делающий честь практиканту в разделе фельетонов, некоронованному мастеру куплетов и острот местного розлива, – ответил я и зааплодировал. – К сожалению, вынужден сообщить, что министр остроумия опоздал на несколько лет со своей остротой. Агенты уже вышли из моды. Однако могу с полным основанием заявить, что задание выполнено. Завтра утром Таге сможет взглянуть своими близорукими глазками на список и увидеть, что звонок в полицию осуществлен. И я должен сказать, что всерьез встревожен преступностью нашего города. На севере – подозрение на управление мопедом в нетрезвом состоянии, на западе – драка в парке между охранником и посетителем, при этом не до конца ясно, кто из них был более нетрезв. На востоке – сатанинские «мужские разборки» в сарае, в результате которых похищен навесной лодочный мотор. А в бурлящем центре нашего города – срочный выезд скорой помощи. Правда, речь шла всего лишь о прободении аппендицита, но мы знаем, что начальство захочет отметить и этот факт. В рупоре своего города недоумевающие жители получат ответы на все вопросы и удовлетворят свое любопытство.

За время моих разглагольствований сигарета потухла. Закурив новую, я почувствовал, что мне полегчало.

– Нет, друзья, – продолжал я, выпуская дым кольцами. – Мы можем сидеть и скучать здесь всю ночь, однако следует помнить, что все мы в одной лодке. А эта лодка плавает в мелком пруду. Весь наш город – чертов пруд с кучей уток.

– А, Йоран Скандал опять разошелся?

Никто не заметил, как Хуго Сундин вернулся после своего вечернего грога. Покачиваясь, он медленно вошел в комнату. Сигара совершала путешествие из одного уголка рта в другой, дым от нее смешивался с парами джина. Он ухмыльнулся мне своими желто-коричневыми зубами.

– Пруд с утками? Тебе не нравится у нас, в маленьком городе? Может, соскучился по беспорядкам?

Я услышал за спиной радостное хихиканье остальных. Сам я настойчиво искал убийственную реплику, но так и не нашел.

– И домой ты уйти не можешь, – насмешливо добавил Хуго. – Видать, правду говорят, что у вас с Бенгтом договоренность – тот, к кому пришла дама, пользуется берлогой на всю катушку?

Я ничего не ответил.

– Наверное, поэтому ты сегодня такой красноречивый!

Злорадству Хуго не было предела. Хихиканье у меня за спиной стало громче.

– Да уж, сексуальность – вообще трудная тема, не так ли? – промямлил я и вывалился в коридор, чтобы напялить пальто.

Плевать на отсутствие денег. Возможно, в кабаке я встречу кого-нибудь, кто сможет одолжить пятьдесят крон ^[6]. Я ощущал огромную потребность в виски с содовой.

Редакция располагалась на южной стороне Главной площади, кабак – на восточной. Нужно было лишь сделать несколько шагов по булыжной мостовой – и ты оказывался у врат рая. Однако внутри царило настроение не более веселое, чем на баптистских похоронах.

За столиком у окна, поедая свиные отбивные, сидели несколько мужчин – вероятно, пассажиры на пересадке в ожидании поезда. Единственный, в ком я опознал местного, сидел у двери – то был известный всему городу Крунблум. На самом деле его звали Конрад Блум, но кличка намертво прилипла к нему по двум причинам: его когда-то неумеренный интерес к водке «Крунбреннвин», а также сходство – и внешнее, и по характеру – со знаменитым персонажем комикса ^[7]. Проживал он в маленьком домишке вместе с дочерью, которая, судя по данным из надежных источников, была неотъемлемой частью ночной жизни нашего городка.

Я не раз сталкивался с ним в суде, когда его задерживали за пьянство и по подозрению в самогоноварении. Сегодня он уже запасся крепкими напитками и сидел, напевая что-то себе под нос. Разумеется, он радостно замахал мне, но вряд ли сможет разрешить мои финансовые затруднения.

Сердитый и разочарованный по поводу несостоявшегося виски, я вышел из кабака и поплелся на квартиру в двух кварталах от заведения. Свет в окнах не горел, однако это не означало, что никого нет дома. Возьму на себя смелость утверждать, что скорее наоборот. Бенгт не жег свет понапрасну, когда его навещали дамы.

…Квартира оказалась пуста. На столике рядом с диваном стояла бутылка вина и два бокала. Следы розовой помады на окурках в пепельнице свидетельствовали о том, что к Бенгту вряд ли приходила в гости его бабушка.

Зайдя в кухонный уголок, я нашел относительно чистый бокал, налил в него остатки вина и пригубил. Неплохо. Бенгт разбирается в том, что нравится девушкам. Вроде бы я должен сердиться на своего соседа, ведь у него было все, чего не было у меня. Писал он хорошо – слишком хорошо для этой газетенки. Был репортером, писал фельетоны, вел страничку новостей культуры. Однажды я предложил, чтобы он изменил свой псевдоним «Star» на свои инициалы БХ, потому что он как «бюст холтер» держит на себе всю газету. Однако таких шуток Бенгт не любит.

В любой момент он может покинуть этот город и устроиться на работу в большую газету, где его оценят и не будут платить такие жалкие гроши. Однако сам он не хочет переезжать. Само собой, валит все на одинокую матушку, которую не может оставить. Кроме того, он довольно удобно устроился – как сейчас, с девушками.

Бенгт хорош собой, это вынужден признать даже мужчина. Стройная фигура, темные локоны, печальные карие глаза с длинными ресницами, он легко выиграл бы в конкурсе двойников Джеймса Дина ^[8]. Бенгт снискал себе славу местного казановы, пока не подцепил крупную рыбу, а именно – дочь местного богатея.

Ее папаша по фамилии Ларссон был обычным производителем трикотажа, но потом его переклинило, и он кинулся производить модную молодежную одежду. Деньги посыпались мешками. Семейный «Фольксваген» превратился в «Мерседес», скромная трешка сменилась двухэтажной квартирой в одном из новейших домов городка, а малышка Биргитта стала Гит и отправилась на учебу в Швейцарию, вместо того чтобы грызть гранит науки в ремесленном училище.

Домой она вернулась уже светской дамой, и Бенгт тут же занес ее в свою картотеку. Зная манеру Бенгта, можно было сказать, что их отношения оказались невероятно стабильны.

Впрочем, ничего удивительного. Девушка была вовсе не дурна собой, одевалась элегантно, держалась естественно, к тому же всегда могла запустить руку в толстый бумажник папаши.

Впрочем, нет, тут я несправедлив. Гит и правда отличная девушка. В отличие от своего отца с его ухватками нувориша, она приятная и скромная. Мне кажется, ее мало заботят деньги бывшего производителя трикотажа. Поначалу я и сам к ней присматривался, но едва Бенгт включил весь свой шарм, оставалось только капитулировать.

Допив остатки вина, я закурил сигарету и почувствовал, что настала пора большого внутреннего монолога, в котором смешались зависть, ревность и пьяная сентиментальность.

Итак, Йоран Сандаль – что он за птица?

Честно говоря, я тоже неплохо выгляжу. Особенно в сумерках. Старая шутка, достойная нашей странички юмора. В целом же я понимаю, что не особо привлекателен. Когда-то я отрастил себе бородку, чтобы выглядеть оригинально и скрыть намечающийся двойной подбородок. Но в этом городке имеется технический университет, где каждый плюгавый будущий инженер отращивает щетину, так что этот номер не прошел. В Стокгольме меня называли похмельным медвежонком Тедди. Боюсь, примерно так я и выгляжу.

Я умею писать – конечно же, я неплохо пишу, как и тысячи других бумагомарателей, заполняющих редакции газет по всей стране. Хемингуэя из меня не выйдет, однако иногда удается раздобыть какую-нибудь свеженькую новость, чего руководство редакции, впрочем, не ценит.

Успех у девушек? Однозначно нет. В каком-то смысле я в последнее время не предпринимаю серьезных попыток. По крайней мере, так я объясняю себе отказы. Никак не могу забыть Лену.

Лена – беспорядки – Йоран Скандал.

Таковы вершины в моем личном любовном треугольнике, о котором мне столь любезно напомнил Хуго Сундин.

Почему-то я воображал, что смогу оставить все это позади, когда нашел здесь работу и покинул столицу, переехав на шестьдесят миль на юг.

Ничего подобного.

…Я пошел в кладовую и принес теплого пива. От разговоров с самим собой тоже горло пересыхает.

Лена, да-да. Не модель с обложки мужского журнала, но вполне фигуристая. Она пришла на летнюю подработку в качестве ассистента фотографа, когда я переступил порог редакции одного из гигантов прессы с блеском будущего звездного репортера в глазах.

Начинать пришлось, что называется, с чистого листа: брать интервью у людей на улице, описывать небольшие транспортные происшествия. Ходить на церемонии открытия и пить там коктейли. Поскольку Лена была новичком, часто меня сопровождала именно она.

Мы оба чувствовали себя одиноко в большом городе и вскоре начали общаться в свободное время. Нам было хорошо вместе. Никогда раньше не встречал такой – милая, привлекательная девушка и хороший товарищ. Кроме того, мне безумно нравилось, что она фотограф. Подумать только, звездный репортер-мужчина и женщина-фотограф! Какая команда! Мы мечтали и планировали блистательные репортажи из всех уголков земли. Ни одна газета в мире не сможет устоять перед нашим натиском.

…Однако единственная поездка с целью сделать репортаж привела нас в Эрегрунд неподалеку от Стокгольма. На этом все и закончилось.

В Стокгольм я приехал с четким убеждением, что летняя подработка в газете должна закончиться приемом на постоянную работу. Необходимо заявить о себе, а для этого надо предоставить нечто сногсшибательное.

Поэтому я выкладывался по полной. Часами сидел на телефоне, чтобы раздобыть сведения, а потом приукрашивал их, как мог. Мои усилия давали приличные результаты, и начальство заметило мои старания. Мне все охотнее поручали задания. Моя подпись под текстом все чаще мелькала на страницах газеты. Я уже представлял себя новым звездным репортером, и тут, как по заказу, начались беспорядки.

Предыстория была обычная.

Парни в большом городе считали, что им мало отрываться там, где они обитают, и начали заваливаться в мелкие городки, устраивая там черт знает что. С каждой субботой караваны потрепанных машин, врывающихся в тихие улочки и нарушающих идиллию, становились все длиннее.

Я подбросил идею, что газета могла бы освещать события на месте, создав батальное полотно встречи городской молодежи и провинциальных полицейских, смакуя детали. Пару вечеров я провел, подслушивая разговоры в кафе, где могли бы встречаться потенциальные участники этой встречи, и уловил, что в ближайшую субботу удача не улыбнется Эрегрунду.

Начальство загорелось моей идеей. Летом в воскресенье всегда трудно чем-то заполнить газетные страницы, и мне велено было взять с собой фотографа и занять, так сказать, места в первом ряду.

Фотографом, само собой, оказалась Лена. У нее имелась крошечная машина, и мы довольно рано отправились в сторону Руслагена. Девушка немного побаивалась того, что произойдет вечером, но в целом мы очень приятно провели день. В сумерках мы бродили среди домов, и я с нетерпением ожидал предстоящей стычки. Знали бы жители, что вот-вот тишину разорвет завывание машин и вся площадь станет сценой под открытым небом, где будут звучать бесстыдные выкрики и водка распиваться прямо из бутылок.

Но тишину ничто не нарушало. Жители постепенно разошлись по домам и легли спать. Вскоре на улицах остались только Лена и я.

Я громко выругался. Дома ждало начальство с целой страницей, которую предстояло заполнить текстом и фотографиями. Такое событие могло бы даже попасть на первые страницы и в топ новостей. А мы бродили по Эрегрунду и не могли родить ни единой буквы. Лена восприняла это с большим облегчением, я же впал в отчаяние. Ближе к полуночи я был уже не в состоянии слушать ее нытье по поводу того, что нам пора домой. Я понял, что хулиганы не появятся.

Когда мы подошли к машине, у меня возникла идея.

– Доставай фотоаппарат и снимай! Нам позарез нужно привезти домой пару снимков.

Лена ничего не поняла.

– Сними, как хулиганы переворачивают машину, – возбужденно проревел я. – Смотри!

Я принялся раскачивать ее машину, дергая за дворники и антенну, заколотил кулаками по железу и ногами по дискам на колесах.

– Да ты спятил! – завопила Лена и кинулась ко мне, намереваясь остановить меня.

– Снимай! – крикнул я ей. – Тогда перестану!

Некоторое время мы спорили на повышенных тонах, но потом она все же сфотографировала меня. Садясь за руль, Лена плакала. Когда мы собирались стартовать, приехал полицейский констебль на велосипеде. Он просунул голову в боковое окно.

– Мы получили сигнал, что здесь происходит ссора возле машины.

– Должно быть, это какая-то ошибка, – спокойно ответил я.

Полицейский проверил права Лены, отдал честь и отпустил нас. За всю дорогу она не проронила ни слова. У дверей редакции она сунула мне фотоаппарат и стремительно удалилась.

Поднявшись в редакцию, я написал леденящую душу историю про городскую молодежь, терроризирующую провинциальную идиллию, приложив высказывания почтенных жителей городка, пожелавших остаться анонимными.

Снимок получился отличный: в меру расплывчатый, чтобы хорошо передать настроение. Дежурный редакционный секретарь залепил его на первую полосу. Наверху красовалась статья о помолвке в кругах рок-знаменитостей, но нижняя часть была посвящена беспорядкам.

Я сидел в столовой для персонала, празднуя победу бутербродом с сыром и плохим кофе, когда первые экземпляры газеты вышли из печати. Позвонил начальник и нежно спросил, не могу ли я спуститься к нему в кабинет.

Он бросил передо мной на стол свежую телеграмму из «ТТ», где рассказывалось о беспорядках в Эстхаммаре и стычках между местной полицией и стокгольмскими хулиганами. Не изменившись в лице, я пробормотал, что парни, вероятно, репетировали в Эрегрунде перед крупным выступлением.

– Стало быть, оттуда ты поехал в Эстхаммар? – проговорил начальник медовым голосом. – Ты поехал в машине Лены или же транспортное средство было полностью обезображено после акта вандализма, запечатленного на снимке?

Мне со своей стороны нечего было сказать. В следующем тираже мой текст убрали и использовали материалы из «ТТ». Мне удалось полностью отвести от Лены все подозрения в соучастии, а сам я с той поры тихонько сидел в редакции за своим столом, до конца летней практики переписывая начисто чужие статьи.

Но все уже произошло. Я прославился в газетном мире Стокгольма, однако не совсем так, как мне мечталось, – Йоран Сандаль стал известен как Йоран Скандал.

Лена перестала со мной здороваться и начала встречаться с другим. По последним данным, они даже помолвлены.

Я осознал, что оставаться в Стокгольме не могу, начал отвечать на объявления о приеме на работу и по случайному стечению обстоятельств оказался в Сконе ^[9].

Газете срочно требовался опытный репортер, а я по известным причинам мог выполнить первое условие. Дело решилось за пару часов, и осенним воскресным вечером я приехал в этот город. Хуго сразу уяснил ситуацию и предложил угостить меня грогом по случаю приезда, одновременно отведя душу в смачных рассказах о городе и его обитателях.

В целом работа не лучше и не хуже, чем я себе представлял. Во многих газетах страны в редакционном руководстве сидят тоскливые зануды, ко всему скоро привыкаешь. Лишь в редких случаях – как сегодня, например, – разойдешься, бывает, разгорячишься и восстаешь против однообразия и скуки.

Но Хуго, этот старый ястреб, умеет обламывать дерзких. Вероятно, на курсе по психологии руководства он не получил бы больше тройки, но, пройдя закалку в его школе, вполне можно с ним сработаться.

Пожалуй, с другими труднее находить общий язык. Начальник, Давид Линд, унаследовал газету своего отца, но не его легендарный талант. Однако в городке его называли не иначе как Редактор. Да и сам он себя никак по-другому не называл. Что там представляем из себя мы, остальные, его никогда не волновало.

Давид – высокий и видный мужчина, шишка в «Ротари-клубе» и большой мастер выступлений на заседаниях городской администрации. Произносит речи по случаю прихода весны, пытаясь подружиться со всеми: представителями власти, заказчиками объявлений, подписчиками, и целеустремленно заворачивает все статьи, которые кого-то могут раздражать.

С такой же целеустремленностью он каждый год отслеживает явления в мире природы: страстно требует, чтобы в газете были отмечены первая ласточка по весне, самый высокий подсолнух летом и картофелина самой забавной формы осенью.

Мне удалось с самого начала произвести на него хорошее впечатление, предложив устроить конкурс на самое большое яблоко. В нашу обитель понесли яблоки со всей округи. Мы с утра до ночи выплевывали огрызки, экономя на еде.

Заведующий редакцией Таге Тропп – полная противоположность Давиду: маленький, сухонький, с неизменной дурацкой улыбкой на губах и пристальным взглядом поверх старомодных очков. У него осталась одна прядь волос, которую он пытается натянуть на весь череп. Приходит первым, уходит последним, постоянно озабочен тем, что может не угодить начальству. Полон желания работать при отсутствии идей. Весь день сидит с ножницами наготове, вырезает и склеивает, вырезает и склеивает, придавая местный колорит чужим материалам.

Однажды у него родилась идея послать репортера на сбор сахарной свеклы. Успех того репортажа потряс его до такой степени, что этот номер остался в репертуаре и исполняется каждую осень. Меня не покидает неприятное чувство, что в этом году у меня есть все шансы попасть в эту ссылку. Поначалу я засыпал Таге идеями, однако он отклонил их все и, конечно же, услышал мои комментарии по поводу своих способностей.

Густаф Окессон начинал в газете мальчиком на побегушках, и сейчас нисколько не вырос, хотя гордо именуется «редакционным секретарем». Большой и глупый, с прямым пробором и двойным подбородком. Получает нагоняй от главного редактора, если не все новости из мира природы отражены в газете, и разнос от начальника типографии, если газета сдается не вовремя. Разбирается с тысячей порезанных статей, падающих на него со стола Таге. Боюсь, скоро ему поручат выносить корзины для бумаг и приносить кофе из ближайшего кафе.

Главный вклад Густафа в материалы газеты ограничивается ежегодным репортажем с соревнований по стрельбе. В прошлом он имел какое-то отношение к армии, заседает в правлении стрелкового клуба и строго бдит, чтобы результаты каждого, даже самого мельчайшего соревнования нашли достойное отражение на спортивных страницах. В редакции он активно занимается привлечением новых членов в клуб – подозреваю, я единственный, кого ему до сих пор не удалось убедить в прекрасном облагораживающем воздействии стрельбы из пистолета.

С таким набором начальников не больно-то повеселишься. Остальных коллег тоже весельчаками не назовешь, за исключением Бенгта. Без него я давно бы уже сбежал из этого города куда глаза глядят.

Мы очень разные – и внешне, и по характеру, – однако по какой-то причине сразу оказались на одной волне. Я еще не нашел себе жилье, а Бенгт как раз присмотрел двухкомнатную квартирку прямо в центре. Он счел, что снимать ее одному выйдет накладно, – и, пока мы сидели и обсуждали наши крошечные зарплаты, все было решено. Само собой, мы будем снимать берлогу напополам!

По молчаливому уговору тот, кто приводит даму, получает квартиру в свое полное распоряжение. Не согласен с Хуго, что я стал большим любителем свежего воздуха, однако случалось, что я торчал в редакции по вечерам, пока Бенгт решал свои личные задачи.

И таких случаев было бы еще больше, если бы часть деятельности не осуществлялась в соседних населенных пунктах. Для этой цели у Бенгта имелась старая белая американская тачка, быстро переносившая своего владельца к вратам соблазна.

Сам же я не имел водительских прав и вынужден был довольствоваться тем, что предлагает город. Несколько случайных связей со взаимным облегчением, когда отношения заканчивались, – вот и весь результат.

* * *

Я взглянул на часы. Боже мой, скоро полночь. Закурив последнюю на сегодня сигарету, я залез в постель. Вопреки обыкновению, проснулся, когда вернулся домой Бенгт, хотя он большой мастер прокрадываться бесшумно после долгих лет тренировок по исчезновению из девических комнат.

– Показатели стремятся вверх? – спросил я, зевая, но получил в ответ только шипящее «Заткнись».

Я перевернулся на другой бок и снова заснул. Уж не знаю, сколько я проспал, но, когда зазвонил телефон, я был где-то далеко. Тяжело поднявшись, я прохрипел нечто, отдаленно напоминающее «Алло».

– Йоран Скандал?

Этот голос я узнал бы и в полубессознательном состоянии.

– Надевай штаны, живо сюда!

– Что-то случилось? – глупо пробормотал я.

– Гусыне в твоем пруду свернули шею!

Уже через несколько минут я был полностью одет и спешил в редакцию. Мы успели залепить смачный заголовок на половину первой полосы:

ВАРВАРСКОЕ УБИЙСТВО В ГОРОДЕ

ЗАСТРЕЛЕНА МОЛОДАЯ ВОДИТЕЛЬНИЦА

Боже, какое удовольствие отделаться от мелких автомобильных аварий и подростков, крадущих сладости в магазине, и взяться за настоящее убийство!

Преступление было совершено на маленькой лесной тропинке в километре от города. По вечерам туда забредают разве что жаждущие любви юнцы, ищущие уединенное местечко. Кстати, именно такая парочка и обнаружила машину с мертвым телом.

Они увидели машину такси, съехавшую в кювет и стоявшую там со включенными фарами. Охваченный любопытством парень заглянул в открытую заднюю дверь. В такси, уронив голову на руль, лежала женщина. Он зажег спичку, и его худшие подозрения оправдались: голова у нее была вся в крови – должно быть, ее убили!

Парень оказался не дурак. Не прикасаясь ни к чему в машине, он сразу же вызвал полицию.

Затем включился правоохранительный аппарат. Убийство – не самое частое явление для дежурного полицейского констебля, который принял парня и заслушал его рассказ о находке. Затем к делу подключилась криминальная полиция, и шеф полиции региона Тюре Карлссон, в народе именуемый Кислым Карлссоном, взял на себя ведение следствия.

Но у полицейского констебля имелось трое детей, которых надо было кормить, к тому же он имел обыкновение пропускать по стакану грога с Хуго Сундином. Так что через минуту после звонка Тюре Карлссону в редакции газеты тоже раздался звонок. Тело было найдено около часу ночи, мы едва успели внести изменения на первую полосу.

Как обычно, с трудом удалось заставить полицейских хоть как-то прокомментировать событие. По крайней мере, нам удалось выяснить, что убитая – 24-летняя Инга Бритт Экман, замужняя, подрабатывающая в такси. Орудием убийства вроде бы стал пистолет. А далее я уже по привычке написал о том, что полиция мобилизовала все усилия для погони за злоумышленником и что подозрения направлены в определенную сторону.

Текста вышло немного, но достаточно, учитывая тот факт, что конкурирующая газета полностью пропустила эту новость. Как артист после премьеры, я ждал выхода свежеотпечатанного экземпляра, который триумфально отнес домой. Впервые в истории газеты на первой странице было указано имя автора статьи. Мою гордость невозможно было передать словами.

Проснулся я, однако, довольно рано, и у меня возникла мысль подать Бенгту кофе в постель. На поднос я положил свежую газету, а в дверях заголосил:

– Санкта Люсия в чудном мерцании… ^[10]

Бенгт, конечно же, проснулся и с ужасом уставился на меня.

– Что ты творишь? Совсем спятил?

– Я всегда немножко возбуждаюсь, когда мне удается сделать сенсацию, – ответил я, ставя поднос на стул. – Посмотри сюда! Убийство в такси сегодня ночью, эксклюзив. Возьмите сухарик, дорогой редактор, и наслаждайтесь, это совершенно бесплатно.

Бенгт прочел коротенькую статью. С рассеянным видом взял сухарик и принялся его грызть.

– Фу, черт, какая мерзкая история, – воскликнул он с неожиданной горячностью. – До чего же говняная работа!

Подозреваю, что у меня был в этот момент очень глупый вид.

– Именно, говняная работа, – продолжал Бенгт, глядя на меня. – Ты в кайфе от того, что эта история досталась тебе. Ты хочешь это отметить и почти надеешься, что я буду целовать тебе подметки. Однако где-то в этом городе есть несколько семей, для которых мир рухнул. Или ты полагаешь, что и в семье Экманов тоже царит веселое оживление?

Я сглотнул.

– Ты, должно быть, ударился в религию. Никогда, черт меня подери, не слышал, чтобы журналист отказался делать репортаж об убийстве из заботы о близких жертвы. Наша работа в том и состоит, чтобы доносить новости. Мы не можем на всех оглядываться.

– Уроки ты выучил, – сурово проговорил Бенгт. – Но ты, вероятно, не выглядел бы таким бравым, если бы сам обнаружил в машине Ингу Бритт Экман мертвой.

– А ты-то что об этом знаешь?

На моей колеснице славы в это утро я не терпел рабов.

– Ты лично знал Ингу Бритт, раз так впадаешь в сентиментальность? – спросил я после нескольких минут ледяной тишины.

Бенгт, похоже, уже пожалел о своей горячности, однако еще не созрел до того, чтобы извиниться.

– Ну как знал? В этом городе все всех знают. Мы ведь с ней… были примерно одного возраста. Но подробностей я уважаемому репортеру криминальной хроники дать не могу.

Не находя себе места дома, я оделся и вышел, крикнув на прощание Бенгту:

– Если позвонит принц Бертиль, я ушел в редакцию, к тому же в десять Кислый Карлссон дает пресс-конференцию.

Само собой, в редакции не было ни души, так что я поднялся на лифте прямиком на третий этаж в архив, где хранились вырезки и фотографии.

Надо отдать должное газете. Мало найдется провинциальных изданий с таким образцовым архивом. Им заведует начальник военного склада на пенсии, и теперь тысячи вырезок и фотографий разложены в идеальном порядке, как кальсоны на военном складе. Вытащив ящик, помеченный буквой «Э», я вскоре нашел конверт, на котором было написано «Экман Инга Бритт». Там лежала только одна вырезка:

Известная во всей округе Инга Бритт Экман дает газу. Теперь она стала первой водительницей такси в нашем городе. Инга Бритт рассказывает, что поначалу планирует подрабатывать в выходные, но, если работа покажется ей интересной, она готова пойти дальше и стать профессионалом. Будем надеяться, что этот вариант реализуется – кто бы отказался, чтобы его подвезло такое очаровательное существо?

Рядом с этим пафосным текстом красовалась фотография очаровательного существа: через опущенное боковое стекло машины виднелась копна светлых волос и улыбающееся лицо.

Эта улыбка пробудила во мне болезненные воспоминания о моем первом походе на танцы в этом городе. Естественно, я считал себя неотразимым – ведь прибыл прямо из Стокгольма. Разослал визитку с логотипом крупнейшей газеты всем одиноким девушкам, но все они отреагировали на мои старания с поразительным хладнокровием. Единственной, кто проявил интерес, была Инга Бритт.

Она с готовностью приняла напиток, который я столь щедро заказал. Мы потанцевали несколько танцев, она смеялась и флиртовала, все было очень мило. Правда, после последнего танца девушка заявила мне, что она занята, но на такие простые объяснения опытный донжуан из столицы не поведется. Когда мы вывалились из дверей отеля, я крепко держал ее под руку.

Но оказалось, что Инга Бритт и вправду занята. У дверей ресторана ее поджидал низкорослый, но крепкий мужчина. Бросив на меня суровый взгляд, он, не говоря ни слова, вырвал женщину у меня из рук. Чуть позже я узнал, что это был ее муж, профессиональный боксер Альф Экман.

В конверте лежала карточка: «см. далее “Конкурс Люсии”».

Под этой рубрикой обнаружилось целых два толстых конверта, и, сопровождаемый моим обычным невезением, я пролистал всю пачку, пока не наткнулся на заголовок:

ИНГА БРИТТ БЁРГЛУНД

КОРОЛЕВА СВЕТА ЭТОГО ГОДА

Огромная фотография улыбающейся девушки дополняла статью, в которой содержалась обычная болтовня. Блестящая представительница молодежи нашего региона… умная и целеустремленная девушка, работает в офисе, а по вечерам посещает курсы, шьет или помогает матери по хозяйству, участвует в собраниях молодежной секции союза автомобилисток… обожает маленьких детей и видит свою важнейшую задачу в том, чтобы порадовать старых и малых.

Все та же лживая ерунда, которую пишут год от года все газеты, участвующие в этом дешевом спектакле. Мысленно я поздравил Линда, что у него хватило ума от этого отказаться.

(Позднее я узнал, что причина заключалась в другом. Одна из девушек, избранных в какой-то год на роль Люсии, оказалась матерью прекрасно сложенного младенца мужского пола – факт, который господин Редактор счел неприемлемым.)

Впрочем, с Ингой Бритт это случилось шесть лет назад, когда мероприятие было на вершине популярности. Статью я прочел с презрительной миной, но был глубоко потрясен, когда дошел до подписи.

Star.

Да-да, у каждого из нас есть свое прошлое. Отцом этого убожества был Бенгт Хоканссон. Впрочем, я подозревал, что за плечом у него стояли Давид Линд, Таге Тропп и Густаф Окессон. Для Бенгта написание статьи в такой стилистике равноценно заданиям унизительного характера, о которых отдельно сказано в журналистском договоре.

Я посмотрел на карточку в конверте: «См. далее “Свадьбы”».

Похоже на квест в скаутском лагере. Добравшись до места, ищешь подсказку. Я вытащил ящик с буквой «С», нашел папку на букву «Э».

Экман – Альф и Инга-Бритт.

Севед Дальстрём пережил один из величайших дней в своей карьере сочинителя заголовков:

НЕПОБЕДИМЫЙ АФФЕ СРАЖЕН!

Под этим шедевром словесного творчества красовался снимок счастливой пары, шествующей между двух рядов молодых парней с поднятыми боксерскими перчатками: «Сержант Альф Экман, наш грозный чемпион в среднем весе, в субботу обвенчался с Ингой Бритт Берглунд, двумя годами ранее ставшей блистательной Люсией нашего города…»

Дальше мне и читать было не нужно, я посмотрел на карточку, чтобы продолжить охоту. «Инга Бритт, см. далее “Конкурс Люсии”, Альф Экман, см. далее “Бокс”».

О боксере Альфе Экмане имелась весьма увесистая подборка газетных вырезок. У парня, похоже, руки росли откуда надо – почти каждый матч он заканчивал, отправив соперника в нокаут или имея внушительное преимущество по очкам.

Я с интересом стал отслеживать его карьеру. После мощного нокаута он стал чемпионом Южной Швеции. На национальном чемпионате его бездарно засудили. Бёрье Андерссон в сильном гневе написал:

«Альф покажет этим слепым некомпетентным судьям, что он одержал моральную победу. Мы требуем немедленного матча-реванша».

Однако на этом дело как-то засохло – вырезки закончились. Я посмотрел на карточку, но отсылок со словами «См. далее» не нашел и решил спросить Бёрье, что же случилось. Спортсмен не уходит из спорта на пике карьеры просто так.

Зевнув, я взглянул на часы. До пресс-конференции оставалось еще много времени. Пол-литра кофе в кондитерской помогут мне отогнать сон.

Взяв конверт с вырезками, я вознамерился исчезнуть. В дверях я столкнулся с Хенриком Боргстрёмом, заведующим архивом.

– Доброе утро, Генерал Кальвадос! – поприветствовал я его и отдал честь. – Капитан-лейтенант Граппа следует в свою каюту!

Боргстрём не ответил на мои шутки ни малейшим подобием улыбки. Бросив серьезный взгляд на конверт, он прокаркал:

– А ты зарегистрировал, что берешь это с собой?

Само собой, я этого не сделал. Пришлось вернуться и поставить свою подпись в листе взятых материалов.

– Как я смогу держать в порядке архив, если не будет дисциплины и ответственности? – пожаловался Боргстрём.

– Да какой тут порядок! Вырезки не можешь разложить, – неосторожно выпалил я.

В глазах Боргстрёма появилось выражение, как у сержанта на плацу.

– Что ты такое говоришь, юнец? У меня нет порядка в моих вырезках?

Желая успокоить его, я тут же взял назад свое поспешное утверждение.

– Но меня очень интересует одна вещь, – закончил я свои извинения. – Почему Альф Экман ушел из бокса?

Боргстрём посмотрел на меня и ухмыльнулся.

– А ты не посмотрел в вырезках?

Я победно ухмыльнулся в ответ.

– «См. далее “Свадьба”. См. далее “Бокс”». См. далее пока рак на горе свистнет. А ответа так и нет.

– Почему у тебя не хватило терпения поискать на Экмана среди общих заметок? Я разложил их по следующей системе…

Его система меня ничуточки не интересовала. Рванув ящик с буквой «Э», я тут же нашел разделитель «Альф Экман, сержант».

Там я обнаружил ответ!

Несмотря на недовольное фырканье Боргстрёма, я снова уселся за стол.

ВЫДАЮЩИЙСЯ БОКСЕР НАШЕГО ГОРОДА

ПОЛУЧИЛ ТЯЖЕЛУЮ ТРАВМУ ПРИ ВЗРЫВЕ ГРАНАТЫ!

Вчера в расположении полка неподалеку от нашего города произошел несчастный случай. При выполнении упражнений на метание гранаты один из новобранцев в панике уронил в окоп гранату с уже вырванной чекой. Вместе с ним находился один из инструкторов, сержант Альф Экман. Мгновенно оценив ситуацию, сержант кинулся вперед, чтобы выбросить гранату из окопа, однако она взорвалась, находясь над бруствером. Экман успел кинуться на парализованного паникой новобранца и накрыть его своим телом, прежде чем прозвучал мощный взрыв.

Новобранец родом из Кребблебуды получил контузию и тяжелый шок. Экман получил осколочное ранение в нижней части живота, а также лишился нескольких пальцев. Оба были доставлены в госпиталь для оказания медицинской помощи.

В настоящее время их жизни ничто не угрожает, но на блестящей карьере боксера для Экмана поставлен крест…

– Ужасно жаль, – пробормотал Боргстрём. – В те времена он был отличным парнем.

– А сейчас разве нет?

– Да как сказать. Из полка он ушел, устроился работать на почту. Мой брат, который работает почтальоном, жалуется, что Альф разгильдяй.

– В каком смысле?

Но тут Боргстрём по-старушечьи поджал губы.

– Я не какая-нибудь сплетница. Знаю только то, что слышал.

Оставаться в архиве дальше не имело смысла, так что я спустился в свой кабинет. Я уже дослужился до первого символа статуса: таблички на двери. Следующими этапами могли бы стать занавески на окнах, горшечные растения на подоконнике и ковер с бахромой. Но я надеялся выбраться отсюда еще до этого.

Позевывая, я вспомнил, что ночь прошла почти без сна. До пресс-конференции в региональном управлении полиции оставалось немало времени. Положив ноги на письменный стол, я откинулся на стуле и закрыл глаза.

Должно быть, я сразу же отключился, потому что в следующую секунду подскочил от страшного рыка прямо над ухом:

– УБЬЮ!

Лично я не находил в ситуации ничего смешного, но голос веселился от души.

– Полицейская свинья, – пробормотал я. Это был самый достойный ответ, который я сумел найти в своем слегка затуманенном состоянии.

Смех тут же оборвался – шуток по поводу своей профессии полицейский Дан Сандер терпеть не мог. Он стоял посреди комнаты в своей синей униформе с красным пакетом в руке.

– Сидишь и спишь на рабочем месте?

– Всю ночь занимался убийством, – ответил я, убирая ноги со стола.

– Я тоже, – ответил Сандер, усаживаясь на единственный стул для посетителей. – Сейчас прямиком из штаб-квартиры.

– Что-нибудь новенькое?

– Насколько мне известно, нет.

Это было так не похоже на Сандера. Обычно он был ходячим справочником полицейского управления – все видел и слышал, везде совал нос, знал больше всех.

– Знаешь, когда в игру вступают большие парни, нам, простым патрульным, поиграть не дают, – небрежно заметил он.

Я сразу заподозрил, что за небрежностью скрываются адские муки. Ему, которому до всего есть дело, приходится держаться в стороне.

Дан Сандер – бывший сержант, вовремя ушедший из армии и обеспечивший себе безбедное будущее. Он всегда ходит с блокнотом наперевес и наверняка уверенно держит рекорд Южной Швеции по количеству выписанных штрафов за неправильную парковку и возвращенных украденных машин. Его протоколы могли бы служить образцами для изучения в Полицейской академии.

Пока все прекрасно, но вот мы добрались до рубрики «личная жизнь». Дан красив, как Аполлон, – если только можно представить себе Аполлона в полицейской форме. Роскошная курчавая шевелюра. Часто улыбается – больше для того, чтобы продемонстрировать идеально ровные зубы, нежели из дружелюбия. Прекрасно тренирован и одевается со вкусом.

Сам я равнодушен к такому «киношному» типу мужчин, зато многие женщины к нему отнюдь не равнодушны. Дан и не скрывает своих побед, хвастаясь ими направо и налево.

Запоздалые приметы пубертатного возраста могли бы остаться его личным делом, если бы не проявлялись в рабочее время и не заканчивались пару раз приговором суда. Первое дело произошло еще до моего приезда. Тогда Дана осудили за нарушение общественного порядка и служебную ошибку, когда он в полной форме и слегка навеселе кинул камень в окно ожидающей его, как ему думалось, подружки.

Однако рука у него дрогнула, и камень разбил окно 74-летней вдовы, которая восприняла его ухаживания несколько иначе и позвонила в полицию. Во время следствия выяснилось, что Дан употребил горячительные напитки, конфискованные его коллегами у местных алкашей. Его приговорили к штрафу и временно отстранили от должности, однако столь мелкие неудобства не могли отпугнуть такого человека, как Дан. Вскоре после возвращения на службу он, совершая патрулирование на новом полицейском автомобиле, задержал шестнадцатилетнюю девушку и использовал заднее сиденье машины таким образом, о котором муниципальный совет, одобривший покупку транспортного средства, и помыслить не мог.

Процесс стал одним из первых, который я освещал в качестве журналиста. Для меня все было ново, я жадно смаковал подробности. Однако под давлением Давида Линда, на которого, в свою очередь, насел шеф полиции региона, Хуго Сундин прошелся по моему тексту синим карандашом, и от изначального варианта остался по сути только приговор суда: снова штраф и новое отстранение от должности. Уволить Дана было невозможно.

Зато я отыгрался в моей прежней газете в Стокгольме. Там мне удалось опубликовать всю смачную историю без сокращений.

На следующий день Дан появился в редакции и разыскал меня. Бросив газету мне на стол, он спросил, не я ли все это написал. Приготовившись к обычному в таких ситуациях недовольству, я коротко кивнул.

– Давай делиться. Фифти-фифти!

Я подумал, что мужик сбрендил, но он настаивал на своем.

– Тебе, небось, отвалили деньжат за твою статейку. Я требую половину.

Я вежливо попросил его пойти куда подальше. Тогда он вдруг изменил тон и намекнул, что мог бы снабжать меня другими новостями, где он необязательно лично замешан.

Таким уникальным образом был заложен фундамент нашей дружбы – если можно здесь употребить такое положительное слово. Дан воспринимал меня как друга – вероятно, единственного друга мужского пола в этом городе. Но чувства не были взаимными: временами меня отталкивали его высокомерие и самовлюбленность. Однако цель оправдывает средства. Как репортер криминальной хроники я не мог отказаться от услуг болтливого полицейского.

Теперь Дан снова вернулся к службе и плевать хотел, о чем там шепчутся у него за спиной. Выявлял тех, кто неправильно припарковался, отыскивал украденные машины и составлял безукоризненные протоколы как ни в чем не бывало. А также снабжал меня подробной информацией о каждой мелочи, происходившей в полицейском управлении. Больше всего ему нравилось самому быть героем дня. В этом случае он наседал на меня, чтобы я передал новость по телефону в национальное издание.

Ничего удивительного, что он расстроился, когда в очередной драме ему не досталось даже роли статиста.

– Густаф уже пришел?

Я покачал головой:

– Наш уважаемый секретарь редакции никогда не появляется раньше десяти, зайди позже.

– К черту, – зевнул Дан. – Я на ногах с часу ночи, должен пойти домой поспать. Подозреваю, что и нам, рабочим лошадкам, в ближайшее время придется изрядно попотеть.

– Ты знаешь, я всегда открыт для новой информации. Хоть ты и не принадлежишь к внутреннему кругу, наверняка знаешь что-то такое, что Кислый Карлссон скрывает от прессы.

Дан аж зарделся от комплимента.

– Ты знал Ингу Бритт Экман?

– Назови мне хоть одну девушку, которую я не знаю в этой дыре, – мерзко ухмыльнулся он. – Кроме того, Инга Бритт была лакомый кусочек. Формы хоть куда. Милая и симпатичная, пока не повстречалась с этим придурком, за которого потом вышла замуж. Но ведь бабы падки на мышцы.

– И на военную форму, – вставил я.

– А у него было и то и другое, – закончил Дан.

Сняв свои большие белые перчатки, он достал из внутреннего кармана форменной куртки свернутый листок бумаги.

– Передай, пожалуйста, это Густафу, а я пошел. Это вчерашние результаты ежемесячных стрельб.

Я пробежал глазами список призеров.

– У звезды стрелкового клуба вчера выдался плохой день. Дан Сандер на седьмом месте.

Он пожал плечами:

– Я тебе позвоню. Горячие новости в связи с расследованием убийства дорогого стоят, не так ли?

Здание полицейского управления гудело, как улей. Кислый Карлссон вызвал подкрепление из близлежащих округов, а сам координировал действия. Судя по всему, ему нравилось выступать в главной роли.

Вечерние газеты уже прислали своих представителей, хотя общественности стало известно об убийстве лишь несколько часов назад. Ближе всего к столу шефа полиции сидел Роффе Нурдберг, репортер криминальной хроники в той газете, которую я так резко вынужден был покинуть несколькими месяцами раньше. Нельзя сказать, что мы закадычные друзья, но шансов избежать встречи у меня не было – единственный свободный стул остался рядом с ним.

– Приветики, – произнес Роффе театральным шепотом и бодро похлопал меня по плечу. – Давай объединим наши усилия, а? Ты знаешь местные особенности, я владею приемчиками, мы получим отпадный результат!

Поскольку я не ответил, он злорадно добавил:

– Или правда, что говорят мужики, – что это ты лежал в машине, измазав лицо брусничным вареньем, чтобы местные крестьяне вцепились в газеты?

Я решил не объединяться с Роффе Нурдбергом.

Вместо этого сосредоточил все свое внимание на шефе полиции Тюре Карлссоне. Тощий, чтобы не сказать исхудавший, мрачное выражение лица, тонкие губы, почти лысый череп. Весь его облик отдавал кислятиной. Откашлявшись, он произнес лишенным выражения голосом:

– Приветствую господ представителей национальной прессы.

Настроение у меня было испорчено еще выходкой Роффе. Теперь я всерьез рассердился. До чего противно видеть, как они пресмыкаются, когда крупные газеты изволят послать своих сотрудников! Тут все полицейские сбегаются, чтобы сделать заявления и попасть на снимок. А на нас, кто ходит за ними каждый день, – на нас они смотрят, как на дохлых мышей, принесенных в дом кошкой.

– К сожалению, причина этой пресс-конференции исключительно печальная, – продолжал гундосить Кислый Карлссон. – В нашем обычно таком спокойном округе произошло тяжкое преступление. Мы привлекли к следствию все имеющиеся ресурсы, но также рассчитываем на вас, представителей третьей власти, способной пробудить великого детектива Общественность, чтобы она помогла нам своими наблюдениями в этом серьезном деле.

Шеф полиции региона сделал паузу, словно ожидая аплодисментов.

– Хочу сообщить фактические обстоятельства, известные на сегодняшний день. Итак. Около полуночи была убита 24-летняя Инга Бритт Экман. По выходным она подрабатывала на местной станции такси. Место убийства – малооживленная дорога к северу от города, труп был обнаружен примерно через час молодыми людьми, проезжавшими мимо.

Женщина убита выстрелом в голову из пистолета «вальтер» калибра 7,66. Само орудие убийства не найдено, однако в задней части салона обнаружена деформированная пуля. Рация была отключена. Бронированное стекло между передним и задним сиденьем отодвинуто.

Полиции удалось установить все заказы, которые женщина взяла в тот день, кроме последнего. Мы двигались задом наперед, восстанавливая маршруты и цену по счетчику.

Судя по всему, убийца остановил машину госпожи Экман на одной из улиц города, потому что на коммутатор такси никаких заказов по телефону в указанное время не поступало. Пассажир заставил водительницу остановиться на пустынной дороге, чтобы там убить ее. Затем все следы исчезают. Отпечатки пальцев не обнаружены, следы подошв на земле возле машины – тоже.

Пока мы не можем высказаться по поводу мотивов. Скорее всего, злоумышленник взял такси не с целью убийства. Вероятно, он предполагал ограбить водителя, угрожая пистолетом, но случайно нажал на курок и увидел, как женщина упала лицом на руль, вся в крови. Охваченный паникой, преступник забыл про деньги и кинулся прочь.

– Так деньги остались в машине? – воскликнул я.

Шеф полиции региона бросил на меня раздраженный взгляд.

– Вопросы можно будет задать потом. Деньги остались в машине. На полочке под инструментальной панелью стоял бокс для монет, в котором обнаружилось 170 крон, что довольно точно соответствует той сумме, которую можно заработать за смену. По некоторым данным, у госпожи Экман была с собой сумочка, однако таковая не обнаружена. Это все, что мы можем сказать на сегодняшний день. Вопросы?

– Неужели ни одна живая душа не видела убийцу после совершения преступления? – спросил Роффе Нурдберг. – Ведь он, очевидно, вернулся в город.

Кислый Карлссон заерзал на стуле.

– У нас есть свидетельские показания, которые, к сожалению, никак нельзя назвать надежными. Некий мужчина утверждает, что в момент совершения преступления видел неподалеку от места убийства человека, с большой скоростью промчавшегося мимо него на велосипеде.

– А может ли он подробно описать этого человека? – спросил кто-то из зала.

Шеф полиции покачал головой:

– Как я уже сказал, показания довольно расплывчатые.

– Кто этот мужик? – выпалил я.

– Из соображений тайны следствия я не могу дать ответ на этот вопрос. Ему следует обдумать ситуацию в спокойной обстановке.

Еще несколько неинтересных вопросов. Зацепиться абсолютно не за что. Журналисты покинули зал в полном разочаровании.

В кабинете Густафа Окессона сидел также Таге Тропп. Лица у обоих были озабоченные. Сегодняшний день спутал им все планы. Они уважительно поздоровались, высоко оценив мои ночные усилия.

– Лучше всего будет, если ты и дальше возьмешь на себя освещение следствия, – пробормотал Густаф. – У нас, остальных, есть текущие задачи. Севед отправляется в Висселтофту, там намечены широкомасштабные похороны. Курта я собирался послать на выставку изделий народного творчества, а Бенгт ведет репортаж с совещания Союза земледельцев.

– Ерунда, – прервал его я. – Пусть Курт сидит весь день в здании полиции и следит за тем, что там у них происходит. А Бенгт пусть для начала напишет душещипательную историю об Инге Бритт Экман.

– Душещипательную? Какие изысканные выражения ты употребляешь, – усмехнулся Тропп. – Впрочем, у Бенгта есть для этого все основания.

Я уставился на него.

– Ну, у них завязался небольшой романчик, когда ее выбрали Люсией.

– Тем лучше, – ответил я. – Сам же я намерен начать журналистское расследование. Похоже, Кислый Карлссон будет не очень-то баловать нас новостями.

Я и не заметил, как в кабинете появился Редактор – Давид Линд собственной персоной. Он сиял, как начищенный кофейник.

– С этой новостью мы были единственные. Всегда ценно поддерживать контакты со всеми слоями населения. Меня сильно интересует, что говорят у наших уважаемых конкурентов по ту сторону площади.

Я расправил плечи. Конечно, Давид Линд – местный дурачок от журналистики, но тем лучше, что он оценил новость об убийстве.

– Да, Хуго получил информацию, а Йоран тут же быстренько набросал статью, – сказал Густаф.

– О нет, – возразил Давид, шутливо поднимая указательный палец. – Информацию получил я сам от благодарного читателя, а текст составил юный Торстенссон.

Мы все втроем уставились на него.

– Боже мой, вы что, не читаете свою собственную газету? – воскликнул Редактор и в отчаянии развел руками. – Вы не видели заметку в разделе городских новостей о том, что в городе замечен первый в этом году снегирь?

– Мы подумали, что ты имеешь в виду убийство, – пробормотал Тропп.

– Фу, жуткая история. Вы, Сандаль, будете освещать ее и дальше?

Я кивнул.

– Только не пускайся в преувеличения и не пересказывай слухи. Я только что случайно услышал твой комментарий по поводу шефа полиции. Он исключительно добросовестный профессионал. Постарайся не раздражать его и не мешать полиции в ее работе. Можешь зайти ко мне на минутку, Таге?

Тропп затрусил следом за ним, как деревенская собачонка. Окессон взял ножницы и принялся за дело. Сам я почувствовал себя лишним в кабинете.

С чего начать погоню за убийцей?

Естественно было бы начать с места работы потерпевшей, но тут я заколебался. Причина: телефонистка станции такси Дорис Бенгтссон, разведенная огненно-рыжая женщина из разряда «веселый подросток зрелого возраста в активном поиске».

Вероятно, мой рассказ о неудачах с женщинами уже становится докучливым, но с Дорис дело обстоит с точностью до наоборот. Она ухлестывает за мной! Вернее, ухлестывала, поскольку моя холодность в отношении ее ухаживаний несколько остудила ее пыл.

К несчастью, встреч нам все равно не избежать. Мы живем в одном подъезде: она – на нижнем этаже, мы – на верхнем. Иногда мне по работе срочно требуется такси, и тогда Дорис бесценна.

Похоже, моя сдержанность ее не сильно ранила. Дорис легко найдет себе других мужчин, но каждый раз, когда мы встречаемся, в воздухе повисает чувство неловкости. Впрочем, к черту подробности, сейчас речь идет о важной работе.

…Диспетчерская станция такси находилась в маленьком невзрачном деревянном бараке рядом с роскошным зданием вокзала, а Дорис, как обычно, сидела на своем месте.

– Как здоровье, как дела сердечные? – вырвалось у меня.

Дорис была не в настроении, чтобы шутить.

– Какой ужас, правда?

– Ты работала вчера вечером, – коротко сказал я.

– Примерно до половины двенадцатого. Мне мало что известно о том, что произошло. Но парни говорят, что никакого заказа по телефону не поступало. Похоже, Инга Бритт подобрала его на улице.

– Такое часто случается?

Дорис пожала плечами:

– В основном народ звонит сюда, но если в городе кто-нибудь голосует, водители обычно останавливаются. Тогда они сообщают по рации, что взяли заказ. Но Инга Бритт ничего не передавала.

– Не было ли это опрометчиво с ее стороны – взять пассажира в такое место в такое время суток?

Дорис надула губы.

– Но ведь она же не знала, что везет убийцу. Может быть, это был какой-нибудь знакомый, о котором она и не думала ничего плохого.

– Ты разговаривала с Ингой Бритт вчера вечером?

Тут Дорис в ужасе приложила руку к губам.

– Господи, об этом я и не подумала!

– О чем?

– Об одной реплике Инги Бритт. Она сказала дословно так: «Скоро тебе не придется меня видеть. Последняя поездка не за горами».

Я пришел в отличное расположение духа. Дело приобретало весьма интересный поворот.

– Что она могла иметь в виду?

– Не знаю. Потом Инга Бритт рассказала, что ездила в Мальмё к врачу. Я спросила, не заболела ли она, но она рассмеялась и ответила, что чувствует себя прекрасно.

– Она была счастлива в браке? Само собой, это останется между нами, – поспешил я добавить, заметив ее сомнения.

– Не думаю. Когда Альф получил травму, их союзу тоже был нанесен удар.

– Говорят, Альф начал пить и куролесить.

Дорис сердито уставилась на меня.

– Не только он начал куролесить. Не пора ли тебе перестать совать свой нос в это дело? Ты допрашиваешь меня покруче полицейских.

– Последний вопрос. Вы с Ингой Бритт дружили?

В ее зеленых глазах вспыхнул недобрый огонек.

– Если тебе обязательно нужно это знать, я вовсе не любила госпожу Экман, которую все считали такой милашкой. Я не то чтобы моралистка, но разрази меня господь – чтобы замужние женщины так вешались на мужчин, как она!

В иной ситуации было бы забавно слышать, как Дорис осуждает женщин, которые вешаются на мужчин. Теперь же я начал понимать, что две женщины соперничали между собой и что мужчины не колебались в выборе между юной красавицей Ингой Бритт и более зрелой Дорис.

Наш разговор прервал звонок телефона. Я вышел на улицу, поговорил с таксистами, и они подтвердили слова Дорис. Случается, что они останавливаются на улице, когда кто-то машет рукой. Но чаще всего народ все же звонит на станцию и заказывает такси. По поводу семейной жизни Экманов тоже все были единодушны. Все там было чудесно – пока не взорвалась та граната.

Я зашел в кафе, где, как я знал, болтались во время перерывов почтальоны. Там и вправду сидело несколько человек, с которыми я был поверхностно знаком, а навести их на разговор об убийстве оказалось делом несложным.

– Аффе крут, – проговорил молодой почтальон с прической «под Битлз». – Помните его правый апперкот? На ринге ему не было равных.

– Да, если бы не тот несчастный случай, – согласился другой. – Если бы не оно, он был бы сейчас профи, никаких сомнений.

– А как он на почте? – спросил я.

– Ему бы надо взять себя в руки, – ответил веснушчатый почтальон, член Общества трезвости. – Алкоголь – страшная вещь.

– Да брось, – прошепелявил длинноволосый юнец. – Когда у тебя все плохо, невольно рука потянется к бутылке.

– В каком смысле у Аффе все плохо? – спросил я.

Коллеги разом замолчали.

– Он работал вчера вечером?

– Альф должен был дежурить всю ночь, – рассказал третий. – Но он заболел и около двенадцати ушел домой. Мне пришлось его срочно заменить.

Трезвенник презрительно хмыкнул.

– Заболел! Знаю я эту болезнь. Но – что правда, то правда, он поставил нас всех в дурацкую ситуацию.

Позволив себе немного вздремнуть после обеда, я вернулся в редакцию свежим и отдохнувшим. Торстенссон отрапортовал, что от полиции ничего нового ожидать не следует. Достав свой блокнот, я пробежал глазами записи. Мне тоже особо нечем хвастаться.

Однако в интервью с Дорис Бенгстссон меня зацепила одна деталь. Инга Бритт сказала ей, что побывала у врача в Мальмё. Но не рассказала о причине, а только выглядела веселой. Стоило потратить пару часов сидя на телефоне, чтобы выяснить, в чем тут дело.

Конечно же, Инга Бритт могла получить направление к врачу в больницу Мальмё, однако я решил начать с врачей, имеющих частную практику. Открыв раздел врачей в Мальмё, я начал с фамилии Андершё, Пер.

Без малейшего угрызения совести я заявил, что я Альф Экман и меня интересует, не оставила ли моя жена сумочку во время посещения врача в субботу.

Моя ложь так и не была раскрыта, однако результат все равно не порадовал. Я уже дошел до фамилии Эстберг, Ларс, а ответ звучал все так же:

– У нас не было пациентки с такой фамилией!

Ну что ж, можно начать и с этого. Вставив в машинку лист бумаги, я принялся оттачивать заголовок:

ПОЧЕМУ УБИТАЯ СОЛГАЛА

ПО ПОВОДУ ВИЗИТА К ВРАЧУ В МАЛЬМЁ?

Бенгт создал впечатляющее описание атмосферы в городке: ужаса, сочувствия, слухов и пересудов. Очень неплохо. Придется Торстенссону взять себя в руки и написать о том, чего не происходило в здании полиции.

В дверном проеме появилось детское лицо Севеда Дальстрёма.

– Ты уже поймал убийцу?

Я хотел послать его, но тут у меня возникла идея.

– Ты на машине?

Он доверчиво кивнул.

– Прихвати фотоаппарат и вспышку и отвези меня на место преступления!

Я ожидал, что он будет протестовать, однако, напротив, – он, кажется, пришел в восторг от возможности поучаствовать в расследовании убийства.

– А правда, что говорят – что убийца всегда возвращается на место преступления? – с блеском в глазах спросил он.

– Конечно, и мы, вероятно, повстречаем его там, в лесу, – будничным голосом ответил я.

В том месте и впрямь повисла атмосфера страха. Свет от одинокого фонаря где-то впереди не мог развеять осенний туман. Вдоль дороги стояли длинной вереницей припаркованные машины, в них светились где зажженная спичка, где огонек сигареты.

Само собой, в тот вечер данный участок дороги стал самым популярным местом для экскурсий. Тут и там любопытные гиены собирались кучками, стояли и дрожали на холоде, глядя в никуда. Само такси, конечно же, давно увезли, но место преступления по-прежнему было оцеплено, у натянутых лент дежурили полицейские. Среди них был Дан Сандер, и мне удалось отозвать его в сторонку.

– Кто свидетель, показания которого считаются ненадежными?

– Не знаю.

– Ясное дело, ты знаешь, – настаивал я.

– Правда, не знаю. Карлссону удалось скрыть его имя от всех.

– Ну что-нибудь ты можешь мне сказать?

Дан мерзко ухмыльнулся.

– Прости, брат, не сегодня. Здесь, вдали от цивилизации, мы не очень-то в курсе того, что происходит в штаб-квартире. Но мне кажется, что они увязли. Никаких улик, никаких подозреваемых.

– Чем, черт подери, мне заполнять газетные полосы? – с раздражением пробормотал я себе под нос.

– Снимок-то всяко можем сделать, – предложил Севед, до этого державшийся в сторонке, прекрасно понимая, что все это не по его профилю.

– Если мы будем столь оригинальны, что сделаем снимок полицейского возле таблички «Оцеплено», то, может быть, ты, Дан, любезно согласишься нам попозировать? – сказал я.

Ни Дан, ни Севед не уловили иронии в моем голосе и начали всерьез готовиться к съемке. Севед выставил расстояние и диафрагму и запустил агрегат. Дан поправил на голове пилотку, придав ей нужный угол, и принял самый решительный вид. В темноте мелькнула вспышка – снимок для первой полосы был готов.

Мы с Севедом вернулись к машине. Полулежа на переднем сиденье, я размышлял над тем, как подать имеющийся у нас убогий материал. Внезапно машина дернулась, и Севед громко выкрикнул:

– Черт бы тебя побрал!

Я догадался, что случилось нечто серьезное. Редактор семейной хроники не прибегал к крепким выражениям без особой необходимости.

– Чуть не сбили, – выдохнул он, снова обретя контроль за машиной. – Парень был в паре метров от капота.

– О ком ты? – спросил я, больше из вежливости.

– Крунблум, опять под мухой. Жаль, что социальщикам приходится возиться с такими типами.

– Второй день подряд квасит. – Я зевнул и снова погрузился в полудрему.

Две секунды спустя я заорал Севеду:

– Тормози!!!

Остановив машину, он в ужасе уставился на меня.

– Что делает Крунблум на этой дороге?

– Он живет тут неподалеку, – выдавил из себя Севед, в полной уверенности, что я спятил.

– Поворачивай, – проговорил я одним уголком рта, как делают опытные частные детективы. – Возьмем эксклюзивное интервью.

Хуго Сундин был не из тех, кто пропустит хорошую новость. Для заголовка на первой полосе он подобрал самый броский шрифт:

Я ВСТРЕТИЛСЯ ЛИЦОМ К ЛИЦУ С УБИЙЦЕЙ!

Никогда ранее первую полосу газеты не украшал портрет героя репортажа, пребывающего в столь сильном подпитии, как Крунблум. Одновременно я вынужден был внутренне согласиться с Кислым Карлссоном. Такие свидетельские показания вряд ли можно назвать образцом четкости и надежности.

Но что делать журналисту, когда правоохранительные органы молчат?

Севед Дальстрём сумел развернуть на узкой дорожке свою старенькую «Вольво», и мы догнали вихляющего велосипедиста. Выскочив из машины, я поднял руку, изображая сигнал «стоп».

– Не-не, меня вы больше не возьмете, – заявил, икая, Крунблум. – Я только что из полиции.

– Привет, – начал я, пытаясь изобразить товарищеский тон. – Мы не из полиции, мы из газеты, и с удовольствием послушаем, что ты видел вчера вечером на этой дороге.

Крунблум уставился на нас своими покрасневшими от хмеля глазами.

– Откуда, черт подери, вам известно, что это был я? Карлссон утверждает, что не сказал ни одной живой душе.

– Мы сами догадались, – похвастался я. – Теперь, когда тайна уже перестала быть тайной, можешь нам все рассказать. Сам знаешь, какую ложь пишут в крупных газетах.

Крунблум сделал над собой огромное усилие, пытаясь собраться с мыслями.

– Лгут, как дышат, – сделал он вывод. – А вот ваша газета хорошая. Когда мне стукнуло пятьдесят, вы написали, что у меня доброе сердце и все меня любят. И что я каждую неделю прихожу проверять свой лотерейный билет.

Достав из кармана платок, он шумно высморкался.

– Чертовски красиво написали, – всхлипнул он. – Подумать только, найти такие трогательные слова для старого алкаша вроде меня.

Я почувствовал, как Севед покраснел. После такого неожиданного успеха продолжать было проще простого.

– Ясное дело, – воскликнул я и похлопал Крунблума по спине. – Прыгай в тачку, поедем в редакцию. Там ты сможешь в спокойной обстановке рассказать нам обо всем, что ты пережил.

Сопротивление было сломлено. Оставив велосипед на обочине, Крунблум забрался на заднее сиденье и проспал почти всю дорогу. У себя в кабинете я сделал кофе, пытаясь разговорить его, пока он прихлебывал черную жижу.

– Что ты делал в тот вечер?

Крунблум выпрямился и прокаркал:

– Принимал пищу в одном заведении.

– Сколько ты там пробыл?

– Пока меня не… то есть пока они не закрылись. До половины двенадцатого в воскресенье.

– Ты поехал прямо домой?

– Не-а, не совсем. – Глаза Крунблума забегали. – Побродил немного по городу.

– Как долго?

Моя тяжеловесная журналистика совсем пригвоздила к земле моего собеседника. Вид у него сделался несчастный.

– Да черт его знает. Я же не хожу по городу с часами в руке.

Я пристально посмотрел на него.

– Ты был трезв?

Его затуманенный взгляд заметался по комнате.

– Ну как сказать… Возможно, за ужином я и пропустил пару-тройку кружек пива, но тогда я был не пьянее, чем сейчас.

– Что произошло потом?

Крунблум лукаво посмотрел на меня.

– А как обычно бывает? Разве газеты не платят тем, кто сообщает им новости?

– Бывает в виде исключения, – уклончиво ответил я.

Крунблум закрыл рот.

– Я хочу получить свое, прежде чем скажу еще хоть слово!

На самом деле я сказал истинную правду. Один из странных принципов Давида Линда – никогда не платить за информацию и не подкупать людей. Но тут налицо исключительный случай. Подкрепленный алкоголем, Крунблум может и вправду сдержать свое слово и промолчать.

– Сколько ты хочешь?

Он взглянул на часы. Я ощутил, как он пытается подсчитать в голове, во сколько ему встанет посещение кабака.

– Восемьдесят крон. Это очень дешево, но, поскольку вы так мило обо мне написали, когда мне стукнуло пятьдесят…

Крунблум пошарил рукой во внутреннем кармане, чтобы убедиться, что вырезка при нем.

– Ок, пусть будет восемьдесят, – кивнул я и в свою очередь стал рыться во внутреннем кармане, ища чековую книжку.

Сейчас, в конце месяца, денег у меня было немного, однако я понадеялся, что Давид уже на следующий день выпишет мне чек.

– А наличными не можешь дать? – спросил Крунблум, с подозрением глядя на меня.

Я покачал головой.

– Так этой бумажкой везде можно расплатиться?

– Ну да, в кафе и кабаках она сгодится, – заверил я его, и он выдохнул.

Я вернулся к расспросам.

– Что произошло позднее вечером?

Крунблум потянулся, осознавая свою ценность как главного свидетеля.

– Прогулявшись по центру, я сел на велосипед и поехал домой. Фары у меня на велосипеде нет, но дорогу я знаю как свои пять пальцев – каждый камушек на ней мне знаком. Но тут я услышал этакое завывание – и тут же понял, что это такое.

За пару дней до того моя дочь Ирма попросила меня посмотреть динамо на ее велосипеде. Поэтому я сразу понял, что слышу именно этот звук. И точно, из-за поворота появился свет велосипедной фары, и я слез со своего велосипеда.

– Почему?

Крунблум удивленно уставился на меня.

– Хотел увидеть, кто это катит на ее велике, ясное дело. Ирма жутко боится темноты и никогда в жизни не поехала бы ночью одна. Но я давно подозревал, что у нее по ночам бывает мужик.

«Это можно было заподозрить еще лет десять назад», – подумал я.

– Но тут я подумал, что устрою ему, так что мало не покажется, – разошелся Крунблум и стукнул кулаком по столу. – Нечего портить репутацию моей дочери!

«Об этом тоже можно было начать думать еще лет десять назад».

– Когда велосипед был в нескольких метрах от меня, я встал посреди дороги и крикнул ему, чтобы он остановился. Но он понесся прямо на меня, я получил удар в грудь и упал в канаву.

– Откуда ты знаешь, что это был мужчина?

– А кто же еще, черт подери? – прошипел Крунблум, возмущенный уже самой мыслью, что его могла сбить с ног женщина. – Когда я вернулся домой, Ирма сидела в кухне. Она утверждает, что к ней никто не приходил.

– Ты можешь описать того мужчину?

Крунблум почесал свой большой нос.

– Темень была страшная, все произошло очень быстро. Но на мужике был черный костюм, а на лбу что-то блеснуло.

Я буквально подпрыгнул.

– Блеснуло? Ты имеешь в виду – на головном уборе?

Крунблум кивнул.

– Очень странно, – в растерянности проговорил я.

– Карлссон тоже так сказал, – признал Крунблум. – Счел, что я выдумываю.

Он нервно посмотрел на часы.

– А сейчас мне пора. Сказать мне больше нечего. Спасибо за деньги.

Крунблум явно взял курс на бар при городском отеле, и я понял, что дожимать его дальше будет непросто. Как он намеревался миновать швейцара при входе, чтобы добавить себе градуса, – это уже его проблема.

Торстенссон успел поставить вспышку и сделать снимок, прежде чем наш герой на заплетающихся ногах удалился.

Закурив сигарету, я крепко задумался.

Чего стоят свидетельские показания Крунблума?

Что означает его болтовня о том, что на лбу у убийцы что-то сверкнуло?

Я обсудил этот вопрос с Хуго. Он-то и предложил мне написать статью от первого лица.

– Тем самым ты избежишь самых ужасных нападок, – утешил меня он.

Я написал леденящую душу историю о том, как я (Крунблум) встретил на узкой тропинке убийцу, и о краткой, но ожесточенной борьбе между нами.

Хуго урчал от удовольствия, сидя с синим карандашом в руке и редактируя мою рукопись.

– Отлично сработано, парень. За это дело надо выпить. У тебя есть деньги?

Я помахал чековой книжкой.

– Я не просто на дне, я пробил дно. Счет в минусе.

Хуго рассмеялся.

– Если у тебя есть чеки, то ты в обойме, парень. Заплатишь по счету, а потом скажешь Давиду, что это представительские расходы. Ты пригласил шефа полиции Карлссона на обед, чтобы выудить из него важную информацию. Сам знаешь, как это делается.

Внутренний голос подсказывал мне, что надо отказаться, но, с другой стороны, я чувствовал, что заслужил стаканчик виски. К этому моменту Хуго уже успел напялить пиджак. Мы пересекли площадь, но в тот момент, когда мы уже собирались войти в распашные двери, за спиной у меня раздался надтреснутый голос:

– Эй, господин редактор!

Я обернулся. Из соседней двери выходил Крунблум, явно добавивший еще несколько сотен грамм.

– Эти уроды выкинули меня вон, хотя у меня был твой чек и я мог расплатиться. И это называется общество всеобщего благополучия! Нет, напиши, что мы живем в обществе воров и обманщиков. Слышишь? Пообещай мне.

На этот раз я был вовсе не заинтересован в его обществе и пытался пройти дальше, но он задержал меня.

– Хочешь, расскажу еще что-нибудь?

– О чем? – прошипел я.

Крунблум достал из кармана пиджака несколько купюр и пересчитал их.

– За двадцать расскажу. Тогда мне хватит на пол-литра у перекупщика. За двадцать крон ты узнаешь, как я врезал этому проклятому убийце.

– Приходи завтра, когда будешь трезв, – ответил я и поспешил за Хуго, который уже зашел в зал ресторана.

Там он и восседал, изучая меню.

– Знаешь, что я подумал, – ухмыльнулся он. – Раз уж ты пригласил в ресторан Кислого Карлссона, надо нам что-нибудь поесть. Странно будет выглядеть, если ты просто пошел надраться с высокопоставленным полицейским. Что скажешь по поводу пютт-и-панны ^[11] со шнапсом и кофе с коньячком?

Свое мнение я высказать не успел, потому что Хуго уже подозвал официантку, потрепал ее по попе и сделал заказ.

Шнапс, крепкое пиво и коньяк к кофе развеяли мою тревогу по поводу перерасхода по лимитам. Хуго пришел в прекрасное расположение духа, и мы очень хорошо посидели, пока не настала пора возвращаться на работу, чтобы он успел подготовить первую полосу и заголовки.

В квартиру я поднялся в приподнятом настроении. Бенгт сидел в кресле при свете ночника и слушал «Rapsody in Blue».

– Романтика опять цветет пышным цветом, – весело крикнул я.

– Опять?

– Никаких шансов в городском театре Мальмё, дорогой мой. Агент ноль-ноль без семерки выяснил все. Вчера тебя навестила дама, прежде чем ты совершил прогулку и вернулся домой позднею порой.

Он покраснел как ребенок.

– Доказательство первое, – продолжал я, ткнув его пальцем в грудь. – Резкий запах духов вблизи кровати.

(Об этом я понятия не имел, но запустил ложный шар, ожидая реакции. Реакция последовала.)

– Какого черта? Ты что, обнюхивал мою кровать?

– Доказательство второе, – продолжал я, не обращая внимания на его возмущение. – Среди окурков в пепельнице некоторые носили следы губной помады.

Бенгт вздохнул.

– Да, папочка, ко мне вчера приходила дама. Ты хочешь рассказать мне о тычинках и пестиках?

– Я прощаю тебя, сын мой, поскольку ты оставил глоток изысканного вина, дабы оросить мое иссохшее горло.

– Это любимое вино Гит, – доложил Бенгт.

– У девушки хороший вкус, – ответил я. – Правда, не совсем понимаю, что она нашла в тебе. Думаю, мне придется рассказать ей, какая ты по сути дела скотина.

Бенгт бросил на меня серьезный взгляд.

– Ты или кто-то другой, какая разница? Да и кому удавалось сохранить свои дела в тайне? Ни вздохнуть, ни пукнуть – сразу же об этом напишут в газете или поползут слухи.

– Ну хватит ныть. Я тут уже второй вечер подряд делаю сенсацию. Хочу видеть радостные лица. Не осталось ли у тебя еще пары бутылочек любимого вина Гит?

– Само собой, господин звездный репортер, ведь блистательное убийство надо отпраздновать, – проговорил Бенгт и поплелся в кухню.

До меня донесся приятнейший звук, когда из бутылки вынимают пробку, и в комнату вернулся Бенгт с бутылкой и двумя бокалами.

Я в лицах пересказал ему свое интервью с Крунблумом.

– Ты во все это веришь? – спросил он, когда я закончил.

– Он так и сказал, слово в слово, – заверил я.

– Пьяная болтовня чистейшей воды. Хотя Кислый Карлссон не из выдающихся умов нашей эпохи, не думаю, что он так легко откинул бы показания свидетеля, будь в них хоть малейшая доля правдоподобности. Что говорит о том, что Крунблум встретил именно убийцу?

– Неизвестный украл велосипед Ирмы!

– Похитители велосипедов не всегда убивают людей. Впрочем, не хочу портить тебе радость. Только не проверяй эти сведения, а то мираж рассеется.

Я обиделся и залпом допил вино.

– Спокойной ночи. Я сегодня очень устал.

Бенгт остался сидеть в кресле, а я пошел ложиться. Его слова жгли меня. Внезапно я вскочил.

– Послушай! Конечно же, я проверю эти сведения. Самым простым способом.

– Как?

– Когда завтра в девять откроется универмаг, я уже буду стоять под дверью и пойду прямо в парфюмерный отдел. Там работает дочь Крунблума, пусть она мне и расскажет, чем занималась в воскресенье вечером. Может быть, она что-нибудь видела или слышала.

Мысленно я проклинал самого себя. Как я не подумал об этом раньше!

Утром я ворвался в еще пустующий универмаг и по запаху разыскал парфюмерный отдел. Ирма была известна в городе, да ее и не пропустишь – крашеная блондинка с довольно приятным лицом: полные губы, большой бюст и ищущий взгляд.

Ленивой походкой с кошачьей грацией она приблизилась ко мне.

– Что желаете?

Наклонившись к ней через прилавок, я прошептал:

– Сведений. Ценных сведений. Я Йоран Сандаль из газеты.

Ирма поджала кроваво-красные губы.

– Какие сведения я могла бы дать? Мне мало что известно о жизни.

– Нет, о смерти, – ответил я, чувствуя себя жутко остроумным. – Я прошу прощения, что это затрагивает неприкосновенность частной жизни, но мне хотелось бы знать, чем вы были заняты в воскресенье вечером.

У Ирмы был такой вид, словно она пыталась думать. От этого непривычного занятия ее оторвал звонок телефона.

– Да, это я… Поняла.

Бряк! Разговор закончился.

Ирма подалась еще ближе ко мне. Наверное, меня опьянили запахи всего ее парфюмерного арсенала. Мой взгляд против воли устремился к вырезу ее блузки.

– На чем мы остановились? – иронично спросила она.

– Воскресенье вечер – чем вы занимались до полуночи?

Ирма улыбнулась ослепительно-белыми зубами и небрежно помахала указательным пальцем. Я ощутил ухом ее горячее дыхание.

– А тебе какое дело, жирный газетный слизняк? Я делаю что хочу – и в воскресенье вечером, и во все остальные вечера. Но делаю я это не с тобой. Проваливай!

Выпрямившись, она послала улыбку другому покупателю.

– Похоже, вам понравились эти духи, – как ни в чем не бывало сказала она, обращаясь ко мне. – Минуточку, сейчас заверну. Подозреваю, что вы хотели бы приобрести их в подарочной упаковке.

Я ничего не понял, пока она не положила передо мной крошечный пакетик, перетянутый красной ленточкой с бантом.

– Сорок крон, – улыбнулась она и протянула руку.

Я хотел было возразить, но взгляд Ирмы и другого покупателя заставили меня покориться.

– Можно расплатиться чеком? – пробормотал я, совершенно уничтоженный.

– Разумеется. Если он обеспечен, само собой.

После вчерашних поборов ее отца и Хуго Сундина на счету уже точно ничего не оставалось, однако я отбросил угрызения совести.

– Спасибо за покупку, ждем вас снова, – проворковала Ирма, когда я поплелся прочь.

Жирный газетный слизняк! Как она могла такое сказать? Правда, я на пару килограммов выхожу за пределы нормы для своего роста, но это только потому, что у меня тяжелая кость.

Из магазина я направился прямиком в здание полиции на пресс-конференцию Кислого Карлссона. Видимо, я припозднился – все уже собрались, и я снова оказался в опасной близости от шефа полиции и Роффе Нурдберга.

– Раз уж сам редактор Сандаль изволил явиться, то мы можем начинать, – язвительно произнес Карлссон. – Его присутствие в высшей степени желательно, поскольку он, судя по всему, знает о ходе событий куда больше, чем мы в полиции. По крайней мере, две из новостных статей в сегодняшней газете оказались для меня полнейшим сюрпризом. Приключения Блума и визит госпожи Экман к врачу.

– Вы по-прежнему отрицаете, что Конрад Блум был вчера на допросе в полиции? – вспылил я.

– Не на допросе, – поправил меня Кислый Карлссон. – Он просто свидетель, как любой другой. Хотя я, конечно, и не подозревал, что он столько всего пережил – пока не прочел в газете его версию случившегося. Там содержится немало сведений, которые он нам не сообщил.

– Почему вы окружили его историю такой тайной? – мрачно спросил Роффе Нурдберг.

– Между нами, господа, могу сказать, что мы не особо доверяем показаниям этого человека. Проезжая в воскресенье вечером по дороге рядом с местом убийства, он был весьма под градусом. Мы даже не знаем, столкнулся ли он с убийцей – это мог быть обычный велосипедист.

– Велосипед, – возразил я. – Это был велосипед его дочери с визжащим динамо.

– Возможно, ее навещал мужчина – говорят, такое случается, – ответил Кислый Карлссон и раздвинул тонкие губы, изображая улыбку. – Пока мы даже не знаем, действительно ли ее велосипед украден.

– Что вы думаете по поводу его показаний о внешнем виде неизвестного мужчины, у которого на головном уборе якобы находился блестящий предмет? – спросил журналист из Мальмё.

Кислый Карлссон пожал плечами:

– А что думаете вы сами? К показаниям Блума мы вынуждены относиться с исключительной осторожностью.

Я откашлялся.

– Несколько лет назад при расследовании убийства в Чернарпе также фигурировали свидетельские показания о мужчине с блестящим предметом на шапке. Впоследствии выяснилось, что убийца – полицейский.

Шеф полиции уставился на меня.

– Обещаю редактору Сандалю, что я лично проверю алиби всех полицейских на ночь убийства. В остальном же сожалею, что вам, господа, пришлось прийти сюда. Все новости вы и так могли прочесть в нашей крупнейшей газете сегодня утром.

– Я пытался разыскать свидетеля, но не смог, – сказал Роффе. – Вам известно, где он находится?

Во второй раз Кислый Карлссон сделал попытку улыбнуться.

– Можно сказать, что у нас действительно все под контролем. Вчера Блума задержали в состоянии сильного подпития. Сперва он посетил ресторан, а затем купил алкоголь у перекупщика – все по его собственным показаниям. Вопреки обыкновению, у этого лица вчера имелись деньги.

Мы уже приготовились уходить, когда он откашлялся.

– Есть одна маленькая деталь, которую упустил господин Сандаль в своих статьях. Судмедэксперт провел новое освидетельствование трупа. На лице обнаружены следы ударов.

Кислый Тюре замолчал, словно собираясь с духом.

– Кроме того, Инга Бритт Экман была беременна!

Выдержав театральную паузу, Карлссон продолжал:

– Не спрашивайте меня о подробностях. Эти сведения я получил перед самым началом пресс-конференции. Надеюсь, что во второй половине дня смогу сообщить вам еще что-нибудь.

– Ты крут, – сказал Роффе Нурдберг, когда мы вышли из здания. – Вместе мы смогли бы делать классные штуки.

– Самые классные штуки я делаю один, – небрежно заявил я и еще долго ощущал спиной его взгляд, удаляясь в сторону своей редакции.

– Невероятно, какие сенсации вы выдаете по вечерам, – сказал мне Густаф Окессон. – Все, что мы делаем в дневную смену, просто меркнет.

– Ты что, недоволен репортажами об убийстве? – с вызовом спросил я.

– Нет-нет, это отличное чтиво для народа. Но на самом деле я на тебя немного зол. Ты пропустил одну новость.

Я в недоумении уставился на него.

– Результаты ежемесячных соревнований по стрельбе, которые прошли в воскресенье. Я позвонил Дану Сандеру, и он заверил меня, что ты получил списки еще вчера утром. Верно?

– Густаф, прости меня. Сожалею, что я не отдал тебе такую важную бумагу. Что я могу сделать, чтобы загладить свою вину?

Наивный человек, он воспринял мои слова всерьез!

– Да ладно, не расстраивайся! Забыть легко, но учти – мы всегда даем отчет по деятельности стрелкового клуба.

Зайдя в свой кабинет, я закрыл за собой дверь, выудил из кармана помятую сигарету, закурил и стал анализировать ситуацию.

День не очень задался. Сначала меня послала куда подальше Ирма, потом эта пресс-конференция. О’кей, вероятно, я немного переборщил, так цветисто подав показания Крунблума. Но полиция зашла в тупик, в этом не оставалось сомнений. К этому моменту Кислый Карлссон должен был бы уже задержать подозреваемого.

Единственное, что удалось обнаружить, – это зародыш. Да уж, судьба – жестокая штука. Судя по свидетельским показаниям, Инга Бритт и Альф Экманы мечтали о ребенке, надеясь таким образом спасти свои рушащиеся отношения. Теперь уже поздно.

– Возьми себя в руки и не впадай в сентиментальность, – сказал я себе. – Ты должен писать репортажи о расследовании и гоняться за убийцей, а не переживать из-за чужих личных проблем.

Надо сказать Бенгту, чтобы он написал трогательную историю о счастливой молодой паре: мечты о совместном ребенке и внезапная трагедия, положившая конец всему. Он знает, как выжать слезу.

Выйдя в коридор, я столкнулся с Таге Троппом, который только что пришел и как раз вешал на вешалку пальто.

– Отличная работа! Вчера ты опять оказался на высоте. Но, послушай…

Таге перешел на шепот.

– Ты не преувеличиваешь? Давид требует, чтобы мы строго придерживались фактов.

Тут на столе у меня замигал внутренний телефон, и я кинулся обратно в кабинет.

– Доброе утро, Сандаль, это Редактор. Вы не могли бы зайти ко мне на минутку?

Стало быть, Давид Линд уже на месте. Очень хорошо. Тогда я могу воспользоваться случаем и попросить покрыть мои расходы – вознаграждение Крунблуму, представительские расходы на ужин с Кислым Карлссоном и прочие траты в связи с журналистским расследованием – флакончик духов стоимостью сорок крон.

Когда тебя вызывали в кабинет Редактора, это могло означать две вещи – увольнение или повышение. Повышения я не хотел, но благодарность за хорошую работу могла бы исправить мне настроение в это не самое удачное утро.

Давид Линд восседал за своим большим тиковым столом. Жестом он указал мне на стул напротив себя.

– Вы по-прежнему занимаетесь следствием по делу об убийстве? Вы были единственным со статьей о приключениях Конрада Блума, не так ли?

Я сел по стойке «смирно».

– Как вам удалось его вычислить?

– Частное расследование и простой метод дедукции, – скромно объяснил я. – Однако он не пожелал давать интервью бесплатно.

Давид Линд нахмурился.

– Не пожелал бесплатно?

– Блум потребовал вознаграждения за эксклюзивное право на его рассказ. Поэтому я заплатил ему восемьдесят крон из собственного кармана.

Редактор резко повернулся в кожаном кресле.

– Это прямо противоречит моим принципам. Мы никогда не платим людям за то, что они выступают в нашей Газете. Я хочу поддерживать хорошие контакты с читателями во всей нашей местности, но решительно отказываюсь платить какое-либо вознаграждение. Разве вам никто не сообщил об этом, Сандаль?

Я молча кивнул.

– Однако вы позволили себе такое своеволие! Я не смогу принять счета, в который вы включаете позиции такого рода.

Пропали восемьдесят крон. Осталось еще две попытки.

– Однако я пригласил вас не за этим, – продолжал Линд. – Сегодня утром мне на квартиру позвонил шеф полиции региона Карлссон. Он был возмущен тем, как мы подали рассказ Крунбл… Блума. Кроме того, статья о визите к врачу в Мальмё также явилась для него неприятным сюрпризом. Карлссон открытым текстом заявил мне, что ему не нравится такого рода погоня за сенсациями. Я вынужден с ним согласиться. Газета не должна лишиться доверительного сотрудничества с полицией. Поэтому прошу вас, Сандаль, тщательно продумывать, что вы пишете, чтобы впредь у нас не возникало столкновений с кем бы то ни было. Маленький городок вроде нашего не привык к таким серьезным преступлениям. Сразу же поползли сплетни и слухи. Газета не должна публиковать то, что является всего лишь разговорами.

Пропали еще шестьдесят крон. Теперь пытаться убедить Давида Линда, что мы с Кислым Карлссоном накануне обсуждали убийство за пютт-и-панной, было бы редкостной дерзостью.

– С этой целью я и вызвал вас к себе, Сандаль, – проговорил Линд в знак того, что аудиенция окончена. – Желаете еще что-нибудь добавить?

Я сидел, запустив руку в карман пиджака, перебирая пальцами крошечный пакетик, перевязанный красной ленточкой.

– Нет, мне добавить нечего.

То, что мне насильно впихнули флакон духов во время проведения частного расследования, – такое просто не уместилось бы в голове главного редактора.

– Ну, Йоран, – окликнул меня из своего кабинет Густаф, когда я проходил мимо. – Какие у нас заголовки на завтра?

– Заткнись! – рявкнул я и удалился в свой кабинет.

Заголовки для завтрашней газеты?

Пока имелся только один:

ЖУРНАЛИСТ ОБВИНЕН В МОШЕННИЧЕСТВЕ

С ЧЕКОВОЙ КНИЖКОЙ

Дочь Крунблума, Ирма. Кислый Карлссон. Давид Линд.

Странная комбинация, которая всего за несколько часов выбила меня из колеи. Оставаться в редакции я не собирался и тихонько проскользнул мимо двери Окессона.

От превышения лимита по чекам совесть моя полностью отключилась. Я выписал чек Самому Себе и получил в банке рядом с редакцией пятьдесят крон. Десять из них я использовал на пачку сигарет и бутылку Vino Tinto, не решившись утопить свои печали в более дорогом напитке.

Бенгт все еще сидел в квартире, когда я поднялся туда.

– Ну, – спросил он, завязывая галстук перед зеркалом в прихожей. – Тебя соблазнила фатальная красотка Ирма? Видимо, нет, раз у тебя такой кислый вид.

Я поведал ему о своих страданиях – у этого человека хватило жестокости рассмеяться!

– Да уж, ты настоящий друг, что и говорить, – проворчал я. – Но я приберег для тебя сюрприз. Тебе поручено написать главную статью завтрашнего номера – о неудавшемся семейном счастье, о мужчине и женщине, которые столько лет в браке мечтали о ребенке, но, когда малыш наконец-то завелся, женщина пала от рук убийцы. Нажимай на чувства, мой дорогой друг, пусть тетушки в своих домиках рыдают навзрыд. Пиши красиво и много. Ко мне же сейчас прикованы глаза цензора.

– Спасибо за комплимент, – ответил Бенгт, надевая пиджак. – Но я, к счастью, не наделен даром писать затертыми штампами.

– У тебя это прекрасно получилось, когда Ингу Бритт выбрали Люсией!

Бенгт замер на месте.

– А ты что об этом знаешь, черт подери?

– Спокойно, мой мальчик, не надо бурных чувств. Достаточно сходить в архив к нашему старому другу. Там хранятся все грехи нашей молодости.

Бенгт зашел в нашу гостиную, и я щедро угостил его только что купленными сигаретами.

– О’кей, – произнес он, затягиваясь. – Поскольку тебе уже известна эта тайна, нет смысла отнекиваться. Но я напишу эту заказную статью с одним условием.

– Сделаю все, что попросишь.

– Сегодня вечером я должен был написать рецензию на фильм…

– Уф, ну это мелочи, – рассмеялся я. – Сделаю задней левой…

– И я пообещал Гит взять ее с собой. Без пяти семь она будет ждать меня у кинотеатра «Сага».

Я сглотнул.

– А позвонить и отменить ты не можешь?

– Она уехала с родителями и вернется в город только около шести. Ты что, застеснялся, крутой репортер криминальной хроники?

– А что, по-твоему, она скажет, если появлюсь я, когда она предвкушала романтический вечер с тобой?

– Девушек не следует баловать, – с видом знатока произнес Бенгт. – К тому же она говорит, что у тебя добродушный вид.

Добродушный вид!

Трудно найти выражение, которое я ненавижу больше, чем это.

– Поэтому ты спокойно доверяешь свою возлюбленную моим заботам, – обиженно проворчал я. – Я чувствую себя евнухом, принятым на работу визирем в свой гарем.

Бенгт не успел ничего сказать мне в утешение, потому что тут зазвонил телефон и он схватил трубку.

– Да, он дома. Хочешь поговорить с ним? А в чем дело? Тогда приходи сюда, Йоран наверняка захочет услышать все детали. Пока… говнюк конченый, – добавил он, когда собеседник повесил трубку.

– К кому это ты был столь любезен?

– Чемпион Швеции по выписке штрафов за неправильную парковку, полицейский Дан Сандер, – с омерзением в голосе ответил Бенгт. – У него для тебя важная информация по делу об убийстве. Как ты слышал, я попросил его подняться сюда – а это означает, что сам я намерен ретироваться.

– Похоже, ты не в восторге от Дана.

– Этого ублюдка никто не любит.

Раздавив сигарету в пепельнице, Бенгт ушел, не сказав больше ни слова. Через некоторое время в дверь позвонили, снаружи стоял Дан с большой сумкой в руках. Войдя, он уверенно плюхнулся в кресло.

– Вина?

Он отказался.

– Я отсюда прямо на стрельбище тренироваться.

– Это очень кстати, – стал подтрунивать я. – В воскресенье ты показал не самые блестящие результаты.

– Это ты, по крайней мере, помнишь, – ответил Дан и потянулся к моим сигаретам. – Окессон весь день гонялся за мной из-за списка, который я отдал тебе еще утром.

– Но сейчас у тебя более важные новости, чем результаты стрельбы, – напомнил я, желая перевести разговор на другое.

Он бросил на меня высокомерный взгляд.

– На самом деле я слишком добр к тебе. Мне следовало бы рассердиться, но я делаю это ради старой дружбы.

Я уже открыл рот, чтобы задать вопросы, но Дан продолжал:

– Снимок, который сделал этот комичный Дальстрём, – где он в газете?

– Выкинули. Появились более важные материалы.

Дан презрительно скривил губы – как говорят у нас в прессе.

– Более важные материалы! И какие же? Болтовня этого пьяного придурка Крунблума? Битва на дороге и блестящий предмет на лбу. Как, черт подери, ты мог купиться на эту историю?

– Ну-ну, полегче на поворотах, – с угрозой в голосе проговорил я. – Это может оказаться полицейский, а шеф полиции Тюре Карлссон пообещал лично проверить алиби всех полицейских на вечер воскресенья.

– Ну так пусть развлекается, – буркнул Дан. Похоже, он всерьез обиделся, что его фотография не появилась в газете.

– Взбодрись, парень, у тебя еще будет шанс попасть на обложку, – утешил его я. – Вот сейчас, например – с какими новостями ты явился ко мне?

Дан не спеша вытащил спичку и принялся ковырять ею в зубах.

– Велосипед найден, – произнес он в воздух.

Вот это и вправду новость! Я почувствовал, как во мне снова просыпается охотничий инстинкт.

– Где?

– На стоянке у железнодорожного вокзала.

– Кем? – спросил я по инерции, хотя ответ был очевиден. Дан попытался выглядеть скромным, но ему это не удалось.

– Да вроде мной.

Он выпрямился в кресле, голос его зазвучал суровее.

– Знаю, народ много чего рассказывает о Дане Сандере. Да-да, можешь не закатывать глаза и не пытаться отговориться. Ты сам писал отчет о судебном процессе, смакуя каждую подробность. Знаю, что за спиной у меня смеются, когда я хожу с блокнотом, проверяя припаркованные машины. И так называемые товарищи по работе туда же. Думают, что они могут устроить мне бойкот и добиться, что я уйду. Но меня так просто не сломить, хорошо смеется тот, кто смеется последним. Полицейский Дан Сандер в очередной раз выполнил свой долг.

– Как это вышло? – спросил я, стыдясь того, что эта речь меня растрогала.

– Я решил проверить имеющиеся сведения, пусть они и поступили от Крунблума. Не все, что он плетет, оказывается ерундой. Вероятно, где-то действительно валяется брошенный велосипед. Но оказалось, что он даже не брошен, а стоит себе, аккуратно припаркованный на стоянке. Мимо него прошли сотни людей.

– А как ты узнал, что это велосипед Ирмы?

– Покрутил переднее колесо. И тут Крунблум снова оказался прав. Динамо воет, как умирающая кошка. Некоторое время назад Ирма сама побывала там и подтвердила находку.

– Еще какие-нибудь новости из штаб-квартиры?

Дан пожал плечами:

– От общественности поступает много звонков, но ничего интересного. Я начинаю сомневаться, что наши шишки когда-нибудь загребут этого парня. Хотя вы успеете продать больше экземпляров, если дело затянется. Убийце полагается процент.

Он взглянул на часы.

– Ну вот, если я хочу успеть на тренировку, то пора пошевеливаться.

Я взял в руки его сумку.

– У тебя здесь оружие?

Он кивнул.

– Такое же, каким воспользовался убийца?

– Конечно же. Полицейские, спортсмены-стрелки или убийцы – все мы с пистолетом в руках выглядим одинаково.

– Можно взглянуть?

Не дожидаясь ответа, я потянул застежку-молнию и нащупал в глубине сумки холодный ствол пистолета. Достав оружие, взвесил его на руке.

– До какого же отчаяния нужно дойти, чтобы прижать пистолет к голове женщины и нажать на курок! Что в такой момент происходит у человека в голове?

Как зачарованный, я сжал рукоять пистолета.

– Ты сейчас выглядишь как заправский убийца, – рассмеялся Дан. – Отдай пушку, пока ты меня не застрелил.

– Как ты думаешь, почему он ее убил? Вряд ли из-за денег, у таксистов редко с собой большие суммы.

– Убийцы об этом не думают. Человеку на грани отчаяния большие суммы и не нужны. Кстати, возможно, на этот раз убийство совершено не с целью ограбления. Когда в деле замешана женщина, мотивов может быть много.

– Например?

– Ревность.

– Ты мог бы убить женщину из ревности?

– Нельзя так привязываться к женщине, чтобы испытывать к ней глубокие чувства. Если она выказывает такие признаки, надо срочно менять ее на другую. – Дан поднялся. – А сейчас нам пора идти.

Я вопросительно уставился на него.

– Нам?

– Разве ты не собираешься сделать снимок, где я указываю место находки? Велосипед Карлссон уже забрал.

Не говоря ни слова, я вышел вслед за ним, сбегал в редакцию за фотоаппаратом и щелкнул кадр, который он заказывал.

– На этот раз мой портрет так легко не выкинут, – улыбнулся Дан и удалился в сторону стрельбища.

Начиная очередную пресс-конференцию, Кислый Карлссон раскрыл вечернюю газету и сердито посмотрел на Роффе Нурдберга.

– «Чем занимается полиция», – прочел он вслух. – Стало быть, мы же достигли той стадии следствия, когда включается такого рода вульгарная журналистика. Судя по всему, некоторые корреспонденты (тут и я удостоился злобного взгляда) полагают, будто полиция сидит сложа руки в ожидании сигналов от общественности. Возможно, у нас нет сенсационных результатов, но нашей целью и не является снабдить газеты броскими заголовками.

Кислый Карлссон перевел дух.

– Могу также заверить критиков, что к делу привлечены все доступные нам эксперты. Помимо местного отдела криминальной полиции, подключились отдел по борьбе с насилием на уровне региона, эксперты-криминалисты из Стокгольма и национальная комиссия по расследованию убийств. Вам известны их возможности, редактор Нурдберг?

– Разумеется, но чего добилась вся эта компания? – спросил Роффе.

Тут стало так тихо, что могла бы упасть та самая булавка.

– У нас есть горячий след.

Он замолк, и я не упустил свой шанс.

– Вы имеете в виду велосипед?

Должно быть, так это выглядит, когда человек вот-вот взорвется. Карлссон стал красным, как помидор, и принялся хватать ртом воздух. Все его тощее тело затряслось.

– Откуда вам известно…

– Пресса тоже не сидит сложа руки в ожидании сведений от руководства следствием, – добил его я. – В остальном же шеф полиции должен знать – искать источник информации запрещено законом.

Из левого уголка рта у Карлссона потекла тоненькая струйка слюны. Похоже, он слегка утратил самообладание. Тут вмешался Роффе Нурдберг.

– Как вы считаете, что означает обнаружение велосипеда?

Шеф полиции привел в порядок выражение лица и снова превратился в корректного чиновника.

– Мы прорабатываем версию, что убийца не из наших мест или, по крайней мере, уехал отсюда.

– Опять здесь побывал всем известный вечный бродяга, – шепнул я Роффе.

– Вскоре после убийства от станции отошел скорый поезд на Стокгольм, – как ни в чем не бывало продолжал Кислый Карлссон. – Теперь мы проверяем, не видел ли кто-нибудь человека, севшего в поезд, которого можно было бы связать с убийством.

– У которого к тому же значок на головном уборе, – елейным голосом добавил я.

– Необязательно. Свидетель может ошибаться.

– Относительно велосипеда он оказался прав.

Шеф полиции принялся перелистывать бумаги на столе.

– Как я уже сказал, следственные мероприятия продолжаются и днем и ночью. В настоящий момент я больше ничего сообщить не могу.

Я тут же рванул на вокзал. Впервые за этот день удача улыбнулась мне: парень в билетной кассе работал в воскресенье вечером и в ночь на понедельник.

– Могу повторить то же самое, что я только что сказал полицейскому. Не помню, чтобы кто-нибудь подходил около полуночи и покупал билет на север.

Я вернулся в редакцию. Все кабинеты пустовали. В приемной сидел Торстенссон и читал книгу в мягкой обложке.

– Где все эти грибы замшелые?

– Тропп и Густаф сидят у Линда. Понятия не имею, что они там обсуждают.

А вот я, кажется, догадывался. Шестое чувство подсказывало мне, что в центре внимания вопрос о моей дальнейшей работе по освещению следствия.

– Пусть этим дерьмом занимается кто-нибудь другой, – буркнул я себе под нос. – Сидеть на пресс-конференциях у Кислого Карлссона и не слышать ничего нового или вести собственное расследование и безрезультатно. Не о такой работе мне мечталось.

Я решил опередить всех и избежать смущенной физиономии Таге Троппа, когда ему придется объяснять, что Редактор считает то-то и то-то. Хватит с меня этого убийства. Ограничусь тем, что напишу статью о Дане Сандере, нашедшем велосипед. Это будет моим прощальным выступлением.

Тут зазвонил телефон.

– Сандер на проводе, – прошептал голос в трубке. – Что-то намечается. Кислый раскопал свидетеля. Когда я проходил мимо его кабинета, там что-то говорилось о лейтенанте Ульссоне, бывшем на перроне, когда в воскресенье ночью отходил стокгольмский поезд. Кто-то идет, пока!

Лейтенант Ульссон – единственный свидетель полиции!

Забыв свои планы о прощальном выступлении, я тут же схватил телефонный справочник и открыл его на букве У. Ульссон Кристер, лейтенант, Каптенсвеген, 12. Должно быть, это он – единственный в городе лейтенант по фамилии Ульссон.

Трубку сняла женщина.

– Нет, лейтенанта Ульссона нет дома.

– А его можно застать в полку?

– Нет, мой муж сейчас служит в Стокгольме. В Карлсберге ^[12], – добавила она, желая подчеркнуть, какой у нее крутой муж.

Щеки у меня запылали.

– А он приезжал домой на выходные?

– Не понимаю, какое вам до этого дело, но если вам обязательно нужно знать, то да, приезжал.

– И уехал в Стокгольм в воскресенье вечером последним поездом?

Женщина на другом конце вздохнула.

– Да, именно так. Мой муж настолько привязан к семье – он стремится проводить с нами как можно больше времени.

Должно быть, я на правильном пути. Единственный в городе лейтенант уехал в воскресенье вечером стокгольмским поездом. Может быть, этот неудачный день все же принесет мне удачу?

Осталось только найти лейтенанта Ульссона в Карлсберге. Задача оказалась не из легких. Такое ощущение, что весь дворец так и кишит Ульссонами. В конце концов я выяснил, на каком курсе обучения занимается мой лейтенант.

– Да, он живет в академии, но в комнатах телефонов нет, – важно ответил дневальный.

– Нельзя ли передать ему сообщение? У вас наверняка найдется кто-нибудь из младших курсантов.

– У них есть более важные дела, чем быть на побегушках.

– Это не частный разговор, – загадочным тоном проговорил я. – Речь идет об убийстве. Лейтенант Ульссон может помочь в разгадке ужасного преступления.

Дело сразу пошло лучше.

– Я немедленно отправлю к нему посыльного.

Я сообщил свой номер, и полчаса спустя телефон зазвонил. Громовой казарменный голос прогрохотал:

– Это лейтенант Ульссон. С какой стати вы беспокоите меня во время ужина?

– Вы являетесь важнейшим свидетелем…

– Правда? Для меня это новость.

– Зачем же скромничать, – со скрытым торжеством проговорил я. – По данным полиции (что отчасти было правдой), некий лейтенант Ульссон находился на перроне в ночь с воскресенья на понедельник, когда с вокзала отправлялся ночной поезд на Стокгольм. По словам вашей жены, вы уехали последним поездом, не так ли?

– Какого черта! Я выехал поездом, который отходит в половине одиннадцатого.

У меня возникло неприятное чувство, что он говорит правду.

– У вас есть доказательства? – вяло спросил я.

– Спросите у моей жены, когда я ушел из дома!

В моем мозгу пронеслась мысль, что он вполне мог выйти из дома раньше, но все равно сесть на последний поезд. Даже офицер шведской армии может согрешить, несмотря на брачные узы. Возможно, мой Ульссон ворковал с госпожой Экман. Она и раньше демонстрировала слабость к военной форме.

– В остальном же имею сообщить, – продолжал он, – что я не успеваю приехать вовремя, если поеду на скором поезде в ноль часов тридцать минут в понедельник.

Он сделал ударение на последнем слове.

– Поэтому мне приходится выезжать последним поездом в воскресенье. Всего доброго!

Я набрал номер пресс-атташе в полку, капитана Бюрмана – для военного тот оказался на редкость симпатичным мужчиной. Никакого тайного лейтенанта Ульссона у него в запасе не обнаружилось.

– Кто сказал, что твой лейтенант обязательно служит у нас? – просто и естественно спросил он. – Сейчас много где проходят сборы, Ульссон может быть резервистом, тогда его призвали всего на сорок дней. В воскресенье у него, возможно, была увольнительная, а потом он возвращался к месту сборов, и это необязательно Стокгольм.

– Ты знаешь какого-нибудь обычного Ульссона, которому хватило ума стать резервистом?

В ответ последовало по-военному краткое «нет».

– Стало быть, мне придется обзвонить всех в городе, кто носит эту чертову фамилию, – огорчился я.

– Не только в городе, – поправил меня Бюрман. – Ульссон мог приехать на другом поезде, а у нас на вокзале пересаживаться.

Я осознал, что идти дальше по этому следу не представляется возможным. Впрочем, и хорошо, ведь находка велосипеда – последнее, о чем я намерен написать для газеты в деле Инги Бритт Экман.

В дверь робко постучали, и в кабинет заглянул застенчивый старичок. Я знал, что раньше он входил в клуб бездельников нашего городка, но на старости лет уверовал в Бога.

– Можно передать вам маленькую заметку, – прошептал он, протягивая скомканную бумажку.

Я бросил на нее быстрый взгляд. Проповеди и церковные собрания. Да-да, освещение таких мероприятий – хорошее занятие после того, как оставил карьеру криминального репортера. Натянуто улыбнувшись, я ответил ласковым голосом:

– За такие новости мы всегда благодарны. С Богом.

Старичок был по-настоящему тронут.

– Спасибо, добрейший господин редактор, – пробормотал он и вышел, пятясь.

Взяв бумажку, я направился к Густафу, который вновь восседал на своем стуле.

– Как дела с убийством? – участливо спросил он.

– Потрясающе, – с серьезным видом ответил я. – Просто феноменально. Хочешь узнать, какие новости я только что раздобыл?

Встав посреди комнаты в позе Гамлета и держа на вытянутой руке бумажку, как череп, я продекламировал вслух:

– Помещение Армии спасения, аллилуйя. Вторник 15 ч., кружок шитья. Четверг, 20 ч. – торжественная встреча, капитан Мортенссон, лейтенант Ульссон.

Должно быть, со стороны это выглядело совершенно комично. Как в кино, когда видишь, как до человека постепенно доходит, что именно он только что увидел.

Лейтенант Ульссон!

Я расхохотался.

Конечно, шансов мало, но кто сказал, что лейтенант Ульссон, о котором говорили в полиции, скрывается в недрах мирской шведской армии?

Я кинулся за своим пальто. В дверях кабинета Окессона я возбужденно крикнул:

– Бегу в Армию спасения!

Помещение Армии спасения было втиснуто в старый обшарпанный дом, похожий на сарай, неподалеку от редакции. Там у них имелся зал для собраний – кроме того, как мне было известно, некоторые офицеры жили в том же здании.

Я осторожно постучал, и звонкий женский голос пригласил меня войти.

В комнате находился юный симпатичный солдат Армии спасения. С другой прической и макияжем она могла бы выглядеть по-настоящему красивой.

– Мне нужен лейтенант Ульссон, где его можно найти?

Женщина улыбнулась.

– Лейтенант Ульссон – это я. Сив Ульссон.

Пожалуй, это уже перебор. Сначала – открытие, что лейтенант Ульссон служит в Армии спасения, потом – что лейтенант на самом деле «она». Подозреваю, что у меня был неописуемо глупый вид.

– Чем могу помочь?

– Наверное, это ошибка… – пробормотал я. – Речь идет о показаниях свидетеля…

Кислый Карлссон, этакий обманщик! На пресс-конференции он нахально скрыл от нас рассказ симпатичного офицера.

– Свидетельствование? Я свидетельствовала вчера вечером, вы это имеете в виду?

– Да-да, именно. Я хотел попросить вас, фрёкен… то есть лейтенант Ульссон, повторить все то, что вы рассказали вчера полиции.

– Полиция? – переспросила она. – Вчера я не разговаривала с полицией.

Я был окончательно сбит с толку.

– Но вы же сами сказали, фрёк… лейтенант Ульссон, что вы свидетельствовали вчера вечером.

Она снова улыбнулась.

– Мы с вами говорим на разных языках. Вчера на собрании я свидетельствовала. Мы рассказываем друг другу от всего сердца, каким путем мы пришли к Богу.

Несмотря на окружающую меня обстановку, я мысленно выругался. Да что за напасть! Сколько еще оплошностей я успею допустить за этот день? Этот маленький офицер стал для меня последней каплей. Все, никаких убийств!

– Как я уже говорил, я неверно понял ситуацию. Прошу прощения за беспокойство.

Лейтенант Ульссон, как хозяйка дома, проводила меня до дверей.

– Вы что-то сказали о полиции, – проговорила она, когда я уже намеревался откланяться.

– Еще раз прошу меня простить, – сказал я. – Забудьте обо всем, это было недоразумение.

– Да, похоже, так и есть. С полицией я говорила не вчера вечером, а сегодня во второй половине дня.

Не пристало кидаться целовать солдат Армии спасения, однако я чуть было не заключил Сив Ульссон в объятия.

Я потянул ее назад в просто обставленную комнатку, усадил на диван, вытащил блокнот и выпалил одно-единственное слово:

– Рассказывайте!

Лейтенант Ульссон положила ногу на ногу, скромно поправив юбку, и начала свое мирское свидетельствование.

– Я была на торжествах в Мальмё и вернулась только в половине второго.

– Стало быть, вы приехали скорым ночным поездом на Стокгольм?

Она кивнула.

– Когда я выходила с перрона, на пути мне попался мужчина, бежавший с большой скоростью. Я не задумалась об этом, пока не прочла о той ужасной трагедии. Да еще и газеты подливают масла в огонь – разве все это не ужасно?

Даже не знаю, кто из нас больше покраснел.

– Ой. Простите, – проговорила юная лейтенантка. – Я вовсе не имела в виду, что вы преувеличиваете.

– Что произошло потом?

– Я сочла поведение мужчины странным и сочла своим долгом поделиться этими подозрениями с полицией.

– Как был одет загадочный мужчина?

Лейтенант Ульссон наморщила лобик.

– Кажется, в чем-то черном или, по крайней мере, темном. Понимаете ли, я видела его очень кратко и при относительно плохом освещении, так что мне трудно сказать точно. Но я точно помню, что он был темноволосый, с густыми бровями.

– Вы не обратили внимания на какие-нибудь необычные приметы?

Женщина, сидящая на диване, вздрогнула.

– Да-да, я забыла сказать – он держал в руках дамскую сумочку!

Настал мой черед вздрогнуть.

– Вы уверены? У мужчины была в руках дамская сумочка?

– В этом я совершенно уверена. Именно эта деталь показалась мне исключительно странной.

В темной одежде.

Дамская сумочка.

У меня оставался еще один важный вопрос:

– Вы не обратили внимания, было ли у него что-нибудь на голове?

Сив Ульссон потерла переносицу и проговорила:

– Да, какой-то головной убор у него точно был.

– А были ли на головном уборе какие-либо знаки?

Она снова потерла переносицу. Я нервно барабанил карандашом по блокноту.

– Да, – выпалила она. – Сейчас, когда вы спросили, я отчетливо вспомнила. Большой значок, блестевший в полутьме.

Я глубоко вздохнул.

– А вы не знаете, что это был за значок?

Потирание переносицы усилилось.

– Нет, – призналась она. – Мне кажется, я уже видела его раньше, но не могу вспомнить, где именно.

– Он был больше, чем кокарды на военных фуражках?

– Да, однозначно больше.

Я искал в памяти другие примеры.

– Больше, чем эмблема на фуражке таксиста?

Лейтенант Ульссон вскочила с дивана, указывая на меня рукой.

– Вы сами это сказали, господин редактор. Человек, которого я встретила на перроне с дамской сумочкой в руке, был таксист!

– И он побежал на поезд?

– Да.

– Вы точно уверены?

– На все сто.

– Огромное спасибо, – искренне проговорил я, пожимая ее узкую ладонь. – Ваши сведения имеют исключительную ценность.

– Наверное, мне следует рассказать полиции и об этом последнем моменте? – спросила она, нерешительно глядя на меня голубыми глазами.

– Ну, это не к спеху, – ответил я уже совсем не так искренне и опустил глаза.

– Шеф полиции был мне очень благодарен, когда я пришла сегодня…

«Еще бы, черт подери!» – чуть было не выпалил я, но вовремя вспомнил, где нахожусь, и в последний момент выжал из себя нечто более подобающее.

На улицу я вылетел, почти кружась в танце. Отличные новости! Пусть Кислый Карлссон поищет кого-нибудь постороннего, внезапно покинувшего город.

Вероятно, разгадка еще ближе, чем кажется.

Может быть, убийца – коллега Инги Бритт?

Но каковы мотивы?

Если уж процитировать Дана Сандера (а уж он-то разбирается), «когда в деле замешана женщина, мотивов может быть много».

Мой путь от непритязательного помещения Армии спасения до редакции газеты проходил мимо диспетчерского пункта такси. В освещенном окне я увидел Дорис Бенгтссон.

Я тут же сменил маску – вместо скромной праведности напустил на себя слегка нахальный вид и вошел в ее закуток.

При виде меня Дорис не обрадовалась.

– Мне нечего больше сказать об Инге Бритт. Полиция приходила несколько раз и допрашивала меня. Уже начинаю опасаться, что они меня подозревают.

Перегнувшись через стойку, я шепнул ей на ухо:

– Не тебя, но, возможно, кого-то другого на этой станции.

Дорис перестала дышать.

– Ты хочешь сказать, что кто-то из нас… – выговорила она, задыхаясь, – что кто-то из ребят убил Ингу Бритт?

– Откуда мне знать? Могу лишь сказать, что намечается большой прорыв.

– Боже, как увлекательно, – проговорила она и закрыла глаза, дрожа от удовольствия.

Достав спичку, я принялся ковырять в зубах. Естественно, спичка сломалась, и парочка заноз застряла между зубами. Этим всегда кончается, когда я начинаю изображать из себя крутого парня.

– Дорис, – сказал я, покончив с этой операцией. – Кто из парней был на работе в полночь, когда госпожа Экман отправилась к праотцам?

– Не говори так, – возмущенно ответила она. – С тех пор, как это случилось, я не могу сомкнуть глаз.

– Ответь на мой вопрос!

Дорис залезла в ящик и извлекла оттуда журнал.

– Минуточку. Тех, кто работает по ночам, не так много.

– Подозреваю, среди них найдется хоть один черноволосый мужчина с густыми бровями?

Дорис подняла глаза.

– Йорген Мальмберг! Нет, этого не может быть!

– Так этот Мальмберг работал в воскресенье вечером?

– До часу ночи. Ты хочешь сказать, что…

– Я ничего не хочу сказать. Где этот человек сейчас?

Дорис развела руками:

– Его нет. То есть я хочу сказать – по понедельникам он всегда выходной.

Она взглянула на часы.

– Как странно!

– Что именно?

– Йорген должен был уже выйти на работу.

Сердце мое забилось чаще.

– Он должен был начать в четыре, – продолжала Дорис. – Я его пока не видела.

Я выпятил грудь.

– Между ним и Ингой Бритт Экман что-то было?

– Ну, всякое говорят. Сам знаешь, что я говорила об Инге Бритт, а Йорген красивый и мужественный; в общем…

– В общем – что? Так было ли между ними что-нибудь?

Внезапно Дорис сменила тон.

– Ничего не знаю. Извини, но у меня много дел.

Вернувшись в редакцию, я разыскал в телефонном каталоге Мальмберга и набрал его номер. Никто не снял трубку.

Все складывалось даже лучше, чем я ожидал. Вместо банального убийства в такси, где грабитель попросту нуждался в деньгах, наклевывалась детективная история про любовь и страсть.

Внешне все на удивление хорошо совпадало. Ясное дело, между Мальмбергом и Ингой Бритт Экман что-то было. Кто-то из них хотел прервать отношения, и они договорились встретиться, когда она закончит свою смену. Затем он в приступе паники застрелил любовницу и покинул место происшествия с ее сумочкой, украл велосипед Ирмы, успел к поезду и уехал прочь.

Я взглянул на часы – половина седьмого. Через двадцать пять минут у меня встреча с Гит у кинотеатра «Сага».

Нужно успеть. Я строчил так, что раскалились клавиши на пишущей машинке. Длинной статьи не получилось, ибо основным материалом были мои собственные версии. Через двадцать минут я закончил. Еще пять минут я потратил на то, чтобы отточить заголовок. Он получился неплох:

Полиция идет по ложному следу – убийца в ближнем кругу?

ЗАГАДОЧНОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ТАКСИСТА

СРАЗУ ПОСЛЕ УБИЙСТВА

Сдав рукопись и предложения по заголовку, я пулей понесся к кинотеатру. Гит уже стояла у входа и ждала. Я выпалил краткое объяснение, почему Бенгт не смог прийти. Девушка улыбнулась и очаровательно сделала вид, что ничего страшного не произошло. Она с удовольствием посмотрит фильм и со мной.

Купив у «шоколадной девушки» самую красивую коробку конфет, я преподнес их Гит. Мы уселись на двойные места в последнем ряду, и в салоне наступила романтическая темнота.

Проклятый Бенгт!

Сижу вот тут, как безопасный дублер, раз главный герой-любовник неожиданно оказался занят другими делами. Когда пошли первые кадры, я задался вопросом, разрешено ли каскадеру взять девушку за руку, но потом мысленно одернул себя и с горя накинулся на конфеты.

Фильм оказался весьма посредственной комедией. Временами я косился на Гит – похоже, ей нравилось, а это самое главное.

Мои же мысли перепрыгивали от моей прекрасной спутницы к другой молодой женщине примерно того же возраста, которая всего двумя сутками ранее сыграла главную роль в кровавой драме.

Кто же ее партнер?

– У тебя же есть тот таксист, – нашептывал мне чей-то голос. – Само собой, между ними что-то было. Не забывай, что Инга Бритт любила пофлиртовать, а Йорген Мальмберг, если верить Дорис Бенгтссон, красивый и мужественный.

Но почему жестокое убийство?

– Инга Бритт собиралась замуж за коллегу. Дома с бывшим боксером ей приходилось несладко. Когда любовник отказался, а она пригрозила, что расскажет об их романе госпоже Мальмберг, случилось непоправимое.

Ну хорошо, звучит убедительно.

– Ты правда думаешь, дурачок, что убийца открыто попрется на перрон вокзала с дамской сумочкой в руках, чтобы прыгнуть в поезд? – возражал другой голос.

– Убийцы не всегда действуют расчетливо, – ответил первый голос. – Он действовал в состоянии паники, хотел как можно скорее сбежать и скрыться.

На этом месте я заткнул внутренние голоса. Засунув в рот последнюю конфету, я весь остаток фильма созерцал профиль Гит.

– Тебе понравилось? Правда, веселый фильм? – спросила она, повернувшись ко мне, когда мы проталкивались на выход.

А я только что шел позади нее, ощущая запах ее волос.

– Угу, – восторженно промычал я. – В высшей степени приятно провели время!

В молчании мы дошли до редакции. Перед дверью остановились в нерешительности.

– Ну что ж, придется мне написать глубокомысленный анализ этой чуши, – вздохнул я.

Гит смотрела куда-то на тротуар.

– А это долго?

– Да нет, – в изумлении ответил я. – А что?

– Просто я подумала… не хочешь зайти ко мне? Угощу тебя чаем с печеньем за то, что ты сводил меня в кино.

Сердце забилось в груди. Я чувствовал себя как влюбленный гимназист.

– С удовольствием, – выдавил я из себя. – С огромным удовольствием. С рецензией я покончу быстро. Пойдем со мной наверх, посидишь пока в кресле для посетителей.

Я распахнул дверь в свой кабинет, чтобы быстренько набросать небольшой стандартный текст, какие обычно пишут о комедиях.

Но стул рядом с моим письменным столом уже был занят!

Все сиденье занимал собой черноволосый мужчина с кустистыми бровями. Он был одет в черную униформу. На фуражке мерцала большая эмблема с надписью «ТАКСИ». Мне потребовалось не так уж много времени, чтобы понять, кто этот посетитель.

Водитель такси Йоран Мальмберг!

Когда я замер в дверях, он улыбнулся кривоватой улыбкой.

– Редактор Сандаль?

Я кратко кивнул.

– Это вы написали?

Я кивнул еще более кратко.

– Забудьте об этом!

Взяв лежащие на столе листы в свои огромные ладони, Йорген Мальмберг тщательно разорвал их на мелкие кусочки. За несколько секунд вся моя сенсация превратилась в конфетти.

– Какого дьявола… – начал я.

Мальмберг помахал у меня перед носом ладонью:

– Я сказал – забудь об этом. Тебе же лучше будет, проклятая ищейка.

Он поднялся – оказалось, что он на полголовы выше меня. Сделав два быстрых шага, он схватил меня за плечи и рывком усадил на стул.

– Никакого загадочного исчезновения таксиста не было, – пояснил он с нажимом. – И если под твоим рыжим париком у тебя еще остались мозги, то Йорген Мальмберг – это я.

Ну, хватит с меня оскорблений! Ранее сегодня меня обозвали жирным слизняком, а теперь еще и рыжим! А я всего лишь светлый шатен.

– Я прекрасно это понимаю, – ответил я не совсем своим голосом. – Но это обстоятельство не дает вам права вторгаться в мой кабинет и уничтожать рабочие материалы.

– А ты не имеешь никакого права врываться на диспетчерскую станцию и лезть в мою личную жизнь. Кто тебе сказал, что между мной и Ингой Бритт что-то было?

Я потряс головой.

– Нет, парень, так не пойдет.

Йорген Мальмберг зло смотрел на меня из-под своих кустистых бровей.

– Дорис, ясное дело, – пробормотал он себе под нос.

Удар засчитан. Я воспользовался моментом.

– Вероятно, она заревновала, когда ты бросил ее и стал заигрывать с симпатичной госпожой Экман.

– Я женат, у меня двое детей…

– Тем больше причин стыдиться.

Йорген Мальмберг резко сменил тон.

– Между нами. Кто откажется, когда женщина начинает махать ресницами?

По-моему, он вел себя омерзительно.

– Так Инга Бритт хотела выйти за тебя замуж?

Мясистые губы Йоргена Мальмберга разъехались в высокомерной ухмылке.

– Все они этого хотят, рано или поздно. Главное, не попадаться на эту удочку. Только «в радости» ^[13] – дарить нам радость и есть главная миссия женщин.

– Ты мог бы убить Ингу Бритт, если бы она категорически потребовала женитьбы?

Ухмылка перешла в отвратительную гримасу.

– Парень, ты еще не выкинул из головы эту ерунду?

– Ты исчез сразу после убийства!

Мальмберг посмотрел на меня сверху вниз.

– Моя личная жизнь тебя не касается, но вчера у меня по случаю был выходной день.

– Ты должен был выйти на работу в четыре часа.

– Я позвонил начальнику и сообщил, что задерживаюсь. Мы ездили в Гётеборг навещать родственников, и на подъездах к Фалькенбергу машина стала барахлить. Позвони боссу, если ты мне не веришь! Позвони, черт подери, и прекрати вынюхивать!

– Есть свидетель, – негромко возразил я, – который видел черноволосого мужчину с кустистыми бровями, в темной униформе и фуражке с эмблемой, который выбежал на перрон в половине второго в ночь с воскресенья на понедельник с женской сумочкой в руках. – После такой фразы пришлось перевести дух. – Словесный портрет очень напоминает некоего Йорана Мальмберга, не так ли?

Он посмотрел на меня и расхохотался в голос.

– Ах ты баранья башка, – фыркал он между приступами хохота. – Ты хочешь сказать, что я бегал бы с сумочкой Инги Бритт после того, как только что убил ее?

Пару часов назад один из голосов у меня в голове говорил то же самое.

– Так это был ты, – произнес я, то ли спрашивая, то ли утверждая.

– Признаю, – вытирая слезы, проговорил Мальмберг. – Хочешь, расскажу ужасную правду?

– Давай.

– Перед концом смены, около часу, я принял заказ. Какая-то старушка спешила на ночной скорый поезд. Эта рассеянная старая карга забыла у меня в машине сумочку! По пути назад я это заметил, а я знаю, сколько бумажек надо заполнять на забытую вещь. Поэтому я решил рискнуть и понесся обратно на вокзал. К счастью, я успел разыскать ее до того, как поезд тронулся.

Наверное, у меня был очень глупый вид, потому что Мальмберг снова сменил тон и даже попытался меня утешить.

– Сорри, парень, – сказал он и хлопнул меня по плечу своей ладонью размером с крышку унитаза. – Тебя надули.

«Надули? – мрачно подумал я. – В этот невезучий день над моей головой пронесся целый шторм».

– Послушайся моего совета, – продолжал Мальмберг. – Меня этому сама жизнь научила. Никогда никому не доверяй.

Это точно – даже офицеру Армии спасения.

Теперь уж ничего не попишешь – в самом буквальном смысле слова. Эта ошибка поставила жирную точку в моем самом крупном журналистском фиаско. Главной статьей завтрашнего номера станет статья Бенгта о человеческой трагедии и долгожданном ребенке.

Бенгт!

Внезапно я вспомнил, что меня ждет Гит.

– Извини, но я спешу, мне пора идти, – сказал я и застегнул пальто.

– А почему бы не воспользоваться такси? – ухмыльнулся он. – Куда поедем?

– Меня ждет дама, – проговорил я, злясь оттого, что краснею.

– А-а-а, вот оно что, дама, – протянул он. – В самый обычный вторник.

С пылающими щеками я вышел к Гит. Извинился за задержку, но эта ангельская душа по-прежнему великолепно притворялась и заявила, что ей вовсе не было скучно.

Когда мы собирались сесть на заднее сиденье, появился Бенгт. С некоторым изумлением он оглядел всю эту сцену.

– Мы были в кино, – сказал я с глупым лицом, пытаясь прояснить ситуацию. – Я собираюсь проводить Гит до дома…

Если бы он произнес хоть слово! Нет, он стоял, уставившись на нас.

– Гит пригласила меня в гости, – пробормотал я.

– Как мило!

– Поехали с нами, – попытался я изобразить веселость. – Гит наверняка и тебя угостит чаем с печеньем. Неплохая идея, правда?

– У меня нет времени, – ответил Бенгт с каменным лицом. – Если я правильно помню, ты сегодня утром заказал мне статью. Приятного вечера вам обоим.

– Странный парень, – вздохнул я в темноте машины. – Никогда раньше его таким не видел.

– В последнее время Бенгт действительно ведет себя немного странно, – согласилась Гит.

Я заметил, как Йорген Мальмберг вытягивает шею, чтобы не пропустить ни слова. Поэтому до конца поездки мы сидели молча.

С преувеличенной любезностью он распахнул дверь, выпуская нас.

– Надеюсь, дама не забыла свою сумочку, – спросил он с улыбкой. – Так легко может возникнуть какое-нибудь недоразумение, если я побегу ее доставлять.

Гит, разумеется, ничего не поняла из этого тонкого намека.

В доме никого не было. Девушка предложила мне присесть в ее комнате и ушла возиться в кухне. Я ощутил укол ревности, увидев на ночном столике фотографию Бенгта.

Вскоре появилась Гит с двумя чашками дымящегося чая и корзинкой свежеиспеченного печенья. Только тут я вспомнил, что пропустил ужин, и остановился только тогда, когда печенье закончилось.

Потом я предложил Гит сигарету, но она отказалась.

– От курения портится цвет лица.

Но рыжему жирному газетному слизню терять уже нечего. Затянувшись, я подумал, что день все же не совсем псу под хвост. Только я решил забыть обо всем, что связано с убийством, как мне тут же напомнили о нем.

– Что ты попросил Бенгта написать? – спросила Гит.

– Статью об Инге Бритт Экман, – уклончиво ответил я. – Когда ее убили, она ждала ребенка, а у Бенгта дар к описанию человеческих судеб.

– Да уж, – ответила она странным голосом.

Я взглянул на нее.

– Не делай вид, что ничего не понимаешь. Я знаю, что Бенгт встречался с Ингой Бритт Экман. Но это было много лет назад. Глупо ворошить прошлое.

Гит закусила губу.

– Мне известно и то, что у него было много подобных историй. На это мне тоже наплевать.

Я сглотнул раз, сглотнул другой, но так и не нашелся, что сказать.

– А теперь, наверное, я стану одной из его историй, – всхлипнула она. – Знаю, так обычно и бывает, когда мужчина хочет расстаться с девушкой. Тогда он начинает вести себя вот так странно. Ну пусть исчезнет совсем, нетрудно будет найти другого.

На этом этапе я и вправду чувствовал себя как похмельный мишка Тедди.

– Гит, послушай, – проговорил я, поднимаясь. – Все не так, как ты думаешь.

Я сел рядом с ней на кровать.

– Гит, – почти со стоном произнес я, тяжело дыша.

Положив руку ей на затылок, я повернул к себе ее голову. Ее губы оказались всего в каких-нибудь десяти сантиметрах от моих.

И тут она залепила мне пощечину! А в следующую секунду рухнула на кровать и разрыдалась.

Теперь я окончательно стал похмельным мишкой Тедди. Совершенно уничтоженный, я поплелся обратно в кресло.

Зачем я на все это согласился?

Почему все женщины так непредсказуемы?

Почему?..

Гит поднялась. Достала откуда-то платок и вытерла слезы. Я не решался поднять на нее глаза.

– Гит, прости меня.

Она прервала мои неуклюжие попытки завести разговор.

– Это я должна просить у тебя прощения. Ты, наверное, считаешь меня сумасшедшей, раз я так себя веду. Можно, я угощу тебя шерри? Мне кажется, нам обоим не помешает выпить чего-нибудь крепкого.

Я предпочел бы чего-нибудь куда покрепче.

– Я солгала тебе, – проговорила Гит, когда мы пригубили напиток. – На самом деле я ужасно ревнивая, и меня жутко задевают прежние романы Бенгта, хотя я и стараюсь о них забыть. И мне не наплевать, уйдет он или нет. Боюсь даже подумать о таком.

– Он этого не сделает, – соврал я. – Можешь быть совершенно спокойна. Ты единственная девушка, к которой он относится серьезно.

– Тогда он мог бы вести себя со мной получше…

– Чем посылать приятеля дублером вместо себя, – добавил я.

Она рассмеялась.

– Ерунда, ты не в счет.

Нет-нет, Йоран Сандаль не в счет. Он безопасен, этакий друг дома, ему можно надавать пощечин, если он будет недостаточно хорошо себя вести.

– Ты был со мной так мил, – продолжала Гит. – Давай забудем то, что произошло только что, но скажу честно – сегодня мне очень хотелось повидаться с Бенгтом. Мы не встречались целую вечность.

– Только влюбленным кажется, что с воскресенья до вторника прошла целая вечность, – философски прокомментировал я, старый холостяк.

– С воскресенья? – переспросила Гит и уставилась на меня. – Но я не встречалась с Бенгтом в воскресенье.

«Трижды проклятый Бенгт, – во второй раз за этот вечер мысленно выругался я. – Кого же он тогда приводил к себе в комнату?»

– Бенгт уехал на весь день, чтобы сделать какой-то репортаж, и должен был вернуться только поздно вечером, – сказала Гит. – Так это было не так?

– Да-да, конечно, сейчас, когда ты сказала, я вспомнил, – ответил я в надежде, что голос мой звучит убедительно.

– Я ездила в Мальмё, ходила в театр. Очень хорошая пьеса, советую тебе тоже посмотреть. Потом встречалась с подругой, так что я вернулась скорым ночным поездом.

– На нашей станции с поезда сошла ты и офицер Ульссон – она тоже женщина, – произнес я.

Гит с изумлением уставилась на меня.

– Как странно ты говоришь! Да, я видела солдата Армии спасения.

– А потом ты встретила таксиста, бегущего по перрону.

– На что ты намекаешь? Да, я встретила таксиста. Кстати, это он привез нас сюда сегодня. А что с ним такое?

– Ничего особенного, совершенно ничего.

– Ну давай, продолжай рассказывать, – попросила Гит. – Поскольку тебе все известно, то ты, конечно, знаешь, что произошло тут, перед домом?

– Понятия не имею.

– Я так испугалась, испытала почти что шок. Собственно, потому я и попросила тебя проводить меня. Боялась идти одна.

Заместитель жениха. Телохранитель его невесты. Не говорите потом, что меня нельзя назвать журналистом широкого профиля.

– Что тебя так напугало? – вежливо спросил я, ожидая услышать, что она увидела черную кошку или что-нибудь в этом духе.

– Когда я подошла к дому, откуда-то появился мужчина на велосипеде и чуть не сбил меня с ног. Уличный фонарь не работает, а у него на велосипеде не было фары. Боже, как я испугалась!

Гит вздрогнула при одном воспоминании об этом событии.

– Я кинулась в подъезд, как напуганный заяц, нащупала ключ и почувствовала, что спасена.

– Он побежал за тобой?

– О нет, все оказалось совсем не так ужасно. У страха глаза велики. Он подъехал к соседнему подъезду, поставил там велосипед и вошел внутрь.

– Так он живет в этом доме?

– Да, когда он зажег свет в подъезде, я разглядела, кто это.

– Вот как?

– Неприятный тип. Он часто приходит домой пьяным и словно раздевает меня взглядом, когда мы сталкиваемся у дома.

– Что за странные у тебя соседи?

– Он наверняка не опасен, а теперь его вообще жалко.

– Почему?

– Так ведь это его жену убили!

Я подскочил.

– Альф Экман?

– Ну да. Они живут в нашем доме. Вернее говоря, жили. Ходят разговоры, что он собирается переезжать.

Некоторое время Гит сидела молча. Потом проговорила:

– Подумать только, какой ужас! Тогда, ночью, он еще не знал, что его жена убита.

Я тоже сидел молча и размышлял.

– Ты уверена?

– Что ты имеешь в виду?

– Когда ты пришла домой, было около двух часов ночи?

Гит кивнула.

История становилась все более интересной! По словам сослуживцев, Альф Экман покинул рабочее место еще около полуночи, чтобы отправиться домой поправлять здоровье.

Чем же занимался Альф Экман с двенадцати до двух ночи?

– Ты не заметила, на каком велосипеде он приехал?

– На женском. Я обратила на это внимание, потому что он легко с него спрыгнул. Обычно же мужчинам приходится перекидывать ногу через раму.

– И фары на велосипеде не было?

– Не знаю. Знаю только, что она не светила.

Возможно, дело в том, что динамо издавало такие звуки – Альф предпочел ехать в темноте, чем привлекать к себе внимание.

– Спасибо, Гит! – произнес я, пожимая ей руку. – Приятный вечер, и интересное завершение. Надеюсь, ты не сердишься на меня…

Она похлопала меня по щеке.

– Забудем об этом, милый Йоран.

Стоя в дверях, я чувствовал себя как-то глупо. Одна рука, которую я запустил в карман, нащупала маленький пакетик.

– Проклятье, чуть не забыл, – изобразил я, – Бенгт просил меня передать тебе кое-что.

Гит принюхалась.

– Кажется, я догадываюсь, что там внутри. Это мои любимые духи. Какой он все-таки милый! Передай ему привет и большое спасибо; вернее, лучше я сама позвоню завтра и поблагодарю.

Тут я вспомнил одну важную деталь.

– Кстати, как был одет Альф Экман, когда напугал тебя в воскресенье ночью?

Гит не колебалась ни секунды.

– Он был в своей рабочей одежде. Бедняги, они выглядят как заключенные.

– А на голове у него была фуражка с эмблемой почты?

– Конечно, а что?

– Ничего особенного. Ты мне очень помогла.

– Не понимаю. В чем я тебе помогла?

– Читай завтра утром газету! – крикнул я, сбегая вниз по лестнице.

Хуго сидел в своем кабинете, мрачный и надутый. Обслюнявленная сигарета постоянно перемещалась из одного угла рта в другой.

– Что за бездарные корреспонденты! Ты убежал в кино с какой-то юбкой. Бенгт притащил мне какой-то слащавый роман. Статья такая отвратительная, что даже черточки над «й» подпрыгивают на полметра в каждой строке. Когда вы собираетесь браться за работу, черт подери?

В ответ я только улыбнулся.

– Кстати, позвони Сандеру, – добавил Хуго. – Может быть, эта мерзкая личность спасет нас.

Он потащился со мной до моего кабинета и стоял в дверях, пока я звонил.

– Привет, я только хотел сказать, что у нас ничего нового, – сообщил Дан. – След, связанный с офицером Ульссоном, оказался ложным. Так что сегодня у тебя не будет никаких …

– Ну, небольшой снимок твоей персоны всегда поместится на страницах нашей газеты, – небрежно перебил я. – А так у нас появился новый след. Привет Кислому Карлссону.

– Что ты несешь, черт тебя возьми? – изумленно спросил Хуго. – Что за новый след?

Я преспокойно уселся за пишущую машинку.

– Через десять минут у тебя будет статья. Можешь пока пойти поискать подходящий шрифт для заголовка, старый любитель грога.

Хуго был настолько потрясен, что молча удалился.

Я быстренько набросал коротенькую статью, буквально напичканную фактами. Представляю, какая физиономия будет завтра утром у шефа полиции! Уж если я кому-то и доверяю, так это Гит Ланеваль.

Я вспомнил заголовок моей предыдущей рукописи. Его можно сохранить, но продолжение будет еще лучше:

Полиция идет по ложному следу —

убийца в ближайшем окружении!

ЖЕНЩИНА ТОЖЕ ВИДЕЛА В ТЕМНОТЕ МУЖЧИНУ!

Сигара сделала одну из нечастых пауз.

Прочтя мою рукопись, Хуго поднял очки на лоб и воскликнул:

– Ну и чертовщина!

Вдохновленный этой утонченной похвалой, я закинул ноги на письменный стол.

– Ну, что скажешь? Выходит, суровый киллер на ринге стал убийцей в реальной жизни?

– Похоже, так и есть, черт подери, – пробормотал Хуго. – Он ведь в прошлом сержант, умеет держать в руках оружие. Чертова кукла такое ему устроила!

С неожиданной резвостью он вскочил со стула.

– У меня в портфеле случайно оказалась бутылочка шерри. Принеси из туалета бумажный стакан. Ты заслужил того, чтобы за тебя выпить.

Один стакан шерри превратился в три, пока я засобирался домой.

Открыв входную дверь, я обнаружил, что в гостиной горит торшер. Заглянув туда, я увидел Бенгта, спящего в кресле.

– Больной, проснитесь, пора пить снотворное! – выкрикнул я у него над ухом.

Парень подскочил, напуганный и заспанный.

Приведя в порядок лицо, он принял вид школьного учителя, взглянул на часы и спросил с важным видом:

– Уже два часа ночи, где ты был так долго?

Поначалу я подумал, что Бенгт шутит, но, когда он повторил свой вопрос, я не на шутку разозлился.

– Иди к черту со своими вопросами!

– Какого черта? Я имею право услышать ответ, поскольку ты гулял с моей невестой.

Вся сцена выглядела совершенно дико и глупо.

– Давай успокоимся и разойдемся спать, – предложил я.

– Сперва я хочу услышать ответ. Что ты делал до двух часов ночи?

– Ты что, не доверяешь Гит? – язвительно спросил я.

– Ей я доверяю, а вот тебе нет. Ты будешь утверждать, что даже не пытался ее поцеловать?

Я почувствовал, как мочки ушей у меня покраснели.

– Ну?

– Роль обманутого мужа ты играешь на редкость убого.

Бенгт оставался холоден.

– Что вы делали до двух часов ночи?

И тут я не выдержал.

– А что делал ты сам до половины третьего в ночь с воскресенья на понедельник?

Стало так тихо, словно по комнате прошел ангел. Когда его крылья скрылись за дверью, я продолжал:

– Если ты настолько глуп, что подозреваешь, будто между мной и Гит что-то было, можешь и дальше фантазировать на эту тему. Я скажу тебе только одно: веди себя с этой девушкой уважительно. Не дай ей стать одним из номеров в твоем личном телефонном каталоге.

Не дожидаясь ответа Бенгта, я развернулся и захлопнул за собой дверь.

Утром нас обоих разбудило клацанье деревянных башмаков почтальонши. Мы одновременно выбежали в прихожую.

– Прочти первым, – щедро предложил я. – Мне и так известно, что сегодня стало самой главной новостью.

Бенгт развернул газету. В какой-то момент я стал опасаться, что глаза у него просто выскочат из орбит.

– Сожалею, что не нашел более удачной фотографии Гит, чем та, на которой она только что вернулась из Швейцарии, – небрежно проговорил я. – Надо завести неписаное правило, что ты будешь заранее снабжать заведующего архивом фотографиями своих девушек. Смотри-ка, что с ними происходит. Одну убили…

– Да заткнись уже! Как у тебя хватает сил с утра…

– Что скажешь? – спросил я, когда он прочел мою статью.

– Отличная новость, – сказал Бенгт, и мне показалось, что он говорил искренне. – А что ты думаешь о моей истории?

– Слащавый роман.

– Что?!

– Такова оценка Хуго Сундина. Сам я пока не имел счастья прочесть твой шедевр.

– Писать такие штуки чертовски трудно. Грань между прочувствованным повествованием и пошлятиной тоньше волоса. Стало быть, старая перечница сказала «слащавый роман».

– Не обращай внимания на Хуго! Он был слегка расстроен, поскольку материала оказалось маловато.

– Но тут появился ты и всех спас.

Я поспешил в кухонный уголок, чтобы поставить воды для кофе.

– Должен извиниться перед тобой за вчерашнее, – произнес Бенгт, откусывая хлебец трехдневной давности. – Само собой, ты не смог бы соблазнять мою невесту и одновременно писать очередную сенсацию. Извини, я погорячился.

– Дружище, даже не думай об этом. Однако я стою на том, что сказал тебе во время нашего вчерашнего разговора. Береги Гит! Она чертовски хорошая девушка.

– Знаю. О’кей. Мы снова друзья.

В это мгновение зазвонил телефон. Я собирался было встать, но Бенгт успел раньше меня.

Голос у него внезапно стал бархатным. По всей видимости, звонила женщина. Он долго стоял молча, лукаво поглядывая на меня.

– Какой ужас! Я поговорю с ним.

Снова молчание.

– Какие духи?

Теперь я уже не сомневался, кто именно звонит.

– Я не дарил тебе никаких духов, – проговорил Бенгт, с трудом изображая спокойствие. – У тебя, Гит, есть другие поклонники, помимо меня. Пока! Может быть, увидимся.

Положив трубку, он прошел по паркету, остановился в полуметре от кресла, в котором восседал я, и наклонился ко мне.

– У тебя есть хоть какие-то представления о журналистской морали?

Для видимости я вынужден был протестовать.

– Я не лгал Гит.

– Но и правду ты тоже не сказал. Сегодня она испытала тяжелый шок, когда открыла газету и увидела там себя в виде ужасной старой фотографии и к тому же узнала, что она главный свидетель, способный засадить за решетку убийцу.

– Все это правда.

– Тьфу, парень, что за методы! Ради горяченькой истории ты бы и собственную мать обманул. Бросай это дело, пока у тебя не начались неприятности.

– Я в твоих советах не нуждаюсь, – ответил я, однако мне стало немного стыдно.

– Нет, еще один совет я тебе все же дам. Прекрати покупать Гит духи. Но если тебе обязательно надо это делать из-за высоких платонических чувств, скажи ей правду и не впутывай меня. Понятно?

Бенгт больно щелкнул меня по носу.

И снова зазвонил телефон. Бенгт снял трубку, что-то пробормотал и швырнул ее мне.

– Один из твоих поклонников.

Это был Дан Сандер.

– Ты написал отличную вещь.

– Да уж, неплохо получилось, – блаженно ответил я.

– Но мое фото можно было бы сделать побольше.

Судя по всему, мы говорили о разных статьях.

– Что говорят твои высокопоставленные коллеги о последней версии? – спросил я.

– Пока не знаю, как раз собираюсь на службу. Но лично меня это не удивляет. Альфа Экмана не так уж и трудно представить себе в роли убийцы. Послушай, мне пора бежать. Увидимся на пресс-конференции.

– Дан тоже верит в то, что Альф может быть убийцей, – сообщил я Бенгту.

Он с сочувствием посмотрел на меня.

– Как здорово.

По понятным причинам разговор на этом и закончился. Я лег обратно в постель и продолжал дуться, а потом пошел в редакцию и оттуда – на пресс-конференцию в полицию.

Там тоже царила не самая приятная атмосфера. Когда Кислый Карлссон вошел в зал и сел за стол, лицо у него было еще кислее, чем обычно.

– Насколько я понимаю, всех очень интересуют новые сенсационные разоблачения в местной газете. Сегодня утром показания молодой девушки были проверены, они представляются достоверными.

– Мужчину в темноте тоже допросили? – задал вопрос Роффе Нурдберг.

– Он на допросе, но не сделал никаких признаний.

– Это новое знакомство для полиции?

– Разумеется, нет. Еще ночью сразу после убийства мы задали ему несколько вопросов. Он предъявил нам свое алиби, которое выглядело достаточно расплывчато, однако тогда у нас не было оснований подозревать, что он лжет.

Мы по-прежнему не знаем, имеет ли он отношение к преступлению. Девушка могла ошибиться, к тому же вполне возможно, что есть вполне убедительное объяснение его позднему возвращению. Сегодня мы намерены расследовать все это дальше.

Я зацепился за одну деталь в расследовании и ничего не мог с этим поделать.

– Эти последние сведения могут означать, что показания Крунблума, то есть Конрада Блума о мужчине с эмблемой на головном уборе верны?

Кислый Карлссон смерил меня мрачным взглядом.

– Как я уже указал, на сегодняшний день мы не знаем, чего стоят эти показания. Допустим, что у этого конкретного мужчины была эмблема на фуражке. Это само по себе не означает, что он находился вблизи места убийства. Господа, нам предстоит большая работа, однако я надеюсь, что за день мы подойдем еще ближе к разгадке этой истории.

Шеф полиции быстро покинул помещение, прежде чем кто-то успел задать еще какие бы то ни было вопросы.

– Ну что ж, – проворчал Роффе Нурдберг, когда мы пили кофе после пресс-конференции. – Можно уже садиться на ближайший поезд и ехать домой. Им понадобится не так уж много времени, чтобы вытянуть из парня правду. Кстати, поздравляю с сенсацией, ты отлично освещал это убийство. Если захочешь вернуться, я всегда могу замолвить за тебя словечко.

От его похвалы я смутился.

– Ты веришь, что Альф Экман убил свою жену?

– Ясное дело. Брак трещит по швам, водка, измены и весь набор. Впрочем, для убийства в такси разгадка получилась весьма скучная. Обычные семейные разборки с осложнениями. Ну пока, мне пора бежать.

После разговора с Роффе я воспрянул духом. Он, человек, освещавший большинство убийств по всей стране в последние годы, стопроцентно поверил в Альфа Экмана. Это придавало мне сил жестко продвигать свою версию в завтрашней газете.

…В редакции, в кабинете Окессона, происходила ссора. Густаф, весь взлохмаченный, сидел за своим столом. По другую сторону стола болтался Бенгт, напоминающий упрямого школьника. Я остановился в дверях, с улыбкой наблюдая за этой сценой.

– Мог бы и помочь мне, черт подери, – просил Густаф. – Сам знаешь, как важна эта работа для Редактора.

– Нет и еще раз нет, пошли кого-нибудь другого, – упирался Бенгт. – В один год я уже писал об этом, с меня хватит. Пошли кого угодно, только не меня.

– Нам некого послать, – жаловался Густаф. – У Севеда больная спина. Бёрье должен сегодня вечером вести репортаж с матча. Курт Торстенссон слишком молод.

Тут Бенгт обнаружил мое присутствие.

– А вот этот человек? – спросил он. – Не подойдет ли он в случае крайней нужды?

Густаф взглянул на меня как на спасителя.

– О чем вы тут спорите, мальчики? – спросил я. – Доверьтесь мне.

– Это обычный репортаж, мы всегда такие делаем по осени, – вздохнул Густаф. – Редактор хочет получить статью о сборе свеклы на полях – от лица того, кто сам это пережил.

– Исключительно интересно, – насмешливо проговорил я. – Поскольку я не из Сконе, я мог бы сделать этот репортаж неожиданным.

Густаф просиял.

– Ты хочешь сказать, что…

– Что у меня есть другие дела. Подозреваю, что с минуты на минуту мы можем услышать признание убийцы. Думаю, не надо объяснять, что это будет означать.

– Ты веришь, что Альф Экман убил жену?

– Ясное дело, – ответил я, вспоминая реплику Роффе, брошенную в кафе. – Впрочем, для убийства в такси разгадка получилась весьма скучная. Обычные семейные разборки с осложнениями.

– Твои быстрые выводы впечатляют, – усмехнулся Бенгт.

Не удостоив его ответом, я отправился в свой кабинет. Во второй половине дня работы у меня было немного. Принеся из архива все вырезки, я еще раз прочел все, что нашел, про Альфа и Ингу Бритт. Всегда хорошо иметь перед глазами всю предысторию, когда будет решаться главное. В том, что решающий момент уже близится, я не сомневался – так сказал Роффе Нурдберг.

Позвонив наобум в полицейское управление, я смог переговорить с Даном Сандером.

– Вы уже сломали его на допросе третьей степени или при помощи прочих сатанинских методов, которыми вы в совершенстве владеете?

– Насколько мне известно, пока нет, но, думаю, уже скоро.

Когда вечером того же дня мы собрались на новую пресс-конференцию, Кислый Карлссон сидел с напряженным выражением на лице. Откашлявшись, он начал с места в карьер:

– Мужчина, которого ранее допрашивали, признался…

Прежде чем кто-либо успел отреагировать, шеф полиции продолжал как ни в чем не бывало:

– …Признался, что ранее давал неверные показания. Мужчина показал, что покинул место работы около полуночи и, как указывает свидетельница Гит Ланеваль, вернулся домой только после половины второго в ночь на понедельник.

Он замолчал. Все ждали продолжения. Наконец тишина стала невыносимой.

– Чем же он занимался все это время? – выкрикнул я.

– Этого мы точно не знаем. Мужчина отказывается давать точные сведения.

Тут в помещение вошел Дан и что-то прошептал ему на ухо. Кислый Карлссон поднялся и с самым серьезным лицом произнес:

– Господа, я вынужден ненадолго покинуть зал. Надеюсь, что скоро смогу сообщить вам что-либо определенное.

– Наверное, все же признался, – ска�

Скачать книгу

Jan-Olof Ekholm

Sista resan – mord!

* * *

Ян-Улоф Экхольм родился в Грютнесе, Даларна, Швеция. Также известен своими произведениями для детей. Он являлся одним из членов президиума Svenska Deckarakademin (Шведской детективной академии). Книги Экхольма переведены на норвежский, датский, немецкий, русский, украинский и чешский языки. Умер в 2020 году.

* * *

Как и многие другие, я росла на приключениях Людвига Четырнадцатого и Тутты Карлссон. Поэтому, узнав о том, что у Экхольма есть и полноценный детектив, не смогла остаться в стороне. И он не разочаровал: атмосферный маленький городок, интриги, неожиданная развязка и очень «живые» персонажи. Знакомое и новое одновременно. Рекомендую к прочтению.
Екатерина Ковальковаредактор

* * *

Только не говорите мне, что журналист – это профессия мечты!

Заведующий редакцией Таге Тропп каждый год заказывал первый том в надежде выиграть все издание целиком. По причине отсутствия мотивации он никогда не возвращал его назад, поэтому наши познания обо всех – от Пера Аабеля [1] до Франца Боппа [2] – каждый год удваивались.

…Эти прокуренные обшарпанные шестнадцать квадратных метров были моим рабочим местом, и я только укрепился в мысли, что нет ничего тоскливее, чем воскресный вечер в редакции провинциальной газеты. Ничего не происходит после того, как материал перепахан. Все сидят и ждут, пока из принтера с шуршанием вылезут скупые телеграммы от «ТТ» [3], чтобы заполнить оставшееся место.

Для этой цели ему необходим товарищ по воскресному грогу, готовый выслушивать долгие излияния по поводу капризности женщин в том, что касается супружеского долга. Когда же сексуальная часть изложения закончена, Хуго легко принимает на себя роль циника и сплетника. Он перемывает косточки муниципальным депутатам, представителям разных религиозных конфессий, трезвенникам, лоттам [5], собратьям по перу, чтобы под конец перебрать все руководство редакции, «этих грибов замшелых», по его яркому образному выражению.

Поначалу слушать подобные рассуждения даже забавно, но со временем начинаешь избегать его приглашений.

– А ты-то сам? Агент два нуля без семерки исполнил свою миссию по обзвону должностных лиц?

За время моих разглагольствований сигарета потухла. Закурив новую, я почувствовал, что мне полегчало.

– А, Йоран Скандал опять разошелся?

– Пруд с утками? Тебе не нравится у нас, в маленьком городе? Может, соскучился по беспорядкам?

Я ничего не ответил.

– Наверное, поэтому ты сегодня такой красноречивый!

Злорадству Хуго не было предела. Хихиканье у меня за спиной стало громче.

Плевать на отсутствие денег. Возможно, в кабаке я встречу кого-нибудь, кто сможет одолжить пятьдесят крон [6]. Я ощущал огромную потребность в виски с содовой.

За столиком у окна, поедая свиные отбивные, сидели несколько мужчин – вероятно, пассажиры на пересадке в ожидании поезда. Единственный, в ком я опознал местного, сидел у двери – то был известный всему городу Крунблум. На самом деле его звали Конрад Блум, но кличка намертво прилипла к нему по двум причинам: его когда-то неумеренный интерес к водке «Крунбреннвин», а также сходство – и внешнее, и по характеру – со знаменитым персонажем комикса [7]. Проживал он в маленьком домишке вместе с дочерью, которая, судя по данным из надежных источников, была неотъемлемой частью ночной жизни нашего городка.

Бенгт хорош собой, это вынужден признать даже мужчина. Стройная фигура, темные локоны, печальные карие глаза с длинными ресницами, он легко выиграл бы в конкурсе двойников Джеймса Дина [8]. Бенгт снискал себе славу местного казановы, пока не подцепил крупную рыбу, а именно – дочь местного богатея.

Итак, Йоран Сандаль – что он за птица?

Лена – беспорядки – Йоран Скандал.

Таковы вершины в моем личном любовном треугольнике, о котором мне столь любезно напомнил Хуго Сундин.

Ничего подобного.

…Я пошел в кладовую и принес теплого пива. От разговоров с самим собой тоже горло пересыхает.

Предыстория была обычная.

Когда мы подошли к машине, у меня возникла идея.

– Доставай фотоаппарат и снимай! Нам позарез нужно привезти домой пару снимков.

Лена ничего не поняла.

– Сними, как хулиганы переворачивают машину, – возбужденно проревел я. – Смотри!

– Да ты спятил! – завопила Лена и кинулась ко мне, намереваясь остановить меня.

– Снимай! – крикнул я ей. – Тогда перестану!

– Мы получили сигнал, что здесь происходит ссора возле машины.

– Должно быть, это какая-то ошибка, – спокойно ответил я.

Лена перестала со мной здороваться и начала встречаться с другим. По последним данным, они даже помолвлены.

Я осознал, что оставаться в Стокгольме не могу, начал отвечать на объявления о приеме на работу и по случайному стечению обстоятельств оказался в Сконе [9].

* * *

– Показатели стремятся вверх? – спросил я, зевая, но получил в ответ только шипящее «Заткнись».

– Йоран Скандал?

Этот голос я узнал бы и в полубессознательном состоянии.

– Надевай штаны, живо сюда!

– Что-то случилось? – глупо пробормотал я.

– Гусыне в твоем пруду свернули шею!

ВАРВАРСКОЕ УБИЙСТВО В ГОРОДЕ

ЗАСТРЕЛЕНА МОЛОДАЯ ВОДИТЕЛЬНИЦА

Парень оказался не дурак. Не прикасаясь ни к чему в машине, он сразу же вызвал полицию.

– Санкта Люсия в чудном мерцании… [10]

Бенгт, конечно же, проснулся и с ужасом уставился на меня.

– Что ты творишь? Совсем спятил?

Бенгт прочел коротенькую статью. С рассеянным видом взял сухарик и принялся его грызть.

– Фу, черт, какая мерзкая история, – воскликнул он с неожиданной горячностью. – До чего же говняная работа!

Подозреваю, что у меня был в этот момент очень глупый вид.

Я сглотнул.

– А ты-то что об этом знаешь?

На моей колеснице славы в это утро я не терпел рабов.

Бенгт, похоже, уже пожалел о своей горячности, однако еще не созрел до того, чтобы извиниться.

Не находя себе места дома, я оделся и вышел, крикнув на прощание Бенгту:

– Если позвонит принц Бертиль, я ушел в редакцию, к тому же в десять Кислый Карлссон дает пресс-конференцию.

В конверте лежала карточка: «см. далее “Конкурс Люсии”».

ИНГА БРИТТ БЁРГЛУНД

КОРОЛЕВА СВЕТА ЭТОГО ГОДА

Star.

Я посмотрел на карточку в конверте: «См. далее “Свадьбы”».

Экман – Альф и Инга-Бритт.

Севед Дальстрём пережил один из величайших дней в своей карьере сочинителя заголовков:

НЕПОБЕДИМЫЙ АФФЕ СРАЖЕН!

– А ты зарегистрировал, что берешь это с собой?

Само собой, я этого не сделал. Пришлось вернуться и поставить свою подпись в листе взятых материалов.

– Как я смогу держать в порядке архив, если не будет дисциплины и ответственности? – пожаловался Боргстрём.

– Да какой тут порядок! Вырезки не можешь разложить, – неосторожно выпалил я.

В глазах Боргстрёма появилось выражение, как у сержанта на плацу.

– Что ты такое говоришь, юнец? У меня нет порядка в моих вырезках?

Желая успокоить его, я тут же взял назад свое поспешное утверждение.

– Но меня очень интересует одна вещь, – закончил я свои извинения. – Почему Альф Экман ушел из бокса?

Боргстрём посмотрел на меня и ухмыльнулся.

– А ты не посмотрел в вырезках?

Я победно ухмыльнулся в ответ.

– «См. далее “Свадьба”. См. далее “Бокс”». См. далее пока рак на горе свистнет. А ответа так и нет.

Там я обнаружил ответ!

Несмотря на недовольное фырканье Боргстрёма, я снова уселся за стол.

ВЫДАЮЩИЙСЯ БОКСЕР НАШЕГО ГОРОДА

ПОЛУЧИЛ ТЯЖЕЛУЮ ТРАВМУ ПРИ ВЗРЫВЕ ГРАНАТЫ!

В настоящее время их жизни ничто не угрожает, но на блестящей карьере боксера для Экмана поставлен крест…

– Ужасно жаль, – пробормотал Боргстрём. – В те времена он был отличным парнем.

– А сейчас разве нет?

– В каком смысле?

Но тут Боргстрём по-старушечьи поджал губы.

– Я не какая-нибудь сплетница. Знаю только то, что слышал.

Должно быть, я сразу же отключился, потому что в следующую секунду подскочил от страшного рыка прямо над ухом:

– УБЬЮ!

Лично я не находил в ситуации ничего смешного, но голос веселился от души.

– Сидишь и спишь на рабочем месте?

– Всю ночь занимался убийством, – ответил я, убирая ноги со стола.

– Что-нибудь новенькое?

– Насколько мне известно, нет.

– Давай делиться. Фифти-фифти!

Я подумал, что мужик сбрендил, но он настаивал на своем.

– Тебе, небось, отвалили деньжат за твою статейку. Я требую половину.

Ничего удивительного, что он расстроился, когда в очередной драме ему не досталось даже роли статиста.

– Густаф уже пришел?

Я покачал головой:

– Наш уважаемый секретарь редакции никогда не появляется раньше десяти, зайди позже.

Дан аж зарделся от комплимента.

– Ты знал Ингу Бритт Экман?

– И на военную форму, – вставил я.

– А у него было и то и другое, – закончил Дан.

– Передай, пожалуйста, это Густафу, а я пошел. Это вчерашние результаты ежемесячных стрельб.

Я пробежал глазами список призеров.

– У звезды стрелкового клуба вчера выдался плохой день. Дан Сандер на седьмом месте.

Он пожал плечами:

– Я тебе позвоню. Горячие новости в связи с расследованием убийства дорогого стоят, не так ли?

Поскольку я не ответил, он злорадно добавил:

Я решил не объединяться с Роффе Нурдбергом.

– Приветствую господ представителей национальной прессы.

Шеф полиции региона сделал паузу, словно ожидая аплодисментов.

– Так деньги остались в машине? – воскликнул я.

Шеф полиции региона бросил на меня раздраженный взгляд.

Кислый Карлссон заерзал на стуле.

– А может ли он подробно описать этого человека? – спросил кто-то из зала.

Шеф полиции покачал головой:

– Как я уже сказал, показания довольно расплывчатые.

– Кто этот мужик? – выпалил я.

Я уставился на него.

– Ну, у них завязался небольшой романчик, когда ее выбрали Люсией.

– Да, Хуго получил информацию, а Йоран тут же быстренько набросал статью, – сказал Густаф.

Мы все втроем уставились на него.

– Мы подумали, что ты имеешь в виду убийство, – пробормотал Тропп.

– Фу, жуткая история. Вы, Сандаль, будете освещать ее и дальше?

Я кивнул.

С чего начать погоню за убийцей?

– Как здоровье, как дела сердечные? – вырвалось у меня.

Дорис была не в настроении, чтобы шутить.

– Какой ужас, правда?

– Ты работала вчера вечером, – коротко сказал я.

– Такое часто случается?

Дорис пожала плечами:

– Не было ли это опрометчиво с ее стороны – взять пассажира в такое место в такое время суток?

Дорис надула губы.

– Ты разговаривала с Ингой Бритт вчера вечером?

Тут Дорис в ужасе приложила руку к губам.

– Господи, об этом я и не подумала!

– О чем?

Я пришел в отличное расположение духа. Дело приобретало весьма интересный поворот.

– Что она могла иметь в виду?

– Не думаю. Когда Альф получил травму, их союзу тоже был нанесен удар.

– Говорят, Альф начал пить и куролесить.

Дорис сердито уставилась на меня.

– Последний вопрос. Вы с Ингой Бритт дружили?

В ее зеленых глазах вспыхнул недобрый огонек.

– А как он на почте? – спросил я.

– Да брось, – прошепелявил длинноволосый юнец. – Когда у тебя все плохо, невольно рука потянется к бутылке.

– В каком смысле у Аффе все плохо? – спросил я.

Коллеги разом замолчали.

– Он работал вчера вечером?

Трезвенник презрительно хмыкнул.

– Заболел! Знаю я эту болезнь. Но – что правда, то правда, он поставил нас всех в дурацкую ситуацию.

– У нас не было пациентки с такой фамилией!

Ну что ж, можно начать и с этого. Вставив в машинку лист бумаги, я принялся оттачивать заголовок:

ПОЧЕМУ УБИТАЯ СОЛГАЛА

ПО ПОВОДУ ВИЗИТА К ВРАЧУ В МАЛЬМЁ?

В дверном проеме появилось детское лицо Севеда Дальстрёма.

– Ты уже поймал убийцу?

Я хотел послать его, но тут у меня возникла идея.

– Ты на машине?

Он доверчиво кивнул.

– Прихвати фотоаппарат и вспышку и отвези меня на место преступления!

– Конечно, и мы, вероятно, повстречаем его там, в лесу, – будничным голосом ответил я.

– Кто свидетель, показания которого считаются ненадежными?

– Не знаю.

– Ясное дело, ты знаешь, – настаивал я.

– Правда, не знаю. Карлссону удалось скрыть его имя от всех.

– Ну что-нибудь ты можешь мне сказать?

Дан мерзко ухмыльнулся.

– Чем, черт подери, мне заполнять газетные полосы? – с раздражением пробормотал я себе под нос.

– Черт бы тебя побрал!

– Чуть не сбили, – выдохнул он, снова обретя контроль за машиной. – Парень был в паре метров от капота.

– О ком ты? – спросил я, больше из вежливости.

– Крунблум, опять под мухой. Жаль, что социальщикам приходится возиться с такими типами.

– Второй день подряд квасит. – Я зевнул и снова погрузился в полудрему.

Две секунды спустя я заорал Севеду:

– Тормози!!!

Остановив машину, он в ужасе уставился на меня.

– Что делает Крунблум на этой дороге?

– Он живет тут неподалеку, – выдавил из себя Севед, в полной уверенности, что я спятил.

Я ВСТРЕТИЛСЯ ЛИЦОМ К ЛИЦУ С УБИЙЦЕЙ!

Но что делать журналисту, когда правоохранительные органы молчат?

– Не-не, меня вы больше не возьмете, – заявил, икая, Крунблум. – Я только что из полиции.

Крунблум уставился на нас своими покрасневшими от хмеля глазами.

– Откуда, черт подери, вам известно, что это был я? Карлссон утверждает, что не сказал ни одной живой душе.

Крунблум сделал над собой огромное усилие, пытаясь собраться с мыслями.

Достав из кармана платок, он шумно высморкался.

Я почувствовал, как Севед покраснел. После такого неожиданного успеха продолжать было проще простого.

– Что ты делал в тот вечер?

Крунблум выпрямился и прокаркал:

– Принимал пищу в одном заведении.

– Сколько ты там пробыл?

1 Пер Аабель (1902–1999) – норвежский актер, художник, танцор, хореограф.

2 Франц Бопп (1791–1867) – немецкий лингвист, основатель сравнительного языкознания.

3 TT (Tidningarnas Telegrambyrå) – шведское национальное новостное агентство.

4 Пятидесятничество – одно из направлений протестантизма.

5 Лотты – члены женской общественной организации самообороны (Lottakåren) в Швеции.

6 1 крона = 4 руб.

7 «Крунблум» – популярный шведский комикс, созданный Эловом Перссоном в 1927 году.

8 Джеймс Дин – американский киноактер.

9 Сконе – самый южный регион Швеции.

10 Здесь и далее упоминается День св. Люсии 13 декабря, когда по традиции дети с короной из свечей на голове поздравляют утром родителей специальной песней, принося на подносе угощение, а во многих общественных местах происходит целое шествие.

Скачать книгу

Следующая остановка – смерть бесплатное чтение

Ян-Улоф Экхольм Следующая остановка – смерть

* * *

* * *

* * *

* * *

Ян-Улоф Экхольм
Следующая остановка – смерть