Солнцеворот желаний бесплатное чтение

Магическое равновесие

© Пар Д., 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Глава 1

Инструменты войны

Селеста

Побережье было отравлено. Отрава висела в воздухе и с каждой набегавшей волной билась о песчано-галечный берег, забивалась между камней, вгрызалась в почву. Устремлялась глубоко вниз с подземными водами, текла по водопроводным трубам к домам и уличным колонкам, выбиралась на поверхность маленькими ручейками и полноводной рекой Сиц. Она впивалась в кожу вместе с ветром, выискивая малейшую царапину, рану, предпочитая нежность рта, влажность глаз и сухость носовых пазух. От нее немилосердно чесалась кожа. До невыносимого раздражения, от которого становилось еще хуже. Она любила кровь. Ведь с ней приходили новые муки, от которых не было ни сна, ни покоя.

Имя этой проказы было – морская соль.

Все началось постепенно, без резкого перехода. Колокола Собора святой Клэрии молчали, и колодец желаний не исполнил тревожную песнь о надвигающейся беде. Ненастный сентябрь с его бесконечными дождями и пронзительными ветрами сменился октябрем, который не менее усердно принялся поливать столицу ливнями, укутывая в густой туман. Все прекратилось за несколько дней. Установилась необычайно теплая погода, температура поднялась выше пятнадцати градусов, казалось, что наступило настоящее бабье лето. Но если в первые дни горожане радовались неожиданному теплу, то уже к концу октября заподозрили неладное. Стали жаловаться на изменившийся вкус воды.

Питавшие город подземные источники переполнились морской солью, и она вышла на поверхность, отравив колодцы и городские колонки. В город пришла жажда.

Сначала ученые из Академии общих наук говорили, что это кратковременное явление, вызванное нестабильной погодой и тем жутким событием, случившимся после Осеннего равноденствия. Гигантская волна вызвала дисбаланс солей в море, а последовавшие штормы изменили состав почвы, смешав соль и песок, легко добравшись до подземных вод.

«Это пройдет», – говорили они.

Служащие Клэрии и ушлые торговцы наладили поставки пресной воды из отдаленных от берегов маленьких городов и деревень. Воду стали раздавать на центральных площадях столицы – по четыре литра на человека в день. А продавцы в переулках и крытых рынках выставляли ее за серебро. Через неделю – уже за золото.

Жара тем временем усиливалась. А вместе с ней – и жажда. Сам воздух менялся, превращаясь в густое марево, от которого жителей рвало и клонило в сон. Оно вызывало спутанность сознания, вспышки гнева и бреда, видения грязную пену на губах. Соль добралась даже до дворца, и прислуге пришлось вывешивать на окна и двери марлевые полотнища, чтобы задержать заразу.

Следующим ударом по стройной теории стало стремительное распространение соли вглубь континента. Все дальше и дальше приходилось забираться возничим за свежей водой, все больше бочек отправляли, не хватало суток, чтобы доставить ежедневную партию.

Становилось ясно, что это не временное явление. Нет, нет и нет. Если не работают магические опреснители, если нельзя заболевших исцелить магией, а воздух – очистить от соли, значит, дело не в нарушении природного баланса. Дело в них. В русалках.

И на передовую вышла я.

От холодного ветра краснеют глаза, сохнут губы. И это несмотря на защиту ариуса, что как цепной пес стоит на страже моего здоровья. Но ветер куда цепче. Словно тысячи маленьких мошек, он безжалостно вгрызается в кожу, забираясь под одежку, чтобы полакомиться чистой плотью. Я стараюсь хотя бы раз в несколько дней летать вглубь королевства, чтобы окунуться в хрустальные и прозрачные озера, смывая очередную порцию соли. Даже шкуру не меняю, в обратном полете чувствуя, как падают капли воды с очищенной чешуи.

Людям и иным созданиям такая роскошь недоступна. Разве только богачам, которые через порталы ушли в даласские санатории, что на другом конце континента. Там вода нетронута. Русалок хватило только на клэрийское побережье. Нам от этого не легче.

В предрассветных сумерках теряется молоко прибрежной линии. Нам видны только слабые волны, набегающие на мокрую гальку. Здесь тихо. Ветер вновь взметнул собранную в пучок прическу, опять наполнив рот соленой слюной.

Я сплюнула на камни вязкую гадость, и тотчас услужливая рука подставила бутылку с питьевой водой. Состояние, когда от влажности сыреет одежда, а от соли становится дубовым даже шелк, я называю мокрой сухостью. Оксюморон, но как иначе обозвать бесконечную жажду среди воды?

Мы дошли до того самого места, с которого все началось. Здесь подводный король увидел голову дочери. Здесь началась война. И здесь самая высокая концентрация отравы. Словно из океана проложили трубы с солью, чтобы дрянь точно прошла по всему берегу и поднялась выше, до дворца, что, как громадная каменная глыба, черная на сером фоне, нависает над прибрежными скалами.

Остановившись, я запрятала огрубевшие руки под мышки и недовольно поджала губы, наблюдая, как сгущаются на стремительно сереющем небе тучи. Погода портится. Она ярится, словно хищная птица, что клекочет по вечерам в королевском парке, нагоняя тоску. Уже начались приготовления к долгожданному буремесяцу. Он в этом году запаздывает, но каждый день мы спускаемся на этот берег ради него. И будем приходить, пока не случится первый настоящий шторм.

Постучав маленьким каблучком сапога по гальке, сбивая камешек, приставший к набойке, я вытянула руки, стягивая тонкие грубые перчатки с пальцев и отдавая стоящему рядом Никлосу. Мы молчим. В эти минуты на этом месте ни слова не срывается с наших уст. Это и не нужно. Ритуал, возникший всего пару недель назад, устоялся до последней запятой, становясь тупой рутиной.

Сначала я. Потом он.

Выйдя вперед, разминая затекшую шею, потираю вмиг онемевшие пальцы. Судорога придет позже. Пока только маленькие колючки шастают по холодным венам, но огонь вызывать нельзя. Он мешает. Он дарит покой, а в этом деле нужны расшатанные нервы. Я должна взбеситься или испугаться, дойти до точки, и все это – без единого проблеска эмоции. Все внутри.

Зажмуриваюсь и осторожно опускаюсь вниз, прямо на мокрую гальку. Мужские брюки и тяжелая кожаная куртка, отороченная лисьим мехом, немного спасают от холода осенней земли. Запускаю руки в песок как можно глубже и стискиваю зубы. Мне нужно вызвать внутреннюю дрожь, что, как тонкая ниточка, тянется от головы до пят. Она вызывает неприятное ощущение в коленках, прохаживаясь по голеням и бедрам, застревая в области плеч, напрягая тренированный живот и стискивая и без того усталую шею.

Вот и пришла первая судорога. А вместе с ней из меня, как из источника, спустился под землю ариус. Ниточка разошлась тысячей канатных нитей. А потом и миллионом тончайших – в сотни раз тоньше женского волоса – ниточек. Они, как шустрые змейки, расползлись по пляжу, заскользили вверх и вниз вдоль берега. Внутренним взором вижу, как нити набирают скорость, разлетаясь спасительной волной, сжигающей соль.

Белая вспышка изнутри ослепила глаза, и я пошатнулась, заваливаясь набок. Меня поддержали мужские руки. Король не дал упасть и помог подняться, осторожно придерживая за локоток. В глазах все еще белым-бело, но уже проступают тени. В горле совсем пересохло, слепо тянусь за бутылкой, и Ник вновь приходит на помощь: сам прислоняет горлышко к потрескавшимся губам и ждет, пока напьюсь.

Отрываясь от опустевшей бутылки, прозревая, вижу его внимательный, почти отеческий взгляд. Он переживает за меня. С каждым разом процедура дается все сложнее и сложнее. Будто русалки за сутки накапливают мощь, чтобы чуть сильнее ударить.

Пока я выдерживаю удар. Воздух на глазах свежеет, уходит полупрозрачная дрожь, пропадает въедливый запах сгнивших морских водорослей, а с неба падают первые капли дождя. Наша надежда. Буремесяц – единственный способ смыть соль и спасти прибрежные города. Если осада продолжится, моих сил не хватит, а значит, весной некуда будет сажать посевы. Окончательное засоление почвы приведет к неурожаю и голоду.

Видя, что мне лучше, Никлос отпускает мое плечо и отходит к воде, к полосе прибоя, куда набегают мелкие волны. Уже виднеются и первые суровые барашки штормовых волн. Они пока еще резвятся вдалеке, разбиваясь о природные волнорезы, щедро усеявшие северную половину побережья. Но скоро ветер усилится, наберется зимней мощи, и к вечеру зарядит проливной дождь, поднимется уровень воды, с крыш побегут серебристо-серые ручьи, до краев наполняя заранее подготовленные бочки.

Этого дождя ждали несколько недель. С того самого дня, когда стало ясно, что происходит. Вот уж не думали жители города, что будут мечтать о буремесяце. Однако даже он не пришел бы, не будь рядом со мной черного короля.

Я уничтожаю соль. Он призывает бурю.

Вот и сейчас, откинув полы теплого пальто, стянув толстые кожаные перчатки, Ник настраивается на пение черных волн и делает шаг вперед. Как черный бог, он не проваливается в воду, а поднимается над ней. Кажется, будто Никлос идет по волнам, как по берегу, но на самом деле он ступает по черноте расплывающегося кляксой нориуса.

Небо и светлеет, и темнеет одновременно. Тусклые рассветные краски насыщаются густыми тонами, и я замечаю, как высоко поднимаются далекие волны. Это его работа. Чувствую слабый укол тревоги. Прежде Нику не удавалось призвать шторм. Его сила была физической, как и моя. Но все меняется. Стремительный прогресс короля виден невооруженным глазом. Лишь только он вздымает руки к небу, выше поднимаясь над морем, как в ответ раздается трескучий гром, и наверху появляется сотня мелких вспышек.

Поднимается ветер, я выше задираю ворот куртки, вновь натягиваю перчатки на грязные от мокрого песка руки и прячу их под мышки. Щурясь от холода, отступаю вглубь пляжа, к отвесным скалам. Скоро волны совсем разойдутся и дойдут сюда, в крепкую пену взбиваясь о камень. Но к тому моменту нас здесь уже не будет.

Я наблюдаю за Ником. Маленькая фигура на фоне блеклого неба. И какая же мощь в ней сокрыта…

Волны поднимаются выше. Теперь они с грохотом обрушиваются на берег, заворачиваясь пушистым кружевом, забираясь все глубже и глубже, подбираясь к скалам. От высокой влажности я продрогла. Глаза слипаются, уже не сопротивляюсь очередному зевку, от которого чуть челюсть не свернула. Усталость подбирается, как теплое, махровое одеяло. Сказываются гонка со временем, недосып и не только.

Опускаюсь на корточки, прислонившись к холодному камню, и лишь на мгновение прикрываю глаза. Сквозь ресницы наблюдаю, как по небу шире расползается чернильная клякса и будто щекочет бока небесных угрей, разражаясь сверкающими вспышками. Веки тяжелеют, голова клонится к груди, и я почти погружаюсь в сон, когда чувствую прикосновение воды к сапогам. А потом меня медленно, как на облачке, поднимают вверх, и я только пальцами успеваю мазнуть по очередной поднявшейся волне. От попавших на лицо брызг защипало кожу. Просыпаюсь, вяло растирая щеки, пока нориус подтягивает меня к замершему в воздухе Никлосу.

Он устал так же, как и я. Его гонка даже хуже моей – до сегодняшнего дня он не видел прогресса. Небо упорно сопротивлялось его силе, оставаясь почти по-летнему жарким и безоблачным. Но сегодня чаша весов склонилась в пользу короля, и он с мрачным удовлетворением наблюдал за разыгрывающимся штормовым представлением.

Обхватив меня за талию, он ненадолго задерживается в воздухе, чтобы мы оба могли насладиться грозовым концертом, чувствуя, как поднимаются волоски на коже от мощнейших разрядов молний. Закладывает уши и немного болит голова – ждать осталось недолго.

Мы входим во дворец в момент, когда раскат сменяется барабанной дробью дождя. Как будто лопнули небесные плотины – вода пошла сплошным потоком, вмиг разлившись по карнизам и стокам веселыми ручьями. Повеяло долгожданной прохладой.

Полутемная комната кажется милее всего на этом свете. Она манит тишиной и обещает покой, стоит только прикрыть глаза. Выйдя из ванной и расчесывая пальцами мокрые волосы, я подошла к окну и чуть отодвинула штору. Сквозь серые тучи вниз спускались крутые струи дождя, а деревья перед дворцом слабо клонились к земле. Шторм не вышел на берег, оставшись бушевать где-то среди высоких, черных волн, у самого горизонта.

Море опустело. Ни единой русалки. Даже ше́лки ушли на глубину – их мертвая кожа растворялась от солевых потоков, и они разлагались на глазах. Мы остались беззащитными, и только сторожевые дымчатые линии, что, как решетка на черных сваях, стояли под водой, предупреждали в случае атаки. За три недели их тревожили трижды, но так, на пробу. Просто чтобы поиграть на наших нервах.

Штора опустилась вниз, а я взъерошила волосы, подсушивая их жаром. Им это не на пользу, но я не хотела ложиться с мокрой головой. Особенно зная, что за мной наблюдают сквозь приоткрытую дверь.

Он знает, что я скоро приду к нему.

Свет из соседней спальни просачивается сквозь тонкую щель между штор, прочерчивая линию передо мной, будто создавая белое препятствие на пути к двуспальной кровати с опущенным пологом. Я слышу шелест простыней и слабый скрип пружины матраса. Развязываю завязки на атласном халате, бросаю его под ноги и легко переступаю черту, на мгновение словно вспыхивая красным, прежде чем погрузиться во тьму.

Мягкое постельное белье приятно холодит кожу, разгоряченную после душа. Я опускаю голову на подушку и тотчас закрываю глаза в надежде скорее погрузиться в сон и поспать хотя бы пару часов. В тот же миг мужская рука опускается на мою талию. Никлос прижимается к спине и будто прячет нос, как в детской колыбели, утыкаясь в мою шею. И начинается волшебство.

Проклятье нашего положения в том, что наши экзерсисы с ариусом и нориусом после сентябрьского разрыва теперь как бег с препятствием у астматиков. И если Никлос в силу опыта и более мощной основы нориуса способен управиться с последствиями, то я каждый день играю с огнем. Ариус высасывает из меня все соки, и без подзарядки я становлюсь ни на что не годной. А мне нужна эта сила. Без белой тьмы я просижу в этой золоченой клетке до скончания веков.

– Скажи лишь слово – и я отпущу тебя, – шепчет король, чувствуя, как я одеревенела в своей неподвижности и стремлении исчезнуть. Затекли плечи, сдавило грудь, хочется сделать глубокий вдох, а вместо этого зажимаю в кулаке край подушки и упрямо не открываю глаз.

Ник не тронет меня. Больше нет. После того, что случилось в ту ночь, он ни разу не прикоснулся ко мне. И даже в эту постель я пришла по своему желанию. Это я хочу зарядиться от связи ариуса и нориуса, что уже сплелись в тысячи кос под потолком кровати, путаясь между столбиков и зарываясь в тончайшую ткань полога.

– Ты же знаешь, почему я здесь.

– А ты сама знаешь, почему?

Пробуждение тягостно, как топкое молоко. Будто и не спала, а продолжала сражаться со своими демонами. Открываю глаза – и будто ночь на дворе, хотя часы показывают почти двенадцать дня. Значит, я проспала часов пять или шесть. Хороший результат. Высунув язык, поводила из стороны в сторону. Нет привкуса соли, а значит, то, что сделал Ник, сработало.

Выбираясь наружу, слышу монотонный стук дождя по стеклу. Босая иду к окну и раздвигаю шторы, впуская тусклый молочный свет, в котором танцуют мельчайшие песчинки. Обернувшись, вижу, что кровать пуста. Король всегда уходит первым. Он не хочет, чтобы я испытывала стыд. Мы спим вместе и порознь и официально даже помолвлены, несмотря на мой траур по погибшему мужу, который жив и находится в эльфийском лесу.

Подняв колокольчик, вызвала прислугу. Световой день короток, а мне так много нужно успеть до вечернего бала в честь начала буремесяца. Никлос будто знал, что именно сегодня удастся переменить погоду и призвать первый шторм. Он о многом теперь ведает, и я знаю, отчего это происходит.

В комнату, постучавшись, вереницей вошли слуги. Девушки, что сопроводили в ванную комнату, а потом в малую гардеробную, официанты с подносами еды, портной и мой личный секретарь, кэрр Август Бол. Красный дракон. Я выбрала его из десятка претендентов за исключительное спокойствие и почти безразличие к тому, кто я такая. Не самый лучший кандидат, по словам Богарта, но мне не хотелось видеть в своем окружении ставленников тайной канцелярии или сподвижников короля. Август произвел впечатление человека равнодушного, без страстей и карьерных устремлений. Он сам был удивлен моим выбором, но по своим талантам и умениям отлично подходил для своей роли. И если шпионил, то делал это спустя рукава, не стремясь лезть в мои дела. Так это выглядело для других.

Закончив с утренними процедурами и облачившись в темно-серое платье с глухим воротом, вышла в гостевую комнату, где предпочитала завтрак совмещать с планированием дня. Я давно отказалась участвовать в королевских застольях, выбирая сон вместо раннего подъема. А вот Его Величество спокойно поднимался в восемь утра и через полчаса уже руководил министрами и чиновниками, послами и аристократией.

– Кэрр Август, чем порадуете сегодня? Видели, какой дождь за окном? Настоящий ливень! Мы его так долго ждали…

Бол не выделялся ни ростом, ни внешностью: почти бесцветные короткие волосы, уложенные как по линейке, редкие усики, мягкие губы и серые глаза. Как мой секретарь он, несмотря на невысокое происхождение, был обязан украсить одежду символами белого дракона. Однако кроме серой брошки с королевским гербом и белой печатки на безымянном пальце краснокрылый ничем не выделил свое положение, оставаясь абсолютно невыразительным среди пестрой королевской аристократии. И только близкое знакомство раскрывало его истинную природу – наблюдательность и верность идеалам справедливости. Именно из-за этих качеств и из-за одного оставшегося тайным поручительства я и выбрала его.

Дождавшись, пока я примусь за кашу с румяными тостами, он опустился за стол напротив меня и вытащил небольшой ежедневник, в который заносил мое плотное расписание.

– Да, Ваше Высочество, дождь порадовал жителей города. Уже к десяти все бочки переполнились, и горожане вытащили ведра и тазы, стремясь собрать как можно больше пресной воды. Как заметила моя кухарка, сегодняшний день стал днем чистоты, и сейчас каждая хозяйка стремится перестирать все наряды и белье. Мыло и щелочь распроданы, взлетели цены на щетки и мочалки. День стирки.

Я прыснула со смеху, и Август улыбнулся в ответ. Он развернул последнюю страницу ежедневника, показав мне запись. Дождавшись моего кивка, стер ее ластиком.

Значит, это будет сегодня, во время бала. Хорошие новости.

– Люди радуются, что шторм не вышел на берег, но и беспокоятся, надолго ли пришла буря.

– Если начался буремесяц, то он уже не прекратится до самого зимнего солнцестояния, – проворчала я негромко, звучно скользнув ложкой по дну тарелки. Подоспевший слуга забрал посуду и выложил блинчики со сметаной и икрой.

– Однако вернемся к делам. Через час Вас ожидает Совет Женевры. Вопросы, связанные с городским детским домом и сбором средств на благотворительность на вечернем празднике. Кэрра Милан просила разрешения не присутствовать на балу – ей снова нездоровится.

«Вот дурная девчонка!» – я недовольно прикусила губу, но сдержалась. Пару недель назад я уже пыталась устроить допрос Богарту, почему его прелестная жена подозрительно плохо выглядит и часто болеет, однако успеха не достигла. Тогда привлекла короля и даже добилась врачебного осмотра Милан. На девушке не оказалось ни царапины. Она была здорова и телом, и душой.

После этого я получила настоящую взбучку от Никлоса за вмешательство в личные дела канцлера и устроенный переполох. А Милан на время даже соизволила немного расслабиться, уступив розовым и голубым тонам в одежде и отказавшись от длинных рукавов и воротников. Но это быстро прошло, и драконица вновь скатывается в отшельничество. Я уже собиралась лично сопроводить ее в монастырь, чтобы с ней побеседовала настоятельница Собора святой Клэрии.

– Также будет примерка вечернего платья. Маркл недоволен вашими предпочтениями, однако получил внушение и не будет больше ставить препоны. Он переделал наряд с учетом ваших пожеланий.

– Отлично. А то я уже переживала, не придется ли сменить стилиста, настолько вольно Маркл обращается с моим гардеробом в мое отсутствие, – я широко улыбнулась, отставляя пустые тарелки и пододвигая к себе чашку кофе.

За приоткрывшимися перед официантами дверями раздавались голоса, кто-то оживленно беседовал, направляясь в личные покои короля. Я нервно сглотнула, будто испугавшись, что Никлос может прочесть мои мысли и догадаться, что сегодня затевается.

Неправильно истолковав мой взгляд, секретарь пояснил:

– Кэрр Се́дов планирует отправиться в новую экспедицию, сразу как кончится зима. Они с Его Величеством обсуждают возможные варианты.

С тех пор как переехала в женские королевские покои, соединенные с мужскими сквозной дверью, я постоянно была в курсе дел Никлоса. Так же, как и он – в курсе моих. Мы, хоть и старались лишний раз не контактировать, как две планеты, кружили друг вокруг друга, постоянно сталкиваясь. И я не знаю, насколько эти столкновения были случайны.

– Больница?

– Да, Ваше Высочество, сразу после примерки Вас будет ожидать карета в город. Правда, посещение накладывается на обед, но я уже распорядился, чтобы его отвезли прямо туда. Думаю, пяти часов хватит, чтобы успеть к началу бала?

Я согласно кивнула, расправляясь с остатками завтрака. А Август перечислил приблизительный список дел на завтра и на ближайшую неделю. Сплошная благотворительность и немного личного времени, которое я тратила на настоящие дела.

Теперь, когда Винелия Барбская сидит в тюрьме в ожидании суда, ее место занял некий Коргус Барбарский – толстый и чересчур шумный бирюзовый дракон, слишком превозносящий свой талант и презирающий женский взгляд на искусство. Он отказался от всех придумок Винелии, полностью переделав на свой вкус программу королевских развлечений. Было тяжело его осаживать, но кто, если не я? Король самоустранился от дворцовых вопросов, легко скинув их на меня, а сам теперь днями и ночами заседает в Совете и проводит время в библиотеках и рядом со своим новым другом.

Война с подводниками, грозившая вылиться в кровопролитные сражения и бои не на жизнь, а на смерть, обернулась соревнованием в терпении и выносливости. Кто первый сдастся? Русалки, запертые под водой, окруженные сторожевыми псами ше́лки и вынужденные скрывать своего короля, зная, что Никлос разыскивает его, чтобы окончательно уничтожить подводный народ? Или же наземные создания, подвергающиеся соленой болезни, из-за которой не взойдет будущий урожай и придет голод?

Война с высокими ставками. И многое зависит от меня.

Глава 2

Операция исцеления

Селеста

За занавесками кареты виднеется город, укутанный дождливой вуалью. Воздух наполнился влагой, а небо – серо-сизыми облаками, что, будто бархатное покрывало, накрыли собой высокие, с башенками, крыши городских домов. С пригорка столица видна как на ладони – узкие шпили здания оперы, тусклый блеск округлой крыши собора, тонкая, извилистая вязь улочек рабочих кварталов и широкие, блестящие до белизны проспекты главных улиц.

Город блестит тонкими струями дождя, сверху донизу он окутан молочной пеной тумана, который, как горячий пар, поднимается ввысь. Сырость вползает сквозь рассохшиеся ставни окон, забирается поверх низких порогов. Если присмотреться, можно заметить, как торопливо закладывают ограждения вокруг главной водной артерии города – реки Сиц, готовясь к грядущему наводнению. Сейчас уровень воды на привычной отметке, но если сила Ника действительно призвала буремесяц, это недолго продлится.

Дорога вывела нас к верхним районам города. Сто лет назад здесь была окраина, а еще раньше – больница, имевшая тогда лишь главный корпус. Она считалась оздоровительной лечебницей; ее обширная территория была обсажена липами и тополями. От былой роскоши остались только небольшие скверы, уместившиеся среди пятиэтажных массивных построек, да основное здание все еще несет в себе черты прежней архитектуры.

Карета, миновав расторопно открытые перед нами ворота, проехав по брусчатке, остановилась у лестницы напротив входных дверей. Оттуда уже торопливо выходила сестра Месария, приставленная ко мне в сопровождающие. Мой телохранитель Аксель дэ’Бутье открыл передо мной дверцу и помог спуститься. Он чем-то напоминал Владиса и совсем не походил на сгинувшего в неизвестности Ниркеса, чем полностью устроил короля и Богарта.

Аксель всюду следовал за мной, однако не переходил границ и, если я требовала уединения, оставался в тени и не лез в мои дела. Вот и сейчас он отстал от нас на несколько метров, а сестра Месария немного расслабилась, без привычного напряжения оглядываясь на него.

– Ваше Высочество, мы вас так ждали! В детское отделение угодили сразу два ребенка. Маленькая девочка и мальчик, которого родители оставили у служебного входа, завернув в тонкое одеялко и вложив в руку кулек с хлебом. Обоих сразила солевая болезнь…

– …и магические лекарства не работают, – со вздохом заканчиваю я, переступая порог больницы и окунаясь в неповторимую смесь едких химозных ароматов с примесью цитрусовых ноток. Прямо напротив входа красуется огромное лимонное дерево, все обвешанное разноцветными атласными ленточками. Среди больных и их близких бытует поверье, что ленты на этом дереве способны принести покой и выздоровление, поэтому их вплетают в тонкие веточки, а из созревших лимонов сестры варят компот.

Минуем распашные двери, поднимаемся по широкой полукруглой лестнице на второй этаж и по узкому коридору переходим в детское крыло. Стены здесь изрисованы маленькими зверушками и любопытными персонажами детских книг. На подоконниках – горшки с цветами, на окнах цветастые занавески, чуть колыхающиеся из-за неплотно прикрытых ставней.

Перед тем как зайти в палату, спрашиваю у Месарии:

– Как самочувствие Таси и Вендра? Им уже лучше?

– То, что вы делаете, – настоящее чудо! Оба здоровы и завтра вернутся домой.

Даже после моего десятого визита сестра Месария считает ариус проявлением божественной силы. Она видит во мне нечто бо́льшее, чем я есть. Вот и сейчас чуть ли не в рот заглядывает, трепетно потирая руки, будто с трудом удерживаясь, чтобы не осенить меня знаком святой Клэрии.

Эта обескураживающая потребность видеть во мне воскресшую святую порядком утомляла. Но у меня не было иного выхода, кроме как мягко останавливать попытки коснуться моих волос, дотронуться до рук или вытянуть хотя бы ниточку из платья.

– Действительно, отличные новости, – кивнула я, и девушка открыла передо мной дверь в палату. Гул детских голосов разом смолк, стоило переступить порог.

– Это принцесса Селеста! Принцесса Селеста! Святая, святая пришла! – после секундной тишины загомонила детвора, поднимаясь над койками и подтягивая к горлу тонкие одеяльца. Здесь было около двадцати ребятишек в возрасте от четырех до двенадцати лет. Все они – серые драконы, пострадавшие от воздействия соли. По тем или иным причинам им не хватило питьевой воды, и они пили загрязненную из колодцев и городских колонок.

Самое верное исцеление – правильное питание и чистая вода – было им недоступно. В результате отравление зашло так далеко, что ребята попали сюда. Некоторые семьи заражались целиком, и в итоге часть детей остались сиротами.

Перед выездом в больницу я в очередной раз обсуждала возможность открытия небольшого королевского приюта для таких обездоленных. Я считала, что будет правильным дать им кров и шанс устроиться в будущем. Небольшая компенсация за их потери. Совет Женевры меня не поддержал, но я знала, к кому обратиться, чтобы исполнить задуманное, так что они были вынуждены уступить.

– Ох, ребята, я же просила называть меня просто Селестой или Сэлли, зачем нам такие официальные прозвища, а?

Дети наперебой заголосили: «Сэлли, Сэлли, расскажи сказку про принцессу-дракона, про короля и морское чудовище», а я обходила вокруг каждого, проверяя самочувствие, да и просто стараясь уделить внимание. То коснусь вихрастой макушки, то щелкну по носу, кого-то поцелую в лоб, кому-то леденец вытащу из-за пазухи. У вновь поступившей задержалась, опускаясь на край постели и прикладывая холодную руку к покрытому испариной лбу.

Девочка была крошечная, бледненькая и серая от усталости. Она совсем не реагировала на общий шум палаты, а дети, заметив, как я посерьезнела, притихли, словно мышки, наблюдая за мной. Подошедшая Месария покачала головой, поправляя сползшее одеяло.

– Чудо, что ее вообще нашли. Она из заброшенного квартала, что неподалеку от больницы. Когда была ночь Трезубцев и костей, там возник пожар, и старые дома рухнули, а новые строить было недосуг. Да и поговаривают всякое о тех местах…

– Всякое? – спрашиваю я, взяв руку девочки и проверяя пульс. Совсем слабенький, жизнь едва теплится в ней.

– Ну… про этих, как их там, морвиусов… Ее и нашли потому, что городская стража совершала обход и случайно наткнулась на занятую квартиру. Видимо, ее родители не смогли устроиться после пожара и заняли пустующий дом.

«Ну да, повезло…», – невесело подумала про себя, закрывая глаза. Месария тотчас умолкла и почтительно отошла в сторону, звучно издав «Тсссс!», чтобы и дети не мешали. Внутренним взором я настроилась на белую тьму, и ариус тотчас отозвался, выползая из меня и устремляясь к девочке. Я пыталась заставить его проникнуть под кожу малышки, чтобы запустить процесс исцеления. Делала это не первый раз, но постоянно терпела неудачу.

Прикусив губу, нахмурилась, будто стараясь вытянуть из себя как можно больше тьмы и впустить ее в ребенка, однако ариус только обволакивал дитя и вовсе не стремился проникнуть внутрь. Он не понимал, чего я хочу. Увы, но и в этот раз я потерпела поражение.

Мотнув головой, с сожалением отпустила ариус и обратилась к единственному работающему методу. Выудив из-под рукава платья небольшую заостренную, как кошачий коготь, иглу, с силой провела по собственному запястью, а затем аналогичным образом поступила с рукой девочки. Медсестра и дети не видели происходящего – нас скрывал белый дым, и почти варварское лечение оставалось только на моей совести.

Я прижала запястье к руке ребенка – и тотчас проснулся ариус, опутывая наши руки толстыми нитями и от них забираясь в рану девочки, отправляясь в путешествие под ее кожей. Не знаю, почему, но это был единственный способ лечить невидимые глазу раны.

Вот и сейчас кожа ребенка мягко засветилась нежно-серебряным светом, пробивающим плотный туман ариуса, вызывая восхищенные восклицания остальной ребятни. Ариус рассеялся, и их глазам предстал почти полностью здоровый ребенок, спящий глубоким целебным сном. Аналогичным образом поступила я и с мальчиком, и хотя после процедуры меня шатало от переутомления, была довольна собой и тем, что за раз смогла помочь сразу двоим.

В этот раз пришлось обойтись без сказки – я была слишком измотана исцелением. Однако шоколадные печенья с королевской кухни сгладили разочарование детей, а новые книжки довершили их восторг. Те, кто постарше, обязательно устроят вечером книжный сеанс, отыгрывая на импровизированной сцене особо полюбившиеся истории.

Завтра или послезавтра выберу подходящие комнаты во дворце, куда сироты переберутся после окончательного выздоровления. У них будет нормальная жизнь, они получат и образование, и работу, и даже шанс поступить в академию при должном старании. Отчасти я чувствовала вину за то, что с ними приключилось. Уйди я в море – не было бы солевой болезни…

Последний раз оглядев наполненную звонкими детскими голосами палату, с улыбкой помахала веселящимся ребятам и напоследок выпустила в воздух тающих бабочек. А выйдя наружу, бросилась к окну и распахнула его, вывалившись наполовину, подставляя разгоряченное лицо освежающим струям воды.

– Не стоило вам так выкладываться, кэрра Селеста, – скупо заметил подошедший Аксель. Мужчина прислонился к стенке, скучающим взглядом провожая спешащих мимо медсестер.

– Предлагаешь бросить их? Дать умереть, когда в моих силах помочь?

– Если Вас эта помощь убивает – какой в ней смысл? Вы важнее всех этих детей.

Я упрямо стиснула зубы, возвращаясь обратно, с противным скрипом закрывая окно. Обтерев носовым платком лицо, ненадолго склонила голову, прижимая ладонь к горячей шее, чувствуя, как сильно бьется жилка у виска, отзываясь тупой затылочной болью.

Мы слишком мало времени проводим вместе. Не будь присутствие Никлоса столь невыносимым, я бы сопровождала его каждый час, питаясь связью нориуса и ариуса, усиливая свой дар. Увы, но я не могла перешагнуть через себя, ведь каждый взгляд на короля будил воспоминания о том, что он сделал. И о том, что намеревался сделать. Лежать с ним в одной постели невыносимо, но это единственное, на что я готова была пойти, чтобы укрепить ариус.

Отлипнув от стены, телохранитель намеревался сказать что-то еще видимо, поторопить с возвращением во дворец, – однако выглянувший из-за поворота доктор Флар дэ’Мор нарушил эти планы. Рядом с ним шла низкорослая медсестра, держащая в руках медицинский халат моего размера. Это означало только одно – случилась трагедия.

– Кэрра Селеста! – почти фамильярно, учитывая разницу в статусе, воскликнул доктор, однако для наших устоявшихся отношений такое обращение было простительно.

Невысокий, пухлый серый дракон был одним из немногих, кто с блеском окончил Академию общих наук по медицинскому профилю, а после дополнил образование в обычном медицинском вузе. Обладая пытливым умом и железными нервами, а также гибкостью и некой долей изворотливости, он сумел стать заместителем директора единственной городской больницы для драконов. После ареста директора во время весенних событий он занял ведущее место и вот уже четыре месяца с чувством и тактом руководит данным заведением.

Именно к нему я и обратилась со своей странной просьбой из-за того, что Никлос был категорически против моего обучения в стенах академии. Так что только практика у достойного человека оказалась единственным вариантом моего медицинского образования. Я должна была постичь науку исцеления. И сделать это максимально быстро, учитывая, как мало времени мне было отведено.

– Дэр Флар, рада Вас видеть. Вижу, нас ждет операция?

– Час назад поступил пациент со вспоротым животом. На него упало дерево, – кивнул доктор, пока медсестра помогала мне надеть халат и покрыть волосы косынкой. Стоявший рядом Аксель недовольно заворчал, хмуря брови. Он считал, что должна участвовать в таких низменных вещах, как вскрытие человека. Даже если это спасет чью-то жизнь.

Вот и сейчас, когда мы заторопились в операционный зал, он перехватил меня за локоть, шепча:

– Помните, Ваши силы не безграничны.

Однако я вывернулась и, смерив его свирепым взглядом, вынудила отступить, сама же нагнала спешащих Флара и медсестру, на ходу выслушивая инструкции. По сути, моя единственная задача – наблюдать и запоминать. Во время операции доктор будет озвучивать все, что делает, попутно показывая мне «внутренний мир» дракона, чтобы я наглядно понимала, что и как работает.

Перед операционной мы обмыли руки в чистой воде, протерли спиртом, а две помогающие медсестры закрыли наши лица масками. Как объяснил Флар, эти нововведения появились благодаря реформе короля Вернона, допустившего многих талантливых простолюдинов в стены высших заведений, тем самым подтолкнув науку к множеству открытий.

Зайдя следом за хирургом, я на мгновение задержалась, прикрывая глаза и настраиваясь на нужный лад. Нельзя видеть перед собой человека. Нельзя позволить его боли забраться ко мне в душу, иначе ничем не смогу ему помочь.

Так странно: глядя в голубые глаза пострадавшего, вижу перед собой Райво в тот момент, когда ему вспороли грудь и вытащили сердце. Я слышу крик, чувствую запах крови. Стоящая рядом медсестра пытается что-то сказать, но я хватаю ее за запястье и сжимаю, чтобы молчала. Я уже в порядке. Уже здесь и слышу слова доктора, вижу, как аккуратно, но уверенно вытаскивают обломки из тела раненого, как к его губам прикладывают смоченную морийской травой тряпку и как он медленно погружается в очередной сон без сновидений. Я рядом и в тот момент, когда врач взмахом руки требует подойти ближе и показывает, как разошлись края легкого, со стороны кажущегося просто пористой слизью. Это все, что могу увидеть. Разные оттенки красного, синего и черного, и кажется, внутри шевелятся слизняки в такт ускоренному биению сердца. А может, это мое бешеное сердцебиение?

Движения хирурга завораживают своей точностью и скоростью, и я теряю нить происходящего, будто окунаясь в густой красный туман. В воздухе стоит невообразимая вонь – одна из веток вспорола живот и пробила его насквозь, вывалив содержимое. Кишечник разорван, пострадали печень и почки. Доктор Флар сухим, безэмоциональным голосом перечисляет травмированные органы, споро проходясь по каждой ране специальным магическим прибором, подсвечивающим то, что скрывается за внешними повреждениями. И таким же тоном врач констатирует:

– С учетом всех травм и не имея возможности провести ускоренную магическую операцию по сшиванию внутренних органов, дальнейшие действия считаю бессмысленной тратой времени, продлевающей агонию пострадавшего. Пациент не переживет операцию. На этом все.

– Что? – воскликнула я, очнувшись. Подняв голову, удивленно уставилась на доктора. – Что вы имеете в виду? Вы не хотите даже попробовать его спасти?!

Флар стягивает с лица маску и устало смотрит на меня.

– У него задеты почти все важные органы. Порвано легкое, кишечник на лоскуты порезан, одну почку даже не сошьешь – от нее ничего не осталось. Я уж не говорю о печени! Все, что мы сделаем, только продлит его страдания. Он истечет кровью задолго до конца операции.

– Он серый дракон. Как и вы. Хотя бы попробуйте! – тихо, но упрямо возразила я ему, наклоняя голову, будто бык, собравшийся идти на таран. В операционной стало тихо.

– Ваше Высочество, я пытаюсь сказать, что даже с переливанием крови, что в восьми из десяти случаев приводит к отторжению, у нас не хватит времени, чтобы успеть все зашить. Он умрет на операционном столе в ближайшие несколько минут, – почти вкрадчиво и невероятно мягко ответил врач. Его лицо смягчилось, и он, пожевав губами, окинул залитую кровью поверхность стола и лежащего человека. – Это неизбежность нашей работы. Мы не всем можем помочь.

– Ошибаетесь, – хрипло ответила я ему, плечами отодвигая молчащих медсестер и касаясь плеч спящего мужчины. – Говорите, что делать. Я сама его спасу.

В ответ на мои слова показался ариус. Не сразу, но доктор заговорил. И под его чутким руководством я направила белую тьму в открытые раны пациента.

Из операционной я буквально вывалилась и тотчас опустилась на один из диванчиков. У меня не осталось сил, даже чтобы смыть пот с лица и кровь с рук, поэтому девушкам пришлось взять заботу обо мне на себя. Они обмыли мне щеки, лоб и шею, обтерли руки, помогли стянуть испачканный кровью халат и довели до комнаты отдыха, где, укутав в теплое одеяло, выдали еще и чашку с шиповником и лимоном. Прикрыв глаза и грея пальцы о край чашки, я с наслаждением погрузилась в полудрему, опустошенная, убаюканная тихим переливчатым шелестом дождя.

Не знаю, сколько времени провела в операционной, сколько часов потребовалось, чтобы смогла завершить начатое под руководством оживившегося доктора, который, когда я успешно сшила ариусом самые серьезные повреждения, сам приступил к операции. Вдвоем мы действовали почти синхронно, и нам удалось заштопать и соединить все, даже кишечник, который ветвился странной изогнутой линией в моих руках. Это было нечто невероятное, и впервые в жизни я была полностью довольна тем, что сделала. Нет, сегодня я не освоила ничего нового, но закрепила то, что уже знала. Более того, благодаря мне крупные повреждения были закрыты без использования швов, а значит, никаких перевязок и никакой вероятности заражения. И даже переливание крови прошло успешно! Когда мужчина очнется, только общая слабость будет напоминать ему о том, что с ним приключилось.

После сделанного я не чувствовала ног, а в руках ощущала странное онемение. И почти потеряла связь с ариусом – настолько сильно выложилась сегодня в операционной и с теми детьми. Теперь могла только надеяться, что сила Никлоса перебьет магию подводников и соль не вернется на землю.

Пока я предавалась вялым размышлениям, меня разыскал взвинченный до предела Аксель. Его не пустили в операционную, а когда операция закончилась, мы покинули комнату через другие двери, и телохранитель не знал, что я уже освободилась. Теперь он жутко переживал и все повторял, что бал вот-вот начнется, а мы еще в городе, а я совсем не в себе, раз решилась оперировать ариусом, тем самым полностью себя измотав. Ему даже пришлось взять меня на руки и собственноручно отнести в карету через задние ворота, чтобы люди не увидели меня в таком состоянии.

Дождь к вечеру вновь распоясался, усилившись до мощного ливня, бившего по телу, как миллионы тончайших стрел. Оказавшись в карете, мы почти не слышали друг друга – настолько оглушительно барабанило по крыше, – так что я отмахнулась от очередных бессмысленных слов Акселя и погрузилась в неглубокий сон, прерываемый каждой встречной кочкой.

По мере приближения к дворцу мне становилось легче. Будто тоненькие ниточки между мной и Ником вступали в связь, гуляя по моим нервам, высвобождая из-под гнета усталости. Я посвежела, а щеки порозовели, и я даже повеселела, из-под прикрытых глаз наблюдая, как зло перебирает пальцами по обивке кресла телохранитель.

Он немолод. В его волосах уже видна легкая седина, а под глазами набухли мешки. В прошлом мужчина участвовал в войне против песков, лично огнем жег демонов, и теперь это пламя обитало на дне его бирюзовых зрачков. У него упрямая линия губ, вертикальная складка между бровей. Его тревога объяснима: он переживал за меня, как за свой потерянный отряд, что был утоплен в зыбучем песке полевым командиром демонов.

Но каждый раз, когда я пыталась побольше разузнать о том, с чем столкнулся мой телохранитель, он замыкался в себе, прячась за холодной маской видевшего смерть воина. Это сильно печалило, ведь я отчаянно искала человека, опытного в таких делах, с кем могла бы разделить все то, через что прошла сама.

Я видела так много смертей и так остро чувствовала собственную беспомощность и смертность, что иногда могла часами сидеть на месте, погруженная в мрачные воспоминания, в которых вновь лежала на снегу, видя сражающихся драконов в черном небе. Пронзительный ветер прорывался из прошлого в реальность, морозя грудь и сбивая дыхание. В такие моменты я деревенела. Начинало казаться, что мой поступок был бессмысленным, и я не спасла Артана, а лишь отсрочила неизбежное. Глядя на Никлоса, я не верила, что он отступит и не попытается нарушить Сделку. Признаться честно, я и сама постоянно думала, как можно вырваться на волю.

Карета останавливается у королевского крыла. Выглянув в золоченое окошко, я вижу, сколь многими красками и огнями украшены потерявшие листву деревья в саду и как ярко сияют огни хрустальных люстр из окон верхних этажей. Аксель открывает дверцу и предлагает вновь на руках отнести во дворец, но я самостоятельно спускаюсь на гравий и без посторонней помощи поднимаюсь по лестнице, не дожидаясь, пока мужчина раскроет надо мной зонтик.

Распахнулись двери, и в желтом ореоле появился секретарь Август. Его светлые, прилизанные волосы вспыхнули золотом, когда он склонил голову, а в глазах мелькнула неподдельная тревога, стоило ему разглядеть меня как следует. Он поджал губы и с укоризной глянул на Акселя, будто виня в том, что я так плохо выгляжу. Однако ни словом, ни жестом секретарь не выдал своего беспокойства. Только раскрыл ежедневник, корректируя планы, да вызвал слугу и наскоро написал записку, приказав отдать ее кэрру Богарту.

– Ради вас бал состоится на час позже. Король не может выйти к гостям без своей невесты, – сухо и по-деловому заявил он, жестом приглашая за собой. – Надеюсь, то, что вы делаете, того стоит, учитывая, что стоит на кону?

Телохранитель не был посвящен в мои планы, однако я поняла истинную подоплеку слов Августа и внутренне сжалась. Увы, я не наделена холодной прагматичностью доктора Флара, который, хоть и был в восторге от моих способностей, тем не менее, проницательно заметил, сколь много я вложила в обычного смертного. Тем самым он подчеркнул, что иногда надо делать правильный выбор, даже если он кажется жестоким.

Я промолчала, а когда мы достигли моих комнат, и вовсе велела обоим мужчинам ждать снаружи, отдавшись во власть горничных. Их опыт и расторопность не раз спасали меня от собственной неосмотрительности. Вместе мы были прекрасной командой.

Отмыв от пота, грязи и крови, они умастили кожу лавандовым маслом и нанесли на сгибы локтей, запястья и под мочками ушей духи с ароматом лилий. Покрыв мокрые волосы особым маслом и закрутив в тонкие жгутики, они дождались, пока я нагрею их до сухости. И тогда сняли заколки, распушив волосы волной крупных кудряшек, которые разделили на более мелкие гребнем с редкой резьбой.

Лицо покрыли тонким слоем крема с красящим эффектом, чтобы скрыть следы усталости. На щеки нанесли воздушные румяна, на веки – масляные тени нежно-серебристого тона, а на губы – помаду светло-розового оттенка, тем самым подчеркнув нежность моей внешности, полностью скрывая силу характера и несгибаемость в чертах лица. Никлос хотел видеть невинность белой драконицы, своей невесты. Я должна была олицетворять почти что святость, тем самым подчеркивая божественную природу ариуса в противовес грубой физической силе нориуса.

И как бы я ни противилась желаниям короля, раз за разом приходилось уступать. Однако я всегда умудрялась находить выход. Вот и сейчас, позволяя девушкам облачить меня в легкое и воздушное платье, покрытое сотней золотистых веточек и листьев, я вижу, что его основа сделана в точности так, как просила: простой каркас, удобная форма, не сковывающая движений.

В завершение водрузили на голову тонкий золотой обруч с черным камнем в центре, надо лбом. Неприятный, тяжелый, и кажется, что своими острыми гранями он вот-вот вопьется в кожу или запутается в волосах.

Я схожу с подиума, и девушки подставляют ажурные туфельки на высоком каблучке. Опираясь на руку одной из них, влезаю в туфли и разом становлюсь на полголовы выше. Последний раз покрутившись перед зеркалом, благодарю помощниц и выхожу к ожидающим мужчинам.

Время безнадежно упущено, Никлос будет недоволен, но к этому я уже привыкла. Поэтому иду прямо, с высоко поднятой головой. На губах высокомерная холодная улыбка – единственный способ отвадить нежелательных попутчиков.

– Дэр Аксель, на сегодня все, можете идти. Увидимся завтра, – отпустила я телохранителя, подходя к королевскому выходу в зал и замечая впереди высокую фигуру, окруженную деловитыми придворными. Когда мужчина отошел, секретарь почти вплотную приблизился ко мне, шепча:

– Дэра Амалия будет ожидать Вас в зоне фуршета, около розового фламинго.

Я едва заметно кивнула, и Август с поклоном удалился. Вскоре и Ник остался один. Он круто развернулся, и я увидела, как от гнева потемнели его глаза.

Мой король изволил гневаться. Мне же оставалось только принимать его гнев, уже зная, чем можно его остудить.

Глава 3

Бал во время войны

Селеста

Он смотрит на меня так требовательно, зло и яростно, что в зобу дыханье сперло, но я – сама невозмутимость. И легкость, и женственность, и почти невинность, которую он так отчаянно пытается во мне видеть. Мне пришлось быстро научиться быть такой… нежной. Но упрямой. Своевольной. Непокорной. Иначе сожрет, как самый настоящий дракон.

Я опускаюсь в глубоком реверансе и иду ему навстречу, на устах – мимолетная, воздушная, как мое платье, улыбка. За закрытыми дверями раздается гомон голосов, слышны легкая музыка, звон бокалов и смех. Но здесь все звуки глушит толстый ковер, под которым от моих шагов скрипит паркетный пол. Здесь желтый свет от потолочных ламп, тусклый, приглушенный, мягкостью уводящий обстановку коридора в тень. Теряются сюжетные картины на стенах, пропадают яркие краски, а листья на комнатных растениях выцветают до желтизны и опадают на влажную почву.

Мои руки покоятся спереди чуть ниже талии. Моя голова поднята, чтобы ловить черным камнем обруча верхний свет. Я расслаблена и, останавливаясь перед Никлосом, легко склоняюсь перед ним в очередном поклоне.

А вот он жесток в своей нетерпеливости. Дергает меня за плечо, хватает за подбородок, пристально глядя в глаза. Его голос по-змеиному холоден и отчужден, тьма звучит из его горла, разливаясь вокруг нас волнами обозленного нориуса.

– Где ты была? И не ври, что торчала в этой проклятой больнице! Не думаю, что у тебя хватает наивности считать, будто поверю в твои байки! – Ник больнее обхватывает меня за руку, сдавливая, а в ответ я нежно касаюсь его запястья и чуть забираюсь за край рубашки, касаясь выступающей напряженной жилки.

– Но, мой король, это правда. Я была в больнице, помогла детям. И участвовала в операции. Ник, почему ты не можешь поверить, что я хочу спасать людей? Помогать им хотя бы так, зная, что я во всем виновата.

Моя ответная теплота и отсутствие агрессии смягчили его, и он спустил руку на мою талию, сжимая совсем легко. Опустились брови, ушла вертикальная черта гнева, а нориус растаял без следа, как и его ярость.

– Мне тяжело без тебя, моя девочка. Каждый раз, когда ты уходишь, мне кажется, что я больше никогда не увижу тебя. Думаешь, не замечаю, как ты смотришь на меня? В твоих глазах слишком много боли и противоречий, – он обхватил мою руку и погладил, пройдясь по каждому пальчику сверху вниз. Его глаза в желтом свете совсем провалились в черноту. Она же проступала в его коже, в его сжатых губах, в том, как он водил подбородком, как опускались ресницы. Ник шевелил свободной рукой в воздухе, словно перебирая невидимые нити нориуса. С тех пор, как случился разрыв, я больше не видела его, когда король этого не хотел.

– Ты пахнешь лилиями, но сквозь них проступает аромат запекшейся крови. Ты исчезаешь, когда тебе вздумается, и сколько бы людей я к тебе…

– То есть ты не отрицаешь, что Аксель и Август, и служанка Пьетро, и весь проклятый Совет Женевры следят за мной? Ты просишь прозрачности, приказываешь мне быть рядом, но сам только торопишься сжать мою шею в кулаке, чтобы даже воздух – и тот был исключительно по твоей милости. В том, что ты делаешь со мной, нет свободы. Нет любви. А только узы, которые ты каждый день затягиваешь все туже.

Никлос хотел ответить, но оборвал себя и мотнул головой, будто отгоняя мух. Его взгляд скользнул к дверям, ведущим в зал, и он прислушался, улавливая нориусом происходящее там.

– Нам пора, Сэлли. Хочешь ты этого или нет, но мы и правда связаны. Навеки. Тебе придется привыкнуть к тому, что я никогда тебя не оставлю. Лучше поскорее смирись с этим.

Он перехватывает меня под локоть и ведет за собой в зал.

Новому распорядителю не хватало элегантности Винелии, он действовал грубо и в духе современных веяний. Поэтому в зале были установлены небольшие подиумы, на которых опаленные горячим красным песком демоницы устраивали игры с огнем и металлом. Они пронзали свою прозрачную песочную кожу ножами, кинжалами и острыми длинными иглами, отчего она сыпалась, как золотистый дождь, и собиралась вновь, извиваясь под огненными песчинками, падающими с неба. Аналогичная труппа развлекала гостей на основной сцене, но состояла она преимущественно из демонов-мужчин, что были способны полностью распадаться песком, перемещаясь небольшими смерчами, вызывая восторженные возгласы из зрительного зала. Коргус вместо обычно оркестра пригласил барабанный квартет, который, сидя за полупрозрачной вуалью, наполнял зал тяжелой, ритмичной музыкой. На этом фоне выделялся тонкий, пронзительный духовой инструмент, погружая красно-черную бальную залу в песочно-дымчатый дурман.

Я плотнее обхватила локоть короля и прошептала на ухо, когда он наклонился ко мне:

– Я попала в Боркамские пески? Не думала, что поражение демонов – это хороший выбор для праздника начала Буремесяца.

Ник потемнел лицом, будто под нос сунули лимон. Кажется, ему и самому не понравилось, что устроил Коргус. Он недовольно глядел на фривольные наряды выступающих демониц, почти со злостью глазел на представление демонов, будя в своей памяти настоящие жуткие смерчи, что могли скрутить летящего дракона в бараний рог, лишая воздуха и ломая кости. И это лишь малая часть того, на что были способны эти существа!

– Ты считал, я слишком придираюсь к нашему организатору, но это превзошло все мои опасения. Я говорила ему, что он чересчур вольно трактует свое положение. Он мнит себя великим, непонятым гением, но у него отсутствуют чувство такта и здравый смысл! Видишь лица военных? Они не сводят глаз с песчанников, готовясь в любой момент напасть, вздумай демон позволить себе лишнее!

– Он будет смещен с занимаемой должности. И скоро вернется Винелия.

Я даже остановилась, вынуждая и Никлоса замереть, хотя мы готовы были выйти из-за ширмы и появиться возле королевских кресел, так что Богарт уже видел нас и недоуменно переглянулся с Фредериком. Заметив мое недоумение, повелитель вновь недовольно скривился.

– Скажи спасибо Акрошу, который влез в расследование подручных канцлера и сумел докопаться до правды. Винелия абсолютно невиновна. А Ниркес вчера бежал из-под стражи, убив при этом начальника тюрьмы, что разом нивелировало все и без того ненадежные обвинения.

Я очень многое хотела сказать, припомнить все наши прежние разговоры, когда король упорствовал в своих решениях и не соглашался с моими доводами, но не стала. Не сейчас. Не теперь, когда его глаза краснеют до алого огня, а дым невидимого нориуса витает вокруг моей шеи. Он теперь легко гневается. С тех пор, как изгнал из дворца Анку.

Поэтому я лишь кивнула, а после, поддавшись порыву, приподнялась на мысочки и поцеловала небритую щеку, пальцем заправив вырвавшуюся прядь чернильных отросших волос. И Ник наклонился ко мне, разворачивая к себе и накрывая мои губы своими. Его руки обвились вокруг моей талии, а после поднялись выше, к убранным в высокую прическу волосам. Я не отстранилась, теперь это было бессмысленно. Я пыталась закрыть глаза и представить на его месте Арта, но видела лишь черноту.

Рядом раздалось негромкое покашливание, и король со стоном оторвался от меня, испепеляя взглядом непрошеного Богарта.

– Ваше Величество, пора начинать, – со всей возможной учтивостью в голосе заявил канцлер, прикладывая ладонь к груди и чуть склоняясь вперед.

Несмотря на неуместность, праздник был по-своему хорош и красив. Кроме барабанов и духовых, среди музыкальных инструментов нашлись и гитары, и необычные струнные, и скрипки, завораживающие гипнотической красотой звучания. Не сразу, но я смогла распознать знакомые мелодии в таком необычном исполнении. А Никлос выдал очередную вдохновляющую речь, поблагодарив присутствующих послов, дипломатов и аристократию за стойкость и верность Каргатскому королевству (что бы это ни значило). Он отметил, что как мы победили песчаных демонов, так и наши новые враги – русалки – будут повержены и утоплены в пучине морской. А за любую информацию о местонахождении короля-спрута будет заплачено черными алмазами. После этого по залу разнесли черное вино и продолжилось представление демонов – потомков поверженного, некогда великого народа.

Мероприятие затянулось, без конца поднимавшиеся к нам гости столицы выражали свое почтение, поздравляли с помолвкой, подтверждая преданность заключенным с нами союзам. Послов было достаточно, чтобы вернуть повелителю хорошее расположение духа: теперь он иначе воспринимал устроенное торжество, наслаждаясь громовыми звуками бури, доносившимися из специально открытых окон. Для меня праздник выглядел гротескно, слишком вычурно и нелепо, учитывая, что творилось за пределами дворца. Но Ник объяснял, что не будь торжеств, пышных приемов и великолепных балов, люди погрузятся в уныние, а это куда хуже развлечений посреди войны. Уныние вызывает у подданных опасные мысли и толкает на необдуманные поступки. Пусть лучше веселятся, как в последний раз, чем участвуют в сомнительных мероприятиях, соблазняясь словами до сих пор не истребленных морвиусов. К тому же на их глазах расцветала настоящая сказка – влюбленный сирота-король и очаровательная, как будто сошедшая с разноцветных фресок, ожившая Селеста-Клэрия, овдовевшая белая драконица. Я много раз слышала, как теперь называют слияние зеленых драконов: «Злое колдовство, дурман, отрава!» И это разбивало сердце.

Уже несколько раз я порывалась удрать в зал, видя вдалеке яркое розовое пятно в окружении других приглашенных колдунов, но Никлос тормозил мои порывы, желая видеть меня рядом. Наверное, это было связано с ариусом, который, как сорвавшийся с цепи пес, вырвался из меня, сливаясь в причудливом танце с тонкими дымовыми линиями нориуса. Они танцевали вокруг нас, то закручиваясь узорами над головами, то переплетая руки, то касаясь лиц, то забираясь под одежду, делая нас похожими на демонов, веселящихся среди людей.

Заметив искренний интерес придворных, Ник заговорщически подмигнул в ответ, и в тот же миг нориус, просочившись сквозь обивку кресел, медленно поднял нас в воздух. По взмаху королевской руки музыка смолкла и заиграла новая, более мягкая, почти интимная, наполненная гитарными переливами и торжеством одинокой скрипки. Голоса смолкли. Разношерстная масса, как загипнотизированная, расступилась вокруг центра зала, куда нас аккуратно приземлил нориус друг подле друга. Король обнимает меня за талию, я застенчиво, будто неопытная невеста, улыбаюсь, дозволяя его руке спуститься ниже, и почти утыкаюсь грудью в него, когда он теснее прижимает к себе.

В его глазах – россыпь маленьких, блестящих, почти счастливых звезд. Его ладонь суха и горяча, а в дыхании раскрывается аромат карамели и коньяка. Он нежно ведет меня рядом с собой, вычерчивая центральный круг, а когда музыка замирает, отклоняет от себя и с первым барабанным ударом резко поднимает, отчего я почти ослепла и потерялась. А нашлась уже в быстром, стремительном танце корейро, слишком прямолинейном для взыскательной публики, но тем и притягательном. В нем партнеры то расходятся в разные стороны, то плотно прижимаются, касаясь бедрами и почти сталкиваясь лицами. Он дразнится, ускоряясь настолько, насколько выдерживают танцующие, мечтающие не разрывать рук, стремящиеся сменить эти объятия на нечто более жаркое, страстное, желанное, скрытое в темных, влажных фантазиях.

От быстрых круговых движений кружится голова и на лбу выступает испарина. Вокруг летают обрывки нориуса и рваные клочья ариуса, а музыка все никак не смолкнет. Жар поднимается выше – и я будто улетаю обратно в тот сон, где обрыв раздвигается перед глазами, грозясь утянуть в бездну, а удерживающая рука сменяется когтистой лапой, до крови разрывающей запястье. Миг… и перед глазами темнота, а я падаю, не выдержав быстрого ритма.

Надо мной тяжело дышит Никлос. Из его рта вырывается пламя, и черная рубашка слегка дымится. Оборвавшаяся музыка обострила ситуацию, раскалив ее добела. Ник наклоняется, чтобы помочь, а я непроизвольно шарахаюсь в сторону. Это вызывает среди придворных недоуменный шепот, от которого король моментально вспыхивает чистой злобой, льдом заморозив зал. Он обрушивает на меня нориус, поднимая наверх и притягивая к себе, в его глазах больше нет звезд – одна морозная стужа.

Наклонившись, жарко шепчет на ухо:

– Даже в бездне я найду тебя и верну себе, – тем самым подтверждая, что видение открылось и ему. После чего отпускает, криво улыбаясь окружающим и говоря:

– Нашей очаровательной принцессе стало душно. Откройте шире окна, пусть дождь войдет и покажет истинную силу буремесяца!

В ответ звонко лязгнули ставни – и в помещение влетел суровый, холодный ветер, взметнув вверх дамские платья и стащив с голов нескольких мужчин парики. Он спутал песок, сдувая с подиумов демониц, срывая пушистую пену с бокалов шампанского, роняя высокие конструкции. Следом совсем близко от дворца ударила молния, и в поднявшемся из-за замигавшего верхнего света переполохе никто не заметил исчезновения Никлоса.

Я постаралась смягчить ситуацию, жестом приказав Коргусу начать следующее представление – акробатов и клоунов на высоченных ходулях. А сама юркнула в толпу, стремясь как можно скорее убраться с глаз почтенной публики, чтобы не увязнуть в нежелательных разговорах.

И в этот миг рядом со мной, невидимый для остальных и будто сотканный из миллионов нитей тьмы, появился король. Не плоть, но дух, проекция нориуса, что ввело меня в ступор. Я и не представляла, что он так может! А Ник, воспользовавшись моим замешательством, обвил туманными руками за плечи и частично забрался под кожу, пробежавшись под ней, вызвав неприятную, горячечную истому и тяжелый вздох. Я и шагу не могла ступить, а он заговорил так тихо, что слышать могла только я:

– Я вижу – тебе не терпится сбежать от меня. Удрать из зала, уйти от надоедливых придворных и послов и забыть хоть на минуту, что ты будущая королева и все это – и есть твоя жизнь. Но мы будем вместе, хочешь ты этого или нет. Мы связаны узами Сделки, проклятьем Карга и Клэрии и моими чувствами к тебе. Ты никогда не освободишься от меня, малышка Селеста. Прекрати убегать и забудь Артана Гадельера, иначе клянусь грядущей вечностью – я найду способ его уничтожить!

Я подняла глаза на него, чувствуя, как внутренности скрутило в тугой узел, и, превозмогая нервную дрожь, ответила:

– По условиям Сделки, я ни в чем не могу отказать тебе, мой король. Однако я не могу заставить себя быть такой, как ты хочешь, а значит, наше будущее – настоящая преисподняя, в которую ты так мечтаешь сойти. Хочешь этого – протяни руку и возьми. Но не жалуйся, когда желаемое обернется разочарованием. И не жди, что я буду сидеть сложа руки, ожидая дня, когда ты придумаешь, как расправиться с моим мужем!

Пятясь, я отступила назад, чувствуя, как неприятно вытягиваются из тела ниточки нориуса, пока дымчатый силуэт окаменел на месте. В его черноте не видно было глаз, и неизвестно, о чем он думал. А когда я случайно наступила на подол платья придворной дамы, остановилась, чтобы извиниться, и обернулась назад – он вновь исчез.

Переведя дыхание и растерев плечи, я задумалась над его странной формулировкой. «Грядущая вечность» – что он имел в виду? Это наверняка связано с его пленником… или уже дорогим гостем?

Застыв на месте, я рассеянно смотрела на лица придворных, пытающихся найти ко мне подход. Когда уставилась в дальний, самый темный угол, на мгновение померещился изгнанный за крамольные слова Кукулейко. Он подмигнул и приложил палец к губам, а потом вновь слился со стеной. И это будто встряхнуло меня. Оглянувшись на позолоченные часы, висящие напротив выхода на балкон, поняла, что время уходит. И отправилась на поиски маленькой колдуньи.

Глава 4

Наука обольщения

Селеста

Разыскав розового фламинго, я увидела и Амалию в невообразимо розовом платье с юбкой-пачкой и обшитым золотистыми блесками корсетом. Она, оттопырив мизинчик, держала в руках бокал розового вина и что-то вдохновенно вещала нескольким скучающим придворным, которые из вежливости слушали ее.

– Нет, я всегда поддерживала осушение болот, но к чему это приведет, я вас спрашиваю? Нимфы, лишившись дома, воспылают к нам интересом и вылезут, чтобы пообщаться? Такие радикальные методы ничем хорошим не кончатся! – девушка прервалась, чтобы сделать глубокий глоток, а ее перебил Август Бол, стоявший чуть поодаль, от слов которого лица присутствующих окончательно вытянулись.

– Однако осушение Лясских болот способствует расширению зоны приисков. И увеличению сельских угодий местных землевладельцев, в числе которых семья Вессайеров. Они только выиграли от неудачного переворота и теперь активно продвигают те проекты, которые им выгодны. Так что, дорогая Амалия, вопрос не в том, хорошо это или плохо, а в том, когда и как глубоко. Хочешь сохранить текущий баланс? Сходи на открытые слушания, напиши пару писем от лица Магической академии о вредных последствиях осушения. Поищи выходы на Секретариат, – довольно рассудительно вещал мужчина, пока остальные как бы невзначай откланивались, боясь крамольных разговоров. Сейчас все были настороже, опасаясь влезать в политические дискуссии.

При моем приближении свет упал прямо на оживленное под воздействием черного вина лицо секретаря. Бол стушевался, запнувшись посередине фразы, и теперь ковырял фактурную ножку бокала, не зная, куда себя деть. Иногда я видела в нем больше, чем просто киснущего во дворце дракона, от скуки подавшегося ко мне в секретари.

– Амалия, ты всегда можешь написать мне письмо. Подробное, со всеми выкладками, чтобы мне было с чем идти на очередное заседание совета Женевры. Там дамы заняты исключительно пушистой и безопасной благотворительностью. Нужно расшевелить это болото… – и я негромко рассмеялась.

Словно почувствовав, что атмосфера изменилась, Август под благовидным предлогом откланялся, и мы с Малей остались наедине. Скользнув глазами по залу, выцепила несносного Акроша, в свое время имевшего дерзость обвинить меня в заключении Винелии. Он, сверкая в полутьме серебром в волосах, держался в стороне и в невообразимых количествах поглощал виски. Почувствовав на себе мой взгляд, отсалютовал бокалом. Впервые он выглядел довольным: видимо, он уже знает о полной реабилитации Винелии. Интересно, что же их связывает, раз он так рьяно взялся за доказательства ее невиновности?..

– Это какое-то дурное веселье среди разрухи. Как можно развлекаться, когда в городе люди умирают из-за отравления солью? – прошептала Амалия, подходя ко мне ближе и вставая вполоборота, чтобы не светить слишком жестким выражением на лице.

Она стеснялась своей злости, расцветшей после объявления о трагической гибели Томара. Новый глава Академии, получивший должность в результате голосования среди преподавателей, Болдер Колье, не проявлял никакой симпатии к сироте. И только моя личная просьба остановила его, когда он вздумал исключить девушку из академии из-за бесконечных экспериментов, проводимых ею втайне, чтобы найти средство освободить отца. Амалия без конца таскала редкие ингредиенты, драгоценные реторты, зелья и уникальные книги из библиотеки Томара, перешедшей к следующему ректору. Болдер считал это блажью и распущенностью и хотел проучить магичку, напоминая, что папочка не придет на помощь, случись что. Однако пришла я, а со мной он тягаться не хотел, понимая шаткость своего положения, ведь были и другие претенденты на место ректора. К примеру, оставшийся не у дел Свентр, ставивший под сомнение любое его решение.

Маля поморщилась и вновь приложилась к бокалу с вином, покрытому золотистой пудрой, оставшейся у нее на губах. Облизнувшись, она негромко чихнула и только собралась перейти к насущным делам, как наше уединение нарушил самый неоднозначный человек в зале. Единственный из семейства Гадельер, оставшийся в столице, племянник Артана – Вест. Даже его матери не удалось вернуть сына в долины, хотя она лично заявилась в столицу пару недель назад и даже осмелилась прийти к королю. Неизвестно, о чем они говорили, но Ник дал добро, а парень уперся рогом и остался в Военной академии. Он хотел стать офицером. Хотел служить, сражаться против русалок и отомстить за погибшего друга.

Вест Гадельер за месяцы службы сильнее раздался в плечах, и, кажется, даже стал выше ростом. В его голубых глазах застыло выражение обиды и раздражения, но он никогда не показывал своих чувств, сохраняя дистанцию. С равноденствия Кристана я запомнила его совсем другим – более открытым и веселым, как мой брат. Это ушло в прошлое. Вест превратился в злую осу, жужжащую над ухом и пытающуюся впиться в любого несогласного. Он не верил в возможное перемирие, не верил эльфам и считал всех врагами. Ему крепко досталось в ночь Трезубцев и костей, и теперь злоба копилась внутри, готовясь взорваться, как подземный вулкан, разойдясь глубокими трещинами и открывшись кратером, полным кипящей лавы.

И как же он напоминал дядю внешне! Такой же богатырь: светлокожий, с золотистыми вихрастыми волосами, с необычайно темными ресницами, подчеркивающими голубизну глаз, и с почти женственной мягкостью черт. Но если Артан был открытым и добрым, то Вест потемнел душой, и это вызывало настоящий диссонанс у любого, кто вздумает с ним заговорить.

Я была удивлена, увидев его здесь. Но потом за его спиной заметила его командира – кэрра Пинтера Адгеля, стоящего в окружении подчиненных и чеканящего что-то глубоким и насыщенным голосом. Поджарый мужчина стал настоящим лидером среди молодежи. Искореженный кислотой, выпущенной одним из спрутов в ту самую ночь, он на своих крыльях вытащил пятерых ребят из воды, получив медаль за свой подвиг.

– Ваше Высочество, дэра Амалия Бай, – учтиво поприветствовал племянник Арта. При взгляде на меня лицо Веста смягчилось, и он с сочувствием в голосе продолжил. – Кэрра Селеста Каргат, соболезную Вашей утрате. Потеря Кристана тяжело ударила по всем нам, а гибель моего дяди и Вашего мужа невосполнима и крайне печальна. Тяжело принять его смерть. В утешение скажу лишь одно: они оба были военными и погибли в бою против беспощадного врага. Их смерть не напрасна.

Мужчина продолжал говорить, но я не слушала. И Арт, и Крис живы. А война с подводниками идет из-за меня. Что может быть более противоречивым, чем скорбеть по живым? Моя тревога за их жизни не имеет ничего общего с тем, что я чувствовала, когда думала, что их нет.

Махнув рукой, я подозвала официанта с крепкими напитками и сняла с подноса бокал виски. Отсалютовав в зал наблюдавшему за нами Богарту и стоящему рядом с ним Акрошу, отпила немного и даже не поморщилась. Вест запнулся, и речь оказалась скомканной. Амалия как бы невзначай наклонилась вперед, и вино из ее бокала пролилось на черный, расшитый блестящими зелеными нитками сюртук.

– Я такая неуклюжая! – сделав вид, что переборщила с выпивкой, девушка вытащила платок, весь в разноцветных пятнах неизвестного происхождения, и начала размазывать вино, незаметное на черном фоне. Платок оставлял розовые и голубые следы на отутюженной форме. Вест отскочил назад, пытаясь отскрести грязь, но только еще больше испачкался и, невзначай коснувшись волос, окрасил и их в голубой цвет.

– Прости-прости-прости, – вполне искренне запричитала Маля, потянувшись помочь, но племянник Артана вновь шарахнулся в сторону, чуть не сбив огромную заокеанскую вазу с цветами и столик с фруктами, чем вызвал любопытство стоящих неподалеку придворных дам.

– Нет-нет, все в порядке! Не стоит утруждаться, – резко заговорил он, выставляя руку, чтобы избежать нового контакта с пачкающим платком и растяпистой колдуньей, которая незаметно взмахнула указательным пальчиком. И следующий шаг Веста вызвал почти громовое падение вазочек с фруктами со столика. Яблоки и апельсины, персики и нектарины покатились в разные стороны, попадая под ноги придворным, отчего с разных сторон раздались громкие восклицания. А одна кэрра, надевшая туфли на слишком высоком каблуке, даже рухнула.

Всеобщий переполох и неуклюжие попытки мужчины восстановить порядок сыграли нам на руку. Маля, ухватив меня за запястье, ловко утащила в скрытую за розовым фламинго комнату, явно используемую для весьма однозначного уединения, учитывая, что на ажурной дверце была даже небольшая задвижка.

– Я уже была готова его стукнуть, так долго он не унимался! – проворчала подруга с кривой усмешкой. Она сжала платок в руке и потерла между пальцев – он очистился до сверкающей белизны. Протерев лоб и стерев с губ блестки, она запихнула его в укромный карман юбки и поправила корсет.

Я осторожно выглянула в резное маленькое окошко и увидела, что Вест уже в полном порядке. Две молодые кэрры что-то весело объясняли ему, взяв под локотки и уводя в сторону танцевальной зоны, где начинался очередной общий танец. Через несколько часов после открытия музыка растеряла весь свой загадочно-песочный лоск. Зазвучали традиционные мелодии, так что разгоряченная танцами демониц и оправившаяся после нашего с королем представления публика уже вовсю отплясывала, кружась по залу и вовлекая все новых и новых гостей. Сверху мягко падал золотисто-красный дождь, опускаясь на горячую драконью кожу и застывая причудливыми узорами. Они превращали аристократов в настоящих огнедышащих драконов, которые, как волшебные явления прошлого, застыли на границе между красным светом и беспощадной тьмой. Дикость наяву.

Помотав головой, я отошла вглубь вслед за Малей, которая разглядывала этот небольшой альков в поисках потайного выхода. Здесь же, в недрах небольшого диванчика, я нашла замену своему платью и с помощью ариуса стянула праздничный наряд, переодевшись в удобный черный костюм. Вынув заколки и невидимки, с легким стоном, полным истинного наслаждения, встряхнула волосами, волной разошедшимися по спине. В голове полегчало, и молоточки усталости стихли, оставив лишь тяжесть от долгого дня.

– Ты не выглядишь готовой, Сэл, – хмуро заметила девушка, пока я убирала волосы в косу. – Чем сегодня занималась, что даже косметикой не скрыть следы усталости?

– Спасала жизни. Убирала соль. Занималась королевскими делами. Представляешь, я оперировала! Под руководством Флара дэ’Мора, но все-таки. Мы спасли человеку жизнь, – я говорила с гордостью, вспоминая, как мы закончили операцию, и медсестры поклонились мне, осенив клэрийским знаком. Это было… по-настоящему. А усталость – как после хорошо выполненной работы.

– Не забывай: то, что мы делаем, – важнее остального, – сухо ответила она, однако по глазам было видно: подруга понимала меня.

– Никлос покинул вечеринку в расстроенных чувствах. Он может быть у него.

– Если так, то мы перенесем наш визит, – пожав плечами, заявила магичка. – Но если не попробуем…

– Я не отговариваю! – быстро ответила я ей, и мы двинулись к скрытой за извилистыми каменными лианами дверце. Она сливалась с узором и, если не знать, на что нажать, в жизни не догадаешься, что здесь есть тайный проход. Август не рассказывал, откуда ему известна эта потайная тропа, а мы не спрашивали. В какие-то моменты я задавалась вопросом, а был ли случайным мой выбор? Ведь секретарь, несмотря на свою молодость и отстраненность, поразительно удачно помогал во всех моих начинаниях. И ни разу не сдал королю.

Проход, открывшийся с почти вибрирующей тяжестью, показал нам свой черный, непривлекательный зев, откуда повеяло ледяной прохладой сквозняков и тяжелыми, затхлыми запахами давно не используемого помещения. Однако у входа нашлись две переносные магические лампы и несколько пледов, которые мы тотчас накинули на плечи. Переглянувшись, вошли внутрь.

Сначала молча шли по намеченному Августом маршруту. Слышалось только наше дыхание. Да из самых разных ответвлений доносились странные звуки, казавшиеся то женским смехом, то детским плачем, то кошачьим мяуканьем и даже вороньим карканьем. Над нами, скрытые в потолке, проходили водопроводные трубы, и по некоторым стыкам стен струились небольшие ручейки.

– Таинственный лабиринт, спрятанный в стенах дворца отцом-основателем династии Каргатов. Карг был уникальной личностью, никому не доверявший, кроме прелестной жены Клэрии. Он вечно ожидал нападения и свой дом построил в соответствии со своими страхами. Говорят, он нанимал нескольких архитекторов и держал их в изоляции друг от друга, пока каждый из них строил свою часть дворца. Поэтому здание вышло таким неоднородным, и только семейству Каргатов известны все пути и переходы. Я даже слышала, что Карг на этом не остановился, – загадочным шепотом продолжила Маля, с интересом заглядывая в пропущенные коридоры, всем своим видом показывая, что когда-нибудь обязательно наведается и в них.

– Да-да, он сжег в пламени всех, кто мог создать карту дворца. У-у-у-у! – протянула я и ущипнула девушку за голое плечо. Она взвизгнула и шлепнула меня по пальцам.

– Не смешно! – обиженно воскликнула колдунья.

И снова стало тихо. Через несколько поворотов наш путь пошел слегка под уклон. Я уже потерялась в лабиринте обезличенных стен и только следовала за подругой, пока она бормотала себе под нос всякие колкости. Кажется, ей опять досталось от Болдера, и теперь она переваривала свою злость, накачивая себя перед предстоящей встречей.

Мы вышли к утопленной в стене двери без ручек и петель. Маля нахмурилась, напрягая память. Потом повернулась к правой стене и прошла вдоль нее, касаясь пальцами неровностей и трещин, пока не нашла одну, формой напоминавшую треугольник. Нажав с силой в центр, девушка запустила невидимый механизм, и дверь бесшумно отворилась.

Подруга без колебаний шагнула за порог, а я осталась на месте. Неизвестность пугала, как и тот, кого мы так долго разыскивали. Откровенно говоря, я боялась его до боли в желудке и не знала, чего от него ожидать. Это было существо очень древнее, явно злое и умное, сумевшее за один день влезть в голову Никлоса и все там перемешать. Я не была готова к этой встрече. И когда зашла в небольшой пустой коридор, в конце которого находилась решетчатая дверь, и увидела его, то сразу поняла: вечный ждал нас. И знал, насколько я буду напугана.

Внешность Томара Бай и древние глаза. Роскошная обстановка. Если бы не дверь и отсутствие окон, нельзя было бы понять, что перед нами пленник, – настолько комфортной оказалась клетка Ктуула. Высокие, до потолка шкафы, заставленные книгами и географическими атласами. Под ногами – густой ворсистый ковер с темно-зеленым орнаментом, стены украшены лже-окнами, в которых виднеются морские пейзажи, и красивыми подсвечниками, в которых горят толстые высокие свечи. Под потолком – широкие вентиляционные выходы с узорчатыми решетками, в центре комнаты – массивный диван, два кресла и кофейный столик, на котором уже стояла чашка с ароматным кофе. На маленьком столике в углу – все необходимое, чтобы сварить еще кофе или сделать чай. А с другой стороны за широким опущенным пологом прятались двуспальная кровать с прикроватным столиком и небольшая условная дверца, видимо, ведущая в соседнюю клетку, где находились туалет с раковиной и душ.

Двадцатиметровая вытянутая комната была создана из нескольких камер, судя по заделанным дверям вдоль открывшихся слева и справа коридоров. Это была персональная тюрьма Каргатов, спрятанная в глубине скалы, рядом с сокровищницей. И кажется, она впервые за сотни лет использовалась по назначению.

Я видела, что все помещение, включая коридор за пределами камеры, обложено магической сеткой, от которой пошатнулась Маля, вмиг лишившаяся своих способностей. И все равно по обстановке можно было судить, насколько улучшились отношения короля с Ктуулом, учитывая, как выглядела первоначальная клетка пленника, которую мы обнаружили несколько недель назад.

И сам вид вечного демонстрировал, с каким комфортом он здесь устроился. Ктуул стоял напротив нас в роскошном шелковом красном халате, под которым скрывалась мягкая пижама с огуречным узором. В руках он держал дымящуюся сигару и раскрытую книгу об истории появления Магической академии. Вечный был полностью расслаблен. Безмятежен. И выглядел чересчур молодо для пожилого колдуна Томара Бай, в теле которого он обретался.

Наше появление действительно не стало сюрпризом. Глаза пленника безучастно мазнули по Амалии – и он полностью сосредоточился на мне. Ктуул смотрел с нетерпением, заинтересованно, почти гипнотически. Сквозь зелень глаз Томара я видела нечто белое, пульсирующее, как огонь, вечное… Меня привел в себя сильный удар по плечу – и я проснулась, как от тяжелого сна, с пульсирующей головой и ноющими зубами. И тотчас почувствовала сладковатый запах горелой плоти – узник так увлекся, что сигарета дотлела до конца и сильно обожгла его пальцы. Он без интереса бросил ее в чашку с кофе, вновь быстро разворачиваясь к нам, замершим за дверью. Ожог совсем не беспокоил его.

– Что с тобой случилось? Я звала тебя, но ты не двигалась. Вообще как в кому впала! – испуганно громко зашептала подруга, загораживая от меня старого бога. – У него же нет магии, ведь правда? Он ничего не может сделать!

– Было бы слишком просто считать, что я ни на что не способен. Техника гипноза – одна из древнейших во всех мирах. А мне так не терпелось заглянуть в очаровательную Селесту, чтобы понять, из-за чего весь сыр-бор. Чем же так пленила белая драконица черного дракона, что он думать ни о чем кроме нее не может? Что прячется на дне этих простецких карих глаз? Какая тайна, какая интрига?

– И?.. Что вы увидели? – напряженно, с хрипотцой в голосе, спросила я его, отодвигая Малю и вставая почти вплотную к решетке.

В Ктууле была некоторая театральность. В том, как он улыбался, искажая черты Томара, как клонил голову, будто бы слыша нечто, нам недоступное. И в том, как держал руки у груди, словно прижимая к сердцу невидимого маленького котенка, которого он ласкает, играя с воздухом. Вечный двигался плавно, вкрадчиво и за несколько взмахов ресниц оказался в метре от меня, отделенный лишь обычной решеткой.

Он видел, как прерывисто я дышу, как бьется жилка у виска, как выступила капля пота над верхней губой. То ли потому, что здесь было душновато, то ли оттого, что он оказался еще хуже, чем я думала. В нем оживала дикая смесь самых разных существ – от драчливой обезьяны до хитрющей лисы. Он был из тех, кто с улыбкой способен вспороть горло прохожему просто за не понравившийся взгляд.

– Ничего. Пусто. Как и Клэрия, ты ничего собой не представляешь. Обыкновенная пустышка, даром что наделена частью силы бога. Наверное, это делает тебя счастливой? Думаешь, ты особенная, не такая, как все? – Ктуул говорил с ленцой, будто укоряя неразумное дитя, зашедшее на взрослую территорию и наделавшее глупостей, но за этими словами ощущался вызов. Он хотел разозлить меня, посмотреть, какая я в гневе.

– Меня это не беспокоит. Так что оставь свои попытки вызвать во мне желание оправдаться или почти детскую злость. Я здесь не за этим, – ответила я грубо, пока Амалия расшнуровывала свой корсет и доставала из косточек тонкие запечатанные трубки.

– О, мы будем играть в магию? – притворно воодушевился пленник. – Вы забыли, что здесь нельзя колдовать? Вы пришли в надежде вытащить меня из старого доброго колдуна Томара Бай? Ай-яй-яй! А с Никлосом посоветовались насчет этого? Точно нет, иначе он бы отхлестал обеих тьмой и запер в соседних клетках, чтобы не лезли в его дела.

Мы быстро переглянулись с Малей. Кажется, он боится того, что мы сделаем?

Колдунья щелкнула трубками – и по комнате пополз пряный аромат диких трав и цветов, девушка разом затолкала их в рот и звучно перемолола зубами, выдав мощную отрыжку. Она отводила взгляд от Ктуула – ей было больно смотреть на существо, поглотившее ее отца, поэтому она игнорировала его, сосредоточившись на ритуале. Остатки смесей она нанесла себе на шею и обмазала пальцы.

– Это что-то, что даст тебе магию, малышка Малек?

Амалия вздрогнула, сжалась, будто нашкодивший щенок, развернулась к вечному и уставилась на него во все глаза.

– Вы же обе помните, что Томара Бай больше нет? Он мертв, а ко мне перешла его память. Вы собираетесь возиться с трупом; более того, вы не в силах убить меня, только освободить от этих оков – а это именно то, чего я хочу. Интересно, в кого я вселюсь, когда выберусь? В тебя, крошка-колдунья, в какого-нибудь слугу или, может, в посла другого государства? – интригующе заговорил он, улыбаясь кончиками губ и вставая вплотную к решетке, обхватывая ее прутья. – Я готов, так что давайте, творите свою магию!

Маля хотела ответить что-то резкое, необдуманное, но я схватила ее за плечо и наклонилась, чувствуя жар ее кожи:

– Не смей. Он провоцирует нас. И играет. Делай, что должна!

И горло Амалии засветилось нежным золотистым светом. Она запела, разводя также вспыхнувшие руки в стороны, а я отошла, освобождая ей место. Ктуул отшатнулся назад, вглубь клетки, что-то быстро-быстро заговорил, и новая порция тревоги проступила на искаженном лице. Он предупреждающе выставил ладонь вперед, когда волна колдуньи ударила его в грудь и опрокинула прямо на кофейный столик, разбив последний вдребезги. В тот же миг она рикошетом отпрыгнула в потолок, из-за чего тот почернел, а потом запрыгала по комнате, сбивая мебель, картины и прожигая тонкую ткань. И под конец метнулась обратно к Мале, отчего девушка пошатнулась и не упала только потому, что я вовремя подхватила ее под мышки.

– Получилось? – спросила я, поддерживая ее. Подруга мотнула головой, показывая, что все нормально. Только тогда я отпустила ее и устремилась ко входу в клетку, пытаясь увидеть, что происходит в потемневшей комнате – от магического пульсара погасли почти все свечи.

Мы напряженно уставились на лежащего бога. Но я первая заметила, как в нем зажегся бело-золотой свет и вылетел наружу, направившись прямо на меня. Столкновение с ариусом окончилось моим поражением и громким хлопком: я отлетела в стену, ударившись затылком и быстро сползая вниз. Ктуул, уже успевший выползти из-под обломков столика, разочарованно цокнул языком.

– А ведь мог пришибить. Вы же не думали, что магия есть магия и ей все равно, кто ею пользуется? Не получилось заклинание – остатки достались мне. Спасибо, я найду, на что их потратить, – сказал он, поднимаясь и отряхивая осколки стекла с халата. Из порезов на руках капала кровь, но они его совсем не беспокоили, а даже веселили. В глазах вечного загорелось нечто нехорошее, когда он посмотрел на ошеломленную Амалию.

– Кстати, дорогая Селеста, что с твоими силами? Ты беспомощна, как младенец. Я намеревался лишь раззадорить тебя, а не размазывать по стенке, но ты вообще не способна на сопротивление. Что с тобой, девочка?

Поднявшись, держась за стенку, видя перед глазами разноцветные мушки, вспыхивающие, словно фейерверки, я покосилась на застывшую Малю. Этот раунд был проигран вчистую. Нет, я смутно догадывалась, что метод очистки от остаточной магии вряд ли вот так, за пару недель, удастся переделать в полноценный ритуал изгнания старого Бога из тела человека, но все-таки я была сконфужена. Еще и оттого, что действительно стала слишком слабой. Ариус ныл под кожей, неприятно холодя сосуды, и я не могла остановиться – растирала руки, плечи и шею, пытаясь согреться или хотя бы заставить его курсировать не так болезненно.

– Мы попробуем еще. И еще. И еще, пока не найдем, как изгнать тебя. Стереть с лица земли, отправить обратно в ту бездну, откуда ты выполз, – процедила подруга, пнув туфлей решетку с громким лязгом. – Я видела твой страх, старый бог. Значит, ты боишься покинуть тело моего отца. Значит, это возможно.

Ктуула агрессия молодой колдуньи совсем не впечатлила. Он с легкостью закрыл раны от стекла, обтер лицо от крови полами халата и улыбнулся, демонстрируя белоснежные зубы, похожие на клыки.

– Ты так уверена в этом! Но посмотри под другим углом. Мой страх разогрел тебя, ты ринулась колдовать, даже не обдумав происходящее. Мне это на руку. Теперь у меня есть немного твоей энергии. Хоть я и не смогу с ней выйти из клетки, но есть много вещей, на которые ее можно потратить. И потом – король увидит, что вы натворили, и как полагаешь, что он сделает? Оставит все как есть? Не думаю.

Я отодвинула собиравшуюся вновь разразиться злобной тирадой Малю и встала напротив вечного, который также подошел к решетке. Вблизи стало видно, как быстро затягиваются порезы, как впитывается через поры кровь, как оживилось его лицо, раззадоренное нашим нападением. Он был в восторге от нашей агрессии и явно желал большего.

– Чего ты хочешь?

Пленник оглядел меня с ног до головы и как-то задумчиво скривил губы, приложив руку к подбородку, словно раздумывая над моими словами.

– А чего ты хочешь, белая драконица?

– Освободить Томара Бай.

– И это все? Мысли шире! Нам нужно наладить контакт, драгоценная белокрылая, раз ты так дорога нашему общему другу.

– Он тебе не друг.

Ктуул рассмеялся. Его рука устремилась вперед, и я отшатнулась, когда он коснулся прутьев. Он погладил холодный металл, будто это были мои волосы, и облизнул губы, предвкушая что-то интересное. Меня передернуло от отвращения.

– Но и ты его другом не считаешь. Какое тебе дело до того, кто причинил так много боли? Ведь это он виноват в том, что ты потеряла Артана и свою жизнь. Хочешь отомстить? Хочешь освободиться? Я знаю, как это сделать, – видя, что я не проявляю интереса к его словам, вечный прислонился лбом к прутьям и свистяще прошептал: – А может, хочешь стать сильнее? Освоить на полную ариус, чтобы никто не смел тебе указывать? Знаешь, твоя сила велика. Ты можешь исцелять людей. Даже находящихся на грани смерти. Интересно ли тебе узнать, как?

Наверное, что-то такое промелькнуло в моих глазах, раз он удовлетворенно улыбнулся, отстраняясь назад.

– Приходи ко мне завтра одна – и я расскажу, как. Я научу тебя. Всему, что знаю об ариусе. Ты станешь такой же сильной, как Никлос. А может, даже сумеешь превзойти его. Стать первой в вашей связке. И уже он будет следовать за тобой.

Подруга, стоящая позади, недовольно хмыкнула.

– Как легко ты перестраиваешься! – воскликнула она презрительно и обратилась ко мне: – Не слушай его, он манипулирует тобой. Ему нужно установить с тобой связь, чтобы привязать к себе. То, что он предлагает, называется связкой «Учитель – ученик». Основа магического обучения. Это примитивные и мощные узы, которые свяжут вас навек. И только мертвые знают, чем это может обернуться.

Видимо, Маля попала в точку – так недовольно скривился Ктуул.

– Воля ваша. Я лишь предлагаю помощь в обмен на дружбу. У меня нет причин воевать с тобой, Селеста. Как и с Никлосом. И даже с тобой, воинственная Амалия Бай. Мне жаль, что твой отец умер, но былого не возвратить. Его тело досталось мне, и когда я его покину, останется бездушная оболочка – зомби, если, конечно, вам известен этот термин.

– Иди к морвиусу! – безапелляционно ответила колдунья, вновь ударяя по прутьям, а после схватила меня за руку. – Пошли, нам пора.

Я было собралась идти, но в голову пришла одна неприятная мысль:

– А король? Он чему-то учится у тебя?

Вечный загадочно поднял кончики губ, и свет в камере померк, а когда загорелся вновь, не осталось ни единого следа нашей атаки.

– У всех свои секреты, драгоценная Селеста Каргат. Приходи в любое время, теперь нам есть о чем поговорить. И не беспокойся – о вашем визите Никлосу не станет известно.

Глава 5

Дорога сомнений

Никлос

В глазах короля застыло ее отвращение. Неотвратимость отрицания их будущего. Она стала бойцом. Мягким, но изворотливым, как ящерка, способная сбросить хвост, чтобы сбежать от опасности как можно дальше. Такие прячутся в джунглях в глубине континента, среди толстых лиан, сливаясь с грубой корой, застывая в ледяной неподвижности, останавливая собственное сердцебиение. Поймать их удается только на грани жизни и смерти, и тогда в руках оказывается почти мертвое создание, безучастно глядящее черными глазами, но при любой слабине готовое сорваться с места и удрать. И лишь кровь от отвалившегося хвоста вычерчивает бурые, быстро засыхающие полосы на ладони, будто предсказывая, какой неудачей обернется поимка такой ящерицы.

«Именно это я с ней и сделал, – думал Ник. – Поймал, когда она была готова умереть в попытке спасти себя и свою любовь. Это я вынудил ее дойти до состояния полной безысходности, чтобы обратиться к самой опасной магии нашего мира. И теперь мы оба расплачиваемся за это».

В зале так много влажных и темных глаз. Они неотрывно смотрят на нас, пытаясь угадать, что происходит и почему так печальна будущая королева. Почему она дергается, как от удара, от прикосновений жениха?.. Никлосу стало невыносимо находиться здесь. Душно. А быть рядом с Селестой – это как пытаться схватить молнию. Только тронь – и лишишься кожи, а обожженная культя станет вечным напоминанием об опрометчивости, неразумности.

Рядом с ней ему хотелось сделать это. Так иногда тянет опустить руку в костер и поглядеть, что будет. Черному дракону не терпелось вновь отведать ее на вкус. Попробовать, какой она станет, когда он сдерет с нее это дурацкое воздушное платье, разорвет в клочья корсет и на лоскуты порвет нижнее белье. А добравшись до дрожащей кожи, вопьется в нее, раздвигая женские ножки, запуская язык прямо туда. И разве после его ласк сможет она и дальше твердить, что ничего не чувствует к нему? Разве она сможет устоять и не истечь влагой, когда король войдет в нее так, как это было им предначертано всеми проклятиями и судьбами мира?!

От этих мыслей немел язык и путалось сознание. И, возвратившись фантомом, будучи уже вдалеке от зальной духоты, мужчина вновь наговорил ей гадостей, боясь исполнить свои фантазии, раз за разом вспоминая, чем все обернулось в прошлый раз. Ах, этот ненавистный Артан Гадельер, отнявший ее у него! Этот сукин сын был его единственным близким другом, и он должен был сразу понять, что белая драконица – не для него! А он посмел увезти ее, забрать, он вырвал ее из рук короля и до сих пор называет своей!

Мысли вскипали, как поднимавшийся над песком черный кофе, грозясь перелиться через край и обрушиться грязной волной с камнями и галькой на поверхность его разума. Ник не сопротивлялся им, памятуя слова Ктуула. Сильные эмоции – сильный нориус, в последнее время терявший свое былое всемогущество.

Король встал на крыло и поднялся над дворцом, забираясь вглубь океана. Его не пугала встреча с Агондарием и его армией, улепетывавшей при его приближении. Он десятки раз спускался в самые крутые морские глубины, забираясь в подводные гроты, путешествуя вдоль великих рифов и морских обрывов, купаясь в горячих, как лава, серных источниках в попытках отыскать хоть одну завалящую русалочку. Но тщетно. Города, улицы которых некогда зеркально повторяли наземные проспекты и лабиринты, заброшены, покинуты в спешке. И лишь толстые акулы да проворные дельфины шныряют там, ища, чем бы поживиться. Мертвые города. А Ктуул утверждает, что он здесь ни при чем. Что та сила, что крушила и до смерти пугала подводников, ушла в момент, когда вечный оказался на земле. Она потерялась с его воплощением в теле колдуна, и к происходящему на дне морском он не имеет никакого отношения.

Старый бог коварен. Он постоянно тянется к Никлосу, дурманя разум сказками о прекрасных мирах и восхитительных созданиях, что обитают за пределами этой планеты. Он детально описывает яркий, блестящий тысячами звезд свет далеких галактик, называя населенные миры жемчужинами ожерелья и говоря, что в силах Ника совершить путешествие по нитям между ними. Ктуул соблазняет короля таинством создания новых миров, обещая показать, как роскошно горит погибшая звезда и каким фейерверком сопровождается взрыв сверхновой. Какой невероятный поток силы открывается, когда земное ядро вспыхивает и разлетается на куски.

О, коварный бог! Обольститель с маниакально горящими глазами! Он исполнял мечты Никлоса, в точности повторяя мысли короля, показывая, насколько они близки по духу. Это пугало и интриговало Ника. С какой простотой он начал рассказывать вечному о деталях прошедших Советов, о сотрудничестве с иностранными послами и заокеанскими государствами! Как легко Ктуул подтверждал королевские военные планы и как мудро чуть корректировал их, чтобы достичь наилучшего результата. В иные, спокойные дни они болтали на такие темы, которые Никлос никогда не обсуждал с Артаном, Богартом или кем-то еще. Вечный незаметно воплотил в себе все, о чем король мог мечтать: он стал его наставником, другом и почти отцом, мудростью направлявшим сына по пути, ведущему… к вечности?

От открывавшихся перспектив замирало дыхание, и Ник частенько забывался на собраниях, отвлекаясь от обсуждаемых задач и докладов министров. Его взгляд устремлялся вперед, и ему становилось непросто возвращаться к дискуссии о новых поставках пресной воды в город и о внезапном перенаселении удаленных от морского побережья малых городов. То ли дело воочию увидеть, как стоглавый полупрозрачный голубой небесный змей опускается на воздушную перину и бросает на искрящуюся серебром землю блестящую икру, собираемую местными жителями, чтобы насытить посевы, раскрывающиеся красной питательной пыльцой.

Только одно удерживало короля от захватывающих фантазий. Одна-единственная его персональная звезда, чьи мысли и чувства горели ярче любых историй старого бога. Селеста Каргат. Его белая драконица, которая казалась ему компасом и сверкающим среди кромешной тьмы маяком.

Даже здесь, среди вздымающихся морских валов, подогретых силой нориуса, он чувствовал ее там, во дворце, сияющую среди придворной грязи. И даже разрыв их связи, даже отторжение ее от их совместной силы не лишили его этого чувства. Он никогда не терял Селесту и прикладывал все силы, чтобы так оставалось и впредь.

Однако кое-что омрачало его мысли. Заключенная Сделка поставила крест на простом решении – их разрыве. Пока жив Артан Гадельер, Селеста никогда полностью не станет принадлежать ему. А значит, они всегда будут драться друг с другом, не в силах ни разорвать порочный круг, ни выйти из него. Ник понимал, что нарушение условий приведет к еще большей трагедии – потеря нориуса превратит его в обычного дракона, и исчезнет основа связи с ариусом. И он не был уверен, что его чувств окажется достаточно, чтобы войти в сердце девушки и изгнать из него даже память об Артане.

И сейчас, мучимый тревогой и неизменной жаждой успокоения, он, вдоволь накувыркавшись среди гигантских черных волн, освещенных вспышками молний и подводным пением электрических скатов, поднявшихся, чтобы собрать искры с морской глади, устремился обратно во дворец, к тому единственному, кто всегда находил слова утешения и поддержки.

На ходу превращаясь в человека, Никлос торопливо взбежал по ступеням и вошел в открытые двери дворца. На пороге его встретила служанка со стопкой полотенец, а за ней, чуть поодаль, стоял один из немногих действительно верных ему людей. Взлохматив полотенцем волосы и наскоро обтерев лицо от влаги, король принял от другой девушки чашку с крепким кофе и в два захода выпил, а потом, проходя, кивнул ему следовать за собой.

Эта часть дворца сейчас была погружена в легкую полутьму, подсвеченную лишь небольшими настенными лампами, испускавшими приятный желтый свет. Ник сознательно сократил количество персонала, оставив только самые проверенные кадры. Он понимал, что чем больше вокруг ушей и глаз, тем скорее придворные догадаются, что между ним и Селестой не все гладко, а этого он не желал. И поэтому рядом с девушкой всегда находились только самые верные ему люди. Как этот скучающий кэрр, держащий в руках бокал с легким вишневым вином.

Он по пятам следовал за Никлосом, готовясь сообщить горячие новости и при этом думая, как бы не попасться под тяжелую королевскую руку. Ник завел его в одну из малых гостиных и жестом велел сесть. Сам же прошелся вдоль ряда книжных шкафов и среди коричневых томов землеописания ангусских владений выудил курильный набор. Усевшись напротив своего шпиона и раскурив трубку, он жестом велел тому говорить.

– Сегодня. Возможно, прямо сейчас они пытаются вытащить Ктуула из Томара Бай, – легким скрипящим голосом заговорил Август Бол. – Как Вы и велели, я передал Амалии карту тайных проходов и оставил на видном месте теплые вещи. Я не задавал вопросов, не участвовал в планировании, был лишь на периферии их затеи, поэтому Селеста доверила мне эту часть.

– Молодец, все правильно, – скрипнув зубами по лакированной поверхности трубки, кивнул Никлос. Закинув одну ногу на другую, он задумчиво выпустил кольцо дыма в потолок, прислушиваясь к доносящимся из-за окна звукам грома.

Август невозмутимо допил вино и с разрешения короля воспользовался табаком, скручивая себе самокрутку. У этого парня была непростая судьба. Оба его родителя были убиты во время войны с песчаными демонами, а родственники неохотно приняли его к себе и при первой возможности сплавили в столицу, чтобы больше не нести за него ответственность. Оставшиеся от богатств семьи деньги Бол потратил на поступление в Академию общих наук, но не смог проявить себя в учебе. Однако прошлым летом раскрылся его настоящий талант: он разоблачил нескольких преподавателей, участвовавших в заговоре и сумевших избежать наказания. Август сумел выйти на людей Богарта, добиться личной аудиенции. Рассказал много чего любопытного о творящемся в академии, чем вызвал искренний интерес со стороны канцлера. И когда Никлосу потребовался подходящий кандидат на роль секретаря Селесты, выбор пал на него. Самым сложным было подстроить, чтобы девушка выбрала именно его. А на собеседовании юноша смог убедить Селесту в том, что чист как стеклышко. И стал личным шпионом короля в стане белой драконицы.

– Что дальше, Ваше Величество? Вы накажете ее за своеволие? – с интересом спросил Бол, который еще при первой встрече показал, что для него нет запретных вопросов, а свой пытливый ум он ловко прячет за аристократической скукой.

– Зачем? – недоуменно ответил вопросом на вопрос Ник, удобнее устраиваясь на диване. Он отправил нориус за служанкой с кофе, решив дать Селесте время поговорить с Ктуулом. Ему было интересно, что из этого может получиться. В то, что колдунья сможет изгнать вечного, он не верил. – Селеста свободна в своих желаниях и тайнах. Твоя задача – лишь наблюдать и контролировать, чтобы она ни во что не вляпалась. А разговор с моим гостем может пойти ей на пользу.

– Признаться честно, я до конца не могу понять, о ком именно идет речь. Ваш гость – кто он?

Король недовольно поморщился, и у Августа внутри все застыло. На мгновение ему показалось, что все пространство маленькой гостиной занял огромный клуб черного дыма в форме дракона, целящегося клыкастой пастью прямо в него. Он вжался в кресло, и пепел от самокрутки упал на черные брюки, рассыпаясь серым пятном. Миг – и все пропало, а Ник обычным голосом ответил:

– Не думай об этом. Она никогда не доверится тебе настолько, чтобы это стало для тебя важным. Наблюдай и сообщай мне обо всех ее планах. Копируй, как прежде, распорядок ее дня. И разберись, наконец, зачем она торчит в этой проклятой больнице! Я не верю, что она там ради серых детей и хирурга Флара!

Красный дракон заверил, что будет и дальше копать. Но на данный момент не было ничего, что указывало бы на иное. Девушка и правда пытается лечить больных. Ее и правда заботит будущее сирот, и жаль, что Никлос специально накручивает Совет Женевры, чтобы они препятствовали планам Селесты по созданию королевского приюта. Ему было невдомек, что это искусственное препятствие было создано с одной-единственной целью – чтобы девушка раз за разом по любому поводу обращалась за помощью к королю.

По лестнице вниз, через потайные двери, в созданную родоначальником королевской семьи тюрьму, куда заключались самые опасные враги. Она всегда пустовала, так как не было у королей таких врагов, кто заслуживал бы вместо тюрьмы Лакраш попасть сюда. До сего дня, когда Ник лично обустроил это место, стремясь, с одной стороны, сделать непроницаемую клетку, а с другой – комфортное место для создания, бывшего столь древним и умным, чтобы попытаться найти с ним общий язык.

Король личным ключом открывает дверь и находит Ктуула лежащим на мягкой постели, окруженным десятком книг и несколькими блокнотами с набросками существ и пейзажей иных миров, о которых они так много говорили. При его появлении вечный закрыл один из них, и Ник догадался, кого именно рисовал бог до его прихода. Оглядевшись, король не заметил следов пребывания Селесты, и если бы не знал, что она была здесь, в жизни не догадался бы учуять легкий аромат лилий и запах свежей крови. Сейчас вся комната пребывала в полнейшем порядке, и только пытливый взгляд заметил, что у кофейного столика стерлась краска на углу, а на полу блестит маленькая стекляшка, отколовшаяся от него.

Ник ничем не выдал своих поисков. Наоборот, он полностью сосредоточился на Ктууле, поднявшемся с кровати и перешедшем к кофейной установке в углу. Там, следуя давно сложившемуся ритуалу, вечный заварил крепкий, ароматный кофе и разлил на две чашечки, пока король с комфортом устроился на одном из кресел и положил на колени миниатюрную подушечку с забавными хвостиками. Перебирая пальцами золотистые нити, он в задумчивости уставился на одно лже-окно, мысленно прокручивая события вечера и утра.

– Я добавил немного корицы и мяты для более пряного вкуса, – ставя на столик чашки на блюдцах, Ктуул раскурил одну из принесенных королем сигарет, а вторую передал Никлосу. – Ты выглядишь расстроенным, хотя я ожидал, что после успешного призвания буремесяца ты будешь счастлив. Что пошло не так?

Ник мрачно глянул на вечного и отбросил подушку в сторону. Затянулся сладковато-горькой сигаретой и подтянул поближе чашку с дымящимся кофе. Мысли путались, витая в голове, как скрученные дымчатые кольца, поднимавшиеся к потолку.

– Ты и сам знаешь ответ, – медленно выговорил король, пристально наблюдая за реакцией Ктуула. Скажет или промолчит? Ник и сам не знал, насколько доверяет старому богу. Какие-то вещи он совершенно не скрывал от пленника, другие придерживал, опасаясь, что тот возымеет над ним слишком большую власть. Сейчас король осознал, что его откровенность действительно может сыграть с ним злую шутку, учитывая, как не торопится с ответом бог.

Тот же, невозмутимо размешивая в чашке сахар, держа в зубах сигарету и от этого щурясь на один глаз, произнес:

– Если она доставляет тебе такие муки, зачем ты их терпишь? Отпусти девушку или доверши начатое.

– Ты смеешься надо мной? – с тупым раздражением от бесконечных повторений одного и того же поинтересовался Ник. – Я сам загнал нас в тупик, и из него нет выхода! Убей я Артана – и она навсегда ускользнет от меня, а вместе с ней и нориус. А оставить все как есть – значит, и дальше мучиться из-за проклятого слияния!

Отпив из чашечки и с каким-то садистским наслаждением наблюдая за страданиями собеседника, Ктуул поставил ее обратно на блюдце и затушил и так почти погасшую сигарету. Откинувшись на мягкую спинку кресла, он сложил руки на животе и задумчиво поднял голову, отвечая как бы вскользь:

– Ты сильнее заключенной Сделки. Есть как минимум несколько выходов из этой дурной ситуации. Напряги свой разум и найди их. Я не буду подсказывать, чтобы ты не решил, что я коварно использую тебя в своих целях, в чем ты постоянно меня подозреваешь.

– Убить, не нарушив Сделку?

– Мысли шире. Эта задачка тебе по плечу, учитывая, как долго мы с тобой занимаемся. Твоя сила воистину безгранична. И только ты сам держишь ее на привязи.

Ник еще раз тяжело вздохнул, поднимаясь с места и обходя комнату по кругу, зная, что вечный не сводит с него глаз. Ему хотелось говорить о другом. Почему Ктуул не упомянул, что Селеста была здесь? О чем они говорили? Чем все обернулось? Какая выгода в умалчивании?

Пленник, словно почуяв изменения в настроении Никлоса, решил зайти с другой стороны.

– Как продвигаются поиски несносного Агондария? Уже нашел его русалочек или они все до единой попрятались в пучине морской? Даже не верится, что такую глыбу окажется так сложно найти. Искать иголку в стоге сена – это ведь не про тебя, не так ли?

Никлос вновь разозлился. Не получив привычного успокоения от прихода сюда, он вскипел и разразился неподобающей королю портовой бранью. А когда немного выдохнул, уже спокойнее заявил:

– Мы оба знаем, что мои силы иссякают. После разрыва с ариусом нориус будто потерял половину себя. И все ухищрения, которым ты меня обучил, не помогают ни в поисках подводного короля, ни в делах королевства, ни в отношениях с Селестой. То немногое, что у нас осталось, дает совсем слабый заряд, и скоро это станет всем очевидно.

– И мы возвращаемся к тому, с чего начали. Все твои проблемы оттого, что ты слишком мягок с ней. Я не говорю о насилии, ни в коем случае! – заметив, как побагровел собеседник, воскликнул вечный, вставая рядом с Никлосом, замершим у того самого фальш-окна.

Будь король более внимателен, он бы заметил, как обеспокоился Ктуул из-за его интереса к этой картине. Но Никлос смотрел насквозь и не видел, насколько натурально выглядят вздымающиеся морские волны, насколько детально выписаны чайки и как широко и сочно раскидывается над горизонтом закат, будто выходя за белые, деревянные рамки картины. И если поднести нос, то можно почувствовать слабый-слабый запах морской воды.

– Я говорю о естественном ходе вещей. Тебе под силу разрушить слияние. Тебе под силу уничтожить Сделку. Тебе под силу выйти за любые пределы, если ты сам себе признаешься, что дело не в девушке, а в том, что заключено внутри нее, – вечный осторожно положил руку на плечо Ника, обращаясь с ним, как с диким котом, и уводя от опасной картины. – Выбери то, чего желаешь. И помни, что ваше воссоединение все равно окончится трагедией. Проклятие записано на страницах Книги, и оно заработает сразу, как исчезнет это маленькое препятствие, – почти шепотом добавил Ктуул.

– Маленькое препятствие? Ты так называешь нашу Сделку? – с горечью ответил король, искоса глядя на бога. При тусклом свете казалось, будто его кожа мягко светится и лоснится, как спелый фрукт. Все в теле колдуна подверглось изменениям: со спины сошли следы от кожаных плеток палачей, пропали страшные ожоги от инквизиторского костра, исчезла седина, волосы окрепли, напитавшись божественными соками, и теперь рассыпались мелкими завитками, спускаясь по лбу к густым бровям. Он до ужаса помолодел и теперь походил на взрослого мужчину, а не на старика, одной ногой шагнувшего в могилу. И если бы Ник не знал, что в этом теле не осталось следов Томара, он обязательно попытался бы найти способ извлечь бога, чтобы вернуть друга семьи и его бывшего наставника.

– А как иначе, если выход так прост? По условиям Сделки, ты не можешь без последствий убить Артана. Ждать, когда он сам помрет, – тоже не выход. Остается то, что у меня получается лучше всего. И ты знаешь, как я могу помочь тебе. Только попроси. И назови вещи своими именами, Никлос, – почти интимно ответил вечный, пододвигаясь ближе, отчего его глаза загадочно заблестели в полутьме.

Король долго смотрел в эту черноту, отзывавшуюся исполнением всех его сокровенных желаний. Он видел истории иных миров, видел сказки, рассказанные Ктуулом ему на ночь, будто он малое дитя и нуждается в сладких иллюзиях, чтобы крепче заснуть. Он знал, что если открыто попросит, то старый бог исполнит все, чего бы он ни пожелал. И от этого все застывало внутри, ведь Ник знал, какую цену тот назовет.

Но сегодняшнее предложение было не из этого списка. Нет, оно было сделано в тот день, когда Никлос в отчаянии от угасающих сил бросился к Ктуулу, моля о помощи. И она пришла. И придет сегодня. Стоит только сказать:

– Учитель, расскажи мне, как?

Глава 6

Осыплются солью наши мечты

Никлос

Он проснулся резко, как по щелчку, и не сразу понял, что не так. Что могло его разбудить? В полной темноте роскошной королевской спальни, на мягкой перине, окруженный воздушными подушками, под нежным сатиновым одеялом он лежал, раскинув руки в стороны, и смотрел на темный потолок. Отчего ему стало некомфортно? Прохладный воздух из открытых окон приятно овевал обнаженную грудь, принося в помещение сладковато-горький вкус опавшей и уже загрубевшей листвы, прибитой прошедшим дождем.

Никлос поднялся с постели и подошел к открытому балкону. Вцепившись руками в металл ограждения, он уставился на голые деревья королевского парка, за которыми в глубине скрывалась королевская усыпальница. Тишина нарушалась только шорохом путавшихся меж собой ветвей да тихим морским прибоем. Повернув голову, он вперился обозленным взглядом в неподвижную черную морскую гладь.

Дождь закончился. А вместе с ним смолкли дикие ветра, услаждавшие королевский слух все дневные и вечерние часы. Что послужило причиной? Буремесяц, начавшийся на рассвете с его помощью, никак не мог так резко оборваться! Это невозможно!

«Ты так уверовал в свои способности, что забыл о противостоящей силе», – пронесся противный шепот в голове. Догадка, как разряд молнии, ударила его, и Ник, поводив рукой по воздуху, сунул палец в рот. Соль! Проклятая морская соль вновь отравляет воздух, а значит, все их усилия опять пошли прахом!

Король бросился обратно в комнату, миновал сквозные двери и оказался в темноте дамской спальни. Селеста, измотанная бесконечной работой и своими тревогами, впервые спала спокойно, не пробуждаясь каждую минуту, не боясь проспать рассвет, когда придется спускаться к воде и вновь атаковать магию подводников ариусом.

Подойдя совсем близко и отодвинув тонкий полог, Ник уставился на смутный женский силуэт, видневшийся в окружении больших и маленьких подушек. Девушка лицом зарылась в одеяло. Только тихое, ровное дыхание подсказывало, как глубок ее сон, раз от его приближения она не встрепенулась, нервами ощущая мощь нориуса.

Ему совсем не хотелось будить Селесту. Более того, в такие моменты король особенно остро чувствовал, насколько же мерзко он потревожил ее жизнь. Сострадание раскрылось в его сердце, и Нику нестерпимо захотелось убраться отсюда куда подальше и забыть все, что он сделал ей. Оставить в покое, отпустить…

Но он не мог.

И в эти минуты казалось, что его нутро подвесили на ниточках и без конца тянут к ней, пытаясь заставить короля обвить и ее руки тысячами двойных нитей, чтобы они танцевали в них причудливый танец страстей. Ее нынешние гнев и злость – обратная сторона этого танца.

Теперь он знал, как поселить в ее сердце любовь и стереть все препятствия. Это будет непросто, но цель оправдывает средства. А если и это не сработает, то он…

Дыхание изменилось, девушка слегка шевельнулась, и Ник почувствовал на себе ее взгляд. Ощутил, как в испуге забилось ее сердце, и как прерывисто Селеста задышала, думая, почему он здесь, чего хочет и что сделает. На одно мгновение Никлос смутился своей наготы, осознав, как неправильно можно трактовать его торопливость, однако и не подумал прикрыться. Ему приятно было ее смущение.

– Прости, – голос с непривычки прозвучал сипло. Он кашлянул, прочищая связки, и добавил громче: – Не сработало. Буремесяц ушел, и вернулась соль. Скоро рассвет, нам надо идти на берег.

Девушка задрожала, как осиновый листик, но смогла подняться на постели, подтягивая к горлу одеяло. В темноте не видно было лица, но и так понятно, что Селеста чувствует смертельную усталость и неотвратимость грядущего. Ей хотелось забыться, но перед ним она не станет проявлять слабость. Не сейчас. И не когда он так недвусмысленно смотрит на нее.

– Дай мне минуту одеться. И… сам оденься, – все-таки выговорила девушка, отворачиваясь к другому краю кровати, чтобы не пришлось даже случайно коснуться его обнаженного тела.

Пока Селеста одевалась, король сам успел собраться и даже кликнул прислугу, чтобы им организовали кофе и что-нибудь перекусить. Застегнув пуговицы на рубашке, он взлохматил волосы, прохаживаясь из одного конца комнаты в другой, взглядом обращаясь к ее спальне, прислушиваясь к доносящимся оттуда звукам. Наконец дверь отворилась – и на пороге появилась девушка в строгом, почти военном костюме, сшитом по ее наброскам мастером Марклом.

Он прекрасно облегал точеную фигурку, подчеркивая изящную талию и высокую грудь. Селеста убрала волосы в тугую косу, не надела ни единого украшения и вид имела суровый. А под ним скрывалась все та же маленькая девочка, боявшаяся сойти с площадки вниз и впервые обернуться драконом.

В этом была вся она – тонкий стебелек с металлическим стержнем. Красивый, пышный бутон, внутри которого сладкий яд и острые лезвия. Она была и желанной, и невыносимой одновременно. И видом своим провоцировала проверить на прочность. Узнать границы силы духа. Как сильно можно ее сжать.

– Я думала, ты способен на бо́льшее, – почти язвительно заявила Селеста, оглядываясь и замечая поднос с кофе и булочками. Подхватив чашку со стола и вцепившись зубами в выпечку, она невозмутимо начала есть стоя, параллельно делая большие глотки, словно разом пытаясь проглотить как можно больше еды и воды.

– Я тоже так думал, – мягко ответил он, предлагая присесть, но девушка проигнорировала его предложение, и он сам остался на ногах. Она глядела в открытое окно, словно надеясь, что в любой момент послышится мягкий шелест дождя, а потом прозвучат раскаты далекого грома, и буремесяц вернется. Но тщетно. Никлос чувствовал это всем своим нутром.

– Как видишь, не только твои силы ослабли после разрыва. Нориус тоже не такой, как прежде.

Селеста замерла, широко распахнув глаза, будто ее ударили.

– То есть как это? – непонимающе спросила она, а потом перечислила все его новые способности. – После всего этого ты смеешь утверждать, что… ослаб?!

– Это лишь игры. Ничего более. Маленькие фокусы, не имеющие ничего общего с истинной властью нориуса в расцвете. Видела бы ты, что творил мой отец. И… вспомни, на что был способен Классарий, когда появилась белая драконица.

Селеста, дожевав последний кусочек булочки, оставила его слова без ответа. Она и правда выглядела изможденной. Под глазами залегли глубокие синяки, губы обветрились и пересохли, она постоянно щурилась, а на щеках остались следы от попыток растереть кожу, чтобы проснуться.

– Я хочу, чтобы ты сегодня осталась во дворце. Отмени все планы, выспись и отдохни. Нет ничего в этом мире важнее твоего здоровья. Иначе окончательно свалишься, и все наши усилия пойдут прахом.

– Можно подумать, они уже не пошли, – мрачно ответила она, упрямо поводив носом из стороны в сторону. Глянув на время, девушка предложила выдвигаться. Король помог ей надеть теплое шерстяное пальто, аккуратно пройдясь по шелковистому ряду звеньев тяжелой косы. Под пальцами такая тонкая шейка с выступающим хребтом, будто Селеста – это призрак, а не живой человек. Она прозрачна до тошноты.

Даже не пытаясь взять ее под руку, он идет к выходу, обращаясь к девушке с новыми доводами:

– Об этом и речь. Ты растрачиваешь свой дар на отдельных детей, но то, что мы делаем, помогает им всем. Если не будем уничтожать соль и призывать дожди, тысячи и тысячи свалятся в горячке солевой болезни – и те немногочисленные выздоровевшие тоже. Подумай об этом.

Она повернула голову. В женских глазах застыло непонятное выражение, будто за ее попытками исцеления скрывалось нечто бо́льшее, чем она не могла поделиться с ним. Освоение этой грани ариуса превратилось в навязчивую идею, и Селеста отчаянно пыталась развить дар, чтобы стать такой же сильной, как и Клэрия.

– Ты хочешь спасти Агондария? – спросил Никлос, когда они на крыльях спустились на берег и обратились людьми. Селеста застыла у воды, с отвращением разглядывая соленые насыпи. Каждый день она стирала их подчистую, а они упрямо вырастали вновь, дразня немалыми размерами и разноцветным блеском. Ковырнув ботинком ближайшую, девушка поморщилась от поднявшихся соленых испарений, будто внутри соли есть огонь, распространяющий ее и по воздуху тоже.

– А что, если так? – тихо спросила она. – Ведь договоренность Клэрии удерживала Подводный мир от войны с землей. Я верила, что мы сильнее их, но ошиблась, и за мои ошибки расплачиваются другие. Сколько умрет сегодня, а сколько умерло за эти недели? И сколько умрет к концу года? Если подводный король получит желаемое, войне придет конец.

Ник подошел к ней и взял за руку, прижимая к груди. Он проникновенно сказал, заглядывая в мрачные, потухшие глаза:

– А что, если нет? Что, если он станет сильнее, и все сделанное окажется лишь цветочками по сравнению с тем, что Агондарий захочет сделать, обретя всю силу? И нам нечем на это ответить. Я верю, что он действует на пределе своих возможностей, что это приведет его к смерти – и отрава исчезнет. Это война на выносливость. Кто окажется упрямее.

– А если нет? – девушка смотрит на свои пальцы в его руке, отмечая, какой белой выглядит ее кожа на фоне его смуглой и как осторожно он водит указательным пальцем по ее безымянному, на котором угнездилось помолвочное кольцо с маленьким черным алмазом.

Мужчина отпускает Селесту, и она тотчас отступает назад, прямо в соль, погружаясь в нее, как в песок. Девушка растирает ладони и без конца трогает кольцо, надетое во время пышного торжества в окружении всего цвета аристократии в Клэрийском Соборе под величественную, традиционно королевскую музыку. Тогда она через силу улыбалась и по традиции поцеловала кольцо, чтобы время помолвки не тянулось слишком долго, как и траур по «погибшему» Артану.

Никлос был на седьмом небе, он повторял, что все к лучшему, что так и должно быть, что пришедшее после дождей солнце – это знак грядущих перемен. Что она обязательно поймет, что это правильный выбор, и они будут счастливы. Кто бы знал, что солнечные дни наполнятся ядом, а их помолвка – такой бесконечной горечью…

– Тогда останется только одно. И сделать это придется тебе, – как можно мягче и тише сказал он. У Селесты задрожали губы, и она нервно сглотнула, прогоняя отравленные слезы. Нет, на это она пойти не могла, а потому отвернулась от него, настраивая ариус и пытаясь трансформировать свои чувства в волны, способные изничтожить соль.

Никлос идет по темному, спящему дворцу и в своей мрачности не видит, куда ведут его ноги. Он слышит призраков прошлого, перед глазами встают лица почивших родных, появляются ушедшие люди. Вспоминаются дни, когда он был совсем юн и только-только начал осознавать, насколько велика пропасть между ним и остальными. Тогда он впервые влюбился.

Это была молодая кэрра, приехавшая на Равновесие невест. Дева из рода голубых драконов, прекрасная и невинная. Он стал у нее первым. Она не смогла отказать и все повторяла, как сильно полюбила его. В ней было мало огня и слишком много мягкости. Белая незабудка Юлия, не имевшая шипов и когтей. Ник был просто очарован ею и готовился сделать предложение.

Его отец сказал «нет». Король Словен был достаточно опытен, чтобы сразу распознать в этой невинной овечке опасную гарпию, за которой стоит влиятельная семья, стремящаяся выйти из-под опеки Синего дома.

В разгар свадебного цикла королева Женевра подстроила случайную встречу Никлоса и Юлии, когда та хвасталась подругам, что вертит принцем как хочет. Что после лишения ее девственности у него просто нет иного выхода, кроме как жениться на ней. Разбитое сердце Никлоса обернулось для нее постригом, так как нельзя в Каргатском королевстве допускать даже мысль о владении королевским разумом.

С тех пор Ник сторонился придворных дам, предпочитая ничего не значащие, а зачастую и вовсе тайные знакомства в квартале развлечений. И в каждом невинном цветке ему мерещились отравленные иглы, стремящиеся оказаться у него под кожей. Так было до Селесты Винцель.

Теперь же он с грустной усмешкой отмечал, что все-таки угодил в этот капкан. И пускай он сам его создал, он не мог больше им управлять, до смерти боясь того, что будет, если их связь окончательно оборвется.

Сейчас король бродил по запутанным коридорам, заглядывая в пустующие спальни и кабинеты, прохаживаясь по танцевальному залу, разглядывая остатки прошедшего бессмысленного празднества. В итоге он остановился в заседательном зале.

Завтра состоится очередное собрание. Завтра ему придется признать, что попытка призвать буремесяц обернулась провалом, а значит, пора корректировать планы и всерьез рассматривать возможность эвакуации столицы до момента полной катастрофы. Ему придется смотреть в ожесточенные, а оттого пустые лица министров и секретарей, чиновников и служащих и признаваться в собственном бессилии, наблюдая, как они теряют веру во всевластие их черного повелителя. К чему это приведет, Ник не знал. А потому отчаянно грыз себя за то, что собирался сделать с Селестой, веря, что это единственный путь вернуть не только ее, но и собственные силы. А с ними и Демона, с помощью которого он планировал раз и навсегда покончить с подводным королевством.

Никлос до последнего оттягивал момент возвращения в спальню, зная, что она ждет его. Что девушка думает о нем в эту самую минуту и проклинает собственную слабость, из-за которой не может не прийти к нему, чтобы вновь соединить их силы, напитываясь от их взаимосвязи. Она не ждет их объятий с той же надеждой, как он, а мужчина не может заставить себя идти туда, зная, что когда она уйдет, начнется нестерпимая мука, утолить которую в силах лишь одна женщина.

Вернувшееся солнце вовсю шпарило над притихшей столицей. Заложенные на набережных со вчерашнего дня баррикады так и стояли, немым укором глядя в серое небо. Прошедший утром дождь стал жалким подобием вчерашнего триумфа стихии, и жители гадали, куда делся буремесяц. Негромко звучал колокол Клэрийского собора, оповещая о наступлении нового дня. Ему вторили крупные черные во́роны, в больших количествах слетавшиеся в полумертвый город, особое внимание уделяя покинутым кварталам. Размножились тысячи серых крыс, днем скрывавшихся в канализациях и подвалах городских домов, а ночью выползавших на промысел. Говорят, некоторые так отожрались павшей домашней скотиной, что вымахали до размеров кошек, которые утратили власть над улицами, уступив место более выносливым хищникам.

Король покидал спальню, оставляя за собой пустоту и бесконечно усталые глаза, неотрывно глядящие ему вслед. Каждый раз он говорил себе: «Это в последний раз» – и каждый раз нарушал данное себе обещание. Эта женщина нашла единственное место, где обрела покой, но он пришел и туда, поставив себя выше ее желаний. И… она никогда не говорила «нет». Она ждала его всегда.

Застегивая ремень брюк, стоя у зеркала, глядя на ее отражение, он видит, что черты ее лица исказились. Будто она – разбитая пузатая бутылка с рыжим, ржавым дном. Он замечает следы копоти на потолке и стенах. Он знает, что она взрывается, и не понимает – его приход не дает ей сгореть до конца или, наоборот, приближает этот конец?

И никогда не спрашивает об этом.

Никлос сразу направляется на учения в удаленную от берега долину, где собираются отдельные отряды регулярной армии, тренируясь в связке с колдунами, отрабатывая глубинное погружение и осваивая новые методы сражения под водой.

Здесь шумно и мокро. Солнце, выглянувшее из-за набежавших утром с его помощью туч, освещает огромное озеро с кристально чистой водой, высокие волны и глубокие воронки, среди которых резвятся разноцветные драконы. Их мокрая чешуя сверкает под яркими лучами, переливаясь сотнями оттенков, создавая удивительную радугу, разбиваемую только тусклым мерцанием серокрылых. С высоты птичьего полета – невероятное и завораживающее зрелище, напоминающее кипящую ртуть.

Стройные ряды закованных в броню из лавы драконов на берегу отрабатывают стремительное погружение и сражаются с иллюзорными, но плотными морскими гадами. Командиры кричат до хрипоты, раздавая четкие команды, контролируя построение десятков и сотен, создавая новые варианты атакующих звеньев и морских колец, на ходу корректируя тактику.

Им не менее громко вторят старшие колдуны, управляющиеся со своими подчиненными чуть поодаль. Они работают над заклинаниями, нагревающими воду, из-за чего их часть озера спряталась в густом пару. Оттуда доносится гром, что-то взрывается и разлетается снопами разноцветных искр. Ученики действуют строго по команде, стремительно реагируя на новые препятствия, создаваемые отдельной командой колдунов.

Черный дракон спустился неподалеку от стоящей на пригорке командирской палатки, откуда доносились жаркие споры и пререкания. Он видел, как над большими картами склонились его лучшие командиры, без конца вычерчивавшие новые варианты развития событий. Никто не знает, в какой момент у подводного короля сдадут нервы и он выйдет со своей армией на землю. Или же когда Никлос отыщет в океане сердце подводного народа и поведет сражаться с русалками.

Рассматривая оба варианта, они создавали самую подходящую тактику боя, радуясь вседозволенности. Неудавшийся переворот дал дорогу многим незнатным, но талантливым военным, не скованным общепринятыми правилами ведения боевых действий и готовым к экспериментам, поощряемым королем.

Основным инструментом войны были именно драконы, неподвластные подводной магии и сами по себе являвшиеся грозным оружием. Их поддерживали колдуны, которые должны были нивелировать остальные возможные методы борьбы с наземным королевством. Каждый присутствующий понимал, что русалки занимаются тем же самым под водой.

Все – и русалки, и наземные – возлагали надежды на своих лидеров. Кто окажется сильнее в прямом столкновении? Агондарий или Селеста с Никлосом? Прошедшие недели сильно подорвали веру в нориус, поэтому работа кипела.

Спустившись на посадочную площадку и превратившись в человека, Ник моментально был окружен секретарями и младшими командирами, докладывающими о достижениях за прошедшие сутки. Он на ходу корректировал и вносил изменения, параллельно раздавая собственные указания. Его появление, как рябь на воде, изменяло обстановку на озере.

Наконец он добрался до главной палатки, где в окружении подчиненных находился Акрош Адегельский, нынешний первый маршал. Сидя в испачканной пеплом, мокрой, рваной рубашке, некогда белой, тыкая указательным пальцем в лежащую на вытянутом прямоугольном столе карту, он говорил негромко, но крайне четко:

– Вы не можете перекладывать любое действие под водой на нориус и уж тем более ариус, я отвергаю этот вариант, так как мы не в состоянии предугадать, как и когда пойдет битва. Поэтому эти десятки должны быть готовы сражаться и в отравленной чернилами спрута воде. Без вариантов. Используйте метод Карася, покрывайте их чешую слизью медуз, если это работает.

– Но она снижает скорость дракона! В связке с новыми мешками воздуха солдаты станут неповоротливыми под водой. И у них не будет времени, чтобы перестроиться на эту битву. Покрывать каждого дракона слизью придется около часа! Слишком большой срок! – возражал один из командиров правого крыла, кэрр Данир Агельский. Он был отчаянно юн по сравнению с остальными и запальчив, оттого и задавал вопросы, не в состоянии слепо повиноваться.

– Дэр Майстер, Вы утверждали, что колдуны-химики работают над этим, как результаты? – щелкнув пальцами, Акрош призвал одного из магов, в отдалении проговаривавшего свои вопросы. Немолодой, закаленный войной с песчаными демонами, Майстер тотчас обернулся к нему.

– Процесс идет. Мы придумали капсулы, которые можно поместить в рот дракона и в нужной последовательности вскрывать клыками, чтобы они работали в зависимости от потребности. Одну из них можно заточить под это.

Что-то бухнуло со стороны озера, послышались громкие крики, и все обернулись, замечая короля. Приглядевшись, они увидели остатки схлопнувшегося морского смерча и нескольких драконов, вытягивающих оглушенных товарищей из воды.

– Вы, главное, на учениях солдат не прибейте в стремлении создать максимально приближенную к боевой обстановку, – мрачно усмехнувшись, в полной тишине заметил Никлос. Один из командиров, отдав честь, тотчас направился вниз, чтобы проконтролировать и разобраться в случившемся.

Пока одни, не дождавшись королевских указаний, вернулись к работе, другие включили Ника в свою дискуссию, чтобы разобраться, на какие именно учения стоит пригласить нориус, ожидать ли Селесту и… тот эффектный образ, увиденный всеми в Ночь трезубцев и костей.

Подхватив со стола кем-то не допитый бокал с вином, правитель ответил односложно:

– Работайте так, будто нас там не будет, – чем заслужил внимательный взгляд Акроша, выглядевшего на удивление свежо, учитывая, как удачно он повеселился прошлой ночью.

Устроив перерыв, король увел первого маршала из палатки, чтобы услышать его полный отчет.

– Мы работали и над ночным сценарием, и над дневным. Весьма прискорбно видеть, что буремесяц закончился, не успев начаться. Но мы готовы и к такому развитию событий. Ждем вашей команды.

Никлос продолжал наблюдать за потрясающей картиной, развернувшейся над сонным, удаленным от всех торговых путей озером. Оно почти не имело притоков и сверху выглядело, как гигантский кратер, будто в это место свалилось нечто огромное. По легенде, именно сюда пал Карг, попав в этот мир. Он пролетел по небу сверкающей горячей звездой и пал на землю с таким грохотом, что даже старые боги услышали и устремились сюда. С тех пор озеро именовалось на языке старых эльфов «Ровинох», в переводе – «павший». А местные называли его Черным, ведь ночью эти прозрачные воды становились настолько темными, что полностью поглощали свет Луны.

– Похоже на самоуверенность, высокомерие, даже пренебрежение нашим врагом, – как бы вскользь заметил король. Акрош в это время внимательно вглядывался в очередной созданный смерч, от которого частично потемнело небо и образовался воздушный черный змей, спускаемый прямо в водяную воронку, к расходящимся в стороны драконам. Самым сложным было взлететь с воды, ведь крылья дракона, хоть и обладали впечатляющим размахом, все же плохо выдерживали резкий старт с места. Желательно было иметь либо полосу разгона, либо приемлемую возвышенность. Для водного старта приходилось использовать магические ступени, чтобы хоть как-то компенсировать сопротивление воды.

– Ожидание – хуже всего. Мы можем до бесконечности репетировать все возможные сценарии, но никому прежде не приходилось воевать с подводным миром. Мы просто не знаем их сил. Не знаем численности. Достаточно ли стотысячной армии для войны с неизвестным противником? Придется ли подключать Международный союз, учитывая, что Каргатское королевство никогда прежде не выступало в роли просителя? Мы на неизвестной территории, и только Ночь трезубцев и костей дает подсказки, какой может быть эта война. Но мы ничего не знаем наверняка, – в голосе первого маршала зазвучала усталость. Он слишком часто об этом думал и постоянно был настороже.

Все его заместители регулярно торчали в королевских библиотеках, пытаясь создать подлинный образ врага, и все упиралось в одно – никто прежде не воевал с океаном. Подводники не особо стремились выйти на сушу, но регулярно претендовали на притоки рек и соленые озера. Обычно они за несколько дней получали желаемое, если государство не состояло в Международном союзе и не имело связей с Каргатами. Это был подтвержденный факт: русалки признавали только силу эльфов и драконов. Все остальные были вынуждены подчиняться условиям подводников. Те, кто сопротивлялся, всегда проигрывали.

– Если все пойдет так, как я хочу, то и не придется узнавать. Война закончится за несколько часов, – негромко ответил Никлос, и Акрош встрепенулся, однако подробностей не последовало.

К полудню Ник вернулся во дворец. Получив краткую сводку за прошедшее утро, убедившись, что Селеста опять укатила в проклятую больницу, а Заседательный совет состоится ближе к четырем, он обосновался в кабинете, за обедом принимая посетителей по городским вопросам. Ближе к концу в дверях возник Богарт. Его папка распухла от документов, а перевязь совсем истрепалась, несмотря на то, что была сделана из высокопрочных нитей. Канцлер выглядел невозмутимо.

– Есть сведения о местонахождении Ниркеса. Мы выяснили, что у него была любовница в увеселительном квартале. Девушка сбежала на следующий день после его побега, однако у нее осталась больная лежачая мать, которая – вот удивительно – получает банковскими переводами достаточно денег, чтобы платить высококвалифицированной сиделке и личной прислуге. Даже более того: на днях она перебралась в городскую больницу, в комфортабельную палату. Мы разрабатываем этот вариант, думаю, через старуху сможем выйти на беглянку, а там – и на ее дружка.

– Хорошо. Но проследите через Акселя, чтобы Селеста даже случайно не пересеклась с этой больной женщиной. Ниркес однозначно высказался насчет своих планов на девушку. Не хватало, чтобы все это оказалось его очередной блестящей идеей.

Богарт согласно закивал, делая очередную пометку в документах. Перевернув пару страниц, он отчитался об обнаружении в лесах еще нескольких заброшенных капищ, после чего замялся, отводя глаза.

– Говори, не томи, – пробурчал король, отрываясь от еды и крепкого чая.

– Есть вероятность, что кэрра Кирнан Грацбурская мертва. Мы нашли остатки женского украшения с синими алмазами на одном из капищ. По словам следователя-колдуна, на жертвенном камне есть следы жертвоприношения. Мы полагаем, девушка была убита.

– Это не все? – Никлос заметил, как еще больше замялся канцлер. Он постарался, чтобы голос прозвучал максимально отстраненно, хотя внутри все застыло. Смерть предательницы… или жертвы? Кем же она все-таки была? Он постарался отогнать эти вопросы, а чтобы Богарт не догадался о его переживаниях, вытащил из стола трубку и принялся набивать ее табаком, пока канцлер докладывал.

– Последний ритуал был проведен накануне свадебного цикла, а само место находится рядом с поместьем одного влиятельного человека. Вернее, рядом с несколькими, но ближе всего к… – парень запнулся, заметив нетерпение на королевском лице. – Это безземельное поместье принадлежит почившему колдуну Томару Баю.

– Невозможно, – отмахнулся Ник. – Томар Бай мертв. И обстоятельства его смерти указывают, что он никак не может быть Баффором.

– А его дочь? – намекнул Богарт. – Рыжие волосы, высокий статус, вне подозрений из-за отца. И явный разлад в их отношениях с самого детства. Я наводил справки: в академии о ней отзываются с явным неодобрением. Она постоянно совершает странные поступки и занимается чем-то вне пределов учебной программы. И только личная протекция Селесты защитила девушку от исключения, что тоже как бы намекает на явное…

– Хорошо. Проработай этот вариант. Главное, добейся правды – как это получается, ведь если она морвиус и действует наперекор магической Сделке, то у нас концы с концами не сходятся, – прервал его король. Он не верил, что Маля – та самая рыжеволосая помощница Баффора, догадываясь, чем на самом деле занимается колдунья. Но подозрения канцлера были вескими. – Что там с Винелией? Ее ведь уже выпустили? Наш план остается в силе?

– Если мы подозреваем Акроша, то я не понимаю, почему он до сих пор управляет армией, – тотчас отреагировал на болезненную тему Богарт. Он перевернул страницы в папке. – Да, у них есть общее прошлое, в котором случилось нечто ужасное, но что именно, неизвестно, и как это может быть связано с морвиусами? Все подозрения опять-таки строятся на догадках и на данный момент – только на косвенных уликах.

– Поэтому за ними тоже наблюдай, – кивнул своим мыслям Никлос. – Это твоя работа – подозревать всех и вся. Слухи, сплетни, уговоры, сделки и интриги – ничто не должно идти мимо твоего кабинета. Тебе нужны новые люди? Нанимай, бюджет на это выделен. Главное – найди Баффора! Он продолжает действовать, люди не могут быть так организованны без своего лидера, – продолжил король, возвращаясь к ночному разговору с Ктуулом.

Подумать только, ему самому придется связываться с морвиусами! Втайне от собственной тайной канцелярии… Это было настолько противоестественно и крамольно, что он был готов взорваться, но тормозил себя, понимая, что на кону. Он и хотел, чтобы канцлер продолжал носом землю рыть, и понимал, что цель, в общем-то, потеряла смысл.

«Они – наши люди, Ник. Прикажи – и они сделают все, что попросишь. Они верны богам. Настоящим. Спроси себя, кто ты есть, и поймешь, что морвиусы – твоя паства. Тебе нет нужды преследовать тех, кто поклоняется твоей силе…»

Слова застряли в голове короля раскаленными и почти желанными мыслями. Он не был готов сказать им «нет».

Глава 7

Тропа к учителю

Селеста

Разве можно меня осуждать за отчаянный вопль, вырвавшийся из глотки в момент пробуждения? Разве можно смотреть с таким подозрением, будто я виновата в том, что сон так мощно прорывается наружу, что не получается молчать, видя, как много вокруг воды?

Я была готова поклясться, что этажом ниже с потолка льется настоящий ливень, – так много воды скопилось на полу, на который не сразу решились ступить сбежавшиеся на крик слуги. Настоящее наводнение, и опять, и снова. Сколько же это можно терпеть?! И никто не знает, что со мной не так, ведь я не могу сказать правду, а без конца врать о боли от потери мужа… даже не смешно.

Волком на них рычу, на руках ариуса покидая мокрую спальню и перебираясь в покои короля. Здесь сухо. И всегда сладко спится, если Ник забывает перенести обратно в мою спальню. Пора признаться хоть себе: все без толку. Никакая граница, никакое личное пространство не спасает от очевидного – рядом с королем мне лучше во всех смыслах. Сильнее ариус, проклятый сон не досаждает, да и сплю хорошо. Сладко. Все тревоги уходят, кроме самой очевидной, которая в очередной раз ожила сегодня ночью.

Разве можно устоять перед черным богом, в неглиже стоящим у твоей кровати? Он хорош и знает это. Знает, как выглядит, и ему нравится видеть мое смущение. Мой страх. Как в сказке про удава и кролика. Из последнего вышло удачное рагу. Вероятно, когда-нибудь так будут говорить и про меня. Даже Маля не понимает, почему я противлюсь, почему не хочу воспользоваться своей властью над ним, чтобы получить все возможные привилегии. О да, я уже наловчилась говорить «нет», но все кругом утверждают: хоть раз надо сказать «да». А то напряжение между нами скоро дойдет до точки. И мне что, сложно?!

Я истерично смеюсь и сама себе затыкаю рот. Наверное, это самая мучительная игра с совестью – кем я стану, если переступлю через себя?

Поэтому продолжаю ходить по краю. Продолжаю, как могу, отстаивать границы и рамки приличия. И говорю «нет». Каждый день и каждый раз. Хотя порой мне хочется сказать «да». И тогда все закончится. Ведь так? Мне больше не будет страшно?

– Кэрра Селеста, с вами все хорошо? – спрашивает служанка Пьетро, сухая, как корочка, девица с холодными, рыбьими глазами. Однажды она просто возникла рядом со мной, приставленная королевской рукой, и теперь караулит меня во дворце, тенью следуя, куда бы я ни пошла. Пришлось пару раз прикрикнуть на нее и даже наказать за назойливость, прежде чем мы нашли компромисс с этим явным агентом из тайной канцелярии.

Две другие горничные заканчивали одевать меня в удобное платье, готовя к выезду в город. Наверное, выражение моего лица оказалось слишком красноречивым, раз Пьетро решилась задать вопрос.

– Дурной сон, ничего более. У тебя задание: организуй встречу с кэррой Милан дэ’Винье. Я хочу привлечь ее к работе над королевским приютом, раз ей празднества и обычные мероприятия не по душе. Думаю, ей понравится такого рода благотворительность, – и я обворожительно улыбнулась.

По сощурившимся глазам Пьетро видно, что она чувствует двойное дно. Как и всегда, «шпионка» подозревает подвох. И теперь гадает, чего я удумала на этот раз. А пока приседает в реверансе и передает в заботливые руки Акселя и Августа. Догадываюсь, что чуть позже она побежит докладывать Богарту о моих передвижениях, учитывая, как незаметно перекочевала записка из рук Бола в ее. То, что секретарь стучит на меня канцлеру, совсем не волнует – это ожидаемо. Главное, чтобы остальные мои дела не доходили до чутких королевских ушей.

Я откладываю встречу с Советом Женевры, тасую колоду поставленных задач, с легкой королевской руки избавляясь от всего надоевшего и набившего оскомину, оставляя только действительно меня волнующее, а именно больницу. Туда и направилась, когда закончили работу с документами и после плотного обеда.

Стоявшее высоко солнце разочаровывало своей непривычной яркостью. И пускай Сатуральские долины не знали истинной мощи буремесяца, я догадывалась, насколько людям важно видеть естественный порядок вещей. Происходящее не было естественным, а значит, за этим стоит океан. Что может деморализовать сильнее, чем осознание, что подводный король сильнее нашего на поле, где обычный человек ничего не может сделать? Я слышала, как люди вспоминали истории об инквизиции княжества Лапалия. Она возникла как средство против распоясавшихся морвиусов, но оказалась действенной и против обычной магии. И пускай инквизиторы в итоге растеряли свое влияние, в умах простых людей идея о всеобщем равенстве осталась.

Аксель помогает сойти с подножки кареты – и мы поднимаемся к раскрытым дверям больницы. Внутри небольшое столпотворение: люди в очередях застыли, как во время крупного скандала. Но наше появление сняло напряжение, и они с каким-то воодушевлением подались нам навстречу. Телохранитель тотчас встал между нами, чтобы никто и пальцем не посмел меня тронуть. А когда зазвучали просительные голоса, за плечо повел дальше на территорию персонала, несмотря на мои попытки замедлиться и поговорить с посетителями. Повернув голову, я видела лица, полные надежды, обратила также внимание на признаки заражения. Сейчас их стало достаточно просто различать – огрубевшая, как маска, белая, потрескавшаяся кожа, ссохшиеся губы и мелкие разрезы на щеках и лбу, будто от сухости лопнула почва, с капельками засохшей крови.

«Людям не хватает воды», – мысль полоснула по нервам, и я застыла, а потом повторила слова вслух. Аксель в ответ пожал плечами – ему ничего не было об этом известно.

Навстречу вышел собранный и чем-то опечаленный Флар дэ’Мор, рядом с ним шагала Месария, что-то негромко докладывавшая доктору. Заметив нас, она умолкла и, получив указание от Флара, скрылась в обратном направлении. По лицу мужчины я догадалась, что он не рад видеть меня, однако он натянул приветственную улыбку и вежливо поздоровался.

– Оставьте нас, пожалуйста, – обратился доктор к Акселю. Телохранитель сказал, что будет ожидать меня в больничной библиотеке, и попросил не задерживаться, как вчера. С тем и откланялся.

Задумавшись о чем-то своем, Флар предложил прогуляться в небольшой ботанический сад, разбитый на территории больницы. Здесь не было посетителей с тех пор, как соль сожгла бóльшую часть растений, и цветущий сад превратился в свое ржавое, поникшее подобие. Мы остановились в глубине, возле небольшого неработающего фонтанчика. Оглядевшись, я приметила уютную скамейку, незаметную со стороны. Стоявший в закрытом саду запах вызывал неприятные ассоциации, и я недоумевала, почему доктор решил привести меня сюда.

Он мялся, говорил на отстраненные темы, сетуя о слишком солнечной погоде и отсутствии дождя, а когда я напомнила о времени, перевел дух и перешел к делу:

– Вам интересно, что стало с пациентом? – дождавшись моего кивка, Флар прокашлялся и негромко шмыгнул носом. – Он умер. Внутреннее кровотечение. Пропустили во время операции. Потом пошла реакция на соль, и под утро мужчина скончался.

Мне потребовалось время, чтобы это переварить, а собеседник безучастно смотрел на меня. Казалось, его это совсем не трогает.

– Но дело не в этом, не так ли? Вы хотите сказать что-то еще.

– Король против Вашего присутствия здесь. Официального запрета нет, однако в Секретариате мне намекнули, что если больница хочет и дальше получать расширенное финансирование, желательно, чтобы Вас здесь не было. Иначе (разумеется, поводом станет что-то иное) будет проведено повторное голосование, и меня снимут с должности, а бюджет больницы сократят.

Я скептически оглядела Флара и изящно изогнула бровь, выражая все, что думаю по этому поводу. А для усиления эффекта еще и потрескавшуюся плитку сковырнула ногой и поджала губы. Нет, поверить в то, что Ник способен на это, я могла. Но в то, что доктор вот так просто прогнется, да еще после вчерашнего, – нет!

Взяв его руку в свои, доверительно обратилась к нему:

– Боитесь открытой конфронтации? Считаете, что мне здесь не место? Скажите прямо – от ваших слов зависят мои дальнейшие действия.

Молчание затянулось. Флар всерьез раздумывал над моими словами. Поднявшись, он отошел в сторону и посмотрел на меня с непередаваемым участием.

– То, что вы делаете, – благо. Но благо временное, исходящее от одного человека. Ваши изыскания направлены только на Вас. Вашими открытиями нельзя поделиться с другими. Рано или поздно Вы уйдете, а больница продолжит работу. И от отношения с властями будет зависеть наше дальнейшее благополучие…

– То есть Ваше. Ведь если сместить неугодного главу, отношения начнутся с чистого листа. Даже более того, гарантирована лояльность нового в противовес Вашему бунту. Понимаю, – замечаю проницательно, оглядывая доктора. – Предлагаю пока поставить эту ситуацию на паузу. Я поговорю с Никлосом, и мы поглядим, что из этого выйдет. В любом случае мои действия сейчас приносят пользу. Пускай в хирургии мои навыки и оставляют желать лучшего, однако для детей я – спасение. И этого даже король не в силах отменить.

Флар согласился с моими доводами. У него не было иного выхода, ведь он невольно оказался меж двух огней. Он и не подозревал, что до этого может дойти, когда с месяц назад я появилась на пороге больницы.

Детское отделение, как и всегда, встретило громкими, возбужденными голосами. Сегодня не было новых поступлений, а нынешние детишки шли на поправку, а некоторых уже выписали домой, к родным. Сирот, как я и планировала, на днях переведут во дворец. Эта часть плана удалась. Думаю, мне удастся до конца прогнуть Совет Женевры, а Милан, являясь женой канцлера, должна помочь довершить начатое.

– Как наша малышка? – спрашиваю маленькую, щуплую девочку, зарывшуюся в не по росту большое одеяло и таращащуюся на меня огромными карими глазами.

Пока Месария развлекала остальных детей, я остановилась возле самой пострадавшей и зашуганной девочки, одной из двух, кому вчера помогла. Ей было явно лучше, но она оставалась бледненькой и до сих пор не вымолвила ни слова. А на мои протянутые конфеты никак не отреагировала – просто продолжала таращиться, пряча часть лица под краем одеяла.

– Такая большая и такая немая. Как рыбка, правда? А ты знаешь, что есть рыбы, которые умеют разговаривать? Да-да, прямо как люди! – продолжаю говорить дружелюбно, а сама отправляю в рот одну из конфет. В руках остается серебристый фантик, и я его сворачиваю в форме рыбки и вожу по воздуху, а малышка завороженно, следит за моей рукой. – У них золотая чешуя, и они обитают в морской воде. Их очень сложно поймать, а если поймаешь, рыбка исполнит любое твое желание. Главное – правильно загадать.

Я разворачиваю следующую конфету. Кисленькая, с лимонным привкусом. А обертка золотистая, и когда повторяю форму золотой рыбки, девочка несмело вытаскивает руку из-под одеяла и тянется ко мне. Я отдаю ей конфету, и ребенок приподнимается, чтобы свернуть себе рыбку. Девчушка работает усердно, загибая края фантика, рыбка получается с большой головой и маленьким хвостиком. Я рассказываю малышке сказку про рыбака, и она что-то негромко шепчет себе под нос, хмуря брови и надувая губки.

– Прости, милая, но даже целый косяк золотых рыб не сможет исполнить твое желание. Это невозможно, – я аккуратно заправляю выбившийся локон девочки обратно за ухо и касаюсь ее горячей щеки. Она смотрит исподлобья и сминает фантик в кулаке.

– Увы, реальность не такая, как сказка. А смерть… окончательна. Она без разбору и без предупреждения забирает тех, кого мы любим, и мы остаемся одни. Можно злиться, можно плакать и драться, ненавидеть весь свет, но так происходит. Это часть жизни.

По глазам видно, что она слишком мала для моих слов. Ребенок просто хочет вернуть маму и папу, бабушку и тетю. Вернуть все, как было до той проклятой ночи.

– Их нельзя вернуть, милая. Они ушли за грань. Когда-нибудь, очень нескоро, ты отправишься к ним, и вы все снова будете вместе. Но не сегодня. Эта жизнь полна удивительных и интересных событий. Ты можешь найти новую семью, завести новых друзей и идти вперед, не оглядываясь. А они будут ждать тебя там. Они хотят, чтобы ты не унывала. И постаралась найти что-то хорошее здесь.

– А моя кукла Макра? Она с ними? – раздался тихий, но отчетливый голос. – Она ушла за грань с мамой?

– А где она была?

– Когда я заснула, куклу положила рядом с собой. Проснулась здесь, а ее уже не было, и тетя сказала, что Макры больше нет, – глаза девочки стали большими-большими, и она вновь подтянула к себе край одеяла.

– Обещаю, я найду твою куклу, – отвечаю мягко, касаясь почти воздушных, кудрявых волос.

То, что поиски куклы окажутся дохлым номером, я поняла довольно быстро. Разыскать медсестру, потом разобрать документы, чтобы понять, откуда конкретно привезли девочку, – все это оказалось непросто. Как и на голубом глазу солгать Акселю, что отправляюсь на очередную операцию, так что он может спокойно дочитывать книгу или сходить в столовую, пока я буду недоступна.

Выйти незамеченной из больницы и добраться до полузаброшенных кварталов также потребовало некоторых усилий, включающих использование ариуса и прыжок с крыши здания. Так что я уже была не совсем нормальна, когда оказалась на пустынных улицах, разыскивая фиолетово-зеленый дом с красной черепицей, в котором есть третий подъезд с покосившейся дверью. Все дома здесь обгорели и выцвели, а необходимый мне находился ближе к центру квартала. Мне повезло, что врач, бывавший на этих улицах, смог вспомнить дорогу. Он даже порывался отправиться со мной, но я отказалась. И пускай это было безрассудно, и король строго-настрого запретил гулять в одиночестве, и меня повсюду сопровождал телохранитель, но мне до зубовного скрежета хотелось остаться одной!

Минут тридцать я бродила по полупустым улицам, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. В полдень здесь было относительно безопасно, но я догадывалась, что с наступлением ранних сумерек отсюда лучше убраться подальше. Люди с изможденными лицами под покровом темноты способны на всякое. А даже в обгоревших зданиях всегда можно найти, чем поживиться, несмотря на активные патрули, в большом количестве шныряющие повсюду.

Мне повезло почти чудом. Просто краем глаза зацепилась за нечто, блеснувшее на солнце, оказавшееся остроконечным флюгером с большой куриной головой. А там сквозь толстый слой сажи разглядела фиолетовую краску сверху, а снизу – зеленую. И подъезд нашелся, и даже вход снова был открыт, хотя врач предупреждал, что стража заколотила все двери от мародеров. Я немного задержалась перед входом, разглядывая черное, холодное нутро, откуда несло соленой стылостью, от которой зачесались шея и спина. На мгновение даже захотела отступить и просто купить новую куклу, а не заходить в это страшное, грязное здание. Что я здесь забыла?

Не сразу, но я поборола свой страх и вошла внутрь, напрягая пальцы и призывая ариус. Белая тьма подсветила стены, зараженные плесенью и разноцветным грибком, который, как плющ, спускался вниз, разрушая штукатурку и создавая причудливые узоры, формой напоминавшие разнообразные цветы. Поднявшись на второй этаж, я разыскала нужные комнаты и с помощью ариуса аккуратно выбила дверь, немилосердно расчихавшись, когда взметнулась серая пыль. Расчесывая глаза до красноты, переступила порог, оступившись и чуть не упав: в потолке и полу оказалась приличных размеров дыра – что-то проломило крышу. Я удивилась, что родители девочки предпочли остаться в этих апартаментах. Видимо, дела у них и вправду были совсем плохи, раз они жили в таких развалинах. Даже летний зной не спасал от стылости мертвого дома.

Здесь было всего несколько комнат: чистая, ухоженная кухонька, небольшая общая спальня со сваленными в одну кучу тюфяками с протухшей соломой. От них шел зловонный аромат, и мой завтрак тотчас попросился наружу. Я забыла, что девочку нашли рядом с мертвецами. Совсем забыла, что здесь гостила смерть. Осознание этого сделало обстановку совсем гнетущей, и каждый шорох, каждый стук или скрип скручивал нервы в болезненный узел.

От отвращения сводило живот, и я старалась лишний раз ничего не трогать. Хотя пришлось перебрать несколько кучек одежды и какой-то ветоши, прежде чем наткнулась на тряпичную куклу Макру. Мне повезло, игрушка не сильно пострадала, и медсестра Месария сможет ее отмыть и немного заштопать, прежде чем отдать ребенку.

Проведя рукой по красным волосам-ниточкам и разглядывая крупные черные глаза-пуговицы, я вспоминала свою куклу. У меня была красивая, из настоящего фарфора – подарок от родственников отца. Я не могла играть с ней, как с другими игрушками, – только под присмотром няньки. Но все равно любила ее. У нее была белая кожа и румяные щечки. Настоящая кэрра – не то, что я. Жаль, что мама продала куклу, когда отца не стало. Мне было всего десять. Горькая потеря.

Эта девочка не намного младше, чем я тогда была, а осталась совсем одна, как и другие сироты. Я почувствовала себя лучше, подумав, как она обрадуется, когда увидит любимую игрушку.